Космическая опера

4

С точки зрения журналиста, мир погряз в состоянии апатичного застоя. Политические распри затихли, кончились громкие судебные процессы, связанные с взаимными поношениями Холла и Андерсона, восстановление древних Афин завершилось, и уже несколько месяцев никто не видел лохнесское чудовище. Как ожидалось, Барбара Банквайлер развелась с великим герцогом Тибетским, а выставка новых моделей аэромобилей должна была состояться только через полгода. Кое-где, естественно, происходили события, проникавшие в заголовки новостей: «Общество синих людей» закупило четыреста тысяч гектаров земли в Центральной Мавритании, чтобы представители этого клана могли наслаждаться преимуществами древней кочевой жизни в долине Себкра де Чинчан и ее окрестностях, на прилавках продуктовых магазинов появились пустотелые соленые кренделя, вмещавшие 384,5 мл пива, а «Гвадалахарским койотам», «Лас-вегасским прохвостам», «Осакским землетрясам», «Сент-луисским мулатам», «Миланским зеленым чулкам» и «Бангалорским аватарам» сулили примерно одинаковые шансы на предстоящем Всемирном чемпионате. Но все это были дуновения вялого ветерка среди знойного летнего штиля, и проект леди Изабель, собравшейся устроить гастроли на далеких планетах, возбудил интерес по всему миру. Репортеры обращались к экспертам; замечания экспертов анализировались и подвергались критике; в конечном счете в интеллектуальных кругах разразилась буря противоречивых заявлений и взаимных обвинений. Видный представитель одной из фракций позволил себе назвать леди Изабель «чокнутой старухой», а всю ее затею – «музыкальной околесицей», тогда как другие отмечали, что накопленный экспедицией опыт мог оказаться, как минимум, поучительным для всех заинтересованных сторон. Бернард Бикель опубликовал убедительную статью в «Космологическом журнале»; в частности, он высказал следующие соображения: «Вполне может быть, что не каждый обитатель той или иной планеты способен в достаточной степени оценить весь репертуар – но какое-то воздействие неизбежно. В худшем случае сочетания звуков, цветов и хореографии вызовут простое изумление, а в лучшем – интуитивный, даже если не сознательный, энтузиазм (не следует забывать, что труппа будет исполнять, главным образом, классические образцы „большой оперы“ – манерного жанра, полного сложных ассоциативных условностей). Мы можем столкнуться с расами, способными продемонстрировать свои собственные развитые звуковые структуры – многие такие расы существуют, и мне самому привелось наблюдать некоторые из них. Другие инопланетяне вообще не пользуются органами слуха – для них музыка не поддается представлению как таковая. Тем не менее, великолепие классической „большой оперы“ и артистическая энергия людей, ее исполняющих, не могут не произвести впечатление на обитателей любого мира. По меньшей мере, нам удастся установить полезные межпланетные связи, хотя мне хотелось бы надеяться, что мы сможем внести осмысленный вклад в существование рас, которым еще не посчастливилось накопить столь же богатое и разнообразное культурное наследие».

В другой статье Бернард Бикель осторожно коснулся вопроса о существовании планеты Рлару: «К сожалению, я успел лишь поверхностно познакомиться с композициями „Девятой труппы“. Должен сказать, однако, что даже такая кратковременная „дегустация“ заставила меня задуматься. Ничего не могу сказать о местонахождении планеты Рлару: даже самый любопытный странствующий музыковед способен посетить лишь ничтожную долю известных обитаемых миров. Все же, я хотел бы указать на одно обстоятельство, которое, по-видимому, ускользает от внимания других обозревателей: судя по всем имеющимся сведениям, „Девятая труппа“ состояла из более или менее человекообразных индивидуумов, явно относившихся к космологически распространенному антропоидному типу. Если внешность, анатомия и конфигурация органов чувств могут свидетельствовать о параллельной эволюции, почему бы эволюция не могла привести к формированию сходных музыкальных идиом – особенно если учитывать тот факт, что закономерности гармонических взаимодействий не менее объективны, нежели закономерности химических реакций?»

Роджер смирился с трудоустройством в фирме «Атлантик секьюритиз» – он прекрасно знал, что лучше не создавать лишних проблем и вертеться, как флюгер, туда, куда дует ветер. И действительно, события оправдали его ожидания. Неделю он халтурил, изображая дружелюбного шалопая, после чего его вызвали в кабинет господина Макнаба. Господин Макнаб сообщил Роджеру о неких тревожных закономерностях, наблюдавшихся на бирже и требовавших немедленного сокращения штатов. Будучи служащим с наименьшим трудовым стажем, господин Вул подлежал такому сокращению в первую очередь.

Напустив на себя самый унылый вид, Роджер отправился в Балью, чтобы объяснить происходящее тетке, но там узнал, что леди Изабель улетела в космический порт в сопровождении Бернарда Бикеля. Роджер последовал за ними и обнаружил тетку в доке для оснащения кораблей, с северной стороны взлетного поля. Там «Феб» (так окрестила свой корабль леди Изабель) подвергался переоборудованию в соответствии со своим новым назначением.

Обходя док в поисках тетки, Роджер смог оценить размеры корабля – «Феб» состоял из пяти шаров двадцатиметрового диаметра, соединенных овальными трубами-переходами трехметровой высоты. Один из шаров был открыт – в нем сооружали сцену – и здесь Роджер заметил леди Изабель, совещавшуюся с главным инженером проекта. Она суховато поздоровалась с Роджером, но не выразила ни удивления, ни порицания.

Осторожно вздохнув, Роджер расправил плечи, полагая, что худшее, пожалуй, осталось позади – в предыдущих сходных ситуациях леди Изабель отличалась громогласным многословием. Теперь же, однако, она внимательно слушала инженера, пояснявшего, как он разместил в корабле театральную сцену. Пятиугольная форма «Феба» позволяла использовать значительную площадь; в центре корабля можно было установить опору с прочными кабелями-оттяжками, закрепленными на вершинах шарообразных отсеков, и все это центральное сооружение можно было покрыть шатровым навесом из легкого прочного материала, устроив таким образом достаточно обширную аудиторию.

К разговору присоединился Бернард Бикель. Он инспектировал жилые помещения и теперь сообщил, что они готовы к полету. По его мнению, каюта леди Изабель выглядела тесноватой, а его собственные каюту и кабинет тоже не мешало бы сделать попросторнее. Инженер пообещал заняться этим вопросом.

Леди Изабель отвлеклась от беседы и, посмотрев вокруг, заметила Роджера. На ее лице появилось выражение строгого недоумения: «Роджер! Хотела бы я знать, что ты тут делаешь? Почему ты не на работе?»

Захваченный врасплох, Роджер принялся оправдываться, с трудом подыскивая слова: «Сокращение штатов – надеюсь, что временное. На рынке необычное затишье; господин Макнаб считает, что предприятие нуждается в основательной перетряске – ему пришлось отправить в неоплачиваемый отпуск примерно треть персонала».

«Неужели? – ледяным тоном откликнулась леди Изабель. – Когда я говорила с ним в последний раз, он ни о чем таком не упоминал».

Роджер заметил, что в финансовом мире катастрофы нередко носят молниеносный характер: «Естественно, господин Макнаб хотел, чтобы я продолжал работать, но, по его словам, если бы он уделил мне особое внимание, другие могли бы рассматривать это как фаворитизм. Я сказал, что в сложившейся ситуации ему следовало, конечно, принять самое беспристрастное решение, не считаясь с личными предпочтениями».

«Роджер! – вздохнула леди Изабель. – Просто не знаю, что с тобой делать. Тебе дали прекрасное образование, у тебя хорошие манеры – когда тебе заблагорассудится, ты способен проявлять своего рода невзрачное обаяние – и, конечно же, тебе невозможно отказать в умении жить на широкую ногу. Если я перестану тебя содержать, что тогда? Ты умрешь с голоду? Или, может быть, настойчивые потребности желудка заставят тебя взглянуть в лицо действительности?»

Роджер выслушивал выговор молча – по его мнению, только таким образом он давал понять, что его достоинство непоколебимо. В конце концов леди Изабель развела руками: «Надо полагать, мне придется с тобой делиться, пока у меня не останется ни гроша!» Она снова обратилась к инженеру, и Роджер с облегчением отошел в сторону.

Он тут же заметил чрезвычайно привлекательную девушку, с любопытством разглядывавшую космический корабль. На ней были коричневый костюм в черную полоску и круглая черная шапочка; будучи несколько выше среднего роста, она двигалась с бессознательной грацией существа, не подозревающего о существовании недугов. У нее были каштановые волосы, карие глаза и классически правильные черты лица. Она произвела на Роджера самое благоприятное впечатление с первого взгляда – и со второго, и с третьего. Девушка излучала женственную притягательность: смотреть на нее значило желать приблизиться к ней, осязать ее и заявить о своих правах на нее. Но ей было присуще нечто большее, нежели телесное очарование. Даже с первого взгляда – а Роджер никогда не подозревал в себе особую интуитивную чуткость – он ощутил в ней нечто чудесное и чрезвычайное, некий легендарный, не поддающийся определению зов к возвышенному.

Девушка заметила внимание Роджера. Судя по всему, оно не вызывало у нее никакого раздражения. Роджер улыбнулся, хотя и без особого энтузиазма – недавняя головомойка не способствовала укреплению в нем самонадеянности. Но девушка смотрела на него с выражением, почти напоминавшим восхищение, и Роджер невольно задал себе вопрос: что, если каким-то чудом сия баснословная красавица заглянула в глубину его души и осознала все величие и великолепие его сокровенной сущности?

А теперь – чудо из чудес! – она приближалась к нему, она заговорила мягким тихим голосом с едва заметным акцентом; Роджер не умел его распознать, но акцент придавал каждому ее слову поэтический ритм: «Эта дама в роскошном платье – леди Изабель Грэйс?»

«Именно так, вы совершенно правы, – откликнулся Роджер. – Ничто не может быть ближе к неопровержимой истине».

«А с кем она говорит?»

Роджер оглянулся: «С господином Бикелем. Его считают выдающимся музыковедом – по крайней мере, он так считает».

«А вы тоже музыкант?»

Роджер внезапно проникся горьким сожалением в связи с тем, что пренебрег музыкальным образованием; было совершенно очевидно, что девушка хотела видеть в нем музыканта, что она одобрила бы такой выбор профессии… Что ж, учиться музыке никогда не поздно: «Да – в каком-то смысле».

«О? В самом деле?»

«Ну, скажем так… – замялся Роджер. – Я играю… по сути дела, я один из этих, знаете ли, помощников на все руки… А вы чем занимаетесь?»

Девушка улыбнулась: «На этот вопрос я никак не могу ответить – потому что сама не совсем понимаю, чем занимаюсь. Но я могу сказать, как меня зовут – если вы сделаете то же самое».

«Меня зовут Роджер Вул».

«И вы каким-то образом связаны с леди Изабель Грэйс?»

«Она приходится мне теткой».

«Вот как! – девушка смерила его восхищенным взглядом. – И вы отправитесь с ней в гастроли на далекие планеты?»

До сих пор Роджер даже не пытался рассматривать такую возможность. Он нахмурился, украдкой покосился на тетку – и вздрогнул, встретившись с ней глазами. Леди Изабель оценивающе взглянула на стоявшую рядом с Роджером девушку, и сразу стало ясно, что одной своей внешностью та заслужила ее неодобрение. Леди Изабель нравились отзывчивые деловые люди без задних мыслей и без темного прошлого. Собеседница Роджера была очевидно полна задних мыслей и скрытых намерений, а ее прошлое переливалось тысячами теней всевозможных оттенков. «Да, – задумчиво кивнул Роджер. – По всей вероятности, я присоединюсь к экспедиции. Похоже на то, что намечается интересное путешествие».

Девушка торжественно кивнула, как если бы Роджер изрек фундаментальную истину вселенского масштаба: «Я тоже хотела бы отправиться в космос».

«Вы так и не сказали, как вас зовут», – напомнил Роджер.

«И правда! У меня странное имя – по меньшей мере, так говорят».

Роджер не скрывал нетерпение: «Не стесняйтесь».

Губы девушки слегка покривились: «Мэдок Розвин».

Роджер попросил ее объяснить, как в точности пишется это имя, и она не отказалась: «По сути дела, это уэльская фамилия, происходящая из Мерионета, что к западу от Бервинских гор, но от нашего племени уже никого не осталось – я последняя».

Роджер хотел было утешить собеседницу, но к ним подходила короткими резкими шагами леди Изабель: «Роджер, кто твоя подруга?»

Роджер представил их: «Леди Изабель Грэйс – мисс Мэдок Розвин».

Леди Изабель коротко кивнула. Мэдок Розвин сказала: «Рада познакомиться с вами, леди Изабель. Я считаю, что вы задумали чудесный проект, и хотела бы к вам присоединиться».

«Даже так! – леди Изабель смерила девушку взглядом с головы до ног. – Вы выступаете в театре?»

«Не профессионально. Я пою, играю на фортепиано и на гармошке, а также на нескольких забавных инструментах, вроде оловянного свистка».

«К сожалению, в наш репертуар войдут почти исключительно классические шедевры, – самым сухим тоном обронила леди Изабель. – Хотя мы попробуем поставить пару опер раннего декадентского периода».

«Может быть, потребуется развлекать публику в антрактах – или исполнять, время от времени, легкую музыку? Я быстро приспосабливаюсь и могла бы оказаться полезной в самых различных ролях».

«Все может быть, – пожала плечами леди Изабель. – Тем не менее, в труппе почти не осталось вакансий, а на борту космического корабля нет лишних мест. Я могла бы предложить предварительное прослушивание, наряду с шестью другими кандидатками, одаренной обладательнице колоратурного сопрано, заслужившей репутацию безукоризненной исполнительницы ведущих ролей в русских, французских, итальянских и немецких операх. Труппа должна функционировать подобно слаженному механизму, в котором каждый компонент становится неотъемлемой частью целого. Не относящиеся к механизму компоненты – такие, как любители, играющие на гармошке или дующие в оловянный свисток – оказались бы совершенно излишними».

Мэдок Розвин вежливо улыбнулась: «Мне остается только согласиться. Но если вы когда-либо будете рассматривать возможность более непринужденной, развлекательной программы, надеюсь, вы обо мне вспомните».

«Разумеется, в таком маловероятном случае я о вас не забуду. Полагаю, Роджер сумеет с вами связаться, если потребуется».

«Само собой. Благодарю вас за внимание и желаю всяческих успехов».

Уходя, леди Изабель обернулась: «Роджер, сегодня вечером приезжай в Балью – нам нужно поговорить. Пора принимать окончательные решения».

Внезапно осмелев, Роджер взял Мэдок Розвин за руку, и дрожь прикосновения прокатилась приятной волной от пальцев до его плеча: «Знаете что? Пойдемте пообедаем, а потом вы что-нибудь сыграете на свистке».

«Увы, я не взяла его с собой!»

Роджер отвел ее к своему маленькому аэромобилю. Они упорхнули в ресторан на вершине горы – Роджеру еще никогда не приводилось обедать в столь очаровательной компании. Роджер делал десятки экстравагантных заявлений; Мэдок Розвин отвечала точно взвешенным сочетанием веселости, скептицизма и терпимости. Роджер хотел узнать о ней все, что можно было узнать; на протяжении одного быстротечного часа он надеялся возместить долгие годы, бесцельно растраченные в неведении о существовании столь драгоценного и неотразимого существа. История жизни Мэдок Розвин, по ее словам, была непритязательно проста. Ее родители, землевладельцы, занимались сельским хозяйством в сравнительно удаленном районе Уэльса; она посещала начальную школу в селении, состоявшем из нескольких каменных домов, а затем – гимназию в Лланголлене. Когда ее родители скончались, она продала старую ферму, и с тех пор странствовала по свету. Она нанималась на работу то в одном месте, то в другом, не совсем представляя себе, чем она на самом деле хотела заниматься, но ни в коем случае не желая поступиться своей свободой. Роджеру пришло в голову, что именно в этом заключалась и его основная проблема: он не был ленив, у него были недюжинные способности, но его приводила в ужас рутина повседневного труда. А Мэдок Розвин, несмотря на всю ее откровенность, оставалась таинственной личностью – как в глубине сцены, в ней за одним занавесом всегда открывался другой, в ней замечались сполохи необъяснимых эмоций, намеки на тщательно скрываемые стремления и цели.

Сердце Роджера болезненно сжималось – он сознавал, что никогда не поймет ее полностью, что в ней всегда останется недостижимая, запретная тайна. Его первоначальный энтузиазм заметно поблек. Роджер отвез Мэдок Розвин туда, где она остановилась. Он хотел бы, конечно, предложить ей сопровождать его вечером в Балью, но почему-то не посмел.

За ужином леди Изабель демонстративно не упоминала о Мэдок Розвин. Присутствовал Бернард Бикель, и разговор сосредоточился на выборе участников труппы. «Я настаиваю на том, чтобы у нас был Гвидо Альтрочи! – говорила леди Изабель. – Разумеется, его можно было бы заменить Нельсом Лессингом, причем Лессинг согласился выступать на благотворительных началах, тогда как Гвидо запрашивает устрашающий гонорар – но я отказываюсь идти на компромисс. Нас устраивают только лучшие из лучших!»

Бернард Бикель одобрительно кивнул: «Если бы только таких, как вы, было больше!»

Роджер поморщился: «Если бы мне поручили заняться этим делом, я привез бы на другие планеты голографические записи лучших исполнений. Почему нет? Подумайте – насколько это было бы проще и дешевле!»

Леди Изабель покачала головой: «Записям всегда чего-то недостает, они никогда не передают вдохновляющую жизненную силу сиюминутного исполнения музыки настоящими мастерами».

«Их было бы вполне достаточно для зевак в глухих закоулках Галактики», – проворчал Роджер.

«Мы и так уже почти во всем полагаемся на машины, Роджер! Если даже в музыке мы будем обходиться механическим воспроизведением, пора поднимать белый флаг и поставить крест на будущем цивилизации!»

«Допуская, что классическая опера необходима для цивилизации», – пробормотал себе под нос Роджер.

«Прошу прощения?»

«Я просто-напросто хотел бы обратить внимание на огромную экономию средств, возможную в случае использования трехмерных видеозаписей».

«В один прекрасный день, молодой человек, – вмешался Бернард Бикель, – вы оцените по достоинству мудрость и отвагу леди Изабель. Что такое несколько жалких долларов по сравнению с воодушевлением непосредственного присутствия при исполнении шедевра идеально сработавшейся группой знаменитых мастеров-виртуозов – а именно такое воодушевление, такое ощущение присутствия при сотворении музыкального чуда мы стремимся создать!»

Роджер мог бы выдвинуть дальнейшие возражения, но промолчал и слушал, пока леди Изабель и Бернард Бикель обсуждали преимущества Кассандры Праути по сравнению с Нелли Млановой, а также неоспоримый сценический инстинкт Ругера Мандельбаума, осложнявшийся полнотой, в связи с которой исполнение им некоторых ролей представлялось невозможным. Блитца Сёрнер недостаточно хорошо владела итальянским, но никто из ныне живущих певиц не понимал лучше, чем она, произведения выдающихся декадентов. Бикель предложил назначить режиссером-постановщиком Андрея Сцинка. Леди Изабель согласилась. И так далее, и тому подобное – на протяжении двух часов, пока Роджер рисовал ложкой круги на скатерти.

«В отношении одного кандидата не может быть никаких расхождений во мнениях, – заявила леди Изабель. – Нашим дирижером будет сэр Генри Риксон! Без него гастроли невозможны».

Роджер оторвал взгляд от скатерти – что, если невероятным усилием воли он мог бы повергнуть дух сэра Генри Риксона в ад на полгода, пока леди Изабель не потеряет интерес к своей фантастически расточительной увеселительной поездке?

Бернард Бикель задумчиво нахмурился: «Сэр Генри Риксон – или Зиберт Хольгенесс».

«О да, конечно! Я о нем забыла, – призналась леди Изабель. – Кроме того, нельзя пренебрегать чудесным молодым гением, Джарвисом Эйкерсом». Роджер вернулся к изучению скатерти. Даже если бы он нашел способ похитить сэра Генри Риксона и бросить его на необитаемом острове, нейтрализовать еще полдюжины дирижеров было не под силу.

Наконец леди Изабель огляделась в поисках племянника: «Так что же, Роджер? Что нам с тобой делать?»

«Ну, предположим… – замялся Роджер. – Я не отказался бы от каюты на „Фебе“».

«Совершенно исключено! – отрезала леди Изабель. – У нас и так мало места, как я уже объяснила сегодня твоей знакомой, Мэдок Розвин».

Роджер ничего другого и не ожидал: «Думаю, вам по меньшей мере следовало бы вызвать мисс Розвин на прослушивание. Она в высшей степени талантлива».

«Не сомневаюсь. Кстати, кто эта молодая особа, Роджер? Ты завязал с ней какую-то связь?»

«Никаких связей, тетушка! Просто я знаю, что она хорошо разбирается в музыке, и…»

«Полно, Роджер, не говори о том, чего не понимаешь».

На следующий день Роджер снова обедал в компании Мэдок Розвин. Судя по всему, ей нравилось быть в обществе Роджера и, выходя из ресторана, она взяла его под руку.

Они летели над океаном в аэромобиле. Роджер неожиданно выпалил: «Мы знакомы всего два дня, но у меня такое чувство, будто мы знаем друг друга… честно говоря – два дня».

Мэдок Розвин рассмеялась: «Роджер, ты мне нравишься. С тобой легко и беззаботно. Ты ничего от меня не требуешь… Когда ты уходишь, мне тебя не хватает».

Роджер нервно глотнул воздух и решил галантно принести себя в жертву: «К чертовой матери космическое турне! Я предпочел бы остаться с тобой. По сути дела… давай поженимся!»

Мэдок Розвин печально покачала головой: «Если из-за меня ты пропустишь чудесную космическую экспедицию, ты станешь меня ненавидеть. Возможно, не сразу – но мало-помалу ты начнешь раздражаться и нервничать, и в конце концов не сможешь меня выносить. Я видела, как это бывает с другими… Ни в коем случае не хочу препятствовать твоим планам. Отправляйся в космос, а я буду жить, как прежде».

«Если бы только тетушка Изабель не была такой упрямой старой каргой! – страстно воскликнул Роджер. – Мы могли бы полететь вместе!»

«О, Роджер! Это было бы чудесно! Но этому не бывать».

«Бывать! Вот увидишь! Я все устрою!»

«О, Роджер – я в тебя верю!» – она обняла его за шею и поцеловала. Роджер включил автопилот, но Мэдок уже отодвинулась: «Роджер, веди себя прилично. Ты слишком легко возбуждаешься…»

«Так ты выйдешь за меня замуж?»

Мэдок Розвин задумалась, капризно сложив губы трубочкой: «Не выйду, если мы слишком скоро расстанемся».

Роджер воздел руки к небу: «Какое значение имеют чьи-то космические гастроли? Я могу остаться дома».

«Ну что ты, Роджер – мы уже обсуждали этот вариант».

«Правда, я забыл. Значит, мы вместе полетим на „Фебе“».

Мэдок Розвин тоскливо улыбнулась: «Твоя тетка занимает очень твердую позицию по этому вопросу».

«Предоставь это мне, – заявил Роджер. – Я знаю, как справиться со старой дурой».

Леди Изабель пребывала в хорошем настроении. Сэр Генри Риксон, Андрей Сцинк и даже Эфраим Цернер, знаменитый вагнерианский бас, согласились войти в состав труппы, отправлявшейся гастролировать на «Фебе», и теперь можно было без труда завербовать других музыкантов, пользовавшихся не менее высокой репутацией.

Роджер стоял поодаль и слушал, как сэр Генри делился соображениями по поводу оркестра: «Придется кое в чем пойти на компромисс – разумеется, было бы абсурдно ожидать, что в космос с нами отправится оркестр, состоящий из ста двадцати музыкантов. Кроме того, как вы знаете, я считаю, что небольшой оркестр лучше приспосабливается к намерениям дирижера и чаще производит желаемый эффект. Таким образом, с вашего разрешения, я буду выбирать оркестрантов на этой основе».

Сэр Генри Риксон вскоре удалился. Леди Изабель посидела минуту в задумчивости, после чего позвонила, чтобы подали чай. Повернувшись к Роджеру, она спросила: «Ну? Как тебе понравился сэр Генри?»

«Впечатляющая личность! – отозвался Роджер. – Идеальный дирижер космического оркестра!»

Леди Изабель сухо усмехнулась: «Рада заручиться твоим одобрением!»

«Надеюсь, наша поездка окажется очень интересной».

Появился Холкер, толкая перед собой тележку с чайным сервизом. Леди Изабель решительными движениями налила две чашки чая: «Как я уже упоминала, Роджер, я не собираюсь брать тебя с собой. Зачем мне бесполезный балласт?»

«Не вижу, почему мне следует отказывать в таком развлечении, – проворчал Роджер. – Вы наняли достаточное количество послушных паразитов, заглядывающих вам в рот при каждом слове…»

«Пожалуйста, не называй этих людей паразитами, Роджер. Они – музыканты».

«Паразиты, музыканты – какая разница? Обитателям далеких планет все равно».

«Неужели?» – с опасной мягкостью спросила леди Изабель.

«А как еще? Весь ваш проект – сумасбродная канитель. Инопланетные существа нам совершенно чужды, абсолютно с нами несовместимы. Каким образом, во имя семи муз и всего святого, смогут они оценить какую-нибудь музыку, не говоря уже о классической опере? Советую отменить всю затею, пока не поздно, и сэкономить таким образом кучу денег».

И снова леди Изабель отозвалась ледяной усмешкой: «Иногда, Роджер, твои разглагольствования начинают напоминать напыщенную проповедь. Меня особенно впечатлило то обстоятельство, что ты воззвал к музам. Однако, красноречиво выступая в защиту моего кошелька, ты упускаешь из вида некоторые факты. Например, как ты объясняешь невероятный успех „Девятой труппы“ на Земле?»

Роджер прихлебывал чай: «Ну, скажем… они очень похожи на людей».

«В Галактике обитают сотни разумных рас, похожих на людей», – спокойно заявила леди Изабель.

Роджер вспомнил о своей основной цели. Нахмурившись, он внимательно изучил чашку, после чего медленно кивнул: «Что ж, вполне может быть, что вы правы. Несомненно, ваша экспедиция окажется любопытным экспериментом, и кому-то придется вести дневник, подробно описывая события». Роджер поднял голову, словно пораженный внезапной мыслью: «Я хотел бы этим заняться! Вернувшись на Землю, мы сможем опубликовать такой дневник, документирующий гастроли. С фотографиями и звуковыми иллюстрациями… Вы могли бы написать предисловие…»

Леди Изабель начала было говорить, но тут же остановилась. Наконец она сказала: «Ты считаешь, что мог бы взять на себя такую обязанность?»

«Конечно! Вы же знаете, у меня прирожденный талант к болтовне как в устном, так и в письменном виде».

Леди Изабель вздохнула: «Хорошо, Роджер. Я вижу, ты решительно намерен сопровождать меня в поездке. Похоже на то, что придется тебе уступить».

«Благодарю вас, тетушка Изабель!»

«Рекомендую тебе срочно заняться изучением истории развития „большой оперы“. Постарайся также привить себе хоть какое-нибудь представление о хорошем вкусе. Представь себе, каким посмешищем ты станешь, если обитатель далекой планеты продемонстрирует более глубокое понимание земной музыки, чем молодой болван с Земли!»

«Не беспокойтесь по этому поводу», – заметил Роджер. Леди Изабель тут же бросила на него исполненный подозрений взгляд – неопределенность ответа племянника заставила ее усомниться в принятом решении.

«Пожалуй, мне следует сейчас же просмотреть программу гастролей, – поторопился успокоить ее Роджер, – чтобы я мог заняться изучением репертуара».

Леди Изабель молча передала ему распечатанный проект программы. Роджер внимательно прочел его и поднял глаза с выражением скорбного изумления: «Некоторые из этих миров едва известны!»

«Составляя расписание, мы вынуждены руководствоваться сведениями о местонахождении тех планет, где можно рассчитывать на радушный прием и заинтересованность публики. Видишь ли, Роджер, вопреки твоим представлениям, мы люди ответственные и практичные. В наши планы не входит исполнение „Валькирии“ под водой для колонии разумных полипов – или что-нибудь в этом роде. Тебе следовало бы доверять, хотя бы в какой-то степени, опыту специалистов».

«В самом деле! – Роджер снова наклонился над программой. – И какой же из этих миров – лучезарная и непревзойденная планета Рлару?»

«Научись сдерживать сарказм, Роджер – твое назначение на должность протоколиста труппы еще не утверждено окончательно. А в том, что касается планеты Рлару, капитан Гондар в свое время предоставит информацию о ее координатах. У него есть уважительные причины для того, чтобы хранить эти сведения в тайне, пока „Феб“ не покинет Землю».

«Возможно, возможно, – недоверчиво бормотал Роджер. – На вашем месте, однако, я заручился бы гарантией того, что этот подозрительный тип, Гондар, не исчезнет вместе с кораблем, бросив нас в каком-нибудь закоулке Галактики. И это не сарказм, а беспристрастный здравый смысл».

Терпение леди Изабель начинало истощаться: «Я полностью доверяю капитану Гондару. Кроме того, я контролирую весьма существенную денежную сумму, которую он должен будет получить по окончании гастролей. Наконец, если тебя обуревают нелепые опасения по поводу возможности такого развития событий, тебе не следует рисковать своей шкурой – оставайся на Земле».

«Меня прежде всего беспокоят безопасность труппы и успех предприятия, – возразил Роджер. – Естественно, я пытаюсь предусмотреть любую возможную катастрофу».

«Я уже предусмотрела все необходимое. А теперь прошу меня извинить – мне нужно просмотреть корреспонденцию и внести изменения в распределение помещений на борту, чтобы куда-нибудь тебя пристроить».

«О, нам не потребуются дополнительные удобства! – с нахальной скромностью заявил Роджер. – Моя секретарша сможет работать в кабинете Бикеля – он ему все равно не понадобится – а в том, что касается спальных мест… что ж, нам подойдет любая каюта».

Леди Изабель с изумлением уставилась на племянника: «О чем ты говоришь? Ты в своем уме? Если под „секретаршей“ ты подразумеваешь лукавую молодую особу, которую я встретила в космическом порту, тебе придется решительно отказаться от намерения взять ее с собой».

«Мэдок – профессиональная секретарша, – настаивал Роджер. – Кроме того, она – моя невеста».

Леди Изабель отозвалась беспокойными движениями рук, не находя слов для невыразимых чувств. Наконец она сказала: «Ты не понимаешь самых простых вещей. Мы отправляемся в серьезную экспедицию в сопровождении лучших специалистов, преданных артистическим идеалам. Нашу поездку ни в коем случае нельзя рассматривать как идиллическое любовное приключение».

Позднее, тем же вечером, Роджер вызвал Мэдок Розвин по видеофону и сообщил ей неприятные новости. Уголки ее прелестных губ скорбно опустились: «О, Роджер! Какая жалость! Как по-твоему, она передумает?»

«Вряд ли. По какой-то причине она… как бы это выразиться… не то, чтобы проявляет антипатию…»

Мэдок Розвин кивнула: «Женщинам я никогда не нравлюсь, так уж повелось. Почему? Не могу сказать – я, кажется, не флиртую и не пытаюсь привлечь к себе внимание…»

«Потому, что ты – неотразимая красавица, – подвел итог Роджер. – Не могу поверить, что ты согласилась выйти замуж за такого ничем не выдающегося человека, как я».

«Не знаю, что я буду делать, если ты уедешь, – вздохнула Мэдок Розвин. – Наверное, переселюсь в Париж: там у меня остались кое-какие друзья, с ними не соскучишься».

«Я останусь дома – к дьяволу идиотскую экспедицию! – бушевал Роджер. – Мне все равно, пусть они…»

«Нет, Роджер, ты же знаешь – из этого ничего не получится».

«Тогда – назло всем и всему! – ты полетишь со мной, даже если мне придется протащить тебя зайцем!»

«О, Роджер! Ты не посмеешь!»

«Еще как посмею! Я – самый дерзкий нарушитель инструкций богатых старых дур в населенной гуманоидами части Вселенной! И если ты мне не веришь, я сейчас же завалюсь к тебе на квартиру и заставлю тебя поверить!»

«Я тебе верю, Роджер – но что с нами за это сделают?»

«За что?»

«За то, что ты протащишь меня зайцем на корабль».

Роджер колебался: «Ты не шутишь?»

«Нет».

Роджер глубоко вздохнул: «Хорошо, так тому и быть».