Коснусь тебя

ГЛАВА 19

Ной

То, что я был бывшим морпехом, не было ложью. Я был морпехом, хотя и недолго. Но я был им, пока вербовщик не решил, что мои таланты больше подходят для спецподразделений ФБР. Сказать, что ты бывший морпех, было проще. Это не вызывало столько любопытства и вопросов.

Сиенна проглотила немного вина.

— Так вот что означает эта татуировка. Орел на спине?

Я кивнул, затем поерзал на своем месте.

Она вскинула бровь.

— Ты не любишь говорить о себе, не так ли?

— Нет, не особо.

— Почему?

— Спросить меня, почему я не люблю говорить о себе, значит практически попросить меня рассказать о себе.

Она откусила еще кусочек пиццы, с любопытством разглядывая меня, пока жевала. Я мог бы распаковать весь свой багаж прямо здесь, прямо сейчас. Я мог бы выплеснуть все, рассказать ей всю свою гребаную историю и назвать своих демонов по имени. Я мог бы сказать ей, что жизнь — это пиздец, и что не бывает сказочного или счастливого конца. Что, как бы ты ни старался, на какие бы жертвы ни шел, вселенная в любой момент может обернуться против тебя и разрушить весь твой мир. Я мог бы пойти на все и испортить все ее взгляды на жизнь, сказав ей, что счастье можно превратить в оружие в мгновение ока, уничтожив тебя в ту же секунду, когда оно будет потеряно. Люди, которые говорили, что лучше любить и потерять, чем не любить вообще, не знали, о чем говорят. Я бы все отдал, чтобы стереть каждую секунду своей жизни, проведенную в любви к кому-то. Стереть каждый момент, когда мое сердце было полно, а жизнь завершена. Я бы предпочел не иметь воспоминаний, чем ходить с засохшим сердцем.

Сиенна прочистила горло, сделав глоток вина.

— Давай сыграем в игру.

Заинтригованный, я поднял бровь.

— В какую игру?

— Я говорю две вещи, а ты должен выбрать одну из них.

— А если я не хочу выбирать ни одну из них?

— Тебе придется.

— Но что, если я не хочу?

Она нахмурилась.

— Теперь посмотри, кто ведет себя как двенадцатилетний?

Я постучал пальцем по столу, изучая ее.

— Ладно.

— Отлично. А теперь, — она заправила волосы за уши, — ночь или день?

— Ночь.

— Кофе или чай?

— Кофе.

— Деньги или любовь.

Мое сердце икнуло.

— Деньги.

— А я должна быть поверхностной.

— Ты закончила?

— Нет. — Она выпрямилась на своем месте. — Сладкое или соленое?

— Соленое.

Ее глаза потемнели, и она сжала губы.

— Брюнетки или рыжие?

Я наклонил голову в сторону.

— Серьезно?

— Ответь.

Я покачал головой из стороны в сторону.

— Отлично. Рыжие.

— Шелк или веревка?

Мой член зашевелился, а ее щеки покраснели.

— Веревка.

— Жестко или мягко?

— Жестко.

Ее горло дернулось, когда она сглотнула.

— Нежно или грубо?

— Что ты делаешь, Сиенна?

— Мы играем в игру.

— Ну, я закончил играть. — Я встал и хотел собрать тарелки, когда она протянула руку, положив ее поверх моей.

— Твоя очередь, — сказала она, встретившись с моими глазами. — Спроси меня.

Ощущение ее руки на моей заставило мои внутренности оживиться, ее прикосновение обжигало мою кожу. То, как она смотрела на меня, ее зеленые глаза практически умоляли меня подыграть ей. Задавать ей вопросы, на которые она сгорала от желания дать мне ответы. Неужели эта женщина не знала, что ей не нужно играть в игры, чтобы заморочить мне голову? Одного взгляда на нее, близости с ней было достаточно, чтобы мой самоконтроль истлел в пыль.

Я сел обратно, не сводя с нее глаз.

— Светлое или темное?

— Темное.

— Тепло или холод?

— Тепло.

Я откинулся назад, потирая пальцами челюсть. Воздух вокруг нас был чертовски осязаем, электричество потрескивало, как лесной пожар.

— Огонь или лед?

— Огонь.

— Любовь или похоть?

Она сглотнула, и мой взгляд упал на ее нежное горло, мои губы горели желанием прикоснуться к ее коже.

— Любовь или похоть, Сиенна?

— Это трудный вопрос.

— Нет, это не так. Он очень простой. Любовь… или похоть?

— Почему мне кажется, что есть правильный и неправильный ответ?

Я сел, положив локти на стол.

— Ты хотела играть в эту игру, так играй. Любовь или похоть?

— Хорошо. — Она надулась, поджала губы, прежде чем, наконец, ответить: — Похоть.

— Лгунья.

— Я не лгу.

Воцарилась тишина, хотя энергия между нами была чертовски громкой, чтобы ее игнорировать. Мы уставились друг на друга, и мне пришлось бороться с желанием перепрыгнуть через этот чертов стол, схватить ее и трахнуть прямо здесь, в этом чертовом патио.

— Ладно, — согласился я. — Я притворюсь, что верю тебе.

— Я не лгу, Ной.

Я проигнорировал ее.

— Нежно или грубо?

— Грубо.

Мой пульс начал учащаться.

— Шелк или веревка?

— Веревка.

Мой член затвердел.

— Боль или удовольствие?

Она прикусила нижнюю губу, перебирая пальцами прядь волос.

— Это вопрос с подвохом.

— Как это? — Я с любопытством посмотрел на нее.

— Для меня это одно и то же.

— С каких пор?

— С прошлой ночи.

Я перестал, блядь, дышать, мое тело напряглось, мышцы натянулись. В ее глазах был голод. Я узнал его, потому что тоже чувствовал его. Он прогрызал мои кости, кусочек за кусочком, сводя меня с ума. Как бы я ни напрягался, я не мог заглушить звук своей крови, гудящей от желания этой женщины, ее греховно вкусные губы практически умоляли меня поцеловать их. Прикусить ее нижнюю губу и почувствовать металлический вкус ее крови на своем языке. Боже, безумие, которое последует за этим, будет неудержимо, и ничто не усмирит его, пока мы оба не насытимся. Насытимся и тщательно трахнемся. Но мой моральный компас продолжал вести меня в другом направлении, подальше от нее. Она была еще молода, ею легко манипулировать и соблазнить перспективой любви. Я знал, что она лжет, когда выбирает похоть вместо любви. Вопрос заключался в том, притворюсь ли я, что принимаю ее ответ за правду, и сделаю то, что хотел, чтобы насытиться ею? Или я скажу, что это чушь, и уйду?

Не отрывая от нее глаз, я потянулся за своим бокалом и опустошил его одним большим глотком, сжимая губы вместе, когда глотал.

— Прошлая ночь даже близко не стояла с тем, насколько плохо это может стать.

— Мне все равно.

— Это скользкая дорожка, Сиенна. Как только ты почувствуешь вкус этого, ничто другое уже не сравнится. Твой маленький ванильный парень больше никогда не удовлетворит тебя.

— Он уже не мог удовлетворить меня, и я никогда не знала почему. — Она облизала губы. — До прошлой ночи.

Я тяжело сглотнул; мои внутренности сжались.

— Что ты хочешь сказать?

— Я говорю, что сегодня утром, когда я увидела это, — она подняла рубашку, показывая мне синяки на талии, — мне это понравилось, Ной. Мне понравилась мысль о том, что ты сделал это.

— Господи Иисусе. — Я встал и потопал на другую сторону патио, нуждаясь в гребаном воздухе, и видит Бог, я не мог дышать, когда эта женщина была слишком близко. Положив руки на бедра, я шагал, мои мысли были в хаосе. — Ты думаешь, мне нравилось причинять тебе боль?

— Да, — ответила она, в ее голосе звучала уверенность. — Я думаю, тебе это понравилось.

Я замолчал.

— Тебе нравилось причинять мне боль так же, как мне нравилось, когда ты причинял мне боль.

Я усмехнулся и отвернулся. Это было безумие, и я не знал, как это, черт возьми, произошло. Я прошел путь от бесцельно скитающегося тенью человека, которому больше нечего терять, до человека, которого связала колючей проволокой рыжая сирена, чьи губы были на вкус греха и тьмы. Женщина, у которой была сила и средства, чтобы накормить зверя, которого, как я был уверен, я приручил чертовски давно.

Нет.

Я уже проходил этот путь, и он привел меня к тому, что я потерял все, чем дорожил.

Нет. Нет. Нет.

— Ты не знаешь меня, Сиенна. Ты не знаешь, на что я способен.

— А ты не знаешь, на что я способна.

Она сделала шаг ближе, но я попятился назад, безмолвно говоря ей, чтобы она держала дистанцию. Проведя пальцами по волосам, я наблюдал, как рыжие локоны рассыпались по ее плечам.

— Почему ты настаиваешь на этом? — Я сжал губы в тонкую линию, пальцы впились в мою талию. — Почему ты не можешь просто уйти? Забыть, что что-то произошло?

— Потому что я никогда не чувствовала себя более живой, чем прошлой ночью. Я всегда знала, что мне нужно что-то большее, что-то другое. И прошлой ночью… прошлой ночью ты показал мне, что мне нужно. — Переминаясь с ноги на ногу, она окинула взглядом сад и пустые пространства, затем уставилась себе под ноги. — Прошлой ночью, будучи связанной и в то же время, чувствуя себя свободной, я поняла, что это то, чего мне не хватало все это время. — Она посмотрела на меня. — Вопрос в том, что я не знаю, было ли это просто так, или это потому, что… это было с тобой.

Я не был готов к этому. Я не был готов к тому, что ее слова повлияют на меня так, как они повлияли, потому что на мгновение, на долю гребаной секунды, я захотел, чтобы это был я. Это было видно по тому, как мое сердце заколотилось в груди, сдавливая легкие и заставляя меня отчаянно искать воздух. Это был момент безумия, и я не мог позволить ему затянуть меня в себя, заставить забыть о том, что за мной тянется шлейф дерьма, куда бы я ни пошел.

Это зашло слишком далеко, и я должен был остановить это крушение поезда. И единственный способ сделать это — сказать правду, и, надеюсь, она поймет, что ей лучше бежать в другом направлении.

— Я был женат. — Эти слова просто вылетели у меня изо рта. — У меня была жена.

Сиенна скрестила руки, в ее зеленых глазах мелькнуло разочарование.

— Была?

— Да. — Я потер затылок и отвернулся, не в силах смотреть на нее. — Она бросила меня. Я в разводе уже почти шесть лет.

— Разведен. Хорошо.

И вот он, легкий отзвук надежды в ее голосе — огонь, который мне нужно было погасить.

— Ты хочешь знать, почему она меня бросила? — Я бросил на нее косой взгляд, и она медленно сократила расстояние между нами.

— Почему?

Я глубоко вдохнул, закрыв глаза, желая, чтобы воспоминания всплыли, и я смог пережить их снова. Может быть, если бы образ был в моей голове, я смог бы убедить Сиенну, что я не тот тип мужчины, с которым она хотела бы иметь дело, что прошлая ночь была ничем иным, как скользкой дорожкой.

— Я сделал ей больно. — Слова покрыли мой язык горьким ядом. — Я потерял контроль и причинил ей боль. — Произнести это вслух было все равно, что проглотить тысячу осколков стекла, острые края которых резали мне горло и разрывали внутренности.

— Что случилось? — Она проскользнула рядом со мной, ее локоть мягко коснулся моей руки. Простое прикосновение послало электрический разряд по моей коже, и я отступил в сторону, стараясь изо всех сил игнорировать притяжение. Связь. Эту чертову связь, которая не желала разрываться, как бы я ни старался.

Я повернулся к ней лицом, позволяя горечи, которую я испытывал к этому воспоминанию, отразиться в моих словах.

— Короткая версия. Она сказала мне остановиться, а я не остановился. Она говорила мне, что я причиняю ей боль, использовала безопасное слово снова и снова, но я все равно, блядь, не остановился.

Глаза Сиенны расширились, лицо побледнело, и я подался вперед, возвышаясь над ней, не нуждаясь больше в расстоянии, потому, что я мог видеть в ее глазах, как в них закрался страх, как неуверенность начала проступать в каждой ее черте.

— Я причинил боль своей собственной чертовой жене, потому что был слишком одержим извращенными, блядскими наклонностями доминировать и контролировать. — Я подался вперед, Сиенна подалась назад. — Я хотел видеть женщину связанной или прикованной к чертову потолку. Смотреть, как она подчиняется мне, отдавая контроль над ее телом, чтобы я мог причинить ей боль, заставить ее кричать. — Я сжал челюсть. — Потому что это то, чего я хочу. Это то дерьмо, от которого я получаю удовольствие. Ты понимаешь это, Сиенна? — Я постучал пальцем по голове, мой гнев раскалился добела, сжигая изнутри. — Ты понимаешь это? Я не обижаю женщин, потому что мне нравится играть. Я не причиняю боль женщинам, потому что это извращено и весело. — Ее спина ударилась о забор, и я возвысился над ней, приблизив свое лицо к ее лицу. — Я причиняю боль женщинам, потому что это заставляет меня кончать.

Ее язык высунулся изо рта, оставив на губах соблазнительный блеск, и мне пришлось сжать кулаки, чтобы не поцеловать ее. Даже сейчас, когда над нами нависла тьма крошечного кусочка моего прошлого, электричество все еще было там. Притяжение, тяга, все еще, черт возьми, жгло.

Она подняла подбородок, ее изумрудные глаза изучали меня, как будто она только что подобрала один кусочек к головоломке, которая нарисовала картину того, насколько я был испорчен.

— Вот почему ты продолжал говорить, что причинишь мне боль. — Это был не вопрос. — Ты боишься, что то, что произошло между тобой и твоей бывшей женой, произойдет между нами. Что ты причинишь мне боль так же, как ей.

Я сделал шаг назад.

— Я пытаюсь заставить тебя понять, что я не очень хороший человек и что тебе будет лучше уйти. Притвориться, что между нами ничего не было.

— Ты думаешь, я не пыталась? — Она отошла в сторону, откинув волосы на правое плечо. — Все было намного проще до тебя. До этого проклятого поцелуя. — Она мерила шагами комнату. — Мы с Окли, наверное, разобрались бы со своим дерьмом, и моя жизнь была бы чертовски скучной, но, по крайней мере, я бы знала, чего ожидать. Но теперь, — она потерла лоб, — с тобой я не знаю, чего ожидать. И хотя это сводит меня с ума, я просто не могу остаться в стороне. То есть, я бы хотела. Но я не могу. — Она замолчала, широко раскинув руки, ее глаза были сосредоточены, как будто она пыталась убедить себя. — А потом у меня была потрясающая ночь с тобой, когда я, наконец, почувствовала, что значит отказаться от контроля и быть свободной в то же самое время. — Ее взгляд встретился с моим. — Это было потрясающе, — сказала она, прикусив нижнюю губу. — Я не хотела, чтобы она заканчивалась. — Она посмотрела вниз. — Я бы хотела, чтобы этого не случилось, потому что сейчас все в полном дерьме, и я понятия не имею, как все будет развиваться дальше. Я просто хочу вернуться в то место, где были только ты и я, только мы. Никого больше. Туда, где мне не нужно было притворяться тем, кем я не являюсь. Но теперь… теперь ничто и никогда не будет прежним.

Я нахмурился.

— Что ты имеешь в виду?

Она провела пальцами по волосам, слегка покачивая головой.

— Ничего. Я просто… я имела в виду нас.

Повернувшись ко мне спиной, она пошла к лестнице, скрестив руки и уставившись в ночь. Каждое мое существо кричало, чтобы я обхватил ее руками, чтобы я перестал бороться с этой тягой между нами и сдался.

Эгоистичный ублюдок во мне восхищался ее телом со жгучим желанием: одно плечо обнажено, рубашка свободно болтается на талии, джинсовые шорты так плотно обтягивают ее задницу. Как мне было не утонуть, когда я уже был на волосок от гибели?

— Сиенна…

— Мне жаль, — воскликнула она, поворачиваясь ко мне лицом. — Я… теперь, когда я знаю о твоей жене и о том, что произошло между вами, думаю, я могу понять, почему ты так упорно не хотел, чтобы между нами что-то произошло. — Она нервно перебирала пальцами, глядя вниз. — Но то, что было с тобой… то, что мы делали, я думаю, ты помог мне найти часть себя, которую я никогда бы не нашла, если бы не ты.

Я сжал челюсть, стараясь не обращать внимания на то, как запела моя кровь, когда она проскользнула рядом со мной по пути внутрь.

— У меня только один вопрос. Твоя бывшая жена… ей это нравилось?

Я молчал.

— Она делала это просто потому, что знала, что ты этого хочешь? Или ей нравилось играть с тобой в темноте?

На ее вопрос был простой ответ, и она увидела его в моих глазах, когда я смотрел на нее сверху вниз. Мне не нужно было произносить его вслух. Сиенна нашла свой ответ в моем молчании.

Она слегка кивнула, глядя вниз.

— Вот в чем ключевое различие между нами. Ей это не нравилось, а мне нравится. И прошлой ночью, — она подняла на меня глаза, — прошлой ночью я захотела гораздо большего.

Господи Иисусе.

Я втянул воздух сквозь зубы, закрыв глаза, когда она вошла в коттедж. Моя кожа уже была горячей от ее прикосновения, мои губы жаждали ее поцелуя. И, Боже мой, мой член был невероятно твердым, пульсирующим, мой разум был лабиринтом всех возможностей того, что я мог бы сделать с ней. Тем более что она только что призналась, что хочет гораздо большего.

Я уже был на грани. Я уже облажался. Я уже был захвачен этим темным сном порочных желаний, в котором я был связан по рукам и ногам с этой рыжей.

Сиенне удалось заставить мое сердце снова биться. Каким-то образом она напомнила мне, что я жив, а не просто пустой сосуд, живущий на ворованном воздухе. Вопрос был в том, заслужил ли я это?

А тебе не плевать, заслужил ты это или нет?

Не сегодня.

Я вошел в коттедж и закрыл за собой дверь. Сиенна нагнулась в поисках бутылки вина в шкафу в столовой, ее шорты задрались, частично обнажая задницу, и мне хотелось сорвать их с нее своими чертовыми зубами.

В голове промелькнули образы прошлой ночи, напомнив мне, как мне, блядь, нравилось видеть ее руки, связанные за спиной, широко расставленные ноги и блестящую киску только для меня. Для меня было невозможно смотреть на нее и не думать о сексе. Не думать о том, как чертовски приятно чувствовать, что стенки ее киски скользят по моей длине. Погрузиться в нее, раздвинуть ее ноги и устроиться между ее бедер было самым близким к раю.

Я облизал губы, мой член был твердым, а самоконтроль висел на волоске. Неужели это было бы так чертовски неправильно с моей стороны — забыть о последствиях, которые может принести завтрашний день, и просто предаться греху, который был способен заставить меня снова почувствовать себя чертовски живым? Быть с Сиенной и не чувствовать себя чертовым трупом все это чертово время?

— Я не могу выбрать между южноафриканским Ширазом или…

— Сиенна?

— О, как насчет мерло из Франции?

— Сиенна?

— Нет, подожди. Давайте выберем местный сорт Каберне Совиньон. Звучит подходяще, тебе не кажется?

Я бросился через комнату, схватил ее за талию одной рукой, оторвав ее ноги от пола. Бутылка упала на пол, стекло разбилось, и вино разлетелось повсюду.

— Ной, что ты…

Она завизжала, когда я топал по коридору, грубо неся ее, ее волосы хлестали меня по лицу, ее руки впивались в мою руку.

— Какого черта?

Я дошел до кровати и повалил ее на матрас, не дав ей ни секунды на то, чтобы выпрямиться, прежде чем обхватить руками ее лодыжки и притянуть к краю кровати.

По тому, как раскраснелись ее щеки, как потемнели глаза, она поняла, что сейчас произойдет.

Я забрался на кровать, поставив колени по обе стороны от ее бедер и прижав ее запястья к матрасу своими руками.

— Из-за тебя у меня весь этот гребаный день был стояк.

— Было бы плохо с моей стороны по-настоящему возбудиться от этой мысли?

— Я не могу перестать думать о тебе и твоих пухлых, идеальных губах. — Я отпустил ее запястье и положил большой палец на ее нижнюю губу, проводя пальцем по мягкой плоти, приподнимаясь. — Я не могу, блядь, перестать думать об этих великолепных сиськах. — Рывком запястий, я легко разорвал ткань спереди, ее соски, уже невероятно твердые для меня, требовали моего внимания.

Наклонившись, я провел языком по розовому бутону, облизав его, и ее тело задрожало под моим. Ее кожа имела вкус греха и сладости — самое соблазнительное противоречие. Ее спина так красиво выгнулась для меня, когда я посасывал ее сосок, затем дразнил его щелчком языка, прежде чем снова взять его в рот. Ее груди идеально ложились в мои ладони, и я сжимал их вместе, проводя языком по щели между сиськами.

Я сел, продолжая массировать ее грудь и любуясь видом ее совершенного тела подо мной.

— Как это возможно, чтобы один поцелуй заставил меня полностью погрузиться в тебя?

Вытянув руки над головой, она двигала бедрами, заставляя меня с болью осознавать, как мой член пульсирует от ее желания.

— Я понятия не имею, что произошло в ту ночь, когда мы целовались. — Она прикусила губу. — Но я была бы лгуньей, если бы сказала, что не рада, что это произошло.

Я провел пальцами по ее животу, синие синяки над бедрами больше не преследовали меня, а наоборот, я наслаждался этим зрелищем. Знание того, что ей нравятся следы, которые я оставляю на ее теле, давало мне свободу наконец-то быть честным с самим собой — признать, что для меня нет ничего прекраснее, чем десятки следов обладания, которые расцвели на ее плоти.

— Я мог бы сделать гораздо хуже, чем это, — сказал я, проводя пальцем по фиолетово-синему пятну. — Я мог бы причинить тебе боль.

— Я доверяю тебе, Ной.

— Ты доверяешь мне? Даже после того, как я рассказал тебе, как я причинил боль своей жене?

— Бывшей жене.

Полуулыбка скривилась на моих губах.

— Формальности.

Она приподнялась на локтях, ее густые рыжие локоны рассыпались по плечам и спине.

— Не знаю, как ты, но, если бы простой поцелуй между нами был способен заставить нас обоих окунуться в это влечение, которое мы испытываем друг к другу, я бы рискнула всем, чтобы увидеть, что произойдет, когда мы отдадимся ему.

Я прикоснулся к ее щеке, проведя большим пальцем по блестящей нижней губе.

— Даже если этот риск в итоге разрушит тебя?

— И тебя.

— Нет. — Я слегка покачал головой. — Я уже разрушен, Сиенна.

— Все в порядке. — Она положила ладонь поверх моей, которая все еще касалась ее щеки. — По крайней мере, тогда тебе нечего терять.

— Может быть, я больше не забочусь о себе. — Я расстегнул ее шорты, мучительно медленно спуская молнию вниз, стараясь как можно чаще касаться ее обнаженной кожи. Мне хотелось, чтобы она осознавала каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждый вздох. Хотелось, чтобы я опьянял ее так же сильно, как она поглощала меня.