Глава 1 Туалет Судного дня

Не в звёздах держится наша судьба, а в нас самих.

Уильям Шекспир[7]


Поздравляю. Если вы недалёкий человек, то только что закончили читать пролог. Прологи – всего лишь авторская уловка, чтобы отвлечь вас от настоящей истории. Я всегда их пропускаю и вам советую делать то же самое. Вот что я имею в виду: прочитав пролог, вы могли подумать, будто Аттикус и Финниган – какие-то важные персонажи. Но это не так. Они очень милые, забавные и убедительные, и, наверное, вы захотите побольше о них узнать, но через несколько страниц они умрут.

Шучу.

Они не умрут. Они просто исчезнут из книги. Видите? Пустая трата времени… В прологах часто используется другая перспектива, нежели в остальной книге. Так что если вы думаете, будто эта книга написана от третьего лица, то вы ошибаетесь. Она написана от первого лица. Это вполне очевидно, потому что это моя история. Кстати, я тот самый ребёнок. С одним голубым глазом и с одним карим. Уверен, вам не терпится узнать, что такого особенного с этими глазами, да? Жаль. Может быть, позже. Но хорошая новость в том, что в отличие от Финнигана вам не придётся ждать тринадцать лет, чтобы узнать, что будет дальше. Запоминайте.

Мне исполнилось тринадцать в субботу. К тому же это был день летнего солнцестояния, а значит, мой день рождения оказался самым длинным днём в году. А ещё мама взяла отгул на работе, и это немного смягчило тот факт, что день был несчастливый[8]. Мы пошли играть в боулинг, а потом арендовали трассу для картинга. После этого ели дома китайскую еду. У меня была жареная лапша с ветчиной, два яичных рулета (да, они оказались слишком жирными), курица в кисло-сладком соусе, рис с соусом терияки и суп с яичными хлопьями. А после них мы ели мягкое мороженое и печенья с предсказаниями (на самом деле они не китайские). А потом я опять проголодался, и тогда…

Что такое? Вам всё равно, что я ел на ужин? Ну ладно. Теперь я накажу вас за то, что вы меня перебили. В наказание вам придётся выслушать рассказ о тринадцати годах моего детства, а ведь до того, как вы меня так дерзко перебили, я думал их пропустить.

В основном я был нормальным ребёнком, точнее, совершенно ненормальным. А если ещё точнее, то я был одновременно самым счастливым и самым несчастливым человеком на свете в зависимости от дня недели.

Всё началось в мой седьмой день рождения. Я задул свечи на своём торте и поджёг дом. Глазурь оказалась с каким-то странным химическим дефектом: всё началось с того, что уже давно не спавший дальнобойщик в Висконсине принял свой грузовик за чей-то ещё, и закончилось тем, что уставший работник завода в Нью-Мексико налил в глазурь ракетное топливо вместо кукурузного сиропа с большим содержанием фруктозы[9].

Достаточно мне было слегка подуть, и торт превратился в вулкан. Языки пламени высотой восемь футов, расплавленная плитка на потолке, горящие провода и всё такое. Нам едва удалось спастись.

Следующий день оказался счастливым. Я проснулся с ужасной болью в животе, и поскольку наш шкафчик с лекарствами сгорел, когда бомба из торта уничтожила ванную на втором этаже, мама повела меня в аптеку за лекарством. Мы живём в одном из этих странных штатов, где разрешены азартные игры, поэтому рядом с магазинными тележками у них стояли игровые автоматы. Мама попросила меня взять тележку, я наступил на жвачку, попытался оттереть её с подошвы и споткнулся[10]. Ухватился за рычаг игрового автомата, чтобы не упасть, и он внезапно опустился (какой-то бедолага забыл там двадцать пять центов).

Мы выиграли 874 209 долларов и 25 центов.

Это огромная сумма для семьи из двух человек. Нам бы хватило её, чтобы купить новую машину, а мама сказала, что этого достаточно, чтобы отправить меня в любой колледж по моему выбору, за исключением Калифорнийского университета Беркли, потому что он ужасно дорогой и учатся там в основном сумасшедшие. (Это мои слова. Мама всегда очень вежливая, даже с жителями Калифорнии.)

И так продолжалось до моего тринадцатого дня рождения. Один день счастливый, другой – несчастливый. Сначала я решил, что мне удалось разгадать эту тайну: понедельники были счастливые, вторники несчастливые и так далее. К счастью, поскольку в неделе всего семь дней, их количество всегда было одинаковым…

Нет.

Понедельник счастливый.

Вторник несчастливый. Среда счастливая. Четверг – бомба из торта. Пятница – освоить деление столбиком за восемь минут. Суббота несчастливая. Воскресенье счастливое.

Понедельник несчастливый.

Видите, что произошло? Конечно же, я научился пользоваться календарём.

Жизнь продолжалась, и вскоре я стал знаменитым. Я выжил после того, как меня проглотил кит-убийца[11]. Я случайно обнаружил незаконную свалку ядерных отходов во время езды на горном велосипеде. Я выпал из самолёта и ничего не сломал, кроме мочки левого уха[12]. До того как мне исполнилось девять лет, мною трижды интересовалось ФБР.

Я знаю, что, несмотря на все их заверения, они подозревали, будто я инопланетянин. Агенты ФБР всегда подозревают, что вы инопланетянин. Не верите? В следующий раз, когда они наденут на вас наручники, посмотрите одному из них в глаза и писклявым голосом скажите: «Отведите меня к вашему лидеру». Увидите, как они подпрыгнут.

Хорошая новость заключалась в том, что по мере взросления всё становилось менее трагичным. Когда мне исполнилось двенадцать лет, бомбы из тортов превратились в спущенные шины, а моя фортуозность[13] в азартных играх свелась к тому, что я случайно выучил те самые одиннадцать страниц из трёхсот, необходимые для теста по английскому. Конечно, ужасные вещи по-прежнему случались, но нечасто, и у меня никогда не было двух несчастливых дней подряд, за исключением високосного года.

Високосный год… Почему сразу два несчастливых дня? Кто бы мог подумать! Думаю, в следующий раз всё будет наоборот. Но когда такое случается, у меня всё идёт наперекосяк.

Двадцать восьмого февраля[14] я вообще не проснулся. Мама отвезла меня в больницу. Врачи решили, что я в коме[15]. Но это было не так. Я просто погрузился в глубокий несчастливый сон, и мне снились кошмары, в которых я был один в больничной пекарне, пятнадцать часов подряд ел пончики и набрал девять фунтов. Самое смешное, что я действительно остался один в больничной пекарне, действительно пятнадцать часов ел пончики и действительно набрал девять фунтов. И заметьте, всё это, не вставая с больничной кровати и не просыпаясь. (Я совершенно уверен, что медсестру из-за этого уволили.)

И это был несчастливый день номер один. Двадцать девятого февраля я сбросил все девять фунтов, которые набрал во время своего острого сонного расстройства пищевого поведения, вызванного комой. Да, всё было так, как вы и подумали. Нет, я не люблю об этом говорить. Скажу только, что нам пришлось заменить туалет в ванной на втором этаже. В очередной раз.

На этом ваше наказание закончено.

Как я уже говорил, мой тринадцатый день рождения был в субботу, и так уж вышло, что на этой неделе суббота была несчастливым днём. Но я не хотел, чтобы это меня остановило. Я подумал, что если не буду делать ничего опасного, то легко отделаюсь. Я сказал себе, что, скорее всего, не стану кататься на карте.

Внизу зазвонил телефон, и я застыл на месте, прислушиваясь и засунув одну ногу в штанину джинсов.

– Привет, мистер А., – поздоровалась мама.

Не надо, подумал я. Только не говори, что сможешь.

– Сегодня у Саймона день рождения, и мы собирались… Да, понимаю. Хорошо, думаю, я смогу зайти.

Я застонал. Моя мама была физически неспособна сказать «нет», совсем как в фильме «Всегда говори „Да“».

Что бы ты ни делала, подумал я, не сообщай, что я тоже могу прийти.

– Конечно, он тоже может прийти. Уверена, ему не терпится отдать вам свой доклад по этике.

Я рухнул на кровать, признавая своё поражение, и для большего эффекта принялся биться головой о подушку[16].

Мама постучала в дверь и распахнула её.

– С днём рождения! – радостно пропела она.

– Это вряд ли, – поправил я, сердито глядя на неё.

Улыбка исчезла с её лица.

– Ты слышал?

Мама прошла в комнату, подбирая валявшееся бельё для стирки.

– Это ненадолго, – пообещала она. – Он так много для нас сделал, Саймон. Ты ведь знаешь, какой он. Я просто не могу сказать ему «нет». – Мама собрала кучу белья и с улыбкой бросила его мне на кровать. – Сегодня никакой стирки, Саймон. Сегодня твой день рождения… Но я надеюсь, что в этом году ты всё-таки уберёшься в комнате.

Я продолжал сердито смотреть на неё.

– Уверена, ты слышал, как я пообещала мистеру А., что ты принесёшь свой доклад по этике. – Мама снова улыбнулась, зная, что я это слышал и что ещё не был готов его сдавать. – Мы пойдём, как только ты соберёшься. – И она закрыла дверь.

Я чуть слышно пробурчал что-то грубое и принялся искать свой доклад по этике. Он был где-то на столе. Мой стол был на три фута завален разными диковинками, которые заставили бы гордиться любого бдительного профессора колледжа/археолога[17], и, как и большая часть моей жизни, эти диковинки посвящались нелепым и нескончаемым урокам мистера А.

Мама начала убираться у нашего эксцентричного соседа вскоре после моего рождения. Тогда у неё ничего не было. Ни работы, ни сбережений, ни выигрышей в лотерею, ни мужа. Только новорождённый младенец и плата за дом. У моей мамы было полно родственников, но они все служили в армии, а значит, находились в разных концах света далеко от нас. Вообще-то моя мама до моего рождения тоже служила в армии (военно-воздушные силы)[18], но как только увидела мои милые детские голубые глаза (ну ладно, один глаз, поскольку мы уже выяснили, что второй глаз карий…), то решила выйти в отставку и больше времени проводить со мной. Именно тогда мистер А. предложил помогать ему с готовкой и уборкой. Он хорошо ей платил. Слишком хорошо. Он был богатым.

Сначала, когда я достаточно повзрослел, чтобы задавать вопросы, то решил, что мама позволила мистеру А. учить меня, потому что он был богатым. Может быть, если бы я вырос таким, как мистер А., мы бы тоже разбогатели, и тогда нам больше не пришлось бы беспокоиться из-за денег.

Однако потом я понял, какая огромная сумма 800 000 долларов, и узнал, что после нескольких грамотных вложений (конечно, сделанных в мои счастливые дни – я позаботился о том, чтобы мама взяла меня с собой) моей маме больше не придётся работать. Но она хотела, чтобы я стал образованным, а мистер А. являлся экспертом во всём. Если верить сертификатам на стенах, он был профессором в другой стране. Для меня оставалось тайной, почему он отказался от своей увлекательной жизни и переехал в наш скучный американский городок, если, конечно, его задача не заключалась в том, чтобы заставлять меня страдать.

Я сделал для мистера А. больше заданий, чем для всех своих учителей, вместе взятых. И домашние задания не единственная моя проблема. Мистер А. был очень эксцентричным. Так говорила мама. Я же считал его чокнутым старым психом (хотя и очень умным). После пяти лет частных занятий я стал самым умным учеником в школе. Даже умнее многих учителей, хотя я и не люблю хвастаться. По правде говоря (и это мой огромный секрет), мне нравились уроки у мистера А., и я бы не променял их ни на что на свете. Но я не мог сказать об этом им.

Я принялся рыться в своих вещах. Там были стопки бумаги (предыдущие проекты), целая коллекция разноцветных чернил для перьевых ручек[19] и баррикада из крошечных растений в бумажных стаканчиках. Каждый год мы с мистером А. занимались чем-то одним. Один год это была классическая литература, другой – прикладная математика, а потом логика и искусство рассуждать. В прошлом году мы сосредоточились на ботанике (отсюда и растения), а в этом году на этике. На столе лежали пятнадцать древних философских томов в кожаных переплётах, взятых у мистера А. От них пахло пылью, и они были очень скучными, но я прочёл их все, готовясь к своему финальному докладу. Моему «кульминационному проекту», как называл его мистер А.

Наконец я нашёл доклад. Он состоял из пятидесяти страниц, написанных от руки и скреплённых огромной скрепкой, потому что оказался слишком толстым для степлера. Доклад назывался «Безупречный ответ Канта на незначительные детали современной морали». Я гордился этим названием.

К несчастью, доклад был ужасно скучным. У меня ушло на него два месяца, и он был идеален. Идеально скучен. Любой профессор философии в колледже поставил бы мне «отлично». Мистер А., скорее всего, недовольно нахмурится и бросит доклад в огонь.

Я сунул стопку бумаг под мышку, сожалея, что у меня нет ничего другого. Другого выбора. Запасного плана. Внезапно меня озарило, и я склонился над блокнотом и схватил ручку. Шариковую ручку. Мистеру А. это не понравится. И почтовая бумага ему тоже не понравится[20]. Я задумался, а потом улыбнулся и набросал список из четырёх пунктов. Если мистеру А. не понравится мой первый проект, я дам ему этот список.

Я почти добежал до двери, когда меня вдруг пронзила невероятная боль. Как всегда, внезапный приступ головной боли заставил меня выйти из себя, и я ударил кулаком по двери, рассыпав бумаги.

– Саймон! – раздался внизу мамин голос. – Всё нормально?

– Да, – соврал я, потирая голову костяшками пальцев. Просто дыши, велел я себе. Скоро всё пройдёт. Или же голова взорвётся. В любом случае мне станет лучше. А если голова взорвётся, мне не придётся сдавать доклад.

У меня всегда были головные боли, но в последнее время они становились всё сильнее. Вчера я чуть не потерял сознание. Позавчера головная боль сопровождалась ослепительным светом. Я побывал у всевозможных врачей, и все они думали, что боль вызвана разными причинами – детская невралгия, подростковый химический дисбаланс, спазмы подзатылочных мышц, смещение второго шейного позвонка, гармоническая разбалансировка коронной чакры и чакры третьего глаза. И ни один из них мне не помог[21].

Я мог бы догадаться о приближении головной боли. Ночью мне снился тот же самый сон: гигантская синяя горилла и рыцарь с огненными мечами. Иногда они стояли на газоне перед домом, сражаясь с тенями. Иногда в нашем доме, охраняя мою дверь. Однажды горилла ворвалась в мою комнату, чтобы прогнать огненно-красного пса, который пытался съесть меня, пока я спал. Странные сны. Я никогда никому о них не рассказывал.

В прошлом году я прочёл пять книг по интерпретации сновидений, пытаясь понять, что они значили. В зависимости от автора, эти сны означали, что я боюсь красного цвета, мне суждено стать знаменитым борцом сумо, я страдаю от чувства вины после кражи жёлтой ванны, у меня душа кошки или же причиной моей смерти станет цифра 17. Я решил, что эти сны ничего не значат[22].

В прошлом месяце я заметил кое-что странное: на следующий день после этого сна у меня болела голова. А значит, эти сны были даже полезны. Как прогноз погоды, который заставляет вас опасаться наступившего дня. «Ночью горилла атакует пса. Завтра днём шансы на появление боли составляют 95 %».

Когда боль отступила, я собрал вещи и спустился вниз. Потом я снова вернулся наверх, потому что забыл самое важное: свою маленькую игровую приставку «Нинтендо». Я никогда никуда не ходил без неё[23], и в ней была всего одна игра. Единственная игра, которая вам нужна. Лучшая игра на свете – «Гонщик Марио». Возможно, сегодня я не успею поиграть, но она всё равно должна лежать в моём заднем кармане.

Дом мистера А. был маленьким и очень странным. Целую стену гостиной занимали книжные шкафы. На месте, оставшемся от дипломов и коллекций жуков, висели картины самого мистера А., большая часть которых походила на рисунки пятилетнего ребёнка. Я как можно чаще разглядывал их, чтобы напоминать себе, что он тоже не идеален. На столике в углу стоял маленький фикус, который мне не разрешалось трогать ни при каких обстоятельствах. Рядом с фикусом лежала стопка огромных кривых шерстяных свитеров, которые выглядели так, как будто их связала обезьяна. У меня за спиной висела фотография невероятного французского города-крепости Мон-Сен-Мишель.

Мистер А. внимательно изучал мой доклад. Конечно, мистер А. владел навыками скорочтения (которые он передал мне), поэтому прочёл все пятьдесят страниц менее чем за две с половиной минуты. За всё это время он даже не приподнял бровь. И даже не улыбнулся шутке про среднюю продолжительность жизни экзистенциальных гусей на странице 38. Закончив, мистер А. посмотрел на меня из своего уродливого оранжевого кресла у камина и сказал:

– Саймон, это одновременно ужасающе основательно и основательно ужасающе.

Потом он наклонился и стал бросать страницы в огонь. Старый глупец.

В любой другой день я бы вспылил, но в честь своего дня рождения я заставил себя быть вежливым, чтобы поскорее избавиться от тиранического влияния мистера А. и хорошо провести время.

– Я так и думал, что вы это скажете, – ответил я.

Мистер А. откашлялся.

– Ты знал, что доклад мне не понравится, и всё равно сдал его?

Я пожал плечами.

Мистер А. бросил в огонь последнюю страницу и сурово посмотрел на меня, откинувшись на спинку кресла.

– Саймон, много лет я учил тебя думать, учил тебя рассуждать. Мы изучали историю, математику, биологию, социологию, психологию, геологию, теологию. – Он поднял вверх палец. – И несмотря на это, нельзя никого научить любить те или иные вещи. Для этого и был доклад, Саймон. Именно это…

– Может быть, это понравится вам больше, сэр. – Я сунул ему под нос слегка помятый лист почтовой бумаги.

Мистер А. взял его и поморщился.

– Что это такое?

– Это то, что я люблю. Основные моменты. То, на чём мне надо сфокусироваться, как вы всегда говорите, чтобы стать лучшей версией себя. Я позаимствовал идею из вашей истории о рыцарях Вилаэна.

Мистер А. принялся перечитывать мою записку.

– Кодекс рыцаря, – произнёс он, и на его лице появилась улыбка. – Да. Кодекс из четырёх пунктов. Очень хорошо. Это намного лучше, Саймон. Это настолько прекрасно, что ты даже представить не можешь. Хотя, должен сказать, ты мог бы написать это на настоящей бумаге.

Я с облегчением вздохнул.

– Значит, с проектом покончено? Отлично. Но только не давайте мне сегодня других заданий, ладно? Сегодня у меня день рождения…

– Саймон…

– Пожалуйста, мистер А., подождите хотя бы до следующей недели. Сжальтесь!

– Саймон, проектов больше не будет.

Я бессмысленно уставился на него.

– Что?

– Ты свободен. – Он махнул рукой. – Мне больше нечему тебя учить. Ты закончил обучение.

Я был поражён.

– Но… мне же всего тринадцать.

Мистер А. благоговейно сложил листок бумаги с пингвинами и убрал его в карман рубашки. Потом он взял со стола книгу и открыл её.

– Обычно в это время мальчишки перестают слушать, – сказал он, не глядя на меня. – Подходящее время, чтобы перестать их обучать.

– Но…

Мистер А. вздохнул и закрыл книгу.

– Разве ты не мечтал об этом дне целых семь лет, с тех пор как началось твоё тьюторство[24]?

– Да, но…

– Тогда тебе должно быть приятно узнать, что оно закончилось на несколько лет раньше, чем предполагалось. – Мистер А. подкрутил кончик уса. – Если хочешь подождать свою мать, пожалуйста, сиди тихо. Или можешь идти. – Он замолчал и задумался. – Вообще-то, Саймон, если не возражаешь, возвращайся сегодня в половине двенадцатого, чтобы я дал тебе последнее наставление. После этого я уеду из города. – Он снова открыл книгу, и его взгляд метнулся в конец страницы.

Я бессмысленно посмотрел на часы. Мама закончит минут через двадцать. Я слышал, как она мыла посуду на кухне, напевая себе под нос. Она уже знает? Моё обучение закончено. Я ничего не понимал.

– И ни минутой позже.

– Что?

– В половине двенадцатого. И ни минутой позже.

– Ладно, – ответил я и отправился ждать на крыльце.


Конечно, остаток дня был совершенно испорчен. Я не мог думать ни о чём, кроме мистера А., а до половины двенадцатого было ещё далеко. Но когда этот час наконец-то наступил, я не опоздал.

Я постучал, и мистер А. сразу же открыл дверь.

– Мистер А… – начал я, собираясь выдвинуть заранее приготовленный умный довод.

Но он жестом остановил меня.

– Не время для умных доводов, Саймон. Где твоя мать?

– Она дома… Хотите, чтобы я…

– Нет, заходи. – Он втащил меня в дом. Потом взял древний телефонный аппарат и набрал мамин номер. Его голос стал высоким, а лицо исказилось, как от боли. – Да, Мэри, я серьёзно заболел. Нет, нет. Слушайте, мне как можно скорее нужен корень валерианы. Пожалуйста, поторопитесь. – Мистер А. застонал. – Нет, Саймон может остаться со мной, пока вы не вернётесь. – Мои мысли путались. Совершенно очевидно, что он лгал. Но зачем?

Мистер А. повесил трубку и подошёл к окну. Я увидел, как мама выбежала из дома, села в машину и уехала.

– Великолепно. – Мистер А. быстро потёр руки и подал мне чашку чая. – Выпей быстрее. – Он посмотрел на часы. – Ты родился ровно в 11.37. Значит, у нас осталось около пяти минут. Нам надо кое о чём поговорить. – Он откашлялся. – У тебя были головные боли?

– Э-э-э… – начал я, не отрывая глаз от окна. Всё это было очень странно.

– Саймон! – Мистер А. хлопнул в ладоши прямо у меня перед носом, и я подпрыгнул. – Пей прямо сейчас! – Он поднёс чашку к моему рту, и я сделал глоток. По телу тут же разлилось ощущение покоя. Я больше не переживал. Я чувствовал себя беззаботным, даже весёлым. Напиток по вкусу напоминал ромашку и… что-то ещё.

– У тебя были головные боли?

– Да. Все об этом знают.

– Но они не знают почему. Зато я знаю.

Я удивлённо посмотрел на него.

– Правда?

Мистер А. кивнул.

– Да. Это нарастает напряжение из-за развития твоей силы. Как только ты раскроешься, напряжение спадёт.

Я уставился на него.

– Что-что?

– Пей, – повторил мистер А. Я сделал ещё один глоток и внезапно ощутил спокойствие. Мистер А. вздохнул и посмотрел на часы. – На это всегда так мало времени. Если бы только правила были другими… Я сказал «раскрыться». Другой термин – «прорваться». – Он вздохнул. – Саймон, тебе снились сны.

Я не сводил с него глаз.

– Да…

– Сны о синей горилле. И кровавых псах. Как этот. – Он указал большим пальцем на окно, и я с ужасом увидел, что один из демонов из моих кошмаров идёт по газону. Он приблизился к окну и понюхал стекло. Потом во дворе появился другой пёс, а за ним ещё один.

– А-а-а! – закричал я и вскочил на ноги. – Это… Но…

– Сделай ещё глоток! – рявкнул мистер А.

Я повиновался, не раздумывая, и выпил весь чай, который ещё не успел в панике расплескать на ковёр. И снова мне стало лучше. Я вёл себя глупо. Что бы ни происходило, у мистера А. всё было под контролем.

– Сегодня они придут за тобой, Саймон, потому что сегодня ты раскроешься.

– Ладно, – ответил я, отвернувшись от окна. От вида этих псов мне было немного не по себе.

Мистер А. поднял фикус и швырнул его в угол комнаты.

– Финниган, ещё чаю, – приказал он, и на пол вместо фикуса упала огромная синяя горилла. Кажется, моя челюсть отвисла до самого пола.

– Время? – пророкотала горилла, бросаясь на кухню.

– Ещё две минуты.

– Ладно, – повторил я и сел на диван. Я уставился на свои руки и пошевелил пальцами.

– Мать ушла? – Горилла вернулась с чайником и наполнила мою чашку.

– Пока она в безопасности, – ответил мистер А.

Мои пальцы выглядели как обычно, но я принялся щёлкать ими, чтобы совершенно убедиться, что это всё на самом деле. Кажется, я был вполне в своём уме, если не считать говорящей синей гориллы-фикуса.

– Боги милостивые, – произнесла горилла, глядя в окно. – Никогда не видел так много.

Я проследил за её взглядом и увидел, что весь газон усеян псами с высунутыми языками, дрожащими от нетерпения. Один из них бросился на стекло и отскочил назад. Наш дом на другой стороне улицы был окружён. Я вскочил.

– Шестьдесят секунд, – сказал мистер А. – Принеси брусок, Финниган. – Он грубо толкнул меня на диван, а горилла метнулась прочь из комнаты и вернулась с чем-то вроде тонкого алюминиевого бруска. – Держи, – велел мистер А. Я поставил чашку на стол и взял брусок.

На мгновение у меня мелькнула мысль выбежать из дома, размахивая руками, и позвать полицию. Но она тут же исчезла. Давайте смотреть правде в глаза: я должен был узнать, что произойдёт дальше. И потом, снаружи ждали псы-убийцы.

Мистер А. прикрепил нечто похожее на соединительные кабели к чёрному ящику, который вытащил из-под дивана. Другие концы он присоединил к бруску у меня в руках.

– Финниган, дай ему ещё чаю.

– Что там? – спросил я, глядя на ящик.

– Небесное свечение, – ответил мистер А. – Проще говоря, жидкий звёздный свет. – Финниган поднёс к моим губам чашку, а мистер А. продолжал: – Когда я поверну выключатель, ящик разгерметизируется и жидкость тут же испарится, высвободив в брусок огромное количество энергии. Эта энергия сокрушит тебя, заставив кровь вскипеть и растопив центральную нервную систему.

– Круто, – ответил я, допив чай.

– Десять, – произнесла горилла, – девять, восемь…

– Знаю, что это звучит ужасно, – торопливо продолжал мистер А., – но эта энергия вынудит твою силу прорваться. Это стандартная процедура, и она намного лучше альтернативы.

– Отличненько, – весело ответил я. Я чувствовал себя совершенно спокойным. Я уставился на чашку и подумал, что в чай, наверное, что-то добавили. Но мистеру А. было лучше знать…

Финниган пристально смотрел на меня.

– Положи руки на брусок! Четыре…

Псы отскакивали от окна, как пушечные ядра. Стекло треснуло прямо посередине.

– Три.

Я надеялся, мама не слишком быстро найдёт лекарство. Если она сейчас войдёт в комнату, мне будет ужасно трудно всё ей объяснить. Я хихикнул.

– Два.

Я смотрел на гориллу и уже не был уверен, что это вообще горилла. Разве они бывают синими?

– Один.

Только подумать: всё это произошло в несчастливый день. Вот что значит неудачное совпадение.

– Ноль.

Мистер А. нажал на выключатель, и время остановилось. Ящик раскалился до цвета ослепительного пламени, окно разбилось, и псы, как в замедленной съёмке, посыпались в комнату, болтая лапами в воздухе. Позади псов было что-то тёмное, и оно приближалось – высокие, тонкие тени, на которых я никак не мог сфокусировать взгляд.

Брусок в моей руке стал горячим, потом холодным, а затем ящик взорвался.

Я как будто оказался в самом центре сверхновой звезды. Никакого шума, просто безмолвная белая давящая сила, уничтожающая всё на своём пути – дом, псов, улицу. В мгновение ока они исчезли, и от них остались лишь растаявшие следы. В моих ушах стоял оглушительный звон.

Когда я снова обрёл способность видеть, кто-то поднял меня и перебросил через плечо. Это был мистер А. Он пронёс меня по дому или по тому, что от него осталось. Крыша исчезла, и на искорёженную груду из пола и вывернутых стен лился звёздный свет. Псов во дворе больше не было, но зато появились другие тени, и Финниган стоял между ними и нами, как лохматая синяя баррикада.

Я потряс головой.

– Что произошло?

– Нет времени объяснять, – ответил мистер А. – Залезай сюда.

Он поставил меня на землю, и я увидел, что он пытается открыть наполовину расплавившийся пластиковый ящик.

– Это туалетная кабинка? – спросил я.

Как я её раньше не замечал? Я огляделся по сторонам и понял, что мы находимся за дверью кухни. Я всегда считал, что там кладовка, но никогда не заглядывал внутрь.

– Туалетный портал, – поправил мистер А. Наконец ему удалось открыть дверь, и он довольно грубо и с невероятной силой втолкнул меня внутрь и сунул мне в руку листок бумаги. Я не успел на него посмотреть, поскольку переживал, не вылилось ли содержимое туалета после падения кабинки. К счастью, всё было в порядке.

Где-то позади раздался рёв Финнигана.

– С другой стороны тебе всё объяснят, – сказал мистер А. – Не переживай о маме. – Потом он втолкнул мою голову в кабинку и захлопнул дверь.

Мне пришло в голову, что, если моей жизни угрожают бешеные псы и жуткие чёрные тени-призраки, а наш местный маг и его фикус (горилла-мутант) не могут меня защитить, это не удастся сделать и туалетной кабинке[25]. Я собирался уже открыть дверь и сказать об этом мистеру А., когда понял, что больше не сижу, неловко согнувшись, в перевёрнутом расплавленном туалете. Я совершенно спокойно стоял в совершенно нормальной целой кабинке. Я посмотрел на дверь и увидел, что замок закрыт. Я повернул его, открыл дверь и шагнул навстречу своей судьбе.


Загрузка...