Котильон

Глава 7

Для мисс Чаринг, которая с самого появления в городском доме Легервудов мучилась раскаянием, оказалось необыкновенной удачей, что его хозяйку постоянно занимали мысли о хворающих ребятишках. Водворив Китти в уютную спальню и вкратце пояснив их несчастливые обстоятельства, миссис Легервуд поднялась на антресоли убедиться, что ухудшения нет и что няня не заснула в своем кресле — идея столь же навязчивая, сколь несправедливая. Мисс Чаринг, оставшись одна в спальне, где — непривычная роскошь — горел камин и висела на виду лента звонка, дерни за которую — и явится горничная, вернулась к своему положению с чувством вины.

Она искренне не подозревала, что в интриге, которую так тщательно готовила, окажутся замешаны другие лица, кроме злополучного Фредди. Его родители представлялись ей неясными фигурами на заднике сцены, чье существование не имело ничего общего с ее планами.

Появление лорда Легервуда в Голубой гостиной развеяло эти ложные иллюзии, она была на волосок от того, чтобы вообще отказаться от своего проекта. Ее удерживал отчасти стыд перед внушающим ей благоговение джентльменом, а отчасти смертельный ужас при мысли, что ее признание будет означать немедленное возвращение в Арнсайд. К тому моменту, когда леди Легервуд присоединилась к обществу, она в какой-то мере преуспела в сделке с совестью, убеждая себя, что раз у нее нет истинного намерения выйти за Фредди, положительно никакого вреда она не причинит. Тем не менее, Китти в смятении предвидела вопросы леди Легервуд и радовалась, что материнские обязанности заставили хозяйку отложить опасный tet-а-tet.

Убедившись, что Эдмунд все еще в лихорадке, но уже засыпает, леди Легервуд вновь спустилась в гардеробную. Ради своей гостьи, гардероб которой, как она знала, очень ограничен, она положила явиться к обеду в утреннем платье, однако ей показалось бы неприличным ничего не изменить в своей наружности. Послав за служанкой, она нашла, что ей заново следует убрать волосы, сменить чепец и исправить возможные отклонения в цвете лица. За этими хлопотами она уже не надеялась повидать мужа перед обедом, но он сам вошел в комнату.

Она приветствовала его с облегчением:

— Любовь моя, я как раз хотела говорить с тобой. Да, вот этот розовый кружевной чепец. И можете не ждать. Минутку! Подайте мне шарф померанцевого цвета с широкой французской каймой. Нет, пожалуй, он будет слишком. Пестрая шаль как раз подойдет! А теперь идите.

— Прелесть, — проворковал его лордство, направляя лорнет на кружевной чепец.

— Не правда ли? Я знала, что тебе понравится! Но в настоящий момент мне не до этой мишуры. Что, скажи мне, теперь делать? Я в жизни не была так озадачена, ты же стоишь и улыбаешься, будто все тебе необыкновенно по нраву!

Он засмеялся и положил чепец.

— Скажи на милость, а что я должен делать? Я вряд ли могу налагать запреты: Фредди уже совершеннолетний. Но его мотивы… — заявил он глубокомысленно.

Ее огромные голубые глаза широко открылись ему навстречу.

— Что ты имеешь в виду? — Ужасное подозрение овладело ею. — Легервуд, ты не хочешь сказать, что она поймала Фредди в ловушку с этой помолвкой?

— Мало вероятно! — рассудил он трезво. — Вполне невинна, свеженькая такая, как мне показалось.

— Да, редкость своего рода. Но нельзя отделаться от мысли, что она вынудила бедного мальчика сделать ей предложение только для того, чтобы вырваться из Арнсайда. Мне ее очень, очень жаль, хотя я уверена, что ничего о ней не знаю, за исключением того, что мать ее была француженка, что мне нравиться не может, но в любом случае, это не тот брак, которого я бы желала. Надеюсь, я не жалкая прожектерка, ибо если бы я ею была, мне бы доставила радость мысль, что мой дорогой сын женился на значительном состоянии, но уверяю тебя, из всех пороков я больше всего осуждаю меркантильность, особенно когда она бессмысленна, а ведь Фредди вполне обеспечен. Я мечтала, чтобы он породнился с каким-нибудь влиятельным семейством, а не женился на маленькой деревенской девочке, о которой никто даже и не слышал!

— Не отчаивайся, — посоветовал его лордство. — Я готов присягнуть, из этого брака ничего не выйдет. Моя милая Эмма, неужели ты так глупа, что не видишь, что они вовсе не влюблены друг в друга!

Леди Легервуд, которая как раз завязывала ленты чепчика, всплеснула руками и повернулась к нему:

— Но если они не влюблены и она его не поймала, то к чему вообще помолвка?

— Вот этого я пока не могу понять, — ответил он. — Я слишком мало знаю Китти, чтобы определенно высказаться. Подозреваю здесь какую-то интригу…

— Конечно, затеянную не Фредди, — вмешалась леди Легервуд, кидаясь на защиту своего птенца.

— Я немного знаком с Фредди, душа моя. Можешь ничего мне не говорить. Конечно, это не его рук дело. По каким-то причинам, пока скрытым от нас, Китти желает, чтобы ее считали помолвленной с Фредди. Интересная деталь: по некоторым таинственным соображения помолвка не может быть немедленно оглашена!

— Не оглашена?! — вскричала она. — Но почему?

— Корь, — невозмутимо ответил он.

— Какая чепуха!

— Конечно! Таково приношение Фредди на алтарь родительского любопытства. Китти предпочла свалить все на эксцентричность твоего дяди.

— Это как раз может быть правдой, — заметила она, размышляя. — Когда дядя Метью задумал свой позорный спектакль, конечно, он мыслил Джека в главной роли. Забавно, что его надули! Скорее всего, он надеется, что здесь все само собой сойдет на нет. Он не мог отказать Фредди. Одна из неприятнейших черт его характера — он никогда не берет слова назад! Но что нам делать?

— Делать? Ничего! Будем наслаждаться, наблюдая за развитием сюжета.

— Шутки шутками, — сказала она колко, — но уверена и тебе хотелось бы заглянуть в конец пьесы!

— Правда? Нет, я не стану строить догадки. Конечно, выдумки Фредди забавны, но мне не хотелось бы подвергать его интеллект такой нагрузке.

— Да, дорогой, все это ужасно! И он ждет, что я стану одевать Китти и возить ее с собой на вечера!

— По-моему, этот его план уже в прошлом: он собирается найти другой выход.

— Легервуд, ты же знаешь, он не сможет, и нам придется действовать самим!

— Ерунда, любимая, Фредди ясно сказал, что займется ею сам, — произнес его лордство самым любезным тоном.

Как же он удивился, когда во время второй перемены за обедом его отпрыск, все время пребывавший погруженным в глубокую задумчивость, вдруг объявил:

— Не сомневался, что я что-нибудь найду, — так и вышло!

Леди Легервуд, говорившая за обедом только о неприятной ситуации, в которой оказалась замужняя дочь, и болезнях ее младших детей, посмотрела на сына с недоумением:

— Нашел что, любимый?

— Мег, — лаконично ответил Фредди. — Мне нужно ее повидать.

— Правда, любовь моя? Но… Ах, ты мне напомнил, она собирается в Олмак вместе с Эмили Купер.

— Найду ее там, — сказал Фредди.

— Да, дорогой, конечно, но ты не одет для вечера в Олмаке!

— Поеду в мои меблированные и переоденусь. Еще куча времени! Я должен увидеть Мег!

— Твоя братская привязанность трогает до слез, — заметил лорд Легервуд. — Нам позволено будет узнать о причинах такого прилива чувств?

— Ничего подобного, сэр, — справедливо возмутился Фредди, — я же обещал вам что-нибудь придумать. Меня осенило во время пудинга!

— Это делает честь повару! — усмехнулся его отец. Он смотрел на старшего сына с выражением терпеливой покорности, но мисс Чаринг, которая с самого того момента, когда новость об эпидемии, свирепствовавшей в доме, достигла ее, напрасно пыталась найти альтернативу возвращению в Арнсайд на следующее утро, нетерпеливо воскликнула:

— Ты обо мне, Фредди?

— Разумеется! Прекрасный предлог! Мег не желает оставаться с леди Букхэвен и не хочет, чтобы кузина Амелия разделила с ней компанию, не может жить с Фанни, потому что у нее корь, — лучше всего ей будет с тобой!

Лорд Легервуд, который собирался поднести стакан с кларетом к губам, тут же опустил его и взглянул на сына с почти суеверным восторгом.

— Какие неисследованные глубины, Фредерик! Я тебя недооценивал!

— Да что вы, сэр! — Фредди скромно потупился. — Я не так умен, как Чарли, но и не совсем простофиля, как вы до сих пор считали!

— Я всегда верил, что не совсем, мальчик мой.

— Китти остается с Мег? — засомневалась леди, — удобно ли это? Уверена, леди Букхэвен желает даму постарше.

— Незачем сообщать ей возраст Китти, мам. Леди Букхэвен никогда не выезжает из Глостершира и вряд ли что-нибудь узнает. Кстати, она и не вправе поднять шум: невеста не может оставаться здесь из-за кори, живет с моей сестрой. Вполне пристойно!

— О, Фредди, — воскликнула мисс Чаринг с сияющими глазами, — грандиозный план! Но только согласится ли твоя сестра…

— Согласится на все, что позволит ей не ехать к старухе Букхэвен. — Помолчав, Фредди добавил: — За исключением кузины Амелии. Имеет право.

Итак, вскоре после десяти, как раз когда мисс Чаринг сворачивалась клубочком под одеялом после вечера, проведенного над модными картинками, мистер Станден, весьма эффектный в кюлотах, полосатых чулках и голубом пальто с необычайно длинными фалдами, белом жилете и галстуке, который чуть не заставил одного из его знакомых упасть в обморок от зависти, неторопливо входил в холл Олмакского благородного собрания.

Он вручил пальто и шляпу выездному лакею, вставил пару запонок в манжеты и удостоил кивка знаменитого мистера Виллиса, содержателя клуба.

Мистер Виллис, отвешивая ему поклон — дань хорошему тону, — и думать не мог спросить его членский билет, ибо разные люди могли оказаться исключенными из членов собрания, но даже самые капризные из его попечительниц не позволили бы себе представить исключенным мистера Стандена. Он не был ни красив, ни остроумен и отличался весьма скромным нравом. Хотя часто появлялся в общественных местах, ничем (кроме великолепно сшитого платья) не привлекал внимания и никогда не поражал общество эксцентричными шутками, как джентльмен, ищущий известности! Он неплохо правил, но никто не слышал, чтобы на скачках хоть раз обошел фаворита, достаточно ловко скакал верхом, чтобы участвовать в травле зверя, но и на охоте не испытывал особого азарта. Он не соревновался в стрельбе с гвардейцами, не стал бы биться об заклад, что выстоит сколько угодно раундов против очередного спортивного кумира, и, хотя часто тренировался на деревянных рапирах в спортивных залах у Джексона, никто не вздумал бы искать в нем идеал кавалера, он не входил в число мастеров отпускать комплименты и не был замечен даже в самом невинном флирте. Поэтому Фредди и не считал себя истинно светским человеком. Но многие из знакомых мужчин дорожили его практическими советами — скажем, как отделать приемную дорожками, в дамском же обществе он слыл первым любимцем. Самая блестящая красавица почитала за честь пройтись в танце с таким изящным партнером, любой список гостей сочли бы неполным, если там отсутствовало его имя. Он не стоял у стены, отказываясь танцевать, порученная его вниманию простушка могла быть уверена, что он не улизнет от нее при первой возможности, его сопровождение ценили, потому что никакой, даже самый ревнивый, муж не мог бы питать в отношении его ни малейших подозрений. «А, Фредди Станден! — бормотал он угрюмо. — Ну, тогда другое дело, мэм». Словом, на него можно было положиться.

Мистер Виллис, который не снисходил до болтовни с каждым посетителем, радушно приветствовал Фредди, отослал взглядом ливрейного лакея, который собирался вручить ему кадриль-карт. Если кто и нуждался в инструкциях относительно фигур кадрили, то, разумеется не мистер Станден.

— Видели сегодня леди Букхэвен, Виллис? — спросил, глядя в зеркало, Фредди, доводя до совершенства галстук.

— О да, сэр. Миледи явилась вместе с леди Купер около получаса назад, мистер Веструдер сопровождал их.

— Вот как? Большая толкучка? — спросил Фредди.

— Нет, сэр, — ответил мистер Виллис с сожалением, — пока нет. Но к одиннадцати, осмелюсь предположить, яблоку негде будет упасть.

После этого диалога Фредди прошел в бальную заду и остановился на пороге, разыскивая сестру.

— Да это Фредди Станден! — воскликнула разукрашенная матрона в лайковых перчатках. — А я не знала, что он уже в городе. Милочка моя!

Она помахала ему рукой, но он не заметил ее жеста, потому что в этот момент за его плечом раздалось:

— Привет! Так был ты в деревне в итоге?

Хорошо знакомый небрежно-удивленный голос заставили Фредди немедленно повернуться. Он принадлежал высокому джентльмену, выражение лица и манеры которого сразу обличали человека истинно светского. Пальто, галстук, цепочка часов, перстни, перчатки, лорнет — все в нем принадлежало денди, но широкие плечи, на которых так блистательно сидело пальто, и мускулистые ноги под атласными кюлотами выдавали страстного спортсмена, которого никто не мог побить ни в одном состязании.

Его красивое лицо над накрахмаленными воротничками рубашки, голос их обладателя и пара ослепительно-голубых глаз — все искрилось улыбкой. Взгляд этих глаз заставил бы, наверное, сильнее биться сердечко мисс Чаринг, но у мистера Стандена вызвал совсем другие эмоции. Он уже собирался дать волю чувствам, которые обуревали его последние два дня, но, к вящей своей досаде, вспомнил, что не имел права высказываться, и просто бросил:

— А, привет! Как дела, кузен?

— Да, Фредди, да, это я, а не моя тень! Но что ты здесь делаешь? Я слышал, ты в Арнсайде!

— Вернулся сегодня!

Глаза мистера Веструдера изучали его по-прежнему насмешливо, доводя до бешенства.

— Как ты быстро вернулся, кузен! Тебя так дурно там приняли?

Фредди всегда восхищался Джеком и несколько робел перед ним, но такого он уже не мог спустить и ответил, на секунду замешкавшись:

— Нет, ничего. Но ты же знаешь, какой у дяди неудобный дом, и к тому же старик не позволяет брать с собой слугу. Зачем там долго оставаться?

— Незачем? — продолжал наступать мистер Веструдер с легкой издевкой в голосе.

Редко когда мистер Станден, человек миролюбивый, ощущал такое резкое желание ударить кого-либо по лицу, как сейчас. Но некоторые соображения его остановили: священные пределы, где они находились, и уверенность, что насилие приведет только к его собственному поражению. Поэтому, подавив в себе грубые инстинкты, Фредди прибегнул к дипломатии. Открыв табакерку и предложив ее Джеку, он неторопливо заметил:

— Думал, ты меня разыгрываешь, и чуть было не остался. А разве ты не знал, что старик собирается завещать состояние Кит, если она выйдет замуж за одного из нас?

— Кое-какие слухи достигли моих ушей, — серьезно признал его оппонент.

— Странно, что ты сам не поехал в Арнсайд. — Фредди посмотрел на него.

Мистер Веструдер поднял брови.

— А разве я уже официально несостоятелен, с чего ты взял, Фредди?

— А я не знал, — прикинувшись наивным, ответил Фредди. — Люди говорили, что ты и Кит поженитесь. Я и сам предполагал, что старик оставит деньги тебе. Но ведь и ты, наверное, надеялся? Жил довольно широко, не так ли?

— Отличный удар, Фредди, — быстро ответил мистер Веструдер. — Сдаюсь! Я не поехал в Арнсайд, потому что не люблю, когда меня тянут к венцу на аркане. Шуточки нашего почтенного дядюшки иногда забавны, но последняя бьет ниже дозволенного. Когда мне надеть на себя брачные цепи, я сам решу в надлежащее время.

— Конечно, если выйдет, как ты решил, — согласился Фредди. — Обидно, если упустишь возможность!

Его собеседник рассмеялся:

— Я постараюсь не оплошать!

Фредди и раньше слышал о многочисленных победах мистера Веструдера. Но если прежде, зная о его репутации первого любовника в городе, девять дам из десяти влюблялись в него, он только задавался вопросом почему, то сегодня впервые в жизни уверенность в себе Джека уязвила его и вместо того, чтобы думать, как глупо со стороны Кит вешаться Джеку на шею, он внезапно почувствовал, что даже если бы мог открыть ему правду, то не сделал бы этого. Проверяя свои подозрения, он запустил пробный шар:

— Желаю успеха! Рад, что встретил тебя сегодня! Чертовски тебе признателен, кузен! Никогда не думал, что мне что-нибудь светит в таком деле, и даже не поехал бы в Арнсайд, если бы ты не навел меня на мысль!

Если он намеревался сбить с толку противника, то был разочарован. Мелькнувшее на мгновение выражение озадаченности исчезло, Джек поднял бровь и спросил:

— Неужели я должен пожелать тебе счастья?

— Вот именно, — ответил Фредди. — Пока, знаешь ли, мы не афишируем, потому что старику это совсем не понравилось, но для членов семьи не тайна.

Он имел удовольствие заметить, как веселая искорка исчезла из глаз мистера Веструдера и брови его нахмурились, но опять же только на мгновение. Джек снова усмехнулся ему в лицо и сказал:

— Да брось ты, Фредди! Ты меня не надуешь!

— А я и не собираюсь, — ответил Фредди флегматично. — Долф, Хью и я сделали предложение. Китти выбрала меня. Я так и думал!

— Что?

— Помилуй, Джек, — обиделся Фредди. — Любая девчонка скорее выйдет за меня, чем за Долфа или Хью. Нет слов конечно, Долф граф, но разорен, и стоит ли объяснять, что он тронутый. Что до Хью — Боже!

— Точно, — признал его кузен. — Но, Фредди, но!.. Ты слишком грубо играешь! Если я допускаю, что Китти способна предпочесть тебя Долфу или Хью, то не такой же я идиот, чтобы поверить твоей липе, что ты — ты, скромный мой брат! — сделал предложение Китти Чаринг! Конечно, это идиллия, но — нет, Фредди, нет!

Фредди собирался уже было попотчевать мистера Веструдера рассказом о долгой и тайной любви, плодом фантазии мисс Чаринг. Но что-то подсказало ему, что намек не пройдет, и он лишь проронил небрежно:

— Так и полагал, что ты удивишься. Но… пришло время жениться. Старший сын, знаешь ли, положение обязывает!

— Да-да, и твой отец в таких преклонных летах! — подсказал с готовностью мистер Веструдер.

— Нет, но у нас корь в доме. Всякое может случиться!

Этот полет в царство фантазии оказался последней каплей для мистера Веструдера.

— Довольно! — запротестовал он. — Твой мыльный пузырь лопнул прежде, чем был надут полностью. Я надеюсь, ты подаришь мне истинную историю о том, что случилось в Арнсайде? Правда, Хью и Долф сделали предложение Китти?

— Да, хотя любой заранее сказал бы им, что зря старались. Не могли же они надеяться, что Китти согласится на предложение ради наследства! Ей известно, что мне деньги не нужны, что она всегда мне чертовски нравилась. Вот я и закинул удочку, и, как видишь, все в порядке! Думаю, мы отлично поладим!

Складка пролегла между бровей мистера Веструдера, но он продолжил все еще весело:

— О, прости меня! Но как же решился ты, при таких обстоятельствах, оторваться от своей, э-э, нареченной? Ты, который всегда столь любезен!

— Не оторвался, я привез ее в город, — бодро вставил фитиль Фредди. — Представил родителям. Она на Маунт-стрит.

Он внимательно следил, как его собеседник проглотит эту пилюлю, и был слегка озадачен. Догадка светилась в глазах Джека, и тень улыбки пряталась в уголках губ. Он потрепал Фредди по плечу:

— Поздравляю тебя, кузен! Я уверен, что вы прекрасно подойдете друг другу! Конечно, я буду на Маунт-стрит, чтобы засвидетельствовать почтение будущей миссис Станден, но пока передай ей мои наилучшие пожелания!

— Благодарю. Вероятно, она поживет у Мег.

— Тогда я навещу ее на Беркли-сквер. Какой прелестный сюрприз для Мег! А вот и она сама!

Он замолчал, наблюдая, как леди Букхэвен, закончив контрданс, скользит к ним по паркету.

— Любимая кузина, вот Фредди, у которого для тебя чудесные новости! Я вас оставлю, но предупреждаю, что, как только заиграют вальс, ты — моя, и я не потерплю, чтобы меня променяли на него!

Леди Букхэвен, очень живая, хорошенькая блондинка, с большими, немного выпуклыми, как у матери, глазами, воскликнула:

— Как ты можешь, Джек! Будто я деревенщина, чтобы танцевать с собственным братом! Фредди, где ты был целую вечность? Что ты хочешь сказать?

Его глаза следили за удаляющимся кузеном, и он спросил с осуждением:

— Что он тут нес: «Любимая кузина…»?

— Ну а кто же я ему! — рассмеялась она.

— Нечем хвастаться, — отрезал Фредди, представив мысленно свою семью. — Так или иначе, не стоит поощрять его!

— Не будь таким варваром, Фредди! Он самый очаровательный повеса в городе, и подумай, как восхитительно посмеяться над всеми этими Шарлоттами Килвингтон, которые теперь ногти грызут от ревности! Поверь, ты так же глуп, как леди Букхэвен! Кстати, Фредди, это старое веретено все твердит, что мне нельзя оставаться в Лондоне, пока здесь нет Букхэвена!

— Да, я слышал. Кое-что придумал. Поэтому я здесь.

— О, Фредди, ты гений, ну скажи же мне скорее! — закричала она, восторженно хлопая в ладоши.

— Хорошо, но не пыли! — остановил ее придирчивый брат. — И не стоит визжать только потому, что у меня есть кое-какая новость, которая тебя удивит!

С таким напутствием леди Букхэвен покорно направилась с ним к двум свободным стульям между пальмами у стены. Наконец они достигли цели, и Мег, расправив прозрачно-голубые складки своего газового платья, погрозила ему пальчиком:

— Не пойму, что за тайны! Если опять шутка, никогда не прощу тебе! Ой, Фредди, я должна поведать тебе последнюю романтическую историю! Вообрази, уже всем известно, что леди Луиза Альдстоун и молодой Гарсдей…

— Господи, я это знал прежде, чем отправился в Мелтон! — презрительно перебил Фредди. — И не говори мне, что Джонни Эпплби приписывают отцовство последнего отпрыска Трэшэма, потому что для меня сие тоже не новость!

— Не может быть! — воскликнула его сестра. Дав понять, что ее свежеиспеченные сплетни и гроша ломаного не стоят, Фредди заявил сурово:

— Все вздор! Перестань трещать и послушай внимательно!

Она обратила к нему голубые очи, и он, с усталым видом человека, которому уже надоело рассказывать небылицы, поведал ей о своей помолвке. Она удивилась не меньше леди Легервуд, но выразила свои чувства гораздо многословнее, однако как только он преподнес ей свой план ее спасения и оказания гостеприимства Китти, отбросила все соображения по поводу помолвки и всем сердцем приняла проект, который позволял ей отложить знакомство с красотами Глостершира. Мег смутно представляла мисс Чаринг, успев только однажды побывать в Арнсайде, но не сомневалась, что страшно ее полюбит, а перспектива безотлагательно заняться гардеробом Китти привела ее в восторг.

— Мне вывести ее в свет? О, ты можешь положиться на меня, дорогой брат!

— Я так и делаю, — простонал Фредди. — Но должен признаться, не без тревоги! Никогда не видел человека с таким полным отсутствием вкуса, как у тебя, Мег! Это, нижнее платье, или чехол, или как это у вас называется. Оно тебе совершенно не идет, милая моя!

— Фредди, — вскричала леди Букхэвен, совершенна сбитая с толку, — что ты говоришь! Этот бледно-лиловый — просто шик!

— Да, но не с голубым! — однозначно заявил он.

— Джек, — вздернула подбородок леди Букхэвен, — уверяет, что я еще никогда не была одета так к лицу!

— Очень может быть, — бесстрастно проговорил Фредди. — Не стану утверждать, что ему к лицу его чертов жилет. Поверь мне!

— Никогда не думала, что ты такой противный! — обиделась сестра. — Кажется, мне незачем приглашать Китти пожить у меня!

Но Фредди знал, что это только пустая угроза.

Не успели леди Легервуд и ее молодая гостья встать из-за стола после завтрака, как Мег уже оказалась с ними, блистательная в своей новой ротонде голубого сардинского бархата и шляпке с отчаянно узкими полями и лесом волнистых перьев, не скрывающих, впрочем, роскошных соболей — прощального подарка ее лорда перед отъездом, — надетых не без задней мысли.

Разрываемая между опасением, что какая-нибудь из бацилл, вызывающих корь, случайно забредет вниз и поразит ее дочь, и осуждением соболей на голубом бархате, леди Легервуд была в первые минуты слишком озабочена, чтобы представить Китти посетительнице. Неприятнее всего ее поразило отсутствие вкуса у дочери: ее собственное чувство меры, безошибочное, как и у Фредди, протестовало.

— Горностай или шиншилла смотрятся с голубым, Мег! — заявила она твердо. — Если бы ты надела с ними ту мериносовую ротонду, которую я купила тебе — не землистого цвета, а обшитую галунами зеленого — то, вот тогда это выглядело бы безупречно!

В разгар спора на столь деликатную тему доложили о приходе врача. Наскоро поручив Китти вниманию дочери, мать поспешила наверх, намереваясь просить достойного медика выписать новые рецепты и тревожась, что неблагоприятные симптомы требуют консультации с сэром Генри Хафордом. А так как молодой баронет с пятнистой, как у угря, спиной был на ножах с семейным доктором, только начинающим практиковать, не стоило ждать, что миледи вернется в обозримом будущем. Мег, столь же добродушная, как ее брат и мать, относилась любезно ко всякому, кто нуждался в ее дружеской поддержке. Будь Китти даже сногсшибательной блондинкой, она и тогда не оттолкнула бы ее, но нельзя отрицать: открытие, что мисс Чаринг — брюнетка, немедленно настроило леди Букхэвен в ее пользу. Обе были миниатюрными женщинами, правда Китти отличали более ярко выраженные формы, чем Мег, создание воздушное и эфирное. Последний комплимент пустил в оборот один из ее обожателей, и с тех пор она старалась ему соответствовать: укладывала пушистые локоны «а-ля Мейизе», носила платья из воздушных материй и усвоила манеру порхающей неугомонности, которой была, впрочем, обязана еще более эфирному образцу в лице леди Каролины Лэмб.

Как дебютантка на рауте жизни, она не отличалась чем-то особенно примечательным, поскольку встречались девицы и покрасивее, к тому же чувство благопристойности, свойственное ее матери, не позволяло развернуться ее природной живости. Но она сделала блестящую партию и быстро обнаружила, что положение замужней женщины как раз соответствует ее наклонностям. Выйдя за состоятельного лорда, значительно ее старше, Мег поняла, что светский тон гораздо большее может предложить чертовски привлекательной молодой матроне, чем она подозревала, будучи скромной мисс Станден. Муж самозабвенно любил ее, у нее появилось столько денег «на булавки», сколько она позволяла себе потратить, ее сразу окружил целый рой поклонников, слишком осторожных, чтобы оказывать явные знаки внимания незамужним девицам.

Мег по-своему привязалась к мужу, и его отъезд заставил ее три ночи подряд засыпать в слезах, но, непостоянная по натуре, она вскоре воспряла от своего уныния и ходила в отчаяние теперь только при мысли оставить из-за беременности свет в самый разгар лондонского сезона и жить со свекровью.

Большая часть всех этих проблем вылилась на голову Китти, но так как Мег отличала еще меньшая последовательность, чем ее мать, то Китти с большим трудом уследила за предметом беседы. Правда, появление Фредди на Маунт-стрит положило конец болтовне. Он заявил, что вынужден будет контролировать ситуацию, раз без него леди не могут условиться между собой, и был настолько суров с обеими дамами, что вызвал хихиканье и той и другой, причем Мег объявила, что он ведет себя не как влюбленный. Покраснев до корней волос, Фредди запечатлел целомудренное приветствие на щеке Китти, шепнув виновато:

— Забыл!

К счастью, Мег оказалась так занята своими размышлениями, что не обратила внимания на его странное признание.

— Никто не должен видеть Китти, пока она не одета, — заключила Мег, с чем мисс Чаринг от души согласилась.

Показывая леди Букхэвен восхитительное платье лилового шелка на картинке, которую выискала в одном из номеров «La belle Assemblee», Китти вызвала ее оживленные протесты: Мег утверждала, что светлая терракота больше подойдет ее новой подруге. Обсуждение современных направлений в моде прервал отъезд Фредди: по счастью, вспомнив, что у него встреча на другом конце города, он удалился. Поскольку доктор уже ушел, Китти отправилась искать хозяйку дома, чтобы попрощаться и поблагодарить за гостеприимство. Леди Легервуд сердечно ее обняла и подарила красивую шаль нориджского шелка, которую она ни разу не надевала, но стоившую ее мужу в свое время ровно шестьдесят фунтов, и обещала, как только у нее будет время, найти более достойный подарок в честь ее помолвки. Китти, чрезвычайно смущенная, могла быть только благодарна судьбе за то, что в ближайшее время, судя по всему, у леди Легервуд не появится досуга.

Мег увезла ее в изящной коляске, которую Китти назвала ландолетом, причем тут же получила первый урок. Ее коляска, по словам Мег, — первый крик моды, а ландолет, по непостижимым причинам, — старинный экипаж для дряхлых старух.

— Запомню, — пообещала Китти. — Мне так много нужно всего выучить. Я никогда не была в Лондоне, но приспособлюсь!

— О, ты сразу освоишься! — заверила Мег и прибавила наивно: — Особенно если будешь держаться меня, потому что я — высший класс!

— Я уже поняла, — согласилась Китти вполне искренне.