Коукс и Бакстер

Пролог

Среда, 6 января 2016 года,

9 часов 52 минуты утра

— Бога нет, факт.

Старший инспектор Эмили Бакстер посмотрела на свое отражение в зеркальном окне допросной комнаты, ожидая от внимающей ей аудитории хоть какой-то реакции на эту неприглядную истину.

Тишина.

Выглядела она ужасно: вместо тридцати пяти на все пятьдесят. Ее верхняя губа была зашита плотными темными нитками, которые туго натягивались каждый раз, когда она начинала говорить, — напоминая о вещах, о которых она предпочла бы навсегда забыть. Ободранная кожа у нее на лбу отказывалась заживать, переломанные пальцы стягивал бинт, влажная одежда скрывала еще дюжину повреждений на теле.

Напустив на себя скучающий вид, старший инспектор повернулась к двум мужчинам, сидевшим за столом напротив. Все молчали. Она зевнула и стала теребить свои длинные каштановые волосы, поглаживая неповрежденными пальцами пряди, спутавшиеся в тугой комок, когда она израсходовала трехдневный запас сухого шампуня. Ей было глубоко наплевать, что последние произнесенные ею слова явно оскорбили специального агента Синклера, импозантного лысого американца, который царапал что-то на листе бумаги с какой-то замысловатой шапкой.

На фоне элегантно одетого иностранца Эткинс, занимающийся в столичной полиции вопросами координации, производил весьма посредственное впечатление. Последние пятьдесят минут Бакстер усиленно пыталась представить, какого цвета была его грязно-бежевая рубашка на заре своей жизни. На его шее свободно болтался галстук, словно накинутая человеколюбивым палачом петля, свисающий конец которого не мог скрыть свежее пятно от кетчупа.

Наконец, Эткинс посчитал затянувшуюся паузу сигналом продолжить разговор.

— Видимо, вы имели много интересных бесед со специальным агентом Рушем, — заявил он.

На его бритой голове выступил обильный пот, выступивший по вине мощной лампочки и обогревателя в углу, гнавшего горячий воздух и превратившего четыре снежных следа на линолеуме в грязные лужи.

— В смысле? — спросила Бакстер.

— В смысле, если верить его досье…

— К черту досье! — перебил его Синклер. — Я работал с Рушем и знаю наверняка, что он всегда был благочестивым христианином.

Американец бегло просмотрел содержимое аккуратно пронумерованной папочки, лежащей слева о него, и извлек документ, изукрашенный почерком Бакстер.

— Как и вы, судя по анкете, заполненной вами перед вступлением в нынешнюю должность.

Он спокойно выдержал взгляд Бакстер, смакуя тот факт, что эта взрывная женщина опровергла сама себя, — будто теперь, когда ему удалось доказать, что она придерживается одной с ним веры и просто пытается его спровоцировать, равновесие в мире было восстановлено. Бакстер, однако, оставалась бесстрастной, как всегда.

— Я вынуждена констатировать, что люди, в большинстве своем, идиоты, — начала она, — очень многие из них руководствуются неверным представлением, что глупая доверчивость и строгие моральные устои каким-то образом связаны друг с другом. Мне просто хотелось повышения зарплаты.

Синклер возмущенно покачал головой, будто не веря своим ушам.

— Стало быть, вы солгали? Вам не кажется, что это не очень-то вяжется со строгими моральными устоями?

— Зато очень даже вяжется с глупой доверчивостью, — пожала плечами Бакстер.

С лица Синклера исчезла улыбка.

— А почему вы так хотите обратить меня в свою веру? — спросила она, не устояв перед соблазном уязвить собеседника.

Он вскочил, перегнулся через стол и завопил:

— Вы забываетесь, старший инспектор! Погиб человек!

Бакстер и глазом не моргнула.

— Не он один… — тихо ответила она и тут же решила подпустить яду. — Но вы по какой-то непонятной причине тратите время, причем не только свое, но и мое, проявляя странное участие к тому единственному, кто заслужил смерти!

— Мы просто хотим кое-что узнать, — вмешался Эткинс, пытаясь разрядить обстановку, — рядом с телом была обнаружена улика… скажем так, религиозного свойства.

— Ее мог оставить кто угодно, — возразила Эмили.

Собеседники обменялись взглядами, по которым она определила, что ей рассказали далеко не все.

— Вы располагаете какими-либо сведениями о нынешнем местонахождении специального агента Руша?

— Насколько мне известно, агент Руш мертв! — гневно бросила она.

— Вы действительно на этом настаиваете?

— Насколько мне известно, агент Руш мертв! — повторила Бакстер.

— Значит, вы видели его те…

Доктор Престон-Холл, штатный психотерапевт столичной полиции, четвертый участник этой беседы, откашлялась. Синклер осекся, уловив невысказанное предупреждение, откинулся на стуле, закатил глаза и отвернулся к зеркальному окну. Эткинс нацарапал что-то в своем засаленном блокноте и придвинул его к врачу.

Доктор была ухоженной женщиной немного за шестьдесят. Ее дорогие духи в сложившейся ситуации играли роль освежителя воздуха, правда, неспособного затмить всепоглощающий запах отсыревшей обуви. Весь ее вид демонстрировал непринужденную властность, она с самого начала недвусмысленно дала понять, что прекратит беседу в любой момент, если посчитает, что характер задаваемых вопросов нарушит процесс восстановления душевного равновесия ее пациентки. Она медленно взяла покрытый кофейными пятнами блокнот и прочла адресованное ей сообщение с видом школьной учительницы, перехватившей тайную записку.

Весь этот час доктор хранила молчание и теперь тоже не посчитала нужным его нарушать, поэтому в ответ на письменный вопрос Эткинса лишь отрицательно покачала головой.

— Что там? — спросила Бакстер.

Доктор ничего не ответила.

— Что там? — повторила свой вопрос детектив и повернулась к Синклеру. — Спрашивайте.

Того явно раздирали противоречия.

— Спрашивайте, — опять сказала Бакстер.

— Эмили! — вскинулась психиатр. — Больше ни слова, мистер Синклер!

— Да скажите уже, чего там, — с вызовом воскликнула Бакстер, и ее голос заполнил собой все небольшое помещение. — Вы хотите узнать про метро?

— Разговор окончен, — заявила доктор Престон-Холл и встала.

— Спрашивайте! — крикнула поверх ее головы детектив.

Чувствуя, что от него ускользает последний шанс получить ответы на свои вопросы, Синклер рискнул, решив, что о последствиях можно будет подумать и потом:

— Если верить вашим показаниям, среди погибших был и специальный агент Руш.

Доктор Престон-Холл в отчаянии воздела руки.

— Не вижу в ваших словах вопроса, — сказала Бакстер.

— Вы видели его тело?

Впервые за все время Синклер заметил, что Бакстер осеклась, но отнюдь не обрадовался ее затруднению и лишь испытал чувство вины. После его вопроса глаза женщины остекленели, она мысленно вернулась на ту злополучную станцию метро, на мгновение попав в плен воспоминаний. Ее голос надломился, когда она шепотом ответила:

— Если бы не видела, не говорила бы.

Вновь повисла напряженная пауза, и каждый задумался о том, сколько мучений содержит в себе эта простая фраза.

— Каким он вам показался? — выпалил Эткинс вопрос, так и не додумав его до конца, когда тишина стала невыносимой.

— Кто?

— Руш.

— В каком смысле? — спросила Бакстер.

— Эмоциональное состояние.

— Когда?

— Во время вашей последней встречи.

Она на несколько мгновений задумалась, потом искренне улыбнулась:

— Он почувствовал облегчение.

— Облегчение?

Бакстер кивнула.

— Вы, видимо, его любили, — продолжал Эткинс.

— Не особо. Он был умным и компетентным коллегой… но при этом обладал рядом явных недостатков, — добавила она.

Ее огромные карие глаза, подчеркнутые темным макияжем, смотрели на Синклера в ожидании реакции. Она закусила губу и вновь посмотрела в зеркало, будто проклиная кого-то, кто стоял за ним, за это мучительное испытание.

Эткинс взял на себя труд закончить разговор. У него под мышками проступили два темных пятна, но он даже не заметил, что обе женщины тихонько отодвинули стулья сантиметров на пять от стола.

— Вы вызывали к нему домой обыск, — сказал он.

— Вызывала.

— Но тогда получается, что он не внушал вам доверия.

— Не внушал.

— А сейчас не испытываете к нему никакой дружеской привязанности?

— Абсолютно никакой.

— Что он сказал вам напоследок?

— Мы закончили? — спросила Бакстер, явно испытывая нетерпение.

— Почти. Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.

Он сел и занес ручку над блокнотом.

— Я хочу это прекратить, — сказала Бакстер доктору Престон-Холл.

— Разумеется, — сурово ответила та.

— Есть ли какая-то причина, по которой вы не можете ответить на такой простой вопрос? — слова Синклера распороли комнату.

— Ну хорошо! — в бешенстве воскликнула Бакстер. — Я вам скажу.

Она обдумала свой ответ, перегнулась через стол и посмотрела американцу прямо в глаза:

— Никакого… Бога… нет… — с ухмылкой бросила она.

Эткинс отшвырнул ручку, Синклер вскочил, оттолкнул стул, с грохотом поехавший по полу, и выбежал из комнаты.

— Отлично, — устало вздохнул Эткинс, — спасибо за сотрудничество, старший инспектор. Теперь мы действительно закончили.

Пятью неделями ранее…

Глава 1

Вторник, 8 декабря 2015 года,

6 часов 56 минут утра

Замерзшая река скрипела и трещала, будто ворочаясь во сне в сияющих огнях мегаполиса. Разномастные суда, скованные во льду и всеми забытые, постепенно заносило снегом, а остров и материк на какое-то время вновь стали одним целым.

Когда из-за рваной линии горизонта выползло солнце и мост окутался оранжевым светом, на лед под ним легла окоченевшая тень: под внушительных размеров аркой путаницей покрытых снегом проводов показалась железная паутина, поймавшая ночью в свои сети жертву.

Бесформенной, искореженной массой, затмив собой лучи дневного светила, висело истерзанное тело Вильяма Коукса, чем-то напоминая муху, поотрывавшую себе лапки и крылышки в отчаянной попытке освободиться.

Глава 2

Вторник, 8 декабря 2015 года,

6 часов 39 минут вечера

К окнам Нью-Скотленд-Ярда жалась ночь, огни города расплывались в потеках осевшего на стеклах конденсата.

Если не считать двух коротких отлучек в туалет и похода в кладовку с канцелярскими принадлежностями, Бакстер с самого утра не покидала свой кабинет в отделе по раскрытию убийств и других тяжких преступлений, больше похожий на чулан. Она без конца поглядывала на кипу бумаг, шатко балансировавших на краю стола над корзиной для мусора, старательно подавляя природный инстинкт, побуждавший с силой ткнуть ее в нужном направлении.

В тридцать четыре года она стала одной из самых молодых женщин, когда-либо получавших звание старшего инспектора столичной полиции, хотя этот ее взлет по карьерной лестнице не был ни ожидаемым, ни особо желанным. И вакантное место, и последующее назначение Эмили на эту должность, в других обстоятельствах для нее недосягаемую, стали результатом единственно дела о Тряпичной кукле и задержания ею минувшим летом печально известного серийного убийцы.

Предыдущий старший инспектор, Терренс Симмонс, был вынужден уйти на пенсию по причине слабого здоровья, которое, как все подозревали, ухудшилось еще больше после угрозы коммандера уволить его, если он не согласится написать рапорт об отставке, — показной жест, адресованный разгневанной публике, привычная жертва, призванная ублажить разгневанных богов.

Бакстер разделяла чувства большинства коллег: ей было противно, что из предшественника сделали козла отпущения, но в душе она испытывала облегчение от того, что эта роль досталась не ей. Она даже не думала писать рапорт о переводе на новую должность до тех пор, пока коммандер сама не сообщила ей, что место достанется ей, если на то будет ее желание.

Она оглядела свою крохотную клетушку, с грязным ковром на полу и ржавым сейфом (кто знает, какие важные бумаги похоронены на дне этого ящика, который ей никогда не удавалось открыть?), и вдруг подумала, что зря тогда согласилась.

Из офиса донеслось приветственное восклицание, но Бакстер его даже не услышала, потому что уже вернулась к рассмотрению жалобы на детектива Сондерса. Автор петиции обвинял детектива в том, что тот, описывая его сына, использовал бранное слово. Бакстер слово показалось излишне мягким. Она начала выстукивать на клавиатуре официальный ответ, дойдя до середины, утратила к нему всякий интерес, скомкала жалобу и швырнула ее в сторону корзины для мусора.

В дверь робко постучали, и в кабинет скользнула невзрачная женщина-полицейский. Она собрала и выбросила бумаги, попавшие мимо корзины, потом, будто заправский игрок в дженгу, положила на вершину кипы, вот-вот готовой сверзиться вниз, несколько новых документов.

— Прошу прощения за беспокойство, — сказала она, — однако детектив Шоу вот-вот начнет свою речь. Мне кажется, вам надо при этом присутствовать.

Бакстер громко выругалась и уперлась лбом в стол.

— О господи! — простонала она, слишком поздно вспомнив, что забыла купить подарок.

Тщедушная девушка застыла в неловкой позе, ожидая дальнейших распоряжений, но через несколько мгновений тихо вышла из комнаты, не уверенная до конца, что Эмили не уснула.

С трудом придав телу вертикальное положение, Бакстер вышла в офис, где вокруг стола детектива-сержанта Финли Шоу собралась небольшая толпа. На стене красовался приклеенный скотчем плакат, который сам Финли двадцать лет назад купил по случаю проводов на пенсию давно забытого коллеги:

Рядом с ним на столе выстроилась вереница несвежих пончиков из супермаркета. На коробках виднелись скидочные наклейки, знаменовавшие собой пройденный ими за три дня путь от неаппетитных до совершенно несъедобных.

Скрипучим голосом детектив-шотландец озвучил свою последнюю перед пенсией угрозу съездить Сондерсу по физиономии. И хотя сегодня присутствующие встретили ее вежливым смехом, в прошлый раз она закончилась сломанным носом, двумя слушаниями дисциплинарной комиссии, а для Бакстер — еще и многочасовым заполнением всевозможных бумажек.

Подобные мероприятия она ненавидела: проводы после десятилетий опасной службы в полиции, оставившей множество воспоминаний, о которых любой предпочел бы забыть, всегда казались ей верхом бестактности и фальши, неизменно принося одни лишь разочарования. Она держалась сзади, вместе со всеми улыбкой поддерживая друга, и с теплотой смотрела на него. Детектив Шоу был ее последним надежным союзником и единственным человеком, которому она была здесь рада. Теперь он уходил, а она даже не купила ему открытку.

В ее кабинете зазвонил телефон.

Она его проигнорировала, глядя, как Финли усиленно, но не очень удачно делает вид, что коллеги, купив в складчину бутылку виски, не прогадали и выбрали именно тот сорт, который ему нравится.

Детектив Шоу предпочитал «Джеймсон» — как и Волк.

Ее мысли блуждали. Она вспомнила, как покупала Финли выпивку в последний раз, когда они встречались в неофициальной обстановке. С тех пор прошел почти год. В тот день он признался, что не жалеет об отсутствии у него особых амбиций. Потом предупредил, что должность старшего инспектора не для нее, что ей будет скучно, что на этом пути ее ждет множество разочарований. Эмили не послушалась, потому что Финли не мог понять одного: она не ждала повышения и согласилась на него только потому, что оно отвлекало внимание, предлагало перемены, давало надежду на спасение.

Телефон в ее кабинете зазвонил вновь, и она бросила взгляд на свой стол. Финли в этот момент читал одну и ту же фразу — «Жаль, что ты уходишь», — начертанную разными руками на открытке пейнтбольной команды «Миньонс», фанатом которой его по ошибке считали.

Эмили посмотрела на часы. В кои-то веки сегодня ей действительно надо было закончить с делами пораньше.

Тихо посмеиваясь, Финли отложил в сторону открытку и начал свою прочувствованную прощальную речь. Поскольку он терпеть не мог выступать на публике, ему хотелось закончить ее как можно быстрее.

— Нет, серьезно, позвольте мне вас искренне поблагодарить. Я таскался сюда, еще когда Нью-Скотленд-Ярд был реально новым…

Детектив Шоу сделал паузу, в надежде, что хоть кто-то из присутствующих засмеется. Его выступление и так грозило стать провальным, а теперь он еще и запорол свою лучшую шутку. Так и не дождавшись реакции, старый полицейский все же продолжил, зная, что дальше будет только хуже:

— Это здание и те, кто в нем трудится, были для меня не только работой и коллегами — вы стали моей второй семьей.

Женщина в переднем ряду замахала руками, чтобы высушить набежавшие на глаза слезы. Финли попытался ей улыбнуться, как бы давая понять, что он помнит ее и разделяет ее чувства. Потом оглядел присутствующих, выискивая глазами единственного человека, которому в действительности и предназначалась его прощальная речь.

— Я с удовольствием наблюдал, как многие из вас на моих глазах росли, из самонадеянных новобранцев превращаясь в сильных, независимых, прекрасных, храбрых женщин-полицейских… и мужчин… — добавил он, опасаясь, что мог только что выдать себя, — …для меня было истинным счастьем работать бок о бок с вами, каждым из вас я искренне горжусь. Спасибо вам.

Он откашлялся, улыбнулся аплодирующим коллегам и наконец увидел Бакстер.

Она стояла у стола за закрытой стеклянной дверью своего кабинета и отчаянно жестикулировала, разговаривая с кем-то по телефону. Он снова улыбнулся, на этот раз грустно, коллеги вернулись к своим делам, оставив его одного собирать вещи. Сегодня ему предстояло в последний раз уйти с работы и больше никогда сюда не возвращаться.

Когда Финли стал укладывать фотографии, годами стоявшие на рабочем столе, от нахлынувших воспоминаний движения его замедлились. Его мыслями всецело завладел потускневший, выцветший снимок, сделанный когда-то во время рождественского корпоратива. Лысеющую голову Финли венчала корона из папье-маше, к вящему удовольствию его друга Бенджамина Чемберса, обнимающего Бакстер, которая на этой фотографии — единственный раз за всю жизнь — была запечатлена с улыбкой на лице. А с краю, самым плачевным образом проспорив, что ему удастся поднять Финли над землей, стоял Вильям… Волк.

Шоу аккуратно спрятал снимок в карман пиджака и упаковал оставшиеся вещи.

Направляясь к выходу из офиса, старый детектив застыл в нерешительности. Ему казалось, что он не вправе распоряжаться забытым письмом, обнаруженным им на дне ящичка стола. Сначала он подумывал его там и оставить, затем порвать, но, в конечном итоге, бросил в коробку со своими пожитками и направился к лифтам, полагая, что у него просто появилась еще одна тайна, которую нужно будет сохранить.

В 7 часов 49 минут Бакстер все еще сидела за столом. Она послала уже сотню эсэмэсок, извиняясь за опоздание и обещая уйти с работы, как только освободится. По вине коммандера Эмили не только полностью пропустила речь, произнесенную Финли в честь своего увольнения, но теперь еще не могла пойти на вечеринку — впервые за много месяцев ее позвали куда-то, где она могла пообщаться с друзьями в неформальной обстановке. Начальница попросила дождаться ее приезда.

Большой любви между двумя женщинами не наблюдалось. Ванита, исполнявшая в столичной полиции обязанности представителя по связям с общественностью, открыто выступала против назначения Бакстер на новую должность. Во время работы над делом Тряпичной куклы Ванита нажаловалась комиссару, что детектив самоуверенна, упряма, по поводу и без повода идет на конфликт, совершенно не уважает старших по должности и даже считает ее саму виновной в смерти одной из жертв.

Бакстер видела в Ваните прогибающуюся перед журналистами змею, которая не задумываясь принесла Симмонса в жертву при первых признаках приближающейся опасности.

В довершение всех бед Бакстер открыла пришедшую по электронной почте автоматическую рассылку отдела учета, в который раз сообщавшую, что Волк должен вернуть несколько важных дел. Она просмотрела внушительный список и сразу многие из них узнала…

Беннетт Сара: женщина, утопившая в плавательном бассейне рядом с домом собственного мужа. Бакстер благоразумно никому не сказала, что это дело спрятано за радиатором в переговорке.

Лео Дюбуа: ножевое ранение при свидетелях, впоследствии вылившееся в громкое дело о контрабанде наркотиков и незаконной торговле оружием и людьми, потребовавшее вмешательства целого ряда правоохранительных ведомств.

Им с Волком пришлось над ним немало поработать.

Бакстер увидела, что в офис в сопровождении двух человек вошла Ванита. Это никак не согласовывалось с ее намерением уйти с работы к восьми часам. Бакстер даже не потрудилась встать, когда та вплыла в ее кабинет и поприветствовала с таким искренним радушием, что она ей почти поверила.

— Старший инспектор Эмили Бакстер, специальный агент Эллиот Кертис из ФБР, — объявила Ванита, откидывая назад свои темные волосы.

— Рада познакомиться, мэм, — произнесла высокая чернокожая женщина и протянула Эмили руку.

На агенте брючный костюм, очень похожий на мужской, ее волосы были стянуты на затылке так туго, что голова даже казалась обритой наголо, на лице был аккуратный сдержанный макияж. Хотя на вид ей было немного за тридцать, Эмили заподозрила, что на самом деле она моложе.

Не вставая со стула, она пожала Кертис руку, и Ванита представила второго гостя, которого, казалось, больше интересовал сломанный сейф, нежели процесс знакомства.

— А это специальный агент…

— Хотела бы я знать, что же такого специального их сюда привело, — пошла в наступление детектив, — раз в это жалкое подобие кабинета их ввалилось сразу двое.

— Как я уже сказала, это специальный агент Дамьен Руч из ЦРУ, — продолжала Ванита, не обращая внимания на ее реплику.

— Как-как? Руз? — переспросила Бакстер.

— Руч? — несмело повторила Ванита, не уверенная до конца в своем произношении.

— Я полагаю, Руш… Как в слове «куш»… — услужливо добавила Кертис, поворачиваясь к коллеге из ЦРУ за советом.

Бакстер озадачило, когда смущенный агент вежливо ей улыбнулся, слегка стукнул по ее кулаку своим и, не говоря ни слова, сел за стол. По ее прикидкам, ему было под сорок. Гладко выбрит, болезненно бледен, волосы с обильной проседью чуть длинноваты. Он лукаво посмотрел на кипу бумаг на столе, перевел взгляд на корзину для мусора, в надежде застывшую внизу, и ухмыльнулся. На нем была белая рубашка с двумя расстегнутыми верхними пуговицами и синий костюм — хоть и поношенный, но сидящий хорошо.

Бакстер повернулась к Ваните и выжидательно посмотрела на нее.

— Агенты Кертис и Руш сегодня вечером прилетели из Америки, — сказала та.

— Для этого должна быть причина, — ответила Бакстер спокойнее, чем ей того хотелось бы, — я сегодня тороплюсь, поэтому…

— Вы позволите, коммандер? — вежливо спросила Кертис Ваниту и повернулась к детективу. — Старший инспектор, вы, конечно же, слышали о теле, обнаруженном около недели назад. Мы…

Бакстер ничего не ответила и только пожала плечами, озадачив Кертис, едва та успела начать.

— Нью-Йорк? Бруклинский мост? — изумленно спросила агент. — Сенсация, о которой трубили новостные каналы всего мира?

Бакстер пришлось подавить зевок.

Руш сунул руку в карман пиджака. Кертис умолкла, полагая, что он достанет что-нибудь важное, но он лишь извлек упаковку мармелада и разорвал ее. Увидев на лице коллеги гневное выражение, предложил ей мармеладку.

Напрочь его игнорируя, Кертис открыла сумку, положила на стол папку, вытащила несколько увеличенных фотографий и разложила их на столе перед Бакстер.

В этот момент Эмили поняла, почему эти люди проделали такой долгий путь, чтобы с ней встретиться. Первый снимок был сделан с улицы, камеру направили снизу вверх. На фоне городских огней болталось подвешенное в сотне футов над землей тело с неестественно растопыренными конечностями.

— Мы еще не предали этот факт огласке, но имя жертвы — Вильям Коукс.

На секунду у Бакстер перехватило дыхание. Она и без того уже испытывала от голода слабость, теперь же ей и вовсе стало казаться, что сознание вот-вот отключится. Когда она прикоснулась к изувеченной фигуре, обрамленной опорами знаменитого моста, ее рука дрогнула. Детектив чувствовала, что они не сводят с нее глаз и внимательно вглядываются в лицо, наверняка воскрешая в памяти сомнения по поводу предложенной ею несуразной версии событий, закончившихся поимкой маньяка, который стоял за делом Тряпичной куклы.

— Это не он, — медленно произнесла Кертис с выражением любопытства на лице, отодвинула верхний снимок и показала несколько крупных планов обнаженной, тучной, совершенно незнакомой жертвы.

Бакстер поднесла руку ко рту, все еще слишком потрясенная, чтобы что-то сказать.

— Он работал в инвестиционном банке П. Дж. Хендерсона. Жена, двое детей… Но нам подобным образом кто-то оставил сообщение.

Бакстер взяла себя в руки — в достаточной степени, чтобы просмотреть оставшиеся фотографии, в разных ракурсах запечатлевшие труп. Никаких стежков, все тело принадлежит одному человеку — совершенно голому мужчине за пятьдесят. Левая рука свободно свисает, на груди вырезано слово «Наживка». Просмотрев остальные фото, детектив вернула их Кертис.

— «Наживка»? — спросила она, глядя в пространство между агентами.

— Теперь, надеюсь, вы понимаете, почему мы решили поставить вас в известность, — сказала Кертис.

— Честно говоря, нет, — ответила Бакстер, быстро возвращаясь в свое обычное состояние.

Кертис ошеломленно повернулась к Ваните:

— Я полагала, ваш отдел, больше чем любой другой, пожелает…

— Вам известно, сколько за последний год в Великобритании было совершено преступлений в духе Тряпичной куклы? — перебила ее детектив. — По моим данным, зафиксировано семь подобных случаев, и я усиленно стараюсь ничего о них не знать.

— И вас это никоим образом не беспокоит? — спросила Кертис.

Бакстер не понимала, зачем ей нужен еще и этот кошмар в дополнение к пяти другим, которые в то утро легли ей на стол.

— Мало ли на свете идиотов… — пожала плечами она.

Руш чуть не подавился апельсиновой мармеладкой.

— Послушайте, Летаниэл Масс был очень умным, изобретательным и плодовитым серийным убийцей. Что касается остальных, то они просто извращенцы, обезображивающие трупы до тех пор, пока их не возьмут прямо на месте преступления местные копы.

Бакстер выключила компьютер и сложила в сумку вещи, собираясь уходить.

— Полтора месяца назад, на Хеллоуин, у двери моей квартиры оставили Тряпичную куклу размером в три фута. Какой-то педик в берете решил сшить вместе несколько конечностей убитых животных. Сейчас это «творение» стало очередным экспонатом галереи «Тейт Модерн», которым любуется рекордное число педиков, беретов, а заодно и педиков в беретах.

Руш засмеялся.

— Какие-то полоумные скоты даже сняли на эту тему телешоу. Тряпичные куклы в этой стране сейчас повсюду, и нам остается только одно — научиться с этим жить, — довела она до конца свою мысль.

Потом повернулась к Рушу, в этот момент высматривающему что-то в своем пакете с мармеладом.

— Он у вас что, не говорит? — спросила она Кертис.

— Предпочитает слушать, — горько ответила та таким тоном, будто проработала всего неделю с этим эксцентричным коллегой, но уже от него устала.

Эмили перевела взгляд обратно на Руша.

— Неужели они что-то поменяли? — наконец невнятно произнес он набитым пастилками ртом, когда понял, что все три женщины ждут, что он тоже, наконец, примет участие в беседе.

Бакстер с удивлением обнаружила, что агент ЦРУ говорит с безупречным британским акцентом.

— Кто? — спросила она, напрягая слух, чтобы определить, не имитирует ли он акцент, сбивая ее с толку.

— Производители мармелада, — ответил Руш, ковыряясь в зубах, — раньше у него был совсем другой вкус.

Кертис озадаченно и недовольно потерла лоб. Бакстер подняла руки, нетерпеливо посмотрела на Ваниту и резко бросила:

— Мне надо идти.

— У нас есть все основания полагать, что это не банальная имитация Тряпичной куклы, старший инспектор, — гнула свое Кертис, тыча пальцем в фотографии и пытаясь вернуть разговор в нужное русло.

— Вы совершенно правы, — ответила ей детектив, — об имитации здесь говорить не приходится, хотя бы потому, что нет сшитых фрагментов тел.

— Было совершено еще одно убийство! — резко бросила Кертис, но тут же перешла на привычный профессиональный тон. — Два дня назад. Место преступления оказалось… благоприятным в том смысле, что нам удалось предотвратить утечку сведений в средства массовой информации, по крайней мере пока. Но если оценивать ситуацию реально, то скрывать преступление… — Она посмотрела на Руша, ожидая от него поддержки, а когда так ее и не дождалась, продолжила: — …подобного рода от общественности нам удастся еще самое большее день.

— От общественности? — скептично спросила Бакстер.

— У нас к вам есть одна небольшая просьба, — сказала Кертис.

— И одна большая, — добавил Руш.

Теперь, прожевав и проглотив мармелад, он говорил еще лучше и красивее.

Бакстер хмуро глянула на него, то же самое сделала и Кертис, потом Ванита сердито посмотрела на Эмили, не дожидаясь, пока та запротестует. Руш для ровного счета окинул Ваниту недобрым взглядом, после чего Кертис повернулась к детективу и сказала:

— Нам хотелось бы допросить Летаниэла Масса.

— Так вот почему к этому делу подключились одновременно ФБР и ЦРУ — преступление подпадает под юрисдикцию США, но в его совершении подозревается англичанин. Делайте что хотите, но меня не трогайте, — ответила детектив, пожимая плечами.

— В вашем присутствии, конечно же.

— И думать забудьте. Я не вижу причин к нему ехать. Вопросы с карточки можете прочесть и сами. Я на вас вполне полагаюсь.

В ответ на эту саркастическую ремарку губы Руша расплылись в улыбке.

— Мы, естественно, будем рады помочь вам всеми доступными средствами. Я правильно говорю, старший инспектор? — произнесла Ванита, злобно сверкая глазами. — Взаимоотношения с ФБР и ЦРУ для нас чрезвычайно важны, поэтому…

— О господи! — выпалила Эмили. — Ну хорошо, я отведу вас к нему за ручку. А в чем заключается маленькая просьба?

Руш и Кертис переглянулись. Даже Ванита, и та неловко заерзала на стуле, ожидая, когда кто-то из них осмелится заговорить.

— Это и была маленькая… — тихо ответила Кертис.

Бакстер была на грани взрыва.

— Мы хотели бы, чтобы вы вместе с нами осмотрели место преступления, — продолжала агент ФБР.

— Вы имеете в виду фотографии? — сдавленным шепотом спросила Бакстер.

Руш выпятил нижнюю губу и покачал головой.

— Я уже согласовала с комиссаром вашу командировку в Нью-Йорк и сама заменю вас на время отсутствия, — проинформировала Ванита.

— Не надорветесь? — в раздражении спросила ее Эмили.

— Ничего… как-нибудь справлюсь, — ответила коммандер, с лица которой сползла профессиональная маска, что случалось с ней очень редко.

— Это просто смешно! Как, черт возьми, я могу помочь в расследовании дела, не имеющего ко мне никакого отношения, да еще на другом конце света?

— Никак не сможете, — искренне ответил Руш, совершенно обезоружив Бакстер, — чистой воды пустая трата времени… всех наших времен.

В разговор опять вступила Кертис:

— Мой коллега хотел сказать, что рядовые американцы отнесутся к этому делу совсем не так, как мы. Узнав, что в США совершаются преступления в духе британской Тряпичной куклы, они захотят понаблюдать за тем, как коп, поймавший здешнего маньяка, будет охотиться на тамошних монстров.

— Монстров? — спросила Бакстер.

Теперь уже Руш посмотрел на коллегу, явно сказавшую больше, чем предполагалось на этой стадии, и закатил глаза, но последовавшая за этим тишина красноречиво продемонстрировала детективу, что женщина опомнилась и удвоила бдительность.

— Значит, вы решили провести обычную пиар-акцию? — спросила Бакстер.

— А чем, по-вашему, старший инспектор, мы все в этой жизни занимаемся? — с улыбкой произнес Руш.

Глава 3

Вторник, 8 декабря 2015 года,

8 часов 53 минуты вечера

— Эй? Надеюсь, меня простят за опоздание! — крикнула Бакстер из прихожей, сняла сапоги и вошла в гостиную.

Прохладный сквозняк доносил из кухни многообразие самых изумительных ароматов, из динамика айпода в углу лилось ненавязчивое пение очередного хипстерского барда-однодневки.

Стол был накрыт на четверых, зажженные декоративные свечи наполняли комнату золотистым сиянием, в котором еще ярче горела огненная шевелюра долговязого, нескладного Алекса Эдмундса. Бывший коллега подошел к Бакстер с пустой пивной бутылкой в руке.

Чтобы обнять его, Бакстер, несмотря на ее немалый рост, пришлось встать на цыпочки.

— А где Тиа? — спросила она друга.

— Опять говорит по телефону с няней… — ответил тот.

— Эм? Это ты? — донесся с кухни хорошо поставленный голос.

Бакстер промолчала, слишком уставшая для того, чтобы тащиться помогать с ужином.

— У меня здесь есть вино! — весело добавил голос.

Перед этим соблазном она не устояла и направилась на безукоризненную кухню, больше напоминавшую выставочный зал, в приглушенном свете которой что-то шкворчало сразу на нескольких дорогущих сковородках. Над ними колдовал мужчина в стильной рубашке, поверх которой был надет длинный передник. Он без конца помешивал содержимое сковородок, делая больше или убавляя огонь. Она подошла к нему и чмокнула в губы.

— Я по тебе соскучился, — сказал Томас.

— Ты что-то такое говорил о вине, — напомнила она ему.

Он засмеялся и налил ей бокал из откупоренной бутылки.

— Спасибо, — сказала Бакстер, — как раз то, что мне сейчас нужно.

— Не благодари меня. Это все Алекс и Тиа.

Они повернулись к стоявшему в дверном проеме Эдмундсу и подняли бокалы. Потом Бакстер прислонилась к разделочному столу и стала наблюдать за тем, как Томас готовит.

Эмили познакомилась с ним восемь месяцев назад, во время одной из периодических, но неизменно превращающихся в кошмар забастовок служащих лондонского метро. Томас вмешался, когда Бакстер в бешенстве пыталась без всякого на то повода арестовать одного из рабочих, устроивших пикет, чтобы добиться повышения зарплаты и улучшения условий труда. Заметил, что если она выполнит угрозу, задержит этого джентльмена, облаченного в дорожную куртку из светоотражающего материала, и заставит его прошагать вместе с ней шесть миль до Уимблдона, то с точки зрения закона ее вполне можно будет привлечь к ответственности за похищение человека. После чего она арестовала уже его самого.

Томас был мужчина благородный и искренний. По-своему красив, великодушен, с хорошим музыкальным вкусом и на десять лет старше ее. С ним было спокойно. Он знал, что собой представляет и к чему стремится: к нормальной, размеренной, тихой жизни. К тому же адвокат. При мысли о том, как бы его ненавидел Волк, ее губы расплылись в улыбке. Эмили не раз задумывалась о том, не это ли ее в нем в первую очередь привлекало.

Элегантный таунхаус, в котором они решили устроить вечеринку, принадлежал Томасу. В последние несколько месяцев он не раз предлагал ей переехать к нему. Хотя Бакстер перевезла сюда некоторые вещи и даже помогла сделать ремонт в большой спальне, ей категорически не хотелось отказываться от квартиры на главной улице Уимблдона, и она по-прежнему держала там своего кота Эхо в качестве предлога постоянно возвращаться домой.

Четверо друзей сели за стол; за ужином они рассказывали друг другу бородатые истории, которые со временем становились все менее достоверными, но все более веселыми, а также проявляли живейший интерес к таким банальным вопросам, как работа, воспитание детей и лучший рецепт приготовления лосося. Держа Тиа за руку, Эдмундс с воодушевлением говорил о своем продвижении по службе в отделе по борьбе с финансовыми преступлениями и несколько раз повторил, как много времени он теперь может проводить с семьей, в которой не так давно появилось пополнение. Когда зашла речь о делах на работе, Бакстер не стала упоминать ни о визите заокеанских коллег, ни о незавидной миссии, ожидавшей ее на следующее утро.

В 10 часов 17 минут вечера Тиа уснула на диване, а Томас отправился наводить порядок на кухне, оставив Бакстер и Эдмундса наедине. Алекс наполнил бокалы вином до краев, и они с Эмили завели непринужденный разговор, глядя на догорающее пламя свечей.

— Как у тебя дела в отделе? — тихо спросила детектив, бросив взгляд на диван, чтобы проверить, что Тиа и правда уснула.

— Говорю тебе… все в порядке… — ответил Эдмундс.

Бакстер терпеливо ждала.

— Нет, правда, все хорошо, — сказал он, сложив на груди руки, будто переходя в оборонительную позицию.

Эмили молчала.

— Потихоньку работаю. А ты что хотела от меня услышать?

Когда же она и на этот раз отказалась принять его ответ, он наконец улыбнулся.

Бакстер слишком хорошо его знала.

— Мне там до омерзения скучно… нет, я не жалею, что ушел из убойного, но…

— Звучит, как будто еще как жалеешь, — сказала детектив.

При каждой встрече она пыталась уговорить его вернуться обратно.

— Я привык жить своей жизнью. И очень привык видеть дочь.

— Ты растрачиваешь себя попусту, — искренне возразила Бакстер.

Официально именно она поймала знаменитого убийцу, смастерившего Тряпичную куклу, но в действительности дело раскрыл Эдмундс. Он один сумел разглядеть истину за пеленой лжи и обмана, застившей взор ей и другим членам их команды.

— Я скажу так: если ты назначишь меня на должность детектива, но позволишь работать только с девяти до пяти, я сегодня же вечером напишу рапорт о переводе, — улыбнулся Эдмундс, зная, что разговор на этом можно считать законченным.

Бакстер отступилась и стала потягивать вино. Томас по-прежнему гремел посудой на кухне.

— Завтра мне надо ехать в тюрьму к Массу, — обронила она с таким видом, будто ей каждый день приходилось допрашивать серийных убийц.

— Что? — воскликнул Эдмундс, поперхнулся и выплюнул глоток купленного за полцены «Совиньон Блан». — Но почему?

Он был единственным, кому Эмили рассказала правду о том, что случилось в день ареста Летаниэла Масса. Они оба не могли знать наверняка, что конкретно запомнил маньяк. Он получил множество травм и чуть не отправился на тот свет, но Эмили всегда боялась, что Масс, сохранись в его памяти что-нибудь лишнее, сможет без труда разрушить ее жизнь, если на то будет воля его больного мозга.

Бакстер рассказала Алексу о разговоре с Ванитой и двумя «специальными» агентами, упомянув и о том, как ее откомандировали осмотреть вместе с ними место преступления в Нью-Йорке.

Эдмундс слушал молча, и чем больше она говорила, тем явственнее на его лице проступало беспокойство.

— Я думал, дело закрыто, — протянул он, когда она закончила.

— Так оно и есть. Просто еще одна имитация Тряпичной куклы.

Судя по виду, Эдмундс в этом был не так уверен.

— У тебя есть какие-то соображения? — спросила Бакстер.

— Ты сказала, что на груди у жертвы вырезали слово «Наживка».

— Ну да.

— «Наживка»… Хотел бы я знать, для кого.

— Хочешь сказать, для меня? — недовольно фыркнула Бакстер, без труда догадавшись по тону Эдмундса, что именно он хотел сказать.

— Парня звали так же, как Волка, а теперь и ты оказалась втянута в это дело, удивительно.

Бакстер тепло улыбнулась другу и добавила:

— Это лишь очередная имитация, не более того. Не волнуйся за меня.

— Я всегда за тебя волнуюсь.

— Кофе? — спросил Томас, стоя в дверном проеме и вытирая руки кухонным полотенцем.

Его слова застали их врасплох.

— Да, если можно, — ответил Эдмундс.

Бакстер отказалась, и Томас вновь исчез на кухне.

— У тебя для меня, случаем, ничего нет? — прошептала она.

Эдмундсу было явно не по себе. Бросив взгляд на открытую дверь кухни, он неохотно вытащил белый конверт из кармана висевшего на спинке стула пиджака.

Но отдавать сразу не стал, положил перед собой на стол и в который раз попытался убедить Бакстер его не брать.

— Тебе это не нужно.

Эмили потянулась, чтобы взять конверт, но Алекс перехватил его.

Бакстер разозлилась.

— Томас хороший человек, — тихо молвил Алекс, — ему можно верить.

— Я доверяю только одному человеку — тебе.

— Если будешь продолжать в том же духе, ничего хорошего у вас с ним не получится.

Они оба посмотрели в сторону кухни — раздался звон фарфоровых чашек. Бакстер вскочила на ноги, выхватила из рук Эдмундса конверт и села — в тот самый момент, когда в гостиную с кофе в руках вошел Томас.

Когда в двенадцатом часу ночи Эдмундс слегка потряс жену за плечо, чтобы разбудить, Тиа бросилась рассыпаться в извинениях. На пороге, пока Томас желал Тиа доброй ночи, Эдмундс обнял Бакстер и прошептал на ухо:

— Не вскрывай его, тебе самой будет лучше.

Эмили сжала его в объятиях, но ничего не сказала.

Когда они ушли, Бакстер допила вино и надела пальто.

— Ты не останешься? — спросил Томас. — Мы с тобой почти не пообщались.

— Надо покормить Эхо, — ответила она, натягивая сапоги.

— Я не смогу тебя отвезти — слишком много выпил.

— Ничего, возьму такси.

— Оставайся.

Она потянулась к нему, твердо решив не сходить в просыревшей обуви с коврика у двери. Томас поцеловал ее и разочарованно улыбнулся.

— Спокойной ночи.

Незадолго до полуночи Бакстер открыла дверь своей квартиры. Затем, не чувствуя даже намека на усталость, взяла бутылку красного, села на диван, включила телевизор, бездумно потыкала пультом, ничего не нашла и обратилась к собранной ею подборке рождественских фильмов.

В конце концов она остановила выбор на картине «Один дома — 2», совершенно не заботясь о том, уснет на половине или нет. Если первую часть она тайком считала своим любимым фильмом, то вторая казалась ей безвкусной имитацией, авторы которой попались в старую ловушку, решив, что, если переместить ту же самую историю в Нью-Йорк, из нее получится более качественный и удачный сиквел.

Досмотрев до половины, как Маколей Калкин с легким сердцем пытался совершить убийство, она налила остатки вина в бокал, вспомнила о конверте в кармане пальто и извлекла его на свет. В голове тут же всплыла просьба Эдмундса его не открывать.

Восемь месяцев тот рисковал карьерой и злоупотреблял служебным положением в отделе по борьбе с финансовыми преступлениями. Примерно раз в неделю Алекс предоставлял Бакстер подробный отчет о доходах Томаса, проводя в отношении его счетов стандартные процедуры проверки на предмет подозрительной или мошеннической деятельности.

Она знала, что просит у него слишком многого. Знала, что Эдмундс считал Томаса другом и, таким образом, обманывал его доверие. Но знала и то, почему он делал это для нее сейчас и будет делать впредь: ему очень хотелось, чтобы Бакстер была счастлива. С тех пор, как из ее жизни исчез Волк, ее столько раз обманывали, что она тут же отказалась бы от спокойного будущего с Томасом, если бы Алекс без конца не оценивал для нее степень доверия, которое можно оказывать ее новому бойфренду.

Не распечатывая конверт, она положила его на журнальный столик в ногах дивана и попыталась сосредоточиться на сцене, в которой голова одного из бандитов полыхнула огнем от паяльной лампы. На нее будто пахнуло запахом горелой плоти. Ей вдруг вспомнилось, как быстро обугливается и отмирает ткань, как человек кричит от боли, когда у него обгорают нервные окончания…

Но человек на экране вынул опаленную голову из унитаза и пошел дальше, будто ничего не случилось.

Все это ложь; в жизни никому нельзя верить.

Бакстер в три глотка прикончила бокал и разорвала конверт.

Глава 4

Среда, 9 декабря 2015 года,

8 часов 19 минут утра

За ночь Лондон замерз.

Немощное зимнее солнце казалось далеким и чужим, его безжизненный, холодный свет не мог растопить морозное утро. Пока Бакстер ждала на главной улице Уимблдона, когда за ней приедут, у нее окоченели пальцы. Она посмотрела на часы: уже двадцать минут задержки, и это время она могла провести с чашкой кофе в руках в своей уютной квартире.

Мороз стал покусывать лицо, она начала притоптывать ногами, чтобы согреться. Ей пришлось надеть смешную шерстяную шапочку с помпоном и такие же перчатки — подарок Томаса.

Унылый асфальт искрился серебром; по тротуару ковыляли прохожие, подозревая, что тот всерьез намеревался поломать им ноги. Через оживленную улицу перекрикивались два человека, от их дыхания над головами поднимался пар, напоминавший облачка, в которых в комиксах пишут реплики персонажей.

На перекрестке остановился двухэтажный автобус, и она увидела себя в запотевшем окне, смущенно стянула с головы оранжевую шапочку и сунула ее в карман. Поверх ее собственного отражения на борту машины красовалась знакомая реклама:

Не удовлетворившись славой и богатством, которые через несчастья других свалились на бывшую жену Волка, когда она взяла на себя роль официального представителя СМИ в расследовании дела Тряпичной куклы, она оказалась достаточно высокомерной, чтобы опубликовать автобиографический опус о пережитом.

Когда автобус двинулся дальше, с его заднего окна Бакстер улыбнулся огромный портрет Андреа. Журналистка выглядела моложе и привлекательнее, чем когда-либо, ее удивительные рыжие волосы были коротко подстрижены — очевидно, такая прическа теперь будет у многих. Сама Эмили на такую стрижку никогда не решилась бы. Не дожидаясь, пока элегантное лицо журналистки окажется за пределами досягаемости, Бакстер открыла сумочку, вытащила коробку с ланчем, сняла с помидорного сэндвича основной ингредиент, швырнула его в сторону автобуса, и в ту же секунду на гигантской глупой физиономии гигантской глупой бабы расплылось радостное красное пятно.

— Старший инспектор?

Эмили вздрогнула.

Она даже не заметила, как к автобусной остановке подкатил огромный минивэн. Бакстер опустила коробку с ланчем обратно в сумку, повернулась и увидела перед собой обеспокоенное лицо специального агента.

— Что это с вами? — осторожно спросила Кертис.

— Ничего, просто я… — детектив умолкла, надеясь, что стоявшая перед ней безупречная и профессиональная молодая женщина довольствуется этим расплывчатым объяснением ее странного поведения.

— Швыряетесь едой в автобусы? — предположила Кертис.

— Э-э-э… да.

Бакстер подошла к машине, Кертис отодвинула в сторону боковую дверь, и ее взору предстал просторный интерьер, скрывавшийся за тонированными стеклами.

— Американцы, — презрительно прошептала про себя детектив.

— Как сегодня утром наши дела? — вежливо спросила Кертис.

— Как ваши, не знаю, но я, пока вас ждала, замерзла как собака.

— Да, я, конечно, прошу прощения за опоздание, но мы даже не предполагали, что на дорогах будут такие пробки.

— Это Лондон, — сказала Эмили, просто констатируя факт.

— Садитесь.

— Вы уверены, что там для меня есть место? — иронично спросила Бакстер, неуклюже забираясь в минивэн.

Когда она села, под ней скрипнула кремового цвета кожа. Она подумала, не убедиться ли, что этот звук издало именно сиденье, а не она сама, но потом здраво рассудила, что подобная неприятность может случиться с любым пассажиром, занимающим место в салоне.

Потом посмотрела на Кертис и улыбнулась.

— Располагайтесь, — сказала американка, захлопнула дверь и велела водителю ехать.

— Руша сегодня с нами не будет? — спросила детектив.

— Мы подхватим его по пути.

Все еще дрожа, но уже постепенно оттаивая от обогревателя минивэна, она на мгновение задумалась, почему это агенты остановились в разных отелях.

— Боюсь, вам придется привыкать к такой погоде. Нью-Йорк тоже на два фута засыпало снегом.

Кертис порылась в своей сумке и вытащила небольшую элегантную черную шапочку сродни той, что была на ней.

— Держите.

И протянула ее Бакстер, которая на мгновение взглянула на нее с надеждой, но потом вдруг увидела три жирные выбитые на лбу буквы «ФБР» — самую верную для снайпера мишень из всех когда-либо виденных детективом в жизни.

Эмили отдала ее обратно Кертис.

— Спасибо, но у меня есть своя, — сказала она, достала из кармана оранжевое уродство и натянула на голову.

Кертис пожала плечами и некоторое время созерцала городской пейзаж за окном.

— Вы с ним виделись после случившегося? — наконец спросила она. — Я имею в виду Масса.

— Только в суде, — ответила Бакстер, пытаясь сообразить, куда они едут.

— Признаться, я немного нервничаю, — улыбнулась Кертис.

На короткий миг Эмили засмотрелась на безупречную голливудскую улыбку молодой женщины. Потом обратила внимание на идеальную темную кожу лица и подумала, что даже не может сказать, результат ли это искусного макияжа или нет. Потом немного застеснялась, потеребила прядку волос и уставилась в окно.

— Ведь что ни говорите, но Масс стал живой легендой, — продолжала Кертис, — я слышала, его уже стали изучать в полицейской школе. Можно не сомневаться, что в один прекрасный день это имя будут упоминать наряду с Тедом Банди и Джоном Уэйном Гейси[17]. Это, можно сказать, честь, правда? За неимением более подходящего слова.

Бакстер окатила собеседницу разъяренным взглядом своих огромных глаз.

— Я вам советую поискать подходящее! — рявкнула она. — Этот помешанный мешок с дерьмом убил и расчленил моего друга. Думаете, это смешно? Может, вы еще автограф у него возьмете?

— Я не хотела вас оскор…

— Вы лишь напрасно теряете свое время. Как и мое. А заодно и время этого парня, — сказала Эмили, махнув рукой на человека на водительском сиденье. — Масс даже не может говорить. Насколько мне известно, у него до сих пор проблемы с челюстью.

Кертис откашлялась и села прямее.

— Извините меня за…

— Если хотите попросить прощения, лучше помолчите, — перебила ее Бакстер, закругляя разговор.

Всю оставшуюся дорогу женщины сидели молча. Эмили смотрела на отражение Кертис в окне. Та не казалась ни рассерженной, ни возмущенной — всего лишь расстроилась из-за своего неуместного комментария. Детектив видела, что специальный агент безмолвно шевелила губами, то ли репетируя извинения, то ли размышляя, что окажется причиной их следующей неизбежной стычки.

Чувствуя себя немного виноватой за вспышку гнева, Бакстер вспомнила, как сама полтора года назад пришла в чрезмерное возбуждение, когда впервые увидела перед собой Тряпичную куклу, — поняла, что соприкоснулась с чем-то чудовищным, и стала фантазировать, какие головокружительные последствия ждут ее карьеру после такого расследования. Она уже собиралась что-то сказать, но в этот момент машина повернула и припарковалась у большого дома в приятном пригороде. Бакстер никак не могла сообразить, где они.

Она в замешательстве уставилась на здание, выстроенное в псевдотюдоровском стиле, которому каким-то образом удавалось оставаться одновременно заброшенным и уютным. Сквозь глубокие трещины в подъездной дорожке пробивались внушительного вида сорняки. Разрозненные, приглушенных тонов лампочки рождественской гирлянды отчаянно льнули к облупившейся краске оконных рам, обрамлявших мутные стекла; над дымоходом, увенчанным птичьим гнездом, лениво курился дымок.

— Странный отельчик, — прокомментировала она.

— В этом доме живет семья Руша, — объяснила Кертис, — насколько я знаю, время от времени они приезжают к нему в Штаты, а он, когда есть возможность, навещает их здесь. По его словам, в Америке он живет в гостиницах. Такая уж у нас работа — все время в разъездах.

Руш вынырнул из дома, доедая на ходу тост. И сразу будто слился с морозным утром: его белая рубашка и синий костюм перекликались с редкими облачками, плывшими по небу, а серебристые пряди поблескивали точно так же, как ледяной наст.

Он заскользил по подъездной дорожке, а когда Кертис вышла из машины, чтобы его поприветствовать, врезался в нее, но так и не выпустил из рук тост.

— О господи, Руш! — жалобно воскликнула она.

— А колымагу еще больше вы не нашли? — услышала Бакстер насмешливый вопрос Руша перед тем, как специальные агенты сели обратно в микроавтобус.

Он сел у окна напротив Эмили, предложил ей кусочек своего тоста, увидел нелепую оранжевую шапочку у нее на голове и ухмыльнулся.

Водитель тронулся с места, и они поехали дальше. Кертис принялась листать какие-то бумаги, а Бакстер с Рушем стали смотреть на мелькавшие за окном здания, превратившиеся под урчание двигателя в одно размытое пятно.

— Боже мой, как же я ненавижу этот город, — произнес он, когда они проехали реку и перед ними открылся впечатляющий вид: пробки, шум, мусор, толпы, переполняющие слишком узкие транспортные артерии, так что недалеко до глобального сердечного приступа, и граффити на любой поверхности, доступной, по неудачному стечению обстоятельств, для вытянутой руки.

Кертис с извиняющимся видом улыбнулась Бакстер.

— Он напоминает мне школьные годы, — продолжал Руш, — знаете, вечеринка в доме богатого одноклассника, когда родители уехали, и в их отсутствие все архитектурно-художественное великолепие растаптывается, уродуется и попросту игнорируется только для того, чтобы собрать под одной крышей серую массу, в принципе не способную его оценить.

Пока минивэн медленно двигался к перекрестку, они сидели в напряженной тишине.

— А мне нравится, — восторженно заявила Кертис, — здесь куда ни глянь, повсюду история.

— Если честно, то точка зрения Руша мне намного ближе, — откликнулась Бакстер, — как вы сами только что сказали, здесь действительно повсюду история. Но если вы видите Трафальгарскую площадь; то я — расположенный напротив переулок, где мы выудили из мусорного контейнера тело проститутки. Вы — здание парламента, я — катер, за которым мы должны были гоняться по реке и из-за которого я не попала… в общем не попала туда, куда должна была попасть. Все так, но это все равно не мешает Лондону оставаться моим домом.

Впервые за все время специальный агент оторвался от окна и окинул Бакстер долгим, изучающим взглядом.

— Руш, скажите, вы давно уехали отсюда? — спросила Кертис, которой, в отличие от остальных, не показалось таким уж комфортным молчаливое спокойствие, царившее в минивэне.

— В 2005 году, — ответил он.

— Наверное, тяжело оказаться в такой дали от семьи.

Дамьен явно не был настроен об этом говорить, но все же с неохотой ответил:

— Да, тяжело. Но я каждый день слышу их голоса, так что они для меня всегда как будто рядом.

Бакстер поерзала на сиденье, несколько смутившись откровенности специального агента. Кертис только ухудшила ситуацию своим неуместным и неискренним умилением:

— Ой, до чего трогательно!

На парковке для посетителей тюрьмы Белмарш они вышли из машины и направились к главному входу.

Агентов попросили сдать личное оружие, сняли у них отпечатки пальцев, провели через тамбур с металлодетектором, просветили рентгеном, обыскали вручную, после чего попросили подождать начальника тюрьмы.

Когда Кертис, извинившись, сказала, что ей нужно отойти, Руш стал напряженно оглядываться по сторонам. Через несколько мгновений до Бакстер вдруг дошло, что он мурлычет под нос песню «Холлабэк Герл» Гвен Стефани.

— Вы в порядке? — спросила она.

— Извините.

Бакстер окинула его долгим, подозрительным взглядом.

— Я всегда пою, когда нервничаю, — объяснил он.

— Нервничаете?

— Не люблю замкнутых пространств.

— А кто же их любит? — ответила Бакстер. — Это все равно что сказать, что не любишь, когда тебе тычут в глаз. Это довольно-таки очевидно — кому понравится оказаться взаперти?

— Спасибо за участие, — улыбнулся он, — но если уж мы заговорили о нервах, то как себя сейчас чувствуете вы?

Эмили удивило, что от внимания специального агента не ускользнула охватившая ее тревога.

— В конце концов, Масс сделал ставку на то, чтобы…

— Меня убить? — пришла ему на помощь Бакстер. — Да, я помню. Нет, дело не в этом. Просто я надеюсь, что здесь больше не работает начальник тюрьмы Дэвис, который меня здорово недолюбливает.

— Вас? — переспросил Руш, безуспешно пытаясь изобразить на лице изумление.

— Да, меня, — немного обиженно ответила Эмили.

Это, конечно же, была ложь. Бакстер действительно волновалась в преддверии встречи с Массом, но она боялась не его самого, а того, что он мог знать и мог рассказать.

Только четыре человека были в деталях осведомлены о том, что произошло в зале судебных заседаний Олд Бейли. Она думала, что Масс бросится опровергать наспех состряпанную ею версию событий, но он ни разу не попытался подвергнуть сомнению ее показания. С течением времени Эмили позволила себе лелеять надежду на то, что во время схватки с Волком он потерял сознание и теперь ни ничего не помнит о ее постыдной тайне. Она изо дня в день задавалась вопросом, настигнет ли ее прошлое, и теперь чувствовала себя так, будто бросала вызов судьбе, собираясь сесть и заговорить с единственным человеком, способным в мгновение ока ее погубить.

В этот момент из-за угла показался начальник тюрьмы Дэвис. Узнав Бакстер, он тут же спал с лица.

— Схожу за Кертис, — прошептала она Рушу.

Подойдя к двери туалета, детектив услышала доносившийся изнутри голос Кертис и замерла на пороге. Ей это показалось странным, ведь мобильные телефоны они сдали охранникам. Она прильнула к тяжелой двери и услышала, что молодая американка разговаривает сама с собой:

— Больше никаких глупых комментариев. Сначала думай, потом говори. В присутствии Масса подобных ошибок допускать нельзя. «Чтобы быть уверенным в себе, нужно внушать уверенность другим».

Бакстер громко постучала и распахнула дверь, заставив Кертис подпрыгнуть на месте.

— Начальник тюрьмы готов нас принять, — объявила она.

— Я буду через минуту.

Бакстер кивнула и пошла обратно к Рушу.

Дэвис решил лично препроводить их в крыло усиленного режима, где были обеспечены самые строгие меры безопасности.

— Надеюсь, вам известно, что Летаниэл Масс, перед тем как его задержала присутствующая здесь детектив Бакстер, получил серьезные травмы, которые дают о себе знать и сейчас, — сказал он, пытаясь быть любезным.

— С вашего позволения, теперь не просто детектив, а старший инспектор, — поправила его Эмили, сводя на нет все его старания.

— Чтобы привести в порядок челюсть, ему сделали несколько операций, но полную функциональность так до конца и не восстановили.

— Он сможет ответить на наши вопросы? — спросила Кертис.

— Нет, связного разговора у вас с ним не получится, поэтому я пригласил присутствовать на допросе… переводчика.

— И на чем же он специализируется? — спросила Бакстер, не в состоянии удержаться от колкости. — На невнятном бормотании?

— На языке жестов, который Масс изучил в первые несколько недель своего пребывания здесь, — сказал начальник.

Они подошли к еще одной бронированной двери, за которой, когда Дэвис произнес пароль, оказалась зона отдыха, пугающе пустая.

— А как ведет себя Масс в роли заключенного? — спросила Кертис тоном, в котором чувствовался неподдельный интерес.

— Образцово. Если бы они все себя так вели… Розенталь! — крикнул он молодому человеку в дальнем конце поля для игры в мини-футбол, который побежал к ним, скользя на льду. — В чем дело?

— В третьем блоке опять драка, сэр, — запыхавшись, ответил парень.

Шнурок на его ботинке развязался и теперь волочился по полу.

Начальник тюрьмы вздохнул.

— Боюсь, вам придется меня извинить, — сказал им Дэвис, — на этой неделе к нам поступила новая партия заключенных, а когда они меряются со стариками силами и устанавливают свой порядок, всегда поначалу возникают проблемы. К Массу вас проводит Розенталь.

— К Массу, сэр? — Полученный приказ явно не вызвал энтузиазма у надзирателя. — Да, конечно.

Начальник тюрьмы поспешно удалился, а новый конвоир повел их в тюрьму в тюрьме, окруженную собственными стенами и ограждениями. Подойдя к воротам первого периметра безопасности, Розенталь стал яростно шарить по карманам, как будто что-то потерял, и хотел уже развернуться, но Руш похлопал его по плечу и протянул пластиковую карту.

— Вы уронили ее вон там, — дружелюбно сказал он.

— Спасибо. Босс бы меня убил в прямом смысле слова, если бы я ее опять потерял…

— Если бы его не опередил один из сбежавших массовых убийц, которых вы должны охранять, — заметила Бакстер, так что молодой человек тут же сделался пунцовым от смущения.

— Простите, — сказал он и открыл зажужжавшую дверь только для того, чтобы подвергнуть их череде новых проверок и обысков.

Он объяснил, что крыло усиленного режима разбито на несколько «отростков» по двенадцать одиночных камер каждый. Надзирателям разрешалось работать здесь не больше трех лет, после чего их переводили на обычный режим.

Внутри их встретили бежевые стены и двери, терракотового цвета полы и лабиринт ржаво-красных ограждений, ворот и лестниц. Над их головами в проходах были растянуты сетки, провисшие в центре от мусора.

Поскольку все заключенные сидели по своим камерам, в здании царила неестественная тишина. Розенталь передал гостей другому надзирателю, и тот проводил их в комнату на первом этаже, где их ждала неряшливо одетая женщина средних лет. Ее представили как специалиста по языку жестов, после чего охранник зачитал им всем известные правила и, наконец, открыл замок.

— Помните, если вам что-то понадобится, я буду за дверью, — дважды подчеркнул он, толкнул тяжеленную створку, и они увидели внушительную фигуру человека, сидевшего к ним спиной.

Бакстер нутром почувствовала, как нервничают охранники в присутствии их самого прославленного заключенного. От металлического стола к наручникам Масса тянулась длинная цепь, дальше она спускалась вниз по синему комбинезону и соединялась с кандалами, приковывавшими его к бетонному полу.

Когда они вошли в камеру, он даже не повернулся, оставляя их любоваться глубокими шрамами на его затылке, лишь дернул головой и втянул воздух, вдыхая их запах.

Женщины нервно переглянулись, в то время как Руш сел, самоотверженно выбрав место как можно ближе к подозреваемому.

Несмотря на цепи, не позволяющие покинуть камеру, не он, а Бакстер почувствовала себя в ловушке, когда за ними закрылась тяжелая дверь и она села напротив человека, который хоть и был лишен свободы, но по-прежнему представлял для нее угрозу.

Когда Масс увидел, как она оглядывает камеру, старательно избегая встречаться с ним взглядом, на его обезображенном лице проступила косая ухмылка.

Глава 5

Среда, 9 декабря 2015 года,

11 часов 22 минуты утра

— Я же говорила вам, что это пустая трата времени, — вздохнула Бакстер, когда они вышли во внутренний дворик крыла усиленного режима.

Во время получасового монолога Кертис Масс не предпринял ни малейшей попытки ответить хотя бы на один ее вопрос. У Эмили было такое ощущение, что она была в зоопарке и смотрела на какое-то животное в клетке — от злодея осталось одно лишь имя, порабощенная, сломленная тень чудовища-садиста, до сих пор заставлявшего ее вскакивать по ночам, питавшаяся жалкими остатками печальной репутации, которой он больше не соответствовал.

Волк уничтожил его раз и навсегда — тело и душу.

Она не могла сказать наверняка, почему он то и дело поглядывал на нее, — то ли знал, что она совершила, то ли просто понимал, что перед ним женщина, прославившаяся после его ареста. Так или иначе, она была рада, что все уже позади.

Розенталь поджидал их в «пузыре», зоне безопасности для персонала в дальнем конце блока. Теперь он уже шел им навстречу.

— Нам надо будет тщательно обыскать камеру Масса, — сказала Кертис.

На лице надзирателя, совсем еще неопытного, отразилось замешательство.

— Я… э-э-э… а начальник тюрьмы в курсе?

— Вы шутите? — в отчаянии спросила Бакстер.

— Я хочу выразить согласие с Бакстер в этом вопросе, — сказал Руш, — хотя и в более вежливых выражениях. Масс не имеет к нашему делу никакого отношения. Мы могли бы направить усилия на что-нибудь более полезное.

— Исходя из того, что мы только что увидели, я разделяю ваше мнение, — дипломатично начала Кертис, — но мы обязаны следовать строгому протоколу, и я не уеду отсюда до тех пор, пока мы не исключим малейшую возможность того, что Масс причастен к новым убийствам.

Потом повернулась к Розенталю и сказала:

— В камеру Масса… пожалуйста.

Доминик Баррелл, которого другие заключенные и надзиратели больше знали как Хвастуна, оказался в тюрьме после того, как избил до смерти совершенно незнакомого человека только за то, что тот на него «странно» посмотрел. Большую часть своего срока он отсидел в первом блоке, однако недавно, совершив два нападения на надзирателей, ничем не спровоцированных с их стороны, был переведен на строгий режим. С учетом его репутации и увлечения бодибилдингом, превратившегося в навязчивую страсть, его по возможности старались избегать, несмотря на невзрачную фигуру и 167 сантиметров роста.

Сидя на своих нарах, он увидел, что в пустую камеру Масса, располагавшуюся аккурат напротив его собственной, в сопровождении охраны вошли три человека. Когда они начали обыскивать помещение два на три метра, он совершенно утратил к ним интерес и продолжил разрезать свой матрац на длинные полоски ткани при помощи острой как бритва пластмасски, отломанной от какой-то упаковки.

Услышав, что надзиратели открыли дверь первой камеры, чтобы построить заключенных на ланч, он перевернул матрац и намотал длинную отпоротую полоску ткани на талию, спрятав ее под одеждой. Выйдя на галерею, Хвастун увидел, что от стоявшего впереди Масса его отделял только один человек. Когда надзиратель отправился дальше, он оттолкнул стоявшего между ними заключенного, и тот, вероятно, зная о репутации Баррелла, безропотно отошел в сторону.

Потом встал на цыпочки и прошептал знаменитому убийце на ухо:

— Летаниэл Масс?

Тот кивнул, но продолжал смотреть перед собой, чтобы никто не обратил на их разговор внимания.

— Мне нужно передать тебе привет.

— К-к-кой прив-вет? — с трудом вымолвил Масс.

Глянув вперед, чтобы проверить, где сейчас надзиратель, Баррелл положил Массу на плечо тяжелую руку и притянул его к себе так близко, что даже коснулся губами тоненьких волосков у того на ухе.

— Ты…

Масс повернул к нему голову, и в этот момент Хвастун обхватил его могучей рукой за шею и потащил в одну из пустых камер. Согласно неписанным тюремным правилам, заключенные, шагавшие впереди и позади него, сомкнули строй, не вмешиваясь в происходящее и не предпринимая попыток предупредить охрану.

Сквозь открытую дверь Масс поймал взгляд одного из заключенных, который просто стоял и бесстрастно смотрел, как того душат. Масс попытался крикнуть, но его искалеченная челюсть издала лишь какое-то бульканье, неспособное привлечь внимание тех, кто мог бы помочь.

Здоровяк разорвал на Массе верх комбинезона, Масс было подумал, что его хотят изнасиловать, но в этот момент почувствовал жало вонзающегося в грудь клинка и понял, что сейчас умрет.

До этого Масс только раз в жизни сталкивался с этим незнакомым чувством страха, к которому сейчас примешалось извращенное удовольствие — он наконец испытал то, что испытывали в последние мгновения жизни его бесчисленные жертвы, совершенно беспомощные в руках убийцы.

Кертис, Бакстер и Рушу дали понять, что они должны закончить бесплодный обыск камеры Масса до того, как заключенных поведут обедать. Когда двери второго этажа открылись, Розенталь проводил их на первый уровень, и они зашагали по дворику. Но не успели они дойти до красных железных ворот, как тишину над их головами рассек первый свист.

Трое надзирателей бросились вперед, пытаясь пробиться куда-то через вставших стеной заключенных, но сказать точно, что происходит, было нельзя. Опять кто-то свистнул, послышались панические призывы о помощи, а когда к всеобщему гаму присоединились и обитатели камер первого этажа, по пустому железному зданию нарастающим оглушительным эхом полетели возбужденные вопли.

— Надо вывести вас отсюда, — сказал Розенталь, вкладывая в свои слова всю храбрость, на какую только был способен.

Потом повернулся и вставил пластиковую карточку в щель электронного замка на стене. В ответ мигнул красный сигнал. Он повторил попытку.

— Черт!

— Похоже, у нас проблемы? — спросила Бакстер, следя одним глазом за тем, что происходит наверху.

— Система заблокировала все входы и выходы, — объяснил надзиратель, явно начиная паниковать.

— Отлично. И что полагается делать в подобной ситуации? — спокойно спросил Руш.

— Я н-н-не… — стал заикаться охранник.

Свист наверху приобрел какой-то отчаянный характер, вопли стали еще громче.

— Может, укрыться в «пузыре»? — предположила Бакстер.

Розенталь посмотрел на нее широко открытыми глазами и кивнул.

Гам перерос в крещендо, наверху подняли какого-то человека и швырнули его через ограждение галереи в пустоту. Обнаженное по пояс тело прорвало сетку у стены и рухнуло лицом вниз буквально в нескольких метрах от детектива и агентов.

Кертис вскрикнула, чем привлекла внимание заключенных наверху.

— Бежим! Быстрее! — сказала Бакстер, но застыла на месте, когда труп вдруг как-то неестественно дернулся в их сторону.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что веревка из связанных кусков ткани, свисающая с разодранной сети под потолком, обмотана вокруг окровавленной шеи жертвы. В этот момент самодельная бечевка туго натянулась, тело подпрыгнуло, а рядом с ним упало второе, более мускулистое.

— Он еще жив! — в ужасе воскликнул Розенталь, когда вторая жертва, выступавшая в роли противовеса, отчаянно заметалась, но совсем скоро затихла, задушенная трухлявой петлей.

— Вперед! Бегом! — скомандовала Бакстер, подталкивая Кертис и Розенталя за Рушем, который уже подбегал к двери «пузыря».

— Откройте! — завопил он.

Бунт набирал обороты, свист затих. Где-то наверху раздался жуткий крик, и во внутренний дворик полетел горящий матрац. Хаос подогревал возбуждение заключенных, действуя, как вкус свежей крови на акул.

Когда четверка подбежала к бронированной двери в «пузырь», первый арестант спустился вниз, цепляясь за порванную сетку.

— Откройте! — опять заорал Руш, бешено колотя по железной створке.

— Где ваша карточка? — спросила Бакстер Розенталя.

— Ничего не получится. Дверь надо открыть изнутри, — ответил тот, с трудом переводя дух.

Опасный спуск на их уровень совершили еще несколько заключенных, в то время как первый бросился великодушно открывать наугад камеры на первом этаже окровавленной магнитной картой.

Руш бросился к передней стене «пузыря» и увидел укрывшегося там надзирателя.

— Мы полицейские! — крикнул он через пуленепробиваемое стекло. — Открой дверь!

Насмерть перепуганный охранник покачал головой, сказал одними губами: «Я не могу, простите!» — и в отчаянии махнул на приближавшуюся группу самых опасных во всей стране злодеев.

— Открой, черт возьми, дверь! — закричал Руш.

Рядом с ним у окна выросла Бакстер.

— И что теперь? — как можно спокойнее спросила она.

Бежать было некуда.

Сверху спрыгнул здоровенный арестант, облаченный в абсурдно маленькую для него форму тюремного надзирателя. Брюки не доходили даже до щиколоток, из-под рубашки выпирал живот. Картина могла бы показаться комичной, если бы не глубокие свежие царапины, тянувшиеся через все его лицо.

Кертис молотила в дверь, отчаянно умоляя о помощи.

— Он не откроет, — сказал Розенталь, сползая на пол, — он боится, что они тоже войдут.

Бунтовщики двинулись на них, с ненавистью поглядывая на Руша с Розенталем и с жадным вожделением — на женщин. Руш схватил Бакстер за руку и толкнул в угол за своей спиной.

— Эй! — закричала она, пытаясь его оттолкнуть.

— Не дергайтесь, мы сами разберемся! — крикнул он им с Кертис.

Розенталь от этого «мы» явно пришел в замешательство, из которого его тут же вырвал Руш, рывком поставив на ноги.

— Целься в глаза, — заорал он окаменевшему молодому человеку за несколько секунд до того, как их накрыла волна бунтовщиков.

Бакстер неистово отбивалась. Повсюду мелькали руки и лица. Чья-то могучая рука схватила ее за волосы и протащила пару футов за собой, но тут же отпустила, когда на ее обладателя набросился другой арестант, тоже желавший заполучить женщину. Эмили с трудом протиснулась к стене и стала выискивать Кертис, но вновь столкнулась все с той же рукой. Вдруг откуда ни возьмись вынырнул Розенталь, прыгнул бунтовщику на спину и глубоко вонзил пальцы в татуированный глаз арестанта.

Внезапно погас свет.

Остались лишь неясные отблески потрескивающего во внутреннем дворике пламени — последние следы «охоты на ведьм». Над догорающим матрацем висели два силуэта.

Послышался громкий хлопок. Все пространство дворика заволокло дымом. Потом громыхнул еще один.

В железные ворота на противоположном конце дворика влетел отряд бойцов спецназа в полном боевом снаряжении и противогазах. Закрывая лица руками, бунтовщики бросились врассыпную, будто гиены, на которых объявили отстрел.

Бакстер увидела Кертис, лежащую без сознания в нескольких метрах от нее, подползла к ней и запахнула на ней разодранную юбку. На голове агента ФБР красовалась приличных размеров шишка, но других повреждений не наблюдалось.

Бакстер почувствовала жжение во рту и в носу — до этой части дворика тоже добрался слезоточивый газ. Сквозь затянувшую глаза пелену Эмили увидела, как призрачные силуэты вокруг огня превратились в одно сплошное размытое пятно, и вдохнула обжигающую боль, означавшую, что она еще жива.

После сорокаминутной промывки глаз в медицинском блоке Бакстер наконец разрешили присоединиться к Рушу и начальнику тюрьмы Дэвису. Руш, придя в себя быстрее других, уже ввел ее в курс последних событий, пока она, чертыхаясь, проходила процедуры.

Как оказалось, во время бунта погибли два человека. Первым был заключенный по имени Доминик Баррелл, вторым — что тревожило гораздо больше — Масс. Записи камер видеонаблюдения подтвердили, что Баррелл сначала убил Масса, а потом покончил с собой.

Кертис очнулась, но все еще не могла оправиться после пережитого. Розенталю сломали ключицу, но держался он бодро.

Теперь, когда к Бакстер вернулось зрение, она начала подозревать, что Руш пострадал сильнее, чем хотел показать. Он хромал, как будто нарочно старался не дышать глубоко, а когда думал, что его никто не видит, хватался за грудь и кривился от боли.

Начальник тюрьмы заверил, что, когда заключенных развели по камерам, на месте преступления никто ничего не трогал. Затем как можно вежливее объяснил, что, поскольку девать заключенных больше некуда, крыло усиленного режима функционирует как обычно, просто с двумя трупами, болтающимися на перекинутой через балку веревке. Поэтому чем быстрее они проведут все необходимые мероприятия, тем будет лучше.

— Я готова, а вы? — произнесла Бакстер; с воспалившимися и налившимися кровью глазами она выглядела слегка безумно, — Кертис будем ждать?

— Она просила начинать без нее.

Бакстер несколько удивилась, что агент ФБР добровольно отказывается осмотреть место совершившегося прямо на ее глазах преступления, но развивать эту тему не стала.

— Тогда вперед.

Бакстер и Руш подняли глаза на два тела, болтающихся в шести футах над их головами. Она заметила, что агент ЦРУ опять схватился за грудь. Им удалось убедить возглавившего расследование детектива и его команду дать им пять минут наедине с местом преступления.

Защищенные многочисленными бронированными дверями, без единого дуновения ветерка за отсутствием открывающихся окон, тела висели пугающе неподвижно на противоположных концах самодельного каната, перекинутого через перила второго этажа.

Бакстер была слишком взбудоражена этой зловещей картиной, чтобы почувствовать, как с ее души упал камень: знал что-то Масс или нет, теперь это не имело никакого значения.

Ей больше ничего не угрожало.

— Что же это получается, мы с вами заверили Кертис, что совершенное в Америке преступление не имеет ко мне никакого отношения, а оказалось, что еще как имеет! — беспечно бросила Бакстер.

Затем оглядела неряшливо начертанные буквы на груди Масса, совершенно почерневшие от запекшейся крови, и прочла вслух:

— «Наживка». Так же, как и на первом трупе.

Она отошла в сторону, подняла глаза на мускулистое тело Доминика Баррелла, тоже до пояса обнаженное, и увидела, что у него на груди тоже вырезана надпись.

— «Кукла», — прочла Эмили. — Такого еще не было?

Руш лишь неопределенно пожал плечами.

— Не было? — спросила Бакстер.

— Думаю, нам надо поговорить с Кертис.

Вернувшись в медицинский блок, Бакстер и Руш обнаружили, что Кертис чувствует себя значительно лучше. По сути, она уже вовсю допрашивала какого-то красавца под сорок в гражданской одежде и со слегка не по возрасту длинными прямыми волосами.

Не желая вмешиваться в их разговор, Руш пошел сделать еще кофе. Бакстер без колебаний вошла в комнату.

— Все в порядке? — спросила она Кертис, которая, похоже, была не очень довольна, что ее перебили на середине фразы.

— Да, спасибо, — ответила Кертис, пытаясь как можно вежливее отделаться от Бакстер.

Вопросительно махнув рукой на привлекательного молодого человека, Бакстер вдруг осознала, что стоит перед двумя топ-моделями, — и это еще она не могла его толком разглядеть с расстояния трех метров.

— Это… — с явной неохотой начала Кертис.

— Алексей Грин, — улыбнулся мужчина, встал и твердо пожал ей руку, — а вы, надо полагать, прославленный детектив Эмили Бакстер. Весьма польщен.

— Взаимно, — ответила Бакстер невпопад.

Она не могла оторвать взгляд от его идиотских скул.

Детектив покраснела, быстро извинилась и пошла за Рушем.

Пять минут спустя Кертис все еще была поглощена допросом. Точнее, если Бакстер, конечно, не ошибалась, эта чопорная женщина, специальный агент ЦРУ, банально флиртовала.

— А знаете что? — обратился к Эмили Руш. — Пошло оно все к черту. Нам надо ввести вас в курс дела. Пойдемте поговорим.

Они вышли на улицу в морозный, но солнечный день. Бакстер опять надела на голову шапочку с помпоном.

— С чего бы начать? — без особой уверенности в голосе сказал он. — Банкир Вильям Коукс, которого повесили на Бруклинском мосту…

— Если вы не против, давайте с этого момента называть его просто Банкиром, — попросила Бакстер.

— Конечно-конечно… Мы полагаем, что одна его рука болталась свободно только потому, что убийце помешали довести дело до конца. В пользу этого говорят и показания свидетелей, видевших, как с моста в Ист-ривер что-то упало.

— А можно ли выжить после такого падения? — спросила Бакстер, натягивая шапочку ниже в попытке получше закрыть замерзшее лицо.

— Нет, — решительно ответил Руш, — во-первых, высота моста примерно сорок метров. Во-вторых, в ту ночь в Нью-Йорке было минус девять и река покрылась толстым слоем льда. В-третьих, что еще важнее, на следующее утро труп выбросило на берег. Ни за что не догадаетесь, что было написано у него на груди…

— «Кукла»! — хором воскликнули они.

— Таким образом, — обобщила Эмили, — у нас есть две жертвы с одинаковыми надписями на груди и двое мертвых убийц, тоже с одинаковыми надписями, причем оба преступления совершены на противоположных концах Атлантики, так?

— Нет, — возразил Руш, засовывая подмышки озябшие руки, — вы забываете о случае, упомянутом вчера Кертис, том самом, который мы пока держим в тайне и в расследовании которого просим помочь вас.

— То есть у нас есть еще третий комплект.

— Тоже убийство плюс самоубийство, как и сегодня, — добавил Руш.

Бакстер его слова, казалось, удивили.

— Какие-нибудь версии есть? — спросила она.

— Только смутное ощущение, что, пока мы будем разбираться, ситуация станет гораздо хуже. Как ни крути, но мы, согласитесь, охотимся на призраков.

Руш вылил на землю остатки безвкусного кофе, который зашипел и покрылся паром, будто кислота. Потом закрыл глаза, подставил солнцу лицо и задумчиво произнес:

— Как ловить убийцу, который уже мертв?

Глава 6

Среда, 9 декабря 2015 года,

7 часов 34 минуты вечера

Бакстер одним подбородком открыла дверь дома Томаса и ввалилась в коридор, в одной руке сжимая корзину для переноски кошек, в другой — пакет из супермаркета.

— Это я! — крикнула она, но ответа не дождалась.

Поскольку на первом этаже горел свет, Эмили поняла, что Томас дома. Оставляя грязные следы, она пошлепала на кухню, где что-то тихо бормотал телевизор, поставила кота и пакет на стол и налила себе большой бокал красного вина.

Потом рухнула на стул, сняла сапоги и стала растирать натруженные ноги, бездумно глядя на утопавший во мраке сад. В доме царила благословенная тишина, если не считать едва слышного уютного гула радиаторов отопления да приглушенных струй воды, бивших в пол душевой кабинки на втором этаже.

Эмили вытащила из пакета с покупками огромные упаковки снеков и молочного шоколада, но в этот момент ее внимание привлекло собственное отражение в темном окне. Осознав, что сейчас ей приходится впервые лицезреть себя с момента происшествия в тюрьме, она подсчитала многочисленные царапины на шее и лице и решила, что всерьез назвать повреждением можно только одну — сочащуюся сукровицей ссадину на лбу. Она вспомнила руки, схватившие ее и потащившие по полу, вспомнила беспомощность, охватившую ее, когда она лупила по сменявшим друг друга злобным рожам, и по ее телу прокатилась волна противной дрожи.

Перед тем как выйти из своей квартиры, Бакстер дважды приняла душ, но так и не смогла избавиться от ощущения грязи. Она устало потерла лицо, провела руками по влажным волосам и опять наполнила до краев бокал.

Десять минут спустя на кухню в домашнем халате вошел Томас.

— Привет, не думал, что ты при… — начал он, но в этот момент увидел украшавшие ее лицо порезы, осекся, подбежал и сел рядом. — Боже праведный! С тобой все в порядке?

Затем взял ее твердую, шершавую руку в свои ладони и нежно сжал. Бакстер выдавила из себя благодарную улыбку, отняла руку и подняла бокал как предлог, чтобы к ней не прикасались.

— Что случилось? — спросил он.

Вообще-то Томас был очень деликатным человеком, но в своей заботе о Бакстер он переходил все границы, стремясь опекать ее даже там, где не надо. В последний раз, когда она вернулась домой с разбитой губой, он использовал все свое влияние в адвокатской среде, чтобы пребывание ее обидчика в тюрьме стало максимально несносным, и не успокоился до тех пор, пока тот не получил за совершенное им преступление максимальный срок.

На секунду Эмили задумалась, не рассказать ли ему все.

— Ничего, — она слегка улыбнулась, — в офисе подрались двое сотрудников, я бросилась их разнимать. Наверное, не стоило вмешиваться.

Бакстер увидела, что Томас немного расслабился, ему было приятно знать, что никто не собирался умышленно причинить ей вреда.

Отчаянно желая узнать подробности, но видя, что Эмили не настроена развивать эту тему, он взял горсть чипсов.

— Закуска, основное блюдо или десерт? — спросил он, показывая на пакет с покупками.

Она коснулась откупоренной бутылки вина и ответила:

— Закуска.

Потом указала на огромный пакет попкорна и сказала:

— Основное блюдо.

После чего потрясла пакетом шоколадного печенья и добавила:

— Десерт.

Томас тепло ей улыбнулся и вскочил на ноги.

— Давай я тебе что-нибудь приготовлю.

— Не надо, мне и так хорошо. Я не особенно хочу есть.

— Всего лишь омлет, это пять минут, — ответил он и встал за разделочный стол, чтобы быстренько соорудить ужин. Он бросил взгляд на корзину для переноски кошек и спросил: — Что там?

— Кот, — автоматически ответила Бакстер в надежде, что так оно и есть: с момента появления в этом доме Эхо вел себя непривычно тихо.

Бакстер вдруг пришло в голову, что вообще-то сначала надо было спросить, готов ли он присматривать за ее питомцем, пока она будет в отъезде, и только потом с ним сюда заявляться. Тут она вспомнила, что еще ни словом не обмолвилась ему о своей командировке.

Больше всего ей не хотелось вступать ни в какие споры.

— Я всегда рад видеть Эхо, — начал Томас; его тон был уже не таким милым, — но как это он решился в такой холодный вечер проделать путешествие через весь город?

Бакстер решила поскорее с этим покончить:

— Меня на неопределенный срок откомандировывают работать вместе с ФБР и ЦРУ над одним громким убийством. Утром я улетаю в Нью-Йорк и понятия не имею, когда вернусь обратно.

Бакстер дала Томасу несколько секунд, чтобы он мог переварить услышанное.

Он вдруг стал подозрительно спокоен.

— Что-нибудь еще? — спросил он.

— А, точно. Я забыла для Эхо корм, поэтому тебе придется купить его самому. Да, и не забывай давать ему таблетки.

Она пошарила в сумке, вытащила две коробочки, взяла их в две руки, потрясла ту, что была в правой, и сказала:

— Эти в рот.

Показала другую:

— А эти в задницу.

Томас стиснул зубы и с грохотом поставил сковородку на железную конфорку. Масло выплеснулось за пределы антипригарного покрытия и зашипело.

— Мне надо позвонить, — сказала Бакстер и встала.

— Вообще-то я готовлю тебе ужин! — резко бросил Томас, швырнув на сковородку горсть тертого сыра.

— Не хочу я твой долбаный омлет, — рявкнула ему в ответ она и направилась на второй этаж поговорить с Эдмундсом так, чтобы ее никто не слышал.

На Эдмундса только что написали. Пока Тиа меняла подгузник, он надел чистую рубашку, сунул грязную в стиральную машину, и в этот момент у него зазвонил телефон.

— Бакстер? — ответил он, моя руки.

— Привет, — сказала она непринужденно, — есть минутка?

— Ну конечно.

— Э-э-э… у меня выдался интересный денек.

Бакстер стала рассказывать во всех подробностях о событиях в тюрьме, Эдмундс внимательно слушал. Потом она поделилась с ним некоторыми сведениями, которые сообщил ей Руш на улице.

— Ритуальное убийство? — здраво предположил Эдмундс, когда она закончила.

— Такое объяснение и в самом деле представляется самым правдоподобным, но у американцев есть куча подразделений, отслеживающих деятельность последователей всевозможных культов и религиозных сект. По их словам, эти убийства нельзя подогнать ни под одну из групп, которые находятся в зоне их внимания.

— Мне совсем не нравится эта тема с «Наживкой». Убить тезку Волка — это одно, но вот добраться до Масса — совсем другое. У меня складывается ощущение, что этот посыл адресован тебе, а если так, то ты теперь в игре. И ты ведешь себя в точности так, как они хотят.

— Согласна, это возможно, но что мне остается делать?

— Алекс! — позвала его из спальни Тиа.

— Сейчас приду! — крикнул Эдмундс.

Сосед Эдмундса громко застучал в стену.

— Она теперь и меня описала! — завопила Тиа.

— Да иду я, иду! — ответил Эдмундс.

Сосед опять заколотил в стену, отчего с полки упала семейная фотография.

— Извини, — сказал он Бакстер.

— Я могу позвонить тебе, когда еще что-нибудь узнаю? — спросила она.

— Разумеется. И будь осторожна.

— Не волнуйся — эта Кукла не застанет меня врасплох, я буду начеку круглые сутки, — заверила она его.

— Вообще-то, — серьезным тоном ответил Эдмундс, — нам больше надо опасаться того, кто дергает ее за ниточки.

Спустившись на первый этаж, Бакстер поняла, что ссоры с Томасом не избежать. На экране телевизора застыла Андреа с раскрытым на полуслове ртом, внизу экрана красовалась строка:

Как же она ненавидела эту женщину.

— Ты сегодня ездила в тюрьму к Летаниэлу Массу? — тихо спросил Томас из глубины комнаты.

Бакстер сердито фыркнула и вошла в гостиную. Томас сидел в кресле с недопитой бутылкой вина.

— Угу, — кивнула головой Бакстер с таким видом, будто это был совершеннейший пустяк.

— Ты мне не рассказала.

— Не знаю, что тут рассказывать, — пожала плечами она.

— Да, что тут рассказывать. Что тут рассказывать! — закричал Томас, вскакивая на ноги. — И о бунте заключенных тоже нечего рассказывать?

— Я его не застала, — солгала она.

— Херня полная!

Бакстер была слегка ошарашена. Она никогда от него не слышала подобных ругательств.

— Ты заявляешься сюда вся в крови…

— Подумаешь, всего-то пара царапин.

— …тебя могли убить разбуянившиеся арестанты, ты рисковала жизнью только для того, чтобы повидать самого опасного человека во всей стране!

— У меня нет времени на препирательства, — ответила она, надевая пальто.

— Ну конечно! — в отчаянии воскликнул Томас, выходя за ней на кухню. — О том, что завтра ты улетаешь в Нью-Йорк, ты тоже не сочла нужным мне сообщить.

Потом немного помолчал и, уже тише, добавил:

— Эмили, я не понимаю, почему ты думаешь, что мне нельзя доверять?

— Давай продолжим этот разговор после моего возвращения, — попросила она, подделываясь под его спокойный тон.

Томас долго на нее смотрел, а когда она натянула сапоги, лишь кивнул, признавая свое поражение.

— Присмотри за Эхо, — сказала Эмили.

Поднялась и вышла в коридор. Томас улыбнулся, увидев, что она надела его смешные шапочку и перчатки. Для него было непостижимо, что эта женщина с помпоном на голове, усиленно пытающаяся сдуть с глаз волосы, заслужила столь удивительную репутацию среди коллег — по крайней мере тех немногих, с которыми она соизволила его познакомить.

Детектив подошла к двери.

— И чем, черт бы их всех побрал, ты можешь помочь в этом деле? — бросил он.

Они оба прекрасно понимали, что это был отнюдь не вопрос мимоходом: это была мольба все ему рассказать перед тем, как она уедет; возможность показать, что с этого момента все будет по-другому; вопрос о возможности совместного будущего, наконец.

Эмили чмокнула его в щеку.

За ее спиной щелкнул дверной замок.

Руша разбудили звуки песни «Эйр Хостесс» в исполнении группы «Бастед», лившиеся из динамика его телефона. Он быстро взял трубку, чтобы не слышать противный рингтон, и хриплым шепотом ответил:

— Руш.

— Руш, это Кертис.

— Все нормально? — встревоженно спросил он.

— Да-да, все хорошо. Я ваших домочадцев не потревожу?

— Нет, — зевнул он, спускаясь по лестнице на кухню, — не волнуйтесь, их и из пушки не разбудишь. Что случилось?

— Просто я забыла, когда за вами утром надо заехать, в семь или в половине седьмого.

— В семь, — бодро ответил Руш и посмотрел на часы.

Стрелки показывали 2 часа 52 минуты ночи.

— Понятно, — невнятно ответила она, — а мне почему-то казалось, что в половине.

Руш подозревал, что для звонка в столь странное для светской болтовни время на самом деле была другая причина. Когда агент ФБР замолчала, Руш уселся как можно удобнее на холодном полу и сказал:

— Кошмарный день. Было здорово вернуться домой и поговорить с близкими о случившемся.

Он умолк, дав повиснуть тишине, чтобы коллега ухватила намек, будь у нее такое желание.

— Э-э-э… честно говоря… я совсем одна… — наконец, призналась агент.

Женщина говорила так тихо, что он с трудом разбирал ее слова.

— Да, ваш дом далековато, — ответил он.

— Дело не в этом… в Штатах у меня тоже никого нет.

Руш ждал продолжения.

— Это все работа, которая у нас в приоритете над всем остальным. Чтобы поддерживать с кем-то отношения, требуется время, а у меня его нет. Я перестала общаться практически со всеми друзьями.

— А что по этому поводу говорят ваши родственники? — спросил он, надеясь, что не наступит этим вопросом на больную мозоль.

Кертис тяжело вздохнула. Руш вздрогнул.

— Что у меня правильные представления о трудовой этике. Просто я выбрала не ту профессию.

Руш подтянул к подбородку колени, чтобы немного согреться, и ударился о сломанную дверцу буфета, которая отлетела и сшибла на пыльный пол стопку керамических плиток.

— Черт.

— Что такое? — спросила Кертис.

— Прошу прощения, мы устроили на кухне ремонт, поэтому здесь небольшой беспорядок, — сказал он ей, — расскажите мне о вашей семье.

Они говорили долго, до тех пор, пока едва слышный голос Кертис не сменился молчанием. Руш несколько мгновений прислушивался к ее тихому посапыванию и мерному дыханию — для окончания столь напряженного дня этот звук показался ему подозрительно мирным.

Наконец он дал отбой.

Руш слишком устал, чтобы совершать изматывающее восхождение наверх. Он прислонился головой к буфету, закрыл глаза и уснул среди строительного мусора и стен с ободранной штукатуркой.

Глава 7

Четверг, 10 декабря 2015 года,

2 часа 16 минут дня

Сидя в тепле на заднем сиденье машины ФБР, Бакстер смотрела на цифры, горевшие предупреждением на приборной доске. Потом опустила глаза на часы и вдруг вспомнила, что в самолете так их и не перевела — стрелки на них до сих пор показывали 7 часов 16 минут вечера. Напоминание о смене часовых поясов она, по всей видимости, пропустила. В самолете все семь с половиной часов полета они проспали — каждый из них наверстывал упущенное после бессонной ночи.

Из аэропорта на Манхэттен ехали мучительно медленно. Буксуя и скользя по плотной корке намерзшего за неделю льда, во многих местах превратившегося в грязную жижу, запрудившие улицы машины двигались с черепашьей скоростью.

В Нью-Йорке Бакстер была дважды, еще в юности. Тогда она галопом пробежалась по всем туристическим достопримечательностям, изумилась похожим на кинодекорации силуэтам небоскребов, высившимся на фоне неба в окружении воды, и испытала удивительное чувство от того, что оказалась в центре мира, на небольшом островке в две мили шириной, где люди со всех концов света пытались отвоевать себе место под солнцем. Сейчас ее лишь одолевала усталость, ей хотелось домой.

Рядом спокойно сидел Руш. Он попросил водителя ехать через Бруклинский мост. Когда они поравнялись со второй исполинской каменной опорой, агент указал на место, где было обнаружено повешенное тело Банкира.

— Ему связали щиколотки и запястья, а потом подвесили между вон теми двумя тросами по обе стороны дороги — лицом на копошащихся внизу людей. Как будто предостережением, вывешенным над воротами города, чтобы все понимали, какой ужас их ждет, если они пересекут эту черту.

Проезжая арку, машина на несколько секунд погрузилась в тень.

— Вы не могли бы придерживаться только бесспорных фактов? — попросила его с пассажирского сиденья Кертис. — А то от этих слов я чувствую себя неуютно.

— Мы знаем наверняка, что убийца так и не довел дело до конца. Прилаживая левую руку к тросу с внешней стороны, он потерял равновесие, полетел вниз, пробил лед и утонул, — объяснил Руш. — До чего досадно!

Легкомыслие, с которым агент ЦРУ рассказывал о смертельном падении преступника, низводя его до ранга совершенно заурядного события, удивило Эмили, и она, несмотря на свое мерзкое настроение, усмехнулась.

Руш, не в состоянии сдержаться, в ответ тоже ей улыбнулся и спросил:

— Что вы смеетесь?

— Да так, ничего, — ответила она и вновь уставилась в окно, когда машина въехала в скованный холодом город, — просто вы мне кое-кого напомнили, вот и все.

Чем дальше они углублялись в Мидтаун, тем хуже становилась дорога. А когда въехали в Вашингтон-Хайтс, увидели на обочинах огромные кучи снега, похожие на бортики дорожки для боулинга, — автомобили, норовившие съехать на обочину, благодаря им тут же возвращались на проезжую часть.

Бакстер раньше не бывала севернее Центрального парка. Здесь тоже с равными интервалами пересекались широкие улицы, но аккуратные здания скромно жались друг к другу, позволяя низко нависшему над горизонтом зимнему солнцу проливать свои лучи на улицы, а не толкаться среди небоскребов, напрочь перекрывавших кругозор. Эмили вспомнился игрушечных размеров город Нью-Йорк в Парке миниатюр, куда родители водили ее в детстве.

Когда водитель подкатил к парковке и тихонько ткнулся передним бампером в паркомат, не сумев вовремя затормозить на скользкой дороге, эта ностальгическая ассоциация померкла.

Над входом в 33-й полицейский участок красовался огромный белый навес. Под ним можно было увидеть седовласого офицера полиции, выполнявшего одновременно обязанности охранника и регулировщика. Выйдя из автомобиля, троица увидела, что он безрезультатно пытается убедить водителей, явно неспособных в таких условиях управлять своими автомобилями, отъехать от ограждения, выступавшего наружу на плавно изгибавшемся участке дороги, что для этого города с ровными, прямыми линиями было редкостью.

— Как я уже говорила во время нашей первой встречи, благодаря специфике места преступления нам удалось избежать огласки, — объяснила Кертис Бакстер, когда они подошли ко входу в участок.

Прямо под навесом, над двойной дверью, стену украшал синий значок Департамента полиции Нью-Йорка. В нескольких метрах справа от входа к стене припечатался зад внедорожника «Додж». За ним сломанным зубом возвышался на шесть дюймов над землей обрубок бетонного столба. Даже не приближаясь к машине, Бакстер увидела черные пятна засохшей крови, обильно испачкавшей кремовый салон.

Из двери вышли двое полицейских, прошествовали мимо картины разрушения прямо на их рабочем месте с таким видом, будто это был лишь выбранный без их ведома не самый удачный элемент декора, и выскользнули наружу.

— Давайте я сообщу вам, что нам известно, — сказала Кертис, опуская натянутую вокруг «Доджа» ярко-желтую ленту.

— Ничего, если я позвоню? — спросил Руш.

Этот вопрос ее немного удивил.

— Я и без того все знаю, — добавил агент.

Кертис махнула рукой, отпуская его, он вышел наружу, и женщины остались одни.

— Но перед тем как приступать, я хотела бы спросить: с вами все в порядке?

— В каком смысле? — осторожно спросила Бакстер.

— Я имею в виду после вчерашнего.

— Да нормально все, — пожала плечами Бакстер с таким видом, будто не понимала, о чем это Кертис, и, желая больше не касаться личных вопросов, напомнила: — Так что там с этим внедорожником, который сейчас торчит из стены?

— Жертву звали Роберт Кеннеди, тридцать два года, женат. В полиции девять лет, из них последние четыре в должности детектива.

— А убийца?

— Эдуардо Медина. Мексиканский иммигрант. Работал на кухне в «Парк-Стэмфорд отель» в Верхнем Ист-Сайде. Предупреждая ваш вопрос, отвечу сразу — нет, мы не обнаружили никакой связи между ним и Кеннеди, другими убийцами или жертвами.

Бакстер открыла рот, чтобы задать вопрос.

— С делом Тряпичной куклы тоже… пока. — Кертис вздохнула и вошла на огороженную зону.

Вернувшись с улицы, Руш сунул телефон обратно в карман и подошел к Бакстер.

— У нас есть запись камер видеонаблюдения… — сказала агент.

— Из расположенной напротив школы, — перебил ее Руш, — простите, продолжайте.

— Да, у нас есть запись с камеры видеонаблюдения, на которой Медина паркует машину на 168-й Вест-стрит и выволакивает с заднего сиденья тело Кеннеди, не подающего признаков жизни. Хотя угол зрения камеры оставляет желать лучшего, мы можем с уверенностью сказать, что за эти пять минут он перетащил Кеннеди на капот, уложил его там, раскинул в стороны руки и ноги, а потом привязал к каждой из них веревку, в точности как на том трупе, который мы нашли на мосту, и накрыл простыней.

Бакстер посмотрела на разбитую машину. Над мостовой, на уровне заднего колеса, болталась толстая веревка.

— Медина разделся догола, причем слово «Кукла» уже было высечено у него на груди, сдернул с Кеннеди простыню и на полной скорости помчался по Джамел-плейс. Здесь надо сказать спасибо погоде, потому что он не вписался в поворот, — с этими словами Кертис показала траекторию движения «Доджа», — не справился с управлением и вместо того, чтобы въехать в главный вход, врезался в стену. И преступник, и жертва погибли на месте.

— Других пострадавших не было, — добавил Руш.

Вслед за Кертис они вошли внутрь, протиснулись мимо внедорожника и подошли к пролому в стене.

Нос машины вмялся в салон вровень с разбитым ветровым стеклом. Осколки и пыль разлетелись в разные стороны в радиусе десяти метров, но, если не считать этого аккуратного островка разрушения в углу, в остальном помещение никаких повреждений не получило. Бакстер опустила глаза и увидела на полу вычерченный малярным скотчем силуэт.

— Вы в своем уме? — недоверчиво прошептала она. — Я понимаю, что кому-то вполне могло прийти в голову испортить сцену преступления, но мы же не на съемках фильма «Голый пистолет».

Туловище и ноги трупа лежали на полу, но голова и поднятые руки покоились на смятой решетке радиатора.

— Не вините полицейских, — сказал Руш, — их к этому подтолкнули исключительные обстоятельства.

— Вряд ли нам стоит зацикливаться на положении тела, — сказала Кертис, — к тому же вы должны понять, что Кеннеди был их коллегой, поэтому полицейские как можно быстрее вытащили его и приступили к реанимационным процедурам. А пока они им занимались, кто-то из новичков сотворил это.

— А вы уверены, что это не месть полиции со стороны Медины или его семьи? — с сомнением в голосе спросила Бакстер.

— Нет, насколько мы знаем, — ответила Кертис. — Я понимаю, эта мысль напрашивается, потому что он таким образом, очевидно, сделал все возможное, чтобы вызвать ярость всего Департамента полиции Нью-Йорка. Все знают, что стоит кому-нибудь убить копа, как на него, как тонна кирпичей, обрушиваются все правоохранительные органы. С чем бы мы ни столкнулись, — с сектой, с жаждущей славы группой в интернете или же с обществом последователей Тряпичной куклы, — выбрать в качестве жертвы копа было глупейшим решением. Чего бы они ни добивались, после этого их жизнь станет в десять раз хуже.

Бакстер вспомнила, что ей минувшей ночью сказал Эдмундс, и сказала:

— Кто-то дергает за ниточки, координирует все преступления и использует этих марионеток в своих целях. Нам известно, что жертвы выбираются не случайно, потому что два других убийства имеют непосредственное отношение к делу Тряпичной куклы. Теперь у нас есть три убийства. Мы не знаем ни кто они, ни где находятся, ни даже чего хотят. И дураками их точно не назовешь.

— Зачем же тогда объявлять войну полиции? — спросил Руш, которому явно понравилась речь Бакстер.

— И в самом деле — зачем?

Под навесом у входа зазвучали громкие голоса.

— Специальный агент Кертис? — позвал один из них.

Вслед за Кертис через пролом в стене выбрались на улицу Бакстер и Руш. Команда телевизионщиков расставляла свою аппаратуру, жадно поглядывая на место преступления. Кертис подошла к нескольким мужчинам в черных костюмах и завела с ними разговор.

— Ну что, готовы? — спросил Руш Бакстер, вытащил из кармана припрятанный на такой случай галстук и накинул на шею, — ну и как вам быть официальным лицом пропагандистской кампании?

— Замолчите. Они могут снимать меня, пока я делаю свою работу, но пойдут на хрен, если им вдруг…

— Руш? — воскликнул в этот момент дородный мужчина, отделившись от группы коллег, с которыми беседовала Кертис.

На нем была огромная дутая куртка, выставлявшая далеко не в самом выгодном свете расплывшийся торс.

— Дамьен Руш? — сказал он, широко улыбнулся и протянул руку с толстыми, будто сосиски, пальцами.

Агент ЦРУ поспешно завязал галстук и быстро повернулся; он выглядел на удивление презентабельно.

— Джордж Макфарлен, — улыбнулся он, опустил глаза и неодобрительно окинул взглядом висевший на шее дородного коллеги бейджик ФБР, — что, дружище, переметнулся?

— И это говорит британец, работающий в ЦРУ! — улыбнулся собеседник. — Стало быть, в той тюрьме ты оказался в водовороте событий, да?

— Боюсь, что да. Но кто-то там наверху приглядывает за мной.

— Аминь, — кивнул Макфарлен.

Бакстер закатила глаза.

— Послушай, а как у тебя со стрельбой? Все тренируешься?

— Да нет, честно говоря, я бросил это дело.

— Ну вот! Это очень грустно! — Макфарлен обратился к Бакстер, судя по виду, не на шутку расстроившись. — Этому парню до сих пор принадлежит абсолютный рекорд ЦРУ по стрельбе с расстояния в пятьдесят ярдов.

Бакстер кивнула и неопределенно хмыкнула.

Заметив ее плохо скрытое равнодушие, Макфарлен вновь повернулся к Рушу:

— Твоя семья по-прежнему живет в Англии? — спросил он и продолжил, не дожидаясь ответа: — Сколько сейчас твоей дочери? Шестнадцать, как моей Кларе?

Руш открыл рот, пытаясь что-то сказать.

— Кошмарный возраст, — покачал головой Макфарлен. — На уме одни парни и развлечения. Я бы на твоем месте залег здесь на дно и вернулся бы домой, когда ей стукнет двадцать!

Макфарлен сам засмеялся своей шутке громоподобным хохотом, совсем неуместным на месте преступления. Руш вежливо улыбнулся, Макфарлен хлопнул его по спине — из лучших побуждений, что не помешало Рушу скривиться от боли, — и ушел.

Бакстер вздрогнула, увидев, что Руш схватился за грудь.

— Я так полагаю, это вполне можно квалифицировать как нападение, — пошутила она.

За ней пришла Кертис. Она представила Бакстер специальному агенту Роз-Мари Леннокс. Изможденная женщина представляла собой аналог Ваниты в исполнении ФБР: типичный бюрократ, выдававший себя за оперативника. Маскировку дополнял весьма показательный пистолет на боку, который она носила на тот случай, если кому-то взбредет в голову украсть из ее кабинета ксерокс.

— Мы чрезвычайно благодарны вам за помощь, — льстиво заявила Леннокс.

— Отлично, — сказала журналистка, становясь перед камерой, — работаем. Три, два, один…

— Постойте. Что происходит? — спросила Бакстер, сделала шаг, чтобы уйти, но Леннокс удержала ее за руку.

Ведущая изложила версию событий, предназначенную для прессы, и представила Леннокс, которая принялась зачитывать заранее отрепетированные ответы.

— …жестокое и бессмысленное нападение на сотрудника полиции. Думаю, я выражу общее мнение, если скажу, что мы не успокоимся до тех пор, пока не… Мы пытаемся выявить связь этого убийства с инцидентом на Бруклинском мосту неделю назад и вчерашней гибелью Летаниэла Масса… В расследовании данного дела ФБР будет тесно сотрудничать с нашими английскими коллегами из лондонской полиции, в частности со старшим инспектором Эмили Бакстер, арестовавшей, как всем известно…

Детектив утратила к ее речи всякий интерес и посмотрела на Руша и Кертис, которые в этот момент оглядывали искореженный автомобиль. Кертис окликнула Руша и махнула рукой на дверцу со стороны водителя.

— Что? — растерянно переспросила Бакстер журналистку, она совсем не слышала вопроса.

— Старший инспектор, — повторила та, сопровождая свои слова самой неискренней улыбкой, которую Бакстер когда-либо приходилось видеть, — что вы можете сказать по поводу совершенного здесь преступления? В каком направлении вы сейчас работаете?

Она указала на картину разгрома, сделав при этом печальное лицо, выглядевшее еще более неубедительным, чем ее хмурая улыбка.

Оператор навел камеру на Бакстер.

— Как вам сказать… — вздохнула она, даже не пытаясь скрыть неприязни. — Вообще-то я занималась расследованием убийства, но в данный момент я почему-то вынуждена стоять с вами и отвечать на ваши идиотские вопросы.

Повисла неловкая пауза.

Леннокс посмотрела на Бакстер с яростью. Резкий ответ, казалось, сбил с толку ведущую, она не успела сформулировать следующий вопрос.

— Тогда мы отпускаем вас, старший инспектор, делать дальше свою работу. Спасибо. — Леннокс ободряюще похлопала ее по плечу, Бакстер хмыкнула и отошла. — Как видите, все мы приняли случившееся близко к сердцу и теперь стремимся как можно быстрее найти того, кто это сделал.

Леннокс проводила взглядом уехавших телевизионщиков и окликнула Кертис. Они перешли через дорогу и прислонились к ограде Хайбридж-парка, за которой заканчивался спрессованный вдоль тротуаров лед и начинался чистый, пушистый снег. Леннокс вытащила сигарету и закурила.

— Я слышала о том, что произошло в тюрьме, — сказала она, — ты в порядке? Твой отец мне бы голову оторвал, если бы с тобой что-нибудь случилось.

— Спасибо за заботу, но у меня все хорошо, — солгала Кертис.

Несмотря на все ее усилия доказать, что она и сама что-то значит, из-за влиятельных родителей все по-прежнему ее оберегали, и ее это злило.

Уловив в ее тоне раздражение, Леннокс решила сменить тему:

— Вот стерва эта Бакстер, да?

— Просто она терпеть не может, когда ей досаждают всякие придурки, — ответила Кертис и только после этого поняла, что нечаянно обидела начальницу, — это я не о вас… просто…

Леннокс отмахнулась, выпустив тугую струю дыма.

— Она сильная… и умная, — сказала Кертис.

— Да… Именно этого я и боюсь.

Кертис не поняла, что этим хотела сказать собеседница.

Хотя Кертис ни разу в жизни не брала в руки сигарету, теплое, приятное мерцание тлеющего табака, пляшущее в стылом воздухе, поманило ее сейчас больше, чем когда-либо.

Леннокс посмотрела на бейсбольное поле на вершине заснеженного холма.

— Она здесь как турист, — сказала она Кертис, — не более того. Мы еще пару раз выставим ее перед камерой, сделаем несколько фотографий, чтобы утолить жажду публики, а потом посадим в самолет и отправим домой.

— Вообще-то, мне кажется, она может нам помочь.

— Знаю, но это только вершина айсберга. Так же как убийство офицера Кеннеди — очевидное оскорбление Департамента полиции и попытка дискредитировать наши власти в глазах публики, так и присутствие Бакстер — угроза для нас самих.

— Простите, но я не понимаю, — сказала Кертис.

— Это дело совместными усилиями расследуют Департамент полиции Нью-Йорка, ФБР и ЦРУ, но пока безрезультатно. Бакстер нужна нам здесь, чтобы показать, что мы делаем все возможное, но потом ее лучше будет отослать домой, до того как лондонская полиция припишет себе все заслуги. Когда на нас нападают, требуется демонстрация силы. Мы должны доказать миру, что и сами можем справиться со своими проблемами. Улавливаешь?

— Да, мэм.

— Вот и хорошо.

В парк высыпала стайка школьников. Кто-то принялся носиться, оставляя в снегу глубокие следы, другие стали бросаться снежками совсем близко от беседующих женщин.

— Веди себя как обычно, — проинструктировала Леннокс, — пусть Бакстер ходит за вами по пятам, но как только найдете стоящий след, держите его в секрете.

— Это не так-то просто.

— Приказы не всегда просто выполнять, — пожала плечами Леннокс, — но это продлится всего пару дней — после выходных мы велим ей паковать вещи.

Пока Бакстер с Рушем дожидались возвращения Кертис, один из полицейских принес им кофе. Протягивая щербатые чашечки, он произнес краткое, хотя и непрошеное напутствие:

— Поймайте ублюдков, которые это сделали.

Бакстер и Руш горячо кивнули, и рассерженный полицейский с удовлетворенным видом отошел. Хотя навес над участком и защищал Эмили с агентом Рушем от ветра, температура по-прежнему держалась минусовая, и они постепенно начинали это ощущать.

— Как насчет того, чтобы сегодня вечером поужинать втроем с Кертис? — спросил Руш. — Если у вас, конечно, есть время.

— Я… э-э-э… даже не знаю, мне надо кое-кому позвонить.

— Я знаю в Вест-Виллидж одну небольшую, но изумительную пиццерию. Я бываю в ней каждый раз, когда приезжаю в Нью-Йорк. Для меня это стало традицией.

— Я…

— Пойдемте. К вечеру мы вымотаемся и проголодаемся как черти, — улыбнулся Руш, — подкрепиться нам явно не помешает.

— Ну хорошо.

— Вот и отлично, тогда я заказываю столик.

Он вытащил телефон и стал просматривать список контактов.

— Да, забыла спросить, — сказала Бакстер, — что вы с Кертис обнаружили на дверце машины со стороны водителя?

— Что?

Руш уже прижимал к уху телефон.

— Когда я сорвала интервью, мне показалось, вы что-то нашли.

— Ах, это… — ответил он. — Да так, ерунда.

В пиццерии ответили, и он отошел поговорить.

Глава 8

Четверг, 10 декабря 2015 года,

11 часов 13 минут вечера

Кертис оказалась в ловушке.

Подняв оружие, она вглядывалась во мрак убогого гостиничного номера, пытаясь засечь малейшие признаки движения. В голове билась мысль закричать и позвать Руша, но уверенности, что он услышит, не было, а выдать незваному гостю свое точное местоположение не хотелось бы. Глядя на дверь, которая располагалась в нескольких метрах от нее, но все равно казалась недосягаемой, она почувствовала, как в ушах в такт сердцу стал гулко отдаваться пульс.

Кертис знала, что рано или поздно ей придется выйти навстречу опасности.

Она уже переоделась ко сну — на ней был верх от ретропижамы с «Моим маленьким пони», ярко-зеленые шорты и толстые шерстяные носки. Медленно-медленно агент подползла по кровати к стулу и сняла висевший на его спинке костюмный пиджак.

Сделала решительный вдох, спрыгнула с кровати, отшвырнула шлепанец, которым перед этим воинственно размахивала, вцепилась в замок, открыла его и вывалилась в коридор. Дверь за ней с грохотом захлопнулась.

Собравшись с силами, она поднялась на ноги и тихо постучала в соседний номер. На пороге материализовался Руш — немного всклокоченный, босиком и в незаправленной белой рубашке. Сочетание джетлага и избытка вина за ужином с каждым из них троих сыграло злую шутку.

Он несколько мгновений с непонимающим видом смотрел на гостью, потом протер усталые глаза, пытаясь собраться с мыслями.

— На вас футболка «Мой маленький пони»?

— Да, — ответила Кертис, с трудом переводя дух.

— О’кей, — кивнул он. — Хотите войти?

— Нет, спасибо. Я лишь хотела спросить, умеете ли вы обращаться с пауками.

— С пауками? — пожал плечами Руш. — Да, конечно.

— Только не надо всей этой ерунды, знаете когда их подцепляют листком бумаги и выбрасывают за дверь. Так эта тварь все равно заберется обратно, — велела Кертис. — Мне нужно, чтобы он подох… чтобы я его больше не видела.

— Понятно, — ответил Руш, хватая ботинок и ключи от своего номера.

— Эта гнида такая большая, что тут не до шуток, — заметила Кертис, по достоинству оценив его согласие.

— Насколько большая? — спросил Руш, несколько озадаченный ее словами.

Вечером Бакстер умудрилась надеть наизнанку свою клетчатую пижамную рубашку; со штанами эта ошибка не повторилась, потому что она попросту напялила их задом наперед.

Она выпила еще один стакан горьковатой воды из-под крана. Дальше по коридору какие-то шумные постояльцы стучали и хлопали дверями. Эмили улеглась в постель. Потолок над головой закружился, вызвав приступ тошноты. Через окно пробивались звуки города. Бакстер нащупала телефон, нашла в списке контактов Эдмундса и нажала кнопку вызова.

— Что? — заорал Эдмундс и сел на кровати.

В кроватке в углу снова заплакала Лейла.

— Который час? — проворчала Тиа, которой как раз только что удалось ее уложить.

Когда Эдмундс проснулся окончательно, до него дошло, что на первом этаже разрывается его телефон. Он кое-как скатился по лестнице, увидел на дисплее знакомое имя и ответил:

— Бакстер? Ты в порядке?

— Да, все хорошо… Правда, хорошо, — невнятно пробормотала она.

— Это Эмили? — спросила со второго этажа Тиа, перекрывая плач Лейлы.

— Ага, — Эдмундс старался говорить шепотом, чтобы не досаждать несчастному соседу.

— По-моему, у вас плачет ребенок, — любезно проинформировала Бакстер.

— Да, мы знаем, спасибо. Ее разбудил телефонный звонок, — ответил он. — И нас тоже.

— В двадцать минут седьмого? — спросила она и вдруг умолкла. — Ой. Ну, ты понял.

— Да, неправильно подсчитала время, — произнес Эдмундс.

— Неправильно подсчитала.

— Ага.

— В смысле на часах.

— Да! Я понял. Бакстер, ты что, выпила?

— Конечно, нет. На меня и без того слишком много навалилось, чтобы еще пить.

Тиа на цыпочках спустилась на первый этаж — Лейла у нее на руках, наконец, угомонилась.

— Иди спать, — одними губами прошептала она Эдмундсу.

— Сейчас приду, — ответил он.

— Прости меня, — виновато сказала Бакстер, — я просто хотела описать тебе картину преступления, которую мне сегодня показали, чтобы ты был в курсе всего.

— Какого именно преступления? — спросил Эдмундс.

Тиа уже сердилась не на шутку.

— Детектива привязали к решетке радиатора внедорожника, который потом протаранил стену полицейского участка.

Эдмундс разрывался между двумя женщинами.

— Я перезвоню утром… — сказала Бакстер, — …твоим утром… Нет! Моим утром… Я запуталась…

Эдмундс с извиняющимся видом посмотрел на Тиа и сказал:

— Не надо, все в порядке, рассказывай сейчас.

— Где вы его в последний раз видели? — спросил Руш, понимая, что, используя ботинок в качестве оружия, он подвергает риску босые ноги.

— Кажется, он запрыгнул под шкаф, — сказала Кертис, в целях безопасности забравшаяся с ногами на кровать.

— Запрыгнул?

— Ну, поскакал.

— Поскакал?!

Доверие Руша к ее словам таяло на глазах.

— Ну, скорее… Как сказать «галопирует», но про паука?

— Думаю, так и будет — «галопирует»… — ответил он и шагнул к гардеробу, глядя под ноги, будто опасаясь наступить на змею.

— Может, попросим Бакстер? — предложила Кертис.

— Не нужна нам никакая Бакстер! — рявкнул Руш. — Я сам все сделаю! Просто хочу ударить наверняка.

Кертис пожала плечами.

— Я сегодня не успела вас поблагодарить, — несколько смущенно сказала она.

— Поблагодарить меня?

— Ну да, за вчерашнюю ночь.

— Всегда пожалуйста, — искренне ответил он, повернулся, чтобы улыбнуться, но увидел перед собой расширившиеся от ужаса глаза Кертис.

Руш медленно проследил за ее взглядом. Прямо перед ним на ковре сидел огромный, с чайное блюдце, паук.

Он застыл как вкопанный и едва слышно прошептал:

— Зовите Бакстер.

— Что?

Тварь вдруг побежала прямо к нему. Руш завопил, отшвырнул ботинок и рванул к двери.

— Зовите Бакстер! — закричал он, когда они, толкая друг друга, выбежали в коридор.

Чтобы больше не тревожить Тиа и Лейлу, Эдмундс вышел в сад, мужественно встретил холодный дождь и по раскисшей от влаги земле босиком побежал в пристройку к дому. Включил тусклый свет и вытер крышку ноутбука.

Вай-фая хватило на то, чтобы открыть новостную ленту и карту Манхэттена. Бакстер предоставила ему путаный, но весьма подробный отчет о случившемся.

— Ничего не понимаю, — вздохнул Эдмундс.

Бакстер была разочарована — ожидать от лучшего друга невозможного у нее давно вошло в привычку.

— Ритуальный характер убийства по-прежнему кажется мне правдоподобным, — сказал он. — Хотя бы потому, что я не вижу никаких других объяснений.

На том конце провода в дверь Бакстер постучали.

— Извини, я сейчас.

Эдмундс прислушался к отдаленным голосам, пытаясь расчистить вокруг немного рабочего пространства.

— Послушайте… Вы что, говорите по телефону?

— Да.

— У нас в номере Кертис обрисовалась небольшая проблема. Но это не срочно. Знаете, мы, может, и сами справимся.

— Ничего страшного. Я только договорю и подойду, хорошо?

— Ну конечно, спасибо вам.

— Это недолго, буквально пару минут.

Дверь закрылась. В трубке что-то громко зашуршало и вновь зазвучал голос Бакстер, даже более громкий, чем раньше.

— Извини… Итак, на сегодняшний день мы смогли выявить только одну связь — две жертвы имеют отношение к Тряпичной кукле.

— Если это вообще можно назвать связью, — возразил Эдмундс, — в первом случае жертвой стал какой-то чувак, который по случайному совпадению оказался тезкой Волка, во втором — убийца-кукольник. По-моему, здесь концы с концами не сходятся.

— В таком случае лучше сосредоточиться на убийцах. Они наверняка должны быть между собой как-то связаны.

— Куклы… — произнес Эдмундс. — Согласен. Мы определенно не сможем предсказать, кто станет их следующей жертвой, до тех пор, пока не поймем, чего они добиваются, а для этого необходимо нащупать между ними связь.

— Зачем кому-то приковывать к себе внимание средств массовой информации, заставлять говорить о себе во всем мире, но при этом хранить молчание?

— Я предполагаю, что они стремятся не просто приковать к себе внимание средств массовой информации, а выйти на уровень мировой сенсации. Так что ситуация, думаю, будет только набирать обороты.

— Поправь меня, если я не права, но у меня такое ощущение, что тебя это не очень расстраивает, — заметила Бакстер, уловив в его тоне возбуждение.

— Пришли утром все имеющиеся материалы по убийцам, и я попытаюсь что-нибудь накопать. И вот что, Бакстер… пожалуйста, будь осторожна. Не забывай, что это «наживка».

— Хорошо.

— С Томасом говорили?

— Нет.

— Почему?

— Потому что поссорились накануне моего отлета.

— Из-за чего?

— Да так.

— Не испорти все своим упрямством, — вздохнул Эдмундс.

— Спасибо за совет, тебе бы консультантом по вопросам семьи и брака работать.

Что-то он сомневался, что с ней в этом вопросе согласится Тиа.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Эдмундс повесил трубку. Стрелки показывали 4 часа 26 минут утра, но спать совершенно не хотелось, к тому же он страшно замерз. Он оглядел пристройку, в которой уже сто лет никто не наводил порядок, и взялся за уборку, подозревая, что она еще не раз ему понадобится, пока будет расследоваться это дело.

Бакстер крепко спала в постели Кертис.

Кертис и Руш устроились по обе стороны кровати и вооружились импровизированным арсеналом, готовые в любую минуту ринуться на врага. Хотя Руш и не позволил ей использовать имевшуюся в номере Библию в качестве метательного снаряда, они держали наготове две пары ботинок, один шлепанец, баллончик с лаком для волос, а заодно и табельное оружие (они всего лишь собирались швырнуть его в неприятеля, если, конечно, ситуация не будет совсем безвыходной).

От Бакстер толку не было никакого. Она недовольно переступила порог, выслушала объяснения, ретировалась в «безопасную зону», сняла ботинки и пару минут спустя уже крепко спала.

— Еще по одной? — спросил Руш, добавляя миниатюрную пустую бутылочку к кучке на кровати.

— Почему бы и нет? — ответила Кертис, приканчивая свою.

Руш подполз к мини-бару, открыл его, выбрал каждому из них по бутылочке, вернулся обратно и сказал:

— Ваше здоровье.

Они чокнулись и сделали по небольшому глотку.

— Вам никогда это не надоедало? — спросила его Кертис несколько мгновений спустя.

— Что «это»? — спросил Руш, сжимая в руке ботинок.

— Не «это» конкретно, а все эти дерьмовые гостиничные номера, неглаженые рубашки… одиночество.

— Вообще-то сегодня с вами делят постель сразу два человека, — заметил он.

Кертис грустно улыбнулась.

— Что же до вашего вопроса, то… нет, — ответил Руш. — Но если когда-нибудь все же надоест, не думаю, что потом я надолго задержусь на этой работе.

— Должно быть, нелегко постоянно находиться вдали от дочери и жены.

— Да, но что поделаешь. Если у вас нет таких связей, и вы уже так мучаетесь…

— Я не мучаюсь! — бросила Кертис.

— Простите, я неудачно выразился.

— Просто… неужели все время так и будет?

— Будет, если вы, конечно, сами что-нибудь не измените, — ответил ей Руш.

Кертис швырнула башмаком; он пролетел мимо головы Руша и оставил вмятину на хлипкой перегородке; Бакстер вздрогнула во сне.

— Извините, показалось… Это всего лишь тень, — пожала плечами Кертис.

— Я, может, суюсь не в свое дело, поэтому можете смело швырнуть в меня вторым ботинком, но не стоит портить себе жизнь, чтобы доказать, что все делаешь правильно, — на самом деле так ничего не докажешь.

Кертис задумчиво кивнула.

— Бакстер надела штаны задом наперед, — сказала она после небольшой паузы.

— Да, и правда, — ответил Руш, которому не нужно даже было смотреть, чтобы в этом убедиться.

Эмили едва слышно посапывала. Кертис на мгновение задержала на ней взгляд и тихо сказала:

— Начальство приказало мне не делиться с ней важными сведениями.

— Почему?

— Ей в любом случае работать с нами самое большее еще несколько дней, — пожала плечами Кертис.

— Досадно. Мне она нравится.

— Мне тоже.

— Отдохните немного, — сказал он, — я подежурю.

— Вы уверены?

Руш кивнул. Через пять минут она уже спала рядом, а через десять отключился и он.

Будильник Кертис зазвонил в 6 утра. Проснувшись вместе в ее постели, все трое несколько оторопели.

— Доброе утро, — хрипло сказал Руш.

— Доброе утро, — потягиваясь, ответила Кертис.

Бакстер не могла понять, что происходит.

— Пойду приму душ, — возвестил Руш.

Он встал, направился к двери, но вдруг остановился, неподвижно уставился в пол и застонал.

— В чем дело? — спросила Кертис, осторожно подошла к нему и увидела на полу раздавленное, втоптанное в ковер тельце.

— Должно быть, Бакстер наступила на него, когда вошла, — обессиленно засмеялся он.

Он оторвал кусок туалетной бумаги, осторожно подцепил вещдок и смыл в унитаз их первый командный трофей.

Дела постепенно налаживались.

Глава 9

Пятница, 11 декабря 2015 года,

9 часов 7 минут утра

Леннокс постучала пальцем по одной из трех карточек-шпаргалок, разложенных перед Бакстер:

Я не могу строить в этом отношении догадки.

Да, я могу это подтвердить.

Нет оснований предполагать что-либо подобное.

Эмили наклонилась ближе к небольшому микрофону, выжидательно установленному на черной ткани, которую положили на ряд сдвинутых вместе столов, чтобы создать более официальную обстановку.

— Боюсь, я не могу строить в этом отношении догадки.

Она услышала, что Леннокс недовольно, но почти беззвучно крякнула, и откинулась на стуле. Журналист обратился к сидевшему рядом с ней мужчине. Леннокс что-то быстро нацарапала на листке бумаги и подвинула ей, усиленно делая вид, что все ее внимание поглощено заданным вопросом и тем, как ответит на него заместитель директора.

Ее каракули Бакстер разобрала не сразу:

Никогда не говори «боюсь»…

В привычной обстановке этого с лихвой хватило бы, чтобы вывести ее из себя, несмотря на толпу журналистов и лес выстроившихся впереди камер, фиксирующих каждое ее движение, но из уважения она лишь прикусила язык и осталась сидеть как ни в чем не бывало.

Пресс-конференцию устроили с целью подтвердить личность погибшего детектива, а также чтобы, в ответ на исступленные спекуляции в интернете и всевозможные теории заговоров официально заявить, что убийства Банкира, Летаниэла Масса и детектива Роберта Кеннеди действительно связаны между собой.

Бакстер даже не думала вслушиваться в разговор. Она все еще злилась из-за записки, так и не отказавшись до конца от мысли устроить скандал Леннокс, которая неторопливо завершала свой пространный ответ:

— И наши заокеанские коллеги, такие как присутствующая здесь старший инспектор Эмили Бакстер.

Когда с ее губ слетело последнее слово, какой-то молодой человек в дешевом костюме стремительно поднял руку.

Леннокс жестом предложила ему говорить.

— Старший инспектор, а что вы думаете о мотивах всех этих убийств? — спросил он.

Зал замер в ожидании.

Леннокс постучала пальцем по карточке-шпаргалке, хотя в этом не было никакой необходимости.

— Я не могу строить в этом отношении догадки, — прочла Бакстер.

— Источник в тюрьме сообщил, что у одного трупа на груди было написано «Кукла», у другого — «Наживка», — гнул свое корреспондент, не желая довольствоваться уклончивым ответом, — фотографии, сделанные на Бруклинском мосту, позволяют предположить, что нечто подобное присутствовало и там. Вы можете подтвердить, что подобные надписи были выявлены на всех телах, обнаруженных на сегодняшний день?

Леннокс на мгновение застыла в нерешительности и постучала пальцем по другой карточке.

Эмили хоть и удивилась, но все же выполнила молчаливый приказ:

— Да, я могу это подтвердить, — сказала она механически.

В зале зажужжали приглушенные разговоры и напряженный шепот. Бакстер увидела у задней стены Кертис с Рушем и немного приободрилась. Кертис дружески кивнула, а Руш поднял вверх два больших пальца. Бакстер заулыбалась.

— Да, старший инспектор! Старший инспектор! — обратился к ней тот же журналист, перекрикивая едва сдерживаемый гам, и с победным видом задал третий вопрос: — Учитывая, что на груди у каждой из трех жертв — полицейского, человека по имени Вильям Коукс и убийцы-кукольника — вырезано слово «Наживка», позволю себе предположить, что вы с коллегами не исключаете, что этот посыл адресован вам?

Нетерпеливые газетчики застыли в ожидании ее ответа на, по правде говоря, более чем уместный вопрос. В зале повисла гробовая тишина.

Леннокс подвинула к ней карточку с надписью «Я не могу строить в этом отношении догадки». «Кто бы сомневался», — горько подумала Бакстер. Официальный представитель Департамента полиции Нью-Йорка ни в жизнь не признает, что заставила ее перелететь Атлантический океан для того, чтобы подвергнуть здесь риску.

— Это только один из вариантов, которые мы на данный момент рассматриваем, — произнесла она, подразумевая под этим «мы», конечно же, себя и Эдмундса.

Леннокс, похоже, не очень понравилась эта самодеятельность, хотя в целом профессиональный и лаконичный ответ детектива ее удовлетворил.

— Старший инспектор Бакстер! — крикнул кто-то в первом ряду.

Эмили машинально посмотрела на женщину; та восприняла это как приглашение встать и задать свой обезоруживающе прямой вопрос:

— Будут ли еще убийства?

Бакстер вспомнила свой разговор с Эдмундсом минувшей ночью. Леннокс опять ткнула пальцем в карточку про догадки.

— Я… — нерешительно начала Эмили.

Леннокс повернулась к ней и стукнула по карточке настойчивее. В глубине зала встревоженно покачала головой Кертис. Руш, даже не имея под рукой никаких шпаргалок, одними губами прошептал:

— Я не могу строить в этом отношении догадки.

— Старший инспектор! Так будут еще убийства или нет? — вновь спросила журналистка в звенящей тишине.

Бакстер вспомнила официальный пресс-релиз, выпущенный после ареста Масса: историю, которую ей пришлось состряпать во избежание неприятностей, и туманное объяснение причастности к этому делу Волка.

Одни сплошные трупы и бесконечная ложь.

— Да… я полагаю, ситуация действительно будет накаляться.

Зал вскочил на ноги и стал забрасывать ее вопросами под сполохи вспышек фотоаппаратов, и Бакстер почувствовала, что все повернули в ее сторону головы. Вероятно, она ошиблась, считая, что публике, пускай хотя бы иногда, хочется знать правду.

Осознание того, что вся эта пишущая братия процветает на пустых обещаниях и лживых заверениях, вгоняло Эмили в депрессию. В этом гадюки из Департамента связей с общественностью были правы — люди скорее согласятся получить удар в спину, нежели взглянуть правде в глаза.

— Вот что мы имеем на сегодняшний день, — сказал специальный агент Кайл Хоппус, подводя их к одной из десятка развешанных на стенах белых досок, — это наши убийцы.

Региональное отделение ФБР в Нью-Йорке располагалось на двадцать третьем этаже безотрадно скучного дома рядом с Бродвеем. Если забыть о типичных для этого города неоштукатуренных кирпичных стенах, Бакстер вполне могла бы сказать, что вновь оказалась в Нью-Скотланд-Ярде: те же беленые высокие потолки, тот же синий пористый пластик, отделяющий в офисе столы сотрудников, и почти идентичный ковер — достаточно изношенный в силу недостаточной износостойкости.

Хоппус дал им пару минут ознакомиться с той информацией, которая не была зачеркнута или нечитаема. С учетом его начальственного ранга он казался Бакстер подозрительно дружелюбным.

— Как видите, исключив всякую возможность взаимосвязи между убийцами, между жертвами, между убийцами и жертвами, а также между ими всеми и делом Тряпичной куклы, мы сосредоточили все внимание на том обстоятельстве, что у каждого из наших преступников были все основания ненавидеть полицию, — объяснил Хоппус. — Одна бригада наших дознавателей разбирается с их финансами, вторая досконально изучает сведения в компьютерах и телефонах. Это все понятно. Проблема в том, что на этом дело и застопорилось. Мы не выявили экстремистских политических или религиозных взглядов, за исключением разве что Медины, ревностного католика и ярого сторонника Демократической партии, как и все мексиканские иммигранты. Кроме Баррелла, в насилии никто из них тоже раньше замечен не был. Насколько нам удалось узнать, эти люди никогда друг с другом не встречались, — закончил он.

— Но несмотря на это, в течение всего нескольких дней было совершено три преступления, наверняка координируемых из одного центра, — принялся размышлять вслух Руш, — прямо жуть берет.

Хоппус ничего не ответил, но бросил на Кертис недоуменный взгляд, будто спрашивая, зачем она привела сюда этого странного типа.

— Вы не могли бы предоставить мне копии их дел? — спросила Бакстер. Она решила не ставить его в известность о своем намерении послать запрашиваемые документы через океан сотруднику отдела по борьбе с финансовыми преступлениями, с формальной точки зрения не имеющему к данному делу никакого отношения.

— Разумеется, — ответил Хоппус немного лаконичнее, чем допускали рамки приличий, явно посчитав оскорблением предположение, что она может найти в бумагах нечто такое, что проглядела его команда.

Руш подошел ближе к доске и присмотрелся к трем небольшим фотографиям, прикрепленным над именами убийц. Баррелл смотрел на него с протокольного снимка, наверняка сделанного вскоре после ареста. На Таунсенде была футболка со знакомым логотипом.

— Таунсенд участвовал в программе «С улиц к успеху»? — спросил Руш.

— Да, — ответил Хоппус. Он обсуждал что-то с Кертис и Бакстер.

— А сейчас? — продолжал Руш.

— Он же мертв… — в замешательстве произнес Хоппус.

— Я имею в виду… на момент смерти. Он отказался от участия в ней или нет?

— Нет, не отказался, — ответил агент ФБР, не в силах скрыть раздражения.

— Хм-м, — протянул Руш и вновь уставился на доску.

Об этой программе он узнал, когда расследовал предыдущее дело. Данная инициатива сводилась к тому, чтобы вновь трудоустроить городских бездомных, число которых в последнее время росло угрожающими темпами, и дать им возможность самим себя обеспечивать. С такими людьми, от которых все отказались, проводили занятия, консультировали, на какое-то время обеспечивали крышей над головой, помогали приобрести профессиональные навыки и устраивали на работу. Само по себе предприятие замечательное, только вот в то, что доходяга на фотографии — сущий скелет, одна кожа да кости — вернется к нормальной жизни, верилось с большим трудом.

За свою жизнь Руш повидал много наркоманов и всегда мог безошибочно определить, когда человек больше ценит не жизнь, а дурь.

Он перевел взгляд на снимок Эдуардо Медины. В нижнем углу, там, где фотографию бесцеремонно обрезали, торчала чья-то голова. Выглядело так, будто Медина кого-то обнимает — со счастливым видом.

— И что теперь будет с его семьей? — спросил Руш, опять перебив Хоппуса.

— Чьей?

— Медины.

— С учетом того, что этот скот хладнокровно отправил на тот свет полицейского, я буду очень удивлен, если в самое ближайшее время власти не депортируют его сына и навсегда не запретят другим родственникам въезжать в нашу страну.

— Значит, он им испортил жизнь? — заключил Руш.

— Это еще мягко сказано, — сказал Хоппус, поворачиваясь обратно к Кертис.

— Но ведь до того, как совершить это убийство, он ради них очень старался, не так ли?

Хоппус дернулся от охватившего его раздражения и посмотрел на Руша.

— Думаю, да. Устраивал себе в отеле многочасовые смены и посылал семье деньги. Добивался разрешения на въезд в США дочери.

— Как по мне, так не похож он на злодея, — сказал Руш.

Непроницаемый Хоппус побагровел от гнева.

— О боже, — прошептала Кертис; ей было за него неловко.

— «Злодея»? — в ярости воскликнул Хоппус, полностью переключая внимание на агента ЦРУ, по-прежнему занятого фотографией. — Этот мерзавец привязал полицейского к капоту машины и врезался в стену!

— Вы меня неправильно поняли, — тактично ответил ему Руш, — я не утверждаю, что Медина не совершил страшного преступления. Просто у меня нет уверенности в том, что он был плохим человеком.

Когда коллеги Хоппуса увидели столь нехарактерную для их начальника вспышку ярости, в офисе стало непривычно тихо.

— Я согласна с Рушем, — пожала плечами Бакстер, не обращая внимания на разочарованный взгляд Кертис, — Медина — ваш лучший шанс разобраться в происходящем. При любых раскладах Баррелл был куском дерьма. Таунсенд опустился на самое дно и имел самые сомнительные связи. А вот Медина был примерным тружеником, старался помогать семье. Поэтому причину такой резкой перемены будет выявить гораздо легче.

— Я и говорю, — проворчал Руш.

— Ладно, убедили, — нехотя признал Хоппус, по-прежнему не выказывая особой радости от общения с кем-то из них.

— Агент Хоппус как раз хотел нам изложить еще одну линию расследования, — сказала Кертис Рушу, пытаясь устранить возникшие разногласия и привести всех к общему знаменателю.

Руш отлип от стены и присоединился к ним.

— Так вот, я говорил, что наши технические специалисты прошерстили в интернете запросы поисковых систем со словами «Кукла», «Тряпичная кукла», «Масс» и «Наживка». Причем сделали это до сегодняшней пресс-конференции, после которой подобных запросов стало в разы больше. Попутно они нашли сайты и форумы, участники которых уже желают примазаться к этой сомнительной славе.

— Полоумные ублюдки, — изрекла Бакстер.

— Не могу с вами не согласиться, — сказал Хоппус, — мы отслеживаем IP-адреса каждого, кто на них заходит, и потом мониторим их трафик на тот случай, если с ними попытается выйти на связь кто-нибудь действительно причастный к нашему делу.

— Как бы ужасно это ни звучало, — начала Кертис, — но в целом, на данный момент, мы ждем следующий труп, так?

— Если честно, я не думаю, что об этом следует сообщать публике, но… да, мы действительно блуждаем в потемках, — согласился Хоппус.

В этот момент к ним подошел агент из числа его подчиненных.

— Прошу прощения за вмешательство в ваш разговор, сэр. Там внизу специальный агент Леннокс, с ней несколько журналистов. Она просит старшего инспектора Бакстер спуститься к ним.

— Да пошли они к черту! — в сердцах воскликнула Эмили.

Младший агент был явно напуган перспективой передать этот ответ Леннокс.

— Но с другой стороны, — весело сказал Руш, — вы можете сделать ваше новое выступление еще более ярким, это плюс.

Кертис ободрительно кивнула Бакстер.

— А что я говорила? Что мы ждем следующий труп? — спросила Бакстер, повернулась к молодому человеку и сказала: — Ладно, ведите.

— Она ведь пошутила… правда? — нервно произнес Хоппус, проводив ее взглядом до двери офиса.

Давая все такие же расплывчатые ответы на все те же общие вопросы, Бакстер почувствовала, как у нее завибрировал телефон. Она хоть и не питала к бывшей жене Волка симпатий, но ничуть не сомневалась, что скучные, напрочь лишенные воображения журналисты, с которыми ей до настоящего времени приходилось сталкиваться в этой поездке, вполне могли усвоить парочку уроков ее школы бесстыдного нагнетания страха.

От того, что ее отвлекли от дела ради очередной пиар-акции, Бакстер охватило раздражение, ей хотелось только одного — вернуться к Рушу и Кертис. Дело Тряпичной куклы длилось всего две недели, но по целому ряду причин, которых было больше, чем она желала признавать, в душе у Эмили царила пустота: не разгадано. Это неожиданное его продолжение успело поднять ее боевой дух, заставив вновь почувствовать себя хорошим детективом. В то же время, чувствуя себя полезным членом команды, Эмили в который раз пожалела, что согласилась на должность старшего инспектора.

Тот же молодой человек, который пришел за Бакстер, попытался нарушить спокойное течение интервью в прямом эфире:

— Специальный агент! — нервным шепотом позвал он.

Леннокс даже не подумала прекращать свою пустую болтовню.

— Агент Леннокс, — настаивал он.

Бакстер видела, что молодой человек замер в нерешительности, понятия не имея, что делать, когда начальница, не обращая на него внимания, выдавала в эфир свой филигранно отточенный ответ.

— Леннокс! — рявкнула Бакстер, не дожидаясь, когда телевизионщики выключат камеры. — Этому парню надо с вами поговорить.

— С вами тоже, старший инспектор, — ответил тот, с благодарностью глядя на детектива.

— Простите, но меня зовет долг, — улыбнулась в объектив Леннокс.

Они отошли на приличное расстояние от журналистов, ловивших каждое их движение.

— Ты что, не мог подождать, когда я закончу? — злобно спросила она молодого человека.

— Я просто подумал, что будет нехорошо, если вы узнаете о случившемся после всех остальных, — объяснил тот.

— И что же такое случилось?

— Произошло еще одно убийство. Опять полицейский.

Глава 10

Пятница, 11 декабря 2015 года,

5 часов 34 минуты вечера

В хаосе детектив-констебль Аарон Блейк потерял из виду напарника. Они умудрились устроить пробку на пол-Лондона, перенаправляя плотный транспортный поток с шести полос Молл-стрит на куда более узкую Мальборо-роуд в надежде на то, что каким-то чудесным образом все эти машины туда влезут. Ситуацию еще больше усугубила пелена плотного, стылого тумана, накрывшая город. Если по прибытии на место преступления он еще видел, как на фоне хмурого неба зажглись огни Букингемского дворца, то теперь не мог ничего разглядеть даже в пяти футах от себя.

От синих проблесковых маячков машин экстренных служб непроглядная мгла окрасилась призрачным потусторонним светом. Сырая муть пробилась сквозь четыре слоя одежды, темные волосы полицейского намокли. Марево приглушило шум двигателей застывших на месте автомобилей. Блейк чуть ли не на ощупь двинулся обратно к месту преступления, используя в качестве ориентира прожектор пожарной машины.

— Блейк! — позвал коллегу Сондерс, материализуясь из тумана с эффектностью заправского фокусника. Он тоже насквозь промок, а его белокурые волосы прилипли к насмешливому лицу и приобрели неестественный оранжевый оттенок.

Возглавив отдел, Бакстер первым делом решила сделать напарниками двух детективов, с которыми никто не желал работать. Ни того, ни другого эта новость не обрадовала. Сондерс прославился как самый напыщенный и грубый шовинист, хотя и дорожил работой в отделе по раскрытию убийств и других тяжких преступлений; Блейк пользовался репутацией бесхарактерного, подловатого и коварного говнюка.

— Ты экспертов здесь случайно не видел? — спросил Сондерс с акцентом истинного кокни.

— Шутишь, что ли, — ответил Блейк, — я уже через две минуты здесь нахрен заблудился.

— Долбаный туман! Это же самая настоящая задница.

Блейка отвлекла золотистая тень, проплывшая в нескольких футах над головой Сондерса. Ее сопровождал цокот копыт.

— И что теперь? — раздраженно бросил Сондерс, вытаскивая разразившийся трелью телефон. — Шеф?

Возвращаясь в региональное отделение ФБР, Бакстер позвонила Ваните, которая теперь, когда ей пришлось не прятаться за рабочим столом, а возглавить расследование настоящего преступления, стала решительной и спокойной — к величайшему удивлению Бакстер. Коммандер сообщила ей скупые подробности и рассказала, кто из отдела прибыл по вызову, от чего Эмили отнюдь не стало легче.

— Сондерс, вы можете вкратце описать картину преступления? — спросила она через Атлантику.

Бакстер нашла свободный стол и села за него, вооружившись ручкой и бумагой.

— Дело дрянь, хуже не бывает, — лаконично ответил он, — вы знаете, какая сейчас в Лондоне погодка? Чума. Ничего не видно уже на расстоянии вытянутой руки. На меня из тумана только что чуть не налетели какие-то всадники на лошадях. Мы здесь как в чертовой «Сонной Лощине».

— Место преступления оцепили? — спросила Бакстер.

В ее трубке пронзительно завыла сирена.

— Простите, одну минутку… — голос Сондерса теперь долетал будто издалека. — Фантастика! Еще одна патрульная машина? Думаете, у вас получится то, что не получилось у десятка других? Извините, шеф, это я не вам.

— Сондерс!

— Да, прошу прощения.

— Место преступления оцепили?

— Первыми прибыли пожарные, которые, конечно же, сделали свое дело. Но потом мы действительно растянули ограждение, хотя его все равно никто не видит.

— Какие силы сейчас задействованы на месте?

— Да все. Полный комплект: две пожарные, как минимум три скорые. Полицейским машинам я вообще потерял счет, могу лишь сказать, что их точно больше десятка. Я говорил с каким-то парнем из МИ5, с королевской конной полицией, даже какой-то зоозащитник пробегал. Где-то поблизости болтается команда криминалистов, хотя их мы пока еще не нашли.

— Главное, не подпускайте никого к месту преступления, Ванита уже на подходе, — сказала ему Бакстер. — Блейк с вами?

Она одинаково не любила обоих, но с Блейком ей было попроще.

— Ага, обождите секунду… Блейк! Шеф хочет с тобой поговорить… Да, именно с тобой. Что ты пакли свои прилизываешь? Она все равно тебя не увидит. Даже я тебя не вижу!

На противоположном конце провода что-то зашуршало.

— Шеф? — произнес Блейк, почувствовав прикосновение к щеке холодного дисплея, и поднял глаза на ясное ночное небо. Его переполняло странное, на грани реальности, чувство, что он приподнялся над земной суетой и высунул голову из плотного облака.

— Мне нужно, чтобы вы прошли на место преступления и в точности описали мне, что видите.

Иллюзия рассеялась, и Блейк, следуя полученным инструкциям, поднырнул под ленту полицейского ограждения, которую они натянули вокруг обгоревшего каркаса автомобиля. Потом включил фонарик, и рассеянный луч света выхватил темный дымок, который все еще поднимался над разбитой машиной, сплетаясь с белым туманом, и устремлялся вверх, отравляя и без того горькую ночь.

— Так, я на Молл-стрит, неподалеку от дворца. У нас в наличии полностью сгоревшая полицейская машина, стоит прямо посреди дороги. — Под ногами хрустело битое стекло и осколки пластмассы. — Два трупа, один на водительском месте, второй на пассажирском. Когда автомобиль отъехал от Трафальгарской площади, свидетели видели в салоне дым, а уже несколько секунд спустя начался сущий ад.

В этом месте Блейк обычно отпускал какую-нибудь безвкусную шуточку или неуместный комментарий, но мрачная атмосфера, особая значимость четвертого преступления, совершенного непонятно кем, гротескность развернувшейся перед ним сцены — все это вместе вызвало в нем внезапный приступ профессионализма. Ему просто хотелось хорошо сделать свою работу.

— До дворца оттуда далеко? — спросила Бакстер.

— Не особенно. Машина проехала примерно две трети улицы, но она ведь длинная и старая. Я так понимаю, они как раз туда и стремились, но им помешал огонь, вспыхнувший слишком быстро.

— Опиши мне тела.

Он с самого начала знал, что до этого рано или поздно все равно дойдет. Все дверцы были широко распахнуты — это пожарные проверяли, не осталось ли внутри кого-то еще. Блейк прикрыл рукой нос и опустился на колени перед почерневшими останками.

— Они, э-э-э… не в самом лучшем состоянии. — К горлу подкатила тошнота, но пока дело этим и ограничилось. — О боже, ну и запашок.

Желудок запротестовал, вот-вот готовый выплеснуть из себя содержимое.

— Знаю, — сочувственно ответила Бакстер, — что вы перед собой видите?

С обгоревшего остова до сих пор капала черная от копоти вода, собиралась у ног маслянистыми лужами и медленно замерзала. Он осветил фонариком внутренности салона.

— Явственно ощущаю запах бензина, много бензина. Может, всему виной топливный бак, но мне кажется, что им облили салон. На водительском сиденье мужчина. Боже праведный, я даже не могу сказать, какого цвета у него была кожа.

Он подсветил обугленное тело, луч фонарика нервно скользнул по груди и упал на череп.

— Чуть меньше шести футов, до пояса обнажен. Все тело обгорело, кроме участка на груди, который почти не пострадал.

— «Кукла»? — спросила Бакстер, заранее зная ответ.

— Вырезанную на коже надпись, должно быть, покрыли противопожарным лаком, — сказал Блейк, переводя луч фонаря на второе тело, — та же история и с женским трупом на пассажирском сидении: раздета до пояса, на груди четко просматривается надпись «Наживка». Скорее всего, сделана совсем недавно. На ней черные ботинки и разгрузочный пояс, так что мы уверены, что это констебль Керри Коулмен. Это ее патрульная машина, и чуть больше часа назад было отмечено, что она не отвечает на сообщения по рации.

За спиной Блейка послышался хруст. Он обернулся и увидел Сондерса, который в этот момент поднял ленту ограждения, пропуская вперед экспертов.

— А вот и криминалисты, — сказал он Бакстер, встал и отошел от машины, — если хотите, позже я сообщу вам обо всех их находках.

— Нет, с минуты на минуту к вам подъедет Ванита, доложите ей. Завтра я возвращаюсь в Лондон.

— Хорошо.

— И… Блейк…

— Да?

— Отличная работа.

Он предпочел сосредоточиться на самом комплименте, а не на удивленном тоне, которым он был произнесен.

— Спасибо.

Бакстер вырвала из блокнота исписанный ее каракулями листок и направилась в кабинет Леннокс. Она передала другим членам команды рассказ Блейка, после чего они принялись обсуждать обозначившуюся четкую схему. События в Великобритании теперь зеркально отражали убийства в США, только с некоторой задержкой: каждый раз по обе стороны Атлантики одна жертва имела отношение к Тряпичной кукле и всегда сопровождалась смертью полицейского.

— Мне надо возвращаться, — сказала Эмили Леннокс, — не могу оставаться здесь, когда буквально на пороге моего дома убивают коллег.

— Прекрасно вас понимаю, — сердечно ответила Леннокс, в восторге от того, что ей представился действенный предлог отделаться от британского детектива даже раньше, чем предполагалось.

— Но ведь это одно и то же дело, — заметил Руш, — независимо от того, занимаетесь вы его расследованием здесь или там.

— Мне нужно в Лондон.

— Я пошлю кого-нибудь организовать вам билет, — сказала Леннокс, не дожидаясь, когда кто-нибудь предпримет новую попытку убедить Бакстер остаться.

— На сегодняшний рейс?

— Сделаю все, что в моих силах.

— Спасибо вам.

— Нет, старший инспектор, — ответила Леннокс, протягивая руку, — это вам спасибо.

Для Бакстер забронировали билет на рейс следующим утром. Накануне она несколько раз общалась с Ванитой, дважды звонила Эдмундсу и даже отправила Томасу голосовое сообщение, предупредив, что возвращается домой, и сразу почувствовала себя невероятно открытой и внимательной подругой своего бойфренда.

Несмотря на трудности с идентификацией обгоревших останков, работавшая по этому преступлению бригада довольно быстро установила имя убийцы констебля Коулмен: Патрик Питер Фергюс — его телефон обнаружился в целости и сохранности в выброшенном рюкзаке.

Система GPS, отслеживавшая передвижение патрульных в режиме реального времени и позволявшая диспетчерам высылать на места происшествий ближайшие экипажи, показала, что машина Коулмен сделала незапланированную остановку на Спринг-гарденс. «Большой брат», давно ставший предметом ожесточенных споров, на этот раз сыграл полицейским на руку, снабдив такими ценными сведениями, как время и место. Сразу девять камер видеонаблюдения зафиксировали моменты ничего иного, как убийства.

По Уайтхоллу неспешно шагал седовласый мужчина в джинсах и рубашке поло с сумкой в руке. Когда он остановился перед светофором, патрульная машина Коулмен как раз остановилась на красный свет. Вместо того чтобы перейти дорогу, он постучал ей в окно и, приветливо улыбаясь, указал в сторону тихой боковой улочки.

Поскольку там на обочине велись дорожные работы с обеих сторон, пешеходов практически не было, поэтому никто не мог увидеть, как мужчина спокойно нагнулся и взял кирпич. А когда констебль Коулмен вышла из автомобиля, он ударил ее по голове один раз и затем оттащил на пассажирское сиденье. Благодаря камерам, передававшим изображение под разными углами, можно было разглядеть, что происходило в салоне: нож, противопожарный лак, бутыль бензина — все это лежало в сумке, которую до того он спокойно пронес сквозь толпу.

Закончив разговор с одним из детективов, работавших в ночную смену, Бакстер поежилась. Если не считать пресс-конференции, которую Ванита назначила, чтобы сообщить имя погибшей коллеги, новых подробностей в деле пока не появилось. Криминалисты внимательнейшим образом обследовали телефон, но ничего существенного так и не нашли. Вопиюще случайный характер убийства, о котором свидетельствовали записи с камер видеонаблюдения, исключал необходимость изучать связи констебля Коулмен. Она просто оказалась не в то время не в том месте, наткнувшись на человека, решившего убить полицейского, как только ему представится такая возможность.

Бакстер стояла у «Рид Стрит Паба» в Трайбеке[18]. Это уютное, несколько старомодное заведение облюбовали агенты ФБР, поэтому оно славилось чуть ли не образцовым поведением своих клиентов. Коллеги уговорили Кертис выпить с ними по рюмочке по окончании смены, а та, в свою очередь, убедила Эмили и Руша присоединиться к ним.

Бакстер подумала, что пора бы вернуться внутрь, но ей почему-то нравилось так стоять и смотреть, как день постепенно переходит в ночь, как одно за другим, будто китайские фонарики, зажигаются городские окна. Когда она снова переступила порог бара, морозный вздох, вырвавшийся из ее груди, растаял в облаке тепла, музыки и хриплого смеха.

Кертис и Руш стояли у стойки в большой компании. Самый громогласный из их приятелей рассказывал историю о своей дотошной коллеге. Кертис нервно улыбалась.

— …и вот она вылетает из этого дерьмового многоэтажного дома, реально вся покрытая с головы до ног белым порошком. Одной рукой тащит за шкирку дилера, в другой несет шотландского терьера. — Все засмеялись, и рассказчик сделал приличный глоток из своей бутылки. — Телевизионщики снимают на камеры, соседи на телефоны, сверху кружит вертолет. И что, вы думаете, она делает?

Он посмотрел на Руша, будто ожидая, что тот догадается, на каком из бесчисленных вариантов проявления своей свободы воли остановилась Кертис.

Тот пожал плечами.

— Она идет прямо к нашему заместителю директора, сует ему в руки бедное животное, которое тут же пачкает его порошком, и говорит: «Собаку я беру себе!»

Коллеги Кертис взорвались хохотом.

— Ха-ха! — смущенно выдавил из себя несколько смешков Руш.

— Понимаете, услышав вой полицейских сирен, этот больной придурок попытался скормить собаке целых два кило дури. В итоге начальству пришлось всю ночь торчать в ветклинике, ожидая, пока эта псина высрет улики! — Он взглянул Рушу прямо в глаза. — Угадайте, как она потом назвала пса.

Стало тихо. Ну вот, опять этот парень за свое. Руш очень хотел объяснить, что в принципе не может знать ответа на его вопрос, потому как не обладает экстрасенсорными способностями, а если бы они у него даже и были, то он направил бы их на то, чтобы вообще избежать этого неприятного разговора.

— Кока… Э-э-э… Ко-Канин? — попробовал он.

Ответом ему была неловкая тишина.

— Снежок, — произнес собеседник с таким видом, будто Руш дал ему пощечину, — она назвала его Снежок.

Увидев направлявшуюся к ним Бакстер, Руш извинился и пошел ей навстречу.

— Позвольте мне вас чем-нибудь угостить, — сказал он, подталкивая детектива в противоположный угол бара.

— Бокал красного, — ответила та, совершенно не в настроении спорить.

— Большой? Маленький?

— Большой.

Руш сделал заказ.

— Знаете, просмотр той записи с убийством женщины-полицейского меня окончательно доконал, — сказал он, пока они ждали возвращения бармена, — больше всего меня поразили обыденность и полное отсутствие агрессии… нет, вы не подумайте, я совсем не хотел, чтобы она мучилась, — быстро добавил агент, — просто…

— …все получилось очень уж легко, — довела его мысль до логического завершения Бакстер. Она испытывала те же чувства. — Подцепить на улице первого встречного, треснуть его по голове тем, что попадет под руку, и дело в шляпе.

— Вот и я о том же, — согласно кивнул Руш, протягивая бармену кредитку, — ей просто не повезло, да? Это все слишком случайно и э-э… оппортунистично.

Каждый из них сделал из своего бокала глоток.

— Утром мы с Кертис отвезем вас в аэропорт, — сказал он.

— В этом нет необходимости.

— Я настаиваю. Она, впрочем, тоже.

— Ну, если вы настаиваете, будь по-вашему.

— Ваше здоровье, — сказал Руш, поднимая бокал.

— Ваше здоровье, — ответила Бакстер.

Охватившее ее напряжение стало спадать, как только она ощутила на языке кисловатый вкус.

Чтобы вставить в замок магнитный ключ, Бакстер потребовалось несколько попыток. Войдя в номер, она сбросила обувь, швырнула на кровать сумку, включила ночник, шаткой походкой подошла к крохотному окну и открыла его. Сгорая от желания избавиться от рабочей одежды, она, перед тем как идти в ванную, стащила с себя элегантные брюки, взялась за блузку, но, когда расстегнула каких-то пару пуговиц, у нее ожил телефон. Она забралась на кровать, чтобы вытащить его из сумки, и застыла как вкопанная, увидев эсэмэску от Томаса.

— Ну вот что тебе не спится? — вслух подумала она и только после этого поняла, что уже поздно и что ей самой уже полагалось видеть седьмой сон.

— Сам ты подцепил блох, — раздраженно пробурчала Эмили.

Она даже не подумала ему ответить, но зато вспомнила, что забыла послать Эдмундсу предоставленные Хоппусом сведения об убийцах, с горем пополам состряпала невразумительное письмо, сделав в шестнадцати словах одиннадцать ошибок, прикрепила необходимые файлы и нажала кнопку «Отправить».

Потом отшвырнула телефон и в этот момент увидела уродливый шрам на внутренней поверхности правого бедра — извечное напоминание о Тряпичной кукле, о Массе… и о Волке. Вид этой отметины опять застиг ее врасплох. Эмили вздрогнула и рассеянно провела пальцем по бугоркам на коже. Она вспомнила охвативший ее тогда всепоглощающий холод, по телу поползли мурашки. Не легкая прохлада, задувающая с зимней улицы, а жуткий озноб, проморозивший ее до самого сердца. Ни с чем подобным она раньше не сталкивалась. Бакстер вспомнила, как теряла кровь, как падала температура по мере того, как из нее вытекала теплая жидкость.

Эмили встала, затворила окно и как можно быстрее натянула пижамные брюки, стараясь забыть, что эта частичка ее естества, которую она так презирала, никуда не делась.

Глава 11

Суббота, 12 декабря 2015 года,

7 часов 2 минуты утра

Бакстер пять раз сбрасывала будильник, прежде чем ей удалось кое-как подняться с постели. Душ она принимать не стала, лишь почистила зубы, побросала в чемодан вещи и кое-как накрасилась. Ей удалось отделаться двухминутным опозданием и выглядеть при этом сравнительно прилично, но в коридоре она никого не обнаружила.

Меньше чем через минуту из номера Руша донесся тихий стон. Громко щелкнул замок, и на пороге вырос сам агент, не в лучшем виде. Бакстер заподозрила, что он всю ночь проспал, не снимая костюма. Он явно (но безрезультатно) попытался пригладить непослушные волосы и, несмотря на солнцезащитные очки, закрывался рукой от света коридорных ламп.

— Доброе утро, — прохрипел Руш, принюхиваясь к подмышке пиджака.

Судя по выражению его лица, обниматься с ним на прощание не стоило.

— Как вам удается выглядеть так?.. — агент на мгновение умолк, опасаясь произнести какую-нибудь бестактность.

— Как «так»? — шепотом спросила Бакстер, понимая, что постояльцы соседних номеров все еще могут спать; он тоже, казалось, спал на ходу, спрятав глаза за солнцезащитными очками.

— …хорошо, — сформулировал он наконец.

Семинары на тему сексуальных домогательств на работе, куда их силком гоняли всем отделом, не пропали даром.

— Годы практики, — ответила Бакстер, — очень много практики. Что же касается ваших темных очков, то штришок милый… я бы даже сказала, тонкий.

— Я тоже так подумал, — кивнул Руш и тут же понял, что об этом жесте до конца дня придется забыть.

— Зачем вы вообще взяли темные очки? Тут на улице минус пять.

— Отражения, — бросился защищаться Руш, — чтобы за рулем не болели от яркого света глаза.

— Вот оно что, — скептично протянула Бакстер.

В этот момент распахнулась дверь еще одного номера, и из него, безупречная как всегда, вышла Кертис, прижимая к уху телефон. Неизменно оставаясь профессионалом, она весь вечер никак не могла допить одну бутылку пива и в девять часов ушла из бара. Перед тем как покинуть бар, она извинилась перед коллегами и подошла к Бакстер и Рушу, которые сидели в укромном месте за небольшим столиком у окна. К сожалению, каждый из них допивал уже третий бокал, они только что заказали еды и уходить никуда не собирались.

Теперь безукоризненная Кертис кивнула Бакстер и окинула расхристанного коллегу долгим, сердитым, осуждающим взглядом. Покачала головой и направилась к лифту.

Руш с невинным видом посмотрел на Бакстер.

— Ну что, помогли очки? — с ухмылкой спросила та и покатила по коридору свой чемодан на колесиках.

Было решено, что за руль лучше всего сесть Кертис. Бакстер устроилась сзади, а Руш открыл окно со стороны пассажирского сиденья и направил на себя струю обогревателя. Едва черный автомобиль ФБР отъехал от отеля, как их тут же поглотило море почти неподвижных такси, напоминавших свежую полосу желтой краски.

В салоне журчала полицейская рация, диспетчер переговаривался с патрульными на дорогах, перед каждым новым сообщением звучал веселенький сигнал. Насколько Бакстер могла понять, прошедшая ночь в городе, который никогда не спит, выдалась особенно бурной. Правда, о многом она могла только догадываться, так как не была знакома с принятыми в Департаменте полиции Нью-Йорка кодами оповещения об инцидентах. Кертис была столь любезна, что разъяснила ей значение самых интересных вызовов.

В Лондоне уже наступило время обеда. Утро команда столичной полиции провела с пользой. Бакстер прислали новые подробности из жизни последнего убийцы, Патрика Питера Фергюса, которые она не преминула зачитать Кертис и Рушу:

— Шестьдесят один год. В последние два года работал уборщиком в компании с туманным названием «Консьюмер Кеа Солюшнз Лимитед». С полицией сталкивался лишь однажды, когда тридцать с чем-то лет назад был арестован за драку в пабе. Из близких только мать, страдающая деменцией… О боже!

— Что такое?

— Он подрабатывал Санта-Клаусом и именно на эту работу направлялся, когда походя решил убить ни в чем не повинную женщину-полицейского.

Руш, казалось, вмиг протрезвел, повернулся, посмотрел на Бакстер и спросил:

— Вы серьезно?

— Пожалуйста, только бы об этом не прознала Андреа, — простонала Эмили, не обращаясь ни к кому конкретно, — я даже с другого конца Атлантики вижу огромный заголовок: «Санта-убийца».

Они медленно тащились мимо Сити-холл-парк. Эмили выглянула в окно. Темно-серое небо над головой было готово в любой момент выполнить свою угрозу и разразиться снегопадом. Судя по вывеске, они приближались к Бруклинскому мосту.

Тут пришло эсэмэс от Томаса. Она недовольно воскликнула:

— Ну что там еще?

Бакстер задумалась, что написать в ответ, но в этот момент ее отвлекло сообщение по радиосвязи. Ее заинтересовал не столько смысл переговоров патрульных с базой, который напрочь от нее ускользал, — а изменившийся голос диспетчера. За те полчаса, что Эмили вполуха слушала рацию, женщина-диспетчер профессионально поставленным голосом сообщила оперативным группам о вызове по поводу серьезного насилия в семье, об умершем от героина наркомане и о мужчине, угрожавшем покончить с собой. При этом неизменно демонстрировала спокойствие и собранность… до настоящего момента.

— И что вы планируете сделать, когда… — начал Руш, не обращая внимания на переговоры, в которые вслушивались женщины.

— Тс-с! — цыкнула на него Кертис и сделала радио громче. В этот момент они как раз свернули и стали подниматься на мост.

— Десять-пять, — донесся из динамика немного искаженный мужской голос.

— Он просит ее повторить, — специально для Бакстер перевела Кертис.

Опять прозвучал веселый звуковой сигнал, никак не вязавшийся с тоном диспетчера, в котором явственно пробивалась тревога.

— Сорок два Чарли. Десять-десять Эф.

— Возможно, перестрелка, — прошептала Кертис.

— …Главный зал Центрального вокзала Нью-Йорка. Сообщение о стрельбе… Десять-шесть.

— Она просит его ничего пока не предпринимать, — сказала Кертис. Их машина подползла чуточку ближе к первой каменной опоре на въезде в город, той самой, с которой за несколько дней до этого сняли труп.

Вновь вернулся женский голос, напряженный и торопливый:

— Сорок два Чарли. Тридцать четыре Бой. Тридцать четыре Давид. Десять-тридцать девять Кью…

— Что это? — спросила Бакстер.

— Насколько я понимаю, диспетчер, не зная в точности, что происходит, снаряжает подмогу.

— Центральный вокзал, главный зал. Вооруженный преступник взял заложника… возможно, убил.

— Что, черт возьми, происходит?

— Десять-пять, — произнес какой-то полицейский, выражая то же чувство в цифрах.

— Мертвый заложник уже не заложник, — сказал Руш, — а труп.

Из слов диспетчера ничего понять было нельзя. Она явно хотела сообщить патрульным подробности, но не могла сделать этого по открытому каналу, который мог прослушать любой владелец рации за каких-то тридцать долларов.

— Десять-шесть… Центральный вокзал. Десять тридцать девять Кью… Десять-десять Эф… Десять-тринадцать Эф… Десять-одиннадцать Си…

— Объявляет тревогу, — прокомментировала Кертис, — объявляет боевую готовность агентам в штатском.

— Вооруженный преступник. Применение огнестрельного оружия! — продолжала диспетчер без всякой на то необходимости.

Потом приняла еще одно сообщение, передатчик уловил несколько резких щелчков в ее наушниках и послал их в эфир.

— Подтверждаю: десять-десять Эс. Преступник привязал себя к трупу.

— Привязал себя к трупу? Может, это один из наших, а?

Кертис включила сирену.

— Прошу прощения, Бакстер, но у меня такое ощущение, что вам придется задержаться здесь с нами подольше, — сказал Руш и повернулся обратно к Кертис, — поехали через мост, а потом… что вы делаете?!

Кертис резко вывернула руль, выехала на встречку и стала лавировать среди двигавшихся по трем полосам машин, ныряя в крохотные промежутки между ними. Потом покатила по пешеходной зоне у Сити-Холл-парк, распугав торговцев и туристов, которые отвечали ей неприличными жестами, отпрыгивая с дороги. Завизжали шины, машина резко взяла влево, потом крутанулась вправо, пахнув облачком горелой резины, и рванула к Бродвею.

Даже Бакстер дважды проверила, надежно ли она пристегнута. Она закрыла сообщение от Томаса, спрятала телефон и стала смотреть на проносившийся за тонированными стеклами город. О том, что она не вернется домой, ему можно будет сказать и потом.

Из-за бесконечного потока людей, выплескивавшегося через главный вход на улицу, Кертис пришлось остановить машину, не доехав до места назначения метров двести. Они зигзагами промчались мимо намертво застрявших в пробке на 42-й улице автомобилей и рванули в сторону динамиков, без конца объявлявших об эвакуации. Миновали три патрульных автомобиля, брошенных на подходах к вокзалу, и через вход с Вандербильт-авеню ворвались внутрь.

Процессию возглавлял Руш, прокладывая дорогу среди перепуганных лиц и все явственнее с тревогой осознавая, что все вокруг хранят гробовое молчание. Завидев сотрудника Департамента полиции Нью-Йорка, выставленного у входа в главный зал, он подошел к нему сквозь плотный поток эвакуируемых пассажиров, вытащил удостоверение и сказал:

— Руш, Центральное разведывательное управление.

Молодой человек поднес к губам палец, махнул в сторону сводчатого прохода и едва слышно прошептал:

— Он там.

Руш кивнул и так же тихо спросил:

— Кто у вас старший?

— Плант, — ответил парень и показал на коридор, — восточный балкон.

Троица двинулась в обход, зашла с другой стороны и увидела взволнованного полицейского, разговаривавшего по рации с диспетчерской. Его седеющие усы шевелились в такт словам, которые он произносил тихим, злым голосом.

— Держите меня в курсе, — сказал он, дал отбой и поднял глаза на вновь прибывших.

— Плант? — Полицейский кивнул. — Специальный агент Руш, ЦРУ. Это Кертис, ФБР, это Бакстер, э-э-э… в общем, нет времени объяснять. Что мы имеем?

Бакстер быстро окинула взглядом внушительный главный зал — от лазурного потолка до мраморного пола, необъятного и от того еще более пустынного. Потом подняла глаза выше, на последний пролет лестницы западного балкона, упиравшейся в три огромных арочных окна.

Взгляд Бакстер упал на обязательные бронзовые часы над справочным бюро в центре помещения. В этот момент внутри будки мелькнул искаженный оконными стеклами фрагмент обнаженного человеческого тела — и тут же исчез из виду. Детектив отступила на шаг назад и спряталась за стену; сердце бешено стучало, глаза широко распахнулись, все чувства обострились — то, что она увидела, было по-настоящему страшно.

— Было четыре выстрела, — сообщил им Плант, — все в потолок, в нас не стреляли. Он… — полицейский на несколько мгновений умолк, уставившись невидящим взглядом в пространство, — у него там… мужчина, который… в общем, он его к себе пришил.

Стало тихо.

— Вы не могли бы рассказать подробнее? — спросил Руш.

Он не выказывал никаких эмоций, будто всего лишь просил коллегу описать подозреваемого.

— К его спине пришит труп белого мужчины.

— С высеченным на груди словом «Наживка»?

Плант кивнул.

Руш машинально посмотрел на Бакстер.

— Преступник что-нибудь говорил? — спросил он полицейского.

— Когда мы приехали, он был в шоке, — плакал, кричал, что-то бормотал, — а потом стал палить в потолок, и нам пришлось отойти.

— Известно, каким образом он ухитрился оказаться здесь… в таком состоянии?

— Свидетели видели, как он выбрался из фургона у главного входа. О подробностях я сообщил диспетчеру.

— Хорошо, — кивнул Руш, — где ваши люди?

— Один в западном крыле, один этажом выше, двое на платформах — не выпускают пассажиров из поездов.

— О’кей, — решительно произнес Руш, несколько секунд подумал, снял мятый пиджак и вытащил пистолет. — Поступим следующим образом: вы прикажете своим людям ни при каких обстоятельствах не открывать огонь по подозреваемому.

— Но если он… — начал было Плант.

— Ни при каких обстоятельствах, вам понятно? — повторил Руш. — Он для нас слишком важен.

— Руш, черт возьми, что вы задумали? — спросила Кертис.

В ответ он лишь вытащил наручники и сомкнул их на своих запястьях, чем и вовсе привел ее в ужас.

— Выполнять, — велел Руш Планту, не обращая на нее никакого внимания.

— Я вас не пущу, — запротестовала Кертис.

— Поверьте, — прошептал Руш, — этот план нравится мне еще меньше, чем вам, но мы ведь не можем без конца ловить только мертвецов, когда-то надо поймать и живого преступника. Может случиться так, что другого шанса разобраться в происходящем у нас просто не будет. Кто-то должен пойти к нему и поговорить.

Кертис посмотрела на Бакстер в надежде, что та ее поддержит.

— Он может застрелить вас, даже не дав открыть рот, — сказала Эмили.

— Верно подмечено, — ответил Руш, прикинул имеющиеся в наличии варианты, кое-как достал руками в наручниках телефон, набрал номер Кертис, активировал блютус и сунул аппарат в карман рубашки, — не отключайтесь.

— Выдвигайтесь, — сказал Плант в ответ на раздавшийся у него в наушнике голос, — десять-четыре.

Потом повернулся к Рушу и добавил:

— Через три минуты здесь будет группа быстрого реагирования в полной боевой экипировке.

— Значит, через четыре он будет мертв, — ответил Руш, — все, я пошел.

— Нет! — яростно прошептала Кертис и потянулась к нему, но он уже вышел в огромный зал, и ее пальцы лишь схватили воздух.

Руш поднял над головой скованные наручниками руки и очень медленно направился к часам. Если не считать приказа об эвакуации, автоматически повторяющегося каждые тридцать секунд, единственным звуком, который можно было различить в повисшей тишине, было эхо его шагов.

Только оно и больше ничего.

Чтобы не напугать человека, в ответах которого они так отчаянно нуждались, он принялся насвистывать первую пришедшую в голову мелодию.

Кертис держала в руке телефон, чтобы они все могли его слышать. Из крохотного динамика доносился стук каблуков Руша по мраморному полу. Она с трепетом ждала оглушительного выстрела.

— Он что, насвистывает песню Шакиры? — спросил Плант, всерьез сомневаясь в душевном равновесии человека, приказу которого ему только что пришлось подчиниться.

Кертис с Бакстер предпочли промолчать.

Руш был на полпути к часам. Окружавшее его пространство из сияющего мрамора становилось все шире, будто он выходил в открытое море. До него вдруг дошло, что до справочного бюро, выглядевшего этаким островком безопасности, было совсем недалеко. В боковом крыле он увидел еще одного полицейского, в ужасе взиравшего на него, — полицейский не предпринимал ни малейших попыток успокоиться, в то время как сам Руш медленно шел вперед, даже не догадываясь, какой ужас может его может поджидать.

Когда до справочной оставалось совсем чуть-чуть, он перестал свистеть и чуть не споткнулся… в двадцати шагах перед ним стоял мертвец. Совершенно нагой, с кровавой надписью «Наживка» на груди. Его голова склонилась вниз, будто пытаясь разобрать небрежно нанесенную татуировку. Невидимый ему убийца заплакал, отчего труп пришел в движение, подрагивая плечами в такт всхлипываниям.

Это, без сомнения, было самое ужасное зрелище из всех, которые Рушу приходилось видеть в жизни.

— Ну уж нет, спасибо, — пробормотал он, внезапно передумав.

Он повернулся, собираясь уйти, но в этот момент услышал отчаянный голос, обращенный к нему:

— Кто вы?

Агент вздрогнул, тяжело вздохнул, медленно повернулся, опять взглянул на мертвеца и ответил:

— Дамьен.

И приблизился еще немного — медленно и осторожно.

— Вы полицейский?

— В некотором роде. Я не вооружен, а руки у меня скованы наручниками.

Руш опасливо подходил все ближе, не понимая, почему убийца не оборачивается проверить его слова. Но тот стоял, задрав голову вверх, и не сводил глаз с ночного неба в сорока метрах над ними. Проследив за его взглядом, Руш и сам был заворожен: на изумительном сверкающем потолке были нарисованы золотые созвездия: Орион, Телец, Весы… Близнецы.

Близнецы сидели совсем близко друг к другу, их тела почти переплетались. Четыре ноги будто были общим достоянием братьев — неразлучных, неделимых, единых.

Руш в ужасе понял, что наблюдает почти такую же картину в нескольких шагах перед собой. А когда увидел, что «мертвец» всхлипнул в перерыве между двумя судорожными вздохами, почувствовал, как к горлу подкатила желчь.

— Боже праведный… Заложник жив! — прошептал он насколько смог громко, моля Бога, чтобы коллеги его услышали. — Повторяю: заложник жив!

Кертис повернулась к Планту, руки ее дрожали:

— Нам нужен врач. Что касается группы быстрого реагирования, введите их в курс дела перед тем как они пойдут на штурм.

Плант ушел выполнять приказание.

— Мы слишком далеко, — сказала Бакстер, испытывая в душе такое же потрясение, как и Кертис, — если что-то пойдет не так… Надо подойти ближе.

— Давайте за мной, — кивнула Кертис.

Руш подошел к «сиамским близнецам» почти вплотную. Их натянутая кожа была сшита огромными черными стежками, вдоль которых тянулся тонкий слой темной, запекшейся крови, словно служивший дополнительной спайкой. Сделав над собой усилие и приняв невозмутимый вид, агент наконец посмотрел на того, кто стоял за всем этим ужасом.

Обнаженная кожа преступника была сухой и бледной. Несмотря на холод, на ней проступил обильный пот, к которому примешивались слезы. Он был чуть полноват, выглядел не старше восемнадцати, его всклокоченные вихры напоминали волосы Близнецов на потолке. Раны от высеченного на груди слова, казалось, затянулись, и теперь оно стало его неотъемлемой частью. Взгляд красных от недосыпа глаз спустился с небес и остановился на Руше. Несмотря на заряженный пистолет в руке, парень мило улыбался.

— Ничего, если я сяду? — спросил агент, всем своим видом стараясь показать, что его нечего бояться.

Не получив ответа, он медленно опустился на холодный пол и скрестил ноги.

— Зачем задавать вопрос и не дожидаться ответа?

Агент инстинктивно глянул на пистолет в дрожащей руке парня.

— Я не могу с вами говорить. Мне… нельзя, — взбудораженно продолжал тот.

Он поднес к уху руку и оглядел зал, будто что-то услышав.

— Я веду себя невежливо, — с извиняющейся улыбкой произнес Руш, — вы пожелали узнать мое имя, в то время как я так и не удосужился спросить о вашем.

И стал терпеливо ждать. Парня явно разрывали противоречия. Он поднес к голове руку, будто мучаясь от боли:

— Гленн. — И зарыдал.

Руш продолжал ждать.

— Арнольдс.

— Гленн Арнольдс, — повторил агент для коллег, понятия не имея, слышат ли они их разговор.

Потом поднял глаза на потолок и непринужденно сказал:

— Близнецы…

Он понимал, что страшно рискует, затрагивая эту тему, но чувствовал, что время на исходе.

— Да, — ответил Гленн, улыбаясь сквозь слезы и тоже посмотрел вверх, — меня всегда окружает ночь.

— Что для тебя значат Близнецы?

— Все.

— В каком смысле? — заинтересованно спросил Руш. — Ты хочешь быть таким?

— Я и есть такой. Таким меня сделал он.

Обращенный к пустому залу «мертвец» страдальчески застонал. Руш мысленно пожелал жертве не приходить в сознание: он не мог даже вообразить, как потом оправиться от душевной травмы, очнувшись и обнаружив, что ты пришит к другому человеку.

— Он? — спросил агент. — Кто такой он?

Гленн затряс головой, ему было тяжело дышать. Стиснул зубы и поднес ко лбу руку.

— Ты что, не слышишь? — заорал он на Руша; Руш не отвечал, не понимая, какой ответ в глазах парня будет правильным.

Наконец охватившее парня неистовство пошло на спад.

— Нет, я не могу с вами на эту тему говорить. Особенно о нем. Какой же я дурак! Вот почему он велел мне просто прийти сюда и сразу все сделать!

— Не волнуйся, все в порядке, — мягко произнес Руш. До имени кукловода ему оставался всего один шаг, но он боялся сказать неверное слово из опасений получить пулю в лоб. — Забудь, считай, что я тебя ни о чем не спрашивал.

В дверях по периметру зала возникли бойцы группы быстрого реагирования.

— Ты сказал, что, придя сюда, должен был что-то сделать… Что именно?

Гленн даже не услышал вопроса. Он опять заплакал, а потом машинально поднял и опустил пистолет, словно проклиная себя за слабость.

Ситуация явно выходила из-под контроля.

— Это твой брат? — в отчаянии спросил Руш и показал на жертву, все громче заявлявшую о себе.

— Нет, пока еще нет, — ответил Гленн, — но скоро им будет.

— Когда?

— Когда нас освободят полицейские.

— Освободят? — переспросил агент. — Ты имеешь в виду убьют?

Парень кивнул. На его груди появилась красная точка. Глаза Руша проследили, как она переместилась на лоб.

— Вас никто не собирается убивать, Гленн, — солгал он.

— Нет, он сказал, что нас убьют. Им придется… после того, как мы убьем кого-то из ваших.

Агент вновь перевел взгляд на пистолет.

— Я не верю, что ты готов причинить кому-то вред, — сказал он обезумевшему парню. — Знаешь почему? Потому что у тебя для этого были все возможности, но ты так ничего и не сделал. Наоборот, стал стрелять в потолок, чтобы отпугнуть окружающих… и тем самым их спасти. Я прав?

Гленн кивнул и опять заплакал.

— Все в порядке. Я прослежу за тем, чтобы с вами ничего не случилось. Положи пистолет на землю.

Гленн на мгновение задумался и наклонился вперед, чтобы опуститься на колени, но в ту же секунду дико закричал, вырвав из кожи глубокий стежок. Пришитая к его спине жертва от боли пришла в себя, завопила от ужаса и заметалась, от чего соединявшие их швы натянулись еще больше. По их барахтающимся телам заскользила красная точка.

Гленн увидел на груди перекрестье лазерного прицела и понял, что его предали.

Он знал, что сейчас произойдет.

— Не стрелять! Не стрелять! — заорал Руш, вскочил на ноги, сделал шаг к «сиамским близнецам» и поднял руку, перекрывая спецназовцу линию огня.

Красная точка уперлась в его плечо.

Гленн поднял глаза, чтобы в последний раз посмотреть на Близнецов над головой, к которым ему вскоре предстояло вознестись, и навел на Руша пистолет.

— Не стрелять! — опять завопил тот: информация, которую мог предоставить парень, была гораздо ценнее его жизни.

«Брат» Гленна задергался, увлек его за собой, и резкий хлопок превратил красную точку на шее парня в зияющую кровавую рану. Выстрел цели не достиг, Руш услышал звук передергиваемого затвора, но было слишком поздно — умирающий уже взял его на мушку.

Дамьен закрыл глаза и задержал дыхание, на его лице отразилось слабое подобие улыбки.

Грянул оглушительный выстрел.

Глава 12

Суббота, 12 декабря 2015 года,

11 часов 23 минуты утра

Водянистый кофе из автомата в руках Кертис остыл еще двадцать минут назад. Она невидящим взором уставилась в телевизор, работавший с выключенным звуком и не способный отвлечь от бед и невзгод тех, кто в этот час оказался в Медицинском центре Нью-Йоркского университета имени Лангона. Рядом сидела Бакстер, вот уже полчаса пытаясь набрать коротенькую эсэмэску. Потом наконец сдалась и отложила телефон.

— Если он умрет… — тихо проговорила Кертис, — …я, думаю, я больше не смогу этим заниматься…

Бакстер понимала, что коллега ждет от нее какого-нибудь ответа, но не знала, что ей сказать, — она не очень-то умела утешать людей. Поэтому лишь сочувственно улыбнулась, с удивлением констатировав, что это сработало.

— Нельзя было Руша туда отпускать, — продолжала Кертис.

— Это решение приняли не мы, а он, — ответила Эмили, — Руш сделал свой выбор, к худу ли, к добру ли.

— К худу… конечно, к худу.

— Это наша работа, — пожала плечами Бакстер, — мы часто оказываемся в дерьмовых ситуациях, когда жизнь сталкивает нас с неизбежным выбором.

— Согласна, — сказала Кертис, — мне тоже приходилось делать выбор. Судя по вашим словам, у вас в таких делах большой опыт. Вы принимали решения, о которых потом жалели?

К столь бесцеремонному вопросу Эмили оказалась не готова. Ей совсем не хотелось воскрешать в памяти запах паркетного лака, ощущение пропитанной кровью ткани, прилипшей к телу, пол, вибрировавший при приближении спецназа… синие глаза Волка…

— Бакстер? — спросила Кертис, вырывая ее из пучины воспоминаний.

Эмили не знала, сколько времени на этот раз в ней пробыла, представляя, что было бы, сделай она другой выбор, терзаясь и мучаясь, как каждый раз, когда в голове всплывали гипотетические сценарии, предусматривающие куда более благоприятные решения, заканчивающиеся счастливым концом.

Детектив рассмеялась над собственной наивностью. Такого понятия, как «счастливый конец», в этой жизни не бывает:

— Мне доводилось принимать решения, не зная поначалу, как, впрочем, и потом, верные они или нет, — ответила она, — с этим просто надо научиться жить.

— К худу ли, к добру ли, — сказала Кертис.

Бакстер кивнула.

Женщина на сестринском посту указала на них подошедшему врачу. Бакстер с Кертис встали и прошли за ним в кабинет.

— Мы не смогли его спасти, — вводная фраза врача прозвучала, как удар молота по наковальне.

Кертис встала и вышла, предоставив Бакстер закончить разговор. Когда Эмили вышла в комнату ожидания, Кертис нигде не было. Она вытащила телефон и поднесла его к уху:

— Руш? Это Бакстер. Врачи не смогли ничего сделать. Нам надо поговорить.

Заблудиться на Манхэттене практически невозможно, но Кертис, бездумно зашагав по Первой авеню, никак не могла сообразить, какой дорогой лучше вернуться в участок. Ее энциклопедические знания об улицах, переулках и достопримечательностях ограничивались лишь территорией Мидтауна, какой бы огромной она ни была, но не распространялись на окраины острова.

Тревожное небо по-прежнему противилось желанию обрушиться на город снегом, но пронизывающий ветер и без того делал жизнь его обитателей невыносимой. Она шла вперед, борясь с ветром и понимая, что ее в любой момент может стошнить.

Изнутри женщину разъедало чувство вины, давившее осязаемым, ядовитым грузом, который ей страшно хотелось с себя сбросить и утопить в реке, мелькавшей вдали на каждом перекрестке.

Она убила невинного человека.

Когда Кертис впервые это признала, внутри у нее все перевернулось. Она подбежала к утопавшим во мраке воротам подземной автостоянки и выплеснула содержимое желудка.

Буквально через пару минут после того, как она нажала на спусковой крючок, они страшно поссорились с Рушем, хотя к выстрелу ее подтолкнул не кто иной, как он. Этот день, и без того худший в ее жизни, стал еще хуже. Это он решил отправиться к Гленну Арнольдсу безоружным и беззащитным. Это он непонятно почему остался стоять рядом с ним, вместо того чтобы укрыться в безопасном месте, когда ситуация стала выходить из-под контроля. Это он заставил ее столкнуться со страшной дилеммой: либо смотреть, как на твоих глазах убивают коллегу, либо выстрелить самой, рискуя при этом убить невиновного человека.

Она свой выбор сделала.

Кертис впервые воспользовалась оружием в ходе оперативных мероприятий. Отличница во всем, она сделала один-единственный выстрел, унесший жизни сразу двух человек: пуля прошла у основания черепа Гленна Арнольдса, убила его и вошла в спину его жертвы.

Если бы она взяла на пару миллиметров выше…

В тот самый момент, когда она так отчаянно нуждалась в утешении и дружеской поддержке, Руш сказал, что она приняла неверное решение и зарубила на корню их расследование, что она должна была позволить этому парню его убить. Его реакция на произошедшее почему-то расстроила ее больше, чем что-либо еще.

Чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы, она вытащила телефон и набрала номер, который любой другой человек занес бы в список контактов как «Дом». На экране вспыхнули слова «Квартира Кертис».

— Господи, пожалуйста, пусть подойдет мама… — прошептала она.

— Сенатор Тобиас Кертис, — резко сказал глубокий голос.

Кертис молчала, она даже подумала, не повесить ли трубку.

— Эллиот? Это ты? — спросил сенатор. — Эллиот?

— Да, сэр. Вообще-то я хотела поговорить с мамой.

— А со мной, значит, ты общаться не желаешь, да?

— Нет… да… просто…

— Так да или нет? Ты уж как-нибудь определись, — настаивал сенатор.

Из глаз Эллиот текли слезы. Ей так нужно было с кем-нибудь поговорить.

— Я жду.

— Пожалуйста, я хочу поговорить с мамой, — сказала она.

— Нет. Я не хочу приплетать сюда маму. Думаешь, я не знаю, что случилось? Леннокс позвонила мне, как только узнала. А должна была позвонить ты.

На короткий миг Кертис испытала облегчение: ему уже обо всем доложили. Свернув за угол и увидев улицу, которая, наконец, показалась ей знакомой, она переложила телефон и поднесла его к другому уху, чтобы отогреть замерзшую руку.

— Я убила человека, пап… Простите. Сэр.

— Жертва мертва? — спокойно спросил сенатор.

— Да, — ответила она и разрыдалась.

— О господи, Эллиот, — заорал он, — как ты могла проявить такую небрежность? Ты хоть представляешь, что начнется, когда об этом пронюхают журналисты?

— Я… я… — стала заикаться Кертис, которая хоть и не ожидала от отца ничего другого, но все же была шокирована столь вопиющим безразличием к ее беде.

— Я так и вижу заголовки газет: «Полоумная дочь сенатора США застрелила невинного человека». Со мной покончено. Ты это понимаешь? Ты меня погубила!

Кертис стало так больно от его слов, что она едва могла передвигать ноги. Она сделала еще шаг, поскользнулась на льду и зарыдала прямо в телефон.

— Да соберись ты, ради всего святого, — прикрикнул сенатор, вздохнул и перешел на самый мягкий тон, на который только был способен:

— Прости. Эллиот?

— Да.

— Я приношу извинения. Для меня случившееся стало настоящим шоком, я просто слишком бурно отреагировал.

— Ничего. Простите, что я вас разочаровала.

— Давай больше об этом не будем. Лучше поговорим о том, что делать дальше. Леннокс подробно проинструктирует тебя и объяснит, что говорить, чтобы минимизировать ущерб, нанесенный ФБР, мне и жалким остаткам твоей карьеры.

— А как же быть с человеком, которого я убила?

— Здесь уже ничего не исправишь, — пренебрежительно бросил сенатор, будто вычеркивая жертву из списка тех, кого надо поздравить с Рождеством, — будешь говорить и делать все, что велит Леннокс, а если твоя команда продвинется вперед или арестует кого-нибудь в связи с делом этих вонючих Кукол, ты будешь обязана приложить к этому руку, чтобы выглядеть настоящим героем. Это понятно?

— Да, сэр.

— Вот и хорошо.

— Я люблю вас.

На том конце провода дали отбой. Скорее всего, он ее не слышал.

В отделе отмечали чей-то день рождения. Там всегда был чей-нибудь день рождения. Именинник на время становился среди коллег знаменитостью, а принятый в обществе этикет предписывал ему потратить большую часть заработанных за день денег на пончики.

Эдмундс сидел за столом с обязательным пончиком в руке и время от времени вонзал в него зубы, капая на клавиатуру жиром. Потянувшись к корзине, молодой человек почувствовал, что рубашка на теле угрожающе затрещала по швам. Вернувшись в отдел по борьбе с финансовыми преступлениями, он набрал почти шесть килограммов. И хотя его долговязая фигура вряд ли кому показалась бы раздобревшей, сам он чувствовал лишний вес сразу, как только начинал что-то делать.

Он пялился в экран, глядя на висевший перед ним список иностранных банковских счетов, пока не заболели глаза. В последний час Эдмундс ни на йоту не продвинулся вперед, просто сидел и смотрел в окно, наблюдая, как на город опускается ранний вечер. Сосредоточиться он не мог. Утром Бакстер прислала досье на первых трех убийц, но он так и не смог взглянуть на них даже одним глазком из-за годовалой дочки, у которой резались зубки, жены, страдающей от вечного недосыпа, и бесконечных обязанностей, которые на него налагала работа с полной занятостью. Он поймал себя на мысли, что желает побыстрее досидеть до конца дня, вернуться домой, юркнуть в пристройку и полностью посвятить себя расследованию.

Он огляделся, проверил, нет ли поблизости начальства, потом открыл сайт «Би-би-си Ньюс», постоянно обновлявший сведения о событиях на Центральном вокзале Нью-Йорка. Снова бросил взгляд на телефон, удивляясь, что Бакстер до сих пор ничего не написала. Читая леденящие кровь показания свидетелей, Эдмундс напомнил себе, как средства массовой информации хватаются за подобные истории, вечно преувеличивая и придумывая несуществующие подробности. Но даже если в приведенных на сайте материалах присутствовала хотя бы крупица правды, можно было с уверенностью заявить, что случай был самый бесчеловечный и жестокий из всех, о которых ему когда-либо приходилось слышать.

Не в состоянии больше противиться соблазну, он открыл почту, загрузил прикрепленные к сумбурному письму Эмили файлы и взялся за работу.

Руш остался на Центральном вокзале, предоставив Бакстер и Кертис сопровождать в больницу пришитую к телу Гленна Арнольдса жертву. Оказавшись сегодня на волосок от смерти, агент хотел только одного — услышать голос жены. Он понимал, что ужасно повел себя по отношению к Кертис, торопясь как можно быстрее уйти и позвонить. Одних извинений здесь мало.

Руш пешком направился к больнице и у главного входа увидел Бакстер. Несколько минут спустя они пересекли магистраль ФДР и сели на скамейку, с которой открывался вид на Ист-Ривер.

— Если вы хотели поговорить о Кертис, то мне и без вас все прекрасно известно, — начал Руш, — я скотина… и чтобы извиниться, приглашу ее сегодня на ужин.

— Нет, дело не в этом.

— Значит, хотите обсудить, какого черта я поперся безоружный с ним разговаривать?

— Скажите, Руш, — спросила напрямик Бакстер, — вы ищете смерти?

— Почему это? — Он засмеялся и был явно удивлен.

— Я не шучу.

— Конечно, нет! Послушайте, кому-то же надо было туда пойти и…

— Речь не об этом.

— Вам интересно, почему я просил в него не стрелять? Но ведь парень был нужен нам живым. Еще чуть-чуть, и он назвал бы имя того, кто…

— Я совсем не это имела в виду, — перебила его Эмили.

Они на несколько мгновений умолкли — позади них прошел бездомный с тележкой из супермаркета.

— Когда Кертис ринулась вас спасать, я не пошла за ней, я стояла у боковой стены за Куклой… и смотрела на вас…

Руш ждал продолжения.

— Вы улыбались.

— Улыбался?

— Когда первый выстрел не сразил его наповал, он направил на вас пистолет, вы закрыли глаза и… улыбнулись.

— Может, вам показалось? — сказал агент.

— Я пока еще верю своим глазам, — ответила она, ожидая объяснений.

— Даже не знаю, что вам сказать. Не помню, чтобы я улыбался. Для этого вроде бы не было ни малейшего повода. Что же касается вашего вопроса, то уверяю вас: нет, я не ищу смерти. Можете мне поверить.

— Ну хорошо, — ответила Бакстер, — но я по личному опыту знаю: когда кто-то начинает безрассудно играть своей жизнью, в конечном итоге страдают те, кто его окружает.

Стало тихо. Через несколько мгновений с бесцветного дерева слетел голубь. Они проводили его глазами, глядя, как он направляется к Рузвельт-Айленд и мосту Куинсборо.

— Я сегодня облажался, — произнес Руш, неподвижно уставившись на реку, — надо было сразу понять, что тот человек жив. Узнай я об этом на пару секунд раньше, все было бы по-другому.

— Да как, черт возьми, вы могли это узнать? — спросила Бакстер.

— У него шла кровь.

— Кровь?

— Да. Ярко-красная, вытекала из ран, — ответил Руш, страшно недовольный собой, и повернулся к ней. — У мертвецов кровь не идет.

— Обязательно это запомню, — заверила она огорченного коллегу.

— Пойдемте, — сказал Руш, — у нас много работы.

— Какой еще работы? Арнольдс ведь ничего не сказал.

— Еще как сказал! Парень сообщил нам, что сделал это не добровольно, а по чьему-то указанию — им манипулировали. В этом контексте приобретает особую актуальность вопрос об остальных убийцах. Может, они не были членами тайной секты, может, ими просто руководил один человек?

— «Он», — произнесла Бакстер, вспомнив слово, которое донеслось из крохотного динамика телефона во время разговора Дамьена с убийцей.

— Совершенно верно, он, — кивнул Руш, — мы явно подошли к делу не с той стороны. Я думаю, между убийцами в обязательном порядке должна быть связь: у каждого из них было уязвимое место, каждого можно было шантажировать или напугать. Если мы найдем эти слабые точки, мы сможем понять, кто мог использовать их в своих интересах.

— Тогда с чего начнем?

— Во время обыска квартиры Арнольдса эксперты нашли карточку регистрации посещений врача. Он лечился у психиатра.

— У него, похоже, и в самом деле были… проблемы, — тактично произнесла Бакстер.

— И кто нам лучше о них расскажет, как не его мозгоправ?

Глава 13

Суббота, 12 декабря 2015 года,

2 часа 15 минут дня

Когда Бакстер и Руш зашли в региональное отделение ФБР, Кертис там не оказалось. На их звонки она тоже не отвечала. Не зная точно, засиделась ли агент за обедом или же, по вполне объяснимым причинам, решила сегодня в офис больше не приходить, они решили взяться за дело без нее.

Адрес врача, нацарапанный на тыльной стороне ладони Руша, привел их в большой дом на 20-й Ист-стрит, окна которой выходили на Гремерси-парк. Бакстер и Руш поднялись по лестнице, обрамленной внушительными колоннами. Когда они вошли в шикарную приемную и им предложили сесть, Бакстер почувствовала, что одета недостаточно официально. Не желая разбираться с бесчисленными кнопками кофе-автомата, она налила себе стакан воды и устроилась напротив Руша. Царившую вокруг тишину смягчала классическая музыка.

— С Кертис встретимся в отеле, — сказал Руш не столько Бакстер, сколько себе, видя, что она в течение пяти минут не произнесла ни слова, — вероятно, ей потребуется какое-то время, чтобы восстановиться.

— Одного времени здесь, пожалуй, будет мало, — ответила Эмили и с красноречивым видом оглядела интерьер, намекая на помощь психиатра.

— Хм-м…

— Что? Это помогает.

— Начальство обязательно предложит ей что-то подобное, это без сомнения.

— А вы что, имеете что-то против? — с вызовом спросила Бакстер.

Когда вокруг дела Тряпичной куклы поулеглись страсти и прошло достаточно времени, чтобы осмыслить случившееся, Эмили захотелось с кем-нибудь все обсудить. Раньше она всегда считала, что подобная мера — удел личностей слабых и неспособных справиться с превратностями повседневной жизни, но это, как оказалось, было ошибкой. Ей было гораздо проще говорить о своих чувствах с совершенно чужим человеком, нежели с близкими и знакомыми, которые могли ее осудить и всегда ждали от нее чего-то большего. После нескольких сеансов она постепенно смирилась со смертью одного из своих самых близких друзей — Бенджамина Чемберса, ставшего для нее не столько коллегой, сколько отцом.

— Я не против, чтобы к их услугам прибегали другие, — ответил Руш, — но мне самому это не пришло бы в голову.

— Еще бы, вы слишком сильная личность, чтобы сталкиваться с душевными проблемами, да? — отрывисто бросила Эмили, понимая, что этим выдает собственные переживания. — Можно сказать, само совершенство.

— Ну, до совершенства мне далеко, — спокойно ответил Руш.

— Вы так думаете? Приказать коллегам спокойно смотреть, как тебя будут убивать, накричать на друга, застрелившего ни в чем не повинного человека, чтобы тебя спасти, и улыбаться, глядя в глаза психопату, который навел на тебя пистолет.

— Опять вы за свое.

— Я это к тому, что если кому-то и надо поговорить со специалистом о своем дерьме… то это вам.

— Вы закончили? — спросил Руш.

Бакстер промолчала, подозревая, что переступила черту. Некоторое время они сидели молча, пока медсестра, исполнявшая обязанности секретаря и до этого бросавшая на них хмурые взгляды, не утратила к ним всякий интерес.

— Я хожу в церковь, — сказал Руш, вновь переходя на дружелюбный тон, — и пока вы были в больнице, тоже был в церкви. Вот где я, выражаясь вашим языком, говорю о своем «дерьме» каждый божий день, полагая, что его у меня накопилось куда больше, чем у других.

Какие-то нотки в голосе Руша дали Бакстер понять, что это чистая правда.

— Вы неправильно меня поняли, — продолжал он, — я не осуждаю людей, нуждающихся в помощи — без нее никому не обойтись. Но при этом не верю тем, кому платят за то, чтобы меня слушать. Мне ненавистна сама мысль о том, что совершенно посторонний человек будет знать обо мне вещи, которые я — как и все остальные — так тщательно скрываю от окружающих. Ни одна живая душа не должна обладать над человеком такой властью.

Бакстер никогда об этом не задумывалась, полагая, что ее психотерапевт, весьма влиятельная дама, относится к проблемам пациентов с профессиональной дистанцированностью. Неужели она обманывала саму себя, считая, что представителя подобной профессии связывают законы и служебный этикет даже более строгие, чем те, которые она сама с такой завидной регулярностью попирала на своем посту? Неужели упорно игнорировала тот факт, что рот у этой женщины, в точности как и у других людей, расположен всего в паре дюймов ниже алчных ушей?

Она принялась в подробностях вспоминать каждый фрагмент своих бесед с терапевтом, но в этот момент их позвали к доктору Эрану. Его роскошный кабинет представлял собой более комфортный и непринужденный вариант приемной — с извечным дежурным деревом у окна. Он пригласил их сесть к его аккуратному столу. Перед ним лежала толстая папка с материалами Гленна Арнольдса.

— Могу я посмотреть ваши документы, перед тем как переходить к делу? — вежливо, хотя и твердо, спросил врач.

Увидев перед собой удостоверение Бакстер, выданное полицией Лондона, он поднял брови, но ничего не сказал.

— Насколько я понимаю, вас интересует информация об одном из моих пациентов. Полагаю, мне нет необходимости напоминать, что большая часть содержащихся в этой папке сведений представляют собой врачебную тайну.

— Он мертв, — бросила Бакстер.

— Да? — ответил доктор Эран. — Какое несчастье. Но это никоим образом не отменяет того факта, что…

— Перед смертью он убил человека, — продолжала Бакстер.

С технической точки зрения это было неправдой, но настоящая история была слишком запутанной.

— Понятно.

— Причем самым мрачным и неприятным способом, какой только можно вообразить.

— Так-так… — сказал доктор, тут же мысленно сопоставив ее слова с жуткими репортажами с Центрального вокзала. — Ну, хорошо. Чем я могу вам помочь?

В возрасте десяти лет, через год после смерти брата-близнеца, скончавшегося от тромба в мозгу, Гленну Арнольдсу поставили диагноз «шизоаффективное расстройство». Мальчик постоянно опасался, что его постигнет та же судьба, что и брата, чему в значительной степени способствовала и его предрасположенность к мучительным головным болям. Оплакивая брата, он в самом прямом смысле каждый день ждал смерти. В итоге стал все больше замыкаться в себе и впадать в депрессию, решив после печальной утраты, что жизнь быстротечна и ничего не стоит.

Три года назад ему назначили курс лечения в «Гремерси Практис», он никогда не пропускал сеансов и добился значительного прогресса в рамках как индивидуальной, так и групповой психотерапии. Если не считать незначительных рецидивов депрессии, его психотические симптомы подавлялись медикаментозным лечением. В общем и целом, парень никогда не проявлял даже намеков на агрессию или жестокость к кому бы то ни было.

— А как он платил за удовольствие находиться в вашей компании? — спросил врача Руш.

Бакстер задумалась, сознательно ли он сформулировал свой вопрос так, чтобы психотерапевт выглядел как проститутка.

— Ведь ваши услуги, ребята, обходятся ой как недешево, — добавил Руш.

— Медицинская страховка, — ответил доктор Эран, в голосе которого прозвучал лишь отдаленный намек на возмущение, — причем очень хорошая. Насколько я понимаю, после смерти брата родители оформили ему самую лучшую, какую могли себе позволить. И поскольку впоследствии у пациента было выявлено психическое расстройство…

Психиатр не договорил, а лишь пожал плечами.

— Скажите, на ваш профессиональный взгляд…

Бакстер внимательно посмотрела на Руша.

— …как вел себя Гленн в последние пару недель?

— Прошу прощения?

— У него наблюдались какие-нибудь признаки рецидивов? Может, он перестал принимать лекарства?

— Может быть, мне об этом ничего не известно, — в замешательстве ответил доктор Эран, — я его ни разу не видел.

— Как это? — спросила Бакстер.

— На следующей неделе он должен был прийти ко мне в первый раз. Извините, я думал, вы знаете. Ко мне перешли пациенты доктора Бентхема — с минувшей пятницы он больше не практикует.

Бакстер и Руш переглянулись.

— С минувшей пятницы? — спросила детектив. — Давно он собирался уволиться?

— Ну разумеется. Собеседование, чтобы унаследовать его практику, я прошел добрых два месяца назад.

Бакстер вздохнула, подумав, что они так ни к чему и не пришли.

— Нам надо будет с ним поговорить, — сказал доктору Руш. — Вы сможете снабдить нас его контактами?

Ни один телефон из тех, что им дала пугливая секретарша, так и не ответил. Она распечатала им и домашний адрес доктора Бентхема в округе Вестчестер, примерно в пятидесяти минутах езды от Манхэттена. Пока труп Гленна Арнольдса застрял где-то между больничным моргом и лабораторией патологоанатома, пока ФБР пыталось идентифицировать его жертву, а Кертис по-прежнему игнорировала их звонки, Бакстер и Руш решили рискнуть, съездить в городок под названием Рей и нанести доктору визит, прекрасно понимая, что эта инициатива вполне может обернуться пустой тратой времени.

Зачитывая Рушу описание пути к дому Бентхема, Бакстер не лелеяла особых надежд:

— Так… вот и площадка для игры в гольф… видите слева? Теперь нам надо пересечь Бивер Суомп Брук, а на следующем перекрестке свернуть на Локаст-авеню.

— Отлично.

Они припарковались в идиллическом тупичке. К северу от города насыпало много снега. Толстый белый покров лежал на аккуратно подстриженных изгородях, обрамлявших широкие, чисто подметенные гравийные подъездные дорожки. В прекрасных садах горделиво стояли безупречные снеговики, окруженные паутиной маленьких следов детских ног. Обшитые досками дома были выкрашены каждый в свой цвет, придавая зимней картине скандинавский вид. Представить себе столпотворение Таймс-сквер всего в часе езды отсюда было очень и очень трудно.

— Подозреваю, что архитектор, планировавший поселок, хотел сохранить это местечко в тайне, — сказал Руш, вглядываясь в номера домов и, помимо своей воли, с завистью мечтая о том, чтобы в одном из таких идеальных поместий когда-нибудь поселилась его семья.

— А это еще что за Дог Шит Драйв? Аллея Собачьей какашки?

Бакстер засмеялась. Руш тоже засмеялся — он не привык к ее смеху.

Когда они свернули на подъездную дорожку к дому, сенсоры в сумерках включили автоматическое освещение, указывающее путь к гаражу на три машины. Его вид отнюдь не обнадеживал. За окнами тоже было совершенно темно. В отличие от других домов, здесь палисадник, сад и тропинку к входной двери покрывал приличный слой нерасчищенного снега.

Припарковав машину, они вышли в безмолвный сад. На крыльце соседнего дома от ветра тихо позвякивали китайские колокольчики, вдали на дороге взревел автомобиль, набирая скорость. Бакстер поразилась, как здесь холодно: казалось, температура была на несколько градусов ниже, чем в городе. Под ногами громко хрустел снег. В гаснущем сумеречном свете они двинулись к входу. С каждой секундой тьма становилась все гуще, а окружающие деревья теряли как цвет, так и ясность очертаний.

Руш позвонил в дверь.

Тишина.

Бакстер встала на клумбу и заглянула в большое окно. Незажженные лампочки китайских фонариков вокруг дверного проема напомнили ей о запущенном доме Руша. Эмили сощурилась, давая глазам привыкнуть к темноте. В другой комнате она заметила, как ей показалось, намек на какой-то теплый отблеск.

— Может, где-то не выключили лампочку, — сказала она Рушу, когда тот постучал в дверь.

Потом потопталась еще немного на клумбе, обогнула угол и заглянула через боковое окно в комнату — ту самую, где, по идее, должен был гореть свет. Однако внутри царил непроглядный мрак. Эмили вздохнула и вернулась к Рушу.

— Скорее всего, хозяева уехали в отпуск, — сказала она. — Ведь скоро Рождество.

— Может быть.

— Может, поспрашивать у соседей?

— Сегодня не стоит, слишком холодно, — сказал Руш, направляясь к теплой машине, — я оставлю визитную карточку, а утром можно позвонить.

— К тому же вы обещали вечером пригласить нас на ужин, — напомнила ему Бакстер.

— Верно, но только если мы найдем Кертис. Вам я не грубил.

— Разве что самую малость.

— Согласен, — улыбнулся Руш, — самую малость. Они сели в машину и включили обогреватель. Руш дал задний ход и проехал по длинной подъездной дорожке, ориентируясь на мерцающие огоньки коттеджа напротив. Потом бросил последний взгляд на дом своей мечты, нажал на газ, машина забуксовала на месте и ринулась вперед, унося их обратно в Манхэттен.

Прошло несколько минут, ночь поглотила остатки дневного света. Потом в недрах безжизненного дома вновь появился теплый отблеск, явственно выделяясь в темноте.

Томас проснулся за кухонным столом. Эхо спал, прижавшись филейной частью к его лицу. Он сел и увидел, что кухонные часы показывают 2 часа 19 минут ночи. В центре стола возвышались остатки ужина, который он приготовил для них с Бакстер. Рядом лежал телефон: ни новых эсэмэсок, ни пропущенных звонков.

Весь день он внимательно следил за развитием событий в Нью-Йорке, полагая, что Эмили принимает в них участие в том или ином качестве. А заодно упорно противился всепоглощающему желанию позвонить ей, убедиться, что она жива и здорова, сказать, что он всегда рядом, если у нее возникнет потребность поговорить.

В последние несколько месяцев Томас чувствовал, что Бакстер от него отдаляется, хотя, откровенно говоря, она никогда и не была с ним по-настоящему. Казалось, что чем сильнее он пытался ее удержать, тем больше от себя отталкивал. Даже Эдмундс предупреждал, что на Эмили давить нельзя. Томас никогда не был ни от кого эмоционально зависим, он никогда не навязывался и не выпрашивал внимания. Он был самодостаточным. Но жуткие условия работы Бакстер держали его в постоянной тревоге.

Можно ли считать его приставучим, если он хочет удостовериться, жива ли его девушка?

Она работала ночи напролет, целыми днями ничего не ела и держалась на одном кофе. В любое время дня и ночи могла оказаться в каком угодно квартале Лондона, причем в самой дурной компании, которую только мог предложить этого город. Эмили настолько привыкла к ужасам, творившимся у нее на глазах, что стала к ним бесчувственной. Это-то и беспокоило его больше всего: она ничего не боялась.

Страх — полезная штука. Благодаря ему человек ведет себя осторожно и держит ухо востро, в итоге оставаясь целым и невредимым.

Томас встал, взял тарелку, которую на всякий случай поставил для Бакстер, и вывалил ее содержимое в миску Эхо. Тот посмотрел на него сверху вниз с таким видом, будто он только что испоганил идеальную горку крекеров.

— Спокойной ночи, Эхо, — сказал он.

Выключил свет и ушел спать.

В свете экрана ноутбука темные мешки под глазами Эдмундса выглядели устрашающе. Он включил чайник и снял толстый свитер — маленький обогреватель превзошел сам себя. Если бы только лампа стояла не на газонокосилке, он вполне мог бы убедить себя, что находится в гораздо более классном месте, чем его убогая пристройка.

Вот уже несколько часов он изучал финансовые документы убийц. Блейк любезно держал его в курсе проводимого столичной полицией расследования в отношении убийцы и поджигателя Патрика Питера Фергюса. В ответ Эдмундс пообещал Блейку замолвить за него словечко перед Бакстер, но, конечно, выполнять свое обещание не собирался.

Поскольку Доминик Баррелл отбывал наказание, на проверку его счетов ушло всего несколько минут. Но вот о втором убийце, прыгнувшем с моста Маркусе Таунсенде, этого сказать было нельзя. Его финансовая история хоть и была написана в виде бесконечных транзакций и сальдо, но при этом представляла собой увлекательнейшее чтение. Эдмундс проследил его деятельность вплоть до самых первых попыток заняться нелегальной торговлей, наблюдая, как наглость Таусенда росла пропорционально размеру его банковских счетов.

Но он сам рыл себе могилу. По мере того как его сделки приобретали все более дерзкий характер, за цифрами все явственнее проглядывала пагубная зависимость. Так продолжалось до середины 2007 года, когда Таусенд сделал самое худшее, что только мог: внезапно прекратил торговать. Эдмундс легко мог вообразить эту картину: в его офис заявляются полицейские, просматривают документы, до смерти его пугают и заставляют признать вину в попытке спасти себя. С этого момента история Таунсенда превратилась в трагедию: на него один за другим стали налагать огромные штрафы, подтачивавшие его состояние до тех пор, пока остаточная совокупная стоимость его активов не спикировала вниз вместе с крахом мировых финансовых рынков.

Он обанкротился.

Перед тем как заняться счетами Эдуардо Медины, Эдмундс открыл сайт программы «С улиц к успеху», участником которой Таунсенд оставался, даже когда привязывал на Бруклинском мосту труп. Фотографии бездомных, слишком запущенных, чтобы когда-либо вернуться в общество, и фотографии их же в рубашках и галстуках в их первый рабочий день. Воодушевляющее зрелище. Возможно, именно поэтому Эдмундс задержался на сайте чуть дольше, чем нужно.

Читая очередную «историю из реальной жизни», он обратил внимание на одну ссылку, кликнул и был перенаправлен на другой раздел сайта. То, что он там увидел, так его взбудоражило, что он расплескал кофе себе на колени. Эдмундс посмотрел, сколько времени, отсчитал часы на пальцах и позвонил Бакстер.

Бакстер крепко спала. Накануне им наконец удалось перехватить Кертис в отеле, Руш принес самые искренние извинения, и Эллиот неохотно согласилась поужинать вместе. Поскольку все были утомлены после такого насыщенного дня, решили долго не засиживаться, чтобы утром пораньше взяться за работу.

Бакстер протянула руку к жужжащему телефону и недовольно проворчала:

— Эдмундс?

— Ты что, спала? — спросил он не без некоторого осуждения в голосе.

— Как ни странно, да. Но не переживай, тебе можно, ведь… Постой, а ты-то почему еще не спишь?

— Работаю с файлами, которые ты мне прислала, — сказал он таким тоном, будто это само собой разумеется.

Бакстер зевнула.

— С тобой все в порядке? — спросил Эдмундс.

Он уже научился разговаривать с Бакстер. Если она захочет рассказать о том, что случилось на Центральном вокзале, то сделает это без всякого приглашения с его стороны. А если нет, то односложно ответит на его вопрос и будет говорить о чем-нибудь другом, пока не созреет сама.

— Ага.

— Мне нужны дополнительные сведения, — произнес Эдмундс.

— Знаю. Досье по убийствам на Молл-стрит и Центральном вокзале пришлю завтра.

— Лондонские доки у меня уже есть.

Эмили не желала вникать, каким образом он их достал, поэтому решила ничего не спрашивать.

— Мне нужны медицинские карты всех убийц, — сказал Эдмундс.

— Медицинские карты? Хорошо. Ты что-нибудь нашел?

— Не знаю. Но кое-какие соображения есть.

В интуицию Эдмундса Бакстер верила даже больше, чем в свою собственную.

— Завтра все тебе пришлю. То есть… уже сегодня… позже.

— Спасибо. Можешь идти досыпать. Спокойной ночи.

— Эдмундс?

— Что?

— Не забывай, ради кого ты покинул нашу команду.

Парень прекрасно понимал, какое чувство скрывается за этими словами. Подобным образом Бакстер давала понять, что беспокоится за него. Он не мог сдержать улыбку.

— Не забуду, — ответил он.

Глава 14

Воскресенье, 13 декабря 2015 года,

7 часов 42 минуты утра

— Одержимость!

Бакстер, стоя полуодетая посреди номера, пожалела, что включила телевизор, как только услышала первые доносившиеся оттуда слова. Конечно, не было ничего удивительного в том, что об убийствах говорили на одной из самых популярных утренних программ, но все же тут обсуждение зашло куда-то не туда.

— Одержимость? — переспросил идеально красивый ведущий, обращаясь к телевангелисту, известному радикальностью своих взглядов.

— Совершенно верно, одержимость, — кивнул пастор Джерри Пилснер, — это все работа одного из древнейших врагов рода человеческого, который постоянно прыгает с одной заблудшей души на другую в неуемной жажде боли и страданий, насылая их без разбору на порочных и слабых… Есть только один способ от него защититься… Единственное спасение — обратиться к Господу!

— Значит, — осторожно начала вторая ведущая, — мы сейчас говорим о… духах?

— Об ангелах.

Ответ, похоже, ее обескуражил, потому что она повернулась к соведущему, давая понять, что теперь его очередь задавать вопрос.

— О падших ангелах, — уточнил пастор.

— И эти… — замялся соведущий, — как вы говорите, падшие ангелы…

— Всего один, — перебил его священник, — достаточно всего одного.

— И этот падший ангел, кем бы он ни был…

— Ха! Уж я-то точно знаю, кто он! — опять вмешался интервьюируемый, окончательно загнав ведущих в тупик. — И всегда это знал. Если хотите, могу даже сказать, как его зовут… Многие называют его…

Ведущие в предвкушении подались вперед, понимая, что собственными руками куют золото телевизионной сенсации.

— …Азазель, — прошептал пастор, и шоу, как нельзя кстати, ушло на рекламу.

Увидев, как с экрана на нее весело брызнула горсть леденцов, приготовленных по сверхсовременной технологии, Бакстер почувствовала, что у нее на затылке дыбом встали волосы.

Пастор выдвинул очень мощную теорию и, говоря откровенно, нашел способ связать воедино странные убийства, оставив в этом деле далеко позади сыщиков Лондона, Департамента полиции Нью-Йорка, ФБР и ЦРУ вместе взятых. Но когда на экране пошли кадры белой деревянной церкви пастора, одиноко торчащей в конце грязной проселочной дороги, шрамом выделявшейся на фоне огромного, ничем не засеянного поля, Эмили почувствовала, что дрожит.

К церкви, выныривая из-за деревьев, будто призраки, тянулись парадно одетые прихожане из трех небольших городков, отчаянно жаждавшие поддержать молитвой надежду на вечное спасение. Окружавшая хлипкое здание толпа, выстроившаяся чуть ли не в пять рядов, внимала каждому слову проповедника, обращавшегося к тем, кто не желал гореть в геенне огненной.

Картина показалась Бакстер в высшей степени зловещей: все эти люди, затерянные в американской глуши, сгрудились словно овцы, полностью подчиненные воле беспринципного пастуха, который без стыда использовал человеческие несчастья для продвижения собственных бредовых идей, да при этом еще имел наглость называть жертв, честных и преданных делу полицейских, «порочными и слабыми».

Господи, как же она ненавидела религию.

Не в состоянии оторваться от экрана, Эмили смотрела, как пастор делился заключительными соображениями с жадно внимающей ему публикой, а заодно с бесчисленными верующими, желавшими обрести вечное спасение, уютно сидя дома на диване.

— Знаете, я смотрю на вас, честных и порядочных людей, и на собственное отражение в зеркале, и знаете, что я вижу?

Прихожане ждали, затаив дыхание.

— Грешников… Я вижу грешников. Ни один из нас на этой земле не совершенен. Но как творения Господа, мы тратим свою жизнь на то, чтобы стать лучше.

Аудитория разразилась овацией, по рядам собравшихся пополз шепот одобрения, кое-где в воздух взлетели крики «Аминь!»

— Но потом, — продолжал пастор, — я смотрю дальше. Я смотрю на этот мир, в котором мы живем, и знаете, что я чувствую? Страх. Я вижу столько жестокости, столько ненависти, столько злобы. И даже церковь! Можем ли мы обращаться к ней за помощью, в то время как всего неделю назад, еще один священнослужитель — по сути своей слуга Божий — был уличен в домогательствах к семилетнему мальчику! Это скверное место! Я люблю Бога, но здесь его нет!

Будучи профессионалом, виртуозно игравшим свою роль, пастор отвел взгляд от завороженной аудитории и посмотрел прямо в камеру.

— Я обращаюсь ко всем, кто не верует в Господа… Я хочу у вас спросить:

А что, если есть Бог?

Что, если есть рай?

Что, если есть ад?

И что, если… так, в виде предположения… мы все уже в этом аду?

Бакстер нажала кнопку отбоя и тяжело вздохнула. Сквозь затемненное стекло она увидела, как Леннокс встала из-за стола, подошла к Кертис и обняла ее, желая ободрить и успокоить, хотя той явно было неловко. Она явно не собиралась отдавать подчиненную на съедение волкам. Эмили попыталась представить себя и Ваниту в такой же ситуации, но лишь тряхнула головой, отгоняя эту абсурдную мысль.

Перед этим у них с лондонской начальницей состоялся разговор продолжительностью в тридцать пять минут. Накануне, после событий на Центральной вокзале, у них не было времени связаться. Дежурно поинтересовавшись эмоциональным состоянием Бакстер, Ванита попросила в подробностях рассказать о случившемся, чтобы проверить рапорт, присланный американцами. Они немного поговорили о вероятности совершения столь же чудовищных убийств в Лондоне, оценив ее как довольно высокую, и о пугающем отсутствии прогресса в расследовании. Они согласились, что Бакстер должна оставаться в Нью-Йорке в качестве представителя столичной полиции, пока Ванита будет держать оборону дома.

Пока Леннокс и Кертис разговаривали, Эмили набрала Томасу коротенькую эсэмэску. Она напрочь забыла сообщить ему, что не приедет, и теперь осознала, что вряд ли сильно улучшила их отношения.

Из кабинета вышла Леннокс, следом за ней Кертис.

— Прошу всех, кто работает над убийствами, пройти в совещательную комнату.

Примерно треть присутствующих набилась в тесное помещение; некоторым даже пришлось стоять снаружи и прислушиваться. Происходящее чем-то напоминало картину у церкви пастора Джерри Пилснера. Бакстер протолкнулась вперед и присоединилась к Рушу, Кертис и Леннокс. Незадолго до этого Руш написал на огромной белой доске сведения о пятерых убийцах.

— Все здесь? — спросила Леннокс, глядя на стоявших снаружи сотрудников. — Хорошо. Для тех, кто не успел еще познакомиться: это старший инспектор Бакстер из полиции Лондона, это специальный агент Руч из ЦРУ.

— Руш, — поправил ее тот.

— Как-как? Рош?

— Может, вашу фамилию надо произносить Рауч? — спросил мускулистый полицейский в переднем ряду.

— Нет, — ответил Руш.

Его поразило, что а) этот парень считает его настолько тупым, чтобы не знать собственное имя, и б) еще несколько человек попробовали разные версии произношения его многострадальной фамилии:

— Рууз?

— Роуз?

— Руши?

— Руш, — вновь вежливо поправил их агент Руш.

— У моего соседа такая же фамилия, как у вас, но он называет себя Раучем, — гнул свое парень в первом ряду.

— Может, потому, что он действительно Рауч? — резонно заметил агент.

— Его зовут Руш, — сказала собравшимся Кертис, — как в слове «куш».

— Ну все, прекратите! — воскликнула Леннокс, перекрывая гам. — Прошу вас, давайте ближе к делу. Тишина! Пожалуйста, агент… Руш.

Он встал.

— Итак… это наши убийцы, — начал он, показывая на доску, — представленные в лаконичном, читабельном формате, чтобы каждый из присутствующих мог проникнуться сутью вопроса. Кто скажет мне, какой из этого можно сделать вывод? — спросил он, будто обращаясь к школьникам на уроке.

Сосед мистера Рауча прочистил горло:

— Какие-то мудаки кокнули наших ребят, и им не поздоровилось. Так!

Здоровяк поддержал свое заявление одобрительным возгласом, потом сам себе поаплодировал. Некоторые к нему присоединились.

— Именно! — возбужденно воскликнул он.

— Ладно, — терпеливо кивнул Руш, — а что-нибудь чуть более конкретное? А?

— Убийства в Нью-Йорке и Лондоне зеркально отражают друг друга.

— Совершенно верно, — ответил Руш. — Это означает, что и в Лондоне в любой момент может быть совершено преступление с пометкой «приятного мало». И вот здесь вполне резонно встает вопрос: «Почему?» С какой стати объявлять войну именно этим двум городам, и только им?

— Фондовые биржи? — выкрикнул кто-то.

— Огромные деньги?

— Куча журналистов?

— Мы должны учитывать все эти факторы, — заметил Руш. — Поехали дальше. О чем еще говорит наш список?

— Modus operandi, — долетел из коридора чей-то голос, и какой-то полицейский протолкался вперед, — все убийства совершены разными способами, что подразумевает определенную самостоятельность. Вполне очевидно, что им указывали цель и, вероятно, временные рамки, но остальное отдавали на их усмотрение.

— Превосходно! — сказал Руш. — Что подводит меня к следующему пункту: мы должны сосредоточиться на личности каждого из них. Гленн Арнольдс не хотел никому причинять зла… в глубине души. Его просто использовали. Мы разделим вас на пять команд, каждая из которых возьмет в разработку одного исполнителя. Ваша задача сводится к тому, чтобы раскопать о них любые сведения, способные представлять интерес. Вот вам навскидку: Таунсенд — деньги, Медина — иммиграция, Баррелл — тюремные привилегии типа наркотиков, Фергюс — больная мать, Арнольдс — умерший брат и душевное расстройство.

Собравшиеся внимательно записывали.

— К тому же Бакстер затребовала копии всех медицинских документов, которые вы предоставите ей при первой же возможности, — добавил агент.

Руш заметил, что после его слов Леннокс бросила на Кертис вопрошающий взгляд.

— Я подключу к этому делу всех, кого только смогу, — сказала она.

Руш благодарно кивнул.

— Как только что-нибудь нароете, — вновь обратился он к аудитории, — незамедлительно сообщайте мне, Кертис или Бакстер. Осуществляя общий надзор за этим делом, мы сможем выявить общие, связующие моменты. Искренне вас благодарю.

После прощальных слов Руша сотрудники разошлись по рабочим местам.

Леннокс обратилась к нему, Бакстер и Кертис:

— У меня на сегодня намечено сразу несколько пресс-конференций и встреч, — сказала она, — Вы, старший инспектор, можете понадобиться в любую минуту.

«Кто бы сомневался!» — подумала Бакстер.

— Каковы ваши планы? — спросила Леннокс, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Во-первых, криминалисты. У них вчерашние трупы, и, надеюсь, персональные данные… нашей жертвы, — произнес Руш, тщательно подбирая в присутствии Кертис слова. — Команда, которой достался Арнольдс, сейчас пытается найти психиатра, также они будут опрашивать соседей и друзей, так что я, наверное, с ними еще сегодня поговорю.

— Отлично, — сказала Леннокс, а когда Бакстер и Руш направились к выходу, задержала Кертис и спросила: — Зачем ей медицинские документы?

— Не знаю.

— Выясни. Помнишь, что я тебе говорила? Сейчас, после случившегося, для нас как никогда важно самим раскрыть это дело. Если она от тебя что-то скрывает, я без лишних слов запихну ее в первый же самолет и отправлю домой.

— Я поняла.

Леннокс кивнула, отступила и пропустила вперед Кертис, бросившуюся догонять коллег.

— Значит, Гленн Арнольдс не прекращал пить свои таблетки? — в замешательстве спросила Кертис.

— Нет, прекращал, но все же он пил таблетки, — загадочно ответила миниатюрная женщина, глядя на нее поверх очков.

Агент вспомнила, что в прошлом уже сталкивалась с этим экспертом. В конце концов, человека с именем Роза Штурм вряд ли забудешь. Если Кертис не изменяла память, общение с этой дамой всегда ставило в тупик. Штурм переслала Кертис и Рушу тот же файл, что и на распечатке: результаты анализов крови, обязательных наряду с аутопсией. Для них обоих это была китайская грамота.

Они сидели в приемной главного врача-патологоанатома Нью-Йоркского центра судебно-медицинской экспертизы имени Хирша на 26-й Ист-стрит. Поскольку это заведение, одно из многих, входило в состав университетской клиники Лангона, двум трупам, чтобы попасть в него из отделения «скорой помощи», пришлось преодолеть всего три квартала. В приемной, не самом удобном для подобного разговора месте, они сидели потому, что Руш тайком от Кертис позвонил и попросил избавить их от зрелища мертвецов.

Узнай об этом, агент обязательно бы обиделась, однако на ее лице недвусмысленно отразилось облегчение, когда ее попросили сесть в светлой, просторной комнате, а не повели в мрачные лаборатории в глубине здания, где ей пришлось бы столкнуться с белым как воск телом убитого ею человека.

Бакстер с ними пока не было — Леннокс не дала ей даже выйти из участка, зазвав на очередную пресс-конференцию.

Штурм махнула на испещренную непонятными письменами бумагу в руке Кертис:

— Не знаю точно, что он принимал, но он явно не должен был этого делать. Мы не выявили у него в крови нейролептиков, которые ему выписывали, зато обнаружили следы ЭТ-ЛАДА и бензодиазепинов.

Кертис непонимающе уставилась на нее.

— Одним из побочных действий бензодиазепинов являются суицидальные наклонности.

— Ого.

— А ЭТ-ЛАД — младший брат ЛСД. Две самые страшные гадости, которые только мог принимать в своем состоянии Арнольдс: вызывают галлюцинации и постепенную утрату контакта с реальностью. Это не считая синдрома отмены после нейролептиков. Уверена, чувак реально отъехал, наверняка он видел, как ожили фигуры на потолке!

Осознав, что она сейчас не в лучшей компании для обсуждения своего хипарского прошлого, она откашлялась и продолжила:

— Я послала образцы крови в Куантико для более углубленного анализа и попросила обыскать его квартиру на наличие любых лекарств.

— Я прослежу, чтобы все было сделано, — сказала Кертис, делая в блокноте пометку.

— Это все, что я имею на вашего Арнольдса, если, конечно, не считать очевидных вещей. Честно говоря, ситуация немного странная. Вообще-то труп должен оставаться на месте преступления, но в силу характера инцидента он оказался покрыт кровью и биоматериалом другого человека, так что его пришлось отвезти в отделение «скорой помощи» и там отделить. К нему, по сути, прикасалась чуть ли не половина Нью-Йорка. Поэтому уровень загрязненности трупа чужеродными субстанциями и посмертного влияния на него сторонних тел можно назвать как минимум проблематичным.

— А что с жертвой? — спросил Руш.

— Ноа Френч. Два дня назад в полицию заявили о его пропаже. Работал кассиром на Центральном вокзале, продавал билеты.

Ее слова, похоже, произвели на Руша впечатление.

— Чтобы выяснить это, нам не пришлось даже проводить никаких тестов, — продолжала Штурм, — у него на предплечье была татуировка: «K.E.F. 3-6-2012». Вероятно, сын или дочь. Мы проверили инициалы детей, родившихся в этот день в Нью-Йорке и получили искомый результат.

— Гениально, — улыбнулся Руш.

— Я тоже так подумала. Он находился в состоянии наркотического опьянения, у него в крови нашли опиат. Подробности в файле.

В этот момент Штурм отвлекло происшествие на рецепции.

— Она с вами?

Повернувшись, Руш и Кертис увидели Бакстер, яростно спорившую с рецепционистом, который явно понятия не имел, чего она хочет. Штурм встала, чтобы вмешаться, пока ситуация не стала критической.

Руш повернулся к Кертис и сказал:

— У нас есть неплохой след, нам необходимо поговорить с этим психиатром.

— Да. Обязательно, — ответила Кертис. Потом открыла в папке металлические колечки и вытащила распечатку.

— Эй, что вы делаете? — в замешательстве спросил Руш.

— Выполняю приказ.

— Утаивая улики?

— Оставляя наш первый прорыв достоянием исключительно ФБР и ЦРУ.

— Если честно, то мне это не нравится, — сказал Руш.

— Думаете, мне нравится? Но потому они и зовутся приказами, а не просьбами.

Штурм уже возвращалась обратно, за ней в фарватере следовала Бакстер. Кертис все еще сжимала распечатку.

— Спрячьте! — сказала она Рушу и сунула ему в руки.

— Не хочу! Я все ей расскажу.

— Не надо!

Пальто Руша лежало на спинке дивана. Кертис едва успела смять лист бумаги и положить ему в карман до того, как рядом села Бакстер. Проигнорировав неодобрительный взгляд Руша, Кертис сосредоточилась на продолжении отчета патологоанатома.

Перед этим Бакстер вместе с Леннокс отправилась на пресс-конференцию, устроенную, чтобы официально сообщить подробности происшествия на Центральном вокзале. Категоричный отказ назвать прессе имя агента, ответственного за смерть невиновного человека, ее, с одной стороны, удивил, с другой — впечатлил. Леннокс лишь подчеркнула, что единственным виновным был психически больной человек, который и спровоцировал смерть жертвы, вынудив выстрелить агента, действовавшего героически и в полном соответствии с протоколом.

Леннокс хватило ума выставить сотрудника своего ведомства жертвой, и журналисты быстро смягчили свой обвинительный тон. Бакстер внесла свою лепту, как обычно, по очереди выдавая отрепетированные ответы, когда ее спрашивали о ходе расследования.

Освободившись, она тут же вытащила телефон и увидела несколько новых сообщений. В соответствии с договоренностью, работавшие по делу команды передали ей медицинские данные на убийц тотчас по их получении. На данный момент она располагала сведениями об Эдуардо Медине, Доминике Баррелле и Маркусе Таунсенде. Она сразу отослала их Эдмундсу, а сама направилась в Центр судмедэкспертизы.

Телефон Эдмундса зажжужал, возвещая о том, что пришло три новых электронных письма. Увидев на экране имя Бакстер, он встал, пошел в туалет, заперся в кабинке и загрузил прикрепленные файлы. Быстро пробежал глазами первый и уже через несколько секунд нашел то, что искал. Открыл второй, пролистал несколько страниц и наткнулся на то же самое слово. После чего кликнул на третий и принялся читать. Внезапно у него загорелись глаза. Он выбежал из туалета и рванул к лифту.

Закончив разговор с патологоанатомом, Бакстер, Руш и Кертис вышли на Первую авеню, и тут у Эмили зазвонил телефон. На звонок любого другого человека она бы сейчас просто не ответила.

— Эдмундс? — сказала она, отходя на несколько шагов от коллег.

— Они все обращались за психологической помощью! — взволнованно закричал он вместо приветствия.

— Кто?

— Убийцы. Вот что их связывает! На сайте программы «С улиц к успеху» я прочитал, что всем желающим вернуться к нормальной жизни предлагаются консультации психолога. Это навело меня не некую мысль. В моих материалах о Патрике Питере Фергюсе говорится, что из-за существенных расходов на лечение больной матери у него было нервное расстройство. А вот дальше ни за что не догадаешься.

— Говори, не тяни.

— Маркус Таунсенд стал участником программы «С улиц к успеху» только потому, что там дополнительно предлагались тренинги личностного роста. У Эдуардо Медины началась депрессии, когда власти отклонили ходатайство об иммиграции его дочери, — накануне убийства он был на собрании группы анонимных алкоголиков. Доминик Баррелл был обязан еженедельно посещать психотерапевта в рамках плана по его социальной реабилитации.

Бакстер улыбалась. Эдмундс и на этот раз ее не подвел.

— А Гленн Арнольдс, что неудивительно, с детства имел серьезные проблемы с психикой, — возбужденно добавила она, — так или иначе, но мы уже приступили к поискам его психиатра.

— Ищите лучше: это попадание в самое яблочко! — почти закричал Эдмундс. — Ладно. Ну что, можешь сказать это.

— Что сказать?

— Что без меня ты бы пропала.

Бакстер дала отбой.

Кертис быстренько обсудила по телефону, как лучше устроить так, чтобы Бакстер осталась с Леннокс, а сама она вместе с Рушем отправилась в округ Уэстчестер к неуловимому доктору Бентхему. Но не нашла что сказать, когда Эмили, необычно радостная, подошла к ним и решительно заявила:

— Нам необходимо найти психиатра.

Руш посмотрел на Кертис и ухмыльнулся.

Глава 15

Воскресенье, 13 декабря 2015 года,

12 часов 22 минуты дня

— …Таким образом, если «азаз» переводится с древнееврейского как «сила», а «эль» — как «Бог», это аргумент в пользу того, что «Азазель» в данном случае означает «силу над Богом»… И здесь говорится, что так называемые темные твари, такие как летучие мыши, змеи и дикие собаки, «в особенности могут служить вместилищем для нечистых духов».

— Пожалуйста, давайте сменим тему, — жалобно произнесла Кертис с водительского сиденья, сворачивая с федеральной автострады, — если честно, то вы меня начинаете пугать.

Переключая утром на телевизоре каналы, Руш наткнулся на одно из бесчисленных выступлений пастора Джерри Пилснера и теперь целый день гуглил их удивительного подозреваемого.

Невероятным усилием воли Бакстер заставила себя не вмешиваться и проспала почти всю дорогу.

Они покатили по проселочной дороге, где к одиноким машинам тянули свои узловатые пальцы ветви голых деревьев.

— Хорошо… нет, вы только послушайте! — взволнованно сказал Руш, скользя пальцем по экрану телефона.

Кертис раздраженно фыркнула.

Бакстер проснулась и вытерла скопившуюся в уголке рта слюну.

— «Преследуемый архангелом Рафаилом, падший Азазель избавился от своих почерневших крыльев и рухнул в самую глубокую и мрачную пропасть из всех, которые когда-либо сотворял Бог. Погребенный под остроконечными скалами в самой далекой и суровой пустыне земли, он лежал в могиле, выложенной измочаленными перьями его загубленной мантии, обреченный больше никогда не видеть света и в день Страшного суда сгореть в адском огне».

— Спасибо за информацию, — зевнула Бакстер.

— Руш, я вас ненавижу, — сказала Кертис, поеживаясь.

— Еще пару слов, и все, — пообещал тот и прокашлялся: — «В этой непреходящей тьме Азазель впал в безумие. Неспособный разорвать цепи, он оторвал дух от скованного тела, чтобы вечно блуждать по земле тысячей разных душ».

Руш положил телефон на колени и сказал:

— Теперь мне и самому стало страшно.

Когда они свернули на заиндевевшую подъездную дорожку к дому Бентхема, на ветровое стекло машины осторожно опустились первые снежинки. Синоптики обещали во второй половине дня обильный снегопад, а ближе к утру и вовсе пургу.

Кертис подъехала по оставленной ими вчера колее к гаражу. Бакстер посмотрела на дом — он выглядел таким же необитаемым, как и накануне, разве что на лужайке виднелась цепочка глубоких следов.

— Здесь кто-то был, — с надеждой в голосе произнесла она с заднего сиденья.

Руш остановил машину, и они вышли на холод. Руш заметил, что из дома напротив за ними с любопытством наблюдает соседка, но надеялся, что она не станет их трогать. Однако женщина направилась в их сторону, дважды поскользнулась и чуть не упала на подъездной дорожке.

— Вы двое — вперед, — сказал он коллегам.

Кертис и Бакстер направились к входной двери, а он двинулся навстречу не в меру любопытной соседке, прежде чем она сломает себе ногу — это задержало бы их еще неизвестно насколько.

— «Чем могу вам помочь?» — прошептал Руш, уверенный, что назойливая соседка сейчас обратится к нему с этим стандартным приветствием.

— Чем могу вам помочь?

— Мы просто хотели повидать доктора Джеймса Бентхема, — сказал он и улыбнулся, как бы давая понять, что разговор окончен.

Кертис позвонила в дверь. Соседка окинула ее подозрительным взглядом, не выказывая ни малейшего намерения уйти.

— Холодно, — произнес Руш, тонко намекая, что женщине лучше вернуться в теплый, уютный дом и заняться уже своими делами, черт возьми.

Не получив ответа, Бакстер громко постучала.

— Дом хорошо охраняется, — прямо сказала соседка.

— И правда — ответил Руш и вытащил свое удостоверение, — целых трое полицейских у порога.

Несмотря на посиневшие руки, которые выглядели так, будто могли в любой момент отвалиться, женщина тут же оттаяла.

— Вы звонили им на мобильный? — спросила она, доставая телефон.

— Да.

— А номер Терри у вас есть? — спросила она, поднося к уху аппарат. — Милейшая женщина. И дети ее тоже. Мы здесь привыкли присматривать друг за другом…

— Заткнитесь! — завопила Бакстер от входной двери.

Соседка явно оскорбилась. Через мгновение Эмили повернулась к Кертис:

— Слышите?

Она села на корточки и открыла почтовую щель, но звук уже прекратился.

— Позвоните еще раз! — крикнула она навязчивой соседке.

Несколько мгновений спустя вновь послышалось жужжание телефона, вибрировавшего на твердой поверхности.

— Телефон в доме, — крикнула Эмили Рушу.

— Странно, — сказала соседка, — Терри всегда берет его с собой, на тот случай, если понадобится ребятам. Значит, она дома. Может, она в душе?

Руш заметил на лице женщины неподдельную тревогу.

— Бакстер! — крикнул он. — А сейчас что-нибудь слышно?

Он вытащил телефон, набрал номер, по которому пытался связаться с доктором накануне, и замер в ожидании.

Бакстер вновь прижалась ухом к узкой щели и напряженно прислушалась.

— «О, какой снегопад ужасный…»

Эмили в испуге отпрянула — мелодия рождественской песенки Фрэнка Синатры доносилась прямо из-за двери.

— «Но в камине огонь прекрасный…»

Руш повернулся к озадаченной соседке и закричал:

— Идите отсюда!

И ринулся к дому, выхватывая на ходу оружие. Кертис ударила ногой, пытаясь выбить замок.

— «Нас сегодня никто не ждет…»

Кертис ударила снова. На этот раз дверь с грохотом распахнулась, отшвырнув телефон вместе с лившейся из него веселой мелодией под великолепную наряженную елку.

— «Снег идет, снег идет, снег идет!»

— ФБР! — закричала она, перекрывая последние слова припева. — Здесь кто-нибудь есть?

Руш и Бакстер последовали за ней. Руш побежал наверх, Эмили двинулась по коридору на кухню.

— Доктор Бентхем? — донесся откуда-то сверху до ее слуха голос коллеги.

В доме было тепло. На столе посреди огромной кухни, выдержанной в деревенском стиле, стоял четыре тарелки с холодной недоеденной едой. Поверхность ярко-оранжевого супа покрывала толстая пленка.

— Есть кто дома? — крикнула Кертис уже в другой комнате, в то время как Руш все еще шарахался наверху.

Бакстер посмотрела на остатки золотистых булочек возле трех тарелок, перевела взгляд на пол и увидела цепочку крошек, тянувшихся к выходу. Она последовала по пути, выложенному крошками, вышла в коридор и оказалась у чего-то, напоминавшего узкую дверь кладовки.

— Эй! — позвала она, потом осторожно потянула ее на себя, открыла и увидела перед собой деревянные ступеньки, круто уходившие вниз и терявшиеся во мраке. — Эй!

Эмили шагнула вперед и стала шарить по стене в поисках выключателя. Под ее небольшим весом скрипнуло дерево.

— Кертис! — позвала она, вытащила телефон и включила фонарик.

Лестничный пролет озарился ярким белым светом. Она сделала еще два осторожных шага. С каждым дюймом свет отвоевывал у тьмы в подвале все новую и новую территорию. Поставив ногу на следующую ступеньку, Эмили поскользнулась, подвернула лодыжку и грохнулась на пол у холодной каменной стены.

— Бакстер? — позвала ее Кертис.

— Я здесь! — простонала она.

Эмили неподвижно лежала на влажном, пыльном, заплесневелом полу, мысленно оценивая ущерб, нанесенный каждой из ее конечностей. У нее было несколько ушибов, в падении она ободрала себе лоб, лодыжка пульсировала и немного побаливала, но в целом, похоже, ей удалось отделаться лишь незначительными повреждениями. Телефон лежал двумя ступеньками выше и выхватывал из темноты булочку, на которой она и поскользнулась.

— Черт, — вздрогнула она и села.

В проеме появилась Кертис.

— Бакстер? — позвала она.

— Я здесь, — махнула рукой Эмили.

Над ее головой загрохотали тяжелые торопливые шаги Руша.

— С вами все в порядке? — спросила Кертис. — Надо было включить свет.

Бакстер уже собиралась съязвить в ответ, но в этот момент Кертис протянула руку и дернула за веревочку у двери. Раздался жизнерадостный щелчок.

— Похоже, я нашла что-то интересное, — начала было Кертис, но Бакстер ее не слушала.

Она широко распахнутыми глазами вглядываась во мрак, не осмеливаясь даже сделать вдох. Одинокая запыленная лампочка, свисавшая с потолка, ожила, распространяя вокруг рыжеватое сияние.

— Бакстер?

Сердце Эмили забилось вдвое быстрее, когда первая выхваченная светом из мрака тень приобрела очертания человеческой фигуры. Следом за ней еще одна. Обе лежали на земле лицом вниз, их головы скрывали окровавленные холщовые мешки. Бакстер уже собиралась уходить, но тут лампочка достигла расчетной мощности, и какой-то инстинкт подсказал ей, что это еще не все. Она встала на колени и увидела чуть дальше еще два тела, лежавшие в той же позе с такими же окровавленными мешками на головах, но вдвое меньше, чем взрослые.

— Что там? — встревоженно спросила Кертис.

Бакстер поползла вверх по лестнице, обессиленная от ужаса и боли в лодыжке, вывалилась в коридор, захлопнула за собой ногой дверь и попыталась отдышаться. Ее сапог с силой упирался в створку, будто она опасалась, что вслед за ней из подвала выберется кто-то еще.

Кертис держала наготове телефон, предвидя, что им понадобится подкрепление. Руш опустился рядом с Эмили на колени и стал терпеливо ждать объяснений. Бакстер повернулась к нему, он почувствовал на своем лице ее тяжелое дыхание:

— К-кажется… я нашла… Бентхемов.

Руш сидел на крыльце, наблюдая, как вереницу машин, заполонивших длинную дорожку, засыпает белыми хлопьями. Поймав невесомую снежинку, он растер ее в пальцах, превратил в небытие.

Ему вспомнилась картина: его дочь, совсем еще маленькая, играет в саду, закутанная с ног до головы, и пытается ловить пушистые кристаллики льда языком. Она завороженно смотрит вверх на белые облака, которые рассыпаются на нее мягкими хлопьями. Потом, без малейшего намека на страх в голосе, она спрашивает: «Это падает небо?»

Ему почему-то запал в душу этот сюрреалистический образ — быть свидетелем крушения мира, беспомощно наблюдая за происходящим и ловя снежинки. Облака кровоточили в вышине, и он понял, что теперь, когда ему довелось стать свидетелем непостижимого акта насилия и жестокости, разыгравшегося под разбухшим от накопленной влаги небом, это воспоминание приобрело совершенно новое звучание.

Руш был уверен: впереди их ждут новые преступления, но никто из них не может ничего сделать — им остается лишь наблюдать.

Набитый полицейскими и освещенный лампочками последнего поколения, подвал приобрел вид самого обычного места преступления, с той лишь разницей, что многие профессионалы не могли сдержать слез и то и дело просились «на минутку выйти». Выездная бригада криминалистов занялась нижним уровнем, а их коллеги отправились на кухню, где семья последний раз в жизни собралась вместе за столом. Из комнаты в комнату переходили два фотографа, фиксируя что только можно, бригада кинологов уже успела прочесать весь дом.

Бакстер и Кертис работали наверху. Они уже целый час искали улики, способные помочь расследованию, не перебросившись даже парой фраз.

Явных признаков борьбы обнаружено не было. К их удивлению, на груди убитого доктора было вырезано слово «Кукла», а не «Наживка», а на других трупах никаких надписей не было вообще. Членов семьи оглушили ударом, а затем по очереди убили выстрелом в затылок. По оценкам экспертов, с момента смерти прошло от восемнадцати до двадцати четырех часов.

Если жертвами преступлений становились дети, то атмосфера всегда особенно накалялась. Бакстер чувствовала это, как и все остальные, хотя своих детей у нее не было, заводить их она не собиралась в принципе и вообще старалась по возможности держаться от них подальше. Люди работали как обычно, но к профессионализму примешивалось подогреваемое яростью исступление. Они готовы были не есть, не спать и не видеться со своими семьями ради решения стоящих перед ними задач. Вероятно, именно поэтому Бакстер так вскинулась, когда увидела, что Руш сидит на крыльце и бездельничает.

Невзирая на боль в лодыжке, она скатилась по лестнице, выбежала в открытую дверь, вцепилась в него сзади и потащила в дом.

— Ох! — застонал он, переворачиваясь на живот.

— Какого черта, Руш? — завопила она. — Все вокруг из кожи вон лезут, чтобы помочь, а вы тут просиживаете штаны!

Вдали на них яростно залаяла немецкая овчарка. Обходивший периметр кинолог из группы быстрого реагирования остановился и приказал ей замолчать.

— Я не могу работать с детскими трупами, — откровенно сказал он, встал и посмотрел на собаку, которая потеряла к ним интерес и пошла дальше.

— А кто может? Думаете, кто-то из нас был рад здесь оказаться? Но это наша работа!

Руш ничего не сказал и лишь стал отряхиваться от снега.

— Вы ведь знаете, что я работала по делу Киллера-Крематора? Тогда нам с Волком… — Она осеклась, пожалев, что произнесла имя своего скандально известного бывшего напарника. — …тогда нам с Волком пришлось иметь дело с двадцатью семью мертвыми девочками за двадцать семь дней.

— Послушайте, у меня был печальный опыт… во время расследования одного дела, и с тех пор я просто не могу иметь дело с трупами детей… никогда, — объяснил Руш. — Я не могу. Я лучше отсюда прослежу за тем, чтобы все было в порядке, хорошо?

— Нет, черт бы вас побрал, ничего хорошего! — гневно крикнула Бакстер и схватила с земли горсть снега вперемешку со льдом.

Руш передернулся. Мгновение спустя ему в голову врезался здоровенный снежок.

Когда место преступления опечатывали на ночь, на улице уже было совсем темно. В полном соответствии с прогнозом начался обильный снегопад, белые пушинки искрились на фоне черного неба в саду, залитом ярким светом прожекторов. Выйдя из дома, Бакстер и Кертис увидели, что Руш скрючился в той же позе и на том же месте, что и раньше.

— Оставляю вас наедине, — сказала Кертис и поспешно удалилась.

Эмили натянула на голову шерстяную шапочку, села рядом и уставилась на безмятежный сад. Краем глаза она заметила на лбу коллеги неприятного вида порез.

— Простите, — сказала она, выпустив изо рта облачко пара.

Она смотрела, как мигает рождественская гирлянда на соседнем доме, перекликаясь с проблесковыми маячками полицейских машин.

— Не стоит извинений, — улыбнулся Руш, — вы же не знали, что он меня поранит.

— Я вложила в снежок ледышку, — с виноватым видом призналась она.

Руш улыбнулся, и оба рассмеялись.

— Что здесь без меня было интересного? — спросила она.

— Снег шел.

— Спасибо. Об этом я догадалась.

— Ничего не понимаю, — со вздохом произнес Руш. — Теперь они начали убивать своих? И как это вписывается в нашу схему? Я сказал работающим по делу командам, что главное сейчас — выявить всех психотерапевтов, и запросил в Гремерси полный список пациентов Бентхема. А еще приказал провести полный анализ крови всех Кукол.

В этот момент Руш вспомнил, что Бакстер ничего не знает о запретных лекарственных средствах в крови Гленна Арнольдса. Позже вечером надо будет обязательно поговорить об этом с Кертис.

— Просто так, на всякий случай, — добавил он, увидев, как заинтриговали Бакстер его слова, — но главным для меня был сбор улик.

Руш показал на небольшой тент, натянутый в девственно-белом саду, и сказал:

— Следы нашего убийцы.

— Мы не можем быть до конца в этом уверены.

— Еще как можем.

Руш достал телефон, нашел фотографию, сделанную им днем, и показал ее Бакстер: украшенное искрящимися белыми снежинками небо, а под ним — темный, неподвижный дом, который теперь будет преследовать ее по ночам. Перед гаражом стоит машина ФБР, на которой они приехали, за ней в снегу тянется аккуратный след. Цепочка отчетливых следов, теперь уже исчезнувших под слоем снега, пересекала сад.

— Это мог быть сосед или почтальон, — предположила Бакстер.

— Не мог. Смотрите внимательнее.

Она увеличила картинку.

— Следы идут только от дома!

— Именно, — сказал Руш. — Минувшим вечером снег здесь не шел, я проверил. Я обошел дом перед тем, как прибыла подмога. Исключил ваши следы, мои, а также следы Кертис и той приставучей соседки. Осталась только одна цепочка.

— Но это значит… что убийца вчера был здесь! В то самое время, когда мы стучали в дверь! — ахнула Бакстер. — Твою мать! Мы могли его взять!

Она вернула телефон.

Какое-то время они сидели молча.

— Думаете, этих людей убил тот, кто дергает за ниточки? — спросила она. — Ваш Азазель?

— Не знаю.

— Боже мой, Руш. Что, черт возьми, происходит?

Он печально улыбнулся и протянул руку в метель.

— На нас падает небо.

Глава 16

Воскресенье, 13 декабря 2015 года,

6 часов 13 минут вечера

Снежная буря, разразившаяся раньше, чем предполагалось, накрыла штат Нью-Йорк плотным белым покрывалом. Над землей яростно носился необузданный ветер. Обогреватель в машине даже еще не заработал на полную, когда их заставили съехать с автострады Нью-Ингленд — судя по видневшимся впереди обломкам, там покоились первые жертвы бурана. Следуя наспех установленному дорожному знаку, мигающему оранжевой стрелкой, Кертис присоединилась к медленной процессии машин и некоторое время спустя выехала на трассу 1.

Бакстер дремала на заднем сиденье. Мир за окном замер, будто кадр на экране. В салоне обогреватель гнал из приборной панели, сонно мигающей огоньками, горячий, пахнущий кожей воздух. Шуршание шин по снегу убаюкивало, как журчание ласкового ручейка, где-то вдалеке сонно бормотала рация, сообщая разными голосами о дорожных происшествиях, драках в питейных заведениях и квартирных кражах.

Минувший день не прошел для нее бесследно, как и для всех остальных. На месте преступления она позволила себе профессиональную браваду и избрала модель поведения утомленного жизнью человека, к которой обращалась в самые трудные минуты карьеры. Но теперь, сидя в полумраке на заднем сиденье автомобиля, она видела перед собой только тот подвал и лежащие на полу тела членов целой семьи — покорные, неподвижные, с мешками на головах.

Понимая, что это лишено всякого смысла, Эмили все же злилась на Томаса, на Тиа, на горстку друзей, с которыми еще не утратила связь. С какими ужасами приходилось им сталкиваться в повседневной жизни? Попасть под дождь по дороге на работу? Получить в «Старбаксе» не свой заказ? Или, может, услышать от коллеги едкий комментарий?

Никто из них даже не догадывался, каково это — быть следователем отдела убийств. И ни один не мог представить того, что приходилось видеть и помнить ей.

Для этого все они были недостаточно сильны.

Эмили нередко приходилось злиться на людей с более обычным, чем у нее, образом жизни. Она не сомневалась, что именно по этой причине львиная доля ее коллег из правоохранительных органов заводили романы с сослуживцами. Конечно, тому были и другие объяснения: совместные смены, работа бок о бок, близость интересов — но Бакстер подозревала, что на самом деле все сложнее. Как ни досадно было это признать, но в действительности проблема сводилась к тому, что таким, как она, все, выходившее за рамки работы, казалось несколько… банальным.

— Бакстер, вы согласны? — повернулся к ней Руш.

Она даже не слышала, что в машине о чем-то разговаривали:

— Что?

— Погода становится все хуже, — повторил Руш, — мы говорили о том, что надо бы заехать куда-нибудь поесть.

— Как хотите, — Эмили пожала плечами, но ради Кертис, которая была за рулем, пришлось все же открыть рот.

Она вновь уставилась в окно. Заледеневший указатель возвестил, что их занесло в какой-то Мамаронек. Такого снега она в своей жизни еще не видела. Вглядываясь сквозь буран в выстроившиеся вдоль дороги дома, очертания которых едва виднелись за белой пеленой, Кертис с Рушем высматривали, где бы остановиться.

— Вы не могли бы передать мою куртку? — спросил Руш, явно настроенный оптимистично.

Бакстер взяла куртку с соседнего сидения и протянула ему. Когда Руш брал куртку, она заметила, что из кармана выпал какой-то предмет. Бакстер наклонилась вперед, пошарила рукой на полу салона, нашла, наконец, смятый лист бумаги и хотела было уже протянуть его Рушу, но в этот момент увидела наверху страницы имя Гленна Арнольдса.

Не сводя с затылка Руша своих черных глаз, детектив медленно ее развернула.

— Что это слева от нас? — спросила Кертис, показывая на череду машин, съехавших с автострады.

— «Закуски и пицца»! — оживленно воскликнул Руш. — Возражений ни у кого нет?

— Я за, — рассеянно ответила Бакстер, пытаясь прочесть, что написано на смятом листке, в неровном свете мелькавших мимо домов; на белой поверхности бумаги вспыхивали рыжие пятна.

Она смогла разобрать, что перед ней сделанный патологоанатомами анализ крови. Хотя приведенный в документе список химических веществ и лекарственных препаратов ей ничего не говорил, эксперт-криминалист недвусмысленно обвела ручкой те из них, которые так или иначе могли представлять интерес.

Зачем Рушу было его скрывать? Эмили подумала было окликнуть его и спросить об этом прямо сейчас, но он сам к ней обернулся, улыбнулся и сказал:

— Не знаю, как вы, но я сейчас с огромным удовольствием выпью пива.

Эмили улыбнулась в ответ, смяла бумагу в комок и сжала ее, держа руки на коленях. Кертис припарковала машину и, поддавшись уговорам Руша, неохотно вышла. Бакстер надела шерстяную шапочку и перчатки. Руш оставил под ветровым стеклом пропуск с надписью «ЦРУ», посчитав его достаточным основанием для того, чтобы заехать на клумбу, лужайку или что бы там ни скрывалось под снегом.

Они зашлепали к закусочной по мокрой жиже стоянки, мужественно приготовившись мерзнуть. У входа выстроились в очередь как минимум две дюжины человек. Они жались к стеклянным окнам, обещавшим уютное тепло, веселую беседу и горячую еду, укрепляя решимость каждого из них рано или поздно оказаться внутри. Кертис и Руш пошли занимать очередь, а Бакстер сказала, что ей надо отлучиться и кое-кому позвонить.

Чтобы оказаться вне пределов слышимости, она прошла к главной городской улице, где стояла небольшая церквушка, которую вполне можно было бы поместить на рождественскую открытку, если бы не расположенная напротив кофейня «Данкин Донатс». Эмили набрала номер Эдмундса. После нескольких гудков ее перекинуло на голосовую почту.

— Надо поговорить. Позвони, — оставила она лаконичное сообщение.

Вместо того чтобы вернуться к коллегам, не продвинувшимся в очереди ни на сантиметр, Бакстер прислонилась к стене и стала ждать, надеясь, что Алекс свяжется с ней с минуты на минуту.

Ей обязательно нужно было с ним поговорить.

Семью у входа пригласили войти, благодаря чему Кертис и Руш смогли сделать целых два шага вперед. Они посмотрели через дорогу на Бакстер, чье лицо освещал тусклый отблеск смартфона.

— Я уж думала, мы напали на след, — грустно произнесла Кертис, — а на деле лишь зашли в тупик.

Руш мог с уверенностью сказать, что Кертис думает о Гленне Арнольдсе и том невинном человеке, которого ей пришлось убить. Честно говоря, он удивлялся, что она вообще сейчас в строю, хотя еще сутки назад была совершенно подавлена и разбита. Ночной разговор после бунта в тюрьме позволил ему составить некоторое представление о ее влиятельной семье. И с тех пор ему стало совершенно очевидно, что Леннокс старается ее опекать, выделяет среди других и делает ради нее исключения.

Его поразило, что Кертис никак не могла понять: ее решимостью преуспеть на избранном поприще, участием в громких делах, взлетом по карьерной лестнице — всем, что она выставляла напоказ, чтобы досадить своей семье, она на самом деле была обязана своим родителям. Любого другого наверняка отстранили бы от дела на несколько недель, но ее оставили, дав возможность оправдаться и исправить ошибки.

— Мы действительно напали на след, — сказал Руш и ободряюще ей улыбнулся. — Злоумышленники не думали, что мы обнаружим Бентхемов, по крайней мере так быстро. Остальные трупы были выставлены напоказ, но вот что касается этих… ни тебе сценического эффекта, ни зрителей. Их спрятали, а это означает, что мы на правильном пути. Мертвая Кукла; не исключено, что Бентхем противился преступлению, но его все равно заставили его совершить.

Кертис кивнула, после чего они еще немного продвинулись в очереди вперед.

— Мне так хотелось бы их спасти, — сказала она.

Как говорил в свое время Руш, Арнольдс был их первым, а может, и последним живым подозреваемым. Он один мог сообщить сведения, в которых они так отчаянно нуждались, но Кертис не позволила им воспользоваться преимуществом. Руш видел, что Кертис не дает покоя вопрос о том, удалось бы им спасти Бентхемов, поступи она тогда иначе.

— Мы должны работать единой командой, — произнес Руш.

Проследив за его взглядом, она увидела, что Бакстер уронила телефон за ограду и теперь исступленно пыталась его достать.

Руш и Кертис улыбнулись.

— Я получила приказ, — сказала она ему.

— Да, но приказ дурацкий.

Кертис пожала плечами.

— Утаивать от Бакстер информацию по делу нецелесообразно, — произнес Руш. — Вспомните, как она повела себя сегодня.

— Отчего же не вспомнить, — отрывисто бросила Кертис. — Она знала, что нам надо сосредоточить усилия на психиатре. Кто ей об этом сказал? Уж точно не мы. Может, она и сама что-то скрывает? Вам никогда это не приходило в голову?

Руш вздохнул и несколько мгновений разглядывал ее.

— А как вы поступите, если Леннокс велит вам ставить палки в колеса мне?

От этого вопроса Кертис, похоже, стало неуютно.

— Я выполню приказ, — после некоторых колебаний ответила она и выдержала его взгляд, будто не была в этом до конца уверена, но отказывалась извиняться или уступать.

— Так просто? — спросил Руш.

— Так просто.

— Тогда я облегчу вам задачу, — сказал ей Руш, — и расскажу Бакстер об обнаруженных в крови Арнольдса препаратах. У меня таких приказов нет, а если бы и были, я бы на них наплевал.

— В таком случае я доложу обо всем Леннокс и упомяну в рапорте, что вы проигнорировали мою просьбу. В итоге она добьется, чтобы вас отстранили от дела.

На этот раз Кертис даже не попыталась посмотреть ему в глаза, а лишь повернулась, увидела, что внутрь прошли еще несколько человек, и сделала пару шагов вперед. Теперь они стояли почти у входа. Через пару секунд она все же бросила на него взгляд и сказала:

— Я чувствую себя виноватой. С меня картошка с сыром и чили.

Руш по-прежнему выглядел слегка обиженно.

— Плюс молочный коктейль, — вздохнула Кертис.

Хорошая новость для Бакстер заключалась в том, что она все же заполучила обратно телефон с помощью всего арсенала своих бранных слов и большой палки. Но была и плохая — ей до сих пор не перезвонил Эдмундс. Она дрожала от холода, от налипшего снега у нее промокли не только сапоги, но и носки. Она еще раз набрала его номер и через несколько мгновений опять попала на голосовую почту.

— Это я. У меня выдался поганый день. По поводу психиатра ты, по-видимому, был прав, однако… в общем, потом расскажу. У меня появились новые вопросы: агент ЦРУ Дамьен Руш, мне нужно, чтобы ты его проверил. И сразу скажу — нет, это не просто паранойя. Я знаю, что далеко не каждый человек в этом мире хочет сделать мне гадость, но… в общем, я кое-что нашла, поверь мне на слово. Просто… посмотри, что на него можно накопать, хорошо? Давай, пока.

— Жареная картошка с сыром и соусом чили… — начал было Руш, направляясь в ее сторону, но в этот момент Бакстер поскользнулась, вскрикнула и тяжело грохнулась на землю.

Дамьен подошел ближе и помог ей подняться.

— Все в порядке, — резко ответила она, встала и потерла ушибленную ягодицу.

— Я лишь хотел сказать, что столик ждет, а Кертис угощает нас картошкой с сыром и чили.

— Я сейчас буду.

Глядя, как он переходит дорогу и направляется обратно к пиццерии, Эмили попыталась собраться. Интересно, он что-то слышал? Хотя в действительности это было не важно.

Он утаивал от нее информацию.

Так или иначе, она узнает почему.

Глава 17

Понедельник, 14 декабря 2015 года,

8 часов 39 минут утра

Только что навел справки: он страшный злодей и жрет котят. У тебя отличный нюх!;) Постараюсь позвонить в обед.

Эдмундс нажал кнопку «отправить», зная, что ему неизбежно придется расплатиться за свою эсэмэску, когда Бакстер проснется.

— Опять торчишь в телефоне? — спросил его гнусавым голосом сидевший напротив за столом коллега, когда он засунул мобильник в карман.

Проигнорировав вопрос, Эдмундс вновь вбил на компьютере пароль и открыл новую сессию. Он презирал Марка Смита, это вечно недовольное и пресмыкающееся перед начальством ничтожество. Невероятно, но факт — самым интересным в этом человеке было имя. Алексу даже не нужно было поднимать глаза, дабы убедиться, что костюм этого прилизанного тридцатилетнего парня сильно ему велик, а рубашка под пиджаком наверняка пожелтела под мышками. Из-за него в офисе вечно стоял запах несвежего белья.

Когда Эдмундс ничего не ответил, Марк откашлялся и настойчиво повторил:

— Я говорю, ты опять торчишь в телефоне.

Стараясь войти в телепатический контакт с Бакстер, Эдмундс выглянул из-за компьютера и выставил средний палец:

— А это ты видел? — сказал он и опять уткнулся в экран.

Подобная враждебность, совсем не в характере Алекса, была абсолютно оправданна. Сейчас в это уже не верилось, но были времена, когда он боялся коллег, подстрекаемых этим невзрачным хлюпиком, который играл роль их предводителя. Давление на него все нарастало, пока, наконец, не достигло такой степени, что ему стало страшно по утрам ходить на работу.

Это было довольно давно, до того, как он перешел в отдел по раскрытию убийств и других тяжких преступлений, чтобы принять участие в расследовании дела Тряпичной куклы, и встретил в Бакстер своего учителя — вечно раздражительного, иногда несносного, часто изменчивого, но зато способного вдохновить и увлечь за собой.

С ней никто и никогда не говорил свысока. Она такого попросту не позволяла. Бакстер категорически не допускала, чтобы другие — будь то начальники или подчиненные, правые или нет — обливали ее своим дерьмом. Вспомнив об ослином упрямстве лучшей подруги, Эдмундс улыбнулся. Порой она была сущим кошмаром.

Перед его мысленным взором как наяву возник тот день, когда он, наконец, решил подать рапорт о переводе. Ему всегда хотелось стать детективом отдела убийств. В университете он изучал криминальную психологию, но природная тяга к цифрам и схемам, умноженная на неуверенность в себе, обеспечила ему верное и надежное место в отделе по борьбе с финансовыми преступлениями. Он встретил Тиа, и вместе они поселились в таунхаусе, который отчаянно сопротивлялся любым попыткам ремонта и реконструкции. А потом она забеременела.

Всю его жизнь будто наперед высекли в камне… и в этом как раз заключалась проблема.

После одного особенно паршивого дня на работе, ставшего таковым стараниями Марка и его лизоблюдов со сросшимися на переносице бровями, Эдмундс наконец подал рапорт о переводе в отдел по расследованию убийств и других тяжких преступлений — это была его давняя мечта. Узнав об этом, коллеги подняли его на смех. А когда Алекс вернулся домой, Тиа закатила ему скандал и отправила спать на диван — впервые за все время их совместной жизни. Однако он был настроен решительно, его подгоняла ненависть к коллегам, тоскливость работы и осознание, что он зарывает свои таланты в землю.

Решение вернуться обратно в отдел по борьбе с финансовыми преступлениями и сесть за тот же стол, который он покинул чуть меньше полугода назад, стало для него одним из самых трудных в жизни. Весь отдел решил, что Эдмундс, лишенный качеств, необходимых для поиска матерых убийц, и больше приспособленный к электронным таблицам, нежели к трупам, попытался прыгнуть выше своей головы. Но на самом деле это был самый яркий момент в его карьере. Эдмундс внес существенный вклад в расследование дела Тряпичной куклы и вернулся в финансовый отдел с затаенной досадой. Все эти люди понятия не имели, сколь многого он достиг в работе над самым громким делом последних лет.

Об этом не знал никто.

Вершина его сыскных достижений скрывалась за облаком секретности, пролившимся обильным дождем измышлений, сотканных из правды и лжи для защиты доброго имени столичной полиции и, косвенно, детектива Коукса. Алекс был одним из немногих, кто знал позорную тайну правоохранителей и располагал точными сведениями о том, что произошло в том залитом кровью зале суда, но ради Бакстер молчал, понимая, что у него нет выбора.

С горечью в сердце он сохранил официальный пресс-релиз, посвященный исчезновению Волка, и теперь время от времени его перечитывал, напоминая себе, что поговорка «хорошо там, где нас нет» справедлива далеко не всегда… Пока, наконец, не понял, что в жизни совсем не важно, где ты — здесь или там.

Сплошное надувательство:

«…детектив Вильям Коукс разыскивается для дачи показаний и прояснения ряда вопросов по делу Тряпичной куклы, в том числе его предполагаемого нападения на Летаниэля Масса в момент ареста последнего, повлекшего за собой серьезные увечья.

Всех, кто знает о его местонахождении, просят немедленно обратиться в полицию».

Вот и все.

Ему хотели задать несколько вопросов.

От одной мысли об этом Эдмундсу становилось тошно. Волк быстро опустился вниз в списке приоритетов и сумел свести на нет вялые попытки полиции его отыскать.

Эдмундсу очень хотелось провести собственное расследование, однако у него были связаны руки: преследуя Волка, он рисковал подставить Бакстер, сделав достоянием гласности ее причастность к побегу бывшего напарника. В итоге ему не оставалось ничего другого, кроме как смириться с несправедливостью, заключавшейся в том, что Волк по-прежнему гулял на свободе, и не пытаться опровергнуть приглаженную версию событий, низводившую его участие в этом деле до уровня пустых сплетен.

Вот почему он так презирал коллег, свою работу и саму жизнь: все по-прежнему считали его полным ничтожеством.

— Тебе прекрасно известно, что телефоны здесь запрещены, — пробурчал Марк, загружая компьютер.

Эдмундс совсем о нем позабыл:

— Боже мой, Марк, как же я тебя ненавижу.

В этот момент у Эдмундса зажужжал мобильник, он его демонстративно вытащил и ответил на эсэмэску от Тиа.

— Итак… — завел старую песню Марк.

— Заткнись, у меня нет никакого желания тебя слушать.

— Где ты был вчера? — спросил коллега, едва сдерживая охватившее его возбуждение. — Я полдня тебя искал. Хотел кое-что узнать, даже спросил Гатисса, куда ты ушел, но он тоже не знал.

Эдмундс безошибочно чувствовал в голосе Марка насмешку. Эта самодовольная гадюка юркнула в кабинет начальника в ту самую секунду, когда он вышел на улицу поговорить с Бакстер о действительно важных вещах.

— Я сказал, что ты, видимо, ответил на очень важный звонок, — продолжал Марк, — поскольку перед этим ты повсюду таскал мобильник и ежеминутно смотрел на экран.

Эдмундс сжал кулаки. По натуре он был совсем не жесток, это была совсем не его стихия, но Марк всегда умел нажать нужные кнопки. Несколько секунд Алекс предавался мечтаниям, с каким наслаждением он схватил бы коллегу за загривок и разбил его дебильной башкой монитор, потом посмотрел на экран собственного компьютера и обнаружил, что сессия опять закончилась. На часах еще даже не было девяти, а это означало, что его официальный рабочий день еще не начался.

Из его груди вырвался тяжкий вздох.

На какую-то долю секунды Бакстер вырубилась. Очнувшись, она обнаружила, что не пропустила ничего интересного — эта бестолковая тетка по-прежнему несла какую-то чушь.

Они с Рушем и Кертис устроились в трех соседних комнатах Девятого участка Департамента полиции Нью-Йорка, чтобы побыстрее разобраться с семнадцатью участниками программы «С улиц к успеху». Все они ходили на бесплатные тренинги личностного роста, которые явно предлагались с лучшими намерениями, но в итоге оказались в высшей степени контрпродуктивными.

Этой наркоманке со стажем тренинги явно не помогли.

Из пяти установленных ими убийц один лишь Гленн Арнольдс лечился у престижного врача в Гремерси. Бюджетный психотерапевт, некий Филлип Ист, проводил сессии с Эдуардо Мединой и выступал в малопонятной роли «коуча» для Марка Таусенда. Они уже выяснили, что Доминик Баррелл посещал доктора Алексея Грина, с которым Кертис разговаривала в тюрьме и даже немного флиртовала, но вот сведений о том, что Патрик Питер Фергюс когда-либо ходил на психотерапию, найти не удалось.

Попытки британских и американских сыщиков выйти на контакт с Истом и Грином успеха не принесли, что лишний раз доказывало причастность к преступлениям терапевтов, хотя общая картина пока не складывалась. Не имея понятия о том, замышляют ли они новые убийства или же их постигнет та же участь, что и доктора Бентхема, Кертис предложила внимательно изучить списки пациентов. Правда, пока что это казалось напрасной тратой времени.

Бакстер отпустила приглашенную на допрос женщину и встала приготовить кофе. В соседней комнате Руш был всецело поглощен разговором с каким-то человеком, скрытым от взора Бакстер. Она пристально наблюдала, как Руш шутит и смеется, и в этот момент вспомнила, что ничего не сказала Эдмундсу о трупах, обнаруженных в доме Бентхемов.

В деле появились новые факты. Вечером кинологи прошли по следу от дома до площадки у дороги в нескольких сотнях метров за ручьем. Кто-то из соседей заявил, что утром в день убийства там стоял то ли синий, то ли зеленый фургон, но поскольку дорога была проселочной, шансы на то, что его запечатлели камеры наблюдения, стремились к нулю.

Нужно все рассказать Эдмундсу.

Бакстер прошла мимо нескольких человек, ожидавших, когда их вызовут для беседы, и ступила на Пятую Ист-стрит. Затем села на покрытую снегом скамью напротив полицейского участка — прямо в след, оставленный человеком, который занимал скамейку до нее. Окинула взглядом примыкавшие к полицейскому участку дома: типичный Нью-Йорк. В одном из них велся ремонт; от зияющих пустыми глазницами окон, минуя заснеженные пожарные выходы, вниз уходили рукава для сброса строительного мусора и упирались в контейнеры. Перед ней будто бы раскинулось великанских размеров поле для игры «Змеи и лестницы».

Эмили стало тоскливо от этой мысли, она вытащила телефон и позвонила Эдмундсу.

Шаг вперед. Два шага назад.

Дождавшись, когда из офиса уйдет начальник, Эдмундс открыл сведения о финансовых операциях Томаса за минувшую неделю. Бросив взгляд на принтер и убедившись, что тот в данный момент свободен, он нажал кнопку «Печать», встал из-за стола и собрал еще теплые страницы в аккуратную стопку, обратив внимание, что отчет сегодня получился немного больше обычного — вероятно, из-за приближающегося Рождества.

Когда у него в кармане завибрировал телефон, он как можно незаметнее бросил взгляд на экран, чувствуя, что глаза Марка вот-вот прожгут в его спине дыру, сунул распечатку в карман пиджака и ринулся к двери, чтобы ответить на звонок.

Как только Эдмундс скрылся из виду, Марк потянулся к столу коллеги и щелкнул мышкой, предупреждая блокировку экрана. Потом прошел к рабочему месту Эдмундса и сел на его место.

— Над чем же мы так усердно работаем? — прошептал он, просматривая открытые страницы: новости канала «Би-би-си», карта Манхэттена, рабочая почта.

Когда Марк увидел закладку почты, у него загорелись глаза, однако его ждало разочарование — кликнув мышкой, он попал на страницу регистрации. Впрочем, это уже было неважно. Он получил, что хотел: личные финансовые сведения некоего мистера Томаса Олкока и полное отсутствие на столе документов, способных оправдать проверку личных данных. Незаконный мониторинг счетов физических лиц считался очень серьезным правонарушением.

С едва сдерживаемым восторгом Марк вывел на печать еще одну копию отчета о движении денежных средств Томаса, чтобы потом представить ее в виде доказательства Гатиссу.

Наконец-то Эдмундсу конец.

Глава 18

Понедельник, 14 декабря 2015 года,

10 часов 43 минуты утра

Бакстер продрогла до костей.

Приняв спонтанное решение позвонить Эдмундсу, она не учла, что холод на улице не располагает к длительным разговорам. Алекс молча слушал рассказ о семье Бентхемов, о подозрительном автомобиле, замеченном неподалеку от их дома, и о распечатке с анализом крови, выпавшей из кармана Руша.

— Тут что-то не так, — продолжала она, — и не говори, что у меня паранойя. Руш вечно на телефоне, якобы разговаривает с женой. Команда работает на месте преступления, а его нет — он, видите ли, опять треплется с этой таинственной личностью.

— А ты что сейчас должна делать? Наверняка не со мной разговаривать, — заметил Эдмундс, играя в адвоката дьявола.

— Это другое.

— Может, он и правда говорит с женой.

— Да перестань ты. Ни один мужчина не говорит с женой так часто. К тому же он ее недостаточно любит, чтобы жить с ней хотя бы на одном континенте. Не думаю, что он так уж нуждается в ее поддержке, — стуча зубами, сказала Бакстер и подогнула под себя ноги, чтобы сжаться в комок и хоть немного согреться. — Руш и так довольно скрытный, а теперь еще выясняется, что он утаивает от меня важные материалы по делу. Ты не мог бы для меня о нем поразузнать? Очень тебя прошу.

Эдмундс застыл в нерешительности, понимая, что попытка сунуть нос в дела ее коллеги ни к чему хорошему не приведет:

— Ладно, но…

— Подожди, — перебила его Эмили и вскочила на ноги, увидев, что из двери в участок выбежали Кертис и Руш.

— Нашли Филлипа Иста! — крикнула ей через дорогу Кертис.

— Мне надо идти, — сказала Эдмундсу Бакстер.

Потом дала отбой и ринулась к машине, а когда подбежала ближе, Руш бросил ей пальто и сумочку.

— Эй, вы забыли мою шапку, — сказала Эмили, чтобы не казаться слишком любезной по отношению к человеку, о котором только что попросила что-нибудь разузнать.

Они сели в машину. Кертис включила задний ход, выехала на проезжую часть, и автомобиль, взвизгнув шинами, рванулся вперед. Когда Бакстер надела пальто, ей на колени упали перчатки и шерстяная шапка.

Эдмундс вернулся в офис и немного приободрился, увидев, что за столом Марка никого нет. Затем разблокировал экран и хотел уже было вернуться к выполнению отупляющей задачи, над которой с перерывами работал целый день, но вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Из кабинета Гатисса за ним наблюдал Марк, но, встретившись с ним взглядом, тут же отвел глаза.

Предчувствуя недоброе, Алекс закрыл все вкладки, не имевшие прямого отношения к его текущей работе, и сунул на дно сумки распечатку с анализом счетов Томаса.

К несчастью, адвокат Филлипа Иста их опередил и уже сидел в допросной комнате, наверняка советуя клиенту не отвечать ни на какие вопросы.

Дождавшись приезда Кертис, Леннокс вручила одному из членов своей команды мобильный телефон и без лишних предисловий сказала:

— Он уже при адвокате. Попытайтесь узнать хоть что-нибудь, пока он у нас, хотя, если честно, я очень сомневаюсь, что мы сможем задержать его больше, чем на полчаса, мне уже предъявили здоровенный список угроз.

— Кто его представляет? — спросила Кертис, когда они направились через офис в допросную.

— Ритчер, — ответила Леннокс.

— Вот черт!

Кертис имела с ним дело и раньше: этого прославленного, вечно сующего полиции палки в колеса адвоката обычно нанимали богатые и влиятельные клиенты, чтобы он вытаскивал их из беды, в которую они попадали по причине своих денег и высокомерия. Что еще хуже, он напоминал ей отца. Она очень сомневалась, что им сейчас удастся вытянуть из Иста хоть какие-то сведения.

— Ну, с богом, — произнесла Леннокс, когда они подошли к двери допросной комнаты, вытянула руку и преградила Бакстер путь, — вам туда нельзя.

— Это еще почему? — спросила Эмили.

— Вам не стоит разговаривать с Ритчером. Он на вас подаст в суд прежде, чем вы успеете рот открыть.

— Но… — попытался вступиться Руш.

— Можете наблюдать со стороны. Все, разговор окончен.

Руш застыл в нерешительности, но Бакстер махнула ему рукой, а сама прошла в небольшую комнатенку, примыкавшую к допросной. Он переступил порог и устроился рядом с Кертис. По другую сторону стола сидел Ритчер — важный, надутый и злобный, в полном соответствии с закрепившейся за ним репутацией. Ему было под шестьдесят, он обладал длинным, угловатым лицом и густой седой шевелюрой. По сравнению с ним Ист казался утомленным и истощенным; поношенный костюм, в котором он щеголял, болтался на его невзрачной фигуре, как на вешалке. Взгляд впалых глаз метался по комнате.

— Доброе утро, господин Ист, — приветливо сказала Кертис, — господин Ритчер, как приятно снова вас видеть. Не хотите ли чашечку кофе или чая?

Ист отрицательно покачал головой.

— Нет, — ответил Ритчер, — и вы израсходовали один вопрос, осталось четыре.

— В самом деле? — спросил Руш.

— Да.

— Вы серьезно?

Ритчер повернулся к Кертис и сказал:

— Думаю, будет разумно посоветовать вашему коллеге меня не злить.

— Неужели? — спросил Руш.

Кертис пнула его под столом ногой.

Бакстер в соседней комнате в отчаянии покачала головой и пробормотала:

— Все-таки надо было туда пойти.

— У меня к вам вопрос, — сказал Ритчер, — по какому праву ФБР, не потрудившись даже ничего объяснить, притащило сюда, будто мелкого уголовника, моего клиента, не совершавшего ничего противозаконного?

— Мы пытались связаться с вашим клиентом по телефону, — беспечно ответил Руш, — но он вместе с семьей сорвался с насиженного местечка и ударился в бега.

Потом повернулся к врачу и добавил:

— Правильно я говорю, Филлип?

— Нам надо всего лишь задать господину Исту несколько вопросов в рамках расследования одного нашего расследования, не более того, — сказала Кертис в тщетной попытке успокоить вспыльчивого адвоката.

— Вашего расследования, это вы правильно заметили, — презрительно фыркнул Ритчер, — ваша начальница любезно ввела меня в курс дела и объяснила, над чем сейчас трудятся лучшие специалисты ФБР, что, конечно же, совершенно не помешало ей отобрать у нас личные вещи, чтобы у нас не возникло желания рассказать общественности о вашем непревзойденном мастерстве: после убийства психиатра, консультировавшего одного урода из этих ваших Кукол, вы, самым поразительным образом, стали подозревать в преступном умысле всех его коллег… Вдохновляет, ничего не скажешь.

— Ваш клиент консультировал двух наших убийц, — возразила на это Кертис.

— С вашего позволения, я внесу уточнение, — вздохнул Ритчер, — в качестве лечащего врача он вел только одного. Что же касается второго, то с ним он работал в свободное время в рамках благотворительной акции, ставившей своей целью помощь бездомным. Надеюсь, вы согласитесь, что это в высшей степени человечный поступок.

Ист на мгновение поднял на Руша широко открытые глаза и вновь уставился в стол.

— Вы раньше представляли интересы Филлипа? — спросил Руш докучливого адвоката.

— Не понимаю, какое это имеет отношение к нашему разговору.

— Зато я понимаю.

— Очень хорошо! — гневно воскликнул Ритчер и подчеркнуто ответил: — С господином… Истом… мы работаем впервые.

— Кто оплачивает ваши услуги… и каким образом?

— Что-что, а этот вопрос уж точно не имеет отношения к обсуждаемой теме.

— Насколько я понимаю, вы обходитесь недешево, — заметил Руш. — Вы же лучше всех умеете утирать дерьмо за богатенькими засранцами.

Ритчер улыбнулся и откинулся на стуле. Руш продолжал:

— Прошу прощения, но мне кажется немного подозрительным, что врач, который порой консультирует больных, но большую часть времени исполняет функции администратора, да еще при этом носит костюм из секонд-хенда, вдруг решает воспользоваться услугами ГУДО…

На лицах присутствовавших отразилось замешательство.

— …то есть Говнюка, Убирающего Дерьмо за Обделавшимися, — уточнил Руш, — только для того, чтобы ответить на несколько вопросов, чего он раньше никак не мог сделать, потому что вместе с семьей прятался.

— Вы хотели что-то спросить или просто решили разразиться бессмысленной гневной проповедью с переходом на личности? — спросил Ритчер.

— Задавать вопросы бесполезно, — сказал Руш. — Вы же не будете отвечать. Так что говорить буду я.

Он потянулся к лежавшей перед Кертис папке. Ист не сводил с него глаз и явно нервничал. Кертис, казалось, тоже беспокоилась, но решила довериться Рушу. Руш начал листать содержимое папки.

— Можете считать меня скептиком, Филлип, но, узнав, что вы пропали, я подумал, что вас подгоняло чувство вины. Но теперь, увидев вас, я понимаю, что это был страх.

Дойдя до нужной страницы, Руш замер и на мгновение даже отвел глаза. Но потом все же вытащил из папки снимок и швырнул его на стол.

— Боже праведный! — ахнул Ритчер.

— Руш! — воскликнула Кертис.

Ист при виде черно-белой фотографии членов семьи Бентхема, связанных по рукам и ногам, с мешками на головах, убитых и уложенных ровным рядком — именно в таком виде их и нашла Бакстер — будто прирос к стулу от ужаса.

— Это Джеймс Бентхем, психиатр… ваш коллега, — объяснил Руш, обратив внимание, что Ист подсознательно оттянул ткань прилипшей к груди мешковатой рубашки. — Рядом с ним жена, а чуть дальше сыновья.

Ист не находил себе места. Он не мог отвести от снимка взгляд. Его дыхание участилось, в нем появились хриплые нотки, заполонившие собой небольшое помещение.

— Бентхем так ничего нам и не рассказал, — с наигранным сожалением произнес Руш, — возможно, он думал, что таким образом защищает родных.

Ритчер протянул руку и перевернул ужасающий снимок.

— До свидания, агент Руш, — бросил он и встал.

Какая досада — единственный человек, который в кои-то веки правильно произнес его фамилию, оказался тем, кого лучше забыть.

— Н-н-но у нас остались вопросы, — запинаясь, возразила Кертис.

— Не сомневаюсь, — ответил Ритчер.

— Филлип, — обратился к Исту Руш; адвокат торопился вывести своего клиента из комнаты, — Филлип!

Ист обернулся и посмотрел на него.

— Если вас смогли найти мы, значит, найдут и они.

Агент знал, что это чистая правда, хотя и понятия не имел, кто скрывается за этим «они».

— Не обращайте на него внимания, — велел подзащитному Ритчер, поторапливая его собрать ранее конфискованные личные вещи.

— Черт! — сказала Кертис, глядя в спину Ритчеру и Исту, которые уходили через оживленный главный офис. — Мы так ничего и не добились.

— Нельзя его отпускать, — заявил Руш и вынул из кармана наручники.

— Но Леннокс сказала…

— Плевал я на Леннокс.

— Она отстранит вас от расследования даже раньше, чем вы приведете его обратно в допросную.

— Зато будет что расследовать.

Он промчался мимо нее и ринулся к адвокату и его клиенту, ожидавшим лифта.

— Филлип! — крикнул он еще из офиса.

Двери разъехались в стороны, и они вошли в лифт.

— Филлип! — опять закричал Руш, бросаясь к лифту. — Подождите!

Последние несколько метров он преодолел на спринтерской скорости и даже сбил кого-то с ног, но все же успел сунуть руку и блокировать закрывающиеся двери. Две железные плиты замерли в нерешительности и разъехались опять, явив взору агента Ритчера и Иста. Вместе с ними в небольшой кабинке, практически неузнаваемая в пальто и шапочке, ехала Бакстер.

— Какой вам этаж? — невинно спросила она.

Руш спрятал наручники обратно в карман, вытащил вместо них визитку и протянул психиатру.

— На тот случай, если вы вдруг что-то надумаете, — сказал он, и их разделила закрывшаяся дверь.

Когда свидетели этой сцены стали постепенно терять к ней интерес, к Рушу подошла Кертис.

— Вы его отпустили? — в замешательстве спросила она.

— Нет, не отпустил.

В последние полчаса рабочего дня время словно застыло, и Эдмундсу хотелось только одного — побыстрее вернуться домой и вновь погрузиться в расследование дела об убийствах. Полученная от Бакстер информация занимала все его мысли и, несмотря на весь ужас, волновала его. Он обожал неразрешимые загадки, а это был как раз такой случай. Алекс был уверен, что факт посещения всеми убийцами психолога или психиатра выступит в роли связующего звена, но вместо этого дело запуталось еще больше.

— Не уделишь нам минутку? — спросил Марк прямо у Эдмундса за спиной, от чего тот подпрыгнул на месте.

Перед этим он тупо смотрел на экран компьютера, не замечая ничего на свете.

— Пойдем в кабинет к Гатиссу, — добавил Марк, не в состоянии стереть с лица ухмылку.

Ожидая вполне заслуженной взбучки за вчерашнее, Эдмундс встал и пошел за коллегой через офис, надеясь, что наказание окажется не слишком суровым.

Но, едва переступив порог, увидел, что за столом напротив начальника сидит Томас. Значит, вчерашний звонок здесь ни при чем. Эдмундс тоже сел к столу и нервно посмотрел на друга.

Марк устроился на дальнем конце стола.

— Сожалею, господин Олкок, что мне пришлось вас сюда вызвать, — произнес Гатисс.

Босс Эдмундса был коренастый, совершенно лысый мужчина с маленькими злыми глазками.

— Ничего-ничего, все в порядке, — дружелюбно ответил Томас.

— Мое внимание привлекла некая ситуация, боюсь, это касается вас. Поэтому я подумал, что будет лучше, если вы придете сюда, чтобы раз и навсегда во всем разобраться.

Эдмундсу решительно все это не нравилось. Он всегда очень старательно подчищал все следы.

— Но давайте по порядку, — сказал Гатисс, — вы знакомы?

— Разумеется, — ответил Томас и улыбнулся Эдмундсу, — Алекс мой близкий друг, когда-то они работали вместе с моей… девушкой.

Томас и Эдмундс сконфуженно сморщились. Для описания Бакстер это слово вряд ли подходило. Марк внимательно наблюдал за происходящим, поглощая жадными глазами каждую деталь лавины, вот-вот готовой обрушиться на голову Эдмундса и навсегда изгнать несносного коллегу из его жизни.

— Теперь вы, Эдмундс. Полагаю, вы чувствуете себя неловко от того, что рядом с вами сидит «друг». Как по-вашему, господин Олкок причастен к какой-либо незаконной деятельности?

— Никоим образом.

Марк был до такой степени возбужден, что даже слегка взвизгнул.

— Любопытно. Ну хорошо, господин Олкок, полагаю, вы будете потрясены, узнав, что ваш друг в обход закона использовал имеющееся в отделе специализированное программное обеспечение для отслеживания движения средств по вашим счетам и банковским картам, — произнес Гатисс и вперил в Эдмундса яростный взгляд.

Марк гордо извлек на свет божий распечатку и положил ее на стол.

— Э-э-э… Если честно, то нет… — в замешательстве ответил Томас, — я сам его об этом попросил.

— Что? — не сдержался Марк.

— Боюсь, я вас не понял, — произнес Гатисс.

— Боже мой, я не прощу себя, если из-за этого у него будут неприятности, — сказал Томас, — видите ли, я люблю азартные игры, и в связи с этим у меня как-то вышла весьма неприятная история, после которой я и попросил Алекса приглядывать за моими финансами и предупреждать, если ему покажется, что я… вновь не удержусь. К сожалению, я себя хорошо знаю — сам себя контролировать я не могу. Он очень хороший друг.

— Четыре месяца и ни одной ставки! — гордо заявил Эдмундс и похлопал Томаса по спине, не в состоянии сдержать улыбки.

— Но это все равно незаконно! — рявкнул на него Марк.

— Вон отсюда! — приказал ему Гатисс, наконец потеряв терпение.

Делая вид, что чешет висок, Эдмундс незаметно показал выходящему из кабинета Марку средний палец.

— Значит, вы были в полной мере осведомлены о проверке ваших финансов, которую осуществлял Эдмундс? — спросил Гатисс Томаса.

— Совершенно верно.

— Понятно, — ответил босс и повернулся к Эдмундсу. — Однако Марк прав. Какими бы благими ни были намерения, которыми вы руководствовались, незаконное использование ресурсов отдела — это уголовно наказуемое деяние.

— Да, сэр, — согласился Эдмундс.

Гатисс мысленно рассмотрел имеющиеся в наличии варианты и тяжело вздохнул:

— Объявляю вам официальное предупреждение. И прошу вас, не подведите меня, чтобы я потом не жалел о своей снисходительности в этом вопросе.

— Не подведу, сэр.

Эдмундс проводил Томаса, и вместе они вышли из здания. Когда за ними закрылась дверь, оба расхохотались.

— Азартные игры, — фыркнул Эдмундс, — быстро ты сообразил.

— Ну не правду же им было говорить, верно? Что моя девушка имеет настолько серьезные проблемы с доверием, что даже готова бросить парня, если ей каждую неделю не класть на стол отчет о состоянии его финансов.

Хотя эта фраза прозвучала беспечно, Томасу явно было неприятно, что они встречались уже восемь месяцев, а Эмили до сих пор не научилась ему доверять.

Когда они с Томасом сблизились, Эдмундс оказался в весьма двусмысленном положении. Продолжать мониторить счета нового друга было бы предательством, но, с другой стороны, так он тайно помогал Томасу сохранить эти отношения. Отказать Эмили он тоже не мог — ей проще было расстаться с Томасом, чем вечно бояться, что он тоже причинит ей боль. В конечном итоге Алекс решил все выложить Томасу, который воспринял эту новость самым восхитительным образом и с пониманием отнесся к паранойе несчастной Бакстер. Поскольку скрывать ему было нечего, он дал Эдмундсу карт-бланш и дальше снабжать ее отчетами, здраво рассудив, что это лучше, чем потерять ее.

Для Эмили Томас был идеальным вариантом. Эдмундс прекрасно это видел. Придет время — и она сама это поймет.

— Давайте за той машиной!

Бакстер никогда в жизни так не волновалась, как в тот момент, когда бросила эти слова водителю, забравшись на заднее сиденье желтого нью-йоркского кэба.

На Федерал-плаза Ритчер с Истом расстались. Эмили надеялась, что последний поедет на метро, но скверная погода заставила его взять такси. Страшась упустить их самый перспективный след, она выбежала на проезжую часть и яростно замахала рукой проезжавшим мимо такси.

Как в какой-то игре, она пыталась не упустить из вида нужный желтый автомобиль, пока они тащились через Финансовый квартал. Они покатили по скоростной автостраде, и детектив, понимая, что теперь точно не упустит Иста, достала телефон. Она знала, что Руш с Кертис только и ждут, когда она им позвонит, чтобы тоже присоединиться к слежке.

Эмили выглянула в окно, пытаясь увидеть какой-нибудь дорожный указатель, и быстро отстучала эсэмэску:

Нажав кнопку «Отправить», она услышала по радио знакомый луизианский акцент: «И будут пожирать вас по кусочкам до тех пор, пока от вас ничего не останется», — втолковывал пастор Джерри Пилснер.

— Но… по моим сведениям, весьма скудным и почерпнутым, в основном, из фильмов ужасов, — пошутил ведущий в студии, — это происходит постепенно, так?

— Совершенно верно, в три этапа.

— Но ведь… так бывает только в кинострашилках! Неужели вы всерьез утверждаете, что то же самое происходит и с этими Куклами?

— Я абсолютно серьезен. Три этапа, и первый из них — Заражение дьяволом. В этот период враг человеческий находит себе жертву, исследует пределы ее чувствительности и… заявляет о своем присутствии. Второй — это Подавление, когда дьявол подчиняет себе всю жизнь жертвы и порабощает ее психологически, пытаясь посеять в ней сомнения в собственном душевном здоровье.

— А третий? — спросил ведущий.

— Одержимость — момент, когда воля человека, наконец, сломлена. Именно в этот момент жертва впускает дьявола в себя.

— Впускает?

— Не в общепринятом смысле этого слова, конечно же, — уточнил пастор, — но у человека всегда есть выбор и, решая сдаться, он открывает духу тьмы путь к своей душе.

Бакстер наклонилась к водителю и сказала:

— Вы не могли бы это выключить?

Глава 19

Понедельник, 14 декабря 2015 года,

12 часов 34 минуты дня

Когда Филлип Ист заплатил за поездку и вышел из машины у одного из восточных входов в Проспект-парк, Бакстер попросила водителя тоже остановиться. С минуту психиатр стоял на месте, тревожно вглядываясь в проезжавшие мимо автомобили и расположенный напротив парк. Обрадовавшись, что за ним никто не следит, он прошел немного назад и свернул к многоэтажному дому в стиле ар-деко.

Эмили тоже открыла дверцу такси и ступила на тротуар. Она подозревала, что шофер специально не мог так долго найти сдачу, прекрасно понимая, что ей проще расстаться с восемью с половиной долларами, чем упустить добычу. Уворачиваясь от проносившихся мимо автомобилей, она вслед за Истом двинулась к входу в здание.

В какой-то момент она испугалась, что тот ушел, но тут на первом этаже щелкнул замок. Ориентируясь по звуку, Эмили увидела, что Ист исчез в дверном проеме в конце коридора, из-за перегоревшей лампочки погруженного во мрак. Она прошла дальше и запомнила номер квартиры.

Потом вышла на улицу, перешла через дорогу и села на скамейке у входа в парк, откуда можно было наблюдать за домом, не привлекая к себе внимания. Приготовившись терпеть холод, она достала телефон и позвонила Рушу.

Четверть часа назад Кертис и Руш обещали быть через двенадцать минут. Бакстер топала по мокрой жиже ногами, чтобы согреться, но в первую очередь от нетерпения.

— С Рождеством! — радостно произнес проходивший мимо пожилой джентльмен, увидел на лице детектива хмурый взгляд и совершенно справедливо воспринял его как недвусмысленное пожелание катиться ко всем чертям.

Она опять принялась звонить Рушу, но тут у дома нелегально припарковался какой-то незнакомый автомобиль.

Бакстер вскочила.

— Пять минут, не больше! — извиняющимся тоном сказал в трубку Руш. — Бакстер?

Она слегка переместилась, чтобы лучше разглядеть происходящее. Из фургона вышел человек в капюшоне, открыл боковую дверь и вытащил из салона большой рюкзак.

— Бакстер?

— Возможно, у нас проблемы, — ответила она, перебегая дорогу. Мужчина уже заходил в здание. — Только что подъехал зеленый минивэн, водитель ведет себя подозрительно.

Она услышала, как Руш передает ее слова Кертис. Уже в следующую секунду из динамика донесся вой сирены. Бакстер двинулась по скользкой дорожке, ведущей к стеклянной двери, и хотела было толкнуть ее створку, но в этот момент увидела, что буквально в нескольких метрах от нее водитель фургона скрючился над своим рюкзаком. Эмили резко остановилась, поскользнулась, чуть не упала и прижалась спиной к кирпичной стене, чтобы он не мог ее увидеть.

— Две минуты, Бакстер, мы почти на месте, — крикнул Руш, перекрикивая сирену, — дождитесь нас.

Эмили выглянула из-за стены и через стеклянную дверь увидела, что мужчина что-то собирает. Разглядеть его лицо по-прежнему не удавалось. Через секунду он достал пистолет — длинный от навинченного на ствол глушителя. Спрятал его под курткой, закрыл рюкзак и встал.

— У нас нет двух минут, — прошептала Бакстер, — семья Иста, кажется, здесь.

И нажала кнопку отбоя, не дожидаясь возражений Руша. Надо было непременно что-то делать. Воспоминания о судьбе Бентхемов в ее голове были слишком свежи.

Она вошла внутрь и увидела, что знакомый силуэт свернул в тот же тускло освещенный коридор и остановился перед дверью квартиры Иста. Чтобы выиграть немного времени, Эмили вытащила из сумки ключи и громко зазвенела ими, словно колокольчиком, в безмолвном вестибюле. Затем почувствовала, что противник повернулся к ней и неторопливо двинулась к нему по коридору с рассеянным видом человека, который здесь живет.

Бакстер шла как можно медленнее, мужчина смотрел на нее, явно дожидаясь, когда она пройдет мимо, и даже не пытаясь этого скрыть. Когда до него оставалось всего несколько шагов, она подняла глаза и лучезарно улыбнулась:

— С Рождеством вас!

Он ничего не ответил. Воротник его зимней куртки закрывал нос и подбородок. С уверенностью можно было сказать лишь то, что это человек среднего роста и телосложения, что у него европейский тип внешности и темно-карие глаза. Одна его рука покоилась за пазухой, наверняка сжимая рукоять пистолета.

Поскольку ни Руша, ни Кертис нигде видно не было, Эмили, импровизируя, уронила ключи на пол.

— Черт! — сказала она и опустилась на колени.

Она выбрала самый длинный и острый ключ, от дома Томаса, и зажала его в кулак, выставив бородку между пальцев как некое подобие оружия. Краем глаза она увидела, что противник злобно закатил глаза, и решила воспользоваться этой возможностью.

Детектив неожиданно вскочила на ноги и через капюшон вонзила зажатое в кулаке железо ему в щеку. Он закричал от боли, она набросилась на него, и они оба врезались в дверь квартиры.

Противник отшвырнул Эмили к противоположной стене и выхватил из куртки пистолет. Она опять ринулась на него и ударила ребром ладони по спрятанному под капюшоном носу, зная, что от этого ему на глаза навернутся слезы и затуманят взор.

Волк хорошо ее натренировал.

Преступник, почти ничего не видя, ударил ее тяжелым пистолетом. В этот момент щелкнул замок, дверь немного приоткрылась и в проеме показалось встревоженное лицо. Киллер отвлекся от Бакстер и пнул дверь ногой. Дверь распахнулась и сбила с ног Иста, он упал навзничь.

Внутри кто-то несколько раз вскрикнул, потом один за другим прозвучали три приглушенных выстрела.

— Нет! — заорала Эмили.

Она поднялась на ноги и влетела за ним в квартиру.

— Зеленый фургон! — крикнул Руш, когда Кертис вывернула руль и покатила по встречке, обгоняя застрявшие в пробке машины.

Он уже расстегнул ремень безопасности и сжимал в руке пистолет, чтобы скорее прийти на помощь Бакстер. Кертис выключила сирену и ударила по тормозам, почувствовав, как под ногой жалобно отозвалась АБС. Их автомобиль взвизгнул шинами и остановился менее чем в метре от задней двери минивэна с тонированными стеклами.

Руш выпрыгнул из машины, вбежал в здание, но не успел сделать и пары шагов, как одно из окон первого этажа с оглушительным треском вылетело наружу. Он повернулся и увидел, что в него выпрыгнул человек, грузно упал на землю и покатился по снегу. Руш на короткий миг встретился с ним глазами, после чего тот поднялся и рванул в противоположном направлении.

— Найди Бакстер! — крикнул Дамьен Кертис и бросился догонять подозреваемого.

Держа оружие наготове, Кертис вбежала в дом и по коридору первого этажа ринулась к выбитому окну. Из нескольких квартир вышли люди и глядели на распахнутую дверь с облупившейся вокруг штукатуркой.

— Бакстер? — закричала Кертис.

Выставив вперед пистолет, она медленно пошла по коридору и вдруг наткнулась на труп. Ист лежал на спине и невидящим взором смотрел в потолок. Бежевый ковер под ним пропитался темно-красной кровью.

— Бакстер? — опять позвала она дрогнувшим голосом.

В соседней комнате кто-то плакал. Кертис осторожно сделала еще пару шагов, замерла, открыла пинком дверь ванной, заглянула в маленькую кухоньку и убедилась, что там никого нет. Потом прошла в гостиную и обнаружила в ней полный разгром. Большой стеклянный стол лежал на ковре грудой мелких осколков. В углу женщина прикрывала собой трех малолетних детей, не понимая, зачем сюда явилась Кертис — спасти их или убить.

У противоположной стены лежала Бакстер. Со стороны могло показаться, что она пробила головой книжный шкаф. Ее левая рука была заломлена назад под неестественным углом.

— Бакстер! — ахнула Кертис, бросилась к коллеге, нащупала пульс, облегченно выдохнула, почувствовав сердитое биение и улыбнулась, когда Эмили выругалась.

— А где… где мой муж? — спросила жена Иста, тяжело дыша.

Кертис покачала головой и, отвернувшись от безутешно рыдающей женщины, вытащила рацию и вызвала «скорую».

Руш углубился в густонаселенный квартал обледеневших улочек огромного жилого комплекса. Он совершенно заблудился, идя по призрачным следам, приведшим его лишь в очередной тупик, над которым нависала узкая полоска неба, превращаясь в безликий потолок этого вызывающего клаустрофобию лабиринта.

Подойдя к перекрестку, от которого в разные стороны расходились бетонные коридоры, он остановился и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.

Прямо за его спиной послышался топот бегущих ног.

Агент молниеносно повернулся, никого не увидел, свернул за угол и, чуть не обдирая в узком проеме плечи, направился по единственной дороге, которой мог воспользоваться беглец.

Свернув на следующем повороте, он поскользнулся, вскинул руки и грохнулся на спину.

Прямо перед ним на задних лапах стоял огромный хаски, злобно рыча и скаля зубы, и пытался прогрызть разделявшее их ограждение из мелкой проволочной сетки.

Руш медленно опустил руки, радуясь, что псу до него не добраться, и встал. Но тот так яростно рвал зубами тонкую проволоку, что по спине Руша пробежал холодок.

Словно повинуясь какому-то импульсу, Руш подошел ближе, так что их теперь разделяло каких-то шесть дюймов, и заглянул в темные глаза…

В этот момент собака вдруг заскулила, будто раненая, опустилась обратно на четыре лапы и исчезла в соседнем проходе.

Руш прислушался к стихающим приглушенным шагам и покачал головой, злясь на себя за то, что утратил контроль и повелся на этого телевизионного пастора с его безумными теориями. Затем поднял с земли оружие и вновь углубился в темный лабиринт.

Пять минут спустя он снова оказался возле квартиры. Остановился, увидев на полу в коридоре труп Иста. В груди жертвы зияли три пулевых отверстия. Руш опустился перед телом на корточки, толстый ковер неприятно хлюпнул под ногами. Через рубашку, в тех местах, где ее разворотили пули, виднелась знакомая неровная надпись: «Кукла».

— Черт.

В семь часов вечера Тиа прилегла на диван и сразу отрубилась. В девять двадцать, наконец уложив спать Лейлу, Эдмундс спустился на первый этаж. По возвращении с работы он приготовил ужин, почистил лоток их кота Бернара, перестирал кучу белья и вымыл накопившуюся за два дня посуду. Теперь он взял Тиа на руки и отнес в спальню, чувствуя себя образцовым мужем.

После чего решил, что заслужил полное право поработать немного ночью — насколько у него осталось сил. На кухне он заварил себе крепкий кофе. Нужно было проснуться — впереди его ждала поездка через весь город.

После объявленного днем официального предупреждения использовать для поиска сведений о Руше рабочий компьютер было рискованно. Оставшиеся в его распоряжении немногочисленные ресурсы Алекс потратил на то, чтобы собрать о нем самую общую информацию. Но даже среди этих крупиц бросались в глаза явные нестыковки, побуждавшие рыть дальше.

Интересно, удалось ли Бакстер напасть на какой-нибудь след?

Покопавшись в старых базах данных отдела кадров, Эдмундс обнаружил, что один из его бывших коллег из убойного отдела когда-то работал вместе с Рушем в отделе по борьбе с наркоторговлей. Алекс сразу же отправился к нему, и, на его счастье, тот был на месте.

По его словам, Руш был «пипец умный», «странноватый», но при этом «на расслабоне», что в общем совпадало с мнением Эмили. Но когда Эдмундс спросил о религиозных убеждениях Руша, его собеседник громко расхохотался и сказал:

— Чувак, даже я более верующий, чем он.

Из уст любителя хеви-метала с потертой плечевой татуировкой, гласившей «Бог умер», это прозвучало убедительно.

Затем полицейский пересказал Алексу историю, о которой ему поведал друг из Управления охраны, куда Руша перевели в 2004 году:

— Уволен. По крайней мере, все думали именно так. Замену ему заранее никто не готовил, никаких проводов он не устраивал, просто сегодня вышел на работу, а завтра уже нет. Больше мы его не видели. Босс, вполне предсказуемо, рвал и метал.

Эдмундс поблагодарил детектива за помощь и предварительно договорился как-нибудь сходить с ним в паб, хотя обоим было очевидно, что это просто дань вежливости.

Перед уходом с работы Эдмундсу удалось раздобыть домашний адрес Руша. Произведя в уме подсчеты, Алекс понял, что по ночным улицам езды туда от силы полчаса. Он на цыпочках прокрался по коридору, надел пальто и шарф, снял с крючка ключи от машины и тихонько вышел.

— Видите эту маленькую тень? Это трещина в вашем локтевом суставе! — радостно объяснил врач.

— Чудесно, — вздохнула Бакстер, — я могу идти?

В больничном кабинете ее мурыжили уже почти три часа. Врачи и медсестры без конца чем-нибудь в нее тыкали, пытаясь что-то нащупать, и терпение детектива уже было на исходе. После стычки с человеком в капюшоне у нее болело все тело, покрытое множеством синяков. Лицо украшало несколько дюжин небольших порезов — благодаря стеклянному столу, который, в свою очередь, рухнул на пол квартиры и брызнул мелкими осколками после соприкосновения с ее лицом. В итоге к списку ее повреждений добавились три перевязанных сломанных пальца и трещина в локте.

Доктор извинился и отошел, предварительно попросив сестру принести для пострадавшей руки бандаж.

— Вы сегодня вели себя как герой, — сказала Кертис, когда они остались одни.

— Скорее, как идиотка, — ответила Бакстер, морщась от боли.

— Всего понемножку, — улыбнулась Кертис, — Руш сказал, что в рюкзаке, найденном на месте преступления, обнаружились холщовые мешки и клейкая лента. Как раз на пятерых. Вы их спасли.

Бакстер смутилась и перевела разговор:

— А где Руш?

— Где ему еще быть? — ответила Кертис, имея в виду, что тот опять на телефоне.

Увидев на лице Эмили унылое выражение, Кертис посчитала своим долгом немного ее ободрить:

— Это не очередной тупик, впрочем, вы и без меня это знаете. Они вновь взялись за Ритчера. Семья под охраной, их сейчас допрашивают. У нас теперь есть полный доступ к финансам Иста, мы запросили в сотовой компании отчет обо всех его контактах, а также передали на экспертизу образец ДНК с ваших ключей и одежды. Мы движемся вперед.

В кабинет вошла медсестра с ярко-лиловым бандажем в руках.

— Это вам, — объявила она и протянула его Бакстер.

Кертис с Эмили с сомнением посмотрели на это безобразие.

— А черного у вас нет? — спросили они хором.

— Боюсь, что нет, — резко бросила сестра. — Но в вашем случае его носить не обязательно…

— Не обязательно?

— Да.

— Тогда оставьте его себе, — ответила Бакстер, сунула бандаж женщине в руки, повернулась к Кертис и улыбнулась: — Пойдемте.

В тусклом свете лампочки, горевшей в салоне видавшего виды «Вольво», Эдмундс дважды проверил домашний адрес Руша. Он припарковался у погруженного во мрак особняка. Даже из машины Алекс прекрасно видел шелушащуюся краску на окнах и пробившиеся сквозь трещины в асфальте подъездной дорожки сорняки. Старый дом был в запустении, но вокруг него витала какая-то тайна.

Эдмундс вполне мог представить, как это обветшалое здание подогревало воображение всей местной ребятни: заброшенный дом на холме. Хотя Эдмундс даже не был знаком Рушем, он все равно на него злился. Им с Тиа и Лейлой приходилось довольствоваться скромным таунхаусом в необжитом районе, на оплату которого уходили почти все их доходы. Но несмотря на все это, они старались как-то облагородить свой дом, невзирая на полное отсутствие поддержки со стороны соседей.

Проявив немного старания, Эдмундс, сам того не желая, превратил свое скромное жилище в предмет ненависти со стороны обиженных жизнью соседей, которую только подпитывало его дерзкое стремление вести жизнь представителя среднего класса, пусть даже и самого бедного. Не далее как сегодня он обнаружил, что его прекрасную бело-голубую рождественскую гирлянду кто-то разорвал пополам, но позволить себе купить другую он не мог. А этот Руш, обладатель роскошного родового гнезда в престижном пригороде, просто уехал и оставил свой дом гнить.

Эдмундс выбрался из машины и как можно тише захлопнул дверцу. Еще раз убедился, что вокруг никого нет, и зашагал по подъездной дорожке к дому. Автомобиля там, к сожалению, не было — номерной знак мог послужить весьма ценным источником информации, — зато у стены стояли два мусорных бака, из которых тоже можно было кое-что выудить.

Светя себе фонариком, он принялся копаться в мусоре, пытаясь найти хоть что-то, способное пролить свет на личность тайного агента ЦРУ. Вдруг на подъездную дорожку упала узкая полоска света. Скрючившись за баками, Эдмундс увидел, что из соседней двери вышел пожилой человек и заглянул через забор. Алекс подтянул ближе свои длинные ноги.

— Чертовы лисы, — выругался сосед.

Послышался звук шагов, щелкнул замок, свет погас, Эдмундс выдохнул и решил, что теперь можно рискнуть. Не хватало еще, чтобы в дополнение к официальному предупреждению его застукали в момент незаконного проникновения в частные владения агента ЦРУ. Он обругал себя за беспечность, но разгоряченное тело подчинило себе эти праведные мысли: вызванная возбуждением волна адреналина заставила сердце сильнее гнать по венам кровь, сбивчивое дыхание приобрело более равномерный характер, и облачка пара стали вырываться изо рта чуточку регулярнее, как у набирающего скорость паровоза.

Желая перед уходом убедиться, что старик-сосед потерял к происходящему всякий интерес, Эдмундс двинулся дальше и вскоре оказался в саду на задах дома, в высокой траве, оставлявшей на брюках пятна влаги. Рядом со сломанными панелями ограждения и пустой кроличьей клеткой стоял аккуратный миниатюрный домик для детей.

Где-то в доме все же горел свет. Алекс подошел к двери террасы и заглянул внутрь, но в этот момент в коридоре ожил телефон. После пяти звонков на вызов ответил женский голос: «Здравствуй, любимый! Ты даже не представляешь, как мы по тебе соскучились!»

Чертыхаясь, Эдмундс подался назад и осторожно двинулся обратно, миновал мусорные баки и прошел незамеченным по подъездной дорожке. Забрался в машину и отъехал, не зажигая огней, по опыту зная, что это сведет на нет любые попытки установить его автомобиль. Выкатив на шоссе, он почувствовал себя в безопасности, включил фары и нажал на газ, все еще не в состоянии угомонить гулко бьющееся сердце.

И хотя ему так и не удалось ничего найти, всю дорогу домой с его лица не сходила улыбка.

Глава 20

Понедельник, 14 декабря 2015 года,

7 часов 54 минуты вечера

Когда Кертис и Руш вошли в отель, на них обрушилась волна горячего воздуха. Сквозь жужжание обогревателя до их слуха донесся знакомый раздраженный голос. Ориентируясь по звуку, они направились в сторону обшарпанного бара. Через несколько минут по массивному телевизору должны были показывать какой-то спортивный матч. Слишком яркий свет подчеркивал все изъяны интерьера, в том числе пятна от сигарет и напитков на обоях с тридцатилетней историей.

— Я же сказала — сама справлюсь! — заверила Бакстер бармена, расплескивая из большого бокала красное вино.

На нетвердых ногах она прошла в отдельный кабинетик у окна, случайно дернула больной рукой и громко выругалась.

— Вот зачем нужен бандаж, — прошептал Руш, — как думаете, она заметила бы, если бы мы просто повернулись и ушли?

Он понял, что говорит сам с собой — Кертис замерла перед мутным экраном телевизора. Несмотря на неказистую обстановку, она стояла, гордо выпрямившись и прижимая к сердцу руку, пока хор налившихся пивом и набивших брюхо хот-догами фанатов, размером с целый стадион, исполнял гимн США.

— Эти американцы, — неодобрительно процедила Бакстер, когда Руш сел рядом и положил на стол небольшую линялую книжицу, — вам надо было встать вместе с ней, чтобы все увидели, как вы ненавидите родную страну.

Руш бросил взгляд на коллегу из ФБР, в глазах которой стояли слезы гордости.

— Нет, спасибо, в караоке я обычно пою другие песни.

А когда повернулся обратно и посмотрел на Бакстер, «Звездно-полосатый стяг» достиг своего громоподобного апогея под аплодисменты, которые смогли бы вызвать на бис даже Бон Джови.

— Послушайте… — Руш показал на стоявший перед Эмили бокал. — Может, не стоит сейчас пить, вы ведь принимаете обезболивающее?

— А вам не кажется, что я сегодня это заслужила? — парировала Бакстер.

Руш предпочел оставить эту тему. К ним подошла Кертис, села за стол и тоже бросила озабоченный взгляд на огромный бокал. По всей видимости, бармен наполнил его до краев в надежде на то, что за вторым эта хмурая женщина уже не вернется.

— Может, вам не стоит сейчас пить, ведь… — начала было агент, но увидела, что Руш предупреждающе покачал головой.

Тогда она взяла со стола книгу и прочла название:

— «Отец Винсент Бастиан: как из Мэри Эспозито изгоняли демонов»… Вам не надоело?

Руш выхватил у нее книгу, быстро пролистал и нашел заложенную страницу:

— Вы только послушайте — это же письменное свидетельство человека, действительно одержимого дьяволом… «Меня даже днем скрыто преследовала тьма. И хотя над головой пылало солнце, небо оставалось черным, все цвета казались блеклыми, словно в пламени свечи, я была тенью, вынужденной делить себя с ним».

Он поднял глаза и посмотрел на отсутствующие лица собеседниц. Бакстер сделала большой глоток вина.

— Помните, что сказал наш Близнец, когда поднял глаза на потолок Центрального вокзала: «Меня всегда окружает ночь», — объяснил Руш, — и вы будете утверждать, что это не имеет к нашему делу никакого отношения?

— Никакого! — в унисон ответили женщины.

— А сегодня, в том жилом комплексе… преследуя беглеца и ориентируясь по звуку его шагов, я…

Он хотел было рассказать о встрече со злобной псиной, но осекся, увидев выражение их лиц.

— Вы находите несуществующие смыслы, — произнесла Бакстер, явно набравшись мудрости от вина, — и видите взаимосвязи там, где их нет. Не все на свете происходит из-за богов и духов. Иногда виноваты эти придурки люди.

— Вот именно, — кивнула Кертис и опять решила перевести разговор на другие рельсы, — Леннокс полагает, что теперь, пострадав во время выполнения задания, вы нас покинете.

— Кто бы сомневался, — с издевкой сказала Бакстер, закрывая тему. — Вы куда-нибудь продвинулись?

— Минивэн наверняка взяли на свалке, — ответил Руш, — там полно ДНК, и пока эксперты их рассортируют, пройдет не один день. Жена и дети Иста, похоже, ничего не знают. Пару дней назад он возвращается домой и…

— Уж не тем ли вечером, когда мы начали искать Бентхема? — спросила Эмили.

— Именно, — сказал Руш. — И начинает судорожно распихивать вещи по сумкам, крича, что надо срочно уезжать.

— Он сочинил историю о бывшем пациенте, ополчившемся на него, — добавила Кертис, — хотя жена сказала, что стала замечать за ним странности еще несколько недель назад.

— А ей не пришло в голову спросить, кто вырезал на его груди слово «Кукла»? — небрежно бросила Бакстер.

— По ее словам, они… не были близки после того, как все это началось, — пожала плечами Кертис.

Бакстер тяжело вздохнула и допила вино:

— Пойду в номер. После назойливых прикосновений всех этих врачей мне не терпится принять душ.

— Может, помочь вам раздеться? — спросила Кертис.

— Спасибо, не надо, — нахмурилась Бакстер, словно ей сделали непристойное предложение, — я и сама справлюсь.

В дверь номера Кертис постучали.

— Я бы действительно была благодарна, если бы вы помогли мне снять одежду, — сказала Эмили.

Увидеть ухмылку на лице коллеги она не могла — ей закрывала глаза застрявшая чуть выше головы блузка, которую она стала стаскивать с себя, но довести дело до конца так и не сумела.

— Я сейчас, только ключ возьму, — притворно закашлялась Кертис, чтобы не расхохотаться, и вернулась в номер.

В коридоре послышались голоса.

— Что уставились? — рявкнула кому-то Бакстер.

Кертис прошла с ней в номер, где британский новостной телеканал вполголоса расписывал в деталях очередное непопулярное решение, принятое парламентом.

Немного помучившись, агент, наконец, освободила ее от пут. Бакстер в смущении накинула на себя полотенце.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

— Сука!

— Простите? — Кертис остолбенела.

— Не вы, — уточнила детектив, глядя в телевизор и шаря в поисках пульта, чтобы сделать громче.

Поскольку в Англии сейчас стояла глубокая ночь, на экране без конца повторялись новости истекшего дня. Сейчас наступила очередь итогового вечернего выпуска в исполнении Андреа Холл, привлекшего внимание Бакстер после того, как на большом экране за спиной элегантной ведущей возникла ее собственная утомленная физиономия. В рыжих волосах журналистки появилась изумительная белокурая прядка, которую еще до обеда наверняка воспроизведут на собственных головах женщины по всей стране.

— Простите, — сказала Андреа с таким видом, будто от волнения у нее в горле застрял ком, — вероятно, многие из вас не знают, что мы со старшим инспектором Бакстер близкие подруги…

— Сука! — яростно повторила Эмили.

Кертис благоразумно хранила молчание.

— …Я присоединяюсь к остальным членам ее лондонской команды и желаю скорейшего выздоровления после схватки с подозреваемым.

Андреа сделала глубокий вдох и продолжила со стоическим профессионализмом, скрывающим полное равнодушие:

— Ну хорошо. Теперь давайте поговорим с коммандером Джиной Ванитой из столичной полиции… Добрый вечер, коммандер.

На экране появилась начальница Бакстер; за ее спиной виднелся задник с очертаниями Вестминстерского дворца.

— Добрый вечер, мисс Холл.

Прекрасно зная способность сидевшей напротив амбициозной журналистки еще больше усугублять и без того непростую ситуацию, Ванита решила взять оборону на себя.

— Скажите, коммандер, вы считаете себя верующей? — спросила Андреа, бросаясь с места в карьер.

— Я… — весь вид Ваниты недвусмысленно говорил о том, что интервью с самого начала вышло за пределы ее зоны комфорта. — Если вы позволите мне не отклоняться…

— Судя по отсутствию прогресса, можно сделать вывод, что у вас по-прежнему нет ничего конкретного по делу об этих жутких убийствах — по всей видимости, за ними стоит один и тот же нездоровый человек, а совершают их люди, внешне между собой никак не связанные, я правильно понимаю?

— Мы продолжаем активные поиски…

— Азазеля.

— Что, простите?

— Полагаю, вы в курсе теории пастора Джерри Пилснера?

— Разумеется, — ответила Ванита.

Было почти невозможно не знать об этом фанатике, потому что он являлся на все передачи, которые соглашались его позвать.

— И что же?

— В смысле?

— Он привел весьма своеобразное объяснение происходящего.

— Именно.

— Могу я поинтересоваться, уделяет ли полиция какое-то внимание его словам?

— Никоим образом, — улыбнулась Ванита, — это было бы непростительной тратой наших ресурсов.

Андреа засмеялась, Ванита немного расслабилась.

— Вот как, непростительной тратой? — спросила Андреа, погружаясь в мир своих профессиональных деформаций. — Ведь на прошлой неделе и у нас, и в США религиозные организации всех конфессий столкнулись с небывалым наплывом верующих.

Выражение лица Ваниты изменилось. Она увидела, в какую ловушку ее пытаются заманить:

— Полиция Лондона с уважением относится к убеждениям этих людей…

— Не глупо ли с их стороны во что-то верить? Как вы считаете, коммандер?

— Ни в коем случае. Просто…

— Иными словами, теперь вы утверждаете, что теория «падшего ангела» все же заслуживает внимания в качестве одной из возможных ветвей расследования?

Бедная Андреа, казалось, совершенно запуталась.

— Я этого не говорила. Однако…

Ванита пыталась выпутаться.

— Я, конечно, не следователь, — продолжала Андреа, — но разве можно исключать возможность того, что на эти убийства злодея вдохновили Библия и ангел Господний, впавший в немилость?

Ванита застыла, мысленно выбирая наименее вредоносный вариант ответа.

— Коммандер?

— Да… Нет. Мы…

— Так как же? — в отчаянии взмахнула руками Андреа. — Ведь полиция наверняка должна учитывать все…

— Да, — решительно перебила ее Ванита. — Мы действительно рассматриваем подобный вариант.

В эту секунду камера вдруг отъехала назад, явив зрителю простиравшуюся на несколько метров в разные стороны стену мониторов, в самом центре которой сидела ведущая.

— О нет, — простонала Бакстер, чувствуя приближение фирменного момента Андреа Холл, неизменно рассчитанного на сенсационный эффект.

Экраны за столом ведущей театрально мигнули и зажужжали, изображение Ваниты померкло, и на смену ему пришла пара распростертых черных крыльев, будто выросших из плеч журналистки.

— Итак, вы сами только что слышали, — обратилась Андреа к своей огромной аудитории, — полиция Лондона охотится на падших ангелов.

— Что она такое говорит? — спросила Кертис.

— Она всегда так делает, — ответила Бакстер, глядя, как черные перья спрятались под колышущейся пелериной Андреа.

— Но это же бред!

— Неважно — когда это говорит она. Ага, вот оно… — сказала Бакстер, готовясь к худшему.

— …Завтра мы продолжим обсуждать все ужасные и фантастичные перипетии этого дела, которое полиция теперь называет… «убийствами Азазеля».

— О, нет! — сдавленно простонала Эмили. Она выключила телевизор и затрясла головой.

— С вами… вы в порядке? — тихо спросила Кертис.

— Да, — ответила Бакстер, вспомнила, что на ней полотенце, и подтянула его выше, чтобы больше прикрыть обнаженное тело, — я ложусь спать.

После чего умолкла, ожидая, что коллега уйдет и оставит ее в покое. Но вместо этого Кертис села за стол в углу комнаты и сказала:

— Честно говоря, я давно хотела поговорить с вами наедине.

Бакстер застыла в дверях ванной, стараясь не показывать, до какой степени ей неловко. Она постеснялась бы стоять полуобнаженной даже перед Томасом, что уж говорить о едва знакомой ей женщине, с которой к тому же необходимо вести беседу.

— Сейчас, когда мы знаем, что пошли по правильному пути, занявшись психиатрами, это, может, и не так важно, — продолжала, ничего не замечая, Кертис, — но мне все равно неприятно это от вас скрывать. Эксперты обнаружили в крови Гленна Арнольдса кое-что необычное.

Услышав это, Бакстер старательно изобразила на лице удивление, хотя уголок того самого документа торчал из папки на столе, за которым сидела Кертис.

— Он не принимал назначенных врачом нейролептиков. Но он пил другие таблетки, от которых его душевное состояние только ухудшилось. По ряду причин… эти сведения от вас утаили, за что я искренне приношу извинения.

— Принято, спасибо, что сказали, — улыбнулась Бакстер.

Разговор по душам в одном лифчике для нее был явным перебором. Ей хотелось только одного — побыстрее со всем этим покончить.

— Ну ладно, я, пожалуй… — сказала она и ткнула пальцем на душ.

— Конечно-конечно, — ответила Кертис и встала, собираясь уйти.

Бакстер испугалась, что на прощание коллеге захочется ее обнять, и внутренне съежилась. Кертис действительно ее обняла.

— Мы ведь команда, правда? — улыбнулась Кертис.

— Разумеется, — согласилась Эмили и захлопнула дверь прямо у нее перед носом.

— Разве того обстоятельства, что ее треснули физиономией об стол, еще не достаточно, чтобы собрать манатки и отправиться домой? — злобно прошептала Леннокс на ухо Кертис, когда они шли в переговорку. Бакстер шла чуть впереди.

Какой-то молодой парень принес кипу запрошенных ей распечаток.

— Вы не могли бы раздать эти материалы, агент?..

— Руш.

— Руз?

— Господи, да попросите кого-нибудь другого, — прикрикнула Леннокс.

Когда все уселись, она тут же перешла к первому пункту повестки дня, демонстративно не упоминая о многочисленных повреждениях, полученных Бакстер.

Висевшая на стене белая доска с написанными Рушем данными на убийц приросла еще одной колонкой:

— Следы ног в Бруклине идентичны тем, которые преступник оставил в доме Бентхема, — сказала собравшимся Леннокс. — Баллистическая экспертиза тоже установила полное совпадение. А еще впервые повторился modus operandi. Рискну предположить, что изначально убивать психотерапевтов не планировалось. Мертвые Куклы… Отсутствие Наживки… Скорее всего, кто-то просто решил зачистить концы. У вас есть что добавить? — спросила она, глядя на Руша и Кертис.

— Только то, что этот «кто-то» не профессионал: во-первых, Бакстер устроила ему хорошую взбучку, а во-вторых, он всадил в Иста три пули, но не задел ни одного жизненно важного органа, и тот умер только от потери крови, что, опять же, возвращает нас к предположению, что убийца действовал по необходимости, а не по плану.

— Как только мы начинаем искать этих людей, их убивают. Это не может быть совпадением, — сказала Кертис.

— Не может, — согласилась Леннокс. — Вернемся к нашему убийце: мы знаем примерный рост и вес, а кроме того, расплывчатое описание «белый мужчина с карими глазами».

Бакстер проигнорировала тонкую издевку в слове «расплывчатое».

— Кому принадлежит квартира, в которой прятался Ист? — спросил кто-то.

Леннокс заглянула в свои бумаги.

— Некоему… Киарану Голдмену. Насколько мы понимаем, он был другом Иста. Жилье пустовало, хозяин как раз копил деньги, чтобы сделать ремонт.

— Значит, у нас по-прежнему ничего нет? — спросил тот же самый агент. — И если криминалисты не назовут нам имени, мы опять останемся с пустыми руками?

— Отнюдь, — сказала Леннокс, — нам известно имя тайного вдохновителя всех преступлений. Теперь мы наконец-то знаем, кто дергает за ниточки.

— Как это?

Все замерли в нетерпении.

— Представляю вам нашего Азазеля…

С легкой руки Андреа Холл с каждой минутой это имя входило в обиход все большего числа журналистов; даже в ФБР дело называли только так, как будто действительно виной всему был меняющий тела падший ангел.

Когда Леннокс показала фотографию пропавшего британского психиатра, у Кертис сжалось сердце. Она не только убила ни в чем не повинного человека, но и флиртовала, как глупая девчонка, с самым разыскиваемым ФБР злодеем. Встретившись с ним лицом к лицу, она его упустила.

— Алексей Грин, — произнесла Леннокс. — Только в прошлом году этот человек пять раз пересекал Атлантику, чтобы встретиться с Бентхемом и Истом. Как мы уже знаем, он оказывал в тюрьме психологическую помощь Доминику Барреллу. Но ранее нам не было известно, что у клининговой компании, где работал Патрик Питер Фергюс, был заключен контракт на обслуживание офисов Грина. Это давало Грину массу возможностей, чтобы завербовать его и манипулировать им по неофициальным каналам.

— Но… каким мотивом он руководствовался? — спросила Бакстер.

Леннокс окатила ее ледяным взглядом, однако ответила профессионально-сдержанно:

— Мы работаем над этим вопросом. Как бы там ни было, этот человек выступает в роли того звена, которое связывает воедино всех наших Кукол. Это он, коллеги, и арест Алексея Грина отныне становится для нас главным приоритетом.

— Меня все это не убеждает, — возразила Бакстер. — Он безусловно замешан. Но главный руководитель… почему?

— Согласен, — поддержал ее Руш.

— В самом деле? — нетерпеливо спросила Леннокс. — Тогда я сообщу вам один факт, который, вероятно, заставит вас изменить мнение: после нашего допроса Ист, на обратном пути в Проспект-парк, сделал из такси один-единственный звонок. Кто-нибудь рискнет высказать предположение, кому он был адресован?

Никто ничего не ответил, вероятно, полагая, что в данном случае лучше промолчать.

— Да, вы угадали: Алексей Грин. Ист решил выйти из игры и спрятаться, чтобы спасти себя и семью. Сначала у него неплохо получалось, но в итоге он положился на неправильного человека. Он звонит Грину, чтобы спросить совета. Полчаса спустя у его двери появляется киллер.

Руш явно был озадачен:

— Но если Грин до сих пор пользуется телефоном, почему мы не можем его найти?

— Он им не пользуется. Номер был «левым», а звонок слишком коротким, чтобы его как-то отследить.

Руш удивился еще больше:

— Тогда откуда нам вообще известно, что он звонил Грину?

— Мы поставили телефон Иста на прослушку, — пожала плечами Леннокс, — неужели вы правда думаете, что мы бы дали просто так уйти нашему самому перспективному фигуранту, испугавшись его модного адвоката?

Тайная тактика старшего специального агента произвела на Руша впечатление. Во время допроса она устроила весьма убедительное представление, но теперь ему вспомнилось, как Ритчер негодовал на то, что у них с Истом отобрали личные вещи.

— Теперь уже совершенно ясно: Алексей Грин держит в руках все ниточки, и мы бросим все силы на то, чтобы отыскать…

Леннокс осеклась, заметив, что собравшихся что-то отвлекло. Проследив за их взглядами, она посмотрела в офис через стекло переговорки, и увидела, что там царит необычайное возбуждение.

Она открыла дверь и спросила у пробегавшего мимо молодого агента:

— Что происходит?

— Пока не знаем. Поступила информация о трупе в…

Казалось, все телефоны в офисе звонят в унисон. Леннокс подбежала к ближайшему аппарату, подняла трубку и стала внимательно слушать. С каждой секундой ее глаза округлялись все больше и больше.

— Кертис! — крикнула она.

Специальный агент вскочила и выбежала, Бакстер и Руш ринулись за ней.

— Церковь на Таймс-сквер, рядом с Бродвеем! — без лишних объяснений бросила Леннокс.

Они послушно поспешили на выход, позади них Леннокс объявляла, стараясь всех перекричать:

— Внимание! Только что нам сообщили о чрезвычайном происшествии.

Глава 21

Вторник, 15 декабря 2015 года,

10 часов 3 минуты утра

Пока Кертис гнала по городу машину, никто не обмолвился ни словом. Рация без конца выдавала сбивчивые, взволнованные сообщения, диспетчеры посылали на место происшествия все новые и новые экипажи по мере того, как они освобождались, отработав предыдущий вызов. Крохи информации, которые приехавшие в церковь полицейские были вынуждены передавать по открытому каналу, леденили душу:

«… повсюду трупы…»

«… вздернуты на стенах…»

«… все мертвы…»

На подъездах к 51-й Вест-стрит, чтобы объехать образовавшийся на дороге затор, Кертис пришлось выехать на тротуар. Миновав еще два квартала, они увидели на наспех перекрытом и поэтому пустынном Бродвее молодого полицейского, который замахал им руками и отодвинул в сторону хлипкое пластиковое ограждение, давая возможность проехать по грязной обледеневшей улице. Кертис нажала на газ и рванула к перекрестку, где скопление полицейских машин веером разбрызгивало голубые огни мигалок.

У Парамаунт-плаза они резко затормозили, выскочили и бегом пустились вперед. Вглядываясь в одинаковые, потемневшие от выхлопных газов фасады окрестных домов, выстроившихся по обе стороны улицы, Бакстер недоумевала, как тут может оказаться церковь. А когда увидела, что Кертис и Руш скрылись за дверью огромного старого театра, запуталась окончательно.

Богато украшенный декадентский вестибюль 1930-х годов был наполнен с одной стороны лозунгами, провозглашающими, что человеку в жизни нужен единственно Бог, а с другой — полицейскими с потрясенными лицами, намекающими на то, что у Создателя сегодня, по всей видимости, выходной.

Через распахнутые двери можно было заглянуть в зрительный зал. Бакстер увидела скользившие по потолку лучи фонариков и кроваво-красный занавес — опущенный, словно в ожидании спектакля.

Вслед за коллегами она переступила порог.

Не пройдя и трех шагов, они остановились.

— О господи! — прошептала Кертис.

Руш ошалело оглядывался, не веря своим глазам. Эмили протиснулась между ними и тут же об этом пожалела. Когда-то это был кинозал, потом переделанный в театр и впоследствии получивший новую жизнь как церковь. И теперь с ним случилась последняя, чудовищная метаморфоза: живое свидетельство ада на земле. Эта картина поглотила Бакстер, голова ее кружилась. Вновь вернулось давно забытое чувство, посетившее ее в тот момент, когда она увидела перед собой Тряпичную куклу, подвешенную у окна той поганой квартиры в Кентиш-таун.

Над головой в разные стороны уходили металлические проволоки — тянулись от сцены к балкону и от одной стены к другой, спускались с потолка на покрытый ковром пол: стальная паутина, раскинутая над рядами обитых красных бархатом сидений. В ней в самых неестественных, в каждом случае разных, но в то же время тревожно знакомых позах застыли обнаженные тела с вырезанными на груди надписями.

Бакстер, а за ней и коллеги как в тумане прошли дальше в зрительный зал… глубже в ад.

Рыскающие повсюду лучи фонарей отбрасывали на стены зловещие тени, до неузнаваемости искажая очертания обезображенных фигур. Десятки полицейских, оказавшихся внутри здания и теперь без конца переходивших от одного ужаса к другому, тихо перешептывались. Никто не командовал, не отдавал приказы — скорее всего, потому, что все они, как и Бакстер, понятия не имели, что нужно делать.

По одному из тел над их головами скользнул луч света и отразился ярким отблеском от темной кожи. Пораженная, Бакстер подошла ближе и услышала странный скрипучий звук, исходивший от переломанных, странно вывернутых конечностей.

— Не могли бы вы?.. — шепотом спросила она проходившего мимо полицейского.

Обрадовавшись, что ему наконец сказали, что делать, он направил луч фонаря вверх…

— Там есть еще, — проинформировал он, когда фигура слегка покачнулась, — не знаю точно, сколько.

Они немигающим взглядом смотрели на деревянный манекен, очень похожий на развешанные вокруг тела людей, — в натуральную величину, но лишенный индивидуальности: безглазый овал лица, на полированной древесине знакомое зловещее слово… «Наживка».

Сложно было сказать, сколько застывших в неестественных позах тел в этом темном зале были настоящими.

Мгновение спустя Кертис вышла вперед, высоко подняла над головой удостоверение и обратилась к собравшимся:

— Специальный агент Эллиот Кертис, ФБР! Осмотром места преступления буду руководить я. Все обязаны докладывать мне, любые комментарии прессе только с моего ведома… Благодарю вас.

Бакстер с Рушем обменялись взглядами, но ничего не сказали.

— Кертис, не ходите! — зашипел Руш, когда она прошла среди рядов кресел на самую середину зала, к которой были обращены тела. — Кертис!

Оставив без внимания его слова, она поручила одному из полицейских незавидную задачу сосчитать, сколько вокруг трупов и сколько манекенов.

Сделав несколько шагов по направлению к ближайшему телу, Бакстер определила на вид, что оно принадлежит человеку лет шестидесяти. Рот мужчины был широко открыт, зиявшая на груди надпись «Наживка» выглядела совсем свежей. Даже при таком тусклом освещении Эмили могла безошибочно определить синюшный цвет кожи мертвеца. Он тоже был подвешен, пальцы его ног лишь слегка касались старого красного ковра.

Неожиданно ее напугал гулкий звук шагов над головой. Но подняв глаза, она увидела полицейского, который решил проверить верхний ярус и вышел на балкон, светя фонарем. Кертис, стоявшая в центре зала под трупом мужчины всего в нескольких рядах от нее, обеспокоенно ей улыбнулась.

Когда в зрительный зал с городских улиц хлынула новая волна полицейских в синей униформе, тихий шепот сменился негромким гулом. Зажженных фонарей вокруг заметно прибавилось.

Их лучи упали на четыре подвешенных неподалеку тела, и Эмили заметила то, чего до этого не видела. Она нащупала телефон и посветила слабеньким фонариком сначала на тело, висевшее в воздухе под балконом, а потом на труп, в агонии скрючившийся над сценой. Потом подбежала к женскому трупу, висевшему к ней спиной, поднырнула под провода, удерживавшие женщину на месте, и направила луч ей на грудь. Руш заметил, что Бакстер ходит туда-сюда.

— Бакстер? — спросил он, подходя к ней. — Что-нибудь нашли?

— Здесь что-то…

Она резко повернула голову и посветила на худосочное, бледное тело, перед которым стояла Кертис. Та бросила на них вопросительный взгляд.

— Бакстер? — повторил Руш.

— «Наживка», — ответила Эмили, думая о чем-то своем.

— И что?

— Здесь одни только Наживки, — объяснила она, озабоченно глядя по сторонам. — А где тогда все Куклы?

Ей на щеку упала капля крови. Она инстинктивно протянула к ней руку, попыталась стереть, но лишь размазала по лицу.

Руш поднял глаза на висевший рядом труп и увидел вырезанное на впалой груди знакомое слово — на живот женщины медленно стекало несколько алых струек.

— У мертвецов кровь не идет, — прошептал он и потащил Бакстер за собой.

На этот раз она сопротивляться не стала, лишь повернулась и посмотрела на него. А когда неуверенный луч ее импровизированного фонарика выхватил из мрака жертву, висевшую рядом с Кертис и казавшуюся призрачно-бледной в тусклом свете, глаза ее расширились от ужаса.

Кертис махнула им рукой, желая узнать, что они обсуждают, но в этот момент мышцы под землистой кожей висевшего за ее спиной тела напряглись, синюшная рука освободилась от проволоки, на зажатом в ней предмете сверкнул металлический отблеск…

Не успел Руш выхватить пистолет, не успел никто даже окликнуть Кертис и предупредить об опасности, как неожиданно оживший труп одним резким движением схватил ее за шею.

Бакстер изумленно открыла рот, Руш с оглушительным грохотом трижды выстрелил в грудь мужчины, который весь передернулся в проводах, удерживавших его на месте.

Стало тихо, слышался лишь напряженный гул вибрировавшей железной паутины.

Осознав, что произошло, Кертис округлившимися глазами посмотрела на Руша. Потом поднесла к шее руку, взглянула на нее и увидела темную кровь, которая обильно стекала вниз по ее белой блузке, словно опускавшийся над сценой занавес. Бакстер ринулась к Кертис, но не успела — агент пошатнулась и исчезла за рядом кресел.

— Всем покинуть зал! — заорал Руш. — На выход! На выход!

Несколько висевших вокруг фигур стали извиваться, освобождаясь от проводов. Из-за естественной акустики зала крики полицейских, в панике рванувших к выходу, оглушительно резанули по ушам.

Паук пришел за добычей.

Хлестнуло несколько беспорядочных выстрелов.

Руш услышал, как в паре дюймов от его головы просвистела пуля.

Сверху донесся крик, долю секунды спустя к ногам Руша с балкона упал полицейский и гротескной, бесформенной кучей съежился на полу.

Дамьен поднял пистолет и побежал вглубь зала за Бакстер. На противоположном конце зала раздался гулкий удар, совсем не похожий на выстрел. В воздух взлетели отчаянные крики полицейских. Даже не оборачиваясь, агент понял, что означает этот звук — это умирала надежда, когда прямо у них перед носом захлопнулась тяжелая дверь, запечатав их в церкви, больше не принадлежавшей Богу.

Бакстер склонилась над телом Кертис, не обращая внимания на развернувшуюся вокруг бойню.

Ей удалось нащупать пульс и различить дыхание, окровавленная рука по-прежнему прижималась к смертельной ране:

— Пульс есть, хотя и слабый! — облегченно вздохнула она, подняв глаза на Руша.

— Возьмите ее пистолет, — бесстрастно приказал он.

— Надо вытащить ее отсюда, — ответила Бакстер, даже не услышав его слов.

— Возьми! Ее! Пистолет! — повторил агент.

В этот момент на него прыгнула белая тень. Застигнутый врасплох, он успел сделать только один выстрел. Пуля попала нападавшему в ногу и отбросила на кресла, дав Рушу несколько секунд передышки. Он склонился над телом Кертис, выхватил из ее кобуры пистолет и рывком поставил на ноги Бакстер, которая тут же стала от него отбиваться.

— Отстань от меня! — завопила Бакстер, когда он потащил ее от Кертис. — Она еще жива!

— Мы больше ничего не можем для нее сделать! — заорал он, но Бакстер не услышала его за звуком собственных слов, за звуком выстрелов, эхом отдававшихся в зале, и, главное, за тошнотворным оглушительным звуком смерти, собиравшей урожай, по мере того как столпившихся у выхода полицейских косили варварским оружием: самодельными тесаками, заточками и проволокой. Нескольких полицейских, все еще долбившихся в двери, окружили.

— Мы ни для кого из них не можем ничего сделать.

Подстреленный Рушем мужчина набросился на них с зазубренной железкой, выдрал из бока Руша клок кожи, оставив рваную борозду, и агенту пришлось отпустить Бакстер. Он отпрыгнул в сторону, скривился от боли и схватился за рану. Сжал пистолет Кертис, с силой ударил нападавшего по голове и отправил его в нокаут. Потом передал оружие Бакстер, и та уставилась непонимающим взглядом на пистолет в своих руках.

Некоторые тела вокруг продолжали недвижно висеть в воздухе. Сказать, чем они были — трупами, манекенами или затаившимися убийцами — не представлялось возможным. У Руша не было ни времени, ни желания это выяснять, потому что из глубины зала к ним уже бежали еще две бледные фигуры.

— Надо идти, Бакстер, — твердо сказал он. — Надо идти!

Она тоскливо посмотрела на подругу, которую им предстояло бросить, но в этот момент кресло у нее за спиной брызнуло в стороны дождем щепок и кусочков набивки.

По ним открыли огонь.

Они опрометью бросились к сцене, стрелок стал беспорядочно палить с балкона и сшиб деревянный манекен, тут же рухнувший на пол. Пули свистели вокруг до тех пор, пока не закончились патроны.

Руш бросился наверх по небольшой лестнице сбоку сцены. Поднимаясь, он не сводил глаз с выхваченного прожектором скрюченного силуэта, пытаясь отыскать в нем признаки жизни.

Когда они юркнули под занавес и побежали вглубь утопавшей во мраке сцены, на них устремилось сразу несколько пар голодных глаз.

Вверх вдоль стен уходили расшатанные лестницы, над подмостками качались толстые, узловатые канаты, чем-то напоминавшие виселицы. Вдали Руш услышал шаги преследователей.

Когда они осторожно двинулись вперед по узеньким проходам старого здания, ориентируясь единственно на зеленые, мерцавшие во тьме стрелки с надписью «Пожарный выход», за их спинами по деревянным доскам то и дело топотали босые ноги.

Проходя мимо открытых дверей, они поднимали пистолеты, бесконечные переходы еще больше затрудняли движение по грязным коридорам.

Прямо за ними послышался шум.

Руш резко повернулся и вгляделся в темноту.

Немного подождал, но смог увидеть лишь потревоженное ими ржавое ведро, покачивавшееся на веревке.

Он обернулся к напарнице и обнаружил, что ее нет.

— Бакстер? — сердито зашипел он, оглядывая по очереди три коридора, размышляя, по какому из них она могла уйти.

Дикие крики и топот ног будто окружали его со всех сторон.

— Бакстер?

Наконец он свернул в один из коридоров, только потому, что тот был освещен лучше двух других. Но когда дошел до середины, приглушенный гул возбужденных голосов стал вдвое громче, а из-за угла на него выскочили три призрачных фигуры.

— Черт! — агент вздохнул, повернулся и бросился прочь.

У него было такое ощущение, что он вот-вот уткнется носом в пол — ноги не поспевали за его отчаянным желанием бежать. Он пролетел поворот, на котором потерял Бакстер, и, не останавливаясь, устремился дальше. Крики позади становились все исступленнее и неистовее, травившие его хищники чувствовали скорый и неизбежный конец охоты.

Не осмеливаясь обернуться, Руш вытянул руку и вслепую выстрелил назад, но пуля лишь раскрошила на стене штукатурку. Он позвал Бакстер, надеясь, что паника в его голосе подстегнет ее бежать, если она, конечно, на это была еще способна. Вместо следующего выстрела раздался только сухой щелчок: он израсходовал все патроны. Он перепрыгнул через пустую банку из-под краски, но уже через мгновение услышал, как она катится по полу под ногами преследователей.

Тени его настигали.

Дамьен не вписался в поворот, на полном ходу врезался в стену, почувствовал жадно тянущуюся к его лицу руку и рванул дальше. В дальнем конце коридора располагался аварийный выход, обрамленный со всех сторон тонкими полосками света. Руш из последних сил ринулся вперед, чувствуя, что охотники дышат ему в затылок, прыгнул на последнюю преграду и вывалился на ослепительно яркий свет.

Его поприветствовал стрекот автоматной очереди.

— Группа быстрого реагирования! Не двигаться! Брось оружие!

От холода у него слезились глаза. Он подчинился.

— На колени, медленно!

— Не надо! — настойчиво прозвучал знакомый голос. — Он со мной!

Размытое темное пятно, перекрывавшее агенту обзор, превратилось в оперативника в полном боевом снаряжении. Руш узнал расположенные напротив здания и понял, что разветвленная сеть церковных коридоров и кладовок вывела его на ту же самую 51-ю Вест-стрит.

Вооруженный боец опустил оружие и направился мимо Руша к двум обнаженным телам, лежавшим в дверном проеме. Руш воспринял его пренебрежительное отношение как приглашение встать и облегченно вздохнул, увидев Бакстер, хотя та никак на него не отреагировала и не предприняла никаких попыток к нему подойти.

— Они еще внутри? — спросил Дамьен бойца. — Там женщина, агент ФБР, она…

— Наши ребята вот-вот взломают дверь в зрительный зал, — оборвал его боец.

— Мне нужно быть там, — сказал Руш.

— Останетесь здесь, — поправил его собеседник.

— Но они могут найти ее слишком поздно!

Агент повернулся и направился к входу в церковь, но спецназовец поднял свою штурмовую винтовку AR-15.

Бакстер поспешила вмешаться:

— Все в порядке, — сказала она бойцу, перегородила Рушу дорогу и оттолкнула его.

От боли тот схватился за грудь.

— Хочешь, чтобы тебя убили? — спросила она. — Ты же говорил мне, что не ищешь смерти, помнишь?

— Она все еще там! — сказал Руш. — Может быть… Если я только…

— Ее больше нет! — заорала она и тут же понизила голос до шепота: — Ее нет.

Донесся приглушенный грохот… и весь фасад церкви вспучился и взорвался, полыхнув на всю улицу огромным огненным шаром. Засвистели разлетающиеся во все стороны осколки стекла. Бакстер и Руш отшатнулись, зажав руками уши. Дорогу вокруг затянуло облако дыма, впивавшегося жалом в глаза Эмили, пока она не потеряла способность видеть. Под веки будто кто-то сыпанул песка. Потом она почувствовала, что Руш взял ее за руку. Она не понимала, куда он ее ведет, пока не открылась дверца машины.

— Садись! — заорал он, с силой захлопнул дверцу, а сам забежал с другой стороны и тоже забрался внутрь.

Бакстер опять могла дышать и терла глаза до тех пор, пока не смогла их открыть.

Они сидели в патрульной машине, брошенной посреди перекрестка. Лицо Руша сливалось с пеленой проплывавшего мимо окон грязного дыма. Стало темно, словно раньше времени наступили сумерки.

Никто из них не проронил ни звука.

Когда Бакстер смогла мысленно подвести итоги событий последних двадцати минут, ее затрясло.

И тут громыхнул второй взрыв.

Эмили схватила Руша за руку, ее дыхание участилось. На этот раз рвануло не в церкви, а где-то ближе, хотя где именно, они сказать не могли, потому что видимость ограничивалась лишь салоном патрульного автомобиля. Когда взорвалась третья бомба, Бакстер закрыла глаза. Потом почувствовала, как Руш обнимает ее за плечи — во время четвертого, последнего, взрыва.

Пелена вокруг постепенно рассеивалась, за окнами машины стало светлеть. Бакстер оттолкнула Руша, вышла из автомобиля и тут же прикрыла рукавом нос и рот. Оперативника реагирования нигде не было, скорее всего, после первого взрыва он укрылся внутри. Дамьен открыл дверцу и тоже вышел.

Когда вверх взметнулись первые исполинские клубы черного дыма — Нью-Йорку этот образ был слишком хорошо знаком — небо над центром города изукрасили языки пламени.

— Где это? — спросила Бакстер, не в состоянии сдержать слез.

— Таймс-сквер, — прошептал Руш.

Тишина сменилась оглушительным ревом сирен, взвыли сигналы тревоги, под ногами приближавшейся человеческой лавины загудела земля.

— О господи, — ошеломленно кивнула Бакстер. Они беспомощно стояли и смотрели, как горит город.

Сеанс первый

Вторник, 6 мая 2014 года,

9 часов 13 минут утра

Несмотря на спешку, Лукас Китон понимал, что не сможет покинуть дом, зная, что фотография в рамке висит криво. А даже если бы и попытался, то все равно потом бы вернулся, проехав пять минут, и в итоге опоздал еще больше. В дверь опять постучали, он подошел к снимку, аккуратно приподнял его угол и выровнял, прилагая мужественные усилия, чтобы не зацикливаться на похороненных за стеклом воспоминаниях… но ему, как всегда, не хватило силы воли — у этой стены он часто стоял часами, погрузившись с головой в прошлое, овеянное розовой дымкой идеала.

Лукас не мог слышать настойчивый стук в дверь, завороженно глядя на снимок: он с женой и двумя сыновьями в футболках «Юниверсал студиоз» весело смотрят в камеру.

Лукас сосредоточил все внимание на своем прошлом «я». Он тогда носил густую бороду; из-под безвкусной футболки из магазина сувениров уже слегка выпирал животик, но невзрачные, жесткие как щетина волосы покрывали начавшую лысеть голову куда больше, чем сейчас. Он заученно улыбался, придавая лицу то же выражение обезличенного, лицемерного счастья, к которому прибегал, когда общался с прессой или снимался для рекламы.

Он вроде бы был рядом с ними, но мыслями витал где-то далеко, думая о важных делах. Теперь он презирал себя за это.

Барабанивший в дверь человек переключился на пронзительный звонок, положив конец его сеансу самобичевания. Лукас направился к лестнице, прошел мимо большого зеркала в холле, на ходу проверив галстук, и поспешно поднялся по ступеням.

— Прошу прощения за беспокойство, господин Китон, но мы опоздаем, — извинился водитель, как только он открыл дверь.

— Не стоит извинений, Генри, — улыбнулся Лукас. — Если бы ты меня не беспокоил, я бы никогда и никуда не успевал. Прости, что заставил тебя ждать.

Генри сразу сел за руль — он уже достаточно долго возил своего пассажира-мультимиллионера, чтобы знать, как тот ненавидит, когда ему открывают дверь.

— Раньше мы по этому маршруту не ездили, — завел разговор он, трогаясь с места.

Лукас ответил не сразу. Ему хотелось только одного: посидеть в тишине.

— Обратно я доберусь сам.

— Вы уверены? — спросил Генри, наклонился вперед и посмотрел на небо. — Похоже, будет дождь.

— Ничего, как-нибудь, — заверил его Лукас, — а ты лучше пришли мне счет за обратную дорогу и где-нибудь пообедай.

— Вы очень добры, сэр.

— Генри, не хочу показаться невежливым, но мне нужно прочесть пару электронных писем перед… этой встречей.

— Понял, умолкаю. Дайте знать, если вам что-нибудь понадобится.

Радуясь, что ему не пришлось обидеть человека, Лукас вытащил телефон, уставился на черный экран и до конца поездки не сводил с него глаз.

В свое время Китон видел столько знаменитостей, промышленных магнатов и мировых лидеров, что сбился со счета. Но никогда еще он не нервничал как сейчас, сидя в лаконичной приемной Алексея Грина. Пока он заполнял диагностический опросник, у него непрерывно дрожали ноги. Одеревеневшие пальцы с трудом могли удержать ручку, к тому же он так закусил большой палец, что на нем проступила капелька алой крови.

Когда у секретарши на столе зазвонил телефон, у него перехватило дыхание.

Несколько секунд спустя дверь напротив распахнулась, и на пороге появился красивый мужчина. Вспомнив собственные редеющие волосы на утренней фотографии, Лукас не мог оторвать глаз от шевелюры Грина, зачесанной назад, как сейчас носят звезды кино, — да он и выглядел как кинозвезда.

— Здравствуйте, Лукас, меня зовут Алексей, — поприветствовал его Грин и с искренностью старого друга пожал руку, — проходите, пожалуйста, проходите. Вам что-нибудь принести? Чай? Кофе? Стакан воды?

Лукас покачал головой.

— Нет? Ну что же, в таком случае, садитесь, — улыбнулся Грин и тихо закрыл за ними дверь.

За двадцать минут Лукас не произнес ни слова. Все это время он теребил молнию на куртке, в то время как Грин терпеливо на него смотрел. Затем поднял глаза, на мгновение встретился с ним взглядом и опять уткнулся в лежавшую на коленях куртку. Мгновение спустя он залился слезами и закрыл ладонями лицо. Грин продолжал хранить молчание.

Прошло еще пять минут.

Лукас вытер красные глаза и тяжело вздохнул:

— Простите, — извинился он и чуть не разрыдался опять.

— Вам не за что просить прощения, — мягко сказал Грин.

— Просто… вы… Никто не понимает, что мне пришлось пережить. Я уже никогда не буду прежним. Если вы теряете тех, кого любите, по-настоящему любите… то… разве можно после этого быть в порядке?

Грин взял со стола несколько салфеток и протянул их Лукасу.

— Быть в порядке — это одно, а вот признать, что что-то вышло из-под контроля, — совсем другое, — сердечно сказал Грин, — Лукас, посмотрите на меня.

Тот осторожно взглянул психиатру в глаза.

— Я искренне верю, что смогу вам помочь, — произнес доктор.

Китон улыбнулся и кивнул:

— Да… Да. Я тоже в это верю.

Глава 22

Вторник, 15 декабря 2015 года,

2 часа 4 минуты дня

Бакстер отправила сразу три эсэмэски одинакового содержания: Эдмундсу, Ваните и Томасу:

Потом выключила телефон и села в один из немногих поездов, которые еще курсировали до Кони-Айленда. Ей хотелось оказаться как можно дальше от Манхэттена, от взбудораженных людей, от четырех темных туч, повисших в небе и затмивших собой голубой небосвод: визитной карточки их киллера.

Мало-помалу опасливые пассажиры сошли на своих остановках. На почти безлюдной станции метро Бакстер вышла из вагона одна. Поплотнее закуталась, пытаясь уберечься от ветра, который здесь казался сильнее и холоднее, чем в городе, и зашагала к берегу.

Парк развлечений на зиму был закрыт — обшитые досками киоски и будки, окружавшие голые скелеты застывших каруселей, топорщились огромными висячими замками.

В глазах Бакстер сцена обнаруживала подлинную пустоту, скрывавшуюся за фасадом яркого света и громкой музыки, за которым нельзя было разглядеть иллюзорность того, что предлагалось посетителям. Точно так же сегодня утром толпы зевак повалили на Таймс-сквер, известную на весь мир туристическую достопримечательность, чтобы поглазеть на озаренные пламенем пожара огни рекламы, которым в обычное время приходилось так упорно конкурировать за внимание зрителей.

Эмили понимала, что ее гнев необоснован и неуместен, но ей все равно было тошно от всех этих брендов, которые так и норовили вбить свою продукцию в глотку каждому члену общества. Смерть под неоновой вывеской «Кока-Колы» казалась еще более нелепой, чем просто смерть.

Бакстер больше не желала об этом думать. Как и о чем-либо другом, особенно о Кертис и о том, как они оставили ее умирать в той кошмарной церкви.

Протестуя и злясь на Руша за его трусость, она в то же время осознавала, что сама дала ему себя увести и что, если бы она сердцем решила остаться с раненой коллегой, никакая сила не смогла бы ее оттащить. Эмили потому и бесилась, что Дамьен все знал и понимал. Это был их совместный выбор.

Не он, а они бросили ее там.

Эмили все шагала и шагала по набережной, парк развлечений давно остался позади, перед ней простирались только море и пелена снега… ноги несли ее все дальше вперед.

На следующее утро Бакстер встала рано и не пошла завтракать, чтобы не встречаться с Рушем. Стоял изумительный морозный зимний день, на небе не было ни облачка, поэтому она взяла кофе на вынос и двинулась в сторону Федерал-плаза. Вошла в здание, миновала пост охраны и поднялась на лифте в притихший офис.

Она первая оказалась в зале совещаний и автоматически села на стул в дальнем углу. Немного погодя сообразила почему. Они с Волком всегда устраивались в заднем ряду во время всевозможных собраний и тренингов. Двое смутьянов, старавшихся укрыться от посторонних глаз.

Эмили улыбнулась, вспомнив, как во время семинара по политкорректности Финли вдруг уснул, но тут же разозлилась на себя за этот приступ ностальгии.

Они с Волком добрых двадцать минут тихонько двигали под ним стул, чтобы повернуть спиной к трибуне. Заметив это, лектор на него наорал, обозвал «ленивым, мерзким шотландцем» и досрочно закрыл семинар. Выражение, которое после этого отразилось на лице Финли, не поддавалось никакому описанию.

Голова Бакстер была слишком занята другим, чтобы предаваться воспоминаниям. Она встала и пересела на стул в первом ряду.

Без пяти девять зал стал наполняться народом, и в нем сразу же воцарилась атмосфера неукротимой ярости. Когда вошел Руш и стал высматривать Эмили, она отвернулась, чтобы не встречаться с ним взглядом. Поскольку свободных мест практически не осталось, ему пришлось устроиться в первом ряду, где сидеть никто не любил.

Все ее усилия не думать о смерти коллеги оказались напрасными. Через двадцать секунд после появления в комнате Леннокс прикоснулась к огромному сенсорному экрану и вывела на него фотографию Кертис в мундире ФБР; она искренне улыбалась в объектив. Даже при таком увеличении ее кожа выглядела безупречно.

Бакстер показалось, что ей изо всех сил врезали под дых, и отвела глаза, стараясь их чем-то занять, понимая, что в противном случае они наполнятся слезами.

Внизу появилась подпись:

Леннокс склонила голову и несколько мгновений помолчала.

Потом откашлялась и произнесла:

— Богу просто понадобился еще один ангел.

Бакстер собрала в кулак всю свою волю, чтобы не вскочить и не выбежать из комнаты, но, к своему большому удивлению, увидела, как встает и выходит Руш.

После напряженной паузы Леннокс открыла совещание, для начала «с прискорбием» объявив, что в тот злополучный день погибла их коллега, и поблагодарив ее за «неоценимый» вклад в расследование дела. После чего подчеркнула, что для остальных работа только начинается, что «в самом ближайшем будущем» к ним подключатся специалисты Министерства национальной безопасности и Антитеррористического бюро Департамента полиции Нью-Йорка, и представила агента, который отныне будет выполнять обязанности Кертис.

— Из-за нашей оплошности вчера утром злоумышленники получили возможность манипулировать нами, представителями спецслужб целой нации, — обратилась Леннокс к собравшимся, — подобной ошибки мы больше не допустим. Оглянувшись назад, можно с уверенностью прийти к следующему выводу: попытки провести аналогии с делом Тряпичной куклы, чтобы привлечь внимание средств массовой информации, гротескный спектакль на Центральном вокзале, чтобы об этом заговорил мир, убийства полицейских, чтобы вызвать несоразмерную реакцию, были лишь… Наживкой.

После этих слов в комнате повисла неловкая тишина. Их все время предупреждали о ловушке, но все равно никто из них так ничего и не смог предугадать.

— Мы бросили на них все имевшиеся в нашем распоряжении силы.

Леннокс немного помолчала, заглянула в свои записи и продолжила:

— На небольшом клочке земли, от церкви до Таймс-сквер, мы потеряли двадцать двух наших ребят, включая полицейских, группу быстрого реагирования в полном составе и, конечно же, специального агента Кертис. Общее число убитых на данный момент достигло ста шестидесяти человек. Мы полагаем, что их будет значительно больше — в ходе работ по расчистке завалов обнаруживаются все новые и новые жертвы, а многие из тех, кто был найден раньше, умирают в больницах от ран.

Она посмотрела на фотографию Кертис:

— Наш долг перед всеми этими людьми — найти и наказать тех, кто несет ответственность…

— Я лично их урою, — пробормотал кто-то.

— …при этом не посрамив честь наших коллег, демонстрируя в работе высочайшие стандарты, которых от нас ожидает общество, — добавила Леннокс, — полагаю, вам уже порядком надоело меня слушать, поэтому передаю слово специальному агенту Чейзу.

Человек, пришедший на смену Кертис, поднялся со стула. Заранее решив из принципа его возненавидеть, Бакстер обрадовалась, что на это у нее были все основания. Чейз облачился в бронежилет — без всякой причины, просто, видимо, считал, что так круче.

— Итак, — начал он, явно потея под совершенно ненужным слоем кевлара, — нам удалось идентифицировать два автомобиля, причастных к вчерашним взрывам.

По рукам пошли две фотографии. На одной был запечатлен белый минивэн в узком проулке, на другой — точно такой же, только припаркованный посреди пешеходной зоны.

— Как видите, мы имеем дело с двумя абсолютно идентичными транспортными средствами: поддельные номера и расположение в стратегических точках для обеспечения максимальных потерь, — сказал Чейз.

— В переулке? — спросил из передних рядов женский голос.

— Как человеческие, так и в плане инфраструктуры, — уточнил Чейз, сжимая в руке снимок, — машину в переулке поставили, чтобы обрушить билборды и огромный новогодний шар. Все службы были начеку и в любой другой день эти автомобили выявили бы и остановили в десяти кварталах от Мидтауна. Но вчера мы ослабили бдительность на несколько десятков минут и заплатили за это высокую цену.

— А два других взрыва? — спросил кто-то.

— Последний взрыв произошел в метро, но не в поезде, а на станции. Мы считаем, что там сдетонировал рюкзак либо какой-то другой предмет, но для отработки этой гипотезы понадобится некоторое время. Заряд в церкви, скорее всего, сработал, когда наши ребята вышибли двери в зрительный зал. По нашим данным, развешанные там деревянные манекены были начинены взрывчатым веществом C-4.

Чейз поднял недавно сделанную фотографию длинноволосого британского психиатра.

— Наш главный подозреваемый, Алексей Грин, как будто исчез с лица земли. Он думает, что сможет от нас спрятаться. А зря. Он полагает, что сможет нас перехитрить. Тоже зря. Ни один из нас не успокоится до тех пор, пока на руках этого мерзавца не защелкнутся наручники. А теперь за работу.

В самолете Бакстер устроилась у иллюминатора. Чтобы пройти усиленную проверку, введенную в аэропортах со вчерашнего дня, ей понадобилось полтора часа. Когда Леннокс вызвала ее к себе в кабинет на пару неискренних прощальных слов, Эмили дождалась удобного момента, чтобы улизнуть, не повидавшись с Рушем. Это, конечно, было невежливо, но она ему не доверяла. Порой он раздражал своей эксцентричностью, иногда был просто странным, но теперь лицо этого человека в глазах Бакстер превратилось в живое напоминание о самом худшем событии во всей ее жизни, в равной степени кошмарном и позорном.

Она была рада от него избавиться.

Бездумно проблуждав весь вечер по улицам города, Бакстер совершенно выбилась из сил. Она шла и шла. Когда же она наконец вернулась в отель, мысли, которые ей так хотелось одолеть, вновь набросились на нее и не дали ни на минуту забыться сном.

Она вытащила из кармана переднего кресла дешевые пластиковые наушники, нашла радиостанцию, подходящую для засыпания, и закрыла глаза.

Мерный гул двигателей стал чуть громче, а вместе с ним и убаюкивающий шелест теплого воздуха, который вентиляторы гнали в уютно освещенный салон. Бакстер натянула на себя одеяло и устроилась поудобнее, но вдруг вспомнила, что засыпала она без одеяла.

Тут же полностью проснувшись, она открыла глаза и в нескольких дюймах от себя увидела знакомое, тихо похрапывающее с открытым ртом лицо.

— Руш! — воскликнула она, разбудив вокруг себя не меньше семи человек.

Агент ЦРУ недоуменно покрутил головой по сторонам и спросил:

— Что?

— Тихо вы! — зашипели на них сзади.

— В чем дело? — встревоженно спросил Руш.

— В чем дело? — ответила Бакстер, все еще на повышенных тонах. — Что вы здесь делаете?

— Где?

— Как где? Здесь, в самолете!

— Мадам, я вынуждена попросить вас говорить тише, — резко заметила остановившаяся в проходе стюардесса, — вы мешаете другим пассажирам.

Бакстер в ответ лишь подняла на нее глаза и буравила взглядом до тех пор, пока она не ушла.

— Отталкиваясь от весьма обоснованного предположения, что вчерашние события представляли собой финальную стадию операции в США, мы полагаем, что атаки аналогичного масштаба возможны и в Великобритании, — чуть слышно прошептал Руш. — Наш главный подозреваемый — Алексей Грин, в последний раз его видели в Лондоне вскоре после того, как Кер… — он осекся, не желая называть погибшую коллегу. — В общем, после нашей поездки в тюрьму.

— Кертис, — злобно бросила Эмили, — глупо бояться произносить ее имя. Оно и так будет преследовать нас обоих до конца жизни. У нас было оружие, и мы могли что-то сделать. Но вместо этого бросили ее там умирать.

— Ее нельзя было спасти.

— Откуда вам известно?

— Известно! — вскипел Руш в редком для него приступе гнева, с извиняющимся видом махнул какой-то несчастной старушке, сидевшей от них через проход, и понизил голос. — Известно.

Они немного посидели молча.

— Она не захотела бы, чтобы умерли из-за нее, — тихо продолжал Руш, — и знает, что вы не хотели без нее уходить.

— Кертис была без сознания, — огрызнулась Бакстер.

— Я имею в виду сейчас. Она знает. Смотрит на нас с небес и…

— Заткнитесь, черт бы вас побрал!

— Сама заткнись, — пробормотал кто-то с переднего кресла.

— Даже не смейте притирать мне уши всем этим религиозным дерьмом. Я вам не наивный ребенок, у которого сдох хомяк, так что приберегите всю эту пургу про феечек с небес для кого-то другого, ясно?

— Хорошо, простите, — сказал Руш и поднял руки, признавая свою капитуляцию.

Но Эмили еще не закончила.

— Я не собираюсь сидеть здесь и слушать, как вы утешаете себя бредовыми историями о том, как Кертис улетела в какое-то изумительное место и в эту самую минуту благодарит нас, что мы дали ей истечь кровью на грязном полу. Она мертва! Ее больше нет! Сначала она мучилась от боли, потом ее не стало. Конец.

— Простите, что завел этот разговор, — ответил Руш, потрясенный злобой, которой была пропитана тирада Бакстер.

— Вы же умный человек, Руш. По роду занятий мы всю свою жизнь собираем доказательства и опираемся на неопровержимые факты, но это почему-то не мешает вам верить, что где-то наверху на облаке сидит некий старикан, такой добрый престарелый Винни-Пух, и ждет не дождется, когда мы к нему все явимся. Я… я просто этого не понимаю.

— Давайте больше не будем об этом, — сказал Руш. — Пожалуйста.

— Она умерла, понятно? — сказала Бакстер и только теперь осознала, что из ее глаз катятся слезы. — И теперь, благодаря нам, лежит где-то в морозилке, как кусок мяса. И если мне с этим жить всю оставшуюся жизнь, то и вы будете с этим жить, никуда не денетесь.

Она опять засунула в уши наушники и отвернулась к иллюминатору, все еще тяжело дыша после вспышки гнева. Все, что ей теперь оставалось, это наблюдать за своим отражением в темном стекле. Она видела, как ее лицо постепенно расслабляется и вместо ярости на нем проступает чувство вины.

Слишком упрямая, чтобы извиняться, она закрыла глаза и наконец уснула.

Когда самолет приземлился в Хитроу, Руш был любезен и мил, как всегда, от чего Бакстер стало только хуже. Она проигнорировала все его попытки завязать разговор и устремилась вперед, чтобы выйти раньше него. Ее чемодан выгрузили одним из первых. Она взяла его с ленты транспортера и покатила к выходу дожидаться Томаса.

Десять минут спустя Эмили услышала, что сзади подкатил другой чемодан, но сделала вид, что вглядывается в зону для встречающих, и не поворачивалась до тех пор, пока он не отъехал и не затих вдали. Скосив глаза, она увидела, что Руш направился к стоянке такси, опустила взор и с удивлением обнаружила, что на ее чемодане лежат перчатки и пестрая оранжевая шапочка.

— Я просто ужасный человек, — прошептала она, окинув их долгим, тоскливым взглядом.

Глава 23

Четверг, 17 декабря 2015 года,

9 часов 34 минуты утра

— Доброе утро, босс.

— Доброе утро.

— Добро пожаловать домой, шеф.

— Спасибо.

— Во дела! Она вернулась.

Через пять минут по прибытии в Нью-Скотленд-Ярд Бакстер с трудом продиралась сквозь град обрушившихся на нее приветствий, по большей части дружелюбных, желая побыстрее оказаться в святилище своего кабинета.

Утром Томас отвез ее домой, она по-быстрому приняла душ и переоделась. Потом они вместе позавтракали, поглядывая на прикорнувшего в углу Эхо, дувшегося на нее за то, что она на целую неделю оставила его в каком-то непонятном месте. Однако впервые за все время Эмили, вернувшись к Томасу, почувствовала себя дома…

Когда Бакстер ехала на работу, она до конца не осознавала не только который сейчас час, но и какой сегодня день.

Она быстро затворила дверь, закрыла глаза и глубоко вздохнула, прижавшись к тонкой деревянной перегородке на тот случай, если кому-то еще взбредет в голову с ней поздороваться.

— Доброе утро.

Эмили медленно открыла глаза и обнаружила, что за ее столом сидит Руш. Он выглядел возмутительно бодрым и радостным.

Раздался стук в дверь.

— Войдите! — позвала Бакстер. — А, привет, Джим.

Порог переступил пожилой усатый полицейский и бросил на Дамьена вопрошающий взгляд:

— Доброе утро. Я лишь забежал узнать, есть ли подвижки, — осторожно произнес он.

— Все в порядке, — заверила она, повернулась к агенту и объяснила, — Джиму поручено вести поиск детектива Коукса.

— Ну и как, — спросил Джим, даже не думая садиться, — вы видели Волка?

— Не-а.

— Хорошо, в таком случае зайду к вам через неделю, — сказал он и закрыл за собой дверь.

Эмили собралась с духом, чтобы встретить следующего посетителя, но никто не вошел.

— Я узурпировал ваше место, — сказал Руш, встал и пересел на дешевый пластиковый стул, — на половину десятого у меня назначена встреча с начальником Антитеррористического департамента МИ5. Надеюсь, это не поздно и к полудню мы сможем вернуться сюда, чтобы обсудить ситуацию с руководителем СО15[19].

— Отлично.

— Думаю, нам лучше поехать туда вместе, — осторожно добавил он.

— Да? — вздохнула Бакстер. — Хорошо, только я за рулем.

— Дышите. Дышите. Дышите…

Алкотестер дважды коротко пикнул, и молодой полицейский вынул трубку у Бакстер изо рта. Его коллега лежал на животе и выковыривал из-под «Ауди» то, что осталось от велосипеда. Хотя его хозяин, затянутый в лайкру, получил лишь несколько ссадин, врачи «скорой» его тщательно обследовали.

— Ну что, мы закончили? — обратилась Бакстер ко всем участникам происшествия.

Ей ответили уклончиво, и тогда она достала из кармана визитку, протянула ее разгневанному велосипедисту и направилась к машине. Руш без особого энтузиазма встал и забрался на пассажирское сиденье. Когда они подали назад, съехали с тротуара и покатили дальше по направлению к Миллбанк-роуд, под колесами хрустнуло еще несколько кусочков углеволокна.

— Бросьте это в бардачок, — попросила Бакстер, протянув коллеге пачку визитных карточек с логотипом столичной полиции.

Руш взял их, но вдруг замер.

— Вы знаете, что на них имя Ваниты? — спросил он.

Бакстер хмуро глянула на него с таким видом, будто он сморозил какую-то глупость.

Руш по-прежнему ждал от нее объяснения.

— Честно говоря, я исчерпала на свое имя лимит страховых случаев, — ответила она, — и одиннадцать раз попадала в аварии после того, как Транспортный департамент объявил мне последнее предупреждение. Если повезет, раздобуду где-нибудь визитки Финли Шоу… Как по-вашему, женщину могут звать Финли?

— Абсолютно точно нет, — ответил Руш.

— А я думаю, могут. Так и сделаю! — заверила его Бакстер. — Он на пенсии. Он не будет возражать.

У Руша, кажется, на этот счет все еще были сомнения.

Пять минут они ехали молча; за это время застрявшая в пробке машина продвинулась самое большее на полтора метра. Наконец, агент решил завести разговор и бросил вскользь:

— Ваш молодой человек, должно быть, рад, что вы вернулись.

— Наверное, — ответила Бакстер и, следуя принятому в обществе этикету, с эмоциональностью робота произнесла аналогичный комментарий, — вам, думаю, тоже было приятно вновь оказаться в кругу близких.

Руш вздохнул:

— Когда таксист, наконец, утомился демонстрировать мне достопримечательности Лондона, они уже ушли, кто на работу, кто в школу.

— Как жалко. Ну ничего, сегодня постараемся долго не задерживаться, чтобы вы могли пораньше вернуться домой и провести с ними время.

— Было бы неплохо, — улыбнулся он, — знаете, у меня никак не выходят из головы ваши слова о Кертис…

— Я не хочу об этом говорить! — заорала на него Бакстер — на нее вмиг вновь нахлынула вчерашняя волна необузданных эмоций.

Стало тихо.

— Но и молчать всю дорогу тоже не могу! — сердито добавила Эмили. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

— Например?

— Не знаю. О чем хотите. Расскажите мне о вашей дочери.

— Вы любите детей? — спросил Руш.

— Нет.

— Я так и думал. Что вам сказать? У нее такие же рыжие волосы, как у ее матери. Она обожает петь, но упаси вас бог оказаться рядом, когда она поет.

Бакстер улыбнулась. То же самое о ней самой не раз говорил Волк. Арестовав как-то торговца наркотиками, набросившегося на него с ножом, он попросил ее петь задержанному серенады, а сам отправился принести что-нибудь поесть.

Эмили остановила машину, полностью блокировав движение на оживленном перекрестке.

— Еще она любит плавать, танцевать, по вечерам в субботу смотрит шоу «Фактор икс», — продолжал Руш, — а на день рождения просит только Барби, Барби… а потом опять Барби.

— В шестнадцать лет?

— В смысле — шестнадцать?

— Ваш друг, агент ФБР, сказал, что его дочь ровесница вашей, а той сейчас шестнадцать.

Руш, казалось, на мгновение смешался, но тут же засмеялся:

— Ничего себе. Оказывается, от вашего внимания ничто не может ускользнуть. Макфарлен мне не друг, и в тот момент я решил просто промолчать. Ей сейчас шесть… Впрочем, не сильно-то он и ошибся, — улыбнулся он.

Наконец Бакстер отъехала от перекрестка и миновала пешеходный переход.

— Как ее зовут?

Руш на мгновение замялся, но все же ответил:

— Элли… То есть Эллиот. Ее зовут Эллиот.

Начальник Антитеррористического департамента МИ5 Уайльд откинулся в кресле и переглянулся с коллегой. Бакстер говорила уже десять минут, Руш в это время лишь сидел и молча кивал.

Для столь значимого поста в руководстве спецслужб Уайльд выглядел на удивление молодо. Он лучился непоколебимой самоуверенностью.

— Старший инспектор, — перебил он Эмили, видя, что она даже не собирается останавливаться, — мы ценим вашу озабоченность…

— Но…

— …и понимаем, что вы пришли поделиться с нами своими соображениями. Наше ведомство уже в курсе вашего расследования, и над материалами по данному делу, присланными ФБР, работает команда лучших специалистов.

— Но я…

— Вам следует понять, — он не давал ей вставить даже слово, — что в Соединенных Штатах в целом и в городе Нью-Йорке в частности уже был объявлен «критический» уровень террористической угрозы, свидетельствующий о неизбежности надвигающегося нападения.

— Я знаю, что он означает, — по-детски насупившись, ответила Бакстер.

— Вот и отлично. Тогда вы меня поймете, если я скажу, что в Великобритании в последние пятнадцать месяцев этот уровень упорно считается «высоким».

— Так объявите его критическим!

— Боюсь, это не так просто, как может показаться, — покровительственно засмеялся Уайльд. — Вы хоть представляете себе, во сколько обходится государству каждое повышение уровня террористической опасности? В миллиарды: на улицах появляются военные патрули, мобилизуется армия, люди перестают ходить на работу, приостанавливается приток зарубежных инвестиций, биржевые индексы устремляются вниз… И так далее, и так далее. Объявить критический уровень террористической угрозы означает признать в глазах всего мира, что нам готовят мощный удар, но мы не можем ничего сделать, чтобы его предотвратить.

— Значит, дело в деньгах? — произнесла Бакстер.

— Отчасти, — признал Уайльд, — но в первую очередь мы должны на сто процентов быть уверены, что подобное нападение действительно готовится. А пока мы не совсем уверены. Вместе с тем, даже считая уровень угрозы высоким, мы смогли предотвратить семь террористических атак, о которых общественность осведомлена, и неизмеримо больше тех, что так и остались тайной. На мой взгляд, старший инспектор, если бы готовилось нападение, так или иначе связанное с убийствами Азазеля…

— Они так не называются.

— …то мы наверняка что-то об этом знали.

Бакстер покачала головой и горько засмеялась.

Увидев на ее лице знакомое выражение, Руш поспешил вмешаться, пока она не наговорила сотрудникам МИ5 ничего лишнего:

— Неужели вы полагаете, что Таймс-сквер сровняли с землей через десять минут после бойни в церкви по чистой случайности?

— Конечно, нет! — вскинулся Уайльд. — Но почему вы не учитываете, что это нападение по своей сути могло быть незапланированным? Что злоумышленники осуществили его только потому, что все силы Департамента полиции Нью-Йорка были стянуты на месте чрезвычайного происшествия?

Бакстер с Рушем молчали.

— Эксперты ФБР уже установили, что в церкви использовались совсем другие взрывчатые вещества, чем в бомбах, сдетонировавших на улице. Да и вообще, теория о том, что Великобритания должна зеркально отражать США, вызывает большие сомнения: у нас совершено только два убийства, получивших широкую огласку как по эту, так и по ту сторону Атлантики. И даже вам придется признать, что бойня в церкви на Таймс-сквер с очень высокой долей вероятности стала заключительным аккордом.

Бакстер встала и направилась к выходу. Руш тоже двинулся за ней.

— Террористы уже объявились? — бросила она на ходу. — Кто-нибудь взял на себя ответственность за разрушения и гибель людей?

— Нет, — Уайльд бросил на коллегу гневный взгляд, — пока нет.

— Сказать вам почему? — спросила она, переступая порог. — Потому что это еще не конец.

— Кретины! — прошипела Бакстер, когда они вышли на Миллбанк-роуд.

На реке гулял холодный ветер, грозно выступала арка над входом в Темз-хаус.

Руш не слушал. Он внимательно читал на телефоне электронную почту.

— Один из убийц в церкви остался жив!

— Да ладно? Как ему это удалось?

— Очевидно, в момент взрыва он находился в каком-нибудь дальнем коридоре за сценой, далеко от эпицентра. Сейчас он в коме, но Леннокс настаивает, чтобы его привели в чувство, хотя врачи не велят.

— Молодец, — сказала Бакстер.

Начальницу из ФБР она не любила, но при этом знала, что Ванита никогда не пошла бы на столь решительный шаг. Делать трудный выбор было делом детективов, ее же функция сводилась к тому, чтобы потом приносить их в жертву.

— Они говорят, что, если его раньше времени вывести из комы, ему почти наверняка светит длительная дисфункция мозга.

— Так даже лучше.

— Но если так оно и будет, Леннокс ничего хорошего не ждет. Обязательно найдется кто-нибудь, кому захочется крови.

— Это точно, — пожала плечами Бакстер. — Так, к сожалению, часто бывает, когда делаешь доброе дело.

В 8 часов 38 минут Эдмундс, пошатываясь, переступил порог своего дома. На него тут же обрушились запахи талька, детских какашек и тостов. Лейла орала во всю мощь своих маленьких легких.

— Алекс, это ты? — крикнула из спальни Тиа.

Проходя мимо, он заглянул на кухню, выглядевшую так, будто в ней учинили обыск. Потом поднялся по лестнице и увидел, что жена баюкает дочь. Было видно, что силы ее на исходе.

— Где ты был?

— В пабе.

— В пабе?

Эдмундс простодушно кивнул головой.

— Ты пьян?

Эдмундс робко пожал плечами. Вообще-то он планировал только один бокал, но у Бакстер было жуткое количество самых жутких новостей, о которых ей нужно было срочно ему рассказать. Теперь, думая об этом, он понимал, что попытки не отставать от нее неизменно приводили к тому, что весь следующий день у него гудела голова.

— Я же тебе утром говорил, — сказал он, вошел в комнату и стал поднимать разбросанные на полу вещи.

— Нет, — поправила его Тиа, — ты просто сказал, что сегодня приезжает Эмили. Или мне нужно было сразу понять, что как только она возвращается в Англию, ты тут же отправляешься с ней пить?

— Мы с ней расследуем дело! — необдуманно брякнул Эдмундс.

— Нет… ты здесь ни при чем! Это она расследует дело! А ты работаешь в финансовом отделе!

— Но я ей нужен.

— Знаешь, что я тебе скажу? Ваши странные, непонятные отношения… Я не против. Если хочешь бегать за ней, как собачка, тебя никто не держит.

— Что ты такое говоришь? Бакстер ведь тебе нравится! Вы с ней подруги!

— Я тебя умоляю! — с издевкой в голосе воскликнула Тиа. — Это не женщина, а ходячая катастрофа. До смешного грубая, упрямая, как осел, и вечно у нее на все свое мнение.

Эдмундс хотел было что-то сказать, но понял, что согласен по всем пунктам. У него возникло подозрение, что Тиа специально репетировала эту уничижительную тираду против Бакстер.

Услышав, что мать повысила голос, Лейла закричала еще громче.

— Ты видел, сколько она может влить в себя за вечер, черт бы ее побрал?

У Эдмундса в животе заурчало в знак согласия. Еще одно обвинение, и тоже справедливое.

— Если тебе так нравятся властные женщины, то я тебе могу предложить кое-что другое: выпей литр воды, закуси хлебом и протрезвей! — орала Тиа. — Этой ночью сам будешь сидеть с Лейлой. Я сегодня сплю на диване!

— Прекрасно!

— Прекрасно!

Когда он повернулся, чтобы выйти из комнаты, Тиа швырнула в него плюшевым мишкой. Он поднял его и взял с собой на первый этаж, вспомнив, как сконфузилась Бакстер, когда протягивала ему эту игрушку в первый день рождения Лейлы. Алекс подумал, насколько трудно ей общаться с окружающими, даже в самых обыденных ситуациях, и ему стало грустно.

Он любил Тиа больше всего на свете и вполне мог ее понять, но она даже не догадывалась, через что пришлось пройти его лучшей подруге, какой кошмар выпал на ее долю, какие потери она понесла только за последнюю неделю. И он сделает все, что в его власти, чтобы Эмили со всем этим справилась.

Он ей нужен.

Посвящение

Вторник, 24 ноября 2015 года,

9 часов 13 минут вечера

Она знала, что сегодня ее очередь.

Она чувствовала, что он смотрит на нее, но все равно не двигалась.

Мимолетный взгляд через плечо подтвердил то, что ей было известно и так: это был единственный выход, пусть даже и на другом конце света.

Она не могла на это пойти.

— Саша? — проворковал ей в ухо голос.

Рядом стоял Алексей. Ей пришлось напомнить себе о необходимости в присутствии других обращаться к нему официально. Он не позволял кому попало называть его по имени, но ей он сказал, что она особенная.

— Пойдем со мной, — ласково произнес он и протянул ей руку. — Ну, давай.

Они пошли между выстроившихся в два ряда людей. Те, кто стоял слева, через испытание уже прошли, но тревожное ожидание тех, что справа, от ее трусости несколько затянулось.

Грин вывел ее на середину комнаты. На полированном полу тянулся алый след — один из братьев потерял сознание посреди процедуры. На Сашу безучастно смотрел какой-то незнакомый человек. Его рука выжидательно сжимала окровавленный нож. Он вытрет его, но только когда вырежет у нее на груди слово — чтобы их связали неразрывные узы, чтобы они стали одним целым.

— Готова? — спросил Грин.

Саша кивнула, едва переводя дух.

Он зашел ей за спину, расстегнул блузку и спустил с плеч.

Но когда незнакомец поднес к ней нож, женщина вздрогнула, попятилась и уперлась в Грина.

— Простите… простите, пожалуйста, — взмолилась она, — не думайте, все хорошо.

Она сделала шаг к человеку с мертвым взглядом, закрыла глаза и кивнула.

Тот опять поднял нож… Саша почувствовала кожей прикосновение холодного металла.

— Простите… простите… простите… — сказала она, отступила и заплакала. — Я не могу.

Когда у всех на виду из ее глаз брызнули слезы, Грин обнял ее и крепко прижал к себе.

— Тс-с-с-с… тс-с-с… — мягко утешал он.

— Клянусь, я сделаю все, что вы скажете, — ответила Саша, — для меня это важнее всего на свете. Просто я… не могу.

— Но, Саша, ты ведь понимаешь, почему я прошу тебя это для меня сделать? — спросил Грин.

Даже если бы на коже женщины выжгли каленым железом клеймо, ей все равно не было бы так больно, как от его взгляда, обвинявшего ее в предательстве.

— Да.

— Скажи мне… а еще лучше, скажи нам всем, — произнес Грин и выпустил ее из объятий.

Она откашлялась:

— Это означает, что мы сделаем для вас что угодно, что мы принадлежим вам, последуем за вами хоть на край света, выполним, не задавая лишних вопросов, любой ваш приказ.

Саша опять посмотрела на изогнутое лезвие ножа и зарыдала.

— Очень хорошо. С другой стороны, тебе известно, что ты имеешь полное право не делать того, чего не хочешь, — заверил ее Грин. — Ты уверена, что не можешь пойти на этот шаг?

Она кивнула.

— Отлично… Эдуардо! — позвал Грин.

Из строя вышел коренастый мужчина, поправляя свежую повязку.

— Вы с Сашей друзья?

— Да, Але… Прошу прощения, я хотел сказать, доктор Грин.

— Мне кажется, она сейчас в тебе нуждается.

— Спасибо, — прошептала Саша, когда Эдуардо подошел к ним и обнял ее за плечи.

Грин тепло сжал ей руку и отпустил.

Но на полпути вновь окликнул их.

— Эдуардо, — сказал он, убедившись, что их всем хорошо видно, — боюсь, Саша решила, что ей с нами не по пути… Убей ее.

Эдуардо ошеломленно повернулся что-то сказать, однако Грин уже отвернулся и зашагал прочь. Он вынес свой приговор и уже утратил к ним интерес. Эдуардо снова посмотрел на Сашу, не зная что делать.

— Эдди? — ахнула она, увидев, как изменилось лицо друга.

Стена обращенных на них взоров отрезала ее от выхода из комнаты.

— Эд!

Ему на глаза навернулись слезы, он со всей силы ударил ее кулаком по лицу, и мир вокруг нее завертелся.

Саша вскрикнула и повалилась на пол; его повязка, за которую инстинктивно схватилась, чтобы не упасть, осталась у нее в руках. Единственным, на чем ей удалось сфокусировать взгляд, когда он опустился возле нее на колени, было вырезанное на его груди слово. И в последние мгновения жизни это принесло ей утешение, потому что это не друг начал бить ее головой о каменный пол… Друга уже не существовало.

Глава 24

Четверг, 17 декабря 2015 года,

3 часа 36 минут дня

Леннокс и Чейз шагали по вестибюлю Медицинского центра Монтефиоре. Стеклянные стены приглушали доносившиеся с улицы крики. Какой-то человек, скорее всего неуступчивый лечащий врач лежащего в коме убийцы, рассказал журналистам о сложившейся ситуации, и они осаждали здание. За густым рядом телекамер то взмывали вверх, то опускались лозунги пикетчиков, протестующих против решения ФБР привести раньше времени в чувство человека, который получил опасную травму головы.

— Боже мой, какая же короткая у них память! — пробормотала Леннокс, когда они, ориентируясь по указателям на стенах, направились в отделение интенсивной терапии.

Чейз ее не слушал. Он шел рядом с начальницей, отвечая за нее на телефонные звонки. На каждом шагу фрагменты его бронежилета, соприкасаясь друг с другом, издавали противный, действующий на нервы скрип.

— Да, сэр, я понимаю… Да, сэр… Как я уже говорил, в данный момент она не может подойти.

Навстречу им шел пожилой мужчина в длинном коричневом пальто и с любопытством глядел на них. Не успела Леннокс предупредить Чейза, как человек выхватил из одного кармана фотоаппарат, из другого диктофон:

— Агент Леннокс, вы считаете, что закон для ФБР не указ? — осуждающим тоном бросил он, когда Чейз прижал его к стене.

Леннокс шла вперед, не обращая на него внимания.

— Судья, присяжные и палач — так теперь у нас все устроено?

Пока Чейз пытался обуздать брыкающегося журналиста, тот продолжал кричать ей вслед:

— Родственники согласия не давали!

С тем же непробиваемым видом Леннокс миновала двух полицейских, выставленных у двери реанимации, и вошла в отделение. Здесь атмосфера была накалена еще больше. На каталке в углу зловеще ждал своего часа дефибриллятор. Вокруг проводов и трубочек суетились три медсестры, доктор готовил шприц. Никто даже не подумал ее поприветствовать, когда она вошла и окинула взглядом лежавшего на больничной койке человека.

Хотя ему было не меньше двадцати, он выглядел как мальчик. Всю правую часть тела покрывали страшные ожоги. Он был такой худой, что слово, вырезанное на его груди, заехало на бок. Но оно было неправдой: Кукла под видом Наживки, убийца под видом жертвы. Его голову фиксировал прочный шейный корсет, из крохотной, просверленной прямо в черепе дырочки торчала заполненная кровью трубочка.

— Позволю еще раз выразить свое категорическое несогласие, — сказал доктор, не сводя глаз со шприца в руке, — я решительно против того, чтобы проводить эту процедуру.

— Я поняла, — сказала Леннокс.

В палату вошел Чейз. Она была рада, что теперь здесь хоть кто-то на ее стороне.

— Риск принудительного вывода из комы человека с таким поражением мозга и без того огромен, а с учетом психических расстройств в анамнезе он возрастает по экспоненте.

— Я поняла! — повторила Леннокс, на этот раз громче. — Итак, начнем?

Врач покачал головой, склонился над пациентом, приладил первый шприц к трубочке, соединявшейся с веной на руке, и начал вводить препарат в систему кровообращения неподвижно лежащего человека. Поршень опускался медленно-медленно, жидкость, попадая внутрь, тут же теряла свою прозрачность.

— Каталку держите наготове, — приказал доктор подчиненным, — внутричерепное давление должно быть как можно ниже. Следите за пульсом и артериальным давлением. Поехали.

Леннокс смотрела на неподвижное тело. На ее лице не было ни малейших признаков бушующей в душе бури. Что бы ни случилось, на ее карьере в ФБР, скорее всего, можно ставить крест. Она вызвала на себя огонь прессы, проигнорировала прямые приказы сверху, солгала врачам, чтобы заставить их сделать то, что ей было нужно. Теперь она лишь надеялась, что жертва, на которую она пошла, будет не напрасной, что этот враг, единственный оставшийся в живых, сообщит сведения, которых им все это время так не хватало.

Парень на койке открыл рот и стал жадно ловить ртом воздух. Его глаза широко распахнулись, он попытался сесть, но трубки и провода, поддерживавшие в нем жизнь, не дали этого сделать.

— Тихо, успокойтесь, Андре, — участливо сказал доктор и положил ему на плечо руку. — Вы должны вести себя спокойно.

— Давление 152 на 93, — сообщила медсестра.

— Меня зовут доктор Лоусон, вы находитесь в Медицинском центре Монтефиоре.

Парень огляделся по сторонам. Его глаза наполнились страхом; наверное, перед ними предстали ужасные картины, невидимые другим.

— Пульс девяносто два и продолжает расти. Давление выше нормы, — встревоженно сказала сестра.

— Не умирай… не умирай… — прошептала Леннокс, когда человек на койке заметался из стороны в сторону.

Доктор Лоусон потянулся ко второму шприцу и приладил его к другой трубке. Через несколько секунд пациент успокоился, и казалось, что он вот-вот заснет.

— Давление падает.

— Андре, тут к вам пришли, хотят задать несколько вопросов. Вы не против? — спросил доктор, улыбаясь.

Парень едва заметно кивнул. Доктор Лоусон сделал шаг в сторону, давая Леннокс возможность подойти.

— Здравствуйте, Андре, — с улыбкой произнесла Леннокс таким тоном, будто собиралась провести самый благожелательный допрос в истории.

— Говорите как можно проще, только короткие, прямые вопросы, — предупредил врач и подошел к монитору, на котором отражалось состояние жизненных процессов в организме пациента.

— Ясно, — ответила она и повернулась к парню на койке. — Андре, вы знаете этого человека?

С этими словами она протянула фотографию Алексея Грина. Красивые, ухоженные волосы до подбородка — вылитая рок-звезда. Андре долго пытался сосредоточить на снимке взгляд и, наконец, кивнул.

— Вы когда-нибудь с ним встречались?

Балансируя на грани сна, парень кивнул опять:

— Мы… все… должны… — пробормотал он.

— Когда? Где это было? — спросила Леннокс.

Андре покачал головой, будто не мог вспомнить. Размеренное пикание, служившее фоном для их разговора, стало набирать обороты. Леннокс оглянулась на доктора Лоусона, тот ответил ей жестом, который она расценила как призыв продолжать. Агент с явной неохотой повиновалась и опустила глаза на слово «Наживка», вырезанное на впалой груди.

— Кто это сделал? — спросила она.

— Ругая.

— Другая? Кто другая? Другая… Кукла? — последнее слово она произнесла почти шепотом.

Андре кивнул, напрягся и выдавил из себя слова:

— Мы все… вместе.

— «Вместе»? Что вы имеете в виду?

Он ничего не ответил.

— Когда были в церкви? — задала следующий вопрос Леннокс.

Андре покачал головой.

— Вы были все вместе еще до церкви?

Он кивнул.

— Этот человек тоже был там? — она опять подняла фотографию Грина.

— Да.

Леннокс взволнованно повернулась к врачу и спросила:

— Какова давность этих рубцов? — спросила она.

Лоусон внимательно осмотрел рану и провел пальцем по едва затянувшемуся шраму, заставив Андре вздрогнуть.

— Очень приблизительно, учитывая воспаление, инфекцию и состояние корки: недели две-три.

— Как раз в это время Грин в последний раз приезжал в США, — подтвердил из глубины палаты Чейз.

Леннокс повернулась к пациенту:

— Вы знали, что церковь взорвут?

Андре стыдливо кивнул.

— Вы знали о других бомбах?

Он посмотрел на нее ничего не понимающим взглядом.

— Ну, хорошо, — сказала Леннокс, прочитав ответ по выражению его лица, — Андре, мне нужно знать, как была организована эта встреча. Как вам сообщили, куда ехать?

Леннокс затаила дыхание. Узнав, как все эти люди общаются друг с другом, полиция сможет контролировать их контакты и не допустит новых смертей. Молодой человек мучился, пытаясь вспомнить. Потом поднес к уху руку.

— По телефону? — со скепсисом в голосе спросила она.

Ее команда самым тщательным образом изучила все записи, сообщения, приложения и другую информацию, обнаруженную в мобильниках убийц.

Андре в отчаянии покачал головой, поднял руку и показал на нависавший над койкой дисплей.

— По компьютеру?

Он дотронулся до уха.

— На дисплее телефона? — спросила Леннокс. — Какие-то всплывающие сообщения?

Андре кивнул.

Леннокс озадаченно повернулась к Чейзу. Он понял молчаливый приказ и вышел, чтобы как можно скорее передать эти важнейшие сведения. Леннокс не надеялась добиться от парня чего-то еще, но решила допрашивать его до тех пор, пока не запретит доктор:

— В этих сообщениях было что-то еще? Какие-то дальнейшие инструкции?

Молодой человек заскулил.

— Андре?

— Пульс опять учащается! — крикнула сестра.

— Андре? Что в них было?

— Давление растет!

— Все. Я ввожу ему снотворное, — заявил доктор Лоусон, подходя ближе.

— Подождите! — воскликнула Леннокс. — Что вам велели делать?

Он что-то едва слышно прошептал и обвел палату взглядом, чтобы увидеть своих незримых мучителей. Леннокс наклонилась ближе, пытаясь разобрать его слова.

— …сех … в… бить… бить всех… Убить всех…

Леннокс внезапно почувствовала, что ее кобура опустела, и закричала:

— Пистолет!

Она перехватила оружие в руке Андре, и только благодаря этому вылетевшая из него пуля врезалась в стену. Все аппараты яростно замигали огоньками и лихорадочно заверещали. Борьба продолжалась. Доктор Лоусон с медсестрами распластались на полу. Второй выстрел разнес вдребезги лампочку над головой, осыпав койку дождем осколков. В комнату влетел Чейз и навалился на прикованного к постели стрелка — вторая пара рук помогла без труда скрутить терявшего последние силы человека.

— Вырубите его! — приказал он доктору, который с трудом поднялся на ноги и потянулся к шприцу.

Врачи схватили пациента за руку, по-прежнему сжимавшую пистолет, отвели ее в сторону, чтобы в случае выстрела пуля попала во внешнюю стену, и не отпускали до тех пор, пока его, капля за каплей, не покинуло сознание, пока ослабевшие пальцы не разжались, пока оружие не выскользнуло из них и не упало на пол.

Леннокс подняла пистолет, сунула в кобуру и облегченно повернулась к коллеге:

— Если не считать последних двадцати секунд, все получилось отлично!

Бакстер выключила надоедливую утреннюю радиопрограмму и бросила взгляд на вход в станцию метро «Хаммерсмит». С неба сыпала мелкая крупа, рисуя ледяные узоры на ветровом стекле.

Несколько минут назад из метро вынырнул Руш, как обычно прижимая к уху телефон. Он махнул в сторону черной «Ауди» Бакстер, но задержался у входа, чтобы договорить.

— Ты что, издеваешься? — пробормотала Бакстер.

Потом взревела двигателем, нажала на гудок и отпустила только тогда, когда Руш под градом подбежал к машине и уселся на пассажирское сидение. Под ногами у нее захрустела пустая коробка из-под сэндвичей и прокатилась полупустая бутылка энергетика.

— Доброе утро, — произнес он, пока она выезжала на Фулхэм-Пэлис-роуд. — Спасибо, что подождали.

Бакстер ничего не ответила и опять включила радио — оказалось, что передача стала еще скучнее и тягомотнее, чем обычно. Через несколько секунд она выключила его, покорилась судьбе и решила начать разговор:

— Как поживает наш коматозный ублюдок?

Их команду проинформировали об успехе, достигнутом ФБР накануне.

— Все еще жив, — ответил Руш.

— Это хорошо… наверное. Вероятно, Леннокс продержится на работе немного дольше ожидаемого.

Руш бросил на нее удивленный взгляд.

— Что вы на меня так смотрите? Из всех начальников, которых я встречала в жизни, она первая поступила так же, как на ее месте поступила бы я, — сказала Бакстер, оправдываясь, и решила сменить тему. — Так что же, они забыли проверить эсэмэс в телефонах убийц?

Дождь за окном набирал силу.

— Полагаю, все немного сложнее, — отозвался Руш.

— Угу.

— Специалисты пытаются расшифровать… разрозненный… как бы это сказать… массив данных… в интернете, — объяснил Руш, хотя Эмили не поняла из его объяснения ровным счетом ничего. — В доме Грина проводили повторный обыск?

— А куда мы, по-вашему, сейчас направляемся? — спросила Бакстер.

Они катили по широкой улице. Руш жадно смотрел на ярко освещенные витрины магазинов.

— Не хотите поесть? — спросил он.

— Нет.

— А вот я не завтракал.

— Хреново вам живется! — злобно бросила Бакстер и съехала на обочину.

— Я вас обожаю! Вам что-нибудь взять? — спросил Руш, вылезая из машины в дождь.

— Нет.

Он захлопнул дверцу и побежал через дорогу в кондитерскую, лавируя в потоке машин. Его телефон остался на пассажирском сиденье. Бакстер на несколько секунд задержала на нем взгляд, переключила внимание обратно на кондитерскую, но уже совсем скоро опять медленно опустила глаза на мобильный и нервно забарабанила пальцами по рулю.

— Да черт с ним!

Она схватила телефон с кожаной обивки и провела пальцем по экрану — чтобы разблокировать его, вводить пароль не потребовалось. Потом кликнула по иконке и открыла журнал звонков.

— И кому ты все время названиваешь, черт бы тебя побрал?

На экране вспыхнул список исходящих вызовов, в котором снова и снова появлялся один и тот же номер с кодом Лондона — накануне днем и вечером Руш звонил по нему почти каждый час.

На мгновение Эмили охватила нерешительность.

Она опять бросила взгляд на кондитерскую, сердце забилось сильнее, она прижала телефон к уху и нажала кнопку вызова.

Пошел первый гудок.

— Давай. Давай. Ну, давай же.

— Здравствуй, люби… — прозвучал ответ.

Дверь машины открылась.

Не успел Руш сесть, как детектив дала отбой и швырнула аппарат на пассажирское сиденье. Агент насквозь промок, его волосы с проседью немного потемнели, отчего он стал выглядеть моложе. Он немного приподнялся, вытащил из-под себя мобильник и положил его на колени.

— Я прихватил вам сэндвич с яйцом и беконом, — сказал он, — на всякий случай.

Запах был восхитительный. Эмили выхватила сэндвич из рук напарника, завела мотор и юркнула в зазор между машинами.

Развернув свой сэндвич, он увидел, что дисплей его телефона светится, и метнул взгляд на Бакстер. Та сделала вид, что полностью поглощена запруженной автомобилями дорогой. Он несколько мгновений не сводил с нее внимательных глаз, потом провел пальцем по экрану и вновь его заблокировал.

Глава 25

Пятница, 18 декабря 2015 года,

8 часов 41 минута утра

— Успокойся хоть немного, — прошипел Эдмундс, выбежав из финансового отдела. Теперь он слонялся по коридору, прижимая к уху телефон.

Ему удалось урвать три часа сна, больше, чем в среднем удавалось поспать Тиа, но измученный недавней чередой бессонных ночей организм требовал платить по счетам.

Увидев, что чуть дальше по коридору из лифта вышел начальник, Эдмундс спрятался в закрытом на ремонт туалете и понизил голос до шепота:

— Я уверен, этому есть вполне разумное объяснение.

— Врать мне снова и снова с того самого момента, как я подключилась к расследованию этого дела? — прошептала Бакстер.

Она стояла в просторной спальне арендованного пентхауса Алексея Грина в Найтсбридже. На полу в беспорядке валялась дорогая одежда — гардероб стоял пустой, ящики выдвинуты. Матрац был распорот, из него на коврик у окна вывалились пружины и набивка. Снятый со стены телевизор стоял без задней крышки.

Команда обыска поработала на совесть.

Бакстер слышала, как Руш копается в соседней комнате, тоже перевернутой вверх дном.

— Ты сам подумай — они прямо при мне что-то увидели в машине, врезавшейся в 33-й участок, но, когда я его об этом спросила, он тут же взялся отнекиваться. Токсикологическая экспертиза, которую Кертис… — Эмили на мгновение замолчала. — Я нашла смятую бумажку с ее результатами в кармане его куртки. А теперь он рассказывает мне сказки о том, где был минувшей ночью.

— Откуда ты знаешь?

— Зачем ему всю ночь звонить домой, если он уже приехал?

— Об этом, наверное, надо было спросить его жену, когда ты с ней разговаривала, — риторически предложил Эдмундс.

— Я не успела, — сердито прошептала Бакстер, — учитывая это, ситуация с его семьей кажется как минимум странной. Добавь сюда и то, что он даже не может толком сказать, сколько лет его дочери — то ей шестнадцать, то шесть… Что-то тут нечисто.

— Ну, когда ты так об этом рассказываешь… — сказал Эдмундс и на несколько секунд умолк. — Но быть паршивым отцом еще не преступление. Какое отношение имеет к нашему делу его личная жизнь?

— Не знаю! Может, самое прямое… а может, вообще никакого.

Руш вышел из соседней комнаты в коридор, и Эмили умолкла. Он широко зевнул и потянулся, продемонстрировав рыхловатый живот. Весело помахал Эмили рукой и двинулся в кухню.

— Мне нужно туда проникнуть, — прошептала Бакстер.

— Куда? — спросил Эдмундс. — К нему домой?

— Сегодня вечером. Я уже предложила подвезти его до дома. Скажу, что мне нужно в туалет или что-нибудь такое. Если не получится, вломлюсь силой.

— Это невозможно!

— У меня нет другого выхода. Я не доверяю ему и хочу узнать, что он от меня скрывает.

— Я не допущу, чтобы ты занималась этим в одиночку, — сказал Эдмундс.

— Значит, ты тоже считаешь его поведение подозрительным, да?

— Нет. Но… просто… Давай я тебя там подожду, хорошо? Сообщи только, в котором часу.

— Договорились.

Бакстер дала отбой.

— Какая хорошенькая, — сказал Руш, возникая в дверях.

Бакстер виновато подпрыгнула на месте. В руках агент держал вставленную в рамку фотографию Алексея Грина с красивой женщиной. Они казались самой счастливой парой на свете и без всяких усилий затмевали изумительный пейзаж на заднем плане — залитый солнцем тихий фьорд, — готовый на все, чтобы отнять у них пальму первенства.

— Надо узнать, кто это, — бросила Бакстер и протиснулась мимо него, — я уже здесь закончила.

— Мы только зря теряем время, — сказал Руш, последовав за ней. По пути он заглянул в свободную комнату и положил фотографию на кучу барахла, — столичная полиция под микроскопом изучила здесь каждый дюйм.

— Можно подумать, я не знаю.

— Я просто сказал.

— Неважно, — ответила Бакстер и прошла на красиво отделанную кухню.

В лучах галогенных лампочек сиял разделочный стол с гранитной столешницей, вдали за балконом, подпиравшим верхний этаж здания, простирался серый город.

— Знаете, чего здесь нет? Ответа на вопрос, почему Алексей Грин решил взорвать половину Нью-Йорка. Зачем рисковать всем, что у тебя есть, чтобы… — увидев, что он не сводит с нее глаз, Эмили умолкла. — Почему вы на меня так смотрите?

От того, что он упорно отказывался отводить взгляд, ей стало неловко.

— В чем дело, Руш?

— Это ведь последний этаж?

— Ну да.

Он бросился к ней. Бакстер машинально сжала кулаки, но тут же расслабилась — Руш обогнул ее и потянул на себя балконную дверь. В просторную квартиру змеей заполз холодный ветер, оживив разбросанные повсюду бумаги и фотографии. Бакстер последовала за коллегой и вышла под дождь.

— Подсадите меня, — сказал Руш.

— Простите? — в голосе Бакстер зазвучали угрожающие нотки.

— Подсадите, — сказал агент, — чтобы я забрался на крышу.

— А-а-а… — облегченно сказала Эмили. — Хорошо… Нет!

Руш закатил глаза и залез на мокрый парапет.

— Господи, Руш!

Он вытянул вверх руки, схватился за край плоской крыши, попытался подтянуться, но безуспешно. Чтобы не получить в лоб его болтающимися ногами, Бакстер бесцеремонно подтолкнула его в нужном направлении; он, наконец, взял высоту и скрылся из виду.

У Бакстер зазвонил телефон.

— Бакстер, — ответила она. — Угу… да… отлично.

Она положила трубку, подняла голову, ощутила на лице острые холодные капли дождя и окликнула Руша.

Из-за края крыши выглянула его голова.

— Что там? — спросила Бакстер.

— Крыша, — немного смущенно ответил он.

— У криминалистов есть новости.

Она тактично сделала вид, что не заметила, как при спуске у него в паху лопнули по шву брюки.

— Ну что, пойдем?

— Да. Очень интересно, — сказал техник Стив. Его окружала мешанина проводов, соединявших ноутбуки с мигающими коробочками, которые, в свою очередь, тянулись к другим мигающим коробочкам, а оттуда — к мобильным телефонам, — я еще раз проверил телефон нашего убийцы с Молл-стрит.

— Что совершенно не понадобилось бы, если бы кое-кто с самого начала хорошо сделал свою работу, — с осуждением сказала Бакстер.

— Не будем показывать пальцем, — неловко улыбнулся Стив, хотя Бакстер ровно это и делала, — в общем, кое-что обнаружилось. Вот это — он указал на дорогой смартфон, лежавший на столе, — принадлежало Патрику Питеру Фергюсу.

Стив быстро напечатал что-то на своем ноутбуке.

Смартфон жизнерадостно пикнул.

— Кажется, вам пришло сообщение, — сообщил Стив с восторгом.

Бакстер закатила глаза, взяла телефон и кликнула по иконке текстового послания:

— Привет, босс, смайлик, — вслух прочла она.

— Погодите, это еще не все, — заверил ее Стив, отсчитывая по часам секунды и с трудом сдерживая волнение. — Ну, вот! Попробуйте прочесть его еще раз.

Бакстер вздохнула, ее все это начинало раздражать. Она опустила глаза на дисплей, но тут увидела, что сообщения больше нет. Она в замешательстве открыла журнал входящих эсэмэсок, но и там ее не нашла.

— Она исчезла!

— Они самоуничтожаются сразу после прочтения, — гордо заявил Стив, — я назвал их «сообщения-самоубийцы». В этом телефоне установлен клон одного из мессенджеров. Выглядит он как обычный. И в 99,9 процента случаев он и ведет себя как самый обычный — пока не получит эсэмэс с определенного номера. И тогда происходит вот это, и восстановить сообщение невозможно.

Бакстер повернулась к Рушу; он изо всех сил старался не упустить нить разговора.

— Что вы по этому поводу думаете? — спросила она его, в то время как Стив, широко улыбаясь, копался в своей технике.

— Я думаю… если он отправит еще одну эсэмэс, то намочит себе штаны от восторга, — прошептал он.

Бакстер хихикнула.

— Хочу уточнить, — громко сказал Руш, окидывая взглядом оборудование. — Получается, что Патрик Питер Фергюс был гениальным шестидесятилетним технарем-Санта-Клаусом?

— Определенно нет, — ответил на это Стив, — это сделал кто-то, кто реально шарит. Приложение впаяли еще на этапе производства.

— Где?

— Я прямо сейчас работаю над этим вместе с американцами, у них таких устройств куда больше, чем у меня.

— Но ты сказал, что у нас уже есть какие-то зацепки, — напомнила ему Бакстер.

— Есть, — улыбнулся Стив, — сервер в штаб-квартире компании «С-С Мобайл» в Калифорнии, через который, каждый раз с нового номера, поступали все эти сообщения-самоубийцы. Прочесть данные с телефонов у нас вряд ли получится, но там они вполне могли остаться. ФБР должно в течение часа прислать нам копии этих сообщений.

Бакстер выглядела почти довольной — во всяком случае, не такой несчастной, как обычно.

Стив набрал еще одно сообщение и ликующе нажал клавишу ввода.

Телефон в руках Бакстер зажужжал:

Принтер в головном офисе заглатывал страницу за страницей, обещая Бакстер и ее команде долгие часы изнурительной работы.

В эту ночь столичное подполье особенно отличилось; почти все сотрудники уехали по вызовам, и мало кто мог помочь с сортировкой груды сообщений, изъятых ФБР с сервера компании «С-С Мобайл». Бастер сумела задействовать только шестерых, большинству из которых пришлось выйти на работу в свой выходной.

Она сняла с маркера колпачок:

— Это еще что за хрень? — прошептала она, откладывая листок в отдельную кучку.

Через четыре часа все пришли к единому мнению, что подобных пустопорожних фраз, провокаций и наставлений самих по себе еще недостаточно, чтобы поработить даже самый восприимчивый рассудок. Эти коварные сообщения, будившие пациентов по ночам, чтобы тут же исчезнуть, преследовали несколько иную цель — вкрасться в их мысли в долгие часы одиночества между сеансами, чтобы впоследствии превратить слабость в оружие.

— Это еще что за хрень? — громко произнес сидевший за соседним столом Руш и поднял глаза на доску, куда заносились извлеченные из эсэмэсок подробности трех собраний по обе стороны Атлантики. Они уже успели запросить соответствующие записи камер видеонаблюдения.

— У меня такое ощущение, что он зондировал паранойю своих пациентов, определял, насколько никчемными они себя ощущают, — сказала Бакстер, выделяя маркером еще одно послание. Она прекрасно понимала, что эти слова звучат как пустопорожняя психобредятина, которой ее так когда-то бесил Эдмундс. — Он обещает каждому из них величие и жизненную цель, которые они никогда бы не смогли обрести собственными силами.

Руш ждал, когда она соберется с мыслями.

— Это секта, — сказала она ему. — Не в привычном смысле слова, но все равно налицо массовая истерия, которая служит целям и желаниям одного человека.

— Нашего Азазеля, — отозвался Руш, — доктора Алексея Грина.

— Шеф! — крикнула из противоположного угла комнаты одна из детективов, возбужденно размахивая над головой листком бумаги. — Я, кажется, кое-что нашла!

Бакстер ринулась к ней, а следом за ней и Руш. Она выхватила страницу и прочла короткое текстовое сообщение:

— И что? — спросил Руш.

Бакстер с улыбкой протянула ему сообщение, которое якобы не подлежало восстановлению.

— Джулиус Теллер? — переспросил он.

Фамилия показалась ему знакомой.

— Под этим именем он прилетел на их последнее собрание, — уточнила Бакстер, — вот оно. Это Грин. Теперь нам точно известно, где его искать.

— Что это? — спросил Руш, бросив взгляд на заднее сиденье машины.

Бакстер везла его домой по пробкам.

— Домашнее задание.

— Давайте я помогу, — предложил Руш, потянувшись к коробке.

— Нет! Я сама.

— Да это на несколько часов работы!

— Я же сказала — справлюсь сама.

Руш сдался и стал смотреть в окно на наспех оформленные рождественские витрины. Потрепанный механический Санта-Клаус махал ему останками правой руки. Агент подавленно повернулся к Бакстер.

— У нас в запасе два дня.

— Что?

— Если верить эсэмэскам, до намеченного Грином собрания у нас два дня. Что вы планируете делать? Нагрянете утром в место сбора?

— Не думаю, что есть смысл что-нибудь делать завтра, — ответила Бакстер.

— Что вы хотите этим сказать?

Эмили пожала плечами, немного помолчала и продолжила:

— До воскресенья туда не сунется ни одна живая душа.

Руш не сводил с нее внимательного взгляда, прокручивая в голове этот простой ответ.

— Мы впервые опережаем его на шаг, — сказала Бакстер, — Грин понятия не имеет, что мы обнаружили эти сообщения. Это наш единственный шанс. Главное — не спугнуть.

— Здесь налево! — напомнил ей агент.

Бакстер вывернула руль, машину на усыпанной листвой дороге занесло, и она ударилась о бордюр тротуара.

Чуть впереди она заметила ветхую «Вольво» Эдмундса, проехала мимо и остановилась у дома Руша — такого же ветхого.

— Спасибо, что подбросили. Завтра утром я могу сам добраться, если так удобней.

— Хорошо.

— Тогда пока, — улыбнулся Руш.

Он вышел из машины, неуклюже махнул рукой и двинулся по скользкой подъездной дорожке.

В зеркало заднего вида Бакстер смотрела, как Эдмундс выбирается из автомобиля. Подождала, пока Руш исчезнет внутри, и вышла и стылую ночь. Она кивнула другу, глубоко вздохнула и двинулась к видавшей виды входной двери.

Глава 26

Пятница, 18 декабря 2015 года,

6 часов 21 минута вечера

Дверной проем обрамлял разросшийся плющ, его листья дрожали в такт первым каплям холодного ночного дождя.

Бакстер собралась постучать, но застыла с поднятой рукой, отчетливо осознав, что она близка к тому, чтобы уничтожить их с Рушем профессиональные отношения.

Между покоробленной деревянной створкой и косяком скользил одинокий оранжевый луч и упирался ей в плечо. Эмили оглянулась на Эдмундса, занявшего позицию через дорогу, неуверенно улыбнулась и опять повернулась к дому.

— Ну, хорошо, — прошептала она и резко стукнула в дверь.

Не дождавшись ответа, стукнула сильнее.

Наконец до ее слуха донесся стук шагов по деревянному полу. Щелкнул замок, и створка осторожно приоткрылась на несколько сантиметров. Бакстер увидела в проеме над туго натянувшейся металлической цепочкой лицо Руша.

— Бакстер?

— Это я, — сказала она со смущенной улыбкой, — прошу прощения, но по таким пробкам до Уимблдона я буду ехать черт знает сколько, а мне уже сейчас страшно хочется писать.

Руш ответил не сразу, его лицо на какое-то время скрылось из виду, уступив место ободранным обоям на стене и частичкам пыли, сталкивавшимся друг с другом в неуемном желании бежать из этого умирающего дома прочь.

Перед Эмили опять возник глаз.

— Честно говоря… Сейчас не самое подходящее время.

Бакстер сделала шажок вперед, по-прежнему улыбаясь, словно считала подозрительное поведение коллеги нормой:

— Клянусь, я только туда и обратно. Максимум две минуты.

— Элли… подхватила в школе какую-то заразу, ей теперь нездоровится и…

— Вы вообще помните, что я вас везла через весь Лондон? — перебила его Бакстер и сделала еще шаг в сторону щели.

— Помню, конечно! — быстро ответил Руш, прекрасно понимая, до какой степени невежливо он себя ведет. — Знаете, что? Чуть дальше по дороге есть «Теско». Там наверняка есть туалет.

— «Теско», говорите? — спросила Бакстер без энтузиазма, придвигаясь ближе.

— Ну да.

Руш увидел, что с ней произошла резкая перемена, заметил, с каким упорством ее глаза вглядывались в тот кусочек пространства, который он не мог загородить своим телом.

Несколько долгих мгновений они неподвижно смотрели друг на друга.

— Ну что же, пойду туда, — произнесла Бакстер, не сводя с него глаз.

— Да. Прошу прощения.

— Не переживайте, все в порядке, — ответила она. — Ну, я пошла?

— Спокойной но…

Бакстер бросилась вперед на дверь; дверь с силой ударила Руша. Вырванная из деревянной створки цепочка отлетела в сторону.

— Бакстер! — заорал Руш, перегородил дорогу и стал ее теснить. — Остановитесь!

Эмили просунула в дверь ногу, толкнула ее и увидела огромное пятно засохшей крови, глубоко въевшееся в выскобленные доски пола.

— Впустите меня, Руш! — закричала Бакстер, пока он давил дверной створкой на ее сапог.

Проем становился все уже. Он был сильнее.

— Оставьте меня в покое! Прошу вас! — в отчаянии воскликнул он. Последним, отчаянным усилием он всем весом налег на дверь и захлопнул ее. — Уходите, Бакстер. Ради всего святого! — взмолился изнутри его приглушенный голос.

— Твою мать! — крикнула она, услышав еще один щелчок замка. — Все, что сейчас произойдет, случится по твоей вине!

Она пнула покалеченной ногой запертую дверь и заковыляла по подъездной дорожке. На половине пути к ней подбежал Эдмундс и предложил опереться на него, заранее зная, что она откажется.

— Там на полу кровь, — объявила она.

— Ты действительно этого хочешь? — спросил Эдмундс, набирая номер диспетчерской.

Ему ответили сразу.

— Бакстер? — прошептал он, прикрыв рукой телефон. — Ты уверена? В таком деле нельзя ошибиться.

Она на мгновение задумалась и ответила:

— Я не ошибаюсь. Вызывай спецназ.

Дверь сдалась без боя, слетев с петель, брызнув в разные стороны дождем осколков и шурупов. Внимая приказам, первые бойцы группы немедленного реагирования ворвались внутрь, чтобы схватить человека, спокойно сидевшего в коридоре на голом полу.

Руш не двинулся с места и даже не поднял головы.

— Оружие есть? — без всякой на то необходимости заорал на него командир отряда, осторожно осматривая пустые карманы агента ЦРУ.

Тот покачал головой.

— Пистолет разобран, — пробормотал он. — Там… на кухонном столе.

По-прежнему целясь в человека, и не думающего сопротивляться, командир отряда послал одного оперативника на кухню. Остальные рассыпались по обветшалому жилищу.

Вслед за последним полицейским Бакстер с Эдмундсом вошли в дом и задержались у входа, осматривая кровавое пятно. Сколько литров крови требуется, чтобы пропитать такую большую площадь? Под их ногами качнулась выбитая дверь, они переступили через нее и вдохнули спертого, пыльного воздуха. Свисавшая с потолка одинокая желтая лампочка выхватывала из мрака ободранные обои, которым на вид было как минимум лет сорок.

Бакстер с первой минуты почувствовала себя как дома. Именно в таких местах она проводила большую часть рабочего времени: постигая прогнившую правду, спрятанную за запертыми дверями, и всматриваясь во мрак, таившийся за пеленой нормальной жизни. Это было место преступления.

Она повернулась к Эдмундсу.

— Вот видишь, я не ошиблась, — сказала она, стараясь придать голосу пафоса, но не в состоянии скрыть причудливую смесь чувств из облегчения и тоски.

Они прошли вперед. Справа от них за открытой дверью располагалась пустая комната, по стенам которой тянулись вверх пятна влаги. На полу растеклись дождевые разводы. Бакстер двинулась дальше по коридору и переступила через Руша, старательно игнорируя его взгляд, явно обвиняющий ее в предательстве.

Когда она подошла к подножию широкой лестницы, дом показался ей еще запущеннее, чем у входа. Облупившаяся штукатурка зияла глубокими трещинами. Несколько ступенек насквозь прогнили; на них крестиками краски были помечены места, куда нельзя было ступать. На первом этаже была кухня; здесь все выглядело как после взрыва — в голове Эмили тут же всплыли недавние нью-йоркские образы, которые она мечтала однажды забыть.

— Иди наверх, я посмотрю здесь, — сказала она Эдмундсу.

Она бросила еще один взгляд на Руша. Он явно давно сдался. Он сидел на полу между ними, закрыв руками лицо; рубашка сзади побурела от грязи его собственного дома.

Когда Эдмундс, рискуя жизнью, двинулся играть в рулетку с лестницей, Эмили прошла на засыпанную строительным мусором кухню. Перегородка, отделявшая ее от соседней комнаты, давно развалилась и теперь лежала на полу. В буфете на паре чудом сохранившихся полок выстроились в ряд унылые банки консервов и пакеты какой-то растворимой дряни.

Из-под разбитой плитки в некоторых местах торчали оголенные провода, предлагая легкий выход каждому, кто по несчастью пришел бы в этот дом на ужин.

— Чертовы свиньи, — тихо прошептал оперативник, — разве можно так жить?

Проигнорировав его замечание, Бакстер подошла к двери на террасу, выглянула в погруженный во мрак сад и увидела яркий, аккуратный домик для детей — вот идеал, к которому этому обветшалому родовому гнезду следовало бы стремиться. Крохотные стены опутала высокая трава, грозя поглотить домик без остатка.

Эдмундс наверху слышал, как оперативники обыскивают комнаты по обе стороны от него. Огромные участки штукатурки отвалились и рухнули на пол, где их потом втоптали в старый ковер. Где-то над головой капала вода. Алекс подозревал, что, если бы на улице еще не стемнело, через прорехи в крыше наверняка можно было бы увидеть дневной свет.

Через лестничную площадку тянулся длинный белый провод, заканчивавшийся стоявшим прямо на полу на вершине лестницы автоответчиком — первый признак того, что в доме никто не живет. На светодиодном дисплее мигало предупреждение:

Эдмундс двинулся дальше, оставив коллег позади, и с чувством смутной тревоги приблизился к закрытой двери в дальнем конце коридора. Серебристая полоска света, пробивавшаяся из-под беленых досок, заставила его сердце забиться быстрее. Его охватило знакомое предвкушение. На фоне мрачного дома эта дверь сияла, маня его к себе, точно так же, как одинокая лампочка, горевшая когда-то над Тряпичной куклой.

Алекс понимал, что у него нет никакого желания заглядывать за эту дверь, что бы за ней ни скрывалось, но она знал, что копилка его кошмаров пока относительно пуста по сравнению с Бакстер. Ему предстояло впустить в свою жизнь этот новый страшный образ — который будет преследовать по ночам не его подругу, а его самого.

Эдмундс собрался с духом, повернул ручку с замысловатым орнаментом и медленно толкнул створку…

— Бакстер! — заорал он, что было мочи.

Было слышно, как она опрометью ринулась вверх по опасной лестнице. Эдмундс вышел в коридор и жестами показал оперативникам, что с ним все в порядке.

Громко топая, Эмили подбежала к нему и встревоженно спросила:

— В чем дело?

— Ты ошибалась.

— Что ты такое говоришь?

— Ты была неправа, — ответил он и кивнул на открытую дверь.

Она вопросительно посмотрела на него, прошла вперед и переступила порог небольшой, но красивой комнаты. Стена за узкой, заваленной мягкими игрушками кроватью, была украшена искусной, выполненной вручную росписью. На полках сверкала гирлянда, придавая волшебное очарование рядам компакт-дисков с поп-музыкой.

В углу этой уютной комнаты стоял домик Барби. На подоконнике разместились три фотографии: широко улыбающийся Руш, еще без седины, у него на плечах — хорошенькая веселая девочка с мягкой игрушкой в руке; опять Руш, но совсем еще молодой, с красавицей-женой держат вместе их крохотную дочку; та же девочка на снегу рядом со знакомым домиком, но в совершенно незнакомом саду. Судя по всему, пытается ловить языком снежинки.

Наконец Бакстер опустила глаза и посмотрела себе под ноги. Она стояла на спальном мешке, расстеленном на пушистом ковре возле кровати. В изголовье лежал синий костюм Руша, аккуратно разложенный, чтобы не нарушать царившего в комнате идеального порядка.

Она вытерла глаза.

— Но… он же все время им звонит, — прошептала она, испытывая почти физическую боль, — его жена ответила мне по телефону, да и потом, ты сам говорил, что слышал…

Тут она поняла, что Эдмундса рядом нет, и осеклась.

Она взяла с кровати пингвина с глупой рожицей и узнала в нем мягкую игрушку с фотографии. На нем была оранжевая шерстяная шапочка, очень похожая на ее собственную.

Мгновение спустя в пустом доме зазвучал женский голос:

— Здравствуй, любимый, ты даже не представляешь, как мы по тебе соскучились!

Бакстер положила пингвина на кровать, в замешательстве прислушиваясь к смутно знакомому голосу, который становился все ближе — до тех пор, пока на пороге комнаты не встал Эдмундс с мигающим автоответчиком в руках.

— Элли, пожелай папе спокойной ночи…

Наконец короткий звуковой сигнал возвестил об окончании сообщения, и Бакстер с Эдмундсом остались в гробовой тишине.

— Твою мать… — вздохнула Бакстер и пошла к лестнице.

— Всем покинуть дом! — приказала она.

В дверных проемах появились недоуменные лица.

— Вы не ослышались: всем покинуть дом!

Вместе с недовольными оперативниками она спустилась по лестнице, прошла мимо сидевшего в коридоре Руша, проводила их до выхода и выставила на улицу под дождь. Эдмундс, уходивший последним, остановился у выбитой входной двери и спросил:

— Тебя ждать?

— Нет, — сказала она, благодарно улыбаясь, — поезжай домой.

Когда они остались одни, Эмили, не говоря ни слова, села на грязный пол рядом с Рушем. Он, по всей видимости, был мыслями так далеко, что ничего не заметил. В отсутствие двери яростный дождь принялся заливать дальний конец коридора.

Несколько минут они сидели молча, потом Бакстер все же набралась смелости и решительно заявила:

— Я дерьмо! Полное и безоговорочное дерьмо.

Руш повернулся и бросил на нее взгляд.

— Этот рыжеволосый ботаник, этот зануда, который только что отсюда ушел, — начала Эмили. — Он единственный, кому я могу доверять во всем этом гребаном мире. Вот так. Больше никому. Я не доверяю даже своему парню. Мы уже восемь месяцев вместе, а я по-прежнему ему не доверяю. Я получаю отчеты о его финансах, потому что боюсь, что он может использовать меня, может причинить мне боль или… даже не знаю, что еще. Я жалкое существо, правда?

— Да, — задумчиво кивнул Руш, — действительно жалкое.

Они улыбнулись. Бакстер еще крепче обхватила себя руками, чтобы согреться.

— Это произошло вскоре после того, как мы купили эту развалину, — начал агент, обводя глазами полуразрушенный дом, — поехали в центр. Элли… снова заболевала… ее маленькие легкие… — он умолк, глядя, как дождь в конце коридора набирает силу. — Четверг, 7 июля 2005 года…

Бакстер ахнула и закрыла рукой рот — эта дата прочно сидит в памяти каждого лондонца.

— Мы ехали к врачу на Грейт-Ормонд-стрит. Сидели в метро, как самые обычные пассажиры. И тут все перестало быть обычным. Люди кричали. Кругом дым и пыль, они разъедали глаза. Но все это не имело значения, потому что я все еще держал дочку на руках — она была без сознания, но дышала. Ее маленькая ножка неестественно выгнулась…

Руш остановился, чтобы собраться с духом.

Бакстер не двигалась и молча ждала продолжения, все так же прикрыв рукой рот.

— Потом я увидел жену, она лежала недалеко под грудой обломков, в том самом месте, где на нас обрушилась крыша. Я знал, что спасти ее уже нельзя. Знал наверняка. Но все равно должен был попытаться. Тогда еще можно было вынести Элли. Люди побежали по туннелю в сторону Рассел-сквер. Но ведь без боя сдаваться нельзя, да? Я хватаюсь за эти железные листы без всякой надежды хотя бы сдвинуть их с места, хотя в действительности должен как можно скорее вынести Элли. Везде был дым и копоть: она не смогла с этим справиться. А потом, как это всегда бывает, обваливается еще один фрагмент крыши. Все, кто остался, запаниковали. Я тоже. Я хватаю Элли и бросаюсь в тоннель за остальными, но в этот момент кто-то кричит, что рельсы все еще могут быть под напряжением. И все остаются на месте. Я знаю, что могу вынести ее и спасти, но просто стою и жду, потому что никто не уходит. Никто. Толпа приняла решение, и я бездумно ей подчинился. Я не вытащил ее вовремя. Мог… но не вытащил.

Бакстер не могла говорить. Она вытерла глаза и просто неотрывно смотрела на Руша, удивляясь, что он нашел в себе силы жить дальше после всего случившегося.

— Я знаю, вы обвиняете меня в том, что я бросил Кертис в той жуткой церкви, но…

— Нет! — перебила его Бакстер. — Уже не обвиняю, нет.

Она нерешительно дотронулась до его руки. Ей было грустно, что она такая неловкая, — ей очень хотелось его обнять, но она не решалась.

— У меня просто не было права повторить второй раз ту же самую ошибку, понимаете? — сказал Руш и провел рукой по своим седеющим волосам.

Бакстер кивнула. В этот момент сработал таймер, и в углу зажглась лампа.

— Ну что же, теперь ваша очередь, — с вымученной улыбкой произнес он.

— Я отпустила Волка… простите, детектива Коукса, — уточнила она, — отпустила, и все. Сначала надела на него наручники… Подкрепление было уже на подходе… а я дала ему уйти.

Руш кивнул с таким видом, будто и сам это подозревал.

— Почему?

— Не знаю.

— Неправда, знаете. Вы его любили?

— Не знаю, — честно ответила она.

Руш тщательно обдумал следующий вопрос:

— Как вы поступите, если когда-нибудь встретите его опять?

— По идее, мне полагается его арестовать. Я должна бы его ненавидеть. Убить его своими руками за то, что он превратил меня в такую параноидальную развалину.

— Я не спрашивал вас, что вы должны сделать по идее, — улыбнулся Руш, — Я спросил, как вы поступите.

Бакстер покачала головой.

— Вот честно… не знаю, — ответила она, закругляя свою исповедь. — Расскажите мне о пятне крови на полу у входной двери.

Агент ответил не сразу. Он спокойно расстегнул манжеты на рубашке, закатал рукава и показал запястья — на каждом был глубокий розовый шрам.

На этот раз она его обняла. Ей почему-то вспомнилась мудрость, которой Мэгги поделилась с Финли в тот вечер, когда узнала, что у нее возобновился рак: «Порой то, что чуть нас не убивает, является нам в виде спасения».

Эту мысль Эмили оставила при себе.

— Через пару дней после моей выписки из больницы, — пояснил Руш, — жене стали приходить поздравительные открытки — был ее день рождения. Я просто сидел у двери, читая их одну за другой, и… Но тогда мое время, похоже, еще не пришло.

— Я слишком много пью, — выпалила Эмили, уверенная, что теперь у них с Рушем не должно быть друг от друга секретов, — в общем… ну, много.

Руш засмеялся. Это было явное преуменьшение. Бакстер сначала обиделась, но не смогла сдержать улыбку.

У них обоих все шло наперекосяк.

Несколько минут они просидели в тишине.

— Полагаю, для одного вечера откровений достаточно, пойдемте, — сказала Бакстер, поднялась на ноги, протянула ему замерзшую руку и помогла встать.

Потом вытащила ключи, сняла один из них со связки и протянула агенту.

— Что это? — спросил Руш.

— Ключ от моей квартиры. О том, чтобы оставить вас здесь, и речи быть не может.

Он открыл рот, чтобы ей возразить.

— Вы окажете мне огромную услугу, — сказала она, — Томас будет на седьмом небе от счастья, когда я сообщу, что некоторое время поживу у него. Мой кот уже там. Это идеальная комбинация. Даже не пытайтесь спорить.

У Руша возникло ощущение, что она права.

Он взял у нее ключ и кивнул.

Глава 27

Пятница, 18 декабря 2015 года,

10 часов 10 минут вечера

Руш загружал посудомоечную машину, а Бакстер снимала белье с кровати в другой комнате. Он опасался прикасаться к чему бы то ни было в ее квартире, которой было суждено стать его пристанищем на время расследования дела или до тех пор, пока его не отзовут обратно в США. Его удивило, что в квартире был такой порядок. Руш слышал, как Эмили чертыхалась, пытаясь запихнуть в два небольших портпледа все то, что может понадобиться ей в течение неопределенного времени.

Несколько минут спустя она вышла из спальни, волоча за собой две набитых под завязку сумки.

— Да блин, — ругнулась она, увидев на тренажере спортивный костюм. Схватила его, расстегнула на сумке молнию и сунула в боковой карман. — Все, я ухожу. Располагайтесь. Под раковиной есть туалетные принадлежности.

— Ого! Вы здорово экипированы!

— Ну да, — уклончиво ответила она.

Было не время объяснять, почему она хранит и даже регулярно пополняет гигиенический набор для мужчин — в надежде, что когда-нибудь он все-таки понадобится.

— Ну, чувствуйте себя как дома. Спокойной ночи!

До Руша слишком поздно дошло, что надо бы было помочь Бакстер донести сумки — он спохватился, только когда услышал, как одна из них упала на пол в коридоре и вслед за этим прозвучало особенно яркое ругательство. Решив, что для него будет безопаснее прикинуться глухим, он ушел в спальню. Несколько потрепанных мягких игрушек, наспех засунутых под кровать, заставили его улыбнуться.

Его тронуло, что Бакстер приложила столько усилий, чтобы он чувствовал себя комфортно в ее доме. Он включил ночник и выключил верхний свет, и комната сразу стала немного похожа на уютное гнездышко его Элли. Затем он вытащил три фотографии со своего подоконника и на несколько мгновений погрузился в счастливые воспоминания. Потом, наконец, расстелил на ковре спальный мешок и переоделся, чтобы отойти ко сну.

К Томасу Бакстер приехала в двенадцатом часу ночи. Бросила в прихожей вещи, прошла на кухню и, не зажигая свет, налила себе вина. Она все еще хотела есть — владелец забегаловки, куда она зашла, оказался весьма прижимист — и открыла холодильник в поисках десерта. К ее досаде, Томас в очередной раз решил сесть на диету: нашлись только фруктовые дольки без сахара и бутылка какой-то зеленой слизи подозрительного вида, которой охотники за привидениями наверняка приписали бы сверхъестественное происхождение.

— А-а-а, не ешь, глупости! — заорал, вырастая в дверях, Томас.

Бакстер выглянула из-за дверцы холодильника, удивленно подняв брови. Он стоял перед ней в трусах и клетчатых тапочках, угрожающе вскинув над головой бадминтонную ракетку. Увидев Эмили, он испытал такое облегчение, что чуть не рухнул навзничь.

— Это ты! Ну слава богу, а то я чуть не… — он опустил глаза на свое нелепое оружие. — Чуть не прихлопнул тебя.

Бакстер ухмыльнулась и взяла бокал с вином.

— Как ты там сказал? — спросила она. — «Не ешь, глупости»?

— Это все адреналин, — стал оправдываться Томас. — У меня смешались две фразы — о том, что не надо что-то есть, и что я не хочу, чтобы у меня на кухне происходили какие-то глупости.

— Угу, — ответила Бакстер, скрывая улыбку за вином.

— Правильно, — произнес Томас, успокаивающе кладя руку ей на плечо. — Выпей немного, а то я тебя до смерти напугал.

Бакстер прыснула со смеху, чуть не подавившись вином.

Томас протянул ей салфетку.

— Не думал, что ты сегодня придешь, — сказал он, пока Бакстер вытирала с блузки капли розовой жидкости.

— Я тоже.

Томас отвел от ее лица прядь волос и посмотрел на небольшие ранки, упрямо не желавшие окончательно затягиваться.

— Похоже, у тебя сегодня выдался непростой день, — сказал он.

Бакстер прищурила глаза.

— Но он, конечно, тебя только украсил, — поспешно добавил он, от чего Эмили тут же смягчилась. — Так что случилось?

— Переезжаю к тебе.

— Да?… Я хочу сказать… И правильно! Отлично! А когда?

— Прямо сейчас.

— Хорошо! — кивнул он. — Ты не думай, я, конечно, в восторге, но почему так неожиданно?

— В моей квартире поселился мужчина.

Чтобы переварить эту новость, Томасу потребовалось некоторое время. Он нахмурился и открыл рот что-то сказать, но Бакстер его опередила:

— Давай поговорим завтра, а? Я ужасно устала.

— Ну если так, то иди ложись спать.

Бакстер поставила недопитое вино в раковину и пошла за Томасом.

— Да, забыл сказать, сегодня мы будем ночевать в комнате для гостей, — сообщил он, когда они поднимались по лестнице, — на нашу заявили права блохи Эхо. Устроили что-то вроде осады, но вечером я применил против них оружие массового поражения, которое, будем надеяться, окончательно доконает этих маленьких гадов.

В любой другой день подобная новость могла привести ее в бешенство, но Томас так гордился тем, что устроил зловредным насекомым геноцид, а слова «оружие массового поражения», произнесенные конфетным голосом, прозвучали настолько абсурдно, что Эмили только засмеялась и покорно поплелась за ним в спальню.

Утром Бакстер вошла в отдел по расследованию убийств и других тяжких преступлений несколько вальяжной походкой. Всему виной были трусы, которые ей пришлось позаимствовать у Томаса — взять из своей квартиры нижнее белье она забыла. Было раннее утро, суббота, она не рассчитывала увидеть кого-нибудь из начальства, но, переступив порог своего кабинета, обнаружила Ваниту, напротив которой сидел элегантно одетый мужчина за пятьдесят.

— Черт… — озадаченно протянула она. — Простите… Постойте, я что?..

— Именно, — заверила ее Ванита, — Это мой кабинет… До тех пор, пока вы официально не вернетесь к выполнению своих обязанностей.

Бакстер смотрела на нее ничего не понимающим взглядом.

— Что вы так смутились? — покровительственно спросила Ванита.

Сидевший спиной к Бакстер мужчина прокашлялся, встал и застегнул верхнюю пуговицу своего дорогого пиджака.

— Простите, Кристиан, я забыла, что вы не знакомы, — сказала Ванита, — Кристиан Беллами, старший инспектор Бакстер. Эмили, это наш новый комиссар… со вчерашнего дня.

У красавца был искусственный загар. Его густая серебристая шевелюра и массивные часы «Брайтлинг» наводили на мысль, что он слишком богат для постоянной работы — для него будет достаточно редких деловых обедов и переговоров в шезлонге у бассейна. Улыбка нового комиссара была достойна предвыборных плакатов — по всей видимости, она-то и сделала свое дело.

Они с Бакстер пожали друг другу руки.

— Примите мои поздравления, — произнесла она, — хотя, если честно, у меня такое ощущение, что вы и раньше не бедствовали.

Ванита неестественно засмеялась.

— Кристиана перевели к нам из отдела по борьбе с организованной и экономической преступ…

— Я точно не хочу знать все его резюме, — перебила Бакстер и повернулась к Кристиану, — не обижайтесь.

— Не буду, — улыбнулся он, — если коротко: я был исполняющим обязанности комиссара.

— Ну а я, — сказала Бакстер и бросила взгляд на часы, — видимо, уже достаточно притворялась заинтересованной, поэтому, если вы не возражаете…

Комиссар захохотал:

— Да, кто-кто, а вы меня уж точно не разочаруете! — сказал он, расстегнул пиджак и сел обратно на стул. — Вы точно такая, как описывал Финли, — даже лучше.

Бакстер замерла в дверях.

— Вы знаете Финли? — недоверчиво спросила она.

— Немного, лет эдак тридцать пять. Одно время мы вместе занимались расследованием грабежей, потом немного поработали тут, а затем наши пути разошлись.

Бакстер показалось, что в его фразе за притворной тактичностью скрывается самодовольство. В то время как Финли навечно застрял на своей должности, его решительный, энергичный друг быстро взбежал на самую вершину карьерной лестницы.

— Вчера вечером я был у них с Мэгги в гостях, — сказал он, — мне очень понравилась их новая терраса.

Бакстер заметила, что Ванита закатила глаза.

— Я ее еще не видела, — ответила Бакстер, — была немного занята.

— Разумеется, — виновато улыбнулся собеседник, — я слышал, у нас в деле появились многообещающие подвижки.

— Да. Они действительно у нас появились.

— Ну что же, это радует, — ответил он, игнорируя ее тон, — но, когда все закончится, обязательно навестите его. Я знаю, он будет вам рад. Он страшно за вас переживал.

Бакстер стало немного неловко от того, что разговор принял столь личный оборот.

— Ладно, мой напарник пришел, — солгала она и направилась к выходу.

— Увидите Финли, не забудьте передать от меня привет! — крикнул ей вслед комиссар, когда она пошла на кухню приготовить кофе.

К полудню субботы, благодаря плотному серому облаку смога, которое никогда не решалось отлетать слишком далеко от столицы, температура поднялась аж до 6 градусов. Бакстер только чудом удалось припарковаться возле шоссе. Они стояли в сотне метров от отеля «Сикомор», у Марбл-Арч, где Грин, если верить посланиям-самоубийцам, должен был в последний раз собрать своих адептов.

— Ого, у них даже есть свой кинозал, — объявил Руш, зайдя через телефон на сайт гостиницы. Он бросил взгляд на роскошное здание. — Как думаете, кто-нибудь еще за ним следит?

— Возможно, — ответила Бакстер, — мы проверяем только наружные выходы, входы и стратегические точки.

Руш надул щеки, шумно выдохнул и сказал:

— Есть только один способ это выяснить.

Он распахнул дверцу и стал выбираться из машины, но Бакстер схватила его за руку:

— Что вы делаете?

— Входы, выходы, стратегические точки… Отсюда ничего не видно.

— Но нас могут узнать.

— Вас — да. Меня — нет. Именно поэтому я прихватил для вас из дома кое-какую маскировку.

— То есть из моей квартиры, — поправила его она.

— Да. Надеюсь, вы не против.

Он вручил ей найденную на вешалке бейсболку.

— Это первый элемент маскировки, — объяснил он, видя, что подобный камуфляж ее совсем не впечатлил.

— Больше вы, случайно, ничего не привезли? — спросила она, подняв брови.

Он непонимающе уставился на нее.

— Ничего-ничего? — настойчиво переспросила она.

— Ах да, трусы! Ну конечно же! — сказал он, улыбнулся и вытащил из своей сумки пакет с нижним бельем.

Она выхватила его, швырнула на заднее сиденье, открыла дверцу и ступила на тротуар.

— Второй элемент маскировки: мы — влюбленная пара, — сказал Руш и взял ее за руку.

— А третий? — фыркнула Бакстер.

— Улыбка! — ответил агент и пробормотал себе под нос: — Тогда вас ни одна живая душа не узнает.

Специальный агент Чейз изо всех сил старался утихомирить коллегу.

— Бог мой, Сондерс, — кричала Бакстер, — ты хоть представляешь, сколько бумажек приходится писать каждый раз, когда тебе дают по физиономии?

В комнате совещаний отдела по расследованию убийств и других тяжких преступлений собрались детективы территориальных подразделений столичной полиции, сотрудники отдела SO15 и утомленные долгим перелетом агенты ФБР. Бакстер вводила всех в курс дела.

В целом встреча проходила по запланированному графику.

МИ5 для приличий тоже прислала своего агента, которому явно велели ничего не говорить, но предоставить потом подробный отчет обо всем происходящем. Руш, единственный представитель ЦРУ, пытался незаметно передать Бакстер трусы, случайно оставшиеся на дне его сумки.

К счастью, этого никто не заметил, разве что Блейк, который выглядел совершенно разбитым.

— К этому времени вы должны были установить в конференц-зале камеры видеонаблюдения, — обратился Чейз к собравшимся.

В ответ на это его люди закивали головами и одобрительно загудели.

— Откуда нам знать, не находится ли отель под наблюдением? — нетерпеливо спросила Бакстер. — Откуда нам знать, не обыщут ли они зал в поисках камер и тупоголовых агентов ФБР за занавесками?

Чейз проигнорировал смешки с задних рядов:

— Они психи, а не шпионы!

Агент МИ5 поднял глаза от ноутбука, как будто его кто-то окликнул по имени, тем самым еще больше укрепив общее мнение о нем как о худшем сотруднике спецслужб всех времен и народов.

— Они, может, и психи, однако этим психам удалось скоординировать атаки на двух континентах, и им никто не смог помешать, — заметила Бакстер. — Если мы спугнем хоть одного, мы упустим всех. Будем действовать по плану: пассивное наблюдение за пятью выходами, записи камер в отеле прогоняются через распознаватель лиц. Внедряем носильщика или администратора, вооруженного и с мощным микрофоном — если не сможем заполучить кого-нибудь там. Как только узнаем, что Грин там, — вступаем в игру.

— А если он не появится? — вызывающе спросил Чейз.

— Появится.

— А если все-таки нет?

«Тогда нам всем трындец», — подумала Бакстер и посмотрела на Руша за поддержкой.

— Если мы не сможем быть уверены в присутствии Грина, — сказал Руш, — будем тянуть до последнего. А потом возьмем здание. Если его там не будет, мы до него доберемся, опрашивая сообщников.

— Маленький вопрос, — небрежно бросил Блейк с чашкой чая в руках, — что значит «заполучить кого-нибудь там»?

— Нам понадобится визуальное подтверждение, — ответил Руш, — его разыскивает ФБР. Каждый, кто хоть мельком видел газеты, знает его в лицо. Скорее всего, он постарается замаскироваться.

— Вероятно, но вы же не думаете, что кто-то из нас просто заявится туда, не имея ни малейшего представления о том, что произойдет, когда закроются двери, и как ни в чем не бывало усядется в компании сотни кровожадных психопатов?

В комнате повисла гробовая тишина.

Руш нерешительно посмотрел на Бакстер, мысленно соглашаясь, что в таком виде план действительно не внушает особого восторга.

Бакстер пожала плечами:

— У кого-то есть идея получше?

Сеанс шестой

Среда, 11 июня 2014 года,

11 часов 32 минуты утра

Сшитая на заказ белая рубашка комом упала на пол ванной комнаты — на египетском хлопке проступило пятно от горячего кофе. Лукас направился в спальню, выбрал в шкафу другую, встал перед зеркалом и принялся ее надевать.

Он вздохнул, увидев свое тело с отвисшим животом; на груди алела гневная отметина, оставленная обжигающим напитком. Он как можно быстрее застегнул пуговицы, заправил рубашку в брюки и поспешно вернулся в гостиную. Там сидел тощий господин лет шестидесяти пяти, печатая что-то на своем смартфоне.

— Прошу прощения, — сказал Лукас, поднял стул из лужицы на полу, поставил его чуть поодаль и сел, — в последнее время со мной такое часто бывает.

Гость внимательно на него посмотрел.

— С вами все в порядке, Лукас? — спросил он.

Они всегда общались только на профессиональные темы, но знали друг друга уже много лет.

— Все хорошо, — его ответ прозвучал не особо убедительно.

— Не поймите меня превратно… но у вас… несколько нездоровый вид. Скажите честно, для нашего нынешнего разговора нет особых причин?

— Никоим образом, — заверил его Лукас, — просто я уже давно собирался это сделать. Нужно было бы куда раньше этим заняться, когда… я хочу сказать, после того как…

Пожилой джентльмен благожелательно улыбнулся и кивнул:

— Я понял… На самом деле все на редкость просто. Если кратко: «Я отменяю все предыдущие написанные и высказанные мной завещания и завещательные распоряжения… Я назначаю юридическое бюро «Сэмюелз-Райт и сыновья» исполнителем моей воли… Все имущество, за вычетом долгов и расходов на нотариальное оформление и похороны, завещаю в благотворительных целях больнице “Грейт Ормонд Стрит”». Ну и так далее. Подпись: Лукас Теодор Китон. Вроде бы так?

Лукас на мгновение замер в нерешительности, затем, не в состоянии унять дрожь в руках, вытащил из кармана флешку, протянул ее гостю и сказал:

— И еще вот это.

Поверенный взял ее и с любопытством на нее посмотрел.

— На ней мое послание… Для любых заинтересованных лиц… когда придет время… — смущенно произнес Лукас. — Там все объясняется.

Нотариус кивнул и положил флешку в карман портфеля.

— Это очень чутко с вашей стороны, — сказал он Лукасу, — я не сомневаюсь, что им захочется услышать последнее обращение человека, завещавшего такую… поразительную сумму денег.

Он уже собрался уходить, но на минуту задержался и добавил:

— Вы хороший человек, Лукас. Немногие из тех, кто добился такого богатства и власти, оказавшись на недосягаемой для многих высоте, не стал рабом эго и прочей мерзости… Я просто хочу, чтобы вы это знали.

Когда Лукас приехал на прием к Алексею Грину, он обнаружил в его кабинете потрясающе красивую женщину. Грин говорил с ней вежливо, но при этом не обращал никакого внимания на подаваемые ею недвусмысленные сигналы:

— Я серьезно. На следующий же день после вашей лекции по применению поведенческой нейропсихологии в повседневной жизни я подала заявление об изменении темы моей диссертации.

— Благодарите поведенческую нейропсихологию. Я тут ни при чем, — пошутил Грин.

— Я понимаю, просить об этом было бы дерзостью, но даже час наедине с вами…

Дама восторженно взвизгнула, положила ему руку на плечо и засмеялась.

Стоя в дверях, Лукас с трепетом смотрел, как женщина млеет, одурманенная обаянием доктора.

— Давайте сделаем так… — начал Грин.

Секретарша закатила глаза.

— Давайте вы сейчас подойдете к Касси, и она на той неделе найдет нам время для совместного обеда?

— Вы серьезно?

— На следующей неделе вы едете в Нью-Йорк на то мероприятие, — бесцветным голосом отозвалась из-за своего стола Касси.

— Тогда через две недели… — пообещал Грин, обратил, наконец, внимание на маячившего в дверях пациента и воскликнул: — Лукас!

После чего легонько подтолкнул посетительницу в направлении выхода и пригласил его в кабинет.

— Понимаете, то, что вы злитесь на того… на тех, кто поступил так с вами и вашей семьей, вполне нормально, — мягко произнес Грин.

Солнце спряталось за облако, погрузив офис в полумрак. И стильный абажур, и огромные кресла, и массивный деревянный стол, обычно смотревшиеся так уютно, внезапно показались блеклыми и безжизненными. Даже сам психиатр, и тот превратился собственную мертвенно-бледную тень.

— Да, я злюсь, — сквозь стиснутые зубы сказал Лукас, — но не на них.

— Я вас не понимаю, — несколько резковато ответил Грин, но тут же смягчил тон, — предположим, что это я в тот день отправился со взрывчатым устройством в центр Лондона, имея единственной целью убить как можно больше людей. Что бы вы мне в этом случае сказали?

Лукас уставился в пустоту, размышляя над вопросом. Потом встал и принялся мерить шагами комнату — ему так легче думалось.

— Ничего. Я бы не сказал ровным счетом ничего. Изливать на исполнителя свой гнев не умней, чем изливать гнев на неодушевленный предмет… вроде пистолета… или ножа. Такие люди — не более чем инструменты, которым промыли мозги и сделали игрушкой в чужих руках. Марионетки, послушные куклы, служащие большей цели.

— Куклы? — спросил Грин со смесью интереса и скептицизма в голосе.

— Они ведут себя как дикие звери, выпущенные на свободу, — продолжал Лукас, — и инстинктивно тянутся к местам скопления добычи, в то время как мы… кучкуемся вместе, неосознанно выступая в роли наживки, надеясь, что нам повезет и умрет кто-то другой. А те, кто действительно дергает за ниточки, как и те, кому полагается нас защищать, играют нами, как фигурами на шахматной доске.

Эти слова, вероятно, задели какую-то струну в душе Грина, неподвижно уставившегося в окно.

— Прошу прощения за монолог. Просто… Когда я с вами говорю, мне становится легче, — признался Лукас.

— Что, простите? — спросил Грин, витая мыслями где-то далеко.

— Я спрашивал, не могли бы мы с вами видеться чаще? Может, устраивать не один, а два сеанса в неделю? — спросил Лукас, пытаясь скрыть охватившее его отчаяние. — Хотя через несколько дней, насколько я понимаю… вы уезжаете в Нью-Йорк.

— Верно, — улыбнулся Грин, все еще прокручивая в голове слова Лукаса.

— Вы там часто бываете?

— Пять-шесть раз в году. Так что не волнуйтесь, мне редко придется переносить наши сеансы, — заверил его Грин. — И да, если вы находите их полезными, мы можем видеться чаще. Но поскольку вы очень быстро идете вперед, я хотел предложить вам другой метод лечения… если угодно, новаторский подход. Как вы думаете, вы готовы к этому, Лукас?

— Готов.

Глава 28

Суббота, 19 декабря 2015 года,

2 часа 34 минуты дня

Входя в роль монтажника, специальный агент Чейз припарковал на стоянке минивэн, заняв сразу два места для инвалидов. Он протянул коллеге стремянку и вытащил из салона коробку с инструментами. Одетые в одинаковые рабочие комбинезоны, мужчины вошли в отель «Сикамор» и направились к стойке администратора, которую, словно плющ, обвивала мишура.

Шагая по вестибюлю, Чейз заметил первые, пока еще весьма скромные, признаки приготовлений к намеченному на следующий день тайному собранию:

Управляющий директор компании «Эквити ЮК» Джулиус Теллер о падении котировок ценных бумаг, о пропасти, на краю которой оказались финансовые рынки, и о том, что это значит для каждого из нас.

Чейз отдал должное врагу: зачем ставить армию свирепых охранников, чтобы сохранить тайну собрания, если людей можно отпугнуть финансовыми рынками и котировками ценных бумаг?

Дождавшись момента, когда оба администратора отвлеклись на какие-то дела, они, ориентируясь по стрелкам, направились по коридору в скромный конференц-зал. Там, к счастью, никого не было, лишь ряды потертых стульев перед чуть приподнятой трибуной. Пахло плесенью, очертания этого унылого помещения казались размытыми из-за выкрашенных в бежевый стен.

Если бы Джулиус Теллер действительно решил произнести скучнейшую речь о фондовом рынке, подумал Чейз, то лучшего места для этого было не найти.

Они закрыли за собой дверь и взялись за дело.

После неудачной встречи утром того же дня Леннокс недвусмысленно выразила свою позицию агенту, отправленному в британскую столицу: расследование, конечно же, привело их в Лондон, но дело по-прежнему ведет ФБР, и Алексея Грина разыскивали именно они. Она распорядилась наплевать на идиотский приказ Бакстер, запрещающий подходить к отелю на пушечный выстрел и устанавливать в зале камеры или микрофоны. Увидев Грина, Чейз со своими людьми должны будут броситься прямо на него, а Бакстер пусть хватает его разбегающихся в разные стороны приспешников.

Будучи опытным тайным агентом, Чейз признавал, что страхи Бакстер небезосновательны. Он на собственной шкуре убедился, что в подобных делах лучше перестраховаться. Поэтому, устанавливая первую камеру, они с коллегой действительно починили двойную дверь, заменив две петли. Они ни на минуту не выходили из образа и говорили только о текущей работе с аутентичным британским просторечием — на тот случай, если кто-то их услышит.

Через пятнадцать минут все было готово. Установлены три камеры и микрофон, заменены четыре скрипучих петли.

— И делов-то, старина! — с улыбкой произнес коллега Чейза. Он явно придерживался распространенного среди американцев мнения, что все англичане произносят слова, как трубочист из фильма «Мэри Поппинс».

— Теперь по чаю? — предложил Чейз, похлопал себя по животу и даже слегка рыгнул, окончательно вживаясь в роль.

Они собрали инструменты и, насвистывая, двинулись к минивэну.

Проводимое полицией Лондона расследование двигалось медленно.

Эксперты взяли образцы ДНК с ключа, с которым Бакстер набросилась на убийцу Филлипа Иста, — вполне предсказуемо, в картотеке не нашлось совпадений. Одна команда по-прежнему изучала записи камер видеонаблюдения, сделанные во время трех предыдущих собраний.

Им удалось найти только трех пациентов Алексея Грина — приятнейших людей, на груди которых не было ни намека на шрамы. Все они отзывались о Грине как о добром, искреннем человеке, который сумел им помочь в трудные минуты жизни. С некоторыми из его клиентов выйти на связь так и не удалось. Бакстер поручила одному из подразделений выяснить все их контакты и послала людей по адресам в надежде на то, что им удастся наткнуться на одну из Кукол Грина.

ФБР не скрывало, что тоже разыскивает психиатра и его покорных слуг. Грин рассредоточил силы, но вскоре все они должны были собраться воедино, чтобы обрушить на Лондон новые ужасы.

Намеченное на воскресенье собрание даст, возможно, единственный шанс покончить с ними.

В субботу после обеда Бакстер почувствовала, что ее нервы на пределе. Они продолжали работать, но все понимали, что нужно просто как-то убить время до следующего дня. Бакстер еще раз поговорила с Митчеллом, тайным агентом, которого решила послать в конференц-зал. Потом, убедившись, что у нее все под контролем, оставила Руша общаться с бывшим коллегой Грина, сказала, что уйдет пораньше, и под хмурым серым небом направилась в сторону Масуэлл-хилл.

Она припарковалась под знакомым деревом, но не сразу узнала дом, где так часто бывала. Теперь над гаражом появилась терраса, а на подъездной дорожке стоял новенький, сверкающий «Мерседес». Когда Эмили вышла из машины и приблизилась к двери, до ее слуха донесся звук работающей дрели.

Дверь открыла ухоженная женщина чуть за пятьдесят. У нее были сияющие голубые глаза, ярко выделявшиеся на фоне копны черных как смоль волос, стянутых в пучок в стиле 1950-х годов. Темно-синие джинсы и мешковатый свитер покрывали пятна краски, но выглядело это очень модно.

— Привет, авантюристка! — воскликнула женщина, обняла Бакстер и поцеловала, оставив на щеке красно-розовое пятно от помады.

Эмили наконец удалось вырваться из ее объятий.

— Здравствуйте, Мэгги, — засмеялась она, — он дома?

— Он теперь всегда дома, — вздохнула собеседница, — и, похоже, понятия не имеет, куда себя девать. Я предупреждала, что, если он выйдет на пенсию, с ним неизбежно случится что-то подобное, но… ты ведь знаешь Фина. Да что это я! Проходи! Проходи!

Бакстер последовала за ней в дом.

Она мало кого любила так, как Финли, но каждый раз, видя Мэгги, заново поражалась, как ее невзрачному другу удалось отхватить и удержать такую красивую, очаровательную, элегантную жену.

— Прыгнул выше головы, — неизменно был его ответ.

— Как жизнь? — спросила Бакстер, понимая, что, когда подобный вопрос задают человеку, который так долго и серьезно болеет, это уже не пустая формальность.

— Сейчас все хорошо, — улыбнулась Мэгги, проводила Эмили на кухню и принялась колдовать над заварочным чайником и чашками. Бакстер терпеливо ждала.

Видя, что Мэгги не дает покоя какая-то мысль, она спросила:

— Что такое?

Женщина изобразила на лице непонимание, но ее выражение почти сразу же изменилось — они слишком давно были знакомы, чтобы притворяться.

— Просто хотела поинтересоваться, нет ли у тебя вестей о Билле.

Эмили ждала этого вопроса.

— Нет. Клянусь. Вообще ничего.

Мэгги была явно разочарована. За прошедшие годы они с Волком очень сблизились. Он даже пару раз отмечал с ними Рождество — до того как у них родились внуки.

— Если что, знай — мне можно доверять.

— Я знаю. Но это ничего не меняет в том факте, что он так и не вышел со мной на связь.

— Он вернется, — сказала Мэгги.

Бакстер не понравилась обнадеживающая интонация ее фразы.

— Тогда его сразу арестуют.

— Мы говорим не о ком-то, а о Билле, — улыбнулась Мэгги. — Вполне естественно по нему скучать. Мы все по нему скучаем. Но никто — так сильно, как ты.

За годы знакомства она достаточно много видела Бакстер и Волка вдвоем, чтобы понимать, что их отношения давно стали глубже, чем между просто друзьями или коллегами.

— Вы до сих пор не познакомились с Томасом, — сказала Эмили, вроде бы меняя тему, но на самом деле нет, — в следующий раз захвачу его с собой.

Мэгги ободряюще улыбнулась, но Бакстер от этого стало еще досаднее.

Дрель на втором этаже умолкла.

— Иди наверх, я сейчас принесу чай.

Ориентируясь по запаху свежей краски, Бакстер взошла по лестнице и увидела Финли, который стоял на четвереньках и прилаживал половицу. Бывшую коллегу он заметил, только когда она кашлянула, после чего бросил дела, поднялся на ноги, застонал, когда предательски затрещали кости в колене и спине, и заключил гостью в объятия.

— Эмили! Я не знал, что ты нас навестишь.

— Да я и сама не знала.

— Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть. В свете последних событий мы постоянно за тебя волнуемся. Садись-садись, — пригласил он, но сразу понял, что это было не очень гостеприимное предложение. Целый угол усыпанного опилками пола зиял дырой; прислоненные доски, которыми ее предполагалось закрыть, ждали своего часа; оставшееся пространство занимали банки с герметиком и краской, перемежавшиеся старыми инструментами.

— Пойдем-ка вниз, — сказал он, немного подумав.

— Нет-нет, здесь хорошо… красиво, мне нравится.

— Мне тоже. У нас было только два варианта: либо делать пристройку, либо переезжать, — сказал он, махнув на комнату, — хотим немного помочь детям, тем более что сейчас я…

— Заскучали?

— Нет, отошел от дел, — с кривой улыбкой поправил он ее. — Точнее, я смогу отойти от дел, если Мэгги наконец определится с цветом.

— Большая пристройка, крутая машина… — сказала Бакстер; ее слова были скорее вопросом, чем восхищением.

— Что тебе сказать? Когда я начинал работать, пенсии еще кое-чего стоили. А вот ты уже не получишь ни хера, — он умолк и навострил уши, пытаясь определить, не слышала ли Мэгги сорвавшегося с языка ругательства. — Ну, так что… зря я за тебя волнуюсь или нет?

— Зря.

— Да?

— Завтра к обеду все будет кончено, — улыбнулась Бакстер, — вы узнаете обо всем, когда Ванита выйдет рассказать, как спасла мир, просиживая штаны за моим столом.

— Что же такого случится завтра? — встревоженно спросил Финли.

— Ничего, о чем вам, старина, стоило бы беспокоиться. Главным образом, мы будем наблюдать, как ФБР делает свою работу, — солгала она, прекрасно зная, что он поедет за ней и будет неотступно следовать по пятам, если ему покажется хоть на мгновение, что он может ей пригодиться.

По этой же самой причине она уже соврала Эдмундсу.

Финли бросил на нее пристальный взгляд.

— Сегодня утром меня представили новому комиссару, — сказала она, — он просил передать вам привет.

— Как он там? — спросил Финли, решив, наконец, сесть на пол.

— Насколько я поняла, питает к вам самые теплые чувства. А кто он вообще такой?

Размышляя над ответом, Финли устало потер запыленное лицо.

— Старейший друг Фина, — ответила за него Мэгги, поднимаясь по лестнице с подносом и банкой, куда складывались деньги, взимаемые с мужа за ругательства, — когда мы с ним только познакомились, они были неразлучны как братья. Даже больше, чем братья.

— Но вы никогда мне о нем не рассказывали, — удивленно сказала Эмили.

— Рассказывал, милая моя. Помнишь историю про оживший труп? — напомнил ей Финли. — Или про самый крупный в истории Глазго налет на наркопритоны? Или про то, как один мой приятель получил пулю в задницу?

— Так это все было о нем?

Она столько раз слышала эти истории, что выучила их наизусть.

— О, да. Но это не значит, что из него получится хороший комиссар.

— Фин просто завидует, — сказала Мэгги и любовно потрепала мужа по лысеющей голове.

— Не выдумывай! — проворчал он.

— А я говорю, завидуешь! — засмеялась Мэгги. — Потом — с тех пор много уже воды утекло — между ними произошла размолвка, — объяснила она Бакстер. Та удивленно подняла брови, прекрасно зная, какое значение вкладывает в это слово Финли. — В ход пошли сначала кулаки, потом стулья и столы. Стороны обменялись оскорблениями и переломали друг другу кости.

— Он мне ничего не сломал, — пробормотал Финли.

— А нос? — напомнила ему Мэгги.

— Нос не считается.

— Потом они все оставили позади, и я, в конечном итоге, досталась тебе, — добавила она, повернувшись обратно к мужу.

Финли нежно сжал ее в объятиях.

— Да-да.

Мэгги поцеловала его в лоб и встала.

— Ладно, вы тут поговорите о своем, — произнесла она и пошла вниз.

— Из того, что мы с ним старые друзья, — сказал Финли Бакстер, — еще не следует, что ты можешь доверять ему больше, чем любой другой канцелярской крысе. Придерживайся золотого правила: чтобы избежать проблем, по возможности держись от начальства подальше. Если он начнет тебя донимать, отправляй его ко мне.

Сна у Руша не было ни в одном глазу. Теребя серебряный крестик на шее, он уже который час вглядывался во мрак, думая о предстоящей операции. Гул в воздухе усиливался, по мере того как рестораны и бары центра Уимблдона заполняли кутилы, стараясь утопить в стакане всякие самоограничения, чтобы потом шататься от одного переполненного заведения к другому.

Руш вздохнул, протянул руку и включил ночник. Лампочка выхватила кусочек пола в комнате, которая на время стала его спальней. Отказавшись от надежды выспаться, он выбрался из спального мешка, быстро оделся и пошел искать какое-нибудь спиртное.

Томас повернулся на бок и похлопал рукой по одеялу рядом с собой. Открывать сразу глаза он не стал, первым делом пытаясь навести порядок в спутанных мыслях и вспомнить, приходила ли вообще сегодня Бакстер ночевать. Решив, наконец, что все же приходила, спустился на первый этаж и увидел ее крепко спящей перед телевизором. На экране само себя развлекало какое-то игровое шоу, рука Эмили сжимала ножку бокала. Остатки вина угрожающе подбирались к ободку.

Томас улыбнулся. Эмили выглядела такой безмятежной. Лицо расслабилось, с него исчезло вечно хмурое выражение, она свернулась калачиком, заняв всего треть дивана. Он наклонился, чтобы поднять ее на руки.

Она сдавленно застонала и не сдвинулась с места.

Он сместился чуть в сторону и попытался опять.

Может, она расположилась не под самым удобным углом, может, дали знать о себе спагетти, которые он приготовил на ужин, может, бадминтон дважды в неделю не настолько укреплял мышцы, как хотелось бы, но Томас, в конечном итоге, решил оставить Эмили в покое. Он накрыл ее любимым пледом, сделал немного теплее обогреватель, поцеловал ее в лоб и пошел обратно на второй этаж.

Глава 29

Воскресенье, 20 декабря 2015 года,

10 часов 15 минут утра

— Полный бред! — рявкнула Бакстер Ваните и бросила трубку.

Все утро лил дождь, действовавший на нервы и коверкавший приказы, пока она расставляла бойцов четырех приданных ей отрядов спецназа. Бакстер стояла на верхнем этаже многоярусной парковки, с которой сотрудникам ФБР открывался великолепный вид на расположенный по соседству отель. Она ринулась к Чейзу — сегодня он имел полное право красоваться в бронежилете и казался еще больше обычного.

— Вы отослали моего парня? — заорала она, пытаясь перекричать дождь.

Он повернулся к ней и с выражением скуки на лице ответил:

— Да, отослал, он нам больше не нужен, — небрежно бросил он, повернулся и направился к машине видеонаблюдения, — у нас все под контролем.

— Эй, я с вами разговариваю! — крикнула Бакстер, бросаясь за ним вдогонку.

— Послушайте, это здорово, что ваши предоставили нам в распоряжение своих людей и прочие ресурсы, но операцию проводит ФБР, и, если я правильно понял ваше начальство, вас здесь вообще быть не должно.

Бакстер открыла рот, чтобы возразить, но Чейз тут же продолжил:

— Не волнуйтесь, если нам удастся выудить из Грина какие-то важные сведения, мы, естественно, вам их перешлем.

— Перешлете? — переспросила Бакстер.

Они подошли к минивэну. Капли разошедшегося дождя, обрушиваясь на железную крышу, окутывали ее чем-то вроде тумана. Чейз потянул на себя ручку и отодвинул в сторону дверцу, за которой обнаружился ряд мониторов, показывавших изображения с трех разных камер, установленных в конференц-зале.

Бакстер вдруг поняла, почему ФБР больше не нуждалось в ее тайном агенте: Чейз со своими людьми нарушил ее приказ не соваться в отель.

— Какие же вы козлы!

— Как я уже говорил, у нас все под контролем, — произнес Чейз тоном, в котором не было даже намека на извинения, когда Эмили в ярости повернулась уйти.

— Бакстер! — позвал он. — Если я вдруг увижу, что вы или агент Руш пытаетесь как-то повлиять на ход моей операции, то прикажу своим людям задержать вас и посадить под замок.

Со стоянки детектив направилась к своей «Ауди», припаркованной на обочине улицы, села и взвыла от бессилия.

Руш, совершенно сухой, жевал шоколадное печенье и вежливо ждал, пока она выпустит пар.

— Ванита разрешила Чейзу взять на себя руководство операцией. Они понатыкали там камер. Митчелла отослали, и не только его, но и нас всех, — изложила она краткую версию событий.

— Но я-то на нее не работаю. Или она об этом забыла? — спросил Руш, в утешение протягивая Эмили кусочек печенья.

— Какая разница. Чейз пригрозил задержать нас и посадить под замок, если мы вмешаемся, и я считаю его в достаточной степени сволочным для того, чтобы выполнить это обещание.

— А я-то думал, мы все одна команда.

— С какой стати? — в отчаянии спросила Бакстер. — Мне очень не понравилось то, что сказал Чейз. У меня складывается стойкое впечатление, что ФБР собирается сцапать Грина, запихнуть в самолет и отправить прямиком в Штаты, а нам оставить лишь убирать за ним дерьмо.

Руш согласно кивнул. У него были ровно те же подозрения.

Они уставились на унылую картину перед ними.

— Выдвигаемся через двадцать восемь минут, — вздохнул Руш.

В окошко со стороны водителя постучали.

Бакстер испуганно повернулась и увидела перед собой улыбающуюся физиономию Эдмундса.

— Какого ч?..

Он обежал машину спереди, рванул на себя дверцу и тут увидел уставившегося на него Руша.

— Эдмундс, — представился Эдмундс и протянул мокрую ладонь.

— Руш, — ответил Руш, пожимая ее. — Давайте я… — предложил он, показывая на заднее сиденье. Он перебрался назад, давая Эдмундсу возможность сесть в салон и укрыться от дождя.

Рушу пришлось расчищать для себя место — он отодвинул древние кроссовки, промасленную коробку из-под китайской еды и длиннющую упаковку печенья.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Бакстер друга.

— Помогаю, — улыбнулся Эдмундс, — решил, что тебе может понадобиться помощь.

— Ты что, не помнишь, что я говорила? Мне не нужна ничья помощь.

— Это ты не помнишь. Ты тогда произнесла слова «пожалуйста» и «спасибо».

— О! — одобрительно кивнул Руш.

Эмили свирепо взглянула на него:

— Что «о!»?!

— Ну, вы становитесь вежливой, только когда лжете, — ответил агент и взглянул на Эдмундса за поддержкой.

— Именно, — согласился тот, — а вы замечали, как она кивает сама себе после особенно достойного ругательства, типа: «Классно у меня получилось»?

Руш расхохотался.

— Да, она ровно так и делает!

Они оба умолкли, стараясь прочесть новое выражение, появившееся на ее лице.

— Как ты нас нашел? — процедила сквозь стиснутые зубы она.

— У меня еще остались друзья в убойном, — сказал Эдмундс.

— А ты сам замечал, что при попытке соврать у тебя изо рта льется самое несуразное и идиотское дерьмо? — спросила Бакстер, сопровождая свои слова едва заметным кивком. — У тебя нет друзей в нашем отделе. Тебя там все ненавидят.

— Сурово, — сказал Эдмундс, — ну хорошо, у меня там друзей, может, и нет, зато есть у Финли. Он знал, что здесь что-то готовится.

— Ради всего святого! Только не говори мне, что ты впутал в эту историю еще и Финли!

— Он поехал парковать машину, — несколько виновато ответил Эдмундс.

— О боже, только не это!

— Ну, — весело сказал Эдмундс, — и чего мы здесь баклуши бьем?

На заднем сиденье скрипнула кожаная обивка.

— Из-за ФБР мы остались не у дел, — сказал Руш с очередным печеньем во рту, — нам надо знать, что там происходит, но они отправили человека Бакстер восвояси, а нас, вздумай мы вмешаться, пообещали взять под арест.

— Фигасе! — ответил Эдмундс, за несколько секунд переварив драму, которая в реальной жизни растянулась на полчаса. — Ну хорошо, в таком случае держите телефон включенным, — сказал он и вышел из машины обратно под дождь.

— Эдмундс! Куда ты пошел? Постой!

Дверца машины захлопнулась, и они увидели, что Алекс направился к входу в гостиницу.

Руш был впечатлен. Он даже не подозревал, что на свете есть человек, способный так лихо управляться с Бакстер.

— Знаете, а мне понравился ваш бывший начальник, — сказал он, не зная, какую совершает бестактность.

— Мой… кто? — спросила она, поворачиваясь к нему.

Руш немного помолчал и ответил:

— Выдвигаемся через двадцать три минуты.

Укрывшись от дождя, Эдмундс на мгновение испытал облегчение, но тут же вспомнил, что для этого ему пришлось войти в здание, битком набитое кровожадными сектантами-мазохистами. В отеле быстро приближался час чек-аута, вокруг туда-сюда сновал нескончаемый поток постояльцев. Ориентируясь по неприметным указателям, Эдмундс прошел через вестибюль, оставляя на полу грязные следы. Двойные двери в конце коридора была распахнуты, за ними просматривался совершенно пустой зал.

Он вытащил телефон и набрал номер Бакстер, одновременно хлопая себя по карманам будто бы в поисках электронного ключа.

— Другой конференц-зал здесь есть? — прошептал он вместо приветствия.

— Нет, а что? — отозвалась Бакстер.

— Я стою рядом, внутри никого нет.

— Где именно?

— В коридоре. Метрах в десяти от двери.

— До начала еще пятнадцать минут.

— И поэтому до сих пор нет ни одного человека?

— Ты же точно этого не знаешь. Тебе много видно?

Эдмундс бросил через плечо взгляд, чтобы убедиться, что рядом никого нет, и сделал несколько шагов вперед.

— Не очень, но пока я не видел ни души… Сейчас подойду ближе.

— Нет! — запаниковала Бакстер. — Не делай этого! Если ты неправ… если там хоть кто-нибудь есть, ты все испортишь!

Не обращая на нее внимания, Эдмундс двинулся к двери. Его взору открылось еще несколько пустых рядов.

— По-прежнему никого, — едва слышно сказал он.

— Эдмундс!

— Я иду внутрь.

— Нет!

Алекс миновал двойные двери, вошел в абсолютно пустой зал и в замешательстве посмотрел по сторонам.

— Здесь никого нет, — сказал он в равной степени с тревогой и с облегчением.

Тут от заметил листок бумаги, приклеенный скотчем на внутренней стороне двери. Он подошел ближе, и только в этот момент увидел, что к косяку был прикреплен мобильный телефон — на него смотрел глазок камеры, наверняка передающей изображение на какой-то монитор. Значит, за пустым залом следил кто-то еще.

— Черт! — сказал он.

— Что такое? — донесся из трубки голос Бакстер. — Что случилось?

— Они перенесли собрание.

— Что?

— Они перенесли собрание в «Сити Оазис», через дорогу… — сказал Эдмундс и рванул к выходу. — Мы не в том месте!

Глава 30

Воскресенье, 20 декабря 2015 года,

10 часов 41 минута утра

Эдмундс выбежал из вестибюля гостиницы «Сикомор», лихорадочно размышляя, не сорвал ли всю операцию. С другой стороны, тот, кто за ним наблюдал, видел лишь одного человека в штатском, что все-таки лучше вооруженного отряда спецназа.

Перед тем как вновь окунуться в непогоду, он услышал, что Бакстер вводит ФБР в курс дела. Сжимая в руке телефон и оставаясь на линии, он бросился через оживленную улицу к вращающейся двери отеля «Сити Оазис».

По бокам стойки администратора возвышались мраморные столбы, вестибюль был заполнен прятавшимися от дождя прохожими.

Эдмундс стал искать глазами указатели:

Он направился к нужному проходу, по пути случайно пнув чей-то чемодан. Подойдя ближе, он увидел в конце коридора двух широкоплечих мужчин, явно охранников, стоявших у дверей, за которыми собралась плотная толпа. Эдмундс небрежно скользнул по ним взглядом, пошел дальше и опять поднес к уху телефон.

— Бакстер? Ты тут? — спросил он и услышал, что на том конце провода она на кого-то орет.

— Тут.

— Конференц-зал 2.

Минивэн промчался по узкой улочке на задах отеля и остановился у двери черного хода. Дверь скользнула в сторону, из машины выскочил отряд спецназа. Они принялись проверять связь, настраивая оборудование, тут же отозвавшееся гудками и щелчками.

— Вы уверены, что на этот раз мы не ошиблись адресом? — спросил один из них.

Командир группы, как и подобает профессионалу, оставил этот комментарий без ответа.

— Пробегись по зданию и посмотри, сколько еще выходов надо перекрыть, — сказал он болтливому коллеге. Убедившись, что рация настроена на нужный канал, нажал кнопку передачи и произнес в крохотный микрофон:

— Четвертый отряд на позиции. О ситуации доложим позже.

Машина службы наблюдения ФБР подъехала и остановилась на дороге сразу за «Ауди» Бакстер. Водитель автомобиля, ехавшего за ним, сердито нажал на сигнал, но тут же успокоился, увидев, что из минивэна вышел вооруженный агент ФБР.

Бакстер подошла к Чейзу, отдававшему распоряжения своим людям.

— Третий отряд, рядом с вами, прямо за углом, есть еще один выход, имейте это в виду. Внимание всем постам, внимание всем постам: троянец входит в здание. Повторяю: троянец входит в здание.

Эмили закатила глаза.

Отправив Митчелла обратно в Нью-Скотленд-Ярд, Чейз привез собственного тайного агента, который и вышел из машины. Агент вполне мог сойти за младшего брата Вина Дизеля, еще более накачанного. Даже Чейз выглядел карликом на фоне своего внушительного коллеги, который почему-то решил надеть мешковатый свитер и джинсы.

— Вперед! — приказал Чейз, и тот двинулся вперед.

Бакстер покачала головой и вновь вернулась к телефонному разговору с Эдмундсом:

— К тебе направляется агент ФБР, — сказала она ему.

— Понял. Как он выглядит? — шепотом спросил Алекс.

Бакстер посмотрела вслед неуклюже переваливавшемуся с ноги на ногу человеку.

— Как агент ФБР, который изо всех сил старается замаскироваться.

— Вижу агента Чейза, — сказал Эдмундс, обводя взглядом толпу в вестибюле и возвращаясь на свой наблюдательный пункт.

В конференц-залы вели несколько коридоров. Алексу удалось выяснить, что следующий проход, расположенный совсем рядом с ним, упирался в дверь зала 3 метрах в пятнадцати от охранников. Он заглянул за угол и успел мельком заметить внушительных мужчин у входа в здание. Гул голосов позволял предположить, что внутри собралось несколько десятков человек, возможно, больше. У него на глазах в зал вошли еще двое.

— Я в порядке. Кое-что вижу через дверной проем.

— Агент Чейза все еще идет по вестибюлю, — сообщила ему Бакстер.

Эдмундс увидел, что к двери приближается седовласая женщина. Он видел ее всего долю секунды, но за это время она успела сделать кое-что очень странное.

— Подождите, — прошептал он и, рискуя себя обнаружить, сделал шаг в сторону, пытаясь разглядеть получше.

Дверь по-прежнему перекрывала ему обзор.

— Что случилось? — встревоженно спросила Бакстер.

— Пока не пойму. Придержите агента.

На том конце повисла пауза.

— Он уже в коридоре, — напряженно ответила Бакстер.

— Черт, — прошептал Эдмундс, прикидывая имеющиеся у него варианты, — черт, черт, черт!

— Отозвать его? Эдмундс?..

Алекс уже принял решение и был уже на полпути ко входу в зал. Услышав его, один из секьюрити, не ожидавший никого с этой стороны, вытянул бычью шею и выглянул из-за деревянной створки. Приблизившись, Эдмундс ему приветливо улыбнулся и бросил украдкой взгляд на седовласую женщину, которая как раз расстегнула блузку — несомненно, чтобы продемонстрировать вырезанный на груди входной билет.

Эдмундс принялся изображать пустой треп:

— Вот именно! Если дождь когда-нибудь закончится, можно попробовать! — засмеялся он в трубку и свернул в главный коридор, по которому ему навстречу уже шагал агент ФБР.

Оба были слишком опытными, чтобы поддаться соблазну заглянуть друг другу в глаза, слегка кивнуть или покачать головой, прекрасно зная, что секьюрити у двери следит за каждым их движением. Эдмундс прошел мимо мощного агента, не осмелившись задержатся, не в состоянии сообщить, что до разоблачения тому оставалось каких-то шесть секунд.

Он не решался ускорить шаг.

— Ну да, только не в Англии, правда? — громко захохотал он в телефон и тут же яростно зашептал: — Отбой! Отбой! Отбой!

Когда агенту ФБР за его спиной оставалось до двери всего три шага, он повернул направо и неторопливо двинулся по тому самому коридору, из которого за мгновение до этого появился Эдмундс.

— Там наверняка есть другой вход! — завопил в рацию Чейз, отчаянно пытаясь спасти операцию, грозящую вот-вот обернуться провалом, и ринулся обратно к машине наблюдения.

— Чейз! Чейз! — крикнула Бакстер, привлекая его внимание.

Он на миг притормозил и посмотрел на нее.

Эмили выставила средний палец:

— Не стоит благодарности! Придурок…

Она знала, что это было не самое конструктивное замечание, но она никогда и не пыталась казаться идеальной. Чейз как будто взаправду обиделся, хотя Эмили это не обрадовало и не огорчило, но уже через мгновение вновь заговорил со своим агентом:

— А как насчет окон? Неужели ничего нельзя придумать? Может, по-тихому снять охрану? — стоял он на своем.

Бакстер отошла и прислонилась к своей машине. Заметила на дверце со стороны пассажирского сиденья свежую царапину, потерла ее с отсутствующим видом, поднесла к уху телефон и опять заговорила с Эдмундсом.

— Только что ты спас от этих идиотов всю операцию, — сказала она, — хотя они все равно думают о том, как бы туда кого-нибудь внедрить.

— Если они это сделают, но Грина там не окажется, мы его потеряем, — ответил Эдмундс.

В этот момент у Эмили в руке зажужжал телефон. Она взглянула на экран.

— Подожди, кто-то звонит… Руш?

— У меня идея. Встречаемся в кафе через дорогу. — Он положил трубку.

— Эдмундс? — обратилась она к другу. — Веди себя тихо. Руш что-то задумал. Чуть позже я тебе перезвоню.

Детектив нажала на кнопку отбоя и посмотрела на вывеску заведения, расположившегося на противоположной стороне улицы:

Лавируя под холодным дождем в плотном потоке машин, Эмили перебежала через дорогу и вошла в кафе. Над дверью тренькнул колокольчик. Каждую мыслимую поверхность заведения, в том числе и саму Энджи, покрывал слой копоти.

Руш сидел за бежевым столом и держал в руке пластиковый стаканчик с кофе. Увидев Эмили, тут же вскочил и пошел в туалет. Бакстер взглянула на часы. До начала собрания оставалось десять минут, а до того момента, как Чейз с двойником кинозвезды вломятся в конференц-зал и все испортят, и того меньше.

Она напряженно пересекла зал, не обращая внимания на взгляды посетителей, сверкающих задницами из-под низко съехавших штанов, и вошла в туалет, толкнув дверь плечом и не рискуя браться за ручку. Оказавшись перед выбором, который должны были облегчить нарисованные на дверцах половые органы, она толкнула дверь в мужской туалет и ступила в отвратительное помещение.

Из высокого, покрывшегося слоем инея окна тянуло холодным сквозняком. В двух желтых писсуарах плескались голубые гигиенические таблетки, хотя посетители на них, по всей видимости, не обращали внимания и предпочитали мочиться прямо на пол.

Руш мыл руки в единственной раковине, повесив пиджак на крючок кабинки.

— Может, поговорим снаружи? — спросила она и опять бросила взгляд на часы.

Агент думал о чем-то своем и будто ее не слышал.

— Руш?

Когда он закрыл кран горячей воды, Эмили поняла, что он мыл не руки, а нечто другое. Ни слова не говоря, Руш повернулся к ней и протянул острый нож, который он стащил с кухни.

Она уставилась на него в замешательстве.

Он принялся расстегивать рубашку.

— Нет! Ни за что на свете, Руш! Вы с ума сошли? — воскликнула она, наконец догадавшись о его намерениях.

— Но нам же нужно туда попасть, — ответил он и спустил с плеч рубашку.

— Нужно, — спокойно возразила Бакстер, — но не таким способом.

И он, и она знали, что другого способа у них нет.

— У нас нет времени на препирательства, — сказал Руш, — либо вы мне поможете, либо я все сделаю сам и разведу при этом ужасную грязь.

С этими словами он протянул руку, чтобы забрать у нее нож.

— Ну хорошо! Хорошо! — сказала она с жалким видом.

Она неуверенно подошла к агенту и уперлась левой рукой в его обнаженное плечо. Почувствовала на лбу его теплое дыхание.

Потом поднесла нож к его беззащитной коже и замерла в нерешительности.

Дверь позади них распахнулась, и на пороге застыл, как вкопанный, здоровенный мужик. Они повернулись и уставились на него. Мужик окинул взглядом Бакстер, Руша, его расстегнутую рубашку и нож у его груди.

— Зайду попозже, — пробормотал он, повернулся и исчез.

Эмили опять посмотрела на Дамьена, втайне радуясь, что ей выпало несколько дополнительных секунд, чтобы собраться с духом. Поразмыслив, с чего начать, она легонько надавила острием, выдавив капельку крови, и провела вниз тонкую линию.

Руш схватил ее за руку.

— Меня убьют из-за вас, — сказал он нарочито резко, стараясь ее спровоцировать. — Вы же видели эти шрамы. Если вы не сделаете все как следует…

— Это на всю жизнь, Руш. Понимаете?

— Не теряйте времени, — кивнул он.

Он вытащил из кармана дежурный галстук, сложил его, сунул в рот и крепко закусил.

— Давайте! — приказал он сквозь импровизированный кляп.

Эмили вздрогнула и вонзила лезвие, стараясь не замечать, как он сдавленно стонал от боли, как под его кожей перекатывались мышцы, как ее волосы обдавало его жарким, сбивчивым дыханием, пока она высекала буквы на его груди.

В какой-то момент Бакстер увидела, что пояс его брюк насквозь пропитан кровью, отшатнулась, прислонилась к раковине и чуть не потеряла сознание.

Он взял небольшую паузу, чтобы отдышаться, и Бакстер с отвращением посмотрела на свое творение, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Ее руки были покрыты его кровью.

Руш посмотрел в зеркало на почти доделанную работу.

— Что же вы раньше не сказали, что у вас такой отстойный почерк? — пошутил он, но Бакстер была слишком потрясена происходящим и даже не улыбнулась.

Он сунул кляп обратно в рот, выпрямился и кивнул.

Бакстер снова погрузила лезвие в его плоть и добавила последнюю букву:

Закончив, она выронила из дрожащих рук в раковину нож и побежала в кабинку, где ее сразу же вырвало. А вернувшись через минуту, в ужасе обнаружила, что Руш устроил себе еще одну, последнюю пытку.

В одной руке он держал нож, в другой зажигалку, разогревая ею окровавленное лезвие.

Она была больше не в силах это выносить.

— Надо прижечь раны, — объяснил он, — чтобы остановить кровотечение.

На этот раз он не просил ее помочь.

Он приложил лезвие плоской стороной к самой глубокой ране. Послышалось тошнотворное шипение горелой плоти. Так же он обработал остальные раны.

Закончив, Руш бросил нож и скрючился над раковиной; его глаза слезились, он с трудом переводил дыхание.

— Который час? — едва слышно произнес он.

— Десять пятьдесят семь.

Руш кивнул, вытирая шероховатым бумажным полотенцем кровь:

— Рубашку.

Бакстер смотрела непонимающе.

— Рубашку, пожалуйста, — прохрипел Руш, указывая на пол.

Бакстер протянула ее, не в состоянии отвести глаз от его обезображенной груди.

Когда шрамы наконец скрылись под хлопковой тканью, она достала мобильный:

— Эдмундс? Займи удобную позицию. К вам идет Руш.

Глава 31

Воскресенье, 20 декабря 2015 года,

10 часов 59 минут утра

У Эдмундса закружилась голова.

Бакстер только что рассказала ему о жертве, которую принес агент ЦРУ, чтобы спасти операцию.

Эдмундс смотрел, как Руш через вращающуюся дверь входит в отель. Его серое лицо покрылось испариной, он медленно шел на нетвердых ногах, старательно прикрывая пиджаком окровавленную рубашку.

— Вижу Руша, — сказал Эдмундс, с трудом подавляя желание броситься к нему на помощь. — Ничего не выйдет, — обеспокоенно добавил он. — Он даже до двери не дойдет.

— Дойдет.

Держась за грудь, Руш проковылял мимо стойки администратора, обратив на себя несколько любопытных взглядов. Едва оказавшись вне зоны видимости двух охранников, он прислонился к стене, чтобы удержать равновесие. Колени под ним подогнулись, он сполз вниз. На кремовой стене осталась алая отметина.

Эдмундс машинально сделал пару шагов к Рушу, но тот едва заметно покачал головой, и он остановился. Электронные часы на руке Эдмундса пикнули, и цифры на табло сложились в новую комбинацию: 11.00. Охранники у дверей тоже вскинули запястья.

— Ну, давай же, — едва слышно прошептал он, метнул взгляд сначала на Руша, потом на бычьи шеи у входа в конференц-зал и обратно на Руша.

Руш отклеился от стены. Чувствуя, что рубашка прилипла к телу, он попытался убедить себя, что ткань пропиталась не столько кровью, сколько потом. Ему казалось, будто в нем проделали зияющую дыру. С каждым поворотом крутящейся двери он ощущал, как сквозняк продувает его насквозь. Не в состоянии точно определить источник боли, его мозг сообщал каждой нервной клетке тела, что оно полыхает в огне.

Он заставил себя выпрямиться, свернул за угол и решительно направился по коридору к открытой двери в конференц-зал. Двое громил внимательно наблюдали за его приближением. Участники собрания за их спинами стали рассаживаться, гул разговоров постепенно стихал.

Охранники, по всей видимости, были братьями — одинаковые резкие черты, одинаковая импозантная тучность. Всячески демонстрируя, как велит психология, что ему нечего скрывать, Дамьен подошел к тому, что повыше, и коротко кивнул.

Настороженно глядя на него, первый охранник позволил ему шагнуть в дверной проем, так что он уже не мог видеть второго за своей спиной.

Охранник указал ему на грудь.

Руш стиснул зубы, расстегнул пиджак, вытащил из рукава руку и в этот момент почувствовал, что раны вновь открылись. Чтобы оценить ущерб, ему даже не понадобилось опускать глаза — хватило и выражения на лице охранника.

Белая рубашка превратилась в прилипшую к телу красно-коричневую тряпку и напоминала собой повязку, которую надо было срочно сменить. Вдруг ему на рот легла большая, шершавая ладонь, в нос ударил запах провонявшей никотином кожи, а горло взяла в захват твердая, как дерево, рука.

— У нас проблемы! — сказал Эдмундс Бакстер. — Они что-то заподозрили.

— Ты уверен? — спросила она, не в состоянии скрыть в голосе панику. — Если нас раскрыли, надо штурмовать.

— Точно сказать не могу… Я их не вижу.

Голос Бакстер на мгновение отдалился и стал тише.

— Готовьтесь к штурму, — обратилась она к какому-то невидимому собеседнику.

Потом ее слова зазвучали с прежней громкостью:

— Эдмундс, решение за тобой.

— Эй! Эй! Что происходит? — спросил, не повышая голоса, какой-то человек и направился к двери.

Некоторые из присутствовавших тоже обратили внимание на затруднение у входа и теперь с интересом следили за происходящим. Руш тщетно пытался оттолкнуть руку, сжимавшую его шею. Через порванную рубашку виднелось слово, почти неразборчивое от запекшейся крови, будто это была небрежно размалеванная картинка-раскраска.

— В чем дело? — спросил подошедший к ним мужчина у охранников.

Невысокого роста, лет под пятьдесят, он обладал поразительно добрым лицом для того места, где они все находились.

— Вы, Док, велели обращать внимание на подозрительные моменты, — ответил тот, что повыше. — Его шрамы совсем свежие, — объяснил он без всякой на то необходимости.

Доктор аккуратно откинул рубашку и поморщился, увидев перед собой кровавое пятно. Потом посмотрел Дамьену в глаза и жестом велел второму брату убрать ладонь, чтобы он мог говорить.

Почувствовав, что ему перестали зажимать рот, а рука на горле немного ослабила хватку, Руш жадно глотнул воздуха.

— Ой-ой-ой! Что это вы с собой такое сделали? — произнес доктор спокойно, но подозрительно, явно ожидая объяснений.

— Я прорезаю их заново каждое утро, — сказал Руш.

Ничего лучше он придумать не смог.

На лице врача отразилась нерешительность.

— Кто вас сюда пригласил? — спросил он Руша.

— Доктор Грин.

Эти слова вполне могли оказаться правдой, но в данном случае пользы от них не было никакой. С легкой руки ФБР Алексей Грин за одну ночь стал чуть ли не самым известным на всей планете человеком.

Доктор посмотрел на Руша, провел ладонью по своему подбородку, огорченно пожал плечами и приказал:

— Убейте его.

Рука снова сдавила горло, глаза Руша расширились. В попытке разжать эту хватку, мешающую ему дышать, он стал отчаянно отбиваться и извиваться. В этот момент внимание доктора привлекла одна деталь.

— Прекратить! — велел он, взял агента за запястья и перевернул их вверх. — Вы позволите? — вежливо спросил он, словно у его собеседника был выбор.

Доктор расстегнул на рубашке Руша манжеты, закатал рукава, и взору окружающих открылись запястья, покрытые рваными шрамами. Он осторожно провел пальцем по сморщенным, бугорчатым, розовым рубцам.

— Их свежими никак не назовешь, — улыбнулся он Рушу, — как вас зовут?

— Дамьен, — прохрипел агент.

— На будущее строго следуйте инструкциям, Дамьен, — сказал доктор и обратился к охранникам у двери: — Думаю, мы с уверенностью можем считать Дамьена одним из нас.

Освободившись от удушающего захвата и глотнув воздуха, Руш, пошатываясь, сделал два шага вперед, чтобы его мог увидеть в проем Эдмундс.

— Вы молодцы, — сказал мужчина братьям, — но, мне кажется, вы должны попросить у Дамьена прощения.

— Извините, — ответил охранник повыше и потупил взор, как нашкодивший школьник.

Тот, что душил Руша, отвернулся к стене и стал что есть мочи лупить в нее кулаками.

— Успокойтесь! — сказал Док, отнимая его руки. — Успокойтесь, Малкольм, никто на вас не сердится. Я лишь попросил вас извиниться перед Дамьеном, это дань вежливости.

— Простите, — сказал охранник, не осмеливаясь посмотреть доктору в глаза.

Все еще согнувшись пополам и пытаясь отдышаться, Руш милостиво махнул рукой, давая понять, что прощает обидчиков, и воспользовался представившейся возможностью, чтобы достать из кармана наушник.

— Отдохните немного, — сказал доктор, покровительственно похлопывая агента по спине. — Когда придете в себя, сядьте на свободное место.

Не разгибаясь, Руш бросил последний взгляд на торчавшего в вестибюле Эдмундса, после чего створки тяжелых дверей сомкнулись, щелкнул замок, и они оказались отрезаны от внешнего мира.

Доктор отошел.

Сделав над собой усилие, Руш с трудом выпрямился, быстро сунув в ухо наушник с микрофоном, и впервые за все время оглядел конференц-зал. По сравнению с убогим депрессивным залом в здании напротив, это помещение было залито ярким светом и казалось вполне современным. Дамьен быстро сосчитал стулья в заднем ряду и прикинул количество рядов между ним и сценой, чтобы оценить численность собрания. Сама сцена возвышалась метра на полтора над полом, за ней висел большой проекционный экран. Врач, приказавший охранникам его пропустить, поднялся по ступенькам и присоединился к двум коллегам, которых Руш не узнал.

— Я внутри, — едва слышно пробормотал он, — подозреваемых от тридцати пяти до пятидесяти.

Он углядел в конце ряда свободное место и стал протискиваться боком, повернувшись лицом к залу. Как только он добрался до своего кресла, все присутствовавшие встали, и он увидел перед собой море лиц.

Ему сразу же захотелось броситься из этого зала прочь, хотя он и понимал, что бежать особенно некуда, но уже в следующую секунду присутствующие разразились громом восторженных аплодисментов.

На сцене стоял Алексей Грин.

Руш повернулся и посмотрел на длинноволосого мужчину, который махал рукой, приветствуя экзальтированную аудиторию. Чтобы его явление стало поистине незабываемым, он надел элегантный синий костюм с отливом и сделал еще один, возможно, куда более эффектный жест: приказал вывести на экран у него за спиной огромную фотографию трупа Банкира, подвешенного на фоне нью-йоркских небоскребов.

Руш тоже захлопал в ладоши, отдавая себе отчет в том, что где-то на этой фотографии был и он сам — в неразличимой толпе представителей экстренных служб, взиравших на тело с безопасного настила моста.

— Вижу Грина, — ему пришлось чуть ли не кричать, чтобы перекрыть аплодисменты, ставшие еще громче, когда на экране появился другой снимок: на смену Банкиру пришла смятая полицейская машина, зад которой торчал из стены 33-го полицейского участка, словно рукоять ножа.

Руш вспомнил, как смотрел в морге на останки полицейского Кеннеди, прекрасного во всех отношениях человека. Вспомнил грязную веревку на правом запястье, с помощью которой его привязали к капоту собственной патрульной машины, чтобы размазать о стену здания, где работали его друзья и коллеги.

И захлопал громче.

— Всем группам: выдвигаемся на позиции, — приказал по рации Чейз.

— В зале от тридцати пяти до пятидесяти человек, — сообщила ему Бакстер.

— Три-пять-тире-пять-ноль нарушителей в зале, — любезно перевел на американский Чейз.

Бакстер отошла от передвижного наблюдательного пункта ФБР и возобновила разговор с другим собеседником:

— Эдмундс, эвакуируй вестибюль. Они на подходе.

Алекс озабоченно оглядел людный холл.

— Понял… Без проблем.

— Тебе нужна помощь? — спросила Эмили.

— Нет, сам справлюсь. У меня тут Фи…

Финли, присоединившийся к Эдмундсу несколько мгновений назад, покачал головой.

— В общем, все под контролем, — поправился Алекс и нажал кнопку отбоя.

— Ей только лишнее беспокойство, если она будет знать про меня, — объяснил Финли, — давай-ка лучше уводить людей. Не рассказывай ей.

Эдмундс кивнул. Они разделились и, стараясь производить как можно меньше шума, стали эвакуировать постояльцев отеля через одну дверь, в то время как в другую уже устремились вооруженные оперативники.

Руш рискнул окинуть взглядом зал, надеясь, что Чейз с его людьми вот-вот появятся. Всего в нем было три выхода — два по бокам от сцены плюс массивные двери, через которые он сюда попал. Он сообщил Бакстер, что каждый из них охраняла пара секьюрити-любителей, ни один из которых, по-видимому, не засек приближения групп захвата, затаившихся от них всего в нескольких сантиметрах за деревянными перегородками.

Потом вновь сосредоточился на Грине. Психиатр спустился со сцены, чтобы оказаться ближе к своим последователям. Его пышные волосы удерживала на месте гарнитура с наушниками и микрофоном. Руш вынужден был отдать ему должное — Грин был харизматичный человек и обаятельный оратор, обладал притягательной индивидуальностью, способной впечатлить даже самых бесчувственных.

— Мы очень, очень гордимся нашими братьями и сестрами, — страстно обратился он к собравшимся срывающимся от волнения голосом.

Грин принялся расхаживать по проходу, вероятно, задавшись целью заглянуть каждому из присутствующих в глаза. Какая-то женщина, сидевшая с краю, при его приближении вскочила, обняла его и в экзальтации расплакалась. Руш заметил, что один из охранников двинулся от двери к Грину, но тот махнул ему рукой, давая понять, что с ним все в порядке. Грин погладил даму по голове, взял ее за подбородок и сказал:

— А мы, в свою очередь, тоже заслужим их уважение.

Зал встретил эти слова бурной овацией.

— А один счастливчик, который прямо сейчас сидит в этом зале, сделает это немного раньше остальных, — улыбнулся Грин, наконец отстраняясь от женщины.

После этого комментария все стали смотреть по сторонам и вглядываться в лица соседей, пытаясь определить неназванного избранника. Руш воспользовался ситуацией, чтобы еще раз осмотреть зал. А когда повернулся обратно, увидел, что Грин совсем близко. Их разделяло всего два человека. Не больше двух метров.

Полиция могла ворваться в любую секунду.

Руш на мгновение задумался, удалось ли бы ему до него дотянуться.

Грин, видимо, почувствовал на себе взгляд Дамьена и посмотрел на него в упор. Потом опустил глаза на окровавленную рубашку, но даже не запнулся:

— Два дня, друзья мои. Ждать осталось всего два дня! — крикнул он, до крайности воодушевив аудиторию, под шквал рукоплесканий дальше по проходу и через мгновение оказался вне зоны досягаемости.

Глядя на светившиеся обожанием лица, Руш понял, почему Грин пошел на риск и созвал это последнее собрание: эти люди ему поклонялись. Чтобы заслужить его одобрение, они могли сделать все что угодно, даже умереть, взамен требуя только одного — чтобы их тоже любили. Им было жизненно необходимо напоследок его увидеть.

Теперь они были полностью в его власти.

— Штурм не начинать. Штурм не начинать, — пробормотал Руш, надеясь, что Бакстер его все еще слушает.

Добровольный рассказ Грина о своих планах был куда более надежным источником информации, чем вызывающее молчание или продиктованная инстинктом самосохранения полуправда на допросах.

— Повторяю: штурм… не… начинать, — немного громче повторил Дамьен.

Шелест обрушивавшегося на стеклянную крышу дождя вдруг сменился барабанным боем градин, который дополнил собой аплодисменты.

— Каждому из присутствующих хорошо известно, чего от вас ждут, — сказал Грин, на этот раз совершенно серьезно, — но вы должны знать и другое: когда внимание всего мира будет приковано к площади Пикадилли, когда люди воочию увидят нашу славную победу, когда власти поднимут на поверхность, а потом сосчитают убитых, вот тогда нас, наконец, заметят. Тогда все, наконец, поймут, что мы не «ущербные». Что мы не «одержимые». Что мы не «слабые».

Грин театрально покачал головой, воздел к потолку руки и воскликнул:

— Вместе… мы… сильны!

Зал опять вскочил на ноги и оглушительно заревел.

Чейз с горсткой агентов заняли позиции у двух выходов, примыкавших к сцене, а значит, ближайших к Грину. Чейз злобным шепотом пререкался с Бакстер.

— Чейз, ради бога, дайте ему еще буквально минуту, — сказала она.

— Отклоняю, — ответил Чейз, немного повысив голос, когда в зале грянул очередной гром аплодисментов, — он видел Грина. Мы идем внутрь.

— Но Руш сказал штурм не начинать!

— Бакстер, черт бы вас побрал, освободите эту частоту! — рявкнул агент. — Мы начинаем операцию. Внимание всем группам. Внимание всем группам. Начинаем штурм! Вперед! Вперед!

Когда три двойные двери неистово задрожали под напором тех, кто ринулся вышибать их железные замки, аплодисменты тут же стихли. Первым отреагировал Грин, попятившись к сцене, где вскочили на ноги его перепуганные коллеги. Страх на лицах предводителей распространился по залу, как чума. Едва Руш встал с места и направился к проходу, главная дверь не выдержала натиска и распахнулась.

Толпа собравшихся пришла в движение.

Его в мгновение ока пригвоздили к стене те, кто сидел в конце каждого ряда. Они двигались, как единый организм. Когда Грин подошел к сцене, двери по обе ее стороны тоже, наконец, капитулировали.

— ФБР! На пол! Всем на пол!

Толпа единым потоком ринулась к открывшимся дверям, и Рушу опять пришлось прилагать все усилия, чтобы его не раздавили. Агентов ФБР накрыла волна тел; участники собрания, вопреки ожиданиям, не бросились в разные стороны, а сосредоточились в одной точке.

Когда человеческий вал смял двух вооруженных бойцов, прозвучали первые выстрелы. Но они продолжали давить. Руш увидел, что Грин со своей свитой кратчайшим путем пробивается к двери. Сбив кого-то с ног, Руш вырвался из толпы и стал перебираться через ряды стульев, в полной уверенности, что оперативники заняты другим и не заметили приближения Грина, а если даже и заметили, то были не в той позиции, чтобы его перехватить.

Хлестнул выстрел.

Стоявший перед Дамьеном человек упал на пол, и теперь его самого отделял от запаниковавшего бойца лишь клочок пустого пространства. Полиция наверняка получила приказ стрелять на поражение, если ситуация выйдет из-под контроля. Руш увидел, что спецназовец его не узнал, и понял, что в этом хаосе, да еще с самолично изувеченной грудью, он больше чем кто-либо похож на одного из фанатичных приверженцев Грина.

Полицейский прицелился, тяжелый ствол щелкнул в предвкушении следующей жертвы.

Руш замер на месте и открыл рот, чтобы что-то сказать, но понял, что не успеет произнести ни звука…

Штурмовая винтовка плюнула свинцом в тот самый момент, когда толпа смела бойца. Выстрел пришелся в воздух. Спецназовец упал на пол. Руш попытался было помочь ему встать, но в этот момент вторая волна народа, избрав для себя путь наименьшего сопротивления, ринулась вперед, топча его ногами.

Вместе с ней Руша вынесло через дверь в коридор. Подавляющая часть участников собрания бросилась в вестибюль, но Руш успел заметить, что Грин устремился к аварийному выходу в дальнем конце коридора.

Брызнуло осколками стекло двери. Грин выбрался через зазубренное отверстие наружу, оказался на задах отеля, обогнул машину группы захвата и побежал к автомагистрали.

— Бакстер! — закричал Руш, запихивая глубже наушник. — Грин вырвался из здания. Направляется пешком в сторону Марбл-арч.

Расшифровать ее ответ, искаженный крохотным динамиком, ему не удалось.

Агент рванул вдоль боковой стены здания и выбежал на проспект, где у витрин и входов в магазины толпились люди. Ледяные капли, падая на его пылающую грудь, причиняли мучительную боль.

Руш уже было подумал, что потерял Грина, но в этот момент тот перебежал дорогу и устремился к трем сводчатым проходам. Его ухоженные волосы превратились в черные космы и прилипли к лицу.

— Оксфорд-стрит! — завопил Руш и свернул за угол, не уверенный, что Бакстер вообще слышит его сквозь стену погодных помех.

Грин все больше увеличивал разделявшее их расстояние. Тело стало подводить Руша, больше не в состоянии игнорировать нанесенный ему ущерб. Градины больше напоминали рушившиеся с неба шарики от подшипника, Дамьен опять стал задыхаться.

Грин, достаточно уверенный в своих силах, остановился, повернулся и увидел, что Руш, израсходовав последнюю каплю адреналина, перешел на шаг. Потом откинул с глаз волосы, захохотал и не спеша пошел прочь.

В тот момент, когда агент уже был готов потерять сознание, мимо него пронеслась «Ауди» Бакстер.

В нескольких метрах перед Грином автомобиль съехал на тротуар и врезался в стену здания, отрезав ему путь к бегству. Застигнутый врасплох, он застыл в нерешительности, не в состоянии сразу решить, куда бежать — на оживленную улицу или в магазин женского белья. В следующее мгновение Руш схватил его сзади и повалил на землю, порвав его элегантный костюм с отливом.

Выскочившая из машины Бакстер завершила дело: уперлась Грину коленом в затылок, пригвоздила его к тротуару и защелкнула на запястьях наручники.

Совершенно без сил, Руш перевернулся на спину и уставился в серое небо. Ледяная крупа сменилась благодатным снегом. Агент хватал ртом воздух, держался за грудь, но в первый раз за долгое-долгое время им овладело ощущение истинного покоя.

— Руш? — закричала Бакстер. — Руш?

Он услышал, что Эмили бросилась кому-то звонить.

— Скорая… Оксфорд-стрит, 521… Да, рядом с магазином «Интимиссими»… Ранен полицейский. Множественные порезы, сильная потеря крови… Поторопитесь, прошу вас.

Потом ее голос зазвучал громче:

— Они уже в пути, Руш! Мы взяли его. Взяли! Это победа!

Дамьен медленно повернул голову, увидел, что Бакстер рывком поставила Грина на колени, выдавил из себя улыбку… и вдруг вытаращил глаза.

— Руш? С вами все в порядке? В чем дело? — спросила она, когда он пополз к ним. — Что вы делаете, Руш? Вам нельзя двигаться!

Агент вскрикнул от боли, с трудом волоча тело по обледеневшему асфальту, поднял руку, рванул полу промокшей рубашки Грина и увидел вырезанное на груди врача знакомое слово:

— Проклятье! — ахнула Бакстер, когда Руш вновь повернулся на спину. — Зачем ему пона…? Твою мать!

Грин победоносно ухмыльнулся.

— Он никогда не дергал за ниточки, — прохрипел Руш, вместе со словами исторгая из себя облачко пара, — мы ничего не смогли остановить.

Глава 32

Воскресенье, 20 декабря 2015 года,

12 часов 39 минут дня

Чейз был в бешенстве.

Бездарно проведенная операция, не позволившая ему лично арестовать Грина, не давала ФБР возможности, по крайней мере на данный момент, предъявлять права на преступника. Бакстер понимала, что с бесхребетной Ванитой, способной проиграть бой, даже если на ее стороне будут все преимущества, такое положение дел продлится недолго, и поэтому решила допросить Грина сразу по прибытии в убойный отдел.

Последователей психиатра развезли по нескольким полицейским участкам, использовав при этом сложный алгоритм, придуманный их сотрудником из IT-отдела: учитывалось соотношение текущей нагрузки и ожидаемых энергозатрат. Это был тот самый человек, которого полтора года назад по ошибке обвинили в убийствах по делу Тряпичной куклы и несправедливо лишили обеда.

Дежурные сотрудники опрашивали подозреваемых, руководствуясь перечнем вопросов, составленных Чейзом и разосланных всем заинтересованным лицам.

Бакстер полагала, что Грин попытается затянуть дело, потребовав адвоката, однако, к ее немалому удивлению, он не выказал подобного желания. Эмили намеревалась сыграть на его ошибке. Поскольку Руша отвезли в больницу, она, скрепя сердце, попросила подключиться к допросу Сондерса. Как она ни ненавидела этого вечно кричащего детектива, ему каким-то подлым образом каждый раз удавалось проявить себя самым результативным дознавателем их отдела.

Когда они отправились снимать показания, охранник открыл им дверь допросной комнаты 1 (комнатой 2 пользовались только новички). Грин, спокойно сидевший за столом в самом центре, приветливо им улыбнулся.

— Для начала сотри с морды эту дерьмовую ухмылку, — рявкнул ему Сондерс.

Роль доброго полицейского была для Бакстер в новинку.

Впервые за всю свою карьеру Сондерс выглядел как настоящий профессионал. Он так и не снял формы, в которой отправился на задание. В руках у него была плотно набитая какими-то бумагами папка, которой он, садясь, угрожающе шмякнул об стол. Вообще-то, констебль засунул в нее всего лишь экземпляр журнала Men’s Health, но, по мнению Бакстер, получилось эффектно.

— Вы полагаете, что одолели нас, — сказал Грин, заводя за уши волосы, — но это, уверяю вас, жестокое заблуждение.

— Неужели? — спросил Сондерс. — Странно, а я думал, мы арестовали всех твоих полоумных дружков, которые в этот самый момент исповедуются в своих грехах нашим колле…

— Скольких вы взяли? — перебил его Грин.

— Всех.

— Сколько конкретно?

К этому вопросу Сондерс оказался не готов.

Грин самодовольно улыбнулся и откинулся на стуле.

— Таким образом, если учесть тех, кто сбежал после этого вашего бездарного утреннего рейда, и тех, кому я сам велел не приходить, можно сказать, что вы… все просрали.

Чтобы выиграть время на раздумья, Сондерс открыл папку, как будто намереваясь что-то уточнить. На самом деле у него перед глазами была очередная статья о том, как всего за шесть недель накачать шесть кубиков на прессе — если бы хоть одна из этих методик оказалась действенной, журнал давно разорился бы.

Тут же ощутив на теле каждый грамм лишнего веса, констебль закрыл папку, повернулся к Бакстер и пожал плечами.

— Похоже, он прав, — сказал он и театральным жестом хлопнул себя по лбу. — Слушай, вот я ступил! Я ведь на вторник договорился встретиться с той женщиной. Как ее там?

— Мария, — напомнила Бакстер.

Грин напрягся.

— Ни за что не догадаешься, где она будет меня ждать.

— Только не говори, что на станции метро «Пикадилли»! — с притворным испугом покачала головой Эмили.

— Понимаешь, — сказал Сондерс, поворачиваясь к Грину, — я решил, что, поскольку она твоя сестра, она сможет опознать твоих бывших коллег, друзей, а может, даже пациентов. Надеюсь, ты согласишься, что попросить ее туда подъехать будет вполне логично. Мы продержим ее там весь день.

Резкая смена выражения на лице Грина давала понять, что они не ошиблись со станцией-объектом следующей атаки.

— Она мне никто, — довольно убедительно пожал плечами Грин.

— Правда, что ль? — спросил Сондерс. — Видишь ли, я ее допрашивал, когда мы догадались, что это все твоих рук дело.

— Кто-то из ваших допрашивал и меня, — ответил Грин, поднял голову и встретился с Бакстер взглядом, — в тюрьме. Ах, точно! Агент… если не ошибаюсь, Кертис? И как она сейчас поживает?

Бакстер выпрямилась и сжала кулаки.

Сондерс не давал себя сбить:

— Именно мне пришлось сообщить ей, каким гнусным куском дерьма оказался ее братец. Сначала она не поверила. Защищала тебя изо всех сил. Мне было… жалко смотреть, как ее вера в тебя рушится на глазах.

Слова попали в цель.

Грин посмотрел на него и перевел взгляд на Бакстер.

— Вы ее, видимо, там бросили, — сказал он, пристально глядя ей в глаза. — Раз вы тут сидите, значит, чтобы спасти себя, вы оставили ее там.

Глаза Бакстер превратились в две узенькие щелочки, дыхание участилось.

Сондерс тоже посмотрел на нее. Если она набросится на Грина, допрос можно считать оконченным, на защиту подозреваемого встанут привычная для полиции Лондона канцелярская волокита и армия бюрократов.

Это была игра, кто первый сломается.

— Я знаю, ты не такой, как остальные, — сказал Сондерс, — и не веришь во всю эту чушь. Тебе просто за это хорошо платят, верно?

Красавец-подозреваемый ничего не ответил.

— Насколько я знаю, — сказал он, — от ножевых ранений человек редко умирает сразу.

Бакстер стиснула зубы, ее руки задрожали от гнева.

— За что ты продался? — заорал Сондерс. — За деньги? За молчание? Стоп, подожди, а уж не педофил ли ты часом?

— Я не думаю, что она уже была мертва, когда вы ее бросили, — ухмыльнулся Грин, подначивая Бакстер.

Та вскочила на ноги.

Осознав, что выбранный им подход не работает, Сондерс сменил тактику:

— Послушай, а кто такая Эбби? — спросил он. — Вернее, кем она была?

На долю секунды в глазах Грина полыхнула ярость. Он вновь повернулся к Бакстер, но было уже слишком поздно — Сондерс нащупал в его обороне брешь и бросился на прорыв:

— Ага, твоя сестрица рассказала. Она ведь умерла, да? Интересно, что бы эта Энни по поводу всего этого сказала? Думаешь, гордилась бы тобой?..

— Эбби! — заорал на него Грин. — Ее зовут Эбби.

Сондерс засмеялся:

— Вот честно, чувак, мне насрать. Так, стоп… а не ты ли ее убил? — он заинтересованно подался вперед. — Если так, то я весь внимание.

— Да как ты смеешь? — прошипел Грин; его лицо налилось краской, проступили морщины, выдающие возраст. — Пошли вы оба нахер. Все это я делаю только ради нее.

Бакстер и Сондерс обменялись быстрыми взглядами, понимая, сколь значимым может быть это гневное признание, но Сондерс еще не закончил:

— Это все, конечно, хорошо, заниматься такими вещами только чтобы воздать дань какой-то долбаной Эми…

— Эбби! — опять заорал Грин, брызгая слюной и пытаясь разорвать цепь, которой его приковали к столу.

— …но неужели ты думаешь, что кто-то действительно вспомнит о тебе или о твоей сдохшей телке, после того как в ход пойдут бомбы? — колко засмеялся Сондерс в лицо Грину. — Ты ноль, пустое место, отвлекающий маневр, разминка перед главным событием.

Бакстер с Сондерсом затаили дыхание, понимая, что он только что выложил главный козырь.

Грин привстал и медленно наклонился к Сондерсу, насколько ему позволяли наручники. А когда наконец заговорил, в его шепоте пузырились ненависть и злоба:

— Навести меня во вторник, самодовольный говнюк… обещаю тебе, ты запомнишь ее имя: Э-Б-Б-И, — сказал он, сосчитав по пальцам эти четыре буквы, и сел обратно на стул.

Бакстер с Сондерсом посмотрели друг на друга, молча встали и поспешно вышли из комнаты.

Они своего добились.

— Хотелось бы мне посмотреть, как теперь МИ5 будет утверждать, что опасности новых террористических атак нет! — ухмыльнулась Бакстер, когда они направились в переговорку, по пути приглашая членов своей команды следовать за ними. — И выясни, как у нас обстоят дела с погибшей подружкой Грина.

— У нас проблема, и серьезная, — обратилась к ней одна из детективов, как только Бакстер переступила порог.

— Ну вот, а ведь все было так хорошо!

Эмили никак не могла запомнить фамилию этой мужеподобной девицы — Николс? Никсон? Наклз? — поэтому, чтобы не попасть впросак, выбрала самый безопасный вариант:

— Выкладывайте, детектив, что там у вас.

— Мы сверили задержанных со списком получателей самоуничтожающихся текстовых сообщений…

— Посланий-самоубийц! — донесся где-то из-под стола голос технаря Стива.

— Тринадцать Кукол не найдены.

— Тринадцать? — вздрогнула Бакстер.

— Кроме того, — виновато продолжала женщина, — из тех Кукол, которых мы успели к этому часу проверить, как минимум пятеро никогда не страдали психическими отклонениями и не обращались за помощью вообще ни к каким психиатрам, а уж тем более к нашим психиатрам. Это свидетельствует о том, что здесь, как и в Нью-Йорке, все гораздо масштабнее и не ограничивается одним лишь Грином и его пациентами. Мы сосредоточились лишь на небольшом фрагменте пазла… Я подумала, вы должны об этом знать.

Бакстер издала звук, который одновременно выражал измождение, разочарование и тревогу.

Женщина улыбнулась, будто извиняясь, и села на место.

— Эй! — прошептал Сондерс. — Что понадобилось Наклз?

Блин, и правда Наклз!

— Изгадить нам праздник, — вздохнула Бакстер, вышла вперед и начала отчет.

Блейк поднял руку.

— Боже праведный, Блейк, — заорала она, — ты давно взрослый, говори!

— Грин правда мог признаться, сколько бомб планируется взорвать?

— По идее, должно быть столько же, сколько в Нью-Йорке. Плюс Сондерс кое-что из него выудил.

— Понятно, — кивнул Блейк, не требуя дальнейших объяснений.

Чейз смотрел на них, ничего не понимая.

— Его спровоцировали, — объяснил Блейк.

— Что дала программа распознавания лиц? — спросила у собравшихся Бакстер.

— «Сити Оазис» прислал нам записи со своих камер видеонаблюдения, — отозвался технарь из ФБР, — теперь мы сравниваем видео, записанное в обеих гостиницах, чтобы убедиться, что никого не пропустили.

— А три человека, которые стояли на сцене с Грином? — спросила она.

— Одну убили при попытке к бегству.

Бакстер гневно фыркнула и закатила глаза.

— Она набросилась на меня с ножом! — произнес в свое оправдание один из агентов Чейза.

— Доктор Эмбер Айвз, — добавил технарь. — Тоже психиатр и терапевт для переживших утрату. Возможностей познакомиться с Грином у нее было предостаточно — семинары, общие коллеги… — Он заглянул в свои записи и продолжил: — Второму человеку, который был вместе с Айвз, удалось бежать.

Все осуждающе посмотрели на агента ФБР.

— Там было очень много людей!

— А третий? — спросила Бакстер, теряя терпение.

— В данный момент его везут сюда. Он говорит, что хочет заключить сделку.

— Это уже кое-что, — прокомментировала Бакстер. — Но держите в уме, что он может попытаться скормить нам какое-нибудь дерьмо. — Она повернулась к Сондерсу: — Отличная работа! — похвалила она. Потом обратилась к Чейзу: — Мы с Грином закончили, теперь можете драться за него с МИ5.

Бакстер нерешительно замерла на пороге индивидуальной палаты Руша в больнице Сент-Мэри. За окном сыпал снег. На какую-то долю секунды она вновь оказалась в той мрачной церкви и увидела на горле Кертис тонкую красную линию — от язвительных слов Грина к ней вернулись воспоминания…

Во сне Дамьен казался мертвецом, его голова склонилась на грудь, где под бинтами по-прежнему кровоточили раны. Руки были неестественно раскинуты в стороны, от них к капельницам на подставках змеились тонкие трубочки, со стороны похожие на путы, приковавшие его к постели.

Его веки задрожали, глаза открылись, он увидел Эмили и устало улыбнулся.

Она прогнала видение, подошла к койке и бросила ему здоровенный пакет печенья с шоколадом, купленный в киоске в вестибюле. Жест вполне мог бы получиться трогательным, если бы не капельницы, сковывавшие движения рук агента, и не его возглас от боли, когда злополучное печенье упало в аккурат на окровавленную повязку.

— Твою мать! — воскликнула Эмили и быстро переложила пакет на стоявшую рядом с койкой полку на колесиках.

По телевизору шел рождественский фильм, в котором Эмили узнала «Гарри Поттера и принца-полукровку». Альбус Дамблдор предостерегал своих учеников, напоминая, что самое страшное вражеское оружие таится в них самих, и Бакстер поразило сходство с их собственной историей.

Она выключила звук и села рядом с Рушем.

— И когда вас отсюда выпустят?

— Завтра утром, — ответил он. — Им нужно под завязку накачать меня антибиотиками, чтобы я, цитирую, «не умер». Но теперь я хотя бы могу дышать.

Эмили бросила на него вопросительный взгляд.

— Мне в легкое воткнулось ребро, — объяснил он, — еще тогда, в тюрьме.

— О господи, — виновато произнесла Бакстер, не сводя глаз с его повязок.

— Забавно я теперь буду выглядеть в бассейне, — пошутил Руш.

— Может, они смогут это поправить, — сказала Бакстер, — пересадка кожи или что-то типа того?

— Да, — ответил он, — наверняка смогут.

Звучало это не очень убедительно.

— Есть люди, которые переделывают татуировки, — с надеждой в голосе предположила она, — чтобы избавить клиентов от имен бывших и всякого такого.

— Ну да, чтобы у меня было написано не «Кукла», а, скажем, «Кукса», да? — кивнул Руш и скривился.

— Тогда уж лучше «Букля», — с непроницаемым лицом посоветовала Бакстер, и они оба расхохотались.

Внезапная боль заставила Руша схватиться за грудь.

— Из Грина удалось что-нибудь вытянуть? — спросил он.

Бакстер рассказала, как прошел допрос мнимого лидера и что им удалось вытрясти из арестованного доктора Янниса Хоффмана. Последний предоставил полиции все сведения о своих пациентах, трое из которых входили в число тринадцати Кукол, все еще разгуливающих на свободе. Он специализировался на онкологии и паллиативной помощи, и его завербовал сам Грин, которого он считал единственным организатором всех убийств.

Но главное, он заработал себе сокращение тюремного срока, назвав точное время атаки: 5 часов вечера. Час пик.

— И вот еще что, — добавила Бакстер, — подруга Грина погибла во время терактов в Норвегии.

Если это открытие и огорчило Руша, виду он не подал.

— Мотив? — спросил он.

— Уязвимое место, — поправила его Бакстер.

— И все это не имело никакого отношения к Тряпичной кукле?

— Это был способ привлечь внимание всего мира, — сказала Бакстер, — очень умный ход — использовать слабых травмированных людей, чтобы привести в действие большие бомбы. Они использовали против нас наши худшие эмоции, все это стало возможно благодаря нашей собственной жажде крови. Люди не были в таком воодушевлении со времен Тряпичной куклы.

После допроса Грина Эмили, очевидно, много размышляла.

— Гениальное решение, — продолжала она, — те, кто без конца дерется друг с другом, никогда не замечают, когда к ним сзади подкрадывается враг. Нас заставили убивать самих себя.

Глава 33

Воскресенье, 20 декабря 2015 года,

6 часов 3 минуты вечера

В лучах фар «Ауди» Бакстер поблескивали снежинки. Под капотом что-то скрежетало, машину заносило вправо, что совсем не казалось удивительным после того, как утром она влетела в стену аптеки на Оксфорд-стрит. У Эмили возникли первые, пока еще смутные подозрения, что ей вряд ли удастся пройти грядущий техосмотр.

Она выключила двигатель. Из-под капота с шипением вырвалась струя воздуха — автомобиль то ли послал сигнал о еще одной неисправности, которую надо будет потом устранить, то ли просто облегченно вздохнул, закончив без особых приключений последнюю на сегодня поездку.

Увидев у въезда на парковку группку молодых людей в спортивных костюмах и куртках (тот, что страдал ожирением, видимо, носил такую одежду в качестве шутки), Эмили выдернула из гнезда навигатор и сунула его под сиденье. Перчатки. Шапка. Она взяла с пассажирского сиденья пакет и направилась к дому Эдмундса. На дорожке у нее под ногами хрустел снег.

Бакстер позвонила в дверь и стала ждать. На кирпичной стене она заметила мертвую праздничную гирлянду, которую, судя по всему, перерезали пополам. Где-то на улице разбилась бутылка, и над тихими домами взлетел взрыв хохота. Она услышала плач Лейлы, затем в холле вспыхнул свет, и на пороге, с трудом открыв одной рукой замок, появилась Тиа.

— С Рождеством! — улыбнулась Бакстер, сделав над собой невероятное усилие, и протянула сумку с подарками, которую прихватила, когда уходила из дома. — С Рождеством, Лейла! — проворковала она тем же идиотским голосом, которым звала ужинать Эхо, и протянула руку, чтобы погладить девочку, как погладила бы кота.

Тиа закатила глаза и исчезла в прихожей, оставив Бакстер стоять на пороге, как последнюю идиотку.

— Алекс! — донесся где-то сбоку ее крик; Лейла все еще плакала. — Алекс!

— Что?

— Там твоя подружка явилась, я буду наверху, — сказала она, и детский плач стих вдали.

Несколько секунд спустя из прихожей, отряхивая с головы снег, вынырнул Эдмундс.

Эмили была почти уверена: самый социально приемлемый способ разрулить подобную ситуацию заключался в том, чтобы сделать вид, будто ничего не произошло, — и вставить пассивно-агрессивный комментарий о поведении Тиа, как только позволит течение разговора.

— Бакстер! — улыбнулся Эдмундс. — Что ты здесь торчишь? Входи.

— Что это с ней? — бросила детектив, не в силах сдержаться.

Он махнул рукой.

— Ой, она думает, что ты на меня плохо влияешь… сегодня утром я пропустил праздник — Лейле год исполнился… плюс кое-что еще… — загадочно сказал он, закрыл за ней дверь и отправился на кухню. Задняя дверь была открыта, через нее в дом вливалась ночь.

Эмили протянула ему пакет с подарками и тут же получила взамен другой — еще больше.

— Выпьешь что-нибудь? — предложил он.

— Нет… мне нельзя тут задерживаться… — ответила она и подчеркнуто устремила взор в потолок, все же решив пойти по пассивно-агрессивному пути. — Просто заехала, чтобы… Мне нужно было… Я…

Эдмундс тут же узнал симптоматичную для Бакстер неловкость, которая охватывала ее каждый раз, когда она хотела кого-то похвалить или сделать комплимент.

— …Я лишь хотела сказать… спасибо тебе.

— Всегда пожалуйста.

— Ты решил приглядеть за мной… как обычно…

Неужели она собиралась сказать что-то еще? Алекс был поражен.

— …и сегодня проявил себя блестяще… как всегда.

— На самом деле, — ответил Алекс, — это я должен тебя благодарить. Сегодня… в последние две недели я понял, как мне всего этого не хватает. Мне просто страшно не хватает риска, адреналина… важности происходящего. Тиа злится на меня, ну, на нас с тобой, потому что я сегодня подал рапорт.

Бакстер засияла:

— Ты возвращаешься!

— Я не могу.

Эмили сникла.

— Мне нужно как-то жить, я должен думать о семье. Но и протирать дальше штаны в финансовом тоже не могу.

— И что ты…

— Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Бакстер озадаченно последовала за ним на улицу и по клинышку снега, освещенному лившимся из кухонного окна светом, пошла к обшарпанной пристройке.

— Та-да-а-ам! — гордо воскликнул Эдмундс, показывая на нечто, не только не заслуживающее никаких «Та-да-а-ам!», но и оскорбляющее взор.

Когда он увидел, что Бакстер не собирается реагировать как следует, его энтузиазм тут же сошел на нет.

— Вот черт, — сказал он, догадавшись, почему его представление не вызвало ожидаемую реакцию. Он наклонился и поднял собственноручно сделанную вывеску.

— Эта долбаная штуковина так и норовит свалиться на землю, — объяснил он и повесил ее обратно на дверь. — Та-дааам!

Потом толкнул хлипкую деревянную створку, которая при этом чуть не слетела с петель, и показал оборудованный им офис. В уютном свете настольной лампы на столешнице примостились ноутбук, принтер и беспроводной телефон. В углу стоял масляный радиатор, обогревавший небольшое помещение. Также там была кофеварка, чайник, резиновый шланг над ведром в качестве самодельного рукомойника и даже «зона для посетителей» (второй стул).

— Ну, что скажешь?

Вместо ответа Бакстер еще раз обвела пристройку взглядом.

— Это, конечно же, временно, — взялся уверять ее Эдмундс, когда она так ничего и не ответила, — чтобы встать на ноги и… Ты что, плачешь?

— Нет! — возразила Бакстер срывающимся голосом. — Я думаю… Это просто великолепно.

— О боже, ты и правда плачешь! — воскликнул Алекс и обнял ее.

— Я так рада за тебя… последние две недели действительно выдались очень тяжелые… — засмеялась она и опять залилась слезами.

Все время, пока она рыдала у него на плече, Эдмундс прижимал ее к себе.

— О господи! — воскликнула Эмили. Тушь текла у нее по щекам. Она немного успокоилась и засмеялась. — Я совсем забрызгала тебя своими соплями. Прости. Веду себя просто отвратительно.

— Ничуть, — заверил подругу Эдмундс, хотя в ее словах была доля правды. — Лейла уже вывалила свою еду мне на рубашку, — сказал он, показывая на пятно, хотя в действительности подозревал, что его тоже оставила Бакстер.

Эмили вытерла глаза, увидела на деревянной стене за его спиной несколько листов бумаги с написанными на них обрывками мыслей и прочла:

— «Для него это нечто большее».

— Ну да… — ответил Эдмундс и сорвал страницу, пытаясь разобрать собственный почерк. — «Кукла», «Наживка»… Зачем высекать именно эти слова на груди убийц и их жертв?

— Может, в знак преданности? — предположила Бакстер, все еще хлюпая носом. — Может, это что-то вроде проверки?

— Я уверен, что его последователи именно так это и воспринимают — как символ единства, принадлежности к общему делу, но я никак не могу избавиться от ощущения, что это значит что-то очень важное и для самого… Азазеля, — это имя он произнес с явной неохотой. — Важное и глубоко личное.

Он немного поколебался и продолжил:

— Знаешь, Бакстер, мне кажется, вы не сможете ему помешать.

— Вот спасибо! Невысокого же ты о нас мнения.

— Дело в том, что… — на его лице отразилась озабоченность. — Подумай, сколько усилий надо было приложить, чтобы уговорить Гленна Арнольдса пришить к собственной спине другого человека, постепенно опутывая его паутиной лжи и систематически подменяя лекарства. Точно так же пришлось обрабатывать и всех остальных. Это даже не мания… Преступником движет цель, которую он считает поистине великой… и это меня пугает.

Десять минут спустя, выпив чашечку кофе, Бакстер с пакетом подарков в руке направилась к выходу.

— Ой, чуть не забыл, — сказал Эдмундс, скрылся в холле, вернулся с белым конвертом и сунул его в пакет, — боюсь, это в последний раз. Послушай, Бакстер…

— Сделать тебе одолжение и не вскрывать его? — перебила она Эдмундса, заранее зная, что он опять будет говорить, как нехорошо они поступают, следя за Томасом.

Эдмундс кивнул.

— С Рождеством тебя, — сказала она, чмокнула его в щеку и скрылась в ночи.

Когда Эмили вернулась, дома никого не было. У нее совсем вылетело из головы, что Томас отправился на одну из многочисленных вечеринок с участием его клиентов и коллег. Она поставила пакет с подарками под елку и медленно осознала две вещи. Во-первых, в их гостиной стоит елка, значит, ее поставил Томас. Во-вторых, из-за всей этой свистопляски она не купила ему ни единого подарка.

Эхо мирно спал на кухне, Руш был в больнице, в Томаса сейчас наверняка вонзила коготки Линда, красотка бальзаковского возраста, — и Эмили захотелось оказаться в эту минуту в доме Финли. Не желая портить своим присутствием ему и Мэгги вечер с внуками, она еще днем позвонила, поблагодарила его за помощь и пообещала заехать как-нибудь после Рождества.

Почувствовав себя вдруг страшно одинокой и решив не думать о других, особенно о тех, кто исчез из ее жизни в последние полтора года, Бакстер скинула сапоги и поднялась на второй этаж принять ванну.

В 8 часов 34 минуты утра Бакстер подобрала Руша у входа в больницу Сент-Мэри. Все еще под кайфом от обезболивающих препаратов, он в понедельничной пробке составил ей довольно веселую, хотя и несколько надоедливую компанию. Преодолев перекресток только для того, чтобы снова намертво застрять, Бакстер больше не тешила себя надеждой успеть к половине десятого на встречу с представителями антитеррористического департамента МИ5, который вдруг на удивление серьезно отнесся к угрозе национальной безопасности.

Руш включил радио.

— …утром уровень террористической угрозы был повышен до «критического». Это свидетельствует о том, что правоохранительные органы считают атаку неизбежной.

— Как же вовремя, мать вашу, — сказала Бакстер, посмотрела на Руша и увидела на его лице улыбку. — Что это вас так развеселило?

— Никаких атак не будет. Мы их остановим.

Бакстер остановилась прямо под светофором и ответила:

— Мне, конечно, нравится ваш оптимизм, позитивное мышление и все такое, но…

— Оптимизм здесь ни при чем, дело в жизненном предназначении, — ответил он, пока в новостном выпуске сообщали, что букмекерские конторы перестали принимать ставки на снежное Рождество, — я много лет бесцельно болтался, не зная, зачем выжил в тот день, когда погибла моя семья… Теперь я понимаю. Вы только подумайте, сколько разных решений и случайных событий понадобилось для того, чтобы я, жертва одного теракта, устроенного десять лет назад в метро, оказался в состоянии предотвратить завтра другой. История словно повторяется, дает мне второй шанс. Я наконец осознал, почему все еще живу на этом свете. У меня наконец-то есть цель.

— Послушайте, я, конечно, рада, что вы испытываете такой душевный подъем, но приоритетом для нас остается станция лондонской подземки и то дерьмо, которое задумали эти ублюдки. Мы обязаны их остановить. Нельзя допустить, чтобы они вновь провели нас, как в Нью-Йорке. И что бы ни случилось на нашем участке работы или с нами самими, у нас нет права задействовать дополнительные ресурсы, оголяя другие районы города. Они будут пытаться нас обхитрить, и именно мы обязаны это предотвратить. А бомбы — дело спецслужб. Ими мы заниматься не будем… Извините, — добавила она, сожалея, что разочаровала Руша.

— Ничего страшного, — ответил он, — вы правы, но я точно знаю, что мы, сыграв завтра свою роль, их остановим.

Бакстер выдавила из себя улыбку, чтобы его немного подбодрить.

— Мы бежим впереди поезда, — заметила она, — сначала нам, вероятно, придется столкнуться с еще одним убийством. Причем настолько ужасным, что наш парень с пришитым к его спине «близнецом» покажется детской шалостью.

— Если только мы не задержали ту самую Куклу.

— Ну да, нам ведь всегда так везет, — горько фыркнула Бакстер.

Транспортный поток пришел в движение, Бакстер выехала на другую полосу и обогнула вереницу автобусов. Из-за спорадических движений дворников по краям лобового стекла образовались комья, будто кто-то собрался лепить снеговика.

— Но ведь… — Руш запнулся, пытаясь привести более действенный аргумент. — Можно было бы подождать, когда на часах будет без пяти пять, и эвакуировать станцию.

— Хотелось бы, — ответила Бакстер, — однако такой возможности у нас нет.

— Но…

— Не получится. Если мы пойдем на такой шаг, злоумышленники рассеются по городу и устроят атаку в другом месте. А так мы по крайней мере знаем, где они готовят удар и будем к нему готовиться.

— Используя совершенно невинных людей в качестве наживки… Где-то я это уже слышал.

В его голосе не было даже намека на обвинение, одно лишь сожаление.

— Вы правы, однако других вариантов я просто не вижу.

— Интересно, а тогда, в 2005 году, кто-нибудь рассуждал обо мне и моей семье в таком же ключе?

— Может быть, — угрюмо ответила Бакстер.

Она казалась себе отвратительной за столь бесстрастную оценку ситуации, и боялась, что сегодня, в день принятия стратегических решений, Руш не согласится считать человеческие жизни лишь абстрактными цифрами на графике — пожертвовать одной здесь, чтобы спасти две где-то еще.

Впрочем, она опасалась, что и сама с этим не согласится.

Когда стрелки показали 6 часов 4 минуты вечера, Бакстер почувствовала себя вконец измотанной. Как и ожидалось, день был заполнен встречами и совещаниями, плавно перетекавшими одно в другое. В лондонской подземке и на главных туристических объектах города усилили меры безопасности. Пять экстренных служб были готовы задействовать сценарии действий в критических ситуациях, а Служба неотложной медицинской помощи договорилась с частными клиниками о выделении в случае необходимости дополнительных мест для приема раненых.

Кукол допрашивали весь день, но ничего нового узнать так и не удалось. У фанатичных последователей Грина напрочь атрофировался инстинкт самосохранения, поэтому угрожать им или пытаться договориться было бесполезно. С ним самим всю ночь работали сотрудники МИ5, используя самые передовые методики допроса, но отсутствие новостей от них свидетельствовало о том, что сломать психиатра у них не получилось.

Весь отдел провел день как на иголках, но информации о фантасмагорических убийствах так и не поступило. Ничем не потревоженные часы позволили Бакстер как можно лучше приготовиться к финальному действу Кукол.

У нее в душе поселилось странное ощущение — зная о том, что может произойти, она чувствовала, что предает каждого случайного прохожего на улице, ни о чем его не предупреждая. Ей хотелось обзвонить всех, кто был в ее списке контактов, ей хотелось забраться на крышу и что есть мочи кричать людям сидеть по домам, но это лишь отодвинуло бы неизбежное на более поздний срок и лишило полицию ее единственного преимущества.

Просматривая очередной документ, она увидела, что Руш ждет возможности попрощаться. Решив, что теперь она готова ко всему, Эмили сложила в сумку вещи и направилась к нему.

— Пойдемте, — зевнула она, — я вас отвезу. Мне все равно надо кое-что захватить из квартиры.

Когда Бакстер и Руш доехали до Винсент-сквер, у них синхронно затрезвонили телефоны. Предчувствуя недоброе, они обменялись измученными взглядами. Руш вывел звонок на громкую связь и ответил:

— Агент Руш, со мной старший инспектор Бакстер.

Телефон Эмили в сумке тут же умолк.

— Прошу прощения, агент Руш, я знаю, что вы уже уехали… — произнес женский голос.

— Все в порядке. О чем вы хотели сообщить?

— Исаак Джонс, один из пациентов доктора Хоффмана, только что расплатился с таксистом банковской картой.

— Понятно, — сказал Дамьен, полагая, что у истории будет продолжение.

— Я позвонила в таксомоторную компанию и поговорила с водителем. Он рассказал, что пассажир был очень возбужден, называл себя покойником, но при этом обещал сохранить достоинство и на прощанье хлопнуть дверью так, чтобы его запомнили. По словам Хоффмана, у Джонса недавно выявили неоперабельную опухоль мозга. Водитель сам позвонил в полицию, на вызов выехал наряд из Саутворка.

— Местонахождение? — спросила Бакстер, включая сирену и выруливая из потока машин.

— Скай-Гарден[20], — ответила женщина.

— Здание, похожее на портативную рацию?

— Оно самое. По всей видимости, он направился в бар на тридцать пятом этаже.

Взвизгнув шинами на покрытом снежной кашей асфальте, машина Бакстер понеслась по Рочестер-роу на север города.

— Скажите наряду ничего не предпринимать, — заорала она, перекрикивая шум, — и вышлите группу захвата. Мы будем через семь минут.

— Принято.

— Словесный портрет есть? — спросила Эмили.

— Белый, «здоровый амбал», короткие волосы, темный костюм.

Когда за окошком замелькали городские огни, Руш вытащил пистолет и проверил его.

— Ну вот, опять.

Эмили подавила зевок и сказала:

— Грешники не знают покоя.

Глава 34

Понедельник, 21 декабря 2015 года,

6 часов 29 минут вечера

— Давай, давай, — пробормотала Бакстер, глядя, как быстро сменявшиеся неоновые цифры приближают их к пункту назначения.

Руш, так и не засунувший табельное оружие обратно в кобуру, изумлялся, как этой Кукле удалось пронести что-то запретное через пост охраны на первом этаже, проверяющей посетителей не хуже досмотрщиков в аэропорту.

31… 32… 33… 34…

Лифт мягко остановился.

— Готовы? — спросил Руш.

Двери разъехались в стороны. Эмили и Дамьена встретили музыка и приглушенный гул изысканной беседы. Оба синхронно пожали плечами, Руш поспешно спрятал пистолет, они ступили в просторный зал и присоединились к очереди элегантно одетых людей, ждущих, когда освободится столик.

Освещенная так же скупо, как и сверкавший на заднем плане город, огромная стальная клетка сияла розовыми отблесками. Над головами на пятнадцать метров ввысь уходила огромная арка из стекла и металла, жадно оспаривая у неба жизненное пространство.

Дожидаясь своей очереди, они оглядывали людный зал, пытаясь выявить тех, кто соответствовал нужным приметам, но обнаружили, что как минимум треть гостей облачены в темные костюмы и что довольно трудно сказать, похож ли человек на «здорового амбала», если он сидит.

Изысканно одетый мужчина жестом пригласил их войти. Окинув практичный зимний наряд Бакстер и мятый костюм Руша откровенным взглядом, он снисходительно улыбнулся.

— Добрый вечер, вы заказывали столик? — с сомнением в голосе спросил он.

Руш махнул у него перед носом удостоверением личности.

Эмили склонилась к самому уху администратора и тихо прошептала:

— Старший инспектор Бакстер. Не суетитесь! — сказала она, увидев, что он ее узнал и стал искать взглядом менеджера. — Мне нужно, чтобы вы проверили список. Исаак Джонс заказывал столик на сегодня?

Повисла пауза. Администратор стал водить пальцем по планшету с зажимом для бумаг, попутно приговаривая:

— Джонс… Джонс… Джонс…

— Вы правда думаете, что он назвал настоящее имя? — спросил ее Руш.

— Он воспользовался настоящей банковской картой, — ответила Бакстер, — ему больше нечего терять, не думаю, что он будет осторожничать.

— Джонс! Да, есть такой! — воскликнул администратор.

Несколько человек посмотрели в их сторону.

— Я же просила — не суетитесь! — терпеливо повторила Бакстер.

— Простите.

— Какой столик? Да не поворачивайтесь вы! И пальцем не тычьте!

— Извините. С правой стороны у окна. Ближайший к двери, как он и просил.

Бакстер посмотрела ему в глаза, Руш тем временем оглядел зал.

— Там никого нет.

— Вы видели его? Как он выглядел? — спросила она.

— Высокий… крупный… накачанный. В черном костюме и галстуке… как будто шел на похороны.

Бакстер и Руш переглянулись.

— Ну хорошо, — сказала она администратору, — ведите себя, как обычно. Если увидите его, медленно-медленно подойдите к нам и шепните мне на ухо. Вы меня поняли?

Собеседник кивнул.

— Начнем с террасы? — предложила она Рушу и неожиданно взяла его под руку.

Прикидываясь счастливой парочкой, они вышли на террасу. Вдали, будто покрытая снежной шапкой вершина горы, сиял шпиль «Осколка»[21]. Пока они приближались к металлическому ограждению, вокруг них кружился рой снежинок, в вихре уносясь к мерцавшему внизу мегаполису.

Вызов холоду бросили только какие-то продрогшие молодые люди, чокавшиеся бокалами с шампанским, да послушные родители, которых вытащили наружу их восторженные дочери. Стоя в укрытии темной террасы, Эмили и Дамьен могли разглядывать лица в зале, залитом розовым неоновым светом, не привлекая к себе внимания.

— Может, он пошел домой? — оптимистично предположил Руш, но в тот же миг увидел элегантного метрдотеля, шагавшего по залу и явно выглядывавшего их. — Нет, похоже, не пошел.

Они поспешили внутрь и, следуя указаниям администратора, направились мимо лифтов к туалетам. Там их взорам предстал ряд совершенно одинаковых кабинок. Черные сверкающие дверцы и вся роскошная обстановка выглядели куда приятнее, чем в последнем туалете, где им довелось вместе побывать.

Руш вытащил пистолет и сказал:

— Я пошел. Вы сторожите тут.

Лицо Бакстер приняло такое выражение, будто она собралась его ударить.

— Мы не знаем наверняка, там он или нет, — объяснил агент, радуясь, что у него есть оружие, — к тому же он может быть не один. Вы должны меня прикрыть.

— Хорошо, — раздраженно бросила Бакстер и отошла к стене, чтобы не мешать снующим туда-сюда официантам обслуживать сразу несколько рождественских вечеринок.

Руш двинулся по узкому коридору и увидел, что первые изолированные кабинки пусты.

— Занято! — донесся изнутри женский голос, когда он потянул на себя дверь третьей.

— Прошу прощения! — крикнул он, перекрывая шум электросушилки для рук.

В этот момент открылась дверь следующей кабинки.

Агент сунул руку под пиджак и положил ее на рукоять пистолета, но тут же расслабился, увидев, что из нее, улыбаясь, шаткой походкой вышел пожилой розовощекий джентльмен.

Руш миновал еще одну и подошел к последней черной двери, прикрытой, но явно не запертой.

Подняв пистолет, он с силой распахнул ногой хлипкую деревянную створку, с грохотом ударившуюся о боковую перегородку.

У задней стены стояла снятая с бачка унитаза крышка; рядом с ней валялся прорезиненный герметичный пакет, вокруг которого растеклась лужица воды. На двери висели черный пиджак большого размера и галстук. Повернувшись, чтобы выйти, Руш случайно задел ногой какой-то металлический предмет на полу, нагнулся и поднял латунную пулю девятого калибра.

— Черт, — пробормотал он и выбежал из кабинки.

— Его здесь н… — начал было Руш, но в этот момент врезался в торопящегося официанта, отчего тот уронил на пол уставленный бокалами поднос. — Простите, — сказал он, глядя по сторонам в поисках Бакстер.

— Я сам виноват, — вежливо ответил молодой человек, хотя это было вовсе не так.

— Вы видели женщину, которая ждала здесь?

В этот момент донесся скрежет ножек стульев по полу — посетители в зале вскакивали со своих мест.

Руш ринулся вперед и стал прокладывать дорогу через толпу, старавшуюся не подходить близко к стеклянным окнам.

И застыл как вкопанный, увидев во тьме Бакстер. Она стояла у ограждения с развевающимися на неистовом ветру волосами. В паре метров от нее в углу жалась молодая семья, отец пытался защитить дочерей, закрывая их своим телом.

Выставив вперед оружие, Руш медленно вышел на террасу.

Теперь, когда глаза не слепили отражавшиеся от стекол огни, ему, наконец, удалось понять, что происходит. С ними был еще один человек — за спиной Бакстер.

Ее крепко держала мускулистая рука, приставившая к горлу под подбородком небольшой пистолет.

Вторая тоже сжимала оружие, держа на мушке семью в углу.

— Надо полагать, Руш, — произнес из-за Бакстер на удивление высокий, пронзительный голос.

За живым щитом виднелась только узкая полоска его лица.

Он правильно произнес фамилию — либо узнал у Бакстер, либо, более вероятно, просто услышал, как она зовет коллегу.

— Вы не могли бы опустить эту штуковину? — любезно спросил мужчина, взводя курок прижатого к горлу Эмили пистолета.

Та едва заметно покачала головой, но Руш, помедлив, все же опустил оружие.

— Надо полагать, Исаак Джонс, — сказал он, надеясь, что его спокойный тон произведет на противника должное впечатление, — Бакстер, вы как?

— Она в порядке, — ответил за нее Джонс.

— Стоило мне на минуту отлучиться… — засмеялся агент, под шумок делая шаг вперед.

— Эй! Эй! — взревел Джонс и оттащил Эмили немного назад, сведя на нет попытку Руша сократить между ними расстояние.

Он выглядел внушительно, в полном соответствии со словесным портретом. Хотя стройный силуэт Эмили служил недостаточным прикрытием для его массивной фигуры, жизненно важные органы преступника были защищены, и надежды убить его наповал не было никакой.

— Так что будем делать, Исаак? — спросил Руш, стараясь разговорить противника.

Ему уже удалось увидеть разницу между ним и другими убийцами: этот был спокоен и полностью контролировал ситуацию. Он наслаждался минутой своей славы.

— Сначала я хотел, чтобы публика решила, кому жить, а кому умирать, — он указал на сгрудившуюся в углу семью, — но потом увидел детектива Бакстер и просто не смог сдержаться. Так что вся ответственность за это, к сожалению, ложится на тебя.

Джонса на мгновение отвлекли столпившиеся в зале зеваки. Руш медленно поднял пистолет, всего сантиметров на пять, — на тот случай, если вдруг представится возможность.

— Ну нет! — закричал Джонс, опять укрываясь за Бакстер. — Скажи им, что, если хоть один сдвинется с места, я начну стрелять. Хотя они все правильно поняли: надо вытащить телефоны. Отлично. Пусть снимают происходящее. Я хочу, чтобы мир услышал, как Руш примет решение.

Радуясь, что момент его триумфа запечатлеет достаточное количество камер, Джонс опять обратился к Дамьену.

— Ну так что, Руш? Кого, по-твоему, мне лучше убить, твою коллегу или же ни в чем не повинную семью?

Агент с тревогой посмотрел на Бакстер.

Ноль реакции.

Ствол пистолета был крепко прижат к ее горлу, и она даже двинуться не могла, не говоря уже о том, чтобы дать ему возможность сделать прицельный выстрел. Агент перевел взгляд на семью и увидел на лице отца хорошо знакомое выражение запредельного отчаяния.

Из зала донеслись крики — это приехала первая группа захвата.

— Стоять! — крикнул им Руш. — Дальше ни шагу.

Когда один из полицейских не подчинился приказу, Джонс сделал предупредительный выстрел, пуля срикошетила от стены в нескольких сантиметрах от головы маленькой девочки, взлетела вверх и пробила стеклянную перегородку, за которой простиралось небо. Оперативники подняли руки и присоединились к толпе наблюдателей.

В повисшей мертвенной тишине Руш слышал, как у девочки стучат зубы. Ей было всего пять или шесть, она до смерти замерзла, а Джонс все затягивал пытку, давая ложную надежду.

Выбора не было. На самом деле это была не игра. Джонс намеревался убить их всех, и Бакстер это тоже знала.

После предыдущих театральных постановок, после столь привлекательных для масс-медиа ужасов, все более зрелищных и амбициозных, в репертуаре преступников остался последний, самый подлый номер, еще более страшный, чем все изуродованные тела вместе взятые, — публичная казнь ни в чем не повинного ребенка. Они уже доказали, что вполне на это способны, убив семью Бентхемов в их собственном доме. Руш не сомневался: Джонс без колебаний нажмет на курок.

Сыпавший снег застил Рушу глаза. Он старался время от времени двигать указательным пальцем, чтобы тот не окоченел от холода.

— Пора решать! — крикнул Джонс своим зрителям и повернулся к Рушу. — Выскажись, чтобы тебя услышал весь мир. Кого ты хочешь убить? Отвечай, или я убью их всех.

Руш молчал.

— Ну ладно, — разочарованно проскрипел Джонс, — будь по-твоему. Пять секунд!

Руш посмотрел Бакстер в глаза. Выхода у нее не было.

— Четыре!

Он посмотрел на семью. Отец закрыл младшей дочери глаза.

— Три!

Руш спиной ощутил десятки телефонных камер.

Ему нужно больше времени.

— Две!

— Руш… — тихо произнесла Бакстер.

Тот в отчаянии посмотрел на нее.

— Одна!

— …я вам верю, — сказала она и закрыла глаза.

Она услышала все сразу: бросок Руша, треск выстрела, свист пули над ухом, звон разбитого стекла и приглушенный шлепок. Ствол пистолета под подбородком больше не давил, державшая ее рука исчезла… за спиной больше никого не было.

Когда Бакстер открыла глаза, Руш все еще потрясенно стоял, направив прямо на нее пистолет. Она увидела, как в воздухе между ними затанцевала окровавленная снежинка, а затем провалилась вниз, чтобы полутора сотнями метров ниже стать частью сцены преступления.

Когда к ним подбежали оперативники, она почувствовала боль в оцарапанном пулей виске. Ошеломленные родители плакали, испытывая смесь шока и облегчения. Они отчаянно нуждались в словах ободрения — чтобы хоть кто-то уверил их, что они в безопасности.

Руш медленно опустил оружие.

Не говоря ни слова, Бакстер направилась в зал, схватила с первого попавшегося столика бутылку вина, села за безлюдную стойку бара и до краев наполнила бокал.

Глава 35

Понедельник, 21 декабря 2015 года,

11 часов 20 минут вечера

Руш припарковал «Ауди» Бакстер у дома 56 — зеленовато-голубого таунхауса на боковой улочке в престижном районе. Рождественские венки на дверях походили скорее на дизайнерский изыск, чем на банальное украшение. Снаружи на домах переливались бело-золотистыми огнями праздничные гирлянды, радуясь отсутствию в поле зрения пластмассовых Санта-Клаусов. Старомодные фонарные столбы — нерушимые черные башни на белом снегу — подобно городским маякам предупреждали о скрытых опасностях. Их теплое рыжее сияние было поистине очаровательно, но вместе с тем объясняло, почему все остальные кварталы города определились в пользу более современных, хотя и более уродливых вариантов, дававших хоть немного света.

Руш вышел из машины, прошлепал по грязи и распахнул пассажирскую дверцу. Из салона вывалилась Бакстер. Успев подхватить ее в последний момент, он потащил коллегу по тротуару к лестнице, упиравшейся во входную дверь. Потом подхватил ее на руки, отчего раны под повязкой тут же заныли, поднялся по ступенькам и, аккуратно прицелившись, нажал на звонок носком ее сапога.

Через сорок секунд, высосавших из него последний запас жизненных сил, Руш услышал внутри торопливые шаги. Щелкнул замок, дверь приоткрылась, в проем выглянул мужчина, явно решивший прямо в пижаме сыграть в бадминтон, после чего дверь широко распахнулась.

— О боже, она умерла! — ахнул Томас, глядя на безжизненное тело Эмили.

— А? Господи, конечно, нет! Просто напилась, — объяснил Руш и повернулся, чтобы в качестве доказательства предъявить Томасу Эмили с фасада.

Ее голова безвольно болталась, рот был приоткрыт. Имея все основания считать, что она не отправилась на тот свет, Руш слегка ее встряхнул. В ответ она застонала.

— В стельку, — добавил он.

— Э-э-э… понятно… — ответил Томас в равной степени облегченно и удивленно. — Боже мой, что это я? Входите! Как это невежливо с моей стороны. Хм-м-м… Может, тогда отнесем ее в спальню?

— Лучше в ванную, — предложил Дамьен, прилагая немалые усилия, чтобы не уронить свою ношу и испытывая нехорошее подозрение, что «мы» в интерпретации Томаса означало только одно — помогать ему он не намерен.

— Да-да, конечно, лучше в ванную, — кивнул Томас и запер входную дверь, — она у нас наверху.

— Чудесно, — ответил Руш и направился через прихожую к лестнице, пошатываясь и тяжело отдуваясь.

Томас его немного удивил. Он, конечно же, был красив, как с журнальной картинки, но Руш ожидал увидеть кого-то… Немного подумав, Дамьен осознал, что вообще непонятно, чего он ожидал.

Он последовал за Томасом через спальню в примыкавшую к ней ванную и наконец опустил Бакстер на пол. Почти в то же мгновение она ожила и подползла к унитазу. Пока ее тошнило, Дамьен держал ее за волосы, в то время как Томас присел с другой стороны со стаканом воды.

— Кстати, я Томас, — представился он и автоматически протянул руку, которую агент был не в состоянии пожать, — ах да, извините, — спохватился он и убрал ее.

— Руш.

— А, так вы Руш, — улыбнулся он и озабоченно опустил глаза, когда Бакстер заерзала на полу, — первый раз вижу ее в таком состоянии, — признал он и спустил воду.

Дамьену удалось скрыть свое удивление тем фактом, что коллега рассказала о своей проблеме с алкоголем ему, а не своему бойфренду, с которым она уже восемь месяцев, — а кроме того, тем, что Томас настолько ненаблюдателен.

Пришла очередь Томаса схватить Бакстер за волосы — она снова потянулась к унитазу.

— Что случилось? — спросил он.

Руш подумал, что ему на эту тему распространяться не стоит. Что там Бакстер решит ему рассказать, ее дело. Поэтому он лишь пожал плечами, будто извиняясь, и ответил:

— Нераскрытое преступление… сами знаете, как это бывает.

Томас кивнул, вспомнив, что слышал этот аргумент и раньше, после чего сменил тему:

— Вы с Эмили, должно быть, очень близки.

— С кем?

Бакстер вскинула вялую руку.

— А, с Бакстер! Полагаю… Да! — решительно ответил Руш, когда осознал, сколько они пережили за короткий период сотрудничества, сколько ужасов насмотрелись. — Да, она для меня очень, очень много значит.

Бакстер звучно стошнило.

Обязанность держать ее за волосы опять перешла к Рушу.

Когда она полностью выплеснула содержимое желудка, он поднялся на ноги.

— Похоже, у вас здесь все под контролем, — сказал Руш Томасу, — поэтому я могу уйти.

Тут он кое-что вспомнил:

— У меня там для нее… маленький подарок. В машине лежит.

— Буду только рад, если вы положите его под елку вместе с остальными, — ответил Томас, — да, прошу вас, возьмите сегодня машину. Я сам завтра отвезу Эмили на работу.

Руш признательно кивнул и повернулся, чтобы уйти.

— Руш!

Тот обернулся.

— Она не особенно посвящает меня в свои дела. — Томас как будто решил подать заявку на конкурс «Преуменьшение года». — Поэтому… по возможности… в общем… приглядите за ней.

Руш застыл в нерешительности, не желая давать Томасу обещаний, которые ему не удастся сдержать.

— Остался всего один день, — уклончиво ответил он и вышел.

Бакстер пришла в себя в объятиях Томаса. К ногам прижималась холодная плитка, и она тут же ощутила свой шрам на бедре, даже не глядя на него. Ее брюки комом валялись в углу, но пропитанная потом рубашка все еще была на ней. Закутавшись вместе с Эмили в банное полотенце, Томас сидел в узком неудобном проеме между унитазом и стеной.

— Черт, — прошептала она, злясь на себя.

Она отстранилась от него, медленно встала, пошатнулась, приноравливаясь к вертикальному положению, и осторожно спустилась вниз.

Нарядная елка мигала огоньками — единственный источник света и тепла в темном доме. Бакстер прошла по комнате, опустилась перед елкой на пол и стала смотреть, как перенимают друг у друга эстафету цветные лампочки. Просидев так, будто под гипнозом, несколько минут, она заметила ангелочка, взиравшего на нее с верхушки. У нее в голове незваным гостем вновь зазвучал голос Леннокс, прошептав «утешительные» слова: «Богу просто понадобился еще один ангел».

Бакстер встала, сняла хрупкую игрушку и швырнула ее на диван. Почувствовав себя лучше, она принялась разгребать груду подарков, к которой сама она ничего не добавила.

Раньше она обожала Рождество, но в последние годы все празднование для нее свелось к просмотру пяти праздничных фильмов и, порой, возможности испортить ужин тем, кто имел неосторожность ее пригласить, — если удавалось вовремя уйти с работы.

Она потянулась к пульту, включила телевизор и уменьшила громкость так, что из динамиков исходил лишь невнятный гул. Ее необъяснимо обрадовал приуроченный к празднику повтор сериала «Фрейзер», и, не в состоянии стереть с лица улыбку, она стала раскладывать подарки на три кучки. Большинство, конечно же, предназначались ей, кое-что досталось Эхо, а вот Томаса оставалось только пожалеть.

Эмили взяла в руки непонятную упаковку странной формы и прочла прикрепленный к ней ярлычок:

Заинтригованная, подогреваемая радостным волнением на праздновании этого персонального мини-Рождества, а кроме того, чувствуя необходимость прикинуть цену, чтобы купить в ответ подходящий подарок, она разорвала оберточную бумагу и обнаружила пингвина в оранжевой шапочке — ту самую игрушку, которая ее восхитила в доме Руша… и когда-то принадлежала его дочери.

Эмили уставилась на птицу с дурацкой физиономией. Она никак не могла поверить, что Руш захотел преподнести ей в дар столь важную для него вещь. Но было и более сильное чувство — тягостная тревога, подозрение, что он решил, будто ему самому эта игрушка больше не понадобится, что какое бы испытание ни было ему уготовано, он не надеется выйти из него живым.

Бакстер положила Фрэнки на колени и придвинула к себе пакет с подарками от Эдмундса и Тиа. Заглянула внутрь и увидела на самом верху неподписанный белый конверт.

Она о нем совершенно забыла.

Эмили взяла его в руки, держа прямо над Фрэнки, и стала вспоминать — как необоснованно подозревала Руша и как раздражалась на Эдмундса, лучшего друга, когда он уговаривал прекратить незаконную слежку за финансами Томаса. Представила Томаса в банном полотенце — по всей видимости, он всю ночь проторчал в ванной, хлопоча вокруг нее.

И осознала, что сама мысль о ее неуклюжем бойфренде вызывает у нее улыбку. Она разорвала конверт на несколько частей, бросила их в кучу смятой оберточной бумаги и продолжила разбирать подарки.

Глава 36

Вторник, 22 декабря 2015 года,

9 часов 34 минуты утра

Следуя указателям линии метро «Бейкерлу», Бакстер спускалась все глубже под землю на станции «Пикадилли». Она собрала волосы в хвост и заштукатурилась косметикой, которой ей надарили за последние годы — в основном мама, прозрачно намекая, что ей «не стоит выглядеть, как вампир». Как бы там ни было, маскировка получилась качественная — взглянув по окончании в зеркало, она с трудом себя узнала.

Влившись в толпу, она двинулась по платформе, дошла до середины, увидела то, что искала, и остановилась перед серой дверью с логотипом лондонского метро и табличкой:

Эмили постучала, надеясь, что не ошиблась и за перегородкой не скрывается чулан с швабрами.

— Кто там? — донесся изнутри женский голос.

Несколько стоявших неподалеку пассажиров вполне могли ее услышать, а у Бакстер не было ни малейшего желания обнаруживать себя после того, как она потратила столько усилий на эту клоунскую гримировку.

Она постучала еще раз.

Дверь осторожно приоткрылась на пару сантиметров, но Бакстер тут же ее распахнула и вошла в полутемную комнату. Впустившая ее женщина тут же поспешно заперла замок, но двое техников при ее появлении даже не повернулись, продолжая настраивать выстроившиеся в ряд мониторы, радиопередатчики, умножители частоты, компьютеры и кодируемые релейные станции, превращавшие тесное помещение в полноценный тактический командный пункт.

Руш уже был на месте — развешивал карты рядом со списком позывных.

— Доброе утро, — поприветствовал он ее.

Потом сунул в карман руку и протянул ключи от машины, никак не прокомментировав ни события, побудившие его их позаимствовать, ни ее подозрительно броский новый имидж.

— Спасибо, — коротко ответила Бакстер и сунула их в карман, — и когда все это заработает?

— Минут десять… может, пятнадцать, — ответил кто-то из-под стола.

— Тогда мы немного прогуляемся, — буднично сообщила она.

Руш понял намек и вышел вслед за ней на платформу, чтобы поговорить с глазу на глаз.

Когда он накануне вечером вернулся домой, зернистые видеозаписи, запечатлевшие, как он своим выстрелом спасает Бакстер жизнь, уже успели облететь новостные каналы всего мира. Поэтому бриться он утром не стал, и тень на подбородке значительно изменила облик опрятного и подтянутого агента. Кроме того, он зачесал назад волосы, чтобы были видны седые пряди — такая прическа, по правде говоря, шла ему намного больше.

— Вы сегодня похожи на чернобурую лису, — улыбнулась Бакстер.

Они брели к дальнему краю платформы и только что миновали огромный плакат, рекламирующий книгу Андреа.

— Спасибо. А вы… вы…

Он тщетно искал подходящие слова.

— А я похожа на бабулю-лотерейщицу, — невесело прокомментировала Бакстер, развеселив Руша. — ФБР решило почтить нас своим присутствием, — тихо продолжала она. — Они желают «оказать любую посильную помощь с тем, чтобы положить конец этим жестоким, варварским преступлениям». Перевод: они не могут свалить без Грина, но поскольку МИ5 еще не закончили его пытать, они пока потусуются тут и попробуют кого-нибудь подстрелить.

— Да, я уже и сам догадался, — сказал Руш и едва заметно кивнул на широкоплечего мужчину со стянутыми в хвостик волосами, расположившегося чуть дальше на платформе. — Этот доморощенный Стивен Сигал уже целый час не может выбрать себе шоколадку.

— О господи, — закатила глаза Бакстер, — ночная смена доложила, что взяли еще двух Кукол.

— Значит… осталось десять?

— Десять, — кивнула Бакстер.

— Плюс наш Азазель, кто бы он ни был, — добавил Руш.

Они немного помолчали, дожидаясь, когда затихнет грохот подъезжающего поезда. Возникшую паузу Бакстер использовала, чтобы обдумать, как поблагодарить Руша, хотя у нее не было ни малейшего желания признаваться, что она открыла его подарок раньше срока, да и вообще хотелось избежать этого душещипательного разговора.

— Мы прорвемся, — произнесла она, глядя вслед удаляющемуся поезду, чтобы не смотреть на коллегу, — мы подобрались к ним вплотную. Я знаю, вы считаете этот день чем-то вроде испытания, но мы можем сделать только то, что в наших силах. Не делайте глупостей и не…

— Знаете, о чем я думал этой ночью? — перебил ее Руш. — Я ведь так и не ответил на ваш вопрос.

На лице Эмили отразилась озадаченность.

— Вопрос о том, как человек, которому по роду занятий полагается быть умным и всю жизнь искать вещественные доказательства, может беспочвенно и нелогично верить в… «феечек с неба», так вы тогда сказали? — с улыбкой напомнил он.

— Я вот правда не хочу сейчас в это лезть, — ответила Бакстер, с содроганием вспоминая свою вспышку злобы в самолете.

— А мне кажется, сейчас самое время в это залезть.

К платформе подошел еще один поезд, двери открылись, на десять секунд воцарился хаос, кто попроворнее, занял места, оставив неудачникам невеселый выбор: либо схватиться за поручень, рискуя подхватить какую-нибудь заразу, либо грохнуться на пол, когда состав опять тронется в путь.

— Я был таким же, как вы, — начал Руш, — ну, раньше. Думал, что вера нужна только слабакам, что это самообман, помогающий выжить в жутких условиях.

Слова Руша напомнили Бакстер ее собственное отношение к психотерапии до того, как психологи спасли ей жизнь.

— Но потом, когда случилось… то, что случилось, я попросту не мог смириться с мыслью, что потерял их навсегда, что я больше никогда не смогу быть рядом с ними, обнять их, что мои девочки и все, что они в себе заключали, безвозвратно ушло. Они были слишком значимы и важны для меня, чтобы просто взять и исчезнуть, понимаете?

Бакстер изо всех сил пыталась сдержать эмоции, а вот Руш, казалось, был абсолютно невозмутим и спокоен, просто пытаясь выразить свои мысли.

— В ту самую секунду, когда я об этом подумал, все как будто встало на свои места: на самом деле они никуда не ушли. Я чувствовал это. И вот сегодня я оказался здесь… Вы считаете меня сумасшедшим?

— Я сегодня молилась! — выпалила Бакстер и поднесла ко рту ладонь с таким видом, будто выдала какой-то постыдный секрет.

Руш недоверчиво посмотрел на нее.

— Не верите? Честно говоря, я даже толком не знала, как это делается. Но я просто подумала: а что, если я ошибаюсь? Что если что-то или кто-то все же есть? Сегодня слишком многое стоит на кону, чтобы ни во что не верить, правда? — Щеки Бакстер раскраснелись, но яркий макияж, на ее счастье, почти полностью это замаскировал. — Прекратите! — рявкнула она, увидев на его лице улыбку, и быстро перешла к сути дела. — Если я уж выставила себя перед вами последней дурой, то дайте мне хотя бы сказать, за что я молилась.

— Вероятно, за то, чтобы мы остановили этих ненормальных ублюдков…

— Само собой! Но еще я молилась за вас.

— За меня?

— Да, за вас. Свою единственную в жизни молитву я произнесла именно ради вас. Чтобы вы вместе со мной дожили до конца этого дня.

Ее неожиданное откровение, похоже, возымело должный эффект.

Хотел ли Бог Руша сохранить ему жизнь или нет, им было неведомо, но Бакстер, по крайней мере, надеялась, что Он задумается, прежде чем послать Дамьена на смерть.

— Который час? — простонала Эмили, обхватив руками голову в голубоватом свете мониторов оборудованного на скорую руку командного пункта.

— Десять минут, — ответил Руш, не сводя глаз с изображения всех закоулков станции, передаваемого камерами видеонаблюдения в режиме реального времени.

— Десять минут чего?

— Четвертого.

Эмили тяжело вздохнула:

— Где же эти вонючие говнюки? — спросила она окружающих.

Повышение уровня террористической угрозы в столице привело к весьма интересным результатам. Полиция арестовала человека, пытавшегося пронести нож в лондонский Тауэр, однако все говорило о том, что им двигало не столько желание устроить резню, сколько банальная глупость. Также поступило ложное сообщение о бомбе, якобы заложенной в отеле «Кенсингтон Олимпия». Там тоже все закончилось довольно скучно: один разгневанный, но, по всей видимости, забывчивый докладчик узнал, что его пропавший ноутбук саперы от греха подальше взорвали в специальном контейнере.

Бакстер с дюжиной своих подчиненных за день арестовали пять человек, поведение которых вызывало подозрения. Хотя ни один из них не имел никакого отношения к Грину и его приспешникам, это лишний раз показало, что концентрация странных персонажей в городе чрезвычайно высока в течение всего дня.

— А где наши друзья из МИ5? — спросила Эмили, не поднимая от стола головы.

— Ведут дружеские беседы с парнями из ФБР на платформе «Пикадилли», — услышала она чей-то ответ.

— Тут что-то странное! — выкрикнул Руш.

Бакстер взволнованно подняла глаза. Мимо одной из камер прошел человек в шапке Санта-Клауса, явно прячущий под курткой какое-то живое существо. Детектив была рада хоть чем-то себя занять.

— Пойдем проверим.

Констеблю Бетан Рос, сидевшей в этот момент в здании Нью-Скотленд-Ярда, давно было поручено просматривать приобщенные к делу записи с камер видеонаблюдения, качество которых не позволяло прогнать их через распознаватель лиц. За неделю она собрала целый альбом расплывчатых скриншотов, которые, после обработки в нескольких графических редакторах, позволили полиции арестовать еще двух Кукол.

Сегодня женщина целый день под всеми возможными ракурсами изучала кадры из Скай-Гарден, запечатлевшие драму, только чудом не обернувшуюся трагедией. На последнем, невыносимо тоскливом черно-белом видео посетители в течение двух часов ходили в туалет и обратно, исчезая и вновь появляясь в поле зрения.

Потом она взялась за записи с камеры у барной стойки. С этого угла увидеть происходящее на террасе было невозможно, поэтому о сделанном Рушем выстреле можно было судить только по реакции толпы. Некоторые отвернулись, кто-то продолжал снимать, вытянув в руках телефоны, а какая-то пожилая дама грохнулась в обморок, не забыв в падении увлечь за собой зомбиподобного мужа.

Констебль уже подалась вперед, чтобы запустить следующий файл, но в этот момент ее внимание привлекла одна из монохромных фигур на заднем плане. Она отмотала запись назад и еще раз понаблюдала за реакцией людей, у которых прямо на глазах убили человека.

Бетан пристально вглядывалась в мужчину, стоявшего в задних рядах.

В тот самый момент, когда дама потеряла сознание и выпала из кадра, он повернулся и спокойно зашагал к выходу. Все в его облике, вплоть до походки, свидетельствовало о том, что все произошедшее перед его глазами никоим образом его не взволновало.

Констебль увеличила картинку, но вместо лица увидела лишь размытую мозаику пикселей.

Ей в голову пришла мысль.

Она опять запустила видеоряд с камеры у туалета и продолжила с того самого момента, на котором остановилась. Несколько мгновений спустя незнакомец обогнул угол и прошел под камерой, старательно склонив голову вниз.

— Скотина, — прошептала Бетан, на этот раз уверенная, что ей удалось обнаружить что-то стоящее.

Она прокрутила фрагмент видео в замедленном режиме, пытаясь понять, что представляет собой сверкающий круг на полу. Приблизила изображение сильнее: это был поднос, окруженный разбитыми бокалами. Она приблизила еще, пока блестящая поверхность не заняла весь экран, и стала просматривать кадр за кадром, широко открыв глаза в радостном предвкушении.

Вот на перевернутый поднос легла тень; еще пару кликов — и в кадре появился носок мужского ботинка. Констебль продолжала кликать мышкой.

— Давай… ну давай же… Попался! — с улыбкой воскликнула Бетан, увидев в серебристом ореоле вполне сносное изображение лица мужчины средних лет.

— Шеф! Подойдите сюда!

Глава 37

Вторник, 22 декабря 2015 года,

3 часа 43 минуты дня

Блейк подъехал к дому одновременно с группой захвата, по дороге сообщив остальным членам команды наспех собранные сведения об их новом главном подозреваемом.

Лукас Теодор Китон, мультимиллионер, владелец телекоммуникационной компании, которая была куплена еще в 1990-х годах, приносила огромный доход и обеспечивала ему место в совете директоров. Впоследствии он, по большей части, занимался благотворительностью и помогал новичкам раскручивать бизнес.

Компания «С-С Мобайл», на серверах которой удалось отыскать скрытые сообщения, была дочерней фирмой принадлежащей Китону «Смоук Сигнал Текнолоджиз», что не могло не обнадеживать. Да и склад, с которого поставлялись «доработанные» телефоны, тоже был связан с этой малоизвестной материнской структурой.

Когда-то у Китона были жена и двое детей, но все они умерли.

Лукас с сыновьями стал жертвой террористических атак 7 июля 2005 года. Хотя сам он отделался лишь незначительными повреждениями, один мальчик погиб на месте, а второй умер от последствий травм полтора года спустя, после чего супруга мультимиллионера наложила на себя руки, приняв смертельную дозу лекарств.

— Выпьем же за это, — сказал Блейк коллеге на том конце провода, ненадолго впадая в депрессию от такой истории.

— Дальше все будет только хуже.

— Хуже быть уже не может, человек и так потерял всю семью.

— В 2001 году его брат, — констебль в пощелкала мышкой, — поехал в Штаты на какое-то благотворительное мероприятие…

— Только не это!

— …11 сентября.

— Господи Иисусе! — Блейку стало чуть ли не жалко их главного подозреваемого. — Сколько же бед может выпасть на долю одного человека?

— У брата не было никаких дел во Всемирном торговом центре, он просто оказался рядом — не в то время и не в том месте.

— На него что, наложили проклятье?

— Несмотря на деньги, он был самым несчастным человеком на свете. Показательно, правда? — этим риторическим вопросом констебль и завершила разговор.

Поскольку Сондерс был задействован в операции на «Пикадилли», Ванита отправила Блейка одного сопровождать группу захвата в огромное поместье Китона в Челси.

Когда вооруженные бойцы взбежали по ступенькам и стали ломиться в дом через дверь парадного хода, Блейк укрылся от ветра за почтовым ящиком и закурил.

Несмотря на престижное местоположение, обсаженная деревьями улица отнюдь не казалась такой уж приятной: чуть ли не на трети участков велись строительные работы. Среди спортивных автомобилей, припаркованных на стоянках у домов, виднелись грузовики, минивэны и даже небольшой кран. Отовсюду доносился назойливый строительный шум.

— Эй, приятель! — крикнул Блейк проходившему мимо рабочему, а когда тот подошел, предъявил удостоверение личности. — Что здесь происходит? Улица проваливается? — спросил он, попутно задаваясь вопросом о том, не может ли это иметь отношения к делу.

— Вот это? — спросил упитанный малый, обводя широким жестом царивший вокруг хаос. — Да не. С такими заоблачными ценами на недвижимость здесь на счету каждый квадратный сантиметр. И вот какой-то предприимчивый миллиардер совсем рехнулся, решил, что ему тесно в своих десяти спальнях, и понял, что под домом, ближе к центру Земли, полно свободного пространства, которое вполне можно использовать… И теперь они все туда же.

Столь ясный и членораздельный ответ Блейка немного удивил.

— А вот я, приди мне в голову мысль продолбить пол, оказался бы лишь в кебабной на первом этаже, — со вздохом добавил рабочий.

— Детектив! — окликнул Блейка выросший в дверном проеме спецназовец. — Все чисто!

Тот поблагодарил осведомленного, пропахшего жареным мясом собеседника и поспешно направился в дом, где один только холл был больше всей его квартиры. От мозаичного пола вверх уходила широкая деревянная лестница, в дорогих вазах стояли свежие цветы, на стене висел большой семейный портрет. Остальные семь оперативников затерялись где-то в глубине дома.

— Если вы торопитесь, то лучше начать с третьего этажа, — посоветовал Блейку командир отряда и с понимающим видом кивнул головой.

Детектив двинулся к лестнице.

— Простите, я имел в виду снизу, — уточнил боец и указал куда-то в угол, — минус третий этаж.

Когда Блейк стал спускаться по ступенькам, у него негромко пискнул телефон, предупреждая о потере сигнала. Всего на один уровень ниже респектабельного фасада повсюду стали зловеще проступать первые признаки душевной болезни.

Когда-то здесь, скорее всего, располагался кабинет, однако сейчас стены буквально задыхались под обилием картин и фотографий, изображавших счастливую семью: еще один профессионально выполненный портрет, множество любительских снимков, карандашные наброски и рядом фотографии, с которых они были сделаны, — все в рамках и развешанные с болезненной тщательностью.

— Компьютер в углу, — сказал Блейк командиру группы, надеясь, что к тому моменту, когда он вновь поднимется на поверхность, все перечисленное им уже будет в микроавтобусе, — вон тот телефон… и эта фотография, — добавил он, выбирая снимок, казавшийся, судя по возрасту мальчиков, одним из последних: беззубые улыбки и одинаковые стрижки.

Они стали спускаться дальше. Под ногами скрипели ступени, с каждым шагом становилось все холоднее, в легких сгущался затхлый воздух. Блейку казалось, что они все глубже погружаются в подсознание Китона.

Вот здесь он спал.

У дальней стены стояла неразобранная походная койка, окруженная сооружением, которое нельзя было назвать иначе как алтарем. Ювелирные украшения, одежда, детские рисунки и игрушки были разложены в аккуратные кучки. На деревянном полу по периметру кровати стояли оплывшие свечи.

— О боже! — подпрыгнул Блейк, только сейчас заметив на стене за ними деревянное распятие: в запястьях и ступнях Христа торчали гвозди, кисти рук безвольно повисли, терновый венок глубоко вонзился в кожу головы — жестокий символ, ставший движущей силой злодеяний, совершенных в последние несколько недель.

Блейк нахмурился и с неохотой отошел на шаг к середине комнаты, чтобы прочесть явно сделанную пальцем надпись на стене по обе стороны от Сына Господня:

Фотографируя для рапорта стену, он споткнулся о подушку и чуть не упал.

— Двигаемся дальше? — нетерпеливо предложил он офицеру.

Пока они опасливо спускались по узкой лестнице, ведущей на самый нижний уровень, стало холоднее еще на пару градусов.

Они вошли в комнату и не успели сделать и двух шагов, как у Блейка замерло сердце.

Повсюду, где только можно, валялись книги, дневники и папки, кипы которых возвышались над полом на несколько футов, — годы работы, плоды одержимого разума.

У полицейских было меньше часа.

Двое оперативников уже разбирали завалы, обнаруженный ноутбук был упакован и готов к транспортировке.

— Здесь собраны практически все газетные статьи о деле Тряпичной куклы, — крикнул им с дальнего угла комнаты один из них, — на столе то, что нам на данный момент удалось отыскать по Алексею Грину. Этот чувак, в смысле Китон, по-видимому, помешался на нем — годами рыл на него информацию.

Блейк подошел к кипе статей и компакт-дисков с рукописными пометками, из которых следовало, что в них содержатся интервью и выступления Грина. Он взял в руки дневник и открыл его. На первой странице стоял заголовок «Сеанс первый», затем шла точная, слово в слово, расшифровка записи первой встречи Китона с психиатром.

Командир группы читал через его плечо.

— Похоже, Грин попросту завербовал этого Китона в свои ряды, — заметил он.

— Не может быть… — прошептал Блейк, глядя по сторонам на расплескавшийся чернилами разум.

Один из бойцов случайно задел шаткую кипу книг, тут же попадавших на пол, послышался какой-то треск. Очень медленно, очень спокойно он склонился, чтобы внимательнее рассмотреть находку.

— Босс?

— Что?

— Вы можете вызвать сюда саперов?

— Не знаю, — встревоженно спросил командир, — а что такое?

— Похоже, нерабочее… и самодельное, к тому же, но… да, думаю, да.

— Черт… Всем покинуть здание! — приказал старший группы.

— Я остаюсь, — сказал ему Блейк.

— Рабочее оно или нет, но при обнаружении взрывного устройства я обязан увести всех в безопасное место.

— Если Китон тот, кого мы ищем… — начал Блейк.

— Не тот!

— Но если все же тот, нам понадобится все, что мы здесь нашли. Уводите своих людей. Компьютеры отдайте техническим экспертам, а сюда вызовите саперов… пожалуйста.

Командир группы немного поколебался, потом взял найденный ноутбук и вслед за подчиненными поднялся по лестнице, оставив Блейка в одиночку блуждать среди мыслей Китона.

Тот опять схватил дневник, открыл на странице «Сеанс первый» и быстро пробежал ее глазами. Затем, понимая, что у него совершенно нет времени, перескочил на девятый и стал читать, с каждым мгновением теряя надежду на то, что им наконец удалось обнаружить Азазеля.

Сеанс девятый

Четверг, 1 июля 2014 года,

2 часа 22 минуты дня

— …А мир попросту жил дальше, будто ничего не произошло, — сказал Лукас, погрузившись в свои мысли, — у меня больше ничего не осталось. Каждый вечер я возвращаюсь в пустой дом, превратившийся в мавзолей. Выбросить какие-то их вещи не поднимается рука, кроме них, у меня ничего нет, каждый раз, переступая порог, я погружаюсь в воспоминания… и до сих пор чувствую аромат духов жены… с вами все в порядке?

Грин вскочил и налил себе стакан воды.

— Да. Все… хорошо… — сказал он и вдруг заплакал, некрасиво сморщив лицо. — Простите. Это непрофессионально. Всего секунду, я сейчас соберусь.

— Это из-за моих слов? — озабоченно спросил Лукас, глядя, как Грин пытается успокоиться.

Дождь, шедший с самого утра, полил еще сильнее.

— Наверное, это была не самая блестящая идея, — сказал Лукас, вставая, — в последнее время… от меня всем одни огорчения.

— Вы здесь ни при чем, Лукас, — быстро сказал Грин, — это мои собственные проблемы.

— Но почему? — с невинным видом спросил Лукас. — Неужели… неужели вы тоже кого-то потеряли?

— Давайте лучше поговорим о вас.

— Но вы можете мне сказать.

— Нет, — решительно ответил Грин, — не могу.

Китон встал и направился к двери.

— Лукас!

— Чушь это все! Я дважды в неделю изливаю вам душу, но между нами до сих пор нет и тени доверия! — обиженно сказал тот.

— Лукас, подождите! — сказал Грин. — Ну хорошо. Хорошо! Вы правы. Простите меня. Насчет доверия вы зря, оно между нами есть. И я… я действительно потерял очень, очень близкого человека.

Китон закрыл глаза, вздохнул, смахнул с лица торжествующую улыбку и вернулся на кушетку. Но по пути немного задержался, наблюдая за тем, как психиатр, этот спокойный, всегда собранный человек, наконец сломался.

Он протянул руку, взял со стола пачку салфеток, склонился над ним и сказал:

— Расскажите мне о ней… пожалуйста.

Блейк быстро пролистал страницы и добрался до последней — одиннадцатого сеанса лечения Лукаса Китона у Алексея Грина.

Сеанс одиннадцатый

Четверг, 10 июля 2014 года,

6 часов 10 минут вечера

— Какого черта наказание понесли только мы одни? — спросил Китон, расхаживая по комнате и поглядывая на внимавшего ему Грина. — Почему страдаем до сих пор? Мы же хорошие люди — моя семья, ваша прекрасная Эбби были хорошими людьми!

Он тяжело вздохнул и посмотрел в окно, подставив лицо теплым лучам предвечернего солнца.

— Все эти убийства, прозванные делом Тряпичной куклы… — небрежно бросил Китон. — Полагаю, вы слышали о них?

— Кто же о них не слышал? — ответил Грин, до крайности утомленный этим разговором.

Ему уже целую неделю не удавалось толком выспаться.

— Вы можете назвать поименно жертв? Хотя нет, давайте немного усложним задачу. Вы можете назвать их по порядку?

— Зачем, Лукас?

— Просто чтобы… подбодрить меня.

Грин в отчаянии застонал.

— Ну хорошо. Так, первый, конечно же, мэр Тернбл, затем брат Халида. Потом… какой-то Рэна?.. Ах да, Виджей Рэна. Джерред Гэрланд, а после него Эндрю Форд… Послушайте, зачем вам это нужно?

— Они все себя обессмертили: прожженный политик; брат серийного убийцы, лишавшего жизни детей; жадный, не упускающий ни одной возможности журналист; и, наконец, отвратительный алкоголик, подонок общества. Их никчемные имена стали достоянием истории только потому, что их смерть «позабавила» публику.

— Я устал, Лукас. К чему вы клоните?

— Мне нужно кое в чем вам признаться, — объявил Китон, не поворачиваясь к собеседнику, — я навел некоторые справки о терактах в Осло и на острове Утейа.

— С какой целью? — спросил Грин. — Не понимаю, зачем вам…

— В основном я опирался на газетные публикации, — продолжал Китон, окончательно взяв в свои руки ход беседы, — «семьдесят семь погибших», «невосполнимая потеря», «много жертв». Хотите я скажу вам, сколько раз Эбби назвали по имени?

Грин ничего не ответил.

— Ни разу! Ни разу никто так и не удосужился написать, что у вас отняли невесту.

Грин начал тихо плакать. Китон подошел и сел рядом.

— Все эти люди продолжают жить своей жизнью, в то время как наши пошли под откос… им нет никакого дела до имен жертв! — страстно выкрикнул Китон, и по его щекам тоже покатились слезы. — Ни один из них не страдал так, как мы… Ни один.

Китон на секунду умолк, пытаясь расшифровать выражение лица Грина.

— Да, Алексей, я знаю, что не представляю собой ничего особенного. Я многого добился, но, когда я говорю, меня никто не слушает. Не слушает по-настоящему. И никакие приготовления, никакие манипуляции на всем белом свете не заставят окружающих делать то, чего хочу я. А я хочу, чтобы они всецело служили мне… мне и нашему делу.

— Куклы? — спросил Грин и поднял глаза, вспомнив их предыдущий разговор о том, насколько глупо считать неодушевленный предмет ответственным за свои действия.

— Да, Куклы, — одобрительно кивнул Китон. — Мне нужен человек, способный их вдохновить, приглядеть за ними и повести за собой… Мне нужны вы.

— Что вы такое говорите? — спросил Грин.

Китон положил ему на плечо руку:

— Я говорю, а что, если можно все исправить? Что если можно заставить эти эгоистичные массы понять, что с нами случилось, чтобы каждый вонючий житель этой планеты помнил наизусть имена членов моей семьи, знал в лицо вашу красавицу Эбби и понимал, что она для вас значила?

Повисла долгая пауза — Грин переваривал услышанное.

Потом медленно накрыл руку Китона своей ладонью, посмотрел в глаза и произнес:

— Я отвечу: говорите дальше.

Глава 38

Вторник, 22 декабря 2015 года,

4 часа 14 минут дня

С Эмили связались по рации и попросили вернуться на командный пункт, заодно служивший полицейским комнатой отдыха. Когда она переступила порог, ей протянули телефон.

— Бакстер, — ответила она.

— Это Ванита. Звоню исключительно из вежливости, чтобы поделиться последней информацией. Примерно час назад эксперты из группы обработки изображений вычленили одно лицо из записей в Скай-Гарден и сопоставили с кадрами из Нью-Йорка.

— А почему я узнаю об этом только сейчас? — спросила Бакстер.

— Потому что на данный момент вас должно интересовать только то, что происходит на вверенной вам станции метро. МИ5 и СО15 осведомлены во всех подробностях. Как уже было сказано, звоню вам исключительно из вежливости. Я послала Блейка…

— Погодите, я выведу вас на громкую связь… — перебила ее Бакстер, увидев, что в комнату вошел Руш. — Так куда вы послали Блейка?

— На выезд, — продолжала Ванита, — и он подтвердил: Лукас Теодор Китон, сорок восемь лет. Сейчас пришлю вам детали. Приготовьтесь, они вряд ли приведут вас в восторг… Знакомьтесь, леди и джентльмены, наш Азазель.

Один из техников открыл электронное письмо, и все сгрудились вокруг компьютера. С экрана на них смотрело ничем не примечательное лицо, высококлассная стрижка соседствовала с залысинами, чья протяженность была обычной для мужчин такого возраста.

— Это он? — спросила Бакстер.

— Это он. Сообщения-самоубийцы проходили через сервера его компании, которая к тому же поставляла и «доработанные» телефоны. В истекшем году много раз летал в Нью-Йорк, причем все чаще и чаще, — многозначительно добавила Ванита.

Зазвонил еще один телефон. Руш поспешно ответил и что-то зашептал в трубку.

— По совету Блейка спецслужбы первым делом взяли под контроль объекты, так или иначе связанные с религией. По всей видимости, у Китона есть собственные соображения в вопросах веры, чем и объясняется то, что в Нью-Йорке он выбрал именно церковь, — сказала коммандер.

— Понятно, — рассеянно ответила Бакстер.

— Ладно, я заканчиваю, не буду больше отрывать вас от работы, — сказала Ванита и дала отбой.

Руш сорвал со стены карту и прочертил на ней пальцем линию.

— Что это? — спросила Бакстер.

— Три необнаруженных Куклы засветились на расстоянии четверти мили друг от друга.

— Силы быстрого реагирования туда послали?

— Послали, — ответил Руш и постучал пальцем по точке, находившейся на одинаковом расстоянии от трех флажков, — они движутся в сторону станции «Бейкер-стрит». Я пошел.

— Нет, — возразила Бакстер, — они и без вас справятся. Вы нужны мне здесь.

— Но я буду на месте раньше их.

— Нам нужно держаться вместе!

— Бакстер, — вздохнул он, когда пол у них под ногами завибрировал от подъехавшего к платформе поезда, готового отвезти пассажиров на север города, — доверьтесь мне. Я должен быть там. Туда всего лишь три остановки. Я вернусь вовремя.

Агент взял пальто.

Эмили схватила его за рукав.

— Вы никуда не пойдете! — сказала она.

— Вы мне не начальник, — напомнил он и вырвался, оставив в ее руках пальто.

— Руш! — заорала Бакстер и бросилась за ним по переходу к другой платформе.

Он запрыгнул в вагон, и двери за ним тут же закрылись, Эмили опоздала на какую-то долю секунды.

— Руш! — снова заорала она, когда состав двинулся с места.

Стоя по ту сторону стекла, агент с извиняющимся видом помахал ей рукой. Она в отчаянии швырнула на пол его пальто.

— Руш! Проклятье!

Изучив подробности трагической истории Китона и присланные Блейком документы, Бакстер поручила технарям сообщить членам ее команды подробности и разослать фотографии Китона, присовокупив к ним и семейный снимок, на котором все блаженно улыбались, даже не догадываясь, какие беды ждут их впереди.

— Совсем как Руш, — пробормотала она и покачала головой.

Точнее, он был таким, каким мог бы стать и Руш. Истории этих двух людей были обезоруживающе похожи, вплоть до религиозных устремлений, однако если Китон позволил злобе и ненависти его поглотить, то Руш направил всю отрицательную энергию на то, чтобы помогать людям.

Эмили улыбнулась — возможно, он все-таки не случайно снова оказался на этой платформе.

Руш вышел на станции «Бейкер-стрит». В пути он получил снимки троих подозреваемых. Сжимая в руке телефон, чтобы иметь возможность в любое мгновение на них глянуть, он пошел вперед, ориентируясь на черно-желтые надписи «Выход».

— Бакстер, вы меня слышите?

— Да.

Тон у нее был крайне недовольный.

— Я на станции «Бейкер-стрит», направляюсь к выходу, чтобы перехватить там подозреваемых. Буду действовать в тесном контакте с центральным командным пунктом, не забывая держать в курсе и вас.

— Отлично.

Он взбежал по ленте эскалатора и прошел через турникет. Толпа пассажиров, возвращающихся после работы домой, вынесла его на мостовую. На входе в станцию царил хаос, в многолюдном вестибюле сражались за жизненное пространство торговец журналами «Биг Ишю», слащавый уличный музыкант и жалкого вида бомж с еще более жалким псом.

Руш встал у стены, выходящей на запруженную автомобилями дорогу, переключил рацию на канал связи ФБР и услышал в наушнике самый конец какого-то сообщения.

— Это Руш. Я занял позицию у входа. В мое отсутствие ничего не случилось?

— Подозреваемый Брукс задержан, — проинформировал его женский голос.

— Значит, осталось девять, — прошептал он про себя.

Потом полистал на телефоне фотографии, чтобы понять, какое лицо теперь можно забыть. После чего поднял глаза и посмотрел на бесконечную вереницу стекавшихся со всех сторон к станции людей, черты которых скрывались под шапками, капюшонами и зонтами.

— Группа быстрого реагирования будет через минуту, — продолжала женщина. — Двое ваших подопечных вот-вот появятся.

Руш всмотрелся в лица, мелькавшие в пятнах света, и одно из них узнал.

— Вижу толстяка, — сказал он.

— Ричард Олдхем, — поправил его наушник.

Руш схватился за рукоятку пистолета.

— Иду на перехват.

Он на долю секунды задержался, выискивая просвет в плотном человеческом потоке, и вдруг увидел второго подозреваемого, подходившего с противоположной стороны.

— Черт! Наблюдаю второго, — произнес он и бросил взгляд на подопечных, явно двигавшихся навстречу друг другу. — Подкрепление далеко?

— Сорок пять секунд.

— Если пойду за одним, то наверняка потеряю второго, — сказал он.

Теперь ему даже не надо было поворачивать голову, чтобы держать их одновременно в поле зрения.

— Сорок секунд.

Подозреваемые явно не были знакомы. Они прошли в паре метров друг от друга, каждый из них бегло глянул на другого и вошел на станцию.

— Иду за ними, — сообщил он на центральный командный пункт и, не теряя из виду повернувших направо подопечных, заскользил в толпе, месившей грязную кашу на желтоватом полу. — Подозреваемые направляются на линию «Бейкерлу» и выходят на платформу в сторону «Пикадилли», — доложил Руш, ринувшись вниз по эскалатору. — Состав подходит!

Окружающие это тоже увидели. Когда двери вагонов разъехались в стороны и выпустили наружу поток пассажиров, чтобы тут же впустить обратно другой, агента окружил топот ног. Расталкивая толпу, он бросился вперед, подбежал к вагону только когда металлические створки уже закрылись, но облегченно увидел, что оба его подопечных по-прежнему стоят на платформе.

— Подозреваемые не сели, — тихо произнес он, глядя, как каждый клочок пространства платформы заполняется людьми, — имейте в виду, у одного из них большой рюкзак.

Руш силился понять, почему обе Куклы по собственной воле отложили свою поездку. И только в этот момент увидел на скамье взъерошенную женщину, тоже не предпринимавшую попыток сесть в поезд.

— Велите бойцам подкрепления пока не высовываться, — сказал Руш. Стоявший рядом японский турист окинул его странным взглядом. — Вы наблюдаете в дальнем конце женщину лет сорока в синей куртке и черных джинсах?

— Подождите, — прозвучал в ухе ответ командного центра.

Агент замер в ожидании, и тут женщина взяла хозяйственную сумку, встала и подошла к краю платформы. Повернув голову, Дамьен увидел, что оба подозреваемых намереваются сесть в следующий состав.

— Они собираются сесть в поезд. Группе захвата приступить к задержанию.

Едва Руш произнес эти слова, двух подозреваемых окружила толпа вооруженных бойцов и уложила на пол. Бросив взгляд на женщину в синей куртке, он увидел, что она стоит в самом конце платформы.

Вдали послышался грохот приближающегося поезда, боец группы захвата осторожно расстегнул молнию тяжелого рюкзака, который нес их подозреваемый.

Руш напряженно всматривался поверх голов.

Потом посмотрел время: 4 часа 54 минуты.

Пора было возвращаться к Бакстер.

Не успевая добежать до края платформы, он вклинился в толпу пассажиров, столпившихся у ближайшей двери, которая дважды закрылась и открылась вновь, пока створки окончательно не сошлись за его спиной. Игнорируя типично британские поцокивания языком и закатывания глаз, он стал протискиваться в чрево вагона, где было немного свободнее.

— Что было в рюкзаке? — спросил он дежурную командного пункта.

— Взрывчатка… — после некоторой паузы ответила она, — ее обезвредили… через две минуты подъедут саперы.

Он тут же переключил рацию на другой канал:

— Бакстер, я возвращаюсь.

— Принято.

— Осталось семеро… один из четверых уже у нас, — осторожно произнес он. В переполненном вагоне выражаться яснее было невозможно.

— Вполне возможно, что через минуту их будет уже два, — ответила она, — несколько секунд назад парни из MИ5 куда-то рванули. Так что возвращайтесь.

Он опять переключил рацию и застал самый конец какого-то сообщения:

— …подозреваемых. Агент Руш, вы слышали? — услышал он после короткой паузы.

— Нет, повторите, пожалуйста.

— Подтверждаю: женщина в синей куртке входит в число подозреваемых.

— Принято, — ответил Руш, пробиваясь сквозь живую стену.

Он добрался до конца вагона и заглянул в соседний в надежде разглядеть подопечную, но не смог ничего увидеть за плотной толпой.

— Следующая станция… «Риджентс-Парк», — прозвучало объявление. — Выход к…

Когда поезд сбавил ход, все склонились в унисон. За окнами замелькал плотный строй пассажиров, и состав остановился.

Руш выбрался на платформу и стал прокладывать себе в толчее путь к последнему вагону.

— Прошу прощения… звините… простите… — бормотал он, протискиваясь между телами.

Оказавшись внутри, Руш бросил взгляд на схему метро — от «Пикадилли» их отделяла только одна станция.

Он опять посмотрел время: 4 часа 57 минут.

— Простите… извините…

Добравшись до середины вагона, агент засек знакомую синюю куртку. Неряшливая женщина сидела, обхватив руками стоявшую у нее на коленях хозяйственную сумку.

— Наблюдаю подозреваемую.

— Где вы, Руш? — едва слышно спросила Бакстер, глядя, как на платформу, и без того запруженную людьми, прибывают все новые и новые пассажиры.

Оранжевые цифры на табло у нее над головой отсчитывали секунды до 5 часов.

— Третья группа: проверка связи, — уверенно рявкнула она в рацию, хотя сердце чуть не выпрыгивало из ее груди.

— Слышимость отличная, конец связи.

В толпе послышался шум.

— Третья группа: ко мне! — приказала Эмили и бросилась выяснять причину тревоги.

Какой-то растерянный человек, сжимая в руках разорвавшийся пакет, поспешно собирал вывалившиеся из него рождественские подарки, пока хрупкие безделушки не растоптали чьи-то ноги.

Эмили облегченно вздохнула, ее нервы были на пределе.

— Ложная тревога. Возвращайтесь на исходную.

По пути на командный пункт она получила сообщение одного из своих констеблей: в ночлежке для бездомных в Клэпхеме обнаружено взрывное устройство, напоминающее собой те, что использовались для атаки на Таймс-сквер. Хозяина сумки арестовали прошлой ночью.

Двое из четырех.

Когда Дамьен был всего в пяти шагах от сидевшей женщины, в ухе прозвучал искаженный помехами голос дежурной командного пункта.

— Агент Руш, сообщаю: по нашим сведениям, в ваш поезд на последней станции сел еще один подозреваемый. Подкрепление в пути.

— Пришлите подробности, — ответил он и, сделав последний рывок, наконец добрался до женщины.

Он стащил ее с сидения, ткнул лицом в пол и заломил за спину руки. Несколько ошарашенных пассажиров тут же попытались вмешаться.

— Стоять! Стоять! ЦРУ! — крикнул Руш, предъявляя удостоверение личности. — Вы арестованы! — сказал он извивавшейся под ним женщине.

Добрые самаритяне тут же сели на места, разделяя мнение других пассажиров, что от таких происшествий в переполненном вагоне лучше держаться подальше.

Когда поезд подъехал к станции «Оксфорд-Секес», Руш успел застегнуть на руке отбивающейся женщины наручник. Наблюдая одним глазом за пленницей, он стал вглядываться в толпу, пытаясь высмотреть подкрепление. Из вагона вышли несколько дюжин человек, но им на смену тут же вошли другие, окружив его со всех сторон.

Он застегнул второй наручник, бегло обыскал женщину и вытащил из-под нее полиэтиленовую хозяйственную сумку. Все так же прижимая рукой ее спину, Руш сунул внутрь руку и вытащил огромный, тускло блеснувший тесак мясника. Затем чуть было не положил его на пол, но вдруг понял, что среди взирающих на него перепуганных лиц много детей.

— Все в порядке! ЦРУ! — повторил он специально для тех, кто только что вошел.

После чего на мгновение задумался и обратился к мускулистому мужчине, который только что сел за ним.

— Можно вас на минуточку?

— Меня? — нерешительно спросил тот, почесал бороду с таким видом, будто никак не мог к ней привыкнуть, и встал.

Руш положил на пол табельное оружие, завернул тесак обратно в сумку, протянул ее парню и сказал:

— Держите, — сказал он.

Случайный помощник застыл в нерешительности.

— Ну что же вы, держите, только ни к чему внутри не прикасайтесь.

Бородач осторожно взял зеленую пластиковую сумку, сел на место и поставил ее себе на колени — в точности, как до этого женщина.

Когда двери опять закрылись, Руш увидел, что на платформу выбежали двое вооруженных бойцов — слишком поздно.

Поезд тронулся с места.

— Агент Руш! Агент Руш! — зазвучал в наушнике знакомый голос.

Громче, чем раньше… в панике.

— Женщина обезврежена. Приступаю к поиску…

— Агент Руш! В ваш поезд сели еще трое подозреваемых! Повторяю: в поезд сели еще трое подозреваемых.

— Принято, — медленно произнес Руш и поднял глаза на переполненный вагон, — срочно передайте старшему инспектору Бакстер: цель не станция, цель — состав.

Он почувствовал, что в кармане пиджака зажужжал телефон — это прислали данные на подозреваемых.

— Цель — состав, — повторил он и потянулся за пистолетом.

Незаметно для Руша на экране телефона появилось лицо гладко выбритого мускулистого мужчины.

Незаметно для Руша бородач поднялся с сиденья и встал над ним.

Незаметно для Руша он сжал в руках матово блеснувший тесак мясника и нанес могучий удар.

Глава 39

Вторник, 22 декабря 2015 года,

5 часов вечера

— Выводите людей! — орала Бакстер, перекрикивая автоматическое чрезвычайное сообщение для пассажиров.

Она немедленно отреагировала на сообщение Руша, но из-за напиравшей на лестницу толпы эвакуация намертво застопорилась. Оранжевый дисплей над их головами продолжал отсчитывать цифры: 17:00:34.

— Старший инспектор Бакстер, — настойчиво прозвучал в ухе голос, — я по-прежнему не могу связаться с агентом Рушем.

— Продолжайте вызывать! — ответила она и схватила за руку проходившего мимо сотрудника метро. — Нужно закрыть станцию! Людям нельзя сюда заходить!

Мужчина кивнул и убежал. У Бакстер вновь ожила рация.

— Что? — в отчаянии крикнула она.

— Прошу прощения. Соединяю вас с инспектором Льюисом из Центра обработки изображений.

— Сейчас?! — рявкнула Бакстер. На платформе как раз звучало сообщение о прибытии поезда.

— Пять минут назад мы засекли на записи одной из камер Лукаса Китона. Теперь пытаемся установить его текущее местонахождение.

— Хорошая новость… Где?

— Там… на станции… Совсем рядом с вами!

Бакстер встревоженно оглядела колышущуюся вокруг толпу и попыталась вспомнить фотографию, которую не так давно рассылала членам своей команды.

— Как он выглядит? — спросила она.

— Темная куртка, темный свитер.

Вокруг все были в темных куртках и темных свитерах.

Эмили нажала кнопку передачи, чтобы сообщить эту информацию подчиненным, но в этот момент в ухе резанул пронзительный вопль. Она инстинктивно выдернула наушник и увидела, что точно так же поступили и коллеги, обменявшись встревоженными взглядами, когда радиоволны донесли до них обрывки далеких, искаженных из-за помех криков, пробивавшихся хором голосов.

— Руш? — прошептала Эмили, но ей ответил лишь треск статического электричества. — Руш, вы меня слышите?

Вдали по рельсам загромыхал поезд.

Бакстер повернулась спиной к толпе и вгляделась в черный провал тоннеля. Из наушника леденящей кровь прелюдией неведомого ужаса по-прежнему доносились пугающие вопли.

Она медленно подошла к краю платформы. Тонкая паутина проводов над ее головой затрепетала в ожидании.

Из мрака долетел грохот, с каждой секундой становившийся все громче, от приближающегося чудовища под ногами задрожала земля. Теплый воздух, который оно волной гнало перед собой, был затхлым и отдавал железом, будто дыхание человека, харкающего кровью. Когда поезд ринулся к ним, тьму прорезали лучи двух ярких глаз.

Первое окно размазанным пятном пролетело мимо, скрыв то, что происходило внутри, за грязно-красной пеленой.

Толпу охватила паника, люди с громкими криками ринулись на улицу в отчаянной попытке спастись, но лишь заблокировали не только выход, но и переход на линию «Пикадилли». Перед глазами побежали кошмарные образы. По мере того как поезд замедлял ход, сцены внутри освещенных вагонов становились все продолжительнее: пассажиры давились у дверей, к стеклу прижимались тела, кто-то кричал о помощи, другие вздымали к небу окровавленные руки, взывая к богу, который за ними никогда не придет.

Бакстер вдруг заметила, что крохотный наушник в ее руке тревожно стих, и осторожно сунула его обратно в ухо в тот самый момент, когда прямо перед ней остановилась дверь.

За грязными окнами в разбитых пластмассовых коробах нервно мигали лампы. Эмили больше не слышала топота толпы за спиной, лишь череду бодрых звуковых сигналов, уверяющих, что это всего лишь остановка, такая же, как все остальные.

Железные двери разъехались в стороны…

Несколько сот пассажиров в страхе устремились прочь из поезда, только для того, чтобы тут же опять оказаться в ловушке. И тут на платформу к ногам Бакстер грузно упало тело; остекленевший взгляд мужчины свидетельствовал о том, что спасти его уже нельзя. Когда она вошла в вагон, чтобы оценить ущерб, ее, кроме тусклого света гаснущих ламп, встретил лишь треск электрических проводов.

Где-то на платформе раздались выстрелы, и в следующее мгновение послышался гулкий топот босых ног, быстро приближавшийся к ней.

Детектив молниеносно обернулась, инстинктивно выставила вперед ладони, чтобы защититься, и только по счастливой случайности схватила за руку набросившуюся на нее женщину. Они упали на пол вагона, и в губу Бакстер воткнулся кончик окровавленного ножа.

Свирепая противница вскочила на нее верхом и всем телом навалилась на нож. Рубашка на ней распахнулась, обнажив высеченную на груди надпись. Бакстер закричала и поймала ее за кисть, изо всех сил стараясь удержать. От напряжения у нее задрожали руки.

Нож вонзился глубже, царапнул Эмили по передним зубам, но в этот момент она вспомнила совет, который Руш дал ей в тюрьме Белмарш, и слепо ткнула противнице в глаз.

Женщина с пронзительным воплем отпрянула, Бакстер отшвырнула ее от себя и стала теснить. Та заметалась, как раненый зверь, и опять бросилась на нее.

Опять, теперь намного ближе, хлестнуло два выстрела. Зарубцевавшуюся татуировку, украшавшую грудь женщины, обезобразили две зияющие раны. Она выронила нож, плавно опустилась на колени и уткнулась лицом в пол.

— Вы в порядке, босс?

Бакстер кивнула, поднялась на ноги и поднесла руку к губе, в которой пульсировала боль.

— Руш! — позвала она и пошла по вагону, вглядываясь в лица.

— Старший инспектор Бакстер! — прозвучал в ухе голос.

— Руш!

— Старший инспектор Бакстер! — повторил голос.

Эмили прижала к уху палец.

— Говорите, — ответила она, не прекращая поисков.

Грохнули еще два выстрела, заставившие Эмили вздрогнуть и не позволившие расслышать конец фразы.

— Повторите.

— Старший инспектор Бакстер, мы потеряли Лукаса Китона.

Руш жадно хватал ртом воздух.

Пригвожденный к полу последнего вагона, он чувствовал, как из глубокой раны на плече вытекает толчками и струится по шее теплая кровь. Его придавил всей своей массой мускулистый противник, в которого агенту пришлось всадить пять пуль, чтобы положить конец беспорядочной резне. Его сковала мучительная боль в груди, которую истоптали спасенные им пассажиры, в испуге бросившиеся к выходу. Каждый раз, когда он делал вдох, внутри словно что-то царапало.

Рядом послышались чьи-то шаги.

— Чисто! — прозвучал чей-то голос.

Шаги приблизились.

Руш хотел позвать на помощь, но выдавил из себя лишь беззвучный вздох… Потом попытался еще.

Он почувствовал, что прямо через него переступили ноги в ботинках и двинулись дальше.

— Пожалуйста!

С каждым выдохом ему приходилось прилагать все больше усилий, чтобы вдохнуть в легкие воздуха.

— Эй… Вы меня слышите. Все в порядке. Возьмите меня за руку, — произнес кто-то неподалеку. — Вы ведь можете закрыть ради меня глаза, правда?

— Здесь застрял человек! — крикнул другой. — Мне нужна помощь!

В душе Руша вспыхнула надежда, но он так и не понял, что произошло, когда тот же голос заявил:

— Нет, все хорошо. Я ее вытащил. Вытащил! Пойдем.

Когда характер шагов изменился, Дамьен понял, что члены поисковой группы вышли на твердое покрытие платформы, опять оставив его наедине с мертвецом.

— Бакстер! — позвал он, но и сам едва услышал тихий шелест слов, которым полагалось быть криком о помощи.

Его дыхание стало прерывистее, мышцы под гнетом лежавшего на нем трупа растеряли остатки сил, и он смирился с мыслью, что ему придется изойти кровью на этом грязном виниловом полу задолго до того, как его найдут.

Он проиграл.

Бакстер выбежала обратно на платформу и посмотрела на море людей, пытавшихся пробиться к выходу. Страх охватил толпу со скоростью раздуваемого ветром огня: каждый впал в панику, руководствуясь лишь инстинктом самосохранения, и никто не замечал, к сколь губительным последствиям приводят их собственные действия…

Никто… за исключением одного-единственного человека.

Когда человеческая масса неуверенно двинулась вперед, Бакстер увидела его в дальнем конце платформы. В отличие от всех остальных, он смотрел не наверх, где было спасение, а на поезд и полицейских, пытавшихся найти выживших.

Их глаза встретились.

Это был Китон.

Эмили узнала его не по фотографии, а по шраму в форме ключа на щеке, оставшемуся после того, как она, тогда еще не зная, кто перед ней, вступила с ним в схватку в Бруклине, где прятался Филлип Ист.

Бакстер открыла рот, чтобы сообщить о его местонахождении.

И тут он пропал, поглощенный нахлынувшей на него толпой.

— Третья группа: продолжать поиск, — приказал в наушнике голос Бакстер, возвращая Руша к жизни, — первая и вторая группы: ваша цель — Лукас Китон. Его нельзя выпускать со станции.

Для слабеющего тела Руша это имя прозвучало выплеском адреналина, который приглушил боль в достаточной степени для того, чтобы он мог вытащить придавленную тяжеленным телом руку и схватиться пальцами за торчавший из пола вагона поручень. Чувствуя, что в груди что-то трещит и рвется от напряжения, Дамьен стиснул зубы, сделал усилие, спихнул с себя безвольный труп и, агонизируя в эйфории, глотнул воздуха.

Лежавшая на полу женщина в наручниках не пережила эвакуации, превратившейся в паническое бегство.

Руш поднял табельное оружие и с трудом встал на ноги, задыхаясь от усилий, которые потребовались, чтобы добиться столь незначительного успеха.

Потом устремил вверх взор и кивнул.

Нет, он не проиграл.

И оказался как раз там, где надо.

Глава 40

Вторник, 22 декабря 2015 года,

5 часов 4 минуты дня

— Полиция! С дороги! — заорала Бакстер, вглядываясь в толпу, медленно, сантиметр за сантиметром, продвигавшуюся к заблокированному выходу, и выискивая в ней Китона.

Она увидела его буквально через мгновение. Он был уже у подножия лестницы и беспокойно оглядывался, высматривая, в свою очередь, ее.

Когда он стал медленно подниматься по ступеням, она увидела у него в руках какой-то предмет.

— Следите за Китоном! — крикнула она в рацию. — Он поднимается по переходу на линию Бейкерлу. Обратите внимание: у подозреваемого в руках какой-то предмет. Будем считать его детонатором — пока не подтвердим обратное.

Перед Бакстер образовался проход. Она рванулась вперед и за каких-то пару секунд преодолела сразу несколько метров.

— Разоружить всеми доступными средствами.

— Бакстер, вы меня слышите? — прохрипел Руш, поднимаясь по аварийной лестнице в дальнем конце платформы, но ответом ему был только скрежет, издаваемый его собственным сломанным микрофоном.

Прислушиваясь к переговорам групп, Дамьен присоединился к массе, рвавшейся как можно быстрее оказаться на свежем воздухе. Держась за раненое плечо, он двинулся против течения к истокам этой нескончаемой человеческой реки.

В ухе оглушительно затрещали помехи.

Через секунду Руш увидел впереди на полу темный силуэт и разглядел за стеной быстро мелькавших ног полицейского в бронежилете, лежавшего лицом вниз у вершины ленты эскалатора.

— Черт!

Он оглянулся на море людей, растекавшееся по всем имеющимся выходам.

Получив немного больше пространства для маневра, пассажиры теперь шагом двигались в ожидавшую их ночь.

Время было на исходе.

Руш наугад врезался в толпу и стал прокладывать путь, отчаянно пытаясь отыскать Китона.

— Ранен полицейский! Ранен полицейский! Наверху у эскалатора Бакерлу, — сообщила по рации Бакстер. Щупая его пульс, она осознала, что это был специальный агент Чейз.

Пульса не было.

У каждого из выходов одиноко маячил агент ФБР, пытавшийся решить непосильную задачу и вычленить из армии двигавшихся ему навстречу людей одно-единственное лицо. Персонал лондонской подземки, со своей стороны, сдерживал натиск недовольных пассажиров у входа на станцию.

Из сотен тех, кто торопился оказаться отсюда как можно дальше, на Эмили оглянулся только один.

— Китон в десяти метрах от выхода 3! — сообщила она членам своей команды. — Не… дайте… ему… уйти!

Она стала проталкиваться дальше вперед и испытала чувство огромного облегчения, увидев, что за рядом открытых турникетов к Китону кратчайшим путем пробивается Руш.

— Руш! — позвала она.

Но он был слишком далеко, чтобы ее услышать.

Руш заметил человека со шрамом на щеке, каждые пару секунд оглядывавшегося назад.

А тот его не заметил.

Следуя вывескам, указывающим выходы на Риджент-стрит, Сент-Джеймс и Эрос, Дамьен был от него всего в нескольких метрах, когда толпа хлынула через выход на улицу в набиравший силу буран.

— Китон! — показал на него Руш и даже попытался крикнуть, но его хриплый шепот так и не достиг цели. — Это Китон!

Агент ФБР его не услышал — в отличие от самого Китона, который опять оглянулся посмотреть, далеко ли преследователи.

Китон опустил голову, прошел всего в нескольких дюймах от агента, вышел в стылую ночь и тут же побежал. Руш увидел в его руке какой-то черный предмет.

Руш поднялся по ступеням и смешался с хаотичной массой народа. На фоне культовых неоновых огней выделялись силуэтом металлические крылья Антероса. Выплеснувшись на улицу, эвакуированные полностью парализовали уличное движение — огни машин тянулись во все стороны, насколько хватало глаз.

С беззвездного неба без конца сыпался снег, голубоватый от мигалок экстренных служб. Холодный воздух обжег Рушу грудь. Он резко, мучительно кашлянул, увидел на руке несколько водянистых капелек крови и в этот момент заметил Китона, бежавшего по Риджент-стрит в юго-восточном направлении.

Руш бросился за ним по заполненной народом мостовой, лавируя между огромными куртками и тяжелыми пакетами с покупками. Из его рукава стекала тоненькая струйка крови, оставлявшая на снегу извилистый след, будто специально для Бакстер.

Бакстер ждала, когда в яростных переговорах по рации образуется пауза.

Ей казалось, что одновременно завыли все сирены города. Наушник разрывался от лихорадочных сообщений агентов СО15, подбиравшихся к еще одному террористу.

— Запрашиваю поддержку с воздуха! — запыхавшись, прокричала она в рацию. — Старший инспектор Бакстер… преследую… Лукаса Китона… Риджент-стрит… Двигаюсь по направлению к парку.

Отставая от него где-то на двадцать метров, она пересекла перекресток с Пэлл-Мэлл, чуть не столкнулась со скутером, решившим объехать намертво застрявшие в пробке автомобили, а когда выбежала на площадь Ватерлоо, из снежной пелены грозно выступили обосновавшиеся на ней бронзовые фигуры.

Бакстер пронеслась между ними. В ухе надрывалась рация, пытаясь пробиться до ее слуха сквозь завывание ветра. Она подбежала к лестнице, уходившей в темный провал Сент-Джеймского парка.

— Подозреваемого не наблюдаю! — зазвучал в ухе голос, когда она переключилась на канал участников другой операции. — Его кто-нибудь видит? Кто-нибудь видит его?

— Подтверждаю: северо-восточная оконечность площади… Прицельный выстрел невозможен.

Руш не мог дышать и все больше отставал от Китона, призрачный силуэт которого теперь маячил на пределе видимости.

Внезапно ночной воздух прорезал рев лопастей вертолета, с неба упал ослепительный луч прожектора, метнулся к входу в парк и озарил стража, охранявшего вход, — потемневшего бронзового падшего ангела. Азазеля.

Потом двинулся дальше и стал шарить из стороны в сторону, пытаясь нащупать Китона. Шагая по девственно чистой белой поверхности, Руш оставлял темные следы. Впереди склонились над обледенелым прудом тяжелые от снега плакучие ивы — их будто манила вода, чтобы заморозить, когда они будут жадно пить.

Город исчез, за пределами парка не было видно ничего, кроме бурана. Когда они вышли на открытое пространство, Руш вытащил из пистолета обойму и вставил новую.

Потом остановился и прицелился. Замерзший пруд отражал свет прожектора, озаряя небеса. Теперь Китон представлял собой лишь тень, уменьшавшуюся с каждой секундой.

Превозмогая боль в груди, Руш вытянул руку и взял удалявшуюся фигуру на мушку. Поскольку ему в лицо дул ветер, агент, учитывая его направление и скорость, скорректировал линию огня и застыл, дожидаясь момента, когда на цель упадет свет прожектора.

Потом выдохнул, чтобы придать руке устойчивость, и медленно-медленно нажал на спусковой крючок.

— Огонь!

— Пострадал гражданский! Цель ранена… Визуального контакта нет. Повторяю: визуального контакта нет.

Бакстер шла по ярко-красному следу на снегу, прислушиваясь к переговорам коллег из СО15. В пурге хлестнул выстрел. Она видела, как впереди остановился Руш, но Китона от нее скрывала белая пелена.

У Эмили саднило горло, она перевела дух и бросилась вперед.

Китон, выхваченный из тьмы дрожащим кругом света, тут же упал на землю.

Руш подошел к раненому, который отчаянно пытался дотянуться до лежавшего в нескольких футах от него устройства; с каждым долгим, конвульсивным выдохом изо рта лежавшего ничком Китона вырывались облачка пара, напоминавшие клубы дыма.

— Руш! — донесся издали едва слышный голос Бакстер.

Он поднял голову и увидел, что она бежит к ним.

Китон все полз к маленькому черному прибору. Руш нагнулся, поднял его и увидел, что это мобильный телефон.

Он озадаченно его перевернул, взглянул на дисплей, через несколько мгновений отшвырнул аппарат и со свирепым выражением на лице повернулся к Китону.

В двух метрах от них, на медленно заметаемом снегом экране шел ролик, предназначавшийся десяткам миллионов зрителей по всему миру.

На записи продолжительностью в сорок шесть секунд плачущий, но ничуть не раскаявшийся Китон брал на себя ответственность за все преступления, при этом показывая фотографии своих близких с их именами и датами смерти… Ни разу он не упомянул об Алексее Грине и его возлюбленной невесте.

— Руш! Он нам нужен живым! Живым! — завопила Бакстер, увидев, что напарник приставил к виску миллионера пистолет.

Освещенное ярким прожектором действо на утопающей во мраке сцене.

— Где пульт? — едва услышала она сквозь тарахтение кружившего наверху вертолета вопрос Руша, который осознал, что у них так и нет устройства, приводящего в действие бомбы.

До цели ей оставалось совсем чуть-чуть.

— Огонь на поражение! Огонь на поражение! — послышалось в наушнике. — Подозреваемый обезврежен.

Руш с силой ударил Китона рукояткой тяжелого оружия, но тот лишь улыбнулся, показав окровавленные зубы. Снег под ним побагровел.

— Руш! — завопила Бакстер, подбегая к ним и на последнем метре заскользила по льду, чтобы остановиться.

Затем упала на колени в снег, схватила Китона за пальто и стала отчаянно искать рану. Зияющее выходное пулевое отверстие чуть ниже плеча ее пальцы обнаружили раньше, чем увидели глаза. Эмили спустила рукав своей куртки, обмотала им руку и с силой прижала ее к ране, пытаясь остановить кровь.

— Где ты спланировал теракт?! — спросил Руш.

Бакстер увидела, что на лице коллеги, от которого ускользал последний шанс исправить допущенную когда-то ошибку, появилось выражение непередаваемого отчаяния.

— Руш! Он ничего не скажет нам, если умрет! Помогите мне.

Сидя на грязном полу туалета метро, последняя Кукла Грина плакала. Где-то сверху не смолкал стрекот наворачивающего круги вертолета.

Ему никогда еще не было так одиноко.

Он слышал наверху их голоса, когда они подбежали к двери и заняли позиции, тяжело топоча ногами, будто собаки, чья жертва вдруг юркнула под землю.

Он в отчаянии закричал и рванул ворот куртки свободного покроя, в которую его нарядили. В спину больно впились провода и детали.

Несмотря на все наставления и поучения доктора Грина, он забежал на пустынную улочку и будто робкое животное забился в единственное доступное ему убежище… заглотил наживку.

— Эйден Феллон! — прогрохотал свирепый, искаженный мощными динамиками голос. — Вы окружены.

Эйден зажал ладонями уши, но заглушить его не смог.

— Снимите куртку и медленно выходите, в противном случае нам придется принудительно ее взорвать. У вас тридцать секунд.

Эйден оглядел мерзкое помещение, которому предстояло стать его могилой — вполне подходящий мемориал для такого презренного неудачника, как он. Все, что ему хотелось, это еще раз увидеть доктора Грина, сказать, что тот стал ему лучшим в жизни другом, и попросить прощения за то, что он его так подвел.

— Пятнадцать секунд!

Эйден медленно поднялся на ноги и вытер о штаны руки.

— Десять секунд!

Он посмотрел на себя в грязное зеркало и увидел в нем самую жалкую пародию на человека. Глядя в глаза своему отражению, Эйден улыбнулся, дернул короткую веревочку, висевшую у него на груди… и почувствовал, как его поглощает огонь.

— Руш, помогите мне! — поморщилась Бакстер, сильнее прижимая рукав куртки к угрожающей жизни ране.

Где-то вдалеке громыхнул взрыв.

Едва держась на ногах, Руш отошел от Эмили с их умирающим пленником и посмотрел поверх деревьев. Вертолет тут же полетел по направлению к вспыхнувшему в небе рыжему зареву, забрав яркий свет прожектора с собой.

Агент растерянно смотрел в пустоту, не желая признавать, что они проиграли, что у него никогда не было предназначения в жизни… Что никогда не было никакого плана.

Им оставалось лишь ловить снежинки да смотреть, как на землю падает небо.

— Руш! — позвала Бакстер, из последних сил пытаясь остановить хлещущую из раны кровь; ее наушник разрывался от напряженных переговоров. — Руш! Мы ведь не знаем в точности, что там случилось.

— Разве мы могли сделать что-то еще? — спросил он, не поворачиваясь к ним.

Она не знала, говорит он с ней или с кем-то еще.

Эмили встревоженно смотрела, как он поднимает и опускает пистолет.

— Руш, — сказала она как можно спокойнее, стараясь не обращать внимания ни на треск голосов в наушнике, ни на холодный, пропитанный кровью Китона рукав куртки, — уходите… так нужно… ради меня… пожалуйста.

Он повернулся и увидел в ее глазах слезы.

— Не стойте, Руш… идите, — с мольбой в голосе произнесла она и бросила нервный взгляд на оружие в его руке.

Она не могла потерять его, у нее не было права принести еще одного друга в жертву неотразимому шарму сладкой, жестокой мести.

— Ты хочешь убить меня, Руш? — едва слышно прохрипел Китон, услышав, как Бакстер назвала коллегу по имени.

— Заткнись, — зашипела на него детектив.

Ей нужно было вызвать «скорую», но она не могла ни отнять от раны руку, ни вклиниться в бурный поток срочных донесений, от которого разрывалась рация.

— Ты в самом деле думаешь, что мне до этого есть дело? — продолжал Китон немного заплетающимся от потери крови языком. — В этом мире я достиг всего, чего только мог, и делать мне здесь больше нечего.

— Я сказала, заткнись! — гаркнула Бакстер, но Руш уже зашагал обратно к ним.

— Мои близкие сейчас с Богом, и куда бы я ни попал, там мне будет лучше, чем здесь, — сказал Китон и выжидательно посмотрел на Дамьена, когда тот встал рядом с ним на колени.

Видя, что ситуация с каждым мгновением накаляется, Бакстер отняла руку от груди Китона и нажала на рации кнопку передачи:

— Старший инспектор Бакстер. Срочно пришлите «скорую» в Сент-Джеймский парк. Конец связи.

Она умоляющим взглядом посмотрела на Руша и опять зажала рану на груди Китона.

— Интересно, Он сейчас здесь? — пробормотал Китон, увидев на шее Дамьена серебряный крестик. — Слышит нас в эту самую минуту? — продолжал он, выискивая на небе хоть малейший знак. — Интересно, Он хоть сейчас обратил на нас свое гребаное внимание?

Помимо своей воли Руш вспомнил дословный перевод имени Азазель: Сила над Богом.

И тут же отогнал от себя эту мысль.

— Полтора года… — закашлялся Китон, давясь слезами вперемешку со смехом, и сменил позу, чтобы лечь удобнее на снегу. — Полтора года я без конца ходил в ту больничную палату и сидел у постели сына точно так же, как ты сейчас сидишь передо мной. Полтора года смиренно молил о помощи… но так ее и не дождался. Понимаешь, если шептать, Он тебя не слышит… но вот теперь мой голос до Него точно дойдет.

Руш бесстрастно взирал на распростертого на земле человека.

Вокруг никого не было, парк погрузился в тишину, нарушаемую лишь воем ветра, обрывками голосов в наушнике Бакстер да затрудненным дыханием Китона.

— Руш? — прошептала детектив, не в состоянии расшифровать выражение его глаз.

Он медленно завел за шею руки, расстегнул замочек распятия и снял его. Серебряный крестик завертелся на цепочке.

— Руш? — повторила она. — Руш!

Он посмотрел на нее.

— Мы до сих пор не знаем, чем закончилась операция, но что бы ни случилось, вам не в чем себя винить. Вы и сами это знаете, разве нет? — спросила она.

К ее удивлению, он улыбнулся, будто с его плеч свалилась непосильная ноша.

— Знаю.

Цепочка с крестиком скользнула между его пальцев и упала в белый снег.

— Значит, все в порядке? — спросила она его и бросила взгляд на Китона.

Руш кивнул.

— Вызывайте подмогу, — сказала она и облегченно вздохнула, понимая, что ее друг в очередной раз продемонстрировал всю свою внутреннюю силу.

Бросив последний взгляд на человека у его ног, Руш вытащил телефон и с трудом встал.

А когда отошел в сторону, в ухе Бакстер застрекотали отрывки сообщений МИ5.

— Руш, все хорошо! — взволнованно крикнула она ему; кровь между ее пальцами теперь текла медленнее. — Они его обезвредили! Окружили в закрытом помещении… в результате взрыва пострадал только один человек… сам террорист!

Не в состоянии сдержаться, Бакстер победоносно посмотрела на Китона:

— Слыхал, ублюдок? — прошептала она. — Его обезвредили. Он мертв.

Китон подавленно уронил голову на снег, закрыл глаза и по привычке произнес слова, слишком часто приходившие ему на ум за время проклятого пребывания на этой земле:

— Богу просто понадобился еще один ангел.

Руш замер на середине шага.

Бакстер даже не осознала, что отняла от раны окровавленные руки, ее взор затуманили навернувшиеся на глаза слезы. Единственным, о чем она могла в этот момент думать, было прекрасное лицо Кертис.

Она даже не услышала приближающийся хруст снега.

Она не почувствовала, как ей в лицо брызнула теплая кровь, и не поняла, почему тело в ее руках так неистово задергалось… когда в него вошли еще три пули.

Руш стоял над Китоном, по его щекам катились слезы.

Детектив подняла на него глаза и невидящим взглядом смотрела, как он опять нажал на спусковой крючок… потом еще, еще и еще… до тех пор, пока тело не превратилось в бесформенную массу на грязном снегу, пока у него в обойме не закончились патроны.

— Никакого Бога нет, — прошептал он.

Бакстер просто сидела, открыв рот, и смотрела. Ее друг сделал несколько неуверенных шагов и рухнул на землю.

Из покалеченных легких Руша вырвался вздох облегчения.

Он услышал, что Бакстер окликнула его и поползла к нему.

Но лишь грустно улыбнулся, глядя в низко нависшее небо…

…и высунул язык.

Эпилог

Среда, 6 января 2016 года,

9 часов 56 минут

— Никакого… Бога… нет…

Агент Синклер вскочил на ноги, промчался мимо зеркального окна и выбежал из допросной комнаты.

— Отлично, спасибо за сотрудничество, старший инспектор. Думаю, на этом все.

Эткинс вздохнул, вытер вспотевший лоб и собрал вещи.

Бакстер насмешливо помахала ему рукой, глядя, как он бросился вслед за разъяренным агентом ФБР — наверняка собираясь целый час целовать его в задницу.

— Босс у нас дипломатична, как всегда, — фыркнул Сондерс, с ухмылкой глянул на Ваниту и перевел взгляд на устроившегося в углу мужчину. Меж тем американец с важным видом вышел из комнаты.

Они сидели в тесном помещении, примыкавшем к допросной, и наблюдали за происходящим через зеркальное окно.

— Ну почему, почему она не может побыть вежливой каких-то долбаных двадцать минут? — простонала Ванита. — Неужели это так трудно?

— Видимо, трудно, — пожал плечами Сондерс.

Мужчина в углу согласно кивнул.

— Вы-то хоть не начинайте. Вас вообще здесь быть не должно, — сказала она ему, массируя лоб, за которым набирала силу боль.

Чтобы побыстрее отделаться от психотерапевта, Бакстер махнула ей рукой, давая понять, что она в полном порядке и не испытывает ни малейшего желания «о чем-нибудь поговорить».

Позабыв, что на нее все еще могут смотреть, как оно, впрочем, и было, Эмили закрыла руками лицо и легла грудью на стол.

— Ты куда собрался? — обратился Сондерс к мужчине, который встал и направился к двери.

— Хочу ее увидеть, — без особых затей ответил он.

— Похоже, ты не очень понимаешь, что означает «находиться под арестом», — сказал Сондерс.

Мужчина посмотрел на Ваниту, выглядевшую такой же уставшей, как Бакстер.

— У нас был уговор, — напомнил он ей.

— Идите уж, — ответила она и махнула рукой, — хуже все равно уже не будет.

Мужчина весело улыбнулся, повернулся и вышел в коридор.

— Нас за это уволят, — сказал Сондерс, глядя ему в спину.

— Уволят, — кивнула Ванита, — конечно, уволят.

Бакстер услышала приближающиеся шаги, но не узнала в них ни строевую поступь американца, ни ленивое шарканье Эткинса.

И застонала, все так же закрывая ладонями лицо.

По полу провезли металлический стул, а когда непрошеный гость сел за хлипкий стол, тот угрожающе зашатался. Эмили гневно вздохнула и подняла голову. У нее резко перехватило дыхание, как будто ей со всей силы врезали под дых.

Импозантный мужчина напротив неуклюже ей улыбнулся и немного отклонился на стуле, на тот случай, если ей вдруг захочется съездить ему по физиономии. Его темные волнистые волосы были длиннее обычного, но ярко-синие глаза не изменились и все так же пронизывали Эмили насквозь, как и в тот момент, когда он ушел из ее жизни.

Бакстер могла лишь смотреть на него непонимающим взглядом, не в состоянии выдержать еще одну опустошительную бурю эмоций.

— Ну… привет! — попробовал он начать разговор, словно они расстались только вчера.

Он положил на стол скованные наручниками руки и стал придумывать какую-нибудь глубокомысленную фразу, которая превратила бы затянувшееся на полтора года молчание в нечто совершенно обыденное и восстановила веру Бакстер в него.

Наконец Волк определился:

— Сюрприз!