Коварная обольстительница

Глава седьмая

Эмили захлопнула дверцу машины и торопливо пересекла больничную парковку. В одной руке она сжимала ключи от машины, в другой держала сумку. Широкие двери приемного отделения раздвинулись, чтобы пропустить бригаду «скорой помощи», выкатывающую пустые носилки к санитарной машине. Эмили вошла, остановилась пред окошком регистратуры и выдохнула:

– Ида Бентли.

Женщина за окошечком долго вглядывалась в нее, потом медленно повернулась на вращающемся стуле, чтобы взглянуть на список на экране компьютера. Вновь повернувшись к девушке, она сложила руки на столе и сказала:

– Она на обследовании. Если…

– В каком кабинете? – нетерпеливо спросила Эмили.

– К пациентам допускаются только ближайшие родственники.

– Я. родственница, – не моргнув глазом солгала Эмили. – Это бабушка моего мужа.

Женщина снова повернулась к экрану компьютера.

– Ваша фамилия?

– Эмили Престон, – ответила Эмили. – Ее внук Коул – мой муж. Мы – единственные ее родственники. Мне сказали, что Коул приехал вместе с ней на «скорой».

Женщина чуть кивнула в сторону дверей и рассеянно нажала красную кнопку на своем столе со словами:

– Комната номер три, вторая слева.

– Спасибо!

Вне себя от волнения, Эмили открыла дверь под номером «три». Никакой кровати там не было, только пустое пространство на том месте, где она должна была бы быть. Коул сидел на синем пластмассовом стуле у дальней стены, поставив локти на колени и обхватив руками голову.

Эмили помедлила, сделала долгий медленный вдох, чтобы успокоиться, и только потом тихо позвала:

– Коул!

Руки мужчины взметнулись, словно в него выстрелили. Глаза Коула покраснели, темные ресницы слиплись от слез. Он проглотил подступивший к горлу ком, потер глаза и снова взглянул на нее.

– Где Ида?

– Ей делают компьютерную томографию, – сказал он, медленно вставая.

– Что случилось? – Эмили бросила свою сумку на другой стул и шагнула к нему. – Она упала?

Коул развел руки в стороны и, обняв ее, ответил:

– У нее был инсульт.

Прижавшись щекой к груди Коула, Эмили слышала и чувствовала, как тяжело и учащенно бьется его сердце.

– А врачи еще не определили, насколько это может быть серьезно? – спросила она, стараясь с ходу узнать как можно больше о здоровье своей дорогой подруги.

– Я ничего не знаю, Эмили, – ответил он напряженным голосом, теснее прижимая девушку к себе. – Ничего.

Она слегка высвободилась, чтобы встретиться с ним взглядом.

– А что тебе сказали Тим и Лэрри?

Нахмурившись, он задумался.

– А кто это?

– Тим и Лэрри – это работники «скорой помощи», которые приезжали за Идой и привезли ее сюда. Они сказали что-нибудь?

Коул отпустил ее и начал медленно ходить из угла в угол.

– Сейчас подумаю, – начал он. – Они вошли, осмотрели бабушку, спросили у меня, когда появились первые симптомы, а потом положили ее на носилки. Я не мог ничего сказать им точно, Эмили. Бабушка была в полном порядке, когда я вошел в дом сегодня утром. Потом она разбудила меня, ее речь была смазанной и замедленной, а одна сторона тела безжизненной…

– Ты смог сказать им примерное время, прошедшее между этими двумя ее состояниями?

– Я сказал, что часа два. Но, честно говоря, не знаю точно. Я не посмотрел на часы перед тем, как лег.

Эмили пыталась вспомнить поминутно все, что делала сегодня утром, в надежде точнее определить, сколько времени ушло на то, чтобы вызвать к Иде помощь. Коул произнес еще более напряженным, чем раньше, голосом:

– Боже, Эмили, я не представляю, как она смогла добраться до моей комнаты в таком состоянии… Господи, какой же я негодный внук!

– Коул, – твердо сказала Эмили, – не твоя вина в том, что Иду настиг удар.

– Да? Хочешь, поспорим?

Прекрасно понимая, что никакие доводы и логика тут не помогут, Эмили решила задать дурацкий вопрос:

– Ты ведь не выбросил коробки с адресами ее просителей, правда?

Он улыбнулся. Искренне. Но улыбка быстро померкла.

– Она нашла те бумаги о домах престарелых в кармане моего пиджака. И это не доставило ей радости. Давление, видимо, подскочило. – Он взъерошил свои волосы. – Господи, ведь ты предупреждала меня, а я тебя не послушал!..

– Ну, если ты, конечно, не вытащил чемоданы Иды и не начал паковать ее вещи, не думаю, что тебя можно считать причастным к ее инсульту.

– Нет, – сказал он, качая головой. – Я сказал только, что вариант с домом престарелых – это то, что нам нужно когда-нибудь обсудить. Теперь я понимаю, что мне не следовало говорить этого.

Эмили села на пластмассовый стул.

– Неужели тебе всегда было присуще такое обостренное чувство вины? – спросила она, снова наблюдая за его хождением из угла в угол.

– Здешний доктор вообще мало что сказал, – вновь заговорил Коул. – Просто провел два быстрых теста на рефлексы, проверил глаза и сердце, и они рысью увезли ее отсюда.

– Ну, по крайней мере, не галопом, – сказала Эмили. – Вот это было бы плохо. А Ида находилась в сознании?

Коул кивнул.

– Бабушка помахала мне рукой, когда они везли ее на компьютерную томографию. Она что-то сказала, но ее речь была так смазана, что я не понял ни слова.

– Никто не говорил, сколько времени занимает эта процедура?

– Нет. Никто мне ничего не говорил, Эмили.

В глазах Коула застыло отчаяние.

– Так вот. У меня есть для тебя небольшая новость… – начала Эмили.

Коул замер на месте и в упор посмотрел на девушку.

– Ты же не можешь сообщить мне, что беременна. Как ты могла узнать так скоро?

Господи, полное отсутствие логики! Для промышленного магната его реакция на «небольшую новость» никуда не годилась.

– Нет, я не беременна, – успокоила она его. – Но на случай, если кто-нибудь здесь тебя спросит, я – твоя жена.

Коул уставился на девушку в недоумении.

– Мне пришлось представиться миссис Престон, чтобы меня пропустили сюда, – объяснила Эмили. – Допускаются только близкие родственники. Наверное, мне надо было сказать, что я тоже внучка, но это не приходило мне в голову до сих пор.

Он кивнул. Очень-очень слабо, очень-очень медленно…

– Спасибо, что пришла.

– Я примчалась, как только услышала, что Иде вызвали «скорую». И останусь здесь до тех пор, пока буду тебе нужна.

– А как же твоя бригада кровельщиков?

– К моему удивлению, они сказали, что делали такую работу сотни раз и им не нужно от меня никакой помощи. Я была поражена.

Он улыбнулся.

– Вы неподражаемы, Эмили Рейне.

– Да, знаю, – ответила она. – Ты говорил мне это прошлой ночью. Дважды, насколько я помню.

– Сейчас это совсем другое.

Эмили пыталась решить, хочет ли, чтобы он объяснил свои слова, когда в дверь постучали и на пороге комнаты возник высокий худощавый мужчина в синих бахилах, державший в руке медицинскую карту. Эмили встала. Она вгляделась в лицо вошедшего, готовая к тому, чтобы увидеть предательские признаки плохой новости. Но не увидела. Мужчина был спокоен и умиротворен. Девушка прислонилась к стене, чтобы не упасть от охватившего ее чувства облегчения.

– Мистер и миссис Престон? – спросил мужчина.

– Да, – ответил Коул.

– Я доктор Уилсон, невропатолог, – представился он, затем раскрыл медицинскую карту. – Я осмотрел вашу бабушку и рекомендую оставить ее здесь на сутки – двое для обследования.

– Для обследования? – осторожно переспросил Коул.

Доктор Уилсон начал объяснять:

– Компьютерная томография показала, что миссис Бентли перенесла так называемый ишемический инсульт. Из двух возможных типов инсультов этот – менее опасный. В то время как его симптомы являются пугающими для всех – потому что обычно все случается внезапно и неожиданно, – своевременное лечение, как правило, помогает предотвратить значительное и необратимое повреждение мозга. Мы ввели все необходимые лекарства, чтобы ликвидировать артериальную блокаду, и ожидаем, что состояние вашей бабушки резко улучшится в течение двадцати четырех часов. Тогда мы решим, какую терапию ей назначить, и выпишем ее. У вас есть какие-то вопросы?

Эмили понимала, что пока доктор не мог ответить ни на какие вопросы. Вот через двадцать четыре часа…

– В какой она палате? – спросил Коул.

– Мы предпочитаем давать медперсоналу время на устройство пациентов. Не следует спешить. Почему бы вам не пойти пообедать? К тому времени, как вы вернетесь, миссис Бентли уже сможет принять посетителей. Но визит тем не менее должен быть коротким. Не стоит ее слишком утомлять. У нее был трудный день, и ей надо хорошо отдохнуть.

И со словами «До завтра!» врач вышел.

– Спасибо, доктор, – сказал ему вслед Коул.

– Спасибо, – добавила Эмили и обняла Коула за талию. – Не знаю, как ты, – сказала она, улыбнувшись, – но хорошие новости всегда возбуждают мой аппетит. А тебе не хочется чего-нибудь поесть?

– А ты уверена, что новость хорошая?

– Я уверена, что все могло бы быть намного-намного хуже, Коул.

– Ты меня убедила, – сказал он, и Эмили почувствовала, как спадает его напряжение. Он поднял бровь и улыбнулся. – Мы с тобой пировали на уединенном пляже, когда бабушка разбудила меня.

Еще одна из его фантазий. Раз так, она не станет возражать, Пусть удивляет ее. Прямо сейчас…

– Я думаю, что целого поросенка и горшок гавайского кушанья из корня таро будет найти нелегко, но в квартале отсюда есть одно местечко, где на гриле жарят колбаски и подают сэндвичи со свининой. Подойдет? – спросила Эмили.

– Все подойдет, – согласился Коул, беря ее за руку. – Мне просто необходимо набраться сил перед тем, как мы пойдем навестить бабушку.

Он повел ее к двери. Эмили по пути схватила со стула свою сумку. Коул Престон, человек железной воли и острого ума, снова становился собой. Радуясь этому, она молча шла рядом с ним. Они покинули здание больницы и направились в сторону ресторанчика с грилем.

Перед ними уже стояли подносы с едой, когда Коул наконец заговорил.

– Ты думаешь, что она поправится, Эмили? – спросил он, гораздо лучше владея собой, чем пять минут назад. – То есть я хочу сказать, ты считаешь, что лекарства, которые ей дали, устранят все нарушения?

Девушка пожала плечами, продолжая разрезать пополам свой сэндвич.

– Пока рано что-либо утверждать. Иногда случается чудо, и никаких признаков инсульта вообще не остается. А бывает, что нарушения части мозга все же имеют место, но они компенсируются за счет других частей мозга, и все функционирует почти нормально. А бывает…

– Бывает что? – спросил он.

– Все зависит от того, какая часть мозга была поражена и насколько сильно. У моей бабушки тоже был инсульт. Так вот, она частично потеряла способность контролировать свое поведение в обществе…

– Бедняга!..

Эмили откусила кусочек сэндвича и помотала головой.

– Да будет тебе известно, Коул, – сказала она, промокнув уголки рта салфеткой, – что моя бабуля прожила долгую и на самом деле счастливую жизнь после удара.

– Намного более счастливую, чем окружавшие ее люди?

Эмили понимала, куда он клонит и о чем спрашивает.

– Бывали дни, когда она была единственной, кому было хорошо, но в основном было хорошо всем.

Коул надолго задумался. Эмили уже покончила со своим сэндвичем и доедала капустный салат, когда он прервал молчание:

– Прости меня за такой вопрос, но как твоя бабушка умерла?

Он явно не мог не думать о худшем.

– Бабуля врезалась в автобус. – (Ужас появился на лице Коула.) – Точнее, – добавила Эмили, – стукнула своим ходунком в левую переднюю часть городского автобуса.

Хмыкнув про себя, Коул покачал головой.

– И чем вся эта история закончилась?

– Она ударилась о край тротуара, сломала бедро, и ее положили, в частную клинику, чтобы она там поправлялась. Какое-то время так и было. Но потом ее разум затуманился, и в конце концов бабушка угасла. Говорили о душевном расстройстве.

– Это многое объясняет, как ты понимаешь.

Да, она понимала. И может быть, теперь, когда он тоже понимал, он по-иному посмотрит на свое решение относительно бабушки.

Коул откинулся на спинку стула и задумался. Она увидела, как он погрузился в воспоминания. Его глаза повлажнели, он откашлялся.

– Всем, что есть во мне хорошего, я обязан своей бабушке, – сказал он, моргая, и потянулся за своим бокалом.

Сделав глоток, он продолжил:

– Ребенком я проводил все летние месяцы и праздники с бабушкой. Ни разу в жизни я не слышал, чтобы она сказала хоть одно плохое слово о моей матери или отце. Ни единого. Но когда я оглянулся назад, став взрослым, я понял, что родители были слишком заняты собой. Бабушка заполнила эту брешь. В каждый День благодарения, в Рождество и Пасху мы устраивали обед в приюте для бездомных. Они были такими грязными, жалкими… В большинстве своем сумасшедшими… Не могу сказать, сколько раз я видел, как бабушка садилась рядом с ними, обнимала за плечи и рассматривала вместе с ними потрепанные старые фотографии, которые они доставали из своих котомок. Фотографии их матерей, детей, приятелей военных лет, любимых в детстве собак. – Коул тихо засмеялся. – И она всегда находила время, чтобы их выслушать и пожалеть. – Он облокотился на стол. – Знаешь, у нее всегда была с собой пачка однодолларовых купюр. Сколько денег она опустила в ящики для пожертвований за все годы! Вспоминая об этом, я думаю, что карандаши из индейской резервации лишь капля в море адресованной бабушке благодарности.

– Карандаши? – повторила она.

– Три набора адресов и коробка с карандашами из кедра пришли с сегодняшней почтой. Она отправила деньги на профессиональное обучение, а в знак благодарности ей прислали карандаши.

– Это так важно – сказать «спасибо».

– И «пожалуйста», а также «разрешите», и «извините», и. «я сожалею». Бабушка всегда была сторонницей хороших манер. – Коул снова засмеялся. – Ребенком я с ненавистью занимался в школе хороших манер мисс Таннер. День за днем меня учили тому, какая вилка для чего предназначена, как пить и есть, как правильно разрезать то, что лежит на тарелке. Представляешь?

– Не представляю, – смеясь, сказала Эмили.

– Мисс Таннер напоминала нам каждое утро, что хорошие манеры могут сгладить самые неловкие моменты, открыть такие двери, которые без этого останутся закрытыми, и помогут жить в более цивилизованном и спокойном мире. – Он усмехнулся и вздохнул. – Бабушка поместила в рамку мое свидетельство об окончании этой школы. Когда ты в следующий раз будешь в ее доме, я покажу тебе. Оно висит на стене в моей спальне. Прямо возле двери, чтобы я видел его и помнил об уроках мисс Таннер каждый раз, когда выхожу из дома.

– И не только об уроках мисс Таннер, но и о том, чему учила тебя Ида.

Его улыбка немного померкла, но не исчезла.

– Ты знаешь, что интересно? Для меня, во всяком случае. Самые мои яркие детские воспоминания связаны с теми периодами, которые я проводил у бабушки. Остальное… Я помню, конечно, людей, места, вещи… Но все это мало для меня значит.

Да, Эмили прекрасно понимала, как такое могло быть. Именно Ида вырастила Коула, отдала ему всю свою душу. Понятно, что бабушка была центром его сердца, его мира, его жизни. И так же понятно, что инсульт, который она перенесла, выбил почву у него из-под ног.

До сегодняшнего дня Коул по-настоящему не задумывался о том, что Ида стареет и нуждается в заботе. Игнорируя тот факт, что когда-нибудь Ида не сможет сама себя обслуживать, он думал только о том, что ее надо защитить от мошенников, нечистоплотных сборщиков пожертвований и нечестных подрядчиков.

В тот день, когда Коул столкнулся лицом к лицу с миром без бабушки… Глубоко в душе он знал, что его ждет пустота. И испугался. Страх определил все его дальнейшие действия. Каждый цент заработанных им денег был предназначен для лечения Иды, для приобретения лучших лекарств и любых средств, которые он мог найти.

Иде очень повезло, что ее любят так глубоко и сильно. Эмили почувствовала боль в груди, и у нее перехватило дыхание. Чтобы не позволить эмоциям захлестнуть ее, она взяла свой бокал, долго тянула напиток через соломинку, а потом спросила первое, что ей пришло в голову:

– А дедушка когда-то существовал?

Коул закатил глаза и слегка подался вперед.

– Они тайно сбежали из дома. Он трагически погиб во время какого-то инцидента, в котором фигурировали трехэтажный дом, рояль и потертая веревка. В Чикаго. За шесть месяцев до рождения моей мамы.

– Слишком неправдоподобная история.

– Да, я тоже никогда этому не верил.

– Понимаешь, в те времена необходимо было иметь хоть какого-то мужа. Судя по тому, что ты рассказал, это была, возможно, единственная уступка общественному мнению, которую твоя бабушка сделала в своей жизни.

Кивнув, Коул взглянул на часы.

– Скорее всего, ее уже разместили. Ты готова вернуться?

– Разумеется. Пошли, – ответила ему Эмили.

Как и сказала им дежурная в регистратуре, бабушка крепко спала. Коул смотрел, как Эмили осторожно поправляет одеяло под рукой его бабушки и располагает капельницу под правильным углом. Она обращала внимание на такие детали, с такой любовью все делала…

– Ты выглядишь уставшей, – прошептал Коул, когда девушка встала рядом с ним.

– Да, я устала. Немножко, – так же шепотом ответила она.

– Похоже, что устала сильно. Почему бы тебе не сесть в кресло и не вздремнуть?

Эмили бросила взгляд на огромное кресло с откидной спинкой, стоящее в углу.

– Оно напоминает скорее двухместный диванчик. – Она взглянула на Коула и добавила: – Честно говоря, ты и сам, кажется, на пределе. Мы могли бы уместиться там вдвоем и подремать, а когда Ида проснется, будем отдохнувшими и бодрыми.

– Звучит заманчиво, – заметил Коул, беря ее за руку и ведя в угол.

– Еще как заманчиво, – согласилась Эмили, когда он опустился в кресло, наклонил его спинку и поднял подножку. – Вот только как бы у твоей бабушки не случился вдобавок ко всему еще и сердечный приступ.

Коул протянул к ней руки. Эмили, ни секунды не сомневаясь, устроилась рядом с ним. Повернувшись на бок, он привлек ее к себе. Девушка прижалась к нему, положила голову на его руку и удовлетворенно, как ему показалось, вздохнула.

– Милая Эмили, – пробормотал он, целуя ее золотые кудри, – ты…

– Если ты скажешь, что необыкновенная, я куплю себе какой-нибудь особенный наряд. С блестками.

Коул хмыкнул. Его настроение вдруг значительно улучшилось, чего несколько часов назад он и представить себе не мог.

– Вы совершенно особенный человек, Эмили Рейне. И я… – Он сглотнул. – Я благодарен судьбе за то, что ты вошла в жизнь моей бабушки. В мою жизнь.

Эмили что-то ответила, но совершенно неразборчиво, в полусне.

Коул прижался щекой к ее щеке и тупо уставился в окно. Это был чертовски трудный день, да и вся неделя тоже. Все происходило шиворот-навыворот. Его обычный график был полностью нарушен. Работа пущена на самотек.

Как только бабушка выйдет из больницы и он обеспечит ее всем необходимым, следует незамедлительно вернуться к своей нормальной жизни. А когда он снова ощутит твердую почву под ногами и возьмет все под свой контроль… тогда сможет хорошенько проанализировать свои чувства и решить, действительно ли он полюбил Эмили Рейне.

А если так… Коул закрыл глаза, отказываясь думать, что может прожить всю жизнь шиворот-навыворот.