Утро ранней осени, одно из тех, когда небоскребы Манхэттена еще спят, окутанные мягким туманом.
Она здесь, со взглядом, устремленным в воды реки; руками, засунутыми в карманы непромокаемого плаща, тесно стянутого в талии. Условленный час и место. Поблизости нет даже ни одной кошки, и нужно быть сумасшедшим, чтобы прогуливаться под этим мелким ледяным дождем в подобный час. Я пришел к заключению, что это и есть та добрая женщина, которая назначила мне свидание.
Я приблизился к ней.
— Это — Денни Бойд. Что вы здесь ищите. Воспаление легких?
Она медленно повернулась ко мне.
Если она и расчесывала когда-нибудь свои золотистые локоны, наверное, это было до потопа, но с таким лицом, как у нее, можно многое себе позволить: безукоризненный овал, высокий лоб, нос прямой, а кожа гладкая, как мрамор Каррары. Короче говоря, лицо Снежной Королевы, полное ледяной красоты.
Затем я вижу ее глаза!
Огромные, глубоко посаженные, кобальтовой синевы, с танцующими жесткими огоньками, насмешливые и плотоядные. Может быть, она и Снежная Королева, но чувствуется, что она частенько посещала ад и имеет туда абонементную карточку.
— Вы пунктуальны, мистер Бойд, — в ее голосе очаровательная хриплость. — И вы совсем такой, каким я себе вас представляла: самовлюбленный, но, тем не менее, отнюдь не пренебрегающий долларами, особенно, если их можно легко заработать.
— Если вы назначили мне свидание под таким дождем только для того, чтобы оскорблять меня…
— Полно, мистер Бойд, будем серьезны! За тысячу долларов вы бросились бы вниз головой в реку!
Я возразил.
— Только летом! Надо соблюдать свое достоинство. Но к чему это тайное свидание? И почему вы не пожелали назвать ваше имя? В этом непромокаемом плаще вы точно сошли с экрана, на котором демонстрируется шпионский фильм времен немого кино.
Уголки ее губ медленно опустились, и она молча посмотрела на меня.
— Я остерегаюсь, — произнесла она наконец. — Есть у вас сигареты?
Я поднес ей сигарету и огонь.
— Чего вы остерегаетесь?
— Меня убьют, — сообщила она безразличным тоном. — И думаю, очень скоро.
— Убьют? Что это значит? Вы не шутите?
— Увидите!
Я вздохнул.
— Знаете, моя красавица, госпиталь «Белльвю» в двух шагах отсюда. Вы должны пройти туда. Там, кажется, лечат таких, как вы.
Она предпочла не обратить внимание на мое замечание и выпустила мне в нос ленту голубого дыма.
— Я хочу, чтобы вы нашли моего убийцу, мистер Бойд.
Я постарался сохранить спокойствие.
— Вы хотите сказать, что желали бы, чтобы я нашел какого-то типа, которого вы подозреваете в намерении убить вас, и помешал ему реализовать его черные замыслы, не так ли?
— Нет, я хочу сказать именно то, что сказала.
Я бросил на нее испуганный взгляд, но не увидел ничего особенного. В конце концов я пожал плечами.
— Хорошо, а теперь привет, куколка! Всего наилучшего! — Но я не сделал и трех шагов, как ее хрипловатый, волнующий смех заставил меня остановиться… а уж я повидал женщин!
— Разве вы не хотите получить тысячу долларов, которые я обещала вам по телефону, если вы придете повидаться со мной, мистер Бойд?
Я повернул голову и увидел, что она вынимает руку из кармана. А в руке у нее хорошенький, довольно пухлый конверт.
Ненормальные, конечно, не по моей части, но ненормальная, сующая мне в нос тысячу долларов, совсем другое дело, и я быстро возвращаюсь.
— Я была уверена, что это заставит вас изменить мнение, мистер Бойд. — В лице ее ничего не изменилось, но глаза откровенно смеются. — По крайней мере, вы не станете думать, что мне необходимо лечиться.
— Крошка, деньги звучат нежной музыкой в ушах многих людей. А для Денни Бойда это мелодия просто неотразима. Вы уверены, что я говорил вам о лечении?
Она выбросила окурок в реку и приказала:
— Вскройте конверт!
Я исполнил ее желание. Тысяча долларов в новых купюрах по 50 долларов налицо. Внутрь вложен и другой конверт, запечатанный. На нем написано:
«Мистеру Джемсу Барту, адвокату» и адрес.
— Сохраните это письмо до тех пор, пока не узнаете о моей смерти. И тогда отнесете его мистеру Барту.
— И что после этого произойдет?
— Он прочтет письмо, затем даст вам инструкции, — объяснила она, вооружась терпением. — Вот и все, что вы должны сделать за эту тысячу долларов. Я очень рада была с вами познакомиться, мистер Бойд. И на вашем месте я не оставалась бы слишком долго под дождем.
Я проворчал:
— Еще одну минуту! Я хотел бы узнать еще кое-что.
— Зачем?
— Убедиться, что это не глупая шутка моих так называемых друзей.
— Меня сильно удивило бы, если бы ваши так называемые друзья решились выбросить тысячу долларов на ветер ради шутки, — возразила она довольно ядовитым тоном.
Я согласился:
— Вероятно, вы правы. Но я даже не знаю вашего имени.
— В этом нет необходимости.
— Но это бессмысленно! — Я почти задохнулся. — Вы предполагаете, что вас собираются убить и ничего не предпринимаете, чтобы помешать этому?
— Но это же не уверенность, а, как вы верно сказали, только предположение, мистер Бойд. Надеюсь, что этого не случится… и в таком случае, вы станете богаче на тысячу долларов, только прогулявшись под дождем.
— Предположим, что произойдет худшее… Что помешает мне забыть наш договор и разорвать письмо, адресованное Барту?
Она тяжело вздохнула.
— Я не считаю себя идиоткой… но, может быть, я и ошибаюсь. Я осведомлялась о вас, мистер Бойд. Вы дерзки на язык, вы не пропускаете ни одной юбки, и у вас весьма сомнительные представления о нравственности, но вы имеете репутацию хорошего детектива. Ну что же, если вы не сделаете того, о чем я прошу, когда придет для этого время, мистер Барт получит другое письмо, в котором будет указано, что он должен будет сделать с вашей репутацией…
— Ясно, моя красавица, но это не мешает мне думать, что вы не в своем уме.
— Для меня не представляет никакого интереса, что вы думаете. До свидания, мистер Бойд!
Она повернулась ко мне спиной и стала удаляться, засунув руки в карманы плаща.
Я окликнул ее.
— Эй! А как я узнаю, что вас убили?
Она обернулась, и я даже издали различил искры, мелькавшие в ее кобальтово-синих глазах.
Я остаюсь с открытым ртом и смотрю ей вслед. В тот момент, когда она исчезает, над рекой раздается заунывный вой буксира.
Я спросил себя, не проснусь ли я сейчас в теплой кровати. Но ощутил в руке толстый пакет, в котором было 1000 долларов. Этого достаточно, чтобы убедиться, что я не сплю.
Деревья уже совсем белые, а озеро Центрального Парка превратилось в каток. Дед Мороз разгуливает по тротуарам Пятой Авеню, позванивая в свой колокольчик, и если я сейчас не найду клиента, мне придется последовать его примеру.
Вхожу в свое бюро и констатирую, что Фрэн Джордан, моя рыжая секретарша с зелеными глазами, погружена в чтение журнала.
— Добрый день, Денни, — бросает она мне, не поднимая глаз от страницы. — Как случилось, что я не слышала колокольчика?
Я смеюсь:
— Я его продал, чтобы уплатить за квартиру. В этом году вы можете забрать в оплату мебель из конторы. Если поторопитесь, можете опередить судебных исполнителей.
— Не думаете ли вы, что бывают дни, когда хорошо бы остаться в постели? — бормочет она мечтательно.
— Конечно, — отвечаю хриплым голосом. — Я каждый раз думал бы так же, просыпаясь на вашей подушке. Но оставим это… Что нового? Может быть, новый клиент?
— Что? — У нее откровенно удивленный вид. — Насколько я понимаю, вы думаете, что наступило время мне подыскивать новое место? А?
— Если вы это сделаете, я ограблю банк и убегу на юг загорать на пляже.
— Остерегайтесь, там полно акул. Вы можете кончить, как бедная Лейла Жильберт.
— Лейла Жильберт? Кто это такая?
— Разве вы не читаете светскую хронику? Это дочь Дэймона Жильберта, умершего шесть месяцев тому назад и оставившего ей пять миллионов долларов.
Фрэн протянула мне журнал.
— Читайте!
Во всю страницу большой заголовок: «Богатая наследница, проглоченная акулой!» и большое фото Лейлы Жильберт.
— Должно быть, Австралия — опасный уголок для тех, кто любит купаться и ловить рыбу. Поэтому, дорогой мой, хорошенько подумайте, прежде чем очищать банк, и выбирайте другое место, чтобы загореть! Этот заголовок не заставляет вас содрогнуться?
Если я не отвечаю, то потому, что рот мой широко открыт, а глаза прикованы к фото Лейлы Жильберт. Ее волосы — бесформенная масса, как будто она неделю не причесывалась, но с ее лицом она могла себе это позволить: безукоризненный овал, громадные глаза и откровенно презрительная улыбка.
— Денни, вы меня не слушаете? Что с вами?!
Я отвечаю сдавленным голосом:
— Думаю, что мы нашли клиента!
— Каким образом? Одним движением вашей магической палочки?
— Нет. На первой странице газеты.
— Лейла Жильберт? Но она же мертва, — удивляется Фрэн.
— И она меня наняла. Я удираю в город. Мне нужно повидать адвоката.
— Вы хотите сказать — психиатра?
— Жаль, что она умерла, — задумчиво говорю я. — Она была красивой, стройной девушкой.
— Жаль, что вы свихнулись, — отвечает она, грустно покачивая головой, — вы были красивым молодым человеком!
Часом позднее я сижу перед Джемсом Бартом. Я смотрю, как он распечатывает конверт и читает его содержимое.
Барт толст и лыс, как Ванька-Встанька, и, должно быть, проводит большую часть своих дней в созерцании второй пуговицы своего сюртука, находящейся как раз на уровне его пупа.
Пока он читает, я успеваю выкурить две сигареты и изучить все японские эстампы, украшающие его бюро. Затем Джемс Барт соединяет концы своих пальцев, поднимает голову и в течение нескольких бесконечно долгих минут меня разглядывает.
— Когда мисс Жильберт вручила вам этот документ, мистер Бойд?
— Шесть недель тому назад. Однако, в тот момент я не знал, что она и есть Лейла Жильберт.
— Не угодно ли вам детально рассказать о вашем свидании с ней?
Я рассказываю о раннем дождливом утре на берегу Ист-ривер, о белокурой чертовке и о ее предположениях, что она будет убита.
Он внимательно, не перебивая, слушает.
— Мистер Бойд, — спрашивает он, когда я окончил, — вы прочли детальное описание ее смерти?
— Нет, только бегло просмотрел. Яхта среди ночи наткнулась на риф: судно разбилось и стало тонуть. Все спаслись, кроме мисс Жильберт, и предположили, что она утонула. Один из спасшихся слышал, как она кричала, затем видел что-то, плещущееся в воде и решил, что на нее напала акула.
— Находите ли вы, что это похоже на преступление, мистер Бойд? — конфиденциально шепчет Барт, как хирург, готовящий вас к самому худшему.
Я пожимаю плечами.
— Судя по газете, это похоже на несчастный случай, но я думаю, что местная полиция уже произвела расследование.
— Вы понимаете, мистер Бойд, что, принеся мне этот конверт, вы освободились от ответственности в этом деле, за которое мисс Лейла Жильберт заплатила вам тысячу долларов.
— Я думаю, это несколько сложнее, мистер Барт. Она мне сказала, что ее могут убить и хотела, чтобы я нашел ее убийцу и чтобы вы возложили эту миссию на меня.
— Но мы знаем, что она не была убита, мистер Бойд.
— Пока я знаю только то, что прочел в газете.
— Я звонил по телефону в Австралию, сегодня в 8 часов утра, — беглая улыбка осветила его лицо цвета поблекшей бронзы. — Полицейское расследование окончательно установило, что смерть мисс Жильберт произошла в результате несчастного случая!
— А умела ли она плавать? — осведомился я.
— Она была чемпионкой своего колледжа, мистер Бойд. — Он все время слегка покачивал головой. — Судьба иногда проявляет иронию, как вы находите? Все остальные пассажиры спаслись. Нужно же было случиться, чтобы та, которая плавала лучше всех, стала жертвой акулы!
Я согласно киваю головой.
— Ну что ж, хорошо. И, видимо, дело уже сдано в архив, мистер Барт?
— Минуточку, — говорит он, — согласно инструкциям в этом документе, если смерть мисс Жильберт последует не от преступной руки, я должен вас поблагодарить за то, что вы исполнили свои обязанности, вручив мне это письмо…
— Но ничего более…
— …и компенсировать вам расследование, которое не придется вести, — продолжил он. — Да, извините.
Он вытащил из ящика бюро чековую книжку и твердой рукой вписал туда цифру. Потом осторожно оторвал чек и вручил его мне. Я три раза прочел, чтобы убедиться, что зрение меня не обманывает.
Но, нет, действительно, три нуля и перед ними цифра пять. Пять тысяч долларов!
— Можно сказать, что мисс Жильберт была эксцентрична, — пробормотал Барт. — Можно сказать также, что сегодня для вас хороший день, мистер Бойд.
Я покинул его бюро и зашел в первый же встречный бар, чтобы выпить за великолепную, страстную и филантропическую мисс Жильберт, затем поспешил отнести чек в свой банк.
Был уже полдень, когда я возвращаюсь в свою контору. Зеленые глаза Фрэн испытующе смотрят на меня, когда я подхожу к ней.
— Судя по вашему блаженному виду, в воздухе пахнет деньгами. Новый клиент?
— Была клиентка, — радостно говорю я. — И она уже уплатила. По этому случаю необходимо устроить празднование Рождества и все перевернуть вверх дном.
— Замечательно, — недоверчиво говорит она. — И кого вы пригласите?
— Вас, конечно!
— И кого еще?
— Голубка моя, — говорю я вкрадчиво, — вы же знаете, что, когда на вечере присутствуют трое, они наступают друг другу на ноги. Приходите и…
— И вы мне покажете свою коллекцию марок? Нет, благодарю вас, мистер Бойд!
— Досадно, что у вас потрясающе отсутствует оригинальность. Нет романтики даже на два цента. Неужели у вас нет ни малейшего стремления к обжигающему приключению, желания взорвать трепещущие границы женственной тайны и… что это там такое?
Вид тщательно запакованного пакета на моем бюро заставило меня потерять нить высокой лирики.
— Это прислано четверть часа тому назад со специальным курьером. Адресовано вам с указанием «Лично». Так как я хороший секретарь, я его не вскрыла. Впрочем, с вами никогда нельзя быть уверенной: там может быть бомба замедленного действия или отравленная карамель.
— Вы думаете?
Я приближаюсь к пакету с большой осторожностью.
— Тиканья не слышно, — говорит Фрэн, чтобы подбодрить меня. — Я внимательно прослушала.
— Не встряхнули ли вы его два-три раза? Могло бы засвистеть или заворчать, — я осторожно касаюсь пакета указательным пальцем. — А если там скорпион?
Фрэн вспылила:
— Как он смел, этот великий частный детектив! Не опустить ли вам его на две недели в ведро с водой?
Я принимаю вид оскорбленного достоинства, беру ножницы, вскрываю таинственный пакет и вытаскиваю магнитофон. И все. Никакой записки, ничего… Чувствую у своего локтя что-то теплое, одновременно твердое и понимаю, что женское любопытство увлекло ее за границы осторожности и что к моей руке невзначай прижалось тугое полушарие, в то время как Фрэн заглядывает в содержимое пакета.
— Магнитофон! — говорит она с веселым возбуждением.
— Без сомнения, Шерлок Холмс.
— Самое вероятное, мой дорогой Ватсон!
— Забавно, ведь я всегда думал, что вы носите накладные, — говорю я и тихонько прижимаю локоть к упругому и нежному полушарию.
Условный рефлекс заставляет ее отскочить и бросить на меня зловещий взгляд.
— Если вам это прислали, то, конечно, для того, чтобы пустить в ход. Чего же вы ждете?
Сколько ни ломаю голову, не вижу ничего другого, что бы я мог сделать. Некоторое время вожусь с аппаратом. Две-три секунды в комнате слышен глухой шум. Затем вдруг с удивительной четкостью слышны слова.
Волосы становятся дыбом у меня на голове, когда я слышу этот хрипловатый голос с его страстными интонациями.
— Когда вы услышите это, мистер Бойд, — произносит голос, — я буду мертва и вы будете знать, что меня зовут, или вернее звали, мисс Лейла Жильберт. А так как я уже мертва, не позволите ли мне называть вас просто по имени?
Глаза Фрэн расширяются уже до величины блюдечек.
— Это… это шутка? — заикаясь, спрашивает она.
— У меня возникло много затруднений, чтобы привести все в порядок, Денни, — продолжает голос Лейлы Жильберт, — но с большими деньгами все возможно, и когда вы получите эту бандероль, вы, без сомнения, уже повидали моего доброго друга Джемса Барта. Держу пари, он вам сказал, что вам нечего беспокоиться, и выдал вам в вознаграждение чек на пять тысяч долларов. Правильно ли я угадала?
Как я умру, Денни? Вероятно, это будет иметь вид несчастного случая. И все же не забывайте, что я буду убита. Эти пять тысяч долларов нужно заработать, как я уже сказала вам тогда у реки, найдя моего убийцу.
Может быть, я могла бы немного помочь вам. Мой отец умер не вследствие несчастного случая. Он убит одним из хищников, которые вертелись вокруг него в течение нескольких лет. Они хотели выманить у него кое-что, и так как не могли добиться этого, один из них подумал, что было бы легче добиться чего-то от дочери. Вот почему умер Дэймон Жильберт. Однако они ошиблись, так как не замедлили заметить, что дочь так же тверда, как и отец. Вот почему я умерла, Денни.
Посмотрите на этих хищников: они образуют тесную, связанную между собой группу. Среди них вы найдете того, кто в течение года убил двух Жильбертов. Возьмите карандаш, я продиктую вам имена.
— Амброз Норман — гениальный автор драматических произведений, Ларри Чамплин — коммерческий директор моего отца, Феликс Паркер, — его старый слуга, человек двуличный и лживый, Бетти Адамс — его секретарь и любовница, настоящий Иуда женского пола. И, наконец, его поверенный, которого вы уже знаете, старый мошенник Джемс Барт.
Именно один из них убил моего отца, а затем и меня. Не забудьте, что у них не было необходимости делать это самим, они могли и нанять убийцу! Эти пять тысяч долларов вам на расходы. Если вам удастся разоблачить убийцу, для вас есть еще десять тысяч долларов. Всего хорошего, Денни! — В ее хрипловатом голосе вдруг появился оттенок грусти.
Голос наконец замолкает. Я выключаю аппарат. Фрэн смотрит на меня пустыми глазами. Я принужден два раза щелкнуть пальцами у нее перед носом, чтобы привести в себя.
— Невероятно! Слушать этот голос… у меня мороз по коже…
— Где именно? — машинально спрашиваю я.
— Вас не касается. Что вы будете делать, Денни?
— Именно то, что просила Лейла Жильберт, — отвечаю я. — За десять тысяч долларов можно себе это позволить…
Я останавливаю аппарат и откидываюсь на спинку кресла.
Барт тихонько постукивает кончиками пальцев. В его глазах туман еще гуще, чем всегда.
— Очень интересно, мистер Бойд, — бормочет он.
— Неоспоримо, это голос Лейлы Жильберт, нет и тени сомнения. Признаюсь, что я в замешательстве. Есть у вас какие-нибудь соображения, относящиеся к делу?
— Она высказывает их уже не в первый раз, — говорю я. — Шесть недель тому назад она говорила, что ее убьют. Она, должно быть, подозревала эту банду перед отъездом в Австралию. Она говорила, что вы дадите мне чек на пять тысяч долларов, чтобы забыть эту историю, что вы и сделали. Может быть, она была права. Может быть, ее убили. Может быть, и отец ее также был убит.
— Совершенно не мотивированная гипотеза, мистер Бойд. — Его тон вкрадчив, почти нежен. — Вы не располагаете ни одним фактом, чтобы подтвердить эту версию.
— Она умерла, это уже факт. Ее отец тоже умер от несчастного случая?
— Дэймон Жильберт был человеком более, чем странным, — говорит Барт. Он пытается соорудить из пальцев пирамиду так тщательно, точно в ней хранится тайна вселенной. — Я часто думал, что слово «гений» недостаточно сильно, чтобы объяснить комбинацию артистической и финансовой интуиции, которой он обладал. И думаю, что такое соединение различных свойств делало из него существо разочарованное и ранимое, способное погрузиться в самую глубину депрессии.
— Я не интересовался вашим психологическим анализом, Барт. Только факт: как он умер?
— Он утонул в море возле своего имения. Коронер вынес решение, что смерть была случайной. Весь вечер он сильно пил, что засвидетельствовали все приглашенные, и внезапно у него возникло желание выкупаться в три часа утра. Он был первоклассным пловцом, как и его дочь, и у меня всегда было сомнение относительно причин его гибели.
Удивленный, я спрашиваю:
— Вы думаете, что его могли убить?
Он слегка покачивает головой.
— Я думаю, что Дэймон мог покончить с собой в припадке хандры, — бормочет он. — Но это только мое личное мнение.
— Кто там присутствовал из тех пяти, которых перечислила Лейла?
— Все.
— Не исключая вас. Узнав об этой банде сегодня утром, я внимательно прочитал статьи в газетах и журналах и узнал, что четверо других находились с Лейлой на яхте, когда она наткнулась на риф.
Губы Барта начинают вздрагивать, и мне кажется, что он улыбнется. Но он овладевает собой.
— Это делает меня менее подозрительным в ваших глазах, мистер Бойд?
— Как уже заметила Лейла, мог быть нанят профессиональный убийца, мистер Барт.
Адвокат склоняет голову на несколько миллиметров и бормочет, обращаясь к японскому эстампу на стене позади меня.
— Лейла была странной особой и имела много общего со своим отцом. Смерть Дэймона Жильберта вполне могла ей подсказать идею последней шутки, самой лучшей.
— Для этого она и бросилась в пасть акулы?
Он пожимает плечами.
— Кто наследует состояние после смерти Лейлы Жильберт?
— Она умерла, не оставив завещания. Я не раз уговаривал ее составить завещание, но она всегда отказывалась. Есть дальние родственники в Оклахоме, но доказать их наследственные права будет очень сложно.
— Представляю.
Барт вынимает из жилетного кармана золотые часы и изучает их так, будто на циферблате не цифры, а санскритские надписи.
— Через пять минут у меня важное свидание, мистер Бойд. Надеюсь, вы меня извините, если я перейду прямо к делу.
— Пожалуйста.
— Каковы теперь ваши намерения?
— Ну что ж, я буду делать то, о чем просила мисс Лейла Жильберт, — говорю я равнодушно. — Я поеду туда и постараюсь найти убийцу.
— Ассигнуете ли вы пять тысяч долларов на свои расходы? Если вы рассчитываете совершить путешествие в Австралию, мистер Бойд, я должен вас предупредить: этой суммы хватит не надолго.
— Я постараюсь ее растянуть, — говорю я скорее с надеждой, чем с убеждением.
— Почему вы не рассматриваете эти деньги как аванс в счет вашего гонорара, в качестве некоторой гарантии, пока вы не окончите расследование и не изобличите убийцу или придете к убеждению, что смерть Лейлы Жильберт была случайностью? — спрашивает он.
— Извините, я не совсем хорошо понял.
— Я готов оплатить все ваши расходы, мистер Бойд, — говорит он, снова водворяя свои часы в карман жилета. — Не кажется ли вам справедливым такое соглашение?
— Значит, вы будете моим клиентом?
— Нет. Я ничего не хочу знать о вас до конца расследования, каковы бы ни были окончательные выводы. Посылайте счета ваших расходов в мое бюро, и они будут немедленно оплачиваться.
Я недоверчиво спрашиваю:
— Почему вы это делаете?
— Я предупрежу о вашем приезде в Австралию, — продолжает он, не ответив на мой вопрос.
Я настаиваю:
— Зачем вам это?
Его губы начинают дрожать и наконец складываются в улыбку.
— Затем, — бормочет он, — чтобы предупредить, что смерть Лейлы становится предметом расследования. Таким образом, они приготовятся принять вас… как найдут наиболее удобным. Есть также и другая сторона вопроса. Предположим на минуту, что Лейла Жильберт была убита наемным убийцей. Если ваше расследование кого-нибудь потревожит, то Австралия — идеальное место для того, чтобы устранить вас, поверьте мне.
Он откидывается на стуле и смотрит мне прямо в глаза первый раз с той минуты, как я вошел в бюро.
— Видите ли, мистер Бойд, — признается он со вздохом сожаления. — Я не чувствую к вам большой симпатии.
Вот что дало мне повод для размышления на обратном пути. У меня уже возникло тягостное ощущение загнанного оленя, а я еще даже не покинул Нью-Йорка.
У Фрэн был утомленный вид.
— Надеюсь, вы едете в Австралию?
— Ну, конечно, — говорю я.
— Есть самолет завтра в восемь утра. Отправляется из Иддевильда, — она лукаво улыбается. — Придется вам подняться пораньше! — Она заглядывает в записную книжку. — Где же это?… Ах, вот! Тонсвилль, местечко, наиболее близкое к театру драмы. Вы могли бы взять билет до Сиднея. Хорошо?
— Ладно. Переведите мне телеграфом две тысячи долларов в Сидней.
— Хорошо. О! Я совсем забыла: вас ждет какой-то господин.
— Что ему надо?
Она пожимает плечами.
— Видеть вас. Очень необходимо, как он мне сказал.
— На кого он похож?
— Никогда в жизни не видела сутенеров, — говорит она задумчиво. — Увидев его, я, кажется, не смогу больше этого утверждать.
Я иду в свой кабинет, и тип, пачкающий одно из моих лучших кресел, обитых белой кожей, устремляет на меня пустой взгляд глаз цвета навозной жижи. В остальном этот персонаж подходит к описанию Фрэн: сутенер самого низкого сорта.
Я спрашиваю:
— Вам что-нибудь нужно?
— Конечно, — отвечает он как-то равнодушно.
— Послушайте, старина, я очень занят. Поэтому давайте поскорее.
— Вы — Бойд, — говорит он мне. — Я — Дженнилс, Пет Дженнилс.
Он роется в портфеле и подает мне засаленную карточку.
Читаю:
П. ДЖЕННИЛС Частный детектив Полная секретность Специалист по разводам
— Я рад бы побеседовать с собратом по профессии, но, как я вам уже сказал, у меня нет времени.
— Вы уезжаете в Австралию, а? — он вытаскивает из нагрудного кармана тонкую черную маленькую сигару и деликатно всовывает ее между зубов. — Я понимаю! Нужно быть очень ловким, чтобы подцепить десять больших бумажек, особенно за расследование среди веселящихся богачей.
Я сразу же перестаю быть излишне занятым. Я опускаюсь в кресло и закуриваю сигарету.
— У вас слишком большие уши для мелкого разгребателя навоза, специализирующегося на разводах.
— У нас с вами общий клиент, Бойд, — он улыбается. — Забавно работать для трупа, не правда ли?
— Расскажите-ка мне немного об этом.
— В свое время я делал кое-какую работу для ее старика. Пять недель тому назад она явилась в мою контору с видом проститутки ценою в 50 долларов, но готовой всегда снизить цену, если вы желаете сэкономить сорок девять долларов…
На минутку тень печали омрачила его отвратительное лицо.
— Короче говоря… «Сохраните это, — сказала она, кладя пакет на мое бюро. — И читайте газеты, потому что в один из ближайших дней может появиться сообщение о смерти Лейлы Жильберт». Сначала я подумал, что это вздор, но ничего не сказал. После этого она сообщила мне ваше имя и адрес.
— А когда вы узнали, что она умерла, вы не выпустили меня из вида до тех пор, пока не удостоверились, что я пошел повидаться с Бартом, ее поверенным. Тогда вы отнесли пакет в мое бюро. Не так ли?
— Она заплатила мне 500 долларов. Могу сказать, что первый раз за последние двадцать лет я так легко получил деньги.
— Кроме шуток?
Я начинаю кипеть от нетерпения.
— Именно так, как я вам сказал, коллега. Но откуда мне было знать, почему она мне всунула этот пакет. Может быть, в нем было двадцать граммов чистого героина и я заработал бы пять лет.
— Не рассказывайте мне ничего, — говорю я, сдвигая брови. — Дайте мне угадать. Вы открыли пакет. Правда или нет?
— Честное слово, вы медиум? — он еще и улыбается. — Вы думаете, она правильно угадала, что он один из пяти, которые убрали ее старика, а теперь и ее также?
— Я знаю только одно: стоит туда поехать и посмотреть.
— Да-а… — он медленно покачивает головой. — С пятью большими бумажками, которые дал вам Барт, и перспективой заполучить десять других, если вы наложите руку на убийцу… да-а… это стоит труда.
— С удовольствием вижу, что мы сходимся во мнениях. Я с большим удовольствием поговорил с вами. А теперь привет!
Он с важным видом улыбается и стряхивает пепел сигары на мой ковер.
— Я чувствую, старина, что не смог бы спать по ночам, если бы предоставил вам одному встречать все опасности этого расследования. Если бы с вами что-нибудь случилось, Денни, я никогда не простил бы себе.
— Что вы хотите этим сказать? — говорю я.
— Я хочу сказать, что кулич делится пополам. Согласны?
— Что за глупости приходят вам на ум? А теперь, если вы тотчас не уберетесь, я заткну вашу грязную сигару вам в глотку так далеко…
На мой ковер падает новая кучка пепла.
— Не будьте глупцом, Денни, — бросает он мне тоном упрека. — Над этим делом надо работать артельно. Понимаете ли, я мог бы стать очень полезным. Не забывайте, что я работал на ее старика. Немало дел обделал для него, и, случалось, они касались и людей из этой банды. Я многое знаю.
— Я не покупатель.
— Пораздумайте хорошенько, Денни. Эти люди там отнюдь не херумивчики! Вы не имеете понятия, на что они способны, когда предполагают, что кто-то чужой хочет сунуть нос в их дела!
— Все же я не покупатель. У вас есть пять секунд, чтобы очистить помещение.
Он грустно качает головой.
— Вы не хотите реализовать ситуацию, Денни. Все, что я говорю, это же для вашей пользы. Но если вы хотите разыгрывать скупого, то у меня нет выбора. Вы подумали о шпиках? Хотите, чтобы они зашли поболтать с вами?
Я принимаю презрительный вид и бросаю:
— Вы думаете, они станут терять время и слушать инсинуации такого фазанчика, как вы, Пет?
— Не знаю, захотели бы они меня выслушать или нет. Но они, конечно, поговорят с бандой, о которой я им намекну. Что вы на это скажете, а?
Тут он меня взял. Если шпики узнают список банды, они тотчас же навострят уши, и дело пойдет как по маслу. Они начнут задавать мне нескромные вопросы, например, почему я не предъявил им этот звучащий документ сразу же после того, как его прослушал. И я должен буду проститься с Австралией, даже не повидав ее.
Я вздыхаю и спрашиваю Пета:
— Вы хотите ехать со мной в Австралию?
— Я? Вы с ума сошли! Нет, но думаю, что вам нужен будет кто-то здесь, в Нью-Йорке. И как только произойдет что-нибудь интересное, я вам дам телеграмму. Согласны?
— Согласен, — ворчу я.
Он вынимает сигару изо рта и, улыбаясь, показывает обломки своих зубов.
— За удачу нашей кооперации, Денни! Но вы, наверное, очень заняты. Не буду больше отнимать у вас время. Отсчитайте мне 2500 долларов и я ухожу.
Я задыхаюсь.
— Две тысячи пятьсот чего?
Он принимает оскорбленный вид.
— Послушайте, Денни, мы уже говорили, что разделим грушу пополам, разве вы не помните? Половина пяти тысяч, которые дал вам Барт, и составляют две тысячи пятьсот.
— Это на мои расходы!
— Не думаете ли вы, что у меня не будет расходов?
Я зову Фрэн, и через несколько секунд она появляется с карандашом и блокнотом.
— Мистер Бойд?
— Выпишите чек на тысячу долларов на имя мистера Дженнилса, присутствующего здесь, — говорю я.
— На мистера Дженнилса? — Ее глаза округляются, затем она поворачивается ко мне с недоверчивым видом. — Что вы купили? Гарем?
— Он возьмет чек с собой, — говорю я, старательно избегая ее взгляда.
— Что это за овечка? — спрашивает Дженнилс, когда Фрэн вышла. — Конечно, вы используете ее еще для чего-нибудь, кроме стучанья на машинке, не правда ли?
Я бросаю на него взгляд, и меня распирает желание бросить в него что-нибудь такое… Но я сдерживаюсь и спрашиваю его сухим тоном:
— Вы говорили, что выполняли кое-какие поручения Дэймона Жильберта. Какого рода?
— О! Я совал нос то туда, то сюда. Приходится зарабатывать на хлеб. — Он разводит руками жестом фаталиста. — Молодчик любил почесать шерсть у тех, с кем водился. Чаще всего это была простая слежка. Время от времени небольшое мероприятие…
— А нельзя ли поточнее, а? Например, имена…
— А? Да, конечно, — у него шокированный вид. — Мы теперь союзники, не так ли? Ну, например, Амброз Норман, тип, пишущий для театра. Этот парень, как говорится, имеет экзотические вкусы. Мистер Жильберт хотел знать все детали: когда, где, имена его партнеров. То же самое относительно Чамплина, его коммерческого директора: сколько у него в банке, сколько он расходует в месяц, с кем встречается. Вспоминаю один случай, когда я открыл, что у него два счета в различных банках. Жильберт был очень доволен.
— В общем, это клиент такого жанра, какой вам нужен, не так ли, Пет?
Дженнилс воспринимает это как комплимент. Он улыбается и принимает притворно-скромный вид.
— Девушка Адамс, его секретарь, помните? Она была замужем, но у нее не ладилось с ее Жюлем. Однако она не разводилась. Затем я открыл, что она обделывает делишки с одним актером, мелкой звездой одного из театров, который Жильберт финансировал на Бродвее. Контракт парня кончился, и он не хотел его возобновлять. Вот там и я предпринял кое-что для Жильберта.
— Расскажите, — говорю я.
— О! Просто сноровка, знаете ли, я сделал несколько хорошеньких фото актера и девушки Адамс на койке, затем я показал им мои художественные снимки обнаженных тел, объяснив, что это будет некрасиво выглядеть в бракоразводном процессе. Ведь малый был женат. На другой день он возобновил свой контракт, и я опять получил на чай.
— А Феликс Паркер, его старый друг, двуличный друг, как говорит Лейла?
— Они много лет были дружками, вместе учились в колледже. — Дженнилс кудахчет. — Единственный тип на свете, которому Жильберт считал возможным доверять. — Дженнилс кудахчет. — До того дня, когда открыл, что Паркер спит с его дочерью.
— С Лейлой?
— А с кем же еще? Когда я сообщил ему эту новость, с ним сделался припадок. Я никогда не видел его таким. Кончил он тем, что успокоился и попросил сделать для него еще одно дело.
Лицо Дженнилса становится вдруг серьезным, он хлопает веками с таким видом, что ему не по себе.
— И что же вы сделали?
Дженнилс пожимает плечами.
— У Паркера была сестра, гораздо моложе его, незамужняя. Она работала преподавательницей в Нью-Джерси. Я устроил так, что она провела уик-энд с Жильбертом в его имении в Лонг-Айленде.
— Она согласилась без возражений?
Дженнилс внимательно изучает телефон.
— У нее не было выбора. После этого Жильберт сказал Паркеру, что каждый раз, как он проведет ночь с Лейлой, его сестра проведет ночь с ее отцом. Авантюра была окончена.
— А сестра? Она же могла обратиться в полицию… Или нет?
— В последний вечер уик-энда Жильберт пригласил Паркера обедать. У них что-то там произошло. И Жильберт сказал сестре Паркера, что, если она расскажет кому-нибудь о том, что с ней было во время этого уик-энда, он сделает так, что ее брат проведет остаток своих дней в госпитале. Она усвоила урок. Должно быть, она любит братца, как вы думаете?
— В общем, Жильберт был опасный маньяк, которому давно пора было исчезнуть? — осведомился я.
— Я никогда и не утверждал обратное, — сказал Дженнилс обиженно.
— Что же заставляло вас работать на него?
— Нужно ведь заработать на мясо, — он пожал плечами. — Не всегда имеешь выбор, не правда ли, Денни?
— Вы думаете, что Жильберта убили?
— Старина, я избегаю думать о том, что мне ничего не приносит. А вот относительно Лейлы, это другое дело, потому что под замком лежит толстый пакет для нас обоих, не правда ли?
— Я очень хорошо понимаю, что у кого-нибудь могло появиться желание ликвидировать Жильберта. Я даже в какой-то мере это оправдываю. Но Лейла? Почему захотели убить ее?
— Денни, мальчик мой. — Дженнилс медленно поднимается. Он стряхивает с пиджака пепел сигары. — В этом-то и вопрос. Будем надеяться, что в Австралии вы найдете ответ.
— У вас нет хотя бы какой-нибудь идеи?
— Нет. Но она была достойной дочерью своего отца, может быть, и этого достаточно. — Он идет к двери, затем оборачивается, на его губах скверная улыбка. — Желаю вам удачи, коллега!
Я жду, пока он уйдет из конторы, затем иду к Фрэн.
— Вам заказан билет на самолет, — говорит она равнодушным тоном. — В-601, в восемь утра, не забудьте!
— Благодарю, не забуду. Когда самолет вылетает из Сан-Франциско?
— В 14.30.
— Запросите кампанию завтра около двенадцати по нью-йоркскому времени, чтобы удостовериться, что самолет отбыл вовремя, хорошо?
— Зачем? Вы боитесь, что меня одолеет беспокойство о вашей особе, Денни?
— Когда вы будете уверены, что моя особа летит над волнами океана по направлению в Австралию, обратитесь в банк и опротестуйте чек, который я только что выдал Дженнилсу.
— С радостью, — говорит она. — Я чувствовала, что его мерзкие маленькие глазки ползали по мне, как тараканы, пока я выписывала чек.
Фрэн поднимает голову, и я читаю одобрение в ее взгляде:
— Значит, вы не покупаете гарем для компании на самолете?
— Ваше мнение о Дженнилсе совершенно правильное, моя душенька. Мне отвратительно иметь дела с таким мелким сводником.
Для такого человека, как я, едва удерживающего крик ужаса перед перспективой, открывающейся из окна на втором этаже, лететь на высоте трех тысяч метров над бесконечным морем, когда не на чем остановить взгляд, кроме облаков, плывущих в неизмеримом пространстве, — испытание невыносимое.
Последние 24 часа не оставили в моей памяти ничего, кроме туманного следа, и я совершенно не помню, что происходило в среду.
После посадки в Гонолулу мы снова поднялись в воздух во вторник вечером. Но не пробыли в воздухе и получаса, как появился капитан, чтобы сообщить нам о меридиане 180 и об изменении даты. И хоп! Оказалось, что наступил четверг!
Когда самолет уменьшил скорость до 500 километров в час и начал терять высоту, у меня появилось ужасное ощущение, что он остановился в воздухе, и не замедлит упасть камнем вниз, и утонет в быстро приближающемся океане.
— Через пять минут мы приземляемся, — сказала мне стюардесса. — Застегните, пожалуйста, ваш ремень, — прошелестела она надо мной игривым тоном, оплаченным компанией.
— Вы смеетесь! Я его не расстегивал уже две недели, с тех пор, как покинул Иддевильд.
— Не беспокойтесь, все будет хорошо, — сказала она мне с улыбкой.
— Ах! Нет! — усомнился я дрожащим голосом, указывая пальцем на иллюминатор, совершенно закрытый угрожающим берегом. — Как можно лететь ниже линии берега?
Она улыбнулась.
— Мы летим вдоль берега. Только и всего.
Затем быстро сказала:
— Извините. Я должна заняться другими пассажирами.
Я разочарованно посмотрел ей вслед.
Наконец самолет сел и остановился. Но именно теперь я испытал наибольший ужас. Когда самолет встал у аэровокзала и другие пассажиры направились к выходу, я остался прикованным к сиденью, полный отчаяния. Через пять минут стюардесса услышала самый раздирающий из моих отчаянных криков и подошла, чтобы посмотреть, что случилось.
— Мы прибыли, сэр, — говорит она осторожным голосом. — Это Сидней.
— Я знаю.
— Хорошо, но… — Она обескураженно пожала плечами. — Вы не хотите выйти из самолета?
— Не желаю ничего лучшего. Но я не могу!
— Почему? Правительство Австралии не согласно на ваш приезд?
Я пробую объяснить ей ситуацию:
— Я парализован. Ноги мне не повинуются!
Ее глаза вылезают из орбит.
— Вы уверены?
Я вооружаюсь терпением.
— Я три раза пытался подняться с места… и три раза падал обратно. Должно быть, у меня что-нибудь с позвоночником. Вероятно, из-за мартини с несвежей оливкой, которую вы мне подавали. А также от адского шума мотора.
Вдруг глаза ее расширяются: она наклоняется надо мной, и ее правая рука тянется к моему солнечному сплетению. Я поспешно закрываю глаза, решив, что у нее припадок: вид бледного калеки пробудил в ней инстинкт садизма. Затем я слышу сухое пощелкивание, сопровождаемое ее смехом.
— Не хотите ли попробовать еще раз, мистер? Теперь, когда ваш ремень отстегнут!
Я поспешно, но все же недостаточно быстро покидаю самолет, чтобы избежать неприятного зрелища трех давящихся от истерического хохота стюардесс.
Моя слабая надежда на великое человеческое братство испарилась, когда я наткнулся на бюрократический барьер, возникший между мной и Австралией.
Меня обследовали, и только через полчаса я расстался с доктором, который был, кажется, очень разочарован, что не встретился с оспой.
Последний барьер — таможня, я провел там еще неприятные четверть часа, пока какой-то тип осматривал мой чемодан.
У австралийцев очень отсталые взгляды на импорт в их страну орудий уничтожения, а я не имел желания объяснять кому бы то ни было, почему я считаю, что мой 38-й калибр является жизненно необходимым элементом моего визита. Каждую минуту я ожидал, что он приподнимет мой пиджак и нащупает за поясом контуры пистолета. Но этого, к счастью, не случилось и вот я волен распахнуть двери и познакомиться с шестым континентом.
Аэровокзал похож на все аэровокзалы на свете: половина людей лихорадочно торопится улететь, тогда как другая половина с мрачным видом чего-то ждет…
— Мистер Бойд? — раздался теплый и властный женский голос.
— Да. Это я.
Обернувшись, я увидел красивую девушку, высокую, элегантную. Ее черные волосы, разделенные пробором, обрамляли лицо, как бархатистые крылья ворона. Невольно возникало желание провести по ним рукой, чтобы удостовериться, так ли они мягки на ощупь, как на взгляд.
Лицо овальное, волевой подбородок, кожа цвета меда, бархатистая. В общем, стоило совершить путешествие в 12 000 километров, чтобы на нее посмотреть.
Она излучала жизненную силу, на 50 % состоящую из чувственности, а на остальные 50 % из чего-то другого, что проявляется в четком изгибе шеи, в твердом и жадном рисунке губ.
— Я — Бетти Адамс. — Огонек на мгновение зажигается в ее цвета ночной синевы глазах. — Говорят, вы любите новые знакомства, мистер Бойд.
— У меня впечатление, что с вами скучать не придется, — простосердечно ответил я.
— Мне звонил мистер Барт. Он много говорил о вас и рассказал, что вы собираетесь здесь делать. Между Сиднеем и Тонсвиллем немалый кусок пути, я подумала, что будет лучше встретить вас здесь.
— Прекрасная идея. Ничего, если я буду называть вас Бетти? Что-то мне подсказывает, что мы вскоре будем добрыми друзьями.
— Если захотите, — она снисходительно улыбается.
— Денни Бойд, — говорю я. — Денни и Бетти. Вы не находите, что это хорошо звучит?
— Денни, вы устали! Я заказала вам номер в «Хилтоне» на эту ночь. Завтра утром мы можем вылететь в Тонсвилль, если вы согласны.
— Никогда ни в чем не отказываю дамам, — сказал я. — А вы где ночуете?
— В том же отеле!
— Великолепно! — Я с энтузиазмом одобрил это обстоятельство. — Мы можем пропустить два-три стаканчика перед завтраком, два-три после завтрака, и несколько перед обедом, а после обеда мы можем…
— Вам придется идти бай-бай, — говорит она. — Если вы раньше не окажетесь под столом.
Носильщик достал нам такси, и через полчаса я уже зарегистрировался в отеле. Бетти Адамс, должно быть, использовала свое влияние, и мне дали номер на втором этаже с великолепным видом на порт, мост и все окрестности. Я провел добрых десять минут у окна, восхищаясь видом, прежде чем упасть на кровать.
Меня разбудил настойчивый звонок телефона, и теплый вибрирующий голос Бетти Адамс вернул меня на землю.
— Семь часов, — сообщила она. — Даю вам полчаса, чтобы присоединиться ко мне в баре. Хорошо?
— Хорошо. Не опоздайте же!
Я обрызгал торс, побрился и облачился в костюм, стоивший мне сто долларов в минуту безумия, охватившего меня прошлым летом на морском берегу.
Едва я устроился в баре, как появилась Бетти Адамс. На ней было шелковое платье с белыми и голубыми горизонтальными полосами, оставлявшее совершенно обнаженными ее гладкие бронзовые плечи, туго обтягивавшее ее соблазнительный бюст и тонкую талию. Я услышал очаровательный шелест, когда она садилась рядом со мной; серебряный браслет тонкой работы украшал ее запястье.
— Вы прекрасны, как миллион долларов, — сказал я.
— Благодарю. — Она улыбнулась. — Вы тоже не дурны, Денни.
Я заказал бокал для нее и зажег наши сигареты. Вырез ее платья был так глубок, что мне трудно было поднять взор на ее лицо. Когда гарсон принес ее бокал, она в течение нескольких секунд бесстрастно рассматривала меня.
— А теперь не пора ли приступить? — спросила она, обмакивая губы в стакан.
— Приступайте!
— Мистер Барт рассказал нам фантастическую историю о том, как Лейла наняла вас шесть недель тому назад найти ее убийцу… Правда ли, что в тот день, когда газеты Нью-Йорка сообщили о ее смерти, вы получили магнитофон с записью голоса Лейлы, который продиктовал вам список наиболее вероятных ее убийц из пяти имен, в том числе и моего, не так ли?
— В том числе и вашего, действительно.
Она сделала изрядный глоток.
— Это похоже на историю с сумасшедшинкой, — сказала она. — Но это в стиле именно жутких фарсов, которые любила Лейла. Вы же знаете, Денни, что она не была убита. Это был несчастный случай, ужасный и такой нелепый… но, тем не менее, всего лишь случай!
— Я готов с этим согласиться. Но, говорят, что семья Жильберт притягивает несчастные случаи. Сначала отец тонет у своего личного пляжа возле Лонг-Айленда, затем дочь дает себя съесть акуле у берега Австралии…
— О да! — она с рассчитанной медлительностью поставила свой бокал. — Я забыла об этом. Лейла в своем звуковом послании сказала и о том, что ее отца убили? Конечно, Барт должен был изложить вам все слово в слово. — Она погрузила свои черные глаза в мои на целую минуту. — Остальные также в курсе дела. И совсем не одобряют ядовитые замечания, сделанные Лейлой о каждом из них. Вы станете не слишком популярны на Северном берегу Австралии, Денни.
— Я покорю их своим очарованием, — уверенно возразил я. — Все они: коммерческий директор, пьяница, адвокат, предатель или Иуда женского пола… для меня ничего не значат.
Она слегка поджала губы.
— Что ж, надеюсь, вам все удастся. Позвольте мне еще раз повторить, что это был несчастный случай.
Я вежливо прошу:
— Не расскажете ли вы мне об этом, Бетти? Сообщения газет были довольно неясными.
— Лейла наняла у одного типа по имени Джек Ромней яхту для морской прогулки к рифам Большого Барьера, — произнесла она безразличным тоном. — Это произошло на третью ночь, около трех с половиной часов утра. Судно наткнулось на подводный риф и начало тонуть. Ромней был единственным, не спавшим в это время. Он разбудил всех нас, но сделать уже было ничего нельзя. Оставалось только покинуть каюты и как можно скорее прыгать в воду. Лейла и Ромней оставались на борту последними, и поэтому в воде оказались далеко от нас. Я слышала, как Ромней закричал, но только позднее поняла почему.
— Вы были недалеко от берега?
Она утвердительно кивнула.
— Мы были всего в двухстах метрах от маленького острова. Ночь была хороша, а море теплое. Для Лейлы, плававшей как рыба, это было бы пустяком. — На миг она закусила нижнюю губу… — Если бы не акула!
— Вы не видели, как Лейла прыгнула в воду?
— Я вам уже сказала, что она осталась последней на борту вместе с Ромнеем.
— Вы не видели акулу? Вы не слышали, как Лейла закричала?
— Нет. — Она качает головой. — Я слышала только крик Ромнея.
— Тогда откуда же вы знаете, что на нее напала акула? Как вы можете утверждать, что Лейла вообще покинула судно?
Ее глаза округлились.
— Уж не обвиняете ли вы Ромнея в том, что он убил Лейлу? — Легкий смех слетел с губ Бетти. — Зачем бы ему это делать? Для него она была только богатой американкой, нанявшей его яхту, чтобы совершить со своими друзьями морскую прогулку.
— А мог кто-нибудь нанять его для ее убийства?
Ее плечи опускаются.
— Подождем, пока вы не встретите Джона Ромнея, и не увидите, что это за человек. Он — убийца?!
— Хорошо, я могу потерпеть до завтра, — сказал я недовольным тоном. — Но как случилось, что все вы собрались в Австралии?
— Идея принадлежала Лейле. Она дважды совершала со своим отцом путешествие в Австралию, и страна ей очень понравилась. Пьеса Амброза Нормана скоро должна была быть поставлена, и ему нужно было окончательно ее отредактировать. Лейла думала, что это будет идеально: мы могли бы работать, как бы находясь на каникулах.
— Насколько я понимаю, Лейла взяла дела отца в свои руки?
— Да, так оно и было.
С минуту я размышлял.
— Я понимаю, почему там находились автор пьесы Амброз Норман и импрессарио Чамплин. Но что там делал Феликс Паркер?
— Перед смертью Дэймон Жильберт обещал Феликсу проценты с будущей пьесы Нормана, и Лейла исполняла обещание отца.
— Вы были личным секретарем Дэймона. Почему же вы присутствовали на празднике?
Бетти бледно улыбнулась.
— Потому что Лейла вместе со всем остальным унаследовала и меня.
— В общем, ей нечего было делать только с адвокатом.
— Именно.
Я зажигаю две новые сигареты.
— Мне пришла другая идея по поводу вашего дружка Ромнея, — сказал я. — Все, что вы мне рассказали, могло быть оплачено?
— Воображение, Денни, — обронила она ледяным тоном. — Смешная идея!
— Ладно, вечер еще не окончился, может быть, мне придет в голову более интересная мысль. А Дэймон Жильберт — каким он был человеком?
На момент она задумалась, постукивая пальчиками по своему серебряному браслету.
— Это трудно сказать. Он был руководителем театра, но это все равно, как если бы я сказала, что Шекспир был драматургом. Человек в высшей степени интеллигентный, умевший делать деньги при помощи искусства и делать искусство при помощи денег. К тому же очень странный.
— Чем именно?
— Его взаимоотношения с людьми были… — она ищет подходящее слово, — …беспокойными. Дэймон подозрительно относился ко всему на свете. Он был ревнив, властен, ему нужно было так или иначе властвовать над своим окружением. Он никому не позволял ускользнуть от подчинения ему.
— Вы хотите сказать, что, если кто-нибудь хотел покинуть его, он этого не позволял?
— Чем больше они брыкались в оглоблях, тем сильнее он натягивал вожжи, — сказала она с горечью. — Ему нужно было подавлять людей, душу и тело которых он держал в своей власти…
— В общем, тиран!
Бетти Адамс улыбнулась почти против воли.
— У вас создалось такое впечатление? Может быть, я зашла слишком далеко, но вы меня так настойчиво расспрашивали.
— А Лейла? Она была сделана по такой же мерке?
— Вы же ее видели, — возразила она. — Какое у вас создалось впечатление?
— А в каких отношениях она была с отцом? — вместо ответа на ее вопрос я задаю свой.
— Странное смешение любви и ненависти. Почти тотчас же после его смерти она стала очень на него походить… в худшем смысле.
— Стала таким же тираном?
— Я знаю, что все это имеет идиотский вид, но так оно и было, — пробормотала Бетти. — Но лучше сказать, что она была одержимой.
— Была ли она в Лонг-Айленде в тот вечер, когда утонул ее отец?
— Да, она была в доме уже несколько дней. Именно Лейла нашла тело на следующее утро. — Бетти вдруг охватывает дрожь. — А не пойти ли теперь поесть? Завтра утром надо будет рано встать, чтобы попасть на самолет.
— Прекрасная идея, идем.
Деликатесы Сиднея для меня настоящее откровение. Я проглатываю две дюжины устриц, величиной с мою ладонь, сопровождая их омарами, обмениваясь с Бетти банальными репликами, обычными, когда у людей занят рот.
В десять часов Бетти напомнила, что завтра мы должны рано встать, и заверила меня, что провела очаровательный вечер. Так как ее номер на том же этаже, что и мой, тремя дверями дальше, для меня не составляло затруднения проводить ее. Дойдя до своей двери, она с минуту колеблется.
— У меня есть превосходное вино, Денни. Не хотите ли наскоро выпить по последней?
Я ломаю голову, пытаясь понять, что скрывается в глубине ее черных глаз, но это все равно, что проникнуть сквозь защитный экран атомного реактора.
— Мне кажется, что это замечательная идея, — соглашаюсь я.
В ее номере я усаживаюсь на диван, в то время как она разливает вино. Она принесла бокалы и села рядом со мной, позаботившись оставить между нами сантиметров пятьдесят пустого пространства.
— Итак, за Тонсвилль, — говорю я, поднимая бокал, вполне счастливый такой находкой.
— За Тонсвилль, — без энтузиазма отвечает она.
— Сколько это километров от Сиднея?
— Две тысячи. Расстояние не имеет большого значения в этой стране.
— Значит, четыре или пять часов полета?
— Да, около этого. — Она бросает на меня заинтересованный взгляд. — Но почему такой внезапный интерес к географии?
Я скромно объяснил:
— Я представляю, что вы проделали этот путь вовсе не для того, чтобы со мной познакомиться. Значит, должна быть другая причина, и значительная, не так ли?
— Да. Это вызывает у вас беспокойство?
— Да. Если это сделано для того, чтобы внушить мне, что смерть Лейлы только несчастный случай, так можно было бы подождать моего приезда. Но, может быть, вам не хотелось встречаться со мной в Тонсвилле, и поэтому вы встречаете меня в Сиднее. Не хотите ли попробовать купить меня, моя душенька?
Она невольно улыбнулась.
— Я думала об этом. Но, увидев вас, поняла, что это идиотская мысль.
— Итак, что же вы собираетесь делать?
— Не знаю. — Она испытующе вглядывается в мое лицо, с понимающим видом покачивая головой. — Если я вам предложу свое тельце, белое как снег, вы все равно сядете завтра утром на самолет.
Я прошептал:
— Почему вы не хотите, чтобы я приехал в Тонсвилль, душечка? Опасаетесь, что я найду убийцу?
— Это всегда дело случая. Но другие… они вынуждены оставаться там, пока коронер не окончит следствие, еще дня четыре. А они все в очень печальном состоянии, Денни. У всех у них депрессия или еще хуже. Я боюсь, как бы ваше пребывание там не привело к катастрофе. Вы могли бы подействовать как катализатор, как бомба замедленного действия, брошенная к их ногам, и я даже не осмеливаюсь представить себе, что могло бы произойти, если бы она взорвалась.
— А все же, что, например, могло бы произойти?
— Не знаю, — пробормотала она. — Это кажется глупым, не правда ли? Право, я не знаю, но как только я об этом подумаю, у меня мороз по коже пробегает. Как будто все они закрыты в большой бутылке и каждый раз, когда они трутся друг о друга, идет дым. Кто знает, что оттуда появится, если вы вытащите пробку.
— Все черные тайны, скрытые в изгибах их души?
— Может быть, более чем это. — Она вздрогнула. — Вся ненависть и жестокость… и она может поглотить нас всех, Денни. Вас, меня и всех остальных.
— Думаю, моя дорогая, что вы позволили вашему воображению слишком далеко вас увлечь. Если дело идет только о несчастном случае, зачем им портить себе кровь?
— Вы никогда не жили в тени Дэймона Жильберта, Денни, — сказала она. — Или его дочери…
— Вы хотите сказать, что они так травмированы тираном, что, если некто по имени Бойд придет со своим большим скальпелем и начнет зондировать их тайные раны, они все полезут на стену?
— Думаю, что именно так, — сказала она, покачивая головой. — Вы очень проницательны, Денни.
— О, это пустяки, — важно проговорил я. — Но не побеседовать ли нам о чем-нибудь другом? Не встречали ли вы недавно того актера, у которого есть жена в Уичестере?
Она взглянула на меня и побледнела: ее загар принял сероватый оттенок. Затем ее рука опустилась на мою щеку. Тип, изобретший выражение «увидеть 36 свечей» был близорук, я увидел больше сотни.
— Уходите! — бросила она хрипло.
— Как вам угодно, Бетти, — сказал я, вставая. Ее глаза были плотно закрыты, а ногти впиваются в ладонь.
— Презренный грубиян! — прошипела она.
Я уже открыл дверь, когда услышал шепот:
— Денни!
— Что?
Я повернулся, закрыл позади себя дверь и посмотрел на Бетти. Она поднялась с дивана, быстро пересекла комнату и остановилась передо мной. Потом она коснулась моей щеки.
— Прошу прощения, — прошептала она. — Было очень больно?
— Вы очень рисковали, Бетти, — сказал я сердито. — Вы могли испортить мое лицо.
— Кто сказал вам обо мне и об актере?
— Один человек с грязными ногтями. Тип, который смеялся, рассказывая мне эту историю.
— Дженнилс! — с отвращением догадалась она.
— Дэймон получил обратно своего актера, актер — свою жену, а вы — хорошенький разводик! Дженнилс полагает, что все довольны.
— Он забывает только один пустяк. — Голос Бетти показался мне далеким и беззвучным. — Я была без ума от моего актера. Мне понадобился год, чтобы прийти в себя. Ах! Эти вечера, когда мне хотелось быть одной, чтобы выплакаться, но я должна была улыбаться и благодарить, когда Дэймон предлагал мне бесплатные билеты, чтобы я могла присутствовать на представлении! Но это в счет не идет, я думаю?
— Дженнилс не сентиментален, знаете ли. Покажите ему банкноту в сто долларов и вы услышите, как бьется его сердце.
Ее пальцы снова ласкают мою щеку.
— Я огорчена, что ударила вас, Денни. Вы не были виноваты.
— Не будем больше говорить об этом. И идите, наконец, спать, весь вечер говорили, что завтра утром надо быть свежей и розовой.
Она повернулась ко мне спиной, сделала несколько шагов до середины комнаты и остановилась как вкопанная.
— Доброй ночи, Бетти, — сказал я.
— Не уходите, Денни, — пробормотала она. — Я не могу оставаться наедине с собой всю ночь! Я не хочу, чтобы вы уходили!
Я успокоил ее:
— Две таблетки аспирина, и вы уснете, как новорожденная.
— Я уже сказала… не уходите! — закричала она пронзительно.
Я ласково спросил:
— Дорогая, вы думаете, что это будет очень романтической сделкой?
Вдруг руки ее задвигались с удивительной быстротой и с нежным шелковым шелестом упало платье. Сна быстро освободилась от остатков своей одежды и совершенно обнаженная подошла ко мне… Откинув голову, она заглянула в мои глаза, и я увидел огоньки, переливающиеся в глубине ее зрачков.
— Ах, Денни, Денни! — лихорадочно шептала она в темноте, когда прошло уже много времени. — Это было чудесно! Ты не сердишься, любовь моя?
— Хочешь знать одну вещь, Бетти? В сущности, ты тоже нечто вроде Дэймона Жильберта.
Она не ответила, и только через несколько минут, когда я начал погружаться в сон, я понял почему: она плакала, уткнувшись в подушку.
У меня появилось предвкушение рая, когда мы достигли дороги, идущей вдоль залива по направлению к северу. Мы ехали в роскошном авто с откинутым верхом под голубой синевой неба, где сверкало раскаленное солнце, жар которого умерялся сильным бризом, дующим с моря. Пейзаж стоил того, чтобы приехать.
Мы сидели втроем: Бетти между мной и Ларри Чамплином. Чамплин ждал нас в аэровокзале, и его прием оказался менее холодным, чем я ожидал. У этого парня среднего роста такие сильные плечи, что он кажется коренастым. Сорок пять лет, черные волосы, короткие и волнистые. С тех пор как мы познакомились, он еще ни разу не вынул изо рта толстую сигару.
Бетти показывает на темную массу острова в семи или восьми километрах от берега и что-то кричит, но ветер мешает мне расслышать.
— Что?
Она наклонилась ко мне и приблизила губы к моему уху:
— Это Магнетический остров.
— А! Да?
— Каждый год происходят гонки от Тонсвилля до острова. Конкуренты плывут в корзинках под наблюдением сторожевого судна, из-за акул.
Я кивнул, а затем сообщил ей на ухо.
— А в этом году я объявлю о преступлении.
Через десять минут авто мягко остановилось перед большим домом в колониальном стиле, окруженном широкой верандой. Он построен в большом парке, откуда открывается потрясающий вид на океан.
Я вышел из экипажа. Бетти последовала за мной, а Чамплин отправился пристроить таратайку в гараже позади дома.
— Не плохо здесь? — спросила Бетти. — Лейла написала Джеку Ромнею, чтобы он подыскал ей что-нибудь. Владельцы этого дома как раз собирались провести три месяца каникул в Европе. Но мы не могли найти прислугу. У нас только две приходящие женщины для кухни и уборки. Амброз следит, чтобы бар был всегда наполнен, если его не отвлекают другие занятия.
— Вы хотите сказать, что он пишет пьесы?
Она с насмешливым видом подняла брови.
— Мистер Бойд… вы смеетесь! Другие занятия Амброза называются Соней… Это эстонка, пять или шесть лет тому назад эмигрировавшая со своей семьей из Америки. Ее родители умерли, а брат работает шахтером на Западе. У меня впечатление, что у нее уже в течение двух лет нет никаких средств. Когда она дошла до самого дна, она вполне созрела для Амброза… И он появился! Не знаю, как он устраивается, но где бы он ни появлялся, он всегда находит девушку такого сорта. Как вы думаете, не определяется ли развращенность по каким-нибудь тайным знакам, Денни?
— Да, конечно, если деньги соединяются с удовольствием, — объяснил я.
— Вообще говоря, каждый поступает как хочет, не советуясь с другими, — сказала она несколько тише. — По крайней мере, так было до этого случая. Теперь они задержались здесь, ожидая расследования коронера, точно персонажи из какой-нибудь пьесы Амброза!
Мы поднялись на веранду, проникли в свежесть обширного холла и оказались в громадном помещении с солидной мебелью, комфортабельной, но лишенной всякого стиля. В глубине был гигантский бар и перед ним ряд табуреток. Приблизившись, я заметил, что единственный клиент, сидящий на крайнем стуле возле стены, — очень молодая девушка. За стойкой какой-то тип играл с полдюжиной бутылок различного размера.
— Соня, — сказала Бетти, когда мы вошли, — представляю вам мистера Бойда.
Прежде всего меня удивил ее юный силуэт. Ей было самое большое восемнадцать. На ней свитер, плотно облегающий ее маленькие остроконечные грудки, и панталоны из нейлона. Все это черное и усеянное пятнами еще более подчеркивало ее детский вид. Когда она повернула ко мне голову, я прибавил ей еще пять лет. Маленькое лицо, жесткое, угловатое и хмурое, и грязно-желтые глаза того же цвета, что и волосы, подобранные в шиньон, напоминающий гнездо птицы, не убиравшей свое хозяйство уже недели три.
Когда она устремила на меня глаза, ее оценивающий взгляд напомнил мне взгляд бродячей кошки, раздумывающей, богата ли фосфором предлагаемая ей сардинка.
— Здравствуйте, Соня, — сказал я ей.
— Не теряйте времени, — перебила она меня с сильным акцентом, указав пальцем на типа за прилавком. — Я с этим парнем.
— Не задирай нос! — сухо бросила ей Бетти. — Денни только хочет быть вежливым.
— А! Вижу… — по тонким губам Сони скользнула понимающая улыбка. — Ты уже побывала в Сиднее, а? — Сна так смотрела на меня большими круглыми глазами, как будто была полна восхищения. — Он, должно быть, настоящий молодец! Он еще стоит на ногах и даже не выглядит утомленным!
Два красных пятна вспыхнули на белых щеках Бетти.
— Ах ты, захудалая…
Тягучий голос из-за прилавка прерывает цепь эпитетов клинической точности, которые она собирается выложить.
— Привет! Я думаю лучше мне представиться самому: Амброз Норман.
Шелковая рубашка агрессивно лилового цвета частично покрывала его торс, густо поросший шерстью, и выступающее брюшко. Должно быть, он от рождения слишком толст.
Волосы его длиннее, чем следует, на добрых десять сантиметров и пяти или шести оттенков, начиная от светло-белокурого до мышино-серого.
Лицо его — лицо херувима, давно уже впавшего в немилость. Щеки розовые, как яблоки, и тройной подбородок как бы призваны подчеркивать выражение невинности, но тонкая сеть лиловых вен и припухшая кожа преждевременно старят его.
— Денни Бойд, — говорю я, чтобы не оставаться в долгу.
— Не хотите ли рюмашку? Объявите только цвет, и я вам поднесу такую микстуру, что вы упадете перед ней на колени.
— Определенно! — прокомментировала Соня с мрачной гримасой.
Амброз посмотрел на меня и пожал плечами с видом фаталиста.
— Бывают дни, когда я говорю себе, что самое большое препятствие для общения между мужчиной и женщиной — слова! Мне хотелось бы оказаться на пустынном острове с женщиной, немой или говорящей только на суахили. С той или другой, я думаю, можно было бы ужиться.
— Я выпила бы мартини, Амброз, — сухо сказала Бетти, — и посоветовала бы приготовить и для Денни, пока он не умер от жажды.
— Конечно, конечно, — он широко улыбнулся. Затем бросил лукавый взгляд на Соню. — А тебе, мой маленький примитив?
— Пива!
— Не отвратительна ли она? — снова широкая улыбка. — Спросите-ка ее, с каких пор она не мылась.
— Амброз! — Бетти с отвращением морщит нос. — Вы непристойны!
— С пятницы, — сообщает Соня. — Мыться слишком часто не хорошо для кожи.
Автор драм испустил радостное кудахтанье, приготовляя коктейль с ловкостью профессионального бармена.
— Бетти, — сказал о бросив на нее острый взгляд, — мне требуется доказать, что бедная Лейла не лгала Денни, а? — Секунды две он размышлял, затем пожал плечами, очень гордый собой. — В некотором смысле это меня устраивает, или нет?
Он поставил бокалы на стойку перед нами и пригласил меня широким жестом. Я взобрался на место через два табурета от Сони, а Бетти села рядом со мной.
— Где Феликс? — спросила она.
— Наша другая знаменитость? — Амброз тихонько помешивал напиток тонкой стеклянной палочкой. — Он вышел с нашим героем, галантным капитаном, единственным господином на борту после господа Бога… господином нашей судьбы, человеком, который называется…
— Довольно! — оборвала его Бетти.
— …Джек Ромней, да будет благословенна его недоразвитая душа, — закончил Амброз. Затем удивленно посмотрел на нее. — Разве я говорю что-нибудь плохое?
— Вы и так мне достаточно надоели, — ответила Бетти свирепым тоном. — Но когда вы начинаете разыгрывать Петрушку, я не могу больше выносить!
В мое солнечное сплетение упирается локоть: это Соня наклонилась к Бетти и шевелит обгрызенными ногтями перед ее носом.
— Оставь его в покое, или я выцарапаю тебе глаза, распутница!
В сильном эстонском акценте ясно слышна злоба. Бетти соскользнула с табурета, в ее глазах появился жестокий блеск, а рука потянулась к горлышку ближайшей бутылки. Амброз, не торопясь, отодвинул бутылку за пределы досягаемости, затем схватил Соню за руки и потянул к себе. Мартини упал на пол, а Соня распласталась на прилавке, размахивая ногами в пустоте. Один каблук коснулся моего подбородка, и моя голова чисто рефлекторно откинулась. Амброз немного сильнее сжал кисть Сони, и ее маленькие округлые ягодицы заерзали на прилавке.
— А теперь иди прогуляйся, моя маленькая орхидея, — ласково сказал он.
— Ах, ты…
Дальнейшие ругательства она изрыгала на родном языке, но я так хорошо схватывал их смысл, что подумал: или я очень способен к языкам, или эстонский язык гораздо легче, чем принято думать.
— Ну, хорошо, иди-ка свари яйцо страуса, — сказал ей Амброз, — и оставь в покое цивилизованных людей, которые не привыкли выцарапывать друг другу глаза при посторонних. Иди, мой дикий цветочек, или папе придется опять задать тебе трепку.
Перед его мягкой улыбкой она стушевалась, как бы став совсем маленькой, и ярость в ее глазах сменилась страхом. Она отвернулась, соскользнула на пол в трех сантиметрах от ног Бетти и вышла в холл, с раздражающей медлительностью волоча ноги.
Амброз, без сомнения, счел, что должен дать мне разъяснения, так как едва Соня вышла, разразился длинной тирадой.
— Я жил в Нью-Йорке пятнадцать лет, — начал он тоном старого гангстера, делящегося воспоминаниями о Синг-Синге. — Наступает момент, когда чувствуешь, что уже достаточно фальсифицированных кукол Манхэттена…
Он оперся локтем о прилавок и на минуту погрузился в воспоминания.
— Я всех их имел, Денни…
Бетти прервала его.
— Даже если я закрою глаза и заткну уши, чувствую, что непристойности облепляют меня, как тина! Не поговорите ли вы о чем-нибудь другом, Амброз?
— Если вам не нравится слушать, идите в другое место, — очень недовольный, проговорил он.
— Денни, я пойду посмотрю, приготовлена ли вам комната, — сказала она. — Быть может, ее нужно проветрить, если дверь была открыта, когда Соня проходила мимо.
Она вышла, постукивая каблуками.
— Как я вам говорил, — продолжал Амброз, как будто его не прерывали, — я всех их имел… этих баб, которые даже не помнят, где они вошли в контакт, настолько они торопятся отдать вам все свое существо в обмен на вашу подпись на чеке. Через некоторое время вам уже не хочется и шагу сделать по Манхэттену и вы сыты по горло изысканнейшими из магазинов, приличными разговорами и платьями по тысяче долларов за штуку. Эти женщины занимаются любовью, как игрой в бридж: нужно знать все тонкости игры и даже плутовать немного, если партнер не смотрит.
Он медленно покачал головой.
— Я понял, что все это окончено для меня вскоре после того, как встретил одну молодую южноамериканку в Гринвич-Виллидж. Она знала разные трюки на каждую ночь в году, она хотела написать книгу, но не удавалось найти художника, способного ее иллюстрировать. В конце концов я отдал ключ от моих комнат одному из моих старых недругов, а он подумал, что я ему даю цветок…
— Вам нет надобности объяснять мне все про Соню, Амброз, — сказал я. — Для моего дела…
— Денни, если вас спросят, что доставляет вам самое большое удовольствие, что бы вы ответили?
Я не колебался ни секунды:
— Мартини!
Положительно, в этом бистро обслуживание заставляет желать лучшего, а что касается болтовни, то бармен установил мировой рекорд.
Он приготовил напиток, поставил передо мной стакан и с улыбкой сказал:
— Извините, но эта маленькая дикарка — такой сюрприз для меня. Но не поговорить ли нам о вас, чтобы сменить тему разговора?
— О! Не о чем говорить, знаете ли! Я — всего-навсего бедный детектив, который не может позволить себе соревноваться с вами на такой специальной почве.
— Льстец! Но вы совсем неплохо разбираетесь во всем, старина! Вчера вечером вы укротили тигрицу… а этого и Дэймону Жильберту никогда не удавалось.
— Неужели? — вежливо спросил я.
— Именно так. — Скверный огонек зажегся в его глазах. — Были моменты, когда это сводило его с ума. По его мнению, все курочки покупаются, нужно только выяснить их цену. Сто раз он пытался узнать, сколько стоит Бетти Адамс, но никогда не мог достичь цели. Однако он был очень великодушен с ней, на свой манер, конечно. Был один актер, игравший главные роли в одном из его заведений, и…
— Я уже слышал эту историю.
— Смотри-ка, вы неплохо информированы, как я вижу! — Вид у него был разочарованный. — Короче говоря, Дэймон не получил удовлетворения.
— Чем больше я слышу о Дэймоне Жильберте и о кружке его интимных друзей, — задумчиво проговорил я, — тем чаще я себя спрашиваю, кто из вас ненавидел его больше всех.
— Я никогда не ненавидел Жильберта, — с живостью возразил он. — Жильберт гораздо больше нуждался во мне, чем я в нем! В течение одиннадцати лет я пять раз имел успех на Бродвее, а он был продюсером. Амброз Норман создал Дэймона Жильберта, запомните это!
— Вы, должно быть, обожали его, так как все время возобновляли с ним контракт. — Я здесь нащупывал наугад, уверенный, что рискую немногим. — Действительно, это с вашей стороны было очень великодушно, так как вы могли получить в десять раз больше от какого-нибудь другого продюсера с Бродвея.
— О! Знаете ли, на прибыль существует лимит, — пояснил он. — Перейдете его и налоговое ведомство заберет все. Поэтому тот ли, другой ли продюсер — все примерно одинаково.
— А не зависело ли кое-что и of того, что можно было увидеть в досье, в котором регистрировалась ваша охота за экзотикой?
Его могучие руки сжали край стойки, и суставы пальцев медленно побелели.
— Кто рассказал вам эту гнусную ложь? — спросил он, с трудом сдерживая голос.
— Не имеет значения. Для меня Жильберт был убит и тот, кто убил его, убил и его дочь. В списке подозреваемых перечислено пятеро, и вы один из них, Амброз. Я знаю, что у вас были мотивы, но я хотел бы знать, имеете ли вы для этого достаточно смелости. Маленькая сценка с Соней убедила меня: вы не позволите наступить себе на ногу!
— Вы с ума сошли! — его голос поднялся на целую октаву. — Если вы думаете, что у меня были мотивы, посмотрите на остальных!
— Я их видел.
— Бетти Адамс. — Он сделал презрительно отстраняющий жест. — А Ларри Чамплин, его коммерческий директор, обкрадывавший его? Знаете, что Дэймон сделал с ним? Заставил написать полную исповедь, отправившуюся прямо в сейф его адвоката. Затем он наполовину уменьшил его содержание и посоветовал ему заново изучить свою профессию. Через неделю он поставил Ларри контролировать билеты у входа в зал!
— Вы хотите заставить меня поверить, что Ларри позволил обращаться с собой, как с мальчишкой?
— Если бы он отказался, его исповедь направилась бы прямо к прокурору. В течение нескольких недель все, кому насолил Ларри, явились бы к нему на расправу, могу вам поклясться!
— Если Чамплин имел мужество это перенести, конечно, он нашел бы мужество и для другого, — сухо сказал я. — Я сохраню его в моем списке.
— А Паркер? — агрессивно то ли спрашивает, то ли утверждает он. — Самый старый друг Дэймона… обаятельный тип и вместе с тем благовоспитанный! А ну-ка, Бойд, как вы с ним поступите? Добрый, старый товарищ, который был так занят обольщением дочери Дэймона, что почти не имел времени для ее отца!
Я пожимаю плечами.
— Тем не менее он был менее уязвим, чем вы, с этим детальным рапортом о ваших пороках и экзотических фантазиях, Амброз.
— Напротив, он был в тысячу раз более уязвим, чем мы все! — гневно выкрикнул он. — Жильберт больше беспокоился о Лейле, чем о себе самом. Когда он узнал, что произошло, он совсем вышел из себя, и если бы Феликс был в этот момент в городе, он задушил бы его голыми руками. Но когда Паркер вернулся, Дэймон уже несколько пришел в себя. Достаточно для того, чтобы изобрести трюк, которым можно было бы заставить Феликса страдать. Вы знаете, что он сделал? У Феликса была сестра, преподавательница в Нью-Джерси…
— Эта история мне тоже известна…
— А вы знаете, Бойд, где теперь находится его сестра?
— Нет.
— В сумасшедшем доме, вот где! Вы ищите ненависть, Денни, а? Ну, хорошо, вы ее нашли! Но один только человек, который настолько ненавидел Дэймона Жильберта, что не мог поступить иначе, как только утопить его в океане, это…
— Продолжайте, Амброз, — произнес баритон с вежливым энтузиазмом, — Я восхищен. Значит, это…
— Вы давно здесь? — прохрипел Амброз.
— Достаточно, чтобы услышать вашу клевету на Лейлу Жильберт и на меня, — отвечает кто-то ледяным тоном. — Это я еще мог бы вам простить. Но примешивать имя моей сестры к вашим мерзким фантазиям, чтобы попытаться спасти свою шкуру, — вот что непростительно. Боюсь, как бы вы не пожалели об этом, Амброз!
Я оборачиваюсь и вижу двух человек, стоящих в проеме открытой двери. Тот, который говорил и который не мог быть не кем иным, как Феликсом Паркером, входит в комнату и ленивой походкой направляется к бару.
Глядя на него, нельзя не прийти к выводу, что к нему вполне подходит эпитет «благовоспитанный». Он высок, атлетически сложен, уверен в себе. Должно быть, ему около пятидесяти, но весь его вид говорил, что он рассматривает последние двадцать лет, как простую арифметическую прибавку, не отражающуюся на нем. Волосы его сохранились полностью, они были цвета голубоватой седины, их очаровательная волнистость не нарушала его мужественного вида. Смуглый цвет лица придает его голубым глазам удивительный блеск. Короче говоря, облик героя, и я представляю, что любая баба от двенадцати до двадцати лет должна растаять, увидев его.
Амброз Норман, опираясь на край стойки, следил за тем, как он подходит. Пот скользил по его подбородку.
Малый с лицом героя слегка сгибает правую руку, и через мгновение его кулак спускается на тройной подбородок Нормана.
Глаза Амброза Нормана вдруг превращаются в два стеклянных сгустка, заставляющих вспоминать о моллюсках в склянке с формалином. Затем его руки выпускают край стойки и он медленно исчезает из поля зрения. Слышен мягкий стук, когда он касается пола.
Герой поворачивается ко мне и протягивает руку, на этот раз с протянутыми пальцами. Очаровательная улыбка освещает все его лицо.
— Как поживаете? — спрашивает он. — Я — Феликс Паркер.
Второй, оставшийся у дверей, в то время как Феликс Паркер нокаутировал Амброза, теперь с непринужденным видом направился к стойке.
— Джек Ромней, — представляет его мне Паркер.
— Денни Бойд.
Последовало рукопожатие, и у меня возникло ощущение, будто я сунул руку в камнедробилку. Он почти того же роста, как и Феликс Паркер.
— Вы не думаете, что следовало бы отнести крикуна в его комнату? — вежливо предложил он.
— Ему очень хорошо там, где он лежит, — возражает Паркер. — Собаки всегда снят на земле. Зачем нам пачкать руки, дотрагиваясь до Амброза Нормана.
— Думаю, что вы его хорошо отметили, старина, — широко улыбаясь, сказал Ромней.
Нельзя сказать, что его акцент неприятен, но он явно не австралийский и не английский. Так как это меня интересует, я спросил об этом.
Он улыбнулся еще шире.
— По происхождению я англичанин, но так как я поселился в Австралии по окончании войны, то и получился такой акцент.
Он лет на десять моложе Паркера, но сложен солиднее, его кожа темна, а голубые глаза окружены сетью тонких морщин. По сравнению с Паркером, в его лице совершенно отсутствует изящество, но зато оно внушает больше доверия.
— Наполним стаканы и вынесем их на веранду, — жестким тоном предлагает Паркер. — Здесь сплошной свинарник.
Через две минуты мы устраиваемся в комфортабельных креслах на веранде под нежной лаской морского бриза.
— Ситуация и без того достаточно затруднительная, чтобы еще больше осложнить ее формальностями, — сказал Паркер. — Если нет возражений, будем обращаться друг к другу по имени.
— Меня это не стеснит, — ответил я.
— Хорошо. — Он достал из кармана спортивной курточки безукоризненной формы золотой портсигар, вынул сигарету и приступил к ритуалу закуривания. — Естественно, мы все понимаем, зачем вы здесь, Денни. Я не знаю в точности, каковы были ваши намерения относительно Амброза, но вы уже проделали превосходную работу к тому моменту, как мы вошли в комнату.
— Можно сказать, что он прыгал, как кот на горящей крыше, — пробормотал Ромней.
— Чем больше я стараюсь узнать, была ли случайной смерть Лейлы Жильберт, — говорю я, — тем больше прихожу к убеждению, что ее отец был убит.
— Он приезжал сюда два раза, — Ромней разжигает старую трубку. — Интересный субъект, старый Жильберт, но у меня было впечатление, что он не всегда был удобен.
Паркер холодно сказал:
— Дэймон был гораздо значительнее всех нас.
На ступенях внезапно появился большой коренастый Ларри Чамплин.
— Послушай, Феликс! Я только что получил пачку писем и две каблограммы. В одной из них предлагается серьезная проблема. Думаю, что надо принять быстрое решение и тотчас же телеграфировать ответ.
— Иду, Ларри. — Паркер поднялся со своего кресла. — Извините, господа, — проговорил он и удалился за Чамплиным в большой холл.
Я остался с Ромнеем.
— Скверно получилось с вашим судном, Джек, — говорю я.
— Оно было застраховано, — ответил Ромней. — Хуже получилось для бедной Лейлы.
— Вы абсолютно уверены, что это была акула?
Он покачал головой.
— Почти уверен. Вы знаете, что это произошло в открытом море. Конечно, было темно, луны не было, так что я не могу быть абсолютно уверенным. Но Лейла плавала намного лучше, чем все остальные вместе взятые.
— Вы покидали судно последним, не так ли?
Ромней повернулся и посмотрел на меня, по его губам медленно скользнула улыбка.
— Денни, старина, — вежливо пробормотал он, — я уверен, что вам хотелось бы услышать всю историю с самого начала. Вы совсем не раздражаете меня, нисколько. Я знаю, что вы делаете свою обычную работу.
Я в свою очередь ответил ему широкой улыбкой.
— О’кей. И не пропускайте даже самой маленькой детали.
— Может быть, я должен сначала поговорить о географии. Большой Барьер тянется на две тысячи километров от Новой Гвинеи до бухты Гарвей, на четыре градуса к югу от того места, где мы находимся в настоящее время. Это обширная цепь островов и коралловых рифов, окаймляющая берег, самый большой ансамбль подобного типа во всем мире.
— Продолжайте, — поощрил я.
— Очень важно, чтобы вы поняли это, Денни. Так как я уверен, что вы думаете: нужно быть полным идиотом, чтобы разбить яхту о риф.
— Я только задал вопрос, Джек, — возразил я. — Я еще не посетил эти места.
В течение нескольких минут голубая струйка дыма лениво поднимается из отверстия его трубки.
— Между берегом и тем, что называют внешними рифами, находится лагуна, которая нигде не имеет глубины более восьмидесяти метров. Здесь находятся самые красивые кораллы в мире. Здесь также охотятся на зеленых черепах. В это время года они выходят откладывать яйца на песчаные пляжи коралловых островов.
— Джек, — без энтузиазма замечаю я, — мне уже кажется, что я знаю Большой Барьер, как свои пять пальцев.
Он ласково улыбнулся.
— Хорошо, но я не могу иначе. Зеленые черепахи в начале всей истории… Не забывайте, что среди этой лагуны сотни маленьких островов и рифов.
— Не забуду.
— На второй день мы увидели нескольких черепах, но никто ими особенно не интересовался. Затем после полудня Лейла вдруг проявила лихорадочный интерес к этим зверушкам и пожелала во чтобы то ни стало вернуться. Меня это несколько рассердило, потому что у меня были свои дела на остаток дня, и проклятые черепахи нарушали все мои планы. Две предыдущие ночи я причаливал к одному из больших необитаемых островов, чтобы все могли спать спокойно, конечно, и я тоже. Лейла во что бы то ни стало хотела видеть черепах, и я не мог заставить ее от этого отступиться. Тогда мы заключили договор: мы возвращаемся с условием, что все будут ночевать на борту, чтобы сберечь время.
Кораллы — живые организмы. Они, не переставая, размножаются. Я провел в этих водах двенадцать лет, Денни, и в конце концов так к этому привык, что просто не замечал этого. Однажды вдруг видишь риф или остров, поднявшийся на том месте, где ничего не было полгода назад, но ночью…
Я прервал его:
— Джек, как вы устраивались ночью на борту?
— Пространство было невелико, но была каюта с четырьмя койками и две каюты с двумя. Трое мужчин помещались в большой, а девушки занимали маленькие.
— А вы не собирались спать?
— Я предпочитал не спать. Мы наткнулись на риф около половины четвертого утра, и он разорвал мне судно, точно оно было из картона.
Я тотчас же понял, что времени у нас нет, самое большое — две-три минуты. Я только успел заметить темную массу острова в двухстах-трехстах метрах от правого борта и помню, что подумал: «Слава Богу, никто не утонет», и тут же закричал, чтобы они проснулись и прыгали в воду. Первыми прыгнули Амброз Норман и Ларри Чамплин, за ними последовали Бетти Адамс и Феликс. Лейла, как всегда, не торопилась, хотя нос яхты был уже под водой.
Когда она оказалась готова, другие уже плыли к острову. Я хорошо видел рябь на поверхности моря там, где они плыли.
Трубка Ромнея погасла добрых пять минут тому назад, но он не замечал этого и с жаром продолжал:
— Лейла предложила мне пари на пять долларов, что она опередит меня самое меньшее на пятьдесят метров, сделала прекрасный прыжок и поплыла очень быстро. Я показался себе стариком, собираясь погрузиться вслед за ней, как краб. Она была в двадцати метрах впереди меня, когда это произошло. Это… это трудно с точностью передать. Я скорее вообразил себе, чем увидел внезапное волнение воды впереди меня. Понадобился миг, чтобы поднять голову, посмотреть вокруг, и уже ничего больше не было! Лейла исчезла… Я позвал остальных, но они были слишком далеко, чтобы понять, что я хотел им сказать. Я плавал вокруг места, где видел ее в последний раз, описывая все более широкие круги, пока не выбился из сил. Мне пришлось прекратить поиски, иначе я не смог бы добраться до острова.
Ромней вынул трубку изо рта и внимательно рассматривал ее, как будто в ней заключен секрет, который он должен разгадать.
— Вот и все, — сказал он, наконец. — Два всплеска воды, и Лейлы Жильберт больше нет. Как глупо!
— Сколько времени после этого вы оставались на острове?
— Несколько часов. Рыболовное судно подобрало нас вскоре после восхода солнца. В то же утро власти предприняли поиски, только из чистой формальности.
— А ваша яхта, Джек?
— Она на глубине пятисот морских саженей. Не знаю, найдут ли нужным страховые чиновники поднимать ее, и, откровенно говоря, мне на это наплевать.
Я зажигаю сигару и смотрю, как заходящее солнце сверкает в голубых водах бухты. Трудно найти такой безмятежный пейзаж… И подумать только, что там, под этой мирной поверхностью, может быть, блуждает странное животное в форме торпеды, быстрое и молчаливое.
Джек Ромней встал и бросил на меня вопросительный взгляд.
— Есть ли у вас ко мне еще какие-нибудь вопросы, Денни?
— В настоящую минуту больше нет. Благодарю, Джек.
— Вы продолжаете думать, что Лейла Жильберт была убита?
Он это спросил, как будто не придавая значения, но я чувствовал, как напряженно он ждал ответа.
— Мне еще трудно составить мнение, — ответил я. — Однако ваш рассказ кажется мне убедительным.
Он отвернулся и рассматривал бухту. Но ему не удалось скрыть свое раздражение, которое прорвалось вопросом.
— Что вы хотите этим сказать, Денни?
— Только то, что сказал… Но, как вы думаете, мог бы я позаимствовать авто на час или два? Я хотел бы сделать кое-какие покупки: зубной порошок и другую мелочь.
— Это не проблема, Денни. — Он стал более спокойным. — Еще Лейла наняла машину, и ключи всегда на месте. Каждый может ее использовать. Поэтому не стесняйтесь!
— Благодарю. Вам ничего не нужно в городе?
— Нет, ничего.
Я спустился на две ступеньки, потом обернулся:
— Джек!
— Что, Денни?
— Как вы думаете, могу я завтра нанять лодку? Мы могли бы проехать в сторону этих рифов?
— Это легко сделать, — вежливо ответил он.
— Не могли бы вы этим заняться?
— Конечно.
В его вежливом голосе звучит легкая хрипота.
— Еще раз благодарю, — сказал я и направился к гаражу.
Выводя машину по аллее, ведущей к дороге, я задал себе вопрос относительно Ромнея. По первому впечатлению он мне показался порядочным человеком. Но я вспомнил множество других парней, которые на первый взгляд тоже казались порядочными, например, Синяя Борода или Ландрю.
Тонсвилль — хорошенький городок, окруженный холмами, улицы широки, окаймлены деревьями, и дома в колониальном стиле часто окружены крытой галереей.
Я применяю безошибочную теорию, согласно которой самый быстрый способ получить сведения в чужом городе — поставить машину возле ближайшего бара. Первый парень, которого я остановил, чтобы спросить у него, где я могу найти бар, посмотрел на меня глазами жареного мерлана.
— Бар? Что это такое?
Теперь уже я посмотрел на него, выпучив глаза.
Мне посчастливилось больше, когда я остановил второго туземца.
— Держу пари, что вы янки, — сказал он со снисходительной улыбкой.
— Совершенно верно, — осторожно ответил я. — Не хотите ли вы сказать мне: «Убирайтесь домой!»
С минуту он молча рассматривал меня, затем ответил:
— Вы знаете, как называется вот эта лужа, которую вы видите?
— Конечно, — ответил я, довольный собой. — Коралловое море.
— Прекрасно! В таком случае я не скажу вам «Убирайтесь домой»! Вы — единственный янки, который знает это название.
Затем он отвечает на мой первый вопрос.
— Здесь не говорят «бар», здесь это называется отелем, а в отеле всегда есть зал с буфетом, где можно выпить, но вне отеля вы нигде не найдете стойки.
— Не можете ли вы указать мне дорогу к ближайшему отелю, и что скажете, если предложу вам выпить?
— Я скажу, что эта прекрасная идея.
Когда мы проникли в бар отеля, сначала у меня возникло впечатление, что мы ошиблись адресом и попали в телевизионную студию. Громадный зал, в котором можно разместить кавалерийский полк. Ни одного сиденья. За гигантской стойкой, которая тянется от одного края зала до другого, лихорадочно мечутся две утомленные женщины. Клиенты толпятся перед стойкой компактной массой в двенадцать рядов, пьют, курят и разговаривают.
— Я знаю здешних служащих, — сообщил мне новый товарищ. — Я попробую что-нибудь добыть. Чего вы желаете, янки?
— Для меня мартини.
— Что?
Я быстро осведомился:
— А что будете вы?
— Шоопер.
— О! — я слабо улыбаюсь. — Должно быть, недурно. А что это такое?
— Пиво. — Он посмотрел на меня, как на слабоумного. — Не говорите, что вы еще не пробовали наше пиво.
— Я только вчера приехал.
— Это настоящее пиво, а не кошачья моча, которую подают у вас, — любезно объяснил он. — Вот увидите. Два пива!
Затем он глубоко вздохнул и нырнул в толпу, находящуюся между ним и прилавком. Я отвернулся, чтобы не видеть, как человека в расцвете лет разорвут на куски у меня на глазах. Через полминуты я услышал его голос: «Вот и я!» и увидел моего приятеля с двумя громадными кружками пива.
— Вот и шоопер, — сказал он, всовывая одну из них мне в руку. — За ваше здоровье!
Что касается пива, он был прав: никогда в жизни не пил я такого хорошего. За третьей порцией я окончательно согласился с ним, что у нас вместо пива подают кошачью мочу и потребуется много времени, чтобы наши пивовары научились доводить алкоголь до двенадцати градусов, как в Австралии.
Моего нового приятеля зовут Кларенс, но он попросил называть его Кларри. Так как он ростом почти два метра и весит сто килограммов, я не чувствую охоты спорить с ним. Он участвовал в войне в Новой Гвинее, был резчиком сахарного тростника, работал в ранчо на севере, и вот уже пять лет водит сторожевое судно между Тонсвиллем и одним из самых больших островов, ставшим значительным центром туризма.
Я перевожу разговор на акул, и оказывается, что Кларри знает об этих животных. Один профессор Мельбурнского университета отдыхал на острове в прошлом году, и Кларри много раз возил его на прогулку, чтобы показать акул на практике, а профессор делился с ним своими теоретическими познаниями.
— Самый опасный — морской тигр, — поучал меня Кларенс, — и именно в окрестностях Тонсвилля вы имеете больше шансов встретиться с ним.
— Набрасывается ли он ночью?
— Им все равно когда, Денни! Чем теплее вода, тем их больше, а летом с ноября по январь они подходят совсем близко к берегу.
Я спрашивал себя, не помутило ли ему пиво мозги, когда вспомнил, что нахожусь в южном полушарии и в настоящее время хожу головой вниз. От этого у меня появилось легкое головокружение, а может быть, и от пива.
Я с безразличным видом спросил его:
— Слышали ли вы о женщине, которую несколько дней тому назад сожрала акула? После того как ее яхта наткнулась на риф?
— Еще бы! Весь город ни о чем другом не говорит с тех пор, как это случилось. Ах, да! Ведь они были янки, как и вы! Вы случайно не знакомы с ней?
— Я однажды видел ее в Нью-Йорке.
— Сочувствую, Денни. — Он покачал головой. — Вот чего надеюсь никогда не увидеть и не услышать…
— Услышать?
— У меня был друг, ловивший устриц возле Брума некоторое время тому назад, и акула схватила одного из его ныряльщиков в тот момент, когда он уже поднялся на поверхность. Мой друг говорит, что у него до сих пор мороз по коже, когда он вспоминает крики бедного малого.
Я машинально переспросил:
— Крики?
— А вы бы не кричали, если бы у вас вырывали руку или ногу? — спросил Кларри.
— Разве акула не может схватить кого-нибудь так, чтобы тот не успел крикнуть? Если, например, она утащит его в глубину или сразу же откусит голову?
Он энергично потряс головой.
— Они начинают с того, что обгоняют тех, кого преследуют, все равно рыба это или пловец. А потом поворачиваются на бок, чтобы пустить в дело зубы. Они нападают быстро, одним ударом, и продолжают свой путь. Профессор говорил мне, что они близоруки и не различают цвета, но обоняние у них очень острое. Запах крови их совершенно сводит с ума. Они чувствуют его на расстоянии нескольких километров…
— Вы уверены, Кларри, что они не могут убить жертву с одного удара так, чтобы у нее не было времени крикнуть?
— Во всех случаях, о которых я слышал, жертва погибает после удара в результате шока или увечья, — категорически настаивал он. — Представьте же, как двойной ряд треугольных зубов впивается в ваше тело, Денни! Здесь не только боль, но и ужас… Вы думаете, что не заорали бы?
— Еще как!
— Всегда ужасно, когда на кого-то нападает акула. Здесь это происходит слишком часто. Вы знаете Джека Ромнея? Владельца яхты?
— Да, я разговаривал с ним часа два назад.
— Я его знаю только шапочно, — продолжал Кларри. — Но здесь у него хорошая репутация. Смерть этой женщины нанесла ему удар, и, кроме того, он потерял свою яхту. А такое судно не найдешь на каждом шагу.
— Но оно было застраховано?
— Ну, а я слышал другое, — говорит он безапелляционным тоном. — В маленьких городках все известно, Денни. Его страховка кончилась два месяца тому назад, и он ее не возобновлял. Для него это большая потеря.
Мы выпиваем еще по кружке пива на дорогу, обмениваемся адресами. Кларри дает мне свой номер телефона на случай, если у меня появится жажда или я не смогу вспомнить, как выглядит моя гостиница.
Я возвращаюсь домой очень медленно и очень осторожно. Не знаю почему, но чувствую, что голова моя совсем легка: чистый воздух океана с непривычки опьяняет как вино!
Обед мрачен, и разговор состоит из самых простых фраз, но пища съедобна. Бетти Адамс на одном конце стола, Соня — на другом.
Я рядом с Бетти, Амброз между мной и Соней, Ларри Чамплин прямо против меня, к счастью, во время еды он не курит сигару. Только между блюдами.
На Бетти блузочка из белого шелка с целой кучей кружев, широкая юбка из черного сатина и цепочка из больших колец, заменяющая пояс. Она повергла меня в раздумье об эпохе Крестовых походов: я спрашивал себя, что делал сеньор, когда возвращался домой после пятилетнего отсутствия и обнаруживал, что пояс целомудрия у его дамы совсем проржавел.
Соня сделала большую уступку этикету, расстегнув три верхних пуговицы своей блузки, показывая всем, что не носит бюстгальтеров; впрочем, она и не имела в нем никакой надобности.
После кофе Феликс Паркер предложил выпить коньяку, и это было самое умное замечание за весь вечер.
— Прекрасная идея! — восклицает Амброз, в первый раз открывая рот за столом.
Большой синяк, украшающий его подбородок, начинает принимать красивый лиловый оттенок и, должно быть, чертовски болит.
Соня добросовестно, один за другим вылизывала пальцы с каким-то угрюмым удовлетворением, вероятно, она решила, что после этого сможет не мыться еще неделю.
Я предложил Бетти сигарету, и мы зажгли их от общего пламени. Она не сказала мне и десяти слов за столом. Может быть, она думает, что Амброз оскорбил ее сегодня днем в баре.
Феликс с наполненными стаканами на подносе вернулся к столу и вежливо спросил у Сони, не желает ли она коньяку. С минуту она критическим взглядом созерцала бутылку, а потом заявила:
— Хорошо… только нальешь в стакан, бутылка слишком велика.
— Как хорошо сказано, моя обожаемая голубка, — иронизирует Амброз.
Все выпили.
— Денни! — вдруг сказал Джек Ромней. Все вздрогнули, как будто звук человеческого голоса — самое неподходящее для нашего слуха.
Я ответил:
— Что?
— Завтра утром у меня будет судно, — сообщил он равнодушно. — Если вы хотите вернуться до ночи, нужно выехать в половине восьмого.
— Хорошо.
— Судно? — спросил Ларри Чамплин, раскуривая новую сигару.
— Денни хочет посмотреть на риф, где произошла катастрофа, — объяснил Ромней. — Это большая лодка. Нет ли еще любителей прогулок?
Бетти посмотрела на него, открыв рот.
— После того что произошло? Да я никогда в жизни не захочу больше и смотреть на судно.
— Судно? — пропищала Соня. — Совершенное идиотство. И в тот раз ты хотел, чтобы я поехала, — сказала она Амброзу. — Я и тогда говорила тебе, что это идиотство. Разве я не была права?
— Да, да, — проворчал он. — Ты идиотка, это ясно.
— У меня впечатление, что мы будем одни, Денни, — сказал Ромней. — Если только вы не хотите, чтобы нас сопровождал кто-то третий, дабы гарантировать, что я приведу на то самое место.
Это заявление прозвучало в полной тишине.
— Что это значит?
Ларри Чамплин был так взволнован, что даже вынул сигару изо рта.
— Спросите у Бойда, — ответил Ромней ледяным тоном.
— Хорошо, — Чамплин пожал плечами и вернул сигару на место. — Итак, Бойд?
— Вы стесняете его, беднягу! — Ромней невесело посмеивался. — Постойте… Я нарисовал карту.
Он вытащил из внутреннего кармана листок бумаги, заботливо разгладил его, затем протянул своему соседу — Феликсу Паркеру.
— Передайте, пожалуйста, Бойду, Феликс, — сказал Ромней. — Мне хотелось бы, чтобы вы бросили сюда взгляд и сказали, точно ли означен на карте риф.
«Благовоспитанный» парень в течение нескольких секунд внимательно изучал бумажку, затем кивнул головой.
— Карта мне кажется точной.
— Благодарю, — ответил Ромней. — Не передадите ли вы ее мистеру Чамплину, чтобы он также удостоверил это.
Ларри Чамплин взял карту из рук Феликса и в свою очередь изучил ее.
— Да, должно быть, так, — наконец сказал он.
— Достаточно ли вам этих двух подтверждений, Денни? — спросил меня Ромней. Или вы желаете других?
— Но что все это значит, Джек? — спросил заинтригованный Феликс.
— Бойд просил меня рассказать ему о кораблекрушении… о смерти Лейлы, — ворчливым тоном объяснил Ромней. — Сегодня я детально рассказал ему обо всем. Он не назвал меня лжецом, но дал ясно понять, что не верит ни одному слову в этой истории.
— Правда, Бойд? — Чамплин бросил на меня строгий взгляд. — Мне кажется, вы должны извиниться перед Джеком или дать объяснение.
— Скажите мне, Ларри, извинялись ли вы или давали объяснения, когда проверяли билеты у двери театра?
Его бычья шея сразу же покраснела. Он прорычал:
— Что это значит? Я…
Он был готов вскочить со стула, когда рука Феликса опустилась ему на плечо, принуждая снова сесть.
— Вы могли бы поблагодарить за это нашего друга драматического автора, — произнес Феликс. — Когда я входил сегодня с Джеком, он был занят вливанием желчи в уши Бойда, который нас также не видел. Мы добрых десять минут стояли в дверях.
Чамплин с минуту смотрел на меня, затем повернулся к Амброзу, который сделался совсем маленьким в своем углу. Если я хорошо понял взгляд Ларри, брошенный на меня, то он означал: «В настоящую минуту есть более важные вещи, но не беспокойся, подлец, тобой займутся».
— Можно ли думать, что в этой куче жира есть еще место для гордости? — резко спросил Чамплин.
— Оставьте его в покое! — пронзительно заявила Соня. — Или я вам…
— Тише, мой маленький страстный попугайчик, — проговорил Амброз с доброй улыбкой, поглаживая ее руку.
— Я не знал, что у вас есть секреты друг от друга, — невинно заметил я. — Вы все набросали мне довольно живой портрет человека, каким был Дэймон Жильберт. Я думал, что между вами должно быть нечто вроде взаимной симпатии.
Чамплин опустил кулак на стол, опрокидывая стаканы. Пятно от коньяка медленно расползалось по белой скатерти.
— Продолжайте в том же духе, Бойд, — проскрипел он сквозь зубы. — И я так вас отделаю, что вас госпитализируют года на два.
— Вот теперь меня не удивляет, — сказал я, — что Дэймон вынужден был отправить вас проверять билеты.
— Ларри! — бросил Паркер.
Чамплин сделал над собой усилие и остался на месте. Я видел, как сжимались его челюсти и почти услышал скрип зубов.
Феликс одарил меня чистосердечной улыбкой.
— Денни, старина, я не понимаю вас, — в его теплом голосе все оттенки искренности. — Когда мы сегодня встретились в первый раз, у меня было впечатление, что мы поймем друг друга с полуслова. Своего рода молчаливое соглашение. К чему повторять домыслы Амброза Нормана? Чего вы хотите добиться?
Он смотрит на меня одобрительным взглядом, и я думаю, что Феликс не угадал своего призвания. Он был бы замечательным дипломатом.
В это время я почувствовал, что рука Бетти настойчиво сжимает мою.
— Прошу вас, Денни, не настаивайте, — прошептала она. — Давайте забудем все это!
Я отнял свою руку и весело повторил:
— Чего я хочу добиться? В этом-то и вопрос, не так ли, Феликс?
Его глаза сузились.
— Действительно.
— Я повторяю всем, кого встречаю, но они не слушают или не хотят слушать. В конце концов, это угнетает, Феликс. Я почти уверен, что Дэймон Жильберт был убит и все более и более убеждаюсь, что была убита и Лейла.
— Слушайте-ка меня, Бойд! — проговорил Чамплин сквозь сжатые зубы. — Черт возьми, я…
— Минуту, Ларри! Я не кончил. Еще минутку пожуйте вашу сигару. — Я повернулся к Паркеру. — Ладно. В настоящую минуту это просто гипотеза: одно, может быть, два убийства, объявленные несчастными случаями. Давайте пока рассматривать проблему под таким углом зрения. Если это было преступление, то убийца сидит за этим столом. Мне нужно прежде всего установить, кто из вас виновен, а затем построить обвинение против него или против нее.
— Денни! — в голосе Бетти задрожали слезы. — Остановитесь, ради Бога! Вы не ведаете, что творите!
— У меня есть одна идея, душенька, — сказал я, не отводя глаз от Паркера. — Эти измышления, с которыми сегодня выступал Амброз, я уже слышал из уст отвратительного человека по имени Пет Дженнилс. Может быть, вы его помните?
Его взгляд все время устремлен на меня. В нем была надежда, но теперь, я вижу, в глубине сверкает ненависть. Он медленно повернул голову и взглянул на остальных.
— Неужели мы никогда от этого не избавимся? — мрачно спросил он. — И всегда, куда бы мы ни пошли, под той или другой личиной будет находиться Денни Бойд? — он устало покачал головой. — Я думал, что мы покончили с этим, когда…
— Когда вы в ту ночь держали голову Жильберта под водой? — спросил я с нажимом.
— Не будьте смешным, Бойд! Когда Дэймон умер, вот и все, что я хотел сказать.
— Извините меня, — спокойно проговорил Ромней. Холодная угроза, прозвучавшая в его голосе, заставила всех замолчать. — Гипотеза относительно Дэймона Жильберта меня не касается, потому что меня невозможно подозревать в его убийстве. Но смерть Лейлы Жильберт касается меня, и Бойд сказал, что он все более убеждается в том, что она убита. — Его голос делался все неприятнее. — Итак, мне хотелось бы знать, Бойд, кто я, по вашему мнению? Лжец, убийца, или и то и другое? Я хотел бы получить точный ответ, если вам угодно.
Чамплин рычит:
— Но о чем вы говорите. Господи Боже!
Я с изумлением разглядывал их.
— Никогда не видел такой банды комедиантов! Вы все начали скандалить, услышав о себе правду, хотя она уже обнаружена. Феликс продолжает играть в добродетели, хотя весь свет знает, кто он такой: Иуда, продавший своего лучшего друга, соблазнивший его дочь и не имевший достаточно смелости, чтобы защитить сестру, когда Дэймон отомстил за себя. А посмотрите на Чамплина! Охвачен благородным негодованием, когда я напоминаю, что он был низведен до ранга контролера билетов… тогда как у него не было выбора. Кто вы все такие в конце концов? Кого вы думаете обмануть?
Напряженная тишина, последовавшая за моей речью, внезапно прервалась Соней, толкнувшей острым локтем в бок Амброза:
— Ха, ха! Вот дрянной человек! Вчера он дал мат проститутке, а сегодня нагоняет страх на всех!
— Я очень терпелив, Бойд, — проговорил Ромней. — Я все еще жду ответа.
— Правильно, я забыл. Извините, старина!
— Вас это забавляет, Бойд? — проворчал он. — Но, может быть, вы несколько позднее заметите, что сделали большой промах.
— Сейчас будет ответ, мистер Ромней, — вежливо сказал я. — Но для этого мне нужна ассистентка. Бетти, вы этим займетесь.
— Чем?
— Будьте внимательны, мисс Адамс, — проговорил я строго. — И говорите только тогда, когда вас спросят.
— Но… что говорить?
— Вы помните историю Ионы и Кита?
— А… да, конечно… — Она посмотрела на меня большими глазами. — И что же?
— Как бы вы назвали эту историю, мисс Адамс?
— Что? Я… не знаю. Басня?
— Басня! Вот превосходный ответ, мисс Адамс. А теперь я могу рассказать вам другую. Она называется «Лейла и акула».
Я ожидал, что все они закричат. Ничего подобного. Они молчали. Я настаивал:
— Вы знаете такую басню, мистер Ромней?
— У меня впечатление, что вы ненормальный и вам требуется серьезно позаботиться о себе, — ответил он. — Я не буду терять времени, слушая ваши глупости, Бойд. Я ухожу к себе.
— Вы не слышали еще самого главного: как акула проглотила Лейлу целиком и так быстро, что она не успела и крикнуть.
— Хорошо, очень хорошо. — Ромней с покорным видом глубже утопает в кресле. — Только будьте кратки, Бойд, это все, о чем я прошу.
— Согласен, — ответил я. — Буду краток. Вы здесь на месте за этим столом, Джек. И если говорить о лжи, я полагаю, что вы побьете всех.
— Подождите немного с вашими оскорблениями и избавьте нас от выдумок, — ворчит он.
— Сегодня я разговаривал с экспертом, — продолжил я, думая, что здесь, к сожалению, нет Кларри и что он не может узнать о своем внезапном повышении. — Он находит, что дело происходило не так, как представляется некоторыми… Когда двойной ряд зубов впивается в тело, человек испытывает ужасные мучения и приходит в ужас. Надеюсь, вы понимаете, к чему я веду, мистер Ромней. Жертва испускает крики, ужасные, раздирающие. Она все время кричит.
Он с раздражением встал.
— Вы кончили?
— Почти. Вы, кажется, не очень торопитесь поднять вашу затонувшую яхту, не правда ли?
— Нет. Я вам уже сказал почему: мое судно было застраховано, так для чего же мне это делать?
— Уже два месяца, как окончился срок вашего страхового полиса, а вы не позаботились его возобновить. Вы не получите ни копейки за вашу прекрасную яхту, спящую сейчас на дне моря, и вам на это наплевать? — Я посмотрел ему прямо в глаза. — Я нахожу это любопытным.
Он оттолкнул свой стул.
— Я не желаю больше слушать ваши сказки, Бойд, — произнес он почти жалобно. — И если желаете знать мое мнение — вы сумасшедший!
Он направился к двери и почти выбежал из комнаты. Полный надежды, я спросил:
— Интересует ли это кого-нибудь? Хотя бы немного? По-моему, если он так мало беспокоится о своей потерянной яхте, это значит, что ему уже заплатили, и гораздо больше, чем она стоит. Итак, в последний раз спрашиваю, благородные дамы и господа, кто же заплатил и почему.
Можно было подумать, что подан какой-то невидимый сигнал, понятый всеми. Стулья почти в унисон стукнули об пол, они все поднялись и направились к двери во главе с Бетти. Казалось, что все ее тело охвачено дрожью.
— Хорошо… — Я старался придать своему голосу дружескую теплоту. — Увидимся у коронера на следствии.
Снова дан невидимый сигнал. Настоящая живая картина.
— У коронера? — медленно повторяет Чамплин. Он передвинул сигару из одного угла рта в другой. — Кто нас туда приглашает, Бойд?
— Моя социальная совесть, — елейным тоном ответил я. — Нужно помогать правосудию, не правда ли?
— Вы это серьезно? — Феликс бросил на меня пронзительный взгляд. — Но зачем вы хотите это сделать, Боже мой?
— Разве не коронер должен составить вердикт о причине смерти Лейлы Жильберт? Мне кажется, что все здесь уверяют, что ее смерть была случайной, что она съедена акулой, большой, как кит Ионы. Будет справедливо рассказать ему, что я думаю о том, как она погибла и почему…
— Идиот! — бросила Бетти и быстро покинула комнату.
Чамплин и Парк взглянули друг на друга, затем повернулись ко мне.
— На вашем, Денни, месте я бы ничего не делал, — задумчивым тоном предупредил меня Феликс. — Это было бы неблагоразумно.
— Я сказал бы даже, что это было бы глупо! — проворчал Чамплин. Его могучие плечи приподнимали его пиджак, он вынул сигару изо рта и держал ее перед собой. — Я вам уже сказал, что вы заходите слишком далеко, Бойд, один лишний шаг и…
Он разжал руку, и сигара упала к его ногам. Он посмотрел на меня, улыбаясь, и раздавил ее.
— Пойдем, Ларри, выпьем по стаканчику, — предложил Феликс, и они оба вышли из столовой.
Я подобрал со стола карту Ромнея, заботливо сложил ее и положил в портфель. И только теперь заметил, что в комнате есть еще две персоны.
Соня обошла вокруг стола и кошачьими движениями приблизилась ко мне. Можно сказать, что эта женщина не умеет ходить, как все, у нее всегда вид, как будто она крадется к добыче.
— Это было здорово! — одобрила она и прижала ладони к моей груди. — Вы очень сильны? Да, вы нагнали на них страху.
Ее пальцы произвели быстрое исследование моей груди.
— Хе, хе!
Затем в ее глазах зажегся недобрый огонек. Лицо ее оживилось и вдруг потеряло свой мрачный вид.
— Шлюха! — выпалила она презрительно. — В кровати Соня гораздо лучше.
Затем, погрузив мне в грудь ногти почти с садистской страстью, она отходит от меня. Розовый кончик ее языка облизал нижнюю губу.
— Хе, Бойд? Может быть, на днях проверим, которая лучше в койке… До скорого!
Она направилась к двери, картинно покачивая бедрами. Затем обернулась ко мне:
— Я обещаю, Бойд! — Ей весело от своих шуток. — И сначала я вымоюсь!
После этого она исчезла.
Амброз поднимает брови, затем плечи.
— Можно сказать, что вы произвели на нее большое впечатление, Денни.
— Она принадлежит вам, старина, — с живостью ответил я.
— Забавно… — Я заметил, он становится меланхоличным как раз перед обедом: — Я спросил себя, каковы были бы сорок последних ночей с этой южноамериканкой, о которой я вам говорил. Может быть, я уже покончил с примитивной стадией.
— Если примитив покончил со стадией Амброза?
— Могу ли я быть великодушным и сделать вам подарок, Бойд?
— У меня впечатление, что вы принадлежите к людям, которые любят освобождаться от того, что им надоело. Но я не любитель.
Он недовольно посмотрел на меня. Затем понизил голос:
— Может быть, я мог бы дать вам кое-что другое. Например, добрый совет.
— Я слушаю.
— Если вы хотите спать спокойно, почему бы вам не отправиться в город? Там есть отличные отели.
— Вы это делаете для меня или для Сони?
— Я за вас беспокоюсь, Денни.
— Вы думаете, что со мной что-то случится, если я останусь здесь?
Он пожал плечами.
— У меня нет хрустального шара! Но после всего, что вы им сегодня сделали… Вы обнажили их души, не оставив даже кальсон… Но у меня впечатление, что с вашей стороны было бы осторожнее не вводить их во искушение. — Он на минуту закрыл глаза. — Я все еще вижу, как Ларри давит сигару ногой. — Он простонал: — Я не переношу вида крови. Почему бы не быть благоразумным? Послушайте разумный совет.
— Я должен рано встать, чтобы отплыть туда по голубым волнам, — сказал я.
— Что у вас зудит, Бойд? — Его голос становится все более жалобным. — Вас преследует мания самоубийства или что?
— То, что у меня зудит, это желание узнать, каким образом умерла Лейла Жильберт, Амброз. Я видел ее только раз, но если кто-нибудь убил ее, то он уничтожил настоящую женщину, и у меня такое чувство, точно я потерпел убыток.
— Хорошо, ступайте разыгрывать героя, и вам перережут горло, — сказал он мрачно.
Я оставил его стоящим со стеклянным взором посреди столовой.
Проходя перед открытой дверью гостиной, я бросил туда взгляд и заметил Феликса и Ларри, погруженных в серьезный разговор. Все комнаты расположены в задней части дома, а моя самая последняя. Я знал, кто какую из них занимает, и без затруднения нашел ту, которую искал. Постучал в дверь.
Она почти немедленно открылась, и показалось лицо Ромнея, который неподвижно смотрел на меня.
Я сказал:
— Уделите мне еще пять минут.
— Пять, не больше, — ответил он. — Я уже достаточно насмотрелся на вас за сегодняшний вечер, Бойд.
Он отступил и открыл дверь, чтобы я мог войти, и закрыл ее за мной.
— В семь тридцать завтра утром… так и остается?
— В семь тридцать… Маленькая прогулка в лодке, которую мы наметили? — Он покачал головой. — Одна мысль провести целый день на море только с вами уже переворачивает мне желудок, Бойд. Я не поеду.
— Вы боитесь, как бы я не нашел чего-нибудь на этом рифе?
— Мы могли бы встречаться возле рифа хоть два месяца, я бы и глазом не повел, — отвечает он злобным тоном. — Не просите меня идти туда вместе с вами, вот и все. Наймите другого моряка, вы найдете их без труда.
— Это не одно и то же. Вы знаете место.
Бледно-голубые глаза Ромнея смотрели на меня со странной настойчивостью. Наконец, он сказал:
— У вас есть карта, которую я вам дал. Если хотите, могу дать вам номера телефонов двух-трех людей, достойных доверия, которые будут рады предоставить вам лодку!
— Благодарю. Одного я уже знаю. Хотите, чтобы я сказал вам одну вещь, Джек?
— Ничто не изменит моего ответа. Говорите!
— Как актер, вы никуда не годитесь.
С минуту его лицо выражало полное изумление.
— Что это значит?
— Если вы этого не знаете, старик, — проговорил я с видом искреннего сожаления, — значит, я совершил большой промах! Но я все-таки уверен, что вы понимаете, что я хочу сказать. Итак, вы ночуете здесь? Если этой ночью примете какое-нибудь важное решение, вспомните, что в семь часов я буду уже на ногах!
— Доброй ночи!
Телефон находится в столовой. Я возвратился туда и нашел комнату пустой. Амброз, по-видимому, выбрал нечто лучшее, нежели оставаться здесь.
Я набрал номер, данный мне Кларри, и первое, что услышал, — громкий взрыв явно женского смеха. Затем красивое контральто спросило:
— Да, милый?
— Пожалуйста, не могу ли я поговорить с Кларри?
— Конечно, если мне удастся оттащить его от стакана с пивом! Кларри! Тебя спрашивает Грегори Пек.
Через десять минут я услышал его голос.
— Говорит Денни Бойд. Вы меня помните?
— О! Это вы! Если хотите пива, приходите, старина!
— Я хотел бы нанять лодку, чтобы выехать рано утром и вернуться до ночи.
— Завтра утром… я буду занят. О! К черту! Она подождет. Хорошо, Денни, лодка у вас будет.
— Благодарю! Чудесно! У вас есть авто?
— Только старая таратайка, но она двигается.
— Можете вы заехать за мной завтра утром?
Я называю адрес.
— Согласен. А куда мы направимся?
— Не знаю, но у меня есть карта, она нам поможет. Можете вы позаботиться о закуске?
— Не забуду и пива, — с жаром заверил он. — Ни о чем не беспокойтесь, Денни. Я всем займусь.
— Кларри, вы опора моей старости! — с облегчением сказал я.
— Все это я повторяю каждый день Дарис. — Он разразился громким смехом. — Только она говорит, что никогда старики не ведут себя, как я… это было бы неприлично.
Я вежливо спрашиваю:
— Дарис?
— Это она ответила вам по телефону, — объясняет Кларри. — Это моя любимая подружка. Она создана для комфорта и для холодных зимних ночей, когда не затрудняешься в выборе, чтобы согреться.
Я слышу вдалеке теплый смех и контральто и думаю, что было бы гораздо приятнее пить пиво с ними, чем идти спать одному, да еще с вечерними напутствиями Амброза.
— Я пошутил, Денни, — весело продолжал Кларри. — Хорошо, я приду за вами завтра в семь часов. О! Я забыл одну небольшую деталь: хотите знать, сколько вам это будет стоить?
— Я доверяю вам, Кларри. До завтра, развлекайтесь как можно лучше!
— Доброй ночи, Денни.
Должно быть, было около полуночи, когда я внезапно проснулся и услышал, как кто-то тихо скребет в дверь. Я вынул из-под подушки револьвер и, держа его в руке, на цыпочках пересек комнату. Царапанье за дверью очень настойчиво и, должно быть, продолжается давно и уж, конечно, не случайно.
Я отодвинул запор и распахнул дверь во всю ширину. Бетти поспешно вошла, и я закрыл за ней дверь на ключ.
— Прошу, не зажигайте свет! — торопливо прошептала она.
Луна достаточно освещала комнату, и я мог различить округленные очертания ее тела сквозь прозрачный шелк ночной рубашки, едва доходящей ей до колен.
— Привет, Бетти! Как мило прийти ко мне с визитом. Могу ли я спросить… вы по делу или для развлечений?
— Ты совсем безумец, Денни! — с горечью ответила она. — Я пыталась в Сиднее остановить тебя, вспомни! А теперь уже слишком поздно!
— Слишком поздно… для чего?
— Ты должен понимать, что делаешь, — безнадежно проговорила она. — Но нет, тебе нужно доводить их до крайности! Теперь они уже не могут отступить! Зачем тебе понадобилось говорить им, что ты рассчитываешь присутствовать на следствии коронера?
— Душенька, я стараюсь следовать за тобой, но ты бежишь слишком быстро для меня! Перед чем они могут не остановиться?
— Я считаю, что они собираются тебя убить! — ответила она напряженным тоном. — После того как ты ушел спать, они устроили в баре конференцию. Я хотела остаться с ними, но Ларри почти выбросил меня вон, уверяя, что мне нечего за себя беспокоиться, что они позаботятся, чтобы «этот мерзавец» не свидетельствовал перед коронером.
— Не хотят ли они предложить мне тридцать серебряников? — говорю я, полный надежды.
— Скорее несколько граммов свинца. Ты знаешь, почему я приехала ждать тебя в Сиднее… но сделка не состоялась.
— Сколько же ты могла мне предложить?
— Для начала двадцать тысяч, — она пожала плечами. — Потолок — шестьдесят. Но теперь это не имеет значения. Может ли это сообразить твой глупый мозг, Денни?
— Попробую. Но ты не знаешь деталей… Когда? Где? Как?
— Я слышала, как Ромней говорил что-то о завтрашнем дне. Но затем Чамплин выставил меня за дверь. Мне кажется, что сегодняшнюю ночь ты можешь спать спокойно. Здесь они ни на что не покусятся. Место с их точки зрения неподходящее.
— Не находишь ли ты, что без достаточных оснований хоронишь меня?
— Между прочим, я спрашиваю себя, зачем пытаюсь прийти тебе на помощь, Денни Бойд. Во всяком случае, не из любви, можешь быть уверен!
— Может быть, ты просто по натуре добра?
— В жизни я любила только одного человека. Но ты, без сомнения, даже не понимаешь, что значит это слово…
— Хорошо… я…
— Ты ревешь, как бык, и скребешь копытами каждый раз, когда перед тобой появляется юбка, — она презрительно поджимает губы. — Держу пари, что в течение всей своей ничтожной жизни ты ни к кому не испытал нежного чувства!
— Ну… можно сказать…
— О! Молчи! Ты вызываешь у меня тошноту, Бойд! Ты и твой прекрасный профиль и твоя фатовская улыбка…
— Хе! Но что я тебе сделал?
Внезапно она наклоняется вперед, обеими руками хватает свою ночную рубашку, снимает ее через голову и быстрым движением выпрямляется. Свет луны освещает изгибы ее великолепного тела. На краткое мгновение время задерживает свой полет, и передо мной замирает серебристая статуя…
— Бетти, дорогая… Я огорчен. Я не знаю, что тебя беспокоит и не стремлюсь узнать, но уверяю тебя, — я действительно огорчен.
— О! — настойчиво прошептала она. — Иди же, скорее!..
Когда Кларри пришел на следующее утро за мной, я взял с собой только самое необходимое: револьвер и пачку сигарет. Я поместился рядом с ним в его древний автомобиль и мы с шумом направились туда, где стояла на якоре его лодка.
— Вам повезло, Денни, — сказал Кларри, глядя на небо. — Если такая погода продлится, на море не будет даже ряби. Это будет стоить вам двадцать пять монет, старина, хорошо? Да, еще два бакса за жратву и напитки.
— Дело нужно сделать, — отозвался я. — А в каких монетах вы считаете?
— В ливрах. — Он презрительно фыркает. — Вы что, не понимаете по-английски?
Я буквально разинул рот, увидев его судно. Он говорил о сторожевой лодке, но, скорее, его можно было назвать миноносцем: совсем новое, с начищенной до блеска палубой.
Нам понадобилось около получаса, чтобы перенести на борт провизию (само собой и пиво) и приготовиться к поднятию якоря. Наконец мотор начал работать, палуба задрожала под моими ногами.
Я остался рядом с Кларри у руля, пока мы тихо отплывали от причала, и начал ощущать тихую радость при мысли, что мне сейчас нечего бояться «Общества по устранению Денни Бойда», о существовании которого известила меня вчера Бетти. Она покинула мою комнату сегодня утром, после того как долго умоляла меня не показываться в доме. Я спросил, за кого она меня принимает, и она ответила, что, конечно, я сам себя принимаю не за того, кто я на самом деле. Короче, это было нежное прощание.
Мы проплыли мимо стоявшей на якоре роскошной яхты. Какой-то тип у руля делал нам знаки, когда мы проходили мимо.
— Привет, Кларри! — кричал он во всю силу своих легких. — Не видел ли ты Джека Ромнея?
Кларри покачал головой.
— Нет.
— Он нанял на день мою старую посудину, — орал тип. — Сначала их должно было быть только двое, а теперь выяснилось, что придут четверо или пятеро. Хотелось бы мне знать, какого рода поездку он хочет организовать!
— День обещает быть хорошим, не правда ли? — во весь голос проревел Кларри.
После того что я услышал, у меня возникло впечатление, что будет не только хороший день, но и хорошая трепка Денни Бойду. И я сказал себе, что нужно с открытым сердцем поговорить с Кларри, прежде чем он превратится в могильщика.
Через час судно вошло в голубые воды рифов Большого Барьера. Солнце быстро поднималось по небу, а Денни Бойд закончил рассказывать свою историю, начавшуюся одним дождливым осенним утром на берегу Ист-ривер.
Когда я замолчал, Кларри задумчиво произнес:
— И вы думаете, что придется туго?
— У меня возникла неприятная догадка, что им легче освободиться от меня в открытом море, чем на твердой земле, — сказал я. — Теперь, если вы хотите отказаться, делайте пол-оборота и отправляйтесь обратно. Я не рассержусь на вас, Кларри.
— Но вы не хотели бы этого?
— У меня особые причины. И мне за это заплатили.
— Мне тоже, — говорит он. — Двадцать пять монет — не забудьте.
Птица кружилась над нашими головами, испуская хриплые крики. Кларри закурил, затем опять принялся чесать нос.
— Эта хлопушка, что болтается у вас в кармане, револьвер?
— Да, 38-й. А что?
— У меня в ящике есть старое оружие, — сообщил он с невыразительной миной. — И пятьдесят патронов. Но я очень удивлюсь, если будет какая-нибудь серьезная причина для беспокойства, Денни. — Он вытащил из кармана рубашки мою карту и в течение нескольких секунд изучал ее. — Этот риф несколько в стороне от основных маршрутов. Бывает, что здесь и кошки не увидишь… Подожди-ка… — он указал рукой направо. — Вы видите?
Я прикрыл глаза от солнца и заметил плывущий по морю серый треугольник.
— Серая акула, — говорит Кларри. — Что скажете относительно пива?
Вскоре после полудня мы замечаем на горизонте две возвышенности. После этого мне кажется уместным открыть второй ящик с пивом.
— Вот ваш остров, Денни, — сказал Кларри, покачивая головой. — И не наливайте так быстро — пена хороша только для стирки белья.
— Который остров мой?
— Налево. Согласно вашей карте, мы в двухстах метрах от этого берега. Спасибо!
Он взял у меня из рук налитый мною стакан и оглядел его критическим взором.
— Если бы видела моя Дарис, с ней случился бы приступ! — сказал он недовольно. — Она профессионалка.
— Кто?
— Она — девушка в баре.
— У меня пусто в желудке. Когда бы нам поесть?
— Прекрасная идея!
Когда мы покончили с едой, острова были уже совсем близко. Кларри заглушил мотор и протянул руку.
— Видите эту белую линию как раз перед островом слева от него? — Он презрительно фыркнул. — Ромней был совсем без ума, если не увидел этого ночью! Или заснул. Тут у нас всякий знает, что эта линия — прибой у самого рифа. На какое расстояние вы хотите приблизиться к рифу, Денни?
Я рассматривал другой остров справа от нас.
— На каком расстоянии друг от друга эти два острова?
Он прищурился.
— Около восьмисот метров. Может быть, немного меньше, но не слишком. Вы прибыли сюда для того, чтобы осмотреть этот риф, покрытый пеной, не так ли?
— Хорошо, предположим, что я изменил намерение, — медленно проговорил я. — Теперь я предпочел бы бросить взгляд на другой остров, Кларри.
— Хорошо, в конце концов, ведь платите вы. — Он с равнодушным видом пожал плечами и изменил направление.
Остров приблизился и показался мне гораздо больше; Кларри считает, что его площадь три километра. В центре три небольших холма, и весь остров покрыт густой растительностью, спускающейся почти до воды. В продолжение нескольких минут мы плыли вдоль берега, затем Кларри сказал:
— Есть маленький пляж в глубине бухточки, посмотрите!
— Туда!
Он аккуратненько направляет судно в бухту. Мать, баюкающая своего ребенка, показалась бы рядом с ним резкой. Нос мягко коснулся маленького пляжа.
— Теперь идите, — сказал мне Кларри. — И ждите моего сигнала. А мне что делать? Остаться на якоре, пока вам не надоест играть в Робинзона Крузо?
Я подумал и пришел к заключению: что бы ни случилось в ближайшие часы, место здесь идеальное.
— Да… Бросайте якорь и ждите меня. Когда появится Ромней с остальными, скажите им, что я сошел на берег, согласны?
— Хорошо, а потом?
— Потом — ничего. Ждите, пока я не вернусь на пляж и не подам вам знак.
— Советую вам сделать это дотемна, — проворчал он. — Иначе вы рискуете махать рукой до утра.
— Хорошо.
Я оставил его и двинулся вперед.
— Денни!
Я обернулся к Кларри, силуэт которого рисуется на фоне ослепительной синевы моря.
— А если будет драка? — спросил он.
— Может быть, и не будет.
— Я думаю, старина, что вы поступаете как сумасшедший, высаживаясь на этот остров. Вы даже не сможете бежать: он слишком мал. Мне нужно было бы потребовать авансом мои двадцать пять монет. Не оставайтесь там слишком долго, Бойд!
Я прыгнул через борт и оказался в воде, поздравляя себя с тем, что сообразил поднять мой 38-й над головой. Судно медленно удалялось от меня. Когда оно оказалось примерно в сотне метров, я увидел, как оно повернулось бортом и вышло в море. Я помахал рукой и Кларри ответил мне, поднимая руку над головой.
Я выбрался на пляж и вдруг почувствовал себя совершенно отрезанным от мира. Я выбрал камень, который показался мне симпатичным, уселся на него, чтобы просушить обувь, и закурил.
Я сидел и быстро подсыхал. Судно уже было только черной чертой на горизонте — не толще карандаша. Я потрогал ботинки, они уже высохли. Надел. Остров так спокоен! Я подумал, как прекрасно быть последним человеком на земле.
Но постепенно начал находить тишину давящей. Закурил вторую сигарету для того только, чтобы услышать чирканье спички.
Я спросил себя, как поживает Манхэттен в отсутствие Денни Бойда. Вспомнил, что осталось всего двенадцать дней до Рождества, и меня охватила ностальгия. Как хорошо было бы лакомиться в компании Фрэн Джордан жареными каштанами, глядя, как падает снег на деревья Центрального Парка!
И вдруг произошло то, чего я не ожидал: сначала послышался неуловимый шелест. Но я уже настолько привык к тишине, что он произвел на меня впечатление взрыва. Я услышал, как кто-то постепенно приближался, и, наконец, густая листва позади меня раздвинулась с легким шорохом.
— Вы нашли время, чтобы прийти сюда, Денни Бойд! Вот уже около недели, как я прикована к этому паршивому острову!
Лейла Жильберт вышла на песок и уставилась на меня, уперев руки в бедра. Ее белокурая шевелюра была еще более спутана, чем тогда, когда я увидел ее в первый раз, но теперь солнце ее почти совсем обесцветило, а лицо Снежной Королевы приобрело красивый медный оттенок. Только глаза не изменились: они были все той же кобальтовой синевы, и в них по-прежнему плясали адские огоньки. Голубой шелковый платок, небрежно завязанный на спине, почти не скрывал ее грудь, а шорты, когда-то белые, стыдливо прикрывали несколько сантиметров ее полных бедер. Ее длинные ноги, стройные, гибкие, были того же медного цвета, как и вся она.
— Где Джек Ромней? — спросила она своим хрипловатым голосом, от которого щекочет внутри.
— Он придет с остальными, я думаю.
— Они знают?
— Не думаю, если только он им не сказал.
Она наклонилась и вытащила из кармана моей рубашки пачку сигарет и спички.
— Уже два дня, как мои кончились, — объяснила она. — Теперь рассказывайте новости. Мне кажется, что я потерпела кораблекрушение в 1908 году.
— О! Ничего особенно интересного, — ответил я. — Ваша смерть заняла первую полосу во всех нью-йоркских газетах.
Она уселась рядом со мной и с наслаждением затягивалась сигаретой.
— Скажите мне, Денни, в какой момент вы поняли?
— Вчера вечером, когда Ромней нарисовал мне карту, чтобы указать риф, где его яхта затонула, и остров, где укрылись другие… Только он обозначил на карте два острова.
— Джек славный парень, — непринужденно сказала она. — Я знала, что вы достаточно хитры для того, чтобы сунуть нос сюда и пронюхать кое-что странное, Денни. Знаете ли, я для этого вас и ангажировала.
— Ваш отец часто пользовался услугами Дженнилса. Я думаю, что Барт познакомил их.
— Верно.
— Таким образом, после того как я вручил Барту ваше запечатанное письмо, ему оставалось только войти в контакт с Дженнилсом и поручить ему отнести магнитофон в мою контору. Дженнилс попробовал меня шантажировать, чтобы вытянуть из меня деньги. Идея принадлежала вам?
Она взяла в руку горсть песка и следила, как он течет между пальцами.
— Я полагала, что вы прибудете сюда быстрее, если у вас появится конкурент, — сказала она.
— Значит, Джек Ромней бросил свою яхту на риф с заранее обдуманным намерением, не так ли? Естественно, что вы оба заботливо выбрали время и место таким образом, чтобы в наступившей панике никто не заметил, что Лейла Жильберт, не имеющая себе равных в плавании, избрала противоположное направление. Но есть один пункт, который меня интересует. Какую историю должен был преподнести Ромней, найдя всех на острове? Она должна была быть очень убедительна, чтобы они ее проглотили всухую.
— Он заметил, что я не выскочила из каюты вместе со всеми… — Лейла разражается циничным словом. — Тогда он поспешно вошел и увидел, что я уже мертва, убитая ударом кинжала в сердце!
— Вы подумали, что они испугаются увидеть себя в списке подозреваемых, а тот, кто убил вашего отца, еще сильнее испугается при мысли, что ваше убийство приведет к новому расследованию обстоятельств той смерти.
— Конечно, — ответила она. — Должны были появиться вы и подогреть их добела, используя всю мерзость, которую (я была уверена в этом) вы привезете из Нью-Йорка. Джек должен был рассказать историю о рифе, которого он не заметил, и об акуле, которая сожрала меня, делая это таким образом, чтобы история показалась вам достаточно странной. Я знала, что остальные наложат в штаны при мысли, что вы можете вырвать у Ромнея правду, то есть то, что они считали правдой, — будто бы я убита. Мне оставалось сделать только одно, прежде чем Джек проговорится.
— Ликвидировать Денни Бойда? — тихо спрашиваю я.
— Очевидно. Они должны были действовать таким образом, чтобы устранить вас и бросить жребий, кому это сделать. Так и вышло: западня была хорошо поставлена. Тот, кто мог больше всех потерять, неизбежно должен был вызваться добровольцем. Разве это не элементарная логика?
— Однако доброволец мог бы и не ждать долго. Он мог бы решить действовать сам по себе, прежде чем остальные поймут опасность. Вы об этом подумали?
— Это был рассчитанный риск.
Она зевнула.
— В общем вы жертвовали Денни Бойдом?
— Но я была уверена, что худшего не произойдет. — Она повернулась ко мне, и ее громадные глаза пристально взглянули на меня. — О’кей, Денни, вы очень забавны! Теперь вы мне скажете?
— Что скажу?
— Кто?
— Что значит — кто?
— О! Полно! Перестаньте смеяться надо мной. Говорите, кто убил моего отца.
— Но откуда мне знать?
Лейла посмотрела мне в глаза и побледнела, поняв, что я говорю правду.
— Значит, это не кончилось? — грустно прошептала она. — Тогда почему вы здесь?
— Крошка моя, мне надоело быть всеобщей мишенью. — Я злобно улыбнулся. — У меня есть желание поменяться местами с той, которая поставила меня в такое положение.
В знак протеста она покачала головой.
— Но вы мне сказали, что Джек не замедлит явиться вместе со всеми остальными.
— Да, они могут появиться с минуты на минуту. Относительно Ромнея ничего не знаю, но остальные думают, что придут сюда, чтобы с полным спокойствием избавиться от опасности, которую представляет Бойд.
— Может быть, когда они придут, Джек будет знать кто именно, — с надеждой предположила она. — Но если он ничего не знает, и они найдут меня здесь живой…
— Ну что ж, без сомнения, они должны будут прийти к заключению, что вам предпочтительнее оставаться мертвой. Мне кажется, что рано или поздно вы кончите тем, что сами себя раскроете, душенька!
Она вскочила одним прыжком и буравила меня взглядом, вся дрожа от ярости.
— Вы… вы… хотите выдать меня?
— Вы, душечка, быстро соображаете. Интересная ситуация, как говорят в театре, вы не находите?
Она подступила ко мне, ее ногти угрожают впиться мне в лицо. Я схватил ее за кисти рук и заставил отклониться в сторону. Она уткнулась носом в песок и на минуту осталась в таком положении.
— Все не так серьезно, крошка. Согласен, что могу сделать из вас прекрасную мишень, но и себя подвергну такой же опасности. Если они захотят вас убить, то должны будут убить также и меня: они не могут позволить себе оставить живого свидетеля.
Я беру свой 38-й с камня, на котором сидел, и тихонько покачиваю его в левой руке.
— Есть чем защищаться.
Когда я произнес эти слова, дрожь пробежала у меня по позвоночнику. А если кто-нибудь другой выбрал меня мишенью, прежде чем я вступил на этот остров?
— Что с вами? — приглушенным голосом спросила Лейла. — Глядя на вас, можно подумать, что из-под вас только что выбили стул.
Она медленно стала на колени и еще медленнее подняла ко мне лицо.
— Что случилось, Денни?
Я смотрю на 38-й, лежащий на моей ладони.
— Слишком глупо, — говорю я, — я его проверял вчера вечером. И с тех пор не выходил из моей комнаты.
— Объясните же, ради Бога!
Я поднимаю правую руку и направляю револьвер на ствол дерева: нажимаю на курок, слышу легкое щелканье и все. Я рассматриваю револьвер, чтобы удостовериться в том, что уже знаю: он не заряжен.
— Забавное совпадение, милочка? — я слабо улыбнулся ей. — Вы наметили меня в качестве мишени… а я вас. И вот я только что заметил, что еще кто-то выбрал меня мишенью. Честное слово, можно подумать, что происходит игра в кошки-мышки!
Она прижала руку к губам и посмотрела на меня с ужасом в глазах.
— Это еще Джек Ромней, — сказала она, точно для того, чтобы меня успокоить. — Дорогой старый Джек! — Она глухо засмеялась. — Какими глупыми мы бываем!
— Спрашиваю из простого любопытства. Сколько Ромней зарабатывает на этом деле?
— Вы хотите спросить, сколько он уже получил? — Лейла сладострастным жестом поглаживает бедра. — Есть вещи, о которых дама не может говорить… Кроме денег, конечно.
— Представляю себе. Но скажите о практической стороне?
— Двести тысяч долларов, — говорит она. — На это можно купить флотилию новых яхт, если есть желание.
— Постойте-ка, мне приходит в голову… Барт мне сказал, что вы умерли, не оставив завещания.
— При условии, что я мертва, — напоминает она. — Но представьте, что я жива.
— Вы дали мне имена пяти подозреваемых, со всеми их тайными пороками, — проговорил я. — Но о Барте ничего. Дженнилс сказал мне, что ничего не мог открыть о нем. Я нахожу это странным. Вы знаете, чем ваш адвокат зарабатывает себе на хлеб?
— Джемс не дурак, — говорит она с улыбкой. — Он всегда зарабатывал на доверии, занимаясь частными делами моего отца!
— Так, так! Жильберт давал свои инструкции Барту, а Барт давал инструкции Дженнилсу. Все были довольны и все были прикрыты.
Лейла пожала плечами.
— Как я вам уже сказала, это человек закона.
Я случайно поднял глаза. Там вдали, на голубом море, искрящемся под солнцем, теперь уже два силуэта, похожие на карандаши, приближались друг к другу.
— Не желаете ли приготовить кофе или еще что-нибудь? — спросил я охрипшим голосом.
— Для чего?
Отяжелевшей рукой я указал на два судна на горизонте.
— Мне кажется, что скоро нам нанесут визит.
— Здесь, — говорит Лейла. — Я хорошо помню. Когда мы приезжали, Джек всегда бросал здесь якорь.
Мы в двухстах метрах от маленького пляжа, за ним голубое дно. Вода исключительно прозрачна, можно видеть стаи пестрых рыб странной формы, проплывающих на глубине более чем десять метров.
— Денни! — торжествующе воскликнула Лейла. — Смотрите сюда! — Она указала пальцем на толстый ствол дерева, на котором ясно видны следы веревки. — Здесь Джек привязывал яхту.
— Замечательно! — без особого энтузиазма согласился я.
Теперь я видел на горизонте только одно судно. Силуэт его теперь сузился, что, конечно, означало, что оно направляется прямо на остров. Это судно, нанятое Ромнеем. Но где же Кларри?
— Денни! — Лейла схватила меня за руку. — Они будут здесь через пять минут! Что нам делать?
— Вот разумный вопрос. Я буду принимать их, а вы спрячьтесь где-нибудь в стороне. Подождите показываться, пока они все не сойдут на землю. Вы стоите атомной бомбы, и она разорвется, если Ромней попытается использовать эффект неожиданности.
— Хорошо, — бормочет она. — Но я так боюсь, Денни!
— А я, вы думаете, сделан, — ворчу я, — из бронированной стали?
Взглянув на море, я увидел, что судно увеличивается. Я уже различал его детали.
— Вы хорошо сделаете, если тотчас же спрячетесь, — сказал я Лейле. — Кто-нибудь из ваших друзей, может быть, уже навел на нас бинокль.
При этой мысли Лейла завизжала и исчезла среди густой зелени, которая легко могла бы скрыть даже броненосец. Я достал сигарету, но прежде чем закурить, подождал несколько минут, опасаясь услышать вопрос, не предпочитаю ли я, чтобы мне завязали глаза. Револьвер в кармане кажется мне еще тяжелее от сознания, что он не может мне служить. Вот, что значит быть идиотом!
Ромней подводит яхту к берегу. Он вышел из рулевой рубки и бросил мне канат. Я еще тянул его, когда он уже оказался на земле рядом со мной.
— Дайте, я это сделаю сам, Денни, — сказал он.
— Узнали вы, кто…
Но я быстро замолк, увидя предупреждающий блеск в его глазах, еще прежде, чем в моих ушах раздался голос Ларри:
— Ну как, Бойд? — приветливо спросил он. — Разыгрываете роль одинокого пирата?
Я обернулся и увидел в двух метрах позади его неизменную сигару, торчащую между зубами. Позади него Феликс Паркер помогал Бетти спуститься на берег. Они подошли к Чамплину в то время, как Амброз Норман спрыгнул на землю с фацией лягушки.
У всех был веселый вид, можно было подумать, что они приехали на пикник.
— Мне хотелось бросить взгляд на этот уголок, — ответил я на вопрос Чамплина.
— Нашли что-нибудь интересное?
— Нет, — я бросил полный надежды взгляд на Ромнея. — Значит, вы изменили мнение?
— Все остальные нашли, что это прекрасная идея, — сказал он.
— А погода великолепная.
— Мне хотелось бы знать, кто приготовит нам выпить, — сказал Амброз, подходя к остальным.
— Один раз проживете без выпивки, — раздраженно бросила Бетти.
Я спросил:
— Вы не привезли с собой Соню?
— А! — Амброз со смехом обратился ко мне и Ромнею. — Понятно, вы не знаете, Бойд! У нее приступ! Сумасшествие настигло ее без предупреждения за завтраком, сразу за третьей чашкой чая!
— Сошла с ума? Каким образом? — удивился я.
— Она отказалась провести день на яхте с нами, — медленно проговорил Амброз, смакуя каждое слово. — Потому что у нее есть другие дела. Угадайте какие?
— Не знаю.
— Она внезапно решила отправиться в город в институт красоты! — с триумфом сообщил он.
— Соня? — переспросил я.
— Представляете, какие лица будут у людей, когда она войдет туда? — он разразился смехом. — Осел бы произвел меньше шума. — Болотная тварь, которая просит прополоскать ее и одеть!
Его охватил безумный смех, он не мог остановиться.
— Чувство юмора у Амброза, может быть, и ограничено, — угрюмо сказал Феликс, — но когда он понимает шутку, то извлекает из этого максимум удовольствия.
— Теперь, когда мы нашли Денни, — напряженным тоном проговорила Бетти, — не вернуться ли нам на судно? Не знаю, что нам здесь делать?
— Парень, у которого вы наняли’ лодку, сказал нам, где вас можно найти, Бойд, — сказал Чамплин. — Ему сообщено, что вы вернетесь с нами и ему нет надобности оставаться здесь.
Я широко улыбнулся ему:
— Вы все предусмотрели. Что же он ответил?
— Что это его устраивает. — Чамплин пожал плечами. — Что же вы хотите, чтобы он сказал?
— Ну, не знаю… может быть, до свидания?
Амброз встал с земли, усилие вызвало гримасу на его лице.
— Ах! Как только я подумаю об этой милой маленькой Соне, входящей в институт красоты… О господи! Боже мой!
Все, в том числе, понятно и я, оборачиваются, чтобы увидеть, что случилось. В этот момент Лейла раздвинула заросли и вышла на маленькую лужайку.
— Лейла! — вскрикнула Бетти и вся кровь отхлынула от ее лица.
— Как дела, дорогая? — с нежной заботливостью осведомился Ромней. — Я не мог приехать раньше…
Два выстрела чуть не разорвали мои барабанные перепонки. Ромней застыл на месте. Струйка черной крови полилась из его груди, он повалился назад и упал в воду.
Лейла испустила вопль. Она бросилась к воде и застыла, точно окаменев, с широко открытыми глазами.
Все три подбородка Амброза задрожали в унисон: выражение полного изумления.
— Феликс, — его голос пресекся, он говорил с трудом. — Почему вы это сделали?
Паркер держал пистолет твердой рукой. У меня было впечатление, что он направлял его на меня.
— Я почти не сомневался, — сухо сказал Паркер, — что Лейла не умерла… Следовательно, Ромней не мог найти ее мертвой в каюте в известную ночь. Значит, Ромней был с ней в заговоре. Понятно?
— Но так как мы видим Лейлу живой, — задыхающимся голосом сказала Бетти, — нам нечего больше бояться. Не будет расследования и ничего больше… — Она повернулась и посмотрела на Паркера. — Зачем было убивать Ромнея? В этом нет надобности! Это глупо!
— А помните, что я говорил вчера вечером? Что это никогда не кончится! Всегда под той или другой личиной найдется какой-нибудь Денни Бойд, куда бы мы ни направились.
— Да, — проворчал Чамплин, — чертовски хорошо помню, потому что я думал то же самое. Пораскиньте мозгами, Бетти, и вы, Амброз, — говорит он едва слышно. — Разве это не началось с Дэймона Жильберта? Он начал с того, что унижал нас, и мало-помалу кончил тем, что ограбил наши души. Хотите знать почему? Потому что у нас никогда не хватало мужества дать ему отпор!
— Феликс! — завизжал Амброз. — Может ли быть, что вы…
— Что я убил его? Совершенно верно, я убил его. Если бы вы могли представить себе удовольствие, с каким я удерживал руками голову Жильберта под водой, пока он не захлебнулся!
Я услышал хриплое дыхание Лейлы, оторвавшейся от созерцания. Первый раз с той минуты, как был убит Ромней, ее глаза обратились на Паркера. Ее лицо стало похоже на маску с чертами, искаженными ненавистью.
— Вы понимаете, к чему я веду? — спросил Паркер тоном полнейшей искренности. — Я слишком долго ждал, пока наберусь достаточно мужества, чтобы освободиться от человека, который терроризировал меня даже во сне! Если бы у меня хватило решительности сделать это раньше, всего этого не случилось бы. Вот, почему я убил Жильберта.
— Не вижу причины, — мрачно проговорила Бетти. — Дэймона Жильберта, я еще понимаю, но Ромнея?
— Дэймон умер, но оставил дочь, и она, кажется, решила идти по стопам отца и пользоваться его методами, чтобы закрутить гайки всему своему окружению. Вы согласны с этим? Затем мы поверили, что совершилось чудо и она мертва. А затем кто появился?
— Бойд? — спросил Амброз.
— Вчера вечером мы все согласились, что необходимо отделаться от него, — заявил Феликс. — Для этого выбрали меня. Поэтому мы и здесь, не так ли? И что же произошло? Лейла Жильберт воскресла. Автоматически мы оказываемся в том же пункте, от которого отправились, кроме того, положение, может быть, еще хуже. И вот появляется Бойд, который знает достаточно, для того чтобы сорвать с нас последние клочья самолюбия и оставить голыми, как только у него появится желание открыть рот.
Чамплин, ворча, свирепо пережевывал свою сигару.
— Поэтому я и говорю, что нужно кончать, — продолжал Феликс. — И убив Ромнея, освободиться от Лейлы и Бойда.
— Вполне верное рассуждение, — спокойно подтвердил Ларри Чамплин.
— И что же… что вы теперь будете делать? — заикаясь, спросил Амброз.
— Вернемся к нашему первоначальному плану и освободимся от Бойда, — успокоительным тоном объяснил Феликс, как няня, успокаивающая ребенка. — В общем, ситуация остается неизменной, Амброз.
Бетти спросила:
— А Лейла?
Феликс широко улыбнулся:
— Лейла же мертва! Она съедена акулой, разве вы не помните? Ромней известил нас об этом.
— И приняв во внимание, что она уже мертва… — подсказал Чамплин.
Феликс закончил:
—…ей нет никакой надобности умирать во второй раз.
— Я увижу, как вас будут поджаривать на адском огне, вы убили моего отца и… — зловеще пригрозила Лейла.
— Заткнитесь! — закричал ей Феликс. — Трупы не разговаривают!
— А что вы скажете, когда мы вернемся? — спросила Бетти. — Как вы объясните исчезновение Ромнея и Бойда этому типу, нанятому Денни? Ведь он знает, что они были с нами. Вы потеряли голову, Феликс, если воображаете, что у нас есть хоть маленький шанс выйти из этого положения.
На наших глазах с Феликсом произошло внезапное изменение. Злобный, затравленный человек, борющийся за свою жизнь, снова превратился в героя с неотразимым обаянием. Казалось, что он вырос на 10 сантиметров и снова подавлял нас своей благовоспитанностью.
— Сейчас мне пришел в голову способ разрешения этой небольшой проблемы, дорогая Бетти. Бойд не проглотил историю с акулой, которую преподнес ему Ромней. Он пожелал произвести свое маленькое расследование на месте. Он нанял лодку и приехал на этот остров. Позднее мы, его добрые друзья, отправились искать его. Когда хозяин лодки, нанятой Бойдом, сказал нам, что он высадился здесь, ужасное изменение произошло с Ромнеем, он точно сошел с ума! — Феликс тихонько засмеялся: — Я думаю, что это понравится вам, Ларри! Едва мы сюда прибыли, как Ромней выпрыгнул на берег и исчез среди деревьев. Мы отправились его искать и через десять минут услышали два выстрела. В конце концов мы их нашли. И знаете что? Лейла Жильберт попала не в пасть акулы, а в руки полупомешанного сексуального маньяка. Он держал ее здесь, чтобы удовлетворять свои эротические фантазии вдали от мира и вполне безнаказанно, так как ее считали мертвой.
Бойд помог Лейле выйти на пляж, когда им навстречу попался Ромней, разъяренный до сумасшествия. Бойд сразу же это заметил, но Ромней уже всадил ему пулю в грудь. Думая, что Бойд мертв, Ромней повернулся к Лейле и убил ее. Но тем временем храбрый частный детектив сумел достать свой револьвер. — Феликс пародировал тон радиокомментатора новостей, и должен сказать, что ему это удавалось. — Перед тем как испустить последний вздох, Бойд направляет оружие на Ромнея и стреляет. Происходит то, что и произошло действительно несколько минут назад: он навзничь упал в воду.
— Феликс — вы гений, — воскликнул Чамплин с восхищением. — Замечательно!
Паркер принял воинственный вид:
— Теперь пусть каждый выскажется. Я знаю, что Ларри со мной. А вы, Амброз?
— Я? — Амброз проглотил слюну. — Хорошо… да… я с вами, Феликс. Но, знаете ли, мне все это не очень нравится.
— Я был уверен, что вы согласитесь, — сказал Феликс. Уголки его рта с презрением опустились. — Ну что же, Бетти, остаетесь только вы…
Она смотрела на него добрых десять секунд. Ее глаза, точно два черных отверстия в свинцовой маске.
— Нет, — проговорила она наконец. — Я не могу… и не хочу! — Она безнадежно покачала головой. — А знаете, Феликс? Вы хуже Дэймона Жильберта!
— Право, я огорчен, что вы так думаете, Бетти, — произнес он. — Вы абсолютно уверены, что это ваше последнее слово?
— Уверена, — почти беззвучно ответила она.
— Нельзя знать, сколько человек убьет безумец, забравшийся на такой миниатюрный островок, не так ли, Феликс? — сказал Чамплин. — Мне кажется, что общее число может и увеличиться на единицу.
Феликс кивнул.
— Совершенно верно. И я думаю, что нам нельзя больше терять времени. Вот что я предлагаю: я начинаю с того, что убиваю одного из них, затем в свою очередь каждый из нас убивает своего. Таким образом, вина будет разделена равномерно, и каждый из нас будет уверен, что остальные сохранят тайну. Возражений нет?
— Никогда в жизни не держал в руках револьвер, — захныкал Амброз. — Феликс, я не человек дела, нужно, чтобы вы…
— Не глупите, — оборвал Феликс, — я вас научу пользоваться пистолетом. Если понадобится, буду держать вашу руку.
Оружие в его руке поднимается на три сантиметра; на этот раз нет ни малейшего сомнения, оно направлено на меня.
— Выбираю я, — сказал он. — Признаюсь, что настаиваю на своем праве, потому что никому не хочу уступать удовольствие убить Бойда. Но успокойтесь, Денни… — он улыбается во весь рот. — Мы из вас сделаем героя легенды.
Раздался выстрел, и в ту же минуту Паркер согнулся от боли, пистолет выскользнул у него из рук, и он, покачиваясь, жалобно застонал.
Чамплин на четверть секунды опаздывает. Я разбил ему пальцы ударом каблука. Он взвыл и после этого больше совершенно не интересовался пистолетом.
Он медленно повернулся ко мне, втянув голову в массивные плечи, что придало ему вид злой гориллы. Я стремительно бросился на него и трижды ударил кулаком в желудок. Никакого результата — у этого парня желудок из бетона. Тогда я нацелился в его адамово яблоко. Но я недостаточно быстр, и его большая костлявая рука замыкается вокруг моей шеи и начинает ее сжимать.
Я знал, что у меня нет ни одного шанса освободиться из тисков и остается очень мало времени, пока небольшое количество воздуха в легких будет использовано до конца.
В эту минуту я ощутил тяжесть своего револьвера в кармане и моя правая рука сжала его дуло.
Оглушительный звон наполнил мои уши, и гримасничающее лицо Чамплина передо мной делалось все туманнее. Невероятным усилием я заставил свою правую руку описать полукруг, и револьвер ударил в его висок с отвратительным звуком…
Тиски вокруг моей шеи сразу же ослабли, и, раскинув руки, он тяжело свалился на землю.
Я жадно глотал свежий воздух, зрение мое прояснилось, и шум крови в ушах постепенно затих. Чамплин лежал на земле, и я понял, что в настоящий момент могу им не заниматься. Тогда я повернулся, чтобы посмотреть, что стало с Феликсом Паркером. Он стоял у воды спиной ко мне.
Непонятно, что с ним происходило. Почему он застыл на месте? Я приблизился к нему. Ноги плохо меня слушались, но я заставлял их идти. Еще два шага, и я, оказавшись рядом с ним, с трудом прочистил горло и позвал его:
— Феликс?
Кажется, он меня не слышал. Я, вытягивая шею, разглядывал его. Его широко раскрытые глаза были устремлены на что-то у его ног.
Лицо его застыло в неподвижности. Только губы лихорадочно шевелились, испуская бессвязный поток слов.
Я опустил глаза к его ногам и ощутил леденящий ужас. Спинные плавники прорезали поверхность воды в двух метрах от меня, затем внезапно исчезли. У меня перед глазами кипела покрасневшая вода. Серые хищники рвали на части свежее мясо. Одна из акул мертва, и ее жадно пожирают другие.
Теперь я понимаю значение звуков, выходящих из уст Паркера: это литания страха и покаянная молитва. Отступая, я на мгновение вижу на поверхности белое брюхо и открытую пасть с двойным рядом гигантских зубов.
— Денни? — прозвучал позади меня беспокойный голос. — Хорошо ли вы себя чувствуете, старина?
Широкий силуэт Кларри появился из-за деревьев; в руке он, как игрушку, держал ружье.
— Я заблудился, возвращаясь на этот проклятый остров, — сказал он. — Иначе появился бы уже давно. — Он взглядом оценил обстановку. — Я не думал, что попаду в этого курильщика.
Затем он взглянул через мое плечо, и глаза его округлились.
— Черт возьми!.. — начал он хриплым голосом. Я обернулся и увидел, что Лейла быстро подошла к Феликсу. Теперь они оба были в двадцати сантиметрах от воды. Она с демонической улыбкой что-то шептала ему на ухо.
Кларри направился к ним. Я тоже. Но Лейла не вовремя обернулась и заметила наше приближение. В последний раз я увидел ее кобальтово-синие глаза: они как будто из огня, точно мелькающие в них искорки вдруг зажгли зрачки.
— Мой отец Дэймон Жильберт захотел бы этого, — проговорила она тоном школьницы.
После этого она обвила обеими руками талию Феликса Паркера и вместе с ним упала в воду.
Она испустила крик, когда они оба коснулись поверхности. На минуту резня прекратилась и вода исступленно забурлила. Я не мог пошевелиться, если бы даже хотел. Кларри гигантским шагом приблизился к краю. Когда он повернулся ко мне, лицо его было серым и глаза отражали только что увиденный кошмар. Бетти и Амброз окаменели, охваченные ужасом.
— Кларри, — наконец спросил я. — Как случилось, что вы оказались здесь как раз вовремя?
— Я проехал вокруг острова и бросил якорь на противоположной стороне. — Он слабо улыбнулся. — Я сказал себе: этому проклятому Денни Бойду всегда нужно сунуть нос в осиное гнездо. А он даже не говорит по-английски!
— Научите меня, милый брат! Лучшего профессора мне не найти.
Кларри опустился на колени возле Чамплина, который не сделал ни одного движения с той минуты, как упал на землю, и внимательно осмотрел его. Поднявшись на ноги, он сказал мне:
— Вы раздробили ему голову, как яичную скорлупу. В общем, все злые умерли, а все добрые уцелели!
— Добрые… и большой трус Ларри.
Он вежливо посмеивался, потому что решил, что мое замечание продиктовано скромностью. Но глаза Амброза Нормана обещали мне вечную благодарность.
Кларри указал на яхту, нанятую Ромнеем.
— Невозможно вести два судна, старина, — сказал он. — А вот это избавит нас от ходьбы пешком. Я завтра вернусь за своим.
— Как вам угодно.
Через пять минут мы подняли якорь. Я бросил последний взгляд на воду: она была девственной чистоты и светла, как кристалл. Все вокруг дышало тишиной и покоем. Воплощение идеи, каким должен быть коралловый остров.
— Денни? — сказала Бетти нежным голосом. — В сущности, акулы играют полезную роль, благодаря им море становится чистым.
— Это такая же точка зрения, как и всякая другая, — искренне ответил я.
Следующие два дня я переживал другой кошмар, населенный синими мундирами и жужжащий миллионами вопросов. Но, в сущности, я понимаю, что волновало этих людей. Они ждали обычного расследования случайной смерти, а у них оказалась четверка мертвецов: три трупа послужили пиршеством для акул, а у четвертого раздроблен череп. Не считая известного Дэймона Жильберта, утонувшего год назад в Соединенных Штатах. К несчастью, единственный труп у них в руках тот, за который отвечаю я, — Чамплин.
Другая деталь, еще более отягощающая: смерть причинена пулей от Смита и Вессона-38, незаконно провезенного в страну, и был момент, когда я почувствовал, что нужно готовиться к длительному пребыванию в Австралии.
Наконец, по истечении двух недель, дела начали устраиваться. Согласно показаниям Бетти и Амброза, я использовал незаряженный револьвер для законной самозащиты, и, если бы я этого не сделал, мы все трое были бы убиты. Кроме того, Кларри был известен в стране, имел хорошую репутацию, обстоятельство, которое было даже важнее, чем два других свидетельства.
В конце концов я заплатил штраф в триста долларов за незаконный провоз оружия в страну, кроме того, они конфисковали револьвер. Но я не огорчился: с деньгами всегда можно купить другой.
Кларри настаивал на том, чтобы устроить прощальный вечер: он начался в шесть часов вечера в пятницу и закончился в следующий вторник. Несмотря на это, мне не удается вспомнить, как выглядит Дарис. Отправляясь на самолет, Бетти составляет мне компанию: только путешествие продолжается на неделю дольше, чем если бы я был один.
Когда я, наконец, снова увидел Манхэттен, Рождество уже далеко позади, но снег все еще лежал. Хмурым днем в середине января я шел по Уолл-стрит.
Джемс Барт, все такой же лысый увалень, бормочущий свои конфиденции, обращаясь к мебели своего бюро. Я солгал бы, если бы сказал, что он заплакал от радости, увидев меня.
— Насколько я помню, мистер Бойд? — проговорил он скрипучим голосом, адресуясь к своему календарю. — Чем могу быть вам полезен?
— Мало ли чем, — ответил я. — Например, вручив мне десять тысяч долларов, которые обещала мне Лейла Жильберт, если я найду убийцу ее отца.
— Как вы уже знаете, мистер Бойд… мисс Жильберт мертва и не оставила завещания.
— Я могу доказать, что она обещала мне десять тысяч долларов. У меня сохранился магнитофон.
Он пожал плечами.
— Никакой надежды!
— Я могу доказать, что нашел убийцу ее отца. Записано в рапортах австралийской полиции.
— Смешно! — холодно обронил он.
Я с конфиденциальным видом наклонился к нему через бюро и бросил на него многозначительный взгляд.
— А как вы зарабатываете себе на хлеб теперь, когда оба Жильберта мертвы?
На его скулах загорелись два симметричных красных пятна, а рука, схватившая карандаш, задрожала.
— Поразмыслив, мистер Бойд, — прошептал он своим ручным часам, — я решил, что ваши притязания на часть наследства мисс Жильберт обоснованы. Естественно, я не могу обещать, но думаю, что не ошибусь, если скажу, что не будет необходимости в документах, доказывающих ваши права на эту часть наследства. Думаю, что окажется достаточно моего подтверждения.
— Благодарю, мистер Барт. Надеюсь скоро получить от вас известия.
— Потребуется всего несколько дней, мистер Бойд, — заверил он. — Я употреблю весь мой авторитет, чтобы этот вопрос был быстро урегулирован.
— Вы очень любезны, мистер Барт.
— Пустяки! Просто я хочу, чтобы до конца ваших дней у вас не было повода заходить в мою контору, мистер Бойд!
Чтобы отпраздновать свое возвращение, я повел Фрэн Джордан обедать в самый интимный кабачок.
Не просидели мы и двадцати минут, как я заметил, что через два столика сидит Амброз Норман. Он был с девушкой высшего класса, настоящей куклой Манхэттена в черном платье от Диора. Несколько безделушек очень хорошего вкуса от Картье.
Когда я подошел к их столу, чтобы поздороваться, девушка небрежно играла маленьким портсигаром, инкрустированным настоящим жемчугом. Я подошел сзади и вдохнул духи ценою в пятьдесят долларов.
— Денни Бойд! — У Амброза был такой вид, как будто он рад видеть меня. — Вы один? Сядьте же к нам.
— Я с моим секретарем, Фрэн Джордан.
— Приведите и ее! Пусть она выпьет стаканчик в нашей компании.
— Согласен.
Я сделал ему знак, чтобы он представил меня своей последней победе.
— О! Извините, — Амброз удивленно посмотрел на меня. — Крошка, это Денни Бойд.
Она медленно повернула голову и улыбнулась мне. Она замечательна! Ее элегантное, тонкое очарование медленно проникает в вас. Естественная блондинка с прической в три этажа — последний шик! Что касается ее ореховых глаз — они интригуют.
— Хэлло, Денни, — промурлыкала она очаровательным голосом. — Счастлива вновь увидеть вас.
— О!., я… слишком любезно. Но… значит, мы уже встречались?
Уголки ее рта слегка искривились.
— Вы меня не узнаете? Позвольте освежить вашу память.
Под мою руку проскальзывают пальчики с наманикюренными ногтями и тихонько прижимаются к моей груди. Божественное ощущение!
Через минуту у меня вырвался крик боли, когда ногти впились в тело.
Я смотрел на нее и не верил своим глазам.
— Соня?!
— Конечно же, Денни, — говорит она скромным тоном. Ее губы мило улыбались, в глазах сверкали насмешливые искорки.
— Я покончил с примитивным периодом, — с энтузиазмом объяснил Амброз, — и перешел в период переходного состояния. Вы не находите, что Соня неплохо выглядит?
— Фантастично! — сказал я. — Как ей удалось утратить акцент и так быстро овладеть английским?
— Я нашел ей английского учителя. Молодой парень, похожий на Эрроля Флина в молодости.
— Такая же мускулатура, — шепнула Соня.
— Они работают день и ночь без перерыва.
— Особенно ночью.
Соня нежно улыбнулась.
— Мне доставило большое удовольствие повидать вас, — заверил я прерывающимся голосом. — Ну, мне пора к моему столику. Фрэн там совсем одна…
— Да, конечно, я понимаю, — согласился Амброз. — До свидания, Денни.