Небо светилось, как лазурит, залитое теплым персиковым светом. Голые деревья, на которых только проклюнулись зеленые почки, шептались на ветру. Был выходной, поэтому понежиться на мартовском солнышке вылезло множество людей. Они бродили по аллеям и вдоль берегов Лонг-Айленда, попивая ягодный смузи в прозрачных стаканах. Но с наступлением сумерек даже самый большой нью-йоркский парк «Пелем-Бей» вымирал, и царствовать здесь начинала природа: крики пеликанов и сов, шум прибоя и пенные волны, захлестывающие мелкие островки, рассыпанные по синему океану. Запах сирени и вишни охмелял, а шелест гравия под лапками диких кроликов напоминал хруст овсяного печенья.
– Пожалуйста, не делайте этого!
Доедая тако на капоте машины, я уже начала сомневаться, что заклятие поиска привело нас в верное место, но нет, мы определенно были там, где нужно.
– Идем, – дернула меня за рукав Зои, прихватив череп своей матери и склянку с остатками крови Диего. – Шабаш уже начался.
Я кивнула и, быстро прибрав мусор, спрятала под пальто несколько серебряных спиц, пару шелковых нитей и клинок, которым намеревалась закончить начатое.
– Навахон Коула? – удивилась Зои, уставившись на изогнутое лезвие, блеснувшее в свете фар, когда я разложила меч, а затем сложила его, примеряясь к ощущению тяжести дамаска в руке. – Тебе мало его пальто, которое ты и так уже до дыр заносила? Как он разрешил тебе взять свой клинок?
– А он не разрешал, – хмыкнула я, пряча навахон в ножны на поясе, которыми обзавелась специально для этого дня. – Я верну его до того, как Коул заметит пропажу. Меч все равно ему пока ни к чему.
Зои промолчала, закрывая машину. На Авроре лежала вина, что тогда все вышло из-под контроля, и теперь Коул не мог даже самостоятельно почистить зубы. Его клинок – топор палача, миссия которого, заключающаяся в казни ведьм, сегодня исполнится. Я искренне надеялась, что Коул простит меня за это, когда узнает.
Я отошла от машины на пару метров и наложила морок, скрыв ее в зарослях папоротника на обочине Шор-роуд под памятником солдатам Гражданской войны.
Янтарно-малахитовые глаза Зои с узким зрачком, как у ящерицы, светились в темноте, а непослушные черные волосы-спиральки были подвязаны пестрым платком, как всегда. Она указала в сторону деревьев, за которыми уже мелькала вереница факелов. Оттуда доносилось дивное пение, сопровождаемое мужскими воплями:
– Да что вы за чудовища такие?!
Несчастный, которому не повезло угодить на кануне Остары в лапы древнейшего ковена, отбивался от них, как мог. Об этом можно было догадаться по звукам борьбы, которые, однако, длились недолго: как только мы с Зои приблизились, осторожно преодолевая поваленные деревья, они стихли.
А вот беспомощный крик стал громче.
Я перепрыгнула каменный выступ, подкрадываясь, и глянула на пустую колбу, где раньше была кровь Диего. Мы использовали ее содержимое до последней капли, когда снимали защитный барьер с Нью-Йорка: он символично проходил там, где когда-то возвышалась первая английская стена. Магия Диего, струящаяся во мне в тот миг, была самой мощной энергией, которой мне доводилось подпитываться. Он был поистине сильным колдуном. Барьер Авроры, плотный и мерцающий, как перламутр, задрожал под нашим натиском, заискрился, а затем прогнулся под моей рукой и лопнул, точно мыльный пузырь. Это заняло больше времени, чем я рассчитывала, – почти четыре часа, за которые я провела пять ритуалов, начав с жертвоприношения черного кролика, а закончив выжиганием висы Хель на осиновой бляшке. Да уж, Аврора постаралась на славу, чтобы не подпустить меня к Вестникам, но этого оказалось недостаточно.
Плечом к плечу мы с Зои перепрыгнули через ручей, опоясывающий голый холм. На нем уже гудели женские голоса, сливаясь в унисон. Пригнувшись за высоким пнем, я обнажила навахон и прижала лезвие к бедру. Палисандровая рукоять горела огнем, как и я сама, заряженная заговоренной морской солью, которой щедро сдобрила тако, пока Зои не видела.
– Там, – шепнула она, показывая на высокое кострище, вокруг которого, словно наяды, плясали ведьмы.
Хоровод белоснежных туник и распущенных волос, которые трепал мартовский ветер. На голове каждой ведьмы был символ ее животного-тотема: ободок с оленьими рогами, настоящие заячьи уши, заколки из лисьего меха и даже венки из зубов косули. Их пение звучало звонко и весело, а искры пламени разлетались, как конфетти. Все это можно было принять за безобидную лагерную вечеринку, если бы не низкий алтарь из серого гранита и мужчина, привязанный к многовековой плакучей иве джутовыми веревками. Мускулистый и рослый, с голым торсом и длинными лохматыми волосами, он походил на зверя, пытающегося сорваться с привязи. Удивительно, как его крики не сбивали ведьм с такта: они будто не замечали пронзительных рыданий, продолжая праздновать под ликом круглой луны.
– Здесь слишком мало ведьм… Ковен Авроры гораздо больше. Видимо, в ритуале участвуют лишь ее приближенные. Погляди! И нет ни одного колдуна, – шептала Зои у меня под ухом, отодвинув в сторону ветви шиповника, чтобы открыть себе обзор. – Я слышала, будто ковен Шепота не приглашает мужчин, а использует их только для продолжения рода. Если рождается девочка – ее забирают в ковен, а если мальчик – оставляют на воспитание мужчине или приносят в жертву лесным духам. Неужто сплетни не врут? – поежилась Зои, но меня волновало совсем не это.
– Я не вижу Аврору, – сказала я, крутя головой и надеясь, что в толпе собравшихся ведьм вот-вот промелькнет копна вишневых волос. – Где же она?
Песнь неожиданно смолкла, и я затаила дыхание. Воцарилась тишина. Ее нарушали лишь треск костра и бессильное мычание мужчины, уже сорвавшего голос. Ковен остановился, а затем все выстроились магическим кругом, освобождая вокруг всколыхнувшегося огня пространство. В центр вошла фигура в длинной лиловой накидке с капюшоном. Я мгновенно узнала ее.
От сердца у меня отлегло. Месть все-таки свершится.
– Сестры! – Громкий голос Авроры распугал птиц, дремлющих на верхушках деревьев, и связанный мужчина притих, с любопытством разглядывая ее фарфоровое лицо, когда она сбросила капюшон. Даже в те моменты, когда смерть дышит людям в затылок, они не могут устоять перед красотой и пленом аметистовых глаз. – Мы собираемся каждый месяц, чтобы запустить колесо нашей жизни заново, но сегодня особенная ночь – ночь Заячьей луны. Это значит, что наше колесо раскрутится с удвоенной силой! Славься Идунн, жена Ивальди, мать юности нашей, вечная дева и хранительница сладких плодов!
– Славься, Идунн!
Ковен вторил ей хором. Аврора скинула лиловое одеяние, и его тут же подобрала низкорослая ведьма, похожая на белокурую фею, которая следовала за своей Верховной по пятам и подбрасывала в костер связки душистых трав. Белое, точно свадебное, платье с ажурной вуалью доходило до колен Авроры, но просвечивало так безбожно, что я видела даже то, чего видеть не хотела вовсе. Фигура у нее была поистине великолепной: точеная и округлая, будто ее слепили из глины по своему подобию греческие боги. От щиколоток до острых ключиц тянулись ровные метки атташе: где-то выцветшие, а где-то совсем свежие, черные. Лишь руки Авроры были скрыты под неизменными замшевыми перчатками, смотрящимися вульгарно на фоне ее свободных одежд, отдающих дань природе-матери.
Она стояла босиком и готовила церемонию, мешая в серебряном кубке специи с ежевичным вином. Связанный мужчина таращился на нее, не моргая. Но все, что видела я, – сияющий на ее лебединой шее жемчуг, сила которого пульсировала и звала меня. Я будто слышала плач Вестников даров – они скучали по мне, пока Аврора бесстыдно разгуливала в них, неся на себе как трофей. То и дело касаясь бело-черных жемчужин, она впитывала магию моих предков и новоодаренных. Эта магия ей не принадлежала, и от злости у меня свело зубы.
– Еще не время, – притормозила меня Зои, заметив, как я подалась вперед всем телом, когда Аврора отдала наполненный кубок своей прислужнице и повернулась к беспомощной жертве, ждущей под ивовыми ветвями.
Аврора молча подошла к связанному мужчине, и лишь тогда он вспомнил, что скован, и снова забился в веревках. Когда он закричал, проклиная свою любовь к красивым женщинам, одна из которых и заманила его сюда с помощью приворотного зелья, Аврора заткнула уши руками и бросила недовольный взгляд на прислужницу:
– Виена, почему он кричит? Он напуган, а не ублажен, как подобает. Ты дала ему опиум?
– Да, Ваше Верховенство, – залепетала прислужница голосом, напоминающим кошачье мяуканье. – Но…
– Ты ведь знаешь, что в последний день жизни избранного должны быть исполнены все его желания. Он должен взойти на алтарь счастливым. Скажи, по-твоему, люди так вопят, когда они счастливы?
– Простите, Ваше Верховенство! Я сейчас же все исправлю!
Аврора вздохнула и принялась массировать виски, пока Виена суетилась, бегая туда-сюда с каким-то чугунным горшочком. Подвесив его над огнем и как следует раскалив, она поднесла горшочек, пышущий жаром, к лицу мужчины.
– Убери это от меня, тварь! – вскричал он, пытаясь увернуться от удушливого пара, поднявшегося из отверстий в кованой крышке.
Не прошло и минуты, как мужчина ослаб и покорился, перестав бороться с веревками. Его голова повисла, словно тряпичная, а губы растянулись в асимметричной улыбке. Одурманенный парами опиума и фимиамом, он вяло засмеялся, когда Аврора подступила к нему вплотную и подняла его лицо за подбородок.
– Как твое имя, любовь моя?
– Говард.
– Тебе уже лучше, Говард? – заботливо поинтересовалась она, и тот закивал, находясь под гипнозом. – Вот и славно. Теперь можно начинать.
Аврора вскинула руку, и путы спали с мужчины сами собой. Они, прежде оплетающие его с головы до ног, оставили яркие багровые полосы на запястьях, рельефном торсе и лодыжках. Не пытаясь убежать, мужчина охотно принял протянутую ладонь Авроры и, улыбаясь, двинулся следом за ней к костру.
– Сейчас! – выдохнула я, поднимая навахон и выступая из-за деревьев.
– Нет!
Я едва не свалилась в мокрую траву, когда Зои дернула меня за ремень и вернула назад прежде, чем одна из ведьм обернулась на странный шум.
Опустив навахон, я непонимающе уставилась на Зои:
– Ты что, хочешь, чтобы его принесли в жертву?! Если ты еще не поняла, это ритуал Авроры по продлению жизни! Она высасывает души, чтобы оставаться бессмертной. Буквально! Кем бы ни был этот несчастный, он не заслужил такой участи…
– Да, не заслужил, – согласилась Зои и закрыла глаза, собираясь с силами, прежде чем сказать: – Но лучше он, чем мы.
– О чем ты?
– Если пойдем сейчас, то умрем. Обе. Это единственный путь. Я видела, Одри! Ты должна выйти строго после того, как свершится жертвоприношение.
Я затрясла головой, пытаясь выбросить из нее любые сомнения, которые пыталась внушить мне Зои. Это было немыслимо: допустить ритуал, делающий Аврору еще сильнее, и вдобавок позволить ей вновь пролить кровь, которой и так набралось немало на ее руках. Мизерная вероятность того, что Зои права и наша смерть неизбежна, не стоила жизни невиновного человека.
Или стоила?
– Доверься мне, – прошептала Зои, сжав мою руку, и в том, как она это произнесла, было больше мольбы, чем я слышала за всю свою жизнь. – Я никогда не подведу тебя.
Прикусив щеку, я повернула голову и посмотрела туда, где снова плясали ведьмы, окружая мужчину, которого Аврора вывела в самое сердце шабаша. Повернув его к себе и поцеловав так страстно, будто он и впрямь был ее единственной любовью, Аврора положила руку ему на голову, заставляя опуститься на алтарь.
Скрепя сердце я убрала навахон.
Зои кивнула, давая понять, что я поступаю правильно, и двинулась в обход костра, как мы и планировали. Я привалилась спиной к стволу дерева и стала ждать конца ритуала, остужая свою ярость холодной рукоятью меча, которую сжимала в кулаке.
– Дух Воздуха сторожевой башни Востока, услышь: да начнется следующий цикл! – крикнула Аврора, встав позади жертвы и погрузив пальцы в его смолянистую гриву. Ветер ожил, растрепав мои волосы, и я услышала шорох листвы за спиной. – Дух Огня сторожевой башни Юга, услышь: да продлится великолепие наше! – Игривый ветер сменился жаром и забрался под одежду, будто меня окунули в горячую ванну. – Дух Воды сторожевой башни Запада, услышь: да станет это началом золотого нашего века! – Огонь в костре вспыхнул синим, и я почуяла запах соленого моря, но он быстро сменился ароматом сена и цветочной пыльцы. – Дух Земли сторожевой башни Севера, услышь: врагам не сразить нас!
Ковен отвечал Авроре эхом, повторяя за ней на разных языках. Латынь, валлийский и немецкий слились воедино. Мужчина приоткрыл рот, будто хотел пить, и его глаза закатились. Я так и не решилась дочитать до конца этот ритуал Авроры в ее главе Шепота, поэтому не знала, чем все закончится. Любопытство смешалось с ужасом, и отвести глаза стало невозможно. Я оцепенела, борясь с отвращением к самой себе и странным, клокочущим внутри восхищением. Магия Авроры, темная, трепещущая, была заразна.
– Избранный Говард, кровь твоя – семя, – сказала она. – Идунн благодарит тебя за жертву.
В ее руке блеснул золотой серп, похожий на тот, которым срезают пшеницу. Только меньше раза в три, круглый и идеальный, чтобы обогнуть чью-то шею и отделить голову от туловища.
– Ave Idunn, – провозгласила Аврора, и в тот момент, когда она снова поцеловала мужчину, серп покачнулся и одним движением перерезал ему горло.
Я едва не вскрикнула, зажав ладонью рот. Горячая кровь брызнула на гранитный камень и тонкое платье Авроры, расцветая на ткани бутонами роз. Мужчина закряхтел и накренился, но она не дала ему свалиться на алтарь плашмя. Аврора продолжала удерживать его за волосы, пока прислужница Виена подставляла кубок под багровые ручейки, смешивая вино с кровью и превращая его в магический эликсир. Наполнив кубок до краев, Виена отступила и отдала его Авроре. Та пинком отбросила обескровленное тело в сторону. Оно скатилось с алтаря и скрылось в траве, а ковен, разомкнув плотное кольцо, пропустил Аврору к многовековой иве.
– Даруй нам плоды свои, вечная дева Идунн!
И она наклонила кубок, выливая жертвенную кровь на почву и ивовые корни.
– Вечная дева Идунн!
Дерево задрожало, земля под моими ногами завибрировала. Я ахнула и попятилась, лицезря, как на его развесистых голых ветвях распускаются зеленые листья и зреют молодые, сочные яблоки. Весь ковен захлопал в ладоши, заурчал, когда первый плод, доспев за считаные минуты, сорвался с ветви и покатился по изумрудной траве. Ярко-желтый, будто из золота, он блестел так, что отражал лицо ведьмы, которая подняла его и протянула Авроре.
Она взяла яблоко и вскинула его высоко над головой, как победное знамя, а когда на иве созрели и остальные, осыпаясь дождем, поднесла его ко рту и надкусила. Вместо сока брызнула кровь, и Аврора размазала ее по подбородку, утоляя животный голод плодом смерти, похожим внутри на сырое мясо, выеденное червями.
Меня едва не стошнило.
– Ave Idunn! – вскричал ковен и собрался вокруг ивы кольцом, как и вокруг костра, ведьмы одновременно наклонились за яблоками и вгрызлись в них. Белые платья окрасились в красный.
Аврора съела яблоко до косточек и облизала пальцы, причмокивая. Кровавый сок затопил ее лицо, превратив в страшную маску. Жалея, что я не прочла об этом ритуале раньше и оказалась не готова к такому зрелищу, я крепче прижала к себе навахон Коула и взмолилась, чтобы план Зои сработал.
Вытерев шелковым рукавом перепачканный рот, Аврора привстала на носки и потянулась ввысь. Зазвучала скрипичная мелодия, льющаяся прямо из огня кострища.
– Светла, как ночь ее страны… Вся глубь небес и звезды все в ее очах заключены, – замурлыкала Аврора стихотворение Байрона, смакуя во рту медный привкус и подставляя лицо лунному свету, пока перебирала в пальцах мой жемчуг, окропленный чужой кровью.
Момент настал.
– Север вас не услышал, Аврора!
Я не узнала собственный голос. Перед глазами предстало исхудавшее лицо Коула, прячущего от меня свой побелевший взгляд, и, преисполненная решимости, я выскочила из зарослей вишни, пряча за спиной не только меч, но и еще кое-что.
– Percutiet!
Я швырнула серебряные спицы, тонкие и длинные, в хоровод ведьм, но никто даже не заметил этого. Когда спицы пронзили шеи нескольких сестер и те упали, остальные лишь перепрыгивали через тела и неслись дальше, кружась. Танцы продолжились как ни в чем не бывало, а я стояла со сверкающим навахоном в руке, обескураженная.
– Что за?..
Меня оглушил их смех и выстрелы бутылок с шампанским. Кровавое жертвоприношение превратилось в девичник, и несколько ведьм, держась за руки, пробежали мимо меня, даже не взглянув.
Аврора медленно повернулась, и было в ее взгляде что-то, что заставило меня убрать клинок.
– Одри! – воскликнула она будто бы радостно, раскрыв руки в широких объятиях, а затем икнула и стыдливо прижала ладонь к губам. – Ой. Как ты здесь оказалась?.. Хочешь яблочко?
Я растерянно заморгала и увидела Зои: она стояла на другой стороне поляны и выглядела абсолютно спокойной. Поймав мой взгляд, она кивнула, и я вмиг опомнилась – все ведьмы ковена Шепота были… пьяны?
Пьяны от крови.
– Вы под кайфом, – поняла я, когда Аврора подплыла ко мне, точно была соткана из тумана, и повисла на моем плече, держа золотое яблоко и хихикая.
– Да, молодость – это и есть кайф в чистом виде, милая! Как и яблоки Идунн, взращенные на мужской крови. Райское лакомство! Так ты за Вестниками явилась, думается? – Она прищурилась: – Удивлена, что ты все же прорвала завесу. Я бы убила тебя за это, но сегодня Заячья луна Идунн, поэтому, считай, тебе повезло. Так что насчет угощения?
Я покачала головой и подавила рвотный спазм, когда яблоко, смердящее кровью, оказалось в сантиметре от моего лица.
– Я вообще-то пришла, чтобы отомстить тебе за предательство, – пояснила я, выбивая яблоко у нее из руки. – Ты в курсе, что у меня с собой меч охотника на ведьм? И я могу пронзить тебя им. Прямо сейчас!
– Ага, – Аврора зевнула со скучающим видом, когда я демонстративно взялась за эфес навахона. – Дерзай. А потом на тебя набросятся двадцать две ведьмы, которые собрались воспеть наше долголетие, и еще пятьдесят подоспеют к ним на помощь. Знаю, ты злишься, но, уверена, понимаешь, почему я так поступила. Ферн сильна, и ваши разборки – не мое дело. Вестники даров вернули мне былой почет. Мое Верховенство. И… Спасибо, – вдруг сказала она. – В какой-то мере я обязана твоей юношеской беспечности, поэтому… Я не только не убью тебя сегодня, но и приглашаю к себе на чаепитие! Что скажешь насчет короткого перемирия, а? Идем!
Не дожидаясь согласия, Аврора дернула меня за рукав пальто и потянула в сторону леса, из которого мы с Зои пришли. На холме бегали и щебетали разрумяненные ведьмы, плескаясь в свете луны и абсолютно ничего не соображая, но каждая смиренно склоняла голову, когда Аврора проходила мимо. Держала она их в страхе или же в благоговейном восхищении, но я никогда не видела, чтобы Верховную обожествляли так, как в ковене Шепота. Прислужница Виена, бросившая на меня враждебный взгляд, была тому подтверждением: не отходя от Авроры ни на секунду, она обтерла ее лицо тканью, смоченной в хвойном отваре, и помогла надеть фиолетовую накидку.
– Вуду-ведьма тоже может к нам присоединиться, – улыбнулась Аврора, обернувшись на Зои, подошедшую к нам с черепом Мари Лаво в руках.
Я совсем не узнавала Аврору. Это было бы смешно, если бы не было так жутко. Распаленная от крови, с блестящим масленым взором и безумной улыбкой, она двинулась через заросли папоротника неровной походкой, будто танцуя. Голова у нее, очевидно, кружилась, а фарфоровая кожа словно светилась изнутри: я никогда не думала, что эффект ритуала, продлевающего жизнь, так молниеносен. Аврора всегда была грациозна и красива, но сейчас в ней кипела жизнь. Чужая жизнь. Черты ее лица стали выразительнее, нежнее, она выглядела бодрой и свежей, будто после крепкого полуденного сна.
– Благодарю, но лучше я побуду здесь. Где-нибудь… вот тут, да, – ответила Зои, заметив неподалеку от костра накрытый стол с закусками и конфетами, над которым суетилась ведьма с плетеной корзинкой в руках.
Мне не понравилась идея разделиться, и, колеблясь, я посмотрела Авроре вслед. Она продолжила плыть в сторону леса, не заметив, что я отстала.
– Поэтому ты велела мне ждать, – прошептала я Зои, решив прояснить все прежде, чем позволю себе довериться течению. – Этот ритуал… заворожил их.
– Да, но эффект будет длиться, пока видна луна. В любой момент Аврора может начать трезветь, – пробормотала Зои, с беспокойством глядя на небо, которое, к счастью, было безоблачным. – Тебе надо остаться с ней наедине и успеть договориться…
– Договориться?! – переспросила я чересчур громко, и Виена, семеня за Авророй, оглянулась на меня с недоброй тенью на лице.
Зои шикнула.
– Я видела исход куда лучше того, что ты уготовила Авроре, – сказала она, удерживая мои руки, как только я начала сдирать кожу с запястий: они вновь зачесались, стоило мне разозлиться. – В нем нет кровопролития, но есть победа. Это самый выигрышный вариант для всех нас.
Я зажмурилась, но снова согласилась с ней.
– И что мне надо делать в этом твоем лучшем исходе?
– Позволить судьбе вести тебя. Когда услышишь зов о помощи – откликнись.
Я нахмурилась, надеясь услышать объяснение этого странного предсказания, которое было совершенно в духе Зои, но, обернувшись, увидела, что Аврора и Виена почти скрылись из виду. Побоявшись потерять их в лесной чаще, я кинулась следом, оставляя Зои наедине с ковеном Шепота и тарталетками.
Мы шли больше десяти минут, за которые я успела несколько раз представить, как достаю меч Коула и пронзаю им ничего не подозревающую Аврору в спину. Будто слыша мои мысли (что, впрочем, могло быть действительно так), Виена то и дело фыркала, незаметно призывая туман, будто надеясь, что так я заблужусь. В конце концов раздался лязг чугунных ворот, выросших перед нами из темноты. Они отворились, впуская нас из гнетущего леса в удивительный сад. За мрачными раздумьями я не заметила, как мы прошли половину Пелем-Бей. Вокруг цвели питаемые магией ковена кустарные розы, тюльпаны и гортензии, что пустили здесь корни, присвоив себе старинное поместье Бартоу-Пелл.
– Вы переехали? – удивилась я, остановившись на возвышении у журчащего фонтана. – Разве это не музей?
– Уже нет, – оскалилась Аврора самодовольно, взлетая по каменным ступенькам, высеченным прямо в холме.
Некогда принадлежащий известному семейству аристократов и ежедневно собирающий толпы туристов, особняк служил теперь ведьминым логовом. Построенный из светло-серого камня, в два этажа, он, впрочем, прекрасно подходил для этой роли. Спален внутри, по слухам, было множество: немудрено, что весь табор Авроры смог здесь поместиться. Неуверенно переступив узкий порог и очутившись внутри, я убедилась в этом: таким большим, пожалуй, не был даже дом Шамплейн.
Аврора вдохнула в поместье новую жизнь: добавила телевизоры, радио, пару компьютеров за письменными столами, но интерьер кардинально менять не стала. Особняк по-прежнему был окном в мир восемнадцатого века: высокий потолок украшали лепнина и плафон, а стены были облицованы голубым шелком и панелями из натурального дерева. Изношенный паркет застилали мягкие дорогие ковры, и в каждой комнате был свой будуар и мраморный камин, в котором убаюкивающе трещал огонь. Тяжелые шторы из жаккарда, множество зеркал и целая выставка из картин в золотых рамах. На одной из них я узнала рыжеволосую Аврору, лежащую обнаженной на зеленом лугу у ручья, как древнеримская Диана, и невольно скривилась. Повсюду встречались люди в элегантных черных сюртуках, в которые Аврора так любила наряжать своих атташе: на первом этаже их было не меньше дюжины. Похоже, ряды Авроры вновь пополнились.
Откуда-то сверху лилась симфония Баха, и в воздухе запахло горячим шоколадом и выпечкой.
– Присаживайся! – предложила Аврора, когда мы очутились в нарядной малиновой гостиной, где посередине стояли кресла и стол, заваленный игральными картами. Прислуга прибрала их, пока Аврора занимала свое место у камина. Она указала мне рукой на бархатное кресло по соседству, а Виене жестом приказала сесть в дальнем конце комнаты. Ничуть не обиженная этим, она послушно отошла, так что наша беседа стала приватной.
– Неужели все это благодаря моим Вестникам? – спросила я, когда пожилая гувернантка внесла в гостиную серебряный поднос с чайным сервизом. – Уважение ковена, новый особняк, новые атташе и обслуга…
Лимонный чай с медом, отдающий бодрящей кислинкой, идеально сочетался с ванильными круассанами, которые Аврора принялась остервенело уминать, не стесняясь сыпать крошками на накидку. Жуя очередной и запивая чаем, она кивнула.
– Ты была слишком юна, чтобы мать объяснила тебе их истинную ценность. Вестники даров – не просто памятная безделушка… Это регалия. Они как царский скипетр – знак всевластия.
– С их помощью ты даже ту выскочку свергла, что покушалась на твое лидерство? Как ее там звали… Роза… Жасмин…
Аврора со звоном вернула чашку на блюдце и поджала губы. Ее взгляд прояснился, еще секунду назад затуманенный яблоками богини Идунн.
– Тюльпана.
Я щелкнула пальцами:
– Да, точно! Где она сейчас?
– На привязи, как и подобает дворняжке.
– Ты просто показала ей Вестники и… Что? Она сама на себе ошейник застегнула?
– Конечно, нет! – Заливистый смех Авроры вихрем магии разбудил весь дом, и ветер в дымоходе засвистел. – Сначала я преподала ей хороший урок. Помимо того, что Вестники – трофей чужого ковена, который в былые времена мы могли добыть лишь в битве, чтобы возвыситься еще больше, в них еще и полно магии. Ферн и впрямь позаботилась, чтобы ты поскорее овладела восемью дарами. Неудивительно, что ты была так сильна с ними на шее. Они буквально сочатся энергией…
Аврора прикрыла глаза, касаясь жемчужин, как и тогда у костра. У меня снова заныла челюсть, но я не подала виду и залпом осушила свою чашку.
– Это выстраданная магия, Аврора. Присвоенная незаконно и не служащая ни мне, ни Ферн. И, замечу справедливости ради, их отсутствие не помешало мне сломать твой никчемный барьер и заявиться к тебе домой.
Аврора скривила лицо. Мое замечание явно подпортило ей удовольствие. Но она все еще была расслаблена и сидела, вальяжно раскинув руки и заняв почти весь диван. Подозвав гувернантку и велев налить нам еще бесподобно вкусного чая, она ухмыльнулась и провела ладонью по своей шее.
– Ты их не получишь, Одри, смирись.
– Может, поспорим?
Я сама не заметила, как пальцы сжали навахон. Аврора прекрасно видела его, но не боялась, а зря: из-за глубоко затаенной обиды и ее глумления я быстро забыла об обещании уладить все миром, которое дала Зои. Нет, похоже, чаепитием сегодня не обойдется.
Вопреки моим ожиданиям, что Аврора снова станет угрожать мне численным превосходством ее ковена, она махнула рукой встревоженной Виене, и та покинула гостиную, закрыв за собою дверь. Мы остались вдвоем.
– Ты не просто подставила меня, Аврора, – продолжила я, поднимая сверкающее лезвие клинка все выше, пока его острие не замерло на уровне ее груди. – Из-за тебя я чуть не лишилась своего атташе!
– Правда? – Она искренне удивилась, даже перестала пить остывший чай. Ее аметистовые глаза нашли черную полосу на моем запястье, выглядывающую из-под рукава. – Ну, как я погляжу, он все еще жив.
– Да, слава богу, однако ничего не видит. Коул искупил твою подлость и трусость, пожертвовав своим зрением!
– Печально слышать. Столь молод, а уже ни капли пользы не принесет. – Меня покорежило от услышанного, и Аврора, заметив это, мило улыбнулась.
– Ты не поняла. Он значит для меня все, Аврора.
– Если так, то печально вдвойне. Ты ведь знала, что отношения с атташе всегда недолговечны. Они так осуждаются в нашем обществе, потому что атташе – это ведьмин авангард, первая линия обороны, а как известно, первую линию часто прорывают. Привязанность к атташе так же нелепа, как любовь к мясницкому тесаку.
– Вот поэтому ковен и изгнал тебя, – выпалила я. – Жестокая и бессердечная. Атташе – не только меч и стрелы! Атташе – члены семьи, и забота должна быть обоюдной. Именно это делает первую линию обороны, как ты сказала, прочнее, а тыл надежнее.
– Где же был этот тыл, когда твой ковен умирал?
Меня будто ударили под дых, и весь воздух разом покинул легкие.
– Однажды Коул Гастингс тоже умрет, – продолжила Аврора. – От старости или же от рук твоего врага, особенно теперь, когда он слеп и беззащитен… Не имеет значения. Ведьмы живут дольше – ведьмы выживают дольше. Это неизбежно, ведь смысл жизни атташе и заключается в том, чтобы умереть раньше тебя и ради тебя. Сделай ему одолжение и прикончи его во сне, пока это не сделал кто-то другой более изощренным способом.
Я подскочила с кресла и без раздумий вскинула меч над головой, замахиваясь, но Аврора только равнодушно сказала:
– Я сотру тебя в порошок, милая, даже глазом не моргнув. Ты до сих пор жива лишь благодаря моему глубочайшему уважению к Виви. Подумай хорошенько, хочешь ли ты…
– Что это?
Я передернулась и едва не выронила меч, запрокинув голову к потолку, откуда доносился пронзительный вой, перекрывая музыку Баха.
Стены и потолок задрожали. Посыпалась штукатурка. Аврора тяжко вздохнула и удрученно закатила глаза.
– Это та самая дворняжка на привязи. Не обращай внимания.
Но не обращать на такое внимание было невозможно: плач и рыдания, жалобный скулеж создавали ощущение, что Аврора действительно держала на цепи собаку. Голос был женским, но таким сломанным, что щемило сердце.
– Она заслужила это, – попыталась утешить меня Аврора. – Не стоит кусать руку, которая тебя кормит. Это не все наказание, что ее ждет. Только прелюдия. Я даже во вкус еще не вошла!
«Услышав зов о помощи – откликнись».
Все встало на свои места, и я успокоилась.
– Я хочу обменять Вестники на Тюльпану.
Аврора поперхнулась. Ритуальная кровь, кажется, окончательно выветрилась из нее. Выпрямившись, она сосредоточенно сложила руки в перчатках на коленях.
– И ты правда оставишь мне Вестники? Даже претендовать на них больше не станешь?
Я крепко задумалась. Если за ними охотилась Ферн, то где им будет безопаснее, как не здесь – в логове темнейшего ковена, выстроившего вокруг своего города стену из древних заклятий? Лучшего временного хранилища и не придумаешь. Но Авроре знать о «временном хранилище» было совсем необязательно.
– Да, не стану.
– Прости, но на кой черт тебе сдалась эта мерзавка?
– Ну. – Я убрала меч и вернулась в кресло, запахнув длинное пальто Коула, сахарный запах которого подбадривал меня, словно его присутствие. – Тюльпана ведь была в сговоре с Ферн. Это она помогла ей занять твое место и выкрасть гримуар Шамплейн. Следовательно, Тюльпана должна быть с ней хорошо знакома… Знать ее прошлое, слабости, силу. Вдобавок она смогла и тебя обставить в два счета. – Я ухмыльнулась, заметив, как Аврора побагровела от этих слов. – Такая ведьма мне пригодится.
– Она ни за что не присоединится к твоему ковену, даже если это будет ее единственным шансом на спасение. У нее очень строптивый нрав и акульи зубы. Даже острее, чем у меня.
– Как-нибудь управлюсь, – кивнула я решительно и протянула Авроре руку: – Так ты согласна?
Она сощурилась и, немного подумав, фыркнула:
– Нет. Компромиссы против моих правил. Так неинтересно. Слишком уж мирно мы разойдемся.
Я облокотилась о стол, смяв голубую скатерть, и устало потерла лоб.
– Как я устала от твоей заносчивости! Ну почему хоть раз нельзя не выкобениваться и сделать все по-хорошему?!
– Остынь! Я всего лишь придумала еще одно условие нашей сделки.
Я села прямо, переводя дух.
– Чего ты хочешь?
– Все просто. – Аврора сложила руки на груди и недобро улыбнулась: – Признайся, что тебе нравится моя «темная страшная магия».
– Что? – Я рассмеялась, удивленная не то ее самомнением, не то столь несуразным условием нашего договора. – С чего ты взяла, что она нравится мне? Да, я читала твою Шепчущую главу, но это было просто чтение на досуге…
– Для «чтения на досуге» ты слишком хорошо разбираешься в моих заклятиях, – заявила Аврора, упиваясь моим смятением и тем, как предательски зачесались от нервозности мои руки. – Ты ведь сама сказала: отсутствие Вестников не помешало тебе снять барьер на входе в Нью-Йорк. А снять его можно лишь моим заклинанием… Зашифрованным в трех других. Ты не просто читала главу Шепота – ты изучила ее вдоль и поперек. Освоила. Может, не в совершенстве, но все же…
– Изучение ради научного любопытства, – упрямо парировала я, поджав губы. – И необходимости.
– Разумеется. И как к этому отнеслись твои друзья?
Я запнулась, и моего мимолетного ступора Авроре хватило, чтобы прочесть меня, словно открытую книгу.
– Ты практиковала главу тайком от них, я права? Потому что они бы не одобрили твое новое увлечение. А ведь тогда в баре под Новым Орлеаном ты божилась, что никогда не станешь злой…
– Я и не стала злой!
– И что Шепот отравляет душу…
– Да, он действительно ее отравляет! Именно поэтому я почти не пользуюсь твоей магией.
– «Почти»? Еще секунду назад ты говорила, что вообще ею не пользуешься…
– Остановись! – воскликнула я, всплеснув руками. Мои пальцы забрались под рукава свитера, расчесывая внутренний сгиб локтей, который разъедало, как от яда. – Ты хочешь, чтобы я призналась, что мне нравится пользоваться твоими заклятиями? Что от этого изменится?
– Ну… – Аврора пожала плечами и, подперев подбородок, потрепала ажурную салфетку. – Как минимум ты не превратишься в миленький черный уголек.
– О чем ты?
– Закатай рукава, Одри.
Мои пальцы заледенели, когда я, сглотнув, аккуратно подвернула один рукав и принялась сдвигать его вверх. Я была уверена, что Аврора разыгрывает меня и я не увижу ничего особенного, только шелушение кожи от морозного воздуха, но сердце выдавало меня с потрохами. Бешено колотясь, оно доказывало, что в действительности я считала совсем иначе.
– Что со мной? – всхлипнула я, жадно хватая ртом воздух, когда увидела роспись черных прожилок, спускающуюся вниз от локтей.
Словно в моих венах тек деготь вместо крови: они выступали, зараженные тьмой, скопившейся внутри. Именно от нее кожа горела, будто от укусов. Я снова почесала руку – вены раздулись еще больше. Тьма в венах почти достигла запястья. Скоро ее будет не скрыть даже длинными рукавами свитера.
– Как давно ты чувствуешь зуд?
– Неделю… или две… Но еще вчера этого не было, – выдавила я едва слышно, судорожно растирая вены. – Я чем-то больна?!
– Можно сказать и так. Ты больна отрицанием, милая.
Она пододвинула ко мне свою чашку, где еще оставался лимонный чай, и я, не думая, выпила его, чтобы справиться с тремором и паническим удушьем.
– Нельзя пользоваться магией, которую не признаешь, иначе она начнет отравлять. У тебя еще есть время это исправить, но поспеши, иначе, когда тьма дойдет до пальцев, ее будет уже не убрать. Даже маскирующие чары не спасут. Так и останешься жить без возможности записаться на маникюр, – усмехнулась Аврора и стянула с руки замшевую перчатку.
Еще ни разу я не видела ее без них, и теперь мне стало ясно почему: от локтя до самых ногтей по руке Авроры шли такие же черные вены, какие начинали проступать у меня. Видя, в какие безобразные и обугленные обрубки они могут превратить мои пальцы, я содрогнулась.
– То-то же, – мрачно хмыкнула она, надевая перчатку обратно. – Я признала Шепот слишком поздно. Сама не думала, что удастся создать что-то настолько… сильное и своенравное. Какая Верховная, такие и ее заклинания. Но не бойся, это не смертельно! Всего-то надо признать, что ты немножко злая, – весело подмигнула Аврора.
Я поежилась, судорожно опуская рукав пальто.
– Но я не такая, как ты! Я никогда не была злой…
– Никто и не рождается злым, Одри. Мы обе стремимся к силе, и от этого факта не стоит прятаться. Мне потребовалось пятьсот лет, чтобы осознать это, но было слишком поздно. Пускай меня зовут злодейкой, но зло бывает разным. Иногда оно во благо…
– Это ты говорила себе, когда заморила жителей Страсбурга, заставляя неделями плясать, пока они не умирали от изнеможения?!
– Тогда был разгар охоты на ведьм. Они сожгли половину моего ковена. Это называется восстановить справедливость.
– Нет, это называется «поквитаться».
– Так разве не за этим ты пришла сегодня ко мне? – заметила Аврора. – Не забудь о своих нравоучениях, когда Джулиан склонит перед тобой голову, а у тебя в руках будет оружие, способное отсечь ее.
Я поджала губы и взглянула на руки. Там, под свитером, пульсировала тьма, ставшая моей частью, с которой я была не готова мириться.
– Ладно… – прошептала я исступленно, закрывая глаза. – Мне нравится твоя Шепчущая глава.
Аврора улыбнулась, задумчиво поправляя перчатки.
– Почему?
– Я… – В горле встал ком из стыда и гордости, но я проглотила его. – С ней я чувствую себя сильной. Спокойной…
– Могущественной?
– Да, могущественной. В такие моменты я знаю, что все контролирую и у меня есть ответы на все вопросы. Я изучила почти всю главу, и она… Сильнейшая в моем гримуаре. Заклинания мамы другие. Они мягче, умереннее… Слабее.
Я зажмурилась, произнося это, и зуд под свитером вдруг прекратился. Облегченно выдохнув, я задрала рукава, чтобы удостовериться, но внешне ничего не изменилось.
– Принятие себя – долгий процесс, дорогая, – разочаровала меня Аврора. – Но ты уже сделала первый шаг. Отлично, договор заключен! Виена тебя проводит. Можешь забирать Тюльпану. Ну и намучаешься же ты с ней!
Опомнившись, я вскочила с места, решив, что провела достаточно времени в лесной глуши в компании Авроры, занимаясь самобичеванием. За дверями комнаты меня уже ждала Виена – похоже, мое остроумное предположение о чтении мыслей оказалось правдой. Не говоря ни слова, уже переодевшаяся в домашний льняной халат Виена повела меня по извилистым коридорам к лестнице.
– Дальше сама, – заявила она, вкладывая мне в руку медный ключ, и повернулась, спеша по своим делам. – Тебе на чердак. Там всего одна дверь. За ней такой вой стоит, что не ошибешься.
Я убрала ключ в карман, в одиночестве взбираясь по лестнице. Вопреки словам Виены, наверху было тихо, не считая звучания симфонии Баха, которая повторялась снова и снова. Разглядывая портреты бледных барышень и осенние пейзажи, я оставила позади роскошную библиотеку и, едва устояв перед соблазном заглянуть туда, перескочила последние ступеньки лестницы. Передо мной оказалась дубовая дверь, исписанная рунами вдоль косяков – Альгиз, Наутиз и Тейваз. Они должны были не впускать злых духов внутрь, но, перевернутые и отзеркаленные, работали наоборот – не выпускали.
«Пропуская катафалк вперед, подумай, не завтра ли твой черед».
Я оглянулась, ища, откуда доносится нежное, девичье пение, звенящее эхом, но оно растворилось в рокоте Баха и исчезло. Решив, что мне померещилось, я собралась с духом и толкнула дверь на чердак, надеясь, что сумею подобрать нужные слова и убедить Тюльпану пойти со мной.
– Выключи! Выключи! Выключи!
Цепи гремели, а симфония играла так громко, что я не слышала собственных мыслей. Неудивительно, что Тюльпана казалась безумной, метаясь вдоль дальней стены в железных оковах. Они оставили на ее коже воспаленные рубцы и язвы, ранили, как ранит любую ведьму железо, если как следует сдобрить его морской солью. А если еще и могильной землицы добавить… Оно становится лучшим средством, чтобы приструнить строптивую колдунью.
– Выключи!
Я заметила старый патефон, стоящий прямо по центру комнаты на винтажном столике, и повела пальцами, заставляя виниловую пластинку остановиться. Тюльпана облегченно застонала, падая на пол. Ее рваная рубашка, которая, очевидно, некогда была белой, перемазалась в саже, как и забавные штаны с рюшами. Похоже, на этот чердак ее приволокли посреди ночи прямо в пижаме. Длинные волосы, пепельные с морозным отливом, спутались и сбились в колтуны на затылке. За их завесой нельзя было разглядеть лица.
– Привет. Тюльпана, верно? – робко начала я, проходя в глубь затхлого, темного чердака, заставленного мешками с зерном и тряпками, вперемешку с подписанными коробками, оставшимися после переезда. Под единственным окном стояла металлическая койка. Тюльпане не хватило сил, чтобы до нее доползти.
– Кто ты? – прохрипела она, поглядывая на меня исподлобья. – Очередная зверушка Авроры?
Я молча выдвинула в центр комнаты табуретку и, усевшись, взглянула на цепи. Разбить столь искусно зачарованные оковы было не по силам даже Верховной, но в этом и не было нужды. Молча показав Тюльпане медный ключ, я удовлетворенно увидела, как она тут же отбросила волосы назад и выпрямилась, подаваясь мне навстречу.
– Я Верховная ведьма Одри Дефо из ковена Шамплейн, – представилась я. – И мне по силам освободить тебя.
Тюльпана сузила глаза: они тоже были аметистовые, как у Авроры, но более человечные. Они сверкали, точно драгоценные камни. В них томилась буря, которая, без сомнений, выплеснулась бы на ковен Шепота огненным смерчем, если бы я освободила Тюльпану сейчас. Лицо у нее оказалось широким, с угловатой челюстью. Ресницы и брови тоже были белоснежными. Изможденная и бледная, Тюльпана совсем не походила на свирепого узурпатора, какой описывала ее Аврора. Высокая и худая, она скорее напоминала озлобленную девочку, которой в свое время не досталось любви и которая теперь стремилась восполнить эту пустоту властью. Такой же была и Аврора.
– Зачем тебе это нужно? – спросила она сухим голосом, похожим на скрип оконных петель, и я с помощью заклинания наполнила чистой водой ее пустую миску, стоящую на полу. Она тут же припала к ней. – Ты ведь даже не знаешь меня.
– Нет, но я знаю ту, что сначала возвысила тебя, а затем смотрела на твое падение и даже не попыталась поймать.
Лицо Тюльпаны вспыхнуло. На нем румянец казался лихорадочным жаром. Она вдоволь напилась и, вытерев рот грязным рукавом, подползла поближе. Железные цепи, охватывающие ее ноги, руки и горло, издевательски звякнули.
– Ферн, – зашевелила Тюльпана губами, покрытыми трещинами и желтой коркой. – Она бы помогла, но Аврора отняла кристалл, который мы использовали для связи…
– Ты правда в это веришь? Тот, кто действительно желает помочь, найдет способ это сделать.
Тюльпана промолчала и перевернула миску с водой так, что та расплескалась мне на сапоги.
– И лишь поэтому ты решила, что я сменю одну цепь на другую? – рявкнула она. – К черту Аврору! К черту Ферн! И ты тоже катись.
Я вздохнула, вытирая воду с коричневой замши. Похоже, Аврора не ошиблась: я и впрямь намучаюсь с ней.
– Если принесешь мне клятву верности, – осторожно продолжила я. – Расскажешь все, что знаешь о Ферн, и научишь меня тому, что сама умеешь, сможешь начать жизнь с чистого листа. Я не держу своих ведьм подле себя, как Аврора. Ты сможешь уехать, как только мы закончим, и я сама разорву твой ковенант. У меня совсем не такие порядки, как у твоей нынешней Верховной. Я не предлагаю дружеские посиделки у камина или совместные походы в кино… Я предлагаю выбор. Твоя гордость правда стоит того, чтобы сдохнуть на этом богом забытом чердаке, лакая воду из миски, как псина?
Тюльпана окаменела, слившись со стеной, на которой виднелись тонкие полосы от ее ногтей. Я разглядела татуировку мадагаскарского лунного мотылька на ее лодыжке, а под тату – что-то еще, что желтые крылья пытались замаскировать. Давний розовый рубец, который была неспособна забить ни одна краска. Заметив, куда я смотрю, Тюльпана одернула штаны.
– У меня тоже такой есть, – призналась я, хлопая по своему предплечью, где находилась метка Рэйчел. Она выцвела сразу же, как огонь сожрал ее тело в той чертовой рыбацкой лачуге, куда заявился Джулиан посреди ночи.
– У многих ведьм есть или были атташе, – ощетинилась Тюльпана. – Это не делает нас с тобой похожими.
– Ты хотела скрыть метку, чтобы не вспоминать. Очевидно, тот атташе был важен для тебя…
– Я не собираюсь обсуждать это с тобой.
Я послушно замолчала и кивнула, поднимаясь с табурета. Стоило мне сделать несколько шагов в направлении двери, как Тюльпана встрепенулась и демонстративное презрение сползло с ее лица покрывалом.
– Стой! Ты куда?
– Ухожу. Кажется, мы закончили, разве нет?
Я накрыла ладонью круглую дверную ручку, и позади меня раздался вымученный стон. Похоже, признать, что она нуждается в помощи, Тюльпане было больно почти физически. И как Ферн удалось склонить ее на свою сторону? Но, если получилось у нее, получится у меня. В конце концов, не зря мы сестры.
– Ты совсем не похожа на Ферн, – прошептала Тюльпана вдруг, вторя моим мыслям, и уставилась на окно, почти не пропускающее света. – Не такая хваткая и самодостаточная, как она, но и не такая… полоумная.
– Да, спасибо… Наверное. – Я повернулась, поиграв ключом в руке, хотя услышанное больше походило на оскорбление, чем на комплимент. – Именно это я и пытаюсь до тебя донести.
– Ты правда отпустишь меня, когда я расскажу тебе все, что знаю?
– И когда научишь, да.
– С чего мне тебе верить?
– С того, что, как ты и сказала, я не похожа на Ферн. По-моему, с учетом нынешних обстоятельств, тебе должно этого хватить.
Тюльпана вздохнула и подавилась, выкашливая на пол багровую слюну. Я поморщилась, осознав: у нее нет другого выбора, кроме как согласиться.
– Аврора поит меня мышьяком, чтобы я не могла колдовать. Так что, если у тебя в Шамплейн можно пить что-то, кроме яда… я согласна.
Тюльпана ухмыльнулась, и я подошла к ней, наклоняясь над цепями. Она напряглась всем телом, часто задышала, увидев, как близко я поднесла к ней единственную надежду на спасение – медный ключ. Но, не торопя события, я села на корточки и спрятала ключ за спину, уверенная, что Тюльпане не хватит сил отобрать у меня желаемое.
– Только сначала принеси мне ковенант…
– Еще чего!
Она прыгнула на меня, вереща, и такая прыткость ошеломила меня. Сколько бы мышьяка ей ни скормила Аврора, Тюльпану было не так просто убить. И даже не так просто ослабить.
Я выставила руку, шепча заклятие и прикосновением опаляя ее плоть до костей, но, проведя в заточении столько времени, Тюльпана будто разучилась чувствовать боль. Она дернула другой рукой и ударила меня по лицу увесистой цепью. Я поперхнулась кровью, сочащейся из разбитых губ, и, откатившись на спину, услышала, как защелкали замки. Тюльпана принялась ловко снимать их.
– Rhewi!
Придя в себя, я вскинула голову, глядя на Аврору, распахнувшую дверь. Тюльпана, разъяренная, уже успела сбросить оковы и с криком бросилась на нее, но остановилась на расстоянии вытянутой руки от Авроры, схватившись за сердце.
– Что ты сделала? – выдавила она хрипло, снова став подавленной и слабой.
Поднимаясь на ноги и проглатывая кровь, я расслышала шепот Авроры. Немецкий язык был известен мне лишь из того, что я читала в ее главе, но несколько слов я разобрать сумела: «Твоя душа другой принадлежит».
Что-то толкнуло меня в грудь, и я схватилась за сердце, ахнув, когда в нем растеклось жидкое пламя. Это длилось не дольше секунды, но, когда ощущение прошло, оно оставило после себя приятный теплый шлейф – прилив магии.
– Я придумала вторую часть наказания, – усмехнулась Аврора, отбрасывая за спину рыжие вьющиеся волосы. С их кончиков капала вода. – Тебе ведь нельзя верить, Тюльпана. Я так и думала, что ты попробуешь провести Одри, поэтому сама подарила тебя ей. Теперь ты служишь ковену Шамплейн, которому, к слову, не можешь причинить вреда. Я написала это заклятие всего пять минут назад, пока принимала ванну. Вдохновение накатило. Как тебе? Надо бы добавить его в гримуар.
Тюльпана раскрыла рот, но, так ничего и не сказав, бросила на меня острый, как шпилька, взгляд. Ее кулак устремился к моему лицу, но завис в нескольких дюймах, а затем безвольно разжался.
Так вот что это было – сила новой ведьмы, примкнувшей к моему ковену, пусть и против воли.
– Отныне она твоя Верховная, – кивнула на меня Аврора, не обращая внимания, как Тюльпана пыхтела от бессильной ярости, стуча ногой о пол и рыча. – Страшнее участи и не придумаешь! Я действительно гениальна.
Я фыркнула, приняв оскорбленный вид, но Аврора была так довольна собой, что не заметила этого. Тюльпана вскинула подбородок, с вызовом глядя ей в глаза, и надменно процедила:
– Бойся, мама, это у нас наследственное.