Крах тирана

Глава 1

Над Турчидагом поднималось солнце, озаряя благодатными лучами обширную долину, где среди лесистых гор располагались аулы вольного общества Андалал. Облака, ночевавшие в речных ущельях, тянулись густым туманом к небу, открывая богатые пастбища, сады и поля андалалцев.

Расположившийся на горном склоне древний Согратль, сердце Андалала, уже был полон жизни. Чабаны уводили пастись скотину. Овцы привычно шли за козлом-поводырем, коровы сонно мычали, бычки бодались друг с другом еще короткими рожками, будто проверяя, не стали ли они за ночь крепче.

Женщины с кувшинами спешили к родникам, а те, кто уже управился по дому, уходили в сады и поля. Мужчины, поеживаясь от утренней прохлады, выходили на плоские крыши, здороваясь с соседями и осматриваясь кругом – все ли в порядке, нет ли чего нового? Хороших новостей давно уже не ждали, а плохие лучше было узнать пораньше, чтобы успеть принять меры. Вот и теперь все вглядывались в дорогу, которая тянулась со стороны Гуниба и Чоха. Дозорные сообщили, что оттуда движется небольшой караван. Караван означал торговлю, и это было хорошей новостью.

Пока в ауле гадали, чей бы это мог быть караван, нашелся человек, который уже знал, что к чему. Имя этого паренька было Али, но согратлинцы прозвали его Дервиш-Али, потому что он целыми днями бродил по аулу и предрекал странные вещи, которые, тем не менее, часто сбывались. Способность эта у него появилась после того, как он едва остался жив после ужасной беды. Несколько лет назад родители взяли его с собой на Кумухский базар, пообещав купить настоящую папаху. Они остановились у кунаков, а наутро оказалось, что на Кумух надвигаются войска персидского завоевателя Надира. Отец отправил семью домой через перевал, а сам остался помочь кунаку. Тогда Али убежал от матери и бросился на помощь отцу. Но армия Надира была огромна и безжалостна. Погромы и грабежи превратили цветущий край в безлюдную пустыню. Уцелевших людей угоняли в рабство, а на детей и раненых пустили тяжелую конницу. Израненный Али чудом уцелел, но от пережитого повредился в уме. Отец его погиб, мать умерла от горя, и все жалели несчастного сироту. Его считали божьим человеком, общество содержало Али за свой счет, и люди помогали ему, чем могли.

Дервиш-Али, впрочем, не унывал. У него всегда находилось важное дело. И его повсюду сопровождал лучший друг – облезлый петух. Петух был задирой и горланил в самый неурочный час. Другие петухи частенько его трепали, не подпуская к своим курам, и спутник Дервиша-Али являл собой образец неугомонного драчуна с выщипанными перьями и выклеванным глазом. Так они и бродили вдвоем, как братья по несчастью. Иногда, сжалившись над другом, Дервиш-Али приносил к нему кур, но даже плененные хохлатки не хотели иметь дело с петухом-изгоем.

– Надир-шах идет! – сообщал всем встречным Дервиш-Али.

– Чтоб он провалился! – отзывались женщины.

– Да где же этот проклятый шах?

– Уже у реки, – показывал вниз Дервиш-Али. – Ну и глупые вы! Разве не слышите, как Чупалав с ним бьется?

– Слышим, слышим, – перемигивались между собой женщины.

– Только Чупалав один шаха не одолеет, – говорил Дервиш-Али.

– Так пойди и помоги ему, – советовали женщины.

– Вот я и иду, – восклицал Дервиш-Али, потрясая палкой.

– Отделайте его как следует, чтобы не совался больше в горы.

– Я покажу этому разбойнику! У меня с ним старые счеты! – обещал Дервиш-Али.

Женщины горько улыбались, провожая глазами несчастного паренька. А про себя шептали:

– Да сохранит нас Аллах от шаха – кровопийцы.

– Чтоб у него руки отвалились!

– Чтоб вытекли его глаза!

Дервиш-Али начал спускаться по тропинке в ущелье, а следом, сердито кукарекая, вприпрыжку несся его петух.

Из ущелья и в самом деле доносились глухие удары, которые умножало эхо. Посреди речки, перегородив русло, лежал огромный валун. И по нему тяжелым молотом бил Чупалав.

Его прозвали Кривоносым, так оно и было у многих в их большом роду. Богатырского телосложения, Чупалав был известен своей силой. Но и валун был крепок. Из таких камней делали жернова, катки для утрамбовки земляных крыш и точильные круги. Глыбу принесло в большое половодье. Она запруживала реку, вода размывала поля на террасах, устроенных горцами вдоль склонов, и уже случались оползни. Многие пробовали разбить эту глыбу, но никому пока не удалось. Чупалав решил во что бы то ни стало разбить глыбу, чтобы освободить русло, а заодно добыть камень для нового дома.

Старая сакля была теперь слишком мала для его семьи.

Согратль был известен своими учеными и мастерами, но настоящую славу ему принесли мастера-каменотесы, превратившие скалы в красивые и прочные дома. Чупалав тоже знал толк в этом деле и собирался построить такой дом, каких еще никто не строил.

Когда отец отлучил Чупалава от дома, он поселился на хуторе Наказух, что означало «В облаках». На хуторе Чупалав оказался из-за своей большой любви. Однажды он со своим другом Мусой-Гаджи, вернувшись из очередного похода, гостил у кунаков в соседнем Чохе – ауле большом и богатом. И там ему приглянулась красавица Аминат из славного рода Нахибашевых. Она пленила сердце Чупалава одним мимолетным взглядом и осталась в нем навсегда. Вытравить ее образ оттуда не смогли ни уговоры родителей Чупалава, ни отказ семьи девушки. Сама же Аминат была не прочь стать женой статного джигита, знаменитого предводителя военных походов, которого люди называли героем за его неустрашимость и воинскую доблесть. Воля родителей была священна, но Чупалав ни о ком больше и думать не мог и замечал девушек, если только они чем-то напоминали ему Аминат.

Чупалаву, решившему жениться на ней против воли родителей, ничего не оставалось, как умыкнуть невесту. Ему это было нетрудно. После множества боевых походов Чупалав не знал преград, да еще смекалистый Муса-Гаджи вызвался участвовать в этом деликатном деле. По одному быку, которые по законам Андалала взыскивались с похитителя девушки и его помощника, они приготовили заранее.

Наказух был особенным местом. Общество определяло туда людей, почему-либо обедневших или потерявших кормильца, чтобы они могли поправить свои дела. Там это было сделать легче, потому что в Наказухе земля была более щедрой и плодородной, чем в других местах, сады давали обильные урожаи, а на пастбищах было много сочной травы. К тому же те, кто оказывался в Наказухе, не платили никаких общинных податей или сборов.

Самовольная женитьба оставила Чупалава без наследственного надела и другого имущества, которые обычно выделялись молодоженам, и Наказух был для его семьи спасением.

Однако полевые работы и уход за скотом не привлекали Чупалава, ему больше нравилось ходить в дальние походы, откуда он неизменно возвращался с богатой добычей. Из-за частых отлучек Чупалава начатый им новый дом оставался недостроенным, а Аминат еле управлялась с растущими сыновьями. Их уже было трое – Пир, Мухаммад и Сагит.

Верный друг Чупалава Муса-Гаджи теперь тоже был влюблен, хотя девушка, о которой он мечтал, жила далеко, в Джаре, за высокими хребтами между Азербайджаном и Грузией. Там, среди вольных джарцев, или голодинцев, как называли себя жившие там аварцы, обосновался согратлинец Мухаммад-Гази, отважный воин и искусный мастер-оружейник. Поначалу он ездил туда торговать саблями и кинжалами, а затем женился на прекрасной лезгинке из соседних Ахтов и остался. В оружейниках всегда была нужда, потому что джарцам часто приходилось воевать. Муса-Гаджи с Чупалавом не раз бывали у него, когда по призыву джарцев дагестанцы из разных мест приходили к ним на помощь. А когда Муса-Гаджи задержался, чтобы поучиться мастерству оружейника, тогда-то и запала ему в душу ясноликая Фируза – дочь Мухаммада-Гази. Муса-Гаджи зачастил в Джар, стараясь понравиться девушке, и так усердствовал в кузне ее отца, что Мухаммад-Гази скоро понял, в чем тут дело. Даже конь Мусы-Гаджи, быстроногий Тулпар, уже знал заветную дорогу своего хозяина, и стоило тому произнести дорогое имя, как Тулпар тут же пускался вскачь в нужную сторону.

Фируза была совсем еще юная девушка, но сумела зажечь в Мусе-Гаджи огонь, в котором можно было плавить булат. Уезжая, он подарил ей колечко, которое выковал из серебряной монеты и украсил бирюзой, но ему казалось, что он оставил в Джаре свое сердце. И когда Чупалав заговорил с ним о своем намерении, он понял и поддержал друга всей душой.

Похитив невесту, Чупалав поставил два уважаемых рода на грань кровной мести. Аксакалам едва удалось примирить семьи. Но Сагитав, отец Чупалава, так и не простил сына. Он изгнал его из дома, и Чупалаву с женой пришлось поселиться на хуторе Наказух, в семи верстах от Согратля. Места там были красивые, только Аминат не хватало ее родных, а Чупалаву – его друзей. Впрочем, поводов повидаться с друзьями и родными хватало, особенно на праздники. Женой Аминат была хорошей, ткала чудесные ковры, а Чупалав, когда заканчивались полевые работы, отправлялся в походы, особенно когда их звали на помощь кунаки из других обществ. В остальное время Чупалав воспитывал сыновей, стараясь сделать их благородными джигитами и сильными, умелыми воинами. Треск деревянных сабель и звон летящих стрел стали на хуторе привычным делом. Аминат начинала тревожиться лишь тогда, когда не слышала этих воинственных звуков.

Земляки любили Чупалава за его добродушие и отвагу, и почтенные люди не раз пытались примирить отца с сыном или хотя бы решить вопрос с землей и имуществом для Чупалава, полагающимися по обычаю женатым сыновьям. Пробовал уладить это дело и сын Кази-Кумухского хана Муртазали, который подружился с Чупалавом, когда они вместе учились в Согратлинском медресе. Но гордый глава рода Сагитав оставался непреклонен. Простить Чупалава, женившегося против воли отца, он не мог. Аксакалы хвалили Чупалава, расписывали красоту его жены, ее бездонные глаза, высокий белый лоб и полумесяцы-брови, но Сагитав упрямо твердил:

– Тогда пусть сеет на ее лбу и жнет на ее бровях.

Чупалав бил молотом изо всех сил, но валун не поддавался. Чупалав перевел дух, отпил из кувшина немного воды и снова взялся за молот. Он знал, как нужно бить, где должна пойти трещина, куда следует вставить клин, но валун оказался крепче, чем предполагал Чупалав. У него гудели от усталости руки, в глазах от напряжения плавали разноцветные круги, но Чупалав и не думал отступать.

– По голове бей! – посоветовал неожиданно появившийся Дервиш-Али. – Где корона!

– И то верно, – улыбнулся Чупалав, знавший, что бедняге повсюду мерещится кровожадный шах. – Спасибо за совет.

– Собьешь корону – остальное само развалится, – наставлял Дервиш-Али. – Этот шайтан, когда после Кумуха корону нацепил, еще сильнее стал.

– Ничего, справимся, – пообещал Чупалав и, поплевав на ладони, снова взялся за молот.

– Говорю тебе – по голове бей! – настаивал Дервиш-Али.

Будто в подтверждение, петух вздыбил хохол, вспрыгнул на валун, клюнул его в темя и, победно прокукарекав, вернулся к своему покровителю.

Чупалав усмехнулся про себя, но, чтобы уважить Дервиша-Али, обрушил молот на верхушку валуна. И случилось чудо – по валуну побежали трещины, и он развалился на большие куски, блестевшие на солнце острыми гранями.

– Ты когда-нибудь ломал такие глыбы? – спросил удивленный Чупалав.

– Нет, – покачал головой Дервиш-Али. – Зато я дрался с Надиршахом.

Чупалав передохнул, угостил Дервиша-Али кукурузной лепешкой с сыром, а тот – своего петуха.

Дальше дело пошло быстрее. Разбив валун, Чупалав нагрузил камнями арбу, и Дервиш-Али повел первую упряжку быков. Следом со второй арбой двинулся Чупалав. Быки с трудом взбирались по крутой тропинке, и Чупалав старался им помочь, подталкивая арбу и не давая колесам соскользнуть вниз.

– Быков жалко? – удивлялся Дервиш-Али.

– Я-то для себя стараюсь, – отвечал Чупалав. – А скотина ни за что мучается. Почему бы и не помочь?

– Побереги силы, – советовал Дервиш-Али. – Когда проклятый Надир явится, драться надо будет, а не дома строить.

– Думаешь, он снова придет? – нахмурился Чупалав.

– Вот увидишь, – кивал Дервиш-Али. – Шакал всегда возвращается туда, где удалось поживиться.

Но Чупалав не верил, что персидский шах вернется. Говорили, что он ушел грабить богатые страны. Чупалава больше занимало то, как построить дом, достойный его жены Аминат.

Дервиш-Али продолжал говорить о Надир-шахе, которому непременно отрубит голову, как только тот явится в Андалал, но Чупалав его уже не слышал. Он думал о своей любимой, и мир вокруг казался ему лишь красивым обрамлением его драгоценной Аминат.

Едва Чупалав и Дервиш-Али с быками выбрались на хорошую дорогу, ведшую из Согратля в Наказух, как услышали зычный голос сельского глашатая:

– Эй, люди! – зычно возвещал тот. – Идите на майдан! Увидите то, чего никогда не видели! Спешите, пока это чудо не исчезло!

Но Чупалав направился в другую сторону. Его чудом была Аминат. Чупалаву очень хотелось заглянуть в Согратль, и не потому, что глашатай сулил что-то необыкновенное, а чтобы повидать отца и всю свою родню. Чупалав очень скучал по ним, по родному дому, но нарушить волю отца во второй раз не решался.

– Дальше я пойду сам, – сказал Чупалав Дервишу-Али.

– Ладно, – согласился юродивый. – Моему петуху тоже пора домой. Поглядим, что там за чудо приключилось.