Крах тирана

Глава 6

Ибрагим-хан, брат и наместник Надир-шаха, имел титул вали – второго человека в государстве. Вали имел своим местопребыванием Тебриз и считал себя правителем всего Кавказа. На самом деле ему подчинялось только Закавказье. В Дагестане же с его властью скрепя сердце считались только владетели прибрежной полосы Каспия.

Завоеванные в 1722 году еще Петром I, эти земли и несколько персидских провинций были отданы Надир-шаху по Гянджинскому договору 1735 года императрицей Анной Иоанновной. Взамен она ожидала обещанной шахом помощи в войне России с Турцией, но толком ничего не дождалась, хотя после заключения договора русские крепости в Дагестане были срыты, а в Кизляре, на границе, основана новая. Сочтя себя обманутой, императрица горько сожалела о том, что доверилась коварному шаху, а не исполнила то, что обещала – продолжить дело своего великого дяди Петра I. После смерти императора многие говорили о «Завещании Петра», по которому империя должна была стать главной мировой державой и выйти к теплым морям, в которых русские солдаты «омоют свои сапоги». Это завещание не было обнародовано, но, даже если его и вовсе не было, суть его была ясна всем. Уступки Анны Иоанновны явно противоречили чаяниям Петра, но она решила пожертвовать частью побережья замкнутого Каспийского моря, чтобы утвердиться на море Черном, где открывались пути к другим морям и странам.

Русскому резиденту Калушкину было велено употребить все средства, чтобы склонить Надир-шаха к войне с Турцией, но старания резидента оказались напрасными.

– Нечего с войною спешить, не постановя между собой твердого соглашения. Надо прежде обдумать, чтобы войну начать и кончить с честью, – отвечал ему Надир-шах, которого вполне устраивало, что два его соперника сами воюют между собой. Его больше волновали внутренние беспокойства в Персии. – Осада русскими Азова, взятие трех крепостей турецких, посылка войска в Крым и на Кубань – все это дело ничтожное. Персии в Азове никакой нужды нет, точно так же, как России – в Багдаде.

Ибрагим-хан был так же дороден и такого же большого роста, как и его властвующий брат. Но был безмерно тщеславен, и подвиги брата разжигали в нем мучительную зависть. Он утешал себя тем, что выжимал из своих владений все, что мог, и часто менял правителей областей – беглербегств – в зависимости от подарков, которые получал от претендентов. Те, в свою очередь, обирали остальных. Царил произвол, на который доведенный до крайности народ отвечал восстаниями.

Желая хоть в чем-то превзойти своего брата, Ибрагим-хан жил в изощренной роскоши и неустанно пополнял свой гарем красавицами.

Их становилось так много, что он уже не помнил их имен и не узнавал в лицо. Денег на содержание гарема уходило едва ли не больше, чем на жалование войскам. Евнухи научились всем этим пользоваться, часто выдавали давно живших в гареме невольниц за новеньких и каждый раз получали награду от хана, польщенного их верой в его мужскую силу.

Время от времени Ибрагим-хан выступал с войском для приведения в покорность возмутившихся областей, безжалостно истреблял повстанцев и по примеру брата оставлял после себя башни из отрубленных голов и превращенные в руины селения. После чего в крае наступало затишье. Однако и по эту сторону Кавказского хребта не все признавали его власть.

Азербайджан был разделен на четыре беглербегства. Но на севере, у подножий Кавказского хребта, издревле жили дагестанцы, образовавшие несколько обществ, многие из которых входили в единый Джаро-Белоканский союз. Общества эти были вольными и не желали никому подчиняться. Сам Надир посылал на них войска, но они восставали из пепла и оставались свободными. А кроме того, всегда помогали Сурхай-хану Кази-Кумухскому, который не оставлял попыток вернуть себе Шемаху и весь Ширван, где некогда властвовал. Этих-то непокорных горцев и решил привести в повиновение Ибрагим-хан, чтобы обеспечить себе спокойное правление.

Дело это было непростое, но последнее письмо Надир-шаха из завоеванной им Индии заставило Ибрагим-хана решиться. Письмо, впрочем, было самого благостного содержания. К нему прилагался особенный дар великого шаха – усыпанная драгоценными камнями джика, почти такая же, какую носил сам Надир. И никто, кроме него и Ибрагим-хана, не имел права украшать себя этим символом верховной власти.

В письме шаха описывались его блестящие победы, указывались новые границы империи и говорилось о бесчисленных сокровищах, которыми завладел Надир.

Письмо так поразило Ибрагим-хана, что он не сумел сразу прочесть его до конца. Немного придя в себя и почти задыхаясь от зависти, он продолжил чтение. И здесь его ждал новый удар. Надир-шах сообщал о необыкновенных подвигах своего старшего сына Риза-Кули-мирзы, его наместника в Персии.

Когда шах отправился в Индию, правитель Хорезма Ильбарс-хан счел, что наступило подходящее время, и двинул свои войска на Персию. Но Риза-Кули-мирза, имея куда меньшее войско, смело двинулся ему навстречу, разгромил отряды узбеков и туркмен, а уцелевших обратил в бегство. Ильбарс-хан был повержен, Самарканд и Бухара пали.

Затем описывались другие подвиги победоносного принца, после чего Надир-шах сообщал, что назначает Риза-Кули-мирзу наследником персидского престола.

«Львенок – подобие льва, – писал шах. – И наследный принц по уму, проницательности и способности к мирозавоеванию является редкостной жемчужиной, какая еще не выходила из раковины воображения на поверхность бытия. По храбрости он равен Саму, сыну Наримана, а справедлив и щедр так, как тысячи таких, как Ануширван».

Далее Надир-шах велел, если с ним самим произойдет то, чего никто не может предугадать, и на престол взойдет его сын, служить новому владыке мира и повиноваться ему, как самому Надир-шаху. А пока приказывал Ибрагим-хану – своей руке на Кавказе – искоренить в его владениях неповиновение, уничтожить бунтарей и развеять их прах по ущельям.

Ибрагим-хан был в ярости. Он даже хотел разорвать письмо шаха и разбить джику, но пристальные взгляды придворных удержали его от опрометчивого шага. Он хорошо знал, что среди них есть тайные осведомители Надира, найдется еще больше тех, кто с радостью поспешит донести владыке о непочтительном отношении к его посланию.

Однако Ибрагим-хану не удалось удержаться от того, чтобы не воскликнуть с нескрываемой горечью в голосе:

– Риза-Кули-мирза! Какие успехи в столь юном возрасте! Покорить Хорезм! Ему ведь всего девятнадцать лет! И не только Хорезм. Он смог взять Балх, Куляб…

Придворные отвечали гулом, который мог означать и восторг, и недоумение, и возмущение – как будет угодно Ибрагим-хану.

– А кто я? – лихорадочно размышлял про себя Ибрагим-хан. – Правитель Кавказа, который только делает вид, что склоняется передо мной. Я надеваю на себя драгоценные одежды, но остаюсь рабом своего брата, а теперь и его сына!

Прежде Ибрагим-хан еще надеялся хоть когда-то унаследовать престол. Теперь эти надежды рушились, как ветхое здание от ураганного ветра.

Немного поостыв, Ибрагим-хан пытался осмыслить свое новое положение. Если после Надира престол достанется его сыну, а с сыном что-то, не дай Аллах, случится, кто будет новым наследником? Насрулла-мирза, другой сын Надира, который успел отличиться в Индии? Или все же он, Ибрагим-хан, станет властителем Персидской империи? Но для этого нужно сделать то, что поднимет его в глазах армии и народа.

Поле для великих деяний открывалось совсем недалеко от дворца Ибрагим-хана.

– Джарцы! – осенило Ибрагим-хана. – Я покорю этих упрямых горцев, а затем и весь Дагестан! Я совершу то, что не удалось самому Надир-шаху! Эта победа затмит славу принца, захватившего Хорезм.

И тогда посмотрим, кому достанется персидский престол.

Ибрагим-хан начал спешно собирать войска. По его приказу отряды стекались отовсюду, даже из Грузии и Армении.

Лазутчики доносили о силах горцев. Выходило, что сердцевину их составляет сильное Джарское общество. С восстаниями в других провинциях справиться было легче, а у джарцев за спиной был Дагестан. Они могли позвать на помощь своих соплеменников из-за Кавказского хребта и там же спасались, если приходилось.

Когда главные силы были в сборе, Ибрагим-хан решил не дожидаться отрядов из глубины Персии и объявил начальникам:

– Дурной пример непокорных джарцев нарушает спокойствие державы. Горцы вышли из подчинения и плодят смуту, подбивая на неповиновение остальных наших подданных. Джарцев нужно непременно истребить, а затем пойти и захватить Дагестан.

Те воины, кто уже бывал в Дагестане с Надир-шахом, знали, что их ждут сильные противники и тяжелые битвы. Но никто не решался перечить настроенному весьма воинственно наместник у.

Перед выступлением Ибрагим-хан приказал во всеуслышание:

– Если противник разобьет какую-нибудь часть войска, даже перебьет ее всю и никого не оставит в живых, – горе тому, кто без моего приказа пойдет на помощь и окажет поддержку. Я головы их отделю от туловищ и воздвигну из них башню! А тех, кто проявит отвагу, старание и преданность, подниму выше небесного свода и окружу великим почетом!

– Пока душа будет в теле, у нас не будет затруднения в убийстве и усердии, – заверили начальники. – Если богу угодно, мы исполним все твои повеления, разгромим джарцев и покорим Дагестан.

Но в душе многие надеялись, что пыл Ибрагим-хана быстро угаснет, как только он столкнется с этими страшными горцами, которых еще никто не смог окончательно покорить.

Проведя ночь в милом его сердцу гареме, Ибрагим-хан наутро взбодрил себя чашей вина и процитировал поэта:

Драгоценную джику властителя Ибрагим-хан оставил во дворце, чтобы случайно не потерять в походе, а сам облачился в шлем и доспехи из позолоченной стали.

Отряды двинулись вперед, гремя барабанами и бряцая оружием.

О готовящемся наступлении на джарцев и Дагестан агенты Калушкина сообщили заблаговременно. Сведения были переданы через Дербент, Кизляр и Астрахань в Петербург, в Коллегию иностранных дел. В Дербенте забеспокоились, в Кизляре развели руками, не зная, что тут можно поделать, в Астрахани пакет даже не вскрыли и отправили с фельдъегерем в столицу. Там донесение приняли к сведению, но делать ничего не стали. Тогда было не до мятежных горцев – Россия воевала с Турцией.