Кракен

Глава 55

Было очень поздно. Уже довольно долго Джейсона никто не допрашивал и тем более не применял к нему силу. Прежде Коллингсвуд время от времени наведывалась к нему в камеру с кошмарными петлями вопросов, но вот уже несколько часов Джейсон ее не видел.

Еду и питье просовывали через оконце. На требования предоставить телефон, обратить на него внимание, принести сэндвичи с беконом, которые Джейсон то и дело выкрикивал, никто не отвечал. В углу его камеры имелся химический туалет, и Джейсон давно уже перестал угрожать, что пожалуется на это в Международную амнистию. В отсутствие Коллингсвуд или кого-нибудь, способного изменять реальность и тем приглушать магический навык Джейсона, тюремщики стали его отчасти узнавать, понимая, что знают его какое-то время. А поскольку он не был, не мог быть — гляньте-ка, да он же в камере — их коллегой, церберы рассудили, что это какой-то закоренелый злодей, и стали обращаться с ним жестче.

Когда Джейсон услышал шаги, шепот, отдающийся эхом в коридоре, он не ожидал, что кто-нибудь остановился рядом. Но шаги — да, шаги замедлились и прекратились прямо напротив его камеры, после чего дверь отперли.

В дверном проеме стоял полицейский, уставившись перед собой в странной неподвижности, седой и очень больной с виду. Позади него был еще кто-то. Полицейский не смотрел на Джейсона, а буравил взглядом стену над его головой и все время сглатывал, сглатывал. Стоявший позади него был весь опутан тенями от флуоресцентных ламп. Слышался шепот.

— Что?.. — начал было Джейсон и тут же осекся.

В дверной проем заглядывал ребенок. Мужчина за ним шептал что-то в ухо полицейскому, наклоняясь, словно дерево под ветром, показываясь то с одной стороны от своего сопровождающего, то с другой, — этакий игривый маятник. Он подмигивал Джейсону из-за спины полицейского то левым, то правым глазом.

— Кристина! — обратился мужчина в сером к Джейсону. — Это ты?

Джейсон понял, кто эти мужчина и мальчик, вжался спиной в стену и начал вопить.

— Я знаю! — сказал Госс, вступая в камеру вслед за полицейским.

Сабби прикрыл за ними дверь со старательно-детской точностью. Джейсон кричал и сучил ногами на койке.

Полицейский прикрывал глаза, всхлипывал и шептал:

— Мне так жаль ш-ш-ш я сейчас не удержался я не хотел пожалуйста не надо пожалуйста.

— Я знаю! — снова сказал Госс, потом захихикал. — Прекратить! — велел он, выдыхая дым. — Это секрет, ты все испортишь, прекрати!

Он подтолкнул констебля к Джейсону, шепнув ему какое-то слово, и тот, даже не открывая глаз, нащупал орущий рот узника, зажал его ладонью и прошептал: «Ш-ш-ш, ш-ш-ш, перестань, перестань, так надо, так надо». Джейсон задыхался, пытаясь кричать из-под его руки. Полицейский и заключенный вцепились друг в друга.

Кто-нибудь придет, думал Джейсон, кто-нибудь придет, есть же камеры — но что, если Госс обошел их? Как бы иначе он сюда явился? Джейсон снова попытался закричать.

— Вы двое просто ужасны, — сказал Госс. — Ты обещал, что мы увидимся на автовокзале, а потом пришел Майк, и я не знал, куда смотреть! — Он уселся на скамью и бочком придвинулся к Джейсону. — Эй, — стеснительно шепнул он и похлопал полицейского по плечу; тот всхлипнул. — Сабби хочет тебе кое-что показать. Он нашел жука. Пойди и взгляни, просто прелесть.

— Ш-ш-ш, ш-ш-ш, — повторял полицейский, из-под закрытых век которого текли слезы.

Он убрал руку со рта Джейсона, который не мог издать ни звука. Сабби взял полицейского за руку. Тот проковылял, приноравливаясь к детскому шаху, в угол и застыл там, отвернувшись от Госса и Джейсона, лицом к сходящимся бетонным стенам.

— Я все там облазил, — сказал Госс. — Я ведь был на отдыхе. Чудесно загорел. Искал то да се. Не видел официанта? Мальчика в кукольном домике? У меня для него подарок. — Он поднес палец к губам Джейсона. — Итак, Кларабелла говорит, что обожает тебя. — Он сильнее ткнул пальцем в лицо Джейсону, прижав его к стене. — Я ей: что? А она продолжает: «Да, можешь себе представить?» — Он придавил губу Джейсона к его зубам; Сабби раскачивал руку полицейского, так, словно они прогуливались. — Сегодня вечером она будет в парке. Ты подойдешь попозже? — Госс разорвал ногтем кожу, и кровь хлынула Джейсону в рот. — Где Билли? Где Дейн?

— О боже, о боже, я не знаю, клянусь, господи… — проговорил Джейсон.

Госс не убирал палец, кровь Джейсона разбрызгивалась мимо него и попадала на Госса, который не утирался. Госс давил и давил; Джейсон взвыл, когда его губа расплющилась о верхние зубы. Полицейский стоял там, где Сабби держал его за руку, и послушно глядел в сторону. Всхлипнув, он, казалось, сильнее стиснул руку мальчика, словно искал утешения.

— Помнишь, как она была с нами на географии, а он вечно тибрил фломастеры для проектора? — спросил Госс. — Я знаю, тогда она тебе нравилась. Знаю, ты кое-что делал для Дейна, вот почему ты здесь, а он где? — Он надавил, и Джейсон взвыл, а потом завизжал, когда с хрустом ломающегося карандаша Госс выдавил один резец из лунки, и тот стал болтаться у Джейсона во рту.

— Я не знаю, я не знаю, — говорил Джейсон. — Билли звонил мне, господи, пожалуйста, я не знаю…

— Я и не знал, что она осталась в нашем классе. Смотри на меня. Смотри на меня. Ты в порядке, Саббстер? Хорошо присматриваешь за моим маленьким братцем? — Госс улыбнулся и заглянул Джейсону в глаза, продолжая держать свой залитый кровью палец на его губах. — Кларабелла сказала, что может привести Петру, и мы вчетвером тогда поедем в город. Твой друг забрал кое-что, а я хочу это вернуть. Где он? Иначе мне придется отменить сегодняшнюю встречу.

— О боже, я не знаю, я не знаю, слушайте, слушайте, он дал мне номер, вот и все, есть номер, я могу его сказать…

— Номер помер шумер грампус орка Белинда. Где сами парни? Думаю, я увижу то, что ты хочешь сказать, у тебя во рту, что, забраться туда? Забраться туда? Забраться? Говори, или я туда залезу. Где он? Я это вытащу. Где он? Я выдавлю это из тебя, ты, резиновая утка!

— Я клянусь, я клянусь…

— Я своего добьюсь! Буду давить тебя, пока не заскрипишь! — Госс надавил сильнее.

У Джейсона заскрипели корни зубов, и он опять закричал. Полицейский в углу судорожно вздыхал и не оглядывался. Госс положил другую руку Джейсону на живот.

— Я надавлю, если ты не скажешь, потому что я хочу это вернуть. Поторопись, я сказал Кларабелле и Петре, что мы будем там через час, так что говори, говори…

Джейсону нечего было сказать, и Госс продолжал давить. Констебль держал глаза закрытыми, стискивал руку Сабби и старался не слушать беспрестанных вопросов Госса, но не мог оградиться от звуков, производимых Джейсоном: крики сменились коротким и резким клаксонным ревом, ужасным, как вопль агонии, затем влажным сиренным воем, затем какой-то звериной отрыжкой — и наконец наступила тишина. Спустя долгое время раздалось «п-фф» — пыхтение усилия, — капанье жидкости и звук проталкивания некоего предмета сквозь что-то влажное. Бряк-бряк. Погремушка.

— Что это? — сказал Госс. Бряк-бряк. — Ты в самом деле не знаешь? — Бряк. — Ладно, если ты уверен. — Скребущий звук.

— Он не знает. — Теперь Госс говорил у самого уха полицейского. — Он мне сказал. Вы тоже можете заставить его признаться. Да, заставьте его побренчать зубами. Благодарю, что показали мне, где он, вы чудесно поработали, я так признателен. Помню времена, когда блюли честь мундира, да возлюбит вас Бог, люди тогда проявляли уважение, — (Тюремный страж не открывал глаз и не дышал.) — Тогда отдавай сюда Сабби, ты! Живо!

Сабби убрал свою руку. Констебль услышал, как открылась и закрылась дверь. Он оставался неподвижен более трех минут.

Он приоткрыл глаза, на мгновение. Никто его не ударил, и тогда он открыл их снова. Повернулся. В камере никто не стоял. Госс и Сабби исчезли. Констебль вскрикнул, увидев кровь на полу и Джейсона у своих ног, похожего на тушу животного. В груди у него виднелось отверстие, шея сильно распухла, разорванная изнутри, а язык был продырявлен так, что прошел бы большой палец. Надеть язык на палец и заставить Джейсона говорить: бряк-бряк.

Последние остатки магического навыка Джейсона улетучились, узнавание прекратилось. Полицейский перешел от воплей над кем-то знакомым к воплям над тем, с кем, как выяснилось, он никогда не работал. Но этот человек оставался таким же мертвым, как показалось сперва.

Глава 56

В воздухе произошла перемена: кто-то, чье сердце окаменело, входил в тень Лондонского камня, держа в уме этот камень. В Лондоне всегда чувствовалось, что город близок к концу, что скоро светопреставление — но теперь сильнее, чем когда-либо. Нет, в самом деле, город что-то бормотал. Честно. Саира чуяла чье-то вторжение, и совсем не потому, что Фитч схватил ее за руку и взволнованно об этом шептал.

— Кто-то идет, — повторял он.

Саира обдумывала различные возможности, готовясь к встрече — к встрече с кем угодно. Нет, она рассчитывала снова его увидеть, но была совершенно ошарашена, когда, выйдя из задних комнат в магазин, который закрывал доступ в помещения лондонмантов, увидела перед собой осунувшегося, изможденного, воинственного Дейна Парнелла. Позади него стоял Билли с фазером в руке и с куклой, обиталищем Вати, в кармане. Дейн привалился к дверному косяку.

— Иисус Христос Лондон! — воскликнула Саира. — Дейн! Что с тобой такое?.. Ты пропал, мы не знали, слава богу, мы были…

— Саира, — произнес он мертвым голосом, взирая на нее пустым взглядом.

— Дейн, что ты делаешь, тебя могут увидеть, надо тебя спрятать…

— Отведи меня к кракену, — (Саира дернулась и забила рукой по воздуху, призывая Дейна замолчать: почти никто из ее коллег ничего не знал.) — Быстро.

— Хорошо, хорошо, хорошо, хорошо. Мне надо позвать Фитча. Что случилось, Дейн? Мне надо…

— Быстро. Быстро. Быстро. Быстро.

Конечно, Билли и Вати, — который, почуяв, что Билли выбрался с защищенной нацистской территории, тут же устроился внутри куклы в его кармане, — с облегчением испускали разные возгласы и пытались уговорить Дейна отдохнуть.

— Нам надо вызволить и Джейсона, — заявил Билли, и Дейн кивнул.

— Вызволим, — сказал он. По крайней мере, полицейские, пусть даже и жестокие, не станут убивать его друга. Пока. — Он пытался меня найти?

— Да.

— Мы его заберем. Как только я…

Дейн запнулся.

— Ты не хочешь мне рассказать? — спросил Билли. — Что произошло?

«Ну что за тупой вопрос я задал?» — подумал он в тот же миг, как его озвучил, в тишине, которая за этим последовала. Он ничего больше не говорил, поскольку и Дейн ничего не говорил, и оба просто шли, но наконец Дейн сказал:

— Там был Тату.

— Ты его видел?

— Я ничего не мог видеть. Но он там был, я слышал. Говорил через одну из своих штуковин. Он в отчаянии. На него напали. Покусились на какой-то его бизнес. Монстропасы. Если он не знал, что Гризамент вернулся, то теперь наверняка подозревает.

Хотя горло у него сейчас было нетронуто, Дейн хрипел, вспоминая о нанесенных ему увечьях, о том, как ему перерезали глотку.

— Что он хотел от тебя узнать?

— Где кракен. И где ты.

— А ты?..

— Ничего. — Дейн произнес это не без удивления. — Ни слова.

— Я думал, они тебя…

— Да. Да, они таки меня убили. — И все же он вернулся, пусть даже благодаря их зловещему вмешательству, Дейн вернулся; многие ли мученики, побывав за гранью мучений, возвращаются оттуда? — Он что-то чувствует. Как и все мы. — Дейн закрыл глаза и раскинул руки. — Он знает, что ангелы ходят по улицам…

— Об этом мне надо тебе рассказать.

— Погоди минуту. Дело не просто в том, чтобы заполучить еще больше власти. Он понимает, что надвигается конец, и знает, что это связано с кракеном, и сходит с ума, потому что думает, что если завладеть им, можно все остановить. Но он не сможет. Он не остановит. Что бы ни происходило, он обратит это… во что-то еще. Остановить происходящее сможем мы.

— Похоже, лондонмантам это не удалось.

— Да? — Дейн повернулся к Билли, выглядя совершенно по-новому. — Может быть, вселенная все это время ждет меня.

— Верно. Может, и так.

Так что когда они добрались к лондомантам, Дейн велел немедленно доставить его к кракену.

— Нам надо действовать осторожно, — промолвила Саира.

— Немедля, — настаивал Дейн.

— Нельзя, чтобы тебя видели с нами, — сказала она, и Билли положил ладонь на руку Дейна. Легонько.

Несложные поспешные сборы. Саира и Фитч поехали в маленькой машине Фитча, предоставив Дейну угнать другую и следовать за ними. Они дали ему переколдованный приборчик спутниковой навигации — маленькое ручное устройство, в которое Дейн сунул клочок ткани с кровью Саиры: та добросовестно сделала надрез прямо у него на глазах.

— Зачем нам скрываться от вас? — заметила она. — Мы нужны друг другу.

Билли и Дейн мчались, взметая за собой мусор. Оба, казалось, были замаскированы ночью и выглядели совсем непримечательно. Но это нисколько не обманывало Билли, и он держал свой фазер наготове.

— Это всего лишь вопрос времени, когда нас снова найдут, — сказал он. — Где, черт побери, Госс и Сабби?

Этого никто не знал. Были и пропали. Прекратили преследование? Никто не верил в такой поворот событий. Но сейчас они покинули город — сомневаться не приходилось: каждый ощущал чуть больший приток кислорода. «Мы кое-что ищем в далеких странах», — вот что предположительно сказал Госс кому-то, кого они с Сабби неизвестно почему оставили в живых.

Навигатор помигивал, указывая направление — вслед за машиной Саиры.

— Смотри, — сказал Билли. — Во дает. Какие-то уклончивые маневры.

По мере приближения к окраинам Лондона он чувствовал себя все более странно.

— Куда это она? — спросил Вати. Чтобы он мог выглядывать из кармана, Билли закрепил куклу булавкой.

— Море не видело его и не слышало, — сказал Билли; они свернули на северный участок кольцевой и поехали на восток. — Они… Смотрите, смотрите.

Показалась машина Фитча, неподвижная, а рядом, загнанный на асфальтированную обочину, стоял грузовик. Большой — не из тех, действительно громадных, которые заполняют улицу от края до края, как бетонная заливка, — но довольно объемный, крупнее большинства тягачей для перевозки домов. На его бортах виднелся какой-то незапоминающийся логотип. Билли с Дейном подъехали к нему и остановились; у грузовика тут же приоткрылись задние двери. Саира взмахнула рукой, приглашая их подняться. Когда они оказались в темноте, внутри полуприцепа, женщина закрыла за ними двери. Вати не мог проникнуть через отражающие поля и, что-то шепнув, отправился на другой свой фронт — фронт профсоюзной войны. Двигатель снова завелся. Загорелись тонкие трубчатые лампы.

Установленный в центре трейлера, обложенный подушками и окруженный толстыми промышленными шнурами — они тянулись к краям и углам и так прочно удерживали его на стальном столе, что он почти не сдвигался, — красовался аквариум. А внутри, безмятежный в своем долгом как смерть купании, пребывал кракен.

Грузовик чуть вильнул, из-за чего волна консерванта ударила в стенку аквариума, и в жидкости поднялась муть. Узловатые щупальца, опустевшие глазницы, архитевтис. Билли едва не шепнул ему «привет».

В трейлере находились еще двое лондонмантов, входившие в секретный конклав внутри и без того тайной секты. Здесь имелись инструменты: микроскопы, скальпели, компьютеры с программным обеспечением для биомоделирования и медленным 3G-соединением. Центрифуги. Стулья, книги, шкаф с оружием, микроволновка, куски камней из лондонских стен, встроенные в борта койки.

Ничто не двигалось, кроме грузовика и лоскутков кожи в формалине. Разумеется, он перемещался, чтобы не привлекать внимания. Весомость такого животного божества не может не проявиться: оставайся он на одном месте, его бы заметили. Поэтому его перевозили по кругу, как престарелого короля. Движение скрывало кракена; для этого же служили кусочки гри-гри[73], обрезки, разные магические аксессуары, прибитые или просто разложенные внутри машины.

— Кто за рулем? — спросил Билли и обернулся.

Дейн стоял на коленях рядом с аквариумом. Глаза у него были закрыты, руки крепко сжаты в кулаки, губы двигались. Он плакал.

Даже лондонманты, привыкшие к необычному религиозному рвению, отступили назад. Дейн что-то бормотал — молился вполголоса. Билли не слышал его слов, но помнил отрывок из тевтического Писания: «Кракен, всепроникающий, чувствующий мир ради его понимания, почувствуй и пойми меня, свое бессмысленное дитя».

Страсть горит, пока может гореть, и это длилось долго. Дейн открыл заплаканные глаза и коснулся стекла. «Спасибо», — снова и снова говорил он аквариуму. Наконец он поднялся на ноги.

— Спасибо, — сказал Дейн, обращаясь ко всему вокруг. — Я ни черта не могу вам верить! — крикнул он внезапно. — Почему вы это сделали, почему не сказали мне? — Он ссутулился, и лицо его — понял Билли — стало таким же, что и в минуты смертельной пытки. — Но вы заботились о, о, о нем. О моем боге.

Дейн снова опустился на колени. Несчастный, измученный человек. Он молился. Билли натянул длинные, во всю руку, резиновые перчатки, подобные ветеринарским, которые дали лондонманты. Они — ну, скажем, их маленькая внутренняя клика — наблюдали за Билли.

Он не знал в точности, что собирается искать, и смотрел на Дейна, пока Дейн этого не заметил, и потом тоже, поскольку тот не возразил, вообще ничего не сказал. Сняв крышку, Билли опустил руки в холодный бульон из мертвых клеток и химикатов, коснулся экземпляра. Тот был плотным: холодная, мертвая плотность.

«Мы нашли тебя», — подумал Билли.

— Что там? — спросила Саира.

Билли сжался, но время на этот раз не дернулось. Он надавливал на плоть спрута, чтобы почувствовать то, что доведется почувствовать, проводил по нему ладонями, раздвигал его части, легонько нажимал кончиками пальцев на присоски, которые, как прыщи, покрывали щупальца мертвого животного. Оно не могло присосаться к Билли, но благодаря своей форме эти подушечки на миг приклеивались к нему, словно спрут, пусть и мертвый, ухватывал его. Фитч невнятно ухнул и сказал:

— Мне надо… мне надо прочесть…

— Я так не думаю, — возразил Билли, не обернувшись, и надавил сильнее.

«Что же это такое?» — думал он, но никакое знание не входило в него через кончики пальцев, через его собственные десять неполноценных щупалец. Он помотал головой: никакого тактильного гнозиса, никакого понимания. Не было ничего, ничто не объясняло того, что случится, или почему оно случится, или что таится в этом чертовом спруте, — почему именно в этом? Почему именно он возвестит о приходе конца?

Потому что он все-таки возвестит.

— Вряд ли надо быть провидцем, чтобы это понимать, — сказал Билли. — Вскрыв город, вы увидите то же самое. — Он повернулся и держал руки, как хирург в стерильной зоне, потому что с них капал токсичный раствор. — Знаю, все мы надеялись. Это было бы чудесно, верно? — Билли кивнул в сторону Дейна. — Он ради этого восстал из мертвых, знаете? Должно быть, об этом где-то написано. Не говорите, что об этом нет никаких стихов. А потом вы привлекли меня. Мы вдвоем, должно быть, рассеяны по какому-нибудь писанию, точно кровавая сыпь, вот вы и подумали, что это все изменит. — Он стянул перчатки. — Но сами видите. — Он пожал плечами. — Все по-прежнему.

Может, это произошло из-за недоразумения. Его, Билли, избрал ангел памяти — вследствие глупой ошибки, неверно истолкованной шутки. Магия с использованием образцов, а не чужеродное величие придонных щупалец.

— Это неважно, — сказал Дейн, к удивлению Билли, он не думал, что Дейн слышит его. — Как, по-твоему, избирают мессий?

Дейн был настоящим участником всего, он действительно вошел в это и снова вышел, и вера его была истинной. Можно было надеяться, что этого достаточно, что воссоединение верующего с объектом верования избавит мир от сгорания. И что лондонмантам — которые потерпели неудачу в попытке не допустить такого конца, предложив себя в качестве спасителей, которые поверили наконец, что Билли и Дейн не намереваются сжечь спрута, которые вручили судьбу глубоководного бога в руки его приверженца и своего рода пророка, — возможно, удастся предотвратить худшее. Но…

— Ничего не изменилось, — сказал Билли, уверенный, что не надо быть лжеизбранником ангела, как он сам, чтобы это почувствовать.

В Лондоне было по-прежнему нехорошо. Слышалось постоянное напряженное гудение города — продолжение не просто битв, но битв определенного рода, — ощущался ужас от происходящего.

Всему сущему по-прежнему предстояло сгореть.

Саира сидела, и вся ее поза говорила о поражении. Она беспокойно возилась с кирпичами, скрепленными раствором, — куском стены, в которой осталась рана. Она их месила. В ее руках, при ее магическом умении, все разрозненные обломки, стружки, частицы Лондона оказывались пластическим материалом. Саира сминала и растягивала кирпичи, и те беззвучно вдавливались в соседние. Погружая в них пальцы, она превращала этот материал в другую порцию Лондона — в кучу оберток от продуктов, в узел трубопровода, в оторванный поручень, в автомобильный глушитель.

— Что теперь?

Эти слова, наконец-то прозвучавшие, исходили от Саиры, но могли бы принадлежать любому из них. Женщина протянула вверх руку, и Билли помог ей встать на ноги. Ее ладонь была липкой от лондонского жира.

— Помнишь Эла Адлера? — спросил Билли. — Которого вы убили? — (Саира слишком устала и не смогла даже поморщиться.) — Знаешь, на кого он работал? На Гризамента.

Она уставилась на Билли в недоумении.

— Гризамент умер.

— Нет. Он жив. Дейн… Он не умер. — (Саира не сводила с него взгляда.) — Не знаю, как это связано хоть с чем-нибудь. Адлер — тот, кто… начал это. Вместе с вами. И он по-прежнему был с Гризаментом, когда это случилось. Суди сама, кто придумал весь план. Мы знаем, что случится в скором времени, сейчас, и мы знаем, что это начнется, когда сгорит кракен. Полагаю, нам нельзя сдаваться. Надо просто никого к нему не подпускать. Если мы не допустим его возгорания… этой ночью… то, может, выкарабкаемся. Нам остается только продолжать поиски. У Тату нет причин сжигать мир. И у Эла их не было. И у Гризамента, что бы он там ни замышлял. — Он покачал головой. — Это что-то другое. Постараемся никого к нему не подпускать.

— Что ж, тогда идем.

Все посмотрели на Дейна. Это были его первые слова за долгое время, кроме молитв мертвому богу. Он встал, выглядя преображенным.

— Оберегайте его, — велел он Саире. — Нам нельзя здесь оставаться. Мы слишком опасны. Займемся тем, о чем ты говорил, — обратился Дейн к Билли. — И прежде всего вызволим Джейсона.

Глава 57

— Что будем делать? — спросил Билли.

Им удалось разорить убежище опасных психопатов, оторваться от этих подонков, но что теперь? «Это слишком рискованно», — говорил им перед уходом Фитч. «Вы должны помочь нам с кракеном», — говорила Саира. «Вы ничего не сможете сделать», — убеждали их все вместе.

«Дайте мне навигатор, — ответил Дейн. — Я его тут не оставляю».

«И может, нам удастся что-то выяснить, — добавил Билли. — Может, у них есть мысли получше, чем у нас, — у Коллингсвуд и Бэрона».

Дейн окинул своего мертвого бога долгим взглядом и вздохнул. «Мы сможем вас найти, когда понадобится. Берегите моего бога. А сейчас выпустите нас».

Теперь они ждали.

— Надо, чтобы Вати был с нами, — сказал Дейн. Его речь была быстрой. — Надо узнать, что за расклад в этой коповской конторе, прежде чем туда вламываться. Где он?

— Ты же знаешь, у них там всякая дрянь установлена, — отозвался Билли. — Он не сможет туда проникнуть. Во всяком случае… — (Вати, чувствуя вину за свое исчезновение с забастовочного фронта, все еще пребывал на летучих митингах.) — Он сказал, что вернется, как только сможет.

Вати желал помочь и придет на помощь снова, но — «Разве ты не знаешь, что идет война?». Классовая война, где кролики противостояли фокусникам, привыкшим обходиться палкой и худосочной морковью, война между големами и теми, кто, намалевав у них на лбу «Эмет»[74], присваивал себе какие-нибудь права и так далее.

Там, где горгульи или барельефные фигуры располагались достаточно близко, Вати произносил ободряющие речи перед подразделениями бастующих (гомункулами, ползавшими в углу между стеной и тротуаром, или грачами, что вперевалку расхаживали взад-вперед). То, что можно было счесть завихрениями ветра, на деле оказывалось пикетами боевых воздушных стихий, шептавшими тихим, как дыхание, голосом: «Черт, нет! Дуть не след!»

Имелись и штрейкбрехеры, и сочувствующие. До Вати доходили все слухи: что его пытаются поймать — совсем не новость — и что люди ищут по всему миру, буквально, за пределами Лондона, какой-нибудь рычаг, чтобы на него воздействовать.

Положение было неважным. Жернова экономики принуждали некоторых возвращаться к работе — со стыдом на лице, со стыдом в душе, если их лица были вырезаны и неподвижны, со стыдом, отражавшимся в длине волн, если они были колебаниями эфира. Проносясь через статуи по городу, Вати всюду встречал последствия этого. Пикет за пикетом закрывались призрачными полицейскими чарами по загадочным древним обвинениям, спешно приспособленным к новым случаям. Шестерки по найму действовали во всех измерениях.

— Что случилось? — прокричал Вати, появившись в львиной морде из штукатурки и видя разоренный пикет, участников которого разогнали или убили — разве что двое-трое пытались кое-как привести себя в чувство.

То были крошечные гомункулы, созданные из плоти животных. От некоторых остались лишь кляксы с вкраплениями костей.

— Что случилось? — повторил Вати. — Как вы?

Не ахти. Его информатор, человек из частей птиц и тины, волочил ногу, больше похожую на пятно.

— Люди Тату, — сказал он. — Помогите, босс.

— Я тебе не босс. Пойдем, я отведу тебя… — Куда? Вати никуда не мог его доставить, а это животное-человек-вещь умирало. — Что стряслось?

— Рукоголовые.

Вати оставался с ним, сколько смог выдержать. Тату заплатили, чтобы он разогнал забастовку, и его приспешники старались все больше. Вати вернулся к Билли и Дейну, к куклам в их карманах, в волнении перелетая от одной к другой.

— Нас атакуют.

— Тату…

— …и полиция…

— …пытаются с нами покончить.

— Я думал, они давно этим занялись, — сказал Билли.

— Не так, как теперь.

— Не так, как теперь.

— Мы его разозлили, — медленно проговорил Дейн.

— Тем, что выбрались оттуда, — сказал Билли.

— Он хочет снова заполучить меня, а еще и тебя, и кракена, вот и достает нас через Ваги. Я слышал его, когда был там. Он в отчаянии. Чувствует, как и остальные, что все убыстряется.

— Знаете, у нас есть один его рукоголовый, — сказал Вати с отдаленным намеком на юмор. — Стал интересоваться политикой, присоединившись к нам. Его уволили, так что ничего удивительного.

— Вати, — сказал Билли, глянув на Дейна. — Нам надо проникнуть в полицейский участок.

— А где мы вообще? — спросил Вати. Он промчался по эфирным колеям, выходившим и входившим в эту фигуру, даже не отслеживая своего местонахождения. — Не могу туда пробраться — там барьер.

— Неподалеку, — сказал Дейн; они стояли в проулке позади кафе, где было совершенно темно, если не считать отсветов далекого фонаря. — Это за углом.

— Джейсон внутри, — добавил Билли.

— Может, вы не слышали, что я говорил? — поинтересовался Вати.

— Погоди, — сказал Билли. — Потерпи немного. Я думаю… как впервые увидел Госса и Сабби. Им понадобилось преодолеть только вход. Коллингсвуд не сделала всю квартиру недосягаемой.

— Охранять только периметр гораздо проще, — сказал Дейн. — Я тебя понял.

— Значит, если мы сумеем пройти через него…

Вати был в самой маленькой, внутренней матрешке, давно украденной Билли, которая подпрыгивала сейчас в пасти у сопровождавшей его мыши, старинной активистки СМП. За те двенадцать лет, что мышь состояла в союзе, она не произнесла ни слова, но убеждения ее отличались исключительной стойкостью. Несмотря на свою миниатюрность, матрешка все равно еле помещалась в пасть. Мышь — темное пятнышко в свете фар — скользнула под ворота, поднялась по крутой щебеночной дороге, нырнула под неподвижные машины и стала пробираться дальше через пустоты.

— Отлично, просто отлично, — одобрил Вати. — Спасибо. Мы в этом разберемся, особо не торопись. Мы во всем разберемся.

На полпути через наружную стену Вати почувствовал предельную точку, ощутил, что пространство пытается оттолкнуть его.

— Тпру, — сказал он. — По-моему, здесь…

Но мышь, маленькое физическое существо, ничего не заметила и пробежала дальше, таща с собой сознание Вати прямо сквозь блокаду, и перетащила его на ту сторону.

— Ну и ну, — сказал Вати. — Черт, до чего же странное было чувство.

Отчетливое жужжание трубчатых ламп. Вати привык к резким изменениям масштаба и перспективы, привык вести наблюдение из гигантских фигур и тут же — из оловянных миниатюр. Сейчас коридор выглядел кафедральным собором. Вати ощущал топот приближающихся людей. Мышь выжидала под радиатором. Мимо прошагали ноги. Несколько полицейских. Что-то чрезвычайное.

— Можешь за ними? — спросил Вати своим тоненьким голоском. — Теперь осторожнее, — (Мышь последовала за сотрясающими здание шагами, вниз по лестнице, на другой ковер, под свет других ламп.) — Он должен быть где-то в камере.

Мышь-агент держалась в тени: присела прямо под открытой дверью в камеру, вокруг которой собрались полицейские, поблизости от того, что определенно было кровью.

— Поворочай-ка меня из стороны в сторону, — шепнул Вати.

Мышь медленно ворочала его в своей маленькой пасти, так что глаза Вати поднялись вверх, скользя по красной горе — мертвому телу, которое лежало на койке в камере. Вокруг стояли сотрудники ПСФС. Остальные, суетившиеся полицейские их сторонились. Среди гомона прозвучали два слова, насторожившие Вати: «Госс» и «Сабби».

— О нет, нет, нет, — сказал он. — Давай выбираться отсюда.

Мышь выжидала, пока он шептал жалкие проклятия.

— Хорошо. Хорошо. Давай сосредоточимся. Давай найдем их офис, — сказал наконец Вати. — Вдруг разживемся какими сведениями. Госс и Сабби заодно с Тату, я думал, эти гады действуют на его стороне. Безумие какое-то.

Весь участок был всполошен случившимся, и мыши не составило труда, безостановочно перебегая из одного помещения в другое, в конце концов найти признаки участия ПСФС в этом деле — религиозные предметы, книги, которые обычно никак не связываются с полицией. На столе Коллингсвуд лежали несколько футляров с дисками грайм-музыкантов.

— Здесь непременно должно быть что-то, — сказал Вати. — Давай искать.

Он увещевал сам себя, а вовсе не свою провожатую.

Мышь пронесла Вати по всем бумагам, которые удалось найти, — трудоемкое конспектирование на ходу. Он не особенно удивился, когда услышал приближающиеся голоса.

— Идем, — сказал он. — Уходим, быстрее!

Но мышь прошлась по одному последнему абзацу, так что пээсэфэсники, войдя в кабинет, увидели, как она удирает со стола Варди.

Коллингсвуд двигалась с ошеломительной скоростью, не как человеческое существо. Она стремительно присела на корточки и качнулась в сторону, загородив дорогу маленькому зверьку, бежавшему к открытому пространству между картотекой и стеной у нее на виду. Варди с Бэроном пока что не шелохнулись. Коллингсвуд обронила словечко, из-за которого мышь сделалась жесткой, как пластмасса, и инерция занесла ее немного вперед по ложбинке, после чего она, обездвиженная, замерла, меж тем как Коллингсвуд подбиралась к ней все ближе. Мышь по-прежнему удерживала Вати в зубах.

— Мышь! Мышь! Вперед!

— Помогите мне с этим долбаным шкафом! — рявкнула Коллингсвуд своим медлительным коллегам, и те наконец зашевелились и стали его оттаскивать.

— Пошевеливайся, мышь, — велел Вати. Он чувствовал статуи за стеной, в которые мог бы перепрыгнуть отсюда, с незамкнутой стороны магической оболочки. Но он шептал и шептал мыши, пока та не восстановилась достаточно, чтобы отползти от пальцев Коллингсвуд. — Залезай в эту чертову стену.

Мышь мучительно протиснулась в угловой стык здания, а Коллингсвуд сыпала проклятьями.

Мышь проволоклась сквозь все стены и наконец доставила матрешку наружу, на прохладный воздух.

— Спасибо, — поблагодарил Вати. — Как ты? Отлично поработала. Благодарю. Глянь, вон там для тебя кое-что припасено. — То были остатки кебаба. — Бери, это все тебе. Спасибо. Здорово мы, а? С тобой теперь все будет нормально?

Мышь кивнула, и Вати быстро пронесся через несколько статуй к тому месту, где Билли и Дейн ждали новостей о Джейсоне.

Глава 58

— Госс и Сабби.

— Это были Госс и Сабби.

— Святой чертов Кракен! Госс и Сабби.

Госс и Сабби, Госс и Сабби. Звучат оба этих имени и вопли гнева в адрес тех, кого так зовут. Кто знает, с каких незапамятных времен они слышны? Но ясно, что уже не один век потерявшие близких, избитые, подвергшиеся пыткам выкрикивали эти имена после встречи с их носителями.

Билли и Дейн находились высоко над землей, в заброшенной башне-фантазии, которую воздвиг над рядом стандартных домиков буйный кэмденский архитектор. Когда все перед ними закрылось, когда закончились потайные, поддельные квартиры Дейна, они стали искать убежища в помещениях над городом либо под ним. В этом было пусто, светло и очень пыльно. Билли с Дейном сидели среди полос света и мечущихся пылинок.

— Значит, на столах лежали документы с именами всех старых компаньонов? — спросил наконец Дейн.

— Да, — подтвердил Кирк-Вати. — Досье на всех, кто сотрудничал с Гризаментом, когда тот был при делах.

— Ну, он и сейчас при делах, — заметил Билли.

— Ладно. Вы поняли, о чем я. Там были все, кто ему помогал. Некрики, доктора, пирики.

— А имена? — поинтересовался Дейн.

— Один чудик по фамилии Барто. Не припоминаете? Некромант — судя по записям, которые я видел. Бёрн, само собой. Смитси такой-то. Парень по фамилии Коул.

— Коул. Погоди, — сказал Дейн.

— Что? — спросил Билли.

— Коул — это пирик.

— Мне было не разглядеть, — сказал Вати. — Мы нашли там только про какой-то университет, несколько записей. А что? Ты его знаешь?

— Имя знаю. Запомнил с тех пор, когда умер Гриз. Тогда его и слышал. Это пирик. — Дейн заметил, что Билли в недоумении. — Огненных дел мастер.

— Да, это я уловил, но откуда…

— С тех пор, как Гризамента кремировали. Предположительно. Но… он работает с огнем.

Именно огню предстояло пожрать все в конце. Все дело было в огне и тайном замысле Адлера, незначительного игрока с неизвестными намерениями, принадлежавшего к громадной организации Гризамента.

— Где Гризамент? — спросил Билли.

— Мы не знаем. Сам понимаешь, Вати не может…

— Но есть вопросы поважнее, чем где, верно? Ты говорил, что не видишь у него никаких резонов?

— Сжигать мир? Нет. Нет. Совершенно не представляю себе его планов, но точно не такие.

Оба по-прежнему не решались объединять усилия с Гризаментом.

— Мы это выясним, — сказал Билли. — Давай разберемся, какова роль Коула во всем этом. — Он поднялся на ноги, пронзая слоистый от высвеченной пыли воздух, бросил взгляд вниз, на машины. — Что, черт возьми, там происходит?

Тату продолжал в том же духе. Его наемники бушевали и нарушали договоры, которые держались не одно десятилетие, не церемонились ни с чем в охоте за добычей, которую держали в руках и потеряли.

Нацисты Хаоса, разумеется, ни во что не ставились. Кто их теперь боялся, тонущих, вопящих, вздрюченных? Фрилансеры, ничем другим не занятые рукоголовые и прочие были счастливы испытать себя, заняв вновь открывшуюся вакансию главных страшилищ, и пикеты СМП без всякой охоты исполняли эпизодические роли в этих яростных набегах и атаках ради создания репутации. Вати, поддерживая своих соратников, исчезал из башни над Кэмденом и возвращался, исчезал и возвращался, то налаживая дело, то терпя неудачи.

— Тату вконец уже охренел, — сказала Коллингсвуд. — Что он творит? С ним кто-нибудь говорил?

— Он не желает говорить, — отозвался Бэрон, затем надул щеки и выдохнул. — Мы, черт возьми, не можем его найти.

— Он в нашем разрешении не нуждается, — заметил Варди.

Все трое были одинаково угрюмы и замкнуты.

— Ну же, — сказал Бэрон. — Я не затем принял вас на работу, чтобы вами любоваться. Высказывайтесь.

— Ясно, что Тату объявляет нам войну, — сказал Варди. — Присылая сюда Госса и Сабби. Разделываясь с нашими заключенными.

— А Дейн с Билли присылают кого-то в мой долбаный кабинет, — добавила Коллингсвуд.

— Значит, вас вторжение в кабинет больше всего волнует? — рассердился Бэрон. — Вас, Кэт, по-настоящему достает лишь то, что кто-то рылся среди ваших карандашей…

Коллингсвуд уставилась на него.

— Да, — сказала она. — Это, а еще та фигня с чудовищной смертью.

Очередной обмен угрюмыми взглядами.

— Теперь на нас всем наплевать, — сказал Бэрон. — Мы между небом и землей. Это вредно для души, такое подвешенное состояние.

— Господи, босс. Воспряньте, мать-перемать.

— Мы ни хрена не добились. Билли и Дейн продвинулись дальше, чем мы.

— Так не пойдет, — вставил Варди. Он быстро моргал, подыскивая слова. — Сидеть здесь, как не знаю кто. Все вокруг нас так и носятся. Давайте используем чуть больше чертовой власти. Надо заставить их к нам являться. На наших условиях.

— И как же мы это сделаем? — спросил Бэрон. — Мы же не знаем, где прячется хоть кто-нибудь из них!

— Не знаем. Придется кое-что сделать. Смотрите: мы знаем, что именно им известно. Во-первых, они знают о конце света. Во-вторых, что он случится из-за пропажи спрута. И в-третьих, что кто-то где-то там, по какой-то причине, все это замыслил. Значит, надо заставить гору прийти к Магомету.

Бэрон продолжал на него пялиться.

— Кто же здесь Магомет? — спросил он. — И где гора?

— Ни на какую гору я не полезу, — заявила Коллингсвуд.

— Нам надо их выудить, — сказал Варди.

— То есть мы, типа, будем удить гору? — осведомилась Коллингсвуд.

— Господи, да заткнетесь вы или нет?! — гаркнул Варди; Коллингсвуд не выглядела ошеломленной, но ничего не сказала. — Нужно забросить приманку — то, чего они хотят, то, чего они ждут. Что заставит их вылезти из укрытия? Ну, что заставит всех вылезти?

Он ждал, держа театральную паузу.

Коллингсвуд запустила пробный шар:

— Светопреставление.

— Вот именно. Они ждут конца света. Будет им конец света — мы поможем.

В Лондоне, Ересиополисе, такое всегда служило гвоздем программы. Каждые несколько суток предсказывали окончательную, вековечную ночь. Обычно ничего не случалось, и пророки съеживались от небывалого смущения при восходе солнца. Это было особым видом стыда, когда приверженцы, отныне бывшие, избегали смотреть друг другу в глаза среди неожиданных последствий «окончательных» событий — преступлений, святотатств, дебошей и распущенности.

Верующие пытались навязать вселенной свою версию конца. Даже нелепые мелкие группки могли добиться прорыва, провозглашая собственное Светопреставление. Считалось, что на ПСФС можно положиться в их обнаружении. Но Варди же говорил о том, что самые драматичные из этих Армагеддонов — Лондону следовало привыкнуть к такому загадочному множественному числу — становились событиями для некоего избранного общества. Зрительским спортом. Пропустить подобное означало бы совершить оплошность с точки зрения реальной теологии.

Существовали способы определить, какая группа на подъеме, а какая идет на убыль. Проделки с якобы последними ночами были чем-то средним между полевыми работами и общественными мероприятиями.

Бэрон и Коллингсвуд выглядели ошарашенными.

— Это не сработает, — заявила Коллингсвуд. — Ни один конец света не будет настолько грандиозен, чтобы вытащить всех в нужное время, с учетом того, что сейчас происходит. Потребуется состряпать что-то охренительно драматичное. А у всех сейчас ушки на макушке, все поймут, что это не по-настоящему. Не клюнут.

— Они бы обязательно клюнули, если бы верили в реальный конец света, — сказал Варди. — Подумать только: ты пропустил светопреставление, а оно было настоящим!

— Да, но…

— Нет, вы правы, подделать его мы не сумеем. Нам надо спровоцировать один маленький конец света, про который никто не подумает, что он подстроен… Ха! Я сказал «один». «Нечто огромное». Во времена, когда одного светопреставления мало, ха! — Варди встал в негодовании. — Список сект, в которые мы проникли. — Он щелкнул пальцами. — Теперь уже все слышали о кракене. Верно? И знают: что бы ни надвигалось, оно как-то связано с ним. Так или нет? Так.

— Что это у вас на уме, товарищ? — спросила Коллингсвуд.

— Все ждут конца света. Давайте доберемся туда первыми и преподнесем им его. Вы говорите, мы не можем его подделать. Нам нужны годные слухи. Значит, надо сделать конец реальным. Придется вставить много достоверных деталей, чтобы все думали… Надо поощрять определенные слухи — чем ближе к правде, тем лучше. Вероятно, у нас не выйдет с осьминогом, но кто еще поклоняется богу-животному? Кого мы убедим протолкнуть свою версию конца света? Так, чтобы все вылезли из нор?

Он начал рыться в своих папках. Через секунду Коллингсвуд составила ему компанию. Бэрон наблюдал за обоими, не вставая с места.

— Вы что, оба рехнулись?! — сказал он. — Собираетесь устроить вечеринку светопреставления лишь для того, чтобы собрать всех вместе…

— Как насчет этих? — спросила Коллингсвуд и ткнула пальцем в какую-то из бумаг. Варди посмотрел туда.

— Вряд ли нашего влияния хватит, чтобы их убедить, — сказал он.

Оба продолжили рыться в бумагах.

— А этих?

— Нет.

— Этих?

— …Это ничуть не похоже на спрута.

— Чем вы вообще заняты? — спросил Бэрон.

— Да, но если пустить слухи быстро, то неважно, животное-то огромное, — сказала Коллингсвуд. — Именно это все и услышат.

— Возможно, — согласился Варди. — Но я думаю об одной проблеме. — Он показал что-то на другой странице; Бэрон вытягивал шею, пытаясь увидеть, что они обсуждают. — Вот еще одно светопреставление, которое скоро должно наступить. Это ладно, но животный мир тут ни при чем, а заставить их пророков отложить конец будет трудно. Но если мы устроим так, что одно окажется рядом с другим, то никто…

— Надо, чтобы они назначили один и тот же день, и все, — сказала Коллингсвуд.

— Что вы там?.. — начал Бэрон, но Варди одним взглядом заставил его замолчать. Казалось, он готов был отбросить предложение Коллингсвуд, однако глаза его загорелись поразительным восторгом.

— Почему бы и нет? — сказал он. — Почему бы и нет? Если мы найдем для слухов нужные, уместные ключевые слова, тогда их не сможет заглушить даже мелкий повседневный Армагеддон. Пока достаточное число людей будут усматривать связь с богом-животным, они непременно станут говорить… По-моему, это верный способ сделать нашу приманку еще более…

— Приманчивой, — сказала Коллингсвуд.

— Действенной. Может быть. Представляете, если их окажется сразу два?

Они переглянулись, фыркнули и закивали.

— Это не изменит реального положения дел, — заметила Коллингсвуд. — Но мы даже не знаем, когда… Взбодритесь, босс, — обратилась она к Бэрону и любовно потрепала его по щеке.

— Хорошо, — сказал Варди. — Значит, надо, гм, подстегнуть не одно, а два пророчества… Я должен сделать несколько звонков.

Глава 59

К посольству моря явилась делегация из импульсивных личностей. Препирательство такой дружины с таким противником не могло остаться незамеченным и не осталось, а вслед за этим столкновением повсюду поползли слухи.

В большинстве своем они отличались крайней неточностью. В течение пары дней они благополучно обросли безумными преувеличениями: клянусь долбаным богом, они, типа, метали гранаты и пускали в ход все виды дичайшей магии, с этим ничего нельзя было поделать. И все в таком духе — будто рассказ о чем-то очень значительном бросал отсвет славы и на рассказчика.

Но и правда была достаточно драматичной. На ту улицу въехала колонна автомобилей. Прибывшие, в том числе пара женщин, все в шлемах, как будто ехали на мотоциклах, а не на машинах, заняли позиции на всех углах и переходах. Тонированное стекло затемняло лица, делая их одинаковыми. Пока там были эти люди, никто по улице не ходил.

Обитатели окрестных домов нервно поглядывали за окно, в ночной мрак, и на типов в шлемах. Не требовалось разбираться в подробностях — и они старательно избегали разговоров о том, какую проблему представляет собой чертов дом на отшибе. Из самого большого автомобиля вышли еще двое в шлемах, сопровождая третьего, очень тощего, с панковской прической, объятого ужасом. Рот его был завязан. Охранники, идя по бокам, подвели его ко входу.

— Повернись.

Тощий повиновался. В его куртке были проделаны прорези, через которые смотрели чернильные глаза. Ни аватаров, ни переделанных в мастерской субъектов, ни мегафонов: босс собственной персоной.

— Слышь, долбаное высокопреосвященство, — сказал Тату.

Его голос был прекрасно слышен даже сквозь одежду. Носитель Тату глядел на улицу, отвернувшись от свары, что начиналась у него за спиной. Он дрожал мелкой дрожью.

— Дошло до меня, что ты посетило кое-кого из тех, с кем я имею дело. Они держали кое-что для меня, и ты, типа, вмешалось. Я потерял то, на что ухлопал чертову кучу денег и сил, чтобы его раздобыть. И вот я здесь, чтобы, во-первых, спросить, правда ли это? А во-вторых, если это правда, ты что, и впрямь хочешь идти этой дорожкой? Хочешь начать со мной войну?

И опять никакого ответа. Выждав несколько долгих секунд, Тату прошептал:

— Отвечай мне, твое океанство! Я, чтоб тебе, знаю, что ты меня слышишь. — (Но из почтового ящика не выпали ни бутылка, ни послание.) — Ты и твои стихии, какие угодно. Думаешь, я тебя боюсь? Скажи мне, что это было недоразумение. Ты вообще понимаешь, что происходит? Не осталось ничего безопасного. Ты можешь сгореть, как и все остальное. Думай что хочешь, но я не боюсь тебя, а от войны тебе не отвертеться. Знаешь, кто я такой?

Нарисованный чернилами уголовник произнес последние слова, эту старомодную пошлую угрозу, так, что снова показался могущественным. Услышав эту тираду, можно было бы задрожать. Но в доме моря ничего не случилось.

— Думаешь, я не стану с тобой сражаться? — прибавил Тату. — Не лезь в мои дела.

Если бы море вторглось в собственные владения Тату, то оскорбление зашло бы слишком далеко и, какой бы ни оказалась цена — а цена войны против стихии весьма велика, — Тату пришлось бы ее уплатить. Бомбы, оставляющие дыры под поврежденными волнами. Яды, убивающие морскую воду. И пусть даже Тату не мог победить, война приняла бы широкий размах из-за нарушения интересов моря и нейтралитета.

Но нападение на презираемых, никем не поддерживаемых нацистов никто не счел бы вмешательством, и Тату не нашел бы союзников. Наем злодеев имеет и обратную сторону. Вот почему море рискнуло действовать. Не оставалось сомнений, что море там побывало. Правда, впоследствии оно старательно отвело каждую молекулу морской воды из каверн, прорезанных под мостовой, и новообразованных гротов — но всем все было ясно.

— Ну, что можешь сказать в свое оправдание? — буркнул Тату. — Лягни назад, — велел он телу-носителю, и тощий неуклюже лягнулся, но его нога не соприкоснулась ни с дверью, ни с чем-либо еще. — Еще раз сунешься в мои дела, жди войны. В машину, — приказал он телу, и тощий дерганым шагом пошел к автомобилю.

Тату был вне себя, потому что море взирало на все свысока. Даже Тату не в состоянии запугать море, говорили впоследствии. Море никто не запугает. Этот слух разнесся повсюду.

Еще один причудливый, неописуемый крен истории. Запинка, перемена, мелкоформатная хронология, наложенная на другое течение времени, которая выглядела, пахла, звучала так же, но не чувствовала этого в своей плоти. В облаках стало больше странной ярости, больше сражений между памятью и предопределенностью, небесного мордобоя. Каждый удар по-новому комбинировал частицы в головах лондонцев. Только самые проницательные догадывались о причине своих микроинсультов, путаницы в мыслях и потери речи: то было частью войны.

Мардж теперь достаточно окунулась в теневую жизнь, чтобы чувствовать это. С ней постоянно случались резкие забывания и внезапные воспоминания.

Для нее последняя ночь уже наступила. Обиженная и утомленная постоянной невозможностью того и сего, она отозвалась на очередной призыв кое-кого из друзей, к их огромному удивлению. Когда-то они выставлялись в одной галерее с Мардж — двое мужчин и две женщины, группа «Утомленные», название, отражавшее их взгляды на жизнь. Мардж тогда выступала как их попутчица. «Немного усталая» — так сказать, отчасти утомленная.

Она перестала общаться с коллегами по работе, но кто-нибудь из «Утомленных» звонил ей чуть ли не через день, чтобы подвигнуть ее на выпивку, на ужин или на посещение выставки соперников, — так здорово будет всем вместе посмеяться!

— Чертовски рада тебя видеть, — сказала Диана. Она делала арт-объекты из расплавленных пластмассовых ручек. — Сто лет не встречались.

— Знаю, знаю, — сказала Мардж. — Прости, я с этой работой совсем с ума сошла.

— За это вообще не стоит извиняться, — успокоил ее Брин. Он писал портреты в толстых книгах, раскрытых наугад, — дерьмовые портреты, по мнению Мардж.

Она думала, что ей весь вечер придется играть роль. Но блуждания по пабам и арт-кафе снова втянули ее в ту жизнь, которая казалась давно ушедшей. Было лишь легкое чувство, что за ней наблюдают со стороны, готовят подвох, когда они проходили мимо тату-салонов, книжных магазинов и дешевых ресторанов. Полицейские и пожарные машины, завывая сиренами, неслись куда-то с огромной скоростью.

«Ты слышала о Дейве?» — спрашивали у Мардж о человеке, которого она едва помнила. «Как то дельце с дилером, о котором ты рассказывала?»; «Я даже поверить не мог, что мне придется съехать, мой домохозяин — полное дерьмо» и другие обрывки разговоров.

— Как ты-то жила это время? — спросил наконец у нее Брин, потихоньку.

Мардж лишь помотала головой и выкатила глаза: мол, не надо тебе этого знать, как будто, если дойти до предела, по уши уйдя в работу, след времени теряется. Брин не настаивал. Они сходили в кино и на концерт дабстепа, расставшись по дороге сначала с Брином, затем с женщиной по имени Элен. А потом — поздний ужин, сплетни и творческая болтовня. Лондон раскрывался.

Чудо на Олд-Комптон-стрит: в Сохо той ночью было прелестно до одури. Толпы скверно танцующих сальсу все еще толклись перед книжным магазином Блэксвелла. Кафе выплеснулись на тротуары, и кто-то, держа чашку с капучино, отвергнутую чересчур взыскательным объектом съема, пожал плечами и вручил ее Мардж. Та едва не закатила глаза от такого совершенства мира, но выпила все до капли, наслаждаясь каждым глотком. С горизонта взирали пустые храмы финансов: дурные времена для них еще не вполне настали, и они могли снисходительно взирать на то, как Мардж веселится с друзьями и просто бродит по Лондону.

Время подобралось к полуночи и, казалось, застыло в этой точке. Мардж пила с оставшимися «Утомленными», пребывая в затянувшемся ночном мгновении, среди шаловливых порывов ветра, несшего бумажный мусор, и фар машин, шаставших вокруг метро, так, словно мир не был на грани сгорания. После полуночи у Мардж была назначена встреча.

— Ладно, цветок-возмутитель, — сказала Диана, когда страница календаря была наконец перевернута. — Мы прекрасно пообщались, к тому же чертовски поздно, пора закругляться. — Она обняла Мардж, прежде чем спуститься в метро на Тотнем-Корт-роуд. — Будь здорова. Счастливо добраться до дома.

— Ага, — в спину ей сказала Мардж. Непременно. С каких это пор дом находится дома?

Она взяла такси — разумеется, не до улицы-призрака или ловушки: сам опыт водителя, те знания, что позволили ему стать таксистом, скрыли бы такую улицу от него. Вместо этого она назвала ближайший к месту назначения проспект, а оттуда прошла пешком к маленькой лачуге в Ист-Энде.

Та выглядела наскоро сляпанной из сохранившихся стен другого здания, дерева, дранки, обмазки и кирпичных обломков. Она стояла на крошечной улице среди таких же разношерстных зданий, и в ней Мардж поджидал человек, которого она долго искала и наконец нашла в интернете.

— Опаздываете, — сказал он.

Комнаты в доме-выблядке оказались, к удивлению Мардж, сравнительно сухими, приветливыми, убранными, в общем, похожими на комнаты. Обивка цвета плесени, картины, изображавшие тени теней, книги, похожие на плиты пыли и с таким же запахом. Также — компьютер и консоль для видеоигр. Мужчине в джемпере с капюшоном было за пятьдесят. Его левый глаз был скрыт — Мардж на секунду подумала, что это сложная комбинация шляпы и очков в стиле «Кибердога». Но потом она поняла — даже не вздрогнув и не скривив губ, уж такие настали дни, — что это металлическая накладка от замочной скважины, припаянная или пришитая к глазнице. Все, что видел этот человек, выглядело подсмотренным через замочную скважину. Все было незаконно раскрытой тайной.

— Опаздываете.

— Вы Батлер, верно? — спросила Мардж. — Я знаю, но что тут поделаешь? Пробки жуткие.

Она вынула из сумки деньги, свернутые трубочкой и перетянутые резинкой. Если конца света не будет, подумала она, придется на паперти стоять.

Воздух в комнате колыхался, словно зрительные помехи. Пепельницы, настольные лампы и прочие неподвижные — по идее — предметы, казалось, легонько двигаются туда-сюда.

— Да и вообще, — сказала она. — Вы живете там, куда не может подъехать ни один таксист.

— Думаете, найти это место трудновато? — отозвался мужчина. — Ха, в Вестминстере-пять есть одна улочка, так она существует вообще только в шестидесятых годах. Попробуйте-ка туда вернуться. Насколько я помню, вам нужна защита, верно? От чего?

— От того, что надвигается.

— Спокойнее, — ухмыльнулся он. — Я вам не волшебник.

— Ха-ха. Я кое-кого ищу. Мне советовали бросить это дело, но я не собираюсь. Вы наверняка больше меня знаете о том, что надвигается, вот и скажите, что мне нужно.

Вечноподсматривающий кивнул, взял деньги, пересчитал и затем сказал:

— Возможно, это джинны. Огонь — вот что грядет. Может, кто-то их разозлил.

— Джинны?

— Да. — Он постучал по замочной скважине. — Такое вот соображение. Пожары, знаете ли. А вы помните такие случаи: рраз — и ничего нет, больше того, никогда не было?

— Что?

— Когда сгорает что-то и кажется, что этого никогда там не было? — Видя, что Мардж по-прежнему недоумевает, он пояснил: — Был один склад в Финчли, между магазином банных принадлежностей и «Пицца-хатом». Я много раз туда ходил и видел его. — Он снова постучал по своей накладке. — Но в наши дни «видел» — пустое слово. Этот склад сгорел дотла, и теперь его там никогда не было. Теперь магазин и «Пицца-хат» стоят вплотную, а единственный пепел на том месте — это пепел обугленного никогда. Сожжен в ретроспективе.

Батлер направился в другую комнату, повысив голос, чтобы Мардж по-прежнему слышала его.

— Им пока не удается стереть это из памяти каждого, но это лишь начало. Будет продолжение, ставлю тысячу. Может быть, это как раз то, с чем вы столкнулись.

— Может быть.

— Я хотел сказать, мы все с этим столкнулись, но большинство из нас не гоняется за неприятностями. Во всяком случае, это не единственное близкое светопреставление. Очень скоро у вас появится выбор. Что чертовски смешно.

Он вернулся и бросил в руки Мардж айпод. Тот был поцарапан, довольно поношен — старой модели.

— У меня есть, — сказала она.

— Сама вы «ха-ха». Берите, но не включайте, пока не включайте. Подождите, пока не окажетесь снаружи, в мире.

— И что тут? Queen?

— Да, «Fat-Bottomed Girls» и «Bicycle». Я не знаю, с чем еще, похуже сегодняшнего, вы столкнетесь, так что эта штука более-менее универсальна, и лучше ее беречь. Она сделает кое-что. — Батлер слегка развел указательный и большой пальцы, — если это будут джинны, и кое-что другое, если это будут погонщики, оружейники, нацисты Хаоса или кто-либо еще, — вы знаете об этих чертовых группировках. Ну, или если настанет одно из множества обещанных светопреставлений. Но не испытывайте свое везение.

— Что значит «множества обещанных светопреставлений»? — спросила Мардж.

— Прямо сейчас приближаются два, так я слышал. Одно — огненное, а может, и нет. Представляете? Так сказать, Рагнарёк с участием животного и еще какая-то жуткая хреновина.

— Животное? Как это понимать?

— Сейчас, минутку. Слушайте. — Батлер указал на айпод. — Вы получили немного защитных аккордов, вот и все. Они там. Купайтесь в этих звуках, они вас защитят. Слегка. Поэтому верьте, что они вам нравятся, и не давайте слушать больше никому. Если учуете неприятность, включайте его. Черт, да просто проигрывайте их все время. Все время подзаряжайте эту штуковину, не оставляйте ее без питания.

— А чем она питается?

— Музыкой, боги мои. Введите туда какие-нибудь плейлисты. Постарайтесь загружать то, что ей по нраву.

— А как я узнаю?

— Никогда не держали домашнего животного? Ничего, разберетесь.

— Насколько она сильна?..

— Не ахти. Вы летите вслепую, как и все мы. На честном слове и на одном крыле, так что не бойтесь и не стоните.

— Спасибо, — сказала Мардж. — Постараюсь.

— Она даст вам чуть-чуть времени, чтобы ускользнуть от чего бы то ни было. Считайте, у вас просто будет небольшая фора на момент, когда придется бежать. Будем честными: бежать-то вам по-любому придется.

— Что вы имели в виду, говоря о выборе?

Он пожал плечами.

— Всегда обещали много разных концов света, но впервые за долгое время, насколько я помню, — два одновременно. Кажется, сейчас это как-то связано с животными и пуританами. Все очень близко. И вроде как немного…

— С животными?

— Некий бог в виде животного — вот что говорят, вот что я вижу. — Батлер вновь постучал по замочной скважине. — Очень скоро все выяснится. Светопреставление не выманило бы меня в город в эти дни, но два сразу?.. Прямо сейчас? Однако вам придется. Придется пропустить их, я имею в виду.

— Я не могу. Звучит так, что это… то, чего все ждут. Во всяком случае, с этим моим маленьким…

Она покачала своим айподом, а Батлер — головой.

— У вас лишь будет время, чтобы убежать, — сказал он.

— Насчет этого. — Губы Мардж двигались, но некоторое время с них не слетало ни звука. — Мне, возможно, понадобится скрыться от… Сумеет ли эта музыкальная штуковина… Я могу повстречать Госса и Сабби.

Она ждала, что зловещая магия этих имен подействует, что у вечноподглядывающего перехватит дыхание. Но он лишь погрустнел и поморщился.

— Я знаю, — сказал он. — Вы что, думаете, если вам случилось попасть в такой вот черный список, об этом никто не слышал? Я и говорю, что вам надо держаться в стороне.

— Но с этой штукой? — Мардж подняла айпод. — Она поможет, если я… если они…

— Против них? Эта штука? Нет, не поможет. С ними она бесполезна, — отрезал Батлер.

— Спасибо, что предупредили, — сказала она наконец. — Я буду осторожна. Все-таки, если… если можете, расскажите, пожалуйста, подробнее об этом, об Армагеддоне с богом-животным… Мне кажется, там может появиться кто-то, знакомый мне.

Глава 60

В кампусе пригородного университета несколько нарочитая неряшливость Билли и Дейна служила им камуфляжем. Чтобы выяснить в интернет-кафе, какой кабинет занимает и в какие часы принимает профессор Коул, много времени не потребовалось.

Заодно Билли заглянул в MySpace, на страницу Мардж, где увидел фотографию Леона, просьбу о помощи и незнакомый номер — видимо, специального мобильника для поисков. Билли был потрясен нахлынувшими на него эмоциями. Он распечатал несколько экземпляров.

— Если это такой могучий маг, — сказал Билли, — то почему он работает в Дерьмовском политехе? И не глупо ли с нашей стороны ополчаться на такого?

— Разве мы собираемся на кого-то ополчаться? — отозвался Дейн. — Нет, у нас другой план. Мы просто ищем информацию.

— Может, придется ополчиться. Как ты сказал, похоже, все сводится к нему. Огонь и прочее. Так что мы сумеем?..

— Да. Я понимаю. Может, и придется.

Вати не появлялся. Забастовка умирала, но все равно он в первую очередь улаживал свои профсоюзные дела.

— У нас нет времени ждать его. Надо выяснить все, что можно, — сказал Дейн. — Это наш первый ключ. Так что вперед. — Он кинул на Билли долгий пристальный взгляд: эта привычка возникла у него после подвала. — Сделаем, что должны, и будем начеку.

Каждое из их движений теперь могло оказаться последним, но всего учесть и обо всем позаботиться было невозможно. Однако они старались изо всех сил — кто знает, что настанет после конца света? Дейн поговорил с женщиной-раввином Мо, установив быстрое соединение через украденные телефоны. Саймона лечили — очищали от разгневанных экс-личностей.

— Он иссох и ослабел, но ему лучше, — передал Дейн ее слова. — Это хорошо.

Как будто это в конце концов могло что-то изменить.

Билли и Дейн ждали в коридоре, делано улыбаясь, когда секретарша Коула, женщина средних лет, и трое собравшихся у двери студентов бросали на них любопытные взгляды. Наверняка у Коула стояла какая-нибудь защита. Они заранее разработали самые отчаянные планы. Когда наконец из кабинета профессора вышел студент, они проследовали в начало очереди.

— Вы ведь не будете возражать, так? — обратился Билли к молодому человеку у двери. — Это действительно важно.

— Эй, здесь же вроде очередь? — проскулил парень, но больше ни на что не решился; проходя мимо, Билли прикинул, был ли он сам таким же жалким в этом возрасте.

Они вошли, и Коул поднял на них взгляд.

— Да?.. — сказал он. Профессор оказался мужчиной средних лет в уродливом костюме. Он нахмурился, глядя на визитеров. Зрачки его, по контрасту со смертельной бледностью лица, были до смешного темны. — Кто?..

Глаза Коула расширились, он встал и двинулся к ним, по пути шаря на захламленном столе — там лежали документы, журналы, раскрытые книги. Еще Билли углядел фотографию девочки в школьной форме, стоявшей между Коулом и костром.

— Профессор, — обратился к нему Дейн, улыбаясь и протягивая руку; Билли закрыл дверь. — У нас к вам есть один вопрос.

Выражение на лице Коула то и дело менялось. Он помедлил и взял руку Дейна своей трясущейся рукой. Дейн крутанулся, потянул его вниз.

«В магической схватке мне с ним не совладать, — говорил Дейн, когда они готовились. — Если он таков, как мы думаем. По меньшей мере кажется, что он знает, что происходит, и что он и есть поджигатель… наш единственный шанс — быть тупыми, жестокими и непрошибаемыми».

Дейн подмял под себя Коула, выдавив из его груди весь воздух и не позволяя шевельнуться, затем дважды ударил его своим оружием. В таком положении Коул не мог издать ни звука.

— Билли? — позвал Дейн.

— Да. — Билли нашел отверстия, просверленные в дверном косяке, расковырял их взятым с собой ножом и обнаружил клочки плоти и тонкие цепочки, а также проволочную фигурку. И никаких больше следов магии. — Готово.

— А выход? — спросил Дейн; Билли быстро прошел к окну.

— Со второго этажа, на траву, — сказал он, наводя фазер на стонущего Коула.

— Профессор, — начал Дейн. — Я искренне сожалею, но я повторю это, как только подумаю, что вы решили прибегнуть к магии. Нам надо получить от вас ответы на кое-какие вопросы. Что вам известно о кракене? Это ведь вы хотели его сжечь, верно? Зачем?

Свободной от оружия рукой Билли быстро перетасовал бумаги на столе, потом нашел полку с работами самого Коула: «Физика элементарных частиц. Введение», разные вырезки, отредактированный им учебник по теплофизике. Взяв последнюю книгу, Билли увидел за ним второй ряд томов и выхватил тонкую книжку, тоже написанную Коулом: «Сверхъестественное горение». Он еще раз посмотрел на фотографию Коула и его дочери.

— Ну же, — сказал Дейн; Билли совал бумаги в сумку. — Может, все это лишь пустой звук. Но если не пустой, придется забрать вас, чтобы вы ничего не смогли сделать. Вы пойдете с нами. Если выяснится, что вы тут ни при чем и мы должны перед вами извиниться, — ну, что я могу сказать? Мы извинимся. Чего вы хотите добиться с кракеном? Зачем все сжигать?

Послышался шум. Коул неотрывно смотрел на Билли. Из его черепа выходил темный дымок. Дейн принюхался к запаху горения.

— О черт… — сказал он; Коул не смотрел на него — он не сводил глаз с Билли, державшего его бумаги, его фотографию. — Что за дерьмо… — Теперь дым шел из одежды Коула; Дейн заскрежетал зубами. — Билли, Билли, быстрее!

Коул тлел. Выругавшись, Дейн скатился с него, отряхивая горячие ладони, а Коул встал на четвереньки и оскалил зубы. Дым вился вокруг его головы прядями, напоминая безумную прическу.

— Что вы с ней сделали? — крикнул профессор. Изо рта у него вырвались языки пламени.

Билли выстрелил. Хитроумный луч фазера отключил Коула, дым рассеялся, наступила внезапная тишина. Билли с Дейном уставились на поверженного навзничь противника.

— Надо убираться, — сказал Дейн.

— Погоди, ты же видел, он принял нас за…

За спиной у Билли постучали в дверь.

— Профессор?

— Окно, — сказал Билли. — Надо уходить.

Но дверь вдруг распахнулась, едва не сбив его с ног. На пороге стояла секретарша, вокруг ее воздетых рук сгущались тени. Билли выстрелил в нее, но промахнулся; та со звериной быстротой нырнула в кабинет. Он напряг брюшной пресс, и время замедлилось, выждал мгновение, выстрелил снова и на этот раз попал. Секретарша отлетела в сторону.

Дейн вышиб окно, схватил околдованного Билли, бросился с ним наружу. Его слабые магические навыки все же замедлили падение на секунду, и, несмотря на сильнейший удар, обошлось без переломов. На них смотрели со всех сторон двора. Билли с Дейном поднялись и побежали неровными рывками. Несколько мужчин, самых смелых и крупных, вяло попытались преградить им путь, но отступили, увидев лицо Дейна и фазер Билли.

Донесся крик. Из окна высовывался Коул, который плюнул в их сторону. Билли и Дейна обволокла вонь — запах горящих волос. Они чуть не задохнулись, но продолжали бежать без остановки, покинув университетский кампус, а затем и город.

— Отлично все прошло, — сказал Билли; Дейн промолчал. — Фотографию видел?

— Она все еще при тебе?

— С какой стати ему желать конца света? Коул вовсе не нигилист. Видел, как он на нее смотрел?

— Может, это непреднамеренно. Побочный эффект. Сопутствующий продукт.

— Господи, у меня все болит, — пожаловался Билли. — Побочный эффект чего? Сжигания кракена? Это профессор послал за ним Эла? Зачем ему это? Ладно, может, и так. Но ты слышал, что он сказал? Ее похитили, и Коул думает, что мы. Это тоже относится к делу.

В занятом ими заколоченном доме Билли с Дейном изучали захваченные бумаги. Общефизические работы они лишь пробежали глазами — их интересовали тайные знания.

— Посмотри-ка на эту хрень, — сказал Билли, перелистывая «Неестественные горения». Всего он, конечно, не понимал, но кое-что из заметок-экспериментов-заклинаний улавливал, — «Обратимый пепел», — прочел он. — Господи. «Холодный пожар».

Это было учебное пособие по альтернативному огню.

— Что такое обратимый пепел? — спросил Дейн.

— Если я правильно понял, он получается, если сжигать предмет в «огне памяти». — Билли прочел заключение, — «Если поддерживать его горячим, это пепел; если снова охладить, он становится тем, чем был раньше».

Речь шла также о бесконечном огне, который горит, ничего не потребляя, — о том самом, давно ставшем притчей во языцех. Об антиогне, который горит, становясь все холоднее и холоднее, вплоть до не-температур ниже абсолютного нуля. Между страницами книги торчали сложенные листки бумаги — закладки. Билли прочел записи на них.

— «Будете вести себя правильно, получите ее обратно. Приготовьте три порции, — погоди-ка, — катахронофлогистона. Доставка позже». — Похоже на записку о выкупе. Коул делал на ней рабочие пометки.

Под напечатанными словами стояли каракули, написанные ручкой и карандашом.

— Наверное, если пользоваться такой запиской для работы, будешь вести исследования с особым вдохновением, — заметил Дейн.

— Ничего странного не видишь? — Билли протянул ему фотографию. — Посмотри. Внимательно посмотри. Девочка посредине, Коул сбоку.

— Может, это Ночь костров?

— Нет, я не о том. Смотри, — (Что-то было не так: костер горел сбоку от девочки, по другую от Коула сторону, причем очень близко, странно их освещая.) — Он по одну сторону от нее, а огонь — по другую. — Билли потряс фотографией. — Здесь не двое, а трое. Семейный портрет.

Оба прищурились, разглядывая снимок. Дейн медленно кивнул.

— Многие полагают, что сейчас джинны выходят из-под контроля, — сказал он. — Может, это имеет какое-то отношение к происходящему? Смешанный брак…

— А теперь кто-то похитил его дочь. Коул подумал, что это мы.

— Он подчиняется приказам. Даже если для поджога применяют его материалы, он не руководит, а просто делает, что ему велят.

— Его дочь. Найти похитителей… — сказал Билли.

— Да. Причем он думает, что похитители — мы.

Еще преследователи? Ну что ж. Все равно за ними охотились каждый миг. Приходилось держаться вдали от кракена, путешествовавшего по кругу, независимо от того, насколько заметны были лондонманты, — ведь их укрывала материя города, функциями которой они являлись. Такой грандиозной охоты, как за Билли и Дейном, еще никто не устраивал; они не могли рисковать, привлекая лишнее внимание к богу в аквариуме. Дейн молился ему, беззвучно, но на виду, совершенно не стесняясь. Он жаждал быть рядом с кракеном, но не хотел подвергать его опасности — ведь тот и без того был в опасности, не говоря уже о конце света.

Эта прескверная перспектива не означала, что следует забывать, как позволяли себе Билли с Дейном, о повседневной активности охотников и магов, преследовавших их ради вознаграждения от Тату. Об этом мрачном и пугающем факте пришлось вспомнить в ту ночь, когда они изучали труды Коула и гадали, кто может стоять за похищением его дочери, а затем отправились на опасную прогулку к грязному кафе, чтобы выйти оттуда в интернет. По пути в каком-то боковом проулке послышалось беспокойное жужжание.

— Что еще такое?

— Это…

Гуденье меж кирпичей. Похоже было, что алчный рой — злобный коллективный разум — собирается напасть на них ради вознаграждения в неведомой форме. Билли и Дейн проверили оружие и прижались поближе к стене, готовые сражаться или бежать. Меж тем гудение, под шум машин и грузовиков, приблизилось и раздавалось теперь прямо из-за угла.

— Выберемся на проспект, — предложил Билли. — Туда ведь пчел не пошлют?

— Может, под него? — Дейн кивнул на люк в асфальте.

Билли взвешивал возможности, но медлил, потому что приближался другой звук. Оба услышали дребезг стекла и костей, скольжение бутыли по тротуару.

— Господи, — сказал Билли. — Он по-прежнему следует за мной. Вернулся. — Быстрое предупреждение в голове, отчетливая волна боли. — Снова меня разыскал.

Показалась пчелиная масса — хитиновое облако, стеной преграждавшее им путь. Но за насекомыми виднелась темная фигура, которая двигалась, вращаясь и раскачиваясь. Герметичная крышка выскочила, и среди алчных пчел возникло завихрение, а воздух рванулся внутрь фигуры. Гудение запнулось. Дым из насекомых хлынул с глаз долой, как прокручиваемый в обратную сторону фильм, как пар, устремляющийся обратно в чайник, — и остался один только ангел памяти.

Он показался перед Билли, спаситель, желающий получить одобрение. И он же выдавал стеклянные предостережения и останавливал время, по ошибке считая Билли своим пробирочным пророком. Чувствовал ли ангел вину Билли за произошедшую ошибку, за то, что тот вовсе не был ниспослан никем и никому? Тело ангела снова стало бутылью с формалином, в котором на этот раз плавали сотни пятнышек — исчезающих телец злоумышленника. Костлявые его руки были костями, голова — тоже костяной.

Но он сильно сдал. Его сокрушили, и, вероятно, не раз, во время изнурительных перемещений, когда ангел следил за Билли и защищал его. Он исчез и восстановился. На этот раз он сотворил себя из сосуда куда ниже Билли — раза в два. А череп когда-то принадлежал обезьяне или ребенку.

Ангел дребезжал, обращаясь к Билли из темноты проулка. Тот поднял руку в приветствии. Истощение вконец одолело ангела — Билли чувствовал это эхом в своей голове, — и ангел дрогнул. Изваяние из стеклянной бутыли и костей пришло в более естественное состояние полной неподвижности: лишенные плоти руки упали, чтобы стать мусором, а череп опрокинулся и скатился по выпуклой крышке, чтобы расколоться о тротуар. Осталась только челюсть, которую удерживала стеклянная шишка — ручка крышки. Растворяющиеся пчелы покачивались в мутной жидкости.

Может быть, управлявшая им ангельская энергия, вернувшись в свое музейное гнездовье, уже восстанавливала себя в другой бутыли, еще меньше размером, с новой костяной головой, еще меньше размером. И ангел снова пустится в путь, ориентируясь на силу, дарованную Билли, на свой собственный след в нем, чтобы отыскать его или разбиться в дороге и попытаться еще раз.

Дейн и Билли направились к другому приюту для бродяг, обрадовавшись дождю: тот, казалось, отсекал насланный Коулом запах гари, который до сих пор не вполне улетучился. Билли все еще чуял его, когда уснул, чуял сквозь воду, в которую погрузился внутри своего сна. Вода была сначала теплой, но море темнело, и она стала прохладной, потом еще прохладнее и темнее, потом холодной и наконец — снова теплой. Сквозь черноту Билли видел, как мерцают подводные существа. Он падал в город, в затонувший Лондон. Среди мерцания уходили вдаль улицы, на которых еще горели фонари: каждый из них обследовался стайкой рыбок. По улицам, обращенным в ущелья, бродили крабы, огромные, как автомобили, оттесненные ими на тротуар.

На башнях и верхних этажах развевались случайные флаги водорослей. Здания покрывала корка кораллов. Сновидческое «я» Билли опустилось на самое дно. Он увидел мужчин и женщин, захлестнутых водой пешеходов, шагавших медленно, точно фланируя, увидел витрины давно умерших, утонувших магазинов. Люди были в водолазных костюмах с латунными нагрудниками. Из верхней части круглого шлема выходили воздушные трубки, свободно раскачиваясь, уходя вверх, в темноту.

Цефалоподов не было. «Это апокалипсический сон кого-то другого», — подумал Билли.

Но вот оно случилось — вторжение его собственного смысла, ради которого Билли здесь оказался. От центра затонувшего Лондона пошел горячий прилив. Вода закипела. Стены, кирпичи, окна и покрытые слизью гниющие деревья загорелись. Рыбу унесло прочь, в пригороды; ржавеющие автомобили и крабы сметались силой того, что надвигалось. И вот он явился, катящийся, как автобус, брошенный вдоль этой улицы, вдоль этой подводной Эджвер-роуд, который пронесся под эстакадой и перевернулся. Аквариум кракена.

Он разбился вдребезги. Из него вывалился мертвый архитевтис, скребя тротуар и развевая щупальцами, причем его прорезиненная мантия, толстая и тяжелая, колыхалась только вместе с приливом, с потоком, взметаясь не как у головоногого хищника, но как у дрейфующего мертвого бога, которым он и был. Кракен и осколки аквариума царапались, трескались и распадались, меж тем как вода хлестала, все нагреваясь, а подводный огонь выжигал все дотла.

Еще один провидческий сон? В самом деле? Билли пробудился из-за того, что услышал голос Вати. Он обливался потом после пребывания в горячем черном океане. Запах гари, насланный Коулом, все еще не исчез. Вати вернулся. Он был в капитане Кирке. Билли нашел очки.

— Вот вы где, — сказала игрушка слабым пластмассовым голосом. — Кое-что происходит.

— Да? — отозвался Дейн. — Серьезно? Вчера мы едва не сгорели заживо из-за нашей единственной наводки, но по-прежнему не знаем, что же такое творится.

— Может, это все прояснит, — сказал Вати. — Может, это оно. Светопреставление.

— Это мы знаем, — заметил Билли. — Потому-то мы и здесь.

— Извините, я не то имел в виду, — поправился Вати. — Я хотел сказать, что их два.

Глава 61

Волшебник, продавший ей защиту, проявил, на свой грубоватый лад, невиданную доброту, не сказав, куда ей идти, — если, конечно, сам это знал. Но для Мардж, понимавшей, где следует искать, теперь, с ее сетевыми контактами и адресами, не составило особого труда выяснить время и даже получить намек на место, где должны произойти эти соперничающие, перекрывающие друг друга или же взаимодействующие светопреставления. В интернете шли споры о том, как на это реагировать.

— Господи, да неужто? — вслух сказала Мардж.

Не то чтобы ей было все равно, останется она в живых или умрет: как раз это ее очень заботило. Но получалось, что она не ставила собственную безопасность на первое место, — и кто бы мог такое предсказать? В ее компьютере лежали и другие сообщения от друзей. На этот раз у Мардж было такое чувство, словно, не отвечая, она не столько защищала приятелей, сколько меньше подвергала опасности себя.

Леон, думала она. Мы погружаемся все глубже. У нее имелся телохранитель — айпод. Ей требовалось узнать место. Если все, кто обитал в этом еретическом городском пространстве, соберутся там, можно кое-что выяснить. И если за этим стоял спрут, если это животное было им, если, как намекали в Сети, именно он и надвигался, она могла бы найти Билли.

Кто-н готов идти? — написала она. Защищая друг друга? Пойти командой посмотреть что к чему?

Черт с ними, какая разница? Там может появиться Билли. Леона там не будет, это точно.

Мардж загрузила в айпод несколько плейлистов, взяв их чуть ли не наобум с компьютера и заняв всю доступную память. Выйдя на улицу, она почти все время ощущала, что мир за ней наблюдает, что она под угрозой. Она шла пешком и не надевала наушников, пока не стемнело. Затем нажала на кнопку воспроизведения в случайной последовательности.

Фонари сияли ей сквозь дымку ветвей, древесных ореолов. Мардж шла через ближайший к ней веселый ряд шашлычных, маленьких продуктовых и хозяйственных лавок. Чей-то голос зазвучал в ушах, немузыкальный, счастливый, тонкий голосок: «Ах, ну же, ну же, нажимай, ах, ну же, ну же, обнимай». Это сопровождалось щелчками включаемого и выключаемого проигрывателя и звуками удара палкой по чему-то там.

Мардж тотчас почувствовала, что она сбита с толку, что ее ласкает, обволакивает этот немелодичный голос. Экран айпода сообщил, что это песенка «Push It» группы Salt’ N Pepa. Она перескочила вперед. «Rehab» Эми Уайнхаус, прочла она, однако услышала не знакомую оркестровку и великолепное, встречающееся раз в полвека рычание, но слабый шум прочищаемого горла и все тот же пронзительный и ворчливый бесполый голос, что и раньше, исполнявший в самом грубом приближении трек «меня пытаются лечить, нет, нет, нет, нет, нет». И повторяющийся звон одной гитарной струны.

На этот раз в пении не было особого энтузиазма, и оболочка вокруг Мардж стала прохладнее, словно в нее прорвался ветер. Она снова перескочила — на «Gold Digger» Каньи Уэст[75]. «Дает мне деньги, когда нужны, совсем не зря мы с ней так дружны». Маленький певец опять радовался, и Мардж почувствовала себя в большей безопасности.

Этому голосу нравилась группа Run-DMC. Мардж терпеливо пробиралась через неумелое подражание классическому хип-хопу старой школы. Еще ему нравилось кое-что из репертуара Specials — «о, город, город, а-а-а, а, это город-призрак», с прихлопом в удвоенном темпе. Ему был не по душе Моррисси. К ужасу Мардж, он взял восторженно-задиристый тон в «Building a Mystery», проникнутом чувством вины треке Сары Маклохлен, — а почему он оказался у Мардж, она уже забыла.

— Господи, — сказала она айподу. — Если тебе по душе «Ярмарка Лилит»[76], я лучше попытаю счастья с Госсом и Сабби.

Маленький певец немного помрачнел, когда она быстро перескочила через эту песню, но ей удалось снова его порадовать на треке «Hippychick» группы Soho: засэмплированному гитарному проигрышу из Smiths в начале песни прибор стал вторить трелями «ла-да-да-да-да». Мардж не могла отделаться от этой песни с тех пор, как услышала ее в потайном пабе. Что ж, есть шумы и похуже.

Мардж вошла в самый неприветливый район из всех, более-менее близких к ее дому. Несколько минут она постояла на пустыре, со всех сторон окруженном высотными зданиями, слушая защитное мурлыканье своего спутника. Ей хотелось узнать, что он будет делать, когда случится что-нибудь этакое. Но она оставалась совершенно одна. Один раз двое детей, проезжавших мимо на велосипедах, окликнули ее, осыпав бессвязными дразнилками, и унеслись с кудахтаньем, яростно крутя педали. На этом все и закончилось. Мардж чувствовала себя глупо: ей было стыдно оттого, что она вела себя как приманка.

«Ну, посмотрим, когда дело до этого дойдет», — подумала она. По пути домой дух в ее айподе бормотал «против, против, против власть имущих», — так взволновал его Public Enemy[77].

Позже, уже ночью, она в одиночку — другого выбора не было — пошла к окраине города, незавершенной развязке шоссейной дороги. Это место, как она установила без особого труда, должно было стать эпицентром событий. Мардж прибыла туда заблаговременно и стала ждать.

— Послушайте, один из этих двух богов — некое животное, — сказал Вати; эти слова их насторожили. — Если взять это и все слухи касательно джинна, огня и материала для растопки, нельзя не призадуматься: может, наступает то самое?

— Церковь, которая поклоняется животному и хранит свои тайны, — сказал Билли. — Дейн?

— Это не наши, — медленно проговорил тот. — Я знаю Писание.

— А не раскольники ли это, а, Дейн? — спросил Вати. — Новое ответвление?

— Может ли существовать еще одна церковь спрута?.. — Билли помедлил, но Дейн вроде бы не оскорбился. — Может ли где-нибудь существовать еще одна? Может это быть другим светопреставлением, где кракен ни при чем?

— Ячейка? — сказал Дейн. — Внутри? Имеющая дела с джинном? За всем этим? Но у них нет кракена. Мы-то знаем…

— У них сейчас его нет, — уточнил Вати. — Мы не знаем, какие у них были планы. Или есть. Знаем только, что здесь замешаны спрут и горение.

— Что, если это — оно? — сказал Дейн, смотря куда-то отсутствующим взглядом. — Что будем делать?

— Господи! — сказал Билли. — Пойдем, выясним, встанем на его пути. Не сидеть же здесь, пока миру приходит конец! А если за этим ничто не кроется, продолжим поиски.

Дейн на него не посмотрел.

— Я ничего не имею против светопреставления, — тихо произнес он.

— Но не такого, — отозвался Билли после долгой паузы. — Не такого. Это не твое.

— Я передал ваше послание лондонмантам, — сообщил Вати. — Они держат кракена как можно дальше от всего этого.

Если это было тем самым, если оно действительно намеревалось, если событие могло намереваться стать тем самым, стать светопреставлением, кракену надо было держаться подальше, чтобы не загореться. Кажется, именно это могло покончить с ним и со вселенной в придачу.

— Хорошо, — одобрил Билли. — Но мы не знаем, что у них за возможности.

— Это случится нынешней ночью? — уточнил Дейн. — Откуда вообще оно взялось? Нам давным-давно следовало бы об этом услышать. Это явно не обман, а подобные вещи не выскакивают из ниоткуда. Должны были появиться текел, упарсин[78] и прочее дерьмо. Полагаю, все туда пойдут, чтобы выяснить, в чем дело. И наша церковь тоже там будет.

— Думаю, будут все, — сказал Вати.

— Что до совпадения, — добавил Дейн, — то когда-то давно такое уже случалось.

Время от времени, очень редко, два светопреставления неизбежно совпадали, но все должны были знать об этом заранее. В таких случаях стражи непрерывности мироздания — официальные спасители, штатные полицейские и враги тех, кто заявлял о конце света, — должны были бы не только покончить с этими светопреставлениями, но и стать между враждующими священниками. Каждый из этих служителей культа хотел отменить вульгарный апокалипсис соперников, который мог бы помешать его собственному, благородному.

Дейн и Билли воспринимали изгороди как нечто иное, нежели барьеры, стены — как лестницы, а крыши — как неровные полы. Билли гадал, будет ли его ангел памяти там, куда они направлялись, и сможет ли передвигаться по этой местности.

Они избегали освещенных прорезей улиц, где была полиция. Когда оба подошли ближе к тому месту, где, по слухам, предстояло произойти событию (или событиям), Билли краем глаза различил других оккультных граждан Лондона — его, как бы это сказать, не-жителей? Сведения о месте действия распространились среди cognoscenti[79] с помощью перешептываний, эсэмэсок и листовок, точно светопреставление было незаконным шумным мероприятием.

Пространство между бетонными пролетами эстакад. Пейзаж, среди которого мог прийти конец миру, был индустриальным до непристойности, сплошной грудой отбросов. Здесь были мастерские, писавшие ржавчиной эпитафии автомобилям; склады, где днем трудились усталые подростки; супермаркеты и автоматические хранилища, пестревшие яркими красками и мультипликационными шрифтами посреди обесцвеченного мусора. Лондон — это бесконечная перебранка между углами и пустотой. В этой местности имелась арена из кустов, за которой можно было наблюдать с путепроводов.

— Надо держаться вне поля зрения, — шепнул Дейн. — Давай разберемся, что происходит, выясним, кто это.

Вати, то появлявшийся у них в карманах, то снова исчезавший, что-то забормотал ему.

Зрители расположились на крышах. Билли видел силуэты тех, кто сидел, прислонясь спиной к дымоходам, видел и одурманенный воздух, в котором некоторые сделали себя невидимыми. Они с Дейном висели на служебных лестницах, что вели на эстакадах. Легковушки и грузовики освещали фарами пустошь.

— Будь готов, — предупредил его Дейн, — сматываться в любой момент.

— Коллингсвуд, я не могу заставить вас говорить на радиожаргоне, но если я спрашиваю, как вы слышите, — а вы меня слышите, — то надеюсь, черт возьми, на ответ. Я же слышу, как вы там дышите.

«Дальше, дальше», — сделала Коллингсвуд знак молодому полицейскому, с несчастным видом сидевшему рядом.

— Хорошо, Бэрони, — у нее получилось «Ба Роуни».

Коллингсвуд щелкнула по наушнику. Раций в лацканах не было. И она, и несколько сотрудников полиции, прикомандированных в ту ночь к ПСФС, были в штатском. Коллингсвуд сидела, сгорбившись, в потрепанном автомобиле неподалеку от площадки, где собирались люди.

— Да, слышу хорошо, без помех, — сказала она. — Перемотка. А как ваш конец света?

— Подтягивается кое-кто из ожидавшихся участников, — скрипучим голосом ответил Бэрон. — От наших пропавших парней пока ничего. Значит, Варди вам еще не звонил?

Коллингсвуд сжалась, как если бы его нытье было комариным жужжанием в ее ухе.

— He-а. Говорил, ему надо повидать какого-то профессора. Я сказала, что он и сам профессор, но это, видать, не катит.

Слыша в голове жужжание, какое бывает в плохом приемнике, она оглядела ублюдочный пейзаж, очень быстро и почти стопроцентно точно распознавая, насколько проходившие мимо поздние пешеходы виновны или невиновны, знают они о происходящем или нет. Зрители, спешащие в укрытия. Орнитологи, если светопреставления — это птицы. Коллингсвуд рассмеялась и толкнула своего спутника локтем, словно сказала это вслух. Тот посмотрел на нее.

— Где же этот тип? Это уже чересчур, если учесть, что идея-то его, — сказал Бэрон прямо ей в череп.

Она получила огромное удовольствие, занимаясь организацией «мероприятия». Руководил по большей части Варди — он предлагал, что, кому, когда и как предложить, какие слухи посеять на каких сайтах, какие смыслы оставить непроясненными. Коллингсвуд с радостью уступила ему все это. Ей нравилось разбираться с мелочами, но в должности стратега она предпочитала видеть Варди.

Ее собственные расследования — в вопросах, не столь эпохальных, как те, что обдумывал Варди, более близких к повседневной грани между религией и убийством, — продвигались медленно. Она пыталась разыскать фермеров-оружейников. Независимо от того, насколько монашеского образа жизни они придерживались, в конечном счете им платили за убийство людей, а это подразумевало некие расписки, пусть даже непонятные и магические. А там, где оставлялись такого рода следы, возникала болтовня, отголоски которой поступали, хотя все еще медленно, в ее раковины-наушники.

У Коллингсвуд имелись лишь крайне расплывчатые сведения о том, кем и как манипулировал Варди: ее это не особо заботило. Приходили мысли, что это неразумно, что не мешало бы как следует разобраться в этой игре, но — думалось ей — здорово быть субподрядчиком всяческих Макиавелли этого города. Ей нравилось делать то, что у нее хорошо получаюсь. И те намеки на сомнительные светопреставления, что она состряпала вместе с Варди и затем распространила сама, оказались, видимо, в высшей степени убедительными. Возможно, в скором времени удастся кое-кого арестовать.

Коллингсвуд ничего не сказала Бэрону, но слышала, что он продолжает оставаться на связи, как будто ожидает от нее ответа.

Мардж теребила свой крестик, игнорируя жужжащие мелодии из айпода, похожие на пение маленького ребенка. Каждые несколько минут мимо проходили люди, а порой и сама она продвигалась немного дальше, навстречу им, говорившим по телефону и быстро шагавшим. Прохожие не обращали внимания на поросшую кустами пустошь, где должно было случиться это самое нечто. Мардж смотрела в пространство, уверенная, что рядом никого нет. И вдруг из-за фонарного столба, слишком узкого, чтобы за него спрятаться, появилась женщина.

«Эй», — изогнулись губы женщины в оклике, но Мардж ее не услышала. Незнакомке, одетой в стильную черную куртку, было под шестьдесят: заостренное лицо, хорошо уложенные длинные волосы — и разного рода странности. «Ты здесь ради этого», — проговорили губы женщины, и вдруг она оказалась довольно близко, хотя и сделала всего два-три шага.

Испуганная Мардж прибавила громкость в айподе. Ее обволокло немузыкальное пение. «Погоди», — сказала женщина, но голос в айподе следовал изгибам композиции «Eye of the Tiger», и это сдуло Мардж, мимо нее удивительным образом понесся Лондон. Все было немного неясно, но через пару мгновений она оказалась в другом месте, а женщина исчезла. Мардж разинула от изумления рот и погладила айпод: «спасибо». Оглядевшись по сторонам, она снова стала наблюдать.

Такое ли уж это небывалое событие: для двух религий апокалипсис наступает в одну и ту же ночь, на одном и том же месте? Сколько раз повторялись утверждения насчет того, где может наступить конец света! Сколько было предупреждений, пророчеств, «рассмотренных более обстоятельно»! Места действия становились все ближе друг к другу, пока наконец не совпали.

Представители разных группировок оказались бок о бок. Собиратели культов делали ставки на исход; бродячие маги Лондона — многие с помощниками, сломленными, приползшими обратно, когда забастовка выдохлась, — готовы были подбирать клочки силы и энергии.

— Ну нет, — объявил Вати из кармана Билли, увидев своих пристыженных товарищей по профсоюзу. — Я должен… Мне надо провести кое-какие переговоры.

Это выглядело удручающе. Вати переносился из одной кирпичной фигуры в другую, шепча, уговаривая, умоляя и шантажируя, пытаясь убедить своих соратников держаться подальше. Его бесплотная личность в эту волнительную ночь получила немало ударов. Ветреный эфир вдувал его не в те тела. Вати очень быстро облетел всю арену. Из глаз выброшенного робота-накарандашника он наблюдал, как некая женщина с помощью магической ловкости убралась от коллектора. Ее облик почему-то привлек Вати, и он готов был подобраться ближе или проникнуть в фигурку, которая висела у нее на шее. Но тут что-то начало происходить.

— Блин, нет, — сказала Коллингсвуд, подаваясь вперед.

Некая женщина продолжала медленное кругосветное путешествие в пространстве. Коллингсвуд слегка развела руками, будто раздвигала шторки, чтобы полюбопытствовать. Провал ночи между ними и женщиной сразу же высветлился, видимость улучшилась. Коллингсвуд всмотрелась, вздохнула, разжала пальцы — и снова наступила темнота.

Полицейский, сидевший рядом, вытаращил на нее глаза. Коллингсвуд в его сторону не смотрела.

— Босс, — сказала она в эфир, — …He-а, босс, никакого признака их, но я вполне уверена в том, кого только что видела. Помните ту тетку, у которой была любовь-морковь с Леоном? Вот она высунулась… Какого хрена я должна знать?.. Ладно, эта тупица сама виновата, верно?

Но при этих последних словах Коллингсвуд уже вздыхала, натягивала на себя штатскую куртку и открывала дверцу. Затем она наставила палец на своего временного напарника.

— Оставайся на месте, — велела она. — Хороший пес.

Подняв воротник, Коллингсвуд вылезла из машины. Ее коллега слышал, как она что-то бормотала, приближаясь к нервничающей женщине.

Вати тоже подобрался бы ближе, если бы не вновь прибывшие. Наконец-то средь поздней ночи появилась группа бритоголовых мужчин в желтых комбинезонах, которые шагали через кустарник, таща с собой оборудование и задиристо глядя по сторонам.

Глава 62

Мардж не слышала, что там говорила новая участница происходящего, которая вдруг оказалась рядом, — все заглушалось болтливым и веселым плохим пением. Она увидела молодую женщину, которая шевелила губами, обращаясь к ней, приближаясь к ней с такой властностью и важничаньем, что у Мардж дернулось сердце и она в отчаянии увеличила громкость айпода. Пространство скользнуло и покачнулось. Голосок в ее ушах выкрикивал возбужденный припев песенки Белинды Карлайл, и кирпичи вокруг Мардж рванулись в бурном потоке. Она все неслась, словно плот на белой воде, и даже смеялась над собой, пока движение по-прежнему длилось из-за ее столь сильной реакции. Как понять, действительно ли к тебе приближаются с дурными намерениями? Она не осознавала, как туго натянуты у нее нервы, какую сильную тревогу внушает ей обещанный финал.

Ей, похоже, скоро должен был потребоваться отдых. Эта фраза представлялась ей странной, ведь она не двигалась — только тротуар внизу, стены по бокам и черепицы над ней, — а ноге, которая начала опускаться в другом месте, еще лишь предстояло коснуться земли. И она узнала женщину, она видела ее раньше. Ту грубую молодую женщину-констебля.

Которая кричала от ярости, меж тем как остаток присутствия Мардж шипел, исчезая, перед ней, точно кусок масла на сковородке. Крик ее был перекрыт другими воплями. Она повернулась, желая посмотреть на псевдособытия, которые сама помогла сфабриковать.

— Кто это такие? — спросил Билли.

На вновь пришедших были армейские башмаки, и шагали они по-солдатски. Дороги по границам открытого пространства были наполовину заблокированы щитами: автомобилисты, бросив взгляд на пустырь, могли бы решить, что муниципальные служащие собрались на экстренное ночное совещание.

— Иисусовы буддисты, — бросил Дейн. — Мерзость.

Приверженцы Дхармапалы, поклонники Христа Сиддхартхи соединили Иисуса и Будду — весьма специфически понимаемых — в одного Спасителя, грубого и воинственного, настаивая на тождестве двух этих фигур. С тех пор как они появились, до Билли постоянно доносился какой-то ритм, сопровождаемый речитативом.

— Что они говорят? — спросил он.

— «Всего полтора», — объяснил Дейн. «Их всего полтора! Их всего полтора!» Это стольких они собираются убить. Независимо от того, скольких убьют на самом деле.

— Что?

Они цитировали «Махавамсу», наставление царя Дуттхагамани, сделанное после того, как он убил несколько тысяч небуддистов. «Их всего полтора, человеческих существ, убитых здесь тобой. Остальными были неверующие и те, чья жизнь полна зла, они ценятся не больше, чем звери». Их всего полтора: вот сколько убитых Иисусовы буддисты насчитывали после своих налетов, проведя тщательный религиозный учет.

— Готовься. — Дейн вытащил свой пистолет. — Кто его знает, что сейчас начнется.

Устоят ли сиддхартхисты? Пусть их светопреставление одержит верх из-за неявки противника, но что потом? Зрители, находившиеся сразу за границами поля зрения, собрались, привлеченные битвой богов. На ветру кружилось что-то слишком крупное для птиц и слишком близкое к животному миру для обрывков пластмассы. У светопреставлений всегда есть предвестники, что зарождаются, как личинки в мертвой плоти.

— Ух ты, — шепнул Дейн. — Посмотри.

Под большой стеной без окон расположилась банда субъектов в шлемах. Окружавших еще одного человека. Билли ощутил всплеск адреналина. Тату.

— Он здесь, как и мы, — прошептал Дейн. — Хочет увидеть, что это такое.

Тип с панковской прической, в кожаной куртке с прорезями для глаз. Двое мужчин в противоударных шлемах поддерживали его в проулке с видом на поле битвы. Он смотрел в противоположную от пустыря сторону, ни на что, на темные улицы, а на зрелище взирал Тату.

— Господи, — выдохнул Билли. — А где Госс и Сабби?

— Если они здесь… — начал Дейн; сиддхартхисты собирали грубый алтарь для исполнения тайных обрядов. — Вати? — (Но Вати снова был на переговорах.) — Если эта «церковь животного» не объявится, мы уходим.

За ночными облаками полыхнула беззвучная вспышка, протравив в небе их контуры. Воздух стал спертым, машины беспрестанно гудели. От алтаря исходил неприятный блеск.

— Вот оно, — сказал Дейн.

В вышине быстро двигалось облако, меняя очертания. Его сгустки с церковь величиной исчезли, оставив после себя в материи ночи — ошибиться было невозможно — комковатый человекообразный набросок, очертания, грубые, словно корень мандрагоры, большую крестообразную фигуру, распростертую над городом.

Билли затаил дыхание.

— Если это конец света, — сказал он, — то горение тут ни при чем… Что нам делать?

— Это не наше дело. — Дейн был спокоен. — Нехватки в желающих этому помешать не будет. Если это всего лишь пустячный апокалипсис, беспокоиться не о чем.

Затем земля на пустоши, поросшей уродливыми пыльными кустами и замусоренной, зашевелилась. Это нарушили свою маскировку какие-то мужчины и женщины, быстро двинувшиеся вперед.

— Они были там все время, — прокомментировал Дейн. — Хорошо сыграно. Так кто же это?

Люди, вылезшие из своих укрытий, были облачены в кожу, на груди у них скрещивались пояса — на манер патронташей. Они окружили Иисусовых буддистов. Человек-облако грозно нависал в небе.

— Вот дерьмо. — Дейн повернулся к Билли. — Зря теряем время, — пояснил он угрюмо. — Это Выводок. Ничего общего с кракеном. Совсем другое животное.

— Что? Серьезно?

— Смотреть здесь не на что.

— …Мы знали, что это рискованное дело, — сказал Билли.

Устроившая свою базу в Нисдене секта Выводок поклонялась черному хорьку, богу войны. Их бескомпромиссная онтология решительно препятствовала его выведению из сонма индуистских дэвов, и эти монотеисты поневоле практиковали редукционизм. Землей обетованной для них стала Южная Индия, воинственная Керала. Поэтому приверженцы Христа-Сиддхартхи дали волю своим предрассудкам: увидев приближающихся выводчан, они закричали: «Тамилы!», словно это было ругательство, а потом выхватили пистолеты.

— Плевать, — прошептал Дейн. — Хорькисты против расистов. Это не конец света.

Действительно ли можно чувствовать руку судьбы, наставляя на противника «глок»? Сиддхартхисты не могли позволить рыцарству встать на пути их буддийской ярости и открыли огонь. Некоторые выводчане упали, другие отпрыгнули, раскручивая свои металлические пояса. Это были уруми, кнуты-мечи с лезвиями в несколько метров длиной, тонкими как ленты, с заостренными краями, которыми они хлестали врагов, гибко изогнувшись в позе каларипаят, оставляя на шафрановых одеждах своих противников рваные прорези и так быстро рисуя на них красные полосы, что жертвы начинали кричать лишь через несколько секунд.

Нечто извилистое, хорькоподобное то сворачивалось, то разворачивалось, восставая из пыли. «Красные мысли, белые зубы! — скандировали выводчане. — Красные мысли, белые зубы!» (Давно обещанный хорьковый апокалипсис оставался бесконечно далеким, пока не началось прощупывание и магическое давление со стороны ПСФС, сотрудники которого помогли появиться на свет маленькому Рагнарёку. И все это с целью выманить тех, кто скрывался.)

— Господи, — проговорил Билли.

Мимо проезжали машины. Что такое предстало перед их глазами? Стычка между бандами? Подростками? Вообще ничего? Полиция наверняка уже сюда направлялась.

— Давай сматываться, — сказал Дейн.

Две апокалипсические фигуры столкнулись над пустошью, а их последователи сошлись в убийственной схватке. Боги-функции боролись между собой, порождая необычную бурю.

— Они опаздывают, — заметил Дейн, в обратной последовательности повторяя свой путь вдоль нижней стороны моста.

— Кто?

— Те, кто собирается это остановить.

— Подожди, — ворчливо сказал Билли. — Я хочу посмотреть на битву светопреставлений.

Но Дейн, щелкнув пальцами, велел двигаться, так что Билли угрюмо отвернулся от небесной битвы и продолжил ползти. По краям пустыря появились другие фигуры.

— А это кто? — спросил Билли.

— Компания кого-то избранного, — отозвался Дейн, даже не посмотрев на Билли. — Почти вовремя.

Где-то поблизости, предположил Билли, его несостоявшиеся коллеги — Бэрон, Коллингсвуд и другие — развозят раненых и убитых по тайным госпиталям. Тем, кто спасет город, придется гасить эти маленькие Götterdämmerungen[80].

— Ты что-нибудь слышишь? — спросил Билли.

Что, больше стало этих взвеваемых ветром штуковин, летавших, как обрывки пластиковой пленки? Да, но появилось и что-то еще. Внизу, под ними, раздавались звериные призывания, всхлипывания, кашель лисиц.

— Нас учуяли, — сказал Дейн, побуждая товарища двигаться быстрее.

Что-то поднималось из переулка. Что-то многосоставное. Голуби, серые криволапые лондонские птицы, двигались безумной стаей сквозь камуфляжную дымку, которую с помощью магии напустил Дейн, издавая свои кличи, панические и яростные. Птицы бомбардировали Билли и Дейна комками когтистой и пернатой грязи.

— Вон там, — услышал Билли голос Дейна. — Черт, эта гарь от Коула пометила нас. Быстрее.

Что-то поднималось снизу. От сотрясения бетон трескался. Болты, скреплявшие их дорожку, начали раскручиваться.

— Господи! — крикнул Билли. — Нас хотят сбросить.

Они спустились на землю у первой лестницы, чередой едва контролируемых падений. Чьи-то силы приближались к ним. Билли и Дейн обогнули поле битвы, миновав испуганных колдунов ограждения и второстепенных пророков. Стая птиц по-прежнему преследовала их, приняв форму ящера.

Определенно, все шло наперекосяк. Она с самого начала знала, что их замысел был рискованным, но занималась его воплощением, надеясь на лучшее. Казалось, что он не так уж безрассуден, что рискнуть стоит. Коллингсвуд все еще не остыла после того, как Мардж ускользнула до смешного легко — чьей магией ты на халяву пользуешься, подруга? — и никак не ожидала, что прирученные светопреставления Варди тоже выйдут из-под контроля.

Она рявкнула напарнику «двигайся!» и закричала в свой скрытый микрофон, требуя от Бэрона предложений и распоряжений. Но то ли из-за помех в эфире, то ли из-за магии, то ли из-за ее волнения в наушниках стояла тишина. Если Бэрон и отдавал какие-то приказы, Коллингсвуд о них понятия не имела и не знала, где его искать. Ей было известно, что несколько других групп рассеяны на местности и наблюдают за развертыванием событий, но это нисколько не утешало. Если уж у нее такие проблемы…

— Шевели своей долбаной задницей!

Молодой человек постарался сделать, как она сказала. Он был не из «голубых беретов», огнестрельного оружия при себе не имел. Коллингсвуд уже успела этим возмутиться. Что же ему остается делать: носить ее сумку? Он и в самом деле ничего не делал, только пялился на небо, где разыгрывалась битва.

— …Тату… неуд… не могу сказать… черт… — выдал не то Бэрон, не то передразнивавший его обитатель эфирных волн; Коллингсвуд с таким уже сталкивалась.

— Босс, где вы?

Она не призналась бы в этом Бэрону прямо, но ее бесило, что и Варди куда-то исчез в эту препаскудную ночку.

— …ту, — проговорил он. — Здесь Тату.

Дейн устремился в лабиринт лондонских улиц. Он и Билли думали, что пытаются оторваться от птиц, а те на деле направляли их движение. Когда они оказались на маленькой площади, окруженной неосвещенными домами и охраняемой голыми деревьями, из тени вышли люди в муниципальной форме. На них были ранцевые воздуходувы со шлангами для сметания опавших листьев. Люди в форме нацелили свои нелепые стволы на Дейна и Билли, посылая в их сторону вихрящиеся струи листьев.

— Что еще за хренотень? — возмутился Билли.

Листья хлестали его по лицу. Воздуходувы осторожно перемещались. Масса листьев стала вихревой спиралью, напоминая сбитый в шар косяк рыб, гонимых акулами. Муниципальные служащие перебегали с места на место — коллективный кукловод. Куча листьев, которую они ваяли, стала слегка походить на трехметрового человека.

— Монстропасы, — пояснил Дейн; несколько движений — и голова человека стала бычьей, с трубками из листвы вместо рогов. — Сваливаем отсюда, быстро.

Монстропасы заставили фигуру вытянуть руки, и та едва не сомкнула свои огромные лиственные пальцы на Дейне, который увернулся. Минотавр из воздуха и листьев врезал своим вихрящимся кулаком по тротуару. Брусчатку покрыли трещины. Мнемофилакс на этот раз не появился. Билли выстрелил, но луч фазера всего лишь взметнул несколько листьев.

— Это Бёрн, — сказал Дейн.

Советница Гризамента висела на стене, раскорячившись, словно гигантский паук. На лице у нее отчетливо читалась ярость. Спрыгнув на землю, она пошла за ними, прямо сквозь минотавра, который тут же затянул дыру. Дейн направился обратно к эстакаде. При появлении молотящего кулаками чудовища из листьев зрители бросились врассыпную.

— Погоди! — внезапно крикнул Билли. Он быстро сориентировался и сделал несколько поворотов.

— Куда ты?! — рявкнул Дейн, но побежал за ним; следом двинулись лиственный зверь, Бёрн и монстропасы.

В очередном проулке между кирпичными домами Билли нашел то, что искал. Напротив них, там, где улочка заканчивалась в кучах мусора, стоял, уставившись на Дейна и Билли, с не поддающимся истолкованию выражением лица, человек с прической панка.

Сам Тату, его окружение, охранники, которые поддерживали носителя Тату, смотрели в другую сторону, наблюдая за последними зачистками на арене. Панк открыл рот и уставился на Билли и Дейна, но ничего не сказал.

Потом последовал шквал листьев, раздались вопли Бёрн — и мгновенно наступила тишина. Билли и Дейн стояли прямо между Тату и Бёрн, представительницей Гризамента, старейшего, злейшего врага Тату.

Тату услышал, что его потрясенный носитель издает какие-то звуки, и велел своим людям повернуться и повернуть его. Две силы уставились на Дейна и Билли, а также друг на друга. Что это за вой в отдалении, подумал Билли, не полицейские ли сирены? Или крики государственных чиновников, что направляются сюда? Неважно. Монстропасы заставили лиственного минотавра остановиться и скрести лапами землю. Билли почувствовал, как между Бёрн и Тату, словно зверек, пробежал вопрос: «Может, нам лучше заняться этими двоими?» — но очертания Лондона на протяжении многих лет определялись их враждой. Эта логика была слишком сильна, чтобы ее отбросить, на что и рассчитывал Билли. Воины Тату и монстропасы Бёрн и Гризамента пошли друг на друга.

Благодаря умелым действиям «пастухов» фигура из осенних листьев распалась на несколько бычьеголовых людей поменьше размером. Подгоняемые движением воздуха, те неуклюже бросились в бой. Рукоголовые безуспешно тыкали ножами в монстров, которые хватали их временно затвердевшими лиственными когтями. Дейн сокрушил один шлем выстрелом из пистолета. Противник упал, за разбитым темным стеклом промелькнул сжимающийся и разжимающийся кулак его головы. Дейн поднырнул под занесенную для удара лиственную руку и потянул Билли в сторону. Его оружие клацало. Они присели у мусорной кучи, на краю площадки, где разворачивалась драка.

— Посмотри-ка, — сказал Билли.

Татуированный человек дрожал в своей чересчур большой куртке, а его охранники смотрели на листья. Все их внимание было приковано к разборке между бандами. Билли с Дейном переглянулись.

Билли наконец решился и побежал, судорожно сжимая руки, из-за чего запнулось время и разбилось стекло. Его фазер снес одного охранника. Дейн последовал за ним и схватил татуированного человека. Тот уставился на него с ужасом, настолько сильным, что невозможно было смотреть.

— Шевелись!

Дейн и Билли потащили его с собой — отчасти заложника, отчасти спасенного — через грязную площадку, на которую для полноты коллекции повалились последние тела. Теперь туда подоспели полицейские, которые из темноты и в темноту выкрикивали нелепые обещания всех арестовать. Не исключено, что они еще швырялись какими-то заклинаниями, но в такую ночь те могли только шипеть и плеваться, как промокшие петарды. Человек в кожаной куртке, которого крепко держали Билли и Дейн, покачивался между ними почти как ребенок и что-то шептал. Чуть пониже раздавались другие звуки — яростное рычание и угрозы Тату, скрытого под курткой.