В тот день Анна Борисовна меня с уроков раньше отпустила. Проверила тетрадку и говорит:
— Всё хорошо, Бородулин, справился. Иди домой.
Все в классе завидуют, конечно, но делать нечего — сиди пиши. Я свои вещи взял и из класса вышел. Тихо. Учились мы тогда во вторую смену, больше никого в школе не было. Она у нас небольшая — бывший детский сад. Стою я и радуюсь.
Вижу, рядом с классом большой стенной шкаф приоткрыт. Заглянул, а там разные рулоны бумаги, старые новогодние колпаки, маски. Я тотчас один колпак примерил, маску натянул. Смешно, наверное. Жаль, никто не видит. И решил я залезть в шкаф. «Ребята с уроков пойдут, — думаю, — а я как открою шкаф, как выскочу. То-то девчонки запищат!»
Залез я в шкаф, дверь плотно прикрыл. Темно. Тепло. Жду, жду, звонка всё нет. Веки у меня отяжелели, и я заснул. Проснулся оттого, что спать-то в шкафу неудобно. Дверь толкнул. Смотрю — темно в школе и за окнами тоже. «Ой, — подумал я, — меня, кажется, заперли! Как я домой попаду?! И мама, может быть, уже ищет».
Я немного испугался. Стал на первый этаж спускаться по тёмной лестнице. За перила держусь, ногами ступеньки щупаю. А из углов будто кто-то ко мне руки тянет. Знаю, что это не руки, а наши школьные цветы, но всё равно побежал. Бегу. Слышу в зале топот. В конце коридора в щёлку свет пробивается. Я с разбегу в дверь так и влетел!
Вбежал в зал, а там девчонки в парах кружатся. Учитель танцев, Андрей Васильевич, считает: «Раз-два-три… раз-два-три…»
Все на меня уставились. А я в колпаке, маска на груди болтается. Тут Анька Фалеева меня узнала, удивилась:
— Игорь, ты что в школе делаешь?
А девчонки все уже хихикают, шепчутся. Я молчу. Не могу же я сказать, что в шкафу спал. Колпак стянул, стою краснею.
— Игорь, к нам в кружок пришёл! — выручил меня Андрей Васильевич.
Я кивнул. А учитель продолжает:
— Отлично! Становись в пару с Аней. Мы быстро танцора из тебя сделаем. Мальчиков нам не хватает!
Я огляделся: мальчишек вообще не было, ни одного. Хорошо, что до конца занятий оставалось недолго. Как закончили, я от девчонок бегом побежал к выходу. А там бабушки, дедушки, мамы толпятся. Вахтёрша, Надежда Андреевна, меня увидела и тоже удивилась:
— Игорёк, ты на бальных танцах был?
Я и тут киваю. А все взрослые как начали меня хвалить:
— Какой хороший мальчик! На бальные танцы пошёл… Какое благородное занятие! И для здоровья полезно…
Учитель подошёл, тоже хвалит:
— У мальчика прекрасные данные. Кто родитель?
— Нет родителя, — бурчу я и быстрее куртку натягиваю. Но тут дверь открывается и входит моя мама. Лицо у неё встревоженное.
— Игорёша, ты где задержался? Я так волновалась!
— Не волнуйтесь! Он у вас будет замечательным исполнителем бальных танцев, — сказал Андрей Васильевич…
Мама так удивилась! И обрадовалась. Сразу стала учителю рассказывать, что они с папой когда-то танцевали, что это — гены. Ну я, конечно, не стал рассказывать ей, как в шкафу заснул и в зал на самом деле от страха забежал.
С тех пор и началась моя танцевальная карьера. Попробовал сбежать, но не тут-то было. Девчонки прохода не дают, на занятия тащат. Андрей Васильевич постоянно приглашает, мама успехами интересуется. Учителя с уроков на репетиции отпускают! А уж когда дипломы давать начали, и вовсе невозможно стало уйти. Не огорчать же всех.
Так и танцую. Уже четвёртый год. Мне даже нравится. Хочу стать мастером международного класса. Бальные танцы — это как спорт. И к тому же — благородно.
г нас в классе любят давать клички по фамилиям. И не только когда фамилия смешная. Кузнецова, например, называют Кузей, а Коровина — Му му. Кузнецов ещё ничего, терпит, а Коровин — в слёзы. Особенно в первом классе.
Оле Чёрной доставалось потому, что она совсем не чёрная, а светловолосая. Ну не подходит ей её фамилия! А вот Артуру Рыжкову фамилия, наоборот, очень подходит. Но попробуй назови его Рыжим — сразу схлопочешь. Наши и не называют.
Легче всего Иванову, Петрову и Сергееву. Никакие клички к ним не пристают. Но Витька Сергеев всё равно недоволен. И всё оттого, что в нашем классе есть Таня Сергеева. Кто бы ни пришёл, обязательно спросит:
— Вы брат и сестра?
— Нет! — в один голос кричат Витька и Танька. — Мы однофамильцы!
И из-за этого терпеть друг друга не могут.
Классный руководитель, Анна Борисовна, пыталась с кличками бороться. Клички, говорит, только у животных, а вы — люди.
И стала рассказывать, что фамилии носили ещё наши предки, а среди них могли быть знаменитости… И привела в пример художника Коровина.
Наш Коровин сразу плакать перестал, заважничал, в кружок рисования записался.
А мне с фамилией повезло. Когда я в первый класс собрался, мне папа сказал:
— Фамилия у нас весёлая. Всех насмешишь.
И стал рассказывать нам с мамой разные истории из своей жизни. Мы так смеялись! У нас у всех троих фамилия Поцелуйка. Мама — Лида Поцелуйка, папа — Саша Поцелуйка, и я — Антон Поцелуйка.
Правда, в классе не сразу разобрались, что фамилия у меня весёлая. Даже наоборот. Как-то Анна Борисовна вызывала дежурных убирать класс: «Фалеева, Поцелуйка, Сергеева…»
Анька Фалеева как взовьётся:
— Я не буду Сергеева целовать! Он противный!
А Витька Сергеев бурчит:
— Очень надо.
А сам красный как мак.
— Что? Кто сказал целовать? — встрепенулась Анна Борисовна.
— Вы! — хором отвечает весь класс.
Потом все учителя привыкли к моей фамилии и стали меня называть просто Антон. Антонов у нас в классе больше нет. Но ребята всегда ждали, когда новый учитель придёт. И уж тогда веселились!
И вот у нас появился физрук, Пётр Петрович. Он сразу меня вызвал.
— Антон, — говорит. Тут бы ему замолчать, как все наши учителя делают, чтоб урок не срывать. А он дальше читает. — …Поцелуйка.
Я со скамейки вскакиваю и спрашиваю серьёзно:
— Кого, Пётр Петрович?
— Что кого? — не понимает тот.
— Поцеловать, — объясняю я, а весь класс уже хохочет. — Вы же сами сказали — поцелуй-ка.
Жаль, Пётр Петрович юмора не понял и поставил мне в журнал единицу.
Говорит:
— У нас урок, а не вечер смеха и не КВН.
А я обязательно в КВНе буду выступать. Люблю людей посмешить.
Я вышел из школы вместе с моим одноклассником Петей Мукомоловым. Настроение у меня было грустное. Петя же сиял, как медный таз на солнце.
— Эх, скоро каникулы! Погуляем! — мечтательно протянул он и перепрыгнул через две ступеньки. Я поплёлся следом. До каникул было восемь дней. Всего лишь восемь. Я тяжело вздохнул.
— Федь, ты что, не рад? — повернулся Петя ко мне. Меня тут как прорвало:
— Рад, не рад! — раздражённо заорал я. — Ты что, не слышал, что мне грозит? Двойка! А сколько долгов по домашним заданиям! Ладно, сочинения — как-нибудь напишу, сдам. А математика? Я за месяц всё не перерешаю… Дуб дубом! — Я хлопнул себя по лбу и плюхнулся на скамейку. Домой идти не хотелось.
Мукомолов сел рядом и участливо сказал:
— Да-а… Понимаю…
Мы надолго замолчали. Я успокоился и взглянул на Петьку. Он катал носком ботинка камешек и следил за воробьями в кустах. Виду него был самый беззаботный.
— Послушай, Петька, а как ты всё успеваешь? Гуляешь во дворе не меньше меня, с уроков вместе сбегаем.
Он посмотрел на меня и широко улыбнулся:
— Ладно, открою тебе тайну. Учись у меня… Только молчи.
— Могила! — заверил я его.
— Главное в учёбе — правильная организация… — начал Петька тоном нашего завуча Алины Борисовны. — Дело в том, что у меня домашние задания выполняет вся семья. Вот тебя родители любят?
— Конечно, — кивнул я.
— Хотят, чтоб ты хорошо учился? — продолжал он.
— Ещё бы! — воскликнул я.
— Так вот, надо определить, кто в чём может тебе помочь. Вот у меня математику делает папа. Он инженер. Мама, библиотекарь, подбирает книжки для сочинений и докладов. И пишет. Ей не трудно, а мне — хорошая оценка. И всем — радость! Английский я скидываю деду на комп, а он бабушке передаёт. У бабули спецшкола была, с английским уклоном. Теперь ясно?
— Ух ты… — протянул я. — Теперь понятно. Везёт тебе!
Домой я шёл в глубокой задумчивости. Кто бы мне мог так помочь? У меня совсем другая ситуация. Отец мой моряк, сейчас в море. Вернётся не скоро. Мама медсестрой работает. Сама рассказывала, что математику в школе терпеть не могла. Дедушка с бабушкой в другом городе живут, да и компьютера себе не завели. Не нужен, говорят.
И тут меня осенило: дядя Валера! Дядя Валера, мамин брат, работает в Институте физики. Вот ему моя математика — как орешки перещёлкать.
Дома я немедленно отправил дяде электронное письмо с горячей просьбой и кучей грустных и рыдающих смайликов.
«Присылай!» — пришёл ответ. Я с лёгкой душой скинул ему моё безразмерное задание по математике. И стал ждать готовых решений.
На следующем уроке я сдал полностью выполненное задание, тщательно переписанное с распечатки.
— Ну как? — подмигнул мне Мукомолов. — Организовал процесс?
— Порядок, — шепнул я ему, направляясь на своё место.
Тем временем учительница открыла мою тетрадку и стала перелистывать страницы. Вдруг она громко воскликнула:
— Фёдор Мурашков! Что ты тут нагородил?
— Ответы-то сошлись, Лилия Леоновна… — пролепетал я, похолодев.
— Да, но у нас тут школа, а не институт. Мы этого не проходили! Придётся переписать! — и обратилась к Пете:
— Мукомолов! Выйди к доске и объясни Феде, как нужно решать.
Петька побледнел, встал и медленно подошёл к доске. Взял мел и надолго задумался…
До каникул оставалось шесть дней.
В начале сентября математичка предупредила, что через день у нас будет контрольная работа.
— Хочу посмотреть, что вы помните с прошлого года! — заключила она.
Я сразу вспомнил свои прошлогодние страдания и приуныл. Не хотелось начинать новый учебный год с плохой отметки.
Петя Мукомолов понял меня без слов (не зря мы дружим с детского сада!):
— Не дрейфь, Федя! Спишешь!
— У кого? У тебя, что ли? — съязвил я.
— А что? Я летом, между прочим, занимался математикой… неделю… — обиделся он. — Ну не хочешь, не надо! У Ленки Смирновой спиши. Она же отличница!
Я посмотрел на прямую спину Смирновой, на золотые завитки её волос, в которых как будто запутался лучик солнца, и засомневался:
— Да она воображала и ботанка! Не даст списать! И вообще, с ней вредина Рябушкина сидит.
— Что ты так плохо о людях думаешь? Я поговорю с ними!
После большой перемены Петька с довольным видом шепнул мне:
— Договорился! Рябушкина поменяется с тобой местами за два дежурства по классу! И Ленка совсем не против! А ты сомневался…
Перед контрольной по математике я бухнулся на стул рядом со Смирновой.
— Привет… — буркнул я. — Спасибо, что согласилась!
— Пожалуйста, — пожала плечами Ленка. — Мне не жалко. Только не пропусти ничего!
Тут вошла учительница и, оглядев класс, остановилась на мне:
— Мурашков! Почему не на своём месте?
— Так они дружат теперь, Лилия Леоновна! — сразу подал голос Петька.
Я покраснел и уронил ручку под парту.
— Ах так? Тогда сиди! — улыбнулась математичка и застучала мелом по доске.
Я подписал свой листок и покосился в сторону Смирновой. Она уже что-то строчила. «Во даёт!» — подумал я с завистью и оглянулся на Мукомолова. Петька с Рябушкиной тоже усердно писали. Весь класс работал! Мне стало не по себе! Пора было действовать! Я легонько толкнул соседку в бок и прошептал:
— Мне не видно!
Ленка скосила на меня свой голубой глаз и сдвинула руку с контрольной работы.
Тут, к моему счастью (или несчастью), у Лилии Леоновны забулькал телефон. Учительница извинилась перед нами:
— Простите, очень важный звонок! — и отошла к окну поговорить.
Момент был самый подходящий, и я стал быстро списывать у Смирновой всё подряд. «Только бы ничего не пропустить!» — крутилась и крутилась мысль в голове. В конце урока я с замиранием сердца сдал листок.
На следующий день объявили оценки. «Отлично» было как всегда у Смирновой. Петька с Ритой Рябушкиной ухитрились выполнить работу хорошо. И теперь Мукомолов с торжествующим видом сидел рядом со мной и улыбался во весь рот. Я тоже предвкушал победу.
— Фёдор Мурашков не перестаёт меня удивлять! — вдруг сказала Лилия Леоновна. — Как подружился со Смирновой, так даже на своей работе написал её имя, фамилию …вместе с решением! Ставлю пока точку.
В классе зашумели, захихикали, все стали поворачиваться ко мне. Мукомолов же сделал страшные глаза и прошипел мне в ухо:
— Ты что, даже списать нормально не смог?!
Лена тоже повернулась ко мне. Она не смеялась, а лишь прижала ладонь ко лбу. Лицо у неё было грустное. Я готов был провалиться сквозь землю. И тут я дал себе слово никогда больше не списывать. Но сначала надо как-то решить мою проблему с математикой.
После уроков Смирнова и Рябушкина догнали нас с Петькой.
Ритка сказала:
— Не надо мне твоих дежурств по классу! Лучше математику учи!
Некоторое время мы шли в сторону дома молча, шурша опавшими листьями. Потом Лена предложила:
— Федя, давай я помогу тебе с математикой! Это не так трудно, как ты думаешь. Мы с Ритой целый год делали уроки вместе, и теперь она сама написала контрольную. Хорошо?
— Хорошо, — согласился я, и будто гора с плеч свалилась. Стало легко-легко на душе. Я покосился на Петьку. Вот с ним всё было ясно!
— Пока, Гера! До встречи в августе! Жаль, что ты не с нами! — сказал мне на прощание Вовка. И с грустью ответил:
— Ты же знаешь, у нас в семье традиция: сначала в деревню, потом в спортивный лагерь. Увидимся!
— Держись, Геракл! — засмеялся друг, а его сестра Лера шутливо добавила:
— Желаем совершить новые подвиги!
Это она намекала на мифы Древней Греции, которые мы проходили в школе в этом году.
Когда читали про двенадцать подвигов Геракла, все сразу вспомнили, что в классном журнале я записан как Геракл. Пришлось в который раз рассказывать, что мой папа очень увлекался историей Древней Греции. Вот и назвал меня Гераклом.
На другой день родители отправили меня в деревню.
На остановке в центре села меня ждал дядя Антон на телеге. Он очень любил лошадей и держал у себя коня Орлика. Для работы у дяди был трактор.
— Герка! Как ты вырос! — дядя Антон с улыбкой похлопал меня по плечу.
По дороге на хутор он дал мне вожжи:
— Держи! Думаю, справишься!
— Что я, зря на борьбу хожу? Я же Геракл! — ответил я и громко закричал на Орлика: — Пошёл! Пошёл!
Конь действительно пошёл. Даже не пошёл, а поплёлся. На мои слова он никак не реагировал. Напрасно я тряс вожжами и кричал:
— Быстрее, Орлик!
Дядя Антон посмеивался:
— Конь-то с норовом, Гера! К нему подход нужен, а иногда и хворостинка.
Наконец Орлик потихоньку побежал. Я был на седьмом небе от счастья.
Наутро мы с дядей Антоном поехали в центр. Дядя Антон зашёл на почту.
Я сидел на телеге и размышлял, как бы мне этим летом устроить скачки. «Надо научиться правильно погонять лошадь», — решил я.
Взгляд мой упал на густой кустарник. Я, не откладывая, слез с телеги, положил вожжи на землю и пошёл ломать подходящую ветку.
Отломив, развернулся и, помахивая хворостиной, побежал к телеге.
Орлик оглянулся на меня и резво рванул с места.
— Стой! Орлик, стой! — закричал я и бросился вдогонку Я бежал и размахивал веткой, как флагом, а Орлик всё прибавлял ходу. Редкие прохожие смеялись. А мне было совсем не до смеха.
На шум из дверей почты выскочил дядя Антон. Не мешкая, он схватил чей-то велосипед и помчался вслед за телегой.
Интересное было кино: Орлик скакал, телега громыхала, дядя Антон изо всех сил крутил педали, а я бежал за ним со злополучной веткой в руке.
Вот и Орлик, и дядя Антон скрылись за поворотом. Я устало присел на камень у дороги и стал ждать. Когда они вернулись, дядя Антон не стал меня ругать, а только сказал устало:
— Гера, брось же, наконец, ветку!
Я выбросил ветку, и Орлик спокойно пошёл к дому.
Через несколько дней тётя Эмма сообщила, что им с дядей Антоном надо срочно уехать. Меня оставляли присматривать за хозяйством.
— Тебе надо вечером только завести коня и телушку в хлев и кур закрыть в сарае, — сказала тётя Эмма, садясь в машину. — Справишься? Соседка молока тебе принесёт, поможет, если потребуется…
— Справлюсь! — бодро ответил я. — Что я, маленький? Приведу, закрою… Всё будет окей!
После обеда я расположился под яблоней, с книжкой Жюля Верна и увлёкся приключениями. Очнулся, когда потянуло холодком. Солнце садилось.
— Пора заниматься хозяйством! — сказал я себе и захлопнул книгу.
Умные куры уже сидели в сарае на насесте. Осталось привести Орлика и молодую коровку Барту. В этот раз животные паслись поодаль от дома, по разные стороны дороги.
Сунув Орлику кусок хлеба, я решительно потянул цепь, на который он ходил. Конь послушно пошёл за мной к дому.
— Му-у-у! — вдруг истошно завопила Барта нам вслед.
«Ей, наверное, очень не хочется оставаться одной на поле», — подумал я и направился к Барте.
«Что я буду два раза ходить туда и сюда? Захвачу и телушку!»
Я ухватил цепь, на которой ходила Барта, левой рукой, а правой крепко держал цепь Орлика. И потянул животных к дому. Тут я почувствовал себя настоящим греческим героем Гераклом.
Несколько метров мы шли спокойно, но потом Барта взбрыкнула и скакнула в сторону. Цепь натянулась. Барта ни с места.
Орлик тоже остановился. Посмотрел на меня и шагнул в другую сторону, где в поле рос зелёный овёс. Цепь его тоже натянулась.
Я стоял, расставив руки и ноги в стороны, и держал в руках натянутые цепи. Отпустить Орлика? Убежит и потопчет овёс! Отпустить Барту? Испугается и свалится в канаву! Что делать?!
Тут, как назло, появилась соседская девчонка с банкой молока для меня.
Хихикая, она шутя решила мою проблему, перехватив цепь Барты.
— Ты что, их всех сразу потащил? Ты что, Геракл? — удивлялась она.
— Ага, — ответил я, вздыхая… — Геракл…
— У вас не школа, а научный институт! — сказала мама Соколовым после школьного родительского собрания. — Анкеты, анкеты… Адаптация в первом классе, в пятом классе!
Старшая дочка, Маша Соколова, поинтересовалась:
— Мамусенька, а что такое а-дап-та-ция? У меня будет?
— Только в следующем году, когда в пятый класс пойдёшь. Ну а адаптация… — мама задумалась. — В общем, чтоб вы нового не боялись, чтоб у вас от школы стресса не было.
— Как бы у школы от них стресса не было, — пошутил папа Соколов. — Значит, у нашей Насти — адаптация?
Первокласснице Насте это взрослое слово не понравилось. Она уже год ходила в музыкальную школу, два года в воскресную и никаких школ не боялась. Ей там нравилось: было интересно и весело. А тут что-то непонятное грозит.
— Что, будут прививки? — спросила она о самом страшном.
— Нет-нет, — засмеялась мама. — Игрушки в первом классе можно в школу брать. Временно. Но только смотри, одну — поменьше и самую любимую.
Настю эта новость обрадовала. У неё много любимых игрушек. Какую выбрать? Михайлу взять? Нет, мишка великоват для ранца. Кролика Лохматку давно уже стирать пора. Не высохнет к утру. Куклу? Их так много — не выбрать! Надо, чтоб и маленькая была, и красиво одета. В школу нужно идти чистой и аккуратной. Все смотреть будут!
И тут взгляд Насти упал на Клару. Вот кого она утром возьмёт с собой: и любимая, и маленькая, и нарядная!
На следующее утро, на первом уроке, все первоклассники выложили игрушки на парты. И с интересом разглядывали друг у друга машинки, самолётики, куколок и разных мягких зверушек.
Только Лёша Петров и Ира Кабанова пришли без игрушек. У Иры никто на собрании не был, и она теперь сидела надутая. А Петрову дома сказали: «В школе надо учиться, а не в игрушки играть!»
— Детский сад! — усмехнулся он и разложил на парте новенькие учебники, тетрадки и ручки.
Молодая учительница первоклассников, Нина Олеговна, стройная и нарядная, заметно волновалась. Как ей справиться с двадцатью пятью непоседами?
— Дети! Первое задание: будем рассказывать о своей игрушке. Теперь тихо! Слушаем Павлика Леонова.
Павлик сидел на первой парте, а на последней, в том же ряду, — Настя Соколова.
Настя была очень озабочена. Пропала Клара! Настя слезла со стула и стала ползать по полу вдоль парт. Клара, Клара, где ты? Как же теперь выполнить первое задание?
— Соколова! Сядь на место! — строго сказала Нина Олеговна. — Что ты потеряла?
— Клару! — чуть не плача, ответила Настя.
— На перемене найдёшь!
— Нет, она убежит.
— Как убежит? — удивилась учительница. — Она у тебя заводная?
— Она — живая! — сквозь слёзы объяснила Настя. И тут Петров закричал:
— Вон бежит! Держи её!
Все зашумели, вскочили с мест:
— Лови! Хватай!
— Крыса! Крыса! Ой, мне страшно! — Кто-то из девочек завизжал.
Неожиданно под ноги Нине Олеговне бросилась белая в серых пятнышках крыска. Она испугалась шума и искала спасения. Но, на беду, Нина Олеговна до ужаса боялась крыс.
— Мамочки! — вскрикнула учительница и взлетела на стул. Клара встала на задние лапки и, казалось, хотела залезть к Нине Олеговне. Нина Олеговна замахала руками: «Кыш, кыш!» Тут Настя быстро подхватила зверька на руки. В этот момент открылась дверь и вошла директор школы Зоя Михайловна.
— Нина Олеговна! У вас что тут происходит? — строго спросила она.
— Адаптация! — дрожащим голосом ответила учительница, слезая со стула.
— Слишком бурно! — заметила директор.
Насте Соколовой пришлось уйти с Кларой домой. Все остальные убрали игрушки в сумки и слушали скучный рассказ из книжки. Это было совсем неинтересно. Все были недовольны. Кроме Петрова.
— Я же говорил, что игрушки в школе не нужны! — торжествовал Лёшка.
Однажды утром я выглянул в окно рги увидел внизу на асфальте крупную надпись мелом: «Заенька, ты — супер!»
— Милка! — закричал я сестре. — Тебе Мишка письмо написал!
Старшая сестра мигом вскочила с постели, подбежала к окну и начала щёлкать кнопками мобильного.
— Отключён! — огорчилась она.
Мама тоже посмотрела вниз, покачала головой:
— Неужели Миша в десятом классе так плохо знает русский язык?
— Что, ошибка? — удивилась Милка. — Ну нет, тогда это не он.
— Значит, ты не «супер»! — съязвил я, а сестрица запустила в меня подушкой.
— Значит, «супер» — это Маринка с пятого этажа! — продолжал я дразнить Милку. — Мама, а где ошибка?
— Всё забыли за лето. Подумай сам! — мама хлопнула дверью и ушла, сердито повторяя:
— ЗаЕнька, заЕнька…
Я вышел на улицу и уставился на надпись. Значит, «заЕнька» — неправильно. А как же правильно: «заИнька» или «заЯнька»?
«Наверное, „заЯнька“ — решил я, — потому, что „заяц“»! И, мелом зачеркнув букву «Е», написал сверху крупно букву «Я».
Справившись с такой трудной задачей, я сел на скамейку и стал ждать, как оценят мою работу. Из подъезда вышла соседка, баба Надя, и стала читать надпись.
— Какая безграмотная молодёжь! — вдруг обратилась она к проходившей мимо женщине.
— Совсем родного языка не знают, — согласилась та.
Тут из подъезда выскочила Милка и мокрой губкой стёрла буквы «Е» и «Я». Потом отобрала у меня мел и вписала букву «И».
— Заинька! ЗаИнька, — отряхивая мел с пальцев, произнесла она и торжествующе добавила: — А всё-таки я — «супер»!
Ксюше и Нике купили пианино. По правде говоря, в музыкальную школу поступила только Ксюша.
Но младшая, Ника, твёрдо знала, что через год ей будет тоже семь лет и она тоже пойдёт учиться музыке. Значит, пианино и для неё.
Пианино было большое, чёрное, с гнутыми ножками и красивым рисунком. Внизу торчали две блестящие педали.
Ксюша и Ника хотели сразу постучать по клавишам, но мама запретила.
— Вот придёт настройщик, дядя Борис, почистит, настроит, и будете играть, — строго сказала она. Пришлось ждать.
Вместе с пианино приехал круглый вертящийся стульчик. Он тоже был чёрный. Его можно было крутить вверх и вниз. Это было просто замечательно!
Ксюша и Ника начали по очереди вертеться на музыкальном стульчике: туда-сюда, туда-сюда…. Как на карусели! Пока не надоело.
А тем временем приехал дядя Борис с целым чемоданом разных инструментов. Он разобрал пианино.
Ой, как было интересно! Внутри пианино оказалось много-много струн и маленьких молоточков. Все клавиши вытащили и уложили в ряд на полу. Принесли пылесос. И тут сестрёнок выставили за дверь, чтоб не мешали.
Пылесос замолчал, и через какое-то время из комнаты стали доноситься таинственные звуки:
— Динь-динь, динь-динь!
— Талам-талам, талам-талам!
Девочкам ужасно захотелось посмотреть, что там происходит. Они пролезли тихонько в дверь и встали около неё.
Настройщик оглянулся.
— Ну что, пташки? — с улыбкой сказал он. — Стойте тихо и не мешайте!
— А что вы делаете? — спросила более смелая Ксюша.
— Я настраиваю пианино, и мне нужна полная тишина, чтобы слышать нотки, — ответил дядя Борис.
— Мы только посмотрим, — попросила Ника.
— Так вы на экскурсию пришли? За это платить надо, — пошутил настройщик. Он надеялся, что девочки засмущаются и уйдут.
— Ты, Ксюша, давай пять рублей, и ты, Ника, тоже пять!
Ника озадаченно посмотрела на старшую сестру. Ксения задумалась, а потом предложила:
— А можно мы вам заплатим… тишиной?
— Чем-чем? Тишиной? — удивился дядя Борис. — Ну, если тишиной, тогда сидите и смотрите.
Через двадцать минут в комнату заглянула мама. Она недоумевала: почему не слышно и не видно её резвых дочек? Куда подевались?
Девочки молча смирно сидели на диване и заворожённо следили за работой настройщика.
— Мы на экс-кур-сии, — прошептала Ника и прижала пальчик к губам.
— Они мне тишиной заплатили! — широко улыбнулся дядя Борис.
— Ох, как хорошо, — негромко рассмеялась мама, — наконец-то!
Случилось это перед школьной Олимпиадой талантов. Накануне я сразу после школы побежал домой.
Надо было доделать авиамодель для конкурса «Юный техник».
Дома уже была сестра Людмила.
— Что так рано? — крикнул я, сбрасывая куртку.
Милка сидела на кухне и задумчиво листала одну из своих кулинарных книг.
— Отпросилась с последнего урока. Мне надо сделать домашнее задание для конкурса, — ответила она.
— Я в тебе уверен! Ты будешь лучшей юной хозяйкой! Кстати, что есть перекусить?
— Разогрей сырники и не мешай мне думать. Надо что-то простое и оригинальное.
— Да у тебя всё отлично получается! Испеки свои фирменные блины! — предложил я, набивая рот сырником.
— Блины я пеку на масленицу. Придумай ещё что-нибудь! Вот тебе что нравится? Думай, Митя, думай!
— Мне много чего нравится… — я задумался.
Тут мой взгляд остановился на коробочке клюквы в сахаре.
— Эврика! Милка, помнишь, какой вкусный мусс мы ели у дедушки с бабушкой? Клюквенный! Розовый и воздушный! М-м-м… — я причмокнул от удовольствия.
— Митька, ты — гений! — обрадовалась Людмила. Она достала из кухонного шкафчика манку и тут же развила бурную деятельность на кухне.
Я с чувством выполненного долга (помог сестре!) отправился к своим моделям. Но через некоторое время всю квартиру огласил горестный вопль:
— Миксер! Где наш миксер?
Где наш миксер, я не знал. Мы позвонили маме на работу, и оказалась, что миксер она одолжила соседке Клавдии Ивановне. Клавдии Ивановны дома не оказалось.
— Как я теперь взобью манку? — сокрушалась сестра.
— Может ложкой? — предложил я, вспомнив, как делала мусс бабушка.
— Да ложкой я до утра буду взбивать! Это ж не миксер!· Вжик-вжик — и готово! — продолжала горевать Милка.
Вот это «вжик-вжик» и тронуло мою техническую душу.
— Будет сейчас тебе миксер! — воскликнул я и побежал к ящику с инструментами.
На кухню я вернулся с дрелью и вставил вместо сверла длинную ложку.
— Давай свою кашу! Будем взбивать! — бодро обратился я к сестрице.
— А получится? — усомнилась Людмила.
— Ты что забыла, что я технический гений? Держи кастрюльку! — я примерился и нажал кнопку.
Раздалось роковое «вжик-вжик-вжи-и-ик», заглушённое визгом сестры. От большой скорости ложка согнулась и разметала всю кашу.
Я отпустил кнопку. Что случилось с Людмилой, я не сразу понял, потому что всё лицо у меня было залеплено манной кашей. Как выяснилось, в таком же «залепленном» состоянии была и Милка, и вся наша кухня.
— Милочка! Ты жива? — дрожащим голосом спросил я, облизнув с губ кашу и протирая глаза.
— Болван! — ответила, всхлипывая, сестрица. — Будешь сам всё отмывать!
Я и отмывал. Труднее всего оказалось мыть потолок. А Людмила всё-таки сделала своё вкусное домашнее задание, по-настоящему, миксером. Его Клавдия Ивановна вечером принесла.
Люблю зиму за праздники — Новый год и Рождество! Всегда ждёшь чего-то нового и чудесного.
Это случилось в прошлом году, когда мы с моей сестрой Ребеккой учились в пятом классе. Мы с ней близнецы.
За два месяца до зимних каникул наш завуч по внеклассной работе Артур Артурович объявил по школьному радио, что будет новогодний карнавал. И не просто карнавал, а концерт победителей конкурса школьных шоу-групп.
При этом ставились некоторые условия: все участники выступают только в карнавальных костюмах, только командой и только в смешанном составе. Последнее условие означало, что девчонки выступают вместе с мальчишками.
— Учитесь дружить и работать в команде! — бодро завершил своё выступление Артур Артурович.
Призы были очень соблазнительные!
В тот день после школы мы собрались у меня дома. Мы — это я, мой друг и сосед Мишка, наш одноклассник Тимур, с которым Мишка ходит на гимнастику, и Виталик, с которым я занимаюсь в фехтовальной секции.
Любопытная Ребекка крутилась возле нас, делая вид, что занята журналами.
— Ну что, создаём команду? — начал я. — Нас четверо.
— Да! Нормально! — Все дружно согласились.
— Но нужна хоть одна девчонка, — напомнил Виталик.
Все посмотрели на Ребекку. Кого же ещё брать в нашу команду?
— Я подумаю! — заявила она. — У вас какие будут костюмы? И вообще, что вы будете представлять?
Тут мы надолго задумались. Пришлось звать маму. Мама у нас, как говорит папа, «генератор идей», что означает — идей у неё всегда много, самых разных. Мама у нас — искусствовед.
Мама оглядела нас и предложила:
— Подумайте, кто что умеет.
— Бекки играет на пианино, — начал я перечислять, — я фехтую и тоже играю… в шахматы.
— Шахматы не подойдут для шоу, — возразила мама, и все захихикали.
— Реми, ты ещё хорошо поёшь, не скромничай! — продолжала она.
— Я тоже фехтую… — напомнил Виталик.
— Мы с Тимуром можем быть акробатами, — добавил Мишка.
И тут Мишку осенило:
— Нас четверо! Мы будем мушкетёрами!
Конечно, все мы смотрели весёлый фильм о приключениях мушкетёров. А Виталик даже успел прочесть весь роман Дюма «Три мушкетёра». Идея была просто превосходная!
— А я? Кем я буду? — подала голос Ребекка. — Мушкетёркой? Ну нет! Я хочу быть в платье принцессы!
— Какая принцесса?! — загалдели мы. — Ты ничего не понимаешь…
Ребекка мигом надулась. Начались первые проблемы. Выручила мама:
— Бекки, ты будешь Прекрасной Дамой!
С этим моя сестра согласилась.
В итоге мы придумали просто грандиозное представление! Бекки играет на синтезаторе, я пою и ещё фехтую с Виталиком, Мишка с Тимуром делают акробатический этюд.
И все мы в мушкетёрских костюмах и со шпагами. Кроме, конечно, Прекрасной Дамы — Бекки, которая в своём платье принцессы будет сидеть где-то там, позади, за синтезатором.
В конце нашего шоу у меня на плечах будет стоять Тимур, как самый лёгкий из мушкетёров.
Мама пообещала помочь с костюмами и тут же позвонила своей подруге Нелли. Тётя Нелли работает в детском театре.
Всё складывалось отлично!
Мы усердно репетировали, сначала каждый по отдельности. Потом собрались все вместе в школе. Бекки скоро надоело бегать с нами, и её игру просто записали для наших репетиций на диск.
Самая последняя, генеральная репетиция прошла замечательно. Мама волновалась не меньше нас.
Накануне конкурса она сама подготовила наши костюмы и аккуратно сложила в два новеньких жёлтых пакета.
Утром мы с сестрой проснулись по будильнику и сели завтракать. Бекки вяло ковырялась в тарелке, мне тоже есть не хотелось.
Мама внимательно взглянула на Ребекку.
— Бекки, ну-ка посмотри на меня! — вдруг сказала она и дотронулась губами до лба сестрёнки. — О, у тебя лоб горячий! Вот ваша вчерашняя горка! Докатались!
И тут же принесла градусник.
— Тридцать восемь! — ахнула мама. — Ребекка, живо в постель!
Сестра слабо сопротивлялась, но тут точку поставил папа, который по утрам подвозил нас в школу. Я же обречённо сказал:
— Мам, всё пропало.
— Нет, прекрасно выступите и без Ребекки! — заявила мама и принесла диск с записью.
— Я сама позвоню Артуру Артуровичу и всё объясню. Попрошу его, чтобы вам не снимали баллы.
Папа торопился на работу. Я не глядя схватил один пакет, кинул туда диск и, расстроенный, побежал за папой. Мы уже опаздывали.
В школе у зала я наткнулся на своих друзей. Они важно разгуливали в мушкетёрских костюмах, гордо демонстрируя шпаги. Я быстро объяснил им всё про больную сестру, про температуру, сунул ошеломлённому Мишке в руки диск и помчался в костюмерную.
Но самое страшное было впереди!
В пакете оказался костюм Бекки! Я тупо смотрел на длинное воздушное платье в оборочках и бантиках и с горечью вспоминал свой великолепный мушкетёрский костюм.
Мысли роились и путались у меня в голове…
Выйти на сцену было необходимо! Невозможно подвести команду. Выйти без карнавального костюма — это явно ещё один минус.
Эх, была не была! Я с отвращением стал натягивать на себя платье Прекрасной Дамы. К счастью, оно тянулось в ширину. Обувь не подошла. Я в отчаянии оглянулся и увидел запасные мушкетёрские сапоги. Надел. Не босиком же идти.
Вместо моей чудесной мушкетёрской шляпы я нахлобучил ужасный парик с накрученными буклями.
Увидев меня, ребята выпучили глаза.
— Ребекка! Ты не болеешь?! — в один голос спросили они.
— Это я, Реми… — прошипел я сквозь зубы, — костюм дома остался, — добавил я и забрал у оторопевшего Виталика свою шпагу.
— Время! Время! На выход! — торопил Артур Артурович, выпихивая нас на сцену. — Действуем! Новые акценты! Импровизация! Вперёд!
И вот я на сцене. В платье Бекки и со шпагой в руках. По залу прокатился лёгкий шум. Тут заиграла знакомая музыка, она захватила нас, и мы стали двигаться почти автоматически, забыв обо всём.
Свет бил в глаза, и мы никого не видели… Но слышали… Представляю, как это было!
Путаясь в юбках, Прекрасная Дама прыгала по сцене и исступлённо вопила в микрофон припев бравой мушкетёрской песни:
— Мушкетёры, вперёд! Мушкетёры, вперёд!
Вдруг, высоко выбросив вверх ногу, как и полагалось по сценарию, Прекрасная Дама, показала всему залу свои великолепные мушкетёрские штаны. Это была единственная часть моего костюма, которую я надел ещё дома. И, конечно, сапоги!
Зал грохнул от хохота. Этого Прекрасной Даме показалось мало, и она стала отчаянно биться на шпагах с мушкетёром Виталиком. Юбки очень мешали, и пришлось их подхватить свободной рукой.
— Давай, Бекки! Не сдавайся! — кричали девчонки из зала.
— Это Реми! Давай, Реми! — кричали мальчишки.
А в это время на заднем плане Мишка с Тимуром старательно выполняли сложный акробатический этюд со шпагами.
Завершить выступление мы планировали пирамидой, и вот один из мушкетёров внезапно оказался на плечах Прекрасной Дамы и поднял шпагу вверх. Двое других поддерживали это сооружение, картинно опираясь на своё оружие.
Зал гремел и рукоплескал!
Только что мы с ужасом ждали позорного провала, а вместо этого получили сразу три награды: билеты в аквапарк — за первое место в нашей возрастной группе, приз «За оригинальность» и билеты в цирк, а ещё приз зрительских симпатий, в виде огромного шоколадного торта.
В тот же день мы дружно съели наш приз зрительских симпатий, оставив кусочек Ребекке. А когда сестра выздоровела, все вместе побывали в цирке и в аквапарке.
Вредная Ребекка всё время повторяла:
— Если б не я, вы бы не получили столько призов!
Но, скажу вам по секрету, все говорят, что гвоздём программы была Прекрасная Дама… со шпагой!
Тридцать первого декабря папа вдруг решил, что мы должны обязательно навестить дядю Андрея.
Дядя Андрей — папин старый приятель — живёт далеко за городом.
— Ура! — закричала я. — Едем к дяде Андрею с тётей Ирой! Едем к Лимончику!
Лимончик — это говорящий попугай с жёлтым хохолком, какаду.
Мама пыталась папе возразить:
— Мы же решили встретить Новый год дома, своей семьёй!
Своя семья — это папа, мама, я и наш пёсик Фантик.
— А мы и встретим дома! — бодро ответил папа. — Я всё рассчитал! Проводим старый год в гостях, пообщаемся — и бегом на автобус. К одиннадцати часам будем дома.
В общем, папа маму уговорил.
Как всегда, у дяди Андрея было замечательна! Мы обменялись новогодними подарками, сели за праздничный стол у нарядной ёлочки и стали пить чай с вкуснейшими тёти Ириными пирожками.
Потом взрослые начали какие-то свои разговоры, а я подошла к Лимончику. Он сидел в просторной клетке с качелями и колокольчиком.
— С Новым годом, Лимончик! — сказала я и дала ему кусочек яблока.
— Пр-р-ривет! — отозвался попугай и забавно позвонил в колокольчик.
Я рассмеялась:
— Нет, ты скажи: «С Новым годом! С Новым годом!»
Пока я учила Лимончика новым словам, начался домашний концерт. Папа взял гитару и вместе с дядей Андреем запел свой любимый романс:
«Утро тума-а-ан-ное, утро седо-ое…»
Мама не удержалась и позвала меня — чтобы я продемонстрировала свои таланты. Пришлось сесть за пианино и в который раз сыграть «Сурка» Бетховена. И даже спеть: «Из края в край вперёд иду…»
Выступать мне помогал Лимончик. Птицу выпустили из клетки, и она сразу перелетела на верхнюю крышку пианино. Попугай то внимательно слушал мелодию, склонив набок головку, то начинал быстро бегать по зеркальной крышке — туда-сюда, туда-сюда… Лимончик танцевал!
После выступления я ещё позанималась с Лимончиком, разучивая «И мой суро-ок со мно-ою…»
Конечно, мы еле-еле успели на последний автобус до города. В заснеженном центре было пустынно и очень красиво. Всюду висели сказочные электрические гирлянды, а в окнах и витринах виднелись сияющие ёлочки.
Подошёл наш трамвай. В пустом вагоне сидели кондуктор и три-четыре пассажира. Время приближалось к двенадцати. В вагоне было тихо, только колёса бодро стучали по рельсам.
И вдруг чей-то тонкий скрипучий голос пропел:
— И мой суро-ок со мно-ою…
Потом послышались звуки, похожие на пианино, и снова: «И мой суро-ок со мно-ою…»
Все начали недоумённо оглядываться друг на друга, а мы уставились на мамину большую сумку, куда она положила пирожки «на дорожку» от тёти Иры и свою тёплую шаль. Звуки раздавались оттуда.
Когда мы открыли сумку, то увидели выглядывающего из-под маминой шали попугая Лимончика. Он деловито выковыривал изюм из пирожков.
Попугай уставился на нас и снова громко проскрипел:
— И мой суро-ок со мно-ою…
— Попугай! — объявил всем папа и стал звонить дяде Андрею.
— Следующая остановка — улица …тр-бр-фью! — с присвистом вещал из сумки Лимончик, копируя голос диктора.
— Ну прямо цирк! — умилилась кондуктор.
Мама быстро закрыла сумку, чтобы проказник не вылетел. Это попугаю не понравилось, и он стал сердито вопить и свистеть:
— Улица, улица… Пр-ривет! Др-р-ружок, съешь пир-р-рожок! Фью…
Когда до нашей остановки оставалось совсем чуть-чуть, воздух за окнами вдруг взорвался фейерверком.
Золотые фонтаны взлетели справа и слева и рассыпались сотнями звёзд в тёмном ночном небе. Это чудо повторялось снова и снова! Трамвай, казалось, уже не бежал по блестящим рельсам, а плыл в море волшебного огня.
— С Новым годом! — объявил водитель трамвая.
— С Новым годом! — сказала кондуктор.
— С Новым годом! — начали поздравлять друг друга пассажиры.
Все улыбались. Мне кондуктор дала красивую новогоднюю конфету с длинной пушистой бахромой.
Под громкие взрывы разноцветных ракет мы добежали до дома. Там нас ждал перепуганный шумом Фантик. Я подхватила пёсика на руки и шепнула ему на ушко:
— С Новым годом, трусишка! А у нас гость…
Гость, то есть Лимончик, выбрался из сумки, отряхнулся от крошек и взлетел на мамин любимый фикус.
— Др-р-ружок, съешь пир-р-рожок! Следующая остановка! Фьюу-у! — прокричал попугай и присвистнул, глядя на ошеломлённого Фантика.
Довольный эффектом, какаду громко хлопнул крыльями и торжественно пропел:
— «И мой суро-ок со мно-ою…»
А папа сказал маме:
— Ты прости меня, что мы так встретили Новый год, в трамвае и с попугаем…
— Это был самый удивительный Новый год в моей жизни! — смеясь, ответила мама.