Они пришли в Рожо Тукан, один из ресторанов, который содержал Кредо. Было немногим больше четырех часов.
С тех пор, как Кончита покинула этот город, в ресторане сменился метрдотель. Официант, который их обслуживал, тоже… Она тщетно искала лицо, которому можно было бы довериться.
— В котором часу начинается первое представление? — спросил Бишоп.
— Через несколько минут. И только оно начнется, я уверена, что найду одну молодую женщину, с которой Мария и я пели и танцевали когда-то. Мы можем пойти за кулисы, поболтать с ней. Новости быстро проникают сюда, и она, без сомнения, уже слышала разговоры о Кредо и доне Диего, а может быть, уже знает, что их задерживает и где они прячутся.
Бишоп не был так уверен, как Кончита. Ситуация совсем не блестящая. Но не нужно давать Кончите новый повод для волнений, пока все не выяснится.
— Отлично, — сказал он. — Но в ожидании мы поедим?
— Я очень голодна, — ответила Кончита.
Бишоп заказал коктейли, потом «кабало де ангел», — очень тонкую вермишель в курином бульоне с тертым сыром, потом «матамре аллорадо» — мясо, жаренное на вертеле на слабом огне.
Пища была превосходна, порции большие. Бишоп и Кончита ели с аппетитом. Но она была обеспокоена. Бишоп спросил, что ее тревожит.
Я не знаю, — ответила она. — Это просто ощущение, что за нами наблюдают.
— Кто же?
— Не представляю. Вы не заметили, что метрдотель никого не посадил рядом с нашим столиком?
— Может, будет лучше, если мы уйдем?
Кончита отрицательно покачала головой.
— Нет. Мне неважно, что с Кредо и с доном Диего. Я не выйду, пока не узнаю, что случилось с Марией.
Бишоп снова принялся за еду.
— Это правда. Ведь для этого мы и пришли сюда.
Несколько музыкантов прошли вглубь зала и поднялись на эстраду. Они стали настраивать свои инструменты, доставать ноты, переговариваться. Словом, были похожи на музыкантов всего мира.
— А эти? — спросил Бишоп.
— Я знаю одного. Рамон, пианист.
Она стала ловить его взгляд, но пианист был слишком занят своими нотами и не обратил на нее никакого внимания. Кончита с горечью заметила:
— Он что-то не хочет обращать на меня внимания. Он боится, потому что я — сестра Марии.
Бишоп спросил ее, не хочет ли она, чтобы он подошел к нему и поговорил.
— Грациас. Но это бесполезно. Когда в течение десяти лет живешь под страхом, когда надо обдумывать каждую фразу, предполагая, что ваш собеседник может оказаться агентом секретной полиции, трудно остаться человеком… Не говорите с Рамоном. Мы подождем конца представления, я тогда пойду поговорю с одной из девушек. Женщины больше думают сердцем, чем головой.
Музыканты понемногу заполняли эстраду.
Бишоп с нетерпением ожидал, когда Кончита повидает одну из своих подруг и они уйдут отсюда.
Но куда они пойдут? Во всех странах Южной и Центральной Америки право политического убежища предоставляется людям с толстым кошельком. А несчастная мелюзга всегда отвечает своей шкурой. Американское гражданство не поможет Бишопу. Он узнал об этом из уст американского консула в Коралио. Самое большое, на что мог расчитывать он, это на несколько приятных слов и две пачки сигарет «Кэмел»!
Оркестр заиграл неплохую вещь, но слишком шумно. После этого конферансье объявил певицу, которая была далека от хорошего класса.
Бишоп посмотрел на Кончиту. Она покачала головой.
— Это — новенькая. Мария была в десять раз лучше ее.
Певица замолчала и ее заменила группа герлс, которые с шумом и визгом выскочили на сцену.
Кончита рассматривала их очень внимательно. Она чуть не плакала.
— Они заменили всех, — пожаловалась она. — Я не узнаю ни одной девушки.
— Тогда нужно поговорить с Рамоном. Как только кончится представление, мы пройдем за кулисы. Я, может быть, смогу заставить его заговорить.
Кончита вытерла слезы салфеткой, потом подняла голову, так как к столу их подошел мужчина с белыми волосами. Бишоп не заметил его. Человек улыбнулся.
— Сеньор, сеньорита!
— Филипп! — воскликнула Кончита. — По крайней мере, хоть вы здесь! Где Мария? Что с ней?
Старый человек, казалось, не слышал ее, он продолжал, обращаясь к Бишопу:
— Так как я вижу, что сеньор закончил с едой, возьму на себя смелость предложить газету. Может, сеньора заинтересует одна статья, помещенная в «Пренце».
Говоря это, он положил перед Бишопом газету, сложенную таким образом, что сразу обращала на себя внимание статья на два столбца, помещенная на видном месте.
Кончита с горечью заметила:
— Даже Филипп боится заговорить со мной! И подумать только, что Мария и я всегда считали его другом.
Не отрывая глаз от газеты, Бишоп ответил:
— Он действительно друг. Нам нужно немедленно уйти.
— Почему?
Бишоп повернул газету таким образом, чтобы Кончита могла прочитать то, что нужно. Там была помещена фотография дона Диего, разысканная, без сомнения, в архивах «Пренцы», которая сменила своих хозяев. Под фотографией было напечатано:
«Самым ранним утром дон Диего Сабас Плакидо, который был один из основных финансовых советников генерала Хуана Перона, был задержан федеральной полицией. Но раньше, чем полиция смогла узнать причину его возвращения в Аргентину, дон Диего покончил с собой при помощи пистолета малого размера, который имел при себе. Полицейские, задержавшие его, продолжают расследование».
Несмотря на боязнь, которая охватила его, Бишоп подумал: «Хорошее начало для «Пренцы».
Ему даже показалось, что он уловил легкую иронию в этих строчках. «Пренца» продолжала действовать точно также, как и раньше, до ее разгрома Пероном, когда она осмеливалась критиковать некоторые постановления и действия правительства.
— Бедный старик! — сказала Кончита. — Его кто-нибудь, вероятно, узнал.
— Возможно, — согласился Бишоп.
Он прочитал всю статью, которая сопровождалась биографией дона Диего. Нигде ни слова не говорилось о Кредо.
— Но мы займемся этим позже, — сказал он. — В настоящий момент необходимо уйти отсюда.
Он встал и положил на стол достаточное количество песо, чтобы оплатить обед и оставить хорошие чаевые. Потом посмотрел на окружающие их пустые столы и сказал:
— Отсюда, где я стою, мне кажется, я вижу, как хозяин Рожо Тукан делает знаки, чтобы кабаре приготовилось к облаве. И у меня такая мысль, что это нас полиция надеется найти.
Опечаленная Кончита вскочила с места.
— Но мне необходимо узнать о Марии!
Бишоп взял ее за локоть, потом направился к темному коридору, откуда появились артисты.
— У артистов есть другой выход?
Кончита была очень испугана.
— Есть. В переулок, который выходит на улицу, где мы оставили машину.
— Отлично!
Герлс закончили свой номер и меняли костюмы для следующего. Большинство дверей было открыто. Некоторые девушки были почти раздеты. Лишь немногие схватили кое-что из одежды, чтобы прикрыться, но никто не чувствовал себя смущенным присутствием мужчины.
«Нор Диос? Кто знает? В конце концов, маленькая Ева, которая должна была стать дамой Эсперанца и которая стала обладательницей такого количества бриллиантов и соболей, что и десять женщин не смогли бы их износить, играла меньшие роли на радио и в Бельграно, когда ее прелести привлекли внимание генерала Рамиреса, тогда президента Аргентинской республики. Потом ее жалование повысилось до 1260 долларов. Одним ударом она смогла обеспечить себе прием в высшие сферы аргентинского общества, где познакомилась с очаровательным вдовцом, неким полковником Хуаном Пероном, тогда секретарем Министерства обороны. То, что должно было случиться, произошло».
У оркестра был отдых. Пианист Рамон курил, выйдя в переулок.
— Где Мария? — спросила его Кончита. — Что с ней? Она здорова и спасена?
— Абсолютно, я вас уверяю! Но, Кончита, умоляю, не вмешивайте меня во все эти истории. Я с трудом встал на ноги после ужасного кризиса, в который меня ввергло знакомство с вами и Марией!
Он сделал такой жест рукой, как умеют только американцы.
Кончита схватила его за отвороты смокинга.
— Дайте мне адрес Марии! Где она?
Рамон открыл было рот, но немедленно закрыл его, так как на улочке показался один человек.
— Простите меня, сеньорита, сейчас мой номер.
Он открыл дверь и они услышали щелканье замка, как будто он хотел быть уверенным, что ни Кончита, ни Бишоп не смогут побежать за ним.
Пока они сидели в ресторане, наступила ночь. Бишоп сунул руку в карман пальто и пошел впереди девушки, чтобы в случае чего защитить ее.
Когда они подошли ближе, человек снял шляпу и посмотрел на Бишопа и Кончиту.
— Сеньор, сеньорита, я надеялся найти вас здесь. — Потом он надел шляпу и продолжал. — Я имею честь говорить с сеньором ел колонел Бишоп?
— Кто вы такой? — спросил Бишоп.
Человек осветил карманным фонариком позолоченный значок.
— Капитан Убриа, из федеральной полиции. Может быть, вы хотите подробнее ознакомиться с моими документами?
— Мы вам верим.
— Я очень опечален тем обстоятельством, что вынужден просить вас сопровождать меня. Вас и сеньориту Гарсиа.
— В чем нас обвиняют? — спросил его Бишоп.
Убриа пожал плечами.
— В немалых делах.
Никогда еще Бишоп не чувствовал себя так близко к смерти. Он это знал. Если арест производится по установленным законам, Убриа должен привести, по крайней мере, еще одного человека из своей бригады, а он пришел один. И кто может сказать, что произошло в маленьком безлюдном переулке, в темноте, когда единственный свидетель происшествия — офицер полиции, который послал о случившемся официальный рапорт?
Но за время, пока Бишоп рассматривал лицо Убриа, он составил о нем мнение… Убриа был выше ростом, чем Бишоп, более массивный, более тяжелый и напоминал капитана Рейса, с той разницей, что родители Рейса были индейского происхождения, а Убриа — итальянского.
Паршивые овцы находятся во всех стадах и во всех полициях мира: в Дурбане, Порт-Саиде, Гонконге, Сан-Франциско и Нью-Йорке. Всегда есть подонки, которые на первый план ставят свой собственный интерес, а не интересы тех, кому служат. Бишоп был уверен, что появление Убриа ничего не имело общего с облавой в кабаре Рожо Тукан.
Кончита просунула свою руку под руку своего компаньона и они вышли из кафе.
— Куда вы собираетесь отвести нас? — спросила Кончита.
— Куда же, как ни к начальнику полиции? — ответил Убриа, пожимая плечами. — Теперь, если вы настолько любезны, дайте мне револьвер, который лежит в правом кармане вашего пальто, сеньор ел колонел…
— Человек из «естенсиа»! — простонала Кончита. — Тот, который пытался нас убить! Он, вероятно, сумел освободиться и предупредить полицию. Сеньор Кредо часто нам говорил, что многие «естенсиерос» были осведомителями.
Бишоп прикинулся дураком.
— Револьвер? Какой револьвер?
У капитана Убриа было много терпения. Он продолжал, как бы разговаривая с ребенком.
— Я вам повторяю, сеньор. Кольт калибра 45, который вы носите.
Еще за минуту до этого, Бишоп не был уверен, но теперь сомнений больше не оставалось. Только один человек в Буэнос-Айресе знал марку его револьвера. Он изменил тактику и сделал вид, что собирается сунуть руку в карман, но капитан Убриа резко остановил его.
— Нет, — сухо сказал он, — не двигайтесь. Я возьму сам. Я предупреждаю, что держу свой револьвер наготове и, не задумываясь, выстрелю.
— В этом я не сомневаюсь, — сказал Бишоп.
Он почувствовал, как рука капитана стала двигаться, чтобы залезть в карман. Тогда он немного отодвинулся от Кончиты и, повернувшись боком к своему противнику, дал ему возможность обшарить свой карман. Потом он резко поднял правый кулак и с силой ударил полицейского в грудь, а левой стукнул его по подбородку. Был слышен звук сломанной кости и немедленно за этим последовал выстрел. Падая на землю, капитан Убриа, благодаря профессиональному рефлексу, нажал на курок пистолета. Пуля с жалобным визгом пролетела вдоль стен и улетела в глубь аллеи.
Бишоп неожиданно заметил, что задержал дыхание. Теперь он с облегчением вздохнул. Отработанные приемы всегда удаются, независимо от обстоятельств. Латиноамериканцы бесподобны в обращении с ножом. Большинство из них отличные стрелки. Но, за исключением немногих, они неспособны устоять перед противником, если он не парикмахер или слуга, который позволяет по отношению к себе некоторые вольности.
Убриа не успел даже окончательно растянуться на земле, как Бишоп схватил Кончиту за руку и бросился с ней в конец переулка. Потом, перейдя основную магистраль, они добежали до места, где оставили «порш».
Звук выстрела и свист пули были услышаны. Бишоп видел, как трое выскочили из дверей кабаре, но остановились. У них был неуверенный вид людей, ожидающих приказаний.
Несмотря на все усилия, Кончита больше не смогла удержать слез.
— А теперь что мы будем делать? — спросила она сквозь рыдания.
Бишоп обнял ее и прижал к себе. Ей было тут хорошо. Здесь было ее место.
На тротуарах снова праздная толпа: молодые веселые парочки, отцы семейств, стремящиеся домой, к жене, после того, как они с приятелями выпили по стакану вина. Несколько детей бегали туда и обратно, выполняя поручения. Никто не обратил внимания на машину. Какое она могла иметь значение? Все машины на стоянках похожи друг на друга.
Кончита продолжала плакать.
— Что же мы теперь будем делать? — повторяла она.
Бишоп еще крепче прижал ее к себе.
— Пусть дьявол меня возьмет, если я знаю, — признался он. — Но что-нибудь придумаю…