Красные тюльпаны

В Кремле

Две недели пролежал в медсанбате Сережа Корнилов, поправился, окреп и наконец вернулся в отряд, который после зимних боев в блокаде был выведен на отдых в одну из деревень.

С радостью встретил Андрюхин своего юного отважного бойца. Справившись о его здоровье, попросил подробно рассказать, как он добирался до штаба полка. Затем начались расспросы: кто где, какие новости.

— Ну, Сергей Михайлович, готовься в путь, — сказал Андрюхин и загадочно подмигнул мальчику. — В Москву поедешь.

Сережка в изумлении смотрел на командира и не понимал — шутит он или говорит всерьез.

Сдерживая себя, чтобы не рассмеяться, Андрюхин спросил! Сережку:

— Не веришь? Все точно. Это приказ.

— А зачем? — робея, спросил Сережка. — Чего я буду делать?!

— Военная тайна, — усмехнулся командир. — Приедешь в Москву — узнаешь сам. Да обмундирование свое приведи в порядок.

Поезд прибыл в Москву утром. Сережа и Полетайкин, которому Андрюхин поручил сопровождать мальчика, вышли на Комсомольскую площадь, огляделись. Шум машин, звон трамваев, говор людей — все это было так незнакомо и неожиданно, что они оба в первые минуты растерялись.

Сережка и в метро не переставал удивляться, дергал Полетайкина за рукав, восторженно шепча:

— Здорово-то как! Вот это да!

— А ты как думал, — отвечал Полетайкин, поправляя на плече вещмешок с сухим пайком. — Она такой и должна быть. Одно слово — столица.

Они вышли на станции «Охотный ряд». Полетайкин неторопливо закурил, обдумывая дальнейшее действие и ориентируясь, как пройти на Красную площадь. Он и сам никогда до этого не был в Москве, а те напутствия и разъяснения Андрюхина при отъезде теперь от волнения совершенно перепутались в голове. Наконец он остановил женщину с девочкой, проходивших мимо, спросил:

— Извините, гражданка. Нам вот к Кремлю, на Красную площадь надобно. Не подскажете, как пройти туда.

Женщина махнула рукой.

— Идите вот так прямо. Потом направо, там будет музей Ленина, а за ним сверните налево и сразу выйдете на Красную площадь.

— Спасибо, — поблагодарил Полетайкин. — Мы приезжие, в Москве еще ни разу не приходилось бывать. У вас ведь тут и заблудишься.

Девочка, которая слушала молча и искоса поглядывала на Сережу, одетого в солдатскую шинельку, вдруг вмешалась в разговор:

— Мама, а можно, я их провожу? Потом домой вернусь.

— Хорошо, Люся. Проводи, — согласилась женщина. И, попрощавшись с Полетайкиным и Сережей, пошла дальше. А девочка повела их на Красную площадь.

До назначенного часа еще было далеко. Идти сразу в бюро пропусков Сережка не решился, и потому они вместе с Полетайкиным и Люсей несколько раз прошлись по Красной площади.

Оглядели здание Исторического музея, Никольскую башню, храм Василия Блаженного и голубые ели около Кремлевской стены. Взволнованные увиденным, молча постояли напротив Мавзолея Ленина, наблюдая смену караула.

— Эва! Здорово-то как! — сказал Сережа Полетайкину.

— Безукоризненно! — вставил Полетайкин. — Одно слово, почетный караул. Однако, Сергунька, тебе пора идти. — Полетайкин посмотрел на часы на Спасской башне и добавил — Ты там в Кремле держи себя солидно. Отвечай, если что спросят, не робей. Товарища Калинина увидишь, от меня ему… Да нет, что там от меня… От всех наших бойцов партизанский привет передай и пожелание доброго здоровья. Понял?

— Передам.

В бюро пропусков Сереже выдали разовый пропуск и рассказали, как пройти в здание Верховного Совета СССР.

С замирающим сердцем прошел Сережа по широкой площади кремлевского двора, которая сразу же открылась ему за Спасской башней. Пройдя сколько-то, он увидел огромный колокол с отколотым краем, а чуть поодаль заметил Царь-пушку и огромные чугунные ядра, сложенные пирамидой.

«Вот это орудие, — восхищенно подумал Сережа, с удивлением разглядывая ядра и пушку. — И как его только в старину заряжали? Чудеса!»

Раздался мелодичный перезвон курантов — Сережа вспомнил о времени и заспешил к светлому зданию с высокими окнами. В центре его находился широкий парадный вход, по бокам которого на медных, до блеска начищенных табличках красовалась лаконичная надпись: Верховный Совет Союза ССР.

Сережа старательно потопал сапогами при входе, поправил шапку со звездочкой, расправил складки шинельки под ремнем, глубоко вздохнул и, не без робости открыв высокую дверь, осторожно переступил порог.

И только он оказался внутри просторного вестибюля, как к нему сразу подошел высокий стройный мужчина в штатском костюме. Он обратился к Сереже просто и очень уважительно, будто давным-давно и хорошо знал его:

— Товарищ Корнилов Сергей Михайлович?

— Так точно, — ответил Сережа.

— Прошу вас, вот там разденьтесь и пройдите наверх.

Потом мужчина проводил Сережу по широкой лестнице, устланной мягким красным ковром, на второй этаж. Перед высокими светлыми дверями с золотым орнаментом мужчина остановился, взглянул на Сережу, открыл дверь и, указав рукой, сказал:

— Прошу! Проходите.

— Спасибо, — ответил Сережа и шагнул в просторный, весь залитый солнечным светом Георгиевский зал.

Сережа сделал несколько шагов и остановился, пораженный величественностью и красотой зала. Мальчик вначале растерялся, но быстро взял себя в руки. Осторожно ступая новенькими до блеска начищенными сапогами по сверкающему полированному паркету, он отошел от входа в сторону, заложил руки за спину! стал с любопытством разглядывать вновь прибывающих людей.

А были они все разных воинских званий, и на груди у многих сверкали боевые ордена, медали и даже Золотые Звезды Героя Советского Союза. На них Сережа смотрел с особенным восхищением и думал: «Вот это действительно герои. С чего это меня-то сюда вызвали?»

Однако многие военные с уважением поглядывали на курносого невысокого роста мальчика, который был более приметен среди остальных взрослых и солидных людей, находящихся здесь. Некоторые тепло улыбались ему и что-то говорили между собой, явно о нем.

Сережа чувствовал это, все больше смущался и совершенно не знал, что делать со своими руками. А тут еще вдруг от группы военных отошел пожилой генерал с золотыми погонами и голубыми лампасами, неторопливо приблизился к Сереже, поздоровался и негромко сказал:

— Здравствуйте, товарищ боец.

Сережа встал по стойке смирно, ответил:

— Здравия желаю, товарищ генерал.

— Простите, вы не с Западного фронта?

— Никак нет, товарищ генерал. Я из Вельского района. Из партизанского отряда имени Щорса. Боец Корнилов.

— Очень приятно. Рад познакомиться, — просто сказал генерал.

Генерал подал Сереже руку и крепко пожал маленькую ладошку мальчика, по-отечески улыбнувшись, добавил:

— Вам здесь раньше никогда не приходилось бывать?

— Не приходилось, товарищ генерал.

— Волнуетесь?

— Немножко.

— Ну ничего. Это хорошо. Я, признаться, — шепнул генерал, — тоже волнуюсь. Скажу по секрету: не первый раз меня приглашают в Кремль, а вот всегда волнуюсь. Вас как зовут, товарищ боец?

— Сережа.

— А по отчеству?

— Михайлович.

Генерал, как сыну, положил ладонь на плечо Сереже и, ободряя, сказал:

— Не робейте, Сергей Михайлович. Ваше волнение вполне понятное. Хорошее. И нам, военным людям, оно простительно в данный момент. Вы в своем отряде, наверное, не из трусливых были? Не правда ли?

— Не знаю, товарищ генерал.

— А я полагаю, что вы смелый паренек. Иначе вас сюда не пригласили бы.

Сережа хотел было что-то ответить генералу, поблагодарить за поддержку, но в это время в глубине зала раскрылись широкие двери и в проеме появился мужчина. Он негромко, но четко сказал:

— Прошу, товарищи, всех пройти в приемную.

Генерал обнял Сережу за плечи и повел к раскрытым дверям.

В просторной светлой приемной стояло несколько рядов красных кресел, а напротив, в некотором отдалении от стены, — широкий стол, покрытый золотистой скатертью. На столе ровным рядом были разложены красные грамоты с золотыми надписями, красные орденские удостоверения, поверх которых лежали раскрытые коробочки с орденами.

Генерал провел Сережу в первый ряд кресел и усадил напротив стола, рядом с собой.

Когда все уселись и в зале стало тихо, из боковой двери, справа, вышел коренастый, среднего роста мужчина в очках с металлической оправой, с седыми, коротко подстриженными усами и небольшой бородкой-клинышком.

Сережа сразу узнал Калинина: таким он его не раз видел на портретах.

Лишь только Михаил Иванович Калинин вошел в зал — все присутствовавшие встали со своих мест и дружно зааплодировали. Потом Сережа видел, как к Калинину один за одним подходили военные, принимали из его рук коробочки с орденами и вновь возвращались на свои места. Все виденное и слышанное проходило перед Сережей словно не наяву: настолько глубоко воспринимал он этот незабываемый момент своей жизни.

И даже тогда, когда секретарь назвал его имя — Корнилов Сергей Михайлович, он не поверил услышанному, а воспринял это будто сквозь сон.

Генерал легонько тронул Сережу за плечо и шепнул:

— Ну что же вы, Сергей Михайлович! Идите. Это вас вызывают.

Сердце у Сережки готово было выпрыгнуть из груди, когда он подходил к столу.

А Михаил Иванович вынул из коробочки, которую ему подал секретарь, орден Красного Знамени и, обращаясь к сидящим в зале, произнес:

— Мне доставляет особую радость и счастье вручить эту боевую награду за мужество, героизм и отвагу, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, бойцу партизанского' отряда товарищу Корнилову Сергею Михайловичу.

Сережа стоял, затаив дыхание, и растерянно глядел на улыбающееся лицо Калинина, не зная, что сказать.

А затем он глядел на жилистые, как у рабочего человека, руки Калинина, которые расстегнули пуговицы на его гимнастерке и неторопливо прикололи орден с выпуклым пурпурным знаменем наверху.

— Поздравляю вас, Сергей Михайлович, — глуховато сказал Калинин.

Сережа глубоко вздохнул и громко, на весь зал, выпалил:

— Служу Советскому Союзу!

Сережа хотел было пожать Калинину руку, как это делали все военные, и уже было протянул ему свою маленькую ладонь, но Михаил Иванович вдруг шагнул к нему, обнял, крепко прижал к груди и, как родного, поцеловал в щеку, шепнул:

— Спасибо тебе, Сергей Михайлович.

Когда Сережа снова взглянул в лицо Калинина, он увидел, что глаза его, лучистые, добрые, тепло и ласково улыбались ему. Ободренный этой улыбкой, Сережа, осмелев, одним духом произнес рвущиеся из груди слова:

— Спасибо вам, товарищ Михаил Иванович. Я оправдаю ваше доверие. Я оправдаю награду. Можете на меня надеяться всегда и во всем!

Когда Сережа возвращался к своему креслу, Михаил Иванович Калинин и все находящиеся в зале, поднявшись, долго аплодировали ему.

Генерал, с которым он сидел в первом ряду, обнял Сережу и, наклонясь, сказал:

— Поздравляю вас, Сергей Михайлович. Вы хорошо сейчас сказали ответное слово товарищу Калинину. Молодец! Поздравляю!

Из Кремля Сережа вышел вместе с военными, которые оживленно делились впечатлениями о только что пережитом, пожимали друг другу руки, поздравляли. Вместе с генералом Сережа вышел на Красную площадь. Потом они миновали Исторический музей и вышли к Манежу. Сережа взглянул в сторону Александровского сада и у литых узорных ворот увидел Полетайкина и ту самую девочку, которая показывала им дорогу. Девочка удивленно смотрела то на Сережу, то на генерала. Сережа помахал им рукой. Генерал, улыбнувшись, сказал:

— Да вас тут встречают, Сергей Михайлович. Не буду мешать, — и, протянув мальчику руку, добавил — Счастливого пути.

— Спасибо, товарищ генерал. И вам всего доброго.

— Кстати, товарищ Корнилов, если вас отпустит ваше командование, приезжайте проходить дальнейшую службу к нам, в авиацию.

— Очень согласен, товарищ генерал.

Генерал улыбнулся, достал блокнот и, быстро написав адрес, вырвал листок.

— Вот здесь наши координаты. Приезжайте. А я походатайствую перед вашим командованием. Напишу запрос.

Прощаясь, генерал вскинул ладонь к козырьку, и Сережа в ответ тоже ответил ему приветствием по-военному. Генерал молодо повернулся и не спеша зашагал в сторону гостиницы «Москва:». А Сережа направился навстречу спешившему Полетайкину и девочке. Когда он подошел, Люся спросила:

— Ну что? Теперь у тебя все дела закончились?

— Да.

— Скажи, а этот генерал, который с тобой сейчас прощался, тоже в Кремле был?

— А то нет.

— Теперь я нисколечко не сомневаюсь, что вы меня не разыгрываете.

— В чем?

— Ну, что вам серьезно в Кремль надо.

— С чего бы мне врать тебе? Ты лучше скажи, где мне подарок для матери купить.

— Это вам лучше всего в военторге посмотреть. Вас, военных, туда пропустят, — посоветовала девочка.

— А где он находится?

— Недалеко. Если хотите, я покажу.

— Пошли, — согласился Сережа.

В магазине Сережа долго присматривался к товарам и, посоветовавшись с Полетайкиным и девочкой, выбрал голубой полушерстяной материал. Став к кассе, он распахнул борт шинельки и новенький орден на его груди сверкнул ярким рубиновым огоньком.

«Ах вон оно что!.. Теперь мне понятно, — догадалась девочка. — Вот зачем ему в Кремль надо было». И она с восхищением посмотрела на Сережу.

Когда они вышли из универмага на улицу, Люся сказала:

— Ты, оказывается, герой!

— Да нет. Обыкновенный, — ответил Сережа.

Возле метро, прощаясь, девочка спросила:

— А почему ты тогда сразу не сказал, что в Кремль орден идешь получать?.

Сережу смутил ее вопрос, но он тут же ответил:

— Я и сам не верил, что меня для этого в Кремль вызвали.

— Поздравляю тебя, — ответила девочка и протянула ему свою узкую ладошку. — Ты опять на фронт поедешь?

— Не знаю. Как командование прикажет. Сегодня к себе в Калинин уезжаем.

Сережа по-военному козырнул девочке, быстро повернулся и вместе с Полетайкиным шагнул к дверям метро.

Поезд в Калинин отходил вечером. Изучив расписание, Полетайкин пошел покупать билеты, а Сережа направился в зал ожидания. Отыскав свободное место, он откинулся к высокой спинке, закрыл глаза и сразу заснул. Сколько спал, Сережа не знал, и, может быть, не скоро бы проснулся, если бы не почувствовал на своем плече чью-то руку: кто-то требовательно тряс его. Сережа поморщился, мотнул головой и открыл глаза — перед ним стоял незнакомый офицер и два солдата. Сережа поправил шапку, встал. Перед ним стоял капитан с повязкой на рукаве — патруль.

Капитан молча и недоверчиво оглядел мальчика, покосился на ладно пригнанную шинельку, подпоясанную солдатским ремнем, на шапку со звездочкой, потребовал документы.

— Комендантский патруль. Прошу предъявить документы.

— Есть! — ответил Сережа. Он достал документы и вместе с удостоверением личности и командировочным предписанием протянул капитану орденскую книжку.

Офицер внимательно просмотрел документы, вернул их Сереже и, улыбаясь, поднес руку к фуражке:

— Ваш поезд, товарищ боец, отправляется в девятнадцать сорок. Не опоздайте, Корнилов, — и добавил — Счастливого пути вам, Сергей Михайлович.

— Спасибо, товарищ капитан, — ответил Сережа.

Наконец вернулся Полетайкин.

— Так, билеты в кармане, — сказал он. — У нас с тобой остается два дня в запасе, дома успеем побывать.

— Вот здорово! — обрадовался Сережка.

— Только чтобы не опаздывать, — предупредил Полетайкин. — Понял?

В Нелидово поезд прибыл утром. На попутной машине Сережка выехал в Вышегоры. Полетайкин — в свою деревню Ивановку. Расставаясь, они договорились встретиться через день, чтобы вернуться в отряд, который в то время находился на отдыхе.

Сердце замирало у Сережки, когда шел он по деревенской улице к своему дому. Шел неторопливо, как взрослый, хотя порой хотелось ему припустить бегом, чтобы поскорей увидеть и обрадовать мать, по которой очень соскучился.

Он глядел по сторонам и видел во многих окнах лица знакомых людей, в основном женщин, стариков, ребятишек, замечал их удивленные взгляды, видимо, жители не узнавали его в ладно пригнанной шинели и оттого долго и с любопытством глядели вслед.

Когда он свернул к своему дому, женщины из уст в уста передали по деревне новость: «Сережка Корнилов заявился».

Мать тоже сперва не узнала его, удивленно посмотрела на мальчонку в военном, а когда до ее сознания дошло, что это Сережка, она, охнув, кинулась ему навстречу, крепко прижала к груди и принялась целовать, обливаясь слезами.

— Прибыл-таки! Родненький, Сергушка. Ох, наплакалась я по тебе, дорогой мой.

Мать все еще не отпускала от себя сына, а в избу один за одним входили люди. Они заполнили горницу, заговорили, на радостях перебивая друг друга.

— Что же ты его, Никаноровна, приклеила к себе. Дай и нам поглядеть на него. Мать краем платка вытерла слезы, заспешила было к печке, но соседка остановила ее.

— Ты уж, Никаноровна, посиди лучше с сынком. Побеседуй, а я за тебя похлопочу: картошки сварю и чай согрею.

Женщины, принесшие понемногу чего у кого было: огурцов, картошки, капустки, выложили все на стол, захлопотали, готовя ужин.

Сережка между тем развязал свой вещмешок, вынул банку консервов, немного сахару, буханку хлеба. Достав сверток, подал матери:

— Это, мама, подарок тебе от меня. В Москве купил.

Мать развернула сверток, увидела материал, прижала к щеке.

— Спасибо, сыночек.

Женщины тоже стали щупать, рассматривать ткань на свету.

— Молодец у тебя сын, Никаноровна. Хозяйственный. Хорошую материю купил.

Сережка снял шинель, повесил на гвоздик, и когда присел к столу, все собравшиеся разом притихли, с удивлением глядели на орден, а соседка, всплеснув руками, сквозь слезы выдохнула:

— Никаноровна, праздник-то какой у тебя! Какой сын-то! Одно слово — герой. Порадовал. От всей деревни поздравляем тебя, Сереженька.

Сережка смутился и только мог выговорить:

— Спасибо.

Потом все сидели за столом, пили чай и расспрашивали Сережку, как он воевал в отряде, интересовались командирами и, конечно, поездкой в Москву, встречей с Калининым. Сережка неторопливо рассказывал обо всем, а мать, сидя рядом, не спускала с него глаз и все время думала о другом сыне, о Петре. Она давно уже знала, что он погиб, но хотела услышать как это случилось, однако все боялась растревожить себя расспросами.

А он сам, рассказывая о боевых действиях отряда и о погибших товарищах, упомянул о брате.

— Петр, мамка, погиб с группой при выполнении боевого задания. Где захоронен — не знаю. Каратели, видно, увезли. Обидно.

— Ты надолго приехал? Может, насовсем вернулся?

— Пока нет. Всего на один день заехал.

— Как так — на один день? — недоверчиво спросила мать. — Побудь. Погости.

— Нельзя, мама. Я, ведь, на службе нахожусь. Послезавтра должен в отряд вернуться, а оттуда, наверное, меня в авиацию направят служить.

Собравшиеся стали живо обсуждать еще и эту новость. Однако Сережа и сам пока не знал, как сложится его дальнейшая судьба, какими военными дорогами предстоит идти ему.