Красный бамбук

– Ну, дорогая, наконец кончилось это военное безумие. Кстати, ты знаешь, бедный господин Стахов ездил в Венецию узнать что-то о своей несчастной дочери. Сочувствую – но где он был раньше, когда воспитал такую смутьянку, не признающую родительской власти? Ему ничего не удалось узнать – очевидно, ее уже нет среди живых.

Зоя деланно улыбается и закрывает глаза, «мне дурно». И дальше будто ее воображение (или все-таки реальность?) – снова вид отступающих разбитых повстанцев. Вдруг выстрелы, и отовсюду набегают турки, болгары пытаются отстреливаться, но их рубят, колют штыками, добивают раненых. Елена прячется в фургоне, в руке у нее револьвер. Стреляет в турецкого солдата, он падает – но сбегаются другие турки, окружают толпой. Моя героиня смотрит вниз, там бочонки с порохом, в ее руке появляются спички. И страшный взрыв разметывает врагов в стороны.

– Во-первых, то восстание у турок давили не регуляры (которые в фильме узнаваемы по синим мундирам), а башибузуки, наемная сволочь из кавказских горцев и запорожских казаков, сбежавших за Дунай еще при Екатерине, – оценил эту сцену мой муж, – во-вторых, с чего это туркам бежать к повозке толпой, они там казну увидели что ли? В-третьих, взорвалось будто не пара бочонков дымного пороха, а полный грузовик тротила – вы бы нас хоть спросили, прежде чем изображать! И ты могла подсказать – тоже ведь разбираешься уже.

Так взрыв настоящей телеги синьор Бава нашел недостаточно эффектным. И придумал снять на макете, на экране как стоп-кадр в последнюю секунду, телега игрушечного размера, фигурки турок и повстанцев вылеплены из пластилина, и одна шашка динамита – действительно, взрыв вышел немного не по масштабу. Но на экране очень зрелищно! И хочется все же узнать – что моя героиня не досталась врагам живой.

Ну и разговор Шубина с Уваром Ивановичем оставили без изменений. Когда у нас в России появятся такие люди, как Инсаров? А будут!

И конец фильма.

Замечу еще, что когда я на исповеди спросила у отца Серхио, верно ли я поняла то, что произошло между Инсаровым и Еленой в часовне, о чем умолчал Тургенев – то услышала ответ:

– Дочь моя, великий писатель тем и отличается, что оставляет читателю свободу фантазии. Подобно тому, как господь наш оставляет нам свободу воли. Слова записанные есть каркас – а что осталось за ними, то каждый прочитавший додумывает, в меру своей нравственности. Да, могло быть и так, как вы сказали – но могло быть и совершенно невинно, не дальше объятий и поцелуев, ну а слово «плашмя» не более чем воспоминание героини о случае в парке – сюжет допускает и то, и иное, ну а как было задумано, то знал один лишь автор. Но если ваше предположение позволило вам сыграть наиболее достоверно – пусть в вашей версии, запечатленной на пленке, будет так. Возможно, что если этот роман экранизируют когда-нибудь еще раз, то там будет совсем по-иному.

Ну, когда еще будет… А этот фильм явно имел успех у советского зрителя. И в РИМе возникла идея сделать коллекцию по образу и подобию платьев тех героинь – подобно тому, как наряды Скарлетт в исполнении Вивьен Ли в иной истории также служили образцом для подражания. Кринолины сейчас были бы очень непрактичны – но привычное «солнце миди», особенно с накрахмаленным подъюбником для пышности, вполне позволяет выдержать стиль. Ну а шляпки, перчатки, зонтики, накидки от дождя – как я уже сказала, и в том кино выглядели достаточно современно. И наряды, что сейчас демонстрировали наши девушки, вполне подходили и этому времени, например, для воскресной прогулки в парке, или в театр вечером пойти – сходство было и с платьем героини из «Карнавальной ночи». И судя по реакции зала, вызывали явный интерес.

Показ завершился, настало время обсуждения. Я, как и остальные девушки, привычно отвечали на вопросы.

– Да, все представленные модели в каталоге, заказ можете оформить в нашем ателье, по коридору направо и по лестнице вниз. Можете не торопиться туда бежать, хватит на всех. Или приходите в любой день, с родными и подругами, с десяти до семи. Да, в воскресенье тоже.

– Вы поймите, что каждый человек индивидуален. И потому, всеобщей моды быть не должно – есть лишь общие направления, из которых вы можете выбрать свое, наиболее вам идущее. Да, я считаю, что фасон «тонкая талия, юбка солнце-клеш» идеален для стройной фигуры роста среднего и выше. Для невысоких ему составляет конкуренцию фасон «трапеция» – клеш от плеча. Для полных могу посоветовать прямой «рубашечный» стиль, с воланом по подолу, или без него. Подробнее – надо смотреть для каждой из вас конкретно.

Эта часть показа считалась также и чем-то вроде «семинара» для слушательниц нашей Академии. Поскольку случалось, что в зале оказывался кто-то, пытающийся задать политически неудобные вопросы. В основном в стиле незабвенной «товарища Брекс», нашей уже упомянутой киевской знакомой – «насколько ваш вид соответствует образу советской женщины, коммунистки и комсомолки».

– Так покажите, где у Маркса написано, что при социализме женщины должны выглядеть как монашки? А может, на то постановление партии есть? Или наши советские законы?

В этот раз «товарищей брекс» не нашлось. Но раздался голос:

– А отчего у вас нет самой современной моды? То, что сейчас в Париже носят – а не какой-то девятнадцатый век.

Я беру микрофон.

– А что сейчас, по-вашему, в Париже носят? Покажете, или нарисуете, вот сейчас на доске? Если смелости хватит сюда выйти.

Девушка встает из четвертого ряда. Миловидная… и судя по тому, что на ней надето, явно не «от станка». Поскольку граждане СССР, например, в ГДР или мою родную Италию ездят относительно свободно – но в страны капитала, это надо быть очень выездным. Сама она вряд ли, возраст не тот – а вот ее отец или иной родственник вполне возможно. Хотя как вариант, подруга могла вещь уступить – если сотню штук привезти для перепродажи, это уже спекуляция, нарушение закона, а из-за нескольких единиц для себя и друзей никто дело заводить не станет.

– Простите, как вас зовут? Лика – отлично. Вот так встаньте, чтобы мы все могли вас лучше рассмотреть.

То, что в будущем назовут «джинсовой» модой, в этом времени не то что неизвестно, но пока занимает весьма скромную позицию, одежды самого простонародья, крестьян и городских низов. Если вспомнить, что ткань «джинсы» первоначально была палаточным холстом, из которого некий Леви Страус сообразил шить штаны для шахтеров-старателей – в СССР похожая материя (именуемая в разговоре «комбайнеркой») выпускается, но идет исключительно на пошив прозодежды, рабочих спецовок и комбинезонов. Так как мы в РИМе обязаны были знать про все новинки мировой моды (даже самые нелепые), то среди прочего закупили в США небольшую партию джинсовых штанов – сейчас их там носят (и женщины тоже) исключительно при работе на ферме. И скажу по секрету, мы с Анной эти джинсы даже примеряли (запершись в кабинете, чтобы нас никто, а более всего, наши мужья, не увидели), из чистого любопытства, что в двадцать первом веке будет популярно. Ощущение ужасное, ткань как дерюга, все натирает и колом стоит как жесть, ногу нормально не согнуть. Слышала от Юрия, что в будущем научатся делать и эластичную джинсовую ткань – но пока, по моему глубокому убеждению, эти штаны лишь в наказание можно носить, даже десантные армейские брюки, что я «для боя и похода» надеваю, гораздо удобнее. Впрочем, то, что на этой девушке – на мой взгляд, еще хуже джинсов!

– Настоящая «французская» юбка?

– Да! – отвечает даже с вызовом. – Ввот, смотрите, тут штампик, подлинная «бурже», не какая-то подделка!

– Скажите, а вы не задумывались, отчего этот фасон именно такой? Очень неудобный – не только в обтяжку по бедрам, но и сужается вниз. Так, что пробежать или даже по лестнице подняться проблема. Идти приходится семенящей походкой, шажком не больше десяти сантиметров. Вообще, такой фасон уже с сорок седьмого года известен, как его Диор представил – или вы думаете, он только «нью лук» делал, женщины-цветы? Однако же у диоровской юбки по подолу или разрез был, или шлица, чтоб все-таки легче шагнуть. А тут мало того, что подол сплошной – у вас там еще металл вшит, проволока или даже цепочка. И пояс тоже характерный – даже не пояс, а целый корсаж, с мудреной застежкой, тоже металл, которую и не сразу расстегнешь. И еще железо, какие-то кнопки, бляшки, на очень толстой прочной ткани. Как вы думаете, Лика, цепочка в вашем подоле зачем нужна?

– Ну, наверное, чтобы ветром не задрало. Как дробинки, для тяжести зашитые в подол солнце-клеш.

– Я так не делаю никогда – дробинки соберутся на одну сторону, и юбка несимметрично растянется, выйдет некрасиво. Предпочитаю от ветра платье просто рукой придержать. Однако то, что на вас, не задерет никакой ураган, даже если будет дуть снизу вверх. Поскольку выше колен эту юбку завернуть невозможно физически – не налезет.

– Ну тогда… наверное, чтобы при шаге нечаянно не порвать!

– При такой ткани? Посмотрите на шов, сколько раз он прошит, и с подгибом. Как на мешкотаре, рассчитанной килограмм на сто. Да тут руками не разорвать, по крайней мере без огромного усилия. И уж точно – не мелким шагом ваших стройных ножек.

– Тогда не знаю. Просто мода такая.

Я улыбаюсь. Глупая девочка, в нашем мире ничего не бывает «просто так». Не исключая моду – конечно, какой-нибудь «кутюрье» может придумать что угодно, но массово носить это будут лишь в том случае, если на то есть причина, мы же материалисты. Ну а если это еще и неудобно в носке – то должна быть весомая причина, чтобы фасон завоевал популярность.

– Французы, они такие затейники. И в моде тоже. Насколько я знаю, у девушек-«стиляг» считается шиком, когда юбка плотно обтягивает бедра – и кроме вашего фасона, весьма популярен и другой: юбки-распашонки, их еще «обертками» зовут, такие же узкие, ни в коем случае не клеш, с застежкой на всю высоту, или даже без нее, просто запахиваются свободно. В начале века этот фасон называли «мужчинам всегда некогда» – сначала это было одеждой исключительно женщин легкого поведения, но поскольку эпоха была декаданс, падение нравов, то быстро переняли прочие мадам и мадмуазель. Ну а узкие «хромые» юбки, похожие на вашу, Лика, были новинкой парижской моды еще в 1908 году. Поскольку Париж тогда был столицей не только моды, но и авиации, и считалось престижным если не рассказывать подругам, как «меня сам месье Фарман или Блерио над Эйфелевой башней катал», то быть похожей на таких счастливиц. А аэропланы тех лет даже кабины не имели, и если вы в обычном платье сядете, в полете у вас подол будет на голове. И не случайно «хромые» юбки так же быстро вышли из моды с развитием авиации, когда «ньюпоры» и «сопвичи» стали уже похожими хотя бы на У-2. Ну а конкретно ваша юбка, это… «Марианна оправила платье, вытерла слезы, села на скамейку, и мы продолжили обсуждать Франсуа Вийона». Не читали?

Лика отрицательно мотает головой.

– «Освободители», французского писателя Веркора. Того, кто в сорок втором написал «Молчание моря», ставшего чем-то вроде манифеста французского Сопротивления. Эпизод про бедную Марианну – ну вот представьте Париж, год сорок пятый. Герой, типаж такого кабинетного ученого, желающего скрыться в своей «башне из слоновой кости» от грубостей окружающего мира. У него есть невеста, такая же эфирно-воздушная, учится в Сорбонне, профессорская дочка, ее отец и отец героя давние друзья и коллеги, изучают старофранцузскую словесность, и война, оккупация, политика, все мимо них. И вот, сидят этот Жан со своей Марианной в парижском парке, и беседуют о возвышенном – кажется, о поэзии Франсуа Вийона. А мимо идут пьяные американские солдаты – только что объявили, что Япония капитулировала, так что конец мировой войне. «Мадмуазель, не подарите свою любовь освободителям». – «Эй, французик, ты что-то имеешь против? Нет – тогда отойди и не мешай». Раскладывают девушку прямо на скамейке, и насилуют вшестером по очереди – с пьяным гоготом, во всех позах. А ученый смотрит, утешая себя, что «я ничего не могу сделать – меня просто изобьют, а то и убьют». Натешившись, янки хлопают его по плечу и кидают тридцать долларов – «все честно, по пять с каждого». И уходят, ржа. Ну а после: «Марианна оправила платье, вытерла слезы, и села на скамейку. Я сел рядом. И мы продолжали обсуждать Франсуа Вийона. Чтобы скорее выбросить из памяти то, что случилось с нами»[9]