На следующий день по дороге во дворец я зашла в Хёминсо.
Все здесь, казалось, были на грани. В раннем утреннем воздухе стоял запах недавней смерти, на снегу все еще виднелись пятна крови. Тайком позвали шамана, дабы тот изгнал остававшихся здесь злых духов.
Посреди этого хаоса мне удалось отозвать в сторонку медсестру Оксун. Мы учились вместе с одиннадцати лет, и я знала, что она девушка умная и умеет сохранять спокойствие при любых обстоятельствах.
– Когда у тебя будет время… – Я протянула ей листок бумаги. – Не могла бы ты поспрашивать, куда медсестра Чонсу ходила прошлой ночью в районе полуночи? Я записала тут все детали.
– Во время комендантского часа улицы обычно пустуют, – сказала Оксун, глядя на мои заметки. – И потому вряд ли кто сможет ответить на этот вопрос.
Я готова была согласиться с Оксун, но, зная, что она обожает медсестру Чонсу не меньше, чем я, все же настойчиво попросила:
– Пожалуйста, по крайней мере попытайся. Хоть что-то лучше, чем совсем ничего.
– Хён-а… – Она бросила на меня быстрый взгляд. – Ты ведешь расследование?
– Нет, конечно же, нет, – заверила ее я. – Просто собираю показания. Я хочу лишь доказать, что медсестра Чонсу невиновна. И ничего другого мне не надо.
Она смотрела на меня полными сомнения глазами, словно не верила мне.
– Я знаю тебя, Хён-а. Слишком хорошо знаю. Ты одержима тем, что делаешь. – Она нерешительно помолчала, а потом пробормотала: – Но ты моя подруга, и я расспрошу всех, кого знаю. Осторожно. Тайком.
– Спасибо тебе, – прошептала я.
Когда я покинула Хёминсо, рынок только просыпался. Рулоны дорогого китайского шелка искушали богачей. В утреннем зимнем свете блестели изделия из меди. На легком ветерке с гор подрагивали соломенные шляпы и корзины. Начался новый день, я чувствовала на своих плечах груз принесенной им новой опасности.
Когда я наконец добралась до дворца Чхандок, то предъявила деревянный жетон и прошла через ворота Тонхва. Мне казалось, стража вот-вот схватит меня и привяжет к стулу для допросов, и тогда мне придется рассказать о том, что принца в ночь резни не было в его покоях. Но стражники обращали на меня не больше внимания, чем обычно.
Меня сдерживало предупреждение отца: «Не высовывайся. Не мешай командиру делать его работу».
Прижимая к груди сумку-мешок, я ступила на территорию Королевской аптеки, представляющую собой большой двор, в котором возвышалось несколько величественных павильонов. Черные крыши вздымались подобно горным вершинам, а карнизы вспыхивали самыми разными волшебными красками. Стены и балки были выкрашены в красный цвет, а на них всполохами нефрита выделялись зарешеченные зеленые окна. Здание, к которому я направлялась, напротив, было скучным и располагалось на задворках. Я вошла в просторное помещение, где три медсестры – молодые женщины с пронзительными темными глазами и бледными губами – быстро переодевались в медицинские костюмы. Они меня не любили, считали себя выше меня.
Не поднимая глаз, я поклонилась им и поприветствовала, а затем отошла в угол и тоже стала переодеваться. Я притворялась, что погружена в мысли о собственных делах, но при этом внимательно слушала, о чем шепчутся медсестры.
– Ты слышала? – Одна медсестра окунула палец в маленький горшочек с медом и втерла его в волосы, чтобы пригладить непослушные пряди и добавить им блеска. – О резне в Хёминсо?
Вторая медсестра пожала плечами.
– Медсестра Инён, говорят, первой оказалась на месте происшествия.
– Я слышала, она долгие годы была тамо. – Третья медсестра разгладила синюю юбку, шелк легко шелестел под ее пальцами. – Она стала дворцовой медсестрой всего год тому назад, а ведь ей двадцать пять лет! Старуха, не иначе.
Они вышли наружу, продолжая сплетничать. Переждав немного, я тоже покинула раздевалку и пошла в главное здание, а в голове у меня вертелись подслушанные слова.
Я не слишком хорошо знала медсестру Инён, но мне было жаль ее. Похоже, никто ее не любил. Дворцовые медсестры часто сторонились тех, кто успел поработать тамо – настолько унизительным это считалось. Тамо работали на полицию, имели дело с женскими трупами и жестокими женщинами-преступницами, поскольку закон запрещал мужчинам прикасаться к женщинам, не состоящим с ними в родстве. Стоило медсестре провалить всего три экзамена, как она становилась тамо. И я тоже стала бы ею, если бы медсестра Чонсу не нашла времени позаниматься со мной.
Не каждой девочке доводится встретить в своей жизни медсестру Чонсу.
Наконец я подошла к главному зданию – большому, величественному павильону. Изнутри до меня донесся мужской голос: похоже, врач Нансин давал поручения медсестрам.
Я взлетела по каменным ступеням и вошла внутрь. Весь медицинский персонал дворца столпился в главном зале, рукава у врачей и медсестер были спущены, головы склонены. Я быстро встала среди них и вдохнула отдающий землей запах сухих трав, хранящихся в ящиках больших медицинских шкафов и свешивающихся с потолка саше. Обычно этот запах действовал на меня благотворно. Семь лет я вдыхала подобные ароматы, пока училась, оказывала помощь пациентам, хихикала и сплетничала с ровесницами.
Сегодня, однако, я не могла не гадать, что за ужасы прячутся в столь хорошо мне знакомой обстановке.
– Все вы, должно быть, знаете о происшествии, имевшем место позапрошлой ночью. – Голос врача Нансина вернул меня к действительности. – И до вас мог дойти один тревожный слух, который все сейчас обсуждают. Но я советую вам помалкивать об этом. Иначе ваша жизнь окажется в опасности.
Я прикусила нижнюю губу. Он говорил о листовках. Об обвинениях в адрес наследного принца. Я покачала головой. Не хочу больше думать об этом.
– А теперь! – повысил он голос, словно с громким шелестом перевернул страницу. – Сегодня у нас будет хлопотный день.
Он перешел к распределению обязанностей. У каждой сестры была своя специализация: либо измерение пульса, либо изготовление лекарств, либо акупунктура. Те, кто читал пульс, в том числе и я, определяли, находятся ли в равновесии ум и тело человека; для этого мы изучали симптомы, расспрашивали пациентов и измеряли пульс по руководству Королевского медицинского управления. Те, кто занимался лекарствами, докладывали врачу о симптомах, обсуждали с ним диагнозы, а после назначения лечения долго и очень тщательно готовили снадобья для больных. Акупунктуристок же среди нас уважали больше всего – они были высококвалифицированными медсестрами, знающими, как облегчить боль и течение болезни, воздействуя на болевые точки. Они понимали, как циркулирует по телу энергия ки, знали, насколько глубоко надо вонзать иголки в тело.
– И у меня есть для вас еще одно, последнее задание, – сказал врач Нансин в самом конце своего обращения. Он прочистил горло, словно ему было неприятно говорить об этом. – Нужно, чтобы одна считывающая пульс медсестра и одна акупунктуристка обследовали госпожу Мун и ее ребенка.
Я посмотрела на медсестер. Никто из них не вызвался выполнять его задание. Никто не любил восемнадцатилетнюю госпожу Мун, которая из робкой прислуги на кухне превратилась в высокомерную наложницу короля. Но я знала ее лучше других, знала, что она была наглой всегда, даже в бытность свою ребенком.
Давным-давно, когда нам было по одиннадцать лет, мы с ней дружили… своего рода. Она была дочерью одной из подруг моей матери. При первой нашей встрече она представилась Мун Сохюн, но приказала мне уважительно называть ее Мун-сси[12]. Так она пыталась придать себе побольше значимости, поскольку иметь фамилию для низкорожденного было большой и редкой честью, неважно, как она была приобретена. И я безропотно согласилась называть ее Мун-сси, втайне завидуя ей, потому что у меня фамилии не было; она же со своей стороны помыкала мной во время всех наших похождений и шалостей. Она была подругой-тиранкой, но тем не менее подругой.
– Я пойду, – внезапно предложил кто-то из сестер. Это была медсестра Инён.
– Хорошо. – Врач Нансин снова прочистил горло. – Но нам по-прежнему нужна медсестра, считывающая пульс.
Сегодня я собиралась помогать Чиын готовить лекарства – я часто так делала, когда не надо было заниматься пациентами. Но, увидев медсестру Инён, я поняла, что мне нужно с ней поговорить.
– Я тоже пойду, – сказала я четко и уверенно, и остальные сестры посмотрели на меня, опустив от неприязни уголки губ. Инён тоже взглянула в мою сторону, ее лицо казалось донельзя удивленным. Я твердо добавила: – Я помогу ей, ыйвон-ним[13].
Конфуций говорил, что мужчины и женщины не должны касаться друг друга, если они не являются родственниками, и этот закон исполняли в том числе и люди знатного происхождения. Ыйнё появились в результате целого ряда скоропостижных – и легко предотвратимых – смертей женщин из королевской семьи, не разрешавших трогать себя врачам-мужчинам. В глазах большинства людей мы были всего лишь помощницами дворцовых врачей и сами никаких решений принимать не могли.
А потому контролировать нас было поручено одному молодому врачу. Он шел впереди, медсестра Инён и я – за ним. Мы прошли мимо стражников в красных халатах и суетливо разносящих письма евнухов. Но как только мы оказались на заснеженной тропинке между дворами, где никого больше не было, врач обернулся к нам. Он выглядел очень молодо, несмотря на пробивающуюся вокруг губ щетину.
– Что имел в виду врач Нансин? – спросил он, и вопрос обернулся белым облачком пара перед его лицом. – О каких слухах он говорил?
Я ничего не ответила, помня наказ врача молчать.
Но медсестра Инён, к моему удивлению, сказала:
– По столице распространяют листовки. В них утверждается, что в убийствах в Хёминсо виновен наследный принц. Но я этим слухам, разумеется, не верю.
Врач побледнел:
– Конечно-конечно. – Он отвернулся от нас и ускорил шаг, словно старался убежать от собственного вопроса, так что мы с Инён остались наедине. Я посмотрела в ее напудренное лицо, гадая, известно ли ей, что говорят о ней другие медсестры.
– Ты так пристально на меня смотришь, – произнесла она. – Хочешь что-то сказать?
Я на мгновение засомневалась, задавать ли имеющиеся у меня вопросы или нет.
– Некоторые говорят… ты долгое время была тамо.
Она даже не изменилась в лице. Выдержки ей было не занимать.
– Ты имеешь в виду других дворцовых медсестер? – Ее губ коснулась безрадостная улыбка. – Тебе стоило дважды подумать, прежде чем начинать со мной этот разговор. Если хочешь ладить с другими нэ-ыйнё, со мной тебе дела лучше не иметь.
Враждебность не была для меня чем-то новым и неизведанным. Я выросла в ней, отвергнутая отцом и его законнорожденными детьми. И рано научилась справляться с нелюбовью ко мне.
– Ыйнё-ним, – вежливо обратилась я к Инён, поскольку она была старше меня. – Я работаю во дворце, чтобы быть полезной, а не чтобы заводить подруг.
Она снова посмотрела на меня долгим, оценивающим взглядом, словно что-то упустила прежде и заметила только теперь.
– Я, как ты знаешь, просто стала свидетельницей преступления, и это привлекло ко мне ненужное внимание. Дворцовые медсестры вечно пытаются припомнить мне мое прошлое, ищут, как бы меня на место поставить.
Мимо нас прошел стражник, и она замолчала, а когда мы снова оказались одни, добавила:
– Вот что случается, когда молодых ыйнё делают дворцовыми медсестрами. Они начинают думать, будто они лучше кого-то, особенно такой, как я. Ничтожнейшей тамо, со временем ставшей дворцовой медсестрой.
Я, немного помолчав, спросила:
– А как долго ты была тамо, ыйнё-ним?
– Девять лет.
Я, ошеломленная, присмотрелась к ней повнимательней. Девять лет. Выходит, каждый раз, каждый месяц она проваливала медсестринские экзамены? И как же тогда после девяти пораженческих лет ей удалось наконец начать работать во дворце?
Словно прочитав мои мысли, она сказала:
– Я добровольно проваливала экзамены.
Я опять удивилась:
– Добровольно?
– Мне нравилось работать в полицейском участке в Кванджу[14]. Тамошний командир, мой наставник, был для меня, как для тебя медсестра Чонсу. Как-то он расследовал одно убийство, и я ему помогала. Долгие годы мы искали убийцу, и я постоянно думала о несправедливости и жестокости произошедшего. За одну ночь убили целую семью, спаслась лишь маленькая девочка. Она пряталась в сундуке и слышала, как убивали ее мать.
Волоски у меня на коже встали дыбом.
– А убийцу в конце концов поймали?
– Да. – Ее голос стал хриплым, она стиснула зубы. – Но незадолго до этого мы обнаружили, что один из свидетелей дал ложные показания. Командир замучил его до смерти. И когда расследование закончилось, я захотела начать новую жизнь, забыть обо всем этом.
– Замучил до смерти… – прошептала я. Наставник, о котором говорила Инён, был полной противоположностью медсестры Чонсу.
– Я решила, что пришло время оставить прошлое позади, но тут в мою жизнь ворвалась другая трагедия. Моя мать умерла, а она всю жизнь мечтала о том, чтобы я стала дворцовой медсестрой. Так что я сдала все ежемесячные экзамены и в конце концов умудрилась получить в конце года наивысший общий балл. Я хотела работать во дворце ради нее. – Она покачала головой и пробормотала: – И еще мне нужны были деньги, а дворцовым медсестрам хорошо платят.
Я вспомнила, о чем она рассказывала днем раньше.
– Твой отец играет в азартные игры…
– Я из-за него скоро поседею. Но разве я могу винить его? Он и так хлебнул горя в жизни. – Голос выдал ее переживания, а на лице промелькнула горестная тень. – Такое впечатление, что в нашей семье кто-то все время твердо намеревается свести нас с ума.
«Как мой отец, – горько подумала я. – И мать».
Не успела я ответить, как молодой доктор прочистил горло. Он был теперь не так далеко от нас, и я сообразила, что мы пришли к резиденции госпожи Мун. Входя в павильон, мы обе замолчали.
При виде нас госпожа Мун самодовольно улыбнулась. Она следила за мной взглядом, словно спрашивая: «Ты по-прежнему завидуешь мне, Хён-а?»
Я опустила голову, но не могла не смотреть на нее из-под ресниц. Да, завидую.
Ее кожа сияла подобно каплям росы, губы цвели как розовые розы, а глаза были яркими, словно закат. Она была не просто королевской наложницей, но одной из четырех наложниц самого высокого ранга, с которыми обращались как с женами.
– Госпожа. – Молодой врач выступил вперед. – Мы пришли, дабы удостовериться в вашем хорошем самочувствии.
Она подняла указательный палец:
– Приступайте.
Подавив все эмоции, я встала перед госпожой Мун на колени и обследовала ее, задала вопросы и проверила пульс.
– Ей необходимо восстановить жизненную энергию, – сообщила я молодому врачу, поделившись с ним своими наблюдениями. Он кивнул в знак согласия.
Потом медсестра Инён поставила госпоже Мун иголки. Чтобы отвлечься от этого зрелища, я обратила внимание на малышку, которую передала мне кормилица.
– Сколько сейчас агисси[15], маленькой госпоже? – спросила я почтительно.
Кормилица почесала нос:
– Две недели.
– Сколько раз агисси брала сегодня грудь?
– Один раз.
– Она какала?
– Один раз.
– Хорошо. – Я запишу эту информацию позже – медсестры проверяли состояние матери и ребенка каждые несколько часов и оставляли соответствующие записи. Но сейчас я смотрела на малышку и чувствовала, что в моих руках лежит все разочарование госпожи Мун. Она очень хотела сына. Как я слышала, она молилась и делала подношения Самсин Хальмони[16], духам семи звезд[17], горным духам, Будде и некоторым камням и деревьям, считавшимся священными. Она даже ела только правильную еду. И тем не менее небеса подарили ей девочку.
Я медленно выдохнула, чтобы облегчить боль в груди.
«Я очень надеюсь, что однажды твоя мать полюбит тебя, – хотелось прошептать ребенку, – сильнее, чем моя мать любит меня».
Когда я была малышкой, мать опускала меня на землю, чтобы я играла с грязью. А моего только что появившегося на свет братика она всегда носила с собой. Когда я стала старше, она поручила заботиться обо мне слугам. Подросшему же брату доставались учителя и медовое печенье.
Подобная несправедливость мучила меня, и это чувство живо во мне до сих пор. Мой гнев походил на небольшие вспышки огня. Я винила мать в том, что была незаконнорожденной. Спрятала ее любимое нефритовое кольцо под шкаф. Выбросила тетрадки брата под сильный дождь. Украла и кинула в ручей подарки, которыми отец осыпал мою сводную сестру. Я ломала и разрушала, пытаясь облегчить терзающую меня боль.
Гнев такого рода никогда не исчезает бесследно, но медсестра Чонсу не дала ему поглотить меня.
– Ты – образ небес и земли, – прошептала я малышке. Это были слова Сунь Сымяо[18] из энциклопедии, которую подарила мне медсестра Чонсу и которую я до сих пор не прекращала изучать. Называлась она «Донги-богам» и была написана легендарным врачом Хо Джуном[19]. – Твоя круглая головка – небеса, а ножки – земля, твои руки и ноги – четыре времени года, глаза – Солнце и Луна Вселенной. – Я вытерла ей слюни. – Всегда помни, кто ты есть, агисси…
– Ты слышала? – спросила госпожа Мун, и я почувствовала на себе ее взгляд, острый, словно приставленный к горлу кинжал. – В столице развешивают листовки и ходят опасные слухи. Ты знаешь об этом? Как считаешь, это правда, медсестра Хён?
Я моргнула.
– Что?
– Мне сказали, ты и еще одна медсестра той ночью были у наследного принца. Он действительно ни на секунду не покидал свои покои?
Краем глаза я заметила, как медсестра Инён и молодой врач обменялись нервными взглядами. Сплетничать о члене королевской семьи с королевской наложницей было опасно, это могло кончиться очень и очень плохо.
– Ну? – поторопила она.
Я почувствовала, что мой лоб покрылся ледяным потом.
– Наследный принц был в своих покоях, госпожа. Он был болен и весь день плохо себя чувствовал, вот нас к нему и позвали. Его здоровье внушало той ночью серьезное опасение.
– Неужели? Подобные поручения обычно выполняют другие медсестры. Вы же не ночные сиделки, верно?
Пальцы у меня похолодели.
– Верно, госпожа.
– Тогда почему позвали именно вас?
Я помедлила с ответом, гадая, солгать или нет. Но все же сказала правду:
– Точно не знаю.
Госпожа Мун взмахнула рукой и приказала:
– Пусть все, кроме медсестры Хён, уйдут.
Я отдала ребенка кормилице и, испытывая неприятное ощущение в желудке, стала ждать, что будет. Когда мы остались одни, госпожа Мун поставила локоть на колено, на лице ее была написана решимость.
– Уверена, что не знаешь?
– Да, – ответила я на этот раз с большей убежденностью. – Я действительно не знаю, госпожа.
Повисла долгая пауза.
– Я верю тебе. Но в каждом закутке этого дворца у меня есть шпионы. Если ты лжешь, я узнаю об этом и доведу до сведения его величества. – Ее острый взгляд пронзил макушку моей склоненной головы. – Сама знаешь, я могу сказать о тебе все что угодно и король поверит мне.
У меня по спине сползла капля пота. Госпожа Мун была моей ровесницей, и мне не следовало бы бояться ее. Но меня все равно кольнуло тревогой: даже если она для меня не страшна, я не могла не испытывать страха перед королем.
– Но, – мягко сказала она, – я не позволю, чтобы с тобой случилось что-то дурное, если ты станешь моими глазами и ушами. Если узнаешь, что же случилось в Хёминсо, непременно расскажи мне об этом. – Она добавила уже тише: – Особенно если это будет иметь какое-то отношение к наследному принцу.
Сердце мое, казалось, остановилось.
– Я попробую, госпожа.
– Нет, не попробуешь, – поправила она меня. – А сделаешь.
– Да. – Я, стиснув зубы, поклонилась. – Сделаю.
Разумеется, это была ложь, единственное оружие низших против власть имущих.
– Хорошо. – Она села прямо и вздернула подбородок, а на ее губах заиграла довольная улыбка. – Можешь быть свободна.
Я поднялась, чтобы уйти – мне хотелось поскорее покинуть ее общество, – но тут же остановилась. Если дворец госпожи Мун наводнен шпионами, она может знать ответ на один из вопросов, который не давал мне покоя.
– За пределами дворца умерла придворная дама, – медленно проговорила я. – Вы не знаете, кто мог желать ей зла?
Улыбка госпожи Мун померкла.
– Ты не должна открывать рот, пока тебя не спросят, – прошипела она.
– Госпожа, – не желала сдаваться я, – я простая служанка, но когда-то мы были подругами. Если у вас остались хоть какие приятные воспоминания о детстве, то не будете ли вы так добры ответить на мой вопрос?
Она долго молчала, а я наблюдала за ней из-под опущенных ресниц. На ее лице мелькнула тень испуга, и она побледнела; вид у нее стал почти смущенным. Но все эти эмоции быстро сменило едва скрываемое волнение.
– Одна из моих служанок видела, как придворная дама Анби и королевский врач Кхун – тот, что работает в Медицинском саду, – ссорились незадолго до ее смерти, – сказала она. – И в какой-то момент он взял ее за плечи. – Она цокнула языком. – Как непристойно! Возможно, он и есть то самое чудовище, которое ты ищешь. – И госпожа Мун взмахом руки велела мне уйти.
Я вышла из ее покоев, мысли мои, казалось, увязли в паутине имен, сплетенной у меня в голове.
Придворная дама Анби, врач Кхун, госпожа Мун… и наследный принц.
Чем больше я размышляла над сложившейся ситуацией, тем больше тревожилась. И помимо воли боялась, что скрытая правда скоро выйдет наружу и станет известна всему королевству. И разразится свирепая буря, которая не пощадит ничего и никого.