Красный гроб, или Уроки красноречия в русской провинции

24.

И пришел сентябрь, и хлынули дожди, серые и холодные, на дачу ходить не было времени, работа в школе отнимала все силы. Уволились три старухи, молодые в школу не просятся, Углеву, как в прежние времена, пришлось преподавать в восьмых классах физику, и жена его Мария вновь вернулась учить детей истории.

И скандалы, скандалы… Дулова, изрядно растолстевшая за последние годы, но все еще с детским выражением лица, обиженно заявила на педсовете, что некий Витя, девятиклассник, ей интимно подмигивает.

Родители Вити поклялись, что у него тик.

– Но почему же он не подмигивает другим учителям? – кричала Эмма.

Ее муж, Калачевский, работая с детьми в компьютерном классе, написал рапорт Углеву: кто-то из мальчиков запустил в сеть вирус, как только включаешь любой из мониторов, на экране возникает нехороший рисунок.

Почистили память, наладили.

И теперь уже новая уборщица Нина, молоденькая девчонка, обижается: под партами, за которыми сидят мальчики, находит презервативы и записки, адресованные ей, с предложением совокупиться.

И снова Дулова: теперь ей уже подмигивают два мальчика… Эмму успокоил Углев такими словами:

– Вы молоды, красивы… вот и моргают… больше ведь никому в школе, так?

На зиму закупили угля, ящик мела, набор географических карт, приобрели для уроков физкультуры сорок пар лыж с ботинками (деньги на лыжи Углев отдал свои, из тех, что ему весной в бане насыпали на поднос бизнесмены).

Кстати, Валентина Петровича больше ни в какую баню не приглашали.

Ксения приходила, но неравномерно, не чаще раза в неделю. Как-то в директорский кабинет позвонила Татьяна:

– Как успехи моей дочери?

Валентин Петрович честно ответил, что успехи невелики. Память у

Ксении слабая, не разработана. Быстро забывает.

Татьяна положила трубку.

Через полчаса позвонил Игорь Ченцов:

– Что, совсем плохо? Я недоволен.

И больше никто из них не звонил. И Углев успокоился. Но как-то раздался звонок, это был Шамоха. Удрученно покрякивая, хрипло дыша, старый курильщик сообщил, что Ченцов ездил в Иркутск на защиту диссертации, где на ученом совете его “прокатили”. Что взбешенный

Игорь угощал иркутян, зазывая всех случайных прохожих с улицы на свой банкет, и вернулся в Сиречь совершено невменяемый…

– Наверное, от нас наконец отстанут, – хохотнул Шамоха. И, похрипев, потянув паузу, доложил: – Кстати, помнишь, Игорек запивал? Будто у него разлад в семье… вот-вот развод…

Ну, как же не помнить?

– Это у них была игра на публику. Надо было как-то обосновать, почему он на ее имя переписал три четверти своего состояния… Семейка еще та.

“Да, интересно. И так убедительно. Кого же Игорь боится? Или капитал нажит незаконно и вот таким маневром можно его спасти? Но зачем ему нужна была кандидатская диссертация? Смешно, почти вор в законе – и стал бы кандидат наук. Что-то новое. Да ну их всех к черту! “Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь”. Пьет – не умрет. А уж обо мне, надеюсь, больше не вспомнит”.

Но, увы, через пару дней за Углевым в школу приехал на синей машине с мигалкой младший Калиткин в милицейской форме.

– Просили привезти! – буркнул он, утирая багровое лицо ладонью, с которого выстрелили лучиками золотые колечки и печатки.

– Куда? Зачем? – удивился Углев.

– Увидите. – Судя по всему, мент был крепко пьян. Но вел машину уверенно.