На те несколько секунд, что он шел от двери до стойки, разговоры смолкли. Гул, только что наполнявший комнату, стих внезапно, как оркестр: никто не тронулся с места, все лишь проводили вошедшего глазами — без враждебности, без любопытства и, казалось, без всякого выражения на лице.
Как только он оперся ладонью о стойку, а бармен протянул волосатую руку за грязной тряпкой и вытер прилавок, жизнь возобновилась, и Стивом вроде бы перестали интересоваться.
Атмосфера произвела на него впечатление: этот бар сильно отличался от обычных придорожных заведений.
Вероятно, неподалеку расположен поселок или небольшой городок, возможно, завод: здесь говорили с разными акцентами, и рядом со Стивом на стойку облокотились два негра.
— Что будем пить, приезжий? — осведомился бармен.
Насмешки в вопросе не чувствовалось. Тон был дружелюбный.
— Ржаное, — буркнул Стив.
Нет, на этот раз не потому, что оно — самое крепкое: просто, заказав шотландское, он сразу выделился бы из общей массы. Он не намерен надолго оставлять Ненси одну. Но и вернуться к машине слишком быстро тоже нельзя, иначе он потеряет преимущества занятой им позиции.
Он слегка стеснялся проявленной им непреклонности.
Еще немного, и ему станет стыдно, хотя в глубине души он убежден, что вправе так поступать, а жена заслуживает урока. Из-за нее он почти не бывал в подобных заведениях и теперь жадно вдыхал острый запах спиртного, посматривал на темно-зеленые стены, украшенные старыми лубочными картинками, и неопрятную кухню, за открытой дверью которой женщина с падавшими на лицо прядками седых волос чокалась с двумя другими женщинами и мужчиной.
Над стойкой висел большой телевизор старого образца, но дрожащие, словно испещренные штрихами изображения на экране напоминали кадры очень давних фильмов, и никто ими не интересовался. Вокруг горланили.
В углу за стойкой, ни на кого не глядя и прижавшись щекой к щеке, сидела влюбленная парочка неопределенного возраста, безмолвная и неподвижная, как на фотографии.
Ненси этого никогда не понять. Он и сам затруднился бы объяснить, что ей следует понимать. Она вообразила, что он остановился тут, чтобы выпить; это не совсем так, но Ненси ни за что не поступится своей убежденностью, позволяющей ей всегда напускать на себя вид человека, который кругом прав.
Он на нее не сердился. Подумал, не плачет ли она, чего доброго, одна в машине, вытащил из кармана доллар и положил на прилавок. Пора уходить. Он пробыл в баре минут пять. На экране крупным планом показали четырехлетнюю девчушку, скорчившуюся в шкафу, рядом с метлами и ведрами, но слов диктора Стив не расслышал; затем этот кадр сменился изображением магазина с разбитой витриной.
Стив взял сдачу и собирался уже повернуться, как вдруг кто-то коснулся пальцем его плеча и медленно проговорил:
— Еще стаканчик за мой счет, дружище.
Это был сосед справа, на которого он не обратил внимания. Мужчина сидел один, опершись локтями на стойку, и когда Стив взглянул на него, в свою очередь, посмотрел на Стива с какой-то слишком нарочитой твердостью. Выпил он, должно быть, крепко. Язык у него заплетался, движения были такими осторожными, словно он опасался потерять равновесие.
Стива подмывало уйти, объяснить, что его ждет жена.
Мужчина, угадав его мысль, повернулся к бармену, указал на два пустых стакана, и тот подал Стиву знак, который означал: «Можно не отказываться!» — или, пожалуй, даже: «Лучше не отказываться».
Это не буйный пьянчуга. Да и пьянчуга ли вообще?
Рубашка белая, такая же чистая, как у Стива; волосы светлые, аккуратно подстриженные; загорелое лицо подчеркивает голубизну глаз.
Не сводя глаз с партнера, он поднял стакан; Стив чокнулся и залпом выпил.
— Благодарю, но моя жена…
Продолжать он не посмел: его остановила улыбка, скользнувшая по губам собеседника. Впечатление было такое, что этот мужчина, молча и в упор смотревший на него, знает все, понимает его как брат, читает по глазам его мысли.
Он, конечно, пьян, но в его опьянении чувствуется ироническая и горькая просветленность человека, достигшего Бог весть каких высот мудрости.
Стиву не терпелось вернуться к Ненси. В то же время он боялся обидеть этого парня, которого совершенно не знал и который на вид был почти одного с ним возраста.
Он повернулся к стойке и распорядился:
— Повторим.
Ему хотелось заговорить, но он не находил нужных слов. Что до соседа, то молчание его не смущало, и он продолжал с удовлетворением рассматривать Стива, словно они давние друзья и в словах уже не нуждаются.
Лишь когда сосед попытался дрожащей рукой зажечь сигарету, Стиву стало ясно, насколько тот пьян. Мужчина это заметил, усмехнулся, и его взгляд как бы сказал:
«Конечно, набрался. Даже слишком. Ну и что?»
Этот взгляд был настолько выразителен, что Стиву стало неудобно, словно его при всех раздели догола.
«Знаю. В машине ждет жена. Закатит тебе сцену. Ну и что?»
Может быть, он также угадал, что у них в Мэне двое детей в лагере? И дом на одном из участков Лонг-Айленда стоимостью пятнадцать тысяч долларов с рассрочкой на двенадцать лет?
Их связывает нечто общее, какое-то душевное родство, которое Стиву хотелось бы определить поточнее.
Но мысль, что жена ждет уже десять с лишним минут, может быть, даже четверть часа, приводила его в панику.
Он расплатился за виски, которым угостил незнакомца, неловко протянул руку, и тот пожал ее, глядя Стиву в глаза с такой настойчивостью, словно хотел сообщить некую тайну.
Стива проводили тем же безмолвием, какое воцарилось при его прибытии; так и не посмев обернуться, он распахнул дверь и увидел, что снова идет дождь. Отметил про себя, что перед баром стоят преимущественно небольшие грузовики, пробрался между ними к своей машине и растерянно остановился: жены в ней не было.
Сначала он решил, что Ненси вышла размять ноги, и стал осматриваться. Гроза и ливень прекратились, бодряще и ласково моросил мелкий прохладный дождик.
— Ненси! — вполголоса окликнул он.
Насколько видел глаз, на обочинах шоссе не было ни одного пешехода. Стив уже собирался вернуться в бар, объяснить, что произошло, и, может быть, позвонить в полицию, как вдруг, наклонившись к дверце, заметил на сиденье клочок бумаги. Страничка из записной книжки, рука Ненси:
«Еду автобусом. Счастливого пути!»
Ему захотелось вернуться в бар и на этот раз выпить с незнакомцем в свое удовольствие. Изменить намерение его побудило скопление огней метрах в пятнадцати впереди. Очевидно, там перекресток, где останавливаются автобусы, и жена безусловно пошла в этом направлении.
Возможно, он еще успеет догнать ее.
Стив повел машину, на ходу оглядывая обочины дороги, окаймленной, насколько можно было разглядеть в темноте, полями и пустырями.
Никого не заметив, он доехал до перекрестка и остановился у кафетерия, за стеклами которого виднелись ослепительно белые стены, металлическая стойка, несколько закусывавших посетителей.
Стив вбежал и осведомился:
— Остановка автобуса здесь?
Хозяйка, добродушная брюнетка, накладывая на тарелки горячие сосиски, ответила:
— Если вам на Провидено, вы опоздали. Пять минут как ушел.
— Вы не заметили молодую женщину в светлом костюме? Вернее, в габардиновом плаще.
Тут он вспомнил, что плаща в машине не было.
— Нет, к нам она не заходила.
Отчетливо сознавая, что смахивает на сумасшедшего, он все так же непроизвольно и возбужденно выскочил наружу. Он не стал узнавать, где находится, не посмотрел даже на карту, а вскочил в машину, резко дал газ и помчался по мокрой дороге.
Обычно автобусы делают не больше пятидесяти миль в час, поэтому он решил догнать ушедшую машину и ехать за ней до ближайшей остановки, а там упросить Ненси пересесть к нему и даже уступить ей, если она захочет, место за рулем.
Он не прав. Она тоже, но, как всегда, в этом не признается, и дело кончится тем, что он попросит прощения. Стив включил стеклоочистители, прибавил газу, и леденящий ветер, взъерошив ему волосы, заскользил по его затылку: два оконных стекла были опущены.
Не исключено, что в эти минуты, напряженно всматриваясь во мрак в надежде разглядеть задние огни автобуса, Стив не раз говорил вслух сам с собой. Он обогнал десятка полтора машин, и по крайней мере две из них резко отвалили в сторону при его приближении. От цифры 70 на спидометре Стива бросало в жар, и ему, пожалуй, даже хотелось, чтобы за ним погнался полицейский мотоцикл; на этот случай он сочинил целую историю: жена, которую надо во что бы то ни стало настигнуть, дети, ожидающие в Мэне. Как при таких обстоятельствах не нарушить правила?
Он проскочил другой, окруженный бензоколонками и залитый светом перекресток, где разветвлялись две дороги. На первый взгляд обе казались одинаково оживленными. Стив не сбавил скорость, чтобы выбрать нужное направление, и лишь миль через пятнадцать сообразил, что снова сбился с пути.
Еще недавно он готов был поклясться, что находится в Род-Айленде. Как и когда он повернул обратно? Стив ничего не понимал, но факт оставался фактом: он едет назад. На указателе стояло — Патмен, а это городок в Коннектикуте.
Состязаться с автобусом в скорости больше нет смысла. Теперь у Стива сколько угодно времени.
Его подмывало разыскать бар, где он недавно побывал, но вряд ли это удастся. Не важно, найдутся другие, сколько угодно других: он ведь теперь вроде как холостяк, никому не обязан отчетом и может останавливаться где захочет.
Досадно одно: не придется поговорить с тем парнем, что дотронулся пальцем до его плеча и угостил ржаным.
Стив по-прежнему убежден: они поняли бы друг друга.
Они не только однолетки, но и на вид-то одинаковы: оба светлокожие, оба блондины; пальцы, длинные, костлявые, с квадратными подушечками на концах, — и те похожи.
Интересно, этот тип из деревни или вырос в городе, как Стив?
Опыта у него, пожалуй, побольше. Явно не женат, а если и женат, то не слишком считается со своей половиной. Стив не удивился бы, узнав, что у незнакомца тоже есть дети, но он бросил их, как и мамашу.
Он, должно быть, дока в таких делах. Во всяком случае, не боится опоздать к девяти утра в контору, а вечером не попасть вовремя домой, чтобы отпустить приходящую няню.
Ведь когда Бонни и Ден не в лагере, то есть большую часть года, первым возвращается со службы и занимается ими не Ненси, а он, Стив. У жены ответственный пост — она правая рука мистера Шварца из фирмы «Шварц и Тейлор». Ее патрон появляется в конторе между десятью и одиннадцатью, затем у него почти ежедневно деловой завтрак, после чего он работает до шести-семи вечера.
Угадал ли этот человек из бара? Или просто прочел на лице у Стива? Чему тут, впрочем, удивляться? Поживешь вот так долгие годы, и у тебя обязательно появится соответствующее выражение.
А машина? Зарегистрирована она, правда, на его имя, но по вечерам возвращается на ней в Скоттвилл не он, а жена. У той на все объяснение найдется. Нужно, видите ли, считаться с ее положением в фирме: у нее такая ответственная должность, что, когда родились дети и Стив предложил жене уйти с работы, сам м-р Шварц не поленился приехать к ним и уговорить Ненси вернуться.
Стив освобождался ровно в пять. Сразу мчался к метро на Лексингтон-авеню, кое-как протискивался через толпу, сходил в Бруклине и бежал на остановку, чтобы не пропустить автобус, который останавливается возле их дома.
Отнимало это минут сорок пять, не больше, но Аиду, негритянку, присматривавшую за детьми после школы, он заставал уже в шляпе. Она дорожила временем. Им все дорожат. Только его время ничего не стоит.
«Алло! Это ты? Я задерживаюсь. Буду не раньше семи — половины восьмого. Покорми, пожалуйста, детей и уложи спать».
Стив был сейчас на дороге № 6, милях в десяти от Провиденса, вряд ли больше, но ему пришлось сбавить скорость: он попал в поток машин. О чем думали за рулем мужчины, которых он видел? В большинстве случаев рядом сидели жены. Кое у кого на заднем сиденье спали дети. Ему казалось, что он всюду ощущает томительную скуку, свойственную залам ожидания; порой до него доносились обрывки музыки или нарочито внушительный голос диктора.
Ему хотелось выпить кружку холодного пива, но теперь, когда его ничто не удерживало, он не спешил с выбором. Последний бар оставил у Стива нечто вроде ностальгии; он решил найти такой же другой и проезжал не останавливаясь мимо слишком современных зданий с чересчур броскими вывесками.
Его обогнал полицейский джип с включенной сиреной, потом «скорая помощь», следом за ней вторая, а еще чуть дальше он, как и вся вереница машин, перешел на малую скорость, огибая два автомобиля, буквально взгромоздившихся друг на друга.
Он успел заметить мужчину в такой же белой, как у него или незнакомца из бара, рубашке, с растрепанной шевелюрой и кровоподтеками на лице. Мужчина объяснялся с полицейским, указывая рукой куда-то в пространство.
Сколько смертельных исходов предсказывали эксперты на этот уик-энд? Стив только помнит: 435. Значит, он не пьян. Недаром же он давал семьдесят миль в час — и ни малейшей поломки.
В душной полутьме автобуса, среди забывшихся тяжелым сном пассажиров, Ненси наверняка пожалеет о своем решении. Соприкасаясь с толпой, она всегда испытывает нечто вроде брезгливости. Сейчас ее безусловно подташнивает от запаха пота и фамильярности попутчиков. Зайди жена за ним в бар, ей там тоже было бы не по себе. Она, видимо, не чужда снобизма.
Стив отъехал на милю-другую от места аварии, из-за которой создалась пробка, и лишь тогда затормозил у края дороги, где почти бок о бок стояли два здания: крикливо размалеванная гостиница с фиолетовой неоновой вывеской и одноэтажный деревянный дом, подделка под старинную бревенчатую хижину с незастроенным участком для стоянки машин перед входом.
Дом он и выбрал. А вот еще одно доказательство того, что он не пьян: он не забыл вытащить ключ зажигания и выключить фары.
На первый взгляд бар не казался таким невзрачным, как предыдущий. Изнутри он тоже был стилизован под бревенчатую хижину: деревянные, закопченные годами стены, толстые потолочины, полки с оловянными и фаянсовыми кувшинами, небольшая коллекция ружей времен Революции.
Хозяин, шарообразный человечек с лысым черепом и в белом фартуке, сохранил легкий немецкий акцент. За стойкой высилась бочка с насосом, пиво разливали в огромные кружки.
Стив помедлил, нашел себе место у стойки и молча указал хозяину на насос. Потом обвел глазами зал, словно кого-то ища.
Может быть, сам того не сознавая, он и впрямь кого-то ищет. Вместо телевизора здесь ярко-желтая с красным радиола, блестящие рычаги которой меняют пластинки с завораживающей медлительностью. Одновременно с радиолой за стойкой работает портативный коричневый приемничек — очевидно, для развлечения хозяина: как только выдается свободная минута, тот наклоняется к нему и слушает.
Стив большими глотками, как человек, истомленный жаждой, выпил пиво, утер рот рукой и сразу, не колеблясь, бросил:
— Ржаного.
Он сел боком на табурет и уперся локтями в стойку, точь-в-точь как незнакомец из того бара.
У Стива такие же голубые глаза, только чуть темнее, такие же широкие плечи, такие же вздувающие рукава бицепсы.
Теперь он пил не торопясь, прислушиваясь к разговору двух мужчин справа. Они были пьяны. Здесь все были более или менее пьяны, и по временам откуда-то доносился взрыв смеха или звон разбитого об пол стакана. Он жадно ловил обрывки передаваемых по радио сообщений. Снова последние известия. Диктор перечислял несчастные случаи. В одном была виновата молния — ударила в дерево, и оно рухнуло на проходящую машину.
Потом пошла политика, но Стив не услышал: ему вдруг захотелось дотронуться до плеча соседа слева и по возможности тем же голосом, с тем же непроницаемым лицом, что его недавний собутыльник, бросить: «Еще один за мой счет, дружище».
Оно и понятно: его сосед тоже, видимо, одинок. Только в отличие от предыдущего этот не выглядит пьяным и кружка пива перед ним на три четверти полна.
Да и физически он другого типа. Брюнет, удлиненное лицо, бледная матовая кожа, черные глаза; пальцы, которыми он время от времени вынимает сигарету изо рта, на редкость худые и гибкие.
Когда Стив вошел, он посмотрел на него и сразу же отвел глаза. Потом полез за очередной сигаретой, обнаружил, что пачка пуста, слез с табурета и сходил к автомату за новой.
Тогда-то Стив и заметил, что на соседе очень большие грубые фермерские башмаки, заляпанные грязью и дисгармонирующие с его обликом. Он был без пиджака и галстука, в одной хлопчатобумажной рубашке и темных брюках на широком ремне.
Несмотря на тяжелую обувь, походка у него была по-кошачьи мягкая. По дороге к автомату и обратно он никого не задел, потом с сигаретой в зубах вновь забрался на табурет и метнул быстрый взгляд на Стива, уже раскрывшего рот, чтобы заговорить.
Стиву было просто необходимо с кем-нибудь перемолвиться. Раз уж Пеней так себя повела, эта ночь принадлежит ему. Благоприятный случай, который, может быть, никогда не повторится! Кстати о Ненси: только бы не забыть, пока голова еще ясная, позвонить Кинам часов в пять-шесть утра. К этому времени жена уже приедет в лагерь. Как и в прошлые два раза, Кины забронировали для них комнату или, на худой конец, койку в одном из бунгало: в уик-энд перед Днем труда бессмысленно искать ночлег в окрестностях. И в окрестностях, и в других местах. На всей территории Штатов везде одно и то же.
— Сорок пять миллионов за рулем! — негромко усмехнулся он. Нарочно, чтобы привлечь внимание соседа. — Сорок пять миллионов как с цепи сорвавшихся мужчин и женщин на дорогах!
Собственные слова неожиданно ошеломили его, и он призадумался, не переставая поглядывать на черноволосого парня слева.
— Такого ни в одной другой стране не увидишь!
Четыреста тридцать пять покойников в понедельник вечером!
Наконец он отважился на жест, «который ему так хотелось сделать, и осторожно коснулся плеча мужчины.
— По стаканчику со мной, а?
Тот обернулся, не удостоив его ответом, но Стива уже понесло: он подозвал хозяина, прильнувшего к приемничку, и поднял два пальца.
— Два.
— Чего два?
— Спросите, что он выпьет?
Молодой человек отрицательно покачал головой.
— Два ржаного, — упорствовал Стив.
Он не обиделся: недавно он тоже не ответил на любезное предложение незнакомца.
— Женат?
Обручального кольца на пальце соседа не было, но это еще ни о чем не говорило.
— А у меня жена и двое детей. Девочке десять, парнишке восемь. Оба в лагере.
Сосед слишком молод, чтобы иметь детей такого возраста: ему года двадцать три — двадцать четыре, не больше. Наверно, даже не женат.
— Из Нью-Йорка?
Он добился-таки своего: тот мотнул головой.
— Здешний? Из Провиденса? Или Бостона?
Опять неопределенный, но вряд ли утвердительный кивок.
— Чудно, конечно, только я тоже не люблю ржаного.
А ты? Сомневаюсь, есть ли такие, что вправду его любят. — Стив осушил стакан и указал на нетронутый стакан соседа. — Не хочешь? Ну, тебе видней. Мы живем в свободной стране. Я не обижусь: бывают дни, когда я и сам капли в рот не возьму, хоть озолоти меня. Это уж так случилось, что нынче вечером я дую ржаное. Случилось, и все тут. По правде говоря, во всем жена виновата.
В другое время Стив сам, разумеется, держался бы подальше от человека, который вот так разоткровенничался. Время от времени он отдавал себе в этом отчет, и ему становилось стыдно. Но он тут же опять убеждал себя, что эта ночь — единственная в его жизни и это непременно нужно растолковать соседу с осунувшимся лицом.
А может, тот в самом деле не пьет, потому что болен?
Цвет лица у него землистый, нижняя губа судорожно подергивается, от чего зажатая в зубах сигарета то и дело вздрагивает. Стив подумал даже: а вдруг незнакомец — наркоман? Это огорчило его. Наркотики, будь то марихуана или героин, внушали ему ужас.
— Если ты холост, то, может, никогда и не задавал себе одного вопроса. А это самый важный вопрос. Люди болтают о разных высоких материях, а вот о нем заговорить не смеют. Возьмем, к примеру, мою жену. Прав я или виноват?..
Начал он неудачно и сразу потерял мысль. Впрочем. это была не главная мысль: она хоть и касалась женщин, но лишь косвенно. То, что он пытался объяснить, было сложно, очень сложно и настолько зыбко, что он не надеялся вторично поймать нить своих рассуждений.
Порой на языке у него вертелся добрый десяток фраз, в голову лезли десятки мыслей, но стоило ему открыть рот, как он разом представлял себе почти непреодолимую трудность поставленной перед собой задачи.
Стив пришел в отчаяние.
— Хозяин, еще стаканчик.
И чуть было не взорвался, увидев, что тот колеблется — налить или нет.
— Разве я похож на пьяницу? Разве я из тех, кто учиняет скандалы? Я тихо-мирно беседую с молодым человеком…
Виски налили, и он удовлетворенно хмыкнул:
— Так-то лучше. О чем это я толковал? Ах да, о женщинах и колее. Вот наша исходная точка. Запомни ее.
Женщины, они против дороги, понятно? Им подавай колею. Что ж, тем лучше. Они знают, куда идут. Еще девчонками понимают, чего хотят: их провожают до дома, целуют, а они уже о подвенечном платье думают, верно?
Впрочем, я не хочу сказать о них ничего дурного.
Просто констатирую факт — таковы они от природы.
Женщина — колея…
Мужчина — дорога…
Потому как, что бы ни делал мужчина, тут у него… — Стив убежденно ударил себя кулаком в грудь и тут же запутался в лабиринте своих рассуждений. Точные слова — вот чего ему особенно не хватало.
«Мужчина…» — напрягаясь, повторял он про себя.
Стив силился объяснить, что нужно мужчине и чего его лишают из-за непонимания. Это-то и есть самое трудное. Речь не о том, чтобы хватить лишний стакан ржаного, как съязвила бы Ненси. Велика важность! Виски здесь ни при чем. Важно другое — например, такая ночь, как сегодня, когда сорок пять миллионов автомобилистов вырвались на дорогу. Это надо понять, а чтобы понять, необходимо сойти с рельсов.
Так он и поступил, войдя в первый бар. Где бы еще он встретил такого человека, как тот, с которым он познакомился и которому ничего не пришлось объяснять? Уж конечно, не у себя в конторе. В конторе компании «Международный туризм» торгуют тысячами миль и полетных часов, путешествиями в самолетах-люкс, билетами в Лондон, Париж, Рим, Каир. В любой уголок Земного шара.
Каждый клиент торопится. Каждому крайне важно отправиться немедленно. И подавно не у Шварца и Тейлора, торгующих рекламой на страницах журналов, радио— и телевременем, щитами, которые устанавливаются вдоль дорог. Даже не у Луи, куда такие клиенты, как он, забегают к пяти, словно на водопой, чтобы взбодрить себя сухим мартини.
Ему вдруг захотелось мартини. Но он знал, что хозяин откажет, а ему неприятно нарываться на отказ перед новым незнакомцем.
— Понимаешь, одни с них сходят, другие — нет.
И все тут!
Он по-прежнему говорил о рельсах, но больше это не уточнял. Случалось, даже проглатывал лишние слова — может быть, потому, что их трудно произносить.
— Этой ночью я с них и сошел.
Прежний его знакомец тоже сошел с них, и, без сомнения, окончательно. Как, вероятно, и человек, который в первом баре, прикрывая трубку рукой, передавал по телефону нечто таинственное.
Ну а этот? Стиву ужасно захотелось задать ему вопрос, ободряюще подмигнуть, заставить его рассказать о себе.
Он не работает ни в конторе, ни на ферме — это очевидно, несмотря на грубые башмаки. Возможно, шатается с пустым карманом по дорогам, «голосует» и, если повезет, едет на попутных машинах. Понимает ли он, что в этом нет ничего зазорного? Скорее, напротив!
— Завтра увижу детей.
При этой мысли Стива затопила нежность. Он расчувствовался, у него защемило сердце, и неожиданно ему показалось, что он предает Бонни и Дена. Он постарался мысленно представить их себе, но образ получился расплывчатым, и Стив вытащил из кармана бумажник: сейчас он взглянет на карточки — они всегда при нем.
Он подсунул пальцы под водительское удостоверение, достал фотографии и наклонил голову как раз в тот момент, когда сосед положил на прилавок монету и направился к двери. Незнакомец проделал это невероятно быстро, словно походя, и Стив не сразу сообразил, что произошло.
— Ушел? — удивился он, повернувшись к хозяину.
— Скатертью дорога.
— Вы его знаете?
— И знать не хочу.
Стива покоробило: содержатель такого бара, а тоже катится по рельсам. Конечно, перебрал он, Стив, а не сосед — тот даже не допил пиво; тем не менее со Стивом обращаются уважительно — видят, значит, по лицу, что человек степенный, воспитанный.
— Ваши ребята? — полюбопытствовал хозяин.
— Мои. Сын и дочь.
— Едете за ними в деревню?
— В лагерь Уолла-Уолла в Мэне. Там два лагеря рядом: один для мальчиков, другой — для девочек. Миссис Кин занимается девочками, а ее муж Гектор, похожий на старого бойскаута…
Хозяин слушал внимательно, но не Стива, а радио.
Хмурил густые брови, крутил ручки приемника, добиваясь лучшей слышимости, и злобно поглядывал на радиолу, музыка которой заглушала все другие звуки.
— …поочередно проскользнул — еще не установлено, каким образом, — через три полицейских кордона, и около одиннадцати вечера его видели в угнанной машине на дороге номер два. Он ехал в северном направлении…
— О ком это? — спросил Стив.
— Будьте осторожны: преступник вооружен, — закончил диктор и объявил:
— Следующий выпуск последних известий в два часа пополуночи.
Заиграла музыка.
— О ком это? — настаивал Стив, хотя не имел к тому никаких оснований.
— О парне, удравшем из Синг-Синга и запершем девочку с плиткой шоколада в шкафу.
— Какую девочку?
— Дочку фермеров из Кроутен-Лейк.
Озабоченный хозяин больше не обращал на него внимания: он искал глазами кого-либо трезвого, с кем можно посоветоваться. Потом направился в угол, где за столом в обществе двух женщин пили пиво двое уже немолодых мужчин, похожих на подрядчиков-строителей.
Из-за музыки Стив не слышал, что они говорят. Они указывали на опустевший табурет рядом со Стивом; одна из женщин, сидевшая вблизи автомата для продажи сигарет, казалось, что-то вдруг вспомнила; хозяин, покачивая головой и нерешительно посматривая на телефон, висевший на стене, выслушал ее объяснения и наконец подошел к Стиву.
— Вы ничего не заметили?
— Что именно?
— Татуировки у него на запястье.
До Стива не сразу дошло, о ком его спрашивают.
— У кого?
— У парня, которому вы предложили выпить.
— Он отказался. Но я не в обиде.
Хозяин пожал плечами и посмотрел на него так, что Стиву это не понравилось. Пожалуй, лучше уйти — спиртного все равно больше не подадут, а поболтать здесь не с кем.
Он положил пятидолларовый билет прямо на мокрую стойку, поднялся, слегка покачиваясь, и бросил:
— Получите.
Одновременно удостоверился, что никто на него не смотрит косо, — он бы этого не потерпел.