Крест и полумесяц

Глава 19

Остаток дня тянулся бесконечно: Амир куда-то исчез, с Хафизой поговорить тоже не удалось, потому что Ибрагим не вышел из покоев хатум до самой утренней молитвы.

Ночь тоже не принесла облегчения, Амир так и не появился, духота не спала и темнота за окном плавилась от жары. Злата ворочалась на смятых простынях не в силах заснуть. Еще утром она считала, что ей, в общем-то, ничего не угрожает, перспектива хоть когда-то оказаться на ложе Ибрагима была очень уж отдаленной и расплывчатой, чтобы внушать хоть какие-то опасения. Как же все изменилось! Время не просто поджимало, минуты ускользали как песок сквозь пальцы.

Злата уже в бессчетный раз взбила подушку и попыталась устроиться поудобнее. Вот уж ситуация! Она, если быть до конца честной, уже успела вполне примириться с возможностью рано или поздно оказаться в постели с Ибрагимом, но вот оказаться с ним же в постели для свершения какого-то мрачного еретического обряда… Это слишком! Все эти бредни про реинкарнацию и воскрешение мертвых просто не укладывались в голове. Вот уж точно – хашишины, гашиша все обкурились, вот и несут всякую чушь.

Впрочем, эти сектанты на все способны, ведь не зря европейцы называют их «асассинами», «убийцами». Вот и Тимофея они убили ни за что ни про что. И тут Злата вскочила с постели и замерла. Господи, какая же она глупая! Ведь подлый Ибрагим сказал, что ее отец жив! Пусть он в Москве, пусть он не ищет ее, но жив! Злата упала на колени и истово перекрестилась, вознося горячую молитву, сумбурно перемежая слова «Отче наш» благодарностями за спасение Петра Евгеньевича. Боже, ну хоть какая-то радостная новость!

Девушка упала на постель и наконец-то забылась беспокойным сном.

На рассвете, сразу после утренней молитвы, Злата отправилась к Хафизе. В покоях девушки не оказалось, евнух сказал, что госпожа в банях, так что пришлось пойти туда.

Хафиза сидела в дубовой бочке, наполненной обжигающе горячей водой, и горько плакала.

– Что случилось, милая? – глупый вопрос, ведь все и так понятно. Жена просто провела ночь со своим мужем, любящим норовистых кобылок.

– Не спрашивай. – Хафиза вытерла слезы, вылезла из бочки и завернулась в прохладную простыню. – Надеюсь, что я понесу сына после этой ночи. Тогда он больше ко мне не придет, а рано или поздно, после его смерти, я стану валиде. Это самое лучшее, что может выпасть на долю женщины.

– Хафиза, милая, неужели ты всю жизнь так и будешь ждать смерти Ибрагима? – Злата присела рядом с подругой на скамью, взяла гребень и принялась расчесывать ее длинные волосы. Хорошо, что кроме них двоих, тут никого нет, можно поговорить спокойно. Даже служанок, похоже, Хафиза отослала.

– Надеюсь, этот счастливый момент наступит скоро. И надеюсь, что мой господин, – последние слова Хафиза произнесла, сверкая глазами, – даст мне сына, прежде чем отправится в Ад на веки вечные!

– Это ужасно! Мне никогда не понять и не принять такой жизни. – Как же теперь рассказать подруге про то, что ее муж – хашишин? Ведь ей и так плохо, а станет еще хуже… Хотя куда уж хуже.

– Мне тоже. Но я смогу вытерпеть. В конце концов, я стану валиде. Мой сын будет богат и знатен. Но… это ужасно. Я буду жить еще много лет в одиночестве, и ждать, и желать смерти своему мужу… Но я дождусь.

Злата закончила расчесывать волосы Хафизы, разделила их на пряди и начала плести косички. Нет, не стоит говорить подруге, что ее мужа могут бросить в тюрьму и казнить, и тогда она лишится всего, что может хоть как-то оправдать ее мучения. Но, может быть, она родит сына? Или вернется к отцу? Что-то же она может сделать, не нарушая законов своего народа, своей религии?

– А ты не думала вернуться к родителям, если станет совсем невыносимо? – решилась спросить Злата.

– Маловероятно. Если муж разведется со мной, то он просто выгонит меня на улицу. А чтобы мне развестись с ним… Он должен стать государственным преступником. Совершить страшный грех. Тогда мне вернут мое приданое, и я вернусь к отцу незапятнанной.

У Златы от сердца отлегло.

– А ты хочешь? Хочешь вернуться к родителям? Хафиза обернулась и удивленно взглянула на подругу:

– К чему этот разговор? Ведь этому не бывать.

– Послушай… Нет, пообещай, что не выдашь меня! – нерешительно проговорила Злата.

– Я тебе подруга, – обиженно проговорила Хафиза.

– Тогда слушай… – и Злата пересказала все, что узнала вчера, только умолчала об Амире, не нужно, чтобы хатум о нем знала.

– И ты хочешь бежать и разоблачить Ибрагима, – медленно и задумчиво проговорила Хафиза. – И хочешь, чтобы я тебе помогла…

– Да. – Злата с напряжением и надеждой смотрела в лицо подруге, пытаясь прочитать по нему свою судьбу.

Хафиза молчала. Злата доплела последнюю косичку и сложила руки на коленях.

– Что ж, ты моя единственная подруга, ты помогла мне, но моя помощь тебе будет всего лишь помощью самой себе, ведь благодаря этому я навеки освобожусь от Ибрагима. – Хафиза взяла ладони Златы в свои. – Что я могу для тебя сделать?

Тут уж пришлось Злате посвятить хатум в то, что один из евнухов гарема совсем не евнух и что сейчас он ищет возможность обойтись без рискованного побега.

– Знаешь, – смущенно произнесла Хафиза, – Ибрагим говорил сегодня что-то про то, что если бы я только пожелала, то могла бы вскоре стать не просто его женой, а его единоверкой. Я не придала этому значения, но… Мне теперь кажется, что он имел в виду, что я могу поучаствовать в этом обряде во время затмения. Как мерзко! Я, правоверная мусульманка, – и этот грязный еретик! Но я все же соглашусь. Затмение будет утром, где-то между первой и второй молитвами, так что за тобой придут глубокой ночью, а я смогу отвлечь их внимание, дать вам с Амиром чуть больше времени.

– Но как осуществить сам побег? Я пробовала уже два раза!

– У меня есть ключ от двери, через которую евнухи выходят из гаремлика прямо в город. После отставки Малика он хранится у меня. Имад даже не посмел возражать, я пригрозила рассказать Ибрагиму о его связи с Науваль.

– Хафиза! – Злата была готова упасть на колени перед подругой.

– И еще я могу под каким-либо предлогом убрать охрану от дверей. Но если вас хватятся слишком быстро, то догонят.

– Но хоть покинуть гарем ты нам поможешь! А там посмотрим. Может быть, эти хашишины соберутся где-нибудь, чтобы творить свои мерзости. Амир говорил, что есть здесь какие-то подземелья…

– Я про это ничего не знаю… Но чем смогу, тем помогу.

Злата порывисто обняла подругу:

– Спасибо! Я ведь никогда не смогу тебя отблагодарить! – Девушке хотелось, чтобы Хафиза стала счастлива.

– Если ты избавишь меня от Ибрагима, если я смогу вернуться к отцу, вернуться с приданым… Это будет самой лучшей благодарностью. Я смогу начать новую жизнь.

– Ты очень молода, все еще наладится, – постаралась Злата ободрить хатум.

– Если я не вырвусь отсюда, то просто сойду с ума. – Хафизу передернуло. – Мало того что Ибрагим извращенец, так он еще и еретик самого худшего толка. Знал бы мой отец…

– А почему ты не можешь написать ему? – спросила Злата.

– Мои письма читают, – ответила Хафиза спокойно, как о само собой разумеющейся вещи.

– Какой кошмар!

– Обычное дело. Жена полностью принадлежит мужу. Хоть я и хатум, я почти ничем не отличаюсь от джарийе. Разве что меня не предлагают гостям и не продадут в другой гарем, – Хафиза говорила все эти ужасные вещи таким спокойным тоном, что Злату в дрожь бросило.

– Но ведь так не должно быть! Ты же человек, а тебя бесконечно унижают!

– Ты не права. Я читала про Европу, там замужняя женщина только недавно получила право на свое имущество и право на развод. Я же могу развестись, пусть уйду голой, но разведусь. А в моем случае можно уйти и со своим приданым. Меня никогда не будут судить, не посадят в тюрьму. Муж имеет право меня наказать, отец… но не закон. Да, я в очень редких случаях могу просить защиты у закона, но и закон мне не указ. Понимаешь, вы считаете себя равными мужчинам. Но вы получили равные с ними обязанности, но не получили ни единого из их прав. Не хотела бы я жить в вашем мире, где женщина беззащитна не только перед своим мужем, но и перед всем миром.

Хафиза уложила заплетенные косички в сложную прическу и прикрыла шелковым платком. Злата молчала, пытаясь осмыслить сказанное, и задумчиво кивнула:

– В чем-то ты права. Даже если мне удастся сбежать, моя жизнь кончена. Отец примет меня, он меня любит, но все мои прежние знакомые отвернутся, если узнают, что я жила в гареме. Слухи… слухи проникают повсюду. Достаточно будет одного только факта, что я оставалась в чужой стране без отца, без родственников.

– Меня же никто, кроме мужа или отца, не осудит, если не увидит собственными глазами моего грехопадения, моего преступления против шариата. Да и то право судить передадут мужчине, который опекает меня. А уж перед обществом будет ответствен только он. Накажет меня соответственно проступку – все покивают и посчитают вопрос закрытым.

– Не знаю, кому из нас легче, – грустно вздохнула Злата. – Что бы ни сделал отец, тень моего «разврата» все равно падет на всю семью. Но это неважно. Отец будет счастлив, когда я вернусь, и этого достаточно…

– Все теперь зависит от того, удастся ли тебе сбежать, – вернулась к насущным вопросам Хафиза. – В твоих руках судьба трех человек. И мы должны сделать все, чтобы побег удался. Что-то мне слабо верится в то, что Амир сможет выполнить свою задачу: целый месяц у него был, а он не продвинулся ни на йоту.

Раздался призыв муэдзина к полуденной молитве.

– Иди, Злата. – Хафиза погладила ее по щеке. – Я помолюсь, чтобы все получилось.

Злата брела в свою комнату и размышляла о разнице мировосприятия. Ей исламский мир казался просто театром абсурда, где все абсолютно непонятно, а местами даже страшно. Хафиза же думала то же самое про европейские моральные ценности. Так кто же прав? И есть ли абсолютная правда? Подруга рассказывала ей о своей жизни в доме отца, о любви своих родителей, о мире и покое, царившем в гареме Вагиз-паши, где жили лишь три женщины: Хафиза, ее мать и тетка. И многие мусульмане, даже богатые, не склонны к многоженству, живут всю жизнь с одной женой, не держат наложниц. Значит, получается, нет плохих или хороших жизненных укладов – есть лишь плохие и хорошие люди? Ведь и в Москве полно мужчин, имеющих не по одной любовнице, бьющих жену, проигрывающих в карты состояние. И так же здесь – есть порядочные и богобоязненные люди, а есть извращенцы и еретики, Ибрагим например.

Злата сама не знала, откуда у нее подобные мысли и почему она так интересуется мусульманским укладом жизни и исламской верой, ведь скоро она вернется домой и забудет гарем как страшный сон.

Погрузившись в собственные мысли, она не заметила, как очутилась перед комнатой Амира. Дверь была распахнута, лишь легкая полупрозрачная занавесь трепетала на ветру. Злата уже подняла руку, чтобы отвести ее в сторону и войти, но тут раздался призыв муэдзина начать намаз, и она увидела, что Амир в комнате и готовится к молитве. Девушка замерла, не решаясь ни войти, ни развернуться и уйти. Двигаясь бесшумно и медленно, она немного отодвинула занавесь и приникла к образовавшейся щели. Зачем она решилась подглядывать за молитвой Амира, Злата не знала, но почему-то ей очень хотелось увидеть это, увидеть, каков он наедине со своим Богом.

Амир завершил омовение, ноги его были босы, пояс развязан, голова покрыта маленькой круглой шапочкой.

Злата уже не один раз слышала, как звучит по-арабски исламский символ веры: «Свидетельствую, что нет божества, кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммед Его слуга и Его Посланник!» – Но в устах Амира молитва казалась наполненной особым смыслом, будто бы он действительно разговаривает с Богом. Сама Злата была вполне религиозной, но истовой, всепоглощающей веры не ощущала. Амир же совершал не просто ритуал, а акт веры.

С ней он всегда говорил на чистом французском, поэтому Злата почти не воспринимала Амира как истинного правоверного мусульманина, но теперь сила его веры, его искренность просто поразили ее. Если мужчина настолько чувствует силу божества, настолько верит, то он будет честен, будет справедлив… Ему можно верить, но вот можно ли его любить? И может ли он любить ее, православную христианку? Или она просто приняла его доброе отношение за нечто большее? Глупо и бесплодно думать об этом. В любом случае у них нет ни единого шанса на развитие отношений. Да и какие тут отношения? Пара случайных поцелуев, объятия вскользь… Но нет. Его глаза, его слова не могут лгать.