Крестовые походы. Том 1

Глава I Возникновение и распространение ислама

Одна из мировых религий — ислам возник в Аравии в VII в. под влиянием иудаизма и христианства. В это время Аравию заселяли несколько независимых арабских племен, люди которых в большинстве были скотоводами-кочевниками, другие — оседлыми земледельцами, а некоторые жили в торговых поселениях вдоль караванных дорог. У каждого племени были свои кумиры, из которых самым священным был Черный камень Каабы в Мекке. Однако к началу VII в. вера в кумиры ослабла, в Аравии поселились христианские, иудейские и персидские зороастрийские общины, и некоторое количество арабов обратилось в их веру.

Основатель ислама пророк Мухаммед, человек бедный, но женившийся на богатой купеческой вдове старше его на пятнадцать лет, по-видимому, неграмотный, был восторженным поэтом, но при этом умным, осмотрительным и расчетливым политиком. Хотя не осталось никаких его портретов (ислам запрещает любое изображение пророка), известно, что он был человеком среднего роста, с красивым лицом и с длинными, зачесанными назад в хвост волосами. Он много путешествовал по торговым делам и при этом интересовался религиями мира. Посещал он также общины христиан, иудеев и огнепоклонников-зороастрийцев в Аравии, желая уяснить себе сущность их веры.

Он оставил после себя ряд полученных от Бога (согласно верованию мусульман) откровений в виде разрозненных записей своих изречений. Эти записи были около 650 г. сведены в священную книгу мусульман Коран («Чтение»). Коран состоит из 114 сур (глав) и содержит учение о вере, правила образа жизни и управления государством и полный свод законов. Основное в исламе — заимствованное Мухаммедом у иудеев и отчасти у христиан требование единобожия, а также безусловной покорности воле Бога-Аллаха, — само слово «ислам» означает «подчинение». Сила Корана лежала в его простоте: один Бог в небесах (Аллах), один вождь верующих на земле (пророк Мухаммед) и один закон (Коран), по которому вождь должен править. Аллах был одним из многих богов, которым поклонялись в Мекке, Мухаммед сделал его высшим и единственным. До Мухаммеда, по его учению, Бог посылал людям и других пророков — это ветхозаветные Адам, Авраам, Моисей, а также Иисус Христос, но Мухаммед выше их.

Мухаммед начал проповедовать в Мекке, утверждая, что земные богатства должны быть справедливо распределены внутри уммы (сообщества) верующих в Аллаха (мусульман), вне племенной принадлежности, и что придет Судный день, и тогда добродетельные попадут в рай, а нечестивые — в ад.

На Мухаммеда и его сторонников обрушились гонения, и в 622 г. они бежали в Медину, город по соседству. Это бегство получило название хиджра и считается началом ислама и мусульманского летосчисления. Из Медины Мухаммед начал вести с Меккой партизанскую войну: нападать на селения, стада и караваны. Война с Меккой с помощью племен, окружавших Медину, закончилась победой Мухаммеда. В 630 г. разбитая Мекка открыла Мухаммеду ворота. Весть о его победе привела всю Аравию к подчинению ему и к принятию ислама.

Одно из священных преданий (хадисов — см. ниже), ссылаясь на Мухаммеда, говорит: «Я слышал, как посланник Аллаха (пророк) сказал: Ислам воздвигнут на пяти столпах. Вот они. 1 (шахада) — символ веры: нет другого Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — посланник его; 2 (салат) — вознесение молитв Аллаху 5 раз в день; 3 (закят) — раздача милостыни бедным, 4 (саум) — соблюдение поста в Рамадан (месяц покаяния) и 5 (хадж) — паломничество в Дом (к Каабе)».

В отличие от христианства, утверждавшего, что насилие противоречит Божьей воле, и проповедовавшего мир (которого, правда, никогда невозможно было достичь) и мирное распространение христианской религии, одно из предписаний ислама, иногда его называют шестым столпом, — священная воина (джихад) за распространение мусульманства на весь мир. Это соответствовало тогдашней потребности арабов в объединении и завоевании новых земель вследствие скудости своих собственных, которые были не в состоянии прокормить быстро растущее население. В соответствии с указаниями Корана и требованиями джихада, мусульманам запрещалось заканчивать войну с неверными вечным миром, но только перемирием. В последнее время появилось новое толкование джихада, приписываемое халифу-завоевателю Омару: война есть Малый джихад, а Большой джихад должен создать общество справедливости и равенства среди правоверных.

Главными врагами новой религии, ислама, считались многобожники, поклонники племенных кумиров. Под это определение подходили как собственно арабы, не принявшие ислам, так и практически все окружавшие народы. «…Обрадуй же тех, которые не уверовали, мучительным наказанием, кроме тех многобожников, с которыми вы заключили союз, а потом они ни в чем пред вами его не нарушили и никому не помогали против вас! Завершите же договор с ними до их срока: ведь Аллах любит богобоязненных! А когда кончатся месяцы запретные, то избивайте многобожников, где их найдете, захватывайте их, осаждайте, устраивайте засаду против них во всяком скрытом месте! Если они обратились и выполняли молитву и давали очищение, то освободите им дорогу: ведь Аллах — прощающий, милосердный!» (Коран, сура 9, аяты (стихи) 3-5). Выбор у многобожников один: переход в ислам или смерть. Подлежали каре и те мусульмане, которых можно было заподозрить в недостатке веры.

Среди покоренных народов особое место занимали христиане, иудеи и почему-то персы-зороастрийцы. Мусульмане считали их приверженцами искаженной веры, которым недоставало высшего откровения Мухаммеда, но все же «людьми писания», верующими в того же Бога. Их не принуждали к переходу в ислам на завоеванных мусульманами землях. Однако Коран повелевал воевать и с ними, если они не подчиняются истинной религии.

Так же, как и христиане, мусульмане рассматривают Иисуса как воплощение Божьего Духа и Слова и ждут Его возвращения в конце света. Однако, в отличие от христиан, мусульмане не верят в то, что Иисус — Сын Божий и в Его воскрешение, и считают Его отрешенным от Бога. После своего возвращения, считают они, Христос должен в Медине сойти в могилу, так же как пророк Мухаммед и два первых халифа, Абу Бекр и Омар ибн аль-Хаттаб.

Мухаммед, объявивший себя пророком и, видимо, не имевший планов, выходивших за пределы Аравийского полуострова, умер в 632 г. Руководство исламской общиной и возникшим большим государством после смерти Мухаммеда взяли на себя выбранные общиной друг за другом преемники пророка, так называемые халифы — Абу Бекр, Омар, Осман и Али. Первые четыре халифа (их лично знал пророк) получили наименование Праведных.

Уже при Омаре, ставшем халифом в 634 г., волна исламской экспансии выплеснулась за пределы Аравийского полуострова и затопила континенты на запад и восток. На исторической сцене арабы появились в необычайно благоприятный для себя момент. Только что победой Византии закончилась опустошительная, чрезвычайно кровопролитная 19-летняя война с иранским царством Сасанидов, в которой первые 12 лет побеждали персы, захватившие Анатолию (Малую Азию), Сирию, Палестину и Египет.

Персы прошли по этим странам, сметая все на пути и разрушая христианские церкви. Они пощадили только церковь Рождества в Вифлееме, потому что мозаика на ее фронтоне изображала трех волхвов в персидской одежде. В Иерусалиме, захваченном в 614 г., персы разрушили главную святыню христиан — комплекс зданий, построенных при Гробе Господнем по приказу императора Константина в IV в. Этот комплекс включал в себя церковь-ротонду над Гробом Господним, базилику, баптистерий и церковь Голгофы и был окружен круговой каменной стеной, носившей название Анастас (Воскресение). Главная реликвия христианства — Святой Крест, на котором, как верили, был распят Христос, — был отправлен победителями в Иран, в подарок царице-христианке. В конце концов император Ираклий в 627 г. разгромил персов в сражении при Ниневии, царь Хосров был свергнут и убит. Завоеванные провинции были возвращены империи, и в 629 г. заключен мир. После победы Византии Святой Крест был торжественно препровожден обратно в Иерусалим и вновь отстроены культовые здания при Гробе Господнем.

Несколько слов о Палестине и об Иерусалиме, священном городе иудеев, христиан и мусульман, который не раз будет упомянут на наших страницах. Иерусалим связывают с именем патриарха (прародителя) Авраама (XX-XIX вв. до н. э.), принявшего единобожие и получившего в дар от Бога земли Ханаана ( Палестина). В XIII в. до н.э. пророк Моисей вывел евреев из египетского плена, на горе Синай получил от Бога десять заповедей, регулирующих отношения человека с единым всемогущим Богом и после 40-летних скитаний по пустыне привел свой народ в «Землю обетованную». В 1003 г. до н.э. царь Давид превратил Иерусалим в столицу Израильско-Иудейского царства, а его сын и преемник царь Соломон закрепил за ним статус священного и престольного города: «Я построил Дом (Храм) в жилище Тебе (Господу), место для вечного Твоего пребывания» (2 Пар 6:2). В 586 г. до н.э. вавилоняне захватили и разрушили Иерусалим вместе с храмом, и несколько десятков тысяч евреев были выселены в Ассирию. Около 520 г. до н.э. изгнанники возвратились и восстановили храм. В 63 г. до н.э. Иерусалим был захвачен римлянами и превращен в административный центр римского протектората. Здесь проповедовал, творил чудеса, был казнен и воскрес Иисус Христос. После восстания евреев, продолжавшегося 4 года, Иерусалим в 70 г. н.э. был осажден и взят римлянами. Считается, что в ходе этой войны погиб каждый второй еврей. Большое количество оставшихся в живых евреев покинуло Израиль. Город и Второй храм были разрушены. На его месте на Храмовой горе римляне построили свой храм, посвященный Юпитеру. Новое восстание евреев в 132 г. было подавлено с крайней жестокостью. «Почти вся земля Иудеи вымерла» (римский историк Дион Кассий).

В IV в. император Константин сделал христианство официальной религией Римской империи. В этом же веке Римская империя распалась на две части, Западную и Восточную (Византия).

Полностью обескровленные и обессиленные войной Византия и Иран (к этому добавился ряд неурожайных голодных лет) — самые могущественные государства Ближнего и Среднего Востока — стали добычей арабов. Арабами были разбиты императорские армии и завоеваны византийские Палестина и Сирия, Дамаск, столица Сирии, пал в 636 г., Иерусалим - в 638 г., и второй халиф, Омар ибн аль-Хаттаб, въехал в него на белом верблюде (в отличие от британского генерала Эдмунда Алленби, взявшего город у турок во время Первой мировой войны 9 декабря 1917 г. и почтительно слезшего с коня перед городскими воротами). В том же 638 г. пала и Антиохия, крепость и торговый город на перекрестке дорог на севере Сирии.

Обороной Иерусалима от арабов руководил иерусалимский патриарх Софроний. Когда после года плотной осады продовольствие подошло к концу и стало ясно, что помощи ждать неоткуда, Софроний отправился на Масличную гору, где находилась ставка халифа Омара, и договорился о сдаче города. В сопровождении Софрония Омар поднялся на Храмовую гору, откуда его учитель Мухаммед вознесся в небо, а затем попросил патриарха отвести его к церкви Гроба Господня. Как раз настало время мусульманской молитвы. Омар спросил у Софрония, где он может расстелить молитвенный коврик, и улыбнулся, услышав ответ патриарха: где хочет, хоть прямо в храме. Халиф вышел за ограждавшую стену и только там развернул коврик и опустился на колени. Он объяснил патриарху, что не хочет, чтобы его люди разрушили этот прекрасный храм, потому что они построят величественную мечеть на том месте, где в первый раз в завоеванном городе помолился халиф. Так и произошло, и мечеть Омара, основанная халифом, стоит вблизи, чуть южнее христианского храма Гроба Господня.

Арабы завоевали византийский Египет, Месопотамию (Двуречье), Иранское царство, включавшее Ирак, и Афганистан. После семилетней осады в 675 г. арабы были отброшены от Константинополя. Византия устояла, хотя до конца VII в. арабами была завоевана византийская Северная Африка. В 718 г. император Лев III Исавр нанес арабам жестокое поражение и тем самым спас от их завоевания Анатолийский полуостров.

В VIII в. арабы переправились через Гибралтар в Испанию, уничтожили вестготское государство и продвинулись через Пиренеи на север. Победой в битве при Пуатье в 732 г. правитель Франкского государства, майордом Карл Мартелл, сумел остановить исламский поток во Францию, однако арабы прочно утвердились на большей части Пиренейского полуострова. В IX в. они продолжали теснить Византию на востоке, почти ежегодно врываясь в Анатолию, а в центре Средиземноморья кусок за куском отнимали у нее Сицилию, которой окончательно овладели к 902 г., захватили Крит в 823-м, обосновались в южной Италии, разграбили в 846-м часть Рима и позднее разоряли берега Сардинии и Корсики. Утвердившись на провансальском берегу, они опустошали южную Францию и Швейцарию и захватили альпийские перевалы. Однако во второй половине X в. франки и византийцы постепенно собрались с силами, арабы были вытеснены из южной Франции и из Италии, на Пиренейском полуострове укрывшиеся в горах Астурии вестготы почти сразу после арабского завоевания начали Реконкисту (Отвоевание) и в ходе непрерывных войн отвоевали у арабов к середине X в. треть своих земель, образовав несколько государств.

Нужно отметить, что мусульманские народы — арабы, берберы, турки — основатели империй — никогда не считали свои завоевательные войны завоевательными и, в отличие от политкорректных христиан-европейцев нашего времени, никогда не испытывали стыда за них, видимо, в силу различия основополагающих принципов распространения религии.

После смерти пророка Мухаммеда у Али ибн Абу Талиба с самого начала были наибольшие права на власть. Он был двоюродным братом пророка, к тому же женатым на его дочери Фатиме. Однако он стал только четвертым халифом и после пяти лет правления был убит, халифом был выбран Муавия из семьи Омейядов, долго бывших в Мекке самыми упорными врагами Мухаммеда. После того как в 680 г. войска Омейядов разгромили при Кербеле отряд восставшего Хусейна, сына Али, и сам он был убит, ислам окончательно разделился на две ветви.

Сторонники Али назвали себя шиитами (шиат Али — сторонники Али), они признавали халифами только потомков Али. Их противники, сторонники выборности халифов, стали называться суннитами, от сунны — сборников священных преданий (хадисов) о жизни и поучениях Мухаммеда, составленных в VII-IX вв. мусульманскими богословами. Шииты, подобно суннитам, признают священными книгами как Коран, так и сунну, однако считают, что Абу Бекр и Осман создали суннитскую редакцию Корана, выбросив из первоначального текста указания, что халифами могут стать только члены семьи пророка, а в сунне шииты признают истинными лишь те предания, которые были приняты родственниками Мухаммеда.

Муавия сделал столицу своего бывшего сирийского наместничества Дамаск главной столицей халифата вместо прежней Медины. Власть халифов стала наследственной. За Муавией последовало более дюжины халифов Омейядов. В 750 г. кровавый переворот сверг Омейядов. К власти в Дамаске пришел Абу аль-Аббас ас-Саффах, ведший род от аль-Аббаса, дяди Мухаммеда. Он стал родоначальником династии Аббасидов. Все Омейяды были беспощадно перебиты, сумел спастись лишь Абд ар-Рахман, основавший в 756 г. на Пиренейском полуострове Кордовский халифат Омейядов. Халиф Аббасид аль-Мансур основал в 762 г. город Багдад, ставший резиденцией халифа и за короткое время достигший необыкновенного расцвета. И так как шииты постоянно устраивали заговоры с целью свержения халифов в пользу потомков Али, Аббасиды, прийдя к власти как родственники пророка и союзники шиитов, стали ортодоксальными суннитами, врагами шиитов.

Шииты отрицают светское правление в любых его формах. Если сунниты, стиснув зубы, признают Али Праведным халифом, то шииты первых трех халифов считают незаконными, а Омейядов и Аббасидов — узурпаторами. Сунниты, превосходящие шиитов по численности, считаются ортодоксами, в то время как шииты — раскольниками, сектантами.

С самого начала среди шиитов не могло быть единства, так как у Али было несколько жен. Главным в догматике шиитов было представление о Махди (Спасителе), потомке Али, который должен явиться уже вскоре, незадолго до Страшного суда, установить царство справедливости и обратить людей в истинную веру. Поэтому ряд имамов прервется, так как последний имам должен скрываться и пребывать невидимо, он-то и есть Махди. Раскол среди шиитов произошел затем и по поводу того, с каким по счету скрывшимся имамом должен прекратиться их ряд. В числе уже признанных скрывшихся имамов различали «пятого», «седьмого» и «двенадцатого». В конце концов возобладали сторонники исчезнувшего в 878 г. «двенадцатого имама» аль-Мунтазара, представлявшие умеренное крыло. Однако в VIII-X вв. были сильны сторонники «седьмого имама», видевшие Махди в седьмом имаме Исмаиле, исчезнувшем в 760 г. Они образовали экстремистское крыло и стали называться исмаилитами.

В 909 г. исмаилиты в ходе восстания захватили власть в Тунисе, а затем распространили ее на запад до Магриба (Марокко, Алжир, по-арабски — Запад) и на восток до Египта. Убайд Аллах был объявлен потомком Али от Фатимы, а затем провозглашен халифом. Фатимиды основали Каир, ставший их столицей в 973 г. В борьбе с Аббасидами Фатимиды завоевали также Палестину и часть Сирии и получили контроль над священными городами ислама Меккой и Мединой, помимо Иерусалима. Оба враждующих халифа, и каирский, и багдадский, со временем попали в полную зависимость от армии и бюрократии.

Четких различий между суннитским и шиитским учениями не было, и многие сунниты сочувствовали шиитам, а шииты служили Аббасидам. В крупных мусульманских городах сунниты и шииты мирно жили рядом друг с другом. Шиитам, когда они живут среди суннитов, разрешается скрывать свою веру. Убежденных фанатичных сторонников того и другого течения было немного, и народные массы без труда меняли религиозную ориентацию при ее изменении на верху государства. Так было в XII в. в Египте, ставшем суннитским, когда там был свергнут шиитский халиф Фатимид, так было в XVI в. в Иране, который стал шиитским после того, как там к власти пришла династия Сефевидов.

Исмаилитов преследовали постоянные расколы. В начале XI в. откололись друзы, получившие свое название по имени своего предводителя, проповедника Дарази, считавшие скрывшимся имамом — Махди — таинственно исчезнувшего (видимо, тайно убитого) в 1021 г. сумашедшего фатимидского халифа аль-Хакима, прославившегося жестокими преследованиями христиан. Когда в 1094 г. египетский визирь аль-Афдал сделал халифом не старшего непокорного сына халифа аль-Мустансира — Низара, а младшего — послушного аль-Мустали, многие исмаилиты отвернулись от Фатимидов и образовали в Иране экстремистскую секту низаритов. Их преследовали как еретиков, но они не покорились и позже стали известны как «ассасины».

Население завоеванных земель легко подчинилось арабам. Этому способствовала его этническая и религиозная разобщенность. Ереси V-VII вв. отделили от ортодоксального христианства несториан, монофиситов и монофелитов. Несториане — сторонники константинопольского епископа Нестория, учение которого подчеркивало человеческую сущность Христа, — распространились в Сирии, Месопотамии, Иране, Индии и Китае. Монофиситы, приверженцы александрийского епископа Евтихия, учение которого, напротив, приписывало Христу единственно Божественную сущность, распространились в Египте и Сирии. Позже монофиситы Сирии, объединенные епископом Яковом Барадеем, стали называться яковитами, а монофиситы Египта — коптами. К монофиситам примкнула и армянская церковь. Армяне и сирийцы-яковиты не любили греков сильнее, чем мусульман, не желая принимать навязываемый им ортодоксальной христианской церковью догмат о божественной и человеческой природах Христа. Попытка примирить учение монофиситов с ортодоксальным христианством привела к образованию в Сирии монофелитской секты маронитов, названной по имени своего основателя, отшельника и проповедника Мар Марона, утверждавшего, что Христос обладает двумя природами, но одной «богочеловеческой энергией». Сторонники ортодоксального христианства в Сирии и Египте оказались в меньшинстве по сравнению с еретиками, сохранив большинство только в городах Палестины. Их пренебрежительно называли мелькитами — людьми императора. Еще одной религиозной общиной были евреи, достигавшие значительной численности во всех городах Востока, лишенные в христианской Византийской империи гражданских прав.

Арабы, в отличие от ортодоксальной христианской церкви, не пытались навязать покоренным религиозное единообразие. Таким образом, переход власти к арабам принес облегчение и удобство еретическим сектам и иудеям. Быстро смирились с завоеванием и мелькиты — ортодоксальные христиане, когда увидели, что мусульмане их особо не преследуют и налоговый гнет завоевателей гораздо слабее, чем под властью Византии.

Христиане, евреи и персы-зороастрийцы должны были платить джизью — подушный налог, тогда им обеспечивалась свобода веры и они становились джиммис — охраняемыми народами. Вскоре джизья превратилась в плату за освобождение от воинской службы и к ней был добавлен харадж — земельный налог. Каждая конфессия покоренных народов рассматривалась арабами как милет — полуавтономная община во главе со своим религиозным вождем, который отвечал за ее лояльность и добронравие. Таким образом, верность по отношению к религии на многие века на Ближнем и Среднем Востоке заняла место верности по отношению к национальности.

Джиммис не разрешалось ездить на лошадях, носить оружие, пытаться обратить мусульман в свою веру, жениться на мусульманках, они обязаны были лояльно относиться к мусульманскому государству. Однако стоило неверному принять ислам, как он вступал в ряды правоверных и получал все преимущества господствующего класса.

Византийские императоры во всех своих переговорах и договорах с халифами приняли на себя ответственность за ортодоксальных христиан, живших в завоеванных арабами странах, поддерживая таким образом идею единства и неделимости христианства. У христианских еретических сект такого покровительства не было. Поэтому в ислам, отстоявший достаточно близко от христианства, переходили в гораздо большем количестве представители еретических сект, нежели ортодоксального христианства.

На покоренных мусульманами землях оставалось все же большое количество людей, не исповедовавших ислам. Постепенно первоначальный религиозный порыв ислама, провозгласивший священную войну против неверных, выдохся под влиянием необходимости сосуществования, повседневных отношений с малыми и большими группами людей, исповедовавших другие религии. Арабы оказались этнически разбавленными вовлечением в ислам больших масс, сохранивших связь со своими немусульманскими народами. Ранее всего это произошло именно в Сирии, объявленной вначале землей джихада. Таким образом, в отличии от христианских Римской и Византийской (Греческой) церквей, ислам стал отличаться терпимостью.

При взятии Иерусалима в 638 г. мусульмане не тронули живших в нем христиан, как и церковные здания при Гробе Господнем. Мусульмане никогда на них не претендовали.

В конце VII в. на Храмовой горе в Иерусалиме руками византийских мастеров была воздвигнута восьмиугольная мечеть Куббат ас-Сахра («Купол над Скалой»). Со Скалы, на которой, по мусульманскому преданию, Мухаммед оставил след ноги, еще и сегодня почитаемый мусульманами, пророк вознесся в небо на крылатом коне аль-Бурак («Молния») с головой прекрасной женщины и хвостом павлина, и там архангел Джибрил (Гавриил) передал ему заветы Божьи, начертанные на ткани из серебра. В небольшой башенке возле скалы хранятся три волоска из бороды Мухаммеда. В начале VIII в. вблизи Купола над Скалой, на Храмовой горе, на месте иудейского Храма и римского храма Юпитера, была построена крупнейшая городская мечеть аль-Акса — в честь ночного путешествия Мухаммеда из Мекки в Иерусалим, после чего, как мы уже говорили, он вознесся в небо на встречу с архангелом.

Исламское нашествие разрушило культурное, экономическое и социальное единство региона Средиземного моря. Южный берег моря стал мусульманским, северный остался христианским. Развитая морская торговля была разрушена, хотя полностью не исчезла. В руки арабов на завоеванных территориях попали крупные города — центры развитой культуры, торговли и промышленности. Опираясь на них, сложилась высокая арабская средневековая культура и наука. Особого расцвета арабская культура в эллинистической форме достигла при халифах Омейядах, людях больших способностей и духовной восприимчивости. Христианские строители, художники и ремесленники работали на халифов. Переводились на арабский античные философские и технические труды. Чиновниками халифа были говорившие по-гречески христиане. Со всем миром торговали арабские купцы, на весь мир славились арабские врачи, инженеры, ткачи, оружейники, ювелиры. Арабы, научившись у христиан, построили большой флот, опиравшийся на сирийские, африканские и испанские гавани, успешно боровшийся с византийцами и европейцами за господство на море.

С приходом к власти Аббасидов положение христиан ухудшилось. Важнейшие посты в администрации халифата и в армии заняли теперь персы, так как новая столица Багдад находилась на территории бывшего Иранского царства. Аббасиды переняли персидские идеалы культуры и персидский образ жизни.

В первой половине XI в. мусульмане завоевали Пакистан и северную Индию. Во второй половине XI в. в Африке, на территории современного Марокко и части Алжира, возникло военно-религиозное государство берберов Альморавидов, исповедавшее ответвление ортодоксального суннизма. Альморавиды, перейдя в Испанию, объединили мусульманские государства Пиренейского полуострова.

Во второй половине X в. византийские императоры Никифор Фока и Иоанн Цимисхий отняли у багдадского халифата Аббасидов, пользуясь его раздробленностью, часть Сирии с большим торговым городом Антиохией и остров Крит. Иоанна Цимисхия можно назвать первым крестоносцем. «Мы желали освободить Гроб Господень от поругания мусульман», — заявит он. Ему удалось сделать своими вассалами Дамаск и Тиверию, которые балансировали между Аббасидами и Фатимидами, и завоевать Акру (Акко) и Цезарею (Кейсария), но Иерусалим взять он не смог. Император Василий II отнял в 1031 г. у арабов торговый город Эдессу (Урфа) в Месопотамии. Граница Византийской империи была отодвинута до Евфрата и Тигра. Армения и Грузия сбросили власть арабов и признали себя вассалами Константинополя. Немного позднее Армения была присоединена к империи. Однако борьба с болгарами на севере и нашествие турок отвлекли Византию от дальнейших завоеваний на востоке и юго-востоке.

В Европе плохо знали ислам. Он считался гибельным отравляющим учением, а мусульмане — неверными и язычниками, врагами Бога, Веры и Христа, сыновьями дьявола, идолопоклонниками и многобожниками, хотя строго монотеистический ислам отвергал как многобожие христианское учение о Троице.

Глава II Византия вновь под ударом

Вторжение турок из Центральной Азии коренным образом изменило положение дел в Передней Азии. В течение X в. турки, первоначально верившие в шаманов, под влиянием миссионеров обратились в упрощенный ислам суннитского толка и в XI в. двинулись из Трансоксании (Среднеазиатское междуречье, Окс-Амударья) на запад. Турки появились в Передней Азии, когда там угасла ударная политическая сила арабов, и спасли ислам, привнеся в него воинственный дух кочевого народа. Турки подчинили себе мелких эмиров Ирана и Ирака, частично покорили Месопотамию и Сирию и захватили Грузию, Армению. Часть армян была переселена императорами на юго-восток Анатолии, в Месопотамию и на север Сирии и образовала вассальные по отношению к Константинополю государства.

Кочевники-турки постепенно стали переходить к оседлому образу жизни. Вскоре турки вытеснили арабов и персов с мест полководцев, советников и администраторов багдадского халифа и составили большую часть его армии. Среди турок выделялось племя сельджуков, названное по имени своего первого вождя Сельджука. Их предводитель Тугрил Бек, сделав своей столицей Исфахан, получил в 1055 г. от халифа титул султана (властителя), правителя Востока и Запада (Ирана и Ирака), став непримиримым врагом шиитских халифов Фатимидов.

Будучи, как и Фатимиды, крайне обеспокоены появлением турок, возродивших Багдадский халифат, и понимая, что для завоевания Палестины нет сил, византийцы заключили прочный и длительный мир с шиитским Египтом.

Между тем кочевые шайки турок с целью грабежа постоянно врывались на территорию Византии в Анатолии, и императорские войска практически не могли задержать их. Турки начали называть себя гази («борцами за веру»). Султан Сельджукид Альп Арслан (Храбрый Лев), племянник и наследник Тугрил Бека, захватив несколько пограничных греческих крепостей, еще более облегчил кочевым ватагам проникновение на имперскую анатолийскую территорию.

Отколовшиеся от Больших сельджуков Альп Арслана Малые сельджуки, или рум-сельджуки (Румом — от слова «Рим» — называлась Анатолия), расположившиеся на востоке Анатолийского полуострова, совершали постоянные нападения на Византию. Другим большим турецким племенем, занявшим северо-восток Анатолии, были данишмендиды.

Греки не могли смириться с турецким нашествием. Однако в 1071 г. одна из попыток императора Романа Диогена разгромить и отбросить турок закончилась страшным поражением огромной греческой армии при Манцикерте в Армении. Пленный император был брошен к ногам сидевшего на коне Альп Арслана. И хотя султан проявил чрезвычайное великодушие, ограничившись данью, изменением границ и обещанием покорности со стороны империи, Византия не скоро смогла оправиться от этого поражения. Турки потоком хлынули на анатолийское плоскогорье. Греческое население бежало в города на побережье и в Константинополь. Захват турками Анатолии облегчался борьбой за императорский трон нескольких соперников и последовавшей чехардой императоров. Чтобы усилить армии для своих междоусобиц, соперники выводили греческие гарнизоны из городов Анатолии и вводили в них нанятые турецкие отряды, которые затем, привыкнув к сытой и благоустроенной жизни городских хозяев, естественно, не хотели из них уходить. Империя потеряла земли, откуда она получала своих лучших солдат и полководцев. Турки принялись также захватывать фатимидские, греческие и армянские владения в Сирии и Месопотамии. В 1071 г. сельджуки захватили у Фатимидов Алеппо (Халеб), в 1073-м в первый раз овладели Иерусалимом и в 1075-м — Дамаском. В 1076 г. Фатимиды отбили Иерусалим, но в 1078-м город был вторично захвачен турками и туркменами, и если с тамошними христианами обошлись более или менее снисходительно, то вся ненависть завоевателей вылилась на арабов-шиитов.

В 1072 г., после смерти Альп Арслана, его наследником стал его несовершеннолетний сын Малик Шах (малик — молодой властитель, принц), сохранивший и расширивший государство, простиравшееся теперь от Средиземного моря до Гиндукуша. Племянник Альп Арслана Сулейман, предводитель рум-сельджуков, в 1080 г. провозгласил себя султаном и начал в непрочном союзе с Византией войну с Малик Шахом. В 1085 г. Сулейман захватил византийскую Антиохию. В 1086 г. Тутуш, брат Малик Шаха, во главе армии Больших сельджуков победил и убил султана Сулеймана и выгнал рум-сельджуков из северной Сирии.

Однако после смерти в 1092 г. султана Малик Шаха государство Больших сельджуков распалось. Его старший сын и наследник Баркиярок не смог удержать его в руках. Он вынужден был, проиграв войну, Ирак отдать своему брату Мухаммеду, а Хорасан (северный Иран) — другому брату, Санджару. Тутуш, брат Малик Шаха, стал властителем Сирийско-Палестинского государства от границ Египта до границ Антиохии, включая Иерусалим, Дамаск и Алеппо, и провозгласил себя султаном. Он поставил наместником Иерусалима своего военачальника Артука. После смерти Тутуша в 1095 г. его государство распалось, в Дамаске и Алеппо стали править его сыновья Дукак и Ридван, все более склонявшийся к шиизму, а в Палестине со столицей в Иерусалиме — сыновья Артука Сокман и Ильгази под верховной властью Дукака Дамасского.

В Анатолии между тем в 1092 г. возник могущественный султанат рум-сельджуков со столицей сначала в Иконии (Конья), а затем в Никее (Изник). Султан Кылыч Арслан (Сабля Льва), сын Сулеймана, отказался признать верховенство султана Больших сельджуков, и их отношения находились на грани войны. На северо-востоке Анатолии, в Месопотамии и Сирии, возник ряд мелких независимых турецких и арабских эмиратов и греко-армянских городов-владений.

Мусульмане в этническом отношении состояли из арабов, принявших мусульманство сирийцев, турок, туркмен, персов и курдов, пришедших из северо-восточного Ирана. Разнообразны были также мусульманские течения и секты: в Ираке, Иране и Месопотамии преимущественно жили сунниты, в Египте преимущественно — шииты (хотя большинство населения составляли христиане-копты), в Сирии и Палестине — те и другие, в горах Ливана — секта друзов. По пустыне бродили арабские племена язычников-бедуинов, склонявшихся к исламу. Ислам бедуины примут только в XVI в.

В 1054 г. давно тлевшая вражда между римским папством и константинопольским патриаршеством привела в к полному разрыву между церквами. Поводом для раскола стали включение Западной церковью в Символ веры исхождение Святого Духа и от Бога-Отца, и от Бога-Сына, в отличие от Восточной (Греческой), признававшей исхождение только от Бога-Отца (это было главное противоречие), и разногласия в вопросах обряда: причащение мирян одним хлебом (на Западе хлебом и вином причащаются только священнослужители), крещение обливанием (у греков — погружением), совершение крестного знамения пятью пальцами и другое. Папские легаты в Константинополе и греческий патриарх Керулларий взаимно отлучили друг друга от церкви. Церковный раскол в дальнейшем имел для империи серьезные последствия. Он открыл непреодолимую пропасть между Римом и Константинополем, ускорил захват греческих владений в Италии и сыграл ключевую роль в падении Византийской империи.

Если рум-сельджуки подступали к Константинополю с востока и юга, то с запада и севера империи грозила не меньшая опасность. Выходцы из Нормандии, руководимые двенадцатью сыновьями Танкреда Отвильского (de Hauteville), мелкого нормандского дворянина, появившись в южной Италии как паломники, в 1040 г. овладели городом Мельфи в Апулии и основали княжество. Затем под руководством 6-го сына, Робера Гискара, они начали постепенно захватывать византийские владения на юге Италии. В 1059 г. Гискар получил от папы титул «герцога Апулии и Калабрии милостью Божьей и святого Петра и с их помощью Сицилии» и обязался платить ему ежегодную символическую подать, в размере стоимости двух волов — 12 денариев. В 1061 г. его младший брат, 12-й сын Рожер, начал отвоевывать у арабов Сицилию, что было в основном завершено к 1072 г. В трагическом для Византии 1071 г., году поражения при Манцикерте, Гискар отнял у греков Бари — последнюю византийскую крепость-порт на юге Италии.

В 1078 г., после дворцового переворота в Константинополе, был разорван заключенный незадолго до этого договор о браке Робера Гискара с византийской принцессой, поддержанный папой Григорием VII. Папа отлучил от церкви императора-узурпатора, нарушившего договор, а затем и Алексея Комнина, вступившего на трон в 1081 г. в результате нового дворцового переворота. В этом же году итальянские нормандцы напали на Византию. Гискар вместе с сыном Боэмундом захватил острова Керкира (Корфу) и Кефалония, высадился на Адриатическом побережье Византии и овладел Диррахием, хорошо укрепленным главным городом византийской фемы (провинции). От Диррахия прямая римская дорога Виа-Эгнация вела через Фессалоники в Константинополь. Византийцам с трудом удалось — при помощи венецианского флота и нанятых отрядов рум-сельджуков, а также благодаря смерти во время эпидемии в 1085 г. Гискара — справиться с нормандским нашествием. Однако Робер Гискар указал латинцам дорогу в Византию, и те ее не забыли. Венеция, оказавшая помощь Константинополю, получила от императора Алексея Комнина громадные привилегии (право беспошлинной торговли, запрещение досмотра ее товаров, торговый квартал с тремя пристанями в столице), поставившие венецианских купцов в более выгодное положение, чем оно было у византийских. В ответ Венеция пообещала быть верным вассалом Константинополя. Эти привилегии привели к необычайно быстрому росту могущества Венеции и в дальнейшем к ее столкновению с Византией.

Вступивший на папский престол в 1088 г. Урбан II попытался восстановить прерванные отношения с Византией.

В 1089 г. из Рима к византийскому императору было отправлено посольство. Было аннулировано отлучение императора от церкви. И хотя церковные разногласия не удалось преодолеть, отношения между папой и императором улучшились. Алексей, отбивший нападение итальянских нормандцев, к удовольствию папы отказался от ранее проводимых переговоров с врагом Рима — германским императором Генрихом IV. Главной задачей, стоявшей перед византийским императором, было восстановление разбитой под Манцикертом армии. Алексей надеялся набрать солдат в Западной Европе. С его стороны это было, видимо, главной причиной согласия на переговоры с папой. Византия издавна использовала высокопрофессиональных наемных солдат с Севера и Запада, из них, в частности, набиралась так называемая варяжская гвардия, в которой состояли выходцы из Скандинавии и Дании, бежавшие после нормандского завоевания Англии англосаксы и даже, несмотря на войну с Гискаром, нормандцы.

Рис. Император Алексей I Комнин.

С севера империи угрожали также печенеги и половцы (куманы), европейские сородичи турок. Перейдя Дунай, они разгромили в 1088 г. армию императора Алексея Комнина при Дристре (Силистра), причем император едва избежал плена. Только раздоры между печенегами и половцами из-за добычи спасли империю от еще больших бед. Принцесса Анна Комнина, дочь Алексея, пишет о том времени: «Восточную границу Ромейского государства образовывал соседний Босфор, западную — Адрианополь».

Зиму 1089-1090 гг. печенеги провели под Адрианополем, весной 1090 г. они с боями дошли до стен Константинополя. Летом 1090 г. у них появился могущественный союзник — турецкий эмир-пират Чака. Он провел молодые годы при дворе императора в Константинополе, был пожалован придворным чином и убежал в Анатолию при перевороте, возведшем на престол Алексея Комнина. Он овладел Смирной и некоторыми другими городами западного побережья Анатолии, а также при помощи созданного флота — островами в Эгейском море. Ранее при нападениях Константинополь всегда спасали морские коммуникации, по которым в город доставлялись продовольствие и подкрепления. Теперь Чака ввел свои корабли в Босфор и Мраморное море и отрезал столицу с моря. Он вступил в переговоры с печенегами и рум-сельджуками о совместных действиях и уже видел себя византийским императором.

Полный отчаяния, Алексей Комнин искал союзников, где мог — и у половцев, и в Западной Европе. Анна Комнина сообщает: «Он приложил все усилия, чтобы письмами вызвать отовсюду наемные войска».

Половцы помогли императору, 29 апреля 1091 г. в жестокой битве печенеги были разбиты греками и 40-тысячным половецким войском. После битвы большая часть пленных печенегов, а также их жен и детей была безжалостно перебита. Греки распевали радостную песню: «Благодаря одному дню, скифы (печенеги) не увидели мая». Уцелела лишь часть пленных печенегов, и позднее она была включена в состав греческой армии. В течение 30 следующих лет печенеги не беспокоили Византию.

Пират-эмир Чака, задержанный византийским флотом и не успевший поэтому на помощь печенегам, в боях потерял часть своих завоеваний. Император победил его и в дипломатической борьбе, склонив на свою сторону его зятя, султана Икония и Никеи Кылыч Арслана. Последний собственноручно в 1192 г. убил Чаку на пиру в Никее, когда тот прибыл к нему за помощью. Страшный для греков 1091 г. счастливо закончился, империя выстояла. Однако около 1095 г. султан Кылыч Арслан перенес столицу из Икония в Никею, в 20 километрах от Мраморного моря. По всему было видно, что нападение турок на Константинополь не заставит долго себя ждать.

Проблемы укрепления армии и освобождения Анатолии от турок, а также защиты от получивших независимость сербов и мятежных болгарских подданных и от возможного нового нападения итальянских нормандцев неотступно стояли перед императором. И когда в марте 1095 г. Урбан II открыл собор в Пьяченце, посвященный вопросам церковной реформы, на нем присутствовали послы императора, передавшие просьбу Алексея о присылке в Византию солдатских отрядов, преувеличив, по-видимому, опасность положения империи. При этом послы выдвинули на передний план мысль о помощи Иерусалиму, так как император ожидал от этого дополнительного пропагандистского воздействия. Если бы император знал, что дело обернется крестовым походом, он не заикался бы об Иерусалиме. Алексею были нужны для отвоевания Анатолии и обороны империи с запада, севера и востока солдатские контингенты, которые полностью находились бы под его контролем. Большая рыцарская армия, двинувшаяся освобождать Иерусалим, никоим образом императору не была нужна. Однако неосторожно сказанное слово вылетело из его уст. Менее чем через полгода, на Клермонском соборе, Урбан II призвал к крестовому походу.

Глава III Возникновение крестовых походов

Cобственно, начало крестовым походам положила просьба о помощи, с которой император Мануил VII еще в 1073 г. обратился к папе Григорию VII. Последний серьезно задумывался об отправлении войск в Константинополь, поставив условием помощи объединение греческой церкви с латинской. В письме к графу Гийому Бургундскому (из Безансона) папа писал: «Мы надеемся… что после подчинения [итальянских] нормандцев, мы отправимся в Константинополь на помощь христианам, которые, будучи сильно удручены частыми нападениями сарацин (Сарацинами в средние века в Западной Европе называли арабов Ближнего Востока и Аравии; иногда название распространялось на всех мусульман, как в данном случае — на турок), жадно просят, чтобы мы протянули им руку помощи». Очевидно, что речь шла только о защите Константинополя, а не об освобождении Иерусалима. Папа писал германскому королю Генриху IV, что итальянцы и другие европейцы, послушные его воле, готовят уже 50-тысячную армию и хотят подняться против врагов Бога: «К этому делу меня особенно побуждает также и то, что Константинопольская церковь, не согласная с нами относительно Святого Духа, стремится к согласию с апостольским престолом». Однако вскоре папе было уже не до Византии: обострилась до предела его борьба с Генрихом IV за инвеституру (см. ниже), так что участия последнего в походе более не предполагалось, итальянские нормандцы, поссорившись с византийцами, готовились к войне с ними, у самого папы начались раздоры с французским королем, по словам папы, «хищным волком», также продававшим епископства и аббатства тому, кто больше заплатит, и он призвал французских дворян выступить против него, да и византийский император Мануил вскоре (1078) был свергнут.

В марте 1088 г. на папский престол был избран Урбан II, умный и решительный 46-летний француз из знатного рода, в миру Одо де Лажари. Его воля и решимость были не слабее, чем у папы Григория VII, но он был лучшим дипломатом и человеком с более широким кругозором. За верность папе Григорию в Германии он в свое время был брошен в тюрьму. Положение его было тяжелым. Рим находился в руках антипапы Климента III, ставленника ставшего императором Генриха IV, а он вынужден был оставаться на юге Италии у нормандцев. Войска его сторонницы, маркграфини Матильды Тосканской, были разбиты войсками Генриха IV. Но Урбан трудился упорно и последовательно. Он отказался от притязаний Григория VII на политическое господство. Он втихомолку разжег восстание против императора его сына Конрада, укрепил свою духовную власть во Франции и в Испании. «Императорский» папа Климент III вынужден был бежать из Рима в Равенну, а папа Урбан II, высоко поднявший свой престиж, весной 1094 г. вернулся в Рим. С началом 1095 г. он — признанный глава западноевропейского христианства.

Урбан II первым из пап дал ход идее Крестового похода. Собранный им в марте 1095 г. собор в Пьяченце в Италии призвал верующих помочь императору Византии против неверных, и многие из собравшихся обещали отправиться сражаться с врагами креста. Из Пьяченцы Урбан II отправился во Францию в Ле-Пюи, где долго совещался с тамошним епископом Адемаром Монтейским. Тот был из знатного рода графов де Валентинуа, человек «умный и достойный, благочестивый и образованный», как говорит о нем хроника Ле-Пюи, и, кроме того, твердо отстаивавший права церкви; за девять лет до этого он совершил паломничество в Иерусалим. Очевидно, здесь, в Ле-Пюи, и было принято решение о посылке армии на помощь Византии и о том, что епископ будет ее духовным руководителем в качестве легата папы. Отсюда папа отправил письма епископам Франции и соседних стран, призывая их прибыть в ноябре на собор в Клермоне.

Затем папа после короткого пребывания в Клюни отправился на юг, во владения могущественного Раймунда де Сен-Жиля, графа Тулузы и маркиза Прованса, прославившегося участием в священной войне в Испании. Ему Урбан II, видимо, предложил возглавить военную сторону предприятия. Затем папа отправился в Клермон в Оверни. Вся страна была охвачена воинственным религиозным энтузиазмом.

18 ноября 1095 г. в Клермоне был открыт большой собор. На него съехалось так много народа, что в городе не нашлось достаточно жилья и многие из прибывших расположились под открытым небом. На соборе был принят ряд церковных постановлении. Затем был отлучен от церкви король Филипп I за нежелание расстаться с похищенной женой графа Фулька IV Анжуйского. Далее было утверждено «Божье перемирие».

Под конец собора, 27 ноября, под открытым небом, в окружении 14 архиепископов, 225 епископов, 100 аббатов и нескольких десятков тысяч клириков и мирян, Урбан II обратился к присутствовавшим с пламенной речью. Дошедшие до нас тексты этой речи, записанные некоторыми из присутствующих, сильно отличаются друг от друга. Тем не менее можно заключить, что папа призвал собравшихся прийти на помощь братьям-христианам в Романии (Византии) и защитить их от турок, вторгшихся в сердце страны, истязающих жителей и оскверняющих Святые места, ими занята и Антиохия, город святого Петра. Далее папа описал страдания, которым подвергаются паломники на пути в Иерусалим, подчеркнув его особую святость. Христиане Запада, бедный и богатый, должны выступить, чтобы спасти Восток. Вместо того чтобы жить в убожестве и низости и убивать друг друга, они должны без промедления отправиться на справедливую войну, и Бог будет ими руководить. Каждый, кто погибнет в бою, получит отпущение и прощение грехов.

Речь папы снова и снова прерывалась криком: «Dieu le veut!» («Так хочет Бог!»). Вперед выступил епископ Ле-Пюи Адемар, он преклонил колени перед папой и попросил разрешения участвовать в священном походе. Затем упал на колени кардинал Григорий и громким голосом начал «Confiteor» («Я признаю») — христианское признание грехов, и все собравшиеся повторяли его за ним. Когда покаяние закончилось, папа встал и дал собравшимся абсолюцию — отпущение грехов (см. ниже). По предложению папы будущие участники нашивали себе на правое плечо или на грудь красные кресты (Существует версия, что кресты Первого крестового похода были белыми, потому что для их изготовления использовалось нижнее белье. Трудно согласиться с этим утверждением хотя бы потому, что нижняя одежда появилась в Европе (сначала у богатых) только в середине XIII в. под влиянием в том числе крестовых походов. До восхождения на английский трон Плантагепетов во Франции все крестоносцы традиционно носили кресты красного цвета. Во время Третьего крестового похода французские и английские крестоносцы, подданные короля Англии, надели кресты белого цвета, чтобы отличаться от подданных французского короля. Нет сомнения, что при подготовке Клермонского собора была предусмотрительно заготовлена материя красного цвета.), руководствуясь словами призыва из Нового Завета: «Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за мною» (Мф 16:24). Начало похода было назначено на день Вознесения Девы Марии, 15 августа следующего года, после того как будет собран урожай.

Рис. Урбан II проповедует крестовый поход.

Было решено, что ушедшие в поход получат отпущение грехов, отсрочку долгов и защиту их имущества церковью во время их отсутствия. Урбан II назначил епископа Адемара своим легатом в походе. Через несколько дней прибыли посланники от графа Тулузского и сообщили об его согласии участвовать и возглавить поход. Папа назначил и место сбора — в Ле-Пюи. В походе могли принять участие только здоровые мужчины, клирики должны были получить разрешение своего духовного руководителя, а миряне — просить совета у опытных духовных лиц. Но отказаться от обета было нельзя, это влекло за собой отлучение от церкви.

Папа покинул Клермон 2 декабря, еще восемь месяцев он оставался во Франции. Он объехал центр и юг страны, проповедуя крестовый поход и совещаясь с церковными и светскими князьями. О решении Клермонского собора были оповещены епископы и важнейшие светские власти Запада. Видимо, по совету Раймунда Тулузского, обратившего внимание папы на необходимость поддержки крестоносной армии флотом с целью обеспечения ее снабжения, папа отправил двух легатов с письмами в Геную. Затем с подобными просьбами папа обратился к Пизе и Венеции. Генуя обещала отправить в поддержку экспедиции 12 военных кораблей и грузовое судно, однако флотилия вышла из Генуи только в июле 1097 г. Пиза отправила свою эскадру в Святую Землю в 1098-м, и Венеция — в 1100 г. В августе 1097 г. Урбан II вернулся в Ломбардию.

Рис. Раймунд Тулузский.

Папа думал о выступлении в поход маленькой рыцарской армии, руководимой Раймундом Тулузским и епископом Адемаром. Главной целью похода, провозглашенной на Клермонском соборе, было не освобождение Иерусалима, а помощь Восточной церкви в ответ на неосторожную просьбу послов императора Алексея. Задачей папы было посредством военного похода против турок в Анатолии помочь Византии и, возможно, добиться сближения и объединения церквей, но вовсе не создавать Риму, помимо Константинополя, нового соперника — Иерусалим. В современном Первому крестовому походу документе, написанном в аббатстве Соксиланж в Оверни, неподалеку от Клермона, говорится: «Когда бушевала ярость варваров, чтобы разрушить свободу Восточной церкви, случилось то, что по призыву папы вся сила и вся вера Западных народов бросились на помощь уничтожаемой религии».

Однако в общественном сознании поход на восток сразу отождествился с освобождением Иерусалима, святого города, где проповедовал, творил чудеса, был распят и воскрес Иисус Христос. Поход вскоре приобрел такие масштабы, каких папа не мог предвидеть. Под влиянием общего настроения народных масс уже в ходе крестового похода папа должен был переориентировать его цель с защиты греческой церкви и Константинополя на освобождение Иерусалима. Позже, после Клермонского собора, во время осады Антиохии и после падения Иерусалима, появились мобилизационно-пропагандистские документы, обосновывавшие необходимость крестового похода за освобождение Иерусалима и, заодно, клеймившие жестокость и надругательства над христианской верой турок и арабов, а также предательское поведение Византии.

Религиозное воодушевление, распространившееся на всю Францию и на другие страны, собрало огромное воинство и значительно отодвинуло сроки начала предприятия.

Крестовые походы были уделом рыцарства и без образования рыцарского сословия были бы невозможны. Создателем этого сословия явилась церковь. Однако, чтобы это осуществилось, была необходима церковная реформа.

С падением Каролингской империи в Западной Европе наступили, пожалуй, самые тяжелые времена. Недаром время с конца IX до конца X в. было названо «темным столетием». Общее одичание усиливалось постоянными набегами «язычников» — норманнов, венгров и арабов. Рухнул государственный порядок, и вместе с ним пали общественные нравы. Острый кризис охватил и Западную церковь. Поведение отцов церкви, епископов и аббатов, часто возбуждало негодование в религиозных массах. Они превратились в богатых сеньоров, были озабочены только своими материальными интересами и переняли у баронов склонность к насилию и испорченные нравы. Церковь попала в полное подчинение местным феодалам. Церковные и монастырские должности повсеместно продавались. Эта практика называлась симонией по имени Симона волхва, пытавшегося купить у апостолов дар Святого Духа (Деян 8:9-24). В среду духовенства и даже в монастыри проник разврат. Отцы церкви вступали в брак или держали наложниц и старались передать свою должность по наследству.

Центром движения за реформу церкви стало бенедиктинское аббатство Клюни близ города Макон в Бургундии. Оно было основано первым герцогом Аквитании Гийомом I в 910 г. Он навсегда отказался от прав на монастырь и передал его под покровительство папы. Движение реформы добивалось восстановления порядка и дисциплины в церкви, соблюдения и углубления бенедиктинского монашеского устава, основанного на принципах строгого аскетизма и послушания, безбрачия духовенства, запрещения симонии, а также освобождения монастырей от внешнего влияния дворянства. Наряду с этим реформа была направлена и на мирян; сторонники реформы добивались повышения духовности и искренности мирянства и сближения его с укрепляющей свои нравственные позиции церковью. Под управлением энергичных аббатов монастырь вырос, а на основе принципов церковной реформы во Франции, Германии, северной Италии, Англин и Испании возникла могущественная клюнийская конгрегация, включавшая несколько сотен монастырей. При поддержке общественного мнения и императора Генриха III в середине XI в. папский престол заняли сторонники Клюнийской реформы.

Реформируемая церковь свои главные усилия направила на наведение порядка среди одичавшего военного сословия. Отношение церкви к войне было двойственным: с одной стороны, неизбежное зло нужно было свести к минимуму в соответствии с миролюбивым и ненасильственным учением Христа, с другой стороны, необходимо было поддерживать оборонительные войны своего государства. Обе точки зрения удалось совместить, приняв доктрину блаженного Августина (354-430) о «справедливой войне» (bellum justum). Российскому читателю будет, видимо, интересно вспомнить, что основоположниками понятия «справедливая война» вовсе не были классики марксизма. Блаженный Августин не был революционером, и поэтому в его учении о «справедливой войне» говорилось, что она допустима и может вестись только в двух случаях: с целью обороны или с целью возвращения захваченной собственности. Правда, правоведам во все времена ничего не стоило, истолковав надлежащим образом факты, объявить любую войну справедливой. Ответственность за войну всегда возлагалась на другую сторону.

Церковь решительно поддержала борьбу против набегов языческих народов, тем более что церкви и монастыри были главной целью их нападений из-за своего имущества. Предваряя идею крестового похода, папы Лев IV и Иоанн VIII в IX в. гарантировали вечный рай павшим в борьбе с арабами и норманнами. Война с язычниками считалась прежде всего обязанностью королей и императора, также как их особой задачей была защита церкви внутри страны и распространение ее вовне. Однако государство практически не могло противостоять всеобщей анархии. Сословие воинов грабило церковные и частные владения с не меньшим усердием, чем язычники. Наведение порядка церкви пришлось взять на себя, очевидно, заботясь в первую очередь о сохранности собственного имущества. В конце X в. церковь возглавила движение за Божий мир, оно получило поддержку общества и, в свою очередь, оказало на него благотворное влияние. Движение началось на юге Франции. Провинциальные церковные соборы, руководимые сторонниками Клюнийской реформы, добивались обязательства баронов и воинского сословия прекратить войну: «Без мира никто не сможет увидеть Господа». Дворянство давало клятву обеспечить безопасность крестьян, церковнослужителей и церковного имущества, те, кто нападал на них, отлучались от церкви. Собор в Тулузе в 1041 г., пойдя дальше, постановил, что все войны должны прекращаться на время праздников и на воскресенья, на Рождественский и Великий посты и на вторую половину каждой недели. Это было Божье перемирие, утвержденное Клермонским собором в 1095 г. Чтобы привести в исполнение постановления соборов, в провинциях учреждали «общества мира» под управлением епископов, имевшие свою казну, свой суд и свою «армию мира», совершавшую под руководством церкви карательные экспедиции. Такая война, одобренная церковью и ведущаяся на службе ей, стала считаться священной и, конечно, была причислена к справедливым войнам.

В Западной Европе развился и окреп средневековый феодализм. Его можно охарактеризовать тремя факторами. Первый — военный фактор. Военные угрозы обусловили появление сословия высокопрофессиональных воинов-рыцарей, связанных со своими ленными сеньорами, баронами и князьями клятвой верности и взаимными обязательствами. Другой — социоэкономический фактор, породивший земельное хозяйство, которое обеспечивало доход рыцарству (Снаряжение рыцаря было очень дорогим. Рыцарь обязан был выходить на войну по зову сеньора на коне и в полном вооружении. В начале IX в. полная стоимость снаряжения воина равнялась стоимости 45 коров (в том числе: шлем — 6 коров, кольчуга — 12, меч с ножнами — 7, ножные латы — 6, копье и щит 2 и конь 12). Нуждавшееся в защите крестьянство передавало рыцарю-владельцу лена права на землю. И наконец, третьим стал фактор авторитета, позволивший рыцарству оказывать значительное влияние на государственные дела.

Во второй половине XI в. усилившееся в результате реформы папство вступило в спор за инвеституру, поставив своей целью отнять у светских сюзеренов, и прежде всего у императора Священной Римской империи, право назначения на должность епископов и аббатов. Символика инвеституры заключалась во вручении занимавшему должность кольца и посоха, и тот, кто их вручал, получал права сюзерена. Борьба за инвеституру также поддерживала идею священной войны, поскольку папы сознавали, что при этом значительно усиливается политическое влияние церкви. К концу XI столетия воинское сословие стало превращаться в рыцарство, одной из главных обязанностей которого было, вместе с верностью сеньору, служить Богу и церкви. Церковь постепенно перенесла идею объявления священной войны с короля (или императора), бывшего ранее единственным ответственным ее начинателем, на широкие слои рыцарства. Без возникновения рыцарского сословия крестовые походы не смогли бы возникнуть и состояться.

Реформы XI столетия значительно усилили папство. Папа Лев IX в середине века возглавил поход против нормандцев в южной Италии, называя их язычниками за их жестокость, и обещал немецким участникам похода отпущение грехов. Папа Николай II заключил в Мельфи в 1059 г. союз с вождем итальянских нормандцев Робером Гискаром. Тот согласился получить свои владения от папы в виде лена и стал, таким образом, папским вассалом. Папство получило в свое распоряжение ленную армию для ведения священных войн. Эти же нормандцы с согласия церкви осуществили в виде священной войны с неверными отвоевание у арабов Сицилии (1061-1072 гг.). Благословение церкви и освященное папой знамя получил нормандский герцог Вильгельм при завоевании Англии (1066) у «клятвопреступника» — англосакского короля Гарольда. В Испании под покровительством папства и при активном участии французов продолжалась священная война с неверными. Папа Александр II поддержал поход, направленный на завоевание Барбастро (Арагон) в 1064 г., и даровал отпущение грехов его участникам. В мае 1085 г. король Кастилии и Леона Альфонс VI овладел Толедо, древней столицей вестготских королей, и провозгласил себя императором. После этого испанские эмиры призвали Альморавидов из Африки, нанесших в 1086 г. жестокое поражение императору Альфонсу. Папы многократно призывали французское дворянство на помощь испанским христианским государствам и отпускали грехи участникам борьбы с неверными. Борьба с мусульманами считалась очень почетной, и опыт привлечения французской помощи испанцам был удачным, несмотря на отсутствие крупных побед у христиан. Испанские войны, без сомнения, оказали большое влияние на возникновение идеи крестовых походов. Помимо этого, пребывая на юге Италии, папа Урбан II, несомненно, обратил внимание на войну итальянских нормандцев с арабами, а также на экспедицию пизанского и генуэзского флотов в 1087 г. против Туниса, в которой участвовали пизанцы, ранее совершившие паломничество в Рим и имевшие кроме оружия еще посохи и котомки паломников.

Мирные паломничества европейских христиан к Святым местам начались задолго до крестовых походов. Иерусалим стал местом паломничества с тех пор, как святая Елена нашла вблизи него Святой Крест, на котором был распят Христос, и Камень Помазания, куда возложили снятого с Креста Иисуса, а ее сын, император Константин, воздвиг комплекс церковных зданий Гроба Господня на месте Его казни. В начальный период существования ислам отличался терпимостью, и мусульмане сохранили часть церквей на землях, отнятых у христиан, разрешали богослужение и не препятствовали паломникам. Карл Великий, обменявшийся несколькими посольствами с халифом Аббасидом Харун ар-Ратидом, посылал в начале IX в. деньги на восстановление и строительство новых церквей и монастырей в Палестине. С тех пор всех западных европейцев латинского обряда, вне зависимости от происхождения, на Ближнем Востоке стали звать франками. В Западной Европе твердо знали, что мусульмане овладели Святой Землей насильственно и христиане имеют неотъемлемое право на Иерусалим, а также серьезно верили легенде, что Карл Великий совершил туда паломничество.

При Фатимидах, овладевших Палестиной во второй половине X в., терпимое отношение к христианам не изменилось. Однако при халифе аль-Хакиме, «жестоком фанатике и яростном безумце», в начале XI в. начались гонения на христиан. Он приказал разрушить церковь Гроба Господня в Иерусалиме, объясняя это тем, что чудо схождения Благодатного Огня в Страстную субботу перед Пасхой является безбожным обманом.

Полоса терпимости, наступившая после его смерти, увеличила число паломников, а византийские императоры начали восстанавливать разрушенную церковь Гроба Господня. Восстановление было завершено императором Константином Мономахом в 1046 г., христианский квартал Иерусалима, так же как церковные здания при Гробе Господнем, был огражден каменной стеной. Однако после раскола христианской церкви византийские чиновники стали облагать налогом паломников с Запада, возможно, по требованию императора, им было запрещено входить в церковь Гроба Господня, и более трехсот католиков в 1056 г. были выселены из Иерусалима. Однако вскоре ограничения были сняты, и до последнего десятилетия XI в. количество паломников с Запада непрерывно росло.

Увеличению числа паломников способствовали ожидание конца света и Страшного суда, осознание обществом греховности, стремление к благочестию, аскетизму, к духовным подвигам, усилившиеся в связи с Клюнийской церковной реформой. Теперь паломничество к Святым местам стало назначаться во искупление великих грехов. Обычно тысячи паломников ежегодно отправлялись в Испанию, в Сантьяго-де-Компостела, к гробнице апостола Иакова, Истребителя мавров, стекались в Рим к гробницам апостолов Петра и Павла, к местопребыванию папы, многие из них затем отправлялись в Константинополь, чтобы поклониться тамошним богатейшим реликвиям, но главные святыни — Гроб Господень и Святой Крест — находились в Святой Земле, «где ступала нога Господня», и путь в Иерусалим лежал через Константинополь. Помимо тяжелых лишений, вызванных бездорожьем и жарким климатом, паломники подвергались по дороге разбойничьим нападениям турок, арабов и бедуинов, так что немудрено, что большая их часть обратно не возвращалась. Военное господство турок в Анатолии сделало опасным сухопутные путешествия, и паломники вынуждены были теперь добираться из Константинополя до Иерусалима морем.

Среди знатных паломников в Палестину в XI в. можно выделить следующих. Граф Фульк III Черный Анжуйский, обвиненный в убийстве жены и других убийствах, трижды в первой половине XI в. отправлялся на богомолье в Святую Землю; однажды во время молитвы у Гроба Господня приказал подвергнуть себя бичеванию, в религиозном экстазе откусил кусок камня от святой гробницы, привез его на родину и поместил в аббатстве Бойе близ Лоша. Герцог Робер Дьявол Нормандский, отец Вильгельма Завоевателя, обвиненный в отравлении брата и отлученный от церкви за пренебрежение женой, отправился в сопровождении большой свиты в Иерусалим и умер в 1035 г. в Никее на обратном пути. В 1054 г. трехтысячный отряд из Фландрии епископа Камбре Литбера, названный «войском Божьим», почти весь погиб, истребленный болгарами и голодом. Епископ, не добравшись до Иерусалима, должен был из Сирии возвратиться домой. В 1064 г. в Святую Землю отправился семитысячный отряд немцев под руководством Гюнтера, епископа Бамбергского. Потеряв в лишениях и в боях с разбойниками-бедуинами в Палестине на пути к Иерусалиму большую часть отряда, в том числе и предводителя, немцы добрались до Иерусалима, где были торжественно встречены патриархом. «Из семи тысяч отправившихся вернулось меньше двух тысяч», — говорит источник. Из других знатных паломников в конце XI в. следует отметить графа Робера I Фриза Фландрского и графа Беренгария Барселонского.

Паломники, вернувшиеся из Константинополя и Иерусалима, рассказывали о богатстве увиденных городов, о великолепных дворцах и храмах, о роскоши и богатстве, об огромных рынках с изобилием товаров (все это находилось в резком противоречии с бедностью их собственных стран), о плодородии земель на Востоке, а также о тяготах и опасностях дороги и о притеснениях, испытываемых христианской церковью.

К тому же от слова «Иерусалим» для людей XI в. исходило волшебное сияние. Кроме земного, мирского Иерусалима, центра земли, города, где проповедовал, погиб и воскрес Христос, был еще небесный Иерусалим — центр небесного мира. Небесный Иерусалим был, согласно Новому Завету, городом из чистого золота, со стенами из драгоценных камней и жемчужными воротами, и когда наступит конец света, Иерусалим небесный должен будет опуститься на место Иерусалима земного.

Разрушение церкви Гроба Господня в 1009 г., убийство нескольких тысяч германских паломников в 1064 г., а также захват в 1078 г. турками у Фатимидов Иерусалима и большей части Палестины тягостно подействовали на религиозные массы Запада и вызвали сильный порыв религиозно-воинственного воодушевления. И хотя армянский хронист Матфей Эдесский пишет: «Малик Шах проявил свою доброту, милосердие и благорасположение к верующим во Христа», парадокс времени заключался в том, что Западная Европа восприняла переход Иерусалима в руки турок как усиление притеснения паломников и ухудшение положения местных христиан.

Исследователи обратили внимание на имевший место постоянный сельскохозяйственный кризис с середины IX до середины XI в. во Франции и Италии, странах, первыми принявшими участие в крестовых походах, достигший высшей точки около 1000 г. Кризис сопровождался голодом и объяснялся тем, что производство сельскохозяйственной продукции отставало от растущего количества населения. Тянувшееся еще со времен Каролингов постоянное разделение земельных владений среди наследников породило малоземелье, препятствовавшее повышению сельскохозяйственного производства. После 1000 г. положение начало улучшаться сначала медленно, а затем с большей скоростью. Объяснялось это главным образом прекращением дробления владений, что способствовало повышению агрикультуры. Церковь и дворяне начали скупать мелкие владения. Были приняты меры, чтобы объединенные владения больше не дробились. В рыцарском сословии, будущем главном исполнителе крестовых походов, этого добивались различными способами.

В северной Франции установили майорат — такой порядок наследования, при котором все владение переходило к старшему сыну (major — старший). Рожденным позже иногда даже не разрешали вступать в брак, и они должны были искать свою удачу на военной или на церковной службе.

В южной Франции и Италии была распространена другая правовая форма сохранения крупных владений. Здесь к концу XI в. получило преобладающее значение коллективное владение феодом нескольких близких или более отдаленных семей. Эта правовая форма получила название fraternitia (совместное владение братьев). Фратерницию сохраняли до второго поколения, и она предупреждала дробление владения. В этом случае феод находился в совместном владении братьев и сестер, принимая иногда в сообщество дядей и племянников. Даже если доля одного была малой, сообщество было достаточно богатым, чтобы содержать одного или двух конных вооруженных воинов, то есть продолжать оставаться в сословии. В такой правовой форме очень важным было подчинение одиночки дисциплине сообщества, особенно в отношении браков. Не все члены сообщества имели право вступить в брак, так как количество компаньонов не должно было превышать хозяйственно допустимую норму. Выход для таких был опять-таки в уходе на военную или на церковную службу.

Рыцари — младшие сыновья — были важной составляющей рыцарских контингентов крестовых походов. Не менее важна была рыцарская вассальная верность, когда в поход вместе с князем или бароном уходили его вассалы. Существенную роль в организации крестовых походов сыграло невысказанное желание церкви спровадить из Европы буйные толпы баронов, рыцарей и простонародья, направить их разрушительную энергию на благое дело, на священную войну.

Еще одним очень важным фактором, способствовавшим участию в крестовом походе, было желание приобрести заслугу перед Богом. Такую заслугу давало отпущение грехов крестовому походу. Попробую дать российскому читателю, возможно, не знакомому с этим вопросом, несколько упрощенное представление о том, как в католической церкви во времена крестовых походов происходило отпущение грехов, следуя изложению этого вопроса германским историком X.Э. Майером.

Отпущение грехов выводится из одного из семи церковных таинств (Таинство — обряд, приобщающий верующих к Божественной благодати; христианская церковь признает семь таинств, в том числе исповедь (покаяние) — раскрытие верующим своих грехов священнику и получение от него прощения — отпущения грехов именем Христа.) — исповеди (покаяния). Первоначально исповедь разделялась на три части: признание вины (покаяние), удовлетворение (искупление вины, труды покаяния) и прощение. Без удовлетворения (искупления вины) невозможно было прощение, и, таким образом, стиралось различие между искуплением вины за грехи и наказанием за грехи. Повинность, назначенная священником при исповеди, должна была соответствовать совершенному греху. Нередки были многолетние отлучения от церкви. Так как человек больше боялся наложенного от имени Бога наказания за грехи в загробном мире, измерявшегося временем пребывания в аду, чем всех земных канонических (церковных) наказаний, назначенных при исповеди, то последние были очень суровы, чтобы как можно меньше вины оставалось для Божьего наказания после смерти. Развитие практики исповеди привело к тому, что церковные наказания были тарифицированы и фактически смягчены. Церковь прибегла к системе преобразования наказаний, при котором наказание становилось короче, но тяжелее, но все равно фактически легче, хотя теоретически новая мера наказания должна была соответствовать совершенному греху. Появились так называемые «Книги исповеди», представлявшие тарифные списки измеренных мер наказания и рекомендации относительно их применения.

Около 1000 г. церковь перенесла конечный этап исповеди — прощение — на начало искупления вины, хотя труды покаяния затем все равно должны были быть выполнены, то есть прощение и удовлетворение в триаде исповеди поменялись местами. Таким образом было устранено многолетнее отлучение от церкви — одно из наказаний, которых больше всего боялись. Перенесение прощения на начало искупления вины фактически положило конец старому способу прощения. Он был заменен абсолюцией (abcolution) — объединенным с предварительным покаянием отпущением грехов. Абсолюция хотя и содержала примирение с Богом и церковью, но не распространялась на весь список наказаний за грехи: за часть грехов должен был наказывать Бог. Абсолюция предполагала только уменьшение вины за грехи. Абсолюция явилась действенным заступничеством церкви за грешника, хотя и не стала еще юрисдикционным (правовым) актом.

И хотя после Первого крестового похода теологи XII в., и первым из них Гюг из Сен-Виктора, для учения об отпущении грехов выработали фактически, но еще не официально, основополагающее отличие искупления вины за грехи от наказания за грехи, однако на практике теперь при исповеди больше не придерживались равноценности наказания совершенному греху, а уменьшение наказаний стали позднее обосновывать ссылкой на церковную «сокровищницу добрых дел» (Учение о «сокровищнице добрых дел — в православной догматике отсутствует.), учение о которой в католической церкви было сформулировано позднее, в 1230 г., Гюгом из Сен-Шера.

Кающийся грешник от конца крестовых походов до нашего времени при настоящем и искреннем покаянии и следующем за ним отпущением грехов получает от католической церкви искупление вины за грехи и превращение вечных наказаний, которые могут встретить его в загробном мире, в чистилище (Учение о чистилище было принято католической церковью на Флорентийском соборе в 1439 г., в православной догматике отсутствует.) или в аду, в наказания на определенное время. Таким образом католическая церковь вне таинства исповеди, на основании права грешника на договор с ней, в юрисдикционном акте милости, не требуя трудов покаяния, освобождает его после покаяния частично или полностью от канонических (церковных) земных наказаний и от Божьих наказаний в загробном мире. При этом церковь делает предложение Богу о замене трудов покаяния грешника (но только для самого грешника) заслугами, взятыми из церковной «сокровищницы добрых дел». «Сокровищница» рассматривается как резервуар неисчерпаемых заслуг перед Господом Христа, Богоматери и святых, предоставленных церкви Богом. До сих пор в католической теологии является спорным, гарантирует ли этот юрисдикционный акт милости положительное воздействие на Бога или главным является Божье согласие, а юрисдикционный акт является только косвенным морально-обеспечивающим фактором.

В середине XIV в. католическая церковь признала пап хранителями и распорядителями «сокровищницы», тогда же она признала учение об индульгенциях (Индульгенции — отпущение грехов с выдачей свидетельства от имени папы Римского за деньги или какие-либо заслуги перед церковью, в православной догматике отсутствует.). Отпущение грехов с помощью индульгенций предполагало замену трудов покаяния заслугами церкви, взятыми из «сокровищницы», при принесении грешниками покаяния перед их получением. Разрешение двух германских князей церкви (архиепископа Майнцкого и епископа Бранденбургского) продавать индульгенции без предварительного принесения покаяния явилось причиной появления тезисов Мартина Лютера и поводом для начала Реформации.

Таким образом, необходимо учитывать, что учение об отпущении грехов сложилось позднее и никоим образом не могло быть использовано при отпущении грехов участникам ранних крестовых походов.

Для народа отпущение грехов имело решающее значение, поскольку было связано с чрезвычайно популярной идеей паломничества. Паломничество покаяния в Иерусалим считалось наиболее заслуженным и исцелительным, благодаря традиции Святых мест. Вообще же решающим для роста популярности паломничества покаяния стало перенесение прощения на начало трудов покаяния, то есть на начало паломничества. Убедившись на протяжении веков, что для народа паломничество в Иерусалим имеет значение отпущения грехов, католическая церковь даже формально признает за паломничеством абсолюцию (отпущение грехов при предварительном покаянии). Первое официальное объявление об этом исходит от Урбана II. В 1089 г. он приказал дворянству и духовенству архиепископства Таррагона (Каталония) принять участие в восстановлении здешних церкви и крепости, посоветовав тем, кто из соображений покаяния и в силу благочестия намеревался идти в Иерусалим, обратить огромные затраты и труды, требуемые таким способом покаяния, на дела этого строительства. Причем тем, кто решится на это, предоставлялось такое же отпущение грехов (абсолюция), как то, которое они могли бы получить при паломничестве в Иерусалим. И далее, в 1096-1099 гг., он обещал каталонским графам дать погибшим в сражениях с маврами такое же отпущение грехов, как и участникам Первого крестового похода. То есть если ранее, до начала крестовых походов, он приравнял строительство церкви и оборону Таррагоны к паломничеству, то позднее отождествил эти деяния с крестовым походом, иначе было бы недопустимо удерживать испанцев от крестового похода в Святую Землю.

Главной идеей Урбана II при организации крестового похода было объединение войны против язычников с паломничеством. По мысли папы, крестоносец, то есть вооруженный паломник, воюющий за священную цель, должен стоять ступенью выше мирного паломника. Так это воспринимали и современники. Крестоносцу одновременно с мечом вручали посох и котомку. В отличие от мирных паломников, называемых просто «паломниками» или «паломниками святого Петра», вооруженные паломники стали называться «рыцарями или воинами Христа». Анонимный автор (Аноним) «Gesta Francorum» («Деяний франков»), описывающий Первый крестовый поход, называет крестоносцев «воинами-паломниками Христа».

Увеличивавшийся поток паломников и трудности паломничества вызывали у христиан желание овладеть Святыми местами — «наследием Христа», тем более что жива была память о том, что ими ранее владели христиане. Урбан II связал паломничество, в которое люди из Западной Европы отправлялись уже много столетий, с войной с язычниками. Кроме отпущения грехов, путешествие в Иерусалим давало возможность в случае смерти на Святой Земле быть рядом с Христом в день Страшного суда, когда наступит конец света и Иерусалим небесный опустится на Иерусалим земной.

Германский историк первой половины XX в. С. Эрдманн пишет, что Урбан «сделал популярные, но с деловой точки зрения бесплодные идеи паломничества плодотворными для войны с язычниками». Современники вначале не отличали крестовый поход от паломничества и использовали выражения: «паломничество», «взять крест» — принять крестовый обет, «странствие за море», «поход в Святую Землю», «путь по стезе Господней». Выражение «Крестовый поход» появилось впервые во Франции в середине XIII в. (но тогда на него не обратили внимания, и оно не вошло в обиход) и в Германии в XVIII в. Святая Земля получила название Outremer (Утрмер — Земля за морем, Заморье).

Какое же отпущение грехов получали участники Первого крестового похода? Решение об отпущении грехов было юрисдикционным актом. Клермонский собор предоставил им только полное освобождение от наложенных церковью земных наказаний после покаяния. Популярная пропаганда крестового похода народными проповедниками, существенно расширив узкую формулировку собора, обещала remissio peccatorum (уменьшение грехов), то есть, кроме полного освобождения от земных наказаний после покаяния, еще и уменьшение грехов, то есть уменьшение наказаний за грехи в загробном мире (сокращение времени пребывания в аду). В это время церковное удовлетворение (искупление вины) еще не различало вину и наказание и погашало их одновременно. В глазах людей, взявших крест, это выглядело как Полное (Пленарное) отпущение грехов, освобождение от всех земных и загробных наказаний, хотя, конечно, собор ни о чем подобном и не помышлял.

Кроме Ордерика Виталиса, англо-нормандского писателя XII в., никто из современных собору хронистов не воспроизвел официальной формулировки собора. Он же, указав сначала как на более важное на освобождение после покаяния от грехов в загробном мире, затем говорит об освобождении и от земных наказаний за грехи. Таким образом, народные проповедники обещали больше, чем собор, по тогдашнему церковному учению, мог дать. Однако ни их, ни взявших крест рыцарей и простой народ не беспокоила мысль, может ли церковь решать за Бога вопрос Полного освобождения от наказаний за грехи в загробном мире.

Безусловно, проповедники крестового похода объясняли преимущество теперешнего, якобы предложенного церковью освобождения от наказаний за все грехи перед прежним, привычным освобождением от земных наказаний за грехи после покаяния. Так, отпущение грехов по крестовому походу превратилось в идею награды, которая могла быть получена только при принятии креста. То же самое можно сказать и о следующих крестовых походах. Церковь, конечно, видела разницу между тем, что предложил крестоносцам собор, и тем, что обещали им народные проповедники, но в целях усиления агитации за крестовый поход не торопилась исправлять это различие. Более того, церковь была вынуждена сделать это истолкование своим собственным. Когда папа Евгений III провозгласил отпущение грехов Второму крестовому походу, он имел в виду именно remissio peccatorum (уменьшение грехов). Определение этому отпущению грехов было впервые выражено богословом Югуссио в начале XIII в. Он же окончательно сформулировал церковное учение о прощении грехов, по которому грехи могли быть прощены только при наличии двух составляющих: признания вины на исповеди и исполнения наказания за грехи. Папа Григорий VIII перед Третьим крестовым походом попытался избежать двусмысленности выражения «уменьшение грехов» и обещал только освобождение от земных наказаний после покаяния, как это объявил Клермонский собор. Все окончательно запутал 4-й Латеранский собор 1215 г., сформулировавший на дальнейшее церковную доктрину крестового похода: всем, кто лично и на свои средства шел в крестовый поход, было обещано Полное прощение всех грехов, в которых они признавались с раскаявшимся сердцем на настоящей исповеди. Это означало полное прощение самих грехов и полное искупление их церковью вне ритуальных трудов покаяния. Речь здесь не могла идти просто о наказании за грехи, так как можно было исповедаться только в грехах, но не в наказаниях за грехи. И наконец, аббат Мартин Парижский в Базеле в начале ХIII в., проповедуя Четвертый крестовый поход, говорил: «Если бы вы, однако, спросили, что мы могли бы ожидать в качестве верной награды от Бога за такой труд, то я обещаю вам самым решительным образом, что каждый, кто взял крест и принес искреннее покаяние, будет полностью очищен от всех грехов». Конечно, несильно искушенные в теологии слушатели не могли видеть в этом ничто другое, как Полное погашение греха, вины и наказания. «Отпущение грехов стало тогда не только лишь платой — освобождением от грехов на время, проводимое после смерти в аду, но и также чрезвычайно желанным освобождением от грехов в земной жизни», — говорит один из ведущих современных католических экспертов.

Идея отпущения грехов крестовому походу как награды широко подчеркивалась как народными проповедниками, так и ведущими отцами церкви. Аббат Бернар Клервоский (обратим внимание при этом, какого он мнения о современном ему обществе) пишет: «Разве не удивительно, что теперь избрана и найдена ради Бога единственная возможность спасения для нынешнего всесилия убийц, разбойников, нарушителей клятв, прелюбодеев и преступников всякого рода, в то время как если бы они всегда поступали по праву, их служба не оставила бы воспоминаний. Доверь свои грехи, Бог — милосерден… Он хочет считаться должником, чтобы заплатить солдатское жалование своему войску со скидкой цены на совершенные преступления и вечным блаженством. Беспредельно счастливым я назову поколение, которому выпало время такой полной скидки, поколение, которому Бог посылает навстречу год полного удовлетворения, год истинного ликования… Храбрый воин, человек войны, теперь у тебя есть война без опасности, где победа принесет тебе славу, а смерть — только выигрыш. И если ты умен, то найдешь здесь главную выгоду этого мира: я возвещаю тебе великую покупку, смотри, не упусти ее. Возьми крест, и за все грехи, которые ты признаешь раскаявшимся сердцем, ты получишь полное отпущение. Крест недорог, но если ты купил его со смирением, то, без сомнения, приобрел Божье королевство».

Подводя итоги, можно указать три главные причины возникновения крестоносного движения:

1) наступление ислама на Западе и Востоке — в Испании и в Передней Азии. Пример Испании, где французское дворянство по призыву пап издавна участвовало в Реконкисте, был у Рима перед глазами. На отвоеванных испанских землях возникала подчиненная святому престолу церковная иерархия. На Востоке Рим решил использовать испанский опыт борьбы с неверными при помощи западного рыцарства;

2) возвышение папства в XI в. и раскол христианской церкви. Папство несомненно желало объединения церквей и готово было добиваться этого любыми средствами, от уступок в теологии до оказания военной помощи Византии. В случае успешной войны на Востоке папство не только могло нанести удар по исламу в стратегически и экономически важном районе, но и распространить свое влияние в завоеванных странах и, как полагали некоторые деятели католицизма, возможно даже, подчинить себе Византию и православную церковь;

3) возникновение усилиями церкви рыцарского сословия, обязанного службой сеньору, Богу и церкви, и экономические, общественные и религиозные факторы, в том числе стремление к духовным подвигам и идея религиозной награды, повлекшие в завоевательный поход баронов, рыцарей и простой народ, а также приморские торговые города. Провозглашенные церковью освобождение от грехов и защита имущества ушедших в поход способствовали проявлению массового энтузиазма. Бароны и рыцари, приняв участие в крестовом походе, кроме отпущения грехов и обретения славы рассчитывали еще на богатую добычу и на завоевание новых земель. Крестьяне надеялись избавиться от феодального гнета и стать «за морем» свободными землевладельцами. Итальянские и южнофранцузские торговые города рассчитывали захватить господствующие позиции на «перекрестке мира», в Византии и на Ближнем Востоке. Сюда же можно отнести неафишируемое желание папства найти за пределами Европы полезное занятие для необузданных и воинственных баронов и рыцарей, возмутителей европейского спокойствия. Последнее явилось позже одной из причин усиления больших европейских монархий — главных противников папства.

Все это усугублялось значительным ростом населения с начала XI в., когда прекратились набеги норманнов и венгров, рядом неурожайных лет и вызванных этим голодом, а также эпидемиями и суровыми зимами.

Необходимо обратить внимание на то, на что обычно не обращают внимания историки: крестоносцы, как и мусульмане, считали свою войну справедливой, священной.

Глава IV Отправление в поход

Хотя папа обратился к епископам с просьбой проповедовать крестовый поход и сам не прекращал агитационные путешествия и переписку, однако более эффективной была проповедь множества внезапно объявившихся странствующих народных проповедников. Они быстро разнесли по всей стране слова «Так хочет Бог». Самой заметной фигурой среди них был Петр Пустынник, или Петр Амьенский, пожилой человек маленького роста, обычно перемещавшийся верхом на муле, с распятием в руках, одетый в рубище, с босыми ногами и с непокрытой головой, проповедовавший на площадях и перекрестках дорог.

Судя по дошедшим до нашего времени рассказам современников, он, видимо, искренне верил в то, что сам выдумал. Тут и письмо, которое он всюду читал, якобы полученное им от Бога, где Тот обещал, что христиане прогонят язычников из Святых мест, если попытаются; тут и явление ему Иисуса, когда он молился у Святого Гроба (хотя он так и не добрался до Иерусалима); и письмо патриарха Иерусалимского, будто бы переданное им папе о необходимости крестового похода; и его мнимое выступление на Клермонском соборе перед Урбаном II (на котором он не был). Однако его зажигательные речи, аскетизм, бессребреничество, щедрые раздачи полученных в дар денег вызывали поклонение ему как святому или пророку. Хронист Гибер из Ножана (Шампань) пишет: «Многие выдергивали шерсть из его мула, чтобы хранить как реликвию. Я не припомню никого, кому бы когда-нибудь оказывались такие почести… То, что он говорил или делал, казалось, исходило от полубога». Всем участникам похода Петр Пустынник отпускал грехи.

Самыми мобильными оказались бедняки, страдавшие от военных неурядиц, голода, холода и эпидемий и видевшие в крестовом походе средство достижения земного счастья и небесного блаженства. Жизнь нарушила запрет папы, и вокруг самозваных вождей собирались фанатически настроенные толпы мужчин, женщин и детей. Религиозный энтузиазм, охвативший Францию, перекинулся в Германию, Италию и Англию.

В начале весны 1096 г. толпы бедного люда с женами и детьми, мелких рыцарей, преступников и бродяг собрались во Франции, руководимые Петром Пустынником и бедным рыцарем Готье Сент-Авуаром по прозвищу Голяк, и двинулись через Германию, Венгрию и Болгарию к Константинополю. Их было не менее 15 тысяч. Они шли пешком и ехали на двух- и четырехколесных повозках, запряженных лошадьми или быками, все время увеличиваясь в количестве. В Кельне, куда они прибыли на Пасху 12 апреля, толпы разделились — часть отправилась вперед во главе с Готье Голяком. В Германии под влиянием французского примера к походу в Святую Землю присоединилось еще большое количество немецкой бедноты. Потеряв пойманных на грабежах в Венгрии и публично опозоренных, а также несколько десятков человек в стычках с болгарами при разбоях, воинство Голяка в середине июля достигло Константинополя. Следом за Готье двинулся Петр Пустынник, оставив в Кельне своего сподвижника немецкого священника Готшалька, который должен был возглавить дополнительно собиравшиеся толпы. Сборище Петра Пустынника, насчитывавшее вначале около 20 тысяч, потеряв четверть народу в столкновениях при разбоях в Венгрии и Болгарии, в начале августа присоединилось к Готье Голяку в Константинополе. Там этот сброд пополнился толпами итальянских паломников.

Следом за Петром Пустынником из Германии двинулись другие толпы по нескольку тысяч человек, не отличавшиеся по составу от первых. Многие из них возглавлялись дворянами. Почти все отряды были откровенно разбойничьими, такие, как руководимые Готшальком; Гийомом, виконтом де Меленом, прозванным Шарпантье (Плотником) за пристрастие к боевому топору; священником Фолькмаром и графом Эмихо Лейнингенским. «Много всякого сброда примкнуло ко крестовому воинству не для того, чтобы искупить грехи, но чтобы содеять новые», — пишет хронист. Они начали «священную войну» с избиения «здешних врагов Христа», с еврейских погромов, прокатившихся по прирейнским городам Кельну, Майнцу, Триру, Вормсу, Шпейеру и далее — в Праге. Церковные власти пытались их остановить, но вяло и по большей части безуспешно. Погибло несколько тысяч евреев. Такого масштаба еврейских погромов до сих пор Европа еще не знала. В Венгрии эти отряды, начав угонять скот, грабить и убивать жителей, были почти полностью перебиты войсками венгерского короля Коломана, хотя часть их предводителей улизнула и добралась до Константинополя, а другие возвратились и примкнули к рыцарским армиям лотарингцев и северофранцузов. По некоторым данным, в Европе сложило голову до 30 тысяч крестоносной разбойничьей бедноты.

Петр Пустынник был принят императором, объяснившим ему, что его отряды мало пригодны для борьбы с турками и лучше подождать прихода более надежных войск, но тот не смог справиться со своим разнузданным воинством. Послушаем Анонима, участника крестового похода, видимо, итальянского нормандца, имя которого до нас не дошло: «Упомянутый Петр первым подошел к Константинополю в третий день от августовских календ [30 июля], вместе с ним подошло большинство немцев. Среди них были лангобарды [итальянцы] и множество других. Василевс [император] приказал снабдить их продовольствием по мере возможности города и сказал им: не переходите Босфор до прихода основной армии, так как вас недостаточно, чтобы сразиться с турками. Но христиане повели себя недостойно — они разрушали и сжигали дворцы в городе, снимали свинец, которым были покрыты церкви, и продавали его грекам, так что император, прогневавшись, приказал переправить их через Босфор».

Оказавшись 6 августа на анатолийском берегу, паломники добрались до покинутой жителями Никомедии (Измит), разоренной турками 15 лет назад. Здесь немцы и итальянцы поссорились с французами и выбрали себе предводителем итальянского рыцаря Рено. Затем обе части армии добрались до укрепленного лагеря Кивето северо-западнее Никеи, сооруженного императором Алексеем, и начали грабить окрестности. Отряд французов в несколько тысяч человек подошел даже к воротам Никеи, разграбил предместья, убивая не только турок, но и христиан, и возвратился, угнав стада, в лагерь. Толпа немцев и итальянцев в 6 тысяч человек, позавидовавшая им, отправилась по их следам и захватила укрепление недалеко от Никеи. Однако войска, отправленные султаном Кылыч Арсланом, окружили их и взяли в осаду. Лишенные воды крестоносцы через восемь дней вынуждены были сдаться. Все, кто отказался перейти в ислам, были перебиты. Рено и другие, отрекшиеся от Христа, были уведены в плен.

Получив известия об этом, французы запаниковали. Потерявший остатки влияния Петр возвратился в Константинополь, надеясь вернуться вместе с подкреплениями от императора и таким образом восстановить свою власть. Тем временем турки приблизились к лагерю. На военном совете было решено выступить против врага. На рассвете 21 октября, оставив в лагере женщин, детей, больных и стариков, толпа в 20 тысяч человек выступила из лагеря. Пройдя три километра, французы попали в засаду. Выпустив ливень стрел, турки перешли в наступление. Хотя некоторые рыцари продолжали храбро сражаться, вся пешая толпа в панике бросилась бежать и была перебита. Семью стрелами был сражен Готье Голяк. Лишь немногие (порядка 3 тысяч) спаслись бегством и были перевезены греческими кораблями на европейский берег. После этого турки ворвались в лагерь и перебили всех, кого не захотели взять в рабство.

По словам Анны Комнин, «повсюду лежали трупы убитых воинов. Когда их собрали, это была не куча, не холм и даже не курган, но гора огромной высоты, так велико было нагромождение тел». «Одни турки увели свою добычу домой, другие в Хорасан [северный Иран], в Антиохию, в Алеппо, туда, где они жили», — говорит итало-нормандский хронист (Аноним). Всего погибло несколько десятков тысяч паломников. Германский историк Б. Кутлер говорит по этому поводу: «Благодаря этому Европа освободилась от всякой сволочи, но гораздо тяжелее было то, что многие тысячи здоровых крестьян, составлявших сердцевину всей этой толпы, из-за отсутствия надлежащего руководства стали жертвой своих смутных стремлений».

Кроме созданной по плану Урбана II южнофранцузской армии графа Тулузского по своей инициативе организовались еще три рыцарские армии — лотарингская, северофранцузская и южноитальянская. Узнав об этом, епископ Адемар Монтейский предложил всем армиям собраться в Константинополе.

Ни короли, ни император в крестовом походе участия не приняли. Филипп I был отлучен от церкви зато, что за несколько лет до этого изгнал свою жену Берту и теперь не хотел расстаться с похищенной женой графа Фулька IV Анжуйского. Генрих IV упорно враждовал со своим старшим сыном Конрадом, жена императора Адельгейда (Евпраксия) развелась с ним и бежала на родину, в Киев. Одним словом, Генриху IV было не до крестового похода. Не до крестового похода было и всеми ненавидимому за жадность, жестокость и распущенность английскому королю Вильгельму II. Он укреплял в стране нормандскую власть и проводил в основном резко антицерковную политику. Через четыре года кто-то убил его стрелой на охоте.

Вообще руководителей крестоносных армий, как и всех других участников, можно условно разделить на две группы: на тех, кто хотел остаться на завоеванных землях, и тех, кто видел в путешествии «за море», кроме искупления грехов, лишь воинское приключение и искал добычи.

Командовавший самой большой южнофранцузской армией 55-летний Раймунд де Сен-Жиль, граф Тулузский был, видимо, самым старым и одним из самых богатых из руководителей похода. На юге Франции он владел примерно полутора десятками графств, после смерти старшего брата унаследовав графство Тулузское и после смерти родственника первой жены, маркиза, — маркизат Прованс. Он был участником и руководителем нескольких войн императора Кастилии и Леона Альфонса VI с маврами в Испании и получил руку его дочери Эльвиры, незаконнорожденной, но признанной отцом. Опытный в военном деле, гордый, храбрый и благочестивый воин, он был, помимо того, человеком упрямым, тщеславным и скуповатым. По сравнению с другими князьями, он был честен и приятен в обхождении. Много повредило ему то, что на первых порах он считал себя главнокомандующим, чего другие князья за ним не признавали. Современники звали его графом де Сен-Жилем, по его любимому владению. По преданию, уходя в поход, он поклялся не возвращаться назад, однако от своих прав на графство не отказался. С собой в Святую Землю он взял жену, поручив владения сыну от первого провансальского брака, Бертрану. С армией графа Раймунда следовал и епископ Адемар. Граф и епископ относились друг к другу с искренним уважением и дружбой и во всем поддерживали друг друга. К армии графа присоединилось много южнофранцузских дворян. Самым значительным духовным лицом после епископа Адемара в армии был Гийом, епископ Оранжский. В свите графа находился Раймунд из Агийе, клирик, оставивший хронику похода.

Лотарингская армия состояла из контингентов из Лотарингии, Фландрии и Нижне-Рейнских германских земель. Командовавший ею 46-летний герцог Нижне-Лотарингский Готфрид Бульонский был вторым сыном графа Эсташа II Булонского и его жены Иды, дочери и наследницы герцога Готфрида II Нижне-Лотарингского, и вел свой род по женской линии от Карла Великого. Однако герцогство, наследие матери, ему не досталось, его взял себе император Генрих IV, отдав Готфриду только графство Антверпен и родовой замок матери Бульон в Арденнах. Готфрид храбро воевал за императора в Германии и Италии и получил в 1082 г. от последнего герцогство в виде должности, но не как родовой лен. Возможно, кроме религиозного воодушевления, причиной, поведшей его в поход, было недовольство императора его правлением и тем, что церковь в его герцогстве поддерживала враждовавшего с Генрихом IV папу, о чем глухо говорят источники. Так или иначе, император разрешил Готфриду идти в поход и передал герцогство другому только в 1101 г., когда получил известие о его смерти. Современники звали Готфрида герцогом Бульонским, объединяя, таким образом, его должность с названием родового замка Бульон.

Рис. Готфрид Бульонский.

Готфрид собрал сильную армию, добыв угрозой погрома большую сумму денег у евреев в герцогстве и заложив часть земель. Оставаться или нет в Святой Земле, он, видимо, еще не решил. Звезд с неба он не хватал, но был надежным, сильным, смелым и благочестивым воином. В поход вместе с ним пошли его братья — старший, Эсташ, и младший, Бодуэн. Богатый граф Булонский Эсташ был храбрым рыцарем, но в поход пошел без большого желания и позднее охотно уступил командование Готфриду. За Эсташем последовали в поход многие из его вассалов и соседей. Самый младший из трех братьев, Бодуэн, по виду настоящий богатырь, выделялся умом, храбростью, честолюбием, предприимчивостью и распущенностью; он твердо решил остаться в Святой Земле. Он предназначался для церковной деятельности и не получил почти ничего из семейных владений. После обучения в церковной школе он решил возвратиться в мир, так как церковная реформа в это время запретила священникам забирать в свою пользу доходы от приходов. Чтобы ни в коем случае не лишиться наследства своей жены, нормандской дворянки, он взял с собой в поход ее и двух маленьких детей. К этой лотарингско-фландрской группе относился и их родственник Бодуэн дю Бург из семьи графов Ретелей, умный и храбрый воин. Видимо, в этой группе находился хронист Фульк, клирик из Шартра. Лотарингцам не нужен был переводчик, чтобы общаться с французами, французский язык был для них таким же родным, как и немецкий.

Северофранцузская армия включала в себя войска из Иль-де-Франса, Вермандуа, Нормандии, Блуа, Шампани и Фландрии. Среди командующих ею в первую очередь нужно назвать брата короля Франции, графа Гюга де Вермандуа, сына русской княжны Анны Ярославны. Затем выделялся богатством и щедростью зять Вильгельма Завоевателя, граф Этьен (Стефан) де Блуа, отец будущего короля Англии Стефана: «Замков у него было столько, сколько дней в году». Оба графа ничего не представляли из себя ни с военной точки зрения, ни в отношении характера. Этьен не хотел идти в поход и отправился только по требованию боевой и благочестивой супруги.

Далее назовем старшего сына Вильгельма Завоевателя, 42-летнего герцога Робера Нормандского. Враждовавший с ним отец лишил его английского королевства в пользу среднего сына Вильгельма II, и герцог постоянно воевал с последним и с младшим братом Генрихом, а также с непокорным нормандским дворянством. Беззаботный и легкомысленный искатель приключений и удовольствий, он сразу же согласился идти в поход, чтобы сбежать от преследовавших его неприятностей. Папа Урбан примирил его с братом-королем, и Робер добыл средства для похода, заложив ему герцогство за 10 тысяч марок серебра. Впрочем, он был храбрым и мужественным воином. Сильным и храбрым воином был также 40-летний граф Робер II Фландрский, сын паломника Робера I Фриза, умершего в 1093 г., который в 1086 г. предпринял паломничество в Иерусалим и на обратном пути некоторое время оставался на службе у императора. Граф Робер II решил продолжить борьбу своего отца против неверных. Его сопровождала небольшая, но хорошо вооруженная армия. Никто из руководителей северофранцузской армии не собирался оставаться в Святой Земле.

Рис. Робер Нормандский.

И наконец, четвертой была южнонтальянская армия, состоявшая в основном из итальянских нормандцев. Ею командовал старший сын Робера Гискара, князь Боэмунд Тарентский. Долгое время вместе с отцом он воевал с Византией и оставил там по себе недобрую память. После смерти Робера Гискара семью Отвилей возглавил самый младший его брат, Рожер Сицилийский, а герцогство Апулийское на юге Италии унаследовал по завещанию отца младший брат Боэмунда, Рожер Борса. Боэмунду же после неудачной войны с братом досталось лишь небольшое княжество Тарентское. Это был профессиональный воин и полководец, выделявшийся из круга предводителей умом, волей и трезвостью взгляда. Он был беден и рассчитывал по примеру отца и дядьев захватить на Востоке для себя богатое княжество. Боэмунда сопровождал его племянник Танкред, герой всех рассказов и поэм о крестовых походах, беззаветно храбрый и яростный в бою, честолюбивый и коварный. В окружении Боэмунда находился и уже упоминавшийся нами неизвестный по имени итало-нормандский рыцарь (Аноним), написавший хронику «Деяния франков» о Первом крестовом походе, в юности, видимо, учившийся на клирика.

Он рассказывает, что, когда пришла весть о крестовом походе, Боэмунд во главе значительной армии осаждал Амальфи, тогда большой порт в южной Италии. Князь обратился к своим рыцарям: «Так хочет Бог! Когда поднимается весь мир, я не хочу оставаться в стороне. Я выступаю. Кто из вас, господа, примет Крест Христов и последует за мной на борьбу за христианство?». Он приказал разрезать свой дорогой пурпурный плащ на полосы и раздал их воинам на кресты. Кроме нормандцев к Боэмунду примкнуло множество крестоносцев, собравшихся в южной Италии.

Рис. Боэмунд Тарентский.

Другие хронисты Первого крестового похода, священнослужители француз Робер Монах из Реймса и немец Альберт из Аахена, в походе не участвовали и начали работу над хрониками по устным и письменным, в том числе и пропавшим, сообщениям участников и очевидцев, один в 1106-м, другой в 1110 г. Альберту из Аахена принадлежит подробный рассказ о походе простого народа.

Раньше всех, не дожидаясь сбора армии, в Константинополь отправился брат короля Гюг де Вермандуа. Он отправил императору напыщенное послание с извещением о приезде, посетил папу Урбана II, получил от него освященное знамя святого Петра и поздней осенью 1096 г. переправился, наняв несколько кораблей, из Бари через Адриатику в Диррахий. Его флотилия потерпела крушение в шторме, и граф Гюг в самом жалком виде выбрался на берег. Византийский правитель области окружил его там почетной охраной. В декабре 1096 г. он был доставлен в Константинополь и торжественно принят императором. Там он, не задумываясь, принес императору требуемую вассальную присягу. Однако на Западе распространились слухи, что его взяли в плен и заставили присягнуть.

Когда известия о походе и его масштабах дошли до императора Алексея, они привели его в смятение. Алексей приглашал наемников для защиты своего государства. Он не ждал крестового похода, не хотел и боялся его. Идея освобождения Иерусалима давно уже не интересовала Византию. Крестовый поход был целиком и полностью предприятием Западной Европы. Забегая вперед, можно сказать, что незначительные по количеству войска Византии, сопровождавшие крестоносцев, так и не вышли за пределы Сирии.

Вот что говорила о Первом крестовом походе дочь императора Анна Комнина, не вполне справедливо под конец, в своей «Алексиаде»: «И вот, у мужчин и женщин возникло стремление, подобного которому не знала ничья память. Люди простые искренне хотели поклониться Гробу Господню и посетить Святые места. Но некоторые, в особенности такие, как Боэмунд и его единомышленники, таили в себе иное намерение: не удастся ли им в придачу к остальной наживе захватить и сам царственный город».

У историков существуют две точки зрения, оценивающие поведение императора Алексея в этих обстоятельствах. По мере развития истории как науки первая, прозападная, сменилась к середине XX в. полным преобладанием второй, провизантийской.

Отцом первой точки зрения можно назвать английского историка XVIII в. Э. Гиббона. По ней, император Алексей оказался хитрым, но не очень умным человеком. Воспоминания о былом величии империи, о том, что ей когда-то принадлежали Анатолия, Сирия, Палестина, Египет и Северная Африка, не давали ему покоя. Он хотел всего и сразу. Он задумал восстановить величие империи руками крестоносцев. Гиббон пишет: «В стиле менее важном, чем стиль истории, я, может быть, сравнил бы императора Алексея с шакалом, который, как говорят, идет по следам льва и пожирает его объедки». По Гиббону, вместо того чтобы с помощью крестоносцев очистить для себя от турок Анатолию, основу империи, и отдать латинцам во владение земли за пределами полуострова, император и его преемники чинили крестоносцам всяческие препятствия, вели с ними борьбу за подчинение их и всех завоеванных ими земель, привлекая на помощь себе турок. Итогом этого явилось то, что не был побежден главный враг, турки, на Анатолийском полуострове, и он не был от них окончательно освобожден. Все это привело в конечном счете к краху и гибели как империи, так и государств крестоносцев.

Вторая точка зрения полностью одобряет и приветствует поведение императора, считая, что он выжал все, что было можно, из создавшейся ситуации, чтобы отстоять интересы своего государства. Французский историк Ф. Шаландон, используя сравнение из Библии, впервые примененное современником императора Алексея болгарским архиепископом Феофилактом, сравнивает Византию с виноградной лозой, которую «по пути обрывают все проходящие». Все соседи империи — итальянские нормандцы, печенеги, турки — норовили оторвать у империи те или иные области. Не лучше других были и крестоносцы. Тот же Шаландон считает возможным применить ко всем крестоносцам характеристику, данную Гиббоном спутникам Петра Пустынника: «Разбойники, которые следовали за ним, были дикими зверями, без разума и человечности». Историк А. Васильев пишет: «Алексей Комнин проявил себя государственным человеком, понявшим, какую грозную опасность несут с собой для существования его империи крестоносцы». Алексей никогда не обратился бы за помощью к папе, если б мог предвидеть, что через века это приведет к падению государства его преемников. А пока задача, стоявшая перед Алексеем, заключалась в том, чтобы как можно скорее выпроводить крестоносцев за пределы империи.

Первой в августе 1096 г. в поход двинулась лотарингская армия. Будучи вассалом и сторонником Генриха IV, Готфрид решил не идти через Италию, чтобы избежать возможных контактов с папой. Его брат Эсташ, граф Булонский, вассал короля Франции, со своими войсками, возможно, желая посетить Рим и встретиться с папой, напротив, пошел через Италию, затем переправился через Адриатику и присоединился к армии брата в Константинополе. Армия Готфрида проследовала по той же дороге, по которой до нее прошла беднота. Герцог и венгерский король Коломан встретились на мосту через пограничную реку Лайту, а затем и в королевском дворце. Король согласился пропустить армию Готфрида через Венгрию, только получив от него заложников, в том числе младшего брата герцога Бодуэна Булонского. Когда армия, покинув Венгрию, в конце ноября перешла реку Саву, заложники были освобождены. Через Ниш и Софию армия дошла до Филиппополя (Пловдив). На границе империи герцога встретили послы. Император обязался регулярно снабжать латинцев продовольствием, а те защищать его земли. Вначале договор соблюдался, но затем, когда до армии дошли вести об обидах, якобы чинимых графу де Вермандуа, Готфрид направил послов к императору с требованием освободить Гюга, а его люди взяли штурмом и разграбили Селимбрию (Силиври) на берегу Мраморного моря. К Рождеству армия Готфрида подошла к стенам Константинополя. Алексей предложил герцогу явиться к императорскому двору для переговоров, но тот отказался, опасаясь ловушки.

Здесь выявилось противоречие во взглядах императора и крестоносцев. Для императора крестоносцы представляли собой помощь против турок, высланную папой. Как наемников, их нужно одарить золотом, чтобы они не бунтовали, их вождей — подарками и титулами и принять от них клятву верности. Ни о каком объединении православной церкви с папством не может быть и речи, как не может быть речи об участии императора в не нужном ему крестовом походе. Крестоносцы же полагали, что добровольно вышли по призыву папы освобождать Иерусалим и что император обязан сопровождать их в этом святом предприятии. Речь о вассальной клятве императору могла идти только в том случае, если бы василевс сам возглавил поход, и только на время похода. Все крестоносцы у себя на родине (кроме графа Тулузского) были чьими-то вассалами и не имели права приносить присягу другому.

Со страхом и недоверием встретили «западных варваров» византийцы. Рассказывает Анна Комнина: «До императора дошел слух о приближении бесчисленного войска франков. Он боялся их прихода, зная неудержимость натиска, неустойчивость и непостоянство нрава и все прочее, что свойственно природе кельтов и неизбежно из нее вытекает: алчные к деньгам, они под любым предлогом легко нарушают свои же договоры. Алексей непрестанно повторял это и никогда не ошибался. Но самодержец не пал духом и все делал для того, чтобы в нужный момент быть готовым к борьбе. Однако действительность оказалась гораздо серьезней и страшней передаваемых слухов, ибо весь Запад, все племена варваров, сколько их есть по ту сторону Адриатики вплоть до Геркулесовых столбов, все вместе стали переселяться в Азию, они двинулись в путь целыми семьями и прошли через всю Европу».

В конце декабря 1096 г. лотарингская армия разбила палатки у стен Константинополя. Готфрид отказался дать Алексею вассальную клятву. Чтобы уговорить Годфрида согласиться присягнуть, к нему был послан граф де Вермандуа. Ответ Готфрида был полон презрения: «Ты, сын короля, стал рабом и теперь хочешь сделать раба из меня?». Чтобы заставить Готфрида подчиниться, император перестал снабжать его продовольствием. Тогда лотарингцы начали грабить окрестности. Алексей вынужден был уступить и возобновить снабжение. Император предложил Готфриду перейти Золотой Рог и расположиться на пустоши в Галате, напротив города. Готфрид согласился, и армия перешла на другой берег залива.

В конце марта 1097 г., получив сведения о приближении к Константинополю других крестоносных армий и желая поскорее избавиться от Готфрида, Алексей опять сократил поставки продовольствия в лагерь. Тогда брат Готфрида Бодуэн напал на печенегов, которые несли полицейскую службу в Галате, многих убил, а 60 человек взял в плен. После этого Готфрид перебрался назад через Золотой Рог и опять расположился перед стенами города, заявив, что не даст присяги и не переправится на азиатский берег до прибытия других крестоносцев. В четверг перед Пасхой, 2 апреля, император попробовал силой сломить Готфрида, но лотарингцы отбросили наемную печенежскую и славянскую конницу. На следующий день, собрав большие силы, окружив крестоносцев и лишив продовольствия, император заставил их уступить.

Анна Комнина пишет: «Так Готфрид вскоре был принужден подчиниться воле василевса. Посему он отправился к нему и принес требуемую клятву, обещав, что все города, местности и крепости, которые он захватит и которые до этого принадлежали империи ромеев, будут переданы военачальнику, специально назначенному для этого василевсом. Когда он дал эту клятву и получил много денег, он стал называться гостем и сотрапезником василевса; после богатого пира он переправился через Пролив (Босфор). Тогда василевс приказал в изобилии дать им провизии». Готфрид переправился через Босфор сразу же после Пасхи, так и не узнав о скором прибытии армии Боэмунда, а тот, в свою очередь, не узнал о неприятностях лотарингцев.

Текст вассальной присяги в подлинном виде не сохранился. Видимо, император требовал передать ему утерянные территории в Анатолии и, без сомнения, сравнительно недавно (в 1085 г.) утраченную Антиохию. Что касается давно утерянных территорий, император требовал, должно быть, их вассального подчинения. Вассальная присяга Готфрида стала прецедентом для других вождей похода. У всех у них Алексей будет требовать присяги и ее исполнения.

Следующей за лотарингцами к Константинополю подошла итало-нормандская армия Боэмунда. Она разминулась с армией Готфрида на несколько дней. В ноябре 1096 г. Боэмунд с армией из Бари переправился через Адриатику и высадился в Авлоне (на юге сегодняшней Албании). Хотя греки больше всего боялись Боэмунда, он причинил им менее всего хлопот. Твердо поставив себе целью завоевание земель на Востоке, он ни в коем случае не хотел портить отношения с императором. Аноним пишет: «Тогда Боэмунд держал совет со своими войсками, вселяя в них храбрость, призывая их к милосердию и смирению, прося воздержаться от грабежа этой земли, принадлежащей христианам, и не брать ничего лишнего, кроме того, что им нужно для пропитания». Всю зиму армия медленно двигалась через Эпир и Македонию во Фракию. При переправе в середине февраля через реку Вардар недалеко от Фессалоник на арьергард Боэмунда внезапно напали греческие наемники — печенеги, следившие за передвижением армии и выполнявшие полицейские функции. Положение спас Танкред, с двумя тысячами воинов бросившийся назад, вплавь через реку, и разогнавший печенегов. Боэмунд отпустил пленных печенегов, когда услышал, что они действовали по приказу императора, однако увеличил меры осторожности, усилил разведку и сторожевое охранение. Во Фракии к Боэмунду прибыл представитель императора: «Когда мы проходили мимо их городов, он давал приказ жителям приносить провизию… но никому из нас не дозволялось проходить за городские стены» (Аноним). Боэмунд неоднократно приказывал вернуть добычу и затратил много усилий, чтобы обуздать грабителей. При подходе к Константинополю 1 апреля с несколькими рыцарями и в сопровождении императорских чиновников Боэмунд направился к императору. «Император, узнавший, что досточтимый Боэмунд пришел к нему, приказал с честью принять его и разместить со всей обходительностью за городской стеной. После этого он призвал его к себе, чтобы втайне с ним побеседовать». Задачей Алексея было как можно скорее переправить армию Боэмунда через Босфор, не дать ему встретиться с другими крестоносцами. Князю отвели монастырь Козьмы и Дамиана и подавали кушанья с императорского стола. Боэмунд, однако, боялся отравы, и приносимые блюда вначале пробовала его охрана.

На умную 13-летнюю девочку Анну Комнину, много слышавшую о зверствах нормандцев на Адриатическом побережье во время войны, вид красавца-богатыря Боэмунда произвел неизгладимое впечатление. Уже в преклонном возрасте она вспоминала: «Не было подобного Боэмунду варвара или эллина во всей Ромейской земле — его вид вызывал восхищение, а рассказы о нем — ужас… Он был такого большого роста, что почти на локоть возвышался над самыми высокими людьми. Его тело обладало совершенными пропорциями, можно сказать, было изваяно по канону Поликлета. У него были могучие руки, твердая походка, крепкая шея и спина. По всему телу его кожа была молочно-белой, но на лице белизна окрашивалась румянцем. Светлые волосы были острижены до ушей… Бритва прошлась по его подбородку, но борода, кажется, должна была быть рыжей. Его голубые глаза выражали волю и достоинство… В этом муже было что-то приятное, но оно перебивалось общим впечатлением чего-то страшного… Таковы были его душа и тело: гнев и любовь поднимались в его сердце и обе страсти влекли его к битве. У него был изворотливый и коварный ум, прибегавший ко всевозможным уловкам. Речь Боэмунда была точной, а ответы он давал совершенно неоспоримые…».

С Боэмундом у императора не было никаких проблем. Тот сразу согласился принести присягу, такую же, как Готфрид Бульонский, не придавая этому, видимо, большого значения. После этого обрадованный император одарил Боэмунда богатой одеждой, золотом, драгоценностями. Хитрый Боэмунд попросил императора дополнительно дать ему самый высокий титул в империи — доместика Востока (главнокомандующего всеми армиями в Азии), то есть в качестве представителя императора он хотел руководить крестоносцами и захваченными территориями. Но император был не менее хитер, он заявил: «Твой час еще не настал, но с твоим рвением и твоей верностью ждать тебе осталось недолго». Император и князь стоили друг друга.

Не желая приносить присягу императору, Танкред вместе со своим свояком Ричардом де Принчипато (Салернским) неожиданно для всех ночью пересек город и переправился через пролив. 26 апреля армия Боэмунда была перевезена через Босфор и присоединилась к армии Готфрида. Танкред сожалел, что Боэмунд принес присягу: «Он отправился, чтобы править, а нашел ярмо». Если греки утратили свои владения на Востоке, отдав их туркам, то эти владения не нужно им возвращать: «Вернуть города и крепости грекам — это все равно, что вернуть их туркам; защитить их могут только франки».

Третьей к Константинополю подошла армия Раймунда IV де Сен-Жиля, графа Тулузского. Она вышла в поход в октябре 1096 г., прошла по маршруту Лион—Женева—Милан—Верона и затем по побережью Адриатики через Хорватию и Далмацию к Диррахию. Решение не переправляться на кораблях через Адриатику, вызванное, видимо, бережливостью графа, было ошибочным. Через Хорватию прошли без помех, но в течение 40-дневного зимнего похода на скалистых тропах Далмации армия подвергалась постоянным нападениям славян, которые буквально шли за ней по пятам, при этом Раймунд все время руководил действиями арьергарда. При подходе к границе Византии закончилось продовольствие, и армия страдала от голода. В Диррахии уже ждали посланцы императора и отряд печенегов, чтобы сопровождать тулузцев по старой дороге Виа-Эгнация, по которой недавно прошли итало-нормандцы Боэмунда. Раймунд отправил посланцев в Константинополь, чтобы известить о своем прибытии.

Византийские печенеги постоянно следили за тулузцами и при попытках грабежа нападали на них. В одной из стычек были убиты два провансальских барона, в другой раз был ранен и попал в плен сам епископ Адемар, отделившийся от армии. Впрочем, он был немедленно отпущен, когда печенеги узнали, кто он такой. Город Русса (Кешан), приветливо встретивший войска Боэмунда две недели назад, был взят штурмом и разграблен тулузцами.

У города Родосто (Текирдаг) крестоносцы встретили своих посланцев вместе с посланником императора, передавшим письмо с сердечными приветствиями Алексея и приглашением как можно скорее прибыть в Константинополь, где его ожидают Готфрид и Боэмунд. Испугавшись, что важные решения будут приняты без него, Раймунд де Сеи-Жиль немедленно отправился в Константинополь, куда прибыл 21 апреля.

В отсутствие графа и епископа Адемара, оставшегося лечить рану в Фессалониках, солдаты начали грабить окрестности. Однако прибывшие крупные силы византийцев напали на тулузцев и обратили их в бегство, захватив их обоз. Известие об этом Раймунд получил перед аудиенцией у императора. Раймунда хорошо приняли, разместили во дворце снаружи у городской стены и попросили прибыть в императорский дворец. Главным желанием Раймунда было назначение его командующим походом. Однако его позиция была ослаблена отсутствием епископа Адемара, духовного руководителя крестоносцев, на поддержку которого он рассчитывал. В Боэмунде граф увидел своего главного соперника. Разозленный полученным известием и дружеским общением императора и князя, граф решительно отверг требование Алексея принести присягу.

Граф Раймунд считал себя назначенным папой руководителем священного похода, и, кроме того, среди вождей крестоносцев он был, пожалуй, единственным, кто у себя на родине не имел сюзерена. Графство Тулузское, так же как и герцогство Аквитания, в то время не было леном короля Франции и вообще ничьим леном. К тому же, дать присягу императору означало для Раймунда опуститься на один уровень с другими вождями крестового похода. Граф заявил, что принял крест не для того, чтобы сражаться за кого-либо иного, кроме Бога, ради Него он оставил свои владения. Вот если бы император присоединился к походу, тогда граф охотно признал бы его старшинство. Обещать этого Алексей не мог, и разговор зашел в тупик. Не помогли ни просьбы, ни угрозы. Не помогло и вмешательство Боэмунда на стороне императора. Это вмешательство навсегда поссорило Раймунда и Боэмунда и, как ни странно, сблизило графа с императором на почве общей ненависти к нормандцу. 27 апреля 1097 г. епископ Адемар привел тулузскую армию к Константинополю. Наконец, с помощью Адемара удалось принять компромиссное решение: убедить графа Раймунда дать обещание от своего имени и от имени своих людей не причинять вред владениям и жизни подданных императора. Отношения между императором и графом улучшились. Этому способствовал и отъезд Боэмунда, после чего Алексей в беседе наедине объявил Раймунду, что нормандец никогда не станет главнокомандующим.

Последней к Константинополю подошла северофранцузская армия. В отсутствие графа де Вермандуа ею командовали герцог Нормандский, его свояк граф де Блуа и граф Фландрский. Армия вышла в поход в октябре 1096 г., пересекла Альпы, в Лукке ее встретил и благословил папа Урбан. В Риме французы посетили гробницу святого Петра и двинулись через Монте Кассино в нормандские владения на юге Италии. Герцог Апулийский Рожер Борса признал герцога Робера верховным главой всех нормандцев, а своему шурину графу Роберу Фландрскому передал несколько ценных реликвий; волосы Богоматери и мощи апостола Матфея и святого Николая Мирликийского граф отправил домой. Герцог Нормандский и граф де Блуа остались зимовать в Италии, а граф Фландрский со своими войсками переправился из Бари в Диррахий и пошел по следам других крестоносцев в Константинополь. Герцог Робер и граф Этьен переправились в Диррахий весной и в начале мая 1097 г. также подошли к Константинополю.

Французы прошли без столкновений с греками, их вожди без сопротивления присягнули императору и получили богатые подарки. Этьен де Блуа писал жене — дочери Вильгельма Завоевателя: «Твой отец, моя любимая, раздавал многим и помногу, но столько едва ли». Французам было разрешено даже небольшими группами и в определенное время посетить константинопольские церкви. Крестоносцы были поражены богатством и размерами города, роскошью его дворцов, обилием и разнообразием товаров на рынках. Их удивило холодное отношение к ним людей, которых, как они думали, они пришли спасать. Зависть и презрение к грекам породили враждебность, впрочем, греки отвечали им тем же.

Когда французские бароны приносили присягу императору, один из них сел на императорский трон, и тот не осмелился сделать ему замечание, «зная высокомерие франков». Когда князь Боэмунд указал барону на неприличие его поступка, тот воскликнул, глядя на императора: «Что за невежа, он сидит, в то время как так много знатных стоят перед ним!». Чересчур дружеское общение предводителей похода с императором и принесение ими присяги вызвали недовольство рядовых: «Как могли столь храбрые и суровые рыцари так поступить? Вероятно, их вынудила к этому жестокая необходимость», — говорит Аноним.

Глава V Взятие Никеи

В апреле и мае крестоносцы переправлялись через пролив на азиатский берег. Они расположились в полевом лагере Пелеканон, временное командование принял герцог Готфрид.

Между тем слухи о прибытии огромной армии франков взбудоражили мусульманский мир: «В этом году [490 от хиджры, или 1097] начало приходить много сообщений о том, что армии франков появились со стороны моря в Константинополе с силами, которые невозможно сосчитать из-за их множества. Эти сообщения стали следовать одно за другим и передаваться от одного к другому, и людей охватили страх и растерянность», — сообщает арабский историк XII в. Ибн аль-Каланиси.

Немецкий историк XIX в. Б. Кутлер пишет: «Более всего может приближаться к истине то, что заранее объявил папа Урбан, а именно, что было 300 тысяч хорошо вооруженных воинов, за которыми, конечно, следовал еще длинный обоз из слуг и монахов, женщин и детей, шпильманов [жонглеров] и девок». Более точным, видимо, будет предположение, что общая численность четырех рыцарских армий, включая рабочих, слуг и женщин, не превышала 90-100 тысяч, а общее количество воинов — 50 тысяч. Еще тысяч 15 вооруженных паломников присоединилось к ним по дороге или прибыло позже на кораблях. По тем временам это были очень крупные силы. Армия Вильгельма Завоевателя, высадившегося в Англии, насчитывала около 7 тысяч человек, а английский король Генрих V в 1415 г. отправился завоевывать Францию с армией в 12 тысяч человек.

Еще до прибытия северофранцузской армии в Константинополь, в конце апреля, Готфрид вышел из лагеря Пелеканон. Крестоносцы заняли лагерь Кивето, а затем осторожно, выслав вперед разведку и авангард, выдвинулись к Никее. «Так мы дошли до Никеи, столицы Романии, в четвертый день от майских нон [4 мая] и стали там лагерем», — говорит Аноним. Через три дня подошли армия Боэмунда, возглавляемая Танкредом, остатки крестьянских толп во главе с Петром Пустынником, а также небольшой отряд византийцев под командованием Мануила Вутумита с осадными машинами. Сам Боэмунд остался в Константинополе договариваться с императором о снабжении крестоносцев.

Никея — столица Никейско-Иконийского султаната — была первым вражеским городом, лежавшим на пути крестоносцев. Город контролировал дороги через Анатолию, и его нельзя было оставлять незанятым в тылу. Никея, известная своими Вселенскими церковными соборами, расположена на небольшой возвышенности посреди котловины, окруженной горами, на восточном берегу Асканийского озера, ее западные стены поднимались прямо из мелководья, общая длина стен была более семи километров, образуя неправильный пятиугольник, город защищали 240 башен. Готфрид расположился лагерем перед северными воротами, Танкред — перед восточными. Лагерь перед южными воротами должны были разбить еще не подошедшие графы Раймунд и Робер. Император Алексей прибыл в лагерь Пелеканон, чтобы быть поближе к сражающейся армии и держать под контролем снабжение.

Рис. Первый крестовый поход.

Рум-сельджукского султана Кылыч Арслана, сына султана Сулеймана, в городе не было. Он воевал в это время с каппадокийским эмиром Данишмендидом Малик Гази Гюмюштекином за город Мелитену. После легкой победы над толпами Петра Пустынника он пренебрежительно отнесся к сообщениям о появлении новых армий крестоносцев. Свою семью и большую часть казны, надеясь на неприступность стен, он оставил в Никее. Однако, узнав о том, что силы крестоносцев велики, султан срочно заключил мир с эмиром, отправил к Никее часть армии, а затем и сам с главными силами поспешил на запад.

Турки не ожидали такого быстрого появления врага под своими стенами. В городе находился большой гарнизон, но настроение у него было неуверенное: во-первых, враг казался очень сильным, во-вторых, население города оставалось христианским. Турками, кроме гарнизона, был узкий круг придворных султана. Разговоры о сдаче города, однако, прекратились, когда осажденные узнали о приближении Кылыч Арслана с войсками. Из города к султану были отправлены гонцы (одного из которых перехватили крестоносцы), чтобы поторопить султана и сообщить ему, что с южной стороны вход в город свободен. Однако прежде чем приблизился передовой турецкий отряд, 16 мая прибыли Раймунд де Сен-Жиль и Робер Фландрский, разбившие лагери перед южными воротами. После короткой стычки с войсками Раймунда передовой турецкий отряд отступил, чтобы соединиться с армией султана. Когда это произошло, турки начали переговоры, и греческий командующий Вутумит был приглашен в город для обсуждения условий сдачи. Однако в это время пронесся слух о приближении Кылыч Арслана с главными силами, и переговоры были прерваны.

21 мая 1097 г. подошедшая с юга армия султана обрушилась с гор на войска Раймунда Тулузского и Робера Фландрского. Франки приняли турок в копья. Никто из турок не мог остановиться или повернуть назад. Сражение продолжалось целый день. Ни лотарингцы, ни итальянские нормандцы не могли оставить свои позиции у ворот Никеи и прийти на помощь тулузцам. Поняв, что не сможет добиться победы, Кылыч Арслан увел оставшиеся войска и разрешил осажденным поступать отныне, как они сочтут нужным. «Граф Тулузский решительно атаковал их и одержал победу, и они бежали, бросив множество убитых. Но на помощь им пришли другие турки, полные ликования и предчувствия скорой победы, у них были с собой веревки, чтобы увести нас в Хорасан. Радостно они начали спускаться с горы, но по мере того, как они спускались, все больше их гибло на месте, и наши рубили им головы. И с помощью метательных орудий наши рыцари метали отрубленные головы за городские стены, дабы посеять ужас в рядах турок», — рассказывает Аноним.

В сражении погибло несколько тысяч турок, потери понесли также и крестоносцы, был убит крупный вассал графа Фландрского граф Бодуэн Гентский. Здесь впервые в открытом сражении закованные в броню рыцари столкнулись с легкой турецкой конницей, и стало ясно, что последняя не может выдержать их могучего удара. Стремясь максимально использовать победу, граф Раймунд начал штурм города. Ко времени начала штурма рухнула одна из больших угловых башен, подкопанная тулузскими минерами. Однако турки отбили штурм. Последними 3 июня прибыли Этьен де Блуа и Робер Нормандский, и наконец у Никеи собралась вся крестоносная армия.

Озеро давало возможность осажденным получать продовольствие и небольшие подкрепления и даже высылать отряды для уничтожения фуражиров и паломников-одиночек. Крестоносцы обратились за помощью к императору. Упряжки быков протащили легкие греческие суда от Мраморного моря до Асканийского озера, перед Никеей появилась греческая флотилия, и кольцо блокады города сомкнулось. «В день, когда суда были доставлены, их не стали сразу же спускать на воду; а когда настала ночь, на борт взошли хорошо вооруженные туркополы [императорские вспомогательные войска из турок, возможно, печенеги]. На рассвете флотилия в боевом порядке вышла на середину озера и направилась к городу. Увидев ее, турки пребывали в недоумении, не понимая, чьи это были войска — турецкие или императорские. Когда они поняли, что это были императорские войска, то, охваченные ужасом, они принялись плакать и стенать, тогда как франки ликовали и славили Бога». Жестокий штурм и падение города стали неотвратимы. Этого боялись турки и не хотел император: латинцы, позабыв про договор, разграбили бы город до основания. В результате турки быстро пришли к соглашению с Вутумитом. Турки обещали впустить в город только императорские войска, а тот — с ведома императора — выдвинул самые легкие условия сдачи.

На 19 июня был назначен общий штурм города. Однако на рассвете того же дня византийские отряды вошли в раскрытые городские ворота, которые закрылись за ними. На башнях Никеи были подняты императорские флаги. Турецкой знати было разрешено выкупиться из плена, а султанша, дочь Чаки, и члены султанской семьи позже без выкупа были отпущены к Кылыч Арслану.

Крестоносцы были обмануты в своих ожиданиях. Император объяснил паломникам, что, согласно их присяге, город должен перейти к императору и поэтому не мог быть разграблен, и на время погасил их возмущение богатыми дарами из султанской казны. Крестоносцам даже запретили входить в занятый город. Алексей потребовал, чтобы Танкред ему присягнул. Уступая просьбам Боэмунда и других вождей, Танкред принес хитрую присягу: «Я буду верен императору, пока он будет верен делу крестоносцев». Многие из раненых крестоносцев остались на службе императора, поступив под команду Вутумита, оставленного комендантом Никеи. Крестоносцы были полны радостной уверенности. «Через пять недель мы будем в Иерусалиме, — докладывал граф де Блуа своей супруге, — если только не задержимся перед Антиохией». Он еще не знал, насколько правильной будет вторая часть его предположения.

Император пообещал немного позднее примкнуть к крестоносцам, а пока отправил вместе с ними небольшой отряд под командой крещеного турка Татикия, «человека с золотым носом» (по утверждению Гибера из Ножана, вместо отрубленного у него был нос, выкованный из золота). Татикий должен был показывать крестоносцам удобные дороги, оказывать помощь в снабжении их продовольствием, но фактически его главная задача заключалась в том, чтобы забирать под власть императора занятые ими города. Император так и не присоединился к паломникам: он должен был освобождать от турок западную часть Анатолии и Средиземноморское побережье. Крестоносцы никогда не простили ему того, что он не принял участие в походе, и говорили, что император предал «армию Христа».

Глава VI Через Анатолию

27 июня 1097 г. крестоносцы от Никеи двинулись на юго-восток, вначале все вместе, а затем, через два дня, разбившись на две колонны: таким образом легче было добывать воду и продовольствие, к тому же ускорилось передвижение. Путь крестоносцев лежал к Дорилее (Эскишехир). Там дорога разветвлялась, одна вела через центральную Анатолию мимо Анкиры (Анкара) и затем либо далее на восток, к Большой Армении, либо на юго-восток, в Сирию. Другая дорога от Дорилеи вела на юго-восток, также в Сирию через Иконий (Конья).

В левой колонне, которая выдвинулась вперед под общей командой Боэмунда, были воины из Италии Боэмунда и из Нормандии герцога Робера, из Блуа — графа Этьена, из Фландрии — графа Робера и византийцы. В правой колонне были лотарингцы Готфрида Бульонского, французы Гюга де Вермандуа и тулузцы графа де Сен-Жиля и епископа Адемара. Колонны разделяли несколько часов пути. В каждой колонне было по 23-24 тысячи воинов, из них около 3 тысяч конных — рыцарей и оруженосцев, и примерно по 20-25 тысяч невооруженных паломников. Общая угроза побудила к объединению двух главных турецких правителей Анатолии — султана Кылыч Арслана и каппадокийского эмира Даниш-мендида Малик Гази.

Передовая левая колонна вечером разбила лагерь в нескольких километрах от города Дорилея. Рано утром 1 июля объединенные силы конных турок общей численностью около 20-25 тысяч внезапно напали на нее. По приказу Боэмунда в центре лагеря было спешно сооружено укрепление из повозок и палаточных кольев, за которым укрылись женщины, дети и невооруженные паломники. Конным рыцарям Боэмунд приказал спешиться и ограничиться обороной. Только один из них не подчинился, тот самый рыцарь, который сел на императорское кресло. Со своим отрядом в сорок человек он атаковал турок, но вынужден был, покрытый ранами, возвратиться назад. «И мы, хотя и были не способны… выдержать натиск такого большого количества врагов, в едином порыве выступили им навстречу. Даже наши женщины в тот день были великой подмогой, поднося воду сражающимся и постоянно ободряя их в сражении — в наступлении и в обороне», — рассказывает Аноним. Будучи воином более умным и менее гордым, чем знаменитый Роланд, Боэмунд послал гонцов к правой колонне, как только увидел турок. Конные турки — стрелки и метальщики камней и дротиков — атаковали рыцарей Боэмунда с «дьявольским» криком и визгом. Затем турки по приказу отступали назад, чтобы выманить рыцарей в атаку и заставить их нарушить строй, после чего опять всей силой набрасывались на паломников. Геройски проявил себя Робер Нормандский. В разгар боя он был сброшен с коня. Нормандцы пришли в замешательство, считая, что их герцог тяжело ранен или убит. Робер вскочил на коня, сорвал с себя шлем и криком призвал своих воинов к бою. Увидев герцога невредимым, нормандцы сомкнули ряды и отбросили турок. Франкам, как ни странно, помогло то, что им некуда было бежать: со всех сторон их окружали турки. К середине дня турки даже ворвались в лагерь. Положение христиан стало критическим, победа явно клонилась на сторону турок.

В это время появилась подмога. Первым к полю боя примчался с пятьюдесятью рыцарями Готфрид Бульонский, за ним — лотарингская и французская конница. Однако героем дня стал епископ Адемар. Вооруженный палицей, во главе тулузцев он обошел турок под прикрытием холмов и ударил с тыла. Турки бросились в бегство, оставив нетронутым весь свой лагерь с шатрами султана и эмиров и богатой добычей. «С приближением наших рыцарей турки, сарацины и все варварские народы тотчас же обратились в бегство через горные ущелья и равнины… Они с удивительной быстротой добрались до своего лагеря, но долго там оставаться не могли. Тогда они продолжили отступление, и мы преследовали их и убивали в течение всего дня» (Аноним). Победа была полной, но тяжелой, в сражении пали многие франкские рыцари, и среди них брат Танкреда Гийом и граф Робер Парижский.

Рыцари были высокого мнения о боеспособности турок. Аноним говорит, что турки должны были бы считаться храбрейшим и благороднейшим народом в мире, если бы только были христианами, оставляя за собой греков в этом отношении далеко позади. Далее он, вспомнив легенду, что и франки, и турки происходят от троянцев, предполагает, что они являются соплеменниками.

Отдохнув несколько дней, 3 июля крестоносцы, объединившись, двинулись дальше, на Филомелию (Акшехир) и Иконий. Переход через фригийскую пустыню под палящим июльским солнцем дался паломникам очень тяжело: «Мы преследовали турок через пустыни, иссушенные и обезлюдевшие земли, откуда трудно было выйти живыми. Нас беспрестанно мучили голод и жажда, и нам почти нечего было есть, кроме терновника, который мы рвали и терли в ладонях: вот какой скудной пищей мы кормились. Там умерла большая часть наших лошадей, так что многие наши рыцари оказались пешими. Из-за нехватки лошадей мы брали вместо них быков, и при нужде нашу поклажу несли козы, бараны и собаки» (Аноним). О том же пишет в хронике «Иерусалимская история» и Альберт Аахенский: «Многие беременные женщины, с запекшимися губами и пылавшими внутренностями, истомленные от невыносимого жара солнечных лучей и раскаленной почвы, разрешались на виду у всех и бросали новорожденных на том же месте… Посреди равнины валялись мертвые и полуживые младенцы… Мужчины, изнемогая от обильного пота и чрезмерной жары, еле шли с раскрытыми ртами и хватали прозрачнейший воздух, чтобы уменьшить жажду». Умирали не только люди, но и «соколы и другие ловчие птицы, составлявшие утеху знатных и благородных, прямо в руках несших их; и даже собаки, приученные к достославному охотничьему искусству, подыхали таким же образом от мук жажды на руках у хозяев».

Положение осложнялось еще и тем, что после поражения при Дорилее сельджуки проводили тактику «выжженной земли»: «Когда они подходили к [греческой] крепости или городу, они, обманывая местных жителей, говорили: "Мы победили всех христиан, и ни один из них больше никогда не осмелится выступить против нас. Дайте же нам войти". Ворвавшись в город, они грабили церкви, жилища и все остальное; уводили с собой лошадей, ослов, мулов, уносили золото и серебро и все, что могли найти; забирали с собой сыновей христиан и сжигали все, что могло быть пригодным, но всегда трепетали и убегали при нашем появлении» (Аноним). Христиане, прятавшиеся при отступлении сельджуков, оказывали поддержку крестоносцам. И хотя их продовольственная помощь была незначительной, так как им самим не хватало продовольствия, их советы были весьма полезны.

15 августа крестоносцы добрались до Икония. Город был оставлен турками, бежавшими в горы вместе со своим имуществом. Однако полные чистой воды ручьи и плодоносящие сады они не смогли унести с собой. Крестоносцы остановились на отдых, в котором крайне нуждались. Несколько дней назад на охоте в схватке с медведем был ранен Готфрид Бульонский, был тяжело болен Раймунд де Сен-Жиль. Епископ Оранжский даже соборовал его. Отдых в Иконии поднял их на ноги.

Отдохнув там неделю, двинулись дальше на Гераклею (Эрегли). По совету местных армян, взяли с собой воды: «Жители этой местности предупредили нас, чтобы мы взяли с собой бурдюки, наполненные водой, ибо в течение целого дневного перехода мы не найдем воды. Мы так и сделали и добрались до реки, где стали лагерем на два дня».

Несмотря на трудности пути, крестоносцы держались бодро: Анатолия почти была уже пройдена, впереди лежала Святая Земля. Фульк из Шартра, капеллан Бодуэна Булонского, пишет: «Мы говорили на разных языках, но были точно братья, связанные любовью, как подобает праведникам, идущим к Святым местам». Мы увидим скоро, что идеалист-франк был неправ. Здесь, при Гераклее, произошло последнее сражение с войсками вассала Кылыч Арслана рум-селъджукского эмира Хасана и эмира Данишмендида. Турки рассчитывали, что их появление заставит франков отказаться от нападения на город и свернуть на юг через горы Тавра к морю. Однако крестоносцы под командой Боэмунда внезапно атаковали турок. Те, не выдержав удара, бежали под натиском франков и оставили им город. Путь в северную Сирию через равнинную Каппадокию на северо-восток и через проходы в горах Тавра на юг был открыт.

Крестоносцы свернули на северо-восток на Кесарию Мазаху (Кайсери) и затем, обойдя с севера горы Антитавра, двинулись на Германикию (Мараш). Возможно, паломники не захотели рисковать, идя через Тавр труднодоступными проходами, к тому же находившимися под контролем турок. Возможно, их склонил к этому пути Татикий, хотевший подчинить власти империи земли, населенные армянами, и это совпало с желанием самых дальновидных и осторожных крестоносцев обеспечить себе пути отхода в случае неудачи. Нужно отметить, что из всех христиан, населявших эти земли, решительнее всех рум-сельджукам и данишмендам сопротивлялись армяне. Крестоносцы находили в них, как правило, верных союзников.

Не всем крестоносцам, однако, пришлись по вкусу осторожность и советы Татикия. Около 10 сентября из Гераклеи, отделившись от главных сил, ушел с сотней нормандских рьщарей и двумя сотнями пехотинцев Танкред. Он прошел через Тавр Киликийскими Воротами, вышел к Тарсу и с помощью местных христиан, прогнав турок, завладел нижним городом, тогда как турки укрылись в цитадели. Через несколько дней следом за Танкредом его путем прошли Бодуэны Булонский и дю Бург с пятьюстами всадниками и двумя тысячами пехотинцев, а также некоторые другие крестоносцы. Лотарингцы тоже подошли к Тарсу. Увидев подходивших франков, турки скрытно ушли из цитадели. Бодуэн Булонский предложил Танкреду вместе ограбить город. Танкред отказался: он рассчитывал владеть им в одиночку. Тогда Бодуэн «вооруженной рукой» прогнал небольшой отряд нормандца и овладел городом. В это время к городу подошли триста нормандцев, посланное Танкреду подкрепление из главной армии. Бодуэн отказался впустить их в город, и они расположились на ночь под городскими стенами. Ночью на них напали турки, бежавшие из цитадели, и всех перерезали. Произошедшее вызвало сильное возмущение крестоносцев, в том числе и солдат Бодуэна, собравшихся сместить его с должности командира. Однако в это время к берегам Киликии подошли несколько кораблей удачливого пирата Жинемера из Булони, подданного графа Булонского, понявшего, какие перспективы открывает перед ним крестовый поход, набравшего на свои корабли фрисландских и фландрских пиратов и отправившегося в восточное Средиземноморье. Он сразу признал Бодуэна Булонского сеньором. Поэтому решено было командира не менять. С помощью этого пирата Бодуэн овладел гаванью Александретты, ему же он поручил охрану Тарса.

Танкред же дошел до Аданы, но был вынужден отдать ее бургундскому рыцарю Вельфу, захватившему городскую цитадель. Пришлось идти дальше и занять город Мамистру. Когда до Мамистры, в свою очередь, дошли лотарингцы Бодуэна Булонского, нормандцы со стен осыпали их стрелами, мстя за изгнание из Тарса и за гибель товарищей. Танкред не пустил лотарингцев в город. Более того, подстрекаемый горячими головами, он напал ночью на лагерь лотарингцев, но был отбит превосходящими силами и с позором бежал в город. Наконец простые солдаты заставили предводителей заключить перемирие. Как мы видим, крестоносцы не намерены были действовать сообща, и никто из них даже не вспомнил о принесенной императору вассальной присяге, о том, что нужно отдать ему захваченные города.

Тем временем главные силы крестоносцев, в конце сентября разогнав турок в окрестностях Кесарии Мазахи, также направились на юг в Коксон (Гексун). Боэмунд продолжал гоняться за разбитыми войсками эмира Данишмендида Малик Гази, а Раймунд де Сен-Жиль, узнав от местных христиан, будто бы турки ушли из Антиохии, послал туда конный отряд из 500 тулузцев под командой Пьера де Кастийона, чтобы захватить город. Тулузцы, с сожалением убедившись в том, что турки намерены защищать город, захватили несколько городков севернее Антиохии. Боэмунд счел поступок Раймунда вероломным, его ярости не было границ, и их открытая вражда уже никогда теперь не прекращалась.

Оставшаяся армия тяжелой горной дорогой двинулась к Марашу, населенному армянами: «Мы, остававшиеся в Коксоне, вышли оттуда и направились в дьявольские горы, такие высокие и с такими узкими проходами, что на тропинке, ведущей по склону, ни один человек не смел обогнать другого; лошади срывались и падали в пропасть, и одно вьючное животное увлекало туда другое. Со всех сторон рыцари пребывали в унынии и били себя руками в грудь, спрашивая, что им делать с собой и со своим оружием. Они продавали свои щиты и хорошие кольчуги со шлемами за три-пять денье или за какую-нибудь мелочь. Те, кто не мог их продать, просто выбрасывали их и продолжали путь. Выйдя из этих ненавистных гор, мы достигли города под названием Марат. Жители радостно вышли нам навстречу, и мы получили много пищи и пребывали там в окружении всеобщего изобилия, ожидая прихода сеньора Боэмунда» (Аноним).

Бодуэн получил известие о болезни жены и детей и присоединился к главной армии в Марате. Жена и дети умерли, и теперь он потерял всякие надежды на нормандское наследство. Пробыв в лагере крестоносцев четыре дня и взяв с собой 200 всадников и столько же пехотинцев, Бодуэн в начале октября снова отправился на поиски земель и добычи в области за рекой Евфрат. Большего количества людей братья ему не дали, так как главная армия собиралась двинуться к Антиохии. Танкред, оставив в Мамистре небольшой гарнизон, пошел на юг, к Алексадретте. Он отправил посланцев в Таре к Жинемеру с предложением присоединиться к нему. Окружив Александретту с суши и с моря, они взяли ее штурмом. Оставив в городе небольшой гарнизон, Танкред пересек через Сирийские Ворота горы Аманус и присоединился перед Антиохией к армии крестоносцев.

Тем временем император Алексей, укрепившись в Никее и Дорилее, послал армию и флот для овладения Ионией и Лидией, провинциями на юго-западе Анатолии, находившимися в руках турок. Греки прогнали эмира, сына Чаки, с ионийских берегов, овладели Смирной и Эфесом и островами Лесбос, Хиос и Самос. На суше греки, завоевав города Сарды, Филадельфию и Лаодикею Лидийскую у сельджуков, потерявших связь с султаном Кылыч Арсланом, к концу осени 1097 г. овладели Лидией. Зимой 1097 г. императорская армия начала отвоевание Фригии. Забегая вперед, заметим, что смерть Кылыч Арслана в 1107 г. и поражение турок при Филомелии в 1116 г. позволили Алексею овладеть Фригией. Больной император вел армию в бой, лежа на носилках. Ко времени смерти императора в 1118 г. Византия отвоевала земли западнее линии Синоп, Гангра, Анкира, Филомелия, Атталия и все Черноморское и Средиземноморское побережье от Трапезунда до Селевкии (Силифке).

Глава VII В землях армян. Графство Эдесса

В XI в., во время продвижения турок, часть армян была переселена византийцами из Большой Армении на новые земли или сама переселилась туда в поисках спокойствия. Армяне населяли теперь северо-запад Месопотамии, Каппадокию, Киликию и север Сирии. Армянским государством, протянувшимся от земель в Месопотамии по ту сторону Евфрата до гор Тавра, правил армянин на императорской службе Ваграм, принявший православие, которого греки называли Филаретом. Он начал наместником Мараша при Романе Диогене, после свержения последнего стал практически независимым и начал расширять свои владения. Он овладел византийской Киликией с городами Мамистрой, Тарсом и Аназарбом, затем в 1077 г. отнял у империи Эдессу, а в следующем году занял Антиохию. Однако он не смог устоять перед нашествием султана Сулеймана, отнявшим у него Антиохию в 1085 г. В 1087 г. разбойничья ватага турок овладела Эдессой, но в 1094 г. город отвоевал армянин Торос. Со смертью в 1090 г. Филарета остатки его государства раскололись на ряд армянских княжеств. Торос владел Эдессой, его тесть Гавриил (Габриэль) — Мелитеной, в городе Мараш сидел византийский наместник армянин Тафнуз, в Кайсуне правил армянин Ког (Разбойник) Василий, в труднодоступных горах Тавра в северо-западной Киликии — армяне Хетумит Ошин и Рубенид Константин, потомок династии Багратидов.

Все эти князья, за исключением Константина, независимого от греков и турок, номинально считались состоящими на императорской службе (хотя податей императору не платили), что не мешало им признавать верховенство соседей-турок. Только раздоры между турецкими правителями позволяли им оставаться у власти. Все они, за исключением Константина и Ког Василия, перешли из армянской апостольской церкви в православие, отличаясь по вере от своих сородичей, презиравших их за это; сирийские христиане-еретики их не любили, и турки им не доверяли.

Армяне воспользовались приходом крестоносцев, чтобы упрочить или возвратить себе свободу. Они с восторгом встретили крестоносцев, увидев возможность с их помощью избавиться как от турецкого, так и от византийского гнета, навязывавшего им православие, и обрести независимость. Их надеждам не суждено было сбыться.

Вышедшего в свободный поиск Бодуэна Булонского сопровождал Баграт, брат армянского князя Ког Василия, непреклонный борец за независимость армян от греков с помощью турок и от турок — с помощью греков. Он был в плену у императора, но бежал и примкнул к крестоносцам и теперь убедил Бодуэна опереться на армян в борьбе с турками и византийцами.

Бодуэн к концу 1097 г. легко овладел крепостями Турбесселем и Раванделем: христианское население, в основном армяне, по всей округе при приближении крестоносцев начало восставать и изгонять турецкие гарнизоны. Вся область оказалась под властью Бодуэна и его армянских помощников. Бодуэн отдал Баграту Равандель, в Турбесселе был поставлен армянин Фер. Вскоре последний донес Бодуэну, что Баграт вступил в сговор с турками, и тот был схвачен, подвергнут пыткам, но сумел сбежать.

Область, захваченная Бодуэном, с востока ограничивалась Евфратом, но вскоре он получил призыв о помощи из-за реки, из большой крепости Эдесса, от армянского правителя Тороса. Этот богатый город, населенный в основном армянами, лежавший на стыке трех караванных путей, был, как мы уже говорили, в 1087 г. захвачен турецким отрядом и в 1094 г. отвоеван армянином Торосом, вассалом сельджукского султана Малик Шаха, а после смерти последнего вассалом его брата, султана Тутуша. Торос управлял городом от имени султана. После смерти султана Тутуша в 1095 г., изгнав из цитадели сельджукский гарнизон, Торос правил городом самостоятельно, считаясь номинально вассалом императора Алексея и получив от него придворный титул куропалата.

Турецкие эмиры-соседи, однако, постоянно совершали набеги на эдесские земли, и Торос решил обратиться за помощью к франкам. И опять стороны не поняли друг друга. Торос звал к себе франков как наемников, а Бодуэн Булонский слишком уважал себя, потомка Карла Великого, чтобы служить «безродному выскочке» в этом качестве. Оставив войска охранять свою землю, в начале февраля 1098 г. булонец с восемьюдесятью всадниками, в том числе с восемью рыцарями, отправился в Эдессу. Успешно миновав турецкие кордоны, Бодуэн прибыл в Эдессу, где был торжественно принят горожанами и правителем. Торос вышел встречать его за городские стены, горожане устроили в его честь крестный ход и приветствовали его под звуки труб и барабанов. Бодуэн презрительно отверг предложение правителя поступить на службу и пригрозил, что немедленно вернется в свои земли за Евфратом. Торос, принявший православие, был нелюбим в городе. Под давлением горожан, требовавших, чтобы булонец принял город под свою власть, пожилой и бездетный Торос вынужден был усыновить его с обещанием наследования Эдессы и отдал ему половину городских доходов. В главной церкви Эдессы произошла церемония усыновления: «Нагой Бодуэн должен был проскользнуть между телом и рубахой старого куропалата Тороса, прижать его к груди и скрепить договор поцелуем». То же самое повторилось затем и с женой Тороса.

Теперь очередь была за Бодуэном: ему нужно было, согласно договору, освободить город от удушающих турецких податей. Самым главным притеснителем эдесских жителей был эмир Самосаты Балдак. Он контролировал переправу через Евфрат на пути из Анатолии в Эдессу. Мало того что он произвольно увеличивал количество податей и принудительных работ и при малейшем промедлении уничтожал городские поля и сады, он держал у себя в заложниках детей из лучших городских семей. Историограф-архиепископ Гийом Тирский пишет: «Горожане умоляли князя-союзника [Бодуэна] не только избавить их от притеснений Балдака, но и вернуть им детей».

Армянский хронист Матфей Эдесский рассказывает, что было дальше: «Тем временем армянский вождь Константин [вассал Тороса] приехал из Гаргара. Через несколько дней куропалат направил их [Бодуэна и Константина] осаждать Самосату и вести войну с эмиром Балдаком… Неверные одержали победу над франками и местными жителями. На поле боя осталось около тысячи человек. Битва состоялась на второй неделе Великого поста [в середине февраля]. Когда Бодуэн вернулся, он вошел в согласие с предателями, лживыми советниками, которые замыслили вместе с ним погубить Тороса. Последний отнюдь не заслуживал такой участи, ибо много послужил городу. Благодаря его ловкой осторожности, хитрой изобретательности и отваге, город был спасен от порабощения свирепым и жестоким народом мусульман. Сорок заговорщиков, взявшихся свершить этот Иудин поступок, пришли ночью в дом Бодуэна и, посвятив его в свои преступные планы, пообещали отдать ему Эдессу. Бодуэн дал согласие. Тогда они явились к армянскому вождю Константину. В пятую неделю поста он поднял против Тороса множество людей, которые в воскресенье [7 марта] учинили разгром в домах приближенных куропалата и захватили часть городской цитадели. На следующий день заговорщики вновь собрались, окружили то место, где скрывался Торос, и яростно напали на него. Находясь в безвыходном положении, Торос сказал им, что, если они дадут клятву отпустить его, он отдаст им цитадель и город, а сам с женой уйдет в Мелитену. Он дал им кресты из Варага и Макеноц, и Бодуэн поклялся на этих почитаемых святынях посреди церкви Святых Апостолов, что не причинит ему никакого вреда… После того как он принес эту клятву, призвав в свидетели всех святых, Торос передал ему цитадель, и Бодуэн вступил в нее в сопровождении всех знатных горожан… В следующий вторник, праздник сорока мучеников Севастии, жители города, вооруженные мечами и толстыми палками, толпой кинулись на Тороса и сбросили его со стены цитадели в разъяренную толпу разбушевавшейся черни. Те яростно набросились на него, и он закончил жизнь в ужасных мучениях, пронзенный мечами. Это было страшное преступление перед лицом Господа. Привязав его веревкой за ноги, они с позором протащили его по городским площадям, затем, изрыгая проклятия, воткнули его голову на копье и поставили это копье напротив церкви Спасителя, построенной некогда апостолом Фаддеем. Из года в год Господь Своей рукой будет карать преступный город». Судьба жены Тороса неизвестна.

10 марта 1098 г. Бодуэн стал правителем Эдессы. Получив все богатства, накопленные Торосом, он за 10 тысяч безантов купил у Балдака крепость Самосату и вернул горожанам детей, которых тот держал заложниками. Самому Балдаку с его солдатами Бодуэн предложил поселиться в Эдессе в качестве наемного войска. Балдак вскоре изменил Бодуэну (или его обвинили в измене) и был казнен.

Рис. Бодуэн Булонский.

Бодуэн не смог отмыться от позорного пятна убийства Тороса, на что ясно показывает неодобрительное отношение к этому его поступку латинских хронистов. Однако нужно отметить, что Торос был убит руками горожан-армян, в своей ненависти к нему не понимавших, что только опытный, умный и хитрый Торос смог бы, возможно, сохранить их относительную независимость. Франкское господство приведет к полному разорению и уничтожению поселений армян на Евфрате.

Графство Эдесса было первым государством, основанным крестоносцами, оно будет и первым, которое они потеряют. Бодуэн первым осуществил мечту крестоносцев — добыл для себя княжество. Эдесса стала передовым укреплением государств крестоносцев в Святой Земле. Это противоречило клятве, которую Бодуэн дал императору в Константинополе, так как Эдесса еще совсем недавно принадлежала Византии и Торос был чиновником империи, хотя и не платил Алексею податей. Император не мог не заметить нарушения клятвы, но до поры до времени не стал предъявлять свои правовые претензии.

Узнав об успехах Бодуэна, к нему свернули на пути к Антиохии отставшие крестоносцы, а некоторые, недовольные медленным ходом осады, даже ушли к нему из-под осажденного города. Он щедро наделял их деньгами из казны Тороса и землями, которые еще нужно было завоевать.

Чтобы укрепить положение франков и крепче привязать их к земле, Бодуэн предложил рыцарям и солдатам жениться на армянских наследницах, и сам женился на красавице Арле, дочери армянского правителя Мараша Тафнуза. Он обещал дать за дочерью 60 тысяч безантов и свои земли, но обещания не выполнил. Брак был неудачным и не принес Бодуэну наследников.

Захватом турецкого города Саруджа и армянского Биреджика Бодуэн упрочил положение Эдессы, закрепил за собой дороги из столицы к крепостям Турбессель и Равендель и установил связь с главной армией крестоносцев.

В мае 1098 г. к Эдессе подошел во главе огромной армии атабек (воспитатель принца, при его повзрослении получал, как правило, какое-либо наместничество) Мосула Кербога, шедший на помощь осажденной крестоносцами Антиохии. Он безуспешно в течение трех недель штурмовал стены Эдессы. Потерянное им у Эдессы время позволило франкам захватить Антиохию.

Тем временем среди армян против Бодуэна возник заговор. Они были недовольны наплывом в Эдессу франкских рыцарей, исключением армян из графского совета и налогами, которые при Бодуэне не стали ниже, чем были при Торосе. В конце 1098 г. один армянин выдал заговор Бодуэну. Двенадцать видных горожан замыслили убить его, расправиться с франками при помощи войск соседних турецких эмиров и поставить во главе города тестя Бодуэна, который находился в городе в связи со свадьбой дочери. Бодуэн нанес удар первым. Заговорщики были арестованы. Заговор был подавлен с крайней жестокостью: «Множество знатных людей, удостоенных различных титулов, закончили свои дни в темнице, в цепях и мучениях. У многих были выколоты глаза, отрублены нос или руки, отрезаны детородные органы, некоторые испустили дух на кресте» (Матфей Эдесский). За заключенных в тюрьму армян Бодуэн потребовал выкуп в 20 тысяч безантов. Тесть Бодуэна бежал из города, прихватив не выплаченное зятю приданое. Своей жестокостью Бодуэн внушил страх и покорность своим армянским подданным.

В Эдессе Бодуэн заложил основы своей будущей политики в королевстве Иерусалим. Франкские князья и их франкские ленники будут крепко держать в своих руках власть. Христиане и иногда мусульмане приглашались участвовать в государственной жизни. Все это должно было сплавить все живущие в государстве народы в единое целое. Однако на пути к этому было слишком много препятствий.

Нищий младший сын, лишенный наследства на родине, уступавший другим крестоносцам и по положению в обществе, и по богатству, и по боевому опыту, Бодуэн опередил всех, первым создав «за морем» сильное государство. Он оказался самым удачливым, более ловким, более умело пользовался сложившимися обстоятельствами, а затем твердо и разумно правил своим государством. Он, конечно, и думать не желал о том, чтобы вместе с остальными отправиться освобождать Иерусалим.

Глава VIII Взятие Антиохии

Вернемся, однако, в Мараш, к главным силам крестоносцев. 16 октября 1097 г. армия покинула город и двинулась к Антиохии. И опять по мере продвижения крестоносцев восставали местные христиане-армяне, изгоняя турецкие гарнизоны. Дорога крестоносцев пролегала среди осеннего изобилия. 20 октября, за 3 часа пути до Антиохии, крестоносцы подошли к так называемому Железному мосту через Оронт; обычно в этом месте по дороге из Алеппо в Антиохию караваны платили пошлину за проход. С обеих сторон мост защищали две башни, обитые железом. «Когда мы приблизились к Железному мосту, наши передовые отряды обнаружили внушительный отряд турок, спешивших на помощь в Антиохию; они атаковали их и разбили наголову. Одержав победу, наши по милости Божьей завладели огромной добычей из лошадей, верблюдов, мулов и ослов, нагруженных зерном и вином», — рассказывает Аноним. И наконец 21 октября 1097 г. крестоносцы увидели цитадель на горе и Антиохию. Французский историк XIX в. Ж.-Ф. Мишо пишет: «Двоякое чувство охватило христианскую армию при виде Антиохии: чувство страха при виде громадных стен и гор, защищавших город, и чувство благочестивого умиления перед "городом Божьим", столь знаменитым в истории первых веков христианства». В Антиохии проповедовали святые апостолы Петр и Павел, там апостол Петр основал патриархат, там сторонники Христа впервые назвали себя «христианами».

«Жемчужина» Сирии лежала на левом берегу Оронта частью в долине, частью на горах, в 20 км от моря. Антиохия, город с христианским населением из армян и сирийцев, находилась на пересечении греческих и мусульманских торговых путей, она быстро выросла и стала одним из самых крупных и богатых городов мира.

В 1078 г. христиане-жители Антиохии, чтобы спастись от турок, пригласили управлять городом Филарета — правителя армянского государства на византийской службе. Султан Сулейман захватил у него город в 1085 г., воспользовавшись изменой сына правителя. После смерти Сулеймана город перешел к султану Малик Шаху, назначившему в 1087 г. грозного старика-туркмена Яги-Сиана, своего бывшего воспитателя, наместником города. После смерти Малик Шаха атабек Яги-Сиан добился самостоятельности, воспользовавшись враждой своих соседей — братьев, сыновей сельджуксского султана Тутуша, эмиров Дукака Дамасского и Ридвана Алеппского; последний в своих симпатиях склонялся к шиизму. Яги-Сиан был вассалом Ридвана, но в 1096 г. предал его во время войны братьев, перейдя на сторону Дукака, и алеппский эмир не мог простить ему этого.

Узнав о приближении христианской армии к Антиохии и помня, что султан Сулейман захватил неприступный город у армян в результате предательства, атабек предпринял решительные меры по искоренению возможной измены, хотя, как позже выяснилось, они оказались безуспешными. Он боялся своих подданных христиан, в особенности армян и греков. Хотя многие большие церкви были превращены в мечети, он до сих пор был более или менее терпим к христианам. Теперь он заключил под стражу греческого патриарха города Иоанна, выслал из города многих видных христиан, другие бежали сами. Кафедральный собор Святого Петра был превращен в конюшню для лошадей атабека. В окружающих город деревнях начались преследования христиан.

Далее Яги-Сиан озаботился поиском союзников. Ридван Алеппский отказался помогать предателю, зато Дукак Дамасский, к которому прибыл сын Яги-Сиана Шаме ад-Дин, обещал помощь и начал собирать армию. К ней присоединились атабек Дукака туркмен Тогтекин и эмир Хомса Джана ад-Даула.

Второго посланца Яги-Сиан отправил к Кербоге, атабеку Мосула, который правил в северной (Джазира) и западной Месопотамии сначала под верховенством султана Баркиярока, старшего сына султана Малик Шаха, а затем все более и более самостоятельно. Он сразу понял, какую опасность представляют франки, и к тому же был не прочь прибрать к рукам Антиохию, а затем, если удастся, и Алеппо, хозяин которого был в неприязненных отношениях со своими соседями, турками-суннитами. Он тоже начал готовить армию к походу на Антиохию.

Антиохию окружало много раз укреплявшееся кольцо мощных стен, возведенных еще императором Юстинианом в VI в., которые могли сравниться с константинопольскими. Над стенами возвышались четыре сотни башен, из которых простреливались подходы к стенам. С юга и востока крутые горы делали город неприступным, а с севера и запада толщина стен была такой, что по ним могла проехать четверка лошадей. С юго-востока город защищала сильно укрепленная цитадель, находившаяся на склоне горы Сильпиус, в трехстах метрах над городом. Бурная горная река Онопникл, прежде чем попасть на равнину, проходила через город и обрушивалась в пропасть через узкие выходные Железные ворота. Цитадель имела собственные ворота, одни вели в город, другие — наружу. На западе на дороге в Латакию находились ворота Сен-Жорж. На северо-западе дорога в Александретту и в гавань Сен-Симеона шла через большие ворота на берегу реки Оронт и через укрепленный башней мост. На севере через малые Герцогские и Собачьи ворота дороги спускались к реке Оронт, а через ворота Сен-Поль на северо-востоке дорога шла из города к Железным воротам через эту же реку.

Город был просторен, здесь могла расположиться большая армия, в нем было много воды, в черте городских стен располагались огороды и выпасы для скота.

Рис. Осада Антиохии крестоносцами.

Крестоносцы повели осаду города небрежно, отдыхая после двух лет непрерывных походов и боев. Некоторые историки считают, что они «не были знакомы с методами осадной войны». Это, конечно, не так: профессиональные солдаты хорошо знали осадное дело. Они не окружили город полностью, а охватили его только на четверть протяженности стен от Собачьих ворот до Железных. Лотарингцы встали против Герцогских ворот, южнофранцузы — против Собачьих, нормандцы Боэмунда — против ворот Сен-Поль. Остальная армия расположилась за лагерем Боэмунда. Укрепленный мост и ворота Сен-Жорж остались неприкрытыми. Под наблюдением Готфрида крестоносцы сразу же начали строить наплавной мост через Оронт у Герцогских ворот, чтобы установить связь с портами Александреттой и Сен-Симеоном.

Можно было попытаться, пользуясь первоначальным страхом мусульман, взять город немедленным штурмом, что и предлагал на военном совете Раймунд.

Однако восторжествовала точка зрения Боэмунда, который предложил начать осаду, чтобы войска смогли отдохнуть и дождаться подкреплений из Александретты и Сен-Симеона: ожидали подхода Танкреда и Жинемера и, кроме того, надеялись на прибытие императора с осадными машинами и генуэзской эскадры. Главным же, хотя и невысказанным, было желание Боэмунда, по примеру Бодуэна, получить для себя город неразграбленным, что непременно произошло бы при удачном штурме. Кроме того, если бы город был взят общим штурмом, у него было бы много соперников, желающих получить город. Ненависть Раймунда к Боэмунду вследствие этого еще более усилилась.

Несмотря на то что Яги-Сиан собрал в городе значительные силы, их было недостаточно, чтобы занять весь периметр стен. Он очень боялся немедленного штурма и надеялся на скорое прибытие деблокирующих армий.

«Наши неприятели — турки, находившиеся в городе, так нас боялись, что в течение 15 дней ни один из них не осмеливался напасть на кого-нибудь из наших», — говорит Аноним. Однако, оправившись от страха, гарнизон начал делать вылазки из незаблокированных ворот Сен-Жорж на юге, из Железных ворот и из ворот цитадели. Фуражиры и мелкие группы солдат, вышедшие из лагеря, стали погибать или попадать в плен.

За дело взялись более серьезно. Нужно было решить три задачи: обезопасить себя от вражеских нападений, обеспечить регулярное снабжение продовольствием и лишить подвоза продовольствия турок. Против ворот Сен-Поль на господствующей высоте, холме Мальрегар, по предложению Боэмунда была построена башня со сменявшимся гарнизоном, контролировавшая дорогу на Алеппо и выход из цитадели и Железных ворот. Как раз в это время (17 ноября) в гавань Сен-Симеона вошли 13 генуэзских кораблей с подкреплением и продовольствием. Это была первая из трех эскадр итальянских городов, пошедших в Святую Землю по призыву папы Урбана двухлетней давности. Однако осажденные были спокойны: они были уверены, что к ним придут на помощь. Кемаль ад-Дин в хронике Алеппо рассказывает: «Франки (да проклянет их Господь!), став перед Антиохией, прорыли между своим лагерем и городом широкий ров, чтобы защищаться от нападений гарнизона ввиду его превосходства над ними, так как атакам осажденных почти всегда сопутствовала удача. Со своей стороны, Яги-Сиан искал помощи повсюду, как в ближних, так и в дальних землях».

Обе стороны, благодаря разрывам как в осаде, так и в обороне, были хорошо осведомлены о том, что творится во вражеском лагере. Беглецы и изгнанники из города, прибывшие в лагерь крестоносцев, быстро установили связь со своими родственниками в городе, в то время как христиане-сирийцы, предпочитавшие турецкое господство господству византийцев или латинцев, информировали Яги-Сиана о событиях в лагере крестоносцев.

Боэмунд с отрядом подошел к крепости Харим (франки звали ее Харенк), лежащей в 30 км к востоку от Антиохии. Он выманил гарнизон из города, заманил в засаду и взял в плен. Харим ему взять не удалось, и он пригнал пленников в лагерь перед Антиохией. Когда турки отказались выкупать пленных, на виду у осажденных перед городской стеной они были обезглавлены, а их головы метательными машинами переброшены в город.

Затянувшаяся тяжелая война озлобила как христиан, так и мусульман, усилилась жестокость, начали убивать пленных и мирное население. Война с обеих сторон все более стала превращаться в «священную».

С наступлением зимы крестоносцев стал одолевать голод, усугубившийся морозами. Осенью, когда крестоносцы подошли к городу, у них было много продовольствия, да и в окружавших город деревнях был собран богатый урожай. Питались крестоносцы сытно, но запасов не сделали. К концу декабря в лагере все уже было съедено и в землях вокруг города уже ничего нельзя было достать. Начали серьезно беспокоить диверсионные отряды из Антиохии.

После Рождества на мусульманские земли, вверх по долине Оронта, была отправлена 20-тысячная армия под командой Боэмунда и Робера Фландрского, чтобы добыть продовольствие. Готфрид в это время серьезно заболел, и осаждавшая армия осталась под командой графа Раймунда и епископа Адемара.

Узнав от информаторов об уходе большей части армии и подождав, пока она скроется из виду, Яги Сиан в ночь на 29 января через наплавной мост нанес удар по лагерю Раймунда, расположенному севернее Оронта, куда граф перешел из низины перед Собачьими воротами, спасаясь от зимней непогоды. Турки застали христиан врасплох. «Эти ужасные варвары появились ночью и свирепо набросились на нас. Они убили большое число наших рыцарей и пехотинцев, не успевших полностью вооружиться», — рассказывает Аноним, с неохотой повествовавший о героизме соперников своего любимца Боэмунда. Положение спас Раймунд, собравший вокруг себя рыцарей и нанесший туркам внезапный удар. Он погнал их обратно в город через мост, и христиане были у ворот, прежде чем турки смогли их закрыть. Можно было бы попытаться захватить город, когда взбесившийся рыцарский конь сбросил всадника и опрокинулся на мосту на толпу рыцарей. В темноте было непонятно, что произошло, и христиан охватила паника. Они бросились назад на свою сторону, преследуемые турками, но были остановлены Раймундом, франки вновь погнали мусульман к городу. Мы будем иногда сталкиваться с этим феноменом — необъяснимой внезапной паникой как у христиан, так и у мусульман. В бою был убит сенешаль епископа Адемара, несший его знамя с изображением Божьей Матери города Ле-Пюи. Турки осквернили знамя и выставили его затем в насмешку на верху башни.

31 декабря продовольственная экспедиция франков у города Альбара внезапно столкнулась с объединенной армией эмира Дукака Дамасского, атабека Тогтекина, арабского эмира Хомса Джаны ад-Даулы и сына Яги-Сиана Шаме ад-Дина, направлявшейся освобождать Антиохию. Шедшие впереди войска графа Робера понесли большие потери и были окружены. Боэмунд, выждав некоторое время, нанес стремительный удар. Дамасская армия была разгромлена, однако вследствие значительных потерь продовольственный поход пришлось прервать, и крестоносцы, ограбив пару деревень и спалив мечеть, кроме победной славы, не принесли в лагерь почти ничего.

Голод, зимние бури и проливные дожди вызвали болезни и смерть многих паломников. За продовольствием крестоносцы обратились к местным христианам, армянам и сирийцам, жившим к северу и западу от Антиохии. «Увидев, что наши вернулись почти с пустыми руками, они решили отправиться по горам и окрестностям, чтобы найти и купить зерна и провизии и привезти в лагерь, где царил голод. Они продавали нам груз одного осла за восемь безантов или за сто двадцать су (шесть ливров)! И тогда многие из наших умерли, не имея денег заплатить такую высокую цену». Впрочем, армянские и сирийские хронисты пишут, что крестоносцы вообще погибли бы, если бы местные христиане не отдавали им последний кусок.

Епископ Адемар завязал отношения с православным патриархом Иерусалимским Симеоном, который после смерти Артука и перехода Иерусалима к его сыновьям, усилившим гонения на христиан, бежал со своими высшими сановниками на Кипр. Несмотря на раскол церквей, Симеон согласился сотрудничать с крестоносцами. Он начал отправлять им продовольствие и вино. Вместе с епископом Адемаром, папским легатом, они обратились с посланием к христианам Запада об оказании неотложной помощи крестовому походу и рассказали об его успехах. Это послание сыграло большую мобилизационную роль.

Однако, несмотря на помощь, продовольствия не хватало. Началось дезертирство, бежали на Кипр, в Эдессу и домой в Европу.

«Мы испытывали крайнюю нужду: турки теснили нас со всех сторон, так что никто не осмеливался выйти из палаток, потому что, с одной стороны, они притесняли нас, а с другой — нас мучил голод; и не было нам ни помощи, ни поддержки. Неимущие и обездоленные бежали на Кипр, в Римскую землю, в горы; мы не осмеливались двинуться к морю, опасаясь ненавистных турок, у нас не оставалось никакого выхода… Бедность и нужда, посланные нам Господом за наши грехи, были таковы, что во всей армии не нашлось бы и тысячи рыцарей, у которых остались бы кони в добром состоянии» (Аноним).

Хронист Раймунд из Агийе пишет: «Чахлое малодушие вытекало из нашей армии». Среди бежавших были Петр Пустынник и ставший его другом Гийом Плотник, виконт де Мелен, не видевший смысла в продолжении не приносящего добычи похода. Оба они были задержаны Танкредом и возвращены в лагерь.

О бегстве Петра промолчали, однако Гийом, уже однажды бежавший из испанского похода, был вынужден позорно простоять всю ночь в центре лагеря, а утром при всем народе был обруган Танкредом.

К этому времени «Песнь об Антиохии», эпос, сложившийся в XII в., относит рассказ о 10-тысячной армии нищих и ее короле Тафуре — нормандском рыцаре, взявшем на себя командование «этой сволочью». Когда нечего стало есть, они якобы, по совету Петра Пустынника, стали потрошить, жарить и есть трупы турок. Посмотреть на их веселый пир пришли герцог Готфрид и князь Боэмунд. «Как поживаете?» — смеясь, спросили они. «Хорошо, но было бы еще лучше, если бы было вино», — ответил король. Готфрид налил ему в кружку своего вина: «Пейте вино, король Тафур». С ужасом смотрели на это со стен турки, и сам Яги-Сиан закричал Боэмунду: «Клянусь Мухаммедом, гнусно так посрамлять мертвых». Боэмунд ответил эмиру: «Это приказали не мы, мы в этом невиновны. Это все придумал король Тафур со своей дьявольской шайкой. Мы турок не едим. Нам очень жаль, что вас оскорбил вид турецкого мяса в качестве дичи». «Мясо турок вкуснее, чем павлин под соусом», — утверждает автор «Песни об Антиохии».

Этот рассказ связан с действительным существованием еретической секты эбионитов, широко распространившейся среди крестоносной бедноты. Их проповедники утверждали, что лишения и страдания приведут бедняков прямо в рай. Плохо вооруженные толпы этих полулюдей, полузверей первыми бросались в бой, сочетая в себе истовую веру в Бога со зверской жестокостью и каннибализмом. Они держали в страхе не только врагов, но и крестоносцев, и своей непримиримостью влияли иногда на решения, принимаемые вождями.

По свидетельству Гибера из Ножана, «босой народ шел впереди и образовывал особые отряды тафуров [бродяг]… У него [короля тафуров] было заведено, что, когда народ, которым он предводительствовал, подходил к какому-нибудь мосту или узкому проходу, он спешил занять проход и здесь до ноготочка обыскивал всех одного за другим». Найдя у кого-нибудь деньги или ценности стоимостью в два солида (солид то же, что и безант 4,55 г. золотом), король немедленно выгонял его из своих рядов, приказывал купить оружие и перейти к вооруженным воинам. «И невозможно сказать, сколь необходимы были они при перенесении припасов, оказании помощи, метании камней [машинами] во время осады городов, ибо при переноске грузов несли больше, чем ослы и вьючный скот, а также и тогда, когда ударами камней нужно было разрушить вражеские баллисты и орудия».

Нужно сказать, что два предводителя крестоносцев — Боэмунд и Раймунд де Сен-Жиль — твердо решили остаться в Антиохии и владеть ее благодатной землей. На стороне одного были ум и отвага, на стороне другого, кроме отваги, значительно большая армия и большие средства, взятые с собой.

Тем временем Боэмунд приводил в действие свой хитроумный план по овладению Антиохией после ее взятия. Нормандец заявил на военном совете, что твердо решил возвращаться домой: его люди и кони гибнут от голода, его средства закончились; вернувшись же домой, он немедленно соберет и пришлет на помощь новую армию. Понимая, что без ума, воли и энергии нормандца поход обречен на гибель, вожди стали уговаривать его остаться. Он согласился на это, но потребовал для себя Антиохию. Все выразили готовность выполнить его требование, за исключением графа Тулузского и представителя императора Татикия. Сам желая получить Антиохию, Раймунд напомнил о присяге, данной всеми императору, и о том, что город должен быть возвращен Византии, и Татикий, конечно же, его поддержал.

Теперь Боэмунду нужно было убрать с дороги золотоносого Татикия. Его, конечно, можно было убить, но нормандец придумал более остроумный план. Внезапно возникла и окрепла дружба Боэмунда с Татикием. И вот теперь он по дружбе рассказал крещеному турку, что вожди похода подозревают его в измене, в тайном сговоре с собратьями и замышляют заманить его в ловушку и убить, чего он, Боэмунд, его друг и верный вассал императора, не может допустить. Татикий поверил, испугался, поблагодарил Боэмунда и сбежал в феврале на Кипр, откуда он якобы собрался снабжать крестоносцев продовольствием и лошадьми. Более того, перед отъездом Татикий от имени императора пожаловал нормандцу Киликию. Это не помешало Боэмунду после отъезда Татикия обвинить в трусости и предательстве как его самого, так и василевса, намекая на то, что бегство Татикия освобождает крестоносцев от обязательств по отношению к императору и позволяет не отдавать ему Антиохию. Все это серьезно повлияет на дальнейшие взаимоотношения Византии и крестоносцев. Несмотря на периоды дружбы, империя будет стараться подчинить себе крестоносцев, а тех недоверие и ненависть приведут на стены Константинополя.

В феврале 1098 г. на мольбу о помощи Яги-Сиана откликнулся сельджукский эмир Алеппо Ридван. Он простил ему измену и, собрав большую армию, вместе с Артукидом Сокманом, правителем Иерусалима, и своим тестем, эмиром Хамы, двинулся на помощь Антиохии. Навстречу ему с конным отрядом в 700 всадников (столько здоровых коней осталось во всей армии крестоносцев) отправился Боэмунд. Безлошадные рыцари и пехота остались стеречь крепость. 8 февраля противники встретились у Железного моста через Оронт. Боэмунд выбрал для сражения идеальное место: обходных путей у мусульманской конницы не было.

Обычной тактикой мусульман было нападение волнами конных лучников, притворное бегство и затем общее нападение на потерявшего строй врага. Атака конных рыцарей обычно не приносила ощутимых результатов: легкая мусульманская конница буквально разбрызгивалась в разные стороны и ждала, когда христиане потеряют строй, чтобы накинуться на каждого из них со всех сторон.

На этот раз мусульманскую тактику применил Боэмунд. Он атаковал вступивших на мост мусульман и быстро отступил назад. Мусульмане бросились через мост за ним, Теперь им некуда было деться: пространство перед мостом с обеих сторон было ограничено озером и рекой. Перед сражением рыцари поклялись, что ни один из них не покинет строя по своей воле и не задержится для грабежа. Дважды в плотном конном строю крестоносцы атаковали перемешавшиеся толпы мусульман. Атаки рыцарей сначала смели лучников, затем пехоту и наконец мусульманскую конницу, скопившихся перед мостом. Сражение закончилось полной победой христиан. Были взяты большие трофеи, огромное количество захваченного продовольствия позволило положить конец голоду. Первым следствием победы стало то, что мусульманский гарнизон бежал из близлежащего Харенка и местные христиане передали город крестоносцам.

В отсутствие Боэмунда Яги-Сиан предпринял штурм лагеря крестоносцев. В послеобеденное время, когда исход сражения стал было решаться в пользу турок, вдали показалась приближавшаяся конница. Обе стороны замерли, стараясь понять, кто же подходит, кто победил. Разглядев крестоносцев, Яги-Сиан увел свои войска в город.

Раймунд де Сен-Жиль предложил построить укрепление на горе, где стояли две мечети, вблизи от укрепленного моста. Однако для строительства не хватало мастеров и строительных материалов. 4 марта крестоносцы получили известие о том, что в гавань Сен-Симеона вошли четыре корабля под командой изгнанника, потомка Альфреда Великого, англосакского принца на службе византийского императора Эдгара Этелинга, со взятыми на борт в Константинополе механиками и строительным материалом для создания осадных машин и башен.

Раймунд и Боэмунд, не доверявшие друг другу, отправились с отрядом в гавань, чтобы доставить груз и людей в лагерь. Все это стало известно в Антиохии. 6 марта из крепости вышли два отряда. Один отряд напал из засады на возвращавшихся из гавани. Не ожидавшие нападения франки бросились бежать, оставив груз туркам». Передовые беглецы достигли лагеря и рассказали Готфриду, что Боэмунд и Раймунд убиты. Готфрид немедленно отдал приказ выступить, чтобы отбить груз. В это время другой турецкий отряд напал на лагерь, но встретил готовых к бою людей. Когда бой был в разгаре, появились Боэмунд и Раймунд с остатками своих воинов. Объединившись, франки погнали напавших обратно в город. Загнав турок в город, крестоносцы выступили против первого отряда, сопровождавшего свою тяжелую добычу. Турки были окружены и полностью перебиты. Всего было убито, как говорили, полторы тысячи турок и среди них девять эмиров.

Ранним утром, когда христиане спали, турки вышли из города, чтобы похоронить убитых. Однако днем паломники разорили могилы, обобрали трупы и отрезали им головы.

Часть голов крестоносцы метательными машинами перебросили в осажденный город, а триста голов Боэмунд подарил послам визиря аль-Афдала при малолетнем халифе Египта аль-Мустали, прибывшим в это время в лагерь. Послы, возможно, направлялись первоначально, чтобы после предполагавшегося разгрома крестоносцев Ридваном Алеппским принять Антиохию под руку Фатимидов. Но теперь послы предложили паломникам, с учетом своего, продолжавшегося несколько десятилетий мира и союза с Византией, союз против сельджуков, с тем чтобы Сирия досталась франкам, а Палестина — Фатимидам. Египетские сарацины воспринимали крестоносцев как наемников Византии, и это подтверждала присяга франков императору Алексею. В необходимости союза с Фатимидами убеждал крестоносцев и василевс. О главной цели их похода — освобождении Иерусалима египтяне не догадывались, и паломники, видимо, не спешили им это объяснить. Крестоносцы щедро одарили послов подарками из добычи, взятой после разгрома Ридвана.

Вместе с послами аль-Афдала в Каир отправились на разведку посланцы крестоносцев. Теперь, когда положение крестоносцев упрочилось, можно было подумать об усилении блокады города. Оставались два не контролируемых крестоносцами выхода из Антиохии — через укрепленный мост на Оронте на северо-западе города и через ворота Сен-Жорж на западе.

С помощью полученного груза и механиков паломники перестроили одну из мечетей на горе в укрепление Ла Магомерия (мечеть по-старофранцузски). Строительство было закончено 19 марта. Ла Магомерия надежно закрыла доступ извне к укрепленному мосту. В гавань Сен-Симеона начали прибывать подкрепления крестоносцев — французы и итальянцы, купцы и пираты. Из Александретты пришел пират Жинемер.

Над дорогой, ведущей в Латакию, против ворот Сен-Жорж, на склоне горы Кассиус, возвышался монастырь. Его тоже решено было перестроить в башню, чтобы блокировать дорогу. За дело взялся Танкред. Аноним рассказывает: «Наши воины держали совет и единодушно сказали: "Выберем одного из нас, чтобы надежно охранять эту башню и преградить неприятелю путь к равнине или к горам, не позволяя ему войти или выйти из города". Танкред первым выступил перед остальными и сказал: "Если бы я знал, какую выгоду мне это принесет, я бы занял эту башню своими людьми, а что касается дороги, по которой нас так часто атакуют враги, я встану там [со своими людьми] и прегражу ее". Танкреду обещали четыреста марок. Он занял башню и надежно перекрыл дорогу. В тот же день значительное число армян и сирийцев, нисколько не опасаясь, подошли со стороны гор, принося туркам еду для пропитания города. Танкред выступил им навстречу, захватил их со всей провизией, зерном, вином, ячменем, маслом и другими припасами».

Рис. Танкред Тарентский.

Тем временем, по приказу султана Баркиярока Кербога, атабек Мосула собрал в Месопотамии огромную армию, чтобы снять осаду с Антиохии. К ней присоединились Ридван и Дукак и сирийские эмиры. Кербога настолько был уверен в победе, что решил вначале овладеть Эдессой. Бодуэн, граф Эдесский, принявший к себе на службу много отставших, а также много голодных рыцарей из-под Антиохии, защищался упорно и мужественно. Осада Эдессы продолжалась три недели, с 4 по 25 мая 1098 г. Кербога потерял драгоценное время, но Эдессу не взял и направился к Антиохии. Это промедление спасло крестоносную армию.

Хитроумный Боэмунд тем временем завязал тайные сношения с офицером Яги-Сиана, армянином, принявшим мусульманство, по имени Фируз — комендантом трех башен на юге крепости. Тайно ненавидевший Яги-Сиана, тот согласился сдать крепость Боэмунду.

Известие о приближении армии Кербоги посеяло панику среди малодушных. Среди прочих бежал 2 июня один из руководителей похода, граф Стефан де Блуа. Сев на корабль, он отплыл в Александретту, а оттуда в Таре. Еще недавно в письме к супруге он восторженно описывал победу в сражении 6 марта.

На закате солнца 2 июня Бодуэн послал герольда по лагерю с приказом, чтобы армия была готова ночью выйти навстречу Кербоге. Вечером на военном совете он предложил отдать ему Антиохию, в таком случае он обязуется овладеть городом до прихода Кербоги: «Время не терпит — завтра будет поздно». Крестоносцы понимали, что обречены на поражение, если останутся в поле между армией Кербоги и невзятым городом. Князья единодушно подтвердили, что он получит город, промолчал даже граф де Сен-Жиль. Была, правда, сделана оговорка, что «верховные права на Антиохию принадлежат императору, если он успеет на помощь».

Поздним вечером 2 июня Боэмунд увел войска по дороге к Железному мосту. Ночью они тихо вернулись и сосредоточились у башни Двух Сестер, где их ждал Фируз. Во главе с Фульком Шартрским (не путать со священником-хронистом Фульком из Шартра) 60 рыцарей по штурмовой лестнице поднялись на башню, вошли в крепость и открыли ворота армии. Крестоносцы ворвались в Антиохию. К ним присоединились армяне и греки. В эту ночь погибло несколько тысяч турок. К концу дня в городе не осталось ни одного живого турка. Аноним пишет: «Весь город был завален трупами, так что нельзя было находиться там из-за зловония. По улицам можно было пройти, лишь ступая по телам убитых». Дома горожан, вне зависимости от того, был ли хозяин мусульманином или христианином, были ограблены.

Рис. Зверства крестоносцев в Антиохии.

Яги-Сиан бежал из города через ворота Святого Павла, но в дороге упал с коня и был брошен спутниками. Когда он лежал без сил, его нашли армянские крестьяне. Один отрезал ему голову, другие забрали пояс и сабельные ножны.

Все это они принесли в Антиохию и передали за вознаграждение крестоносцам. За драгоценный пояс и ножны они получили по 60 безантов.

Сын Яги-Сиана Шаме ад-Дин пробился в цитадель и возглавил ее оборону с тремя тысячами мусульман. Боэмунд пробовал взять цитадель штурмом, но безуспешно.

Глава IX Разгром Кербоги

Не прошло и трех дней, как к городу 5 июня 1098 г. подошла армия Кербоги, по меньшей мере в два раза превышавшая силы крестоносцев. Городские укрепления не пострадали. Можно было укрыть в городе обоз, небоеспособных женщин и детей, раненых и больных. Первым делом нужно было очистить город от трупов, чтобы не вызвать эпидемии. Священники и женщины вычистили оскверненный собор Святого Петра и церкви, чтобы возобновить в них христианское богослужение. Православный патриарх Иоанн был выпущен из тюрьмы и занял патриарший трон. Никто из крестоносцев, кроме Танкреда, против этого не возражал. Турки не раз во время осады выставляли патриарха в клетке на городской стене, его страдания за веру вызывали жалость и уважение.

Армия Кербоги обложила город со всех сторон. Аноним рассказывает: «На третий день после того, как мы вошли в город, турецкие разведчики появились у стен и их армия стала лагерем у Железного Моста. Они взяли штурмом одну башню [у моста] и убили всех, кто там находился, кроме их начальника, которого мы нашли после великой битвы закованным в цепи. На следующий день языческая армия отправилась в путь, подошла к городу и расположилась между двумя реками, где оставалась два дня». Крестоносцы были выбиты из всех наружных укреплений — из башни на холме Мальрегар, из башни Танкреда и из укрепления Ла Магомерия.

Кербога разделил армию на две части: меньшую оставил на южной стороне перед цитаделью, а с главными силами расположился на севере от города, направо (глядя из города) от укрепленного моста через Оронт, в бывшем лагере крестоносцев. Он сместил сына Яги-Сиана с должности командующего цитаделью и заменил его своим приближенным Ахметом ибн Мерваном.

Тактика осады Кербоги заключалась в следующем: он надежно блокировал со всех сторон крепость и выталкивал крестоносцев из города, постоянно атакуя их из цитадели; причем все время заменял в цитадели раненых и уставших воинов свежими.

«Турки, запертые в цитадели внутри города, не переставали днем и ночью нападать на нас, и лишь наше оружие держало их в отдалении. Наши, чувствуя, что не могут более терпеть эти страдания, ибо те, у кого был хлеб, не могли его съесть, а те, у кого была вода, не могли ее выпить, возвели между турками и нами стену из камней, скрепленных известью… чтобы обеспечить нашу безопасность. Часть турок оставалась в цитадели, чтобы сражаться с нами, другая же часть расположилась в долине возле цитадели», — рассказывает Аноним.

Продовольствия в городе почти не было. Все, что можно было съесть, съели во время долгой осады. Штурм и грабеж продовольствия не прибавили: «Эти святотатцы и враги Господа так крепко заперли нас в Антиохии, что многие из наших воинов умерли от голода. Маленький хлебец стоил безант, что уж говорить о вине. Мы ели и продавали мясо лошадей и ослов; курица стоила пятнадцать су, один орех — денье. Все было так чрезмерно дорого, а голод так велик, что варили и ели листья смоковницы, винограда и репейника. Другие варили и ели сухие шкуры лошадей, верблюдов, быков и буйволов» (Аноним).

При этом приходилось непрерывно сражаться против свежих сил сытых турок из цитадели. Очевидец рассказывает, что можно было иногда видеть, как среди боя кто-нибудь из крестоносцев падал не раненый, а от истощения, и засыпал, и, если его не убивали спящим, проснувшись, снова кидался в сражение.

Не все, однако, были такими мужественными. Начались бегства из города. Обычно спускались ночью со стен на веревках и, рискуя быть убитыми или взятыми в плен, старались добраться до гавани Святого Симеона, чтобы сесть на корабль. В городе их называли «веревочными» беглецами. В ночь на 10 июня из города бежал отряд под командой Гийома де Гранмениля и Ламбера де Клермона. Беглецы добрались до гавани Сен-Симеона, объявили, что крестоносцы обречены на гибель, и на кораблях добрались до Тарса. Там они встретили Этьена де Блуа, который, узнав о взятии Антиохии, собирался вернуться, но передумал, напуганный их рассказом. Гийом был женат на сестре Боэмунда, и это придавало паническому сообщению особую достоверность.

Впрочем, вскоре в Сен-Симеон ворвались турки, они подожгли горящими стрелами несколько христианских кораблей, остальные убежали из гавани и принесли на Кипр и в Тарс вести о падении Антиохии.

Теперь единственная надежда у крестоносцев в Антиохии была на императора Алексея, который двигался с войсками на помощь крестоносцам. В середине июня в его лагере у Филомелии появились граф де Блуа и Гийом де Гранмениль.

Граф Этьен сообщил о полном разгроме христиан, и василевс, шедший прибрать к рукам завоеванное крестоносцами, немедленно повернул назад. Правда, Анна Комнина пишет, что ее отец долго колебался. На военном совете за продолжение похода на помощь крестоносцам высказался один лишь нормандец на императорской службе, сводный брат Боэмунда Ги. Идти вперед значило поставить на карту судьбу своего государства, и Алексей не мог себе этого позволить. Известие об отступлении императора крайне обозлило паломников. По феодальным законам, не оказав помощь вассалу, Алексей лишался прав суверена, и крестоносцы не раз напомнят ему об этом.

Внезапно по Антиохии пронесся слух, что все князья хотят бежать из города. В дикой панике толпы бросились к воротам, город мог пасть в тот же день. Положение спасли епископ Адемар и Боэмунд, они остановили и успокоили бушевавшие толпы.

В тот же день на военном совете князья назначили Боэмунда на 15 дней главным предводителем войска с неограниченными полномочиями. Это назначение спасло город и христиан. Победить или умереть — другого выбора нет, и лучше умереть на поле боя за Христа, чем в рабстве у неверных, доходчиво объяснил паломникам нормандец.

Твердой рукой он навел порядок: «Увидев, что нельзя было найти людей, чтобы сражаться ночью против цитадели, потому что, закрывшись в домах, одни дрожали от голода, а другие — от страха перед турками, он пришел в большой гнев и приказал поджечь город с той стороны, где находился дворец Яги-Сиана. При виде этого зрелища те, кто находился в городе, покинули свои дома и все свое имущество и обратились в бегство, одни бросились к цитадели, другие к воротам, охраняемым графом де Сен-Жилем, третьи — к воротам герцога Годфрида, каждый к своим войскам. В этот момент поднялась сильная буря с ветром, так что никто не мог устоять на ногах. Мудрый Боэмунд был этим весьма удручен, опасаясь за церкви Святого Петра, Девы Марии и за другие. Эта буря продолжалась с третьего часа [9 часов утра] до середины ночи. Церкви и дома числом до двух тысяч сгорели. Затем бушевавшее пламя угасло» (Аноним).

Голод и чувство обреченности способствовали усилению атмосферы религиозного возбуждения и экзальтации. Последовал ряд пророческих видений, снов и чудес, объяснявшихся как знаки Божьего расположения. В этой атмосфере в окружении графа Тулузского родилось хорошо подготовленное чудо «Святого копья». За всем этим стоял, видимо, хронист-капеллан графа Раймунда Тулузского Раймунд из Агийе.

10 июня к графу де Сен-Жилю пришел бедный провансалец по имени Пьер Бартелеми и попросил разрешения поговорить с ним и с епископом Адемаром. Он рассказал им, что ему были видения, в которых святой апостол Андрей открыл ему, где через пять дней найти величайшую реликвию христианства — копье, которым был пронзен Христос. Адемар не очень-то поверил рассказу. Он, возможно, уже видел в Константинополе такое копье и считал Пьера Бартелеми ненадежным и непорядочным малым, а его рассказ выдумкой. Напротив, благочестивый и доверчивый граф Раймунд воодушевился и пообещал через пять дней присутствовать при поиске копья. Рассказ о Пьере Бартелеми облетел весь город.

В этот же вечер священик из Валанса по имени Этьен заявил на военном совете, что ему во сне явился Христос, Который упрекал крестоносцев за их дурное поведение после взятия города, «за то, что они предались преступной любви с христианскими и языческими дурными женщинами, из-за чего зловоние мерзости поднялось до неба». Но благодаря заступничеству Девы Марии и святого Петра, покровителя Антиохии, Он простил их и сказал, что через пять дней пошлет им защиту. У священника была хорошая репутация, он поклялся на Библии, что говорит правду. Священник предложил баронам поклясться, что никто из них не покинет Антиохию. Бароны торжественно поклялись, что «они никогда не обратятся в бегство, чтобы спасти свою жизнь и избежать смерти». «Узнав об этой клятве, вся армия преисполнилась ликованием», — рассказывает Аноним.

Аноним далее рассказывает: «Провансальский паломник Пьер Бартелеми объявил, что святой Андрей приказал ему разрыть землю в базилике Святого Петра, где было закопано копье, которым на Голгофе пронзили бок Спасителя». Граф распорядился начать поиски: «Тринадцать человек копали сутра до вечера [14 июня 1098 г.], и он [Пьер Бартелеми] нашел копье [видимо, наконечник копья], как и указал… Великое ликование охватило весь лагерь». По словам хрониста, «все воинство возрадовалось, каждый побуждал другого к мужеству, и не могли наговориться о явившейся им Божьей подмоге». Большинство верило в чудо, сомневающиеся, а среди них был и епископ Адемар, помалкивали. Своеобразие времени заключалось в том, что Раймунд из Агийе, видимо, организовавший «чудо», сам искренне в него поверил.

Две причины, несомненно, лежали в основе появления этого чуда: первая — сплотить и придать мужества паломникам, вторая — желание графа де Сен-Жиля получить преимущество пред Боэмундом при решении вопроса, кому будет принадлежать Антиохия. Поэтому все громкие сомнения в подлинности копья и насмешки начались уже после победы крестоносцев и исходили в основном от скептиков-нормандцев в рамках развернувшейся борьбы князя Боэмунда с графом Раймундом за Антиохию. Стоит упомянуть, что участники Четвертого крестового похода, захватившие в 1204 г. Константинополь, среди прочих святынь нашли и другое копье, «которым был прободен Господь», а в XVIII в. кардинал Ламбертини, будущий папа Бенедикт XIV (1740-1758), официально отверг подлинность антиохийского святого копья.

Князья пришли к выводу, что единственный выход для христиан — это немедленное сражение. Так как Раймунд заболел, командовать сражением должен был Боэмунд, он же разработал его план. Перед сражением был объявлен трехдневный пост, крестоносцы провели крестный ход из одной церкви в другую, отслужили мессы и причастились. Оставшихся боевых коней заботливо покормили.

Накануне сражения было отправлено посольство к Кербоге, в котором участвовали Петр Пустынник и франк Эрлен, говоривший по-арабски и по-персидски. Целью посольства было усовестить неверных, с тем чтобы они сняли осаду и ушли прочь; малопонятное мероприятие, если исключить как цель — разведку. Гийом Тирский передает ответ Кербоги: «Скорее возвращайтесь и скажите вашим господам, что, если они желают стать турками, отринуть Бога, Которому поклоняются, и отказаться от своих законов, мы отдадим им эту землю, города и замки, и никто из ваших воинов больше не будет пешим, но все будут иметь коня, как и мы, и между нами будет согласие. Если же нет, пусть знают, что в наказание они будут преданы смерти или в оковах уведены в Хорасан в пожизненное рабство и что они будут нашими рабами и рабами наших детей на веки вечные».

Однако в самом лагере Кербоги не было единства. Братья Дукак Дамасский и Ридван Алеппский ненавидели друг друга, турки враждовали с арабами. Эмиры из Сирии и Месопотамии боялись честолюбия надменного и властного Кербоги и не очень-то желали его победы, которая положила бы конец их самостоятельности. Участилось дезертирство из армии атабека.

28 июня крестоносцы, разделенные на шесть отрядов, общей численностью примерно в 30 тысяч, из них 2 тысячи рыцарей, через укрепленный мост против Ла Магомерии вышли из Антиохии, чтобы сразиться с неверными. Отряды были построены еще в крепости. Первыми вышли французы с Гюгом де Вермандуа и фламандцы с Робером Фландрским, затем лотарингцы с Готфридом Бульонским, затем нормандцы с герцогом Робером, затем часть тулузцев с епископом Адемаром и с Раймундом из Агийе со святым копьем в руках и, наконец, два отряда нормандцев с Танкредом и Боэмундом. Святое копье должно было воодушевить идущих в бой крестоносцев. Священники вспоминали ветхозаветную историю, как израильтяне взяли с собой в решающее сражение против филистимлян Ковчег Господень (деревянный ларь котлоообразной формы, в котором хранилась Тора Пятикнижие Моисея) (1 Цар 4:3-6). У рыцарей было всего лишь 200 коней, многие из них, лишившиеся коней, шли пешком или ехали на вьючных животных. Двести тулузцев во главе с больным графом де Сен-Жилем на носилках остались в крепости отбивать атаки из цитадели. Общая численность противостоявшей мусульманской армии составляла не менее 60 тысяч.

Возможно, Кербоге нельзя было позволить переправиться через мост всей крестоносной армии, а следовало атаковать и сбросить в Оронт первые отряды, как ему советовал один из его военачальников. Однако он, видимо, был уверен в победе и пренебрег преимуществами положения. К тому же, учитывая настроение своих войск, он хотел покончить с крестоносцами одним ударом, чтобы избежать длительной осады. Более того, Кербога приказал отступить в надежде, что атакующие франки расстроят свои ряды. Франки прошли через укрепленный мост и выстроили боевой порядок. «Опасаясь окружения [и удара] сзади, наши силы растянули свои боевые ряды до гор, удаленных от моста на полных две мили [3 км]», — пишет Раймунд из Агийе.

Кербога послал часть армии, а именно сельджукскую конницу, к горам, чтобы охватить левый фланг франков и ударить по ним с фланга и тыла. Однако Боэмунд быстро организовал против сельджуков седьмой отряд под командой лотарингца, графа Рено Тульского, из людей герцога Готфрида и нормандцев герцога Робера, который отразил их нападение. С главными силами, опираясь правым флангом на Оронт, князь атаковал Кербогу. Идущие в бой крестоносцы на склоне горы увидели отряд рыцарей на белых конях и с белыми знаменами, среди которых ими были опознаны святые Георгий и Димитрий.

Преодолев сопротивление конных лучников (прагматик Боэмунд приказал пешим лучникам-франкам стрелять по их коням, что противоречило правилам ведения войны по-рыцарски), крестоносцы упорно продвигались вперед.

Разгорелось ожесточенное сражение. Ряды мусульман дрогнули, эмиры начали уходить с поля боя. Арабский хронист Ибн аль-Атир сообщает: «Мусульмане немедленно обратились и бегство из-за пренебрежения и высокомерия, с которыми Кербога обращался с ними». Первым из дезертиров был Дукак Дамасский. Он давно решил для себя, что будет нужнее в своих владениях, которым угрожали Фатимиды, чем на поле боя под началом Кербоги.

Рис. Разгром Кербоги под Антиохией.

Чтобы остановить франков, Кербога приказал поджечь сухую траву перед ними. Это было воспринято мусульманами как сигнал к отступлению, их войска охватила паника, и они побежали. Напрасно Кербога пытался их остановить и восстановить боевой порядок. Из его союзников дольше всех на поле боя оставались Артукид Сокман, господин Иерусалима, и эмир Хомса Джана ад-Даула. Хронист Ибн аль-Атир расказывает: «Поражение было полным, и ни один не воспользовался своим мечом или копьем и не выпустил хотя бы одну стрелу… Только гази [борцы за веру] оказывали сопротивление из желания стать мучениками после смерти». Кербога спасся благодаря быстрому коню. С остатками конницы он добрался до Мосула, но уже никогда не смог восстановить свою силу и славу. Крестоносцы, не останавливаясь в лагере Кербоги, преследовали бежавших до Железных ворот. «Ни один из них [рыцарей] не бежал с поля боя, и, придя туда пешим, ни один не возвратился без коня» («Песнь об Антиохии»).

В своем письме папе в сентябре 1098 г. крестоносцы пишут: «Одержав победу, мы целый день преследовали неприятелей, убили многих вражеских воинов, а затем, радостные и торжествующие, двинулись к городу». Крестоносцам достался лагерь Кербоги, войска которого «побросали свои шатры, и золото, и серебро, и много драгоценностей, а также овец и коров, коней и мулов, верблюдов и ослов, хлеб и вино, муку и многое другое, в чем мы нуждались», — рассказывает хронист Рауль из нормандского города Каэнь. По некоторым данным, в сражении пало 4 тысячи крестоносцев, потери мусульман были во много раз больше.

Турецкий комендант цитадели наблюдал с горы за ходом сражения и, когда стал ясен его результат, сдал ее, причем не графу де Сен-Жилю, находившемуся рядом, а специально вызванному Боэмунду, поднявшему над ней свое знамя. Желавшим принять христианство турецким воинам нормандец предложил остаться и перейти под его начало, не желавшим — гарантировал свободный выход с имуществом. Правда, на дорогах убегавших мусульман убивали и грабили местные христиане-армяне.

Рауль из Каэни рассказывает, чтобы обосновать претензии графа Раймунда на Антиохию, он и его окружение утверждали, что именно ему, графу Тулузскому, «должна быть приписана слава этого триумфа — во время битвы копье несли впереди войска под клич тулузцев». Однако же, как повествует нормандский хронист, князь Боэмунд подвел итог дискуссии о том, благодаря чему была одержана победа: «Пусть жадный граф приписывает ее своему копью, пусть так же думает и глупый народ. Мы же победили и будем побеждать впредь именем Господа Бога нашего Иисуса Христа».

Теперь нужно было решить, кому — Боэмунду или Раймунду де Сен-Жилю — будет принадлежать Антиохия. «Нарбоннцы, оверньцы, гасконцы — все это племя примыкало к провансальцам; к апулийцам же [итальянским нормандцам] тяготела вся остальная [северная] Галлия», — говорит Рауль Каэнский.

Совещания вождей похода проходили в соборе Святого Петра. Большинство было за Боэмунда, тем более что позиция Раймунда была мало приемлемой для недальновидных князей и баронов, которые хотели самовластно владеть здешними землями. Тулузец требовал передать Антиохию византийскому императору, в соответствии со взятыми вассальными обязательствами. В Константинополе граф Раймунд отказывался принести вассальную присягу василевсу, а теперь требовал отдать город Алексею, чтобы он не достался Боэмунду. Возможно, позиция графа де Сен-Жиля оправдывалась не только корыстью и ревностью к Боэмунду, но и пониманием (несомненно, под влиянием епископа Адемара) того, что самостоятельно, без покровительства и поддержки императора, государства крестоносцев в подавляюще превосходящем по численности мусульманском окружении не смогут выжить; паломникам необходимы были не только линии снабжения, проходящие через Византию, но и действенная помощь империи военными силами и флотом.

До сих пор Византия ничем не помогла крестоносцам, к тому же они еще не знали, что император повернул назад от Филомелии. На всякий случай бароны отложили решение вопроса о том, кому будет принадлежать Антиохия, до встречи с ним. А теперь, в июле, к императору Алексею было послано посольство во главе с графами Гюгом де Вермандуа и Бодуэном Геннегауским, видимо, по инициативе легата Адемара и Раймунда. Чтобы получить Антиохию и Эдессу под свою верховную власть, василевс должен был явиться с войсками и принять участие в походе на Иерусалим. Для встречи с императором граф де Вермандуа отправился в Константинополь. По дороге на отряд графа Гюга напали турки. Отряд понес большие потери, в числе других исчез (был убит или взят в плен) граф Бодуэн Геннегауский. Из Константинополя, наскучив крестовым походом, граф Гюг двинулся не в Святую Землю, а домой, во Францию.

Крестоносцы не простили Этьену де Блуа побега. Его трусость стала известна в Европе. Когда он, неспешно путешествуя, добрался до Франции, его супруга Адель, дочь Вильгельма Завоевателя, отказала ему в супружеских правах и не успокоилась до тех пор, пока не отправила его обратно в Святую Землю искупать позор.

Рис. Этьен де Блуа.

Историк XIX в. Б. Кутлер пишет: «Прошли лето и осень 1098 года, но не было предпринято ничего для продолжения крестового похода». Почему крестоносцы потеряли столько времени? Почему они сразу не пошли освобождать Иерусалим? На этот вопрос отвечает Аноним: «На совете было решено, что мы не можем пока идти в землю язычников, так как в летнее время она слишком бесплодна и лишена воды; поэтому мы согласились задержаться до ноябрьских календ [до конца октября]… Сеньоры разошлись, и каждый отправился в свою землю, чтобы там ожидать установленного срока». Видимо, свеж был в памяти крестоносцев губительный переход через безводную фригийскую пустыню.

И Боэмунд, и Раймунд остались в Антиохии. В руках первого были цитадель и все ворота, кроме одних, в руках второго — дворец Яги-Сиана, ворота у укрепленного моста и укрепление Ла Магомерия. Оба соперника были готовы к войне между собой, никто не хотел уступать город другому.

В городе последние десять дней июля свирепствовала эпидемия, видимо, тифа. Ее жертвой 1 августа пал легат папы епископ Адемар. Это была огромная потеря для похода. Он сплачивал баронов и примирял распри, был нравственным образцом и духовным наставником. Являясь подлинным духовным руководителем похода, он пользовался огромной любовью и уважением всей армии; был сведущ в военном деле, мог помочь умным советом в военных делах и, если нужно, сам выходил на поле боя, проявляя незаурядное мужество. Политика, проводимая им, была направлена на единение всех христианских сил, на сотрудничество и доброе согласие как с православной церковью, так и с сирийской и армянской церквами. После его смерти ни у кого не было такого авторитета. Граф де Сен-Жиль лишился его поддержки, столь необходимой ему. «И охватила великая скорбь воинство Христово, ибо папский легат был поддержкой бедным и советником богатым. Он говорил: "Ни один из вас не будет спасен, если он не почитает и не утешает бедных; без них вы не можете быть спасены, без вас они не могут жить… Поэтому заклинаю вас ради Бога любить их и помогать им, насколько это в ваших силах"», — напишет о нем Аноним. Легат был похоронен в соборе Святого Петра.

Спустя два дня после смерти Адемара с новым откровением выступил Пьер Бартелеми. Он не мог простить епископу его неверия в «святое копье». Ему явились святой Андрей и покойный Адемар. Адемар сообщил, что он наказан за неверие, душа его находится в преисподней и может быть спасена оттуда только молитвами его товарищей, и просил оставить его тело в соборе Святого Петра. Далее святой Андрей, в изложении Пьера Бартелеми, передал Раймунду свои советы: передав Антиохию человеку, претендующему на нее, и поставив в городе латинского патриарха, он должен идти на Иерусалим. Пьер Бартелеми выражал настроения массы тулузцев и провансальцев, непреклонно намеренных идти в Иерусалим и, конечно же, под командой графа Раймунда.

Раймунд верил в подлинность «святого копья» и в то, что победа над Кербогой достигнута с его помощью, но Адемар был человеком, дружба с которым поддерживала и подкрепляла его авторитет, а новое откровение ставило под сомнение политику, проводимую ими. Поэтому он выразил недоверие к подлинности последнего видения Пьера Бартелеми.

Армия плохо восприняла новое откровение провансальца. В армии любили легата Адемара, и неверие епископа в подлинность копья воскресило старые сомнения. Нормандцы и северофранцузы, не переносившие тулузцев, начали защищать покойного и громко кричать, что копье не сыграло никакой роли в достижении победы и претензии Раймунда на Антиохию необоснованны. Боэмунд, несомненно, подогревал антитулузские страсти.

В эпидемии погибло несколько тысяч паломников. Князья и бароны вывели войска из Антиохии, чтобы уберечься от эпидемии и захватить близлежащие города и земли. Ввиду военных действий урожай в северной Сирии не был собран, и положение с продовольствием было плохо, так что походы франкских князей были непосредственно связаны также и с поисками продовольствия.

Герцог Готфрид отправился на северо-восток, в графство Эдессу, обосновался в Турбесселе и Раванделе и оттуда делал набеги на юго-восток, на мусульманские земли. Князь Боэмунд двинулся на север, в Киликию. Он усилил там гарнизоны, оставленные Танкредом, и принял от них вассальную присягу.

Робер Нормандский пошел на юг к побережью. Этгар Этелинг, оставив груз в в Сен-Симеоне, весной 1098 г. подошел к Латакии и от имени императора выгнал оттуда людей Жинемера, захватившего порт осенью 1097 г. Византийская Латакия была завоевана турками в 1084 г., однако позже турки были вытеснены оттуда арабом Мункидитом, эмиром Шайзара. Теперь, по призыву Этелинга, Робер занял этот важный порт, населенный в основном греками. Нормандец, обложивший Латакию тяжелыми податями, ушел из нее через несколько недель, оставив по себе не лучшие воспоминания, и город занял своими войсками греческий наместник Кипра.

Раймунд де Сен-Жиль двинулся на юг в мусульманские земли. Он овладел Ругьей на Оронте и в октябре захватил город Альбара. Священник Петр из Нарбонна был назначен епископом Альбары. Раньше в городе не было епископства. Петр стал первым латинским епископом в Утрмере (Заморье). Рукоположил его православный патриарх Антиохии Иоанн.

В начале сентября князья и бароны временно прибыли в Антиохию, где эпидемия уже утихла, и 5 сентября написали папе письмо, в котором рассказали о смерти легата Адемара и призвали: «Прибудь к нам и уговори всех, кого можешь, прийти с тобой». И тогда «весь мир станет повиноваться тебе». Антиохия — епископство, объясняли они, основанное святым Петром, и наместник святого Петра должен прибыть туда, а также и в Святой Иерусалим. Они готовы ждать его, прежде чем двинуться в Палестину. Первым подписал письмо Боэмунд, возможно, письмо было написано его секретарем; в письме явно ощущается намерение князя (и не только его) сменить сюзерена. Затем вожди похода вновь разошлись по своим новым владениям.

В начале ноября князья и бароны вновь прибыли в Антиохию. 5 ноября они собрались в соборе Святого Петра. Прежде чем начать поход на Иерусалим, нужно было решить, кто будет владеть Антиохией. Вражда между Боэмундом и Раймундом обострилась до крайности. На совете Боэмунд повторил текст соглашения, заключенного им с князьями, и зачитал список расходов, которые он понес, чтобы захватить город. Раймунд в ответ напомнил о клятве, данной князьями императору по настоянию, кстати сказать, Боэмунда. Большинство князей были на стороне Боэмунда, но не хотели выступать открыто, чтобы не быть обвиненными в нарушении клятвы. Наконец, после ожесточенных споров, было принято решение о передаче Антиохтии нормандцу. Графу Раймунду в конце концов пришлось согласиться с решением совета, однако тулузцы продолжали удерживать в городе занятые пункты, а Боэмунд, по требованию графа, поклялся участвовать в походе на Иерусалим. Так в Сирии возникло второе государство крестоносцев — княжество Антиохия.

Простой народ, возбуждаемый эбионитами и новыми видениями Пьера Бартелеми, в которых святой Андрей требовал немедленного выступления, возмущался тем, что поход на Иерусалим все время откладывается из-за распрей вождей. Раймунд из Агийе рассказывает: «Когда народ увидел, что поход задерживается, каждый стал открыто говорить своему товарищу и соседу, пока не возроптали все: "Поскольку вожди, то ли из-за страха, то ли из-за присяги императору, не желают вести нас в Иерусалим, давайте сами себе выберем храбреца из рыцарей, верно служа которому, мы и сами сможем быть в безопасности и, Божьим милосердием, под его водительством дойдем до Иерусалима"».

Народ ворвался на заседание совета в соборе Святого Петра и заявил баронам: «Пусть тот, кто хочет, владеет золотом императора, и тот, кто хочет, пусть получает доход от Антиохии. Мы же, идущие сражаться за Христа, двинемся дальше под его водительством… Если все это будет продолжаться, мы разрушим стены Антиохии… и тогда установится мир среди вождей, который сохранялся у них до взятия Антиохии».

Глава X По Сирии и Палестине

Под давлением народа бароны должны были выступить из города. Граф де Сен-Жиль первым вышел из Антиохии в конце ноября, прошел через город Ругья и подошел 27 ноября к крупному в то время, хорошо укрепленному большому городу Маарра (Мааррат-ан-Нуман), населенному арабами, на дороге из Антиохии и Алеппо в Дамаск. Немного позднее к нему присоединились и остальные бароны, в том числе и Боэмунд. Город упорно оборонялся, несколько штурмов были отбиты. Вокруг было много богатых цветущих городов, и бароны разошлись искать более легкой добычи. У Маарры остались только старые соперники, которые опять не хотели уступить город друг другу.

Верный своей практике одерживать победы при помощи дипломатии, Боэмунд снова завязал переговоры с осажденными, обещая им в случае сдачи жизнь и имущество. В соответствии с новым видением Пьера Бартелеми осадная башня, построенная Раймундом, была придвинута к стене, и хотя попытка взобраться на стену была отражена, однако, используя помост башни в качестве прикрытия, минеры крестоносцев подкопали и обрушили стену. Вечером франки ворвались в город и начали его грабить. Боэмунд через герольда предложил городской знати с семьями и имуществом укрыться во дворце недалеко от ворот, против которых стояли нормандцы.

Многие так и сделали, другие укрылись в домах, третьи продолжали сопротивление. На следующее утро провансальцы и нормандцы с разных сторон ворвались в город, убивая всех подряд, даже людей, доверившихся Боэмунду. Поняв, что город придется отдать Раймунду, нормандец поставил своей целью полное его ограбление. Население ждала страшная судьба жителей долго и упорно сопротивлявшегося города, почти обычная для того времени, особенно если речь шла об иноверцах.

Аноним рассказывает: «Затем наши воины проникли в город и забрали все, что посчитали ценным в домах или тайниках. С наступлением дня повсюду, где они обнаруживали кого-нибудь из сарацин, будь то мужчина или женщина, они убивали его. Не было ни одного уголка в городе, не покрытого телами сарацин, и едва можно было пройти по улицам города, не наступив на убитого. Боэмунд схватил тех, кому повелел укрыться во дворце, отобрал у них все, чем они владели, золото, серебро и прочие ценности, приказал одних убить, а других увести в Антиохию, чтобы там продать».

Ограбив свою часть города, Боэмунд возвратился в Антиохию. Граф Раймунд предложил баронам собраться на совет в Ругье. Там он предложил свою кандидатуру в руководители похода на Иерусалим, обещал в этом случае платить жалование князьям и баронам. Он предложил по десять тысяч су Готфриду и Роберу Нормандскому, шесть тысяч Роберу Фландрскому, тысяч пять Танкреду и меньшие суммы другим баронам, очевидно, исходя из численности их армий. Согласились на это только Танкред (возможно, с одобрения Боэмунда, который хотел держать графа под наблюдением) и Робер Нормандский. Граф также принес князьям жалобу на Боэмунда, ограбившего принадлежащую ему Маарру. В ответ Боэмунд отказался от всякого общения с графом до тех пор, пока тот не выведет свои отряды из Антиохии.

Между тем бедный народ и калеки со всей армии, собравшиеся в Маарре, голодали, доходило даже до случаев проявления каннибализма. Узнав о распрях среди господ, они потребовали скорейшего продолжения похода на Иерусалим. Аноним рассказывает: «Франки пребывали в этом городе один месяц и четыре дня, как раз в это время скончался епископ Оранжский. Среди наших были такие, кто не смог найти то, в чем испытывал нужду, так как возникли трудности с пропитанием, как из-за длительности остановки, так и потому, что вне города они ничего не могли отыскать. И они вспарывали тела [арабов], потому что находили в их внутренностях безанты, которые те там попрятали; а кое-кто сдирал с мертвецов кожу и варил, чтобы есть».

Раймунд из Агийе пишет: «Бедняки были возмущены, узнав, что граф намерен оставить в Маарре многих рыцарей и пеших воинов из своего войска для ее охраны. "Как, — раздавались речи, — был спор из-за Антиохии, а теперь спор из-за Маарры! И во всяком месте, которое нам отдал бы Бог, будет распря между предводителями. А войско Божье будет уменьшаться! Нет, пусть в этом городе окончательно прекратятся раздоры. Пойдем и разрушим его стены, и тогда установится мир между крестоносцами, и граф уже наверняка обретет уверенность, что не утратит город…" И поднялись калеки со своих лежанок и, упираясь на костыли, двинулись к стенам. И там ослабевший от голода человек легко выворачивал из стены и далеко откатывал такой камень, который едва ли могли тащить три или четыре пары быков… И едва ли был среди народа кто-нибудь чересчур слабый или больной, кто остался бы в стороне от разрушения стен». Стены были срыты, мечети и жилища сожжены и разрушены, Маарра уже никогда не смогла от этого оправиться.

При этом известии Раймунд поспешил обратно в город. Благочестивый граф увидел в этом Божье вмешательство. 13 января 1099 г. он как кающийся грешник, босой, во главе своих войск вышел из Маарры и направился к Иерусалиму, остатки города были подожжены.

Участь Антиохии, населенной в основном христианами, не привлекла внимания мусульман. Участь же арабского города Маарры вызвала ужас и возмущение и приблизила начало джихада — священной войны. Помимо этого, мусульманский мир был поражен железной стойкостью голодавших в Маарре христиан.

Крестоносцы двинулись на юг двумя армиями. Первая армия, состоявшая из войск графа Тулузского и присоединившихся к нему войск герцога Робера Нормандского и Танкреда, шла восточнее Ансарийских гор. Вторая армия, состоявшая из войск Готфрида Бульонского и Робера Фландрского, вышла, подталкиваемая нетерпением солдат, на месяц позднее и шла вдоль побережья.

Князь Антиохийский Боэмунд сопровождал ее до Аатакии, а затем в нарушение клятвы вернулся в Антиохию. Он опасался нападения на нее византийцев, которые могли бы высадиться в Латакии. В свое оправдание он объяснил, что будет прикрывать паломников с тыла, когда те пойдут к Иерусалиму, и обещал выслать подкрепления. Оставленные графом Тулузским в Антиохии войска не удержались против Боэмунда и поспешили вдогонку за Раймундом.

Затем Боэмунду в союзе с киликийскими армянами пришлось дать отпор византийской армии, пришедшей подчинить императору Киликию (а затем, если удастся, и Антиохию). Византийские войска ушли из Киликии и заняли город Мараш. Далее Боэмунд взялся за Латакию. Овладеть Латакией для Боэмунда значило не только уменьшить угрозу нападения византийцев, но и приобрести необходимую для связи с Европой гавань, которая была больше и удобнее маленькой гавани Сен-Симеон.

Остался в Эдессе и Бодуэн. Он не явился на военный совет в Антиохии 5 ноября 1098 г. и не пошел освобождать Иерусалим. Вместо этого он продолжил расширять свои земли по обеим сторонам Евфрата на восток и на север.

Ко времени прихода франков на Ближний Восток местное христианство состояло из православных греков, небольшого количества православных сирийцев и армян, сирийцев-яковитов, армян апостольской церкви, небольшого количества несториан и небольшой общины маронитов в горах Ливана. Большая часть крестоносцев относилась к православным и к сирийцам-яковитам с недоверием и презрением. Гораздо лучше крестоносцы относились к армянам и маронитам, с первыми они вступали в многочисленные браки, а последние в конце XII в. даже объединились с латинской антиохийской патриархией. Городское население Сирии и Палестины составляли сирийцы, армяне, евреи и греки, население в деревнях осталось в основном мусульманским и частично христианским.

Настоящим правителем Египта при несовершеннолетнем халифе Фатимиде аль-Мустали был визирь аль-Афдал, преемник своего отца, принявшего ислам армянина Бадра аль-Джамали. Когда франкское посольство прибыло в Каир вместе с посланцами визиря, выяснилось, что оно не уполномочено вести переговоры и что целью похода франков является Иерусалим. Узнав о поражении Кербоги под Антиохией, аль-Афдал решил отвоевать у турок Палестину вместе с Иерусалимом. Палестина находилась в руках сыновей Артука Сокмана и Ильгази под верховенством эмира Дукака Дамасского.

Когда армия аль-Афдала вторглась в Палестину, Сокман и Ильгази, бросив на произвол судьбы другие палестинские города, укрылись в Иерусалиме, полагаясь на крепость его стен и на помощь Дукака. Однако аль-Афдал подвел к Иерусалиму большое количество осадных машин, в том числе сорок камнеметательных, и принялся методически разрушать стены и башни. Дукак не помог, и после сорока дней осады осенью 1098 г. Артукиды были вынуждены сдаться, выговорив себе свободный выход с войсками в Дамаск. Оттуда они ушли к своим двоюродным братьям в Месопотамию. Той же осенью египтяне захватили Палестину до Собачьей реки у Бейрута и восстановили укрепления Иерусалима.

Хотя считалось, что франки воюют только с сельджуками, в северной Сирии не только арабские правители городов, такие как Мункидиты из Шайзара и Баню Амары из Триполи, были довольны поражением турок и не хотели воевать с франками, но даже и турки — тесть и отчим Ридвана Алеппского, эмиры Хамы и Хомса, храбро сражавшиеся с ними в армии Кербоги, — не проявляли воинственности. Не прекращалась междоусобная война между братьями — сельджукскими эмирами Ридваном, сторонником Фатимидов, и Дукаком Дамасским. Правители городов старались поскорее спровадить их на юг, снабдив продовольствием, деньгами, стадами и вьючными животными, с тем чтобы уберечь от них свои города, сады, виноградники и поля.

Армия графа де Сен-Жиля прошла без остановок к Кафартабу, туда прибыли посланцы эмира Шайзара, предложившие проводников и продовольствие по недорогой цене. Армия пересекла Оронт между Шайзаром и Хамой, получая дары эмиров и угоняя плохо спрятанные стада.

Здесь состоялось совещание Раймунда и его военачальников, решавшее, по какой дороге пойти дальше. Сам Раймунд не оставил мысли по дороге к Иерусалиму захватить богатые земли на побережье, чтобы создать, по примеру Бодуэна и Боэмунда, свое государство. Ему возражал Танкред, говоривший, что для осады прибрежных городов сил слишком мало (армия Раймунда насчитывала примерно 600 рыцарей и 6000 солдат) и что нужно идти прямо на Иерусалим, а после его падения и прибытия из Европы новых войск можно будет легко овладеть этими городами. Победила, конечно, точка зрения командующего. 22 января 1099 г. армия графа де Сен-Жиля подошла к городу Масьяф, правитель которого поспешил откупиться, на следующий день франки заняли покинутую жителями Рафанию. Далее франки двинулись на равнину Букайя, где в течение недели осаждали курдский замок Хосн аль-Акрад, контролировавший равнину, здесь позднее крестоносцы построят мощный замок Крак де Шевалье. Курды предприняли удачную вылазку и чуть было не взяли в плен графа Раймунда, но на следующий день, боясь возмездия, бежали из замка. Сретение Богоматери (2 февраля) франки отпраздновали в замке.

Сюда к Раймунду отправил посланцев правитель Триполи Джалал аль-Мульк из арабского шиитского рода Баню Амаров. Он был известен своей ученостью и сохранял независимость, сталкивая турок с Фатимидами. Теперь, после разгрома сельджуков, он предложил крестоносцам охранять их тылы как против турок, так и против Фатимидов, недавно отвоевавших Палестину. В Триполи были отправлены франкские посланцы, на которых богатство Триполи и окружающих земель произвело большое впечатление. По возвращении они предложили Раймунду захватить парочку принадлежавших Триполи городов и получить за них выкуп. Раймунд согласился, и отряд тулузцев под командой Раймунда Пиле без боя захватил Тортосу, большой порт между Латакией и Триполи, в то время как сам граф со всей армией вышел на побережье и осадил укрепленный город Арку.

Тем временем, пройдя мимо Латакии, где стоял греческий гарнизон, Готфрид и Робер Фландрский осадили Джабалу. Правитель Триполи Джалал аль-Мульк, чтобы снять осаду с Арки, распустил слухи о приближении на помощь ему огромной египетской армии. Своими силами взять Арку Раймунд не мог, а уйти от нее значило продемонстрировать бессилие, кроме того графа напугали слухи о подходе египтян. Он призвал на помощь Готфрида и Робера Фландрского, и те, сняв осаду с Джабалы и заключив перемирие с ее эмиром, прибыли в начале марта под Арку. Они ограбили предместья Триполи, а затем совершили несколько набегов на равнину Букайя, угнав оттуда не только обнаруженный скот, но и верблюдов.

Раймунд вскоре пожалел о том, что призвал их к себе. Готфрид и Робер Фландрский не проявили никакого желания подчиниться ему. Вышли из-под контроля графа и Робер Нормандский и Танкред. Последний даже перебрался со своими войсками в лагерь Готфрида, обвиняя графа Раймунда в том, что тот заплатил ему меньше, чем было обещано. Раздоры между военачальниками перекинулись на войска, также отказавшиеся взаимодействовать.

Сюда, в лагерь под Аркой, в начале апреля 1099 г. прибыли письма от императора Алексея. Он сообщал, что решил отправиться в Сирию и прибудет к ним на Иоаннов день (24 июня). Если они подождут его, то вместе поведут войска в Палестину. Раймунд был склонен принять предложение императора, он надеялся, как верный союзник, при прибытии Алексея стать верховным командующим крестоносцев. Однако почти вся армия была против и требовала немедленного продолжения похода на Иерусалим. Князья тоже не хотели становиться ленниками императора. Алексей предвидел отрицательный ответ, и когда дружественные ему египтяне спросили его, являются ли франки его армией, он ответил, что они никакого отношения к нему не имеют. Эти письма позже попали в руки крестоносцев, и те обвинили его в вероломстве, забывая при этом о собственном нарушении клятвы.

Нужно сказать, что Палестина лежала вне интересов императора, и тот с полным основанием полагал, что православной церкви в Палестине будет лучше житься под веротерпимой властью Фатимидов, чем под властью крестоносцев-латинцев.

В это время под Арку возвратились вместе с египетскими послами посланцы, направленные из Антиохии в Каир. Они привезли последнее предложение Фатимидов: если франки не вторгнутся в Палестину, им будет разрешено небольшими безоружными группами посетить Святые места и оказана всяческая помощь, иначе они будут уничтожены. Предложение было немедленно отвергнуто: паломники отвечали, что с Божьей помощью они войдут в Иерусалим все вместе и с копьями в руках. Было решено снять осаду с Арки и идти к Иерусалиму. Однако Раймунд не хотел оставлять город невзятым.

И тут опять выступил вперед с новым видением Пьер Бартелеми. 5 апреля он объявил, что ему явились Христос, святой Андрей и святой Петр и поведали, что немедленный штурм Арки принесет успех. Армия крестоносцев раскололась на две части. Тулузцы приняли сторону Пьера Бартелеми, однако большей части армии его видения надоели. Представители северофранцузов заявили, что видения провансальца — дело рук графа Раймунда, а некоторые выразили сомнения в подлинности «святого копья», в чем сомневался и покойный епископ Адемар. Насмешки вывели из себя Пьера Бартелеми. Очевидно, уверовав в Божье покровительство, он потребовал Божьего суда в виде испытания огнем. В Страстную пятницу 8 апреля в узком проходе были разложены два костра, и Пьер Бартелеми в одной рубашке, со «святым копьем» в руке прыгнул через них. Он получил сильные ожоги и через несколько дней умер. Северофранцузы сочли, что он не выдержал испытания, но тулузцы продолжали в него верить, утверждая, что он вышел из огня невредимым и назад в огонь его случайно отбросила восторженная толпа. Граф Раймунд поместил «святое копье» в свою походную капеллу.

Со слезами на глазах граф де Сен-Жиль согласился свернуть лагерь. Аноним рассказывает: «Правитель Триполи часто отправлял гонцов к сеньорам, чтобы договориться с ними и побудить их оставить это место. Зная об этом и видя, что подходит время нового урожая (ибо в середине марта мы ели свежие бобы, а в середине апреля у нас была пшеница), наши вожди — я говорю о герцоге Готфриде, графе Раймунде де Сен-Жиле, Робере Нормандском, графе Фландрском — держали совет и решили, что им нужно продолжить путь на Иерусалим… Итак, мы оставили это место и достигли Триполи в пятницу 13 мая; мы остановились там на три дня. Правитель Триполи Джалал аль-Мульк заключил договор с сеньорами и немедленно отдал им более трех сотен паломников, томившихся у него в неволе; он дал им 15 тысяч безантов и 15 боевых коней, стоивших больших денег; также он дал нам в изобилии лошадей, ослов и различного продовольствия, что обогатило армию Христову. Он договорился с предводителями похода, что, если они выиграют войну, которую им готовит эмир Вавилона [визирь Египта], и возьмут Иерусалим, он примет христианство и получит от них землю [в качестве лена]».

Джалал аль-Мульк дал крестоносцам проводников. Они вышли в путь 16 мая, прошли мимо городов, принадлежавших Триполи, — Ботруна и Джубейля и 19 мая пересекли Собачью реку — границу с Фатимидами. Теперь они проходили мимо городов, находившихся под верховенством Египта и поддерживавшихся с моря египетским флотом.

Армия паломников значительно сократилась. На юг от Триполи пошло не более 12 тысяч боеспособных солдат и 1200 рыцарей. Довольно значительные силы остались в Эдессе и Антиохии, остальные погибли в сражениях и от болезней. Армию сопровождало большое количество женщин, детей, стариков и калек.

Крестоносцы прошли мимо Бейрута, Сидона, Тира, Акры, Хайфы, Цезарии и достигли Яффы. Правители этих городов не отваживались на вооруженное сопротивление и снабжали паломников продовольствием и дарами. Окрестности Сидона, жители которого отказались от выдачи дани и даже предприняли вылазку против крестоносцев, были жестоко опустошены. Под Тиром 23 мая к армии присоединился радостно встреченный отряд из Антиохии и Эдессы с Бодуэном дю Бургом. Гарнизон и жители Яффы бежали при приближении крестоносцев.

Из Яффы паломники двинулись на Рамлу. Рамла была чисто мусульманским городом. Ее гарнизон вместе с жителями бежал в Иерусалим. В Рамле крестоносцы пробыли три дня, позже здесь было основано епископство. На военном совете раздавались голоса, предлагавшие немедленно идти на Египет: «Если мы, милостью Божьей, одолеем царя египетского, то сможем взять не только Иерусалим, но и Александрию и Вавилон [Каир] и многие царства». Однако это мнение было отвергнуто. В Рамле был получен призыв о помощи христиан-сирийцев из Вифлеема, места рождения Христа. Туда отправился авангард под командованием Танкреда и Бодуэна дю Бурга. Танкред поднял свое знамя над церковью Рождества в Вифлееме, было основано епископство. Предводители поспорили было, кому из них должен принадлежать Вифлеем, но следовало торопиться в Иерусалим. Оставив в Рамле гарнизон для защиты коммуникаций, главная армия двинулась к Иерусалиму. Она шла весь день и всю ночь. Утром к ней присоединились сто рыцарей из отряда Танкреда и Бодуэна.

Глава XI Взятие Иерусалима

Немного позже, этим же утром 7 июня 1099 г., крестоносцы подошли к Иерусалиму. С вершины горы, которую они назвали Монжуа («Гора радости»), они увидели Иерусалим. Не могу отказать себе в удовольствии опять процитировать французского историка Ж.-Ф. Мишо: «Велик был их восторг, радостны были их слезы, когда наконец показались стены и башни того города, который вмещал в себя Голгофу! Всадники сошли с коней и пошли босые; стоны, вопли, преклонения, молитвы и тысячекратно переливающийся возглас "Иерусалим!" служили выражением трогательного и восторженного благоговения воинства Святого Креста».

Три года назад Готфрид Бульонский вышел из Лотарингии. Позади почти два года тяжелого похода и битв, и вот крестоносцы у своей цели, под стенами Иерусалима — священного города христианства.

С военной точки зрения Иерусалим был труднодоступной крепостью. Город, располагавшийся на возвышенном плато, окружали мощные стены. Сегодняшние стены, воздвигнутые султаном Сулейманом Великолепным в XVI в., повторяют расположение тех, которые увидели крестоносцы, построенных при римском императоре Адриане. Византийцы, Омейяды и Фатимиды приложили много усилий для их ремонта и укрепления.

Подход к Иерусалиму был открыт только с севера, с юга городские стены стояли над крутым оврагом Геенна, с юго-востока и востока — над оврагом-долиной ветхозаветного царя Иудеи Иосафата, или долиной ручья Кедрон. Гарнизон значительно уступал по численности крестоносцам, но на выручку ему должна была вскоре прийти египетская армия визиря аль-Афдала. Оборонять город были мобилизованы местные жители и мусульмане, бежавшие из других городов от франков. Имамы (богослужители) ходили по улицам, ободряли защитников и призывали их к мужеству. Гарнизон города состоял из арабов и турок, комендант, фатимидский наместник Ифтикар ад-Даула, принял все необходимые меры для обороны города: христиане, которых, несмотря на гонения, оставалось много, были выселены из города (евреям было разрешено остаться), городские водохранилища наполнены водой, колодцы вокруг города приведены в негодность, стены укреплены, стада отогнаны далеко в горы. Обычно в Иерусалиме жило несколько тысяч человек, но сейчас из-за множества беглецов в городе находилось не менее 20 тысяч.

Несмотря на преимущество в численности воинов, крестоносцев было слишком мало, чтобы плотно окружить весь город, укрепления которого протянулись на четыре километра. Они расположились только в тех местах, где город был уязвим для штурма, где можно было подобраться к стенам вплотную. На севере, против Цветочных ворот, разбили лагерь войска Робера Нормандского; на северо-западе, против ворот Святого Стефана (сегодня Дамасские), — войска Робера Фландрского; далее, до Яффских ворот, — войска Готфрида Бульонского, к которому присоединился Танкред, пришедший из Вифлеема и пригнавший захваченные по дороге стада; далее, на юг, против цитадели (башни Давида), — войска Раймунда Тулузского. Через пару дней он перебрался южнее, на гору Сион, а Готфрид перевел свой лагерь на север и разместился восточнее лагеря Робера Фландрского. На восточной стороне города крестоносцев не было.

Рис. Осада Иерусалима крестоносцами.

Единственным источником воды у крестоносцев был Силоамский пруд к югу от Иерусалима, но людей, шедших по воду, можно было обстреливать из города из камнеметательных машин. Раймунд из Агийе рассказывает: «Силоамский источник у подножья горы Сион тек только каждый третий день. Жажда заставляла многих бросаться к источнику. Много вьючных животных и скота погибали в давке. В том месте, где вода вытекает из-под скалы, сильные толкались и бились [за воду] чуть ли не насмерть, в [высохшем] пруду валялись мертвые животные. Слабые лежали у источника, и их раскрытые рты онемели из-за высохших языков. Простирая руки, они умоляли о воде счастливцев… Пяти серебряных монет не хватало, чтобы купить воды на день».

Впрочем, жажду испытывали не все: «У знати и у тех еще, кто имел для этого деньги, постоянно были в изобилии виноград и вино; у бедных, лишенных всех средств паломников, как им положено, даже в воде был большой недостаток» (Альберт из Аахена).

Зной, пыль, скудость продовольствия, недостаток воды и слухи о вышедшей на выручку Иерусалима египетской армии заставили крестоносцев понять, что на долгую осаду рассчитывать не приходится и нужно штурмовать город как можно скорее.

12 июня паломники предприняли крестный ход на Масличную гору. Там местный старик-христианин предложил им атаковать город на следующее утро, убедив их, что Бог дарует им победу, если они истинно веруют.

Первый штурм был неудачным. Аноним рассказывает: «В понедельник [13 июня 1099 г.] мы с таким рвением повели приступ, что, если бы были готовы лестницы, город пал бы под нашим натиском. Однако мы разрушили малую стену и приставили лестницу к главной стене; наши рыцари поднялись по ней и вступили в рукопашную, поражая сарацин ударами мечей и копий. Там полегло много наших, но еще больше их воинов. Во время этой осады мы не могли достать хлеба в течение десяти дней, до появления гонца с наших кораблей, и мы страдали от такой нестерпимой жажды, что с большим страхом проходили до десяти миль, чтобы напиться и напоить наших коней и других животных. Силоамский источник, расположенный у подножия горы Сион, поддерживал нас, но среди наших воинов вода продавалась слишком дорого… Мы сшивали шкуры быков и буйволов и носили в них воду за пятнадцать километров. Вода, доставлявшаяся нами в этих бурдюках, была смрадной, и так же, как эта зловонная вода, и наш ячменный хлеб стал для нас предметом ежедневных забот и причиной мучений. Сарацины устраивали нам засады и загрязняли источники и колодцы; они убивали и рубили в куски всех, кого встречали, и прятали своих животных в [горных] пещерах».

Пришлось готовиться к штурму по-настоящему. В это время 17 июня в яффскую гавань вошли два генуэзских корабля и четыре английских с продовольствием, хлебом, вином и строительными материалами для осадных башен и метательных машин, что было необходимо и очень своевременно. Был послан гонец к осаждавшим. Тем временем в гавань вошла египетская эскадра. Франкские корабли выбросились на берег, сами корабли и весь их груз были перевезены к Иерусалиму, и вместе с людьми Раймунда моряки начали строить осадную башню. Танкред и Робер Фландрский добрались до лесов в Самарии (центральная Палестина) и добыли стволы сосен, пихт и кипарисов. В окрестностях Иерусалима людьми Готфрида были найдены тщательно укрытые балки и доски, оставшиеся с прошлого, 1098 г. от осадных машин египтян. Герцог начал строить другую осадную башню, были сооружены несколько камнеметательных машин и штурмовые лестницы. Чуть позже Робер Фландрский начал строительство третьей осадной башни.

«Спешно приступили к работе мастера, чтобы изготовить с помощью топоров и секир, а также буравов, машины, защитные [от камней и стрел] щиты и тараны. После четырех недель упорного труда в большой спешке вся работа — осадные машины, тараны и защитные щиты — была закончена. Затем подростки и старики, мальчики, девочки и женщины были призваны пройти по долине Вифлеема и оттуда на мулах и ослах или на своих плечах притащить сюда кустарник и ветви. Машины полностью укрыли тройным плетением, чтобы защитить их от сарацинских снарядов. Все было покрыто кожей, чтобы машины могли быть менее легко подожжены вражеским огнем», — рассказывает Альберт из Аахена.

Большинство франков работало бесплатно: «Только мастера, которым платили общественные собрания, и люди графа Раймунда, получавшие плату из его казны, работали за деньги» (Раймунд из Агийе).

Осаждавшие и защитники города обстреливали друг друга из камнеметательных машин. Рассказывает Альберт из Аахена: «Теперь, когда жители города и солдаты короля Вавилона увидели, что… христиане все отважнее штурмуют город и что здесь и там их осадные машины успевают сделать очень много, они также соорудили четырнадцать больших метательных машин, которые беспрерывно метали камни большого размера и веса в христианские машины, чтобы частой стрельбой воспрепятствовать их работе и разбить, и под их развалинами уничтожить их обслугу. Из этих четырнадцати метательных машин девять были установлены против осадной машины графа Раймунда, и обслуживались каждая несметной толпой воинов и горожан. И от их беспрерывной и невыносимо сильной стрельбы в конце концов машина была тяжело повреждена и вся ее постройка распалась. Вся обслуга была жестоко напугана и полностью ошеломлена грозящей гибелью и еле-еле смогла убежать от смертельной опасности».

Оборонявшиеся применяли греческий огонь, однако крестоносцы нашли способ тушить его: «Они [сарацины] подтащили теперь много огромных и очень крепких древесных стволов и соединили их железными скобами и крюками в некое вместилище. И они натолкали [туда] кудели, смешав ее со смолой, воском и нефтью и всякими другими видами горючих веществ и залив жиром. И к этому подобию огромного деревянного ящика они привязали крепкую железную цепь, чтобы паломники не смогли схватить его железными крюками и оттащить в сторону…

Они и раньше… внезапно сбрасывали между стеной и машиной такую большую массу дерева, которая так сильно пылала, что никакой водой ее нельзя было потушить. Так что вскоре начинали гореть от страшного огня стойки и балки, из которых состояла машина, и вся постройка над обслугой обваливалась… Однако от христианских жителей города паломники узнали, что этот огонь нельзя потушить водой, но можно только уксусом. И поэтому они теперь поставили в машине меха [из шкур животных] с приготовленным уксусом и тотчас залили горящий деревянный ящик. И таким образом погасили этот сильный текущий огонь, и он больше не мог причинить вред машине. Тогда сбежалось туда много паломников, они схватились за цепь, и началась борьба, одни снизу, другие сверху изо всех сил тянули цепь. Однако с Божьей помощью пересилили христиане, они вырвали цепь у сарацин, и она осталась в их руках» (Альберт из Аахена).

Армия крестоносцев представляла печальное зрелище. Она насчитывала не более 12-13 тысяч боеспособных воинов. «Да к тому же у нас имелась масса калек и бедняков. Рыцарей же в нашем войске было 1200 или 1300, не больше, как я полагаю», — пишет Раймунд из Агийе.

Между князьями дело дошло до новой ссоры. Танкред отказывался отдать Вифлеем, хотя священники и другие князья считали неправильным, что церковь Рождества попала в руки светского сеньора. Разгорелся спор о будущей судьбе Иерусалима. Предложение некоторых рыцарей выбрать короля было отвергнуто священниками и народной массой.

В начале июля подготовительные работы были почти закончены. В это время крестоносцы получили известие о вышедшей из Египта на помощь Иерусалиму армии. Им удалось перехватить двух гонцов из Египта. Альберт из Аахена рассказывает: «Один из двоих был проткнут копьем одним необузданным юношей и тотчас испустил дух. Другой, живой и невредимый, предстал перед христианскими князьями. Они угрозами и обещанием оставить его в живых смогли выпытать у него послание короля [визиря] [осажденным]. Человек, очень опасавшийся за свою жизнь, открыл им послание короля Вавилона [Каира]… что он решил прийти в Иерусалим через четырнадцать дней с большой армией… чтобы уничтожить франков. И после того как он раскрыл это и другое, этот человек был отдан солдатам. И те положили его со связанными руками и ногами на камнеметательную машину, чтобы перебросить его первым или вторым выстрелом через стену. Однако его чересчур большой вес слишком перегрузил [скрученные] ремни, так что она метнула свой снаряд не очень далеко. Он упал вблизи стены на твердую насыпь и мгновенно умер, разбив себе затылок и сломав ноги». Как видим, князья не сдержали рыцарское слово.

От лишений, нехватки воды и продовольствия сильно пал боевой дух. И опять помогло видение. Одному провансальскому священнику, Петру Диздерию, во сне явился епископ Адемар и сказал, что паломники должны провести крестный ход вокруг Иерусалима. 8 июля был объявлен пост и устроен крестный ход. Босая, но хорошо вооруженная процессия двинулась вокруг Иерусалима к Масличной горе, «чтобы очиститься от грехов и испросить милость Божью для завоевания святого города», осыпаемая со стен проклятиями и насмешками мусульман. На Масличной горе к воинам обратились священнослужители, в том числе Петр Пустынник и капелланы (военные священники) Раймунда и Робера Нормандского, Раймунд из Агийе и Арнульф де Ро. Их красноречие тронуло воинов, все поклялись сражаться за крест, обнялись даже Танкред и Раймунд.

8 июля башня Готфрида Бульонского была придвинута к северной стене города. Однако стена здесь была особенно крепка и высока, и башню решили передвинуть в другое место, восточнее: обнаружили, что там стена слабее. Башня графа Раймунда была закончена 13 июля. Башня Робера Фландрского должна была быть придвинута к стене на северо-западе, но, видимо, не была готова и в штурме не участвовала. Женщины и старики сшивали шкуры быков и верблюдов и прибивали их гвоздями к наружным частям башен, чтобы уберечь их от огня.

«Наши сеньоры задумались, каким образом можно взять город, чтобы проникнуть туда и поклониться Гробу нашего Спасителя. Были построены две деревянные башни и немало других устройств. Герцог Готфрид построил свою башню, снабдив ее осадными устройствами, то же сделал и граф Раймунд. Они приказали принести дерево из отдаленных местностей. Сарацины, увидев, что наши воины строят эти орудия, всячески укрепляли город и ночью усиливали башни. Затем наши сеньоры определили самую слабую часть крепостной стены, приказали в ночь на субботу подвезти туда наши осадные орудия и одну деревянную башню: это было с восточной [на самом деле, с северной] стороны. Они установили их на рассвете, затем за воскресенье, понедельник и вторник [10-12 июля] подготовили и снарядили башню. В южной части граф де Сен-Жиль подготовил свою башню. Между башней и стеной был ров; бросили клич — если кто снесет в этот ров три камня, получит деньги. Три дня и три ночи длилось заполнение рва. В то время мы так страдали от жары, что человек не мог за деньги получить достаточно воды, чтобы утолить жажду…», — рассказывает Аноним.

Нужно было спешить. Повторялась антиохийская ситуация: по направлению к Иерусалиму из Египта с большой армией шел визирь аль-Афдал. Нужно было взять город до того, как он приблизится.

Штурм начался в четверг 14 июля на рассвете. Обе башни начали придвигать к стенам, с обеих сторон действовали метательные машины, летели стрелы, осажденные пытались сжечь башни. Аноним рассказывает: «Когда наши придвинули орудия [башни и метательные машины] к стенам, оттуда стали не только бросать камни и пускать стрелы, но и сбрасывать стволы деревьев и зажженные пуки соломы; потом они начали кидать в наши орудия просмоленные, намазанные воском и серой куски дерева, обернутые в горящие тряпки… Они были со всех сторон еще утыканы гвоздями, чтобы, куда бы ни попали, цеплялись бы и воспламеняли бы [башни и осадные машины]. Деревья же и солому [они] кидали, чтобы хоть пламя остановило тех, кого не могли сдержать ни меч, ни высокие стены, ни глубокий ров». К вечеру 14 июля башня Раймунда была придвинута через ров к стене. Обороной на этом участке руководил сам наместник Ифтикар.

Утром 15 июля башня Готфрида была придвинута к стене. Ожесточенный штурм не принес успеха. Гийом Тирский рассказывает: «Рано утром в пятницу [15 июля] начался главный штурм, однако мы были не в состоянии что-нибудь сделать и отступили назад в великом смятении. Затем, с приближением того часа, когда Господь наш Иисус Христос кончил за нас Свои страдания на кресте [три часа пополудни], наши рыцари под командой герцога Готфрида и графа Эсташа повели яростную атаку с деревянной башни. Тогда один наш [фландрский] рыцарь по имени Летольд (и за ним Жильбер, оба из Турне) взобрался на стену. Как только он оказался наверху, защитники города оставили стены и побежали вниз в город, а наши воины преследовали их, убивая и разя мечом, до храма Соломона, где была такая бойня, что наши люди бродили по щиколотку в крови».

Танкред и его люди шли следом за лотарингцами. Спустившись со стен в город, воины Готфрида открыли ворота Святого Стефана, чтобы впустить в город основную массу войск. Тогда вошли в город со своими людьми герцог Нормандский и граф Фландрский. Тулузцы яростно атаковали южную стену и городскую цитадель, но безуспешно. Когда наместник города, находившийся в цитадели, увидел ворвавшихся в город крестоносцев, он сдался графу Тулузскому, выговорив себе жизнь, и приказал открыть Яффские ворота. Тулузцы ворвались в город и присоединились к грабежу и убийствам.

Мусульмане в мечети аль-Акса оказали упорное сопротивление франкам, и там произошла самая ужасная бойня. «Сарацины, укрывшиеся в храме Соломона [мечеть аль-Акса], вели с нашими жестокое сражение до конца дня, так что храм был весь залит их кровью. Наконец, поразив язычников, наши захватили в храме множество мужчин и женщин и убили или пощадили их по своему разумению. На кровле храма укрылось множество язычников обоего пола, которым Танкред и Гастон Беарнский отдали свои стяги в знак того, что берут их в плен», — рассказывает Аноним. Гийом Тирский пишет: «Вид такого количества трупов был невыносим, и убивавшие выглядели так же ужасно, как и их жертвы: они были в крови с головы до ног. Внутри храма было более десяти тысяч трупов, к этому числу следует добавить те, которые валялись на улицах города. Пешие воины бегали по улицам и переулкам в поисках неприятеля и добычи…».

На Храмовой горе, наряду с мечетями Купол над Скалой и аль-Акса, находились комплекс зданий, который Альберт из Аахена называет королевским дворцом, и цистерна (крытое водохранилище), хронист именует ее источником:

«Перед воротами этого дворца находился королевский источник [цистерна], широкий и глубокий, как озеро, перекрытый сводом крыши на мраморных столбах. Многие из сарацин бежали к этому источнику по ступеням, которые вели вниз, туда, где черпали воду. Многие из сарацин утонули в водах источника, другие были убиты еще на ступенях при спуске преследовавшими их христианами. В слепом беге [бежавшие по крыше, края которой были вровень с землей] несколько христиан, как и сарацины в безрассудном бегстве, упали вниз через отверстия в своде крыши и утонули в водах источника или разбились и лежали на полу с разбитыми головами, поломанными конечностями или разорванными внутренностями…

Этот источник наполнялся дождевой водой, которая сливалась туда по желобам и лоткам с крыш [зданий] королевского дворца и храма Господа [мечеть Купол над Скалой] и с крыш многих других сооружений. И источник целый год давал постоянно и в изобилии здоровую и свежую воду для всех, кто жил в той области города.

После страшного и кровавого убийства сарацин, которых там было убито десять тысяч, победоносные христиане теперь возвратились от дворца в город и убили мечами там многие толпы язычников, которые в смертельном страхе рассеялись и блуждали по переулкам. Ни старость, ни пол язычников не получали пощады».

Массовые убийства продолжались всю вторую половину дня и всю ночь. Подверглись истреблению не только мусульмане, но и евреи. Их было много в Иерусалиме, они пользовались расположением Фатимидов и, очевидно, вместе с мусульманами обороняли город. Они собрались в синагоге и были заживо сожжены вместе с ней.

Раймунд из Агийе рассказывает: «Когда наши уже овладели стенами и башнями, можно было видеть поразительные картины. Одним, что было легче, отрубали головы, других заставляли прыгать с башен под стрелами. Иных долгое время пытали и жгли огнем. Были видны кучи голов, рук и ног в домах и переулках. Люди и лошади повсюду ходили по трупам».

Кровавая вакханалия и грабеж затмили разгром Антиохии. «Они шли по улице с мечом в руке. Они убивали всех жителей, которых встречали на пути, не щадя ни женщин, ни детей, невзирая на крики и мольбы о пощаде. На земле было столько трупов и отрубленных голов, что нельзя было пройти. Пешие воины были более других охвачены неистовством: они ходили по городу и взмахом топора или палицы убивали сарацин, попадавшихся под руку», — пишет Гийом Тирский.

Крестоносцы разбрелись по городу, каждый старался захватить себе дом или дворец со всем, что в нем находилось. В знак того, что это его собственность, на захваченных домах они оставляли стяги, щиты или шлемы. Утром франки поднялись на крышу храма Соломона и перебили всех мусульман, ранее взятых в плен Танкредом и виконтом Беарнским. Граф Тулузский сохранил рыцарскую честь: своих пленников он приказал отправить из башни Давида в Аскалон, за что некоторыми был обвинен в измене.

Затем паломники разошлись по домам, отоспались, помылись, переоделись в чистое и отправились «босиком, стеная и плача» ко Гробу Господню. Крестоносцы обошли в торжественном шествии опустевшие христианские кварталы и, встреченные местным духовенством и христианами (вошедшими в город вместе с ними), отслужили благодарственный молебен в церкви Гроба Господня и провели ночь в молитвах.

17 июля собрался совет, где было решено прекратить резню и выставить стражу на башнях, у ворот и водохранилищ. Пример антиохийской эпидемии был перед глазами, и поэтому было решено немедленно очистить город от трупов.

Рассказывает Аноним: «Было приказано выбросить из города всех убитых сарацин из-за ужасного запаха, так как весь город был завален трупами. Уцелевшие сарацины переносили мертвых за ворота и складывали их в кучи высотой с дом. Никто никогда не видел и не слышал о подобном избиении язычников. Вокруг города были сложены костры, и никто, кроме Бога, не ведал числа убитых. Наши на совете решили, что каждый раздаст милостыню и вознесет молитвы и Бог выберет того, кто Ему будет угоден, чтобы властвовать над другими и править городом».

Высказывается мысль, что крайняя жестокость крестоносцев объясняется отданным накануне негласным приказом: пленных не брать, — приближалась армия аль-Афдила, охранять пленников было некому, а будучи отпущены, они все присоединились бы к египетской армии.

В это время в Риме умирал папа Урбан II. Он скончался 29 июня 1099 г., через две недели после завоевания Иерусалима, так и не узнав о победе.

Через месяц несколько беглецов из Иерусалима добрались до Багдада. «В канцелярии халифа они сделали сообщение, которое довело всех до слез и взволновало сердца. В пятницу они вымаливали в Большой мечети Божье милосердие. Они были в слезах, и слушатели были в слезах, когда они описали горе мусульман. Мужчины убиты, женщины и дети пленены, имущество разграблено…» (Ибн аль-Атир).

Евреям и мусульманам было запрещено в дальнейшем жить в Иерусалиме. На их место позднее были поселены мелькиты (православные христиане) с берегов Иордана. Однако тяжелая убыль населения не была этим восполнена. На том месте, где Готфрид Бульонский следом за двумя своими рыцарями ворвался в город, был установлен большой каменный крест, уничтоженный солдатами Салах ад-Дина в 1187 г. Позднее мусульманским купцам разрешили по делам торговли посещать Иерусалим и молиться на Храмовой горе. Евреи поселились у Яффских ворот, недалеко от цитадели, вне города, где занимались ремеслом крашения, монополизировав его.

Падение Иерусалима и жестокость, проявленная победителями, ввергли мусульманский мир в ужас. На площадях городов имамы стенали и призывали к отмщенью, поэт оплакал участь побежденных в скорбных словах: «Хребты верблюдов и утробы коршунов — вот единственное прибежище братьев наших, бывших до сих пор владыками Сирии». Мусульмане не забудут этой резни. Кровавый христианский фанатизм разжег фанатизм исламский. Воспоминания об этой резне станут непреодолимым препятствием при любой попытке позднейших более умных франков найти взаимопонимание и возможность для взаимодействия между христианами и мусульманами.

Глава XII Защитник Гроба Господня. Сражение при Аскалоне

В конце совета 17 июля был поднят вопрос о выборе короля. Король был срочно необходим, чтобы отразить грозящее египетское нападение. Однако это вызвало возражения представителей церкви. Духовенство армии выступило с требованием отдать власть в городе патриарху. Причиной, говорили они, является то, что крестовый поход организован папой и Иерусалим должен быть столицей церковного государства, подчиненного папе. Поэтому правителем должен стать патриарх Иерусалимский, которого они в ближайшее время изберут на место недавно умершего православного патриарха Симеона. Предводителем и кандидатом этой «церковной оппозиции» был Арнульф де Ро, капеллан герцога Нормандского. Подумав, бароны отвергли предложение духовенства, тем более что моральные качества кандидата в патриархи не внушали уважения.

Кандидат, которого безусловно поддержала бы вся армия, — Адемар де Ле Пюи — умер, не дойдя до Иерусалима. Несколько солдат утверждали, что видели его во главе штурмующих город. Если бы был жив православный патриарх Симеон, никто не стал бы отвергать его правовых претензий. Все помнили, что Адемар признавал его и с ним сотрудничал и как много тот помогал франкам продовольствием при осаде Антиохии.

Главными претендентами на звание правителя были четверо: Робер Нормандский, Робер Фландрский, Раймунд де Сен-Жиль и Готфрид Бульонский. Кандидатура Боэмунда не рассматривалась, потому что он не прибыл к началу штурма. Танкред был слишком молод. Было известно, что граф Эсташ Булонский не претендует на высокий титул и собирается домой. Оба Робера, герцог и граф, также собирались домой, так что остались два реальных кандидата — Раймунд де Сен-Жиль и Готфрид Бульонский.

Была назначена, как сейчас сказали бы, избирательная комиссия из десяти уважаемых духовных и светских лиц, которая должна была выяснить мнение войск о каждом из кандидатов. Граф Тулузский, несмотря на порядочность, не нравился за надменность и богатство, а также за то, что неоднократно проявлял себя сторонником императора Алексея. К тому же тулузцы, любившие его, высказывались против его избрания, потому что хотели вернуться домой и боялись, что он задержит их в Святой Земле, если будет правителем. Одним словом, армия высказалась за герцога Готфрида.

Готфрид не обнаружил больших способностей на посту герцога, в общении с императором Алексеем проявил себя подозрительным, упрямым и не очень умным человеком, как полководец не одержал побед во время похода, хотя его храбрость и мужество не подвергались сомнению. Он был менее яркой личностью, чем Боэмунд или Раймунд, но показал себя человеком благочестивым, приятного обхождения и стоящим в стороне от княжеских раздоров.

Первому предложение было сделано Раймунду. Понимая, что проигрывает в соревновании за трон, он заявил, что не хочет носить золотой венец там, где Спаситель носил терновый, в надежде, что Готфрид по его примеру откажется от трона. Тогда обратились к Готфриду. И тут Готфрид со своими советниками полностью переиграл Раймунда. От герцога узнали, что два Робера, Нормандский и Фландрский, отказались от титула в его пользу. Готфрид отверг королевский титул, но не предложенную ему власть.

22 июля 1099 г. он принял титул «Защитника Гроба Господня». Титулом avoue (авуэ) — «защитник» (от латинского advocatus — «призванный для помощи») в северной Франции, Фландрии и Лотарингии обозначался светский феодал, вассал церкви, управлявший церковным владением. Другими словами, Готфрид оставил за папой решение вопроса о том, каким — церковным или светским — будет государство в Иерусалиме.

Рис. Готфрид Бульонский.

1 августа состоялись выборы патриарха. На права греческой церкви при избрании патриарха внимания не обратили. После того как правителем стал Готфрид, позиции южнофранцузского духовенства были ослаблены. Патриархом (точнее, главой церкви) был избран Арнульф де Ро. Напрасно Раймунд из Агийе и его товарищи говорили, что избрание Арнульфа нарушает церковное право, так как он не имеет даже низшей степени священства и нравственность его, мягко выражаясь, небезупречна — во время похода о нем на этот счет даже распевали издевательские куплеты. Арнульф, не получив епископского посвящения (что было для этого необходимо), был избран главой иерусалимской церкви с неопределенным правовым положением.

Готфрид согласился отдать патриарху во владение четверть Иерусалима и Яффы, но потребовал, чтобы Раймунд де Сен-Жиль освободил занятую им цитадель — башню Давида. С большой неохотой Раймунд передал цитадель епископу Альбары, но тот немедленно отдал ее Готфриду, объяснив графу, что не смог бы защититься от герцога. Раймунд увел свои войска на север, в долину Иордана. Первым шагом Арнульфа как патриарха было требование к Танкреду вернуть захваченные из мечети Купол над Скалой сокровища (и среди них огромные серебряные лампы), якобы принадлежавшие Гробу Господню. Но даже нормандцу тяжело вырвать захваченное из рук другого нормандца, и Арнульфу с трудом удалось получить лишь 700 марок серебром.

Исламские святыни в Иерусалиме не были разрушены. Мечеть Купол над Скалой (Куббат ас-Сахра), которую крестоносцы называли Храмом Господа (Templum Domini), стала монастырем светских паломников, а затем позднее — обычным монастырем каноников. В 1141 г. Храм Господа был освящен как церковь Святой Марии. Мечеть аль-Акса, называвшаяся отныне Храмом Соломона (Templum Solomonis), стала резиденцией Готфрида. Король Иерусалима Бодуэн II отдал часть Храма Соломона вновь образованному Ордену тамплиеров, откуда орден получил свое имя, позднее храм полностью перешел в его владение.

Арнульф, отказавшись от проводимой епископом Адемаром политики сотрудничества с православной церковью, поставил целью латинизировать патриархат. Он назначил двадцать каноников в церковь Гроба Господня и передал им колокола, чтобы созывать людей на молитву, при мусульманах звон колоколов был запрещен. Затем он запретил православным священникам проводить богослужения в церкви Гроба Господня, как это было раньше, и возвратившиеся после взятия города православные жители сразу же пожалели о свержении власти Фатимидов. Высланные из города египетским наместником до начала осады православные священники забрали с собой Святой Крест. Теперь Арнульф потребовал его возвращения, и когда священники отказались его вернуть, он подверг их пыткам и заставил признаться, где он спрятан. Святой Крест навсегда затмил первую реликвию франков «святое копье». Еретические христианские церкви также испытали на себе тяжелую руку Арнульфа и тоже пожалели о смене хозяев. Робер Нормандский и Робер Фландрский с войсками отправились в Иерихон, где присоединились к Раймунду Тулузскому, а затем, нарезав пальмовых ветвей, все вместе двинулись к Иордану.

Танкред и Эсташ Булонский отправились в Наблус, чтобы по приглашению горожан-христиан принять город во владение. Тем временем в Иерусалим прибыли посланцы египетского визиря аль-Афдала. Они высказали неудовольствие по поводу нарушения франками надежд египтян и под угрозой полного уничтожения велели им очистить Палестину. Крестоносцы, конечно, отказались, но над Иерусалимом сгущались тучи. К Аскалону двигалась большая египетская армия. Готфрид послал людей к Танкреду и Эсташу с просьбой выдвинуться на юго-запад к побережью и добыть сведения о противнике. Южнее Рамлы их отряд перехватил нескольких разведчиков, и от них узнали, что в Аскалоне уже собралась египетская армия во главе с визирем аль-Афдалом. К его 20-тысячной армии присоединились многочисленные толпы арабов и турок. Нападать на Иерусалим он не собирался, пока флот не подвезет ему дополнительные силы. Танкред и Эсташ посоветовали Готфриду ударить первому, чтобы застать врага врасплох.

Готфрид собрал свою армию и обратился к союзникам с просьбой срочно прибыть в Иерусалим. Граф Тулузский медлил до последней возможности, но затем присоединился к соратникам. В последний раз 10 августа собрались вместе освободители Гроба Господня у деревни Ибелен и двинулись к Аскалону. На следующий день «вечером патриарх приказал огласить всем войскам, что назавтра рано утром все должны быть готовы к битве, и тот, кто попытается захватить добычу до окончания сражения, будет отлучен; но как только сражение будет закончено, все смогут с радостью взять то, что будет предначертано им Богом», — пишет Аноним.

С рассветом 12 августа крестоносцы подошли к лагерю аль-Афдала и построились для битвы: на левом фланге лотарингцы Готфрида, в центре фламандцы, нормандцы герцога Робера и войска Танкреда, на правом фланге тулузцы и провансальцы графа де Сен-Жиля. Армия насчитывала 1200 конных рыцарей и около 9 тысяч пехоты. Египетские силы на четверть состояли из конницы и по численности более чем в два раза превышали силы крестоносцев. «Язычники были готовы к битве. У каждого из них на шее висела фляга, позволявшая им пить, сражаясь с нами, но, слава Богу, у них недостало на это времени», — рассказывает Аноним. Франки опрокинули их могучим натиском. Одним из первых бежал по дороге в Газу аль-Афдал. Готфрид сломил окончательно последнее сопротивление: «Он косил мусульманские головы, как колосья в поле или как траву на лугах… Наши рубили им головы, как скоту на базаре». Те мусульмане, что бежали к морю, чтобы спастись на кораблях, стали добычей графа Раймунда: «Возле моря граф де Сен-Жиль убил их несчетное множество; одни бросались в море, другие разбегались в разные стороны». В лагере аль-Афдала была захвачена богатая добыча — золото и драгоценные камни, горы оружия и множество различных животных. Герцог Робер купил за двадцать марок серебром у одного нормандца знамя аль-Афдала, которое тот захватил, и подарил его Арнульфу, другой князь купил за шестьдесят марок у другого солдата саблю визиря.

Ссора между Готфридом и графом Раймундом после битвы помешала франкам захватить готовый сдаться Аскалон. Жители города, намереваясь сдаться, обратились к графу Раймунду, единственному предводителю крестоносцев, слову которого они доверяли. Узнав об этом, Готфрид заявил, что Аскалон принадлежит ему как часть иерусалимских владений. Тогда Раймунд сообщил горожанам, что он, герцог Нормандский и граф Фландрский покидают Готфрида, а в одиночку тот ничего не сможет с ними сделать.

По дороге граф Раймунд подошел к укрепленному портовому городу Арсуф, жители которого также готовы были сдаться. И снова Готфрид отказался подтвердить права графа на город, и снова Раймунд ушел от города, сообщив горожанам, что Готфрид слишком слаб, чтобы его взять. Из-за этого дважды чуть не доходило до сражения лотарингцев с тулузцами и провансальцами. С трудом бароны примирили Готфрида и Раймунда и заставили обняться в присутствии войск. Готфрид возвратился в Иерусалим, где был встречен с шумной радостью и пением гимнов. Знамя и сабля аль-Афдала, захваченные в сражении, были вывешены на колоннах церкви Гроба Господня.

Герцог Нормандский и граф Фландрский со своими войсками отправились в гавани северной Сирии, чтобы сесть на корабли, идущие в Константинополь, а затем в Западную Европу. Прощаясь, Готфрид напомнил им, как опасно положение оставшихся в Палестине, и просил приложить все усилия, чтобы побудить новых воинов из Европы отправиться на Восток. Рыцари, пришедшие штурмовать Иерусалим из Эдессы и Антиохии, в том числе Бодуэн дю Бург, тоже двинулись на север, в свои новые владения.

Раймунд сопровождал уходящих, ему не давал покоя приглянувшийся ему Триполи. Путешествие на север проходило без происшествий, мусульманские правители прибрежных городов спешили обеспечить проходящих продовольствием. В середине сентября армия прибыла в Тортосу, которую удерживали люди Раймунда, и затем двинулась в Джабалу. Здесь князья узнали, что византийскую Латакию осаждают войска Боэмунда совместно с пизанским флотом.

Герцог Нормандский, графы Фландрский и Тулузский, а также немного позднее Эсташ Булонский увели с собой большую часть армии. В третьем государстве крестоносцев, охватывавшем несколько городов Палестины Иерусалим, Яффу, Наблус, Рамлу и Вифлеем, осталось, по оценке Гийома Тирского, только не более 300 рыцарей и 2000 пехотинцев, причем из них 80 рыцарей и около 500 пехотинцев составляли отряд Танкреда.

Осенью 1099 г. Готфрид отправился штурмовать Арсуф, а Танкред — в Тиверию на Генисаретском озере. Экспедиция Готфрида оказалась неудачной. У него не было флота, который блокировал бы крепость с моря. Арсуфцы выставили на стене связанным под стрелы и камни франков попавшего в их руки рыцаря Жерара д‘Авена. Напрасно он обращался с просьбами к Готфриду прекратить обстрел, тот заявил, что если бы вместо Жерара на стене был его брат Эсташ, и это не остановило бы его. Когда Жерар упал раненый, крестоносцы в ярости бросились на штурм. Неподготовленный штурм был отбит. Греческим огнем арабы сожгли осадные машины франков. В конце концов Готфриду пришлось увести войска, так и не взяв город.

Хроники рассказывают, что во время осады Арсуфа к Готфриду прибыли арабские эмиры из Самарии (средняя Палестина). У Готфрида была слава воина, могущего в бою разрубить противника на две части. Эмиры просили Готфрида продемонстрировать искусство. Человека рубить он не стал, но к восторгу эмиров одним ударом меча отрубил голову огромному верблюду.

После победы крестоносцев над аль-Афдалом в руках фатимидских наместников все еще оставались прибрежные города, кроме Яффы, поддерживаемые египетским флотом. Власть Готфрида распространилась на нагорье Самарии и Иудеи (южная Палестина), заселенное крестьянами-христианами. Готфрид укрепил Хеврон (который крестоносцы называли Сент-Авраамом в честь похороненного там прародителя Авраама), ставший опорным пунктом от набегов с юга египтян и бедуинов.

Удачной была экспедиция Танкреда в Галилею (северная Палестина). Это была область, за которую в последнее время спорили Фатимиды и Дукак Дамасский. Танкред взял Тиверию, Назарет и Бейсан и после ряда разбойничьих набегов на мусульманские земли обложил данью окрестных эмиров и заключил перемирие с эмиром Дукаком Дамасским, занятым войной с братом Ридваном Алеппским. Он открыл для себя еще одну статью доходов — облагать податью проходящие караваны. По требованию Танкреда Готфрид возвел его в князья Галилеи как вассала Иерусалимского государства.

Получив известие о смерти епископа Адемара, Урбан II незадолго до смерти назначил новым легатом в Святой Земле Даимберта, епископа Пизы. До этого в течение года он был легатом в Испании, при дворе Альфонса VI Кастильского. Он проявил себя энергичным и ревностным в деле священной войны. К сожалению, папа не заметил его тщеславия, упрямства и того, что он нечист на руку. Назначение его легатом в Палестину было ошибкой папы. Даимберт окончательно разрушил политику взаимодествия с греческой церковью, проводимую папой Урбаном и Адемаром.

Вместе с пизанской эскадрой Даимберт отправился на Восток в конце 1098 г. Совместное путешествие было выгодно обеим сторонам: флотилия укрепляла положение Даимберта, а легат мог обеспечить Пизе получение в Заморье высоких торговых привилегий. Поход на Восток был откровенно пиратской экспедицией. По дороге пизанцы напали на острова Керкира, Лефкас, Кефалонию, Закинф и Самос, и император выслал наперехват флот под командой Татикия и итальянского моряка Ландольфа. У острова Родос после погони византийцы настигли пизанцев и в коротком бою захватили один корабль, но налетевший шторм дал Даимберту возможность улизнуть. Пизанцы попытались ограбить Кипр, но были отражены византийскими войсками, затем они направились к Сирии, в то время как византийский флот следом за ними подошел к Кипру.

Проводив своих товарищей в поход на Иерусалим, Боэмунд занялся укреплением своего государства. Турки не представляли для него большой угрозы, главную опасность он видел со стороны Византии. И здесь порт Латакия мог сыграть для византийцев роль плацдарма при нападении на него. Боэмунд осадил Латакию, но город был сильно укреплен и, кроме того, получал морем с Кипра подкрепления и продовольствие, так что у Боэмунда было мало надежды завоевать его. Как раз в это время к берегу Сирии подошла пизанская флотилия. Будучи врагами византийцев, Боэмунд и Даимберт объединились для осады Латакии. Положение Татикия было сложным: он получил приказ императора положить конец грабежам пизанцев, но в то же время избегать открытой войны с государствами крестоносцев. Переговоры с Боэмундом не дали положительного результата, и Татикий с эскадрой отправился в Константинополь, чтобы получить дальнейшие инструкции императора, в то время как флот пизанцев захватил внешнюю укрепленную гавань Латакии.

В это время в Джабалу прибыли с войсками три князя-крестоносца. Осада Латакии вызвала не только гнев Раймунда, но даже и Роберы Нормандский и Фландрский были возмущены поведением Боэмунда, что усугублялось тем, что он не прибыл для участия в осаде и штурме. Ослабление крестоносной армии в Палестине настоятельно требовало поддержки ее Византией. Кроме того, действия нового легата на Востоке грозили вызвать войну с императором. Даимберт был вызван в Джабалу, разразился восторженными похвалами доблестным освободителям Гроба Господня, а после упреков Раймунда прикинулся дурачком: он принял, по рассказу Боэмунда, латакийцев за приспешников турок и врагов христианства, но теперь граф Раймунд убедил его в обратном и он приносит извинения. Флот пизанцев снял осаду; лишившись его поддержки и увидев, что товарищи им недовольны, Боэмунд увел войска в Антиохию. Наместник Кипра, извещенный о произошедшем, в благодарность предложил Роберам Нормандскому и Фландрскому бесплатное плавание в Константинополь, где их дружески встретил император. Отклонив его предложение остаться на его службе, оба князя поплыли в Европу. Тогда же отправился на родину, видимо, из Яффы, и старший брат Готфрида Эсташ Булонский. Раймунд вошел в Латакию, где вывесил свое знамя рядом со знаменем императора. В начале 1100 г. граф отплыл в Константинополь, оставив жену с частью своей армии в Латакии.

Вместе с Боэмундом, ставшим ему другом, Даимберт отправился в Антиохию. Даимберт торопился в Иерусалим, и Боэмунд решил сопровождать его. Они были нужны друг другу. Даимберту требовалась помощь нормандца, чтобы стать патриархом Иерусалима; Боэмунд хотел поставить своего человека во главе государства, Готфрид в качестве светского главы государства его не устраивал.

Боэмунд еще не был в Иерусалиме и теперь наконец тоже хотел исполнить обет. К ним присоединился Бодуэн Эдесский. Ему тоже нужно было исполнить обет, и, кроме того, после отбытия в Европу Эсташа Булонского он был ближайшим родственником бездетного Готфрида. В начале ноября они двинулись в путь, с ними отправились все воины, которые могли покинуть земли, а также большое количество женщин. Хронист Фульк из Шартра насчитал в процессии 25 тысяч человек. Паломники двинулись по прибрежной дороге, сопровождаемые пизанским флотом. Путешествие было трудным и часто голодным, стояли холода и лили дожди, погибло много старых и больных людей, а также много вьючных животных. 21 декабря 1099 г. они вступили в Иерусалим.

Рождество паломники провели в Вифлееме. По окончании праздников Боэмунд выдвинул Даимберта в патриархи. Арнульф был нелюбим правителем, его покровитель Робер Нормандский был далеко, и, кроме того, Готфрид нуждался в пизанском флоте. Злые языки говорили о богатых подарках, сделанных Даимбертом Готфриду и Боэмунду из золота, добытого пизанцами в пиратских набегах. Арнульф был смещен на том основании, что его выбор был произведен с нарушением церковного права. Сразу после назначения Даимберта патриархом Готфрид и Боэмунд опустились перед ним на колени и получили в качестве лена церкви лотарингец — Иерусалим, а нормандец — Антиохию.

Признание Готфридом патриарха своим ленным сеньором основывалось на укоренившейся в общественном мнении точке зрения, что Святая Земля должна находиться под верховенством церкви. Арнульф не подходил для этой роли, он не был сильной личностью и к тому же был мало уважаем. Даимберт был папским легатом, его поддерживали прибывшие вместе с ним пизанский флот и Боэмунд. Кроме того, с его помощью Готфрид хотел обрести поддержку церкви своему правлению страной и укрепить моральную основу своей власти. Несмотря на свое упрямство, Готфрид был слабым человеком и к тому же не представлял себе тщеславия и честолюбия нового патриарха.

Боэмунд был гораздо умнее. Признание патриарха своим сеньором ни к чему его не обязывало: Антиохия находилась далеко от Иерусалима. Ленное подчинение латинскому патриарху Иерусалима позволяло ему укрепить свои права на Антиохию, которой он владел до сих пор в нарушение клятвы, данной императору, а также не обращать внимания на права греческого патриарха Антиохии, которого он подозревал в симпатиях к Византии. Будучи ленником латинской церкви в лице патриарха Иерусалима, он мог рассчитывать на поддержку всей католической Европы против греческого императора. Видимо, в связи с этим он принял ранее титул князя (princeps), очень редкий в Европе, но распространенный в южной Италии, где нормандцы не признавали над собой никаких сеньоров, кроме римского папы.

Танкред также принес ленную присягу Даимберту за княжество Галилейское, давая понять, что он тоже ставит под вопрос, является ли Готфрид его сеньором. Об этом, кстати, говорил и принятый им титул князя.

Патриарх был очень доволен этими принесенными ему присягами. Папа Урбан II, несомненно, хотел видеть Святую Землю государством, подчиненным католической церкви, но не собирался добиваться подчинения греческой церкви Риму. Он был намерен, насколько возможно, преодолеть раскол и тесно сотрудничать с нею и с Византийской империей. В отличие от него, Даимберт выдвинул претензию на полный и неограниченный религиозный и светский суверенитет своего патриархата на Востоке, а также на подчинение ему более старого и значительного Антиохийского патриархата, чего бы папа Урбан себе не позволил. Этому способствовало то, что к концу года было получено известие об избрании на место умершего Урбана II 13 августа 1099 г. папы Пасхалия II. Даимберт был лично знаком с новым папой: он сменил Пасхалия на посту папского легата в Испании и хорошо знал, что тот не будет ни в чем ему препятствовать, так как не обладает ни большим умом, ни твердым характером. Даимберт рукоположил двух прибывших в Иерусалим латинских архиепископов в Тарсе и Эдессе и двух латинских епископов в Мамистре и Артахе, чьи диоцезы (округа) входили в антиохийский патриархат.

Бодуэн Эдесский не стал приносить ленную клятву патриарху, отношения у них были не самыми лучшими. Он, видимо, не одобрил и ленного подчинения Готфрида патриарху.

Пробыв в Иерусалиме совсем недолго, Боэмунд и Бодуэн отправились в свои владения, встретив 6 января на Иордане праздник Богоявления (Крещения Господня). И у того и у другого было много дел в их новых владениях. Они добрались до Тиверии и двинулись дальше вдоль реки Литани по долине Бекаа. Между горами Ливана и Антиливана у развалин Баальбека на них напал с тыла Дукак Дамасский, но был отбит, и паломники беспрепятственно добрались до моря, а затем и до Антиохии. К концу февраля Бодуэн был в Эдессе.

Задачи, стоявшие перед Иерусалимским государством, были прежними: необходимо было расширить контролируемую береговую полосу, чтобы надежно принимать корабли из Европы, объединить отдельные захваченные куски в общую территорию и очистить дорогу от Яффы до Иерусалима от разбойничавших там бедуинских и сарацинских шаек, нападавших на паломников.

Получив подкрепление из оставленных Боэмундом и Бодуэном и вновь прибывших морем рыцарей, Готфрид предпринял ряд разбойничьих набегов на окрестности прибрежных городов, лишая горожан продовольствия. В Яффу начали прибывать корабли из Италии и южной Франции. Объединившись с пизанцами, они затевали сражения с египетскими кораблями, нападали на торговые суда мусульманских портовых городов, египетское господство на море заканчивалось. В середине марта Готфрид разбил у Арсуфа большой отряд, посланный аль-Афдалом. В конце марта в Иерусалим с покаянием прибыли посланцы из Арсуфа. Они привезли с собой выжившего Жерара д'Авена, вручили Готфриду ключи от города и согласились платить дань. Вскоре примеру Арсуфа последовали жители Аскалона, Цезареи и Акры. Они тоже привезли в Иерусалим дары и согласились стать данниками.

Затем Готфрид и Танкред перенесли устремления на заиорданские земли, принадлежавшие Дукаку Дамасскому. После ряда грабительских нападений Дукак предложил перемирие. Танкред послал в Дамаск шестерых рыцарей, объявивших Дукаку, что он должен либо принять христианство, либо уйти из Дамаска. Разгневанный Дукак в ответ объявил посланцам, что они должны либо принять ислам, либо умереть. Только один согласился отречься от Христа, пятеро предпочли умереть. Готфрид и Танкред ответили двухнедельным опустошением заиорданских земель, приведшим мусульман в ужас. Дукак не осмелился выйти им навстречу.

Честолюбивый и энергичный патриарх быстро одержал верх над благочестивым и слабым, хотя и упрямым солдатом. Готфрид все более и более попадал в зависимость от патриарха. Большую роль в этом, видимо, играл пизанский флот, поддержки которого правитель боялся лишиться. Не довольствуясь одним кварталом в Иерусалиме, огороженным стеной из соображений безопасности христианского населения при Фатимидах и принадлежащим патриарху, он добился на Сретенье, 2 февраля, передачи ему от Готфрида цитадели в Иерусалиме и квартала в Яффе. Далее он потребовал передачи ему всего Иерусалима и всей Яффы. Готфрид снова уступил, но затем настоял на отсрочке, видимо, из-за возмущения своих рыцарей. Во время праздничных торжеств на Пасху 1 апреля он заявил, что города перейдут к патриарху после его, Готфрида, смерти или после завоевания им двух других больших городов. Можно поразиться глупости и недальновидности патриарха, собравшегося удалить из Иерусалима и Яффы светскую власть — главную защиту государства.

В июне 1100 г. в Яффе к пизанскому флоту присоединился венецианский флот. Готфрид с радостью встретил его, видя в венецианцах, старых соперниках пизанцев, поддержку себе против патриарха. Он встретился в Яффе с командующим флотом и сопровождавшим его епископом. Готфрид был уже болен. Говорили, что его отравили накануне на ужине у эмира Цезареи, но на самом деле он, видимо, заболел тифом. Переговоры продолжились в Иерусалиме, куда отвезли больного Готфрида. Готфрид дал свое согласие на тяжелейшие условия, предложенные венецианцами, так, видимо, велико было его желание оказать противодействие патриарху. За свою помощь, которая должна была продлиться до 15 августа, венецианцы получили беспошлинную торговлю во всем государстве, право рыночной торговли, церкви во всех городах и треть всех городов, завоеванных с их помощью. Готфрид составил завещание, в котором, верный своему слову, передавал Иерусалим патриарху; Услышав о болезни Готфрида, в Иерусалим с войсками прибыл Танкред.

Было решено сначала напасть на Хайфу, однако главной целью была выбрана Акра. Танкред надеялся присоединить Хайфу к своему княжеству, Готфрид же обещал ее своему другу Жальмару Карпенелю. Командование войсками было поручено Варнеру Грайскому. Даимберт решил сопровождать армию, чтобы участвовать в разделе добычи: оставшегося в Иерусалиме больного Готфрида он не боялся. Уход из столицы оказался его роковой ошибкой. В Яффе заболел Варнер Грайский и был на конных носилках доставлен в Иерусалим. В этот же день, 18 июля 1100 г., умер Готфрид Бульонский, и хотя правителем он был откровенно слабым, его уважали за мужество, сдержанность и благочестие. Он был похоронен в церкви Гроба Господня. Слава его, освободителя и первого государя Иерусалима, осталась за ним на века.

Глава XIII Королевство Иерусалим

Закончившаяся впоследствии смертью болезнь не помешала Варнеру Грайскому после короткого совета с приближенными Готфрида, а также с епископом Рамлы Робером и прежним главой церкви Арнульфом де Ро, с помощью личной охраны Готфрида овладеть цитаделью (Башней Давида). Епископ Робер с двумя рыцарями был тайно послан к Бодуэну сообщить ему о смерти брата и призвать его вступить в наследство. Письмо, видимо, было подготовлено заранее, так как его подписали также несколько рыцарей, находившихся в армии. Это была инициатива лотарингцев и северофранцузов, давних сподвижников Готфрида, не желавших отдавать власть итальянцам и нормандцам. Армия о смерти Готфрида не была извещена.

Армия ушла из Яффы на север, в то время как флот из-за сильного северного ветра оставался у города. В это время в Яффу прибыл гонец, посланный, видимо, сторонниками патриарха, с известием о смерти Готфрида. Венецианец, командующий флотом, немедленно направил три быстроходные галеры известить об этом армию. В армии любили Готфрида, и сообщение привело ее в замешательство. Даимберт не знал, что ему делать — отправиться в Иерусалим или оставаться при армии. Понадеявшись на то, что у лотарингцев нет руководителя, и на завещание Готфрида, патриарх выбрал второе. Танкред предложил не идти к Акре, а с помощью венецианского флота осадить Хайфу, и сам от имени Даимберта направил посланца в Иерусалим, чтобы подготовить цитадель к обороне.

Хайфа была окружена с суши иерусалимской армией, разбившей лагерь на отроге горы Кармель, с моря — венецианской эскадрой, зашедшей в бухту перед гаванью. Небольшой гарнизон и население, в основном еврейское, вооруженное мусульманами, оказало франкам ожесточенное сопротивление. Танкред, узнавший во время осады, что Хайфа обещана Карпенелю, отказался участвовать в боях. Даимберту с большим трудом удалось уговорить его продолжить осаду, пообещав, что «город достанется лучшему». 25 июля, после отчаянного штурма, крестоносцы захватили большую башню и проникли в город. За исключением немногих, сумевших ускользнуть из города, все мусульмане и евреи были перебиты.

Город достался Танкреду, Жальмар Карпенель с лотарингцами был изгнан и отправился в Сент-Авраам (Хеврон), принадлежавший Жерару д‘Авену. В это время в Хайфу прибыл посланец Танкреда, рассказавший, что лотарингцы заняли цитадель (Варнер Грайский умер 23 июля) и отказались передать ее людям патриарха. Даимберт и Танкред пришли к согласию, что нужно вызвать на помощь Боэмунда. Секретарь патриарха был послан с письмом в Антиохию.

В письме Даимберт призывал Боэмунда на помощь, как «Ваш отец приходил на помощь папе Григорию VII, когда германский император [Генрих IV] притеснял его». Боэмунд должен написать Бодуэну Эдесскому и запретить ему приезжать в Иерусалим без разрешения патриарха, а если тот не согласится, силой задержать его. Однако письмо не дошло до адресата.

Секретарь Даимберта с письмом добрался до Латакии и был задержан византийскими властями. Письмо Даимберта, обнаруженное у него, отдали для перевода людям Раймунда. Письмо так возмутило их, что они выдали секретаря византийцам, а письмо позже было передано Бодуэну.

Ситуация, которую застал в Антиохии Боэмунд, возвратившись из Иерусалима, была сложной. Византия с помощью флота отвоевывала Киликию. С юго-востока княжеству угрожали эмир Хомса и Ридван Алеппский, к счастью, не ладившие друг с другом. В будущем можно было ожидать и нападения войск императора с севера.

Боэмунд изгнал греческого патриарха Иоанна Оксита, которого подозревал в симпатиях к императору, тот отправился в Константинополь и там сложил с себя сан. Боэмунд назначил патриархом Антиохии латинца Бернара из Баланса, до этого бывшего епископом в Артахе. Греческие священники, изгнанные из города, избрали нового патриарха, теперь в Антиохии оказалось два патриархата. К желанию возвратить Антиохию у императора добавилось непреклонное стремление восстановить в должности в Антиохии греческого патриарха. Отношения Боэмунда с императором испортились окончательно.

Отразив нападение с востока Ридвана Алеппского, в начале лета Боэмунд дошел с войсками до стен Алеппо и опустошил его окрестности. Уладив дела на востоке и укрепив границу на юге, он обратился на север и осадил принадлежавший Византии Мараш. Город мог быть ценным приобретением, так как прикрывал проход через горы Антитавра из Анатолии на антиохийскую равнину, которым могла воспользоваться византийская армия. Город уже был готов сдаться, когда в начале августа Боэмунда попросил о помощи армянский правитель Мелитены Гавриил.

Уже три лета подряд на Мелитену нападал эмир Каппадокии Данишмендид Малик Гази Гюмюштекин. Ожидалось его нападение и в этом году. Гавриил предложил отдать город Боэмунду, если тому удастся разгромить эмира. Гавриил мог обратиться и к своему соседу Бодуэну Эдесскому, но после происшествия с его зятем Торосом предпочел не иметь с ним дела. Боэмунд же, напротив, пользовался у армян хорошей репутацией и имел среди них многочисленных друзей.

Боэмунд не мог упустить случай овладеть крепостью на анатолийском плато и, сняв осаду с Мараша, в середине лета 1100 г. помчался к Мелитене. Не желая оставлять Антиохию без защиты, он взял с собой только три сотни рыцарей, из которых часть была армянами, и отряд пехоты, своего двоюродного брата Ричарда де Принчипато (Салернского) и армянских епископов Антиохии и Мараша.

Беззаботно поднимаясь в горы, он подвергся внезапному нападению из засады турок Данишмендида Малик Гази. Его отряд был окружен и после ожесточенного боя полностью уничтожен, армянские епископы были убиты, сам Боэмунд вместе с Ричардом взят в плен. Это было неслыханно — в руки разбойничьей ватаги попал тот, кому крестоносцы были обязаны победами над полчищами турок! На другой день после победы Малик Гази подошел к Мелитене и продемонстрировал жителям срубленные головы франков и армян.

Перед тем как попасть в плен, Боэмунд успел послать гонца к Бодуэну со своим кольцом и прядью желтых волос. Собрав войска, Бодуэн пришел в Мелитену и прогнал Малик Гази, но тот уже переправил пленников чуть ли не к Черному морю, в горную крепость Никсар. Приняв присягу Гавриила на верность, Бодуэн вернулся в Эдессу, оставив в Мелитене 40 рыцарей, которые помогли Гавриилу отбиться от эмира Данишмендида.

Может быть, Бодуэн и присоединил бы Антиохию к своим эдесским владениям, но как раз в это время он получил более заманчивое предложение и поспешил в Иерусалим с двумястами всадниками и восемьюстами пехотинцами, оставив графство Эдессу своему родственнику, Бодуэну II дю Бургу. Антиохия же осталась без правителя. Франкам не удалось закрепиться на анатолийском плато. Сухопутная дорога по Анатолии европейским паломникам была перерезана турками.

Отправив из Антиохии морем в Яффу свою жену и придворных дам, чтобы не подвергать их риску сухопутного путешествия, Бодуэн Булонский двинулся в путь. В Латакии Бодуэн встретился с новым папским легатом Морицем, кардиналом-епископом Порто (Кардинал-епископ — высшее звание в коллегии кардиналов; в XII в. было 7 кардиналов-епископов Римской области (Остии, Порто, Санта-Руфины, Альбано, Сабины, Тускулума (Тиволи) и Палестрины), 28 кардиналов-священников и 18 кардиналов-дьяконов.), прибывшим вместе с сильным генуэзской флотилией (это была уже вторая флотилия, высланная республикой), и, получив его благословение, двинулся далее на юг. Вскоре к нему поступили сведения, что армия Дукака Дамасского собирается напасть на него по дороге. В Триполи, где новый эмир Факр аль-Мульк из шиитского арабского рода Баню Амаров враждовал с Дукаком, Бодуэн получил провольствие и свежие сведения о дамасской армии.

Бодуэн двигался вперед с большой осторожностью и подошел к Собачьей реке, где дорога резко сужалась между горной грядой и морем. На другой стороне реки, севернее Бейрута, франки увидели армию Дукака Дамасского вместе с войсками эмира Хомса Джаны ад-Даулы, отчима и бывшего атабека Ридвана Алеппского, поссорившего со своим хозяином. По численности мусульмане более чем в десять раз превышали силы франков, в то время как у берега находилась арабская эскадра из Бейрута. Попытка Бодуэна с боем переправиться через реку не удалась. Эмир Хомса настоятельно советовал напасть на франков сразу, но Дукак, хотевший использовать в бою эскадру, решил дождаться утра. Всю ночь лучники обстреливали лагерь Бодуэна. Утром Бодуэн отступил, причем лучше всего вооруженные рыцари находились в арьергарде. Началась погоня за франками. Километров через восемь, там, где дорога снова сужалась, Бодуэн прекратил отступление. Как и в сражении 8 февраля 1098 г. у Железного Моста у Антиохии, легкая мусульманская кавалерия и пехота не смогли выдержать удара бронированной рыцарской конницы на ограниченной с обеих сторон дороге. Рыцари опрокинули преследователей на идущие сзади войска и, истребляя, погнали всех к Собачьей реке. Арабская флотилия ничем не смогла помочь войскам, охваченным паникой. Избиение продолжалось до вечера. Остатки разгромленной армии бежали в Бейрут или скрылись в горах.

Далее поход проходил спокойно. Бодуэн прошел мимо Бейрута, Сидона и Тира. Египетский наместник Тира снабдил его продовольствием. В конце октября он добрался до Хайфы, принадлежавшей Танкреду. Сам Танкред находился в Иерусалиме, где вместе с Даимбертом пытался отнять у лотарингцев цитадель. Хайфа открыла ворота Бодуэну, но он не вошел в город, опасаясь ловушки. От Хайфы Бодуэн двинулся к Яффе. Танкред поспешил в Яффу, чтобы не дать войти туда Бодуэну, однако горожане не пустили его в город, и он ушел в Галилею. Жители Яффы торжественно встретили Бодуэна, но он, не задержавшись в городе, отправился в Иерусалим, куда вошел 9 ноября. Рыцари и народ радостно его приветствовали, а Даимберт из дворца патриарха перебрался в монастырь на горе Сион, где проводил время в молитвах. В день святого Мартина, 11 ноября 1100 г., при всеобщем ликовании Бодуэн принял титул короля Иерусалима.

Если Готфрида выбрали правителем его товарищи по походу и положению, то теперь бароны выбрали короля по праву кровного родства, признав наследником умершего правителя его ближайшего родственника. Позднее эти две правовые конструкции слились в общественной памяти в одну, и право выбора баронами королевства короля стали связывать с именем Готфрида.

Бодуэн ничем не ущемил Даимберта, оставив ему все права, и сразу же отправился в поход. Он разорил окрестности Аскалона, опустошил местность по западному и южному берегам Мертвого моря и вернулся в Иерусалим. Хронист утверждает даже, что Бодуэн добрался до «Моисеева источника в Аравии» (гора Катерин на Синайском полуострове).

Даимберт не стал противодействовать Бодуэну и на Рождество 1100 г. возложил корону на его голову, но не в главной государственной церкви Гроба Господня, а в вифлеемской церкви Рождества Христова. Так был обойден вновь возникший спорный пункт: достойно ли короноваться королевской короной в городе, где Спаситель носил терновый венец.

Булонец и думать не желал о подчинении церкви и патриарху и титуловал себя: «Я, Бодуэн, король Иерусалимский по воле Божьей». Видимо, при коронации Бодуэн пообещал быть служителем Гроба Господня (но не патриарха) и править церковью и народом Иерусалима. Патриарх был ограничен в своей роли духовного сеньора государства и счел за лучшее подчиниться.

Лишенный наследства младший сын графа Булонского стал королем, обойдя всех своих соперников. Многие из них, такие как Робер Фландрский, Робер Нормандский, Гюг де Вермандуа, Этьен де Блуа и старший брат Бодуэна Эсташ Булонский, вернулись в свои владения в Европе. На Востоке главный из его соперников Боэмунд — сидел в турецкой тюрьме, а Раймунд Тулузский жил на хлебах византийского императора в Константинополе.

После случившегося в Тарсе в сентябре 1097 г. Бодуэн и Танкред едва терпели друг друта. Дальнейшие события не добавили им взаимной любви. Танкред дважды отказывался явиться к Бодуэну, чтобы дать отчет о незаконном захвате Хайфы. Наконец он согласился встретиться с королем в Яффе. И тут нашлось хорошее решение. Оставшиеся без князя рыцари и жители Антиохии сразу же вспомнили о доблестном Танкреде и поняли, что только он один в отсутствие Боэмунда сможет защитить их. Танкред согласился принять Антиохию. Княжество Галилейское он поручил Гюгу де Сен-Омеру, оно было оставлено за Танкредом на три года и три месяца, после чего король мог распоряжаться им по своему усмотрению.

Взаимная ненависть византийцев и нормандцев мешала общей борьбе с неверными. Антиохия была постоянной целью агрессии со стороны Византии. Вот и теперь, оказавшись в Антиохии, Танкред начал войну не с эмирами Алеппо и Каппадокии, а с греческими гарнизонами, которые Алексей успел поставить в Киликии. Он прошел через Сирийские ворота в горах Аманус, взял Александретту и затем во время стремительного похода летом 1101 г. выгнал византийцев из Киликии; города Мамистра, Адана и Тарс признали его своим господином. Затем он осадил Латакию и после полутора лет осады весной 1103 г. взял ее.

В 1101 г. отправился на Запад не вписавшийся в официальные церковные структуры и никому не нужный в Святой Земле Петр Пустынник. Есть не вполне подтвержденные сведения, что в окрестностях Льежа он основал церковь Святого Гроба, жил при ней с несколькими паломниками в монашеской общине и умер в 1115г.

Глава XIV Арьергардные экспедиции Первого крестового похода

В Европе не забывали паломников, ушедших в Святую Землю, их письма при великом стечении народа читались с амвонов церквей. Папа Урбан II постоянно побуждал к отправке по суше и по морю новые отряды. Не менее ревностным поборником продолжения священной войны был и его преемник Пасхалий II. Вести о взятии Иерусалима и о победе при Аскалоне вызвали в Европе настоящий восторг. А затем начали возвращаться прославленные воины и рассказывать в королевских дворцах, в замках, церквах и в кругу соседей о тяжелых походах, о страшных битвах, блестящих победах и богатой добыче.

Правда, судьба некоторых из них была печальна: их наследством владели уже другие. Герцог Робер Нормандский, старший сын Вильгельма Завоевателя, так и не получил трон отца. После смерти среднего брата — короля Вильгельма II — королем стал младший брат Генрих I, а проигравший войну за трон Робер, проведя 28 лет в английской тюрьме, так и умер там слепым узником.

Как отклик на победы, одержанные в Святой Земле, в Европе поднялась новая волна крестоносного движения. Ее энергично поддержал новый папа. Легаты папы созвали во Франции церковные соборы, сначала в Валансе, а затем в Пуатье. Последний собор открылся 18 ноября 1100 г., в день четырехлетия Клермонского собора, и сыграл очень важную роль в организации новых крестоносных экспедиций. В них приняли участие массы людей, главным образом из областей, мало затронутых крестоносным порывом 1096 г. По своей численности эти арьергардные экспедиции почти не уступали первым крестоносным армиям.

Первое ополчение собралось в Ломбардии. Во главе его стояли архиепископ Ансельм Миланский и граф Альберт Бьяндратский. В этой армии было не много профессиональных воинов, а основная масса состояла из нищенского сброда ломбардских городов, выброшенных на обочину жизни образованием цехов. Хотя, по словам хрониста Альберта Аахенского, в армии было 200 тысяч, на самом деле вооруженного народу в ней было примерно в десять раз меньше и столько же невооруженного — женщин, детей и священнослужителей.

Во главе армии из Бургундии и Шампани стояли герцог Эд Бургундский из Дижона, граф Этьен Бургундский¹ из Безансона, ленник германского императора, и молодой граф Гийом II Неверский. Церковь послала архиепископа Безансона и епископов Парижа, Суассона и Лана. В южной Франции возглавил большую армию герцог Гийом IX Аквитанский, знаменитый трубадур. К крестоносцам примкнули также покрытые всеобщим презрением дезертиры крестового похода графы Этьен де Блуа и Гюг де Вермандуа.

Тем временем в Германии собрал значительные силы герцог Вельф IV Баварский. Среди многих крупных феодалов, присоединившихся к нему, были архиепископ Тимо Зальцбургский, епископ Пассау и вдовая маркграфиня-мать Ида Австрийская, знаменитая красавица, пережившая свою весну. Отдельную небольшую армию возглавил Конрад, рейхсмаршал императора Генриха IV.

Сам император Генрих IV собирался пойти в крестовый поход, чтобы снять с себя церковное отлучение, и в Германии ради этого был даже провозглашен в 1103 г. первый общественный мир, однако походу помешали вновь разгоревшийся спор с папством об инвеституре и восстание против императора его сына.

Маршруты армий проходили по суше и примерно совпадали с маршрутами 1096-1097 гг. Прохождение через Венгрию, Сербию и Болгарию сопровождалось насилиями и грабежами. На территории Византии насилие и грабеж носили характер откровенно выраженной ненависти к грекам. Часто дело доходило до стычек и полномасштабных столкновений. При Адрианополе аквитанцы дали сражение печенежским войскам императора, в результате которого сгорела часть города.

Первыми — в марте 1101 г. — через Краину и Венгрию добрались до Константинополя ломбардцы. Они отказались переправляться на азиатский берег, на чем настаивал император Алексей, и начали уже штурмовать укрепленный монастырь Козьмы и Дамиана у ворот Константинополя. С большим трудом удалось архиепископу Ансельму и другим предводителям утихомирить их. Для ломбардцев император сумел подобрать опытного командующего, графа Раймунда Тулузского, освободителя Гроба Господня. Тот прибыл в Константинополь в июне 1100 г. и жил, пользуясь широким гостеприимством императора. В его лице Алексей нашел единомышленника: оба ненавидели Боэмунда. Между ним и императором был заключен союз, целью которого было изгнание нормандцев из Антиохии, а графу было обещано что-то вроде должности наместника императора на уже завоеванной крестоносцами территории и на той, которую еще предстоит завоевать. Ломбардцы с уважением встретили графа — прославленного воина, и ему удалось уговорить их в конце апреля переправиться через Босфор.

К войскам графов Этьена де Блуа и Этьена Бургундского и герцога Эда Бургундского, вышедшим позднее (весной 1101 г.), по дороге присоединились войска рейхсмаршала Конрада. Общее количество вооруженных паломников в этой объединенной армии составляло около 10000 человек. Они прошли через Италию и переправились через Адриатическое море. Когда они добрались до Константинополя, император снова сумел заставить их принести ему присягу за обещание помочь добраться до Сирии. Они приняли предложение императора взять командующим Раймунда Тулузского. Ломбардцы также признали его командующим, но наотрез отказались идти по предложенному им маршруту через Дорилею и Иконий. Они видели свою цель в освобождении из турецкого плена своего кумира, знаменитого земляка — князя Боэмунда Антиохийского. Архиепископ Миланский и граф Бьяндратский поддержали земляков. И граф, который не мог обойтись без многочисленного воинства итальянцев, вынужден был отклониться от маршрута, намеченного императором, и вести ломбардцев и примкнувшие к ним отряды французов и немцев к Никсару, чтобы освободить своего злейшего врага Боэмунда. Вместе с франками пошел полутысячный отряд императорских печенегов.

Однако если горы трупов простонародного сборища Петра Пустынника призвали первые армии крестоносцев к осторожности и соблюдению дисциплины, то эти арьергардные армии, может быть, под влиянием блестящих побед крестоносцев первой волны, отличались самоуверенностью, легкомыслием и полной неосторожностью, а при неудачах легко впадали в панику. Войска сопровождали толпы невооруженного народа, женщины, слуги и дети. Было бы чудом, если бы такие армии смогли пройти через Анатолию, и чуда не произошло.

В конце мая 1101 г. армия графа Тулузского вышла из Никомедии и в июне захватила штурмом Анкиру, принадлежавшую Кылыч Арслану. Город был отдан императору. Далее армия двинулась по тропе на северо-восток на Гангру, вдоль левого берега Галиса (Кызыл-Ирмак). У Гангры тропа вливалась в главную дорогу на Амасею и Никсар. Крестоносцы перешли реку у Османджика. Кылыч Арслан отступал перед ними, оставляя за собой «выжженную землю».

Наученные горьким опытом 1097 г., когда крестоносцы разбили их поодиночке, турецкие эмиры объединились. На помощь султану Кылыч Арслану Иконийскому и эмиру Каппадокии Данишмендиду Малик Гази привели свои войска месопотамские эмиры и даже эмир Ридван Алеппский.

В начале июля армия крестоносцев добралась до Гангры. Крепость была хорошо укреплена, взять ее не удалось. Когда было съедено все продовольствие, усталая и голодная армия по июльской жаре была вынуждена двинуться дальше. И тут ломбардцам было видение — какие-то святые дали им указание, что нужно идти на север, к Костамуни (Кастро Комнин) и далее к Черному морю. Этот новый маршрут был принят графом Раймундом, который надеялся оправдать перед императором отклонение от маршрута освобождением родового гнезда Комнинов. Армия двигалась, со всех сторон окруженная турками, которые уничтожали хлеб на полях и нападали то спереди, то сзади. Вначале был разбит авангард, состоявший из ломбардцев, причем рыцари ускакали, а пехота была уничтожена. Граф Этьен Бургундский со своими рыцарями с трудом смог восстановить положение. На следующий день турки напали на арьергард, которым командовал Раймунд, и ему пришлось двигаться вперед, непрерывно отбиваясь.

Когда добрались до Костамуни, стало ясно, что единственное спасение армии — идти на север к берегу Черного моря, принадлежавшему императору. Но ломбардцам опять был Голос, настоятельно советовавший им пойти на восток. И опять Раймунд вынужден был подчиниться, так как отряды князей были невелики и не смогли бы пробиться без ломбардцев. В середине июля армия переправилась через реку Галис и двинулась в землю Данишмендидов. У города Мерсиван, на полдороге между рекой и Амасеей, турки заманили в засаду рейхсмаршала Конрада, который потерял сто человек. Стало ясно, что сражение неизбежно, и Раймунд выстроил армию в боевой порядок. Турки начали сражение, применив свою излюбленную тактику — атакуя крестоносцев с разных направлений и осыпая их ливнем стрел. Ломбардцы во главе с графом Бьяндратским не выдержали и бросились бежать, бросив священников и женщин, доставшихся туркам. Глядя на них, отступили печенеги, оставив графа Раймунда с личной охраной из тулузцев на поле боя. Граф в течение нескольких часов отбивался на небольшом холме, пока не был спасен графами де Блуа и Бургундским. Французы и немцы храбро сражались весь день, отступая шаг за шагом в лагерь.

Ночью граф Раймунд, которому все происходившее предельно надоело, бежал со своей личной охраной и византийским отрядом. Узнав об этом, бежали французы, немцы и итальянцы. Турки ворвались в лагерь и, перерезав всех, кого не захотели взять в плен, погнались за бежавшими. Конные ускользнули, а все пешие были настигнуты и изрублены. Десятки тысяч паломников погибли или попали в плен. Потери составили четыре пятых армии. Граф де Сен-Жиль добрался до маленького порта в устье Галиса и оттуда кораблем — до Константинополя. Другие уцелевшие, в том числе графы Этьен Бургундский и Этьен де Блуа, рейхсмаршал Конрад и архиепископ Ансельм, вскоре умерший, с боем переправились через Галис и добрались до Синопа, а затем — до Константинополя. Герцог Эд Бургундский попал в плен и вскоре умер. Рынки рабов на Востоке наполнились тысячами христианских женщин и детей.

С почти нескрываемым презрением встретил Алексей графа де Сен-Жиля, он не мог простить Раймунду и его товарищам провал экспедиции. Императору нужно было, чтобы крестоносцы вновь расчистили ему проход в Сирию, и он ни в коем случае не хотел ссориться с эмиром Данишмендидом, который должен был за выкуп передать ему Боэмунда.

Через неделю после того, как последние французы и немцы перебрались в Азию через Босфор, в Константинополь вступила армия графа Гийома II Неверского. Она двигалась через Италию и пересекла Адриатику. Армия была невелика, несколько тысяч человек. По пути следования она показала себя на редкость дисциплинированной. Граф был торжественно принят императором.

По пятам за графом Неверским к Константинополю подошла третья франкогерманская армия, под командой герцога Гийома IX Аквитанского, насчитывавшая, по словам хрониста, «пятьдесят тысяч» человек (на самом деле вооруженных было раз в десять меньше), к которой примкнул граф де Вермандуа. По дороге к графу присоединилась хорошо вооруженная армия в несколько тысяч человек немецких рыцарей и пехоты старого герцога Баварского Вельфа IV, которого сопровождали армии маркграфини-матери Иды Австрийской и архиепископа Тимо Зальцбургского. Эта армия была крайне недисциплинированна, и ее постоянные грабежи закончились в Адрианополе настоящим сражением с императорскими печенегами. После того как герцоги лично навели порядок и поклялись и далее его сохранять, армия была спешно переправлена через Босфор. Предводители похода также были с почетом приняты императором. Хронист Эккерхард Урахский и епископ Манассия из Швабии на корабле отправились из Константинополя прямо в Святую Землю.

Если Гийом Неверский торопился догнать своего сеньора и друга герцога Эда Бургундского и его армия после пересечения Босфора немедленно двинулась в путь, то герцог Аквитанский отнюдь не спешил встретиться со своим врагом, графом де Сен-Жилем, отнявшим у него графство Тулузское — наследие его жены Филиппы, дочери Гийома IV Тулузского, старшего брата Раймунда. Точно так же старый враг императора Генриха IV герцог Баварский не торопился увидеться со своим неприятелем — императорским маршалом Конрадом. Поэтому франкогерманская армия простояла на Босфоре без движения пять недель.

Армия под командой графа Неверского пошла вначале по пути ломбардцев и добралась до Анкиры. Никто не знал, куда двинулись франки, и граф свернул на юг, к Иконию, и попытался овладеть им. Здесь на него напали турки, несколько дней назад разгромившие ломбардцев. Армия графа Гийома, преследуемая по пятам, добралась до Гераклеи, куда еще раньше прибыли войска султана Кылыч Арслана и эмира Данишмендида. Здесь армия крестоносцев попала в засаду, была окружена и окончательно разбита. Граф с несколькими рыцарями вырвался из окружения и долго блуждал в предгорьях Тавра. В византийской крепости Германикополь в Киликии, куда они наконец прибыли, им дали проводников-печенегов, ограбивших их по дороге. В самом жалком виде добрались они до Мараша, которым владели армяне, а затем до Антиохии.

Франко-германская армия из Никомедии через Дорилею дошла до Икония, гарнизон которого покинул город, предварительно забрав или уничтожив все продовольствие из города и окрестностей. Крестовая армия, изнывая на страшной жаре от жажды и голода, дотащилась до Гераклеи и была окончательно разгромлена во второй половине августа, подвергшись нападению при переправе, там, где незадолго до нее были разбиты войска Гийома Неверского. Гийом Аквитанский, Вельф Баварский и Гюг де Вермандуа с горстью людей прорвали окружение и добрались до Тарса в армянской Киликии, где граф Гюг вскоре умер от ран, а первые два прибыли в Антиохию и были дружески встречены Танкредом.

Архиепископ Зальцбургский и маркграфиня-мать Ида были пленены или убиты. Романтическое, но недостоверное предание утверждает, что маркграфиня, попав в мусульманский гарем, стала матерью Имад ад-Дина Зенги, грозного врага христиан. Такое же недостоверное предание рассказывает, что архиепископ Тимо, попав в плен, починил говорящего механического мусульманского идола, который после починки разразился богохульственными словами по адресу ислама и пророка, и архиепископ был подвергнут жестокой казни.

Турки уничтожили три большие армии и вновь обрели потерянную в 1097-1098 гг. уверенность в себе. Дорога в Сирию через Анатолию была полностью закрыта. Это значительно ограничило христианские людские потоки в Святую Землю и имело самые губительные последствия для тамошних латинских государств. В то же время это помешало императору Алексею подчинить себе Антиохию. Нужно отметить, что, в отличие от месопотамских эмиров и Ридвана Алеппского, христианские владетели Антиохии и Эдессы, может быть, опасаясь в дальнейшем прихода императора, ничем не помогли арьергардным экспедициям крестоносцев. Эмир Данишмендид мог спокойно продолжать завоевания армянских земель в долине Евфрата. Отношения между императором и крестоносцами окончательно испортились. Крестоносцы видели в императоре главного виновника своего поражения. «Надменный император хвастается с презреньем, что для него, когда франки воюют с сельджуками, это все равно, как собаки грызутся между собой», — говорили они. В свою очередь, византийцы были поражены глупостью и неблагодарностью крестоносцев.

Руководители разбитой франко-ломбардской армии, собравшиеся в Константинополе, решили продолжить крестовый поход. В начале 1102 г. на кораблях, предоставленных императором, графы де Блуа, Бургундский и Бьяндратский отправились в Антиохию, где были с почетом встречены Танкредом, а граф де Сен-Жиль отправился в Тарс, где, однако, уже стоял антиохийский гарнизон. Сойдя с корабля, граф Раймунд был арестован по обвинению в том, что предал христианство, бежав с поля боя при Мерсиване, и препровожден в тюрьму в Антиохию.

Глава XV Антиохия и Эдесса

Пока Боэмунд находился в турецком плену, его место занимал его племянник Танкред. И Танкред, и король Бодуэн были рады избавиться от неприятного соседства друг друга. В случае, если бы Боэмунд вернулся из плена, у Танкреда было право в течение трех лет и трех месяцев возвратиться в княжество Галилея, но ни Танкред, ни король Бодуэн не делали никаких попыток освободить Боэмунда из плена.

Князем Танкред себя не провозглашал, оставаясь только регентом. Видимо, подобный поступок не был бы одобрен его латинскими ленниками. Надежный друг у Боэмунда был в лице латинского патриарха Антиохии Бернара из Валанса. Танкред продолжал вести антивизантийскую политику своего дяди, нападая на византийские владения и укрепляя латинскую церковь в княжестве, не пренебрегая, однако, набегами на мусульманских соседей. Главной угрозой для него было нападение Византии. Поэтому поражение арьергардного крестового похода 1101 г. было ему как бы на руку, так как турки закрыли дорогу императору по Анатолийскому полуострову. Как только Танкред узнал о поражении крестоносцев при Мерсиване летом 1101 г., он немедленно послал войска в Киликию и захватил Мамистру, Адану и Тарс, которые уже около полутора лет назад были отвоеваны византийцами. Завоеванию Латакии помешало наличие там крепкого гарнизона, усиленного тулузцами Раймунда и византийским флотом.

Пленение Раймунда давало возможность вернуться к мысли о завоевании Латакии. Однако франкские князья, прибывшие в это время в Антиохию, и патриарх Бернар были возмущены пленением Раймунда, знаменитого воина, освободителя Гроба Господня, и Танкреду пришлось освободить графа, предварительно взяв с него клятву не вмешиваться в северосирийские дела. Раймунд двинулся на юг, чтобы напасть на Тортосу. Проходя мимо Латакии, он, во исполнение договора с Танкредом, велел своим войскам и супруге присоединиться к нему. Знаменитый граф оказался почти что на положении рядового крестоносца.

В начале весны 1102 г. Танкред приступил к осаде Латакии. Город был сильно укреплен и поддерживался с моря византийской эскадрой. Осада продолжалась год. В начале 1103 г. Танкреду, нанявшему генуэзскую эскадру, удалось прервать связь Латакии с Кипром. Затем он сумел хитростью выманить из города большую часть гарнизона, окружить византийцев и уничтожить их или взять в плен, после чего весной 1103 г. Латакия сдалась. Это еще более подогрело ненависть Алексея к правителям Антиохии.

В начале 1102 г. в Константинополь прибыл возвращавшийся из Иерусалима в Европу швабский епископ Манассия. Он привез с собой письмо короля Бодуэна к императору. Узнав от крестоносцев, что крестовый поход 1101 г. потерпел поражение из-за «недостаточной помощи византийцев», Бодуэн обратился к императору с просьбой в дальнейшем оказывать большую помощь крестоносцам. Епископ, принятый императором, держался сочувственно и любезно. Император открыто изложил свое мнение о крестовых походах, отметил недостатки их организации, состава и дисциплины, указал на ту огромную помощь, которую он им оказал, и просил передать содержание их беседы папе. Манассия поддакивал и на прощанье получил богатые подарки. Затем он прибыл в Рим и так доложил папе о встрече с Алексеем, что папа воспылал сильным гневом к императору. Пасхалий был мелким и неумным человеком и, в отличие от Урбана II, не понимал, что победа над исламом возможна только при единении христианства. Пасхалий полностью принял общераспространенную франкскую точку зрения, что император — враг и предатель.

Честолюбие и давняя нелюбовь к Бодуэну толкали Танкреда на вмешательство в дела Иерусалима. Когда в 1101 г. король изгнал из королевства патриарха Даимберта, Танкред приютил его у себя в Антиохии и отдал ему церковь Святого Георгия. Когда в следующем году Бодуэн был разбит при Рамле, условием помощи Танкред поставил возвращение Даимберта на патриарший престол в Иерусалиме. Даимберт возвратился в Иерусалим, но вскоре был осужден собором и вновь изгнан. И опять Танкред принял его в Антиохии.

Подобное поведение Танкреда не могло понравиться королю Бодуэну, и он решил содействовать возвращению в Антиохию Боэмунда, для чего вместе с патриархом Бернаром начал переговоры с эмиром Данишмендидом о его выкупе.

Когда император Алексей узнал, что его враг Боэмунд попал в плен к туркам, он многократно обращался к эмиру Каппадокии Данишмендиду Малик Гази, требуя выдать его ему. Зная, что нормандец — заклятый враг императора, и опасаясь василевса лично, Малик Гази не торопился выполнять императорские требования и просьбы. Наконец Малик Гази согласился передать Боэмунда императору за значительный выкуп — источники называют сумму в 260 тысяч золотых безантов. Таких больших денег не смог сразу собрать даже император.

Узнав о готовившейся передаче Боэмунда императору, половину выкупа за князя потребовал у Малик Гази иконийский султан Кылыч Арслан как ленный глава всех турок на Анатолийском полуострове. Турецкие князья поссорились. И тут блестящим политиком и дипломатом проявил себя нормандский князь.

Красавец-князь был, благодаря личным связям в гареме эмира и подкупленной страже, в курсе его переговоров и объяснил Данишмендиду, что у императора, после того как он заполучит его, Боэмунда, развяжутся руки, и Алексей первым делом с помощью Кылыч Арслана расправится с ним. Со своей стороны, Боэмунд обещал за себя половину выкупа и военный союз против императора и иконийского султана. В заговор против императора был вовлечен также византийский вельможа, родственник василевса Григорий Таронит, который вел с Малик Гази переговоры о выкупе. После того как король Бодуэн, патриарх Бернар, армянский князь Ког Василий и сторонники Боэмунда в Италии собрали три четверти обещанной суммы, Данишмендид Малик Гази весной 1103 г. выпустил его на свободу. Почти сразу после освобождения нормандца разгорелась длительная война между обманутым Кылыч Арсланом и Данишмендидом, видимо, очень удивленным отсутствием военной помощи от своего «друга» Боэмунда, который предпочел, сидя на заборе, смотреть на драку в соседнем дворе.

Графство Эдесса постоянно находилось под угрозой нападения и не имело естественных границ в виде гор и рек. Поэтому оборона графства, с трех сторон окруженного врагами, строилась при помощи опорных пунктов — укрепленных городов и замков. Жизнь, постоянно проходившая в боевой тревоге, требовала, чтобы начальники гарнизонов были людьми, которым Бодуэн Эдесский мог полностью доверять, и, кроме того, их солдаты должны были быть людьми полу-разбойничьего склада, кому требовалось короткое время на сборы и которых к тому же не слишком обременяла семья. Одновременно Бодуэну нужно было жить в мире с местными христианами, так как латинцев ему недоставало. Первым делом Бодуэн дю Бург, став графом Эдесским, женился на Морфии, младшей дочери армянского князя Гавриила, правителя Мелитены. Он покровительствовал армянской апостольской церкви, и армяне составляли значительную часть его армии. Он дружелюбно относился к сирийцам-яковитам, и с его помощью был даже преодолен раскол яковитской церкви.

Единственный порок, в котором упрекали его хронисты, была жадность, поскольку ему постоянно нужны были деньги. Его рыцари весело рассказывали анекдот о том, как Бодуэн обманул своего тестя Гавриила. Он заявил тестю, что должен своим людям 30 тысяч безантов, и поклялся сбрить бороду, если не достанет денег. Армяне, как и греки, считали бороду обязательной принадлежностью настоящего мужчины, и, представив зятя безбородым, Гавриил пришел в ужас, он дал Бодуэну искомую сумму, предварительно взяв с него клятву, что тот никогда не будет закладывать бороду.

Рис. Бодуэн дю Бург.

Вскоре Бодуэн II Эдесский получил надежного помощника. Им был прибывший в Эдессу вместе с крестоносцами 1101г. его двоюродный брат (по матерям-сестрам), Жослен де Куртне, младший сын, лишенный наследства. Он получил в лен от Бодуэна II земли на запад от Евфрата с Турбесселем и другими замками. Необыкновенно сильный физически, храбрый и жестокий, он был к тому же еще умным и верньм человеком. Он навел ужас на турок к северу от графства, Бодуэн II же совершал набеги на земли к востоку и югу от Эдессы.

В начале 1103 г. эмир Данишмендид Малик Гази напал на Мелитену. Бодуэн не смог или не захотел помочь своему тестю. Гавриил был нелюбим своими подданными за то, что перешел в православную веру. Мелитена была взята турками, а сам Гавриил попал в плен. Один из его замков в горах продолжал оказывать туркам сопротивление. Турки привезли Гавриила к замку, чтобы он приказал замку сдаться. Когда гарнизон отказался, турки зарубили его перед замком.

С самого начала правления Бодуэн Эдесский подвергся нападению Артукида Сокмана, эмира Мардина. Сокман напал на Сарудж, город, захваченный у мусульман еще Бодуэном I. В сражении был убит Фульк Шартрский, которому принадлежал город. Мусульмане овладели городом, но в цитадели франки удержались под командой Бенедикта, латинского архиепископа Эдессы, случайно оказавшегося в городе. Бодуэн Эдесский, набрав дополнительные войска в Антиохии, разбил Сокмана и прогнал его из города, захватив много пленных.

В мае 1103 г. в Мелитене Боэмунд был передан франкам. Прибыв в Антиохию, он взял власть в свои руки. И хотя он официально поблагодарил племянника за то, что тот управлял княжеством в его отсутствие, между ними с этих пор пробежала черная кошка. Князь не мог простить племяннику, что тот не принял никакого участия в его выкупе, а Танкред обиделся на Боэмунда за то, что тот отказался отдать ему во владение завоеванные в его отсутствие земли. Танкред мог вернуться в Галилею в качестве князя, но, видимо, не захотел менять дядю на короля Бодуэна в качестве сеньора.

Сразу после возвращения летом 1103 г. Боэмунд вместе с Жосленом де Куртне напал на Алеппо. Он захватил область севернее Алеппо и получил большую дань с ее обитателей. Деньги были возвращены королю Бодуэну и патриарху Бернару, принявшим участие в выкупе Боэмунда. Вместе с требованием к Боэмунду возвратить Византии киликийские города император послал туда летом 1103 г. войска во главе с Мануилом Вутумитом. Однако сил у него оказалось недостаточно, и он смог отстоять от франков только город Мараш, которым правил наместник императора армянин Татул (возможно, одно лицо с Тафнузом, отцом жены короля Бодуэна I Арды). После этого Вутумит был отозван в Константинополь, и весной 1104 г. Боэмунд и Жослен без боя захватили Мараш. Татула отпустили в Константинополь, город передали Жослену, а Боэмунд получил город Альбистан к северу от Мараша.

Теперь Боэмунд и Жослен обратились против мусульман. Их задача облегчалась тем, что в течение всего 1103 г. на мусульманском Востоке кипела гражданская война между старшим и вторым сыновьями Сельджукида Малик Шаха, султаном Баркияроком и Мухаммедом.

В начале 1104 г. между ними был заключен мир. Баркиярок сохранил за собой нижнюю Месопотамию с Багдадом и западный Иран, Мухаммед получил среднюю и северную (Джазира) Месопотамию, северный Ирак и права на область Диярбакыра и Сирию, младший брат Санджар взял себе восточный и северный (Хорасан) Иран. Братья ненавидели друг друга и с нетерпением ждали, когда кто-нибудь из них хоть немного оступится.

Не успела закончиться большая гражданская война, как вспыхнула малая в Джазире. В 1103 г. умер мосульский атабек Кербога, разбитый крестоносцами перед Антиохией, и началась война за Мосул между Артукидом Сокманом, эмиром Мардина и новым мосульским атабеком Джекермишем, назначенным султаном Сельджукидом Баркияроком.

Воспользовавшись раздорами мусульман в Джазире, в марте 1104 г. Боэмунд и Жослен вторглись с разных сторон в земли Алеппо, первый ударил с запада, захватив Базарфут, а второй — с востока, отрезав город от Евфрата. Тем временем войска Бодуэна Эдесского опустошали окрестности Харрана, крепости на севере Джазиры на восточном берегу реки Балык. Захват Харрана открыл бы большие возможности для удара на Мосул или на юг по долине реки Балык, окончательно отрезая Алеппо. В Харране в последнее время сменилось несколько правителей, свергавшихся горожанами или убивавших один другого.

Франкская угроза объединила врагов, Артукид Сокман, эмир Мардина и атабек Джекермиш Мосульский в начале мая 1104 г. собрали войска, чтобы двинуться на Эдессу, эмир привел значительную силу туркменской конницы, а атабек — турок, курдов и арабов. Общая численность мусульман составляла примерно 10000 конницы и 2000 пехоты из гарнизона Харрана. Узнав об этом, Бодуэн, оставив в Эдессе небольшой гарнизон, вместе с архиепископом Эдесским Бенедиктом, с армией из франкской конницы и армянской пехоты, призвав на помощь Боэмунда и Жослена, двинулся на Харран. Первым к городу прибыл Жослен, за ним — Бодуэн с Танкредом, патриархом Бернаром и бывшим патриархом Иерусалимским Даимбертом, и последним — Боэмунд. Собравшись, франки, перешли через реку Балык на восточную сторону и подошли к Харрану. Всего у города собрались 3000 конных и 9000 пехоты. Не считая ослабленных гарнизонов городов, это были все силы, которыми франки располагали в северной Сирии.

Харран можно было легко взять, но Боэмунд и Бодуэн Эдесский начали спор о том, кому будет принадлежать город. Не взяв город, франки приготовились встретить вражеские войска. Мусульмане обошли христианскую армию с юга и переправились через реку на западную сторону, чтобы перерезать линии связи франков. Армия франков на восточном берегу реки Балык севернее города разделилась на две части: ближе к Харрану — эдессцы, далее на север, на расстоянии полутора километров, — антиохийцы, готовые атаковать из засады в нужный момент. Мусульмане через реку атаковали войска Бодуэна и отступили, выманив франков в погоню за собой. Эдессцы, рассчитывая на легкую победу, переправились вслед за мусульманами, оторвавшись от Боэмунда, и попали в засаду, устроенную главными силами. Часть франков была уничтожена на месте, другие бросились назад, преследуемые врагом. Боэмунд, отбив незначительную атаку мусульман, двинулся к месту боя, но увидел вдалеке преследуемых эдессцев, бегущих через реку. Поняв, что дело проиграно, и успев спасти только небольшую часть эдессцев, Боэмунд отдал приказ отступать. Гарнизон Харрана, увидев, что сражение обернулось в пользу мусульман, вышел из городских стен и перебил эдессцев, отступавших к городу. Антиохийская армия ушла почти без потерь, эдесская же была почти полностью перебита или пленена. Арабский источник, сильно преувеличивая, говорит даже о 40-тысячных потерях христиан. Попавший в плен архиепископ Бенедикт был отпущен своим стражем, христианским ренегатом. Бодуэн и Жослен были взяты в плен вместе во время бегства на середине реки и отведены в шатер Сокмана.

Характерная деталь: за сражением при Харране со стороны следил сохранявший нейтралитет пришедший с конницей эмир Алеппо Ридван. (К слову, Харран — это Карры, где в 53 г. до н.э. парфянами были разгромлены римские легионы Красса, а сам он убит.)

Боэмунд и Танкред поспешили в Эдессу, понимая, что враги первым делом нападут на нее. Оставшиеся в городе рыцари попросили Танкреда принять регенство. Так же, как когда-то Бодуэн в Иерусалиме, Боэмунд с удовольствием согласился, вместе в Антиохии дяде и племяннику было тесно. Оставив Танкреду сколько мог солдат, Боэмунд возвратился в Антиохию — отбиваться от Ридвана Алеппского и от византийцев, ободренных поражением франков.

Спасло Эдессу и Антиохию то, что эмир Сокман и атабек Джекермиш перессорились между собой. Турки ворвались в шатер Сокмана и увели с собой Бодуэна, оставив эмиру Жослена, тот еле удержал своих туркмен от ответного удара. Затем Сокман, переодев их в доспехи франков, обманом взял несколько пограничных франкских замков, после чего ушел к себе в Мардин. Джекермиш тоже захватил несколько замков и только после этого в середине июня подошел к Эдессе. Промедление врага спасло Эдессу, так же как раньше Харран. Танкред успел привести в порядок городские укрепления и отбил первый штурм Джекермиша. Он понял, что второго штурма город не выдержит, и отправил гонца звать Боэмунда на помощь. Бросив все, Боэмунд поспешил к Эдессе, но непогода задержала его в пути. В отчаянии на рассвете накануне штурма Танкред напал на лагерь Джекермиша. В это время подоспел Боэмунд, вместе они наголову разбили атабека, который бежал, бросив лагерь.

Среди пленных, попавших в лагере в руки франков, была знатная сельджукская принцесса. Джекермиш сразу же предложил за нее Бодуэна или 15 тысяч безантов на выбор. Узнавший об этом король Бодуэн потребовал освободить графа. Не нужно спрашивать, что выбрали нормандцы. Конечно же, они взяли деньги, а королю сказали, что если немного подождать, то атабек повысит цену. Ни Танкреду, ни Боэмунду не нужно было возвращение Бодуэна в Эдессу.

Танкред теперь мог спокойно оставаться в Эдессе, Боэмунд же в Антиохии летом 1104 г. подвергся нападению с двух сторон, с востока напал Ридван Алеппский, а в восточную Киликию вошла византийская армия под командой военачальника Монастра. Впрочем, Ридван успел только захватить несколько маленьких городов — Артах, Альбару, Маарру и Кафартаб, как смерть в конце июня 1104 г. Дукака Дамасского и начавшиеся распри за его наследие отвлекли внимание эмира Алеппского от франков.

Византийцы овладели городами Тарсом, Аданой и Мамистрой, а византийский флот под командой адмирала Кантакузина, прибывший в киликийские воды, преследуя пиратскую генуэзскую флотилию, захватил гавань Латакии и нижний город. Франкский гарнизон удержал цитадель. Ни король Бодуэн, ни Раймунд де Сен-Жиль не пришли к Боэмунду на помощь, оба они были в добром согласии с императором.

В сентябре Боэмунд собрал в Антиохии всех своих ленников, в том числе и Танкреда, указал им на опасности, угрожавшие Антиохии, и объявил, что единственное спасение княжества — получение подкреплений из Европы. Он сам отправится за ними во Францию. На предложение Танкреда поехать вместо него Боэмунд сказал, что у того для этого недостаточно авторитета. Поздней осенью, взяв с собой все золото и серебро и все драгоценности, а также копию итало-нормандской хроники о крестовом походе «Gesta Francorum» («Деяния франков»), в которую велел вписать абзац о том, что Алексей будто бы пообещал ему Антиохию, Боэмунд отправился из Сен-Симеона в Италию. Анна Комнина издевательски рассказывает веселый анекдот о том, как в пути при появлении греческих кораблей Боэмунд лег в гроб и притворился мертвым. На время отсутствия князя Танкред получил Антиохию, а Эдессу отдал своему родственнику Ричарду де Принчипато.

К началу нового года Боэмунд прибыл в Италию. Там он был встречен с восторгом. Толпы людей собирались повсюду поглядеть на него, «словно хотели увидеть Самого Христа», по словам хрониста. До сентября он пробыл в Апулии в своих владениях, улаживая свои дела и собирая нормандские отряды для подкрепления своих сил на Востоке.

В Риме неумный и недальновидный папа Пасхалий II, к тому же уже предубежденный епископом Манассией, вполне согласился с точкой зрения Боэмунда, что император Алексей является заклятым врагом латинцев на Востоке. Папа дал Боэмунду рекомендательные письма к королям французскому Филиппу I и германскому Генриху V и отправил с ним своего легата Бруно проповедовать священную войну против Византии. Впервые в Европе в полный голос зазвучала антигреческая пропаганда. Боэмунд доказывал, что для продолжения существования франкских государств в Святой Земле необходим разгром Византии. Захватническая нормандская политика, направленная против Византии, стала официальной политикой церкви, политикой крестовых походов. Это стало причиной того, что раскол между церквами стал непреодолимым, а также одним из факторов, приведших к падению Византийской империи.

Боэмунд был торжественно принят французским королем Филиппом I, который дал ему разрешение набирать войска повсюду во Франции. Боэмунд стал личным другом графини-матери Адели де Блуа, вдовы крестоносца графа Этьена. Она ввела его в окружение своего брата, английского короля Генриха I, с ним Боэмунд в Нормандии 25 марта 1106 г. отпраздновал Пасху, и тот обещал содействовать его походу. Графиня Адель просватала его к дочери Филиппа I Констанции, разведенной с графом Гюгом де Труа (Шампанским). Свадьба состоялась в конце весны 1106 г. Тогда же король согласился на брак с Танкредом другой своей дочери, Сесили, от непризнанного церковью брака с Бертрадой де Монфор, женой Фулька IV Анжуйского. В конце года 10-летняя Сесиль отправилась к мужу в Антиохию. Эти браки резко повысили престиж антиохийских нормандцев.

Весной 1107 г. в Южной Италии собралось многочисленное ополчение из Франции, Германии и Ломбардии. Генуя и Пиза прислали флот, было собрано около 230 кораблей. 9 октября Боэмунд высадился на территории нынешней Албании. План кампании Боэмунда повторял замысел его отца Робера Гискара в 1081 г.: захватить Диррахий и через Фессалоники двинуться на Константинополь. Однако Венеция осталась на стороне императора, и он успел заблаговременно подготовиться к отражению удара.

Диррахий оказался слишком хорошо укрепленным и подготовленным к обороне городом, чтобы взять его штурмом, оставлять же его не взятым в тылу было нельзя. Пришлось приступать к осаде, разбирать корабли, чтобы сделать из их дерева осадные башни, тараны, лестницы и метательные машины. Осажденные успешно оборонялись, используя греческий огонь. Император заключил мир с Кылыч Арсланом и набрал у него солдат. Нехватка флота у Боэмунда стала, как и раньше, причиной поражения. Объединенный греческий и венецианский флот блокировал армию Боэмунда с моря, лишив подвоза. Следующей весной армию Боэмунда окружили большие силы императора, в их числе были рум-сельджуки иконийского султана. К лету армия Боэмунда была до предела изнурена голодом, лишениями и болезнями, а император разжигал недовольство и распри внутри армии, распуская слухи и подбрасывая подложные письма.

Осенью 1108 г. Боэмунд вынужден был заключить унизительный для себя мир с императором. Это был величайший триумф императора. Боэмунд прибыл для подписания мира в его лагерь на берегу реки Деволь. Могучий богатырь, прославленнейший герой латинского христианства покорно склонился перед греческим императором.

Он объявлял себя ленником Алексея и его сына Иоанна, должен был помогать Византии против всех ее врагов, не важно, мусульмане это или христиане, и отказаться от Киликии и Латакии. Антиохия рассматривалась как пожизненный дар и после его смерти должна была перейти к императору. Антиохийский патриарх должен был назначаться императором из православных священнослужителей. Эдесса передавалась Боэмунду при условии вассального подчинения графства императору. Если Танкред не подчинится этому, Боэмунд должен воевать с ним заодно с императором. Боэмунд поклялся, что будет соблюдать клятву, на кресте, терновом венце, гвоздях и Христовом копье.

Армия Боэмунда разошлась, часть отправилась в Сирию, часть перешла на службу императору. Боэмунд никогда больше не появлялся в Сирии, очевидно, не желая создавать неудобств Танкреду. В марте 1111 г. он тихо умер в Апулии, там, где родился, маленьким итальянским князем, сведя тем самым на нет заключенный с императором договор, оставив после себя вдову с двумя сыновьями, одному из которых предстояло унаследовать княжество Антиохия. Так умер талантливый полководец, умный, смелый и сильный человек, тот, кому более всех, не считая, может быть, епископа Адемара, Первый крестовый поход был обязан своим успехом. Возможно, как стратег он был излишне самоуверен, но политиком он был чутким и дальновидным. Его войска были хорошо организованы, дисциплинированны и вооружены, он пользовался их полным доверием. Он был честолюбивым, бессовестным и хитрым, но, несмотря на это, в отличие от Танкреда, внушал к себе симпатию и расположение и был окружен сияющим ореолом славы.

Понимая, что лучшая защита — это нападение, весной 1105 г. Танкред, наняв на принудительные ссуды у антиохийских купцов солдат и собрав в кулак оставшихся рыцарей Антиохии и Эдессы, выступил, чтобы отвоевать город Артах. Ридван Алеппский с большой армией вышел ему навстречу. 20 апреля они встретились на равнине, усеянной скалами, недалеко от Артаха. Конница эмира атаковала франков, а затем обратилась в бегство, заманивая их за собой, но отступила слишком далеко, потеряв связь с пехотой, на которую набросились крестоносцы. Эмир попытался спасти пехоту, но неудачно, и турок охватила паника. Ридван с личной охраной и частью конницы бежал в Алеппо, пехота и часть конницы были перебиты или пленены.

Победа позволила Танкреду полностью восстановить положение. Турецкий гарнизон вместе с жителями, в свое время призвавшими турок и восставшими против франков, бежал из Артаха. Франки преследовали беглецов до стен Алеппо, попутно ограбив его окрестности. Ридван предложил мир, согласившись выплачивать дань. До конца года Танкред отвоевал на юге Альбару и Маарру.

Воспользовавшись убийством эмира Апамеи и как бы помогая его сыну восстановить справедливость, Танкред осадил город. Никто из соседей-эмиров не пришел городу на помощь, и в середине сентября 1106 г. гарнизон сдался при условии сохранения жизни солдатам. В Апамее был поставлен франкский правитель, а сын убитого эмира получил лен вблизи города. Немного позднее Танкредом был занят город Кафартаб, его наместником был назначен рыцарь Теофил, ставший грозой соседей-мусульман.

Разобравшись с соседями на востоке и юге, Танкред принялся за главного врага, Византию. Летом 1107 г., ожидая высадки Боэмунда в Албании, Алексей был вынужден отозвать Монастра с войсками и Кантакузина с флотом с сирийской границы, чтобы защитить свои европейские провинции. Оставшимися войсками был поставлен командовать Ошин, армянский князь Ламтрона в горах Тавра. Этим немедленно воспользовался Танкред. Летом 1108 г., когда Боэмунд терпел поражения от императора, он вторгся в Киликию. Ошин оказался вялым и ленивым командующим. Войска Танкреда прошли через горы Аманус к Мамистре. Ошин ничем не помог городу, и тот пал почти сразу. Затем Танкред овладел Аданой и Тарсом, и Ошин вынужден был удалиться в свои горы. Воспользовавшись появлением в сирийских водах пизанской эскадры, Танкред овладел Латакией. Пизанцы получили улицу в Антиохии и торговый квартал в Латакии. В 1109 г. Танкред напал на земли Баню Амаров и захватил Джабалу, Балунияс и Маркаб, который под именем Маргат позднее стал одной из самых больших крепостей крестоносцев.

В то время когда князь Боэмунд покорился императору, а граф Бодуэн Эдесский находился в плену, Танкред достиг наибольшего своего могущества. Когда к нему прибыли послы императора, чтобы напомнить об договорных обязательствах Боэмунда, Танкред заявил им, отбросив ложную скромность, что он теперь Нин — основатель великого Ассирийского царства и перед ним никому не устоять, и прогнал их прочь.

Глава XVI Триполи

Граф де Сен-Жиль, отправившись в крестовый поход и решив остаться на Востоке, был одним из самых знатных и богатых и самым известным из князей-крестоносцев. Для него лично поход превратился в цепь неудач. Он не получил Антиохии, не стал королем Иерусалима, потерпел поражение во главе крестоносцев в Анатолии, и сейчас, выйдя из антиохийской тюрьмы, он был самым незначительным и наименее уважаемым из всех князей. Он был не более других корыстолюбивым и честолюбивым, погубили его тщеславие, прямолинейность и упрямство. Он хотел стать светским главой похода, но папа, не желая выпускать из рук крестоносное движение, никогда не подтверждал этого и другие князья-участники на это не соглашались. Его верность клятве, данной императору, расценивалась другими как хитрость и желание обойти их, хотя, наверное, включала в себя также и чувство чести и более правильное понимание политической обстановки на Востоке. В Анатолии же, став во главе похода, он не смог проявить необходимых волевых качеств и способностей. Антиохийская тюрьма стала его последним унижением. Однако присущее ему упрямство выручило его. Раймунд не изменил своей клятве остаться на Востоке и не возвращаться на родину.

Еще во время похода на Иерусалим графу понравились напомнившие Прованс земли Триполи, которые крестоносцы еще не прибрали к рукам. Туда он и отправился вместе с женой во главе горсти верных тулузцев и нанятых людей. Полоса небольших мусульманских эмиратов отделяла Антиохию и Эдессу от Иерусалима. Самым крупным из них был эмират кади Факра аль-Мулька Триполийского из арабского рода Баню Амаров. Военных сил у него было немного, но он был богат и чрезвычайно изворотлив. Он контролировал прибрежную дорогу от Джабалы до Бейрута, находившегося под защитой Фатимидов. Другая дорога из северной Сирии в Палестину проходила по долине Оронта через Шайзар, Хаму и Хомс и далее через долину Бекаа мимо Баальбека выходила в долину реки Литани. Шайзар принадлежал семье Мункидитов, Хама — Ридвану Алеппскому, Хомс — Джане ад-Даула и Баальбек — Дамаску. Раймунд захотел основать государство Ла Шамель (по франкскому названию его предполагаемой столицы Хомс), которое держало бы под контролем обе дороги. Но начать он решил с завоевания городов на прибрежной дороге, и помогать ему в этом должна была генуэзская флотилия. После Рождества 1101 г. он вышел из Антиохии, его сопровождали направлявшиеся в Иерусалим уцелевшие князья арьергардного крестового похода Этьен де Блуа, Гийом Аквитанский, Этьен Бургундский, Вельф Баварский и рейхсмаршал Конрад.

Когда крестоносцы добрались до Тортосы, которую Факр аль-Мульк под шумок отобрал у крестоносцев в то время, когда они штурмовали Иерусалим, перед городом уже стояла генуэзская флотилия. Город оказал незначительное сопротивление, и в середине февраля франки вступили в него. Князья без спора отдали город графу Раймунду. Когда же он отказался сопровождать их в Иерусалим, они очень на него обиделись и говорили о нем, по словам Фулька из Шартра, в «богохульных выражениях». Князья двинулись на юг, а Раймунд остался в Тортосе.

Узнав о намерении графа Раймунда напасть на Триполи, Факр аль-Мульк отправил посланцев к эмиру Хомса и к Дукаку Дамасскому, с которым тем временем помирился. Войска, которые граф привел к Триполи, насчитывали чуть более 300 человек. Эмир Хомский Джана ад-Даула и Дукак Дамасский прислали по 2000 конных, к ним присоединилась триполийская армия численностью также в 2000 воинов. Противники встретились на равнине перед Триполи. Раймунда не испугало двадцатикратное превосходство мусульман. Он выставил сотню своих воинов против войск из Дамаска, сотню — против войск из Триполи, пятьдесят — против войск из Хомса и пятьдесят оставил при себе в качестве резерва. Первыми в атаку пошли войска из Хомса. Атака не удалась, и мусульмане в панике побежали, паника перекинулась на дамасские войска. Атака триполийцев была более успешной. Увидев, что другие враги бегут, Раймунд бросил все свои силы на них. Триполийцы не смогли устоять и тоже начали отступать. Франкская конница принялась рубить бегущих. Были уничтожены все, кто не успел убежать: «Мусульманские войска были разбиты многобожниками и потеряли множество людей; те, кто смогли спастись, вернулись в Дамаск и Хомс…» (Ибн аль-Каланиси).

Победа восстановила престиж Раймунда у франков, соседи-мусульмане не осмеливались больше нападать на него. Однако, чтобы осаждать Триполи, у него было слишком мало сил. Получив у Факра аль-Мулька большой выкуп, граф вернулся в Тортосу.

Весной 1103 г. граф де Сен-Жиль двинулся на равнину Букайя и осадил большой замок Калат аль-Хосн, принадлежавший теперь эмиру Хомса. Этот замок (Хосн аль-Акрад) в 1099 г. люди графа захватили в течение недели. Джана ад-Даула собрал войска для спасения замка. Когда он вышел из мечети в Хомсе, где молился за победу, его убили три ассасина. В убийстве обвинили Ридвана, который не мог простить эмиру Хомса того, что тот напал на его владения, когда эмир Алеппский в феврале 1098 г. ушел освобождать Антиохию от осады крестоносцев. В городе начались беспорядки. И хотя вдова Джаны, мать Ридвана, послала гонцов к сыну в Алеппо, предлагая ему город, сунниты-советники ад-Даулы призвали Дукака Дамасского. Эмир Дамасский вошел в город с войсками и оставил в нем правителем своего атабека Тогтекина. Раймунд Тулузский, выдвинувшийся было на всякий случай поближе к Хомсу, вынужден был возвратиться в Тортосу.

Как раз в это время в Латакию прибыл большой генуэзский флот из нескольких десятков кораблей. Раймунд немедленно нанял его для нападения на Триполи. Нападение закончилось неудачно, и граф вместе с флотом двинулись на юг и захватили портовый город Джубейль, финикийский Библ, называемый франками Жибле. Ибн аль-Каланиси рассказывает: «Они подошли к нему, осадили и вошли внутрь, даровав горожанам жизнь. Но как только город оказался в их власти, они коварно не сдержали обещания не трогать город, которое дали раньше, и начали притеснять население, захватывать имущество, наносить обиды и чинить расправы». Треть города получили генуэзцы. Родившийся в 1102 г. у графа и его супруги сын, будущий граф Тулузский, был крещен в Иордане и получил имя Альфонс Жордан в честь деда-императора и по месту крещения.

Захватив Тортосу и Жибле, граф отрезал Триполи с севера и юга, теперь нужно было блокировать город с востока. В конце 1103 г. Раймунд разбил свой лагерь в городских предместьях и начал строить большой замок на холме Мон-Пелерен (Гора паломников), в нескольких километрах на восток от Триполи. Готовившийся к войне с нормандцами император Алексей, рассчитывая на поддержку Раймунда, оказывал другу действенную помощь. Рассказывает Анна Комнина: «Когда граф де Сен-Жиль приехал, он поднялся в горы и занял напротив Триполи вершину холма, который составлял часть Ливанской гряды, чтобы использовать его как укрепление и перекрыть реку, что текла по его склонам в Триполи. После этого он сообщил о своих деяниях василевсу и просил его возвести могучую цитадель, пока из Хорасана не пришли значительные силы, с которыми ему предстояло бы сразиться. Василевс поручил строительство цитадели дуке [наместнику] Кипра, велел ему без промедления отправить по морю все необходимые материалы, равно как и строителей, которым было приказано возвести крепость в том месте, где укажет граф де Сен-Жиль».

Весной 1104 г. строительство было почти закончено. Крепость стала называться Мон-Пелерен, арабы же называли его Калат Санджиль — замок Сен-Жиля.

Теперь Триполи был окружен по суше с трех сторон, однако, чтобы сломить его сопротивление, Раймунду недоставало флота. Баню Амары в Триполи накопили значительные богатства, и у них был большой торговый флот; это позволило Факру аль-Мульку покупать продовольствие для города в Египте. В сентябре 1104 г. триполийцы сделали вылазку, застав франков врасплох, и частично разрушили и сожгли крепость Мон-Пелерен: «Из Триполи пришла весть, что Факр аль-Мульк ибн Аммар, властитель этого города, выступил с войсками и горожанами и двинулся на крепость, которую граф Тулузский построил, чтобы следить за ними; их нападение застало защитников крепости врасплох; они принялись убивать их, начали грабить крепость, повсюду сея разрушение и пожар, и, захватив великое множество оружия, денег, драгоценных тканей и серебра, вернулись в Триполи целыми и невредимыми…» (Ибн аль-Каланиси).

Раймунд был ранен при падении горящей кровли. В начале следующего, 1105 г. было заключено перемирие, по которому франки обязались пропускать в город путешественников и торговцев, а также продовольствие. Все это означало крупную, хотя и временную победу триполийцев. Подвоз сырья обеспечивал сохранение производства и поступление денежных средств на покупку продовольствия в Египте и на выплату жалования гарнизону. Раймунду не удалось оправиться после травм и ожогов, и 28 февраля 1105 г. он умер в крепости Мон-Пелерен. Своими подвигами под конец жизни он восстановил свою репутацию великого рыцаря христианства. Он не дожил до падения города, но сохранился документ 1103 г., в котором он называет себя графом Триполи, что ясно указывает на его намерения.

После его смерти его наследниками остались в Тулузе — 40-летний сын от первого брака Бертран, в Сирии — единственный оставшийся в живых 3-летний сын от последнего брака с Эльвирой, внебрачной дочерью императора Кастилии и Леона, Альфонс Жордан. Войска Раймунда в Сирии выбрали своим предводителем — очевидно, с одобрения графа — его родственника Гийома Жордана, графа Серданского. Он только недавно прибыл на Восток, его бабушка с материнской стороны была теткой Раймунда. Он принял титул регента от имени своего маленького троюродного брата.

Гийом Жордан продолжал политику графа Раймунда, он вновь усилил блокаду Триполи и принес присягу прибывшему к нему послу наместника Кипра на верность императору, получив в ответ богатые подарки. Принесение присяги обеспечило ему обильное продовольственное снабжение с Кипра, в то время как защитники Триполи голодали. По суше город теперь не получал продовольствия, а редкие корабли из Египта и даже из Антиохии, прорывавшие морскую блокаду, не могли доставить достаточно припасов для населения большого города. В городе царили голод, нищета и болезни. Факр аль-Мульк старался облегчить положение солдат, покупая для них в городе продовольствие. Началось бегство видных горожан в христианский лагерь. Двое из них выдали тайные тропинки, по которым в город продолжало доставляться продовольствие. Факр аль-Мульк предлагал Гийому Жордану огромные деньги за выдачу предателей, когда граф отказался, он подослал убийц, зарезавших их прямо в христианском лагере.

Факр аль-Мульку требовалась помощь со стороны, однако она была бы обязательно обусловлена требованием присоединения Триполи. Его естественным союзником мог быть атабек Хомсский Тогтекин, ставший после смерти в нюне 1104 г. Дукака Дамасского правителем Дамаска, тем более что тот затеял войну с Гийомом Жорданом, однако Факр аль-Мульк враждовал с ним. Самыми безопасными для города были отдаленные союзники. В 1105 г. на призыв Факр аль-Мулька о помощи откликнулся Артукид Сокман Мардинский. С большой армией он выступил в поход на Триполи, но по дороге внезапно умер в Пальмире (Тадмор), и его военачальники повернули армию домой, чтобы принять участие в борьбе за его наследие. Факр помирился с Тогтекином, но тот не рискнул отправиться в поход для деблокирования Триполи, а предпринимал только беспокоящие действия против Гийома Жордана.

В отчаянии шиит Факр аль-Мульк решился обратиться к главе ортодоксального ислама, халифу Багдадскому и султану Сельджукиду Мухаммеду, который унаследовал земли старшего брата Баркиярока, умершего в январе 1105 г. Он оставил власть в Триполи своему двоюродному брату Абулу Манакибу, приказал выдать солдатам жалование за полгода вперед и, взяв с собой личную охрану из 500 человек и получив разрешение на проход у Гийома Жордана, графа Серданского, в марте 1108 г. отправился в путь. Прибыв в Дамаск, он был торжественно принят атабеком Тогтекином и его эмирами и получил много подарков, но на всякий случай разбил лагерь вне городских стен. Далее в Багдад его сопровождал сын Тогтекина Тадж аль-Мульк Бури. Встреча в Багдаде была сверхторжественной. Хотя он был только кади (судья), его принимали, как суверенного государя. Через Тигр он переправлялся в барке самого султана и возлежал на его подушках. Халиф и султан встретили его, как любимого брата, и восхваляли его, шиита, заслуги перед верой. Он вручил халифу и султану богатые подарки. Султан обещал послать большую армию, чтобы деблокировать Триполи, вот только, когда это произойдет, было неясно. После четырех месяцев пребывания в Багдаде Факр аль-Мульк понял, что на армию не стоит рассчитывать, и отправился назад. Еще в Багдаде он узнал, что Триполи больше ему не принадлежит.

Абул Манакиб и чиновники Триполи поняли быстрее, чем Факр аль-Мульк, что помощи от Багдада ждать нечего и что помочь может только Египет, располагавший флотом. Они обратились к визирю аль-Афдалу с просьбой прислать в город наместника. Наместник Шараф ад-Даула прибыл в город летом 1108 г. на кораблях, груженных хлебом для населения. «Как только он [Шараф ад-Даула] прибыл и обосновался в городе, он захватил всю семью и приближенных Факра аль-Мулька, все сокровища, его мебель и вещи и отправил их морем в Египет» (Ибн аль-Каланиси). Факр аль-Мульк узнал о перевороте, будучи еще в Дамаске, и направился в Джабалу, которая также принадлежала ему. Однако долго править Джабалой ему не пришлось, в мае 1109 г. к городу с войсками подошел Танкред. Он обещал Факр аль-Мульку жизнь и имущество в обмен на город, но выполнил обещание только наполовину. Не обремененный имуществом Факр аль-Мульк доживал свою жизнь нахлебником Тогтекина в Дамаске.

В графстве Тулузском после отъезда Раймунда де Сен-Жиля бароны, находившиеся под властью Бертрана, в 1108 г. восстали против него. При заключении мира было принято семейное соглашение, что Бертран и его сводный брат Альфонс Жордан обменяются владениями. Графиня Эльвира, мать маленького мальчика, с удовольствием согласилась обменять ненадежный и губительный Восток на благодатный юг Франции. Летом 1108 г. Бертран отправился искать счастья в Сирию. Он взял с собой армию из 4000 конных и пехоты, флотилию в 40 галер и маленького сына Понса. В Генуе он заключил договор: за помощь флотом при осаде Триполи республика получит часть доходов и торговые льготы в завоеванном городе. Помощь генуэзского флота хотел получить и граф Серданский, но опоздал. Генуэзский флот численностью в 80 кораблей двинулся на Восток вместе с Бертраном.

Бертран по стопам отца решил зайти в Константинополь, чтобы заручиться поддержкой императора. Шторм загнал флот Бертрана в гавань на берегах Греции. На удивление, франки не стали грабить местное население. Слухи о необычных франках дошли до императора раньше, чем к нему прибыли они сами. Поэтому, когда Бертран появился в Константинополе, император принял его, как родного сына, осыпал богатыми дарами и заключил с ним такой же договор, какой у него был с его отцом, а тот принес Алексею клятву верности.

Из Константинополя Бертран и его союзники отправились в гавань Сен-Симеона. Танкред немедленно прибыл в гавань для встречи с Бертраном. Бертран, видимо, унаследовал от отца упрямство и тщеславие. Для начала он потребовал, чтобы Танкред вернул ему ту часть Антиохии, которая принадлежала его отцу, а также Латакию. Танкред ответил, что он подумает над этим, если Бертран поможет ему изгнать византийцев из Киликии. Вместо этого провансалец предложил нормандцу вместе завоевать Джабалу, где нашел приют Факр аль-Мульк. Однако Танкред настаивал на предварительном завоевании Киликии. Когда Бертран снова отказался, указав на договор, заключенный с императором, Танкред приказал ему покинуть гавань и запретил своим подданным продавать ему продовольствие.

Продолжив плавание, Бертран зашел в гавань Тортосы. В городе правил человек Гийома Жордана, видимо, один из старых вассалов графа де Сен-Жиля. Он немедленно впустил Бертрана в город и предоставил необходимое продовольствие. Из Тортосы Бертран отправил гонца к Гийому Жордану в Мон-Пелерен и потребовал передачи ему всех владений своего отца. Однако граф Серданский, только что одержавший несколько внушительных побед над мусульманами, отрицательно отнесся к предложению троюродного брата.

Когда египтяне захватили Триполи, верный человек Факра аль-Мулька, правивший городом Арка, обратился за помощью в Дамаск к Тогтекину. Тот отправился в путь, чтобы осмотреть новое владение. Проливные дожди застали его при переходе через долину Бекаа, и, захватив небольшой замок франков на границе, он остановился переждать непогоду. Здесь на него внезапно напали войска Гийома Жордана численностью в четыре сотни конных и две сотни пехоты. Войска Тогтекина в панике бежали в Хомс, франки вначале их преследовали, а затем свернули на север, чтобы ограбить область Шайзара. Правители Шайзара братья Мункидиты, Муршид и Султан, узнав о малочисленности франкской армии, решили уничтожить ее. Но франки оказались им не по зубам. Мусульмане не выдержали удара и побежали, преследуемые и уничтожаемые. Окрыленный успехом Гийом Жордан возвратился к Арке и захватил город после трех недель осады.

Так что Гийом Жордан наотрез отказался отдавать земли Бертрану, заявив, что он по праву владеет ими и будет их оборонять изо всех сил. Однако подавляющее превосходство Бертрана, на стороне которого была генуэзская эскадра, заставило его обратиться за помощью к Танкреду, которому он пообещал стать его ленником. Теперь уже ответные меры должен был принимать Бертран. Он отправил гонца в Иерусалим к королю Бодуэну, признав его своим ленным сеньором и обратившись к нему с просьбой о королевском суде. Бодуэн немедленно откликнулся на зов и отправился с армией в 500 конных и 500 человек пехоты на север. Тем временем Бертран двинулся на юг и осадил своими войсками Триполи и Мон-Пелерен. Гийом Жордан, покинув крепость, ушел на север и снова занял Тортосу, где к нему присоединился Танкред с 700 конных.

В июне 1109 г. в Мон-Пелерене перед Триполи состоялось большое княжеское собрание, на которое прибыли также с личной охраной освобожденные в 1108 г. Бодуэн дю Бург Эдесский и Жослен де Куртне. Танкред и Гийом Жордан увидели перед собой единый фронт из Бодуэна I, Бертрана, Бодуэна дю Бурга и Жослена де Куртне и были вынуждены уступить. Танкред отказался от претензий на Эдессу, получив взамен права на свои бывшие галилейские владения, если бы в Антиохию вернулся Боэмунд. Наследие Раймунда было разделено. Гийом Жордан получал Тортосу и свое завоевание, Арку, Бертран — Жибле (Джубейль), Мон-Пелерен и Триполи, который еще нужно было завоевать. Первый принес клятву верности Танкреду, второй — королю Бодуэну, в случае смерти одного из них другой получал его земли.

Объединенная армия франков приступила к осаде Триполи. Египетский наместник Шараф ад-Даула в отчаянии требовал помощи от Египта. Там, в портах дельты Нила, начали собирать огромный флот для перевозки армии и продовольствия. Однако сборы флота сильно затянулись из-за споров и интриг военачальников, к тому же постоянно дул северный ветер.

Вот как описывает аль-Каланиси осаду и падение Триполи: «Сын графа де Сен-Жиля пришел по морю из страны франков в сопровождении 60 кораблей, на борту которых были франки и генуэзцы, и встал у Триполи. Между ним и графом Серданским начались распри; Танкред, сеньор Антиохии, пришел на выручку и принял сторону графа Серданского; наконец прибыл король Бодуэн, сеньор Иерусалима, со своей армией и восстановил мир. Франки всем ополчением осадили Триполи и стали нападать и теснить горожан, придвинув свои башни к крепостным стенам. Когда жители города увидели, что они пошли на приступ, то пали духом и признали свое поражение неотвратимым; их силы слабели, уступая место отчаянию, ибо египетский флот, который должен был доставить провизию и подкрепления, запаздывал. Припасы, [ранее] привезенные им, истощились, а попутного ветра все не было, как пожелал того Всевышний, предрешающий исход всего происходящего. Франки… взяли город в тяжелой битве в понедельник 12 июля. Они разграбили все, что смогли найти, мужчин бросили в темницу, а женщин и детей увезли в рабство; они забрали всю мебель, еду, книги и все, что нашли в сокровищницах знатных людей… Правителю города и части воинов была сохранена жизнь, потому что до падения [города] они попросили пощады; как только город был взят, им даровали свободу, и несколько дней спустя они прибыли в Дамаск. Что же до горожан, судьба их была печальна: победители захватили их имущество и извлекли из тайников их сокровища; этих людей ожидали большие несчастья и мучительные пытки. Франки и генуэзцы договорились, что одна треть города отойдет генуэзцам, а две другие — [Бертрану] графу де Сен-Жилю; королю Бодуэну отдали все, что он пожелал взять». Была сожжена и уничтожена знаменитая библиотека Баню Аммаров, гордость мусульманского мира.

Египетский флот прибыл в Тир через восемь дней после падения Триполи. Флот раздал привезенное продовольствие городам Тиру, Сидону и Бейруту, которые жаловались на свое отчаянное положение, и, как только подул попутный ветер, ушел в Египет.

Как договорились на июньской конференции, Триполи достался Бертрану, получившему титул графа Триполи и подтвердившему свою ленную зависимость от короля Бодуэна. От обязательств по отношению к императору ему пришлось отказаться. Генуэзцы получили квартал в Триполи и две трети города Жибле, ставших владением генуэзского адмирала Гюга Эмбриако.

Спустя короткое время после завоевания Триполи Гийом Жордан Серданский был убит стрелой в стычке между оруженосцами. Обстоятельства убийства остались неизвестными. Подозрения пали на Бертрана, но его причастность не была доказана. Бертран немедленно взял себе земли графа Серданского, перешедшие в ленное подчинение к королю Иерусалима.

Бертран выполнил честолюбивое желание отца и основал графство Триполи. Правда, оно было меньше графства Ла Шамель, о котором тот мечтал, — земли Хомса, Шайзара и Хамы в него не вошли, и находилось в ленной зависимости от короля Иерусалима, но это было богатое и цветущее графство, и оно связывало земли франков Палестины и северной Сирии.

Глава XVII Король Бодуэн I

Объединение князей перед Триполи в 1109 г. стало высшим пунктом в деятельности короля Бодуэна, он предстал для всех верховным властителем франкского Востока. Перед его решением смирился даже формально независимый Танкред Антиохийский. Бодуэн достиг этого положения благодаря энергичному и смелому труду по построению королевства. Но весной 1101 г. это все еще нужно было осуществить.

В начале весны 1101г. Бодуэн узнал, что через Трансиорданию движется богатый арабский род. Он пересек с отрядом Иордан и ночью напал на лагерь арабов. Большинство мужчин были убиты, женщины и дети угнаны в плен, нападавшим досталось много денег и ценных вещей. Среди пленных была жена главы рода — шейха, вскоре она должна была родить. Узнав об этом, Бодуэн приказал освободить ее вместе с ее служанкой, двумя верблюдицами и большим запасом еды и питья. Вскоре она благополучно родила на краю дороги, где и нашел ее муж. Он приехал к Бодуэну, поблагодарил его и и сказал, что всю жизнь будет помнить его благодеяние.

Немного поправились и денежные дела: Дукак прислал 50 тысяч безантов — выкуп за пленных, взятых на Собачьей реке; напуганные города Арсуф, Цезарея, Тир и Акра прислали послов с богатыми подарками.

Бодуэна не оставляли мысли о завоевании Арсуфа и Цезареи: необходимо было овладеть непрерывной береговой полосой от Яффы до Хайфы. 15 апреля 1101 г. к берегам королевства подошел большой генуэзский флот, с которым прибыл новый папский легат Мориц, кардинал-епископ Порто.

Бодуэн с радостью встретил генуэзцев, старых соперников пизанцев, рассчитывая найти в них замену небольшому пизанскому флоту, сопровождавшему его недруга Даимберта. Он пригласил легата и начальников эскадры на Пасху (21 апреля) в Иерусалим и заключил с ними договор, по которому они на летний период поступали к нему на службу. Генуэзцы потребовали треть добычи и торговую улицу в завоеванных городах. Начали с Арсуфа. Когда город блокировали с суши и с моря, горожане капитулировали. Король Бодуэн разрешил им уйти в Аскалон, взяв с собой то, что можно было унести, и даже приказал войскам сопроводить их, чтобы защитить от разнообразных банд.

В начале мая была осаждена Цезарея. Моряки построили на суше осадную башню и метательные машины. Рассказывает Гийом Тирский: «Наши возвели деревянный замок, возвышавшийся над стенами и башнями города. Осаждавшие, поднявшись на верх этого сооружения, могли стрелять из лука или арбалета по любой цели, находившейся внутри стен». После двух недель осады крестоносцы взошли на стены и захватили город. Взятие города сопровождалось дикой жестокостью. «Нападающие спустились в город, затем открыли ворота королевской коннице, которая на всем скаку ворвалась в Цезарею. Паломники обшарили все части города, убивая мусульман, встречавшихся им на пути, не разбирая ни возраста, ни пола. Они вламывались в дома, убивая жителей и их семьи… Они ломали двери и перегородки, проверяли стены, чтобы найти замурованные в них сокровища; действительно, сокровищ было неисчислимое множество. Некоторые жители думали, что им удастся избегнуть гибели: чтобы спасти жалкие крохи богатства, они глотали золотые безанты и драгоценные камни. Когда христиане узнали об этой хитрости, они безжалостно убили всех мусульман, вспарывая им животы и вытаскивая сокровища из кишок» (Гийом Тирский).

Множество жителей собралось в главной городской мечети, устроенной в бывшем храме, возведенном Иродом, царем Иудеи, под верховенством Рима в честь основателя города, императора Октавиана Августа. Они надеялись, что в этом священном здании их пощадят: «Наши пехотинцы сломали двери и ворвались внутрь. Избиение прекратилось только тогда, когда не осталось ни одной [живой] жертвы. Крови было столько, что она доходила до колена. Под ногами, затрудняя проход, валялись трупы. Это зрелище было невыносимо даже для закаленных воинов. Были убиты все жители города. Пощадили только юных невинных девушек и маленьких детей. Король приказал вынести всю добычу на берег. Генуэзцы получили третью часть; король определил свою долю, но и простым солдатам и бедным паломникам тоже досталось много сокровищ. Оба городские бальи [правители] были приведены к королю: первый отвечал за охрану города и ведение военных дел, мусульмане на своем языке называли его "эмиром", второй ведал администативными делами, вершил суд и разрешал тяжбы, его звали "кади". Король потребовал за них большой выкуп, поэтому приказал заковать их в цепи и строго охранять» (Гийом Тирский). Жестокость была намеренной, Бодуэн показывал, что держит слово в отношение тех, кто покорился, но будет беспощаден к тем, кто оказывает сопротивление.

Из Аскалона вышли египетские войска, чтобы снять осаду с Цезареи. Однако они опоздали; когда они дошли до Рамлы, Цезарея пала, и им пришлось возвращаться назад. В Цезарее было учреждено латинское архиепископство. Тем временем в Аскалоне продолжали накапливаться египтяне. Король с войсками стал лагерем в Рамле, чтобы контролировать дороги на Яффу и Иерусалим. 4 сентября египетская армия, которой командовал мамлюк Саад ад-Даула аль-Каваси, подошла к Рамле. 5 сентября Бодуэн провел военный совет. Было решено не ждать нападения египтян, но самим напасть на них на рассвете. Войскам Бодуэна, состоявшим из 300 всадников и 900 человек пехоты, противостояла египетская армия, в которой насчитывалось 11000 конных и 21000 пехоты.

6 сентября 1101 г. перед сражением, перед Святым Крестом, Арнульф обратился к франкам с торжественной проповедью, затем, после покаяния, легат, кардинал-епископ Мориц, дал войскам абсолюцию (отпущение грехов). Король разделил войска на пять отрядов. Первым командовал рыцарь Бервольд, вторым — Жальмар Карпенель, сеньор Хайфы, третим — Гюг де Сент-Омер, новый князь Галилеи, четвертым и пятым — сам король. Два первых отряда полностью погибли вместе со своими командирами. Командир третьего отряда Гюг де Сент-Омер с горстью людей прорубился через вражеские ряды и, преследуемый сарацинами, ускакал в Яффу.

Король перед Святым Крестом покаялся в грехах и обратился к воинам с короткой речью, известной нам по изложению Фулька из Шартра: «Если будете убиты, вас ждет венец мучеников, если победите — вечная слава. В бегстве спасения нет: Франция слишком далеко, а здесь, на Востоке, нет убежища для побежденных», после чего врезался во главе своих рыцарей в центр вражеской армии. Уже уверенные в своей победе сарацины были захвачены врасплох. Египетский центр дрогнул и побежал, паника охватила и правый фланг. Под страхом смертной казни Бодуэн запретил воинам останавливаться для грабежа. Египтян преследовали до стен Аскалона. В брошенном лагере была взята богатая добыча.

Гюг де Сент-Омер тем временем добрался до Яффы, где находились двор и королева, и объявил, что сражение проиграно. Короля посчитали убитым и немедленно послали гонца к Танкреду в Антиохию с просьбой о помощи. Когда на следующее утро увидели приближавшиеся к Яффе войска, их вначале приняли за сарацин, но затем по росту и обличию узнали короля. Срочно отправили в Антиохию второго гонца, чтобы сообщить Танкреду, приготовившемуся к походу на юг, что помощь не нужна.

Весной 1102 г. в Яффу прибыли пришедшие морем из Константинополя хронист Эккерхард Урахский и епископ Манассия, а в окрестности Бейрута — вышедшие из Антиохии князья, уцелевшие после арьергардного крестового похода 1101 г., герцог Гийом Аквитанский, графы Этьен де Блуа, Этьен Бургундский, рейхсмаршал Конрад и другие. Король Бодуэн отправил им навстречу отряд, чтобы обезопасить их путь по вражеской территории. Отпраздновав 6 апреля Пасху в Иерусалиме и Вифлееме, они собрались домой. Гийом Аквитанский благополучно добрался в конце апреля до Сен-Симеона, а корабль, на котором находились Этьен де Блуа, Этьен Бургундский и некоторые другие, штормом был выброшен на берег возле Яффы, и они задержались в Палестине, так как тем временем пришло известие о приближении новой армии из Египта.

В середине мая 1102 г. собравшаяся в Аскалоне египетская армия из 20000 арабов и суданцев, которыми командовал Шараф аль-Маали, сын визиря, двинулась к Рамле. Бодуэн был готов сразиться с ней. Войска численностью в нескольких тысяч воинов были собраны в Яффе, галилейские и самарийские гарнизоны были предупреждены и были готовы послать отряды. Сам Бодуэн с отрядом в несколько сот рыцарей и оруженосцев находился в Иерусалиме. Подвели разведчики, они сообщили, что из Аскалона вышла не вся армия египтян, а только передовой отряд. И Бодуэн решил разгромить его сам, не вызывая подкреплений. Крестоносцы из Европы, графы Этьен де Блуа и Этьен Бургундский, маршал Конрад и другие, находились в Иерусалиме и решили принять участие в сражении. Один только Этьен де Блуа заметил, что разведка должна была бы быть более тщательной. Но все помнили об его трусости в Антиохии, и никто не обратил внимания на его замечание, а сам он на нем не настаивал.

17 мая с пятьюстами конных рыцарей и оруженосцев король весело, даже не соблюдая боевого порядка, поскакал из Иерусалима. И франки лицом к лицу столкнулись с огромной египетской армией. Отступать было поздно, так как легкая сарацинская конница уже помчалась отрезать путь отхода. Оставалось только, кое-как построившись, броситься на врага. Египтяне вначале подались под ударом, но потом, увидев, что франков немного, напали на них со всех сторон. Ряды христиан расстроились. Немногие во главе с Роже де Розуа прорубились через вражеские ряды и достигли Яффы. Многие, и среди них Жерар д'Авен, друг и камергер Готфрида Штаблон и другие старые лотанрингские рубаки, остались на поле боя. Сам король со своим окружением также пробился через вражеские толпы и добрался до Рамлы, где снова был окружен египтянами.

Наступившая ночь спасла христиан от немедленной атаки. Укрепления Рамлы были слабыми. Более или менее крепкой была недавно построенная франками башня, в которой все укрылись. Ночью к башне подошел человек и сказал, что ему нужно поговорить с королем. В нем узнали араба, с женой которого недавно так благородно поступил Бодуэн. Его привели к Бодуэну, которому он сказал, что утром начнется атака, и предложил проводить короля через вражеское окружение. Бодуэн понял, что от того, останется он жив или нет, зависит судьба королевства, и согласился. Вместе с оруженосцем и тремя товарищами, ведомый арабом, он проскользнул через окружение. В эту ночь удалось сбежать также виконту Яффы Литару де Камбре и Готману Брюссельскому. Выбираясь из окружения, Готман был тяжело ранен, но доскакал до Иерусалима, сообщил, что считает короля живым, и призвал к сопротивлению. На следующее утро египтяне обложили башню вязанками хвороста и подожгли. Рыцари не стали дожидаться смерти в огне, под водительством рейхсмаршала Конрада они предприняли последнюю атаку. Все они были убиты или пленены. Рейхсмаршалу за его храбрость была сохранена жизнь, в числе сотни пленных его доставили в Египет. В последнем бою погибли графы Этьен Бургундский, Жофруа Жордан Вандомский и Этьен де Блуа, искупивший героической смертью былую трусость. Гюг VI де Лузиньян Дьявол был ранен и попал в плен, но выжил.

Весть о поражении и возможной смерти Бодуэна Роже де Розуа и его товарищи привезли в Яффу, где находились королевский двор и королева. Двор и королева собрались бежать морем, но 20 мая 1102 г. египетский флот подошел к Яффе с юга, а египетская армия окружила город. В одной из голов, которые везли на копьях сарацины, признали голову короля, на самом деле это была голова похожего на Бодуэна рыцаря Жербо де Виктинка.

Бодуэн не смог добраться до окруженной Яффы, через два дня, 19 мая вечером, он прибыл в Арсуф. В тот же вечер туда же прибыли войска из Галилеи под командой Гюга де Сент-Омера. Утром Гюг с войсками отправился на юг, чтобы пробиться в Яффу, а короля согласился доставить туда на парусной лодке английский пират по имени Годриш. Король гордо поднял на мачте свое знамя. Благодаря сильному северному ветру и хорошей маневренности лодки королю удалось проскользнуть между малоповоротливыми кораблями египтян, осуществлявшими морскую блокаду. С огромной радостью встреченный в городе, Бодуэн там не задержался. Он выбрался из города, чтобы встретить войска Гюга де Сент-Омера, и одновременно послал гонца в Иерусалим с приказом всем боеспособным мужчинам выступить к Яффе. Был сформирован отряд из 200 рыцарей и оруженосцев, отправившийся в Яффу, взяв с собой частицу Святого Креста. Рыцари пробились в город, а оруженосцы, скакавшие за ними, были задержаны и оттеснены в море. Бросив коней, они поплыли в гавань. Вскоре прибыли также войска из Самарии. Бодуэн написал письма Танкреду и Бодуэну Эдесскому с просьбой о помощи. По счастливой случайности, в это время, прорвав египетскую блокаду, в Яффу вошла большая флотилия кораблей, большей частью английских, с паломниками из Англии, Франции и Германии, почти все они были вооружены.

27 мая 1102 г. Бодуэн вывел армию из города. Египтяне атаковали, притворно отступили, но не смогли выманить крестоносцев за собой. Вторичная атака также разбилась о ряды франков, а последовавшая контратака сокрушила сарацин, и они в панике, бросив лагерь, бежали с поля боя в Аскалон. По словам Гийома Тирского, «после этого королевство жило в мире примерно семь месяцев».

Главной причиной спасения королевства была неумелая стратегия египтян и раздоры среди руководства, которые не мог унять сын визиря, не пользовавшийся авторитетом. Руководство египтян упустило возможность захватить слабо защищенный Иерусалим и вообще не проявляло никакой инициативы.

Получив письмо короля Бодуэна в начале осени 1102 г., к нему на помощь собрались пойти Танкред и Бодуэн Эдесский. К ним присоединился находившийся в Антиохии герцог Гийом Аквитанский. Они прошли долиной Оронта мимо Хомса и далее через долину Бекаа и вниз по Иордану и в середине сентября прибыли в Палестину. Учитывая их силу, мусульманские правители не предприняли никаких попыток остановить их. Объединенная армия подошла к Аскалону, но город штурмовать франки не решились.

После того как на Рождество 1100 г. Даимберт короновал Бодуэна, оба они продолжали тихо ненавидеть друг друга. Бодуэн хотел подчинить церковь государству, чтобы овладеть ее богатствами, — именно иерусалимская церковь получала дары и имущество по завещанию от набожных дарителей Запада. Бодуэн подал несколько жалоб по поводу нарушения церковного права при избрании Даимберта патриархом. В конце концов папа Пасхалий вместе с генуэзской эскадрой послал уже упомянутого легата Морица разобраться в этом деле. В середине апреля эскадра вошла в Яффу. Когда к Пасхе (21 апреля) 1101 г. Мориц прибыл в Иерусалим, Бодуэн тут же выдвинул обвинения против Даимберта. Им было предъявлено письмо патриарха Боэмунду, написанное после смерти Готфрида, в котором он предлагал, если нужно, силой воспрепятствовать восхождению на трон Бодуэна. Кроме того, король сообщил легату, что Даимберт пытался убить его. Патриарх с гневом отверг последнее обвинение, но письмо Боэмунду было налицо, Мориц запретил Даимберту участвовать в пасхальных торжествах и сам провел пасхальное богослужение.

В это время произошел еще один скандал, сильно повредивший патриарху. Проводя политику латинизации патриархата, Даимберт выгнал из церквей и монастырей всех местных священников, как православных, так и еретиков. Вследствие этого в предпасхальную Страстную субботу в церкви Гроба Господня не произошло сошествия Благодатного Огня, проведение ритуала которого находилось ранее (как и сама церковь) в ведении православных, — чуда, ежегодно прославлявшего этот храм, — что вызвало в городе значительные волнения. Бодуэн потребовал, чтобы все местные священники были возвращены и даже ключи от церкви Гроба Господня были переданы православным священникам. После этого Благодатный Огонь с опозданием все-таки сошел с неба, чтобы даровать франкам Божью Благодать.

Испугавшийся за будущее Даимберт, принеся подарки, в слезах бросился на колени перед Бодуэном и молил его о прощении, но тот был непреклонен, пока патриарх не намекнул, что может передать королю 300 безантов. Король пришел к легату и объявил, не сказав о деньгах и подарках, что прощает Даимберта. Мягкий, боявшийся раздоров Мориц был очень обрадован. Очень скоро Бодуэну опять понадобились деньги, и он снова потребовал их у патриарха. Даимберт дал 200 безантов и сказал, что больше денег в патриаршьей казне нет. Однако у Бодуэна были свои осведомители из числа сторонников Арнульфа, теперь архидьякона Иерусалима, которые донесли, что казна патриарха очень богата.

Через несколько дней король ворвался на званый обед, который давал патриарх в честь легата, чтобы заручиться его дружбой. У закончившего духовную школу Бодуэна язык был хорошо подвешен, и он доходчиво объяснил церковным князьям, в чем заключаются обязанности церкви. Устыдившийся Мориц убедил патриарха взять на содержание конный отряд, тот пообещал, но не выполнил обещания.

Окончательно погубила патриарха жадность. Осенью 1101 г. Рожер Борса, герцог Апулийский, прислал в подарок патриарху тысячу безантов. Треть из них должна была получить церковь Гроба Господня, треть — госпиталь и треть — король для армии. Даимберт взял все деньги себе. Однако условия пожертвования стали известны королю. Бодуэн немедленно подал жалобу, и легат был вынужден лишить Даимберта достоинства патриарха. Весной 1102 г. тот отправился в Антиохию, где Танкред передал ему самую богатую в городе церковь Святого Георгия. Бодуэн приказал провести обыск в казне патриарха, где были обнаружены 20 тысяч безантов. Легат Мориц взял на себя обязанности патриарха, однако вскоре, весной 1102 г., умер.

И вот теперь, осенью 1102 г., когда Танкред пришел на помощь Бодуэну, он взял с собой Даимберта, поставив условием своей помощи восстановление его на патриаршем престоле в Иерусалиме, и Бодуэну пришлось согласиться. Однако в это время в Палестину прибыл новый папский легат, кардинал Робер Парижский. Было решено, несмотря на сопротивление Танкреда и Даимберта, рассмотреть это дело на заседании синода под председательством Робера, а пока, до проведения расследования, синод временно назначил патриархом Даимберта.

Синод был проведен в церкви Гроба Господня. Председательствовал легат-кардинал Робер, заседателями были прибывшие в Палестину епископы Лана и Пьяченцы. Присутствовали все епископы и аббаты Палестины, а из владений Танкреда только епископ Мамистры. Обвинителями Даимберта выступили архиепископ Цезареи и епископы Вифлеема и Рамлы из партии Арнульфа. Главными обвинениями были пиратские нападения на греков пизанской эскадры под руководством Даимберта в 1099 г., его попытка развязать гражданскую войну между Бодуэном и Боэмундом и то, что он забрал себе деньги герцога Рожера, предназначенные для госпиталя и армии. Палестинские прелаты обрушились на Даимберта. Голос епископа Мамистры в его защиту прозвучал слишком одиноко, чтобы быть услышанным. Легат-кардинал Робер был вынужден объявить Даимберта недостойным патриаршего престола и сместить его. Бодуэн выиграл игру по всем церковно-юридическим правилам. Танкред и Даимберт вернулись в Антиохию, где бывший патриарх опять получил церковь Святого Георгия.

Арнульф де Ро даже не пытался сам стать патриархом. Патриархом был избран Эвремар из Теруана, старый священник из графства Булонь. Он пришел в Иерусалим с Первым крестовым походом и был известен набожностью, кротостью и милосердием. Король и Арнульф верили, что никаких препятствий Эвремар им не создаст.

Даимберт не хотел смириться. Вместе с Боэмундом в 1105 г. он отправился в Рим искать правосудия у папы, зная его лично. Папа, очевидно, под влиянием Боэмунда, принял сторону Даимберта и велел Бодуэну выслать в Рим доверенных лиц, чтобы те в присутствии папы ответили на обвинения смещенного патриарха. Бодуэн оставил повеление папы без внимания. Тогда папа объявил смещение Даимберта недействительным. Даимберт собирался с торжеством вернуться в Иерусалим, но тяжело заболели 15 июня 1107 г. умер в Мессине. Так закончилась жизнь не очень умного, тщеславного и корыстного старика. Как заметил С. Рансимен, «глупость папы была исправлена Богом».

Однако перипетии борьбы за патриарший престол в Иерусалиме еще не закончились. Бодуэн был недоволен никчемностью и внезапной строптивостью нового патриарха. Ему нужен был на этом месте деятельный союзник. Когда Эвремар узнал о восстановлении Даимберта в прежней должности, он отправился в Рим не только бороться за престол, но и с жалобами на короля, а когда в Палестине узнали о смерти Даимберта, уже с жалобой на Эвремара от имени короля к папе поехал Арнульф. Бедный папа совсем запутался. Он отправил в Иерусалим архиепископа Арля Жиблена из Забраны, человека преклонного возраста и опытного в церковных разбирательствах. Жиблен прибыл в Иерусалим весной 1108 г., Эвремар и Арнульф ждали его уже на месте. Жиблен сразу понял, что Эвремар — неподходящая фигура для патриаршьего престола. Он объявил место патриарха незанятым и провел заседание синода, чтобы назначить преемника. К удивлению и радости Жиблена, Бодуэн предложил в патриархи его самого. Эвремар получил архиепископство Цезареи, в это время оставшееся без прелата.

При иерусалимском дворе говорили, что совет выбрать патриархом Жиблена подал королю Арнульф, учитывая преклонный возраст прелата. И действительно, новый патриарх после избрания прожил только четыре года. После него патриарший престол в 1112 г., не встретив ничьих возражений, занял Арнульф де Ро.

Он подходил для патриаршего престола больше всех остальных. Он был энергичным, дельным и преданным королю, хотя корыстным и безнравственным. Благодаря единой позиции, занятой королем и им, была окончательно отброшена порочная идея построения в Палестине государства, подчиненного церкви, где «Защитник Гроба Господня» должен был быть начальником вооруженных сил при патриархе, а само государство подчинялось бы напрямую папе, хотя идея эта имела много сторонников. Арнульф даже снял по этой причине с должности каноника церкви Гроба Господня, поставленного Готфридом. Арнульф изменил отношение к местным христианам. Бодуэн и Арнульф, в отличие от духовной власти Антиохии, установили с ними хорошие отношения, не исключая приверженцев еретических церквей. Православные паломники, приходившие в Палестину, и местные православные не имели никаких причин жаловаться на притеснения местных властей. Историограф Гийом Тирский обличал человеческие пороки Арнульфа, не понимая, как много он сделал для укрепления только что созданного, еще слабого государства.

После поражения 1102 г. визирь аль-Афдал был вынужден сделать передышку, чтобы набрать новую армию. Бодуэн воспользовался этим, чтобы укрепиться на морском берегу. На дорогах между Яффой и Хайфой и Яффой и Иерусалимом орудовали сарацинские и бедуинские разбойничьи банды, на море на христианские корабли нападали арабские морские разбойники из Тира, Акры и Аскалона. Русский паломник игумен Даниил, посетивший Палестину в первые годы XII в., пишет: «Поганые сарацины [арабы] были опасны, так как, скрываясь в горах и пещерах, нападали иногда с целью грабежа на проезжавших по дорогам паломников». Осенью 1102 г. корабли отправлявшихся домой паломников, которые помогли Бодуэну весной разбить египтян, были выброшены штормом на берег у Тира, Сидона и Аскалона. Все пассажиры были убиты или проданы в рабство. Король попытался весной 1103 г. осадить Акру, но осаду пришлось снять, когда на помощь городу пришли египетские корабли из Тира и Сидона, доставившие продовольствие и подкрепления.

Затем король предпринял попытку очистить от разбойников гору Кармель. Полностью это тоже ему не удалось, а в одной из стычек он получил тяжелое ранение, надолго приковавшее его к постели.

Летом 1103 г. визирь аль-Афдал опять послал армию и флот в Палестину, но из-за спора командующего армией с адмиралом-начальником флота эта экспедиция оказалась безрезультатной. Египетский флот подошел к Яффе, в то время как египетская армия отказалась выходить из Аскалона. Когда выздоровевший Бодуэн привел армию к Яффе, египетский флот ушел домой.

В начале мая 1104 г. в Яффу, чтобы завершить паломничество в Иерусалиме, прибыл большой генуэзский флот, помогавший Раймунду Тулузскому летом прошлого года при завоевании Жибле. Бодуэн немедленно заключил с ним договор о помощи при завоевании Акры. Цена помощи была обычной: треть добычи, торговые привилегии, торговая улица с церковью и право суда. Осада началась 6 мая. Гарнизон, которым командовал фатимидский мамлюк Бена Зар ад-Даула аль-Джуюши, ожесточенно сопротивлялся, но после 20-дневной осады, не получив никакой помощи из Египта, был вынужден сдаться. Условия сдачи были такими же, как при сдаче Арсуфа: все горожане, кто хотел, могли покинуть город со своим движимым имуществом, остальные становились подданными короля, им даже была оставлена мечеть. Бодуэн придерживался условий договора, однако генуэзцы ограбили уходящих и многих убили. Бодуэн даже хотел напасть на итальянцев, с трудом патриарх Эвремар примирил его с ними.

Акра имела большую и защищенную при любой погоде гавань, оставлявшую далеко позади Хайфу с ее открытым рейдом. Хотя Акра находилась более чем в 160 км от Иерусалима, ей суждено было стать главным морским портом государства.

Захват Акры и стремление короля овладеть побережьем, через которое проходили торговые связи Дамаска с Западом, заставили его правителя вступить в союз с Египтом против франков. Такому союзу способствовали и перемены в правительстве Дамаска. В 1104 г. умер Дукак Дамасский, и городом стал фактически править его атабек Тогтекин. Сначала он посадил на трон годовалого сына Дукака Тутуша, но вскоре заменил его 12-летним братом Дукака Ирташем. С севера на Дамаск двинулся было Ридван, попытавшись завладеть наследством брата, но вскоре возвратился в Алеппо, поняв, что дамаскинцы не хотят его, а сил для завоевания города у него недостаточно. Ирташ, заподозривший угрозу со стороны Тогтекина, бежал в Хауран (область за Иорданом севернее реки Ярмук), где эмир Босры Айтекин предоставил ему убежище. Когда король Бодуэн пообещал Ирташу помощь, он перебрался в Иерусалим. В начале августа 1105 г. огромная египетская армия из арабской конницы и суданской пехоты под командой Сены аль-Мулька собралась в Аскалоне, и на соединение с ней, обогнув с юга Мертвое море, прибыли войска из Дамаска в количестве 1300 конных турецких лучников под командой военачальника Тогтекина Сабауа. Одновременно флот египтян подошел к Яффе.

Бодуэн ждал врага у Рамлы с главной армией из 500 конных и 2000 пехоты. К нему присоединились гарнизоны из Галилеи, Хайфы, Сент-Авраама. Из Иерусалима прибыл с полутора сотнями воинов и Святым Крестом патриарх Эвримар. При Бодуэне находился и юный претендент на Дамаск Ирташ. В Яффе Бодуэн оставил 300 человек под командой Литара де Камбре.

Египтяне сделали попытку внезапно овладеть Яффой, для чего из главных сил было выделено левое крыло. Главное сражение состоялось в воскресенье 27 августа 1105 г. На рассвете патриарх в полном облачении, со Святым Крестом дважды обскакал франкские линии, дав покаявшимся войскам абсолюцию и свое благословение. Атакующих франков контратаковала турецкая конница из Дамаска, но была с уроном отбита. Затем Бодуэн со знаменем в руках повел конницу в атаку против египтян. Египтяне дрались храбрее, чем прежде, но отделившееся к Яффе крыло не успело вовремя возвратиться к полю боя. К вечеру мусульмане были разбиты. Сабауа и его турки бежали в Дамаск, египтяне — в Аскалон, откуда Сена аль-Мульк возвратился в Египет. Египтяне понесли тяжелые потери, был убит правитель Аскалона, в плен попали бывшие командующие гарнизонами Акры и Арсуфа, позднее выкупленные за большие деньги. Потери франков также были большими. После занятия египетского лагеря Бодуэн не преследовал египтян. Египетский флот возвратился в Египет, потеряв в шторме несколько кораблей. Никакой помощи Ирташу по овладению Дамаском Бодуэн не оказал.

Война 1105 г. была последней серьезной попыткой египтян изгнать франков из Палестины. Однако мелкие вылазки, в основном из Аскалона, продолжались в течение десяти последующих лет. Малые отряды в ответ на нападения Бодуэна на мусульманскую территорию нападали на лагеря паломников, на христианских поселенцев на прибрежной равнине и в Негеве (юг Палестины), на Яффу, Рамлу, в 1110 г. они продвинулись даже до стен Иерусалима. Франки более или менее успешно противостояли этим набегам.

Главной целью Бодуэна теперь были прибрежные города Аскалон, Тир, Сидон и Бейрут. Аскалон и Тир были мощными крепостями с большими гарнизонами. Все эти города-порты поддерживались египетским флотом и Дамаском.

В 1106 г., воспользовавшись прибытием в Палестину больших вооруженных отрядов английских, фламандских и датских паломников, Бодуэн задумал напасть на Сидон. Сидон был разбойничьим гнездом, откуда египетские пираты нападали на корабли паломников и где нашли прибежище христианские ренегаты-дезертиры. Узнавший о готовившемся нападении наместник города на два года откупился от Бодуэна большой суммой денег. В августе 1108 г. Бодуэн вновь собрался напасть на Сидон, опираясь на поддержку эскадры пиратов из разных городов Италии. Наместник Сидона, пообещав 30 тысяч безантов, получил от Тогтекина большой турецкий конный отряд, а с юга к городу подошла египетская эскадра. Когда в начале осады войска короля совершили крестный ход вокруг стен города, неся впереди хоругвь Святого Креста, отрекшиеся от христианства ренегаты со стен обливали ее помоями и возводили хулу на Христа и Деву Марию. Египтяне в морском бою разбили итальянских пиратов, и Бодуэн увел войска от города. Однако жители Сидона отказались впустить турок в город, справедливо опасаясь коварства Тогтекина, и не захотели даже заплатить им обещанные деньги. Турки пригрозили вызвать обратно Бодуэна и согласились уйти, только получив сумму в 9000 безантов, сниженную с учетом их неучастия в военных действиях.

Летом 1109 г. король Бодуэн вместе с другими франкскими князьями помогал Бертрану Тулузскому завоевать Триполи. В начале следующего года Бертран послал войска, чтобы помочь королю овладеть Бейрутом. Гавань Триполи оказалась очень удобной для базирования пизанских и генуэзских кораблей, блокировавших Бейрут с моря. Египетские корабли из Тира и Сидона напрасно пытались прорвать блокаду. Оказалась неудачной и отвлекающая попытка египетского диверсионного отряда из Аскалона врасплох овладеть Иерусалимом. Осада Бейрута продолжалась с февраля по середину мая, когда наместник, больше не надеясь на чью-либо помощь, улизнул на корабле через блокаду итальянских кораблей на Кипр и сдался византийскому наместнику. 13 мая 1110 г. Бейрут был взят штурмом. Итальянцы устроили в Бейруте резню, которую король с трудом смог остановить.

Летом этого же, 1110 г. в Акру вошел флот короля Сигурда, одного из трех королей-братьев, правивших Норвегией. Флот вышел из Бергена в 1107 г., перезимовал в Англии, оттуда отправился в Португалию, где норвежцы помогли графу Португальскому в борьбе против мавров и разграбили мусульманский Лиссабон, а затем, перезимовав в Сицилии у великого графа Рожера I, прибыли в Святую Землю. Это было первое прибытие в Палестину коронованного лица. Бодуэн торжественно принял Сигурда, лично сопровождал его в Иерусалим и подарил Сигурду частицу Святого Креста.

Сигурд согласился помочь при осаде Сидона. Осада началась 19 октября. Сидон ожесточенно сопротивлялся. На море действенную помощь норвежцам оказала подошедшая венецианская эскадра под командой дожа Орделаффо Фальери. Наместник Сидона планировал тайное убийство Бодуэна. Его должен был совершить за большие деньги слуга короля — мусульманский ренегат. Однако мусульманин-осведомитель из города, узнав о заговоре, запиской, привязанной к стреле, предупредил короля.

Вот что рассказывает о взятии Сидона аль-Каланиси: «Объявили, что некий франкский король пришел с моря, приведя более шестидесяти кораблей с воинами, чтобы завершить паломничество и начать войну с Исламом. Так как он направлялся к Иерусалиму, Бодуэн вышел ему навстречу и они решили вместе напасть на мусульманские страны… Они начали осаду прибрежной крепости Сидон 3-го Раби II 504 [1110] года и окружили его с суши и с моря. Египетский флот стоял на якоре возле Тира, но он не смог прийти на помощь Сидону. Франки построили башню и с ее помощью атаковали город; она была обвязана виноградной лозой, покрыта коврами и свежими бычьими шкурами, защищавшими ее от камней и смолы; обеспечив таким образом ее защиту, они принялись с перерывами в несколько дней передвигать ее с помощью колес, на которых она стояла. Когда наступил день сражения и когда башню придвинули к крепостной стене, франки воспользовались ею, чтобы начать атаку; они поместили туда воду и уксус на случай пожара, как и все, необходимое для сражения. Когда жители Сидона увидели их приготовления, их решимость ослабла. Они отправили к франкам своего кади и старейшин города, чтобы те просили Бодуэна сохранить всем жизнь. Он внял их просьбам… Осада длилась сорок семь дней».

4 декабря 1110 г. Сидон сдался на тех же условиях, что и Акра. Жители города, кто хотел, ушли с движимым имуществом в Дамаск, остальные, в основном бедные, остались и стали подданными короля. Венецианцы получили улицу и церковь в Акре. Сидон достался Эсташу Гарнье, наместнику Цезареи, который в это время расчетливо женился на богатой племяннице Арнульфа. Вскоре после взятия Сидона король Сигурд отправился на родину через Константинополь. Весь его поход длился три года. Это настоящий поход викинга под знаком креста.

Теперь франки владели всем Сирийско-Палестинским побережьем, за исключением Аскалона и Тира. Помимо стычек с Фатимидами продолжались большие и мелкие столкновения с Тогтекином Дамасским.

После ухода Танкреда в Антиохию в 1101 г. Бодуэн отдал княжество Галилею фландрскому рыцарю Гюгу де Сент-Омеру. Тот построил на дороге из Тира в Банияс и Дамаск большой замок Торон и не раз совершал разбойничьи набеги за Иордан в Хауран, на которые Тогтекин неизменно отвечал своими. При возвращении из одного из таких набегов в 1105 г. Гюга настигла дамасская армия, он был убит, а его отряд рассеян.

Бодуэн передал Галилею французскому рыцарю Жерве де Базошу. Обоюдные набеги франков и дамаскцев продолжались. В 1108 г. в сражении при Тиверии Тогтекину удалось взять в плен Жерве вместе с большинством его людей. Тогтекин потребовал у Бодуэна передать ему за них Тиверию, Акру и Хайфу. Когда король отказался от такого обмена, Жерве был казнен. Его голова с длинными светлыми волосами была отправлена королю. Несколько лет Галилея управлялась королем из Иерусалима. В 1113 г. Галилея была передана Жослену де Куртне.

Весной 1110 г. наместник Баальбека евнух аль-Тадж Гюмюштекин решил выйти из-под власти Дамаска и перейти под защиту короля. Однако Тогтекину своевременно доложили о заговоре, и он заменил аль-Таджа на посту наместника своим сыном Бури.

Похожая история случилась и в Аскалоне. Сразу после взятия Сидона в 1110 г. Бодуэн двинулся против Аскалона. Франки давно точили на него зубы. Крепость служила опорной базой для всех наступлений Фатимидов. Наместник города Шаме аль-Килафа откупился от франков большой суммой денег, которые он потом пытался взыскать с жителей. Жители пожаловались египетскому визирю аль-Афдалу, и тот послал в город войска, чтобы сместить наместника. Шаме аль-Килафа отказался впустить войска в город и уволил со службы тех, кого считал приверженцами Египта. Вместо них он нанял на службу армян и предложил Бодуэну взять город под защиту. Бодуэн послал в город 300 солдат, которые расположились в цитадели. Однако летом 1111г. жители восстали, убили наместника и перебили армян и франков. Бодуэн пробовал их выручить, но не успел.

Бодуэн пытался овладеть и Тиром. Его намерение стало известно наместнику Тира Иззу аль-Мульку. Осенью 1111 г. тот договорился с Тогтекином нанять у него отряд лучников в 500 человек за 20 тысяч безантов и перевезти в Дамаск в целях безопасности свое ценное имущество. Тяжело груженный караван с деньгами и ценностями вышел из Тира и должен был пересечь территорию, принадлежавшую франкам. Изз аль-Мульк подкупил французского рыцаря Ренфруа, который обязался провести караван через франкскую территорию, но немедленно сообщил об этом Бодуэну. Король напал на караван и захватил все, что он перевозил.

После этого король в конце ноября начал осаду Тира, мощной крепости на острове близ берега. Осада была обречена на неудачу, так как у Бодуэна не было флота. Византийцы, связанные долговременным договором с Фатимидами, потребовали за помощь флотом участие короля в войне с Антиохией за отвоевание захваченных ею Латакии и городов в Киликии. К этому не был готов Бодуэн, и византийцы ограничились поставкой королю продовольствия. Осада продолжалась до апреля следующего года. Изз аль-Мульк обратился за помощью к Тогтекину, тот привел армию и осадил франков в их лагере. Бодуэну пришлось с боем пробиваться в Акру.

Позже, в 1116 г., король построил замок в городе Сканделия южнее Тира, где прибрежная дорога к Тиру начинала подниматься в горы, и таким образом завершил полное окружение города по суше; с севера Тир уже был отрезан Сидоном, а с востока — замком Торон.

Уладив дела франков на севере, Бодуэн смог обратиться к своей южной границе. С юга Палестина была открыта для нападений, и, кроме того, необходимо было отрезать Египет от Дамаска и остального мусульманского мира, овладев территорией между Мертвым морем и Акабским заливом Красного моря.

Свой первый поход в Идумейскую пустыню против дамасской армии Бодуэн совершил в 1107 г. Вблизи развалин Петры, древней столицы Набатейского царства, турки разбили лагерь. Поблизости находился греческий монастырь, монах которого по поручению короля под видом беглеца отправился к дамаскинцам и сообщил им о приходе огромной франкской армии. Турки в страхе бежали, а король наказал разбойников-бедуинов и, угнав их стада, возвратился домой.

В конце 1108 г. Бодуэн и Тогтекин заключили десятилетнее перемирие. Это было связано, во-первых, с тем, что их внимание было отвлечено в другую сторону, во-вторых, необходимо было восстановить разрушенную войнами торговлю, проходившую через их страны и приносившую большой доход. Перемирие не мешало им участвовать в локальных конфликтах друг с другом. Договор был прерван в 1113 г., когда король вторгся на дамасскую территорию.

В 1115 г. король опять пришел в Идумейскую пустыню. В оазисе Шабак среди пустыни, в 160 км от ближайшего франкского поселения, король построил большой замок Крак де Монреаль (Королевская гора), где оставил надежный гарнизон. В следующем году король во главе армии, сопровождаемой большим обозом, через Крак де Монреаль продвинулся дальше на юг и добрался до Акабского залива. Бодуэн овладел городом Айла и построил там цитадель. Затем он высадился на маленьком острове вблизи берега, который франки назвали Иль де Грей, и построил там замок. Теперь в руках Бодуэна находился торговый путь из Египта в Дамаск.

Скандальными, обратившими на себя внимание всего мира были вторая и третья женитьбы короля. Вторым браком Бодуэн женился в Эдессе на армянке Арде. После того как ее отец бежал в страхе от своего зятя вместе с обещанным приданым, никаких чувств к супруге у Бодуэна не осталось, к тому же, по всей видимости, он был человеком нетрадиционной сексуальной ориентации. Перед 1108 г. он прогнал жену и заставил ее уйти в монастырь Святой Анны в Иерусалиме, неубедительно обвинив ее в сексуальных связях с мусульманами. Вскоре она получила разрешение навестить родителей в Константинополе. В монастырь она не возвратилась, а осталась в Константинополе и предалась всем радостям и удовольствиям жизни красивой свободной женщины, к тому же титулярной королевы, а король, со своей стороны, не очень по ней тосковал. Нужда в деньгах заставила его пойти на авантюру, которая на долгое время пагубно отразилась на судьбе королевства. В 1113 г. он женился на вдове великого графа Сицилийского Рожера Аделаиде, которая при достижении ее сыном Рожером II совершеннолетия отказалась от регенства. Короля к браку подтолкнули ее безмерно богатое вдовье наследство и сильные флот и армия Сицилии, на поддержку которых он рассчитывал; ей показался привлекательным титул королевы Святой Земли. Аделаида приняла предложение короля, но выдвинула свои условия. Король был бездетен, его дети от первого брака умерли, а брак с Ардой не принес потомства. Аделаида потребовала, чтобы корона Иерусалима, если ее брак с Бодуэном окажется бездетным (королю было 43 года, а ей — 41), перешла к ее сыну Рожеру, и получила согласие.

В августе 1113 г. на трех триремах (судно с тремя рядами весел) и в сопровождении семи грузовых судов Аделаида прибыла в Акру. Такого роскошного прибытия невесты на Средиземном море не было видано 11 с половиной веков, с тех пор как Клеопатра прибыла с флотом в Тарс к Марку Антонию. На носу первой триремы, на золототканном ковре лежала в великолепных одеждах невеста, на двух других триремах в белых одеяниях стояли солдаты-арабы личной охраны Рожера II, на семи грузовых судах перевозилось ее приданое и личные сокровища. Бодуэн также встретил ее со всей роскошью, которую могло обеспечить его небогатое королевство.

Брак оказался неудачным, приданое быстро ушло в уплату просроченного жалования солдатам и на строительство крепостей, и король вернулся к прежнему образу жизни. Брак был двоеженством, потому что была жива вторая жена Бодуэна. На патриарха Арнульфа, заключившего брак, посыпались доносы в Рим его многочисленных врагов. В 1114 г. в Иерусалим с инспекцией прибыл папский легат Беренгарий, епископ Оранжский. Он быстро обнаружил справедливость обвинений Арнульфа в незаконности заключенного брака короля, а также в симонии (продаже церковных должностей). Среди других обвинений патриарха, дошедших до папы, было совершение им бракосочетания между христианином и мусульманкой. Легат собрал синод и объявил Арнульфа отстраненным от должности. Но победить Арнульфа было непросто. Зимой 1115 г. он поехал в Рим. Там его красноречие, а главное, богатые подарки произвели неизгладимое впечатление на папу и кардиналов. Пасхалий объявил решение своего легата недействительным. Со своей стороны, Арнульф пообещал, что добьется от короля, чтобы тот прогнал свою сицилийскую сожительницу. При этом условии папа вручил ему архиепископскую мантию, чем подтвердил законность его положения патриарха. Летом 1116 г. Арнульф с торжеством вернулся в Иерусалим.

Так как богатства королевы были растрачены, Бодуэн уже сожалел о своем браке с Аделаидой, но ему еще оставался нужным военный союз с Сицилией, к тому же королева не мешала ему жить, как хочется, и поэтому король не соглашался на развод. К тому же королева предпочитала удобства и роскошь своих дворцов на Сицилии и много времени проводила там.

Весной 1117 г. король серьезно заболел. Бароны, при заключении брака короля с трудом смирившиеся с наследованием королевства Рожером Сицилийским ради золота королевы, теперь ни в коем случае не хотели видеть его своим королем. Священнослужители объявили короля грешником, он должен прогнать Аделаиду и призвать прежнюю жену. Когда король выздоровел, открытый собор с участием патриарха и с одобрения папы объявил брак Бодуэна с Аделаидой недействительным. Разгневанная Аделаида безо всех своих богатств и почти без свиты отплыла на родину.

Это было первое крупное поражение короля и тяжелая политическая ошибка. Пройдет добрых 60 лет, пока королевство Сицилия простит нанесенную обиду. Помимо этого, династическое объединение с богатейшим и сильным великим графством, а затем королевством, могло коренным образом изменить судьбу королевства Иерусалим, не говоря уже о том, что сицилийцы в этом случае, возможно, оставили бы в покое Византию.

Однако если вассалы смогли принудить короля к расторжению брака, то они не могли заставить его согласиться ни на возвращение второй жены, ни на заключение нового брака. Король предпочел продолжить свой прежний образ жизни.

В 1118 г. Бодуэн осуществил давно задуманный поход на Египет. Он давно собирался добраться до Фатимидов. В 1113 г., когда он воевал с турками на севере, египтяне достигли стен Иерусалима, ограбив и опустошив окрестности, в 1115 г. им едва не удалось, напав врасплох, захватить Яффу. Предварительно договорившись с вождями бедуинских племен, в начале марта Бодуэн во главе отборной армии из 260 конных воинов и 400 человек пехоты, хорошо снабженной продовольствием, из Сент-Авраама через Синайский полуостров по берегу Средиземного моря двинулся к Нилу. Франкская армия добралась до аль-Ариша и захватила его, а затем 21 марта достигла города аль-Фарама на восточном рукаве Нила вблизи устья и без боя овладела им. Франки с восторгом глядели на прославленную в Библии реку. Здесь Бодуэн почувствовал первые признаки болезни. Он умер от лихорадки на обратном пути в аль-Арише 2 апреля 1118 г., на руках епископа Рамлы. Король был доставлен в Иерусалим и похоронен в Вербное воскресенье, 7 апреля, в церкви Гроба Господня, возле своего брата.

Рис. Бодуэн I умирает в кругу приближенных.

У первого правителя Иерусалима Готфрида почти не было времени на строительство государства. Подлинным основателем государства был Бодуэн. Он завоевал побережье, остановил египетские и турецкие наступления, установил отношения с Дамаском и расширил влияние государства на юг. Он стал верховным правителем всех христианских государств крестоносцев и пользовался уважением своих мусульманских соседей.

В последние годы правления он содействовал переселению христиан, как православных, так и из еретических сект, из мусульманских областей в Иудею. Он взял в жены армянку и содействовал заключению браков между франками и местными христианами. Среди поселенцев и простых солдат это стало обычным явлением. Для того чтобы можно было жениться на мусульманке, она должна была перейти в христианство. Он дружественно относился к мусульманам и евреям, находившимся в его подданстве, им было разрешено иметь несколько мечетей и синагог. Перед судом мусульмане должны были клясться на Коране, евреи — на Торе (Пятикнижии Моисея), нехристиане могли рассчитывать на справедливый суд.

Бодуэн понимал, если франки хотят удержаться на Востоке, они должны стать его частью. Фульк из Шартра находил превосходным то, что восточные и западные народы прорастают друг в друга. Немного позднее он писал: «Мы были жителями Запада, теперь стали жителями Востока; тот, кто был румеем [византийцем] или франком, в этой стране стал галилеянином или палестинцем; тот, кто жил в Реймсе или Шартре, стал тирцем или антиохийцем. Уже мы забыли места своего рождения; большинству из нас они уже — незнакомые или никогда не слышанные названия. Уже владеет один из нас собственным домом и слугами, которые принадлежат ему по наследственному праву, другой женился, но не только на землячке, но даже на сирийке или армянке, а порою и на крещеной сарацинке; у третьего живут с ним его зять или его невестка, или его тесть, или его пасынок; он окружен племянниками своими или даже внучатыми; один возделывает виноградники, другой — поля; они говорят на разных языках, однако им всем уже удается понимать друг друга. Различные наречия стали теперь общими, и вера сближает самые отдаленные расы. Тот, кто был чужаком, теперь — словно местный уроженец… Ежедневно следуют за нами наши родственники и знакомые, ничего не имея, оставив все достояние. Потому что того, кто там был неимущим, Бог здесь сделает богатым; у кого было немного денег, владеет здесь несметным множеством безантов, у кого не было деревни, тому принадлежит здесь милостью Бога целый город. Почему нужно, стало быть, возвращаться на Запад, тому, кто нашел здесь такой Восток?» Как мы видим, здесь священник не говорит ни слова о священной войне.

Умные франкские государственные деятели придерживались традиции Бодуэна, принимая местные обычаи и нравы, заключая с местными дружбу и союзы, в то время как вновь прибывшие были заражены идеями «священной» войны и превосходства католицизма и жаждали добычи.

Глава XVIII Войны на севере

В мусульманском мире царили раздоры. Победа при Харране вывела на переднее место в северной Сирии и Джазире Джекермиша, атабека Мосула, несмотря на последовавшее затем его поражение. Артукид Сокман Мардинский умер в начале 1105 г., спеша на помощь осажденному франками Триполи. Его брат Ильгази и сын Ибрахим вступили в спор за наследие, причем первому помогал Ридван Алеппский, полагая, что служивший у него Ильгази сохранит и в дальнейшем ему верность, но этого не произошло. Сам Ридван с трудом отбивался от антиохийских франков.

Эмир Данишмендид Малик Гази I Гюмюштекин умер в 1106 г. Его каппадокийские земли в Анатолии отошли к его старшему сыну Гази II, а земли в северной Сирии и Мелитена — к младшему сыну Сангуру. Провозгласивший себя султаном Кылыч Арслан заключил мир с Византией, напал на Мелитену и завоевал ее осенью 1106 г.

После того как султан Сельджукид Баркиярок проиграл войну своему брату Мухаммеду, он вынужден был в 1104 г. передать ему Джазиру² и Мосул. Атабек Джекермиш пытался сохранить свою независимость, заявив, что он верен одному Баркияроку, и дал отпор войскам султана Мухаммеда. Однако, когда в январе 1105 г. султан Баркиярок умер и его наследие перешло к Мухаммеду, Джекермиш понял, что дни его сочтены. Он поспешил подчиниться султану, а тот, решив пока что не вступать в открытую войну за Мосул, выказал дружбу по отношению к атабеку и приказал ему в союзе с Ридваном Алеппским, Артукидом Ильгази и своим собственным зятем Альбу ибн Арсланом Ташем Синджарским идти в поход против франков. В своих сегодняшних союзниках Джекермиш увидел тех, кто завтра будет делить его земли. По дороге на Эдессу тайным агентам атабека удалось разжечь ссору между Ридваном и Ильгази, и Ридван на пиру под стенами Нисибина по-предательски велел схватить Ильгази и заковать его в цепи. Войска Артукидов напали на Ридвана, и он вынужден был отступить в Алеппо и выпустить Ильгази. Потеряв, на свое счастье, союзников, Джекермиш напал на Эдессу, однако после небольшой стычки с Ричардом де Принчипато возвратился домой.

Тем временем Кылыч Арслан, захватив Мелитену, двинулся на Эдессу, но, получив отпор, прошел дальше на Харран, который Джекермиш немедленно уступил ему. Султан Мухаммед понял, что Кылыч Арслан намерен расширить свои земли за его счет и что Джекермиш вступил с ним в союз. Зимой 1106 г. он отнял у Джекермиша Мосул и отдал его вместе с властью над Джазирой турецкому наемнику-авантюристу Джауали Сакауа. Армию Джауали у Мосула встретили войска Джекермиша. Джекермиш был разбит и попал в плен. Жители Мосула, где тот был популярен, немедленно призвали в атабеки его сына Зенки и вызвали на помощь Кылыч Арслана. Когда Кылыч Арслан приблизился к Мосулу, Джауали счел лучшим отступить. Джекермиш умер в плену, а Мосул открыл ворота Кылыч Арслану, который обещал уважать права и свободы города.

Оттесненный в долину Евфрата Джауали вступил в союз с Ридваном Алеппским. Они вместе сначала заставили отступить Кылыч Арслана, а затем без особого успеха напали на Антиохию. Летом 1107 г. они с 4-тысячной армией осадили Мосул. Мосульцы опять позвали на помощь Кылыч Арслана. Тот находился в Мелитене и с небольшими силами поспешил на зов. Союзники встретили его у реки Хабур. В сражении, несмотря на проявленную храбрость, Кылыч Арслан был разбит и погиб, как Чапаев в кинофильме, переправляясь через реку во время бегства.

Его гибель отразилась на судьбе всего Востока. Она спасла Византию от угрозы с востока в то время, когда с запада ей угрожал Боэмунд. Кылыч Арслан был тем, кто мог объединить мусульманскую Сирию как против государств крестоносцев, так и против сельджукского султаната в Иране, его смерть дала возможность этому султанату продержаться еще добрых сто лет. Произошло окончательное отделение анатолийских турок-сельджуков от своих братьев на востоке.

Джауали вступил в Мосул, где его вскоре возненавидели за жестокость. Не был доволен им и султан Мухаммед: он был таким же непокорным, как и Джекермиш. После года правления Мосулом султан решил его сместить и послал для этого армию под командой мамлюка Маудуда.

Все это время Бодуэн Эдесский, взятый в плен при Харране, провел в Мосуле, перейдя из рук Джекермиша в руки Джауали. Его двоюродный брат Жослен де Куртне после смерти Сокмана был передан его брату Ильгази, старавшемуся вытеснить своего племянника Ибрахима из Мардина. Ильгази были нужны деньги и союзники, и он согласился освободить Жослена за 20 тысяч динаров и обещание помощи. Подданные Жослена и его друзья-армяне собрали деньги, и в 1107 г. Жослен был освобожден. Благодаря его деньгам и помощи, Ильгази смог завоевать Марлин.

Теперь Жослен обратился к Джауали с предложением освободить Бодуэна. Как раз в это время Джауали срочно нужна была помощь против приближавшейся армии Маудуда. Джауали потребовал за Бодуэна 60 тысяч динаров, освобождения мусульманских пленных, находившихся в Эдессе, и заключения военного союза. Пока шли переговоры, Маудуд изгнал Джауали из Мосула, жители которого открыли ему ворота. Джауали, захватив с собой Бодуэна, перебрался на юг, в Джазиру.

Жослен собрал 30 тысяч динаров, привез их в замок Калат Джабар на Евфрате, где обосновался Джауали, и предложил себя в качестве заложника, с тем чтобы Бодуэн был освобожден и сам добыл бы вторую половину выкупа. Джауали выпустил Бодуэна, взяв Жослена заложником, и через несколько месяцев, ответив благородством на благородство Жослена, отпустил и его, взяв слово, что деньги будут выплачены, и не обманулся.

Танкред правил в Антиохии, а в Эдессе правил от его имени его ленник и свояк Ричард де Принчипато. Его жестокое правление вызывало резкое недовольство населения, особенно армян. Когда Бодуэн прибыл в Эдессу, Танкред согласился дать необходимые 30 тысяч динаров, но отказался возвращать Эдессу, разве только Бодуэн станет его ленником. Бодуэн отказался, так как был уже ленником короля Бодуэна. Он отправился в Турбессель к Жослену, затем они вместе попросили помощи у Джауали, освободив и отправив к нему в виде подарка 160 пленных мусульман. Затем, заручившись военной помощью армянского князя Ког Василия, недавно вернувшегося из греческой православной церкви обратно в армянскую апостольскую, и византийского наместника Киликии армянина Ошина, приславшего 300 солдат-печенегов, Бодуэн прибыл в Турбессель. Не желая полномасштабной войны и склонившись на уговоры патриарха Бернара, Танкред отозвал Ричарда де Принчипато из Эдессы, где с радостью был принят Бодуэн.

Однако перемирие между христианскими князьями было ненадежным. Бодуэн продолжал дружить с Джауали, и этот союз привел в тревогу Ридвана Алеппского, землям которого они угрожали. Ридван напал на караван, который вез из Турбесселя Джауали товары и часть выкупа за Бодуэна. В ответ в сентябре 1108 г. Джауали захватил город Балис на Евфрате в 70 км от Алеппо и казнил там видных сторонников Ридвана. Тот немедленно попросил помощи у Танкреда. В начале октября Бодуэн и Жослен вместе с Джауали сошлись в сражении с Танкредом и Ридваном. Сражение, в котором христиане и мусульмане сражались против христиан и мусульман, было ожесточенным. Сначала одерживали верх войска Бодуэна и Джауали, но затем, после бегства бедуинов Джауали, победили Танкред и Ридван. Джауали отступил, а Бодуэн и Жослен спаслись, с трудом избежав плена. Общие христианские потери составили чуть ли не 2000 человек. Несколькими месяцами позднее Джауали был прощен султаном Мухаммедом и отправлен командующим войсками в Иран.

Возвратившись в Эдессу, Бодуэн обнаружил в городе волнения и заподозрил армян в измене. Многие армяне были им казнены, некоторые — ослеплены, армянский епископ избежал ослепления, выплатив тяжелый штраф. Армяне бежали из города. До этого между Бодуэном и армянами всегда была дружба.

Больше войн с Эдессой Танкред не затевал. Следующей весной он впутался в ссору между Гийомом Жорданом и Бертраном Тулузским. Король Бодуэн провел раздел наследия графа Раймунда и заставил Танкреда примириться с Бодуэном Эдесским и Жосленом. Признав полномочия короля в качестве третейского судьи, Танкред тем самым признал его своим верховным сеньором. В ответ ему был возвращен титул князя Галилейского с обещанием, что он сможет получить лен, если в Антиохию вернется Боэмунд. После смерти Гийома Жордана его земли перешли к Бертрану, леннику короля Бодуэна, а Танкред захватил Джабалу, последнее владение Баню Амаров, и придвинул свою границу вплотную к границе владений Бертрана Триполийского.

Главной угрозой для султана Мухаммеда в Исфахане были теперь, после смерти Кылыч Арслана, франкские государства в северной Сирии, их близость к местопребыванию халифа — Багдаду. В апреле 1110 г. атабек Маудуд Мосульский по приказу султана вместе с Артукидом Ильгази и эмиром Майяфаракина Сокманом аль-Кутби двинулся на Эдессу и осадил ее. Бодуэн отправил Жослена к королю просить его о срочной помощи. Король осаждал Бейрут, тем не менее он немедленно выступил к Эдессе. В Антиохию он не зашел как из осторожности, так и чтобы не терять времени. По дороге к нему присоединились войска Ког Василия и других армянских князей. Маудуд уже два месяца осаждал Эдессу. При виде армии Бодуэна он отступил. Встретившись с Бодуэном Эдесским и выслушав его жалобы на Танкреда, король послал гонцов в Антиохию с требованием к тому немедленно прийти с войсками. Танкред колебался, но его Коронный совет настоял на том, чтобы он подчинился. При общей встрече король заявил, что как избранный король он является руководителем восточного христианства, и потребовал, чтобы Танкред примирился с Бодуэном и прекратил связи с турками, иначе его не будут признавать христианским князем и будут рассматривать как врага. Собравшиеся рыцари поддержали короля, и Танкред вынужден был подчиниться.

Армия короля начала преследовать Маудуда, который отступал к Харрану, чтобы выманить христиан за собой. Король был осторожен и остановился, осадив замок Шина к северу от Харрана. В это время были получены известия о нападении Ридвана Алеппского на антиохийские земли и о продвижении египтян к Иерусалиму. Поход был прекращен, Бодуэн возвратился в Палестину, а Танкред — в Антиохию.

Поскольку на левобережье Евфрата не было естественной границы, перед уходом король посоветовал Бодуэну оставить гарнизоны в Эдессе, Сарудже и еще в нескольких замках и эвакуировать на правый берег реки левобережное, в основном армянское, крестьянство. Бодуэн принял совет, и крестьянство, послушавшись его, собрав имущество, медленно двинулось на запад. Эвакуация была организована плохо. О том, что произошло дальше, рассказывает Ибн аль-Каланиси: «Как только мусульмане узнали об этом, они бросились им вдогонку, и несколько передовых отрядов конницы настигли их в тот момент, когда часть людей уже переправилась на другой берег реки. Мусульмане разграбили их личные вещи и имущество, убили, взяли в плен или утопили большое количество людей, которые не успели переправиться; они взяли огромную добычу: вещи, пленников и вьючных животных, но не переходили реку, чтобы добраться до франков, ибо были заняты осадой Эдессы… В течение нескольких дней войска ислама оставались на берегу Евфрата, лицом к лицу с франками, а затем ушли осаждать Эдессу». Уничтожение армянского крестьянства, издавна заселявшего эти земли, народа работящего и процветающего, нанесло провинции удар, от которого она полностью уже никогда не смогла оправиться.

Через несколько недель Маудуд вынужден был увести войска к себе, в северную Месопотамию, так как разоренная земля не могла их прокормить.

Бодуэн Эдесский в ответ безжалостно разорил земли мусульманских соседей в широкой полосе к востоку от Эдессы. Танкред же напал на владения Ридвана Алеппского, взял штурмом пограничный замок Накира и осадил город Атареб в 30 км от Алеппо. Город сдался в декабре 1110 г. Ридван Алеппский откупился от Танкреда 20 тысячами динаров и десятью арабскими конями, а князь двинулся дальше на Шайзар и Хомс, их эмиры, заплатив один 4 тысячи динаров и лучшего коня, другой — 2 тысячи динаров, также на время откупились от Танкреда. Танкред «вновь вернулся в Атареб во время сбора урожая. Сила Алеппо была значительно ослаблена взятием этого города… Положение жителей Алеппо было столь критическим, что многие укрылись в Багдаде…» (Кемаль ад-Дин). В это время франки из Триполи разоряли земли Хомса вплоть до его стен, а король вывез урожай из принадлежавшей Дамаску долины Бекаа.

Танкред Антиохийский находился в гораздо лучшем положении, чем Бодуэн Эдесский. Его главный враг император Алексей, хотя и занял несколько пограничных крепостей, был связан по рукам участившимися набегами турок в связи с анархией, возникшей на землях рум-сельджуков после смерти Кылыч Арслана. Старший сын султана Малик Шах попал в плен на реке Хабур и находился у султана Мухаммеда. Вдова Кылыч Арслана завладела Мелитеной и восточными областями и передала их второму сыну, Тогрулу; третий сын, Масуд, жил у эмира Данишмендида, а четвертый сын, Араб, находился в Иконии. Султан Мухаммед, опасавшийся, что Тогрул или Масуд завладеют наследием отца, заручившись обещанием Малик Шаха быть ему верным вассалом, в 1110 г. освободил его. Тот обосновался в Иконии и, забыв об обещании, провозгласил себя султаном.

Между тремя братьями начались раздоры, доходившие до военных столкновений. Стесненное положение императора пошло на пользу также и Ког Василию, ставшему самым сильным из армянских князей.

Другим фактором, благоприятным для Танкреда и губительным для контрнаступления мусульман на франков, было появление в северной Сирии измаилитской секты ассасинов.

Около 1090 г. перс Хасан ас-Саба организовал религиозную общину исмаилитов (Исмаил — потомок Али в седьмом колене), покровителями которой были фатимидские халифы, также шииты. После отстранения от власти в 1094 г. старшего сына халифа аль-Мустансира — Низара община Хасана, назвав себя низаритами, отвергла это беззаконие, ушла в горы Хорасана (северный Иран) и обосновалась в крепости Аламут (Орлиное гнездо). Община была преобразована в религиозный орден и получила известность под именем ассасинов. Им вменялось в обязанность (с использованием наркотиков) беспрекословное повиновение. Хасан направил их на борьбу против аббасидских халифов и их сельджукских хозяев. Излюбленным политическим оружием ассасинов был кинжал, а тактикой — внедрение в окружение будущей жертвы. Убийство из-за угла, уже применявшееся ранее еретическими сектами, в руках Хасана стало чрезвычайно эффективным, так как слепо преданные ему ученики по его приказу были готовы ехать в отдаленнейшие области и рисковать собственной жизнью. В европейские языки навсегда вошло слово «ассасин» (от арабского «гашиш») со значением «убийца».

В 1092 г. ассасины, еще не уйдя из Египта, совершили свое первое политическое убийство из-за угла, убив великого визиря султана Больших сельджуков Малик Шаха — Низама аль-Мулька. Сельджукиды-сунниты, управлявшие Ираном, постоянно преследовали сторонников новой секты и старались ее уничтожить. Однако все их попытки взять Аламут были безуспешными. В начале XII в. отделения секты были основаны также в горах Ирака и Сирии.

Ридван Алеппский, постоянно находившийся в плохих отношениях со своими сельджукскими двоюродными братьями и в союзнических с Фатимидами и будучи под сильным влиянием шиизма, предоставил им покровительство. Предводитель ассасинов в Сирии ювелир перс Абу Тахир был его приятелем. Готовность Ридвана примириться с Танкредом могла исходить из его ненависти к соседям-мусульманам и тяготения к шиизму, по понятиям которого суннит ничуть не лучше христианина. Пользуясь покровительством Ридвана, ассасины построили в Сирии, в Ансарийских горах между Тортосой и Апамеей, а затем и в Ливанских горах, много замков и образовали там закрытое сообщество — разновидность государства. Их первой акцией в Сирии было убийство в 1103 г. эмира Хомса Джаны ад-Даула, в 1106 г. они убили эмира Апомеи Калафа ибн Мулаиба.

В начале 1111 г. в Багдад прибыла делегация жителей Алеппо, потерявших терпение и обозленных неспособностью Ридвана отстоять городские земли от франков и его еретичностью. Они пришли к халифу аль-Мустазхиру с требованием священной войны с неверными.

Получив от него пустые обещания, они обратились к жителям Багдада. Рассказывает Ибн аль-Атир: «Несколько жителей отправились в Багдад, чтобы просить помощи в борьбе против франков. С их появлением к ним присоединилось большое число законников и других людей. В следующую пятницу все пришли в мечеть султана Малик Шаха [главная мечеть в Багдаде] и призвали народ прийти на помощь мусульманскому миру. Они помешали совершить общую молитву и сломали минбар [кафедру] проповедника. Тогда султан пообещал выставить армию, чтобы начать священную войну. В то же время из дворца халифа был принесен новый минбар. Но в следующую пятницу жители Алеппо явились в дворцовую мечеть, в самом дворце халифа. К ним примкнуло множество жителей города. Напрасно охрана ворот пыталась их остановить. Они силой расчистили себе дорогу, ворвались внутрь мечети, разбили решетку, закрывшую вход в максуру (служебное отделение), и снова сломали минбар. В тот день невозможно было предаться молитве».

В это время к халифу аль-Мустазхиру прибыло посольство императора Алексея. У Византии и султана Мухаммеда был общий враг — рум-сельджуки, кроме того, император был не против совместных с султаном действий против Танкреда. Это позволило багдадским мятежникам заявить, что халиф — худший мусульманин, чем христианский император.

Беспорядки в Багдаде помешали торжествам по случаю прибытия из Исфахана супруги халифа, дочери султана Мухаммеда, у которого она гостила. Халиф был растерян и разгневан. Рассказывает Ибн аль-Каланиси: «Халиф, владыка правоверных, был рассержен произошедшим и приказал разыскать зачинщиков, чтобы предать их позорному наказанию; но султан помешал ему, простив людей, совершивших этот поступок, и приказал эмирам и полководцам вернуться в свои провинции, чтобы приготовиться к священной войне против неверных, врагов Аллаха». Здесь со стороны мусульман впервые появилась тень джихада — священной войны, именно тень, потому что ни султан в Исфахане, ни халиф в Багдаде и не думали даже об освобождении третьего священного города мусульман — Иерусалима. Стремления султана не шли дальше изгнания франков из Сирии, где они непосредственно угрожали Багдаду, а халиф не занимался ничем более серьезным, чем сочинение любовных стихов.

Султан Мухаммед приказал атабеку Маудуду Мосульскому организовать новый поход против франков, руководить которым формально должен был сын султана Масуд. Маудуд привлек к союзу Сокмана аль-Кутби Майяфаракинского, сына Артукида Ильгази Айяза, курда Ахмед-Иля из Мараги и войска из Ирана под общим руководством курда Бурсука ибн Бурсука Хамаданского. Армия Маудуда прошла через Джазиру и в июле 1111 г. осадила крепость Жослена Турбессель. Жослен завязал тайные отношения с Ахмед-Илем, и когда от Ридвана пришла лукавая просьба оказать ему помощь против Танкреда, Маудуд по совету Ахмед-Иля снял осаду, рассчитывая под шумок овладеть Алеппо.

Однако, когда армия Маудуда подошла к Алеппо, Ридван закрыл перед ней ворота и взял в заложники видных горожан, чтобы избежать мятежа. Он не без основания полагал, что впустить армию Маудуда в город будет гораздо легче, чем заставить уйти. Маудуд опустошил окрестности Алеппо и пошел на юг к Шайзару, который осаждал Танкред. Здесь к Маудуду присоединился Тогтекин Дамасский, предложивший союзнику отвоевать Триполи. Танкред отступил к Апамее и призвал на помощь короля. Бодуэн пришел вместе с патриархом Жибленом и своими главными ленниками Готье Сент-Авраамским и Эсташем Гарнье Сидонским. Из Триполи с армией пришел Бертран, с севера — Бодуэн Эдесский со своими главными ленниками Жосленом Турбессельским и Паганом Саруджским. Из Антиохии прибыли войска Танкреда, послали войска армяне Ког Василий и Рубениды. Несколько десятков человек прислал даже византийский наместник Ошин, очевидно, чтобы быть в курсе событий. Всего собралась армия в 18000 человек. Этим немедленно воспользовался Сельджукид Тогрул Арслан Мелитенский и напал на Киликию. Маудуд укрылся за стенами Шайзара. Его армия таяла. Ушел в Дамаск Тогтекин, получив отказ Маудуда распространить войну на юг, что тому показалось опасным. Внезапно умер Сокман, и его войска ушли с его телом в Майяфаракин. Бурсук ибн Бурсук заболел и стал отпрашиваться домой, без спросу ушел Ахмед-Иль. Айяз остался, но его отец Ильгази напал на процессию с телом Сокмана в надежде поживиться его добычей. Осенью Маудуду пришлось отступить в Мосул.

В конце апреля 1112г. Маудуд внезапно напал на Эдессу, внутри города у него были сообщники. С помощью изменников-армян он занял башню, важную в системе обороны города, затем турки овладели еще двумя. Рассказывает Матфей Эдесский: «Изменники явились к Маудуду и сказали: "Пощади нас, и мы сегодня же передадим наш город в твои руки". Эти люди сильно страдали от голода и, пребывая в отчаянии, сами не ведали, что творили. Ночью они впустили Маудуда и пятерых его воинов в многолюдный город Эдессу, сначала они передали им башню, возвышавшуюся над городом на востоке, а затем те захватили и две другие башни. Жослен атаковал их столь яростно и столь отважно, что вытеснил неверных за стены; в тот день Эдесса была освобождена от турок благодаря храбрости Жослена и воинов города. Князь [Бодуэн Эдесский], разгневанный и раздраженный изменами, пролил немало невинной крови жителей, приказав их убивать, сжигать или предавать жестоким мучениям».

Тем не менее, несмотря на заслуги Жослена, в конце года граф Бодуэн вызвал его в Эдессу под предлогом обсуждения вопросов наследования в связи со своей болезнью. Когда ничего не подозревавший Жослен прибыл, он обвинил его в измене и бросил в тюрьму. Только когда Жослен отказался от своего лена, он был освобожден Бодуэном и под новый год отправился в Иерусалим, где король Бодуэн пожаловал его леном Галилея. По всей видимости, никакой измены не было, а просто Бодуэн — владелец разоренных эдесских земель позавидовал Жослену —владельцу богатого турбессельского лена.

Зимой 1112 г. умер Бертран Триполийский, а весной этого же года — Ричард де Принчипато, муж сестры Танкреда, правивший Эдессой, когда Бодуэн был в плену. Бертрану наследовал его 16-летний сын Понс, который был оруженосцем Танкреда после того, как владельцы Триполи и Антиохии помирились.

Когда 12 октября 1112 г. умер Ког Василий Кайсунский, его вдова спешно прислала богатые подарки Танкреду, и в том числе собственную диадему княгине Сесили, с тем чтобы тот поддержал при наследовании ее приемного сына Василия Дга. Танкред подарки принял, но рассчитывал сам поживиться этим наследием. Он уже готовился к походу на Кайсун, когда внезапно заболел. Ходили слухи, что его отравили, но, видимо, он умер от тифа. Когда ему стало ясно, что он не выздоровеет, он назначил своим наследником двоюродного племянника, сына Ричарда де Принчипато — Рожера, заставив его, однако, дать клятву, что он уступит власть сыну Боэмунда, если тот прибудет на Восток. Одновременно он предложил Понсу Триполийскому жениться на своей 15-летней вдове Сесили Французской. Он умер 12 декабря 1112 г., немного не дожив до 36-летия.

Это был талантливый и энергичный человек, выдающийся полководец и искусный дипломат, в то же время жесткий, бесцеремонный и бессовестный, недобросовестный по отношению к Боэмунду и вероломный по отношению к Бодуэну дю Бургу. Только король Бодуэн, такой же, как он, нищий искатель приключений, смог добиться схожей, если не большей удачи в результате крестового похода. Танкред укрепил основанное Боэмундом княжество, и оно продержалось почти до конца существования других государств крестоносцев. Однако, несмотря на столь выдающиеся таланты, он не был любим не только соседями, но и подданными, его боялись и ему не доверяли, и один только Матфей Эдесский сказал о нем доброе слово.

Рожер де Принчипато, несмотря на признание прав сына Боэмунда, принял княжеский титул. Вступление его на трон Антиохии принесло мир и согласие франкским государствам. Он был женат на сестре Бодуэна Эдесского Сесили и находился с ним в доброй дружбе, его сестра Мария была второй супругой Жослена де Куртне, женившийся на вдове Танкреда Сесили Понс Триполийский был другом им обоим. Все они признавали верховенство короля Бодуэна.

Король Бодуэн продолжал опустошать земли Дамаска, городу не хватало продовольствия. Наконец Маудуд откликнулся на слезные просьбы Тогтекина о помощи и привел войска ему в подмогу. С Маудудом пришел и Артукид Айяз. Возле Генисаретского озера в конце весны 1113 г. армия Бодуэна внезапно столкнулась с войсками мусульманских союзников. Ибн аль-Каланиси пишет: «Между турками и франками завязалась яростная битва… Она началась, когда никто не был готов к этой встрече, нашими не были поставлены палатки, не был разбит лагерь, и конница не атаковала в первых рядах. Два войска столкнулись грудь с грудью, и Аллах — да будет благословенно Его имя! — после трех атак даровал мусульманам победу над многобожниками. Две тысячи франков нашли в этом месте смерть — это были знатные люди, благородные рыцари, храбрецы. Мусульмане завладели их палатками, которые те поставили, и знаменитой походной церковью. Бодуэн, которого схватили, оставил оружие в руках неприятеля и бежал. Мусульмане захватили вьючных животных и все снаряжение пехоты; многие из них [франков] утонули в озере, кровь смешалась с водой, и в течение нескольких дней те, кто жил на берегу, не могли ее пить, пока она не стала опять чистой и прозрачной. Те из франков, кому удалось спастись, а большинство из них было ранено, укрылись в Тиверии. После того как сражение закончилось, на поле боя прибыла остальная франкская армия, то есть воины [умершего] Танкреда и сына [внука] графа де Сен-Жиля». Прибытие на поле боя войск Рожера и Понса, вызванных заранее, позволило разбитой армии Бодуэна выйти из окружения в Тиверии. После нескольких недель противостояния мусульмане отступили в Дамаск.

Там, в Дамаске, 26 сентября, в последнюю пятницу месяца, как только Тогтекин и Маудуд после службы вышли из большой мечети Омейядов, последний был заколот ассасином. Убийца нанес Маудуду два удара кинжалом в живот прежде, чем сам был зарублен Тогтекином. Общественное мнение приписало заказ на убийство Тогтекину или Ридвану. И у того и у другого были причины бояться и ненавидеть атабека Мосульского.

Убийство Маудуда заставило Дамаск искать союза с франками. Ибн аль Каланиси рассказывает: «Тогтекин вступил в переписку с Бодуэном, королем франков, с целью заключить перемирие и установить дружеские и мирные отношения, которые обеспечили бы восстановление разоренных земель и защиту на дорогах от разбойников и грабителей. Так и было решено, и каждый из них торжественно пообещал другому неукоснительно соблюдать условия договора и поступать, как верный друг. На дорогах и в поселениях воцарилось спокойствие, положение улучшилось, и урожаи стали изобильными».

10 декабря 1113 г. умер Ридван Алеппский. Его враждебное отношение к своим мусульманским соседям, расположение к шиитам Фатимидам и покровительство ассасинам помогли франкам утвердиться в Сирии. Его наследником стал его сын Альп Арслан, жестокий, испорченный и слабохарактерный 16-летний юнец, за которого правил его любимый евнух Бадр ад-Дин Лулу. Посланец султана вынудил Альп Арслана отдать приказ о казни Абу Тахира, руководителя ассасинов. Население Алеппо, ненавидевшее ассасинов, накинулось на них, все, за исключением немногих, сумевших убежать, были убиты. Ассасины пытались овладеть цитаделью Шайзара, но безуспешно. Им удалось захватить крепость Калайя на дороге из Алеппо в Багдад. Из земель Алеппо они бежали, одни — в Ливанские горы, другие — под защиту франков. Альп Арслан прибыл с визитом в Дамаск, где был торжественно встречен Тогтекином. В сентябре 1114 г. Лулу, почувствовавший угрозу себе, приказал убить спящего Альп Арслана и посадил на его место его 6-летнего брата Султаншаха. При отсутствии сильного князя и сильной армии единственной защитой Алеппо были городские стены. Несмотря на убийство и изгнание ассасинов, Алеппо пользовался у соседей дурной репутацией города, склонного к шиизму. Все это заставляло Лулу искать дружбы с франками.

После смерти Маудуда султан Мухаммед передал Мосул другому турецкому авантюристу, Аксонкору иль-Бурсуки, который до этого был его представителем при дворе халифа, и приказал ему идти войной на сирийских франков. В мае 1114 г. армия иль-Бурсуки в 15000 человек выдвинулась против Эдессы. С атабеком Мосульским были сын султана Масуд, эмир Темирек Синджарский и Имад ад-Дин Зенги (это имя мы еще не раз увидим на наших страницах), молодой турок, сын Аксонкора, наместника Алеппо перед крестовым походом, при султане Малик Шахе. Артукид Ильгази Мардинский не прислал войска, и поэтому армия свернула к Мардину. Ильгази был вынужден послать против франков своего сына Айяза с туркменами. Два месяца мусульмане безуспешно осаждали Эдессу. Земли вокруг города были разорены, и голод заставил аль-Бурсуки через два месяца снять осаду. Он собирался вернуться в Мосул, когда армянский князь Василий Дга Кайсунский, которому надоела бесцеремонность франков по отношению к нему и его землям, сообщил ему, что хочет выйти из союза с франками и покориться султану. Аль-Бурсуки послал к нему своего военачальника. Однако в это время аль-Бурсуки поссорился с Артукидом Айязом и арестовал его. Узнав об этом, его отец Ильгази двинулся против аль-Бурсуки, разбил его и, освободив сына, заставил уйти в Мосул. Поход против франков провалился.

Бодуэн Эдесский двинулся на земли Василия Дга и осадил его крепость Рабан. Рубенид Торос пригласил Василия Дга, искавшего с ним союза, к себе, чтобы обговорить брак с ним своей дочери, схватил его и продал Бодуэну. Тот освободил Василия Дга и позволил ему убраться в Константинополь после того, как тот передал ему Кайсун и Рабан. Затем Бодуэн в течение двух лет захватил все мелкие независимые армянские княжества в долине Евфрата. Он прогнал из Биреджика Абул Хариба и отдал город своему двоюродному брату Валерану дю Пюизе, женившемуся на дочери этого армянского князя. Он прогнал из маленького города Корос западнее Евфрата Баграта, брата Ког Василия, когда-то бывшего другом Бодуэна I, а князя Константина выгнал из Гаргара. Константин погиб в тюрьме Самосаты при землетрясении. Рубенид Торос остался единственным независимым армянским князем.

Отсутствие удачи в войне с франками лишило Аксонкора иль-Бурсуки милости султана Мухаммеда. Вместо него эмиром Мосула был назначен сын султана Масуд, а командующим султанской армией наместник Хамадана Бурсук ибн Бурсук. Кроме священной войны с франками, в задачи нового атабека входило подчинить султану атабека Дамаска и эмиров Алеппо и Мардина, в последнем правил своевольный Артукид Ильгази.

В феврале 1115г. большая армия под командой Бурсука ибн Бурсука выступила против франков, с ним были прежний наместник Мосула Джуюш-бек и Темирек, эмир Синджара.

Мусульманские эмиры Сирии были обеспокоены походом не меньше, чем франки. Ильгази Мардинский заключил союз с Тогтекином и объединил свои войска с его армией. Лулу, правитель Алеппо, обещал сначала поддержку обеим сторонам, но затем испугался армии султана и встал на сторону Тогтекина и Ильгази. Единственными верными вассалами султана в Сирии были Мункидиты, эмиры Шайзара и Ибн Караджа, эмир Хомса.

Рожер Антиохийский заключил союз с Тогтекином и его союзниками и объединил свои силы с их армиями у Апамеи, принадлежавшей ему. Оттуда союзники могли своевременно отреагировать на любое направление движения султанской армии. Франков было около 2000 конных и пехоты, их мусульманских союзников около 5000.

Бурсук хотел разбить свою штаб-квартиру в Алеппо, но, когда узнал, что Лулу, Ильгази и Тогтекин объединились с франками против него, напал на Хому, принадлежавшую Тогтекину. Он захватил город и отдал его на полное разграбление. Это было его ошибкой, окончательно оттолкнувшей от него местных мусульман. Рожер предложил атаковать войска Бурсука. Однако его союзники-мусульмане не хотели этого, объясняя нежелание недостатком сил. Хронист Кемаль ад-Дин пишет: «Атабек [Тогтекин] помешал франкам выступить на врага, потому что боялся, что если они победят, то вся Сирия перейдет к ним, а если проиграют, то армия султана завладеет Дамаском». Бурсук подошел к Шайзару и разбил возле него лагерь. Противников разделяло несколько километров. Численный перевес был на стороне Бурсука, но в это время к Апамее подошли войска короля Бодуэна и Понса Триполийского, вызванные Рожером. Армия короля насчитывала 500 конных и 1000 человек пехоты, армия Понса — 200 конных и 2000 пехоты. Бурсук отступил в Джазиру. Его хитрость удалась. Союзники подумали, что опасность миновала, и разошлись.

Однако Бурсук вернулся и двинулся против франкской крепости Кафартаб. Он завоевал ее и передал Мункидитам. Лулу Алеппский написал Бурсуку прося простить его и прислать войска для занятия Алеппо. Бурсук отправил в Алеппо Джуюш-бека с его войсками. На помощь к Рожеру успел подойти только Бодуэн Эдесский с конницей. Патриарх Антиохии Бернар благословил войска крестоносцев и дал им с собой частицу Святого Креста. 12 сентября франки вышли из Антиохии и двинулись на юг, к замку Шатель Руж, в то время как Бурсук пошел на север, к Антиохии. Обе армии двигались навстречу параллельными курсами, не зная друг о друге. На следующий день рыцарь Тео де Бернвиль, находясь в разведывательном поиске, увидел мусульманскую армию и прискакал с собщением. 14 сентября франкская армия, скрытно обойдя турок, напала на них сзади. Турки не ожидали удара. Рассказывает Кемаль ад-Дин: «Впереди турецкой армии шли обозы и вьючные животные, за которыми следовали войска… не ожидавшие, что на них нападут. До разбитого накануне лагеря они еще не дошли: поставленные палатки были заняты только слугами». Тяжелая конница франков смяла один за другим корпуса атабека, сражение, не начавшись, превратилось в резню. Сопротивление оказал только атабек со своей личной охраной, отступивший к возвышенности Тель-Данит. Арабский хронист Ибн аль-Атир пишет: «Напрасно его склоняли спасти свою жизнь бегством. Он желал погибнуть там за Аллаха. В конце концов его удалось убедить, и он скрылся». Бурсук вернулся в Хамадан, где вскоре умер от горя. Это сражение, вошедшее в историю под названием «день Тель-Данита», положило конец попыткам султана Мухаммеда завоевать Сирию.

Таким образом, можно сказать, что на первом этапе ислам потерпел поражение. И арабы Фатимиды, и турки были разбиты и в ближайшее время не должны были беспокоить государства франков. Правители Дамаска и Алеппо были серьезно обеспокоены. Тогтекин заключил союз с визирем Египта аль-Афдалом и Артукидом Ильгази, ему удалось также заключить мир с султаном, хотя тот никакой помощи ему больше не оказывал. Лулу, правитель Алеппо, пытался заключить союз с Тогтекином. Всеми ненавидимый и презираемый, он был убит в мае 1117 г. несколькими турками из своего гарнизона. В течение двух лет в Алеппо сменилось несколько правителей. Все они искали помощи у мусульманских соседей и у франков, расплачиваясь с ними малыми городами и крепостями. Рожер присвоил себе крепость Азаз к северу от Алеппо и около этого времени завоевал недалеко от города Балунияса замок Маркаб на вершине горы, над морем. Замок был расширен, укреплен и получил название Маргат. На короткое время Алеппо попал в руки Киркана Хомского. Но в союзе с Тогтекином, двинувшимся на Хомс, Ильгази летом 1118 г. прогнал Киркана и овладел Алеппо.

В конце 1118 г. в северной Сирии установилось равновесие сил. Франки стали неотъемлемой составной частью страны. По численности они значительно уступали мусульманам, но были лучше вооружены, строили крепости, и между ними царили мир и согласие. Мусульманские князья, превосходя христиан по численности, постоянно ссорились между собой, и только союз Тогтекина Дамасского и Артукида Ильгази поддерживал равновесие. Никакая посторонняя сила не могла нарушить это равновесие: королю Бодуэну египетская угроза с юга не давала возможности часто и надолго вмешиваться в дела севера. Сельджукский султан Ирана Мухаммед после поражения при Тель-Данитом отказался от попыток изгнать франков из северной Сирии и установить там свое господство. Византийскому императору выступить против Антиохии мешали укрепившиеся в центре Анатолии Рум-Сельджуки и Данишмендиды.

Внутри христианского мира в северной Сирии единственное оставшееся независимым армянское государство — княжество Рубенидов в горах Тавра — действовало заодно с франками. Армянские подданные Антиохии и Эдессы были разочарованы во франках и склонны к измене. Яковитскую церковь на несколько лет поразил раскол, спровоцированный латинским патриархом Бернаром Антиохийским. И хотя часть яковитов после этого перешла в латинский обряд, в массе своей яковиты также были склонны к предательским интригам с мусульманами. Православные христиане хотя и не заигрывали с мусульманами, однако мечтали о приходе в Сирию императора Алексея, вражда по отношению к ним армян и яковитов не давала им поднять голову.

Когда у папы Пасхалия в 1111 г. резко обострились отношения с императором Генрихом V в споре за инвеституру, закончившиеся его месячным пленением, ему пришлось пожалеть о неразумной поддержке Боэмунда против византийского императора, и хотя Алексей не простил папу, он провел с ним в 1111-1112 гг. ряд переговоров. Алексей обещал уладить спорные вопросы между римской и греческой церквами, а папа в обмен на византийскую поддержку против Генриха V предложил Алексею или его сыну западную императорскую корону, для чего Алексей должен был прибыть в Рим. Войны с турками и плохое здоровье помешали путешествию Алексея. Архиепископ Миланский Петр Хрисолан в 1112 г. прибыл в Константинополь, но его ученый спор с епископом Никейским Евстратием не привел к примирению церквей. Впрочем, Алексей, видимо, никогда не принимал всерьез мысль о западной императорской короне, союз с папой был ему необходим для лучшего противостояния агрессивным устремлениям итальянских нормандцев, а также для поднятия авторитета у правителей франкского Востока.

Алексей не оставлял мысли об отвоевании или хотя бы о ленном подчинении Антиохии. Девольский договор с Боэмундом остался пустым клочком пергамента. Танкред не только не обратил на него внимания, но и захватил города в Киликии и Латакию. Надежды императора на графа Триполийского также не оправдались, а после смерти Бертрана его сын Понс действовал заодно с Антиохией. Единственно, чего удалось добиться от Понса, так это такой же клятвы о ненанесении вреда Византии, какую в 1097 г. дал императору Алексею его дед Раймунд. После смерти Данишмендида Малик Гази Гюмюштекина в 1106 г. и Сельджукида Кылыч Арслана в 1107 г. у Алексея не осталось в Анатолии крупных противников. Он успешно противостоял в почти ежегодных войнах мелким турецким эмирам и постепенно восстанавливал свою власть в восточных землях и вдоль морского берега. В 1110 г. султан Мухаммед освободил старшего сына Кылыч Арслана Малик Шаха, тот поселился в Иконии и вскоре сосредоточил в своих руках большую часть своего наследства. Почувствовав себя достаточно сильным, но помня судьбу отца и не решаясь ввязываться в захватнические войны на востоке, он начал отвоевывать у императора земли, потерянные его отцом во время Первого крестового похода. В течение четырех лет с переменным успехом он нападал на города и земли императора, пока наконец в 1116 г. не был разбит при Филомелии византийской армией под руководством уже неизлечимо больного императора, командовавшего армией, лежа на носилках. Малик Шах был вынужден подписать мирный договор, в котором обещал уважать границы империи. Империя теперь обладала всем берегом от Трапезунда до Селевкии и внутренними землями на запад от Анкиры. Несколько месяцев спустя Малик Шах был свергнут с трона и убит своим братом Масудом, вступившим в союз с Данишмендидами. Тем не менее в центральной части Анатолии восточнее Анкиры турки сильно укрепились, и это не давало возможности Алексею начать активную войну с Антиохией.

1118 год стал годом смерти многих действующих лиц нашей книги. Открыл мартиролог папа Пасхалий, умерший в Риме 21 января; 2 апреля скончался король Бодуэн I Иерусалимский; 5 апреля в Иране — султан Мухаммед; на следующий день в Багдаде — халиф аль-Мустазхир; 15 апреля в Константинополе после тяжелой и продолжительной болезни — император Алексей; на следующий день на Сицилии отправилась в мир иной обманутая и обобранная бывшая королева Иерусалимская Аделаида, а 28 апреля — ее фальшивый друг Арнульф, патриарх Иерусалимский.

Глава XIX Король Бодуэн II

Король Бодуэн I умер, не оставив наследника. Спешно был собран Haute Соur (От Кур) — Высокий суд, он же Коронный совет. Мнения о преемнике разделились. Одни считали, что наследником должен стать старший брат Готфрида и Бодуэна I, граф Эсташ III Булонский, другие — что родственник короля Бодуэн дю Бург, граф Эдесский. Победила первая точка зрения. В Булонь была отправлена официальная миссия, чтобы предложить корону графу Эсташу. Помимо своего графства, у Эсташа были огромные владения в Англии, которые его отец Эсташ II, активно помогавший Вильгельму Завоевателю завоевать остров, получил от английского короля. С трудом, указав на долг перед Богом, посланцы уговорили Эсташа сменить спокойную жизнь в богатом графстве на опасности и тревоги Востока, и граф отправился в Иерусалим.

Тем временем в Иерусалиме, в отсутствие главных сторонников Эсташа, отправившихся во Францию, победила точка зрения, что королем должен стать Бодуэн Эдесский. Он был родственником покойного короля и единственным из оставшихся в живых руководителей крестового похода, человеком опытным, способным и мужественным. Помимо того, это позволило бы избежать длительного промежуточного правления на то время, пока Эсташ добирался бы до Палестины. Решающую роль в этой ситуации сыграл Жослен де Куртне, князь Галилейский. Во вновь собранном Высоком суде он заявил, что у него нет никаких причин для расположения к Бодуэну, который ложно обвинил его в измене и изгнал из его земель в графстве, но лучшей кандидатуры в короли, чем Бодуэн, он не видит. Его поддержал больной патриарх Арнульф. Как раз в день королевских похорон 7 апреля в Иерусалиме появился Бодуэн Эдесский. Возможно, услышав в прошлом году о болезни Бодуэна I, он решил отправиться в пасхальное паломничество в Иерусалим. Его радостно приветствовали и единогласно избрали в короли. На Пасху, 14 апреля 1118 г., он был помазан в короли патриархом Арнульфом, умершим через две недели, но не коронован. Его коронация состоялась через год и 8 месяцев на Рождество, 25 декабря 1119 г., в Вифлееме.

Бодуэн II, подобно своему предшественнику, был энергичным, смелым и властолюбивым человеком, хотя и не таким богатырем, как умерший король. Его лицо украшала замечательная светлая борода. Он был более расчетливым и хитрым, более выдержанным, менее расположенным к риску и к действиям наудачу.

Он мог поразить окружающих широким жестом, хотя скорее был скуповат и мелочен. В отличие от предшественника, личная жизнь его была безупречной и полной семейного счастья с женой-армянкой Морфией.

Он был по-настоящему благочестив, от многих часов молитв на коленях у него были мозоли. Благочестие, однако, не мешало ему быть коварным и корыстолюбивым.

В Апулии миссия, возвращавшаяся в Иерусалим вместе с графом Эсташем, встретилась с новыми посланцами, сообщившими, что новый король уже избран. Члены миссии были так обозлены, что требовали от Эсташа продолжения путешествия и борьбы за корону. Однако и до сих пор не горевший энтузиазмом Эсташ не захотел начинать гражданскую войну и возвратился в Булонь. Хотя некоторые сомнения в законности избрания королем Бодуэна II остались (об этом говорит историограф Гийом Тирский), после этого в королевстве утвердилась точка зрения, что, если присутствующий на Востоке родственник имеет претензию на наследие, она должна быть подтверждена его избранием баронами в Высоком суде.

Жослен был пожалован графством Эдесса в качестве королевского лена. Бодуэн II, как и его предшественник, был признан верховным сеньором также и мужем сестры, Рожером Антиохийским, и Понсом Триполийским.

Умерший патриарх Арнульф, дельный, энергичный и красноречивый, был замешан во многих скандалах, как коррупционных, так и в отношении нравственности, и не пользовался уважением как священнослужитель. На его место был избран, с одобрения Бодуэна, фландрский священник — Гормон из Пикиньи. Он был дельным, как Арнульф, и, кроме того, был известен своей добродетелью и пользовался всеобщим почтением.

Не успел Бодуэн взойти на трон, как против него выступил союз Египта и Дамаска. Миссия, направленная Бодуэном в Дамаск с целью оторвать Тогтекина от Египта, не принесла успеха. В начале лета 1118 г. у Аскалона собралась большая объединенная армия египтян и дамаскинцев под общим командованием Тогтекина. Бодуэн призвал на помощь войска из Антиохии и Триполи. Две армии стояли друг против друга в течение трех месяцев и затем разошлись. «Все более хотели жить, чем умирать», — с усмешкой заметит по этому поводу Фульк из Шартра.

Жослен не торопился отправляться в Эдессу. Он более нужен был в Галилее, постоянно тревожимой из Дамаска. Эдесса находилась под руководством Валерана дю Пюизе. После того как закончилась египетско-дамасская угроза осенью 1118 г., Бодуэн вместе с Жосленом, перейдя Иордан, напали на житницу Дамаска Хауран. Сын Тогтекина Бури выступил с войсками им навстречу, но попал в ловушку и был разбит. Тогтекин заключил перемирие с королем.

Весной 1119 г. Жослен с отрядом в 120 конных опять отправился в грабительский набег за Иордан, на реку Ярмак. Там, на лугах Хаурана, пасли свои стада бедуины. Жослен разделил отряд на две части. Передовой отряд во главе с братьями Бюрами, Жофруа и Гийомом попал в засаду, устроенную предупрежденными бедуинами. Жофруа де Бюр был убит, большинство его людей взято в плен, Жослен вынужден был бежать. Он вызвал на помощь короля Бодуэна, прибывшего с армией. Франки опустошили Хауран, освободили пленных и взяли дань с бедуинов.

После победы при Тель-Даните грабительские набеги Рожера Антиохийского доходили до самых ворот Алеппо. В начале 1119 г. он захватил крепость Биззу к востоку от Алеппо, отрезав таким образом город от Евфрата и Джазиры и окружив его с трех сторон. Он обложил Алеппо податью, забрал себе право взимать пошлины с караванов, проходивших через город. При желании он мог, наверное, взять город, но пренебрег открывшейся возможностью.

Это было более того, что завладевший Алеппо Ильгази мог стерпеть. До сих пор он и его союзник Тогтекин не рисковали начинать большую войну с франками, так как с востока им постоянно угрожал сельджукский султан Мухаммед, которого они ненавидели не меньше, чем франков. Но в 1118 г. султан умер. Сразу подняли голову все его наместники и вассалы, начавшие добиваться независимости. Сын и наследник Мухаммеда Махмуд не смог удержать в руках верховную власть и вынужден был передать ее в августе 1119 г. своему дяде Санджару, властителю Хорасана. Султан Махмуд, предаваясь удовольствиям охоты и гарема, почти не занимался сирийскими делами. Султан Санджар также никогда не вмешивался в сирийские проблемы, поскольку угрозы его государству исходили с востока, где возникло огромное агрессивное Хорезмское государство. Столь же мало занимали сирийские дела Рум-Сельджукидов и Данишмендидов Анатолии, занятых войной друг с другом и с Византией.

Настал час Артукида Ильгази. Весной 1119 г. тот отправил гонцов в туркменские и курдские племена, чтобы собрать из них армию, заключил союз с Тогтекином и Мункидитами Шайзара. Он даже обратился за помощью к султану Махмуду, но тот ему не ответил. В конце мая армия Ильгази, насчитывавшая, видимо, по сильно преувеличенному сообщению, 40000 (реально 8-10 тысяч), преимуществено туркмен и курдов, а также бедуинов, выступила из Мардина на Антиохию. Патриарх Бернар настоял на том, чтобы обратиться за помощью к королю и Понсу Триполийскому. Король находился в Тиверии, куда он вернулся после похода на реку Ярмак в Трансиордании, когда в середине июня 1119 г. получил просьбу о помощи из Антиохии. Он сообщил, что прибудет в Антиохию как сможет быстро и приведет с собой войска из Триполи, и предложил ждать его и ограничиться обороной. Король вызвал армию из Иерусалима, архиепископу Цезарейскому Эвремару, сопровождавшему армию, был доверен Святой Крест.

Армия Ильгази прошла мимо Эдессы, переправилась у Балиса через Евфрат и, дожидаясь Тогтекина, стала лагерем у Киннасрина, в 24 км на юг от Алеппо. В это время Мункидиты Шайзара напали на Апамею. Князь Рожер 20 июня 1119 г. с армией в 700 конных и 4000 человек пехоты двинулся против Ильгази, отвергнув советы дождаться помощи от короля и графа Триполи. Рожер перешел Железный мост, хотел двинуться к Апамее, но передумал и встал лагерем на восточном краю равнины Дарб Сармеда, между Антиохией и Алеппо, где ряд холмов на равнине позволял организовать оборону. Здесь Рожер намеревался дождаться войск из Иерусалима и Триполи.

Лазутчики, под видом купцов побывавшие в лагере Рожера, донесли Ильгази точные сведения о количестве франков в лагере. Хотя армия Артукида Ильгази значительно превышала франкскую по численности, он не хотел рисковать и думал дождаться Тогтекина. Однако эмиры туркмен и курдов не хотели делиться добычей с дамаскинцами и настояли на атаке. Взяв с них клятву не уходить живыми с поля боя, Ильгази отдал приказ к наступлению. Утром 28 июня Рожеру донесли, что лагерь со всех сторон окружен. Продовольствия и воды было мало, и не оставалось ничего другого, как идти в бой — прорвать окружение или погибнуть. Петр, архиепископ Апамеи, ранее первый франкский епископ на Востоке, в Альбаре, прочел короткую проповедь, солдаты исповедались и получили абсолюцию. Рожер построил свою армию в четыре отряда, пятый отряд был резервным, и бросил в бой. Однако перевес сил противника был слишком велик. Христианская пехота была прижата к коннице и мешала ей. Ветер внезапно изменил направление и бросил в лицо франкам тучу пыли. Засыпаемая стрелами конница увязла в массе туркмен и курдов и была уничтожена. Рожер, окруженный близкими рыцарями, погиб у подножья своего креста, украшенного драгоценными камнями. Лишь два барона с горстью рыцарей смогли пробиться через вражеское окружение. Немногие попали в плен, однако их участь была еще более страшной, чем у погибших. Часть их была забита до смерти на месте, избиение других остановил Ильгази, чтобы в пытках могли принять участие жители Алеппо. Франки назвали поле боя «Кровавым полем».

Ильгази проводил время в Алеппо в пирах и торжественных богослужениях. Он послал письма ко всем правителям мусульманского мира, сообщая о своей великой победе. В ответ халиф прислал ему титул «Звезда веры» и почетные одежды. Впервые понятие «джихад» приняло явственные очертания. Можно было легко захватить Антиохию, но туркмены и курды, нагруженные добычей, посчитали войну законченной и начали разбегаться по домам. Патриарх Бернар в Антиохии взял власть в свои руки. Опасаясь измены, он разоружил местных христиан и запретил им выходить из домов, затем вооружил латинское духовенство и купцов и поставил их охранять стены. Добравшаяся наконец до стен Антиохии разведка сообщила Ильгази, что город защищает сильный гарнизон.

В начале августа 1119 г. в Антиохию вместе с Понсом Триполийским прибыл король Бодуэн II. Он был торжественно встречен сестрой, овдовевшей княгиней Сесилью, патриархом Бернаром и народом. В кафедральном соборе Святого Петра состоялось благодарственное богослужение. Было решено, что Бодуэн возьмет на себя управление городом до совершеннолетия 10-летнего Боэмунда, проживавшего в Италии со своей матерью Констанцией Французской. По прибытии в Антиохию тот должен будет жениться на одной из дочерей короля. После этого Бодуэн произвел перераспределение ленов в Антиохии, выдав замуж вдов погибших сеньоров за рыцарей из своей армии или прибывших с Запада. Жослен был провозглашен графом Эдессы. Затем, после торжественного крестного хода босиком вокруг собора, король вывел армию из семи сотен конницы и тысячи пехотинцев из города и повел ее на врага.

В это время к Ильгази присоединился Тогтекин. Мусульманами были завоеваны крепости восточнее Оронта — Атареб, Зердана, Биреджик и несколько малых замков. Сражение произошло недалеко от Тель-Данита, где в 1115 г. Рожер разбил султанскую армию. Ильгази напал на рассвете 14 августа, однако король был готов к бою. Архиепископ Цезареи произнес короткое напутствие, дал воинам абсолюцию и благославил их Святым Крестом. Понс Триполийский атаковал Тогтекина на правом франкском фланге, был отбит, но отступил, не потеряв строя. Робер Прокаженный с отрядом из Зерданы пробился через ряды туркмен, повернул назад и снова бросился в бой, но был сбит с коня и взят в плен. Король Бодуэн отбил вражеские атаки в центре и на левом фланге, перешел в наступление и в решающий момент бросил в бой резерв. Туркмены ударились в бегство, однако главные силы мусульман отступили, сохранив порядок. Бодуэн, ввиду значительных потерь, не преследовал отступавших. Ильгази и Тогтекин возвратились в Алеппо, привели с собой пленных и объявили о победе. Опять пленные были растерзаны толпой, а Робера Прокаженного убил собственноручно атабек Тогтекин. Первыми до Антиохии добрались бежавшие солдаты Понса, они принесли весть о поражении. Однако вскоре прибыл гонец короля, привезший в качестве доказательства победы кольцо с руки Бодуэна.

Туркмены Ильгази не хотели больше воевать, не помогли и его дисциплинарные меры: он велел побрить и оскопить нескольких бунтовщиков и дезертиров. «Необходимо знать, что Ильгази ибн Артук никогда не вел долгих кампаний против франков; туркмен под его знамена влекла только алчность. Они приходили с мешками, в которых была мука и нарезанная полосками вяленая баранина. Все время, пока шла кампания, Ильгази был вынужден буквально считать часы до ее окончания и возвращался обратно как мог скорее. Если кампания затягивалась и у него не было денег, чтобы платить, туркмены разбегались», — рассказывает хронист Ибн аль-Атир.

Бодуэн двинулся на юг, отбив несколько потерянных замков, и затем вернулся с триумфом в Антиохию. Святой Крест был отправлен на юг, чтобы ко дню Крестовоздвижения (14 сентября) быть в Иерусалиме. Осень король провел в Антиохии и в начале декабря отправился в Иерусалим, взяв с собой жену и маленьких дочерей. На Рождество Морфия была коронована. Править в Антиохии остался патриарх Бернар, а в Эдессе — Жослен. Княжество Галилейское было передано как королевский лен Гийому де Бюру, который позднее стал коннетаблем королевства.

Поражение на «Кровавом поле» нанесло франкам, и так уступавшим мусульманам по численности, значительные людские потери. Король Бодуэн спас положение своим своевременным вмешательством и был всем франкским Востоком безоговорочно признан верховным сеньором. Всем было ясно, что франки всегда должны выступать сообща и непоколебимо сохранять единство.

В январе 1120 г. в Наблусе состоялся собор, который одновременно был Коронным советом, где присутствовали все самые значительные духовные и светские бароны. Собор принял 25 постановлений, на части которых, видимо, настаивал папа и которые были уступкой короля церкви за ее поддержку. Первые три постановления давали церкви право на церковную десятину, в чем ей до сих пор было отказано, и предоставляли патриарху право на инвеституру (назначение на церковную должность), хотя и теперь инвеститура должна была производиться с одобрения короля. Другие постановления были задним числом направлены против грехов прежних короля и патриарха. Постановлениями Наблуса устанавливалась кара за двоеженство и гомосексуализм, в чем был грешен король Бодуэн I, а также кара за сексуальные контакты с мусульманами, в чем обвинялась его вторая жена, и кара за нарушение брачных законов христианства, в чем обвинялся прежний патриарх, давший разрешение на брак христианина с мусульманкой. Другие постановления устанавливали наказания за супружескую измену, воровство, определяли права Высокого суда и расширяли права самообороны. Латинские купцы получили право повсюду в Иерусалиме заниматься торговлей, а местным христианам и даже мусульманам было разрешено беспошлинно ввозить в город овощи и зерно.

Видимо, на этом соборе в Наблусе Гюг де Пайен (Hugo de Payens), рыцарь из Шампани, с восемью товарищами принесли патриарху Гормону, кроме трех обычных монашеских обетов — личной бедности, целомудрия и послушания, и четвертый обет — оказания защиты и помощи паломникам на все еще опасной дороге из Яффы в Иерусалим, положив таким образом начало Ордену тамплиеров.

Возможно, создание духовно-рыцарских орденов следовало примеру мусульманского рибета, военной службы, которую мусульмане выполняли в течение определенного времени в качестве религиозного долга в пограничных крепостях. Однако, в отличие от рибета, в христианских рыцарских орденах служба была постоянной.

Основание духовно-рыцарских орденов явилось значительным внутриполитическим событием правления Бодуэна II и всей истории Святой Земли. Король Бодуэн в 1118 г. разрешил тамплиерам, или храмовникам, поселиться в одном крыле королевского дворца на Храмовой горе, в так называемом Храме Соломона — Templum Solomonis (бывшей мечети аль-Акса), откуда сообщество и получило название. Когда при Фульке в Иерусалиме был построен королевский дворец, примыкавший к Башне Давида, и король переселился в него, он отдал тамплиерам весь Тампль (Храм).

Тамплиеры вначале следовали орденскому уставу бенедиктинцев и одевались, как миряне, пока им не удалось обратить на себя внимание Бернара, могущественного аббата Клерво, будущего святого, который на соборе в Труа в 1128 г. дал им возможность принять собственный орденский устав, позднее несколько раз переделанный. Они получили по образцу цистерцианцев в качестве собственной одежды белую мантию, к которой папой Евгением III был добавлен для отличия красный крест — «белый цвет как эмблема целомудрия, красный — мученичества» (Жак из Витри, епископ Акры). В ордене было три различных класса: рыцари, все, без исключения, из дворян; служители не дворянского происхождения, носившие оружие, и клирики — капелланы, выполнявшие невоенные обязанности. Рыцари носили красный крест на белом плаще, служители — на черном. Название их двухцветного (baussant — босан, по-старофранцузски) знамени (белое с широкой черной полосой по верхнему краю) сначала утратило смысл, а затем под пером знаменитого романиста XIX в. превратилось в непонятное и таинственное слово-заклинание — le Beausseant (ле Босеан).

В 1132 г. Бернар Клервоский разослал вербовочное письмо «С похвалой новому воинству», в котором восхвалял как идеал служащих Богу орденских рыцарей по сравнению с мирскими рыцарями-разбойниками, что обеспечило тамплиерам значительный приток людей. Гюг де Пайен большую часть времени проводил в Европе, вербуя в орден новых членов. Папа Иннокентий II в 1139 г. в своей булле еще раз определил цели и задачи ордена. Одновременно папа наградил тамплиеров рядом привилегий, как, например, экземпцией (освобождением от юрисдикции местной церкви с непосредственным подчинением папе). Первые два магистра, Гюг де Пайен и Робер де Краон, много сделали для становления и укрепления ордена. Они успешно рекрутировали в Европе рыцарей и солдат для службы в Святой Земле, добивались для ордена милостей и привилегий у пап и привлекали щедрые дары князей и дворянства Запада. Они руководили орденом один за другим более 30 лет.

Примеру тамплиеров последовали госпитальеры, или иоанниты. Из общины, занимавшейся уходом за больными и оказанием помощи паломникам, они превратились в больничный и одновременно военный орден. Около 1080 г. несколько горожан итальянского города Амальфи основали в Иерусалиме госпиталь в честь Святого Иоанна Милостивого (Милостынника), патриарха Александрийского, знаменитого в начале VII в. щедрой раздачей милостыни. Госпиталь находился при бенедиктинском монастыре Святой Марии Латинской, расположенном в долине Иосафата у стен Иерусалима. В госпитале работали в основном жители Амальфи, дававшие обычные монастырские обеты под руководством мастера, который подчинялся настоятелю бенедиктинского монастыря. Ко времени завоевания Иерусалима крестоносцами мастером был некий Жерар Блаженный, вероятно, из Амальфи. Перед началом осады он вместе со своими товарищами был изгнан из Иерусалима фатимидским наместником, и его знание ситуации внутри города сослужило хорошую службу крестоносцам. После взятия города франкское правительство предоставило помещение его госпиталю. Вскоре госпиталь, куда поступили помощниками многие из паломников, вышел из подчинения бенедиктинцам и стал самостоятельным, что признал папа в 1113 г. После смерти в 1120 г. Жерара мастером стал Раймунд дю Пюи, руководивший орденом около 40 лет. Он считал, что госпитальеры должны не только заниматься уходом за больными и обслуживанием паломников, но и сражаться, защищая мирных паломников от нападений. Превращению госпиталя в орден помог подъем Ордена тамплиеров. Возросший ранг общины потребовал замены в качестве ее святого покровителя малоизвестного Иоанна Милостивого святым Иоанном Иерусалимским (Многие исследователи старательно обходят вопрос, кто же конкретно этот самый Иоанн. И хотя большинство из оставшихся считает, что это — Иоанн Креститель, некоторые, в том числе С. Рансимен, полагают, что это — Иоанн Евангелист (Богослов)). Отличительным знаком ордена госпитальеров был белый восьмиконечный крест (Восьмиконечный (мальтийский) крест ордена повторяет рисунок креста на гербе города Амальфи) на черном плаще (с 1259 г. — на красном плаще).

Рис. Раймунд дю Пюи.

В 1130 г. был принят первый устав ордена госпитальеров, измененный в 1182 г. В Иерусалиме, близ церкви Гроба Господня, было построено большое здание Госпиталя Святого Иоанна — главная резиденция ордена (Возможно, была перестроена мечеть Омара). Тяжелее всего ордену было высвободиться из-под опеки иерусалимского патриарха, так как церковь Гроба Господня и Госпиталь Святого Иоанна получали из Европы общие пожертвования и дары, разделение которых при самостоятельности ордена было невыгодно патриарху. Экземпцию, то есть прямое подчинение папе, орден получил в 1143 г. при Иннокентии II.

Король Бодуэн оказывал всяческую поддержку духовно-рыцарским орденам. Ордены получали богатые земельные владения, от них не требовалось ничего, кроме как сражаться в королевской армии. В светских ленах внезапная смерть господина и переход его наследия к женщине или ребенку прерывали формирование войск и доставляли королю постоянную головную боль. Погибших ленников нужно было срочно заменять женившимися на вдовах холостяками, имевшимися в наличии или прибывшими из Европы. Главной задачей рыцарских орденов с их блестящей военной славой и престижем было формирование боевых частей, воины которых не отвлекались вопросами личного честолюбия или выгоды. Во второй половине XII в. Ордены тамплиеров и госпитальеров могли выставить на поле боя примерно по 300 рыцарей и по столько же туркополов (легкой конницы). Другой задачей рыцарских орденов была оборона укрепленных пунктов. Из-за нехватки людей оборона в Сирии и Палестине строилась с опорой на замки и крепости. Правители, и знать, которым недоставало людей и средств, дарили или продавали крепости орденам. Ордены также строили новые крепости, ремонтировали и расширяли старые, гарнизоны замков составляли орденские служители во главе с рыцарями.

Вскоре не только в Святой Земле, но и во всей Европе возникли орденские дома (отделения), во главе которых стояли командоры, обычно назначавшиеся сверху. Когда количество орденских братьев и домов возросло, дома одного региона стали объединять в провинции, или приории, во главе с приорами, также назначавшимися сверху. По всей Европе им щедро завещали земли и дары, особенно возвратившиеся крестоносцы или те, кто лично не мог принять участия в крестовом походе. Ордены, и в первую очередь тамплиеры, постепенно начали действовать как банкиры и кредиторы. Теперь барону, ушедшему в крестовый поход, можно было не брать с собой всех своих денег, а сдать их в отделение ордена на родине и получить по прибытии в Святую Землю.

Главной задачей орденских домов в Европе было рекрутирование новых членов и отправка их и полученных ценностей в Святую Землю. Строительство и содержание замков пожирало огромные суммы. Несмотря на щедрые дары и пожертвования, ордены в Европе не были встроены в местную феодальную систему, так как им было запрещено брать что-либо от кого-либо в качестве лена.

Из других меньших орденов, к тому же и позднее возникших, следует отметить Орден святого Лазаря (лазаритов) и Немецкий (Тевтонский) орден.

Орден лазаритов возник из Братства лепрозория перед воротами Иерусалима, впервые упомянутого в 1140 г. Братство посвятило себя с самого начала не только уходу за прокаженными, но и борьбе с язычниками, больные проказой занимали значительные посты в братстве, а затем и в ордене. Постепенно, как и госпитальеры, община лазаритов, выполнявшая вначале только госпитальные задачи, превратилась в рыцарский орден с уставом тамплиеров. Главой ордена всегда должен был быть больной проказой; тамплиеры, больные проказой, должны были вступать в Орден святого Лазаря в Иерусалиме. Когда в середине XIII в. не нашлось ни одного больного, который мог бы взять на себя управление орденом, потому что все больные братья погибли в бою, папа позволил ордену изменить статут: впредь орден мог возглавлять и здоровый магистр. Как и другие рыцарские ордены, лазариты развернули в Европе большую сеть орденских домов, строительству которых содействовали возвратившиеся крестоносцы и родственники заболевших. Ордену лазаритов, кажется, никогда не удалось освободиться от юрисдикции патриарха и епископов.

Из братства, возникшего для ухода за ранеными и больными под стенами осажденной Акры в 1189-1190 гг., решением папы Иннокентия III в 1198 г. был создан Немецкий (Тевтонский) орден. В этот орден поступали прежде всего братья из германоязычных областей. Форменным отличием орденских братьев стали белые плащи с черным крестом. Позднее, около 1230 г., орден перебрался в восточную Прибалтику и в 30-е гг. XIII в. слился с существовавшими там другими немецкими рыцарскими орденами, учрежденными для оказания помощи миссионерам и для их защиты, — Орденом меченосцев и Прусским орденом.

В 1120 г. Ильгази напал на Эдессу, а его племянник и наместник в Атаребе Балак — на антиохийскую территорию. Патриарх Бернар послал гонцов в Иерусалим с просьбой о помощи. Король отправился на север, взяв с собой патриарха Гормона и Святой Крест. Узнав о приближении Бодуэна, Ильгази вызвал на помощь атабека Тогтекина. Расположившись друг против друга, армии начали перемещаться то в северном, то в южном направлении на параллельных курсах, причем король не поддавался на турецкие демонстрации мнимого бегства. Мусульманам надоело первым, Ильгази заключил перемирие с Бодуэном, и Тогтекин ушел в Дамаск. Оттуда он предпринял нападение на Галилею. При появлении Бодуэна Тогтекин убрался домой. В отместку летом 1121 г. Бодуэн перешел Иордан и опустошил область Джаулан, к юго-востоку от Генисаретского озера. Тогда же Жослен совершил разбойничий набег в Джазиру.

В 1122 г. возглавивший Грузию царь Давид IV Строитель из династии Багратионов южнее Аракса нанес поражение Сельджукиду Тогрулу, наместнику Аррана в Восточном Азербайджане. Тогрул призвал на помощь против неверных Звезду Веры — Ильгази. В августе 1122 г. объединенные турецкие армии попали в ловушку и были полностью уничтожены армией царя Давида, в которую входил отряд наемников-франков. Ильгази, с трудом избежав смерти, добрался до Мардина, а грузинский царь освободил Тифлис.

Прямой связи между православным грузинским царством и государствами крестоносцев в северной Сирии, видимо, не было, однако Бодуэн II сумел воспользоваться счастливой возможностью, предоставленной ему разгромом Ильгази.

Старший сын Ильгази Сулейман, назначенный отцом наместником Алеппо, после поражения отца в войне с Давидом объявил себя независимым. Этим немедленно воспользовался король Бодуэн, напав на него и опустошив его земли. Мир, заключенный Сулейманом с франками, обошелся ему передачей им крепостей Атареб и Зердана. Ильгази, вошедший в Алеппо, чтобы привести в покорность сына-изменника, не стал затевать войны с франками из-за их потери и подтвердил договор сына с королем.

В 1122 г. внезапно против верховной власти короля взбунтовался граф Понс Триполийский, объявив себя главой независимого государства. Собрав армию в Акре, король Бодуэн немедленно двинулся на север на мятежника. При приближении короля Понс покорился и был прощен.

Мятеж закончился вовремя, так как как раз в это время, нарушив договор о мире, Ильгази вместе с Тогтекином осадил антиохийскую Зердану. Бодуэн немедленно пришел на помощь, Ильгази отступил, и вновь начались перемещения армий на параллельных курсах. Опять-таки первым это надоело туркам, в конце августа они отступили, и Бодуэн прибыл в Антиохию. Здесь им были получены плохие вести: в плен попал Жослен Эдесский.

Решив перехватить по дороге возвращавшегося из-под Зерданы через эдесские земли Артукида Балака, Жослен сам 13 сентября попал в засаду. Рассказывает Матфей Эдесский: «Балак с восемью сотнями всадников ожидал его в защищенном месте, где текла река, окруженном со всех сторон болотами. Словно одержимые, франки бросились на турок, но не смогли преодолеть топи, защищавшие их. Неверные ранили стрелами лошадей, которые рухнули наземь. Они разбили христиан и взяли в плен Жослена и Валерана [Биреджикского]. Оба графа, закованные в цепи, были уведены в [крепость] Карпурт и брошены в темницу». Вместе с Жосленом и Валераном в плен попали 60 их товарищей.

Рис. Жослен Эдесский.

Балак предложил немедленно отпустить их всех на свободу, если они в обмен на это сдадут Эдессу. Последовал мужественный ответ Жослена: «Мы, как верблюды, нагруженные поклажей, когда один из них гибнет, его груз перекладывают на другого, так и с нами, то, чем мы владели, уже перешло в другие руки» (Кемаль ад-Дин).

В Эдессу незамедлительно прибыл король Бодуэн. Он поставил во главе графства Жофруа Монаха Марашского, и в октябре эдесские франки предприняли налет на мусульманские земли.

3 ноября 1122 г. в Майяфаракине умер Ильгази, и его владения были разделены между детьми и племянниками: старший сын Сулейман получил Майяфаракин, младший Тимурташ — Мардин, племяннику Бадр ад-Дауле Сулейману достался Алеппо, а другому племяннику Балаку — земли от Карпурта на севере до Харрана на юге.

В апреле 1123 г. прибывший на север король Бодуэн окончательно отобрал у Бадр ад-Даулы недавно потерянный Атареб, затем у Балака — Биреджик и прибыл в Эдессу. Оттуда он с небольшими силами двинулся на север, может быть, для того, чтобы выяснить местонахождение Жослена. 18 апреля, когда король разбил свой лагерь у Евфрата, недалеко от Гаргара, и собирался на соколиную охоту, на лагерь внезапно напал Балак, который перебил большую часть отряда, а короля захватил в плен. С королем обращались уважительно, его отвезли в Карпурт, где он встретился в плену со своим кузеном Жосленом и его двоюродным братом Валераном. Престиж Балака, пленившего сначала Жослена, а затем короля Бодуэна II, поднялся среди мусульман на небывалую высоту.

Франкские государства разом потеряли всех правителей: князь Антиохии был убит, король Иерусалима (он же регент Антиохии) и граф Эдессы попали в плен, действующим правителем оставался лишь граф Триполи Понс. Однако ничего страшного не произошло, что свидетельствует о административных способностях Бодуэна, в Эдессе продолжал править Жофруа Монах, в Антиохии — патриарх Бернар. В Акре патриарх Гормон собрал Коронный совет, выбравший Эсташа Гарнье, сеньора Цезареи и Сидона, коннетаблем и правителем королевства до освобождения короля.

Балак посчитал, что теперь можно будет легко покончить с государствами крестоносцев, но сначала он решил объединить государство своего дяди Ильгази и начал с Алеппо. Это оказалось тяжелее, чем он предполагал: в городе его не любили. Только в июне ему удалось подчинить город. В августе он начал войну с франками, завоевал Альбару и осадил Кафартаб. И тут ошеломляющие вести из Карпурта отвлекли его от войны.

У Жослена всегда были хорошие отношения с армянами, которые не прерывались и после смерти его первой жены-армянки, сестры Рубенида Тороса. Крепость Карпурт лежала в землях армян, и Жослену не составило большого труда передать послание своим армянским друзьям. Несколько этих друзей под видом монахов и купцов, желавших принести жалобу наместнику, были впущены в город, достали спрятанные мечи, перебили охрану у ворот и впустили остальных общей численностью в 50 человек. После короткого боя гарнизон крепости был уничтожен. На созванном совете было решено, что Жослен с тремя армянскими солдатами покинет крепость, чтобы добыть помощь, а Бодуэн попытается на это время удержать ее. Прячась днями и шагая ночами, беглецам удалось проскользнуть мимо приближавшихся к крепости турецких войск и достичь Евфрата. Отсюда Жослен послал одного из армян назад, чтобы передать успокоительную весть Бодуэну. Жослен не умел плавать, но с помощью армянских друзей и двух надутых бурдюков, в которых ранее была вода, ночью переправился через Евфрат. И опять, двигаясь по ночам, беглецы преодолели опасную территорию и вышли в земли, свободные от турецких войск. С помощью армянских крестьян Жослен добрался до Турбесселя, где был встречен женой и друзьями. Не останавливаясь, он поскакал дальше в Антиохию. Но патриарх Бернар не рискнул выступить на помощь с теми силами, что были у него, и Жослен поскакал дальше, в Иерусалим. В Иерусалиме он первым делом принес свои цепи в церковь над Голгофой (как ни тяжелы они были, он вынес их с собой) и созвал Коронный совет. Патриархом Гормоном и коннетаблем Эсташем Гарнье были собраны войска, которые, взяв Святой Крест, Жослен повел на север. Прибыв в Турбессель, они узнали, что опоздали.

Узнав о событиях в Карпурте, эмир Балак с необыкновенной быстротой помчался к крепости. Он предложил Бодуэну свободньй выход и доставку на родину при условии сдачи крепости. Возможно, король не хотел бросить товарищей, возможно, не доверял Артукиду и отверг предложение. Оборона продержалась недолго, минеры (копатели) Балака обрушили стену, и его армия ворвалась в крепость. Все 65 человек франков и армян, не убитых в бою, были казнены, за исключением короля, Валерана и его племянника, которые были переведены в цитадель Харрана. Гарем эмира находился в крепости и во время мятежа полностью перешел на сторону христиан. Все жены и наложницы эмира в количестве 80 человек были в мешках сброшены с крепостной стены.

Жослен не рискнул вести армию на Харран. Осенью он опустошил окрестности Алеппо, отпустил армию домой и вернулся в Турбессель. Балак прибыл в Алеппо, чтобы организовать поход против франков, и в отместку Жослену превратил церкви Алеппо в мечети. Однако в начале 1124 г. против него поднял восстание мусульманин-наместник Менбиджа. Балак послал двоюродного брата Тимурташа подавить восстание. Тот захватил город, но брат наместника удержал цитадель и вызвал на помощь христиан из Эдессы. 5 мая Балак перехватил на дороге эдесскую армию и разбил ее, в бою был убит Жофруа Монах. Ночь Балак провел в молитвах, а утром приказал казнить пленных. Затем он подошел к Менбиджу, чтобы покончить с цитаделью. Он получил послание из осажденного Тира и собирался идти к нему на помощь. Балак не надел кольчугу, и случайная стрела из цитадели ранила его в пах. Выдернув стрелу, он сказал: «Этот удар несет смерть всем мусульманам». Франки были согласны с ним и говорили: «Дракон, так тяжко устрашавший Божий народ, теперь умерщвлен». Он умер 6 мая 1124 г., передав свое государство Тимурташу, сыну Ильгази. Подобно ему, от случайной стрелы через 75 лет погибнет Ричард Львиное Сердце.

Узнав, что королевство осталось без короля, в мае 1123 г. большая египетская армия вышла из Аскалона и двинулась к Яффе. Коннетабль Эсташ Гарнье, взяв с собой Святой Крест, копье Христово и чудотворный сосуд с молоком Богоматери, вывел армию из Иерусалима ей навстречу. В самом Иерусалиме население босиком совершило крестный ход от церкви к церкви. 29 мая при Ибелене обе армии сошлись в сражении. Несмотря на громадное численное превосходство, египтяне не выдержали удара бронированной рыцарской конницы и пустились в бегство, оставив франкам свой лагерь. Это сражение было последним для Эсташа Гарнье, он умер 15 июня. По решению Коронного совета коннетаблем стал Гийом де Бюр. Богатая вдова Эсташа Эмма, племянница патриарха Арнульфа — женщина в возрасте, вышла замуж за молодого Гюга дю Пюизе, графа Яффы, и ее земли получили нового сеньора.

Еще в 1119 г., после поражения на «Кровавом поле», король Бодуэн отправил послания итальянским торговым республикам с просьбой о помощи, обещая им торговые привилегии. Король хотел избавиться от мешавшего торговле господства на море египетского флота, кроме того, необходимо было завоевать оставшиеся в руках мусульман порты-крепости Аскалон и Тир. Папа поддержал просьбу. Пизе и Генуе, однако, было не до Святой Земли, они начали войну между собой. Венеция согласилась помочь, и дож Доменико Микеле начал формировать флот. Однако прошло почти три года, пока 8 августа 1122 г. этот флот из более чем ста больших военных кораблей вышел в море. Он вез с собой войска, лошадей и строительные материалы для осадных машин. Однако прямо в Палестину флот не пошел.

Уже давно у республики Венеция начали портиться отношения с Византией. Империя заключила в 1111 г. торговый договор с Пизой, ликвидировавший венецианскую торговую монополию в отношениях с ней, которой венецианцы обладали с 1082 г. Договор Византии с Пизой был аналогичен договору с Венецией, хотя и предусматривал меньшие торговые привилегии. Отношения обострились, когда император Иоанн II, думая, что из-за начавшихся в нормандской Апулии раздоров Венеция больше не нужна ему как союзник, решил разорвать договор отца с ней. Поэтому венецианский флот остановился по дороге, чтобы напасть на византийский остров Корфу. Венецианцы, полностью разграбив остров, полгода с ноября 1122 г. осаждали город Корфу, но не смогли его взять. Иоанну пришлось начать переговоры с Венецией, закончившиеся после четырех лет войны в 1126 г. восстановлением договора 1082 г.

В конце апреля 1123 г. на острове Корфу дож получил известие из Палестины о пленении короля. Скрепя сердце, дож снял осаду и пошел в Палестину, остановившись по дороге только для того, чтобы напасть на византийский корабль. В конце мая флот прибыл в Акру, и дож узнал, что египетский флот находится перед Аскалоном. Дож разделил флот на две части и послал вперед быстроходный корабль, чтобы заманить египтян в ловушку. Погнавшийся за приманкой египетский флот оказался между двух венецианских эскадр и был полностью уничтожен. На обратном пути в Акру в руки венецианцев попали еще десять тяжело нагруженных египетских торговых судов. От этого страшного разгрома, который можно назвать предвестником Лепанто, египетский флот долго не мог оправиться. Египтяне потеряли господство на море. Дож был торжественно принят в Иерусалиме.

Венецианцы были готовы помочь при завоевании какого-нибудь одного порта из двух возможных. С участием дожа в Иерусалиме был собран Коронный совет, где решался вопрос, какой город лучше осадить, Аскалон или Тир. Мнения на совете разделились, дворяне Иудеи отстаивали необходимость взятия Аскалона, а дворяне Галилеи — Тира, и не было короля, чтобы разрешить спор. Было решено бросить жребий. На алтарь в церкви Гроба Господня были положены два одинаковых листка пергамента, на одном было написано Тир, на другом — Аскалон. Жребий пал на Тир. Переговоры об условиях помощи продолжались всю осень. На Рождество венецианцы участвовали в богослужениях в Иерусалиме и Вифлееме. После Нового года в Акре представителями республики и патриархом Гормоном, коннетаблем Гийомом де Бюром и канцлером Паганом от имени короля был подписан договор. По договору венецианцы получали в каждом городе королевства улицу с церковью, банями и пекарней и, кроме того, дома в Акре, треть Тира и 300 безантов из доходов короля в Акре. Им было разрешено пользоваться своими мерами и весами, и они освобождались от всех налогов и таможенных сборов. Однако от подати на паломников (треть денег, взятых за проезд) они не освобождались. Патриарх поклялся на Библии, что король при освобождении подтвердит договор, что и произошло через два года. Осада Тира с суши и с моря началась 15 февраля 1124 г.

С 1112 г. город Тир подчинялся двум властям: светской — эмиру Масуду, посланному с отрядом солдат из Дамаска Тогтекином, и духовной — каирскому халифу аль-Амиру. Город признавал верховенство Египта, и в мечетях молитва начиналась провозглашением имени шиитского халифа Фатимида. За это Египет посылал морем в город хлеб и помогал в войнах флотом. Визирь аль-Афдал мирился с этим положением, так как ему необходима была помощь Тогтекина против франков. Но в декабре 1121 г. аль-Афдал был убит ассасином на улице Каира, и получивший власть халиф аль-Амир решил покончить с двойственностью власти в Тире. В 1122 г. в Тир был послан флот. Адмирал, командующий флотом, пригласил Масуда к себе на корабль, и, когда ничего не подозревавший турок прибыл, его задержали и отправили в Египет. В Каире Масуда с почестями принял халиф и отправил его в Дамаск к Тогтекину. Тогтекин, как раньше аль-Афдал, смирился с потерей светской власти в городе.

Однако теперь, когда египетский флот был уничтожен и франки были готовы начать осаду Тира, халиф понял, что ничем не может помочь городу, и вынужден был просить Тогтекина о принятии на себя управление городом и его оборону. Тогтекин послал в город 700 турок и запасы продовольствия.

Город Тир находился на острове, расположенном вблизи от берега, и соединялся с ним узкой дамбой, построенной еще Александром Македонским в 322 г. до н.э., когда тот сам осаждал город. Со стороны моря Тир был почти неприступен, а подход со стороны дамбы защищался могучими тройными стенами и башнями. В обороне города был только один недостаток — недостаток воды. Она поступала в город с гор по акведуку, собственных источников в городе не было. В первый же день осады франки прекратили доступ воды. Зимние дожди наполнили городские цистерны, но этого количества не могло хватить на продолжительное время. Франки разбили лагерь в садах, в том месте, где дамба соединялась с берегом. Венецианский флот стал на якорь у берега возле лагеря и блокировал морские пути к Тиру. Армией франков командовал патриарх Гормон, авторитет которого был выше, чем у молодого коннетабля. К королевской армии вскоре присоединились войска Понса Триполийского.

Осада продолжалась более четырех месяцев. Из строительного материала, привезенного венецианцами, были построены осадные машины, дни напролет обстреливавшие городские стены на дамбе. Осажденные сражались мужественно, они отвечали стрельбой из камнеметательных машин и применяли «греческий огонь». Однако силы их таяли, остро ощущался недостаток воды и продовольствия. Из города тайно направлялись гонцы в Египет и Дамаск. Египтяне пару раз посылали армию в окрестности Иерусалима, но штурмовать Иерусалим она не решилась и только опустошала его окрестности. Тогтекин в начале осады подошел к Баниясу на Иордане и ждал там вестей о прибытии египетского флота, чтобы совершить совместное нападение на лагерь франков, но египтяне так и не смогли сформировать флот. Против Тогтекина была направлена часть армии под командой коннетабля Гийома де Бюра и Понса Триполийского, и атабек, не решившись вступать в сражение, отступил в Дамаск. Последняя надежда горожан — эмир Артукид Балак был убит в мае, не успев прийти на помощь.

К концу июня положение города было отчаянным, не хватало воды и продовольствия, не было сил защищаться. Тогтекин был извещен о невозможности продолжения борьбы и послал парламентера к франкам, предложив сдачу города на обычных условиях: все желающие могут беспрепятственно уйти из города, взяв с собой движимое имущество, желающие остаться должны сохранить свое имущество и гражданские права. Франкское и венецианское руководство приняло условия сдачи, но солдаты и матросы, лишившиеся возможности пограбить, чуть не взбунтовались. 7 июля 1124 г. Тир сдался, над главными воротами были подняты знамена — королевское знамя в центре и знамена венецианского дожа и Понса Триполийского по бокам. В город вошли франки, а из него вышли вереницы жителей, не желавших остаться, и гарнизон, грабежей почти не было. Теперь на Палестино-Сирийском побережье только один Аскалон остался в руках мусульман. Как пошутил С. Рансимен, «вырезав свой фунт мяса, венецианцы отплыли домой».

Архиепископство Тир, к которому относились епископства Бейрут, Сидон и Акра, с давних пор входило в состав Антиохийского патриархата, так же как и епископства графства Триполи — Триполи, Тортоса и Жибле (Джубейль). Урбан II на Клермонском соборе решил, что церковные границы должны соответствовать политическим, как всегда было принято в Западной Европе. Поэтому епископства в Акре, Бейруте и Сидоне, входивших в королевство Иерусалим, были отнесены к Иерусалимскому патриархату, что вызвало резкие протесты патриарха Антиохийского. Папа Пасхалий сначала придерживался решения Урбана, но затем, после 1110 г., изменил точку зрения и вернулся к старым границам патриархатов и окончательно запутал положение. Поэтому взятие Тира обострило спор между патриархатами Иерусалимским и Антиохийским о том, кому должен принадлежать Тир. В конце концов архиепископ Тира стал назначаться из Иерусалима, так же как и епископы Бейрута, Сидона и Акры, патриарх же Антиохийский продолжал назначать епископов в Тортосу, Жибле и Триполи, входившие в независимое от Антиохии графство Триполи. Первым архиепископом Тира был назначенный Иерусалимом англичанин Гийом (не путать с историографом).

В это время в Палестину ненадолго прибыл паломником с любовью встреченный старыми соратниками отца молодой Гийом Клитон, сын герцога Нормандского Робера, сидевшего в тюрьме у своего младшего брата, короля Англии. Он произвел два разбойничьих набега за Иордан на караваны, сначала на идущий из Аравии в Дамаск, а затем из Дамаска в Египет, и получил богатую добычу, в первом случае — богатую арабскую княгиню со всем ее добром и 4000 верблюдов, во втором — все товары большого купеческого каравана, причем оставшиеся в живых караванщики были затем перерезаны бедуинами.

После смерти Балака король Бодуэн был передан сыну Ильгази Тимурташу, правившему из Алеппо государством, унаследованным от двоюродного брата. Тимурташу были нужны деньги и не нужна была ответственнось за знатного пленника. Он попросил Мункидита Султана, эмира Шайзара, начать переговоры с франками о выкупе короля. Королева Морфия приехала на север, чтобы вместе с Жосленом лично участвовать в переговорах. Договорились выкупить короля за 80 тысяч динаров, передачу Алеппо городов Атареба, Зерданы, Азаза, Кафартаба и Джасра и помощь франков против эмира бедуинов Дюбайса ибн Садаки в Джазире, который отказывался признавать верховенство сельджукского султана Махмуда.

20 тысяч динаров были заплачены немедленно, а за остальную часть выкупа в Шайзаре были оставлены заложники, в том числе 4-летняя принцесса Ивета, 11-летний сын и наследник Жослена и несколько других знатных детей. Мункидит Султан отправил несколько членов своей семьи заложниками в Алеппо, а оттуда в Шайзар на своем коне, возвращенном Тимурташем, прибыл Бодуэн. Он был дружески принят Султаном, так как эмир чувствовал себя должником: пять лет назад король освободил его от выплаты денег Антиохии. Король встретился с дочерью и другими заложниками и прибыл в Антиохию в конце августа.

В Антиохии Бодуэн и патриарх Бернар нашли хороший повод не полностью выполнить обещания короля. С большими извинениями Бодуэн сообщил Тимурташу, что патриарх запретил ему отдавать не принадлежащие ему города, так как он только сеньор и регент Антиохии, а княжество принадлежит молодому Боэмунду II. Для Тимурташа деньги были гораздо важнее земель, и он простил нарушение договора. Тогда Бодуэн пошел дальше и, вместо того, чтобы воевать с бедуинами Дюбайса, заключил с ним договор против Алеппо. Армии Антиохии, Эдессы и бедуины Дюбайса вскоре окружили Алеппо. К ним примкнул Султаншах, сын Ридвана Алеппского, претендовавший на город. Тимурташ сидел в Мардине и не пытался защитить город. Он отказался прийти на помощь городу, когда к нему прибыли посланцы жителей Алеппо, и те отправились просить ее к атабеку Мосула Аксонкору иль-Бурсуки, возглавлявшему неудачный поход против франков в 1114 г. Иль-Бурсуки ненавидел Артукидов и поэтому немедленно выдвинулся против Алеппо, где к нему присоединились войска эмира Киркана Хомского и атабека Тогтекина Дамасского. Дюбайс со своими людьми, испугавшись, ушел в Джазиру, а франки отступили к крепости Атареб. В конце января иль-Бурсуки вступил в Алеппо.

В апреле 1125 г. Бодуэн вернулся в Иерусалим, где отсутствовал два года, но вскоре должен был снова возвратиться на север. Аксонкор иль-Бурсуки, будучи представителем султана Махмуда и хозяином Мосула и Алеппо, вместе с армиями Тогтекина и эмира Хомса, присоединившимися к нему, стал главной мусульманской силой в северной Сирии. В марте он прибыл в Шайзар и забрал у эмира Султана всех франкских детей-заложников. В мае он штурмом овладел Кафартабом и осадил Зердану. Бодуэн выступил ему навстречу с армиями Антиохии, Эдессы и Триполи, общей численностью в 1100 конных и 2000 пехоты. Вблизи Азаза в конце мая произошло одно из самых кровопролитных сражений в истории крестовых походов. Понадеявшись на значительное численное превосходство, мусульмане столкнулись с франками во встречном бою и не выдержали удара. Франки сокрушили врага и обратили в бегство, понеся при этом, правда, большие потери. Богатая добыча, попавшая в руки франков, позволила Бодуэну выплатить оставшиеся деньги за заложников, причем каждый рыцарь вносил долю из своей добычи на освобождение королевской дочери и других детей. Деньги получил, однако, не Тимурташ, а Аксонкор иль-Бурсуки. Одновременно в Шайзаре были выкуплены из доставшейся добычи и находившиеся там христианские пленники.

По заключенному перемирию, продлившемуся полтора года, мусульмане сохранили за собой Кафартаб, переданный эмиру Хомса. Аксонкор иль-Бурсуки ушел в Мосул, оставив гарнизон в Алеппо.

Бодуэн возвратился на юг и осенью 1125 г. совершил грабительский налет на дамасские земли. Оставшиеся месяцы года он готовился к серьезной войне с Дамаском и в январе 1126 г. вторгся в Хауран. Тогтекин с армией ждал его в 30 км к юго-западу от Дамаска, у Тель ас-Сакаба. Сражение было ожесточенным, туркмены Тогтекина даже проникли в королевский лагерь, однако в конце концов победил Бодуэн. Километров пятнадцать он преследовал бегущих мусульман, но затем повернул назад из-за больших потерь.

В марте 1126 г. Понс Триполийский напал на крепость Рафания, построенную двадцать лет назад Тогтекином, она защищала с севера долину Бекаа и контролировала дорогу из Иерусалима в Антиохию. Это был важный стратегический пункт, и обе стороны придавали крепости большое значение. Комендант Рафании вызвал на помощь Тогтекина и иль-Бурсуки, но заранее предупрежденный Бодуэн подошел раньше, и крепость пала после непродолжительной осады еще до прихода дамасской армии.

К осени 1126 г. египтяне закончили строительство и оснащение нового флота, и он вышел из портов дельты Нила, чтобы блокировать морские пути и напасть на прибрежные города королевства. Узнав о выходе флота, Аксонкор иль-Бурсуки напал на Атареб. Бодуэн двинулся на его защиту. Вместе с Жосленом он присоединился к Понсу и вынудил иль-Бурсуки к отступлению. Египетский флот неудачно атаковал Бейрут и в связи с начавшимися штормами ушел домой. С иль-Бурсуки опять было заключено перемирие. Он оставил сына Изз ад-Дина Масуда наместником Алеппо, а сам вернулся в Мосул. В день своего возвращения он был заколот ассасином. Его сын Изз ад-Дин Масуд унаследовал Алеппо и Мосул. «Когда власть его стала прочной, сила возросла, а влияние усилилось, он возгордился, грудь его распирало от юношеского пыла, и он задумал напасть на сирийские [дамасские] земли, а затем начать священную войну против франков» (Ибн аль-Каланиси). Через несколько месяцев Масуд умер, вероятно, отравленный по указанию Тогтекина, и за этим в Алеппо последовала чехарда наместников и связанная с ней анархия.

В это время Боэмунду II, сыну основателя княжества Антиохия, исполнилось 18 лет. Он передал своему двоюродному дяде, великому графу Сицилийскому Рожеру II, свои владения в Италии и в сентябре 1126 г. с некоторым количеством воинов и лошадей на 24 кораблях прибыл в Сен-Симеон. В Антиохии его торжественно встречал Бодуэн. Боэмунд был таким же богатырем и светловолосым красавцем, как отец, и получил хорошее воспитание и образование у матери, Констанции Французской. С королем Бодуэном II в Антиохию прибыла его вторая, 16-летняя дочь Алиса, и, согласно заключенному договору, молодые вступили в брак. Теперь Бодуэн мог уделить больше внимания своему королевству. Молодой муж сразу же отправился воевать. Он отвоевал у эмира Хомса Кафартаб и проявил отвагу в столкновениях с войсками эмира Шайзара.

В начале 1128 г. умер верный друг и помощник короля патриарх Гормон. Его преемником стал знатный француз и родственник короля, аббат из Шартра Этьен де Ла Ферте. Он не оправдал надежды короля Бодуэна на дружеское и родственное сотрудничество. Этьен немедленно напомнил королю о договоре между Готфридом и Даимбертом, по которому Яффа должна быть передана патриарху, так же как и Иерусалим после завоевания Аскалона. Король не стал даже разговаривать с ним об этом, и их отношения сразу испортились. Их отношения продолжали ухудшаться, однако патриарх был слишком крупной фигурой, и король не знал, как выйти из этого положения. На счастье короля, патриарх после короткой болезни умер в начале 1130 г. Его сторонники подозревали отравление. Когда король пришел к патриарху, чтобы справиться о здоровье, тот ответил: «Со мной все так, как Вы того желаете». Его преемником был выбран приор церкви Гроба Господня Гийом из Мессины, человек добрый, благочестивый, простодушный и необразованный. Он во всем и всегда был согласен с королем и был им любим и почитаем.

Одной из главных задач, стоявших перед королем, было определиться с престолонаследием. У Бодуэна II не было сыновей, только четыре дочери — Мелизанда, Алиса, Годиерна и Ивета. Наследницей трона в браке с подходящим мужем назначили старшую дочь Мелизанду. Это означало замену мужского порядка наследования (агнат), при котором наследниками мужчин являются их кровные родственники мужчины, смешанным порядком наследования (когнат), при котором наследуют все кровные родственники, включая дочерей. Эта замена явилась прецедентом, которому впоследствии часто следовали. Теперь нужно было найти мужа для Мелизанды, который выполнял бы королевские воинские обязанности, вместе с ней правил и позаботился о наследнике трона.

Осенью 1127 г., утвердив решение на Коронном совете, Бодуэн послал Гийома де Бюра, князя Галилеи и коннетабля королевства, и Ги Брисбара, сеньора Бейрута, во Францию просить короля Людовика VI порекомендовать подходящего человека из французской знати в мужья принцессе. Людовик VI рекомендовал овдовевшего графа Фулька V Анжуйского. Фульк был главой одного из самых богатейших и сильнейших графств во Франции и на протяжении многих лет союзником короля Франции в его борьбе с государством Генриха I, сына Вильгельма Завоевателя, объединившего королевство Англию с герцогством Нормандия. Граф требовал у Генриха I передачи ему для сына графства Мэн, на которое он получил право, женившись на его наследнице, теперь уже покойной.

Чтобы лишить Францию могущественного союзника, Генрих I предложил графу женить его сына и наследника Жофруа на своей дочери и наследнице, бездетной вдове германского императора Генриха V Матильде. После того как в январе 1127 г. Матильда была официально провозглашена наследницей Англии и Нормандии, оба графа — отец и сын — дали согласие, несмотря на то что невеста была на 11 лет старше 14-летнего жениха: приданое того стоило. Граф Фульк отошел от военного союза с Людовиком VI, но остался его другом. Теперь граф решил оставить наследственные земли своему сыну и отправиться на Восток. Фульк уже был в 1120 г. паломником в Святой Земле и познакомился с Бодуэном и, возможно, с Мелизандой. С кандидатурой Фулька в качестве наследника престола согласились и Бодуэн, и папа Гонорий II.

Чтобы сделать для графа женитьбу более привлекательной, с Фульком подписали договор, что он станет королем, а не принцем-консортом (супругом), и вместе с женой будет править государством. Освоивший во время подготовки бракосочетания сына брачно-юридические тонкости Фульк выдвинул два дополнительных условия: во-первых, папа должен официально подтвердить законность избрания Бодуэна II королем; во-вторых, Иерусалим должен официально провозгласить Мелизанду наследницей. Оба условия были выполнены, и Фульк дал свое согласие на брак. Бодуэн и сам не менее графа был заинтересован в том, чтобы никто не сомневался в законности престолонаследия его самого, его дочери и Фулька.

В мае 1128 г. Фульк, сопровождаемый Гийомом де Бюром и Ги Брисбаром, прибыл в Акру, а затем в Иерусалим. В конце месяца была сыграна пышная свадьба Фулька с Мелизандой. 36-летний граф души не чаял в своей красавице жене, которая была на 11 лет моложе его, и, напротив, жена была совсем не в восторге от своего рыжего коренастого супруга, навязанного ей политическими соображениями, на что у нее были причины. Свадьба Жофруа и Матильды состоялась уже в отсутствие Фулька в июне 1128 г.

Рис. Свадьба Фулька с Мелизандой.

12 февраля 1128 г. в Дамаске умер атабек Тогтекин. В течение многих лет он был неограниченным хозяином города и самым могущественным властителем юго-западной Сирии. Узнав о смерти Тогтекина, Бодуэн приступил к исполнению главного замысла всего своего правления — к завоеванию Дамаска, города апостола Павла. Он немедленно послал в Европу Гюга де Пайена, магистра Ордена тамплиеров, набирать войска с точным указанием цели нападения — Дамаск. Летом и осенью в Заморье прибывали люди из Европы.

Около 1120 г. из Ирана в Алеппо бежал предводитель ассасинов, перс по имени Бахрам, он стал главой ассасинов в северной Сирии. Секта пользовалась поддержкой Ильгази, однако жители Алеппо ее ненавидели, и Бахрам был вынужден убраться из города. С рекомендацией Ильгази он прибыл в Дамаск, и Тогтекин его милостиво принял. Он поселился в Дамаске, собрал вокруг себя последователей и приобрел поддержку визиря Тогтекина — аль-Маздагани. Секта расширилась и приобрела силу, что опять-таки возбудило ненависть к ней суннитского населения города. Бахрам обратился к аль-Маздагани с просьбой о защите, и тот убедил Тогтекина передать секте в ноябре 1126 г. пограничную крепость Банияс, находившуюся под постоянной угрозой нападения франков, что позволило бы удалить ассасинов из города и использовать в борьбе с крестоносцами. Бахрам усилил укрепления крепости и собрал в ней своих сторонников. Мягко выражаясь, ассасины были не лучшими соседями для окружающих, и на Тогтекина обрушился поток жалоб на них. Он уже был готов уничтожить их и искал подходящий случай, хотя внешне все еще казался их покровителем. Через несколько месяцев Бахрама подстерегли и убили арабы, шейха (главу рода) которых ранее он убил сам, и предводителем ассасинов стал другой перс, по имени Исмаил.

Наследником Тогтекина в качестве атабека Дамаска стал его сын Тадж аль-Мульк Бури, и он решил сделать то, что не успел отец: покончить с ассасинами. Начал он с их покровителя, визиря аль-Маздагани. Визиря убили в Розовом павильоне дворца атабека во время совета. Тотчас в городе начались заранее подготовленные беспорядки: народ начал убивать ассасинов. Известия из Дамаска вызвали глубокую тревогу Исмаила, чтобы спасти своих людей, он начал переговоры с франками.

Это был тот самый счастливый случай, которого долго ждал Бодуэн. Когда прибыли посланцы Исмаила, король был уже готов к действиям. Армия вместе с прибывшими из Европы собралась и выдвинулась к Баниясу. В январе 1129 г. Бодуэн, сопровождаемый Фульком, занял Банияс. Исмаила и ассасинов было решено расселить в королевстве. Однако вскоре Исмаил умер от дизентерии, а его люди разбежались. Затем король двинулся дальше к Дамаску и разбил лагерь у Деревянного моста, в 10 км к юго-западу от Дамаска. Бури с армией преградил ему путь к Дамаску. Несколько дней армии стояли друг против друга.

Бодуэн выслал отряд в несколько сот конных, в основном из вновь прибывших, под командой Гийома де Бюра за продовольствием и фуражом. Европейская рыцарская вольница плохо слушалась де Бюра и интересовалась более добычей, чем сбором продовольствия. Бури отправил против этих сборщиков туркменскую конницу. Одним ранним утром в конце января она напала на расположение франков в 30 км к югу от лагеря короля. Разбуженные нападением франки храбро сражались, однако только 45 человек смог привести де Бюр в королевский лагерь, чтобы доложить о понесенных потерях.

Король решил немедленно атаковать мусульман, пока те празднуют победу. Однако, как раз когда армия, построившись, двинулась вперед, «разверзлись хляби небесные», хлынул проливной продолжительный дождь, поля покрылись непроходимой грязью, а дороги перерезали потоки. Наступать было невозможно, как невозможно было и вести осаду. Армия отступила от Дамаска в безупречном порядке.

Была упущена счастливая возможность и на севере. Вместо того чтобы сообща ударить по Алеппо, где после смерти иль-Бурсуки и его сына Изз ад-Дина Масуда царили хаос и неразбериха, молодой Боэмунд и старый Жослен осенью 1127 г. поодиночке грабили его земли и бешено ссорились друг с другом. Причиной ссоры были взаимные земельные претензии: Жослен не хотел возвращать приобретенные по договору с иль-Бурсуки земли, ранее принадлежавшие Антиохии, а Боэмунд не желал передавать Эдессе город Азаз, обещанный князем Рожером Жослену в качестве приданого своей сестры. Боэмунд считал, что Рожер был только регентом и не имел права дарить принадлежавшие ему, Боэмунду, земли. Жослен вместе с наемными турецкими солдатами ограбил антиохийские земли недалеко от границы, за что Бернар, патриарх Антиохии, отлучил от церкви его и все графство Эдесса. Ссора грозила перерасти в войну. Разгневанный Бодуэн в 1128 г. прибыл на север и заставил князя и графа примириться. Жослен внезапно тяжело заболел и увидел в этом наказание Божье, он возвратил награбленную добычу и отказался от претензий на Азаз. Однако было уже поздно: летом 1128 г. в Алеппо обосновался сильный правитель.

Сменив в 1118 г. в Багдаде халифа-лирика аль-Мустазхира, более амбициозный халиф Мустарджид в 1126 г., воспользовавшись семейной распрей сельджукских султанов, решил избавиться от их власти. Чтобы утихомирить бунтовщика, султан Махмуд послал армию и во главе ее поставил молодого, но уже прославившего свое имя в войнах с франками турка Имад ад-Дина Зенги. Халиф был фигурой, редко меняемой. Зенги обратил в бегство его войска и вынудил к повиновению, но действовал на редкость тактично и учтиво, и когда после смерти иль-Бурсуки султан поинтересовался мнением халифа, кого назначить новым атабеком Мосула при своем сыне-подростке Альп Арслане, правителе Мосула, тот назвал понравившегося ему Зенги, и Махмуд согласился.

Зиму 1127-1128 гг. Зенги провел в Мосуле, а весной 1128 г. двинулся к Алеппо. Он потребовал, чтобы город признал его своим хозяином, поскольку он назначен султаном атабеком Мосула на место иль-Бурсуки, владевшего также и Алеппо. Жители города, которым надоели чехарда правителей и связанный с ней хаос, открыли ему ворота и устроили торжественный прием. Едва он овладел Алеппо, как получил известие, что султан хочет заменить его другим. Зенги немедленно прибыл в Исфахан, вручил Махмуду 100 тысяч динаров и получил подтверждение своего назначения. Помимо выплаты денег, Зенги пообещал султану начать священную войну с франками и изгнать их из Месопотамии и Сирии.

Положение франков между тем было прочным. Мусульманский хронист Ибн аль-Атир пишет об этом времени: «Счастливые звезды ислама опустились за горизонт, и солнце его благоденствия скрылось за тучами. Над землями мусульман развевались знамена многобожников, и неверные побеждали правоверных. Государство франков простиралось от Мардина в Месопотамии до аль-Ариша на границе Египта; во всей Сирии только Алеппо, Хомс, Хама и Дамаск оставались свободными от их господства. Из их числа Алеппо платил им дань, а Дамаск должен был выдать им своих христианских рабов. В Месопотамии их войска доходили до самого Диярбакыра, до Амида и Нисибина, и мусульмане Ракки и Харрана не находили защиты от их жестокости».

Идею священной войны и изгнания крестоносцев Зенги использовал и для укрепления и расширения своей власти в Сирии, однако первым делом заключил перемирие на два года с Жосленом. Эмиры Шайзара и Хомса признали его главенство. Занятый войной с франками Бури Дамасский согласился присоединиться к Зенги в священной борьбе против христиан и послал к нему с войсками сына, правившего Хамой. Зенги арестовал сына Бури и подошел с армией к Хаме. Город сдался без боя. Бури вынужден был смириться с наглым захватом Хамы.

Эмир Киркан Хомсский предложил атабеку Мосула выкупить у него Хаму, Зенги взял деньги и бросил эмира в темницу. Затем он, прихватив с собой Киркана, подошел с армией к Хомсу. Чтобы принудить Хомс к сдаче, он велел бичевать эмира перед его стенами на глазах семьи и солдат, но завладеть городом ему не удалось. В течение двух лет Зенги стал хозяином северо-восточной Сирии.

В 1130 г. погиб молодой князь Боэмунд II, что явилось для франков тяжелым несчастьем: на него возлагали большие надежды. Полный честолюбия и энергии, он собирался отвоевать все наследие отца и даже значительно расширить его. Он начал с Киликии. Тарс, Адана и Мамистра находились в его руках, но Аназарб захватил Рубенид Торос, столицей которого стал расположенный неподалеку на севере Сис. Когда в 1129 г. умер Торос, а через несколько месяцев после его смерти был убит его сын Константин и на княжеский престол сел в результате переворота брат Тороса Лев I, Боэмунд счел момент подходящим, чтобы овладеть Аназарбом. В феврале 1130 г. с небольшими силами он двинулся к городу. Армянский князь позвал на помощь эмира Данишмендида Гази II, земли которого граничили теперь с землями князя Льва. Когда Боэмунд без особых предосторожностей двигался на север, вверх по берегу реки Джихан, преодолевая легкое сопротивление армян, на него внезапно напали турки-данишмендиды и перебили всю армию. Боэмунда узнали только после того, как убили, иначе его, конечно, оставили бы в живых, чтобы получить выкуп. Его голову Данишмендид Гази переслал халифу в виде подарка.

Начавшаяся война с Византией помешала Данишмендиду воспользоваться победой. После смерти Боэмунда II осталась 2-летняя наследница-дочь Констанция. Вдова Боэмунда, дочь короля Бодуэна Алиса, не дожидаясь, пока король назначит регента, сама провозгласила себя регентшей. Вскоре распространились слухи, что она не хочет ограничиваться регентством, но собирается стать самодержавной княгиней. Что касается Констанции, говорили, что она или не выйдет из монастыря, или будет выдана замуж за недворянина, что лишит ее прав на княжескую корону. Может быть, жители Антиохии-армяне и хотели бы видеть княгиней Алису, имея в виду ее армянское по матери происхождение, однако латинское дворянство, духовенство и купечество считало, что в эти тяжелые времена во главе государства должен стоять мужчина — воин и полководец, к тому же и поведение княгини говорило о том, что она очень быстро забыла погибшего мужа. К Бодуэну были посланы гонцы с просьбой ускорить прибытие.

Узнав, что король направляется в Антиохию, Алиса решилась на отчаянный поступок: она послала гонца вместе с превосходным конем в виде подарка к атабеку Зенги с обещанием присягнуть ему на верность, если он обеспечит ей владение Антиохией.

Войска Бодуэна и Фулька, приблизившиеся к Антиохии, перехватили гонца Алисы, который по приказу короля был немедленно повешен. Алиса не пустила короля в город, и он разбил лагерь перед Антиохией. Из Эдессы королем был вызван Жослен. Внутри города Алиса раздавала деньги и подарки, чтобы заручиться верностью войск и населения. Однако через несколько дней нормандский рыцарь Гийом д 'Аверса и монах Петр Латинец впустили Фулька в ворота Сен-Поль, а Жослена в Герцогские ворота. Затем в город вошел король. Алиса закрылась в цитадели и вышла, только когда представители дворянства и духовенства города поручились за ее жизнь. После неприятного разговора с отцом, в ходе которого Алиса упала перед ним на колени и расплакалась, король простил ее и изгнал из города в Джабалу и Латакию, выделенные ей Боэмундом II в качестве «утреннего дара» — вдовьего надела. Король принял на себя регенство над городом, велел всем ленникам Антиохии принести клятву верности ему и его внучке Констанции, поручил Жослену опеку над городом и ребенком-княгиней и затем летом 1130 г. возвратился в Иерусалим.

Больше он из Иерусалима не выезжал. Здоровье его ухудшилось. В августе 1131 г. стало ясно, что он при смерти. Он попросил, чтобы его перенесли из королевского дворца в резиденцию патриарха, расположенную недалеко от Голгофы, чтобы умереть как можно ближе к тому месту, где принял смерть Христос. В пятницу, 21 августа 1131 г. он призвал к себе Фулька, Мелизанду, их годовалого сына, названного в честь деда Бодуэном, и всех баронов государства. Король благословил Фулька, Мелизанду и внука и призвал всех присутствующих признать их троих его наследниками и соправителями. Затем он надел монашеское платье и был принят в капитул церкви Гроба Господня. Прием еще не успел закончиться, как король Бодуэн II умер и был похоронен со всеми почестями в этой церкви. 14 сентября 1131 г. Фульк, Мелизанда и маленький Бодуэн были коронованы, уже не в Вифлееме, а в Иерусалиме, в церкви Гроба Господня. При Фульке началось строительство новой большой церкви Гроба Господня, объединившей в одном здании ранее существовавший комплекс из нескольких построек; новая церковь была освящена 15 июля 1149 г., уже после смерти Фулька.

Двоюродный брат и верный товарищ короля в течение 30 лет, граф Жослен Эдесский умер вскоре после него. В то время, когда умирал Бодуэн, он отправился осаждать небольшой замок вблизи от Алеппо и был тяжело ранен: под ним обрушился вырытый его людьми подкоп (мина). Он лежал в Эдессе при смерти, когда пришло известие, что Данишмендид Гази осадил большую крепость Кайсун. Жослен приказал сыну выступить с армией, чтобы спасти ее. Тот отказался, говоря, что армия Эдессы слишком мала для этого. Полный гнева и презрения, старый рубака велел нести себя на носилках во главе армии, повторив тем самым в значительно более сложных условиях поступок императора Алексея I. Узнав о приближении Жослена, которого считали мертвым, объятый страхом Гази снял осаду с Кайсуна и отступил. Получив известие об этом, Жослен приказал спустить себя с носилок, чтобы поблагодарить Бога. Исчерпавший все силы старый граф умер здесь же, при дороге.

Со смертью короля Бодуэна и Жослена ушло первое поколение крестоносцев — основателей и становителей христианских государств в Святой Земле.

Глава XX Король Фульк

Со смертью Бодуэна нарушились и так уже сомнительные, с точки зрения ленников, вертикальные связи между королем и князьями на севере. Ослепленные желанием независимости, не видевшие дальше своего носа, они немедленно взбунтовались против верховной власти нового короля.

Вновь предъявила претензию на регенство в Антиохии княгиня-мать Алиса. И в Европе, и в Византии матери часто становились регентшами при малолетних детях. Смерть Жослена I Эдесского, назначенного опекуном княгини Констанции, дочери Алисы, и нежелание дворянства Антиохии признать новым опекуном его сына, Жослена II, придали этой претензии видимость законности. Более того, Алиса заговорила о независимости Антиохии, так как и Боэмунд I, и Танкред были самодержавными князьями, а Рожер и Боэмунд II признали верховенство короля только в силу своей слабости и сложившихся неблагоприятных обстоятельств. Жослен II, Понс Триполийский и некоторые антиохийские землевладельцы поддержали претензии Алисы.

Жослен II и сам добивался независимости на том основании, что получил графство Эдесса как наследие от отца, а не как лен от короля. Понс Триполийский уже провозглашал независимость своего графства при короле Бодуэне II, и ему тогда только не хватило сил отстоять ее. Теперь он опять хотел стать независимым. Получив вместе с женой Сесилью ее вдовий надел, он был крупным антиохийским бароном.

Положение осложнялось еще и тем, что император Византии выдвигал права на Антиохию и Эдессу в соответствии с договором, заключенным между Алексеем и князьями во время Первого крестового похода, и Девольским договором с Боэмундом I, а также на Триполи в соответствии с вассальной присягой, принесенной тому же Алексею отцом Понса графом Бертраном.

Однако большинство антиохийских дворян не хотели в это опасное для княжества время видеть женщину вообще, и Алису в частности, правительницей Антиохии и послали гонца к королю Фульку. Сразу после коронации Фульк вышел с армией из Иерусалима. Когда он подошел к графству Триполи, дорогу ему преградил Понс. Напрасно Фульк надеялся на поддержку графини Триполи Сесили, своей сводной сестры по матери. От Бейрута до Сен-Симеона армия короля вынуждена была добираться морем на кораблях. Высадившись на берег и присоединив к себе оставшихся верными ему антиохийских дворян, король двинулся на юг и разбил при Шатель Руж войска Понса и антиохийских мятежников. Нерешительный и ненадежный Жослен II не поддержал своих союзников и так и не выступил из Эдессы против короля. У Фулька не было достаточно сил и времени, чтобы закрепить победу. Понс принес извинения и был прощен. Были прощены Алиса, оставшаяся в Латакии, а также антиохийские мятежники и Жослен. Фульк сохранил регенство над Антиохией и назначил правителем коннетабля княжества Рено Мазуара, правителя Маргата, сохранившего верность королю. Понс и Жослен II так и не признали верховенства Фулька. Скандал при дворе и мятеж срочно призвали короля на юг.

Череда мятежей в королевстве Иерусалим началась еще при короле Бодуэне II мятежом Романа дю Пюи, владельца большого королевского лена Трансиордания. Мятеж был подавлен еще при жизни Бодуэна, а лен передан мундшенку (кравчему) королевского двора Пагану. Роман дю Пюи не смирился с потерей и позже примкнул к мятежу Гюга дю Пюизе.

Гюг дю Пюизе был сыном Гюга I дю Пюизе, предводителя феодальной войны баронов против короля Людовика VI в королевском домене во Франции. Мятежники вступили в союз с врагами французского короля, графом Блуа-Шампанским Тибо и английским королем Генрихом I. Война велась с перерывами чуть ли не три десятка лет с самого начала правления Людовика. После того как французский король в 1118 г. разрушил родовое гнездо Гюга I — замок Пюизе и отнял лен, он с женой и мальчиком-сыном подался на Восток к своему двоюродному брату, королю Бодуэну II. Еще раньше туда отправились два его родных брата, аббат Жилуан и Валеран (Биреджикский). По дороге, в Апулии, маленький Гюг заболел и был оставлен родителями у двоюродного брата матери — Боэмунда II. По прибытии в Палестину Гюг I получил от короля Бодуэна в лен графство Яффу. Когда подросший Гюг прибыл из Италии в Иерусалим, его родители уже умерли. Король Бодуэн II пригласил юношу ко двору и, по достижения им совершеннолетия в 1123 г., передал ему отцовский лен — графство Яффу. Принцесса Мелизанда и красивый рослый юноша — троюродный брат, на два года моложе ее — полюбили друг друга. Но на принцессе, наследнице престола, должен был жениться более знатный человек, чем Гюг дю Пюизе, и его женили на богатой невесте зрелых лет, племяннице патриарха Арнульфа Эмме, вдове Эсташа I Гарнье, имевшей двух взрослых сыновей, почти его ровесников. Тем временем Мелизанда вышла замуж за Фулька, но и после этого в отсутствие Фулька они с Гюгом продолжили свою запретную любовь, вызвавшую толки и сплетни при дворе и бешеную ярость Фулька. Все дворянство королевства разделилось на две партии — короля Фулька и графа Яффы, причем королева, конечно же, была на стороне Гюга. Самыми видными людьми в партии короля были дети Эммы — близнецы, Эсташ II — сеньор Сидона и Готье — сеньор Цезареи, ненавидевшие своего молодого отчима. Дело дошло до небольшой гражданской войны, в которой деятельное участие на стороне Гюга принял Роман дю Пюи, пытавшийся вернуть себе свой лен — Трансиорданию.

В конце лета 1133 г., когда открытые стычки закончились перемирием и дворянство королевства собралось на празднике во дворце короля в Иерусалиме, поднялся Готье Гарнье, громогласно обвинил отчима в измене королю Фульку и в заговоре на его жизнь и вызвал его на поединок Божьего суда. Гюг отверг обвинение и принял вызов. Высокий суд назначил день дуэли, и Гюг отправился в Яффу, а Готье — в Цезарею, готовиться к поединку.

В назначенный день на поединок прибыл один только Готье, Гюг не явился. Может быть, его упросила не выходить на поединок жена из боязни потерять мужа или сына; может быть, королева; возможно, он сам испугался Божьего суда, чувствуя вину. Так или иначе, как говорят японцы, он потерял лицо. Его сторонники от него отвернулись. Высокий суд из-за неявки объявил его виновным. Он бежал в Яффу и призвал к себе на помощь египетский отряд из Аскалона. Так как теперь его измена была очевидна, его вассалы выступили против него во главе с его главным ленником Балианом, коннетаблем Яффы. Последний прибыл в Святую Землю из Франции еще ребенком в 1115 г., вместе со своим отцом Балианом Старым, младшим сыном дворянина из графства Блуа. Когда королевская армия приблизилась к городу, союзники Гюга египтяне бежали, а люди Балиана открыли ей ворота. Приговор Гюгу не был суровым, за него вступились королева и иерусалимский патриарх Гийом из Мессины. Гюг всенародно признал свою вину и был выслан из страны на три года. Ожидая корабля в Италию, Гюг прибыл в Иерусалим, чтобы проститься с друзьями. Вечером, когда он на улице смотрел на игру в кости, к нему подошел один бретонский рыцарь-паломник и ударил его кинжалом в голову и в спину. Подозрение в организации покушения пало на короля, однако он полностью снял с себя обвинение. Рыцарь предстал перед Высоким судом, признался, что действовал по собственной инициативе в надежде заслужить милость короля, и был приговорен к смертной казни. На эшафоте, после того как ему отрубили руки и ноги и перед тем как отрубили голову, он повторил признание. Королева была вне себя от гнева, и Фульк даже опасался за свою жизнь. После мятежа Гюга король во всем покорился королеве, уступал ей и советовался с ней по малейшему поводу, а королева, после того как ее любовь была разбита, перенесла свою энергию на дела власти и благочестия. Гюг выжил и уехал в Италию, где получил от своего родственника короля Сицилии Рожера II владение Гаргано, однако вскоре умер.

Обеспечив мир в Палестине, Фульк снова должен был заняться севером. Вовлеченный в междоусобные войны в Ираке, Зенги оставил наместником Алеппо военачальника Савара. Зенги не мог передать ему большого количества войск и посоветовал набирать на службу туркменские племена. С ними Савар собрался весной 1133 г. напасть на христианские государства севера. Король Фульк снова срочно был вызван на север. По дороге в Антиохию он освободил Понса Триполийского, осажденного в замке Монферран туркменами. Это восстановило хорошие отношения между ними. Вскоре сын и наследник Понса Раймунд женился на сестре королевы Годиерне, а дочь графа Триполи Агнеса вышла замуж за сына антиохийского коннетабля Рено Мазуара.

Не успев дойти до Антиохии, Фульк вынужден был прийти на помощь Жослену II Эдесскому, на которого напал Савар. Фульк скрытно выдвинулся против полевого лагеря Савара и ночью внезапно напал на него. Туркмены бежали, не понеся, однако, больших потерь. Ленивый, нерешительный, ненадежный, хитрый, но не очень умный Жослен II не смог заменить отца в качестве графа Эдесского, владетеля передового бастиона крепости латинского христианства на Востоке. Даже внешний облик его не внушал симпатии: он был малого роста, темнокожий и черноволосый, с огромным носом на небольшом побитом оспой лице.

Торжественно встреченный Фульк вошел в Антиохию, но стоило ему через несколько месяцев возвратиться в Палестину, как Савар снова начал совершать нападения на северные земли франков.

Между тем империя Сельджукидов в Иране, Ираке и Месопотамии сотрясалась от раздоров и войн. Султан Махмуд умер в 1131 г. и оставил свои владения в Ираке и южном Иране сыну Даудуду. Султан Санджар, глава семьи Сельджукидов, распорядился, однако, передать их брату Махмуда, Тугрилу Казвинскому (северный Иран). После этого на наследие брата Махмуда предъявили претензии Масуд Фарсский (южный Иран) и Сельджукшах Азербайджанский. Даудуд, никем не поддержанный, ушел из Багдада. За Багдад начали борьбу Тугрил и Масуд, и с помощью Санджара столица Ирака осталась за Тугрилом. Однако султан Санджар быстро потерял интерес к Багдаду, и Сельджукшах с помощью халифа Мустарджида выгнал Тугрила из Багдада. Масуд обратился за помощью к атабеку Зенги, и тот двинулся к Багдаду, но при Тикрите потерпел жестокое поражение от войск халифа и Сельджукшаха. От смерти или плена Зенги спас (запомним это имя) курд Наджм ад-Дин Айюб ибн Шади, наместник Тикрита. Санджар встревожился: халиф вновь мог обрести могущество — и в 1132 г. по приказу султана Зенги вторично напал на Багдад, на этот раз вместе с бедуинами Дюбайса. В сражении, в котором халиф участвовал собственной персоной, Зенги снова был разбит и отступил в Мосул. Следующей весной Мустарджид привел большую армию к Мосулу. Зенги бежал из города и начал партизанскую войну с халифом: нападал на его лагерь, на фуражиров и на пути снабжения. Через три месяца халиф вынужден был отступить в Багдад. Теперь самым сильным оказался Масуд. В течение следующего, 1134 г. он оттеснил всех соперников в борьбе за султанат Ирака. В 1135 г. в сражении при Даймарге армия халифа была разбита, а сам халиф попал в плен. Его отправили в изгнание в Азербайджан, и там он, видимо, по указанию Масуда, был убит ассасином. Новый халиф ар-Рашид, сын предыдущего, попробовал обратиться за помощью против Масуда к Даудуду и Зенги, но Масуд действовал быстрее, и ар-Рашид был свергнут со своего трона. Преемнику ар-Рашида халифу аль-Моктафи и Масуду удалось переманить Зенги от Даудуда, междоусобица утихла, и теперь атабек смог снова заняться войной с франками.

Волнения трясли и мусульманские государства, граничившие с королевством, и мешали их противодействию франкам.

Фатимидский халиф Египта аль-Хафиз, ставший халифом после убийства своего двоюродного брата аль-Амира в 1129 г., попытался в 1135 г. ограничить власть визирей, назначив визирем своего сына Хасана. Тот оказался жестоким безумцем. После того как по вздорному обвинению были обезглавлены сорок эмиров, в Египте начались беспорядки. Сын-визирь мог стать причиной свержения отца, мог и сам попытаться его свергнуть. Чтобы спастись, халиф вынужден был его отравить и выдать его труп мятежникам. Теперь халиф назначил визирем принявшего ислам армянина Вахрама, но тот войне с франками предпочел обогащение, как личное, так и многочисленных родственников и друзей.

После смерти Бури, сына Тогтекина, в 1132 г. в Дамаске также началась правительственная чехарда. Преемником Бури в качестве атабека стал его сын Исмаил. Он отвоевал у франков Банияс, а у соперников-мусульман Баальбек и Хаму, Однако его крайняя жестокость и тяжкое повышение налогов вызвали заговор с целью убить его. Он жестоко подавил заговор, а своего брата Савинджа, который как будто должен был сменить его на посту атабека, приказал заживо замуровать в стене. Однако, когда он задумал уничтожить Юсуфа ибн Фируза, ближайшего советника своего отца, в заговор против него вступила его мать Зумурруд. Она спокойно перенесла смерть сына Савинджа, но захотела спасти Юсуфа, своего любовника. Исмаил почувствовал грозившую ему опасность и обратился к Зенги, другу отца, с предложением стать его вассалом, если тот сохранит ему власть; если же тот откажется, он передаст Дамаск франкам. Несмотря на то что борьба с халифом Мустарджидом продолжалась и Зенги не должен был покидать Мосул, он бросился к нему на помощь, но опоздал. В середине февраля 1135 г. Зенги был под стенами Дамаска, однако за две недели до этого Исмаил был убит, и Зумурруд передала престол младшему сыну, Шихаб ад-Дину Махмуду. Новый атабек вежливо отказался открыть ворота мосульцам. Попытка овладеть городом штурмом была неудачной. В лагере Зенги стал ощущаться недостаток продовольствия, в связи с чем некоторые его отряды исчезли. В этот момент к Зенги прибыла миссия халифа Мустарджида и запретила ему посягать на независимость Дамаска. Это было то, что требовалось Зенги, теперь он мог отступить от Дамаска без урона чести. Зенги и Шихаб ад-Дин Махмуд заключили мир, Зенги посетил Дамаск с дружественным визитом, но Махмуд не рискнул прибыть в лагерь Зенги с ответным визитом, и вместо него туда отправился его младший брат.

После того как был разбит и попал в плен халиф Мустарджид, Зенги, перешедший на сторону Сельджукида Масуда, снова начал войну с франками и нанес удар по землям Антиохии с юго-востока. Зенги стремительным ударом овладел крепостями Кафаргаб, Маарра, Зердана и Атареб, в то время как Савар отвлекал на себя силы графства Эдессы, угрожая Турбесселю, Азазу и Айнтабу.

Фульк поспешил с армией на север. Ситуация еще более ухудшилась из-за смерти в начале лета 1135 г. патриарха Бернара, центральной фигуры в княжестве на протяжении многих лет. Антиохия потеряла способного, энергичного и мужественного государственного деятеля, правда, нетерпимого к местным христианам. На его место латинцы Антиохии без надлежащего церковного выбора призвали латинского епископа Мамистры, нормандца Рауля из Донфрона. Рауль больше походил на барона, чем на прелата, он был любителем широко пожить и светских развлечений, общительным, щедрым, умевшим хорошо и убедительно говорить, хотя и не очень образованным. Однако за обликом доброго малого скрывался корыстный и тщеславный человек. С самого начала он решил взять власть в Антиохии в свои руки и не подчиняться королю. С этой целью он начал переговоры с княгиней-матерью Алисой и предложил ей помочь вернуться из Латакии, где она теперь находилась, в Антиохию. Это полностью отвечало желаниям самой Алисы, и она обратилась за помощью к сестре-королеве Мелизанде. Прибывший в августе в Антиохию Фульк не был в состоянии воспротивиться ни занятию Раулем патриаршего престола, ни, тем более, жене, требовавшей возвращения в город Алисы. Антиохийские дворяне, недовольные прибытием Алисы, настоятельно просили Фулька подыскать для княгини Констанции подходящего мужа. После возвращения на юг оставшегося номинальным регентом Фулька власть в городе разделили Алиса и патриарх Рауль, сразу же начавшие яростно ссориться между собой. Помимо того, патриархом было недовольно местное духовенство.

Положение Алисы также не было устойчивым, она пользовалась поддержкой только местных христиан, прежде всего армян. Алиса и франки взаимно не доверяли друг другу. Это подтолкнуло Алису к новому замыслу: в конце 1135 г. она отправила посланца к императору Иоанну, чтобы предложить его младшему сыну Мануилу жениться на Констанции, до совершеннолетия которых она, Алиса, будет регентшей Антиохии. Этот план привел в ужас франков и Рауля, который видел уже себя замещенным православным патриархом.

Однако, если разобраться трезво и отвлечься от национальных и религиозных предрассудков, этот план был лучшим из того, что тогда можно было придумать. Союз греческого князя и франкской княгини сплотил бы греков и франков в общей борьбе, и только опираясь на помощь Византии, Антиохия могла бы успешно бороться с наступавшим исламом.

Франкские бароны Антиохии немедленно тайно послали к Фульку гонца с требованием срочно найти мужа для Констанции. Еще раньше Фульк остановил свой выбор на графе Раймунде де Пуатье, младшем сыне известного нам крестоносца, герцога Гийома IX Аквитанского, и тот дал согласие. Теперь к нему в Англию, где он находился, был отправлен рыцарь-госпитальер Жерар Жебар, чтобы привести его в Антиохию. Дело велось в обстановке строгой секретности, и, чтобы сохранить его в тайне от Алисы, Фульк не сообщил о нем даже королеве.

Как младшему сыну графу Раймунду предназначалось наследие его матери Филиппы Тулузской — графство Тулуза, которым завладел после смерти ее отца ее дядя, хорошо знакомый нам граф Раймунд IV де Сен-Жиль. Попытки герцогов Аквитанских силой присоединить графство Тулузу оказались неудачными. Так как Аквитания должна была отойти к сыну Гийома X, граф Раймунд уехал в Англию, ко двору короля Генриха I. Хотя сын Гийома X умер в малолетстве, Раймунд не счел возможным для себя возвращаться в Аквитанию, так как его старший брат, герцог Гийом X, был достаточно молод, чтобы еще иметь наследника. Поэтому Раймунд де Пуатье принял предложение короля Иерусалима. Кстати сказать, 38-летний Гийом X внезапно умер через год после того, как Раймунд уехал на Восток, и герцогиней Аквитанской стала старшая дочь герцога, 15-летняя Алиенора.

Но Раймунду нужно было еще добраться до Антиохии. На дороге к княжеству лежало королевство Сицилия, где правил ставший в 1130 г. королем Рожер II, сын обобранной и обманутой Аделаиды.

Несмотря на то что папа подтвердил законность избрания Бодуэна II, Рожер продолжал претендовать на королевство Иерусалим в соответствии с брачным договором Аделаиды с королем Бодуэном I. Кроме того, будучи двоюродным братом Боэмунда I и старшим из оставшихся в живых мужских представителей семьи Отвилей, Рожер претендовал на княжеский престол в Антиохии или хотя бы на право опеки над малолетней княгиней, то есть на право выдачи ее замуж. Это открыло бы новые перспективы для короля Сицилии в проводимой им политике экспансии в восточном Средиземноморье.

Для Раймунда ситуация осложнялась тем, что Рожер знал о его предстоящем путешествии: нормандцы в Англии, поддерживавшие постоянную связь с нормандцами на Сицилии, сообщили королю Рожеру о его намерениях. Раймунд мог добраться до Антиохии, только сев на корабль в одном из южноитальянских портов, и Рожер решил перехватить его. В свою очередь, получив известие о том, что его хотят задержать, Раймунд разбил сопровождавшую его свиту на несколько малых групп и сам путешествовал, переодевшись то слугой, то купцом. В апреле 1136 г. он прибыл в Антиохию.

Рис. Встреча в Антиохии Раймунда де Пуатье и короля Людовика VII.

Алиса, конечно же, узнала о прибытии Раймунда. Однако патриарх Рауль, постоянно ссорившийся с княгиней-матерью, вызвался помочь Раймунду избавиться от Алисы на определенных условиях: аквитанец должен был принести патриарху присягу на верность и во всем ему подчиниться. Раймунд согласился, и патриарх сообщил Алисе, что красавец-богатырь, франкский граф, прибыл, чтобы жениться на ней. Алиса поверила, может быть, еще и потому, что Раймунд по возрасту в качестве мужа больше подходил ей, нежели ее дочери: графу было 28 лет, Алисе — 26, а Констанции — 7. Пока Алиса ожидала прибытия к ней Раймунда, Констанция была уведена из дворца и обвенчана с ним патриархом в кафедральном соборе. Обманутой княгине-матери пришлось возвращаться в Латакию.

Раймунд был, по словам Гийома Тирского, «красавцем, сильным, как Геракл, пылким и безупречного поведения, при этом приверженным азартной игре и галантным к дамам». Он получил полную поддержку дворян Антиохии. С патриархом, продолжавшим ссориться со своим духовенством, он обращался почтительно, но отнял у него фактическую власть.

Положение княжества было очень тяжелым. На юге франков теснили турки и поселившиеся в горах Носайри ассасины. На севере на франков нападали армяне. Армянский князь Рубенид Торос отнял у франков Сис и Аназарб. Его брат Лев, заключивший союз с эмиром Данишмендидом, в 1131 г. после смерти Боэмунда II захватил киликийские города Мамистру, Тарс и Адану, а в 1135 г. отнял у эдесского ленника Бодуэна Марашского город Сарвентикар в горах Аманус.

Не лучше было и положение Эдессы. На востоке большой кусок территории захватил Артукид Тимурташ. На севере на земли Жослена нападали турки и армяне. Военачальник Зенги Савар в 1135 г. опустошил окрестности Турбесселя, а в 1136 г. его конница совершила рейд вокруг княжества и графства, сначала на Латакию, а затем на север мимо Антиохии и Марата и далее на Кайсун, уничтожая все на пути.

Фульк и Раймунд понравились другу и близко сошлись. Они одинаково понимали обстановку и сообща наметили план действий. Прежде чем начинать войну с Зенги, Раймунд должен был обезопасить себя с севера, отвоевать у армянского князя Льва Киликию. Вместе с Бодуэном Марашским Раймунд двинулся на север. Однако Жослен II, племянник Льва, к союзу не примкнул, несмотря на приказ Фулька. Напротив, он пришел на помощь дяде. Вместе они отразили антиохийскую армию. Это не способствовало дружескому расположению князя Раймунда к Жослену.

Во время переговоров Льва с Бодуэном Марашским последний приказал схватить армянского князя, и тот был доставлен в Антиохию. В его отсутствие его сыновья перессорились между собой, и двое из них схватили и ослепили третьего. Лев вышел на свободу, заплатив большой выкуп. Кроме того, он обещал возвратить Раймунду города в Киликии, но передумал и начал новую войну. Воспользовавшись этим, эмир Данишмендид Мухаммед II ибн Гази опустошил армянские и франкские земли. В начале 1137 г. с помощью Жослена между франками и армянами было заключено перемирие.

Дамаск находился в мире с Иерусалимом, пока рядом с молодым атабеком Шихаб ад-Дином Махмудом находился его советник Юсуф, любовник его матери. Однако одним весенним вечером 1136 г., когда атабек с Юсуфом и начальником мамлюков по имени Базаваш прогуливались по городскому майдану, Базаваш убил Юсуфа ударом кинжала и бежал к своему отряду в Баальбек. Оттуда он сообщил атабеку, что двинется на Дамаск и свергнет его, если тот не согласится сделать его своим помощником. Атабек согласился, Базаваш прибыл в город, и сразу же политика Дамаска в отношении франков стала агрессивной. В начале следующего года Базаваш напал на графство Триполи. Понс с небольшой армией выступил навстречу. Местные христиане, не испытывавшие большой любви к франкам, показали дамаскинцам тайные тропинки через горы. Армия Понса была окружена, захвачена врасплох и полностью уничтожена. Понс бежал в горы, но был выдан мусульманам местным христианином и убит. Епископ Жерар был взят в плен, принят за простого человека и вскоре обменен. Захватив пару пограничных крепостей и большую добычу, Базаваш возвратился в Дамаск.

Понс был разумным человеком, хотя во все время своего 25-летнего правления стремился добиться независимости от Иерусалима, на что ему всегда недоставало сил. Ему наследовал 17-летний сын Раймунд II, пылкий юноша, недавно женившийся на 19-летней сестре королевы Годиерне, горячо любивший и бешено ревновавший свою бойкую супругу. Его первым действием была месть по отношению к предателям, христианам Ливана. Он двинулся против деревень, которые подозревались в оказании помощи врагу, убивал мужчин и угонял женщин и детей, чтобы продать их в рабство.

Зенги не понравилась активность Дамаска, и он в конце июня 1137 г. двинулся против Хомса, принадлежавшего Дамаску. После двух недель осады Зенги получил известие о приближении армии из Триполи. Зенги снял осаду и выступил против франков. Раймунд отступил, и атабек осадил большой замок Монферран (называемый мусульманами Барен), охранявший с севера вход в долину Бекаа. Раймунд послал гонцов к королю с просьбой о помощи. Фульк, который уже был готов двигаться на север на помощь Антиохии, со всеми силами, которые смог собрать, выступил к Триполи. Объединенная армия короля и графа Триполи двинулась быстрым маршем предгорьями Носайри к Монферрану. Марш был очень тяжел, и армия потеряла много сил. Когда франки вышли с гор на равнину недалеко от Монферрана, их со всех сторон атаковали войска Зенги. Франки храбро сражались, но были разбиты. Большинство осталось на поле боя, другие, в том числе и Раймунд II, были взяты в плен, король Фульк с личной охраной пробился через вражеские ряды и укрылся в замке.

Прежде чем Зенги осадил замок, король послал гонцов в Иерусалим, к патриарху, в Эдессу и в Антиохию с просьбой о немедленной помощи. Патриарх Гийом собрал все, что осталось в Палестине, и со Святым Крестом пошел на север. Армии Жослена и Раймунда Антиохийского объединились в Антиохии и двинулись на юг. Хотя и Эдесса, и Антиохия находились в крайне тяжелом положении, все понимали, что гибель короля и его рыцарей означает гибель всего королевства. В городах и замках государств крестоносцев, по сути дела, не осталось ни одного боеспособного мужчины.

К счастью для Палестины, ее соседи не предприняли никаких обширных наступательных действий. В Египте в это время, летом 1137 г., произошел переворот: визирь-армянин Вахрам был свергнут неким Ридваном ибн Валакши, яростным ненавистником христиан, и тот был занят тем, что вырезал друзей и родственников предшественника. Базаваш опустошил было Иудею, но сообразил, что полная победа над франками оставит Дамаск один на один с Зенги, и быстро убрался домой.

В конце июля 1137 г. франки собрались в долине Бекаа. Тем временем король Фульк был полностью отрезан в Монферране от внешнего мира. Запасы подходили к концу, а десять камнеметательных машин день и ночь разрушали стены замка. Король отправил герольда к Зенги узнать об условиях сдачи. Условия оказались на редкость мягкими: Зенги предоставлял свободный выход королю и его людям из Монферрана за передачу ему замка. Более того, Зенги обещал освободить без выкупа всех попавших в плен в сражении, в том числе и графа Триполи. Король принял условия, и Зенги сдержал слово. Король и его рыцари прошли перед Зенги, и тот оказал им воинские почести, а королю подарил дорогое одеяние. Они встретились с освобожденными пленниками и все вместе двинулись в долину Бекаа настречу франкской армии. Самые самонадеянные сожалели, что не продержались еще немного, однако более умные понимали, что сдача крепости была наилучшим решением.

Историков поражает снисходительность и великодушие Зенги, обычно ему, коварному и жестокому, не свойственные. Однако Зенги не продешевил. Замок Монферран был очень важным стратегическим пунктом, контролировавшим проход в долины Бекаа и верхнего Оронта, а также дороги в города Хама и Хомс. Возможное поражение от франкской деблокирующей армии или даже победа с большими потерями отдавали Зенги в руки Базаваша из Дамаска. И самое главное, в это время с большой армией к Антиохии приближался самый могущественный государь Передней Азии, византийский император Иоанн II.

Глава XXI Поход императора Иоанна

Император Алексей не простил франкам нарушения присяги и невыполнения условий Девольского договора, однако карательный поход на Восток все время откладывал: мешали внеочередные проблемы. Заботы и тревоги не оставляли и сына и наследника Алексея, императора Иоанна.

Восхождению Иоанна на трон препятствовала интрига со стороны императорской дочери Анны. Она была самой старшей из детей Алексея и уже ребенком обручена с сыном императора Константина Дуки, молодым соправителем Алексея Константином Дукой, которого император обещал сделать престолонаследником. Ранняя смерть жениха после рождения брата Анны была страшным ударом для честолюбивой девушки. Она вышла замуж за кесаря Никифора Вриенния, сына провозгласившего себя императором в 1077 г. Никифора Вриенния. Вместе со своей матерью она теперь постоянно пыталась убедить отца передать трон ее мужу. Когда император Алексей лежал на смертном ложе, дочь и жена не отходили от него ни на шаг и требовали лишить Иоанна престола. Однако Алексей твердо решил сделать наследником сына. Когда Иоанн пришел попрощаться с отцом перед смертью, тот незаметно передал ему кольцо с императорской печатью. Спешно выйдя из покоя, где умирал отец, Иоанн быстро овладел обстановкой. Он велел не выпускать из дворца сестру и мать, армия и сенат провозгласили его правящим императором, и патриарх в церкви Святой Софии немедленно короновал его императорской короной. Вскоре Анна организовала заговор, чтобы устранить Иоанна и посадить на трон своего мужа Вриенния. Однако заговор был выдан императору, весьма вероятно, самим Никифором, у которого не было никакого желания садиться на трон. Заговорщики понесли легкие наказания: Анна на время лишилась части своих имений, были конфискованы (но затем возвращены) имения у ее сторонников, мать императора, видимо, даже не участвовавшая в заговоре, ушла в монастырь, Никифор Вриенний вообще не пострадал. Анна провела дальнейшую жизнь в уединении, выбрав профессию историографа, и, видимо, в этой роли больше запомнилась и пришлась по душе миру, чем если бы стала императрицей.

Новому императору был 31 год. Маленького роста, темнолицый и черноволосый, он был прежде всего солдатом и предпочитал походы дворцовым покоям.

Он был умным и справедливым администратором, скупым по отношению к самому себе и щедрым по отношению к друзьям и бедным. Он получил от подданных прозвище Калоян — Добрый. Его лучшим другом был его великий доместик, крещенный турок Аксух, взятый в плен мальчиком при завоевании Никеи в 1097 г. Иоанн получил от отца хорошо организованную и вооруженную армию, сильный флот и достаточно полную казну и поставил себе целью не только возродить империю в ее прежних границах, но и осуществить притязания отца в северной Сирии.

Рис. Император Иоанн II Комнин и императрица Ирина перед Богоматерью с Младенцем. Мозаика. XII в.

Война не покидала границ Византии. Через 30 лет после разгрома опять подняли голову печенеги. В 1122 г. они перешли нижний Дунай и вторглись на византийскую территорию. Император Иоанн нанес им жестокое поражение. Больше печенеги не появлялись на исторической сцене. Сербия при Алексее в первый раз освободилась от власти Византии, но затем вследствие внутренних раздоров молодое королевство опять распалось, и Иоанн снова подчинил себе большую его часть. Венгрия, к неудовольствию Византии, расширялась в сторону Хорватии, Боснии и Далмации и поддерживала Сербию в ее борьбе за освобождение от Византии. Несмотря на то что Иоанн был женат на венгерской принцессе, в 1128 г. дело дошло до открытой войны; венгры на Балканском полуострове продвинулись вплоть до Софии, однако были разбиты и отогнаны. Поход 1129 г. окончательно покорил сербов.

Итальянские города периодически затевали войну с Византией, чтобы, по примеру Венеции, получить торговые привилегии. В 1111 г. благоприятный договор удалось получить Пизе, позднее некоторые привилегии были предоставлены Генуе. В 1122 г. Иоанн попробовал отказаться от уступок, сделанных его отцом Венеции в 1082 г. за помощь в войне с нормандцами Робера Гискара. Венеция выслала флот, нападавший на византийские острова в Адриатическом и Эгейском морях, и после четырехлетней войны вернула себе свои права. В 1126 г. Иоанн вынудил пизанцев разорвать договор с итальянскими нормандцами, и теперь все три итальянские республики находились в добром согласии с империей.

Нормандцы Италии тем временем полностью оправились после поражения, понесенного Боэмундом под Диррахием. Рожер II Сицилийский в 1127 г. овладел Апулией, на Рождество 1130 г. в Палермо был коронован королевской короной и превратился в одного из самых могущественных и богатых государей Европы. Новый король питал неизменную и неутихавшую семейную ненависть к Византии. Помимо прочего, византийский император сохранял притязания на южно-итальянские земли и мечтал об их возвращении. Признание за Рожером королевского титула означало отречение Византии от всех прав на итальянские земли, которыми она так недавно владела. Одним словом, войны было не избежать. К счастью для Византии, усиление Рожера несло угрозу и для германского императора, имевшего важные интересы в Италии. Ввиду общей опасности между Иоанном и германским императором Лотарем Саксонским, а затем его преемником Конрадом III Штауфеном был заключен союз, обращенный против южно-итальянских нормандцев. В 1135 г. Иоанн отправил в Германию ко двору императора Лотаря большую миссию, которая предложила императору значительную денежную субсидию, если он нападет на Рожера Сицилийского. После нескольких месяцев переговоров Лотарь пообещал напасть на Рожера весной 1137 г. Даже если Иоанну не удалось нанести удар по могуществу Рожера, то он смог воспрепятствовать его планам нападения на Византию.

Не было мира и в Анатолии. Первый крестовый поход помог Алексею утвердиться в западной трети Анатолийского полуострова и на его северном, западном и южном берегах. Ко времени смерти императора Алексея в 1118 г. турецкая часть Анатолии была разделена между рум-сельджукским султаном Масудом, правившим из Икония землями от реки Сангари (Сакарья) на севере до Тавра на юге, и эмиром Данишмендидом Гази II, которому принадлежала территория от реки Галис (Кызыл-Ирмак) до Евфрата. В Мелитене правил младший брат Масуда Тогрул Арслан под присмотром своей матери и ее второго мужа Артукида Балака.

Несмотря на византийскую победу при Филомелии в 1116 г., в течение следующих двух лет рум-сельджуки вторглись в долину Меандра (Мендерес), захватили Лаодикею Фригийскую и перерезали дорогу на Атталию. В это же время данишмендиды на севере, переправившись через реку Галис, вторглись в Пафлагонию. Болезнь, а затем смерть в 1118 г. помешали Алексею нанести ответный удар.

Свой первый поход против турок Иоанн совершил весной 1119 г. Он отвоевал у Рум-Сельджуков Лаодикею Фригийскую и открыл сухопутную дорогу в провинцию Памфилия к Атталии. Одновременно он натравил на Данишмедидов мелких независимых греческих и турецких князьков, а затем и Тогрула Арслана, рум-сельджукского эмира Мелитены, чтобы лишить возможности эмира Данишмендида оказать помощь зятю, рум-сельджукскому султану Масуду.

В течение нескольких следующих лет эмир Данишмендид значительно усилился. После того как в 1124 г. погиб отчим Тогрула Арслана Мелитенского Артукид Балак, эмир Данишмендид Гази II захватил Мелитену. Затем он отнял у Византии Анкиру, Кастамуни и Гангру и продвинулся в Пафлагонии до Черного моря. Когда в 1129 г. умер князь Рубенид Торос, эмир Гази II обратился на юг и вместе с армянами убил Боэмунда II Антиохийского на берегу реки Джихан. Опасаясь того, что Данишменднд нападет на Антиохию и завоюет ее, Иоанн напал на него сам и отвоевал часть Пафлагонии. Семейные раздоры Рум-Сельджукидов помешали им оказать помощь Данишмендиду. В 1125 г. в результате переворота к власти в Иконии пришел Рум-Седьджукид Араб, а его свергнутый брат Масуд бежал в Константинополь, где был с почетом принят императором. Оттуда он перебрался к своему тестю Данишмендиду Гази II и с его помощью после четырехлетней борьбы отвоевал трон. Теперь в Константинополь бежал Араб, где и умер.

Ежегодно, с 1130 по 1135 г., Иоанн совершал по большей части успешные походы на Данишмендида. Смерть Гази II в сентябре 1134 г. облегчила задачу императора, и в этом году он отвоевал потерянные земли, за исключением Гангры, которую он взял в следующем году. Начавшиеся раздоры в семье помешали сыну и наследнику Данишмендида Гази II, Мухаммеду II, дать отпор византийцам и оказать помощь Рум-Сельджукскому султану Масуду, также подвергнувшемуся натиску греков, и последний вынужден был заключить мир с Иоанном.

Теперь у императора были развязаны руки для того, чтобы заняться восточными проблемами. Весной 1137 г. собравшаяся в Атталии огромная армия во главе с императором и его сыновьями выступила на восток. По морю параллельно армии шел флот. Появление императора стало неожиданностью для армян и франков. Рубенид Лев, владевший восточной Киликией, отступал перед императором. Тарс, Адана и Мамистра без сопротивления открыли ему свои ворота. Город-крепость Аназарб в предгорье Тавра, на левом фланге императорской армии, сопротивлялся 37 дней и сдался, когда византийские камнеметальные машины полностью разрушили его стены. Лев отступил в горы Тавра, и император не стал его преследовать. Пройдя мимо Александретты, Иоанн через Сирийские ворота пересек горы Аманус и вышел на антиохийскую равнину. 29 августа он разбил лагерь под Антиохией, на северном берегу Оронта.

Раймунда в Антиохии не было. Вместе с Жосленом Эдесским он ушел выручать короля Фулька из Монферрана. Добравшись до долины Бекаа, они нашли короля на свободе. Сначала Фульк хотел сам встретиться с императором, но передумал и возвратился в Иерусалим. Раймунд вернулся в Антиохию и успел проскользнуть со своими войсками через Железные ворота в город, несмотря на начавшуюся осаду.

Через несколько дней, в течение которых византийские камнеметательные машины непрерывно обстреливали стены и башни Антиохии, Раймунд отправил Иоанну послание, предлагая признать его верховным сеньором, если император сохранит за ним его земли. К этому Раймунда вынудило то, что он не мог ждать помощи извне и не был уверен, что население его поддержит. Император ответил требованием безоговорочной сдачи. Раймунд заявил, что должен испросить мнение короля Фулька, своего ленного сеньора, и в Иерусалим в большой спешке было отправлено послание. Ответ Фулька не облегчил положение князя: «Мы все знаем, и наши предки учили нас с давних пор, что Антиохия была частью константинопольской империи, пока ее не вырвали у императора турки, которые владели ею четырнадцать лет, и что претензии императора законны по причине заключенных нашими предшественниками договоров. Должны ли мы, таким образом, отрицать правду и противиться тому, что справедливо?»

Почему король Фульк дал такой ответ? Очевидно, потому что у латинских государств не было сил сопротивляться армии императора, потому что этим государствам в этот момент угрожали Зенги и Базаваш и помощь против них они могли найти только у Византии. К этому нужно добавить, несомненно, то, что ответ короля представлял мнение добросовестных крестоносцев, полагавших, что договор, заключенный между Алексеем и их отцами, является все еще действительным и что признание ими этого договора налагает на императора обязанность оказания помощи франкам.

Получив ответ Фулька, Раймунд решил прекратить сопротивление, ничего другого ему не оставалось. Пошел на уступки и император. Его требования теперь были таковы: Раймунд должен прибыть к нему, принести клятву верности и открыть императору доступ в город и цитадель. Он должен помогать императору в войне с мусульманами. После того как они совместно завоюют Алеппо, Шайзар, Хаму и Хомс, князь должен возвратить Антиохию императору, а сам взамен получить княжество, состоящее из этих городов. Раймунд согласился, он прибыл в императорский лагерь и, опустившись перед императором на колено, принес присягу на верность. Иоанн не настаивал больше на вступлении в Антиохию, но его знамя было вывешено над цитаделью. Император брал за основу в своих отношениях с Раймундом не константинопольскую присягу Алексею, а заключенный последним с Боэмундом Девольский договор: княжество Антиохия должно было быть отнято у непокорного вассала, но могло продолжить существование как государство покорного вассала, вместе с другими вассальными государствами на границах империи в качестве защитного буфера оно должно было отражать вражеские нападения.

Войну с Зенги в этом году начинать было уже поздно, и император возвратился в Киликию, чтобы завершить ее завоевание. Замок Вака в горах Тавра — местопребывание семьи князя Рубенида Льва — продержался несколько недель. После падения замка Лев и его старшие сыновья Рубен и Торос были взяты в плен и отправлены в тюрьму в Константинополь. Малая (Киликийская) Армения была присоединена к Византии. Рубен вскоре умер, а Льву и Торосу было разрешено жить под стражей при дворе. Лев умер через четыре года, а Торос сбежал и вернулся в Киликию.

Иоанн расположился на зимних квартирах в Киликии. К Зенги была послана миссия с предложением мира и дружбы, чтобы создать у него впечатление, что император не собирается нападать на него.

В феврале 1138 г. по приказу императора в Антиохии были арестованы купцы и приезжие из Алеппо и других соседних мусульманских городов, чтобы они не смогли сообщить о военных приготовлениях. В конце марта императорская армия подошла к Антиохии, где к ней присоединились войска Раймунда и Жослена и отряд тамплиеров. 1 апреля был занят Балат, затем, после пятидневного сопротивления, пала Бизэа. Зенги осаждал дамасский город Хаму, когда лазутчики донесли ему о вторжении христиан. Он спешно отправил войска под командой Савара в Алеппо, чтобы усилить гарнизон. Может быть, Иоанну нужно было сразу, не теряя времени, идти к Алеппо, потому что, подойдя к нему 20 апреля, он увидел, что город хорошо укреплен и защищается большим гарнизоном. Иоанн не решился предпринимать осаду и повернул на юг. В течение шести дней, с 22 по 27 апреля, он занял Атареб, Маарру и Кафартаб и 28 апреля подошел к Шайзару.

Шайзаром владел эмир Мункидит Абул Азакир Султан, упорно отстаивавший в борьбе с Зенги свою независимость. Может быть, поэтому император думал, что Зенги не станет помогать городу. Город занимал стратегически очень выгодное положение на среднем Оронте и был бы мощным препятствием на пути вторжения Зенги в Сирию. Нижний город был быстро захвачен, но эмир укрепился в цитадели. Большие камнеметательные машины обстреливали цитадель, расположенную на крутом утесе над городом. Император в золотом шлеме лично руководил осадой. Франки же почти не участвовали в войне. У Раймунда и Жослена не было причин любить императора, к тому же князь боялся, что Иоанн выселит его из Антиохии в захваченный Шайзар, а Жослен, втайне ненавидевший Раймунда, никоим образом не хотел, чтобы последний получил от императора Шайзар, а затем, может быть, и Алеппо. Он нашептываниями укреплял Раймунда в его подозрениях против императора. Пока Иоанн все время проводил перед цитаделью, руководя осадой, франкские князья день-деньской не вылезали из шатров, играя в кости. Упреки тихо возненавидевшего их императора почти не достигали цели. Горько придется пожалеть о своем поведении сначала Жослену, а затем и Раймунду!

Тем временем Зенги снял осаду с Хамы и двинулся к Шайзару. Он обратился в Багдад к султану Масуду за помощью. Тот сначала уклонился, но народное возмущение, требовавшее священной войны, заставило его отправить армию на помощь Зенги. Обещал помочь из Джазиры Артукид Даудуд армией из 15000 туркмен. Были отправлены послания к эмиру Данишмендиду Мухаммеду II с требованием произвести отвлекающее нападение в Анатолии. Агенты влияния Зенги в армии христиан разжигали злобу франкских князей к императору.

Зенги расположился со своей армией недалеко от Шайзара. Выступить против атабека Иоанн не решился, опасаясь, что в его отсутствие защитники Шайзара уничтожат осадные машины, тем более что он не доверял франкам, боялся их измены в ответственный момент. Выход из создавшегося положения нашел эмир Шайзара. 20 мая он послал парламентеров к императору и предложил ему богатый выкуп, признание императора своим сеньором, выплату ежегодной дани и, кроме того, в подарок великолепных коней, шелковые одеяния и две дорогие вещи — украшенный драгоценными камнями стол и отделанный рубинами крест, захваченный в 1071 г. у императора Романа Диогена при Манцикерте. Полный досады и отвращения к своим франкским союзникам, 21 мая 1138 г. Иоанн принял условия и снял осаду. Императорская армия в строгом порядке двинулась к Антиохии, и Зенги не мешал ее отступлению.

Иоанн потребовал торжественного въезда в город. Император въехал в Антиохию на коне, а князь Раймунд и граф Жослен шли рядом с ним пешком, как оруженосцы. Латинский патриарх Рауль и духовенство вышли навстречу к городским воротам и сопровождали императора по празднично украшенным улицам города на торжественную обедню в кафедральный собор, а оттуда в княжеский дворец, который Алексей сделал своей резиденцией. Император призвал к себе Раймунда, выразил неудовольствие тем, как тот недавно выполнял свои обязанности вассала, и потребовал, чтобы его армию пропустили в город и чтобы ему была передана цитадель. В предстоящих походах на мусульман, заявил император, Антиохия будет использоваться как база, и поэтому цитадель нужна ему, чтобы хранить там казну и снаряжение. Франки пришли в ужас. Раймунд попросил время, чтобы обдумать требование, в это время Жослен выскользнул из дворца и приказал своим солдатам объявить среди латинцев, что император требует немедленной передачи ему города, за которым последует их выселение. Тем самым он подтолкнул горожан-франков к погрому греческого населения. Подтолкнуть чернь к погрому во все времена было несложно, в нем приняли участие и солдаты Жослена. Когда начались волнения и на улицах стали убивать мирных греков, Жослен ворвался во дворец, крича, что он, рискуя жизнью, прибежал предупредить императора о грозящей ему опасности.

Хитрость Жослена была очевидна и понятна Иоанну. Однако на Востоке до сих пор нельзя предугадать, чем закончится то или иное волнение, и это было хорошо известно императору. Фактически он был отрезан от своей армии, расположившейся на северном берегу Оронта. Находившийся в плохо защищенном дворце, охранявшийся только своей личной гвардией и со всех сторон окруженный франками, он, кроме того, хотел прекратить избиение в городе греков. Поэтому он велел Раймунду и Жослену прийти к нему и сообщил им, что пока он хочет, чтобы они вновь принесли ему ленные клятвы, а сам думает возвратиться в Константинополь. Он отправился к своей армии, и князь и граф сразу же прекратили беспорядки. Когда император воссоединился с армией, у него было сильное искушение немедленно начать войну с франками, но тут он узнал, что рум-сельджуки по наущению Зенги напали на Киликию. Войну с франками он решил отложить и сначала восстановить коммуникации. Раймунд не был уверен в своей победе и в том, что император не начнет войны, и поэтому предложил Иоанну оставить в городе своих чиновников, но тот, как и предполагал князь, отказался, и они расстались внешне дружелюбно, однако затаив друг к другу душевную грубость.

В марте 1138 г., откликаясь на призыв о помощи из княжества, папа Иннокентий II опубликовал постановление, в котором осуждал войну Византии с христианской страной и запрещал любому католику оставаться в византийской армии, если та будет воевать с латинской Антиохией. Хотя, согласно Девольскому договору, в Антиохии должен был быть восстановлен греческий патриархат, Иоанн терпел присутствие латинского патриарха и за все время переговоров с Раймундом ни слова не сказал о замене в княжестве латинского патриарха греческим, видимо, оставляя решение этого вопроса на то время, когда в его руки перейдет политическая власть в городе.

По дороге домой в Константинополь Иоанн наказал Рум-Сельджукида Масуда за нападение на Киликию и получил от него богатый выкуп. В 1139-1140 гг. Иоанн вел войну с эмиром Данишмендидом Мухаммедом II, более опасным врагом, который, пока император пребывал в Сирии, захватил всю Вифинию до реки Сангари. Летом 1139 г. Иоанн изгнал Данишмендида из Вифинии и Пафлагонии, осенью двинулся на восток, вдоль берега Черного моря, и целый год осаждал Никсар, неприступную крепость Данишмендидов в горах. Армия понесла значительные потери, в довершение бед изменил племянник императора Иоанн, сын его брата Исаака. Он принял ислам и женился на дочери Рум-Сельджукида Масуда. Османские султаны впоследствии заявляли, что будто бы ведут свое происхождение от него. Родным братом ренегата Иоанна был будущий император Андроник I. Осенью 1140 г. Иоанн увел армию домой, намереваясь вернуться на следующий год. Однако в следующем году умер эмир Данишмендид Мухаммед II и началась война между его наследниками, что позволило императору заняться другими делами.

Тем временем в Сирии Зенги за 1137 г. отбил у Раймунда все, что им было отдано императору, весной он отвоевал Кафартаб, а осенью — Маарру, Биззу и Атареб. В следующие четыре года Зенги был полностью занят войной с Дамаском, которая, однако, не привела к падению города. Франки вели себя пассивно и не воспользовались представившейся ситуацией. Раймунд и наместник Зенги в Алеппо Савар обменивались набегами на вражескую территорию, но до решительного сражения дело у них не доходило. Жослен бездельничал в Эдессе, раздоры мусульманских правителей возле его границ после смерти Данишмендида Мухаммеда предоставили ему такую возможность. Иоанн внимательно следил за положеним дел в Сирии и укреплялся в мысли овладеть Антиохией и подчинить Эдессу.

Одна из причин пассивности Раймунда заключалась в нехватке людских сил, другая — в раздорах с патриархом Раулем. Отношения у них расстроились окончательно. Раймунд и не думал, конечно, выполнять свою клятву подчиниться патриарху, его раздражали его тщеславие и самонадеянность. Неприятный характер Рауля обеспечил князю союзников против него в лице подчиненных патриарха, и среди них членов капитула кафедрального собора — архидиакона Ламбера и каноника Арнульфа из Калабрии. При поддержке Раймунда они отправились в Рим принести жалобу папе на неправильные выборы Рауля. По дороге в Рим Арнульф, по рождению подданный короля Рожера II, нажаловался тому на то, что Рауль передал Раймунду антиохийский трон, предназначенный сицилийцу. Раулю ничего не оставалось как самому ехать в Рим, чтобы оправдаться перед папой. В Южной Италии он был арестован Рожером, однако, благодаря своему красноречию и привлекательным манерам, сумел оправдаться и был отпущен в Рим. В Риме его красноречие и подарки одержали вторую победу. Он сложил свою мантию архиепископа на алтарь собора Святого Петра и получил ее от папы обратно, то есть понтифик подтвердил его право на патриарший престол. На обратном пути его с почетом встретил король Рожер. Однако по прибытии в Антиохию духовенство, побуждаемое Раймундом, отказалось принести ему обычные почести — выйти навстречу к городским воротам. Разгневанный и обиженный Рауль удалился в монастырь Святого Симеона. Вскоре Жослен, никогда не упускавший возможности досадить Раймунду, пригласил его в Эдессу с официальным визитом и торжественно принял его как духовного главу. Теперь Раймунд счел для себя более безопасным пригласить его обратно в Антиохию, где ему была оказана почетная встреча.

Однако тихая война князя и патриарха на этом не закончилась. По новым жалобам Раймунда и недовольного духовенства против Рауля в Риме было предпринято новое расследование. После смерти в Акре весной 1139 г. по дороге в Антиохию после посещения Святых мест первого проверяющего, престарелого легата-архиепископа Петра из Лиона, из Рима был послан второй легат — Альбер, кардинал-епископ Остии. По его прибытии осенью 1139 г. в Антиохии в кафедральном соборе Святого Петра был созван синод, на который съехались все прелаты латинского Востока, включая патриарха Иерусалима. Почти весь синод оказался на стороне князя и недовольного патриархом духовенства. Рауль отказался прибыть на заседания. Единственный его сторонник, архиепископ Серлон Апамейский, был исключен из состава синода. Когда после трех официальных вызовов Рауль отказался явиться, чтобы ответить на выдвинутые обвинения, он был объявлен смещенным. На место патриарха был выбран старшина капитула Амори (Аймар) из Лиможа, человек энергичный, хотя и малограмотный, недруг Рауля и приятель князя. Рауль бежал из тюрьмы, куда был посажен Раймундом, прибыл в Рим и вновь добился благосклонности папы и кардиналов, однако умер в 1142 г., возможно, как говорили, отравленный, так и не дождавшись своего восстановления в должности. Раймунд обеспечил себе, таким образом, полную поддержку антиохийской церкви.

К началу 1142 г. Иоанн принял решение о походе в Сирию. Весной этого года вместе с четырьмя сыновьями он повел войска через Анатолию в Атталию. Поход был хорошо подготовлен и с дипломатической, и с военной точки зрения. Еще в 1136 г. Иоанн заключил союз с наследником императора Лотаря Конрадом III против Рожера Сицилийского. Его послы прибыли в Германию, чтобы заключить мир и укрепить его при помощи брака между родственниками обоих императоров. Уезжая назад в 1142 г., послы забрали с собой сестру жены императора Конрада Берту Зульцбахскую, которая должна была под именем Ирины стать женой младшею сына императора Иоанна, Мануила. Отношения Византии с итальянскими торговыми морскими городами были хорошими. Данишмендиды воевали между собой и не угрожали империи.

Остановившись в Атталии, император повел войну с рум-сельджуками, они были отброшены, византийские пограничные крепости укреплены. Пока император ждал в Киликии окончания войны с рум-сельджуками, заболел и умер его старший сын и наследник Алексей. Иоанн поручил своему второму и третьему сыновьям, Андронику и Исааку, перевести морем тело старшего брата в Константинополь, и по пути умер второй сын императора, Андроник. Горе не остановило императора. Армия из Киликии двинулась через горы Аманус и в середине сентября 1142 г. неожиданно вышла к Турбесселю. Жослен спешно прибыл к императору, принес ему клятву верности и оставил заложницей свою дочь. Иоанн повернул назад и 25 сентября прибыл в замок тамплиеров Гастен, прикрывавший Антиохию с севера и контролировавший проход к городу из Киликии через Сирийские ворота в горах Аманус. Из Гастена он отправил посланцев к Раймунду и повторил старое требование: передать ему Антиохию и стать главой нового княжества, составленного из завоеванных у мусульман городов. Не уверенный в поддержке местного населения Раймунд прибег к единственному способу сопротивления, который у него оставался, — стал тянуть время. Как и в 1137 г., он заявил, что должен испросить мнение, но теперь уже не короля, а своих ленников.

Проведенный в Антиохии в присутствии патриарха Амори княжеский Коронный совет объявил, конечно, с согласия князя, что Раймунд правит в городе только как муж наследницы княжества и поэтому не имеет права распоряжаться судьбой государства, даже вместе князь и княгиня не могут передать княжество в чужие руки без согласия вассалов, а они на это никогда не согласятся и отстранят их от трона, если те попробуют это сделать. Передавший ответ княжеского совета императору епископ Джабалы напомнил также Иоанну решение папы 1138 г., осуждавшее войну императора с христианской страной, но предложил императору торжественный въезд в город. Этот ответ противоречил всем ранним обещаниям Раймунда, и у императора не оставалось иного выбора, кроме войны. Однако в этом году воевать было уже поздно, и император решил стать на зимние квартиры в Киликии, а весной вернуться и покорить Антиохию.

Из Киликии он отправил миссию к королю Фульку в Иерусалим, чтобы сообщить ему о своем желании посетить Святые места и выработать вместе с королем общий план борьбы с мусульманами. Приход в Палестину большой византийской армии неизбежно означал бы признание королем верховенства императора. Может быть, для христианской Палестины это было бы лучшим выходом, однако король и его латинские бароны не хотели этого. К императору была послана ответная миссия из епископа Ансельма Вифлеемского, коменданта цитадели (Башни Давида) Роара и аббата Храма Господня Жофруа, владевшего греческим языком. Они объяснили Иоанну, что Палестина маленькая и бедная страна, и ее запасов может не хватить для большой императорской армии, и что король рад приветствовать императора, пусть только он придет с меньшими силами. До поры до времени император не стал настаивать на своем предложении.

Подготовка к вторжению императорской армии в княжество шла полным ходом, однако в марте 1143 г., перед выступлением в поход, император решил поохотиться в горах Тавра на кабанов. На охоте Иоанн оцарапал руку стрелой. Он не придал этому значения, но рана воспалилась, и дело закончилось заражением крови. Иоанн умирал по-солдатски мужественно. Он назначил наследником младшего, четвертого сына — Мануила, человека блестящих способностей, в обход третьего — Исаака, находившегося в Константинополе, по мнению отца, не годившегося в императоры по причине неустойчивого, неуравновешенного характера. Иоанн склонил своего друга доместика Аксуха поддержать притязания Мануила. Перед смертью он надел корону на голову Мануила, заставил своих военачальников присягнуть ему как императору и умер 8 апреля 1143 г.

Аксух поспешил в Константинополь, чтобы известить двор и страну о смерти императора и воспрепятствовать возможной попытке Исаака захватить трон. Мануил с армией двинулся следом за ним. Пока он не утвердился на троне, он не мог позволить себе никаких наступательных предприятий.

Смерть Иоанна спасла франкскую Антиохию. Обезопасив себя военными союзами с запада, Иоанн в течение всего своего правления боролся с турками и отвоевывал потерянные ранее территории на востоке. Иоанн передал наследнику государство более сильным и обширным, чем то, которое он получил от своего отца.