Крестовый поход Махариуса

Глава 1

Гигантский лик луны-черепа скалился нам сквозь тучи.

С ничейной земли доносились крики умирающих. Через край траншеи перекатывался странно расцвеченный туман, внутри которого кружились крошечные огоньки, похожие на свечение заблудившихся светлячков. В его колыханиях крылось что-то угрожающее, как будто щупальца ядовитого газа были руками монстра, тщетно рыщущего в поисках добычи.

От входа в ближайший бункер отпрянули тени, когда двое солдат бросили в костер из мусора лазганные батареи, надеясь вдохнуть в них хотя бы чуточку жизни перед следующей вражеской атакой. Прямо за дверью лежал полуразобранный огнемет. Казалось, им давно никто не пользовался, что меня нисколько не удивило. У нас не было ни капли прометия уже более двух месяцев, а без огненной смеси от оружия не было проку. Сам бункер представлял собой расколотый остов «Лемана Русса», опрокинутого прямым попаданием артиллерии и частично утонувшего в грязи. Технопровидцы сняли с него все сколь-либо полезные детали, а корпус бросили догнивать здесь. Сотни подобных остатков впечатались в линию траншей. Это заставляло меня с ностальгией вспоминать о первых днях войны, когда мы все еще верили в бронированный кулак Имперской Гвардии, до того как все погрязло в болоте, дожде и тине этого треклятого мира.

Я в сотый раз проверил свои запасные противогазы. Мне удалось собрать настоящую коллекцию — каждый солдат из Имперской Гвардии Махариуса по прибытии на Локи получал по дополнительному комплекту, а с тех пор я к тому же успел снять еще парочку с трупов. Я молился Императору, чтобы они принесли мне удачу большую, чем своим предыдущим владельцам. У них слишком часто выходили из строя фильтры. У них вообще слишком часто что-то выходило из строя.

На Локи у тебя не могло быть избытка защитных масок. Ты никогда не знал, в какой момент маска могла сломаться, а если это случалось, ты мог считать себя покойником. Если у тебя не случался сердечный приступ, вызванный галлюцинациями от ядовитых газов, то болезнетворные споры забивали легкие, а если ты не задыхался от болезнетворных спор в собственной слизи, то от переносимой по воздуху плесени твои легкие покрывались изнутри серым меховым ковром. На Локи существовала дюжина крайне неприятных способов расстаться с жизнью, при которых тебя не расстреливали, не протыкали штыком или не убивали каким-либо иным образом еретики, а, должен сказать, здесь околачивалось немало кровожадных неверующих. Казалось, сама планета сговорилась с силами тьмы, чтобы уничтожать солдат Императора. А я побывал во многих мирах с тех пор, как вступил в Гвардию.

Из сумрака показался Антон, высокий, нескладный, обветренный. Нижнюю половину его лица скрывал противогаз, но по изгибу старого шрама у него на лбу я понял, что Антон ухмыляется. То, что он все еще был способен на такое беззаботное веселье спустя годы войны, свидетельствовало о врожденном оптимизме. Или о врожденной глупости. Иногда мне было сложно понять.

— Над златом чахнешь?

Он вел себя достаточно уважительно, когда рядом находился кто-то еще, однако, если поблизости не было солдат, мы переставали быть сержантом и капралом и превращались просто в людей, которые проливали кровь друг за друга тридцать лет с тех пор, как покинули Велиал.

Антон даже не позаботился обзавестись вторым противогазом, из-за небрежности или, что вероятнее, потому что рассчитывал на меня. Он прошелся по деревянному настилу, затем его ботинки зачавкали по тонкому слою грязи. Звук чем-то встревожил его, потому что на мгновение он замер и задумчиво окинул взором болото.

— Кто-то ведь должен их хранить, — ответил я. — Кто знает, когда будет новая газовая атака?

— Почему они вообще это делают? — спросил Антон. Он оглядел ничейную землю и покачал головой, поражаясь глупости генералов. — Ведь у всех нас есть противогазы, верно?

Как и я, Антон вырос на Велиале, в промышленном улье. Нам носить противогазы казалось естественным, однако это было верно не для всех. Многие новоприбывшие родились в агромирах и на диких планетах или прекрасных дружелюбных местах, где воздух всегда пригоден для дыхания. Трудно представить, но и такое бывало.

— Они есть у всех нас, и мы их даже иногда носим, — ответил я. — И иногда они даже работают. Враг просто действует наугад. Но главным образом газ применяют не для того, чтобы убивать нас, а для того, чтобы усугублять наши страдания.

— Один адепт-медик говорил, что некоторые газы даже вдыхать не нужно, — отозвался Иван, почесав металлическую половину лица, а затем проведя искусственными пальцами бионической руки по искусственной челюсти. — Им лишь нужно коснуться твоей кожи. Вот зачем мы должны быть закрыты все время.

— Гений, — сказал Антон. — Проверь, все ли успели заработать траншейную стопу, вшей и шаттловых жучков. Думаю, Лев прав. Они усугубляют страдания. Хотя, погоди, это ведь Имперская Гвардия — вся ее суть в страданиях.

Где-то посреди бескрайнего поля из болота, колючей проволоки, воронок от снарядов и заполненных сточными водами ям человек молил о смерти. Судя по акценту, гроссландец, один из наших. Я задался вопросом, что заставляло его просить так искренне. Последствия галлюциногенных веществ? Или рыскавшие по траншейному комплексу огромные крысы, доедавшие его ногу? Или у него были какие-то свои причины искать быстрый выход из зоны смерти на Локи?

— Секундочку, — произнес Антон.

Он поднял снайперскую винтовку с глушителем, доставшуюся ему на Дольмене, высунул голову над парапетом и мгновение изучал горизонт. Затем раздался чуть слышимый кашляющий звук, и мольбы оборвались. Антон нырнул назад в траншею.

— Миссия выполнена, — довольно сказал он.

— Ты застрелил его, — произнес я. — Застрелил одного из наших.

— Я дал ему то, что он просил. И, сказать по правде, он меня достал.

— Ты меня постоянно достаешь, — заметил Иван. Даже спустя все эти годы и несмотря на постоянно улучшающиеся искусственные челюсти, его слова по-прежнему оставались неразборчивыми. Пласталевые зубы совершенно не улучшали его произношения. — Это значит, что я могу тебя застрелить?

— Парень потерял половину кишок. Его внутренности были покрыты призрачным грибком. Говорю тебе, случись такое со мной, я бы надеялся, что ты пристрелишь меня. Ты бы сделал мне одолжение.

— Я бы сделал одолжение остальным, если бы пристрелил тебя прямо сейчас.

— Обхохочешься, — сказал Антон.

— Видел там что-то интересное? — спросил я. — Повезло, что снайпер-еретик не снес твою тупую башку. Им только дай возможность.

— Я убил последнего два дня назад, когда тот застрелил лейтенанта Йенсена. Это научит их впредь так не делать.

— О подкреплениях слышал? — спросил я. — Они постоянно присылают в сектор новых снайперов, чтобы заменять убитых нами.

Антон почесал голову, со скользким скрежещущим звуком проведя пальцами по керамитовому шлему — пантомима идиотизма.

— Подкрепления? Подкрепления? Я уже где-то слыхал такое словцо, когда-то давно. А, это не то, что верховное командование постоянно обещает нам вместе с боеприпасами, едой и формой, а потом благополучно забывает? Или я спутал его с припасами? Мы сидим в этой чертовой дыре уже почти два года. Я начинаю забывать смысл всех этих слов.

Каким бы глупым Антон ни казался, кое в чем он все-таки был прав. Мы торчали на Локи около двух стандартных имперских лет. Это была самая продолжительная кампания за весь Крестовый поход, и конца-края ей по-прежнему не было видно. Дела наши шли настолько плохо, что для усиления необученных войск на передовую пришлось бросить даже нас, элитную личную гвардию Махариуса. И вот так из приличных покоев в реквизированном дворце Нифльгарда мы оказались в рваной грязной униформе в этих залитых до краев болотом траншеях, наблюдая, как наши руки и ноги постепенно покрывает плесень. Большинство комиссаров героически сложили головы в бесконечной мясорубке этой войны, а оставшиеся работали за десятерых, совершая обходы, расстреливая трусов и добивая тех, кто был слишком тяжело ранен, чтобы его могли спасти медики.

— Подкрепления скоро придут. Ты когда-либо слышал, чтобы Махариус проигрывал? — спросил Иван, однако звучало это скорее как мольба, чтобы это оказалось правдой.

Сомнительно, что Иван действительно верил в свои слова. Никому из нас раньше не приходилось слышать о кампании, в исходе которой Махариус был бы заинтересован кровно и которая бы продлилась так долго. Возможно, салаги говорили правду: легендарная удача оставила его. А возможно, все было куда проще. Может быть, как и большинство из нас, невзирая на все омолаживающие операции, он просто-напросто постарел.

— Он прежде не сражался ни с кем, подобным Рихтеру, — произнес Антон. — Некоторые говорят, что предатель не уступает лорду верховному командующему в дни его славы. — Он замолчал, позволяя нам обдумать эту довольно мрачную мысль. Антону не нравилось, что командир врагов был одним из нас, протеже самого Махариуса и его любимым учеником до того дня, когда решил создать собственную карманную империю на далекой окраине Галактики.

— Но ты, конечно, с ними не согласен, — сказал я.

Подобные слова были опасно близки к измене, однако я слышал, как схожие речи вполголоса вели даже солдаты Львиной стражи, персональные телохранители Махариуса. Все это шокировало. Некоторые из нас знали Рихтера лично — мы воевали вместе с ним и его полком почти десять лет. А затем он просто предал Махариуса, обратился против него в этом адском мире. Но больше всего тревожил вопрос, с кем еще такое может произойти, раз уж произошло с Рихтером, наследником Махариуса.

— Конечно нет, — ответил Антон. — Ты меня за идиота держишь?

У него из-под шлема выбился локон. Он уже начинал седеть, как и щетина на моем подбородке. Омолаживание сдерживало процессы старения на долгие годы, однако не могло полностью остановить их. Оно просто замедляло их влияние на тело и имело определенные побочные эффекты. За все приходится платить свою цену, а за долгую жизнь — тем более. Иногда, не в самые лучшие моменты, я чувствовал себя уставшим.

— Не сомневаюсь, что мы увидим подкрепления, — внезапно посерьезнев, сказал Антон. Всю свою жизнь он искренне верил в Махариуса, а даже если иногда жаловался, то не любил, чтобы его вера подвергалась сомнениям сколь-либо длительное время. — Я лишь волнуюсь за их качество.

Он не кричал об этом. По-своему Антон старался быть тактичным, но, как и все мы, разделял всеобщее презрение ветеранов к новичкам. Это, как и старость, закрадывается в тебя. И неважно, как часто я напоминал себе, что когда-то мы были такими же зелеными и что единственный способ стать ветераном — начать путь от салаги и прожить достаточно долго, чтобы научиться.

Мне становилось все труднее сдерживать растущее раздражение от вида свежих, юных лиц в траншеях и бункерах. Я был рад, что никто из них не присоединяется к нам на перекурах под дождем. Я не мог без презрения наблюдать, как они запоздало падают на землю при первых намеках на близящиеся снаряды и как мешкают потом, отлеживаясь в укрытиях.

Они не могли сравниться в сноровке с теми, кто пробыл на передовой так долго. Их всегда приходилось дожидаться, а иной раз напоминать, чтобы они не лезли зря под пули. Я заметил, что из импровизированных дверей бункера выглядывают несколько гроссландцев, испуганно и доверчиво глазея на нас.

Но не исключено, что я просто завидовал их молодости.

Над горизонтом взошла меньшая луна и, будто пьяный колесничий, понеслась вперед. Ее орбита была намного ниже и быстрее, чем у более крупной сестры, поэтому она больше походила на комету или метеор, чем на спутник. Время от времени луна виднелась сквозь прорехи в тучах.

Из норы показалась траншейная крыса и уставилась на нас ужасно умными глазками. Она пропищала что-то своим затаившимся сородичам и, прежде чем кто-то успел прицелиться в нее, скрылась из виду. Она не заметила рядом ни трупов, ни неохраняемой еды, так к чему же лишний раз рисковать?

— Умная тварь, — только и сказал Иван.

— Ненавижу этих мелких фраккеров, — отозвался Антон. — Вчера ночью видел, как стая добралась до трупа Нардиля. Они вытащили его кишки и сожрали глаза. Одна крыса грызла глазное яблоко, словно виноградину.

Мы облизнулись при мысли о винограде, даже Иван, чьи губы были сделаны из металла и пластика.

— И что ты сделал? — поинтересовался я.

— Бросил им зажигательную гранату. Одна попыталась слопать и ее, жадная мелкая свинья. Затем ее товарка попыталась бросить ее обратно мне, клянусь вам. Она знала, что это такое.

— И как, поймал? — спросил я, подавив притворный зевок.

— Если бы поймал, то болтал бы с вами сейчас? — сказал Антон.

— Не уверен, что хочу сидеть рядом с гением, который бросает зажигательные гранаты в наших же траншеях и которого почти перехитрила крыса.

— Ключевое слово — почти, — произнес Антон. Он, похоже, едва ли не гордился собой.

Позади него вновь послышалось пение еретиков, и волосы у меня на затылке невольно встали дыбом. Возможно, это были их вечерние молитвы, но я сомневался. Скорее всего, они готовились к новой атаке. Или, что более вероятно, жрецы гнали их в наступление. Что-то в их неразборчивой речи заставляло меня нервничать. Казалось, будто рты говоривших наполнены слюной — само звучание их слов напоминало о хворях и болезнях.

Антон поднялся на ноги, сложил ладони перед ртом и закричал:

— Можно тише? Мы тут разговариваем.

По чистой случайности пение в дальних траншеях на миг стихло.

— Спасибо, — крикнул Антон.

Еретики запели снова.

— Клянусь, они хотят меня взбесить, — произнес Антон.

— Да, — согласился Иван. — Это война только для тебя. Всегда была. И всегда будет.

— У меня прямо руки чешутся взять с собой парочку новичков, пройти через Большой нужник и выказать им свое недовольство, — сказал Антон.

В километре отсюда наша система траншей почти незаметно сливалась с их системой. Туда можно было попасть по так называемой Великой магистрали. Конечно, сперва преодолев мотки колючей проволоки, мины, ловушки, грязевики, споровые ямы и крысиные гнезда, что и делало передвижение по заброшенным траншеям таким опасным предприятием. Большой нужник представлял собой жуткое болото из отхожих мест, выгребных ям и покинутых укреплений, за которые постоянно велись бои. Сейчас это была наша передовая. Завтра она могла перейти в руки еретиков.

— Ты знаешь правило, — заметил я. — Мы сидим здесь, пока нам не велят делать что-то другое. Или пока еретики не придут и не попросят нас на выход. Твои безумные вылазки нам ни к чему.

— Ты был куда веселее, пока не стал сержантом, Лев, — сказал Антон. — Когда-то ты бы лично возглавил эту атаку, вместо того чтобы бурчать здесь.

— Думаю, ты меня с кем-то путаешь, — ответил я. — С кем-то тупым. С собой, наверное.

Я и припомнить-то не мог времена, когда бы согласился с бесшабашным планом Антона, даже когда мы были молоды и только-только вступили в Гвардию все те десятилетия назад.

— Если я такой тупой, то почему до сих пор жив? — поинтересовался он.

Хороший вопрос, но ответ на него напрашивался сам собой.

— Потому что Иван и я регулярно вытаскиваем твои яйца из огня.

— А я помню, что не раз спасал вас обоих.

Это тоже было верно, но первое правило спора с Антоном заключалось в том, чтобы никогда не признавать его правоту. Поступив так, ты бы вскоре сошел с ума.

— А еще ты помнишь, как на ничейной земле плясали крошечные зеленые демоны, — сказал я.

Во время последней атаки у Антона вышел из строя фильтр противогаза. Повезло, что я успел дотащить его до бункера, прежде чем с ним случилось что-нибудь похуже галлюцинаций.

— Они могли там быть, — задумчиво ответил Антон. — По Локи бродит немало странных историй.

— Разных баек мы наслышались с тех пор, как попали в звезды Ореола, — сказал Иван. — И это не значит, что они правдивы. Призраки старых армий времен Императора. Ожившие мертвецы. Космические десантники, поклоняющиеся Хаосу. Кто вообще в такое поверит?

Далекое пение переросло в булькающий рев. В него вклинивался неровный барабанный бой, словно сердцебиение горячечного больного, которого скрутил мышечный спазм. Теперь в нем появились нотки катехизиса — жрец задавал вопрос, а толпа выкрикивала ответ. Возможно, у меня просто разыгралось воображение, но время от времени мне казалось, будто я слышу отдельные слова. Звуки странным образом долетали до нашей системы траншей. Я праздно задался вопросом, находится ли там кто-нибудь из бывшего полка Рихтера, кто-нибудь из наших старых товарищей. Пару месяцев назад я убил одного сержанта, с которым как-то выпивал в мире Моргана. Он был в запачканной коричневой ризе, с бледным лицом и весь покрытый жуткими татуировками рун. Мне становилось не по себе от мысли, что ветеран Крестового похода мог с собой такое сделать.

Заморосил холодный дождь, пропитывая изношенную ткань зеленой полевой формы, стекая по очкам противогаза. Я протер рукой линзы, и на несколько секунд они прояснились, а затем снова затуманились. По лужицам расходились круги от падающих капель. У грязной воды был резкий химической оттенок, свет в ней преломлялся яркими оттенками, которые не имели аналогов в природе.

— О, дождик начался, — заметил Антон. — Лишь этого для полного счастья не хватало.

Он набросил на узкие плечи стандартный дождевик, сгорбившись, поднял воротник, и без восторга окинул взглядом дверь бункера. У нас был выбор — вернуться в тесный закуток к остальным солдатам либо остаться снаружи, под дождем. Ни один вариант не казался особо привлекательным.

Я взял перископ и поднял его над краем траншеи, после чего выставил разрешение. Передо мной раскинулись километры и километры земляных укреплений, протянувшихся до далеких гор. Я повернул перископ в другую сторону и увидел такую же картину. Бескрайний лабиринт траншей, где сцепились две армии, заключенный между огромными горными грядами, в которых располагались защищенные города. Однажды в нескором будущем нам поставят задачу пробиться к этим закованным в броню цитаделям, и на смену траншейным боям придут сражения в тоннелях. Я был готов на все, только бы избавиться от нынешней монотонности.

Внезапно перископ потемнел. Я поднял глаза и увидел, что Антон снова выбрался на парапет, прикрыв линзу рукой.

— Я пользуюсь этой штукой не просто так, — несколько раздраженно произнес я.

— Я ведь говорил, что убил снайпера еретиков, — ответил Антон.

— Убери руку, — велел я. — Там что-то было.

На самом деле я ничего не увидел, мне просто хотелось позлить его. Антон прикрыл глаза ладонью и вгляделся вдаль.

— Черт, да ты прав! — воскликнул он мгновение спустя.

Я прильнул к линзе и настроил фокус, пытаясь понять, не подшучивает ли он надо мной. Слабый лунный полусвет, туман и ошметки газовых облаков, клубящихся над изжеванной снарядами землей, усложняли видимость. Но вдруг я заметил нечто, похожее на волну теней, катившуюся по болотистым полям ничейной земли, скользившую от воронки к воронке, двигавшуюся плавно и точно по курсу, что приведет ее к нашим траншеям к северо-востоку от нас. Я закашлялся.

— В чем дело? — спросил Иван. Он взялся за перископ, желая посмотреть сам.

— Похоже, смертники коммандос. Вышли в ночной рейд.

Иван потянулся и стукнул по кнопке сигнального клаксона.

Примитивное устройство, но в топях Локи нам пришлось довольствоваться этим. Что-то в радиационном гало планеты мешало стабильной работе комм-сети. Вездесущий грибок и грязь тоже не лучшим образом сказывались на работе устройств. Резкий вой клаксона эхом разлетелся по траншеям и бункерам, и, когда тревога стала шириться, ему начали вторить другие сирены. Кто-то запустил сигнальный огонь. Он дугой взвился в небо, оставляя за собой зеленый фосфоресцирующий след, пока не взорвался ослепительно-ярким сполохом актинического света. Тени приобрели отчетливость, став человеческими фигурами, с ног до головы закутанными в черную одежду и вооруженными длинноствольными винтовками. Я выхватил дробовик и приготовился оказать врагам теплый прием.

— А им все неймется, — сказал Иван.

— Думаешь, кто-то даст этим жалким грешникам поспать? — отозвался Антон.

— Зачем? — спросил я. — У Рихтера их миллионы, а из чанов постоянно выходят новые.

— Когда я закончу, их сильно поубавится, — пообещал Антон. — Я как раз собирался вздремнуть. Не люблю, когда мне мешают.

С ничейной земли вновь послышалось пение, однако теперь оно звучало обеспокоенно — вспышки, звездные снаряды и звуки стрельбы привели еретиков в смятение. Барабаны забили в более устойчивом, но по-прежнему лихорадочном ритме. Мощный задыхающийся рев вырвался из вражеских глоток, будто далекое море, накатывающее на каменистый берег. За ним последовали крики и запуски новых сигнальных огней.

Клаксоны завыли снова. Наши солдаты потекли из низких дверей бункеров, зеленая форма моей Львиной стражи смешивалась с серыми мундирами гроссландцев, к которым мы пришли на помощь. Одни на ходу подтягивали ремешки противогазов. Другие явно второпях похватали оружие. Кое-кто был бос, так что я видел у них на пальцах белесый грибок и места, где кожа растрескалась и истекала гноем. Наверное, когда зазвучали сирены, они как раз мыли ноги. Таким солдатам не посчастливится. Им повезет, если газовой атаки не последует, поскольку в ином случае потеря пальцев на ногах окажется их самой меньшей заботой.

Глава 2

Из бункеров и укрытий высовывалось все больше и больше голов. Люди хватались за оружие и готовились защищать траншеи. Я бросился вдоль передовой, крича гроссландцам, чтобы лезли обратно. После того как лейтенант Йенсен получил пулю в голову, меня повысили до звания сержанта. По ничейной земле наступали враги, и они должны были появиться здесь раньше, чем мы все успеем занять положенные места. А открывать огонь нужно было немедля.

Я снова поднял перископ. Штурмовики в черном камуфляже укрылись в воронках и за отвалами, но вдалеке, в прорехах между туманом и газовыми облаками, я временами замечал новую волну еретиков. Они заскакивали на край своих траншей и ползли вперед, и это лучше всяких слов говорило мне, что эти еретики — не вполне люди. Возможно, все дело в этом. Ходили слухи, будто в чанах тех горных цитаделей выращивали странных существ.

Идущий вдоль передовой лейтенант Прост из 66-го Гроссландского полка окинул нас по дороге пристальным взглядом. Мы находились не под его командованием. Пускай я и был простым сержантом, но также входил в состав личной гвардии Махариуса, и хотя удача ему в последнее время не сопутствовала, его имя все еще что-то да значило. Он по-прежнему был лордом верховным командующим Крестового похода и одному Императору известно, каким влиянием обладал. Удивительно, насколько важным это могло быть для некоторых офицеров из некоторых линейных полков.

По приказу Гробовщика мы как раз проверяли этот участок передовой, когда вся связь оборвалась, и нам не удалось вернуться обратно. Наш хладнокровный бывший лейтенант не стал менее странным, пока восходил по карьерной лестнице, однако его понимание тактики оставалось таким же непревзойденным. И так мы застряли здесь, в довольно неопределенном положении. У нас имелись бумаги, подтверждающие наши личности, скрепленные печатью штаба лорда верховного командующего. Я уже попадал прежде в подобные ситуации и знал, что, если мы что-то попросим, нам это, скорее всего, предоставят, если только мы не будем уязвлять гордость местных офицеров.

Лейтенант Прост рявкал приказы, подчеркивая ранее сказанное мною. Я подумал об огромной человеческой волне, катившейся по ничейной земле. С должной артиллерийской поддержкой мы смогли бы сокрушить ее в зародыше. Черт подери, да со «Старой десяткой», «Гибельным клинком», на котором мы так давно начинали свой путь, мы смогли бы отразить эту атаку!

Отовсюду послышались крики, когда из бункеров по ничейной земле открыли огонь. Лазганы озарили ночь. Минометы взбили грязь. Тут и там вспыхивали взрывы, когда кто-то по неосторожности наступал на мину или неразорвавшийся снаряд.

Я бросил взгляд на обступившее меня отделение солдат в рваной зеленой форме. Они ждали приказов. Атака с ничейной земли меня не очень волновала — бункеры располагались так, чтобы их секторы обстрела прикрывали все подходы. Их огонь успеет задержать и убить громадное число врагов.

Тревожило меня другое — я подозревал, что это лишь диверсия, чтоб отвлечь нас от штурмовых отрядов и атак со стороны наших траншей. Как мне ни неприятно было это признавать, но мысль Антона внезапно перестала казаться такой уж глупой. Нужно провести быструю разведку передовой, просто на всякий случай.

Я поднял руку и махнул остальным, чтобы шли за мной. Во время этого я пригибался — невзирая на самоуверенные заверения Антона, вокруг все еще могли находиться вражеские снайперы, а люди, отдающие приказы, всегда значились приоритетными целями.

Мы двинулись вдоль передовой, миновав по дороге выжженные останки еще одного «Лемана Русса», которого спешно превратили в бронированную укрепленную точку. Оттуда, где когда-то располагалась башня, теперь выглядывали лица огневого расчета и их тяжелый болтер. Орудие с ревом извергало снаряды, выкашивая ряды наступающих еретиков.

По пути мы проходили все больше бункеров. Над каждым входом были приколочены деревянные доски или обрывки карт с выведенными на них шутливыми знаками — названиями бункеров. На некоторых табличках были перечеркнуты чужацкие письмена еретиков, а внизу дописано на имперском готике. Я знал, что за время моего пребывания на фронте некоторые из этих обозначений менялись около сотни раз. Если прежде Крестовый поход несся от одной звездной системы к другой, то теперь нам приходилось бороться за пару километров залитых водою траншей.

Мы достигли развилки. Знак указывал, что здесь Великая магистраль ответвлялась в улицу Тысячи Таверн и Ночной базар. Я приказал Антону и Ивану взять нескольких бойцов и двигаться через улицу Таверн. Пригнувшись как можно ниже, они пробежали мимо меня в левое ответвление. Шутки кончились, и теперь они целиком сосредоточились на деле. Антон держал свою снайперскую винтовку наготове. Иван сжимал в одной руке гранату, в другой — лазган. Я крепче перехватил дробовик и, убедившись, что передо мной никого нет, побежал по деревянному настилу к так называемому Ночному базару.

Когда мы только прибыли, траншеи представляли собой один сплошной лабиринт, где все выглядело совершенно одинаковым и безликим. Теперь же они отличались друг от друга, как пара соседних домов на Велиале. Я заметил по пути навозную кучу рядом с укреплением, в шутку названным Офицерским бункером, и узнал обломки дверей в Большую лавку Хоги, где осколки посекли пласталь и отбили кусочки краски от расколотого корпуса «Химеры». Все они превратились в ориентиры. Мы вышли на Сточную улицу, в траншею, которая прежде была одним большим отхожим местом, направляясь в сторону Большого нужника, округлой ямы, использовавшейся в качестве общей свалки и туалета.

Тучи разошлись, и на нас воззрилась луна-череп. Меньший спутник преодолел почти половину пути. Внезапно над головами разорвался звездный снаряд, заставив тени в траншее дико заплясать и озарив валявшиеся вокруг нас тела. На них была серая форма гроссландев. Я внезапно очень явственно осознал, что этого места коснулась смерть. На некоторых трупах копошились жирные мухи-буровки. Эти насекомые обожали жрать мертвечину, прежде чем откладывать в ней желеобразные яйца со своими личинками.

Я прищурился. Человек валялся с перерезанным от уха до уха горлом, брызги крови покрывали его грудь, по которой ползали насекомые. Офицер лежал лицом вниз, палочка лхо еще дымилась рядом с безвольной рукой. Гвардеец со смутно знакомым лицом повалился на ящик с колодой карт и раскрытой «Памяткой имперского пехотинца». Воздух в противогазе вдруг показался мне застойным. Нечто у меня в голове просто-таки закричало, что я должен почуять смрад смерти. Шагавшие следом солдаты остановились, прекрасно зная, что, когда у меня в руках дробовик, вперед им лучше не соваться.

Я продолжал лихорадочно размышлять. Меня захлестывали панические мысли. Что я упускаю? Где враг? Он должен быть где-то близко. Я осмотрел склон траншеи. На некоторых шероховатых поверхностях стен остались незаметные потертости. Значит, штурмовой отряд пришел сверху. Или, может, вышел из ответвления траншеи. Я медленно пошел вперед, палец нервно подрагивал на спусковом крючке дробовика, который вдруг потяжелел в руке.

Мы направились вдоль траншеи рядом с открытой сточной канавой. Похоже, недавно в нее кто-то вносил улучшения. Из-под воды выступали трубки, как будто рабочие, которые их проводили, бросили работу недоделанной. Мой мозг отметил это, однако взор направился дальше.

Я стал подсчитывать тела. Десять. Двадцать. Тридцать. Прекратил. Здесь погиб целый взвод, и ни единого следа врагов. С каждым шагом я все сильнее чувствовал, словно иду в самое сердце ловушки. Подкрепления становились все дальше, а пение еретиков, наоборот, — все ближе и ближе.

На линзу противогаза села муха-буровка. За ней еще парочка. Они были больше падальных мух, раздувшиеся тельца которых цветом напоминали странного вида масла на поверхности зараженных химикатами лужиц.

Мог ли противник применить газ? Мысль крепко засела у меня в голове. Я вспомнил о солдатах со вскрытыми глотками. Может, они с его помощью убрали часовых, парализовали некоторых других, но это вряд ли. На всех трупах были противогазы, хотя едва ли это могло о чем-то свидетельствовать. С фронта поступали десятки докладов о бракованных масках. Кое-кто говорил, что дело в обычной некомпетентности имперских мануфакторумов. Другие же заявляли, что в них специально проделывали дырочки, чтоб увеличивать прибыли торговых домов. Махариус сетовал на подобные инциденты достаточно раз, чтоб я не сбрасывал такую вероятность со счетов.

Противогазы… Мысль беспокойно крутилась в голове. Я понимал, что упускаю из виду что-то важное, но не мог взять в толк, что именно. Я прошелся по дощатому настилу над сточной канавой, думая о тех наивных новоприбывших, которые никогда не проверяли фильтры своих масок, считая их исправными, и чьи легкие наполнялись пеной при первых же газовых атаках. Я пытался учить их. Пытался показывать им на собственном примере. Я перепробовал много чего, но некоторые люди просто считают, будто их это не касается, что смерть всегда приходит за кем-то другим, до того самого момента, когда они осознают, что не бессмертны.

Я бросил взгляд на отхожую канаву и увидел в ней буроватую смесь из экскрементов, мочи и грязи. Там были какие-то едва заметные завихрения, но не от дождя, и тут я понял…

В болоте появился пузырь. Я моргнул. Мозгу потребовалась секунда, чтоб понять, что же я вижу. Из отхожей канавы что-то вырвалось. Я инстинктивно нажал на спусковой крючок, и существо разлетелось на куски. Во все стороны брызнули красная кровь, розоватая плоть и белая кость. Разодранное тело солдата-еретика рухнуло обратно в грязь.

Позади меня послышались крики — удивленные бойцы среагировали медленнее меня. Вражеский штурмовой отряд поджидал нас на дне отхожей канавы, дыша с помощью трубок и наблюдая за нами в перископы. Вот что я тогда увидел.

Колонна потрясенных имперских гвардейцев схлестнулась в бою с противниками, за которыми тянулись следы из слизи, а из глоток с бульканьем выплескивалось имя, звучавшее как Нург-Ал. В этом имени ощущалась отвратительная многозначительность. От одного его звучания у меня на затылке поднялись волосы, а сердце наполнилось дурным предчувствием. Мне вдруг захотелось любым способом оборвать их пение.

Нападавшие были хорошо обучены, имели преимущество неожиданности и вселяли в нас ужас и отвращение, однако бойцы не дрогнули. Как-никак они были солдатами элитной гвардии Махариуса. Им бы даже удалось яростной контратакой оттеснить нападавших, если бы из бункеров позади нас не вырвались новые еретики, вонзая в них ножи и паля из автоганов. Обычно нападения с двух сторон хватает, чтобы любой воин впал в панику. Нет ничего хуже ощущения, что тебя могут убить в спину, это вынуждает постоянно озираться по сторонам, ты начинаешь сражаться с меньшей отдачей, а из головы не уходят мысли о побеге.

Я перезарядил дробовик и пригнулся. Прямо на меня неслась группа еретиков. В один удар сердца я прицелился и спустил курок. Заряд дроби изрешетил их тела, заставив рухнуть обратно в болото отхожей канавы. Снова они оттуда уже не вылезут.

Оглянувшись, я увидел, что Томкинс погиб. Штыком он разрубил маску, капюшон и верхнюю часть куртки одного из еретиков, и я увидел ужасающее лицо врага. Его кожа была белой, как у альбиноса, глаза налиты кровью и покрыты крошечными лопнувшими венками. На коже бугрились нарывы, между которыми, словно реки, текла красная сыпь. Он выглядел настолько нездоровым, насколько это вообще было возможно, оставаясь при этом на ногах, и все же сражался с лихорадочной силой берсерка. Не иначе как продукт чанов.

Я обрушил ему на голову приклад. Череп еретика треснул, подобно яичной скорлупе, разбрызгав повсюду обесцвеченные мозги. Вокруг трупа зажужжали мухи, и внезапно у меня появилось стойкое ощущение, что они выбрались из его раскроенной головы. Я убедил себя, что это не так, и попытался оценить ситуацию.

Большинство моих людей погибли. Все мое отделение, а также два других, которые за мной следовали, оказались опрокинуты атакой с двух направлений — из траншей и бункерной стеной. Кое-кто продолжал сражаться, но было просто вопросом времени, когда дюжины еретиков одолеют нас. Дробовик подарит мне пару-тройку секунд, но в конце умру и я, если только что-то не придумаю.

Вокруг меня засвистели пули автоганов, когда я с помощью дробовика проложил себе дорогу к стене траншеи. Затем я стремительно забросил его ремень на плечо и вскарабкался через парапет на ничейную землю. Там была небольшая берма — уступ для придания устойчивости переднему брустверу, а за самим бруствером растянули колючую проволоку. Я заметил, что в ней проделали дыры, а на стальных колючках висят обрывки темной одежды. Вот откуда пришли штурмовики.

Я отметил все это за ту секунду, пока срывал с пояса гранату. Стремительно метнув ее назад в траншею, я прыгнул вперед, наполовину карабкаясь, наполовину убегая по парапету, на случай если кому-то внизу захочется поступить схожим образом. Пару мгновений спустя по траншее прокатился гулкий взрыв, и через долю секунды до меня докатилась дрожь. Не останавливаясь, я сразу бросил еще одну гранату. Я двигался в направлении, откуда пришел, надеясь, что все мои люди к тому времени уже погибли и я не убил их своими гранатами.

Под ногами чавкало болото. Перчатки покрылись красноватой влажной землей из-за того, что мне то и дело приходилось помогать себе руками, чтобы не упасть. Я услышал, как отвратительный булькающий голос отдает приказы, и увидел, как над парапетом передо мной высунулась скрытая под капюшоном голова. Я перекинул дробовик и нажал крючок. Голова исчезла в фонтане крови и осколках кости. Я продолжил бежать, пригибаясь и не переставая лихорадочно молиться Императору.

Вдруг болотистая земля ушла у меня из-под ног. Я поскользнулся, потерял равновесие и покатился по склону, к колючей проволоке. Я бросился плашмя, погрузив пальцы в насыпь парапета, чтобы замедлить соскальзывание. Однако ботинки все же угодили в проволоку, и металлические шипы пробили штанину. Я стал вытягивать застрявшую ногу, и на проволоке остался обрывок ткани вместе с кусочком мяса. Меня пронзила боль, и я понял, что получил глубокий порез, однако мой организм перед лицом опасности проигнорировал все это, как сражающийся человек иногда не замечает потери конечности, покуда не падает замертво в конце боя.

Я взобрался на насыпь, прислушиваясь к звукам снизу. Затем попробовал рассчитать, как далеко зашел. Похоже, я был возле входа на базар, почти там, откуда начал путь. Мне не очень хотелось высовывать голову над парапетом, чтобы ее невзначай не снесли, и поэтому сначала я осмотрел порез на ноге, а затем окинул взором ничейную землю. Над ней клубился густой ядовитый туман, медленно катясь в моем направлении. Я помолился в надежде, что когда он достигнет меня, то не занесет отраву через открытую рану.

Ветер немного разогнал туман, и я увидел груды бездвижно лежащих еретиков. Похоже, их гибель никого особо не заботила. Они будут наступать и дальше, катиться вперед приливной волной, словно их жизни ровным счетом ничего не стоят. Они были пушечным мясом, которому предстояло отвлекать нас, пока на наши позиции готовилась другая, более скрытная атака.

Я вынул перископ и поднял его над парапетом, на этот раз с непривычной стороны, и увидел, что внутри траншеи отделение Львиной стражи сражается с культистами. Я заметил Ивана, чья покрытая кровью механическая рука сжимала отрубленную голову еретика. Она выглядела так, словно ее сняли с шеи одним отточенным ударом. Рядом с Иваном припал на колено Антон, сосредоточенно стреляя из снайперской винтовки. Судя по его позе, Антона переполняли напряжение и возбуждение.

Я направил перископ в другую сторону и увидел несущуюся на них орду еретиков. Я достал еще одну гранату, метнул ее и пополз вдоль края парапета, бросая по пути все новые и новые гранаты. Враги так плотно набились в траншею, что я просто не мог промахнуться. Когда они взрывались, меня окатывало душем из кусков мяса и брызг крови, а я продолжал забрасывать врагов гранатами. Затем они закончились, но у меня оставались фосфоресценты, поэтому я принялся кидать и их тоже. Даже сквозь фильтры своего противогаза я почуял вонь горящей и разлагающейся плоти. Попытался убедить себя, что это просто мое воображение.

Прогрохотала цепочка взрывов, и траншею захлестнуло огнем. Или я попал в канаву с топливом, или какой-то еретик нес с собою взрывчатку. Неважно, в любом случае результат меня более чем удовлетворил. В четвертый раз я направился обратно вдоль траншеи. Из нее валили клубы черного дыма, звуки стрельбы прекратились.

— Иван! — крикнул я. — Антон! Вы меня слышите?

— Это ты, Лев? — ответил Антон.

— Нет! Мой дух! Сам как думаешь?

— Точно он, — услышал я слова Антона. — Слишком колкий, чтобы это был кто-то еще.

— Я высовываю голову! Не отстрелите ее!

Обеими руками я поднял дробовик над головой. Если кто-то собирался выстрелить в меня, то лучше уж потерять руку. Я продержал оружие над парапетом с полминуты.

— Чего ты ждешь? — окрикнул меня Антон.

— Хочу убедиться, что никто не начнет палить.

— Ну, ответ ты уже получил.

Я высунул голову и увидел ряд глядящих на меня снизу лиц. Затем я оглядел траншею и увидел кучи мертвых еретиков, выкошенных моей небольшой засадой и слаженным огнем отделения Ивана. Повсюду кружились мухи. Везде валялись трупы. Смрад пробивался даже сквозь фильтры противогаза. Я спрыгнул в траншею, и Иван хлопнул меня по плечу.

— Когда еретики ворвались в траншею, я думал, что больше тебя не увижу.

— Остальные погибли, — произнес я и окинул взглядом отряд, ожидая прочесть в линзах противогаза обвинение.

Из-за своего промедления я утратил три полных отделения. Похоже, никто, кроме меня самого, ни в чем меня не упрекал. Я подумал, что справлюсь с этим до тех пор, как мы вернемся в штаб, где, без сомнения, мне придется давать объяснения.

— Что ты нашел в своем ответвлении? — спросил я.

Иван лишь покачал головой:

— Ничего. Траншея заброшена. Как и должна была быть. Что с тобой случилось?

Я рассказал. Глаза Антона прищуривались все сильнее и сильнее:

— Хочешь сказать, мне теперь придется опасаться убийц, даже когда я на толчке? И там уже не расслабишься.

— Взгляни на это с другой стороны. Представь, каково им, — ответил я.

Едва я успел договорить, когда по траншее прокатился рев сирен. Три коротких гудка, три долгих и еще три коротких. Плохой сигнал. Он означал, что близится мощная атака.

— Лучше нам вернуться, — произнес я. — Чую, мы понадобимся.

Глава 3

Из траншей доносились барабанный бой и булькающее пение. Куда сильнее прежнего.

У меня не осталось больше гранат, а у остального отделения — всего несколько штук. Трюк с засадой мне уже провернуть не удастся, не этой ночью, а возможно, и вовсе никогда, если только мы не найдем место получше, чтобы принять бой.

Пока мы шли по траншеям обратно, я понял, что прихрамываю. Я посмотрел на ногу, казавшуюся мне теперь онемевшей. Когда я разрезал штыком штанину, то заметил странные темноватые круги от колючей проволоки вокруг ранок. Я протер их, надеясь, что не слишком поздно. На Локи люди теряли ноги и за куда меньшее.

Иван хмурился. Он лучше большинства знал, к чему могли привести подобные раны. Вряд ли кто-то стал бы устанавливать мне здесь бионику. Доступ к протезам остался глубоко в тылу Крестового похода. И в последнее время припасов до нас доходило все меньше.

— Что думаешь? — спросил Иван.

— Отступаем к Форту Бранда, — ответил я. — Там наибольший шанс отразить атаку.

— Если нас окружат, мы окажемся в смертельной ловушке. — Весь этот выступ превратится в одну большую ловушку, если только нам не вышлют подкрепления. По крайней мере мы будем защищены, у нас будут еда, лекарства и столько боеприпасов, сколько мы больше нигде не получим.

Форт Бранда представлял собой крупный бункер, вырытый внутри небольшого холма и укрепленный рокритом. За минувшие несколько лет его усиливали снова и снова, добавляя больше орудийных башен, больше рокрита и больше колючей проволоки. В проложенных на его склонах сточных канавах текла илистая жидкость. В мотках проволоки висели скелеты. Вокруг основания одного из бункеров какой-то шутник возвел невысокую стенку из черепов, а затем на склоне под ним выложил из костей слова: «Приходите и умрите». И когда только люди находят время на такое?

Воздух наполнился криком «Баньши!», а затем раздался мощный раскат взрыва. Я тут же бросился на землю, остальные Львиные стражи попадали следом. Батареи еретиков снова открыли огонь.

Антон подполз ко мне, работая нескладными ногами и локтями.

— Может, это часть Большого Плана Рихтера? — шепнул он мне краешком губ.

Я знал, что он имеет в виду, однако не намеревался ему отвечать. Возможно, обстрел должен был начаться перед атакой мятежников, но на вражеской стороне произошла ошибка, и он начался лишь сейчас. Клянусь Императором, подобное не раз происходило и на нашей стороне траншей. А возможно, обстрел предвещал новое наступление.

Мы пролежали долгих три минуты, прекрасно осознавая, что, если сюда прилетит хоть один снаряд, нам конец. Подо мной дрожала земля. Боль в ноге усиливалась, и голова слегка закружилась. Я пытался убедить себя в том, что это из-за длительного недоедания, но другая часть меня понимала, что дело совсем не в голоде.

Я поднял голову и увидел, как по склонам Форта Бранда поднялись цепочки взрывов, пробив новые трещины в рокрите, разрушив стену из черепов вместе с выложенным костями сообщением.

В нашу сторону бежал какой-то гвардеец в серой гроссландской форме и с нарукавной повязкой посланника. Его рука нервно обшаривала пояс в поисках пистолета. Я махнул ему, давая понять, что хотя мы и не из его полка, но и не враги.

— Что нового? — крикнул я на имперском готике.

Он подбежал к нам и сказал:

— Еретики скоро начнут крупное наступление. Я иду в Большой нужник, сообщить лейтенанту Сноррисону, что ему нужно удержать позицию.

— Сноррисон погиб, вместе со всей ротой, — произнес я.

— Точно?

— Я был там меньше часа назад. Его позицию атаковал и уничтожил штурмовой отряд. А еще через пять минут там прошлась толпа еретиков. Мы расквасили им носы, но нас было слишком мало, чтоб сдержать их.

— А следовало, — обвиняющим тоном сказал он.

— Меня разве зовут Сноррисон? — спросил я. — И на мне гроссландская форма?

Глаза солдата за линзами противогазной маски расширились, и, думаю, в тот момент он впервые заметил на моем мундире львиный символ. Возможно, он не смог разглядеть цвета — из-за грязи это было непросто.

— Нет, сэр, — дрожащим голосом сказал он, а затем в замешательстве посмотрел вдаль. — Вы уверены, что лейтенант мертв?

— Либо так, либо он бежал, — произнес я. — В Большом нужнике живых не осталось.

— Лейтенант Сноррисон так бы не поступил, — ответил парень.

Теперь я понял, что он был еще очень молод и очень зелен. Однако жалости я к нему не испытывал и едва ли был с ним согласен. Многие люди здесь бросали свои позиции, и дело тут не только в том, что они трусы. Напряжение траншей под непрерывными обстрелами давило на нервы, и это не говоря о некоторых разновидностях газа, вселявшего приступы панического страха в незащищенных людей.

Посланник пожал плечами и прошел мимо меня.

— Ты куда?

— Нужно попытаться найти лейтенанта.

Парень явно решил до конца исполнить свой долг. Я даже не злился на то, что он не поверил мне на слово. Ему велели доставить послание, и множество офицеров и комиссаров обвинят его в неисполнении приказа, если он хотя бы не попытается доставить его. К тому же он был из ретивых. Я понял это по тому, как он резко отдал честь и бегом продолжил свой путь. Я молча пожелал ему удачи — она ему понадобится.

Мы же направились к форту.

Попасть в форт было не так легко, как в расположенные дальше в траншеях бункеры. Мне пришлось крикнуть в систему связи, которая изначально была просто скоплением труб. Я назвал свое имя, личный номер и пароль, устаревший уже несколько дней назад, и встал так, чтобы мое лицо можно было разглядеть в перископ.

Поскольку это была Имперская Гвардия, прошло с полчаса, прежде чем кто-то узнал меня и впустил внутрь. Шлюз открылся, и стоявший внутри человек презрительно осмотрел меня с головы до ног и поморщился. Это был сержант Мэтлок — недавно повышенный в звании педант и солдафон с родного мира Махариуса, который служил семье, издавна союзной лорду верховному командующему. Мэтлок мне не нравился, и он отвечал мне взаимностью.

— Прости, что потревожил твои деликатные ноздри, — сказал я. — Мы там воевали.

Его орлиный нос наморщился еще сильнее. Ноздри присоединились к нему чуть погодя. Мэтлок силился найти достойный ответ, однако я прервал его потуги:

— Нужно увидеть полковника.

— Ты должен был вернуться еще два дня назад.

— Еретики решили, что хотят насладиться моим обществом подольше.

Я проковылял мимо Мэтлока, направляясь в местный командный центр. Внутри форта был если не другой мир, то нечто близкое к этому. Никакой траншейной грязи. Вычищенные до блеска полы и стены. По-видимому, Мэтлоку требовалось себя чем-то занять. Здесь также находились гвардейцы, но выглядели они так, как некогда и я сам, — в чистой и целой униформе, гладко выбритые, без кровавых прожилок в глазах и струпьев на руках. Многие смотрели на меня виновато, явно испытывая угрызения совести за то, что сидели здесь, в относительной безопасности, пока я сражался снаружи.

Не сказал бы, что меня это сильно волновало. Я знал, что большинство из них время от времени также покидают бункер, чтобы присоединиться к веселью в траншеях. Все, кроме Мэтлока. Каким-то образом ему постоянно удавалось избежать выхода наружу. Я собирался однажды хорошенько расспросить его о том, как ему это удается, — своим штыком.

Я спустился по коридорам к командному бункеру. Гробовщик выглядел все таким же отстраненным и спокойным, как в тот день, когда он очнулся внутри уничтоженной «Старой десятки». Омолаживающие операции неплохо ему помогали, ибо единственными видимыми признаками возраста служили более глубокие морщинки вокруг глаз и нашивка полковника на плече.

Он поднял глаза, и я отдал честь.

— Сержант Лемюэль, — приветствовал меня он. Как всегда, его голос был ровным и лишенным эмоций, однако я прослужил под началом Гробовщика достаточно долго, чтобы распознать в нем вопросительные нотки.

— Лейтенант Йенсен мертв, сэр. Убит снайпером. Я — действующий командир разведотряда.

Он склонил голову набок.

— Докладывай, — только и сказал он.

Я поведал ему подробности стычки так быстро и кратко, как мог. Он кивал, как будто я подтвердил нечто, о чем он и так подозревал, и, оглянувшись, рявкнул приказ. Помощник переставил несколько фишек на бумажной карте траншейного комплекса. Вот до чего мы дошли. Все голопикты давно вышли из строя, и у нас не было деталей, чтобы чинить их. Мы запросили нужные кристаллы еще полгода назад, однако они до сих пор не прибыли.

Я заметил, как помощник поставил ряд красных фишек на Большой нужник и убрал синий значок, представлявший отряд лейтенанта Сноррисона. На нашем участке передовой осталось совсем немного синих значков и появилось ужасно много красных. Удержать наши траншеи перед близящимся крупным наступлением еретиков будет очень непросто.

— Что с ногой, Лемюэль? — поинтересовался Гробовщик.

— Колючая проволока, сэр. Поцарапался.

— Пусть ее осмотрит медик, а затем отдохни. Жду тебя здесь через два часа. Нам будет нужен каждый человек, способный сражаться.

— Да, сэр, — ответил я, поняв, что пока свободен.

Я отдал честь и хромая вышел из командной ямы. Мэтлок наблюдал за мною наполненными ненавистью глазами и с ухмылкой на лице.

— Нужно быть осторожнее с ними, — сказал медик, протерев спиртом порезы и оторвав кусок марли. Синтеплоть закончилась еще пару месяцев назад.

— С моими ногами? — спросил я, просто чтобы позлить его.

— Различными проколами, порезами, раздражениями. Местные болезнетворные споры очень живучие и способны занести в организм всевозможные инфекции. Некоторые из них мы излечить не в силах.

— Почему, сэр?

Медик посмотрел на меня. Он был мужчиной средних лет в гроссландской униформе. Ему не полагались омолаживающие операции. По моей форме он догадался, кто я, и поэтому был готов отвечать на мои вопросы так, как никогда не стал бы ни одному из сержантов своего собственного полка.

— Не знаю, Лемюэль. Такое чувство, будто дело в самой планете. Все здешние болезни кажутся проклятыми. Они постоянно становятся все более сильными и вирулентными. Они скрещиваются, словно собаки.

Из-за упоминания скрещивания я понял, что он выходец из сельского района Гроссланда, который и сам по себе был сельским миром.

— Вы сказали, что болезни становятся сильнее. Откуда вы знаете?

— Они убивают быстрее, распространяются скорее и становятся особо вирулентными. И к тому же симптомы делаются более тревожными. Такое чувство, что кто-то использует болезнетворные споры в качестве оружия.

— Это возможно?

— Ты слышал истории. Так поступали древние. Думаю, некоторые техномаги способны на подобное.

— Довольно грязный способ ведения войны.

— Большинство способов таковы, — ответил медик, — если задуматься.

Я вспомнил о снарядах с газом и прятавшихся в отхожих рвах смертниках коммандос и не смог с ним не согласиться. Я вспомнил о сотнях и сотнях тел, валявшихся на ничейной земле, обо всех людях, утонувших в грязевых ямах, сожранных крысами и погибших из-за отказов противогазов. Наверное, я поморщился.

— Что? — спросил медик.

— Просто подумал, что здешняя война оказалась самой грязной из всех, которые я повидал на своем веку, а некоторые места, где мне довелось побывать, были действительно неприятными.

— Ты ведь телохранитель Махариуса?

— Уже больше четверти стандартного века.

— Ты встречался с ним?

— Во время нашей первой встречи он наградил меня медалью за отвагу. Тогда я еще состоял в Седьмом Велиальском.

— Кто он?

Я посмотрел на медика. Он был немолод, хорошо образован, не походил на больного, однако все равно хотел узнать о легенде. Даже тогда, в затянувшуюся пору проволочек и разочарований, она все еще сияла вокруг лорда верховного командующего, словно нимб вокруг головы святого.

— Сложный вопрос, — признался я.

— Думаешь, его действительно коснулся Император?

Независимо от предстоящего моего ответа я ступил на опасную землю. Если я скажу «Да», то перейду в религиозную плоскость, в которой не силен. Если отвечу «Нет», меня могут обвинить в непочтительности к Махариусу, если этот человек окажется одним из религиозных фанатиков, которых все больше и больше притягивала легенда Махариуса.

— Он — величайший генерал эпохи, — выкрутился я.

— Значит, ты думаешь, что он одолеет Рихтера?

— Думаю, он одолеет любого, — ответил я, — со временем.

— Чего-чего, а времени у нас было достаточно, — сказал медик.

Мог ли я недооценить его? Он был из критиков Махариуса, стремившихся подкосить боевой дух солдат? Возможно, он просто выражал свое мнение, однако в нынешние времена это могло оказаться опасным, в частности, потому, что он разговаривал с человеком, который, как ему было известно, входил в свиту лорда верховного командующего.

— Мы пробудем здесь столько, сколько потребуется, — ответил я со стальными нотками в голосе, дабы он правильно истолковал то, что я хотел до него донести.

— Надеюсь, — сказал он. — Но все равно я чувствую, что наше время подходит к концу.

Учитывая то, в каком положении находился медик — заключенный в форте, в котором заканчивались припасы, с надвигающейся атакой еретиков, — его сомнения были совершенно понятны, хотя я невольно думал, что в прошлом он никогда не высказал бы их вслух. В прошлом никто и никогда не сомневался в Махариусе.

Впервые я задался вопросом: разделяют ли подобные мысли прочие воины Крестового похода? Впервые я задался вопросом: не испытываю ли и сам такие же сомнения? Эти мысли витали у меня в голове несколько секунд, прежде чем я прогнал их. Сейчас не самое лучшее время, чтобы усомниться в своих верованиях.

Я посмотрел на рану. Медик уже успел промыть ее. Темные круги вокруг порезов от колючей проволоки немного сошли, хотя из одного вытекал зеленый гной. Медик перемотал ногу марлей и сказал:

— Держи ее в чистоте и не снимай повязку, пока не заживет. Иначе потеряешь ее, или того хуже.

Я встал и сместил на ногу вес. Она выдержала, но я почувствовал укол боли и понял, что готов к бою не на все сто. Сомневаюсь, что хоть кто-то на передовой был готов. Я поковылял к двери, помня, что скоро мне нужно явиться к Гробовщику с докладом.

— Если увидишь Махариуса, скажи, что Гроссланд все еще за него, — произнес медик. Он говорил с решимостью в голосе и наверняка хотел, чтобы его слова прозвучали как заявление о верности. Было непохоже, будто он боится, что я доложу о нашем разговоре. Однако почему-то медик почувствовал, что должен сказать это от своего лица и от лица полка. Когда-то это просто принималось как данность. В Крестовом походе многое изменилось.

— Непременно, — ответил я, опустив руку ему на плечо.

Он был порядочным человеком, пытавшимся сделать все возможное в сложных обстоятельствах, и это вызывало во мне уважение.

В положенное время я зашел к Гробовщику. Секунду он изучал меня своим холодным взглядом, казавшимся отстраненным, словно звезды на небе. В обращенных на меня глазах не было ни следа человечности. В тысячный раз я задался вопросом, что же он увидел в том странном трансе в обломках «Десятки» среди руин Карска IV.

— Все нормально, Лемюэль? — спросил он.

— Нормально, сэр. — Конечно, я чувствовал себя не совсем здоровым, но сражаться мог, и нам требовался каждый человек.

— Хорошо. Нужно удержать этот рубеж до прибытия подкреплений. Будет нелегко.

Он сильно преуменьшил тяжесть нашей ситуации. Я взглянул на огромные стопки красных фишек, представлявших войска еретиков. Затем посмотрел на нашу собственную тоненькую синюю линию. От Гробовщика не укрылся мой взгляд.

— Еретики идут на прорыв, — сказал Гробовщик. — У нас нет ни людей, ни боеприпасов, чтобы сдержать их.

Реалистичная оценка нашего положения, подумал я, изучая путаницу карты траншей. Однако сказанное им дальше удивило меня.

— Поэтому мы дадим им пройти.

— Сэр?

— Мы сможем остановить их в бутылочном горлышке близ гряды Скелетов и Чумного холма. Если мы укрепимся там, то нам хватит людей, чтобы задержать их.

— Но сэр…

Лишь немногие офицеры стерпели бы то, что их прерывает простой сержант, однако странность Гробовщика вкупе с нашим старым знакомством сыграли свою роль.

— Прошу, дай мне договорить, Лемюэль.

— Сэр.

Он окинул взглядом остальных собравшихся в бункере офицеров. Они слушали его с видом людей, которые уже в десятый раз вспоминали детали плана, но хотели убедиться, что поняли все правильно. Гробовщик указал на стопки красных фишек:

— Из-за сопротивления у гряды Скелетов и Чумного холма еретики потекут во Второй сектор. В тех точках мы будем держать в резерве большую часть своих сил. Когда довольно крупная группировка еретиков окажется в наших траншеях, мы перекроем фронт быстрыми контратаками из наших опорных пунктов, тем самым окружив значительные их силы. Затем мы истребим их.

Типичная стратегия Махариуса, подумал я, храбрая, основанная на хитростях и уловках. По-видимому, уроки нашего повелителя не прошли для Гробовщика зря. Конечно, мы шли на огромный риск. Мы могли не успеть закрыть брешь, когда еретики хлынут внутрь, могли сдать им огромную передовую базу, которую они напичкали бы людьми и снаряжением. Секунду я обдумывал сказанное. Отчаянный план, но выбора у нас не было. Все обстояло именно так, как и сказал Гробовщик, — нам попросту не хватило бы сил, чтобы удержать этот участок передовой.

— Львиная стража пойдет на острие контратаки, Лемюэль. До тех пор ты в резерве. Лейтенант Криси за командира. Твои люди могут пополнить боеприпасы из куч на холме.

Я вспомнил о бескрайней орде еретиков, поджидавших в холодной промозглой ночи.

— Отлично, сэр, — сказал я.

— Можешь возвращаться к отряду, — произнес он, отдавая мне честь.

Глава 4

Я смотрел с парапета гряды Скелетов на разворачивающийся внизу бой. Все отлично просматривалось в магнокуляры. Сполохи лазганов, свечение фосфоресцентных гранат, тела, насаженные на колья и угодившие в колючую проволоку. До меня долетали треск автоганного огня и рев взрывов. Основное сражение велось под нами, в секторе, куда позволили пройти еретикам.

Склон холма устилали десятки тысяч трупов. Противнику не дали подняться на гряду Скелетов. Мы сбрасывали их всякий раз, когда они пытались взобраться наверх. Однажды нам пришлось сцепиться с ними в особенно ожесточенной схватке, но мы, хотя и с трудом, выстояли.

— Надеюсь, Гробовщик знает, что делает, — пробормотал Антон возле моего уха.

Я мог проследить за ходом его мыслей. Десятки тысяч еретиков рвались вперед. Они следовали по пути наименьшего сопротивления, уверенные, будто развивают масштабный прорыв. В определенном смысле так оно и было. Теперь вопрос состоял только в том, сможем ли мы использовать это против них.

— У него хороший план, — ответил я.

— Но это просто план, — заметил Иван. — Только посмотри на этих фраккеров. Как одна несчастная планета может поставлять столько солдат? Мы убили уже миллионы, и миллионы продолжают прибывать.

— Их там не больше, чем может предоставить один хороший улей, — сказал я.

— Да, но их куда больше, чем нас. И все они какие-то не такие.

Я знал, что он имеет в виду. Осматривая лица трупов под холмом, я видел, что все они покрыты фурункулами и гнойными нарывами. У них были розоватые глаза, а вся кожа усыпана пятнами. Они выглядели как-то одинаково, однако не так, как похожи между собой мертвецы, они не выглядели, как изможденные павшие солдаты. Я переводил глаза с одного лица на другое и замечал в них знакомую схожесть. Когда же я посмотрел на ближайшие от нас трупы, у меня в голове что-то зазудело, и постепенно то, что тревожило меня, выплыло на поверхность.

Некоторые лица были не просто похожи. Они были идентичными, будто у близнецов. Я насчитал те же лица дюжину раз, словно они были глиняными штамповками. Внезапно меня осенило, что если я буду продолжать смотреть, то смогу найти их повторяющимися и тысячу раз. Когда я начал искать, то увидел еще одно лицо, также скопированное, а затем еще и еще. Казалось, все эти воины сошли с одной конвейерной ленты в гильдейском мануфакторуме на Велиале. У них было производство, выпускающее солдат, возможно, десятка моделей. Воины, которые сражались против нас, были выращены в чанах или в чем похуже, в этом я больше не сомневался. Наверное, они бились так упорно лишь потому, что знали — они умрут в любом случае. Казалось, их всех терзают самые разные болезни.

На моих глазах живот одного из них, раздувшегося от трупных газов, разорвался, подняв облачко крови, внутренностей и чего-то еще. Останки забрызгали землю вокруг него, но неведомое вещество поплыло в воздухе, словно несомые ветром споры.

— Вот так пернул, — сказал Антон, как обычно, попытавшись глупо пошутить, однако Иван опередил его.

— Что это за чертовщина? — спросил он.

Начали взрываться все новые и новые трупы, разбрасывая окрест свои внутренности и извергая облака спор.

— Всем проверить противогазы, — оглянувшись, крикнул я.

Мы были Львиной стражей. Солдатам не требовалось повторять дважды, но я хотел быть уверенным. Я прошел вдоль строя, чтобы убедиться, что все маски плотно прилегали к лицам, а затем вернулся к наблюдательной позиции, где ждали Антон с Иваном. Я поднес магнокуляры к глазам и снова оглядел тела, ибо мне в голову вдруг пришла мысль.

Я оказался прав. Взрывавшиеся трупы имели одинаковые лица, и во время прошлых атак я таких не видел. Мне вспомнились слова медика о новых гибридных болезнях. Возможно, этот новый тип солдата представлял собой новое оружие, несущее новый вид болезни.

Едва я подумал об этом, как прозвенел выстрел. Я повернул голову к Антону, который только что поднес винтовку к плечу и открыл огонь.

— Один из них двигался, — просто сказал он. — Еретик. Похоже, не до конца умер.

Вдоль нашего строя взорвался шквал лазганного огня, лучи прорезали сумрак. Мог ли выстрел Антона вызвать такую цепную реакцию у взвинченных бойцов? А затем я увидел, как из груды на склоне холма поднялся труп и, шатаясь, сделал пару шагов. Из его глаз, словно слезы, текла кровь. Он угодил в колючую проволоку и попытался идти дальше, оставляя на шипах куски кожи и мяса. Выстрел Антона взорвал его голову, и он упал.

Все больше и больше трупов начинали шевелиться и подниматься на ноги.

— Похоже, притворялись мертвяками, — пробормотал Антон, однако я знал, что это не так.

Несколько трупов волочили за собой мотки внутренностей. У одного из них зияла дыра в грудной полости, внутри которой виднелось обожженное сердце.

— Спокойно, парни! — крикнул я.

Львиная стража продолжала стрелять. Мертвые вновь начали падать.

— Пусть перестанут стрелять, — бросил мне Иван.

Я хотел спросить почему, однако вместо этого проорал приказ. Затем, взглянув вниз, я увидел то же, что Иван. Каждый труп преодолевал всего пару метров, прежде чем упасть и больше уже не встать.

— Наверное, новая болезнь, — задумчиво сказал Иван. — Заставляет их бегать, будто безголовых цыплят.

Впрочем, я все равно не сводил с них глаз. Последнее открытие встревожило меня. Я еще мог поверить в то, что трупы могли двигаться из-за каких-то отложенных рефлексов, но не спустя пару часов после того, как их застрелили. Иногда раненые бойцы приходили в себя на поле боя, однако не в таком количестве и не с такими ранениями. Я чувствовал, что война приняла новый, зловещий оборот.

Я продолжал наблюдать за склоном, но больше трупы не взрывались. Мертвецы больше не шевелились. Пока.

Я очнулся от дурного сна, в котором трупы глодали мое тело. Хуже всего было то, что этими мертвецами были Антон и Иван, и прямо сейчас меня тряс за плечо Иван.

— В чем дело? — спросил я.

Он махнул в сторону посланника, стоявшего рядом с ним.

— Приказы от лейтенанта Криси, сэр. Начало контратаки в течение часа.

Я кивнул.

— Проверьте, чтобы все были готовы, — сказал я Ивану с Антоном. — Убедитесь, что все имеют при себе гранаты. Бой будет жарким и близким. Мы будем чуять смрад их дыхания.

Они спешно отправились выполнять приказ, а я снова оглядел трупы на склоне. Никто по-прежнему не двигался. Не будь мы все этому свидетелями, я бы подумал, что брежу, что фильтры противогаза пропустили новую разновидность газа, вызывающего кошмары.

Посланник продолжал смотреть на меня, без сомнения, задаваясь вопросом, почему я так пристально рассматриваю вражеские трупы.

— Сообщить что-нибудь лейтенанту, сэр?

— Скажи ему, что мы будем готовы, — ответил я.

Он отдал честь и отправился обратно, оставив меня наедине с холодными и загадочными лицами мертвецов под грядой Скелетов.

Львиная стража потекла с холма по связной траншее, мимо выставленных вдоль пути мешков с песков. Из досок, кусков металла и старых жестянок, наполовину погребенных под болотистой землей, смастерили ступени. В ход шло все, на что можно было встать. Везде, где можно, виднелись непристойности вкупе с проклятиями, молитвами и выразительными рисунками сексуального содержания.

Здесь по лестнице мог пройти только один человек, поэтому я шел впереди — как уже упоминалось, стоять перед бойцом с дробовиком было не самым умным решением. По пути я молился, чтобы еретики вновь не атаковали Гряду. Для ее удержания мы оставили только один небольшой отряд. Мы опасно оголили собственную оборону, пытаясь закрыть брешь и окружить врагов в наших же траншеях.

Я ощущал, как внутри меня растет напряжение. Во рту пересохло. Сердце колотилось о ребра. Мы были в меньшинстве, уставшие, и нам приходилось сражаться с противником, у которого, казалось, были бесконечные человеческие и материальные ресурсы. В длительной перспективе мы проиграем, если только ничего не изменится. У нас осталось на Локи лишь пара небольших плацдармов, а линии снабжения с Империумом стали слишком растянутыми и ненадежными. Враг же имел крупные промышленные города, полные заводов и фабрик, а также доступ к нечестивой магии, которая позволяла создавать новые армии богохульно фанатичных солдат. В юности я бы никогда не поверил в столь странное техноколдовство, но на своем веку я много странствовал и повидал слишком многое, чтобы сомневаться теперь в чем-либо.

По пути мне в голову лезли разные мысли. Как обучались эти выбравшиеся из чанов создания? Они приходили в мир с пустыми разумами? Если так, то как в них вкладывались знания? Поговаривали, что во времена Темной эры технологий древние обладали машинами, способными творить такие ужасающие чудеса, но они давным-давно утрачены. Или нет? Могли ли в этом мире уцелеть технологии, связанные с теми мрачными тайнами?

Я сделал глубокий вдох и попытался прогнать эти мысли. Нужно сосредоточиться на деле — так хотя бы возрастут шансы выжить. На меня накатила слабая волна депрессии.

И что даст мне это выживание? Еще одну возможность пойти в бой и встретиться со смертью завтра, и послезавтра, и еще, и еще, пока она все же меня не настигнет, как и всякого человека?

Я постарался убедить себя, что на меня просто давит обстановка, что бесконечные бои начинают сказываться и на мне. Ногу вновь пронзила вспышка боли. Возможно, я подхватил заразу, и разум просто отвечал на намеки тела. Такое уже раньше случалось.

Я посмотрел через стрелковый проем в парапете. Внизу раскинулось поле битвы. Над головой проносились вспышки света. Где-то разорвался снаряд. Сквозь подошвы ботинок я ощутил дрожь от далекого взрыва.

Шеренги врагов продолжали наступать по ничейной земле, направляясь все глубже в открытую нами брешь. Еретики шли медленно, но неодолимо, сипло пели свои песни и ступали в такт с барабанным боем. Похоже, они понятия не имели о собственной смертности, о том, что могли умереть. Я вновь подумал о пустых разумах и новорожденных телах, выходящих из чанов, о нечестивых безвинных, которых отправляют сражаться на святую войну. Почему-то на мгновение я испытал к ним странную жалость, однако тут же задавил это чувство. Я не мог себе позволить его.

Наконец мы вошли в сами траншеи. Здесь позиции удерживали гроссландцы, сжимая в руках оружие. В сумраке Львиная стража просочилась мимо них, направляясь к врагу.

Ноги скользили по дощатому настилу траншей. Повсюду лежали трупы. У некоторых были раздувшиеся животы и скорченные лица, которые я помнил по штурму Гряды. Может, они тоже могут двигаться после смерти?

Сколько здесь погибших? Сколько сотен тысяч пали? Меня вдруг посетило блеклое видение, как тысячи тел разом приходят в движение, словно по зову некоей злой силы. В этих гиблых траншеях, под этой зловещей луной, видимой даже днем, подобное казалось вполне возможным. Император знает, что за время на его службе я повидал и более странные вещи.

Возможно, этот мир питался смертью. Возможно, земля впитывала в себя убийства, а затем передавала темную энергию трупам. Я попытался выкинуть подобные мысли из головы. Должно быть логичное объяснение. Болезнь, которая временно восстанавливает моторику тела, подавая ложные сигналы в нервные окончания и вызывая мышечные сокращения. Вот и все.

Послышалось булькающее пение, с каждой секундой становившееся все ближе. Земля задрожала под шагами приближающейся орды. Я почувствовал себя открытым и уязвимым, передовым крошечного отряда, который пытается остановить неодолимую волну. Ногу снова уколола боль. В мысли, будто яд, вкрадывалось черное отчаяние.

Траншея расширилась. Повсюду лежало еще больше тел. Обезглавленные, лишенные конечностей, превращенные в кровавую кашу огромным ревущим зверем, которым стала эта война. Теперь к крикам присоединились вопли. В булькающих голосах чувствовался триумф, словно каждый солдат вражеской армии был абсолютно уверен в победе. Должно быть, для этого у них были веские основания.

Я попытался вспомнить карту траншейной системы. Мне казалось, я отлично помню ее. За время сражений вдоль всей линии фронта за прошедшие полгода я успел ознакомиться с расположением каждой из траншей.

Впереди показались первые болезненного вида солдаты, облаченные в коричневую, покрытую грязью форму. Я пригнулся, сжимая дробовик наготове, сделал глубокий вдох и приготовился к бою.

Я рванул вперед и нажал на спусковой крючок, проделав брешь во вражеском строе. Тут же я перезарядил дробовик и выстрелил снова и снова. Еретики падали, подобно куклам с обрезанными ниточками. Они не ожидали нападения. Думали, что бой далеко впереди них.

Враги, как обычно, реагировали с заторможенностью людей, слишком долго спавших на больничных койках, или тех, чьи мозги работали медленнее, чем следовало. Рожденные в чанах еретики были не очень хорошими солдатами. Решающую роль играла их численность.

Я заметил форму офицера и тут же выстрелил в него, помня, что это еще сильнее замедлит продвижение противников. В еретических полках офицеры были единственными, кто хотя бы отдаленно походил на нормальных людей и мог быстро реагировать на новые угрозы. Их подчиненные беспрекословно следовали за ними. В самом буквальном смысле они служили мозгами и нервами вражеской армии.

Офицер рухнул вместе с кучкой своих миньонов. Иван промчался мимо меня, по пути метнув гранату и стреляя из лазпистолета. Антон остановился рядом со мной, ведя огонь из снайперской винтовки по всем, кто хотя бы пробовал повернуться в мою сторону. Остальные бойцы ринулись вперед, накрыв еретиков настоящим шквалом из гранат и лазганного огня. Мы ворвались в их порядки, словно штык в пораженную болезнью плоть. Я представил себе, как другие отряды Львиной стражи на дальнем краю выступа делают то же самое. Челюсти ловушки начали смыкаться. Вопрос был лишь в том, кто в ней оказался — враг или мы сами?

Мы прорывались вперед, убивая по пути врагов. Мы забрасывали их гранатами, жгли зажигательной смесью, рвали из дробовиков и лазвинтовок. Они не могли остановить нас — мы зашли к ним с фланга и были намного, намного лучшими бойцами. Большинство врагов уступали даже самым зеленым новобранцам, но их было чертовски много. Мы пробивались сквозь их строй, однако их не становилось меньше, они попросту вновь заполняли созданные нами бреши, словно вода, затапливающая траншею.

Я разбил голову противнику прикладом и вогнал ствол в рот другому, выбив зубы. Спустил курок, и его череп испарился, а еретики позади него упали на землю. От небольших очагов возгорания, вызванных взрывами и химическими огнями, потушить которые не мог даже непрекращающийся дождь, вились облачка дыма.

Я столкнулся лицом к лицу с офицером-еретиком. Он был громадным и распухшим, с фигурой, обезображенной складками жира. На пергаментно-белом лице алел крошечный рот. Он был вдвое выше меня и весил втрое больше. Он хрипло закричал от ненависти, и на его шее затряслись многочисленные подбородки. Как и у большинства местных офицеров, у него не наблюдалось нарывов или сыпи, однако его глаза были розоватыми, а под кожей щек и лба проступала сетка крошечных красных вен.

Его движения были медлительными и неуклюжими. Я направил на него дробовик, как вдруг он приземлился справа от меня и отбил руку с оружием, когда я нажал спусковой на крючок. Возвышавшийся великан заключил меня в свои медвежьи объятия, так что мое лицо вжалось в складки жира, а на горле сомкнулись дряблые пальцы. Я почувствовал запах пота и чего-то тошнотворно-сладкого, похожего на свернувшееся молоко.

Я попытался отстраниться, но, несмотря на кажущуюся мягкость, великан был силен. Его дыхание вырывалось сиплым хрипом. Я услышал, как урчит его живот, и тут я выпустил из рук дробовик, замахнулся и врезал кулаком ему в пузо. Казалось, я попал в большой шар. Моя рука погрузилась в живот, а затем просто выскочила обратно, словно я ударил резину. Подняв глаза, я увидел, что здоровяк безмятежно улыбался, не переставая душить меня с мечтательным удовлетворением на обрюзгшем лице.

Я потянулся рукой к его паху, надеясь вырвать яйца, однако ничего там не нашел. Он оказался евнухом. В голове поднялся абсурдный вопрос: не такова ли вся их офицерская каста? Я начал оседать, притворившись, словно теряю сознание, пока мои быстро слабевшие пальцы тянулись к закрепленному на ботинке штыку. Я стремительно выхватил его из ножен и воткнул в необъятное брюхо еретика.

Он издал пронзительный вопль, и его руки свело судорогой, так что я даже на секунду испугался, что он может ненароком передавить мне трахею. Офицер рухнул назад, держась за живот, по его мундиру начало расползаться темно-красное пятно. Я ударил снова, целясь под ребра, снова в живот. Лезвие поднималось и падало, кромсая его внутренние органы, а крики никак не прекращались.

Ко мне бросился еще один противник. Я полоснул его по горлу и отчаянно оглянулся в поисках дробовика, оружия, с которым я провоевал больше двух десятилетий и которое не раз спасало мне жизнь. У меня уже даже появился суеверный страх потерять его. Я заметил, что дробовик валяется в грязи, и нырнул за ним. Я затрясся от облегчения, когда моя рука наконец сомкнулась на оружии. Я спрятал штык в ножны и проверил дробовик, чтобы убедиться, что он в рабочем состоянии.

На поле битвы воцарилось кратковременное затишье. На секунду наступила тишина, походившая на безмолвие по сравнению с ревом боя.

Я заметил на себе взор Антона и огляделся по сторонам в поисках Ивана. Тот, с заляпанной кровью бионической рукой, прислонился к стене траншеи. Остальной отряд стоял врассыпную позади нас. Все выглядели уставшими, но двигались с нервной хрупкой энергичностью, которую даровали адреналин и понимание, что ты балансируешь на лезвии ножа между жизнью и смертью.

— Тот здоровый фраккер оказался крепче, чем выглядел, — заметил Антон, — но я знал, что ты справишься.

— Мог бы и помочь.

— Тебе не нужна была помощь, а мне и своих еретиков хватало.

— Что теперь? — поинтересовался Иван.

— Мы идем дальше, — ответил я. — Попробуем соединиться с парнями с Чумного Холма. Думаю, нам осталось еще около лиги.

— Как насчет удержания передовой?

— Оставим это ребятам позади нас. Мы должны перекрыть выступ, если вообще хотим получить шанс на победу.

Бровь Ивана поползла вверх, и он метнул на меня полный цинизма взгляд. Он явно чувствовал, что наши шансы не слишком велики. Что я мог ему ответить? Нам нужно было идти дальше, чтобы в бою обрести свой шанс.

Внезапно Антон прищурился и охнул от страха. Я оглянулся и увидел, как мертвый офицер вновь поднимается на ноги, протягивая ко мне жирные руки со скрюченными, будто когти, пальцами. Из его горла вырвался неприличный булькающий звук — в нем чувствовался намек на радость. Наши взгляды встретились, и я узрел в его глазах голод и ненависть.

Глава 5

— Че-е-ерт, — протянул Антон. — Только не снова.

Он вскинул винтовку на плечо и выстрелил. Обрюзгшее тело офицера рухнуло назад с взорванной головой.

— Чтобы не говорил, что я тебе не помог, — добавил он. — Теперь этот жирный фраккер точно не встанет.

Так и было. Как этот офицер мог воскреснуть? Я огляделся и увидел, что все больше и больше еретиков восставали из мертвых. Некоторые из них плелись вперед, выставив перед собой руки, и я вспомнил, как их командир тянулся к моему горлу. Я выстрелил в одного из дробовика. Какое-то время он корчился, прежде чем перестать двигаться.

Из погибших врагов только немногие поднялись на ноги, но даже они попадали снова, словно заводные игрушки, израсходовавшие завод.

— Вы видите? — спросил Иван, указывая на один из трупов. Я видел. Казалось, будто все кровеносные сосуды в глазах трупа взорвались, окрасив их из белого в красный. Багровая пленка скрыла радужку, так что виднелась лишь крошечная точка зрачка. Я оглядел все тела, которые восстали после вроде бы смертельных ран, и у всех оказались такие же красные глаза. — Какая-то новая болезнь, — задумчиво сказал Иван.

— Похоже на то, — согласился я.

— Какая болезнь заставляет труп подниматься и бегать, словно безголовую курицу? — спросил Антон.

— Эта, — ответил я. — Очевидно же. Но в любом случае у нас нет времени разбираться. Вперед!

Мы двинулись по траншее, прокладывая путь через ряды новых еретиков. Восставали лишь немногие из трупов — их было мало, но для нас более чем достаточно. Я натолкнулся на еще нескольких мертвецов с взорванными животами, как у гряды Скелетов. Других ранений у них не было. Казалось, они просто упали замертво, став жертвами ужасной болезни.

Над некоторыми мертвецами висели облачка болезнетворных спор. Земля вокруг тел обесцветилась, но не только из-за ошметков внутренностей. Казалось, в результате смерти их организм вырабатывал отвратительные химикаты, заражавшие сам грунт. Я произвел в голове расчеты. Если мы приближались к месту, откуда приходили эти мертвецы, то должны были найти один из этих взрывателей животов. По всей видимости, это было какое-то новое кошмарное оружие. Радовало хотя бы то, что оно, похоже, работало не слишком надежно.

Теперь спереди доносились звуки ожесточенной схватки, взрывы гранат и импульсы лазганов. Я слышал, как офицеры кричат на имперском готике приказы, а затем увидел перед собой гвардейцев в форме Львиной стражи. Мы добрались до точки встречи, соединившись с отрядом из Чумного холма, тем самым разрубив вражеские силы напополам. Конечно, это означало только то, что, когда враг поймет, что произошло, нас атакуют сразу с двух сторон, спереди и сзади. План Гробовщика вдруг перестал казаться таким уж продуманным. Я кинул взгляд во мрак, откуда приходили еретики. Пока все было тихо. Враги отступили. Один из их командиров, по-видимому, понял, что что-то пошло не так, и остановил наступление, вполне возможно, лишь временно. Но и это хотя бы давало нам время на передышку.

Оставшиеся у нас в тылу враги продолжали атаковать вторую линию. Они еще не поняли, что оторвались от собственных резервов. Из отряда с Чумного холма вышел их капитан, чтобы приветствовать нашего командира. Какое-то время они переговаривались, а затем лейтенант Криси подошел ко мне.

— Сержант Лемюэль, ты со своими людьми будешь удерживать этот участок. Остальные атакуют врагов с тыла. — Он сказал это с непоколебимой уверенностью, которую, по мнению определенной части полевых офицеров, они должны показывать при любых обстоятельствах.

— Слушаюсь, сэр, — сказал я и отдал честь.

— До чего тихо, — произнес Антон, вглядываясь в ничейную землю.

Конечно, это было не совсем так. Сзади доносились звуки битвы, пока наши стремительные штурмовые отряды отражали прорыв еретиков.

Я изучал местность перед собой в перископ, гадая, когда обрушится очередная волна. Я чувствовал болезненную уверенность, что они вновь атакуют нас превосходящим числом, и не слишком надеялся на иной вариант. За прошедшие пару месяцев они дали понять, что не испытывают нехватки ни в людях, ни в оружии, и поэтому мне казалось маловероятным, что подобные проблемы начнутся у них именно теперь.

— Слишком тихо, — прошептал Антон.

Иван присвистнул.

— Будешь там торчать всю ночь, сыпя банальностями из пропагандистских романов? — справился я.

Антон кивнул:

— Ага. Коротаю потихоньку время.

— Лучше проверь позиции, — произнес я. — Посмотри, всем ли хватает боеприпасов, подогнаны ли противогазы. Еретики скоро пойдут в атаку, и я хочу, чтобы мы были готовы.

— Ваша воля исполнится, милорд, — ответил Антон.

Я огляделся по сторонам, нет ли рядом какого-нибудь офицера, который мог бы услышать его издевки, или, того хуже, наших ребят.

— Мне проверить с другой стороны? — спросил Иван.

Я кивнул. Он дело говорил.

Антон скорчил гримасу:

— Типично. Мы делаем всю работу, а он тут сидит в обнимку с перископом.

— Выполнять, капрал! — отрезал я.

Парни приступили к работе. Я остался в траншее, вглядываясь в ничейную землю. Нога снова начала побаливать. Я посмотрел вниз и увидел, что на штанине появилась зеленая слизь, как раз вровень с раной. Она могла принадлежать еретику, но я в это слабо верил. Проверил ногу — сквозь марлю действительно просачивался гной. Все выглядело очень плохо.

Я сменил повязку и проверил дробовик, прочистив его тряпочкой. Затем подсчитал оставшиеся патроны. Всего дюжина. Я подозревал, что больше могу и не получить. На Локи уже некоторое время не поступали боеприпасы, а дробовики в Гвардии были не самым распространенным оружием. Лишь благодаря моей должности телохранителя Махариуса я еще получал патроны, но здесь, на передовой, это больше не помогало.

Я не сводил глаз с опустошенной войной земли, с болотных озер, мотков колючей проволоки, ковров из тел, разрушенных остовов танков. Я смотрел, как над полем битвы дрейфуют облачка дыма. Где же враг? Чего он ждет? Почему не атакует?

Я услышал крик раненого бойца, а затем торопливые шаги бросившегося на помощь медика. Какой смысл? Он все равно умрет. Я чихнул и закашлялся. Казалось, будто в легких что-то скопилось. Дыхание стало булькающим, словно у еретиков. Черт, похоже, я и впрямь подцепил какую-то заразу. Плохо дело. Позади нас гремел бой, и, судя по звукам, наши парни давали еретикам прикурить. По крайней мере, я на это надеялся. Мысль о каком-либо ином исходе не вселяла уверенности.

Вернулся Иван, минуту спустя и Антон. Я сложился пополам от сиплого кашля. Иван склонил голову, пристально глядя на меня.

— Паршиво звучишь, Лев, — произнес он.

— Да и чувствую себя не лучше.

— Медик нужен?

— Другие нуждаются в нем больше. Я продержусь.

Едва я договорил, как вновь услышал впереди бой барабанов. Похоже, вторая волна еретиков подошла и готовилась к атаке. Я зарядил дробовик, взял лазган у ближайшего покойника и положил рядом с собой. Когда патроны кончатся, он мне понадобится.

— Похоже, эти парни не знают слова «сдаться», а? — спросил Антон.

— Я тоже, — ответил я.

В траншеи просачивалось все больше и больше наших солдат. У меня отлегло от сердца. Ловушка захлопнулась. Гроссландцы и Львиная стража заполняли траншеи, большинство из них занимали позиции, обращенные нам в тыл, чтобы отрезать еретикам путь к отступлению. Я выглянул из траншеи, и у меня вдруг закружилась голова. В темнеющем небе ярко светила луна-череп. Казалось, она ухмыляется, и зрелище это было не из приятных.

Барабаны и пение стихли. Несмотря на мои опасения, атаки еретиков не последовало. Похоже, мы успешно остановили их наступление. Антон радостно присвистнул. Иван достал флягу и, вытряхнув из нее каплю, смазал сочленения протеза. Я проглотил стим-таблетку и обезболивающее, и меня немного отпустило. Пришло приятное чувство, что все закончилось и мы вновь победили. В траншеях витала аура ликования. Гвардейцы болтали почти что расслабленно, невзирая на случайные звуки боя, все еще доносившиеся изнутри выступа.

И тогда над головой завыли первые снаряды. Клянусь, они звучали совсем не так, как прочие, с которыми мне прежде приходилось сталкиваться, — при падении они издавали вой «Баньши», подобный голосу терзаемых в аду душ. Некоторые оставляли зеленоватые фосфоресцирующие следы, со свистом проносясь по небу, словно тусклые звездные снаряды либо призрачные метеоры. Но куда целились еретики? Снаряды ложились впереди и позади нас. Вполне возможно, что они попадали по своим собственным людям, однако это, похоже, их совершенно не заботило.

При первых звуках падающих бомб мы с Антоном, Иваном и всей остальной Львиной стражей в траншеях бросились в укрытия. До меня долетел странный звук, походивший на приглушенный взрыв глубоко под землей. Он повторялся снова и снова, пока вокруг нас шел артобстрел, и через какое-то время я догадался, что это взрывы снарядов. Однако это был не фугас. Совершенно точно.

— Что они делают? — спросил Иван.

— Какой-то новый трюк, — пробормотал я.

В траншею поползли густые облака зеленоватого светящегося тумана. Я услышал, как кто-то закашлялся, а затем его начало рвать, и я понял, что у бойца вышел из строя фильтр. Но человек не упал и не закричал, и было непохоже, что он видит галлюцинации. Он просто стоял и кашлял.

— Газ, — произнес Антон.

— Они прикрывают новую атаку, — сказал Иван.

Это было самое логичное объяснение. Я высунул перископ над краем траншеи и осмотрел ничейную землю. Повсюду густо падали снаряды, столбы зеленоватого тумана поднимались огромными плюмажами, а затем опадали и растекались над землей. Прямо перед собой я увидел торчавший из грязи снаряд размером с человека. Очевидно, его детонатор сломался, однако из него все равно вытекали небольшие струйки газа и зеленой жидкости. У него были странно загнутые стабилизаторы, которые, по всей видимости, и служили источником воя, который снаряды издавали при падении.

Однако я не видел ни единого следа вражеского наступления, и не слышал ни пения, ни барабанов. Оглянувшись, я понял, что позади нас снаряды больше не ложатся. Казалось, еретики намеревались затопить всю местность газом.

Этот газ, что бы он собой ни представлял, действовал не слишком хорошо. Все гвардейцы, у которых отказал противогаз, просто стояли и кашляли. Микалс стянул маску и принялся чистить фильтр, полностью открыв лицо. У него из глаз катились слезы, он морщился, но не было видно, что ему плохо. Я бросил ему запасную маску и приказал надеть. Он поднял палец кверху, сел и, все еще отплевываясь, натянул ее. Вскоре кашель прошел.

Я перевел внимание обратно на зону обстрела перед нами. По-прежнему ничего.

— Кажется, не только нам поставляют брак, — сказал Антон. — Того, кто создал этот газ, следовало бы к стенке приставить. Он вообще ничего не делает.

Я устал, раненая нога ныла, голова также болела.

— Откуда тебе знать? — отрезал я. — Ты ведь не знаешь, для чего он.

— Наверное, убивать, — произнес Антон. — А он не убивает.

Он говорил, словно разозлившийся ребенок.

— Если газ должен был разнести споры, то он еще может сработать. Просто симптомы могут пока не проявляться, вот и все.

— Ты, я погляжу, сегодня тот еще фраккер. Мы победили. Мы разделали их под орех, а ты все еще ищешь, чем заморочить себе голову. Вот что я тебе скажу — я рад, что меня не повысили до сержанта, если ты стал таким…

— Уймись, — оборвал его Иван. — Лев может быть прав. Мы не знаем, что задумал враг. У него всегда припрятан козырь в рукаве. Давай просто подождем и посмотрим.

И мы стали ждать. Артобстрел прекратился окончательно. Долгие минуты клубы газа скрывали обзор, однако немного погодя он начал рассеиваться либо впитываться в землю, окрашивая дождевые лужи в новые химические цвета.

Звуки боя у нас за спинами полностью стихли. Над полем битвы зажглись красные сигнальные огни, означавшие, что все чисто. Похоже, мы победили, хотя я слабо в это верил. То, что все вражеские снаряды были бракованными, казалось слишком большой удачей. Я с трудом мог поверить, что судьба могла нам так улыбнуться, и, конечно, оказался прав.

Глава 6

Даже стиммы не помогали мне оставаться в сознании. Я засыпал стоя, с открытыми глазами, и видел странные сны. Видел лица давно мертвых людей. Вспоминал девушек, которых знал в полусотне миров. Думал о своем старике на Велиале, скорее всего давно почившем.

Голова гудела. Нога отзывалась болью, но, когда я проверил ее снова, гноя не было, только затвердевшая над раной корка. Я прочистил ее и сменил повязку. Затем отставил дробовик, взял лазган и навел его на ничейную землю, пытаясь свыкнуться с ним на случай, если придется им пользоваться.

Я прицелился и проверил заряд. Нажал на спусковой крючок. Оружие послало импульс света. Я не почувствовал отдачи, что после дробовика показалось мне необычным. Шлем, в который я целился, стал вишнево-красным в месте попадания. Я все еще мог стрелять из лазгана, что меня немало порадовало, учитывая, что скоро верный дробовик мог стать для меня совершенно бесполезной безделушкой. Я выдохнул. По лбу катился пот. Во рту пересохло, я чувствовал себя перенапряженным. Оба симптома четко указывали на то, что у меня передозировка стиммами.

— Какая радость, что ты не разучился стрелять, — заметил Антон. — Ты все еще можешь попасть в ворота сарая с пары метров.

— А ты хоть знаешь, что такое сарай? — спросил я.

— Древнее устройство, — с невозмутимым видом произнес Антон. — Из Темной эры технологий. Оттуда и пошла пословица. Скорее всего, это была какая-то боевая машина. Возможно, танк.

Я решил не развеивать его невежество. Из-за пота, сухих пальцев и бешено стучавшего сердца это казалось мне непосильной задачей.

— Эй! Это что такое? — вдруг крикнул Антон.

Из сумрака медленно выходили темные фигуры. Я прицелился в одну из них. Это был еретик, однако он казался каким-то странным. Он ковылял, словно тяжело раненный, и, похоже, не имел при себе никакого оружия. Рядом прозвенел выстрел. Антон всадил пулю еретику меж глаз. Похоже, ему не составляло труда находить себе боеприпасы, но, впрочем, куда бы Антон ни попадал, первым дело он всегда старался завести дружбу с ратлингами.

— Попал, — удовлетворенно сказал он.

Наша траншея озарилась импульсами лазганов. Нервничавшие солдаты открыли огонь в ответ на Антонов выстрел. По крайней мере, я так подумал. Наконец гвардейцы поняли, что это не очередная атака еретиков, и стрельба прекратилась.

— Какой меткий выстрел, — произнес я, не сумев утаить горькой иронии в голосе. — Особенно из снайперской винтовки. Наверное, ты прямо гордишься собой.

— Каждый раз, когда умирает еретик, Император улыбается, — заметил Антон.

— Ты так уверен?

— Узнаю, если попаду на Терру.

— После того как мы попали на Локи, с его лица, должно быть, не сходит ухмылка, — сказал я.

— Ты ко всему должен придираться?

— А если перенести это в каждый мир, где идет Крестовый поход…

— Это просто пословица…

— А если добавить всех еретиков, которых перебили Адептус Астартес вчера, сегодня, да и каждый день…

— Да уймись уже!

Вдруг я увидел, что по ничейной земле бредут какие-то фигуры. Они виднелись среди облаков клубившегося тумана, даже не пытаясь использовать его в качестве прикрытия.

— Кажется, еретики вновь решили атаковать, — сказал Иван, выстрелив из лазпистолета в ближайшую фигуру.

Та продолжала идти.

— Наверное, боевые наркотики, — пробормотал он.

— Думаешь?

Остальные фигуры уже шаркали к нам. Антон нажал на спусковой крючок, и еще один упал, чтобы больше не подняться.

— Вот как надо, — с раздражающим удовлетворением сказал он. Теперь мы увидели, что в нашу сторону, пошатываясь, медленно бредут все больше врагов. Я прицелился и прожег выстрелом одного из них. Однако тот продолжал двигаться, несмотря на то что от лазерных импульсов воспламенилась его форма. Он не издавал ни звука. Из его горла не вырвалось ни единого мучительного вскрика.

Что-то здесь было не так. Остальные еретики вели себя похожим образом. Я увидел, как одного из них разрезало очередью из тяжелого болтера, но его бедра и ноги продолжали дергаться, словно обезглавленная змея. Верхняя же часть тела поползла на руках.

— Какого… — услышал я бормотание Антона. — Какой живучий еретик.

— Здесь что-то нечисто, — сказал я.

— Колдовство, — отозвался Иван. — Демоническая магия.

— Похоже на то.

— А дела ведь шли так хорошо, — с детской обидой в голосе произнес Антон. — Так нечестно.

— Честно или нет, — сказал я, — их нужно остановить.

Я заметил кое-что другое. Многие из еретиков были ранены, но их раны не выглядели свежими. Они получили их несколько часов назад.

Едва эта мысль пришла мне в голову, спереди траншеи донеслось странное стенание. Лежавшие там тела начали дергаться. Я всадил лазлуч в одного из них, когда тот попытался встать. Его плоть почернела, однако он продолжал двигаться. Я вспомнил о трупах на гряде Скелетов. Похоже, то же самое происходило и здесь.

Враги поднимались на ноги. Их глаза были красными, и из них капали кровавые слезы. Они даже не позаботились прихватить с собой оружие. Еретики начали шагать или ползти к нам. Один из них волочил за собой внутренности, покрытые местными грибковыми спорами, напоминающими серый мех, но, похоже, его это не волновало.

Я выхватил гранату и метнул в них. Они не бросились врассыпную, даже не обратили на нее внимания. Взрыв разорвал ближайших еретиков на куски, и они наконец перестали шевелиться. Но не остальные — хотя их плоть и искромсало, а на головах местами обнажилась кость, они по-прежнему шли. У одного из артерии торчал крупный осколок, из раны била кровь, однако он даже не замечал этого.

В них полетели новые гранаты. Те, кто находился вдалеке, постепенно приближались. Казалось, каждый убитый нами еретик возвратился к жизни, дабы отомстить нам. Я перестал стрелять и вместо этого оглядел наступающую орду, пытаясь понять, что происходит, и найти подсказку, как нам уничтожить этих ковыляющих красноглазых мертвецов. Я поднес к глазам магнокуляры и принялся изучать одного из покойников.

У еретика были бледная кожа, красные глаза, по щекам текли кровавые слезы. Из его глазниц пробивалось свечение, похожее на видимый издалека болотный газ, едва различимая зелень под кровавой краснотой. Даже когда противник исчезал из виду за облаками тумана, тусклый свет его глаз оставался различимым.

Некоторые еретики пели. Нуууугхааал. Нергл. Наргхул. Что-то вроде. Казалось, из их уст исходит лишь этот звук. Казалось, он выжжен в их подкорке так глубоко, что они помнят его даже после смерти. Всякий раз, когда я слышал это имя, меня прошибал ужас, как будто сам звук его касался некоего потаенного источника страха у меня в душе.

Вдалеке забили барабаны. Их было так много и грохотали они в такой унисон, что их звучание отдавалось вибрацией в земле. И, по-видимому, мертвецы почувствовали его также. Их движения стали синхронизироваться, входить в ритм барабанного боя, и, встав в подобие строя, странно чеканным шагом они двинулись на нас.

Мы продолжали стрелять. Они продолжали наступать. Единственными, кто, падая, оставались лежать, были те, кого застрелил Антон. Что он делал такого, чего не делали мы? Он использовал снайперскую винтовку, однако я не понимал, какую это играет роль. Да, она была мощной, но не мощнее некоторых наших тяжелых орудий. Тут меня осенило. Антон всегда целился в голову. Это была его фишка.

Я попытался сделать так же, послав лазерный луч в глазницу мертвецу. Голова трупа разлетелась пузырями сверхраскаленного газа, и он рухнул в болото.

— Цельтесь в голову, — крикнул я. — Там их уязвимое место.

Некоторые из бойцов услышали мое послание, и на землю стало падать все больше еретиков. Весть медленно разлетелась по траншее. Наступавшая орда начала замедлять ход. Я бросил взгляд на Ивана. В его глазах читался страх, и я не мог его за это винить. Даже самые отважные люди испугались бы сражения с врагами, способными восставать из мертвых.

— Это газ, — сказал Антон. — Вот для чего он был нужен.

Конечно, это была лишь догадка, однако я увидел смысл в его словах. Мы уже видели, как на гряде Скелетов трупы временно вернулись к жизни. Возможно, газ представлял собой некую форму катализатора. А возможно, сам вызывал какой-то странный эффект. Я не был техническим адептом и совершенно не разбирался в подобных вопросах. Может быть, все эти тела каким-то особым образом подготовили перед началом боя. И может быть, ловушку приготовили вовсе не мы, и едва эта мысль посетила мою голову, за ней стремительно последовала еще одна.

Я развернулся и бросился к другой стороне траншеи, к нашей второй линии, и увидел, что предчувствие оказалось верным. Там, на выступе, где мы окружили еретиков, они вновь пришли в движение. Теперь воскресшие мертвецы приближались к нам с двух сторон. Нас атаковали с противоположных направлений, как это ранее сделали мы. Наша ловушка стала ловушкой для нас самих. Ситуация вмиг стала отчаянной и с каждой секундой становилась все более и более опасной.

По ничейной земле брели еретики в огромных количествах, в то время пока их собратья готовились атаковать нас сзади. Едва я понял это, как заметил, что некоторые из мертвецов, которых не успели забрать погребальные команды, также начали шевелиться. Я соскочил с парапета и прикладом лазвинтовки разбил череп одному из них. Он повалился назад в болото и так и остался лежать в лужице из мозгов, крови и зеленоватой тины.

Дергаться начинало все больше и больше трупов. Если бы им хватило ума применить оружие, то мы все погибли бы в считанные мгновения, застигнутые врасплох в собственных траншеях. Но наши дела и так шли хуже некуда. На мой крик о помощи откликнулся отряд стрелков, и мы принялись бить, стрелять и резать головы еретикам, пока те не переставали шевелиться.

Лейтенант Криси заметил, чем мы заняты, и разбил взвод на отделения, отправив одну половину прикрывать выступ, а другую — к ничейной земле разбираться с новоприбывшими. Я с натужным хрипом поднялся на ноги. На меня вновь накатила усталость. Я достиг пределов выносливости, где мне больше не помогали ни стиммы, ни обезболивающее.

— Все в порядке, Лемюэль? — спросил Крисп.

— Да, сэр, — ответил я, не глядя на лейтенанта.

Я смотрел на погибших еретиков. Он проследил за моим взглядом и увидел, что привлекло мое внимание. С трупами еретиков, которых мы убили, что-то происходило. Их кожа усыхала, а находившиеся под нею мышцы, сухожилия и вены раскладывались на зеленоватую токсичную жижу, которая растекалась вокруг них. Ее вид не вселял уверенности, и что-то у меня в голове буквально кричало, что касаться ее нельзя.

— Теперь мы можем хотя бы не волноваться, что они возвратятся, — заметил Криси.

Наверное, он был прав, однако меня по-прежнему что-то тревожило. Все не могло быть так просто. Я направился к внутренней стороне траншеи, той ее части, что выходила к выступу.

На нас медленно наступали тысячи ходячих мертвецов, становясь легкими целями для стрельбы. Мы продолжали стрелять, а они продолжали идти с неодолимой вселяющей ужас жаждой сцепиться с нами в бою. Они казались совершенно безмозглыми, что делало их еще более пугающими. Обычные люди давно бы сломались из-за потерь, которые мы причиняли им. Еретики же просто брели вперед.

Наши парни стреляли, но не всякий мог с первого раза попасть в голову, особенно из-за условий внутри траншей, тумана, плохого освещения, а также осознания того, что где-то за спиной может притаиться еще один монстр-нежить, который только и ждет, чтобы убить тебя.

Я и сам чувствовал гнетущее чувство между лопатками, из-за которого мне постоянно хотелось оглянуться. Атака продолжалась, мертвецы атаковали, а мы стреляли в ответ. Все больше и больше тел падало на землю. Однако процесс распада постепенно начал уменьшать их численность. Казалось, враги могли двигаться не дольше нескольких минут, прежде чем раствориться в слизи, после которой оставались лишь разъеденная кожа и грязная форма.

Все это время вдали, подобно сердцебиению разгневанного бога, продолжали стучать барабаны.

В итоге мы их остановили. Или, возможно, они сами остановились, ибо то, что было внутри еретиков, сжигало их и превращало в протоплазменную слизь. Штурм длился больше часа, и к его окончанию мы потеряли десятки солдат и израсходовали почти все боеприпасы. У меня все плыло перед глазами.

Я привалился спиной к парапету. Меня знобило, нога снова болела. Я подумал о той слизи, в которую превращались мертвецы, а затем о вытекавшем у меня из раны гное, и мой лихорадящий разум узрел между ними связь.

Тогда мне казалось, что я уподобился ходячим мертвецам, что рано или поздно я умру и распадусь на куски. Я буду гнить в земле, если только меня не сожгут. Сочившаяся из раны нездоровая жидкость была только предвестником. Но едва эта веселая мысль посетила мою голову, как за ней последовала еще одна, даже более веселая.

Мог ли я заразиться болезнетворными спорами еретиков, мог ли подцепить болезнь? С меня градом катился пот. Дыхание хрипло вырывалось из груди, я издавал тот же самый булькающий сиплый звук, что они. Похоже, мне суждено было закончить свои дни так же. Может, я подцепил то же еретическое безумие. Это могло объяснить, почему меня посещают столь нелояльные мысли, а чувства находятся в таком угнетенном состоянии.

Над головой взорвался еще один звездный снаряд, и барабанный бой достиг пика. Враги запели снова, вновь и вновь повторяя имя, и, казалось, мое сиплое дыхание вырывается в такт с их головами. Нууууургхуууул. Нууууургхуууул. Нууууургхуууул. Почему они пели имя Рихтера? Они привыкли так делать, когда сражались за Императора. И что было в том имени, которое эхом отзывалось у меня в душе и пробуждало самые темные ужасы?

Я начал оседать. Разум обволакивало тьмой. Вокруг меня кружились странные сны. Я увидел гороподобное существо, большое и нечистое, зеленовато-коричневое. Оно держалось за живот огромными лапами и хохотало, и из каждого его отверстия, словно сопли, словно понос, лились тысячи крохотных версий его самого. Его брюхо дрожало в такт с барабанным боем сердца. Маленькие демоны снова и снова пели странное и тревожное имя. Я увидел, как они пляшут на поле боя, залезают в трупы сквозь носы и рты, разрывают плоть, а затем своей злой эссенцией воскрешают их.

Дышать становилось сложнее, сложнее и сложнее. Мне казалось, словно я тону и в то же время горю. Череп-луна освещала поле битвы, и лицо ее походило на того исполинского смеющегося демона. Тучи были цвета демонической кожи, и, когда пошел дождь, миллионы и миллионы крошечных отпрысков демона посыпались с небес, оседлав капли воды.

Небо расколола молния. Она полыхнула, словно залп тысячи артиллерийских машин — «Василисков», «Медуз» и прочих. Крошечные демоны достигли земли и со зловещей сверхъестественной энергией бросились врассыпную.

Все они ринулись ко мне, кружась вокруг меня, карабкаясь на меня, их малюсенькие коготки впивались в кожу, особенно возле ноги. Они полезли мне в рот и ноздри, пытаясь задушить. Они вырывали волосы и вцеплялись в глаза. Я извивался, желая раздавить их, но демонов было слишком много и становилось все больше…

Я резко очнулся и увидел Антона с Иваном, встревоженно склонившихся надо мной.

— Просыпайся, Лев, — произнес Антон. Его рука была отведена, как будто он собирался влепить мне пощечину. — Просто дурной сон.

Загубник моего противогаза был покрыт слюной и соплями. Я судорожно вдохнул, снял маску и натянул новую. Лучше не стало, но, по крайней мере, больше не казалось, что я тону.

— У нас компания, — продолжил Антон.

Я поднялся, слабый, как котенок, и выглянул на ничейную землю. На нас наступала еще одна большая волна еретиков. Это были не бредущие покойники, но свежие солдаты, недавно вынутые из чанов и готовые к бою.

Я застонал, не столько от боли, сколько потому, что теперь понял стратегию Рихтера. Он будет забрасывать нас новыми и новыми бойцами, чередуя волны живых и мертвых, пока они не затопчут нас и не сметут с лица планеты.

Я нашел свой дробовик, проверил, заряжен ли он, и приготовился умереть.

Они шагали вперед, маршируя в такт с барабанами и булькающим пением. Над ними реяли зелено-коричневые знамена, так похожие и одновременно непохожие на Львиный стяг Махариуса. Они сжимали в руках оружие, паля на ходу, не останавливаясь, пока их не убивали. Стрельба не отличалась меткостью, но этого и не требовалось — огонь был слишком плотным.

Я прижался к мешку с песком и положил дробовик так, чтобы суметь дотянуться до него. Я не планировал использовать его, пока еретики не окажутся совсем близко. Я поднял лазган и открыл огонь. Еретики оказались лучше обученными, чем последний набор, который больше походил на пушечное мясо. Они пользовались укрытиями, залегали в воронках и прикрывали товарищей огнем.

Враги шли широким фронтом. Здесь мы уже не могли создать бутылочное горлышко, как на гряде Скелетов и Чумном холме, и никак не могли загнать их в теснину.

Я почувствовал на своем плече чью-то руку и, подняв глаза, увидел лейтенанта Криси. Его тяжелый лоб бороздили морщины.

— Из штаба сообщение. Мы отступаем.

— Я с парнями пойду в арьергарде, — сказал я.

Я видел, что к этому неизбежно все шло, и это подходило моему настроению. Я чувствовал, что умираю, и хотел забрать с собою еще пару-тройку еретиков.

Но лейтенант покачал головой:

— Ты поведешь первые отряды.

Как он мог додуматься до такого? Секунду я размышлял, не поспорить ли с его решением, а затем кивнул. Спрашивать о том, кто станет замыкающим, было бессмысленно. Я понял это по выражению его лица.

— Удачи, сэр, — произнес я.

— Благодарю, сержант, — ответил он.

Я отдал честь и направился вдоль линии, хлопая парней из своего отряда по плечу. Антон и Иван шли рядом, как будто опасались, что я упаду, и хотели быть под рукой, чтобы поймать меня. Антон даже умудрился просунуть голову мне под плечо, так что он наполовину тащил меня.

— Пусти, — сказал я, стараясь говорить как можно тверже. — Я могу идти.

Он пожал плечами и отступил в сторону. Я сделал несколько шагов и рухнул на дно траншеи. Иван потянулся бионической рукой, чтобы помочь мне встать.

— Все хорошо, — сказал я, однако не возразил, когда ребята вновь стали поддерживать меня.

Мы двинулись в обратный путь через траншеи, пока звуки сражения у нас за спинами становились громче и громче.

Глава 7

В траншеях были видны следы боев. Везде громоздились груды разлагающейся плоти и растекалась зеленая слизь. Множество погибших в форме гроссландцев и Львиной стражи.

Я поднял голову. Вдалеке вырисовывалась крепостная стена, прикрывавшая дорогу на Нифльгард. Город стал местом нашей начальной высадки и плацдармом. Круг укреплений был той основой, на которой покоилась наша система траншей и откуда она брала начало. Сама крепость казалась практически неуязвимой, громадные керамитовые утесы щетинились оружием. Я говорю «практически», ибо за долгую службу имперским пехотинцем я узнал, что не существует такого понятия, как несокрушимая твердыня. Любая оборонительная позиция может пасть, если противник достаточно хитер, либо достаточно хорошо вооружен, либо имеет достаточно пушечного мяса. Хотя предпочтительнее для врага комбинация вышеперечисленных факторов.

Я задался вопросом, не оттеснят ли нас к цепи крепостей на возвышающейся стене, вынудив сдать землю, за которую мы пролили столько крови.

— Нет, — произнес Антон, и тогда я понял, что говорил вслух. — Этого не случится.

— И как ты помешаешь этому? — спросил я.

Антон одарил меня взглядом, в котором явственно читалось: «Заткнись, а то нас люди слушают». Но меня слишком знобило, чтобы я послушался его.

— Я — никак. А вот Махариус сможет.

Я кивнул. Как трогательно, что Антон до сих пор питал веру в Махариуса. Я так ему и сказал. Он посмотрел на меня, как на идиота. Меня едва не пробрал смех. Все же знали, что это он идиот.

Антон насупился.

— Вот ты какой, — сказал он, и я понял, что снова говорил вслух.

Я осознавал, что болтаю без остановки, но не мог себя сдержать. Я начал рассказывать Антону о крошечных демонах, катавшихся на каплях дождя и оживлявших трупы. Он прищурился, так что шрам у него на лбу скривился.

— Демон, — сказал я. — Как тот большой, на Карске. Ангел Огня. Чертов ангел.

Его рука вдруг стиснула фильтрующее отверстие на моем противогазе, и я понял, что он пытается заткнуть меня. Идиот так бы и поступил. Антон хотел заставить меня замолчать, перекрыв доступ воздуха. Я сказал ему это, но вместо слов услышал приглушенный хрип.

В легких вновь начала скапливаться мокрота. Я стал задыхаться и закашлялся.

— Ты душишь его, — произнес Иван.

Его механическая конечность убрала руку Антона с фильтра противогаза, и я вновь задышал, пусть и не полными легкими.

— Теперь ты перестанешь нести чушь? — спросил Антон.

— Сам ты несешь чушь, — остроумно возразил я, но постепенно начал понимать, что он не хотел, чтобы я кое о чем распространялся. Пускай он и был Антоном, на то могли иметься веские причины. Если бы я выболтал какой-нибудь важный секрет, это очень не понравилось бы инквизитору Дрейку.

Я так устал. Звуки сражения позади нас стихли — никакой стрельбы, никаких криков, никаких взрывов. Там было мирно, тихо и вполне даже ничего, и я так и сказал.

— Черт подери, — отозвался Антон.

— Не ругайся, — чинно упрекнул я его.

— Бой прекратился, Лев, — сказал он. — Это значит, что еретики добили наш арьергард. Это значит…

— Что теперь они идут за нами. Типичные еретики. Никак не оставят нас в покое.

— Вы, двое, помогите сержанту, — сказал Антон паре гвардейцев. — Переходим на бег.

— Так точно, капрал, — сказали бойцы и, подхватив меня под ноги, самым недостойным образом понесли через траншеи.

Сзади вновь запели еретики. Их пение звучало так, как будто они возносят хвалу своему демоническому богу.

За спинами снова послышалась стрельба, на этот раз куда ближе.

— Встретили наших парней, — только и сказал Антон.

Очевидно, не мы одни отступали ко второй линии. В равной мере очевидным было и то, что кто-то решил дать бой. Это, конечно, вряд ли остановило бы превосходящие силы врагов, но, по крайней мере, могло подарить нам немного времени.

Антон взглянул на Ивана. Я знал, о чем он думает. Ему хотелось вернуться и биться. Я покачал головой.

— Бесполезно, — просипел я. Во рту у меня вдруг снова стало очень сухо. — Ты им никак не поможешь. Просто умрешь вместе с ними. Махариусу нужен каждый человек, способный воевать. Отходим ко второй линии и ищем укрытие.

Я был горд, что сумел выдавить из себя столь длинную и связную речь, и довольно ухмыльнулся. Однако мои мысли, похоже, никому не пришлись по душе. Солдаты нахмурились, как будто я только что предложил им отведать внутренностей мертвецов или поплавать в отхожей траншее. Они хотели сражаться. Наши товарищи дрались и умирали, и доносившиеся звуки боя давили им на нервы и разрушали веру в себя как в солдат.

Мне хотелось добавить: «Они умирают, чтобы вы возвратились на вторую линию и сразились в другой день». Но я сдержался. Это бы не помогло, да они и сами все понимали, а если нет, то никакие мои слова ничего бы не изменили.

Бойцы собрались и двинулись дальше. Слышавшиеся за спинами звуки подсказывали мне, что вскоре бой докатится и до нас. Еретики наступали очень быстро.

— Бесполезно, — сказал Антон. — Мы окружены.

На секунду я потерял сознание, поэтому понятия не имел, о чем идет речь. В ногу как будто закачивали токсичную слизь. По моему лбу крошечный демон кувалдой отбивал ход времени.

— Что? — спросил я.

Это было не самое умное, что я мог сказать, но попробуйте сами задавать умные вопросы, если вас терзает новейшая болезнь на Локи. Потребовалось несколько секунд, чтоб я понял, о чем говорил Антон. Еретики брали нас в клещи и, похоже, двигались намного быстрее нас. Конечно, их ведь не задерживали раненые.

— Еретики уже на флангах и вперед нас, сержант, — ответил мне Иван, проявив должное уважение к старшему по званию. — Мы отрезаны от второй линии.

Он говорил спокойно, но речь Ивана никогда не выдавала его настоящих чувств. Даже до потери половины лица он всегда был сама невозмутимость. Я взглянул на Антона. С него катился пот, и он казался бледнее обычного. Шрам на его лбу извивался, подсказывая мне, что Антон напряжен до предела.

— Бывало и хуже, — произнес я. Мне даже удалось сказать это спокойным голосом, что в подобных обстоятельствах было немалым достижением.

— Не напомнишь, когда? — огрызнулся Антон. — А то я что-то запамятовал.

Я глубоко вдохнул. Сказать по правде, в тот момент меня не слишком пугала угроза неминуемой смерти. По крайней мере, тогда демон перестанет бить меня по голове. И мне не придется беспокоиться насчет утраты ноги.

— Уверены, что они впереди нас? — спросил я.

— Если нет, значит, наши парни решили переодеться и пострелять в нас, — сказал Антон. Сарказм так и пер из него. Он частенько выбирал для своих колкостей самые неподходящие моменты.

Неподалеку клубились облака фосфоресцирующего газа. Слабый ветерок заставлял их вихриться, будто смешавшиеся призраки всех бесчисленных бойцов, которые погибли на изрытых траншеями долинах и равнинах Локи. Временами мне казалось, будто из тумана на меня скалятся демонические лица. Интересно, видел ли их, кроме меня, кто-нибудь еще?

Я попытался вспомнить карту траншейной системы. Только с огромным усилием мне удалось достать ее из затуманенных болезнью глубин разума.

— Попробуйте левый переход, по траншее Мертвеца, — сказал я. — Она узкая и кажется перекрытой, но через проволоку можно пролезть.

— Наверное, саперы уже исправили это, — заметил Антон. Этому фраккеру определенно доставляло удовольствие спорить со мной.

— Ну тогда ладно, — сказал я. — Давай просто посидим здесь и погибнем, ведь ты у нас слишком ленив, чтобы сходить и проверить.

— Похоже, болячка не умерила твой пыл, — отметил Антон.

— Двигай к траншее Мертвеца, — сказал я. — Это приказ.

Сказать что-то еще у меня не осталось сил. Демонические лица в тумане что-то нашептывали мне, но я плохо понимал, о чем они говорили.

Траншею Мертвеца так и не отремонтировали. Она была длинной, узкой и по каким-то туманным причинам перекрыта колючей проволокой. Проволока была старой и ржавой, и на ней висели десятки скелетов. Некоторые были в нашей форме, некоторые же — во вражеских лохмотьях. Ни один из них не выглядел так, будто еще когда-либо пройдет в парадном строю.

Траншеей не пользовались долгое время. Ходили слухи, что тут обитают призраки. Даже закаленные ветераны божились, что здесь, под луной-черепом, собираются мертвецы. Солдаты любят подобные байки, но в атмосфере места было нечто, заставляющее поверить в эти истории.

Если действовать осторожно, через мотки колючей проволоки можно было пробраться. Мертвецы не возражали, словно наблюдая большими пустыми глазницами и вопрошая, почему ты еще жив, а они нет. Но сегодня я заметил, что на них копошится множество крошечных демонов, которые, держась за животы, насмехаются надо мной, над смертностью, над тщетой бытия. Странно, что больше их никто не видел, этих мерзких мелких тварей с любопытным весельем в нахальных зенках.

Мы шли по траншее, следуя по известным Антону и Ивану путям, а из параллельных дорог слышалось пение еретиков. Мы оказались бы в самой худшей из возможных ловушек, если бы кто-то из них решил пройти по земле между траншеями. Они могли бы расстрелять нас с парапетов, тогда как нас самих задерживала колючая проволока.

В моменты прояснения, когда демоны переставали скакать вокруг меня, я осознавал, в какой опасности мы находимся. Антон и Иван по очереди помогали мне, а я всеми силами старался устоять на ногах и не запутаться в мотках проволоки. Вспомните, что произошло в последний раз, когда я допустил подобную оплошность.

Над нами все еще прокатывались звуки боя. Иногда ядовитый туман заглушал их, так что казалось, будто они долетают с расстояния во многие лиги. В другие времена они словно доносились из соседней траншеи либо прямо у нас под ушами. Наши парни сопротивлялись куда упорнее, чем казалось в начале отступления.

Руки и ноги были словно налиты свинцом, форма пропиталась потом. Корочка на ране треснула, и из нее сочилась зеленоватая слизь. Теперь я не просто подозревал, что подхватил болезнь ходячих мертвецов, а был в этом уверен. Крохи-демоны тыкали в меня пальцами и хохотали, ибо тоже знали это.

Я бросил горячечный взор на Ивана и сказал:

— Если я умру, всади мне пулю в голову. Не хочу вернуться назад, как те мертвяки.

— Я сделаю это, — сказал Антон, слишком охотно, чтобы мне это понравилось.

— Нет, лучше все же ты, Иван. Подожди, пока я сперва не убью идиота, — произнес я.

— Сержант бредит, — пояснил Антон остальному отряду.

— Сделаю, — неразборчивым из-за металлической челюсти голосом пробормотал Иван.

Я не знал, сделает он это до или после того, как я расправлюсь с Антоном. Мне подходили оба варианта.

Мы достигли конца траншеи Мертвеца и услышали впереди отчетливые звуки битвы. Я крепче стиснул дробовик.

— Он не хочет, чтобы это сделал я, — обиженно пробормотал Антон. — А он ведь обещал много лет назад, на Славе Императора.

— Сейчас не время, — оборвал его Иван, которому глупость Антона нравилась не больше, чем мне.

— Да и сомневаюсь, что у нас останется для тебя лишняя пуля, — добавил Антон.

— Для тебя мне точно хватит, — ответил я.

Иван предупреждающе поднял руку. Взвыв сервоприводами, он сжал металлические пальцы в кулак. Спереди доносился грохот лазерных импульсов и гранат, перемежавшийся пением еретиков и громкими кличами гроссландцев.

Я быстро провел расчеты. Мы не могли достичь второй линии, если только я по пути не лишался сознания. Торопливый взгляд по сторонам подсказал мне, что мы еще в траншее Мертвеца. Скелеты по-прежнему следили за нами, но демоны куда-то подевались. Иногда я мельком замечал, как они высовывают головы над парапетом и подмигивают мне. Поведение их казалось почти дружеским, вот только в их налитых кровью глазах стоял всепожирающий голод, а зубы в ухмыляющихся ртах были острыми, словно иглы.

— Наши парни пока держатся, — сказал я.

— Похоже, кто-то контратакует, — произнес Иван.

С этими словами он сделал выстрел, ибо один из еретиков заметил нас и на своем утробном языке сообщил о нашем появлении. По крайней мере, он пытался сделать это, когда выстрел Ивана попал ему в рот и сжег язык. Со странным хрипящим звуком еретик повалился на землю.

Товарищи плохо восприняли его смерть. Они обернулись и кинулись в нашу сторону, подобно человеческой волне, с поднятым на изготовку оружием и примкнутыми штыками. Наш отряд высыпал из траншеи, некоторые тут же падали на землю и открывали огонь, пока другие стреляли у них над головами. Вот что отличало ветеранов от зеленых солдат, выращенных. Мы выиграли достаточно времени, чтобы все успели выбраться из-под пустых взоров черепов.

Мгновение спустя Иван бросился вперед. Бионическая рука дробила кости, пистолет изрыгал смерть. Остальные гвардейцы побежали следом, их оружие вспыхивало, приклады лазганов крушили черепа и ломали кости. Антон встал рядом со мной, целясь из снайперской винтовки и делая тщательно выверенные выстрелы в гущу схватки. Всякий раз, как издавала рев его винтовка, падал враг.

Я лишь смотрел, едва в состоянии держаться на ногах и, как мне казалось, угрожающе стискивал дробовик. Только очень немногие решились бы по своей воле напасть на человека с заряженным обрезом. И вряд ли их можно было за это винить.

Какое-то мгновение казалось, что безумная атака Ивана сработает и парни прорвутся. В тот конкретный момент было не важно, куда именно. Думаю, каждый из нас ощущал, что преодоление вражеских рядов уже станет для нас своего рода победой. Я — точно. Это было одно из тех безумных мгновений, в которых ты переставал видеть долгосрочное будущее и воспринимал лишь текущий миг и его эмоции.

А затем я увидел, что еретики врываются в траншею с обеих сторон, и осознал, что мы окружены огромным количеством врагов. Нам оставалось только вернуться назад в траншею Мертвеца, которая и стала бы для нас смертельной ловушкой. Колючая проволока замедлит наши движения, и враги быстро расправятся с нами.

Постепенно нас начали одолевать числом. Но в замкнутом пространстве враги хотя бы не могли сполна воспользоваться превосходящей огневой мощью. Они скорее попали бы в своих собственных людей, чем в нас. Конечно, некоторых из них такие мелочи не останавливали. Они стреляли, и их товарищи расплачивались за это, по крайней мере до тех пор, пока офицерам не удалось убедить их так не делать, попросту расстреляв идиотов, которые стреляли по своим же.

Нас осталось почти ничего. Их были тысячи, нас же — всего пару десятков. Еретики карабкались по трупам, чтобы добраться до нас, напевая ужасающее имя на своем ужасающем языке. Каждое их слово как будто вырывалось из наполненной слизью глотки. Мои ручные демоны вернулись. Ростом по колено еретику, они вальсировали и кружились на покойниках, облизывали тела метровыми языками и словно наслаждались царившими вокруг смертью и разложением. Их животы раздувались и росли, а затем сдувались, когда они икали, рыгали и пердели.

Укрепление накрыло облаком газа, и на мгновение я потерял из виду происходящее. Я слышал лишь крики и рев людей, сражавшихся и умиравших вокруг меня. Из тумана на меня по-прежнему скалились ужасные призрачные лица. Я задался вопросом, как люди там могли знать, против кого сражаются, и понял, что не могли никак. Вполне возможно, прямо сейчас еретики бились с еретиками, а имперские гвардейцы резали имперских гвардейцев. В хаосе битвы подобное происходило намного чаще, чем можно представить, особенно в условиях Локи.

Я крепко прижал дробовик к груди и ощутил, как завибрировал воздух, когда Антон в кого-то выстрелил, а затем услышал крик и помолился, чтобы это оказался не Иван или кто-то из наших ребят. Секунду спустя ветер прогнал туман, как будто он был просвечивающей рваной занавеской, и я увидел высокую гору из тел, а также стену еретиков, несущихся прямо на Антона и меня.

— Убей фраккеров, — произнес я.

Антон спустил курок, и офицер-еретик рухнул как подкошенный. Я прицелился из дробовика и выстрелил. Остался один патрон. Он пробил гигантскую дыру в рядах еретиков. Я перезарядил и выстрелил снова, однако услышал лишь щелчок.

— Лучшее время, чтобы остаться пустым, — укоризненно сказал Антон.

Волна вопящих, хрипящих еретиков обрушилась на нас.

Это был очередной из тех моментов, когда я думал, что мне конец. Я уже потерял счет тому, сколько раз это случалось, однако легче не становилось.

Всегда одно и то же. Во рту пересыхает. Сердце бешено колотится. Я вдруг чувствую резкий приступ страха, который неизбежно приходит, когда тело осознает, что вскорости оно перестанет функционировать. Но сейчас к этому состоянию примешался также тот факт, что мой организм уже боролся с ранами и болезнью. Образы пляшущих демонов, кружащиеся у меня перед глазами, также мало помогали.

Я сжался, приготовившись быть пронзенным десятками штыков. Но почему они еще не набросились на нас, горя желанием отомстить за всех товарищей, которых мы отправили на встречу с их демоническими богами? Я слышал звуки сражения, импульсы лазганов, слышал, как цепные мечи разрубают плоть до белой кости, срезая окровавленные куски мяса. И внезапно до меня донесся крик: «За Императора и Махариуса!»

Еретики неслись вперед, но их глаза были широкими от паники. Казалось, они хотели не столько заколоть нас, сколько пробежать мимо. Некоторые из них бросались в траншею Мертвеца, прочие взбирались на парапеты. Офицеры криком приказывали держать строй, по крайней мере я так думал, однако бегущие враги больше не обращали внимания ни на какие приказы. Они были слишком заняты, улепетывая от атаковавшей их сзади Львиной стражи в зеленой форме.

Эти солдаты были отдохнувшими и несли смерть. Их мундиры были чистыми и не штопаными-перештопаными. Лазганы стреляли с ураганной меткостью. Однако первым делом я заметил не их, а человека, возглавлявшего атаку.

Он выглядел, как высший хищник, высокий и широкоплечий, с золотистыми волосами и золотистой кожей. Его движения были отточенными и смертельными. Он рвался сквозь гущу битвы, подобно человеческому вихрю насилия, разрубая еретиков каждым взмахом цепного меча, который держал в правой руке, и расстреливая из болт-пистолета, стиснутого в левом кулаке. В лорде верховном командующем Соларе Махариусе были выдержка и сила, которые он не утратил до самого печального исхода. Он был совершенной машиной для убийства, по-своему столь же смертельно опасной, как космический десантник Адептус Астартес.

Его координация казалась сверхъестественной, движения — невероятно стремительными. Как только ты догадывался, куда он собирается сделать шаг и кого ударить, он удивлял тебя.

Предназначавшаяся ему пуля пролетела там, где он должен был оказаться. Его удары оказывались трюками, никогда не попадая туда, куда целились, и тем не менее всегда погружались в чью-либо плоть. Еретик поднял оружие, чтобы блокировать удар, но получил снаряд из болт-пистолета в глаз. Еще один нырнул, пытаясь уйти от смертельного выстрела, однако вместо этого насадился на подставленный клинок.

Махариус бился в ближнем бою так же, как командовал армиями: быстро, решительно, с уловками внутри уловок и обороной, состоящей из стремительных атак. Он был живым богом войны, совершенным во всем, что касалось битвы. По крайней мере он пока еще мог производить такое впечатление, когда решал принять участие в бою. Завидев его, сражающегося под развевающимся Львиным знаменем, ты невольно чувствовал, как сердце начинает биться быстрее, и наполнялся уверенностью, что победа будет за вами.

Он пробивался к нам, и я заметил возле него Ивана, отмахивавшегося от противников. Он походил на грубого автоматона-получеловека по сравнению с Махариусом, но был не менее опасным. Махариус кинул на меня взгляд, ободрительно кивнул, а затем пробежал мимо, убивая на ходу в авангарде мощной контратаки, организованной им словно из ниоткуда.

Я заметил рядом с ним и инквизитора Дрейка, его вездесущую тень. У него была бледная, а у Махариуса — золотистая кожа, он был тощ, а Махариус отличался атлетическим телосложением, но в беспощадности эти двое могли сравниться. Сухощавая фигура Дрейка обладала поразительной силой и невероятной устойчивостью. Пусть он и уступал Махариусу в скорости, зато парировал все атаки, вероятно, потому, что умел читать мысли врагов.

Вокруг его головы переливался ореол света, когда он высвобождал психические силы ужасными лучами энергии. На секунду его взгляд остановился на мне, и я вздрогнул, ибо его глаза как будто впились мне в душу, где могли узреть болезнь, накопленные мною сомнения и демонов, которых я видел.

Дрейка окружали лично отобранные им штурмовики, чьи непроницаемые зеркальные визоры отражали неизбывную серость поля боя. Пейзажи Локи в поблескивающем бронестекле их шлемов выглядели еще более блеклыми и страшными.

Через пару секунд они тоже пробежали мимо, а следом за ними — все больше и больше войск личной стражи Махариуса. Все без исключения солдаты выглядели суровыми, умелыми и неумолимыми.

Неужели это была очередная знаменитая уловка Махариуса, в которой мы сыграли роль наживки? Сейчас это меня не волновало. Я тяжело опустился по стенке траншеи на упавшие мешки с песком и уставился в пустые глаза трупов, которых Махариус оставил после себя. Я задался вопросом, не вернутся ли они к жизни, чтобы утащить меня следом за собой, а затем понял, что конкретно сейчас это заботит меня меньше всего.

Открыв глаза, я понял, что мне совсем худо. Я увидел над собой Махариуса. Он о чем-то разговаривал с Гробовщиком, настолько тихо, что даже в такой близости я ничего не мог разобрать. Над его плечом скалилась луна-череп. Меньшая луна катилась по небу, а верхом на ней ехал крошечный хихикающий демон.

Я попытался подняться и заметил, что Антон, Иван и другие солдаты стояли рядом с несколькими высокопоставленными офицерами. Они осматривали покойников, особо уделяя внимание тому, что некоторые трупы превращались в лужицы зеленоватой слизи, тогда как плоть других, что было в новинку, зеленела, приобретая болезненный вид.

Кругом плясали мелкие пузатые демоны, показывая языки, пукая и отрыгивая, ходя позади офицеров, сложив за спинами когтистые лапы. Своими движениями и гримасами они как будто издевались над людьми, за которыми следовали.

Куда запропастился Дрейк? Почему инквизитор не разберется с фраккерами? Это же его работа. Часть разума, маленькая толика его, в которой оставался осколок рациональности, подсказывала мне, что это лишь галлюцинации, что у меня лихорадка, что я брежу.

Я приподнялся, просипел, прося воды, и вдруг заметил, что один из офицеров рядом с Махариусом выглядел не так, как остальные. У него была зеленоватая кожа. В глазах читалась насмешка. В нем было что-то демоническое, его облик казался нечеловеческим. Он потянулся за пистолетом. Я предупреждающе крикнул и взмахнул рукой.

Махариус обернулся. Его рефлексы оказались настолько стремительными, что он уже реагировал на мою жалкую попытку предупредить его, должно быть, заметив нападавшего краем глаза. Едва еретик успел прицелиться, как Махариус выхватил из кобуры болт-пистолет и выстрелил от бедра.

Все произошло очень быстро. Луч из лазпистолета опалил плечо Махариуса, расплавив эполет в форме львиной головы. Ответный выстрел Махариуса попал еретику в живот, вырвав в нем большую дыру, как это случается при взрыве болт-снаряда. Я вскочил на ноги и выбил лазпистолет из рук покойника. Затем выстрелил в еретика снова, однако тот продолжал идти, казалось, движимый духом разрушения.

Другие открыли огонь, пока лазерные лучи не исполосовали его тело сеткой ожогов, и все же еретик не останавливался. Внезапно раздался грохот снайперской винтовки. Голова офицера разлетелась на куски. Я услышал, как Антон довольно хмыкнул, когда неудавшийся убийца пошатнулся и упал. Кто-то закричал, требуя медика, и Махариуса обступили люди.

«Вот я и снова спас вам жизнь», — с удовлетворением подумал я, отчего-то забыв обо всех тех случаях, когда Махариус спасал мою.

Глава 8

Я очень ослаб. Мне мерещились демоны. И не мне одному.

Вокруг меня были тысячи коек, на которых лежали либо раненые, либо больные, либо страдающие от ран и от болезней одновременно. От кровати к кровати ходили адепты-медики, вводя огромными шприцами снадобья, отпиливая зараженные конечности медицинскими цепными пилами.

Всякий раз, заслышав визг лезвия и треск костей, я кричал, чтобы они держались от меня подальше. Я не хотел потерять ногу. Не хотел механическую конечность, если бы ее и можно было здесь получить — поставки не доходили до Локи уже долгое время.

В воздухе витали запахи очистительных благовоний и гангрены, гноящейся кожи и зараженной крови. По палатам эхом разносились кашель и крики.

У изголовья моей кровати стоял адепт-медик. Он глядел на меня с чем-то похожим на ужас. На секунду мне почудилось, что он собирается огласить приговор, объявить, что ногу придется ампутировать.

Я испытал почти облегчение, когда он покачал головой и, бросив взгляд через плечо, сказал, что сделать ничего нельзя, что у них нет сыворотки, а если бы и была, затея все равно могла закончиться плачевно. Его голос звучал пристыжено и взволнованно.

Мне хотелось сказать ему, чтоб он не расстраивался, что тут у целой армии на исходе боеприпасы, продовольствие и все прочее. Неудивительно, что у него не нашлось для меня лекарств, — у нас ведь ничего не осталось.

Я попытался заговорить, но сумел издать лишь странный булькающий звук. Казалось, мне кто-то закачал в легкие баллон слизи. Даже дышать было трудно. А говорить так и вовсе невозможно. В поле зрения выплыли два лица: одно принадлежало Ивану, второе — Антону. Оба выглядели подавленными. Я закрыл глаза и погрузился в странные грезы.

Проснувшись, я увидел, что у меня на груди сидит демон. Вот, значит, почему мне так трудно дышать. Он выглядел так же, как все остальные: толстый и брюхастый, покрытый чешуйками зеленых соплей и коричневых экскрементов. Его глаза все так же были полны злорадства. Увидев, что я очнулся, демон принялся скакать по моему животу, будто на батуте. Из-за его прыжков содержимое моих внутренностей выплеснулось с обеих сторон.

Стоявший возле кровати Антон позвал санитара. К этому времени демон схватил меня за горло и пытался задушить. В пищеводе застрял большой ком слизи. Когти сжимались все сильнее. На меня накатила чернота.

Когда я снова открыл глаза, смерть стояла надо мной в обличье прекрасной женщины. Я знал ее имя. На ней была сестринская форма, очень напоминавшая ту, которую она носила при нашей первой встрече. Однако я знал, что она не медсестра. Она — ассасин.

Она держала в руке фиал со странной синей жидкостью и вставленной в него иглой. Я улыбнулся, обрадовавшись тому, что увижу ее еще раз перед смертью. Оглядевшись, увидел, что Антон спит в кресле у койки. Ивана нигде не было видно. Она поднесла палец к губам, как будто веля мне молчать, а затем ввела иглу в вену и до упора опустила шток-поршень. Мгновением позже что-то опалило мои вены, и я закричал, прежде чем волна огня выжгла мое сознание. Последним, что промелькнуло в нем, был вопрос: почему она убила меня?

— Это просто чудо, — сказал адепт-медик. — Должно быть, сам Император решил спасти его. Могу поклясться, он не выжил бы без дозы Универсального очистителя, которого на Локи нет уже около года. Его не нашлось бы даже для лорда верховного командующего, если бы он слег с такой же болезнью.

Мне понадобилось мгновение, чтоб догадаться, что речь идет обо мне. Я определенно не чувствовал себя так, словно на меня снизошло чудо, — я был слаб, как оголодавшая крыса. Руки отказались повиноваться мне, когда я попытался привстать. Все, что я мог, — держать глаза открытыми. Даже слушать было тяжело.

Мне удалось повернуть голову, сначала вправо, а затем влево, и я понял, что впервые за долгие дни вокруг меня не пляшут демоны. На груди больше никто не сидел. Они больше не тыкали своими крошечными когтями мне в глаза, сердце и внутренности. Не сипели мне на ухо и не нашептывали непроизносимые обещания. Их просто не стало. Едва мне пришла в голову эта мысль, я краем глаза заметил, как под ближайшую кровать кто-то скользнул. Наверное, крыса.

— Так значит, он будет жить? — с облегчением произнес голос. По всей видимости, он принадлежал Антону, готовому вот-вот разрыдаться.

Я подумал, что снова начинаю бредить.

— Гарантий давать не стану, — ответил ему адепт. — Прошлой ночью я бы сказал, что он не жилец. Однако этим утром у него появился шанс побороться. Горячка вернется. Его рана может снова воспламениться, но у него хотя бы есть шанс.

— Я ведь говорил, — сказал Антон. Я не знал, к кому именно он обращается. — Я ведь говорил, что он слишком упрям, чтобы умереть.

Я снова погрузился в дрему. Издалека донеслись звук заводящихся цепных пил, крики больных, хрип умирающих. Кажется, я пока к ним не присоединюсь.

— Ты что, убить меня хочешь? — спросил я.

Антон в смятении посмотрел на меня. Если бы я не знал его так хорошо, то сказал бы, что он оскорбился.

— Ты о чем?

— Я проснулся и первым делом вижу твою унылую рожу. От одного ее вида мне жить неохота.

— Обхохочешься! Я хотел прокатить тебя по палате, прежде чем пойти на службу.

— Думал, ты будешь на передовой, — сказал я.

Антон бросил взгляд через плечо, словно чтобы убедиться, что нас не подслушивают.

— На фронте без перемен, — ответил он. Однако, судя по голосу, Антон сам слабо в это верил. Если говорить начистоту, я и сам не верил. — Мы охраняем космический порт.

Я посмотрел на него тяжелым взглядом. Он что, меня за идиота держит? А может, нет. Может, он давал мне понять истинное положение дел, не произнося ничего вслух, чтобы не дать комиссарам повода интерпретировать его слова как изменническую попытку подорвать боевой дух. Может, Антон все же не был так непроходимо глуп.

Если космический порт охраняли элитные части гвардии Махариуса, значит, нам могло потребоваться спешное отступление. Это было равносильно тому, что нас одолели, Рихтер собирался прогнать нас с Локи, что впервые за десятилетия Махариус испил горькую чашу поражения. Но никто не стал бы болтать о подобном. Это было началом конца.

Я еще раз взглянул на Антона. Впервые за многие недели его лицо не скрывала маска противогаза. Несмотря на омолаживание, на нем появлялись едва заметные признаки старения. Вокруг его глаз появилась тонкая сеточка морщинок. Кожа на подбородке пообвисла, словно сережка у ящерицы-висельницы. Волосы выглядели жухлыми, а не пронзительносветлыми, как во времена давно ушедшей молодости на Велиале. Он все еще оставался гибким и сильным, но долгие годы и бесчисленные битвы брали свое. Они выпивали жизнь и само желание жить.

Антон посмотрел мне в глаза.

— Рад, что ты жив, — сказал он.

— Я тоже, — ответил я.

Он отвернулся, явно чувствуя себя неловко.

— Мне пора. Сегодня заступать на караул.

Его слова показались мне такими странными и будничными после того, через что мы прошли: бесконечные битвы в траншеях, восстающие мертвецы, странные галлюциногенные газы, плавающие над полем боя. Фраза «заступать на караул» вызывала у меня ассоциации с более легкими ночами в более легких мирах и в лучшие времена. По крайней мере у меня. Антон насмешливо отдал честь и побрел в ночь.

Я попробовал приподняться, однако все еще был слаб, поэтому так и остался лежать, думая о случившемся. Неужели Император действительно спас меня? Видел ли я Анну? Или это было просто еще одним следствием горячки, вызывавшей странные видения в пылающем мозгу? Я подумал о виденных мною демонах и удивительных снах. Они ведь были бурными галлюцинациями, но в то же время казались такими отчетливыми и убедительными, словно я проник в совершенно другой мир, существующий под тканью реальности, по крайней мере, на этой проклятой планете.

Эти мысли легко лезут в голову, когда ты лежишь на больничной койке, окруженный кричащими ранеными.

Госпиталь был битком забит умирающими людьми. Сначала я удивлялся, что за мной почти не ухаживают, ведь я как-никак был одним из избранных стражей Махариуса, но пару дней спустя понял, что меня лечат настолько хорошо, насколько это вообще доступно. Адепты-медики проверяли меня и удивленно покачивали головой, и я понял, что стал кем-то вроде местной знаменитости после своего изумительного выздоровления. Оказалось, эту лихорадку пережил лишь я один.

Они осматривали рану на моей ноге, которая больше не воспламенялась, хотя над ней и образовалась запекшаяся корка. Медики прикладывали холодные руки к моему лбу и пели молитвы Императору. Раскуривали надо мной благовония, которые приносили странные сны и помогали сбивать жар, время от времени еще охватывавший меня.

Выздоровление представляло собой извилистую кружную дорогу через край горячки. Бывали дни, когда становилось хуже, когда казалось, будто демоны вновь давят мне на грудь, и тогда Иван или Антон проводили ночи рядом с моей кроватью. В другие времена я открывал глаза и видел перед собой сестру из Ордена Госпитальерок, и иногда она странным образом напоминала Анну.

Мне часто снилось, как мы с ней встретились на Карске, как спасались бегством от поклонников Ангела Огня, как опять увиделись на Славе Императора, когда Ульрик Грозный Клык, Адептус Астартес из Космических Волков, предупредил меня насчет нее. Мне снились тела людей, которых она убила, а я нашел, и то, как она спасла мне жизнь.

Со странной отчетливостью я осознавал, что наши жизни как-то связаны. Возможно, это была часть ее хитрого замысла, а может, наши судьбы просто слишком крепко сплелись, но за минувшие десятилетия наши жизни соприкасались самыми странными и сокровенными образами. Мне нравилось думать, словно нас притягивает друг к другу, однако я никогда не был в этом уверен, как и в своих чувствах к ней. В моей жизни было немало девушек, как и у любого солдата, скитавшегося от мира к миру, однако Анна была единственной сколь-либо постоянной женщиной, которую я мог бы вспомнить.

И еще я точно знал одно. Если она была на Локи, должен был умереть кто-то важный. Такой была природа Анны, а также природа ее служения Императору, и кто я такой, чтобы ее осуждать? Скольких убил я сам ради той же цели?

Я помнил слишком много кампаний, в которых воевал во имя Императора и Махариуса. Я переживал их снова и снова в кровавых, пробиравших до дрожи снах, после которых я в ужасе просыпался и глядел на фрески на потолке, изображающие космических десантников с ангельскими крыльями, сражавшихся со всевозможными ксеносами.

Я вспоминал джунгли Юрасика и орков, с которыми мы там боролись. Вспоминал мощное бронетанковое наступление на Карске IV и горящую крылатую статую злого ангела, высившуюся над бескрайним городом Железоград. Я шагал по ледяным равнинам Каледакса и видел, как у людей чернели обмороженные конечности. Взбирался на вершины Аквитании и видел ужасных разумных пауков, пировавших плотью солдат, опутанных ими паутиной. Я видел живые оружия, военные машины из плоти, остатки древнего вторжения ксеносов, что, подобно термитам, скрывались среди руин уничтоженной ими человеческой цивилизации. Я видел искупление миров, которыми правили древние и жестокие культы, и видел, как армии Крестового похода неумолимо шли вперед до тех пор, пока не достигли миров Ореола.

Вот где все начало рушиться. Пути снабжения слишком растянулись, армии слишком устали от войны, а расстояния слишком увеличились для надежной навигации даже больших звездолетов Империума. И там появились всевозможные ужасы. Мы увязли в бесконечных войнах на истощение, и даже Махариус, казалось, утратил абсолютную уверенность в победе и начал мрачно шептать о заговорах и предательствах.

Я снова увидел Локи таким, каким впервые узрел его из космоса. Зелено-сине-серый шар с ядовитыми тучами над морями, которые погибли десятки тысяч лет назад из-за скидываемых в них промышленных отходов. Мир городов-мануфакторумов, чьи огромные трубы извергали в небеса удушающие облака дыма и чьи жители трудились денно и нощно. Место, чья окружающая среда оказалась целиком зараженной и обесцвеченной пустынями пепла, создаваемого городами.

Я увидел планету в реальном времени, ее величайший город, опоясанный траншеями, что протянулись до рукотворных горных гряд, где еретики жили, размножались и проводили богохульные ритуалы под светом постоянно горевших фонарей. Я увидел системы траншей, что тянулись, насколько видел глаз, увидел равнины из грязи, на которых лежали миллионы трупов, не погребенных, забытых, распавшихся на груды костей и стены черепов. Увидел облака газа, дрейфующие от одной выгребной ямы к другой, и увидел то, что скрывалось внизу, — все древние ужасы, которые слепо копошились под землей и ждали шанса вновь подняться на поверхность и утолить свой голод.

И едва эти образы заполонили мой разум, я ощутил нечто еще, огромную темную ауру присутствия. Я поднял глаза и не увидел фресок. Вместо них мне улыбалось лягушачье лицо гигантского демона, которого я впервые увидел на передовой. Он ухмылялся, наблюдая за мной глазами, полными злорадного веселья, глядя на меня так, как я мог смотреть на назойливого комара, которого волен был прихлопнуть в любой момент.

Он потянулся массивными когтями и, заключив меня в крепкую, как лоза, хватку, стал трясти. Я словно оказался в эпицентре землетрясения. Меня бросало во все стороны, так что я уже начал думать, что сейчас он вытрясет из меня жизнь.

Необъятная и ужасающая аура присутствия давила на меня, мне хотелось кричать, но я не мог. Вместо этого я внезапно ощутил, как огромная голова стала опускаться, ее челюсти разверзлись, как будто собираясь проглотить меня целиком. Изо рта высунулся длинный язык, покрытый блестящей зеленоватой слизью, и потянулся ко мне. И я знал, что, если язык коснется меня, я умру от ужасной болезни.

Голова опускалась, язык становился все ближе, мир вокруг меня дрожал. Я попытался закричать и резко распахнул глаза.

Глава 9

Я смотрел на лягушачье лицо, однако принадлежало оно мужчине с соседней кровати. Его переместили сюда пару дней назад, после того как вынесли тело предыдущего пациента. Этот человек выглядел достаточно дружелюбным, но меня по-прежнему трясло от кошмара, поэтому я отпрянул.

Человек улыбнулся. У него были широкие и желтые, но самые обычные зубы. В его глазах искрилось веселье, но без явного безумия.

— Легче, братишка, — произнес он. — Просто дурной сон. Он указал на себя и добавил:

— Меня зовут Захария.

Я кивнул и огляделся. Я по-прежнему находился в госпитале. Крылатые космические десантники по-прежнему сражались в своем постановочном сражении против орды орков особенно демонического вида. Люди, как и раньше, стонали, кричали и умирали. Я сумел сесть. Похоже, мне теперь хватало для этого сил, хотя я все еще чувствовал себя так, будто мышцы мои налиты водой.

— Просто дурной сон, — согласился я.

— Все мы их видим, — продолжил он. Его голос был приятным и музыкальным, с едва заметной картавостью, выдававшей гроссландца. Грязный белый халат, в который был одет Захария, ничем не выдавал его звание или происхождение.

— Не такие, как у меня, — сказал я, внезапно испытав к себе неимоверную жалость.

— Ты видишь призраков и демонов, — произнес он. — Ты бормотал о них во сне.

— Да, — сознался я.

— Ты видишь их, несущего хвори и всех его отпрысков? Крошечных тварей, которые катаются на облаках и трупах и сеют болезни по миру.

Я бросил на него косой, полный подозрения, взгляд.

— Я говорил о них во сне? — Я задался вопросом, о чем еще мог ненароком рассказать. Из-за некоторых тайн могли погибнуть люди. Включая меня самого.

Захария покачал головой:

— Я тоже их видел. У меня была траншейная горячка, и я видел их во снах. Я держал рот на замке, ибо тех немногих, кто о них говорил, казнил комиссар. Тут что-то происходит, чего простым людям знать не положено.

Я улыбнулся. Пусть он и был неотесанной деревенщиной из сельского мира, однако точно ткнул пальцем в проблему. Тут происходило что-то, чего всем нам знать не полагалось. Весь Империум был выстроен на фундаменте из умышленно погребенных тайн, и никто, кроме немногочисленных посвященных, не имел права говорить о них ни с кем, кроме как друг с другом. В свое время мне доводилось слышать обрывки подобных разговоров, что вели инквизиторы и лорды верховные командующие, ассасины и Адептус Астартес. Я не рад тому, что узнал, однако забыть этого не могу.

— И тебя не расстреляли, — сказал я, и Захария ухмыльнулся:

— Я подхватил траншейную горячку, и они сочли, что в этом нет необходимости. Меня бросили сюда. Отправили умирать.

— Это же госпиталь, — сказал я.

— А я что сказал? — Он вновь усмехнулся. Его улыбка была приятной, однако она лишь усилила мои подозрения.

Я его раньше никогда не видел, а он болтает со мной так, как будто я его давно потерянный брат.

— Во всяком случае, не я один видел эти сны, — продолжил он. — Как и ты. Я говорил с десятками людей с десятков фронтов, и они рассказывали схожие истории. Это знамения, вот что.

В том, как Захария произнес «знамения», чувствовалась странная убежденность. Он абсолютно верил в то, что говорил, однако в его холодных голубых глазах не было ни капли безумия.

— Это знамения. Тут что-то происходит. Что-то ужасное.

Я не сказал бы, что с ним не согласен, поэтому решил помалкивать и ждать, что еще он скажет. Если Захария заведет еретические речи, мне придется донести о нем Дрейку или кому-то из его приспешников. А может, он и был одним из таких приспешников, посланным сюда испытывать веру тех, кто ожидал смерти. Не спрашивайте, почему я так думал. Я был болен, я устал, я видел и слышал странные вещи.

Он продолжал говорить:

— Наши сны — не единственные знамения.

И вновь эта зловещая уверенность в приятном ровном голосе. Я не знаю, отчего слова Захарии звучали настолько убедительно, но эта непоколебимость будто заставляла поверить если не в сказанное, то в то, что говорящий считает их истинной правдой. Его высказывания свидетельствовали о некоей вере, ужасающей в своей простоте. Эта вера была сродни той, какой многие из нас верили в успех Крестового похода. Но в этом человеке она извратилась в полную свою противоположность.

— О чем ты? — спросил я, подстрекая его продолжать, поскольку мне и в самом деле стало интересно.

— Ты слышал истории, — сказал Захария. Он огляделся, проверяя, не подслушивают ли нас, как будто даже здесь, в окружении умирающих, возможно, умирая и сам, подозревал, что за нами могут следить. И вполне вероятно, был прав. — Крестовый поход разваливается. Мы зашли слишком далеко и слишком быстро. Мы попали туда, где людям не следует быть. Мы видим то, что людям видеть не положено. Мы слишком удалились от Святой Терры и света Императора.

И вновь эта убежденность, уверенность фанатика, не ведающего сомнений. Он мог бы быть комиссаром, обращающимся к полку перед важным боем, или мучеником, готовящимся встретить свой рок на разложенном еретиками костре. Он попросту не мог быть неправ.

— Я побывал в парочке мест, прежде чем достичь Локи, — мы останавливались по пути на всех перевалочных пунктах, и я общался со многими людьми. Я люблю говорить, люблю слушать и слышал некоторые истории, от которых у тебя волосы дыбом встанут.

— Например?

— Например, о призрачных кораблях, которые вышли из варпа и уничтожили наши суда снабжения, поработили их экипажи и увезли предназначавшиеся нам припасы в свои демонические миры, где обитают еретики.

— Подобные истории — не редкость, — произнес я. — Я постоянно слышу их с тех пор, как впервые поднялся на звездолет больше тридцати лет назад.

— Знаю, — невозмутимо ответил Захария. — Но ответь мне, впервые ли ты веришь в то, что эти истории — правда?

И вновь отсутствие сомнений в голосе, только непоколебимая уверенность. Я должен ему верить. Странно, но он был прав. Конечно, в прошлом, в моменты сомнений и страха, во время путешествий меж звезд я вспоминал те старые истории. Каждый из нас вспоминал. Но миры Ореола стали первым местом, где я действительно начал считать их правдой, когда не находился на борту корабля.

Мужчина кивнул, словно прочел на моем лице подтверждение своей догадки. Захария продолжил, словно боец, решивший развить преимущество в схватке:

— Все генералы помышляют о мятеже, если уже открыто не восстали, как Рихтер. Чем еще это может быть, если не скверной этого злого места, проникшей в наши разумы? Иначе почему они бы стали плести заговоры и интриги против величайшего героя, которого знало человечество со времен Императора?

Он поднял руку и принялся поочередно загибать пальцы:

— Армии, целые имперские армии впали в ересь. Их генералы сочли себя богами среди людей, сатрапами старых злых сил. Их сокрушают и сокрушают, однако они восстают вновь. — Еще один загнутый палец. — Ты видел это здесь, на Локи.

— Наши армии рассыпаются. У людей нет боеприпасов. У техники нет топлива. Среди дальних звезд славные клерки Администратума плетут сговор против героев. — Он добрался до предпоследнего пальца.

— Мы встречаем все больше и больше монстров, все больше и больше странностей, и такие странности можно найти не только у наших врагов, но и среди нас, — закончил Захария.

Будто еще в экзальтации после своей речи, он снова присел на кровать. Я заметил, как он побледнел и в его глазах набухли капилляры. На его коже появились точки, что-то мне напоминавшие, и тут я понял, что он был очень болен.

— Настали времена дурных знамений, — сказал он, его голос начал затихать, в нем еще чувствовалась уверенность, однако тело больше не могло отвечать на волю фанатика. — Все закончится плохо.

Захария кивнул и упал в постель, словно заводная игрушка, у которой кончился заряд. Затем он плотнее завернулся в одеяло и окончательно замолк. Я чуть обернул голову, чтобы держать его в поле зрения, на секунду закрыл глаза и провалился в сон.

На следующее утро, проснувшись, я увидел рядом двух сестер-госпитальерок. Захария был накрыт белой простыней. Я чувствовал себя намного лучше, поэтому сел на кровати. Я опустил руку на плечо женщины, и та, встрепенувшись, обернулась ко мне, словно ощутив прикосновение покойника.

— Что случилось? — спросил я. — Что с Захарией?

— Он мертв, — ответила сестра. — Думаю, это и так ясно.

— Я говорил с ним ночью, — сказал я.

Женщина уставилась на меня. Ее лицо было бледным. Глаза поблескивали. Высоко на ее щеках виднелась пара цветных пятнышек.

— Это невозможно, — сказала она. — Он умер два дня назад. Нам лишь сейчас велели вынести тело.

Я просто смотрел на нее, не понимая, шутит ли она. Вскоре я понял, что нет, и больше ничего не стал говорить.

Я чувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы прогуляться по палате. Поблизости не оказалось никого, кто бы смог мне запретить. Я все еще хромал и испытывал незначительную слабость, а иногда краем глаза по-прежнему замечал мелких суетящихся демонов.

В палате было полно раненых солдат в окровавленных халатах. У некоторых не было ног. Кто-то непонимающими апатичными глазами разглядывал культи, оставшиеся на месте рук. Другие были слепы, с повязками на глазах. Многие лежали на кроватях, дыхание хрипло вырывалось у них из груди, в легких булькала мокрота. У них были бледная кожа и белые глаза. Все в палате постоянно напоминало мне о наступавших еретиках. Тут не хватало лишь звуков стрельбы, ибо все прочие звуки были мне до боли знакомыми.

По пути я размышлял о словах сестры и о том, что видел краем глаза. По-видимому, я восстановился не на все сто процентов, у меня все еще была горячка, по крайней мере приступы ее иногда возобновлялись.

Я оказался в большой палате с закопченным витражным окном. Я приблизился к нему и выглянул наружу. Внизу клубились темные облака промышленного газа, из которых ввысь тянулись исполинские трубы-башни, высокие, словно звездоскребы. В стенах некоторых из них горели окна. Вокруг построек вились дороги, позволяя наземным машинам возноситься еще выше, а между ними носились воздушные автомобили, перевозившие одному Императору известно что.

Облака внизу расступились, и подо мною открылся головокружительный вид на массивные поршни, работающие на крыше строения, размерами превосходящего звездолет. На вырывающиеся с ревом реки отходов. На большое колесо в стене здания, безостановочно крутящееся ради некоей неведомой цели. Я просто стоял и размышлял, пытаясь понять свои мысли и чувства.

Неужели мне приснился разговор с Захарией? Просто бредовый сон, сотканный моим воображением из обрывков подслушанных бесед, или я в самом деле общался с покойником? Неважно, кем был Захария. Во сне или наяву, он озвучил многое из того, что тревожило меня в текущем состоянии Империума и Крестового похода.

Я думал над этим весь долгий остаток полудня, а когда вернулся к кровати, меня уже дожидался Иван.

— Как самочувствие, сержант Лемюэль? — с насмешливой учтивостью справился Иван.

Я тяжело повалился на кровать, мельком заметив, что его искусственная рука в нескольких местах помята, а моторы ревут чуть громче обычного. Иван пристально посмотрел на меня настоящим и бионическим глазами. Это трюк не раз помогал ему во время карточных партий.

— Могло бы быть лучше, могло бы быть хуже, — уклончиво ответил я. — Тут мог бы быть Антон.

— Не дай ему это услышать. А если серьезно, когда ты лежал без сознания, он провел у твоей кровати больше времени, чем я.

— Сколько я проспал? — Меня разобрало любопытство.

— Почти неделю. Ты долго висел на краю. С дюжину раз медики думали, что потеряли тебя. Так мне говорили.

— Антон говорил, вы охраняете космический порт.

— Он сказал больше, чем следовало.

— Ты ведь его знаешь. Он не умеет хранить секреты.

— Больше никому не говори. Лорд верховный командующий не в духе. — Махариус был не из тех людей, что теряли самообладание. Он отлично умел скрывать чувства, неважно, как плохо шли дела. Или умел до недавних пор.

— Есть причина?

— Сколько угодно. Выбирай по вкусу.

— Из чего выбирать? — Я понял, куда клонит Иван: он собирался позволить выпытать у него интересующие меня сведения.

— Крестовый поход увяз на полудюжине фронтов.

— Такое уже случалось. Постепенно он наберет скорость.

— Конклав генералов планирует сместить его.

— Подчиненные всегда жаждут заполучить себе часть славы.

— Махариус считает, что их поддерживает Администратум.

Это были плохие новости. Махариус нажил множество влиятельных врагов среди чиновников, которые руководили Империумом. Это было практически неизбежно. Большую часть тех нескольких десятилетий он оставался самым могущественным человеком во всем разведанном космосе. И много кому такое положение дел не нравилось.

— Учитывая все то, что пошло наперекосяк, они вполне могут сместить его. Махариуса ждет корабль, чтоб доставить на Ахерон. Там генералы должны встретиться со своими сторонниками.

— Тогда он должен был отбыть еще давным-давно. На него вовсе не похоже оставлять брошенный вызов без внимания.

Иван тяжко вздохнул:

— На Локи до сих пор идут бои. Махариус по-прежнему повернут на том, чтобы одолеть Рихтера. Он не отдаст этот мир просто так.

— Судя по увиденному, у него может и не быть шанса.

— Только не говори это при нем, — предупредил Иван. — Он нетерпим к пораженческим настроям. Вот как он это зовет.

— Раньше правда не доставляла ему неудобств.

— Ну, теперь доставляет. И не говори, что тебя не предупреждали. — Интонацией Иван осторожно подчеркнул свои слова. Он хотел дать понять, что говорит всерьез.

Внезапно я почувствовал себя очень уставшим, и, должно быть, это проявилось на моем лице.

— Все изменилось, Лев, — сказал Иван. — Он уже не тот человек, которым был. Ты сам увидишь, когда поправишься.

— Не уверен, что хочу поправляться, если все так, как ты говоришь. — Мои слова были вздорными и ребяческими, и я это понимал. Однако ничего не мог с собой поделать. Я был болен, слаб, и постепенно меня начинал пробирать страх.

Чуть позже мне приснился еще один сон, и я принял его за явь. Я лежал в кровати, слушая кашли и крики, когда надо мной внезапно возникла сестра-госпитальерка. Ее лицо было очень знакомым. Это была Анна.

— Я видел тебя раньше, — произнес я.

Она загадочно улыбнулась.

— Не знаю, о чем ты, — ответила Анна.

— Я видел, как ты колола мне сыворотку.

— На Локи давно не осталось сывороток, — сказала Анна. Ее лицо не выражало ровным счетом ничего.

Я знал, что она умела лгать с абсолютно искренним лицом — она не моргнула бы и глазом, а сердце ее не забилось бы ни на долю секунды быстрее. Тело Анны было перестроено, дабы сделать ее способной на эти и куда большие хитрости.

— Я знал, что это ты, — сказал я. Не знаю почему, но я был уверен в этом. В последнее время я не мог целиком полагаться на свои чувства.

— Как бы то ни было, — произнесла Анна, — я рада, что ты цел.

Ничего, более близкого к признанию, я бы и не сумел из нее выбить.

— Зачем ты здесь? — спросил я.

Могли ли ее послать, чтобы убить Рихтера? Ведь один ассасин смог бы справиться там, где не сумела целая армия. А генерал-отступник был первой целью в списке.

— Ты еще спрашиваешь? — сказала Анна, вытирая мне лоб.

Так она еще сильнее стала походить на госпитальерку, однако у меня все равно побежали мурашки по коже. Что-то между нами не позволяло ей лгать мне напрямую, а может, она просто хотела, чтобы так казалось. Никогда не был уверен на этот счет.

— Могла бы сказать, что пришла проведать меня, — ответил я.

— Так и есть. По крайней мере сегодня.

— Я рад, что ты здесь.

— Твои друзья частенько тебя навещают.

— И ты могла бы. Если бы захотела, они бы тебя не узнали.

— У меня были дела, Лев.

— После которых внезапно умирали люди?

— Я не только убиваю людей, — произнесла она. Могло показаться, будто я осуждаю ее, хотя я понятия не имел, почему ей следовало чувствовать себя уязвленной — Анна сожалела об убийствах не больше, чем кошка, ловящая мышей. — Я собираю сведения. Я сообщаю их.

— Так ты собирала сведения? — спросил я.

— Какой ты любопытный.

— Какой есть.

— Да. Я собирала сведения.

— И ты не расскажешь, что узнала.

— А что ты хочешь услышать?

Она уперлась в меня взглядом, и всего на мгновение я почувствовал, что могу спросить у нее что угодно и получу честный ответ. Мне показалось, будто в ее глазах появилось беззащитное выражение. Я посмотрел на нее в ответ, а затем мимолетная секунда прошла, и она вновь стала подозрительной ко всему и ко всем.

— Тебе здесь удобно? — поинтересовалась она.

Я окинул ироничным взглядом раненых и умирающих.

— Это лучше того, где я был раньше, — сказал я.

Анна склонила голову набок и очень пристально посмотрела на меня. Казалось, она услышала в моих словах нечто большее, чем я хотел донести.

— Ты напуган, — догадалась она. — На тебя это не похоже. В чем дело?

И я рассказал ей о своих снах. Рассказал про Захарию. Рассказал о том, что слышал. Рассказал о том, как начал сомневаться в собственном здравомыслии. Пока я говорил, Анна держала меня за руку, чтоб проходившим мимо людям казалось, будто она проверяет пульс.

В ответ на мои слова Анна то и дело кивала, как будто получая подтверждение тому, что и так знала. Это она умела. Возможно, она действительно знала. А может, таким образом подталкивала меня говорить дальше. Это определенно работало — я лепетал, будто мне ввели сыворотку правды. Только позже я стал подозревать, что, возможно, так оно и было.

Наконец я закончил говорить, и Анна предупредила:

— Никому об этом не рассказывай. Твой собеседник, Захария, если вы действительно говорили, был прав. Если об этом узнают не те люди, тебя могут убить.

— Дрейк, — произнес я.

Инквизитор мог читать чужие мысли.

— Сейчас он занят другими вопросами.

— Что в тех снах такого опасного? — Мне хотелось знать, и она вполне могла дать ответ, пусть спрашивать у нее и было глупостью.

— Мы зашли слишком далеко, — ответила Анна. — В место, пропитанное Хаосом. Он здесь очень силен. То, что рассказал тебе Захария, в сущности, правда.

— Хочешь сказать, нам следует свернуть Крестовый поход и убраться отсюда?

— Возможно, нам вообще не стоило сюда заходить, но теперь слишком поздно.

Легко говорить умные вещи опосля, подумал я, и, наверное, по выражению моего лица Анна догадалась о моих мыслях.

— Мы не знали, — призналась она. — Не знали до тех пор, пока не оказались здесь и не начали поступать доклады. Теперь мы знаем. Нужно отступать. Если нет, наши армии будут совращены, и мы не сумеем вернуться. Это уже начало происходить. Признаки видны всем, кто хочет их видеть. Рихтер поднял знамя восстания, и за ним во тьму последуют и другие.

— Ты думаешь, что Крестовый поход потерпит неудачу, а вместе с ним Махариус.

— Неважно, что думаю я, Лев, — сказала она. — Важно то, что думают верховные лорды Терры. Они отдают приказы и в конечном итоге решают, быть победе или поражению.

— Решают история и Император, — возразил я.

— Вера, Лев? Ты? В таком возрасте? Я всегда считала тебя циником. Здесь и сейчас это одно из твоих самых привлекательных качеств.

Я вспомнил слова Ивана.

— Думаешь, его сместят?

Я мог не говорить, о ком шла речь.

— Против Махариуса уже плели заговоры, — сказала Анна. — В прошлом все они терпели неудачи. Но рано или поздно, если их будет достаточно много, один увенчается успехом.

Я вспомнил про убийцу на поле боя, о том, как предупредил Махариуса, и поведал ей и об этом случае также.

— Думаешь, он не был еретиком?

— Он мог получить от них деньги, или его могли подкупить, или же он мог работать на кого-то другого, — ответила Анна.

— Убить его было нелегко, — сказал я.

Секунду она размышляла над моими словами, как будто снова и снова прокручивая их в голове. Если она что-то знала, то решила не рассказывать мне. Она встала с кровати.

— Будь осторожен, Лев, — сказала Анна. — Ты и твои друзья в центре большой паутины. То, что она расставлена не на вас, ничего не будет значить, когда пауки придут за добычей.

С этими словами Анна ушла. Не ступив и дюжины шагов, она растаяла среди людей. Было что-то необычное в ее походке, в ее движениях. Она просто исчезла в толпе, будто став невидимой.

Я остался лежать, все еще чувствуя на руке угасающее тепло от ее прикосновения и задаваясь вопросом, не померещилось ли мне и это также.

Глава 10

Меня разбудил вой сирены. Я вскочил слишком быстро и почувствовал мимолетное головокружение. Огляделся, задаваясь вопросом, что тут происходит и почему вокруг царит паника. Продолжительный повторяющийся рев означал тревогу по всему сектору, и обычно его можно было услышать в городе-улье, когда случался полный отказ систем жизнеобеспечения. Если произошло именно это, я находился в наихудшем из возможных мест, в одном только халате, без оружия и снаряжения.

Затем пришла другая, куда более мрачная мысль. Еретики могли ворваться в улей, они могли вторгнуться в последний бастион Империума на планете. Может, мы уже проиграли.

Я снова оглянулся по сторонам. Среди хаоса торопливо бегали сестры-госпитальерки. Их лица не выражали никаких эмоций, однако их обучали справляться с безумием поля боя и не выказывать паники. Затем заметил среди кроватей адепта-медика. Он куда-то быстро шел, в его движениях ощущалась спешка. Я увидел в его глазах страх. С трудом я встал с кровати и преградил ему путь.

— Что происходит? — спросил я.

Он попытался прошмыгнуть мимо.

— У меня нет на это времени! — прорычал я, опустив руку ему на плечо, однако медик стряхнул ее.

Я применил один из захватов, которому научился во время базовой гвардейской подготовки. За долгие годы мне не раз приходилось им пользоваться. Даже в ослабленном состоянии я смог удержать медика на месте. Судя по гримасе на его лице, попытки высвободиться из захвата причиняли ему сильную боль.

— Если будешь дергаться, то либо сломаешь себе руку, либо вывихнешь плечо. Я могу сделать это и сам.

Медик прислушался к моим словам, хоть им и понадобилось несколько секунд, чтобы попасть из ушей в мозг. Он перестал сопротивляться.

— Спасибо, — сказал я. — А теперь коротко и по сути — что происходит?

— Зазвучала сирена.

— Знаю. Слышал. Почему она зазвучала?

— Я не знаю.

— А как считаешь?

— Ходят слухи об армии еретиков на улицах Нифльгарда. О новой болезни. Я слышу их целый день.

Нет смысла интересоваться, почему мне никто не рассказал. В подобных заведениях пациентам ничего не рассказывают. Я отпустил его, и медик бросился прочь, бросая на меня через плечо злобные испуганные взгляды. Он не привык к тому, чтобы ему заламывали руки. Он не продержался бы и минуты на улицах улья, в котором я вырос.

Я подошел к стене, где следовало храниться аварийным противогазам. Ящики оказались открытыми и, конечно, пустыми. Полагаю, их давным-давно отправили на передовую. Либо украли и толкнули на черном рынке.

Можно самостоятельно изготовить дыхательную маску от определенных видов газа из простыни, смоченной в собственной моче. Не спрашивайте, почему этот метод работает, но это так. Я стянул с кровати простыню и на всякий случай порвал ее на полоски. Будь у меня дистиллятор, я бы перегнал немного мочи, но его под рукой не завалялось. Какое-то время я стоял, пытаясь понять, что происходит. Нужно узнать больше. Если еретики действительно прорвались, Махариусу придется либо контратаковать, либо отводить солдат в космический порт для эвакуации.

Мне требовались одежда, снаряжение, оружие и боеприпасы. В госпитале я этого не найду. Может, удастся разжиться скальпелями или хирургической цепной пилой, однако это лишь самый необходимый минимум. Но лучше, чем вовсе ничего.

Я чувствовал себя сильнее. Приток адреналина оказывал подобное воздействие. Одну минуту ты ощущаешь себя слабым, будто новорожденный котенок, однако, едва твоя жизнь оказывается в опасности, обнаруживаешь, что при необходимости сможешь одолеть и орка. Я двинулся мимо кровати, на которой лежало накрытое грязной белой простыней тело. Вот бедный фраккер, подумал я. И вдруг меня за запястье схватила чья-то холодная белая рука.

Я рефлекторно рубанул свободной рукой, разорвав хватку, и отпрянул назад. В этот момент тело под простыней село. Если это шутка, подумал я, то она крайне несвоевременна и неудачна.

Однако это была не шутка.

Простыня упала, и я увидел мертвеца. Его кожа была серой, но не из-за болезни, а из-за трупного окоченения. Это был цвет фарша из перемолотых костей и хрящей в далеком пищевом мануфакторуме. Глаза трупа были странного кроваво-красного цвета, в их глубине теплились зеленоватые огоньки. Тело шевельнулось, и из его ноздрей и краешка рта потекли струйки гноя.

Покойник издавал сипящие и хрипящие звуки, не потому, что дышал, а из-за того, что его движения сдавливали легкие, а те, в свою очередь, выталкивали скопившуюся мокроту.

Но сильнее всего ощущался запах. Казалось, каждый ложный выдох извергал изнутри смрад гниющего организма, гноя, слизи и разлагающихся внутренностей. От поднявшейся вони сворачивало живот и болело сердце, и у меня не было под рукой противогаза. Один лишь запах парализовал меня на мгновение, потребовавшееся мертвецу, чтобы подняться с койки и схватить меня. Говорят, ногти продолжают расти после смерти, и труп глубоко впился ими мне в кожу. Я вскрикнул от боли и ответил так, как когда-то давно научился на Велиале.

Я пнул меж ног. Движения мертвеца были медлительными и неуклюжими, и он даже не попытался увернуться. Впрочем, удар ничего не дал. Труп не чувствовал боли. Я размазал его яички в желе, однако никакой реакции не последовало. Он притягивал меня все ближе и ближе к своему вонючему рту, к оскаленным зубам, готовым впиться в меня. На лице трупа застыл тотальный, всепожирающий голод.

Я провел руки внутрь его хватки, так что мои предплечья оказались между его локтей. Он был силен, но своим движением я разорвал его хватку и откинул руки в стороны, пусть и ценой оставленных под его ногтями кусочков кожи. Я сорвал лежавшую на койке простыню, набросил ее на голову мертвеца и бросился бежать. Нет никакого смысла стоять и драться с существом, не испытывающим боли, особенно когда из-под покрывал начали подниматься и другие трупы, набрасываясь на живых.

Их было с десяток, но среди коек, забитых больными, умирающими и погруженными в лихорадочные сны, они вызвали панику, непропорциональную своему количеству. Многим происходящее могло казаться очередной гранью их кошмаров, покуда они не гибли от зубов ходячего мертвеца, впивавшихся им в яремную вену.

Нужно найти оружие, любое оружие. Я заметил валявшегося адепта-медика, на груди которого сидел труп, грызя горло и вырывая внутренности окровавленными пальцами. На стоявшей рядом тележке лежали медицинские инструменты, включая хирургическую цепную пилу.

Чтоб взять ее, требовалось приблизиться к пирующему мертвецу. Убедив себя, что он слишком занят, я бросился вперед. Мое движение отвлекло покойника от еды. Он поднял на меня красные глаза, и внутри них я увидел сеточку крошечных лопнувших капилляров. По его щекам катились кровавые слезы, а из носа и по подбородку текла струйка, напоминающая след демона-слизня. Существо с шипением извергло из себя смрадный воздух. Вокруг него заклубились мухи. Они взялись как будто из ниоткуда, а скорее всего, расплодились в мертвой плоти.

Я схватил цепную пилу. Мне не удалось сразу же отыскать руну активации, поэтому я просто ударил ею, погрузив зазубренные зубья в лоб мертвеца. Они впились очень глубоко, расплескав кусочки мозга и внутренней жидкости, но мертвец продолжал идти, протягивая ко мне руки.

Наконец я нашел на рукоятке руну активации и выпалил основной технический кант, вызубренный наизусть во время службы на «Гибельном клинке» много лет назад. Благословение Императора, инструмент взревел, оживая, и во все стороны полетели брызги крови и осколки кости.

Я надавил сильнее, и лезвие пробило череп, разрезав голову надвое до хребта. Затем у основания позвоночного столба я рванул инструмент на себя и выдернул наружу. Мертвец рухнул на пол, словно кукла с обрезанными ниточками.

Я облегченно вздохнул. Мне удалось найти работающее оружие, а также способ убивать этих существ. Это было лучшее, на что я мог надеяться в текущих обстоятельствах. Я бросил взгляд на медика, но тот, скорее всего, был уже мертв, его кожа начала приобретать странный серовато-зеленый оттенок. Теперь он чем-то походил на убившего его покойника.

Вдруг меня осенило. В этот раз из мертвых восставали не зараженные еретики, а наши люди. Неужели болезнь снова мутировала, найдя способ передаваться незаряженным живым и оставаться в спячке до их смерти? Если так, болезнь становилась сильнее и опаснее.

Почему сейчас? Почему они начали воскресать одновременно? Возможно, мертвецов заставлял подниматься и нападать на людей какой-то темный ритуал? Я склонялся к мысли, что, вероятнее всего, никогда не узнаю причину да, на самом деле, и не хочу знать, и огляделся по сторонам, чтобы оценить обстановку.

Кучка ходячих мертвецов оттесняла сестру-госпитальерку к двери. Женщина пыталась держать их на расстоянии, размахивая перед собой хирургическим инструментом, но они не обращали на него внимания. Я приблизился к ним сзади и, будто дровосек, рубящий деревья, принялся сносить им головы и конечности. Тактика моя была грубой, однако действенной.

Те, кому я отрубал головы, падали сразу, а остальные продолжали наступать, покуда я не обезглавливал и их. Закончив, я повернулся к женщине. Та просто смотрела на меня. Вряд ли я представлял сейчас привлекательное зрелище — с ног до головы заляпанный кровью рослый мужчина в грязном халате и цепной пилой в руке. Но, принимая во внимание обстоятельства, она среагировала вполне неплохо.

— Спасибо, — поблагодарила сестра.

Она была стройной и темноволосой и обладала спокойной красотой, которая наверняка возбудила бы во мне интерес, будь мы сейчас в несколько иной обстановке.

Вокруг поднималось все больше и больше мертвецов, но не все они вставали из-под белых простыней. Ко мне ковылял адепт-медик, цепной пилой которого я орудовал, словно намереваясь вернуть свой инструмент. Его движения тормозили обмотавшиеся вокруг ноги кишки, оставлявшие за собой склизкие лужи. А следом шли новые мертвецы, с вытянутыми перед собой руками, текущими по лицам кровавыми слезами и горящим в глазах необузданным голодом.

Болезнь определенно мутировала. Мертвые восставали намного быстрее, а болезнь, по всей видимости, передавалась от мертвых живым в момент смерти.

— Нужно идти, — повернувшись к женщине, сказал я.

Дважды ей повторять не пришлось. Мы бросились к лифту, но оказалось, что его уже кто-то использовал. Я понял это по зажигающимся цифрам, постепенно приближавшимся к нашему этажу. Новые ходячие мертвецы, обреченно подумал я. Кто еще это мог быть? Тут, в госпитале, в этот момент, это казалось наиболее вероятным объяснением.

Стоит подождать и попытаться расчистить лифт цепной пилой или прорываться к ступеням? Пока я размышлял, лифт достиг нашего этажа, и двери открылись. Я поднял пилу, но понял, что уставился в ствол снайперской винтовки.

— Типично, — произнес Антон. — Мы пришли за твоей задницей, а ты уже собираешься нам головы сносить.

— Так я значительно бы повысил твой интеллект, — не остался в долгу я.

— И сразу остроты. Ни тебе «привет», «рад вас видеть», «спасибо, что рисковали ради меня жизнями».

— Рад вас видеть, — искренне сказал я.

— Давайте отложим сентиментальности на потом, — оборвал нас Иван. — У нас хватает и других проблем.

Снайперская винтовка рявкнула. Один из ходячих трупов упал, его голова разлетелась кусочками плоти и мозгов. Впрочем, остальных это не остановило.

Я торопливо затолкал сестру в лифт, пока Антон с Иваном отстреливались у меня над плечом.

— Вряд ли вы догадались захватить мой дробовик, — сказал я.

Дверь закрылась, отрубив руку мертвеца, пытавшегося пропихнуться внутрь. Та продолжала ползти на пальцах, словно огромный паук, покуда Антон не раздавил ее тяжелым ботинком. Затем он тряхнул плечом, и висевшая на нем сумка с металлическим стуком упала на пол лифта, который уже начал спускаться.

— Это то, что я думаю?

— Думал, ты будешь скучать по любимой игрушке. Еще я принес к ней патроны.

— Спасибо, — поблагодарил я его.

В сумке оказался не только дробовик. Еще там были форма и пара тактических ботинок.

— Смотрю, вы хорошо подготовились, — сказал я.

— Когда начали поступать доклады, мы подумали, что лучше собраться, — сказал Иван.

— Доклады? — переспросил я.

— Восстание. Целый город как будто охватил мятеж. Только все не так просто.

— А когда бывало просто? — философски заметил я, сбросив халат и принявшись натягивать на себя форму.

— Восстают не жители, а мертвецы. Они разом воскресли и отправились из моргов на кутеж смерти, а те, кого они убивали, присоединялись к ним, так что вскоре здесь началась настоящая кровавая вечеринка.

Я вспомнил увиденное в палате. Госпиталь стал одним из последних мест, которые затронуло происходящее. Неудивительно, ведь он был защищен от болезней.

Антон решил присоединиться к объяснениям, возможно, потому, что сестра уделяла Ивану слишком пристальное внимание.

— А потом, ну кто бы мог подумать, еретики решили атаковать. Мощное наступление, миллионы солдат, живых и мертвых, дошли до городских стен, и кто-то открыл им ворота.

Я натянул ботинки.

— Похоже на чей-то план, — заметил я. — Может, генерала Рихтера?

— От тебя прямо ничего не утаишь, да, Лев? — спросил Антон.

— Однако он прав, — произнес Иван. — Все слишком синхронизировано, чтобы быть случайностью.

— Но тогда вам следовало быть сейчас в космическом порту.

Иван отвел глаза. Антон уставился в потолок, насвистывая мелодию. Лифт продолжал спускаться. Я надел шлем, а затем противогаз.

— Мы отдыхали, когда нам приказали отступать и в течение часа взойти на корабли.

— И как давно это было? — спросил я, заряжая дробовик.

Как приятно снова вставлять в него патроны.

— С полчаса назад.

— Так вы говорите, что покинули пост, чтобы вернуться за мной?

— В твоих устах наша затея не кажется такой уж хорошей, — сказал Антон. — Может, не стоило и вовсе приходить.

— Нам и так бы пришлось ждать погрузки на шаттл, — добавил Иван. — А тут намного веселее.

Казалось, их обоих не особо заботило то, что они могли не успеть в космический порт и спастись от стремительного скатывания Нифльгарда в чумное безумие. За это я был перед ними обоими в неоплатном долгу и попытался подобрать нужные слова, чтобы выразить свои чувства.

— Вы идиоты, — наконец сказал я.

— Не за что, — ответил Иван.

Двери открылись снова. По приемной бродили мертвецы. Некоторые из них пожирали других. Другие бились между собой. Однако, когда они почуяли свежее мясо, их горящие красные глаза разом уставились на нас.

Я шагнул вперед, перезарядил дробовик и нажал на спусковой крючок.

Глава 11

По своему опыту могу сказать, что ничто не расчищает приемную госпиталя лучше, нежели выстрел из обреза. Шквал дроби прошил ходячих мертвецов, разрубив нескольким из них позвоночники так, что те упали и уже не поднялись. Куда больше трупов сбило с ног. Когда они встали, в их телах зияли огромные дыры. Конечности некоторых свисали на тонких лоскутах кожи.

Антон открыл огонь из снайперской винтовки. Он стрелял более метко, чем я, и с гораздо большим эффектом. Каждый выстрел попадал мертвецу в голову. Тем временем Ивану захотелось опробовать мою цепную пилу, и я не нашел причин отказать ему. Сестра держалась у нас за спинами, пока мы с боем прорывались из здания.

Улица ничем не отличалась от залов госпиталя, разве что масштабами. Повсюду были трупы, многие из них двигались, некоторые по-прежнему сжимали оружие, и все они выглядели враждебными и голодными. Их ноздри задергались, а головы повернулись в нашу сторону, как только мы вырвались из дверей, преследуемые бывшими пациентами, врачами и охранниками.

Антон припарковал наземный кабриолет рядом с огромным зданием. Вокруг него уже скопилась куча мертвецов. Я имею в виду настоящих мертвецов, с размозженными головами и разодранными телами. По расположению трупов я смог восстановить путь, которым Антон и Иван попали в госпиталь. Повсюду виднелись лужицы зеленоватой слизи.

Рев двигателей возвестил о появлении десантно-боевых кораблей. Они пролетели у нас над головами, направляясь куда-то в город. Вскоре после этого до нас донесся далекий рокот взрывов. Я понятия не имел, кто и против кого проводит удары с воздуха, однако они только усугубили всеобщую атмосферу хаоса и смятения и обеспечили нам секундное отвлечение, которое позволило продвинуться еще на пару шагов к кабриолету.

На нас надвигалось все больше и больше ходячих мертвецов. Я кинулся к машине и запрыгнул внутрь, прочие старались не отставать. Вдруг я услышал вопль и, оглянувшись, увидел, что сестра-госпитальерка оступилась и орда яростных мертвецов тут же набросилась на нее. По тому, как внезапно оборвались ее крики, я понял, что она к нам не присоединится.

Я активировал машину, и двигатели, оживая, взревели. Я направил ее прямо на толпу мертвецов перед нами. Они бросались прямо на автомобиль. Большинство из них отлетали в стороны, однако одному удалось зацепиться за капот, и он принялся карабкаться к салону. Иван встал на кресло и рубанул цепной пилой. В наших обстоятельствах это была не самая удачная мысль. Брызнувшая кровь заляпала лобовое стекло. Несколько капель перелетело через бронестекло и попало на нас. Я включил «дворники» и высунулся наружу, пытаясь хоть что-то разглядеть. Это едва не стоило мне жизни.

Передо мной стоял мертвец. Я нырнул обратно как раз вовремя, чтобы не столкнуться с ним. Скорее всего, сила удара сломала бы мне шею. Теперь я глядел сквозь щели, которые «дворникам» удалось очистить от крови. Бросив взгляд на зеркало заднего вида, я увидел, что к нам на багажник кто-то лезет. Это была верхняя половина трупа, угодившая под автомобиль. Он лишился бедер и ног, однако руки его по-прежнему работали.

— Антон, сзади! — крикнул я.

Он обернулся и, привстав на заднем кресле, прицелился и выстрелил. Труп отбросило на дорогу. Мы наехали на преграду, вероятнее всего очередное тело, и Антон качнулся вперед, едва не выпустив из рук винтовку.

— Можно осторожнее, Лев? Ты же не «Гибельный клинок» ведешь! — крикнул он.

Что-то с мостика над нами упало прямо в салон. С булькающим звуком оно потянулось ко мне и, вцепившись в руки, резко дернуло руль влево. Автомобиль ушел в сторону, понесшись по тротуару прямо в стену.

В салоне Иван не имел возможности воспользоваться цепной пилой, чтобы не попасть при этом в одного из нас. Здесь даже не было места, чтоб хорошенько размахнуться, поэтому Иван выбросил инструмент из автомобиля, и тот, разрубая воздух позади нас, обезглавил женщину и погрузился в грудь огромного мужчины, ковылявшего следом.

Иван схватил мертвеца сзади и оттащил от меня. Бионические системы его конечности взвыли, когда он принялся бороться с трупом. Тот попытался укусить его, но сломал зубы о пласталевую руку. Иван поймал конечность мертвеца и дернул на себя. Та вышла из плеча с мерзким всасывающим и лопающимся звуком и, начав дергаться, словно змея, ухватилась за руль.

Каким-то образом Ивану удалось выбросить оставшуюся часть монстра из машины в толпу ходячих мертвецов. Тем временем рука крепко сомкнула пальцы на руле и не пускала его. Я рванул руль вправо, как раз вовремя, чтобы не дать нам врезаться в стену, и тем самым направил машину прямо в люмен-столб. Я продолжал крутить руль, пока машина, завизжав огромными баллонными шинами, не ушла в занос.

Чудом мы миновали люмен-столб, хоть и ободрали краску вдоль борта. Нас крутило, пока машина постепенно не остановилась. Не самое подходящее место. Мы оказались лицом в направлении, откуда приехали, так что наш капот целился в приближавшуюся орду трупов.

— Отлично, Лев, — язвительно заметил Антон. — Может, дашь порулить мне?

— Заткнись и стреляй! — ответил я и провел разворот в три этапа, едва не врезавшись в стену и раздавив еще парочку мертвых тел. — Сколько до финальной погрузки? — крикнул я.

— Около двадцати минут, так что жми на газ.

Он не шутил. Времени почти не оставалось. Я вновь выехал на дорогу и дал газу, молясь Императору, чтобы очередные мертвецы не решили поупражняться в акробатике.

Мы доехали до съезда на автостраду. Прямо у нас над головами в стену звездоскреба врезался огромный самолет. Кто знает, что там случилось, — может, пилот умер от болезни или кому-то из мертвецов удалось добраться до пульта управления.

Гоня на полной скорости, я видел проносившиеся под дорогой улицы. Везде мертвецы сражались с живыми. Некоторые из солдат в форме местного ополчения все еще держались. Когда еретики войдут в город, их ждет незавидная участь. И нас тоже, если мы еще будем здесь.

В лицо бил холодный ветер, но противогаз задерживал примеси в воздухе. Антон изучал местность в снайперский прицел. Иван сидел рядом со мной, всматриваясь вдаль и выставив бионическую руку из машины, словно мы ехали на отдых.

Впереди показались массивные очертания орбитальных шаттлов, которые размерами и сами не уступали звездоскребам. Нам придется найти себе места на одном из них.

— К какому шаттлу вы приписаны? — спросил я.

— А какая разница? — удивился Антон.

— Я собираюсь ехать прямо к нему, и нам придется выпрыгивать и надеяться, что нас кто-то узнает.

— Мы в форме, — сказал Антон. — В чем проблема?

Я замолчал. Может, он был прав и я зря волновался, но, когда участвуешь во всеобщем отступлении через город, заполненный еретиками и голодными мертвецами, начинаешь беспокоиться о подобных мелочах.

Мы ехали дальше, объезжая по дороге оставленные и попавшие в аварию автомобили, которые бросили догорать. Скорее всего, их водители погибли от болезни. Я увидел впереди контрольно-пропускной пункт, затем посмотрел на часы на приборной панели. Пятнадцать минут.

Люди были в форме местного ополчения, и их оружие было направлено на нас. Меня вдруг охватило желание дать газу и попытаться прорваться, но это была рискованная затея. Они могли расстрелять нас, а сила столкновения — разбить машину.

Я нажал педаль тормоза.

— Куда вы едете?

— Космический порт, — сказал я. — Срочное послание лорду верховному командующему Махариусу.

Они уставились на нас и забрызганную кровью машину, определенно пытаясь понять, что здесь происходит. Однако наша форма и мой властный голос сделали свое дело, и, поколебавшись пару секунд, нас пропустили.

— Повезло им, — произнес Антон. — Я собирался застрелить их, если попытаются нас задержать.

С нашей стороны укоров не последовало. Подозреваю, все мы думали о том же самом. Небо впереди, подобно когтям огромного зверя, прочерчивали инверсионные следы. На моих глазах массивный приземистый шаттл стал возноситься к небесам. Я как будто наблюдал за взлетом звездоскреба.

— Фраккеры улетают без нас, — сказал Антон. Он хотел, чтоб его слова прозвучали как шутка, но в его голосе появились нотки панической писклявости. — Поднажми, Лев. Дай газу.

Я уже ускорялся, разгоняя машину до предела. Путь был относительно чистым, почти без свидетельств болезни и ходячих мертвецов. Руки на руле стали липкими. Я начал думать, что мы можем не успеть, что застрянем в обезумевшем городе перед лицом наступающей вражеской армии, отрезанные от своих. Едва ли еретики проявят дружелюбие к иномирянам. Меня не покидала уверенность, что они найдут для нас особенно скверное применение в своих отвратительных ритуалах.

В воздухе витало странное чувство, зловещее ожидание, что нависло над обреченным городом. Ветер разносил его через загрязненные тучи. Оно ощущалось в вибрации огромных шестерней, крутившихся на стенах зведоскребов. Дымовые башни выдыхали его с клубами выбросов. Лишь спустя какое-то время я понял, что это такое.

Это было чувство поражения, чувство того, что нам нанесли удар, после которого мы уже не оправимся. Впервые с тех пор, как мы последовали за Махариусом по этой длинной пламенной дороге меж звезд, казалось, что надежды на победу больше нет. Нам оставалось лишь бежать, поджав хвосты, будто побитым псам, оставив генералу-изменнику Рихтеру планету со всеми ее важными промышленными мощностями.

Я смотрел, как мимо проносится дорога, и пытался понять новое ощущение. За все те прошедшие годы я никогда по-настоящему с ним не сталкивался, даже когда нас окружили орды Ангела Огня на Карске. Там имперским войскам на планете нанесли предательский удар в спину, однако даже тогда я не сомневался, что Империум придет во всей своей мощью и мы одержим победу, пусть даже я сам не доживу, чтобы ее увидеть. Теперь мне так не казалось. Мы зашли слишком далеко и утратили слишком многое, возможно, даже чувство важности нашей миссии.

Я попытался убедить себя, что просто отхожу после болезни, что пока слишком слаб, что это просто общая усталость организма сказывается на разуме, но понимал, что проблема кроется глубже. Я чувствовал, что мы проиграли войну и, скорее всего, нам даже не удастся выбраться с поверхности этого зачумленного мира.

Естественно, я не стал делиться своими мыслями с Антоном и Иваном. Мне не нужно было. По их понурым лицам я видел, что им происходящее рисовалось в том же цвете.

Мы подъехали к воротам в космический порт. Еще издалека я увидел, что на земле по-прежнему оставались десятки шаттлов. Люди всходили на борт, а машины поднимались по рампам. Я увидел, как солдаты взмахами рук направляли пару потрепанных «Леманов Руссов». Еще несколько стояли вдоль периметра, направив орудия наружу. Интересно, хватит ли им снарядов, чтобы устранить надвигающуюся угрозу?

Наконец я достиг ворот. Нервничавшие бойцы в гроссландской форме тут же взяли нас на прицел. Их вспотевшие лица побелели от страха. Гроссландцы знали о времени эвакуации не хуже нашего — а им все еще не отдали приказ об отступлении. Так же, как и мы, они задавались вопросом, спасутся ли с этой планеты. Они выглядели именно так, как и должны выглядеть солдаты, которые знают, что их путь отступления стремительно сужается и к ним вот-вот нагрянет смерть. К их чести, они не бросили свой пост.

Я назвал свои имя, звание и полк. Антон выкрикнул пароль дня. Их офицер смерил нас подозрительным взглядом. Я точно знал, о чем он думает. Вряд ли трое оборванных, с ног до головы залитых кровью еретиков прикатили бы под окончание посадки с такой невероятной историей, как наша.

За минуту, потребовавшуюся им для обсуждения, в небо поднялось еще три больших корабля, оставляя за собой клубы густого тумана, когда они стряхивали оковы гравитации и покидали разворачивавшееся внизу сражение. Наконец, спустя целую вечность, которая на самом деле была несколькими минутами, офицер махнул, чтобы мы проезжали.

Осторожно объезжая поток машин, я двинулся в сторону большого шаттла с львиным символом Махариуса. Конечно, он еще был здесь. Корабль лорда верховного командующего не взлетит до тех пор, пока на поверхности будет оставаться хотя бы один гвардеец. По крайней мере, если положение не станет и впрямь отчаянным.

С края поля послышались звуки стрельбы, а затем раздался гулкий взрыв. Я оглянулся направо и увидел валящий из башен густой дым, а затем — орду вражеских бронетранспортеров, хлынувших сквозь брешь на космическое поле. Похоже, война добралась и сюда.

Солдаты тут же бросились на перехват еретикам, прежде чем те успели бы достигнуть кораблей. Это был акт отчаяния. Бойцы знали, что если враги доберутся до звездолетов, то никто из нас уже не улетит.

Я посмотрел на Ивана. На его лице читался стыд. Антон также предпочел не замечать моего взгляда. Никто не захотел присоединяться к бою, поэтому я направил машину к «Львиной гордости» и вжал газ.

Над нами, подобно башне из керамита и пластали, вырисовывался огромный корабль, отдыхавший на больших стабилизационных опорах. Большинство противовзрывных дверей уже было закрыто. Оставшиеся рампы охраняли люди в зеленой форме. С визгом тормозов я остановил машину и, выпрыгнув наружу, уверенной походкой направился в сторону шаттла. Солдаты направили на меня лазганы. Я отдал честь ближайшему офицеру.

— Сержант Лемюэль, сэр, — произнес я. — К службе готов.

Антон с Иваном замерли позади меня и тоже представились.

Офицер только покачал головой и махнул, чтобы мы поскорее поднимались на борт.

— Мы закрываемся и отбываем через три минуты, — сказал он и, оглянувшись в сторону разворачивавшегося боя, добавил: — Может, даже раньше.

Рампа прогибалась под моим весом, пока я поднимался наверх. Уже на самом верху я остановился и оглянулся. Еретики прорвали периметр космического порта. Крайние шаттлы горели. Снаряды «Василисков» рвали усиленный керамит. Одному из кораблей пробило древние напорные каналы, и на его бортах плясали молнии. На бетонной площадке валялись обугленные почерневшие тела. Повсюду клубились облака дыма и газа. Я вошел в корабль. Звездоход что-то крикнул и махнул рукой, направляя нас к нашим местам. Я пристегнулся, зная, что нас ждет аварийный взлет.

Глава 12

Я пристегнулся к противоперегрузочной кровати, вспоминая все предыдущие разы, когда так делал. Обычно это была не более чем мера предосторожности, однако, принимая во внимание артобстрел, над нами нависла вполне реальная угроза аварийного взлета. Едва эта мысль посетила мою голову, корабль содрогнулся. Отсек наполнился звоном, похожим на колокольный, как будто по шаттлу ударили огромным молотом.

— Плохо дело, — только и сказал Антон.

Бегавшие вокруг нас члены команды попадали на колени, бормоча технические заклятия и молитвы запуска. Загорелось красное освещение. Взревел сигнальный рожок. Затем раздался еще один удар, за которым на сей раз последовал взрыв. Происходящее совершенно не походило на привычную предпусковую рутину.

— Мы не опоздали, — сказал Иван. В его механическом голосе не ощущалось никаких эмоций. По крайней мере, говорил он спокойно.

— Мы убираемся отсюда как раз вовремя, — добавил Антон и тяжело сглотнул. Затем он украдкой огляделся по сторонам, как будто вдруг поняв, что сказанное им только что очень походило на трусость.

В другой раз я не преминул бы воспользоваться возможностью отпустить колкость в его адрес, однако сейчас решил промолчать. Слишком уж сильно слова Антона отражали мои собственные мысли. Корабль тряхнуло, и на секунду я подумал, что нам конец, но это всего лишь включились двигатели. Судя по вибрации, шаттл уже оторвался от поверхности планеты, поднимаясь все выше и выше в воздух. Я лежал неподвижно, вслушиваясь в звуки, которые могли бы подсказать мне, что что-то не так.

— Если тот последний снаряд пробил корпус, из корабля может вытечь весь воздух, — нервно произнес Антон.

— Переборки закроются, и этого не случится, — сказал Иван.

— Но не в пробитых секциях. Если в корпусе дыра, нас засосет в космос, пускай даже остальной корабль останется загерметизированным.

— Нас не засосет, — уверил его я. — Мы пристегнуты к кроватям.

— Тогда мы задохнемся и замерзнем. Помните, что случилось на «Трамонтане», когда взорвалась та стена?

Как я мог забыть? Тела, которые мы там обнаружили, замерзли до такой степени, что походили на кубики льда. От каждого случайного столкновения от них откалывались целые куски.

— Насколько я вижу, ничего пока не произошло, — произнес Иван, — поэтому отчего бы тебе не заткнуться и волноваться об этом тогда, когда оно случится?

— Потому что тогда я уже не смогу волноваться, — ответил Антон. — Я же буду мертв.

— Тогда в чем проблема?

— Что это за звук? — нервно встрепенувшись, сказал Антон.

На нас опустилась тишина, подсказавшая, что шаттл вышел за пределы атмосферы. Я расстегнул ремень и встал, после чего вышел из отсека аварийного запуска и выглянул в крошечный иллюминатор. Я увидел, как под нами огромный щит планеты скрывает нижнюю часть неба. Над ржавыми пустынями и зловеще-серыми морями слизи клубились зеленовато-красные облака. Возможно, это было лишь игрой воображения, однако могу поклясться, что я заметил маленькие огоньки от мощнейших взрывов, достаточно больших, чтобы их можно было увидеть из космоса.

Невзирая на тишину, шаттл продолжал ускоряться. Огромная полусфера съежилась до размеров шара. Теперь стали видны очертания континентов. Я чувствовал себя невыразимо уставшим. Я бросил взгляд на настенный хроно, все еще настроенный на местное время. Час назад я еще лежал среди больных и раненых в госпитале. А теперь наблюдал за тем, как подо мной исчезает планета. Все это походило на сон.

Рядом со мной встали Антон и Иван.

— Мы проиграли, — сказал Иван. Его голос не выражал ровным счетом никаких чувств.

Антон вздохнул. Ему бы и хотелось опровергнуть заявление товарища, но он не мог.

— Мы вернемся, — сказал я. Но мои слова прозвучали недостаточно убедительно даже для меня самого.

Махариус выглядел утомленным. Я, в отличие от многих других, видел это. Я знал его долгое время, я охранял его в сотне миров. Для меня его состояние стало очевидным сразу, едва я вернулся к своим обязанностям телохранителя.

Теперь он чем-то походил на старика, которым на самом деле и был. И не из-за своего тела: благодаря омолаживающим операциям Махариус по-прежнему выглядел худощавым, высоким и атлетическим, мускулистым, будто бог-воин. Его волосы оставались такими же золотистыми. Глаза так же сияли. Когда Махариус шагал по комнате, в нем все так же ощущалась электрическая целеустремленность, что и три десятилетия назад на Карске.

Возможно, дело было в плечах. Они более не были уверенно расправленными. Еще он стал немного сутулиться, а его голова все чаще клонилась вниз.

Хватка, которой он стиснул мое плечо, оставалась такой же крепкой, что и всегда, а в том, как провел меня через комнату, чувствовалась такая же решимость, что прежде. Может, вокруг его глаз и на руках появились новые морщинки. И еще несколько, почти незаметных новых шрамов. Раны на нем всегда заживали быстро. В этом ему очень повезло.

— Ты поправился, Лемюэль, — произнес Махариус. Его голос оставался убедительным, но он как будто утратил былую уверенность.

Возможно, у меня разыгралось воображение, а также сказывалась общая подавленность.

— Да, сэр, — ответил я.

— Я рад, что ты вернулся, — сказал Махариус. Он казался искренне обрадованным. Лорд верховный командующий говорил эти слова не потому, что их от него ожидали. Он покорил целые секторы галактики для Империума. Он мог говорить все, что захочет и кому захочет.

Я огляделся. Зал казался странно знакомым, наполненным мебелью, которую я видел прежде много раз, напоминаниями о десятках кампаний, а также боевыми знаменами сотни побежденных противников. Украшенный рунами цепной меч, взятый Махариусом на Сильвермаунте, шлем Амира Пештарского, увенчанный звездой Пеша, который сто поколений передавался по наследству от одного правителя планеты к другому. Стол, вырезанный из кончика бивня левиафана, на котором стояла регицидная доска из калского резонирующего дерева. Цвет фигур изменялся в зависимости от настроения игрока, когда тот прикасался к доске.

Махариус посмотрел на меня снова и произнес:

— Хотел поблагодарить тебя за то, что ты спас мою жизнь на Локи. Я бы наградил тебя снова, но у тебя и так достаточно медалей.

Еще одна не помешала бы, подумал я, однако ничего не сказал. Махариус явно был не в настроении для раздачи наград, даже за спасение своей жизни. Он был как-то по-особому мрачен, чего я не замечал в нем прежде. Махариус указал мне на кресло, и тогда я понял, что будет дальше.

За время службы Махариус приобрел привычку говорить с простыми солдатами о ходе кампании. Едва ли это можно было назвать характерной чертой имперского генерала. Таким скорее был стиль правления планетарной знати, среди которой он вырос, поскольку те люди привыкли общаться на разные темы со своей доверенной свитой.

— Расскажи мне о Локи, — сказал он.

Он вонзился в меня взглядом своих удивительных золотистых глаз. Он словно стал само внимание, и вот что я скажу вам — он действительно слушал. Махариус заставлял тебя чувствовать, как будто сейчас его не заботит ничего, кроме твоих слов.

В сложившихся обстоятельствах, перед лицом такой неподдельной искренности я не мог не рассказать ему правду. Пока я говорил, Махариус то и дело сосредоточенно кивал. Он не судил меня, а ждал, что я поведаю ему как на духу как мужчина мужчине, как старому приятелю, с которым говорят открыто. Вот только говорил я один, а он лишь слушал.

Я поведал ему о траншеях и ходячих мертвецах, о странных вещах, которые я видел. Время от времени Махариус о чем-то спрашивал, прося больше деталей или прояснить какой-то момент. Но вопросы всегда были по делу и показывали, что он пристально следит за моим повествованием. Я обнаружил, что говорю ему о странных снах и виденных мною демонах, и впервые заметил, как его глаза немного расширились. На секунду он сжал пальцы и застучал ими по бедру, но резко остановился, как будто осознав, что делает и что тем самым выдает.

Я поведал ему о пробуждении в госпитале, об Анне и Захарии. Я повторил сказанное им настолько точно, насколько мог вспомнить, пускай это и была нелицеприятная критика. Махариус лишь кивал и слушал, а я продолжал говорить, пока не закончил на нашей истории побега.

Только когда я перестал говорить и он поднялся с кресла, я осознал весь ужас того, что натворил. Я в лицо критиковал великого человека, и если даже я лишь повторял чужую критику в его адрес, то для некоторых офицеров это было одним и тем же. Я открыто говорил такое, что из уст человека, поклявшегося защищать и поддерживать закон Императора, для многих звучало бы как ересь.

Я затаил дыхание, как обычно после подобных разговоров, удивляясь, насколько длинным у меня оказался язык и в какие неприятности я мог влезть. И я еще называл Антона дураком!

Я наблюдал за Махариусом, прекрасно осознавая, что прямо сейчас он мог раздумывать над приказом о моей незамедлительной казни. Наконец он посмотрел на меня и сказал:

— Я ценю твою честность, Лемюэль, но ты не должен рассказывать об этом никому, за исключением инквизитора Дрейка и меня самого.

Махариус прошел к регицидной доске, и я увидел, что на ней была расставлена задача. Возможно, он играл сам с собой. В целой армии не нашлось бы человека, способного обыграть его, с этим не справлялся даже инквизитор Дрейк. Его рука зависла над фигурой, и на мгновение он показался мне таким, каким прежде я его никогда не видел, — нерешительным и разозленным.

— Такое чувство, будто мне все ставят палки в колеса, — сказал Махариус. Я промолчал, не зная, разговаривает ли он со мной или сам с собою. Я сидел неподвижно, пытаясь ни о чем не думать и слиться с мебелью. — Словно против меня вновь выступили Темные Силы.

Он бросил на меня взгляд. Не знаю, пытался ли он предугадать мой ответ, или ждал, чтобы я что-то сказал. Но я по-прежнему хранил молчание.

— На Локи что-то есть, — продолжил Махариус. — Что-то древнее, темное и злое. Что-то, исподтишка нашептывающее Рихтеру.

Он выплюнул имя Рихтера с презрением. Я понимал его. Он говорил о бывшем друге и ученике, который не только предал, но и одолел его в битве, а Махариус не привык к поражениям. Он подошел к иллюминатору и посмотрел на все еще вращавшийся внизу мир. Вдалеке я увидел имперские корабли, перестреливающиеся с планетарной обороной. Черноту космоса то и дело озаряли сполохи их орудий.

Махариус посмотрел на лежащий под нами мир так, словно тот был игровой доской. Он изучал его с яростной пристальностью, как противника, с которым намеревался сойтись в ожесточенном смертельном бою. Я проследил за его взглядом, когда тот переметнулся на луны, будто отказываясь признавать значимость мира, в котором его победили.

— Теперь я оценил Рихтера, — промолвил Махариус. — Теперь я оценил мир. Я вернусь и на этот раз одержу победу.

В его голос возвратилась та властность, которая очаровывала целые армии. Но в нем чего-то недоставало, подумал я, — некоей нотки внутренней уверенности, что придавала бы ему ту старую магию и смогла бы убедить меня в его неуязвимости. В тот момент мне казалось, будто Махариус пытался убедить сам себя.

— Ты уверен? — спросил Махариус инквизитора Дрейка, когда тот принес новости.

Я не сводил глаз с точки над его плечом. Я видел дюжину своих отражений в зеркальных визорах телохранителей — штурмовиков инквизитора. Видел я в них и Махариуса и не сомневался, что он осознает, что я стою за его спиной. Это было привилегированное место, и даровали его лишь самым доверенным бойцам.

Инквизитор смерил генерала долгим тяжелым взглядом. Он был из тех людей, что не привыкли к подобным вопросам даже от наиболее могущественного человека в Империуме. Его обычный безукоризненный самоконтроль испытывали на прочность. Зная Махариуса, его вопрос мог быть вполне осознанным, хотя я не мог сказать наверняка — обстоятельства были слишком необычными. Наконец Дрейк кивнул:

— Уверен. Я получил подтверждения из многочисленных источников. Три твоих самых высокопоставленных генерала уже на Ахероне. Когда прибудут остальные, лишь вопрос времени и превратностей межзвездных путешествий.

Впервые я увидел на искаженном отражении лица Махариуса чистую, беспримесную ярость. Его кулак сжался, раздавив металлический кубок. По пальцам полилось вино. К генералу тут же кинулся слуга, но жестом, которым обычно отгоняют мух, Махариус велел ему не подходить. Он встал с трона и спустился по ступеням, пока не оказался прямо перед Дрейком. Оба они были примерно одинакового роста, но каким-то образом Махариус заставлял инквизитора казаться ниже его.

— Зачем им это? Они ведь знают, что у них ничего не выйдет.

— В самом деле? — Голос Дрейка был ровным, спокойным и лишенным эмоций. Он не боялся Махариуса, хотя в этот момент весь гнев лорда верховного командующего был нацелен на него одного.

— Они плели интриги у меня за спиной. Они сговорились сместить меня. Они… — На секунду он замолчал, словно не мог выдавить из себя больше ни слова. — Если бросишься туда сломя голову, то узнаешь, что собрание организовал кардинал Септим. К тебе отправили послание, однако вестник так и не добрался до тебя…

— Они впрямь считают меня настолько глупым?

— У них найдутся нужные документы и неопровержимые свидетельства, что послание было отправлено, и в том, что ты не узнал о встрече, вины кардинала нет. И что ты станешь делать? Назовешь его лжецом? Казнишь представителя верховных лордов Терры?

— Я мог бы.

— А это уже глупо. Так ты просто дашь врагам то, чего они хотят. Это докажет, что ты считаешь себя выше представителей Императора, что ты планируешь основать собственное царство на окраине Империума, что все, о чем шептались про тебя, — правда.

— Мне не по душе твой тон, инквизитор.

— По душе или нет, я лишь делаю то, что делал всегда, — говорю тебе правду, пусть ее не всегда приятно слышать.

Махариус замолчал, а затем неожиданно улыбнулся и от этого вновь стал похожим на себя прежнего. Он понимал, что Дрейк на самом деле ему не враг, а люди, на которых он гневается, находятся далеко и, скорее всего, там и останутся.

— Значит, это действительно случилось, — произнес Махариус. — Они наконец-то нашли храбрость выступить против меня.

Дрейк пожал плечами:

— Мы знали, что рано или поздно этот день придет. Ты нажил слишком много врагов, взъерошил слишком много перышек. Слишком много людей жаждут разделить твою славу.

— Рихтера нужно победить. Он должен послужить примером будущим мятежникам.

— Тебе важнее одолеть одного незначительного противника во всеми забытом мирке или остаться командиром Крестового похода?

Махариус пристально посмотрел на инквизитора. Он выглядел так, словно намеревался что-то сказать. Он стиснул кулак и на секунду закрыл глаза, будто молясь Императору. Кто знает, чего он просил, — терпения или же вдохновения.

— Что ты будешь делать с этим вызовом? — спросил Дрейк. Не моргнув глазом, он встретился с взглядом лорда верховного командующего.

Какое-то время Махариус молчал.

— То, что и всегда. Сражаться!

Вот так мы отправились на Ахерон, в бой, выиграть который казалось невозможным. Но этот раз против представителей Империума и тех, кто когда-то были самыми преданными последователями Махариуса.

Глава 13

Небо над Ахероном Прим заполонили суда. Сложно представить, что их могло быть так много, и это заставило меня еще больше осознать размах и мощь Крестового похода. Тут совершенно не чувствовалось того сокрушительного поражения, что мы потерпели на Локи. Тут мы лицезрели подлинное величие Империума.

Ахерон Прим представлял собой большой полупустой город, построенный среди руин древней цивилизации ксеносов в далеком конце Галактики. Старые мрачные башни высились над сверкающими новыми зданиями, возведенными людьми. Из-за этого смешения город походил на доску для регицида с переплетавшимися в его архитекторском плане зонами тьмы и света.

Если главарей заговора против Махариуса и встревожило его внезапное появление, они не подали вида. На краю космического поля нас встречали полки с двух десятков миров. Как только двери шаттла открылись, воины громогласно поприветствовали нас. Махариус воздел руки и помахал собравшейся толпе. Затем повернулся к Дрейку.

— Здесь как минимум двадцать полков Гвардии, которым следует находиться в других местах, — тихим настойчивым тоном произнес он.

Думаю, Махариус мысленно уже проводил расчеты. Он взял с собой только личную гвардию и остатки гроссландцев, эвакуировавшихся с Локи.

Сначала я подумал, что он размышляет над тем, как с этими войсками возвратиться и разбить Рихтера, но, пока Махариус спускался по рампе в этот промозглый древний мир, мне пришла в голову мысль, что его могут волновать иные вопросы. Если дело дойдет до боя, мы окажемся в значительном меньшинстве. Я тут же прогнал эту мысль, продолжая идти по ступеням. Сила притяжения этого мира была несколько выше имперского корабельного стандарта, из-за чего мои руки и ноги казались тяжелее, а самого меня начинала одолевать усталость.

Я окинул взглядом собравшихся внизу офицеров, осознавая, что передо мной стоят те, кто плел заговор по смещению Махариуса. Если они испытывали хоть слабейшее колебание, то не давали ему проявиться на лицах.

Генерал Тарка выглядел представительным в своей гусарской форме. Со скуластого и сурового лица из-под кустистых бровей глядели пронзительные льдисто-синие глаза, тонкий узкий рот под коротко подстриженными усиками был растянут в неискренней улыбке. Он смахнул воображаемую пылинку с кушака парадной формы. Тарка не сумел бы выпрямиться еще сильнее, однако у меня сложилось впечатление, будто он вдруг вытянулся в струнку.

Стоявший возле него генерал Арриан следил за приближением Махариуса блестящими, безумными и фанатичными глазами. Он был из числа тех, кто без тени сомнений продолжал верить в правое дело Крестового похода. Вопрос заключался в том, верил ли он до сих пор в лидера, и ответ, судя по его присутствию здесь, явно был отрицательным.

Над этой парой, подобно звездоскребу над жилым блоком, нависал генерал Кир, настолько высокий, что казался почти мутантом. Его тело обладало совершенными пропорциями, лицо выглядело так, словно его вырубили из цельного гранита, а глаза походили на осколки серого камня.

В его тени, будто желая остаться вне поля зрения, затаился генерал Красс, невысокий мужчина, рост которого не уступал ширине его плеч. За годы, минувшие с нашей последней встречи, он набрал немного жирка на животе и приобрел пару новых подбородков. Его лицо было испещрено оспинами, а от лба до краешка рта тянулся длинный шрам. Было в этом человеке нечто, притягивавшее взгляд, невзирая на его попытки слиться с товарищами, — аура силы, безжалостного разума, говорившая о том, насколько Красс опасен.

Рядом, в окружении почетного караула, ожидала еще одна группа облаченных в рясы посланников, которые представляли великий Администратум Империума. Обе делегации стояли подчеркнуто порознь, словно не имели между собой ничего общего. Приветливо улыбаясь, Махариус направился к ним. Все офицеры решительно отдали честь, на что Махариус ответил с не меньшей церемонностью.

Глава клики Администратума приблизился к Махариусу и склонил голову. Этот жест был неоднозначным и двусмысленным и служил напоминанием о том, что Махариус не имел над ним власти. Глава клики был рослым мужчиной с блестящими черными волосами, начинающими седеть на висках, небольшой окладистой бородой и карими глазами, настолько темными, что они казались почти черными. Вокруг него на высоте плеча парили черепа — знак его положения, символ его власти. И это были не просто черепа, но также хранилища познаний и необычайно мудрые советники.

— Лорд верховный командующий, — богатым раскатистым басом промолвил кардинал, — рад наконец с вами познакомиться.

Махариус смерил его холодным оценивающим взглядом:

— А вы, позвольте узнать?..

— Кардинал Септим, — произнес новоприбывший. — Как я объяснял в своем послании…

— Я не получал от вас никаких посланий, — сказал Махариус, кинув многозначительный взгляд на своих генералов. — Как и от кого-либо еще.

— Однако я предположил, что вы прибыли, поскольку получили мое приглашение. — Кардинал Септим превосходно играл роль человека, угодившего в неловкое положение из-за непредвиденного поворота событий. Не будь он тем, кем был, я бы даже поверил ему.

— Я прибыл, поскольку получил доклады о сборе своих командиров на Ахероне, и мне стало любопытно, что за важные дела могли отвлечь их от исполнения своего долга перед Императором и Крестовым походом.

— Винить следует меня, — произнес кардинал. — Я направил имперский призыв ко всем вашим генералам и вам самим. — Он замолк, а затем с едва уловимой иронией добавил: — Но, по-видимому, некоторые посланники задержались в дороге, как тот, который спешил к вам.

— Значит, это вы призвали меня сюда, — ровным спокойным голосом сказал Махариус. Лишь глупец не распознал бы в его тоне угрозы, а я сомневаюсь, что кардинал, несмотря на его поведение, был глупцом.

— Полагаю, вы по-прежнему подчиняетесь приказаниям Императора и его избранных представителей, — стальным голосом сказал Септим. — Вы — великий герой Империума, лорд верховный командующий.

Он бросил взгляд на парившие вокруг него черепа. На секунду, словно подчинившись неслышимому повелению, они перестали кружиться, и их глазницы обратились на Махариуса. Моя рука незаметно опустилась на дробовик.

— Когда-то они тоже принадлежали героям Империума.

Его слова повисли в воздухе, а затем он спросил:

— Так вы по-прежнему подчиняетесь приказаниям Императора и его представителей?

Над полем сгустилась полнейшая тишина. Все застыли в абсолютной неподвижности, пытаясь расслышать ответ Махариуса. На этот вопрос мог быть только один ответ, который не привел бы к гражданской войне, ради окончания которой Махариус отдал свою жизнь.

Махариус улыбнулся.

— Судя по этим черепам, вы тот, за кого себя выдаете, — заметил он.

— Мой посланник вез документы со всеми требуемыми печатями.

— Мы уже выяснили, что ваш посланник не достиг меня.

— Тогда я могу показать вам верительные грамоты, когда мы вернемся в мой дворец.

— Ваш дворец?

— Я реквизировал для себя и своего персонала подходящее жилье, — ответил кардинал.

— Может, вы окажете такую милость и предъявите мне их лично? — спросил Махариус. Мужчины уставились друг на друга в схватке силы воли. — При первом удобном случае.

— Непременно, — ответил кардинал Септим спустя десять очень долгих ударов сердца. — С превеликой охотой.

Махариус кивнул, как будто не ждал другого ответа, и двинулся дальше, через плотные ряды солдат, так что генералам и имперским посланникам пришлось следовать за ним.

Воздушный корабль повез нас через древний город к подготовленному для Махариуса дворцу. Я наблюдал за тем, как в иллюминаторах проносятся здания, вполуха слушая разговоры командиров. Мимо проплывали звездоскребы, напоминающие высокие эбеновые надгробия. На них без видимой причины вспыхивали и угасали чуждые руны. В небесах над головой плясало черное пламя. В тени этих исполинских ксеноартефактов человеческие дома казались маленькими, хрупкими и недолговечными.

Многие имели незаконченный вид, показывающий, что возводить их начали недавно. Мы собирались превратить Ахерон в столицу нового сектора. Стратегическое расположение на межзвездных путях делало его вполне подходящей кандидатурой. Но теперь я сомневался, что его когда-нибудь достроят.

Внизу раскинулись лагеря генеральских армий. На их границах стояли «Гибельные клинки», «Теневые мечи» и другая имперская бронетехника. Похоже, недостатка в чем-либо они не испытывали, в отличие от нас на Локи. Я припомнил подозрения Махариуса насчет тайного сговора. Сбор генералов доказал, что он не ошибался. Неужели он мог оказаться прав и относительно не доходивших до нас припасов, и нарочно нарушенной цепочки поставок? Он редко заблуждался в подобных вопросах.

— Ты не можешь предполагать, что они верны, лишь потому, что их тут нет, — говорил Дрейк. Его голос был тихим, настоятельным и направленным прямо в уши Махариусу. — Как говорил Септим, они могли просто не получить послание.

— Либо они залегли на дно, боясь выдать себя до тех пор, пока не поймут, что происходит.

— В равной мере ты не можешь предполагать, что собравшиеся здесь офицеры против тебя, лишь потому, что они тут. Не каждый станет игнорировать прямой призыв Империума.

— Особенно из уст столь амбициозного человека, — с ноткой иронии заметил Махариус. — Расскажи мне, что тебе известно об этом Септиме.

— Что можно знать о человеке вроде него?

— Уверен, ты сможешь поведать больше, чем просто слухи. Полагаю, твоя агентурная сеть все время упорно трудилась в этом направлении.

— Он могущественный, волевой, амбициозный человек, — произнес Дрейк.

— Я понял это уже по тому, что он занимает такой пост, — сказал Махариус. — Империум не послал бы к нам глупца.

— Ему не понравилось, что ты вынуждаешь его показывать верительные грамоты.

— А что мне было делать? Верить ему на слово?

— Ты мог быть более дипломатичным.

Махариус лишь пожал плечами:

— Как думаешь, что будет дальше?

— Тебя отправят домой, призовут на Терру, завалят почестями.

— Моя работа не завершена. — Голос Махариуса звучал абсолютно уверенно.

— Кое-кто в Администратуме определенно думает иначе.

— Если меня сместят, Тарку и его людей никто не сможет удержать. Крестовый поход развалится, пока они будут утолять свои амбиции. Дай им десять лет, и они разорвут армию на части, после чего здесь вновь воцарится Схизма.

— Ты не можешь этого знать.

— Я сам отбирал этих людей. Я десятилетиями командовал ими. Поверь мне, я знаю их с тех самых пор, как посрамил каждого из них на поле боя.

— Кто-то может назвать это изъяном в твоих планах, — сказал Дрейк. Он был не из тех, кто боялся выражать свое мнение, хотя кого-нибудь другого за подобные высказывания вполне могли бы казнить. — Кто-то может сказать, что попытка стать незаменимым — свидетельство высокомерия, даже неверности Империуму.

— Кто-то может сказать, инквизитор? А что сказал бы ты?

— Я просто перечисляю аргументы, которые могут использовать против тебя. Септим может представить дело так, будто пытается уладить кризис наследования.

— Чтобы это самое наследование случилось, я должен сначала умереть.

— А ты что, планируешь стать бессмертным?

— Я не планирую умирать в ближайшее время.

— А тебе не приходило в голову, что у других могут быть свои планы на случай твоей смерти?

— Люди занимаются этим с тех пор, как мне исполнилось одиннадцать. А я все еще здесь.

— Ты не вечен. Никто не вечен.

— А ты не думал, инквизитор, что некоторые люди выиграют от возвращения старого Хаоса и новой Схизмы?

— Думал. Вот почему я считаю некоторые твои решения неразумными.

Махариус рассмеялся:

— Эти люди возглавляли армии, покорившие десятки миров. Я заставил их поклясться мне в верности. Они — лучшие генералы Империума для той войны, которую мы ведем. Меня заставили их выбрать не просто тщеславие и мегаломания. Они сами выбрали себя. Из всех людей во всех мирах они — единственные, кто выжил и одержал победу. Они завоевали для Империума больше миров, чем любой человек со времен Императора.

Дрейк кивнул. Махариус определенно был прав.

— Ты мог заменить их. — Инквизитор не собирался сдаваться.

— Людьми, столь же безжалостными, столь же амбициозными, но, возможно, менее компетентными? Нельзя стать имперским генералом, будучи травоядным, инквизитор. Ты не смог бы выжить на полях сражений Схизмы, будучи самой сильной овцой в стаде. Ты выжил потому, что ты волк.

— А теперь твоя стая обратилась против тебя.

— Я понял твою мысль.

— Надеюсь на это.

— Думаешь, мы приближаемся к точке, где я принесу большую пользу для Империума как мертвый герой, нежели как живой генерал? — В голос Махариуса вкралась нотка насмешливого веселья.

— Полагаю, некоторые могут так считать.

— Когда я покончу с Рихтером, они изменят свое мнение. — И вновь в голосе Махариуса появилась эта нотка раздражительной одержимости. Похоже, он убедил себя, что победа над его Немезидой возвратит все обратно на круги своя, восстановит его утраченный престиж, сделает все, как было прежде. Неужели он не видел, что все безвозвратно потеряно?

— Мои люди осмотрели дворец. Насколько они могут судить, он чист. — Это означало, что дворец был настолько безопасен, насколько в принципе представлялось возможным.

— Неизменно рад это слышать, — ответил Махариус.

Я знал, что его люди тоже провели проверку, просто на всякий случай. Скоро ко мне поступят доклады.

Воздушный корабль причалил к дворцу Махариуса.

Мы сопроводили генерала к его пентхаусу, после чего нас отпустили.

Зная, что получили краткую передышку перед тем, как на нас обрушится приливная волна генералов и бюрократов, мы поспешили к своим покоям. Вокруг нас по коридорам с мраморными стенами ходила армия слуг в зеленых ливреях, ведущих себя с заносчивостью древних аристократов. Здесь, по крайней мере, никто пока не сомневался в статусе Махариуса. Они отражали славу лорда верховного командующего и выглядели соответствующе.

— Интересно, чем они заняты в наше отсутствие? — спросил Антон, когда мы миновали очередного высокомерного мальчика-прислужника.

— Дворец сам за собой не присмотрит, — ответил Иван. — У каждого из них есть свои обязанности.

— Да и еда сама себя не съест, а вино не выпьет, пока мы сидим в траншеях и убиваем еретиков, — сказал Антон с такой горечью, какой я прежде от него никогда не слышал.

— Что в тебя вселилось? — спросил я.

В высоком арочном окне за его головой я увидел отражение черного звездоскреба. На его стене горели и угасали пиктоглифы, неся неведомое послание на давно утерянном для человечества языке.

— Ничего, — ответил Антон.

Он поджал губы, так что шрам у него на лбу вдруг показался мне живым, и едва заметно прищурился.

— Ты какой-то злой, — сказал я, пытаясь раздразнить его.

— Я не зол.

— Тогда недовольный.

— Я не недоволен. — От его возражений я лишь сильнее уверился в своей правоте.

— Ему просто не нравится, что не было победного парада, — сказал Иван. — Раньше ведь всегда были победные парады.

— Меня не волнуют эти долбаные парады! — отрезал Антон.

— Тогда отсутствие ликующих толп. Ты соскучился по ним.

— Меня не колышут толпы, ни ликующие, ни освистывающие, ни вообще какие-либо.

— Тогда почему ты так раздражен?

— Это из-за них… — сказал Антон и остановился перед фреской с очередным триумфом Махариуса.

На ней, как и на множестве других, его сопровождали выдающиеся генералы, командовавшие боевыми группами Крестового похода. На фреске были изображены все: Сеян, Тарка, Красс, Арриан, Фабий, Лисандр и Кир. Каждый из них сам по себе мог бы походить на главнокомандующего, если бы не их великий лидер.

— Из-за кого?

— Генералов, знати, политиков, всех больших шишек.

— А что они?

— Да, что они? — спросил Иван. — Они всегда были теми еще фраккерами. Почему ты решил заметить это сегодня?

— Они говорят о смещении Махариуса. Вы слышали Дрейка… Это измена.

— Это было бы изменой, замышляй они дурное против Империума, — сказал я.

— Они замышляют дурное против Махариуса.

Его слова повисли в воздухе. Я огляделся по сторонам, чтобы убедиться, не слушает ли нас кто-либо. Кажется, никто не обращал на нас внимания, однако это ни о чем не говорило. В таком дворце половина слуг вполне могли работать на кого-то еще и доносить о каждом услышанном слове.

— Махариус — это не Империум, — четко выговорил я.

У меня разыгралось воображение, или у одной из прислужниц вдруг слегка расширились глаза? Сомневаюсь, что она понимала велиальский диалект, но кто знает — если кто-то очень хотел внедрить сюда агента, он мог и подыскать того, кто понимал.

— Но что эти фраккеры сами сделали для Империума? — спросил Антон.

— Вели его армии к победам.

— Я говорю о чинушах, которые сидели дома и считали деньги, пока мы воевали и проливали кровь в половине Галактики.

Я промолчал, но смерил его неодобрительным взглядом, который скорее означал, что мы обсудим этот вопрос там, где нас не могут подслушать, а не мое несогласие. Прислужница направилась в другой конец коридора. Я попытался убедить себя, что мне просто показалось.

Глава 14

«Пьяный ратлинг» был новой таверной, притворявшейся старой. Она располагалась в подвале глубиной с бункер, под одним из тех старых и черных зеркальных зведоскребов. Ее стены покрывали фрески, изображающие имперских гвардейцев, одерживавших победы над орками, эльдарами и толпой не менее странных ксеносов, которых мне ранее не приходилось видеть и которые, скорее всего, были плодом бурного воображения автора.

Помещение было битком набито людьми в форме, пьющими грог, пиво и коричневый эль. Сотни солдат сидели за длинными столами, держа в руках кружки и болтая на языках родных миров. Антон, Иван и я ничем от них не отличались. Мы говорили на велиальском улейном диалекте, хотя в последние годы общались на нем все реже и реже. Большинство из гвардейцев Махариуса были родом из его мира или отбирались из других полков, если как-то отличились в Крестовом походе. И все же было приятно иногда поговорить на старом языке, потравить старые шутки и вспомнить мир, который никто из нас не видел вот уже тридцать лет и, скорее всего, не увидит больше никогда. Временами хотелось вспомнить молодость, когда жизнь казалась намного проще.

Мы присели за угловой столик, и официантка принесла нам местное пиво — насыщенно-темный напиток, чуть шипящий на языке, словно в него или в воду, на которой его варили, добавили какие-то химикаты. Я поднял кружку и произнес тост за мануфакторумы шестеренок на Велиале и всех, кто в них горбатился, и Антон с Иваном эхом повторили за мной. Мы плеснули на столик немного выпивки в память обо всех, кто погиб рядом с нами на Локи. Не знаю, откуда появилась эта традиция, но она приобретала все больше смысла. На своем веку мы повидали немало смертей товарищей, и казалось уместным как-то отметить их кончину, пусть и таким незначительным способом.

Я огляделся по сторонам, сквозь клубы дыма палочек лхо и паров сомы. Вокруг меня сидели солдаты. У большинства вид был понурый. Я заметил, что многие украдкой бросают на нас взгляды. Один или двое тыкали в нас пальцем и хихикали. Тогда я не обратил на это внимания. Во время застолий неизменно находится пара-тройка людей, ведущих себя по-идиотски.

— Помните, как мы нашли капрала Гесса, дрыхнувшего под нашей «Старой десяткой»? — говорил Иван. — Вот уж кто умел поспать в любых обстоятельствах.

— Ценный навык для солдата, — ответил я, отпив еще пива.

Оно зашипело на языке. Я заметил, как один парень взглянул на меня, ткнул товарища в бок и рассмеялся. На нем была форма, в изобилии украшенная лампасами. Пуговицы на богато расшитом пальто выглядели так, словно были из чистого золота. Скорее всего, это была просто позолота, однако некоторые солдаты предпочитали носить свое богатство на себе. Так оно легко транспортировалось и бросалось в глаза. Хотя, по моему мнению, тем самым ты только делал себя лакомой мишенью для воров.

— Не настолько ценный, как умение пить, — сказал Антон. — Умение удержать выпитое в себе — талант, достойный уважения.

— Ты говоришь с человеком, который пытался перепить Космического Волка, — сказал Иван.

Вот уж о чем эта парочка никогда не позволит мне забыть.

— Я героически выстоял, — ответил я.

— Я прекрасно помню, как на следующий день ты «геройствовал» в старый шлем.

— Какое неприкрытое искажение фактов, — произнес я.

— Верно, — согласился Иван. — Никакого шлема не было. Там было ведро.

— Вы оба просто завидуете моей молодецкой удали, — сказал я, сделав большой глоток из кружки, — которая вызвала уважение даже у космических десантников.

Я лишь немного преувеличил, ибо их не было на том банкете, где я по своей глупости принял напиток от Ульрика Грозного Клыка из Космических Волков. Я мог вешать им какую угодно лапшу, лишь бы держаться в рамках правдоподобия.

— Как думаете, мы еще когда-то увидим космических десантников? — спросил Антон. Внезапно он вновь стал молодым парнем, готовым покинуть родную планету и встретить легендарных героев Империума.

— Мы встречались с ними уже больше раз, чем другим гвардейцам выпадет за всю жизнь.

— За десять жизней, — поправил меня Иван.

— За тысячу, — добавил Антон, не желая отставать от нас, и стукнул кружкой по столу, чтоб подчеркнуть свои слова.

Часть пива выплеснулась наружу, потекла по столу и закапала на начищенные до блеска сапоги сидящего рядом солдата.

Хотя сказать «высящегося рядом» будет вернее. Он был огромным, размерами почти не уступающим огрину, с широкими моржовыми усами и лысой головой. У него были длинные бакенбарды, краснощекое лицо и крошечные фарфорово-синие глазки, которые слегка безумно глядели на мир. За ним сидели еще один парень и его приятель, что смеялись над нами ранее. Еще дальше расположилась группа солдат в такой же вычурной и расшитой золотыми галунами форме.

— Смотри, что делаешь, — пробасил усатый здоровяк на имперском готике с акцентом.

Антон окинул его взглядом:

— Что ты сказал?

— Я сказал: «Смотри, что делаешь».

Антон взглянул на меня, затем обратно на великана. Невольно я заметил, что его руки не уступают моему бедру, а кулаки величиной с небольшие гроксовые голяшки.

— Можешь повторить? — переспросил Антон, приставив ладонь к уху. — А то не пойму ни слова из-за твоего кретинского акцента.

Естественно, он употребил не эпитет «кретинский», а его велиальский эквивалент, но, хотя сержант и не понял самого слова, он определенно догадался о его смысле.

— Ты мне не нравишься, зеленый мундир, и мне не нравятся твои манеры! — громыхнул его голос, прорвавшись сквозь фоновый гул.

В нашу сторону обернулись головы. Несколько человек ухмыльнулись. Кто-то захрустел костяшками. Людей из полка здоровяка было куда больше, чем из нашего.

— Кому нужны проблемы? — сказал Иван своим обычно ровным и лишенным эмоций голосом. Вида острых металлических зубов оказалось достаточно, чтобы все разом затихли.

— Боитесь, что мы надерем вам зад? — бросил скалившийся парень. — Как те еретики на Локи?

Кинув на него взгляд, я понял, что изнываю от желания разбить ему физиономию.

— Как мило, что ты захватил с собой двадцать друзей, — сказал Антон. — Крысы всегда храбрее стаей.

Смех оборвался, и его лицо вспыхнуло яростной ненавистью. Этот парень был из тех, кто всегда нарывался на неприятности.

— Я тебя не боюсь, — прошипел он.

— Конечно, нет, — ответил Антон. — Поэтому ты привел с собой дуболома, за которого можешь спрятаться, пока треплешь языком.

Это было дельное замечание, после которого конфликт мог погаснуть, если бы Антон не удержался от того, чтобы добавить:

— Он кажется достаточно тупым, чтобы позволять это.

— И не он один, — произнес я.

К несчастью, великан услышал меня.

— Что ты вякнул? — спросил сержант. Судя по его тону, вряд ли он счел мои слова за комплимент.

Вдруг я заметил за его спиной группу приближающихся людей в зеленой форме. Судя по золотистой коже, они были выходцами из родного мира Махариуса. Солдат было не так много, как наших новых друзей, однако чаши весов немного уравнялись.

Я глубоко вдохнул и подумал о том, что вижу. Никто, совсем никто, не лез с нами в драку с тех самых пор, как мы надели зеленые мундиры. Пару раз мы сами ввязывались в потасовку, но всегда без единого признака неуважения к личной гвардии лорда верховного командующего. Теперь все было иначе, и это открыло мне глаза на то, как сильно закатилась звезда Махариуса.

В этот момент великан замахнулся на меня. Удар был внезапным и быстрым и мог бы снести мне голову, не поймай Иван сержанта вовремя за запястье. Сервомоторы в руке Ивана взвыли, когда он остановил кулак, и оба застыли по разные стороны стола, силясь взять верх над соперником. Тогда насмешливый парень решил разбить стакан и попытался порезать меня осколками. Я скатился со скамьи и, вскочив обратно на ноги, увидел, что потасовка мгновенно разгорелась по всему залу. В нее втянулись и золотые галуны, и зеленые мундиры, и все остальные. К тому времени, как хаос достиг другого края таверны, никто уже понятия не имел, кто с кем дрался и почему. Они присоединялись либо чтобы развлечься, либо чтобы на них никто не напал первым.

Иван все еще мерился силами с великаном, его механическая рука могла сравниться с громадной мощью сержанта. Насмешливый парень решил ударить его сзади. Осколки стекла разрезали форму и обнажили под ней пласталь и керамит. Я решил, что увидел достаточно. Я поднял свою кружку и бросил ее в голову Весельчаку. Та полетела через стол, расплескивая по пути пиво, и попала ему прямо меж глаз, заставив рухнуть на пол.

— Хорошее пиво пролил, — горько заметил Антон, после чего вскочил на стол и боднул головой великана, заставив его упасть следом.

— Подумал, ты слишком долго с ним возишься, — бросил он и нырнул в гущу схватки.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним.

Камеры были тесными, темными, сумрачными и под завязку забитыми потрепанного вида людьми. Над головами слабо мерцала единственная люмосфера. Охранники наблюдали за нами сквозь визоры тяжелых шлемов. Пару часов назад они привили мне уважение к себе и к своим дубинкам, когда ворвались в таверну и бросили нас в камеры, чтобы дать остыть.

— Только подумай, — произнес Антон. — Если бы Лев держал себя в руках, мы могли бы до сих пор пить пиво. Он у нас знатный любитель подраться.

— Насколько помню, здоровяка оскорблял не я, — заметил я.

— Типично: пытаешься уйти от ответственности за свои действия. Ума не приложу, как ты вообще дослужился до сержанта? — задался он вопросом.

— В это я могу поверить, — сказал я. — Тебе и впрямь бы умишка не хватает понять.

— Ну а я о чем — не может удержаться от колкости. Постоянно ввязывается в неприятности.

— Но драка-то была что надо, — вставил Иван.

— Ты говоришь так лишь потому, что сломал здоровяку руку, — сказал Антон.

— И сломал бы вдобавок челюсть, если бы ты не сбил его с ног, — ответил Иван.

— Он со своими дружками это заслужил, — внезапно посерьезнев, произнес Антон. — Он неуважительно отозвался о павших на Локи товарищах. И нам не надрали задницы.

Я вздохнул. Ничем другим наше поспешное отступление с Локи я объяснить не мог, но не собирался говорить этого вслух. Постепенно я трезвел, и до меня начало доходить, что нас мог подслушать кто угодно и одному Императору известно, как истолковали бы наши слова.

— По крайней мере, не сегодня, — все-таки не удержался я. — Мы преподали им урок.

Я огляделся. Большинство солдат в нашей камере были в зеленых мундирах. Охрана отлично знала, что людей из разных полков лучше не сажать вместе. Слишком велик шанс на убийство, если драка возобновится. Я не знал никого из них, но был рад, что они оказались там и встали на нашу сторону. Конечно, вряд ли они смогли бы поступить иначе.

Открылась дверь, и внутрь вошел офицер. Я узнал эту высокую стройную фигуру, как и ничего не выражающее лицо. Это был Гробовщик. Он прошествовал по коридору к нашей камере, словно знал, где нас искать. Рядом с ним шли двое охранников.

— Сержант Лемюэль, — сказал он, — у вас большие неприятности.

Я отдал ему честь, когда он велел отпереть дверь и выпустить нас.

Я не думал, что меня отведут прямиком к инквизитору Дрейку. Доставив меня в его кабинет, Гробовщик поспешил удалиться.

— Пьяная потасовка, сержант Лемюэль? Не ожидал от тебя такого, — сухо сказал Дрейк. В его голосе ощущались нотки неодобрения, но также и толика любопытства, из-за которой я стал даже еще больше подозрительным.

— Вы имеете на то полное право, сэр, — ответил я, прилагая все усилия, чтобы в моем голосе чувствовалось раскаяние.

— Расскажи, что случилось, — произнес он.

Я так и сделал, попутно задаваясь вопросом, почему этого могущественного человека вдруг заинтересовала стычка в таверне. Не уверен, прочитал ли он мой разум, или же догадался о моих мыслях по выражению лица.

— Ты член личной гвардии лорда верховного командующего, — ответил Дрейк, — и тебе не подобает участвовать в таких драках. Это плохо отражается на генерале Махариусе.

— Вы правы, сэр.

— Конечно, я прав. Вопрос в том, почему ты вообще ввязался в драку.

— Думаю, я буду честен, сказав, что не мы ее начали, сэр.

— Вечная отговорка. А кто тогда?

— Группа солдат из полка генерала Красса.

— Они спровоцировали вас?

Даже несмотря на похмелье, я задумался, куда он клонит.

— Немного. Они подсели за наш столик. Казалось, они нарываются на драку.

— Полагаю, это станет проблемой.

— Сэр?

— Раздоры в наших рядах, сержант Лемюэль. По-видимому, это отражение раздоров в верхних эшелонах командования.

— Думаете, генерал Красс конфликтует с лордом верховным командующим, сэр?

— Думаю, есть люди, которые этим заняты или, по крайней мере, хотят, чтобы казалось так.

Мне стало любопытно, почему он рассказывает это мне. И вновь он будто прочитал мои мысли:

— Махариус доверяет тебе, Лемюэль. И я доверяю тебе. Ты — надежный человек. Твоя гибель в барной потасовке стала бы для всех нас большой утратой.

— Не думаю, что это было вероятно, сэр.

— Люди никогда так не думают, пока с ними это не случается, и такое случается все время.

Мои глаза слегка расширились. Тайный мир бесшумных смертей относился скорее к его сфере деятельности, нежели моей.

— Зачем кому-то устранять меня?

— Настали странные времена, Лемюэль. Ты провел много времени подле центра власти Крестового похода. Твоя смерть смогла бы чуть пошатнуть лорда верховного командующего, а сейчас ведется такая игра, где эти «чуть» могут повлиять на судьбы миллиардов. И кроме того, твоя смерть позволила бы приставить к Махариусу кого-то другого.

У меня вдруг перехватило дыхание. Даже спустя все эти годы мне было не по себе от подобных разговоров, пусть я и видел смысл в его словах.

— С тем же успехом это могла быть случайная потасовка, сэр. Подобное случается все время.

— Могла, Лемюэль, однако моя работа — выискивать неприятные сюрпризы, сокрытые внутри того, что кажется случайностью.

— Не завидую вам, сэр.

— У каждого из нас есть своя задача на службе Императора, — ответил он. — У тебя своя, а у меня своя. Постарайся выжить, Лемюэль.

Тогда я взглянул на него, пытаясь понять, почему он предупреждает меня. Он и впрямь выглядел несколько встревоженным. Тогда я отбросил эти мысли, решив, что мне показалось, однако теперь уже не так в этом уверен. Все, кто находился в маленьком зачарованном кругу общения Махариуса, долго знали друг друга. Наши жизни сплелись воедино в тех крошечных деталях, которые и означают близкое знакомство. Дрейк был одним из высших людей в Империуме, однако он привык ко мне, как привык к любимым предметам обихода. Возможно, на долю секунду его действительно огорчила бы моя смерть.

— Это все, сэр? — спросил я.

— Да, Лемюэль. Можешь идти.

Я снова удивился. Мне не назначили наказания. Нас не заперли во дворце. Не поручили нам грязную работу. Возможно, из-за разворачивавшихся вокруг масштабных событий всем было просто не до нас, но почему-то я сомневался, что причина в этом. Дрейк был не из тех, от кого стоило бы ожидать такой поблажки. Как и Махариус. По-видимому, то, что нас не наказали, должно было что-то показать, но не нам, а генералу Крассу.

Глава 15

— Лев! Лев Лемюэль! Как поживаешь?

Слова была сказаны на велиальском улейном диалекте, языке, который я совершенно не ожидал услышать на улицах этого города ни от кого, кроме как от Антона, Ивана или себя самого.

Я обернулся и увидел знакомое лицо. Оно принадлежало Сергею Кримову, с которым я водил знакомство еще в 7-м Велиальском. Конечно, оно было не таким же, как прежде. Простые солдаты Имперской Гвардии не имеют доступа к омолаживанию. Он больше походил на отца Сергея Кримова, чем на того Сергея, которого я помнил. Его волосы истончились и поседели. Черты лица заострились. Кожа стала более морщинистой и загрубевшей. На его плече красовались сержантские полоски.

— Сергей Кримов, ты ли это? — спросил я на велиальском языке.

— Он самый! — Он подошел и хлопнул меня по плечу. — Не видел тебя с самого Карска и кампании против Ангела Огня. Ты не состарился ни на день. Пропустим по стаканчику?

— Почему нет? — согласился я, искренне обрадовавшись встрече со старым знакомым и тому, что слышал родную речь.

Мне вспомнились прежние безмятежные дни. Сергей схватил меня за руку и потащил в ближайший подвальный бар. Это было гражданское заведение, и в это время суток оно практически пустовало. Он заказал выпивку, усадил меня за стол перед собой и, провозгласив тост, разом осушил стакан.

— Все еще с теми своими дружками? — поинтересовался он. — Иваном и, как бишь его, тем идиотом?

— Антоном.

— Верно, Антоном. Они еще живы?

Я кивнул и ухмыльнулся:

— Живы, живы.

— Тогда я проспорил. Кто бы мог подумать об этом тридцать лет назад в базовом лагере? Кто бы подумал, что мы зайдем так далеко, завоюем столько миров? Кто бы подумал, что мы доживем до этого времени?

Сергей был прав. Вероятность того, что обычный имперский гвардеец проживет так долго, стремилась к нулю. Хотя мы не были обычными гвардейцами — я был телохранителем Махариуса, а он служил в механизированном подразделении.

— До сих пор ездите на «Гибельных клинках»?

— Да. Но это чудо, что мы держим их на ходу. Топливо и снаряды получать становится все сложнее, а они те еще прожорливые твари. Нам многого не хватает.

— Мы удалились от галактического ядра и промышленных ульев.

Я не стал упоминать о нашем поражении на Локи. Это было излишне.

— Мы точно удалились от Велиала. — Сергей вновь поднял стакан, выпил и заказал еще. Я последовал его примеру. — Мужик, мы прошли долгий тяжелый путь.

— Давай, рассказывай, — произнес я.

— Ты дослужился до телохранителя самого лорда верховного командующего. Весь наш полк гордился, когда вас троих избрали. Думаю, это хорошо отразилось на нас.

Что-то в его тоне подсказывало, что если прежде он и впрямь так считал, то сейчас уже нет. Я пропустил это мимо ушей. Мне хотелось узнать новости о своем старом полке.

— Мы сражались с орками на Кассари, — продолжил он. — И еретиками в полудюжине миров — Громмель, Меркатор, Селений, Виндикор, Майяма. Мы сокрушили их всех. Привели с десяток миров в Империум. И в каждой битве к победе нас вел генерал Красс.

— Так вы в боевой группе Красса?

— Со времен Кассари. Он великий человек. Знаю, что вся слава достается Махариусу, но Красс ведет нас на земле, и его никогда не побеждали. — На секунду он замолчал и посмотрел на меня исподлобья.

Я понял, что он видит перед собою зеленую форму, а не человека из своего родного мира. Я снял фуражку и положил ее на стол, расстегнул мундир и накинул его на спинку стула, после чего заказал еще выпить.

— Я слышал, что он великий генерал, — сказал я. — Как и все полевые командиры. Иначе они бы не оказались на своих местах.

— Может, и так, но Красс лучший, и он не скупится для своих солдат на трофеи, бонусы и повышения.

— Тогда вы неплохо устроились, — произнес я.

Сергей похлопал по лычкам на плече и сказал:

— Я кое-что приберег на черный день. А ты?

— Я живу во дворце, — честно ответил я. — Никогда бы и не мечтал о таком на Велиале.

— И, если не ошибаюсь, у тебя есть доступ к омолаживающим операциям, — сказал он. — Либо так, либо ты необычайно хорошо сохранился.

— Думаю, всего понемногу. — Теперь я заметил, что в его голосе появились стальные нотки. Возможно, он из тех людей, которые после пары стаканов становятся агрессивными? Возможно, внутри него таилась какая-то горечь, которой я не заметил в свое время? Однако я не чувствовал, что нахожусь в опасности.

— Многое должно измениться, — вдруг отозвался Сергей. — Слишком много коррупции наверху. Слишком много людей наживаются на происходящем. Слишком мало боеприпасов для солдат на фронте.

— Многие так считают.

— А ты нет?

Я пожал плечами:

— Возможно.

Его злость исчезла так же стремительно, как и появилась.

— Какого черта? Зачем говорить о политике? Давай вспомним Велиал и старых друзей.

Я заказал еще выпивки. Нам только успевали подносить ее. Хорошо встретить старого знакомого из старого улья.

Пошатываясь, я ввалился в наши дворцовые покои. Антон и Иван уже возвратились со смены. Я упал в кресло, посасывая свою выпивку.

— Никогда не угадаете, на кого я натолкнулся, — произнес я.

— На пивную фуру, — заявил Антон, — судя по виду. Либо на ближайший бар, а когда спустил все деньги, прибежал обратно.

— На Сергея Кримова, — сказал я.

— На скользкого Сергея? — переспросил Иван.

— На него самого.

— Хочешь сказать, что Седьмой здесь? — поинтересовался Антон.

— Похоже, недавно прибыл.

Антон присел в другое кресло и тоже налил себе выпить.

— Вот так новость, — задумчиво сказал он. — Не встречался ни с кем из старого полка с тех пор, как мы вступили в Львиную стражу.

— Теперь они в боевой группе Красса. Приписали к ней после Кассари.

— А еще кого-то видел? — спросил Иван.

— Только Сергея. Он бродил в одиночку, ища достопримечательности Ахерона.

— Скорее бары и связи с местными бандитами, — уточнил Антон.

— Мы пили за его счет, — ответил я.

— А ты после проверял кошелек? — спросил Антон.

— Что ты имеешь против парня?

— Он всегда был мутным типом, — ответил мне Антон.

— Люди меняются, — заметил я.

— А если и нет, нам какое дело? — сказал Иван. — Лев всего лишь пил с ним, а не ввязывался в его темные делишки.

— Думай как хочешь, но выслушай меня. Этот парень продаст пломбы из твоих зубов, а затем вернется еще и за зубами.

— Говоришь, они часть боевой группы Красса? — спросил Иван. — Тогда сюда прибыло четыре его полка. Теперь у него здесь больше полков, чем у кого-либо другого.

— Они должны находиться на фронте и сражаться с еретиками, — заметил Антон.

— Обязательно сообщу это Крассу при следующей встрече, — сказал я, однако уже стал прикидывать в уме расклад сил.

Четыре полка, из них один тяжелый бронетанковый, делали Красса самым могущественным человеком на планете. А принимая во внимание, что тут же находились Махариус и остальные лидеры Крестового похода, они в равной мере делали его и самым могущественным человеком в Империуме. Интересно, наслаждался ли он сейчас этим чувством?

— Значит, его прикрывают «Гибельные клинки» и «Теневые мечи», — сказал Иван, явно проводя такие же вычисления. Грустно осознавать, как скоро в нас всех поселилось предчувствие измены. Думаю, это также говорило о том, какая атмосфера царила в то время и в том месте. Полагаю, каждый из нас питал подозрения насчет исхода этого конклава.

— Давайте делать ставки, — вдруг предложил Антон.

— На что? — спросил я.

— Кто первым ударит Махариуса в спину.

— До этого не дойдет, — произнес я.

— Почему? — поинтересовался Антон. — Тебе откуда знать?

Ответить мне было нечего. Я действительно не знал, что ему сказать. Да я даже сам не верил в свои слова.

— Ты впрямь думаешь, что нам придется сражаться против Седьмого? — сказал Иван.

— Если мы согласны с Антоном, то вполне вероятно.

— До этого не дойдет, — повторил вслед за мной Иван. Его ровный механический голос придал его словами уверенности, которой, я не сомневался, он вовсе не чувствовал.

Сложно было представить, что мы вообще говорим о том, что нам придется защищаться от людей, вместе с которыми мы когда-то воевали. Неужели вот в это превратились высокие идеалы Крестового похода?

Возможно, Махариус совершил ошибку, прибыв только с личной гвардией и остатками гроссландцев. И они, с учетом их потерь на Локи, вполне вероятно, могли оказаться не на нашей стороне.

Кардинал Септим вошел в тронный зал Махариуса в окружении парящих сервочерепов. Я шагнул ему навстречу, чтобы преградить дорогу. Он взглянул на меня так, как смотрят на особо ядовитое насекомое. Его охранники уставились на меня, однако вряд ли они могли тут что-то сделать. Ведь у меня был дробовик. Их тщательно досмотрели перед входом, изъяв все оружие. Меня проинструктировали провести еще один обыск, прежде чем они подойдут ближе. Просто на всякий случай.

Когда я закончил, кардиналу разрешили приблизиться к трону Махариуса с кипой скрепленных печатью документов, которые он и передал лорду верховному командующему. Листы пергамента выглядели достаточно внушительно, и Махариус всем видом давал понять, что пристально их изучает.

— Вы удовлетворены? — справился кардинал, взглядом знатока разглядывая пышное убранство зала.

Я чувствовал, будто он мысленно оценивает стоимость каждой передвижной статуи, каждого коврика из драконьего меха.

— Осторожность лишней не бывает, — ответил Махариус.

— А теперь, когда мы установили мои bona fides, может, обсудим вопрос, который привел меня сюда?

— Непременно, — произнес Махариус.

Кардинал обернулся и обвел взглядом меня и всех остальных. Похоже, ему не хотелось начинать разговор при подчиненных.

— Можете говорить все что угодно перед сержантом Лемюэлем и его людьми, — сказал Махариус. — Я вверяю им свою жизнь.

— Вы вверяете им куда большее, раз позволяете слушать тайны Империума.

— Они дали те же клятвы Императору, что и я. Им можно доверять не меньше моего.

Кардинал выглядел так, словно собирался возразить, но по виду Махариуса было ясно, что он не собирается менять свое решение и, возможно, так все и задумывалось.

— Как пожелаете, — ответил он.

— Тогда говорите, — сказал Махариус.

— Вы совершили невероятные деяния, — начал кардинал. Его голос немного изменился. Теперь Септим стал оратором, обращавшимся к толпе, пускай этой толпой были только лорд верховный командующий и его гвардия. Махариус иронически отмахнулся. — Вы сослужили для Империума службу большую, чем любой другой человек за десяток поколений, за десять десятков поколений. Теперь для Империума настало время показать, как сильно он вас уважает.

Махариус улыбнулся, однако улыбка не отразилась в его глазах.

— И какую форму примет это уважение?

— Вас представят к наградам, достойным ваших побед.

— Предположу, что вы привезли их с собой.

— Как бы я смог это сделать? Вам окажут триумф на самой Святой Терре. Вы вместе с избранными полками полетите туда и получите награды от элиты Империума.

— Понятно, — произнес Махариус. Конечно, он все понял. Даже я понял. Его отстраняли от командования Крестовым походом. Как только его отделят от армий, ему вряд ли позволят вернуться обратно. — Но собравшиеся здесь командиры должны отправиться вместе со мной. Я не смогу пренебречь ими и не поделиться частью славы, ведь их заслуга в победе не меньше моей.

Кардинал Септим замолчал, как будто не ожидая услышать подобного.

— Их почтят в положенное время. Вы — единственный, кому даруется вся слава. Вы — единственный, кого ждет триумф.

Махариус склонил голову набок. Не хотел бы я оказаться на месте человека, которого он разглядывал таким образом. Слишком сильно он напоминал хищника, разглядывающего травоядную жертву.

— Я понимаю.

— Хорошо. Тогда я велю готовить корабль к отбытию. Нужно отправляться немедля.

— Конечно, — произнес Махариус. Септим показался удивленным, словно воин, который ожидал жестокой схватки, но вместо этого одержал легкую победу. — Но перед отправлением мне нужно уладить пару вопросов для обеспечения бесконфликтной передачи командования, — добавил Махариус.

— Естественно, — согласился Септим.

Победив в основном вопросе, кардинал не намеревался спорить насчет деталей, но я заметил, как он на мгновение прищурился, словно заподозрив, что Махариус планирует нечто коварное. После прощального обмена любезностями кардинал отправился восвояси, всем своим видом выражая благопристойную учтивость.

— Ты согласился вернуться на Терру, — сказал Дрейк.

Они сидели в покоях у Махариуса, окруженные символами его побед, за столом с разложенной между ними регицидной доской.

— А что еще мне оставалось? — ответил ему Махариус. — Я не могу ослушаться прямого приказа Империума.

— В самом деле?

Махариус смерил инквизитора тяжелым взглядом:

— Надеюсь, ты ни на что не намекаешь.

Он дал понять, что даже Дрейк мог переступить черту.

— Я отдал свою жизнь, чтоб положить конец Великой Схизме, — сказал Махариус. — И не хотел бы, чтобы все пошло насмарку.

Дрейк кивнул:

— Меньшего я бы не ожидал.

— Конечно, всегда есть вероятность, что корабль задержится из-за поломок.

На губах Дрейка заиграла холодная улыбка:

— Он всегда может реквизировать еще один.

— На это потребуется время, да и с ним тоже могут случиться проблемы.

— Могут.

— А мое отбытие затянется из-за других непредвиденных обстоятельств.

— Такое тоже возможно.

— Не пойми меня превратно, друг мой, — произнес Махариус. — Я посещу Святую Терру. Я отдам себя воле Экклезиархии, но только в свое время, когда завершу работу.

Дрейк кивнул.

— Как скажешь, — согласился он.

— А теперь мне нужна вся информация о Локи и Рихтере, которая у тебя имеется.

Инквизитор нахмурился. Он наверняка не ожидал такого поворота событий и того, что Махариуса так интересует эта тема, однако все же достал толстую папку с документами.

— Это пришло от оставшихся там агентов.

Я попытался представить, каково это — остаться среди еретиков на планете вроде Локи, среди ходячих мертвецов. Попытался представить, как им удавалось отправлять и получать сообщения. Я не смог, однако Дрейк не только мог, но и, по всей видимости, делал.

Новости оказались неутешительными.

Вскоре по престижу Махариуса нанесли очередной удар. Я охранял вход в тронный зал, лениво разглядывая огромные фрески с триумфом Махариуса на Малахите и попутно отметив, что я изображен подле его плеча, когда двери вдруг распахнулись настежь и внутрь вошел исполин, варварское создание в керамитовых доспехах.

— Приветствую, генерал Махариус, — сказал он зычным грохочущим голосом.

Махариус встал с трона и отвесил официальный поклон, а затем прошел по выложенному черно-белой плиткой полу и дружески хлопнул великана по спине. Звук эхом разлетелся по залу, словно выстрел.

— Здравствуй, Логан Гримнар. Так много времени прошло с нашей последней встречи.

И впрямь немало воды утекло с тех пор, как мы бились вместе с Космическими Волками на Деметрии. Появление Волка вызвало заставившие меня нахмуриться воспоминания об этом мире и том, с чем мы там столкнулись. Они были очень неприятными.

— Это так, — согласился Гримнар. — Рад видеть вас снова.

— Однако вы пришли не ради обмена любезностями, — отметил Махариус.

— Нет. Великий Волк желает переговорить с вами. — В словах Гримнара чувствовались странные нотки, заставившие меня снова взглянуть на него. Не знай я его лучше, то сказал бы, что это негодование. Конечно, Избранный Императора был выше подобных вещей.

От Махариуса также не утаился его тон. Всего на секунду по его лицу пробежала тень.

— И он послал вас в качестве личного посланника.

— Он оказал нам обоим честь, — ответил Гримнар.

— Мы организуем пиршество, — промолвил Махариус, видимо, вспомнив последнюю встречу с Волками Космоса. — Мы увидимся, когда он пожелает.

— Значит, вечером, — сказал Гримнар. — Я передам ваши слова.

Он развернулся на пятках и покинул комнату. Во всех прочих случаях это сочли бы за признак крайнего неуважения, однако Гримнар и его сородичи были выше каких-то жалких правил хорошего тона, которые сковывали остальных. Они были сами себе законом, так повелось со времен основания Империума.

Махариус мрачным взором следил за его уходом. Причина, по которой Великий Волк мог требовать аудиенции, вряд ли могла быть хорошей.

Глава 16

Подготовка пира для целой роты Космических Волков потребовала немалых трудов. Столы ломились под тяжестью говяжьих полутуш, целых овец, зажаренных на вертелах, лакедомейских каликсов в подливе из их собственной крови, фаршированных стейками. На подносах лежали горы куриц. Возле каждой тарелки стояли откупоренные бочонки с элем и кружки, до краев наполненные крепким огненным напитком.

Я смотрел на толпу потрясенных людей и смертных богов и надеялся, что не совершу ту же ошибку, что и в прошлый раз. Ульрик Грозный Клык и его свита сидели рядом с Махариусом и всеми генералами за высоким столом. Кардинал Септим также присутствовал, излучая слишком лучезарную улыбку, по-прежнему окруженный парящими сервочерепами, которые записывали происходящее мертвыми пустыми глазами. Из другого конца зала я заметил на себе взгляд Грозного Клыка. Его ноздри раздулись, и он улыбнулся, обнажив массивные клыки, а затем поманил меня к себе, так что мне не оставалось другого выбора, кроме как подчиниться.

— Ты пьешь не так жадно, как в прошлый раз, — сказал он. Человек, более склонный к самоубийству, чем я, мог бы принять его слова за оскорбление, однако улыбка его светилась дружелюбием. Его слова сложно было истолковать превратно. Улыбка Космического Волка походила на оскал саблезуба.

— Я стал старше и, наверное, мудрее, — ответил я. Ульрик рассмеялся. В звуке, что эхом прокатился по залу, чувствовалось необузданное веселье. Он был заразительным, однако из уст кого-либо другого показался бы безумным. — Я понял, что уже не могу пить, как раньше.

— В прошлый раз ты себя не посрамил, — произнес он.

— Благодарю, — учтиво ответил я. Вряд ли я мог добавить что-то еще.

— Логан Гримнар хорошо о тебе отзывался, — промолвил Великий Волк. — Ты окажешь мне честь, если станешь сегодня моим виночерпием.

Я бросил взгляд на Махариуса. Как мне ни претила сама мысль в чем-либо отказать Великому Волку, я служил под началом Махариуса и подчинялся лишь ему. Он едва заметно кивнул.

Я встал рядом с Великим Волком и начал подливать ему напитки. Я сразу догадался, что это символ особого расположения, а не изощренная форма унижения. Вот так я оказался за главным столом во время последнего разговора Махариуса с Великим Волком.

— Мы пришли попрощаться с вами, генерал Махариус, — сказал Грозный Клык.

— Попрощаться? — Махариус нахмурился, наверняка уже просчитывая в уме возможные последствия этого заявления.

— Мы отбываем в сектор Готика. В него вторглись орки, и нам надлежит бороться.

— Но тут вас также ждут битвы и слава, — сказал Махариус.

Он поднял бокал и произнес тост в честь Грозного Клыка.

Ульрик ответил тем же, а затем продолжил:

— Все так, однако у нас есть долг перед Империумом и его беззащитными жителями. У нас попросили помощи, и мы должны оказать ее.

Я попытался представить, что сейчас происходит в голове Махариуса. Ему только что сказали, что его Крестовый поход менее важен, нежели это новое вторжение. То, что это могло быть правдой, нисколько не умаляло силу удара. Поддержка многих орденов Космического Десанта и, самое главное, одобрение Космических Волков давали ему немалый престиж, а также создавали видимость того, что его кампания пользуется поддержкой на высшем духовном и военном уровнях. Поэтому их уход сильно испортил бы сложившуюся картину, дав понять, что в иных местах происходят куда более важные дела и что Крестовый поход — не ключевое событие в Галактике.

Если эти мысли и посетили голову Махариуса — а, насколько я его знал, они должны были ее посетить, — он не подал виду. Лорд верховный командующий знал, что не стоит даже пытаться возражать Грозному Клыку или стараться изменить его мнение. Даже таланта убеждать и недюжинного обаяния Махариуса не хватило бы, чтобы повлиять на решение Ульрика.

Пиршество продолжалось, люди пели песни, рассказывали истории о великих битвах, однако на застолье опустилась черная туча, которая не рассеялась до конца вечера.

И вот последняя песня была допета, а последний глоток эля — допит. С многочисленными заверениями в дружбе Великий Волк и его свита встали из-за столов, как будто громадные количества выпитого эля и съеденного мяса были им нипочем.

О присутствовавших на пире смертных сказать того же было нельзя. Все они, даже Махариус, выглядели пресытившимися до такой степени, что их мысли явственно читались на лицах. Хоть я и был немного захмелевшим, но все-таки ухватился за возможность изучить их, зная, что мне представилась действительно редкая возможность.

Махариус всем своим видом выдавал сдержанное обаяние. Он говорил разборчиво, его движения не утратили привычного изящества, но едва видимый прищур и мрачный изгиб губ выдавали его злость всем, кто хорошо его знал.

Лицо Дрейка представляло собой непроницаемую маску. Его глаза были бездонными провалами, заглянув в которые ты мог потерять себя. Он казался непривычно задумчивым, словно оценивая и взвешивая события вечера, разглядывая произошедшее под всеми углами, ища какой-либо огрех или преимущество.

Кардинал Септим таил свои мысли за льстивой улыбкой — сама благожелательность после разговора с Махариусом. Он не хуже моего понимал, что означал уход Космических Волков. Это играло ему на руку. В тот момент я даже задался вопросом, могла ли просьба о помощи Космических Волков быть как-то связана с ним. Таким образом Септим устранил бы одну из главных опор силы и престижа Махариуса. Кто осмелился бы открыто противостоять ему, если бы он пользовался поддержкой Ангелов Императора?

Картина происходящего вдруг стала еще мрачнее.

Мне показалось, будто лягушачье лицо генерала Красса расплылось в довольной ухмылке. Все, что ослабляло позицию Махариуса, усиливало его собственную. В тот момент его маска чуть соскользнула, и я понял, кто играл первую скрипку заговора против Махариуса. Словно по наитию, он оглянулся и заметил мой взгляд. На секунду наши глаза встретились, и Красс мимолетно взвесил и оценил меня, прежде чем его взор заскользил дальше. Но меня было не провести — он понял, кто я такой, и он запомнит меня.

Самым последним из Космических Волков со своего места поднялся Логан Гримнар. Его небольшая свита проводила Гримнара взглядом, когда тот быстро подошел к Махариусу и протянул ему руку.

— Мы сражались и проливали кровь вместе. У меня перед вами долг чести, и я намерен его отдать.

Тогда я счел, что он просто старается быть дипломатичным, кинув подачку лорду верховному командующему, чтобы как-то смягчить отбытие его ордена. Но дальнейшие события показали, что это было не так.

Внезапно кардинал Септим перестал казаться таким самодовольным, а генерал Красс стал куда более встревоженным.

— Благодарю тебя, друг мой, — улыбнувшись, ответил Махариус. — Я этого не забуду.

А затем, посмотрев прямо на Красса и генерала, добавил:

— Я ничего не забуду.

После банкета мы проводили Махариуса в его покои. Едва перешагнув порог, он будто съежился и стал казаться куда меньше, чем был в зале. Он выглядел уставшим, злым и каким-то образом ослабленным. Я видел, сколько сил отняло у него пиршество. Махариус прошел к шкафчику, открыл его и налил себе выпить, после чего тяжело опустился в кресло.

Он поднял на меня глаза:

— Великий Волк оказал тебе больше чести, чем мне, Лемюэль.

Я встретился с ним взглядом и поразился тому, насколько зол он был. Его лицо стало походить на череп. Прежде я и не замечал, каким изможденным оно стало, насколько туго его обтягивала кожа. И тогда я понял, что Махариус был очень стар и возраст наконец начал сказываться. Возможно, он умирал. Даже омолаживание имело свои пределы.

— Мне жаль, сэр, — наконец ответил я. Мне было нечего сказать.

Махариус посмотрел на регицидную доску, взял с нее фигуру и принялся вертеть ее в руках.

— Они думают, что все кончено, — промолвил он так тихо, что никто, кроме меня, его не услышал.

— Сэр? — переспросил я, неуверенный, хочет он, чтоб его услышали, или просто разговаривает сам с собой.

— Я сказал, они думают, что все кончено, что мне конец, что они могут заменить меня и двигаться дальше.

— Не думаю, что могут, сэр, — произнес я.

На самом деле они очень даже могли, однако говорить подобное показалось мне неуместным.

— Космические десантники уходят, ибо считают, что здесь им славы более не обрести. Стервятники увидят в этом сигнал к атаке.

Я промолчал. Он разговаривал сам с собой, как иногда старики во времена моей молодости в городе-улье Велиала. Теперь я не на шутку взволновался за состояние его здоровья, душевного и физического.

— Я не дам себя сместить, пока не буду готов, — продолжал Махариус. — Моя работа еще не окончена.

И тогда, смотря на него, я задался вопросом, будет ли его работа когда-либо окончена вообще. Он прожил на пике абсолютной власти так долго, что я сомневался, может ли Махариус вообразить себе другую жизнь. Возможно, он вплотную приблизился к осознанию того, что во всем Империуме незаменим только один человек, да и тот находится в заключении на Золотом Троне. Махариус поднялся с кресла, прошел к шкафчику, достал из него карту и развернул ее на столе. Я сразу ее узнал. Это была карта Локи. Он изучал ее с пристальностью человека, размышляющего о спасении своей души. Я заметил, что местами карта была покрыта кроваво-красными чернилами. Наверное, она входила в пакет документов, переданный Махариусу Дрейком раньше.

Минуту спустя он понял, что я по-прежнему в покоях.

— На этом все, Лемюэль, — произнес он.

Я отдал честь и оставил его наедине с собой.

В комнате меня ожидал инквизитор Дрейк. Я мог и не спрашивать, как он сюда попал. Не существовало таких систем безопасности, которые он не смог бы обойти, оставшись при этом не замеченным ни Иваном, ни Антоном. Скорее всего, эта парочка сейчас сопела в своих собственных комнатах.

— Ты вернулся из покоев лорда верховного командующего, — сказал Дрейк. Это был не вопрос. Он знал обо всем, что происходило во дворце.

— Да, — произнес я и уставился на него, раздумывая, не потребовать ли, чтобы он выкладывал, зачем пришел, или проваливал отсюда.

Пир, отбытие Космических Волков и вид Махариуса оставили меня в подавленном состоянии. Но, впрочем, не настолько, чтобы устать от жизни, поэтому я промолчал.

— Что ты думаешь?

— Отбытие Космических Волков его не обрадовало, — ответил я. — Он расценивает это как удар по своему престижу.

— Очевидно, Лемюэль. Очевидно. Но я имел в виду, что ты думаешь о нем? Каким он тебе показался?

— Уставшим.

— Уставшим? И все?

— А этого мало? Для человека вроде Махариуса быть уставшим — немыслимо. Я никогда его таким не видел. Это…

В последний момент я не позволил слову слететь с уст. Дрейк выпрямился по струнке. Не стоило надеяться, что он не заметил.

— Что? — переспросил он. — Ты собирался что-то сказать.

— Ничего, — ответил я.

— Не лги мне, сержант Лемюэль. Мы знаем друг друга слишком долго.

Полагаю, так оно и было, но внезапно меня охватило негодование из-за того, что этот спокойный властный человек, окруженный аурой абсолютной самоуверенности, знает меня лучше, чем я сам.

— Говори! — велел он, и я почувствовал сильнейшее принуждение, которое, я ни на секунду не сомневался, усиливалось из-за странных психических способностей Дрейка.

— Он кажется старым, как будто омолаживание перестало действовать, как будто он становится все более изможденным.

Слова повисли в воздухе. Мы оба молчали. Затем Дрейк сел в одно из кресел, плеснул себе выпить из фляги и, к моему изумлению, предложил ее мне. Я принял напиток, задаваясь вопросом, не отравлен ли он. Я отбросил эту мысль. Если бы Дрейк желал моей смерти, то я был бы уже мертв.

— Омолаживание перестало действовать, — наконец произнес он.

— Нет, — только и сумел я сказать. Я попросту отказывался в это верить.

— В конечном итоге оно всегда перестает действовать, — продолжил Дрейк. — Иначе все мы были бы старыми, как Император.

Он сделал глоток, а затем поднес стакан к свету и стал вертеть его в длинных ловких пальцах. Инквизитор разглядывал его со всех сторон, так что я невольно задумался, не пьян ли он. Благодаря своим способностям он при желании без видимых последствий мог усвоить столько же алкоголя, что и космический десантник, но, возможно, именно сегодня ему этого не хотелось.

— Я видел медицинские отчеты, — произнес инквизитор. — Тело Махариуса подвергается прогрессирующему метаболическому истощению. Пока оно полностью себя не проявило, но процесс ускоряется. В конечном итоге оно скажется на его разуме, если уже не сказалось.

Он говорил с уверенностью, не позволявшей мне усомниться в его словах.

— Вы хотите сказать, что он умирает и задержанные годы все же догонят его?

Дрейк кивнул:

— И процесс будет крайне неприятным.

— Зачем вы мне это говорите?

— Потому что ты близок к нему, как никто другой. Рано или поздно ты это заметишь, если не заметил уже.

И теперь, после сказанных им слов, я невольно вспомнил все крошечные заминки, все незначительные упущения.

— Ты и впрямь думаешь, что Махариус потерпел бы на Локи поражение, будь он тем же человеком, что на Карске? — спросил Дрейк.

— Поэтому Империум хочет отстранить его?

Дрейк покачал головой:

— Империум не хочет его отстранять. Его хотят отстранить люди, облеченные властью в Империуме. И те, кто хочет его отстранить, стремятся заполучить его могущество, престиж и место. Кое-кто из них желает стать следующим Махариусом. Большинство же попросту стремятся к власти. Махариус — это лишь препятствие у них на пути.

— Его невозможно заменить, — уверенно сказал я. — Он великий человек. Величайший.

— Ты это знаешь. Я это знаю. Есть люди, которые предпочли бы считать иначе. Хуже того, есть люди, которые с радостью бы опорочили его славу, ибо им претит жить в мире, где есть люди более великие, чем они сами. Будь у них такая возможность, они бы стащили его вниз, до своего уровня. Долгое время Махариус держал их в узде, но он слабеет. Как и все мы в итоге.

— Даже вы, инквизитор?

— Это еще предстоит увидеть, — ответил он, — но да, однажды, возможно, даже я.

— Опять же, зачем вы мне это говорите?

— Может, потому, что мне нужно с кем-то поделиться, а ты, по крайней мере, надежен. А еще ты близок к Махариусу. Если что-то заметишь, ты мне расскажешь.

— Вы в этом так уверены?

— Это в интересах Махариуса, да и в твоих собственных. Для всех нас настали опасные времена.

Тогда я спросил себя, под каким же давлением находится сам Дрейк. Он был другом и давнишним соратником Махариуса, одним из творцов Крестового похода, однако еще он был слугой Империума, и у него имелись свои тайные хозяева с их расчетами.

— Вы не позволите сместить его?

И по сей день я не знаю, зачем это спросил. Может, я просто хотел, чтобы меня успокоили.

— Сместить — нет. Ты прав. Он незаменим.

С этими словами он покинул комнату, оставив меня в раздумьях.

Глава 17

На следующий день Махариус выглядел таким, каким был прежде. Казалось, что предыдущий вечер — лишь дурной сон, а разговор с Дрейком мне померещился. Если бы все и впрямь было так!

Инквизитор находился в совещательном зале Махариуса, ничем не выдавая, будто мы вчера разговаривали. Также присутствовали Тарка, Красс и остальные генералы. Каждого из них Махариус по-дружески приветствовал, и было очевидно, что их удивило его отличное настроение. Я задался вопросом, пытался ли он таким образом вывести их из себя. Это ему всегда удавалось.

— Доброе утро, джентльмены, — произнес Махариус. — У меня для вас хорошие новости. Прежде чем я отправлюсь на Священную Терру, я намереваюсь покончить с Рихтером и его еретиками, оставив Крестовый поход в куда более прочном положении.

Кардинал Септим бросил на Махариуса удивленный взгляд. Он явно не ожидал от него подобной выходки.

— И как вы предлагаете это сделать, лорд верховный командующий? — спросил он.

Махариус постучал себя по переносице.

— Пока это останется тайной, однако я нашел огромный изъян во вражеской обороне.

— Жаль, что вы не обнаружили его раньше, — сказал генерал Красс, чем привлек к себе взгляды присутствующих. Он открыто критиковал главнокомандующего, на что в прошлом не решился бы никто.

Вот насколько сильно Махариус растерял былое уважение, однако что-то неуловимое в поведении лорда верховного командующего тревожило его потенциальных наследников. Никто не поддержал Красса. Все ждали следующих слов Махариуса.

Он одарил их привычной очаровательной улыбкой.

— Все мы совершаем ошибки, старый товарищ, — произнес он. — Даже ты.

Последние слова повисли в воздухе, заставив каждого присутствующего задуматься, что имеется в виду: какая-то прошлая кампания Красса или его теперешний замысел сместить Махариуса. Это была двусмысленная фраза, значение которой никто, и прежде всего сам Красс, прояснять не желал.

— Сколько это займет времени? — поинтересовался кардинал Септим.

— Не более месяца, — ответил ему Махариус. — Уж точно не дольше, нежели подготовка вашего корабля к долгому вояжу на Терру.

— Возможно, будет лучше, если вы сообщите нам о найденной слабине в обороне Локи, — отозвался генерал Тарка. — На случай, если с вами что-то случится.

Он говорил вполне серьезно, явно не утратив уважения к военным талантам Махариуса. Он верил, что раз Махариус нашел изъян, то он должен существовать. Это было естественно. С таким послужным списком, как у Махариуса, большинство людей поверили бы его словам.

— Что может случиться со мной на Ахероне? — поинтересовался Махариус. — Я окружен лучшими войсками Империума. Врагов поблизости нет. Я в отличном здравии.

Тарка открыл рот, собираясь что-то сказать, однако резко закрыл его. Интересно, был ли Дрейк единственным, кто обладал доступом к медицинским отчетам, касающимся лорда верховного командующего? Подобные сведения имели гриф совершенной секретности, но за достаточно большие взятки можно было купить практически все что угодно.

Кардинал Септим бросил взгляд на Тарку, и между ними будто произошел бессловесный разговор. После этого генерал предпочел хранить молчание. Мог ли Махариус действительно найти брешь в обороне еретиков? Отчасти я согласился со сказанным Крассом: и впрямь жаль, что Махариус не заметил ее раньше и нам пришлось пережить ту бойню. Однако я не позволил своим чувствам проявиться на лице. Главное, что Махариус нашел путь к победе.

В этом я не мог позволить себе усомниться.

В «Пьяном ратлинге» было не протолкнуться. Сергей Кримов расчистил нам место в угловой кабинке. Он заказал выпивку и представил меня паре своих друзей. Они были не из его полка, хотя и носили форму. И говорили они не как велиальские улейщики. Да и вообще не как кто-либо с Велиала.

Казалось, их совершенно не беспокоили подозрительные взгляды, которые я то и дело бросал на них.

— Это мои друзья, — произнес Сергей. — Они хотели встретиться с тобой, и я не увидел в этом ничего плохого.

Он тщательно скрывал свои чувства, однако я понял, что он познакомил нас вовсе не случайно. Возможно, все это было подстроено с первой нашей встречи. Я принял выпивку, стараясь ничем не выдавать своих мыслей.

— Это Константин, а это Михаил, — сказал Сергей. Если это были их настоящие имена, то я — Космический Волк. Мне так и хотелось сказать, но едва ли это было дипломатичным.

Константин был рослым мужчиной с коротко подстриженными волосами и носом, разбитым неимоверной силы ударом. Михаил, который выглядел менее массивным и более легким и без устали крутился на месте, чем-то напоминал мне ласку.

— Рад знакомству, — произнес Константин.

Михаил ничего не сказал.

— Взаимно, — ответил я. — Из какой вы части Хозяйской кузни?

Константин проигнорировал вопрос, скорее всего, потому, что не имел ответа. Вместо этого он сказал:

— Так ты один из тех героев, которые охраняют лорда верховного командующего.

— Я из Львиной стражи, — ответил я. — Думаю, форма это выдает.

— Невероятно ответственная служба, — продолжил Константин, — и очень опасная.

— Жизнь гвардейца вообще полна опасности, — сказал я, — как вы и сами знаете.

Чем дольше я говорил с Константином и разглядывал Михаила, тем сильнее понимал, что это не так. Что-то в их поведении выдавало, что они не были обычными гвардейцами, а возможно, не были гвардейцами вовсе.

— Верно, верно, — сказал он, — однако защита Махариуса, наверное, особо опасная работа. Ведь повсюду таятся убийцы…

— Только не на Ахероне, — уверенно ответил я. — Здесь изменников нет.

— Кто знает, может, даже здесь, — заговорщицким тоном произнес Константин. Для столь крупного человека у него был довольно высокий голос.

— Если тебе известно о заговоре против лорда верховного командующего, ты должен сообщить об этом в компетентные органы, — сказал я.

— Возможно, это я и делаю, — ответил он.

Михаил посмотрел на свой напиток, затем на кончики пальцев, бросил взгляд на меня и вернулся к изучению стакана. Кто он вообще такой и что здесь делает?

— Возможно?

Сергей поднялся из-за стола и сказал:

— Я принесу выпить. — Похоже, он не хотел присутствовать при этой части разговора.

— Как я погляжу, тебя не удивили слова о заговоре, — сказал Константин. — Вероятно, ты уже слышал разговоры об измене.

— Я слышал, что кое-кому не нравится руководство лорда верховного командующего.

— Недовольные всегда найдутся, — ответил Константин. Кто он такой? Возможно, один из агентов Дрейка, испытывающий мою верность? Или дело в другом? — Кое-кто замышляет сменить руководство Крестовым походом.

Я ничего не сказал. Иногда лучше промолчать. Константин взглянул на Михаила, как будто в поисках поддержки, однако менее крупный мужчина был всецело поглощен созерцанием своего стакана, поэтому он продолжил:

— Человека, раскрывшего подобный заговор, могут озолотить.

Может, он хотел получить вознаграждение за ценную информацию? Маловероятно, поскольку в таком случае он обратился бы к другим людям. Впрочем, я мог быть единственным его потенциальным контактом.

— Возможно, — только и сказал я.

— Ты можешь озолотиться, если раскроешь подобный заговор. — В его словах ощущался едва уловимый нажим, и вдруг я осознал, что Михаил, невзирая на кажущееся безразличие, внимательно слушает разговор. Отчего-то казалось, будто он натягивает незримый поводок.

— Возможно, — снова ответил я.

— Тебе хочется стать богачом, — внезапно произнес Михаил. Он заявил это уверенным тоном, тщательно все взвесив.

— А кому не хочется?

— Ты один из стражей Махариуса, а значит, уже богат.

— Если ты так считаешь, то прискорбно заблуждаешься.

— Лорд верховный командующий недостаточно щедр?

— Лорд верховный командующий ожидает, что его солдаты будут исполнять свой долг, как поклялись. Служба Императору — сама по себе награда.

— А веришь ли ты в исполнение своего долга?

— Я верю в служение Императору.

— Служение Махариусу не то же самое, что служение Императору.

— На текущий момент — то же самое, — произнес я.

— А, на текущий момент, — сказал Михаил. — Важная оговорка.

— А если Махариуса сместят, к чему все и идет, ты будешь служить его наследнику столь же преданно?

— Конечно, — ответил я.

— Скажи, как думаешь, что станет с тобой, когда Махариус уйдет? — спросил он. — Ведь ему больше не потребуется личная стража.

— Я буду делать то, что мне прикажут.

— Вернешься в свой полк?

— Могу представить вещи и похуже, — заметил я.

— А я могу представить и получше.

— Почему бы тебе не поделиться ими? — поинтересовался я.

— Ты можешь остаться в свите нового командира, пойти на повышение либо получить особое назначение или даже с почестью и богатством выйти на пенсию.

— Это было бы неплохо; — признался я. — Но мы говорили о заговоре против Махариуса и, кажется, сильно удалились от темы.

— Нужно собрать доказательства, сопоставить сведения, — сказал Константин. — Мы дадим тебе знать, когда достигнем финальной черты. А теперь нам пора. Были рады знакомству с тобой. Полагаю, мы встретимся снова.

— Жду с нетерпением, — ответил я.

Эти двое поднялись, кивнули и вышли из-за стола. Сергей вернулся из бара, и от меня не укрылось, что он принес лишь два стакана.

— Интересный разговор? — спросил он.

— Очень, — ответил я.

Он улыбнулся:

— Так я и думал.

Едва ли не сразу после возвращения во дворец меня вызвали к инквизитору. Это уже превращалось в своеобразную традицию. Его телохранитель проводил меня до двери, а затем проверил на наличие оружия, прежде чем позволить войти внутрь. Подобного не случалось довольно долго.

— Добрый вечер, Лемюэль, — сказал Дрейк.

Он стоял спиной ко мне, глядя в окно. По ту сторону в ночи вырисовывались могильно-темные звездоскребы, вокруг которых танцевало черное пламя. Я не сомневался, что он почувствовал мое присутствие. На случай, если бы он не заметил моего отражения в окне, странные психические способности наделяли его иными чувствами, кроме тех, которыми обладали мы, смертные.

— Вы хотели видеть меня, инквизитор, — сказал я.

Дрейк повернулся ко мне. Он был в капюшоне, стоявшая на столе люмосфера подсвечивала худое бледное лицо, совершенно не выдававшее его мыслей. Дрейк прошел к столу, уселся в парящее кресло и, сцепив пальцы, подался вперед. Он посмотрел на меня поверх них, как будто в прицел оружия. Невольно я заметил на столе вынутый из кобуры болт-пистолет. Не самый тонкий намек.

— Я так понимаю, ты ходил выпить, — произнес он.

— Да. — Я собирался спросить, какое ему дело, однако уже начал понимать, к чему идет разговор.

— Ты встречался со старыми друзьями.

— С одним старым другом, — сказал я. — Точнее, бывшим однополчанином из Седьмого Велиальского и двумя его друзьями.

— И кто они?

Я назвал ему имена Константина и Михаила, а также описал их внешность.

— И что ты о них думаешь?

— Их разговор был окольным.

— В каком смысле?

— Они намекали о заговоре против Махариуса. На то, что могут искать вознаграждения. Много на что намекали, однако в конце ничего конкретного так и не сказали.

— Как думаешь, зачем им это?

— Не знаю.

— Ты не знаешь, Лемюэль, но можешь попробовать угадать. Ты умный человек.

— Думаю, они прощупывали меня, чтобы увидеть, как я отреагирую на такие беседы. У меня сложилось впечатление, будто они надеются завербовать меня.

— Почему они считают, что это возможно?

— Не знаю, инквизитор. Может, вы мне расскажете.

Долгое время Дрейк буравил меня тяжелым взглядом.

У меня на лбу даже выступила испарина, но будь я проклят, если добавил бы еще хоть слово. Наконец Дрейк улыбнулся, блеснув маленькими белыми зубами. Эта улыбка была совсем не из приятных — в ней не ощущалось даже намека на веселье.

— Твои друзья, Константин и Михаил…

— Они мне не друзья.

— Буду признателен, если ты перестанешь прерывать меня, сержант Лемюэль. — Слова были произнесены тихим голосом, однако за ними чувствовалась бесконечная угроза. — Твои друзья или, скорее, твои будущие друзья, Константин и Михаил, работают на майора Кэлли, который является начальником штаба, главным собирателем разведданных и, как некоторые могли бы сказать, мастером убийц для генерала Красса.

Он замолчал, бросил взгляд на инфопланшет, а затем перевел обратно на меня:

— Ты ничуть не удивлен.

— Генерал Красс кажется довольно амбициозным человеком, — сказал я.

— И это правда. Он считает себя главным претендентом на замену лорду верховному командующему, когда тот отбудет на Терру.

— А это так?

— Решение принимать кардиналу Септиму, однако думаю, что это так. По крайней мере, это будет так, если Махариус в самом деле уйдет.

— Лорд верховный командующий ведь сказал, что уйдет.

— То, что говорит лорд верховный командующий, и то, что он делает, иногда оказывается двумя совершенно разными вещами, Лемюэль. Похоже, генерал Красс считает так же. И он в этом не одинок. Все командиры Махариуса отлично осведомлены насчет его таланта к уловкам и хитростям.

— Как скажете, инквизитор.

— И ты задаешься вопросом, для чего я тебе это рассказываю.

— Уверен, у вас есть на то причины, сэр.

— А я уверен, ты догадываешься о них.

— Я простой человек, сэр, и предпочитаю выполнять четко поставленные приказы.

Он пожал плечами.

— Если кто-то из той двоицы или кто-то другой со схожими намерениями подойдет к тебе снова, ты согласишься со всем, что они просят, а затем доложишь мне.

— Даже если они говорят об измене лорду верховному командующему Махариусу, сэр?

— Особенно если так.

— Это будет изменой, сэр.

— Ты волнуешься, что я могу заклеймить тебя за это как предателя.

Я кивнул.

— Тебя заклеймят как предателя, если не сделаешь этого.

Я непонимающе уставился на него:

— О чем вы?

— У меня уже есть достаточно свидетельств, что ты состоишь в сговоре, Лемюэль.

— Уверяю вас, что это не так.

— Я верю тебе и поэтому прошу сделать это. Наступили темные времена, и на кон поставлено многое. Твой долг — обеспечить безопасность Махариуса, а я прошу тебя исполнить свой долг.

— Вы хотите, чтобы я помог раскрыть потенциальных предателей, сэр.

— Именно. — На минуту он замолчал.

Размышляя над сказанным, я через его плечо посмотрел на черное пламя, что плясало над темными звездоскребами. Ему на самом деле и не требовались доказательств. Он мог заставить меня исчезнуть в любой момент. Я не был уверен, действительно ли Дрейк верит в мою невиновность, но понимал, что для него это не играет особой роли. Я был не более чем инструментом, который он собирался использовать в охоте на предателей. Я был пешкой в его большой игре.

— Я сделаю это, — сказал я так лихо, как только мог, словно добровольно соглашался на опасное задание. Словно у меня был выбор.

— Рад слышать, — ответил Дрейк, будто и впрямь так считал.

Он поднялся, и я заметил у него в руке шприц для подкожных инъекций. Он поманил меня к себе. Мне стало интересно, что будет дальше.

— Не будь таким пугливым, — произнес Дрейк. — Если бы я хотел убить тебя, то сделал бы это иначе.

— Что в нем? — спросил я.

Игла была очень длинной и острой, и мне не понравилось, как ее кончик поблескивает в свете настольной люмосферы.

— Очень мощное противоядие, — ответил он. — Оно увеличит твою сопротивляемость всем видам наркотиков и ядов в течение одной луны.

— Думаете, кто-то попытается отравить меня?

— Думаю, кто-то может применить на тебе сыворотку.

С этими словами он ввел иглу мне в руку. От места укола начало распространяться странное онемение. Дрейк потянулся и коснулся пальцами моего лба. Внезапно у меня закружилась голова. Перед глазами замигали странные образы. Он произнес какие-то слова, и я понял, что вспомню их позже. Затем они исчезли из моего сознания, будто туман, развеянный крепким ветром, оставил лишь осознание, что когда-то я обладал знанием о них.

Я попытался пошевелиться, но тщетно. Мышцы казались парализованными, и меня обуял пронзительный и всепоглощающий ужас, подобного которому я не чувствовал прежде. Вот что значило быть совершенно беспомощным перед лицом опасности. У меня закружилась голова от понимания того, что с моими мыслями что-то сделали. Я уставился на Дрейка, в тот момент ненавидя и опасаясь его в равной мере.

— Никому не рассказывай о нашем разговоре.

Я только кивнул, уже задаваясь вопросом, какой прок с этого Дрейку. До меня начало доходить, что моя жизнь может находиться здесь под реальной угрозой.

— Свободен, Лемюэль.

Глава 18

Я встретился с Сергеем в таверне. Константин и Михаил были вместе с ним, так же одетые, как в прошлый раз. Они тепло поздоровались со мной, пока я усаживался в их приватной кабинке, которая, как я невольно заметил, располагалась в укромном уголке, откуда отлично просматривались все входы и выходы. Сергей поставил на стол напитки, не говоря ничего, кроме тостов, покуда мы не осушили по нескольку стаканов. Глаза всех троих чуть остекленели. Видимо, это означало, что мои собутыльники захмелели, но я подозревал, что они менее пьяны, чем я сам.

— Во дворце все в порядке? — спросил Константин. Он вновь взял на себя роль лидера, однако, как и прежде, я предполагал, что руководитель — Михаил.

Я кивнул:

— Все идет своим чередом.

— Лорд верховный командующий готовится к отбытию?

— Не мне говорить об этом, — сказал я.

— Твоя осторожность достойна уважения, — отозвался Михаил. — Однако всем известно, что он согласился отправиться на Терру с кардиналом Септимом. Или нет?

— Махариус не делится со мной своими планами.

— Но ты — его доверенный телохранитель.

— И буду им оставаться, пока храню его тайны, — произнес я.

Если они и впрямь хотели втянуть меня в заговор, я не собирался облегчать им задачу.

Сергей улыбнулся и кивнул, как будто я вел себя очень осмотрительно.

— Еще ты дружишь с инквизитором Дрейком, — внезапно сказал Михаил.

— Это сильно сказано.

— Ты говорил с ним после нашей первой встречи, — произнес он с неприятной улыбкой, и мне вдруг захотелось как следует врезать по его ухмыляющемуся лицу.

— Меня вызвали к нему, — ответил я.

— Что он хотел?

— Знать, с кем я встречался.

— И ты, конечно, ему рассказал.

— Я рассказал ему, что пил здесь с Сергеем и что он познакомил меня с вами, а еще то, что у вас будто имеется информация о заговоре против Махариуса.

— И что он на это сказал?

— Велел держать с вами связь и докладывать ему обо всех наших беседах.

От меня не укрылось, как Сергей с Константином обменялись взглядами.

— Это все?

— Дрейк — занятой человек, — произнес я. — Жаль огорчать вас, однако сомневаюсь, что вы оба так уж важны для него. Как, впрочем, и я сам.

— Но он интересовался нами.

— Настали опасные времена. Как я сказал, не думаю, что вы настолько важны для него, но, если настаиваете, я могу напомнить ему ваши имена. — В мой голос вкралась нотка угрозы.

— В этом нет нужды, — ответил Михаил.

— Итак, у вас есть какая-то информация насчет этого предполагаемого заговора?

— Есть, но сначала мы бы хотели задать тебе пару вопросов.

— Каких?

Моя кожа вдруг онемела, перед глазами все слегка поплыло.

— Какая крепкая выпивка, — произнес я.

Улыбка Михаила стала еще более насмешливой.

— Не сказал бы, — ответил он.

— Что вы хотите знать? — Его лицо как будто выросло. Оно словно стало единственным в комнате, на чем я мог сфокусировать взгляд.

— Думаешь, Махариус и впрямь намеревается отбыть на Терру?

— Если только у него не останется другого выбора, — ответил я. Слова будто бы сами из меня выскользнули.

Михаил казался очень дружелюбным и достойным доверия. Ему точно можно было рассказать.

— Думаешь, это разумно с его стороны?

— Вряд ли неподчинение прямому приказу Империума разумно.

— Ты думаешь, что Махариус сможет с этим разобраться.

— Если кто-то и сможет, то только он.

— А ты, верный солдат Императора, не видишь в этом ничего плохого.

— Плохо не подчиняться велениям Императора, — промолвил я.

— Однако ты сам только что сказал, что Махариус может им и не подчиниться.

— Да, разве нет?

— Думаешь, Махариус имеет на это право?

— Нет.

— Что ты думаешь о Махариусе?

— Он — величайший генерал из ныне живущих, герой Империума, легенда…

— Однако?

— Однако он совершал ошибки. Он больше не тот человек, что прежде, не тот человек, которому я когда-то служил.

Я удивился, услышав от себя такие слова, но еще больше удивился, что в них верю.

— Так он совершал ошибки? — Голос Михаила был дружелюбным, но недоверчивым. — Где?

— На Локи. Мы гибли сотнями тысяч, и только впоследствии он обнаружил слабину в обороне Рихтера.

— Тебе это не по душе.

— Да. Я видел смерти тысяч хороших людей. Видел, как гибли мои друзья. — И вновь я с удивлением обнаружил, сколько внутри меня скрывается злости.

— Кто-то назвал бы твои слова изменой, — произнес Михаил.

Я уставился на него. Этого отрицать я не мог. Перед глазами все плыло. Я понял, что не просто пьян, — меня накачали наркотиками. Дрейк солгал насчет противоядия.

— Вы накачали меня… — произнес я.

Они посмотрели на меня и расхохотались, когда я рухнул лицом на стол.

Они вздернули меня на ноги. Я попытался позвать на помощь, однако смог выдавить лишь пьяное неразборчивое бормотание. Я увидел, как мне вслед поворачиваются головы, но все видели перед собой просто пьяного солдата, которого волокли пока еще не такие пьяные товарищи. Ничего необычного.

Меня бросили на диван огромного и роскошного наземного автомобиля и повезли во тьму. Я услышал, как за мной захлопывается тяжелая дверь и внутрь забирается здоровяк.

Машина мчалась по ночным улицам, мимо трупно-черных зеркальных звездоскребов. Я лишь частично осознавал, что происходит. Я слышал голоса, доносящиеся словно откуда-то издалека. Мне казалось, что они обсуждают что-то не слишком значительное, поэтому я просто лежал, изо всех сил стараясь сдержать рвотные позывы. Мне вдруг стало очень важно, чтобы меня не стошнило в чистом богатом салоне машины.

Мы достигли ветхого здания на краю города и проехали внутрь через открытую дверь, которая опустилась следом за нами. Тогда я понял, что бесследно исчез для всякого, кто мог бы интересоваться моей персоной.

Меня отвели в большую комнату, освещаемую тусклыми сферами, которые, казалось, парили в воздухе. Внутри ждал человек в белом халате. Он махнул длинной худой рукой на операционный стол, и меня бросили на него. Я пытался бороться, но руки только бесполезно молотили по воздуху, пока меня связывали. Человек в белом халате достал длинный шприц. Я подумал, что, если он станет обещать вколоть мне противоядие, постараюсь ударить его. Я отметил, что он носит небольшие очки с толстыми поблескивающими на свету линзами. Временами они походили на зеркала, полные огня. Иногда я видел, как холодные серые глаза за ними пристально изучают меня.

Мне закатали рукав. В руку вошла игла. На этот раз она жгла, словно пламя. Мышцы снова как будто свело судорогой, но разум постепенно стал проясняться. Я попытался встать, однако меня крепко привязали к столу.

Медик разглядывал меня, будто новую, особо интересную разновидность насекомого.

— Я собираюсь сделать тебе еще одну инъекцию, — сказал он. — Она не навредит, пока ты будешь говорить правду. Если будешь отвечать на вопросы правдиво, все будет хорошо.

— Странно, но я почему-то тебе не верю, — ответил я.

— Мне все равно, веришь ты или нет, ты ответишь, и ответишь правдиво, ведь от этого зависит твоя жизнь.

А вот в это я уже поверил, поэтому замолчал. Мне сделали еще один укол, и внезапно происходящее перестало казаться таким уж плохим. Я расслабился, разомлел и спросил себя, почему так волновался пару минут назад, ведь эти люди вполне доброжелательны.

Мне стали задавать вопросы — о Махариусе, о моих чувствах к нему, о моей преданности. Я отвечал искренне. Я рассказал о своих сомнениях и обидах, и тогда вопросы приобрели другой тон. Меня спросили, действительно ли я готов выступить против Махариуса и за какую награду сделал бы это. Я ответил открыто и честно и с изумлением узнал, что у меня имеется цена, высокая, но имеется. Медик кивнул, и тут я понял, что высокая, по моим меркам, цена едва ли показалась ему таковой, когда он услышал сумму. Он улыбнулся, и я понял, что он удовлетворен. Он хотел помочь мне. Хотел, чтобы я был счастлив. Хотел, чтобы я получил свою награду, и я понял, что обязательно получу ее.

Наконец вопросы прекратились, и мой дознаватель в белом халате бросил взгляд на Константина и Михаила.

— Он говорил правду, — сказал он. — Он предаст Махариуса, если ему хорошо заплатить.

Мужчины переглянулись между собой, а затем посмотрели на меня. Я оказался под их пристальными взорами, оценивающими и взвешивающими сказанное мною, сравнивающими его с тем, что они знали. От их решения зависела моя жизнь. Если они решат, что не верят своему другу-медику, то у них не будет причин оставлять меня в живых. Я глядел на них, оцепеневший и немного напуганный. Я мог только вертеть головой. Мне не освободиться от пут. Даже если бы и удалось, меня все равно окружают одни враги.

Константин бросил взгляд на медика:

— Ты уверен?

— Определенно. При такой дозе он не смог бы лгать. Этот человек достоин доверия, по крайней мере для наших целей.

Однако Михаил по-прежнему сомневался. Я видел, что не нравлюсь ему, но, по всей видимости, я был тем человеком, которого он искал. Он присел рядом со мной и заговорил, очень медленно и тщательно подбирая слова:

— Сейчас я тебя освобожу. Не делай никаких резких и глупых движений, и ты станешь очень богатым и могущественным человеком. Тебе понятно?

Я кивнул. Он развязал ремни. Я заметил направленный на себя небольшой, но очень мощный пистолет. Константин сжимал в руке похожее оружие.

Меня отвели в другую комнату.

Эта комната была обставлена получше. На столе стояли бутылка велиальского виски и несколько стаканов. Константин плеснул в один из них и протянул мне. Я покачал головой:

— Прости за отказ, но после последней совместной выпивки мне больше не хочется.

Константин беззлобно улыбнулся:

— Извини, но нам пришлось. Мы должны были понять, что ты именно тот человек и что ты не кинешь нас.

— То есть предатель. — Мне не удалось утаить горечь в голосе. Никому не нравится выяснять, что у него есть своя цена.

— Не ты предатель Империума, а Махариус. Он отказался подчиняться приказам. Он не хочет дать дорогу наследникам. Ты сам сказал, что он слабеет. Пришло время ему отступить в сторону и пропустить тех, кто может справиться с работой.

Я подумал о нем и о том мощном водовороте интриг, что прямо сейчас закручивался на планете. Я постарался убедить себя, что этого следовало ожидать, что великие генералы появились в результате Схизмы и привыкли мыслить в категориях личных амбиций и славы. Однажды Махариус одолел каждого из них на поле битвы и взял к себе на службу — а теперь они увидели шанс вырваться на свободу и вновь преследовать собственные интересы. Они узрели, что сделал Рихтер, и подумали: «Я тоже так смогу», а Септим предложил им способ совершить это, оставшись верными Империуму.

— Нам следует извиниться, — заметил Михаил. — На кону большие ставки, и нам нужно знать, кому можно верить.

— Вопрос не в том, можно ли верить мне, а можно ли верить вам, — сказал я.

— У нас нет причин предавать тебя. Мы должны доверять друг другу.

— Действительно, — ответил я.

— Да. Если ты предашь нас, то погибнешь вместе с нами. Мы записали твои слова.

— Я был под действием наркотиков, — произнес я.

— Так ты скажешь. Однако твои слова были правдой, верно?

— Да, — признал я.

— И никто не выиграет, если эти слова станут достоянием гласности. Крестовый поход должен стоять единым фронтом даже после ухода Махариуса, — продолжил Михаил.

— Особенно после ухода Махариуса, — добавил Константин.

— Он еще не ушел, — ответил я.

— Но это вскоре случится, — указал Константин. — Так или иначе.

— Сейчас мы вернемся в таверну, — произнес Михаил, — и будем пить.

— Да, — согласился я. — Хорошая идея.

— Вы сделали что-то с моей головой, — сказал я инквизитору.

Он сидел за столом, разглядывая фонарь в форме горгульи. Из-за освещения его лицо скрывалось в тени.

— Иначе ты был бы мертв, — ответил мне он. — Те люди накачали тебя почти фатальной дозой сильного зелья правды.

— Я кое-что говорил, — сказал я, силясь подыскать нужные слова.

— Ты говорил то, о чем думал в глубине души, — произнес Дрейк. — Ты вслух высказал сомнения, которые таил в себе долгое время.

— Да. Нет. Но…

— То, что у тебя есть сомнения, еще не значит, что ты изменник, — продолжил Дрейк. — Это значит, что ты человек, к тому же довольно умный.

Я удивленно посмотрел на инквизитора, не ожидая услышать от него подобных слов. Он всегда казался мне по-своему фанатичным. Дрейк улыбнулся:

— Уверяю тебя, что преодоление сомнений было одной из самых ранних частей моего обучения и самой всеохватывающей.

— Они уверены, что Махариус уйдет, — сказал я. — Так или иначе.

— О да, — произнес Дрейк. — Так и нужно. Через наших общих осведомителей я дал им понять, будто Махариус не планирует уходить в отставку.

— Что?

Инквизитор приподнял бровь. Он не привык к тому, чтобы какой-то сержант говорил с ним в подобном тоне.

— Мы окружены заговорщиками. Их нужно выманить на свет.

— Это ведь очень опасно. Числом нас превосходят в десять раз.

— Если только все полки объединятся против нас. А этого не случится.

— Хотел бы я разделять вашу уверенность, — только и сказал я.

— Ты считаешь, будто все потенциальные преемники Махариуса станут работать вместе, Лемюэль, — сказал он, будто школьный учитель, втолковывающий азы особо непонятливому ученику. — Но даже самый поверхностный анализ ситуации покажет, что это не так. Если человек хочет занять место Махариуса, это еще не означает, что он поддержит другого, кто желает того же. На самом деле многие предпочтут, чтобы Махариус остался, чем чтобы ему на смену пришел их соперник. Вот одна из причин, почему лорд верховный командующий оставался у власти так долго.

— А я думал, потому, что Империум поручил ему эту задачу, — произнес я.

— Не будь таким ехидным, Лемюэль. Тебе это не к лицу. Конечно, Махариуса поставили командовать, но многие из тех генералов воспринимали повеления Империума недостаточно серьезно, пока Махариус не вынудил их силой. Они были самыми успешными полководцами Схизмы, и большинство служили Империуму только на словах, да и то тогда, когда это было им на руку. Если бы они не боялись Махариуса и жаждали занять его место, то вполне могли бы вернуться к былым занятиям.

— Значит, вы играете в очень опасную игру, стравливая их между собой.

— Махариус не вечен, — произнес он. — Это очевидно. Но, прежде чем это случится, тех, кто ему служит, нужно поставить на колени, иначе Схизма начнется вновь.

Наверное, осознание того, к чему он стремится, вдруг отчетливо отразилось на моем лице.

— Если раскроется, что они хотят предать Махариуса, они будут дискредитированы.

Дрейк улыбнулся, подобно учителю, чей непонятливый ученик неожиданно проявил проблеск понимания.

— Всегда хорошо, когда есть причина кого-то устранить. Но еще лучше, когда причина эта подлинна.

Тогда я поразился циничности этого человека, а также задался вопросом, понимает ли он, что может откусить слишком большой кусок. Махариуса окружали алчные, корыстолюбивые и амбициозные люди, и Дрейк был далеко не последним в списке. Разница была лишь в том, что ход мыслей генералов я мог понять, но даже не предполагал, что движет инквизитором.

— Я желаю добра Империуму, Лемюэль, — произнес Дрейк. Неужели он прочитал мои мысли? Или они были явственно написаны на моем лице?

— Вы играете нашими жизнями, — сказал я.

— Не тебе судить меня, Лемюэль, — промолвил он мягким тоном, однако в его голосе я почувствовал сталь.

— Кому-то же нужно, — тихо пробормотал я.

Глава 19

Яне удивился, обнаружив в своих покоях Анну.

— Выглядишь неважно, — сказала она.

— Долгая ночка, — ответил я, расстегивая мундир и ложась к ней в кровать.

Она прильнула ко мне и лизнула плечо. Жест оказался совершенно не романтичным. Впрочем, и не должен был.

— Пенталиум, — произнесла она. — А еще следы моратианского противоядия.

— Ты почувствовала их в моем поте, — догадался я.

— А еще много алкоголя и слабых наркотиков, — продолжила она.

— Одна из тех самых ночей, — сказал я.

— Ты только что встречался с инквизитором Дрейком, — констатировала она, — и кто-то ввел тебе зелье правды. Учитывая давность следов, это был не он.

— Ты сейчас собираешься поразить меня своими дедуктивными способностями?

Анна улыбнулась:

— Я тебе не враг, Лев. Возможно, я сейчас одна из немногих, кто тебе не враг.

— Ты о чем?

— Инквизитор Дрейк использует тебя как приманку для кого-то очень опасного.

— Он тебе это сказал?

— В этом нет нужды. Я вижу картину происходящего не хуже твоего.

— Значит, в отличие от меня, ты видишь хоть что-то.

— Этой ночью тебя похитили и ввели зелье правды. Вероятно, так они смогли выведать то, что тебе известно?

— Отлично, отлично, — сказал я.

— А прямо сейчас всех волнует то, отправится ли Махариус на Терру. — Она взглянула на меня, и я понял, что она читает меня как открытую книгу. — Но это только часть правды. Все уходит корнями куда глубже. Если в этом заинтересован Дрейк, значит, ты — часть его плана.

Наверное, какое-то мое движение подсказало Анне, что она права, а возможно, она уже и так все знала. Анна была прекрасно обо всем осведомлена.

— Он использует тебя в качестве приманки, давая тебе ту информацию, которую хотят узнать другие.

— Ты и впрямь так думаешь?

— Лев, не пытайся со мной лукавить. Ничего у тебя не получится. Я знаю, что Дрейк пичкает дезинформацией агентов половины генералов, жаждущих занять место Махариуса. Он такой. Он выманит их, а затем сделает против них свой ход. Так он, во всяком случае, полагает.

— И что его остановит?

— Оглянись, Лев. Времена меняются. Трон больше не защищает Махариуса. Дрейк — его тень, нравится ему это или нет. Его звезда взошла вместе с Махариусом. И закатится следом за ним, если только он не встанет за спиной у кого-то другого и не будет шептать на ухо ему.

— Думаешь, он способен на такое?

— А ты думаешь, что нет? Дрейк — политический зверь, Лев. Все они такие. Ты в чане с грязевыми акулами.

— И ты одна из них, пусть даже и очень красивая.

Она посмотрела на меня с чем-то похожим на грусть, и долгую, натягивающую нервы до предела минуту я ждал ее ответа.

— Да, — согласилась Анна. — Я — акула. Однако по своим личным малозначительным причинам я стараюсь сберечь тебе жизнь.

— Звучит не слишком весело.

— Очнись! То, что осталось от Крестового похода, выходит из-под чьего-либо контроля. Махариус болен. Дрейк изо всех сил пытается удержать обреченную структуру, чтобы не дать ей обрушиться в бездну анархии. Генералы расшатывают и дергают ее со всех сторон, чтобы урвать кусок побольше. Вот-вот грянет катастрофа, Лев, а ты стоишь прямо в ее эпицентре. И ты будешь там, когда произойдет землетрясение и все покатится в тартарары.

— Как и ты сама.

— Разница в том, что у меня уже есть вариант, как выбраться оттуда.

— Ночью мне также его предложили, — сказал я, а затем умолк, задаваясь вопросом, не ради того ли был весь разговор, чтоб заставить меня сознаться.

Анна улыбнулась, и улыбка ее походила на волчий оскал.

— Кто? Агенты генерала Красса? На твоем месте я бы не слишком им доверяла, Лев.

— Я не дурак, — огрызнулся я, на что Анна потянулась и легко взъерошила мне волосы.

— Нет, — сказала она. — Конечно, нет.

— Анна, — сказал я. — Для меня нет вариантов. Что бы ни случилось, я буду с Махариусом. Всегда был и всегда буду.

На мгновение она отвела взгляд, а затем произнесла:

— Верность всегда была твоей сильной стороной, Лев, к добру или худу. Ты предан Махариусу и в своем роде предан мне. — На это мне было нечего возразить. — В конце ты из-за этого погибнешь.

— Я — имперский гвардеец, Анна. Я уже прожил намного дольше, чем сам думал, когда поступал на службу. К тому же намного лучше. И все это благодаря Махариусу и тебе.

Она поцеловала меня, и больше мы не говорили. Нам было что поведать друг другу, и у нас имелись иные способы выразить это.

Лагерь 7-го Велиальского находился на краю города, за кругом больших черных звездоскребов. По легенде, я лишь навещал свой старый полк. Однако в действительности все было куда как сложнее. Там до сих пор служили люди, которые помнили меня, даже спустя все эти годы. Увы, их оставалось меньше, чем мне хотелось бы. А еще на мне был зеленый мундир Львиной стражи, что в совокупности делало мой визит довольно заметным и придавало ему политический подтекст. Наблюдавшие за мной солдаты, должно быть, задавались вопросом, зачем я пришел — шпионить или принести сообщение от Махариуса их офицерам. Дорога была еще той.

Я шел вдоль рядов палаток и отштампованных укрытий, между колоннами потрепанных «Гибельных клинков» и отмеченных вмятинами от снарядов «Теневых мечей» и испытывал усиливающуюся ностальгию. Я стоял под сенью огромных бронированных зверей и ощущал их мощь и потаенную ярость. Чувствовал их оживающие души и гнев и спрашивал себя, придет ли день, когда их спустят на других имперских солдат. Сейчас на Ахероне настолько грозная бронетехника была редкостью, и тот, чью сторону они заняли бы, получил бы неоспоримое преимущество в любом надвигающемся конфликте.

Как только эта мысль посетила меня, я почувствовал нарастающий животный страх. Я уже осознал, что такая битва не просто возможна, но очень вероятна. Я представил себе время, когда все эти люди вокруг, мои бывшие товарищи, станут моими врагами. Мысль принесла странные воспоминания о Локи и ходячих мертвецах. Некоторые из них тоже были моими товарищами. Возможно, в определенном смысле каждый из нас был ходячим покойником.

По пути я кивал солдатам и отдавал честь офицерам, окидывавшим меня холодными, полными любопытства взглядами. Когда-то в их присутствии я чувствовал себя ничтожным и жалким — в те времена, когда они стояли выше меня по велиальской социальной лестнице, а я был простым парнем из улья, который вступил в Гвардию. Однако теперь меня это больше не волновало. Я полжизни провел в кругу аристократов, которые обладали намного большей властью, чем эти люди когда-либо получат, а их семьи имели куда большие связи, поэтому они едва ли могли меня чем-то впечатлить. Почему эти люди должны были пугать меня? Но тот факт, что я до сих пор задавался этим вопросом, показывал, что он по-прежнему был для меня важен.

Я шел к палатке в том ряду и с тем номером, которые сообщил мне Сергей Кримов. Тот сидел снаружи, без сомнения, ожидая Константина и Михаила. Я насмешливо отдал Сергею честь и присел рядом с палаткой. Для всех мы должны были сойти за парочку курящих и болтающих солдат.

— Выяснил что-нибудь интересное? — спросил Сергей.

— Только то, что ты не любишь делиться выпивкой, — ответил я.

Тот достал флягу и протянул мне.

— Вижу, ты переборол нежелание пить со мной, — заметил он.

— Сергей, как хорошо ты знаешь Константина и Михаила?

— Достаточно хорошо. А что?

— Они все это всерьез?

— В смысле сделают ли они то, о чем говорят?

— Да.

— Сделают, не сомневайся. У них сильные покровители, серьезные люди с серьезными планами.

— А тебе почем знать? — поинтересовался я.

— Вопросы тут задаешь ты. Если не нравятся ответы, это твои проблемы.

— Откуда ты их знаешь?

— Они служили в Седьмом достаточно долго, — сказал он. — Их перевели с повышением в штаб генерала Красса несколько лет назад. Что-то вроде тебя, только со званием повыше, и они не служат телохранителями.

— Я прямо почувствовал себя неполноценным, — сказал я.

— Слушай. Знаю, тебе не понравилось случившееся той ночью, но я оказал тебе услугу. Правильно разыграй карты, и ты уйдешь богатым и могущественным человеком.

— Как ты?

— Умничай, если хочешь, но ты влип в это, как и я, нравится тебе или нет. Ты сказал то, чего говорить не стоило.

— Хочешь сказать, поэтому я буду делать то, чего не…

— Что ты хочешь, Лев? Желаешь выйти из игры? Знаешь, ты можешь. Но только после этого долго не протянешь.

— Думаешь? А если я отправлюсь к Дрейку и расскажу все, что знаю?

— Тогда ты погубишь меня, возможно, Константина и Михаила, а себя уж наверняка. Не задумывался, что у них могут быть связи на самом верху? Не думаешь, что они вряд ли просто исчезнут, как это случится с тобой?

— Ладно, ладно. Я тебя понял. Тогда у меня еще вопрос…

— Давай уже.

— Сколько ты ожидаешь выгадать на этом деле?

— Я уже получил достаточно, чтобы вернуться на Велиал и жить как аристократ.

— Что-то не похоже.

— Нет. Не сейчас. Но, когда все закончится, я свалю отсюда подальше. Ты тоже, если будешь умным. Слушай, мы же видели, как все эти важные шишки богатеют на бесконечных войнах. Почему мы не можем?

— И насколько ты разбогатеешь?

Сергей назвал сумму, заставившую меня присвистнуть. А затем улыбнулся и сказал:

— Слушай, Лев, мы с тобой для них просто пешки. Всегда ими были. Если не ты, так кто-то другой. А так мы хоть что-то на этом выиграем.

Он говорил искренне, как человек, отыскавший старого товарища и желающий помочь ему в этом жестоком странном мире. Черт, может, оно и впрямь так и было.

— Мне нужны какие-то доказательства.

Сергей кивнул. Это он понимал.

— Уверен, если сказать кому следует, это можно устроить. Оставь это мне.

Полагаю, что бы Сергей ни собирался устраивать, о своей доле он не забудет. Впрочем, винить его я не мог. Я протянул ему флягу обратно.

— За это и выпьем, — сказал я.

«Красный фонарь» был заведением, куда солдаты заходили только в том случае, когда могли себе позволить. На красных диванах лежали почти обнаженные девушки. Дежурная леди приветствовала меня словно старого знакомого и провела в приватную комнату, где я встретился с Михаилом и Константином. Они казались более общительными, чем в прошлые разы. Думаю, сеанс с зельем правды и моими вопросами насчет денег переубедили их.

Они передали мне небольшой кошель. Внутри оказалось три крошечных драгоценных камня. Я уже видел такие прежде. Если перепродать их правильному человеку, то на Велиале я мог бы купить небольшой улей. Они были совсем маленькими, их было легко спрятать, и они обладали неимоверной ценностью. Похоже, мои новые друзья отнеслись к моей просьбе со всей серьезностью.

— Получишь больше, если нас не подведешь, — сказал Михаил. В его голосе появились презрительные нотки, как будто у человека, который заплатил за услугу и желал получить ее. А может, эта мысль пришла ко мне из-за места, в котором мы находились.

Константин вел себя более примирительно.

— Теперь мы на одной стороне, — сказал он. — Все мы хотим того, что будет лучше для Империума. — Он говорил так, словно искренне в это верил.

— Это мы еще посмотрим, — отрезал Михаил.

— Что вам от меня нужно?

— У Махариуса есть план, как победить Рихтера, — сказал Михаил.

— Им он со мной не делился.

— Есть услышишь что-то, дашь нам знать.

— Я ничего не услышу.

— Не зарекайся.

— Если это случится, вы узнаете, — сказал я, — но не слишком на это надейтесь.

— Если будет еще что-то важное, дашь нам знать.

— Что для вас значит «важное»?

— Любые планы Махариуса, куда он ходит, с кем разговаривает.

— Сейчас он нечасто этим занимается. Большую часть времени он проводит в покоях, изучая карту Локи.

— Ну вот, — произнес Михаил. — Это было не так сложно. Это стоящая информация, и за нее ты получишь награду.

И вновь в его голосе чувствовалась та же противная ухмылка. И вновь в разговор вступил Константин со своим привычным уже миротворчеством:

— Для нас важно все, Лев. Нам нужно знать о намерениях Махариуса, а также о людях из его окружения. Что тебе известно о присутствии Космических Волков на Ахероне?

— А они разве остались?

Они оба посмотрели на меня, как будто не могли в это поверить. Я пожал плечами:

— Космические Волки ушли. Им дали прощальный пир. Я был на нем виночерпием.

— Мы слышали. И это одна из причин того, почему ты нас заинтересовал.

Я задумался над их словами. Возможно, они не планировали просто убить меня, когда все закончится. Теперь я начал понимать ход их мыслей. Я пользовался расположением лидера одного из наиболее могущественных и благородных войск во всем Империуме. Меня могли посчитать полезным человеком для будущих сделок. Впрочем, слишком обнадеживаться не стоило. Космические Волки наверняка уже находились далеко отсюда и вряд ли когда-либо вернутся.

— Так ты не знаешь о маленьком фенрисском корабле на орбите?

— Это для меня новость, — сказал я. — Однако новость ли это для Махариуса или Дрейка, не могу сказать.

Я увидел еще одну причину, по которой им следовало волноваться. Если Космические Волки должны были улететь, а один из их кораблей по-прежнему оставался на орбите, это что-то да значило. Любой имперский командир подумал бы дважды, прежде чем оскорблять Адептус Астартес. Возможно, они полагали, что Махариус заключил тайный пакт с Грозным Клыком. Черт, может, так и было. Я не лгал о пределах своих познаний. В качестве телохранителя мне приходилось слышать о том, что происходило в имперском штабе, куда больше, чем любому обычному солдату, но это не значило, что я был осведомлен обо всех тайнах.

— Если что-то увидишь или услышишь, дай нам знать.

— И как мне это сделать?

— Оставь в таверне сообщение для Кримова. Он устроит встречу.

— Отлично. Это все?

— Нет, — сказал Константин. — Теперь мы займемся тем, для чего якобы пришли сюда.

Он потянул длинную веревочку. Портьеры раздвинулись. Внутрь вошли три девушки.

— Становится хуже, — сказал Дрейк.

Он поднялся из-за стола, обошел командный зал и окинул взглядом большую карту города, на которой были отмечены все военные лагеря и их командиры.

Махариус, сгорбившись, сидел на троне. Он казался напряженным, совсем не похожим на того расслабленного, уверенного в себе лидера, которым всегда был. Он подался вперед, сжав кулаки, а затем встал.

— А чего ты ожидал? — спросил он.

— Это проблема, — сказал инквизитор. — Реальная проблема. Уровень дисциплинарных проступков вырос на шестьсот процентов. В дуэлях погибли семнадцать офицеров. Один лишился глаза. Трое — конечностей. Семьсот пятьдесят два рядовых получили ранения в драках, сто семь — со смертельным исходом.

— Для лагеря таких размеров это неплохо, — заметил Лазло, один из штабных офицеров Махариуса.

— Это только за вчера, — ответил Дрейк. — Обычно это месячная норма.

Лазло, казалось, хотел возразить, но не решился. Инквизитор вернулся к Махариусу:

— Все это части одного целого.

— Знаю, — произнес Махариус. Он говорил задумчиво, как будто его разум витал где-то в другом месте, планируя, как победить Рихтера.

Я впервые видел его таким.

— Но офицеры и комиссары способны взять ситуацию под контроль, — сказал Лазло.

— Они тоже часть проблемы. Крестовый поход теряет единство. Наши офицеры бьются на дуэлях. Комиссары наказывают за мелкие нарушения, позволяя при этом гнили распространяться дальше. Все начинается сверху. Верховное командование слишком поглощено подковерной борьбой, чтобы сосредоточиться на других задачах. Младший офицерский состав распустился без какого-либо надзора и расширяет амбиции и предубеждения своего начальства на остальные войска. Вчера сторонники генерала Тарки и генерала Красса открыли друг по другу огонь и не прекращали до тех пор, пока комиссары не казнили шестьдесят человек за неподчинение приказам. При этом три комиссара погибли.

Махариус бросил взгляд на Дрейка.

— Всем нам известно, что это проблема, — язвительно заметил он. — Вопрос в том, что нам делать.

— Нет, — сказал Дрейк. — Вопрос в том, что тебе делать? Ты же наш лидер.

Махариус задумался над его словами.

— Мы зашли так далеко, — произнес он. — Наши самые опытные солдаты состарились и устали. Новые рекруты еще не испытаны, и им недостает былого рвения ветеранов. Офицеры лишились иллюзий насчет непогрешимости их командиров. Неудивительно, что все катится в пропасть.

— И снова — что ты будешь делать?

— Я обращусь к войскам. Объясню им наш план. Снова объединю их ради Крестового похода.

— Потребуются не просто слова, — заметил Дрейк.

— Тогда я дам им больше, чем слова. Я поведу их вперед, чтобы сокрушить Рихтера и его пособников, а после этого мы приведем сами миры Ореола под власть Империума.

Я был потрясен. Неужели он настолько оторван от реальности? Из его уст все звучало так просто. Он сделает это, и результат неизбежно будет. Так он всегда говорил, а я всегда верил ему. Возможно, изменился я. Возможно, я утратил былую веру. А может, чудесное обаяние Махариуса со временем поблекло. Возможно, это всегда было обманом, но только сейчас я сумел распознать его.

Я прогнал эти мысли в темные подвалы разума, однако они не желали идти из головы.

Глава 20

— Говоришь, у него есть план? — поинтересовался Константин.

Мы снова находились в «Красном фонаре», как будто случайно встретившись и удалившись в приватную комнату. В этот раз нам вынесли кальян с дрём-дымом, чтобы прикрыть отсутствие девушек. Михаил зажег его и какое-то время задумчиво посасывал. Я покачал головой, когда он предложил мне тоже, и выпил еще водки.

— Так он говорит, — сказал я.

— И что за план? — теперь заговорил Михаил, привычно нагло, привычно насмешливо, привычно пытаясь спровоцировать меня на резкий ответ.

— Он со мной не делился, — произнес я. — Но, если хочешь, могу у него спросить. Скажу, что ты интересовался и очень хотел бы знать.

— Уверен, Лев делает все возможное, — сказал Константин. От меня не утаилось то, как он назвал меня Львом. Казалось, словно мы с Константином теперь старые друзья-товарищи. По крайней мере он хотел, чтобы так казалось. Константин либо был на моей стороне, либо хотел, чтобы я так считал.

— А у Льва есть мысли, что это за план? — Теперь Михаил как будто переключился на Константина.

Я задался вопросом, действительно ли тот подначивал его, или же они просто так хорошо вжились в роль. Наверное, всего понемногу.

— Нет, но он уверен в его успехе. И через три дня он собирается обратиться к войскам. Возможно, тогда все прояснится.

— Значит, у нас есть три дня, — произнес Константин, тут же выйдя из роли.

— Почему ты не сказал об этом сначала? — сказал Михаил, уставившись на меня.

— Я думал, но потом мне захотелось еще немного полюбоваться твоими ухмылками, — ответил я. — Они такие забавные.

— Где он будет говорить?

— На Гранд-плазе.

Двоица обменялась взглядами.

— Он сможет вновь привлечь войска на свою сторону.

И я увидел тревогу в их глазах и услышал потрясенную приглушенность их голосов. Они все еще боялись Махариуса. Они все еще считали, что он сможет собрать даже преданных сторонников генералов-заговорщиков, если только поговорит с ними. Мне не раз доводилось слышать речи Махариуса, и я понимал обоснованность их страхов.

— Лучше сообщить генералу, — произнес Константин. — Он захочет об этом узнать.

Он повернулся и посмотрел на меня, вмиг перестав притворяться, что мы старые друзья-приятели.

— Будь готов. Остаемся на связи. Вот где ты заработаешь свои цацки.

В его голосе чувствовалось то самое презрение, что обычно у Михаила. На моем лице не дрогнул ни единый мускул. Скоро я узнаю, зачем они завербовали меня.

— Они упомянули генерала, — произнес Дрейк.

Лицо инквизитора походило на непроницаемую маску, но я знал его достаточно долго, чтобы от меня не утаилась нотка заинтересованности в голосе.

Я кивнул.

— Небольшое упущение, — продолжил он, — но довольно важное.

— Они считают, что, если Махариусу дать шанс обратиться к армии, ему удастся объединить Крестовый поход.

— Они так сказали, или ты так подумал?

— Подумал, но я там был, а вы — нет.

Дрейк чуть склонил голову набок и пристально посмотрел на меня, словно сова, которая разглядывала особо аппетитную мышь. Впрочем, его маска никуда не исчезла.

— Тут я доверюсь твоему суждению.

— Возможно, они не зря его боятся, — сказал я.

Дрейк пожал плечами:

— Может, когда-то. Сейчас… даже не знаю.

Его плечи поникли, и всего на мгновение мне показалось, будто я вижу уставшего и отчаявшегося человека. Сколько же на самом деле Дрейку было лет? Он выглядел не старше меня, но у него тоже был доступ к омоложению.

— Они сказали, чтобы я был наготове и что они будут на связи. Если они попросят меня предать Махариуса, то только сейчас.

— Они не попросят, — сказал Дрейк. — Они прикажут. Они думают, что ты увяз слишком глубоко, чтобы выйти из игры.

Я ощутил слабый укол беспокойства.

— Думаете, они могут попросить меня убить его?

— Нет. Они недостаточно доверяют тебе и не знают, справишься ли ты. Но ты будешь задействован и замешан, — сказал Дрейк.

И тогда до меня дошло, что лишь инквизитор будет знать о моей невиновности. Меня могут казнить за предательство, и никто не узнает правды, кроме как от него.

— Они могут попытаться убить его, когда он будет обращаться к армии.

— На виду у всех? Так Махариус станет мучеником, а всякий, кто связан с его гибелью, — худшим из предателей, — задумчиво произнес Дрейк, и я задался вопросом, что сейчас творилось в его холодном разуме.

Оглядываясь на прошлое, я понимаю, что именно тогда и могли быть посеяны семена его последней и самой ужасной идеи.

— У тебя есть коды безопасности и пароли? — спросил Михаил.

Я обвел взглядом такой знакомый зал в «Красном фонаре», оттягивая время, просто чтобы позлить его, а затем кивнул:

— Хорошо.

— И ты лично проверишь, чтобы дверь была открыта. Никому другому мы не доверяем.

Я вдруг представил, как открываю большой служебный люк, а затем за свои труды получаю выстрел в спину. Однако промолчал.

— Конечно, — согласился я.

— Когда наши люди окажутся внутри, оставь их и уходи. Они быстро справятся.

— Отлично, — сказал я.

— Если все пройдет по плану, то ты станешь очень богатым человеком.

«Скорее, очень мертвым человеком», — подумал я.

— Сегодня в полночь все изменится, — произнес Константин. Он говорил возбужденно, будто тот, чья давняя мечта скоро сбудется. Или как тот, кто скоро очнется от дурного сна.

В полночь я стоял у большой бронированной двери на верхнем этаже дворца. Часовых я отпустил и ждал в одиночестве с дробовиком за спиной, в тысячный раз спрашивая себя, что, во имя Императора, творю. В животе у меня трепетало то самое чувство, которое обычно появлялось перед битвой. Во рту пересохло, сердце гулко грохотало о ребра. Я поднял перед собой руки и увидел, что они не дрожат. Я бросил взгляд на хроно на запястье — стрелка сместилась ближе к отметке полуночи. Оставалось еще несколько минут.

Я вспомнил свою жизнь, то длинное переплетение моментов, которые привели меня в это место и в это время. Внутри меня подрагивала искорка волнения, а также страха, чувство того, что все вот-вот случится, что лучше оставаться наготове, иначе я могу умереть, что моя жизнь будет зависеть всецело от меня самого. Это чувство, стоит ощутить его хотя бы раз, ты больше никогда не забудешь, и оно способно вызвать зависимость не хуже, чем наркотик.

Разум порождал фантомов. В темноте могла приближаться целая армия. На нас могла обрушиться неодолимая волна ассасинов. Там, во мраке, мне мерещился великий заговор. Я видел разогревающие двигатели танки, солдат, крепче стискивающих оружие, и кабал верных генералов, готовящихся нанести удар по бывшему начальнику. И я очутился на самом острие событий. За мою роль в происходящем меня могли казнить обе стороны.

На миг мне почудилось, что я нахожусь в свободном падении. Меня просто перестало что-либо волновать. Мне оставалось лишь держать ухо востро, только так я мог выжить, и я уже долго занимался этим.

Минутная и часовая стрелки достигли отметки одновременно. Я распахнул дверь и выглянул в ночь. Сначала мне казалось, что там никого нет, однако затем я различил темные очертания «Валькирии» и движущиеся во тьме тени. Я знал, что мой силуэт вырисовывается на фоне открытой двери и представляет собой легкую мишень. Я махнул и отступил в сторону.

Черные фигуры торопливо бросились вперед, передвигаясь с профессионализмом и легкостью людей, долго тренировавшихся в своей работе. Я попятился, и они вышли на свет, одетые во все черное, в масках и при оружии. Вдруг я заметил поблескивающий в руке одного из людей нож. Я достал дробовик и сказал:

— Не тычь им куда попало.

— Ты спятил, что ли? — послышался голос, похожий на Михаила. — Если выстрелишь, тебя услышат на всем этаже.

— Тогда не давай мне повода выстрелить, — ответил я.

— А ты не слишком нам доверяешь.

— У тебя в руке нож. Я бы предпочел, чтобы он оставался там, а не торчал у меня меж ребер.

— Ты выполнил свою работу, — сказал Михаил.

Я заметил его бегающий взгляд, а также возвышающуюся позади фигуру Константина.

— И я собираюсь прожить достаточно долго, чтобы получить обещанную плату.

— Ты ее получишь, — пообещал Михаил.

Что-то мне подсказывало, что, будь его воля, я бы не прожил ни секунды дольше.

— Можем препираться тут всю ночь или браться за дело, — сказал я. — Выбор за тобой.

— Веди, — наконец сказал он.

Я махнул ему стволом дробовика.

— Ты первый, — произнес я. — Если мне кто-то ткнет ножом в спину, я выстрелю, лишив тебя головы и шанса застать Махариуса врасплох.

Он кивнул.

— Считаешь себя самым умным, а?

— Шевелись, — ответил я.

Мы быстро и тихо шли по верхнему этажу к апартаментам Махариуса.

— Здесь очень тихо, — сказал позади меня Константин. — Мне это не нравится.

— Сейчас за полночь, а лорд Махариус требует тишины для отдыха. Но, если хочешь, я позову слуг, и ты объяснишь им, что мы здесь делаем.

Он промолчал. Я знал, что вооруженные люди у меня за спиной расходятся по этажам дворца, готовые бесшумно убить всякого, кто их заметит. Я очень надеялся, что Дрейк знает, что делает. Мне вдруг начало казаться, будто и сам Дрейк — предатель, будто весь его план по раскрытию убийц — лишь хитроумная уловка, предназначенная для того, чтобы заставить меня открыть дверь и впустить их внутрь. Сейчас это звучит странно, но тогда, с целой ротой убийц за спиной, во дворце, превращенном в безмолвную смертельную ловушку, эта мысль мне показалась поразительно убедительной.

— Сколько еще? — нервно спросил Михаил.

Я бы чувствовал себя не лучше, крадясь по дворцу с намерением убить имперского героя и с приставленным к затылку дробовиком.

— Впереди, — ответил я.

Так и было. То, что я подхожу к покоям Махариуса со столькими вооруженными чужаками, казалось мне странным сном. Я сделал вдох и, сосчитав до семи, выдохнул. Теперь я прекрасно осознавал, что каждая моя секунда может стать последней, и собирался сполна насладиться ими всеми.

Наконец мы подошли к двери, и Михаил остановился.

— Никакой охраны, — произнес он. — Здесь должны были стоять хотя бы караульные.

Он повернулся ко мне и угрожающе поднял нож. Я спиной ощутил, как Константин придвинулся ближе. Я отступил в сторону и, прижавшись спиной к стене, посмотрел на них.

— Я свою часть сделки выполнил, — сказал я, тревожно думая, где Дрейк и его люди, и где остальные, и что мне такого сказать, чтобы прожить еще хотя бы пару секунд.

— Ты выдал нас, — прошипел Михаил, шагнув ближе. В его глазах заблестело безумие. Мог ли он принять боевые наркотики перед сегодняшним выходом? — Ты дурак!

Я направил дробовик ему в грудь.

— У тебя нож, — произнес я. — У меня дробовик. На твоем месте я бы дважды подумал, прежде чем называть меня дураком.

В этот момент Константин прыгнул. Он двигался очень быстро для такого крупного человека, но благодаря этому прикладу дробовика довелось преодолеть меньшее расстояние, прежде чем врезаться ему в челюсть. Раздался хруст ломающейся кости.

Михаил ринулся вперед, и лезвие ножа блеснуло в свете люмосферы. Он ударил, метя в живот и вверх. Он собирался пронзить мне сердце. Я опустил дробовик, парируя удар, и отразил лезвие так, что оно распороло штанину и оставило порез на бедре. Мне оставалось надеяться, что нож не задел артерию.

Противник отвел нож для нового удара. Мне повезло. Остальные не успели понять, что происходит, они по-прежнему пытались сохранять тишину, чтобы не выдать себя. Но это длилось недолго.

Я поднял дробовик, уже зная, что не успею остановить его. Но мне и не нужно было. Я собирался снести ему голову, пусть даже он пронзит мне сердце. Я увидел в его глазах осознание собственной смерти, и на краткий миг он замер. Я только этого и ждал. Дробовик прицелился ему в голову, когда вокруг нас вдруг раздались звуки приглушенной борьбы и тихие выстрелы. Наконец-то люди Махариуса принялись за работу.

Секунду спустя в двери показался Дрейк, а следом за ним Махариус. Он поднял руку, и Михаил без чувств повалился на пол, пав жертвой психических сил инквизитора.

Антон и Иван вышли из бокового коридора, волоча с собой пленника. Дрейк довольно кивнул:

— Думаю, нам хватит. За дело.

Его план удался. Мы выявили бойцов 7-го Велиальского во дворце Махариуса при попытке убийства лорда верховного командующего. К тому времени, как Дрейк закончит их обрабатывать, они будут готовы публично сознаться в чем угодно.

— У нас мало времени, — сказал Дрейк.

Махариус покачал головой:

— Немного есть. Я уже отдал приказ начать штурм дворца Красса.

— Разумно ли это?

— Ты собираешься давать мне советы по стратегии, инквизитор? — спросил Махариус. В его тоне чувствовалась нотка едкой насмешки.

Мы поднялись на крышу, где нас уже ждали «Валькирии», чтобы доставить в другой конец города.

Мы запрыгнули внутрь, и самолеты быстро поднялись в небо. Мимо нас размытыми пятнами замелькали зеркально-черные звездоскребы. Мне стало интересно, сколько вместе с нами летело других кораблей с выключенными летными огнями. Возможно, подвыпившие солдаты прямо сейчас смотрели в небеса и удивлялись, что это за тени проносятся у них над головами. Возможно, они ждали этой ночи и видели, как летят убийцы Красса. Мне с трудом верилось, что гвардейцы внизу могли совершенно не подозревать о секретной войне, которая вспыхнула этой ночью.

Я взглянул на Ивана с Антоном. Они, пригнувшись, сидели возле Махариуса и Дрейка. Лорд верховный командующий выглядел совершенно расслабленным. Я подумал обо всех тех способах, которыми нас могли убить. Всего один выстрел из зенитного танка «Гидра» — враг мог даже не знать, находился ли Махариус на борту. Всего один человек, чтобы выстрелить, и мы упадем. Я молился, чтобы легендарная удача не покинула Махариуса хотя бы до тех пор, пока мы не окажемся на земле, где все будет зависеть от моих опыта и оружия.

Не многие ситуации пугали больше, чем ночной полет, когда ты мог умереть от любого шального снаряда и даже самый незначительный просчет пилота мог закончиться тараном стены здания объятым огнем кораблем. Но не отсутствие контроля над собственной судьбой пугало меня.

Впереди я различил огни, пылающие на вершине черной пирамиды, и десятки хищных теней, кружащих вокруг здания, — десантно-штурмовые корабли проносились на бреющем полете. Некоторые самолеты пошли на снижение, и мы присоединились к ним.

Вокруг садящейся «Валькирии» столбом поднималась пыль и расходилось в стороны пламя. Я выпрыгнул из двери, сжимая наготове дробовик. Оглядел крышу. Никаких следов сопротивления. Издалека все еще доносился вой сирен, прожекторы прочесывали небо. Где-то там, внизу, солдаты начинали недоуменно гадать, что происходит, кто на кого напал и почему.

Я побежал по плоской крыше, когда остальной отряд высыпал наружу вслед за мной. Штурмовики Дрейка уже выбили двери. Снизу слышались звуки боя.

Вдруг мне стало очень грустно. Случилось то, чего я боялся сильнее всего. Имперские солдаты снова сражались против имперских солдат, как во времена Схизмы. Казалось, что-то безвозвратно сломалось, и даже если Махариус победит, в определенном смысле он проиграл. Длительное балансирование, позволявшее ему оставаться во главе Крестового похода, все же дало сбой. Этой ночью пришли в движение силы, что разрушат единство, которое он так долго и упорно создавал. После этой ночи невозможно будет даже притворяться, что армия по-прежнему едина. Если план кардинала Септима состоял в том, чтобы подорвать авторитет Махариуса, то ему это удалось. И, что хуже всего, Махариус сделал всю работу вместо него.

Мы ворвались во дворец. Пусть способность Махариуса видеть всю полноту картины за последнее время ослабла, но прочие его умения оставались неизменными. Мы двигались по зданию с неодолимой силой и жестокостью, захватывая по пути десятки пленников. Однако самого генерала Красса мы так и не нашли. Он бежал.

Глава 21

Махариус стоял в апартаментах Красса и изучал картину его последнего завоевания. Он казался спокойным, однако глубоко внутри него клокотала безмолвная ярость.

Дрейк взглянул на потайную дверь за кабинетом, полным древних статуй, и сказал:

— Черный ход.

— Он куда-то должен вести, — ответил Махариус.

— Мои люди уже осматривают его.

— Красс куда-то должен был уйти.

— С космического порта докладывают, что оттуда взлетел шаттл.

— Не его личный шаттл? — спросил Махариус.

Дрейк покачал головой:

— Если хочешь, можно закрыть поле.

— Слишком поздно, — произнес Махариус, — да и вряд ли поможет. Небольшой корабль сможет взлететь с любого другого места на Ахероне.

— Надо решить, что тебе сказать, — задумался Дрейк. — У нас нет пленника, которого можно было бы провести перед войсками. Но мы все равно можем объявить его изменником. Теперь покачал головой Махариус:

— Если бы мы его пленили, ты заставил бы его признаться. А так нам нечего предъявить.

— Нужно что-то сказать. Другие генералы будут беспокоиться. — Пусть беспокоятся, — ответил Махариус. — Я произнесу речь завтра. До того времени никто не станет ничего предпринимать, а тогда мы все уладим.

Настал день великой речи. Махариус облачился в свою самую впечатляющую форму. Дирижабль высадил его на главной площади Ахерона, на платформу, установленную между двумя массивными «Гибельными клинками» 7-го Велиальского. Декорации будто призваны были напоминать о тех речах, которые Махариус произносил, когда Крестовый поход только начинал свою поступь меж звезд. Если кто-то из танковых экипажей и задавался вопросом, что стало с командиром их боевой группы, то не подавал виду.

На площади собрались десятки тысяч людей. Они прибыли, чтобы обеспечить фон для речи, которую запишут технохерувимы и будут транслировать всему Крестовому походу.

Махариус выглядел так же, как всегда: высокий и грозный, живое воплощение войны. Его взор был острым, спина — прямой, лицо как у ястреба. Казалось, он вовсе не нервничал, в отличие от обычного человека, довелись тому обращаться к армиям Крестового похода. Махариус уже делал это прежде. И не сомневался, что сможет снова.

Он ступил на платформу и воздел руки. Раньше Махариуса приветствовали бы громогласным ревом. Теперь его встретили настороженным молчанием. По лагерю бродили самые разные слухи: о нападении на Махариуса, о побеге Красса. Люди не понимали, что происходит. Спокойствие на площади было хрупким.

Если тишина и смутила Махариуса, он не подал виду. Я занял место на краю платформы, чтобы лучше видеть толпу, пока он говорит.

Все взоры обратились на Махариуса. Как люди к нему ни относились бы, он по-прежнему, как никто другой, мог привлечь внимание собравшихся полков. Я разглядывал лица в увеличительные линзы под предлогом выискивания убийц и зачинщиков беспорядков, но на самом деле из любопытства.

Эти полки были старой гвардией Крестового похода, теми, кто пробыл с генералами дольше всех, ядром наступавших армий Империума. Каждый солдат здесь был ветераном или служил вместе с ветеранами. На их поддержку Махариус мог бы положиться в первую очередь. Они входили в состав войск, которые сражались во имя Крестового похода с самого начала.

И возможно, в этом-то и крылся корень проблем. Люди, на которых я смотрел, были уставшими, старыми и находились вдали от дома. Большинство, в отличие от меня, не имели доступа к омоложению и хорошему медицинскому уходу. Воины были изранены и покрыты шрамами. У некоторых были примитивные имплантаты. У других — глазные повязки. Все они выглядели ожесточенными и закаленными, но также и теми, кем были на самом деле, — сражавшимися долгие годы людьми. Они больше не были теми фанатичными парнями, что много десятилетий назад ушли, чтобы отстраивать Империум и покончить с Великой Схизмой.

Полагаю, Махариус их недооценил. Он обладал всеми привилегиями командира. Он все еще хотел завоевывать новые миры. Его жажда славы нисколько не поутихла, а фанатичное рвение отвоевывать планеты Человека пылало по-прежнему ярко. Когда-то эти его качества идеально гармонировали с настроем солдат. Но не сейчас.

— Товарищи, — начал он. — Мы прошли долгий путь вместе и пройдем еще больший.

Он говорил в своем привычно уверенном и доверительном тоне. В этот момент Махариус был не верховным главнокомандующим, отдающим приказ, а таким же солдатом, как они, дающим сослуживцам пояснения. Эта разговорная уловка хорошо служила ему очень долго и могла бы послужить и теперь. Он подождал, но на его речь не ответили ни аплодисментами, ни радостными криками. Ни единого признака, что его присутствие вдохновило громадную толпу.

Махариус незаметно махнул рукой и слабо покачал головой. Улыбнулся. Прохладный прием не мог помешать ему сказать то, что требовалось.

— Мы дошли до границы миров, известных человечеству во времена, когда Император ходил среди нас. Мы даже миновали ее. Мы присоединили к Империуму новые владения и можем по праву гордиться этим.

Я заметил, что несколько человек закивали. Они действительно гордились. Солдаты знали, что совершили, и им напомнили об их общем достижении. Они знали, что к тем победам их привел Махариус. Пара-тройка людей чуть приосанились, приготовившись выслушать генерала. Но даже это было как-то неправильно. Им не требовалось так делать. Когда-то все они ловили бы каждое слово и преисполнялись воинской гордостью от слабейшего жеста. Уже нет. Они просто смотрели на него, некоторые — пустыми глазами.

— Мы собрались ради одного последнего рывка, — продолжил Махариус и наконец получил хоть какой-то ответ — слабое одобрительное бормотание. Однако я чувствовал, что причиной ему послужило слово «последнего». Эти люди хотели просто завершить службу, а не получать новые задачи. — Мы покинем Ахерон, сокрушим наших врагов и покорим новые земли, покроем себя новой славой, достигнем новых, еще больших триумфов.

И тут он потерял их. Он говорил дальше, словами выстраивая картины великих побед и сотен новых миров, присоединенных к Империуму, миллиардов душ, вызволенных из тьмы, и триумфов, которые будут помнить столько, сколько просуществует сам Империум. И чем больше он говорил, чем больше ткал мечты о победах, тем более беспокойными становились солдаты. Они сражались, сражались и сражались. Видели, как гибнут товарищи. Они дошли до мест, где ведомые им законы больше не действовали, где дремали силы древней Тьмы. Они не хотели новых войн. Они хотели отдыха.

Пока Махариус говорил, воины не ликовали. Не возвышали голос с одобрением. Слова лорда верховного командующего походили на камни, падающие в пропасть. Они попросту исчезали втуне. В конце концов даже он это осознал. Великая речь завершилась, так ничего и не достигнув.

Так или иначе, но Крестовый поход закончился. Я с жалостью посмотрел на Махариуса. Его мечта умерла еще при его жизни.

От меня не укрылось, что на большой фреске, изображающей победы Крестового похода, замазали фигуру Красса. Пока Махариус проводил совещание с командирами, художников отпустили, однако послание было яснее некуда.

Генералы в сопровождении штабных офицеров по одному заходили в зал. Отсутствие Красса не осталось незамеченным. Не осталось незамеченным также присутствие кардинала Септима. Парившие вокруг него сервочерепа как будто триумфально ухмылялись, чего не мог себе позволить сам кардинал.

Меня удивило, что генералы вообще пришли. Будь я на их месте, то остерегался бы смещения или убийства. Полагаю, это лучше всяких слов свидетельствовало о моем образе мышления.

Кое-кто из этих могущественных людей выглядел угрюмым. Некоторые — дерзкими. Другие — пристыженными. Однако никто из них не выглядел испуганным. Махариус восседал на троне, пристально изучая собравшихся. Он не казался разгневанным, скорее уставшим. Из всех людей лишь кардинал Септим мог радоваться случившемуся. Вокруг него по-прежнему витала аура скрытого самодовольства.

Махариус поочередно взглянул на генералов, и они посмотрели на него в ответ. Никто как будто не желал заговорить первым. В воздухе висело ощущение печали, предательства и попранных клятв. Все, что тлело в глубине, все, что сдерживалось длинным списком побед Махариуса, вышло наружу. Я заметил кое-что еще. Генералы глядели друг на друга с той же враждебностью, что на Махариуса. Все они были соперниками, и никто не знал, что планировали остальные.

— Как до этого дошло? — наконец спросил Махариус.

— Солдаты на грани мятежа, — произнес генерал Тарка. — Даже комиссары сомневаются, что смогут унять их.

Тогда я и понял: они не просто боялись друг друга. Думаю, каждый из генералов осознавал, что потенциальные последствия их действий могут разрушить все их чаяния. Если эти полки, ядро Крестового похода, могли поднять мятеж, то что говорить об остальных? И никто не хотел стать тем, кто зажжет фитиль.

Махариус промолчал.

— Где генерал Красс? — осмелился спросить Фабий. — Я нигде его не вижу.

— Он к нам не присоединится, — ответил Махариус. — Красс также был на грани мятежа, а затем переступил черту.

По комнате прокатилась волна шока.

— Думаю, он утратил веру в мое лидерство, — продолжил Махариус. — Сомневаюсь, что только он.

Его взгляд пробежался по бывшим подчиненным, и ни один не посмел посмотреть Махариусу в глаза.

Кардинал Септим едва сдерживался, чтобы не потереть довольно руки, однако, когда он заговорил, его голос оказался неожиданно мягким и почтительным:

— Сейчас лучшее время, чтобы возвратиться на Терру и насладиться триумфами, лорд верховный командующий. Пусть кто-то другой взвалит на себя ваше бремя.

Он как будто бросил сырое мясо в яму с диногаторами. Глаза всех присутствующих обратились на представителя Империума. Каждый холодный разум быстро провел нужные расчеты. Если Махариус уйдет, он должен оставить после себя наследника. Тот, кто возглавил бы Крестовый поход, покрыл бы себя славой, пусть и стал гораздо слабее, пусть больше и не завоевывал миры. Впрочем, я уверен, многие из них полагали, будто в текущем состоянии Крестового похода было виновато лидерство Махариуса и что, если у руля встали бы они, он взлетел бы к новым вершинам. Я заметил, как в пяти парах глаз зажглись огоньки амбиций. Я заметил, как они оглядываются, оценивая потенциальных соперников и союзников.

— Нет, — промолвил Махариус.

Внезапно зловещие огни угасли, и генералы перевели взоры на своего командира.

— Нет? — переспросил Септим. Его голос все еще был мягким, однако в нем ощущались угроза и скрытое ликование. Похоже, Махариус собирался ослушаться прямого приказа Империума.

— Нет, — повторил он. — Рихтер все еще представляет огромную опасность. Мне нужно решить этот вопрос, прежде чем отбыть.

— И как вы это сделаете, если ваши армии на грани мятежа? — спросил Септим. — Идти на подобный риск было бы безумием.

— Мне не требуются собранные тут армии. Я справлюсь с Львиной стражей и силами личной боевой группы.

— Со всем уважением, генерал Махариус, но вы пытались сделать это два стандартных года и потерпели неудачу.

— На этот раз я не проиграю, — с непоколебимой уверенностью ответил Махариус. — К тому времени, как ваш корабль будет готов к возвращению на Терру, я уже решу вопрос.

Я видел, что никто из собравшихся генералов не поверил ему. Они считали, что таким образом он пытается тянуть время.

— Вы и впрямь думаете, что это возможно? — спросил Септим. Ему не удалось скрыть в голосе недоверие.

— Ставлю на кон свою жизнь, — сказал Махариус.

И вдруг я ощутил всплеск веры в него. Если Махариус сказал, что сделает это, он сделает. Или умрет.

Какое-то время Септим просто стоял. Черепа продолжали кружить вокруг него, пока он размышлял. Затем он расправил плечи и улыбнулся:

— Тогда вы получите свою последнюю кампанию, генерал Махариус, а затем вернетесь на Терру вместе со мной.

Генералы покинули зал, чтобы плести свои заговоры и пытаться восстановить хотя бы подобие дисциплины в потерявшей веру армии. Махариус отбыл готовиться к возвращению на Локи. Когда мы выходили из комнаты, я случайно обернулся и заметил, что инквизитор Дрейк о чем-то живо беседовал с кардиналом Септимом. Всего на мгновение они показались мне парой заговорщиков. Эта мысль не на шутку встревожила меня.

Глава 22

Я снова увидел под нами мутную сферу Локи. Крестовый поход возвратился, чтобы раз и навсегда покончить с Рихтером и его пособниками. Махариус объявил, что одержит победу, если это станет последним, что он совершит. Пришло время испытать его план на практике.

На командной палубе кипела деятельность, однако это была блеклая пародия на то, что здесь происходило прежде. Когда-то сюда поступали сотни отчетов из отдаленных миров, разбросанных по всему галактическому сектору. Однако теперь всех волновал только один мир и его жители. Вот насколько сильно сузился наш фокус, когда энергии Крестового похода рассеялись во внутренних распрях.

Голосфера отображала только громадный грязный шар Локи и двух ее спутников: огромную луну-череп и другую луну, крошечную и быструю. Инквизитор Дрейк сверлил их взглядом, как будто считал, что сумеет предсказать ход будущего, если станет смотреть достаточно пристально. Остальные командующие бросали на нас опасливые взгляды. Махариус мрачно улыбался, храня лишь одному ему ведомую тайну, которая должна была решить судьбу всех нас.

— Нифльгард снова в руках врага. Похоже, нам придется начинать все сначала, — сказал Дрейк, пытаясь таким образом выудить из Махариуса хоть какую-то информацию.

— Война не продлится долго, — тихо сказал Махариус, — когда Рихтер и его штаб падут.

Дрейк метнул на него непонимающий взгляд:

— О чем ты?

Махариус дал знак техноадепту, и картинка увеличилась, открыв нам территорию, за которую мы так долго и упорно бились. Массивные бронированные цитадели располагались укрепленным кольцом. Каждая из них представляла собой город-твердыню, в которой жили десятки миллионов человек. И каждая обладала промышленными мощностями, способными обеспечить всем необходимым десяток армий.

— Нифльгард был плацдармом для обычной кампании. Мы нуждались в его улейных факторумах ради боеприпасов и снаряжения, снабжения нашей машины войны, компенсации чрезмерно растянутых маршрутов поставок. Нам требовались ресурсы этого мира. Но теперь они нам не нужны. Главная задача — устранить Рихтера и силы, что стоят за ним, — сказал Махариус. — В прошлом мы увязли в бесконечной войне, сражаясь так, как того хотел враг, и тем самым утратили преимущество. Но на этот раз будет иначе. Теперь мы атакуем Рихтера напрямую.

— Но кольцо твердынь непреодолимо. Они выдержат самую сильную орбитальную бомбардировку любого флота. Ты сам говорил, что нам придется захватывать мир с земли.

— Я ошибался, — ответил Махариус. — Есть другой способ. Мы десантируемся с орбиты прямо внутрь кольца и отрубим чудовищу голову.

Дрейк посмотрел на Махариуса так, будто заподозрил, что тот спятил. И я его понимал.

— У нас нет двадцати лишних орденов Космического Десанта, — произнес инквизитор. — На земле нас прихлопнут как мух. Ты говорил, что больше не хочешь попусту тратить жизни солдат, а теперь хочешь погубить их всех сразу в одном великом жесте, чтобы пожертвовать собой во имя Империума?

В голосе инквизитора появились странные нотки, словно ему не так уж и не нравилась озвученная им мысль. От меня не укрылось, что стоявшие поблизости флотские офицеры со спокойным любопытством слушают их разговор. Они могли себе это позволить. Не им ведь высаживаться на Локи и пробивать брешь в укрепленных горах.

Махариус рассмеялся. Звук был приятным, без единого намека на безумие, однако он меня не успокоил.

— Я пока не готов умереть, друг мой, — ответил он. — До тех пор, пока не расквитаюсь со всеми врагами.

Озираясь на прошлое, мне кажется, будто он бросил на Дрейка странный взгляд, когда сказал «со всеми врагами». Но в то время я заметил лишь спокойную уверенность в его словах, заставившую людей вокруг него вздрогнуть. Он был совершенно уверен в том, что делал. Мы будто вновь слушали старого Махариуса, который неизменно оставался спокойным эпицентром бури сражения. Но разница была в том, что изменился я. Я больше не разделял самоуверенности лорда верховного командующего. Стоило раз подвергнуть сомнению свою непоколебимую веру в него, и обратного пути больше не было.

— Мы уничтожим крепости, — сказал Махариус. — И вот как мы это сделаем.

Кратко и ясно он описал свой план. Это звучало как безумие, но чем дольше я слушал, тем больше понимал, что вновь начинаю верить. План все же мог сработать.

Колдуны-технопровидцы из Адептус Механикус завершили свою работу. Их корабли поднялись с поверхности меньшей луны. Я стоял рядом с Махариусом, Дрейком и остальными, наблюдая, как их суда возвращаются к основной массе флота.

— Сколько еще? — мрачно спросил инквизитор.

— Двигатели включатся в следующем цикле, и тогда мы начнем. — Махариус оглянулся на штабного офицера. — Пусть все будут готовы через двенадцать часов.

— Войска ждут. Шаттлы готовы. Мы ожидаем лишь координат для высадки, сэр. — Он вытянулся в струнку, явно полагая, что сейчас Махариус назовет ему место десантирования.

— Отлично, — произнес Махариус, отпустив его. — Мой личный шаттл пойдет на острие атаки. Пусть люди знают, что я отправлюсь с ними. Я буду на поверхности, делить с ними все риски.

Я внимательно слушал его. Антон поймал мой взгляд. Его лицо было непроницаемой маской, но я знал, о чем он думает. Если Махариус собирается на поверхность, то с ним пойду и я, вместе с Антоном и Иваном.

Махариус отдал последние приказы, а затем мы остались наедине с ним и Дрейком.

— Ты скрытен, — сказал Дрейк. — По-прежнему подозреваешь, что среди нас предатель? Еще один Красс или что похуже?

Махариус пожал плечами:

— Я не знаю, где мы высадимся… пока. Не узнаю, пока предсказательные алтари не укажут место, и ждать осталось еще четыре часа.

Минута сменялась минутой, Махариус, Дрейк и старшие офицеры сидели в большой каюте и изучали очертания ядовито-зеленой планеты под ними. Они курили и пили, будто смертники. Полагаю, все они чувствовали, что Локи станет для них могилой. Мир стал несчастливым местом для Махариуса, Крестового похода и Львиной стражи. Мы сражались так упорно и так тщетно, что никто уже и не верил, что в этот раз будет иначе.

И все же, несмотря ни на что, они сидели напряженные и нервные, готовые откликнуться на любой приказ. Неважно, что происходит с Крестовым походом в целом, — они пойдут за Махариусом и будут с ним до самой смерти.

— Что, если не сработает? — вдруг спросил инквизитор Дрейк.

Все собравшиеся в зале офицеры посмотрели на него так, будто он сказал страшную ересь.

— Сработает, — ответил Махариус. — Я целиком доверяю Адептус Механикус. Мудрецы проверили каждый расчет тысячу раз. Двигатели расположены правильно. Ошибки не будет.

Луна находилась на дальней стороне планеты, делая свой последний виток. Я бросил взгляд на настенный хроно и понял, что очень скоро мы узнаем, сработает план Махариуса или его финальный отчаянный гамбит потерпит крах. Сам он ничем не выдавал тревоги. Если Махариус питал какие-то сомнения, на его лице они никак не проявлялись. Он обвел взглядом своих командиров и улыбнулся.

— Что за вытянутые лица, джентльмены? — сказал он. — Я хочу, чтобы вы были готовы к высадке на Локи и уничтожению еретиков с абсолютной всепоглощающей беспощадностью. Сейчас не время для сомнений. Сейчас — время одержать для Империума победу, дабы показать остальным мирам, что Крестовый поход остается силой, с которой стоит считаться.

Один за другим офицеры за столом расслабились. Один за другим они заразились уверенностью, которую выказывал их командир. Прямо как в старые времена, когда Махариус казался неуязвимым, и всего на миг мне показалось, будто он вновь стал тем непобедимым стратегом, которым мы его считали.

— Мне это не нравится, — сказал Дрейк. — Слишком многое может пойти не так. Слишком многое оставлено на волю случая. Что, если технопровидцы не учли в расчетах какой-то фактор? Что тогда? У тебя не будет второго шанса.

Махариус снова улыбнулся:

— Уверяю, я понимаю это как никто другой, инквизитор. И также уверяю, что, если что-то пойдет не так, мы ничего не потеряем. Хуже, чем прежде, уже не будет. А если все пройдет согласно плану — что и случится, — мы сокрушим самую крепкую твердыню отступничества и порока во всем секторе. Мы покажем сомневающимся, что остаемся грозной силой.

В словах чувствовалась убедительная мощь, но, слушая его, я задался вопросом, кого он имел в виду, когда упомянул о сомневающихся, — Крестовый поход или себя самого.

Настенный хроно неумолимо тикал, пока луна облетала планету. Паривший внутри голосферы мир был отображен с расстояния чуть дальше того, на котором располагался флот. Сквозь призрачное отображение, на дальней его стороне, я видел красную точку, обозначавшую меньшую луну. Она преодолела уже три четверти полного витка, так что я невольно удивился. Могла ли она совершить этот круг быстрее предыдущих?

Глаза Дрейка завороженно следили за точкой. С тем же выражением он мог наблюдать за стрелками, отсчитывающими последние секунды перед казнью. Он казался необычайно нервным, чего я раньше за ним не замечал. Его едва ли не лихорадило от возбуждения.

Возможно, Дрейк нервничал просто из-за того, что Махариус получил последний шанс одним могучим ударом вернуть себе лидерство над Крестовым походом. Он провел рядом с лордом верховным командующим долгие десятилетия, так что теперь победа Махариуса означала его успех, а поражение — его собственную неудачу. Во многих смыслах он возлагал на кампанию те же надежды, что сам Махариус.

В комнате воцарилось молчание, и единственным звуком было нервное покашливание офицеров. Время от времени кто-то прикуривал палочку лхо. Кто-то машинально забарабанил пальцами по столу, потом заметил это и прекратил.

— Двадцать минут, — огласил офицер.

Махариус кивнул и бросил мимолетный взгляд на голографическое изображение. На его лице вспыхнуло удовлетворение, хотя вряд ли он мог увидеть что-то, чего не заметили бы мы. Он по-прежнему оставался главным актером, и это могло стать его последним великим представлением.

Минуты тянулись, словно часы. Мое сердце гулко колотилось в груди. Офицеры то и дело тайком смотрели на мир и летящий спутник. Трехмерное изображение начало меняться. Оно увеличилось, отображая маленькую луну во всех подробностях, пока та преодолевала последнюю четверть орбиты. Техноадепт что-то отрегулировал, и я смог увидеть изрытую кратерами поверхность, как будто у огромного астероида, за исключением того, что в разных местах на ней находились исполинские механизмы, сейчас окруженные зловещим свечением, — древние двигатели поглощали все больше и больше энергии.

Дрейк рявкнул приказ, и техник торопливо изменил угол обзора. Теперь мы увидели, что вращающаяся луна начала едва заметно дрожать и немного отклоняться от орбитального пути. Если это не было игрой моего воображения, она набирала скорость.

Один из офицеров охнул, словно не мог поверить своим глазам. Луна начала менять курс, направляясь прямо к поверхности планеты. Я понял, что затаил дыхание, ожидая исход последнего титанического броска костей. Я снова взглянул на хроно, и мне вдруг показалось, что стрелки помчались вперед, стремительно набирая скорость, как сама луна, поскольку на таймере оставалось менее минуты.

За меньшей луной начал формироваться кометный след из пара. Дрейк забарабанил пальцами по столу.

— Вот где план может пойти не так, если они ошиблись в расчетах или неверно прочли молитвы.

Думаю, инквизитор имел в виду, что атмосферная турбулентность могла сбить луну с запланированной траектории. Даже самое незначительное изменение курса означало бы, что луна промахнется на сотни лиг мимо цели. Едва Дрейк произнес это, как луна изменила цвет. К сероватому пару примешалась красно-желтая плазма. Звездное тело нагревалось, подобно шаттлу, входящему в плотные слои атмосферы. Мне стало интересно, смотрел ли кто-то там, внизу, сейчас на небо. Наверное, они думали, что видят крупный метеор. Если в облаках был просвет, обитатели планеты могли стать свидетелями чему-то странному и неестественному — спутник, вращавшийся вокруг их мира миллионы лет, внезапно сошел с орбиты и падал на них, словно молот разгневанного бога.

Я представил, как мертвецы, бродящие по испаханной снарядами земле, поднимают головы и зеленоватыми светящимися глазами наблюдают за этим потрясающим падением. Я не мог отвести взор от изображения луны. Теперь она, в окружении красного ореола, начала финальное падение. Горы словно поднялись ей, пронзающей тучи, навстречу, а затем настал момент столкновения.

Я затаил дыхание. Невероятно, но краткое мгновение казалось, будто ничего не происходит. Разум прошибла мысль, что это невозможно. Миллионы тонн породы на таком огромном ускорении должны были произвести хоть какой-то эффект. Точка обзора на сферу сдвинулась назад, и я увидел, как от места столкновения расходятся ударные волны, словно кто-то ударил молотом по комку грязи. Горные хребты прогнулись и обвалились. Луна погрузилась в холодную кору Локи, будто болтерный снаряд в сердце еретика.

Земля вокруг места падения ушла внутрь. На поверхности разверзлись разломы, когда пламенеющее сердце планеты извергло огромную волну лавы, способную уничтожить все на своем пути. В небеса поднялось исполинское грибовидное облако, скрыв происходящее из виду.

Долгие, долгие минуты в каюте висело гробовое молчание. Думаю, зрелище потрясло всех, даже Махариуса. Каждый из нас пытался представить, каково оказаться в ключевой точке непредставимого столкновения. Мы ждали, ждали и ждали, пока облако не рассеется, пока картинка предсказательных сенсоров не стабилизируется, чтобы мы смогли увидеть, что же произошло.

Ужасно медленно небеса расчистились. Древняя луна сокрушила планетарную кору, обрушила горы, уничтожила крепости. С местности, за которую мы так долго и ожесточенно бились, приливная волна, заставившая содрогаться оболочку планеты, начисто содрала земляные валы и укрепления, оставив огромные груды камней, пыли и обломков. Нифльгард исчез, будто замок из песка, который пнул разозленный великан. Даже самые отдаленные из крепостей еретиков получили колоссальный урон. Их бронированные панцири раскололись, так что они походили теперь на большие термитники, которые решетили из автоганов до тех пор, пока они не развалились на куски.

Повсюду клубились облака, но, в отличие от обычных капризов погоды, их гнало по небу смещение воздуха, вызванное мощнейшим столкновением.

— Вот, — произнес Дрейк, указав на что-то пальцем. По удивительной случайности, а возможно, по замыслу Махариуса один улей-цитадель остался стоять, его поверхность пошла трещинами, однако структурная целостность сохранилась. Теперь он высился на самом краю исполинского кратера, из которого торчал невероятно большой раскаленный докрасна утес-шпиль. Я понял, что это обломок разбившейся луны. Должно быть, она развалилась от силы столкновения, и ее обломки разметало на десятки лиг. — Это цитадель Рихтера.

Местность вокруг нее превратилась в лабиринт из новых каньонов, когда земля пошла складками и волнами. Посреди новообразованной долины осталась громадная выровненная территория.

— Направляемся туда, — указал Махариус и повернулся к офицерам. — Готовьтесь к бою. Мы спустимся, когда остынет земля и стихнет турбулентность.

Офицеры резко вскочили с мест, и минуту спустя в каюте не осталось никого, кроме Дрейка, Махариуса и телохранителей.

— Теперь мы все увидим, — произнес Махариус.

Он пристегнул цепной меч, взял болт-пистолет и пошел готовиться к последней битве.

По дороге к нашему кораблю мне показалось, будто я заметил среди наблюдавших за нами офицеров знакомое лицо. Она подняла руку, и на ее лице промелькнула грусть, а затем она исчезла, растворившись среди направлявшихся к шаттлам гвардейцев.

Антон бросил на меня взгляд.

— В чем дело? — спросил он. — Выглядишь так, словно призрак увидел.

Я увидел не призрак, а Анну. Она находилась на борту. Без сомнения, Анна хотела попасться мне на глаза, ведь она без труда могла спрятаться сотней разных способов. Это было прощание?

— Все в порядке, — сказал я.

Времени для объяснений не осталось. Ни для меня, ни для нее, ни для кого-либо из нас.

Мы присоединились к Львиной страже в шаттле и стали ждать рева сирены, которая оповестит нас, что пришло время вновь спускаться на Локи. При одной лишь мысли об этом мое сердце наполнилось ужасом.

Глава 23

Несмотря на размеры, шаттл трясло по дороге вниз. После падения луны погодные условия так и не успели прийти в норму. Я глядел на лица спутников. Все они были частично скрыты масками противогазов, однако их глаза выглядели мрачными.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем шаттл приземлился. Он коснулся земли с легкой дрожью, и затем корабль завибрировал, когда упали рампы. Спустя мгновение мы уже спускались на поверхность мира, который покинули, казалось бы, жизнь назад.

Первое, что я заметил, — это холод. Локи никогда не отличался тропическим климатом, однако сейчас там было холоднее, чем даже в самую суровую зиму. Возможно, это как-то было связано с темными тучами, затянувшими небо. Казалось, царила почти кромешная ночь, хотя на самом деле на востоке как раз занималась заря. Звезд не было видно. Подсознательно я начал выискивать меньшую луну, но, конечно, ее больше никто не увидит, и она уже никогда не появится на небосклоне.

Местность выглядела совершенно не знакомой. За время первой кампании мы никогда не забирались настолько далеко. Она находилась слишком глубоко во вражеском тылу, и ее окружали настоящие лабиринты укрепленных траншей и цитаделей. Теперь тут не осталось ни единого следа работы человеческих рук. Земля была раскрошенной, растрескавшейся, как будто кто-то погрузил в нее огромные пальцы. Насколько мог видеть глаз, везде наблюдались гребни, глубокие кратеры и огромные блоки отколовшегося лунного камня. До самой линии горизонта пылали пожары. Некоторые были извержениями далеких вулканов, однако другие — городами-ульями, из которых километровыми столбами огня вырывались газ и химикаты.

Повсюду плясали тени. Дыхание вырывалось облачками пара. Вокруг нас кружились крошечные пылинки, а может быть, болезнетворные споры, высвечиваемые прожекторами наших бронетранспортеров. Некоторые из них блестели, и я понятия не имел почему.

Грузно, но быстро мы выехали на поверхность планеты и первым делом выдвинулись устанавливать периметр. Нужно было как можно скорее организовать прорыв. Еретики не отвечали, но никто бы не дал гарантий, что так будет продолжаться и дальше. Рота за ротой, отделение за отделением, острие Крестового похода рассредоточивалось по раскуроченной земле, повсеместно окапываясь, организовывая огневые точки, сторожевые посты, а также зоны прямой видимости для артиллерии, бронетехники и тяжелых орудий.

В качестве передвижного штаба для лорда верховного командующего подготовили модернизированный «Гибельный клинок». Его изъяли на Ахероне у побежденных остатков сил Красса и спешно перекрасили в цвета Махариуса. Он был полностью снаряжен, заправлен, и я стал его водителем. До чего приятно было снова сесть за пульт управления «Гибельного клинка», читать знакомые молитвы, чувствовать, как под руками оживает громадный зверь. На меня нахлынула ностальгия, словно я вновь оказался в самом начале своей службы, а не в ее конце. Иван с Антоном вновь стали моими стрелками. Часть меня ощущала, что это будет подходящим окончанием, однако другая часть осознавала, что подобные мысли нужно гнать.

Хорошо, что я сидел в водительском кресле. Внутри «Лемана Русса» было тесно, и не только из-за экипажа. С нами ехали Дрейк и телохранители. Казалось, Махариус не хотел разлучаться с лучшим своим советником на последнем этапе пути.

Передо мной открылось в некотором роде печальное зрелище. Вместо тысяч машин у нас оставалось всего лишь несколько сотен, да и те выглядели потрепанными и впопыхах отремонтированными, скорее для виду. Большинство танков были «Леманами Руссами» моделей «Экстерминатор» или «Покоритель», остальные — бронетранспортеры «Химера». Когда наша армия собралась на плацдарме, мы с ревом выдвинулись к последней цитадели еретиков на планете.

Махариус хотел расквитаться с Рихтером, и он свершит свою месть.

Нашу зону высадки от крепости разделяло не больше десяти лиг, расстояние, которое «Леман Русс» мог преодолеть за несколько часов даже по столь пересеченной местности.

Земли вокруг нас выглядели такими же пустынными, как поверхность луны. Небеса не прояснялись, за исключением туч, подсвечиваемых зловещим сиянием отдаленных огненных штормов. Поверхность была неровной, танк то и дело подскакивал и раскачивался. Махариус без устали отвечал на поступающие доклады своих командиров.

Краем уха я слушал, как он инструктирует командиров колонн, объясняя, куда ехать и что делать. Пока никому из них не оказали сопротивления, чему едва ли следовало удивляться после падения луны. Мне стало любопытно, сколько это продлится. Я сомневался, что кто-либо мог уцелеть после столь мощного удара, однако в прошлом мы сражались на Локи не только против живых.

Впереди до самого горизонта тянулись новообразованные гряды, а на горизонте вырисовывался иззубренный улей-цитадель, наша конечная точка. Он выглядел странным и искаженным, однако виной этому была не ударная волна. Глядя на него, мне казалось, будто это место было таким всегда, таким его и построили. Хотя, возможно, нынешний вид улей приобрел за долгие годы после создания.

Постепенно начала появляться растительность. Склизкая люминесцентная плесень покрывала камни, подобно саванам из зеленоватого грибка. Огромные грибы пронзали сумрак спектральным свечением. Росли ли они тут всегда, или столкновение подняло на поверхность погребенные глубоко под землей формы жизни?

Тут и там виднелись разбитые купола-пузыри того, что когда-то могло быть жилыми бункерами. Из земли торчали гигантские трубы, словно треснувшие и пустые кровеносные сосуды, выступающие из ампутированной конечности.

Вокруг нас кружились черные снежинки, даже на вид казавшиеся холодными. Наверное, это было не снегом, однако выглядело оно именно так. Я переключил прожекторы на большую мощность, чтобы следить за дорогой и не сбиться с курса, когда видимость упала почти до нуля, и стал молиться Императору, чтобы мы случайно не угодили в разлом, образовавшийся из-за падения луны.

Внезапно мы выехали из мрака. Черный снег миновал, и я снова мог видеть. Пейзаж здесь выглядел даже еще сильнее разоренным. Дорога вела нас сквозь огромные ущелья, над которыми, подобно часовым, высились каменные иглы.

Мы проезжали бескрайние обрывы и пропасти, и я начал понимать, что мы медленно набираем высоту. Цитадель становилась все больше и выглядела все более странной. Начали поступать доклады о видневшихся вдалеке людях. Возможно, это были беженцы, возможно, выжившие после катастрофы, а может, кто-то совсем иной. Теперь это не играло никакой роли. Мы должны были достичь места назначения прежде, чем враг узнает о нас.

Это входило в план Махариуса. Он знал, что работа связи на Локи и сенсорных сетей нарушится. Еще он знал, что враги будут больше заняты ликвидацией последствий катастрофы, чем подготовкой к возможной атаке. Планета только что подвергалась самому разрушительному катаклизму в своей истории, куда более мощному, чем бомбардировка с орбиты, и даже если бы враг заметил нас, вряд ли он смог бы ответить. Сейчас все их помыслы были заняты бедствием.

По крайней мере мы на это надеялись.

Мы остановились отдохнуть на гряде, с которой открывался вид на цитадель Рихтера. Падение луны нанесло крепости огромные повреждения. Прочный бронированный панцирь треснул, в структуре зияли дыры, из которых вытекала зеленоватая жидкость. Внутри здания горели пожары, отовсюду поднимались облака ядовитого дыма, смешиваясь с пылью.

Цитадель больше походила на живое существо, чем на сооружение. Она имела болезненно-органический вид, как будто ее вырастили, а не построили. Ее стены покрывали наросты, похожие на опухоли, над которыми скручивались длинные щупальца живых труб, будто вены или кишки. Из сфинктеров размером с ворота выплескивались смрадные отходы.

В местах, где внешние стены были разрушены столкновением, они больше походили на мясо, с которого взрывом гранаты ободрало кожу. Рокрит выглядел созданным из плоти, и ощущалось, что внутренняя структура укреплена чем-то, больше напоминающим кости, а не металл. Вся крепость походила на увиденную в наркотическом бреду галлюцинацию. Глядя на нее, мне невольно вспомнилось гогочущее лицо демона из моих снов.

— Что это? — изумленно спросил я.

Это было нарушением дисциплины, но никто не стал меня укорять.

— Не знаю, — ответил Махариус. Его голос был негромким и спокойным, но я почувствовал в нем тревогу, возможно, впервые на своей памяти.

— Похоже на работу Губительных Сил, — сказал Дрейк так тихо, что ни одна комм-сеть не смогла бы разборчиво передать его слова. Я вздрогнул. По своему опыту могу сказать, что ни один разумный человек не стал бы с ними связываться, хотя их присутствие здесь многое объясняло.

— Нургл, — промолвил инквизитор. Слово прозвучало так, словно Дрейк откашлялся и сплюнул. И вновь при звуке этого имени в глубинах моего разума поднялся ужас. — Владыка Чумы.

Он говорил скорее с самим собой, чем с нами.

— Это место — рассадник болезней, — сказал он.

— Люди хорошо защищены. У них есть противогазы и комбинезоны. Нельзя допустить, чтобы страх остановил нас на последнем километре. — Махариус явно не собирался отступать, невзирая на все доводы Дрейка. — Мы разрушили стены, уничтожили оборону.

— Ты так думаешь? — спросил Дрейк.

Некоторые из больших волдырей-башен на стенах начали поворачивать орудия.

— Похоже, внутри еще остались защитники.

Башни открыли огонь. Взрыв скрыл вершину холма неподалеку от нас. «Гибельный клинок» содрогнулся. Я переключил машину на заднюю передачу и отъехал от края. Из-за взрывов могла осыпаться земля, сбросив танк в долину внизу. Махариус уже отдавал приказ колонне сделать то же самое.

Нам повезло, что крепость была так сильно повреждена. Если бы уцелело больше этих крупных орудий, нас бы уничтожили прямо на гряде. Но доклады о потерях все равно начали поступать — похоже, мы потеряли много людей и бронетехники.

— Что дальше? — поинтересовался Дрейк.

Махариус не терял самообладания, однако в его голосе появились странные нотки:

— Перегруппируемся и готовимся выдвигаться. Ты видел, в каком состоянии цитадель. Мы можем захватить ее. Прежде мы не подбирались к ней так близко. Я не откажусь от этой победы.

В его голосе чувствовалась почти маниакальная одержимость. Он жаждал победы и был готов заплатить за нее любую цену.

Мы могли находиться вне поля видимости для батарей цитадели, но не за пределами их огневого поражения. На нас сыпались снаряды, вырывая новые воронки вдоль строя.

Вражеские канониры не знали, куда целиться, но иногда выстрелы попадали по назначению, перемолачивая землю, вздымая облака пыли, что еще сильнее ухудшало обзор. Оглядываясь на прошлое, я думаю, что они понятия не имели, где мы находимся. Скорее всего, они стреляли просто из паники, хотя тогда мне так не казалось. Когда снаряд разносил очередной «Леман Русс» на части, у меня было чувство, будто враги точно знают наше местоположение и уничтожают нас по одному.

— Хорошо, если из тысячи выпущенных снарядов хоть один достигнет цели, — сказал Махариус.

Конечно, он был прав, но лучше мне не стало. Кто знает, может именно нас слепой рок изберет в качестве следующих жертв.

— Это не важно, если у них достаточно снарядов, — парировал Дрейк.

— Тогда будем надеяться, что это не так, — сказал Махариус и принялся отдавать войску приказы.

Как обычно, чтобы видеть поле боя, он не нуждался в голосфере. Все необходимая информация хранилась у него в голове.

Небеса озарились громадным взрывом.

— Езжай вперед, посмотрим, что там, — произнес Махариус.

Я подчинился приказанию и стал объезжать «Леман Русс», направляясь назад к осыпающемуся склону. Я всматривался в сумрак, понимая, что из-за взрывов гряда может обрушиться в любой момент.

Когда мы достигли края, я заметил, что в стене цитадели появились новые бреши, а несколько башен исчезло.

— Взрыв артиллерийского погреба, — решил Махариус.

Я представил детонацию на складе боеприпасов и то, как пламя растекается сквозь погрузочные тоннели, построенные для доставки снарядов к громадным башням. Конечно, все могло быть и по-другому. Мог просто взорваться реактор. В любом случае цитадель выглядела мертвой. Башни больше не вращались. Множество огней померкло, как будто системы дали сбой. Едва это произошло, комм-сеть включилась снова, и сквозь шипение статики мы услышали сбивчивые доклады.

— Похоже, нам сегодня повезло, — произнес Дрейк.

— Это ловушка, — сказал Махариус.

— Полагаешь, они нарочно подорвали боеприпасы, чтобы выманить нас отсюда? — От голоса Дрейка веяло недоверием.

— Нет, полагаю, Рихтер именно так и воспользуется взрывом, — произнес Махариус. — Я знаю, как он думает.

— Ты сможешь завести нас в его ловушку и вывести из нее живыми? — спросил Дрейк.

— Посмотрим, — ответил Махариус.

Наши танки с рокотом въехали в широкую кратерную долину, которая осталась после подземных толчков. Над нами, подобно рухнувшей горе, высился обломок раскрошившегося спутника. От него все еще поднимался пар, несмотря на царивший вокруг холод.

Растянувшиеся колонны бронетехники прокладывали путь по узкой гряде в пропасть. Впереди нас, будто голодный огр, вырисовывалась темная громада улья-цитадели. Казалось, над нами тяготеет присутствие голодного демона, только и ждущего, когда мы попадем к нему в лапы. Уверенность Махариуса изумляла меня. Он казался совершенно спокойным, хотя знал, что ведет нас прямиком в ловушку.

У меня из головы не шел образ огромного демона, которого я видел в горячечных снах. Я пытался убедить себя, что это последствия лихорадки, но понимал, что это не так. В моем сердце поселился страх, а в разуме — ужасное предчувствие. Во рту пересохло, сердце гулко билось о ребра. Я заставил себя сосредоточиться на том, чтобы держать гусеницы параллельно склону. Если «Гибельный клинок» соскользнет вниз, то мы погибнем так же быстро, как от снаряда или появления демона-бога.

Едва танки завершили спуск, Махариус приказал рассредоточиться. Он не хотел, чтобы какая-то машина застряла и заблокировала дорогу остальным, превратив нас в беззащитных жертв на подходах к улью. Едва мы оказались между грядами, у нас появилось пространство для маневра, чтобы не делать из отдельных машин соблазнительные цели для врага.

Склон впереди постепенно поднимался к стене улья. Когда-то там находились дороги и монорельсовые пути, однако дороги исчезли, а от рельсов остался только клубок погнутых ферм. Тут и там высились громадные менгиры из кусков рокрита. По стенам улья текли реки горящих химикатов, а из пробитых клапанов сочилась ядовитая слизь. Вблизи крепость уже выглядела не как монолитная структура, а скорее как груда сваленных в кучу деталей. Стены были испещрены вмятинами и разломами. Перед нами, словно пропасти, зияли огромные бреши.

Дрейк немного расслабился. Казалось, инквизитор почти испытал облегчение. Может, Махариус ошибся насчет ловушки.

— Нужно попасть внутрь и зачистить улей от последних еретиков, — произнес он.

Едва слова слетели с его уст, как улей-цитадель замерцал огнями, а огромные башни на стенах вновь начали целиться в наши танки.

— Действительно, нужно, — согласился Махариус.

Батареи открыли огонь, вырывая куски земли и подбрасывая разбитые металлические остовы танков в небо. Нас засыпало обломками вперемешку с пылью, землей и треснувшим рокритом. Там, куда попадали снаряды, возникали новые кратеры.

Взрывы вибрацией отдавались сквозь корпус «Гибельного клинка». Мрак вокруг нас растаял, когда наши силы открыли ответный огонь. На позиции врага посыпались снаряды, однако они никак не могли навредить исполинской бронированной структуре.

— Вперед! — приказал Махариус.

Он что, спятил? Похоже, он намеревался выйти из-под обстрела вражеских батарей в недосягаемую для них мертвую зону, однако я сомневался, что у нас получится. Башни были расположены на одинаковом расстоянии друг от друга, перекрывая чужие слепые точки. Мы могли преодолеть максимальный угол наклона их передних башен, но следующие батареи вдоль стен улья все равно сумели бы попасть в нас.

На нас с громогласным ревом обрушивались огромные снаряды, уничтожая все новые и новые «Леманы Руссы». Но из-за свободного строя они не могли перебить нас быстро.

— Бери влево, — сказал Махариус, — Лемюэль.

Только спустя секунду я понял, что он обращается ко мне, однако сделал, как велено. Снаряд пролетел над танком и взорвал рокрит справа от нас. Я не стал спрашивать, откуда он знал. Махариус умел читать поле боя, как никто другой. Возможно, способность понять, куда должен упасть снаряд, была просто одним из его талантов. Прежде я уже не раз видел подобное.

— Продолжай двигаться влево, — произнес он и отдал по комм-сети цепочку приказов, приказывая остальным придерживаться нашего курса.

Снаряды продолжали проноситься над головами, взрываясь слева от нас и позади, и постепенно, следуя инструкциям Махариуса, я понял, что он делает.

Башни располагались так, чтобы прикрывать все пути подхода. В обычных условиях мы бы не прорвались, не угодив под огненный шквал орудийного огня, однако сейчас были не обычные условия. Улей-цитадель получил тяжелые повреждения, и большая часть башен была выведена из строя. В его зонах обстрела появились слепые пятна, которыми мы могли воспользоваться. Махариусу хватило единственного взгляда на стены, чтобы найти их. Там по-прежнему оставались секторы мощного огневого поражения, но их можно было миновать, и тогда мы оказались бы в относительной безопасности.

Так я, по крайней мере, думал, пока не заметил, как на стене улья движутся огоньки, а через ворота выезжает техника и занимает позиции на покатых склонах цитадели. Я увеличил разрешение водительского перископа и увидел, что это «Василиски» и нечто вроде «Гидр» с установленной на шасси открытой башней, модифицированных для противотанкового боя. Возможно, статичные орудия могли и не попасть в нас, но мобильная артиллерия выходила на атакующий рубеж. Похоже, Рихтер предугадал действия Махариуса. Мы просто променяли один вид зоны обстрела на другой.

Еретики открыли огонь. Взрывы снова озарили небеса, разогнав тьму. Везде запылали «Леманы Руссы», превращенные в груды плавящегося металла. Мы открыли ответный огонь по врагам, засевшим в укрытиях над нами.

Я не понимал, что творится снаружи. С водительского места я едва видел поле битвы. Знал я только то, что Махариус продолжает невозмутимо отдавать приказы и реагировать на вражеские действия. Судя по его ответам, некоторые водители запаниковали и сошли с его тщательно продуманного пути к стене улья. Мне показалось, будто по комм-сети я услышал крики и взрывы.

Едва голову посетила эта мысль, шквал огня вокруг нас усилился. В борт «Гибельного клинка» ударил снаряд. Я ощутил миг пронзительно-острого ужаса, который испытываешь всякий раз, когда в твой танк попадает тяжелый снаряд.

«Вот и все, — подумал я, — это конец». Я повидал немало людей, заживо сгоревших в танках, уж точно достаточно, чтобы воображение нарисовало мне картину во всех подробностях. В отсек посыпались искры, а страшный лязг нового попадания в борт лишь усилил панику.

— Какого… — услышал я Антона.

В отсек вместе с клубами дыма проник запах горения.

— Всем наружу! — приказал Махариус.

Я расстегнул ремни и полез к эвакуационному люку. Вокруг меня все искрило и пылало. Мозг заполонила целая рать опасений: мы могли застрять в горящем танке из-за заклинивших люков, боекомплект мог взорваться в любую секунду, если силовое ядро даст сбой, из тьмы мог прилететь очередной снаряд, если враг решит сосредоточить огонь на обездвиженной машине. Я задержал дыхание из-за дыма и того, что каждый мой вдох мог оказаться последним.

Я рывком распахнул люк и вывалился в холодную ночь Локи.

Глава 24

До чего холодно! На Локи всегда было прохладно, влажно и безрадостно, но сейчас происходило нечто иное. Из-за столкновения температура значительно упала. Небо скрылось за пылевыми облаками, сквозь которые не могли проникнуть солнечные лучи. Это был тот холод, который в других мирах приносил снег и метель. Дыхание вырывалось облачками пара. По крайней мере у меня за спиной находился источник тепла. Наш «Гибельный клинок» загорелся.

Махариус выбрался из верхнего башенного люка и повернулся, чтобы помочь Дрейку. Затем они оба соскочили с танка. Один из телохранителей Дрейка спрыгнул следом. Антон и Иван вскоре присоединились ко мне.

— Уходим! — крикнул я. — Сейчас рванет.

Повторять дважды мне не пришлось. Я развернулся и бросился по изломанной земле. Бег немного меня согрел. Между лопатками поселилось неприятное навязчивое ощущение. Я спасся из горящего танка, но понял, что это не конец. Танк мог взорваться, а мог и нет. Во всяком случае, он превратился в маяк для стрельбы, и противник уже доказал, что его орудия в состоянии уничтожить «Гибельный клинок». И, что хуже всего, я бежал прямиком в шквал взрывов. Я выкатился на сторону огневого поражения башен, чьи снаряды рвали местность передо мной.

Я нырнул за ближайший валун, и мгновение спустя рядом со мной оказались Антон и Иван. Антон все еще сжимал свою снайперскую винтовку. Прежде чем выскочить наружу, он успел прихватить ее и каким-то образом сумел протиснуться с ней через аварийный люк. Вот что значит преданность. Или идиотизм. Скорее всего, последнее.

— Какой ты прыткий, — сказал Антон. — Будто выступаешь на полковом чемпионате по бегу. Никогда не видел, чтобы кто-то так быстро бежал. За тобой даже пыль заклубилась.

— Да и ты, вижу, не отставал, — парировал я.

— Никогда не хотел заживо сгореть в танке, — ответил Антон.

Тьма слева от нас содрогнулась от мощнейшего взрыва. Это был не башенный снаряд. Иван поднялся, и в свете зарева его худощавая фигура отбросила длинную тень.

— Да, рванул! — прокричал он.

— Ложись, придурок, — сказал я.

По камню заколотили осколки.

— Почему? — удивился он. — Они ведь не в меня стреляют.

— Нет, — сказал я, — но могут и начать.

Вниз по склону текла масса еретической пехоты. Они примкнули к лазганам штыки и выглядели совершенно не дружелюбно.

— И то верно, — согласился Антон.

Он поднес винтовку к плечу, прицелился, выстрелил и упал в укрытие прежде, чем я успел запретить ему стрелять. Мы оказались отрезанными на склоне под цитаделью Рихтера, без явной поддержки, против целого полка еретиков, и, само собой, ему было просто необходимо привлечь к нам внимание.

— Нужно было привлечь их внимание? — Так я и спросил у него.

Он одарил меня идиотской ухмылкой:

— Глушитель на снайперской винтовке гасит пламя, а если еретики услышат выстрел в этом грохоте, значит, у них слух лучше, чем у анатарейской адской гончей.

Его уверенность заставила меня улыбнуться:

— Иногда мне кажется, что ты не так туп, как я думаю.

— Я тронут, — сказал он.

— А иногда у меня такое чувство, что ты еще тупее.

Он кивнул, встал и сделал еще один выстрел, затем еще и еще. Я рискнул высунуться из-за валуна и оглядеться по сторонам. В озаряемой огнем тьме, на таком расстоянии и без снайперского прицела я даже не увидел, во что он стрелял. Однако заметить врага было не так уж сложно.

На нас катилась настоящая орда, тысячи тысяч еретиков, вооруженных самым разным ручным оружием, которое я только мог себе представить. Они шагали в такт с громогласным барабанным боем, с бездумной коллективной волей насекомых, вылезающих на защиту улья. Мне вспомнились ходячие мертвецы, против которых мы сражались, и я понял, что не вижу особой разницы между ними и этими живыми солдатами. Еретики могли дышать, однако они казались такими же безмозглыми и безумно-отважными.

Вот только на поле битвы это не всегда преимущество. Бывают времена для отваги, а бывают времена для того, чтобы бежать, поджав хвост. Еретики наступали прямо на «Леманы Руссы». Орудия танков то и дело вспыхивали, выкашивая их ряды.

— Это безумие! — прокричал Иван. Я на мгновение задумался. Он был прав. Даже если еретики имели хотя бы ничтожную надежду уничтожить «Леман Русс», кто-то из них наверняка попытался бы приблизиться и забросать их гранатами. — У них нет ни шанса.

Вражеская полевая артиллерия продолжала поливать нас сверху, и внезапно я понял, что происходит.

— Им и не нужен этот шанс. Рихтеру, или кто ими командует, они не нужны живыми. Пехота просто отвлекает нас. Она должна оттянуть на себя внимание наших парней, пока их артиллерия делает свою работу.

— Разумный вывод, Лемюэль, — произнес Махариус.

Он вместе с Дрейком и отрядом его телохранителей залегли в воронках возле нас. Как инквизитор сумел вызвать штурмовиков? Должно быть, они находились неподалеку, раз отыскали нас в творящемся хаосе.

— Вы можете приказать танкам открыть ответный огонь.

— Могу, — сказал Махариус, — но тогда их захлестнет волна пехоты. Своей численностью и гранатами с мелта-бомбами они нанесут нам тяжелый урон.

Конечно, Махариус был прав, однако кое о чем он предпочел не упоминать. Сколь дисциплинированным ни был бы танковый экипаж, он бы никогда не стал игнорировать непосредственную угрозу, даже если бы ему приказали вести огонь по отдаленным батареям. Кто бы ни отдал приказ об этой самоубийственной атаке, он точно знал, что делает.

— Что нам делать? — спросил Дрейк.

— Все, что можем, — ответил Махариус. — Но приоритетная задача — заставить умолкнуть их орудия.

Артиллерия говорила голосами грома, а танки отвечали плюющимися копьями огня. Земля дрожала. Холодный воздух вихрился. Пение еретиков пульсировало. Махариус разговаривал по комм-сети. Я увидел, как из мглы начали появляться люди. Они были в зеленой форме Львиной стражи, но порванной и окровавленной. Многие были ранены, однако все были готовы биться рядом со своим командиром. В лучшем случае нас наберется с роту. И одному Императору известно, сколько еретиков поджидает нас у укреплений перед орудиями.

Это было загадкой, но я чувствовал, что вскоре мы узнаем ответ.

Махариус дал экипажам уничтоженных танков и солдатам из взорвавшихся «Химер» пять минут, чтобы собраться у нашей позиции. Они выходили из теней по двое-трое, передвигаясь как можно осторожнее и используя каждый камушек в качестве укрытия. Их осмотрительность была оправданной. Врагу хватало и других забот, однако если они замечали отбившихся от основной группы людей, то непременно тратили несколько секунд на то, чтобы стереть их с лица планеты.

Мы собрались возле кратера от взрыва, и Махариус заговорил. Его голос разнесся над какофонией сражения, ясный, отчетливый и проникновенный:

— Наших товарищей прижали, и со склона их атакуют нечестивые еретики. Нужно что-то с этим сделать, и тогда мы войдем в улей и закончим войну.

В тоне Махариуса не чувствовалось ни тени сомнения, лишь абсолютная уверенность в победе, и, судя по лицам солдат вокруг него, все они верили ему. Неважно, какие сомнения у них могли быть на Ахероне, тут их больше не оставалось. Они не могли их себе позволить. Они попали под плотный огонь врага. Им требовалось верить в человека, который их вел, если они хотели выбраться отсюда.

— Мы уничтожим еретиков во имя Императора и очистим этот мир от зла.

Из его уст все звучало так просто. Нам нужно было лишь дойти туда и всех убить. И неважно, что враг превосходил нас тысяча к одному.

— Вы были избраны лично мною за отвагу и умение. Этим падшим безумцам никогда не сравниться с истинными солдатами Империума. И мы им это докажем.

И мы докажем. Бойцы выпрямились, вдохнули глубже и приготовили оружие к бою. Махариус отдавал распоряжения, а мы слушали и ждали приказа выдвигаться.

И наконец он последовал.

Махариус умел читать поле боя так, словно оно было картой. Вздымающиеся гряды земли скрывали наше продвижение от вражеской орды и их орудий. Даже если нас замечали, мы не казались еретикам такой уж угрозой. Они целиком сосредоточили свое внимание на «Леманах Руссах» внизу. Большинство танков отступило под укрытие хребтов. Из-за остановки атаки они вскоре станут легкими целями для вражеской пехоты. Гранаты вполне могли разрушить механизмы танков. Крышки фильтров можно открутить и забросить в трубы взрывчатку. Танк без поддержки пехоты на близкой дистанции становился крайне уязвимым.

Пока мы взбирались на склон холма, я на секунду остановился и оглянулся назад. Под нами катилось зелено-красное пятно вражеской пехоты. «Леманы Руссы» встали за хребтами с другой стороны от стены улья, чтобы укрыться от огня башен. Вокруг танков вздымались громадные столбы рокритовой крошки, пока волна орущих людей болезненного вида бросалась им под гусеницы. Артиллерия продолжала стрелять из укреплений над нами.

Махариус вел нас вперед и вверх, низко пригнувшись, ничем не выдавая усталости. В одной руке он сжимал болт-пистолет, в другой — цепной меч. Земля под ногами была изломанной и развороченной, немного неустойчивой и довольно опасной, но Махариус все равно продолжал шагать с непоколебимой уверенностью. Я двигался так быстро, как мог, чтобы не отставать от него и Дрейка. Моим долгом было находиться рядом с ним и защищать его, и для этого мне требовалось быть возле него.

Антон и Иван, будто обезьяны, по-пластунски следовали за мной во тьме, стараясь не подымать лишний раз головы. Мы приближались к стене улья, переходя от одного укрытия к другому, от торчащей вентиляционной башни до воронки от взрыва, иногда через разломы, а иногда в тени огромных протекающих сточных труб.

Земля под ногами дрожала, и не только из-за снарядов. Мы походили на насекомых, ползущих по коже огромного зверя и чувствующих его сердцебиение и хриплое дыхание. Улей-цитадель по-прежнему функционировал. Внутренние системы все еще работали. Моя форма пропиталась потом. В маске противогаза начал формироваться конденсат, я чувствовал, как он стекает по щекам. Я ощущал на губах соль всякий раз, когда облизывал их.

Орудия стреляли где-то левее от нас. Поначалу я думал, будто Махариус неправильно рассчитал наш путь, однако затем понял, что это не так. Он вел нас туда, откуда мы смогли бы добраться до защитников батарей и, возможно, застать их врасплох. Это было бы нелишним, ведь на другие преимущества нам рассчитывать не приходилось.

Махариус замер, пригнувшись в тени промышленной трубы, и выглянул посмотреть на орудийные батареи под нами. Какое-то время он пристально их изучал, оценивая уязвимость вражеской позиции. Ему потребовалось всего несколько ударов сердца, после чего он указал пальцем:

— Лемюэль, возьми эту дюжину людей и, когда увидишь сигнальный огонь, атакуй то орудие.

Его рука поочередно указала на Антона, Ивана и группу других солдат. Нас было не больше сотни, и мы атаковали вдесятеро большее число врагов. Однако Махариус никогда не позволял таким пустякам остановить себя. Он прищурился:

— Уничтожьте столько орудий, сколько захотите, но вон то оставьте целым. — Он показал пальцем на второе орудие от нас.

— Слушаюсь, сэр, — ответил я.

Остальные кивнули. Махариус отдал приказы остальным бойцам, и его план стал ясен — мы атакуем вражескую позицию с ближайшего от нас фланга, пытаясь разрушить все, что возможно. Это точно ослабит огонь по «Леманам Руссам» внизу, но ничем не поможет нам самим. Впрочем, это вряд ли могло служить достойным оправданием. Если танки не смогут прорваться и достигнуть позиций, мы все равно обречены. Враг просто уничтожит их, а затем рано или поздно заметит и нас.

Когда Махариус закончил отдавать распоряжения, он окинул взглядом своих солдат и скомандовал выдвигаться. Мы поползли вниз по склону, в сторону врагов.

Кругом царила кромешная тьма. Единственным стоящим освещением нам служили дульные вспышки вражеских орудий и мощные залпы башен. Они продолжали вести огонь, несмотря на то что для них не осталось целей. Большинство наших уцелевших танков находилось в их слепых зонах. Те, кто туда не попал, не выжили. Похоже, нехватки снарядов враги не испытывали.

Склон был холодным и ненадежным. Некоторые камни были острыми как бритвы. Повсюду зияли трещины и разломы, оставшиеся после падения луны, которых ты не замечал до тех пор, пока не оказывался почти на них. Они становились видимыми во вспышках и зареве взрывов, и тебе требовалось запомнить их местоположение в те промежутки темноты, пока ты двигался.

Еще больше наше положение усугубляло то, что наши парни тоже не бездействовали. «Леманы Руссы» продолжали осыпать еретиков шквалом карающего огня. Некоторые снаряды уходили в сторону и падали рядом с нами.

— Всегда мечтал вылезти из горящего танка, чтоб погибнуть от дружественного огня, — в воцарившемся на поле боя мимолетном затишье раздался голос Антона.

— Просто некоторые парни внизу знают, что ты здесь, — сказал Иван. — И они целятся совсем не в орудия.

— Обхохочешься.

— Тихо, идиоты, — шикнул я, махнув рукой.

— Их ведь оглушило своей же стрельбой, как они нас услышат?

— Сейчас нет, — произнес я, — но могут услышать, когда мы подберемся ближе. Антон, займи позицию, откуда сможешь нас прикрывать. Остальные идут вниз. Нужно захватить их укрепление, как только получим сигнал.

— Снова мне самая скучная работенка. Так нечестно.

— Помоги всем нам Император, я надеюсь, что ты прикроешь нас.

По тому, как скривился шрам у него на лбу, я понял, что Антон ухмыляется.

— До чего мы докатились!.. — пророкотал Иван. — Мы зависим от Антона. Нам крышка.

Над вражеской позицией взвился сигнальный огонь, залив ее ослепительным сиянием.

— Вперед! — рявкнул я.

Мы начали спуск по склону, передвигаясь от укрытия к укрытию. Несколько еретиков впереди уставились на огонь, задаваясь вопросом, что происходит. Большинство продолжали стрелять. Канониры всматривались в прицелы, суетились над заряжающими механизмами и бормотали технические молитвы.

Никто из них даже не додумался оглянуться, и я молился Императору, чтобы никто не решил сделать этого сейчас. Я оглядел гряду. Там было с десяток орудий, а также их расчеты. Больше никого. Все остальные еретики находились внизу, погибая под гусеницами нашей бронетехники.

Я бросился вперед, крепко сжимая дробовик, следом за мной — Иван и остальное наше разномастное отделение. Никто нас не замечал. Никто не ожидал подобной атаки, и уж точно не от такого крошечного отряда. Мы почти достигли первого вражеского орудия, когда кто-то все же поднял глаза. Сначала он не обратил на нас внимания, по-видимому, приняв за таких же еретиков, но затем пригляделся внимательнее. Это было последнее, что он сделал, прежде чем я превратил его голову в кровавое месиво.

Я перезарядил оружие, готовясь к следующему выстрелу. Антон открыл огонь, и один из вражеских канониров рухнул на орудие. Его товарищ обернулся что-то сказать ему, затем толкнул и потряс за плечо, словно пытаясь разбудить внезапно уснувшего приятеля, а потом заметил кровь на руке…

Следующий выстрел Антона попал ему в голову и отбросил назад. Большинство его товарищей продолжали стрелять, однако некоторые начали замечать, что что-то не так. Один из офицеров уставился на нас и потянулся к оружию на поясе. Я нажал на спусковой крючок, и тот рухнул в брызгах крови и ошметках внутренностей.

Остальное мое отделение тут же открыло огонь, скосив еще больше еретиков. А затем мы, ведомые инерцией и жаждой убивать, оказались среди них. Мне показалось, что вдалеке я услышал другие выстрелы. Из-за рева орудий и грохота сражений сложно было сказать наверняка.

На меня с криком прыгнул человек, целясь в голову тяжелым силовым инструментом, а с другой стороны с автоганом наперевес бросился еще один еретик.

Я отскочил в сторону и в падении прицелился из дробовика. Землю, где я стоял всего секунду назад, изжевало автоганным огнем. Прыгавший человек, которому посчастливилось меньше, приземлился в самом конце очереди и кинулся на меня.

Я прицелился в еретика с винтовкой и нажал на спусковой крючок. Приклад дробовика ударил в плечо. Стрелявший еретик упал с отстреленными в коленях ногами. Он с криком выпустил из рук оружие. Я развернулся, перезаряжая, когда другой противник замахнулся на меня огромным гаечным ключом, намереваясь раскроить череп.

Я оказался недостаточно быстрым. Когда я лишь начал поднимать дробовик, силовой инструмент уже опускался мне на голову. Я попытался уйти в сторону, но поскользнулся на крови и пыли.

Голова нападавшего взорвалась, забрызгав меня мозгами. Все произошло как будто по волшебству, так что на секунду я даже задался вопросом, не применил ли Дрейк психические силы. Но затем то же самое случилось с еще одним членом орудийного расчета, целившегося в Ивана, и я понял, что моим спасителем стал Антон.

Один он, казалось бы, причиняет врагам столько же потерь, сколько все мы вместе. Я понял, что по-своему, только в меньшем масштабе, мы делали то же, что и фанатики-еретики в долине, — отвлекали противника, пока находящаяся вдали техника уничтожала бившихся против нас людей.

Еретики продолжали гибнуть, и мы уже ринулись к орудию, когда на полпути между нами полыхнула полоса ослепительного огня. Вражеская «Гидра», находившаяся чуть глубже, взорвалась шаром адского огня. Я кинул взгляд на орудие с левого фланга батареи и увидел, что оно, повернувшись на лафете, стреляло по остальной технике еретиков. Махариус захватил первое орудие и обратил его против врагов. Затем я увидел его самого, стоящего чуть сбоку и частично прикрытого бронированным щитком, направляющего огонь по позиции врага.

Я рассмеялся и приказал своим бойцам занять пульт управления захваченного орудия. Вскоре его также навели на противника. Нас не раскроют слишком быстро. Таким был план Махариуса. Еретики стреляли по «Леманам Руссам» внизу, и взорвавшиеся орудия могли счесть жертвами ответного танкового огня, по крайней мере на первых порах.

Наше захваченное оружие взревело, послав очередь бронебойных снарядов по врагам. Под прикрытием бури и хаоса битвы нам удалось вывести из строя все вражеские орудия в поле зрения прежде, чем кто-либо заметил нас. Некоторые орудия по-прежнему стреляли по нашим танкам, но они находились слишком далеко, скрытые от нас изгибом и неровностями хребта.

Секунду спустя к нам подбежали Махариус с остальными телохранителями.

— Отлично, Лемюэль! — сказал он. — Теперь повторим то же самое на другом конце.

— Час от часу не легче, — пробормотал стоящий рядом со мной Иван.

К нам с холма вприпрыжку спустился Антон. У него был довольный вид человека, хорошо проделавшего свою работу.

— Я снял двадцать, — сказал он, поравнявшись со мной.

— Осталась пара миллионов, — ответил я.

Он совершенно не смутился, как будто ничуть не сомневался в том, что сможет убить стольких еретиков, причем работы здесь всего на денек. «Антону было намного проще, — печально подумал я, — ведь ему не приходилось сражаться с этими фраккерами-еретиками врукопашную».

— Быстрее сделаем, быстрее выпьем пива, — сказал он.

— И где ты тут собрался найти пиво? — поинтересовался я.

— Может, у еретиков найдется, — с надеждой в голосе ответил Антон.

Глава 25

Мы продвигались вдоль гряды от одних уничтоженных вражеских орудий к другим, используя их в качестве укрытий и добивая встреченных нами по дороге раненых еретиков. Миновав изгиб, мы увидели, что из арки в стене улья появляется все больше техники и пехоты. Из ворот выходил нескончаемый поток еретиков.

Я глубоко вдохнул. Нам не обойти их, а когда начнется атака, они в любом случае нас заметят. Из-под земли текли тысячи вражеских солдат. Я понял, что даже если в результате падения луны погибло девяносто пять процентов населения, под нами все равно оставались миллионы еретиков. Не все из них были солдатами, но даже одного из сотни хватало, чтобы колоссально превзойти нас численностью.

Я повернулся к Махариусу, ожидая приказов.

— Сэр?.. — спросил я.

— Захвати ближайшие орудия, — велел он. — Разверни на ворота. И закрой их.

Меня покинула последняя искра надежды. Даже если мы закроем ворота, на гряде все равно оставались тысячи врагов, более чем достаточно, чтоб покончить с нашим крошечным отрядом. Все, что мы могли, — подороже отдать свои жизни, чтобы наши товарищи смогли выжить. Наша же песенка была спета.

— Слушаюсь, сэр, — произнес я.

Плюсом небольшого отряда было то, что поначалу нас не замечали. Я сомневался, что и сам бы заметил, окажись на месте еретиков. Ведь это же безумие, когда меньше сотни людей нападают на врага, превосходящего их численностью в пятьдесят раз.

Естественно, мы пользовались и другими преимуществами. Большая часть вражеской артиллерии была развернута на девяносто градусов от нас, ведя огонь по разворачивающейся внизу битве, и туда же смотрели большинство врагов.

Я увидел, как офицеры приказывали солдатам выдвигаться на передовую. Их колонны маршировали сквозь бреши в гряде, направляясь в сторону сражения бесконечным потоком человеческих жертвоприношений голодным богам войны. Командиров, приносящих эти жертвы, вовсе не волновало, выживут их люди или нет. Внезапно я ощутил к ним искру симпатии, однако быстро ее подавил. С подобным настроем в бой лучше не идти.

Махариус посмотрел на небо, словно ожидая что-то увидеть, бросил взгляд на хроно на запястье, а затем дал отмашку.

Мы двинулись вперед, прячась в каждой тени, в каждом укрытии. Мы не хотели, чтоб огромная армия вражеских лиц поворачивалась в нашу сторону до самой последней секунды.

Антон занял позицию среди уничтоженных останков орудия, вскарабкавшись на искореженный ствол и разложив перед собой винтовку. Из-за плохого освещения любой, кто посмотрел бы в его сторону, увидел бы только обломки. Кроме того, чтобы заметить дульную вспышку, врагам пришлось бы глядеть прямо на винтовку, а это означало, что в следующую секунду они были бы мертвы. Отличный выбор снайперского гнезда, означающий, что Антон, скорее всего, переживет нас на несколько минут. Пока у него не закончатся боеприпасы. А даже если его не заметят, он будет одиноким имперским солдатом, окруженным еретиками, в полярных условиях, в мире, где правят бал болезни.

Я прогнал эти мысли из головы. Не стоит тревожиться насчет Антона. Лучше думать о себе, Иване и Махариусе.

Лорд верховный командующий двигался вперед, будто огромный подкрадывающийся кот. В грохоте сражения ему не требовалась бесшумность, однако я знал, что он не издавал ни единого шороха. Махариус крался так, словно где-то рядом находился еретик-часовой, но все равно обгонял всех нас.

Следом за ним шел Дрейк. Инквизитор скользил над землей, будто даже не касаясь ее, и когда я посмотрел ему вслед, то не заметил в пыли отпечатков ног. Вокруг него развевался плащ, тень угрожающе плясала у него за спиной в мерцающем свете сражения. За ним, как всегда бесшумно, двигались десять уцелевших телохранителей. Какая-то древняя техномагия затемнила зеркальные личины шлемов, чтоб не выдать их случайным бликом. Они сжимали в руках оружие, готовые воспользоваться им в любую секунду.

Мне стало любопытно, те ли это телохранители, которые были с Дрейком на Карске, в начале наших приключений с Махариусом. За все время я перебросился с ними лишь парочкой слов, никогда не видел их вне службы и не знакомился с ними. Мне казалось, словно я узнаю движения некоторых из них, однако это могло быть результатом схожих тренировок. Скорее всего, я умру, так их и не узнав.

Иван шел рядом со мной, не сводя глаз с Махариуса. Его внимание было сосредоточено сугубо на лорде верховном командующем. Если придется, он был готов броситься вперед и получить вместо него пулю. Невзирая на все свои сомнения, я поступил бы так же. Привычке целой жизни сложно изменить.

Мы почти добрались до первого орудия. По другую сторону от него все еще двигалась колонна вражеских войск. Рот Махариуса зашевелился, и я понял, что он продолжает говорить по комм-сети, отдавая приказы, поддерживая боевой дух командиров и делая все, что нужно. Я молился Императору, чтоб комм-сеть проработала достаточно долго и остальные получили его распоряжения и последовали инструкциям.

Возможно, они и в самом деле услышали. По гряде перед нами внезапно прокатился шквал взрывов, заставив врагов броситься в укрытия. Махариус дал сигнал Ивану и мне идти к орудию. Я забросил дробовик за плечо и достал нож, решив захватить машину без лишнего шума. К моему удивлению, вместе с нами пошли и четверо телохранителей Дрейка, сжимая в вытянутых руках зачерненные гарроты.

Мы тихо побежали к машине, стараясь не поднимать голову и держать корпус между собой и колонной. Стоявшие на шасси канониры заряжали орудие, пока их офицер отдавал приказы. Они были либо неимоверно храбрыми людьми, либо неимоверно безразличными ко всему — несмотря на иссекавшие их позицию взрывы, еретики продолжали делать свою работу, будто в уверенности, что с ними ничего не случится.

По-своему они тоже верят, предположил я, причем в некотором странном смысле оправданно. В них никто не попадет, кроме как по чистой случайности, поскольку так приказал Махариус. Конечно, это вовсе не означало, что они не могут погибнуть от шального снаряда. Я повидал достаточно сражений, чтобы знать, что ничто и никогда не шло согласно плану.

Не желая больше рисковать, я бросился к борту машины. Она находилась в режиме ведения огня, с выдвинутыми из корпуса огромными бронированными опорами, которые не давали ей откатываться из-за отдачи. Я забежал в ее тень и, прижавшись спиной к гусеницам, дождался Ивана с остальными.

В подобной близости к большой машине таилось нечто одновременно успокаивающее и тревожное. Успокаивающее из-за металлического привкуса и запаха выхлопных газов, из-за вибрации внутренних систем питания, поскольку все это напоминало мне другие машины, которые приходилось водить. Тревожное из-за того, что в запахе ощущались некая чужеродность, привкус гнили и разложения, подобного которому я прежде никогда не чувствовал. Казалось, будто сам металл орудия таит в себе болезнь. Как такое вообще возможно?

Зажав штык в зубах, я вылез на гусеницу, под бронированным брызговиком. Затем, встав на болты больших приводных колес, крутивших гусеницы во время движения машины, я взобрался на борт. Офицер стоял прямо передо мной. Я шагнул вперед, обхватил рукой его горло, оттянул голову назад и ударил ножом в шею.

Секунду спустя Иван и остальные поднялись следом. Иван бросился на ближайшего канонира, а штурмовики, словно тени, возникли позади своих жертв и накинули им на шеи гарроты. Офицер, удерживаемый моей хваткой, лягался в лихорадочной агонии, опустошая кишечник и мочевой пузырь. Я разжал руку, дав ему упасть, а затем открыл люк на крыше и нырнул внутрь, в тускло освещенную модифицированную «Гидру».

В некотором смысле я словно вернулся домой. Со времен обучения я комфортно себя чувствовал внутри любой военной техники. Мне нравилось, когда вокруг смыкались толстые бронированные стены, укрывая меня от всех опасностей битвы или, по крайней мере, сводя их к минимуму.

Однако прежде мне никогда не приходилось управлять чем-то похожим на «Гидру», а то, что ее произвели еретики, делало машину еще менее знакомой. Впрочем, большая часть человеческой техники имела схожие элементы дизайна благодаря шаблонам, на основе которых создавалась. Водительское отделение почти всегда располагалось впереди машины, так, чтобы водитель видел, куда ехать.

Наполовину пригнувшись, сжимая в руке нож, я пошел вперед. Корпус танка отсекал большую часть звуков снаружи. После адского шума сражения здесь казалось почти тихо. До меня донеслись голоса еретиков, разговаривающих друг с другом сиплыми, утробными голосами. Кто-то кашлянул, как будто у него в легких скопилась слизь.

Я понятия не имел, о чем они говорили, и совершенно не хотел понимать. Едва мысль посетила меня, как один из них что-то быстро забормотал другому. Кто знает, может, собеседник оскорбил его, а может, он восхищался бойней. Однако более вероятным мне показалось то, что одному из них сообщили об атаке на машину.

Я выглянул из-за угла и увидел именно то, что ожидал. Двое солдат сидели в обычных водительских креслах. Перед ними располагался командный алтарь со стандартной панелью управления, как и в любой машине подобного рода. Тот, кого я принял за водителя, поднял глаза, когда я вошел внутрь, и потянулся за пистолетом. Я отступил назад, высунул дробовик из-за угла, а затем нажал на спусковой крючок и быстро отпрыгнул обратно.

Рев выстрела громом разнесся в тесных закутках танка, однако я все равно услышал их крики. Заряд дроби срикошетил в кабине, подобно тысячам крошечных металлических ос, дробинки отскакивали от стальных стен до тех пор, пока не погружались во что-то мягкое и достаточно массивное либо не теряли инерцию.

Я решил выстрелить из-за угла, чтоб уменьшить вероятность попадания дроби в меня самого, но все равно нескольким дробинкам это удалось. Я с трудом мог представить себе запутанную траекторию, которую им пришлось преодолеть, но, когда стреляешь, всегда есть шанс попасть во что угодно, включая самого себя, пусть ты даже стоишь за углом. Одна дробинка засела в руке. Из ранки сочилась кровь. Еще одна оцарапала щеку. Третья содрала с ноги лоскут кожи. Впрочем, ничего серьезного. Я обождал секунду и только затем рискнул выглянуть снова.

На этот раз я опустил голову ниже — если водитель будет целиться туда, где она была раньше, ему потребуется доля секунды, чтобы опустить прицел. Но волноваться не стоило. От еретиков осталось кровавое месиво. Один из них лишился глаза, его лицо было в крови, как и шея, — из-за разодранной плоти и перебитой артерии. Кровь толчками вырывалась между пальцами, которыми он пытался закрыть рану. Это ему не поможет — меньше чем за минуту он истечет кровью.

Его товарищ выглядел даже еще хуже. Он сжимал свой живот, пробитый в сотне мест. Его также покрывала кровь, своя собственная и товарища. Он принял на себя большую часть заряда. Пистолет валялся на полу кабины. Из открытого рта еретика текла кровь. Дробинки раскололи ему несколько зубов, и я заметил, как одна из них поблескивает в коренном зубе.

Я не собирался делать еще один выстрел с такого близкого расстояния в замкнутом пространстве. Кабина была слишком маленькой, чтобы так рисковать. Вместо этого я шагнул вперед и ударил прикладом дробовика по лицу водителя. Раздался треск костей черепа и шеи. Он был пристегнут к креслу, поэтому сила удара заставила его голову с хрустом откинуться под неестественным углом.

Его товарищ выдавил что-то потрясенным, наполненным болью голосом. Я ощутил нечто вроде вины, и это чувство заставило меня ударить еще сильнее, превратив его череп в желе.

Убедившись, что оба они мертвы, я стянул водителя с кресла. Мне было некогда отчищать его от крови, времени не было ни на что, поэтому кресло влажно хлюпнуло, когда я сел в него. В кабине пахло, как на бойне, однако по всей машине витал тот странный сладковатый болезненный запах, похожий на грибок, который у меня начал стойко ассоциироваться с полями сражений на Локи.

Я вытер рукавом кровь с водительского перископа. Мои штаны стали влажными, и я понял, что это из-за крови на сиденье. Под ботинками булькнуло, когда я опустил ноги на педали. Ради эксперимента я прочел несколько молитв, пока мои руки плясали над панелью управления. «Гидра» отвечала на старые ритуалы — она взревела, оживая. Я прильнул к перископу и оглядел поле боя.

Вражеские войска текли мимо нас, направляясь вниз. Они пока не догадывались, что танк уже им не принадлежит. Я надеялся, они не поймут этого еще несколько секунд. Дрожь крыши подсказала мне, что башня пришла в движение. Я не представлял, во что она целится. Мне оставалось лишь надеяться, что Иван разобрался с ее управлением. Он всегда был отличным стрелком.

И тут мне пришла в голову мысль, что, даже если Иван и не управлял орудиями, я все равно могу кое-что сделать, пусть это будет стоить мне жизни. Я нажал кнопку, услышал, как с ревом оживают двигатели, и переключил передачу.

Не скажу, что водить «Гидру» еретиков то же самое, что водить имперскую технику, но это довольно похоже. Базовые принципы вождения танка или другой гусеничной машины остаются теми же, неважно, чем ты управляешь. Если передашь мощность на обе гусеницы, поедешь вперед. Если переключишь обе гусеницы на реверс, поедешь назад. Если поставишь одну гусеницу на переднюю передачу, а вторую на реверс, то развернешься. Как раз этим я и занимался, когда услышал скрежещущий звук и понял, что забыл убрать стабилизационные опоры.

В комм-сети раздалось сиплое бормотание, в котором мне послышались злые вопросительные нотки. Учитывая настойчивость бормотания, а также то, что оно доносилось из уха ближайшего трупа, я предположил, что кто-то интересовался, что я творю. Я сосредоточился на перископе, одновременно потянувшись к кнопкам, которые поднимут опоры. Я не хотел, чтобы нас что-нибудь тормозило, когда мы начнем движение.

Зашипели поршни, и опоры на бортах и корме танка с лязгом начали убираться. Моя догадка оказалась верной. В перископ я увидел, как на нашу машину уставились несколько солдат-еретиков. Большинство продолжали маршировать, словно одурманенные, со странной слаженностью, столь часто встречавшейся там, в траншеях.

Я передал всю мощность на обе гусеницы, и танк рванул с места, почти выпрыгнув из окопа. Я помолился Императору, чтобы какой-нибудь «Леман Русс» не решил воспользоваться представившейся возможностью, чтобы выстрелить в нас. Мое сердце выскакивало из груди, пока «Гидра» не оказалась по другую сторону склона, катясь прямо на армию, выходящую из-за стен улья.

Я увидел, как глаза людей панически расширились, и они стали отпрыгивать у меня с пути, едва поняв, что происходит. Осознать успели лишь немногие солдаты, да и те бросались наутек, сталкиваясь с раздраженными товарищами, которые осыпали их оскорблениями и проклятиями и не давали сбежать. Я врезался в шагающую колонну. Танк загромыхал и затрясся. Снаружи донеслись едва слышимые булькающие крики.

Я повидал достаточно попавших под танк людей, чтобы представить результат своего вождения. Я продолжал ехать вперед, оставляя по каменистой земле улья кровавые полосы и раздробленные кости.

Какой-то офицер поднял руку ладонью вперед в универсальном жесте, который означал «Стоп». Возможно, он полагал, что водитель «Гидры» просто совершил ошибку, неправильно повернул и нуждается в том, чтобы кто-то объяснил ему, что делать. Я переехал и его вместе с ротой у него за спиной, которая к тому времени начала бросаться врассыпную.

Еретики врезались в шедших за ними людей, которые еще не поняли, что происходит, усиливая творящийся хаос. Я прибавил мощности, пытаясь продвинуться так далеко, как только возможно, и задавить как можно больше еретиков, прежде чем офицеры восстановят порядок. Впрочем, они быстро догадаются, что я делаю, и начнут устанавливать противотанковое орудие.

Танк оставлял за собой след из покалеченных тел. Орудие надо мной рявкнуло, послав высокоскоростной снаряд в верхушку ворот. Рокрит над входом треснул. Отколовшийся кусок статуи раздавил под собою людей и частично перекрыл путь внутрь, нарушив поток солдат, что шагали в бой. Похоже, Ивану удалось взять управление над основным орудием «Гидры».

Орудие выстрелило снова, и в арку попал еще один снаряд. Стороннему наблюдателю могло показаться, будто орудие стреляло не прицельно, но я знал, что это не так, во всяком случае надеялся. Третий выстрел убедил меня, что стрелок свое дело знает. Арка раскололась, и десятки тонн каменной кладки обрушились на солдат, запечатав выход из улья до тех пор, пока враги не подтянут тяжелое оборудование для расчистки завала. По крайней мере армия внизу не получит больше подкреплений. Теперь оставалось расправиться с теми тысячами врагов, которые уже находились на поверхности.

Я переключил «Гидру» на задний ход и развернулся по широкой дуге, направляя чуть больше мощности на левую гусеницу. Это был простой маневр уклонения для того, чтобы в нас было сложнее прицелиться. Я осознал, что прошло менее минуты и враг все еще силится понять, что происходит. Это продлится недолго — пускай они до сих пор предполагали, что причиной нашим действиям служила некомпетентность или приступ безумия, скоро последует ответ. А пока…

Я снова направил «Гидру» вперед, давя новых еретиков. Башенное орудие зарокотало снова. Одна из вражеских машин на гряде взлетела в столбе огня и дыма.

— Отличная работа, Лемюэль, — раздался в бусине комм-сети голос Махариуса. — Ты даже перевыполнил задачу, пусть и весьма изобретательно.

— Спасибо, сэр, — ответил я.

— Отвлеки их еще на две с половиной минуты. Помощь уже в пути.

Что он имел в виду? Едва ли «Леманы Руссы» могли успеть так быстро преодолеть вражеское сопротивление. Я знал, что танки не пройдут такое расстояние за столь короткое время. Может, он пытался таким образом поддержать наш дух, но это не было похоже на Махариуса. Возможно, он знал что-то, чего не знали мы.

Я услышал, как сзади нас открыло огонь еще одно орудие, и увидел, как взорвалась очередная машина. Похоже, другие телохранители Махариуса захватили вторую мобильную установку.

Это значило, что теперь против врагов у нас было две машины. Я очень надеялся, что конечный план Махариуса не заключался всего лишь в удвоении нашей огневой мощи.

Глава 26

Я давил все больше еретиков. Орудие уничтожало технику врагов до тех пор, пока она не стала наконец отвечать. Люди принялись забрасывать нас гранатами. «Гидра» дрожала от попаданий. Некоторые гранаты были осколочными, и шрапнель барабанила по борту, будто дождь. Я тревожился из-за стрелков, сидящих в открытых башнях, однако ничем не мог им помочь, кроме как постоянно находиться в движении, чтобы сделать нас тяжелой для попадания целью. Я помолился Императору, чтобы Иван выжил, и резко развернул машину, пытаясь подставлять врагам лобовую броню, неизменно самую прочную часть любого танка.

Что-то ударило нам в борт. Краем глаза я заметил вспышку, а затем взрыв, и машина содрогнулась. Секунду мне казалось, что я умер. Из пульта управления «Гидры» посыпались искры, но двигатель машины продолжал реветь, пожирая энергию силового ядра. Я услышал странное шипение, скрежет и стук, словно кто-то колотил сталью о сталь. Затем послышался гулкий металлический визг, и «Гидра» вздрогнула, словно ее тряхнуло на неровной дороге. Самым странным было то, что противоположная сторона оставалась прежней, а земля вокруг нас была довольно ровной. «Гидра» принялась кружить на месте. Левый рычаг управления заклинил, как будто дух машины вдруг перестал мне подчиняться.

Я понял, что случилось. Нам попали в левую гусеницу. Они всегда были уязвимым местом бронетехники. Судя по звуку, гусеница лопнула и начала разматываться с крутящего механизма.

Я выругался. Танк мог ехать до тех пор, пока механизм полностью не выйдет из строя, однако левая трансмиссия будет давать намного меньшую тягу. Вот почему мы кружились. Я отключил подачу энергии на правую гусеницу, и мы снова поехали вперед, хоть и на куда более низкой скорости, чем раньше.

В нас еще раз попали. В машину как будто врезался бронированный кулак великана. Раздался взрыв, а затем кабина стала наполняться дымом и гарью. Глубоко внутри корпуса заскрежетал металл. Я почувствовал на языке привкус озона, огоньки на командном алтаре мигнули и погасли. Правый рычаг тоже перестал отвечать. Педали превратились просто в пружинящие стальные механизмы у меня под ногами. Когда я нажал на газ, ничего не произошло.

Я не стал терять время на молитвы в попытке воскресить дух мертвой машины войны. Она умерла, и починить ее было мне не под силу. Но, что самое худшее, «Гидра» перестала двигаться, став легкой мишенью для оружия, превратившего ее в бесполезный кусок железа. Если я останусь внутри, то, скорее всего, здесь и погибну.

Кабина погрузилась во тьму, за исключением кратких вспышек искр из закоротивших систем и сполохов с поля боя, отражавшихся в перископе. Света едва хватало, чтобы видеть вокруг. Я отстегнулся и поднялся с кресла. Ботинок погрузился во что-то мягкое и склизкое, издавшее всасывающий звук, когда я попытался выдернуть его. Я почувствовал, как мою ногу вместе с насквозь промокшей штаниной опутывают мягкие змеи, и догадался, что наступил в останки мертвого водителя. Я резко выдернул ее, внезапно наполнившись неодолимым желанием как можно быстрее выбраться из обреченной машины.

Я приложился головой о потолок, попытавшись выпрямиться в незнакомой тесной кабине, и вытянул руки, чтобы нащупать заляпанные кровью стены и идти в сумраке.

В ушах стучала кровь, дыхание вырвалось короткими вздохами. В любую секунду я ожидал, что следующий выстрел пробьет броню танка. Бредя по коридору, я заметил в борту «Гидры» дыру. Она была недостаточно большой, чтобы вылезти через нее, поэтому я пошел через сумрак дальше, к люку. Проем оказался деформирован взрывом или тем, что повредило танк, а лестница — настолько погнутой, что потеряла форму.

Я почти выбрался наружу, когда куртка зацепилась за торчащий край, не давая мне полностью вылезти из танка. Оглянувшись, я увидел, что вражеское орудие нацелено прямо на нас. Заряжающие лихорадочно трудились, ствол взирал на нас под идеальным углом. Им потребуется не больше пары секунд, чтобы закончить приготовления, и я погибну огненной смертью. Я судорожно задергался, пытаясь высвободиться. Секунду ничего не происходило, а затем я услышал звук рвущейся ткани. Вражеский стрелок потянулся к ручке. Я понял, что он собирается сделать выстрел и что мне конец.

В этот момент небеса над головой прочертили ослепительные полосы света. Я увидел, как стрелок непонимающе поднял глаза, и воспользовался мимолетным преимуществом, чтобы скатиться с обреченной «Гидры». Я заметил, что Иван и остальные успели выбраться также. Со стоном свалившись на землю, я тут же перекатился в поиске укрытия, одновременно видя, как кометные следы несутся к полю битвы, и впереди головы каждой кометы сияли пылающие точки.

В первую очередь я грязно выругался. Это что, орбитальная бомбардировка? Мне что, суждено погибнуть от орудий имперского флота? Или это метеоритное облако, оставшееся после падения луны?

Если это были самолеты, то они не могли двигаться настолько быстро. Спустя всего несколько секунд после того, как я впервые заметил их, они стали значительно ближе, несясь со скоростью падающих комет. Казалось, они вот-вот врежутся в поверхность.

Я нашел скальную складку и заполз в нее. На пару секунд мои мысли отвлек взрыв брошенной мною машины. Похоже, стрелок-еретик наконец-то вспомнил, что нужно сделать выстрел. Снаряд превратил «Гидру» в столб горящих обломков. Воздух наполнился запахом пылающего машинного масла и обугливающейся плоти, и мне пришло в голову, что действуй я немного медленнее, то превратился бы в опаленный кусок мяса внутри металлического корпуса.

Сердце в груди бешено колотилось. Во рту появился привкус желчи, перед глазами все плясало. Когда зрение вновь прояснилось, кометные следы стали еще ниже. Я заметил на их остриях мерцающие огни, и они вдруг показались мне смутно знакомыми. Кометы начали замедлять движение, хотя их ускорение по-прежнему оставалось фантастическим. Должно быть, это какие-то ракеты, направленные на поверхность планеты.

Я взял в руки дробовик и огляделся. Меня окружали солдаты-еретики, но все они глядели вверх. Я мог бы спокойно убить ближайших из них, однако это привлекло бы ко мне лишнее внимание, поэтому я пополз от камня к камню, пытаясь отыскать путь к Махариусу и Львиной страже.

Полыхающие кометные следы снижались к полю боя, и наконец я смог увидеть, что это корабли, снижающиеся на безумной скорости, из-за которой любой, кто находился внутри, оказался бы раздавленным силой притяжения. Вокруг них начали вспыхивать огоньки, и окружавшие меня орудия взорвались одно за другим. Мне потребовалась секунда, чтобы понять, что их уничтожают новоприбывшие. И еще секунда мне потребовалась, чтобы вспомнить, где же я уже видел эти благословенные корабли раньше.

Это были десантно-боевые «Громовые ястребы», и они шли на посадку. Они упали с мощным, сотрясающим землю грохотом, когда звуковая волна, которую машины обгоняли, наконец докатилась до поверхности.

На острие грома прибыли Космические Волки.

На «Громовых ястребах» гулко загрохотали тяжелые болтеры, рассыпая искры по бронированным бортам модифицированных «Гидр» и разрывая тела еретиков, словно их там и вовсе не было. Одна машина парила в воздухе, ведя прикрывающий огонь, пока остальные приземлялись или, скорее, просто зависали над землей. В бортах распахнулись люки, извергая из себя массивные бронированные фигуры. Они, пригнувшись, спрыгивали на землю и сразу же открывали огонь из болтеров, как будто совершенно не ощущая воздействия торможения, которое обычных людей давно бы искалечило.

Я закатился в укрытие, не желая, чтобы меня случайно приняли за еретика. Но я не мог не волноваться. Один из воинов заметил меня. Он склонил голову набок, заметив какое-то движение. Его ноздри на миг раздулись, а затем он отвернулся, не посчитав меня угрозой. Я почувствовал бы себя оскорбленным, если бы не испытывал такое облегчение.

Космических Волков было меньше сотни, однако их это нисколько не останавливало. Они мчались по полю битвы и обрушивались на отряды изумленных еретиков, делая из них добычу и укрытие одновременно. Над хаосом сражения летели воющие боевые кличи. Кровь била фонтанами, цепные мечи стремительно вздымались и падали. Я увидел, как вдалеке с места тронулся захваченный «Василиск», паля по другим еретикам. Каким-то образом Волки поняли, что его трогать не нужно, что он на их стороне.

Космические десантники прорывались сквозь еретиков, как цепной меч сквозь кость, вклиниваясь в их ряды и оставляя за собой груды трупов. Они были вихрем жестокости, что несся по полю битвы.

Я пополз вперед, намереваясь найти место, откуда смог бы внести хоть какой-то вклад в битву, как вдруг обнаружил, что гляжу на пару закованных в керамит ног и, подняв глаза, увидел смотрящего на меня Логана Гримнара.

— Мы встретились снова, сержант Лемюэль, — промолвил он. Его голос звучал как яростный рык, но мне показалось, будто я заметил в глазах космодесантника веселый блеск. Я поднялся на ноги, прячась за его массивным телом. Я не самый маленький человек, однако по сравнению с ним чувствовал себя ребенком. На секунду он отвернулся, куда-то выстрелил и сказал: — Много времени прошло с тех пор, как мы бились рядом. Я рад, что мы делаем это вновь.

— Не так, как я рад видеть вас здесь, — искренне ответил я.

Пускай Космические Волки всего лишь удвоили нашу численность, но они повернули вспять ход битвы. Они появились точно в нужный момент, чтобы сполна воспользоваться хаосом. Я заметил, что их отделения уже захватили несколько модифицированных «Гидр» и теперь сдерживают катящуюся волну еретиков. Они стреляли по разворачивающейся в долине битве, и я предположил, что целями их были не «Леманы Руссы».

До меня донесся рев приближающейся бронетехники, который смешивался со стрельбой, какофонией битвы и воем «Громовых ястребов» над головами. Оглядевшись, я увидел, что Махариус и остальные покинули захваченное орудие и поднимаются на холм. Я тут же понял почему — они не хотели, чтобы подошедшие «Леманы Руссы» по ошибке приняли их за врагов. Космические Волки продолжали биться и стрелять, одновременно отводя захваченные ими танки с гряды и линии огня. Им не хотелось бросать трофеи до самой последней секунды.

— Я должен добраться до Махариуса, сэр, — произнес я. — Я ведь его телохранитель.

— Хорошо, потому что мне нужно поговорить с ним. Пойдем вместе.

И вновь я бежал по полю боя в сопровождении воина, который уже стал легендой.

К нам присоединился отряд Космических Волков. Я бы назвал их телохранителями Гримнара, не знай, что он в них едва ли нуждался. Он вполне мог сам о себе позаботиться. Я сильнее остерегался бы пройтись по улицам улья, чем бежать сквозь этот полыхающий ад в сопровождении Космических Волков.

Они носили доспехи столь тяжелые, что обычный человек не сумел бы их поднять, а я был в простой форме, однако мне все равно приходилось прикладывать усилия, чтобы не отставать. Они шли широким легким шагом, буквально пожиравшим землю. Никто, вставший у них на пути, не выживал. Расстреливая и рубя врагов, они рычали и смеялись.

Краем глаза я заметил движение и уже стал оборачиваться, поднимая дробовик, когда Космический Волк вскинул болтер и одним выстрелом устранил угрозу. Подобное случалось снова и снова. Я никогда не оказывался достаточно быстрым. Никогда не замечал опасность раньше их. Волки сверхъестественным образом улавливали все, что происходило вокруг них, прочесывая поле боя с помощью чувств, которыми обычные смертные просто не могли обладать. По крайней мере мне так казалось.

Пока мы пробегали через горку у стены улья, Гримнар повернулся, поднимая болтер. Остальные Волки последовали его примеру. Мгновением позже мы увидели, как в поле зрения осторожно входят еретики. Волки не могли заметить их, не могли услышать сквозь рев боя, однако все же поняли, что враг там. Я пытался понять, как именно. Они учуяли их? Мысль показалась мне невероятной, но какое еще этому могло быть объяснение?

Тем временем они мгновенно открыли огонь. Выстрелы были слаженными и меткими. В их стрельбе не чувствовалось ни намека на хаотичность, как это обычно случалось даже у человеческих солдат-ветеранов. Каждый Волк выбирал себе цель и стрелял в нее, а затем повторял снова и снова. Они не колебались, ни на миг не задумывались, как и что делать. И они работали как одно целое, подобно стае охотников. Среди Волков царило взаимопонимание, намного превосходящее обычное человеческое, из-за чего они казались единым организмом. Я видел, как Махариус превращал подразделения в слаженные механизмы, однако Космические Волки действовали как будто инстинктивно. Других слов мне просто не подобрать.

Наконец мы добрались до позиции, удерживаемой Махариусом и Львиной стражей. Я увидел, что Антон, широко открыв глаза, наблюдает за нашим приближением. Он стоял на краю кратера, прикрывая поле боя из винтовки и время от времени стреляя по представившимся целям. При приближении Космических Волков он сложил на груди аквилу. Его движения показались мне странными, чересчур порывистыми. А еще его куртка выглядела темнее обычного. Он приветственно махнул мне.

Мгновение спустя мы достигли Махариуса, Дрейка и его оставшихся телохранителей, окруженных кольцом раненых и умирающих гвардейцев. Не только еретики понесли потери. Махариус что-то договорил по комм-сети, а затем поднял глаза и улыбнулся Гримнару.

— Как всегда, ты выбрал для появления самое удачное время, Логан Гримнар, — сказал он.

— Я прибыл в поисках битвы, но нашел лишь стычку, — пророкотал Космический Волк. Его слова могли показаться напыщенными, но чувствовавшиеся в них уверенность и веселье заставили меня улыбнуться.

— Ты еще получишь свою битву, — пообещал Махариус. — Мы лишь постучались врагу в дверь. И он пока не впустил нас внутрь.

— Рад это слышать. Мы преодолели слишком долгий путь, чтобы все закончилось так быстро. — Он говорил, будто действительно так считал, словно его разочаровывали битвы, где их не превосходили численностью менее чем четверть сотни к одному. Мне стало интересно, каково это — чувствовать такую уверенность в победе? Такая убежденность странным образом вдохновляла и тебя самого.

— Что ж, раз тебе нечем заняться, можешь захватить ворота, — произнес Махариус.

Для Гримнара думать означало действовать.

— Это мы можем.

Не сказав больше ни слова, он вместе с почетной гвардией развернулся и помчался обратно к полю боя.

— Лемюэль, — обратился ко мне Махариус, — рад видеть, что удача или милость Императора не покинули тебя.

— Меня привели Космические Волки, сэр, — ответил я. — Это их заслуга, а не моя.

— Да, но они нашли тебя, Лемюэль, — сказал Махариус. — В хаосе битвы ты натолкнулся на Гримнара. И уже не впервые.

Он отвернулся и заговорил по комм-сети. Попутно Махариус кивнул мне, дав понять, что я свободен. Я оглядел огромный кратер, в котором мы засели. Иван куда-то подевался.

Я обошел периметр и добрался до Антона.

— Ивана не видел? — спросил я.

Он подался вперед, изучая в прицел поле боя.

— В последний раз видел его с тобой на той «Гидре», — ответил Антон. Его голос звучал странно.

Он нажал на спусковой крючок. Под нами упала крошечная фигурка. Ствол винтовки ушел чуть правее. Антон выискивал новую цель.

Я опустил глаза и внезапно увидел, что его куртка пропитана кровью. Я внимательнее пригляделся к Антону и заметил, что он бледен, а его лицо скривилось в гримасе боли.

— Что с тобой? — спросил я. — Сядь.

— Нет нужды, — ответил он. — Я уже труп.

Он стянул маску, и я увидел, что из ноздрей и рта моего друга течет кровь.

— Когда ты стал медиком?

Он рассмеялся, пока смех не оборвался страшным задыхающимся хрипом.

— Сам взгляни, если не веришь.

Я усадил его на землю и расстегнул куртку. У него в животе засел огромный осколок. Должно быть, он ужасно мучился, хоть и не подавал виду.

— Типично, — произнес Антон. — Пройти через такое, чтобы меня зацепили свои. Это те фраккеры на «Руссах». Снаряд пролетел над целью и взорвался рядом со мной. Я уже ног не чувствую.

— Не болтай, — сказал я. — Сейчас отведем тебя к Дрейку, может, он что-то сделает.

— Не волнуйся. У меня уже в глазах темнеет и кружится голова. — Антон замолчал. — Я хотя бы снова увидел Космических Волков, — добавил он. — Сколько велиальских улейщиков может таким похвастать?

Мой друг был польщен и горд.

А затем его глаза расширились.

— Заткнись, и пошли к Дрейку! — закричал я, уже понимая, что слишком поздно.

Кожа Антона начала остывать, а дыхание остановилось, и я понял, что он перечил мне в последний раз. Я сложил над его телом камни и воткнул рядом снайперскую винтовку, чтобы отметить место погребения.

На это потребовалось некоторое время, а потом я вернулся к Махариусу и стал ждать новых приказов. Ничего другого мне больше не оставалось.

Глава 27

Первый «Леман Русс» с мощным ревом взобрался на гряду и стремительно ворвался во вражеские ряды. В момент, когда на возвышении днища танков временно открывались, они были уязвимее всего. Вот когда еретикам следовало стрелять из всего имевшегося у них противотанкового оружия. Но они не успели. Космические Волки бросили захваченные ими штурмовые орудия и рвали их строй. Небольшой отряд Махариуса оказывал всю возможную огневую поддержку, пока над головами, будто огромные хищники, проносились «Громовые ястребы», обстреливая вражеские позиции, десятками уничтожая наземные цели и постоянно находясь в движении, чтобы не стать легкими мишенями.

С прибытием бронетехники битва фактически завершилась. Еретики, потрясенные и сбитые с толку, изо всех сил пытались сдержать непрерывные удары и отходы Космических Волков. Они и не помышляли о защите против нового врага, пока не стало слишком поздно.

К тому времени все Космические Волки каким-то непостижимым образом покинули зону огневого поражения. Они проложили себе путь до врат, которые раньше частично закрыл Иван, поочередно прикрывая огнем наступающие отделения и нанося удары с точностью и аккуратностью, не доступными никому из обычных солдат.

Махариус занял позицию неподалеку и изучал поле боя в магнокуляры, пытаясь найти уязвимые места, отдавая приказы командирам танков и действуя в качестве наводчика, в то же время непрерывно анализируя тактическую обстановку. Он стоял в полный рост, излучая уверенность, силу и неустрашимость. Казалось, Махариус наслаждается тем, что находится на поле брани, словно бог войны, пьющий мед, дистиллированный из крови и ужаса. В каком-то смысле он напоминал мне Космических Волков с их нечеловеческими яростью и энергией.

— Готово, — произнес он, и в этот момент, как будто по его слову, наступила тишина.

Я опустил взгляд на поле битвы и понял, что он прав. Все еретики погибли или бежали. Вход в улей был наш. Махариус одержал свою победу.

Мы поднялись к вратам. Космические Волки особенно не утруждались с их охраной, стоя или сидя небольшими группками среди обломков и мертвецов. Они казались такими же расслабленными, как и обычно.

— Отличная работа, — сказал Махариус.

Гримнар поднялся из круга товарищей и встал перед Махариусом. Он был одним из тех немногих, рядом с кем лорд верховный командующий казался маленьким.

— Может, и нет, — ответил Гримнар.

— Ты о чем? — спросил Махариус.

— Это место дурно пахнет.

Вряд ли кто-то другой осмелился бы сказать подобное в лицо Махариусу, но Гримнар не только сказал, но и придал своим интонациям серьезность. И, по правде говоря, все мы восприняли эти слова всерьез. В прошлом инстинкты Гримнара слишком часто оказывались верны.

— Что именно тебе не по душе? — спросил Махариус.

— Здесь смердит старой Тьмой, древними врагами, противниками Всеотца.

Что-то мне подсказало, что он говорил не просто о еретиках. Гримнар указал на быстро разлагающиеся трупы наших бывших врагов. Я слишком отчетливо помнил, как их тела возвращались назад к зловещей не-жизни. Возможно, мне стоило удивиться, однако этого не случилось.

— Их изменили, — продолжил Космический Волк. — В них таится скверна.

Он указал огромной бронированной рукой на улей:

— Во всем этом месте скверна.

Махариус обернулся к Дрейку:

— Нужно найти Рихтера и принести ему правосудие Императора.

Конечно, я знал, что главным образом Махариуса волнует, что предатель может скрыться от его правосудия, а не от правосудия Императора, однако я был не в том положении, чтобы говорить такое во всеуслышание.

Дрейк кивнул.

— Нужно войти внутрь, — сказал он.

— На расчистку пути потребуется время, — ответил Махариус и обернулся к нам. — Пока отдохните.

— Мы только пришли, — произнес Гримнар и окинул взглядом башни на стене. Они по-прежнему вели огонь по зонам поражения. — Но, думаю, пока вы отдыхаете, я смогу занять своих людей.

Он развернулся и ушел, по пути выкрикивая приказы собратьям-воинам. Я продолжал стоять, охваченный оцепенением. Бой пока закончился, и у меня появилось время подумать.

Кругом царил холод. Обломки в тенях начали укрываться ледяной коркой. В воздухе кружились снежинки. Над нами все еще висело огромное облако, а улей мерцал тусклыми зеленоватыми огнями аварийного режима. В голову лезли разные мысли. Я не видел Ивана с тех пор, как давил на «Гидре» еретиков. Другие тоже не видели его. Скорее всего, он погиб.

Я отказывался смириться с этим. Наша троица не для того тридцать лет прослужила в Имперской Гвардии, чтоб я потерял их обоих в один день. Это казалось просто невозможным. Они двое всегда были неуничтожимыми, выходя из каждой безумной передряги с россыпью новых шрамов и историй. Я твердил себе, что нужно быть реалистом, что я видел достаточно смертей и знаю, что смерть приходит ко всем и зачастую совершенно случайно. Если достаточно долго ходить по полю битвы, твои шансы умереть значительно возрастают. Ты обязательно окажешься у кого-то на прицеле.

Нужно было узнать, что случилось с Иваном. Я бы не успокоился, пока не выяснил, поэтому поднялся с места и попытался вернуться по своим следам назад к взорванной машине, где в последний раз видел его. Путь предстоял нелегкий.

От спуска по склону ныли лодыжки. Где-то над нами замолчала еще одна башня, и звуки обстрела немного ослабли.

Я дошел до выжженного шасси «Гидры». От машины осталась груда вывороченного, расплавившегося и почерневшего металла, вокруг которой валялись трупы. Большинство из них находились в процессе ускоренного разложения. Несколько разодранных тел с виду напоминали обычных смертных.

Я подошел поближе и принялся разглядывать ближайшего из них. На нем была серая форма одного из штурмовиков Дрейка. Зеркальный визор шлема треснул и разбился, на нем свернулось несколько капель почерневшей крови. Наконец, впервые за долгую службу, я увидел лицо штурмовика. Оно выглядело совершенно обычным, умиротворенным в смерти, но этого человека я никогда не встречал. Я задумался насчет погребения, о том, чтобы прочесть молитву, но у меня больше не оставалось никаких сил.

Я попытался восстановить в памяти путь, по которому ехал. Могло показаться, что это не составило бы мне никакого труда, потому что танки оставляют за собой гусеничный след, однако землю повсюду устилали тела и воронки от взрывов. Правда, отчасти это упрощало задачу, ибо по кругам от взрывов я мог отследить каждую точку, где попадали в наш танк.

Я вглядывался в тела погибших и вдруг под склоном, немного левее, заметил кое-что знакомое. Я нашел тело Ивана.

Мое сердце екнуло, когда я разглядел поломанную бионику, валявшуюся возле тела. Иван лежал лицом вниз, его спина была залита кровью, из плеча торчали мотки проводов и куски металла. С дурным предчувствием я приблизился к нему.

Ему сильно досталось. Спина была иссечена осколками. Ноги изранены. Руку оторвало взрывом. Я перевернул его, боясь того, что могу увидеть. Возможно, спереди все куда хуже, чем сзади. Возможно, сейчас на землю посыплются его внутренности.

Однако мои опасения не оправдались, хотя глаза Ивана и были закрыты. Я с облегчением нащупал пульс и проверил его. В этот момент он открыл глаза.

— Что с тобой случилось? — спросил я.

Он посмотрел на меня и сказал:

— Будь я проклят, если знаю.

Его челюсть вывернуло до неузнаваемости, и говорить у Ивана получалось с большим трудом, чем обычно.

— Я бежал от противотанкового орудия. Потом раздался взрыв, и заболело плечо. — Он бросил взгляд на стальную культю, где раньше находилась его бионическая рука.

— Идти сможешь? — спросил я, пытаясь поднять его на ноги.

Он встал и неуверенно шагнул вперед, а затем туда, где валялась его конечность. Вряд ли ее отремонтируют в ближайшее время, а здесь запасных частей нам придется долго дожидаться.

— Как идет битва? Мы победили? — спросил Иван. — Последнее, что я помню, — огни в небе. Я думал, это взрывы.

— Космические Волки, — ответил я. — Гримнар снова вытащил наши яйца из огня.

— Как благородно с его стороны.

— Наверное, он думает, что в долгу перед Махариусом после Деметрия.

Иван кивнул, а затем попытался самостоятельно сделать несколько шагов.

— Нам повезло, раз он так считает. Я думал, что нам конец. Кстати, где идиот?

Я хотел рассказать ему, но не смог. Слова просто застревали в горле. Я попытался их выдавить из себя, но тщетно. Все, что мне удалось, — издать странный хрип, который даже издали не походил на слова.

— Черт, — неразборчиво пробормотал Иван. — Черт! Черт!! Черт!!!

Мы похромали по склону туда, где разбила лагерь Львиная стража.

— Как это случилось? — наконец спросил Иван.

— Осколок в живот, — ответил я и, промолчав, казалось бы, целую вечность, добавил: — Прилетело от своих же.

Иван отвернулся и покачал головой.

— Типично, — только и сказал он.

Я лежал на боку исполинского демона, размером с целый улей. Его бока были зелеными и склизкими. Из тела торчали бородавки-башни, разорванные нарывы на коже походили на огромные врата. Подняв глаза, я увидел глядящее на меня ухмыляющееся лицо. Этот был тот же самый демон, которого я видел в нифльгардском госпитале. Он оскалился, обнажив блестящие желтые зубы, однако в его глазах не было веселья. Они были пустыми провалами холода, словно межзвездная тьма. Они были вакуумом, грозившим высосать мою душу прямо из тела.

Я понимал, что нужно отвернуться, иначе мне конец, поэтому с трудом заставил себя опустить глаза. Секунду я глядел на кожу демона, пока та вдруг не стала прозрачной и я не узрел его внутренности: вены размером с улицы, кишки, достаточно большие, чтоб вместить в себя целый город. Повсюду валялись трупы. Они выглядели так, словно погибли одновременно. Улицы-вены были буквально до краев забиты ими. Тела выглядели так, будто разлагались, чем напомнили мне о живых мертвецах. Что с ними стало?

Мне потребовалась секунда, чтобы понять: отказ системы жизнеобеспечения, худший кошмар любого обитателя улья. Должно быть, падение луны нарушило подачу энергии, что, в свою очередь, привело к отключению циркуляции воздуха и систем очистки. По странной логике снов я глядел теперь не на внутренности демона, а на мертвый город-улей, причем длилось это уже целую вечность.

Впрочем, город был не полностью мертв: внутри него, будто копошащиеся в трупе личинки, бродили существа. Некоторые были чудовищами, которые отдаленно походили бы на людей, если бы не громадные размеры и белая кожа, напоминавшая мне слизней. Наблюдались там и иные монстры, порожденные людьми, которые питались чумными мертвецами и были ими изменены.

Они могли и не быть реальными, твердил я себе. Наверное, я просто спал. И тогда я понял, что видел эти сны прежде, в других местах, и в них всех таились семена правды. Мне вдруг стало труднее дышать, когда один из ходячих трупов обратил на меня пылающий взор и потянулся обтянутой перчаткой рукой. Без лишних слов я понял, что, если он коснется меня, увидит меня, я умру. Я повернулся, чтобы убежать…

И очнулся рядом с вратами в цитадель Рихтера. Неподалеку стояли Дрейк, Махариус и Гримнар. Вокруг головы инквизитора плясал ореол света, и я догадался, что он занят неким колдовством, отдача от которого, возможно, коснулась меня и других спавших гвардейцев.

Поза Дрейка выдавала его усталость, словно применение способностей давалось ему слишком большой ценой. Он выглядел как человек, которому целый день пришлось тащить тяжелый ранец.

— Рихтер внизу, — сказал он, — и другие существа. Если пойдем туда, нас ждет смерть.

— Она ждет каждого человека за каждым углом, — произнес Махариус.

— Хорошо сказано, — согласился Гримнар.

— Ты точно решил? — спросил Дрейк.

— Да, — ответил Махариус.

— Тогда ладно, — промолвил инквизитор. — Готовимся к выходу.

— Я хочу поймать этого предателя и расправиться с ним, — сказал Махариус.

Я поднялся и огляделся. Лежащий неподалеку Иван уже проснулся и осматривал местность. Он обладал умением настоящего ветерана засыпать где угодно и мгновенно просыпаться. Я подошел к нему и стал обуваться.

— Холодно здесь, — сказал он, глядя в направлении, где был погребен Антон.

Я показал ему где он лежал.

— Тогда лучше отвести тебя в теплое место, маленький человечек, — сказал Гримнар.

Я услышал, как люди обсуждают появление Космических Волков и то, что благодаря Ангелам Императора победа теперь не за горами. В воздухе витала убежденность, будто прибытие космических десантников было знаком того, что Император вновь благоволит Махариусу. Памятуя обстоятельства, в которых они обычно помогали нам, я не был так в этом уверен, но ничего не сказал. На поле битвы боевой дух — это все, а присутствие Гримнара и его стаи хорошо на него влияло.

Я услышал рев двигателей «Леманов Руссов» и скрежет огромных рокритовых валунов, сдвигаемых от входа в улей. Казалось, словно сумрачность этого мира и впрямь заразила меня, ибо я не разделял уверенности остальных солдат в неизбежности победы. Меня отчего-то не покидало чувство, что никто из нас не выберется отсюда живым.

Космические Волки уже разведывали дорогу, когда мы вошли в улей. Они мчались перед нами, пока наши танки с ревом катились в глубины.

Я ехал в «Лемане Руссе», который Махариус выбрал в качестве своей новой командной машины, и подозрительно оглядывал окружающие улицы. Повсюду лежали тела, и я в любую секунду ожидал, что они вот-вот оживут.

Цитадель Рихтера в основном ничем не отличалась от остальных ульев, возможно, лишь чуть уступая им размерами. Это был автономный город со своими системами жизнеобеспечения, уровень над уровнем вздымавшийся на сотни метров ввысь и углублявшийся на тысячи метров в кору планеты.

Но последствия падения луны были видны повсюду. Город-улей казался мертвым и холодным. Из-за отказавших систем жизнеобеспечения и переставших работать очистителей воздуха повсюду громоздились трупы. В целых секторах люди задохнулись отравленными испарениями. Очевидно, кто-то пытался восстановить системы, но для погибших тут людей было слишком поздно.

Дрейк сидел возле Махариуса в командной кабине.

— Тут ощущается странная психическая пульсация, — произнес он. — И мне она совсем не нравится.

— Думаешь, очередная ловушка? — спросил Махариус.

— Я уверен в этом.

— Хорошо, — сказал Махариус. — Значит, здесь наши мысли сходятся.

Я вновь задумался о покойниках и отсутствии ходячих мертвецов и понял, что они не восстали и не напали на нас только потому, что еще не пришло время.

— И здесь есть нечто еще, — продолжил Дрейк. — Ощущение скверны и зла. Я чувствую присутствие демонов Нургла.

— Гримнар говорил нечто схожее, что бы под этим ни подразумевал, — сказал Махариус. — Он почуял запах древнего врага. Но это, казалось, его скорее порадовало.

— Так и есть. Он ведь живет ради того, чтобы умереть в битве, — ответил Дрейк. — Я не могу припомнить существ, которых Космические Волки считают своими древними врагами и с которыми мне хотелось бы встретиться.

— Если такова наша судьба, то так тому и быть, — промолвил Махариус, одновременно насмешливо и обреченно. В его голосе и движениях сквозила усталость. — Я прошу только о шансе расквитаться с тем, кто меня предал.

Стоил ли этот шанс жизней всех тех людей, которые погибли ради исполнения желания генерала? Я прогнал эту мысль прочь. Я находился здесь только для того, чтобы вести «Леман Русс» и подставлять грудь под направленные в Махариуса пули. Когда я успел стать таким циничным? Неужели после прибытия сюда я подцепил не только болезнь? Гибель Антона поразила меня до глубины души и заставила остро осознать собственную смертность.

Иван молчал с тех пор, как мы сели в «Леман Русс». Мы не проронили ни слова, пока углублялись в улей с мертвецами.

По дороге встречалось все больше и больше трупов. Все они выглядели так, как будто умерли от какой-то болезни. Мы ехали уже несколько часов, но по пути видели лишь смерть.

Нас никто не атаковал. Никто не вступал с нами в бой. Свет тускло мерцал, словно все еще находился в аварийном режиме. В воздухе витала неестественная зеленоватая дымка.

Не знаю, чего ожидал Махариус, но явно не такого. Мои нервы натянулись до предела, когда наконец пришел сигнал от Гримнара. Его Волки взяли пленников.

Глава 28

Они прятались в жилом блоке, — произнес Гримнар, указывая на кучку бледнокожих людей, скрывавшихся в тени космических десантников. — Нам удалось найти только их. Они должны что-то знать.

Дрейк кивнул. Его силы безопасности уже просканировали пленников, убедившись, что у них нет подкожной взрывчатки и они не убийцы. Я б сказал, что они походили скорее на типичных улейных рабочих или тех, кто заменял их в этом мире. Они были невысокими, с подернутыми розоватыми прожилками глазами, чей взгляд живо напомнил мне крыс-альбиносов.

— Отлично, — сказал Дрейк. — Давайте выясним, что им известно.

Он шагнул к ближайшему из пленников, не пытаясь успокоить их. Вокруг его головы заиграл нимб света. Он протянул руку, и второй ореол занялся над головой местного жителя. Лицо человека скривилось от боли, на шее вздулись жилы, на лбу выступил пот. Он походил на человека, проигрывающего смертельный бой, и, возможно, так и было.

Дыхание Дрейка ослабело. Когда инквизитор заговорил, я заметил в его голосе напряжение, как будто он пытался сосредоточиться на выполнении двух сложных задач одновременно.

— Ясно, — наконец произнес он. — Вспышка болезни. Местное население заразилось ею после удара луны. Этот считает, что их мир погибает. Что сейчас — конец времен.

— В чем-то он, может, и прав, — заметил Гримнар.

— Он думает, что мы демоны, — продолжил Дрейк. — Или, точнее, вы.

Легко понять, откуда у еретика сложилось такое впечатление о Космических Волках.

— Болезнь выпустили нарочно? — спросил Махариус.

На секунду лицо Дрейка стало пустой маской. Местный житель стиснул зубы.

— Он не знает. Возможно. Болезнь может быть оружием.

— Даже если так, — произнес Гримнар, — ее могли и не выпускать специально. Этот улей сильно пострадал от удара луны. Если болезнь хранилась в инкубаторе, она могла вырваться на свободу случайно.

— Но почему выжили они? — спросил Махариус.

— Всегда найдутся те, у кого есть иммунитет к инфекциям, — промолвил Дрейк. — У них выработалась сопротивляемость. Даже к самым вирулентным болезням. Раз она есть у него, может быть и у других. Думаю, из его крови можно создать сыворотку против болезни.

Махариус заговорил в комм-сеть, приказывая удвоить меры предосторожности против заражения. Теперь все мы оказались уязвимы перед новой заразой.

— Через какое время люди начинают умирать? — спросил Махариус.

— Это произошло в считанные часы после падения.

— По всему улью? — удивился Махариус. — Не похоже на случайность.

— Ты прав. А еще я подозреваю, что все население могло быть особенно восприимчиво к этой болезни.

— Хочешь сказать, она предназначалась для того, чтобы убить их?

— Да. Разработана специально под их генетические руны, чтобы распространяться быстро и с летальным исходом.

В комнате воцарилась тишина. Мы все поняли. Вот в чем заключался смысл стратегии Рихтера — поднять армию мертвецов. Я не сомневался, что наша встреча с ними — это только вопрос времени. Я вспомнил трупы, которых видел раньше на полях сражений. Они оживали после того, как нас обстреливали газовыми снарядами.

— Газ, — понял я. — Они введут его в системы жизнеобеспечения, когда болезнь сделает свою работу.

— Вероятно, они уже начали, — сказал Дрейк. — Вот что это за зеленоватое вещество.

— Нужно найти Рихтера, и притом быстро, — произнес Махариус, — иначе мы окажемся запертыми в городе с ходячими мертвецами.

Дрейк улыбнулся:

— Я знаю, где его искать.

Махариус удивленно посмотрел на него:

— Откуда?

— Его дворец под нами. Каждый в городе знает, где обитает Избранник. Даже личинки.

— Избранник? — переспросил Махариус.

— Полководец с неба. Он владеет Священным амулетом Владыки Бренности, — сказал Дрейк. Он снова закрыл глаза, казалось, черпая слова прямо из разума улейщика. — Он стал первым живым человеком за десять тысяч лет, кто вошел в Хранилище Великого и выжил. Он вышел с символом власти их демона-бога. Вот почему они беспрекословно идут за ним. Вот почему чумные жрецы верят, что он поведет их на завоевание Галактики.

Гримнар расхохотался:

— Я слышал подобные россказни в сотне миров. И все они заканчивались одинаково.

Должно быть, улейщик понял тон Космического Волка, и он уязвил его религиозные чувства. Еретик поступил куда храбрее, чем сумел бы я. Он плюнул под ноги Космическому Волку и что-то зло забормотал на местном языке.

— Он говорит, что Избранник убьет тебя. Он неуязвим. Его нельзя убить.

Гримнар нисколько не обиделся.

— И это я уже слышал. Я вырву ему сердце и заставлю съесть его.

— В путь, — велел Махариус. — Сейчас.

Даже Космический Волк не стал возражать ему.

Увенчанный громадным куполом дворец Рихтера располагался в самом центре улья, раскинувшись на много ярусов. Местность вокруг него выглядела так, словно здесь когда-то находился парк либо очень странный сад. В нем росли грибовидные деревья, выглядящие так, будто их посадили здесь специально. В воздухе клубились облачка спор, а между огромными структурами, похожими на грибы, разрослись паутины слизи. Все выглядело больным и чужеродным. Везде валялись мертвецы, разбухшие от темной плесени. Некоторые трупы висели на чем-то, напоминавшем сопли. На телах других настолько разросся грибок, что из-за него они стояли прямо. Плесень будто вырастала из их тел, превращая в странные столпы. Дюжина или около того раздувшихся трупов были сложены вместе и походили на ужасную многоголовую и многорукую статую.

Здесь, как и во множестве мест по всему улью, падение луны не прошло незамеченным. Территория вокруг дворца была завалена обломками, центральное здание также пострадало. Стены щетинились гнездами и башнями, которые по большей части разрушились, их орудия превратились в бесполезный мусор, а укрепления треснули и раскрошились. Впрочем, это не означало, что от них не было никакого проку. Прямо сейчас, впервые после появления в городе, я видел, как по ним бегают фигуры. Похоже, мы наконец встретились с обитателями улья.

Я задумался. Они двигались, но это не означало, что они живые. Я повернул перископ в их сторону и увидел людей в расшитых нечестивыми рунами зелено-коричневых плащах с капюшонами. Они проводили ритуалы среди болезненного вида сектантов в солдатской форме. Жрецов окружали горящие нимбы света, а солдаты занимались более приземленными делами, например брали нас на прицел.

Еще до того, как Махариус успел отдать приказы по комм-сети, танки открыли огонь. Между дворцом и нашей армией замелькали выстрелы. Космические Волки также пришли в движение, ринувшись через грибковые сады в сторону дворца, где скрывались Рихтер и его миньоны.

— Они проводят ритуал, — произнес Дрейк. — Там — средоточие зла этого мира.

— Тогда мы его очистим, — сказал Махариус.

Первая волна танков покатилась вперед, в сторону нечестивого леса. Едва машины достигли его, как из деревьев вырвались тучи спор, начав забивать гусеничные механизмы. Пока «Леманы Руссы» прокладывали себе путь между стволов, отовсюду начали выплескиваться щупальца слизи и опутывать люки и выхлопные трубы, впрочем, пока без видимого эффекта.

Наши танки продолжали ехать дальше, но медленнее, чем раньше. Орудия на стенах открыли огонь, целясь в передние машины и превращая их в пылающие обломки. Ведущий «Леман Русс» взорвался, и пламя превратило местность вокруг него в почерневшую жижу. Она быстро затвердевала, становясь густой смолой, в которой начали увязать следовавшие за танком машины.

По-видимому, растения здесь не только играли декоративную роль, но и формировали оборонительный барьер, вроде минного поля. Из горящего «Лемана Русса» выбросился член экипажа и кинулся в сторону укрытия, когда один из покрытых грибком мертвецов внезапно ожил и схватил его. На моих глазах масса спор, устилавших труп, переползла на имперского гвардейца и стала растекаться по телу, залепляя глаза, затекая в рот, легкие. Бедняга плашмя рухнул на склизкую землю.

Махариус проанализировал происходящее и отдал новые приказы. На грибковый лес обрушился шквал зажигательных снарядов. Загоравшиеся деревья-грибы взрывались черной слизью, которая, в свою очередь, также воспламенялась, булькая и лопаясь от неимоверного жара.

Все это время еретики продолжали поливать нас огнем, и вдруг я заметил, что вокруг стало появляться все больше и больше трупов, ковыляющих в нашу сторону. Мертвецы вновь восстали для битвы.

Из хвоста колонны поступили доклады. Солдат атаковала армия ходячих мертвецов. В тот момент они не казались значительной угрозой для танков, но наши войска расходовали на них ценные боеприпасы и отвлекались от остальных задач.

Секунду спустя я услышал слабое эхо далеких взрывов, а затем крики и жужжание статики по комм-сети. По-видимому, кому-то из них все же удалось уничтожить наш танк. Меня пробрала дрожь. Как ходячие мертвецы взорвали машину? Пускай они были сильны, а безмозглость делала их бесстрашными, но это было просто физически невозможно.

Махариус запросил доклад от ближайших машин. Его голова склонилась вбок. Кто-то должен был увидеть, что случилось. Он велел танкам из арьергарда продолжать вести огонь, отдавая четкие, краткие, точные приказы, а затем умолк.

— В чем дело? — спросил Дрейк.

Махариус бросил на него взгляд.

— К некоторым трупам привязаны бомбы. И в толпах ходячих мертвецов скрываются еретики с гранатами и противотанковым оружием, чтобы под их прикрытием подобраться к нам как можно ближе.

Картина происходящего прояснилась. Наши парни стали слишком самоуверенными и просто переезжали нежить, размазывая их гусеницами. Враг же воспользовался этим в своих целях. Теперь нашим войскам приходилось тратить на них боеприпасы. Махариусу не нужно было никому объяснять, чем это грозило. Снарядов надолго нам не хватит. У врага же были практически бесконечные ресурсы ходячих трупов.

Я представил, как поступил бы на месте врагов. Теперь, когда мы переключили огонь на наступавшую орду, еретики могли отступить и позволить нашим танкам расстреливать бесстрашных ходячих мертвецов. Если наши бойцы ослабят огонь, враги могут возобновить атаки с противотанковым оружием и гранатами, пока мы снова не начнем стрелять.

Беспроигрышная тактика. Рано или поздно наши войска устанут или израсходуют все боеприпасы. Еретики могли спустить на нас целый город улей мертвецов. Мы останемся без пуль и снарядов, прежде чем у них закончатся трупы.

Быстрыми приказами Махариус разделил наши танки на шесть колонн и отправил на прикрытие каждого входа на площадь по колонне. Мощные боевые машины, «Леманы Руссы», встали стенами вдоль главных въездов, которые ходячим мертвецам преодолеть было практически невозможно, пока у танков оставались боеприпасы. Дюжина танков преградила самый широкий вход, а остальные выстроились вокруг них кольцом, орудиями наружу, чтоб прикрывать меньшие подходы и продолжать стрелять по дворцу.

План не был совершенным, однако мог обезопасить нас, пока мы будем вести огонь. У нас оставалось в распоряжении две колонны. Одна сформирует мобильный резерв для перехвата любых вражеских войск, которые прорвутся или придут с неожиданной стороны. Последняя колонна, под началом самого Махариуса, должна была захватить дворец.

Действия лорда верховного командующего вдохнули в меня новую уверенность. Он быстро и правильно отреагировал на опасность. Если нам не суждено выбраться из цитадели живыми, то не потому, что мы не пытались.

По комм-сети поступили новые доклады, на этот раз от Космических Волков. Они проложили себе путь через грибковый лес, захватили один вход и вошли во дворец, убивая по дороге всех встреченных врагов.

— Их чудовищно превосходят по численности, — выслушав отчеты, произнес Дрейк. — Пусть даже один Космический Волк стоит сотни еретиков.

— В таких условиях скорее тысячи, но ты прав, — сказал Махариус. — Им понадобится наша помощь, хотя за эти слова они вряд ли меня отблагодарят.

Я уже видел Гримнара в действии, поэтому легко мог представить, как он бесшумно крадется по дворцу, уничтожая врагов и скрываясь в тени, чтобы ударить снова. И все равно, учитывая количество засевших внутри врагов, в долгосрочной перспективе Волки могли только выиграть для нас время, отвлекая их.

К тому же Махариус был не из тех людей, которые позволили бы сделать за них всю работу, даже Адептус Астартес. Я следил за ним краем глаза и увидел в его движениях лихорадочную спешку. Передо мной был человек, который шел в последнюю великую битву в своей жизни, чтобы встретиться с последним испытанием и ухватиться за последний шанс покрыть себя славой. Он выиграл все главные сражения в своей жизни, кроме последнего, на Локи. Он не хотел умирать, не завершив начатое. Он не хотел, чтобы последняя кампания разорвала цепочку его побед. У него оставался последний враг, Рихтер, и он желал лично убить его. Махариус знал, что умирает, и хотел уйти в пламени славы. Так мне, по крайней мере, казалось.

Он велел последней колонне выдвигаться в сторону дворца. Под его командованием мы открыли заградительный огонь, но не по дворцу и его защитникам, а по препятствиям у нас на пути. Шквал огня прорезал горящий грибок. Липкая смола под гусеницами замедляла танки, но не могла их остановить.

Затем враг открыл огонь зажигательными снарядами, и я понял предназначение этой черной остаточной жидкости. Она воспламенилась, полыхнув сильнейшим жаром, способным испепелить пехотинца на месте, однако танк был слишком массивным, и чтобы нагреться, ему требовалось время.

— Вперед! — приказал Махариус, и мы ринулись прямиком в пелену огня.

Я затаил дыхание, не видя ничего, кроме пламени и густого дыма. Я ехал вперед, в сторону входа во дворец, и молился Императору, чтобы мы не слишком отклонились от курса.

Я не помнил, чтобы в саду находилось что-то, способное остановить нас, но даже самое крошечное отклонение из-за препятствия могло сбить нас на долю градуса от требуемого маршрута, а кумулятивный эффект привел бы к значительному отклонению. Меня одолевало искушение внести коррективы на панели управления, однако это также могло закончиться катастрофой. В моем воображении мы уже давным-давно безнадежно сбились с пути.

Что-то ударило в крышу «Лемана Русса». Орудия на стенах по-прежнему вели по нам огонь. «Леман Русс» вздрогнул от попадания, но броня выдержала.

— Не останавливайся, Лемюэль, — спокойным уверенным голосом произнес Махариус. — Вскоре мы окажемся под максимальным углом орудий, и они не смогут по нам стрелять.

Он следил за скоростью и пройденным расстоянием танка так же внимательно, как за всеми прочими факторами сражения. Он принялся отдавать приказы в ответ на доклады, что поступали с площади. Похоже, ходячие мертвецы обрушились на нас всеми силами.

Внезапно из пламени появился горящий человек. Его плоть обгорела дочерна, однако он старался идти дальше. Мертвецы по-прежнему поднимались в грибковом лесу, но пламя мгновенно испепеляло их. Невеликое милосердие, но я был рад и ему.

И так же неожиданно мы вышли из-под обстрела. Впереди я увидел массивные, богато украшенные ступени, по обе стороны которых возвышались статуи печальных ангелов. Головы обоих скрывались под капюшонами. За их спинами вздымались огромные, словно у летучих мышей, крылья. У одного вместо лица был череп, чья нижняя половина пряталась за маской противогаза. Второй выглядел как человек, терзаемый страшной болью. Он злобно ухмылялся, его рот походил на оскал мертвеца, глаза зловеще прищурились. Статуи казались настолько реалистичными, что я мог бы принять их за живых.

Я направил «Леман Русс» на лестницу и помчался вверх, кроша гусеницами мрамор. Машина взревела, и я прильнул к перископу. Космические Волки удерживали вход, присев в укрытиях за колоннами и отвратительными статуями. Нас поливали шквальным огнем, пока наши собственные орудия не заговорили в ответ.

Грохот за кормой подсказал мне, что остальные машины также прибыли. Я осторожно повел наш «Леман Русс» вперед, в холл, и, оказавшись внутри, остановился у безжизненного декоративного бассейна. Дальше танк не поедет.

Орудия продолжали стрелять. Махариус потянулся и выдернул пломбу, а затем открыл люк над головой и выбрался наружу. Я быстро последовал за ним, решительно настроенный оберегать его даже ценой собственной жизни.

Глава 29

Я выбрался из танка с дробовиком наперевес, ощущая под ногами вибрирующий и потеплевший металл корпуса. Оглянувшись, я увидел, что на вершину ступеней заезжает все больше «Леманов Руссов». Их было теперь так много, что они практически перекрыли вход. Позади танков взвивались и танцевали башни пламени, облака маслянистого дыма возносились вверх, к крыше улья.

Я взглянул на бассейн. В нем плескалась пенистая, застойная, болезненного вида вода. Она была зеленоватой и запруженной водорослями. В ней плавали разбухшие, похожие на слизней тела. Большинство выглядело так, как будто их взорвали изнутри. Без сомнения, работа болтерных снарядов.

Трупы валялись повсюду. Каждому из них либо оторвали голову, либо уничтожили болтерным огнем череп. Космические Волки не хотели, чтобы их противники поднялись из мертвых, поэтому действовали наверняка. Впрочем, я подозревал, что дело здесь было не столько в тревоге, сколько в нежелании попусту терять время.

Когда-то дворец, облицованный мрамором и украшенный множеством статуй, наверное, был прекрасен. Однако это место давным-давно заразили. Только так я могу это описать. Все раздулось от плесени и покрылось колониями грибков. Одна из статуй воздела к небу руки, сжимая между ними болтер. Из-под ее ладоней капала желтоватая слизь. Картины на стенах укрывал мех желтой плесени. Везде копошились крошечные существа: либо крысы, либо насекомые, либо их неестественные гибриды.

Кто же здесь обитал? Вряд ли кто-то здравомыслящий.

Махариус спрыгнул с борта и приземлился на край бассейна. Он устоял на ногах, словно огромная кошка. Я соскочил следом за ним, но поскользнулся на покрытой слизью земле и едва не плюхнулся в воду. Я замахал руками, пытаясь удержать равновесие, каким-то чудом сохранил его и упал на землю. От одной мысли о том, чтобы прикоснуться к зараженной жидкости, меня пробрала дрожь. Иван прыгнул с борта танка на ровную землю, что показалось мне куда более разумным.

К нам присоединились Дрейк и двое членов его охраны. Холл заполнялся бойцами, тут же занимавшими все возможные укрытия. Махариус прошел к одной из колонн, где засел Грим-нар со своей почетной гвардией. Космический Волк ухмыльнулся, оскалив острые клыки. Он был без шлема и противогаза и, казалось, совершенно в них не нуждался.

— Рад, что вы к нам присоединились, — произнес он. — Эти неверующие совершенно не рады Избранным Всеотца.

— Вот где скрывается предатель Рихтер, — сказал Махариус. — Мы найдем его.

— Конечно, лорд верховный командующий, — ответил Космический Волк. — Чтобы нас остановить, потребуется больше, чем пара тысяч еретиков.

— Что вы узнали?

Космический Волк ткнул бронированным пальцем в плесень на стене и без какой-либо брезгливости быстро набросал карту холла и прилегающей территории. Он склонил голову набок, будто к чему-то прислушиваясь, и быстро подправил рисунок. К нему явно все еще поступали доклады от его разведчиков.

Я осмотрел набросок. Дворец был огромным и включал в себя множество комнат, расходившихся от нашей позиции. Вперед вел длинный коридор, и от него ответвлялись другие залы. Символом «X» Гримнар пометил зачищенные комнаты, огромное количество которых уже покрывало карту.

Гримнар принялся чертить еще один план, на этот раз верхних этажей. Он набросал балконы с установленным тяжелым оружием и быстро отметил, какие из них уничтожены. По всей видимости, Волки зачистили территорию, из которой простреливался наш путь во дворец, пока мы ехали. Потрясающий подвиг, учитывая то, как мало их было в сравнении с защитниками.

— Большинство еретиков едва ли достойные противники, скорее ходячие мишени, — со смехом сказал он. Звук был довольно зловещим. Я не заметил в нем ничего, что хотя бы издалека напоминало человеческую насмешку, однако на лице Гримнара читалось веселье. — Но нам встретились некоторые, куда крепче прочих. Они были изменены.

— «Изменены»? — переспросил Дрейк.

— Они выглядели больными, но зараза делала их сильнее и быстрее, и они почти не чувствовали боли. Мы нашли в них следы мутации.

— Не позволяй мутанту жить, — промолвил Дрейк.

— Воистину. Хотя стигматы, которые они носят, могут быть символом их болезни.

— Получается, это болезнь вызывает у них мутации?

— Возможно. Я уже встречался с подобными поклонниками Губительных Сил. Они выкрикивают имя Нургла, когда сражаются, и считают, будто благословлены им, даже когда мы их убиваем.

Я заметил, как Дрейк едва заметно вздрогнул от упоминания Нургла. Я знал почему, поскольку звук оказал тот же эффект и на меня самого.

— Этот мир в объятиях Отца Чумы.

Гримнар склонил голову набок, обвел рукой холл и насмешливо ухмыльнулся:

— И что же его в них повергло?

Дрейк чопорно выпрямился. Он не привык, чтобы над ним смеялись, но, несмотря на свое могущество, был не так глуп, чтобы бросать вызов Избранному Императора.

— Это ценная информация, — произнес Махариус. — Что еще нам следует знать?

— В коридорах под нами бродят монстры. Существа-мутанты, похожие на больших зараженных чумой слизней. Наиболее дальние разведчики докладывают об алхимических лабораториях с взращенными в чанах ужасными созданиями. Они очистили их огнем и цепным мечом.

Мне совершенно не понравилась описанная Гримнаром картина, но я ничего не мог поделать. Нам придется с боем прорываться в здание — это как пить дать, — и нам придется столкнуться с этими чудовищами. Я утешил себя мыслью, что это не впервой, и тогда мне пришло в голову, что в тот раз рядом со мной были другие, Антон и все прочие, которые казались мне бессмертными. А теперь даже Махариус утратил былую ауру неуязвимости. Над ним нависла тень смерти.

— Кроме того, мы обнаружили любопытные алтари, — добавил Гримнар.

— Какие еще алтари?

— Лучше я вам их покажу.

Мы отправились в путь. Контратаку еретиков удалось отразить, и их огонь немного ослаб. Мы старались держаться ближе к стенам, пробираясь через обезглавленные трупы, пока не вышли в очередной зал. По груде тел я понял, что еретики до последнего удерживали его от Космических Волков.

В центре комнаты высился массивный алтарь, от которого к стенам бежали огромные трубы органического вида. На алтаре лежали черепа, покрытые металлом. Чем-то они неуловимо напомнили мне сервочерепа кардинала Септима. В их глазах мерцали огоньки. Как только мы зашли внутрь, они заговорили, издавая проклятия на неведомом мне языке. Почему Космические Волки не разрушили это проклятое сооружение? Мне казалось, что не в их духе щадить богохульства, сотворенные врагами человечества.

Уже оказавшись в зале, я понял, что у всех входов караулят Адептус Астартес. Им велели остаться здесь и удерживать позиции. Принимая во внимание, насколько враги превосходили численностью воинов Гримнара, Волки определенно сочли, что предмет того стоил. Дрейк потер руки, словно несказанно чему-то радуясь.

Он произнес что-то на языке, похожем на речь черепов, и те ответили, как будто на молитву.

— Что это такое? — спросил Иван.

Дрейк бросил на него взгляд, веля ему молчать, и продолжил говорить. Беседа тянулась долгие минуты, руки инквизитора танцевали над алтарем, двигая рычаги и переводя ползунки. Все это время над его головой переливалась аура психического огня.

Махариус с Гримнаром молча наблюдали за его действиями. Их лица не выражали никаких чувств, однако я ощущал, что лорд верховный командующий напряжен. Волк выглядел заинтригованным, словно следил за увлекательным представлением.

Пение черепов превратилось в отвратительный хорал. Некоторые голоса будто хрипели, другие выросли настолько, что казались криками. Наконец Дрейк произнес:

— Ключ у меня. Рихтер действительно здесь, и он — предатель.

Он продолжил петь, и воздух над алтарем завихрился, когда над ним замерцала голосфера. Она отображала запутанное переплетение линий, и спустя минуту я понял, что это карта дворца. Наше местоположение отмечалось синей точкой. Красная зона, намного глубже в трехмерной структуре, показывала то, что я счел нашей целью. У меня на глазах она начала мерцать и распадаться, расходясь похожими на молнии вспышками и источая запах озона. Пение черепов стало меняться, пока не превратилось в визг статики и вопли проклятых душ.

— Кто-то воспротивился моему вторжению, — сказал Дрейк. — Вы все увидели?

Он бросил взгляд на одного из своих телохранителей, и тот кивнул в ответ.

— Да, — сказал Махариус.

Гримнар прорычал:

— Я смогу найти туда дорогу!

Я сомневался, что сумел бы сделать это лишь после одного беглого взгляда на карту и маршрут, но, как оказалось, мне и не нужно было. Все, что требовалось, — идти за тем, кто мог.

— Я тоже, — произнес Махариус. — Расквитаемся с ним, а затем покинем это проклятое место.

Махариус разделил нас на роты. Иван, Дрейк и Гримнар отправились вместе с ним. Я также вошел в состав избранного отряда. Космические Волки пошли впереди, разведывая путь. Они двигались также и по параллельным коридорам, чтобы убедиться, что нас никто не пытается обойти с флангов.

Мы миновали лифт, ведущий вниз. Махариус даже не стал на него смотреть. В бою пользоваться им было бы чистой воды безумием, поскольку он мог без труда превратиться в смертельную ловушку. Вместо этого мы направились к лестнице. Спереди послышались звуки сражения.

Должно быть, по взятым Дрейком из сети сведениям враг узнал, куда мы держим путь. Еретики залегли вверху ступеней, став настолько крошечными целями, насколько это было возможно.

Гримнар отрывисто отдавал приказы, не переставая вести огонь. Головы еретиков взрывались одна за другой. Винтовки выпадали из внезапно ослабевших рук. В коридор полетела граната. Гримнар шагнул вперед, поймал ее в воздухе и забросил обратно туда, откуда та прилетела. От места взрыва во все стороны брызнули ошметки плоти.

Над местом взрыва поднялось зеленое облачко. Я задался вопросом, исходит оно из взорвавшихся тел или это побочный результат действия гранаты. У меня из головы никак не шли воспоминания о зараженных людях с прошлых полей сражений.

— Есть другие маршруты, — заявил Махариус. — Нас легко могут зажать в бутылочном горлышке, если мы пойдем только одной дорогой.

Он тут же отдал приказы командирам, направив их к разным лестницам.

Мы достигли ступеней и вошли в висящее облако. О визор противогаза с жужжанием забились раздувшиеся мухи с химически расцвеченными тораксами. В их глазах светилось отвратительное пламя, а из хвостов сочился гной, словно они обладали ядовитыми жалами.

Я раздавил одну из них, когда та села мне на руку. От насекомого осталось зеленое пятно на ткани мундира. Я услышал, как кто-то ойкнул, и, обернувшись, увидел, что один из Львиных стражей держится за руку. По всей видимости, его ужалили.

Инквизитор поднял руки, и вокруг его головы затрещала аура ужасающей силы. Он взмахнул рукой, и из его кулаков вырвалась волна энергии. В воздухе вспыхнули небольшие зеленовато-желтые огоньки. Одна за другой мухи взорвались и полопались со странным поджаривающимся звуком.

— Кого ужалили? — спросил Дрейк.

С полдюжины солдат ответили утвердительно. Дрейк прищурился и подошел к ближайшему из них. Он дал знак одному из охранников. Тот вынул нож и разрезал им куртку гвардейца. В месте, где его ужалило насекомое, бледная плоть покраснела и начала распухать. Инквизитор вновь дал знак охраннику, и тот вскрыл нарыв. Из него вытекло небольшое количество желтоватого гноя.

— Забинтуй раны, — велел он раненому солдату, возвращаясь к Махариусу. — Все, кого ужалили, сделайте так же.

Что-то в его голосе пресекло любые возможные возражения. На моих глазах люди принялись разрезать кожу сквозь ткань курток.

— В чем дело? — спросил Махариус. Он старался говорить как можно тише, однако я был достаточно близко, чтобы услышать его.

— Мухи заражены, как и их яд. Если его выдавить, это может помочь.

Мне не понравилось то, как инквизитор это сказал. Что-то в его тоне подсказало мне, что Дрейк уже считает жертв укусов мертвецами. Его телохранители осматривали раненых, словно размышляя, не убить ли их на месте. Уверен, если бы Дрейк отдал такой приказ, они бы без колебаний его исполнили.

Мы начали спускаться по ступеням. Гримнар занял место во главе отряда. Я шел за ним, за мной шагал Иван. Махариус, Дрейк и его телохранители шли следующими. По дороге вниз у меня по коже побежали мурашки. Одной гранаты хватило бы, чтобы уложить всех нас. Возможно, Гримнар благодаря своим сверхчеловеческим рефлексам и керамитовым доспехам и смог бы уцелеть. Но остальные — вряд ли.

Мое сердце гулко заколотилось о ребра, когда наш отряд достиг подножия лестницы. Перед нами раскинулся зал высотой двадцать метров, тянувшийся на километр во все стороны. Вдоль стен выстроились стеклянные чаны, и в каждом из них, прикрепленное к стене пуповиной, плавало тело. Это были не мертвецы. Каждый из них размерами не уступал взрослому мужчине. Некоторые были без кожи, открывая на всеобщее обозрение мышцы и плоть. У некоторых еще только отрастали кишки, или сердца, или внутренние органы.

Вот где Рихтер выращивал своих солдат.

В глубине зала было больше огромных чанов, наполненных зеленой жидкостью. Пути между ними были шириной с настоящие дороги. В чанах находились другие тела, выглядевшие уже почти завершенными. Они имели кожу и лицо и, пока мы проходили мимо, поворачивали нам вслед головы, наблюдая розоватыми глазами. Мне вспомнились солдаты, с которыми мы воевали у гряды Скелетов, но те воины казались намного крупнее и злее. В их глазах блестел коварный разум, будто сквозь них смотрело нечто древнее и зловещее. Я постарался убедить себя, что это просто воображение, но сложно было, проходя мимо них, не замечать дрожи подавляемой нервозности.

Плавающие тела тянули к нам руки, прижимая белые ладони к бронестеклу. Я знал, что если бы они могли, то непременно вцепились бы мне в глотку. Их руки и ноги медленно, но непрерывно колотили по внутренней поверхности чанов.

Мне хотелось расстрелять их из дробовика, но я сопротивлялся искушению. Дробь могла не пробить стекло и срикошетить в нас. И что-то шептало у меня в голове, что, если бы стекло разбилось, я бы не захотел, чтобы меня коснулась плескавшаяся внутри жидкость.

Рота рассредоточилась, шагая между чанами. Я держался рядом с лордом верховным командующим, прикрывая из дробовика дорогу вокруг на случай, если нас решат здесь атаковать.

К чанам вели металлические трубы, по которым в жидкость закачивались химикаты. Вокруг труб бежали мостики, подняться на которые можно было по лестницам. Я то и дело поглядывал вверх, опасаясь, что там может быть отличное место для засады.

Мы миновали перекресток, продолжая следовать по маршруту, выбранному для нас Махариусом. Гримнар принюхался и поднял голову. Я проследил за его взглядом и заметил, как из-за трубы над нами высунулся еретик, сжимая оружие в руке. Сделать что-либо ему не удалось, поскольку Гримнар мгновенно застрелил его.

Словно инстинктивно, я оглянулся на противоположный мостик. Оттуда вставали другие еретики. Большинство были вооружены болт-пистолетами и автоганами, но один занес руку, как будто намереваясь бросить гранату. Я мгновенно поднял дробовик и нажал на спусковой крючок, заставив еретика отлететь назад. Крича и размахивая ногами, он рухнул в чан. Оттуда раздался приглушенный взрыв, и зеленая жидкость фонтаном брызнула вверх. Из-за давления стекло треснуло и пошло трещинами. Густая зеленоватая вода полилась на пол.

Я бросился к ближайшей лестнице, забросил дробовик за спину и стал подниматься к трубе.

На роту обрушился шквал пуль, но Львиная стража сразу открыла ответный огонь. Звуки невероятно громко отдавались в голове. Я карабкался наверх, перекладина за перекладиной, надеясь, что все будут слишком заняты перестрелкой, чтобы заметить меня.

Люди возле труб, к которым я поднимался, не видели меня со своих позиций, но им стоило просто податься вперед, чтобы меня увидеть. Еретики на противоположной стороне вообще могли выстрелить в меня сзади. У меня между лопатками засело ужасное чувство ожидания. В любой момент я мог ощутить боль в спине и рухнуть в забвение.

Я противился соблазну оглянуться. Это не принесло бы ничего хорошего, а мне нужно было целиком сосредоточиться на подъеме. Я начал считать перекладины. Девять, десять, одиннадцать. Зуд между лопатками стал почти невыносимым.

Двенадцать, тринадцать. Я почти добрался до верха. О трубу возле меня звякнула пуля. Я почувствовал, как что-то опалило кожу на руке, но не дал себе отвлечься. Я снова подтянулся, выглянул через трубу и обнаружил, что смотрю в глаза зеленолицему трупу. Его кожу покрывали нарывы и язвы, из глазниц вытекал гной, а рана в груди сочилась странно обесцвеченной кровью. Я бросил взгляд на мостик и не увидел там ничего, кроме тел. Все они попадали с трубы выше.

Наконец я вылез на мостик, и мои ботинки с хлюпаньем погрузились в мертвеца, с взглядом которого я встретился.

Я старался не поднимать головы и не лезть на линию огня своих соратников внизу. Я достал дробовик, глубоко вдохнул, попытался успокоить бешено колотившееся сердце и вскочил на ноги, ожидая, что мне тут же снесут голову. Я увидел на вершине трубы новых культистов. Некоторые лежали неподвижно. Некоторые ползли вперед. Некоторые стреляли одиночными выстрелами.

Они были уродливыми людьми со странными красными глазами, без противогазов и защитных масок, их кожу покрывали гнойники, бородавки или нарывы. На каждом из них я видел следы десятков разных болезней, однако казалось, будто они не причиняют им ни малейших неудобств.

Пара-тройка двигались как-то странно, будто люди с нарушенной координацией. У некоторых из огромных ран текла кровь, хотя это совершенно не замедляло их движений.

Один из них лишился пальцев на руке, но не из-за нашего огня, а из-за чего-то похожего на парапроказу. На месте его носа зиял пустой кратер. Судя по приказным крикам, он был главарем культистов, что сразу же сделало его очевидной мишенью.

Я поднял дробовик и выстрелил, но беспалый спрыгнул с трубы. Выстрел прошел мимо, скосив стоявших сзади еретиков. Я перезарядился, снова нажал спусковой крючок и убил еще нескольких врагов.

Беспалый приземлился передо мной. Его ноги подкосились, словно сломанные, но он по-прежнему не показывал, что ему больно. Казалось, все нервные окончания у него в теле отмерли. Он вскочил на ноги и поднял пистолет, целясь в Махариуса. Генерал оказался быстрее и одним метким выстрелом разнес его голову на куски.

Подо мной заскрипела лестница, и над головой пролетело что-то массивное. Гримнар присоединился ко мне на мостике. Он ринулся вперед, на ходу паля и рубя цепным мечом. Его ничто не могло удержать. Выстрелы хлопали у его ног и отскакивали от брони, грозя лишить равновесия, однако он даже не замедлял бег.

Оглянувшись, я увидел, что враги стреляют в него с вершины трубы. Я с радостью перебил их, пока они не смотрели в мою сторону. Я не обладал броней Космического Волка или его сверхъестественной скоростью, а поручни мостика едва ли обеспечили бы мне надежное укрытие.

Мне повезло. Я сумел уничтожить с полдесятка вражеских бойцов, пока товарищи внизу поднимались по лестнице на противоположной стороне. Я увидел, что врагов на этих чанах было не больше двадцати. Судя по крикам, на моей стороне оставались еще несколько еретиков, однако Гримнар уже вплотную занимался ими.

Я взглянул вниз и заметил, что бронестекло чана испещрила сеточка трещин. Махариус с Дрейком и его телохранителями бросились оттуда прочь, когда стекло наконец треснуло. Зеленоватая жидкость вперемешку с осколками хлынула на стоящих рядом солдат.

Люди закричали, когда их плоть посекло прозрачными кусками стекла. Но крики некоторых из них звучали странно. Они срывали с себя маски, вонючая жижа забрызгала их лица и стекала с противогазов. Казалось, жидкость будто находит себе дорогу сквозь плохо подогнанные загубники и прохудившиеся фильтры, и то, что она делала с людьми, было зрелищем далеко не из приятных.

Я огляделся в поисках Ивана, всем сердцем надеясь, что он не попал в их число. Я не замечал его до тех пор, пока не посмотрел вверх, на противоположную аппарель. Он был там, стреляя из болт-пистолета по врагам. Без бионической руки его движения выглядели странными и неловкими, как у культистов, но ее отсутствие не останавливало его.

Снизу послышались новые крики, и, взглянув вниз, я увидел, что плававшие в чане белые тела набросились на наших парней. Их полные злобы движения явно были осознанными, как будто они все это время понимали, что происходит. Монстры вцеплялись гвардейцам в лодыжки, стараясь задержать. Когда люди падали, их огромные зубы тут же впивались им в горло.

К тому времени Гримнар зачистил мою часть труб. Я не мог стрелять из дробовика в кипевшую внизу свалку, поэтому побежал по мостику следом за Космическим Волком, по дороге прицелившись во врагов на открытом участке, и спустил курок. Отдача дробовика ударила мне в плечо, и культисты попадали, будто подкошенные. Я сделал еще один шаг и выстрелил снова. Вскоре мы зачистили место засады.

Солдаты понесли ощутимые потери, как от вражеского огня, так и от разбившихся чанов и новорожденных монстров. Однако это нас не остановило. Мы продолжили свой путь через зал.

Помещение казалось мне бесконечным, подсвечиваемым демоническим изумрудным сиянием и наполненным булькающими звуками из чанов жизнеобеспечения и хрипения химических препаратов в трубах. Впереди нас ждали новые засады и новые смерти, но мы были готовы к ним и зачищали их одну за другой.

Когда мы подошли к выходу, сзади донесся крик.

Глава 30

Кричал гвардеец, которого ужалило зараженное насекомое на лестнице. Он держался за руку, извергая проклятия и ругань. В его голосе чувствовалось страдание, в глазах стояло безумие, и я начал понимать почему, когда подступил ближе, чтоб посмотреть, могу ли чем-то ему помочь.

На коже появились небольшие нарывы, распространявшиеся от места укуса. Сначала мне казалось, что это просто игра света, странное искажение, вызванное линзами противогаза, однако, прищурившись, я понял, что ошибался. Шишки на коже бедняги шевелились. Одна из них ползла под его плотью на тыльной части руки. Еще одна достигла горла и двигалась к челюсти. Под рукавом куртки дрожала третья.

Шишка на челюсти направилась к щеке, в сторону глаза. В этом было нечто странное, как будто я наблюдал за злым колдовским ритуалом. Что это такое — какая-то новая болезнь или результат демонического воздействия? Едва мысль пришла ко мне в голову, как из глаза солдата в брызгах желе вырвалась покрытая хитином синяя муха и щелкнула жвалами. Из тельца с хлюпаньем расправились стрекозиные крылья, и существо попыталось взлететь.

Зараженный гвардеец раздавил ее кулаком, хотя из его плоти вырывалось все больше и больше насекомых. Все они были влажными и блестящими, словно новорожденные. Я растоптал одно из них ботинком, когда человек принялся кататься по полу, давя остальных. Из нашего строя послышались новые вскрики, и я понял, что все новые зараженные солдаты выясняли, что таится внутри них.

Поначалу насекомые были медленными и сонными и убить их не составляло труда, и все же некоторым удалось ускользнуть. У меня возникло неприятное чувство, будто они могли заползти мне под одежду или внезапно ужалить, когда я меньше всего этого ожидаю.

Бойцы быстро подняли раненых, и рота двинулась дальше. Я возвратился к Махариусу, когда к нему обратился Дрейк:

— Смятение и деморализация. Вот их цель. Нужно оставить с ранеными людей, иначе наш боевой дух упадет еще ниже.

Махариус устало улыбнулся:

— Эти люди знали, чего будут стоить их жизни, когда вступали в Имперскую Гвардию. Они знали, что с ними в итоге случится. Мы не можем взять их с собой, ибо они — часовые бомбы, которые могут взорваться в любую секунду. Зараженных людей нужно оставить. Мы не можем рисковать еще одним таким инцидентом в решающий момент.

Дрейк кивнул. Сзади послышались выстрелы, а затем из строя вышел комиссар.

— Я проследил, чтобы эти солдаты больше не доставили нам неудобств, лорд верховный командующий.

Махариус кивнул и резким жестом велел двигаться дальше.

Спереди послышался рев болтерного огня. Вой Космических Волков эхом отдавался от стен зала с чанами. В ответ слышались пение больных фанатиков и грохот автоганов.

Махариус велел идти дальше. Я принял командование над отделением, и мы, взбежав по лестничному пролету, оказались в помещении, походившем на безумное сочетание храма с колдовской лабораторией. Огромные резные идолы, напоминающие исполинского демона, виденного мною в бредовых снах, окружали громадный алтарь, который потрескивал от магической энергии. За алтарем переливалось странное сияние и доносился звериный напев.

Я обвел взглядом злую пародию на имперский собор. Повсюду были ниши, в которых таились статуи тех, кого можно было принять за чумных святых, вдоль стен стояли меньшие алтари. Выше находились галереи. Возможно, оттуда когда-то выкрикивало молитвы своим богам собрание хаосопоклонников. Теперь же их заполняли стреляющие по нам еретики.

С полдюжины Космических Волков сражались с армией зараженных мутантов, поклоняющихся чуме. Придворная стража Рихтера размерами почти не уступала Адептус Астартес. Стражники были вооружены болтерами, а их тела покрывали стигматы полдесятка разных хворей. У них были розоватые глаза. Плоть испещряли цветные пятна. Из нарывов сочился зеленый гной. Однако все это совершенно не сказывалось на боеспособности чудовищ.

Десяток еретиков открыли огонь по бегущему Космическому Волку. Снаряды забили по резным скамьям, мимо которых в поисках укрытия мчался космодесантник. Один из болтов попал ему в плечо, заставив крутануться на месте. Еще один угодил в горло. Третий взорвался на нагруднике, раздробив его и обнажив плоть с костью.

Но Космический Волк не остановился. Он вскинул болтер и разнес голову одному из еретиков, а затем выстрелил снова и снова, убив еще двух почитателей Нургла. Их товарищи, почуяв кровь, только усилили огонь. Все больше и больше снарядов попадало в обнаженное тело, где сорвало керамитовый панцирь, разрывая плоть и нанося Волку ужасные раны.

Я заметил, что его кости не походили на человеческие. Они были крупнее и местами срослись вместе, сформировав нечто, походящее на еще один слой брони вокруг уязвимых внутренних органов, однако даже этого оказалось недостаточно, чтобы спасти незадачливого космического десантника.

Должно быть, он почувствовал, что его смерть уже близко, поскольку в мгновение ока сменил направление и ринулся в шквал огня. Вряд ли что-либо живое сумело бы преодолеть такой смертельный шторм, но каким-то образом он добрался до культистов и оказался среди них, продолжая сеять смерть из болтера. Волк потянулся бронированной рукой и раздавил череп ближайшему еретику, сломал шею другому, а затем пошатнулся, когда остальные враги изрешетили его дюжиной выстрелов. Однако прежде чем рухнуть замертво, он успел разрядить магазин болтера.

На мгновение воцарилась гробовая тишина. Все в зале поняли, что произошло кое-что совершенно ненормальное. Отовсюду разнеслись боевые кличи Космических Волков, словно в тот миг каждый из них ощутил гибель своего брата и дал выход своей скорби.

Я на секунду застыл, оглядывая зал с вершины лестницы, а затем велел своим бойцам залечь и открыть огонь по культистам в галерее над нами.

Через считанные секунды я услышал, что рев Космических Волков становится ближе, будто они одновременно ринулись к месту, где пал их товарищ. Хотя звук был наполнен слепой яростью, а лица космических десантников искажал первобытный гнев, это никак не могло сказаться на их боевых умениях.

Несколько воинов прикрывали огнем бегущего Гримнара и его братьев, открыв такой шквал болтерного огня, что враги даже не могли поднять головы. Едва достигнув позиции, Грим-нар и его спутники, в свою очередь, открыли огонь, чтобы дать подтянуться остальным. Так они и продвигались, оказывая друг другу взаимную поддержку.

Еретики допустили ошибку, глазея на труп. Выглянув над лестницей, я увидел, что один из них размазывает по лицу кровь космического десантника. Еще один жевал его плоть, как будто актом каннибализма мог поглотить силу павшего воина. Кто знает, вероятно, в самом деле мог. За время сражений меж звезд я повидал и более странные вещи.

Гримнар подлетел к мутанту с окровавленным лицом и оторвал ему голову, а затем ударил ею, будто дубиной, по морде каннибала, сбив его с ног. В вихре насилия он принялся кромсать почитателей Нургла, рубя плоть и отсекая им конечности цепным мечом, двигаясь с такой скоростью и жестокостью, что враги даже не успевали в него прицелиться.

Взгляды всех присутствующих обратились на опустошение, творимое космическими десантниками. Я приказал бойцам следовать за мной, заметив лестницу, что вела на верхнюю галерею. Похоже, сейчас было подходящее время, чтобы занять ее. Я бросился в неф темного храма и побежал по изрешеченным скамьям, грохоча ботинками по деревянным сиденьям. Их покрывали странные символы — зловещие восьмиконечные звезды с загадочными рунами, черепа, скалящиеся из центра восьми перекрещенных стрел, иконы на языке, от одного вида которого болели глаза.

Теперь я услышал из глубины храма пение — хриплый отвратительный рев, звучавший так, как будто его вырывали из глоток тысячи больных и умирающих людей. Воздух начал вибрировать, словно эхом отзываясь на биение крыльев огромного насекомого, жужжащего над головой. Я торопливо поднялся по узкой спиральной лестнице, моля Императора, чтобы наверху никто не решил бросить гранату.

Достигнув последней ступеньки, я взглянул на широкую галерею. Она определенно предназначалась для местной знати. Повсюду высились резные кресла. Каждая обветшавшая подушка свидетельствовала о запустении, которым отличалось все это место. Смесь пышности и гниения без лишних слов говорила о творившемся здесь безумии. За низкими поручнями балкона укрылись еретики, стреляя по нашим солдатам внизу. У них были зеленые, трупные лица, их тела покрывали шрамы от стигматов, которые они носили с гордостью. Я шагнул в галерею, освобождая пространство для идущих за мной бойцов.

Один из еретиков оглянулся. Он наверняка ожидал увидеть подкрепление, поскольку кивнул мне и лишь затем пригляделся внимательнее. Я опустил дробовик и нажал на спусковой крючок, заставив его перелететь через балюстраду в неф. Его приятели стали оборачиваться, вскидывая оружие, и я бросился за один из резных тронов. Я услышал, как еретики открыли огонь, когда из лестницы вышло остальное мое отделение.

Я немного прополз вперед, достал гранату и метнул ее. Когда она с оглушительным грохотом взорвалась среди еретиков, я высунулся из-за спинки кресла и выстрелил почти в упор, решетя дробью всех, кто выжил после гранаты.

Взрыв разнес часть балкона, сбросив еретиков вниз, к своей погибели. Однако по воле случая, частого гостя на поле боя, один из врагов уцелел. Должно быть, он находился возле эпицентра взрыва, поскольку был забрызган кровью, но остался без единой царапины.

Он кинулся ко мне. В галерее замерцали лазерные снаряды, когда мои бойцы открыли огонь. Я перезарядил дробовик, но еретик был стремительным, как космический десантник. Громадная рука, покрытая бородавками, схватила все еще раскаленный ствол дробовика, едва не вырвав его у меня из рук. Вокруг него жужжали болезнетворные мухи. Он приложил меня в лицо массивным кулаком. Линзы противогаза пошли паутинкой тонких трещин. Внезапная вонь его тела подсказала мне, что в маске сломались фильтры. От тошнотворно-сладковатой гнили разлагающегося мяса меня едва не вырвало.

Я попытался задержать дыхание. Перед глазами заплясали звезды, и все поплыло. Мне в глотку вцепились огромные руки. У меня как будто закружилась голова, но затем я понял, что еретик вздернул меня в воздух, намереваясь сбросить с балкона.

Передо мной открылся вид на битву внизу. Я увидел Махариуса и Дрейка в самой гуще схватки посреди нефа. Зал заполонили наши войска, постепенно продвигаясь все глубже под прикрытием скамей и альковов. Перед Махариусом и Космическими Волками стояли плотные ряды поющих еретиков. Вокруг них мерцало и вихрилось зеленое свечение. В самом воздухе будто сгущалось нечто нечестивое, сворачиваясь вокруг показавшейся мне смутно знакомой фигуры.

Удивительно, какие незначительные детали может отмечать мозг в моменты, которые кажутся ему последними. Космический Волк склонился над телом павшего брата, возможно, скорбя, возможно, что-то изымая у него. Мне показалось, будто я заметил у него в руке что-то влажное и красное, похожее на внутренний орган. Один из телохранителей Дрейка вдруг поднял голову и уставился прямо на меня. Я у всех на виду отчаянно пытался вырваться из хватки еретика над бездной, хотя и понимал, что уже слишком поздно.

В воздухе промелькнули лазерные лучи, опалившие плоть еретика и превратившие ее в почерневшее обугленное мясо. Он с рыком вздернул меня выше, несмотря на боль. Я знал, что в любом случае мне конец, ибо даже в смертельных судорогах он сможет сбросить меня.

Телохранитель Дрейка поднял болт-пистолет и, не целясь, выстрелил. Я почувствовал, как снаряд вошел в тело еретика. Спустя долю секунды раздался взрыв, и еретика отбросило с края балкона, а я отлетел на кресла позади него. Руку обожгла боль, и я понял, что выстрел все же задел меня. Мне вспомнилась нелепая смерть Антона.

— Прекратить огонь! — крикнул я. — Здесь все чисто.

Впрочем, никто меня не послушался. Когда людей охватывает безумие боя, зачастую они не слышат приказов командиров.

— Прекратить огонь! — велел я, а затем повторил опять.

На третий раз подействовало. Они перестали стрелять в меня и мертвого еретика. Я прождал еще несколько ударов сердца, чтобы убедиться, что бойцы точно не возобновят свои попытки, и лишь затем поднял голову, приказав им занять позиции у края балкона и прикрыть огнем наших парней внизу.

Сердце гулко колотилось в груди. Голова кружилась от облегчения. Одним выстрелом телохранитель спас мне жизнь. Я подумал, что нужно будет обязательно поблагодарить его, если мы оба выберемся отсюда живыми, хотя это и казалось крайне маловероятным.

Когда мои бойцы открыли огонь, я вдруг понял, что мне стоит побеспокоиться кое о чем еще — о противогазе. Я стянул его с лица и выдавил линзы. Я опасался, что они в любой миг могут треснуть, брызнув в глаза острым бронестеклом. Впрочем, из-за сломанного фильтра от маски теперь все равно не было никакого проку. Я понял, что задержал дыхание, а затем понял, что это тоже тщетно. Я уже и так надышался смрадным нечистым воздухом и, скорее всего, заразился витающими здесь болезнетворными спорами.

Я размышлял над этим с полминуты, прежде чем заметить возле себя мертвого бойца, которого убило болт-снарядом в живот. Он погиб, и противогаз был ему больше ни к чему, так что я снял его и натянул себе на лицо. Скорее всего, это было бессмысленно, учитывая, сколько воздуха я успел вдохнуть, но это хоть немного меня успокоило, а даже такую мелочь не стоило сбрасывать со счетов.

Космические Волки, поддерживаемые Львиной стражей, прорвали строй еретиков и достигли алтаря. Пение выросло до крещендо, и вокруг мерцающей фигуры засиял воздух. У меня появилось странное чувство головокружения и искажения пространства. Подобное ощущение я уже испытывал раньше, давным-давно в ином мире. В воздухе завихрились психические течения, и я понял, что нечестивый ритуал достиг пика.

Вокруг голов культистов вспыхнул зеленовато-желтый свет, озарив скрытые под плащами тела. Махариус с Дрейком бросились к проводящим ритуал жрецам, и я понял, что здесь не смогу защитить лорда верховного командующего, если дела пойдут худо. Я бросился к лестнице на дальней стороне галереи, приказав бойцам следовать за мной. Я знал, что теперь события неотвратимо движутся к финалу и что скоро все закончится, так или иначе.

Я был уставшим, побитым, у меня кружилась голова. Я не знал почему — то ли из-за удара еретика, то ли потому, что мог чем-то заразиться. Знал я только то, что Махариус внизу вместе с Иваном и Дрейком и что мне следует находиться рядом с ними. Поэтому я должен был как можно быстрее спуститься.

Со стороны собравшихся вокруг алтаря фигур зазвенел хохот. На них обрушился шквал болт-снарядов, но какая-то странная сила заставила их зависнуть на полпути. Над алтарем повисла переливающаяся аура, и мощь ее была такова, что ее не могло пробить оружие космических десантников.

Я увидел человека в богато украшенной военной форме, похожей на генеральскую. Он был высоким и сухощавым, как будто скелет. У него была серая кожа, а глаза пылали неукротимым внутренним светом. Он был так извращен и изменен, что мне потребовалось время, чтобы узнать его. Это был Рихтер. У него на груди сверкал ужасный зеленый амулет, лучащийся мистической энергией. Из его центра насмешливо взирало чудовищное око, что напомнило мне огромного демона из моих горячечных снов.

Рихтер заговорил, и его голос оказался полной противоположностью отвратительной внешности. Он был глубоким и мягким, хотя его и наполняло злорадное торжество. Голос без усилий донесся до самых дальних закутков зала, невзирая на продолжающийся бой. Возможно, дело было в акустике помещения, хотя я в этом крепко сомневался.

— Лорд верховный командующий Махариус, мы встретились снова, — сказал Рихтер.

— В последний раз, предатель, — ответил ему Махариус.

— Жаль, что именно так и будет, — произнес Рихтер. — Ты был достойным противником. Обрушить луну было мастерским ходом. Отдаю тебе должное. Вижу, ты наконец-то решился уничтожить промышленность мира. Тебе следовало сделать это два года назад.

— Мы пришли сюда не болтать с еретиками, — вмешался Гримнар. — Покончим с этим.

Рихтер обратил взор на Космического Волка:

— Вижу, за десять тысячелетий Волки Фенриса не поумнели и не научились хорошим манерам.

В голосе Рихтера чувствовались узнавание и презрение, какого я раньше не слышал. И тут мне пришло в голову, что мы слушаем не просто Рихтера-человека, но могучую сущность, говорящую через него, — какого-то демона на службе у сил Хаоса, у которого была своя история с Космическими Волками. Неудивительно, что генералу удалось одолеть в битве самого Махариуса, — вероятно, демон помог своему носителю понять, как это сделать, и предоставил доступ к разведданным.

— Во имя Всеотца, ты пожалеешь о сказанном! — прорычал Гримнар.

— Уже жалею, что слушал тебя, — отмахнувшись, ответил ему Рихтер и снова переключил внимание на Махариуса. — Рад видеть тебя, генерал. Нам нужно о многом поговорить.

Гримнар и его почетная гвардия прыгнули вперед, пытаясь преодолеть мерцающее защитное поле. Но движения Волков замедлились. Рихтер взмахнул рукой, и поле сгустилось вокруг них, мешая им все сильнее, пока они больше не могли сделать ни шага. Сверхчеловеческим усилием воли Гримнар поднял болтер и прицелился в голову Рихтера. Их разделяло всего несколько десятков шагов, и казалось, что промахнуться он не сможет. Его глаза горели. Клыки оскалились в грозном оскале.

Рихтер взмахнул рукой, словно отгоняя муху, и Гримнар вдруг пролетел через весь зал и врезался в одну из колонн собора. Его спутников энергетическое поле заставило упасть на колени.

Глава 31

Как я уже сказал, нам о многом нужно поговорить, — произнес Рихтер.

— Не вижу смысла, — ответил Махариус. — Мне нужна только твоя смерть.

Рихтер улыбнулся:

— Ты умираешь, лорд верховный командующий. Смерть все-таки настигла тебя. Слуги Отца Хворей уже сидят внутри твоего тела, внутри твоего мозга. Ты прожил слишком долго. Ты не тот, кем был раньше. Твои враги также это видят — и некоторых ты считаешь своими друзьями.

Махариус склонил голову. Похоже, он и в самом деле его слушал.

— Сколько тебе остается? Неделя? Месяц? Не больше. И что случится со всеми твоими достижениями, когда ты умрешь? Они сгинут, уничтоженные амбициями глупцов. Твоя жизнь заканчивается поражением. Все, ради чего ты трудился, обращается в прах. Если бы тебе дали хоть несколько лет, ты оставил бы монумент, который существовал бы, пока живо само человечество. Однако ты проиграешь, и память о тебе померкнет.

— Такова судьба всех людей, — сказал Махариус.

— Нет. Таковой не была судьба Ложного Императора. Таковой не была судьба всех тех, кто принял дары моего властелина.

— Как ты правильно заметил, у меня его даров уже предостаточно, — сказал Махариус.

Взгляд Дрейка тревожно заметался между Махариусом и Рихтером. Ему явно не нравилось, к чему вел их разговор.

— Все не должно быть вот так, — говорил Рихтер. — Мой властелин может забрать свои дары. Семя гибели внутри тебя можно обратить в семя бессмертия. Тебе не нужно умирать, лорд верховный командующий. Тебе не нужно видеть, как твоя империя обращается в прах, и наблюдать, как твое наследие рушат жалкие людишки. Ты можешь присоединиться к нам и обрести вечную жизнь и невообразимую силу.

— Ты хочешь сказать, что я могу служить демону.

— Нет, я хочу сказать, что ты сам можешь им стать. В перспективе ты достоин. Ты можешь стать самым могучим чемпионом Хаоса этого тысячелетия. Ты можешь свергнуть Ложного Императора и занять его место в качестве правителя человечества.

Мне следовало понимать, что Рихтер лгал. Мне следовало знать, однако вместо этого я ощущал, что он говорит чистую правду. Он безоговорочно верил в свои слова, и из-за этого они звучали так убедительно. Я верил ему, а я даже не был объектом его воздействия, в отличие от Махариуса.

Вот что значило быть Махариусом. Любой человек заколебался бы перед лицом такого соблазна, но Махариуса уже когда-то искушал на Карске Ангел Огня, и я знал, из какого теста он слеплен.

— И все, что я потеряю, — свою душу, — мрачно промолвил Махариус.

Он поднял болт-пистолет и прицелился в Рихтера.

— Давай, жми на курок, — произнес предатель. — Теперь я неуязвим для твоего жалкого оружия. Таким меня сделал мой бог.

Махариус нажал на спусковой крючок. Болт-снаряд срикошетил от окружающего Рихтера силового поля. Собравшиеся проводили его обезумевшими взглядами.

Дрейк взмахнул рукой. В защитный барьер врезался луч психической энергии и всего на одно мгновение разделил его. Махариус тут же нырнул в появившуюся брешь. Его цепной меч дугой опустился, разрубив лоб предателя до самого носа. От вращающихся зубьев во все стороны брызнули кусочки мозга и черепа.

Однако Рихтер не упал. Он отступил от Махариуса. Его глаза находились теперь на несколько сантиметров дальше друг от друга, чем прежде, но он по-прежнему не сводил их с бывшего командира. Когда предатель заговорил, его слова донеслись будто из самого воздуха, а голос был словно у отвергнутого и разгневанного бога.

— Я говорил, что бессмертен, — сказал он. — Кажется, ты не понимаешь, что это значит.

Его плоть и кости начали срастаться заново, и лицо Рихтера стало снова целым, хоть и изуродованным. Я заметил, что амулет у него на шее изменил цвет, став чуть более тусклым. На его тело обрушился ливень болт-снарядов, вырывая куски мяса и осколки костей.

Вместо крови из Рихтера потек странный зеленый гной. С кошмарным всасывающим звуком его плоть начала стекаться обратно, сделав тело еретика вновь цельным, но еще более отвратительным. Я огляделся в поисках стрелявшего. Гримнар уже поднялся на ноги, его панцирные доспехи треснули и были залиты кровью. Рука Волка крепко стискивала болтер. Телохранители также аккуратно прицелились и открыли огонь.

— Не сдавайтесь! — крикнул Дрейк. — Не дайте ему сосредоточиться, не то мы обречены. В этом амулете таится огромная мощь.

Он выпустил в Рихтера еще один психический луч. Еретик завопил и содрогнулся, и Махариус снова обрушил на него цепной меч. Рихтер отступил в сторону и схватил Махариуса за запястье. Он обладал демонической силой, и, когда стиснул пальцы, кости в руке Махариуса лопнули. Цепной меч выпал из ослабевшей хватки.

Генералы упали на пол, не прекращая биться. Махариус дрался, будто раненый лев, но Рихтер был сильнее и словно не чувствовал боли. Таинственный амулет загорелся, когда он начал насыщаться его энергией. Махариус продолжал кататься по полу вместе с Рихтером, постепенно приближаясь к упавшему цепному мечу. Никто, кроме Гримнара и телохранителей Дрейка, не вгонял в тело еретика болт-снаряды. Я не стрелял из-за боязни попасть в лорда верховного командующего.

Когда силовое поле обрушилось, битва разгорелась с новой силой. Еретики и Львиная стража кинулись друг на друга. Враги, как и их лидер, казались невероятно сильными и, как и он, не сомневались в победе. Я выстрелил из дробовика, заставив их отступить с разодранной плотью, но они поднялись снова, будто, как и Рихтер, были бессмертны. Их раны заживали медленнее, но все-таки заживали.

Я выстрелил снова, пытаясь добраться до Махариуса. Я услышал волчий вой, когда все больше космических десантников начали приходить в себя и бросаться в сражение. Один из культистов ринулся на меня. Я отступил в сторону и врезал ему в висок прикладом. Кость с хрустом раскололась, но противник не остановился. Его товарищи открыли огонь, и вокруг меня взорвался шквал пуль. В меня врезалось что-то тяжелое, и я рухнул на пол, на секунду поверив, будто ранен.

На мне лежало что-то тяжелое, я почувствовал холодное касание металла. Приподняв голову, я увидел, что это Иван. Его тело было изрешечено болт-снарядами. Он бросился под них, чтобы спасти меня.

— Какого… где Антон, когда он так нужен, этот бесполезный фраккер? Он должен был остановить пули. — Он огляделся, свет в его глазах угасал. — Защити Махариуса!

Это были его последние слова. Я выбрался из-под тела своего друга и огляделся. Махариус и Рихтер докатились до цепного меча, зубья которого, выбивая искры, вгрызались в каменный пол. Махариус попытался дотянуться до него, однако Рихтер оседлал его и принялся избивать бывшего командира мощными руками. Из-за царившего хаоса никто не мог в него прицелиться. Я начал протискиваться вперед, пока не сумел направить ствол дробовика точно ему в грудь, и нажал на спусковой крючок.

Раздался громкий выстрел, и Рихтер упал с Махариуса. Лорд верховный командующий перекатился на бок и поймал сломанной рукой цепной меч. Он поднял оружие и опустил его на шею еретика, проталкивая его все ниже, разрывая по пути мышцы, вены, хрящи и гортань. На лице Рихтера застыла гримаса, когда его голова слетела с плеч. Махариус схватил цепочку амулета и тянул ее до тех пор, пока она не оторвалась от груди еретика.

Из глотки Рихтера вырвался жалобный вой. Его тело внезапно опало внутрь себя, как будто сдувающийся шар. В центре него заклокотала черная жидкость. По плоти начала расползаться гниль, за которой катилась волна белого грибка, — и в считанные мгновения его доспехи опустели, а внутри них остались лишь почерневшие кости и грязь, которая когда-то могла быть плотью. Приспешники, узрев гибель лидера, вдруг утратили свое единство. Их раны перестали исцеляться, будто со смертью Рихтера прекратилось и действие колдовства.

Мы прорвали строй еретиков, словно цепной меч больную плоть, а затем сражение за цитадель Рихтера окончилось. Мы принялись подсчитывать потери.

Гримнар разглядывал бойню в нефе собора с чем-то, похожим на удовлетворение. Он поморщился, когда его взор упал на останки Рихтера. Космический Волк прошел к Махариусу и протянул руку. Генерал оказался не настолько гордым, чтоб отказаться от его помощи. Он победно поднялся посреди своего последнего поля боя.

— Благодарю за помощь, Логан Гримнар, — произнес он. — Каков бы ни был твой долг чести передо мной, он выплачен с лихвой. Теперь я в долгу перед тобой.

Гримнар покачал головой:

— Подобная битва — сама по себе награда. Во имя Всеотца, многие мои боевые братья будут жалеть, что пропустили такое сражение.

— Мы здесь закончили, — сказал Махариус. — Рихтер побежден.

Он бросил взгляд на амулет, который по-прежнему сжимал в руке.

— А это следует уничтожить.

Он выжидающе посмотрел на Космического Волка.

— Я этим займусь, — сказал ему Гримнар. — Эта вещица не предназначена для смертных людей. — Он поднял пустой магазин, осторожно опустил в него амулет, а затем закрыл его. — Пусть полежит здесь, пока мы не разберемся с ней должным образом.

Волк склонил голову набок, слушая кого-то по комм-сети, а затем сказал:

— Наверху по-прежнему идет бой, и я должен помочь братьям. До новой встречи, лорд верховный командующий.

И, отдав честь, он ушел.

Дрейк следил за уходом Гримнара с чем-то вроде облегчения.

— Ты все же выжил, — сказал он, будто не до конца мог поверить в это.

Вернулся его телохранитель, осматривавший залы за собором.

— Инквизитор, лорд верховный командующий, вы должны на это взглянуть, — произнес он.

Дрейк кивнул и бросил на Махариуса многозначительный взгляд.

— Веди, — согласился Махариус, поддерживая поврежденную руку.

Они направились в соседний зал. Я собирался было пойти следом, однако телохранитель поднял руку:

— Только для глаз повелителя и лорда верховного командующего.

Голос показался мне смутно знакомым.

— Ты мне не указ, — ответил я. — Мною командует только генерал Махариус.

— Как хочешь, — согласился штурмовик.

Зал представлял собой небольшую прихожую. На полу я заметил тело культиста, сжимающего тяжелый автопистолет. На столике перед алтарем валялись гримуары и листы, исписанные странными рунами. Махариус остановился перед ними и непонимающе покачал головой. Я услышал, как дверь за нами тихо защелкнулась.

Дрейк встал рядом с ним, качая головой:

— Это нечестивый ритуал. С помощью амулета и этих слов человек способен призвать Губительные Силы. Интересно, как долго Рихтер ими владел.

— Почему ты не сказал? — произнес Махариус.

— О чем ты? — удивился инквизитор.

— Все это время ты поддерживал с ним связь. Вот откуда у тебя появились сведения о местонахождении его базы.

— У меня были здесь агенты, — заметил Дрейк.

— Нет. Все не так просто. Я видел его последователей. Они были слишком безумными, чтобы стать твоими агентами. Они давным-давно утратили подобие разума. Кто-то сообщал Рихтеру мои планы. Это единственное объяснение тому, что он предугадывал мои ходы. Ты видел этого пустословного безумца. Сам он сделать такое не смог бы.

— Красс, — произнес Дрейк.

Я заметил, как штурмовик склонился над телом культиста, словно что-то в нем вдруг его заинтересовало.

— Красс не знал всех деталей. Он был слишком далеко, а межзвездная связь слишком ненадежна.

Дрейк устало присел на стол.

— У него был свой агент, как и у меня. — Он произнес это так, будто не ожидал, что ему поверят. Он сделал это чисто автоматически.

— Почему? — спросил Махариус.

— Что «почему»?

— Почему ты предал меня, предал Крестовый поход, а затем отправился вместе со мной на смерть? Неужели на тебя так сильно давила вина?

Мой взгляд лихорадочно заметался между ними. Я словно попал в наихудший ночной кошмар. Неужели Махариус окончательно потерял рассудок? Мысль о том, что против него плетут заговоры, одолела его разум? Или он прав? Невозможно. Дрейк ведь пробыл с нами так долго, и он всегда был ярым сторонником Махариуса.

— Требовался мученик, — наконец сказал Дрейк. — Ты умирал. Какой наилучший способ для тебя уйти со службы Императору, чем погибнуть в последней битве и своей смертью стать образцом служения до самого конца?

— А я все испортил своей победой, — ответил Махариус. Он улыбнулся, словно увидел в сложившейся ситуации юмор.

Штурмовик двигался настолько быстро, что я даже не мог уследить за ним. У меня не было ни единого шанса успеть поднять оружие. Он вскинул пистолет культиста, прицелился точно в голову Махариуса и выстрелил. Величайший генерал целой эпохи умер триумфатором и с улыбкой на лице.

Дрейк взглянул на телохранителя, а затем на меня:

— Чего ты ждешь? Нам не нужны свидетели. Мы получили своего мученика, погибшего в момент триумфа от руки затаившегося культиста.

Пистолет повернулся в мою сторону. Я уставился в его ствол, уже начиная поднимать дробовик. Впрочем, я уже видел, насколько быстр этот штурмовик, и понимал, что у меня нет шансов. Пистолет взревел снова. Ожидая взрыва боли, я невольно зажмурился. Но когда я снова открыл глаза, то увидел, что на полу лежит Дрейк, убитый так же жестоко, как и Махариус. Я непонимающе посмотрел на штурмовика.

— Какого?.. — только и выдавил я.

Штурмовик поднял визор шлема, и я увидел лицо Анны. Она подмигнула мне, а затем взяла мой дробовик и нажала на спусковой крючок, взорвав голову мертвого еретика. Секунду спустя она покинула зал, неся известие, что затаившийся культист убил Махариуса и Дрейка, а я в свою очередь убил его.

Вот так умерли эти великие люди. И мои друзья. Я по сей день задаюсь вопросом, что же произошло. Иногда я думаю, что Анна убила Дрейка, поскольку, как и Махариус, он пережил свое время и стал обузой. Порой мне приходит в голову, что ее нанял не инквизитор, а его соперники либо даже Верховные лорды Терры, и она просто хотела замести следы.

Все это не объясняет, почему она пощадила меня. Временами мне кажется, что она хотела оставить свидетеля, способного подтвердить ее историю или поведать другую версию, если это потребуется. Временами я задаюсь вопросом, могла ли она и впрямь заботиться обо мне. Кто знает?

Знаю я то, что мы с боем вырвались из цитадели Рихтера, вынеся тела Махариуса и Дрейка. Их обоих сожгли на погребальных кострах. Я придерживался рассказа Анны о культисте — отчасти потому, что она так хотела, а отчасти потому, что герою Империума эта история подходила больше всего. Конечно, Махариус погиб как герой в час триумфа. Конечно, Дрейк умер, отважно пытаясь защитить его. Конечно, я убил еретика, который это сотворил.

Все оказалось напрасно. Большинство солдат, бившихся на Локи, погибли от подхваченных там болезней. Генералы Махариуса начали грызню за богатства созданной им империи. Схизма вернулась в новом обличье, и угроза сепаратистского государства рассеялась, словно утренний туман, словно ее никогда и не существовало.

Меня наградили за убийство выродка, который сгубил двух героев Империума. Анна скрылась во тьме среди звезд. Больше мы не встречались, и за это, по крайней мере, я ей благодарен.