Крик совы

19

Во вторник, за несколько минут по полуночи, у Роберта зазвонил телефон.

— Говорит Ральф Юрген, — услышал он тихий голос. — Я звоню, чтобы сказать вам, что последние несколько дней Уинкуп жил в Нью-Йорке под именем Джона Грешема в гостинице «Герб Сассекса».

— Вот как? Он и сейчас там?

— Нет. Уехал. В воскресенье вечером. Я это знаю точно.

— Ага! — Роберт крепко сжал телефонную трубку. — А Никки знает, где он сейчас?

— Не могу сказать. Не знаю. Если ей это и известно, мне она не говорит.

— Понятно, понятно. А когда…

— Послушайте, Боб, у меня к вам просьба. Я не возражаю, если вы сообщите об Уинкупе в полицию. Поэтому-то я и позвонил вам, так что сообщайте, пожалуйста. Но я не хочу, чтобы упоминалось мое имя.

— Разумеется. Хорошо, — ответил Роберт.

— Вы меня понимаете?

— Конечно, конечно. Не беспокойтесь, Ральф.

— Вот и все, что я хотел сказать. До свидания, Боб.

Роберт медленно опустил трубку. Он улыбался. Вдруг он вскинул руки над головой и громко хлопнул в ладоши. «Джон Грешем! Мистер Джон Грешем!» Роберт поднял трубку и набрал номер Дженни. После долгих гудков он повесил трубку и подумал, что попал не туда, позвонил еще раз. Он хотел было позвонить Сузи Эшем, вдруг Дженни у нее, но потом решил, что не стоит. С этим можно подождать до завтра. Роберт немного постоял, соображая, что делать дальше, потом снова поднял трубку и набрал номер полицейского участка в Риттерсвиле.

Инспектора Липпенхольца на месте не было. А Роберт и не знал, что Липпенхольц имеет звание инспектора.

— У меня для него важное сообщение, — объяснил Роберт и пересказал дежурному то, что узнал от Ральфа.

Дежурный спросил, сколько дней Грег прожил в «Гербе Сассекса».

— Не знаю, но это легко проверить. Справьтесь в гостинице.

— Как фамилия вашего знакомого, который вам это сообщил?

— Я не хотел бы говорить, кто он. Он просил его не называть.

— Но нам необходимо знать его фамилию, мистер Форестер. Иначе, как мы проверим…

— Узнайте в «Гербе Сассекса», как выглядел Грешем. Разве этого недостаточно?

— Конечно нет. Этот ваш знакомый мог просто заметить кого-то похожего на Уинкупа Ваш приятель знаком с Уинкупом?

— Да. Я хочу сказать, что он его наверняка видел, может быть, даже говорил с ним, — но сам Роберт не был в этом уверен.

Полицейский продолжал настаиват.ь А знает ли вообще Роберт фамилию этого знакомого?

— Да, знаю, но обещал не называть. Сожалею, но сказать не могу.

— Вы помогли бы и себе, и нам.

— Но не моему нью-йоркскому знакомому.

В заключение говоривший с Робертом полицейский, ничего не добившись обещал передать новость инспектору Липпенхолыгу и повесил трубку.

«Он, наверно, решил, — подумал Роберт, — что этот человек из Нью-Йорка помогает Уинкупу. И Липпенхольц определенно, тоже так подумает. Они выйдут на Ральфа, потому что Липпенхольц знает о Никки и тут уж ничего не поделаешь. Ральф-то ведь, наверно, все эти десять дней знал, где скрывается Уинкуп».

Роберт лег спать, но, проворочавшись с час, встал, чтобы принять секонал. В аптечке пузырька со снотворным не оказалось. Он снова поднялся в спальню проверить, не забыл ли таблетки на тумбочке, обыскал всю маленькую комнату, потом спустился в кухню и поискал там. Осмотрел гостиную. Ничего не увидев, Роберт бросил поиски. «Найдется где-нибудь», — решил он. Наверно, по рассеянности он засунул пузырек в какое-нибудь неподходящее место, например в холодильник. Но таблеток там не была Нет так нет. Роберт вернулся в постель.

На следующее утро, вскоре после девяти, Роберт предложил Джеку Нилсону пойти в дальний коридор покурить. Курить разрешалось и в чертежной, но когда хотелось поболтать, сотрудники предпочитали выходить в коридор, где были пожарные лестницы. В коридоре, выкрашенном в черные и серые цвета присесть было негде, но, как говорил Джек, это — единственное место в их заведении, где не чувствуешь себя золотой рыбкой в аквариуме. Роберт рассказал Джеку о новостях, которые узнал накануне от Ральфа. Ему хотелось сообщить об этом между прочим, но едва он успел произнести первые слова как поймал себя на том, что рот у него расплывается до ушей, будто у мальчишки.

— Вот это да! — заулыбался и Джек. — Ну, теперь-то все выяснится. Полиция его быстро отыщет. Они обязаны. А кто тебе звонил из Нью-Йорка?

— Мне не хотелось бы его называть. Понимаешь, он довольно крупная фигура. И не желает, чтобы его имя появилось в газетах.

Джек кивнул.

— Так он что, случайно увидел Уинкупа? Или как?

— Не знаю. Но уверен, на него можно положиться.

— Сейчас же позвоню Бетти и расскажу ей, — обрадовался Джек.

После десяти Роберта позвали к телефону. В это время он сидел в кабинете Джаффе на совещании с главным инженером. Заглянула Нэнси и сообщила что ему звонят. Роберт, зная что Джаффе не терпит, когда прерывают совещание, попросил Нэнси узнать, кто его спрашивает, и передать, что чуть позже позвонит сам. Нэнси вышла, но через минуту вернулась:

— Говорят, очень срочно.

Роберт извинился и, увидев, как нахмурился Джаффе, смутился. Было ясна что звонят из полиции, и так же ясно, что Джаффе это понял.

Звонил Липпенхольц.

— Мистер Форестер, мы связались с «Гербом Сассекса» в Нью-Йорке, и их описание Джона Грешема соответствует, — ровным спокойным голосом доложил Липпенхольц, — то есть оно сходится с приметами Уинкупа.

— Прекрасно. Как по-вашему, нью-йоркская полиция вообще-то ищет Уинкупа? И если ищет, то достаточно ли тщательно?

— Они ищут, — ответил Липпенхольц — но то, что мы узнали, еще не доказательство, мистер Форестер. Если бы вы сообщили нам имя вашего знакомого, который…

— Я уже объяснял кому-то из ваших, что мой знакомый просил не называть его.

— Даже если мы пообещаем не упоминать о нем в газетах?

— Да, даже тогда.

Липпенхольц крякнул.

— Это никак не связано с вашей женой? С вашей бывшей женой?

— Не имею представления! Нет, не связано.

Липпенхольц снова крякнул

— Мистер Форестер у нас для вас плохие вести. Наверно, вы еще ничего не слышали. Или уже знаете?

— Нет. Что такое?

— Сегодня около восьми утра Дженнифер Тиролф нашли мертвой…

— Дженни?

— Она приняла слишком много снотворного. Утром молочник обнаружил ее на лужайке за домом. Доктора говорят, что смерть наступила часа за три-четыре до этого. Она оставила записку.

— Господи! — проговорил Роберт. — Я пытался дозвониться до нее вчера вечером около… около…

— Хотите, я прочту записку?

— Да

— «Дорогой Роберт! Я люблю тебя Сейчас гораздо больше, чем раньше, и по-другому. Теперь я понимаю тебя и все вообще, — бесстрастно читал Липпенхольц, — Я только недавно догадалась, что ты означаешь смерть, во всяком случае, для меня. Это судьба. Сама не знаю, рада я или огорчена, но знаю, что должно случиться…»

— Вы об этом что-нибудь знали, мистер Форестер?

— О чем?

— О том, что она пишет? Когда вы видели ее в последний раз?

— В понедельник. В понедельник вечером.

— Как она себя вела?

— Она казалась подавленной, пожалуй, так. Сказала, что не хочет больше со мной видеться.

— Почему?

— Не знаю, разве что… разве что… она тоже начала думать, будто я… убил Грега.

— Что-то вы слишком запинаетесь, мистер Форестер. Во всяком случае, в ванной обнаружено три пустых пузырька. Вам известно, откуда у нее взялись три флакона секонала?

— Ну-у, один она унесла у меня. Как раз вчера вечером я хватился, что снотворного нет. Решил, что куда-то засунул. Этот флакон она мне сама достала. Сказала, что у своего доктора. Наверно, оттуда же у нее были и остальные два.

— На этих флаконах нет ни номера рецепта, ни фамилии врача. Флаконы довольно большие, вроде тех, что развозил ее приятель, и мы полагаем, что они именно такого происхождения.

— Да, скорей всего, — машинально согласился с ним Роберт. Какая теперь разница, откуда флаконы, подумал он, вспомнив, что на его пузырьке тоже не было сигнатуры. Почему он тогда не спросил об этом Дженни?

— И вот еще что весьма любопытно, мистер Форестер, Сузи Эшем говорит, что Дженни Тиролф рассказывала ей, как вы познакомились. Оказывается, вы подглядывали в окна ее дома Это правда?

— Да, — сказал Роберт.

— Почему вы раньше в этом не признались? А? Как вы это объясните, мистер Форестер?

— Никак.

— Никак?

Роберт повесил трубку. Опустив голову, он направился в чертежную и стукнулся лбом о распахнувшуюся в обе стороны стеклянную дверь. Навстречу шла Нэнси. Роберт отступил в сторону.

— Ой! — испугалась Нэнси.

Роберт смотрел ей вслед наблюдая, как быстро удаляется по коридору ее круглый задик. Он толкнул дверь рукой и пошел к своему столу. У яркой лампы дневного света он остановился, часто моргая.

— Что с тобой, Боб?

На его локоть легла рука Джека Нилсона.

Роберт поднял глаза на приятеля.

— Дженни умерла.

— Дженни?

— Приняла снотворное, — Роберт хотел сесть на стул, но Джек потянул его за руку, и Роберт покорно пошел за ним в приемную.

Джек вызвал лифт.

— Пойдем, выпьем кофе. Или чего-нибудь покрепче, — предложил Джек. — Кто тебе сказал?

— Позвонили из полиции. Только что. Это случилось сегодня утром. На рассвете.

Они сели в машину Джека. Роберт не видел, куда они едут. Потом очнулся в баре, перед ним стояла чашка черного кофе и стаканчик, кажется, с шотландским виски. Джек сидел напротив и перед ним тоже стояла чашка кофе.

— Выпей сразу и то и другое, — посоветовал Джек. — Ты белый как мел.

Роберт отпил кофе и виски и вдруг вспомнил, что должен вернуться в кабинет Джаффе на совещание. Он провел рукой по лицу, рассмеялся и тут же его глаза наполнились слезами.

— Рассказывай — сказал Джек. — Что с тобой, черт побери?

— Все из-за записки, — сквозь зубы сказал Роберт. Он сжал руки в коленях — Дженни оставила записку. Она пишет, что я — смерть.

— Что? Повтори еще раз.

— Она пишет «до сих пор я не знала, что ты означаешь смерть», — шепотом проговорил Роберт, — она всегда так выражалась, любила говорить о смерти. Я тебе не рассказывал? Она все вспоминала своего маленького брата, он умер, когда ему было двенадцать лет, умер от менингита. Дженни говорила, что должна постоянно думать о смерти, чтобы перестать ее бояться. Это странно… — Роберт взглянул на напряженно-нахмуренное лицо Джека. — Ты слышишь, что я говорю? Понимаешь?

— Да — ответил Джек, но довольно неуверенно и поднял палец, чтобы им принесли еще виски.

— Помню, когда я с ней разговаривал в первый раз, она сказала «Я пока еще не знаю, что вы олицетворяете, но когда-нибудь узнаю». Это было, когда я прятался у ее дома. Я ведь так с ней познакомился. Правда, правда, я же подглядывал за ней через окно, — Роберт зажмурился.

Джек недоуменно хмурил брови, будто Роберт нес какую-то бессмыслицу.

— Подглядывал через окно? Что ты хочешь этим сказать?

— То, что говорю. И однажды Дженни меня увидела. Однажды вечером. Так мы и познакомились. Не говори, что ты об этом не слышал. Грег…

— Да, — сказал Джек, — наверно, это был Грег. Мне однажды кто-то позвонил, с месяц назад. Я не знал, говорить тебе об этом или нет, и не сказал.

— Значит, ты знал, — Роберт быстро улыбнулся и пригубил только что принесенный виски.

«Интересно, как Грег узнал, что я дружен с Джеком, — удивился Роберт. — Может быть, от Дженни? Хотя какое это имеет значение?»

— Тот, кто звонил, сказал, что он — друг Грега, — продолжал Джек. — Он сказал, что мой приятель Боб Форестер… э-э… псих, он подглядывает за девушками в окна, смотрит, как они раздеваются. Так он, мол, познакомился и с Дженни Тиролф. Помнится, я послал его к черту и бросил трубку. Я подумал, что, наверно, он и правда друг Грега и что Грег, оказавшись в отставке, распускает про тебя всякие дурацкие слухи.

— Да нет, это не слухи. Правда, я наблюдал только за тем, как Дженни возится на кухне. Как она стряпает. Она меня так… — Продолжать он не мог, но не потому, что очень волновался. Нет, он был совершенно спокоен, словно окаменел.

— Да? — переспросил Джек.

Роберт глотнул воздуха и посмотрел на длинное серьезное лицо приятеля. Джек все еще глядел на него с недоумением, может быть, чуть настороженно.

— Всю прошлую зиму у меня была депрессия, а когда я смотрел на Дженни, мне становилось лучше. Она казалась такой счастливой. Раза два я видел у нее Грега и думал: «Вот счастливая девушка, собирается замуж». Я клялся себе, что больше не пойду к ее дому, но отправлялся туда снова. Наверно, я наблюдал за ней раз семь или восемь. В конце концов, как-то вечером она меня увидела. Я извинился, хоть это звучит и дико. Я думал, она вызовет полицию. Но нет. Она пригласила меня к себе выпить кофе, — Роберт пожал плечами и улыбнулся. — Можно считать, что она была счастлива, пока не встретила меня. Пока не решила, что я означаю смерть.

Джек покачал головой, потер коротко остриженную макушку.

— Но я знаю, она была влюблена в тебя. Это было видно сразу. А когда я тебя слушаю, получается какой-то бред. Ты правду говоришь Боб, что ты за ней наблюдал? То есть подглядывал?

— Да, правду.

— Так, — Джек откинулся назад и сделал глоток из стакана с водой, стоявшего рядом с кофе. — Никому об этом не рассказывай. Я бы на твоем месте не стал. Да и зачем? — Джек сосредоточенно раскуривал сигарету.

Роберт почувствовал: отношение Джека к нему изменилось решительно и бесповоротно. Люди, подглядывающие в чужие окна, — ненормальные, и неважно, наблюдают они, как девушки раздеваются или как жарят цыпленка.

— Я только что сообщил об этом полиции, — сказал Роберт.

— Ах так! А зачем? Какого черта? Разве это имеет отношение к Грегу? Грег жив. А ты… — Джек замолчал.

Роберт тоже замолчал. Они не глядели друг на друга.

— Можно задать тебе интимный вопрос? — спросил Джек.

— Спрашивай, — ответил Роберт.

— Ты хоть раз спал с Дженни?

— Нет, — ответил Роберт. — А что?

— По-моему, тогда все это было бы куда серьезней. Для нее, конечно. Дженни казалась такой молодой. И она была очень влюблена в тебя, верно ведь?

— Мне кажется, да. А я — нет. Я всегда старался дать ей это понять. Не думай что я оправдываю себя, Джек.

— Понимаю.

— Но мне следовало предвидеть. Сообразить. Я не должен был встречаться с ней после того, первого раза. Да мне больше и не хотелось ее видеть, но она сама меня разыскала… Приехала как-то к стоянке у фирмы, нашла мою машину и, когда я возвращался домой, поехала за мной следом. — Роберт закрыл глаза ему было тошно от собственного голоса от того, что он говорит.

— Ну и что было дальше?

— Дженни осталась у меня ночевать. Помню, она выпила всего два бокала, но захмелела и не захотела ехать домой. Она спала на тахте внизу, в гостиной. Так повторилось несколько раз, и Грег, конечно, заметил, что она не ночует дома. После этого он и напал на меня. Понимаешь, как все получилось, Джек?

Джек медленно кивнул.

— Надо было порвать сразу, а я не смог. Я только настаивал, чтобы мы виделись реже, но не порывал. У Дженни делался такой несчастный вид. Один раз, правда, я попытался все закончить, когда жил в Лэнгли, еще до того, как снял дом. Я сказал Дженни, что нам лучше не встречаться, и пытался ее уговорить выйти замуж за Грега.

— Ну и что?

Роберт оперся головой на руку.

— А потом, через несколько недель, она как раз и появилась на стоянке и поехала за мной, когда я возвращался домой.

— Понятно.

Понятно ли? Роберту хотелось сказать «Я никогда ничего ей не обещал», но ему было стыдно прибегать к жалким, обеляющим его заверениям.

— Пойду-ка я обратно, — сказал он, берясь за бумажник.

— Не дури, не ходи сегодня в контору, — отозвался Джек. — Позвони Джаффе. А хочешь, я ему скажу.

— Нет, я объяснюсь с ним сам.

Роберт объяснил Джаффе, что у него «личные неприятности», говорил кратко, напряженно и резко, как человек, которому нечего терять. Роберт не сомневался, что уже лишился места и думал, что самое правильное — написать письмо с просьбой его уволить.

К полудню Роберт вернулся домой. Сняв пиджак и галстук, он повалился на красную тахту и пролежал несколько часов, пока не начало смеркаться. Он не спал, но мозг его, казалось, бездействовал, даже мучившие его обычно бесконечные повторения событий и разговоров на этот раз его не донимали. Он словно умер, и Роберту думалось, что такое вот состояние — самое близкое к тому, что живой может представить себе о смерти. Встав, он съездил в Лэнгли за газетами. Купил «Инкваэрер» и «Лэнгли Газетт». Обе поместили сообщения о смерти Дженни на первых страницах, а в «Газетт» была еще и ее фотография. Сидя в машине, Роберт прочел газеты. Дженни умерла, держа в руках его свитер и открытку с рисунком, изображающим «птицу-пессимиста». Ее записка была опубликована полностью и курсивом. Среди других обычных газетных статей записка Дженни выглядела трагической, поэтичной и несколько неправдоподобной. На второй странице «Газетт» была фотография Сузи Эшем — в слезах с раскрытым ртом; Сузи рассказывала, как накануне заезжала к Дженни около десяти вечера, но сколько ни звала ее, ответа так и не добилась. Сузи сообщила также, что «три дня назад Дженни призналась как познакомилась с Робертом Форестером — он подглядывал за ней в окна. Грег Уинкуп это подозревал. Я думаю, Дженни боялась Роберта, вот и покончила с собой». Роберт скрипнул зубами и завел машину.

Когда он вернулся домой, звонил телефон. Роберт не стал снимать трубку. Он сел и снова внимательно изучил обе газеты. В них рассказывалось о драке между Форестером и Уинкупом в субботу шестнадцатого мая и сообщалось что об Уинкупе уже десять дней нет никаких известий. Конечна газеты могли уже упомянуть, что, по слухам, Уинкупа видели в Нью-Йорке, но, похоже, это сообщение не сочли достаточно надежным и печатать не стали.

Снова зазвонил телефон. Роберт решил, что совсем не отвечать нельзя. К тому же, если это полиция, они просто явятся сами.

— Алло! — хрипло сказал Роберт.

— Боб, это Наоми Тессер.

Роберт весь сжался.

— Здравствуйте.

— Мы с Диком только что прочли в газетах. И я… как вы, Роберт?

— Как я?

— Господи! Могу себе представить! Мы просто потрясены всем этим. Дженни всегда казалась немного странной и часто бывала какой-то нервной, иногда просто подавленной, мы это замечали.

Роберт ждал.

— Да, а что слышно насчет Грега? Нет ли каких новостей?

— Ах, насчет Грега, — сказал Роберт. — Да говорят, несколько дней назад его видели в одной нью-йоркской гостинице.

— Да что вы? А кто его видел?

— Не знаю.

— Ну хорошо, я понимаю, вам сейчас не до разговоров.

— Да, пожалуй.

— А еще эта Сузи Эшем, вот уж, как говорится, удружила, верно?

— Если вы имеете в виду ее рассказ о том, как мы с Дженни познакомились то это правда.

— Правда? И то, что Грег говорил, тоже правда?

— Да, мне уже надоело это скрывать. Да и зачем, теперь-то?

— Но… значит, вы подтверждаете, что Дженни вас боялась?

Эти новые подозрения вполне удобно для Наоми сменяли прежние — будто Роберт убил Грега.

— Да, возможно, это тоже имело значение. Простите, Наоми, вы не возражаете, если мы на этом закончим? Что? Спасибо, — он повесил трубку, невзирая на ее просьбы. «Подождите!»

«Теперь эти новости мгновенно разнесутся по городу», — подумал Роберт. То, что он подглядывал за Дженни, и то, что Грега видели в нью-йоркской гостинице. Только первая разнесется быстрей и запомнится лучше. Он проглотил две таблетки аспирина и сварил себе свежего кофе.

Около девяти позвонили Джек и Бетти Нилсоны. Они справлялись, как Роберт себя чувствует, не хочет ли приехать к ним переночевать. Роберт поблагодарил и отказался. Потом позвонила Никки. Она выразила соболезнование по поводу смерти Дженни, и сочувствие ее вполне могло бы сойти за чистую монету, если бы не саркастический тон. Но на Роберта и это не произвело впечатления. Он слушал вежливо, потом замолчал с трубкой прижатой к уху.

— Ну что, Бобби? Тебе нечего мне сказать? Ты слушаешь? Бобби, что же ты молчишь? Может, понял, что виноват?

Роберт осторожно повесил трубку. Потом снова лег на тахту. Он переоделся в пижаму и в халат, голова болела еще сильней, и ему не хотелось подниматься наверх в спальню, хотелось оттянуть мучительную бессонную ночь. В газетах сообщалось, что завтра за телом Дженни приедут ее родители. Роберт представил себе, как они клянут и винят его.

Ночь прошла ужасно. Пролежав в постели больше часа, Роберт спустился в кухню выпить горячего молока с виски, — может быть, после этого удастся заснуть Еще не было двенадцати. С чашкой в руке он прислонился к холодильнику и медленно пил молоко. Затем отодвинулся, чтобы поставить чашку в раковину, и тут за окном что-то взорвалось. Роберт бросился на пол. С минуту он лежал неподвижно, широко раскрыв глаза. «Это выстрел, — решил он, — не петарда и не автомобильный выхлоп». Значит, кто-то ходит сейчас вокруг дома, продолжал соображать он, может, заглядывает в другое окно, проверяет, попал ли в Роберта, может, смотрит в окно кухни, оно как раз сзади. Не двигаясь, он попытался проверить, не болит ли где-нибудь, нет ли крови. И с чего это он бросился на пол? Сказалась армейская выучка?

С улицы не доносилось ни звука

Роберт медленно поднялся понимая, что его прекрасно видно в оба окна ярко освещенной кухни, и, щелкнув выключателем у двери, потушил свет. Потом прошел в темную гостиную. В спальне наверху свет тоже не горел. За окнами стояла непроглядная тьма, так как фонарей поблизости не была Роберт подошел к переднему окну справа от парадной двери: в него, видимо, и стреляли. Отсюда был виден белый корпус холодильника. Окно в гостиной было приоткрыто дюйма на четыре, он высунулся и огляделся. Казалось, кругом темно и тихо. Темные круглые очертания кустов, темное высокое дерево — он вряд ли понял бы, что это кусты и дерево, если бы не знал, что они растут.

Интересно, сам Грег стрелял, задавался Роберт вопросом, или кто-то из его друзей? Роберт зажег свет в гостиной и медленно прошел к кофейному столику за сигаретой. Если действительно стреляли, следует сообщить в полицию. Он прошел в кухню, чтобы найти след от пули. На поверхности холодильника ничего не было видно. Роберт осмотрел стену по обе стороны холодильника. Потом изучил стену комнаты, примыкающей к кухне. Ничего. Он взял трубку, набрал номер полицейского участка в Риттерсвиле и рассказал о случившемся. Дежурный, с которым он говорил, казалось, просто рассердился. Он спросил, нашел ли Роберт след от пули и уверен ли он, что это был выстрел. Роберт сказал что уверен.

Дежурный обещал послать к нему полицейского.

Этого Роберт даже не ожидал.

Через час приехали двое. Они расспросили Роберта, в котором часу был сделан выстрел, — по мнению Роберта, в полночь, и откуда. Роберт не дотрагивался до окна, оно так и осталось приоткрытым. Но полицейские пулю не обнаружили. По логике вещей она должна была попасть в холодильник или в стену над ним, но отверстия нигде не было.

— Знаете, в тихую ночь и выхлоп машины может сойти за выстрел — сказал один из полицейских.

Роберт кивнул. Какой толк говорить, что он знает почти наверняка в него стрелял Уинкуп, если им самим это не приходит в голову. Ведь полицейским явно известна к кому их послали.

— Вы тот самый Форестер, что был знаком с этой Тиролф? — спросил один из них когда они приехали.

Вот Липпенхольц, тот бы догадался связать этот выстрел с Грегом. Наверно бы догадался. А эти двое выглядят классическими тупицами в полицейских мундирах, прибывшими на докучливый вызов по поводу какого-то непонятного шума.

— Вы не знаете, инспектор Липпенхольц сегодня работает? — спросил Роберт.

— Липпи? — полицейские посмотрели друг на друга. — Ага Вроде работает. С девяти? Или с восьми?

Полицейские уехали.

Роберт лег в постель, уже не думая, заснет ли. Времени до утра почти не оставалось.

Проснувшись, Роберт с чашкой кофе в руках обследовал кухню уже при дневном света. Он захотел чуть-чуть передвинуть вперед салатницу, стоявшую на холодильнике, и сразу увидел в ней пулю, увязшую в темном дереве. Наверно, пуля и сдвинула салатницу, решил Роберт, и вспомнил, что ночью один из полицейских поднимал ее, чтобы обследовать за ней стену, а потом поставил на место. Ну что ж, вот она пуля. Роберт попытался выковырнуть ее из салатницы, но пуля не поддавалась.

Он поставил салатницу рядом с собой на сиденье и поехал в Риттерсвиль. Постовой, к которому он обратился, направил его в центральное управление. Здесь в комнате с широкой дверью дежурил за стойкой сержант. Роберт назвался, пришлось продиктовать свою фамилию по буквам, чтобы сержант мог ее записать.

Потом сержант внимательно взглянул на салатницу и небрежно бросил.

— Тридцать второй калибр.

— Когда будет Липпенхольц? — спросил Роберт; он уже справлялся об инспекторе, когда вошел в комнату. Была половина десятого.

— Не знаю, — ответил сержант. — Может и сейчас прийти, а может и в двенадцать. Он на задании.

— Спасибо, — Роберт вышел, оставив на столе побывавшую в бою, но с виду такую домашнюю салатницу. «Вещественное доказательство «А», — подумал Роберт. — Вещественным доказательством «Б» мог стать он сам».

Может, Грег считает, что убил его этим выстрелом? Ведь Роберт упал и несколько минут лежал, не шевелясь. Наверно, Грег заглянул в окно, выждал пару секунд и убежал. Роберт не слышал, чтобы отъезжала машина. А может быть, у Грега машины нет. Ему трудно ее раздобыть, разве что украсть, а это опасно. Конечно, машину ему могла одолжить Никки, но вряд ли она станет так рисковать. Возможно, размышлял Роберт, стрелял все же кто-то из дружков Грега. Например, Чарлз Митчел из Риттерсвиля. Но скорей всего, сам Грег. Кто, кроме Грега может питать к нему такую ненависть, что готов пойти на убийство?