В тот день Роберт не в состоянии был работать, он понимал, что то же самое повторится и завтра и послезавтра. Возвращаясь из Риттерсвиля в Лэнгли, он решил сегодня же поговорить с Джаффе и сказать, что ему лучше уволиться. Он подаст официальное заявление. Такое же заявление вместе с извинениями по поводу случившегося пошлет мистеру Ганнароте из фирмы «Арробит» в Филадельфию. Конечно, подумал Роберт, все решат: раз увольняется, значит, признает себя виновным. Ну и пусть их. К тому времени Наоми Тессер уже наверняка сообщит десятку своих друзей о том, что он — маньяк, познакомился с Дженни Тиролф, подглядывая за ней, а эти друзья передадут ее рассказ множеству своих друзей. Сам Роберт всю эту историю уже знал наизусть, но для других она будет захватывающе интересна. Для кого-то рассказ Наоми Тессер прозвучит как подтверждение слухов, для кого-то — как гром среди ясного неба, но, как бы то ни было, все в это поверят, ведь Форестер сам признался.
Он опоздал на работу минут на десять-пятнадцать Когда он вошел в чертежную, все уже были на местах. При его появлении многие подняли голову, с одними он поздоровался, другим просто помахал рукой. Сегодня он чувствовал себя не таким смущенным, как накануне или в другие дни после того злополучного вторника на прошлой неделе. Он увидел, что Джек Нилсон поднялся из-за стола и идет навстречу. Роберт снял плащ и, перекинув его через руку, пошел к своему шкафчику.
Джек, встревоженно глядя на него, поманил его в коридор.
Роберт покачал головой.
— Я хочу поговорить с Джаффе, — тихо объяснил он Джеку, когда тот подошел поближе. Все в комнате работали, не поднимая головы. — Даже не знаю, чего это я собрался вешать плащ.
— Попроси у него отпуск до конца недели, — посоветовал Джек. — Господи! Это же вполне естественно.
Роберт кивнул. Прежде чем направиться в кабинет Джаффе, он подошел к своему столу.
— Боб, — Джек догнал его и заговорил шепотом, — по-моему, минуты две назад сюда наведывался полицейский в штатском. Я видел, как он разговаривал с Джаффе в холле. Я, конечна не ручаюсь, но… — он замолчал.
— Хорошо, спасибо. — Роберту вдруг стало не по себе. Он повесил плащ на спинку стула.
— Что с тобой? Ты в порядке? — спросил Джек.
— В порядке, — сказал Роберт.
Головы вокруг начали подниматься.
— Если хочешь сегодня уйти, давай сначала встретимся в столовой, выпьем кофе или чего-нибудь еще.
— Ладно, — сказал Роберт и, помахав рукой, пошел в кабинет Джаффе.
Заглянув через стеклянную перегородку в приемную, он увидел что из лифта выходит Липпенхольц в светло-сером костюме и в шляпе. Липпенхольц тоже сразу его заметил и, кивнув головой, сделал знак подойти. Он остановился, явно поджидая Роберта. Роберт толкнул стеклянную дверь.
— Вы, значит, здесь — сказал Липпенхольц — Все еще работаете?
— Вы хотели меня видеть? — спросил Роберт.
— Да. Давайте сядем, — он жестом указал на стоявший рядом с лифтом диванчик, рассчитанный на двух с половиной человек.
Роберту не хотелось садиться, но он подчинился.
— Я слышал, в вас стреляли, — сказал Липпенхольц. — Но вы вроде не ранены, — он затянулся.
— Нет, пулю я нашел утром. Тридцать второй калибр. Вам, вероятно, уже доложили.
— Нет.
Роберт рассказал, где оказалась пуля, и сообщил, что отвез салатницу в полицейский участок в Риттерсвиле. Липпенхольц слушал его с интересом, но особого впечатления рассказ Роберта на него не произвел.
— Вы случайно не знаете, у Уинкупа есть разрешение на оружие? — спросил Роберт. — Я понимаю, купить пистолет он мог и без разрешения, но…
Липпенхольц несколько минут молча всматривался в Роберта.
— Нет, у Уинкупа нет разрешения на хранения оружия. Я это помню, поскольку проверял его бумаги. А вы, естественна убеждены, что в вас стрелял Уинкуп?
— Сильно подозреваю, что это так.
— Видите ли, мистер Форестер прошлой ночью произошло еще одно немаловажное событие. Мы нарочно не поместили сообщений в утренних газетах. Тело Уинкупа выбросило на берег возле Трентона. Во всяком случае, мы полагаем, что это — тело Уинкупа. Осмотр трупа еще не закончен, — Липпенхольц поглядел на Роберта и указательным пальцем поскреб свой щербатый подбородок. — Учитывая это обстоятельство, как вы думаете, кто еще мог в вас стрелять? Кто-нибудь из этих хулиганов — друзей Уинкупа?
— Какие у вас доказательства, что утопленник — Уинкуп? — спросил Роберт.
— Пока никаких, но рост тот же — шесть футов два с половиной дюйма. Одежда не сохранилась, только брюки частично. Пряжка на ремне самая обычная. Инициалов ни на чем нет. Хуже всего, что и волосы не сохранились. Экспертиза считает, труп пробыл в воде дней десять-четырнадцать. Ну, а камней в Делавэре предостаточно. Череп проломлен. Может, ударился о подводную скалу, но скорее это результат удара тупым предметом или камнем, использованным как орудие убийства. Что вы на это скажете? Тело нашли вчера около восьми вечера. Его прибило под лодочные мостки, так его и обнаружил владелец лодки, когда стал ее привязывать.
Роберт пожал плечами.
— Что я могу сказать? Я думаю, что это не Уинкуп. Вы же сами говорите, что доказательств пока нет.
— Нет, но в пользу того, что это Уинкуп, свидетельствуют два обстоятельства. Во-первых, здесь, у нас, не пропадал никто такого роста. Во-вторых, впечатление, что этого парня убили.
Роберт с удивлением заметил, что сегодня ему ничего не стоит сохранять спокойствие.
— Но ведь нужно как-то еще проверить? Установить возраст. Разве о возрасте нельзя судить по костям? А цвет глаз?
— О глазах лучше не говорить, — ответил Липпенхольц.
Роберт нетерпеливо встал. Видно, труп в ужасном состоянии.
— Вы куда?
Роберт, не отвечая, закурил.
— А ваша приятельница не считала что Уинкупа убили вы? А, мистер Форестер? Не потому ли она и покончила с собой, да еще написала что вы означаете смерть?
Роберт нахмурился.
— Что вы хотите сказать? Что значит «не считала»?
— Я спрашиваю, не подозревала ли она вас? А может, даже была уверена?
Роберт налил из автомата воды в бумажный стаканчик, залпом выпил и выбросил стакан в мусорную корзину.
— Не знаю. Знаю только, что с ней говорили ее друзья. Кое-кто из друзей. Но дело ведь не в этом? Дело в том, кто этот утопленник — Уинкуп или нет.
Липпенхольц молча смотрел на Роберта на его тонких губах играла легкая усмешка
— А пока вы это устанавливаете, меня подстрелят. Возможно, сегодня же вечером.
— Ну, в этом я очень сомневаюсь, мистер Форестер.
Роберту захотелось его ударить.
— Я полагаю, что по закону надо искать истинного преступника. А вы хотите привлечь меня только потому, что я у вас под рукой.
— Именно так мы, возможно, и поступим, мистер Форестер.
Роберт швырнул сигарету в ящик с песком и пожал плечами.
— Ну что ж, по правде говоря, в тюрьме, наверно, безопасней, чем у меня дома.
И тут он представил, как эксперт, за которым последнее слово, признает, что найденный труп — труп Уинкупа. Может, это случится сегодня. Что тогда? Сколько могут дать за непредумышленное убийство? А может, теперь они считают его умышленным?
— Вам хочется попасть в тюрьму, мистер Форестер?
— Нет. — Роберт засунул руки в карманы брюк. — Это что, такая юридическая процедура? Вы всегда сначала спрашиваете подозреваемого, хочется ли ему в тюрьму?
— Нет, не всегда. Может быть, вы взглянете на труп? Мы бы хотели, чтобы вы на него взглянули.
— Прекрасно! — таким же непринужденным тоном ответил Роберт. — Подождите минутку, я только возьму плащ.
Роберт вернулся в чертежную, прошел мимо своего стола к шкафу, потом повернул, вспомнив, что плащ не в шкафчике, а на стуле. Джек вопросительно посмотрел на него, но Роберт покачал головой и успокаивающе помахал рукой. Потом возвратился в приемную к Липпенхольцу.
Пока они ждали лифта, Липпенхольц оглядел Роберта с ног до головы.
— Почему вы в плаще? Дождя ведь нет, — сказал он. — Солнце светит вовсю.
— Я люблю плащи, — ответил Роберт.
Он заметил что Липпенхольц страшно доволен, как будто уже успешно закончил расследование.
В черной полицейской машине Липпенхольца они отправились в Риттерсвиль. Липпенхольц сказал, что охотно отвезет Роберта обратно или поручит это кому-нибудь из патрульных.
— Вы были у родителей мисс Тиролф? — спросил он по дороге.
— Нет.
— И не пытались увидеться с ними?
— Нет. Я с ними не знаком, — сказал Роберт.
— Славные люди.
Роберт вздохнул, он был раздражен и чувствовал себя несчастным.
В Риттерсвиле Липпенхольц оставил машину у полицейского участка, и они вошли в дом вместе. Движением пальца Липпенхольц показал седовласому полицейскому, что они нуждаются в провожатом, и дал знак Роберту следовать за собой вниз по деревянным ступеням в конце комнаты. Внизу стояло шесть эмалированных столов, но занят был только один, на нем лежал труп, накрытый грязно-белой простыней. В углу читал журнал полицейский, на вошедших он не обратил никакого внимания.
— Вот он, — сказал Липпенхольц приподнимая угол простыни и откидывая ее.
Роберт заранее постарался взять себя в руки, но при виде трупа слегка попятился. Не сохранилась даже нижняя челюсть. Обозначились кости черепа, ключицы. Излохмаченная бескровная бледная плоть покрывала скелет. Тело казалось телом очень старого человека.
— Зубы, — произнес Роберт. — У него сохранилось несколько зубов.
Липпенхольц живо взглянул на него.
— Да, мы пытаемся найти зубного врача, у которого лечился Уинкуп. К сожалению, он сейчас в штате Юта гостит у родственников. Даже хуже, он там на охоте или что-то в этом роде, — казалось, это обстоятельство забавляет Липпенхольца. Он все еще держал простыню в руках, чтобы Роберту был виден труп.
Движением руки Роберт попросил его закрыть тело.
— Я ничего не могу сказать, сколько бы ни рассматривал его.
— Что-то вы побледнели, мистер Форестер.
У Роберта тошнота подступала к горлу. Он повернулся к двери, высоко поднял голову, но от этого запах, заполнявший помещение, стал еще сильнее. Роберт нарочно двинулся к выходу медленно, не торопясь, так что Липпенхольц открыл дверь первым.
— Спасибо, Чарлз, — крикнул он дежурному, погруженному в чтение, тот в ответ что-то буркнул.
— Как вы думаете, сколько потребуется временя чтобы добраться до этого зубного врача? — спросил Роберт.
— Не знаю.
— А картотека его здесь? Разве никто не может навести по ней справки?
— У него маленькая приемная в Хэмберт Корнера Она заперта.
— Вы сообщили ему в Юту, что дело срочное?
— Нам даже не удалось с ним связаться. Мы говорили только с родственниками. Он куда-то уехал.
— Как его фамилия?
— Макквин, — ответил Липпенхольц — Томас или Теодор. — Он все еще внимательно наблюдал за Робертом. — Что вы скажете об этом трупе? Рост — шесть футов два с половиной дюйма. Худощавое телосложение.
Роберт ответил инспектору только взглядом, ему все еще было не по себе, он не мог даже говорить на эту тему. Липпенхольц вышел вместе с ним на улицу, но задержался на каменном крыльце, разговаривая с другим полицейским, а Роберт отошел к автомобильной стоянке и быстро освободился от нескольких глотков кофе, который выпил утром. К тому времени, как Липпенхольц вместе с другим полицейским подошел к нему, Роберт уже курил.
— Этот джентльмен доставит вас обратно в Лэнгли, — Липпенхольц показал на высокого полицейского и тихо добавил: — Я хотел задать вам сегодня кое-какие вопросы, но, кажется вы себя неважно чувствуете.
— Какого рода вопросы?
— Ну… знаете, давайте подождем до тех пор, когда мне удастся связаться с зубным врачом…
Роберт сказал:
— А нельзя ли сегодня на ночь приставить ко мне охрану? Скажем, полицейский в машине мог бы дежурить перед моим домом.
— Полицейскую охрану? — сказал Липпенхольц улыбаясь еще шире.
— Вы ведь только недавно спросили меня не хочу ли я в тюрьму, а назначить одного полицейского у моего дома — это и дешевле, и проще, правда?
Липпенхольц молча улыбался, явно стараясь придумать в ответ что-нибудь остроумное.
— У меня нет оружия, а у того, кто пытается меня подстрелить, есть, — сказал Роберт.
— Ну, бросьте, не надо преувеличивать…
— Вы ведь не начальник этого полицейского участка, инспектор Липпенхольц? — Роберт ощутил, как на лбу у него выступил холодный пот.
Улыбка сбежала с лица Липпенхольца. Его светлые брови сошлись в напряженную горизонтальную линию.
— Ну знаете, не в вашем положении…
— Вы не хотите согласиться, что за мной охотится с пистолетом Уинкуп, потому что вам это невыгодно. А может быть потому, что у него нет разрешения на оружие? — Роберт рассмеялся.
Тут высокий полицейский, стоявший рядом с Липпенхольцем, громко заворчал, как собака ожидающая хозяина
Липпенхольц задрал изрытый оспинами подбородок.
— Слушайте, мистер Форестер, как бы вам не договориться еще до худших неприятностей, поостереглись бы! Кто вы такой, как по вашему? Нарушитель спокойствия в самом скверном смысле этого слова! Мы можем вас арестовать по обвинению в подглядывании, это вы понимаете? К тому же вам вот-вот предъявят обвинение в убийстве. И вы еще смеете…
— Смею! А дальше что?
Лицо Липпенхольца перекосилось он посмотрел на стоявшего рядом полицейского.
— Хорошо, мы выделим вам дежурного. Когда ему приступать?
— Когда хотите. Чем раньше, тем лучше.
— Ладно, — сказал Липпенхольц самодовольно ухмыляясь как будто делал Роберту одолжение.
— Значит, я могу на вас положиться? Сегодня ночью, по крайней мере, охрана будет? — спросил Роберт.
— Будет, — ответил Липпенхольц.
Роберт сомневался что ему можно верить.
— Отвезите его в Лэнгли
Полицейский взял Роберта за локоть, но тот вырвал руку. Тогда полицейский показал ему на черную машину, и Роберт последовал за ним. Липпенхольц пошел назад в участок. «Наверно, будет, распустив слюни, изучать труп», — подумал Роберт.
Всю дорогу в Лэнгли полицейский молчал, как каменный. Роберт немного успокоился. Он в первый раз столкнулся с законом, с жестким законом, но ведь ему и раньше приходилось слышать, что в полиции со всеми обращаются и разговаривают жестко, так стоит ли принимать это близко к сердцу? Точно так же ведут себя часто дорожные инспекторы, а у тех поводы гораздо ничтожней. Роберт был доволен, что он настоял на своем. А у него хватило духу, наверно, только потому, что он знал: терять ему нечего.
— Куда нам? — спросил полицейский когда въехали в Лэнгли.
— В «Лэнгли Аэронотикс», — ответил Роберт.
Полицейский остановился у ворот стоянки. Роберт вышел, прошел внутрь, отыскал свою машину, сел в нее и поехал домой. Потом он позвонит Джеку Нилсону, а сейчас ему не хотелось ни с кем разговаривать. Дома все его вещи были упакованы, кроме некоторых кухонных принадлежностей. В гостиной на полу лежали открытые, почти заполненные чемоданы. Предполагалось, что через два дня, тридцать первого мая, он переедет в Филадельфию и поселится в какой-нибудь гостинице. Теперь все это отпадало, все, кроме переезда, ведь он обещал своему квартирному хозяину тридцать первого выехать. Роберт подумал, что больше его ничто здесь не задерживает — только надежда увидеть Грега, безумная надежда схватить его живым или мертвым и приволочь в полицейский участок, а иначе разве полицейские поверят ему на слою, что он видел Уинкупа? Роберт выпил виски со льдом, чтобы немного успокоиться. Поймал себя на том, что думает о родителях Дженни. Чем, она говорила, занимается ее отец? Ему захотелось написать им, попытаться объяснить — нет, не выгородить себя, а попробовать как можно убедительней объяснить, почему то, что случилось, должно было случиться. А может быть, ее родителям вовсе не хочется этого знать? Наверно, то, что она умерла, для них самое главное и заслоняет все остальное. Дженни похоронят завтра в Скрентоне, это он узнал из газет.
Роберт вздрогнул, услышав, как кто-то скребется под окном возле входной двери. Он быстро метнулся к окну и прижался к стене. От яркого света пришлось прищуриться, тут он увидел у своего почтового ящика коричневую с белым собаку, похожую на колли. Собака семенила прочь, принюхиваясь к земле. Роберту показалось, что он уже видел ее здесь. Поддавшись какому-то порыву, он открыл дверь и свистнул. Собака остановилась, повернулась, сделала шаг назад к Роберту и замерла в нерешительности. Роберт свистнул еще раз, вышел на крыльцо и присел на корточки.
Пес пригнул голову, поджал живот и, виляя хвостом, медленно двинулся к Роберту. Роберт, благодарный псу за его дружеское расположение, потрепал собаку по голове.
— Хороший, хороший пес. Ты голодный?
«О чем я спрашиваю?» — подумал Роберт под пушистой шерстью собаки можно было пересчитать все ребра. Роберт вернулся в кухню, достал из холодильника остатки жаркого — его оказалось немного, открыл банку рубленой соленой говядины. Собака, не решаясь войти в дом, ждала на крыльце. Роберт положил мясо на тарелку и поставил перед ней. Собака набросилась на еду и все косилась на Роберта то ли благодарно, то ли подозрительно; ребра у нее так и ходили ходуном. Роберт улыбался, с удовольствием наблюдая, как она ест. Потом собака вошла в дом. Весь день она спала, просыпаясь, когда Роберт делал какое-нибудь движение видно, боялась, что он уйдет. Роберт заметил что это сучка.
В пять поехал за гостями и поманил собаку на улицу, он не хотел запирать ее, вдруг у нее есть дом и она захочет уйти.
Утренним газетам Липпенхольц вероятно, не разрешил опубликовать сообщение о найденном трупе, но все вечерние поместили его на первых полосах. «Власти ждут только окончательного подтверждения от зубного врача Томаса Макквина из Хэмберт Корнерз, который на время уехал из города». «Окончательного подтверждения!» Как будто у полиции достаточно других доказательств, подтверждающих, что утопленник именно Грег Уинкуп.
Собака ждала на крыльце и завизжала от радости, когда Роберт подошел. Он хотел заехать в магазин, купить собачьих консервов, но забыл. Пришлось дать ей пару сырых яиц и миску молока, а два яйца он поставил вариться для себя.
И тут зазвонил телефон.
Скоро стемнеет. Роберт, устало поднимаясь, взглянул на три окна в гостиной и подумал, что нужно хотя бы спустить поскорее шторы; ведь, когда он ездил за газетами, никаких намеков на полицейскую охрану не было. Он взял трубку.
— Липпенхольц — отрывисто прозвучал голос инспектора — Доктор Макквин приедет в субботу вечером. Я думал, вам небезынтересно это узнать.
— Хорошо. Спасибо.
До субботнего вечера ждать остается не меньше сорока восьми часов.
— Сегодня будете ночевать дома?
— Да, — ответил Роберт. — Вы направили кого-нибудь ко мне на дежурство?
— М-м-м, да Скоро мой человек будет на месте.
— Спасибо, — сухо ответил Роберт. — Надеюсь, будет.
— Я вам еще позвоню, — пообещал Липпенхольц и повесил трубку.
Роберт спустил шторы и зажег настольную лампу на письменном столе. Яйца закипели. Он выключил газ и съел их стоя возле раковины «Не пойти ли в кино? — подумал он. — Просто чтобы уйти из дома». Но мысль об этом была так противна, что он решился остаться. Роберт выпил еще неразбавленного виски. Посмотрел на занавешенные окна гостиной, потом на собаку, она лежала, уткнув голову в пол между передними лапами, и наблюдала за ним. «Буду весь вечер присматриваться к собаке, не слышит ли она чего», — решил Роберт.
— Если услышишь, залай, ладно? — он нагнулся и погладил ее по выпирающим ребрам.
Его удивляло, что никто не звонит: ни Джек Нилсон, ни Тессеры, а ведь могли бы, хотя из любопытства. Может, для них найденный труп — последняя улика? А может, они считают, что он в тюрьме? Он только сейчас сообразил, что сообщения в вечерних газетах были недлинные, в них в основном писали, где и кем было обнаружено тело.
Роберт позвонил Нилсонам. Подошла Бетти, она была страшно внимательна и озабоченна: Джек сказал ей, что утром Роберт неважно выглядел. Роберт заверил ее, что все благополучно. Потом трубку взял Джек.
— Рад слышать, что ты дома, — сказал он. — Когда я прочел в вечерних газетах насчет этого утопленника, я уж не знал где тебя и искать.
— В тюрьме, пожалуй, мне было бы спокойнее, я так и сказал утром моему другу Липпенхольцу. Это тот полицейский в штатском, которого ты видел. Он возил меня сегодня на опознание трупа, а потом… — Роберт остановился
— А как они считают? Это Уинкуп?
— Вряд ли, — Роберт рассказал Джеку о вчерашнем происшествии с пулей.
— Я думаю, стрелял Уинкуп, — устало добавил он. — А значит, это не его труп.
— Понятно. В моей газете о выстреле ничего нет. То-то ты был бледный сегодня утром.
Они поговорили еще минут десять, и Роберт так устал, что рухнул в кресло. Он горько улыбнулся: в голосе Бетти, несмотря на все ее старания, звучала подозрительность. Она даже не упомянула о трупе. Произнесла несколько банальных фраз. Роберт это почувствовал: она говорила, лишь бы не молчать. А когда Джек предложил ему приехать и переночевать у них, Роберту послышалось — правда, он не был в этом уверен, — будто Бетти сказала «нет, не надо!» Роберт поблагодарил Джека и отказался воспользоваться убежищем.
Снова затрезвонил телефон.
Это из Нью-Йорка звонил Питер Кэмпбелл.
— Слава богу, ты дома, — проговорил он. — Что у вас там происходит?
Ему, конечно, хотелось подробнее узнать об утопленнике, и Роберт рассказал, в каком кошмарном виде тело, и о том, что в субботу ждут заключения зубного врача Уинкупа.
— Но у меня припасен еще один козырь — добавил он.
— Какой?
— Одна штука. Она может спасти меня от обвинения в непредумышленном убийстве. Дело в том, что Уинкуп в меня стрелял. Но для начала нужно, чтобы полицейские нашли Уинкупа и опознали оружие. Так вот здесь они не слишком усердствуют с поисками, — и он рассказал Питеру о пуле, застрявшей в салатнице. С Питером он мог даже посмеяться над этим.
— Боб, а ты бы не хотел перебраться на пару дней к нам?
— Большое спасибо, но мне на эти дни запрещено выезжать из города.
— Что? — не веря своим ушам, переспросил Питер.
— Дела у меня весьма скверные. Я рад, что из нью-йоркских газет это неясно. Я многое бы дал, чтобы сейчас быть с вами! Как там Эдна?
Эдна Кэмпбелл подошла к телефону и тоже поговорила с ним несколько минут. Очень деликатно она осведомилась, был ли он влюблен в девушку, которая покончила с собой.
— Не знаю, — ответил Роберт. — Она мне очень нравилась, но был ли влюблен? Не знаю.
Поговорив с Кэмпбеллами, Роберт сообразил, что они ни словом не упомянули о том, как он и Дженни познакомились. Не может быть, чтобы они обошли эту тему специально, уж слишком давние они друзья. Просто не придали подглядыванию значения, вот и не стали о нем говорить. Это уже что-то.
Примерно в половине десятого Роберт весь в поту проснулся после недолгого сна. Он лежал на красной тахте. Ему приснилось что-то страшное, но что, он вспомнить не мог. Собака спала на прежнем месте. Горела настольная лампа. Окно, в которое накануне влетела пуля, застрявшая в салатнице, опять было приоткрыто дюйма на четыре. Правда, штора была спущена. Может быть, лучше закрыть его? Но окно так и осталось открытым.
Роберт подошел к пишущей машинке и посмотрел на письмо, которое он начал писать родителям Дженни:
«Дорогие миссис и мистер Тиролф! Пишу вам, чтобы попытаться рассказать кое о каких обстоятельствах и событиях, про которые вы, может быть, не знаете — я не уверен, рассказывала ли вам Дженни и насколько подробно. Начну с конца — в понедельник вечером она приехала ко мне, чтобы сказать, что больше не хочет со мной видеться. Мы не ссорились. Она не…»
Он отвернулся. Письмо звучало банально, холодно и, пожалуй, даже заискивающе.
Телефонный звонок отозвался резкой болью у него в спине и плечах Наверно, опять Никки. Она уже звонила сразу после Кэмпбеллов.
— Ну что, знаешь теперь, где Грег? — спросила она — Он мертв! Мертв!
Чтобы заставить ее замолчать, чтобы как-то прервать ее, Роберт громко потребовал к телефону Ральфа Но Никки ответила, что Ральф пошел пройтись и будет гулять «долго-долго».
Роберт смотрел на продолжавший трезвонить телефон, но потом все-таки снял трубку.
— Междугородняя. Вызывают Роберта Форестера. Говорите с Чикаго.
— Мама? — спросил Роберт.
— Да Боб. Ну как ты там, милый?
— Все благополучно, мама я…
Собака зарычала вскочила повернула морду к окну, и Роберт увидел мелькнувшую тень.
— Мама мне надо…
Раздался треск, и что-то впилось ему в левую руку.
Он выронил трубку и сбросил со стола настольную лампу. Пока лампа падала, прогремел второй выстрел. Потом еще один, и Роберт услышал жалобный визг собаки.
Потом еще два выстрела.
Роберт неподвижно лежал в темноте. Собака скулила. Мгновенно вскочив, Роберт бросился к окну и отдернул штору, за окном была кромешная темнота. Он побежал на кухню, на ощупь нашел на столе фонарик, случайно смахнул его на пол, поднял и поспешил к окну. Быстро посветив фонариком везде, где только мог, он стал передвигать его медленней, но ничего не заметил нигде ни души. Роберт потушил фонарь, сжал его в кулаке, как дубинку, и вышел на крыльцо; он двигался шумно, не таясь, спрыгнул со ступенек вбок и зашел за кусты у изгороди. Поглядел на дорогу — глубоких канав вдоль нее не было, но все же кто-то мог там спрятаться, прижавшись к земле. Вдруг он заметил что из его левой руки течет кровь, и притом сильно. Слева вдали он увидел красные задние огни какой-то машины, удалявшейся в сторону Лэнгли. Грег? Броситься вдогонку? Через три секунды машина скрылась из виду. Нечего и думать настичь ее.
Роберт вернулся в дом, зажег лампу над входной дверью. И тут увидел собаку. Она лежала на боку, головой к окну, между торчащими ребрами виднелась маленькая ранка. Собака была мертва.
Роберт подобрал с пола трубку, положил ее на рычаги и с минуту тупо смотрел на аппарат, силясь вспомнить номер телефона полицейского участка в Риттерсвиле. Потом снял трубку.
— Дайте мне полицию в Риттерсвиле, — попросил он, когда отозвалось справочное.
— Какое отделение? Номера всех отделений указаны в телефонной книге.
— Я не могу искать, — ответил Роберт. — Дайте управление.
В ожидании он равнодушно разглядывал расщепленный угол письменного стола, разбитое стекло на покосившейся картине, висящей прямо перед ним.
— Алло, — сказал Роберт. — Говорит Роберт Форестер. Я хочу вам сообщить…
В дверь громко застучали.
Она открылась, и в комнату вошел высокий седой человек в рабочей одежде с приоткрытым от удивления ртом. Это был Колбе, ближайший сосед Роберта.
— Понимаю, понимаю. Вы насчет стрельбы. Я как раз звоню в полицию, — Роберт бормотал, словно пьяный.
Сосед посмотрел на собаку, нахмурился, нагнулся над ней.
— Да это же собака Хаксмайеров! — сказал он возмущенно. Резкий мужской голос в телефонной трубке повторял:
— Алло! Говорите! Вы слышите?
— Я хочу сообщить, что в меня стреляли. Это Роберт Форестер — сказал Роберт, трубка выпала у него из рук. Он хотел поднять ее, но потерял сознание.