Мир завертелся вокруг него, стоило только вернуться в Лондон. Звонки родителям, сёстрам и агенту следовали один за другим. Попрощавшись с последним собеседником, Том невероятно остро ощутил желание запустить телефон в стену, чтобы он разбился на сотню частей к чертям собачьим. Но только это ничего не решило бы. Поэтому он спокойно опустил его на стол и отправился принимать холодный душ.
На завтра у него была намечена генеральная репетиция, на послезавтра первый спектакль, открывающий театральный сезон, потом вечеринка в его честь, затем ещё один спектакль, фотосессии, после раздача автографов и селфи со зрителями. Где-то между всем этим находились несколько часов для встреч с семьей и парой давних друзей. И всё. И так до тех пор, пока он не отыграет все выходы. Добавить к этому пару рекламных контрактов, пробы, несколько интервью и шоу — получится полная картина всего, из чего состоит его жизнь. Ещё пару недель назад всё это его более чем устраивало, а теперь стало казаться, что не хватает чего-то очень важного. Чего-то, что он оставил в маленьком городке на побережье Ирландского моря.
Том говорил себе, что всё забудется. Он уверял себя, что в череде суматошных будней, словно туман, растворится образ Черри. Что это были всего лишь несколько недель отдыха перед сезоном в театре. А теперь пришло время оставить прошлое в прошлом.
Какое-то время самообман помогал. Казалось, если забить себя по самое горло работой, то всё забудется, останется только усталость, желание добраться как можно скорее до кровати и отдохнуть. Казалось, это будет верно.
Вернувшись в привычную среду, он ослепительно улыбался перед вспышками фотокамер, был любезен с фанатами, раздавая автографы у театра до тех пор, пока мог стоять. Он всерьёз подумывал об участии в других постановках, в которые его звали, был максимально мил на интервью и вроде как даже урвал главную роль в сериале, которому дали зелёный свет спустя пару лет обсуждений. Но чем больше проходило времени, тем меньше радости он испытывал.
К концу июля Тому начало казаться, будто мир утратил краски. Вылинял. Память играла с ним, словно кошка с мышкой. Дни, проведённые с Черри, вспоминались, как безмятежное счастье. По сравнению с ними остальные меркли. Вечеринки утомляли, семейные посиделки раздражали, встречи с друзьями становились всё реже. Дошло до того, что он и вовсе пару раз сослался на простуду и не вышел к ожидающим его поклонникам после постановки.
Когда на излёте августа ему позвонил агент и сообщил о приглашении на благотворительный ужин, Хигстон отказался. Он сослался за занятость в спектаклях и хотел уже отключиться. Тогда Брэдон спросил, собирается ли Том возвращаться к большому кино или намерен быть погребённым спектаклями. Если он не оставил идею вернуться в Голливуд, то стоило взять себя в руки и прийти на чёртов ужин. Ненавидя Либмана на правоту, он изменил решение.
Хигстон уже не помнил, когда в последний раз "выгуливал" костюм тройку с белоснежной рубашкой. Как не помнил и того, в какой момент решил вдруг отрастить бороду и стать похожим на бродячую собаку. Младшая сестрёнка была безумно любезна, что назвала его так, когда они, пару дней назад, зашли в небольшую кофейню недалеко от его квартиры.
Смотря на своё отражение в большом зеркале в холле арендованного для мероприятия ресторана, Том готов был признать — сестра права. И какие бы он вещи на себя не нацепил, как бы обворожительно не улыбался фотографам и коллегам, он больше не чувствовал себя уютно в глянцевом мире.
После пары бесед и какого-то количества сделанных снимков, он подхватил со столика третий за вечер бокал с шампанским и направился к балкону, желая вдохнуть немного свежего воздуха. Едва он отпил глоток, как краем глаза заметил двигающуюся наперерез фигуру.
— Том! — приветливо окликнула его женщина, а потом взяла под локоть и вместе с ним вышла на балкон. — Как я рада тебя встретить.
— Здравствуй, Рейчел, — заметно растерялся он. После совместных съёмок в картине они виделись раз или два за восемь лет. А сейчас она сама подошла к нему.
— В прошлую среду я смотрела твой спектакль, — без труда прочтя на его лице изумление, оно усмехнулась своим потрясающим низким голосом. — Я всегда говорила, что ты талантлив, но в этой постановке ты превзошёл самого себя. Такое ощущение, будто ты влез в кожу Роберта настолько, что сам знаешь какого это — пережить личную драму и оказаться погребённым под серостью будней.
Опустив ладони на перила, она прикрыла глаза и сделала глубокий вдох. Том, тем временем стоял в тени в шаге от неё. Не понимая, зачем она вдруг всё это вывалила на него, когда раньше едва удостаивала вниманием, он выпил ещё, а затем ещё, не желая первым прерывать молчания.
Но когда оно затянулось сверх меры, он мягко улыбнулся.
— Спасибо, Рейчел. Ты польстила моему самолюбию.
— О, брось! — Встряхнула идеально уложенными волосами она, а потом повернула голову к Тому и отметила: — ты всё так же очарователен.
— Сказала мне самая обворожительная женщина на этом мероприятии, — тут же вернул он комплимент.
Ещё пару минут они постояли на балконе, молча любуясь городскими огнями. Когда молчание начало становиться неловким, Рейчел заговорила, не глядя на Тома.
— Я не считаю себя эталоном, дорогой мой, но вот что могу сказать: если у тебя есть то, чего ты хочешь, наплюй на всё. Потому что иначе ты просто растворишься в том, что уже потеряло значимость. Перестанешь быть собой.
— Рейчел, я не понимаю, — начал было Хигстон, но оказался перебит.
— Понимаешь, — резко, горько возразила женщина. — Тебя взгляд выдает.
Улыбнувшись своим мыслям, она отпрянула от перил.
— Мне пора, Том.
Потянувшись к нему, она запечатлела на его щеке поцелуй, который никак нельзя было спутать с дежурной любезностью. После она шагнула к дверям в помещение, перед которыми бросила ему через плечо:
— Позаботься о себе.