Как безумный я упал на колени, Эмма закричала:
— Что там внизу?
Мы пытались открыть люк, а мадам Шалендар свернулась на стуле.
— Месье, может, стоит подождать… — начал молодой жандарм, растерянно глядя на нас, — подождать инспектора?
— Там были мои дети.
Крышка люка с легкостью подалась, снизу вырвался тот же смрад, но мои чувства уже притупились. Я едва ощутил этот запах, хотя жандарм отпрянул назад. Эмма вновь обрела силу.
— Я хочу знать! — закричала она.
Мы рассматривали через небольшое отверстие крохотную каморку, в которую вели деревянные ступеньки, теряясь в темноте.
— Дайте мне фонарь, — обратилась Эмма к жандарму.
Сердца наши сковал ледяной страх при мысли о том, что можно там обнаружить, но остановиться мы уже не могли. Свет фонаря выхватил из темноты облицованный кирпичом тоннель, который уходил куда-то в сторону. Я пролез в люк и стал спускаться вниз.
Меня трясло, когда я нащупал твердый земляной пол, сухой и холодный. Эмма спускалась следом. Мы оказались под фундаментом самого первого фермерского дома: множество сообщающихся переходов. Посветив фонарем, я увидел, что по потолку и стенам протянуты провода, что кое-где есть лампочки и даже выключатель. Кто бы ни был заперт здесь, он находился, по крайней мере, не в темноте, и я поблагодарил за это Бога.
Включив свет, мы увидели, что здесь несколько комнат, все без дверей, сооруженных из деревянных перегородок и очень скромно обставленных. Мы прошли из комнаты в комнату — всего их было четыре. В первой, ближе к лестнице, стояли кровати, две походные кровати, заваленные одеждой, одеялами и нестиранными простынями. Но никаких следов детей.
Эти две кровати располагались в нишах по обе стороны коридора, который соединял все четыре комнаты. Они походили на койки в каюте корабля, только без окон — лишь свет от тусклой лампочки под потолком. Мы прошли во вторую комнату — обжитое помещение со столом в одном углу и тремя стульями в другом. На столе телевизор и несколько книг. Детские книги на французском и английском, свежие комиксы, номер «Сюд журналь-экспресс». И Шоколадка. Свидетельства того, что здесь жили: пустой пакет от кукурузных хлопьев, шариковая ручка, на газете что-то написано. Я взял ее и узнал почерк Сюзи.
Эмма вскрикнула и подняла игрушку, прижимая ее к себе.
Но дети исчезли.
Третья комната — кухня, с маленькой электрической плитой, но она была холодной, без каких-либо следов еды. Дешевые фарфоровые тарелки и несколько чашек — все чисто вымыты. В небольшом шкафу я нашел соль и перец, банки с сахаром и растворимым кофе, а также чайник, кастрюлю, бутыль с водой. Никакой мойки или раковины не видно.
И затем мы прошли в последнюю комнату, где заканчивалась кирпичная кладка, позеленевшая от сырости, просачивающейся снаружи. Здесь пахло канализацией — резкий запах испражнений в замкнутом пространстве. Никакого притока воздуха. Два деревянных отхожих места на земляном полу, прикрытые бумагой. Канализационное болото, завешанное одеялом. Дверь отсутствовала, и запах распространялся повсюду. Кто бы ни был заперт здесь, ему приходилось жить в этой вони, которая проникала на лестницу и в комнату сумасшедшей старухи, несмотря на то, что его старались заглушить запахом горелой бумаги.
Подземная тюрьма оказалась пуста. Если их и держали здесь, то уже увезли. Нам остались только исписанные газетные листки и Шоколадка.
Молодой жандарм следовал за нами по коридору.
— Боже мой, невероятно, — бормотал он.
— Это настоящая подземная тюрьма. Хуже того, это отхожее место.
— Вы что-то нашли?
Его лицо стало белым как мел, когда он посмотрел на Эмму, сжимающую в руках игрушку. Она кивнула, не в состоянии произнести ни слова.
— Нет, — сказал я. — Не то, что мы ищем. Она спрятала их.
Или убила, но этого я был не в состоянии выговорить.
— Месье, не трогайте ничего, — попросил он, в нем заговорила полицейская выучка. — Вы должны подняться наверх и подождать. Мы займемся этим местом.
Медленно мы пошли назад, от импровизированного туалета и кухни через жилое помещение, мимо коек. Что-то вроде бомбоубежища. Поднялись в комнату; сиделка уже исчезла, оставив старую женщину в забытьи на кровати. Думаю, Шалендары знали что, когда мадам Сульт засыпала, ее ужасный смех и ненормальное бормотание на время прекращалось.
Мы покинули эту больничную палату, оставив все, как было, закрыв люк и накинув на него половик. Голая лампочка горела за решеточкой прямо над спящей старухой.
Ле Брев приехал, когда мы пытались расспросить Шалендаров. Старший инспектор был в свитере с воротником под горло из тонкого черного хлопка, который он, похоже, натянул второпях поверх рубашки. Выражение его коричневого лица было жестким.
— Я нашел пистолет, — сказал он. — Самоубийство или убийство? — Он уставился на меня. — И сломана шея, кажется. Где старуха?
— Там же, где и всегда.
Мы столпились в квартире Шалендаров, взятых под арест.
— Что тут произошло? — спросил Ле Брев.
— Мы дрались. Он бросился на меня с ножом, как и раньше, но, когда я сдернул маску с него, он убежал.
Он кивнул:
— Да, жуткое лицо.
— Это не причина для того, чтобы красть моих детей. И зачем, Бога ради?
— Что случилось потом?
— Он побежал наверх за своей сестрой, Эстель или Еленой.
Я услышал, как Ле Брев вздохнул. Затем медленно произнес:
— Что вам известно об этом?
Я накинулся на него:
— Черт побери! Что вам известно, инспектор?
Он, казалось, боролся сам с собой, чтобы сохранить спокойствие, его темные глаза сверкали, когда он смотрел на меня, вряд ли замечая Шалендаров, которые сидели рядом, слушали и мало что понимали.
— Месье, мадам, разрешите вас на пару слов.
Мы опять прошли по коридору в холл.
— Я не знаю, где ваши дети, — тихо произнес он. — Не знал и о существовании этого подземелья. Не знаю, где они сейчас. Поверьте мне.
Я не мог понять, верю ли ему или нет.
— Но вы же знали почти все остальное.
— Нет, месье, только отдельные факты.
— Вы знали, что здесь живет сумасшедший. Знали о двух детях, детях Сульта. Вы лгали. И хотели одурачить меня.
Ле Брев шептал в ночь:
— Месье, пожалуйста, поймите. Я сказал, что я все обыщу, и сдержал обещание. Теперь мы обследуем этот подвал. А завтра обыщем лес. Но вы должны набраться терпения.
— Она уже увезла детей. В большой машине.
— Тогда мы разыщем ее, месье. Арестуем ее.
— Сколько они платят вам?
— Месье, откуда я знаю, что вы не в заговоре с ней?
— Ради Бога, не медлите. Найдите их.
Мы могли спорить бесконечно, но тут вмешалась Эмма. Она взяла мою руку и сказала:
— Инспектор, если мы доверяем вам, вы также должны верить нам.
Карьера Ле Брева, возможно, была уже окончена, но он ничем себя не выдавал. Мы стояли под люстрой, а он смотрел в потолок. Я проследил за его взглядом. Люстра блестела и сияла, дорогая часть интерьера, которая осталась от лучших времен. Из когда-то богатого дома.
— Согласен с вами, — сказал он.
— Инспектор, мы должны найти Эстель. — Я все еще называл ее этим именем. — У нее большой «пежо»…
— Сначала я хочу осмотреть комнату и старуху.
— Я хочу знать правду.
Он уставился на меня так, словно правды не существовало вовсе.
— Сначала я должен увидеть мадам Сульт.
Я не собирался выпускать Ле Брева из поля зрения и приклеился к нему, как пиявка, когда он направился в комнату мадам, взглянул на одинокую фигуру на кровати и открыл люк.
— Но вы все же что-то подозревали? — спросил я. — Вы ведь думали, что они могут быть здесь, в этом таинственном доме? В доме, который вы охраняли, за что она и платила вам?
Он обернулся ко мне с пеной у рта:
— Черт бы вас всех побрал! Откуда мне знать? Неужели вы думаете, что я оставил бы их здесь?
— Ваши люди стоят у ворот. Сюда приезжали и уезжали машины. Разве они не знают ее в лицо? Они что, не проверяли багаж?
— Они знали только машины. Маленький «ситроен», «пежо». У них был приказ уважать частную жизнь этой старушки под одеялом.
— Из-за Анри Сульта?
Он кивнул.
— Вы позволили ему заключить в тюрьму моих детей?
Он весь дрожал от негодования:
— Это неправда. Люди стерегут ворота, потому что мадам Сульт попросила меня об этом. Она хотела, чтобы Анри находился в безопасности. Чтобы никто не узнал об этом.
— Она не в своем уме уже многие годы.
— Она относилась к нему, как к ребенку, потому что он им и был, — прошипел он. — Мы знали, что она держит его в доме. Я не знал об этой тюрьме. Он был тронутым, но мадам не могла в это поверить.
— И она платила за охрану?
— Да, месье.
— И вы знали о ее дочери? Вы знали, кем на самом деле является Эстель Деверо? — продолжал я мучить его.
Он медленно покачал головой:
— Я знал ее как женщину, которая пытается жить своей жизнью. Новой жизнью. И не вмешивался. Я старался предупредить вас. Но вы глупейшим образом влезли в это дело.
Мы посмотрели на хрупкую старую женщину, которая раскинула сети вокруг нас. Она напоминала маленькую птичку, завернутую в одеяло, и тем не менее это она похитила моих детей и едва не погубила мои отношения с Эммой. Она казалась хрупким монстром, истощенным привидением, чье дыхание рокотало, словно неисправный холодильник.
— Найдите моих детей! — закричала Эмма.
— Все, находящиеся здесь, могут стать соучастниками убийства! — взорвался я.
Для нас Де Брев был Калибаном, страшилищем, от капельки пота на бровях над налитыми кровью белками глаз до подошв ботинок, и он знал это.
— Тел здесь нет, месье.
— Так где они? — кричал я на него, мои нервы сдали окончательно. — Вы за это в ответе!
Должно быть, он что-то подозревал, почуял какую-то связь, отведя меня в то место в лесу в первый же день нашего знакомства.
— Я хотел объяснить, месье, что, когда исчезают дети, крайне неразумно возлагать слишком много надежд на то, что они найдутся.
— Я отыщу их! — кричал я. — И засажу вас за решетку за безответственность.
— Не угрожайте мне, месье. Нужны неопровержимые факты. В этой части Франции у людей долгая память, — сказал он, облизывая губы.
— Вы все знали об Эстель Сульт. Знали и не сказали мне.
— Вы бы не поверили мне, — защищался он, а посмотрев на Эмму, добавил: — Может, он и слушать не стал бы. — Ле Брев закрыл дверь в комнату. — Давайте оставим ее в покое. Я не могу сделать многого, пока не расспрошу ее.
Я ждал его на улице, пока он отдавал приказы обыскать подвал, затем сфотографировать тело.
— Теперь, если позволите, я должен выполнить еще кое-какие служебные обязанности…
Он пошел назад в квартиру Шалендаров.
— Найдите ее! — выкрикнул я.
В атмосфере этого дома каждый звук, казалось, шептал их имена, Мартин и Сюзи. Мы с Эммой стояли на крыльце, прижимаясь друг к другу. Скоро уже рассветет. Луна проглядывала сквозь бегущие облака. После двух бесконечных ночей я был совершенно измучен и боялся, что что-то может ускользнуть от меня. Один из полицейских принес нам по чашке кофе. Завтрашний день скоро наступит, а вместе с ним и станет реальностью тот страшный факт, что я ничего не обнаружил, кроме сумасшедшей старухи, ее изуродованного сына и заговора. Я еще раз прокручивал каждый факт в уме, обдумывая объяснения Ле Брева, отчаянно пытаясь понять, что же все-таки произошло. Эта усадьба похоронила все мои надежды. Где сейчас наши дети? Здесь или нет, живые или мертвые? И почему… и где… теперь, когда Анри мертв?
Может, все мы не в своем уме, каждый по-своему. Ле Брев, маленькая ищейка, который сделал карьеру в полиции и дорвался до денег Сультов, как и его прежний коллега Элореан. Сама старая мадам Сульт, оглушенная сначала войной, а потом потерей мужа. Анри Сульт, который играл с огнем и пострадал от него, сожжен до кости и выкинут из человеческого общества. И его сестра… Эстель… Елена. Эстель, которая явно не была сумасшедшей. Эстель, которая вышла замуж и жила, храня страшную семейную тайну, и произвела на свет ребенка. Эстель, которая похитила моих детей. Эстель, которая знала ответы на все мои вопросы. Елена.
Я слишком медленно действовал с момента смерти ее брата, в шоке от старой ведьмы, тупоумия Шалендаров и от этой подземной тюрьмы.
Я побежал назад в дом, чтобы разыскать Ле Брева, и нашел его в комнате Шалендаров, где он потягивал коньяк.
— Вы собираетесь арестовать Елену или нет?
— Я отдал приказ задержать ее.
— Где?
— Кто знает?
— Мне нужна машина. Сейчас же.
— Зачем, месье?
— Возможно, она вернулась в свою квартиру. В Понтобан. Я хочу видеть ее.
— Мы все проверим, месье. Она от нас не сбежит.
— Не сбежит? Что она сделала с детьми?
Он поднял брови:
— Если она увезла их, месье… Предоставьте это моим людям.
— Она должна знать, где они. Где Мартин и Сюзи? Она должна знать.
— Думаю, что они зарыты здесь, месье. Это наиболее вероятно. Мы начнем копать утром. Как только рассветет. У меня профессиональная команда и собаки-ищейки. Не волнуйтесь, мы скоро найдем их.
Меня мучили сомнения. Эмма сказала: «Найди эту женщину!» Нам нужно расспросить Ле Брева, который, возможно, замешан в этом деле по самые уши. Мы также хотели быть здесь: а вдруг найдут тела, нельзя допустить, чтобы это произошло без нас. Но нам нужно было действовать.
Ле Брев, похоже, был в нерешительности. Затем он приказал вести допрос поникших Шалендаров другому жандарму и встал. В клетке встрепенулась канарейка, чей распорядок дня был нарушен.
— Думаю, вам лучше прилечь и отдохнуть. Через день или два этот кошмар закончится.
— Инспектор! Нам нужна машина!
Он не ответил, просто стоял рядом. Текли молчаливые часы раннего утра, предрассветные часы. Как потерянные души, мы прошли в холл, который по-прежнему казался мрачным и обветшалым, хотя и был ярко освещен.
Мы проследовали за ним на крыльцо, где он вызвал свой голубой полицейский «ситроен». Машина затормозила около лестницы, недалеко от тела Анри, прикрытого простыней. Появился инспектор Клеррар.
— Он отвезет вас, — сказал Ле Брев.
Я сбежал по ступенькам в последний раз. Скорее убраться подальше от этого мрачного дома! Эмма следовала за мной по пятам. Только сейчас я увидел, что она все еще сжимает в руке маленькую игрушечную собачонку.