Криминальные романы и повести. Книги 1-14

Глава 1 ТРИ ПАСПОРТА ИЗ БОРСКА

Плотная толпа постепенно втягивалась на эскалатор и длинной пестрой лентой медленно ползла вверх. А навстречу спускался поток лиц, самых разных: молодых, розовых от мороза, улыбающихся, и немолодых, задумчивых, невыспавшихся, со следами забот и волнений. Сергей любил вглядываться в эти проплывавшие мимо лица, стараясь схватить в них что-то главное, что-то отличное от других, и порой усмехался над своими неожиданными маленькими открытиями.

Через минуту он машинально переступил с уходившей из-под ног плитки на мраморный пол вестибюля и, увлекаемый потоком людей, поднялся по широким ступеням к окутанному паром выходу из метро.

Очутившись наконец на площади, он глубоко вдохнул свежий, морозный воздух и по привычке взглянул на часы, седой круг которых висел в центре площади на высокой мачте. «Так, - отметил он про себя, - несмотря на мороз, метель и Витькину географию, движемся нормально, по графику».

Зима в этом году удалась на славу, вот уже месяца два как мороз не отступал, навалило уйму снегу. Вчера, в воскресенье, они с Витькой ходили на лыжах по Измайлову часа четыре. И ведь не устал, чертенок, с гор носится как оглашенный. Сергей, взобравшись на вершину, еще только прикидывал, как и где спуститься, еще собирался с духом, а Витька маленьким синим шариком уже несся вниз. И Сергей, устыдившись, сломя голову летел за ним. А Витька последние метры катился кубарем, вопя от восторга.

В воскресенье они всегда обедали у стариков. Туда же после утреннего спектакля приезжала Лена.

А сегодня с утра Витька что-то покашливал, и Сергей с Леной обменивались тревожными взглядами. «Вот ваши лыжи,- сердито говорила Лена.- Больше не пущу одних». Но Сергей знал, что больше всего она каждую зиму боялась гриппа и лыжи были ни при чем.

Из дома Сергей с Витькой всегда выходили вместе. По дороге начиналась «география». Дед подарил Витьке недавно атлас. Целыми днями он изучал карты и поражал родителей своими открытиями. Так было и в это утро, по дороге в школу.

- Пап,- начал Витька,- а сколько в Америке Вашингтонов, знаешь? - и тут же выпалил: - Три!

- То есть как три? - удивился Сергей.

- А так. Столица, и еще в штате Техас, и еще в Оклахоме.

- Да ну?

- Ага. И еще, знаешь, там Москва и Петербург есть.

- М-да,- растерянно соглашался Сергей, про себя удивляясь этим открытиям.

- Пап,- не унимался Витька,- а почему во Франции Орлеан есть, а в Америке Новый Орлеан? И еще знаешь…

- Ты на морозе-то много не болтай,- оборвал его Сергей.- И так вон кашляешь.

Проводив сына до школы, Сергей пошел дальше, к метро. Выходил он обычно на площади Маяковского и дальше шел пешком по улице Горького, через площадь Пушкина, вниз, до Центрального телеграфа, и тут поворачивал в министерство. Весь путь был рассчитан по минутам, и ровно в девять он входил в гулкий подъезд. Показав удостоверение часовому, Сергей, переговариваясь с сослуживцами, поднимался на лифте на четвертый этаж.

Все было так и в это утро.

Войдя к себе в кабинет, Сергей снял пальто, спрятал В шкаф. Растер окоченевшие руки. Затем уселся за стол и с наслаждением закурил. Первая сигарета была всегда самая вкусная.

Но тут внезапно зазвонил один из телефонов. «Так, начинается», - отметил про себя Сергей и снял трубку.

- Слушаю вас, Петр Иванович.

- Прошу зайти ко мне, Сергей Павлович.

Через пять минут он уже входил в приемную начальника управления.

- Один? - кивнув на дверь, спросил он у секретаря

- Светлова вызвал, - ответил тот и многозначительно добавил: - Понедельник - день тяжелый, Сергей Павлович

Сергей понимающе кивнул в ответ.

В просторном кабинете начальника управления негромко переговаривались два человека, разделенные большим письменным столом. Когда вошел Сергей, оба одновременно подняли головы.

- Присаживайтесь,- неторопливо сказал начальник управления, жестом указывая на второй стул около стола.

Он был всегда сдержан, подчеркнуто спокоен и редко скупо улыбался. Короткие белокурые волосы, расчесанные на аккуратный пробор, скрывали густую седину, но на худом румяном лице резко выделялись морщинки вокруг глаз и в уголках рта.

Светлов же был молод, порывист, на тугих, пухлых щеках играл здоровый румянец, в большой руке его черная авторучка казалась обгорелой спичкой.

Перед Светловым на маленьком столике, придвинутом к письменному столу, высилась гора толстых папок, бумаги еле вмещались в них.

- Привет, Сергей Павлович,- произнес он.- С хорошей погодкой тебя. Небось на лыжах вчера гонял?

- Гонял,- добродушно усмехнулся Сергей.

- А мы с Верой в Турист ездили. Вот где горы!

- Ну, ну, поехали,- усмехнулся начальник управления.- Давайте-ка к делу. Доложите всю ситуацию сна чала. И не торопитесь. Обсуждать будем.

Светлов так же легко и свободно, как о лыжах, сказал:

- Начинать надо, Петр Иванович, с мошенничества.

- Ну вот и начинайте.

- Слушаюсь. Мошенничества крупные, вокруг автомашин. Четыре случая.

- Три,- поправил Сергей.

- Уже четыре,- живо откликнулся Светлов.- Поступила еще ориентировка.

Сергей покачал головой.

- Опасная группа действует.

- Именно,- подхватил Светлов.- И одно интересное обстоятельство открывается. Для пущей убедительности преступники оставляют на руках у своих жертв паспорта.

- Знаем,- кивнул Сергей.

Светлов лукаво усмехнулся:

- Не знаешь другого. Но сначала заметим, что все паспорта краденые, даже фотографии не переклеивали. На легковерных людей рассчитано.

- Тоже, знаем…

- Ты погоди. Так вот, из четырех оставленных паспортов три выданы и прописаны в городе Борске. Это ты тоже знаешь?

- Интересно…

- А ты думал. Ниточка! Причем только первая пока. Теперь можно насчет снотворного, Петр Иванович? - обернулся Светлов к начальнику управления.

- Погоди. У вас, Сергей Павлович, есть чего добавить? Борек в вашей зоне.

- Пока нет.

- Ладно. Давайте дальше,- кивнул Светлову начальник управления.

- Так вот,- оживленно продолжал Светлов,- теперь последнее дело. В поезде дальнего следования преступники познакомились с жертвой - человек собирался сделать в Москве крупную покупку,- подсыпали в вино снотворное, затем похитили деньги, аккредитивы и документы. Человек этот умер.- Светлов многозначительно поднял палец.- И тут имеется одна деталь.

Сергей слушал с возрастающим интересом. О случаях мошенничества с автомашинами, когда преступники завлекали свои жертвы в какое-либо учреждение под предлогом продажи там машины, выдавая себя за сотрудников этого учреждения, он знал. Но, оказывается, ниточка тянется в Борек! И вот теперь со снотворным…

- …Одна деталь,- продолжал Светлов.- Случай этот произошел на трассе Москва - Борек. Улавливаешь? - он посмотрел на Сергея.

- Ну, это больше суток пути,- покачал головой Сергей.- Поезд и через другие города проходит.

Но возражал Сергей больше от неожиданности, внутренне он уже начинал ощущать какую-то логическую связь в рассуждениях Светлова.

- Но почему ты уверен, что действует одна группа? - спросил Сергей.- Методов-то вроде два.

Светлов хитро улыбнулся:

- Почему? А вот почему. Я уже говорил, что в четырех случаях мошенничества три оставленных паспорта выданы в Борске. Так? А вот четвертый… Четвертый украден у человека, усыпленного в поезде! Вторым методом, так сказать. С помощью… как его?…- Он поспешно открыл одну из папок и стал рыться в подшитых страницах. Затем назвал снотворное.

Сергей даже присвистнул от удивления.

Начальник управления не спеша закурил, придвинул пачку сигарет через стол к своим подчиненным и откинулся на спинку кресла.

- Все притягивается к Борску,- неторопливо произнес он.- Вам, как говорится, и карты в руки, Сергей Павлович. Займитесь только этим. Все остальные дела - своему заместителю. Сейчас садитесь со Светловым, наметьте первый план оперативных мероприятий. После обеда полетите в Борек. Надо спешить. Каждую минуту можно ждать новое преступление. Группа очень опасная. Причем обратите внимание. Начали они с мошенничества. Теперь вот - снотворное. Дальше может быть еще опаснее. Поэтому надо спешить, - твердо повторил он.

- Все понятно, Петр Иванович.

- Ну, ну. Сами-то небось довольны?

- Бумаги заели, Петр Иванович. А тут - живое дело.

- Знаю. Втайне-то все по МУРу тоскуете, - усмехнулся начальник управления, но в голосе его прозвучали теплые нотки.

- Кажется, не один я.- Сергей тоже улыбнулся.

- Не один… Ну ладно. Давайте-ка за дело. Кого с собой возьмете, решили?

- Никого. У меня в Борске есть надежный человек.

- Кто такой?

- Лобанов Александр Матвеевич. Недавно назначен там начальником угрозыска.

- В МУРе вместе работали?

- Так точно. Восемь лет.

- Договорились.- Начальник управления хлопнул ладонью по столу, давая понять, что разговор окончен.- Через два часа жду план. Все. Можете быть свободны.

Сергей и Светлов одновременно поднялись со своих.мест и, поровну разделив гору папок, вышли из кабинета.

Огромный двусветный зал ожидания аэропорта жил, как всегда, шумной, напряженной, суетливой жизнью, сложенной из сотен отдельных человеческих жизней, на короткий миг вдруг пересекшихся в этом зале, из сотен судеб, намерений и желаний, характеров и темпераментов, горестей и радостей, волею случая собранных сейчас в одном месте и увлекаемых в одном направлении, в едином намерении - лететь, куда-то, зачем-то, но непременно лететь, быстрее, немедленно лететь. Возбужденные или внешне спокойные, огорченные или радостные, люди толпились у бесчисленных киосков, справочных бюро, у буфетных стоек, около огромной, во всю стену, светящейся доски с указанием рейсов или сидели в глубоких креслах, бесконечными рядами тянувшихся через весь зал, просматривали газеты, журналы, пробегали глазами телеграммы, репортажи, короткие заметки, заголовки статей, ибо особый, лихорадочный темп жизни аэропорта, волнение и ожидание не позволяли сосредоточиться ни на чем больше. Кто-то покрикивал на возбужденных, расшалившихся детей, матери пытались устроить их на коленях, уговаривали заснуть.

Многоголосый гул то и дело перекрывал Могучий и далекий грохот прогреваемых самолетных моторов, внося и зал новую волну неясной тревоги и возбуждения.

Сергей сидел в одном из кресел, спрятав лицо в поднятый воротник пальто и словно отгородившись этим от окружающей суеты. В ногах у него стоял большой, коричневый, модный портфель с медной пряжкой посередине. Со стороны могло показаться, что Сергей дремлет. На самом деле торопливые, обрывистые мысли, тесня друг друга, проносились в голове. То всплывал вдруг Витька, суетливо помогавший ему складывать вещи В портфель. Больше всего при этом его интересовало, на каком самолете полетит отец: на «Ту» или на «Иле». Реактивный «Ту» был ему явно больше по сердцу. Потом Сергей писал записку Лене, а Витька нетерпеливо дергал его за рукав: «…Он говорит, Миссисипи с притоком Миссури на триста километров длиннее. Но это же нечестно, с притоком, правда?» В дверях он в последний раз крепко обнял Сергея за шею, повис на нем и, пони-нив голос, озабоченно, но и с любопытством спросил: «Пап, а пистолет не забыл?» Он очень гордился отцом и его работой, и Сергею это было приятно.

Но сейчас Сергей гнал от себя мысли о сыне и старался сосредоточиться на делах. Однако вместо этого начинал вдруг думать о Саше Лобанове. Как он там, интересно, на новом месте? Сашка, он горячий, и все шуточки у него. Его понять надо, чтобы оценить. И у Сергея перед глазами возникал невысокий, коренастый, чуть не квадратный Саша Лобанов, то есть теперь уже Александр Матвеевич Лобанов, его светлый чуб, по-прежнему лукавые глаза и курносый, усыпанный веснушками нос, который он все время смешно морщит. Эх, Сашка, Сашка… Сколько же лет они дружат? Встретились в МУРе. Саша пришел туда года за полтора до Сергея. Выходит, дружбе их лет двенадцать, не меньше. На первом крупном деле подружились, на «пестрых». Хорошо его помнит Сергей. Как он «братцем» приехал к Кате Гараниной, то есть тогда еще не Гараниной… И собаку погубили тогда, Флейту. Отличная собака была… И старого бандита Григорьева брали… Давно все было. После этого сколько прошло дел, сколько людей, самых разных людей: и плохих, и хороших - всяких. И всегда рядом был Саша, и еще Костя Гаранин. Ну, этот и сейчас в МУРе командует. «Нет, все-таки по рюмочке мы с Сашей выпьем в честь встречи»,- улыбнулся про себя Сергей. И стал прикидывать время, когда прилетит в Борек. В общем, не поздно прилетит. Саша, конечно, встретит, он ему уже дал телеграмму.

- А, черт бы их побрал!…- услышал Сергей вдруг чей-то возглас рядом и поднял голову.

Перекрывая многоголосый шум, над залом неслись из репродуктора равнодушные гортанные слова:

- Самолет рейсом…- диктор назвал рейс, которым должен был лететь Сергей,- вылет откладывается на два часа по техническим причинам. Повторяю…

- Ну, подумайте,- обернулся к Сергею сидевший рядом с ним человек.- Вот так планируешь, дела намечаешь, рассчитываешь, а они-на тебе, технические причины. Мы бы так газету выпускали. Дорогие читатели, выход газеты откладывается по техническим причинам. Во хай подняли бы! А у нас технических причин побольше, чем у них.

- Это все-таки лучше, чем из-за погоды,- заметил Сергей.- Тут вообще конца не было бы.

- Так через два часа у них и погода испортится! Вот увидите.

Сергей улыбнулся и поглядел на соседа. Это был молодой худощавый парень в пушистой ушанке и модном драповом пальто. У ног его стоял точно такой же портфель, как у Сергея, только черный.

- Вы тоже в Борек летите? - спросил Сергей.

- Именно.

- Значит, попутчики. Что ж, давайте знакомиться. Коршунов Сергей Павлович. В командировку лечу.

- А меня зовут Георгий Урманский,- ответил парень.- В газете работаю, «Красное знамя».

- Пресса. С вами дружить надо,- засмеялся Сергей.

- Именно. А вы где работаете?

- В Министерстве внутренних дел.

- О-о! Милиция? - Урманский оживился еще больше.- Так мы с вами давно дружим. Через мой отдел все материалы идут насчет дружинников и милиции. Прославляем вовсю.

- Так-таки прославляете?

- Обязательно. Ну, дружинников иной раз критикнем. А милицию нет. Установочка такая имеется.

Урманский весело подмигнул. Сергей усмехнулся.

- Ну, а если без установочки?

- Вы меня не ловите, Сергей Павлович,- засмеялся Урманский.- Мы тоже патриоты. Небось инспектировать едете?

- Всяко случается,- уклончиво ответил Сергей.- А установочка у вас хоть и приятная, но, на мой взгляд, опасная.

- Почему же?

- Я так полагаю, что, если какое-нибудь звено государственное из-под критики выводят, оно сильно ржаветь начинает.

- Установочка не нами дается. Там взвешивают, что и как,- возразил Урманский, делая ударение на слове «там».

- Бывает, что и верную установку неверно толкуют.

- Что-то мы с вами, Сергей Павлович, ролями меняемся,- засмеялся Урманский…- Не мы вас, а вы нас критикуете. Знаете что? Есть предложение. Может, по техническим причинам в ресторан заглянем? Два часа аэрофлот нам подарил, так сказать.

- Что ж. Предложение принято.

- Только знаете, - Урманский нагнулся к Сергею и понизил голос,- есть еще предложение. Вон, видите, девушка сидит. Она тоже летит в Борек. Я уже понял. Давайте и ее пригласим?

Сергей посмотрел в ту сторону, куда указал Урманский. В кресле действительно сидела молоденькая девушка в черной шубке, из-под высокой пушистой шапки выбивались светлые локоны. Миловидное лицо ее выглядело чуть испуганно, в больших глазах словно застыла тревога.

- Ничего девушка, а? - тоном знатока спросил Урманский.- Наверное, первый раз летит. Видите, как волнуется?

- Славная,- согласился Сергей.- Только неудобно как-то приглашать.

- Что вы! Это мне одному неудобно. А с вами… Да мы же с самыми лучшими, даже, я бы сказал, гуманными намерениями, - горячо возразил Урманский.- Так разрешите? Сергей пожал плечами:

- Ну валяйте.

Подхватив портфель, Урманский направился к девушке.

- Извините, пожалуйста,- донесся до Сергея его веселый голос.- Мы с товарищем решили, что вы тоже летите в Борек.

Девушка вздрогнула и подняла на него испуганные глаза.

- Да. А что?…

- Просто решили вас пригласить посидеть в ресторане. Видите, как аэрофлот нас подводит? Давайте, правда. Вместе время пройдет незаметнее.

- Нет, нет. Спасибо…

- Да вы не бойтесь. Просто посидим, поболтаем,- настаивал Урманский и шутливо добавил: - Даже пить ничего не будем. Мы - публика солидная, я в газете работаю, а мой товарищ в… министерстве.

Сергей усмехнулся про себя: «Решил, видно, ее окончательно не запугивать моим министерством».

Между тем Урманский продолжал горячо уговаривать девушку, и та наконец с какой-то покорностью поднялась и подошла вместе с ним к Сергею.

- Знакомьтесь,- весело сказал Урманский.- Это Сергей Павлович, меня вообще зовут Георгием, дальше не надо. А вас как зовут?

- Меня? - переспросила девушка.- Меня зовут… Марина.

- Ну и прекрасно. Пойдемте же…

Все трое пересекли огромный, гудящий зал и по широкой лестнице поднялись на второй этаж.

В ресторане было тише и спокойнее, чем внизу. Около окна, выходящего на взлетное поле, нашелся свободный столик. Урманский поспешно сложил одну на другую тарелки с остатками чьей-то трапезы, переставил их на соседний, служебный столик, туда же отправил бокалы и рюмки, стряхнул крошки со скатерти и широким, приглашающим жестом указал на столик:

- Прошу. Полный порядок.

Сергей пропустил вперед Марину.

- А мы тут услышим, когда объявят посадку? - с беспокойством спросила девушка.

- Обязательно. Тут же репродуктор стоит,- успокоил ее Урманский.- Одну минуточку, я сейчас меню раздобуду.- И он обвел глазами окружающие столики.

Постепенно завязался разговор. Собственно, говорил главным образом Урманский, рассказывал бесконечные смешные редакционные истории, в которых, однако, он неизменно выглядел самым привлекательным образом. Марина слушала его рассеянно, и видно было, что какие-то собственные мысли занимали ее. Когда мужчины закурили, она вдруг с какой-то решимостью тоже попросила сигарету и. неумело, порывисто прикурила. «Нервничает»,- подумал Сергей.

- А вы тоже в командировку летите? - спросил он.

- Нет. Я лечу… к дяде.

- И надолго? - осведомился Урманский.

- Н-не знаю. Как получится…

- Оставайтесь подольше. Я вам покажу город. Вы бывали в Борске?

- Нет…

- Ну вот. А у нас замечательный театр, старинные соборы, парк…

- Да, да…- рассеянно кивнула головой Марина.

«Ей определенно не до соборов»,- подумал Сергей.

- О чем писать собираетесь? - спросил он Урманского.- В Москву за материалом прилетали?

- Нет, что вы,- засмеялся тот.- У нас своего материала хватает. Это я на день рождения к приятелю. Отправился на два дня.

- Дорогое удовольствие,- заметил Сергей.

- Ничего. А с Валькой мы вместе журналистский факультет кончили. Ох, и растет парень! Хватка, нюх у него, знаете, феноменальные. Перспективно растет. С ним поговоришь, так сам как будто на голову вырос. Горизонт, знаете, раздвигается. Люблю таких. А сейчас мне это особенно требуется.

- Почему же именно сейчас? - поинтересовался Сергей.

- Дело такое. Выдвигать меня собираются,- пояснил Урманский.

«Интересные мне ребятки попались,- подумал Сергей.- Что он, что она…»

Марина не участвовала в разговоре. Сосредоточенно глядя куда-то в пространство, она маленькими глотками отпивала из чашечки кофе. По напряженно сдвинутым тонким бровям можно было догадаться, что она опять думает о чем-то своем.

На ней был изящный голубенький костюм с ярко-синим газовым шарфиком, очень шедший к ее белокурым пышным волосам, к нежному румянцу на щеках. И Сергей, невольно любуясь, поглядывал на девушку.

- Марина, - тихо произнес Сергей.

Девушка в первую секунду рассеянно посмотрела на него, потом поспешно спросила:

- Вы что-то сказали?

- Мне показалось вам скучно с нами,- улыбнулся Сергей.

- Что вы! Нет, нет!…

- Со мной еще никто никогда не скучал,- весело объявил Урманский.- Я вам сейчас расскажу подлинный случай с одним нашим инженером. Просто готовый юмористический рассказ. Он на Асуане работал. И когда оттуда уезжал, подарили ему на память маленького крокодила. Ну совсем маленького, в такой цинковой ванночке. Сунешь ему палец, он его сосет беззубым ртом, кувыркается в воде. Словом, прелесть. И вот, представьте себе…

Внезапно ожил где-то под потолком репродуктор. Мрачные предсказания Урманского не оправдались: торжественный голос диктора объявил посадку на самолет.

- Ну вот! Опять не вовремя, - возмутился тот.- Как они это умудряются, я не понимаю. Мариночка, я вам эту историю доскажу в небе.

- А у нас у всех разные места,- улыбнулась девушка.

- Это мы еще посмотрим!

К самолету по заснеженному взлетному полю шли плотной группой. Урманский старался прикрыть Марину от свирепого ледяного ветра, дувшего им навстречу.

В длинном салоне самолета было тесно и суетно. Большинство пассажиров еще разыскивали свои места, некоторые уже снимали пальто, другие забрасывали в сетку над головой сумки, портфели, свертки, третьи усаживались поудобнее в глубоких креслах, готовясь к дальней дороге.

Сергей первым отыскал свое место и стал следить за Мариной и Урманским: их места были дальше. Высокий Урманский в своей пушистой рыжей ушанке возвышался над всеми, держа в вытянутой руке два билета, свой и Марины. Вот он остановился где-то далеко впереди. Марина скользнула между креслами к своему месту, а Урманский склонился к сидевшей рядом женщине. Через минуту та, улыбаясь, встала, и они с Урманским поменялись билетами.

«Устроился все-таки»,- добродушно подумал Сергей, пробираясь к своему месту у окна.

Пассажиры постепенно рассаживались, и вскоре над высокими зачехленными спинками кресел стали видны только их головы.

Появилась тоненькая, изящная стюардесса в кокетливо сдвинутой на ухо форменной пилотке и звонко объявила о предстоящем маршруте, о головокружительной высоте и бешеной скорости предстоящего полета, ужасающе низкой температуре воздуха за бортом самолета, затем с уважением назвала фамилию командира экипажа, оказавшегося, к тайной радости пассажиров, Героем Советского Союза.

И вот со сдержанной мощью заревели моторы. Через некоторое время самолет вздрогнул. За окном, в неожиданно сгустившейся кромешной тьме, замелькали аэродромные огни. Полет начался…

Сергей прикрыл глаза. Мысли вернулись к дому. Наверное, Витька уже сделал уроки, и теперь Лена не может оторвать его от атласа; у нее сегодня нет спектакля, вечером она дома и сама уложит Витьку спать. И ужинать будут на кухне вдвоем. А может быть, приедет бабушка. Она собиралась приехать. Потом будет возвращаться одна. Обычно Сергей провожает ее вечером до метро, скользко и темновато в их переулке…

Сергей невольно улыбнулся про себя. С детства почему-то запомнились ему где-то вычитанные слова Толстого: человек, отправляясь в дорогу, первую половину пути думает о том, что оставил, а вторую - о том, что его ждет. Сергея, например, ждет Саша Лобанов, посматривает небось на часы, готовится ехать на аэродром. Узнал, конечно, что самолет опаздывает…

И еще Сергея ждет работа, ждет запутанное, сложное дело. Да, опасная группа, на ее совести уже убийство. И Сергею предстоит найти путь к ней, пройти этот путь и ликвидировать группу. Надо спешить, спешить, пока не появилась новая жертва, пока не совершено еще одно преступление.

Сергей невольно вздохнул. Что поделаешь, такая уж у него работа. И в общем-то он умеет ее делать. Но каждый раз, приступая к расследованию какого-нибудь сложного преступления, он неизменно ощущает впереди пугающую, непроницаемую темноту. Вот как сейчас за окном самолета. На стекле отражаются только огни салона. О«и не дают видеть даже темноту. Так и в его работе. Надо забыть сейчас обо всем, что не относится к делу, чтобы ничто не накладывалось, не загораживало темноты, чтобы к ней привыкли глаза, и тогда они начнут кое-что разбирать впереди.

Итак, что он уже имеет по этому запутанному делу? План, который они составили перед отъездом со Светловым, в общем-то верный, хотя и весьма приблизительный. Надо искать, это ясно. Искать самому и помочь искать другим, в наиболее вероятных местах, среди наиболее вероятных людей, как подсказывает опыт. А пока все зыбко, все темно и неясно. И надо не распускать нервы, не терять голову и не кидаться во все стороны. Это сейчас самое важное и самое трудное. Нервы, нервы… У преступников, между прочим, они тоже есть. Война нервов.

Сергей приоткрыл глаза. Вокруг люди читали, переговаривались между собой, некоторые дремали, удобно откинув назад высокую спинку кресла! Самолет слегка подбрасывало. Внезапно мощный рев двигателей ослабел.

- Господи, что это с ним? - обеспокоенно спросила сидевшая недалеко женщина.

- Ничего особенного,- ответил мужской, голос.- Еще рано пугаться. Я скажу когда.

Сергей усмехнулся, потом не спеша закурил и посмотрел на часы. Ого! Пролетели уже половину пути. Он вдруг вспомнил своих случайных знакомых. Ну, Георгий, наверное, не дает Марине скучать и пугаться. Небось рассказывает еще про какого-нибудь крокодила…

Рядом уютно похрапывал старик в расстегнутом пальто с черным каракулевым воротником и в черной, тоже каракулевой, шапке, съехавшей на густые седые брови. Мясистое усатое лицо его во сне было сердито. На коленях лежала развернутая газета, ее примяла тяжелая, со вздутыми венами ладонь. «Мастеровой старик,- подумал Сергей.- И на пенсию еще не ушел, трудится. Зачем, интересно, летит?»

Взгляд его скользнул по газете: заголовок на весь лист. «Год революции 50-й. Вахта Урала». И превосходная фотография: строй гигантских доменных печей. Подпись… Сергей нагнулся слегка, прочел: «Гордость страны - доменный цех Магнитки». Да, внушительная картина. Вахта Урала…

Ну, а его вахта, Сергея? Да, уж никогда, конечно, не напишут, например: «Вахта МУРа». И какой дать снимок под этим? И все-таки Сергей летит в командировку, летит за тридевять земель, чтобы найти преступников, чтобы не дать совершить новое преступление. Но ведь вокруг них сейчас тоже люди. Что же они молчат? Не замечают? Боятся? Или считают, что это их не касается и у них без того довольно хлопот?

Что ж, Сергей найдет и всех этих людей, он их убедит, заставит помочь ему. Сколько таких встретил он за годы своей работы! Большинство помогало, большинство, но не все… А тот, кто хоть однажды по-настоящему помог ему или такому, как он, хоть однажды рискнул и ощутил накал борьбы, теперь поможет каждому.

В этот момент он услышал над собой звонкий и немного торжественный голос молоденькой стюардессы:

- Граждане пассажиры, прошу пристегнуть ремни. Подлетаем к Борску. Самолет идет на посадку!

Сергей прильнул к окну.

Далеко внизу, где-то в черной бездне под ним, весело роились огоньки: самолет делал вираж над городом. Но через минуту огни появились вновь, уже ближе. Теперь по ним можно было угадать отдельные улицы, бульвары, площади. Огоньки словно сцепились невидимыми нитями в длинные замысловатые ожерелья.

Звук моторов стал глуше и реже. Самолет, казалось, отяжелел и неуверенно скользил куда-то вниз, вздрагивая и покачиваясь от усталости. Огни внизу пропали. Город остался где-то в стороне

Старик рядом проснулся, завозился в кресле, поправил шапку, привычным движением руки расправил усы и почему-то сердито спросил у Сергея:

- Приехали, выходит?

- Приехали, отец, приехали. Живыми и здоровыми.

- Ну и слава богу. Темень-то какая.

Самолет мягко коснулся земли и покатился, подскакивая на неровностях. За окном замелькали красные посадочные огни. Пассажиры прильнули к окнам, возбужденно переговариваясь между собой. Самые нетерпеливые, приподнявшись, уже снимали с сеток вещи, деловито застегивались, неуклюже пробирались между креслами.

Лишь стоя уже в узком и тесном проходе и медленно продвигаясь к выходу, Сергей вспомнил о своих случайных знакомых и стал искать их глазами. Он сразу заметил высокую фигуру Урманского. Тот не то приветственно, не то прощаясь махнул ему рукой. Марины не было видно. Сергей махнул в ответ. Кто знает, придется ли еще встретиться?

Разве мог Сергей предположить, при каких неожиданных и сложных обстоятельствах произойдет их новая встреча?

…По высокому, слегка раскачивающемуся трапу пассажиры медленно спускались на заснеженную землю, ежась от пронизывающего ветра.

Внизу стояла группа людей.

Как только Сергей спустился, к нему подскочил человек в ушанке, с поднятым воротником.

- Сергей!

Человек неуклюже полез обниматься, ткнувшись мокрым от инея лицом в щеку Сергея. Потом торопливо схватил его портфель.

Это был Саша Лобанов. Широкое, красное от мороза лицо его радостно сияло.

- Пошли, старина, пошли,- заторопил он. - Для встречи высокого гостя уже выстроен почетный караул, вон там,- он махнул в сторону светящегося здания аэропорта, потом, оглянувшись, крикнул: - Николай!

От группы встречающих отделился человек. Подойдя, четко представился:

- Заместитель начальника отдела уголовного розыска капитан милиции Храмов.

- Во, школа,- горделиво сказал Лобанов и протянул Храмову портфель: - Держи.

- Невелик багаж,- возразил Сергей, отбирая портфель.- Сам донесу.

- Начальство пошло, - с шутливой сокрушенностью произнес Лобанов.- Услужить даже не дает.- Уже в машине, по дороге в город, он сказал как о чем-то решенном: - Значит, сейчас прямо ко мне.

- Нет, сначала в гостиницу,- возразил Сергей.

- Зачем тебе гостиница? - возмутился Саша.- Ты что, к чужим приехал?

Сергей усмехнулся:

- Ты лучше прямо скажи: не достал номер?

- То есть как это не достал?! Мы разве можем что-нибудь не достать, если надо? Но…

- Тогда в гостиницу.

- Ну что ты с ним будешь делать! - горестно воскликнул Лобанов.- Я же хочу тебе уют создать, обстановку.

- Ты женись сначала, а потом создавай обстановку.

- Ах так? Намекаешь? Ладно. Завтра же женюсь!

Шофер впереди коротко хохотнул. Сергей тоже засмеялся. Только Храмов, сидевший впереди, рядом с шофером, остался невозмутим.

- Давай, Ваня, к «Центральной»,- распорядился Лобанов.- Докажем начальству, что все предусмотрено. Насчет остального, я полагаю, там все в порядке? - спросил он у Храмова, сделав округлый, выразительный жест рукой.

- Так точно.

- Встреча предусмотрена в двух вариантах,- пояснил Сергею Лобанов, задорно блестя глазами,- зная твой тяжелый характер.

Видно было, что он безмерно рад приезду друга, радость просто распирала его, и на миг даже отступили куда-то все заботы, волнения и неприятности, из-за которых, собственно, и приехал к нему Коршунов.

Тем временем машина уже мчалась по оживленным улицам города, мелькали витрины небольших магазинов, огни и пестрые афиши кинотеатров.

- Новый почтамт,- сказал Лобанов.- Гляди, какой красавец. Чуть поменьше московского. А сейчас будет Дом культуры строителей. Ох, и отгрохали! В Москве такого нет. Сила!

- Ты, я вижу, за полгода патриотом тут стал, - улыбнулся Сергей.

- За пять месяцев, я извиняюсь.

- Вот именно. И даже невесту успел найти?

- Когда начальство прикажет быть героем…- Но тут, перебив самого себя, Лобанов вдруг деловито объявил: - Ну, вот и гостиница. Прошу.

Машина остановилась у ярко освещенного подъезда.

Очутившись на тротуаре, Лобанов удивленно поднял брови.

- Смотри-ка,- сказал он Храмову, указывая на зеленую «Волгу» невдалеке,- наша дежурная машина. Чего это она тут?

Румяное лицо его стало сосредоточенным.

- Узнай-ка. А мы с Сергеем Павловичем пока в номер поднимемся. Быстрее, Коля, быстрее. Что-то мне это не нравится.

Храмов кивнул и торопливо направился к подъезду.

Выйдя из машины и поблагодарив шофера, Сергей спросил:

- Что случилось?

- Пока неизвестно,- озабоченно ответил Лобанов.- Сейчас Храмов доложит. Пошли.

В большом и высоком вестибюле было людно. Около окошка администратора стояла шумная очередь.

Лобанов на минуту исчез за перегородкой, потом вышел, держа в руках синий бумажный квадратик. - Третий этаж. Пошли,- сказал он.

На лестнице Сергей спросил:

- Ну что?

- Администратор еще ничего толком не знает. Что-то случилось с женщиной. Вызвали скорую помощь. А оттуда уже, наверное, сообщили нам.

- Хм,- скептически покачал головой Сергей.

Номер оказался просторным и уютным.

Лобанов деловито все осмотрел и удовлетворенно сообщил:

- Порядок. Вон там ванна и туалет. А здесь,- он отдернул высокую штору,- спальня, так сказать.

У окна на маленьком, изящном письменном столе стоял телефон, под стеклом лежал список телефонных номеров. Около дивана стоял круглый стол, накрытый пестрой скатертью. Рядом с ним на стуле - небольшой чемоданчик. Указав на него, Сергей спросил:

- А это чей?

- Наш,- коротко ответил Лобанов.- Ну, давай разденемся. Жарко тут.- И первым снял пальто.

Через несколько минут в дверь постучали.

- Да, да! - крикнул Лобанов.

Вошел Храмов, плотно прикрыл за собой дверь. На длинном, сухом его лице ничего нельзя было прочесть.-

- Ну, Коля, что? - нетерпеливо спросил Лобанов.

- Разрешите доложить? - поглядел тот на Сергея.

- Давай, давай. И садись.

Храмов снял шапку и опустился на стул.

- Неприятность, Александр Матвеевич,- произнес он, обращаясь уже к Лобанову.- В двести шестнадцатом номере умерла женщина.

-То есть как умерла?!

- Отравление.

- Сама?

- В номере кто-то был.

- Зачем приехала?

- В листок записала: «По личным делам». Среди вещей найдено письмо. Короткое. Одна строчка: «Приезжай. Надо поговорить в последний раз».

Наступило молчание. Потом Сергей спросил:

- Не установили, чем отравлена?

Храмов помедлив, ответил:

- В том-то и дело, установили. Снотворное. Большая доза.

- Что?!

Лобанов даже, привстал со своего места.

- Да, Александр Матвеевич.

- Когда наступила смерть? - быстро спросил Сергей.- Пока приблизительно хотя бы.

- Часа два назад.

«Вот оно, еще более опасное. Случилось,- подумал Сергей.- Не заставило себя ждать».

Он встал, привычно поправил под пиджаком кобуру пистолета и спросил Храмова:

- Группа еще работает?

- Так точно.

- Пойдемте туда.

Глава 2 В ОДНОМ ДОМЕ, ПОТОМ НА ВОКЗАЛЕ

Они встретились вечером, как и было условлено, на углу, недалеко от гостиницы, высокий, полнеющий человек лет пятидесяти, в просторном темном пальто с ярко-красным кашне и в пушистой пыжиковой шапке и тоже высокий, гибкий парень с черными усиками на смуглом, узком лице, в щеголеватой зеленой поролоновой куртке на «молнии» и ворсистой светлой кепке.

- Ну что, все в порядке, надеюсь? - весело спросил парень.

- У нас другого не бывает Пора запомнить.

- Тамарочка ждет нас…

- Знаю. А Василий?

- Тоже туда придет.

- Ну что же,- пожилой отдернул рукав пальто и посмотрел на часы.- Пора. Все надо продумать и рассчитать, Алек, чтобы на вокзале действовать… как часы.- Он усмехнулся и пощелкал пальцами по своим часам.- Операция предстоит сложная. Такой еще у нас не было.

- Лично мне других не надо,- беспечно возразил парень.

Они быстро шли по малолюдной, почти не освещенной улице!

- Не устал ты рисковать, Алек? - осторожно спросил пожилой, плотнее поправляя кашне под пальто: холодный ветер дул прямо в лицо.

- Я, знаете, с детства мечтал о таком, с юных лет, можно сказать.

- Уж так прямо и с детства,- опять усмехнулся пожилой.- Романтик ты, Алек.- И озабоченно добавил: - И запомни, пожалуйста: чтобы сейчас самая непринужденная, дружеская обстановка была. Тамара - человек настроения.

- Роскошная женщина!…

- Ну, ну,- сердито оборвал его пожилой.- Не забывайся. В нашем деле, Алек, главное, знаешь что? НОТ. Слыхал про такое?

- Это что еще за птица?

- Научная организация труда. Знать надо такие вещи.

Парень громко, со смаком расхохотался.

- Мой папа меня этому не учил.

- Ну, так я тебя научу.

Последние слова прозвучали жестко и властно. Разговор смолк.

Вскоре они снова вышли на оживленную улицу, недалеко от того места, где встретились. Парень то и дело искоса поглядывал на своего спутника, на его широкое, чуть оплывшее, невозмутимое лицо, на плотно сжатые, толстые губы. «Железный человек,- думал он.- Совсем не волнуется. А ведь еще такое дело впереди…»

Парень многого не знал… И не должен был знать.

- Вон остановка,- указал он на короткую очередь невдалеке,- Третий номер.

Он приготовился бежать, потому что залепленный снегом троллейбус уже подкатывал к остановке

Но пожилой, словно не слыша его, подошел к краю тротуара и махнул рукой. Около него остановилось такси.

- Садись,- кивнул он парню.- Спешить надо

Сам он сел впереди, рядом с шофером, и назвал адрес.

Парень с удивлением поглядел на него, но промолчал.

Ехали довольно долго. Внезапно начал падать густой, липкий снег. «Дворники» па ветровом стекле со скрипом метались из стороны в сторону, не успевая сгребать снег. Шофер, напряженно вглядываясь, наклонился вперед и глухо ругался. Машину то и дело заносило на поворотах. Старый мотор работал со стуком и скрежетом, и шофер зло бил по рукоятке, меняя мередачи. На своих молчаливых пассажиров он не обращал никакого внимания. Только когда подъехали наконец к указанному месту, он с облегчением затормозил и, вытерев вспотевший лоб, сердито сказал:

- Техника, чтоб ее… А все не списывают.

- Что ж начальство-то себе думает? - спросил пожилой, с усилием доставая из кармана брюк кошелек.

- А-а, никакой инициативы нет,- махнул рукой шофер.

- Без инициативы, дорогой, и копейку на дороге не подберешь,- засмеялся за его спиной парень.- За ней, понимаешь, нагнуться надо.

Пожилой пассажир строго взглянул на него и сказал:

- Всегда на общественность опирайтесь. Она поддержит. Сколько с нас? - он нагнулся к счетчику.

Шофер, усмехнувшись, посмотрел на него, но ничего не сказал, только взгляд его стал сосредоточен, словно он пытался вспомнить что-то. Пожилой перехватил этот взгляд и сухо спросил:

- Чего смотрите?

- Да так. Вроде возил вас недавно.

- Нет, милый, не возил. Сегодня только в ваш город приехал. И первый раз на такси еду. Получай, - он протянул деньги. - Сдачу себе оставь, чтобы другой раз не путал.

Когда пассажиры вышли, шофер пригнулся к боковому стеклу, посмотрел им вслед, потом пожал плечами и включил мотор.

Отойдя на некоторое расстояние от машины, парень спросил:

- И зачем мы здесь вышли, интересно знать?

- А тебе хотелось, чтобы мы прямо к подъезду подкатили? У них, чертей, профессиональная память. Я его тоже узнал.

- Так вы ведь в самом деле сегодня только прилетели!

- Но не в первый раз, кажется?

- Ого! У вас тоже профессиональная память,- засмеялся парень.

- Только сейчас заметил?

Они быстро прошли до угла, свернули в переулок и, миновав несколько домов, вошли в большой неосвещенный двор.

Отряхнувшись от снега в темном подъезде, они поднялись на второй этаж и позвонили у одной из дверей.

Им открыла стройная черноволосая девушка в спортивных брюках и свитере.

- Ну, наконец-то! - воскликнула она, - Вася уже ждет.

Пришедшие разделись в маленькой, заставленной передней, и девушка провела их в комнату.

Над круглым столом горела яркая лампа под большим матерчатым абажуром, у дивана светил торшер, у окна над туалетным столиком тоже горела лампа.

- Люблю много света,- объяснила девушка.

У круглого стола сидел человек с. рыжими, моржовыми усами на бледном лице. Редкие светлые волосы были гладко зачесаны назад, открывая глубокие залысины на висках.

На столе стояла бутылка коньяку и закуска.

- Присаживайтесь, Семен Трофимович,- сказала девушка.- И ты, Алек. Выпейте с мороза по рюмочке.

Старший из гостей внимательно посмотрел на сидевшего у стола человека и резко произнес:

- Убери бутылку. Нашли время распивать.

- Ну подумаешь,- капризно сказала девушка.- Ведь чуть-чуть же.

Тем не менее она послушно убрала бутылку в буфет и, вернувшись к столу, взяла из пепельницы недокуренную сигарету.

- Может, хоть закусите? - спросила она.- Все-таки…

- Сыты,- оборвал ее пожилой, усаживаясь на диван.- Через час на вокзале надо быть, а ты еще не одета, я вижу.

- Ну, это мне один момент.

- В чем дело? Я ей помогу,- весело откликнулся парень, ослепительно улыбаясь.

- Пока что без тебя обойдусь,- многозначительно отрезала девушка.

- Аи, аи, дорогая. Шуток не понимаешь…

- Ладно, хватит,- оборвал его пожилой, обменявшись с девушкой быстрым взглядом. - Слушайте меня внимательно. А ты, Василий, ешь, ешь, ты и впрямь голодный,- обратился он к молчаливому человеку, сидевшему за столом, потом откинулся на спинку дивана, не спеша закурил, что-то про себя обдумывая, и так же не спеша продолжал: - На вокзал вы поедете вдвоем: ты, Тамара, и Алек. В самый раз такая парочка будет. Гостей,- на этом слове он иронически усмехнулся,- надеюсь, Тамара узнает.

- А то нет!

- Но это точно, что они сегодня приедут?

- Конечно точно.

- Солидно у них поставлено.

- Ну, еще бы! Знаете, сколько готовились? Я же видела. Первый раз ведь такое везут.

- Умница. Все надо видеть.

Пожилой хитро и многозначительно посмотрел на девушку, и та понимающе улыбнулась ему в ответ. Алек нахмурился.

- Почему первый? - с вызовом спросил он.- Трусы, да?

Пожилой снисходительно улыбнулся.

- Посевы-то, знаешь, как охраняют? - пояснила девушка.- А что дико растет - велят уничтожать. Прямо выжигают. Представляешь? Найдешь, говорят, где, так лелеешь, как розу. Трясутся прямо. Надо же!

- Тут затрясешься,- снова ухмыльнулся пожилой. - Это тебе даже не каракулевые шкурки: Доход в сто раз больше. Ну ладно,- оборвал он сам себя и уже деловито продолжал: - Гостей надо будет на Орловскую привезти. Осторожненько, дружески уговорить и привезти. Мол, так и так. Хозяин ждет по другому адресу. У него неудобно. А там уж… И ты, Алек, смотри,- он строго поглядел на парня. - Шуток не шути. У них пистолеты, и народ это отчаянный. Если им что не понравится, мы все "Кровью умоемся.

- Все будет в лучшем виде,- откликнулся тот, развалясь на диване и небрежно покуривая.- Умирать надеюсь только от любви к одной гражданке.

И снова чуть заметная усмешка мелькнула в глазах у пожилого.

Девушка стояла у двери в соседнюю комнату, прислонившись к стене, и при этих словах кокетливо передернула плечами.

- Жуткий трепач. Такие не пользуются успехом у женщин.

- Зачем мне женщины? - с пафосом воскликнул парень, вскинув вверх руки.- Мне надо…

- Хватит, говорю! - повысил голос пожилой.- Собирайтесь. И на всякий случай возьмите другие документы.- Он вынул из бокового кармана пиджака два паспорта, раскрыл их, потом передал один девушке, другой парню.- Ознакомьтесь и запомните.

Парень взял паспорт, заглянул в него и усмехнулся:

- Хохлов! Ах, бедный Хохлов Бедный…

- А мне-то зачем? - удивленно спросила девушка, вертя в руках паспорт.

- Если спросят, покажешь. Ну, иди одевайся.

Девушка пожала плечами и скрылась за дверью.

Пожилой посмотрел на часы.

- А тебе, Василий, тоже пора,- сказал он усатому человеку, все еще жевавшему что-то за столом.

- Угу…

- Вот встань и иди.

Человек тяжело поднялся, одернул кургузый серый пиджак, под которым виднелась пестрая ковбойка, и направился к двери.

- Все приготовь, понял?

- Угу.

Он еще дожевывал на ходу.

Когда он вышел, пожилой обернулся к парню, который задумчиво курил, устремив взгляд в пространство:

- Тебе, Алек, надо ехать на вокзал в пальто и шляпе. Там в передней висят, ты заметил?

Тот вяло пожал плечами:

- Но ведь это же…

- Ничего. А то ты в своей курточке примелькался уже в городе. Я тебе повторяю, операция серьезная. У нас еще не было такой. Если провалим… Ну, ты сам понимаешь.

- Понимаю, дорогой,- меланхолично кивнул голо вой парень и, вздохнув, добавил: - Вот, сам не знаю почему, дом свой вспомнил. Старики мои уверены, что я на тихой, спокойной работе. Спрашивают, понимаешь, когда отпуск будет, когда приеду к ним в море купаться. И еще спрашивают, почему я…

- Меня больше интересует, что ты им отвечаешь,- с ударением произнес пожилой.

- А что я им могу ответить, как ты полагаешь? Приеду, дорогие, пишу. А сейчас отчет годовой составляем, занят очень.- Он грустно усмехнулся.

- Что-то не нравятся мне твои настроения, милый. То говоришь, тебе другой работы не надо, а то вот скулить начинаешь. Не нравится это мне.

- А мне, думаешь, нравится? Но я еще так полагаю: когда-нибудь эту работу все равно поменять придется. Ну, тебе уж, может быть, поздно. А мне придется. Сердце подсказывает.

- По Тамаре сохнешь,- усмехнулся пожилой, кивнув на дверь в соседнюю комнату.- Вот тебе сердце и подсказывает черт те чего.

- Э! Ну, что ты такое говоришь? - парень досадливо махнул рукой.- Мужской разговор у нас, так?

- Для такого разговора время неподходящее выбрал.

- Человек ты для этого неподходящий,- ответил парень, насупив тонкие, черные брови.

- Человек? - пожилой усмехнулся, но глаза подприпухшими веками посмотрели на собеседника остро и неприязненно.- А много ты обо мне знаешь? Я, милый, жизнь прожил ой какую. И несправедливостей вынес вот, - он провел ладонью по толстой шее.- Другому на две жизни хватит. Но молчу. Один мой благодетель, между прочим, тут, в Борске. Сидел он до войны за одно дельце. Так я у него во на каком крючке вишу. Только дернет, и хана мне. А он такой, он когда-нибудь дернет. И не моргнет. Вот как я живу.

Парень поднял на него вспыхнувшие злостью глаза.

- А почему молчишь, а? Почему жить ему позволяешь? Боишься, так?

- Время не пришло. Когда-нибудь посчитаемся.- Пожилой нетерпеливо посмотрел на дверь в соседнюю комнату: - Ну, что же это она? На бал собирается?

- Женщины на любое дело, как на бал, собираются, дорогой.

- До поезда…- пожилой озабоченно посмотрел на часы,- сорок пять минут. А на вокзале тебе еще осмотреться надо. Там всякий народ может быть. Эх, милый.- Он усмехнулся и, придвинувшись, обнял парня за плечи.- Если эта операция удастся, внеочередной отпуск получишь. На два месяца. И все деньги вперед. Понял? Только не унывай, нос не вешай. Весело жить надо.

- А я так и живу,- кивнул тот.- Веселее не бывает.

В этот момент дверь открылась, вошла девушка. Она была в дорогом синем костюме, стройные ноги обтягивали- пестрые, клетчатые чулки, на груди красовался большой кулон на тонкой золотой цепочке.

- Вай, какая ослепительная красота! - воскликнул парень, шутливо жмурясь.

- Тамара, дай-ка коньяк,- неожиданно распорядился пожилой.- На дорогу выпьем.

- Ой, правильно!

Она метнулась к буфету. Парень встал с дивана, потянулся и, блеснув зубами, сказал:

- Верно говоришь, надо выпить. Кровь заиграет, душа запоет. Ба-альшой бокал попрошу, дорогая,- обратился он к девушке.

Та с улыбкой отодвинула рюмку и налила ему полный стакан.

Все трое чокнулись.

- Ну, с богом,- сказал пожилой.

И уже в передней, когда молодые люди одевались, он озабоченно повторил:

- Так смотри, Алек, народ это отчаянный. Им терять нечего.

- С такой женщиной,- весело ответил парень,- я лев, а не человек, дорогой.

- Лисой тут надо быть, лисой. Хитростью бери.

- Все будет,- заверил парень, возбужденно блестя глазами.

Когда за ними захлопнулась дверь, пожилой облегченно вздохнул, потом нахмурился и, направляясь в комнату, зло произнес вслух:

- Ты у меня получишь отпуск, сукин сын. И вообще поглядеть за вами не мешает…

Поезд шел по заснеженной степи. До самого горизонта раскинулся слегка всхолмленный голубоватый ее простор - ни деревца, ни оврага, ни деревушки. Только что отсвистела над степью пурга, и тяжелые, свинцово-черные тучи теперь грозно клубились над пустым горизонтом. Солнце, зайдя за них, зловещим багровым заревом подсвечивало края.

- Ах, какая страшная картина,- покачал головой Дмитрий Петрович, стоя у окна и зябко прикрывая пижамой впалую грудь под шелковой полосатой сорочкой.- Ужас просто. Вы только взгляните,- обратился он к соседу по купе, румяному и добродушному толстяку - инженеру.

- Да, грандиозно,- согласился тот и, усмехнувшись, добавил: - Не страшно, не ужасно, а именно грандиозно. - Он отложил газету и зевнул.- Читать уже трудно. Может, лампочку зажжем?

- Да, да, пожалуйста! - предупредительно воскликнул Дмитрий Петрович, с трудом отрывая взгляд и окна, и снова зябко повел плечами.- Признаться, такая картина даже на психику действует.

- Знаете что, батенька? Давайте-ка пойдем ужинать, а? - неожиданно предложил толстяк.- Пока вы со своими страхами последний аппетит не потеряли. В Борск прибудем поздно, ресторан в гостинице закрыт будет. А тут он за три вагона от нас. Решено? - Он энергично хлопнул себя по коленям и весело добавил: - По рюмочке-другой примем, и оптимизма у вас, глядишь, ни сто граммов прибавится.

- Невозможно, - уныло покачал головой Дмитрий Петрович.- У меня, знаете, язва. Я уж тут поем. Жена сухариков насушила, молочка бутылка есть, ну и яйца всмятку. Ничего, знаете, жареного, соленого, острого не принимаю.

- Ах ты, господи! - воскликнул толстяк.- У него еще и язва! Ну, пойдемте, чего-нибудь диетического закажете. Там есть. Это я вам точно говорю. Пойдемте, посидим, рассеемся.

Он так энергично и напористо уговаривал Дмитрия Петровича, что тот наконец сдался.

Переодевшись, они вышли из купе в узкий, гудящий приход и двинулись в дальний его конец, прижимаясь то к одной стенке, то к другой, в такт покачивания вагонов. По лязгающим, продуваемым ледяным ветром переходам они прошли в следующий вагон, потом в другой, в третий и наконец очутились в вагоне-ресторане Здесь было светло, людно и шумно. Но свободные места все же нашлись.

За столиком разговор неожиданно принял совсем другое направление.

Дмитрий Петрович, округляя глаза и машинальна отщипывая белый хлебный мякиш, стал рассказывать о недавнем происшествии в своем учреждении.

- …Представляете? Заходит он ко мне в отдел, никого и ничего не спрашивает, спокойно достает из своего портфеля какую-то бумагу и выходит. Словно наш сотрудник.

- Любопытно. А потом что?

- Я, знаете, почему-то встревожился…

- Ну, естественно,- иронически вставил толстяк.

- Нет, вы не смейтесь. Тогда я выхожу вслед за ним. Вижу, он подходит к какому-то человеку, показывает бумагу, что-то торопливо говорит, и тот поспешно вынимает и отдает ему деньги. Огромную пачку! Мне, знаете, как-то не по себе стало. У нас ведь никакие платежи наличными не производятся, только по перечислениям. А он, значит, берет эти деньги и быстро спускается на второй этаж. Тогда я спускаюсь за ним…

- Вы просто отчаянный человек,- все так же иронически заметил толстяк.

- Нет, я, признаться, человек не очень, так сказать, смелый. Но тут уж просто интересно. Даже, знаете, загадочно. В чем, думаю, дело?

- Да, да, я заметил, вы любите разгадывать кроссворды,- засмеялся толстяк.- Река в Азии из четырех букв, вторая - «а»…

- Нет, вы не смейтесь! Все повернулось просто ужасно! - перебил его Дмитрий Петрович, взволнованно поправляя очки.- Так вот. На втором этаже он эти деньги как можно незаметнее передает другому человеку. Но я заметил! И какой-то меня даже страх охватил, предчувствие какое-то.

- М-да. Подозрительно, конечно.

- Вот видите! А второй человек - я почему-то очень хорошо его запомнил - быстро пошел мне навстречу. Как ни в чем не бывало. Улыбается даже. К счастью, меня тут Всеволод Анисимович к себе пригласил. Это наш главный инженер. Ну, а через полчаса слышим крики в коридоре, шум. Я вскакиваю ни жив ни мертв. Бегу на третий этаж. Вижу, тот самый человек, который деньги давал, мечется по коридору, кричит, чуть не плачет. «Где ваш сотрудник,- кричит,- который деньги мои взял!» За ним наши бегают. Словом, кошмар. А потом выясняется…

- Да, да, что же выясняется? - подхватил толстяк.

- Оказывается, эти два афериста привели к нам того гражданина под предлогом, что у нас продается машина «Волга». Вы только подумайте! Никогда в жизни мы не продавали никакой машины! Но они так ловко его обманули. Просто ужас! Первый, значит, пришел с ним, а второй, которому он потом деньги передал, вышел из какого-то кабинета. Тот к нему подходит и говорит: «Вот этот гражданин, Виктор Иванович, хочет нашу машину приобрести». Тот отвечает: «Ну что ж. Только оформите ордер, и побыстрее: кассир сейчас уезжает».- «А вы подпишете?» - «Конечно,- говорит.- А документы у товарища в порядке?» Вы представляете, наглец какой! Словом, заморочили тому голову совершенно. И конечно исчезли. А тот, первый, оказывается, даже паспорт ему для убедительности оставил, пока они к нам шли. «Раз,- говорит,- я у вас деньги возьму, пусть он пока у вас будет. Вы же меня не знаете». Ну, а паспорт, понятно, был фальшивый.

- Фальшивый? - с сомнением переспросил толстяк.- Скорее краденый.

- Ах, ну пусть краденый! - раздраженно воскликнул Дмитрий Петрович.- Это дела не меняет. Сам факт ужасный. Просто страшно жить, когда такое творится. И ведь со всех сторон слышишь…

- Ну, ну, поехали,- засмеялся толстяк.- Опять вы, батенька, паникуете. Уж и со всех сторон! А ротозеев, я вам доложу, надо наказывать.

- Нет, вы меня просто удивляете!…

Они заспорили.

Кончили ужинать, когда за окном вагона стояла уже непроглядная тьма. В ресторане большинство столиков опустело, засиделись только две-три подвыпившие компании, и усталая, пожилая официантка неодобрительно поглядывала в их сторону, сидя в углу около буфета.

- Ну вот, время-то и пробежало,- удовлетворенно констатировал толстяк, взглянув на часы.- Видите, через час с четвертью будем в Борске.

- Что вы говорите? - забеспокоился Дмитрий Петрович.- Пора складываться.

- А, успеется. Вы в Борек надолго?

- Всего на два дня и - в Москву. Терпеть не могу эти вечные командировки. На них я и язву заработал. Ешь где попало, что попало. Прошу больше не посылать, так нет, все-таки посылают.

- Отношения с начальством неважные?

- Что вы! Наоборот.

- Тогда в чем же дело?

- Не всякому, говорят, доверить можно,- смущенно усмехнулся Дмитрий Петрович.- У нас, знаете, дефицитные материалы проходят. Ну и всякое может быть. А я, знаете, ужас как боюсь чего-нибудь при ревизии недоглядеть. Меня уж на местах знают.

Толстяк с любопытством посмотрел на Дмитрия Петровича.

Между тем за окном в темноте замелькали редкие огоньки. Постепенно их становилось все больше, они to рассыпались, убегали куда-то вдаль, то вдруг подступали к самому полотну и тогда превращались в желтые квадратики окон. Внезапно возникло огромное, ярко освещенное здание какой-то фабрики и тут же уплыло назад, а на его месте снова робко засветили оконца небольших домиков.

Вагон запрыгал на стрелках. Пути двоились. Проплыли какие-то освещенные платформы, пакгаузы, вереницы темных пустых вагонов с белыми от снега крышами. То и дело раздавались отдаленные гудки и скрипучие, сухие, как рвущаяся материя, сигналы электровозов.

Поезд подходил к Борску.

В купе зашла проводница, разложила на коленях черную клеенку с карманчиками, на каждом стоял белый номер.

- Билеты вам надо? - спросила она.

- А как же! - весело откликнулся толстяк.- Мы, милая, служивые. С нас отчет требуют.

Проводница вручила им билеты, потом собрала постели.

- Подъезжаем,- сказала она выходя.- Стоянка пятнадцать минут, а то и меньше: идем с опозданием.

В соседних купе люди уже укладывались спать.

Дмитрий Петрович в пальто с поднятым воротником и в шляпе, поблескивая стеклами очков, уже нетерпеливо топтался в проходе, держа в руке потертый фибровый чемодан.

Поезд стал заметно сбавлять ход.

За окном поплыла высокая освещенная платформа: люди, носильщики в белых фартуках с тележками в руках.

Пассажиры - а их оказалось довольно много - сгрудились в проходе.

Наконец состав с лязгом остановился. Дмитрий Петрович и его спутник вслед за другими вышли из вагона и невольно огляделись.

- Бр-р, довольно холодно, однако,- бодро произнес толстяк.- Ну что ж, двинулись?

- Да, да, конечно, - откликнулся Дмитрий Петрович.- Действительно, ужасно холодно.

Они пошли по платформе, обходя стоящих там людей, к светящейся далеко впереди надписи: «Выход в город».

Вдруг Дмитрий Петрович резко остановился и упавшим голосом произнес:

- Боже мой, кажется, это он…

Толстяк сделал по инерции еще несколько шагов вперед, потом удивленно оглянулся и, видя, что его спутник растерянно топчется на месте, вернулся к нему.

- Что с вами, батенька? Чего вы потеряли?

- Вы знаете… знаете… Я даже боюсь сказать… но, по-моему,- залепетал Дмитрий Петрович и неожиданно стал внимательно разглядывать свой чемодан. Толстяк тоже нагнулся над чемоданом.

- Ну что с ним случилось? Да не волнуйтесь так. Подумаешь…

Но Дмитрий Петрович внезапно перешел на свистящий щепот.

- Что «подумаешь»? - сердито произнес он.- Взгляните. Только, бога ради, незаметно. Вон у того столба, где фонарь, вы видите человека? Высокий такой, полный, в пыжиковой шапке?

- Ну, вижу - иронически ответил толстяк.- Это кто? Переодетый принц крови или сбежавший…

- Мне кажется, это он. Вы понимаете? - прошептал Дмитрий Петрович.- Тот самый, который тогда деньги унес.

- Да вам просто мерещится. Ну откуда ему тут взяться? - решительно возразил толстяк.- Пойдемте, пойдемте, ведь холодно так стоять.

- Не могу…- жалобно произнес Дмитрий Петрович.- Это ужасно. Но надо… надо его задержать…

- Что-о? Да вы с ума сошли! Я вас уверяю, что вы ошиблись…

В это время человек, на которого указывал Дмитрий Петрович, оглянувшись, торопливо отошел в сторону и мгновенно пропал из виду.

- Боже мой, он, кажется, прячется от нас,- взволнованно прошептал Дмитрий Петрович.

- Он от ветра прячется, а не от нас,- сердито возразил толстяк.

Но через секунду им все стало ясно.

К месту, где только что стоял человек, подошли двое - высокий парень в шляпе и черном пальто и девушка в беличьей шубке. Девушка сказала что-то, и парень, подняв руку, крикнул:

- Мы здесь!

От толпы пассажиров, двигавшейся по перрону, отделились и подошли к ним два человека, в руке у одного из них был чемодан, большой и, видимо, тяжелый. Девушка сказала:

- Прошу знакомиться. Это…

Ее слова потонули в шуме голосов.

Дмитрий Петрович огляделся и неуверенно сказал:

- Здесь же должен быть какой-нибудь милиционер. Мы ему только скажем…

- Ах господи, ну откуда он здесь будет? - досадливо возразил толстяк.- Вы пойдете наконец или нет?

- Вы хотите, чтобы мы ушли?

- Да, я хочу, чтобы мы ушли!

Они снова заспорили, все еще делая вид, что возятся с чемоданом.

Между тем около фонаря происходил следующий разговор:

- Ну что же, поедем? - обратилась к владельцам чемодана девушка.- Там и переночуете.

Те, державшиеся все время очень настороженно, переглянулись, и один из них ответил:

- Не. Мы в гостинице ночевать будем. Утром придем.

- Не советую,- многозначительно произнес высокий парень.

- А почему, э? - осторожно спросил второй из приехавших.

- Там сегодня, мне сказали, ЧП случилось. Трясут всех подряд.

- Это что значит - ЧП? - снова спросил второй.- Объясни, пожалуйста.

- Ну, как сказать? - усмехнулся парень.- Происшествие, одним словом. Умер кто-то, что ли. Милиция всех проверяет.

- Ага. Понял, понял. Спасибо,- закивал головой тот и снова посмотрел на своего молчаливого товарища, потом спросил у девушки: - Почему Петя не пришел, э? Почему незнакомый человек с собой взяла?

- Страшно одной-то. А Петя вас ждет. Он сюда идти

не захотел. Он, знаете, ведь какой осторожный,- ска

зала девушка.

Приезжий покачал головой.

- Незнакомый человек приводить плохо. Верить не будем.- Он снова посмотрел на высокого парня.- Надежный, э?

- Конечно надежный,- поспешно заверила девушка.

- И заработать любит? Большие деньги заработать?

- А кто не любит?

- Конечно, конечно,- закивал головой приезжий.- Кто не любит. Далеко живут, э?

- Совсем недалеко, дорогой,- вмешался высокий парень.- Быстро дойдем. А может, такси подвернется.

- Отдельный дом будет?

- Отдельный. Совсем отдельный.

- Сад кругом?

- Двор. И выхода два, на две улицы. Мы тоже, дорогой, понимаем.

Парня, кажется, начинал раздражать этот разговор. Но приезжий словно не замечал этого.

- Хорошо! - щелкнул он языком и обернулся к товарищу: - Поедем, Ваня, э?

Тот в ответ кивком головы отозвал его в сторону и, подняв чемодан, отошел сам.

- Минутку одну. Посоветоваться надо,- сказал

второй.

Они пошептались о чем-то, потом подошли, и тот, кого второй назвал Ваней, грубовато сказал:

- Согласны. Только глядите, если что - кишмиш сделаем,- и с угрозой добавил: - Мы народ серьезный, шуток не понимаем.

Приезжие подняли свой чемодан, и вся группа торопливо двинулась по платформе к выходу в город.

- Смотрите, смотрите, - встревоженно прошептал Дмитрий Петрович.- Этот человек пошел за теми людьми. Я боюсь, он чего-то задумал. Может быть, их предупредить?

- Конечно. И они его сразу задержат,- обрадованно подхватил толстяк.- Я не понимаю, как вы не мерзнете? Меня все-таки толщина спасает, и то…

- Что вы! Я просто ужасно замерз, ужасно,- воскликнул Дмитрий Петрович.- Боюсь, что завтра…

- А! Вы все время чего-то боитесь, но ведете себя, как мальчишка, честное слово.

Переговариваясь, они шли по платформе, не спуская глаз с полного человека в пыжиковой шапке. Тот двигался осторожно, стараясь спрятаться за спинами идущих впереди людей.

Когда вышли на пустынную в этот поздний час привокзальную площадь, толстяк сказал:

- Давайте прибавим шаг и догоним их.

- Нет, нет, не сейчас,- испугался Дмитрий Петрович.- А то он увидит, как мы подойдем, и… и скроется, не дай бог. Или вдруг еще меня узнает.

- Ну, знаете. Вы просто профессиональный сыщик, оказывается. Только учтите, что потом будет еще труднее подойти. Здесь, по крайней мере, люди кругом.

- Да, вы правы,- нерешительно произнес Дмитрий Петрович.

Между тем люди, за которыми шел неизвестный, пересекли площадь и скрылись за углом какой-то улицы. Человек последовал за ними, и Дмитрию Петровичу с его спутником не оставалось ничего другого, как двинуться в том же направлении.

Впереди открылась длинная, пустынная улица, освещенная редкими фонарями.

Неожиданно Дмитрий Петрович ускорил шаг и, руководимый, кажется, больше отчаянием, чем отвагой, стал догонять идущего впереди человека.

Толстяк с тревогой спросил:

- Вы, собственно, что хотите сделать?

- Остановить его…

- Ну, а дальше?

- И… и потребовать… чтобы те слышали…

- Вы с ума сошли! Да он.вас…

- Но они же помогут в случае чего… И потом нас, в конце концов, двое. Он не посмеет,

В это время человек услышал шаги за собой и оглянулся. Но, решив, видимо, что эти двое опасности для него не представляют, спокойно двинулся дальше. То, что его догоняют, показалось ему, наверное, вполне естественным: люди спешат, замерзли, и, конечно, с поезда, раз у обоих чемоданы.

Когда они были уже совсем близко, неизвестный даже посторонился, пропуская их вперед.

Но один из догнавших его, худой человек в очках, неожиданно остановился и очень вежливо сказал, смущенно поправляя свободной рукой очки:

- Извините, пожалуйста. Но я хотел бы вас попросить…

- Некогда мне, граждане,- буркнул неизвестный, пряча лицо в поднятый воротник не то от ветра, не то от взглядов случайных людей.

- Нет, нет, я вас очень прошу.

- А я говорю, некогда.

Неизвестный повернулся, собираясь двинуться дальше, но Дмитрий Петрович ухватил его за рукав пальто:

- А я вас очень прошу вернуться на вокзал.

- Что-о?…- изумился тот.

- Да, да. Надо выяснить…

Но тут неизвестный, бросив взгляд на удаляющуюся группу людей, с силой оттолкнул Дмитрия Петровича и кинулся бежать.

Дмитрий Петрович срывающимся голосом закричал:

- Вы.как смеете руки пускать в ход!…

- Держите его!… Держите!…- завопил толстяк.

Он, а за ним и Дмитрий Петрович бросились было вслед за убегавшим, но тот скользнул в какой-то темный двор и пропал там.

Когда они снова выбежали на улицу, она была пустынна.

- А где же те? - запыхавшись, спросил Дмитрий Петрович.- Где же они?…

- Выходит, ушли.

- Но они же слышали наши крики? Один, я видел, даже оглянулся.

- А! - махнул рукой толстяк и вытер со лба пот.- Не все такие герои, как вы.- Он усмехнулся.- Ну, я надеюсь, теперь вы успокоитесь?

- Что ж можно сделать? - расстроенно ответил Дмитрий Петрович, оглядываясь по сторонам.

- Как «что»? Можно… Ну, я не знаю. Организовать в, том дворе засаду, например.

- Ах, бросьте шутить. Это просто ужасно, что он убежал.

Переговариваясь, они снова вышли на пустынную привокзальную площадь. Ветер дул здесь особенно сильно, крутя поземку, раскачивая фонари, и длинные тени то наползали на искристую, заснеженную мостовую, то убегали к стоявшим вокруг безмолвным домам с черными глазницами окон. Светилось только длинное, приземистое здание вокзала с высокой башней посередине.

- Может быть, пойдем туда? - Дмитрий Петрович махнул рукой в сторону вокзала.- Спросим, где тут гостиница.

- Куда угодно, только пойдемте. Этот проклятый ветер…

Они побрели через площадь к вокзалу.

Выяснилось, что гостиница недалеко: «каких-нибудь две остановки на трамвае», как объяснил им случайный прохожий и махнул рукой в сторону той самой улицы, откуда они только что пришли.

- Он думает, мы привезли с собой трамвай,- сердито проворчал толстяк.

Усталые и замерзшие, они наконец подошли к высокому подъезду с двумя огромными шарами-фонарями на массивных тумбах.

В гостинице свободных мест не оказалось. Удалось лишь уговорить суровую женщину-администратора разрешить посидеть до утра на диване в вестибюле.

- Эх, будь мы половчее, давно бы получили номер,- вздохнул толстяк, расстегивая пальто.- Эта мегера просто в руку смотрит.

- Вы имеете в виду… некоторым образом… взятку?

- Именно, дорогуша. Именно.

Дмитрий Петрович только сокрушенно вздохнул в ответ.

Глава 3 В ПАЛАТКЕ НА РЫНКЕ И ВОКРУГ НЕЕ

Сергей проснулся, как обычно, в семь. В комнате стояли сумерки, было прохладно. С трудом различались предметы вокруг. Вон темное пятно у стены - это шкаф. У окна - письменный стол, лампу с него Сергей перенес на тумбочку возле кровати: читал перед сном.

Широкая, мягкая постель манила снова закрыть глаза, уснуть. Нельзя. Сергей протянул руку, взял с тумбочки часы. Ну, конечно, ровно семь. Пора. Он решительно откинул одеяло. В трусах и майке подбежал к окну. Из открытой форточки тянуло холодом.

Сергей увидел широкую заснеженную улицу, редкие фигуры прохожих только подчеркивали ее пустынность. В некоторых окнах высокого дома напротив уже горел свет. «Встают труженики,- подумал Сергей.- И ты давай».

Оттащив коврик на середину комнаты, он принялся делать зарядку. Тело порозовело, стало жарко. «Витька сейчас, конечно, от зарядки отлынивает,- подумал Сергей.- Как меня нет, так обязательно отлынивает».

Сергей уже брился, когда внезапно зазвонил телефон. Дежурный по управлению бодрым голосом спросил, когда подослать машину к гостинице.

- Спасибо, но не надо,- ответил Сергей.- Здесь, кажется, близко, дойду. Проследите только, чтобы людей ко мне вызвали на десять.

Он повесил трубку. Итак, начинается его жизнь в этом городе и новое дело, как всегда важное, важнее которого ничего для него сейчас нет. Как он будет раскрывать его? Чем оно кончится? Никто не знает, и он не знает. В этом вся штука. Конечно, план есть. Но жизнь сложнее любого плана и подсовывает такое, чего предугадать невозможно. Собственно говоря, уже подсунула. Словно ждала, когда он приедет, и р-раз… Эта женщина, она не выходит у него из головы, молодая, красивая. Ну, как же ты так неосторожно вела себя, ну как же ты позволила?… Поверила? Он тебе понравился? Кто же ты такая, какая у тебя жизнь, как ты очутилась здесь? А главное - кто такой он?…

Сергей торопливо закончил бриться, оделся. Он почувствовал, как дрожат руки. «Волнуешься? - ядовито спросил себя.- Жаль тебе ее? Очень жаль? Тогда перестань волноваться. Думай. Это звено той же цепи. Думай, думай».

У этой женщины были, наверное, при себе деньги, немало денег. Хотя… То странное письмо. Значит, мотив преступления другой? Нет, нет, сейчас решить это невозможно. Надо сперва собрать материал, надо поработать. И идти в двух направлениях, по тем делам и по этому. Где-то они пересекутся, обязательно пересекутся.

Сергей прошел длинным коридором, отдал дежурной ключ от номера и легко сбежал по лестнице.

Молоденькая дежурная посмотрела ему вслед. Интересный мужчина. Красивый черный костюм, белая нейлоновая сорочка, серый галстук завязан модно - маленьким узелком. И сам он ладный такой, и волосы, как костюм, черные, и лицо смуглое, только шрам, но серые глаза добрые, а губы пухлые… Из Москвы, из органов, об этом тоже уже все догадались. Милиция ему номер бронировала. А вчера-то ужас что у них случилось. Вот он, наверное, и приехал поэтому.

Сергей спустился в вестибюль. У окошка администратора по-прежнему толпились люди. Некоторые, оживленные, видно, только приехали, другие, невыспавшиеся, помятые, хмурые, конечно, ждут со вчерашнего вечера Плохо.

Он зашел в кафе, быстро позавтракал: бутылка молока, бутерброды. Взглянул на часы. Все, пора.

Выйдя на улицу, Сергей почувствовал, что морозит сильно. «Градусов двадцать пять, а то и больше»,- подумал он и поднял воротник пальто.

Кругом уже было много прохожих, катились синие троллейбусы, мелькали машины. С хмурого, серого неба сыпал мелкий снег.

Сергей огляделся. Налево, в самом конце улицы, вокзал. А ему направо, до площади, и снова направо, так объяснил дежурный по управлению.

Вскоре он подошел к аккуратному трехэтажному зданию. Фасад и широкие оконные проемы были покрыты лепными украшениями. Под слоем ровной серой краски они, вероятно, не бросались в глаза, но сейчас снег залег во всех впадинах, на всех выступах, и фасад был покрыт темными, причудливыми зигзагами.

Дежурный почтительно козырнул, взглянув на удостоверение, и Сергей стал подниматься по лестнице. Уголовный розыск помещался на втором этаже.

Саша Лобанов сидел в небольшом кабинете, находящемся в самом конце длинного коридора. Увидев входящего Сергея, он быстро поднялся, вышел из-за стола.

- Ну, как спалось? - осведомился он, забирая у Сергея пальто и вешая его в шкаф.- На новом месте, а? - И, словно предвидя ответ, добавил: - Говорил, поехали ко мне. Вот то-то же.

- Нормально все,- возразил Сергей, потирая окоченевшие от мороза руки.- Гостиница у вас что надо, только мест не хватает.

- А где хватает? Новую строим, у самого вокзала. Громадную. По последнему слову науки и техники, с кондиционированным воздухом. Вот тогда приезжай.

- Ладно. Раз уж я сейчас приехал, давай заниматься. Людей вызвали?

- Двое сидят, третий скоро будет. Да мои ребята ими займутся. Не беспокойся.

- Нет, уж сам поговорю. Ты сейчас занимайся убийством.

- Тут, понимаешь, еще одна штука обнаружилась.

Лобанов озабоченно наморщил нос и провел рукой

по светлым, пшеничным волосам. Одет он был тоже подчеркнуто щеголевато: белая сорочка, узкий коричневый галстук, начищенные остроносые ботинки.

- Ну, какая еще штука?

- Понимаешь, пацана одного прихватили. Курит, подлец…

- Пусть отец и дерет.

- Гашиш курит. У нас этой заразы никогда не было.

- Кто его прихватил?

- Да наш сотрудник, сейчас вот, когда на работу шел. В своем же подъезде. Двое их стояло. Представляешь? Один удрал. Ну да найдем, конечно.

- Что парень говорит?

- Купил. На рынке. Дядька какой-то продавал. Для интересу, говорит, решили попробовать. А эту заразу только попробуй.

- Да-а. Опасное дело. А приметы дает?

- Плохие. Ревет в три ручья. Нервы у него, что ли, уже отравлены? Никогда не видел, чтобы парень так ревел. Прямо без отдыха. Смотреть страшно.

- Придется погулять с ним по рынку.

- Да уж придется, конечно, только сначала его, может, валерьянкой отпоить, что ли? Женщинам помогает.

- Валяй, пои. Хуже не будет. И начинайте работать по убийству. А мне где устроиться?

- Прежде я тебя с начальником нашим познакомлю. Велел зайти. А потом в кабинете его зама устроишься. Он в командировке. Пошли.

Они поднялись на третий этаж и под любопытными взглядами сотрудников прошли через приемную в кабинет начальника управления.

Через полчаса Сергей пригласил к себе первого из ожидавших его людей. В комнате находился и Храмов, он сидел в стороне, у окна.

В дверь вошел высокий, представительный мужчина в расстегнутом пальто на меху. В одной руке он держал большой портфель, в другой котиковую шапку «москвичку». Лоб его блестел от пота, бритое полное лицо раскраснелось - человеку было жарко.

- Присаживайтесь, - обратился к нему Сергей.

- Мне, товарищ, некогда присаживаться,- наставительно ответил тот, опускаясь на стул.- Мне давно уже надо быть на работе. И меня тоже ждут люди, и тоже…

- Придется мне перед вами извиниться,- Сергей обезоруживающе улыбнулся.- А вам перед ними. Я вас задержу совсем недолго.

- Вы меня уже задержали,- не так воинственно, скорее, обиженно проворчал тот.- Так в чем все-таки дело?

- Дело на первый взгляд в пустяке. На первый взгляд, - подчеркнул Сергей. - Скажите, это ваш паспорт?

Человек с интересом взял протянутый ему паспорт и, еще не раскрыв его, сказал:

- Безусловно, мой. Нашли, значит?

- Да. Не скажете, при каких обстоятельствах вы с ним расстались?

- При самых грустных,- человек усмехнулся. - Даже проститься не успел. Короче, украли. Но я же об этом написал в заявлении.

- Хотелось бы выяснить кое-какие подробности. Например, где его у вас украли, не помните?

- Почти наверняка в троллейбусе. Там очень подозрительный тип рядом терся.

- А какой он из себя, не припомните? - Сергей мельком взглянул на невозмутимо курившего Храмова.

- Ну какой…- задумчиво повторил мужчина.- Я так не помню, только очень подозрительный.

- Может быть, помните, как он был одет?

- Гм… как одет? Да как все, в общем.

- В синем пальто?

- Нет, нет. Только не в синем. В черном. И… не в пальто, я сейчас вспомнил. Да, да. В телогрейке.

- В шляпе был?

- Ну что вы! Такой, знаете, треух, что ли. И лицо опухшее, угреватое. А глаза черные, воровские, все бегали. Я еще подумал: «Определенно жулик».

- Худой, низенький?

- Ну нет,- мужчина покачал головой.- Повыше меня будет. Знаете, связываться опасно. Такой все может…

Сергей незаметно покосился на Храмова, и тот так же незаметно кивнул головой.

- А скажите, - снова спросил Сергей,- если вы его встретите, то узнаете?

- М-м… пожалуй…

- Ну, спасибо, товарищ Афанасьев,- сказал Сергей, вставая.- И еще раз извините за беспокойство. Больше мы вас не задерживаем. Справку о том, что вы у нас задержались, наверное, давать не надо? - он улыбнулся.

- Да уж, справки приносят мне,- солидно кивнул головой тот.- Разве что для супруги.

Когда Афанасьев вышел из кабинета, снисходительно пожав руку Сергею и кивнув Храмову, Сергей весело спросил:

- Ну, что скажете, Николай Степанович?

- Похоже на Сеньку Коклюшного, товарищ подполковник.

- Вы меня только по имени называйте, хорошо? - попросил Сергей и уже деловито спросил:- А метод?

- Его. С бритвой работает.

- Та-ак. Ну что ж, давайте следующего.

Следующей оказалась полная, энергичная старуха с розовым, без единой морщинки лицом. Сергей не успел даже пригласить ее сесть, она начала говорить с порога, напористо и сердито:

- Это что же выходит, он хулиганит, а меня в милицию? Это по какому праву, по какому указу, а? Управы, думаете, не найду? Я найду, я куда хошь пойду! Меня не остановишь! Ты не улыбайся, не улыбайся! Меня этим не возьмешь! Машка небось, кобыла, написала? Так я тоже писать грамотная!…

Сергей удивленно посмотрел на Храмова, взглядом спрашивая его, откуда взялась эта старуха, если второй паспорт тоже принадлежит мужчине.

Храмов невозмутимо - казалось, он вообще не умел улыбаться - сказал:

- У нее украли. Мужнин. При себе носит оба, свой и его.

Сергей усмехнулся и уже с интересом посмотрел на старуху.

- Чего, чего? - не расслышала та.- Чего я украла, бесстыжие твои глаза? Да я…

- Мамаша, вы бы сели.

- А что мне сидеть? Делов у меня по горло, чтобы рассиживаться. Да еще в милиции. Возьму сейчас да и пойду! И не остановишь…

Успокоилась она не скоро. А когда наконец поняла, зачем ее вызвали, негодование сменилось острым любопытством.

- А мой-то паспорт тоже нашли или только его?

- Пока только вашего мужа,- ответил Сергей, совершенно непроизвольно вздохнув.- Не помните, где у вас их украли?

- Погоди, погоди,- возразила старуха, напряженно что-то соображая.- Значит, так. Половину штрафа вернуть придется.

- То есть как? - не понял Сергей.

- А так. По десять рублей с меня взяли за потерю? Взяли. А он нашелся! - Она торжествующе оглядела обоих мужчин.- А второй найдется, и вторую десятку вернете. Беспременно. Закона такого нету, чтобы, значит, брать штраф, раз нашлось. Я жаловаться буду. Я куда хошь пойду! Меня…

- Стой, мать, стой. Эк тебя несет, ей-богу! - досадливо воскликнул Сергей.- Да скажи ты мне, где у тебя их украли?

- Где украли? В продовольственном украли, в мясном отделе. Серафима с нашего дома без очереди полезла, ну я шуметь начала, а она давай…

- Погоди, мать. А кто украл, не заметила?

- Да если бы я заметила, разве он, окаянный, ушел бы? Да я бы его…

- А почему он? Может, она?

- Не-е. Один только мужик среди нас терся. Он и есть.

- А какой из себя?

- Да нешто я на него смотрела? Я на Серафиму смотрела, она же, как танк, лезла. Ее нешто остановишь?

- Ну, и как он вытащил-то их?

- А вот так и вытащил. Бритвой сумочку внизу - чик! Как он меня-то еще не полоснул, окаянный. Когда я крик подняла, он уже у двери был.

- Худой такой?

- Какой худой! Здоровущий. Бык племенной, одним словом. И морда, между прочим, в прыщах. Тьфу!

- А если покажем, узнаете?

- Да я ему все глаза выцарапаю! Ты не гляди, что я такая скромная. Система у меня ужас какая нервная.

Выпроводить старуху и при этом остаться еще с нею в наилучших отношениях стоило немало трудов. Когда она наконец ушла, Сергей, отдуваясь, сказал Храмову:

- Фу! Легче десять жуликов допросить, чем с одной такой беседовать. Но, кажется, опять ваш этот Коклюшный обрисовывается, а?

- Так точно. Сенька.

- На свободе гуляет?

- Так точно. Пока гуляет.

- Потолковать бы с ним. Кому это он краденые паспорта сплавляет?

- Возможности пока нет. Из города скрылся.

«Ишь, служака,- подумал Сергей.- Только как с ним Сашка работает?»

- Ладно,- вздохнул он.- Давайте последнего.

На худом, невозмутимом лице Храмова неожиданно отразилось смущение. Он как-то неестественно кашлянул и сказал:

- Заснул он. Прикажете разбудить?

- Заснул? - удивился Сергей.

- Так точно.

- Интересно. А почему бы и не разбудить?

- С ним, только когда проспится, говорить можно. Это нам уже известно.

- Понятно. Но все-таки придется разбудить.

Сергей еле сдерживался от смеха.

- Слушаюсь.

Храмов вышел и через минуту ввел заспанного, опухшего человека в помятом пальто.

- Давай, давай, Петрович,- говорил Храмов.- Раз уж проснулся, то заходи.

Человек, осоловело моргая, двинулся к столу.

Сергей строго оглядел его с ног до головы и резко спросил:

- Паспорт где?

- Чего?

- Паспорт предъявите!

- А-а…- Человек словно только сейчас сообразил, что от него требуют.- Паспорт?…- Он почесал кудлатый затылок.- Нету. Может, принести?

- Новый получил?

- Зачем новый? - Он слегка пошатывался.- У меня он один, горемычный. Один как перст.

- Выходит, дома оставили?

- Именно дома. Я разом туда-сюда…

- Мы вас проводим.

На опухшем и сонном лице человека отразилось беспокойство. Он громко шмыгнул носом и замотал головой.

- Не, не. Сам принесу.

- А я говорю, проводим.

- Ну, вы в положение войти можете?

- Можем, - улыбнулся Сергей.- Только сначала надо знать положение. Да вы садитесь.

Человек вяло опустился на стул.

- Слушаем вас.

- Значит, так. Недели две назад это было…

- Побольше.

- А может, и побольше. Прихожу я на рынок. Жинка тридцать копеек дала, велела картошки купить. Наперед она меня, конечным делом, обыскала, так что ни копейки больше при мне нет. Пить, значит, не на что. А понимаешь, жжет вот тут, спасу нет. Опять же вижу - все кругом пьют, дружки конечно. Ну, некоторые, правда, еще компанию ищут. Что ты будешь делать? А при мне, как на грех, только тридцать копеек. Ну и паспорт оказался. Жинка не учла его силу-то. Вот я его, горемычного, паспорт то есть, и сдал, значит.

- То есть как это «сдал»?

- А так. Я ему паспорт, значит. Вроде как в залог. Ну, а он мне… эту самую бутылку, значит.

- Кто же он такой, благодетель?

- Данилыч,- мечтательно произнес тот,- душа человек. Галантерейной палаткой заведует.

- А водка откуда у него?

- Содержит…

- И что же, паспорт ваш там и лежит?

- Должон. Если, значит, не потерял.

- Бывает и так?

- Беспременно бывает. А как же? Человек, он и есть человек.

Сергей искоса поглядел на Храмова, и тот снова кивнул головой. Теперь это означало, что он знает «душевного человека» Данилыча. «Однако, понятливый»,- отметил про себя Сергей.

Через час он уже имел исчерпывающие сведения о Петре Даниловиче Семенове, заведующем галантерейной палаткой на колхозном рынке. Фигура эта оказалась весьма любопытной и, безусловно, подозрительной. Жил Семенов не по средствам, часто исчезал на день или два, имел многочисленных знакомых как в Борске, так и в других городах, появлялись, у него и женщины. Человек он был холостой, общительный и не глупый. Сотрудники уголовного розыска не раз интересовались Семеновым, однако, кроме мелких спекуляций, о которых им стало известно, но которые не удалось доказать, ни в чем больше Семенов замечен не был.

Материалы по делу Семенова докладывал Сергею молодой сотрудник. Видно было, что он волновался, но злости своей сдержать не мог и досады тоже.

- Ну, просто не получилось у нас, Сергей Павлович. Вот и все. Он же, как угорь, из рук уходит. Но это… Это такой сукин сын, вы представить себе не можете.

- А вы можете?

- Представить могу, а вот доказать…

- Если нет фактов, то не надо себе ничего представлять. Это только мешает,- заметил Сергей.- Нужны факты. Очень нужны. Кстати, у Семенова есть родственники, не знаете?

- Только сестра. Живет отдельно, с дочкой.

- Работает?

- Да. Кажется… в аптеке, что ли.

Сергей насторожился. В аптеке! Нет, этот Семенов определенно заслуживает внимания. К нему привел паспорт, теперь к нему же, возможно, ведет и снотворное. Он вспомнил: женщина в гостинице умерла тоже от снотворного. И впервые за это утро подумал о Лобанове. Интересно, что там у него. И не звонит. Рука невольно потянулась к телефону, но Сергей передумал. Нет, нет, сначала надо закончить одно дело.

- Вот что я попрошу. Вас, кажется, Владимиром зовут, а дальше?

- Просто Володя,- весело откликнулся тот.

- Ладно, Володя. Так вот. Вы сейчас свободны?

- Я в вашем распоряжении.

- Отлично. Берите бумагу. Пишите. Первое: уточнить место работы этой сестры. Второе: поступали ли какие-нибудь сигналы о хищениях медикаментов из этой аптеки, и вообще любые сигналы о злоупотреблениях, ошибках, недостачах в системе аптекоуправления. Проверьте по всем каналам, ясно?

- Слушаюсь, Сергей Павлович. Все будет сделано.

Оставшись один, Сергей посмотрел на часы. Можно позвонить Лобанову. Странно, что он сам не звонит. Закрутился, видно, с этим убийством.

Сергей потянулся, решительно встал из-за стола, расстегнул тугой воротничок сорочки, приспустил галстук и прошелся из угла в угол по кабинету, потом подошел к окну. Солнце плавало в голубом мареве, слепило глаза, искрился снег на крышах каких-то строений в обширном дворе и на ветвях разлапистых елей перед самым окном.

Телефонный звонок заставил Сергея вернуться к столу.

- Товарищ подполковник, докладывает дежурный по управлению. Тут явился один гражданин с заявлением. Разрешите направить к вам?

- Почему ко мне?

- Думаю, товарищ подполковник, вам будет интересно

В голосе дежурного прозвучали какие-то особые нотки.

- Направляйте.

Через несколько минут в дверь нерешительно постучали, и на пороге появился худощавый невысокий человек в очках.

- Разрешите?

- Да, да, пожалуйста. Проходите, садитесь.

Сергей с интересом рассматривал посетителя. Почему-то смущается, теребит в руках паспорт. Паспорт! Сергей с самого утра только и думал, что о чужих паспортах. Вот и этот гражданин… Что-то случилось, наверное, с его паспортом. Неужели…

- Извините, бога ради…- произнес наконец посетитель.- Я, право, не знаю… Меня почему-то к вам товарищ направил… Между тем я, может быть, вообще ошибаюсь… Да! - спохватился он вдруг.- Разрешите представиться: Колосков Дмитрий Петрович, проездом я тут. Вот, извольте, паспорт.

Беря паспорт, Сергей невольно спросил:

- Это ваш? - И тут же рассмеялся.- Извините, пожалуйста. Голова забита чужими паспортами.

На лице Дмитрия Петровича отразилось сначала удивление, потом тревога и, наконец, сочувствие.

- Да, да, конечно,- поспешно откликнулся он.- У вас и без того дел много. А тут еще я…

- А в чем у вас-то дело?

- У меня? Я, знаете, даже затрудняюсь, с чего начать. Вчера, видите ли, на вокзале… или нет. Лучше сначала. Я сам из Москвы. Так вот, у нас в учреждении не так давно произошло следующее… гм… происшествие… что ли. Но прежде всего…

Дмитрий Петрович, волнуясь, говорил сбивчиво, но Сергей слушал его с возрастающим вниманием, удивляясь счастливому случаю, который привел этого человека к нему.

- …Я, право, не знаю, понятно ли я все рассказал. Меня это ужас как взволновало. Вы только подумайте! Ну как же это можно? И ни одного милиционера!

- Простите, а вы уверены, что это тот самый человек? Ведь было темно. И вы волновались.

- Да, конечно. Но все-таки, мне кажется, я не ошибся.

Сергей задумался.

- А эту группу, за которой он следил… Ведь он за ней следил, не правда ли?

- Я… я так полагаю,- замялся Дмитрий Петрович.

- Так вот эту группу вы тоже рассмотрели?

- Ну… более или менее, конечно. Они были далеко.

- А кого все-таки вы запомнили?

- Кого?… Ну вот девушку. Она была в беличьей шубке.

- А еще?

- Еще?… Пожалуй, никого. Темные, знаете, фигуры. Один выше, другой ниже.

- Знаете что? - Сергею вдруг пришла в голову неожиданная мысль. - У вас есть полчаса свободные?

- Если надо, то… пожалуйста.

- Вот и прекрасно.

Сергей снял трубку телефона, посмотрел на список под стеклом и набрал короткий номер.

- Это Коршунов. Можно достать машину на полчаса?… Подъедем на рынок… Да, да, именно. Тут у меня гражданин один. Заодно покажем… Да, и вы с нами.

Он повесил трубку и сказал Дмитрию Петровичу, поднимаясь из-за стола:

- Пойдемте. Совершим маленькую экскурсию, - он улыбнулся.- Вы приезжий, и я приезжий. Познакомимся с городом. А по пути, может быть, встретим «знакомых».

…На рынке народу было уже мало. Под длинными деревянными навесами лишь кое-где еще стояли колхозницы, выложив на прилавок горки моркови, петрушки, соленых огурцов. К ним подходили запоздавшие хозяйки с кошелками. Между опустевшими прилавками важно расхаживали голуби, суетились воробьиные стайки.

Под ногами хрустел грязный, истоптанный снег.

Зато бойко торговали бесчисленные галантерейные, скобяные, книжные и продовольственные палатки, ларьки и магазинчики, тесно расположившиеся в стороне от рядов, вдоль забора. Колхозники, распродав все, что привезли в город, теперь сами устремились за покупками.

Следуя за молодым сотрудником, Сергей и Дмитрий Петрович, оглядываясь по сторонам, пересекли почти весь рынок. Невдалеке от одной из галантерейных палаток, возле которой толпились женщины, Володя остановился и глазами указал на нее Сергею.

За прилавком лениво двигался розовый полнолицый человек в пыжиковой шапке. Позевывая и при этом деликатно прикрывая рукой рот, он что-то снисходительно говорил толпившимся у прилавка покупательницам, доставал с полок и показывал им то блестящие, целлофановые пакеты с мужскими рубашками, то зеркальца, то флаконы с одеколоном, то еще что-то. Потом он на секунду исчез за дверью, ведущей в подсобное помещение, и вынес оттуда еще какие-то пакеты, небрежно бросил их на прилавок, словно удивляясь, что кто-то может проявить к ним интерес.

Сергей некоторое время настороженно и незаметно наблюдал за ним, потом покосился на Дмитрия Петровича.

Тот сначала равнодушно оглядывался по сторонам, но вскоре его внимание привлекла галантерейная лавка, возле которой они стояли.

- Не узнаете? - тихо спросил Сергей.

- Кажется, это он, - весь трепеща, неуверенно ответил Дмитрий Петрович, не сводя глаз с продавца.

- Только не смотрите на него так пристально,- предупредил Сергей.- А то он вас тоже узнает, чего доброго.

- Да, да, конечно.

Дмитрий Петрович отвел взгляд и тут же вздрогнул от неожиданности.

- Боже мой, а это она…

- Кто она?

- Та девушка. Вон посмотрите, в конце прилавка. Она только что подошла. Видите? В беличьей шубке. Это точно, это совершенно точно она. И видите, как она с ним разговаривает? Ну, теперь я уже не сомневаюсь, что это он.

Действительно, при виде девушки продавец оживился, поспешно нагнулся к ней через прилавок, так что на минуту его даже не стало видно за толпой покупательниц, и девушка тут же отошла от палатки.

Сергей оглянулся на стоявшего рядом сотрудника.

- Володя, вы видели эту девушку?

- Какую девушку?

.- Вот только что стояла там, у прилавка, в беличьей шубке?

- Нет, Сергей Павлович.

- А ну, попробуем отыскать ее. Черт возьми, ведь только что здесь стояла,- досадливо сказал Сергей.

Они торопливо обошли весь рынок, но девушки нигде не было видно. Пришлось вернуться к машине.

Спустя час после их ухода открылась, задняя дверь палатки, и в узкий проход между нею и забором вышла девушка в беличьей шубке. Она огляделась и с лукавой улыбкой сказала провожавшему ее Семенову:

- Ну, я пошла. Теперь уже можно, надеюсь?

Тот кивнул и, притянув девушку к себе, жадно поцеловал ее в губы. Потом шепотом спросил:

- Ты меня любишь?

- Ну конечно. Сколько можно спрашивать?

- И смотри,- озабоченно произнес Семенов,- другой раз глупостей не делай. Чуть людей не погубила. Я уж не говорю про дело.

- Так они же в гостиницу хотели идти. А там, говорят…

- Знаем,- загадочно ухмыльнулся Семенов.- Все знаем.

- Вот за тебя же и испугалась.

- За меня! И черт знает, куда их привела

- А я знала? Я же думала…

- Ладно, ладно. Уже все объяснила. Уже выкрутилась.

Девушка обиженно надула губки, но в глазах ее светилось лукавство.

- Чертовка такая, - размягчекно произнес Семенов, снова привлекая ее к себе.

Девушка мягко освободилась из его объятий, махнула на прощание рукой в пестрой варежке и побежала вдоль забора, прячась за палатками. Около одной из них она толкнула узенькую калитку и очутилась на улице. Путь этот, видно, был ей хорошо знаком.

А спустя полчаса в палатку ввалился еще один человек. И Семенов сказал ему сердито:

- Чтобы духу твоего на рынке больше не было. Понял? Нашел, где торговлю открывать.

По дороге в управление Сергей спросил Дмитрия Петровича:

- Вы где остановились?

- Да, собственно… пока нигде.- Дмитрий Петрович смущенно усмехнулся.- Обещали, что, может быть, в гостинице будет место… Но там такая администраторша… Эту ночь мы провели на диване…

- Ну, мы вас в гостиницу устроим. Как премия за

бдительность и самоотверженность,- улыбнулся Сергей.

Около управления он вышел из машины и придержал за локоть Дмитрия Петровича:

- Вас машина отвезет, куда вам надо. Через час можете уже оформляться в гостинице. Спасибо вам за все. Ну, мы еще увидимся.

- Это вам спасибо. Мне… мне прямо неловко вас затруднять,- смущенно пробормотал Дмитрий Петрович.

Поднимаясь по лестнице, Сергей с трудом удерживался, чтобы не перескакивать через ступеньки. Какая удача! Семенова можно уже арестовать, такие улики против него. Очная ставка с тем пьяницей - раз! Где паспорт? Как попал к обманутому человеку? Ах не знаете? Очная ставка с Колосковым - два! Признаетесь? Нет? В Москву вас. Там очная ставка с обманутым-три! Все, уважаемый Семенов, крыть нечем, говорите, кто соучастники, где деньги,- словом, чистосердечным признанием зарабатываете меньший срок заключения.

Сергей иронически усмехнулся. «Ну как,- спросил он себя,- пар вышел? Давление упало до нормы? Тогда давай рассуждать». Да, да, десять лет назад он бы, безусловно, арестовал Семенова. А сейчас… Нет, шалишь. Погуляй еще, милый, погуляй. Я же тебя знаю, ты добровольно не признаешься в четвертом случае мошенничества, когда использовал паспорт усыпленного и ограбленного в поезде человека. И уж подавно не признаешься в использовании снотворного. Тебе это тоже надо доказать. И тогда… тогда не жди снисхождения, Семенов. Два убийства. Два! Последнее - женщина в гостинице, вчера. За что ты убил ее, Семенов, совсем молодую женщину, за что?

Уже шагая по коридору, Сергей нахмурился и по привычке стал покусывать губу. Дойдя до отведенного ему кабинета, он с силой толкнул дверь.

За столом, развалясь в кресле, задумчиво курил Лобанов. Увидев Сергея, он оживился:

- Ну наконец-то. С тобой умрешь голодной смертью. Чего ты там на рынке потерял?

- Я там не потерял, я там нашел кое-что.

Многозначительный тон его насторожил Лобанова. Он с восхищением поглядел на друга.

- Ну, ты даешь. И чего нашел?

- Все расскажу. Но сперва сними трубку, позвони в гостиницу и закажи номер на двоих.

- Кто такие? - озабоченно спросил Лобанов.

- Обыкновенные два гражданина. Одну ночь уже проспали там на диване. Полагаю, хватит.

- Ну, ну, ты давай не темни.- Лобанов хитро прищурился.- Добренький какой.

В конце концов он все-таки позвонил в гостиницу. Администратор решительно заявила, что свободных мест нет, но потом направила Лобанова к заместителю директора. Тот, обрисовав положение еще в более мрачных красках, направил его к директору. Директор - снова к администратору. Наконец номер нашелся. Лобанов вытер пот со лба и, отдуваясь, победоносно посмотрел на Сергея:

- Убедился? Ну, теперь давай… Или нет! Пошли обедать. Шестой час, слава богу.

В столовой уже никого не было. Заканчивая работу, официантки меняли скатерти, гремели посудой в буфете.

- Машенька! - позвал Лобанов.- Вас можно на минутку? Срочное дело.

Полная официантка укоризненно посмотрела в его сторону и вздохнула.

- Ну, что опять?

- Машенька, это мой друг,- заискивающе произнес Лобанов, щуря хитрые глаза.- Он из Москвы.

- Ну и что? Очень рада. Только…

- Машенька, он живет по московскому времени. А там сейчас как раз обед. Войдите в положение.

- А кто в мое положение войдет? С семи утра ведь. Ох уж этот уголовный розыск. Вы-то по какому времени живете? Другие, как люди, приходят, а ваши, Александр Матвеевич, я прямо не знаю… Ну, чего вам подать? Остались только борщ и биточки паровые.

- Все, Машенька, несите. Все, что осталось. Ну, и, может быть, для московского гостя сообразим закусочку?- Он неопределенно пошевелил пальцами.- А? И бутылочку пива?

- Ох, Александр Матвеевич, пользуетесь вы своим влиянием…

Она ушла, покачивая тяжелыми бедрами.

- Вот так,- удовлетворенно сказал Лобанов.- Обстановка создана. Теперь давай. Кто первый?

- Младший всегда первый,- наставительно сказал Сергей.- Докладывайте, майор.

И Лобанов, с которого разом вдруг соскочила вся его веселость, хмуро и деловито принялся рассказывать.

Женщину звали Нина Викторовна Горлина. Приехала она из Москвы. Лобанов уже направил туда сообщение о ее смерти. Завтра МУР вышлет все сведения о Горлиной. Пока что удалось узнать, что в гостиницу она приехала не одна, ее сопровождал какой-то мужчина. Приметы самые общие: немолодой, полный, в темном пальто и пыжиковой шапке. В комнате на столе обнаружены два стакана. На одном сохранились отпечатки пальцев Горлиной, на другом - вообще никаких. Дальше. В паспорте Горлиной обнаружена случайно застрявшая там квитанция на отправленную из Ворска телеграмму. Сотрудники уже побывали в почтовом отделении, обнаружили заполненный Горлиной бланк. Телеграмма была отправлена в Волгоград, до востребования, Марине Владимировне Ивановой, текста такой: «Приеду дождись». Странный текст. В связи с этим отправлено поручение в Волгоград разыскать и допросить Иванову. И еще одно интересное обстоятельство: телеграмма отправлена две недели тому назад. Следовательно, либо Горлина до вчерашнего дня жила где-то в городе, либо вчера приехала вторично. Лобанов попросил Москву уточнить и это обстоятельство. Вот пока и все, что известно.

- М-да. Все очень странно,- покачал головой Сергей.- Выходит, Горлина хотела ехать в Волгоград и просила Иванову ее дождаться. Сама же приехала в Борск. Кто-то просил ее приехать для последнего разговора. И она приехала. И вот… Письмо у тебя?

- У меня.

- Откуда послано, когда?

- Неизвестно. Конверта нет.

- Все это очень странно,- задумчиво повторил Сергей, вынимая сигареты.- Курить-то здесь можно?

- Пойдем ко мне. Вон Машенька уже поглядывает, Машенька!

Официантка торопливо подошла и, словно понимая, что разговор у них серьезный, извиняющимся тоном сказала, принимая деньги:

- По мне, сидите себе: Только заведующая ругается. Давно закрывать пора.

Друзья поднялись по широкой лестнице на второй этаж в кабинет Лобанова.

- Ну давай,- нетерпеливо сказал Саша.- Рассказывай, что у тебя нового? Что на рынке нашел?

- Нашел я там некоего Семенова. Но слушай все по порядку…

Когда Сергей кончил свой рассказ, оба некоторое время молча курили, пытаясь про себя сопоставить и хоть как-то увязать полученные за день сведения. Первым прервал молчание Лобанов.

- Просто, я тебе доложу, шарада! Ребус! Загадка! Уравнение с неизвестными! Как еще называют такие вещи? Эх, удалось бы установить знакомство Семенова с кем-нибудь из этих двух женщин!

- «Если бы»! Вот это и надо установить.

- Ну, с Семенова мы теперь глаз не спустим. Изучим все его связи.

- Это ясно. К сожалению, одна связь уже оборвалась,- вздохнул Сергей.- И он, конечно, заметет все следы, которые к ней ведут. Если уже не замел. А Иванова далеко…

- И именно поэтому…

- Да, ты прав. Надо ориентировать волгоградских товарищей. Там следы могут остаться.

- Давай составим телефонограмму Проворову. Сейчас же по спецсвязи передадим. Который час? - Лобанов взглянул на часы.- Восемнадцать пятнадцать. Там все еще на месте.

Зазвонил телефон. Лобанов нетерпеливо снял трубку.

- Да?

- Александр Матвеевич?

- Я.

- Урманский из газеты беспокоит. К вам заглянуть можно?

- Занят, товарищ Урманский. Часика через два если?

Лобанов вопросительно поглядел на Сергея. Тот, улыбаясь, сказал:

- Прямо в гостиницу пусть заезжает. Привет передай.

Потом они еще долго сидели над пухлыми папками, вспоминая детали, обсуждая каждый эпизод в совершенных преступлениях, рылись в бесчисленных протоколах допросов, отдельные места из них зачитывали вслух, громко и медленно, вдумываясь в каждое слово.

- Ты понимаешь,- говорил Сергей.- Плохо, когда мало данных, еще хуже, когда их совсем нет. Но самое плохое, по-моему, когда их слишком много. Тогда очень легко пойти по ложному пути. А уж стоит только пойти, сам знаешь, что бывает.

- Фокусы? - усмехнулся Лобанов.

- Фокусы с фактами, от искренней веры в избранный путь.

- Теоретически ты прав, может быть, но в данном случае… Ты смотри. Все нити тянутся к Семенову.

- Пока не все. Вот как будет со снотворным. Сестрица его меня очень интересует.

- Да. Но мошенничества мы ему доказать сможем? Сможем. Раз его опознал Колосков, опознают и другие. И потом паспорта. Один-то наверняка у него был.

- А какие приметы преступников дают люди, пострадавшие от мошенничества?

Они снова рылись в толстых папках, читали вслух протоколы и начинали спорить.

- Подходит Семенов.

- Не совсем.

- А я говорю - подходит! Ты что хочешь? Чтобы перепуганные, ошалевшие люди давали тебе абсолютно точные приметы? Вплоть до родинки на щеке?

- Кстати, у Семенова родинка за ухом.

- Вот, вот. Хочешь, чтобы к нему за ухо заглядывали? Ты слушай, что этот Волков сообщил…

И Лобанов в десятый раз медленно, с ударением читал протокол допроса.

- Да, вот еще что,- вспомнил Сергей.- Надо получить образец почерка Семенова, сравним с почерком, каким написано письмо…

- Какое?… Ах, к Горлиной?

- Именно. Слушай! А текст телеграммы на почте изъяли?

- Еще бы!

- Давай-ка и его сравним с письмом. Сейчас. Пока хотя бы приблизительно.

- Ну, что ты! Письмо к Горлиной, а телеграмма от нее.

- Давай все-таки.

Лобанов пожал плечами, нехотя стал рыться в толстых папках. Наконец на стол легли рядом мятый листок с торопливыми словами: «Приезжай. Надо поговорить в последний раз» - и бланк телеграммы.

Сергей и Лобанов склонились над ними. Потом Лобанов поднял голову.

- Да-а, я тебе доложу. Просто голова идет кругом. Ведь одна рука писала!…

- Завтра же направим на графологическую экспертизу. Это уже черт знает что.- Сергей с сомнением посмотрел на друга.- Может, мы просто устали, а?

В напряженной тишине, возникшей на миг в кабинете, неприятно резко прозвучал вдруг телефонный звонок. Лобанов торопливо снял трубку.

- Александр Матвеевич,- узнал он голос Урманского, - я уже в гостинице, а вы… Девятый час ведь.

- Идем,- ответил Лобанов.

Спускаясь по лестнице, они договорились: больше о делах не говорить, хватит, действительно уже устали. - И может быть, последнее их открытие им просто приснилось? Но все это - завтра.

На улице было темно и холодно. Резкими порывами налетал ветер, бросая в лицо колючую ледяную крупу.

И все-таки в гостиницу решили идти пешком. Пусть продует. К тому же необходимо было на что-то переключиться, хотя бы на борьбу с ветром, на мелкие уличные впечатления, даже просто на ходьбу. Оба перекурили и сейчас жадно вдыхали морозный, свежий воздух.

Шли молча и быстро, обгоняя прохожих.

Уже недалеко от гостиницы Лобанов наклонился к Сергею и, перекрывая свист ветра, прокричал:

- Совсем забыл тебя спросить, как Лена?

- Ничего. Премьеру готовят.

- Значит, все в порядке?

Сергей кивнул головой. «Допытывается,- усмехнувшись, подумал он.- Наверное, помнит ту историю с шапкой, когда работали по делу «Черная моль».

Они вошли в вестибюль гостиницы раскрасневшиеся, слегка запыхавшиеся и сразу увидели Урманского.

Молодой журналист нетерпеливо разгуливал между креслами в распахнутом пальто, в сдвинутой на затылок меховой шапке со спущенными ушами, в руке он держал тонкую кожаную папку на «молнии» с надписью «Аэрофлот».

Сразу заметив вошедших, Урманский с улыбкой направился к ним, небрежно размахивая папкой.

Когда все трое вошли в номер и Сергей прикрыл дверь, Урманский торжественно объявил:

- Поступило предложение, Сергей Павлович, скромно отметить ваш приезд.- Он вытащил из внутреннего кармана пальто бутылку вина.- Надеюсь, возражений нет?

- Догадливый народ эти журналисты,- засмеялся Сергей.- Какие могут быть возражения?

- Особенно наши журналисты, заметь,- вставил Лобанов и хитро взглянул на Урманского.- Но действуют они всегда… Как вы говорите? С подтекстом, да?

Урманский в ответ коротко хохотнул.

- А ну вас, Александр Матвеевич. Не признаете вы бескорыстное движение души.

- Ладно,- вмешался Сергей.- Как говорится, если вино откупорено, оно должно быть выпито. А насчет этого самого подтекста,- и подмигнул,- он у нас тоже есть.

Выражение лица у Лобанова вдруг стало озабоченным. Он внимательно огляделся по сторонам, приподняв скатерть, заглянул под стол, отдернул штору, за которой помещалась кровать с тумбочкой, и осмотрел там все.

- Чего это ты ищешь? - невинным тоном осведомился Сергей.

- Как говорил боцман Приходько с «Грозящего», раз пошло такое дело, режь последний огурец. Тебе на хранение был оставлен небольшой черный чемоданчик.

- А-а, так я его сдал администрации. Думал, предыдущий жилец забыл.

- Неужели сдал?! - картинно испугался Лобанов.- У тебя что же, обоняние атрофировалось?

- А я не сыскная собака. Зачем мне обоняние?

- Ну оперативное чутье. Все, старик. Выходишь в тираж. Хорошо еще, что у тебя есть такие друзья, как я.

Он демонстративно принюхался и, словно влекомый какими-то невидимыми магнитами, проделал сложный путь по комнате, потом приблизился к Сергею, грозно потребовал: «А ну, дыхни», сочувственно покачал головой и наконец стремительно исчез в прихожей.

Урманский, хохоча, повалился на диван.

Через секунду Лобанов появился в комнате, держа в руке чемоданчик. Он торжественно поставил его на стол и объявил:

- Я же тебе еще на аэродроме говорил, встреча

предусмотрена в двух вариантах: у меня дома и тут,

в зависимости от твоих капризов. Задержалась на

сутки по техническим причинам…

Тут невольное облачко пробежало по его круглому, веснушчатому лицу. Сергей нахмурился.

- А что за причины? - с любопытством спросил Урманский.

- Мы не в Америке,- резко ответил Сергей.- Публику развлекать тут нечем.- И, меняя тон, повторил: - Вино откупорено, его надо выпить.

Вскоре все трое уже сидели за столом.

- Ну, а как поживает наша общая знакомая? - спросил Сергей Урманского.

- А! - досадливо махнул рукой тот.- Представьте, я не могу ее найти!

- То есть как «найти»? - удивился Сергей.

- А так. Ни за что не разрешила проводить себя. Я еле выпросил телефон дяди. Сегодня звоню, отвечает какое-то учреждение. Наверное, перепутала.- Он повернулся к Лобанову: - Хоть бы вы помогли, Александр Матвеевич.

- Пожалуйста, Имя, фамилия?

- Только имя - Марина.

- Гм. Маловато.

- Марина…- задумчиво повторил Сергей.- Где-то мне попадалось сегодня это имя…

Лобанов с напускным равнодушием ответил:

- Марина Иванова из Волгограда.

- Ах да.

- Но я ее найду, вот увидите, - Урманский стукнул кулаком по столу.

- Желаю успеха,- улыбнулся Сергей.- И если найдете, поделитесь радостью.

- Да-а, вы еще отобьете,- Урманский подмигнул с самоуверенностью не знавшего неудач человека:

Разговор незаметно перешел на Урманского.

- Что сейчас сочиняете? - спросил его Лобанов.

- Очерк хочу написать. Об одном герое войны. У нас в городе живет. Еле раскопал его, знаете. Тяжелый старик. Ничего не рассказывает.

- А как фамилия?

- Федоров.

- Давай, давай,- покровительственно произнес Лобанов.- Это лучше, чем о жуликах писать.

- Почему же? И о вашей работе надо писать. В меру, конечно,- Урманский засмеялся.- Не вызывая нездоровый интерес.

Ушли гости поздно.

…На следующее утро, едва Сергей пришел в управление, ему позвонил Лобанов и нетерпеливо спросил:

- Ты уже здесь, наконец?

- Здесь. А что случилось?

- Как в той телеграмме: волнуйся, подробности письмом. Иду к тебе. Ты пока волнуйся.

Лобанов ворвался в кабинет взъерошенный и раскрасневшийся, держа в руках тонкую папку с болтающимися шнурками.

- Ты только взгляни! - еще с порога начал он, но тут же плотно прикрыл за собой дверь.- Взгляни! Ориентировка из Москвы. Она разошлась с нашим запросом. Так вот. Похитив крупную сумму денег, скрылась кассир строительного управления Нина Викторовна Горлина. Второе! - не переводя дыхания, выпалил Лобанов и положил на стол еще одну ориентировку: - Разыскивается исчезнувшая из Волгограда гражданка Иванова Марина Владимировна.

- Ну и ну…- озадаченно произнес Сергей.- Вот это сюрприз.

Глава 4 ЗАСАДА НА САМОГО СЕБЯ

В дверь негромко постучали.

- Войдите! - крикнул Сергей.

На пороге появилась сухая, подтянутая фигура Храмова.

- Ты чего, Николай? - спросил Лобанов.

- Разрешите обратиться к начальнику отдела, товарищ подполковник? - поглядел тот на Сергея.

- Обращайтесь, обращайтесь. Меня, между прочим, Сергеем Павловичем зовут.

Его начинали раздражать официальные манеры Храмова.

А тот невозмутимо доложил Лобанову:

- Задержан Валька. Вы его сами хотели допросить.

- Да? - Лобанов оживился.- Сейчас приду. Ты начинай.

- Как Семенов? - спросил Сергей у Храмова.

- Пока ничего нет, това… Сергей Павлович. После работы зашел в продуктовый магазин. Купил бутылку коньяку, закуску, лимоны, коробку конфет. Но гостей не было. Сам тоже из дому не выходил. А с утра торгует.

- Выходит, выпил и слопал все сам,- усмехнулся Сергей.

- Не установлено, това…

- И не требуется.- Сергей еле удержался от насмешливого тона.- Как беличья шубка, не появлялась?

- Так точно. Не появлялась.

Сергей обернулся к Лобанову:

- Кто такой этот Валька?

- Второй курец. Помнишь, я тебе вчера говорил?

- А-а, гашиш?

- Во-во. Дело серьезное. Так ты иди начинай,- повторил он, обращаясь к Храмову.

- Слушаюсь.

Когда тот вышел, Лобанов вздохнул:

- Так что же будем делать дальше?

- Прежде всего думать.

- Давай. Значит, Горлина совершила крупную кражу и убита. Так? Марина Иванова, к которой она собиралась ехать, исчезла. Так? И связь с ними Семенова не установлена.

- Но прослеживается,- Сергей многозначительно поднял карандаш.- Горлина убита тем же снотворным, которым был усыплен ограбленный в поезде человек. Его паспорт оставлен обманутому человеку. А у второго, обманутого точно так же, оставлен паспорт, попавший к Семенову. Вот тебе первая цепочка.

- Цепочка, конечно, слабенькая. Ну, а вторая?

- Пожалуйста. Человек, который участвовал в преступлении с паспортом, взятым у Семенова, ночью следит за девушкой…

- И которого потом опознал на рынке Колосков. То есть сам Семенов.

- Да. Хотя опознал и не очень твердо. Это тоже надо учесть.

- Надо, конечно. Но с этой девушкой Семенов… ну по крайней мере знаком. Раз она к нему потом на рынок пришла.

- Вот именно.

- М-да. Но эта цепочка не ведет ни к Горлиной, ни к Ивановой.

- Пока не ведет,- поправил Сергей.

- И вообще, тоже слабовата.

- Ну, милый, а с чего мы всегда начинаем?

- Это, конечно, верно,- вздохнув, согласился Лобанов.

Сергей, улыбаясь, поглядел на друга:

- А теперь - задача из области эвристики.

- Это еще что такое? - удивился Лобанов.

- Наука о творческом мышлении. Только, к сожалению, зарождается. Применительно к нашему делу это выглядит так: собраны факты, чувствуется их логическая связь, но построить из них железную цепь, обнаружить недостающие звенья, а затем пройти по ней к цели, то есть раскрыть преступление,- для этого у нас с тобой нет сейчас готового рецепта, уже известного метода. Наш прошлый опыт не содержит какой-нибудь готовой схемы, которая была бы пригодна для возникших условий. Надо создать новую, совсем новую схему, новый план решения, то есть совершить, как говорят, акт творчества.

- Ишь ты, «акт творчества»,- засмеялся Лобанов.- Ну, соверши, соверши, если ты такой ученый.

Сергей, улыбаясь, развел руками:

- Я же говорю, наука только зарождается. В идеале будет так: возникла новая задача, ты принимаешь некое лекарство, действующее на определенные мозговые центры, и к тебе вдруг приходит вдохновение, приходит, открытие. Представляешь?

- Ну, это через сто лет,- махнул рукой Лобанов.- А я вот где-то про Чайковского читал. Он говорил: вдохновение - это такая гостья, которая не любит ленивых. Садись работай, вдохновение"и придет. Это, брат, пока вернее будет.

- Что ж. Давай, как Чайковский.- Сергей с усилием потянулся.- Может, что и придет. Значит, первая цепочка выглядит так…

Он взял лист бумаги, нарисовал несколько кружков и соединил их стрелками. Потом в одном кружке написал: «Иванова, исчезла», во втором: «Горлина, снотворное», в третьем: «Поезд, снотворное», в четвертом: «Его паспорт, мошен.», в пятом: «Пасп. от Семен., мошен.», в шестом: «Семенов» и над стрелкой, ведущей к нему, поставил вопросительный знак.

- Вот тебе первая цепочка. Так?

- Так. Только вопросительный знак тут не нужен. Паспорт-то от Семенова пришел, это же точно.

- Допустим.- Сергей, поколебавшись, зачеркнул вопросительный знак.- Теперь вторая цепочка…

Он снова нарисовал кружок и написал: «Чел. на вокзале», потом провел стрелку ко второму кружку, где написал: «Девушка в бел. шуб.», и провел стрелку к следующему кружку: «Семенов» и от него провел стрелку к первому, над которой тоже поставил вопросительный знак.

- Опознание все-таки неточное,- пояснил он.

- Согласен,- кивнул Лобанов.- Но почему ты думаешь, что он следил именно за девушкой? Там были и двое приезжих с тяжелым чемоданом. Что-то было в этом чемодане… И поезд из Средней Азии, не забудь.

- Что ж. Цепочка и в этом случае не рвется, а удлиняется на одно звено: он следил за чемоданом, а чемодан встретила девушка. Вот и все. А он из Средней Азии, ты прав…

- Да. И все это за один день…- задумчиво произнес Лобанов.- А на следующий день в городе, на рынке,- он сделал ударение на последнем слове,- появляется гашиш.

Сергей настороженно взглянул на друга.

- Впервые?

- Впервые,- утвердительно кивнул головой Лобанов и медленно перечислил, загибая пальцы: - Поезд из Средней Азии… Чемодан… Гашиш на рынке, где торгует Семенов… Пацаны, которые его уже курят… А? Тоже цепочка?

- Пожалуй.- И Сергей неожиданно предложил: - Пойдем-ка потолкуем с этим Валькой?

Уже в коридоре Сергей вдруг вспомнил, что не узнал у Жаткина, был ли тот в аптекоуправлении. Он даже остановился на миг, собираясь вернуться в кабинет, но потом решил, что тот, скорее всего, не успел еще что-либо узнать, и двинулся вслед за Лобановым.

В большой светлой комнате за одним из столов расположился Храмов. Напротив него как-то неловко, боком, сидел бледный вихрастый паренек лет пятнадцати в расстегнутом сером пальто, на тонкой шее болталось скрученное в жгут старенькое кашне. Глаза его, темные и испуганные, смотрели на Храмова, пухлые в трещинках губы заметно дрожали. Больше никого в комнате не было.

При виде входящих Храмов поднялся со своего места. Вслед за ним вскочил и паренек, комкая в руках шапку. Он оказался худым и очень высоким, выше Храмова, и от этого выглядел еще более жалким.

- Продолжайте,- махнул рукой Лобанов.- Мы послушаем.

И они с Сергеем сели за соседний пустой стол.

- Ну, Пановкин,- строго сказал Храмов, опускаясь на прежнее место,- ты все понял?

- Понял,- еле слышно ответил тот, опуская голову.

- И про свою ответственность понял?

- Понял…

- Время я тебе дал подумать?

- Дали…

- Вот видишь, все как положено,- удовлетворенно заключил Храмов и уже с укором продолжал: - А ты мне свой поступок не объяснил как надо. Поэтому я тебя еще раз спрашиваю: зачем ты ту заразу купил?

- Просто так…

- Неразумно объясняешь…

- А разумно это не объяснишь…

Сергей с интересом посмотрел на паренька, потом на Лобанова, и друзья, поняв друг друга, улыбнулись.

- Вот и выходит,- строго сказал Храмов,- что парень ты неразумный, то есть глупый. Понятно?

- Понятно…

- Отец тебя, видно, мало порол. Вот и вырос до неба, а ума не набрался.

- Он меня никогда не порол.- Губы паренька вздрогнули от обиды, и он метнул враждебный взгляд на Храмова.

- Оно и видно, что не порол,- все тем же строгим и ровным голосом произнес тот.- Подойдем тогда с другой стороны. У кого купил?

- Не знаю я его.

- Знаешь, Пановкин. Я тебя не тороплю. Подумай. Сообрази. Я тебе, кажется, про ответственность говорил. Говорил я тебе про ответственность?

- Говорили.

- Ну вот и соображай. Тебе же лучше будет, если скажешь.

- Не знаю.

- Я тебя не тороплю, Пановкин,- с угрозой предупредил Храмов.- Я тебя соображать призываю.

- Не знаю,- упрямо повторил паренек, опустив светлую вихрастую голову.

- Одну минуту, Николай Степанович,- не вытерпев, вмешался Сергей.- Разрешите мне поговорить.- И он обернулся к Лобанову: - Не возражаешь?

- Давай,- согласился тот и сказал Храмову: - Выйдем-ка, дело одно есть.

Они вышли из комнаты.

- Ты, Валя, учишься или работаешь? - спросил Сергей.

- Учусь..

- В каком классе?

- В восьмом.

- А потом работать пойдешь?

- Не. Дальше буду учиться.

- Сам решил или отец заставляет?

- Сам. А отец у меня хороший,- с вызовом произнес паренек.

- Где он работает, отец?

- Сообщить хотите?

- Кому? - пожал плечами Сергей.- У нас ведь твой адрес есть.

- На работу. Чтоб опозорить.

- Это отца-то?

- Ага. Что плохо воспитывает.

- Ты, кажется, не хулиган и не вор. Ни тебя, ни отца позорить не за что.

- А что купил?…

- Вы за этим и на рынок пришли?

- Не. Мы корм для рыб пришли покупать.

- Ну вот видишь Где же работает отец?

- На заводе, лекальщик он, шестой разряд имеет,- в голосе паренька прозвучала гордость.- Портрет его на заводской территории выставлен.

- Знатный у тебя отец.

Сергей не спеша закурил и, помедлив убирать сигареты, спросил:

- Куришь?

- Не. В детстве курил, бросил.

Паренек явно оттаивал, говорил уже свободно, даже бойко, и без всякого страха глядел на Сергея.

- Молодец. Сила воли есть. А я вот никак бросить не могу.

- У вас работа нервная.

- Это верно,- вздохнул Сергей.- Вот хоть случай с вами. Преступления вы, конечно, не совершили. Вред только, огромный вред для здоровья. Но ты, допустим, парень с головой. Попробовал… А кстати, приятно показалось?

- Не. Голова кружится. Знаете, медленно так, как в тумане, кружится. И вкус какой-то сладковатый.

- Другому, может, и понравится?

- Ну, я соображаю, что к чему. А вот Гошка… Ну, он совсем пацан. Говорит, давай завтра еще купим. Я ему кулак дал понюхать. Во, говорю, если -купишь.

Сергей рассмеялся:

- Думаешь, подействует?

- А как же? Мы с ним дружим.

- Вот, Валя, в чем опасность. Всем-то кулак понюхать не дашь. Значит, как их, дураков, спасать?

- Торговлю запретить надо.

- Правильно. Запрещена. А дальше?

- Дальше?… Ну, штрафовать, что ли, кто торгует.

- Штрафовать? - улыбнулся Сергей.- Вот, допустим, на тебя бандит напал. Кошелек с получкой отнял и ножом два раза ударил. Его тоже штрафовать?

- Сравнили…

- Правильно. Сравнение не подходит. Рана может зажить, человек здоровым станет, из другой получки дела свои поправит. А вот если курить ту заразу начнет - нервное расстройство и в конце концов гибель верная - раз. Все получки на это пойдут. А когда не хватит, преступление человек совершит, чтобы деньги достать. Это - два. А три - приятелей втянет, их погубит. Ну-ка, сравни, что опаснее.

Сергей сам не заметил, как голос его задрожал.

- Да,- тихо ответил Валька.- Это вы верно…

- То-то и оно. И другое учти. Грамм один в той закрутке, что он вам продал. А взял рубль, так? Выходит, тысячу он с килограмма имеет. Ну, половину он отдаст тому, кто этот килограмм ему привез. А вторая - его? Он тебе какой хочешь штраф уплатит и доволен будет. А сам-то небось не курит. Сам здоровый небось.

- Ага. Здоровый. И рожа красная,- уже со злобой подтвердил Валька.- Сажать такого надо.

- Верно. Но сам-то он к нам не придет: «Сажайте меня». Его надо найти.

- А вы на рынок пойдите. Он там. Я сначала не хотел говорить. Ну, в общем, боялся. Но раз такое дело… Он у пивного ларька торчит. Так и сказал нам: «Если еще надо будет, приходите». Он в ватнике черном и в сапогах. Его Сенькой зовут, Коклюшный.

- Это точно, Валя?

- Сам слышал.

Через пятнадцать минут оперативная группа была на рынке. Но Сеньки там не оказалось. Не появился он и [I других местах, где обычно бывал. Сеньку искали долго и тщательно, но безрезультатно.

- Вот видишь? - сказал Лобанов Сергею.- Еще одно звено - Сенька. Соединились две цепочки - паспорта и наркотики.

- И за ними обеими маячит одна и та же фигура - Семенов,- добавил Сергей.- Но как обнаружить его связь с Горлиной и Ивановой? Вот я над чем голову ломаю.

- С Горлиной есть один интересный момент. Мы его еще не разрабатывали. Кто был тот человек, с которым она приехала в гостиницу? Его ведь там видели… Сейчас.- Лобанов раскрыл одну из пухлых папок и стал поспешно перелистывать страницы.- Ага, вот… Видели швейцар и дежурная по этажу.

- Кто их допрашивал?

- Жаткин.

- Жаткин? Стой! - вспомнил вдруг Сергей: - Он еще не вернулся из аптекоуправления?

- Сейчас проверим.

Лобанов не успел снять трубку, как зазвонил телефон.

- Да!… Жаткин? Ну просто телепатия какая-то. А я тебе собрался звонить. Заходи.

Через минуту молодой сотрудник уже входил в кабинет

Да, он был в аптекоуправлении, был в прокуратуре и в ОБХСС. Обнаружено дело по хищению медикаментов. Оно возникло с полгода тому назад. Преступники были недавно осуждены. Среди похищенного было и снотворноe, в том числе и тот проклятый препарат. Сестра Семенова к ответственности не привлекалась: против нее не было улик. По делу проходила как свидетель. Но… и любом деле могут быть недоработки. Тем более что по работе характеризуется она плохо - и выпить любит, и погулять, и денежки лишние водятся. Кстати, с братцем она дружит.

- Что ж,- согласился Сергей,- недоработки вполне могут быть.

- Во всяком случае,- многозначительно заметил Лобанов,- к тому делу она стояла близко. Отсюда, значит, какой вывод? - он посмотрел на Сергея.

- Вывод пока один: данные не подтверждают, но и не опровергают наши подозрения. Семенов может иметь в своем распоряжении снотворное. Вполне может.

- А второй вывод и вовсе не опровергается,- добавил Лобанов.

- Какой?

- Тот, кто применил снотворное в поезде, применил его и в гостинице, - убежденно произнес Лобанов.

- И в гостинице…- Сергей задумчиво потер лоб.- Что-то мы с тобой насчет гостиницы говорили… Да! О тех, кто видел того человека. Значит, двое?

- Их допрашивал я, товарищ подполковник,- вмешался порывистый Жаткин.- Швейцар и дежурная по этажу. Хорошие люди. Им вполне доверять можно.

- Да, но приметы того человека дают плохие?

Жаткин развел руками.

- Опять тот же вывод: приметы не подтверждают, но и не опровергают того, что с Горлиной был Семенов. Во всяком случае, пыжиковую шапку…

- Минуточку! - прервал его Сергей и обратился к Лобанову: - Сколько дней Горлина собиралась провести в Борске?

- Сейчас скажу.- Лобанов снова принялся перелистывать бумаги.- Где этот листок, который она заполнила?… Ага, вот!… Да, на три дня всего. «По личным делам».

- Вот именно,- откликнулся Сергей и иронически заметил: - Тут командировочным сам товарищ Лобанов не может выхлопотать номер, а она «по личным делам» поселилась, притом без всякой его помощи.

- А ведь это мысль! - воскликнул Лобанов.- Если не я, то кто ей помог?

- Сумела украсть,- презрительно сказал Жаткин,- сумела и устроиться. Особа, видно, была ловкая.

- Администратор там тоже, кажется, не очень принципиальный,- заметил Сергей.- Мне рассказывали. Небось сунули ему десятку…

Лобанов запальчиво перебил его:

- А кто? Горлина? А может, тот, кто был с ней. Семенов, допустим? Откуда вы знаете?

- Да, да,- поддержал его Жаткин.- Это такой ловкач, что поискать.

- Решено,- заключил Сергей.- Побеседуем по душам с администратором. Женщина, кажется?

- Еще какая!

- То есть?…

- Сам увидишь,- усмехнулся Лобанов.- Я тебя не буду лишать удовольствия.- И с угрозой добавил: - Обратите внимание, все тянется к Семенову. Ох, добраться бы до него. Душу вытрясу. Он у меня…

Его прервал телефонный звонок. Дежурный по управлению, как всегда, бодрым тоном доложил:

- Товарищ майор, к вам один гражданин пришел. Очень нервничает. Разрешите пропустить?

- Кто такой?

- Фамилия Семенов, Петр Данилович…

- Что?! - Лобанов изумленно посмотрел на Сергея.- Семенов?…- И, придя в себя, заорал в трубку: - Давай его сюда! Быстрее! Пока он не раздумал!

Потом откинулся на спинку стула и посмотрел на Сергея и Жаткина.

- Ну, как это прикажете понимать?

И неизвестно, чего больше было в его голосе, радости или растерянности.

- Вот придет и объяснит,- с подчеркнутым спокойствием ответил Сергей.- И помни: мы ровным счетом ничего о нем не знаем.

- В том-то и дело! Может, ты с ним поговоришь? А то я, ей-богу, за себя не ручаюсь, когда эту рожу увижу.

- Ну, ну. Зато я ручаюсь. А мне нельзя. И никому другому нельзя. Он же к тебе пришел. Может, он тебя знает?

- Нет, он, гад, определенно что-то пронюхал,- покачал головой Лобанов.- И теперь опередить нас хочет. В чем-то признаваться прибежал, вот увидите.

Сергей пожал плечами. Он старался не подать виду, что сам удивлен и встревожен. Приход Семенова не сулил ничего хорошего, в этом Сергей был уверен. Решил выкинуть какой-то опасный фокус. Черта с два он сейчас в чем-нибудь признается.

Его размышления прервал стук в дверь. Вслед за тем она тут же приоткрылась, и в кабинет торопливо зашел Семенов.

На полном, раскрасневшемся лице его отражалась тревога, редкие, потные волосы были спутаны, добротное пальто на меху небрежно-расстегнуто, в руках он нервно мял пушистую, красивую шапку.

- Разрешите?

- Пожалуйста,- настороженно кивнул головой Лобанов.

Семенов поспешно прикрыл за собой дверь, подбежал к столу и, не давая Лобанову произнести ни слова, выпалил:

- Вы милиция, да? Ну так вот! Извольте! Меня убить хотят! Убить! - голос его сорвался на крик.- Я требую!… Я требую защиты!… Вы милиция? Вот и пожалуйста! Защищайте!…

Лобанов посмотрел на него с неподдельным изумлением.

- Вас?… Убить?…

- Да, да, да!… Именно меня!… Вот, читайте! Черным по белому пишут!…

Он выхватил из кармана помятый конверт и протянул его Лобанову.

- Да вы садитесь,- сказал тот, беря письмо.

- Я не могу сидеть! - нервно воскликнул Семенов.- Не могу есть! Не могу спать! Вы обязаны меня защитить! Обязаны!…

Сергей с нарастающим удивлением рассматривал Семенова. В том, что он не притворяется, что он смертельно испуган - не было сомнения. А впрочем… Вдруг это все игра? Вдруг это ловкий ход, чтобы отвести от себя подозрения? Ведь улики ведут к нему, бесспорные улики! Сергей видел, что и Лобанов охвачен сомнениями, что и на него произвел впечатление истеричный напор Семенова. И мысленно говорил ему: «Спокойнее, Сашка, спокойнее. Делай вид, что веришь».

Между тем Лобанов вынул из конверта сложенный листок и, расправив его, медленно прочел вслух:

- «Ночью придем. Убьем, как собаку».- Он поднял глаза на Семенова, и тот ответил ему затравленным взглядом, губы его дрожали.- Что это значит?

- Я не знаю, что это значит? - захлебываясь, прокричал Семенов.- Они просто хотят меня убить!… Они хотят убить!… Понимаете вы?…

- Нет, гражданин Семенов, не понимаю,- усмехнулся Лобанов.- Просто так не убивают.

Он уже пришел в себя и теперь спокойно, с иронией разглядывал посетителя.

- А я вам говорю, не знаю!… Хватайте их! Хватай те, и все!… Пусть они потом объясняют, что это значит!… А иначе… иначе я не пойду домой!… Вот и все!… Вот и все!…

Он повалился на стул, поерзал, плотнее усаживаясь на нем и всем своим видом давая понять, что он не двинется с места, пока не будет уверен в своей безопасности.

Сергей увидел, как глаза Лобанова сузились от злости, и понял, что сейчас он скажет что-то резкое и, может быть, не очень обдуманное. Решив опередить его, он озабоченным тоном произнес:

- Заявление гражданина надо обдумать.

Семенов обернулся, окинул его быстрым, цепким взглядом и обрадованно подхватил:

- Конечно! И принять меры! Немедленно! Это же надо? Наглость какая! И они придут! Они обязательно придут, раз написали!…

«Врет,- подумал Сергей.- Все врет. Но в чем тут фокус, я не понимаю». И он серьезно и озабоченно сказал, стараясь убедить Семенова в полном доверии к своим словам:

- Мы вас только попросим написать официальное заявление и письмо это приложить. Чтобы было ясно, на основании чего мы действуем.

- Ради бога! Пожалуйста! Сейчас же напишу!… Вы мне разрешите листок бумаги? - обратился он к Лобанову.

Все молчали, пока Семенов торопливо, ни на минуту не задумываясь, писал заявление.

- Укажите там, что причины этой угрозы вы не знаете,- сказал Сергей.

- Обязательно, обязательно, а как же!…

Семенов кончил писать, решительным росчерком поставил подпись и, не перечитывая, протянул заявление и письмо Сергею.

- Я извиняюсь,- как-то вкрадчиво и чуть заискивающе сказал он.- А вы кто будете?

- Подполковник Коршунов.

- А по должности?

- Я из Москвы. В служебной командировке здесь.

- Очень приятно! Очень! - просиял Семенов.- Тогда я надеюсь, что все будет в порядке.

- И без меня было бы все в порядке.

- А сейчас вы свободны,- сухо сказал Лобанов.- О принятых мерах мы вам сообщим.

- Но… Я бы хотел…

Сергею вдруг пришла в голову одна мысль, и он как можно мягче, даже с оттенком заботливости, спросил:

- Вы хотели бы узнать об этом побыстрее?

- Вот именно! Я же не могу…

- Так зайдите к нам…- Сергей посмотрел на часы.- Сейчас два часа дня. Зайдите под вечер, ну, скажем, в пять. Сможете?

- Непременно! - обрадованно воскликнул Семенов.- То есть минута в минуту буду! Это же… это же для меня вопрос жизни! Вы поймите мое состояние!…

- Понимаем, понимаем,- добродушно кивнул головой Сергей.- Все понимаем.

Семенов поднялся со стула, застегнул пальто.

Когда он наконец вышел, Лобанов вопросительно поглядел на Сергея.

- Ну что ты придумал? - и, не дожидаясь ответа, воскликнул: - Но прохвост! Какой прохвост! Так чего ты придумал? Но прежде скажи, ты понял, зачем ему этот спектакль понадобился? Я - нет.

- И я тоже. А придумал я…- Сергей взглянул напритихшего Жаткина.- Как вы полагаете, узнает швейцар Семенова?

Тот досадливо покачал головой:

- Вряд ли.

- Почему?

- Он мне объяснил, когда я от него примет того человека добивался, что рассмотрел его плохо Они очень быстро прошли с Горлиной мимо него. Потом он помог нести вещи к лифту кому-то из приезжих. Горлина сидела в кресле уже одна. Причем очень грустная, расстроенная.

- Так, так. А ее спутник?

- Он в тот момент стоял у окошка администратора.

- Значит, это он насчет номера договорился! - воскликнул Лобанов.- Ручаюсь!

Сергей кивнул головой:

- Согласен. Но это означает еще и другое

- Что именно?

- Что администратор узнает Семенова, если это был он, конечно.

- И если она захочет его узнать,- Лобанов хитро прищурился.- Это может оказаться ей невыгодно. Он же наверняка дал ей взятку за номер. И она ему из какой-нибудь брони отдала. Может быть, его скорей узнает дежурная по этажу? - Он посмотрел на Жаткина. И тот снова покачал головой:

- Вряд ли. Она тоже его очень плохо рассмотрела. За ключом к ней подошла Горлина, а он как-то незаметно прошмыгнул мимо.

- А когда уходил?

- Вообще не видела.

- Так,- заключил Сергей.- Остается только администратор.- Он повернулся к Жаткину: - Сейчас почти три часа. К четырем привезите ее сюда.

- Слушаюсь.

- Да, но что мы будем делать с Семеновым? - спросил Лобанов и усмехнулся: - Он же заявление подал. По-моему, надо все-таки попробовать…

- Что попробовать?

- Задержать этих субчиков, если придут.

- Значит, засада?

- Конечно.

Сергей задумался.

- Они нас именно на это и толкают… Выходит, это им выгодно… А что выгодно им, невыгодно нам…

- Это конечно так,- согласился Лобанов.- Но… допустим, у них ссора произошла? И Семенов избавиться от кого-то хочет? А этот «кто-то» может нам пригодиться.

- Возможно. Но располагать засаду в квартире Семенова рискованно,- покачал головой Сергей.- Где он живет?

- В том-то и дело - свой домик,- досадливо щелкнул пальцами Лобанов.- На Луговой. Она прямо к лесу подходит. Самый край города.

- Гм. Может, две засады тогда?

- Может, и две.

- Ну вот что,- решительно объявил Сергей.- Вы, Жаткин, за администратором. Через час чтоб была здесь. Двух сотрудников на рынок, к палатке Семенова. Если он вздумает домой ехать, под любым предлогом пусть задержат на час. А мы с тобой,- обратился он к Лобанову,- на Луговую. Сами все там осмотрим и тогда решим как и что. Ясно одно: засаду надо делать.

…Через час они вернулись в управление. На обратном пути, еще в машине, в общих чертах обсудили план предстоящей операции. На коленях у Лобанова лежал листок из блокнота с приблизительной схемой расположения дома Семенова и окружающих его домов и улиц. Лобанов водил пальцем по схеме и запальчиво говорил:

- Обязательно надо и у него в доме сотрудников посадить. А как же? Иначе он сразу догадается, что мы ему не доверяем, и - черт его знает! - возьмет да предупредит тех. Мы же не знаем их планов?

- Близость леса мне не нравится,- заметил Сергей.

- Отрежем пути отхода туда. Вот и все.

- А путей, по крайней мере, два: так и так,- Сергей провел пальцем по схеме.

Уже подъехав к управлению, окончательно договорились, что Лобанов немедленно займется организацией засады на Луговой, а Сергей возьмет на себя разговор с администратором гостиницы.

- Это тоже не сахар,- усмехнувшись, предупредил Лобанов.

Из кабинета Сергей позвонил Жаткину:

- Ну как, Володя?

- Товарищ Скляревская у меня, товарищ подполковник,- подчеркнуто официально доложил Жаткин.- Разрешите зайти?

Через минуту дверь открылась и Жаткин галантно пропустил вперед высокую полную женщину в черном платье с ниткой белых, под жемчуг, бус на пышной груди, которые еще больше подчеркивали весь ее строгий облик. На странно узком, холодном ее лице выделялись густо-черные брови, и от этого глаза казались окруженными синевой. Пышные темные волосы были зачесаны назад и собраны в тяжелый пучок, открывая высокий чистый лоб.

Женщина вошла как-то по-хозяйски уверенно и твердо; с достоинством, даже несколько высокомерно, кивнула вставшему- ей навстречу Сергею.

- Присаживайтесь, Галина Александровна,- сказал Сергей как можно любезнее.- И вы тоже,- кивнул он Жаткину.

- Я вас слушаю,- требовательно произнесла Скляревская, опускаясь на стул.- Курить у вас, надеюсь, можно?

Не дожидаясь ответа, она вынула из большой черной сумки и положила перед собой блестящую от целлофана пеструю коробочку с сигаретами и изящную заграничную зажигалку.

- Пожалуйста, пожалуйста,- радушно ответил Сергей, соображая про себя, как лучше начать разговор.

Работа уже давно приучила его быстро разбираться в людях. Профессиональное чутье мгновенно подсказывало ему правильную линию поведения. Но бывали, конечно, и ошибки, более или менее значительные, утвердившие правило: никогда не доверять до конца первым впечатлениям о человеке - они порой обманчивы.

Первое впечатление о Скляревской было неблагоприятным. Под внешней чопорностью и самоуверенным спокойствием Сергей ощутил в ней что-то настораживающее, что-то неискреннее, но это могло быть и результатом полученных ранее, весьма неопределенных сведений и потому требовало проверки.

- Так я вас слушаю, товарищ,- закуривая, холодно произнесла Скляревская.

Сергей не спеша закурил вслед за ней и, откинувшись на спинку кресла и как бы давая понять, что разговор будет вполне доверительным и свободным, сказал:

- Речь, Галина Александровна, пойдет о неприятном случае в вашей гостинице позавчера.

- О кошмарном Случае,- строго поправила его Скляревская и, прижав пальцы к вискам, добавила: - Ах, я вторую ночь не могу уснуть из-за этого. Никакое снотворное не помогает.

При упоминании о снотворном Сергей невольно насторожился.

- Да, я вас понимаю. Но чтобы уж никакое снотворное не помогало…- Он усмехнулся сочувственно.- Вы что принимаете?

- Ах, все подряд,- страдальчески махнула рукой Скляревская.- И невыносимая мигрень весь день. Невыносимая!

Она снова прижала пальцы к вискам.

- Все-таки помогите нам разобраться в этом деле,- мягко произнес Сергей.

- Боже мой, ну конечно! Все, что в моих силах. Спрашивайте, пожалуйста.

- Вы видели эту самую Горлину?

- Видела. Такая молодая, красивая, со вкусом одета. Боже мой, какое несчастье!

Она нервно затянулась сигаретой.

- Вы из своего окошечка ее видели?

- Конечно. Разве я могу выйти? У нас кошмарная работа. Секунды свободной нет.

- Да, да,- сочувственно откликнулся Сергей.- Масса народу, и все ждут, нервничают.

- Ах, если бы вы знали, как тяжело отказывать людям! Но гостиница не резиновая, вы понимаете?

- Конечно.

«Неплохая артистка,- подумал Сергей.- Но и не умна, кажется. Сама же переводит разговор в невыгодное для себя русло. Впрочем, не нарочно ли? Проверим. Она ведь не знает истинную причину смерти».

-А что Горлина делала, когда вы ее заметили?

- Я не помню точно. Но она была очень грустной и озабоченной.

- Может быть, ей уже нездоровилось?

- Знаете,- Скляревская оживилась и сделала энергичный жест рукой, словно останавливая Сергея.- Кажется, вы правы. Да, да, ей, наверное, уже нездоровилось. У бедняжки был очень плохой вид. Я сразу заметила.

«Так,- удовлетворенно констатировал про себя Сергей.- Больше она уже не упомянет, что гостиница не резиновая. Появился новый аргумент, более достоверный. Да, ты, милая, хитришь. И не очень умно».

- Наверное, поэтому вы и решили ее устроить, хотя с номерами было трудно? - как бы восхищаясь ее чуткостью, спросил Сергей.

- Ну конечно! Боже мой, я тоже, в конце концов, женщина. Это же кошмар - оказаться больной в чужом городе, одна… Правда, ее привез какой-то знакомый, но тут же бросил, ушел, вместо того чтобы…

«Вот, вот, теперь уже можно упомянуть и о нем»,- подумал Сергей.

- Он сам вас просил о номере?

- В таких случаях меня не надо просить,- гордо возразила Скляревская.- 'Он только подал документы, как я уже все поняла и отдала ей последний свободный номер.

- Вы очень чуткая и наблюдательная женщина,- улыбнулся Сергей.

- Ну что вы! Самая обыкновенная,- снисходительно пожала полными плечами Скляревская, явно, однако, польщенная его комплиментом.

- И он не говорил вам, что она больна?

- Вы слишком много хотите от мужчин. В большинстве случаев они такие невнимательные.

В ее голосе неожиданно прозвучала кокетливая нотка.

- Впрочем,- равнодушно заметил Сергей,- это мы узнаем от него самого. Я еще с ним не беседовал.

Впервые за время разговора в глазах Скляревской мелькнула настороженность, и она, не удержавшись, воскликнула:

- Так вы знаете, кто он такой?

Сергей взглянул на часы.

- Да, он скоро здесь будет.- И, обернувшись к молча сидевшему в стороне Жаткину, попросил: - Поглядите, кстати. Может быть, он уже пришел?

Тот поспешно встал и вышел из кабинета.

- Мне даже видеть его неприятно,- враждебно заметила Скляревская, на секунду теряя свой царственно спокойный вид.

«Ну, еще бы»,- усмехнулся про себя Сергей.

- Называется, сослуживец,- с негодованием продолжала между тем Скляревская.- Бросить женщину в таком…

- Сослуживец? - невольно вырвалось у Сергея.

- Да, он так себя назвал. Якобы случайно встретил ее на вокзале. Бессердечный он человек, а не сослуживец!

В этот момент вернулся Жатки ни доложил:

- Гражданин здесь, товарищ подполковник.

- Что ж, Галина Александровна,- сказал Сергей, вставая.- Я больше не смею вас задерживать. Спасибо и извините, что потревожили. Разрешите, я вас провожу?

- Ах, что вы! - кокетливо улыбнулась Скляревская.- Мне неловко вас затруднять…

- Какое же тут затруднение? Надо восстановить в ваших глазах репутацию мужчин,- ответно улыбнулся Сергей, краем глаза перехватив удивленный взгляд Жаткина.

Они вышли в коридор.

Около двери кабинета на длинном диване сидел Семенов, нервно теребя в руках свою пушистую шапку. Лоб и пухлые щеки его блестели от пота. Увидев Сергея, он сделал движение, чтобы подняться. Но тут он заметил Скляревскую и застыл на месте, поспешно отведя глаза, И Сергей отметил это про себя.

- Одну минуту,- сухо сказал он Семенову.- Я сейчас вернусь.

Скляревская прошла вперед, величественно вскинув голову и старательно не глядя в сторону Семенова. Только по плотно сжатым губам и напряженному, устремленному вперед взгляду можно было догадаться, что встреча эта была ей неприятна.

Прощаясь со Скляревской у выхода из управления, Сергей как бы между прочим спросил:

- Кстати, вы узнали того гражданина в коридоре?

- Я?… Да я его просто не заметила…

«Врешь, милая,- подумал Сергей.- И не очень умело притом. Что ж, тем лучше».

Он стал медленно подниматься по лестнице.

Дойдя до третьего этажа, Сергей увидел в конце коридора одинокую ссутулившуюся фигуру Семенова на диване и, поколебавшись, решительно повернул назад, вниз по лестнице, туда где находились комнаты отдела уголовного розыска.

В накуренном до синевы кабинете Лобанова сотрудники оживленно обсуждали что-то и разом умолкли, повернув голову к двери, когда она без стука распахнулась и вошел Сергей.

- А вот и он сам,- удовлетворенно констатировал Лобанов.

- Ох, и надымили вы, братцы,- покачал головой Сергей.- Аж глаза ест.

Лобанов усмехнулся.

- Это мы сами дымимся. Уточняли план операции.

- Он сидит там у меня,- Сергей кивнул на дверь.- Кто будет у него в доме? Пойдемте знакомиться. А то уже седьмой час.

- Филиппов, ты иди. Жаткин там,- распорядился Лобанов.- Остальные, как условились.- И, обращаясь к Храмову, спросил: - Курево, воду, бутерброды заготовили?

- Так точно.

- Ну все тогда. Машины у подъезда. Отправляйтесь, хлопцы. Рации только берегите. В случае чего - мигом у вас будем. Вроде ничего не забыли. Так…- Он оглядел сотрудников, потом посмотрел на Сергея: - Разрешите начинать, Сергей Павлович?

При посторонних Лобанов всегда обращался к нему строго официально.

- Давайте.

Все, шумно переговариваясь, вышли в коридор.

Сергея охватило знакомое чувство нервного подъема, радостное ощущение братской близости с идущими рядом людьми, которых в этот момент объединяло не только общее задание, общая цель, но и сознание неведомой пока опасности, предстоящего риска, и он на секунду даже позавидовал им. Эх, давно он не ходил в засады! Только час спустя, когда уехал с двумя сотрудниками заметно повеселевший Семенов, Сергей и Лобанов вспомнили, что с утра ничего не ели.

- Столовая закрылась,- устало потягиваясь, сказал Лобанов.- Может, в ресторан зайдем? Хотя шуму там…

- Сначала в гостиницу,- ответил Сергей.- Домой позвонить надо. Как там мои.

- Ну пошли, раз так.

Они не спеша оделись: сейчас можно было не спешить.

На улице было холодно, люто бушевал ветер.

- Все машины разогнал! - прокричал Лобанов.- Придется пешком. На голодный желудок тяжело.

- Ничего. А мороз у вас серьезный.

- И всегда с ветром, черт его дери,- проворчал Лобанов, погружая лицо в поднятый воротник пальто.

К гостинице подошли замерзшие, исхлестанные ледяным ветром. Поднявшись к себе в номер, Сергей заказал по телефону разговор с Москвой.

- В течение часа,- предупредила телефонистка.

- Придется ждать,- вздохнул Лобанов, располагаясь в глубоком кресле.

Но телефон зазвонил почти мгновенно. Сергей поспешно сорвал трубку.

- Вот как работаем,- горделиво произнес Лобанов, подняв палец.- Это тебе, брат, не…

Однако вместо ожидаемой Москвы в трубке раздался знакомый обрадованный голос Урманского.

- Сергей Павлович? Ради бога, извините. Но вы сами просили. Знаете? Я нашел Марину!

- Поздравляю,- улыбнулся Сергей.- Как вам это удалось?

- Тысяча и одна ночь! Если написать, скажут: «так не бывает». Но главное,- с веселой торжественностью заключил Урманский,- мое счастье теперь в ваших руках.

- Это как понять?

- По телефону это невозможно понять. Если бы вы разрешили… Я понимаю, это верх нахальства… Но…

- Хотите приехать?

- Я просто мечтаю приехать и выплеснуться. Мешает только моя природная застенчивость.

- Ну валяйте. Правда, мы еще не…

Но тут в трубке что-то щелкнуло и ворвался голос телефонистки:

- Вы заказывали Москву?

- Да, да!

- Говорите… Москва, говорите…- И Сергей вдруг узнал далекий голос, кричавший: - Я слушаю!… Я вас слушаю!…

- Мама! - в свою очередь закричал Сергей, прижимая трубку ко рту.- Мама, ты меня слышишь?

- Сережа!… Ну конечно слышу. Как ты себя чувствуешь? Там у вас не холодно?

- Все хорошо, мама. Не холодно. Как вы там, здоровы?

- Да, да. Лена в театре. А Витенька… Вот он рвет трубку.- И Сергей услышал звонкий, взволнованный голос сына: - Папа! Папа, я разбил твою чашку! - Он знал Витькину привычку сразу выкладывать все неприятности.- Я полез…

- Ладно, сынок, ладно,- улыбнулся Сергей.- Как дела?

Витькин голос сразу стал веселым, и он еще звонче закричал:

- Папа, я по труду «пять» получил. А ты?

Сергей любил говорить сыну, что оба они трудятся и оба получают отметки.

- Нет, сынок. Я «пять» по труду пока не получил, - невольно вздохнув, он скосил глаза на Лобанова, который с веселым интересом прислушивался к разговору.- Но постараюсь…

Недолго продолжался этот радостный и беспорядочный разговор, когда вмешался голос телефонистки:

- Ваше время истекло. Кончайте.

И Сергей только успел прокричать:

- Маму поцелуй! До свидания!

Когда он повесил трубку, Лобанов с упреком сказал:

- Хоть бы привет от меня передал Марии Игнатьевне.

Но Сергей, словно не слыша его, задумчиво произнес:

- Эх, нам бы с тобой «пятерку» за труд получить… Знаешь,- он опустился на диван и закурил,- помню я одного человека. Был такой секретарь райкома у нас, Волохов. Так вот, вызвал он меня, когда я после демобилизации в Москву приехал, и сказал, что райком собирается послать меря на работу в уголовный розыск. «Это,- говорит,- должно стать делом всей вашей жизни, вашей новой профессией». И вот столько лет прошло… И чего только не было… И, по-моему, служим мы с тобой неплохо. А вот легче работать почему-то не становится.

- Волохова я знал,- кивнул головой Лобанов.

Оба некоторое время молча курили. Потом Сергей сказал:

- Я вот иногда думаю, что у нас за работа? Говорят, мы должны карать за совершенное зло…

- Карает суд,- покачал головой Лобанов.

- Ну, конечно. Но работа наша все-таки выглядит грубой, даже жестокой, что ли. Найти преступника, схватить его.

- Гораздо важнее - не дать ему пойти на преступление,- заметил Лобанов.

- А что значит «не дать пойти»? Просто помешать? Нет. Тут надо совершить переворот в его душе. Это же все равно что вылечить тяжелобольного. Я тебе так скажу. Я бы нашу работу поставил рядом с работой учителя и врача.

- Ишь ты,- улыбнулся Лобанов.

- А что? Я же понимаю, чего ты улыбаешься.

- Многого нам не хватает, чтобы рядом с учителем и врачом стать.

- Согласен. Но я о гуманности профессии говорю. У нас ее только труднее разглядеть. Но она есть, если в корень смотреть. Есть.

Лобанов сердито вздохнул.

- А я большую разницу вижу в этих самых профессиях. Вот врач. Он всех своих больных должен, не знаю как, жалеть, должен даже, если хочешь, любить, потому - человек перед ним, больной, страдающий. А я всех наших «больных» любить не могу. И чем тяжелее наш «больной», тем я его больше ненавижу. Я сейчас думаю, к примеру, как мне этого подлеца Семенова разоблачить, а не «вылечить», как мне его, бандита, скорее за решетку спровадить.

- Ну, а потом? - усмехнулся Сергей.

- Что «потом»?

- Ну, спровадил. А потом?

- А-а. Потом, конечно, лечить его придется, - хмуро согласился Лобанов.- Никуда тут не денешься.

- Вот видишь. Придется, значит, лечить. Даже Семенова. Ну, а других, кого он, допустим, с пути сбил, запутал или запугал? Что, мы не видели с тобой таких? Лобанов задумчиво подтвердил:

- Видели… Много таких видели… И все это верно, что ты говоришь. Но сейчас у меня гвоздем сидит в голове Семенов. Как его заставить говорить, как узнать, что он придумал?

- Как-то там наши ребята сейчас в засаде,- сказал Сергей. '

В дверь постучали.

- Войдите!

В маленькой прихожей, заполняя ее всю, появилась высокая фигура Урманского, как обычно, в пушистой шапке с опущенными ушами и со знакомой тоненькой папкой в руке.

- Сергей Павлович, я понимаю всю бестактность моего вторжения! - Он поднял вверх руки и на секунду стал похож на дрессированного медведя.

- Раздевайтесь,- кивнул ему Сергей,- и спустимся в ресторан. Мы умираем голодной смертью.

- Этого я себе никогда не прощу! - принимая его шутливый тон, воскликнул Урманский.- Хотя на меня будут молиться все жулики города.

В ресторане гремел оркестр, между столиками кружились раскрасневшиеся пары, сновали с подносами официанты.

Сергей, Лобанов и Урманский, оглушенные, остановились в дверях, оглядываясь по сторонам в поисках свободного столика.

Изящно лавируя среди танцующих, к ним приблизился худощавый, в черной визитке седой метрдотель.

- Желаете поужинать?

- Хотя бы,- усмехнулся Лобанов.

Метрдотель понимающе кивнул.

- У нас сегодня свободен банкетный зал. Не желаете столик там?

- Отлично.- И Лобанов горделиво покосился на Сергея. «Вот как у нас обслуживают, видал?» - говорил его взгляд.

Через минуту они уже сидели в небольшом пустом зале за единственным накрытым столом. Музыка сюда почти не доносилась, было прохладно и тихо.

Когда утолили первый голод, почти мгновенно проглотив всю закуску, которую заказал Лобанов, Сергей закурил и спросил Урманского:

- Ну, так как вы нашли Марину?

- Просто не поверите,- с воодушевлением начал тот.- Помните, я вам говорил о Федорове, о котором собирался писать очерк? Ну, герой войны?

- Помню, помню.

- Так вот. Я, знаете, видел скромных людей, сам скромный,- Урманский приложил руку к груди,- но такого… Из него слова не вытянешь. Ну, просто не желает говорить, и кончено! Странно даже.

- Может, вы ошиблись и никаких особых подвигов он не совершал? - спросил Лобанов.- Однофамилец, например, того героя.

- Что вы! У него одиннадцать боевых орденов, два ордена Ленина! И потом я старую газету раскопал. «Красную звезду». Там о нем пишут. Да как! Правда, со слов его товарищей, сам он, видно, и тогда молчал. Но я же не могу сейчас тех людей найти! А очерк о герое нужен- во! - он провел рукой по горлу.- У меня задание главного редактора! И материал золотой, я же нутром чую. Словом, сегодня решил: дай, думаю, еще раз зайду. Может, он, пока я в Москву летал, одумался, понял меня правильно. Я же прямо наизнанку выворачивался, когда его убеждал. Я за эти дни Цицероном стал. Я на такую принципиальную высоту вопрос поднял… Если бы за мной записывали, то лучшего материала в отдел пропаганды и политвоспитательной работы не надо было бы. Ну так вот. Пошел, значит. И чем ближе подхожу, тем, знаете, больше растет во мне такое ощущение - зря иду! Честное слово, я чуть назад не повернул, когда к его дому подошел. Что было, если бы я повернул назад! - Урманский с комичным отчаянием схватился за голову.

- А что было бы? - с интересом спросил Лобанов.

- Вот слушайте. Захожу я в дом. Квартира на первом этаже. Звоню. Знаю: жена его на работе, а он в это время дома. Он, вообще, на пенсии. Вдруг слышу: топ, топ, топ… Женские какие-то шаги, легкие такие. Открывается дверь и… Ну, вы никогда не поверите! Марина! Я, знаете, остолбенел от неожиданности!

- Да-а, вот это встреча,- удивленно покачал головой Сергей.- Действительно не придумаешь.

- Именно! - азартно подхватил Урманский.- Ну, в общем, захожу. Старик дома. Сажают меня за стол, угощают чаем.

- Постойте. Так, значит, он ее дядя?

- Выходит, дядя. Называет она его на «вы», по имени и отчеству. И еще, знаете, до того Она меня испугалась, передать не могу. Немного, правда, успокоилась, когда узнала, зачем я пришел.

- Странно.

- Очень даже! Вроде меня девушки еще не пугались.

- А.дальше что было? - вмешался Лобанов

- Ну, попили чай. Старик, между прочим, на нее прямо не надышится. Даже разговорчивее стал. Вроде как оттаял. Потом я приглашаю Марину погулять, показать город, в театр сходить. Ни за что! Уж и Федоров ее уговаривает. Не хочет, и кончено! И вижу, что боится. Ну, я ей говорю: «Хотите втроем пойдем. С Сергеем Павловичем. Это же солидный человек»,- Урманский весело подмигнул.- Такую рекламу вам выдал, куда там! В Министерстве, говорю, внутренних дел в Москве работает. Полковник.

- Ну, положим, подполковник.

- Какое это имеет значение! Я чуть «генерал» не сказал. Так вы знаете? Она, по-моему, еще больше испугалась. Ну, может, мне это и показалось. Но Федоров вами заинтересовался. Расспрашивать стал. В общем, теперь вся надежда на вас, Сергей Павлович,- неожиданно заключил Урманский.

- Это вы здорово повернули, - засмеялся Лобанов.- Он мастер по сердечным делам. Все уладит.

Сергей смущенно усмехнулся:

- При чем же все-таки тут я, не понимаю?

- Как так «при чем»? - воскликнул Урманский.- Да если мы вместе туда поедем… это же все разом решит!

- Ну знаете. Мне только этого не хватало!

- Сергей Павлович! Ну что вам стоит? Любой вечер. Не отрывайтесь от народа, Сергей Павлович!

Они еще некоторое время шутливо спорили между собой. Ужин незаметно подошел к концу.

Когда Сергей поднялся к себе в номер, было около одиннадцати часов вечера. Радио передавало из Москвы последние известия. За окном бесновался ветер. «Как-то там ребята? - в который раз уже за этот вечер подумал Сергей,- В такую-то ночь…» Он прошелся из угла в угол по комнате, не зная, чем заняться. Потом сел к лампе, достал из портфеля начатую еще в Москве книгу, но через минуту отложил в сторону. Мысли скакали с одного на другое, и смысл прочитанного не доходил до сознания. То он думал о Семенове, о его загадочном приходе, о полученном им письме и сразу начинал думать о сотрудниках, находящихся сейчас в засаде; то вспоминал рассказ Урманского и начинал думать о Марине, о том, как она странно ведет себя, о Федорове, но мысли снова перескакивали на засаду в доме Семенова…

Сергей, откинувшись на спинку дивана, курил одну сигарету за другой, устремив нахмуренный взгляд куда-то в пространство, потом вскочил и стал расхаживать по комнате. Наконец решил, что надо ложиться спать, и начал было раздеваться, когда зазвонил телефон.

- Сергей?

Он сразу узнал Лобанова.

- Я. Ты чего?

- Ну, как ты там?

- Вот спать ложусь.

- Я тоже собрался. Слышишь, как воет?

- Слышу.

Сергей чувствовал, что Лобанов тоже нервничает, и ему почему-то стало легче. Не он один все-таки..

- Дежурный звонил?

- Звонил.

- Ну?

- Последний сеанс час назад был. Мерзнут ребята. А так все тихо. Знаешь, у меня такое ощущение, что засаду мы на самих себя устроили. Честное слово. Ведь наверняка этот гад что-то придумал.

- Возможно. Остается только ждать,- вздохнул Сергей.

- Эх, подскочить бы сейчас к ним…

- Да… Только нельзя.

- Вот именно.

- Еще дежурному звонить будешь?

- Через час.

- Ну, и мне тогда.

- Ты спи давай.

- Тут с вами заснешь.

- Завтра в форме надо быть,- наставительно сказал Лобанов.

- Тебе, между прочим, тоже.

- Ну, раз так, давай спать. Если что - разбудят.

- Давай.

Сергей раздраженно повесил трубку. Черт знает что! Как будто первый раз отправил людей в засаду. «Вот сейчас ты ляжешь и уснешь»,- мстительно сказал он самому себе и стал поспешно раздеваться. Потом погасил лампочку у кровати, нырнул в холодные простыни и, натянув одеяло на голову, закрыл глаза. И не заметил, как уснул.

Засада у Семенова ничего не дала: к нему никто не пришел. Тут же было решено оставить ее и на следующую ночь.

Но утром…

Лобанов зашел к Сергею и с ехидцей спросил:

- Ты, кажется, говорил, что тебе кое-что неясно в поведении Горлиной?

- Ну говорил,- насторожился Сергей, предчувствуя новые неприятности.

- Например. Почему она телеграфировала Ивановой, что приедет к ней, а сама приехала сюда?

- Именно. Хотя ее сюда вызвали письмом. И она…

- Письмом? - запальчиво перебил его Лобанов, не в силах больше интриговать друга.- Так вот. Получен акт экспертизы трех текстов - письма к Горлиной, бланка с ее телеграммой Ивановой и листка, который Горлина заполнила в гостинице. Это я уже потом добавил.

- И что?

- А то, что все три текста написаны одной рукой! Все три! Сама себе, выходит, письмо написала? И какое!

- Да-а,- ошеломленно протянул Сергей.- Вот это задача…

- И в ней, чем дальше, тем все больше неизвестных. Я лично ничего уже не понимаю.

- Я тоже. А потом, между прочим, будем удивляться: как все, оказывается, просто.

- До этого «потом» еще дожить надо.

- Я, например, рассчитываю,- угрюмо ответил Сергей.

Но на расстроенном лице Лобанова уже появилась усмешка. Жизнерадостный его характер брал верх над любыми неприятностями.

- Ладно,- объявил он.- Один древний мудрец сказал: пока живу - надеюсь.

- Старик был оптимистом.

- Вот, вот. Я эти слова здорово запомнил. Со школы еще. И тебе советую. Эх, какая у нас историчка Вера Григорьевна была! Теперь таких нет.- И совсем бодро заключил: - В общем, давай вкалывать. Дел у нас с тобой хватает.

За Семеновым, который, как обычно, открыл утром свою палатку, наблюдали неотступно. Но ничего подозрительного замечено не было. Одновременно продолжали искать Сеньку. Но поиски оказались безрезультатными, хотя сотрудники уголовного розыска обшарили, казалось, весь город. Сенька был очень нужен: украденные им паспорта и неизвестно откуда взявшийся гашиш могли вывести сразу на Семенова. Никаких новых сообщений из Москвы по делу Горлиной и из Волгограда об исчезнувшей Ивановой пока не поступало, как и из других городов, куда были направлены ориентировки.

Словом, день прошел хлопотливо. Когда стемнело, группа сотрудников снова уехала на Луговую. И снова невыносимо тягуче потянулся вечер. На этот раз Сергей поехал к Лобанову. Там и поужинали. Они словно боялись отойти от телефона. Но тот молчал, загадочно и угрожающе - так им, по крайней мере, казалось.

Но среди ночи телефон зазвонил. Сергей вскочил с постели и в одних трусах, босиком кинулся к нему. Звонил дежурный по управлению.

- Товарищ подполковник, вернулась засада с Луговой. Задержали кого-то. Майор Лобанов уже выехал. За вами машина будет через пять минут.

Бросив трубку, Сергей стал лихорадочно одеваться.

Когда он вышел из подъезда, у тротуара стояла залепленная снегом машина. На улице бушевала вьюга. Ехали медленно. В свистящем снежном круговороте свет фар тонул, как в вате.

В кабинете Лобанова собралась вся оперативная группа. Уставшие, замерзшие, но возбужденные, люди, перебивая друг друга, рассказывали о происшедшем.

Сергею бросилось в глаза выражение лица Лобанова, слушавшего своих сотрудников. В нем было столько искренней зависти и жадного интереса, что Сергей невольно улыбнулся.

Оказывается, человек подкрался к дому Семенова незамеченным. Его увидели, когда он уже был на крыльце, у самой двери, и силуэт его вдруг четко обозначился на белой стене. Из засады выскочили мгновенно. Человек был задержан еще до того, как постучал в дверь. Семенов так и не узнал о его приходе. И задержали, его вполне квалифицированно: тихо и быстро, хотя парень оказался здоровый и горячий. Оружия при нем не было, и выбросить ничего он не успел. И еще, он был один, вот что странно.

В окнах уже посерело, когда Лобанов наконец сказал:

- Ну, все ясно, братцы. А сейчас по домам Отсыпайтесь. Утром начнем первый допрос.

Но утро принесло новую неожиданность.

Сообщение из Москвы гласило: «Фотография убитой Горлиной сослуживцами не опознана. Срочно направьте на экспертизу ее паспорт».

Через час научно-технический отдел дал заключение-фотография на паспорте заменена, сам паспорт подлинный.

Итак, убитая оказалась не Горлиной.

Глава 5 БЫВШАЯ НИНА

Первое, что сделал в то утро Сергей, это позвонил в гостиницу, однако никто ему там не ответил. Нахмурившись, Сергей позвонил администратору и довольно нервно спросил, уехал ли жилец из четыреста седьмого номера, Колосков. Выяснилось, что тот еще не уехал, и Сергей попросил, как только он вернется, передать, чтобы позвонил Коршунову, телефон он знает.

- Происходит странная вещь,- сказал он Лобанову,- чем дальше мы продвигаемся, тем дело становится все запутанней. Ты не находишь?

- Да-а,- покрутил головой тот.- Я же тебе с самого начала говорил: шарада. Хотя с Семеновым мы теперь все-таки кое-что выясним. Тот гость ночной у нас А вот с убийством… Выходит, паспорт Горлиной, а убита не она. Вот где шарада-то! Кто же такая убитая, спрашивается? Как к ней паспорт чужой попал? И где же сама Горлина в таком случае?

- И какое отношение ко всему этому имеет Семенов? - добавил Сергей.

- А может, никакого не имеет?

- Имеет. Тут я уверен.

- Гм. А я что-то начинаю сомневаться.

- Да? Ну тогда давай восстановим факты.

- Давай,- со вздохом согласился Лобанов.- Просто голову тут с ними со всеми сломаешь.

Он подошел к большому сейфу в углу кабинета и принялся доставать пухлые папки с бумагами. Сергей пересел с дивана поближе к столу и закурил.

Бумаги эти были не один раз ими прочитаны. Уже по одному виду каждой из них Сергей и Лобанов тут же вспоминали их содержание чуть ли не дословно. И все же терпеливо они принялись заново их читать.

Постепенно восстанавливалась до мелочей знакомая цепь фактов.

Итак, все паспорта, с которыми были совершены мошенничества, добыты Семеновым. Это не вызывало сомнений. Выходит, Семенов участвовал в преступлениях. Но одно из них было совершено с паспортом ограбленного и усыпленного в поезде человека. Следовательно, Семенов имел отношение и к этому делу. Тем более что Семенова именно по тому, последнему, мошенничеству опознал Колосков. Тут все было как будто ясно.

Теперь - убийство в гостинице. Там действовали с помощью того же снотворного, что и в поезде. Поэтому сам собой напрашивался вывод, что и тут замешан Семенов. Тем более что через сестру он вполне мог такое снотворное получить. То, что Скляревская якобы не узнала в нем спутника убитой потом женщины, нисколько не снимало с него подозрения. Даже наоборот: Сергей был убежден, что Скляревская солгала.

- Теперь неясен даже мотив убийства,- с досадой заметил Лобанов.- У Горлиной хоть были украденные, деньги, а у этой…

- У этой деньги тоже могли быть.

Дойдя в своих рассуждениях до этого места, они, не сговариваясь, захлопнули папки и уложили их высокой горкой на краю стола. Решено было немедленно допросить задержанного ночью человека.

Через некоторое время в кабинет ввели высокого, худощавого парня в зеленой поролоновой куртке на «молнии». В руке он держал модную, ворсистую кепку. На узком и смуглом лице с тонкими, тщательно подбритыми усиками видны были следы усталости, нижняя губа была упрямо прикушена.

- Садитесь,- сказал Сергей, внимательно оглядывая парня.

Тот молча сел.

- Ваше имя, фамилия?

- Алек… Александр. А фамилия Гамидов

- Место жительства?

- Ну, допустим, Баку. Допустим, улица Комиссаров, пять.

Парень нагловато усмехнулся, но Сергей сделал вид, что не замечает его вызывающего тона.

- Где ваши документы?

- Потерял. Сам, понимаете, переживаю.

- Заявили о потере в милицию?

- Вот я вам совершенно официально и заявляю.

- Зачем приехали в этот город? У вас тут знакомые?

- А как же? - Снова, на этот раз как-то странно, усмехнулся парень.- Разные люди, понимаете. Есть хорошие, есть не очень хорошие. Но вас это, знаете, не касается.

- Грубовато отвечаете.

- А со мной тоже грубо обошлись. Так что квиты,

- Нет,- покачал головой Сергей.- Мы еще далеко не квиты. Как зовут человека, к которому вы пришли этой ночью?

- Не знаю,- безмятежным тоном ответил тот.

- Вы не находите, что это звучит довольно глупо?

- Для вас это, может быть, и глупо. А для меня, понимаете, наоборот.

Парень явно рисовался. Но в больших, выразительных глазах его проглядывала тоска.

Зазвонил телефон. Сергей снял трубку и тут же образованно воскликнул:

- Да, да, это я! Здравствуйте! Очень хотелось, чтобы вы приехали к нам. Мы за вами машину пришлем… Ну что вы, нисколько!… Зеленая «Волга» будет, номер…

Он вопросительно взглянул на сидевшего в стороне Лобанова, и тот подсказал:

- Тридцать один - пятнадцать.

Сергей повторил номер и, положив трубку, почти весело спросил задержанного парня:

- Так вы отказываетесь отвечать на мои вопросы?

- Не могу,- тот широко развел руками.- Спать хочу.

- Ну, так посидите в коридоре. Там и вздремнуть можно.

Когда парня увели, Сергей посмотрел на Лобанова:

- Ну, что скажешь?

- Интересный парень. Я бы даже сказал, перспективный. Показать решил?

- На всякий случай. Высылай машину. А ты, может, пока Семеновым займешься?

…Спустя немного времени в кабинет к Сергею ворвался взволнованный, запыхавшийся Дмитрий Петрович. Он, видно, очень спешил. Пальто его было распахнуто, кашне выбилось из-под ворота. Шляпа сдвинута на затылок с потного лба. На впалых щеках его даже появился румянец.

Дмитрий Петрович подбежал к столу и возбужденно прошептал, перегибаясь к Сергею и поправляя очки:

- Вы знаете, кто у вас сидит в коридоре?! Это ужасно… Это тот самый… Он был у нас в учреждении… Да, да, да… Я его прекрасно запомнил. Гораздо лучше того, второго…

- Это точно, Дмитрий Петрович? - не скрывая радости, спросил Сергей.

- Это так же точно, как… как то, что я вас вижу. Я могу под присягой, если угодно… Боже мой, только не выпускайте его, умоляю вас…

- Будьте спокойны.

Когда Дмитрий Петрович уехал, Сергей снова вызвал арестованного.

- Ну, Алек, давайте поговорим серьезно.

Тот тревожно поднял на него свои бархатные глаза. В них не было прежней наглости. Настроение парня явно переменилось. «Наверное, узнал Колоскова,- подумал Сергей.- Наверное, понял, что деться некуда».

- А, все равно теперь! - Алек безнадежно махнул рукой.- Сажайте. Можете даже расстрелять. Одним дураком будет меньше на свете.- Глаза его наполнились слезами.- Если хотите знать, жалко только моих стариков. Они так верят, что лучше их Алека никого нет.- Сделав над собой усилие, он усмехнулся: - Святая простота, понимаете.

- Вы сможете их повидать.

- Что вы, дорогой! Так - сын пропал, и все. А так - сын преступник. Этого мои старики не переживут, нет.

- Они все равно об этом узнают,- с невольной досадой возразил Сергей.- О чем вы раньше думали, Алек?

- А! Две опасности всегда поджидают мужчину - глупая гордость и красивая женщина.

- Ни то, ни другое не может толкнуть на преступление. На это толкает жадность, грубая жестокость. А гордость и любовь толкают на подвиг.

- Красиво говорите.

- Верно говорю. Хотя, вы сказали «глупая гордость», а о женщине, что она красивая, и только. Это, конечно, меняет дело.

Алек поднял на него свои большие, грустные глаза:

- Сейчас это уже не имеет значения, понимаете. И мое дело это не изменит.

- Главное, измениться самому,- снова возразил Сергей.- Тогда может измениться и дело. Но мы еще об этом поговорим. А сейчас скажите: зачем вы пришли к Семенову?

- Не знаю никакого Семенова.

- Но вы стучали ночью в его дом.

- Да? Я этого не знал.

- Я вам не верю,- покачал головой Сергей.- Этого не может быть.

- Это так и есть. Фамилии такой не знаю.

- Ну допустим. Но зачем вы пришли в ту ночь?

- Взять одну вещь.

- Какую?

- Допустим, не знаю,- Алек нахмурился… - Я вам сказал: сажайте, судите, хоть стреляйте. Мне все равно уже. Но о других я рассказывать не буду. Каждый, понимаете, платит по своему счету. Вот я и плачу. Но только по своему.

- Что ж, вы правы,- согласился Сергей.- Но я хочу, чтобы каждый заплатил. Каждый, а не только один вы. Этого требует закон. Люди хотят жить спокойно. Но и об этом мы тоже еще поговорим.- Он снял трубку телефона и набрал номер.- Володя? Зайдите ко мне,

Через минуту в кабинет вошел Жаткин.

- Пусть этот человек,- Сергей кивнул на Алека,- побудет у вас в комнате. Я позвоню.

- Слушаюсь.

Жаткин движением руки указал Алеку на дверь. Тот, вздохнув, поднялся.

- Прошу учесть,- сказал он Сергею.- О себе я могу и еще кое-что рассказать. Но только вам. Вы почему-то мне понравились.

Он гордо вскинул красивую голову и вышел.

Жаткин последовал за ним, обменявшись с Сергеем улыбкой. И в его улыбке Сергею почудилось сочувствие. «Симпатичный парень этот Жаткин»,- подумал Сергей и решил, что надо будет о нем расспросить.

Он позвонил Лобанову:

- Ну, как Семенов, у тебя?

- Да.

- Говорит что-нибудь?

- Нет.

- Я зайду.

В кабинете у Лобанова сидел Семенов, раскрасневшийся, потный. Теплое пальто его было расстегнуто, на коленях лежала пушистая шапка.

Увидев входящего Сергея, он воскликнул:

- Товарищ начальник, ну что же это такое! Когда этот шантаж кончится?! Что от меня хотят! Я ничего не знаю! Ничего! И вообще… Это, наверное, ошибка! Вы же сами видите, они так и не пришли. До сих пор!

- Но вы были уверены, что они придут.

- Да, был. Но теперь… Теперь я сомневаюсь.

- А они пришли, Семенов.

Сергей пристально посмотрел в его округлившиеся от испуга глаза.

- Пришли? - сразу вдруг осипшим голосом переспросил Семёнов.- К-когда пришли?…

- Сегодня ночью.

- Н-не м-может быть… Почему же я… то есть мы… н-не слышали ничего?…

- Это другой вопрос. Но они пришли. И их задержали. Вернее, его. Пришел один человек.

Сергей видел, что Семенов испуган, по-настоящему испуган. Это было совершенно ясно. Но почему?

- Один человек, - с ударением повторил Сергей.- Значит, пришел он не убивать.

- А з-зачем?…

- Это мы у вас хотим спросить.

- Но… А я не знаю!… Пусть он сам скажет!…

Семенов наконец справился со своим волнением и снопа перешел на крик.

- Он уже сказал.

- А я повторяю: не знаю!

- Ну что ж. Сейчас мы устроим вам очную ставку с этим человеком. Может быть, тогда вы кое-что вспомните.

- Нет, нет! - Семенов в страхе поднял руки, словно защищаясь от удара.- Я не желаю его видеть! Я, в конце концов, боюсь, вот и все!

- Чего же вы боитесь? Он уже арестован.

- Все равно… Все равно…

Семенова опять начал бить нервный озноб. Толстые побагровевшие щеки его затряслись.

- Мы можем это понять только в одном смысле,- подчеркнуто спокойно возразил Сергей.- Вы боитесь, что он скажет то, что вы сказать нам не хотите.

- Ничего подобного!… Слышите?… Ничего подобного!… Я… Ну хорошо! - вдруг в отчаянии воскликнул он.- Пытайте меня!… Издевайтесь!…

- Значит, вы согласны на очную ставку?

- А что я могу сделать?

- Можете отказаться,- пожал плечами Сергей.- Вы не арестованы. И вам не предъявлены обвинения.

- Ну конечно! Я откажусь, а вы потом… Нет, нет! Я согласен! Пожалуйста! И вы увидите…

Через несколько минут в кабинет ввели Алека. Он безразличным взглядом окинул Семенова, потом на миг в глазах его мелькнула усмешка.

- Садитесь сюда,- Сергей указал ему стул напротив Семенова и предупредил обоих: - Прошу отвечать только на мои вопросы, друг другу вопросов не задавать, не переговариваться и не спорить. Вам ясно?

Семенов поспешно закивал головой. Алек, усмехнувшись, пожал плечами.

- Вопрос к вам, Семенов. Вы знаете этого человека?

- В первый раз вижу,- решительно ответил тот.

- Посмотрите внимательней.

- Нет, нет, я этого това… гражданина не знаю,

- Так.- Сергей записал его ответ и с тем же вопросом обратился к Алеку.

- Эта малосимпатичная личность мне что-то напоминает,- насмешливо ответил тот.- Если он перестанет дергаться, то я, может быть, вспомню. Успокойся, дорогой,- обратился он к Семенову.- Вместе сидеть будет веселее.

- Попрошу отвечать серьезно. Это не шутка,- строго предупредил его Сергей.

- Если серьезно, то, к сожалению, не встречал.

- Так,- Сергей сдержал улыбку. Положительно, этот Алек чем-то ему нравился, особенно по сравнению с Семеновым. И он задал Алеку новый вопрос: - Зачем вы пришли ночью к Семенову?

- Забрать одну вещь. Я вам уже говорил.

- У меня нет никакой вещи!…- завопил Семенов, снова багровея.- Клянусь, у меня…

- Гражданин Семенов! - оборвал его Сергей.- Я вас пока ни о чем не спрашиваю.

- Но… Но я протестую! Он врет!… Нагло врет!…

Алек, сжав кулаки, вскочил со стула:

- Я вру, собачий сын?!

Лобанов положил руку ему на плечо. И Алек, весь дрожа от возбуждения, снова опустился на стул.

- Хорошо,- с угрозой сказал он.- Тогда пишите. Я эту собаку знаю, понимаете. И забрать я должен был у него… чемодан!

Но больше от него нельзя было ничего добиться. Он упорно отказывался отвечать.

Семенов же, опасливо косясь на Алека, упрямо повторял:

- Первый раз его вижу… Клянусь, первый раз… И никакого чемодана у меня нет!… Нет и не было!…

И Сергею начало казаться, что он говорит искренне.

Очная ставка наконец закончилась. Алека увели. Семенов в полном изнеможении поднялся со своего места и, вытирая платком мокрое от пота лицо и шею, спросил:

- Я могу… идти?…

Получив утвердительный ответ, он поспешно направился к двери.

- Ну что скажешь? - спросил Сергей, когда они с Лобановым остались одни.

- Интересно, что это за чемодан. Уж не тот ли?

- С поезда? Но Алек сам же их встречал, с той девушкой в шубке. И Семенов…

- Похоже, что Семенов его действительно не знает.

- А тот его знает?

- Да, - вздохнул Лобанов.

- Но это же чепуха!

- Чепуха, но факт.

- Ну знаешь. Одно из двух.

- Тебя больше устроит, если я скажу, что ничего не понимаю, да?

- Конечно,- невесело усмехнулся Сергей. По крайней мере, мы будем в одинаковом положении.- И, помедлив, добавил: - Но вообще-то, Семенов не похож на главаря шайки.

- Хотя вполне может быть в ее составе.

- Это другое дело. Но главарь… Тут должен быть опасный главарь,- он многозначительно посмотрел на Лобанова.- И еще, Семенов, по-моему, никогда не пойдет на убийство. Не тот характер.

-М-да. Может быть, ты и прав,- с сомнением отозвался Лобанов.

В конце концов они решили, что необходимо отдохнуть и хоть один раз пообедать вовремя. При этом, как всегда, условились: о деле больше ни слова. Отдыхать так отдыхать.

Спускаясь по широкой лестнице - столовая помешалась в полуподвале,- Лобанов затеял азартный разговор о хоккее. И тут же, конечно, возник спор, ибо не могут два отчаянных болельщика его не затеять, тем более если речь идет о формировании сборной страны для предстоящего первенства мира. Каждый горячо отстаивал своих кандидатов, проявляя свойственную всем подлинным болельщикам эрудицию, сыпя терминами и примерами из международных встреч прошлого года. При этом Лобанов успевал здороваться со всеми встречными сотрудниками, знакомить с ними Сергея и шутить по любому поводу. Жизнерадостный его характер легко брал верх над усталостью, и, глядя на него, Сергей чуть ли не физически чувствовал, как эта усталость уходит и от него. И в который раз уже он лорадовался, что в таком трудном и запутанном деле рядом с ним этот человек.

С аппетитом уплетая обед, среди общего шума и движения - столовая на этот раз была полна людей - Сергей сказал:

- Знаешь, нравится мне твой Жаткин.

- Он всем нравится. Перспективный парень.

Это было любимым словечком Лобанова, оставшимся у него с того времени, когда он был внештатным тренером по самбо в московском «Динамо». И Сергей, усмехнувшись, спросил:

- И результативный?

Это было у Лобанова вторым любимым словечком.

- Посмотришь,- лукаво ответил он.

Оба твердо придерживались условия не говорить о делах. Но разве можно о них не думать? Особенно когда в таком шуме говорить трудно и больше молчишь. И Сергей подумал об Алеке. Что это за парень, откуда? И как случилось, что он оказался замешанным в преступлении? Ведь грамотный, неглупый парень, любит своих стариков. Он, конечно, вспыльчивый, самолюбивый, гордый. Алек сказал сегодня: «Глупая гордость». Видно, он о чем-то жалеет, видит какой-то свой промах… На «глупую гордость» такого поймать нетрудно - молодой, неопытный и, видно, только-только выпорхнул из-под родительского крыла. А родители-то на Кавказе. Почему же он оказался так далеко? Преступные его связи не могли возникнуть еще там, в родном городе, и привести сюда. Алек явно из хорошей, честной семьи. Значит, они возникли уже здесь. Но как здесь оказался сам Алек? Убежал из дому? Почему? Он любит родителей. Может быть, попал в какую-то историю? Или несчастная любовь? Нет, из-за этого не бегут из дому. Алек сказал: «Красивая женщина». Но он ее назвал «опасностью», так о любви не говорят, даже несчастной. Видимо, «красивая женщина» встретилась ему позже. Итак, почему же Алек оказался так далеко от дома? Если он не убежал из дому, то, может быть, приехал в Москву или в Борек к кому-то в гости? Или учиться, поступать в институт? Но если он приехал в гости, то был бы в какой-то семье или у друзей; тут случайным, а тем более преступным связям возникнуть трудно. А вот если он приехал поступать в институт, один, в чужой город, тут все может произойти. Сколько таких случаев он, Сергей, знает! Куда же приехал Алек: в Москву или в Борек? Где его путь вдруг пересекся с путем того, главного, самого опасного, человека? И на что Алека поддели, на какой крючок? Вот тут, пожалуй, очень к месту будет «красивая женщина», ну и «глупая гордость», конечно.

Да, опять перед Сергеем человеческая трагедия, опять чья-то измятая, исковерканная судьба! И снова тот знакомый уже случай, когда надо бороться не столько против, сколько за человека. А за этого паренька стоит бороться, даже с ним самим.

- Да ты слышишь меня? - обратился к нему Лобанов.

- Что ты говоришь? - откликнулся Сергей.

- Я говорю: ты еще компота хочешь?

- Нет, нет, пошли.

Выйдя из столовой, они закурили и медленно стали подниматься по лестнице.

- Мне тут пришла в голову одна мысль,- сказал Лобанов.- По-моему, перспективная. Вот этот самый чемодан, за которым пришел Алек… И те двое с чемоданом на вокзале… Так?…

- Пожалуй. А дальше? - поинтересовался Сергей.

- А дальше вот что получается. Семенов, которого опознал Колосков, следил от вокзала за теми двумя. А потом Алек приходит к нему за чемоданом. Ерунда?

- М-да. Непонятно.

- Так, может, это не Семенов следил? Может, Колосков ошибся?

- Во всяком случае, опознал он его потом нетвердо. Там, на рынке. А вот на вокзале… Иначе бы они за ним не пошли.

- Вот именно - «они»!

- Да, это интересно. Причем два вопроса бы ему по ставить,- мечтательно произнес Сергей.

- А какой второй?

- Алек… Еще бы раз убедиться, что он был на вокзале.

- Стой, стой. Тех двоих с чемоданами встречали высокий парень и девушка в беличьей шубке. Так?

- Это говорит Колосков. А их видел еще и тот толстяк. Тем более что парень был в длинном черном пальто и в шляпе; А Алек…

- Ну! - с упреком произнес Лобанов.

- Да, конечно,- согласился Сергей.- Вот именно поэтому.

Они здорово научились понимать друг друга, эти старые друзья по МУРу.

Сергей вздохнул:

- Эх, ходим мы рядом с чем-то, но никак не ухватим.

- Значит, я этим толстяком займусь,- заключил Лобанов.- Как-то мы его упустили.

- Обязательно. А я пока переговорю с Москвой. И еще раз потолкую с Алеком. Перспективный парень.- Сергей подмигнул.

Они расстались на лестнице.

Сергей зашел к себе в кабинет, и, словно только и дожидаясь его возвращения, немедленно зазвонил телефон. Сергей снял трубку.

- Товарищ подполковник,- услыхал он голос дежурного.- К вам тут пришел один гражданин. Разрешите пропустить?

- Ко мне?

- Так точно. Называет вашу фамилию.

- А его фамилия как?

- Федоров.

- Гм. Не знаю такого. Ну пропустите.

- Слушаюсь.

Федоров, Федоров… Знакомая как будто фамилия. Где он ее слышал? За эти дни промелькнуло столько фамилий, столько прошло людей! Федоров… Определенно, кто-то называл ему эту фамилию… А-а, вспомнил! Ох, уж этот Урманский! Неужели это он его прислал? Все-таки нахальный парень. И старик тоже хорош… Нашли способ звать в гости.

Сергей рассердился. И когда в дверь постучали, он недовольно и строго крикнул:

- Войд-ите!

Огромный человек в полушубке и валенках неуклюже, боком зашел в кабинет, скомкав шапку в руке. Седые потные волосы беспорядочно топорщились во все стороны и, небрежно зачесанные назад, открывали широкий, изрезанный глубокими морщинами лоб. Круглое усатое лицо раскраснелось от ветра. Человек нерешительно остановился у порога, закрывая своей мощной фигурой чуть не всю дверь.

«Ого,- с невольным восхищением подумал Сергей,- вот это да. Такой в войну мог, конечно, дел наделать и героем стать». Только какое-то чрезмерное его смущение, почти робость не позволяли представить себе ратные подвиги этого человека.

- Проходите, товарищ Федоров, садитесь,- пригласил Сергей.

Старик оторвался наконец от двери и тяжело, вперевалку, приблизился к столу. Стул под ним угрожающе заскрипел. Только сейчас Сергей заметил, что в заскорузлой, широченной руке его зажат паспорт, казавшийся непривычно маленьким.

Положив шапку на колени, Федоров вынул полосатый платок, вытер потную красную шею и, кашлянув, сипло произнес:

- Вот паспорт… Может… того… понадобится…

Он осторожно, даже будто опасливо, положил паспорт на стол.

Сергей все яснее ощущал, что далеко неспроста пришел к нему этот огромный человек, что не пустяковая просьба Урманского привела его сюда, что все гораздо сложнее и потому так смущен Федоров, так взволнован и чем-то явно подавлен, и сразу вспомнил слова Урманского о том, что старик вдруг заинтересовался им, Сергеем.

Федоров между тем шумно вздохнул, и светлые его глаза из-под густых, растрепанных бровей посмотрели на Сергея испытующе и чуть растерянно. Он словно робел начинать разговор, словно в последний раз мучительно решал про себя, начинать ему или нет. И так не вязались между собой необычная громадность этого человека с тягостным, растерянным его взглядом, что Сергей поспешил ему на помощь. Он взял паспорт, раскрыл его и сказал, привычно пробегая глазами записи в нем:

- Ну, так чем могу служить вам, Степан Григорьевич?

Федоров опустил взъерошенную седую голову и глухо сказал:

- Иван Григорьевич я…

- Выходит, ошибка в паспорте? - улыбнулся Сергей.- Исправить хотите?

- Хочу…

- Ну так с этим не ко мне надо.

- То-то и оно, что к вам.

Сергей уловил в его сиплом голосе какие-то странные нотки, заставившие его насторожиться.

- В чем же дело… Иван Григорьевич?

- Дело?…- Федоров поднял наконец голову и скорбно посмотрел на Сергея.- Дело моё такое… Считай, тридцать лет тянется, и жизни мне никакой нет. Вот какое это дело. Курица на дороге глянет на меня, а я уже вижу в круглых ее глазах ехидство: «знаю, мол, тебя, знаю…» Воробышек за окном то же самое мне чирикает. А уж про людей не говорю. Кабы знал я, что оно такое - страх перед каждым человеком…

Федоров медленно, с хриплым усилием выдавливал из себя слова. И странно, даже жутковато было видеть, как затуманились его глаза, как шевелил он одеревеневшими, непослушными губами.

И Сергей, чтобы только рассеять охватившую его тревогу перед тем, что еще скажет этот странный седой великан с преувеличенной бодростью произнес:

- Какой же страх перед людьми, Иван Григорьевич? На фронте, говорят, вы фашистов били дай бог как.

- То не люди,- махнул рукой Федоров.- Я про наших говорю. Этот страх, он меня спать отучил. Он у меня всю жизнь отнял. На фронте… Там я под пулю сам сперва лез. «Убей ты меня, прошу, ну убей, сделай милость. Мочи нет». А потом так решил: русский я человек или кто? Кто-никто, а русский. А раз так, должен бить гадов. Потом разберемся, что к чему. Ну и стал их душить, как гнид. Так что о смерти уже не думал. И ночами одни эти гниды снились. Да… Спокойное для души время было,- с неожиданной тоской подытожил Федоров.

Сергей молча слушал, чувствуя, как в душе у него растет тревога. Что-то страшное стояло за тем, что говорил сейчас Федоров, и Сергей, не в силах понять что-либо, боялся неверным, фальшивым словом помешать этому человеку в его трудной исповеди.

- Ну, а после войны вернулся я домой, как и был, чужим. Самому себе чужим, вот что главное-то,- глухо, не поднимая головы, продолжал Федоров.- Жена ждала меня. А я и ей чужим был. Потому и детишек у нас не было. Боялся я их, детишек своих будущих. Потому что и они…- Федоров с усилием проглотил подступивший к горлу комок и еще глуше, еле слышно продолжал: -…Они тоже чужими были бы. Сколько она, жена то есть, слез об этом выплакала, только я да еще подушка ее знаем. Уж я ей говорил: «Брось ты меня». Уж я руки хотел на себя наложить. Не дала. И со мной осталась, горемыка…

Федоров умолк, глядя в пол.

Сергей тихо спросил:

- А рассказали вы ей, в чем дело-то?

Федоров покачал головой:

- Нет. Не рассказал. Никому. Сил моих на это не хватило. Да и поздно было мне перед людьми-то каяться. Сам только на себя удивляюсь, как я с этим камнем на шее жил до сих пор. Но вот теперь… появилась у нас эта девчушка…

- Марина?

- Она… Ну и вы тут из Москвы как раз приехали. Вот я и решился…- Он шумно вздохнул и поднял голову. В светлых глазах появилась какая-то скорбная решимость.- Из-за себя не стал бы. Мне бы только смерти скорей дождаться. Да вот из-за нее, птахи этой…

- Что же произошло у вас, Иван Григорьевич?

- Издалека начинать надо-то. Значит, так. Случилось это давно. Молодой был, грамоты семь классов набрался, в колхозе работал. Послали меня однажды за семенным зерном. Привез. А оно оказалось таким, что не только сеять, корове дай - она жрать не станет. Одним словом, подсунули мне. А я по дурости уже всюду где полагалось, роспись свою поставил. И один как есть виноватым оказался. Ну, судили меня. И дали по тем строгим законам десять лет. Вот так…

Федоров умолк. Ошеломленно молчал Сергей. Звенящая тишина на миг воцарилась в кабинете. Вздохнув, Федоров продолжал:

- Да-а… Попал, значит, я, бедолага, куда следует, в холодный край. И думка такая засела мне в голову: убегу. Не за что мне тут быть. Год иль поболе, однако, пробыл, с разными людьми встретился. А потом… одним словом, убег. Молодой-то я еще покрепше был. Сила во мне большая гуляла, а в башке-то пусто. Вот и пришло в нее - убечь. Не поймали меня. Всю тайгу пехом прошел. Волка руками душил, кору жрал. Но прибег я, не думая, не гадая, в город Ростов. Там один мне и присоветовал: вербуйся, мол, на сельские работы, там люди во как нужны. Ну, я и попал в совхоз. Горы я там ворочал, за десятерых. Совесть все свою успокаивал. Видят люди, какой я есть работник, присоветовали остаться. Со слов справки мне, какие надо, составили, я к этому хозяйству и прирос. Работал там и за страх, и за совесть. На Красной доске висел. Свеклу разводил. За нее и на выставку в Москву попал. Знаменитая получилась свекла. Отец покойный ее еще разводил, а я мальчонкой помогал. Вот и пригодилось. В Москве я медаль получил. И диплом. А все эти справки и дипломы руки мне жгли. Чужая ведь там фамилия, из головы ее взял. Люди ко мне с почетом и уважением, а я их обманул подло. И еще страх, конечно, во мне жил. Не дай бог, узнают, что беглый я. А тут, аккурат перед самой войной, дивчину встретил. Полюбил ее без памяти. Ну, без памяти и женился. Свадьбу совхоз устраивал. А я сижу, помню, за тем громадным столом, смеюсь и плачу, и слезы текут, и душа разрывается. Да… Лучший час своей жизни сам же и растоптал… А после свадьбы еще горше мне стало. Совсем было собрался на признание идти, а тут война. Ну, про войну я вам уже говорил,- со вздохом заключил Федоров,- и про потом тоже.,.

Он снова умолк.

Молчал и Сергей, не в силах собраться с мыслями, не в силах охватить, разобраться во всей этой нескладной, трагической жизни. Он понимал, что Федоров ждет от него не прощения, не каких-то утешительных слов, а избавления, избавления любой ценой, ибо дальше он уже не может носить в себе этот страшный гнет, что настал предел его силам. И Сергей вдруг вспомнил, что сказал Федоров о Марине. Появилась она, вот он и дрогнул, и пришел сюда, к Сергею. Но почему же? Как она появилась? Кто она?

И, словно угадав все эти вопросы, Федоров выпрямился, строго посмотрел в глаза Сергею и твердо, как что-то бесповоротно решенное уже, сказал:

- Дитев у нас не было, не смел я их иметь, раз обманом жил. А тут появилась под конец жизни эта девчушка. Сирота она круглая и горя, кажись, тоже хлебнула немало. Вот мы с женой и решили принять ее к себе. Но тут уж без обмана надо. Потому и решился я. Нельзя ей чужую, а не свою фамилию-то давать.

- Она взрослая, Иван Григорьевич, у нее своя фамилия должна остаться.

- Не имеет значения,- твердо возразил Федоров.- Раз с нами жить будет. Да и вообще… Вот я к вам и пришел. Может, тридцать лет мук моих…- голос Федорова дрогнул, и он снова проглотил подступивший к горлу ком…- может, зачтет их наша власть.- И тихо, еле слышно добавил: - Егоров я по рождению…

- Полагаю, зачтет, Иван Григорьевич,- кивнул головой Сергей.- Полагаю, дело ваше суд пересмотрит.- И решительно добавил: - Сам к прокурору республики пойду, слово вам даю. Только все это написать надо.

Федоров растерянно развел руками.

- Ну, где же мне написать про это…

- А мы вместе напишем. Сейчас,- загорелся Сергей, чувствуя, как отступают куда-то все его дела и заботы перед этой страшной человеческой драмой, и если он не вмешается, не поможет, то никогда себе этого не простит и потеряет уважение к самому себе. В голове пронеслись почему-то мысли о Витьке, об отце, о матери, о войне и фронте, и еще какие-то мысли, лихорадочные, взволнованные, которые он не уловил, которые только жаркой волной обдали его и исчезли. Сергей не понимал, почему дрожит, как в ознобе, его рука, пока он писал заявление на имя прокурора республики, почему все время пересыхает у него во рту.

Уже под самый конец, когда заявление было почти написано, Сергей сказал:

- Надо, Иван Григорьевич, и о вашем желании удочерить Марину тоже написать, просто, чтобы ситуация яснее была.

- А как же. Непременно. Желаю, мол, удочерить Марину Владимировну Иванову…

- Что?! - Сергей, опешив, поднял голову и с изумлением посмотрел на Федорова.- Как ее зовут?…

- Я же говорю: Марина Владимировна Иванова.

- Так мы же ее ищем!

Сергей все еще не мог прийти в себя от неожиданного открытия.

Федоров обеспокоенно нахмурился:

- Что она такое сделала?

- Да ничего она не сделала! Пропала. Уехала из своего Волгограда, и все. А ее там ищут.

- Так сирота же!

- На работе забеспокоились. Она же работала.

- Ну, то другое дело. Отпишите им, что нашлась, мол.

- Это обязательно. Но мне бы с ней поговорить надо, Иван Григорьевич.

- Милости прошу к нам,- сдержанно ответил Федоров.

- А что? - оживился Сергей.- Неплохая идея.

Они закончили писать заявление и условились, что вечером Сергей придет к Федоровым.

- Вы только Марину не предупреждайте,- попросил Сергей.- Дело пустяковое, а она разволнуется. Лучше я ей сам все объясню. Хорошо?

- Будь по-вашему.

- А что касается этого,- Сергей положил руку на заявление,- я все сделаю, будьте спокойны. Вам только в Москву придется съездить потом.

- Господи, да я куда хотите поеду,- горестно усмехнулся Федоров.- И все, что присудят, как избавление приму. Тут уж не сомневайтесь.

На том они и расстались.

Сергей позвонил Лобанову, однако того на месте не оказалось. Был уже конец рабочего дня', но Лобанов не мог уйти, не повидавшись с Сергеем. «И где его носит?» - нетерпеливо подумал Сергей. Его просто распирало от желания поделиться своим неожиданным открытием. Подумать только, нашлась Марина Иванова! Теперь наконец удастся выяснить, кто такая убитая в гостинице женщина. Ведь она дала Марине телеграмму, собиралась приехать к ней. Это, наверное, близкие подруги. И Марина, может быть, даже назовет того мужчину. Ей обязательно надо будет показать Семенова.

Тут Сергей вспомнил, что не узнал у Федорова, как Марина появилась у него в доме. Может быть, они были знакомы раньше? Или он знал ее родителей? Или у них общие друзья? Это все следовало бы выяснить, конечно. Но Сергей был так ошеломлен судьбой этого человека, что не смог собраться с мыслями, не смог ни на чем другом сосредоточиться. Ну ничего. Все это он узнает сегодня вечером.

Сергей встал, прошелся по кабинету, рассеянно посмотрел в окно на заваленный снегом пустынный двор, затем вышел в коридор и побрел на второй этаж, в уголовный розыск.

Уже спускаясь по лестнице, он увидел Жаткина. Тот стремительно поднимался ему навстречу, в распахнутом пальто и сдвинутой на затылок шляпе, раскрасневшийся, оживленный, видимо только что приехавший откуда-то. Увидев Сергея, Жаткин радостно заулыбался и, сделав последний, по-мальчишески лихой прыжок, очутился рядом с ним. И Сергею вдруг на миг показалось, что это он сам, только на десять лет моложе, когда еще начинал работу в уголовном розыске. Он тоже был тогда таким же легким, азартным и веселым, так же щеголял своей молодостью и энергией.

- Здравствуйте, Сергей Павлович, а я как раз к вам,- оживленно заговорил Жаткин.- Мы вот только что приехали. Александр Матвеевич,- он оглянулся,- идет следом за мной.

Сергей улыбнулся:

- Положим, еще не идет.

- Ну, я ведь бегом… А вот и он!

Действительно, внизу появился Лобанов в пальто и шапке.

- Что, есть новости? - поинтересовался Сергей.

- Конечно! Идемте к нам.

Они дождались Лобанова и все трое направились в его кабинет. По дороге Сергей шутливо сказал:

- Только не очень-то задавайтесь. У меня новость все равно поважнее. И вообще мне некогда: я сегодня в гости приглашен.

- Да? - Лобанов с интересом поглядел на него.- Если не секрет, то к кому?

- К Марине Владимировне Ивановой.

- Что?! Неужели это та, которую мы разыскиваем?

Сергей важно кивнул головой.

- Вот именно.

Когда они вошли в кабинет, Лобанов энергично заявил:

- К черту. Говори сначала ты.

- Пожалуйста.

И Сергей со всеми подробностями, сам незаметно увлекаясь, пересказал свой разговор с Федоровым. Когда он кончил, в кабинете на миг наступило молчание. Наконец Лобанов сказал:

- Да-а… История… Просто в голове не укладывается. Но все-таки, как хочешь, а я бы…- он покачал головой,- этого Федорова сначала проверил.

- Пожалуй. Но в гости сегодня я к ним пойду.

- Еще бы!

Потом Лобанов сообщил свои новости. Иван Осипович Дубко - так звали толстяка, приехавшего вместе с Дмитрием Петровичем,- хорошо запомнил человека, с которым они столкнулись в первую ночь своего пребывания в Борске. Но когда ему на рынке показали Семенова, он не узнал в нем того человека.

- Вот так, - развел руками Лобанов.- Выходит, разошлись показания.

- И Колосков его не очень-то твердо опознал,- заметил Сергей.- Странно. Ну, а что еще?

- Другая новость получше. Дубко твердо опознал Алека. Хоть тот и был на вокзале в пальто и в шляпе.

- Парень с девушкой в беличьей шубке?

- Во, во.

- Слушайте,- Сергей покачал головой,- меня эта девушка начинает все больше интересовать. Она знакома с Алеком и с Семеновым. Выходит, Семенов должен знать Алека? Тем более что Алек знает его.

- Ну, еще бы. Надо эту девушку найти.

Лобанов посмотрел на Жаткина.

- Она больше не появлялась у Семенова,- виновато вздохнул тот.- Ни дома, ни на рынке. А больше и неизвестно, где ее искать. И вообще мы ничего о ней не знаем. Даже имени.

- Слушай, а в какой шубке эта самая Марина? - неожиданно спросил Лобанов,

Сергей махнул рукой.

- В черной. И вообще это не она. Я же ту девушку видел.

В конце концов было решено «прекратить прения», как выразился Лобанов, и Сергею срочно собираться в гости.

Час спустя Сергей уже шел по длинной, залитой светом улице, сплошь застроенной новыми, светлыми домами. На широких тротуарах было людно. Никто не спешил, шли компаниями, семьями, громко и весело переговариваясь, окликая знакомых. Чувствовалось, что эта новая просторная улица уже стала местом прогулок и вечернего отдыха для жителей. У ярко освещенного входа в кинотеатр толпились люди.

Сергей хорошо помнил адрес и теперь не спеша шел по этой казавшейся ему такой приветливой улице, поглядывая на номера домов. Но чем ближе он подходил к нужному ему дому, тем больше волновался. «Как на свидание иду»,- усмехнулся он про себя.

Но вот наконец и тот самый дом. Сергей свернул в большой полутемный двор и уверенно вошел в первый от ворот подъезд. Квартира Федорова находилась на первом этаже. Сергей поднялся на один лестничный марш и позвонил в обитую коричневым дерматином дверь.

Открыл ему сам хозяин. Был он в широком, слегка помятом пиджаке и в галстуке. Седые волосы на этот раз были аккуратно причесаны. Увидев Сергея, Федоров поспешно приложил толстый палец к губам, давая понять, что женщины ничего не знают и знать не должны. Сергей в ответ кивнул головой и, чтобы у Федорова не было сомнений в том, что он его понял, громко сказал:

- Добрый вечер, Степан Григорьевич,- называя Федорова именем, которое тот сам себе когда-то придумал.

В этот момент из комнаты вышла статная румяная женщина лет сорока пяти, темные густые волосы ее были собраны в большой пучок, под черными, соболиными бровями вразлет большие, тоже черные глаза смотрели на гостя с нескрываемым тревожным интересом. Видимо, Федоров передал жене, что просьба их будет поддержана этим человеком, что он им поможет, и она пыталась угадать, не ошибся ли муж в своих надеждах.

- Проходите, милости просим,- с легким поклоном, певуче сказала она, указывая руками'на дверь в комнату.- Мариночка сейчас придет.

- Хозяйка моя, Галина Захаровна,- чуть смущенно представил жену Федоров.

«Какая же красавица была»,- невольно подумал Сергей.

В маленькой квартире было тепло и уютно. Комната удивила Сергея идеальной, прямо-таки стерильной чистотой. Словно никто не пользовался аккуратно расставленной мебелью, ничего не ставил на белоснежные, крахмальные салфетки и дорожки, и пыль словно никогда не садилась на полированные стулья, стол и сервант. Широкий подоконник был заставлен цветочными горшками, и видно было, что за цветами ухаживают любовно и тщательно.

Разговор начался самый обычный: о городе, в котором Сергей раньше не бывал, о морозе, который держался так необычно долго, о Москве, где ни разу не бывали хозяева.

Галина Захаровна принялась накрывать на стол. Проходя с посудой мимо окна, она, улыбнувшись, сказала:

- Вон и Мариночка. С подружкой прощается.

Сергей подошел к окну. Около ворот стояла Марина в своей черной шубке и большой меховой шапке, а рядом с ней… Сергей не поверил своим глазам. Рядом с Мариной стояла и горячо что-то говорила ей девушка в светлой беличьей шубке. Та самая девушка… Сергею пришлось сделать усилие над собой, чтобы вот так, в одном пиджаке, не выскочить стремглав на улицу. Его остановила только мысль, что раз девушка знакома Марине, то теперь уже не скроется от него. Но как они познакомились, черт возьми?

Он еле заставил себя отойти наконец от окна и с улыбкой, которая нелегко ему далась, сказал:

- Ну, мы с Мариной старые знакомые, еще, так сказать, по Москве.

- Да, да, она рассказывала,- оживленно откликнулась хозяйка, расставляя на столе посуду.- И Гоша так вас расхваливал…

Сергей не сразу сообразил, что она имеет в виду Урманского.

Вскоре пришла Марина. Увидев Сергея, она сразу как-то испуганно сжалась и боязливо протянула ему холодную, слегка дрожащую руку. Сергея не удивил ее испуг. Он легко был теперь объясним, как и поведение Марины в самолете. Непонятна была только причина ее бегства из Волгограда. Но главное, что следовало выяснить в первую очередь, это, что известно Марине о женщине, убитой в гостинице, и, конечно, кто такая новая ее подружка.

За чаем разговор не клеился. Федоров отмалчивался. Марина все еще была охвачена испугом, и только Сергей да еще хозяйка дома пытались разрядить тягостную обстановку.

Потом Федоров с женой под каким-то предлогом вышли на кухню, и Сергей сказал Марине:

- Давайте поговорим.

- Пожалуйста…

- Вы только не бойтесь меня, Марина. Я же помочь вам пытаюсь,- искренне заверил Сергей.- Вы хотите остаться в этой семье?

- Да.

- Ну и отлично. Они вас, кажется, по-настоящему полюбили. И люди хорошие.

- Очень хорошие!

- Вот я вам и помогу у них. остаться.

- Правда?…- робко спросила Марина, подняв на Сергея большие серые глаза.

- Конечно. Но и вы мне помогите. Вы знаете эту женщину? - он вынул из бумажника фотографию и протянул через стол девушке.

Марина испуганно взглянула на нее, но тут же с непонятным облегчением покачала головой:

- Нет. Я ее не знаю, совсем не знаю.

Пораженный, Сергей как можно мягче возразил, еле сдерживая охватившую его досаду:

- Но, Марина. Она же послала вам телеграмму в Волгоград, собиралась к вам приехать. Вы посмотрите получше. Может быть, фотография не очень удачная?

- Нет, нет. Я вам даю слово… Я ее совсем не знаю. Совсем. И… и я не получала никакой телеграммы.

Девушка говорила искренне. Сомневаться в ее словах было невозможно. Но за всем этим Сергей ощущал страх, владевший ею, непонятный, ничем на этот раз не объяснимый страх. А главное, факты, которыми располагал Сергей, не позволяли поверить, что Марина говорит правду. Все обернулось до такой степени неожиданно и странно, что Сергей просто не знал, что теперь предпринять. Настаивать? Но этим ничего не добьешься. Уличить Марину во лжи, показать ей в конце бланк телеграммы с ее адресом и фамилией? Но самое странное заключалось в том, что Сергей готов был поклясться, что девушка говорила правду. Нет, нет, лучше пока больше не касаться этого вопроса. Надо спокойно подумать, посоветоваться с товарищами, еще раз все проверить. Марина, в конце концов, никуда не денется. Сейчас же самое главное - это постараться ее успокоить. Она вся дрожит от испуга. И Сергей, махнув рукой, сказал:

- Ну ладно. Не знаете, так не знаете. Дело, в общем, пустяковое,- и сам содрогнулся от своих последних слов. Они помолчали, потом Сергей снова спросил: - А почему вы так внезапно уехали из Волгограда?

- Я больше не могла жить одна, не могла,- поспешно ответила Марина, с каким-то новым испугом взглянув на Сергея.- Мне было так тоскливо. Я не думала, что… что останусь здесь. А теперь я напишу на работу, уволюсь.

- И еще не думали, что здесь появится столько друзей? - весело добавил Сергей.- Георгий. И потом та девушка. Мы видели вас из окна.

- Ах, Тамарочка? - слабо улыбнулась Марина.

- Вас, наверное, Георгий познакомил?

- Нет, мы… мы случайно познакомились в кино. Потому что…- Голос ее задрожал, на глазах появились слезы, и она вдруг в отчаянии воскликнула: - Вы мне не верите!… Вы ни одному слову моему не верите!…- И Марина зарыдала, уронив голову на стол.

Сергей растерянно произнес:

- Марина… Откуда вы взяли?… Я вам верю…

Но девушка, захлебываясь в рыданиях, лишь отчаянно затрясла головой.

В дверь заглянула встревоженная Галина Захаровна. И Сергей виновато сказал:

- Ну, смотрите - плачет. Я же ничем ее не обидел.- И, сам расстроенный, обратился к девушке: - Марина, разве я вас обидел?

Та снова затрясла головой и, неожиданно вскочив, кинулась в соседнюю комнату. Галина Захаровна, сама чуть не плача, поспешила за ней.

Сергей тоже поднялся. Было ясно, что поговорить с девушкой сегодня уже не удастся. Да и с хозяевами тоже. Вечер был испорчен.

Сумрачный Федоров проводил Сергея до двери.

- Честное слово, просто не знаю, почему она так расплакалась,- смущенно сказал Сергей.

Федоров вздохнул:

- Тоже жизнь, видать, не удалась у этой птахи.

Они условились встретиться на следующий день.

Сергей медленно брел по улице, расстроенный, на всех обозленный, и в первую очередь на самого себя, брел, не замечая ледяного ветра, дувшего ему прямо в лицо, не замечая людей вокруг, снова и снова перебирая в уме все, что произошло в этот вечер.

Итак, ему ровным счетом ничего не удалось узнать у Марины. Ни как она попала к Федоровым, ни кто та женщина, которая послала ей телеграмму, ни даже кто та Тамара, с которой Марина познакомилась в кино. А в кино ли, между прочим? И стоило ему только задать себе этот вопрос, как тут же всплыл целый рой других вопросов. Все было странно и непонятно в поступках этой девушки и в ее словах.

Сергей чувствовал, что безнадежно запутывается. Утомленный мозг уже не в силах был оценить и сопоставить факты, нахлынувшие на него за весь этот беспокойный, напряженный день, начавшийся с ошеломляющего открытия, что убитая не была Ниной Горлиной. А потом шли допросы Алека, Семенова, очная ставка между ними, наконец, появление Федорова, его страшная история. И вот теперь этот неудачный вечер.

В конце концов Сергей решил, что больше он не будет думать о Марине до самого утра, иначе можно просто свихнуться от всех этих мыслей.

До гостиницы он добрался поздно. Видимо, шел не самым коротким путем по улицам этого почти незнакомого города, больше руководствуясь собственной интуицией, чем указаниями редких прохожих, к которым иногда обращался.

Уснул он мгновенно, как только вытянулся на прохладных простынях, укутавшись с головой в одеяло. По комнате гулял ветер.

Наутро Саша Лобанов встретил друга нетерпеливым вопросом:

- Ну, как в гостях?

Сергей только махнул рукой.

- Что был, что не был.

Кабинет между тем наполнялся сотрудниками. Все были в курсе дела, все жаждали услышать какие-нибудь новости.

Сергей принялся рассказывать. И по мере того как он рассказывал, лица слушателей становились все озабоченнее.

Закончил Сергей неожиданным вопросом, сам удивившись, как это он вдруг всплыл у него в голове:

- Между прочим, к ориентировке по розыску Марины Ивановой должна быть приложена ее фотография. Где она?

Этот вопрос возник у него только что, в тот момент, когда он заново рассказывал все, то произошло накануне вечером у Федорова.

Оказалось, фотография поступила позже.

Когда она попала ему в руки и Сергей впервые, может быть, так внимательно, даже придирчиво, вгляделся в нее, он почувствовал, как заколотилось вдруг сердце.

С фотографии на него смотрело совсем другое, совсем незнакомое лицо.

Сомнений не было: девушка, приехавшая к Федоровым, была не Марина Иванова.

Когда Сергей поделился своим открытием, все молча переглянулись.

- Ну, знаете…- не то растерянно, не то возмущенно произнес наконец Лобанов,- что это за фокусы? Горлина оказывается не Горлиной, Иванова - не Ивановой и, между прочим,- он покосился на Сергея,- твой Федоров - не Федоров. Это уж слишком…

Через минуту двое сотрудников мчались вниз по лестнице к поджидавшей их у подъезда машине.

А спустя еще минут пятнадцать в кабинете Лобанова зазвонил телефон. Один из уехавших сотрудников докладывал, что дома у Федоровых никого нет и они остаются дежурить. Как только появится мнимая Марина Иванова, она будет немедленно доставлена в управление.

В то утро у Сергея все валилось из рук. Надо было снова допросить Алека, заняться Семеновым, а главное - искать, искать новые пути, новые факты, новые связи между ними, новые слова наконец, которые надо было сказать Алеку, чтобы заставить этого упрямого, парня заговорить откровенно, чтобы понял он, кто ему друг, а кто враг.

Но Сергей ни на чем не мог сосредоточиться. И Лобанов тоже. Наступила какая-то нервная разрядка. Словно иссякли где-то невидимые аккумуляторы или кончился завод у пружин.

Оба сидели в кабинете у Лобанова, раздраженные, злые, вконец измотанные, и не знали, за что взяться.

- Придумали бы кибернетическую машину, что ли,- досадливо сказал Лобанов.- Заложить в нее все эти фокусы, все наши данные - и, пожалуйста, вам ответ: кто есть кто, как в том справочнике.

- Многого хочешь.

- Все много хотят. В конце концов, у нас тоже точная наука, криминалистика. Это тебе, скажем, не литература - одному нравится, другому не нравится…

В минуту усталости и раздражения Сергей становился молчаливым и сдержанным. Лобанова же такое состояние делало еще разговорчивее.

- …Там одни вкусы и ощущения,- сердито продол жал он.- А у нас точные факты. Вон я читал: машина и переводы с одного языка на другой делает, и иероглифы расшифровывает, и в шахматы играет, даже больным диагнозы ставит. Скоро детей начнет учить, каждого по его способностям…

- Ладно болтать-то.

- А я не болтаю. Что, у нас кибернетика не применима, по-твоему?

- Пытаются применить. Пока для справочно-инфор-мационной службы.

- Это зачем?

- Затем, что у нас правовых норм видимо-невидимо, всяких законов, постановлений, актов.

- Ну, это, конечно, надо. Тут я не спорю.

- Спасибо.

- А все-таки и в борьбе с преступностью машина тоже нужна.

- Ее пока к судебной статистике приспосабливают.

- И к нашей нужно. Чтобы сразу знать, где, когда, что и как совершили и кто. Большое дело. Но главное все-таки, чтобы она раскрывать преступления помогала. Вот смотри, сколько у нас сейчас фактов. Их надо только логически расставить. Логически! Что ж, это машина не может сделать?

- Не может.

- Может!

- Ну, значит, не хочет.

Они посмотрели друг на друга и неожиданно рассмеялись.

- Договорились,- сказал Сергей и, снова помрачнев, добавил: - Мне сейчас не машина, мне эта девчонка нужна. Она мне больше любой машины сейчас расскажет.

Посланные сотрудники вернулись только часа через два и привезли с собой… Федорова.

Он был растерян и подавлен до такой степени, что, войдя, не сразу даже заметил Сергея, а заметив, не сразу, кажется, его узнал, Федоров приблизился к столу и молча положил на него измятый листок бумаги, который до этого всю дорогу судорожно сжимал в своей огромной руке.

Сергей взял листок и с ощущением, что сейчас на него свалится какая-то новая неприятность, прочел: «Дорогие Галина Захаровна и Степан Григорьевич! Простите меня, если сможете. Я совсем запуталась. Лучше бы мне умереть, чем писать вам это. Но умереть я боюсь и жить тоже боюсь. И людей боюсь, и вас тоже. Но вас я еще люблю. Поэтому и пишу. Я уезжаю совсем. И даже…» Тут записка обрывалась.

Сергей, закусив губу, молча передал записку Лобанову.

Итак, мнимая Марина Иванова исчезла, ничего не рассказав, ни в чем не признавшись.

Но главное чувство, которое неожиданно овладело Сергеем в этот момент, была жалость, острая жалость к этой странной, потерянной девушке. Ему показалось, что какой-то злой ветер погнал дальше, неведомо куда, вырванную чьей-то рукой травинку.

И только некоторое время спустя Сергей подумал, что внезапное исчезновение девушки не могло быть случайным.

Глава 6 ПОЯВЛЯЕТСЯ НЕКИЙ ПРОХОРОВ

Когда прошла первая минута растерянности, Сергей сказал Федорову:

- Ну что ж, Иван Григорьевич, давайте потолкуем. Может быть, вы нам чем-нибудь поможете. Искать надо вашу Марину.- Он нарочно назвал девушку этим именем, чтобы еще больше не разволновать старика.

И все присутствующие поняли это. И еще все поняли, что сейчас их обоих надо оставить наедине, ибо только с Сергеем Федоров будет до конца откровенным, больше ни с кем.

Последним выходя из кабинета, Лобанов с надеждой и тревогой взглянул на Сергея, словно говоря ему: «Ну, старина, постарайся, сделай что-нибудь, ведь сам видишь, что творится». И еще Сергей прочел во взгляде друга предостережение: «Пока мы не проверили твоего Федорова, ты не очень с ним откровенничай, С ним самим много неясностей?-. И Сергей понимающе кивнул ему на прощание.

Федоров сидел у стола, безвольно опустив на колени руки, и угрюмо смотрел в пол.

Когда за Лобановым закрылась дверь, Сергей неторопливо закурил и сказал:

- Прежде всего, как Марина попала к вам? Подробно расскажите. Вы давно были знакомы?

Федоров покачал головой:

- Совсем мы не были знакомы.

- А как же тогда?

- А вот так. Издалека начинать надо…

Федоров со вздохом вытащил из надорванной пачки папиросу, потом с силой чиркнул спичку и жадно затянулся.

- Дело было так. После войны встретил я случайно одного человека. Вместе мы когда-то сроки свои отбывали. За что уж он сидел, и не помню. Ну вот. И так, значит, получилось, что встретились мы с ним через десять лет. И сразу он меня узнал. А как узнал, так про побег мой и напомнил. Страсть, как я перепугался. Ну, думаю, все. Отгулял. Но он мне и говорит: так, мол, и так, выдавать я тебя не собираюсь, сам невесть как перемучился, цену-то свободе знаю. Словом, живи, мол, как живешь. Только мне тоже помоги. Ты, значит, попал в переплет, ну и я попал. Не знаю, кто хуже. И рассказал, что женат был. Жена попалась ведьма. Он от нее и ушел. Она в Волгограде с дочкой осталась, а он в Москву подался…

При упоминании Волгограда Сергей невольно насторожился. Опять этот город! Скорей всего, это случайное совпадение. Но так все было запутано в деле, которым он занимался, столько уже возникало в нем неожиданностей, что Сергей каждую минуту ждал новых.

- …Ну вот,- не спеша продолжал Федоров, сам, видимо, успокаиваясь от своего неторопливого рассказа.- Устроился, значит, он в Москве, на дочку деньги высылает. Но одного до смерти боится: как бы жена не узнала, где он сейчас. Пусть, говорит, думает, что я здесь, в Борске, живу. Я буду письма свои к ней тебе направлять, а ты их ей пересылай, чтобы штемпель на конверте не московский был. А ей твой адрес дам, ты ее письма мне в Москву шли, до востребования. Не затруднит это тебя? Ну я, конечно, согласился. Я бы, знаете, и не на то согласился. Страх, как я его боялся. Хотя человек он оказался не вредный и за все годы ни разу о моем положении не напомнил. Да и не виделись мы совсем. Я только письма их из конверта в конверт перекладывал. А чего они друг другу писали, я, конечно, не знаю.

- По какому адресу вы письма его ей пересылали? - спросил Сергей, все больше заинтересовываясь рассказом.

- Тетке ее посылал, Власовой Агриппине Ивановне.

С припиской: «Для Марины». Тоже, значит, Марина.

- А она не видела разве, что почерк-то был разный? - снова спросил Сергей.- В письме и на конверте.\

- Почерк был один,- покачал головой Федоров.- Он мне и второй конверт с адресом присылал.

«Вот это конспирация»,- подумал Сергей. И, не удержавшись, опять спросил: с

- Выходит, вы и фамилии ее не знали, и адреса? И его адреса тоже не знали?

- Выходит, так. Путаница, конечно. Ну, да мне-то что? Как он просил, так я и делал.

На какой-то миг Сергей вдруг усомнился в его искренности. Неужели Федоров не знал, зачем все это потребовалось? Ведь уж очень странно.

- …Ну, а потом померла у них дочка,- продолжал между тем Федоров.- Писем меньше стало. Я-то подумал, что он совсем ей писать перестанет. Ан нет. Писал все-таки. А недавно получаю я от него письмо для самого себя. Просит он принять к себе одну девчушку. В большую беду она, мол, попала. И на свете у нее никого нет. Пусть, мол, у меня поживет, а там видно будет. А девушка хорошая, писал, тихая, скромная. Очень, мол, ее жалко. Тоже, значит, душевный человек оказался. Вот так Мариночка и приехала…

Федоров тяжело вздохнул и умолк, опустив голову. Потом добавил:

- И теперь такое случилось. Даже не знаю, как моей Галине Захаровне сказать. Так эта девчушка ей в душу вошла…

- Как же зовут того человека?

- Семен Трофимович зовут. А фамилия Прохоров.

- И адреса его, выходит, не знаете? - на всякий случай еще раз уточнил Сергей.- И где работает тоже?

- Ничего не знаю. Да шут с ним,- Федоров махнул рукой, - Вот только бы Мариночку найти.

«Нет, совсем не «шут с ним»,- подумал Сергей.- Надо срочно установить этого Прохорова. Тогда мы, наверное, и на Марину выйдем. То есть теперь уже не на Марину, а тоже шут ее знает на кого».

Кое-как успокоив Федорова, пообещав навести все необходимые справки о пропавшей, Сергей наконец простился со стариком.

Одна мысль сейчас не давала ему покоя. Она возникла в тот момент, когда Федоров назвал имя жены Прохорова. Черт возьми, как она еще вчера не пришла ему в голову, эта мысль? Впрочем, события развивалась так стремительно и неожиданно, что это вполне объяснимо. Ведь до сегодняшнего утра Сергей был уверен, что у Федорова живет Марина Иванова. Именно она! А узнал он об этом только вчера. Когда же было и возникнуть той мысли. Но теперь Сергей был почти уверен в своей догадке. И если это так, то события принимают новый, куда более опасный оборот.

Поэтому не успела за Федоровым закрыться дверь, как Сергей позвонил дежурному и попросил срочно заказать по спецсвязи Москву, потом позвонил Лобанову.

Когда тот вошел в кабинет, то увидел, что Сергей внимательно рассматривает какие-то фотографии, разложенные на столе. Лобанов уже издали узнал их и сам неизвестно почему заволновался.

- Ну, что нового? - торопливо спросил он, подходя к столу.

- Смотри сам,- глухо ответил Сергей, не отрывая глаз от фотографий.

Да, сомнений не было. Догадка Сергея подтвердилась. Фотография разыскиваемой Марины Ивановой из Волгограда полностью совпала с фотографией убитой в гостинице женщины. На друзей смотрело одно и то же лицо. На одной фотографии - живое, чуть смущенное, задумчивое с какой-то затаенной улыбкой, такое хорошее, открытое лицо. На другой - слепое, запрокинутое назад, искаженное болью.

А документы этой женщины… Они оказались у той, которую прислал к Федорову неведомый пока Прохоров.

Сергей торопливо передал Лобанову рассказ Федорова.

- Но как могли документы Ивановой попасть к этой девушке? - спросил Лобанов.- Через Прохорова? А как они могли попасть к нему?

- Она его жена, вот что,- убежденно сказал Сергей.- Он убил жену. Бывшую.

- Возможно, что так,- согласился Лобанов.

- И подложил ей чужие документы, стервец.

- Идея! - вдруг воскликнул Лобанов.- Гениальная идея!

- Ну, ну…

- Что дашь? Почетную грамоту дашь?

- Ну тебя к черту! Персональную пенсию я тебе дам. Говори скорее.

- Ах, так? Да ты знаешь, кого лишишься? - И уже другим, торжествующим тоном Лобанов объявил: - Так зот слушай, пока я еще тут. У той девушки оказались документы Ивановой, а у Ивановой оказались документы Нины Горлиной. Улавливаешь?

Сергей изумленно посмотрел на друга:

- Выходит…

- Именно!

- Это надо проверить. Где ориентировка по розыску Горлиной? Там должна быть ее фотография.

- Сейчас попросим принести,- сказал Лобанов, берясь за телефон.- Хотя что-то я этой фотографии не помню.

Он дал короткое указание Жаткину и не успел повесить трубку, как телефон зазвонил снова. Дежурный доложил Сергею:

- Товарищ подполковник, Москва на спецсвязи.

- Иду.

Сергей поднялся из-за стола.

- Зачем тебе Москва? - поинтересовался Лобанов.

- Пусть срочно установят Прохорова.

- И задержат.

- Это уж на их усмотрение. Может быть, стоит за ним сначала посмотреть.

- Как бы не упустили. Хитер, видно.

- Маленькие они, что ли МУР же займется.

И оба невольно усмехнулись при мысли, что их родной МУР может кого-то упустить.

Сергей вернулся не скоро. В кабинете у себя он застал и Жаткина. Перегнувшись через стол, Володя вместе с Лобановым рассматривали фотографии. Увидев входящего Сергея, Лобанов спросил:

- Ты чего так долго?

- Заодно позвонил в Волгоград. Попросил срочно собрать сведения об Ивановой, о ее бывшем муже, о тетке. Первые данные дадут уже вечером. И из Москвы тоже. Тебе привет от Гаранина и из Волгограда, от Проворова.

- Так. Заработала машина,- довольно потер руки Лобанов.

- А мы одной вашей знакомой любуемся,- засмеялся Жаткин.

- Именно, одной,- с ударением подтвердил Лобанов.- Можешь тоже полюбоваться.- И он придвинул к Сергею лежавшие на столе фотографии.- Я не ошибся. К ориентировке фотографию не приложили. На следующий день пришла. Но гениальное мое открытие, как и следовало ждать, подтвердилось.

Сергей посмотрел на фотографии.

- Выходит…

- Выходит,- перебил его Лобанов,- что девушка, жившая у Федорова, и сбежавшая из Москвы кассирша одно и то же лицо. И еще, что паспорта ее и Ивановой обменены.

Сергей кивнул и задумчиво добавил:

- И все это сделал Прохоров…

- Ты так уверен? - странным тоном неожиданно спросил Лобанов.- Я сейчас вдруг вспомнил одно громкое дело. Судили убийцу. И вот на суде он попытался уйти от ответственности. Причем таким способом. Он заявил, что убийца не он, а другой человек. И придумал некоего Вадика, с которым он якобы случайно познакомился. Его спрашивают: «А как же у вас оказались вещи убитого?» - «Мне их дал Вадик»,- отвечает. «А орудие убийства?» - «Мне,- говорит,- его тоже Вадик отдал».- «А почему в доме, где жил убитый, видели вас, а не Вадика?»- «Он меня сначала на разведку послал».- «Почему на месте убийства остались следы только ваших ботинок?» - «Вадик велел поменяться с ним обувью»,- отвечает.

- Наивно,- усмехнулся Сергей.

- Конечно,- Лобанов махнул рукой.- Но почему я об этом вспомнил? Этот неизвестный Прохоров… Это не Вадик?

- В каком смысле?… Ах, ты думаешь…

Сергей пристально посмотрел на друга.

- Да, я думаю,- кивнул Лобанов.- Ты говоришь, «наивно». А то, что рассказал тебе Федоров, не наивно?

- Или очень хитро.

Володя Жаткин переводил встревоженный взгляд с одного на другого и не осмеливался вступить в разговор, хотя видно было, что его просто распирает от вопросов. Дело внезапно обернулось еще загадочнее и сложнее.

- Правильно, «или очень хитро»,- согласился Лобанов.- Так мог хитрить Прохоров, если он существует. Но может и… Ты смотри. Давай исключим пока Прохорова. Подставим на его место Федорова. Горлина совершает крупную кражу и приезжает к Федорову. Тот сам снабжает ее документами Ивановой, которую он вполне может знать. В конце концов, она может быть и его бывшей женой. Мы ведь еще ничего о нем не знаем. А вся схема становится куда проще и, между прочим, достовернее.

- Твоя аналогия страдает одним дефектом,- подумав, возразил Сергей.- Одно дело мифический Вадик, другое - Прохоров. Он сидел. Значит, мы можем из архива получить его дело. Легко узнать также, был ли он мужем Ивановой. И вообще, кто был ее мужем. Стоит только запросить Волгоград. Что я, кстати, уже сделал. Нет, Прохоров - реальная фигура.

- Но вот насколько он причастен к этому делу?

- Посмотрим. Ясно одно, надо найти Прохорова.

- Но и не упускать из виду Федорова.

Итак, в деле всплыла новая фигура - Прохоров. Разрозненные звенья начинали сцепляться. Но две главные линии все еще не пересеклись. Условно их можно было обозначить так: «Линия Прохорова - Федорова» - убийство Ивановой и кража Горлиной и «Линия Семенова - Алека» - мошенничества, ограбление в поезде с помощью снотворного и таинственный чемодан из Средней Азии. Эти две линии пока что соединялись не людьми, а только одним обстоятельством: и там и тут применялся один метод- использование снотворного.

По первой «линии» предстояло подключить Москву, ибо вполне возможно, что Прохоров там. МУРу тоже помогут сведения'из Волгограда об Ивановой и ее бывшем муже.

- Ну, и мы кое-чем можем помочь,- закончил Сергей.- Одна ниточка тянется к Прохорову и отсюда. Федоров…

- Верно! - мгновенно подхватил Жаткин.- Как выдумаете, Александр Матвеевич?

Да, одна ниточка тянулась от Федорова к этому неизвестному Прохорову.

- Что ж, это идея,- ответил Лобанов.- И если Федоров согласится… Только я что-то сомневаюсь. По-моему, не согласится. Найдет причину.

- Так тем более надо попробовать! - запальчиво воскликнул Жаткин.

- Но предложить ему это можешь только ты,- обратился Лобанов к Сергею.- Такие уж у вас отношения создались доверительные.

- Да, надо попробовать,- согласился Сергей.- Только не следует его опять к нам вытаскивать. Пойду-ка я к нему.- Он взглянул на часы.- Время есть. А после обеда надо заняться Алеком. Пока я буду у Федорова, ты свяжись с Москвой, передай насчет Прохорова.

На том они и договорились.

Сергей был даже рад неожиданной прогулке. Столько открытий и волнений было опять с утра, столько обнаружилось новых фактов и имен, что следовало все спокойно еще раз обдумать одному, в какой-то другой, не такой суматошной, нервной обстановке. Вот он не спеша пройдется по улице… Сергей невольно посмотрел в окно.

Крупно и густо валил снег, так густо, что не видно было даже строений во дворе, машин и людей у гаража. Оттуда доносилось лишь глухое урчание прогреваемых моторов и чьи-то возгласы. В бесконечном падении снежинок было что-то успокаивающее, словно этот движущийся вниз поток снега отгораживал его от окружающей суеты и забот, отодвигал их куда-то далеко, по ту сторону этой снежной пелены.

Еще больше это чувство отрешенности от всего охватило Сергея, когда он очутился на улице. Словно он был один в этом снежном царстве. Даже гудки медленно и слепо двигавшихся где-то машин долетали до него глухо, как сквозь стену. Хотелось идти с вытянутыми вперед руками, чтобы не натолкнуться на встречных прохожих, на дома или деревья. «Черт возьми,- подумал Сергей,- не заблудиться бы только».

Однако постепенно, когда глаза стали привыкать, Сергей начал различать темные расплывчатые силуэты машин, людей вокруг, узнавать дома, мимо которых шел.

А снег все валил и валил, неторопливо, равнодушно, безостановочно, настраивая на такой же ритм и мысли. Хотелось думать о чем-то далеком и спокойном. И все сегодняшнее, будто отступив куда-то, вдруг стало казаться таким далеким и спокойным, казаться проще и понятнее, чем час назад.

Ну, что ж, в самом деле, непонятного в том, что обнаружилось? Взял этот Прохоров - именно Прохоров, а вовсе не Федоров - да и подменил документы двух женщин, чтобы запутать следы. Горлиной надо было скрыться. Для этого требовались чужие документы. Их и украл Прохоров у своей бывшей жены. А ее он решил убить. Зачем? Денег он ей больше не посылал, дочка умерла. Связь могла бы и совсем оборваться. А не оборвалась. Письма шли. Федорова это тоже удивляло. Зачем же Прохорову вдруг понадобилось избавиться от этой женщины? Может быть, она его шантажировала чем-то или могла шантажировать? Сергей вспомнил грустные, чуть удивленные глаза на фотографии, скрытую улыбку в уголках губ… Или просто знала она о нем что-то и могла сообщить? Вот он и вызвал ее для последнего разговора. Стоп! Ведь почерк был один в письме, телеграмме и гостиничном бланке. Значит… Значит, сначала он послал ей телеграмму, сообщил, что приедет. Потом передумал, вызвал ее письмом, встретил, привез в гостиницу… Привез в гостиницу. Он, Прохоров. А не Семенов. Тот, видимо, к убийству в гостинице непричастен. Хотя администратор его и узнала. Ну что ж. Они могут обделывать вместе какие-нибудь делишки. На это Семенов способен. Но убийство… Нет, убийство Ивановой совершил Прохоров. И, подсунув ей, уже убитой, документы Горлиной, решил, что окончательно избавляет эту последнюю от разоблачения. Ловко, ничего не скажешь. Так же ловко он обвел и Федорова. Выходит, этот Прохоров опытный и хитрый преступник. Оно и понятно, если он отбывал наказание за что-то еще до войны. Да, надо, конечно, послать запрос об этом в Москву. Тогда появятся новые факты о нем, ценные факты. Ну, а после войны Прохоров мог совершить новые преступления. И его жена могла что-то знать о них. Все это более или менее ясно. Вот только какая же связь тут с Семеновым, с Алеком? И есть ли она?…

Размышляя, Сергей шел и шел по улице, не замечая, что снег постепенно редеет, что поднялся ветер, что вокруг уже много людей и машины, деловито урча, стремительно несутся мимо него, словно наверстывая упущенное время. Сергей машинально останавливался на перекрестках, затем шел дальше.

Путь его проходил недалеко от рынка, и Сергей еле удержался от соблазна заглянуть туда и посмотреть на Семенова: как он там торгует в своей палатке. Но времени оставалось мало, и Сергей пошел дальше.

Внезапно перед ним вырос длинный, худой паренек. На тонкой шее болталось свернутое в жгут серое кашне. Сергей увидел пухлые, потрескавшиеся губы на бледном мальчишечьем лице и темные, встревоженные, очень знакомые глаза.

- Вот здорово!…- тяжело дыша произнес паренек.- А я к вам бежал… Этот гад здесь, на рынке, сейчас…

Сергей уже узнал его, он только не мог припомнить имя. И сразу вернулся в привычный мир забот и тревог, и снова его захватил бешеный темп развертывавшихся событий. Только сейчас Сергей заметил, что снегопад прекратился, лишь отдельные снежинки, как белые мухи, суматошно носились в ветреном воздухе.

- Ты про Сеньку говоришь? - быстро спросил Сергей.

- Ага. Там он,- паренек махнул в сторону рынка.- Торгует…

- Пошли.

Они торопливо свернули за угол, перешли на другую сторону улицы, потом еще один поворот, и снова видна толпа людей у широких ворот с длинной вывеской наверху: «Колхозный рынок».

Сергей поглядывал по сторонам в надежде увидеть кого-нибудь из сотрудников, дежуривших на рынке, ну хотя бы постового милиционера. По опыту он знал, как опасно и трудно задерживать преступника на рынке одному. У того могут всегда оказаться на рынке приятели и собутыльники…

Между тем они уже миновали толпу у входа на рынок и теперь шли между длинными рядами, около которых толпились покупатели. Кругом стоял неумолчный, крикливый гомон. Кто-то из женщин ссорился, кто-то возмущенно торговался, что-то выкрикивали продавцы. Люди толкались в узком проходе между рядов. Под ногами чавкал грязный, мокрый снег.

Сергей знал, что на рынке должна быть комната милиции, ее следовало отыскать. Но тут Валька - Сергей вспомнил наконец его имя - торопливо прошептал:

- Он вот-вот уйдет. Собирался уже.- И неуверенно добавил: - Только вам с ним не справиться.

- Поглядим…- неопределенно ответил Сергей.

Искать комнату милиции теперь уже не было времени.

Ряды кончились. Открылась небольшая, тесно окруженная палатками площадь. Люди заполнили ее до краев. Шум и гомон плыли над толпой.

В стороне виднелась вывеска чайной. У входа в нее стояла группа парней. Глазами указав на нее, Валька шепнул:

- Вот он… Здоровый такой, с красной рожей. В ватнике…

В компании парней действительно выделялся высокий, широкоплечий парень с красным, угреватым лицом и наглыми, чуть навыкате, глазами. На нем был потертый ватник и кепка с коротким, еле видным козырьком, лихо сдвинутая назад с потного лба. Поблескивая глазами и сочно похохатывая, парень с увлечением, явно рисуясь, что-то рассказывал приятелям. Те слушали с интересом, уважительно, некоторые даже подобострастно.

Сергей, не поворачивая головы, тихо сказал Вальке:

- Ты отойди. Пусть не видят, что мы вместе. Сейчас чего-нибудь придумаем.

Он минуту стоял, размышляя, потом стал решительно протискиваться сквозь толпу к чайной.

Бесцеременно растолкав парней, Сергей подошел к Сеньке. Тот, оборвав свой рассказ, настороженно оглядел его с ног до головы…

- Слушай-ка,- деловито и строго обратился к нему Сергей,- ты куда интуристовскую машину вчера угнал? Давай сразу говори.

- Чего? - изумленно уставился на него Сенька.

- Машину куда дел, спрашиваю? - еще строже повторил Сергей.- Сразу говори.

- Да ты что?… Ты откуда свалился?…- Сенька все еще не мог прийти в себя от изумления.

Кругом насмешливо загалдели:

- Да он руль от тросточки не отличит…

- Он сроду в машине не сидел…

- Чего прицепился? Это я угнал…

Сергей нетерпеливо махнул рукой:

- Стой, ребята. Стой. Надо разобраться. Тут, братцы, шум на весь город. Международный скандал, в общем. Миллионер с супругой из ФРГ проездом у нас остановился. В гостинице. Утром выходит - черного «форда» и нет. У него сигара изо рта аж вывалилась. Супруга - во тетя,- он широко развел руки,- бац! В обморок. А сам…

Парни сгрудились вокруг Сергея, неудержимо хохоча. Больше всех развеселился Сенька, чувствуя себя в некотором смысле героем этой занятной истории и в то же время поняв, что он тут явно ни при чем и ничто ему не грозит.

Сергей между тем не жалел красок, описывая возникший переполох вокруг неведомого миллионера. И в конце обратился к Сеньке:

- …Так что уж будь добр, дойдем до милиции, ты хоть подтвердишь, что не угонял. Я - человек новый, мне дали приметы, я и ищу. А ты заодно на эту акулу посмотришь. На живого капиталиста, так сказать.

Глаза у Сеньки заблестели от охватившего его азарта, и он с готовностью ответил:

- А чего ж, пошли. Я тут, как стеклышко, чист.- И лихо подмигнул приятелям: - Поглядим, что за миллионер, чего на нем есть.

Парни снова весело загалдели.

Всей группой они двинулись к выходу из рынка.

За ними, прячась в толпе, двигался Валька, сгорая от желания узнать, как удалось уговорить Сеньку идти в милицию. На улице он, однако, отстал, боясь попасться тому на глаза.

Сергей и Сенька шли впереди, горячо обсуждая мнимое происшествие. Сенька интересовался подробностями, и Сергей на них не скупился. Фантазировал он легко и даже с увлечением, черпая материал из своей богатой практики и лихорадочно вспоминая все, что он читал о быте и повадках миллионеров, уснащая это такими деталями, которые ни одному миллионеру, вероятно, и не снились, но вызывали бурную реакцию слушателей.

Главное тут заключалось в том, чтобы у Сеньки не пропал интерес, не прошло эдакое легкое головокружение, ощущение неожиданности, чтобы он не задумался о других сторонах своего визита в столь опасное и ненавистное для него учреждение, как милиция. Поддерживать это головокружение помогала неотстававшая компания Сенькиных друзей, не меньше его возбужденных и заинтересованных неожиданным происшествием.

Когда подошли к управлению, Сергей в своем рассказе как раз дошел до самого интересного: описания быта миллионерской четы на их пути от границы. Рассказывал он все это так живописно и подробно, что у неискушенных его слушателей могло создаться впечатление, что он все это время жил бок о бок с этими «акулами капитализма».

Молоденький постовой милиционер у входа в управление изумленно и чуть растерянно смотрел на подошедшую компанию. Парни развязно гоготали, столпившись вокруг Сергея, и тому никак не удавалось подать знак постовому, который его не знал, что все это так и задумано, что ему теперь надо быстро провести Сеньку в здание, не теряя времени на обычную процедуру выписки пропуска.

Между тем Сергей почувствовал, что тревожное ощущение непосредственной близости такого учреждения, как милиция, начинало овладевать его слушателями и с минуты на минуту Сенька мог опомниться и взбунтоваться.

Неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы из подъезда вдруг не выскочил Жаткин, веселый, даже приветливый и с виду совсем не опасный. Он как-то незаметно проник в самую середину компании, где стоял Сергей, и беззаботно воскликнул, видимо, чутьем уловив настроение окружающих:

- Пришли, да? Наконец-то.

Сергей, предупреждающе взглянув ему в глаза, сказал:

- Тут, Володя, недоразумение надо выяснить. Машину ту он, оказывается, не угонял.

- Это мы мигом,- махнул рукой Жаткин, ничем не выдавая своего удивления.- Пошли.

Сенька горделиво ухмыльнулся и, подмигнув приятелям, вразвалочку, не торопясь, отправился вслед за Жат-киным к подъезду, провожаемый залихватскими выкриками разошедшихся парней. Сергей пошел следом за Сенькой, бросив остальным:

- Вы, ребята, топайте. Сенька все потом расскажет.

С облегчением вздохнул он, только когда захлопнулись за ним высокие двери управления.

У себя в кабинете Сергей усадил Сеньку к столу и, сев напротив и закурив, сказал:

- Ну вот. Теперь и поговорить можно, К угону тому ты и верно, непричастен. Но раз уж встретились, хочу кое о чем тебя расспросить.

Сенька настороженно подобрался и, набычившись, хмуро взглянул на Сергея:

- О чем это? Пришить чего хочешь?

- Все твое к тебе и так пришито, чужое уже пришивать некуда, Сеня.

- А о чем же тогда толковать? - грубо спросил Сенька. Глаза его зло сузились.

Сергей, словно не замечая происшедшей в нем перемены, все тем же добродушным тоном сказал:

- Ты меня, Сеня, пойми правильно. Сажать мы тебя пока не собираемся.- Не пойманный - не вор. Так?

- Во, во. А потому…

- А потому слушай дальше. Ты же карманник, тебя только с поличным ловить можно. На месте. Если я тебе о твоих недавних кражах напомню, так ведь это для тебя значения не имеет?

- Ну так и напоминать нечего. Не меньше вас понимаю,- враждебно ответил Сенька.- Зачем приволок-то?

- А вот зачем. Допустим, совершаешь ты карманную кражу. Или кто другой, к примеру. Тебе что нужно? Тебе деньги нужны, вещичка дорогая, «так?

- Ну, если к примеру, то так.

Сенька явно заинтересовался поворотом разговора.

- А нужен тебе, скажем, паспорт?

- Свой не знаю куда девать,- усмехнулся Сенька.

- Свой - допустим, а чужой? Вот, к примеру, на по следних кражах ты только паспорта и брал. Зачем? И кому ты их отдал, Сеня, а?

- Никому не отдал.

- Ну, брось. Отдал. Тебе, может, сказать кому? Может, палатку его на рынке показать?

В глазах у Сеньки мелькнула тревога.

- Ничего не знаю,- упрямо ответил он.

- Знаешь. Боишься, значит? Человек тот, конечно, зубастый.

Сенька презрительно усмехнулся, но смолчал.

«Не боится он Семенова,- отметил про себя Сергей.- Еще одно доказательство, что на убийство тот не пойдет. Тут характер нужен. И Сенька бы его почувствовал».

Тем временем Сенька, что-то соображая про себя, менялся на глазах. Круглое угреватое лицо его выразило вначале сомнение, потом озабоченность и наконец испуг. Глаза блудливо забегали, а сам Сенька беспокойно заерзал на стуле.

Сергей сразу уловил эту перемену, но объяснить ее пока не мог. Оставалось ждать. И мешать Сеньке переживать тоже не следовало.

Чтобы заполнить паузу, Сергей, не торопясь, закурил.

Наконец Сенька, видимо, на что-то решился. Это было заметно по тому, как перестали бегать его глаза. А рука почему-то машинально опустилась в карман.

- Ну и толкнул однажды,- буркнул Сенька,- что с того?

- Только не однажды.

- А я считал сколько?

- Считать не считал, но помнишь. Сколько получил-то за них?

- По полсотни получил, вот сколько.

- Ого! Щедро. А почему так, Сеня, ты не думал?

- А чего мне думать? Пусть вон трактор думает, он железный. Мне дают, я и беру.

- Трактору-то все равно, где и как трудиться, а человеку дома вроде приятнее. Для этого думать надо, чтоб не ошибиться.

- Трактор один бензин жрет, а человеку много чего надо.

Сеньке как будто понравилась игра в слова.

- Ну вот,- заметил Сергей с усмешкой,- ты вроде начал отличать трактор от человека. А теперь пошути» ли - и будет. Ты, Сеня, в этом городе жить хочешь?

- Мать у меня тут…

- Тем более. Так что про чужие карманы придется забыть. Рано или поздно, а ведь схватим. Скорей, рано, поскольку ты уже у нас на примете.

- Я на них уже не гляжу, пропади они пропадом.

- Другим занялся?

Сенька метнул настороженный взгляд исподлобья и неопределенно усмехнулся:

- Без дела один медведь зимой сидит, и тот лапу сосет.

- А ты чем занялся?

- Чем придется. Жить-то надо.

- Кто как живет. Одни - по закону и по совести. Другие - наоборот. Беспокойно, но, до. поры, прибыльно.

- Это как же, к примеру?

- К примеру, рублевки с дураков получать. Сам-то небось не куришь. Здоровье свое бережешь.

Сенька, снова набычившись, взглянул на Сергея. В глазах его мелькнул страх.

- Я… курю… вот, гляди…- Он поспешно вытащил из кармана мятую пачку сигарет.

Сергей улыбнулся:

- Брось, Сеня. Дурака не валяй. Может, из другого кармана чего еще вынешь? Давай, не стесняйся. Люди тут все свои, понимают.

- Ты меня зачем приволок, начальник? - зло прошипел Сенька.- Ты мне зачем шарики по дороге вкручивал?

Сергей ответил холодно и строго:

- Для твоей же пользы приволок. А иначе ты бы меня разве послушал? - И неожиданно резко хлопнул ладонью по столу.- Выкладывай сюда все! Ну? Весь гашиш. Протокол сейчас составим. Как добровольная явка.

Сенька оторопело посмотрел на него. У него даже рот приоткрылся от удивления.

- Чего?…

- На стол, говорю! - требовательно повторил Сергей.- Живо, живо. Вон из того кармана.

Криво усмехнувшись, Сенька вывернул пустой карман.

- Гляди начальник. Что найдешь, твое.

- Та-ак. Все продал, выходит? - Сергея, кажется, нисколько не смутило отсутствие в кармане гашиша.

- Ничего не знаю,- насмешливо пожал широченными плечами Сенька.

- Ты меня, Сеня, все-таки не понял,- Сергей укоризненно покачал головой.- Мы же сейчас карман твой исследуем, найдем следы гашиша, обязательно найдем…

- Подумаешь, следы…

- Вот, вот. И начнем думать - откуда? Гашиш - это дело серьезное, опасное. Мы тебя не отпустим, пока не докопаемся, откуда он у тебя. И прямо тебе скажу: зря ты с ним связался. Выгода от него ой какой невыгодой может обернуться. Я тебе дело предлагаю: выдай все, пока не поздно. Добровольно выдай. За кого ты голову-то решил класть? За кого свободой своей решил расплатиться?

Сенька, нахмурившись, молчал, но на его широкой прыщавой физиономии отразилась мучительная борьба, которую он сейчас вел с самим собой. Потом недоверчиво спросил:

- Отпустишь, говоришь? Сладко поешь, начальник. Я вашу механику знаю.

Сергей пожал плечами:

- А знаешь, то соображай. Гашиш ты отдашь добровольно. Протокол на это составим. Как же после этого тебя задержать?

- А паспорта?

- Это уже не для протокола. Карманную кражу так не оформляют. Сам знаешь.

- Так-то оно так…

Сенька беспокойно заерзал на стуле и снова испытующе поглядел исподлобья на Сергея. Наконец со вздохом сказал:

- Эх, не часто таких начальников встречаешь. Надо пойти навстречу.

- Одолжение делаешь? - понимающе усмехнулся Сергей.- Ну, давай делай. Так где гашиш?

- В одном месте.

- Сейчас поедешь с нашими сотрудниками и добровольно выдашь. Так?

- Ну, так. Чего же сделаешь,- снова вздохнул Сенька.

- А пока скажи, кто тебе его дал на продажу?

- Данилыч дал…

- Ему и паспорта продал?

- А кому же еще? Ему.

- Теперь так, Сеня. Я тебя отпущу, как договорились. Но с одним условием. Три дня из дому не выходить. Сегодня у нас суббота? Так вот, до вторника. Договорились?

- Чего ж поделаешь,- уныло ответил Сенька.- Лучше у матери сидеть, чем у вас.

- Я тоже так думаю. А мы посмотрим, чтобы ты условие не нарушал. И Данилыча чтоб не предупредил.

- Нужен он мне…

Сергей улыбнулся:

- Эх, Сеня, ты ведь еще полезным человеком можешь стать. Только постараться,

- Пробовал, - с неожиданной мечтательностью вздохнул Сенька.- Не получается. Сосет и тянет, то выпить, то украсть. Замучился прямо.

- Понимаю,- согласился Сергей.- Говорят, ребенка трудно воспитать. А уж взрослого перевоспитать еще труднее. Над этим мы бьемся. Представляешь? Ну и общественность, конечно.

- А, общественность,- насмешливо махнул рукой Сенька.

- Не говори. Если стоящие люди попадутся, толк будет.- И уже другим тоном Сергей закончил: - Ну ладно. От философии давай к делу переходить. Сначала запишем твои показания. Свидетельские.- Он сделал ударение на последнем слове.- Насчет Данилыча.

Когда Сенька вместе с сотрудниками наконец уехал, Сергей взглянул на часы. Ого! Полдня прошло. И все-таки следовало повидать Федорова. А потом заняться Алеком. Этого парня Сергей хотел допросить сам, непременно сам. Новые данные о Семенове тут очень помогут.

Он позвонил Лобанову, коротко сообщил о разговоре с Сенькой.

- Докопался, значит,- удовлетворенно констатировал Саша.- Ишь ты, два артиста собрались. Я тебе сейчас машину дам.

На этот раз Сергей не возражал. Надо было спешить.

По дороге он думал о том, что скажет Федорову. Надо, чтобы тот написал Прохорову письмо, как обычно, до востребования. А в Москве за этим письмом посмотрят, и когда Прохоров придет… Неужели Федоров откажется написать? Сашка уверен, что откажется. Найдет, мол, предлог. И тогда… Нет, не может быть. Прохоров существует. Главная фигура теперь Прохоров. Убийство в гостинице, исчезновение Горлиной - все тянется к нему. А Семенов и Алик - это паспорта, мошенничество, ограбление в поезде, гашиш. Что связывает их с Прохоровым? Пока только применение снотворного. Хотя… Стоп, стоп!… Девушка в беличьей шубке! Она знакома с Семеновым, знакома с Алеком, и она же знакома с… Горлиной! Эх, найти бы ее, эту Тамарочку. Но через кого? Горлина исчезла, с Семеновым разговор еще впереди, остается Алек…

А машина тем временем, весело урча, добежала до залитой солнцем, сверкающей от снега улице, словно радуясь вместе с людьми и яркому солнцу, и голубому, без единого облачка, небу, и какому-то вольному, бесшабашному, весеннему ветру, метавшемуся по улице.

И настроение у людей вокруг стало совсем другое. Это было заметно по их энергичной походке, по улыбкам, по тому, как что-то веселое стал насвистывать рядом шофер, и Сергей почему-то подумал вдруг: «А что ж? Все идет нормально. Минула неделя, а уже пройдено полпути к цели. Да, пожалуй, полпути все-таки пройдено». И сам невольно улыбнулся своим бодрым мыслям.

Федоров, к счастью, оказался дома. Когда Сергей изложил ему свою просьбу написать Прохорову, старик, помедлив, сказал:

- Зачем же писать? Семен Трифонович сам приехал. Я ему все рассказал, и он обещал к вам зайти. Очень он насчет Мариночки растревожился. Недоразумение, говорит, тут. Я и телефон ваш дал.

Сергей с удивлением и беспокойством взглянул на Федорова. Такого оборота он не предвидел. Федоров, перехватив его взгляд, усмехнулся:

- Да вы не тревожьтесь. Он человек неплохой. Придет.

- А к вам он еще зайдет? - спросил Сергей.

- Кто его знает. Обещал.

- Где же он остановился?

- Признаться, не спросил,- ответил Федоров.

Положение осложнилось. Прохоров все знает. Так он и, придет к Сергею, как же! И к Федорову тоже, конечно, не придет. Это ясно. Но главное… существует ли он вообще, этот Прохоров?

- А подружка Марины не появлялась? - на всякий случай спросил Сергей.

- Тамарочка? Нет, не заходила. Вот этот газетчик, тот уже телефон оборвал.- Федоров с горечью усмехнулся.- Ничего парень, кажись, очень ему понравилась наша голубка. -

И это последнее, такое нежное слово показалось вдруг Сергею самым точным по отношению к пропавшей Нине Горлиной. Голубка… Он вспомнил свой разговор с ней вчера вечером, ее тревожный, какой-то беззащитный, полный скрытой муки взгляд, ее слезы. И вдруг убежденно подумал: «Не могла она совершить кражу. Не могла. Что-то тут не то…»

Сергей торопливо простился с Федоровым, заверил его, что Марину найдут, что о его деле он помнит и непременно доведет его до конца, как обещал. Просил передать привет Галине Захаровне.

Новая мысль теперь не давала ему покоя: «Она не могла совершить это, не могла…»

Вернувшись в управление, Сергей немедленно заказал, у дежурного разговор по спецсвязи с Москвой, с замнач МУРа полковником Гараниным.

Пришел и Лобанов.

Разговор на этот раз дали почти мгновенно.

- Костя! - закричал в трубку Сергей.- Ну, еще раз здравствуй.

- Ну, здравствуй, здравствуй,- прогудел в ответ Гаранин.- Что у тебя там стряслось? Утром же говорили.

- Я снова по делу Горлиной. Понимаешь, такое ощущение, что не могла она эту кражу совершить.

- Вот, вот. В один голос все говорят: хорошая девушка. Проверили все ее связи. Ничего! Подруги одна лучше другой.

- Ищите Прохорова. Сегодня он появился у нас, но…

Сергей перехватил удивленный взгляд Лобанова. В переговорную неожиданно заглянул запыхавшийся Жаткин и свистящим шепотом сообщил Сергею:

- Вас к телефону. Там, в кабинете.

Прикрыв ладонью трубку, Сергей сердито ответил:

- Я же с Москвой говорю. Пусть позвонят позже.

- Девушка, Сергей Павлович,- возразил Жаткин.- Я боюсь, вдруг еще раз не позвонит.

- Девушка?…- насторожился Сергей.- Молодец. Сейчас…- И крикнул в трубку: - Костя! С тобой сейчас Саша говорить будет…

Он передал трубку Лобанову.

«Неужели, Марина?… То есть Нина? Больше некому»,- думал Сергей, торопясь по коридору вслед за Жаткиным, Он еле сдерживался, чтобы не бежать, и так уже встречные сотрудники с недоумением поглядывали ему вслед.

Наконец Сергей достиг кабинета, стремительно подскочил к столу и схватил лежавшую около аппарата трубку, больше всего опасаясь услышать короткие гудки отбоя. Но трубка молчала.

- Слушаю! Коршунов говорит! - крикнул Сергей.

- Сергей Павлович?…- раздался в трубке неуверенный девичий голос.

- Да, да. Марина?

- Это не Марина. Вы меня не знаете. Меня зовут Тамара. Я подруга Марины.

У Сергея забилось сердце, он с трудом заставил себя говорить спокойно.

- Слушаю вас.

- Я… я хочу вам рассказать…- как будто через силу произнесла девушка,- про одного человека…

- Пожалуйста. Приходите хоть сейчас.

- Нет, нет. Сейчас я на работе. Я вечером могу.

- Где вы работаете? Я сам могу приехать,- не удержавшись, предложил Сергей, потом прикрыл ладонью трубку и шепнул Жаткину: - Быстро. Узнайте, из какого телефона она говорит.

И тот, не переспрашивая, стремглав выбежал из комнаты.

- Что вы! На работу нельзя,- испуганно возразила девушка.- Я же говорю вам - вечером.

- Как хотите. Пусть вечером. В котором часу вы придете?

- К вам я боюсь. Давайте встретимся.

- Ну, чего же вы боитесь? - улыбнулся Сергей, стараясь затянуть разговор.

- Боюсь, и все. Давайте так. Приходите в девять часов к кино «Победа». Знаете? Только один, а то я не подойду.

- Но вы же меня не узнаете.

- Узнаю. Вы тоже в пыжиковой шапке. Ну, все. Бежать надо. Так приходите. Только один. Я сначала посмотрю, учтите.

И в трубке зазвучали короткие гудки отбоя.

Сергей невольно посмотрел на часы. Времени было еще много, чтобы все обдумать. Итак, ему назначили свидание. Сергей улыбнулся. Вернулся Жаткин. Зашел в кабинет и Лобанов.

- Ну, Володя, что узнали? - спросил Сергей.- Звонила Тамара,- объяснил он Лобанову.- Та самая беличья шубка. Назначила мне свидание вечером.

- Ого! - заинтересовался Лобанов.- А откуда она твой телефон узнала?

- Вопросов к ней много,- мечтательно произнес Сергей.

- Она звонила из автомата, с Нового проспекта, - доложил Жаткин.- Я думаю…

- Что вы думаете? - Сергей внимательно посмотрел на него.

- Она работает где-то рядом.

- Да. Я тоже так думаю.

- Надо пошарить вокруг,- предложил Лобанов.- Там больших предприятий нет. Столовые, кафе, мастерские, ателье… Приметы ее у нас есть. Давай, Володя, займись.

Так и решили. Жаткин стремительно выскочил из кабинета. Он все делал стремительно. Его просто распирала энергия и желание действовать.

Сергей и Лобанов с улыбкой проводили его глазами.

- Ну, а пока? - спросил Лобанов.

- Пока займемся Алеком,- ответил Сергей.

- Имей в виду,- предупредил Лобанов,- Одного я тебя на свидание не пущу.

- Новости! Она как раз специально предупредила…

- Вот именно.

- Нет уж. На свидания я привык ходить один.

…Алек был все в той же поролоновой куртке на «молнии». Под ней виднелась серая шерстяная рубашка, перламутровая пуговица у воротника переливалась ракушечным сиянием и притягивала взгляд к тонкой смуглой шее Алека. И почему-то эта мальчишечья шея напомнила Сергею Вальку. Он подумал, что надо бы этого паренька разыскать и поблагодарить.

Сергей внимательно смотрел на Алека, пока тот шел от двери к столу, неловко заложив руки за спину, уже обритый под машинку и потому в первый момент показавшийся незнакомым. Но так же, как и вчера, хмурились его густые черные брови, худощавое, с усиками, красивое лицо казалось осунувшимся, губы были плотно сжаты.

«Какого черта ты пошел на преступление,- с внезапной злостью подумал Сергей.- Тебе в девчонок влюбляться, песни петь, лекции слушать».

Алек молча сел и выжидающе поднял на Сергея свои большие, выразительные глаза. Что-то поразило Сергея в его взгляде. В нем не было вражды, насмешки или упрямства, не было горечи или растерянности - всего того, что было раньше и что Сергей ожидал увидеть сейчас. Он только потом понял, что его поразило: во взгляде была усталость…

- Ну, Алек,- сказал Сергей,- давай начнем с того, чем мы вчера кончили.

Тот вяло пожал плечами.

- Пожалуйста.

Кажется, ему все было безразлично.

- Ты обещал рассказать о себе. И добавил,- Сергей улыбнулся,- что расскажешь это только мне. Мы одни. Рассказывай…

«Что с ним такое? - с беспокойством думал Сергей.- Где веселость, где злость наконец?»

- Могу, если хотите,- равнодушно ответил Алек, устремив взгляд куда-то в пространство.- Только какой смысл?

- Смысл тут есть, ты увидишь,- с ударением произнес Сергей.

Алек все так же вяло усмехнулся:

- Пожалуйста. Только задавайте вопросы. Я, понимаете, не рассказчик.

- Хорошо. Свою фамилию и адрес ты назвал вчера правильно?

- Представьте, да.

- Когда ты приехал в этот город?

- Года полтора назад. Собрался поступить в университет. Мне, понимаете, сказали, что тут совсем небольшой конкурс. Но…- Алек горько усмехнулся,- для меня он оказался слишком большим.

- Провалился?

- Вот именно.

- Почему же не вернулся домой?

- Гордость. Что будут говорить соседи? И мои старики. Они так надеялись… В общем, написал, что поступил на вечерний и устроился работать.

- А сам?

- Решил, понимаете, посмотреть мир.

- Это как же?

- Сначала здесь, грузчиком на железной дороге. Потом гонял плоты на Каме, разносил газеты в Астрахани, строил дома в Таллинне. Старикам посылал посылки - сувениры, икру. Веселые письма писал. А сам… голодал, понимаете.

- Словом, глупая гордость, так ты сказал?

- Конечно, глупая.

- Ну, а потом?

- Этим летом вернулся сюда. Решил еще раз попытаться в университет. Занимался и опять грузил вагоны.

- Как же ты познакомился с тем человеком?

- Случай,- пожал плечами Алек.- Дикий случай, понимаете.

- А все-таки?

- На вокзале, в буфете. Заметил мои голодные глаза, предложил обед. Не было сил отказаться. Ну и водка на голодный желудок, понимаете…

- Обещал богатые посылки домой?

- Ну конечно.

- Опасный человек…

Алек пожал плечами, но промолчал.

- О нем ты мне ничего не скажешь? - спросил, не утерпев, Сергей.

- Я уже сказал,- Алек нахмурился.- Плачу только по своему счету.

- А он ведь и по твоему платил.

- Его дело…

- Ладно. Итак, это все была глупая гордость. Ну, а красивая женщина? Он познакомил?

- Не имеет значения. И вообще прошу… Не трогайте этого. Оченьвас прошу,- в больших карих глазах Алека мелькнула такая боль, что Сергею на миг стало не по себе.

«Их познакомил, конечно, Семенов,- подумал он.- Это на него похоже. С кем же он его познакомил?» И тут вдруг Сергея словно осенило. Безразличным тоном он заметил:

- Кстати, сегодня вечером я увижу Тамару.

Алек метнул на Сергея тревожный взгляд, но тут же, спохватившись, опустил голову. На бритом виске у него проступила и лихорадочно запульсировала жилка.

Сергей молчал.

- Ее не трогайте,- глухо, через силу произнес наконец Алек.- Она ничего не знает. Клянусь, ничего.

- Она была с тобой на вокзале, - напомнил Сергей.- Она встречала тех, кто привез чемодан.

Алек рывком поднял голову и с гневом посмотрел на Сергея, уголки губ у него подергивались.

- Вам мало моего слова? Да? Мало?…

- Просто ты не все знаешь,- возразил Сергей.- И я тоже, к сожалению.

- Ее послали, понимаете? Она ничего не знает,- упрямо повторил Алек.

«Семенов послал их встречать тех, с чемоданом,- подумал Сергей.- А потом Алек пришел ночью за этим чемоданом. Но письмо… Семенов так испугался, прибежал сюда».

- Кто грозил убить Семенова?

- Не знаю,- резко ответил Алек.

Что ж, это было вполне вероятно.

Но тут же Сергей ощутил еле заметную трещинку в, казалось бы, стройной версии о Семенове. В письме ведь содержалась угроза, и Алек пришел за чемоданом. Может быть, Алек поссорился с Семеновым, например из-за Тамары, и потребовал свою долю? Тогда выходит, что письмо написал он. Впрочем, это легко проверить, стоит только сличить почерки. И трещинка, сузившись, готова была уже исчезнуть.

- Вот что,- сказал Сергей и протянул Алеку лист бумаги и свою ручку.- Напиши, пожалуйста, то, что мне рассказал.

Алек пожал плечами.

- Зачем, дорогой?

- Так надо.

- Ну, если надо… Значит, где работал этот год, так я понимаю?

- Да, да.

Алек стал торопливо писать, потом передал листок Сергею!

- Пожалуйста, проверяйте. До последнего места работы,- он усмехнулся,- всюду трудился честно.

- Больше ты мне ничего не хочешь сказать? - спросил Сергей.

Алек покачал бритой головой, потом тихо сказал:

- Только не трогайте ее.

- Эх,- грустно покачал головой Сергей.- Какой же ты слепой?!

Алека увели.

Через некоторое время в кабинет вошел Лобанов и удивленно посмотрел на Сергея. Тот задумчиво курил, откинувшись на спинку кресла и устремив неподвижный взгляд куда-то в пространство, и даже не повернул головы на звук открываемой двери.

- Предвкушаешь? - иронически осведомился Лобанов.- Свидания ждешь?

Сергей молча, с усилием потянулся, раскинув руки в стороны и вытянув под столом ноги.

- Ну, что Алек? - поинтересовался Лобанов.

- А! - досадливо махнул рукой Сергей.- Действительно, глупая гордость и красивая женщина. Последняя, между прочим, Тамара. Но парня жаль не могу тебе сказать как.- Он коротко передал свой разговор с Алеком и в заключение сказал: - Надо сравнить его почерк,- он указал на листок бумаги перед собой,- с почерком в письме Семенову.

- Теперь уже до понедельника,- ответил Лобанов.- Восьмой час, все ушли.

- Да, конечно…

- А я сейчас говорил с Москвой и Волгоградом,- загадочно произнес Саша.

- Ну?…

- МУР отыскал Прохорова.

- Не может быть!

- Точно. Семен Трофимович Прохоров… кандидат экономических наук, старший научный сотрудник…

- Тьфу!

- Погоди. Есть еще один Прохоров, тоже Семен Трофимович. Отбывал наказание за убийство с тридцать пятого по сорок первый год. Сегодня нам выслали из архива его дело. Там фотография, дактокарта, прошлые связи. Словом, все. В Москве официально не проживает. Но…- Лобанов хитро усмехнулся,- его обнаружили в Волгограде.

- Та-ак,- оживился Сергей.

- В пятьдесят девятом году там был зарегистрирован его брак с гражданкой Ивановой, а через два года расторгнут. Подала на развод сама Иванова: мучений с ним не выдержала. Представляешь, если даже в те годы развели?

- Представляю. Где он там работал?

- На плодоовощной базе. Бухгалтером.

- Бухгалтером? Интересно…

- Вот, вот. Поэтому снова позвонил в Москву и Косте сказал то же самое: интересно. В смысле Горлиной. Она кассир, а он, видите ли, бухгалтер. Вот только Прохоров в том учреждении не работает.

- Не имеет значения.

- Именно…

Друзья понимающе переглянулись, и оба одновременно рассмеялись, весело, как давно не смеялись.

- Значит, Прохоров существует,- сказал Сергей.- Он действительно отбывал заключение. И именно он был женат на Ивановой. Это уже кое-что. Ты не находишь?

- Нахожу. Это действительно только кое-что.

- Погоди, будет и остальное.

- Между прочим, я попросил Москву найти и дело Федорова,- деланно безразлично сообщил Лобанов.

- Ну что ж. Пригодится,- тем же тоном откликнулся Сергей.- Мне же хлопотать за него.

- Главное, чтобы он тебе никаких других хлопот не причинил.

- Не порть настроение,- строго сказал Сергей.- Мне скоро как-никак на свидание идти.

Ровно в девять часов вечера Сергей подошел к ярко освещенному, огромному зданию кинотеатра «Победа», расположенному в глубине заснеженного городского сада.

От центральной аллеи, по которой шел Сергей, в сторону уходили неширокие дорожки и терялись в темноте. Среди сугробов снега по сторонам чернели длинные скамьи. В голых перепутанных ветвях деревьев одиноко свистел ветер.

Около кинотеатра толпились люди. Скоро должен был начаться очередной сеанс.

Сергей отошел в сторону и принялся расхаживать возле длинной пустой скамьи. Высоко над его головой сияла лампа на тонкой изогнутой мачте, и свежий, нетронутый снег искрился под ногами: люди здесь проходили редко и еще не успели его истоптать.

Прогуливаясь, Сергей зорко всматривался в шумную, говорливую толпу у входа в кинотеатр. Он заметил, как мелькнула вдруг где-то в середине светлая шубка и тут же исчезла, потом снова мелькнула, уже в другом месте. Девушка как будто пряталась от него. Сергей, усмехнувшись, стал за ней наблюдать.

Неожиданно кто-то тронул его за рукав. Сергей обернулся. Перед ним стояла невысокая девушка в темном пальто с пушистым черно-бурым воротником, скрывавшим чуть не половину лица. Из-под длинных, очень черных ресниц на Сергея смотрели лукавые темные глаза.

- Вы Сергей Павлович? - спросила девушка.

- Да. А вы Тамара?

«Как же она меня провела»,- подумал Сергей.

- Тамара. Ну пошли. Не надо тут стоять. У всех на виду.

Она решительно взяла его под руку и увлекла за собой.

- Куда же мы пойдем? - спросил Сергей, когда они миновали толпу.

- Подальше. Где никого нет. Вот сюда теперь.

Они свернули с аллеи на одну из боковых дорожек. Сергей невольно оглянулся, пытаясь запомнить поворот. Девушка рассмеялась:

- А вы, кажется, пугливый.

- Не очень…

- Боитесь, заведу куда-нибудь?

- А вы кого боитесь?

Сергей решил принять ее шутливый тон.

- Ой, скажете. Да я никого не боюсь,- с вызовомответила Тамара и добавила: -А теперь сюда.

Они снова свернули на какую-то дорожку, безлюдную и совсем темную. В лицо им со свистом ударил ветер.

- Вы и молодыми людьми так командуете? - спросил Сергей.

- Всеми: и старыми, и молодыми,- бойко ответила Тамара.

- Значит, и Петром Даниловичем, и Алеком?

Девушка быстро подняла голову и, словно всматриваясь в его лицо, на секунду приостановилась. Потом торопливо сказала:

- Значит, и ими.

Она опасливо оглянулась и, понизив голос, спросила:

- За нами никто не идет, как вы думаете?

- Думаю, что нет.

Они опять свернули на какую-то дорожку, и ветер сразу пропал. Сергей разглядел впереди, среди темных стволов деревьев, неясные очертания высокой ограды. «Наверное, конец парка»,- подумал он.

- Ну вот. Теперь слушайте,- остановившись, шепотом сказала Тамара.- Вы думаете, чего я вас так далеко завела? Он же за каждым моим шагом следит.

- Кто?

- Петя… Петр Данилович. Ревнивый ужас прямо какой. А тут еще я Алека встретила. Он его окрутил, Алека-то. Деньги ему давал. И мне тоже. Но вот - любовь…- она вздохнула.- Сердцу не прикажешь.

- Алека любите?

- Ага. Жгучий парень. Правда? И потом веселый и культурный. Я таких люблю. А Петька… Он только коньяк жрет и хватает. Ну, правда, еще магнитофон заводит. Ехида,- неожиданно заключила она.

Сергей решил перевести разговор в деловое русло.

- Кого вы на вокзале встречали? - спросил он.

- Алек сказал? Торговцев каких-то. Петька… Петр Данилович велел. Чемодан они ему привезли. Уж не знаю, чего там было. Он разве скажет? А потом решил от Алека избавиться. Ревновать меня стал. Написал сам себе письмо, что, мол, убьют его. И Алеку велел ночью прийти. А сам к вам побежал, ехида такая.

- А он сказал, что Алека не знает.

- Врет,- с ненавистью прошептала Тамара.- Все он врет. Вы у него обыск сделайте. Знаете, чего найдете?

- Чего же мы найдем?

- Револьвер найдете, вот чего. Я сама видела. Он его под подоконником, в тайнике, держит. Просто ужас. Застрелить меня грозил. А потом отрава какая-то у него есть. Забыла, как называется…

- Гашиш?

- Во-во. Продает он ее. Через Сеньку. Вор такой у нас есть…

Сергей напряженно слушал, боясь пропустить что-нибудь в быстром шепоте девушки. Самое главное он повторил про себя: «Сам себе письмо написал… пистолет в подоконнике… знает Алека… гашиш…»

- А еще он какой-то яд у сестры в аптеке достает. Сама слышала. Я у него сейчас воды выпить боюсь. Во, какая ехида!… Ой, как холодно!…- Она зябко повела плечами и потерла пестрыми варежками щеки.- А вам не холодно?

- Нет. Я хочу вам еще два вопроса задать, Тамара.

- Давайте скорее, а то ноги ужас как замерзли.

Она начала слегка притоптывать на месте.

- Где Марина?

- Не знаю. У нее чего-то в Москве случилось. Да на что она вам? Вы Петра Даниловича заберите. Он… он вам и про Марину небось скажет.

- Про Марину?…- Сергей даже опешил слегка от неожиданности. - Ну ладно. Теперь, где мне вас найти, если потребуется?

- Меня-то? - она насторожилась.- Я вам свой адрес не дам. Начнете еще таскать…

- Но, Тамара…

- Все равно я больше ничего не знаю. Я вам зачем позвонила? Мне Алека до смерти жалко. Это же Петька его с пути сбил. Петька! И меня тоже. Все от него, ехиды, идет. Вот его забирайте!

- Сначала разобраться надо,- сказал Сергей и снова спросил: - А откуда вы мой телефон узнали?

- Откуда?… А вам не все равно?

- Тамара, ведь у нас начистоту разговор идет? Если спрашиваю, значит, надо. Хотите, чтобы я вам поверил, а сами…

- Начистоту? Тогда скажите, Алек'а отпустите?

- Не знаю. Надо разобраться. Если за ним вины нет, то, конечно, отпустим. Теперь отвечайте на мой вопрос.

- Откуда телефон? Петька сказал.

- Неправда,- покачал головой Сергей.- Он мой телефон не знает. И как меня зовут, тоже не знает.

- Ну, значит… Степан Григорьевич дал. Я у него была сегодня. Прямо запуталась тут с вами.

- Это я вижу. Может, еще чего напутали? - добродушно улыбнулся Сергей.- Так уж сразу говорите.

- Думаете, про Петьку? А вы проверьте.

- Попробуем.

Они расстались почти дружески.

Сергей, отстав, двинулся вслед за девушкой по пустынной дорожке. Было тихо. Снег скрипел под ногами. По сторонам, за высокими сугробами, безмолвно и недвижно стояли черные стволы деревьев, словно охраняя покой вокруг, только где-то высоко в их ветвях, разбойно посвистывая, метался ветер.

Темная фигурка девушки исчезла за поворотом. Сергей ускорил шаги, стараясь не упустить ее из виду.

Впереди замелькали огни. Ветер донес чьи-то голоса и смех. Вслед за Тамарой Сергей вышел наконец на главную аллею. Наметанный его глаз вдруг заметил, как за девушкой последовал какой-то человек. «Ага, значит, адресок твой у нас будет на всякий случай»,- подумал Сергей. Но тут же новая мысль внезапно обожгла его: «А вдруг это Семенов?» И Сергей осторожно направился за удалявшейся девушкой.

Он увидел, как Тамара, поравнявшись с фонарем, взглянула на часы и ускорила шаги. Через минуту она смешалась с толпой у входа в кинотеатр и исчезла из виду. «Неужели она собралась в кино? Одна?» - недовольно подумал Сергей. Но сколько он ни искал, обнаружить девушку не удалось. Людей вокруг становилось все больше.

Сергей поглядел на часы. Ого! Уже почти одиннадцать. Надо, было торопиться: Лобанов ждал в управлении.

Он повернул к выходу из парка. Волнение уже улеглось, и Сергей попытался обдумать все, что узнал во время этого необычного свидания.

Прежде всего, зачем Тамаре понадобилось увидеть его? Ну это, пожалуй, ясно. Она боится и ненавидит Семенова и хочет помочь Алеку. Так. Теперь Семенов. Если у него действительно хранится пистолет, то он опасный человек. Это, правда, не вязалось с тем представлением, которое сложилось у Сергея о Семенове. Что ж. Значит, надо сделать поправку, очень важную поправку. Пистолет, гашиш, снотворное… Ну ладно. Дальше. Самое важное. Неужели Семенов знает, где Марина?… То есть Нина… Тогда, выходит… Нет, он не может знать…

Только подходя уже к управлению, Сергей почувствовал, как замерз. Окоченевшие пальцы еле повиновались ему, когда он вытаскивал удостоверение, чтобы предъявить постовому.

- Лобанов еще не ушел? - спросил он.

- Нет еще. У него товарищ. Из газеты.

- А-а…

Сергей бегом, чтобы согреться, поднялся по пустой полутемной лестнице. Уже в коридоре ноги стало сильно покалывать, как иголками. Было больно идти. «Надо у Сашки шерстяные носки попросить,- решил Сергей.- Так в два счета ноги отморозишь».

В кабинете у Лобанова он увидел Урманского. Оба устроились за письменным столом и, как показалось Сергею, мирно и уютно пили чай из цветастого, длинного, как снаряд, термоса. На блюдце лежала горка печенья.

- А-а, распиваете тут, закусываете,- плотоядно потер руки Сергей.

- Кто на свидания бегает, а кто так, по-стариковски, чаи гоняет,- усмехнулся Лобанов, но тут же круглое лицо его стало серьезным.- Георгий интересные вещи рассказывает.- И, обращаясь к Урманскому, добавил: - Ты повтори ему. Повтори.

- Сначала чаю дайте, - сказал Сергей, придвигая стул.- Замерз, как цуцик.

Он только сейчас заметил, что Урманский необычайно встревожен, совсем не шутит, только дымит сигаретой и даже не притронулся к своему стакану с чаем.

- Я, Сергей Павлович, насчет Марины,- нервно сказал Урманский.- Очень она хорошая девушка. Я, слава богу, разбираюсь в людях.

- Да ну? - не удержался Лобанов.

- Да, хорошая! - с вызовом повторил Урманский.- Просто у нее какое-то горе. Я же чувствую. И мне…

- Мы твои переживания знаем,- снова прервал его Лобанов.- Ты факты излагай.

- Да, да. Факты. Так вот. Сегодня зашел я к Степану Григорьевичу. Вы как раз только ушли от него,- он посмотрел на Сергея.- Решил его спросить, может, что о Марине стало известно. В это время приходит ее подруга, Тамара…

«Выходит, не соврала»,- подумал Сергей и спросил:

- Про меня она ничего у Степана Григорьевича не спрашивала?

Урманский задумался.

- Нет. По-моему, ничего не спрашивала. Хотя вела себя как-то странно. Это я сразу заметил.

- Ушли вы вместе?

- Да. А на улице она вдруг меня спрашивает: «У вас с Мариной роман, да?» Я возьми да и брякни: «Роман, говорю. Да еще какой». Она вздохнула и вдруг говорит: «Хотите, я записку ей передам?» Я прямо опешил, но говорю: «Еще бы! Конечно, хочу. А где она?» «Этого я вам сказать не могу. Марина просила никому не говорить». Ну, думаю, ладно…

В это время на столе зазвонил телефон. Лобанов нетерпеливо снял трубку. Минуту он внимательно вслушивался, потом, буркнув: «Ладно», бросил трубку на рычаг. Мельком взглянув на Сергея, он сказал:

- Упустили твою приятельницу, черт бы ее побрал.- И, обращаясь к Урманскому, прибавил: - Ну, ну. Так насчет записки…

Тот чуть помедлил, собираясь с мыслями, и продолжал:

- Я, значит, тут же, на улице, написал Марине записку. Идем дальше. Недалеко от рынка она говорит; «Больше меня не провожайте». «А ответ?» - спрашиваю. «Если,- говорит,- будет ответ, то я вам позвоню. Дайте ваш телефон». Записал я ей телефон. И она пошла. А я, знаете, потихоньку за ней.

- Сыщиком, понимаешь, стал,- улыбнулся Лобанов.

Сергей молча слушал, обхватив руками горячий стакан и поминутно отхлебывая из него.

- Станешь тут,- сердито ответил Урманский,- если настоящие, сыщики ничего сделать не могут. Так вот. Зашла она на рынок и к какой-то галантерейной палатке подходит.

- К Семенову,- многозначительно заметил Лобанов.

- Ему она, значит, эту записку и передала,- заключил Урманский.- Так вот. Я прошу этим типом заняться. Он знает, где Марина.

- Да, Семеновым придется заняться,- с ударением

произнес Сергей.- Причем завтра же.

…Но назавтра произошли события, которые опрокинули все его планы.

Рано утром Сергею позвонил в гостиницу дежурный по управлению и доложил:

- Товарищ подполковник, ограблена квартира. Семенова, сам он в тяжелом состоянии доставлен в больницу:

- Что с ним?!

- Из больницы сообщили: отравление. Снотворным.

Глава 7 ЕЩЕ ДВА ДНЯ, ПОСЛЕДНИЕ

Накануне Володя Жаткин долго ходил по Новому проспекту. В центре его поисков находился злополучный телефон-автомат на углу, возле булочной. В самой булочной никакой Тамары не оказалось. Девушка с таким именем там не работала ни продавцом, ни в бухгалтерии, нигде. И Володя пошел дальше.

Светлые, новые дома в семь, девять и даже одиннадцать, этажей тянулись вдоль прямого как стрела проспекта, отделенные от него широкой черной полосой деревьев и кустарников, сейчас заваленных снегом так, что от кустов осталась только короткая черная щетина, а пышные перепутанные ветви деревьев, казалось, росли прямо из высоких сугробов. Этот черно-белый вал прерывался только узкими траншеями в местах перехода, и сквозь них видны были проплывавшие по проспекту синие троллейбусы, красные автобусы и разноцветные легковые машины.

Володя сначала прошел вперед квартала два или три. На этом отрезке ему попались продуктовый магазин, мастерская по починке холодильников и фотоателье. Никакой Тамары там тоже не оказалось. Тогда Володя пошел в другую сторону от телефона-автомата. Там были телевизионные ателье, пошивочная мастерская, которая сразу же очень его заинтересовала, и парикмахерская, которая после мастерской снова возбудила у него угасшие было надежды. Но, увы, никакой Тамары там тоже не оказалось. Вернее, в парикмахерской он обнаружил одну Тамару, очень хорошенькую и бойкую. Володя было оживился и так увлеченно повел разговор, что вызвал даже краску смущения на лице девушки. Но уже через несколько минут интерес его решительно иссяк. Стало очевидно, что это совсем не та Тамара, которую он разыскивал.

Володя бродил по проспекту и прилегающим к нему улицам часа три. Окончательно замерзнув, он, раздосадованный, сел в троллейбус, чтобы ехать в управление и доложить о своей неудаче.

…Вот уже два года, как Володя работал в уголовном розыске. Он пришел туда сразу после окончания юридического факультета, с блеском защитив перед этим свою дипломную работу по осмотру места происшествия. На недоуменные и скептические вопросы друзей Володя, смеясь, отвечал: «Ничего не поделаешь, сошлись характерами,- и неожиданно добавил однажды: - Очень я, понимаете, жалостливый». Три месяца практики в одном из отделений милиции наполнили его душу такой горечью и неутихающей яростью, что мать не узнавала в те дни своего веселого и жизнерадостного Володю. «Я не могу видеть, как она плачет,- говорил он по вечерам.- Посадили за хулиганство сына, правильно посадили, подонок он, скотина. Но ты бы видела эту женщину! Она за три дня старухой стала!…» В другой раз он за ужином рассказывал: «…В парке вечером, ты понимаешь? Они на скамейке обнявшись сидели, о жизни своей будущей мечтали! И пять хулиганов с ножами. Наскочили, как волки. И эту девушку… Она сейчас в больнице… Но мы их найдем! Мы весь город перевернем, но их найдем. Такое нельзя простить…»

Они давно уже жили вдвоем. Володе было пять лет, когда погиб отец, летчик-полярник. Мать учила Володю музыке: у него были способности. Она мечтала, что он станет музыкантом., причем обязательно скрипачом. Скрипка вызывала у нее слезы. Мечтала, как будет сидеть на его концертах в притихшем, заколдованном зале… Потом, когда Володя подрос, она думала, что он станет летчиком. Он вдруг увлекся самолетами и был такой же отчаянный, как отец. Потом… она могла представить все, что угодно, но что ее Володя будет работать в уголовном розыске, это ей даже не снилось. Но она его поняла. Обостренное чувство справедливости - вот что привело его туда.

…Когда троллейбус проезжал мимо рынка, Володя вдруг вспомнил о Сеньке и тут же стал пробираться к выходу. Его словно что-то толкнуло выйти здесь.

На тротуаре ледяной ветер снова обжег ему лицо. Володя подумал: «А, собственно, что мне там надо, на рынке?» Может быть, он решил полюбоваться на Семенова? Или потолкаться у пивной, среди Сенькиных приятелей? Володя пожал плечами и улыбнулся…

На рынке народу было уже совсем мало. За длинными опустевшими рядами кое-где еще торговали картошкой, виднелись золотистые горки лука и красная россыпь клюквы. Грязный, истоптанный снег хрустел под ногами.

Володя уже миновал бесконечные серые ряды под навесами, когда вдруг заметил впереди девушку в светлой беличьей шубке и стал невольно следить за ней глазами. Просто он не мог уже пропустить ни одной беличьей шубки. А потом увидел того самого журналиста, Урманского. Этот длинный парень, безусловно, следил за девушкой, причем делал это так неумело, что Володя даже улыбнулся. Ситуация, однако, его заинтересовала.

Когда же девушка уверенно пересекла небольшую площадь за рядами и направилась к палатке, где торговал Семенов, Володя окончательно насторожился. Девушка не подошла к прилавку, у которого толпились покупательницы, а обошла палатку и исчезла за ней. Неужели это та самая девушка?

Он заметил, что Урманский, потоптавшись в отдалении, вдруг резко повернулся и чуть не бегом направился к выходу из рынка. Вид у него был одновременно встревоженный и растерянный.

Володя решил подождать. При этом он не стоял на месте, а переходил от палатки к палатке, разглядывал выставленные там товары и даже приценивался к некоторым. Но мысль его напряженно работала, отталкиваясь от уже известных ему деталей и фактов.

Да, скорей всего, это та самая девушка, о которой говорил Коршунов. Ведь они ее уже видели здесь однажды, у палатки Семенова. То есть ее видел тогда один Коршунов, а потом она вдруг исчезла, сколько они ее ни искали. Вероятно, она в тот раз тоже зашла в палатку. Но куда же она потом делась?

На всякий случай Володя заглянул за одну из палаток невдалеке от той, где торговал Семенов. Он увидел длинный и узкий проход между линией палаток и ветхим забором, отделявшим рынок от улицы, и в этом заборе еле заметную, небольшую калитку.

Володя огляделся. С того места, где он стоял, хорошо были видны и весь проход вдоль забора от палатки Семенова к этой калиточке, и площадь перед палаткой, а за ней и широкий прямой проход между рядами, тянувшийся к выходу из рынка. Словом, удобнее места для наблюдения выбрать было невозможно. Но и стоять здесь, не вызвав подозрений, было немыслимо.

В этот самый момент кто-то стукнул его по плечу. Володя обернулся. Перед ним стоял, слегка покачиваясь, худой, небритый человек. На лице его между багровыми скулами пролегал длинный и белый, словно отмороженный, нос, припухшие глаза слезились. Верхние пуговицы обшарпанного, с какими-то затеками пальто были оторваны, и виднелось грязное, потерявшее все свои первоначальные краски кашне. Человек мутно посмотрел на Володю и с усилием произнес:

- Сообразим? Твой рубль с полтиной… моя посуда… И Колька кинет рубль… А? О… о… и о…- Загнув три пальца, он большим и мизинцем нетвердо отмерил в воз духе три разных расстояния, долженствующих соответствовать доле каждого из участников предлагаемого мероприятия.

И тут же, как из-под земли, появился упомянутый им Колька в виде низенького усатого человека со сбитой набок коричневой цигейковой «москвичкой» и болезненно выпученными глазами на толстом, отечном лице.

«Вот это случай»;- подумал Володя и торопливо сказал:

- Скинулись, братцы. Ты валяй неси. А мы тут с Колей обождем.

И он полез в карман за деньгами. У толстяка в грязном кулаке был уже зажат рубль. Длинный, забрав деньги, мгновенно исчез, а толстяк, вздохнув, туманно пояснил:

- Если б не эта вошь, так я бы… супротив него-то ого!…

В этот момент Володя увидел, как из палатки Семенова в узкий проход у забора выскользнула девушка в беличьей шубке. Он поспешно обнял толстяка за плечи и, пригнувшись, так же сбивчиво сказал ему в самое ухо:

- Все они… сам знаешь небось… ого!…

Девушка между тем пробежала вдоль забора к калитке, мельком взглянула на две шатающиеся фигуры невдалеке и выскользнула на улицу.

В тот же момент Володя выпрямился и торопливо сказал растерявшемуся толстяку:

- Ну, будь здоров, Коля. Привет супруге…

И вслед за девушкой устремился к калитке. «А зовут ее Тамара,- подумал он.- И она подруга этой самой Горлиной, которая исчезла. Ну и повезло же…»

Следить за девушкой не составило большого труда. Она шла не оглядываясь, чем-то, видимо, взволнованная, лотом, торопясь, села в троллейбус. Володя сел вслед за ней.

Ехали долго, затем снова шли уже по тихой заснеженной окраинной улице с маленькими домиками за низкими заборчиками. Девушка свернула к одному из таких домиков и поднялась на крыльцо рядом с застекленной террасой.

Володя, не дожидаясь, пока она войдет в дом, с озабоченным видом миновал забор и, скрытый от девушки выступом террасы, свернул в узкий проулок. Дом оказался угловым.

Ждать Володе пришлось недолго. Вскоре он услышал, как хлопнула дверь, по ступенькам крыльца простучали высокие каблучки меховых сапожек и через двор к калитке торопливо прошла девушка в знакомой шубке. Становилось темно, и лица ее Володя различить не мог.

Затем снова ехали через весь город, но на этот раз девушка привела Володю уже по знакомому адресу, на Луговую улицу, к дому, в котором жил Семенов, и своим ключом отперла входную дверь. При этом она, видимо, сильно нервничала и не сразу попала ключом в замочную скважину.

В пустой квартире Семенова - а Володя твердо знал, что квартира пустая,- Тамара пробыла недолго. Затем она поехала на автобусе снова в центр города. «Долго она будет еще бегать?» - устало подумал Володя.

Наконец девушка свернула с большой оживленной улицы в какой-то переулок и, пройдя два или три дома, зашла в большой темный двор. Володя последовал за ней. По уверенным шагам девушки, по тому, как она уже на ходу стала расстегивать шубку, как потом привычно стряхнула снег в подъезде, Володя понял, что она наконец пришла домой. Секундой позже он услышал дробный стук каблучков, замерший на втором этаже, потом звук быстро открываемой и захлопнувшейся двери.

Облегченно вздохнув, Володя еще с минуту постоял в темном подъезде, затем вышел во двор. Кажется, можно и ему теперь отправиться домой. Только сейчас Володя почувствовал, до чего же он устал, замерз и проголодался за этот бесконечно длинный, напряженный день. О, сейчас он приедет домой и навернет сразу и обед, и ужин, и еще крепкого горячего чая стаканов пять, не меньше. А потом ляжет на диван и будет читать. Столько накопилось книг… Но тут его обожгла новая мысль: «А что, если она пришла не домой? Что, если она сейчас снова выйдет?» Нет, уйти было невозможно, просто невозможно. Эта девушка им нужна до зарезу, сколько раз об этом говорил Коршунов!

Выйдя во двор, Володя огляделся. В сгустившейся, непроглядной тьме лишь тускло горели одинокие лампочки у подъездов. В желтом свете одной из них Володя разглядел скамейку и чью-то сутулую фигуру на ней. Человек курил. Огонек его папиросы то вспыхивал, когда тот затягивался, то, описав дугу, мерк в невидимой, опустившейся руке.

Володя устало направился в ту сторону, на ходу вытаскивая негнувшимися, замерзшими пальцами сигарету.

- Разрешите прикурить?

И тут он разглядел, что на скамейке сидел пожилой бородатый дворник в фартуке, надетом поверх полушубка, и в стоптанных подшитых валенках, неровно загнутых у колен. Рядом к стене была прислонена широкая металлическая лопата на длинной ручке.

- Кури, милый,- старик протянул ему папиросу.- Чего дожидаешься-то?

Володя прикурил и, опустившись рядом, смущенно сказал:

- Девушка тут одна у вас живет…

- Тамарка-то? - не задумываясь, со скрытой усмешкой спросил дворник.- И-их, милый… Несамостоятельный ты, я гляжу, вот что…

Через минуту Володя уже знал все о жиличке из седьмой квартиры. При этом никаких подозрений у старика дворника он не вызвал, ибо был далеко не первым из тех, кто интересуется легкомысленной Тамаркой.

Докурив, Володя все так же смущенно распрощался.

Вот теперь можно было наконец идти домой, и Володя, не чувствуя под собой ног от усталости, поплелся к остановке троллейбуса.

Итак, он узнал два новых адреса. Они, конечно, пригодятся, не могут не пригодиться, хотя бы потому, что Володя потратил на это столько сил.

Еще не рассвело, когда Сергей, наскоро одевшись, выбежал из гостиницы. В ушах стоял тревожный голос дежурного: «Отравление. Снотворное». Черт возьми, что же происходит?

В это воскресное утро улица была, как обычно, тиха и пустынна. Снежно-белый ее простор тонул в предрассветном, хрустальном сумраке. Кругом спали дома.

У подъезда гостиницы пофыркивала знакомая зеленоватая «Волга», загадочно светились, словно щурясь, два желтых глаза ее подфарников.

Улаживаясь рядом с водителем, Сергей еще осипшим от сна голосом сказал:

- Давайте сразу на Луговую…- и досадливо закурил.

Натощак он это не любил делать.

Машина помчалась по пустынным и от этого казавшимся шире улицам, обгоняя редкие, только выползшие после сна, умытые троллейбусы.

Около домика на Луговой уже стоял квадратный зеленый пикап с красной милицейской полосой и длинной антенной. К нему, урча, пятилась серая лобановская «Волга». «Только что приехал»,- подумал Сергей.

Окна домика ярко светились, точно там шла киносъемка.

Сергей взбежал на крыльцо и рванул незапертую дверь. В передней снимал пальто Лобанов.

- Прибыл,- удовлетворенно констатировал он, увидев входящего Сергея.- Видал, что творится, а?

- Сейчас увидим… Ты хоть перекусил чего-нибудь?

Лобанов только махнул рукой. Из комнаты вышел сотрудник и коротко доложил:

- Прибыли двадцать минут назад. Обстановка не нарушена. Проводник с собакой работает вокруг дома. Эксперт и фотограф здесь.

- Кто сегодня из экспертов дежурит? - спросил Лобанов, приглаживая ладонью светлые волосы.

- Соколов.

- А-а… Хорошо. Следователь прокуратуры здесь?

- Сейчас будет.

- Так. Ну пошли.

В просторной, хорошо обставленной комнате было нестерпимо светло и жарко. Горели сильные переносные лампы на раздвижных штативах. Молоденький паренек-фотограф делал снимки. Он то приседал, то вставал на стул, аккуратно постелив на него газету.

Над металлической ручкой двери, ведущей в следующую комнату, склонился толстый пожилой эксперт, лысина его и складки шеи побагровели от напряжения.

У круглого стола посередине комнаты расположился еще один сотрудник и неловко, на самом краю его, что-то писал, стараясь не задеть стоявшие рядом стакан, тарелки и рюмку.

- Викентий Иванович,- окликнул Лобанов эксперта.

Тот с усилием выпрямился и, отдуваясь, поправил сползшие на нос очки с сильными стеклами.

- Что успели установить? - спросил его Саша.

- Да пока немного. Дверной замок, изволите ли видеть, в абсолютном порядке. Ну, пальчики кое-где…

- Не бедно жил гражданин Семенов,- иронически заметил Сергей, оглядывая комнату.- Совсем не бедно.- И, обращаясь к Лобанову, предложил: - Начнем с пистолета?

И все бывшие в комнате удивленно насторожились при этих словах.

- Можно,- согласился Лобанов и спросил у фотографа: - Вы закончили?

- Последний снимочек,- торопливо ответил тот, опускаясь на одно колено.- И перейду в спальню.

- Только сначала,- вмешался Сергей,- снимите отдельно и покрупнее вон те два подоконника.

- Сию минуту…

- А где понятые? - обернулся Лобанов к одному из сотрудников.

- Ребята уже пошли за ними.

- Тогда подождем. И следователя тоже.

Сергей подошел к столу и придирчиво его осмотрел,

- А закусывал и выпивал тут всего один. Очевидно, Семенов.

- На всех предметах пальцы одного человека,- добавил эксперт, близоруко щурясь и протирая платком снятые очки.- Кроме вон того графинчика. На нем, мне кажется, еще какие-то следы. Попробуем идентифицировать.

- Это очень важно,- задумчиво произнес Сергей.- Снотворное было подсыпано, скорей всего, туда. И это сделал, конечно, не Семенов.

Вскоре приехал следователь прокуратуры, пришли понятые - мужчина и женщина из соседнего домика, заспанные, торопливо одетые.

- Господи, да чего же тут случилось? - испуганно проговорила женщина, оглядываясь по сторонам.

В глазах мужчины светилось любопытство.

Начался обыск.

Сергей подошел к одному из подоконников. Он уже давно заметил, что тот явно сдвинут и на полу под ним виднелись следы ссыпавшейся штукатурки.

- Что-то больно уж небрежно обращается гражданин Семенов со своим тайником,- усмехнулся Сергей.

- Гм… Да…- покачал головой Лобанов.- Странно…

Сергей ухватился руками за края подоконника и с силой рванул его на себя. Толстая доска с хрустом вылезла из боковых пазов в стене. Под доской, в кирпичной кладке, оказалось довольно большое неровное углубление. И все увидели на дне его пистолет.

Старик эксперт осторожно, двумя пальцами, взял его, фугой рукой вытаскивая из кармана пиджака большую лупу на тонкой черной ручке. Подойдя поближе к ярко горевшей в углу переносной лампе, он стал внимательно исследовать находку.

Осмотр квартиры тем временем продолжался.

В спальне, под подушкой неразобранной постели, обнаружили коробочку с порошками снотворного, половины порошков там не хватало.

А за широким полированным платяным шкафом, неровно придвинутым к стене, обои оказались разорванными, и за ними виднелось большое пустое пространство.

- Весьма… странно…- пропыхтел старик эксперт, обследуя края обоев около пола.- Они легко и аккуратно… приподнимались… Зачем надо было их рвать?…

- Значит, лазил туда не хозяин,- опускаясь на корточки, заметил Сергей.- Посмотрите, что-то, мне кажется, там просыпано…

Эксперт, держа в руке лупу, кряхтя просунулся за свисавшие края обоев. При этом складки шеи и затылок его снова побагровели. Из столовой на длинном шнуре принесли яркую лампу. Через минуту старик, отдуваясь, поднялся и отряхнул колени.

- Гашиш…- запыхавшись, сообщил он.

Потом так же тщательно и методично были осмотрены кухня, коридор, ванна, все двери и окна, каждая половица на полу, каждый сантиметр стены.

Любой предмет, даже любая соринка, комочек грязи, обрывок бумаги - все могло нести на себе след разыгравшихся тут ночью событий, послужить единственной, может быть, ниточкой, ведущей к разгадке того, что произошло.

Такой осмотр требовал времени и сил, но главное - он требовал нервов, требовал непрерывного напряжения. Только бы ничего не пропустить, даже самого малого и на первый взгляд не стоящего беглого, мимолетного внимания.

Даже Сергей - уж на что он, кажется, привык к такому осмотру! - и тот ловил себя порой на невольном, желании что-то, совсем пустяковое, пропустить.

Ну, подумаешь, в конце концов, край окантовки какой-то фотографии заклеен свежей полоской. Отклей! Ничего? Ну, вот теперь иди дальше. Полка с книгами? Посмотри книги. Нет, каждую в отдельности. Перелистай. И не спеши, не спеши… А вдруг между страницами… Ничего? Вот теперь иди дальше. Строго по часовой стрелке иди. Что там за веником, у стены? Кучка мусору? Нагнись, нагнись…

Вот так каждую минуту командовал себе Сергей и при этом зорко следил за другими.

В конце концов общая картина происшествия стала ясна. Она постепенно проступила, как на переводной картинке, после того как по ней осторожно поводили смоченным в воде пальцем.

Итак, Семенов вечером вернулся домой. Он пришел один. Голодный. На кухне приготовил ужин, расположился за столом в комнате. Сначала, не утерпев, съел немного картошки с салом. Потом из графина налил себе водки, отравленной кем-то водки, выпил и тут же закусил шпротиной прямо из банки. Но больше ничего съесть не успел… Позже появился кто-то еще. Открыл наружную дверь ключом: никаких следов отмычки на вполне исправном замке не обнаружено. Пришедший или пришедшие очень торопились, и они знали, что им нужно. Они ничего не искали, не выдвинули ни одного ящика в серванте или в письменном столе, не притронулись к постели, не открыли шкаф, они сразу отодвинули его и торопливо выволокли что-то тяжелое из тайника в стене. В тайнике был гашиш, скорей всего - чемодан с гашишем. Но самые интересные данные принес осмотр пистолета. На нем были обнаружены отпечатки пальцев, по-видимому, разных людей. Разных! Это было очень важно.

Оперативная группа работала в доме Семенова несколько часов.

В то воскресное утро Георгий Урманский позволил себе спать сколько душе угодно. Ленивая дрема смыкала веки. Он то просыпался, то снова блаженно засыпал. Неспешно и путано возникали какие-то мысли, текли, обрывались, наплывали другие…

Когда он открывал глаза, то видел стоявший рядом с диваном, на котором спал, низенький столик, лампочку а нем, как изогнутый на стебле цветок, строгий квадратик будильника, а рядом пепельницу и пачку сигарет.

А в другой раз, приоткрыв глаза, он видел стоявший стороне журнальный столик, заваленный пестрыми номерами «Смены», «Науки и жизни», «Юности», «Экрана»… Чего он только не выписывал! А на ковре, под стоиком, высовывались из-за ножек кресла черные шары гантелей… Письменного стола видно не было, роскошного, светлого финского стола с красивыми, разной глубины ящиками, с выдвижной доской для пишущей машинки, который он привез в прошлом году из Москвы. Одно наслаждение работать за таким столом…

Георгий сладко потянулся и снова прикрыл глаза… Нет, сон внезапно пропал. Какое-то неясное, тревожное чувство заставило окончательно пробудиться и посмотреть на часы. Ого! Одиннадцатый час!

Георгий решительно откинул одеяло и, продев ноги в шлепанцы, в трусах и майке побежал в переднюю, к почтовому ящику. Вернулся он с узкой пачкой газет и немедленно развернул первую из них, жадно проглядывая заголовки статей и телеграмм. Увлекшись, он так и стоял посреди комнаты, пока не проглядел все газеты. Потом он нагнулся за гантелями и принялся крутить их, приседая, сгибаясь, выкидывая руки то вверх, то в стороны, пока бисеренки пота не проступили на лбу и не сбилось дыхание.

В комнату заглянул отец.

- Газеты ты уже, конечно, утянул? - спросил он.

Георгий, с усилием выжимая гантели, кивнул в сторону стола. И отец, тоже высокий, в полосатой пижаме, неторопливо забрал газеты.

Завтракали все на кухне - мать, отец и Георгий, завтракали неторопливо, по-воскресному, обмениваясь всякими новостями.

Потом Георгий, закурив, ушел к себе. Надо было закончить рецензию для своей газеты на книгу одного местного автора.

Георгий не спеша разложил на столе бумаги, придвинул к себе рецензируемую книгу с многочисленными закладками и. вдруг почувствовал, что ощущение тревоги и беспокойства, заставившее его проснуться, не проходит. Оно стало даже определеннее и острее. Нахмурившись, Георгий заставил себя не думать об этом и стал, просматривать начатую вчера рецензию. Потом быстро и, как ему показалось, эффектно закончил абзац: «…Но недостатки эти не могут заслонить главных достоинств повести - ее серьезности, искренности и взволнованности». Дальше следовало, пожалуй, вернуться к этим достоинствам. Так, так, значит, «серьезность» или даже лучше написать «проблемность»…

Но тут вдруг он снова подумал о Марине, представил себе ее вьющиеся светлые локоны, глаза, такие глубокие, чистые и почему-то очень грустные, даже испуганные, представил всю ее легкую, изящную фигурку в простеньком сером платьице с красными карманами и отворотами на рукавах. Сердце его учащенно забилось, и он подумал: «Ну куда же ты делась? И что вообще у тебя происходит?» Георгий вдруг ощутил нестерпимое желание бежать куда-то, что-то делать, с кем-то немедленно поделиться своей тревогой.

Он раздраженно отодвинул наполовину исписанный лист бумаги и, снова закурив, откинулся на спинку кресла.

Ну что делать? Может быть, пойти к этому Семенову и потребовать… Или позвонить Коршунову? Неудобно. Воскресенье все-таки. Человек должен ведь когда-нибудь отдохнуть. Тогда что же делать? Ведь так тоже нет сил сидеть сложа руки!… И все-таки, придется. Сейчас ничего, решительно ничего нельзя предпринять.

Вздохнув, Георгий снова принялся за работу. Некоторое время он сосредоточенно смотрел на лист бумаги перед собой, машинально пробегая глазами только что написанные строчки, потом вычеркнул какое-то слово, вписал другое, и постепенно работа пошла.

Неожиданно зазвонил телефон в передней, и Георгий, выскочив из-за стола, побежал к двери.

- Слушаю,- нетерпеливо сказал он в трубку.

- Это… Георгий? - раздался в ответ робкий девичий голос, заставивший его вздрогнуть.

- Да, да! Это я! А это кто? Марина?

- Да…

- Мариночка! Где вы? - срывающимся голосом за кричал Георгий.

- Я… я получила вашу записку. И хотела…

- Сначала скажите, где вы! Откуда вы звоните?…

- Я не знаю…- еле слышно прошептала девушка.

- То есть как не знаете?!

- Я в одном доме… Адреса я не знаю… Я вам хотела сказать…

- Постойте, постойте! Сначала приезжайте скорее домой! Мы вас так ищем!

- Нет, нет, я не могу приехать! - испуганно воскликнула она.

- Ну хорошо. А к вам можно позвонить? Туда, где вы сейчас? Какой у вас номер?

- Я же не знаю,- с каким-то отчаянием ответила девушка и вдруг торопливо добавила: - Ой, идут!… А я вам хотела сказать, чтобы вы меня не искали…

- Марина! - вдруг закричал Георгий.- Что вы видите в окно?

Он сам не понял, почему задал этот нелепый вопрос.

- Я?…- В голосе девушки прозвучало удивление.- Маленький зеленый домик… А за ним церковь…- И она прошептала, очевидно прикрыв ладонью трубку: - Прощайте, Георгий… Больше нельзя говорить…

Послышались короткие гудки отбоя.

Георгий машинально повесил трубку и потер лоб. Рука дрожала. Он отсутствующим взглядом окинул переднюю, стараясь собраться с мыслями, прийти в себя от этого разговора. Что же происходит с Мариной? Где она? Как ее найти?… Ну нет! К черту! Подумаешь, воскресенье!…

Внезапно разозлившись, он снова сорвал трубку и поспешно набрал номер. Раздались длинные гудки. Георгий нетерпеливо ждал, барабаня рукой по стене. «Так и есть, ушел,- раздраженно думал он.- Гуляет себе, а тут…» Он нажал на рычаг и тут же набрал новый номер. Но и на этот раз никто ему не ответил. «Ну вот и на работе нет. Конечно, гуляет,- со злорадным удовлетворением констатировал Георгий.- А может быть, позвонить Александру Матвеевичу?» И он в третий раз стал торопливо крутить диск.

Ему ответили почти мгновенно.

- Александр Матвеевич? - обрадованно закричал Георгий.

- Нет. Кто говорит?

- Урманский говорит!

- Позвоните позже. Идет совещание. Извините.

- Но мне…

- Извините,- решительно повторил незнакомый голос.

Разговор оборвался.

Ах, у них совещание! Тут такое происходит, а у них совещание! Ну хорошо же!…

Георгий яростно бросил трубку и кинулся к себе в комнату. У него продолжали дрожать руки, пока он одевался. Уже в передней, натягивая пальто, он приоткрыл дверь в комнату родителей и увидел их напряженные, взволнованные лица.

- Я скоро приду! - торопливо сказал он.- То есть нет. Не знаю, когда приду!

И, схватив шапку, он выскочил на лестницу, громко хлопнув дверью.

- Звонит какой-то Урманский,- доложил сотрудник, прикрыв ладонью трубку.

Лобанов махнул рукой:

- Скажи, совещание. Пусть позже позвонит.

Володя Жаткин доложил о своих вчерашних открытиях.

О встрече с Тамарой рассказал Коршунов.

- Кажется мне, что снотворное… - сказал Лобанов.

Тут его и прервал телефонный звонок Урманского. Он нетерпеливо отмахнулся от него и закончил:

- …подсыпала ему эта самая Тамара.

- Днем мог прийти и еще кто-нибудь,- как всегда, невозмутимо произнес со своего места Храмов.

И Сергей невольно отметил про себя, что тот, оказывается, может и поспорить с начальством.

- Не всякому он ключ от дома дает,- упрямо возразил Лобанов.- Ей вот доверял.

- А ночью тоже с ключом пришли,- не сдавался Храмов.

- Она и отдала, раз уж снотворное подсыпала,- стоял на своем Лобанов.

Но тут вмешался Жаткин.

- Одна интересная деталь! - нетерпеливо воскликнул он.- Разрешите, Александр Матвеевич?

- Ну давай, давай, какая там деталь?

- Вот вы послушайте. Коробочка со снотворным лежала под подушкой. Так? Почему под подушкой? Он что, на ночь его принимал? Но на ночь принимают нембутал, димедрол, барбамил, мединал, наконец, люминал. Но…

Его прервал общий смех.

- Да ты кому это все прописываешь? - изумленно спросил Лобанов.- Кого сам-то усыпляешь?

- Просто я в аптекоуправлении недавно побывал. Интересовался,- без тени улыбки объяснил Жаткин,- раз уж такое дело нам попалось, со снотворным. Вот я и говорю,- снова увлекаясь, продолжал он, - это снотворное Семенов не мог принимать. Понимаете? Значит, подложили коробочку. Ручаюсь, подложили. И второпях, не подумав. И еще знали, что спать он уже не ляжет. Значит, подложили не ему, а нам. Чтоб с толку сбить.

- Выходит, Тамара эта говорила Сергею Павловичу про снотворное не случайно,- вставил кто-то из сотрудников.

- Вот именно! - азартно подхватил Жаткин.- И вообще…- он на секунду запнулся,- это свидание мне очень подозрительно…

И снова его прервал смех.

- Нет, на самом деле,- смущенно попытался закончить Жаткин, поглядывая на улыбающегося Сергея,- потому что…

- Ну верно, верно. Подозрительно,- поддержал его Лобанов.- Вообще, очень перспективная эта девчонка. Прямо скажем. И насчет того письма, которое Семенов будто бы сам себе послал. Ну, об этом экспертиза нам завтра скажет точно.

- И еще одна деталь,- вмешался Сергей.- Обратите внимание. У Семенова не обнаружена записка Урманского к Горлиной. Выходит, Тамара ему ее не передала.

- Вот видите! - не утерпев, воскликнул Жаткин.- Я же говорю! Опять эта девчонка! Между прочим, она могла передать записку в тот дом, куда заходила перед домом Семенова.

- Ну, это как сказать,- заметил молчаливый Храмов.

- Надо вот что сделать,- решительно произнес Сергей, и все умолкли.- Надо вам, Володя, сейчас же поехать по этому адресу, установить, кто там живет и все такое. Это что за место?

- Окраинная улица,- ответил Жаткин.- Орловская. Прямо в деревню Орловку переходит. На другом конце города от Луговой, где Семенов живет.

- Ну так вот. Поезжайте. А я, пожалуй, загляну к этой Тамаре. Надо продолжить свидание,- он улыбнулся.- Много у меня к ней вопросов…

Телефонный звонок на этот раз прервал его. Лобанов снял трубку.

- Да!… А-а, это вы?… Что?!… Ну, ну, и… Стойте! Передайте трубку дежурному!… Алексеев? Немедленно пропустить товарища ко мне.

Все, умолкнув, недоуменно прислушивались к его разговору. Лобанов с треском положил трубку и сказал:

- Урманский. Ему только что звонила Горлина,

Новость эта ошеломила даже Храмова, и он обвел всех изумленным взглядом. На секунду воцарилось молчание.

Георгий ворвался,в кабинет и остановился у порога, смущенный своей порывистостью. Здесь и в самом деле шло совещание.

- Заходите, заходите,- нетерпеливо сказал ему Лобанов.- И рассказывайте. Что вам Горлина сказала? Да вы садитесь.

Прикрыв за собой дверь, Георгий опустился на стоявший рядом стул.

- Значит, так,- стараясь успокоиться, начал он.- Это час назад было…

Говорил он торопливо и сбивчиво, поминутно откашливаясь, потом, словно спохватившись и продолжая говорить, жадно закурил.

Все молча слушали.

- …Воскликнула: «Ой, идут!» и бросила трубку,- взволнованно закончил Георгий, заново переживая весь этот короткий разговор.

- Зачем же все-таки звонила? - спросил Сергей.

- Ах да! - спохватился Георгий. - Она попросила ее не искать. Но это как-то даже в голове не укладывается. И пожалуйста…

- Так, так,- задумчиво перебил его Лобанов.- Я считаю, вам сегодня хорошо бы дома побыть, может, она еще позвонит.

- Ее искать надо!

- Этим уж мы займемся. А вам сидеть дома,- твердо, как приказ, повторил Лобанов.

Сергей согласно кивнул головой:

- Так надо, Георгий. Вы и нам можете понадобиться.

- Ну если надо… Я, конечно, могу…

Когда ушел встревоженный и какой-то необычно вдруг притихший Урманский, Сергей сказал:

- Обрати внимание: она видела из окна домик и церковь.

Лобанов досадливо махнул рукой.

-В городе еще не меньше двух десятков церквей и вокруг них сотни домов. Их можно видеть из тысячи окон.

- Тем более если она смотрела с пятого или шестого этажа, - добавил Жаткин.

- Так-то оно так. Но все-таки интересно.

Совещание закончилось. Уехал на задание Жаткин, а еще один сотрудник за Тамарой - Сергей передумал и решил ее вызвать в управление.

Лобанов сказал:

- Да-а, а узелок затягивается еще туже, я гляжу.

- По-моему, наоборот,- возразил Сергей.- У меня такое ощущение, что он вот-вот развяжется. Понимаешь, сейчас впервые наконец реально пересеклись две линии наших поисков - Семенов и… думаю, Прохоров.

- Эх, допросить бы сейчас Семенова,- мечтательно произнес Лобанов и даже потер руки.- Давай-ка позвоним.

Но из больницы сообщили, что Семенов все еще в тяжелом состоянии, хотя жизнь его теперь вне опасности.

- И на том спасибо,- положив трубку, сказал Лобанов.- Своё он, значит, получит.

Потом друзья вспомнили, что с утра еще ничего не ели, даже, собственно говоря, не с утра, а со вчерашнего вечера, и побежали в буфет: столовая по воскресеньям не работала.

Сергей еще дожевывал у себя в кабинете бутерброд, прихваченный из буфета, когда в дверь заглянул сотрудник.

- Банкина здесь, Сергей Павлович.

- Кто? - в первый момент не понял Сергей.

- Ну, Тамара,- усмехнулся сотрудник.

- Пусть заходит,- сказал, Сергей, пряча недоеденный бутерброд в ящик и торопливо смахивая со стола крошки.

Тамара вошла сразу, разгоряченная, злая, в распахнутой знакомой шубке, под которой виднелось легкое платье в каких-то ярких Цветах и разводах.

- Это что же такое, а? - сразу перешла она в наступление.- Я что, виноватая, по-вашему? Присылаете тут всяких!…

Сергей холодно и подчеркнуто спокойно спросил:

- Будете рассказывать?

- А мне больше нечего рассказывать! Я вам все вчера рассказала! Вот я, как знала, что теперь таскать будете! Как знала!… С вами только свяжись! Только палец вам сунь!…

- Значит, все сказали? - все так же спокойно переспросил Сергей.- Ну хорошо. Тогда я вас попрошу ответить на некоторые вопросы. Да вы садитесь.

Тамара опустилась на стул и, прижав к груди руки, плачущим голосом сказала:

- Ну что я такого сделала вам? Чего вы меня терзаете?

- Кому передали записку для Марины?

- Да вы что? Какую записку?

Она всплеснула руками и с таким удивлением посмотрела на Сергея, что тот подумал: «Ну и артистка».

- Ту, самую, которую Георгий вам дал.

- Господи! Да я ее нарочно взяла, чтобы успокоить его. Никому я ее не передавала!

- Где же она?

- Где? Выбросила.

- Так. Первая ложь,- невозмутимо констатировал Сергей.- Марина записку получила и два часа назад звонила Георгию.

- Ну да?…

Тамара широко открыла глаза и изумленно посмотрела на Сергея.

- Представьте себе, звонила,- подтвердил тот.

- Ничего не понимаю. Своими руками ее выбросила. Может, кто подобрал?…

- Ах, вот как? Подобрал? Ну тогда я вам должен кое-что разъяснить,- строго проговорил Сергей.- Вы мешаете следствию. Вы даете заведомо ложные показания. За это наказывают, учтите.

- Я что, воровка? Бандитка? - пронзительно закричала Тамара.- Ничего не крала!… Никого не грабила!… Я… Я…

Слезы потекли у нее по щекам, и она, трясущимися руками расстегнув сумочку, достала платок.

Сергей посмотрел на ее руки, на длинные, сильные пальцы с ярким маникюром, и ему в голову пришла неожиданная мысль.

Он встал, прошел в угол кабинета, где на тумбочке стоял графин с водой, и, налив полный, до краев, стакан, подошел к девушке:

- Выпейте и успокойтесь.

Она почти вырвала у него стакан, расплескав воду, и, сделав несколько жадных Глотков, поставила его на стол возле себя.

- Будете рассказывать?

- Ну чего, чего вы от меня хотите? - умирающим голосом спросила она, прижимая ладони к вискам-Это же пытка какая-то. Мне сейчас плохо будет…

- Не хотите говорить про записку, скажите: зачем вчера приходили к Семенову?

- Я?… А он сам велел!

- Зачем?

- Одну вещь взять…

- Какую вещь?

Сергей сам поражался своему терпению.

- Какую?… Ну, эту…- она запнулась, потом быстро добавил: - Костюм джерсовый, вот какую. Купил мне и сказал, чтоб взяла. Вот я и взяла. Могу показать, если хотите.

- Покажите. А Семенов подтвердит.

Впервые, кажется, смятение отразилось на её лице, и она пробормотала:

- Я почем знаю, подтвердит он или нет…

- Увидим. Ну, а вы что ему принесли?

- Я?… Н-ничего не принесла…

- А вы припомните.

- Говорю, ничего, значит, ничего!… И хватит ко мне приставать! Я… я больше вынести этого не могу!…

Долго еще продолжался этот бессвязный, путаный разговор. Тамара то грубила, то начинала истерически рыдать, то хваталась за сердце и жадно пила воду. Лживые слезы текли по ее раскрасневшемуся, потному лицу. Она так взвинтила себя, что под конец, кроме' каких-то бессвязных выкриков, от нее уже ничего нельзя было добиться.

И Сергей решил прекратить этот бесполезный, все нервы вытянувший из него разговор. Он чувствовал, что при всей своей выдержке вот-вот сорвется.

- Ну ладно,- наконец произнес он, и Тамара сразу насторожилась.- Успокойтесь и идите домой. Подумайте там как следует. Нам еще придется встретиться. Телефона у вас нет? За угол бегаете, к автомату? Ну так вот. Сегодня уже не бегайте. И никуда не ходите. А если к вам придут… Что ж, это будет неплохо. Вам все ясно, надеюсь?

- Куда уж яснее!…

Она вышла из кабинета, с силой стукнув дверью.

Спустя некоторое время Сергей вызвал одного из сотрудников и, указав ему на стакан, из которого пила Тамара, хмуро сказал:

- Отнесите его в НТО. Он нам в две минуты скажет больше, чем она за два часа тут наговорила. А главное, скажет правду.

Утро понедельника выдалось ясное, солнечное и морозное. Сергей бодро дошагал до управления, чувствуя необыкновенный прилив сил и желание действовать.

Первым делом он позвонил в НТО и узнал, что результаты всех экспертиз будут готовы к середине дня.

Затем Сергей спустился на второй этаж, в уголовный розыск, и они с Лобановым выслушали рассказ Жаткина о его вчерашней поездке на Орловскую улицу.

По установленному адресу проживал некий Звонков Василий Прокофьевич, старший официант ресторана в аэропорту, который, получив на работе отгул, вот уже второй день дома не ночевал, во всяком случае, жители соседних домов его в эти дни не видели. Поэтому, к кому приходила вчера Тамара, было неясно. Звонков оказался человеком скользким и подозрительным. Володя не поленился съездить в аэропорт и поговорить о Звонкове с сотрудниками ресторана. При этом говорил он, конечно, и о многом другом, так что в результате ни один из его собеседников не мог ответить на вопрос: что, собственно говоря, нужно было от них молодому и веселому сотруднику милиции? Из этих разговоров Володя сделал и еще один вывод: следовало особо поинтересоваться прошлым Звонкова. Что же касается дома на Орловской улице, то Володя осторожно обошел его несколько раз, заглядывая во все окна и чутко прислушиваясь. В конце концов он пришел к выводу, что дом пуст.

Еще до разговора с Жаткиным Лобанов позвонил в больницу и поинтересовался состоянием здоровья Семенова. Ему ответили то же, что и вчера: опасность миновала, но больной очень слаб.

Одновременно поступило сообщение, что Сенька сидит дома и никаких сношений с внешним миром не поддерживает, свято выполняя полученные указания. Видимо, беседа с Коршуновым произвела на него впечатление.

Тамара Банкина тоже вела себя безукоризненно. Только один раз, зареванная и испуганная, она сбегала в булочную, при этом обошла будку телефона-автомата на таком расстоянии, словно та заминирована и вот-вот взорвется. Кстати, оказалось, что Тамара работает официанткой в том же самом ресторане, что и Звонков.

Потом Лобанову принесли большой пакет, полученный из Москвы, со старым делом Прохорова, и они с Сергеем заперлись в кабинете последнего, чтобы досконально и спокойно ознакомиться с содержащимися там документами. В кабинете Лобанова этого сделать было немыслимо: туда каждую минуту заглядывали сотрудники.

Однако друзья не успели дочитать до конца даже описи находящихся в папке документов, как на столе зазвонил телефон.

- Меня, конечно,- проворчал Лобанов.- Разве от этих чертей скроешься?

Но оказалось, что звонит начальник управления, и звонит Коршунову.

- Сергей Павлович,- солидно пророкотал комиссар.- У меня тут сейчас один товарищ из Москвы, из учреждения, где работала Горлина. Не побеседуете ли с ним?

- Конечно! - живо откликнулся Сергей.- Он может ко мне зайти?

- Да, да. Сейчас направлю.

Лобанов собрал разложенные на столе бумаги и торопливо ушел, бросив на ходу:

- Займусь пока другими делами. До черта их скопилось.

А через минуту в дверь кабинета постучали аккуратно, вежливо и спокойно.

На пороге появился высокий пожилой человек в шапке из серого каракуля и в сером, модно сшитом зимнем пальто с узким тоже из светлого каракуля, воротником: Лицо у человека было широкое, грубоватое. Густые брови низко и сурово нависли над глазами. «Серьезный товарищ»,- подумал Сергей.

Человек неторопливо пересек кабинет, пожал Сергею руку и представился:

- Сорокин.

- Очень рад. Прошу.

Сорокин опустился на стул возле стола, снял шапку, расстегнул пальто, при этом сдержанно улыбнулся.

- Жарковато у вас здесь.

- Да, у нас жарко,- усмехнулся Сергей, закуривай и протягивая пачку с сигаретами через стол Сорокину.- Прошу вас.

И предупредительно щелкнул зажигалкой.

Тот, чуть смущаясь, взял сигарету, прикурил и широко выпустил дым через нос.

- Что же вы нам расскажете о Горлиной? - спросил Сергей.

- Прежде всего объясню, почему я зашел,- покачал головой Сорокин и аккуратно стряхнул пепел.- У нас очень взволнованы происшедшим. Я проездом здесь, и товарищи просили меня зайти к вам, рассказать о Нине, то есть… о Горлиной.

- Почему же именно к нам?

- В Москве у нас были товарищи из милиции и сказали, что Горлина задержана тут, в этом городе.

- Положим, еще не задержана,- заметил Сергей.

- Ну так, очевидно, будет задержана.

- Надеемся.

- Вот видите. Товарищи просто опередили события.

- Пожалуй, что так.

- А раз так,- твердо произнес Сорокин,- то вы должны знать, кого задержите.

- Кого же?

- Честного человека, абсолютно честного.

- Но деньги-то у нее пропали? И она скрылась?

- Вот именно - пропали. А Нина, она копейки чужой не возьмет. Понимаете? Копейки. Она у нас целый год работала. Мы ее все любим, как дочь родную.

- Но деньги все-таки пропали. И их надо искать.

- Вот именно - искать деньги. Искать вора. Но не Нину. Она куда-то уехала и приедет. Тут уж не беспокойтесь. Может быть, и случилось у нее что-нибудь личное, так сказать. Дело-то молодое, знаете. Любовь и прочее… Словом, за Нину мы ручаемся. Это меня и просили вам передать.

- М-да,- задумчиво произнес Сергей.- Ну, а вот, скажем, любовь. Вы не знаете, кто за Ниной ухаживал?

- Понимаю,- усмехнулся Сорокин.- Но вы опять это дело с ней связываете. Так вот повторяю: ошибаетесь. Чужие деньги она и возлюбленному не отдаст.

- Скажите, у Нины, кажется, родителей не было, она одна жила? - снова спросил Сергей.

- Сирота,- сокрушенно вздохнул Сорокин. - К нам сразу после школы пришла. Мать у нее в тот год умерла. А отца и не помнит. И родных никого. Вот только совсем недавно какой-то родственник у нее, кажется, отыскался.

- Кто такой? И где?

- Никто не знает. Где-то далеко, не в Москве. Только все это, имейте в виду, крайне недостоверно.

- Да, да. Понятно,- рассеянно согласился Сергей.

Сорокин подробно рассказал о подругах и знакомых Нины Горлиной, о ее доброте и безусловной, порой даже наивной, честности.

Сергей слушал его со вниманием, не позволяя себе взглянуть на часы. Под конец он спросил:

- А где вас можно, в случае чего, найти, товарищ Сорокин?

- У знакомых остановился. Денек еще тут побуду. Запишите телефон,- охотно ответил тот и вдруг спохватился: - Батюшки! Сколько же я у вас времени отнял! Да и у самого еще уйма дел.

Проводив его до двери, Сергей задумчиво вернулся к столу. Нина, Нина… Что же с тобой случилось, девочка? Ведь я тоже думаю, что ты не брала этих денег… Но кто их взял тогда? Прохоров? Как же он встретился на твоем пути? И почему ты так испугалась? Почему скрылась? Это он тебя испугал? Но вокруг тебя было столько хороших людей. И все тебя там любили, я же вижу. Как же так все могло случиться? Ты растерялась, ты от чего-то совсем растерялась и чем-то дала себя запугать. Но чем, чем? И где ты сейчас?…

Сергей вдруг подумал об Урманском. Бедный парень. Как он вчера волновался, когда передавал свой разговор с ней. Как он сбивался, как он кашлял каждую минуту. Сергей еще ни разу не видел его таким растерянным. Да, он так волновался, что…

В этот момент зазвонил телефон. Сергей досадливо поморщился. Какая-то мысль сейчас вертелась у него в голове, какая-то интересная мысль… За что-то он чуть-чуть не ухватился…

Звонил дежурный по управлению.

- Товарищ подполковник, вас по спецсвязи вызывает Баку Товарищ Ибрагимов Иду

Сергей торопливо вышел из кабинета заперев за собой дверь

Ну вот. Сейчас он услышит еще об одном растерявшемся, выбитом из нормальной колеи человеке. Алек. И Нина. Молодые, совсем молодые ребята, как легко их сбить с пути, испугать, соблазнить, запутать… Потому что в характере у них нет твердого стержня, нет прочного нравственного фундамента, каких-то неколебимых убеждений. И потому нет сопротивляемости плохому, нет готовности к борьбе с ним. Не встретится им это плохое или опасное, они будут хорошие, как были, а встретится - нет сил, нет умения побороть, устоять. Это дефект воспитания, глубинная причина жизненных катастроф. Сколько Сергей думал об этом… Да, совсем молодые, совсем внутренне не защищенные ребята…

В комнате дежурного Сергей поспешно взял трубку телефона.

- Сережа? - услышал он веселый, чуть гортанный голос Ибрагимова.- Здравствуй, дорогой! Сколько лет я тебя не обнимал, а? Такое вино держу для встречи! Ну, а теперь слушай про этого непутевого парня. Мои ребята тут поработали… Слушай, дорогой. Значит так…

Семья у Алека оказалась действительно хорошей. Отец старый нефтяник-бурильщик, сейчас на пенсии. Старший брат - тоже нефтяник, инженер, у него семья, живет отдельно. Сестра - врач, только что закончила институт. Алек - самый младший из детей. Уехал сдавать экзамены в университет, остался там, учится и работает. Часто пишет. В одном из последних писем сообщил свой адрес.

- Стой, стой! Я сейчас запишу! - закричал Сергей, жестом прося у дежурного листок бумаги, и вдруг изумленно произнес: - А-а… это мы знаем… Интересно…

Ибрагимов четко продиктовал ему адрес дома на Орловской улице.

- Понимаешь, дорогой. Я сам это письмо читал. Все точно,- продолжал Ибрагимов.- Он даже комнату свою описал, даже вид из окна…

- Это письмо еще у тебя?

- А как же!

- Нупрачти мне его, если не трудно.

- Пожалуйста, дорогой. Сейчас принесу.

Через минуту Ибрагимов уже читал ему письмо Алека. Одно место в нем он по просьбе Сергея перечитал дважды…

- …Красиво написал, правда? - заключил Ибрагимов. - Теперь так. Установили мы все его связи в Баку…

Нет, никаких подозрительных знакомств у Алека не было. Все хорошие, прямо отличные ребята. И он вел себя хорошо. Ну, горячий, конечно, парень, самолюбивый… Да, да, так себе Сергей вес и представлял, именно так. Пока кругом хорошие люди, и он хороший а встретил плохого и…

- Сережа! - горячо прокричал Ибрагимов.- Ну, все. Когда отпуск? Ко мне приезжай, слышишь? С женойи сыном! Дорогими гостями будете!…

И Сергей, улыбаясь, поклялся, что непременно приедет. До чего же славный этот парень, Ибрагимов, до чего же хорошие там у него ребята, в Баку. И дело знают. Да, дело они знают…

Сергей повесил трубку, поблагодарил дежурного и направился к себе.

А все-таки какая же это мысль мелькнула у него перед тем, как позвонил Ибрагимов? Какая-то интересная мысль… И это письмо Алека… Да, надо обязательно…

Но тут Сергей увидел торопливо идущего к нему навстречу по коридору Жаткина. Подбежав к Сергею, тот возбужденно сказал:

- А я вас ищу. Идемте скорее в НТО. Александр Матвеевич велел срочно вас найти.

- Что там?

- Сейчас узнаете,- Володя лукаво рассмеялся.- Говорить пока не велено.

- А я уже кое-что по вашему лицу узнал,- в тон ему ответил Сергей.

Они прошли в другой конец коридора, где находились комнаты научно-технического отдела. Володя толкнул одну из дверей.

- Вот сюда. К Викентию Ивановичу.

Это оказалась дактилоскопическая лаборатория. На длинном столе были укреплены три микроскопа, на полках под стеклом стояли еще какие-то приборы, на стенах висели таблицы.

Около стола разговаривали Лобанов и Викентий Иванович. Еще один эксперт в белом халате склонился над микроскопом.

Увидев Сергея, Лобанов оживился и поманил его к себе.

Тут только Сергей увидел на столе возле Лобанова уже знакомый ему пистолет, стакан и пожелтевшую, видимо, старую, дактокарту с четкими отпечатками чьих-то пальцев.

- Ну-ка, Викентий Иванович, повторите все сначала, Сергей Павлович пришел,- попросил Саша и, обращаясь к Сергею, добавил: - Ну, открытия, я тебе доложу.

На пистолете оказались отпечатки пальцев трех человек, как и предполагал старый эксперт. Одни из них принадлежали… Тамаре Банкиной.

- …Сравнили с отпечатками на стакане, который вы прислали,- пояснил Викентий Иванович.

Сергей невольно улыбнулся.

- Вторые отпечатки совпали с этими,- Викентий Иванович кивнул лысой головой на лежавшую возле микроскопа старую дактокарту.

- Прохоров,- многозначительно вставил Лобанов,- Из дела взяли. Так что Федоров твой отпадает.

- Ну, а третьи… - продолжал эксперт.

- Семенова,- быстро закончил за него Сергей.

- Ошибаетесь!

- Не может быть!

- Представьте, может. Семенов к пистолету не прикасался.

Это было так неожиданно, что Сергей невольно посмотрел на Лобанова, словно ища его поддержки.

- Подложили,- деловито произнес тот.

- А кто?

- Банкина, - как что-то давно решенное, сказал Лобанов.- Больше некому.

Он уже имел время все это обдумать.

- Но третий. Кто третий? - вздохнул Сергей.- Если подложила Банкина. А она… постой, постой…- Он оживился.- Банкина, конечно, не хранила пистолет у себя. И тем более не носила по улицам. А в тот день ока зашла к Федоровым, потом на рынок к Семенову, потом к Звонкову, а от него сразу…

- Вот именно! - сразу угадал ход его мыслей Лобанов.- Она получила его от Звонкова. А тот, скорей всего, от Прохорова.

Итак, пистолет был подложен. Кто-то решил разделаться с Семеновым и свалить на него все подозрения, все улики. И этим «кто-то» был, видимо, Прохоров. Причем орудием в его руках- только орудием - была Тамара Банкина. «Ну, погоди же,- подумал о ней Сергей.- Теперь я, с тобой поговорю иначе».

- Спасибо, Викентий Иванович,- сказал Лобанов и добавил, обращаясь к Сергею: - Надо идти к почерковедам. Оттуда уже звонили.

Они вышли в коридор. Но дверь напротив оказалась закрытой.

- Эх,- вздохнул Лобанов.- Ушли обедать. Придется пойти и нам. Кстати расскажешь, чего там Ибрагимов сообщил. Ты ему привет передать не догадался?

Спускаясь по лестнице, Сергей опять попытался вспомнить, что же такое мелькнуло у него в голове перед тем, как позвонил Ибрагимов. О чем он думал в тот момент? Кажется, о Нине, о ее судьбе, о том, что ее кто-то обманул, запугал… Нет, нет. Это он уже уходит в сторону. Да, он думал о Нине. Девятнадцатилетняя девочка. Как можно брать таких кассирш? Впрочем, честность не возрастное понятие. Да, но она наивна, доверчива, неопытна. Это все-таки проходит с возрастом… А, черт! Он опять ушел в сторону… Итак, он думал о Нине… и еще о тех, кто за ней ухаживал… и тогда… Ну конечно!… Он подумал об Урманском! Как он волновался, передавая свой разговор с Ниной. И все время откашливался. Так, так. А тут еще письмо Алека. И этот адрес! Да! Надо еще раз поговорить с Георгием!…

Он вздохнул с таким облегчением, что шедший рядом Лобанов невольно покосился на него и спросил:

- Ты чего?

- Да так,- улыбнулся Сергей.- Вспомнил кое-что. Мучился, мучился и вспомнил. У тебя есть телефон Урманского?

- Есть.

Но после обеда они вместе с Жаткиным прежде всего направились в НТО. Володя просто сгорал от нетерпения.

- А я ручаюсь, что Семенов не мог написать сам себе письмо! - запальчиво говорил он, все время вырываясь вперед, пока они шли по коридору.- Ручаюсь! Она врет!…

- Ну, значит, Алек написал,- посмеиваясь, сказал Лобанов.- Кто же еще, по-твоему?

- У меня, Александр Матвеевич, есть на этот счет…

Но тут они подошли к лаборатории, и Володя рывком открыл дверь.

Старший эксперт-почерковед вынул из папки лист с заключением экспертизы и протянул его Лобанову.

- Прошу вас. Тут все написано,- сдержанно сказал он.

Экспертиза подтверждала, что почерк, которым было написано письмо к Семенову, ни по одному признаку не совпадает ни с почерком самого Семенова, ни с почерком, каким написано объяснение Алека Гамидова.

- Что и требовалось пока доказать,- сказал Лобанов, прочитав заключение, и посмотрел на Жаткина.

- Кстати,- заметил эксперт,- возьмите уж и второе наше заключение по этому делy.

- Это какое? - удивился Лобанов.

- На прошлой неделе нам передали. Сравнение почерков телеграммы, письма в Волгоград и бланка в гостинице. Помните?

- А-а. Помню, помню. Ну давайте.

- Там, если не ошибаюсь, оказался один почерк? - спросил Сергей.

- Да. И видимо, Прохорова,- подтвердил Лобанов, укладывая лист с экспертизой в папку, где уже лежало первое заключение.

- Одну минуту,- Сергей остановил его руку.- Я вас попрошу,- обратился он к эксперту,- сравните этот почерк с письмом к Семенову. Прямо сейчас. Это не трудно?

- Попробую,- уклончиво ответил эксперт.

Это действительно оказалось нетрудно. Одного взгляда было достаточно, чтобы эксперт сказал:

- Разные. Совсем разные. Вам это надо оформить в виде официального заключения?

- Нет, нет. Не надо,- махнул рукой Сергей и весело посмотрел на Жаткина.- Понятно, Володя?

Тот недоуменно пожал плечами.

- Признаться, не очень.

- Ну так вот. К вечеру мне нужен образец почерка Звонкова. Теперь ясно?

- Вы полагаете…

- Не полагаю, а предполагаю.- И, обращаясь к Лобанову, нетерпеливо сказал: - А ты мне телефончик нашего друга дай.

…Урманский примчался немедленно, как только Сергей отыскал его по бесчисленным редакционным телефонам.

Еще на пороге он нетерпеливо спросил:

- Нашли?…

- Найдем,- ответил Сергей и сам удивился твердости, которая вдруг прозвучала в его голосе.

Урманский тяжело опустился на стул, стащил с головы шапку и небрежно вытер вспотевший лоб. Потом настороженно посмотрел на Сергея:

- Зачем же вы меня вызвали?

- А вот зачем… Надо кое-что еще раз вспомнить,- с нарочитой неторопливостью произнес Сергей.- Только на этот раз спокойно вспомнить, не торопясь и не откашливаясь,- улыбнулся он.

- Ну что ж,- вздохнул Урманский.- Давайте, если надо.

Он был так подавлен, что даже не откликнулся на шутку:

- Тогда закуривайте, сосредоточьтесь и перескажите мне снова, на этот раз слово в слово, весь разговор с… Мариной.

Сергей чуть было не назвал девушку ее настоящим именем, а сейчас этого делать было нельзя, сейчас ничем нельзя было отвлечь Урманского, даже мелочью какой-нибудь. А уж если он узнает, что Нина назвалась чужим именем…

Георгий между тем расстегнул пальто, удобнее уселся в кресле и, закурив, некоторое время молча и сосредоточенно следил, как тает в воздухе трепетное облачко дыма.

- Значит, так…- наконец произнес он.- Я сказал: «Слушаю». Она спросила: «Это Георгий?» Я закричал! «Да, да. Это я!» Вы понимаете, я сразу узнал ее голос. Да я бы ее голос…

- Понимаю. Дальше.

- Дальше… Я ее спросил: «Где вы?» Она мне ответила… Нет, она мне сказала: «Я получила вашу записку». А я ее снова спросил: «Где вы? Откуда звоните?» Вот тогда она мне и ответила: «Не знаю». Тихо так, еле слышно…

Урманский нервно затянулся сигаретой и на минуту умолк, забарабанив пальцами по краю стола. Сергей ждал.

- Ну вот,- снова заговорил Урманский.- Тогда я спросил: «То есть как не знаете?» Я просто опешил от ее слов. Я… я не знал, что подумать! - Голос его вдруг сорвался, и он нервно откашлялся.- Не могу я это вспоминать спокойно! Не могу! Что-то случилось с ней! Вы понимаете?…

Сергей досадливо покачал головой.

- Спокойно же, Георгий. Так дело не пойдет. Вы мне мешаете, а не помогаете. Я же думаю. Я же каждое ее слово с десятками других фактов пробую увязать. А вы мне мешаете. Мне сейчас наплевать на ваши переживания и предположения. Вы понимаете? Мне нужно знать каждое ее слово! Каждое! Вот и все.

- Да, да. Извините,- виновато пробормотал Урманский.

- Ну так продолжайте. Вы сказали: «То есть как не знаете?» Что она вам ответила? Спокойно вспомните, что она вам ответила.

- Она ответила: «Я в одном доме. Но адреса не знаю». Это точные ее слова. Тогда я спросил: «Вы можете приехать к Степану Григорьевичу?» Вы понимаете? Я хотел…

- Понимаю. Дальше.

- Она… она сказала: «Не могу». И испугалась. Очень испугалась. Услышала, что кто-то идет. Так и сказала: «Идут!» И бросила трубку… Ах нет. Она еще сказала: «Я прошу вас меня не искать». Это уж, знаете…

- Так и бросила? Даже не простилась?

- Нет, сказала: «Прощайте, Георгий. Больше нельзя говорить».

- Это сразу после «прошу не искать»?

- Да… Ах нет.- Урманский виновато улыбнулся.- Я все-таки здорово волнуюсь.

- Ну, ну. Я тоже волнуюсь,- кивнул головой Сергей.- Что вы сейчас вспомнили?

- Я ей задал тот дурацкий вопрос…

- После каких слов?

- После «я вам хотела сказать, чтобы вы меня не искали».

- Она, значит, так сказала?

- Да, да, это точно.

- Ну хорошо. А теперь повторите, какой вы задали вопрос?

- Я спросил, что она видит сейчас в окно…

Сергей с интересом посмотрел на Урманского:

- Почему вы это спросили?

Тот недоуменно пожал плечами.

- Сам не знаю.

- И что же она ответила?

- Что видит какой-то домик… Ах да! Маленький зеленый домик. И за ним церковь…

Сергей ел«справился с охватившим его волнением и с запинкой, чуть хрипло спросил:

- Это вы… точно помните?

- Ну конечно!

- Так. А потом?

- Потом сказала: «Прощайте. Больше нельзя говорить». И бросила трубку.

«Если бы она услышала, что кто-то входит в квартиру,- подумал Сергей,- то сразу бросила бы трубку. Сказала: «Ой, идут» - и. бросила. А тут… Значит, не услышала… Значит, увидела… Увидела из окна… Из окна…»

Он вдруг схватился за телефон и поспешно набрал номер.

- Лобанов?… Это я! Быстро давай машину! Сейчас едем! Ты, я… Жаткин здесь?… И он тоже! И Урманский. Он сейчас у меня. Быстро! По дороге все объясню!

…Как только машина сорвалась с места, Сергей сказал шоферу:

- Включайте сирену.

Лобанов и Жаткин переглянулись.

Машина помчалась по улицам города, сипло ревя на перекрестках, заставляя шарахаться идущие впереди машины, визжа тормозами на крутых, обледенелых поворотах, где ее заносило в сторону, и пассажиры валились друг на друга, чертыхаясь сквозь зубы, привычные к этим бешеным скоростям и охваченные, только одним желанием: скорее! Еще скорее!

Когда влетели наконец на пустынную, тихую, заваленную сугробами Орловскую улицу, посередине которой извивались две глубокие и неровные колеи, Жаткин торопливо проговорил, указывая на один из домиков за низкой дощатой оградой:

- Вон тот…

Машина, надсадно ревя и поминутно ныряя в глубокие выбоины, тяжело подползла к дому.

Сергей, Лобанов, Жаткин и Урманский, проваливаясь чуть не по колено в глубокий снег, пробрались к узкой тропинке у забора.

Опередив всех, Жаткин толкнул незапертую калитку, и все четверо быстро направились к домику, стоявшему в глубине двора.

- Володя, обойдите кругом,- распорядился Сергей.- Там ведь еще один выход.

Жаткин, скользя, побежал вперед и скрылся за углом дома. Остальные поднялись на крыльцо, и Сергей нажал белую пуговку звонка в черном эбонитовом кружке. Потом с усмешкой посмотрел на Урманского. Тот растерянно топтался на маленьком крыльце, не зная, куда деть руки: то засовывая их в карманы пальто, то сцепляя за спиной.

В доме словно все вымерло. Сергей позвонил еще раз, потом с силой постучал. -

Наконец за дверью послышались легкие шаги и испуганный женский.голос спросил:

- Кто там?…

- Откройте, Нина,- громко сказал Сергей.- Это мы.

- Ой!… Но… но у меня нет ключа…

Урманский ошеломленно прошептал:

- Какая Нина?

- Молчите,- строго оборвал его стоявший сзади Лобанов.

- Нет ключа? - переспросил Сергей.- А от задней двери, на кухне?

- Ах да!… Там, кажется, есть…

За дверью послышались удаляющиеся шаги.

- Пошли к той двери,- скомандовал Сергей.- А ты,- он посмотрел на Лобанова,- ты бы остался пока. Я сейчас Володю пришлю.

Лобанов молча кивнул в ответ.

Сергей и Урманский, соскочив с крыльца, чуть не бегом обогнули дом. Там они увидели Жаткина, который настороженно прислушивался к чему-то, сунув правую руку в карман пальто. Увидев Сергея, он предостерегающе махнул ему и указал на дверь. В этот момент она медленно приоткрылась, и Жаткин, отпрянув в сторону, выхватил из кармана пистолет.

На пороге появилась худенькая девичья фигурка, закутанная в широкий темный платок.

Урманский рванулся вперед, но Сергей остановил его за рукав и строго, не терпящим возражений тоном, сказал:

- Вы останетесь здесь. Зайду я один.

В большой запущенной комнате окна были плотно завешены. Неярко горела лампа под широким матерчатым абажуром, свешивавшимся с потолка на длинном шнуре. По углам темнота сгущалась. На пустом, без скатерти, столе, в бледно-желтом круге света, лежала раскрытая книга.

Нина, зябко кутаясь в платок, приблизилась к столу и с испугом посмотрела на Сергея. Тот подчеркнуто деловито сказал:

- Садитесь, Нина. Я вам должен кое-что сказать.

Она безмолвно опустилась на краешек стула. Тут только Сергей заметил, как осунулось ее лицо и темные круги легли под глазами.

- Так вот,- продолжал Сергей, тоже подсаживаясь к столу и машинально закуривая.- У вас на работе из кассы пропало одиннадцать тысяч двести рублей…

Нина, вскрикнув, прижала руку ко рту.

- Да, да, я знаю,- кивнул Сергей, изо всех сил стараясь говорить спокойно.- Вы их не брали. Но сколько вы взяли? И зачем?

Девушка не отвечала. Оцепенев, она с ужасом смотрела на Сергея, прижимая ладонь ко рту, словно не давая вырваться душившему ее крику.

- Зачем, Нина? - повторил Сергей.- Зачем они вам понадобились?

- Одиннадцать тысяч…:- со стоном произнесла наконец девушка.- Значит… Но я… но у меня… не хватало…

- Сколько? - быстро спросил Сергей.

- Двести сорок… я вам все расскажу…- лихорадочно произнесла она. - Я все расскажу… Сначала он взял сто… И велел мне положить расписку… Обещал вернуть через два дня. Сказал, что надо послать дочке, что она заболела… И плакал… А потом взял еще сто… А мне велел взять сорок, чтобы я купила пальто… потому что стало очень холодно… И сказал, что я верну из получки… И… и я взяла… и опять положила расписку… на сто сорок… а потом… сказал, что завтра ревизия… и что не может вернуть… а я… мне за это тюрьма… и что надо скрыться… что он мне поможет… и дал чужой паспорт…

- А когда вы скрылись,- закончил Сергей,- он украл из кассы все деньги. И конечно; подозрение пало на вас. Как он и рассчитывал. И между прочим, не было никакой ревизии.

Его переполняла лютая и бессильная ненависть к человеку, который все это сделал, именно бессильная, потому что он не мог уже защитить эту девушку от всех страданий, которые тот ей причинил, от всего того ужаса и тех мук, которые она перенесла за эти длинные, бесконечные дни и ночи после бегства из Москвы. Эта кипевшая в нем ненависть мешала говорить, думать, мешала дышать. Он не помнил, когда еще ощущал что-либо подобное.

- Как вы могли ему поверить?… Вас там столько людей любит, Нина. Я же знаю…- И, сделав над собой усилие, проговорил уже твердо, с угрозой: - Он ответит за это. Кто он такой?

- Он… он мой начальник.

- Я понимаю. Как его зовут? - торопливо перебил ее Сергей.

«Прохоров, Прохоров…» - стучало у него в висках. Да, сейчас Нина должна была назвать эту фамилию. Ведь Прохоров бухгалтер. Странно только, почему ребята из МУРа не натолкнулись на него…

Но Нина назвала совсем другую фамилию,

В первый момент Сергей от изумления чуть не вскрикнул. Он еле успел взять себя в руки. И.в ту же минуту он все понял. И снова изумился коварной хитрости этого человека. Но теперь изумление уже не помешало ему. Сергей быстро и напористо спросил:

- Где он сейчас?

- Я не знаю… Он велел мне ждать… Он обещал прийти за мной…- еле шевеля пересохшими губами, прошептала Нина.

- А где этот… Звонков?

- Он на работе.

- Его там нет… Они сбежали. Они бросили, вас и сбежали. Что-то их, видимо, спугнуло… А впрочем… Нет, тут другое…

Сергей задумался, потом провел рукой по лбу, словно прогоняя что-то мешавшее ему, и наконец сказал:

- Вот что. Вам тут оставаться не нужно.- И, заметив мелькнувший в ее глазах испуг, поспешно добавил.- Никто вас не собирается арестовывать и сажать в тюрьму. Никто. Ну что вы, в самом деле! - он даже заставил себя улыбнуться.- Если хотите, вернитесь к Федоровым. Хотите, возвращайтесь в Москву.

- Нет!…

- Ну и отлично. Вернитесь к Степану Григорьевичу и Галине Захаровне. Они вас очень любят. И не надо им ничего говорить. Хотели уехать, а теперь раздумали. Вот и все. И они ни о чем вас не будут спрашивать. Я им так посоветую. А потом, когда все кончится, вы им сами расскажете…

Он говорил, говорил, стараясь не только словами, но и голосом, бодрым, уверенным тоном заставить Нину успокоиться, поверить ему.

Нет, сейчас нельзя ее допрашивать даже в качестве свидетеля, нельзя заставить ее вспоминать все подробности того, что с ней произошло. Сейчас ее нервы не выдержат этого. Кроме того, Сергей все самое важное уже знает. А главное - он тут, этот человек, и тут, в этом городе, его надо ловить. Нина здесь ничем не может помочь. А вот потом она все расскажет и поможет его изобличить. Но это потом. А пока…

- Значит, Нина, решили? Вы поживете пока у них. И еще…- Сергей улыбнулся.- Георгий тоже ничего не знает и знать пока не должен. Ну, разве только надо ему сказать, что вы не Марина, а Нина. А может быть, и этого пока не надо? Скажем, что я ошибся.

Он обрадовался, что может отвлечь ее и заставить думать о чем-то другом, уже второстепенном.

- Нет, пусть он меня зовет Ниной,- почти умоляюще произнесла девушка.

- Ну и отлично. Тогда вытрите слезы и пойдемте. И знаете что? Улыбнитесь. Ведь все самое страшное кончилось. Вы мне верите?

И Нина, кивнув головой, улыбнулась ему сквозь слезы.

…В доме Звонкова оставили засаду. Было усилено наблюдение за Банкиной, предупрежден Федоров. Оперативная группа во главе с Храмовым направилась в аэропорт.

Сергей срочно вызвал Москву. Гаранин был немало удивлен его вопросом,

- Ты что? - возмущенно ответил он.- Наших ребят не знаешь? Конечно, никто этого сказать не мог.

- Я так и думал,- ответил Сергей.- Но перестраховаться никогда не мешает. Будь здоров. И жду фотографию.

Потом Сергей позвонил уже по городскому телефону.

- Да,- ответили ему.- Вещи тут… Кажется, завтра утром…

И еще по одному адресу немедленно выехала оперативная группа.

Тем временем уСергея состоялся срочный разговор с Волгоградом.

Подполковник Проворов заверил его:

- Будь спокоен. До вечера получишь. А вообще, скоро в Москве буду, увидимся. Я по тебе, чертяка, соскучился.

Еще через час из Москвы по фототелеграфу была получена требуемая фотография. Ее тут же размножили. К вечеру ее получили сотни работников милиции города. Никто из них уже не ушел отдыхать. Еще бы! В городе скрывается опасный преступник!

Участковые уполномоченные пошли по своим участкам. Вокзал, аэропорт, автостанция, рестораны, кафе, гостиницы были взяты под наблюдение. Фотографию увидели водители автобусов, троллейбусов, такси…

Город насторожился.

В это время из Волгограда была получена еще одна фотография.

Лобанов пришел в научно-технический отдел и выложил перед экспертом три фотографии.

- Вот,- сказал он,- глядите. Первая сделана в тридцать девятом году, в колонии. Вторая - в пятьдесят девятом, в Волгограде, третья - год назад, в Москве. Вопрос такой: один человек изображен на всех трех или нет?

А в это время в кабинете у Сергея сидел невысокий человек в потертом пальто, с усталым лицом и перепачканными маслом руками.

- …Замучила, проклятая,- говорил он, смущенно косясь на свои руки.- Просто никакой инициативы ездить на ней нет.

- Ничего, Федор Михайлович,- весело ответил Сергей.- Будем за вас ходатайствовать. Значит, первый раз, говорите, вы его везли на аэродром? Это недели три тому назад было?

- Точно…

- И где посадили?

- На Орловской. Засел еще там, помню, на своем гробе. Чуть к самолету не опоздали. А недавно вот снова ко мне сел. Как раз с этим парнем,- он кивнул на лежащую перед ним фотографию Алека.

- Когда же это было? Где?

- Когда? Да в прошлый понедельник. Вечером уже. Я, помню, у гостиницы стоял. Гляжу, он выходит. Чуть не бегом, понимаете. «Ну,- думаю,- сейчас возьмет». Мне б как раз последнюю ездку сделать и в гараж. Так нет. Не взял. Пехом попер. Ну, я постоял еще маленько и двинул себе. А квартала через два он мне и замахал. Уже, значит, с этим парнем встретился…

«Прошлый понедельник, вечер,- отметил про себя Сергей.- И в тот же вечер в гостинице… А ведь он будет отрицать, что был в тот вечер в гостинице. Обязательно. Но теперь - шалишь: живой свидетель есть…»

- …На подозрение он меня в тот раз навел, - закончил шофер.

- Это почему же?

- Да не пойму, кто такой. Пиджак не пиджак, шляпа не шляпа. А так, что-то смутное. Опять же, чегой-то беспокойный он был. До адреса не доехали, раньше сошли. И за угол свернули. Ну, я свой гроб, значит, маленько двинул и вижу: они во двор входят.

- Это где же было?

Шофер уверенно назвал адрес.

«К Тамаре ехали»,- подумал Сергей.

Потом неожиданно позвонил Дмитрий Петрович Колосков. Смущаясь, сказал:

- Ради бога, извините… Но… я, знаете, уезжаю. И хотел… так сказать, проститься. И покорнейше поблагодарить… Номер нам дали чудесный.

- Ну что вы, Дмитрий Петрович! Это мы вас должны…

- Нет, лет!…- живо перебил Колосков.- Как можно! Мы с товарищем Дубко просто обязанными себя посчитали. И чем могли, так сказать… Он, кстати, тоже уезжает. И тоже хотел некоторым образом… поблагодарить… Да и вот еще… Может быть, соблаговолите мой телефон в Москве записать? На всякий случай, знаете…

Поздно вечером экспертиза дала заключение: на всех трех фотографиях был изображен один и тот же человек - Прохоров.

- Что и требовалось доказать,- удовлетворенно констатировал Лобанов.- Вышли мы, значит, точно.

В первом часу ночи поступило сообщение: задержан пришедший домой Звонков. Сопротивление не оказал. У него обнаружена большая доза снотворного. Смертельная доза! К тому времени Жаткин уже достал образец его почерка, и было установлено, что письмо Семенову написано Звонковым.

Вообще факты сейчас шли в руки один за другим. Так всегда бывает в сложном деле. Сначала все неясно и пусто, и каждую ниточку приходится добывать со страшным трудом, и она, эта ниточка, поминутно рвется или уводит в сторону. А перед глазами, стоит горе, причиненное людям, и требует возмездия, и торопит. Вот тогда надо зажать в кулак нервы, не суетиться, не увлекаться и не отчаиваться, а возвращаться назад и снова искать. Это самое трудное. Но зато потом, когда вышли наконец на правильный путь, факты идут к тебе вроде бы сами и на первый взгляд кажется: ну, что стоило обнаружить их раньше, ведь так ясно, где они лежали. К концу появляется радостное ощущение верности найденного пути, которое приходит, как награда, сменяя изматывающий, тревожный поиск и непрестанное ожидание промаха и ошибки.

Итак, в первом часу ночи был задержан Звонков.

Звонкова допрашивал Лобанов.

Озлобленный, взвинченный, вконец растерявший свою обычную сонную меланхоличность, Звонков отказывался отвечать на самые, казалось бы, безобидные вопросы.

- Ваша фамилия, имя, отчество? Будете вы говорить в конце концов или нет? - нетерпеливо спрашивал его Лобанов, которого все больше злило глупое упрямство арестованного.

- Не желаю…

- Звонков ваша фамилия, ясно вам?

- Не желаю…- хмуро продолжал бубнить тот.

- Ну хорошо. Фамилию свою и имя можете не называть. И место работы тоже, кстати. Все это известно. И многое другое тоже. Но вот откуда у вас этот порошок, кто вам его дал сказать придется.

- Не желаю…

Лобанов испытующе посмотрел в хмурое небритое лицо.

- Ну что ж,- медленно произнес он,- тогда я вам скажу. Вы боитесь. Боитесь назвать… Прохорова… Так?

Звонков, опустив голову, молчал.

- И боитесь сказать, для чего он вам дал этот порошок,- продолжал с нарастающим раздражением Лобанов.- Тем хуже, Звонков. Тем хуже для вас же.

- Хуже уж некуда…- пробормотал тот, не поднимая головы.

- Что ж, оставим это пока. Скажите, где сейчас Прохоров?

Звонков молча пожал плечами.

- Тоже не желаете говорить?

Звонков неожиданно поднял на него глаза, водянистые, тоскливые, измученные глаза совсем старого человека.

- По мне бы, уважаемый… и вовсе его не было,- медленно произнес он, вздохнув.- Несусветные дела творить заставлял. Несусветные. Я-то что.- Он вяло махнул рукой.- Молодых заставлял. Молодым жизнь укорачивал.

- Укорачивал? - с угрозой переспросил Лобанов.- А может, кого и вовсе прикончить хотел? Чужими руками на этот раз, а, Звонков?

- И это тоже,- безвольно кивнул тот.

- Так где же он сейчас?

- Не знаю. Ей-богу, не знаю и не ведаю,- вдруг с надрывом произнес Звонков.- Одно тебе скажу: не дастся он вам добром. Не дастся. Терять ему уже, считай, нечего. Руки-то уже по локоть… Вот оно что. И еще…- Он огляделся и понизил голос чуть не до шепота: - Пистоль у него. А там шесть смертей, в пистоле. Понятно?

Звонкова увели.

Лобанов поднялся на третий этаж к Коршунову. Тот разговаривал по телефону, но, увидев входящего Лобанова, торопливо закончил разговор и повернулся к другу:

- Ну что, Сашок?

Лобанов устало потер лоб и рассказал о допросе Звонкова.

- Та-ак, Пистолет, значит…- задумчиво произнес Сергей.

- Как бы и в самом деле не ушел.

Сергей нервно прошелся по кабинету, куря одну сигарету за другой, и сказал сидевшему на диване Лобанову:

- Ты пойми, ему некуда деться. Все его связи здесь уже оборваны, все адреса перекрыты, все выходы из города заперты. Ну куда он денется?

Лобанов согласно кивнул головой и, вздохнув, сказал:

- Оно все так, конечно. Только невмоготу ждать.

- Так иди спать. Завтра тоже день.

- Ишь ты! Сам иди. И я погляжу, как ты уснешь.

Потом они пили из термоса крепчайший чай и снова курили.

Около трех часов ночи, не выдержав, поехали в аэропорт. Вместе с молчаливым, подтянутым Храмовым обошли огромный зал ожидания, всматриваясь в лица дремавших там пассажиров, улетавших первыми утренними рейсами, побывали на заправочной площадке, где готовились к вылету самолеты, в диспетчерской, осмотрели пустое помещение ресторана, даже кухни и кладовые.

- Странно все-таки, что он ночевать не пришел,- заметил Лобанов.- Неужели учуял что-то?

- Вряд ли,- ответил Сергей.- Не должен.

Но тревога не покидала и его.

Под утро они вернулись в управление. Дежурный радостно сообщил:

- Опергруппа с Первомайской зафиксировала появление объекта, товарищ подполковник.

Сергей и Лобанов переглянулись.

- Все,- решительно объявил Сергей и, обращаясь к дежурному, добавил: - Передайте по рации: все свободны. Первомайской группе дальше действовать по инструкции.

Выйдя из комнаты дежурного в тускло, еще по-ночному освещенный коридор, Сергей сказал:

- Ну, так, Сашок. Теперь слушай. Сегодня я улетаю. Дело возбудили вы, вам тут и следствие вести. Сегодня арестуете Банкину. Роль ее теперь ясна. Звонков познакомил ее с Прохоровым, а тот с Алеком. Через нее Семенов, сам того не зная, сплавил паспорта тому же Прохорову. И порядком заработал на этом. Она же навела шайку Прохорова на поставщиков гашиша. Но гашиш все-таки оказался у Семенова. Взялись за него. Ни чего не вышло: он побежал к нам. И вот тогда Банкина подсыпала ему снотворное. Одновременно Прохоров подослал ее ко мне. Цель - переключить наше внимание на Семенова, мертвого Семенова, как они полагали, и все свалить на него. Этого прохвоста, когда он выйдет из больницы, немедленно арестовать. Через него надо выйти на торговцев гашишем. Дело это очень важное и опасное.

- И особое.

- Правильно. И особое. Им займемся отдельно. Скорей всего, не вы займетесь. Но ниточка потянется и отсюда, от Семенова. Важная ниточка, заметь.

Лобанов, сморщив нос, лукаво посмотрел на Сергея.

- Между прочим, интересное дело тебе в руки идет, а?

- «Интересное», это не то слово,- покачал головой Сергей и, нахмурившись, добавил: - Ну, об этом после. А пока вот еще что. Береги Горлину. Чтоб не утопили. Вина ее пустяковая. Но сейчас ее будут топить. Все. И Прохоров, и Звонков, и Банкина. Увидишь.

Лобанов усмехнулся:

- Ты прямо как завещание оставляешь. Что кому из наследства. Не беспокойся. Все будет в лучшем виде. Неохота только, чтобы ты уезжал. Вот что.

- Да, бросать тебя на произвол судьбы, конечно, рискованно,- озабоченно вздохнул Сергей.

- Но, но, но! - возмутился Лобанов.- Не очень-то заноситесь, товарищ подполковник! Я и без вас…

Сергей рассмеялся:

- Ну слава богу! Вот таким я тебя уже люблю! Кстати, и себя, я наследством не обошел.- Он нахмурился.- В Москве уланку дело Федорова. Во что бы то ни стало улажу. Оно мне, знаешь, спать не дает. Честное слово.

Они зашли в кабинет и успели еще выпить по стакану чаю из термоса, когда в дверь постучали.

- Да! - крикнул Сергей, сразу меняясь в лице.

На пороге появился разгневанный Сорокин в своей серой каракулевой шапке и сером пальто.

- Можно?

- Даже нужно,- откликнулся Сергей, выходя из-за стола.

Сорокин торопливо подошел, протягивая руку

- Это черт знает что, товарищ Коршунов! Тут недоразумение какое-то! Меня вдруг вздумали…

Но рука его повисла в воздухе.

Сергей тяжелым взглядом смерил вошедшего и, отметив про себя, что Лобанов стоит правильно, сухо спросил:

- Как вы предпочитаете, чтобы вас именовали, Сорокин или Прохоров?

Вздрогнув от неожиданности, тот попытался отскочить назад, но наткнулся спиной на Лобанова. В кабинет вошли еще двое сотрудников. У одного из них в руке был портфель Сорокина.

Сергей продолжал, словно ничего не произошло:

- Пожалуй, лучше именовать вас по старой фамилии. Не возражаете? А как достали паспорт на имя Сорокина и устроились с ним на работу, объясните позднее. Вы вообще большой мастер по паспортам, Прохоров. Садитесь. Разговор будет длинный.

Прохоров не пошевелился. Широкое лицо его словно окаменело. Только из-под густых бровей ненавидяще смотрели на Сергея глаза.

- Значит, нашли девчонку?…

- Нашли. И Звонков, к счастью, ничего не успел сделать. Да, Прохоров. Больше всего вы боялись, что мы найдем ее. Только Нина знала вашу новую фамилию. Для всех остальных здесь вы были Прохоров. Поэтому вы подослали Банкину. А когда почувствовали, что не сбили нас, тогда пришли сами. Это была наглость, Прохоров. Правда, вы учли, что Нину мы еще не нашли и, кто такой Сорокин, не знаем… И говорили вы о ней сущую правду. Поэтому наша проверка ничего бы не дала. Но вы допустили один маленький просчет,

Сергей заметил, как плотно сжатые губы Прохорова чуть искривила усмешка, но глаза его по-прежнему зло и неотрывно смотрели ему в лицо.

- Да, просчет,- подтвердил Сергей.- Я кое в чём усомнился. И проверил. Сотрудники милиции там, в Москве, ничего не говорили вашим сослуживцам о Борске, где якобы задержана Горлина. Ну, а дальше узнать, кто такой Сорокин, было уже нетрудно. И без Горлиной. И мы узнали. Все до конца узнали, Прохоров. Так что садитесь. Я же вас предупреждал, что разговор будет длинный.

1966-1967 гг.

Глава 1 ПОСЛЕДНИЙ ПРИВЕТ ОТ ДЯДИ

Голос в трубке был удивительно приятный, и Лобанов каждый раз ловил себя на мысли, что ему хочется продлить короткий служебный разговор. Интересно, какая она, этот палатный врач городской больницы? Кажется, совсем молоденькая. И всегда она почему-то смущается, когда говорит с Лобановым. И, конечно, улыбается. Ведь он обычно шутит. А смущается она, вероятно, потому, что знает: он работник уголовного розыска, и ей нельзя рассказывать больному Семенову об этих звонках.

Лобанов звонил ей чаще, чем требуется, это точно. И при этом неизменно поругивал себя. «Тебе что, восемнадцать лет? - ворчал он.- Что это за романы по телефону? - И тут же со странной горечью насмешливо возражал: - Никаких романов, товарищ майор. Как можно? Долг, так сказать. Служебный долг, только и всего». И при этом мелькала мысль, что следовало бы съездить в больницу и своими глазами посмотреть, что там и как. Ведь Семенова, как только он выздоровеет, придется немедленно арестовать: он связан с опасным преступлением - торговля наркотиком - гашишем. Этой мерзости никогда не было у них в городе. И не будет. А от Семенова ниточка тянется куда-то, по ней предстоит еще пойти, осторожно, чтобы не оборвать, и добраться до ее конца. Непременно добраться. Вернее, это будет не конец, а начало. Оттуда тянется не одна ниточка, и не только к Семенову, это уж точно. Там главный преступник, там самое опасное. Но пока что путь к нему только через Семенова. И поэтому за Семеновым надо смотреть в оба глаза. Особенно пока он в больнице.

В этом месте Лобанов прервал свои размышления и. усмехнулся: «Ведь для этого тебе самому вовсе не надо ехать в больницу, старик. Смотрят там и без тебя, по твоему же приказу, кстати».

- Наталья Михайловна? Доброе утро. Все тот же Лобанов вас беспокоит. Как сегодня наш подопечный?

- Мне бы хотелось, чтобы он меньше нервничал. Это замедляет выздоровление.

- А как же не нервничать? Ему же предстоит скоро разлука с вами. Тут, наверное, каждый занервничает.

- Представьте, все другие только об этом и мечтают.

Как она стала бойко отвечать ему!

- Не могу представить. Самому надо испытать. И когда же его ждет этот удар, как полагаете?

- Дня через два-три, вероятно. Он должен окрепнуть.

«Улыбается. Наверняка улыбается сейчас».

- Значит, встает, ходит?

- Ну конечно. Я же вам уже говорила.

- Да, да, действительно.

Лобанов рассердился на себя и поспешно закончил разговор. «Идиотом каким-то кажусь. Впрочем, идиот и есть. Амуры разводить вздумал на старости лет». И без всякой видимой связи неожиданно подумал: «Хоть бы одним глазом взглянуть на нее, что ли».

Если бы еще недавно ему кто-нибудь сказал, что он будет способен на такое мальчишество, он бы даже, наверное, не рассердился: на подобную нелепость сердиться было просто невозможно. Черт возьми, если кто-нибудь узнает. Например, Коршунов. Или, хуже того, Гаранин. Сергей поднимет на смех, это уж точно. А Костя - он только посмотрит, но так, что готов будешь провалиться сквозь землю. Впрочем, все это чепуха. О чем им узнавать? Что Саше нравится чей-то голос! Ну и что? По радио он тоже с удовольствием слушает разные приятные голоса. Но этот довод показался не очень убедительным.

Лобанов не раз задумывался, обычно по ночам, когда не спалось, или в редкие дни отдыха, о том, как это случилось, что он, такой общительный, веселый, энергичный человек, и в общем, видимо, не глупый, остался холостяком. Конечно, были встречи, были увлечения, но перед последним шагом Сашу вдруг неизменно охватывали смятение и тревога.

Лобанов покосился на телефон. Так просто снять трубку, еще раз набрать номер и услышать… Что-то есть в том голосе странное, совсем необычное, чего другие, наверное, просто не замечают. Как будто каждое человеческое ухо и каждая душа настроены на свою, особую звуковую волну, которая только и может заставить вдруг замереть сердце. И тогда кажется, что нечем дышать.

Ну, это уж слишком. К черту! Лобанов досадливо нахмурился и потянулся к лежавшим на столе сигаретам.

В этот момент в кабинет вошел молчаливый, подтянутый Храмов, его заместитель, и Лобанов настороженно взглянул на него, словно тот мог подслушать его мысли.

Храмов коротко и невозмутимо доложил:

- Пришел ответ из Ташкента. От Нуриманова. Семенов там действительно жил и работал. Три года. Потом исчез.

- Ну что ж. Ташкент - это то, что надо. Через два дня Семенов расскажет нам обэтом подробнее, надеюсь. И как жил, и как работал. Через два дня, Коля. Понял?

Храмов сдержанно усмехнулся.

- А пока что,- продолжал Лобанов, хмуря свои пшеничные Орови, и на круглом улыбчивом его лице проступила озабоченность,- пока что требуется одно: полная изоляция от внешних… влияний, что ли. Володя на месте?

- Так точно.

- Значит, все связи Семенова в городе оборваны. Сестра навещает?

- Нет.

- За два месяца ни разу не навестила! А ведь отношения хорошие, даже очень хорошие. Странно…- задумчиво покачал головой Лобанов.

- Племянница раза три приходила. С передачей. Вчера была.

- А виделась с ним?

- Нет.

- Передачу проверили?

- А как же. Жаткин смотрел.

- Ну и что?

Храмов удивленно взглянул на Лобанова:

- Нормально.

- Да, да, он ведь докладывал,- махнул рукой Лобанов, досадуя на свою забывчивость, затем, подумав, спросил: - А кто такая эта племянница?

- Школьница. В девятом классе. Скромная девчушка, тихая. Видел я ее.

- Гм… А мать, кажется, живет… весело. А?

- Так точно.

- В какой школе девочка учится?

- В четырнадцатой.- И, чуть помедлив, Храмов добавил: - Где мой Толька.

- Ну, твой еще в третьем.

- Так точно.

- Ох, и парень у тебя. Умора одна. - Лобанов с улыбкой покачал головой.- Встретил его вчера. Просто умора,- повторил он.

- Из школы шел?

- Ага. Одну важную вещь мне сообщил. Спрашиваю: «Ну, как, старик, дела на работе?» - «А, дела! - говорит.- Отвлекаюсь».- «С кем за партой-то сидишь?» - «А, сижу!… С девчонкой».- «Что, - спрашиваю,- не уважаешь?» Так он мне, представляешь, говорит: «Деформировались девчонки, даже фартуки перестали носить». Деформировались, а? - Лобанов рассмеялся.

Храмов покачал головой и озабоченно произнес:

- Начитанный невозможно. Не знаешь иной раз, что и отвечать.

- Да, пошел народец,- ухмыляясь, согласился Лобанов и добавил: - А некоторые девчонки действительно деформировались. Это надо иметь в виду. Как фамилия сестры-то?

С лица Храмова стерлась улыбка, и он с обычной сухостью ответил:

- Стукова Нинель Даниловна.

- А она, часом, в Ташкенте не жила?

- Можно узнать.

- Надо узнать,- поправил его Лобанов.- И когда пода, в Борек, приехали. И где муж. Словом, все надо узнать. Дочку-то как зовут?

- Валентина.

- А по батюшке?

- Узнаем.

- Вот, вот. В случае чего… понимаешь?

- Так точно.

«С ним работать можно»,- удовлетворенно подумал Лобанов. И неожиданно представил, как сидит за завтраком семья Храмовых. Ведь он всех их знал, и бабушку тоже. И статную красивую жену Храмову Зину - костюмершу городского драмтеатра, на которую заглядываются все мужчины, но которая беззаветно любит своего неразговорчивого Николая. Хотя однажды… Да, все было в этой семье, и все, между прочим, она выдержала. И Николай вел себя, говорят, в той истории, как надо. И осталась семья, и все как будто наладилось. Жизнь… Течет, катится через омуты и мели. Лобанов невольно вздохнул и вдруг подумал, что он, наверное, тоже все бы перенес, все бы сохранил.

- Ну, я пойду,- сказал Храмов.

Лобанов кивнул в ответ.

Оставшись один, он принялся рассеянно перебирать бумаги,, требующие его подписи, и никак не мог сосредоточиться.

Лобанов досадливо отодвинулся от стола, прошелся по небольшому кабинету наискосок - от угла продавленного дивана возле двери до сейфа, стоявшего за столом, рядом с креслом, потом подошел к окну.

По улице медленно, робко шла весна. Мокрый, выпавший ночью снег еще лежал, как отсыревший сахар, на крышах, карнизах, во дворах, тяжело цеплялся за голые ветви деревьев, но мостовая уже была исполосована темными, неровными колеями, из-под колес машин и троллейбусов летели грязные брызги, а на тротуарах снег был и вовсе истоптан, превратился в жирную грязь. В зябком воздухе висел белесый туман. Стены домов сочились сыростью. Весна… Еще одна весна в этом городе…

Лобанов вернулся к столу и с особым усердием, словно стараясь отвлечься от чего-то, принялся за бумаги, про себя удивляясь этой минутной тишине в своем кабинете, когда никто почему-то не врывается, не звонит телефон, не сваливаются одно за другим неожиданные происшествия и неприятности.

И в этот самый миг, как будто торопясь исправить случайную оплошность, к нему без стука вбежал раскрасневшийся Володя Жаткин, в распахнутом пальто, с болтающимся на тонкой шее кашне, держа в руке пушистую, совсем новую кепку:

Едва успев прикрыть за собой дверь, он подскочил к столу и, тяжело дыша, возбужденно произнес:

- Александр Матвеевич, начинается… Вот!…

Он почти бросил на стол бланк телеграммы.

- Изымаем с разрешения прокурора… почту Семенова…- словно оправдываясь, проговорил он, все еще не в силах отдышаться.- И вот. Смотрите. Телеграмма!

- Это я и сам вижу, что телеграмма,- улыбнулся Лобанов.- Да ты садись.

- Вы только прочтите, прочтите! Я-то сяду,- взмолился Жаткин, тяжело опускаясь на стул.

Лобанов развернул телеграмму. «Шестнадцатого вечером встречай привет дядя».

- Та-ак… Выходит, дождались.- Лобанов поднял хмурые глаза на Жаткина.- Шестнадцатое, между прочим, завтра.

- Телеграмма - вы видите? - из Ташкента,- торопливо доложил Жаткин.- А поезда оттуда через день. И завтра как раз приходит. Тридцать восьмой. И как раз вечером. В двадцать один тридцать.

- Оттуда, может, и самолет вечером приходит.

- Так ведь прошлый раз они поездом ехали.

- Вот именно. За дураков-то их не считали. Погоди.

Лобанов позвонил Храмову.

Через пять минут в кабинете собрались сотрудники. К этому времени Жаткин успел выяснить, что каждый вечер, в двадцать ноль-ноль, действительно прибывает самолет из Ташкента, и по утрам, кстати, тоже. Так что указание в телеграмме вечера было в этом случае необходимо. Впрочем, утром, оказывается, приходил и поезд, на котором, с пересадкой правда, тоже можно было добраться из Ташкента в Борек. На этот поезд указал один из сотрудников.

- Словом, без Семенова мы никого не встретим, - заключил Лобанов.- Авось врачи нам завтра вечером одолжат его на часок.

Тут он невольно подумал о враче, который должен был «одолжить» Семенова, и голос его чуть заметно дрогнул. Впрочем, никто из присутствующих этого не заметил.

Было решено, что разговор с Семеновым состоится завтра утром. Прямо в больнице. И вполне естественно, беседовать с Семеновым должен был сам Лобанов. Слишком важной была эта беседа, слишком много зависело от ее исхода. Ведь Семенов мог, для вида даже согласившись помочь, затем объявить, что не обнаружил приехавших. А те первыми к нему никогда, конечно, не подойдут. В этом случае ниточка оборвется навсегда. Больше уже к Семенову никто не приедет.

Храмову и еще двум сотрудникам было поручено к концу дня собрать дополнительные сведения о Семенове, все, какие возможно, а Жаткину - о сестре и племяннице.

- Проверь, кстати,- сказал ему Лобанов,- не получала ли и сестрица в эти дни сигнала из Ташкента. Письма, телеграммы. Всюду проверь как надо. Ясно?

- Ясно, Александр Матвеевич,- нетерпеливо ответил Жаткин.- Я пойду. Разрешите?

- Все могут идти. А ты, Храмов, обожди.

Когда они остались одни, Лобанов, закурив, сказал:

- Давай еще раз уясним ситуацию. Значит, Семенов впервые получил чемодан с гашишем в январе. Привезли двое. Одного звали Иван. Имя второго неизвестно. По виду узбек. Приехали, видимо, из Ташкента. Поезд был оттуда. Сейчас и телеграмма оттуда. Так что сходится. Тех двоих мы не нашли. Но чемодан конфисковали. Недостающий там гашиш отдал Сенька, карманный вор. Семенов поручил ему продать это на рынке. Помнишь?

Храмов молча кивнул.

- Сенька никого, кроме Семенова, не знает,- продолжал, откинувшись на спинку кресла и неторопливо покуривая, Лобанов.- Значит, ниточка тянется к нам сюда из Ташкента, и на конце ее только Семенов. Пока все ясно, а?

- Так точно,- подтвердил внимательно слушавший Храмов.

- Вполне вероятно, что завтра приедут те же двое. Их, между прочим, может узнать не только Семенов, но и Тамара, его бывшая подружка, так сказать. Как думаешь?

- Ее судили. Она уже в колонии. Этапировать не когда,- покачал головой Храмов.

- Да, верно,- согласился Лобанов.- Тем более что может приехать и кто-нибудь другой, кого она не знает, а Семенов знает. Итак, остается он, один он. Все правильно.

- Надо сегодня бы с врачом договориться,- предложил Храмов.- И место для беседы найти. Может, съездить?

- А ты с ней знаком?

- Так точно.

- Ну… и как она?

- Женщина симпатичная,- равнодушно ответил Храмов, удивительно равнодушно, как показалось Лобанову.- Молодая еще, конечно,- добавил Храмов, не то осуждая, не то сомневаясь в чем-то. - Так кто же поедет? - спросил Лобанов.- Ты или я?

Храмов посмотрел на него слегка удивленно. Он не привык, чтобы его деловитый и решительный начальник колебался в таких простых вопросах. Лобанов поймал этот удивленный взгляд и, хмурясь, сказал:

- Сейчас мы с ней договоримся.

Он снял трубку и поспешно, будто прогоняя охватившее его на миг смущение, набрал нужный номер.

К телефону подошел сначала кто-то другой, и только потом раздался знакомый голос.

- Наталья Михайловна, тысячу извинений, это снова Лобанов вас беспокоит,- бодро, пожалуй даже слишком бодро, произнес он, искоса взглянув на спокойно курившего Храмова.- Тут несколько изменились обстоятельства. Хотелось бы вас повидать. Да и… в общем повидать,- сбивчиво и сердито закончил он.

- Меня или больного?

«Улыбается. Конечно, улыбается, черт возьми».

- Сначала вас, а потом его, завтра.

- Ну что ж, приезжайте. Только до четырех, можно?

- Постараюсь. А вы… так рано уходите?

- Нет. Мы вообще до шести. Но сегодня… Мне надо за сыном зайти, в детский сад:

- Понимаю, понимаю,- торопливо произнес Лобанов.- Ну конечно.

Он медленно опустил трубку, ощущая какую-то непривычную горечь в душе, и мстительно подумал: «Вот так. У всех сыновья. Все правильно». И сказал Храмову:

- За сыном идет, в детский сад.

- Кто? - не сразу понял тот.- Врач?

- Не я же,- буркнул в ответ Лобанов и неожидан но подумал, что, пожалуй, с удовольствием пошел бы в детский сад за своим сыном. Интересно, какой бы у него был сын? Но он тут же прогнал эти глупые, не к месту пришедшие мысли и деловито добавил: - Просит приехать до четырех.- Он посмотрел на часы.- А сейчас уже без четверти два.

В этот момент зазвонил внутренний телефон, и Лобанов рывком снял трубку.

- Слушаюсь, товарищ комиссар. Буду.

- Через полчаса совещание у него,- с непонятным облегчением объявил он Храмову.- Поедешь сам. Узнай, как себя ведет, когда завтра нам приехать, где лучше побеседовать и можно ли будет его завтра вечером забрать на часок. Или нет, о вечере ничего не говори, а узнай… Когда Храмов, наконец ушел, удивляясь про себя странной нервозности начальника и объясняя ее исключительно тем, что предстоит им завтра, Лобанов решительно убрал в сейф бумаги со стола, еще раз взглянул на часы и отправился к дежурному.

- Вызывай по спецсвязи Москву. Коршунова. Быстренько.

Москва ответила почти мгновенно, а еще через минуту к телефону подошел Коршунов.

- Телепатия,- засмеялся он.- Я как раз собрался звонить тебе. Какие новости, старик? Ты же без этого не позвонишь.

- Получили привет от дяди. Завтра вечером будем брать племянников. Но перед этим…

Коршунов слушал внимательно, не перебивая, не задавая вопросов, позволяя выговориться до конца, и именно так, как хотелось бы собеседнику. Он даже чуть помедлил с ответом, ожидая, не сообщит ли Лобанов что-нибудь еще, и только потом сказал:

- Ну что ж. Итак, начинаем, старик, новое дело. Очень серьезное. Пора добираться до дяди. А то все на племянников натыкаемся. Но ты что-то слишком волнуешься, по-моему. Что у тебя там еще случилось?

Лобанов смущенно кашлянул. Это же надо! Свои тут ничего не заметили, а этот из Москвы что-то учуял.

- Согласно вашим указаниям жениться надумал, - грубовато пошутил он.- А она не согласна.

Вопреки ожиданию, Коршунов шутки не принял.

- Тогда понятно,- коротко ответил он и перевел разговор на Семенова.- Держи меня в курсе. Дело серьезней, чем ты думаешь, старик.

Лобанову нестерпимо захотелось расспросить подробности. Выходит, Коршунову известно что-то такое, чего не знает он сам? Но пришлось проститься: у комиссара уже начиналось совещание.

«Итак, начинаем новое.цело,- думал Лобанов, шагая по коридору,- «снова вышли на тропу войны»,- вдруг пришли ему на память слова из давно забытых, в детстве когда-то читанных книг.

Утром пошел дождь, первый дождь в этом году унылый, мелкий и холодный, при котором все вокруг выглядит нудным и противным: и низкое, серое небо, и придавленные им, тоже как будто посеревшие дома, и поникшие, голые деревья в скверах, и грязный снег под ногами.

Лобанов приехал в больницу невыспавшийся и сердитый. Накануне они допоздна совещались в отделе. Да и предстоящий разговор, с Семеновым казался сейчас Лобанову не столько трудным, сколько неприятным. Снова видеть его самоуверенную физиономию, слышать истерический, наглый крик. «Черт бы тебя побрал вместе со всеми твоими дядями и племянниками,- раздраженно думал Лобанов, выбираясь из машины.- Ну, погоди у меня». Ночью, в который раз обдумывая эту встречу, он наметил как будто неплохой план, даже, как ему тогда показалось, остроумный. Но сейчас, в это хмурое, сырое утро, Лобанова вдруг что-то забеспокоило, что-то не учтенное им в этом предстоящем разговоре и пока совершенно неуловимое.

Он оставил машину у ворот и пошел мимо мокрых, серых корпусов больницы с крупными белыми номерами на торцовых стенах, которые тоже одним своим видом навевали уныние. В окнах бледно-желто горели лампы, словно напоминая, что пасмурное, сумрачное это утро еще не утро и вообще никакого утра не будет и дня не будет тоже. Ночью Лобанов успел себя не раз отругать за мальчишеские волнения с телефоном и теперь был полон к себе насмешливого презрения.

Но вот показался наконец седьмой корпус.

Лобанов свернул к нему по асфальтовой дорожке и позвонил у облупленной, дощатой двери.

Через несколько минут он уже шел по длинному коридору второго этажа, в халате, накинутом на плечи, следом за толстой пожилой няней. В палатах больные кончали завтракать, и ходячие помогали уносить грязную, посуду; из-под серых байковых халатов у них болтались белые тесемки кальсон. Молодые, кокетливые сестры в белоснежных шапочках и коротеньких, тщательно отглаженных халатиках озабоченно сновали мимо Лобанова, бросая на него быстрые, любопытные взгляды. Навстречу прошел высокий седой человек в халате. Его почтительно сопровождала целая свита врачей и сестер.

«Профессор», - решил Лобанов.

В это время нянечка, тяжело переваливаясь и запыхавшись, подвела его к двери ординаторской и уважительно, со значением произнесла:

- Тута они все.

Лобанов толкнул дверь.

Он сразу узнал палатного врача Семенова, вернее сразу угадал, что это она, и, обойдя всех других - а врачей в комнате было человек шесть или семь,- подошел к белокурой женщине, что-то писавшей за столом. Шапочка ее лежала рядом, и пепельные короткие волосы падали на лоб. Она их нетерпеливо отбросила, подняв голову, когда к ней подошел Лобанов.

- Здравствуйте, Лобанов,- коротко произнес он.

Она поднялась и с улыбкой протянула руку:

- Здравствуйте. Волошина.

Коротенький халатик, без единой складки облегавший ее стройную фигурку, детские ямочки на щеках и смущенный взгляд больших серых глаз показались Лобанову неуместными. «Как она только мужиков лечит?» - с неожиданным раздражением подумал он.

- Так вы хотели бы поговорить с больным Семеновым?

- С вашего разрешения.

- Мы вчера договорились об этом с вашим товарищем,- снова улыбнулась Волошина.- И комнату приготовили. Пойдемте.

Она торопливо сложила бумаги в старенькую папку с тесемочками и направилась к двери. «Просто девочка какая-то»,- неодобрительно подумал Лобанов, следуя за ней.

- Наталья Михайловна, вы скоро вернетесь? - окликнула ее одна из врачей.- Меня беспокоит вчерашняя кардиограмма Осипова. Вы обещали посмотреть.

- Да, да, я сейчас.

Она порывисто открыла дверь.

Теперь они шли рядом по коридору, и Лобанов казался себе страшно неуклюжим рядом с этой легкой, Маленькой женщиной в белом халате, с перепутанными светлыми волосами. Ему все время казалось, что она сейчас убежит от него, спрячется или, подняв голову, лукаво улыбнется, и он не будет знать, что тогда делать.

С Волошиной все время здоровались - то больные, то санитарки, то сестры, и она отвечала приветливо, но всем по-разному. И Лобанов старался угадать ее отношение к каждому. Но он успевал только подумать: «Любит… не любит… любит…». И, неожиданно смутившись, бросил это занятие. С каждой минутой молодая женщина нравилась ему все больше. «Храмов, в общем, прав, она симпатичная»,- сдержанно, почти строго сказал он себе. И все же чувствовал себя Саша как-то непривычно скованно рядом с ней и, сердясь на это, с напускной беспечностью спросил:

- Ну и как, успели вы вчера за сыном?

Волошина подняла голову, откинув рукой прядку волос со лба, и улыбнулась.

- Представьте, опоздала. Тяжелый больной поступил.

- Получили выговор?

- Еще какой! Вовка у меня очень строгий. Когда я прибежала, он уже сидел одетый, в пальто; шапке; и говорит мне: «Тебя удовлетворяет такая ситуация? Лучше бы Валя за мной пришла».

Оба рассмеялись, а Лобанов спросил:

- Это старшая сестренка?

- Нет. Валя на нашей площадке живет. Большая девочка. Но с Вовкой очень дружит.

- Скажите,- вдруг спросил Лобанов.- Почему Семенов сначала поступил в другую палату, а потом его перевели к вам?

Они уже стояли около какой-то двери, и Волршина нажала ручку, чтобы войти.

- Почему? - Она подняла голову, привычно откинув светлую прядку со лба.- Сестра его меня попросила. Мать этой самой Вали. У вас ему, говорит, лучше будет.

Лобанов насторожился.

Он не мог бы объяснить, почему задал свой последний вопрос. Это произошло непроизвольно, сработала годами воспитанная в нем чисто профессиональная способность увязывать, сопоставлять самые туманные намеки, самые, казалось бы, далекие факты. В данном случае как-то неожиданно, видимо, сцепились между собой у него в мозгу три в разное время отмеченных им обстоятельства: Семенова перевели в другую палату, к Волошиной; девочка Валя живет с ней на одной площадке, а ведь так зовут и племянницу Семенова; наконец, какая-то нотка особой озабоченности в голосе Волошиной, когда та говорила ему по телефону о состоянии здоровья Семенова..

Ответ Волошиной, однако, обеспокоил его. Хотя, казалось бы, он мог быть доволен своей проницательностью. «Этого еще не хватало»,- подумал Лобанов и сказал:

- Заботливая же у него сестра. Наверное, часто навещает?

На этот раз Волошина взглянула на него, строго и, как ему показалось, даже обиженно:

- Вы же сами запретили навещать этого больного. И я никому не разрешала.

Теперь улыбнулся Лобанов:

- Но ведь могли же вы сделать исключение? Или не вы, а другой врач, допустим. Вы, кажется, исключений никому не делаете.

- Почему же? Когда можно, делаю.- Она открыла дверь и добавила - Заходите. Здесь у нас дежурят ночные сестры.

Комната оказалась небольшой, светлой и очень чистой. Лобанов огляделся. У стены стоял маленький белый столик, над ним висело круглое зеркальце, за которое была засунута веточка мимозы, напротив стоял высокий топчан, застеленный простыней, у окна - стеклянный шкафчик с лекарствами и инструментами; два белых стула дополняли обстановку.

- А вы были раньше знакомы с Семеновым? - вернулся к прерванному разговору Лобанов, придвигая к столику один из стульев, стоявший возле окна.

- Нет, не была. Я вообще-то мало знаю Нинель Даниловну, - сдержанно ответила Волошина.- Иногда одолжишь луковицу, соль. И она тоже. Ну, вот еще дети…

Лобанов сразу уловил перемену в ней и очень серьезно сказал:

- Вы извините меня за эти расспросы. Но тут не простое любопытство. Семенов замешан в опасном преступлении, И у нас не очень хорошие сведения о его сестре.

Волошина взглянула на него удивленно и встревоженно.

- Что вы говорите?! - Она даже закусила в испуге губу.- В преступлении?

- Да.

- Какой ужас! Но сестра… по-моему, она ничего не знает. Она так живет… беззаботно. А Валя… она очень хорошая девочка. Уверяю вас.

- Один мой приятель,- улыбнулся Лобанов,- из третьего класса, говорит, что девчонки совсем деформировались, даже фартуки не носят.

Волошина тихо рассмеялась.

- Нет,- сказала она покачав головой - Валя не деформировалась.

- Я почему-то вам во всем верю,- тоже тихо сказал Лобанов.

- Правда?

Она казалась удивленной.

- Правда.

- Так… я позову Семенова?

- Подождите. А как, по-вашему, его сестра, не деформировалась?

- Она мне не нравится,- просто ответила Волошина.- Я не знаю почему. Вернее… Но ведь вы сами ее знаете.

- Не очень,- вздохнул Лобанов.- Следовало бы больше. К ней, кажется, приходит много людей?

- Я их не знаю.

- И бывает очень весело, говорят?

- Не знаю,- сдержат» ответила Волошина. Я не люблю сплетничать. Пожалуйста, не спрашивайте меня о ней, ладно?

Лобанов нахмурился:

- Я тоже не люблю сплетничать. Но вы говорите «сплетничать», а имеете в виду совсем другое. Правда?

Волошина опустила глаза:

- Правда…

- Вы думаете, что это нехорошо, это… непорядочно, что ли, рассказывать мне о другом человеке и тем, может быть, приносить ему вред. Так ведь? - Лобанов незаметно разгорячился.- И получается, что я вас толкаю на эту непорядочность.

Она посмотрела на него открыто и твердо.

- Да, так получается. И я этого не хочу.

- Но это же не так! Вы же… вы же понимаете, о чем и о ком Я вас спрашиваю. Значит, и моя работа непорядочная? Найти преступника, найти вора, убийцу, насильника или… отравителя, например?

- Ну что вы! - в испуге воскликнула она.

- А как же я его найду, один? - все больше горячась, продолжал Лобанов.- Как, же я его найду, если мне не помогут те, кто знает хоть самый маленький кусочек пути к нему? А ведь, как правило, это очень сложный путь, он проходит и через другие города, через десятки людей, самых разных, плохих и хороших, которые что-то знают, что-то видели. Нет, вы не правы. Если бы вы были правы, я, например, не мог бы уважать свою работу. А я ее не только уважаю, я ее люблю и считаю нужной, очень нужной, пока существуют такие люди, которые… Вот если бы вы хоть раз видели тех, кого ограбили, если бы вы видели родных убитого, его жену, его детей, если бы вы видели их слезы, вы бы… Я вам точно говорю, вы бы все сделали, вы бы землю перевернули, чтобы найти того, кто причинил такое горе. А я все это видел. И каждый раз это как будто мое собственное горе…

- Да, вы, конечно, все это видели,- прошептала Волошина, не спуская с Лобанова широко открытых глаз.- И я не права… сейчас.

- Ну ладно,- махнул рукой Лобанов.- Я, кажется, очень много наговорил. Извините меня.

- Нет, нет. Просто я вас… обидела. Я понимаю. Это вы меня извините.

- Ну что вы!…

Они посмотрели друг на друга и неожиданно улыбнулись, словно каждый понял гораздо больше, чем было сказано, понял, кажется, даже то, что другой только подумал, только на какой-то миг ощутил, и от этого в глазах у них вдруг мелькнула неясная тревога.

Волошина провела рукой по лбу и неуверенно сказала:

- Я позову Семенова, хорошо?

- Да, позовите. А потом… мы еще увидимся?

Она улыбнулась:

- Если вам что-нибудь потребуется узнать.

- А если мне что-нибудь потребуется понять?

Она кивнула:

- Тогда тоже…

И поспешно вышла из комнаты.

Лобанов медленно огляделся, словно соображая, как он попал в эту незнакомую комнату.

Хмурясь, он прошелся из угла в угол, придерживая рукой наброшенный на плечи халат, потом опустился на стул. Надо было собраться с мыслями, надо было многое вспомнить. Сейчас войдет Семенов. От этого разговора многое зависит. «Дело серьезней, чем ты думаешь»,- вспомнил он слова Коршунова и неожиданно улыбнулся.

В дверь постучали.

- Войдите! - крикнул Лобанов.

Улыбка мгновенно исчезла с его лица, оно стало замкнутым и сосредоточенным.

В кабинет вошел Семенов. О, это был уже совсем не тот цветущий и самоуверенный человек в модном пальто и дорогой пушистой шапке, который появился однажды в кабинете Лобанова, и совсем не тот расторопный, лукавый и услужливый заведующий галантерейным ларьком, каким видели его на рынке. Когда-то полные, румяные щеки Семенова обвисли и побледнели, заросли светло-рыжей щетиной, глаза ввалились и смотрели тоскливо и как-то отрешенно. Серый больничный халат с зелеными обшлагами, который он придерживал, чтобы не разошлись полы, висел на нем как на вешалке, мятый и испачканный на груди; видимо, Семенов ел неряшливо и торопливо. Белые с синими прожилками ноги еле волочили спадавшие тапочки, и тесемки кальсон болтались вокруг них как-то сиротливо и жалостливо. Вся фигура Семенова выражала уныние.

Увидев Лобанова, он растерянно остановился. Видимо, встреча эта была для него неожиданной.

- Садитесь, Семенов, чего же вы,- пригласил Лобанов, внимательно и почти сочувственно оглядывая его.

- Да, да, конечно… - пробормотал Семенов. Шлепая тапочками и судорожно запахивая халат, он приблизился и тяжело опустился на стул.

- Итак, Петр Данилович, опасность миновала, и вы почти выздоровели,- сказал Лобанов. - Это, знаете, просто чудо. Ведь положение ваше было ой-ой какое.

- А, - вяло махнул рукой Семенов.- Мне уже все равно. Сами видите, инвалидом стал.

- Да, отравление было тяжелым, что и говорить. Вы догадываетесь, кто это сделал?

Семенов горько усмехнулся.

- Конечно. С вами,- он сделал ударение на этом слове,- я могу быть откровенен. Это Тамарка, сволочь, голодранка, которую я… почти любил. Только подумайте!…

- А почему она это сделала, вы тоже догадываетесь? - быстро спросил Лобанов.

- Как же не догадываться,- зло усмехнулся Семенов.- Очень даже догадываюсь. И я ее теперь…

- Вы ее теперь долго не увидите,- в свою очередь

улыбнулся Лобанов.- Она осуждена.

- Правильно! Судить! Всех! - мстительно воскликнул Семенов, стукнув по колену худым, белым кулаком, и дряблые щеки его порозовели.- Всех судить! И меня! Пожалуйста! И меня! Но и других тоже!…

В уголках его тонких, дрожащих губ запеклась слюна.

- Других надо еще поймать, изобличить,- заметил, Лобанов.- Вот, например, задержали мы Сеньку.

- Мелочь…- презрительно пробормотал Семенов.

- Конечно,- согласился Лобанов.- Но давайте, Петр Данилович, говорить откровенно. Вам ведь терять нечего. И вам все равно, как вы сказали.

Семенов настороженно и опасливо взглянул на Лобанова, и тот подумал: «Нет, тебе, кажется, еще осталось что терять», однако все так же доверительно продолжал:

- В январе вы получили чемодан с гашишем. Мы его, между прочим, нашли и конфисковали.- При этих словах в тусклых глазах Семенова мелькнула злорадная усмешка.- Вам его привезли двое: Иван и еще один человек. Кто их прислал, Петр Данилович?

Задумчиво пожевав губами, Семенов пробормотал:

- Не знаю его…

- Но вы же должны были встретиться с ним хоть раз там, в Ташкенте?

- Не в Ташкенте,- покачал головой Семенов.- В Самарканде. И вообще это была не встреча, а так, случай…

Он на секунду умолк, горбясь и не отрывая взгляда от своих ног в больничных тапочках, потом глубоко вздохнул и тоскливо посмотрел на Лобанова.

- Ладно. Мне действительно теперь все равно. Вот как было дело.- Он снова опустил голову и глухо продолжал: - Однажды я прилетел в Самарканд в командировку из Ташкента…

«За теми самыми вазами, наверное,- подумал про себя Лобанов.- Жуликом ты уже и тогда был». И спросил:

- Когда это было, не помните?

Семенов ответил.

«Ну, конечно, за вазами ездил»,- удовлетворенно подумал Лобанов и попросил:

- Рассказывайте.

- Прилетел я, значит, в Самарканд, за день все свои дела сделал и на следующее утро приехал на аэродром, чтобы в Ташкент обратно лететь. А самолет задерживается. Я в ресторан зашел. Заказал что-то. Тут подсаживается ко мне человек. Ну, выпили. Разговорились. Еще выпили. И он мне свой товар предлагает…

«Удивительно, как они друг друга находят. Прямо-таки носом своего чуют,- подумал Лобанов.- Хотя в таком деле… случайному знакомому… так сразу…»

- Вы его раньше не встречали в Ташкенте или в Самарканде? - перебил он Семенова.

- Представьте, не встречал,- пожал плечами Семенов.

«Врешь, - тут же решил про себя Лобанов.- Не такой он дурак. И я, кстати, тоже».

- Значит, он предложил. А вы?

- Я отказался.

- Почему же?

- Как вам сказать…

- Как есть, Петр Данилович. Вернее, как было. Ведь мы же с вами условились.

- Да, да. Я ему сказал, что у меня сейчас нет свободных денег. К тому же из Ташкента уезжаю совсем, в другой город. Я сюда, в Борек, перебраться решил. Климат, знаете, там, в Ташкенте, ужасный. Я просто больной ходил. Чувствую, не могу…

«Ну, еще бы»,- насмешливо подумал Лобанов и, снова перебив, спросил:

- А какой из себя этот человек?

- Как сказать… лет за сорок, полный. Узбек, наверное. Зубы такие, знаете, острые, прямо волчьи зубы. И глаза… Страшноватый, в общем.

- Ну хорошо. Вы отказались. А он?

- А он говорит: «Уезжай, пожалуйста, Дай адрес только, пожалуйста. Гостем буду».- Семенов произнес это с каким-то издевательским акцентом…

- И вы…

- Дал…- упавшим голосом произнес Семенов.- До востребования, конечно…

- А не сестры адрес вы дали?

- Сестры?… Может, и сестры. Я уже не помню… Давно это было, знаете…- сбивчиво ответил Семенов, нервно потирая худые руки.

- Ну, пока неважно. Потом вспомните, если потребуется,- добродушно сказал Лобанов.- И что же он?

- Написал.

- И вы ответили?

- Не мог не ответить. Боялся.

- И тоже до востребования, конечно?

- Да, конечно.

- Как же его фамилия, имя?

- Фамилия?…- Семенов пробел бледной рукой по лбу.- Кажется, Борев… Нет, Борисов. Николай… Вот дальше забыл.

- Это узбек-то? - удивился Лобанов.

- Да… Вот так…- растерянно подтвердил Семенов.- Выходит, не узбек…

«Что-то ты, милый, путаешь,- подумал Лобанов.- Или тот путает…»

- Вы не думайте, я не вру.- Семенов прижал руки к впалой груди и с тревогой посмотрел на Лобанова.- Это точно, что Борисов.

- Ну хорошо, допустим. А что было потом?

- Потом? Прошло несколько месяцев. Я уже думал, что он забыл про меня. Обрадовался…

«Представляю себе эту радость,- саркастически подумал Лобанов.- Немалый барыш из рук-то уплывал».

- Как вдруг,- продолжал Семенов,- неожиданно приезжает от него человек. Тот самый Иван.

- Значит, вы в письме адрес сообщили?

- А что было делать? Он же потребовал. А я…

- Понимаю. Что же было дальше?

- Когда он приехал, у меня Тамара сидела. Они познакомились. Потом я ее и встречать послал. На вокзал. Когда они тот чемодан привезли. Я себя в тот вечер неважно чувствовал.

Лобанов усмехнулся:

- Будем уж до конца откровенны, Петр Данилович. Сами вы встретить побоялись. Вы же понимали, что преступление совершаете, причем преступление опаснейшее - торговля наркотиками, отравление людей. И потому лишний раз себя под удар ставить не захотели. Тамару на вокзал и послали. Так ведь?

Пока он говорил, Семенов сидел сгорбившись, низко опустив голову, с взъерошенными, седеющими волосами вокруг кругленькой лысины, и вздрагивал, как от озноба, в своем сером больничном халате, с видневшимися из-под него кальсонными тесемками, на которые он, видимо, все время наступал, потому что концы их были черные от грязи.

Но сейчас его вид уже не вызывал у Лобанова сочувствия. Он вспомнил тех двух мальчишек, которые по неведенью, из озорства и любопытства, купили у Сеньки гашиш, подумал, что бы с ними стало, если бы они его выкурили и потянулись бы за новой порцией, подумал об их семьях, об ужасе и отчаянии, которые там поселились бы после этого. Лобанову стоило немалого труда сдержать себя и тем же ровным, чуть насмешливым тоном закончить:

- Вы говорите: Сенька - мелочь. Вы для нас, извините, тоже мелочь. Нам нужен тот, Борисов, как вы его называете. И мы его найдем. Будьте уверены. С вашей помощью или нет, все равно. Вот только вам, Семенов, это не все равно.

- Я же понимаю, понимаю,- забормотал Семенов.- Пропади все пропадом. Мне бы только жить, дышать. Мне бы только выздороветь. А врачи… Разве это врачи?… Они ничего не гарантируют.

- И я вам ничего не гарантирую. Все решит суд. Но если хотите надеяться хоть на какое-нибудь снисхождение, надо его заслужить. Пока вы его ничем не заслужили. Хотите жить? Хотите дышать? Быть здоровым? А я хочу, чтобы жили, дышали, были здоровыми те мальчишки, которые купили у Сеньки вашу отраву! Мы их задержали. Но пока вас тут лечили, этот ваш Борисов…

- А кто он мне?! Брат, сват, компаньон?! - в от чаянии воскликнул Семенов.- Почему он мой?! Я его знать не знаю! Я его видеть не хочу!…

- Все верно, - согласился Лобанов, закуривая и ломая о коробок спичку.- Видеть вам его и не требуется.

Семенов дрожащей рукой вытер со лба испарину и упавшим голосом произнес:

- Что же я могу теперь сделать? Я ничего больше не знаю, я болен, я устал…

- Кое-что вы можете,- с ударением произнес Лобанов, делая короткую затяжку.- Например, вы можете сегодня вечером… встретить племянника от дяди.

Он ожидал испуга, удивления, думал, что Семенов вскрикнет от неожиданности. Однако ничего этого не произошло. Семенов лишь еще больше съежился и пробормотал:

- Да, да, да… конечно. Я так и знал…

«Неужели он знал? - с беспокойством подумал Лобанов.- Но это означает…» - И резко спросил:

- Откуда вы знали?

Семенов в испуге посмотрел на него и прижал бледные руки к груди.

- Это должно было случиться, должно… рано или поздно. Он же не знает, что меня постигло… такое не счастье. Он же не знает, что Тамарка, эта дрянь… и вообще он ничего не знает.

- Пожалуй,- недоверчиво произнес Лобанов.- Ну, а кто же приедет, Иван? Или… как звали второго?

- Карим…

- Но ведь никого другого вы не знаете?

Семенов задумчиво покачал головой:

- Не знаю…

- Ну вот, видите. А теперь прочтите.

Он протянул Семенову бланк телеграммы. Тот осторожно, с опаской развернул его и пробежал глазами текст один раз, второй, потом взгляд его остановился, стал сосредоточен, и Лобанов, внимательно наблюдавший за ним, понял, что Семенов сейчас что-то обдумывает, на что-то, возможно, решается.

- Где их надо встречать? - сухо спросил Лобанов.- И когда?

- На вокзале… поезд тридцать восьмой…

- Это точно? Вечером прибывает и самолет.

- Точно…

- Хорошо. Вы не откажетесь поехать на вокзал?

- Не откажусь,- тихо произнес Семенов, все еще не отрывая глаз от телеграммы, и вдруг встревоженно посмотрел на Лобанова.- А врачи… они пустят?

- Мы договоримся.

- Тогда я встречу… Мне теперь уже все равно…

- Нет, Семенов, вам не все равно. А теперь идите и отдыхайте. Мы за вами заедем.

Семенов тяжело поднялся, запахнул полу халата и, шаркая тапочками, понуро направился к двери.

Когда он вышел, Лобанов подумал: «А все-таки на аэродроме мы тоже приготовим встречу. И на квартире у тебя тоже. Да, да. Мало ли что может случиться».

Он встал, потянулся, неторопливо закурил и прошелся, по комнате. Потом взглянул на часы. Ого! Надо было действовать. И все еще раз обдумать с ребятами, все предусмотреть. Он неожиданно вспомнил, как еще боцман Трофим Приходько с «Архангельска» когда-то говорил им: «Моряк всегда моряк, и бури бывают всюду, братишки». Эх, Трофим, Трофим. Таких бурь даже ты не знал. Ну что ж. Пока что полный вперед! «Моряк всегда моряк»,- с удовольствием повторил он.

К вокзалу подъехали, когда совсем стемнело. Семенов, нахохлившись, сидел на заднем сиденье, надвинув на лоб шляпу и подняв воротник модного драпового пальто. Пушистый шарф укутывал его шею да самого подбородка. Возле Семенова расположился Володя Жаткин. Лобанов сидел рядом с водителем.

Когда машина остановилась перед ярко освещенным вокзалом, Лобанов посмотрел на часы:

- Так. Значит, до прихода поезда еще пятнадцать минут. Подождем в машине. А ты узнай,- он повернулся к Жаткину и неопределенно пошевелил в воздухе пальцами,- как там и что.

Жаткин толкнул дверцу и мгновенно исчез в толпе.

К вокзалу непрерывно подъезжали машины. Люди вокруг суетились, спешили, нервничали, многие с чемоданами, с тюками в руках, некоторые вели детей. Носильщики в белых фартуках грузили багаж на свои тележки. Напряженный гул висел над площадью, сплетенный из урчания автомобильных моторов, звона трамваев, чьих-то возгласов, шарканья тысяч ног, железного голоса репродукторов где-то высоко над головой и далеких паровозных гудков.

Кипящая, неумолчная жизнь, вся в движении, вся, словно на колесах, захлестывала до краев площадь, которая и сама, казалось, готова была сорваться с места и двинуться в дальний путь вслед за людьми.

Жаткин появился так же неожиданно, как и исчез. Он наклонился к Лобанову и тихо доложил через приспущенное стекло:

- Все в порядке.

- Пошли, Петр Данилович,- сказал Лобанов.

- Да, да, пошли,- заторопился Семенов, с трудом вылезая из машины.

Втроем они поднялись по ступеням вокзала, пересекли огромный с высокими сводами зал ожидания и вышли на сырой, обдуваемый ветром перрон.

Лобанов, заметив, что Семенов слегка пошатывается от слабости и волнения, взял его под руку:

- Спокойнее, Петр Данилович, спокойнее. Еще раз повторяю: мы их задержим, как только они подойдут. Вам и слова сказать не придется. Если же они вас не заметят, то…

Он говорил негромко, спокойно и уверенно и чувствовал, как Семенов постепенно успокаивается.

На перроне было людно и шумно.

Внезапно откуда-то из дальней тьмы вынырнули два ослепительно-ярких глаза, с шипением и лязгом они накатывались на перрон. Мощный электровоз, блестя и переливаясь в огнях вокзала, плавно вытянул за собой вереницу освещенных вагонов, и они неторопливо проползли мимо людей на платформе, постепенно замедляя ход, и как-то совсем незаметно остановились.

Люди вокруг затоварили еще возбужденнее, засуетились. Из вагонов стали выходить пассажиры.

Лобанов и Жаткин с безразличным видом отошли от Семенова, не спуская, однако, глаз с его напряженного, бледного лица. К ним подошла сотрудница их отдела с чемоданом в руке, и они теперь стояли втроем, словно провожая ее, и оживленно болтали. Невдалеке прогуливались еще двое сотрудников, один из них тоже держал чемодан. Лобанов знал, что на противоположной платформе тоже находятся двое его ребят и все выходы в город надежно «закрыты», а на площади дежурят машины.

Это была далеко не первая операция по задержанию опасных преступников не только в жизни Лобанова, но и каждого из ее участников, кроме, пожалуй, Володи Жаткина. Он работал в уголовном розыске совсем еще мало, каких-нибудь два года, сразу после университета. "И Лобанов видел, что Володя возбужден и нервничает, излишне суетится, и время от времени строго поглядывал на него, А Верочка, умница, вдруг попросила его подержать чемодан и окончательно лишила его возможности вертеться и суетиться. Володя покорно держал ее чемодан, сдвинув кепку с потного лба, а свободной рукой поминутно поправлял свернувшееся в жгут кашне на тонкой, почти мальчишечьей шее или нетерпеливо расстегивал, а потом снова, застегивал пальто. Ему было жарко, неудобно, просто невыносимо.

Семенов стоял сгорбившись, глубоко сунув руки в карманы пальто и чуть надвинув на лоб шляпу, залитый ярким светом лампы, висевшей высоко над его головой, и напряженно вглядывался в снующих вокруг людей. Чувствовал он себя отвратительно. Ноги были словно ватные, и все время его тряс нервный озноб, во рту вдруг стало горько, и голова слегка кружилась от слабости.

Люди с поезда шли и шли мимо него - мужчины, женщины, некоторые с детьми,- несли багаж, громко, возбужденно переговаривались, и никто не обращал на него внимания, да и сам он никого не узнавал. У него уже начинало рябить в глазах от бесконечного потока чужих, незнакомых лиц, от всего этого шума и суеты вокруг. Он устал и невольно оперся спиной о тонкий ребристый столб, на котором висела лампа.

И вдруг… Семенов весь напрягся и чуть подался вперед. В толпе мелькнула долговязая фигура в серой кепке и темном длинном пальто. Семенов увидел узкое лицо с тонкими поджатыми губами, густые черные брови и хмурые глаза. Иван!… Один, без чемодана!… Он мелькнул в толпе и исчез.

Семенов ждал. Сейчас появится с чемоданом Карим, сейчас они оба подойдут к нему. Сейчас подойдут! Сердце забилось как-то странно, с болью и паузами.

В этот момент Иван появился снова, он посмотрел на Семенова, встретился с ним взглядом и вдруг перевел его в сторону, потом опять посмотрел на него и снова отвел глаза, будто указывая Семенову на что-то. Семенов нерешительно проследил за его взглядом и увидел невысокого, коренастого паренька с чемоданом. Тот шел неуверенно, поглядывая в сторону… Да он же следит за Иваном! Тот словно наводит его на Семенова. Так и есть. Парень теперь смотрел на него, он уже шел к нему уверенно, торопливо. А Иван вдруг снова исчез. Значит, Ивана не задержат и он все увидит и передаст. А тогда… Что тогда?…

Семенов вздрогнул. Парень подошел к нему и с натянутой усмешкой спросил:

- Вы… Петр Данилович?

Что произошло дальше, Семенов не успел сообразить.

К парню с двух сторон приблизились люди. Один из них, наклонившись, тихо что-то сказал ему, и парень в испуге отпрянул назад, к противоположному краю перрона, собираясь, видимо, спрыгнуть вниз, на рельсы. Но двое подошедших удержали его - один за плечо, другой за руку. И парень напрягся, засопел, пытаясь вырваться из их цепких рук.

И тут случилось нечто вовсе непредвиденное.

По краю перрона неожиданно метнулся человек, выхватил чемодан из рук парня, швырнул его вниз, на рельсы, и сам прыгнул вслед за ним.

Это произошло так внезапно и стремительно, что только по ошеломленному виду парня, по гримасе боли, исказившей его лицо, можно было понять, что для него все это было такой же неожиданностью, как и для задержавших его людей. Все трое на секунду словно оцепенели.

Но тут сорвался со своего места Жаткин и птицей перемахнул через перрон вслед за исчезнувшим там человеком. По пути он нечаянно толкнул женщину, та, вскрикнув, ухватилась за своего спутника, и это привлекло внимание окружающих. Люди столпились вокруг нее и задержанного парня, раздались возмущенные возгласы

- Хулиган!

- Он же украл что-то, украл!

- Не что-то, а чемодан! Вот у этого молодого человека!

- Не он украл, а другой!…

- Где милиция? Милиция!…

- Спокойней, граждане! Его сейчас задержат! Это вы видели чемодан?…

А вслед за Жаткиным уже соскочил с платформы Лобанов. Больно ударившись ногой о рельсы, он упал и в этот момент увидел в темноте, под платформой, две сцепившиеся человеческие фигуры, услышал тяжелое, прерывистое дыхание, потом короткий вскрик, один из мужчин метнулся и тут же растворился в темноте, прежде чем Лобанов, пригибаясь, добежал до места схватки. Второй человек приподнялся ему навстречу, зажимая рукой плечо. Это был Жаткин. Возле него лежал чемодан.

.- Александр Матвеевич…- задыхаясь, произнес он.- Ушел, сволочь… Но чемодан… я не отдал… И он ножом… в плечо…

Володя чуть не плакал от досады и боли. Из темноты вынырнули еще двое сотрудников, соскочивших c соседней платформы.

- Быстро! - крикнул им Лобанов.- Он туда побежал! Андрей, предупреди ребят на площади!…

С платформы соскакивали люди, они что-то кричали, спрашивали, предлагали помощь.

Жаткин, пригибаясь, с трудом двинулся к ним, рукой зажимая раненое плечо и, волоча за собой чемодан. Ему помогли выбраться на платформу.

Все произошло в считанные минуты. Задержанный парень и оба сотрудника, окруженные толпой людей, продолжали вглядываться в черный провал за платформой. С лица парня еще не стерлись испуг и растерянность. В стороне стоял оцепеневший Семенов, судорожно засунув руки в карманы пальто.

Появление Жаткина усилило всеобщее возбуждение.

- Вот он, вот он!…- закричал кто-то.

- Это из милиции, вы что?…

- Он ранен! Посмотрите!…

К Володе подскочил один из сотрудников, взял у него чемодан и торопливо спросил:

- Идти можешь?

- Могу… Плечо только…

Сотрудник кивнул Семенову, приглашая того следовать за ним, и все двинулись по перрону к выходу в город.

Где-то далеко в стороне, за бесчисленными путями и вагонами, из темноты доносились тревожные свистки. Там продолжалась погоня.

На вокзальной площади ждали машины. Вместе с Семеновым в больницу отвезли Жаткина. Володя отбивался изо всех сил, уверяя что плечо уже не болит, а перевязку можно сделать и в санчасти. Но появившийся Храмов был сух и непреклонен.

Задержанный парень вместе с чемоданом был доставлен в управление. Ждали Лобанова. Первый допрос должен был провести он.

Сотрудники собрались в его кабинете, обсуждая происшествие.

- Неаккуратно получилось,- сдержанно сказал Храмов,

И все согласились: да, получилось неаккуратно, плохо получилось. Конечно, можно было бы привести всякие оправдания. Ведь преступников никто не знал в лицо, они могли обнаружить себя, только подойдя к Семенову, а подошел лишь один, его и задержали. Кто мог предположить, что второй не подойдет? Прошлый раз к Тамаре подошли оба. А то, что они снова приехали поездом, причем тем же самым, наталкивало на мысль, что они действуют по прежней схеме. Наконец, все произошло вечером, на перроне было много народу, теснота, суета… Словом, оправдания и объяснения были. Но каждый понимал, что такова уж их работа, она не принимает ни одно из них. Долг и совесть не позволяли оправдываться. Ранен товарищ, и, возможно, ушел второй преступник, к тому же опасный, очень опасный. Наконец, шум, переполох на вокзале и в результате - разговоры, слухи в городе об этом происшествии. Да, всему этому оправданий не было и не могло быть. Если бы еще удалось задержать того, второго…

Лишь в первом часу ночи возвратились в управление Лобанов и остальные сотрудники, измотанные, раздраженные.

- Ушел,- коротко бросил Лобанов и, не снимая пальто, повалился в кресло, швырнул на стол кепку, крепко вытер ладонью лицо, словно смывая усталость, потом вяло, почти нехотя вытянул сигарету из мятой пачки. Кто-то из сотрудников чиркнул спичкой.

Лобанов глубоко затянулся и, помолчав, сказал:

- Выходы из города закрыли.

- И приметы кое-какие есть,- добавил один из вернувшихся.

- Авось задержим.

- Должны задержать,- жестко поправил Лобанов и посмотрел на Храмова.- Где этот-то?

- Здесь.

- Семенов?

- В больнице,

- Володя?

- Тоже.

- Звонили?

- Да. Повязку ему накладывали. Врач говорит, рана неопасная. Ничего такого не задела.

- Ясно.

Лобанов продолжал хмуриться. На утомленном его лице явственно проступили веснушки под запавшими глазами. Рыжеватая щетина появилась на щеках и подбородке. Лобанов потер подбородок и сказал, разминая в пепельнице окурок:

- Сейчас все по домам. Допрос проведем утром.

Такой ночи он давно не помнил. Заснуть не удавалось. Голова гудела, больно ломило в висках, жгли ссадины на пальцах, торопливо смазанные йодом. Лобанов вставал, шел на кухню, пил воду, осторожно возвращался к себе в комнату, чтобы не разбудить соседей, валился на кровать, тушил свет и с головой закутывался в одеяло. Но заснуть так и не удавалось. Лишь под утро он забылся в короткой, беспокойной дремоте.

Когда Лобанов открыл глаза, робкий серый рассвет заползал в окно. Будильник показывал половину седьмого.

Лобанов торопливо откинул одеяло. По привычке сделал зарядку, принял душ. Заставил себя выпить стакан чаю. И пешком отправился на работу.

Эти полчаса утренней ходьбы всегда прибавляли бодрости. Лобанов неторопливо обдумывал дела, которые его ждали, и одновременно все замечал вокруг. Долговязый парень в потертом темном пальто с поднятым воротником и серой кепке. «Долговязый» - так. Лобанов уже мысленно окрестил того. Если бы его сейчас встретить!… Кстати, не заметил ли его Семенов там, на вокзале! Он может его знать, возможно, это один из тех двоих, которые приезжали в первый раз. Иван, например. Или Иван тот, кого задержали? Да, с Семеновым надо будет потолковать… Кто-то идет по той стороне улицы… поравнялся с парикмахерской… Нет, не то…

Ровно в восемь Лобанов был в управлении, поднялся к себе на второй этаж. Он нетерпеливо и придирчиво просмотрел утреннюю сводку происшествий по городу затем подписал груду бумаг, скопившихся за вчерашний день.

Один за другим появлялись сотрудники. Пришел Храмов. Появился Жаткин. Он был чуть бледнее обычного, с синими теням и под глазами. На плече под пиджаком угадывалась повязка-. Лобанов приказал ему отправляться домой. Володя клялся, что он уже здоров, преувеличенно бодро двигал раненой рукой, правда только в одном направлении, и сгибал ее в локте… Но Лобанов был непреклонен, и Жаткин обиженно удалился.

Потом привели задержанного.

Это был невысокий, широкоплечий парень с упрямым скуластым лицом и выпуклым лбом, на который падала косая, темная челка, в угрюмом взгляде его угадывался страх. Он был в мятом коричневом костюме и клетчатой рубашке с расстегнутым воротом.

Сопровождавший его сотрудник положил на стол перед Лобановым обнаруженные в карманах задержанного вещи: потертый кожаный кошелек, расческу, паспорт, грязный носовой платок, записную книжку с загнутыми углами, старый перочинный нож с одним целым лезвием, две скомканные бумажки. Возле стола он поставил отобранный у парня чемодан.

- Садитесь,- сказал парню Лобанов, беря в руки паспорт.- Итак, фамилия ваша… Трофимов. Зовут… Борис Алексеевич. М-да… Год рождения - тысяча девятьсот сорок седьмой. Учащийся.- Он перевернул страничку паспорта.- В техникуме учитесь. А проживаете, значит, в Ташкенте… Ага, временно проживаете. Снимаете комнату на время учебы, так, что ли?

Это был, по существу, первый вопрос, на который требовалось ответить. Лобанов задал его все тем же добродушным, почти дружеским тоном, словно ему доставляли несказанное удовольствие эта встреча и знакомство с Трофимовым.

- Так…- хмуро ответил парень, глядя в сторону.

- А родители где живут?

- В Самарканде…

- Ага. Ну, ладно. О них потом.- Лобанов сделал паузу и внимательно посмотрел на парня.- Сначала о вас. Будете рассказывать… Борис Алексеевич?

- Что рассказывать-то? - грубовато спросил парень, по-прежнему глядя в сторону.

- Зачем, например, пожаловали к нам?

- Вот.- Он кивнул на чемодан.- Его привез.

- Кому?

- А этому… Петру Даниловичу.

- От кого?

- Не знаю…- И вдруг, всем телом повернувшись к Лобанову, он с неожиданной горячностью повторил: - Убейте, не знаю!

Это прозвучало так искренне, что Лобанов удивленно спросил:

- То есть как не знаете? С неба он на вас упал, чемодан этот?

- Не. Он под кроватью у меня лежал. И еще билет, деньги. И записка. Хозяйка говорит, человек какой-то принес. Ну я и поехал.

- Так не бывает, Боря, - покачал головой Лобанов.- Ни с того ни с сего, выходит, принес?

- Зачем? Я знал, что принесут. Как было-то…

Парень уже не казался угрюмым и неразговорчивым. Он все больше волновался, нервно теребил край пиджака и с испугом:смотрел на Лобанова.

- Мы же вчетвером живем. А месяц назад Валька на три дня уехал, мать у него заболела. Ну, койка вроде свободная. Вот один и попросился переночевать. Хозяйка пустила. Юсуф его звали. Угощал нас, чай пили. Потом ребята в кино пошли. А я остался. Хвост у меня по технологии. Он вдруг и говорит: «Хочешь заработать?» «А кто,- говорю,- не хочет?» У меня положение хреновое. Ребятам хоть по десятке, а то и по две из дому пришлют. А мне…- Он запнулся. - Пьет отец-то. А у матери еще двое. Хозяйка и так уж, когда берет с меня, когда нет. Вот я где могу и подрабатываю. А тут Юсуф подвернулся. Принесут, говорит, тебе чемодан. Ну и объясняет все.

- Так он, наверное, и принес?

- Не. Я тоже так думал. А хозяйка говорит - другой.

- Это который с тобой потом в поезде ехал, чемодан из руки выбил?

- Наверное, он. Я его не спрашивал. Он ко мне только на вокзале подошел, перед самой посадкой. Сказал: «Приедем, смотри за мной. Я тебе этого Петра Даниловича незаметно укажу. Ему чемодан и отдашь».

- Кто же он такой, этот парень? - как можно спокойнее, почти безразлично спросил Лобанов.

- Да говорю ж, не знаю. Ну, убейте, не знаю. Мы даже в разных вагонах ехали, как чужие.

- Допустим. Но в какое дело ты влезаешь, это ты понимал? - спросил Лобанов. - Знал, что в чемодане везешь?

- Не,- с заметным облегчением ответил парень.- А зачем? Лучше не знать. Мне-то какое дело?

Он косил глаза на стоявший возле стола чемодан.

- Незнание от ответственности не освобождает, - строго произнес Лобанов.- Имей в виду.

Парень недоверчиво взглянул на него, в глазах мелькнул испуг.

- Нуда?

- То-то и оно. А что в нем, сейчас узнаешь.

Лобанов поднял чемодан, положил на стол и проверил замки. Чемодан был заперт.

Пока ходили за инструментом и понятыми - надо было пригласить двух посторонних граждан присутствовать при вскрытии чемодана,- парень сидел молча, уставившись в пол, на скулах и шее у нега проступили красные пятна. Вид у него был подавленный и растерянный.

Лобанов откинулся на спинку кресла и тоже молчал, нетерпеливо поглядывая на дверь. Ему уже было ясно, что парень не врет, он, конечно, случайно попал в эту историю и ничего не знает. Его использовали «втемную». И: все дело, вместо того, чтобы хоть немного проясниться, еще, больше усложнялось. Что и говорить, хитро обвел его этот Юсуф. Впрочем, имя скорее всего вымышленное. Это мог быть тот же Борисов, вернее, тот, кто выдавал себя за Борисова.

Беспокоило и молчание телефона. Вернее, телефон время от времени звонил: Но это были совсем не те звонки, которых ждал Лобанов. Значит, преступник пока не пойман. А ведь он скрывается где-то в городе и не появился ни на вокзале, ни в аэропорту, ни на одном из шоссе - там просматривают все машины. И он не шатается по улицам, не сидит в подъездах, и в ресторан он тоже не заходил, и в, кафе, ив кинотеатр. Ведь о нем уже знают каждый работник милиции, многие дружинники. Значит, он скрывается, где-то скрывается, у кого-то…

Лобанов с беспокойством покосился на телефон и незаметно вздохнул.

Поиск, снова поиск, казалось бы, знакомый, привычный, в деталях уже разработанный, и все-таки при этом неизменные волнения, выматывающее, тревожное ожидание и… сюрпризы, всякие сюрпризы, сколько их уже было…

В этот момент в кабинет вошел Храмов, посторонился и пропустил какого-то старика в зимнем пальто с черным каракулевым воротником, в такой же шапке, с портфелем под мышкой, и молодого паренька в пестром свитере и расстегнутой поролоновой куртке на «молнии». Это были понятые. Одновременно принесли и инструменты.

- Ну вот, сейчас увидишь, что ты вез,- сказал Лобанов сидевшему у стола парню и, обращаясь к остальным, строго добавил: - Внимание, товарищи.

Он ловко поддел замок, нажал - и чемодан открылся. Саша поднял крышку и… остолбенел от изумления.

Все придвинулись к столу.

В чемодане лежали вещи, только самые обыкновенные вещи, которые каждый берет с собой в дорогу, рубашки, носки, свитер, мыльница, коробка с электрической бритвой, трусы, носовые платки…

И это был тот самый чемодан, который Трофимов пытался передать на вокзале Семенову, который выбил у него из рук скрывшийся преступник, именно за этим чемоданом бросился Володя Жаткин и получил удар ножом!

Глава 2 МАКАРЫЧ НЕ ХОЧЕТ ГНАТЬСЯ ЗА ДВУМЯ ЗАЙЦАМИ

Жаркое азиатское солнце поднималось по небосклону, расплавляя утреннюю городскую прохладу. И розы в небольшом дворике возле дома начинали благоухать. Напоенный ими воздух волнами вкатывался в распахнутые окна.

Дворик был окружен высокой глухой стеной. В глубине, за фруктовыми деревьями, виднелось длинное строение, там останавливались гости. А под раскидистыми ветвями деревьев, в их спасительной тени, была установлена для отдыха и чаепитий в жаркие, душные дни восточная «кровать для сидения», эдакая квадратная терраска на столбиках с невысоким барьером, застеленная пестрыми паласами и подушками. Часть дворика аккуратно выложена каменными плитами. Возле, высоких ворот разместился гараж. Калитка рядом с воротами была заперта на замысловатый замок. Другая калитка возле домика для гостей не была видна за кустами. Громадный лохматый пес развалился возле гаража, вывалив из приоткрытой клыкастой пасти розовый язык и лениво жмурясь от солнца.

Из двери застекленной террасы на крыльцо вышел хозяин, невысокий полный человек лет за сорок. На широком смуглом лице его острый нос, щелочки глаз, брови, ниточка усов были словно нанесены тушью и потому особенно выделялись сочные, влажные губы. Он был одет в потертые, неопределенного цвета брюки, такой же пиджак, бритую голову прикрывала тюбетейка.

Окинув взглядом дворик, человек вяло спустился по ступенькам. Пес у гаража, не меняя позы, настороженно следил за хозяином, уши его поднялись, пушистый хвост радостно забил по земле.

Человек, не обращая внимания на собаку, пересек дворик и, толкнув калитку, вышел на улицу. Калитка с лязгом захлопнулась за ним.

Тенистая безлюдная улица вывела его на шумную площадь. Там человек скромно пристроился к очереди на троллейбус и стал терпеливо ждать. Из кармана пиджака он вынул сложенную газету и принялся за чтение.

Троллейбус долго и неуклюже кружил по городу, по новым широким проспектам, мимо бесчисленных строек, по кривым, старым улицам. Он миновал величественное здание театра с высокими квадратными колоннами и широкой лестницей, ведущей к их подножию, затем совсем новые кварталы красивых жилых домов с надписью на крайнем из них: «Ташкентцам на счастье от белорусского народа», проехал мимо памятника Шота Руставели в центре другого района новостроек, пересек еще один огромный район, застроенный новыми домами, и снова надпись, сообщала: «Ташкентцам от москвичей». Потом долго еще тянулись по сторонам улицы, небольшие, утопающие в зелени домики, длинные корпуса предприятий, шумные базары, магазинные вывески, рекламы кинотеатров. Наконец на одной из остановок человек сошел с троллейбуса, завернул за угол, деловитой походкой миновал узкий переулок и вскоре подошел к широким распахнутым воротам. Здесь его окликнули:

-Эй, привет, Максуд!

Он в ответ помахал рукой с зажатой, газетой и прошел в огромный, заполненный машинами двор. Из длинного здания в глубине выезжали все новые машины, у каждой под ветровым стеклом горел зеленый фонарик.

В стороне, около двухэтажного дома, где размещалась администрация таксомоторного парка и диспетчерская, виднелась большая красная доска с фотографиями передовиков. В первом ряду висела и фотография Максуда Кадырова.

На скамейке у входа в диспетчерскую сидели, покуривая и степенно беседуя, самые уважаемые из водителей. Молодежь толпилась поодаль, здесь болтали громко и весело.

Кадыров присел на скамейку, вынул из кармана мятую пачку дешевых сигарет и, указав на газету, сказал соседу:

- Паника на лондонской бирже, Качается фунт. И франк тоже качается. А там и доллар, увидишь. Вот дела-то у мировой буржуазии. Хуже некуда, я так скажу.

- Конечно. Ты прав, ака,- степенно согласился сосед.

По двору разнесся голос диспетчера:

- Сайыпов, зайдите к начальнику колонны… Туляков Владимир, вас ждут на участке тэ-о-два. Отгоните туда машину… Волков, получите путевку, не задерживайтесь. Волков!…

Кадыров взглянул на большие электрические часы над входом в диспетчерскую и, аккуратно загасив си- -гарету, поднялся.

- Пора, однако, за работу,- сказал он.

- Ты прав, ака,- снова согласился его сосед, в свою очередь гася сигарету.- Сегодня тоже два плана привезешь?

- Надо постараться,- наставительно ответил Кадыров.- Всем надо постараться. Конец месяца. И у нас обязательство, не забудь.

- Ты прав, ака.

Вскоре бежевая «Волга» с маленьким красным вымпелом передовика на ветровом стекле медленно выкатилась из ворот, переехав опущенную вахтером заградительную цепь, и влилась в уличный поток.

Кадыров вел машину уверенно и спокойно.

Только в одном месте, на шумной, суетливой площади, где нервно звенели трамваи, тяжело отдуваясь, урчал неповоротливый, как слон, троллейбус, а вокруг нетерпеливо гудели сгрудившиеся машины, Кадыров нахмурился, тонкие брови его напряженно сошлись у переносицы, а руки твердо легли на баранку руля.

И в момент, когда, повинуясь вспыхнувшему зеленому глазу светофора, лавина машин ринулась через площадь, какой-то неопытный водитель прямо перед машиной Кадырова вдруг резко свернул направо, решив, видимо, перестроиться для поворота. Доли секунды остались до столкновения, и ни одного, казалось бы, шанса для того, чтобы его избежать - так плотно и стремительно катился поток машин через площадь.

В этот миг Кадыров проделал поразительный по точности и стремительности маневр. Резко просигналив и дав газ, он круто взял влево, в узенький просвет между машинами, затем мгновенно развернул вправо и буквально «облетел» нарушителя в миллиметре от его заднего бампера, не задев ни одну из соседних машин. При этом круглое бронзовое лицо его даже не дрогнуло, только над тонкими бровями проступили бисеринки пота.

Дальше Кадыров ехал уже спокойно, провожаемый восхищенными взглядами водителей. Но волнение его, видимо, улеглось не сразу, он даже миновал стоянку такси, где люди дожидались свободных машин.

…Поздно вечером Кадыров возвратился в парк. Просторный двор был, как всегда, заполнен машинами. Но на этот раз их было больше обычного. И людей было больше. И цепь, преграждавшая выезд на улицу, была почему-то опущена, хотя ни одна машина не собиралась выезжать. И вахтера не было видно у ворот.

Около диспетчерской толпились люди, они громко и взволнованно переговаривались между собой и, казалось, чего-то ждали. А у самой двери диспетчерской стояла синяя «Волга» с красной милицейской полосой.

Как только Кадыров въехал во двор, к нему подбежал один из водителей.

- Слыхал? - запыхавшись, произнес он, наклоняясь к опущенному боковому стеклу. - Беда случилась.

Кадыров встревоженно посмотрел на товарища и отрывисто спросил:

- Авария? Наезд?

- Да нет! - нетерпеливо махнул рукой тот.- Аварии не было. Какая авария? Ограбление с убийством, вот это что!

- Как ты говоришь? - Кадыров торопливо выбрался из машины и схватил говорившего за плечи.- Как ты говоришь?

- Как слышишь. Такого у нас давно не было. Ты же знаешь.

К ним подошли еще двое водителей. Один со злостью сказал, погрозив кулаком:

- Найти бы их, гадов.

- Кого убили? - спросил Кадыров.

- Тольку Гусева, вот кого.

- Гусева?…- в отчаянии переспросил тот.- Толика?

- Его… Вон милиция приехала.

Все вместе они направились к диспетчерской, где толпились водители, механики, слесари, мойщицы - все, кто в этот поздний час находились в парке.

- Ты, конечно, два плана привез? - спросил один из водителей.

- Привез,- рассеянно ответил Кадыров.

- Ну ас,- восхищенно покачал головой другой.- Где только пассажиров берешь. Небось и холостяка ноль?

- Почти,- снова подтвердил тот,- Все можно, если сильно хочешь, если болеешь за дело.

- Ну ас,- повторил водитель.

Когда они приблизились к диспетчерской, оттуда вышли директор парка, начальник колонны, в которой работал Гусев, и двое незнакомых людей в темных плащах и кепках. Директор пожал руку одному из них, по виду старшему, и громко сказал:

- Найдите их, товарищи. Все мы просим: найдите.- Он указал рукой на окружавших людей.

Человек в кепке кивнул.

- Наше дело такое. Постараемся найти. Только помочь придется.- Он взглянул на молчаливую толпу: - Кто чего знает про Гусева, кто чего заметил в городе, надо будет рассказать.

И сразу все заговорили, заволновались в толпе.

- А чего мы знаем?…

- Наше дело маленькое - баранку крутить…

- Эдак и другого кого ухлопают…

- Ясное дело, надо помочь…

- Это Вальков приехал, я его знаю. Во, мужик…

- Мы небось по всему городу крутимся, чего только не увидишь…

- А пассажиры, я скажу, бывают всякие. Другого не знаешь, куда и везти, по адресу или сразу к вам…

- Черт его знает, как теперь ездить…

- Эх, отгулял парень. Теперь две бабы небось ревут.

- Больно он той нужен был…

Между тем приехавшие направились к ожидавшей их машине. Толпа, взволнованно гудя, расступилась.

- Здорово, Макарыч,- окликнул кто-то Валькова.

Тот рассеянно кивнул в ответ.

У Валькова гостил земляк и старый друг Коля Жиганов. То есть теперь, конечно, Николай Иванович Жиганов, такой толстый и лысый, что Вальков с трудом мог себе представить, каким Николай Иванович был лет тридцать пять назад, в родной деревне Заборовке под Калининым. Когда Вальков вспоминал то далекое время, то смутно проступал перед ним тощий-претощий малец, вихрастый, обязательно почему-то с разбитой губой и в закатанных выше колен брюках, вечно сползавших с впалого живота. Крикун и заводила был этот малец, страсть.

Самым ярким воспоминанием той далекой поры была подготовка к побегу в Испанию, на помощь героическим защитникам Мадрида. Были уже насушены сухари, раздобыт компас, и из соседней деревни Алешка, то есть сам Вальков, привел на веревке огромного лохматого пса. Грандиозный замысел лопнул из-за пустяка. Возникли разногласия в маршруте. Алешка предлагал самый простой и быстрый путь: морем из Одессы. Колька настаивал на сухопутном варианте через всю Европу: у него были какие-то дела не то в Вене, не то в Париже. Кроме того, Колька ни за что не желал расстаться с большим портретом маршала Тухачевского в деревянной раме, которым его наградило правление колхоза за ударную работу по выращиванию молодняка на конеферме.

В конце концов портрет решили взять с собой. Но разногласия в маршруте преодолеть не удалось. Важное мероприятие было, таким образом, сорвано. Впрочем, дружбе их все это не мешало.

У обоих у них отцов убило в самом начале войны, и брата Валькова тоже, это уже в сорок втором. В тот год и оба друга пошли в армию, попали в одну часть, а потом и в одну школу, называвшуюся ОШОССП,- язык сломаешь, пока назовешь,- и расшифровывать это длинно: окружная школа отличных стрелков снайперской подготовки. Но стрелять они там научились здорово и сержантами там стали. А потом война раскидала друзей, воевали они на разных фронтах, совсем неплохо, кстати, воевали. Встретились в голодном сорок шестом году, в деревне своей. Колька демобилизовался уже, а Валькова отпустили из части на неделю - мать повидать, хозяйство хоть как наладить. И опять раскидала друзей жизнь. Слышали, конечно, друг о друге, даже письмишки изредка писали. Знал Вальков, что Колька стал инженером, живет в Горьком, с семьей. И тот, конечно, знал, что друг его нежданно-негаданно в милицию попал, там работает.

Впрочем, не так уж и негаданно.

Вот как раз в тот вечер, когда сидели за чаем, и вспомнил Николай ту историю.

А приехал он в командировку всего на три дня, ну и остановился, конечно, у Валькова, ни в какую гостиницу тот его не пустил. Хотя из трех вечеров только один, последний, и посидели друзья. Два других был Вальков на работе до ночи. Только Поля, жена Валькова, да дочка Нина, студентка, развлекали гостя. Что ж поделаешь, такая работа оказалась у Валькова. Когда он, совсем измотанный, возвращался наконец домой, Николай уже спал на диване в столовой, где обычно спала Нина. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить соседей, Вальков на кухне съедал холодный ужин и, осторожно раздвинув скрипучую раскладушку возле дивана, тоже валился спать.

Убийство шофера такси Анатолия Гусева как раз и пришлось на один из этих вечеров.

Ну, а в последний вечер все-таки удалось друзьям посидеть. Тогда Николай, посмеиваясь, и вспомнил ту давнюю историю в снайперской школе, когда вдруг пропали деньги у одного из курсантов. Все, конечно, возмущались, искали, но в конце концов решили, что тот деньги свои сам потерял. Один Вальков не успокоился и, к всеобщему удивлению, нашел вора, заставил его признаться и деньги вернуть. Сашка Жуков оказался, из их же деревни парень. Ребята тогда смеялись: быть тебе, Алешка, сыщиком.

- А потом что было, помнишь? - спросил Вальков, задумчиво помешивая ложечкой чай в стакане.

- Разве все упомнишь?

- А я вот помню. Убежал тогда Сашка из части. Всей ротой его в лесу искали. К вечеру нашли. Сидел на пеньке и плакал.

- Неужто плакал? - усомнился Николай, удивленно посмотрев поверх очков на Валькова.- Ей-богу, не помню.

- Солдат - и расплакался,- засмеялась Нина.

Вальков покосился на дочь:

- А это, между прочим, самое важное во всей той истории было.

Он вздохнул.

В тот последний вечер друзья просидели чуть не до утра. Давно уже уснули и жена Поля, и Нина. Угомонились, утихли повздорившие было соседи за стеной. А друзья пили крепчайший чай, курили и не могли наговориться.

Бывает так. Не видятся люди много лет, мечтают о встрече, с нежностью вспоминают друг друга, и кажется им, что нет на свете человека ближе, понятнее и дороже. А встретятся - и неожиданно обнаруживают, что стали далекими и, по существу, чужими, а иной раз и враждебными. Сложная наша жизнь, все больше, все отчетливей поляризует взгляды, вкусы, характеры. О чем в таких случаях говорить бывшим друзьям, и, главное, как говорить, непонятно. И кроме отчуждения и неловкости, а порой и горечи, ничего не испытывает человек. И сам собой угасает вспыхнувший было разговор.

Но бывает и по-другому. Бывший друг оказывается таким же близким и понятным, таким же во всем «своим», каким 'был. И тогда тебе не просто легко и приятно говорить с ним, тебе это оказывается необходимым, ты словно со стороны другими глазами смотришь на свои дела, планы, мысли, поступки, словно заново советуешься с самим собой, вглядываешься и открываешь что-то.

- Я тебе скажу так, - говорил Николай Иванович, умеряя свой раскатистый бас и опасливо поглядывал на дверь в соседнюю комнату, где спали жена и дочь Валькова.- Жизнь у всех трудная и сложная, дерганая жизнь. Вот на что уж у меня на заводе работка, не дай бог. Но все-таки, я скажу, с твоей не сравнить. Это же надо так мотаться. И не мальчик уже. Что ж ты за двадцать пять лет не заслужил работу поспокойнее?

- Хочешь сказать, поответственней? - усмехнулся Вальков.- Хочешь сказать, почему в начальники не вышел, так, что ли?

- А хотя бы и так. Образование у тебя есть?

- Ну есть.

- Какое, если не секрет?

- Высшее. Заочное, правда.

- Юрфак небось?

- Нет. Своя высшая школа у нас.

- Так. Значит, высшее образование,- удовлетворенно констатировал Николай Иванович, отхлебывая черный остывший чай.- Опыта тоже не занимать. Так?

- Так.

- Ну-с. Взыскания, поощрения, тут. как?

- Всякое бывало. Вот последнее - орденом наградили. Трудового Красного Знамени.

- Ага! Вот видишь? Выходит, и с начальством отношения налажены. Оно небось представляло. Почему же, спрашивается, тебя не продвигают? Сколько можно, по-нашему, в подмастерьях ходить? А почему не начальником цеха, не еще повыше?

- Был,- вздохнул Вальков.- И повыше был.

- Сняли, значит?

- Сам рапорт подал. Не для меня пост.

- Это ты брось. Не боги горшки обжигают.

- Во-во. Так мы и выдвигаем. По такому принципу. Отличился на своей работе, набрался опыта, получил диплом - выше тебя. «Поможем, подскажем» или вот, как ты, «не боги горшки обжигают». А что получается? Вот хоть в нашем деле. Я, к примеру, в уголовном розыске работаю. Это дело люблю, знаю. И получается, прямо тебе скажу, неплохо. Много сложных дел раскрыл. Ты только не подумай, я перед тобой не хвастаюсь.

- Да знаю я тебя, знаю, слава богу,- нетерпеливо махнул рукой Николай Иванович.

- Ну вот. Поощряли меня, поощряли, а потом и выдвинули. Расти, мол, дальше. Стал я начальником. Вроде бы по заслугам стал. А получилось что? А получилось, что я свою специальность ну как бы на другую сменял. И начали меня помаленьку греть. Одно упущу, другое не предусмотрю, этого не туда поставлю, там не так выступлю. А я уже замечаю, что вроде во вкус вхожу, других-то посылать легче, чем самому бегать. Вот тут я, знаешь, и испугался. Почувствовал, не в том направлении меня расти пустили.

- Глупости,- досадливо возразил Николай Иванович.- Не учили тебя, вот и все. А надо бы на особые, скажем, курсы тебя послать, методы руководства изучить, психологию…

Вальков махнул рукой:

- Не в этом дело. Тут прежде всего другие способности нужны, другое призвание, если хочешь. Руководство, на мой взгляд,- это особая специальность, И обучать ей надо тех, у кого склонность к этому есть. Ты вот агрономом, допустим, не стал? Почему же я руководителем стать должен? Нет у меня такого таланта, и интереса к этому тоже нет. Вот я рапорт и подал. Пошлите, мол, меня назад, пока я ту, старую свою специальность, не забыл. Ну и послали.

Николай Иванович молча снял очки, подышал на стекла и принялся тщательно и неторопливо протирать их носовым платком.

- Тут ты, пожалуй, прав,- задумчиво произнес он.- У нас действительно полагают, что на инженера, скажем, учить надо, а в руководители сам вырастет. Вероятность ошибки тут возрастает в огромной степени. Отсюда всякие, конечно, трагедии. Это мы каждый день хлебаем. Но с другой стороны. Ведь у тебя тоже перспектива должна быть. Говоришь, не туда тебя растить начали. А куда, спрашивается, тебя растить? И потом зарплата, тоже не последнее дело. Ведь у человека семья появляется, дети, расходы прибавляются, да и квартира уже побольше требуется,- Николай Иванович невольно бросил взгляд вокруг себя.- В этом смысле тоже перспектива нужна. Другие ради этого за посты и цепляются, и охотятся; хотя, с другой стороны,- перебил он сам себя,- вот у нас на заводе, допустим, лекальщик шестого разряда, высшего,- это же фигура! Это и уважение, это и зарплата. Инженер того не получает, что он.

- Выходит, не только ради зарплаты некоторые за посты цепляются? - усмехнулся Вальков.

- Выходит,- Ответно улыбнулся Николай Иванович.- Но как же все-таки с твоей-то перспективой? Ты же в самом деле вроде как лекальщик шестого разряда.

- Вот-вот,- оживился Вальков.- И у нас сейчас об этом задумались. Был я, допустим, инспектором уголовного розыска в райотделе, так меня в горотдел перевели, в республиканское управление, а там, глядишь, и по важнейшим делам сделают. Это, брат ты мой, тоже перспектива, не думай.

- По важнейшим делам, это звучит, - уважительно подтвердил Николай Иванович.- Это перспектива стоящая, если, конечно, зарплатой подкрепить.- И, усмехнувшись, добавил: - Были бы важнейшие дела. Вальков устало махнул рукой.

- На наш век хватит, к сожалению. А потом, что считать важнейшим. Каждая спасенная человеческая судьба - это тоже важнейшее дело. Преступная жизнь начинается с малого.

Николай Иванович нахмурился:

- Не преступника надо спасать, а людей от него. Я смотрю, добренький ты очень.

- Спасешь преступника - спасешь и будущие его жертвы,- возразил Вальков.- Вот когда Сашка Жуков сидел в лесу и плакал, это, брат, то самое и было. Ты, часом, не знаешь, где он теперь?

- Федька Грачев встретил его во Владивостоке. Старпомом плавает.

- Вот, видал? Может, ему тот случай уроком на всю жизнь стал, почем знать.

- Что Сашка,- пожал плечами Николай Иванович.- Какой он преступник. Вот у нас в городе было дело. Ужас, я тебе скажу. Казнить за это мало.

- Казнить никогда не мало,- задумчиво произнес Вальков.- Казнить всегда много, часто - слишком много. Война в нас еще сидит, что ли. А жизнь… Про нее в старину говорили: «Бог дал, бог взял». А теперь можно сказать: «Природа дала, природа взяла». Только так.

- Это ты им скажи,- с гневом прогудел Николай Иванович, наливаясь краской.- Им, кто на такое дело пошел.

- Не только сказать, повторять и повторять надо. Из поколения в поколение,- строго сказал Вальков.- И пример показывать.

Николай Иванович сердито посмотрел на друга из-под очков.

- Ну ты же идеалист, я вижу. В том случае, к примеру, поздно говорить. Понимаешь? Одних нет, а у других уже руки по локоть в крови.

Вальков усмехнулся:

- Ты про факт толкуешь, а я про проблему, социальную к тому же. Если иметь в виду факт, то, конечно, поздно. Вот именно поздно.

Он устало потянулся.

- И вообще поздно,- решительно объявил Николай Иванович, взглянув на часы и отодвигая пустой стакан.- Я завтра в поезде отосплюсь. А тебе с утра крутиться… по важнейшим делам.

- Это точно,- согласился Вальков.- Ну что ж. Давай укладываться, раз так.

Да, завтра ему предстоит крутиться, что верно, то верно. Дело об убийстве таксиста Гусева за сутки только чуть продвинулось. Не простое дело, надо сказать. Совсем не простое.

Друзья, стараясь не шуметь, поднялись из-за стола.

…Утром, перед началом оперативного совещания, в городские управление приехал замнач. уголовного розыска республики полковник Сарыев. Он зашел в кабинет Нуриманова, когда тот еще был один, и обрадовался этой минуте тишины и покоя.

- Здорово я тебя застал,- сказал он, подсаживаясь к столу.- Ну как с убийством, светит что-нибудь?

- Мало,- вздохнул немногословный Нуриманов, закуривая, и, разогнав рукой дым, добавил: - Пока.

- А кто этим делом у тебя занимается? Имей в виду, тут нужен надежный человек, очень надежный. Со всех концов, понимаешь, мне по этому делу звонят. И сверху, понимаешь, и снизу. Вот я к тебе и удрал.- Сарыев хитро улыбнулся.- Так кто, спрашиваю, занимается?

- Макарыч.

- Э-э, Вальков? - Сарыев недовольно передернул плечами.- Жаль. Сонный он, понимаешь, какой-то стал, рассеянный, вялый,- с каждым словом он говорил все убежденнее, круглое бронзовое лицо его нахмурилось.- Стар становится Вальков. Посмотришь - лысый, добрый дядюшка, а не работник уголовного розыска.

- Кажется,- коротко возразил Нуриманов и, помедлив, сказал: - Классный работник.

- Был,- поправил его Сарыев.- Это конечно. Не спорю. А как из Алешки в Макарыча превратился, кончился специалист. Старой славой живет. Не спорь, пожалуйста.

Удивительно разными были эти два человека. Маленький, круглый, бритоголовый Сарыев и долговязый, молчаливый, с узким костистым лицом Нуриманов. Спорили они вечно, и, кажется, не было вопроса, по которому их мнения бы совпадали. Как ни странно, это обстоятельство их не ссорило и, что еще более странно, не мешало работать. Сарыев, кажется, даже получал удовольствие от этих споров. Часто он так и говорил Нуриманову: «Приехал к тебе поспорить» или «Вызвал тебя поспорить». Нуриманов в ответ лишь усмехался. Ни перед кем другим Сарыев не мог так выговориться, как перед молчаливым Нуримановым. А Сарыев любил поговорить длинно, горячо и красиво, любил, чтобы последнее слово всегда было за ним, и редко с кем соглашался.

- Ты помнишь дело по пошивочному ателье? - увлеченно продолжал Сарыев.- Крупная кража, квалифицированная, наглая, конечно, но и хитрая, я бы сказал, с фантазией. Как они, подлецы, грузовик подогнали, помнишь? Сторожа связали, он же глазом моргнуть не успел. А второй, из магазина, зашел погреться, так они…

- Помню,- кивнул Нуриманов.- Ну и что?

- А то, что Вальков не смог эту кражу раскрыть. Это ты помнишь? Мы-то надеялись на его опыт, на его, так сказать, талант, а, вернее говоря, на славу его, на авторитет. А Вальков, оказывается, выдохся, устал. И это понятно, это можно было предвидеть.

- Он раскрыл,- коротко заметил Нуриманов, снова разгоняя рукой дым от сигареты.

- Да? Он, говоришь? - сощурился Сарыев.- А почему, спрашивается, другому передали?" У тебя много свободных людей? Твоим ребятам нечего делать? Они у тебя каждый день обедают? Вовремя спать ложатся? В кино с женами ходят? Картина, как мы знаем, как раз обратная.

- Макарыч раскрыл,- упрямо повторил Нуриманов и добавил: - У ребят спроси.

- Мне свидетельских показаний не надо! - вспылилСарыев.- Что мне твои ребята? Я это дело изучил во как и сыт был им тоже во как.- Он провел маленькой темной ладонью по горлу.- И кончал его Леров, я же помню.

- Макарычу другое дело дали,- спокойно возразил Нуриманов.- По стадиону. И тоже раскрыл.

- Пусть! А Леров раскрыл то дело по ателье. Мы его за это поощрили. Способный парень, молодой, перспективный, растущий, дисциплинированный.

- Ученик Макарыча.

- Пусть ученик! Но зачем затирать? Наоборот! Правильное воспитание кадров требует…

В кабинет стали заходить сотрудники, и Сарыев поневоле прекратил спор. Еще возбужденный, он энергично здоровался с каждым, а когда зашел Вальков, то дружески, и притом совершенно искренне, поздоровался с ним, словно забыл о своем споре с Нуримановым. Такой уж человек был Сарыев, запальчивый, отходчивый и незлой. Он даже испытывал удовлетворение от минувшего спора, ибо считал, что преподал Нуриманову предметный урок по работе с кадрами, молодыми и старыми, для чего, как ему сейчас казалось, вполне сознательно сгустил краски в отношении Валькова, и Нуриманов, конечно же, сделает для себя соответствующие выводы.

Был доволен спором и Нуриманов: начальство получило некоторую разрядку, необходимый «разнос» как бы уже состоялся, и оперативное совещание, пожалуй, пройдет для городского управления благополучно.

Действительно, пока обсуждали суточную сводку происшествий и ход расследований некоторых второстепенных дел, все шло спокойно и гладко. Сарыев благодушно улыбался и пошучивал. Но когда подошли к делу об убийстве таксиста, Нуриманов заметил, как Сарыев насторожился и в узких черных глазах его блеснул нетерпеливый огонек.

Дело докладывал Вальков. Невысокий, плотный, с большими залысинами и чуть сонным выражением на полном, добродушном лице с мешочками под глазами и крупным бугристым носом, Вальков и в самом деле смахивал на «дядюшку», и его безобидная, простоватая внешность никак не вязалась с такой строгой профессией. И Нуриманов подумал: сколько людей, наверное, ввело это в заблуждение, кому на их горе, а кому и на радость. Да, сыщику следует меньше всего походить на сыщика.

Вальков между тем говорил спокойно, не торопясь, как будто не выступал на совещании, где находилось человек тридцать, да еще и высокое начальство, а беседовал со своим товарищем. И эта манера невольно настраивала присутствующих на деловой, откровенный разговор без оглядок на начальство и дипломатического расчета, что следует и что, пожалуй, не следует говорить. Нуриманова это одновременно и радовало, и чуть беспокоило.

- Убитый, значит, Гусев Анатолий Никитович, двадцать семь лет,- говорил Вальков, перебирая лежащие перед ним на столе бумаги,- Жена осталась, ребеночек. Ну, еще мать с отцом. В парке он работал шестой год. Характеризовался хорошо, и по месту жительства тоже. Хотя тут есть и одна колдобинка, и Гусев на ней, так сказать, споткнулся. Дело в том, что месяц назад он от жены к родителям перебрался. Говорят, зазноба появилась. Это мы, конечно, на заметку взяли.

- Установили ее? - быстро спросил Сарыев.

- Пока нет, - ответил Вальков и все так же спокойно продолжал: - Теперь, значит, место происшествия. Это Цветочная улица, около часовой мастерской с проходным двором. Убит Гусев был часов в одиннадцать вечера в машине, ударом в голову сзади тяжелым тупым предметом. Версия с ограблением не отпадает, хотя деньги остались при нем. Теперь, что еще? Проверяем связи. Может, месть, ревность. Ну и прочее.

- Семейная ссора, родственники жены,- подсказал кто-то.

- Да, и это,- согласился Вальков.

- Почему версия с ограблением не отпадает, если деньги целы? - с интересом спросил Сарыев.

- Есть тут одна зацепочка,- с сомнением проговорил Вальков.- Не знаем пока, что она даст…

- Хорошо. Это потом,- перебил его Сарыев.- Скажите, что в карманах убитого обнаружили?

- В карманах? - переспросил Вальков.- Сейчас скажу.

Он перебрал лежащие перед ним бумаги и, достав одну, пробежал глазами, затем, отложив, сказал:

- Читать протокол не буду, долго. Мы каждую вещь подробно там описали. Самое интересное что? Кошелек. В нем деньги, три рубля семьдесят восемь копеек. Бумажник. В нем двадцать восемь рублей, паспорт, права водительские, квитанция за квартплату, фотографии сыночка и еще барышни одной, той самой, наверное…

- О! - воскликнул Сарыев.- Это интересно.

- А как же,- охотно согласился Вальков.- Сегодня мы ее как раз и попробуем установить, барышню эту. Так вот, что еще в карманах нашли? - Он поглядел в лежащую перед ним бумагу и продолжал, невольно уже читая написанное там: - «Носовой платок, белый, мятый, с широкой красной каймой, бывший в употреблении, посторонних следов не имеет; гребень мужской, пластмассовый, коричневый, целый…»

Вальков все же прочитал протокол до конца. Когда он кончил, Сарыев досадливо заметил:

- Ну, ясно. Все тут интереса для дела не представляет.

Произнес он это уверенно и безапелляционно, словно приказывая больше к протоколу не возвращаться.

Однако Вальков как будто не заметил этой интонации и продолжал:

- По правде сказать, меня такой осмотр не устроил. И потом уже, в морге, я из карманов убитого весь сор вытряхнул и направил на экспертизу. Мало ли что, думаю, уж больно его там много.

- Чудит наш Макарыч,- тихо сказал кто-то на ухо соседу.

Тот сердито ответил:

- Макарыч не чудит, он ищет, понял? Ты, друг, слушай и наматывай.

- Ну и что ваша экспертиза дала? - нетерпеливо и чуть насмешливо спросил Сарыев.

- Вот в том-то и дело,- задумчиво ответил Вальков, словно решил сперва про себя оценить это открытие.- Дала она… гашиш. Вот что. Просыпался он, видать, там. А как мы установили, сам Гусев этой заразой никогда не увлекался.

- Выходит, еще одна версия,- в тон ему заметил сидевший в стороне розовощекий, чубатый Леров.- Приторговывал небось?

Вальков покачал головой:

- Это, милый, пока не версия, и, удастся ли на этом построить версию, еще вопрос. Но попробуем, конечно.

- В котором часу, вы сказали, произошло убийство? - снова спросил Сарыев. Сообщение о гашише как будто не произвело на него впечатления.

- Около одиннадцати вечера,- ответил Вальков.- Темно уже было. А Цветочная улица совсем не освещена, и вечером прохожих почти не бывает. Страшновато там ходить, по правде говоря.

- Черт знает что! - возмутился Сарыев.- Надо было давно вопрос поставить. Конечно, определенные трудности у нас с этим еще имеются. Но сигнализировать надо, добиваться. И кому, как не вам! - Он сердито посмотрел на Нуриманова, затем снова обратился к Валькову: - Жители улицы ничего не слышали?

- Никто ничего не слышал. Глухая улица. Старая. Окна на нее не выходят. Одни дувалы тянутся.

- Ай, ай, ай, - покрутил бритой головой Сарыев. - Вот заехал парень.

- Сам не заехал бы,- коротко заметил Нуриманов и добавил: - Пассажира привез.

- А может, у него там знакомые живут? - возразил Сарыев.- Может, эта самая девица? Всегда, товарищи, надо…

- Проверили,- сказал Вальков.- Нет у него там знакомых.

- Это другое дело,- удовлетворенно произнес Сарыев, по-видимому нисколько не обидевшись, что его прервали.- Тогда, конечно, пассажир. И возможно, не случайный.- Он многозначительно поднял палец и, хмурясь, посмотрел на Валькова.- Поэтому мотив ограбления и не отпадает?

- Ясное дело,- заметил кто-то.- Могли взять только наркотик.

Сарыев живо обернулся в ту сторону.

- Значит, знали, что он у Гусева был. Значит, не случайный человек сел в машину. Хотя…- он на секунду задумался, - убийца мог и неожиданно наткнуться на наркотик. И взять. А деньги оставить. Чтобы нас запутать. В таком случае не дурак, выходит, попался. Отсюда что вытекает, товарищи? - Сарыев строго оглядел присутствующих.- Вытекает, что версий много. Значит, надо быстрее работать, энергичнее, оперативнее. Вторые сутки идут! Вяло работаете. Медленно. Значит, надо подключить новых людей.- Он бросил многозначительный взгляд на Нуриманова.

Тот, нахмурившись, кивнул головой.

- Дадим Валькову еще людей,- отрывисто сказал он.

- Что ж,- все так же многозначительно произнес Сарыев.- Решайте сами. Дело ведет город. А мы проконтролируем. Если в ближайшие дни не поднимете, заберем к себе. Предупреждаю. Тем более,- закончил он с ударением,- что это дело может приобрести и более серьезный характер. Да, да, может!

Присутствующие насторожились. Но Сарыев больше ничего не прибавил.

Совещание закончилось.

Когда сотрудники разошлись, Сарыев сказал Нуриманову:

- Вчера звонила Москва. Поздно ночью. Кто, думаешь?

На худом лице Нуриманова впервые мелькнуло что-то вроде улыбки. Он не спеша закурил, помахал рукой, разгоняя дымок, и, откинувшись, коротко произнес:

- Наверно, Сергей, а?

- Точно. Коршунов. А зачем звонил, знаешь?

- Откуда? - поднял одну бровь Нуриманов.

- Честно говоря, я думал тебя пока не отвлекать.- Сарыев провел смуглой маленькой ладонью по бритой голове.- Но раз в карманах у этого Гусева нашли гашиш, то… город Борек знаешь?

- Знаю. Лобанов там.

- А-а. Ну так вот. Слушай внимательно.

Вальков зашел к себе в кабинет вместе с Леровым и Муратом Ибадовым, молодым пареньком, лишь недавно пришедшим в уголовный розыск по путевке машиностроительного завода.

Помощники его были разительно не похожи друг на друга. Огромный, голубоглазый, румяный, с пшеничным чубом, падавшим на лоб, Леров и маленький, смуглый, с блестящими, гладко зачесанными назад черными волосами и такими же черными бусинками глаз Ибадов. Подружились они с первого же дня появления Ибадова в отделе и характерами удивительно дополняли друг друга. Медлительный, обстоятельный, любивший все заранее рассчитать и десять раз взвесить, Леров умерял горячность и стремительность своего нового приятеля, в то же время невольно и сам начиная действовать и размышлять куда быстрее, чем раньше.

Единственное, но, однако весьма существенное, что объединяло их, это армейская подтянутость, точность и решительность, быстрая ориентировка и смелость - качества, которые приобретаются только службой в армии, ее суровой и мудрой, школой воспитания. И Вальков, подмечая в них эти качества, невольно вспоминал себя и все то, что дала ему самому армия, что осталось в нем навсегда, помогла идти по той трудной и счастливой дороге, которую он себе выбрал. Вальков незаметно любовался и про себя гордился своими молодыми помощниками и ни на кого бы их не променял. Всех троих как бы объединяло это незримое, но вполне ощутимое, однако, армейское братство. Закон боя «Погибай, но товарища выручай» в сегодняшней их трудной борьбе мог проявиться в любой, самый неожиданный момент. И тут Вальков был уверен, его парни не дрогнут. Они были и остались солдатами в самом лучшем, благородном и в самом прямом смысле. И Вальков, не давая спусков и поблажек, как и положено в армии, продолжал воспитывать из них бойцов, солдат нового, тоже важного и опасного фронта. Недаром Леров как-то, смеясь, заметил, что ему все время кажется, будто он сменил только часть, только род войск, только форму, но остался солдатом, навсегда Солдатом. Нет, славные у него парни, и он из них сделает опытных бойцов, передаст им все, чем богат сам, с радостью передаст, они это заслужили.

Рядом с Леровым и Ибадовым полноватый, невысокий Вальков со своими залысинами и мешочками под глазами казался действительно «дядюшкой», тем более что оба помощника относились к нему с подчеркнутым почтением и даже каким-то оттенком обожания. А тут еще сначала Леров, а потом уже при его содействии и Ибадов познакомились с Ниной. По наблюдениям Валькова и особенно Полины Осиповны девушка что-то уж очень уверенно стала командовать обоими в те редкие часы, когда молодые оперативные работники оказывались свободными от службы. Вдобавок Нина все чаще теперь возмущалагь перегруженностью отца работой и других сотрудников тоже. Такой заботливости Вальков почему-то раньше не замечал. И когда дочка, ласкаясь, гладила его по щекам и уверяла, что он плохо выглядит и что нельзя в конце концов забывать о здоровье и отдыхе, он старался прогнать от себя мысль о том, почему это она стала вдруг такой внимательной.

Однако на работе в обращении со своими молодыми помощниками Вальков старался избегать каких бы то ни было намеков.

В тот день после совещания, зайдя вместе с ними к себе в кабинет, он деловито объявил:

- Так. Поговорили, теперь надо браться за дело.

- Очень долго говорили,- подтвердил Ибадов.

- Хотя и не впустую,- рассудительно, уточнил Леров.

- Ну-с, так вот,- продолжал Вальков, тяжело опускаясь в кресло за столом.- Дела у нас такие. Ты, Гоша, отправляйся к жене Гусева. Задание, сам понимаешь, деликатное. Женщина убита горем. Осторожно ее разговори, выясни, с кем дружил Гусев, с кем во вражде был, как вообще вел себя. О той барышне боже тебя упаси заговаривать, Вот если сама начнет, то, пожалуйста, слушай. Заодно обстановочку посмотри и все такое. Понятно? Ее, кстати, как зовут?

- Галина Григорьевна.

- Ну вот. Потом к соседям зайди. Тоже аккуратно так поговори.

- Все понятно, Алексей Макарович,- кивнул чубатой головой Леров и широко улыбнулся, отгребая со лба упавшие волосы.- С женщинами у меня всегда разговор получается, доверием пользуюсь.

Ибадов при этих словах усмехнулся, блеснув черными узкими глазами. А Вальков иронически заметил:

- Смотри только не используй во зло это исключительное доверие.

- Что вы, Алексей Макарович! - испуганно воскликнул Леров, заливаясь краской.- Неужели вы думаете, что я…

- Ладно, ладно,- перебил его Вальков, сам слегка смутившись неожиданно получившимся намеком.- Задание тебе дано. Выполняй. Теперь, значит, ты,- повернулся он к Ибадову.- Надо изучить тех, кто живет на Цветочной или рядом. Машина-то у проходного двора остановилась, это тоже учти. И кто поздно вернулся домой в тот вечер. Понял? Осторожно только, чтобы никого не спугнуть, не насторожить. Найди людей, которым можно доверять. Но и им главного не говори, а… ну, словом, придумай что-нибудь.

- Я очень постараюсь, Алексей Макарович,- прижал руки к груди Ибадов.- Очень.

- Это твое первое самостоятельное задание.- Вальков погрозил пальцем.- Гоши рядом не будет. И меня тоже…

- Да, да, понимаю. Постараюсь,- сбивчиво повторил Ибадов. Он явно волновался.

- Вот и ладно,- кивнул Вальков.- А я - в парк. Если понадоблюсь, звоните туда. Вечером встречаемся здесь. А теперь топайте, ребятки. Сегодня нам надо это дело двинуть так, чтобы высокое начальство больше не сомневалось. Не подведите старика.

Это был единственный намек на ситуацию, которую Вальков прекрасно уловил по ходу совещания.

- Будьте спокойны, Алексей Макарович… Они еще увидят,- почти одновременно заверили его помощники, и в тоне их прозвучала прямо-таки несокрушимая убежденность.

Оба они а в особенности более опытный Леров, тоже кое-что подметили в ходе совещания и были немало этим уязвлены.

Тем временем Вальков достал из папки фотографию неизвестной девушки, обнаруженную в бумажнике Гусева.

- На всякий случай запомните ее. Мало ли что…

Леров, а за ним Ибадов внимательно рассмотрели фотографию, с которой на них смотрела миловидная, улыбающаяся девушка с пушистыми волосами, в пестрой открытой кофточке, тонкую шею охватывала ниточка бус. Лерову улыбка девушки показалась чуть горькой, а в больших глазах под изогнутыми ниточками бровей прятался испуг. Ибадову же эта улыбка не понравилась, ему почудилось в ней что-то хитрое и неискреннее, то же он уловил и во взгляде девушки. Впрочем, ощущения эти были так неопределенны, что оба ничего не решились сказать, и Ибадов молча вернул фотографию Валькову.

- Можно идти, Алексей Макарович? - спросил Леров.

Вальков кивнул.

Оставшись один, он минуту молча сидел за столом, подперев голову рукой и машинально барабаня пальцами другой по столу, затем, словно очнувшись, решительно потянулся к телефону и попросил у дежурного машину-

…Таксомоторный парк встретил его неутихающим шумом и суетой. К воротам тянулись выезжающие на линию машины, часть из них задержалась из-за мелкого ремонта, другие шли по скользящему графику, по тому же графику возвращались машины из города. , Несколько машин стояло в стороне с поднятыми капотами, около них возились перепачканные слесари и водители. Из темных распахнутых боксов в глубине двора доносились рев заводимых моторов, визг и скрежет работающих станков ремонтной зоны, чьи-то возгласы и смех. Несколько человек суетились возле красной грузовой машины техпомощи, с которой сгружали разбитую «Волгу»,- где-то в городе произошла авария.

Слева от ворот, около двухэтажного домика диспетчерской, на скамьях в тени акаций отдыхали водители.

Когда Вальков проходил мимо, кое-кто из них дружески кивал ему, а один даже остановил его и, подойдя, негромко, с ноткой сочувствия спросил:

- Ну что, Макарыч, крутимся?

Вальков вытер платком потный лоб - солнце уже поднялось в зенит и палило нещадно - и со вздохом сказал.

- Крутимся. Чего ж делать. Ты, кстати, Гусева-то хорошо знал?

- Да не очень. Вон дружок его стоит, Володька Туляков. Этот уж знал так знал. Не одну, бутылку выпили.

Водитель указал на стоявшего невдалеке бледного рыжеватого паренька в клетчатой ковбойке с закатанными рукавами. Туляков нехотя разговаривал с двумя парнями, рассеянно поглядывая по сторонам.

- Володь! - окликнул его собеседник Валькова и, когда тот поднял голову, поманил пальцем: - А ну, подойди.

Туляков что-то сказал парням и не спеша, вразвалочку, сунув руки в карманы мятых брюк, направился к Валькову. Рыжеватые волосы его были аккуратно расчесаны на пробор, белых, покрытых рыжим пушком и веснушками рук еще не коснулся загар. На одной из них, пониже локтя, был виден синий, не очень искусно вытатуированный якорь в кривых линиях волн. На другой руке была изображена полногрудая русалка, окруженная сетью.

Когда Туляков подошел, Вальков добродушно сказал, улыбаясь одними морщинками вокруг глаз:

- Давай, друг, познакомимся. Вальков Алексей Макарович.

- Слыхал,- ответил Туляков и в свою очередь представился, пожимая протянутую руку:

- Володька.

Пожатие его было вялым, рука мокрой от пота.

Вальков кивнул знакомому водителю и отошел с Тучковым к дальней пустой скамье. Присев, закурили, и Вальков спросил:

- Давно здесь причалил?

- Третий год,- как-то бесшабашно ответил Туляков.

- А до этого во флоте службу нес, рыбачил?

- Ага. На Дальнем. База - Владик, а сам по кругу - Камчатка, Находка, Шикотан,- тем же тоном пояснил Туляков, сплевывая себе под ноги.

- Надоело?

- Кому что снится. Рубль там, конечно, длинный. Но качает. Опять же климат оказался неподходящим.

- А этот климат как, принимаешь?

- Тоже, скажу, не мед. Ташкент нравится. Ходовой город, гудящий. Я такой люблю. И о зиме думать не надо. Потом народ у нас - поискать.

- С Гусевым дружил, говорят?

- Кореш мой был.- Туляков поднял голову и пристально посмотрел на Валькова, глаза его вдруг стали злыми и недоверчивыми. Найдете гадов?

- Надо найти. Ты, кстати, не слыхал, кто-нибудь из ребят его в тот день на линии не встречал?

- Зачем кто-нибудь? Я встречал. Один раз даже покурить удалось.

- Это где же и когда?

- Да у рынка. Часов так в двенадцать.

- Говорили о чем-нибудь?

- Не молчали.

Туляков сидел согнувшись, опираясь локтями о колени, и хмуро смотрел себе под ноги, дымя сигаретой.

- Ну и что Гусев тебе говорил?

- Известно что. Все о…- Туляков неожиданно умолк и, подняв голову, снова пристально посмотрел на Валькова: - Только, это между нами, идет?

- Секреты хранить умеем,- серьезно ответил Вальков.

- Ладно. Теперь уж ладно,- вздохнул Туляков.- С покойника не спросишь. Одним словом, он к Галке решил вернуться, к жене…

- Почему же так?

- А! - Туляков зло махнул рукой и снова опустил голову, так что Валькову видна была только его рыжая макушка и ровная ниточка пробора.

- Что «а»? - спросил он.

- Дешевкой оказалась его краля,- глухо ответил Туляков.- Вот что. В другого втюрилась.

- Кто же она такая, знаешь?

- Нужно мне. У меня у самого таких навалом.

- Ну, хоть как зовут?

- Динка.

- Видел ее?

- Не.- Туляков с усмешкой поглядел снизу вверх на Валькова.- Только она к этому делу не причастна. Это точно.

Вальков стал расспрашивать его о других приятелях Гусева, но среди них не оказалось никого, кто мог бы иметь хоть самое отдаленное отношение к разыгравшейся трагедии. Всех их Туляков знал, по его словам, «как облупленных», все это были ребята из их шоферской братии, разбитные, нахальные, любившие выпить, иной раз пустить в ход кулаки, при случае подцепить чаевые или некрупно надуть кого-то,- словом, знакомый Валькову тип людей, все время идущих где-то рядом с мелкими преступлениями или проступками. Но ни один из них, конечно, не мог пойти на убийство приятеля, да и не было у них причин к тому. В этом Туляков, или «рыжий Володька», как его звали в своем кругу, был убежден. И Вальков согласился с ним.

Но не ведомая никому из них Дина, в которую влюбился Гусев и которую не познакомил ни с одним из приятелей, указывала и на другой круг знакомых, которые были у Гусева. И пути к ним Вальков пока не видел.

- Чудную, конечно, он мне вещь брякнул,- задумчиво произнес вдруг Туляков.- Это я только сейчас, между прочим, допер.

Вальков насторожился.

- Я, говорит,- продолжал тем же тоном Туляков, - завяжу это дело, все завяжу. Так я сегодня и объявил. Чуете? «Все завяжу». А что, спрашивается, «все»? Ну, с девкой ясно. А что еще?

Он испытующе посмотрел на Валькова.

- М-да,- покачал головой тот.- Действительно. Что еще завязал?

А про себя добавил: «И кому объявил об этом?» Такое могло кончиться и убийством, если Гусев был замешан в серьезном преступлении. Но «все» могло относиться и к решению порвать с этой Диной, и ей же он мог «объявить» об этом. После чего никаких трагических последствий, произойти, очевидно, не могло. И тогда убийство - случайность. Последним пассажиром оказался бандит, уголовник. Решил ограбить шофера. А найдя наркотик, плюнул на двадцать рублей, лишь бы сбить со следа. Но откуда у Гусева мог оказаться наркотик?

Вопросы обступали Валькова со всех сторон, неразрешимые пока вопросы, сейчас только уводящие в сторону. А между тем этот Володька не все еще рассказал, кое-что он пропустил.

- Ты забыл рассказать, где еще видел в тот день Гусева,- напомнил Вальков.

- Еще? Было и еще. Часа за два до встречи у рынка я его в аэропорту видел. Он как раз какую-то женщину с пацаном сажал.

- Поговорить не пришлось?

- Не. Он сразу отъехал.

- А еще кто из ваших там в это время стоял?

- Из наших? - задумчиво переспросил Туляков.- Да мало ли. Кажись, Генка Волков стоял. Ага, он. Сразу следом за долькой уехал. Я еще подумал, здорово у него заднее левое виляет. Вот-вот отвалится. Чуть за ним не погнал:

Вальков легко запомнил новую фамилию, как, впрочем, и все, что рассказывал Туляков. Он давно уже отвык хвататься за карандаш, когда ему называли какие-то имена, сколько бы их ни было, или вообще сообщали что-то важное. Профессиональная память надолго отпечатывала все это у него в мозгу.

Простившись с Туляковым, он отыскал еще двух или трех водителей, работавших в день убийства Гусева. Но ничего интересного сообщить они ему не смогли. Волкова же в парке не оказалось: он был на линии.

Уже начало темнеть, когда Вальков зашел в диспетчерскую. Жара спала, стало легче дышать.

Вальков дружески кивнул полной женщине-диспетчеру и уселся в сторонке, дожидаясь, когда та освободится.

Наконец, воспользовавшись минутой, когда у окошечка никого не оказалось, он подошел и негромко попросил:

- Мария Тимофеевна, покажите мне последнюю цепочку Гусева. Сняли вы ее, наверное.

- А как же,- ответила та.- Должны были снять. Сейчас погляжу.- Она тяжело повернулась к стоявшему сбоку от нее на табуретке ящику и пояснила: - Машина-то не на линии. Значит, путевой лист должен быть здесь.

Цепочка, то есть все показания счетчика на машине Гусева, оказалась снятой. И Вальков приступил к ее изучению.

Для начала его интересовало лишь одно показание - холостой пробег машины. И тут обнаружилось в высшей степени любопытное обстоятельство: холостой пробег был равен нулю! Это могло означать только одно - Гусев в тот день или стоял, или возил пассажиров, никакой ездки по собственным делам он не совершил. Как же он сумел «объявить» о своем решении? Может быть, он случайно встретил Дину или кого-то еще на улице? Или тоже случайно оказался недалеко от ее дома?

Здесь цепочка тоже могла кое-что прояснить. Гусев виделся с Туляковым возле рынка часов в двенадцать дня. К этому времени он уже «объявил» кому-то свое решение. И за это же время он сделал не меньше десяти - двенадцати посадок. Об этом свидетельствовало общее количество посадок до момента убийства и пройденный за это время километраж в расчете на среднюю скорость движения по городу. За город Гусев в течение дня не выезжал, иначе он должен был взять разрешение у диспетчера. Да и количество посадок указывало на то, что ездки в среднем были небольшие. Эти же показания говорили еще об одном важном обстоятельстве: Гусев нигде долго не стоял, средняя продолжительность стоянок не превышала семи-восьми минут, а если учесть, что около рынка он, по свидетельству того же Тулякова, простоял минут пятнадцать, то и того меньше.

Итак, встреча с кем-то у Гусева произошла утром, и случайно. Следовательно, надо было постараться выяснить его маршрут именно в это время. Тут пока была известна лишь одна точка - аэропорт.

Вальков сам не заметил, сколько времени он просидел над этой проклятой цепочкой. Разобраться во всех ее тонкостях было не так-то легко, а привлечь кого-нибудь на помощь означало посвятить постороннего человека в ход, своих мыслей и рассуждений. Этого делать было нельзя.

Только часов в десять вечера приехал наконец Вальков в управление. Там его дожидались Леров и Ибадов, оба усталые и голодные. Весь день они провели в беготне, так и не успев хоть где-нибудь перекусить. Да и нервное напряжение, непрерывный, лихорадочный поиск не позволяли думать об этом. Сосущий голод и непомерную, свинцовую усталость они ощутили только сейчас, когда ждали Валькова.

Леров беседовал с женой Гусева. Об этой беседе всегда флегматичный и невозмутимый Леров не мог рассказывать спокойно.

- Она так плакала, Алексей Макарович, сил не было смотреть, - хмурясь, говорил он.- А сама девчонка, ну просто девчонка, лет двадцать, не больше. Парню их года еще нет. Она на телефонной станции работает, на междугородных линиях. Две косички, глазки подведенные, голые коленки - ну девчонка! И любила его, вот что. Ревет, понимаете, в три ручья, и парень за ней. Пришлось его у нее отобрать. А он еще и пустил мне на рубашку. Представляете наш разговор?

На хмуром лице Лерова отразилась такая растерянность, что Вальков и Ибадов невольно улыбнулись, предаставив громадного, неуклюжего Лерова с орущим младенцем на руках.

- Два часа парня укачивали, перед этим она его кормила, а я… ну, в общем… развешивал бельишко, в магазин сбегал…

- Ладно. Давай о деле. Поздно уже,- сказал Вальков.

О деле Леров, к сожалению, узнал немного. Жена Гусева, всхлипывая и мечась по комнате, сообщила, что ее Толик недавно «психанул» и ушел к какой-то женщине, но та его прогнала, и он вернулся домой. Галя его простила, потому что вообще Толик был хороший, очень хороший, и друзья у него хорошие, и выпивал он, «как все», и всегда был «в норме». Ни на каких его друзей она жалоб не имеет и зла не держит. А самые лучшие друзья - это Володя Туляков, который вместе с ними работает, и Карим, который работает шофером на стройке, фамилии его она не знает и где точно работает - тоже. Живёт он с матерью и двумя братишками, где, она тоже не знает, кажется, в старом городе. Но оба они очень хорошие, и Володя, и Карим, оба никогда при ней «не выражались», даже выпивши, а Карим два раза деньги им одалживал и назад брать не хотел.

Вот и все, что Леров смог узнать у жены Гусева.

Обошел он и соседей. Все отзывались о Гусеве хорошо, и только один сосед назвал его «приблатненным» и «махинатором», но верить ему нельзя, так как сам он оказался горьким пьяницей и однажды даже увел из соседнего подъезда чью-то собаку и обменял на пол-литра.

- Прямо как Швейк,- улыбнулся Леров.- Только что не перекрашивал.

- Улыбаться тут нечего,- сухо заметил Вальков.- Мог бы и побольше узнать.

Леров сконфуженно умолк.

Ибадов, в противоположность Гоше, вел себя загадочно. На смуглом его лице ничего не отражалось, когда он коротко сказал:

- Надо там, на Цветочной, еще поработать. Три-четыре объекта для изучения имеются. Разрешите, Алексей Макарович? Очень прошу, пожалуйста.

Вальков больше его не расспрашивал, устало потер лоб и дал для «изучения» два дня.

Сам он на следующий день, рано утром, снова был в парке и принялся терпеливо опрашивать одного за другим всех водителей, работавших в день убийства на линии. Среди них был на этот раз и толстый улыбчивый 'Гена Волков, который отъехал в тот день из аэропорта вслед за Гусевым. До этого Волков стоял там довольно долго и видел, как подъехал Гусев, высадил пассажиров, сам вылез, пошел за газетой вроде, по дороге задержался около какого-то «Москвича», поговорил с водителем, потом еще с кем-то, а вернувшись, посадил женщину с мальчиком. Волков тоже посадил пассажира, и случайно его маршрут совпал с маршрутом Гусева. Он видел, как Гусев подвез пассажиров к новому дому на улице Строителей. Больше Волков не встречал Гусева.

После этого Вальков позвонил Лерову и велел отправиться на улицу Строителей и отыскать в доме по левой стороне, от угла третьем или четвертом, женщину с мальчиком, прилетевших в тот день в Ташкент, и побеседовать с ними на известный ему, Лерову, предмет, ибо вез их от аэропорта… Словом, пусть Гоша едет туда побыстрее.

Закончив этот иносказательный разговор, Вальков снова принялся за работу. Он отыскивал все новых интересовавших его людей и, с первых же слов улавливая их характер и манеру вести разговор, терпеливо, с кем дружески и напрямик, а с кем суховато, требовательно и в обход, выяснял подробности их работы в тот самый день.

Это было утомительное, а главное, не очень результативное, занятие. Почти никто из водителей не мог ему сообщить что-либо заслуживающее внимания, хотя некоторые в разное время мельком и видели Гусева то в одном, то в другом районе города. А один из лучших водителей парка Максуд Кадыров сказал:

- Я, товарищ Вальков, его в тот день, правда, не встречал, но кто-то мне сегодня говорил о нем… Кто-то говорил… Интересное что-то… - Он потер круглую бритую голову.- Вспомню… Обязательно вспомню. Общее это наше дело.

Уже начинало темнеть, спала дневная жара, когда. Вальков подвел наконец не очень радостные итоги прошедшего дня. Опрошенными оказались чуть больше половины людей из его списка. Впереди было по крайней мере еще дня два такой же проклятой, изнурительной работы, от которой у Валькова уже раскалывалась голова и ломило все тело, словно он целый день колол дрова, а не разговаривал с людьми.

Вальков сидел один на скамеечке возле диспетчерской, устало вытянув ноги, покуривая и одновременно соображая, не взять ли завтра с собой сюда Лерова, чтобы разделить с ним предстоящую работу, когда к нему неслышно подошли Кадыров и худой усатый водитель, старик Сайыпов.

- Вот, - твердо сказал Кадыров.- Вот он, ака. Можешь все сказать. Должен все сказать.

Он ушел. А Сайыпов хмуро произнес:

- Я, понимаешь, только сегодня узнал, что его убили на Цветочной. Так вот. Знаю кто, понимаешь.

Все-таки недаром, видимо, говорят, что самое простое объяснение всегда самое верное, решил Вальков.

Разом отпала необходимость уточнять утренний маршрут Гусева, разыскивать человека, которому он объявил, что возвращается к семье, устанавливать неведомую Дину, гусевского друга Карима и весь круг их знакомых. Нельзя сказать, чтобы все это перестало интересовать Валькова, нет, конечно. Но все это сразу отошло на второй план, ибо к убийству Гусева отношения не имело. Убийцей оказался совсем другой человек.

Старый водитель Сайыпов сообщил Валькову даже имя этого человека. Кстати сказать, Сайыпов тоже значился в списке работавших в тот день, но Вальков не успел до него добраться.

А рассказал Сайыпов следующее. Он тоже видел Гусева, но поздно вечером, часов в одиннадцать, когда подъехал к стоянке около Шпильковского переулка. В этот момент к Гусеву сел пассажир. Было уже темно, но недалеко висел фонарь. А у старого Сайыпова острые глаза, как у молодого. И он узнал того пассажира. Это был Ленька Чуприн, он учился в одной школе с младшей дочерью Сайыпова, даже ухаживал за ней одно время и бывал у них в доме. А потом его выгнали из школы. Сайыпов давно его не видел, очень давно. Плохое говорили про Леньку, будто он даже в тюрьме сидел. Но этого Сайыпов не знает и болтать не хочет. И вот в тот вечер Ленька сел в машину Гусева, это точно, это Сайыпов видел своими глазами. А потом Гусев подошел к Сайыпову и спросил, есть ли сейчас проезд по улице Жуковского на Цветочную, и Сайыпов ответил, что проезда сейчас там нет. Они с Гусевым еще обсудили, как ехать. И вот сегодня Сайыпов узнал, что Гусев был убит на Цветочной. А повез он туда Леньку Чуприна.

Сообщение было настолько важным, что Вальков, прихватив Сайыпова, немедленно отправился в управление. Там старый водитель уже спокойно и подробно рассказал о встрече с Гусевым, а также все, что он знал о Чуприне, хотя эти сведения и относились лишь к прошлому, о жизни Чуприна в последние годы Сайыпов ничего не мог сообщить. Он даже не знал, где тот сейчас живет.

А вскоре приехали Леров, за ним Ибадов. Узнав от своего начальника столь важную новость, они повели себя по-разному.

Леров потер огромные руки и удовлетворенно произнес:

- Вот это да. Остается только установить, где живет этот Ленька и…

- Не надо устанавливать! - с неожиданной запальчивостью вдруг перебил его Ибадов.- Совсем не надо!

Черные узкие глаза его загадочно блестели, и видно было, что Ибадову стоило немалого труда сдержать себя,

- Это еще почему? - недовольно спросил Леров.

Он не привык, чтобы начинающий сотрудник, пусть это будет даже Мурат, перебивал его и тем более вступал в спор.

- А потому,- ослепительно улыбнулся Ибадов и, повернувшись к Валькову, торопливо доложил: - Чуприн Леонид по кличке Чума мною установлен, Алексей Макарович. Уже установлен,- радостно повторил он.- Живет через двор от Цветочной, с выходом на улицу Степана Разина. Мне этого парня еще вчера назвали среди других подозрительных. А сегодня я их как раз устанавлинал. Вот здорово, да?

- Та-ак,- медленно протянул Вальков.- Действительно, здорово. Ну и что ты еще о нем узнал?

- А вот, пожалуйста,- живо откликнулся, снова сверкнув улыбкой, Ибадов. - Это парень уже судимый. Недавно вернулся. Связи преступные не порвал, ведет себя плохо, нигде не работает. А на такси, видите, разъезжает. Живет с матерью. Все пока, Алексей Макарович.

Ибадов был в восторге от своей первой удачи и не скрывал этого.

Леров наставительно и чуть насмешливо сказал ему:

- Если бы не старик Сайыпов, все бы твои сведения висели, как зеленый урюк. И вообще…

- Что вообще? Ну что? - обиженно воскликнул Ибадов, сверкнув глазами.

- Хватит, - сказал Вальков. - Молодец, Мурат. А сейчас ступайте-ка домой, поздно уже. Завтра займемся этим Чуприным.

Сам же Вальков отправился на доклад к Нуриманову.

Они давно работали вместе, и оба любили эти поздние часы, когда стихало управление, пустели коридоры, прекращались телефонные звонки, а за окном, в черном-пречерном небе пурпурно-яркая луна заливала серебряным светом уснувшие дома, пустынные улицы и буйные кроны чинар в сквере напротив.

Нуриманов невозмутимо выслушал доклад Валькова, потом сказал:

- Кажется, вышел правильно. - И, подумав, добавил с ноткой сомнения: - Кажется.

- С утра будем работать,- вздохнул Вальков, устало потирая широкий лоб.- Нас ноги кормят. А людей мне больше не надо,- добавил он, намекая на недавний приезд начальства: - Управимся сами. Ребятки мои тянут хорошо.

- Согласен,- коротко ответил Нуриманов тоном, по которому можно было догадаться, что он с самого начала полагал, что людей Валькову добавлять не следует.- Только учти, тебе придется… как это по-русски?… Гнаться и за вторым… зверем.

- Зайцем,- машинально поправил Вальков и сказал недовольно: - Говорят: за двумя зайцами погонишься - ни одного не поймаешь.

- Ничего,- усмехнулся Нуриманов.- Одного ты уже, кажется, поймал. А второй… он, может быть, живет в той же норе.

- Дай кончить с одним,- хмурясь, попросил Вальков.

- Дам, - коротко ответил Нуриманов.- Два дня дам. Не больше.

- Ну, а что за второе дело? - немного успокоившись, поинтересовался Вальков.

- Важное. Москва ведет. Сарыеву по нему звонил Коршунов.

- Да ну? - улыбнулся Вальков.- Коршунов? А по чему говоришь, что оба дела в одной норе?

- Помнишь, что ты нашел в кармане у Гусева?

- Гм…Но два дня на первого зайца даешь? - пытаясь прикрыть шуткой снова вдруг возникшее беспокойство, спросил Вальков.

- Даю.

И Вальков окончательно успокоился, ибо знал, что его начальник не меняет решений и слово у него одно.

Потом Нуриманов вызвал машину и сперва завез домой Валькова.

А утром началась работа, сложная, лихорадочная и тем не менее радостная, потому что она была полна открытий и маленьких побед, с каждым шагом приближавших к окончательному успеху.

Первой ласточкой оказалась справка о судимости Леньки Чуприна за кражу из клуба. Однако по месту заключения он, как ни странно, характеризовался хорошо. «Твердо встал на путь исправления»,- писал в характеристике замполит колонии.

- Тоже мне воспитатели,- проворчал Леров, ероша свой чуб.- «Твердо остался на старом пути» - так надо было писать. И небось отпустили раньше срока.- Он снова посмотрел справку.- Ну, ясно. На год раньше выскочил. Посмотрите, Алексей, Макарович.

Он протянул Валькову через стол справку.

- Бывает,- примирительно сказал тот, пробежав ее глазами.- У них работа тоже не сахар. К каждому в душу не залезешь…

Потом прибежал Ибадов и положил перед Вальковым две фотографии Чуприна. Одна была маленькая, для паспорта. Ее Ибадов раздобыл в отделении милиции, где Чуприн получал свой первый паспорт, А другая была групповая, на которой был снят весь десятый класс, где учился Чуприн.

С первой смотрел насупленный, кругоголовый парень, ворот рубахи разошелся на мощной шее. Но если по этой фотографии можно было только предполагать, какой здоровяк был этот Чуприн, то вторая не оставляла на этот счет никаких сомнений. Чуприн был на голову выше всех ребят в классе. На этой фотографии он улыбался самодовольно и чуть нахально.

- Ну и лоб,- покачал головой Леров.- Не всякий с таким справится.- И он мельком взглянул на щуплого Ибадова.

Тот вспыхнул и с напускной небрежностью сказал:

- На прием надо уметь брать или неожиданно, на испуг. Запомни, пожалуйста.

Вальков с усмешкой поглядел на друзей.

- Брать его пока вообще не будем,- сказал он.- Рано. Мне сперва нужны данные, как он провел тот день. Это раз. А два - это его связи. Их надо выявить. Первое поручаю тебе, Мурат. За второе возьмусь сам. Ты поможешь,- кивнул он Лерову.

Ибадов бросил молниеносный, горделивый взгляд на приятеля и мгновенно исчез из кабинета, крикнув на ходу:

- Слушаюсь, Алексей Макарович! Слушаюсь!…

В этот день Мурат Ибадов, кажется, впервые по-настоящему понял вкус и радость оперативной работы.

Он сумел повидаться с десятками людей, начиная от соседей Чуприна и окрестных мальчишек и кончая работниками милиции и дружинниками, дежурившими в самых людных местах города. При этом Ибадов вдохновенно играл то одну, то другую роль, ибо он ни на минуту не забывал, что Чуприн пока на свободе и его нельзя спугнуть. И все люди, с которыми он повидался, кто охотно и многословно, кто недоверчиво и скупо, делились с ним тем, что они заметили и запомнили в тот злосчастный день.

Тем не менее узнал Ибадов, на первый взгляд, довольно мало. Сведения, добытые им, заключались в следующем.

Рано утром, часов около шести, Чуприн вышел из дома, прошел двором на Цветочную, оттуда на площадь, где находилась стоянка такси, потоптался там в ожидании машины, потом со всех ног кинулся к подъехавшему автобусу. Он очень спешил и, кажется, очень нервничал. Затем след его терялся часа на два. Около восьми утра Чуприн появился в закусочной возле вокзала с каким-то человеком, длинным и хмурым. Они торопливо поели, при этом выпили самую малость и быстро вышли. В этот момент недалеко от закусочной на миг остановилась машина. Кажется, парни сели в нее. Затем Чуприн исчезает снова, и только около десяти утра его заметили в толпе у аэропорта все с тем же человеком. После этого след Чуприна пропадал надолго. Где и с кем он был весь день и вечер вплоть до момента, когда он сел в машину Гусева и велел везти себя на Цветочную, Ибадову выяснить не удалось.

Было уже часов девять вечера, когда он, еле передвигая ноги от усталости, появился в управлении, изрядно раздосадованный очевидной, как ему казалось, неудачей своего поиска.

В коридоре недалеко от кабинета Валькова ему, как назло, попался Леров, которого Ибадов меньше всего хотел бы сейчас видеть. Но тот был немногословен, сосредоточен и явно забыл утреннюю пикировку с другом. Леров так был занят своими мыслями, что даже не спросил, что удалось выяснить Ибадову. В светлых глазах его светилось напряженное ожидание, явно не относившееся, однако, к Ибадову, и тот; сразу забыв своих неудачах, торопливо спросил:

- Ну что? Нашли чего-нибудь, да?

Леров в ответ только погрозил толстым пальцем и, почему-то понизив голос, предупредил:

- К старику не заходи. Понял?

- А почему? Скажи, пожалуйста.

- Подходящего человека удалось зацепить,- туманно пояснил Леров.

И Ибадов, несмотря на все свое нетерпение и любопытство, не посмел спрашивать больше. Этому он уже научился за короткий срок работы в уголовном розыске.

«Подходящим человеком» был хулиган и уголовник Федька Замков по кличке Кат. «Подходящим» он был по причине того, что хорошо знал Чуприна, «проходил» с ним по одному делу и часто встречался в последнее время. Утром в этот день Кат был задержан за очередное «художество» и пока находился в КПЗ одного из отделений милиции, где и разыскал его Леров. Ему грозили немалые неприятности, и потому он был готов чем угодно расположить к. себе высокое милицейское начальство, каковым ему казался Вальков.

То, что Кат находился под арестом, с одной стороны, вполне устраивало Валькова, ибо он мог быть уверен, что тот не сможет предупредить Ч|уприна. Но в то же время положение, а главное, характер Ката, о котором Вальков был немало осведомлен, требовали весьма осторожно относиться к сообщаемым им сведениям. Ибо Кат мог наговорить что угодно на любого человека, каким-то особым чутьем угадывая, что именно нужно допрашивавшим его работникам милиции. Это был человек без совести, достоинства, без верного слова, на которого никто и никогда не мог положиться, трусливый и гаденький, всегда готовый ради любой, самой малой для себя выгоды совершить самый подлый и бесчестный поступок,- словом, это был законченный подонок, презираемый всеми, даже знавшими его уголовниками, и не раз битый ими до полусмерти.

И все-таки именно он знал Чуприна, именно он попался сейчас, в эту горячую минуту, под руку Валькову, и тот, превозмогая брезгливость и недоверие, вынужден был беседовать с ним.

Они сидели в кабинете Валькова уже часа два, и Кат, грузный, с шишковатой, покрытой редким пухом головой, посаженной прямо на сутулые плечи, с глазами навыкат и свернутым набок большим носом, жадно курил сигарету за сигаретой. При этом держал он их двумя грязными пальцами, отставив в сторону мизинец, и, отчаянно жестикулируя другой рукой, визгливо говорил:

- Чума за нее на что хочешь пойдет, гражданин начальник. Он и на мокрое дело пойдет. Он сам говорил. С места мне не сойти! Вам лепить не буду. Частую правду говорю, гражданин начальник. Кого хочешь спроси: Кат от фонаря не лепит. Кат правду любит. Кого хочешь спроси. Что мне Чума? Плюнул и растер! Вот он мне что.

«Все люди тебе так-то,- подумал Вальков.- Всех продашь до единого в случае чего». И насмешливо спросил:

- Одна, значит, правда тебе дорога?

- Точно! - воскликнул Кат, не замечая насмешки.- С места не сойти! Кат от фонаря не лепит! Кат…

- Погоди,- оборвал его Вальков.- А давно он этим занимается?

- Да как вышел. Считай, с осени. Он теперь за нее кого хочешь порешит.

- И ты эту заразу у него вчера видел? - досадливо спросил Вальков.- Сам видел?

- С места не сойти!

- Может, у него где в заначке она была?

- Ни-ни! Так и сказал: «Свежую вчера получил». И рожа такая была, точно авто по лотерее выиграл.

«Вчера,- подумал Вальков.- Как раз сходится. На этот раз не врет, кажется, подлец».

- Я, гражданин начальник, так скажу,- вдохновенно продолжал между тем Кат.- Чума ради этого уже пошел на мокрое дело! Печенкой чую! Он и мать родную зарежет, если что. Я могу фактически это доказать, если отпустите. Я потом сам вернусь. С места не сойти! Мне правда пуще свободы, пуще жизни дорога! Докажу, а тогда стреляйте меня, пожалуйста!

Он неожиданно всхлипнул и вытер глаза грязной, с черными ногтями рукой.

Вальков брезгливо поморщился. «Водится же такая мразь на земле,- подумал он.- Ведь водится же».

Разговор можно было кончать. Ничего такого, чего бы не знал Вальков о Чуприне, этот Кат не сообщил. Кроме одного. И это обстоятельство осветило новым светом трагедию, которая произошла два дня назад на Цветочной улице.

Оказывается, Чуприн стал курить наркотик и уже отравлен им и ради него действительно мог пойти на любое преступление, это Вальков и сам понимал. А ведь. в кармане Гусева…

Да, надо брать Чуприна, решил Вальков, немедленно брать. Пока у него не кончилась эта зараза, пока он не пошел ради нее на новое преступление.

Как только увезли хнычущего, упиравшегося Ката, Вальков сказал Лерову и Ибадову:

- А ну, ребята, в машину - и за Чуприным. Быстро! А то он нам вот-вот еще какой-нибудь номер устроит. И обыск по всей форме. Санкцию прокурор уже дал. Вот она. Так что быстро. Ты, Гоша, старший.

- А что этот дал? - спросил Леров, кивнув в сторону двери.

- Потом. Все потом,- резко ответил Вальков.

И его молодые помощники поняли, что сложное дело, которым они занимались, подходит к концу и, как всегда в таких случаях, обстановка накаляется и требует мгновенных решений и действий. И еще подумали, что взять Чуприна будет не просто и то, что Вальков отправляет на это сложное задание их одних, означает особое доверие, обмануть которое нельзя.

Оба молча вышли из кабинета.

А Вальков в который уже раз стал просматривать материалы дела, готовясь к новому, главному допросу.

Но мысли его были сейчас там, на Цветочной. Он уже не раз успел пройти по этой глухой короткой улице, от забора стройки, перегораживавшего ее с одного конца, до небольшой суетливой площади. Он помнил широко распахнутые ворота проходного двора и маленькую часовую мастерскую, притулившуюся возле них, и как будто вновь видел сиротливо стоявшую там машину Гусева, еле различимую в темноте, с зажженными подфарниками и слепо глядящими фарами, в которых отражались огоньки снующих вдали, на площади, машин.

Вальков перебирал одну бумагу за другой в толстой папке, лежащей перед ним. Вот и фотографии места происшествия, вот машина Гусева, за ней видны те вороха и мастерская, вот общий вид этой погруженной во тьму улицы в мгновенной вспышке блица, вот и убитый Гусев с опрокинутой назад головой. Сейчас привезут его убийцу…

Прошло, однако, не меньше двух часов, прежде чем Леров снова появился в кабинете Валькова. На круглом румяном его лице отражалось такое смущение, что Вальков даже встревожился.

- Привезли?- спросил он.

Леров растерянно развел руками:

- Ну, знаете, Алексей Макарович. Я даже не знаю, как сказать. Привезли, конечно. Но вы помните его фотографии?

- Еще бы.

- Такой лоб, да? Косая сажень в плечах. Так вы его сейчас не узнаете.

Вальков удивленно посмотрел на него.

А Леров уже открыл дверь и крикнул в коридор:

- Мурат, давай его сюда.

Ибадов ввел Чуприна.

При взгляде на задержанного Вальков с удивлением приподнял очки и горестно вздохнул. Да, конечно, перед ним стоял убийца, в этом Вальков был почти уверен. Но, черт возьми, в кого превратился этот парень! Где тот богатырь, который был изображен на фотографиях? Перед Вальковым сейчас стоял совсем другой человек. С желтым, иссохшим лицом, с впалыми полуприкрытыми глазами, редкими, свалявшимися волосами, тонкая шея, казалось, чудом держала его голову. Чуприн был так худ, что одежда обвисла на нем. Только огромные костлявые руки напоминали, каким он был еще совсем недавно. «И кличка-то Чума,- подумал Вальков.- Сколько же времени он курит этот наркотик? Ведь и полгода нет».

- Садись, Павел,- сказал он Чуприну, кивнув на стул возле своего стола.

Леров и Ибадов уселись в стороне не диване.

- Что нашли? - коротко спросил у них Вальков.

Леров достал из лежавшей у него на коленях тонкой папки несколько сколотых листов и положил их перед Вальковым,

Надев очки, тот пробежал глазами протокол обыска.

- Двести граммов? - спросил он, посмотрев поверх очков на Лерова.

- Так точно.

- Надо будет сравнить с тем.

- Ясно.

Вальков помолчал, глядя куда-то в пространство, потом снял очки и посмотрел на Чуприна, который за это время не произнес ни слова. Вся его сутулая, обмякшая фигура выражала полное равнодушие к происходящему.

- Что ж, Павел, будешь рассказывать? - спросил его Вальков.

- Чего рассказывать-то? - вяло отозвался Чуприн, не отрывая сонного взгляда от своих потрепанных ботинок, небрежно завязанных обрывками шнурков.

- Что сделал с таксистом два дня назад на Цветочной?

- Каким еще таксистом?

Чуприн поднял мутный взгляд на Валькова.

- В среду, часов в одиннадцать вечера, ты приехал в такси на Цветочную улицу, так?

- Не ехал я ни на каком такси! - с неожиданным надрывом крикнул Чуприн, и в прояснившихся глазах его мелькнул страх.

- Где же ты был в тот вечер?

- Не помню я, где был!

- А ведь таксиста того нашли убитым, Павел. В тот вечер, на Цветочной. Недалеко от твоего дома.

- Нашли?! Ну и что?! А я при чем?!

Чуприн рванулся вперед, уцепившись побелевшими пальцами за край стола.

- Ты был в его машине.

- Не был!… Не убивал!…- хрипло крикнул Чуприн.

На сухом морщинистом лбу его проступили крупные капли пота и потекли по впалым вискам.

- Он тебе предлагал наркотик? - спокойно, как-то даже буднично спросил Вальков.

- Не убивал!… - снова крикнул Чуприн, навалившись грудью на стол.

- Ну ладно,- примирительно сказал Вальков.- Сейчас поздно. Разговор продолжим завтра. Ты пока подумай.

На следующий день Вальков, однако, не спешил с допросом.

Срочная экспертиза подтвердила, что гашиш, обнаруженный дома у Чуприна, составляет одну партию с тем, который был в кармане убитого Гусева.

Новый тщательный осмотр территории от места, где стояла машина Гусева, до дома Чуприна, дал новые улики.

В кустах, возле двери дома, лежал присыпанный землей и укрытый ветками массивный складной нож, с металлической рукояткой, на которой сохранились следы крови. Нож был опознан соседями, он принадлежал Чуприну. А кровь по группе оказалась схожей с группой крови Гусева. Кроме того, по характеру пролома в черепе экспертиза установила, что смертельный удар Гусеву был нанесен именно этим ножом. Наконец, в ноже между лезвиями обнаружили несколько волосков с его головы.

Кольцо улик сомкнулось вокруг Чуприна. Но он и на следующем допросе исступленно, упрямо продолжал кричать, что не знает никакого таксиста. Очная ставка с Сайыповым нисколько не повлияла на него. Он по-прежнему утверждал, что не ехал в тот вечер на такси. При этом он все время путался в своих рассказах, явно что-то недоговаривал и злобно отказывался отвечать, где он достал обнаруженный у него наркотик и как провел день, предшествовавший убийству. Впрочем, и без того было ясно, что весь тот день он рыскал по городу в поисках наркотика, а когда, придя в отчаяние, вечером натолкнулся на Гусева, то уже был готов на все.

Словом, все обстоятельства и даже детали разыгравшейся трагедии стали очевидными.

На оперативное совещание снова приехал полковник Сарыев. После сообщения Валькова он со свойственной ему экспансивностью и прямотой воскликнул:

- Молодец, Вальков! Аи, молодец! Важное дело поднял, громкое, просто заказное дело! А почему? Опыт, организованность, оперативное чутье.- Он строго оглядел присутствующих, словно одновременно делая выговор всем им за отсутствие этих качеств.- И люди твои молодцы! Да! Тебе дали еще людей?

- Дали,- невозмутимо ответил Вальков.

- Вот, вот,- подхватил Сарыев.- Правильно сделали. А я, скажу тебе, сомневался, что справишься,- с улыбкой признался он.- Урок. Всем урок. Надо равняться на лучших, надо ценить кадры, доверять им. Надо правильно сочетать…

Перед этим, пока еще Сарыев не кончил, ему кто-то позвонил по телефону. Закрыв совещание и отпустив людей, Нуриманов задержал. Валькова и, когда все вышли, сказал Сарыеву:

- Сейчас один человек из парка приедет.

- Кто такой? - быстро спросил Сарыев.

- Сменщик Гусева. Что-то нашел, говорит.

Спустя некоторое время в кабинет Нуриманова просунулась вихрастая голова в лихо сдвинутой набок кепке.

- Можно, товарищ начальник?

- Заходите,- кивнул Нуриманов.

Обладатель кепки оказался разбитным и смышленым Парнем. Он протянул Нуриманову небольшой, измятый клочок бумаги и с облегчением сказал:

- Нашел, понимаете, в машине, на полу. Тут адрес какой-то не наш. И не Толька писал. Я его почерк знаю. Так что подозрительно, товарищ начальник. Потому я к вам и пригнал.

Нуриманов расправил на столе бумажный клочок, внимательно прочел, затем встал и поблагодарил парня. Когда тот ушел, он передал записку Сарыеву, коротко сказав:

- Непонятно.

- Непонятно?- загадочно переспросил тот, прочтя записку.- Тебе непонятно? Зато Москве будет понятно, Коршунову будет понятно. Хотя ты прав, пока ни черта нее понятно. Ай, ай! Это паршивое дело поворачивается совсем по-новому,- озабоченно покачал он бритой головой.- У меня тоже оперативный нюх есть.- И подмигнул озадаченному Валькову.

На клочке бумаги торопливо и коряво был написан адрес: «Борск, улица Луговая, дом 4, Семенов Петр Данилович».

Глава 3 ВТОРОЙ «ПЛЕМЯННИК»

Лобанов глубоко вздохнул и посмотрел на стоящего возле него парня.

Что же произошло? Ведь это тот самый чемодан, который Трофимов пытался передать на вокзале Семенову, который выбил у него из рук скрывшийся преступник, именно за этим чемоданом кинулся Володя Жаткин и получил удар ножом. А в чемодане между тем лежат «самые обыкновенные вещи, которые берут с собой в дорогу, какие-то рубашки, носки, трусы… Где же гашиш, ради которого и была затеяна вся эта комбинация с приездом Трофимова? Да, скорее всего, тут какая-то хитрость.

Все молча сгрудились вокруг стола, где лежал раскрытый чемодан. Лица понятых выражали откровенное любопытство, к которому примешалось, однако, и некоторое разочарование. Они ведь бог знает что ожидали увидеть в этом чемодане. Не ради же такой ерунды пригласили их сюда. На лицах сотрудников читалось явное недоумение и досада. Такого сюрприза никто из них не ожидал. Уж они-то, казалось, твердо знали, что должно было находиться в чемодане, и чувствовали себя сейчас обманутыми, обведенными вокруг пальца, невесть как вдруг проигравшими важный поединок.

Зато на хмуром скуластом лице Трофимова первоначальный страх сменился растерянностью, а потом и явным облегчением, он даже вздохнул, и на губах его мелькнула усмешка.

Только Храмов остался сосредоточен и невозмутим. При взгляде на него Лобанов почувствовал, как и к нему возвращается спокойствие. А подметив усмешку Трофимова, он еще и рассердился. Это помогло ему окончательно стряхнуть с себя охватившее его было оцепенение.

- Ну что ж,- с подчеркнутой невозмутимостью произнес он.- Приступим к осмотру. Составим протокол. Все как полагается.

Он придвинул к одному из сотрудников лист бумаги и указал на стул

- Садись, пиши. Будем осматривать каждую вещь и сам чемодан тоже. А там будет видно. Это еще не вечер, как говорится.

И снова появилась тревога на угрюмом лице Трофимова, снова возобладало любопытство на лицах обоих понятых.

Сотрудники же принялись за дело. И это конкретное дело, да и тон, каким отдал приказ Лобанов, скрытый в этом тоне намек, вернули им уверенность. На лице Храмова по-прежнему ничего нельзя было прочесть, удивительным хладнокровием обладал этот человек.

Однако чем дальше продвигался осмотр чемодана, тем беспокойнее становился Лобанов. Нет, кажется, ничего не найдут в этом проклятом чемодане его товарищи.Это самый обыкновенный чемодан, без всяких тайников и секретов, и в нем самые обыкновенные вещи, не предназначенные даже для подарка или продажи, их просто берут с собой в дорогу. Но тогда что все это должно значить? Что произошло?

Лобанов напряженно размышлял, наблюдая, как его сотрудники тщательно осматривали и прощупывали одну вещь за другой, внося подробные сведения о них в протокол.

Зачем же понадобилось пересылать этот чемодан Семенову, да еще с такими предосторожностями? Почему ради него пошел на такой риск скрывшийся преступник? Может быть, он чего-то не знал, о чем-то не был предупрежден? Нет, вряд ли. Но тогда… Что же тогда?… А вдруг произошло самое простое… Вдруг!… Где может быть сейчас тот поезд? Вчера в двадцать один час пятьдесят минут он вышел из Борска… По нашему времени…

Лобанов резко повернулся к Храмову.

- Заканчивайте осмотр, оформите протокол. Трофимов пусть будет здесь. Я сейчас вернусь.

- Слушаюсь,- коротко отозвался Храмов.

Лобанов торопливо вышел из кабинета и по длинному коридору направился к дежурному по управлению.

- Быстро вызови Москву. Коршунова,- сказал он ему.- Если нет на месте, давай МУР, Гаранина.

«Только бы Сергей оказался на месте,- нервничая, подумал Лобанов.- Он в курсе дела, он, кажется, даже больше знает, чем я. А Косте все объясняй с самого начала…»

Дежурный сочувственно покосился на него и ответил:

- Один момент. У нас теперь связь поставлена, будь здоров. С любым уголком. А уж с Москвой… По последнему слову науки и техники.

- Ну вот и давай.

- Пожалуйста,- улыбнулся дежурный, протягивая одну из разноцветных трубок, установленных на длинном пульте, в котором что-то мерно гудело и мигали многочисленные разноцветные лампочки.- Москва отвечает, дежурная часть штаба министерства.

Лобанов схватил протянутую ему трубку.

- Срочно прошу полковника Коршунова,- сказал он, вспомнив новое звание своего друга.

- Переключаю на управление уголовного розыска,- ответил голос в трубке.

Его тут же сменил другой голос:

- Полковник Коршунов у начальника управления. Кто его вызывает?

- Майор Лобанов. Из Борска. Он мне срочно нужен. Поезд от нас скоро будет в Москве.

- Сейчас доложу.

Прикрыв ладонью трубку, Лобанов сказал дежурному:

- Посмотри, когда тридцать восьмой приходит в Москву. Быстро.

И почти сразу он услышал голос Коршунова:

- Слушаю, старина. Что у тебя там стряслось?

- Сергей? Привет. Вот слушай.

В этот момент дежурный придвинул расписание и пальцем указал нужное место. Лобанов кивнул.

- Так вот,- продолжал он в трубку.- Нами задержан некий Трофимов. Он привез…

Коршунов слушал, как всегда, молча, не перебивая вопросами, и, только когда Лобанов кончил, он досадливо спросил:

- Выходит, упустили того, второго?

- Думаем задержать. Но сейчас главное…

- Все понятно,- перебил его на этот раз Коршунов.- Я с тобой согласен. Чемодан, скорей всего, обменяли, причем случайно, конечно. Когда поезд приходит в Москву?

Лобанов ответил.

- Так. Времени в обрез. Где ехал этот Трофимов?

- Четвертый вагон, место семнадцатое.

- Ясно. Выеду сам. Навстречу. Как чувствует себя Жаткин?

- Порядок. Бегает.

- Привет передай. Я тебе буду звонить. А ты пока…

Через минуту разговор был закончен.

«Hу, теперь завертелось,- удовлетворенно, хотя и с некоторым беспокойством, подумал Лобанов, направляясь к себе в отдел.- Насчет Трофимова он, конечно, правильно решил. И насчет Семенова тоже». В кабинете Лобанов застал лишь Трофимова и одного из сотрудников. Протокол был уже составлен. Как и ожидал Саша, в чемодане ничего подозрительного обнаружено не было.

- Ну что ж, Борис, продолжим разговор,- сказал Лобанов, усаживаясь к столу.- Только теперь будем кое-что записывать.

- А я ничего не знаю,- с вызовом ответил Трофимов,- говорил же. И выходит, ничего такого я не вез. Чего же цепляться-то?

Лобанов покачал головой:

- Во-первых, давай, Боря, разговаривать культурно. Не вез, говоришь? Вез, милый, вез. Только, когда из вагона ты выходил, чемоданчик-то и перепутал. Ясно? Свой оставил, а чужой взял.

- Это еще доказать надо.

- Уж постараемся. Теперь рассуди сам: кому ты его вез? Этот Петр Данилович замешан в опасном преступлении. И ты не первый ему такой чемоданчик привозишь. Он это подтвердил. Так что задержать тебя у нас основания были, как видишь. Да и сам ты, что ни говори, а чувствовал, конечно, что в темное, незаконное дело лезешь. Иначе зачем бы такие осторожности, а?

- Чего я чувствовал, это мое дело. Я только знаю, что сажать меня не за что,- с прежней дерзостью ответил Трофимов.

- Пока, Боря, только пока, если не одумаешься,- строго возразил Лобанов.- И не смотри на нас как на врагов. Мы тебе зла не желаем.

- Ну да. Было бы за что уцепиться, враз посадили бы.

- То есть, соверши ты преступление, так, что ли?

- По-вашему, может, и преступление.

- А по закону?

- А это уж я не знаю, как по закону.

- Вот это ты правильно сказал. Законов ты не знаешь. В школе их не проходят. А надо бы. Тем более, что есть еще и такой закон: незнание закона не освобождает от ответственности по нему. Я тебе это уже говорил.

- А я вам, уже говорил, что мне жрать нечего.

- Брось. От голода у нас никто преступлений не совершает. Ты стипендию в техникуме получаешь?

- Ну и что? Кто на нее проживет?

- Работай. Многие студенты работают еще. Раз учиться охота.

- Много так заработаешь,- презрительно протянул Трофимов.

- Да, брат,- вздохнул Лобанов.- Дело тут, видно, не только в том, что ты законов не знаешь. Мало тебе денег? Так бросай свой техникум, иди на завод.

- Ну да! Мне диплом нужен. Не одним вам тысячи получать. Я тоже хочу.

- Скажи, пожалуйста. Тысячи! На меньшее ты не согласен?

- Там видно будет, на что соглашаться.

- Ну что ж, посмотрим. Мы теперь за тобой внимательно посмотрим. И преступления совершить тебе не дадим. Но главное не в этом. Главное, чтобы ты сам понял: жить надо честно, чтобы несовестно было людям в глаза смотреть, чтобы спать спокойно, чтобы не таиться, не прятаться, не дрожать каждую минуту, чтобы на душе было легко. Вот вернешься ты домой…

Тут Лобанов заметил, как на миг блеснули угрюмые глаза парня.

- …Вернешься, говорю,- с расстановкой повторил он.- Снова придет к тебе этот Юсуф, предложит еще какой-нибудь чемоданчик подкинуть, деньги пообещает…

- Нет уж, спасибо,- усмехнулся Трофимов.- Другое занятие поищу. А то, чего доброго, и вовсе загремишь с ним.

- Обязательно даже загремишь,- подтвердил Лобанов.- Хотя и тут важнее другое. Ты, про гашиш слышал? Курят его некоторые.

- Слышал. Психи курят.

- Страшный это яд. Человека дотла разрушает, если втянуться.

- Точно.

- Вот этот яд, Боря, ты и вез.

- Ну да?!

Трофимов ошалело посмотрел на Лобанова, и угрюмое его лицо приобрело вдруг выражение такой мальчишеский растерянности, что Лобанов невольно усмехнулся.

- Вот именно,- уже строго и сокрушенно произнес он. - Это ты и вез. Чтоб Семенов мог других травить и зарабатывать на этом, как тот Юсуф. И ты бы на этом заработал. Или тебе все равно, на чем зарабатывать?

- Ладно вам,- сердито ответил Трофимов.- Кто ж я, по-вашему, зверь, что ли?

- Нет. Но помогал ты зверям, и еще каким!

- Так если бы я знал… Да я бы, скорее, удавился!…

Губы Трофимова задрожали от волнения.

- Теперь знаешь. Й вижу, понимаешь. Это еще важнее. А дальше пусть тебе совесть подскажет, как жить…

Лобанов встал, упругим шагом стремительно прошелся из угла в угол по кабинету, заложив руки за спину, потом, успокоившись, остановился перед Трофимовым, невысокий, крепко сбитый, с широкими, покатыми, как у борца, плечами, которые не мог скрыть мешковатый пиджак. Круглое, веснушчатое лицо его было сосредоточенно, рыжеватые брови сошлись у переносицы, и только в светлых глазах все время пряталась какая-то хитринка, то злая, то добродушная, то настороженная. Сейчас она была злой.

- Скажи, Боря,- задумчиво покусывая губу, спросил Лобанов.- Этот парень… который с тобой приехал… он не говорил, может, у него тут знакомые есть, родственники?

- Не говорил,- покачал головой Трофимов, не отрывая глаз от пола. Он все еще находился под впечатлением страшной новости, услышанной от Лобанова.

- А про Семенова чего говорил?

- «Покажу тебе его». Вот и все.

- А как «покажу», не говорил?

- Следи, говорит, за мной. Я и следил. Он мне глазами на этого Петра Даниловича и указал.

- А тот когда тебя заметил? Когда ты подошел?

- Не. Когда я понял, что это он, и пошел к нему, он

уже на меня смотрел. Вроде как узнал. Я даже удивился.

Лобанов чувствовал, что он сейчас нащупывает что-то важное, но никак не мог сообразить, что именно.

- Может, он раньше тебя уже видел?

- Скажете. Откуда он мог меня видеть?

- Он жил в Ташкенте. Правда, года три назад. И в Самарканде бывал.

- Три года назад я пацаном был.

- Да, пожалуй…

«Как Семенов мог узнать этого парня? - думал Лобанов.- А ведь он его узнал, это ясно. Хотя раньше не встречались, это тоже ясно. Как же тогда?… Может быть, случайно встретился с ним взглядом, увидел чемодан, догадался? Это, пожалуй, скорее всего. А как вел себя Семенов там, на перроне?…»

Лобанов обошел стол, достал сигарету, закурил и снова прошелся по кабинету.

Теперь он старался в мельчайших подробностях припомнить вчерашний вечер, освещенный перрон, толпу людей на нем, когда подошел поезд, наконец, Семенова, стоявшего под яркой лампой, надвинув на лоб шляпу, сунув руки в карманы пальто, исхудавшего, сутулого, вялого, слабого еще. А Лобанов стоял в стороне с Володей Жаткиным, с Верочкой из их отдела и все время наблюдал за Семеновым. И был какой-то момент… Семенов вдруг встрепенулся, напрягся, словно чего-то испугался. И взгляд у него стал другой. Другой стал взгляд! А потом к нему подошел Трофимов. Потом… Почему же Семенов насторожился? Почему испугался? Трофимова испугался? Но он же его первый раз увидел.

И опять же взгляд. Лобанову почему-то не давал теперь покоя этот взгляд. Сначала он был просто растерянный, усталый… Да, да, это Лобанов хорошо помнит. Он еще подумал, что Семенову, наверное, трудно вот так стоять и как бы он не пропустил приезжих. И вдруг… Семенов насторожился, даже испугался. И Лобанов тоже невольно тогда насторожился. Да, этот момент он хорошо помнит. Значит, Семенов кого-то увидел, Трофимова? Да, конечно. Трофимова он заметил, причем даже раньше, чем тот заметил его. Вот ведь что! Даже раньше! Узнать его Семенов не мог. Догадаться? Но пока они не встретились глазами, догадаться было невозможно. А когда встретились, Семенов уже смотрел на Трофимова, ждал его. Так, так… Перед этим Трофимов следил глазами за тем парнем в толпе. А Семенов в тот момент, когда вдруг испугался, смотрел…

- Боря, тот парень шел от тебя по какую сторону, слева или справа, не помнишь?

Трофимов удивленно поднял глаза на Лобанова и, подумав, сказал:

- Слева, впереди немного.

Слева… значит, от Семенова справа, потому что Трофимов шел прямо на Семенова. А тот, когда испугался, смотрел не прямо, а куда-то в сторону. Лобанов хорошо помнил, что видел в тот момент Семенова, смотревшего куда-то в сторону, видел его плечи, спину и только часть лица. А Лобанов стоял… ага, он стоял слева от Семенова. Значит, Семенов смотрел направо. И испугался… А там шел тот парень. Значит… Ого, это много значит!…

Необходимо было побыстрее увидеть Семенова и проверить эту неожиданную догадку. Но предварительно следовало закончить с Трофимовым.

- Вот что, Боря,- решительно сказал Лобанов, усаживаясь за стол.- Сегодня поедешь домой. У нас нет оснований тебя задерживать.

- Домой?…- недоверчиво переспросил Трофимов, и на скуластом его лице проступила растерянность.

А ведь еще полчаса назад он нагло требовал этого. И Лобанов сразу отметил про себя эту перемену.

- Да, домой,- подтвердил он,- и запомни наш разговор. На этот раз ты только случайно выскочил из очень скверной и опасной истории. Смотри не попадись снова на эту удочку.

- Все, товарищ начальник,- потупившись, хмуро и твердо сказал Трофимов.- Больше им меня не купить.- И повторил: - Не зверь же я в самом деле.

- Знаю,- кивнул Лобанов.- И верю. Сейчас мы все оформим. Подожди пока в коридоре.

Трофимов медленно поднялся и направился к двери. У порога он на секунду задержался, словно собираясь еще что-то сказать, но, передумав, молча вышел. Лобанов вызвал к себе Храмова.

- Вот что, Николай. Парня следует отпустить. Улик против него нет. Оно, между прочим, и к лучшему. Тюрьма ему сейчас совсем ни к чему. Даже наоборот.

- Как сказать,- сдержанно заметил Храмов.

- Так и сказать. Пусть ребята достанут ему» билет. Поезд на Ташкент когда теперь?

- Вечером.

- Ну вот. Денег у него сколько?

- Трояк с мелочью. Расчета с ним произвести не успели.

- Понятно. Тогда пусть он до обеда погуляет по городу. Обязательно пусть погуляет. - Саша многозначительно взглянул на Храмова.- Может, они и встретятся. Скажи ему, чтобы обедать пришел сюда. Если они не встретятся, то он придет. На вокзале они тоже могут встретиться. Все это учти.

- Слушаюсь…

- Давай. А я еду в больницу к Семенову. Да, вот еще что. Позвони в Ташкент Нуриманову. Пусть они встретят этого парня и посмотрят за ним. К нему могут прийти. И прибавь, что верить ему можно. Уже можно. Понятно?

- Так точно.

- И подкрути ребят. Розыск по городу не прекращать. Где-то ходит этот сукин сын. Или куда-то забился. Выходы-то из города ему закрыты.

- Слушаюсь.

- Все. Давай двигай. А я… пожалуй, сначала позвоню туда, в больницу, как думаешь?

Храмов удивленно взглянул на своего энергичного начальника, который вдруг заколебался по такому пустяковому поводу.

- Можно, чего же,- равнодушно согласился он.

Лобанов перехватил этот взгляд и неожиданно про себя усмехнулся. «Даже в мыслях, у него нет, что его начальник может влюбиться,- подумал он.- Словно уж и не человек я. И порядочный дурак, между прочим, тоже. Круглый дурак, это точно.- Он незаметно вздохнул.- Интересно, кстати, кто ее муж? Небось тоже врач. Всегда почти так бывает у них».

Храмов ушел, а Лобанов, крайне недовольный собой, взялся за телефон. «У человека свои дела, своя жизнь,- сердито думал он, набирая знакомый номер, - а я тут лезу со своей трепотней и шуточками. Ну все. И задний ход. А то в шута горохового превращаешься на старости лет».

Из трубки доносились уже длинные гудки, потом раздался чей-то голос.

- Будьте добры Наталью Михайловну,- с внезапной хрипотцой попросил Лобанов и откашлялся.

- Сейчас.

Трубка умолкла. Лобанов одной рукой торопливо вытянул сигарету из лежавшей на столе пачки и, чиркнув спичкой, закурил.

- Слушаю.

- Здравствуйте, Наталья Михайловна. Лобанов беспокоит,- с подчеркнутой деловитостью сказал он.

И вдруг услышал ее встревоженный голос:

- Здравствуйте. Что вчера случилось?

- Где случилось? - не понял Лобанов.

- Ну там, на вокзале. К нам вчера вашего сотрудника привезли, раненого. Я как раз дежурила.

- Это случайность.

- Неправда. Это ножевое ранение. И он так беспокоился.

- Он еще очень молодой,- усмехнулся Лобанов.

- Да, но он все время звонил куда-то и все время спрашивал о вас. Вернулись вы или нет. Даже… мы забеспокоились.

Лобанову вдруг передалось ее волнение.

- Я вернулся,- смущенно сказал он.- Все в порядке.- И, хмурясь, добавил': - Теперь мне надо повидать Семенова. Это можно?

- Ну конечно. Когда вы приедете?

- Я сейчас хочу приехать.

- Пожалуйста. Обход уже закончен.

- А я… вас застану? Вы же ночь дежурили.

- Это сверх графика. Я буду до вечера:

- Тяжелая у вас работа.

- Пустяки. Меня все-таки никто не ударит ножом.

- Ну, это у нас тоже не каждый день,- засмеялся Лобанов.- Так я еду.

Ему вдруг стало удивительно легко и радостно, он и сам не понимал отчего.

Лобанов торопливо сбежал по лестнице к ожидавшей его машине, натягивая по дороге пальто.

День выдался удивительно теплый и солнечный, и небо было ярко-голубое, без единого облачка. Лобанов почему-то только сейчас обратил на это внимание. И с наслаждением вдыхал напоенный весенней свежестью воздух, таким он ему казался даже в машине. Ноздреватый, искристый снег на крышах домов и во дворах тоже казался каким-то теплым и праздничным. И люди кругом улыбались…

Машина неслась, разбрызгивая грязь, деловито урча и замирая на перекрестках под красным глазом светофора. Лобанов еле удержался, чтобы не попросить водителя включить сирену.

Унылые больничные корпуса, мимо которых потом он шел, совсем не казались ему сейчас унылыми, наоборот, теплом и добротой веяло от них.

Лобанов почти бежал не подсохшим асфальтовым дорожкам, жмурясь от искристой белизны нетронутого снега вокруг.

Вот и седьмой корпус, и знакомая дощатая дверь со звонком.

Лобанов получил халат и, накинув его на плечи, поднялся на второй этаж. Кокетливая дежурная сестра, стрельнув подведенными глазами, с улыбкой сообщила, что доктора Волошину вызвали на консультацию в другое отделение, но больного Семенова сейчас пригласят. Товарищ из милиции может с ним поговорить в комнате, где дежурят ночные сестры, это налево, в конце коридора.

Скрывая разочарование, Лобанов направился к указанной двери.

А спустя несколько минут Семенов уже сидел перед ним в своем сером больничном халате с зелеными отворотами, в шлепанцах, над которыми болтались грязные тесемки от кальсон, худой, со складками дряблой кожи па лице, как бывает у когда-то полных людей, внезапно вдруг похудевших. Кожа в уголках рта и около глаз чуть заметно подергивалась, словно Семенову требовались усилия, чтобы это напускное равнодушие не стерлось с лица. Бледной рукой он поминутно приглаживал свалявшиеся, перепутанные волосы и проводил по щекам, заросшим рыжей щетиной.

- Вы поняли, что вчера произошло, Петр Данилович? - строго спросил Лобанов.

- Ах, боже мой, конечно, понял.- Семенов нервно передернул плечами.- Чего ж тут не понять?

- Что же вы поняли?

- Вы задержали этого типа с чемоданом, только и всего.

- А что было потом?

- Откуда я знаю, что было потом? - раздраженно ответил Семенов.

- Потом этот чемодан у него выбили из рук, как вы помните, и мы ловили уже второго типа.

- Возможно, возможно. Тут столько набежало народу, что я уже ничего не видел.

- Допустим. Но кто был этот второй, Петр Данилович?

- Откуда я знаю? Что он мне, докладывал, кто он такой?

Семенов возмущенно посмотрел на Лобанова, на впалых щеках его проступила краска, сильнее задергалась кожица около глаз.

«Однако что-то слишком уж нервничаешь»,- подумал Лобанов.

- Докладывать и не требовалось,- все так же спокойно возразил он.- Вы его и так узнали. И он вас узнал.

- Он?… Узнал?…- растерянно переспросил Семенов.

- Конечно. Еще раньше, чем вы его.

Семенов задумчиво посмотрел на свои ноги в шлепанцах, пожевал губами и наконец решительно объявил:

- А я его не узнал, представьте себе.

- Трудно,- покачал Толовой Лобанов.- Даже не возможно. Я это понимаю так, что вы просто не хотите говорить. И это нехорошо, Петр Данилович, предупреждаю вас.

- Что вы от меня хотите?! Я больной человек!… Я инвалид! - внезапно закричал Семенов, стуча худым кулаком по колену.- Вы меня доконать хотите?! В могилу свести?! Не знаю я его! Не знаю! Не знаю!

- Тихо! - повысил голос Лобанов.- Никто не собирается сводить вас в могилу. И не кричите. Вы в больнице находитесь, а не у себя дома.

- Вот именно! Я больной. Я тяжелобольной. И… и не могу… Не желаю… А вы мне допросы устраиваете,- все так же возбужденно произнес Семенов, захлебываясь в собственных словах.

- Ну что ж. Я не знал, что вам стало вдруг так трудно разговаривать со мной, - усмехнулся Лобанов.- Придется наш разговор отложить на несколько дней. Вас к тому времени выпишут из больницы. И тогда я вам снова задам этот вопрос. Вы же видите, про человека с чемоданом я вас не спрашиваю. Вы его действительно не знаете, и он вас тоже. Ему на вас указал тот, второй. Они так заранее и условились. А вам… вам он указал на того человека с чемоданом. Глазами указал, Петр Данилович, всего лишь глазами.

- Не знаю, кто там чего глазами указывал,- упрямо и раздраженно ответил Семенов.

- Ладно. Кончим тогда этот разговор, - сухо сказал Лобанов.- Я только повторю то, что сказал вам вчера. Этот самый Борисов, как он себя вам назвал, опасный преступник. И мы его найдем. Во что бы то ни стало найдем. С вашей помощью или нет, все равно. Только вам, Семенов, это не все равно. Если вы хотите надеяться хоть на какое-то снисхождение… Потому что вас будут судить, Семенов. Вы тоже преступник, хотя и помельче. Отраву, которую вы пытались продать через Сеньку, купили двое мальчишек. Мы их спасли. Вы тут кричали, что хотите жить, хотите выздороветь. А я вам ответил, что мы хотим, чтобы никогда и никому не попадала в руки та отрава, чтобы жили и были здоровыми те мальчишки, которых вы чуть не отравили. Вот за что будут судить и вас, и того Борисова, и Ивана…

Тут вдруг Лобанов заметил, что Семёнов неожиданно вздрогнул, снов задергалась кожица около глаз, а худые пальцы торопливо и ненужно натянули халат на впалую грудь. «Ну, голубчик,- подумал Саша с ожесточением,- можешь больше ничего не говорить. Кажется, я уже догадался». И он тем же тоном закончил:

- Да, судить. И вы, кстати, тоже вчера кричали: «Судить! Всех судить!» Помните? Вы, наверно, не хотите, чтобы вас судили одного?

- Правильно, правильно,- забормотал Семенов, не поднимая головы.- Всех судить… Я меньше их виноват… Я почти ничего такого и не сделал… И вообще я их не знаю… И. не желаю знать…

Лобанов, помедлив, спросил:

- Петр Данилович, почему вы боитесь назвать Ивана?

Семенов бросил на него затравленный взгляд:

- Я… я не боюсь… Я просто… не знаю, что отвечать… У меня голова кругом идет. Никогда еще не попадал в такое положение…

- Верю. И я вам скажу, что отвечать. Это вам сейчас посоветовал бы и любой добросовестный адвокат: отвечайте правду, только правду. Это для вас сейчас самое выгодное.

- Правда?…- нервно переспросил Семенов.- Ну пожалуйста! Пожалуйста! Я видел Ивана! Там, на вокзале, в толпе. Он мне указал того парня. Глазами указал, правильно! И все. Исчез. Больше я его не видел, клянусь вам!

Семенов тыльной стороной ладони вытер испарину со лба и откинулся на спинку стула.

- «Когда Иван был у вас последний раз, он не говорил, есть у него в городе еще знакомые?

- Нет, не говорил.

- Где они тогда собирались ночевать?

- В гостинице, насколько я помню.

«Да, так оно и было»,- подумал Лобанов.

- А в первый свой приезд где он ночевал?

- У меня. Он тогда ничего не привез.

- Договаривался?

- Вот именно. Это… это, я вам скажу, страшный человек… Он может на все пойти… Ему человека убить, что плюнуть. Да, да…

Семенова всего трясло от страха, он расширенными глазами смотрел на Лобанова и никак не мог запахнуть халат дрожащими руками, пальцы не слушались его.

«Какая же ты мразь»,- брезгливо подумал Лобанов.

- Вам уже нечего его бояться,- сказал он.

Разговор был окончен. Больше Семенов ничего не мог сообщить, даже если бы хотел. Так, по крайней мере показалось Лобанову, ибо, сам не замечая этого, он торопился, слишком торопился, и под конец этого трудного разговора думал уже совсем о другом.

Семенов, еле волоча Шлепанцы и придерживая худой рукой расходившиеся полы халата, вышел из комнаты. А спустя минуту вслед за ним вышел в коридор и Лобанов. «Надо все-таки ее повидать»,- в который уже раз подумал он.

И сразу увидел Волошину. Она стояла невдалеке, около окна, и разговаривала с низеньким, полным человеком в очках и белом халате, из кармана которого высовывались резиновые трубочки стетоскопа.

Лобанов нерешительно двинулся в их сторону.

- Здравствуйте, Наталья Михайловна,- подходя, произнес он.

Волошина с улыбкой кивнула ему:

- Здравствуйте. Я сейчас освобожусь, одну минуточку.

- Ну, я пойду, коллега,- сказал человек в очках.- Мне надо еще проконсультировать у хирургов. А вы,- он поднял пухлый розовый палец,- обратите внимание на его кардиограмму. Она мне решительно не нравится. Полагаю, Евгений Васильевич напрасно самоуспокаивается.

- Конечно, Семен Яковлевич. Мне она тоже не нравится.

- Прекрасно. Мы будем с вами союзники,- галантно поклонился толстяк.- Это меня успокаивает.

«Чего он выламывается?» - неприязненно подумал Лобанов и тут же устыдился своих мыслей. «Только не будь уж окончательным болваном»,- сказал он себе.

- Вы мне хотели что-то сказать? - спросила Волошина, когда ее собеседник удалился.

- Я… Я много хотел вам сказать,- неожиданно для самого себя сказал Лобанов.

Она рассмеялась:

- Много не удастся. Мне надо ехать в горздрав.

- Правда? Так я вас подвезу. Можно?

- О, это будет замечательно. Я уже опаздываю.

- Все. Я вас жду. Там, в саду.

- Да, да… Я сейчас.

Выйдя из больничного корпуса, Лобанов глубоко вздохнул и оглянулся. «Что же это такое? - растерянно подумал он.- Неужели она сейчас выйдет ко мне?» Он вдруг так заволновался, словно должно было произойти событие необычайное.

А когда Наташина фигурка в темном пальто с пушистым белым воротником и в белой вязаной шапочке появилась из двери, Лобанову показалось, что ничего прекраснее он не видел, он даже задохнулся от внезапной радости и несмело пошел навстречу.

В этот момент Наташа чуть поскользнулась, и тогда Лобанов осторожно взял ее под руку. Лобанов не узнавал самого себя: он не мог начать разговор.

- Вы все успели сделать? - спросила Наташа.

- Да. Конечно,- ответил Лобанов.

Если бы он знал, что самого главного вопроса он так Семенову и не задал, хотя, как показали дальнейшие события, задать его следовало непременно.

Черная, сверкающая «Волга» с двумя желтыми противотуманными фарами впереди и дополнительной штыревой антенной вылетела на улицу Горького и, сделав крутой разворот, стремительно понеслась вверх, к площади Пушкина, легко обгоняя двигавшийся в том же направлении поток машин.

Около площади Маяковского машина свернула вправо, на Садовое кольцо, которое москвичи называют так лишь по привычке, ибо давно уже не осталось там садов и бульваров, и само кольцо, укатанное асфальтом, превратилось в широкую скоростную транспортную магистраль с подземными тоннелями и виадуками.

Черная «Волга» птицей пролетела огромный виадук над Садово-Сухаревской, чуть притормозила, затертая другими машинами, возле Колхозной площади, а потом возле Лермонтовской,

- Никакой езды не стало,- досадливо проворчал молодой паренек-водитель.

- Погоди. То ли будет, когда «Жигули» пойдут и новый «Москвич»,- усмехнулся Коршунов.

- Сергей Павлович,- наклонился к нему сидевший сзади Светлов,- уточнить бы приход поезда.

- Через три часа он должен быть в Рязани. А мы - через два с половиной. Так, что ли., Гена?

- Так точно, Сергей Павлович,- кивнул водитель, не отрывая напряженного взгляда от ветрового стекла.- Только бы из Москвы выскочить, долетим быстрее электрички.

- Гена-то не подведет,- заметил Светлов.- А вот поезд, шут его знает. С ним могут и напутать.

Коршунов поправил теплое мохеровое кашне, выбившееся из-под расстегнутого пальто, и сдвинул с потного лба пушистую меховую шапку.

- Ну и печка у тебя,- проворчал он и уже деловым тоном добавил: - Сейчас узнаем насчет поезда.

Он снял трубку радиотелефона, нажал на одну из клавиш и негромко спросил:

- Заробян? Коршунов говорит. Как там наш. поезд? Уже прошел?… Ага. Понятно. Следующая где?… Так. Подключи меня в свою сеть и дай линейное отделение там. Потом мне нужна будет Рязань. Что у тебя еще? Так. Правильно. Ну давай. Жду.

И, не отрывая трубку от уха, он сказал Светлову:

- Их ребята уже в поезде. К нашему приезду кое-что выяснят.- И тут же снова произнес в трубку: - Дежурный? Коршунов говорит…

Пока Коршунов вел переговоры, машина проскочила несколько бесконечно длинных улиц и, чтобы расчистить себе дорогу, сдержанно сигналила у перекрестков, где ее неизменно поджидал уже желтый глаз светофора, затем нырнула под кольцевую магистраль, опоясывающую Москву, и, набирая скорость, вылетела из города.

По сторонам замелькали пригородные поселки, потянулись заснеженные поля и унылые, продуваемые ветром безлистые березовые рощи. Но на взгорках, припекаемых солнцем, уже проступила бурая прошлогодняя трава в слюдяных корочках тающего снега. В сыром, облачном, небе с криком носились стаи гадок и ворон. По Подмосковью шла весна.

Машина со свистом летела по пустынному, прямому, как стрела, Ново-Рязанскому шоссе.

- Сто двадцать, это подходяще,- одобрительно заметил Светлов.- Так, пожалуй, успеем.

- Проблема для нас не успеть, проблема найти,- сказал Коршунов, не отрывая глаз от дороги.

- А ты узнаешь этот чемодан?

- Узнать не трудно, - махнул рукой Коршунов.- В крайнем случае попросим открыть. Хуже, если с ним уже сошли. Но и это узнаем. Главное - переговорить с людьми. Не может быть, чтобы Трофимов всю дорогу молчал. О чем-то он говорил со своими попутчиками, на первый взгляд, может быть, о самом пустяковом. Точнее, на их взгляд. Надо, чтобы они вспомнили каждое его слово. И вторая задача: установить, где ехал тот, второй, как вел себя в дороге, что говорил. Это будет потруднее. И все надо успеть, выяснить, пока поезд не придет в Москву. Вот ведь что.

- Задачка,- покачал головой Светлов.

- Еще не самая трудная,- засмеялся Коршунов.

Невдалеке проплывали еще безлюдные дачные поселки. Потом к самому шоссе подступили деревни с каменными зданиями магазинов и клубов. Над крышами высоко поднялись неуклюжие телевизионные антенны, раскинув, словно для равновесия, длинные поперечные планки. Чем дальше от Москвы, тем антенны становились все выше. Забрызганные первой весенней грязью тяжелые машины с урчанием выбирались на шоссе. По обочине бежали стайки ребятишек с портфелями, возвращаясь из школы.

«Витька небось тоже из школы пришел,- подумал Сергей, взглянув на часы.- Чего он там себе разогревает? Лена-то на репетиции, потом спектакль. А бабушка только вечером придет… И до тех пор за уроки не сядет, конечно. Ну, жизнь у парня…»

Сергей, по-прежнему не отрывая взгляда от дороги, закурил.

Но вот наконец появилась на пустынном шоссе перед густым еловым лесом стройная башенка с витиеватой, красочной надписью: «Рязань» и рядом на большом щите: «Добро пожаловать».

- Приехали, - радостно сообщил Светлов и добавил, обращаясь к водителю: - Ну ты, Гена, даешь.

Машина стремительно миновала «зеленую зону» города и понеслась, по улицам, сдержанно урча сиреной и заставляя отклоняться в сторону встречные и попутные машины. Прохожие, оглядываясь, провожали ее взглядами.

Со стороны невидимого еще вокзала доносились отрывистые гудки, словно торопя приезжих.

Однако поезд из Борска ожидался здесь минут через двадцать: еще подъезжая к городу, Сергей связался по радиотелефону с линейным отделением милиции.

На привокзальной площади их уже ждали. До прихода поезда товарищи даже успели напоить приезжих чаем с пирожками. От обеда Коршунов и Светлов решительно отказались, «завещав» свою долю, шоферу Гене, который, отдохнув, должен был возвращаться в Москву.

Потом позвонил дежурный по станции: поезд из Борска подходил к вокзалу.

Все торопливо вышли на перрон, уже заполненный людьми.

Когда мощный электровоз с лязгом прогромыхал мимо них, с подножки третьего вагона соскочил человек и, безошибочно узнав своих среди суетившихся пассажиров, подошел к Коршунову и тихо доложил:

- Попутчики установлены. Обратите внимание на девушку. Зовут Люба. А проводников - Мария Захаровна и Таня. Указанного в ориентировке чемодана в купе нет. На промежуточных станциях никто не сходил. Здесь тоже никто не сходит.

- Ясно. Спасибо. Ну, товарищи до, свидания,- сказал Сергей, пожимая руки провожавшим его сотрудникам.

Через минуту Коршунов и Светлов были уже в вагоне. Обязанности распределили заранее: Светлов беседует с проводниками. Коршунов - с пассажирами.

В купе, куда зашел Сергей, ехали три человека: девушка в ярком красно-белом пуловере с бойкими, сильно подведенными глазами и пышной копной отливавших бронзой волос; полная немолодая женщина в очках и теплой кофте, она что-то вязала, и на коленях у нее лежали разноцветные мотки шерсти; и офицер-моряк, седоватый и подтянутый. Семнадцатое место, которое занимал Трофимов, оказалось пустым.

- Здравствуйте, товарищи,- сказал Коршунов, опускаясь на скамейку, где сидела девушка.- Извините за беспокойство. Я из милиции. Тут случилась неприятность с пассажиром, который ехал до Борска вон на том месте. - Он указал на пустую полку.- Поэтому попрошу вас нам помочь кое в чем.

- Я сел позже,- сдержанно заметил моряк.

- Господи, да что с ним случилось? - встревожилась пожилая женщина, откладывая вязанье.- Тихий, скромный такой.

- Это он с вами был тихий да скромный,- засмеялась девушка.- А так парень, как все. Очень даже нормальный.

- С вами, значит, он скромным не был? - улыбнулся Коршунов.

- Почему? Я только со скромными парнями и хожу.

Теперь Сергей рассмотрел ее лучше: ярко накрашенные губы, неестественный, бордовый румянец на щеках, черная краска на веках и ресницах была нанесена неровно и так щедро, что местами собралась в комочки. Крупные голубые серьги не шли к ее пуловеру и бронзовым волосам. «Смыть бы все,- подумал он.- Ведь симпатичная девушка. И научить бы краситься, как надо».

- Куда же вы с ним ходили? - снова улыбнулся Сергей, тоном давая понять, что ничего тут плохого не видит.

Впрочем, девушка вовсе не нуждалась в его поддержке.

- А,- беззаботно махнула она рукой.- В вагон-ресторан пригласил. Только ничего у него не вышло.- И; звонко рассмеявшись, стрельнула глазами в сторону моряка.

- Да что же с ним самим-то случилось, вы скажите?- вмешалась пожилая женщина.

- Ничего особенного,- успокоил ее Коршунов.- Чемодан ему обменяли.

- Батюшки! - всплеснула руками та.

- Но теперь я думаю, что он и сам мог обменять,- весело продолжал Коршунов.- В ресторане, наверное, выпил. А рядом такая девушка. Вот голова и закружилась. Вас ведь Люба зовут?

- Ага. А вы почем знаете?

- Он говорил, что познакомился с вами.

- А чего в ресторане было, он вам не говорил? - лукаво спросила девушка.

- Нет. А что?

- Ой, умрешь! - Она снова рассмеялась, прикрыв ладошкой рот. Он только заказ стал делать, подходит какой-то парень. Ну, взрослый уже. А длинный такой, кошмар! И говорит: «Давай иди, смотри за багажом, а то жуликов тут в поезде поймали». А мне говорит: «Вы извините, девушка. Я его старший брат, в разных вагонах только едем, билеты поздно брали». Ну, мой Боря, как водой облитый, встал, покраснел, глазами - у него, между прочим, ничего глазки - как зыркнет на братика-и ушел. А я, значит, за ним. Думала, старший хочет меня пригласить, хотела поворот ему дать. А он ноль внимания. К какому-то мужчине обратно сел. Ну я и пошла.

Рассказывала она все это весело и беззаботно, ничуть не стесняясь, и видно, было, что ничего не привирает, что просто очень насмешила ее эта нелепая история.

- А Боренька бедный залез на свою полку, отвернулся и так до самого Борска и пролежал. Стыдно, наверное, было,- заключила Люба.

- Ясное дело, сконфузили парня,- укоризненно за метила пожилая женщина,- Нешто можно так.

- Вот еще! - снова не выдержала Люба.- Просто он лопух. Мне бы кто-нибудь так сказал, хоть брат, хоть сват. Он бы у меня утерся!

Она достала из сумочки сигареты и возбужденно чиркнула спичкой. Закурив, она успокоилась и с прежней насмешливостью сказала Коршунову:

- Так что ни пьян, ни влюблен он не был. Чемоданчик у него просто свистнули - вот и все.

- Да-нет,- возразил Коршунов.- Точно такой у него и остался. Только, когда открыл, увидел, что не его.

- Все равно лопух, - решительно произнесла Люба, стряхивая пепел, и неожиданно заключила: - Слава богу, у меня ни братьев, ни сестер. Айнкиндерсистем. Никому теперь больше рожать неохота.

Сергей рассмеялся. А пожилая женщина, сердито посмотрев поверх очков на Любу, сказала:

- Глупости говоришь. Вот у меня…

- Вы, бабушка, другое поколение,- бесцеремонно перебила ее та. - А вот скажите,- она повернулась к Сергею,- у вас сколько детей?

- Один.

- Видали? А у вас? - Теперь она обратилась к моряку.

Тот, слушавший весь разговор очень внимательно и серьезно, неожиданно смутился.

- У меня двое. - Но тут же с гордостью уточнил: - Два сына.

- Ну, значит, жена дома сидит, - заключила Люба.

«Эге,- подумал Сергей, - эта энергичная девица сейчас уведет разговор совсем в другую сторону» - и в свою очередь спросил:

- А что, тот брат к нему сюда заходил?

- Не,- охотно отозвалась Люба.- Чудики какие-то, а не братья.

- Где же он ехал?

- Кто его знает? - Люба пожала плечами и, приподнявшись, загасила испачканную помадой сигарету.

В это время в купе заглянул Светлов и поманил Коршунова.

- Извините,- сказал Сергей, вставая.- Товарищ зовет. Я только хотел спросить: в вашем купе еще кто-нибудь ехал вот на месте этого товарища? - Он указал и моряка.

- Ехал, ехал,- ворчливо отозвалась пожилая женщина, не отрываясь от вязанья.- Все в карты ходил играть куда-то.

- Хмырь какой-то,- презрительно пожала плечами Люба.- Вертлявый, глазки бегают, ножкой шаркает. На прощание даже руку мне поцеловал. А сам во какой, представляете?- Она протянула руку над полом.- Фельетон один.

- А где он сошел?

- Да тоже в Борске.

- Не помните, какой у него был багаж?

- Чемодан, портфель, кажется.

- А какой из себя чемодан?

- Ну, знаете.- Люба пожала плечами.- Я всегда на личность человека смотрю. А на чемоданы только жулики смотрят и еще,- она лукаво стрельнула глазами, - милиция, конечно.

- Мы тоже на личность смотрим,- засмеялся Коршунов.- Девушек особенно. Спасибо вам, Люба. До свидания, товарищи.

Уже выходя из купе и задвигая за собой дверь, он услышал, как Люба сказала:

- Все-таки в милиции симпатичные мужчины попадаются. Можно даже запросто влюбиться. Моя подружка…

Светлов притянул Сергея к окну и тихо сказал:

- Вторая проводница, Таня, говорит, что в Борске вместе с Трофимовым, сошел еще один пассажир из их купе. Чемодан у него был точно такой же, она обратила внимание. Так что все ясно.

- М-да,- задумчиво согласился Сергей.- Ясно. Но далеко еще не все. Пойдем в вагон-ресторан.

Официантка сразу вспомнила вчерашний инцидент.

- Нахально так прогнал, знаете. А паренек с девушкой пришел. Ну каково ему? И вовсе они не братья. Что я, братьев не узнаю? А сам с Товарищем остался. Выпивали. И с собой еще взяли.

- В каком вагоне они ехали, не знаете?

- Кто их знает? Вон стой стороны пришли.- Она махнула рукой в противоположный конец вагона.

Коршунов вместе со Светловым двинулась туда. Переходя из вагона в вагон, они беседовали с проводниками. Приметы обоих посетителей ресторана всем оказались знакомы, особенно второго, длинного, очень характерные приметы. Проводники заметили обоих. «Проходили»,- уверенно сказала проводница соседнего вагона.- «Проходили»,- подтвердила вторая, третья… И наконец, Коршунов и Светлов услышали; «Тут ехали, тут, в шестом купе». Это сказала проводница предпоследнего, четырнадцатого, вагона.

В указанном ею купе сейчас ехало всего двое пассажиров. Когда Сергей зашел туда, один, из пассажиров, устроившись возле столика, читал какой-то журнал. Это был элегантно одетый седовласый человек в очках с золотой оправой. Второй пассажир спал на верхней полке, отвернувшись к стене. Оттуда доносилось тяжелое похрапывание.

Сергей представился.

Человек отложил журнал - Сергей заметил, что это был какой-то научный ежемесячник,- и вежливо спросил;

- Чем могу быть полезен?

- Видите ли, в этом купе ехал один человек,- начал Сергей.- Такой худой, высокий, чернобровый…

- Да, да,- поморщился пассажир.- Прекрасно помню. Он, слава богу, вышел в Борске. Они,- он с не приязнью покосился на спавшего,- тут просто кабак устроили. Вот, видите, отсыпается теперь.

- Тот человек рассказывал, откуда он едет, куда?

- А! - пассажир досадливо махнул рукой.- Вели какой-то пьяный, глупый разговор. Я, признаться, не прислушивался. Помню только, что этот,- он снова кивнул на спящего,- называл его Иваном.

- Иваном?

- Да, это я точно помню. И… вот еще что. Перед самым Борском он начал шарить у себя по карманам. Сказал, что потерял адрес родственника. Вдруг, мол, тот не встретит на вокзале. При этом ругался, конечно, последними словами. В общем, грязный тип. Что-нибудь натворил?

- Да. Пытался украсть чемодан на вокзале.

- Похоже. Весьма похоже.

- А сам он ничего, случайно, тут не оставил?

- Ну, как же,- брезгливо усмехнулся пассажир.- Вон там бутылки пустые насовали.- Он указал на угол под полкой.

Сергей нагнулся и осторожно одну за другой вынул - три пустые бутылки из-под водки.

Пассажир снова усмехнулся:

- Отпечатки думаете обнаружить?

- Конечно. Может статься, старый знакомый,- тоже усмехнулся Сергей.- Тут, знаете, вся биография может отпечататься.

- М-да. Неприятное у вас занятие,- покачал седой головой тот.- А главное, бесперспективное.

- Ну почему же? - возразил Сергей.- Посидит, одумается. Большинство все-таки одумывается. Это ведь тоже наука. Розыск, перевоспитание, предупреждение. Последнее должно быть, конечно, первым.

- Знаю. Слышал и читал неоднократно,- махнул рукой пассажир.- Криминология, криминалистика. А преступность… Я вот раньше только в книгах о преступниках читал. А недавно жену брата ограбили, нагло, прямо, знаете, в подъезде. Да я вам тысячу случаев таких приведу. Вы их лучше меня знаете.

- Положим, тысячу не приведете. И отдельными фактами тут ничего не докажешь! - невольно втягиваясь в спор, ответил Сергей.- Вы, кажется, ученый, вы должны это знать.

- Моя специальность очень далека от вашей. Но вы правы. Тут нужна точная статистика, нужен строго научный анализ. Вывод мой, конечно, некомпетентен. Он скорей обывательский, чем научный. И все-таки это явление многих тревожит, согласитесь.

- Конечно., И прежде всего, нас самих. Хотя борьба с преступностью - дело всего общества, а отнюдь не только милиции. С этим, я думаю, вы тоже согласитесь.

- Это элементарно. Я даже больше вам скажу…

Внезапно на верхней полке заворочался спавший там человек, оттуда раздался протяжный зевок, послышалось какое-то бурчание, и сверху свесилась заспанная, измятая физиономия с всклокоченными волосами.

- Ага,- прохрипел человек, уставясь на Сергея.- Прибыл, значит. Может, напоследок опохмелимся.

- Слезайте, гражданин,- строго сказал Сергей.

- А чего?… Фу ты, дьявол! Я думал, Ванюша сидит.

- Ну, слезайте, слезайте. Познакомимся.

- А чего? Меня Сема зовут. Мне и тут хорошо. Вот только голова, дьявол, трещит. У тебя, браток… Фу ты! Извиняюсь, конечно…

Он громко икнул и, откинувшись на подушку, внезапно захрапел.

- Да-а,- покачал головой седой пассажир, откладывая журнал, которым он как бы отгородился от происходившего разговора.- Тот, знаете, был покрепче. Когда в Борске выходил, так ни в одном глазу. Словно и не пил. Представляете?

- И покрепче, и поопаснее, - сказал Сергей и в свою очередь спросил: - А записку ту с адресом он так и не нашел?

- Так и не нашел. Не только карманы, он все купе обшарил.

- М-да. Ну что ж.- Сергей поднялся.- Извините. Скоро Москва, нам надо заканчивать работу.

- Бога ради. Желаю успеха.

Они простились.

Сергей осторожно взял бутылки и вышел из купе. В коридоре его уже ждал Светлов.

Ничего интересного проводники ему не сообщили. Иван пил, много спал и, как оказалось, даже удерживал своего собутыльника, который пытался шуметь и ругаться. В Борске Иван спрыгнул на платформу первым, оттолкнув проводника, когда вагон еще даже не остановился окончательно. Он очень спешил и нервничал. И это Сергею было понятно.

Затем Светлов привел заспанного, оробевшего Сему, оказавшегося Семеном Петровичем Шатуновым, слесарем одного из московских ЖСК, следовавшим домой после законного двухнедельного отдыха, который, однако, судя по опухшей Семиной физиономии, большой пользы ему не принес. Сема клялся и божился, что, кроме имени, ничего о своем случайном собутыльнике знать не знает, и о чем разговоры у них были, он тоже не помнит, ибо в голове у него все это время шум и звон стоит невозможный. На работе он якобы «только премии и благодарности получает, круглый год на красной доске висит, и начальство им не нарадуется», а тут вот позволил себе отвлечься от дел и забот. Все в его словах вызывало очевидное сомнение, кроме двух пунктов: пьян был все это время Шатунов безусловно и такой преступник, как Иван, что-либо рассказать ему о себе, конечно, поостерегся.

Непонятна была только одна деталь в поведении Ивана, сообщенная седым пассажиром. Какой адрес потерял Иван, чей? Семенова? Иван сказал: «Вдруг не встретит». А встречать его на вокзале должен был именно Семенов. Но его адрес Иван знал, он ведь был у него дома. Странно, странно. Над этим еще предстояло подумать…

Поезд подходил к Москве. Коршунов и Светлов аккуратно упаковали с помощью проводника обнаруженные бутылки и приготовились к выходу.

На площади перед вокзалом их уже ждала черная «Волга». Гена, отдохнув, успел все же приехать раньше, обогнав поезд.

Синие сумерки уже окутали город. Но еще не зажглись фонари на улицах, не осветились витрины магазинов. На широком Садовом кольце только колючие белые огоньки подфарников машин и красные- огни их задних фонариков бесконечным роем неслись навстречу друг другу между сумрачными громадами домов. Силуэты людей уже плохо были видны на фоне темных без снега мостовых. Был самый трудный час для водителей машин.

И все же Гена, включив желтые фары и изредка сердито урча сиреной, стремительно летел на своей черной «Волге», ловко обходя попутные машины.

Только когда выскочили на улицу Горького, над головой начал разгораться голубой неон уличных фонарей.

- Значит, я на доклад к начальству,- сказал Сергей и улыбнулся: - А ты сдаешь бутылки.

- Так точно,- ответил озабоченный Светлов, даже не уловив шутку.- При мне сделают. Следы для идентификации есть вполне приличные.

Машина лихо развернулась у подъезда министерства. Сергей выскочил и махнул на прощание рукой. Гена тут же рванул машину: уголовный розыск научил его быстроте и решительности.

Кабинет начальника управления был ярко освещен. Когда Сергей вошел, комиссар поднялся ему навстречу.

- Ну, с приездом,- сказал он, пожимая Сергею руку.- Как добыча? Заодно давайте и ваши предварительные соображения по делу.- И с ударением добавил: - Товарищ полковник.

Сергей чуть смущенно усмехнулся.

Он все еще никак не мог свыкнуться со своим новым званием. Черт возьми, полковник! Хотя в сорок три года это не так уж и странно. Но Сергей не чувствовал и этих лет. И Витька еще совсем клоп. И Лена тоже ничуть не состарилась, правда, она здорово следит за собой, режимчик у нее будь здоров какой. Актриса всё-таки. Но и он сам - ни одного седого волоса, ни брюшка, ни одышки, и хочется бегать, заниматься самбо, ходить на лыжах и играть в волейбол. Вот ведь что! И все это: закалку, энергию, бодрость - дала ему армия, как и многое другое, конечно. Да, да, все заложено было в те годы, все он принес оттуда. Как удивительно ясно помнил Сергей то время! Худой, угловатый мальчишка, вчерашний школьник, стал солдатом в самое трудное, самое опасное для Родины время. Громы великих и малых сражений, тяготы дальних походов, разведывательные рейды по тылам врага и строгая служба потом, в Германии,- все помнил Сергей. Он помнил даже перестук вагонных колес, когда возвращался, домой в Москву, помнил, кажется, и бешеное биение собственного сердца в ожидании счастливых встреч, которые до того ему лишь снились и в которые он порой уже не верил. А ведь с тех пор прошло почти двадцать лет, и каких лет! И вот - «товарищ полковник». И новое дело, которое уже захватило его целиком, важное, трудное дело, это и сейчас ясно, хотя оно только начинает разворачиваться и таит в себе многое, чего нельзя даже предвидеть

- Разрешите начать с предварительных соображений? - сказал Сергей.

- Как хотите,- согласился комиссар.- Садитесь, закуривайте и по возможности отдыхайте. День у вас выдался нелегкий.

Сергей опустился на стул возле письменного стола и не спеша закурил, собираясь с мыслями.

- Прежде всего, как разворачивались события,- начал он.- Семенову привезли вчера из Ташкента чемодан с наркотиком. Случайно этот чемодан перед самым выходом из вагона был обменен. Это мы сегодня точно установили. Значит, чемодан этот сейчас в Борске у какого-то человека, и, как он им распорядился, мы не знаем. Человек же, привезший этот чемодан, задержан. Но он ничего не дает, его использовали «втемную». Его напарник, по имени Иван, скрылся, ранив нашего сотрудника. Он и сейчас скрывается в Борске.

- Опасный преступник. И конечно, многое знает. Приметы?

- Известны. Причем, возможно, у него там есть еще связь помимо Семенова. В вагоне он потерял бумажку с адресом. И перед Борском искал ее и очень нервничал. Это мы тоже узнали там, в поезде.

- Нашли вагон, где он ехал?

- Да, и вагон, и купе, и попутчиков.

- Молодцы. А записать он мог адрес Семенова на случай, если тот не встретит их.

- Но он уже бывал у него,- задумчиво возразил Сергей.- Впрочем, все возможно. Тут надо разобраться.

- Вот именно,- с ударением произнес комиссар.

- Теперь дальше,- продолжал Сергей.- Ниточка эта тянется из Ташкента. Там, кстати, Семенов одно время жил. И там гнездо этих спекулянтов.

- Очень опасная группа.

- Да, конечно. Но это не все. За день до приезда в Борек людей из Ташкента там происходит убийство таксиста. Вернее, за несколько часов до их отъезда.

- Знаю. Наши товарищи там уже работают.

- Но в кармане убитого тоже обнаружен наркотик. Вы помните? Я хотел бы как версию увязать эти два дела.

- Основания?

Сергей улыбнулся:

- Нет оснований, товарищ; комиссар. Но…

- Интуиция?

- Если хотите, да.

- Не последнее дело. Что еще дал поезд?

- Бутылки. Светлов отвез их на экспертизу.

Комиссар взглянул на часы:

- Там кончают работу. Надо попросить задержаться.

- Светлов попросит.

- Хорошо. Что дал разговор с пассажирами, проводниками?

- Множество деталей. Даже приметы человека, случайно унесшего тот чемодан.

- Весьма интересно. А теперь,- комиссар пристально и выжидающе посмотрел на Сергея,- что думаете делать дальше? Вы были в Борске. Там сейчас сложная ситуация. Как, впрочем, и в Ташкенте. Группу эту надо обезвредить во что бы то ни стало.

- Так точно. А думаю делать… Надо мне лететь, товарищ комиссар.

- Правильно. Сначала в Борек, потом в Ташкент. Тогда я буду спокоен, Сергей Павлович, честно вам скажу.

- Понимаю, товарищ комиссар. Тогда и я буду спокоен.

- Что ж решено. И помните. У вас самые широкие полномочия. Такими еще никто не располагал при раскрытии конкретных дел.

- Понятно. Когда прикажете вылетать?

- Решайте сами.

- Сегодня. Самолет через час пятьдесят. В десятьвечера я буду в Борске.

Врач городской поликлиники в Борске Ольга Николаевна Бессонова поздно вечером заканчивала обход своего участка. Больных было много, шла эпидемия гриппа. И вот наконец последний вызов.

Ольга Николаевна устало поднялась по полутемной, грязноватой лестнице с погнутыми перилами на четвец,-тый этаж большого дома по улице Луначарского и остановилась возле двери одной из квартир. Тусклая лампочка на площадке еле освещала длинный список жильцов. Ольга Николаевна, близоруко щурясь, водила пальцем по списку, пока не наткнулась на строчку: «Глумовым- 4 зв.», и принялась нажимать на кнопку звонка.

Дверь долго не открывали. Пришлось звонить снова.

Открыл кто-то из соседей.

- Ах, это вы, доктор! Проходите. Вон их дверь. А это их, вешалка.

Ольга Николаевна сняла пальто и, прихватив старенький портфель, постучала в указанную ей дверь. Из комнаты раздался хриплый голос:

- Чего стучать-то? Не заперто.

Ольга Николаевна вошла;

В комнате было не прибрано, на столе - грязные тарелки, куски хлеба, пустая, небрежно вспоротая, консервная банка. На стульях валялись какие-то вещи.

У стены на широкой постели под ватным одеялом лежала женщина, толстая, непричесанная, жирные ее руки, как два окорока, покоились поверх одеяла.

Ольга Николаевна освободила ближайший стул, придвинула его к постели, достала стетоскоп и сказала:

- На что вы жалуетесь, Мария Федоровна?

- На все я, милая, жалуюсь,- басовито прогудела женщина.- На все как есть.

- Ну, давайте я вас осмотрю, выслушаю.

Она откинула тяжелое, дурно пахнувшее одеяло. Больная вздрогнула. Начался осмотр!

- Почему вы такая нервная? - удивилась Ольга Николаевна.- До вас дотронуться нельзя.

- Как же мне не быть нервной,- громко пробасила больная,- если мой муж изменяет мне на каждом шагу. За каждой юбкой, стервец, за каждой юбкой… Как он в коридор, я за ним. И с кем-нибудь уже стоит. Ну я терпела, терпела, потом собрала ему чемодан, говорю: «Катись». А он говорит: «Площадь общая». «Ах, - говорю,- общая?» И стала его выживать.

- Как же это вы его выживали? - улыбнулась Ольга Николаевна, давно привыкшая к самым неожиданным исповедям своих пациентов.

- А бить стала. Я ж здоровая. А он вон какой щуплый. Набью морду, стыдно и. на работу идти. И кричать стыдно, что жена бьет. Вот так и выжила.

- Где ж он теперь?

- Да тут! Я ж вторую неделю больная лежу. Надо и магазин сбегать, на рынок, сварить, постирать. Вот пока и держу.

- Где ж он сейчас?

- Не говорите, доктор. Как на грех, мать у него в Ташкенте померла. Так я его на два дня туда отпустила. Ежели к сроку не вертается, ну, не знаю, что сделаю.

Продолжая осмотр, Ольга Николаевна спросила:

- Когда же у него срок-то кончается?

- Вот сегодня и кончается. Опять небось юбку нашел.- Она тяжело заворочалась под одеялом.- Ох, придется бить. А прогоню уже опосля, когда выздоровлю.

- Нельзя так, Мария Федоровна. Надо добром договориться.

- Ах, доктор.- Жирная рука больной вяло приподнялась над одеялом.- С этим козлом никак нельзя. Я уж и била, и говорила, и реагировала. А вот, сами видите, опять где-то козлует.

Но тут в передней раздались четыре нерешительных, коротких звонка. Ольга Николаевна к этому времени уже закончила осмотр и теперь выписывала рецепты.

Больная, услышав звонки, встрепенулась.

- Идет,- с угрозой прогудела она.- Идет, окаянный. Ключ-то я ему пока не даю.

Кто-то из соседей открыл дверь, и через минуту в комнату робко вошел щуплый невысокий человечек в мятом костюме, с чемоданом в руке. Вид у него был растерянный и встревоженный.

- Явился, значит? - сразу наливаясь злостью, прогудела из-под одеяла больная.- Не запылился?

- Приехал, Машенька, приехал, как велела,- ответил человечек, осторожно ставя чемодан на стул.

Тут он заметил врача и галантно поклонился:

- Мое почтенье. Глумов Василий Евдокимович, супруг, так сказать,- и, потирая озябшие руки, с наигранной бодростью спросил: - Ну-с, как наша больная?

- Не радуйся, не радуйся, выздоровлю, - пробасила в ответ та.- Тогда ты у меня порадуешься.

- Ну что ты, Машенька,- сконфузился Глумов.- Что ты, ей-богу, говоришь.

- Знаю, чего говорю.

Ольга Николаевна поспешила дописать рецепты, дала последние наставления больной и простилась. «Какая смешная и противная пара»,- брезгливо подумала она.

Глумов все так же галантно, с поклонами проводил ее до дверей, в передней подал, пальто и на прощание сказал:

- Будет время, заглядывайте к нам в парикмахерскую, на углу Гоголя и Первомайской. Посажу к лучшему мастеру. Будете несказанно довольны. Золотые руки. Цены нет.

В комнату он возвратился снова робкий и притихший.

- Что, еще за одну юбку уцепился? - подозрительно пробасила из постели супруга.- Вот погоди, встану…

- Ну что ты, Машенька, что ты,- суетливо и озабоченно ответил Глумов.- Тут такое дело, Машенька; произошло, уму непостижимо.

- Какое еще дело?

- Совершенно невозможное! Чужой чемодан из поезда унес. Абсолютно чужой!

- Ладно врать-то. Твой это чемодан. Ослеп, что ли?

- В том-то и дело, Машенька! Похоже, но не мой. Это я только по дороге понял. По тяжести, так сказать. А со мной в купе один паренек ехал и одна… Впрочем, не в этом дело.

- Опять?…- грозно прорычала из постели супруга, тяжело приподнявшись на локте.- Не мог пропустить, ирод?

- Ах, Машенька, - плачущим голосом сказал Глумов.- Ты в главное вникни. Чужой чемодан, понимаешь? И в нем… Я по дороге заглянул. Странный такой, порошок. Серый. Понять не могу, что это может быть. Ты вот погляди.- Он торопливо открыл чемодан и вынул туго набитый, завязанный шнурком целлофановый мешочек, а за ним другой, третий и выложил их на стол. Потом взял один и поднес супруге.- Вот видишь? - И удивленно, повторил: - Уму непостижимо, что это может быть.

Та с любопытством осмотрела мешочек, помяла, понюхала его и, положив возле себя на одеяло, спросила:

- А еще чего там?

- Тряпки какие-то, совершенные тряпки,- махнул рукой Глумов и нерешительно добавил: - Может, в милицию отнести?

- Я те дам в милицию! - грозно ответила Мария Федоровна, откидываясь на подушки.- А ежели это ценность какая? Они там сразу ее к рукам приберут.

- Ну какая же это, Машенька, ценность? - разводя руками, усмехнулся Глумов.- Небось удобрение какое-нибудь или там лекарство. Что же мы с ним делать будем?- И опасливо добавил: - А его, наверное, уже ищут. Парень тот, конечно, заявил. Это, Машенька, уголовно наказумое дело. Присвоение, так сказать.

- Ладно тебе пугать-то. Ищут его…

- Но что же делать?

- Перво-наперво узнать надо, что за вещь. Может, и в самом деле лекарство. Я вон, в аптеке уборщицей работала, наслышалась. Лекарство лекарству рознь. Другим цены нет, лекарствам-то.

Глумов, однако, был в явном замешательстве. Душонка его раздиралась противоречиями. С одном стороны, нехорошо, конечно, присваивать чужое, непорядочно. С другой - это чужое могло и в самом деле стоить немало. И тогда Машка уж наверняка пропишет его обратно. И можно будет не раз потихоньку кутнуть с Зиночкой, новой их мастерицей. Но, с третьей стороны, можно и ответить, ведь парень-то, конечно, заявил. Последнее было так страшно, что и подумать невозможно. Что такое, например, ОБХСС Глумов знал по собственному опыту, когда у него в парикмахерской однажды обнаружилась недостача дорогого одеколона, хны и салфеток. Господи, что он тогда пережил! Чудо его спасло, просто чудо. В то же время надо быть круглым идиотом, чтобы своими руками отдать, может быть, целое богатство. Но тогда что же делать?

- Значит, так,- решительно объявила Мария Федоровна, снова приподнявшись на локте.

Плоское, обрюзгшее лицо ее с бородавками под ухом и возле носа было суровым.

- Значит, так,- повторила она.- Первым делом надо разузнать, что за порошок такой. Понял? Отсыпь в коробочку. Ну! - И указала пальцем на мешочек, лежащий возле нее.

Глумов с готовностью подскочил к кровати, взял мешочек и, отойдя к столу, с трудом, ломая ногти, развязал его. В нос ударил какой-то странный, неприятный запах. Глумов поморщился. Потом достал из буфета спичечный коробок, высыпал спички в ящик и осторожно наполнил коробок странным порошком. При этом в носу у него засвербило, глаза наполнились слезами, и он громко чихнул.

- Ну, ты! - прикрикнула с постели Мария Федоровна.- Не просыпь, гляди.

- Что ты, Машенька, как можно.

Он снова завязал мешочек, положил его вместе с остальными обратно в чемодан, захлопнул крышку и с усилием потащил его к шкафу.

- Давай его сюда, олух,- приказала Мария Федоровна, ткнув пальцем под кровать.

Глумов послушно изменил направление, подтащил чемодан к кровати, затем встал на колени и принялся задвигать его подальше, к самой стене, выставив при этом свой худосочный, обтянутый поношенными брюками зад.

Когда Глумов, отдуваясь, наконец поднялся на ноги и стал отряхивать колени, Мария Федоровна отдала новый приказ:

- Завтра утречком забежишь в мою аптеку. Ну где работала. Помнишь небось?

- Конечно, Машенька, а как же?

- То-то. Спросишь Нинель Даниловну. Только гляди у меня. Убью, если что. Я теперь нервная стала.

- Ну что ты, Машенька, как можно? - слабо возмутился Глумов, опускаясь на стул.

- Так и можно. Скажешь, что от меня. Покажи ей коробок, пусть определит. Если что - знакомый, мол, дал. И все. Про чемодан ни слова, понял? И домой. А потом я решу, чего дальше.

- Понял, Машенька, понял. Все сделаю, как велишь.

«Дура ты темная,- с презрением подумал он.- Разве так коммерческие дела делают? Уж я-то знаю, как надо». Тем не менее в аптеку Глумов решил зайти: «Нинель - это интересно. Нинель…»

Утром вертлявая его фигурка уже появилась у аптечного прилавка за высокой стеклянной витриной. Работавшая там девушка в белом халатике, выслушав его просьбу, приоткрыла дверь за своей спиной и крикнула:

- Нинель Даниловна, к вам пришли!

Через минуту к Глумову вышла, точнее даже выплыла, высокая, статная женщина в белом халате, с густо подведенными глазами на румяном лице и высоко взбитыми ярко-рыжими волосами, на которых чудом держалась беленькая крахмальная шапочка.

Глумов застыл от восхищения. Как большинство маленьких мужчин, он любил именно таких женщин, крупных и. представительных. Но, боже мой, тут была еще и ослепительная красота вдобавок. «Ах, если бы…» - мелькнула у него в голове.

- Можно вас на одну минуточку? - проникновенно сказал он и, понизив голос, добавил: - Хотелось бы поговорить с вами тет-а-тет.

- Пожалуйста,- с ленивым достоинством произнесла Нинель Даниловна.

Они отошли к стеклянной витрине.

- Прежде всего разрешите представиться. Глумов Василий Евдокимович.- Он поклонился, слегка шаркнув ножкой.

- Очень приятно,- насмешливо ответила Нинель Даниловна, сверху вниз поглядывая на неожиданного посетителя.- Что скажете?

- Вы должны знать мою…- Глумов слегка замялся,- бывшую супругу Марию Федоровну.

- Ах, да, да,- слегка оживилась Нинель Даниловна, двумя руками поправляя шапочку на волосах.

Видимо, это имя вызвало у нее какие-то приятные воспоминания.

- Так вот,- продолжал Глумов, не спуская глаз со своей собеседницы,- мы… то есть я… хотели бы у вас, так сказать, проконсультироваться.- Он торопливо до стал из кармана заветный коробок и протянул его Нинель Даниловне.- Что бы это могло быть, как вы полагаете?

Та цепким движением выхватила у него коробок, открыла его и вдруг, раскрасневшись, почти с испугом взглянула на Глумова:

- Откуда это у вас?!

- Э-э… весьма случайно,- смешался Глумов.- Но что же это такое, разрешите узнать? Ибо это нам… вернее, нас… как бы выразиться?… Весьма, знаете…

Пока он выкарабкивался из этой словесной каши, Нинель Даниловна уже овладела собой и обворожительно улыбнулась.

- Ах, милый… Василий Евдокимович.- Она с трудом вспомнила его имя.- Это лекарство, дорогой мой, простое лекарство.

- Простое?…

Лицо Глумова вытянулось.

- Ну, как вам сказать? Не совсем, конечно, простое. Это…

Нинель Даниловна произнесла какое-то длинное латинское название.

- Видите ли…- запинаясь, проговорил Глумов,- у нас этого лекарства… некоторый избыток. И мы… и я бы хотел… так сказать…

- Ах, боже мой,- перебила его Нинель Даниловна.- Я с удовольствием помогу вам от него избавиться. Дело в том, что из него приготовляют…- Она произнесла по-латыни еще более длинное название.- Вот это уже весьма ценный препарат. Сколько у вас его? - Она бросила взгляд на коробок.

- У нас… э-э-э… многовато,- неуверенно сказал Глумов.

Нинель Даниловна придвинулась к нему и, обдавая его лицо своим жарким дыханием, прошептала.

- Принесите мне все. Я вам хорошо уплачу. Очень хорошо.- Она плутовски и многозначительно посмотрела на него своими подведенными глазами.- Приходите ко мне домой. Сегодня вечером. Попозже. Ну, скажем, часов в десять. Сможете? Вы не пожалеете.- И погрозила розовым наманикюренным пальцем с тяжелым кольцом.- Только это дико между нами. Я буду ждать.

Глумов почувствовал, как у него медленно закружилась голова и на секунду сперло дыхание.

- Конечно,- пролепетал он.- Я… я буду счастлив. И непременно приду. И… и все принесу.

- Тогда запишите адрес.

Нинель Даниловна внимательно проследила, чтобы дрожащая рука ее нового знакомого правильно вывела на клочке бумаги название улицы, номер дома и квартиры. Это было весьма предусмотрительно, ибо номер дома Глумов, волнуясь, записал совсем неразборчиво.

Из аптеки Глумов вышел, слегка пошатываясь. Очутившись на улице, он несколько раз глубоко вздохнул, посмотрел по сторонам и, обретя наконец равновесие, торопливо засеменил на работу.

«Что-то надо придумать для Машки,- размышлял он по дороге.- Совещание в тресте? Нет, это уже недавно было. Производственное собрание?… Тоже было. Ну да что-нибудь придумаю. Боже мой, какая удача! Даже сразу две удачи! Ах, Нинель…» И он повторил про себя заветный адрес.

Глумов даже не мог представить, какой сюрприз ждет его сегодня вечером.

Наташа вернулась из горздрава только к концу рабочего дня, усталая, изнервничавшаяся. Боже мой, эти заседания, кто их придумал!

Ее ждала уйма дел. В отделении больны два врача, и палата одного из них перешла к ней. А там три очень тяжелых больных, Наташа волнуется за них каждую минуту. Хорошо еще, что Вера Евграфовна не заболела, на нее не страшно оставить отделение: старая, опытная сестра, получше некоторых врачей. И все-таки, если бы не эти частые совещания… Скоро уже надо бежать за Вовкой и по дороге обязательно зайти в магазин, получить в химчистке свое платье и Вовкину курточку, а вечером обязательно постирать, столько скопилось белья. Или нет, стирать она будет в субботу, а крупное сдаст в прачечную. Хотя там очень долго держат. А сегодня, когда Вовка уснет, она наконец напишет своим старикам, они так всегда ждут ее писем. Старшей сестре Кате она напишет отдельно, у нее же больна Леночка и может заболеть Галка, как они их там разделили? Мама, наверное, сбилась с ног, ведь Катя и Валерий целый день на работе, они тоже врачи. Ой, как хочется всех их повидать! Летом она с Вовкой непременно поедет к ним. Только до лета еще…

Наташа бежала уже по больничному двору, соображая, что она купит в магазине. Если в мясном не будет очереди… впрочем, очередь, конечно, будет. Тогда она возьмет молока, пачку творога, яйца, хлеб, не забыть бы хлеб! И еще на утро ряженку. Вовка ее обожает.

Она свернула по асфальтовой дорожке к своему корпусу, увидела знакомую цифру «7» в белом квадрате на желтой оштукатуренной стене, приоткрытую дверь…

Солнце уже зашло за крыши домов, синие тени деревьев легли на искристый, белый снег вокруг.

Наташа неожиданно подумала о Лобанове: вон там, около двери, он ее ждал и курил. И ужасная у него работа, никогда, наверное, нельзя быть за него спокойной. Наташа улыбнулась и насмешливо сказала себе: «А собственно говоря, тебе-то почему надо за него беспокоиться? Вот если бы…» Ей стало стыдно додумывать эту мысль до конца. Наташа приложила холодную варежку к щеке: «Дуреха, просто дуреха. Не смей!…»

Она добежала наконец до корпуса и с шумом распахнула дверь.

На площадке второго этажа к ней метнулась молоденькая сестра:

- Наталья Михайловна, скорее! С Кузьминым плохо. Сердце… Мне кажется, опять спазм…

Теперь они обе бежали уже по коридору, и Наташа никак не могла попасть в рукав халата.

- Мы даже звонили вам в горздрав. Но вы ушли…

- Что ж, тут врачей нет?

- Он требует вас…

И вот началась знакомая, напряженная суета вокруг больного, уколы, кислородные подушки, компрессы, горчичники. А рядом встревоженные, страдальческие лица его соседей, их тоже надо успокоить. И наконец, облегчение и безмерная усталость. Наташа еле дошла до ординаторской. Только бы не повторился приступ, только бы спокойно прошла ночь.

Наташа посмотрела на часы. Боже мой, шестой час! Вовка уже ждет. И еще магазины. Превозмогая усталость она торопливо написала новые назначения в истории болезни Кузьмина, потом подробно проинструктировала ночную сестру, она ведь новенькая, может напутать, растеряться. Ох, как страшно ее оставлять на эту ночь.

Но тут зашла Вера Евграфовна и ворчливо сказала:

- Сама останусь. Нешто можно? А ты иди,- обратилась она к Наташе.- Иди, иди. Вовка-то небось заждался. Без тебя управимся.

Она просто чудо, эта Вера Евграфовна, и со всеми на «ты», и никто, конечно, не обижается.

Наташа обняла старуху за плечи, чмокнула в седой висок.

- Я побежала. Только вы мне позвоните, если что-нибудь случится. И ночью звоните. Вовка очень крепко спит. Обязательно позвоните. Я приеду.

- Ну беги, беги уж,- с напускной суровостью про ворчала Вера Евграфовна.- Ничего такого, бог даст, не случится.

Ой, какое счастье, что Вера Евграфовна осталась!

Уже совсем стемнело, когда Наташа выбежала из больницы. Нет, в магазин она уже не успеет, магазин потом, сейчас надо за Вовкой. Бедненький, он, наверное, заждался ее и, конечно, уже оделся и вспотеет. И другие дети уже ушли…

Когда Наташа подбежала к остановке автобуса, по тротуару уже вытянулась длинная очередь. Подавляя отчаяние, Наташа пристроилась к ее концу.

И тут вдруг произошло чудо. Возле Наташи неожиданно остановилась зеленая «Волга», шофер приоткрыл дверцу и весело сказал:

- Можно вас подвезти, доктор?

Наташа с удивлением посмотрела на молодое, улыбающееся, совершенно незнакомое лицо.

- Не узнаете? - засмеялся тот.- А ведь мы с Александром Матвеевичем вас сегодня в горздрав возили.

Боже мой, ну конечно! Как Наташа его не узнала!

- Спасибо, спасибо. Я так спешу.

Трогая машину, шофер весело объявил:

- Вы теперь вроде как наша. Так что извините.

Хорошо, что в машине было темно и он не заметил, что Наташа смутилась, и даже, кажется, покраснела. Около детского сада он притормозил и сказал:

- Давайте вашего молодца, я вас домой доставлю.

- Ой, что вы! - воскликнула Наташа.- Не надо. Мы теперь сами. И так ужасно неудобно, что я вас затруднила.

- Так у меня еще двадцать минут. Александр Матвеевич велел к шести быть. Я ему доложу, он только доволен будет. Знаете, какой это человек? Поискать.

Наташа невольно улыбнулась.

- Ну хорошо. Мы сейчас.- И она побежала через садик к двери с зеленой табличкой.

Через минуту Вовка, укутанный шарфом чуть не до носа, важно сопя, взгромоздился на переднее сиденье и с любопытством огляделся.

Когда машина тронулась, он оттянул вниз шарф и строго спросил:

- Это чья, а?

- Одного начальника милиции,- в тон ему ответил шофер.

- Хорошего?

- Ого, еще какого хорошего! Поискать.

Шофер, оглянувшись, весело подмигнул Наташе.

- А чего он сейчас делает? - продолжал допытываться Вовка.

- Он, брат, одну сложную операцию проворачивает. Хорошо, если к утру управимся,- серьезно ответил шофер и добавил, обращаясь уже к Наташе: - Начальство даже сегодня из Москвы прилетает, друг его. Скоро встречать поедем.

- И… опасная операция? - робко спросила Наташа.

- Все может быть,- вздохнул тот.- Может, еще кого к вам в больницу привезем.

«Это ужасно, ужасно,- подумала Наташа.- Только бы ничего не случилось… с ними».

- А сегодня, когда мы гуляли, ко мне один здоровенный детина подошел из второго класса…- начал рассказывать Вовка.

Около дома Наташа с сыном вышли и направились в магазин неподалеку.

…Вовка уже сидел за ужином, а Наташа стелила ему постель, когда в передней раздался звонок.

Наташа кинулась открывать, и ей почему-то вдруг стало страшно.

На пороге стояла высокая, худенькая девочка с рыжеватой косой, перекинутой через плечо. Глаза ее были красны от слез. Рукой она прижимала к себе пальто.

- Это ты, Валечка,- с облегчением сказала Наташа.- Ну, заходи же. Что с тобой?

Она только сейчас заметила ее заплаканные глаза.

- Тетя Наташа,- решительно сказала девочка, прикрывая за собой дверь.- Я ухожу из дома. Я уже взрослая и больше жить с мамой не буду.

- Ты с ума сошла! - всплеснула руками Наташа.- А ну, идем. Сейчас уложу Вовку, и ты мне все расскажешь. Повесь пальто.

Вовку, однако, уложить спать было не так-то просто. Он выдумывал одну причину за другой, чтобы оттянуть этот неприятный момент. Он требовал, чтобы помазали йодом какую-то невидимую царапину на коленке, потом у него начинал болеть живот, который прошел только после конфеты, потом Вовка вспомнил, что не почистил зубы, потом, что ему надо приготовить на завтра цветные карандаши, последним было условие дать ему в постель яблоко и мохнатого любимого мишку. Наконец он, угомонился.

Наташа, облегченно вздохнув, сказала Вале:

- Гаси свет. Пойдем на кухню и спокойно поговорим.

- Я тоже хочу… спокойно… поговорить…- сонным голосом пробубнил из темноты Вовка.

В кухне на плите весело пыхтел чайник.

Наташа усадила девочку за стол, налила чай и придвинула вазочку с конфетами.

- Ну, рассказывай, Валюша, что случилось?

- Просто я не хочу больше так жить…

У Вали вдруг скривилось лицо, и крупные слезы за капали прямо в чашку.

- Ну, подожди. Ну, успокойся,- заволновалась Наташа.- Давай разберемся. Как ты не хочешь жить?

- Вот так,- глотая слезы, произнесла девочка.- У мамы всегда гости. А я не хочу больше каждый вечер гулять по улицам и ночевать у подруг. Я не хочу ее больше видеть… такую! - с ненавистью воскликнула она.

- Но это же все-таки твоя мама,- сама чуть не плача, возразила Наташа.- И она тебя любит.

- A почему тогда она меня заставляет врать? Почему она сама все время врет? Она, никого не любит, она только себя любит!

На бледном личике и на шее девочки, проступили красные пятна, глаза сухо блестели, слез в них уже не было.

«Кажется, это серьезно,- в испуге подумала Наташа.- Очень серьезно. Бедная девочка».

- Но ты подумала, куда уйдешь? - спросила она.

- Да, подумала. Я уеду к папе.

- К папе? - дрогнувшим голосом переспросила Наташа.- А у тебя папа… хороший?

- Очень. Он меня звал. А я, дура, осталась с мамой. Мне ее было жалко.

- А где папа живет?

- В Москве. У меня есть адрес. Я спрятала.

- Подожди, Валюта. Надо сначала папе написать. Ведь это было давно, когда он тебя звал.

- Ну и что же? Разве…

Она вдруг осеклась и испуганно посмотрела на Наташу.

- Нет, Валечка, нет! - Наташа поспешно вскочила, наклонилась к девочке и прижала к себе ее голову.- Ну, глупенькая, просто надо предупредить папу. Но я бы тебе советовала последний раз поговорить с мамой, сказать ей все.

- Я не пойду домой,- глухо сказала Валя.- Ни за что. У нее опять сидит какой-то человек. Грязный, страшный. Она его перевязывает.

- Перевязывает?…

- Ну да. И готовит угощение, и… и я должна идти гулять. И потом, я вам скажу,- Валя перегнулась через стол и понизила голос,- он спрашивал про дядю Петю. Они с мамой на кухню ушли, но я слышала. И еще он сказал, что дядя Петя встречал его на вокзале.

- Чепуха какая,- засмеялась Наташа.- Он же лежит у меня…

«Боже мой,- вдруг испуганно подумала она,- неужели Александр Матвеевич ездил с ним на вокзал? И там… и оттуда привезли потом раненого… А этот-чело-век, значит, все видел? Неужели Семенов его встречал? Но тогда… Ничего не понимаю».

Наташа растерянно посмотрела на Валю.

В это время в передней раздался звонок.

- Это мама! - Валя с испугом вскочила из-за стола.- Она собиралась к вам зайти. А я не хочу ее видеть, не хочу!

- Хорошо,- решительно сказала Наташа.- Иди к Вовке и ложись на мою постель. Только не зажигай свет. Я скажу, что ты уснула. В общем, я найду, что сказать. Иди.

Девочка кивнула и на цыпочках проскользнула в темную комнату.

Наташа открыла дверь.

На площадке стояла Нинель Даниловна. Темно-зеленый джерсовый костюм красиво облегал ее крупную фигуру, полную шею охватывало янтарное ожерелье, в ушах видны были крупные янтарные серьги, свисавшие чуть ли не до плеч, а на руке, державшей сигарету, красовался янтарный браслет. Высоко взбитые рыжие волосы, казалось, тоже отливали янтарным блеском.

«Какие, у нее всегда красивые вещи»,- невольно подумала Наташа.

- Простите, дорогая,- произнесла Нинель Даниловна, отводя в сторону руку с дымящейся сигаретой.- Я к вам на одну минуточку, вы разрешите?

- Входите.

- Ах, Вовочка уже, наверное, спит, маленький,- нежно проворковала Нинель Даниловна, вплывая в переднюю.- Прелестный ребенок.

«О своем ребенке лучше подумала бы»,- мысленно посоветовала ей Наташа, стараясь успокоиться.

- Проходите на кухню,- сказала она.

- У вас, я надеюсь, никого нет? - игриво поинтересовалась Нинель Даниловна, держа во рту сигарету и двумя руками поправляя перед зеркалом свою пышную прическу.

- Нет. Единственный мужчина уже спит,- улыбнулась Наташа,- так что проходите.- И тоже невольно посмотрела на себя в зеркало.

Рядом с Нинель Даниловной она казалась почти девочкой в своем простеньком платьице. Светлые, коротко остриженные волосы были перепутаны, падали на лоб, а под темными бровями насмешливые карие глаза смотрели сейчас чуть недовольно. «Конечно, забыла причесаться». Наташа отвела глаза и вдруг нахмурилась. Ведь там, в комнате, на ее постели лежала Валя.

Они прошли на кухню, и Нинель Даниловна опустилась на стул, на котором только что сидела ее дочь.

- Ах, дорогая,- вздыхая, сказала она,- я измучилась, думая о брате. Скажите, как он сейчас? Когда вы его выпишете?

- Выздоровление идет нормально. Думаю, скоро выпишем. Вам можно уже не волноваться.

- Что вы говорите! Это же родной человек! Простите, куда можно стряхнуть? - Нинель Даниловна огляделась.- Ну, не беспокойтесь, я сюда.- Она стряхнула пепел в блюдце и продолжала.- Единственный близкий мне человек, кроме Валечки. Я безумно переживаю. Поверите, у меня даже начались мигрени. Так вот. Я хотела вас попросить. Дико между нами, конечно. Кстати, у вас есть брат?

- У меня есть сестра.

- Ах, это совсем не то. Мужчины, они ужасно не самостоятельные. Петя особенно. За ним нужен такой уход.

- За ним хороший уход.

- Ах, я знаю, знаю. Я вам безумно благодарна, дорогая… И… если разрешите. Дико между нами.

Нинель Даниловна вынула из кармашка небольшую коробочку и придвинула ее через стол к Наташе:

- Посмотрите. Если вам понравится, я буду безумно счастлива.

Наташа машинально открыла коробочку. На черном бархате сверкало колечко с маленьким бриллиантом.

- Вы с ума сошли!

Она хотела оттолкнуть коробочку, но Нинель Даниловна поспешно удержала ее руку.

- Ах, я вас умоляю, дорогая. Это же так естественно. Ведь я не взятку же вам даю? И ничего от вас не прошу. Это благодарность. За отношение. Только и всего. Поверьте, все так делают. Буквально все. И никто не обижается. Потому что это от всего сердца. Поверьте, дорогая.

- Мне не нужна такая благодарность, Нинель Даниловна.

- То есть как не нужна? Вы такая молодая, такая прелестная. Это колечко вам безумно пойдет. К любому платью, к любой прическе, имейте в виду. Кстати, у меня есть одна женщина. Она приносит очень милые вещицы. Вас не интересует?

При других обстоятельствах Наташа, наверное, заинтересовалась бы. Но сейчас ее переполняло отвращение.

- Нет, Нинель Даниловна, это меня не интересует. И колечко тоже. Спрячьте, пожалуйста.- Она решительно отодвинула от себя коробочку.- Если вы пришли только за этим…

- Нет, нет. Хотя вы меня безумно огорчили: Я ведь так к вам расположена.- Нинель Даниловна погасила сигарету и осторожно поправила мизинцем свои длинные, черные ресницы.- Я хотела вас попросить, дорогая. Ко мне приехал родственник. Двоюродный брат. Из Ташкента. Завтра уезжает обратно. Ему так хотелось бы повидать Петю. Умоляю, устройте. Никто не будет знать, клянусь. Хоть на одну минуту.

- Я вам говорила, Нинель Даниловна, что это не возможно.

- Но вы же врач, дорогая, вы же знаете, как это важно для больного. Он лежит у вас уже три месяца. И ни разу… ни разу…- Она всхлипнула и осторожно сняла с глаз слезинку.- Это так жестоко.

Наташа почувствовала неловкость. Ей и в самом деле было жаль Семенова: он долго и тяжело болел. Отравление было на редкость сильным, дало осложнения на печень, на кишечник. И его действительно все время никто не навещал. Так что тревога этой женщины в конце концов вполне понятна. Она сестра. А тут еще приехал двоюродный брат. Да, но он же видел Семенова? Тот, оказывается, даже встречал его на вокзале. Значит, Семенова туда привезли, нарочно привезли… Нет, ничего невозможно было понять.

И Наташа неуверенно спросила:

- А ваш двоюродный брат… он разве не видел Семенова?

Нинель Даниловна перестала плакать и бросила на Наташу настороженный взгляд:

- Что вы, дорогая! Как он мог его видеть? Я вас умоляю, пусть они повидаются. В любое время, на одну минуту. Клянусь, об этом никто не узнает. Петя ведь уже встает, выходит.

«Откуда она это знает?» - мелькнуло в голове у Наташи.

- Вы меня простите,- вздохнув, сказала она.- Но я просто не могу разрешить свидание. Не могу.

Нинель Даниловна снова заплакала.

Наташе стало ее жалко. «Может быть, все-таки разрешить? - подумала она.- Ну, не брату, так ей самой. Но для этого надо позвонить Александру Матвеевичу. Разрешить может только он». Наташа невольно взглянула на свои часики. Половина десятого. «Хорошо, если к утру управимся»,- вспомнила она. Наташу вдруг охватила тревога, безотчетная, непонятная, в которой она даже боялась разобраться. Да, она, пожалуй, позвонит, еще не поздно. И… и там, конечно, ничего не случилось, с чего это она взяла?

- Хорошо,- сказала Наташа.- Я постараюсь. Позвоните мне завтра утром.

- Боже мой, как я вам благодарна,- всплеснула руками Нинель Даниловна, комкая мокрый носовой платок.- Вы даже не знаете, какой вы ангел! Все будет дико между нами, клянусь! - Уходя, она попыталась забыть коробку с кольцом на столе, возле сахарницы. Но Наташа решительно вложила коробочку ей в руки, и Нинель Даниловна побоялась настаивать.

Уже в передней она вдруг заметила висевшее на вешалке пальто дочери.

- Боже мой, Валечка у вас?

- Да. Она заснула, и давайте ее лучше не будить,- твердо сказала Наташа.- Она очень на вас обижена и хочет уехать к отцу.

- Глупая девочка! - вспыхнула Нинель Даниловна.- Ах, это такой трудный возраст. Вы еще узнаете, дорогая.

- Как раз тут дело не в возрасте,- покачала головой Наташа. - Я бы на вашем месте постаралась ее понять.

- Ах, с ней стало просто невозможно! Она на каждом шагу грубит и убегает из дома. Я измучилась, у меня не хватает сил воевать с ней. В конце концов пусть едет. Может быть, там ей будет лучше. И., бога ради, извините, дорогая. Мы столько причиняем вам хлопот,, и я, и она.

Нинель Даниловна обворожительно улыбнулась и попыталась чмокнуть Наташу в щеку, но Наташа уклонилась.

«Какая она жестокая»,- подумала Наташа, закрывая за Нинель Даниловной дверь.

Она заглянула в комнату. Валя спала. В своей кроватке посапывал Вовка.

Наташа перенесла телефон в кухню и с бьющимся сердцем набрала «02».

- Дежурный по городу лейтенант Ковалев слушает,- раздалось в трубке.

- Простите. Как мне позвонить товарищу Лобанову? - едва слышно произнесла Наташа.

- Майор Лобанов выехал на задание. Кто его спрашивает?

- Это… врач Волошина.

- Будет передано.

Наташа медленно повесила трубку.

«Выехал на задание». Опять на задание, каждый день на задание. И каждый день может что-то случиться.

Наташа порывисто встала и подошла к окну.

А через полчаса снова раздался звонок в ее передней, самый неожиданный звонок…

Машина стремительно неслась по ярко освещенным улицам, изредка сворачивая в полутемные переулки, чтобы сократить путь. Из-под колес веером разлетался грязный, сырой снег.

- Ну куда летишь,- недовольно сказал Лобанов.- Времени еще вагон. Самолет прибывает в двадцать два часа. Вон женщину чуть не обрызгал.

- Я, Александр Матвеевич, женщин очень уважаю,- лукаво ответил водитель, сбавляя, однако, скорость.- Я даже одну женщину сегодня домой отвез.

- Это кого? - удивился Лобанов.

- А доктора, Наталью Михайловну. Я как раз мимо больницы ехал. Гляжу, она в длинную очередь на автобус встала. А сама спешит, все на часики поглядывает. Ну я и подкатил.

- Ты ко всем, кто спешит, подкатываешь?

- Что вы, Александр Матвеевич,- обиделся шофер.- Это же не чужой человек. Вы же сами…

- Ладно, ладно. Молодец, что подвез. Устала она, наверное.

- Вот именно! А ей еще за сынишкой надо было. В детский сад. Симпатичный такой парень у нее. Я их оттуда и домой отвез,- осмелев, признался водитель.

Лобанов вдруг почувствовал зависть. Вот бы и ему встретить ее случайно. И с сынишкой. Интересно, какой у нее сынишка?

- Служебная все-таки машина,- укоризненно заметил сидевший сзади Храмов.

- Так у меня же как раз время было, Николай Степанович.

- Между прочим, она живет на одной площадке с сестрой Семенова,- сказал Лобанов.- Как ее зовут, забыл?

- Стуков а Нинель Даниловна,- ответил Храмов.- Знаменская, десять, квартира шестнадцать.

«Знаменская,- подумал Лобанов.- Мы сейчас как раз мимо проедем. Вот бы…»

Вскоре машина вылетела из города и, набирая скорость, понеслась по темному, пустынному шоссе. А еще через несколько минут вдали показались огни аэропорта.

Когда приехали, оказалось, что самолет из Москвы задерживается, по предварительным данным, часа на два.

- Вечная история,- проворчал Лобанов, выходя из комнаты дежурного в огромный, полный шума и суеты зал ожидания, где у закрытого газетного киоска покуривали Храмов и водитель.

- Ну что будем делать? - спросил он у товарищей.

- Ждать,- коротко ответил Храмов.

- Да, в город возвращаться нет смысла,- согласился Лобанов.- Тем более что обстановка может каждую минуту измениться. Свяжись с дежурным по городу, предупреди. А я, пожалуй, пройдусь.

Запахнув пальто, он вышел через широкие зеркальные двери в сад перед аэропортом. Там он огляделся и, секунду помедлив, миновал стоянку машин и двинулся по темной аллее, с наслаждением вдыхая сырой, холодный воздух. По сторонам молчаливо стояли высокие, заснеженные ели.

Непонятное беспокойство овладело Лобановым. «Что это ты?» - удивленно спрашивал он себя и не находил ответа. Конечно, положение складывается серьезное, что и говорить. В городе скрывается опасный преступник, и только через него можно выйти на ташкентскую банду. Ни Семенов, ни Трофимов больше ничего не дадут, они просто ничего и никого больше не знают. Завтра, кстати, Трофимова отправят домой, арестовывать его нет оснований. И это даже к лучшему. Надо только предупредить Нуриманова, пусть они там посмотрят за ним. Сергей сообщил, что чемодан случайно обменен и он у кого-то в Борске. Так Лобанов и думал. Значит, надо искать еще и чемодан. Ну теперь приезжает Сергей. Ответственности вроде будет поменьше. Впрочем, дело, конечно, не в ответственности. Спокойнее как-то будет, увереннее. С Сергеем отлично работать. Он талантлив, вот что. И стал мастером, настоящим мастером сыска. Это можно было предвидеть еще тогда, в МУРе, когда Сергей только пришел туда, по первым делам можно было предвидеть. И просто здорово, что он теперь приезжает. Да и потолкуют они всласть, по душам потолкуют. А это сейчас Лобанову тоже надо, очень даже надо. «Ну так чего же ты?» - снова спросил он себя и снова не нашел, что ответить. А непонятное беспокойство все росло и требовало каких-то действий, требовало куда-то ехать, куда-то спешить.

Лобанов невольно ускорил шаг и вскоре вышел на освещенную дорогу, ведущую от шоссе к аэропорту. Мимо пронеслась машина, за ней другая. «Едут кого-то встречать,- подумал Лобанов.- А самолет опаздывает на целых два часа. За это время можно…» Незаметно для себя он шел все быстрее. Под конец он почти побежал.

Показалось здание аэропорта, вереница машин у подъезда. Лобанов взбежал по широким ступеням.

Своего заместителя он нашел в комнате милиции. Храмов доложил:

- Звонил дежурному. Говорит, вам только что звонила доктор Волошина.

- Ну да? - изумился и тут же встревожился Лобанов.- Сама звонила?

- Так точно.

- Что случилось?

- Не сказала. Дежурный обещал вам доложить.

- Так…

Лобанов уже не мог побороть волнения. Если она ему сама позвонила, да еще так поздно, значит, случилось что-то важное. Но что могло случиться? С Семеновым что-нибудь? Или… с ней самой? Да, да, что-то с ней случилось! Это он и чувствовал все время!

- Я скоро буду,- отрывисто произнес Лобанов.- Жди тут.- В случае чего сам встречай самолет. Связь через дежурного.

- Слушаюсь,- удивленно ответил Храмов.

Он уже привык к быстрым и неожиданным решениям своего начальника, но, чтобы Лобанов так волновался, Храмов видел впервые.

Через минуту Лобанов уже мчался по темному шоссе. Теперь он не удерживал своего водителя, и тому словно передалось его нетерпение. Красненькая стрелка спидометра качнулась далеко за цифру «100». Гул мотора стал еле слышен из-за свиста ветра.

Когда влетели в город_, Лобанов коротко приказал:

- На Знаменскую.

- Ага…

Вскоре машина, затормозила на углу Знаменской улицы. В этот час она была почти пуста, лишь изредка мелькали фигуры одиноких прохожих в тусклом желтом свете редких фонарей. Неожиданно прошел автобус, тяжелый, неуклюжий, весь забрызганный грязью, даже не задержавшись возле остановки рядом с закрытым уже продуктовым магазином. Его никто не ждал, и, видимо, никто не собирался выходить. Потом мелькнула где-то в самом конце улицы машина.

- Подожди меня здесь,- сказал водителю Лобанов.

Он двинулся по тротуару, сунув руки в карманы пальто. «Ну, приехал? А дальше что?» - насмешливо и смущенно подумал он.

Лобанов медленно прошел мимо дома десять, ничем не примечательного пятиэтажного блочного дома, видимо построенного недавно, года три или четыре назад, но успевшего уже потемнеть и теперь ничем не выделявшегося среди стареньких домов по соседству.

Дойдя до конца улицы, Лобанов пересек мостовую и по противоположной стороне снова вернулся к дому десять. Здесь он остановился и начал в задумчивости рассматривать окна. В большинстве из них за занавесками горел свет - желтый, красноватый, оранжевый, голубой; в одних окнах он горел ярко, под самым потолком, в других еле теплился, вероятно на столе или возле кровати.

Лобанов мысленно прикинул, на каком этаже может быть квартира пятнадцать. Если на каждой площадке четыре квартиры, а подъездов два - значит, это четвертый этаж, первый подъезд. Вот они, эти окна, все светятся. Где же ее окно?…

Он стоял в тени возле каких-то ворот, глубоко засунув руки в карманы пальто, обдуваемый сырым, промозглым ветром, от которого наворачивались на глаза слезы, и с волнением смотрел на эти окна. Уже десять часов. Что она сейчас делает? Уложила, наверное, сына и читает, готовит что-нибудь или пишет письма. Кому она пишет письма?… И потом… муж… Должен же быть у нее муж?… А вдруг она сейчас подойдет к окну? Тогда он узнает, которое же ее. Стыдно, между прочим, так стоять, не мальчишка же он в самом деле. Вдруг она выйдет на улицу и увидит его? Или, например, возвратится откуда-нибудь, и не одна?

Лобанову вдруг стало невыносимо одиноко и горько. «Что это со мной? - растерянно подумал он.- Разве так можно? Иди, раз тебе звонили, иди. Или уезжай. Нельзя так стоять. Глупо же».

Так он говорил себе, не двигаясь, однако, с места, зябко втянув голову в плечи, и ноги медленно стыли в легких ботинках. Холодные струйки пробирались под пальто, растекались по спине.

«Ну все,- решительно и зло подумал Лобанов, стряхивая с себя оцепенение.- Пора эти слюни кончать. И Виктор, наверное, уже заждался».

Он оглянулся и внезапно увидел какого-то человека, который медленно шел, держа в руке чемодан, и посматривая на номера домов. Лобанов невольно стал наблюдать за ним.

Человек двигался как-то неуверенно, даже боязливо, то и дело оглядываясь, обходя редкие фонари, хотя свет их почти не рассеивал промозглую темноту улицы.

«Странно, - подумал Лобанов, настораживаясь. - Дай-ка посмотрим на него поближе».

Он отделился от стены дома, деловитой, торопливой походкой пересек улицу и двинулся навстречу странному человеку.

Тот, заметив его, на секунду остановился, словно в нерешительности, потом, видимо устыдившись своего испуга, снова двинулся вперед, но теперь уже подчеркнуто уверенно и беззаботно. Эта церемония насмешила Лобанова. «Трусоват, однако, дядя»,- усмехнулся он про себя.

Они разминулись возле дома восемь. Но, как ни короток был этот миг, Лобанов успел разглядеть щуплую, маленькую, фигурку человека, его бегающие, испуганные глаза на узеньком личике, его пальто, шапку, а главное… Лобанову потребовалось усилие, чтобы ничем себя не выдать, не остановиться, не замедлить шаг, не повернуть голову. Человек нес в руках чемодан, точно такой чемодан, какой был у Трофимова!

Лобанов торопливо и равнодушно прошел мимо и тут же свернул в какой-то двор, затем, уже осторожно, выглянул на улицу.

Человек подошел к дому десять, посмотрел на его номер и, оглянувшись, исчез в первом подъезде.

В тот же момент Лобанов выскочил из своего укрытия и в два прыжка оказался у того же подъезда. Он осторожно приоткрыл невысокую дверь и проскользнул к лестнице. Сверху были слышны шаркающие, неуверенные шаги. На каждой площадке человек приостанавливался, видимо рассматривая в тусклом свете горевших там лампочек номера квартир.

Лобанов неслышно стал подниматься вслед за ним.

Человек прошел второй, затем третий этаж и остановился на четвертом. Лобанову видна была его щуплая фигурка. Нерешительно потоптавшись на площадке, человек наконец позвонил в шестнадцатую квартиру. Ему тут же открыли, и Лобанов услышал женский возглас:

- Ах, вот и вы, дорогой…

Дверь захлопнулась.

Лобанов остался один на полутемной лестнице.

Итак, человек зашел в шестнадцатую квартиру, к сестре Семенова. Это, конечно, она открыла дверь. Интересная, однако, ситуация. Конечно, таких чемоданов,как у Трофимова, много, похожих, одинаковых чемоданов. Но тут бросаются в глаза два подозрительных обстоятельства. Человек, который нес этот чемодан, вел себя странно, он боялся, явно боялся чего-то, словно понимал, что несет что-то недозволенное, что-то запретное. Но это еще полдела, это пустяк по сравнению со вторым обстоятельством. Чемодан из Ташкента предназначался Семенову, и точно такой же чемодан тайком приносят его сестре. Случайность? Возможно. Но возможно, что это и не случайность… Что же теперь делать? А может быть, Наташа что-то узнала об этом и хотела сообщить ему? Вот это уже вполне вероятно. И раз так… «Надо идти,- преодолевая смущение, решил Лобанов. Но сначала примем кое-какие меры».

Он стремглав спустился по лестнице, выбежал на улицу и торопливо зашагал к стоявшей на углу машине. Подойдя, он приоткрыл дверцу и тихо сказал водителю:

- Давай, Витя, подъезжай поближе к тому подъезду. Если выйдет маленький человек с чемоданом…

- Ага. Я его видел. Он мимо меня прошел,- загораясь, ответил тот.

- Он может выйти и без чемодана. Задерживай, сажай в машину и жди меня. Это на всякий случай. Скорей всего, задержу его сам. Ты жди.

- Все понял…

Машина, тихо урча, поползла вперед.

Лобанов снова вернулся к подъезду и стал решительно подниматься по лестнице.

На площадке четвертого этажа он на секунду замешкался, потом нажал кнопку звонка.

Дверь открылась почти мгновенно.

На пороге стояла Наташа.

- Это вы? - растерянно спросила она.

- Я…

- Что-нибудь случилось?

- Это у вас что-то случилось.

- Да… Но прежде всего входите,- первая опомнилась Наташа и засмеялась.

- Простите… за вторжение,- смущенно сказал Лобанов.- Я вам сейчас все объясню.

- Сначала входите…- Она прикрыла за ним дверь.- Снимайте пальто. Только тихо, тут дети спят.- И указала на дверь в комнату.

- Дети? - понизив голос, невольно переспросил Лобанов.

- Да, да. Мой Вовка и Валечка. Ой, что тут было! Я вам сейчас тоже все объясню.

Лобанов снял пальто и на цыпочках последовал за ней на кухню.

Наташа усадила его к столу.

- Будем пить чай,- объявила она.

- Нет, нет, Наталья Михайловна. Что вы! Я ведь на минуту. Тут, понимаете…

- Давайте сначала расскажу я, - мягко перебила его Наташа.- Ведь это я вам звонила. А вы пока выпьете стакан чаю. Я же вижу, вы замерзли. И конечно, голодны.

- Ну хорошо,- сдался Лобанов.- Чай я выпью. И больше ничего. Я сыт. Честное слово, сыт.

Пока он пил горячий чай, Наташа рассказала о визите Нинель Даниловны.

- Вот я и решила вам позвонить,- закончила она.

Лобанов внимательно слушал.

Значит у Стуковой появился человек из Ташкента. Двоюродный брат. Ну это, положим, чепуха. Никакой это не брат. Но кто же тогда? И почему она его перевязывала? А насчет Ташкента, это она явно проговорилась. Эх, взглянуть бы на этого братца. Может быть, он длинный, в темном пальто и серой кепке, с узким лицом и густыми черными бровями? Пусть он придет завтра утром в. больницу, пусть придет обязательно.

- Наталья Михайловна,- сказал Лобанов,- вы можете ей позвонить сейчас? Вы, мол, Очень ей сочувствуете и разрешаете ее брату завтра утром, до обхода, ненадолго повидать Петра Даниловича. Сейчас ведь еще не поздно, - он посмотрел на часы, - начало одиннадцатого..

Наташа смущенно откинула рукой падавшие на лоб волосы.

- Дело не во времени. Она может подумать, будто я жалею, что не взяла кольцо.

- Пусть думает. Главное, чтобы этот братец пришел завтра в больницу.

- Это… так важно?

- Очень. Может быть, это тот самый человек, которого мы ищем. Опасный человек.

- Хорошо. Я позвоню.

Она сняла трубку и набрала номер.

Лобанов следил за ее движениями и чувствовал, как переполняется нежностью. До чего же она хороша! Если бы можно было ей все сказать, если бы можно было задержаться тут или когда-нибудь прийти сюда снова. Значит, она живет одна с сыном. Значит, у нее нет…

- Это Нинель Даниловна? - произнесла Наташа, с трудом преодолевая смущение, и, улыбнувшись, взглянула на Лобанова.- Это я. Знаете, я решила. Пусть ваш брат приходит завтра утром в больницу, ровно в девять, до обхода. На несколько минут я ему разрешу. Что?… Ах, вот что. Ну, пожалуйста. Да, да, договорились… Ну что вы! И не думайте даже… Всего хорошего.

Наташа повесила трубку и растерянно посмотрела на Лобанова.

- Она сказала, что брат прийти не сможет. Оказывается, его поезд уходит очень рано. Но она придет обязательно.

- Так я и знал,- досадливо кивнул Лобанов. - Испугался. И теперь может…

Он решительно потянулся к телефону:

- Вы разрешите?

- Ну конечно.

Саша набрал номер:

- Дежурный? Лобанов говорит. Срочно машину с сотрудниками на Знаменскую, десять. Предстоит задержание. Другую пошлете в аэропорт, Храмову. Моя машина тоже на Знаменской. Все. Жду.

Лобанов поднялся:

- Я пошел. Спасибо вам. И еще раз извините, что так ворвался.

- Что вы! Я только хочу вас попросить…- Наташа смущенно улыбнулась,- будьте вс,е-таки осторожнее. Хорошо?

- Ну конечно, - улыбнулся в ответ и Лобанов.- Обязательно.

Он на цыпочках прошел в переднюю, надел пальто и, уже взявшись за ручку двери, нерешительно сказал, посмотрев на Наташу:

- Можно я вам завтра позвоню?

- Ой, непременно…

Лобанов обрадованно кивнул.

- Тогда до свидания,- сказал он и вдруг, нахмурившись, озабоченно спросил: - Скажите, а куда выходят ваши окна?

- Во двор,- удивленно ответила Наташа.

- А окна вашей соседки?

- У Нинель Даниловны?…- Она задумалась.- Окно из комнаты - на улицу, а из кухни - тоже во двор, рядом с моим, вот тем.

- Я вас попрошу,- сказал Лобанов.- Подойдите сейчас к нему. Я буду во дворе. Хорошо?

- Пожалуйста,- улыбнулась Наташа.

- Так я пошел.

Он осторожно прикрыл за собой дверь и стараясь не шуметь, быстро спустился по лестнице.

Недалеко от подъезда стояла его машина. Водитель в ответ на вопросительный взгляд Лобанова отрицательно покачал головой.

Лобанов с облегчением вздохнул и свернул за угол дома, в ворота.

Двор оказался большим и темным, с детской площадкой посредине, обнесенной низким штакетником.

Лобанов поднял голову. В освещенном окне четвертого этажа Наташа помахала ему рукой: она, наверное, заметила его, он стоял в полосе света, лившегося из окон нижнего этажа. В соседнем окне мелькнула чья-то тень. Лобанов поспешно отступил в темноту и оценивающим взглядом окинул стену дома.

Нет, через окно уйти нельзя. Пожарная лестница проходит далеко в стороне. До крыши еще один этаж. Балконов нет. Гладкая, без выступов и выбоин стена. Если только спуститься по веревке? Вряд ли. Все, однако, возможно, и все надо предусмотреть. Почему кто-то из них оказался в кухне возле окна? Скорей бы приехали ребята.

Впрочем, не исключено, что его опасения напрасны. Человек спокойно спустится по лестнице, и, может быть, его вообще не придется задерживать. Или останется ночевать, а утром тоже спокойно отправится на вокзал. Разве так быть не может?

Но мысли эти возникали и тут же исчезали в его возбужденном сознании. Он уже ясно ощущал, каждая деталь подсказывала ему, что все это не так, что неизвестный «братец» не уйдет из этого дома спокойно и открыто. А тут еще появился чемодан.

Лобанов вышел со двора на улицу. У подъезда стояли уже две машины. Лобанов торопливо подошел к ним.

- Андрей,- обратился он к одному из приехавших сотрудников,- ступай во двор, следи за окном четвертого этажа, третье справа от пожарной лестницы.

Тот кивнул и выскочил из машины, которая по указанию Лобанова, урча, попятилась назад и стала медленно разворачиваться.

В этот момент из подъезда вышел щуплый человечек с чемоданом в руке. Увидев машины, он втянул голову в плечи и попытался быстро прошмыгнуть мимо.

Лобанов подошел к нему.

- Уголовный розыск.- Он показал удостоверение.- Прошу в машину.

- Но, пардон… я не понимаю…- залепетал человек, отступая назад к подъезду.- В чем дело?…

- Сейчас поймете,- строго сказал Лобанов и повторил: - Прошу в машину.

- Пожалуйста…- покорно проговорил человек, направляясь к машине.- С большим удовольствием…

Лобанов сел рядом с ним:

- Ваши документы.

Человек торопливо достал бумажник и вынул оттуда паспорт:

- Вот… прошу вас…

Лобанов наклонился к окну машины так, чтобы свет уличного фонаря падал на раскрытый паспорт.

- Так…- произнес он, с трудом разбирая написанное, там.- Значит, ваша фамилия… Глумов?… Зовут… Василий… Евдокимович? - Он поднял голову.- Что у вас в чемодане, Василий Евдокимович?

- Ровным счетом ничего,- засуетился Глумов, пытаясь открыть чемодан, тот, однако, поддался не сразу.- Смотрите… пожалуйста…

Чемодан был пуст. Лобанов усмехнулся.

- Чго же вы принесли в нем уважаемой Нинель Даниловне?

- Я?…

- Да, вы. Кто же еще?

- Я… сам не знаю… Уверяю вас, это форменная правда… Чистая правда… Уверяю вас!…

Глумов в отчаянии прижал к груди руки.

- Ну, ну, сейчас посмотрим, какая она чистая.

- Пожалуйста… Значит, так. Приехал я вчера домой… Матушка у меня изволила помереть… в Ташкенте… И Машенька, это супруга моя законная, велела… то есть разрешила… Она больна, понимаете…

Глумов говорил, захлебываясь в словах и поминутно сбиваясь. Его даже подташнивало от страха.

Когда он наконец кончил, Лобанов сказал:

- Что ж. Тут, пожалуй, все ясно. Сейчас поедете и управление. Опознаете свой чемодан. Официально оформим ваши показания. Теперь последний вопрос. Кто сейчас находится у Нинель Даниловны?

- Двоюродный брат;- услужливо ответил Глумов.- Проездом он у нее.

- Как он выглядит?

- Ну, что вам сказать…- замялся Глумов.- Если откровенно… Только тет-а-тет… грубиян невоспитанный. А на внешность… Ну, длинный. Прически нет никакой, даже небритый… Брови, знаете, черные, густые. А зовут его Иван. А уж выражается ну до того некультурно. Я бы, знаете, такого к себе не посадил…

«Зато мы его к себе постараемся посадить»,- усмехнувшись, подумал Лобанов.

К машине подошел сотрудник.

- Поедешь с этим гражданином,- сказал ему Лобанов.- В управление. Допрос. Опознание чемодана Трофимова. И сразу к дежурному прокурору. Ордер на обыск у гражданки Стуковой.- И тихо добавил: - У Стуковой Иван. Немедленно присылайте ребят.

- Слушаюсь,- кивнул тот.

Глумов побитой собачонкой выполз на тротуар, волоча за собой злосчастный чемодан, и засеменил рядом с сотрудником к стоявшей невдалеке машине.

- Заползай-ка вон туда,- сказал Лобанов своему водителю, указывая на темную подворотню возле дома напротив.- Нечего тут глаза мозолить. Да и обзор оттуда получше. - И добавил: - Только не сразу.

- Все понятно, Александр Матвеевич.

Машина рванулась вперед, промчалась до конца улицы, скрылась за углом, а оттуда, уже спустя некоторое время, медленно подъехала к дому напротив и задним ходом вползла в узкую и темную подворотню.

- Вот так,- удовлетворенно произнес Лобанов, издали следя за ней глазами.- Теперь будем смотреть в оба.

Он подошел к приоткрытой двери подъезда и чутко прислушался. Не уловив ни одного подозрительного звука, Лобанов осторожно двинулся дальше, перешел улицу и по противоположной ее стороне побрел к подворотне, где скрылась машина.

.Усевшись возле водителя, он закурил, пряча сигарету в кулак, потом отдернул рукав и посмотрел на светящийся циферблат часов.

Так, десять минут двенадцатого. Вряд ли, конечно, Иван рискнет на ночь глядя выходить из дому. Да и куда ему идти? Он же понимает, что его ищут. Придется расставить ребят и ждать до утра. Идти к Стуковой сейчас бесполезно: она никому не откроет. А там прилетит Сергей. Собственно, он уже через час прилетит. Николай его встретит, отвезет в гостиницу. Пожалуй, надо будет и самому туда подъехать потом. Ребята, однако, что-то задерживаются.

Лобанов размышлял, не спуская глаз с дома десять напротив. Никто пока не вышел из подъезда, и никто туда не вошел. А в окне Стуковой на четвертом этаже по-прежнему горел свет, за легкой шторой мелькнула чья-то тень и исчезла. Вот человек снова подошел к окну. Это она, Стукова. Вот она отошла от окна. Тень исчезла. И снова появилась! Теперь это, кажется, не она. Да, да, это он! Отошел.

Лобанов насторожился. Что-то они там заволновались. С чего бы это? Может быть, они следили за Глумовым и видели… Нет. Из окна четвертого этажа подъезд не виден. И потом, они не гасили в комнате свет. Тогда чего они волнуются? Ну, положим, волноваться есть от чего. Ведь знает, что его ищут, по всему городу ищут. Вот и нет покоя, вот и мерещится всякое.

Надо ждать. А ребята все-таки задерживаются. Может быть, дежурная опергруппа выехала на какое-нибудь происшествие? Тогда плохо. Сотрудников придется вызывать из дому.

Пожалуй, надо стать в подъезде. Если он все-таки выйдет, сразу брать, чтобы не успел опомниться.

Лобанов расстегнул пальто, поправил кобуру пистолета под пиджаком и сказал водителю:

- Я буду там.- Он кивнул на подъезд.- В случае чего поможешь мне. И не забудь: во дворе Андрей.

Он не успел еще выбраться из машины, как сразу произошло два события.

Из-за дальнего угла улицы неожиданно вынырнула машина. И в тот же момент из подъезда вышла женщина, но, заметив машину, тут же юркнула обратно. «Стукова!- пронеслось в голове у Лобанова.- Сейчас она увидит… Это же, наверное, ребята приехали…»

Машина, однако, спокойно проехала мимо и остановилась возле какого-то дома невдалеке.

Лобанов напряженно наблюдал, не рискуя появиться на улице: Стукова наверняка стоит в подъезде и тоже наблюдает. Но приехавшую машину она не видит.

Между тем оттуда вышли два человека,- всего два! - о чем-то посовещались, затем пересекли улицу и двинулись в направлении дома, возле которого прятался со своей машиной Лобанов.

Он осторожно следил за ними, не выпуская из вида и подъезд, дома напротив.

Люди приближались. Их темные силуэты проступали все четче, все яснее. Люди шли и о чем-то негромко беседовали.

Лобанова охватила досада. Нет, это были не его ребята, это были совсем другие, посторонние люди. Хотя…

И тут же теплая волна внезапно поднялась в груди, и Лобанов чуть не бросился навстречу им. Усилием воли он заставил себя остаться на месте, даже еще плотнее прижаться к шершавой, холодной стене дома.

И только когда люди почти поравнялись с темной подворотней, Лобанов негромко окликнул:

- Сергей!…

- Я, я… Салют…- не поворачивая головы, тихо ответил, проходя мимо, Коршунов.- Не высовывайся. Там женщина какая-то в подъезде.

- Это Стукова…

- Мы так и подумали. Я к тебе сейчас…

Они уже прошли подворотню, Коршунов и Храмов, и Лобанов не расслышал последних слов друга. И еще потому, что очень громко, оглушительно билось сердце.

Лобанов только видел, как темные силуэты вдруг разделились. Один пропал, другой пересек улицу. «Николай»,- догадался Лобанов.

Храмов теперь осторожно приближался к подъезду напротив, вот он замер в двух шагах от него, прислушался…

И в этот момент кто-то крепко обхватил Лобанова сзади за плечи.

- Ну вот и я,- сказал Коршунов, выпуская друга из объятий.- Прямо с неба на вас свалился,

- Не ждал я тебя тут,- улыбнулся Лобанов.

- Сам не ждал. Самолет мой пришел раньше. Связались с дежурным. Он все доложил. Сейчас приедут твои ребята. Давай мозговать. Какая тут ситуация пока?

Лобанов принялся торопливо рассказывать.

- В квартире его сейчас без шума не возьмешь,- закончил он.- Надо ждать до утра, когда выйдет.

- Гм…- с сомнением покачал головой Коршунов, что-то соображая про себя.

За несколько минут до всех этих событий в квартире Глумова зазвонил телефон. Подошла соседка.

- Сейчас узнаю,- сказала она и, положив трубку, направилась в глубь коридора. Там она постучала в одну из дверей и крикнула:

- Василия Евдокимовича к телефону!

- Нет его, заразы! - пробасила из постели Мария Федоровна.- Куда его леший занес, не знаю.

…Нинель Даниловна повесила трубку и испуганно сообщила:

- Его до сих пор нет дома. Боже мой, что это значит? Мне почему-то безумно страшно.

- Та-ак,- настораживаясь, проговорил ее гость и с угрозой добавил: - Дернула, меня нелегкая сюда заскочить. Если б знал, что он из больницы встречать нас приехал… Видишь, дура, ему даже свиданку не дают. Значит, на крючке он у них. И его заместо крючка, на вокзал кинули. А тут еще эта козявка припуталась. Ну, ладно, раз так. Живым я им не дамся. Трупом вынесут, и не одного меня…- Он, не стесняясь Нинель Даниловны, грубо выругался, потом мрачно взглянул на нее и, подумав, приказал: - Одевайся. Швырнись по улице, разуй там свои зенки.- И, ощупав что-то тяжелое в кармане, повторил: - Живым не дамся.

Всхлипнув, Нинель Даниловна метнулась в переднюю.

- Так что будем делать? - нетерпеливо спросил Лобанов.- Она еще, наверное, стоит там, в подъезде.

- Нет,- сказал Сергей, взглянув через плечо на противоположную сторону улицы, откуда Храмов в этот-момент махнул рукой.- Подъезд свободен.

Лобанов быстро оглянулся.

- И в окне никого нет,- добавил он.

- Тогда пошли,- решительно произнес Коршунов.- Одного водителя во двор, к твоему сотруднику. Храмов с другим остаются около подъезда. А мы с тобой давай поднимемся. Надо быть ближе к объекту. Мало ли что. Возьми фонарь.

Они торопливо пересекли улицу и, предупредив Храмова, стали медленно, то и дело прислушиваясь, подниматься по полутемной лестнице. При этом оба, не сговариваясь, переложили пистолеты в карманы пальто, переведя их на боевой взвод.

Лестница была полна холодной, звенящей тишины, сотканной из десятков знакомых, далеких и посторонних звуков. Где-то играла музыка, плакал ребенок, стрекотала швейная машинка, вдруг жалобно мяукнула кошка… Все это было понятно, знакомо, все это было тишиной на этой полутемной, пустой, уходящей вверх лестнице.

Когда друзья достигли площадки второго этажа, где-то наверху неожиданно звякнул замок, тихо скрипнула дверь, короткий луч света скользнул по лестничному проему и тотчас исчез: дверь наверху бесшумно приоткрыли. И снова воцарилась тишина. Только плакал ребенок и далеко-далеко играла музыка…

Друзья замерли. Луч света указал точно: дверь открыли на четвертом этаже. Сергей первым отделился от стены и стал красться вверх по лестнице. Лобанов последовал за ним.

Вот и третий этаж. Здесь они снова затаив дыхание прислушались. И неожиданно до них донеслись чьи-то осторожные, едва различимые шаги. Человек двигался вверх по лестнице. Вверх, а не вниз!

Сергей, наклонившись к Лобанову, прошептал:

- Ты осмотрел чердак?

Тот досадливо покачал головой.

- Тогда вперед,- тихо произнес Сергей.

Они стали подниматься по лестнице.

Неожиданно наверху послышалась какая-то возня, затем металлический лязг, и снова все стихло.

- Он на чердаке! - сдавленным голосом воскликнул Лобанов.

И оба, уже не заботясь о производимом ими шуме, перепрыгивая через ступени, устремились вверх по лестнице.

Они проскочили четвертый этаж, затем пятый. Лестница теперь, правда, другая, железная, узкая, вела дальше, прямо под потолок, и заканчивалась железным люком.

Лобанов уперся в него плечом и хотел уже было откинуть его и вскочить на чердак, но Коршунов резко оттолкнул друга.

- Ты что? - глухо бросил он.- А если… Пригнись!

Сергей с силой отбросил крышку люка и быстро отпрянул в сторону.

И тут грохнул выстрел!

Пуля просвистела совсем рядом. На чердаке что-то обрушилось, покатилось…

В этот момент Коршунов ринулся в темный проем. Но там он не вскочил на ноги, а мягко перекатился на левый бок, держа в руке пистолет, и крикнул:

- Бросай оружие!… Хочешь вышку заработать?!

Ему никто не ответил.

Сергей только почувствовал, как в люк проскользнул Лобанов. Глаза его уже привы'кли к темноте, и он различил вдалеке серый проем чердачного окна.

- Стереги его здесь,- шепнул он Лобанову.- Я пролезу к окну. А то как бы не ушел.

Сергей приподнялся и, ощупывая руками путь впереди, пополз по дощатому неровному полу. Толстая косая балка преградила ему путь. Он, прячась за нее, поднялся на ноги. Окно было почти рядом.

И тут Сергей заметил тень, отпрянувшую в сторону.

- Бросай оружие,- снова приказал он уже негромко.- Бросай, говорю.

И снова на звук его голоса грохнул выстрел, так близко, что Сергей ощутил резкий запах пороха. Вздрогнула балка, за которую он держался, и Сергей понял, что пуля попала в нее.

В этот момент со стороны люка, где находился Лобанов, ударил узкий пучок света, путаясь в клубках поднятой вокруг пыли.

- Берегись! - крикнул Сергей.

И снова выстрел!

- Берегусь,- насмешливо откликнулся Лобанов.

Голос его прозвучал совсем не оттуда, откуда продолжал светить фонарик.

А Коршунов в этот миг заметил метнувшуюся к окну тень.

И тогда, уже не задумываясь, он ринулся вперед на пригнувшегося, изготовившегося к прыжку человека и с размаху ударил его рукояткой пистолета. Человек, глухо вскрикнув, упал, увлекая Сергея за собой, но тут же вывернулся и коротким движением откуда-то снизу нанес ему ответный удар. Раздался звон выбитого стекла.

К Сергею подполз Лобанов, обнял его за плечи. Но Сергей, оттолкнув его, поднял пистолет.

Выстрел!

И человек медленно, тяжело осел на пол возле окна, цепляясь руками за переплет рамы.

Лобанов бросился к нему.

«Неужели прикончил? - пронеслось в голове у Сергея.- Не может быть».

- Ах ты, черт! - раздался возглас Лобанова.- Кусаться?!

Почти одновременно лучи света неожиданно забегали по чердаку, и кто-то крикнул:

- Где вы тут, Александр Матвеевич?

Прибыла оперативная группа.

Сергей поднялся на ноги. В боку саднило, но слабости не было. «Ножом зацепил,- подумал он.- Пустяк».

Человека уже волокли к люку.

- Нога у него прострелена,- сказал один из оперативников.

- Храмов здесь? - громко спросил Лобанов.

- Так точно,- раздалось из темноты чердака.

- Давай на обыск к Стуковой. Быстренько, - приказал Лобанов.- Возьми ребят. Эта дамочка уже все прячет. Ордер получили?

- Так точно.

- Ну, двигайте. Этого в управление. Допрос завтра. Я еду с полковником Коршуновым в гостиницу.- И, оглянувшись, спросил: - Ты как, Сергей?

- Порядок. Идем.

Все собрались около люка и по очереди стали спускаться вниз.

На площадках лестницы сотрудники милиции успокаивали взбудораженных жильцов.

Лобанов перегнулся через перила и увидел Наташу. Она стояла возле приоткрытой двери квартиры и, прижав руки к груди, неотрывно смотрела наверх.

Их глаза встретились. Лобанов помахал рукой.

- Все в порядке! - крикнул он.- Идите спать. Наделали мы вам тут шуму.

Наташа слабо улыбнулась дрожащими губами и прислонилась к дверному косяку, двинуться не было сил.

…В гостинице Коршунову сделали перевязку. Рана и в самом деле оказалась пустяковой.

- Эх,- вздохнул Сергей.- Костюм ладно, а вот пальто новое жалко.

- Да уж,- согласился Лобанов.- Мировое у тебя пальто… было. Подавай рапорт руководству. Это все-таки производственная специфика. Кому в таких случаях молоко выдают, а нам…

В дверь номера постучали. Вошел официант с подносом в руках.

- Давай-ка закусим,- оживился Лобанов.- И выпьем по рюмочке за твой благополучный прилет. Ну и вообще.

Он не мог сдержать счастливой улыбки.

- Интересно, за что «вообще»? - подозрительно покосился на него Сергей, подсаживаясь к столу.

На следующий день Коршунов и. Лобанов поехали в тюрьму.

- Как наш вчерашний?- спросил у дежурного Лобанов.- Лежит или ходит?

- Прыгает,- усмехнулся тот.- Костыль ему выдали. Лежать не желает. В санчасти со всеми лясы точит.

- Ну так давайте его сюда. Пусть с нами поточит.

Через несколько минут в дверях следственной комнаты появился, опираясь на костыль, долговязый чернобровый парень. Он хмуро огляделся, поджал тонкие губы и молча проковылял к столу.

- Ну, Рожков, будете все сами рассказывать или как? - спросил Коршунов.

При упоминании его фамилии парень чуть вздрогнул.

- Докопались? - зло проговорил он.

- Меньше в поезде пить надо,- усмехнулся Сергей.- Или сразу сдавать бутылки. Так как?

- Ничего не знаю.

- А зачем в Борек приехали, тоже не знаете?

- Воздухом дышать.

- Та-ак,- протянул Коршунов.- Ну что ж. Провоз наркотика мы вам докажем. Ранение на вокзале нашего отрудника тоже. И вчерашнюю стрельбу, конечно. Откуда пистолет взяли?

- На улице за углом нашел.

- Мы посмотрим на тот угол, Рожков. Как следует посмотрим. Он, кстати, в Борске или…

- В Борске. Где ж еще?

- Мало ли где. Придется вспоминать. Много чего вам придется вспомнить, Рожков. А что забудете, мы вам напомним.

- Третья судимость у тебя наворачивается,- вступил в разговор Лобанов.- Это тоже не забудь. Серьезное это дело.

- Ни за что сажали,- передернул плечами Рожков.

- Как сказать,- снова усмехнулся Коршунов.- Может, и сейчас ни за что?

- Ну, приехал. Ну, дрался на вокзале,- хмуро ответил Рожков.- Ну, стрелял вчера. Ни в кого не попал. Вот и все за мной.

Сергей покачал головой:

- Нет. Не все. За вами хвост тянется вон откуда.- Он махнул рукой.- В Ташкенте он начинается. Там еще разбираться будем.

Рожков внезапно подался вперед, по лицу его пробежала судорога.

- Не поеду в Ташкент, понял?! - крикнул он, стукнув костылем по полу.- Умру, не поеду!… Нету там ничего! Нету! Нету!…

Коршунов и Лобанов переглянулись.

- Поедешь,- негромко и твердо ответил Сергей.- Со мной поедешь.

Глава 4 НОЧЬЮ ВСЕ КОШКИ СЕРЫ

Ровный мощный гул моторов за круглым стеклом иллюминатора. Над бескрайними молочными сугробами облаком медленно плывет серое, влажное, дрожащее от напряжения самолетное крыло.

В длинном, светлом салоне читают, разговаривают, смеются люди. Дальних не видно за высокими в серых чехлах спинками кресел.

Сергей смотрел в иллюминатор и думал. Думал о том, что оставил, потом он будет думать о том, что его ждет.

А оставил он Борск, и ждет его Ташкент. Эти два далеких города через тысячи километров рек, лесов, степей и пустынь связывает тоненькая, невидимая, но неразрывная нить человеческих судеб, замыслов и поступков. Их, конечно, много, таких нитей, их протянула сама жизнь, кипящая, напряженная жизнь целой страны. Но Сергею сейчас важна только одна из них, враждебная, опасная для людей нить преступных замыслов, темных, грязных, изломанных судеб и жестоких поступков. Надо пройти по такой нити, чтобы изменить эти судьбы, пресечь эти замыслы, сурово наказать за эти поступки. Нить ведет Сергея в Ташкент, но кончается она неизвестно где, вернее, у нее там много концов, она там завязывается в клубок, его надо распутать, осторожно, умело, ибо там нить становится совсем тонкой, ее можно легко оборвать, и тогда останутся ненайденными какие-то ее концы, а этого нельзя допустить. На концах этой нити люди-пауки, ядовитые, опасные, деятельные, уцелев, они начнут тянуть новую нить и поползут по ней…

Сергей усмехнулся. Фантазер все-таки он. Вдруг так ясно представил себе эту нить с пауками почему-то на белой, чистой стене в углу.

Он чуть скосил глаза.

Рядом- с ним сидит немолодая женщина в теплом джемпере. Красивое усталое лицо, следы от очков на переносице и висках, чуть вспухшие веки, руки покойно лежат на коленях, на одном пальце пятнышко, туши. Женщина дремлет, откинувшись на спинку кресла. Сергей уже знает, что она архитектор, в Ташкенте что-то строят по ее проекту.

А дальше сидит, отгородившись от всех газетой, молодой бородатый парень. С ним Сергей тоже успел познакомиться. Это аспирант, физиолог. Летит на какой-то молодежный симпозиум по путевке ЦК комсомола. Здесь их целая группа, веселых, шумных, очень славных ребят.

Еще дальше, через проход,- двое военных: пожилой усатый полковник и молоденький солдат. Беседуют. Полковник что-то с улыбкой спрашивает, солдат, смущаясь, отвечает. Дружески беседуют. Хотя, как видно, только что познакомились, в самолете. Солдат, очевидно, из отпуска. В полевой сумке у него пирожки, мать, конечно, напекла. Краснея, угощает полковника. Тот ест со смаком, хвалит. Где это видано, в какой другой армии? Солдат летит в свою часть. А полковник, наверное, возвращается из командировки. Судя по петлицам, солдат пехотинец, а полковник артиллерист.

Нити, какие, разные, какие интересные нити, идут из Борска в Ташкент. И только у Сергея нить совсем другая, непохожая ни на одну, что тянутся рядом. Что ж поделаешь, такая у него работа.

А в Борске остался Саша Лобанов. Как он жалел, что Сергей улетает, пробыв всего двое суток в Борске. Но там работа по делу закончена.

Собственно, там дело только начиналось. Семенову привезли чемодан с гашишем, вторично привезли, не зная, что в первый раз гашиш - у него был конфискован и сам Семенов избежал ареста только потому, что попал в больницу. А три дня назад почти выздоровевший Семенов был доставлен из больницы на вокзал, чтобы встретить приехавших. К нему с чемоданом подошел Трофимов, молодой парень, студент, которого использовали «втемную». Трофимов был задержан. А вот Рожков, издали сопровождавший Трофимова от самого Ташкента, скрылся. Его чуть не схватили там же, на вокзале, но он ранил сотрудника и скрылся. Только вчера его взяли на квартире Стуковой, сестры Семенова. Вернее, на чердаке дома, где она живет. Рожков отстреливался. Это опытный и опасный преступник. И он второй раз приезжает в Борек. Первый вот с Трофимовым. Но Трофимов явно случайная фигура в этом деле. При выходе из вагона в Борске он даже перепутал чемоданы. Это и спасло его от ареста. Сейчас Трофимов уже дома. А вот Рожкова этапируют в Ташкент.

Да, в Борске работа, по существу, закончена. Чемодан с гашишем нашли, Семенов и Стукова понесут наказание, которое каждый из них заслужил. Все это Лобанов уже доведет до конца сам.

Сергей вспомнил последнюю ночь в Борске. Саша остался ночевать у него в гостинице, и они проговорили чуть не до утра.

Да, Сашка влюбился. Подумать только! Этот закоренелый холостяк, смущенно усмехаясь, вдруг объявил, что он, пожалуй, выполнит приказ начальства и женится. Это он имел в виду их шутливый разговор, когда Сергей первый раз прилетал зимой в Борек. Женится!… А ведь ему сорок пять лет. Впрочем, ерунда. И очень хорошо, если Сашка женится.

Когда Сергей вернется в Москву, надо будет посоветоваться с Леной, позвонить Гараниным, кое-кому еще из старых друзей. Сообща они соорудят какой-нибудь классный подарок. И приедут на свадьбу. Непременно приедут.

Вот только когда Сергей вернется в Москву - это еще вопрос. Ниточка закрутится по Ташкенту будь здоров как. Даже сейчас он видит, сколько предстоит сделать, а уж когда прилетит, то, как обычно, все окажется еще сложнее.

Убийство таксиста в Ташкенте раскрыто. Об этом по спецсвязи сообщил вчера Сергею Нуриманов. А сегодня Сергей говорил перед отлетом с Сарыевым. И тот неожиданно сообщил о записке с адресом Семенова, которую нашел в своей машине сменщик убитого Гусева. С адресом Семенова! Что бы это могло значить?

Сергей усмехнулся. Какой расстроенный голос был у Сарыева. Ну еще бы! Они считали преступление раскрытым, а тут такой сюрприз. Правда, Сарыев подтвердил, что убийца найден и изобличен. Но не признался. Значит, и не объяснит, как эта записка попала в машину Гусева. Может быть, она не имеет отношения к убийству? Нет, тут что-то не то. Интересно, знает Рожков об этом убийстве? Ведь он уехал из Ташкента… Когда же он уехал? Ну конечно. Наутро после убийства. Выходит, может и знать. Но вот что он знает наверняка - это кто его послал в Борек. Этого, видимо, не знают ни Семенов, ни Стукова, ни тем более Трофимов. А это самое главное. И самое опасное. Это начало. Оттуда идет не одна отравленная ниточка. Там пауки, которые их плетут, там главари шайки.

Но тут надо помнить, что Семенов знает в Ташкенте какого-то Борисова, который якобы и договорился с ним, что будет присылать ему наркотик для продажи. Но фамилия эта явно вымышленная. Узбек по фамилии Борисов! Однако Семенов писал ему до востребования. Вот что странно.

Еще надо помнить, что Трофимов знает некоего Юсуфа, который однажды ночевал у ребят в комнате и предложил Трофимову отвезти чемодан. Но кто такой этот Юсуф, Трофимов не знает. Как и Семенов ничего не знает о мнимом Борисове. Оба могут только опознать их при встрече, больше ничего.

А вот Рожков, этот знает все или многое. Но так просто ничего не скажет. Тут призывы к совести не помогут, совести у него давно нет. Он будет отступаться, рассказывать только под напором улик, железных улик, и притом если сочтет это для себя выгодным. Ни о какой солидарности, дружбе, жалости речи быть, конечно, не может, этого у него, нет в помине. Рожкову это должно быть выгодно, только выгодно. Между прочим, как он испугался, когда узнал, что его отправят в Ташкент! Почему бы? Чем ему грозит Ташкент? Этого бандита никаким сроком заключения не испугать. Его может испугать только расстрел. Но спекуляция наркотиком не грозит расстрелом. Выходит, в чем-то еще замешан Рожков? Или… он боится сообщников? Вот это, пожалуй, скорее всего. Главаря боится. Ого! Ведь не так-то просто запугать Рожкова.

Кстати, интересно, что искал в поезде, подъезжая к Борску, Рожков, чей адрес он потерял? Адрес Семенова в данном случае исключается: его Рожков и так знал, ему не надо было его записывать. Интересная, между прочим, получается ситуация с утерянными адресами в разных, казалось бы, делах - убийство таксиста и спекуляция наркотиком. Однако эти дела связываются двумя обстоятельствами - и там и тут фигурирует гашиш, а главное, в машине убитого таксиста найдена записка с адресом Семенова. Вот ведь что! Да, все странно, все, пока непонятно.

Сергея охватило нетерпение. Черт возьми, скорей бы уж Ташкент. Сколько дел ждет его там, срочных, неотложных дел…

Он посмотрел в. круглый иллюминатор.

По-прежнему перед ним был серый, в пунктире заклепок, чуть дрожавший от напряжения угол самолетного крыла с рыжими подпалинами от выхлопных газов. Но внизу под ним уже не было облаков, далеко внизу распахнулась земля - желто-бурая, бескрайняя пустыня. Вот голубой каплей мелькнуло озерко, другое, чуть по больше, третье, поменьше, словно кто-то небрежно брызнул тут водой. И снова желтая, мертвая пустыня под крылом. За ней, наверное, Ташкент.

Сергей посмотрел на своих соседей. Женщина по-прежнему дремала, откинувшись на спинку кресла. Молодой аспирант уже не читал газету, а, слегка подавшись вперед, смотрел в иллюминатор. Темная бородка его сливалась с усами, придавая улыбчивому лицу не свойственную ему строгость, лохматые брови словно подпирали большой, с залысинами лоб. В карих живых его глазах светилось любопытство. Он перехватил взгляд Сергея и, смущенно усмехнувшись, сказал:

- Представляете, никогда не был а Средней Азии. А ведь где только не бывал: и в Сибири, и на Дальнем Востоке, и на Камчатке. И в Италии был, и в Польше. А вот тут не был, надо же?

- Нельзя объять необъятное,- улыбнулся Сергей.

- Да, наверное. Но надо к этому стремиться. Как думаете, скоро Ташкент?

- Через час, не раньше.

- Эх, знаете, у меня мечта: хоть на денек заскочить в Самарканд, столицу великого Тимура. Интересно. Вы там были?

- Не пришлось. Но тоже мечтаю.

Молодой аспирант лукаво взглянул на Сергея:

- А я, Сергей Павлович, ведь вас узнал. О вас в газете писали, и фотография ваша там была. В «Известиях», в День милиции.

- Да,- усмехнулся Сергей.- Что-то было.

- Что-то! Целый подвал. Известный журналист писал. Романтическая у вас профессия. Может, и мне интервью дадите? Банальный вопрос: «Над чем работаете?»

Сергей засмеялся;

- Может, еще автограф дать?

- Нет, в самом деле. Интересно.

- Эх, Вадим. Не наше это с вами дело - брать и давать интервью. Вы не репортер, а я не кинозвезда.

- Ну пожалуй,- махнул рукой тот.- Но вот я сейчас вспомнил, что мне в том очерке не понравилось. Можно сказать?

- Валяйте. А потом я скажу, что мне не понравилось.

- Идет, - уже загораясь, продолжал Вадим. - Так вот. Во-первых, можно подумать, что главная наша задача - всех перевоспитывать. И этого вы перевоспитали, и того. Непонятно, когда вы успеваете преступления раскрывать. Причем перевоспитываете вы, судя по очерку, мгновенно, двумя-тремя чувствительными фразами и проникновенным взглядом. Фальшиво это все, честное слово.

- Согласен,- кивнул Сергей.- Написано неудачно. Хотя тут все не так просто. Что-то заронить в душу: человека, на какую-то светлую струну воздействовать, а перед этим ее обнаружить, в нашем деле необходимо. Кстати говоря, это необходимо не только в нашем деле. Вот будетевы, допустим, преподавателем, профессором. Что ж, ваша задача только курс прочесть?

- Это элементарно,- усмехнулся Вадим.- И в том, что вы о своем деле сказали, есть, конечно, рациональное зерно. Но согласитесь, уголовный розыск все-таки не университет.

- Еще какой университет! Своеобразный, конечно.

Тут они заметили, что их соседка проснулась и с интересом следит за разговором.

- Я тоже читала эту статью,- сказала она.- Умная и интересная статья. И я с вами не согласна, Вадим. Акцент в статье правильный, главное - это воспитание.

- Ну вот,- удовлетворенно констатировал тот, и в карих его глазах, мелькнул насмешливый огонек.- И Нина Александровна высказалась. Уже, как видите, борьба мнений. Но у меня есть еще одна претензия к очерку.

- Давайте, давайте,- ответил Сергей, сам незаметно втягиваясь в спор.

- Претензия, так сказать, деликатная, - Вадим усмехнулся и погладил бородку.- Из очерка получается, что вы все до одного преступления раскрываете. Но Шерлок Холмс или Мегрэ - это литературные герои, и им легче. А в жизни, как говорится, так не бывает. Или я задел ваше профессиональное самолюбие?

- Конечно,- засмеялся Сергей.- Хотя, я думаю, нет человека, которому бы все удавалось.

- И ни один журналист в таком очерке об этом не напишет,- решительно вставила Нина Александровна.- Ведь очерк о безусловно талантливом человеке, и это надо доказать читателю.

- Я другое хочу сказать,- возразил Сергей. - Если опасное преступление не удалось раскрыть мне, его потом раскроют другие. У нас был случай, когда одно убийство раскрыли через двадцать-шесть лет. Но раскрыли.

- Это, простите, случайность.

- Нет. Это означает, что за двадцать шесть лет над ним бились разные люди. И вот пришла удача. Убийство это раскрыл очень опытный и очень талантливый человек.

- Ваш товарищ?

- Да. К сожалению, его уже нет в живых.

- Убили? - испуганно спросила Нина Александровна.

- Нет. Просто не выдержало сердце.

- Вы хотели сказать, чем вам не понравился очерк,- напомнил Вадим.

- Мне? - переспросил Сергей.- А тем, что из него получается, будто я один раскрываю преступления. Вроде Шерлока Холмса. Но это красивая сказка. Один человек не может раскрыть преступление, тем более сложное. Или это будет чистая случайность. Тут всегда работает много людей.

- Но вы ими руководите?

- Кто-то всегда руководит,- пожал плечами Сергей и взглянул в иллюминатор.- О, смотрите! - воскликнул он.- Скоро Ташкент!

Под крылом самолета исчезла пустыня. Далеко внизу проплывали расчерченные, как по линейке, зеленые и бурые прямоугольники полей, вытянулись асфальтовые ленты шоссе, от них расползались, путаясь, пересекаясь, желтые проселочные дороги. Видны был» утопающие в зелени дома. Вот показался целый поселок с, прямыми улицами, овалом маленького стадиона. Рядом дымились фабричные корпуса. И снова потянулись прямоугольники полей.

Сергей прильнул к иллюминатору.

Далеко впереди по курсу в легкой серебряной дымке возникал огромный город.

В салоне появилась молоденькая бортпроводница.

- Товарищи, подлетаем к Ташкенту,- объявила она.- Самолет идет на снижение. Прошу пристегнуться ремнями.

На передней стенке салона возникла светящаяся надпись: «Не курить».

Сергей загасил сигарету и потянулся. Ну вот и прилетели. Начинаются ташкентские дела. «Попробуй теперь чего-нибудь не раскрыть»,- усмехнувшись, подумал он.

Когда Сергей вышел на площадку трапа, то сразу увидел внизу среди встречающих Нуриманова и Валькова.

Длинный, худой Нуриманов приветственно махнул ему рукой, при этом узкое лицо его оставалось невозмутимым. Зато круглое, добродушное лицо Валькова прямо-таки светилось в улыбке. Он поднял над головой короткие, сцепленные как бы в пожатии руки.

Сергей спустился по трапу, держа в одной руке чемоданчик, в другой шапку и расстегнув пальто.

- Ну жара же у вас тут, братцы,- сказал он, обнимая по очереди встречающих.

- Тепло, -коротко подтвердил Нуриманов.

- Разрешите чемодан, товарищ полковник? - улыбаясь, сказал Вальков.

- Ну; ну,- строго сказал Сергей.- Ты меня за кого принимаешь, Макарыч?

- А это, как в сопромате,- удовлетворенно усмехнулся тот.- Испытание на изгиб. Выходит, ты, Сережа, не зазнался. А мог бы вполне, я тебе скажу. В газетах пишут, полковника получил и должность по нашей линии высочайшую.

- Подписку дал,- пошутил Сергей.- Как зазнаюсь, все отберут.

Они направились к зданию аэровокзала.

Усаживаясь в машину, Сергей спросил:

- Куда поедем?

- В гостиницу,- сказал Нуриманов, отвечая одно временно и на вопросительный взгляд шофера.

- До оперативного совещания час пятнадцать,- пояснил Вальков.- Успеем.

Машина медленно выползла из плотного ряда других машин, обогнула шумную, суетливую площадь и, набирая скорость, устремилась в город.

Сергей с интересом смотрел в окно. Он никогда не был в Ташкенте. Его восхитили недавно построенные современные здания необычайной, смелой архитектуры, широкие, прямые проспекты, гудящие пыльные стройки, бесконечные квадраты новых жилых домов… «Братьям»… «Друзьям»… «Братьям»…- читал он на стенах надписи строителей.

- Ну, здорово у вас тут,- произнес Сергей.

- Строимся,- подтвердил Нуриманов.

В просторном, светлом номере гостиницы стол был накрыт белоснежной скатертью, стояла бутылка с вином, высокая ваза с фруктами, блюдо восточных сладостей. В широкой стеклянной миске плавали огромные чайные розы.

- Ого! - восхитился Сергей.- Вы что же делаете? Как вас потом критиковать?

- Как надо,- невозмутимо ответил Нуриманов.

- Тонкий расчет, Сережа,- улыбнулся Вальков.

Сергей засмеялся:

- Еще одно испытание на изгиб, так, что ли?

В стороне на столике зазвонил телефон. Нуриманов снял трубку.

- Так точно. Приехали,- сказал он и повернулся к Сергею: - Тебя Сарыев.

Сергей взял трубку.

- Салям, товарищ Коршунов! - энергично прокричал Сарыев.- С благополучным прибытием на цветущую, братскую землю Узбекистана. Хотел сам тебя встретить, но министр вызвал. Привет передает. Я буду на совещании.

- Отлично. Значит, до встречи. Я только душ приму. Жара у вас страшенная. А в Борске еще снег лежит.

…Оперативное совещание должно было проходить в кабинете Нуримансша. Перед его началом Сергеи знакомился с работниками уголовного розыска города.

- Вот мои хлопцы,- сказал Вальков, представляя ему Лерова и Ибадова.- Неплохо тянут. С ними это дело поднимали.

Молодые сотрудники с нескрываемым любопытством смотрели на знаменитого московского гостя. Сергей перехватил их взгляды и улыбнулся.

- Ну, будем знакомы,- сказал он.- Дело вы начали неплохо. Дальше вместе потянем.

Приехал и Сарыев, как всегда оживленный, энергичный, шумный. Притянув. Сергея к себе маленькой, смуглой рукой, чмокнул в щеку.

- Привет от министра, - еще раз сообщил он.- Видеть тебя хочет.

Все расселись. Началось совещание.

Первым докладывал Вальков. Он подробно изложил ход расследования убийства водителя такси Анатолия Гусева. Перед ним на столе лежала пухлая папка с протоколами допросов, очных ставок, заключениями экспертов и другими документами по делу. Рассказывая, Вальков поминутно надевал очки, отыскивая то одну, то другую бумагу.

- Значит, Чуприн не сознается в убийстве? - уточнил Сергей.

- Нет, товарищ полковник, не сознается. Он даже отрицает, что ехал в такси. Но вот показания водителя Сайыпова. Он видел, как Чуприн сел к Гусеву, чтобы ехать на Цветочную.

Сергей сделал пометку у себя в блокноте и попросил:

- Повторите, пожалуйста, какие еще имеются улики против Чуприна?

Они держались между собой подчеркнуто официально.

- Улики следующие,- ответил Вальков.- Найденный у Чуприна гашиш составляет одну партию с тем, что был в кармане у Гусева. Вот заключение экспертизы. Смертельный удар Гусеву нанесен ножом, принадлежащим Чуприну. Нож мы потом обнаружили около его дома, в кустах.

- Как этот факт объясняет Чуприн?

- Да никак. Говорит, что нож потерял за день до убийства.

Сергей сделал новую пометку и обернулся к Нуриманову:

- Теперь насчет записки. Кто доложит?

- Сам доложу,- кивнул тот.- Привез ее сменщик Гусева.Сразу же, как на линию выехал. Еще ни одного пассажира не посадил. Нашел на полу, у дверцы, около сиденья.

- Переднего или заднего?

- Заднего.

- Совершенно так,- подтвердил Сарыев.- При мне разговор был. Но, я думаю, Чуприн не имеет отношения к этой записке. Он не собирался в Борек, к Семенову. Туда собирались другие.- Сарыев строго взглянул на Нуриманова.- Наблюдение за домом Трофимова установили?

- Так точно.

- Ну и что?

- Пока ничего.

- Наблюдаем и за самим Трофимовым,- добавил Вальков.- Он вчера приехал. Пока никаких подозрительных, встреч не зафиксировано.

- Э-э, рано еще,- покачал бритой головой Сарыев и строго добавил: - Продолжать наблюдение. Встреча будет.- Он энергично рубанул в воздухе маленькой смуглой ладонью.- Должна быть. Им же отчет нужен. Им надо знать, почему Иван не вернулся, Рожков этот. Как думаешь, товарищ Коршунов?

- Встреча возможна. Но нам сидеть и ждать, пока она произойдет, нельзя.

- Совершенно верно! - азартно подхватил Сарыев.- Действовать надо. Инициативу проявлять надо! Это, товарищи, закон оперативной работы. А мы успокоились. Нашли убийцу и успокоились. На… этих самых, заснули… как там говорится… лаврах. Так? А в деле остались недоработки. Вот скажите, кто такая Дина? Не установили ее. Вы мне, конечно, скажете: к убийству не имеет отношения. Допустим. Я не говорю «не имеет». Я говорю «допустим».- Он многозначительно поднял палец.- Но она имеет отношение к убитому. Дальше. Два друга было у Гусева. Один Туляков, таксист. Он тебе ясен, Вальков, а?

- Ясен.

- А другой? Этот самый Карим, а? Не ясен. Даже, понимаешь, совсем неизвестен. Вот как. Выходит, еще одна недоработка. Так? А в нашем деле, товарищи…

Все присутствовавшие на совещании про себя соглашались с Сарыевым, но оценивали те же самые факты по-разному.

Вальков думал о том, что и Дина, и Карим вовсе не прошли мимо его внимания. Он собирался их установить, и их, конечно же, надо установить. Но с того момента, когда появился в поле зрения Чуприн, все остальное как бы отодвинулось на второй план, выглядело уже несущественным. Оно бы и сейчас так выглядело, если бы не эта странная записка, связавшая уже раскрытое и, казалось бы, завершенное дело по убийству Гусева с другим, вовсе не завершенным делом, в котором замешаны какой-то Семенов из Борска, а также Трофимов, Рожков и кто-то еще здесь, в Ташкенте. И Валькову казалось, что эта всплывшая вдруг записка как бы наказывала его за невнимательность, за неточность, непоследовательность в проделанной работе. А все потому, что слишком уж торопили его с этим делом. Слишком дергали. И еще он все время чувствовал недоверие высокого начальства и невольно стремился поскорее доказать, что работает не хуже, чем раньше. Да, надо было спрятать подальше свое дурацкое самолюбие. И не спешить, как бы его ни торопили, А Чуприн… Он все-таки замешан в убийстве, крепко замешан. Вот только он ли один…

Леров же и Ибадов думали по-другому, и приблизительно одинаково. В чем дело, думали они? Ведь убийство-то раскрыто! Черт бы побрал эту дурацкую случайную записку, которая вдруг смазала всю их работу, всю их труды и поставила под вопрос достигнутый результат. Ведь к самому факту убийства Гусева записка эта отношения, конечно, не имеет. Убил Гусева Чуприн, который никогда о Борске, наверное, и не слышал. Что же начальство не видит, что записка эта не может зачеркнуть главное - раскрытое убийство? Раскрытое! А тут все валят в одну кучу. Неужели этого не видит Коршунов? Но тогда почему он молчит?

Нуриманов же думал о том, что весь вопрос не в недоработках по связям убитого Гусева, хотя, конечно, они имеются, а в том, что не удалось выявить весь его маршрут в тот день и всех пассажиров, которых он возил. Ясно, что записка потеряна не Чуприным, Вот на это Коршунов и обратил внимание. Чуприн сидел наверняка рядом с Гусевым, а записка оказалась возле заднего сиденья. Спинка переднего сиденья в этой машине сплошная, так что никаким ветром не могло бы переместить оброненную записку от переднего сиденья к заднему. Значит, ее обронил другой, ехавший раньше пассажир. Да, Коршунов уцепился за самую важную деталь, с ходу уцепился. Значит, надо отделить убийство Гусева от записки. Убийство раскрыто, и его люди во главе с Вальковым свое дело сделали. Их бы надо похвалить. Вот Макарыч расстроен, это видно. И Леров, и Ибадов. Обижены ребята, незаслуженно обижены. Они же как черти работали, душу вкладывали, сил не жалели. Нет. Сарыев тут не прав. А записка - звено другой, цепи, И по ней надо, конечно, идти. Цепочка эта случайно прошла через машину Гусева и тянется куда-то дальше. Вот это и заметил Коршунов. Об этом он, наверное, сейчас и скажет. Нельзя обижать людей, которые так хорошо поработали.

В это время Сергей думал совсем о другом. Он видел, что, конечно же, убийство раскрыто торопливо, даже небрежно. И дело не только в том, кто такие эти Дина и Карим. Дело в том, что целая сторона жизни убитого Гусева оказалась невыясненной. Близкий, закадычный его друг Туляков не знал другого закадычного друга - Карима, не знал Дину. Странно это. Потом. Никогда не употреблявший гашиш, всеми характеризуемый с самой лучшей стороны, Гусев возит в кармане, да еще во время работы, этот самый наркотик. Тоже странно. Очень странно. Нет, Гусев совершенно не ясен. Как же можно было это допустить? Может быть, Чуприн знал Гусева, знал совсем с другой, неведомой всем остальным стороны?

И конечно же, Сергей обратил внимание, что записка была найдена около заднего сиденья. А Чуприн, скорее всего, сидел рядом с Гусевым. Впрочем, нет. Чуприн должен был сидеть сзади. Ведь и удар был нанесен сзади. А естественней всего было сесть рядом с водителем. Значит, Чуприн, садясь в машину, уже имел какой-то план?

Вот обо всем этом сейчас и размышлял Сергей, делая пометки у себя в блокноте. Вернее, это было главное, о чем он размышлял. Но одновременно его неотвязно, как надоевшая муха, преследовала еще одна мысль.

Карим… Где он слышал это имя?… Карим… Он его слышит не впервые. Где же он слышал его раньше?… А ведь где-то слышал. Такое необычное для его уха имя… Карим…

Сергей отдельно записал в блокнот это имя, потом дважды подчеркнул, поставил рядом большой вопросительный знак.

В это время Сарыев уже кончил говорить и, проведя ладонью по бритой голове, удовлетворенно закурил.

Что ж, он еще раз объяснил товарищам всю важность и сложность оперативной работы, призвал их мобилизовать силы, строго предупредил об ответственности и указал на очевидные недоработки по делу, резко указал, прямо, как надо. Пусть и Коршунов видит, какие высокие требования предъявляет Сарыев к своим подчинённым, и он не только требует, но и разъясняет, указывает, ставит конкретные задачи. Сарыев это делает всегда, это стиль его работы, стиль руководства, правильный стиль. Вот Нуриманов хмурится, и Вальков тоже. А Леров что-то недовольно шепчет Ибадову. Ничего, ничего, пусть задумаются, пусть сделают выводы. Они хорошие, умные работники, они правильно его поймут, Сарыев уверен.

Он закурил не спеша, с чувством исполненного долга, потом обвел строгим взглядом собравшихся и повернулся к Нуриманову:

^:- Может быть, у товарищей имеются вопросы или есть другое мнение по делу? Попрошу высказаться.

Но желающих не оказалось. Лишь Вальков сказал, что, конечно же, недоработки у них есть. Вместе со следователем прокуратуры, который ведет это дело, они работу продолжают.

Нуриманов согласно кивнул головой и коротко добавил, что теперь они возьмутся и за дело, в связи с которым прибыл из Москвы товарищ Коршунов. Это важное, очень опасное дело. Тут ниточки тянутся и от Рожкова, которого сейчас этапируют из Борска, и от Трофимова, и от этой самой записки.

- Да, да,- подхватил Сарыев.- Уже сам приезд товарища Коршунова говорит, какое это важное дело. К нему следует подключить группу Валькова. В целом она неплохо показала себя. Я так считаю. - Он обернулся к Сергею и с пафосом заключил: -Я еще раз приветствую товарища Коршунова на солнечной земле братского Узбекистана. Мы очень рады его приезду.

- Вы что-нибудь скажете, Сергей Павлович? - невозмутимо спросил Нуриманов.

- Я только доложу товарищам о фактах по Борску, которые привели меня сюда,- ответил Сергей.- Что касается дела по убийству Гусева, то мне хотелось бы прежде всего его изучить. Вот факты по Борску.

Сергей сообщил о связях Семенова с Ташкентом, и его сестре, о неведомом Борисове» который дважды посылал Семенову чемоданы с гашишем, о задержании Трофимова и случайной замене чемоданов, о самом Трофимове и, наконец, о задержании Рожкова.

- Таким образом, Рожков дважды приезжал в Борек,- заключил он.- Поэтому.

Сергей вдруг остановился. Он неожиданно вспомнил, ясно вспомнил это имя - Карим! Ведь с неким Каримом приезжал первый раз в Борек Рожков. Ну конечно! Как он этого не вспомнил сразу. Впрочем, тут может быть простое совпадение. Имя это, наверное, распространено в Узбекистане.

-…Поэтому,- секунду помедлив, продолжал он: - Рожков знал адрес и Семенова, и Стуковой: Но в поезде, подъезжая к Борску, он обнаружил, что потерял чей-то адрес. Об этом сообщили его попутчики. Следовательно, у Рожкова возможна какая-то еще связь в Борске, Или… что-то еще. Здесь надо разобраться.

Сергей оглядел сосредоточенные, внимательные лица вокруг и добавил:

- Приехал я, конечно, не случайно. Мы имеем дело с опаснейшим преступлением, хотя у нас и редким. Спекуляция, сбыт наркотика. От него тоже гибнут люди. Не от пули, не от ножа, но гибнут, медленно отравляются и гибнут. Неизбежно. Вы это знаете лучше меня. И мы не должны этого допустить.

- Все верно,- кивнул Сарыев.- Все очень верно. Не должны. Хуже, я считаю, нет смерти.

- Что касается фактов по Ташкенту,- заключил Сергей,- то пока могу сказать только одно: по-моему,- он сделал ударение на этом слове,- по-моему, записка оказалась в машине Гусева не случайно. Как именно, это надо еще выяснить. Но она, возможно, даст нам больше, чем Рожков, который говорить пока не собирается, и чем Трофимов, который ничего сказать, кажется, не может.

- А Чуприн? - спросил кто-то.

- Ну что я могу сказать? - улыбнулся Сергей.- Я его еще в глаза не видел.

- Кое-что он может дать,- задумчиво произнес Вальков. - Он тоже жертва этого самого наркотика. Он где-то добывает его.

Леров саркастически усмехнулся:

- Если он только пожелает, Алексей Макарович. Ведь он даже в убийстве не сознается, хотя тут уже некуда деться.

- Больной человек,- покачал головой Ибадов.- Совсем больной.

- Попробуем, все попробуем,- сказал Сергей, захлопывая свой блокнот.- Ясно одно: впереди многоработы.- И добавил: - Ниточка из Борска здесь запуталась в такой клубок, что я и не ожидал. Впрочем, так бывает всегда. А пока все, кажется?

Он вопросительно посмотрел на Нуриманова. Совещание закончилось.

На следующее утро Сергей приехал в управление вялый и невыспавшийся. Не помогли ни холодный душ, ни зарядка, ни утренняя прогулка по городу. Хорошо еще, что не проспал: выручил будильник, который Сергей неизменно брал с собой в дорогу, куда бы ни ехал.

Виной всему был плов, которым угостил его вчера у себя дома Сарыев. Чудесный плов, ароматный, рассыпчатый. Такого плова никогда еще не ел Сергей. И он съел его чудовищное количество, запивая добрым узбекским вином. И вот расплата.

В кабинете, который отвели Сергею в управлении, было душно и жарко. Окна не открывали: на улице жара была еще больше. Крутившаяся под потолком огромная лопасть вентилятора, похожая на винт самолета, гнала по комнате горячие воздушные волны.

Счастье еще, что Нуриманов прислал пузатый фаянсовый чайник с горьковатым зеленым чаем. И Сергей, обливаясь потом, непрерывно тянул этот чудодейственный напиток из маленькой, изящной пиалы. Да, он слышал о зеленом чае, даже видел его в Москве, в знаменитом чайном магазине на улице Кирова, но только сейчас оценил по достоинству. Чай этот незаметно возвращал бодрость и ясность мыслей. Если бы можно было еще скинуть рубаху.

На столе перед Сергеем лежала пухлая папка с делом Чуприна, Леонида Чуприна по кличке Чума.

С Вальковым они условились так. Тот со своими помощниками будет ликвидировать недоработки по делу, выявлять неустановленные связи Гусева и через них вторую, неизвестную пока никому сторону его жизни, которая принесла вспыхнувшую на миг любовь и горькое разочарование потом, богатого друга Карима, дававшего взаймы без отдачи, и гашиш, который затем перешел к Чуприну и который, возможно, стоил Гусеву жизни. Всем этим должен, был заняться Вальков.

Сергей просматривал одну бумагу за другой, то и дело потягивая из пиалы горьковатый зеленый чай.

Ага, вот. Семья Леньки Чуприна. Допрос матери, у нее сейчас живет Ленька. Допрос соседки, допрос сестры, живущей отдельно с мужем и ребенком. Их, конечно, прежде; всего допрашивали о подлой и грязной Ленькиной жизни после выхода из заключения. Но за что же его судили первый раз? Вот справка. Чуприна судили тогда за кражу из клуба. Значит, подлая и грязная жизнь началась давно. Об этом упоминают и мать, и соседка, и сестра. Только упоминают. Это жаль.

И все-таки, что же это за семья? Отец был геолог, погиб в экспедиции. Как же он погиб, когда? На последний вопрос отвечает мать: он погиб, когда Ленька учился в восьмом классе. Но еще до этого родители, оказывается, развелись. По чьей же вине? Видимо, ушла мать, потому что очень скоро, почти сразу, у Леньки появился отчим. Об этом говорит сестра. Кстати, ее зовут Оля, Ольга Игоревна, она машинистка в редакции газеты и старше Леньки на десять лет. Потом мать развелась и с отчимом. Он и сейчас живет в Ташкенте, директор клуба. После этого мать стала пить. Да, не удалась у нее жизнь.

Какие же взаимоотношения были между всеми этими людьми, кого Ленька любил, кто любил его? Неизвестно. И мать, и сестра, и соседка характеризуют только Леньку. Это понятно, их только о нем и спрашивали! Но как; какими словами они это делают, что в Леньке отмечают? Мать ругает, только ругает. И соседка тоже, она особенно, тут неприкрытая враждебность и злость. Да, иметь такого соседа неприятно, что и говорить. А вот сестра… Она Леньку жалеет. Эх, если бы в протоколах допросов кроме «вопрос - ответ», «вопрос - ответ» можно было бы давать ремарки, как в пьесах: «плачет», «волнуется», «враждебно», «с тоской», «радостно». Впрочем, и так можно о многом догадаться, достаточно, прочитал Сергей своей, работы в розыске таких протоколов.

Да, нелегкая была у ребят жизнь, у Лёни и Оли. Нелегкая.

Что же в деле есть еще о самом Леньке? Ага, вот копия характеристики из школы. Она была дана в связи с первой судимостью. Молодец Вальков, раскопал. Характеристика подписана классным руководителем. Оказывается, до восьмого класса Чуприн учился хорошо, увлекался спортом. Ну еще бы! Он же был богатырь. Достаточно взглянуть на фотографию. Но был заносчив, любил командовать, хотя никогда не обижал слабых, даже заступался. А вот потом произошел перелом, пишет классный руководитель. Стоп! Что же произошло в том году у Леньки? Он жил с матерью и отчимом, сестра была уже замужем. Но в том году… Ага, вот! Погиб отец. Как относился к нему Ленька? Совпадение тут не случайное. А вскоре, конечно же, вскоре, когда Ленька еще не оправился от этого удара, случилось что-то еще, перед чем он уже не устоял. Что же случилось, кого встретил в то время Ленька, кто его потянул за собой? А такая встреча произошла. И Ленька внутренне, нравственно не был готов к отпору. Но все это, к сожалению, не отражено в допросах, и не могло быть отражено. Да-а, вот так и жил Леонид Чуприн…

Сергей встал, задумчиво прошелся по кабинету, на ходу отпил чай из пиалы, потом снова уселся к столу, вытер мокрым платком пот со лба и закурил.

Ну что ж. Посмотрим теперь, какие улики собраны против Леньки по последнему делу. То есть какие, это Сергей уже знает, о них докладывал вчера Вальков. Посмотрим, чего они стоят, эти улики.

И снова Сергей листает бумагу за бумагой в толстой папке, делает выписки и размышляет.

Итак, первая серьезная улика. Около одиннадцати часов вечера Ленька сел в машину Гусева и потребовал, чтобы тот отвез его на Цветочную улицу. Но Ленька отрицает эту поездку. Глупо отрицает, наперекор очевидным фактам. Вот протоколы допроса Сайыпова, очной ставки его с Ленькой. Словом, поездка доказана. И она закончилась убийством.

Что еще? Гашиш. Один и тот же в кармане Гусева и у Чуприна. Вот протокол экспертизы. Этот факт тоже не вызывает сомнений. Как гашиш попал к Гусеву - неясно. Но как он от Гусева попал к Леньке - очевидно. Гусев мог и продать его, но тогда бы у него оказались деньги. А сумма, обнаруженная у Гусева, приблизительно соответствует показанию счетчика. Подарить Гусев тоже не мог: с Чуприным они знакомы не были. Только у мертвого мог Чуприн забрать гашиш. Это ясно.

Наконец, третья улика. Нож. Он принадлежит Чуприну. Это доказано. И этим ножом совершено убийство. Это тоже доказано. Кроме того, его нашли возле дома, где Чуприн живет, как раз по пути от места убийства. Но Ленька утверждает, что нож он потерял. Собственно говоря, эта улика, если бы она была единственной, мало чего стоит. Нож мог побывать и в чужих руках. Но вместе с другими эта улика «работает». Тут ничего не скажешь. Видимо, убийство доказано. Видимо, доказано… Тем более что и мотив вполне убедителен. Чуприну нужен был наркотик, он его всюду искал, он мучился. И Гусев предложил купить. Зачем бы еще он возил эту-гадость в кармане? А у Чуприна денег не было. Да, мотив очевиден. Сергей посмотрел на часы. Долго же он сидит. Обед скоро. А есть совершенно не хочется, только пить. Но чайник, к сожалению, уже пуст. Проклятая жара.

Только тут Сергей обратил внимание, что за все утро его никто не побеспокоил, не раздалось ни одного звонка. Молодцы, дают спокойно поработать. Это Нуриманов, конечно, позаботился. Но теперь придется его побеспокоить. Сергею нужен Чуприн, он уже готов к первой встрече. Но обедать Сергей не пойдет, пусть Нуриманов и не уговаривает. Только чай, зеленый причем.

Сергей позвонил Нуриманову и попросил доставить к нему. Чуприна, затем с некоторой тревогой повесил трубку. Насчет обеда тот не настаивал, но предупредил, что ужинает Сергей у него. Опять плов! Черт возьми, ведь удержаться не будет сил. Божественное это блюдо, узбекский плов.

Он усмехнулся и, убрав в сейф бумаги, вышел в коридор. Надо хотя бы прогуляться по городу. У него есть час времени.

…Чуприн, горбясь, неуверенно вошел в кабинет, привычно заложив руки за спину, тощий, с желтым, высохшим лицом, дряблая кожа складками висела на впалых щеках и неестественно тонкой шее. Его слегка пошатывало, когда он пересекал кабинет, и он плюхнулся на стул уже совсем обессиленный. «Ему же только девятнадцать лет, этому старику»,- с ужасом подумал Сергей. Такое он видел впервые.

- Ну что ж, давай знакомиться, Леонид,- сказал Сергей, нервно закуривая, и придвинул пачку Чуприну.- Хочешь?

- Можно…

Сергей заметил, как дрожат руки Чуприна, большие, когда-то, видимо, сильные.

Чуприн вяло закурил и вдруг поднял на Сергея возбужденные, лихорадочно заблестевшие глаза.

- Что, теперь пытать будете, да?… А я закричу!…- с надрывом, неожиданно произнес он.

- Ты что, ошалел? - удивленно спросил Сергей.- Кто тебя собирается пытать?

- Вы, вы!… Все тут…

Чуприн откинулся на спинку стула, сигарета плясала у него в руке. Страдальческая, злобная гримаса исказила его лицо.

- Ладно, хватит,- как можно спокойнее сказал Сергей.- Давай разговаривать нормально. Никто тебя пытать не собирается.

- Не надо!… - Чуприн весь дернулся, и вновь глаза его лихорадочно заблестели.- Не надо! Я сам скажу!… Убил!… Точно!… Убил!… Стреляйте меня теперь! Стреляйте!…

- Рассказывай по порядку, если так,- строго сказал Сергей.- По порядку, понял?

- Могу и по порядку, раз надо. Мне все равно, Я конченый.- Чуприн вяло махнул рукой.- Так и так хана мне уже, - повторил он тихо, словно для самого себя, и потер грудь.- Рассказывать, значит?

- Давай,- кивнул Сергей. «Девятнадцать лет, всего девятнадцать лет»,- думал он со злостью и болью.

- Ну, сел я к нему, велел ехать,- глухо, как-то безжизненно начал Чуприн, опустив голову.- Приехали на Цветочную. Он мне предложил купить. А у меня ни гроша. Вот я и приложил его ножом. Ну, чего еще?

Он устало и безнадежно посмотрел на Сергея. Желтое лицо его подергивалось, губы дрожали, в уголках их запеклась слюна.

- Где ты сел к Гусеву, в каком месте?

- В каком?… Не помню я…

- Постарайся вспомнить. Ведь там тебя видел Сайыпов.

- А-а… Ну да…- кивнул Чуприн.- Теперь, помню. У этого самого, у Шпилъковского переулка; Ну да…

- Как туда попал?

- Как?… Не помню.

- Вспомни. Постарайся.

- Говорю, не помню,- с внезапным раздражением ответил Чуприн.- И все.

- Ладно. О чем вы с Гусевым по дороге разговаривали, помнишь?

- Ни о чем не разговаривали. Он баранку крутил… А я вперед смотрел.- Чуприн вдруг усмехнулся: - Девочка у него там изображена классная. И не наша.

Сергей насторожился. В первый момент он даже не понял почему. Может быть, потому, что Чуприн наконец самостоятельно что-то вспомнил, хоть какую-то деталь, которую ему не могли подсказать.

- Когда он тебе предложил купить гашиш, по дороге или когда приехали? - спросил Сергей.

- Не помню,- ответил Чуприн и потер лоб.- Память у меня никуда стала.

- Так. Ну ладно. А нож потом куда дел?

- Нож? Зашвырнул. В кусты около дома. Куда ж еще?

«Помнит,- подумал Сергей.- Кое-что он все-таки помнит. Но только…»

Его все больше охватывала какая-то непонятная тревога. Рассказ Чуприна почему-то перестал вызывать доверие. Хотя все как будто сходится, все так и должно было произойти. И Вальков докладывал именно так.

- Вспомни-ка, Леонид, что ты делал в тот день около аэропорта? - спросил Сергей.- Зачем туда ездил?

- Я-то? - неуверенно переспросил Чуприн и снова потер лоб.- Не был я там вроде…

- Тебя там тоже видели.

- Не был я там, и все.

- Ладно, допустим, А в закусочной около вокзала был утром?

- Не помню,- хмурясь, ответил Чуприн. - Ничего я больше не помню. Понятно? Ничего!…

Он вдруг дернулся, и в помутневших его глазах снова блеснуло лихорадочное возбуждение.

- Чего еще надо?! - крикнул он, подавшись вперед.- Чего надо?! Говорю, убил! И все!… Ох, мне бы скорее только… скорее…

Он в который раз уже потер грудь, словно пекло его там, жгло что-то.

- Тебе лечиться надо, Леонид,- тихо сказал Сергей.- Тебя мать ждет…

Он не мог понять, почему он вдруг это сказал. Мать? А сколько людей ждало Гусева, убитого этим парнем; Ведь убийца же сидит перед ним. Не лечить его надо, а…

- Мать? - криво усмехнулся Чуприн.- Нужен я ей, матери. Отмучилась она со мной… Все… отмучилась… - И я тоже…

- Ну ладно,- решительно сказал Сергей.- Хватит на первый раз.

Он вызвал конвой.

Когда Чуприна увели, Сергей устало потянулся в кресле, потом встал, прошелся по кабинету, задержался на миг у окна.

Тревожное ощущение, возникшее, где-то в середине допроса Чуприна, не покидало его. Что-то было не так на этом допросе, что-то не так. Что же именно? Да, Чуприн многое не помнит или не хочет вспомнить. На вот как он оказался в Шпильковском переулке, это он помнил и, испугавшись, не захотел сказать. Испугался! В этом Сергей убежден. Но сейчас не это главное. Сейчас главное то, что вдруг вспомнил Чуприн и о чем сказал. Это не могло вызвать у него опасений. Он сказал, что Гусев крутил баранку, а он сидел и смотрел вперед и заметил, кстати, фотографию какой-то «не нашей» девчонки, «там у него», сказал он. Но это означает…

Сергей вдруг почувствовал, как маленькая, едва заметная трещинка возникла в убедительной, стройной, подкрепленной несокрушимыми уликами версии. Валькова. Едва заметная, совсем крошечная трещинка.

…В тот же день под вечер Сергей вместе с Ибадовым поехали на Цветочную улицу.

По дороге Мурат показывал Сергею новые проспекты, здания, бесконечные кварталы жилых домов, показывал с гордостью и радостью за свой город, за его людей, за дружбу, которая помогла в такой короткий срок залечить раны страшного землетрясения, сделать Ташкент еще красивее. И Сергей искренне восхищался и этими зданиями, и широкими, прямыми проспектами.

Потом они ехали по тихим тенистым улицам, где за деревьями и арыками стояли уютные небольшие домики с занавесками на окнах и телевизионными антеннами, со скамейками у высоких глухих ворот. Проезжали они и узкими, изломанными улицами старого города, вдоль, которых тянулись бесконечные глухие глиняные дувалы, пыльные, местами полуразвалившиеся. И Мурат объяснял, что в старину улицы нарочно строили с такими резкими поворотами, чтобы легче было обороняться от напавших врагов.

Наконец они выехали на небольшую шумную площадь, и Мурат сказал, махнув рукой:

- А вот и Цвёточная улица, пожалуйста. Мы в тот вечер как в нее въехали, так сразу машину увидели. В темноте желтые подфарники у нее горели. Больше тут никакого света нет, пожалуйста. Видите?

- Вижу, - задумчиво ответил Сергей.- А в самой машине свет горел, не помните?

- Никакого света, что вы.

Они подъехали к тому месту, где стояла машина Гусева.

Сергей вылез и огляделся.

Да, совсем небольшая улочка, и узкая. С одного конца перегорожена, там стройка. И вечером здесь совсем темно. Это ясно. В сгущавшихся сумерках уже сейчас тонули глухие, без окон, стены домиков на противоположной стороне.

Они прошли улицу из конца в конец, потом Сергей неторопливо, словно считая шаги, перешел на другую сторону, постоял там. Вернувшись к поджидавшему его около машины Ибадову, он снова задумчиво оглядел улицу и вдруг попросил водителя развернуться. Он пристально следил, как машина тяжело, неуклюже, дважды подаваясь назад, совершила этот маневр.

- Давайте теперь пройдем к дому Чуприна,- предложил Сергей.- Тем же путем, каким он мог идти в тот вечер.

- А он мог только так, - сказал Ибадов и направился к воротам возле маленькой часовой мастерской.

- Работает? - кивнул на нее Сергей.

- Нет,- небрежно ответил Мурат.- Вторую неделю уже закрыта. Переводить ее отсюда хотят. Что тут за работа!

Они вошли в распахнутые ворота и неторопливо пересекли пустынный, заросший травой двор. В противоположном конце его оказалась калитка, через нее они попали в соседний двор. Там стоял, торцом выходя на другую улицу, длинный и, видимо, старый, оштукатуренный дом с тремя подъездами. Вдоль него под окнами первого этажа тянулась полоса густого кустарника.

Сергей и Ибадов подошли к дому:

- Где нашли нож? - спросил Сергей.

Он держал в руке небольшой листок со схематическим планом, составленным оперативной группой, выезжавшей на место происшествия. На плане была нанесена Цветочная улица, и оба двора, и вот этот дом. Крестиками было указано, где стояла машина Гусева и где был обнаружен нож. Сергей все время сверялся с этим планом и, чем дальше, тем все скептичнее посматривал на него.

Крестик, обозначавший нож, был нанесен слева от третьего подъезда на Заштрихованной полоске, означавшей кустарник.

- А вот тут он лежал, пожалуйста,- уверенно откликнулся Ибадов и, нагнувшись, сунул руку в кусты.

Сергей присел на корточки и внимательно осмотрел указанное место. Земля здесь была покрыта слоем ржавой, слежавшейся прошлогодней листвы.

- Кто же его нашел? - спросил Сергей.

- Я именно и нашел,- вспыхнул от смущения Ибадов.

Сергей поднял голову и улыбнулся.

- Мне, однако, здорово повезло, что я с вами поехал. И на происшествие вы выезжали, и нож нашли. Как же он лежал?

Ибадов опустился на корточки возле Сергея и стал горячо объяснять. Сергей внимательно, не перебивая, слушал. Потом задал несколько уточняющих вопросов Недоумевающий Ибадов ответил на них вполне толково. Затем оба поднялись и тем же путем направились назад к поджидавшей их машине.

«Да,- подумал Сергей,- вот тебе разница между самым точным и подробным планом и живой натурой. Чёрта с два заметил бы я что-нибудь на этом плане… А тут, вот кое-что обнаруживается…»

Они сели в машину.

- А теперь,- сказал Сергей, закуривая,- расскажите мне, пока будем ехать, что вам удалось узнать про Чуприна, как он вел себя в тот день, когда было совершено убийство. Вы ведь этим занимались?

Ибадов незаметно вздохнул и без особой охоты принялся рассказывать. Ведь он так мало, в сущности, узнал про тот день, ужасно мало, просто стыдно было рассказывать. И даже то, что он узнал, никакой пользы не принесло и не могло принести, вот что досадно. А он так старался.

Мурат рассказал, как спешил в то утро Чуприн, как он хотел даже ехать на такси, но не дождался и кинулся к автобусу. Потом он появился в закусочной у вокзала, с ним был еще какой-то парень.

- Приметы его есть? - спросил Сергей.

- Плохие.- Мурат снова вздохнул.- Как будто высокий, худой. Ну, еще хмурый. Вот и все.

- Так. Что дальше?

Он слушал с таким интересом, словно и не читал докладную Ибадова обо всем этом, имевшуюся в деле.

Итак, оба парня поели в закусочной, выпили совсем немного и ушли.

- Как они вели себя там? - снова спросил Сергей.

Оказывается, они очень торопились, высокий все время поглядывал в окно. А когда вышли, то, кажется, сели в машину.

- Такси?

Нет, скорей всего, это было не такси, а случайная машина. Заметивший ее человек сам сидел в тот момент в закусочной у окна и потом, сердито говорил Ибадову: «Машину им, видишь, подали. Тоже мне, начальство».

Сергей отметил про себя, что этой детали не было в докладе Ибадова.

Номера машины человек, конечно, не заметил, но припомнил, что она была синего, цвета с дополнительными желтыми фарами, которые, вероятно, и навели того человека на мысль о «начальстве».

Всего этого Ибадов тоже не отметил в своей докладной. Вообще, видимо, эпизод с машиной прошел мимо внимания и его, и Валькова. Как и некоторые другие детали, кстати. Это, правда, можно понять. Ведь Ибадов писал свой отчет уже после ареста Чуприна, когда главные, решающие улики против него были собраны, убийство выглядело доказанным, мотив его очевидным, и то, как провел Чуприн день перед убийством, представлялось второстепенным и малозначащим. Психологически это все вполне объяснимо.

Они уже подъехали к управлению, и Ибадов заканчивал свой рассказ, пока они поднимались по лестнице и дошли до кабинета Сергея. Он сообщил, что в последний раз перед убийством Чуприна видели около аэропорта осе с тем же высоким худым парнем. Это было часов в десять утра. И Сергей отметил про себя, что как раз в это время Гусев тоже оказался там, его видели… Кто же его там видел?

Сергей торопливо простился с Ибадовым, сказав:

- Вы не зря провели тот день, Мурат, совсем не зря.

Он успел заметить, как вспыхнул от радости Ибадов, как благодарно и удивленно взглянул на него.

Зайдя в кабинеты Сергей зажег настольную лампу и достал из стола бумаги.

Так кто же видел Гусева около десяти часов возле аэропорта? Где-то Сергей, читал об этом, в каком-то документе. Ага, вот… Запись Валькова о его беседе с водителем такси Геной Волковым. Этот Волков, оказывается, отъехал от аэропорта вслед за Гусевым, и, маршруты их случайно совпали. Он видел, как Гусев высадил какую-то женщину с мальчиком возле нового дома на улице Строителей. Надо бы разыскать, между прочим, ту женщину.

Сергей сделал пометку у себя в блокноте и задумался.

Да, конечно, совпадение маршрутов случайно. А вот случайно ли Чуприн появился около аэропорта как раз в то время, когда там оказался и Гусев, убитый им через несколько часов? Скорей всего, это тоже случайность. Иначе получается, что Чуприн целый день следил за Гусевым. Зачем? Он же не знал, что у Гусева имеется наркотик. И убил его, когда тот предложил ему купить его. И потом, как мог Чуприн следить целый день за Гусевым? На той синей «Волге»? Нет, это что-то уж слишком сложно и, главное, уводит в сторону от очевидного мотива убийства и от доказанных обстоятельств его. Тогда выходит, что Гусев и Куприн случайно оказались в одно и то же время около аэропорта.

Сергей откинулся на спинку кресла и закурил.

Здорово, однако, он устал за этот хлопотный, напряженный день. Изучение материалов дела, допрос Чуприна, поездка с Ибадовым. И Главное, не исчезает, наоборот, все растет тревога, возникшая во время допроса Чуприна. Поездка с Ибадовым дала ей новый толчок, а потом и его рассказ. Но особенно поездка.

Сергей снова придвинулся к столу, раскрыл папку.

Вот протокол осмотра места происшествия, вот фотографии. Общий вид той темной узкой улочки в мгновенной вспышке блица и одинокая машина возле ворот. Видны даже горящие подфарники. Забор стройки там, площадь тут. Ну конечно. Это же так ясно. А вот машина крупным планом, вот снимок трупа на переднем сиденье…

Неожиданно зазвонил телефон. Сергей снял трубку и одновременно посмотрел на часы. Как летит время, уже девятый час. Это, конечно, Нуриманов.

- Да,- сказал Сергей.- Помню. Спасибо. Сейчас кончаю.

Ну нет. Теперь он уже по-умному будет есть этот чудесный плов. Хватит. Нелегко, конечно, будет остановиться, но надо делать выводы из прошлых ошибок.

Только сейчас Сергей почувствовал, как голоден. Еще бы, целый день ничего не ел.

…Наутро Сергей проснулся с ясной годовой и вполне приличным аппетитом. Делая зарядку, он весело, подмигнул себе в зеркало. «Так держать, браток»,- вспомнил он любимое выражение Лобанова.

Однако с приездом в управление веселое настроение мгновенно исчезло. Сергей озабоченно и хмуро просмотрел свои вчерашние записи. Потом коротко поговорил с Вальковым и пригласил к себе Лерова.

Огромный, светловолосый Леров смущенно опустился на стул возле его стола.

- Скажите, Георгий Владимирович,- обратился к нему Сергей,- вы, кажется, должны были установить женщину, которую привез Гусев из аэропорта на улицу Строителей. Вы ее отыскали?

- Так точно,- охотно подтвердил Леров.- Улица Строителей, дом пять, квартира семь. Шапошникова Зинаида Ивановна. А сына зовут Валерий.

- Вы с ней виделись?

- А как же! Имел задание от Алексея Макаровича!

- Что она вам рассказала?

- Она-то? - Леров беспокойно заерзал, и стул под им угрожающе заскрипел.- Плачет все. Мать у нее тяжело заболела. Вот она и приехала.

- М-да. А про Гусева ничего вам не рассказала?

- Не было у них никакого разговора. Сами понимаете, не до разговоров ей было. Назвала адрес, и все.

- А вам было не до расспросов,- усмехнулся Серей.- Чуприна уже задержали, улики железные. Так, что ли?

- Если по правде, то так,- сконфуженно улыбнулся Леров и сгреб широкой рукой волосы со лба.- Тут у нас такое завертелось.

- Понятно. Ну что ж. Будем вертеть назад. Сейчас поедем на улицу Строителей. Новая небось улица?

- Так точно,- оживился Лееров. - Украинские кварталы. Ох, и отличные же дома они построили. Вот увидите. И школу. Другой такой в городе нет. Значит, вызывать машину?

- Вызывайте.

Ехали они долго. На этот раз пояснение давал Леров, скупо, солидно и обстоятельно, в отличие от горячего и азартного Ибадова.

На улице Строителей дома оказались и в самом деле все новые, возведенные добротно и- красиво, с узкими, прикрытыми жалюзи окнами на южной стороне и широкими, просторными лоджиями на северной. Элементы украинского орнамента, украшавшие их, не оставляли сомнений, откуда приехали с дружеской помощью строители. Леров даже попросил водителя сделать небольшой крюк, чтобы проехать мимо знаменитойдпколы. На стене ее спортзала красовалось огромное мозаичное панно, на котором был изображен великий кобзарь.

Машина наконец остановилась возле дома пять.

Сергей в сопровождении Лерова поднялся на второй этаж.

Дверь открыл худенький, бледный мальчик лет двенадцати с копной давно не стриженных темных волос и. живыми карими глазами.

- Мама дома? - спросил Сергей:

- Не. Она в больнице,- без тени смущения, охотно сообщил мальчик.- У нас бабушка больна. А мама скоро вернется, я уже обед грею.

- Ишь ты, молодец какой,- улыбнулся Сергей.- В каком классе учишься?

- В шестом. А вам маму нужно?

- И маму, и тебя,- сказал Сергей и вынул удостоверение.- Парень ты уже большой, читай:

Мальчик с любопытством взял красную кожаную книжечку.

- Фотография сходится,- важно сообщил он и спросил: - Тут написано, что имеет право на ношение оружия. Значит, носите?

- А как же. Тебя Валерик зовут?

- Ага. Вы заходите,- предложил мальчик.- Мама, правда, не разрешает посторонних пускать. Но вы же из милиции.- И, подумав, сказал: - А потом женщин во всем слушаться нельзя. Если бы я слушался, знаете, какая у меня тяжелая жизнь была бы?

Сергей и Леров засмеялись.

Они прошли в скромно обставленную комнату и уселись на диван. Валерик сел напротив и предупредил:

- Только я развлекать не умею. Может, вам книжки дать? Я привез две из Москвы. А остальное учебники.- Он указал на этажерку с книгами и снисходительно добавил: - Мама, конечно, боится, что я по школе отстану.

- А то нет,- сказал Сергей.- Очень даже свободно. Ведь неизвестно, сколько бабушка проболеет.

- Ей, понимаете, лекарство одно надо, а его нигде нет.

Валерик не по-детски вздохнул.

- Какое же это лекарство? - поинтересовался Леров.

- Латинское. Мама уже все аптеки обегала. И я ходил в две. Мама мне название написала. Нигде нет.

- Плохо,- покачал головой Сергей.- А ты первый раз в Ташкенте?

- Первый. Но не последний. Классный город. Я тут, наверное, жить буду, когда вырасту.

- Ишь ты. Уже планы строишь?

- Конечно. Очень много надо успеть,- вздохнул Валерик.- Я решил Азию изучать. А она вон какая. И очень плохо исследована. Я уже Козлова читал, и Пржевальского. Память у меня очень хорошая. Это даже учительница наша говорит. Мне только прилежания не хватает. Так она полагает,- саркастически заключил он.

- Слушай, а ты помнишь, как вы прилетели? Вернее, как от аэропорта сюда приехали?

- Конечно,- пожал плечами Валерик.- Самым обычным образом. На такси. У нас же вещи были.

- И водителя помнишь?

- Помню. Молодой такой. Зовут Анатолий.

Сергей улыбнулся:

- Успели познакомиться?

- Ага. В дороге люди быстро знакомятся,- пояснил Валерик.- Он еще мне город показывал.

- А про себя ничего не говорил.

- Не. Он вообще с самого начала расстроенный ехал.

- С самого начала?

- Ага. Мы подошли, а его нет. Потом подбежал, и мы поехали.

- Расстроенный подбежал?

- Ну да. Я его даже спросил: «У вас тоже кто-нибудь болен?» Мама ведь тоже очень расстроенная ехала. Даже плакала.

- А он что?

- Нет, говорит, просто неприятный разговор был. Но машину он вёл классно. И все мне объяснял. Я ведь машинами интересуюсь. Теперь только на них путешествуют.

- Что же он тебе объяснял?

- Ну, для чего ручки всякие, приборы, как дальний свет давать, как ближний. Хорошая у него машина, хотя и старая. Вот только плохо, что бокового зеркальца нет и противотуманных фар.

Сергей улыбнулся.

- Ну, брат, это не обязательно.

- Очень полезно,- наставительно заметил Валерик.- И красиво.

- А ты видел такие машины в Ташкенте?

- Сколько хотите. Вот даже, когда мы приехали, у соседнего дома такая остановилась.

- Тоже «Волга»?

- Ага. Знаете, как классно выглядит? Сама синяя, а впереди желтые фары. Ой!…- Валерик неожиданно сорвался со стула, на лице его отразился испуг.- У меня же обед горит!…

Только тут Сергей ощутил странный, горелый запах, тянувшийся по квартире.

Валерик кинулся к двери.

В этот момент в передней раздался звонок.

- Это мама! - крикнул Валерик из кухни.

Все время молчавший Леров нерешительно заметил:

- С ней я уже говорил, Сергей Павлович. Ей сейчас не до нас. И она тоже ничего особенного не заметила.

- Тоже? - хмурясь, переспросил Сергей.

Между тем Валерик уже открыл дверь, и через минуту в комнату вошла худенькая женщина в белой кофточке и в очках. Глаза ее были красны от слез, в руках она нервно, комкала платочек.

- Извините…- пробормотала она.- Такое горе… Мама у меня…

- Мы уже знаем, Зинаида Ивановна,- сказал Сергей, вставая.- Это вы нас извините. Мы очень не вовремя приехали. Маме вашей, видимо, не лучше?

- Ах, боже мой. Ей… ей совсем плохо.

Она отвернулась и, приподняв, очки, прижала платок к глазам. Валерик застыл в дверях, страдальчески глядя на мать.

- Зинаида Ивановна,- вдруг тихо произнес Леров.- Может быть, мы и вовремя приехали. Валерик нам сказал, что вы искали какое-то лекарство.

- Его нигде нет… совершенно, нигде нет…- не оборачиваясь и еле сдерживая рыдания, ответила женщина.- Я уже все…

- Мы найдем,- решительно перебил его Леров.- Перевернем весь город и привезем вам это лекарство. Давайте рецепт.

Женщина с испугом обернулась и, судорожно комкая в руке мокрый платок, посмотрела на Лерова.

-Вы достанете?… Вы?…- она растерянно огляделась.- Боже мой, где же моя сумочка?… Валерик, где моя сумочка?…

Мальчик стремительно кинулся в переднюю:

- Здесь она, здесь!… Вот!

Когда Сергей и Леров вышли на улицу к ожидавшей их машине, Сергей сказал:

- Ну ты и молодец! Какой же ты молодец, Гоша! Если надо, я пойду к министру.

Незаметно для самого себя он перешел с Леровым на «ты».

- Не надо, Сергей Павлович,- торопливо ответил он.- Я достану. Вот увидите. Только дайте машину.

- Что за разговор. Завези меня в управление и поезжай, куда надо.

…Поднявшись к себе в кабинет, Сергей некоторое время беспокойно расхаживил из угла в угол, потом, словно решившись на что-то, достал из сейфа свой блокнот и, подсев к столу, стал что-то торопливо записывать. Кончив, он посмотрел на часы и позвонил Валькову.

- Это я,- сказал он.- Слушай, Алексей Макарович, мне надо повидать…- и бросил взгляд в раскрытый блокнот: - Сайыпова. Помоги, пожалуйста.

- Все сделаем. Сейчас я к тебе зайду,- ответил Вальков.

Вскоре выяснилось, что Сайыпов в этот день не работает и Вальков узнал в парке его домашний адрес.

- Если хочешь, можно подъехать,- сказал он Сергею. - Или пригласим его сюда?

- Поедем,- решил Сергей.- И так неловко человека беспокоить. Только вызывай другую машину, на той Леров за лекарством поехал. У одной женщины мать умирает в больнице.

- А-а. Ну понятно,- ответил Вальков таким тоном, словно ему и в самом деле было понятно это странное задание.

Проехав уже знакомые Сергею центральные проспекты, машина вскоре остановилась на тихой зеленой улице, по сторонам которой тянулись старые глинобитные дома без дверей с маленькими окнами и узкими темными подворотнями.

Через такую подворотню Сергей и Вальков прошли, во внутренний двор. Сергей с удивлением огляделся.

В большом, разгороженном низким палисадником дворе царило оживление. В глубине его возле длинных сараев и летних кухонь кипели на кострах котлы, вокруг суетились женщины. Под деревьями на столах и невысоких квадратных террасках что-то готовили, гремя посудой и перекликаясь, другие женщины. Стайки возбужденных ребятишек носились по двору. На длинных террасах дома вывешивались пестрые ковры и паласы. Двое мужчин со стремянкой тянули через двор электрические провода с подвешенными лампочками. Им деловито и серьезно помогали несколько мальчиков постарше.

Вальков окликнул одного из них:

- Селим, твой дед дома?

- Он там! - Мальчик указал на террасу.- Я его позову!

Спустя минуту к ним неторопливо вышел сам Сайыпов, крепкий, прямой, с зоркими глазами, над которыми нависли лохматые седые брови. Одет он был в пестрый, подвязанный кушаком халат, голову прикрывала тюбетейка.

- Салям алейкум,- с достоинством приветствовал он гостей.

На террасе за пиалой с чаем начался разговор.

- Наша махаля готовится к свадьбе,- сказал Сайыпов, обведя рукой двор.- Большая будет свадьба. Женим Амана, сына достойного человека Хайдара Турсунова, на шелкоткацком комбинате работает, Почетную грамоту получил, о нем недавно писали в газете.

- Значит, не только его семья готовится к свадьбе? - удивленно спросил Сергей.

- Почему семья? Вся махаля готовится.- Сайыпов снова обвел рукой двор.- Здесь Аман вырос, и все мы за него в ответе перед махалей невесты.- Он улыбнулся: - Приходи. Дорогим гостем из Москвы будешь,- И повернулся к Валькову: - Ты тоже приходи, ака.

- Спасибо, ака. Спасибо. Это честь для нас.

- Какое дело вас привело? - спросил Сайыпов. Очевидно, можно было перейти к цели их приезда.

- Вы видели Гусева в тот день на стоянке около Шпильковского переулка? - спросил Сергей.

- Видел. Поздно было. Гусев ко мне подошел, дорогу на Цветочную спрашивал. Я рассказывал уже.

- Да. Я читал. Но ведь было уже темно? Как же вы узнали Чуприна?

- Фонарь горел. Я рассказывал.

- А больше машин там не было, в переулке?

Сергей напряженно ждал ответа. «Неужели я ошибся? - думал он.- Неужели я…»

- Стояла машина,- кивнул головой Сайыпов.- Далеко стояла. Потом мимо проехала.

- Какая машина?

- «Волга». Черная. Два человека в ней ехали.

- Черная?…

- Да, помню. Чёрная, - спокойно подтвердил Сайынов.- Собственная машина, ТНБ серии.

- Ну, зрение у вас, - улыбнулся Сергей.- Молодые позавидуют.

- Хорошее зрение. Все вижу.

- Больше Ничего вы на этой машине не заметили?

- Больше?…- Сайыпов задумчиво потеребил реденькую бородку.

А Сергей вдруг поймал на себе напряженный, испытующий взгляд Валькова.

- Было еще,- сказал Сайыпов.- Фары были!- Он растопырил пальцы обеих рук и ткнул ими низко перед собой.- Протидотуманные фары были.

- Все, ака,- сказал с облегчением Сергей и поднялся.- Спасибо вам. Не будем мешать. Свадьба - большое дело.

- Очень,- согласился Сайыпов.- Рождение, свадьба и смерть - три больших дела.

Он проводил гостей до машины.

Когда она тронулась, Сергей закурил и повернулся к Валькову:

- Вот что я тебе скажу, Алексей Макарович. Чуприн убийства не совершал. Я тебе это докажу.

Глава 5 ТОТ САМЫЙ УСПЕХ, КОТОРЫЙ ИНОГДА ОБОРАЧИВАЕТСЯ ПОРАЖЕНИЕМ

На этот раз в кабинете Нуриманова их было трое: Нуриманов, Коршунов и Вальков.

- Никакое не совещание, - предупредил Нуриманов.- Совещание будет потом. А сейчас рабочий разговор. Давайте, Сергей Павлович.

Сказал он это, как всегда, невозмутимо, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Но Вальков, хорошо, изучивший своего начальника, по мельчайшим, почти неприметным признакам безошибочно уловил, как тот обеспокоен и насторожен.

Да и сам Вальков был не на шутку встревожен. Неужели Коршунов прав? Тревога за проделанную работу впервые появилась у Валькова сразу, как только обнаружилась та записка с адресом Семенова. Это была неясная тревога, тревога вообще. Никаких конкретных фактов тогда еще не было. Вальков лишь понимал, что записка выявила очевидные недоработки по делу. Но потом… кое-что появилось. Да, да. Сергей кое-что выкопал. Вчерашний разговор его с Сайыповым ясно показал это. Вальков заметил все и, кажется, все понял. То есть, конечно, не все, но главное. И это главное заключалось в том, что недоработки обернулись ошибкой, и, возможно, крупной ошибкой. Сергей ухватился за важную деталь. Вальков ее уже видел! И все же…

Между тем Сергей раскрыл свой блокнот, придвинул поближе пухлую папку с делом Чуприна и незаметно вздохнул. На смуглом его лице явственно проступил вдруг давний шрам поперек щеки. Сергей нахмурился и провел рукой по густым темным волосам с чуть заметными сединками на висках.

«Волнуется»,- отметил про себя Вальков.

- Значит, так,- произнес Сергей. - Что меня убеждает в невиновности Чуприна, хотя он и признался на последнем допросе. Меня убеждают три момента. Первый заключается в следующем. Вот Гусев привез Чуприна на Цветочную, подъехал к воротам/остановился, выключил счетчик. Чуприну следовало рассчитаться и выходить. В этот момент он и должен был ударить Гусева. Так?

- Да, так,- согласился Вальков.

Нуриманов молча кивнул.

- Нет, не так,- покачал головой Сергей.- Оказывается, не так. Давайте разберемся. Вот протокол осмотра места происшествия.- Он достал из папки бумагу и положил, перед собой.- Гусев не просто выключил счетчик, он еще и сбросил набитую сумму. Значит, Чуприн расплатился? Зачем, если он собирался убить Гусева?

- Я тоже заметил,- возразил Вальков.- И таксисты часто сразу сбрасывают сумму, назвав ее пассажиру.

- Допустим,- охотно согласился Сергей.- Хотя в такой ситуации, когда он везет поздно вечером подозрительного парня, осторожность требовала не спешить сбрасывать счетчик. Но допустим. И пойдем дальше. В машинe, пока они ехали на Цветочную, Чуприн, как он мне сказал, смотрел все время вперед и заодно любовался «классной девчонкой», налепленной Гусевым рядом с приборной доской. В машине было темно, фотографию можно было рассмотреть только с близкого расстояния. Значит, Чуприн сидел рядом с Гусевым. А удар был нанесен сзади, почти в затылок.

- Он мог сидеть и сзади, облокотившись на спинку переднего сиденья,- снова возразил Вальков, про себя удивляясь странной легковесности доводов Коршунова.

- Что ж, и это можно было бы допустить,- все так же охотно согласился Сергей и, помедлив, добавил: - Если бы не еще одно странное обстоятельство. Взгляните-ка.

Он достал из папки фотографию. На темной улице возле ворот проходного двора одиноко стояла машина Гусева с зажженными подфарниками.

- Как вы думаете,- спросил Сергей, передавая фотографию Валькову,- в какую сторону смотрят ее фары, в сторону площади или в сторону забора стройки?

Вальков даже не взглянул на снимок. Он сразу вспомнил тот вечер, когда они приехали на окутанную темнотой Цветочную улицу, и как будто снова увидел отражение огней недалекой площади в стекле погашенных фар.

- Фары смотрели на площадь,- задумчиво произнес он.- Да-а. Это я не учел.

- Именно,- согласился Сергей и, повернувшись к Нуриманову, пояснил: - Значит, Гусев, высадив Чуприна, успел развернуться на этой узкой улице, снова зачем-то остановился около ворот и только тогда был убит. А остановился он, чтобы посадить нового пассажира, больше ему там незачем было останавливаться.

- Гм…- с сомнением покачал головой Нуриманов.- А нож? А гашиш?

- Сейчас займемся и этим,- сказал Сергей.- Начнем с ножа.- Он снова раскрыл папку и достал несколько сколотых вместе листков.- Вот допросы Чуприна. Он всюду утверждает, что нож потерял. Но на последнем допросе, где он признался в убийстве, говорит, что за швырнул нож в кусты возле дома.

- Там мы его и нашли,- хмурясь, подтвердил Вальков.

- Да, нашли,- усмехнулся Сергей. - Но он его, оказывается, вовсе не зашвырнул. Он лишь чуть-чуть разворошил листья почти возле самой дорожки и положил туда нож как будто специально, чтобы вы побыстрей его нашли. Зачем бы это?

Сергей посмотрел на хмурое, озабоченное лицо Валькова, на невозмутимо курившего Нуриманова и заключил:

- Нож положил не Чуприн. Его положил - именно положил, а не зашвырнул - кто-то другой. И при этом очень хотел, чтобы вы его нашли.

- Но гашиш! - не вытерпел Вальков.- Как ты объяснишь это? Или не от Гусева он перешел к Чуприну?

- Погоди,- остановил его Сергей.- Сейчас мы раз беремся и с ним. Давайте рассуждать. Если кому-то надо было свалить убийство на Чуприна, то на гашиш он делал особую ставку. И тут возникает третий момент. Смотрите сами. В тот день, рано утром Чуприн появляется в закусочной вместе с каким-то человеком. Потом они садятся в машину. В синюю машину с желтыми противотуманными фарами. Так сказал Ибадову человек, видевший его.

- Он мне этого почему-то не сообщил,- сердито сказал Вальков.- Какая была машина.

- Он молодой сотрудник,- возразил Сергей. - Он вообще не придал значения этому факту. И можно было бы не придать, если бы… Чуприн, тот парень и та же машина не оказались потом около аэропорта. Если бы затем та же машина не последовала за Гусевым на улицу Строителей. Если бы вечером она не оказалась вместе с Гусевым около Шпильковского переулка и не уехала оттуда вслед за ним. Ты помнишь? - обернулся он к Валькову.- Нам сказал об этой старик Сайыпов.

- Там была черная машина,- возразил Вальков, но тут же махнул рукой.- Впрочем, ясно. Темно же было.

- Вот именно,- подтвердил Сергей.- Ночью все кошки серы. И обрати внимание. Около Шпильковского переулка к Гусеву сел Чуприн. И в той машине осталось два человека. Их заметил Сайыпов.

- Значит, по-твоему, эта машина весь день следила за Гусевым? - недоверчиво спросил Вальков.- И тот ничего не заметил?

- Да, следила. Ты же сам видишь. И Гусев не заметил. Если бы он опасался такой слежки, если бы был настороже, если бы, наконец, не был чем-то расстроен, он бы заметил. Но он был расстроен и был очень далек от мысли о такой слежке. И вот у Шпильковского переулка тот, второй, человек послал наконец Чуприна к Гусеву и сказал ему примерно так: «Теперь поезжай домой, на Цветочную». А ведь до этого он целый день таскал его с собой на машине. И Чуприн не возражал. Почему? А потому, что тот обещал ему что-то. Помнишь, как утром Чуприн спешил к нему? Чем легче всего можно купить Чуприна? Конечно, наркотиком. Он отравленный человек. Он действительно гибнущий человек. А ему всего лишь девятнадцать лет! - Сергей взволнованно посмотрел на Нуриманова.- Его надо лечить, принудительно лечить!

- Согласен, - кивнул в ответ Нуриманов.- Продолжай, пожалуйста.

- Хорошо,- согласился Сергей, но тут же снова обеспокоенно спросил: - Да, а где Леров?

Нуриманов сдержанно усмехнулся:

- Носится на машине за каким-то лекарством.

- Достал?

- Не знаю..

- Надо достать.

- Достанем,- кивнул Нуриманов,- раз обещал, то достанем.- И повторил: - Продолжай, пожалуйста.

- Ну так вот,- снова собираясь с мыслями, сказал Сергей.- Значит, насчет Чуприна. Этот человек и дал ему гашиш как плату и послал домой. Вернее, послал он его в тюрьму, может быть, даже на расстрел. Потому что решил свалить на него убийство Гусева. Чуприн очень подходил для такой роли. Это был точный и хитрый расчет, что и говорить. И сделал его умный и хитрый человек.

- Которому надо было почему-то убрать Гусева, да? - спросил Вальков.- Так ты полагаешь?

- Да, я так полагаю,- ответил Сергей.- А ты?

- И он же, этот человек, уронил потом ту записку? - снова спросил Вальков, не отвечая на вопрос.

- Возможно,- подтвердил Сергей.- Вполне возможно. Кстати, что дала экспертиза по записке?

- Сейчас. Вот слушай.

Вальков надел очки и вынул из тонкой папки, которую принес с собой, листок с заключением эксперта.

Там указывалось, что почерк, каким написана записка, мужской, торопливый, принадлежит узбеку, человеку; не очень грамотному. Бумага является частью газеты «Правда Востока», оторвана от первой полосы ее, верхний правый угол. На обороте - часть газетного текста, это помогло установить день, когда газета вышла.

Дойдя до этого места, Вальков многозначительно посмотрел поверх очков на Сергея.

- Это накануне убийства Гусева,- сказал он.

- Понятно. Что там еще?

Далее в заключении говорилось, что характер отрыва небрежный. В сочетании с торопливым почерком это означает, что автор записки, видимо, спешил. В самом углу оторванного клочка другим карандашом и почерком проставлена цифра «14». Скорее всего, это номер дома подписчика, и проставил ее почтальон. Наконец, на записке имеются слабо различимые отпечатки бурого цвета. Это следы машинного или автомобильного масла. Можно предположить, что этим маслом были испачканы пальцы автора записки. Но идентифицировать их не представляется возможным.

- Вот, и все,- сказал Вальков, снимая очки.

- Немало,- заметил Сергей.- Добросовестный эксперт попался.- И деловито спросил, чувствуя, что все доводы его уже приняты и доказывать больше ничего не надо:- А теперь скажи, Алексей Макарович, как дела со связями Гусева, удалось их установить, ту девушку и Карима?

Вальков досадливо покачал головой:

- Никаких подходов пока нет. Их никто не знает из тех, кого знаем мы.- И, вздохнув, добавил: - Будем дальше работать. Их надо установить. Теперь особенно.

Знали бы Нуриманов и Сергей, как себя сейчас казнил Вальков. Если бы он не торопился, если бы его не подгоняли, он бы, конечно, заметил, как услужливо текли к нему в руки улики против Чуприна, он бы задумался над тем, как стоит машина Гусева, как спрятан нож, он бы заинтересовался, что это была за машина, в которую сели около закусочной Чуприн и тот человек. А зацепившись хоть за одно из этих обстоятельств, он бы не пропустил и остальные. Он бы сделал все то, что сейчас сделал Коршунов. И даже еще больше. Да, да. Ведь Гусев сказал Тулякову, что он в тот день, утром… Вот что надо еще потянуть!

- Гусев сказал Тулякову,- задумчиво произнес Вальков,- что в то утро он кому-то «объявил», что «все завяжет».

- Гусев? - насторожился Сергей.

- Да. Вначале мы подумали, не девушке ли той он объявил, что уходит от нее. Ведь он решил к жене вернуться.

- Не-ет,- покачал головой Сергей.- Это что-то другое. Любовь не «завязывают». Что-то другое,- по вторил он.- Что может стоить и жизни.

Итак, явственно обозначились две линии работы: убийство Гусева, которое оказалось не только не раскрытым, но еще более запутанным, чем вначале, и опасная ниточка, тянувшаяся из Ташкента в Борек, к Семенову, через Рожкова и Трофимова. Случилось то, чего так боялся Вальков: предстояло «гнаться сразу за двумя зайцами». Правда, запутанные следы их как будто пересекались и можно было предположить, что «зайцы» эти, как выразился Нуриманов, «из одной норы». Возможных точек пересечения было три: записка с адресом Семенова в машине Гусева, гашиш, фигурировавший в том и в другом деле, наконец, некий Карим, приезжавший однажды вместе с Рожковым в Борек и оказавшийся другом Гусева. Впрочем, все эти три обстоятельства или любое из них легко могли оказаться чисто случайным совпадением. Поэтому одинаково опасно было и отбросить их, и в них поверить. Одно было пока очевидным: и в том, и в другом деле удалось ухватиться за важные, хотя и промежуточные, звенья. Кто-то стоял за Чуприным в деле по убийству Гусева, кто-то стоял за Рожковым и кто-то послал его в Борек. Вот до них и предстояло сейчас докапываться, оставив пока в стороне возможные точки пересечения этих дел, чтобы не запутаться и не пойти по ложному следу.

В соответствии со всеми этими соображениями и был составлен новый план оперативных мероприятий.

Сергею предстоял новый допрос Чуприна.

Предварительно, однако, он решил повидаться с его сестрой, Ольгой Игоревной Кныш.

В кабинет к Сергею торопливо вошла молодая, очень полная женщина. Ее желтые, крашеные, волосы были сложены в огромный, вытянутый вверх пучок, чудом державшийся на затылке. Слегка оплывшее лицо ее раскраснелось, на лбу выступили бисеринки пота. На женщине было легкое, открытое платье, каждую минуту готовое, казалось, лопнуть под напором ее могучих форм. Маленькие темные глаза ее под припухшими веками светились любопытством.

Женщина остановилась у порога, прижав к груди сумку, казавшуюся в ее руках почти игрушечной, и неуверенно спросила:

- Простите, это вы будете товарищ Коршунов?

- Я. Проходите, пожалуйста,- ответил Сергей, вставая.

- Ой! - Женщина всплеснула пухлыми руками.- Ну, конечно, это вы! Как же я сразу не узнала. Ну, абсолютно вы, просто вылитый. Знаете,- словоохотливо продолжала она, подходя к столу,- это так интересно - увидеть вас вдруг живым. Я теперь всем буду рассказывать. Тамара Георгиевна, моя напарница, мы вместе работаем, не верила, что это вы. Говорит: «Однофамилец». Это же надо! А я была уверена, просто уверена. Вы знаете, у меня удивительные предчувствия бывают. Я иногда говорю мужу…

Сергей не сразу справился с этим потоком слов.

- Разве мы с вами встречались? - удивленно спросил он.

- Как сказать,- игриво ответила Ольга Игоревна, опускаясь на стул.- Вы со мной, конечно, не встречались…

«Иначе я бы тебя надолго запомнил»,- подумал Сергей.

- А вот я с вами встречалась,- продолжала Ольга Игоревна.- Я видела ваш портрет. В газете. Вы там такой серьезный и совершенно молодой. Ну совершенно. У нас в редакции все девочки в вас влюбились, имейте в виду. И какой очерк о вас был написан! Боже, какой очерк! Даже наш редактор на летучке говорил: «Вот какой материал нам нужен». А он у нас ужасно требовательный. И горячий. Если что не так, он просто на люстру кидается. Однажды, вы можете себе представить…

- Одну минуточку, Ольга Игоревна,- взмолился Сергей.- Вы мне потом все расскажете. Я вас пригласил, чтобы поговорить о вашем брате.

Оживление мгновенно исчезло с ее полного лица, она остановилась на полуслове и растерянно посмотрела на Сергея.

- О… брате?… О… Лёне? - прерывающимся голо сом, словно проглатывая одну косточку за другой, переспросила она.

Из глаз ее вдруг потекли слезы. Ольга Игоревна громко всхлипнула и, торопливо достав из сумки платочек, прижала его к глазам. Но сдерживаться у нее не было сил, она просто захлебывалась в слезах и не могла произнести ни слова. В конце концов она разрыдалась так бурно и громко, что в дверь даже заглянул кто-то из сотрудников.

Сергей стоял возле нее, держа в руках стакан с водой, и безуспешно пытался унять этот поток слез.

Наконец он поставил стакан, обошел стол и опустился и кресло. Закурив, он решил, что все средства исчерпаны и остается только ждать. Это было самое верное решение. Постепенно рыдания начали утихать, словно костер, и который больше не подкидывали хворост.

- Это ужасно, ужасно…- простонала Ольга Игоревна, вытирая распухшие от слез глаза, мокрые щеки ее тряслись.- Вы не можете себе представить, сколько горя он нам принес… Это незаживающая рана… Ради бога, простите, об этом нет сил говорить спокойно… Вы только подумайте! Был такой хороший мальчик, красивый, умный, сильный. Мы так гордились им. Он был один из первых в школе. И вдруг… после смерти отца… Лёня его обожал. Он просто молился на него. И так хотел с отцом, жить. Но папа был геолог. И все время уезжал и экспедиции. А Лёня не мог простить маме, что она ушла. Он ее возненавидел после этого. Я говорила: «Лёнечка, ну так нельзя. Это же все-таки мама». Он только грубил. И ничего не хотел слушать. А потом… эта отрава… этот ужас…

У нее не было сил говорить, она уже не плакала, она только задыхалась от волнения, ей не хватало воздуха. Полное лицо побледнело, на лбу обильно выступил пот. Ольга Игоревна прижала руку к горлу, и в глазах ее возник страх.

Сергей вскочил. Надо было вызывать врача.

Ольгу Игоревну на машине отправили домой. Перед этим ей сделали укол, принесли кислородные подушки. Врач, измерив кровяное давление, озабоченно покачал головой.

Сергей после этого долго еще ходил по кабинету, стараясь успокоиться.

Потом вызвал на допрос Чуприна.

Тот вошел, все так же сутулясь, заложив за спину руки, шаркая спадавшими, без шнурков, ботинками. Подойдя к столу, он с усилием, опираясь руками о худые, острые колени, опустился на стул.

Сергей некоторое время молча смотрел на него.

Чуприн сидел, безвольно опустив голову, морщинистое, измученное лицо его с впалыми щеками ничего не выражало, тусклые глаза неподвижно и равнодушно уставились в какую-то точку на полу.

- Ну что, Леонид, будем говорить? - спросил наконец Сергей.

Тот, не меняя позы, молча передернул плечами.

- Я должен тебе сказать,- продолжал Сергей. - Ты не убивал Гусева. Понял? Не убивал

- Убил…- тихо произнес Чуприн, не поднимая головы

- Нет, Леонид. Все было не так.

- Убил,- уже твердо повторил Чуприн.

- Нет. Это доказано. В тот вечер, на Цветочной, ты вылез из машины и пошел домой. А в нее сел другой человек. Вот он-то…

Чуприн вдруг поднял голову и пристально посмотрел на Сергея.

- Кто этот человек? - спросил Сергей.- Скажи, кто он.

Но Чуприн только молча покачал головой и отвел глаза.

- Он дал тебе гашиш,- продолжал Сергей.- Он целый день возил тебя на машине по городу. А вечером велел сесть к Гусеву и ехать домой. Он ведь так и сказал: «Теперь поезжай домой». Сказал?

Чуприн слабо кивнул головой, но тут же, словно спохватившись, снова поднял измученные глаза на Сергея и тускло, устало произнес:

- Хватит… я убил… и все тут… Я…

- Кто был этот человек? - повторил Сергей, чувствуя, что не в силах пробиться сквозь эту чугунную усталость и безмерную, смертельную апатию.

Чуприн молчал.

Сергей достал из папки с делом записку, найденную в машине Гусева, и показал ее Чуприну.

- Смотри. Ну, смотри же.

Чуприн с усилием поднял голову, взглянул на записку. На лице его ничего не отразилось.

- Тебе известна эта записка?

- Не знаю… Не моя…

- Ну, а кто такая Дина, ты знаешь? - снова спросил Сергей.

- Кто ее знает…- равнодушно ответил Чуприн.

- Вот погляди. Может, вспомнишь?

Сергей достал фотографию девушки, обнаруженную вбумажнике у Гусева.

Нет, Чуприн ничего не вспомнил. Скорее всего, он действительно не знал эту девушку.

- Ну что ж, Леонид, - сказал Сергей. - Тогда все. Не хочешь ты нам помочь, не надо. Того человека мы все равно найдем. А тебя будем лечить. Обязательно лечить; Гусева ты не убивал. Ты только себя убиваешь. И еще Олю…

Чуприн поднял голову. Впервые в глазах его мелькнула какая-то мысль, тревожная, взволновавшая его мысль.

- А ей-то чего? - хрипло спросил он.

- Она же тебя любит. Брат ведь ты ей. Родной брат.- Сергей досадливо нахмурился. - Она была у меня. Если бы ты видел, как она плакала…

Чуприн отвернулся. Губы у него вдруг задрожали.

- Ты хочешь вылечиться? - спросил Сергей.- Ну, отвечай же!

Чуприн безнадежно махнул рукой:

- Э-эх… Ладно уж…

- Если бы тебя видел отец, что бы он сказал? - стиснув зубы, процедил Сергей. - Он тоже был такой тряпкой?

- Ну! - крикнул вдруг Чуприн и вскинул голову.- Не трожь!

- Вот это уже другое дело, - улыбнулся Сергей.- Это вселяет надежду.

Когда Сергей остался один, он с усилием потянулся, закурил и только сейчас почувствовал, как устал.

Тяжелый разговор с Ольгой Игоревной и не менее тяжелый допрос Чуприна в общем ничего нового не дали и ни на шаг не приблизили к цели. А ведь Чуприн знает того человека. Неужели в его отравленном мозгу ничего не шевельнется?

Зазвонил телефон. Сергей снял трубку и услышал спокойный голос Нуриманова.

- Тюрьма сообщает: доставлен Рожков. Кто будет им заниматься?

- Я буду.

- Хорошо. Леров достал лекарство. Уже отвез.

- Молодец. Где он сейчас?

- Работает согласно плану. По почтовым отделениям.

- Ну, там ему работы хватит. Подписчиков искать. А где Вальков? С утра его сегодня не видел.

- Связи Гусева, - коротко ответил Нуриманов и в свою очередь спросил: - Тебе что-нибудь надо?

- Пока нет. Позвоню.

Сергей повесил трубку и задумался.

Из Борска доставлен Рожков. Но допрашивать его сейчас бесполезна. Никаких новых фактов у Сергея пока нет. Связи Рожкова в Ташкенте еще не установлены. Вот только Трофимов. Но это связь случайная. Их соединил тоже пока неведомый Юсуф. Неужели он не встретится с Трофимовым? Ведь. Рожков не вернулся, Семенов молчит. Единственный человек, который может сообщить о том, что произошло в Борске,- это Трофимов. Юсуф должен с ним встретиться. У него нет другого выхода: Вот только где и когда произойдет эта встреча? Удастся ли ее зафиксировать? И как поведет себя Трофимов?

Сергей снял трубку одного из телефонов и набрал короткий номер.

Ответил Нуриманов.

- Мне нужен Трофимов,- сказал Сергей.- Пошли кого-нибудь за ним. Он, наверное, еще на занятиях.

- Пошлю. Обедать собираешься?

- Спасибо. Я еще твоим пловом сыт.

- Ну-ну, слабо ел. Помню.

- Все равно. Обед потом. Жду Трофимова.

- Хорошо. Жди.

Они простились.

Да, Трофимов пока единственная известная связь Рожковав Ташкенте. А в Борске? Там Семенов, Стукова и кто-то еще, чей адрес потерял Рожков. Чей же это адрес? Это должен узнать Лобанов, обязательно должен узнать. Как там вообще у него дела, интересно.

Сергей посмотрел на часы и торопливо вышел из кабинета.

В дежурной части его мгновенно связали с Борском.

К телефону подошел Храмов.

- Николай Григорьевич, привет. Коршунов говорит.

- Здравия желаю, товарищ полковник

- А где Лобанов? - усмехнувшись, спросил Сергей.

- Выехал, товарищ полковник… в городскую больницу.

- Что случилось? Ах, да…

Сергей засмеялся.

- Как себя чувствуете, товарищ полковник? - участливо спросил Храмов.

- Нормально. Даже зарядку делаю. Вы мне вот что скажите. Установили связи Рожкова?

- Так точно, товарищ полковник. Семенов и Стукова.

- Их адрес он знает. Бывал у обоих.

- Так точно.

- А других его знакомых в Борске не нашли?

- Пока нет, товарищ полковник. Занимаемся.

- Как здоровье Жаткина?

- Все в порядке. Вышел на работу.

- Ну ладно. Привет Лобанову и всем товарищам.

- Слушаюсь. Желаем удачи, товарищ полковник.

Сергей досадливо повесил трубку.

В кабинете его поджидал маленький черноволосый Ибадов. Узкие глаза его весело блестели.

- Чего это вы такой довольный? - улыбнулся Сергей.

- Суббота, товарищ полковник.

- Ну и что? С утра отдыхаете?

- Никак нет. Но Алексей Макарович приказ вам велел передать,- хитро прищурился Ибадов.

- Ишь ты. Какой же?

- Прибыть сегодня вечером к нему, пожалуйста. И нам с Гошей тоже. А сейчас…- Ибадов прищурился еще хитрее.- Сама Полина Осиповна звонила. Уточняла.

Сергей засмеялся:

- А плов будет? Я теперь только на плов хожу.

- Все будет. И Нина будет, пожалуйста. Самая красивая девушка в Ташкенте. Так Гоша говорит. Он это точно знает.

Ибадов неожиданно вздохнул.

- И вы так полагаете? - с улыбкой спросил Сергей.

- Обязательно! Очень хорошая девушка,- снова загорелся Ибадов. - Сами увидите, пожалуйста.

В этот, момент в кабинет заглянул один из сотрудников и доложил, что приехал вместе с Трофимовым.

- Пусть заходит,- распорядился Сергей и кивнул Ибадову: - Ну, до вечера.

Ибадов торопливо вышел, пропустив в кабинет высокого плотного паренька в мятом пиджаке, под которым виднелась клетчатая рубашка, ворот ее был расстегнут. Это был Трофимов.

Остановившись у порога, он хмуро и настороженно посмотрел на Сергея. Лицо у него было скуластое, упрямое, на выпуклый лоб падала темная челка.

- Долго меня таскать будете? - спросил он.- Ни в чем я не виноватый. Подумаешь, чемодан с барахлом вез.

- Проходи и садись,- строго сказал Сергей.- Поговорить надо.

Он уже прочел протоколы допросов Трофимова и кое-что знал о нем еще со слов Лобанова.

- Ну так вот,- продолжал Сергей, когда Трофимов опустился на стул возле его стола.- Тебе, Борис, семнадцать лет, это, как ты понимаешь, вполне достаточно, чтобы понимать, что хорошо и что плохо. А вот впутался ты в очень плохую историю.

- Уже выпутался,- все так же хмуро, но не очень твердо возразил Трофимов.

- Верно, выпутался. Хотя и не по своей воле, заметь.

- Майор хороший попался.

- Тоже верно. Фамилия его, кстати, Лобанов,- улыбнулся Сергей.- Большой мой друг. Он мне про тебя рассказывал.

Улыбка у Сергея была удивительно располагающей. Живое смуглое лицо со шрамом на щеке и голубыми глазами в лучинках морщинок у седоватых висков становилось в такой момент вдруг простым и добрым, каким-то даже домашним. И люди невольно улыбались ему в ответ. Улыбнулся и Трофимов, застенчиво и чуть виновато, сам словно стесняясь своей улыбки.

- Главное сейчас, Боря, в другом,- покачал головой Сергей.- Ты-то выпутался и, надеюсь, никогда больше не впутаешься.

- Да уж. Будьте спокойны.

- Вот-вот. Но преетупление-то осталось пока не рас крытым. И мы должны его раскрыть. Нельзя позволить отравлять людей, губить их. Нельзя, понимаешь? Закон и совесть не позволяют.

- Еще бы не понимать. Ясное дело, не позволяют.

- Между прочим, чемодан мы тот нашли. Вот он, гляди.

Сергей подошел к шкафу и, достав оттуда чемодан, протянул его Трофимову.

- Узнаешь?

- Точно, он,- кивнул тот.- Я на нем колбасу резал. Вон, видите? Знал бы, что там, нипочем не резал. И вообще… не полез бы. Я уж майору говорил. Это точно.

- Он тебе поверил. И я верю.

Сергей видел, как паренек постепенно словно оттаивает. Исчезла настороженность, в голосе появились какие-то новые, доверчивые, искренние нотки.

- Придется, Боря, нам помочь,- вздохнув, сказал Сергей.- Без тебя трудно нам будет.

- Чем помочь-то? - Трофимов удивленно и чуть испуганно посмотрел на Сергея.

- Ты больше не видел этого… Юсуфа?

- А-а… Видел.

«Ну вот,- пронеслось в голове у Сергея.- Так я и знал».

- Где ты его видел?

- На улице. Он в машине проехал. За рулем.- И насмешливо прибавил: - Говорил, жить ему негде. А сам на машине разъезжает.

- Какая же у него машина?

- «Москвич». Четыреста восьмой. Новый совсем. Красного цвета, как пожарный.

- А номер не заметил?

- Не. На номер я не посмотрел.- Трофимов усмехнулся: - Сыщик из меня неважный.

- Зато человек ты, кажется, стоящий. И если Юсуф к тебе придет…

- Он мне монеты обещал.

- Ну, монет не жди. Поручение его ты, слава богу, не выполнил. Но он придет узнать, что случилось в Борске. Ведь Рожков оттуда не вернулся.

- Иван? А вы почем знаете?

- Задержан он.

- Ну да?

Трофимов с изумлением посмотрел на Сергея.

- Что ж тут удивительного? - усмехнулся Сергей.- И не таких задерживали.

- Он говорил, у него там знакомая баба есть. Всегда спрячет, если что.

- А тебе, если что, куда велел прятаться?

- Мне-то? - неуверенно переспросил Трофимов.- А никуда. Чего мне прятаться? Его, он говорил, искать могут. А меня кто будет искать?

- А его, значила могут искать,- задумчиво повторил Сергей и, взглянув на Трофимова, неожиданно спросил: - Что бы ты, Боря, делал, если бы Семенов не встретил тебя на вокзале, куда бы ты пошел?

- Домой к нему, куда же еще? - пожал плечами Трофимов.- У меня же вон чего было.- Он брезгливо кивнул на чемодан.

- Конечно, куда же еще с ним идти,- подтвердил Сергей и снова спросил: - А где живет Семенов, ты знал?

- Не. Иван обещал сказать, и… не знаю… не успел, что ли. Еще в поезде должен был.

«Не успел,- подумал Сергей.- Так-таки не успел? Ну, Рожков, теперь есть о чем с тобой поговорить. Кажется, есть». Он почувствовал нетерпение. «Погоди, погоди,- сказал он себе.- Только не торопись. Надо еще кое-что сделать и кое-что выяснить».

…Ибадов оказался на месте, когда ему позвонил Сергей, и тотчас зашел к нему в кабинет. Живой, энергичный, он словно ждал этого звонка и заранее уже был полон желания выполнить любое поручение.

Мурат не только помнил слова Валькова, сказанные им накануне прилета Коршунова: «Это не просто знающий, опытный работник, это - талант, каких мало». Теперь Мурат сам убедился в справедливости этих слов. Как Коршунов перевернул, как опроверг их, казалось бы, неопровержимые выводы! Это было сделано так ювелирно и точно, так психологически тонко, что не только обижаться или сердиться, но даже огорчаться было невозможно. Только помогать, помогать изо всех сил идти дальше. Ведь Коршунов теперь взвалил на свои плечи всю ответственность за успешное раскрытие дела по убийству Гусева. И уже что-то нащупывает, безусловно, нащупывает! А ведь на нем лежит и другое не менее серьезное дело, ради которого он прилетел в Ташкент.

- Послушайте, Мурат,- сказал Сергей, когда молодой оперативник вошел к нему в кабинет.- Вы помните людей, которые видели Чуприна в закусочной и около аэропорта?

- Помню, конечно! - воскликнул Ибадов.- Могу их найти хоть сейчас, пожалуйста.

- Их надо будет найти. И пригласить сюда. Но сначала надо будет сделать вот что…

Сергей говорил спокойно, неторопливо, стараясь умерить горячность свого молодого помощника. Ему хорошо было известно это состояние, когда начинаешь вдруг явственно ощущать плохо пока различимый, но кажущийся совсем близко финиш, конец большого, запутанного дела. И нервы уже не выдерживают размеренного, последовательного хода событий, медленного, осмотрительного движения вперед. Хочется все ускорить и сократить, и невыносимы остановки и петли. Но раскрытие преступления не беговая дорожка, и спурт на финише ему больше всего противопоказан. Один слепой рывок, один слишком поспешный шаг - и все может полететь. Ведь борьба тут идет не с секундами и метрами, а с живым, совсем не глупым, порой очень хитрым врагом, который, чем ближе к концу, тем все яростнее, все изобретательнее обороняется. Поэтому тут надо в кулак зажать нервы, ни в коем случае не торопиться и все предусмотреть. Ох, как трудно это было когда-то самому Сергею, как он спешил и как расшибался! А сейчас так же трудно взять себя в руки вот этому парню. И надо ему помочь, надо, чтобы он не нервничал и не спешил.

- Вы все поняли, Мурат?- спросил Сергей.- И не спешите. Людей надо выбрать точно, чтобы у нас не было тут осечки.

- Понял! Конечно, понял!

- И приготовьте фотографии еще нескольких человек, близких ему по возрасту, по цвету волос, и без усов, бороды, очков, словом, без особых примет, которых нет у него. Вы понимаете?

- Ну, конечно, Сергей Павлович!

- Завтра воскресенье, но придется поработать.

- Что за разговор! Конечно поработаем, пожалуйста.

- Хорошо. Начинайте сейчас же.

Ибадов, кивнув, пулей выскочил из кабинета, но тут же с виноватым видом вернулся и взял забытую на столе кепку.

Сергей с улыбкой посмотрел ему вслед и позвонил Валькову. Тот оказался на месте.

- Зайду сейчас,- сказал Сергей.- Хочу тебя попросить кое о чем.

Разговор с Вальковым был совсем другой, чем с Ибадовым. Валькова не надо было сдерживать и успокаивать, он сам мог кого угодно успокоить, и осмотрительности у него хватало на двоих. Да и видел он куда дальше; чем Ибадов, и скорого финиша не ждал.

- Есть один подонок,- неторопЛиво и задумчиво сказал Вальков, крутя в руках очки.- Некий Замков по кличке Кат. Окружение и связи Чуприна знает как свои пять пальцев.

- Такой именно человек и нужен,- подтвердил Сергей.

- Человек…- усмехнулся Вальков.- Это, милый мой, не человек, а, как бы тебе сказать?… Словом, мать родную продаст, друга, кого хочешь. И наговорит на них такого, чего свет не видывал. Вернее, чего ты хочешь, то он и наговорит.

- Опасная порода,- заметил Сергей.

- Куда там. Опаснее не придумаешь. И главное, носом чует, чего тебе надо. Вот ведь что. Чуприна он сразу в убийцы записал.

- И все-таки с ним придется потолковать,- вздохнул Сергей.- Выбора у нас нет и времени тоже. При этом запутать, чтобы ничего не учуял, и все, что можно, узнать. Не мне тебя учить.

- Это понятно, - кивнул Вальков и посмотрел на часы.- Теперь уж только завтра.

- Да, конечно,- согласился Сергей.- Но завтра обязательно. Прямо с утра. Поэтому сейчас надо все подготовить.

- И еще,- продолжал Сергей.- Пусть ГАИ проверит по своим учетам. Красный «Москвич» четыреста восьмой. Это тоже путь к Юсуфу.

- Не простой. Ведь тысячи машин. И каждого владельца такого «Москвича» надо еще проверить. А этот Юсуф, может быть, вообще не живет в Ташкенте.

- И все-таки по этой линии надо тоже идти. Сам понимаешь.

- Пойдем, конечно. Но Рожков может нам дать Юсуфа быстрее.

Да, с Вальковым все было по-другому. Его не надо было учить и призывать к осмотрительности. Его надо было поторапливать.

Но прежде чем встретиться с Рожковым, прежде чем провести новый, может быть решающий его допрос, надо было осуществить еще одно мероприятие, попробовать раздобыть еще одну улику.

Важная эта улика таилась в гашише, который был конфискован в Борске и который привезли туда Трофимов и Рожков.

Сергей долго еще размышлял, чертя какие-то кружки и квадратики на бумаге, потом снял трубку, нашел нужный номер в длинном списке под стеклом и позвонил.

Ему ответил женский голос.

- Добрый вечер. Говорит Коршунов, - сказал Сергей. - Это Зара Халиковна? Мы с вами вчера уже познакомились. Вы успели что-нибудь сделать?… Успели? Вот спасибо! Ну и как?… Совпало? Значит, одна партия?… Отлично. Огромное вам спасибо: Можно получить письменное заключение?… Не надо. Я сам сейчас зайду.

Сергей неторопливо убрал со стола бумаги и вышел из кабинета.

«Ну что ж, - думал он, шагая по длин нежу коридору.- Кажется, завтра мы все закончим. И в понедельник мы с тобой поговорим, Рожков. Как следует поговорим. Деться тебе будет некуда».

Но в то же время Сергей прекрасно понимал, что деться Рожкову будет куда. И на том пути, который мог избрать Рожков, Сергея ждала только половина победы, причем наименее важная. А половина победы для Сергея равносильна поражению, временному, конечно, но поражению.

Мысль о Рожкове не покидала Сергея и на следующий день, когда он готовился к допросу.

Да, конечно, думал Сергей, Рожков человек опасный, очень опасный, он способен отравить жизнь многим людям, даже отнять ее у кого-то. На совести именно таких, как Рожков, искалеченные судьбы совсем молодых, неопытных ребят вроде Чуприна или Трофимова. Только Трофимов - это начало такой судьбы, а Чуприн - ее конец. И бороться с такими, как Рожков, дело необходимое. А для этого надо обшарить все темные углы, все выгребные ямы. Что и говорить, грязная работа, конечно, и небезопасная, кстати. А погибнуть от бандитского ножа совсем не то, что на фронте или испытывая новый самолет, покоряя горную вершину, прививая себе вирус неведомой болезни. Но разве дело в том, где драться и от чего погибнуть? Главное все-таки, за что драться и погибать.

Сергей неожиданно вспомнил, как знакомый журналист, тот самый, который потом написал о нем в газете, однажды пригласил его к себе в клуб на диспут: «Героическая тема в литературе». «Писатели придут,- сказал он.- О вашей работе тоже, наверное, будут говорить». Сергеи усмехнулся, но пошел. Диспут оказался интересным. Говорили о военных романах, о книгах, посвященных разведчикам, путешественникам, морякам, летчикам. Сергею запомнилось одно выступление. Говорил писатель, Сергей не расслышал его фамилии. Это был пожилой человек, высокий, с впалыми щеками, в очках, говорил хорошо поставленным голосом, свободно, с горячим пафосом, сурово и убежденно. «Нечего писать о преступниках,- сказал он.- Оставим это Агате Кристи. Эта кровавая дама любит убивать. Я не принимаю этой темы. Она не воспитывает благородные, высокие чувства, она соблазняет юные души ложной романтикой преступлений. Подобные книги могут нанести только вред». С ним заспорили. Но Сергей видел, что этого человека никто не переубедил, он твердо остался при своем мнении, писатель, который ничего не увидел в его, Сергея, работе. «Не расстраивайся,- сказал на обратном пути тот самый журналист,- Златов не прав. Знаешь что? - Он остановился.- Вот я возьму и напишу о тебе, бывшем солдате. А? Ручаюсь - получится отличный материал!» Кажется, именно тогда ему и пришла в голову эта мысль. «Глупости»,- сердито ответил Сергей. Как будто он нуждался в чьей-то поддержке, как будто он не был убежден в полезности и важности своей работы.

Почему Сергей вдруг вспомнил сейчас этот случай? Сейчас некогда было заниматься воспоминаниями. Сергею предстоял сложный и очень важный допрос. И надо было к нему готовиться.

В понедельник утром в кабинет к Сергею ввели Рожкова. Длинный, худой, обросший черной щетиной, он, прихрамывая и заложив за спину руки, прошел к столу. На губах у него застыла насмешливая ухмылка. Всем своим видом Рожков словно говорил: «Ничего я не боюсь. Плевал я на тебя». Но Сергея не обманула эта игра, некоторые играли и получше. Он чувствовал: Рожков напряжен, все у него внутри натянуто, как струна, и он готов к схватке.

- Вот мы с вами и в Ташкенте, Рожков,- спокойно сказал Сергей.- Можем продолжить разговор,

- Вы куда хошь приволокете.

- Куда надо,- поправил Сергей.- Здесь у вас, оказывается, много знакомых. Ката, например, знаете?

- Кто его не знает, вошь эту,- презрительно ответил Рожков.

- Он и других ваших знакомых назвал.

- Мало ему морду били.

Сергей пожал плечами.

- Кажется, не мало.

Он назвал еще несколько имен, и Рожков не очень охотно подтвердил знакомство. Никакой опасности эти люди для него не представляли.

- Ну, вот еще Ленька Чума, тоже знаете? - спросил Сергей.

Впервые Рожков задумался, потом безразлично пожал плечами:

- Этого не помню. Может, и встречал где.

- Ну что ж,- сказал Сергей.- Давайте тогда сперва займемся Борском. И условимся заранее. Человек вы опытный. Волынку не тянуть. То, что доказано, не отрицать. Глупо будет. И не в ваших это интересах. Договорились?

- Не фрайер. Знаю.

- Вот и хорошо. Итак, в Борек вы приезжали дважды. Один раз с Каримом, второй раз с Трофимовым. Правильно?

- Ну, правильно. Чего там?

- Карим тоже вор?

Рожков усмехнулся:

- Мне когда-то один умный мужик сказал: «Все воруют, сколько смелости хватит. Один гвоздь украдет, другой квартиру возьмет. А у кого ее совсем нет, тот воров ловит». Или не так?

- Конечно, смелости большой не надо, чтобы воров ловить. Это он прав. А насчет того, что умный, не сказал бы. Только и хватило ума из вас вора сделать. Он и Кариму это говорил?

- Карима, начальник, оставь,- нахмурился Рожков.- Вы его не знаете, и я его не знаю.

- Ну что ж, оставим пока,- согласился Сергей.- А не скажите, почему второй раз с вами поехал не Карим, а Трофимов?

- Почем я знаю? - отрывисто произнес Рожков.- Поехал, и все.

- Допустим пока, что не знаете. Но ведь Трофимов не знал Семенова. Так?

- Ну, так.

- А теперь скажите: что бы делал Трофимов, если Семенов не встретил бы вас на вокзале?

- К нему потопал. Что же еще?

- Ну да, конечно. Вы же бывали у Семенова, адрес его знаете. Он, кстати, на какой улице живет?

- На… Полевой, что ли. Или Луговой…

- А дом?

- Дом?… Не помню, в общем. Записан у меня адрес был.

- Потеряли?

- Ага. Да я и так бы его нашел.

- Зачем же записывали?

- Для Борьки. Зачем же еще?

- Где же вы этот адрес потеряли?

- В поезде. Все карманы обшарил, не нашел.

- Да. Мне пассажиры рассказывали, как вы его искали. Не надо было столько пить с Сенькой.

- Ишь ты, - уважительно произнес Рожков.- И в поезде моем, выходит, побывали?

Испуга в его голосе, однако, не было.

- Побывали. И между прочим, записку ту нашли.

Сергей небрежно достал из папки клочок бумаги и показал Рожкову.

- Она,- кивнул тот и поинтересовался: - Где ж она, зараза, валялась?

- Там, где вы ее потеряли,- медленно произнес Сергей.

Он с трудом подавил охватившее его волнение. Рожков, уловив что-то в его голосе, насторожился. Все так же медленно Сергей спросил:

- Ну, а кто такой Гусев, а? Зачем ты его убил, Рожков?

Секунду стояла звенящая тишина в кабинете. Рожков застыл на своем стуле, вперив в Сергея неподвижный, пристальный взгляд. Сдвинулись, почти слились густые, черные брови над хмурыми глазами, и взбухли каменные желваки на скулах, так стиснул зубы Рожков. Потом, шевеля непослушными губами, произнес:

- Никого… не убивал… Не знаю такого… Гусева…

Сергей вздохнул и покачал головой:

- Ведь мы условились. Что доказано, того не отрицать.

- Попробуй докажи сперва, начальник.

- Ну что ж. Слушай.

Раскрыв лежавшую на столе папку, Сергей вынул из нее стопку бумаг, йотом не спеша закурил и подвинул пачку сигарет к Рожкову:

- Закуривай, если хочешь. Слушать придется долго.

Рожков негнущимися пальцами вытянул сигарету, не сводя глаз с Сергея, словно сторожа каждое его движение. Потом чиркнул спичкой, сломал ее, достал другую, снова сломал и, наконец, прикрыл широкими, грязными ладонями вспыхнувший огонек.

«Сколько же на этих руках крови»,- подумал Сергей.

- Ну что ж, теперь слушай, Рожков,- повторил он.- Слушай. Убийство ты совершил накануне отъезда и Борек. В тот день рано утром ты встретился с Ленькой Чуприным. Ты его хорошо знал. Это подтвердили многие. Сговорился ты с ним о встрече заранее. Обещал дать наркотик. И этот несчастный парень бежал к тебе сломя голову. Вы зашли с ним в закусочную около вокзала. Затем вы сели в машину, синюю «Волгу» с желтыми противотуманными фарами. Ты потом мне скажешь, чья это машина, потом, когда убедишься, что главное про тебя мы знаем. Ты же не будешь фрайером, Рожков. Так вот. На этой машине вы весь день следили за Гусевым. Он ничего не подозревал. Иначе, конечно, заметил бы вас. Вы были с ним у аэропорта, на улице Строителей. Вас там видели и тебя снова опознали, Рожков. Вот еще один протокол. Можешь посмотреть. Эти люди опознают тебя снова, если понадобится, уже не по фотографии. Поздно вечером, около одиннадцати, вы оказались около Шпильковского переулка. Ты решил, что пора действовать. Дал Чуприну обещанный наркотик, велел пересесть D машину Гусева и ехать домой, на Цветочную. Возле Шпильковскаго переулка вас снова видели. Вот протокол допроса водителя Сайыпова. Ты тоже видел его машину, к ней подходил Гусев. И вы поехали следом за ним на Цветочную. Там Гусев высадил Чуприна, а ты в это время вышел из своей машины. И когда Гусев развернулся, ты сел к нему, на заднее сиденье. И тут же, Гусев даже не успел включить счетчик, ударил его сзади рукояткой ножа. Ты все хитро рассчитал. Так хитро, что мне даже кажется, кто-то тебе помог. Нож-то был у Чуприна, ты его украл накануне. И этот нож ты потом подбросил к его дому. Здесь ты допустил ошибку, Рожков. Ты подбросил его очень неуклюже, около самой дорожки. Но, прежде чем подбросить нож, ты сунул в карман убитого Гусева горстку того же самого наркотика, который дал Чуприну. Ты правильно рассчитал. Вернее, правильно рассчитал тот, другой, что поиск начнется вокруг машины Гусева, вокруг места убийства. И Чуприн сразу попадает в поле нашего зрения. И у него найдут тот же самый наркотик. Одного вы не учли, Рожков, да, впрочем, и не могли учесть. Ведь тот самый наркотик, из той же партии, ты повез с Трофимовым в Борек. Тот же самый, понимаешь? Вот заключение экспертизы. Можешь посмотреть. Но главный твой промах, Рожков, заключается не в этом…

Сергей помедлил и затянулся сигаретой. Чем больше он волновался, тем внешне спокойнее и медленнее говорил. Сейчас он на секунду умолк. Предстояло нанести последний удар.

Молчал и Рожков. Он молчал все время, не сводя хмурого, пристального взгляда с Сергея. Он даже не посмотрел на бумаги, которые тот выкладывал перед ним, он смотрел только на него, не отрываясь, стиснув зубы, забыв про сигарету, которая давно Погасла у него в руке.

- Вот эта самая записка,- Сергей сделал жест рукой, - которую ты искал в поезде. Но ты ее потерял не там, Рожков. Ты ее потерял раньше, в машине Гусева. Когда выхватил из кармана нож или доставал в темноте наркотик. Там ее и нашли, Рожков. Именно там, а вовсе не в поезде. Тебе нужны еще доказательства?

Рожков молчал и все так же пристально, стиснув зубы, глядел на Сергея. Рука его с погасшей сигаретой чуть заметно дрожала.

И снова звенящая тишина возникла в кабинете.

- Так вот, теперь я тебя спрашиваю,- глухо сказал Сергей.- За что ты его убил? Будешь отвечать?

- Девку не поделили,- произнес Рожков еле слышно.

Сергей покачал головой:

- Нет. Я даже думаю, что ты вообще не знаешь, почему убил. Тебе велели. Вот и все. И заплатили. Да, ты такой, Рожков. Ты можешь и так убить. Но вот кто тебе велел, это ты знаешь. Кто же это, а?

Рожков не отвечал. Он только смотрел, пристально и недобро смотрел в глаза Сергею.

- Не хочешь говорить? Ладно. А кто написал ту записку? - выждав, снова спросил Сергей.- Это не твой почерк. И ты не знаешь адреса Семенова.

Рожков не отвечал. И не двигался. Он вообще словно оцепенел.

- Молчишь? Тогда я тебе скажу. Это один и тот же человек. К нему тянется убийство. К нему тянется и гашиш. По-моему, тебе лучше его назвать.

Что-то дрогнуло в окаменевшем лице Рожкова, он отвел взгляд от Сергея, посмотрел на свои руки и шевельнул губами.

- Я не слышу, - медленно сказал Сергей.

Тут Рожков хрипло и резко произнес:

-^: И не услышишь.

- Вот как? Тогда я тебе скажу его фамилию. Борисов.

- Не знаю такой,- передернул плечами Рожков. Он постепенно словно просыпался, сбрасывая с себя оцепепение.

«Ведь он действительно не знает»,- подумал Сергей.

- А Юсуфа ты знаешь?

- Не знаю. Никого, начальник, не знаю. Запомни! - со злостью произнес Рожков.

- Ну что ж, - ответил Сергей.- Тебе виднее, как себя вести сейчас. Только учти, именно сейчас многое решается в твоей судьбе.

Рожков откинулся на спинку стула и насмешливо сказал:

- Брось, начальник. Все равно все подохнем и на том свете встретимся. Тогда плевать будет, кто кем был.

- Ну, до этого я надеюсь поймать еще не одного такого, как ты,- ответил Сергей.- Чтобы людям спокойнее жилось.

- Спокойнее? Все равно война будет. Что я, не знаю?

- На войну не надейся, Рожков. Ты мал и глуп, чтобы о ней говорить,- строго произнес Сергей.- А вот твоя война с людьми кончена. Навсегда кончена. Все. На этом и мы с тобой пока кончим.

Он вызвал конвой.

Когда Рожкова увели, в кабинет зашел Вальков. Взглянув на Сергея, он покачал головой.

- Ну, брат, и вымотался же ты.

- Что поделаешь,- рассеянно ответил Сергей и, помолчав, сказал: - Ничего не получилось, Алексей Макарович. Рожков ничего не сказал.

- Следовало ждать,- спокойно ответил Вальков,

- Что же будем теперь делать?

- Искать,- пожал плечами Вальков.- Еще актив нее, еще продуманнее. У нас есть за что уцепиться. Что ни говори, а есть.

- Да, пожалуй…

Сергей только сейчас в полной мере ощутил, каким поражением обернулся успех в разоблачении Рожкова, какой неудачей. И, невольно вздохнув, с горечью спросил:

- Выходит, все сначала?

- Ну и что? Хотя бы и сначала. Хватка у нас бульдожья. Ты знаешь. За что уцепились, того не выпустим.- Вальков сердито посмотрел на Сергея.- Я твоей меланхолии не понимаю. И давай считать, что я ее вообще не заметил.

Глава 6 ЗАГАДОЧНЫЙ ЮСУФ

В тот вечер Сергей сделал странное открытие: в его номере кто-то побывал. Никакого беспорядка, конечно, не было, и ничего не пропало. Фотоаппарат, например, по-прежнему лежал на столе, его даже не сдвинули. Но чья-то чужая рука все же прошлась по вещам. Нет, это не была горничная, убиравшая каждый день номер. Ее следы Сергей уже знал: отодвинутое кресло около письменного стола, протертая пепельница, загнанные к стене под кроватью спортивные туфли, чистая бумага в мусорной корзине и вымытый стакан около графина со свежей водой. Но на этот раз были совсем другие приметы: не до конца задвинут ящик письменного стола, приоткрытая створка шкафа и чемодан в нем чуть сдвинут в сторону, на аккуратно застеленной самим Сергеем кровати, к которой обычно не притрагивается горничная, подушки лежали не совсем так, как обычно, а дверца тумбочки оказалась неплотно закрытой.

Сергей внимательно оглядел комнату. Больше никаких признаков чужого присутствия не было. Он повесил пиджак в шкаф и подошел к письменному столу. Да, в ящике кто-то определенно перебирал бумаги и книги. Он вернулся к шкафу и вытащил чемодан. Вещи в нем лежали чуть-чуть в ином порядке, чем обычно. И там неизвестный человек что-то искал. Он учинил настоящий секретный обыск, осторожный и, на первый взгляд, незаметный. Что же он искал? Неужели он мог предположить, что Сергей держит в номере служебные бумаги? Нет, конечно. Но, кроме них, что его могло интересовать? Хотя… Почему же обязательно служебные бумаги? Какая-нибудь записка на память, чей-то адрес, телефон, фамилии, наконец. Да, пожалуй, он мог на это рассчитывать. И это его тоже могло устроить.

В общем, история неприятная.

Кто же это мог быть? Горничная? Сергей припомнил: горничных на этаже было две. Одна молоденькая, простенькая девушка, старательная и неразговорчивая, даже пугливая. Кажется, ее зовут Аня. Она, застенчиво потупясь, здоровалась, когда Сергей проходил мимо, и ни за что не решалась заглянуть в номер, если Сергей был там. Вторая горничная была пожилая и хмурая, с усталым худощавым лицом и седеющими волосами под косынкой. Она, не стесняясь, заходила в номер, иногда заговаривала с Сергеем, как-то даже сердито пожаловалась на низкую зарплату и цены на рынке. Убирала она быстро, сноровисто и равнодушно. Видимо, давно работает в гостинице и ко всему привыкла. Нет, пожалуй, ни одна из горничных не могла учинить такой обыск. Кто же еще? Дежурная по этажу? В этот день работала молодая, сдержанная женщина, красиво одетая, с густо подведенными бровями и ресницами на румяном, холеном лице. Судя по тому, как она относилась к жившим на своем этаже, все ее интересы лежали где-то вне гостиницы. На работе она была олицетворением строгости и порядка

Нет, скорей всего, в номере побывал кто-то посторонний. Он, вероятно, подобрал ключ и, улучив момент, когда в коридоре никого не было, открыл дверь.

Пожалуй, надо спросить дежурную и горничных, не появлялся ли в течение дня посторонний человек на этаже.

Сергей направился было к двери и уже взялся за ручку, но потом раздумал. Нет, не стоит спрашивать, не стоит привлекать внимание к этому случаю. Надо выждать. Ведь тот человек ничего не нашел и может повторить свою Попытку.

На столе зазвонил телефон. Сергей снял трубку. Энергичный женский голос спросил:

- Это товарищ Коршунов?

- Да. Слушаю вас.

- Товарищ Коршунов, с вами говорят из редакции газеты. Моя фамилия Мальцева. Мне поручено взять у вас интервью и вообще побеседовать с вами. Это возможно?

- Это, конечно, возможно,- улыбнулся Сергей.- Но почему именно со мной? Я веди приезжий. А у вас тут есть…

- Нет, нет, у меня задание встретиться именно с вами. О наших товарищах мы уже не раз писали. А о вас спрашивают читатели, есть письма. И мы хотим воспользоваться вашим приездом.

В голосе женщины звучали непреклонные, напористые нотки.

- Ну, если спрашивают и у вас такое задание,- Сергей пожал плечами,- давайте встретимся.

- Когда вам удобно?

- Завтра вечером. Часов в восемь. Только предварительно позвоните. Мало ли что случиться может.

- Очень хорошо. Значит, до завтра.

«Настойчивый народ эти газетчики,- подумал Сергей, вешая трубку.- Конечно, задание есть задание. Тут умри, но сделай».

Он задумчиво прошелся по комнате, подошел к раскрытому окну. На подоконнике в широкой вазе плавали распустившиеся розы, огромные и необычайно красивые. Сергей невольно нагнулся и понюхал их.

В окно волнами вливался теплый воздух, шевелил волосы, приятно обдувал лицо. Сергей закурил и оглядел площадь перед гостиницей. Возле ярко освещенного подъезда стояли машины, на тротуаре было много людей. Женщины в открытых, легких платьях, мужчины в рубашках с короткими рукавами. Да, жарко здесь. А в Москве еще ходят, наверное, в пальто. В Борске не сошел снег.

Перед Сергеем раскинулась знакомая уже до мелочей, шумная, оживленная площадь. Рядом с гостиницей светятся огни огромного нового универмага. Напротив, через площадь, расположен ресторан, оттуда все время доносится музыка. Проплывают длинные освещенные троллейбусы, снуют, нервно сигналя, машины. Вдаль уходит широкий, новый проспект, голубые неоновые огни ожерельем вытянулись над ним на длинных, изогнутых, как лебединые шеи, мачтах. И машины, машины вдали… Их почти не видно. Только поток желтых огоньков подфарников движется к площади, а им навстречу льется поток красных огоньков удаляющихся от площади машин. Красивое зрелище! Четко видны только машины, стоящие у гостиницы. И среди них…

Сергей невольно насторожился. Внимание его привлек красный новенький «Москвич». Почему? Ведь самый обыкновенный «Москвич», каких тысячи. Скромно стоит между двумя «Волгами», серой и черной. Может быть, его яркая окраска так бросается в глаза? Нет… Сергей задумался. В последние дни что-то слишком часто попадается ему на глаза красный новенький «Москвич», слишком часто… И потом… Кто-то говорил ему про такой «Москвич»… Ах, да! Трофимов говорил. Он видел, как в таком именно «Москвиче» ехал этот самый Юсуф… Может быть, поэтому Сергей стал обращать внимание на все красные четыреста восьмые «Москвичи»? Да, скорее всего. А тут еще это странное, происшествие у него в номере.

Сергей посмотрел на часы. Не поздно. Можно, пожалуй, пройтись или спуститься в ресторан, поужинать. Нет, никуда идти не хочется. Все-таки здорово он устал за целый день.

В дверь постучали.

- Войдите! - крикнул Сергей, отходя от окна.

Вошла горничная, пожилая, высокая, в белом переднике. В руках она держала щетку на длинной ручке. Видно, подметала коридор. И Сергей сразу вспомнил ее имя.

- Что, Софья Егоровна, никак, дежурите сегодня?

Он был не прочь поговорить с ней.

- А что поделаешь? - сердито ответила та.- Приходится свои копейки отрабатывать. Другие вон…- Она кивнула на окно.- А ты тут цельный день пылью дыши да по этажам бегай. И все равно всего не переделаешь.

Она привычно провела ладонью по полированной дверце шкафа и сердито покачала головой.

- Вот как знала. Опять Анька пыль не стерла. О, господи. Срам один. За что только людям деньги платят.

И, достав из широкого кармана фартука тряпку, она быстрыми движениями стала протирать шкаф.

- Ну, а как жизнь-то, Софья Егоровна? - спросил Сергей.

- Жизнь-то? Да по-разному. Вот племянника у меня надысь посадили. Ни за что ни про что, я так вам скажу. Одно беззаконие у нас. Выпивши, говорят, был. Ну, а если и выпивши? Дело, значит, какое. Нешто за это сажать позволено?

«Понятно, чего ты пришла,- подумал Сергей,- За племянника хочешь похлопотать».

- А вот других за агромадные дела сперва будто сажают, а потом выпущают,- продолжала Софья Егоровна, усердно вытирая со шкафа пыль.- Чего уж там. Все про то знают. Есть богатые люди. Тыщи не жалеют. Другой раз, конечно, и правильно дают, я так скажу, раз ни за что человека посадили. А умные люди находятся и берут. Кто ж от таких денег откажется? Дурачок только.

«Э, милая, куда это ты переехала?» - удивленно подумал Сергей.

Но та будто и сама почувствовала, что «переехала» не туда. Убрав тряпку и хозяйским взглядом окинув комнату, она уже другим, озабоченным тоном сказала:

- Я чего еще зашла. Днем тут к вам двое приходили, спрашивали. Мужчина и женщина. Говорят, знакомые. А я и не знала, чего сказать. Когда вы, значит, будете. Они номер ваш записали, сказали, звонить будут.

- Записки не оставили?

- Записки? - Она помедлила.- Мне не оставляли. А там кто их знает. Может, Любовь Гавриловне передавали.- И лениво закончила:- Ну ладно. Пойду. Извиняйте.

Она вышла.

Сергей задумчиво посмотрел ей вслед.

Странный, однако, получился разговор. Любовь Гавриловна - это дежурная по этажу. Сергей видел ее совсем недавно, когда брал ключ от своего номера. Она ему ничего не сказала и ничего не передала. Может быть, эти двое приходили, когда она отлучилась, потому они и разговаривали с горничной? Но тогда они не могли и оставить записку дежурной. Кто же такие эти двое? Никаких знакомых у Сергея в Ташкенте нет. Странно…

Он прошелся по комнате и снова подошел к окну. Красного «Москвича» возле гостиницы уже не было.

…Утром Сергей, как всегда, проснулся около семи, без всяких усилий сделал зарядку - легкая рана в боку, почти царапина, уже не мешала ему,- потом принял душ:

Когда он вышел из ванны, то неожиданно увидел из-под двери высовывавшийся белый уголок записки. Он мог поклясться, что, когда проснулся, записки этой под дверью не было.

Сергей осторожно вытянул сложенный вчетверо глянцевый листок, осмотрел его, по-разному поворачивая к свету, потом развернул и прочел: «Возьми большие деньги. Кончай дело. Таксиста убил Рожков Иван. Гашиш достает у знакомых людей в кишлаке. Вот и все. А то будет не очень хорошо. Оставь записку дежурной».

Первым желанием было выглянуть в коридор. Но Сергей удержал себя. Бесполезно. Даже вредно. Во-первых, там уже никого нет. Это ясно. А искать, расспрашивать, суетиться вредно. Тут надо все обдумать.

Сергей перечитал записку. Почерк незнакомый. Адрес Семенова на обрывке газеты был написан другим почерком. Тут даже никакой экспертизы не потребуется. Написано заранее, старательно, без помарок, шариковой ручкой. А главное, неглупо написано. Так, и в самом деле можно закончить расследование, на Рожкове.

Он стоял посреди комнаты в одних трусах, с мокрыми, взъерошенными волосами, перекинув через плечо полотенце.

Итак, ему предлагают взятку и предупреждают, что в противном случае «будет не очень хорошо». Что же это должно означать все? Ну тут, пожалуй, ясно. Они, видимо, испугались. Они поняли, что от Рожкова он придет к ним. Но записка эта означает и кое-что еще. Они знают, что Рожков задержан, что разоблачен Семенов. Откуда они могут все это знать? Круг людей, ведущих дело здесь, в Ташкенте, ограничен и за каждого можно поручиться: Нуриманов, Вальков, Леров, Ибадов. Вот и все. Нет, тут утечки информации быть не может. Хотя… Леров и Ибадов молодые ребята, они могут проговориться случайно или рассказать кому-то из сослуживцев.

Сергей помнил подобный случай. Это было давно, еще в МУРе. Но Козин был случайный человек в розыске, завистливый, самодовольный и мелкий. К тому же он еще влюбился в ту девушку. А ее отец… Да, Козин - это особый случай. Ничего похожего сейчас нет. Ибадов и Леров совсем другие ребята. Правда… Сергей улыбнулся. Они тоже, кажется, влюблены. Особенно Леров. Сергей прекрасно помнил тот вечер у Валькова. Хотя это совсем другое дело. И все же… Это только один, к тому же наименее возможный, источник утечки информации. Какой же другой? Из Борека? Но там Лобанов, там Храмов… Однако там еще и Стукова Нинель…

Сергей вдруг почувствовал легкий озноб. Из раскрытого окна тянуло прохладой… Черт возьми, надо одеться. Он подошел к тумбочке и взглянул на часы. Ну конечно! Он уже опаздывает.

Торопливо одеваясь, Сергей продолжал обдумывать неожиданно возникшую ситуацию. «Оставь записку дежурной». Это надо сделать. Нельзя обрывать возникшую ниточку. Она может оказаться самым коротким путем к цели. Да, это надо использовать и сделать все чисто, чтобы не вызвать никаких подозрений. Поэтому не надо предупреждать дежурную, не надо устанавливать за ней наблюдения. Все это потом. А пока… Он заинтересован. Он, черт возьми, умный человек. Кто же откажется от «больших денег»? Так, кажется, говорила вчера Софья Егоровна. Н% она ли и подложила эту записку? Вполне возможно. По чьей-то просьбе, конечно.

Сергей подошел к окну. Ему почему-то показалось, что у подъезда гостиницы снова должен стоять красный «Москвич». Но «Москвича» там не было. Зато там стояла машина из городского управления и ждала его.

Сергей достал листок бумаги, сел к столу и, секунду подумав, написал: «Все не так просто. Надо встретиться». Затем аккуратно сложил записку, достал из шкафа пиджак и, выходя, внимательно оглядел комнату.

Передавая ключ и записку дежурной по этажу, Сергей сказал:

- Очень вас прошу, если ко мне придут и спросят, не оставлял ли я записку, передайте пожалуйста. Кстати…- Он огляделся.- Я хотел попросить Софью Егоровну… Она здесь?

- Уже сменилась,- ответила дежурная.- А что вы хотели?

- Да так, простирнуть мне кое-что. Давно она сменилась?

- В шесть утра. Вы можете попросить Аню,- любезно предложила дежурная.- Или сдать в нашу, прачечную. Правда, это будет дольше.

- Неважно,- ответил Сергей.- Успею.

«Выходит, записку подложила не она,- подумал Сергей, спускаясь по лестнице.- Странно. Все очень странно».

Приехав в управление, Сергей сразу направился к Нуриманову. В приемной он спросил секретаршу:

- Начальство у себя?

- Да, конечно,- улыбнулась та.- Проходите, пожалуйста. Там свои сотрудники.

У Нуриманова заканчивалась утренняя оперативка. Он кивнул вошедшему Сергею и, словно уловив его нетерпение, коротко объявил:

- Все. Через час, Усманов, зайдите ко мне. Обсудим операцию по рынку. Подготовьте людей, свяжитесь с райотделом: Сабиров, вылетайте в Бухару. Задержание проведете ночью. И чтобы ни одна собака там не тявкнула. А вы, Голиков, в аэропорт. Приметы вам известны. Алексей Макарович, задержитесь.- И повторил:- Все, товарищи.

- Давай заниматься нашим делом, Сергей Павлович.

Сергей подсел к столу и сказал:

- Есть внеочередная информация. Большие деньги мне предлагают. Вот почитайте.

Он положил перед Нуримановым записку.

Тот внимательно ее прочитал и передал Валькову, который уже достал очки.

- Ну, что скажете? - спросил Сергей, когда записка вернулась к нему.

- Грубо работают,- покачал головой Вальков, по привычке вертя в руке очки.- Видно, напуганы. Но тебя засекли.

- Онимного чего засекли,- многозначительно заметил Сергей.- Интересно, как они получат мою ответную записку и как организуют встречу. Вот тогда и посмотрим, грубо они работают или нет.

- Надо ждать,- подтвердил Нуриманов.- Сейчас вмешиваться нельзя. Но надо быть наготове.- Он взглянул на Валькова.

- Да, конечно,- согласился тот.- Ловко они на Рожкова все предлагают повесить. Это можно использовать.

- Рано,- возразил Нуриманов.

- Не сейчас, конечно. Потом. Но пригодится.

- А теперь по делу,- сказал Сергей и обратился к Валькову: - Вот что меня сейчас интересует. Ты, Алексей Макарович, когда расследовал убийство Гусева, зацепился за одну деталь, но потом ушел от нее. Вспомни-ка. В тот день Гусев кому-то объявил, что навсегда «завязывает». И ты проследил час за часом весь его тот день. Помнишь?

- Ясное дело, помню. Объявил он утром, до встречи у рынка с Туляковым. Причем никуда для этого не заходил и не заезжал. Больших стоянок у него не было. И холостяка тоже. А насчет «час за часом»,- Вальков вздохнул,- этого не удалось. Мы зафиксировали только его приезд утром в аэропорт. Что было до этого, не знаем. А до этого он мог все кому-то объявить. Хотя бы тому же Рожкову. Тогда тот и решил его убрать. Следуя чьему-то приказу, конечно.

- Нет,- покачал головой Сергей.- С Рожковым он не встречался. Иначе тому не удалось бы потом целый день следить за ним на синей «Волге». Гусев встретился с кем-то другим. Повтори-ка, кто его видел у аэропорта?

- Видел Туляков. Видел Волков. Все его друзья, таксисты. Видела, наконец, та женщина с мальчиком, которых он посадил.

- А что они видели, эти люди?

- Что? Ну, Туляков видел, как Гусев женщину с мальчиком посадил, как за ним Волков отъехал. Волков видел, как Гусев к аэропорту подъехал, как вышел из машины, увидел знакомого, потом как женщину ту на улицу Строителей вез и высадил там.

- Та-ак. Что же это за знакомый был? - спросил Сергей.

Вальков вздохнул:

- Установить не удалось. Волков его самого даже не видел. Тот в машине сидел.

- В какой машине?

- Красный «Москвич», четыреста восьмой,

Сергей насторожился. Опять красный «Москвич»! Значит, это был Юсуф? Все же Юсуф? Да, скорей всего, именно ему объявил Гусев, что «завязывает», Значит, он имел какие-то дела с этой шайкой? Как же попал к ним такой парень, как Гусев? Ведь хороший парень был. И имел друга Карима. И Карим же ездил с Рожковым в Борек. Это, конечно, один и тот же человек. Не он ли затянул Гусева в шайку? И еще Гусев был влюблен в какую-то. Дину, а та, оказывается, любила другого. Вернее, любит. Она-то ведь жива, и тот человек тоже. А Рожков на последнем допросе сказал, когда Сергей изобличил его в убийстве Гусева: «Бабу не поделили». С ходу придумал или проговорился? Не в него ли влюблена, эта Дина? Но в любом случае, если он ее знает, то ее знает и Юсуф. И она их знает.

- О чем думаешь? - спросил Нуриманов.

- Думаю я вот о чем…

Сергей неторопливо, последовательно, сам словно заново все обдумывая и взвешивая, передал ход своих мыслей.

- Да,- согласился Нуриманов.- Верно думаешь. И этот Юсуф очень активная фигура. Не он ли и Борисов, а?

- И не он ли выписывает «Правду Востока» в дом четырнадцать?- добавил Вальков.

- Все может быть,- сказал Сергей.- Надо узнать, как там твои хлопцы работают, каждый по своей линии. А что слышно по линии ГАИ?

- Работают. Выявили первые семнадцать красных «Москвичей». Проверяем владельцев. Пока ничего нет.

- Так-ак. Ну, пошли, потолкуем с твоими хлопцами.

- Давайте,- согласился Нуриманов.

Вальков и Сергей вышли из кабинета.

В коридоре Сергей негромко сказал:

- Обрати внимание, Алексей Макарович. Судя по их записке, произошла утечка информации. А ею здесь, в Ташкенте, обладают только… раз, два, три, четыре, пять человек.

Вальков потер свой высокий, с залысинами лоб и устало прищурился. Он прекрасно понял, кого перечислил Сергей и, помолчав, сдержанно сказал:

- Значит, утечка идет не из Ташкента.

- Тогда из Борска, больше неоткуда. Но там Лобанов.

- Там не один Лобанов.

- Тоже верно,- задумчиво согласился Сергей.- Надо будет ему позвонить. Пусть кое-кого проверит.

В кабинете Валькова они застали Лерова и Ибадова. Молодые сотрудники о чем-то оживленно спорили, но при виде входящего начальства тут же умолкли и поднялись СО своих мест.

- Ну что ж, давайте займемся,- сказал Вальков, усаживаясь к столу и по привычке доставая из верхнего кармана пиджака свои очки.- Докладывайте, кто чего откопал. Ну, давай ты, Мурат.

- У меня Борисов,- недовольно сообщил Ибадов.- Николай Борисов. В Ташкенте их, оказывается, четыреста семнадцать. Это просто ужас, понимаете! Кто из них получил до востребования письмо из Борска, на главном почтампе установить никак нельзя. Нет там такого учета. Я спрашивал. Предъявил паспорт, отдали ему письмо - И все. Следов не остается. Если бы еще заказное было. Тогда распишись, пожалуйста. А так…- Он вдруг лукаво усмехнулся, блеснув черными узкими глазами.- Я опыт сделал, пожалуйста. Взял у соседа паспорт. Старик, понимаете, в очках. И русский. Прихожу на почтамт, сую, пожалуйста, этот паспорт в окошечко, спрашиваю: «Есть письмо?» Девушка на меня даже не посмотрела. Перебрала все письма на букву «эс» - Смирнов его фамилия, соседа,- паспорт вернула, говорит: «Нет вам ничего». Вот, пожалуйста, бдительность. «А Борисову,- говорю,- есть? Товарищ просил узнать». Тоже посмотрела. «Нет»,- говорит. Ну и вот, пожалуйста.- Ибадов сокрушенно вздохнул: - Остается четыреста семнадцать Борисовых. Ужас просто. Мне этот Борисов Николай сниться даже начал.

- В каком же это виде, интересно? - улыбнулся Сергей.

- А так, пожалуйста. Шляпа, темные очки, кашне до носа накручено, пальто, перчатки. Идет, палочкой, как слепой, постукивает. Я к нему подхожу, говорю: «Снимите очки, гражданин, никакой вы не слепой». Снимает. Глаз нет, пожалуйста. Ужас просто. А шляпу снял, головы под ней нет. Я больше спать не мог. И первый раз в жизни сон запомнил.

- Уэллса почитай. «Невидимку»,- ехидно посоветовал Леров.- Он там как раз такой, без лица и без ничего, одна одежда.

- Зачем читать! Я его сам во сне видел, пожалуйста! - воскликнул Ибадов.- Совсем уснуть не мог, честное слово.

- Плохо,- покачал головой Вальков.- Чем больше Борисовых, тем ты должен быть внимательнее. Нам не во сне, нам наяву надо с ним встретиться. Одного пропустишь, а он, может, тот самый и есть.

- Я так решил.- Ибадов сердито сузил глаза.- Отброшу всех детей до шестнадцати, у кого паспорта еще нет. Всех стариков, которые…

- Стариков нельзя,- вздохнув, возразил Сергей.- У них паспорт можно украсть или попросить. Сам ведь опыт провел. И о каждом Борисове надо узнать, что за человек. И не пропадал ли у него паспорт. Большая работа.- Он посмотрел на Валькова.- Кого-нибудь в помощь тут надо.

- Сам найду! - запальчиво объявил Ибадов.- Через три дня найду, пожалуйста. Раз он мне сниться стал, собака такая. Отец не снится, брат не снится, а он снится! Совсем спать не буду, а найду!

- Ладно,- согласился Вальков.- Два дня еще поработай, а там видно будет, как дело пойдет.- Он повернулся к Лерову: - Ну что у тебя, Гоша?

Громадный Леров пригладил широкой ладонью вьющиеся волосы,: откашлялся и, насупившись, сказал:

- Почтальоном стал. Хоть сумку вешай. Но я, знаете, в одиночку работать не привык. Тут же сеть на весь город надо набросить. Все дома четырнадцать, где «Правду Востока» получают, установить. Шутка? Даже сниться тут нечему,- скупо усмехнулся он.

- Кого же ты привлек? - спросил Вальков, крутя в руке очки.- Инициатива - дело хорошее. Но советоваться с руководством в таких случаях не мешает.

- Нельзя же по всякому пустяку бежать к вам, Алексей Макарович,- хмурясь, возразил Леров.

- Это не пустяк.

- Понятно, что не пустяк.

Лерову явно было неприятно, что начальство делает ему замечание, тем более при Коршунове, к тому же замечание, по его мнению, несправедливое. Не новичок же он в конце концов вроде Ибадова, сам понимает, кого можно привлечь к такой работе. И Сергей в душе согласился с ним, но промолчал.

- Кого же ты привлек? - повторил вопрос Вальков.

- Участковых инспекторов, кого лично знаю,- сдержанно ответил Леров.- Кое с кем пришлось раньше работать.

- Так. И что же?

- Установили пока тридцать семь адресов. Никаких подозрений не вызывают. Продолжаем работу.

- Знакомые фамилии или имела не попадались? - спросил Сергей.- Например, Борисов, Рожков, Трифонов, Гусев, Чуприн или Юсуф, Карим, Дина.

Он перечислил все их быстро, без всякого напряжения, слишком много было связано с каждым из этих имен.

- Всех помню. Но пока не попадались,- все так же сдержанно ответил Леров.

- А знакомые адреса?

- Не попадались.

- Ну что ж,- заключил Вальков,- продолжайте работу.

- Это очень важная работа,- добавил Сергей.- И тут все зависит от внимательности и добросовестности. Обе сети действительно заброшены через весь город. И в конце концов в них непременно попадается то, что нам надо. Главное - не пропустить: И следите, чтобы не утекла информация. Никому не должны быть известны имена, которые я перечислил. Да и все остальное тоже.

Когда Леров и Ибадов ушли, Сергей посмотрел им

- Хорошие у тебя ребятки. Надежные.

- Неплохие, - согласился Вальков.

- Надо только приучать их к самостоятельности» - добавил Сергей.- Пусть сами принимают решения и несут за них ответственность. На порученном участке, конечно.

Вальков суховато кивнул в ответ. Он понял намек.

- А теперь,- предложил Сергей,- давай поищем новые линии работы по этому делу. У меня уже нет сомнений: Гусев каким-то образом попал в шайку. За ним охотился Рожков. Он дружил с Каримом, тоже членом шайки. Наконец, он влюбился в Дину, которая любит другого, и об этом знал Рожков, знал, потому и сказал: «Бабу не поделили».

- Может быть, она любит Рожкова?

- Вряд ли. Что-то непохоже. Он бы так легко об этом не сказал. Но вот Гусев… Он был членом шайки… и вдруг «завязал»… Тогда они решили его убрать…

Сергей задумался.

- Все это вполне возможно,- подтвердил Вальков и добавил: - Может быть, еще раз допросить Рожкова? Он ведь все знает. И эта записка, где они продают его с потрохами, развяжет ему язык.

- Рано его допрашивать. Одной запиской язык ему не развязать. Это преступник опытный. Он понимает, что ему грозит за убийство. И придумал самый подходящий мотив - ревность. И вешать себе на шею еще и участие в какой-то опасной шайке он не будет. Кроме всего прочего, тогда появится совсем другой, куда более тяжкий мотив убийства. Нет, если его не припереть к стенке уликами, он ничего не скажет. А у нас их пока нет. Только записка. Этого мало. И ее надо приберечь. Но вот Гусев… Гусев… Что-то тут есть, черт возьми!

Они еще долго сидели с Вальковым, припоминая и обсуждая каждую деталь, каждый самый мелкий факт в этом запутанном деле.

Потом Сергей говорил с Борском.

На этот раз к телефону подошел Лобанов.

- Привет, старик,- обрадованно произнес он.- Как самочувствие?

- Порядок, порядок. Как твое самочувствие, лучше скажи?

- Отлично! Все просто отлично!- прокричал Лобанов.

- В больнице, говорят, пропадаешь?

- Зачем? Это, старик, уже пройденный этап.- И вдруг, понизив голос, торопливо добавил: - Знаешь, у нее муж действительно врачом был.

- Что значит «был»? - улыбнулся Сергей.- А теперь он кто?

- Теперь тоже. Но прохвостом оказался. Наташа от него ушла. И сына забрала. Ох, какой сын, ты бы видел! Очень перспективный парень, честное слово.

- Ну, ну. Я вижу, у тебя и в самом деле на этом фронте порядок. А вот как на другом, посмотрим. Где Семенов?

- Еще в больнице.

- А Стукова?

- Взята подписка о невыезде. Возбуждено дело.

- Не арестовали?

- Дочь ведь у нее. Да и следствию уже помешать не может. Присматриваем, конечно. Никаких писем, ни каких гостей. Притихла.

- Догадываюсь. Она уже сообщила кому-то сюда, в Ташкент, что арестован Рожков. И насчет брата, видимо, тоже. К счастью, все обернулось нам на пользу.

- Вот как! - Голос Лобанова стал напряженным и злым.- Ну это мы учтем, будь спокоен.

- Да уж постарайтесь. Имей в виду, ей могут звонить из Ташкента.

- Понятно.

Они простились.

Потом Сергей выехал в одно из почтовых отделений к Лерову. Тот по телефону сообщил, что наткнулся на очень подозрительный адрес. Тщательная проверка, однако, заставила отбросить это подозрение.

Вечером Сергей усталый вернулся в гостиницу.

Получая у дежурной ключ от номера, он спросил:

- Я тут оставил записку. За ней приходили?

- Приходили, приходили,- подтвердила та.- Женщина какая-то. Вы ведь не написали, кому именно отдать.

- Не знал, кто придет. Да и неважно, - махнул рукой Сергей.- Получили, и ладно. Спасибо.

Он прошел по коридору к своему номеру и открыл дверь. Зайдя, Сергей внимательно осмотрелся. Нет, как будто никто сюда без него не входил, за исключением горничной, конечно. Ее следы были налицо: чистая пепельница, туфель под кроватью не видно, загнаны к стенке, кресло около стола сдвинуто в сторону.

Тем не менее он выдвинул один за другим ящики письменного стола и убедился, что там все в порядке и даже листок бумаги, как бы случайно положенный так, что его нельзя не сдвинуть, если дотронешься до содержимого ящика, и тот лежит на своем месте. Затем Сергей вытащил чемодан и убедился, что и туда никто не заглядывал.

Он закурил и подошел к окну. Огромная площадь жила своей обычной, шумной, суетливой жизнью. Светились вдали зеркальные окна, ресторана, над ними переплелись в длинном названии разноцветные неоновые трубки. Мелькали огни машин. В окно врывались гудки, урчание моторов, чьи-то возгласы, обрывки музыки… И тонкий аромат роз на подоконнике.

Сергей размышлял. Итак, записка получена. Интересно, что они предпримут дальше. Ведь встретиться же необходимо. Это они понимают. Как же они организуют эту встречу? И как они ее обставят, обезопасят себя? И как поступить ему, когда встреча произойдет? Задержать? Это ничего не даст. Их придется тут же отпустить. Если, конечно, не придет сам Юсуф. Его опознает Трофимов. А других никто не опознает. Например, Карима. Рожков опознавать его не будет, а больше некому. Да, их придется сразу отпустить. И как их задержать? Хорошо, если придет один человек, ну два. А если больше? И встречу они устроят, конечно, внезапно, так, как удобно им. Отказаться? Но тогда все, ниточка будет оборвана. Ну нет. Он все-таки потянет за эту ниточку, а там будет видно, кто на ее конце. И надо быть ко всему готовым, к любой хитрости. Они ведь тоже боятся. Вот, например, позвонит сейчас телефон…

И, словно подслушав его мысли, на столе резко и неприятно зазвонил телефон. Сергей вздрогнул и торопливо подошел к стулу. Надо же, черт возьми!

- Слушаю,- произнес он как можно спокойнее.

- Сергей Павлович? Добрый вечер. Это Мальцева, из газеты. Так вы уже дома?

И Сергей с невольным облегчением ответил:

- Дома. И мы можем встретиться, если хотите. Мой номер триста седьмой.

Он совершенно забыл о звонке этой Мальцевой и потому был с ней сейчас особенно любезен, видимо из чувства раскаяния: обещал и забыл, это уже никуда не годилось.

- Спасибо. Я выезжаю…

Голос женщины, как ив первый раз, звучал энергично, весело, да же обрадовано.

Сергей положил трубку и огляделся. Как будто все в порядке и можно принимать прессу. Интересно, о чем будет спрашивать его эта Мальцева? Зачем он приехал в Ташкент? Или где он родился? Кто его родители? Почему он выбрал такую профессию? М-да.

Сергей, разгуливая по комнате, досадливо закурил и снова подошел к окну. Вид оживленной площади, мелькание огней там неожиданно подействовали на него успокаивающе. «Ладно,- решил он,- как-нибудь выпутаюсь».

В дверь негромко постучали.

Сергей поспешно открыл ее, успев по дороге зажечь свет: в комнате стало уже совсем темно.

На пороге стояла высокая смуглая молодая женщина в легком бежевом платье с коричневой сумкой на длинном ремешке через плечо. Сергей отметил про себя независимый и в то же время смешливый взгляд ее черных глаз.

- Можно? - улыбнувшись, спросила она.

- Да, конечно. Я вас жду,- торопливо сказал Сергей.

Женщина была очень хороша собой, и это невольно сковывало его.

- Присаживайтесь,- сказал он.- Вот на диван. Или к столу. Как вам удобнее.

- Спасибо. Я вот сюда сяду.

Она опустилась на диван возле круглого столика с огромной хрустальной пепельницей посередине.

«Сейчас начнет записывать каждое слово»,- с беспокойством подумал Сергей.

- К сожалению, я ничем не могу вас угостить,- вдруг сказал он, сам огорченный этим откровением.

- Ну что вы! - засмеялась Мальцева. Имейте в виду, во-первых, это вы у нас в гостях. А во-вторых, я пришла по делу. Кстати, меня зовут Алла Георгиевна, это если вы захотите обратиться ко мне по имени.

- Наверное, захочу,- улыбнулся Сергей.

- А вы раньше бывали у нас в Ташкенте?

- Нет, и очень жалею.

- Как же так? - удивилась Мальцева - Вам же много приходится ездить.

- Немало. И где только не побывал! Вот вы знаете, например, такой город…

Сергей незаметно втянулся в разговор и скоро сам увлекся, рассказывая о городах, где довелось ему побывать и где, оказывается, не бывала его собеседница. А заодно он невольно рассказывал и о делах, которые привели его туда. Дела, как всегда, были сложные и запутанные.

Но вдруг, осекшись на полуслове, Сергей смущенно сказал:

- Я пожалуй, напрасно вам все это рассказываю. Об этом не стоит писать. Работа у нас… как бы это сказать?… Ассенизаторская, что ли.

- Перестаньте,- сердито возразила Мальцева, и красивы! глаза ее нахмурились.- Как вам не стыдно.

Сергей улыбнулся:

- Вы меня не так поняли. Я не стыжусь своей работы. Я ею горжусь и считаю весьма нужной пока. Но мы имеем дело с такими человеческими пороками, с такими низменными чувствами и грязными помыслами, что, вероятно, незачем пачкать ими людей. А без этого нет и нашей работы. Или вы напишете неправду, красивую такую, розовую неправду.

- Ну что вы говорите! - запальчиво воскликнула Мальцева.- По-вашему, Достоевский, например, пачкал людей или писал неправду?

- То Достоевский. И к тому же сто лет назад. Впрочем…- Сергей помедлил.- Я, пожалуй, не прав. Согласен. Тема преступления и наказания - вечная тема. Как человеческая совесть, как жажда справедливости, как стремление к счастью.

- О, да вы философ,- засмеялась Мальцева.

Сергей махнул рукой:

- Просто я увлекся. А если говорить серьезно, то о нашей работе, конечно, следует писать, только правильно писать. Чтобы кого-то предостеречь, чтобы сделать людей активными в борьбе со злом. Вот так я понимаю задачу.

- И еще рассказать о людях, которые такую борьбу ведут,- наставительно добавила Мальцева.- Активнее всех ведут. Опасную борьбу, нужную, благородную. Имейте в виду, рассказ о живых людях и их борьбе всегда впечатляет больше, чем простые рассуждения об идеях, принципах, морали.

Она внимательно посмотрела на Сергея и вдруг спросила требовательно и деловито:

- Откуда у вас этот шрам на щеке?

- Этот? - смутился Сергей, невольно дотрагиваясь до щеки.- Длинная история. Мы расследовали одно дело. Давно. Я тогда работал в МУРе. Дело это получило у нас шифр «Черная моль». Потому что все началось с одной меховой фабрики…

Сергей, продолжая рассказывать, закурил.

Мальцева слушала, подперев ладонью щеку, потом тоже вытянула сигарету из пачки и, не сводя с Сергея глаз, закурила. В ее взгляде Сергей прочел такой напряженный интерес, что невольно подумал: «Почему она так слушает? Может быть…» Он не додумал до конца, сам увлекшись рассказом. Он вдруг так ясно вспомнил те давние события: и огни ресторана «Сибирь», и занесенный снегом поселок Сходня, и то подлое письмо, и многое, многое другое.

Когда он закончил, Мальцева решительно объявила:

- Вы умеете рассказывать. И с вами легко работать. Читатели с ходу проглотят этот материал, имейте в виду.

- Вам так кажется. Просто я…

- Нет уж.- Она приподняла руку.- Можете мне поверить. Вы знаете свое дело, а я свое.

- Это верно,- согласился Сергей.- Не смею спорить.

- Еще один вопрос,- сказала Мальцева.- Страшноватая у вас работа, надо признать. Неужели ив Ташкенте может случиться что-нибудь подобное с вами или с вашими товарищами? Ведь вы не случайно приехали к нам, признайтесь.

- Конечно, не случайно, - улыбнулся Сергей.- Но все в конце концов не так страшно. Я, очевидно, сгустил краски. А Ташкент - чудесный город. Хотя я даже не успеваю его как следует посмотреть.- Он решил уйти от этой нежелательной темы: о делах в Ташкенте рассказывать пока не следовало.- И скажу вам откровенно, мне чертовски хотелось бы попасть еще в Самарканд. Ведь я почти рядом с ним!

- Да, это удивительный город. И там удивительные, потрясающие памятники тысячелетней культуры. Люди едут туда со всех концов света, чтобы все это увидеть хоть раз,- наставительно проговорила Мальцева. Она как будто не заметила, что Сергей ушел от темы их разговора.- Вот если бы вы могли задержаться у нас… Знаете что? - Она вдруг оживилась, и большие, красивые глаза ее заблестели.- Вы можете быть свободным послезавтра вечером?

- И что тогда? - улыбнулся Сергей.

- Тогда вы увидите… Это даже больше, чем памятники: старины, имейте в виду. Вы увидите душу народа, его характер, его обычаи. Хотите?

- Очень.

- Прекрасно.- Она загадочно посмотрела на Сергея.- Тогда… мы пойдем с вами на свадьбу. Послезавтра. Договорились?

Сергей засмеялся:

- Это вторая свадьба, на которую меня приглашают. Неужели в Ташкенте так часто свадьбы?

- Вас уже пригласили? Куда же?

- Я познакомился с одним замечательным стариком. С очень трудной фамилией. Сейчас я вам скажу… Сайыпов, вот как.

- Значит, на свадьбу Амана Турсунова? - Она всплеснула руками.- Так и я вас туда зову. Я писала о его отце. И мы подружились. Это их махаля справляет.

- Я второй раз слышу это странное слово.

- Это очень важное слово. Вы потом поймете. Значит, решено?

- Решено,- весело подтвердил Сергей.

…А на следующее утро он обнаружил под дверью записку: «Будь на свадьбе Турсунова».

В управлении Сергей первым делом отыскал Валькова. Он положил перед ним записку и многозначительно сказал:

- Прочти-ка.

Вальков не спеша надел очки, пробежал глазами записку и посмотрел поверх стекол на Сергея.

- Выходит, второе приглашение получаешь?

- Третье,- задумчиво поправил его Сергей.- Вчера еще одно получил.

Он рассказал о визите Мальцевой. -…И наутро после ее ухода появилась записка. Сергей испытующе посмотрел на Валькова.

- Ты что?- усмехнулся Вальков.- Мы эту журналистку знаем. Она действительно о Турсунове писала.

- Это еще не довод.

- Конечно. Но мы же ее знаем.

- Что ж, бывают и совпадения,- пожал плечами Сергей.

Но про себя он все же отметил поведение Мальцевой, ее попытку узнать,чем занимается Сергей в Ташкенте, ее приглашение, после которого и появилась записка.

- М-да, - задумчиво произнес между тем Вальков, снимая очки.- Значит, они рассчитывают встретиться с тобой там.

- Выходит, что так. А вот тебе, Алексей Макарович, идти туда нельзя, хоть и пригласили. Спугнешь. Тебя ведь все знают.

- Пожалуй. А если еще ты за меня извинишься, скажешь, что я не смог, они решат, что ты нарочно от меня отделался. Ведь, раз они узнали, что приглашен ты, значит, знают, что и я приглашен.

- Смотря от кого они узнали.

- Только одному тебе, я думаю, идти не следует. Мало ли что,- продолжал Вальков, явно игнорируя последнее замечание Сергея.

- А моя дама? - насмешливо осведомился Сергей.

- Ну, дама не в счет,- усмехнулся Вальков.- Пусть-ка еще Мурат пойдет. Все-таки будет у тебя под рукой свой человек. Он у нас недавно, его мало кто знает.

- Это бы неплохо. Но его же не приглашали.

- Э, милый. Не знаешь ты узбекской свадьбы. Здесь рады каждому гостю. И будет на ней человек сто или двести. Иди разбери, кто откуда и кто кого пригласил.

На том они и порешили.

- Теперь так,- сказал Вальков.- Только что звонил Леров. Он в третьем райотделе. Еще один адрес подходящий нашел. Ты поедешь?

- Обязательно.

- Ну как хочешь. Возможно, опять не то.

- Все равно поеду. Что у Ибадова?

- У него осталось двести с чем-то Борисовых. Половина уже отсеялась по разным причинам.

- Осталось самое трудное,- покачал головой Сергей.- Ему надо дать кого-нибудь в помощь. Один он утонет в этих Борисовых. Минимум трех-четырех человек дайте.

- Дадим.

- Ну все. Я поехал.

И снова кружил Сергей по улицам Ташкента, любуясь непривычной восточной пестротой и своеобразием многих из них.

Солнце палило и жгло с неистовой яростью. В машине нечем было дышать. Раскаленный ветер, врывавшийся над опущенными стеклами, не приносил облегчения. Сергей чувствовал, как рубашка на спине прилипла от пота, пистолетная кобура врезалась в бок под пиджаком, словно напоминая, что пиджак снять нельзя. Сергей только запрятал в карман галстук и расстегнул ворот рубахи.

Отдел милиции располагался на тихой, малолюдной улице, во дворе старого и массивного дома, как видно не тронутого землетрясением. У ворот стояли машины и мотоциклы.

Сергей прошел через двор, миновал дежурную часть и в одном из кабинетов отыскал Лерова.

Распаренный от жары, тот сидел в одной рубашке с закатанными рукавами, повесив пиджак на спинку стула за собой, и беседовал с незнакомым капитаном милиции, подтянутым, в форменном кителе, с галстуком, на смуглом его лице не было видно и капельки пота.

Когда Сергей зашел, оба встали, и капитан представился:

- Старший инспектор уголовного розыска Расулов.

- Мы тут обдумываем, Сергей Павлович, как к этому адресу подобраться,- сказал Леров и указал на отчеркнутую строчку в длинном списке, лежавшем перед ним, потом тыльной стороной ладони вытер мокрый лоб и добавил, словно оправдываясь: - Очень сегодня жарко.

- Ну, давайте обдумывать вместе,- предложил Сергей.

Пока они беседовали, в комнату то и дело заглядывали сотрудники. Они знакомились с Сергеем, и при этом каждый стремился чем-то заинтересовать его в своей работе, обратить внимание на что-то, пожаловаться на какую-нибудь неурядицу, чем-то прихвастнуть. Это были разные люди, и по-разному они себя вели, встречаясь с приехавшим из Москвы коллегой.

Один сотрудник рассказал, как раскрыл недавно хитрую магазинную кражу, такую хитрую, что никогда еще, наверное, никому не встречалась. Другой упомянул о группе подростков, арестованных за дерзкое хулиганство, и возмущался невниманием окружающих взрослых: ведь давно уже было видно, что с ребятами этими что-то неладно. Третий сотрудник утверждал, что известный приказ за номером таким-то в их условиях выполнить очень трудно, тут нужны коррективы, и стал деловито, напористо перечислять их, загибая пальцы. А один молодой, застенчивый лейтенант, поддавшись общему настроению, вдруг сказал, что вчера арестованная за спекуляцию девушка попыталась переслать письмо и он его задержал. Но это такое письмо, что просто жалко, если оно не дойдет.

Сергей, улыбнувшись, спросил, где же это письмо.

- А вот,- ответил лейтенант и достал из планшета мятый, сложенный вчетверо листок.

Сергей, пробежав Глазами первые фразы, собрался уже было вернуть письмо, как вдруг одно неожиданное слово привлекло его внимание и уже с нарастающим интересом он продолжал вчитываться в неровные, бегущие вкось строчки. Сергей читал:

«Здравствуй, дорогой!

Ты так и не пришел в тот раз и не написал. Но я все, поняла. Что ж, разве имеет значение, кто первый напишет последнее письмо. Я буду посмелее тебя и напишу. Я отлично поняла, что больше тебе не нужна. Но меня это уже не волнует. Я теперь поняла, что такое твои друзья, твоя родня и ты сам. Разве вы можете ценить просто любовь? Вам понятно только слово «деньги». А когда денег нет, у вас в душе ничего не остается. Вот теперь я тоже стала такой. И за тебя, за других я сидеть не буду. Я вам всем отомщу за свою пропавшую жизнь. Я знаю, мне будет плохо. Но зато я один раз за все отвечу и всю жизнь потом буду честно жить. А быть с вами - это значит всю жизнь прятаться и бояться. Не хочу. А тебе большое спасибо за любовь, которую ты мне подарил. Посылаю последний раз мое фото. Если не надо, вышли назад моей маме, ты ее адрес знаешь. И еще вышли наше фото, где мы вместе. А то во время обыска у меня его забрали. Сделай, пожалуйста, последнее одолжение. Ну, вот и все. Я тебе честно все написала. Так что теперь все. Целую тебя крепко в последний раз. Прощай, моя радость, мое солнышко, мое золото. Вряд ли удастся еще раз нам встретиться.

Когда-то твоя жена».

Сергей отложил письмо и спросил:

- По какому адресу она хотела его отправить?

- Не знаю,- смущенно ответил молодой лейтенант.- Она не успела его написать. И назвать отказывается.

- За что арестована?

- За спекуляцию. Кофточки, кажется. Дело у следователя.

- Та-ак…

Сергей задумался. Потом снова пробежал письмо.

- Она одна проходит по делу?

- Одна. И все время плачет. Вообще девчонка, по-моему, неиспорченная.

- Как ее фамилия?

- Сокольская. Мила или Лина… не помню сейчас.

- Откуда же у нее фотография, которую она послать хотела?

- Спрятала. Обыскали ее плохо.

- Эта фотография у вас?

- Так точно.

Маленькая, для паспорта изготовленная фотография пошла по рукам. Миловидная девушка с пушистыми волосами смотрела оттуда напряженно и послушно, прямо перед собой, как ей велел, наверное, фотограф. Снимок нужен был для документа, и улыбаться или повернуть голову не полагалось.

Когда фотография дошла до Лерова, он смотрел на нее особенно долго и наконец как-то неуверенно передал соседу.

- Где-то я ее все-таки видел,- пробормотал он.

Сергей внимательно посмотрел на него:

- Попробуйте вспомнить, Гоша.

В это время один из сотрудников заглянул в список, лежавший на столе, и указал на подчеркнутый там адрес.

- Знаю я этого деятеля,- сказал он.- Мой участок. Дом четырнадцать, это точно.

- И «Правду Востока» получает,- добавил капитан Расулов.- Нам его проверить надо.

Все снова вернулись к списку, шумно обсуждая возникшую задачу. Каждый предлагал свой план проверки. Только Леров время от времени потирал широкий лоб, и взгляд его на миг становился отсутствующим.

В конце концов удалось выработать осторожный и вполне надежный план проверки подозрительного жильца дома номер четырнадцать. Леров и Расулов немедленно принялись за его реализацию.

Сергей вернулся в управление. Там его уже поджидал Вальков.

- Звонили с междугородной,- сообщил он.- Мы просили их зафиксировать, если кто-нибудь будет звонить в Борек Семенову или Стуковой. Дали их номера телефонов. Так вот, какой-то гражданин второй раз сегодня вызывает с переговорного пункта Стукову, а до этого, рано утром, вызывал Семенова.

- Он и сейчас там?

- Именно.

- Поехали!

Уже в машине Сергей досадливо сказал!

- Они должны были сообщить нам сразу, еще утром.

- Скажи спасибо, что сейчас сообщили,- махнул рукой Вальков.- Знаешь, что у них там творится?

Они приехали на переговорный пункт.

В зале было полно людей. Одни сидели на длинных скамьях или бесцельно и нетерпеливо расхаживали в узких проходах между ними, дожидаясь вызова в какую-нибудь из кабин, стоявших вдоль стен. Многие толпились возле барьера, где принимали заказы. Время от времени гул голосов, наполнявший зал, вдруг покрывал мощный голос динамика: кто-то из ожидавших вызова приглашался в кабину.

- Кстати, здесь работает жена Гусева,- сказал Вальков.

- Да? Это может оказаться очень кстати.

- Только она сейчас, наверное, в отпуске,- добавил Вальков, направляясь к барьеру, за которым сидели телефонистки.- У нее ребенок грудной еще.

Они с трудом пробрались к самому барьеру, и Вальков спросил:

- Девушка, где у вас тут старшая?

- Вон там, видите?

Через минуту они оба были уже в маленькой, тесной комнате, уставленной телефонными аппаратами, и пожилая худощавая женщина в очках, положив на край пепельницы дымящуюся сигарету со следами помады на мундштуке, раздраженно сказала:

- Добавляете нам работы. Мои девушки и так еле справляются. Одна болеет, другая рожает, третья за ребенком ухаживает или за мужем. Голова от них лопается. Сейчас его вызовут в кабину.- Она сняла одну из трубок: - Гусева! Вызовите того гражданина для разговора с Борском… Неважно. Какая кабина?… Хорошо.

Она резко бросила трубку и сказала Валькову:

- Идите. Сейчас его вызовут в пятую кабину.

Сергей и Вальков вышли в зал.

- Слышал? - спросил Сергей.- Она, оказывается, работает.

- Видимо, да,- равнодушно подтвердил Вальков.

В этот момент ожил динамик под потолком и, покрывая все голоса, объявил:

- Гражданин Борисов, зайдите в пятую кабину…- И через минуту снова повторил: - Гражданин Борисов…

Сергей даже вздрогнул от неожиданности: «Борисов!», и впился глазами в пятую кабину. Но в нее почему-то никто не входил.

Динамик в третий раз громко и требовательно объявил свой призыв и умолк.

Сергей посмотрел на Валькова. Было ясно, что человек, вызвавший Борек, или ушел, или по какой-то причине не решается зайти в указанную ему кабину и прячется в толпе.

- Не иначе, как тебя узнали,- прошептал Сергей в спину Валькова.- Черт возьми, как мы оплошали. Ведь это Борисов.

Решено было ждать: может быть, человек отлучился случайно и еще вернется.

Спустя минут двадцать динамик снова пригласил гражданина Борисова для разговора с Борском, на этот раз в другую кабину.

Но и туда никто не зашел.

Вальков подошел к Сергею: - Все. Поехали.

- Нет, - покачал головой Сергей.- Давай повидаемся с Гусевой. Может быть, она его узнала.

Они снова прошли в комнату старшей телефонистки.

- О, господи,- проворчала та, щурясь от сигаретного дыма. -Ну как можно ее сейчас вызвать? Там же вся очередь сбесится.- Тем не менее она сняла трубку и хрипло приказала: - Белова, смени Гусеву. Пусть зайдет ко мне.

Через минуту в комнате появилась тоненькая, бледная молодая женщина, почти девочка, с двумя смешными, торчащими в стороны светлыми косичками, в белой кофточке и совсем коротенькой, выше колен, юбочке. Она испуганно посмотрела на свою начальницу.

- Вы меня звали, Вера Ильинична?

- Не я звала. Вот товарищи.- Та недовольно кивнула на Валькова и Сергея.- Пять минут даю. Видите, что у нас творится?

Подчиняясь выразительному взгляду Валькова, она, шумно вздохнув, вышла из комнаты.

- К вам только один вопрос, Галина Григорьевна,- мягко сказал Вальков.- Остальное потом. Вы случайно не узнали человека, который заказывал разговор с Борском? - И поспешно добавил, словно успокаивая: - Мы из милиции.

- Нет, откуда же? - пожала худенькими плечами Гусева.- Если бы это был кто-нибудь из знакомых…- у нее вдруг задрожали губы,- моего Толи…

- А как тот человек выглядел? - вступил в разговор Сергей.

- Как выглядел?… Да никак особенно не выглядел. Ну, не старый еще… в тюбетейке…

Она стала неуверенно припоминать мелькнувшего перед ней в очереди человека. Сергей и Вальков напряженно слушали. Потом Сергей спросил:

- А он вас не предупреждал, что уйдет, что разговор отменяется?

- Нет. А то бы я его не вызывала.

- Ну хорошо. Простите нас за беспокойство,- сказал Вальков.

- А вы… нашли, кто убил… Толю? - не поднимая глаз, тихо спросила Гусева.

- Нашли. Его будут судить.

- Но за что же он так? Что ему Толя сделал?

Теперь она смотрела на Валькова, и столько страдания и наивной, почти детской чистоты было в ее взгляде, что Вальков, нахмурясь, резко, с необычной для него злостью ответил:

- Потому что бандит, потому и убил.

Они вернулись в управление.

А к концу дня примчался потный, взволнованный Леров. Он без стука ворвался в кабинет Сергея, где в это время был и Вальков, и, задыхаясь, с торжеством объявил:

- Вспомнил, Сергей Павлович!… Это же Дина. Та самая!… Можете проверить!…

И он поспешно вытащил из кармана знакомую Сергею маленькую фотографию для паспорта.

Тут же принесли фотографию, обнаруженную в бумажнике Гусева. И сразу отпали все сомнения. Память не подвела Лерова.

- Не зря же я целый год в полковой разведке служил, - скромно заявил Гоша, сияя от гордости.

- Ну, брат, мы с тобой, выходит, коллегами в армии были, - улыбнулся Сергей. - Молодец, не посрамил.

И в самом деле Гоша Леров сделал открытие чрезвычайной важности.

Мальцева позвонила около семи часов. Так они условились. И Сергей, в тот день вырвавшийся с работы пораньше, уже успел к этому времени побриться и переодеться. «Что там ни говори, - размышлял он, - и какие у тебя ни есть планы, а у людей свадьба, и к тому же у хороших людей».

- Сергей Павлович, будьте готовы,- деловито предупредила Мальцева.- Я сейчас за вами еду.

- Всегда готов,- в тон ей ответил Сергей.

Ему было любопытно встретиться с ней и посмотреть эту необычную свадьбу. Но главное, конечно, записка… Она сейчас лежала в его кабинете - за стальной дверцей сейфа. Но она не выходила из головы, она все время напоминала: сегодня тебя ждет дело, важное, трудное, может быть опасное. И от этой мысли Сергея охватывало нетерпение и скрытая тревога тоже. Сегодня вечером многое должно было решиться.

Мальцева приехала оживленная, даже радостная. На ней было красивое бордовое платье и перламутровые серьги, которые очень шли ей. Сергей невольно отметил это. В руке Мальцева держала маленькую замшевую сумочку.

В машине он спросил:

- Вы уже написали что-нибудь обо мне?

Она улыбнулась:

- Нет. Еще рано.

- Дадите сначала прочесть?

- Пожалуй…

- Это будет полезно.

- Хорошо… А вы… расскажете мне, зачем приехали в Ташкент?

Он снова поймал на себе ее взгляд, зоркий и, как ему показалось, настороженный.

- Что ж. Но только позже. Перед самым отъездом,- ответил Сергей и многозначительно прибавил: - Я думаю, это тоже будет полезно.

Больше они не возвращались к этому разговору.

Машина свернула на тихую, безлюдную улицу. Впро чем, она только в первый момент показалась такой, и такой она, вероятно, бывала в обычные дни. Но сейчас в дальнем ее конце виднелся автобус, толпились люди, оттуда неслись странные, призывные звуки трубы и флейты.

Музыка остановила машину.

- Здесь мы выйдем,- сказала она и добавила: - Положите пока к себе мою сумочку.

Пока они шли к толпе, она объяснила:

- Это играют музыканты. Они оповещают людей о свадьбе. Старики уже уехали в дом невесты. Там тоже все готово к свадьбе. Старики побудут там час-полтора, поедят, побеседуют, но ни капли не выпьют. Так положено. Их приезд означает, что все делается серьезно, солидно, без всякого легкомыслия. «Мы послы, и мы несем моральную ответственность за жениха. Можете отпустить дочку и не бояться за нее». Вот что означает приезд стариков. А сейчас музыканты созывают друзей жениха. Вернутся старики и скажут: «Можешь ехать, тебя ждут и встретит как положено». И тогда за невестой поедут жених и его друзья.

Мальцева говорила торжественно, черные глаза ее влажно блестели, и в тоне звучала откровенная гордость.

- Но такая огромная свадьба,- сказал Сергей.- Как может одна семья справиться?…

- Что вы! Семья жениха только встречает гостей,- засмеялась Мальцева.- Все организует махаля.

- Да что же такое в конце концов эта махаля? - удивленно спросил Сергей.

- Махаля? Как бы вам объяснить… Это крепкое дружеское объединение живущих по соседству в одном квартале людей. Самых разных. Все вместе и в беде, и в радости. Вы представляете, что это значит?

- Да, представляю. Это удивительно.

- Имейте в виду, здесь живут и самые простые, и самые известные люди. Я вас познакомлю. Знаменитый врач, писатель, народный художник, рабочие с шелкоткацкого комбината, шоферы. Вы увидите. Они все будут на свадьбе. Это не только долг, это потребность. Они сами себе не простят, если не придут. О, вы сейчас все увидите!

Сергей с любопытством посмотрел на свою спутницу. Смуглое лицо ее раскраснелось от волнения и стало еще прекраснее. И он при всей своей настороженности вдруг ощутил, что ему приятно идти рядом с этой женщиной.

Они приблизились к толпе.

Нарядные женщины в пестрых шелковых платьях громко и возбужденно переговаривались между собой по-узбекски, мужчины, тоже приодетые, покуривая, слушали музыкантов или степенно беседовали. Чуть поодаль толпились молодые парни в белоснежных рубашках, оживленные, весёлые и в то же время сдержанные и торжественные. «Друзья жениха,- догадался Сергей.- Готовятся ехать в дом невесты». Тут же нетерпеливо крутились ребятишки, тоже возбужденные, охрипшие от крика, слегка ошалевшие от важности и торжественности надвигающегося события.

Сквозь толпу неожиданно пробрался старик Сайыпов. Сергей даже не сразу узнал его, так разбегались у него глаза, так он был ошеломлен всем происходящим: шумом, весельем, суетой и возбуждением, царившим вокруг.

Сайыпов, прижав руку к груди, торжественно приветствовал его, выразил радость и благодарность за то, что московский гость пришел на эту свадьбу. К его словам прислушивались окружавшие их люди.

Сергей, улыбаясь, тоже прижал руку к груди и в свою очередь поблагодарил за приглашение и сообщил, что Вальков, к сожалению, прийти не смог и просил передать извинения. Сайыпов важно кивнул в ответ и, сославшись на свои обязанности, отошёл.

А через минуту Сергея слегка тронули за локоть. Он оглянулся и узнал в толпе Ибадова. Тот, улыбаясь, уже разговаривал с кем-то. Взгляды их на миг встретились, и Сергей чуть заметно кивнул ему.

В это время музыканты заиграли с новой силой, и молодые, люди в белых рубашках устремились к автобусу.

- Старики вернулись,- шепнула Мальцева.- Пойдемте.

Они направились к дому жениха.

Там в просторном дворе были уже расставлены буквой «П» длинные столы. Невдалеке, возле кухонь, над пылавшими кострами висели черные, закопченные котлы, от них тянуло острым, пряным запахом готовившихся блюд. Суетились женщины, галдели ребятишки, строгие и озабоченные парни расставляли по столам посуду, закуски, бутылки с вином. Многочисленные гости толпились возле ворот и на улице.

Все ждали возвращения жениха.

Сергей с интересом оглядывался по сторонам. Да, на такой свадьбе ему еще не приходилось бывать. Сколько древней народной мудрости несут в себе эти обряды, как глубоко они вошли здесь в сознание людей. И, заражаясь общим волнением и радостью, глазеют на все это ребятишки, впитывают торжественность и важность происходящего вокруг. Как же, такое событие - свадьба! Память на всю жизнь.

Сергей наклонился к стоявшей рядом Мальцевой:

- У вас тут должны быть очень крепкие семьи. Правда?

Она, улыбнувшись, кивнула ему.

- Конечно. У нас редко разводятся. Нельзя не оправдать доверия махали. И она не позволит. Жених ведь очень уважает старших здесь. Это у него воспитано с детства. Пойдемте.- Она взяла Сергея за руку.- Я вас познакомлю с отцом и матерью жениха.

Они стали пробираться сквозь толпу.

Высокий, стройный узбек в темном костюме и галстуке показался Сергею совсем не старым. На тонком, без единой морщинки бронзовом лице ниточка черных усов, внимательные, живые глаза, и только под красиво расшитой тюбетейкой в черных волосах серебрилась седина.

- Хайдар Турсунович, вот наш московский гость, познакомьтесь,- сказала Мальцева.

Турсунов почтительно, с достоинством приложил руку к груди, затем представил стоявшего рядом с ним немолодого узбека.

- Уважаемый Максуд Кадыров. Лучший водитель такси. На красной доске всегда. Два плана привозит.

Сергей снова обменялся рукопожатием.

«Со стариком Сайыповым работает,- подумал он.- Тут вообще, наверное, много таксистов».

Потом Сергей познакомился с матерью жениха, потом с дядей, с соседями. И такая атмосфера чуткого, приветливого внимания окружила его, что через какой-нибудь час или два ему стало казаться, будто он давно знает этих славных людей, давно и крепко дружит с ними. С одним он горячо обсуждал новостройки Ташкента, с другим достоинства новой модели «Волги», с третьим международное положение и полет наших космонавтов, А рядом все время была Мальцева, они время от времени обменивались взглядами, улыбками, какими-то словами, и Сергей понимал, что нравится ей, и сам невольно любовался ею. Однако все время его не покидало ощущение, что она ждет, когда он наконец разоткровенничается, когда расскажет, зачем приехал в Ташкент. И он невольно ловил себя на том, что старается заметить, с кем она разговаривает, как держится с этими людьми.

Но, конечно, не она назначила ему тут встречу. Поэтому Сергея не покидало чувство тревожного ожидания и. непривычное ощущение какой-то особой своей открытости, просматриваемости, что ли. Ведь на этот раз не он наблюдал за интересовавшим его человеком, а тот, пока ему неизвестный, опасный человек наблюдал за ним. Впрочем, за Сергеем наблюдали многие, он то и дело ловил на себе любопытные взгляды. Видимо, уже все присутствовавшие знали, какой необычный гость находился среди них. Но Сергею все время казалось, что среди этих взглядов один, настороженный, колючий, оценивающий, следит за ним неотступно и враждебно. Это чувство не давало ему покоя, заставляло все время быть в напряжении. Он незаметно всматривался в окружавших его людей, стараясь угадать, кто же этот человек. Но угадать не удавалось.

Неожиданно на улице снова заиграл оркестр. Толпа заволновалась, начала расступаться. И Сергей вдруг увидел небольшой костер. Через него медленно проехала серая, украшенная гирляндами цветов и зелени «Волга». За ней показался автобус.

- Приехали!… Приехали!…- разнеслось по толпе.

- Это тоже старинный обычай,- улыбнувшись, сказала Мальцева.- Костер - чтобы тепло было жить молодым, огонь - это семейный очаг, это хлеб в доме.

Дверца «Волги» раскрылась, оттуда показался высокий, гибкий юноша в белой рубашке с галстуком, за ним маленькая фигурка девушки в длинном белом платье с охапкой цветов в руках, которыми она прикрывала свое лицо.

Под звуки оркестра и одобрительный гул толпы жених бережно поднял свою подругу и легко понес ее на руках к дому.

Толпа двинулась вслед за ними.

Уже заметно стемнело, и во дворе на протянутых проводах ярко горели лампочки.

Гости с шумом стали рассаживаться за длинными столами. Маленькая невеста под руку с женихом, скромно опустив голову, полускрытая от всех белой газовой фатой, прошла к своему месту.

И началось веселье. Но друзья жениха, строгие и торжественные, продолжали обслуживать гостей, разносить блюда, открывать бутылки. В стороне за низеньким палисадником пылали костры и суетились женщины.

Торжественную речь сказал по-узбекски самый уважаемый член махали известный писатель. Мальцева шепннула Сергею его фамилию.

Потом появился оркестр, начались пляски. Из-за столов выходили то друзья жениха, то подруги невесты, и огневая, лихая пляска парней сменялась нежным и грациозным танцем девушек. Да и сами музыканты, захваченные общим весельем, словно состязались между собой, обходя столы, и гости бурно аплодировали им тоже.

А за столами не стихал шум и говор. Разносили все новые и новые блюда. Большинство из них Сергей пробовал впервые, и соседи наперебой потчевали его. Казалось, все уже перезнакомились с ним, все старались выказать ему свою дружбу и внимание.

Неожиданно Сергей насторожился. До него донесся негромкий разговор двух парней, сидевших невдалеке. Один из них, толстый, с жаром говорил своему приятелю, бледному, рыжеволосому пареньку:

- Хочешь заработать, так не надо болтать, понял? А Толька небось по всем углам тряс, чего знал. Вот и…

- Много ты понимаешь, салага,- сердито перебил рыжий, и на бледном лице его проступила краска.- Любовь тут была.

- Тю, любовь! Я вон жену свою тоже люблю. А она у меня образованная. Ей подарки надо делать знаешь какие? Потому я вожу и не спрашиваю, чего и зачем. И помалкиваю, что вижу. У нас в парке кое-кто, если хочешь знать, тоже дела делает.

- «Дела-а»…- насмешливо протянул рыжий, - Сегодня дела, а завтра во.- Он сложил пальцы.- Небо в клетку. И плакала твоя образованная. И подарочки ей носить другие будут. А тебе она будет носить передачи. Если будет. Знал я одного такого мужика на Шикотане. Он с палубы рыбку тянул…

Но тут к Сергею кто-то обратился через стол, и он утерял нить заинтересовавшего его разговора. Потом один из парней куда-то пересел. А Сергея и Мальцеву потянули за другой стол.

Гремел оркестр. Веселье не стихало.

Несколько раз Сергей замечал Ибадова, но тот больше не подходил к нему. И никто не пытался завести с Сергеем особый, многозначительный, с каким-либо намеком разговор, что-то тихо сказать или подать какой-нибудь знак.

Сергей переходил от стола к столу. Он уже познакомился; с женихом и невестой, сердечно и искренне поздравил их, пожелал счастья. Кажется, не осталось человека, скоторым он не перебросился хоть одним дружеским словом. И когда Сергей уже начал терять надежду на обещанную в записке встречу, решив, что человек тот, видимо, вообще не пришел, он неожиданно, увидев на земле, околоодного из опустевших стульев, утерянную кем-то газету. Она выглядела удивительно сиротливо и совсем неуместно здесь, она просто резала глаза, эта газета, хотя никто не обращал на это внимания. Повинуясь неясному чувству, Сергей с безразличным видом подошел ближе. На земле прижатая ножкой отодвинутого стула лежала «Правда Востока», и в верхнем ее правом углу ясно видна была цифра «14», проставленная торопливой рукой почтальона.

Сергей не нагнулся, не поднял газету, он сделал вид, что вообще ее не заметил, и попытался отыскать среди гостей Ибадова. Наконец он обнаружил его и, когда тот оглянулся и встретился с ним взглядом, незаметно подал ему условный знак. Ибадов подошел не сразу, и Сергей, с равнодушным видом пройда мимо него, шепнул:

- Посмотри на газету. Вон там, около стула.

После этого он вернулся к Мальцевой, оживленно разговаривавшей с одной из женщин.

Было уже поздно, и гости постепенно расходились. Только молодежь не собиралась еще покидать свадьбу. Взрывы смеха, возгласы и пляски не стихали ни на минуту.

- Мне пора,- сказала Мальцева,

- Я вас провожу. Мне тоже пора,- ответил Сергей.

- А я думала, вас самого проводят.

Мальцева усмехнулась.

И Сергей не понял, намек это или только предположение. Ведь машина действительно ждала его где-то неподалеку. Но этого Мальцева не могла знать, и этого ей не следовало знать. Проводить его мог и человек, назначивший ему встречу, но он не появился, а если бы и появился, Мальцева тоже… Впрочем, если бы он появился, ее слова получили бы вполне точное объяснение. А вот пока… нет, надо ее проводить, не отвезти на машине, а именно проводить. Может быть, она ему что-то скажет по дороге.

Сергей махнул рукой:

- Дорогу домой я как-нибудь найду. Но сначала провожу вас.

- Что ж. Мне будет только приятно,- спокойно ответила Мальцева.

Они стали прощаться с хозяевами.

«Ну, все,- подумал Сергей.- Встреча не состоялась. Интересно почему? Ведь кто-то из них был на свадьбе». Все складывалось неудачно и просто скверно. Ниточка оборвалась, такая важная, такая перспективная, как сказал бы Саша Лобанов.

Сергей и Мальцева вышли из ворот и медленно двинулись по пустынной, темной улице, затем свернули на другую, потом на третью, пересекли незнакомый, широкий проспект и снова углубились в какую-то узкую улочку.

Теплый ветер обдувал лицо, шевелил волосы. В бархатно-черном, мягком небе висела, как нарисованная, идеально круглая золотая луна.

«Однако ребята следуют за нами вполне квалифицированно,- подумал Сергей.- Ничем себя не обнаруживают, совершенно ничем. Даже странно». Еще он отметил, что Мальцева задумчива, молчалива и разговора не получается, она даже не стремится его завязать.

- Устали? - спросил Сергей.

- Немного болит голова.

Они шли по неширокой, пустынной улице. От редких фонарей падали на темную мостовую четкие желтые круги. Где-то недалеко проехала машина, потом другая, за глухой оградой, учуяв прохожих, злобно лаяла собака.

Возле одного из домов Мальцева сказала:

- Вот мы и пришли.- Она протянула руку.- Спасибо, Сергей Павлович.

- Нет, это вам спасибо,- возразил Сергей.- Замечательная была свадьба.

Он окинул взглядом мрачный, с погашенными окнами дом.

- На каком этаже вы живете?

- Я живу во дворе. - Она указала рукой на ворота.- Вон видите? В том доме.

- Так пойдемте,- сказал Сергей.- У вас такой темный, двор. Вы не боитесь?

Мальцева кивнула:

- Честно говоря, немного боюсь.

Они медленно пересекли двор и остановились у крыльца небольшого одноэтажного дома. Света в окнах не было.

- Когда же мы увидимся теперь? - спросил Сергей.

- Я хочу показать вам свой очерк, - задумчиво ответила Мальцева.- Значит, дня через два. Но вы обещали… Помните?

- Помню. Так через два дня?

- Да. Не раньше.

Они простились. Мальцева достала из кармана ключ, осторожно, чтобы не шуметь, открыла дверь и исчезла за ней.

Сергей закурил и направился через двор к воротам.

«Интересно, какая у нее семья?» - вдруг подумал он.

Выйдя на пустынную улицу, Сергей огляделся. Где же ребята? И куда теперь идти, интересно? Пожалуй, налево, к проспекту.

Слабенькая ниточка редких фонарей убегала во мглу, словно указывая путь. Кругом отчужденно, равнодушно спали дома или притворялись, что спали, глядя на Сергея черными проемами окон. Неправдоподобно огромная и яркая луна по-прежнему безмолвно висела в душном, вытканном звездами небе.

Внезапно мимо проехала машина и остановилась невдалеке. Из нее вылез человек.

Сергей, продолжал идти, машинально отметил про себя: «Не наша машина. «Москвич».

Человек неторопливо закурил и неожиданно двинулся навстречу Сергею.

«Ого, это уже интересно»,- подумал Сергей и только в этот момент отметил, что мотор «Москвича» продолжал негромко урчать. А человек вышел из машины слева,- значит, сам был за рулем.

Сергей невольно украдкой оглянулся. Нет, никого не видно. Странно.

Когда они поравнялись, человек тихо и вкрадчиво произнес:

- Здравствуйте. Это я написал вам записку.

Сергей внимательно оглядел незнакомца. Темные, гладко зачесанные волосы, решительное худощавое лицо с небольшими усиками, под пиджаком белая расстегнутая у ворота рубашка. Нет, этого человека не было на свадьбе.

- Почему вы не пришли на свадьбу? - спросил Сергей.

- Не обязательно,- усмехнулся тот.- Вы написали: «Надо встретиться». Вот мы и встретились.

- Значит, вы предлагаете…

- Кончать дело. Дальше его копать… э-э… не надо. А деньги вам пригодятся.

- И как вы советуете кончать?

Сергей тянул время. Он не знал, на что решиться. Брать самому этого человека? Но это ничего не даст. Его завтра же придется выпустить. Он от всего откажется, и никаких улик против него нет: Кроме того, в машине, может быть, находятся его сообщники, они или скроются, или придут на помощь. Черт возьми, где же ребята?

В этот момент из ворот, откуда только что вышел Сергей, появилась женская фигура.

- Сергей Павлович! - узнал он голос Мальцевой.- Хорошо, что вы еще не ушли. Я же забыла…

Она в нерешительности остановилась.

- Отправьте женщину,- резко сказал незнакомец, отворачиваясь.

- Сейчас мы это сделаем,- охотно согласился Сергей и подумал: «Нет, она, видимо, не связана с ними, она ему, кажется, даже помешала».

Он подошел к Мальцевой:

- Что случилось, Алла Григорьевна?

- Я же забыла у вас свою сумочку. А там у меня… И потом я хотела объяснить вам, как добраться до гостиницы.

- Ах да! И я забыл,- улыбнулся Сергей и снова незаметно огляделся.

Ему показалось, что на противоположной стороне улицы мелькнула чья-то тень. Нет, нет, он не ошибся. Кажется, все в порядке.

Сергей достал из кармана пиджака сумочку:

- Вот она… А насчет гостиницы… Мне поможет вон тот товарищ.

Он кивнул на незнакомца.

Мальцева взяла сумочку и успокоенно сказала:

- Тогда все в порядке. И еще раз извините меня.

Она улыбнулась ему на прощание и скрылась в темном проеме ворот.

Сергей возвратился к незнакомцу.

Тот с явным неудовольствием ожидал его, опасливо поглядывая по сторонам. Когда Сергей приблизился, он раздраженно сказал:

- Сперва дела, а потом уже женщины. Лишние глаза, понимать надо.

- Что поделаешь, так… случилось.

Сергей осекся. Он вдруг сделал важнейшее открытие. Видимо, он подошел к незнакомцу под другим углом и. неожиданно заметил освещенный уличным фонарем красный бок его машины. «Вот это встреча!»- ошеломленно подумал он.

- Как же вы предлагаете кончать это дело? - собираясь с мыслями, машинально спросил Сергей.

- Как написал. Все сделал Рожков. И точка.

- Деньги при вас?

- Деньги будут,- успокоительно произнес незнакомец.- Задаток…

Он назвал сумму.

«Ого,- подумал Сергей.- И это только задаток».

- Что ж, давайте взглянем.

Он решил проверить, есть ли в машине еще кто-нибудь.

- Деньги не кино,- иронически произнес незнакомец.- Их смотреть неинтересно.

- Кино будет потом,- сказал Сергей.

Но незнакомец решительно встал между ним и машиной.

- И деньги потом. Сперва скажите, согласны?

В этот момент Сергей уловил, как вдруг напряженно заработал мотор машины. Видимо, там кто-то пересел за руль. Негромко проскрежетал рычаг переключения передач. Правая передняя дверца машины слегка приоткрылась, словно зовя к себе незнакомца.

И потому, что внимание Сергея все время делилось между машиной и этим человеком, он, видимо, что-то не заметил из того, что происходило вокруг. Поэтому он и не понял, почему незнакомец вдруг рванулся к машине, а мотор ее бешено взревел.

Сергей только успел на лету перехватить его руку и резко, заученно дернул ее на себя. Человек упал так внезапно, что Сергей покачнулся. В следующий момент он ощутил сильный удар в живот и повалился на землю. Незнакомец попытался вскочить, но Сергей, перекатившись, всей тяжестью навалился на него.

А машина, сорвавшись с места, с ревом устремилась вперед. Однако, пролетев метров сто, она чуть не врезалась в перегородившую ей дорогу черную «Волгу». И тут же к ней кинулись два человека:

Но водитель с удивительной ловкостью в последнюю секунду вывернул руль. «Москвич», с ревом перемахнув тротуар, влетел в темную, узкую подворотню и там, послушный опытной руке, косо заклинился, перегородив собою проход. Сидевший за рулем человек выскочил из машины. Пока его преследователи возились с застрявшим «Москвичом», он успел скрыться в окутанном темнотой, обширном проходном дворе.

Между тем незнакомец оказался вертким и жилистым. Сергею было не так просто справиться с ним. И еще не утихла боль в животе от удара ногой. Помогла школа, великолепная школа самбо, пройденная еще в МУРе. Один прием, второй, третий - сбрасывание, новый перекат, узел ног… И не успел еще кто-то из оперативников подбежать на помощь, как раздался короткий вопль. Незнакомец бессильно откинулся назад, закрыв глаза. Сергей с трудом поднялся, провел рукой по потному лбу и озабоченно сказал, сотруднику:

- Пощупай его руку. Цела?

- Порядок, Сергей Павлович. Сейчас очухается.

Вскоре подъехала машина с остальными сотрудниками.

Обмякшее тело незнакомца перенесли на заднее сиденье.

Сергею стали наперебой рассказывать о неудаче с «Москвичом».

- Водитель - ас,- сказал один из приехавших.

- Черт, а не ас, - сердито поправил его другой.

- Около машины кто-нибудь остался? - спросил Сергей.

- А как же. Сейчас подошлем туда техпомощь. Он, сукин сын, все разворотил там. Как только сам цел остался.

В это время незнакомец глубоко вздохнул, открыл глаза и яростно дернулся, пытаясь подняться. Убедившись в своей беспомощности, он процедил:

- Ловко. Значит, не договорились?

- Почему же? - возразил Сергей, усаживаясь рядом с водителем.- У нас еще будет полная возможность договориться… Юсуф.

Глава 7 «ДАЮ ТРЕТИЙ РАЗВОД!»

Утром Сергей встал невыспавшийся и с трудом подавил в себе неизвестно откуда вдруг взявшееся раздражение. Чего это он в самом деле? Казалось бы, все идет нормально, даже успешно. События последних двух дней - обнаружение Дины, а главное, вчерашнее задержание Юсуфа - значительно продвигали расследование всего дела. Этот Юсуф, бесспорно, главная фигура. И Рожков, и неизвестный пока Карим, и тем более Трофимов являются простыми исполнителями, «возчиками». А вот Юсуф где-то достает наркотик. Это самое опасное. И Юсуф задержан. Так чем же Сергей недоволен? Чего ему надо? Дойти до конца преступной цепочки? Так ведь он и идет к нему! Сейчас в его руках новое, важнейшее ее звено. Казалось бы, радуйся, черт возьми! Просто он вымотался за эти дни, вот и все. Сначала Борек, потом Ташкент.

Сергей потянулся и подошел к окну.

До чего же тут хорошо, в Ташкенте, тепло, солнечно, все цветет кругом, воздух просто напоен ароматом роз.

Он нагнулся над широкой вазой, где плавали розы. Ну и запах! И одновременно увидел стоявшую у подъезда гостиницы машину из управления. Так и есть, он, конечно, опаздывал.

Когда Сергей приехал в управление, ему почти сразу позвонил Нуриманов:

- Заходи. Ждем.

В его кабинете Сергей застал и Валькова. Тот, хмурясь, потирал свой широкий, с залысинами лоб, потное лицо его, на котором резко обозначились синеватые мешочки под глазами, выглядело озабоченным. Увидев Сергея, он улыбнулся и сказал, тяжело поднимаясь и пожимая Сергею руку:

- Ну и отличился ты сегодня ночью. Еще одна свадьба - и ты всю шайку переловишь.

- Было дело. Ибадов уже пришел?

- Пришел. Он ту газету чуть не до утра сторожил. Никто ее не взял.

- Гм…- закуривая, покачал головой Сергей.- Странное дело. Чья она может быть? Юсуфа на свадьбе я не видел. Неужели я его проморгал?

- Ничего удивительного. Там же человек сто было.

- Если не больше.

- Ну вот видишь.

- И все-таки странно…

- Что думаете делать дальше? - спросил Нуриманов, взглянув на Сергея.- Людей у вас хватает?

- Пока хватает. А делать…- Сергей помедлил.

- У нас сейчас обозначились четыре линии работы,- неторопливо произнес Вальков.- Леров ищет владельцагазеты. Теперь круг сузился. Это кто-то из вчерашних гостей.

- Юсуфа не исключаете? - спросил Нуриманов.

- Нет, конечно, - с сомнением в голосе ответил Вальков.- Это как раз уже легкопроверить. Теперь вторая линия. Установка Николая Борисова. Этим занимается Ибадов. Письмо до востребования из Борска могло быть получено только по его паспорту. Поэтому в любом случае его надо установить.

- У Ибадова осталось, кажется, двести таких Борисовых?

Сергей посмотрел на Валькова. Тот кивнул.

- Ему дали двух человек в помощь.

- Я просил трех, даже четырех,- недовольно возразил Сергей.- Эту работу надо форсировать.

- Дадим,- коротко произнес Нуриманов.

Узкое лицо его оставалось невозмутимым. Откинувшись на спинку кресла, он внимательно слушал.

- Дальше,- попросил он.

- Теперь третья линия,- продолжал Вальков.- Дина Сокольская. Ее связь с Гусевым, ее друг, которому она написала письмо, что она сама из себя представляет. Словом, очень важная линия работы. Вчера только этим и занимался.

- Беседовал? - спросил Нуриманов.

- Нет еще. С пустыми руками к ней идти бесполезно. Надо сперва все, что можно, узнать о ней.

- Ну вот,- заключил Сергей.- А четвертая линия - Юсуф. Этим я сам займусь. Ведь такие деньги мне совал, подлец, вы только подумайте!

- Прокурор даст санкцию на его арест? - спросил Нуриманов.

- Надеюсь. Для начала его опознают Трофимов и его хозяйка. Надо за ними послать.- Нуриманов молча кивнул в ответ.- И еще, думаю,- продолжал Сергей,- кое-что даст и обыск. Тщательный, квалифицированный обыск.- Он обернулся к Валькову: - Тебе это надо возглавить, Алексей Макарович.

Вальков досадливо вздохнул:

- Плохо. Без подготовки придется проводить. Так что большого успеха не ждите.

- Зато внезапно,- утешил его Сергей.

…Очная ставка не дала результата, которого ждал Сергей. Правда, и Трофимов, и его квартирная хозяйка уверенно опознали человека, ночевавшего однажды в комнате у ребят.

И Юсуф каждый раз хмуро подтверждал:

- Знаю его, зовут Борис… Знаю, зовут Зара Хамидовна. Ночевал там. Это точно…

Однако на вопрос, какое дал поручение Трофимову, отправляя его в Борек, злобно сверкнул глазами:

- Никакого не давал. Врет он, собачий сын.

Больше в том доме Юсуф не показывался. Судя по приметам, сообщенным хозяйкой, чемодан для Трофимова принес туда Рожков.

А к концу дня вернулась бригада сотрудников во главе с Вальковым, проводившая обыск в доме Юсуфа. В качестве понятых и добровольных помощников с ними ездила группа студентов юридического факультета.

Несмотря на скептический прогноз Валькова, обыск все же кое-что дал. В подвале в двух из многочисленных кастрюль были обнаружены залитые топленым салом целлофановые мешочки с наркотиком.

Теперь имелись уже все основания просить у прокурора санкцию на арест Юсуфа Якубова.

Попытку дать взятку Коршунову доказать было невозможно; одних показаний Коршунова тут было мало, свидетели, естественно, отсутствовали, а Юсуф категорически отрицал этот факт. К тому же он проявил немалую осмотрительность: записки, j которые Юсуф подбросил Сергею, оказались написанными не его рукой. Юсуф решительно от них отказывался.

Ничем пока не удалось подкрепить и показания Трофимова.

Но обнаружение в доме Якубова наркотика резко меняло дело.

На следующий день прокурор дал санкцию на его арест.

После этого Сергей снова совещался с Нуримановым.

- Странно,- сказал тот,- мы совсем не знаем Якубова. Он не проходил ни по одному делу, он даже близко не стоял к ним, его никто никогда не называл. А для спекуляции…

- Тем более наркотиком,- вставил Сергей.

- Да,- согласился Нуриманов.- Для этого нужны связи. И кто-то должен был его назвать. Значит, очень ловкий человек, очень хитрый.

- Интересно…- задумчиво произнес Сергей.- Очень ловкий, говоришь… Гм… А «Правду Востока» он, между прочим, не выписывает… Ловкий…

В этот момент, кажется, впервые у Сергея закралось неясное подозрение. Не очень уж ловким показался ему Якубов. Во всяком случае, с ним, Сергеем, он поступил не так уж осторожно. Но по началу все было организовано неплохо. Сергей так и не смог установить, откуда брались записки. Он не заметил Якубова и на свадьбе. Там был кто-то другой из шайки, оставивший газету. Этот же человек, возможно, находился и в «Москвиче». Великолепный водитель, кстати, и Юсуф, конечно, не случайно взял его с собой. Выбор момента и места встречи с Сергеем был сделан тоже удачно. Но потом… Как Якубов решился сам пойти на эту встречу? Это был явный риск и просчет. Потом с Трофимовым. Опять Якубов сам появился в том доме. Все сам! И разговор с Гусевым около аэропорта. Почему Якубов все время подставляет себя под удар? Если бы он всегда так действовал, он бы давно попал в поле зрения милиции. А он не попал. В чем же дело? Странно. Действительно, очень странно…

- Где он работает? - отрывисто спросил Нуриманов.

Очевидно, мысли его тоже сейчас кружились вокруг Якубова. Но он не разбирался в поведении, в поступках Якубова, да и не мог в них разбираться, потому что не знал тех деталей, которые знал Сергей. Нуриманов пока стремился выяснить то первичное и самое необходимое, по чему можно хотя бы в какой-то мере судить о человеке.

- И как живет? - добавил он.

- Живет дай бог,- ответил Сергей.- Свой дом не далеко от города. Машина. Много ценностей. Вопрос только, откуда это все. Ведь работает сторожем магазина. Через двое суток на третьи. А впрочем…- он задумался,- дело не в этом. Но вот все сам, все сам…

Сергей снова вернулся к занимавшей его мысли.

Но Нуриманов думал о другом. Он по-своему уже видел будущий допрос Якубова и оценивал возможные его результаты.

- Пока ничего не даст, - мрачно заключил он.- Допрашивать его сейчас нельзя. Надо поработать.

- Нет, - покачал головой Сергей.- Допрос надо провести сегодня же. Немедленно. Пока он не остыл, не разобрался до конца в случившемся. У нас есть о чем с ним поговорить. И кое-что допрос может дать. Надо только постараться.

У Сергея уже сложилась схема такого допроса, он как будто нащупал его главный нерв. Схема эта была рассчитана именно на то психологическое состояние, в котором должен находиться сейчас Якубов, должен, если верна догадка Сергея, которая пришла к нему только то, во время разговора с Нуримановым.

Он понимал, что нельзя терять времени, нельзя упустить тот единственный момент, когда этой догадкой, если она окажется верна, можно воспользоваться с наибольшим успехом.

Когда Якубова ввели к нему в кабинет, Сергей сразу заметил, как изменился тот за двое суток. Худые, небритые щеки еще больше ввалились, вокруг усталых, покрасневших глаз легли темные круги, руки безвольно болтались вдоль туловища. Руки! Вот что в первый же момент привлекло внимание Сергея.

- Здравствуйте, Якубов,- сказал он спокойно, даже как будто доброжелательно.- Садитесь. Вы плохо спали?

- А у вас разве можно спать хорошо? - раздраженно ответил Якубов.

- Вам,- Сергей сделал ударение на этом слове,- хорошо спать действительно у нас трудно.

- Почему именно мне?

- По многим причинам,- уклончиво ответил Сергей.- Я их вам назову. Не сразу, правда. Начнем мы с другого. Прежде всего познакомьтесь с санкцией прокурора на ваш арест.

Сергей подвинул ему через стол бумагу.

- Ах, есть уже и санкция,- иронически произнес Якубов.

Тем не менее он внимательно прочитал весь текст документа.

«Для сторожа ты, однако, слишком умен и развит,- подумал Сергей.- И в одном, по крайней мере, я, кажется, не ошибся».

- Крупного преступника вы, оказывается, поймали,- сказал Якубов, закончив чтение и откладывая бумагу.

Несмотря на насмешливый тон, было видно, что санкция прокурора произвела на него впечатление.

- Не очень крупного,- покачал головой Сергей.- Ловим и покрупнее. Но вот что я вам должен сказать. Преступление, в котором вы замешаны, наш закон считает особо опасным.

Сергей отметил про себя, что лицо Якубова оставалось бесстрастным, вот только руки… руки задрожали, и он поспешно сцепил их на коленях.

- Я хочу, чтобы вы поняли и учли это,- продолжал Сергей.- А теперь пойдем дальше. Дело ваше групповое. Мы докажем вашу связь с Рожковым, с Трофимовым, с неким Каримом и с другими. А участие в групповом деле всегда отягощает вину, Якубов. Но мало того. В групповом деле всегда имеется главарь.

Сергей заметил, что Якубов насторожился, темные глаза его сузились.

- Да, главарь,- повторил Сергей,- который несет главную ответственность за преступление. Этим главарем наши работники считают вас. Не скрою, так думал и я.

- Вот как…- насмешливо проговорил Якубов.

- Думал,- с ударением повторил Сергей.- Но сейчас я так не думаю. И вот почему. Судите сами. Ну кто, например, по своей воле будет все время лезть на рожон, все время рисковать собой? А вы все время выполняли очень опасные, очень рискованные и в общем совсем не сложные дела, которые, будь вы главарь, вы поручили бы другому. И одно из этих дел, вполне естественно, кончилось вашим провалом.

- Никаких таких дел я и не выполнял,- хмурясь, сказал Якубов.

Но в голосе его не было убежденности, не было решительности, было лишь упрямство и еще растерянность. Якубов, видно, не мог решить для себя, что же выгодней: отрицать, что является главарем, и тем ставить себя в положение, когда надо будет такого главаря назвать, или утверждать, что главарем является он, и тем брать на себя всю тяжесть новой, дополнительной ответственности. И он старался оттянуть момент, когда придется такой выбор сделать.

- Ну как не выполняли? - возразил Сергей.- Мы ведь уже достаточно много знаем, Якубов. Вот хотя бы вербовка Трофимова. Примитивное, но рискованное дело. Или наша с вами встреча. Тоже, согласитесь, не безопасное дело. Вас кто-то послал на эту встречу.

- Никто меня не посылал! - запальчиво воскликнул

Якубов.

Сергей покачал головой:

- Вас ведь не было на свадьбе. Там за мной следил другой человек. Но он не рискнул встретиться со мной. Вместо себя он послал вас. Он вас и в тюрьму пошлет вместо себя.

- Я не собираюсь за другого…- Якубов вдруг осекся, словно захлебнулся последними, не произнесенными еще словами.

- Надеюсь, что не собираетесь,- спокойно согласился Сергей.- Что, хотите еще примеры? Пожалуйста. Кто ездил в кишлак? Опять вы.

- Не я ездил!…

- И вы тоже. А в день убийства Гусева? И тут именно вы оказались на его пути. Это вам он объявил, что «завязывает», что больше…

- Нет!…- яростно воскликнул Якубов.- Я случайно там оказался! Случайно!… Рожков все равно бы его убил!…

Видно было, что он ошеломлен и издерган, что у него нет больше сил сдерживаться.

- У Рожкова не было с Гусевым никаких счетов,- резко ответил Сергей.- Никаких. Ему велели это сделать.

- Все равно! Я не велел! Я даже не знал!

- Знали. Вот уж знать вы знали.

- Ну и что?! Но я не велел!

- Это верно. Велел другой человек. Тот самый, который прислал вас вербовать Трофимова, дать мне взятку, поехать в кишлак за… Кстати, вы как туда ехали - поездом, самолетом или на машине?

- Как ехал?…- растерянно переспросил Якубов.- Не помню я, как ехал! И вообще я никуда не ехал!

- Вспомните. Мне тоже придется скоро туда поехать. Так вот. Нам нужен тот человек,- резко переменил тему разговора Сергей.- И вы…

- Не знаю я никого!…

- Бросьте, Якубов. Зачем же так глупо? Если хотите, я могу вам его даже описать. Вот слушайте. Он не высокий, плотный, ему лет за сорок, круглое лицо, тонкие усы вроде ваших, толстые губы, носит тюбетейку, коричневый пиджак…

Сергей почти слово в слово повторил приметы человека, звонившего три дня назад в Борек, которые сообщила ему и Валькову жена убитого Гусева.

Якубов пристально смотрел на Сергея, потом проглотил набежавшую слюну.

- Вот кто нам нужен,- закончил Сергей.- И, мне кажется, вам нет смысла отвечать за него. Подумайте, И все взвесьте. Завтра мы снова с вами встретимся. А на сегодня хватит.

Он встал, обошел сидевшего у стола Якубова и, открыв дверь, вызвал из коридора конвой.

Якубова увели.

Оставшись один, Сергей некоторое время курил, устало откинувшись на спинку кресла. Ну вот, догадка его подтвердилась. И он вовремя провел этот трудный допрос.

Сергей позвонил Валькову, но того, на месте не оказалось. Тогда он позвонил Ибадову.

- Сергей Павлович, я вам вечером что-то доложу, пожалуйста! - азартно прокричал в трубку Мурат.- А сейчас я поеду, если разрешите. Очень надо спешить, Сергей Павлович!

- Ну, давайте, давайте, - улыбнулся Сергей.- А где Леров? Пусть зайдет.

- Здесь. Сейчас к вам зайдет, пожалуйста!

Леров ввалился в кабинет Сергея, возбужденный, кажется, не меньше Ибадова. Стул жалобно скрипнул под его тяжестью. Откинув падавшие на лоб светлые волосы, он радостно прогудел:

- Значит, Юсуфа взяли ночью, Сергей Павлович?

- Именно. Видал, как полезно на свадьбы ходить?

- Ну, значит, все тогда? - удовлетворенно спросил Леров.

- Как так все? А владелец газеты?

Леров вздохнул:

- А я-то надеялся, что это Юсуф.

- Его фамилия, между прочим, Якубов. Он не был на свадьбе. И он не получает газет,- уже серьезно ответил Сергей.- А тот человек нам сейчас нужен еще больше, чем раньше. Давайте-ка разберемся, что у вас там творится с подписчиками. Сайыпова видели?

- Так точно. И еще кое-кого. Припомнили всех, кто был на свадьбе. Сто тридцать шесть человек, не считая ребятишек.

Леров был уже спокоен и сосредоточен, от прежнего возбуждения не осталось и следа.

- Из этого числа можно исключить женщин,- продолжал он.- Они не придут на свадьбу с газетой.

- Правильно.

Вдвоем они внимательно перечитали составленный Леровым список. И Гоша аккуратно вычеркивал женские» имена.

- Ну вот,- удовлетворенно произнес он под конец.- Наполовину убавилось.

- Много таксистов,- заметил Сергей.

- Друзья Сайыпова. Да и. жених там одно время работал. Сайыпов его устроил. Кстати, его тоже можно вычеркнуть, сказал Леров.- И всех членов его махали. Там нет дома четырнадцать. Я выяснил.

- Пожалуй. Прежде всего ищите жильцов дома четырнадцать, по любой улице конечно. И среди них подписчика газеты.

- Все ясно, Сергей Павлович.- Леров сдержанно улыбнулся.- Теперь будет порядок. Точно вам говорю.

Сергей хотел было предупредить, что розыск по этой линии вступает в последнюю, решающую фазу, что сейчас требуется особое внимание и осторожность, ибо именно сейчас можно одним неверным, опрометчивым шагом спугнуть преступника, но, взглянув на Лерова, передумал. Сергей видел, как тот спокоен, как напряжен, собран, и понял, что Леров все понимает и все сделает как надо. Он только крепче обычного пожал ему на прощание руку и коротко сказал:

- Желаю успеха, Гоша. Ты сейчас ближе всех нас к цели.

А вечером примчался Ибадов, ликующий, с блестящими глазами.

- Вот! Пожалуйста! - воскликнул он, едва успев прикрыть за собой дверь кабинета.- Нашел Борисова Николая! Честное слово, нашел!

- Постой, постой,- остановил его сидевший тут же Вальков.- Ты нашел Борисова? Того самого Борисова?

- Ну конечно, пожалуйста! Нашел, пожалуйста! Не того самого. А того, чей паспорт! А он у того самого. А тот самый… Тьфу!

От волнения Ибадов совершенно запутался и растерянно умолк.

Сергей засмеялся:

- Садись, Мурат. И успокойся. Я уже все понял. Вы нашли владельца паспорта. Кто же он такой?

Ибадов устало повалился на стул и с благодарностью посмотрел на Сергея.

- Кто такой? - повторил он, вытирая скомканным платком пот со лба.- Замечательный человек, вот кто он такой. Работает на такси.

- Что? - удивился Сергей.- И он тоже? Ну и ну. Это становится интересно. Когда же он потерял свой паспорт?

- Точно узнал, пожалуйста,- выставил вперед руку Ибадов.- Все точно. За месяц до того, как Семенов в Борске получил первое письмо из Ташкента. Вот когда, пожалуйста. Я по делу проверил. И нашел заявление Борисова в милицию. Он пишет там, что паспорт потерял у себя в парке.

- Да-а,- задумчиво протянул Сергей.- Удивительное дело. Все тянется к таксомоторному парку. Что бы это значило?

Следующий день принес с собой открытия, которые заставили Коршунова серьезно усомниться в добытых им сведениях по делу, причем усомниться в главном пункте: кто же такой Якубов - исполнитель или главарь? И когда эти сомнения возникли, все, относящееся к Якубову, приобрело иную окраску, получило новое объяснение.

В то утро первым в кабинет к Сергею зашел озабоченный Вальков.

- Такое дело, понимаешь,- сказал он, тяжело опускаясь на стул и по привычке потирая лоб.- Девчонка та мне в общем уже ясна. Вот слушай.

Он вытащил очки, утвердил их на своем бугристом носу, затем открыл записную книжку и, время от времени поглядывая в нее, продолжал:

- Зовут ее Дина Сокольская, это ты знаешь. Двадцать один год. Живет одна. Мать с отчимом и младшей сестренкой живут отдельно. С матерью она поссорилась из-за отчима. И вообще,- Вальков усмехнулся,- считает отставшей от жизни мещанкой и деспотом. Насчет жизни это нам, между прочим, моя Нинка тоже говорит, что отстали.

Сергей пожал плечами.

- Мой Витька мне это тоже скоро скажет. Однако из дому не уйдет. Как и твоя Нина.

- Само собой,- вздохнул Вальков.- Но и мы с тобой пока разводиться не думаем. Хотя отчим там вполне хороший человек. И мать тоже. Очень они переживают, что Дина ушла.

- Где она работает?

- В архитектурной мастерской. Чертежница. И отзывы по работе, представь себе, неплохие.

- Представляю. Ну а насчет ее любви что известно?

- Любви? Да вот хвасталась подружкам, что из-за нее один семью бросил. Вообще за ней многие приударяли. Любит она голову парням кружить. Еще намекала, что будто бы замуж собирается. Но девчонки не знают за кого. По работе у нее ни с кем серьезных отношений нет.

- Так. Сплетнями это все попахивает. По письму у меня другое впечатление о ней сложилось. Ну ладно. За что она арестована?

- А, чепуха,- махнул рукой Вальков.- Смотрел я дело. Продавала на толкучке кофточки. Скорей всего, свои. Ну, дерзила, когда задержали. Выпускать ее надо.

- Это недопустимо в принципе,- резко сказал Сергей.- Недопустимо злоупотреблять арестом. Пора бы уже понять. Где ее дело?

- В райотделе, конечно.

- Хорошо.- Сергей хлопнул руками по столу.- Я еду туда. Предупреди, пожалуйста. Пусть приготовят дело. Допрошу сам эту Дину.

- Давай,- сказал Вальков, поднимаясь.- Сейчас я им позвоню.

Не успел он выйти, как на столе у Сергея зазвонил телефон.

- Салям, Сергей Павлович. Сарыев говорит.

- А-а, здравствуйте.

- Еще раз спасибо за раскрытие убийства. Очень вы нам помогли. Это наше общее, большое дело. И школу, так сказать, оперативного мастерства наши товарищи прошли. Это тоже большое дело. У нас много молодежи. Ее учить надо непрестанно, вдумчиво, серьезно. И за это вам тоже спасибо. Министр передает привет. Все занят. Громадная работа. Хочу спросить. Как идут дела по той группе?

- Кое-что есть. Группа вырисовывается.

- И главарь?

- И главарь тоже.

Сергея еще не посетили сомнения. Открытия и сомнения ждали его впереди.

- Хочу войти в курс,- продолжал Сарыев.- К нам не заедете?

- Сейчас не могу. Давайте ближе к вечеру.

На том они и договорились.

Сергей в общем-то симпатизировал вспыльчивому, любившему красиво поговорить Сарыеву, с первого дня знакомства подметив в нем безусловную честность, искреннее расположение к людям и большой опыт. Поэтому еще раз проверить вместе с Сарыевым свои выводы, расчеты и догадки было полезно.

А пока что Сергей отправился в знакомый ему райотдел милиции.

Следователь, ведший дело Сокольской, оказался молодым, щеголеватым лейтенантом с университетским значком на новеньком, тщательно пригнанном милицейском кителе. Розовое, с пушистыми бачками и чуть выпуклыми голубыми глазами лицо его выражало самоуверенность и подчеркнутую значительность.

- Я смотрю глубже, товарищ полковник,- сказал он Сергею.- Что кофточки! Это, знаете, только повод. А я имею…

- Для чего это повод?

- Для ареста, конечно.

- Так, так. Ну а что вы имеете?

- Я имею веские основания полагать, что эта девчонка связана с крупным преступлением.

- С каким именно?

- Это я еще не установил. Но установлю. Будьте уверены.

- Какие же у вас есть основания полагать, что она связана с таким преступлением?

- Видите ли, в мои руки попало ее письмо. Там она прямо говорит об этом. Сейчас я вам его покажу.

- Не надо. Я его читал.

- Читали?…

- Да. Это письмо попало к вам после ее ареста, кажется?

- На следующий день. И она там, если помните, надолго прощается со своим драгоценным.

- Значит, вы ее арестовали только за продажу кофточек? Более веских оснований у вас тогда не было? Но кофточки, по вашим словам, были только поводом. Что же было причиной ареста?

Сергей сознательно обострял разговор. Арест Сокольской был произведен явно неосновательно. Надо было заставить этого самоуверенного человека признать не только свою ошибку, но и справедливость наказания, которое за ним последует.

- Ну, сначала ее арестовали за спекуляцию, конечно,- сердито ответил молодой следователь.

- Почему же спекуляция? Ведь она продавала свои собственные кофточки. Сколько их у нее было?

- Две…

- Новые, только что купленные?

- Не совсем новые…

- Это вы называете спекуляцией?

- Но у нее не было разрешения. И она себя хамски вела.

- Допустим. Что же, кроме ареста, вы не знаете других мер воздействия? Ведь у нее есть прописка, она работает и раньше никогда не привлекалась к ответственности.

- Но вы же видите, какие у нее связи! И она тоже понимает, что ее арестовали не за кофточки.

- Не понимает, а подозревает, опасается. И может быть, опасается напрасно. Вы же пока ничего не знаете. И что значит «тоже»? Вы-то ее арестовали именно за кофточки.

- Я сразу почувствовал, что за этим стоит кое-что поважнее.

- Ах вот как. Значит, истинная^: причина ареста - ваши предчувствия?

- Ну, знаете, товарищ полковник. Так можно смазать любое дело.

- Так можно дойти до серьезных нарушений законности. Сколько дней прошло с момента ареста?

- Шесть дней.

- Ну и что вы добыли за это время, какие улики?

- Пока в общем… Ничего нового. Но…

- Скажите,- медленно произнес Сергей.- На вас лично не произвело впечатления это письмо? Просто так, по-человечески?

- При чем здесь «по-человечески»? - нервно усмехнулся следователь.- Это же серьезный уличающий документ.

- М-да.- Сергей потер подбородок и неожиданно спросил: - Вы читали Кони?

- Анатолия Федоровича? Еще бы! Выдающийся судебный деятель.

- Так вот, еще Кони писал, что дневник или письмо молодого человека «очень опасное в смысле постижения правды доказательство». Вы допрашивали Сокольскую по поводу этого письма?

- Конечно.

- Что она говорит?

- Она, видите ли, оскорблена и вообще не желает говорить.

- Понятно. Ну так вот,- закончил этот тягостный разговор Сергей.- Дело немедленно прекратить. Получите, взыскание за необоснованный арест. С прокурором я поговорю сам. А на будущее советую помнить: перед вами всегда человек с нелегкой, как правило, судьбой, человек со своими мечтами, планами, любовью. И первая ваша мысль должна быть: «А если он не виноват?» И потом уже попробуйте ее опровергнуть фактами, уликами, а не ощущениями. Вот когда вам это удастся, тогда возбуждайте дело против него. Только так. Вам ясно?

- Ясно, товарищ полковник,- хмуро ответил молодой следователь.

- А теперь вызовите Сокольскую. Я сам ее допрошу. Без вас.

- Слушаюсь.

Оставшись один, Сергей задумался. Допрос девушки теперь значительно осложнялся. Этот следователь все испортил. Как теперь заговорить с ней о письме?

Сергей раскрыл папку с делом. Поверх всех бумаг там лежал знакомый конверт. Вынув письмо, Сергей еще раз пробежал его. И, как ни странно, именно это письмо, вернее, сам тон его, подсказало Сергею единственно, пожалуй, возможное направление предстоящего разговора.

Черт возьми, девчонка, видимо, немало пережила. Она по-настоящему любила этого человека. Мало того, она продолжает его любить, несмотря ни на что. А как же Гусев? Что произошло между ними? И эта ее решимость за все ответить и дальше жить честно. И намерение отомстить. А потом это прощание, поцелуи. Да, плохо ей сейчас, трудно. Вот она и мечется, и не знает, на что решиться.

Сергей курил, задумчиво глядя в окно.

За стеклом, касаясь его бесчисленными глянцевато зелеными лепестками, протянулась ветка какого-то незнакомого дерева. Самого дерева видно не было. Только эта тонкая, дрожащая на ветру ветка. Она казалась совсем слабой, но удивительно упругой.

В дверь постучали.

Милиционер ввел невысокую светловолосую девушку в синей кофточке и серой коротенькой юбке. Красивое лицо ее выражало враждебность, глаза чуть покраснели, бледные, видимо привыкшие к помаде, губы были плотно сжаты.

- Садитесь, пожалуйста,- сдержанно сказал Сергей и, обращаясь к милиционеру, добавил: - Вы свободны.

Тот молча козырнул и вышел.

Девушка опустилась на стул возле стола. Она сидела очень прямо, в напряженной позе, сложив на коленях руки, и выжидающе смотрела на Сергея.

- Давайте познакомимся, Дина,- сказал Сергей.- Моя фамилия Коршунов, я…

- У меня тоже есть фамилия, товарищ Коршунов, -резко отчеканила девушка.

- Извините. Просто вы мне годитесь в дочери, поэтому я назвал вас по имени.

- И еще в любовницы,- усмехнулась Дина.- Так тоже бывает.

Сергей внимательно посмотрел на девушку.

- Вы выбрали неверный тон для разговора,- сказал он.- А нам все-таки придется познакомиться и поговорить.

Дина сердито сузила глаза:

- Сперва верните мне письмо. Иначе я…

- Пожалуйста.

Сергей достал из папки конверт и протянул ей.

Девушка, очевидно, не ждала с его стороны такого поступка и настороженно взглянула на Сергея. Нет, она не поверила в его порядочность или доброе отношение. Она решила, что тут кроется какая-то уловка, желание задобрить ее, обмануть, и насмешливо спросила:

- Вы уже выучили его наизусть, конечно?

Сергей пожал плечами:

- Видите ли, то, что я хочу вам сказать и о чем спросить, может быть, и имеет отношение к этому письму. Но я бы все это сделал, и не прочтя его.

- Ну что ж,- небрежно ответила Дина,- теперь можете говорить что угодно и спрашивать тоже.

Она сделала движение, чтобы разорвать письмо.

- Напрасно,- остановил ее Сергей.- Вы же хотели его послать. Вот и пошлите.

- Да? Интересно, каким образом?

От враждебного тона она перешла к ироническому. Сергей улыбнулся:

- По дороге домой. Это самое удобное.

- Что… вы говорите?…

Девушка была так изумлена и растеряна, что даже не смогла обрадоваться, не смогла сообразить, что произошло.

- Я вам сейчас все объясню, Дина. То есть, простите…

- Ах, все равно! - нетерпеливо прервала она.- Дина так Дина.

- Ну так вот. Вас арестовали неправильно. Выражаясь юридическим языком, в ваших действиях нет признаков спекуляции. И следователь получит за это взыскание.

- Но он сказал, что это письмо…

- Письмо не улика,- покачал головой Сергей.- Из него я только понял, что вы хотите жить честно, не бояться и не прятаться, как раньше. Ну и еще, что, по вашему мнению, вы должны быть за что-то наказаны. За что, я пока не знаю. И должны ли, это еще тоже вопрос. Ну, а что касается ваших отношений с тем человеком…

- Это мое дело! - запальчиво воскликнула девушка.

- Вот именно.

- Знаете.- Она пристально посмотрела на Сергея.- Я не ждала от милиции такой скромности и: такой… самокритики.

- Ошибки надо признавать,- сказал Сергей, - исправлять их и стараться не повторять. Больше ничего не остается делать. Ну, пожалуй, еще наказать виновников. Это тоже необходимо в профилактических целях.

- А я… А мне что остается, по-вашему?

- Вероятно, то же самое,- улыбнулся Сергей.

- Да, вам легко говорить…

Девушка сидела все так же прямо, на самом кончике стула, обхватив руками колени, и, хмурясь, смотрела в окно.

Сергей видел, какая борьба происходит с ней: говорить или не говорить о том, что она знает, что мучает ее, не дает покоя, не позволяет жить открыто и честно. Но если она заговорит, то неминуемо подведет того человека. А она его любит. Любит, вот в чем дело.

- Скажите, Дина,- неожиданно спросил он.- За чем вы продавали эти кофточки?

- Что? - девушка оторвала взгляд от окна и посмотрела на Сергея.- Что вы сказали?

Сергей повторил.

- Нужны были деньги.- Она пожала плечами.

- Мне кажется, вы впервые продавали свои вещи, да?

- Да. Ну и что?

- Значит, раньше вы не нуждались в деньгах?

- То было раньше. И потом…

Она запнулась.

- Вы не хотите больше тех денег?

- Допустим…

- Или просто у вас больше их нет?

- Вы намекаете на мое письмо? - Она покраснела.

- Да.

- Ну так знайте: они мне не нужны. Понимаете? Они мне отвратительны! И я… И он меня не бросил. Его заставили. Вот и все. И больше я вам ничего не скажу.

- Зато я вам могу сказать, когда и почему это случилось.

- Вот как? - Она приподняла одну бровь.- Интересно.

- Вы это, конечно, и сами знаете,- продолжал Сергей,- но я все-таки скажу. И скажу, почему я это знаю.

При последних его словах в глазах девушки мелькнул испуг.

- Почему же? - еле слышно прошептала она.

- Он больше не пришел к вам после одного события и из-за него. Этим событием, Дина, было убийство Толи Гусева.

Она так побледнела, что лицо ее стало как будто мраморным и под кожей проступили синие жилки.

- Нет!…- с отчаянием воскликнула она, подняв тонкую руку и словно защищаясь ею от кого-то.- Нет! Он тут ни при чем!

- Возможно. Но почему убили Толю, вы догадываетесь?

- Откуда я могу знать…

- Ну что ж. Тогда я вам скажу.- Сергей сделал паузу, потом медленно добавил: - Это убийство легко объяснить ревностью.

- Что вы,- слабо улыбнулась Дина.- Он знал, что я люблю только его. Он просто нас познакомил. Ведь они были друзьями. А Толя…

- Влюбился?

- Да…

Она произнесла это так тихо, что Сергей скорее догадался, чем услышал.

«Были друзьями»… Но у Гусева был только один друг, который мог это сделать,- Карим! И какой-то Карим связан с Рожковым, убийцей Гусева. Так неужели?… Да, да, это не совпадение, это один и тот же человек! Конечно, один и тот же!

Открытие пришло внезапно, как всякое открытие, как озарение. Будто проскочила искра - и разрозненные элементы вдруг соединились в цепь. И она куда-то ведет, эта цепь.

- Влюбился…- повторил Сергей.- Это повод для ссоры. И они поссорились?

- Нет, они не поссорились…

- Но ведь Толя ушел от семьи. Значит, у него появилась надежда?

Закусив губу, Дина напряженно смотрела в окно.

- Вы подарили ему свою карточку,- продолжал Сергей.- На добрую память. Об этом тоже знал… Карим?

Она повернулась так стремительно, словно ощутила ожог.

- Знал! Он все знал! Я ничего от него не скрывала.

- Но тогда…

- Что «тогда»? Что?…- Она вся подалась вперед и теперь смотрела на Сергея с отчаянной решимостью.- Я же вам сказала, он не виноват! Он… никого не убивал!

- Я знаю. Толю убил другой человек!

- Вот, видите!…

- Это не все,- покачал головой Сергей.- Я вам сказал, что убийство можно объяснить ревностью. Но его можно объяснить и по-другому. Гусев тоже не хотел больше брать те деньги, как и вы.

- Ну да! Он не хотел! Будь они прокляты! - с внезапно вспыхнувшей ненавистью воскликнула Дина.- И… Карим тоже не хотел!

Она впервые произнесла это имя, произнесла неуверенно, через силу.

- Нет,- резко возразил Сергей.- Карим брал и берет. Он и вас втянул в это дело, и Толю тоже. Он…

- Если на то пошло, то его тоже втянули! - страстно перебила его девушка.- Втянули, втянули, я знаю!

- Погодите.- Сергей поднял руку.- Давайте говорить начистоту. Согласны?

- Согласна!

Он видел, девушка сейчас готова была на все, чтобы защитить своего возлюбленного, чтобы отвести от него подозрение.

- Так слушайте.

Сергей закурил.

- Можно? - спросила Дина, потянувшись к сигаретам

- Да, конечно.

В ее тонких пальцах сигарета выглядела неуместно, хотя курила Дина привычно и жадно.

- Так вот,- повторил Сергей.- Дело это серьезное и опасное. Опаснее, чем вы думаете. Тот человек…

- Это он втянул Карима!

- Возможно.

- Не возможно, а точно! Он его родственник. И все время посылал Карима к другому родственнику. Куда-то далеко, на машине. Карим мне говорил.

Она теперь произнесла это имя свободно, не задумываясь. Какой-то барьер уже рухнул между ней и Сергеем.

- И Толю он посылал?

- Да, и Толю… один раз.

«Вот зачем ему нужны были шоферы,- подумал Сергей.- И вот почему убили Гусева: он знал дорогу».

- Знаете, Дина,- сказал он.- Мне надо увидеть Карима. Может быть, вы и правы. И его затянул в преступление тот человек. Как его зовут, кстати?

- Его?…

Она вдруг заколебалась.

- Мы условились говорить начистоту,- напомнил Сергей.- Главарь должен отвечать как главарь. За него не должны отвечать другие.

Дина, опустив голову, молчала. Сигарета чуть дымила в ее дрожащих пальцах.

- Он отравляет людей, он продает им наркотик.- Голос Сергея сорвался от злости, он кашлянул.- Убийца убивает одного человека. Этот медленно убивает многих. И еще многим калечит жизнь деньгами, от которых вы отказались.

- Я его ненавижу,- чуть не плача, произнесла Дина.- Я его проклинаю! Он всех… всех топчет! Всех вокруг! Вы понимаете?

- Понимаю.

- И все его боятся. И я…

- Как же его зовут?

- Его… Юсуф!

Если бы Дина назвала кого угодно, даже самого постороннего, самого, казалось бы, далекого от этого дела человека, Сергей не был бы, вероятно, так ошеломлен, как сейчас.

Юсуф! Но ведь он… Неужели этот человек сумел так притвориться? Кто же тот, другой, который звонил в Борек? И почему… Но Дина сейчас не обманывает, не хитрит. Она сейчас не способна хитрить, она говорит правду! Значит, Юсуф… Вот это да!… А пока… Как же найти Карима? Дина не приведет к нему, это исключено. Если только не обещать… Но Карим преступник. Он втянул в это дело Гусева, он возил наркотик в Борек, он привозил его откуда-то в Ташкент. И он, если останется на свободе, может скрыться. Впрочем, он уже, наверное, скрылся. Ведь арестован Юсуф, арестован Рожков, была арестована Дина - он же не знает за что! Наконец, убит Гусев, провалился Трофимов. Карим обо всем этом, конечно, знает. Все дымится, все горит вокруг него. Да, он скорей всего уже скрылся. Вопрос только куда. Этого, наверное, и Дина не знает.

Сергей посмотрел на девушку. Она перехватила его взгляд и нервно спросила, гася сигарету:

- Что же теперь будет?

- С кем?

- Со мной… с Каримом?

- Вы пойдете домой. А Карим… к сожалению, его уже, наверное, нет дома.

- Как так нет?

Она испуганно посмотрела на Сергея.

- Боюсь, что он сделал самое худшее, что только мог: скрылся.

- Но почему… самое худшее?

- Потому что, мы рано или поздно все равно его найдем. Но этим он покажет, что ни от чего не отказался и ни в чем не раскаивается, покажет, как он опасен.

- Он не скрылся,- резко сказала Дина.- И он вовсе не опасный. Он глупый. Хотите…- Она оглянулась на часы, висевшие над дверью.- Он сейчас на работе. Можно позвонить.

- Мы привыкли больше верить глазам,- ответил Сергей.- Если хотите, можно подъехать туда вместе.

- Хочу,- с вызовом ответила она.

Сергей взглянул на девушку.

- А я не хочу вас обманывать, Дина. Мы вынуждены будем его задержать.

- Я понимаю. Меня тоже задержали.

- Но тут не будет ошибки. Он действительно виноват.

- Все равно. Ему так нельзя больше жить,- тихо сказала девушка и, помедлив, добавила: - Я вам верю.

Почему-то эти последние слова вдруг больно резанули Сергея. Почему? Ведь он же не обманывал ее. Просто очень трудно, неимоверно трудно решать чужую участь, особенно когда тебе верят.

…В диспетчерской большой ташкентской автобазы им сообщили, что Карим Сафаров сегодня на работу не вышел. Дома его тоже не оказалось.

- Что же он наделал,- глотая слезы, сказала Дина.- Что он наделал, глупый!

- Мы его найдем,- ответил Сергей.- И он еще сможет кое-что поправить, если захочет.

Он отвез девушку домой.

В конце дня Сергей приехал в министерство, к Сарыеву.

Что ж, кажется, все идет как надо. Опасная шайка, по существу, обезврежена. Арестован главарь. Это Якубов. Раз он посылал Карима к другому своему родственнику в кишлак, а Рожкова в Борек сначала с тем же Каримом, потом с Трофимовым, то цепочка смыкается. В ней нет места другому главарю, это ясно. «Родственная» цепочка добывания наркотика самая надежная и самая очевидная. Родственники не допустят «чужака» в этой цепочке, они его используют по другой, по сбыту например, как Рожкова или Трофимова, они могут «поставить» его в переговорах с Семеновым, как того, круглолицего, который выступает под именем Борисова. Но до «святая святых», до источника получения наркотика, они не допустят постороннего. И цепочка тут четкая: Якубов - Карим - родственник в кишлаке. Итак, главарь арестован и Рожков тоже. Исчез Карим, в общем-то второстепенный член шайки, не установлен пока мнимый Борисов. Но Сергея сейчас больше всего тревожили не они, эти двое, а третий, тот, в кишлаке… Кто он? Где этот кишлак?… Якубов, конечно, ничего не скажет. Рожков ничего об этом не знает. Карим скрылся. Гусев убит…

Пройдя вестибюль, Сергей начал было подниматься по лестнице, как вдруг остановился. На хмуром его лице неожиданно появилось выражение пытливой сосредоточенности, словно он стремился поймать какую-то возникшую, но еще неясную, все время ускользающую от него мысль.

Постояв секунду в нерешительности, Сергей повернулся, торопливо, почти бегом пересек в обратном направлении вестибюль и выбежал на улицу.

Машина его еще не успела отъехать.

Сергей, запыхавшись, уселся возле шофера и назвал адрес.

- Жми как можешь,- нетерпеливо добавил он.

В машине Сергей немного успокоился. Всегда легче, когда примешь какое-то решение и начинаешь действовать.

Сергей закурил и принялся заново обдумывать сложившееся положение куда спокойнее, чем десять минут назад.

В общем-то все понятно. Так убедительно, логично выстроенная им версия о Якубове провалилась. Якубов не исполнитель, а главарь. И все остроумные, тонкие наблюдения и выводы Сергея оказались ложными. Нельзя свою логику приписывать другому, нельзя механически ставить себя на место другого. Якубов действовал по иной, собственной логике. Да и в самом деле, кому, например, он мог поручить вербовку Трофимова? Рожкову? Этот бандит может убить, но не завербовать. Кариму? Тот мог и не справиться с этим. Тому человеку, который звонил в Борек? Но, возможно, Якубов использует его только на второстепенных заданиях и не подпускает к главному - к своей цепочке. Поручил, например, позвонить в Борек и узнать, на месте ли Семенов. Поручил быть на свадьбе и дать знать, когда оттуда уйдет Сергей. Наконец, продиктовал тому текст всех записок. Это очень ловко, тем более что написаны они человеком, далеким от главного дела, на которого меньше всего может пасть подозрение.

А главное дело - это цепочка, по которой идет этот проклятый гашиш, или анаша - это одно и то же. Цепочка начинается где-то далеко, в кишлаке, где тайком сеют запрещенный сорт конопли, из которого потом и добывается гашиш. И сеет ее родственник Якубова. А другой родственник, Карим, привозит в Ташкент. Отсюда ее везут уже другие. Вот почему Якубов решил заменить Карима на этом этапе другим человеком и нашел Трофимова. Нельзя подвергать Карима двойному риску, и никому больше нельзя доверить поездку в кишлак - это самая секретная часть цепочки. Один раз доверил Гусеву - и пришлось идти на убийство. И больше Якубов никого не подпускал к этой части цепочки. Здесь действовали только его родственники. Что ж, с одной стороны, это осложняет дело, но с другой…

- Приехали,- сказал водитель, останавливая машину у подъезда знакомого дома.

Сергей стремительно поднялся на третий этаж и позвонил. За дверью послышались легкие шаги. Сергей с облегчением вздохнул. Дина была дома, она никуда не успела уйти.

В маленькой душной комнате на столе висела запылившаяся гитара с красным бантом на грифе, под ней веером расположились пожелтевшие фотографии киноактеров. В углу на шатком столике стояло зеркало, и перед ним разноцветные флаконы, баночки, гребешки и щеточки. У стены, под гитарой, старая тахта, напротив - узкий, потрескавшийся платяной шкаф, на нем старые коробки, и круглый стол посредине, накрытый линялой клеенкой.

Какой-то горькой, тоскливой заброшенностью веяло от всего здесь.

- Садитесь,- вздохнув, сказала Дина, подвигая стул и как будто даже не удивившись его неожиданному приезду.

Она была все в той же синей кофточке и серой короткой юбке, только поверх был повязан старенький фартук, и в руке она держала тряпку, «Убирается»,- подумал Сергей.

- Я к вам, Дина, вот зачем,- сказал он, опускаясь на стул.- Во-первых, дайте мне телефон и фамилию вашего начальника. Я сам ему позвоню, чтобы не было лишних разговоров.

- Чуткость проявляете,- с горечью усмехнулась она

- Исправляю все ту же ошибку,- возразил Сергей.

Дина назвала телефон и фамилию.

- Теперь второе,- продолжал Сергей.- Вы не знаете, где живет тот родственник, к которому ездил Карим?

- Нет,- девушка покачала головой.- Не знаю.

«Вот поэтому тебя и не тронули»,- подумал Сергей.

- Вспомните,- сказал он.- Ведь Карим хоть что-нибудь рассказывал вам о своих поездках.

- Кое-что, конечно, рассказывал…- неуверенно произнесла Дина.- Что тот живет в кишлаке… Дом его стоит возле маленького пруда… просто лужа, но там уйма рыбы… И еще… там был пожар… недалеко… Это когда Карим был там последний раз…- Она вспоминала медленно, с усилием.- Да, еще… у него что-то сломалось, когда он приехал в Самарканд… Он так измучился… Сказал: «Еле дотянул последние сорок километров…» Там очень плохая дорога, ее всю изрыли… Еще…- Она приложила ладони к вискам.- Больше ничего не помню.

- А имени этого человека он не называл?

- Нет… Хотя!… Нет, не помню.

- Молодой он, старый?

- Нет… кажется, не говорил…- Она посмотрела на Сергея.- Мало, да?

- Маловато,- ответил Сергей.- Но и на том спасибо.

Она проводила его до двери.

Спускаясь по лестнице, Сергей подумал: «Все-таки кое-что есть. Надо попробовать».

На коротком совещании у Нуриманова все было решено почти мгновенно. Нуриманов знал цену минутам. Затем он сам позвонил в аэропорт. Им повезло: в Самарканд вылетал внеочередной самолет. Следующий звонок был в областное управление Самарканда. В это время Сергей и Ибадов уже мчались на аэродром.

Спустя полчаса небольшой самолет взмыл в потемневшее небо.

И сразу исчезли внизу краски земли, утонули в серой пелене дома, свежая зелень садов, еще черные хлопковые поля, желтые холмы, путаница серых дорог, голубые ленты каналов. И чем больше погружались в темноту земли, тем ярче разгоралось багровым закатным заревом небо вокруг.

Гул моторов наполнял короткий и зыбкий самолетный салон. Под самым иллюминатором серебристое, с языками черной копоти крыло, дрожа от напряжения, плыло в прозрачном воздухе.

Сергей откинулся на высокую спинку кресла, следя за световым табло над дверью пилотской кабины, и, как только там погасла предупреждающая надпись, достал сигареты.

Рядом, полузакрыв глаза, сидел усталый Ибадов.

- Когда прилетим, а, Мурат? - наклоняясь к нему, громко спросил Сергей.

- Через час должны. Ну чуть больше, если встречный ветер.

Сергей невольно взглянул в иллюминатор.

Тьма внизу стала уже непроницаемой. В ней лишь изредка возникали желтые россыпи огоньков далеких поселков.

Докурив сигарету, Сергей удобней устроился в кресле и незаметно задремал.

Когда он открыл глаза, на табло снова горела предупреждающая надпись. Самолет шел на посадку. Под ним, чуть в стороне, тьма взрывалась заревом бесчислениых огней. «Вот он, древний Самарканд»,- с неожиданным волнением подумал Сергей.

Наконец самолет, слегка стукнувшись колесами, покатился, подпрыгивая на неровностях. Вдоль посадочной полосы замелькала цепочка красных фонариков. Самолет свернул с нее и стал медленно подруливать к небольшому зданию аэровокзала.

Вместе с другими пассажирами Сергей и Ибадов спустились по шаткому трапу. На земле было жарко и душно.

Около широкого прохода за длинной металлической оградой стояла группа встречающих.

Ибадов указал на высокого, чуть сутулого человека в белой рубашке:

- Вон товарищ Веретенников, пожалуйста. Вон другие товарищи.

Уже в машине Веретенников сказал:

- Кое-что удалось нащупать, Сергей Павлович

- Да ну! - устало обрадовался Сергей. - Что именно?

- Нуриманов нам передал: радиус приблизительно сорок километров, дорога, где ведутся работы, ну и пожар. А там недалеко хлопкоочистительная фабрика, где недавно был пожар. Так что район ясен. А вот дальше…

- Маленький пруд с рыбками,- подсказал Сергей

Веретенников досадливо махнул рукой:

- Таких прудиков сколько хотите. В каждом кишлаке.

- И все-таки этого человека надо найти во что бы то ни стало,- сказал Сергей.- Иначе получится, что мы оборвем только стебель, а корень останется. Очень опасный корень.

- Все понятно, Сергей Павлович. Вас там будет ждать участковый инспектор Мукумов. Отличный, кстати, инспектор. Он поможет. Моих людей вам дать?

- Не надо.

- Как угодно. Завтра утром можете выехать. А сейчас едем в гостиницу. Ужинать и спать.

Машина уже шла по городу тенистыми, зелеными улицами.

Внезапно раскрылась просторная площадь, красивое, современное здание театра, аллеи цветов перед ним, в стороне светились зеркальные окна большого кафе. Затем потянулся бульвар с огромными, ветвистыми деревьями, в густой их зелени таинственно светились фонари.

- Бульвар Горького,- пояснил Веретенников и сказал шоферу: - проедем к Регистану. Хоть бы денек у нас пробыли,- обратился он к Сергею.- Показали бы вам обсерваторию Улугбека, мавзолеи Шахи-Зинда, Гур-Эмир, усыпальницу Тимура и Тцмуридов. Это же величайшие творения древних зодчих. А? Когда еще к нам попадете.

- Надо спешить,- вздохнув, сказал Сергей.

Он чувствовал, что засыпает. Глаза неудержимо слипались, дремота, наваливаясь, обволакивала сознание.

- Хоть и темно, но все-таки взгляните, - произнес над его ухом Веретенников.- В мире ничего подобного не увидите. Это Регистан.

Сергей с усилием открыл глаза.

Машина остановилась перед тремя необыкновенными, словно из древней восточной сказки вышедшими, огромными сооружениями. Их величественные порталы образовывали обширную квадратную площадь. Высокие стройные минареты по сторонам каждого из порталов, мощные стены, ограждавшие внутренние дворики, и причудливые купола - все было покрыто сплошным ковром разноцветной майолики, поражавшей своим великолепием даже сейчас, в полумраке ночи. А бархатно-черное небо над головой, расшитое непривычно яркими, огромными Звездами, усиливало впечатление нереальной сказочности этого фантастического ансамбля.

- Что же это такое? - ошеломленно спросил Сергей.

- Это три древних медресе,- пояснил Веретенников.- Высшие духовные учебные заведения Востока. Вон то, левое, построено еще при Улугбеке, пять с половиной веков назад. А два других - уже позже. Это древний центр Самарканда. Его надо смотреть днем. Роспись тут, я вам скажу, просто чудо какая.

Сергей вышел из. машины и долго стоял как зачарованный, не в силах оторвать взгляда от этих древних сказочных гигантов, воздушно-стройных, причудливо-гармоничных, как застывшая в камне музыка.

- Да-а,- выдохнул он наконец.- Словами не передашь. Теперь сниться будет.

…Рано утром в гостинице появился Веретенников.

- Пойдемте перекусим. Машина уже ждет,- сказал он, снимая темные очки.- Здесь недалеко чайхана.

Втроем они вышли из гостиницы. Было очень жарко, ослепительно палило солнце, но духоты почему-то не чувствовалось.

Накануне, поздно вечером, когда они только приехали, Сергей не успел разглядеть ни эту чистую, всю в зелени и цветах улицу, ни красивый бульвар напротив, густо заросший могучими деревьями.

Они миновали старые здания университета. И сразу за легкой оградой появились среди деревьев небольшие пруды. На их берегу и даже на плотах, к которым тянулись по воде короткие мостики, в тени могучих чинар разместились столики и небольшие квадратные терраски, где посетители полулежа курили, неторопливо беседуя.

- Нам сюда,- сказал Веретенников и подвел их к накрытому столику возле самой воды.

А спустя час серая «Волга» вырвалась из города и запетляла, запрыгала по разбитому, с выбоинами шоссе мимо гор свежевырытой земли, строительных материалов и глубоких траншей.

Потом потянулись хлопковые поля с чуть пробивающимися зелеными всходами. За обочиной дороги стояли лохматые пыльные акации и торчали, словно гигантские волосатые гусеницы, толстые, причудливо изогнутые стволы тутовника с коротко обрубленными ветвями.

Шофер-узбек, кивнув на тутовник, сказал:

- Еда для шелковичных червей. Все до листика обрубаем. По всей республике. И в городах даже. Они день и ночь жрут, пока в кокон не превратятся. А это богатство. У нас про тутовник стихи пишут.- Он белозубо улыбнулся, - «Я хотел бы быть тутовником, чтобы всего себя отдать людям».

Вдали за хлопковыми полями в зеленых рощах виднелись желтые глиняные дувалы кишлаков. Вглядываясь в них, Сергей думал: «А ведь где-то здесь и живет родственник Юсуфа Якубова. Где-то здесь…:»

По дороге часто попадались чайханы. Возле них в тени деревьев стояли запыленные грузовые машины и понуро, неподвижно, как нарисованные, застыли под горой поклажи маленькие серые ослики.

Навстречу то и дело с грохотом проползали, неимоверно чадя, огромные машины с хлопком, темные его клочья лезли из всех щелей длинного решетчатого кузова.

Потом за высоким белым забором проплыли корпуса хлопкоочистительной фабрики. Сергей заметил, что в этом месте тянувшиеся вдоль дороги телеграфные провода были сплошь облеплены волокнами хлопка. «Не здесь ли был пожар?» - снова подумал Сергей.

Промелькнули яркие, в кумачовых полотнах ворота пионерского лагеря.

Оживленная, пыльная, шумная, добела раскаленная солнцем дорога тянулась и тянулась мимо полей и кишлаков.

В машине было душно, глаза слепили яркие солнечные лучи. Но Сергей продолжал с жадным любопытством оглядываться по сторонам. Удивительная, совершенно незнакомая жизнь разворачивалась перед ним.

Возле какой-то чайханы машина неожиданно остановилась. К ней приблизился молодой, стройный узбек в милицейской форме с лейтенантскими погонами и кожаным планшетом в руке. На узком бронзовом лице его весело блестели черные глаза. Он представился:

- Участковый инспектор Мукумов.

Сергей, а за ним Ибадов и шофер выбрались из машины. Мукумов провел их через чайхану в маленький внутренний дворик, посреди которого мутно переливался узкий арык. Возле густой ивы был накрыт стол.

- Прошу,- сказал Мукумов.- Устали с дороги, конечно. Жарко тоже.- Он разлил в пиалы зеленый чай из пузатого цветастого чайника,- Если разрешите, товарищ подполковник, я пока доложу по существу.

Сергей, улыбнувшись, кивнул, с наслаждением отхлебывая из пиалы чай. Затем все принялись за еду, а Мукумов приступил к докладу.

- Вчера руководство звонило. Говорило, есть у тебя, конечно, такой человек где-то, коноплю индийскую сеет, гашиш получает, продает, закон нарушает. Найди его. К нему родственник из Ташкента за ней приезжает. Я говорю: «Всех тут знаю. Знакомые, конечно, приезжают. По разным делам, знаю. Родственники не приезжали, конечно».

- А есть у вас данные, кто коноплю эту сеет? - спросил Сергей.

- Сигналы, товарищ полковник. У меня актив - комсомольцы. Хороший народ, конечно…

- «Сигналы»…- усмехнулся Сергей.- А задержания есть? Приезжим продают?

- Был случай. Был приезжий, конечно. Суд был.

- Кого же судили?

- Из этого кишлака.- Мукумов указал рукой в сторону шоссе.- Султанов Наби. Старый человек, конечно. Очень деньги любит. Просто дрожит, когда видит.

- Кто к нему приезжал?

- Человек из Ташкента. Давно это было. Три года, конечно.

- Родственник?

- Нет. Родственник у него там хороший человек, большой человек. Стыдили мы его, конечно.

- Теперь не приезжает?

- Нет. Обещание дал. Стыдно было. Бороду рвал. Раскаивался, конечно. Кричал: «Все! Даю третий развод! Все!» Люди слышали.

- Это еще что значит? - удивился Сергей.

- Третий развод? Это по шариату, конечно. Последний, значит, окончательный.

Сергей засмеялся.

- В этом случае такой развод мне нравится, как, Мурат, а? - обратился он к Ибадову.

- Мне тоже,- улыбнулся Ибадов, блеснув зубами, и в свою очередь спросил: - А здесь у этого Султанова тоже есть родственники?

- Есть. Брат. Тураб зовут. Тихий человек. Тоже его стыдил.

- Давайте, Мукумов, с комсомольцами вашими поговорим,- предложил Сергей.

- Очень хорошо, конечно,- согласился тот.- Очень интересно им будет.

- И мне интересно.

- А я бы, Сергей Павлович, погулял. Разрешите? - неожиданно произнес Ибадов.- Гоша мне всегда говорит: «Если ищешь, погуляй, потолкайся среди людей». Меня ведь тут не знают.

- Что ж, Гоша вам дело говорит,- улыбнулся Сергей.

- Я еще и «куклу» припасу,- лукаво добавил Ибадов.

- Ну, ну, осторожнее только.- Сергей погрозил ему пальцем.- Это дело не простое. И вас уже с нами видели.- Он кивнул на чайхану.

- Кто видел, а кто и нет. За час все не узнают.

- Попробуйте,- с сомнением ответил Сергей и спросил у Мукумова: - Вы как думаете?

Тот пожал плечами:

- Не было у нас таких, конечно, приезжих. Пусть попробует. Старика Акбарова поищи. Тоже очень деньги любит. Тоже дрожит.

Ибадов вытащил из кармана газету и, отвернувшись, аккуратно сложил ее несколько раз, затем свернул в толстую короткую трубочку. После этого он достал из бумажника две десятирублевые купюры, попросил столько же у Сергея и тщательно обернул ими газетный комок. Впечатление получилось такое, что весь сверток состоит из денег. После этого Ибадов завернул его в новый кусок газеты и слегка надорвал его, чтобы видны были деньги.

- Готово, пожалуйста,- объявил он.- «Кукла» что надо. Кто хотите задрожит.

- Неплохо,- улыбнулся Сергей, следя за его манипуляциями, и добавил: - А мы будем…- Он взглянул на Мукумова.

- У меня ребят соберем,- торопливо ответил тот.- Дома. Гостем будете, конечно.- Мукумов радостно заулыбался.- Дорогим гостем, товарищ полковник. И ты, товарищ Ибадов. Я пригласить сам не осмелился, конечно.

На этом и порешили.

Первым ушел Ибадов, сунув в карман свою «куклу» и лихо сдвинув кепку на затылок. Предварительно он снял галстук, расстегнул ворот рубахи. Черные глаза его блестели хитро и настороженно. Весь его новый облик как бы свидетельствовал, что это человек ловкий, бывалый, с которым можно вести любые, даже самые рискованные, дела.

Спустя некоторое время поднялись из-за стола Сергей, Мукумов и шофер. Они прошли через пустую в этот час чайхану и вышли к шоссе. Шофер направился к стоявшей поодаль машине. А Сергей и Мукумов пересекли шоссе и двинулись напрямик по узкой тропке мимо посевов хлопчатника, где в черной земле только еще пробивалась зеленая россыпь побегов, мимо мохнатых тутовников и густых пыльных акаций к видневшимся невдалеке глиняным дувалам кишлака.

Толкнув деревянные ворота, Мукумов провел гостя через длинный темноватый проход во внутренний дворик, опоясанный низенькими строениями. На середине дворика раскинулась, заполняя чуть не весь его, могучая чинара, В одном из строений, за решетчатой оградой, теснились овцы, где-то рядом коротко промычала корова.

Под ноги хозяину кинулись две огромные желтые овчарки, широкомордые, с могучей грудью и свалявшейся длинной шерстью. «Среднеазиатская порода,- подумал Сергей.- Силища страшная». За собаками показался карапуз на трехколесном велосипеде в короткой клетчатой рубашонке, с красной пластмассовой саблей на боку. В окне одного из строений мелькнуло женское лицо и тут же скрылось.

Мукумов с усилием оттолкнул собак, погладил стриженую голову сына и представил его гостю:

- Младший, Мумин.

Мальчик поднял на Сергея черные, как сливы, глаза, посмотрел строго и внимательно.

- Серьезный мужчина,- улыбнулся Сергей.

- Прошу сюда,- добавил Мукумов.

Сергей прошел через застекленную веранду в прихожую, по примеру хозяина снял там обувь и очутился в просторной комнате. Потолок ее, разделенный тонкими дранками, был раскрашен в самые разные цвета, на стенах висели яркие, пестрые сюзане, пол был устлан паласами, посередине вокруг низенького столика лежали подушки, а у стены стоял полированный чешский сервант с посудой.

- Прошу, конечно, садитесь,- радушно предложил Мукумов, снимая форменную милицейскую фуражку.

Потом он ненадолго вышел и появился-уже с подростком лет четырнадцати, тоже строгим и молчаливым, в аккуратном костюмчике и белой рубашке. У обоих в руках были тарелки с кищмишем, соленым миндалем, лепешками, зеленым луком, миски с холодным мясом и белыми хлопьями свернувшегося молока.

- Пока до обеда, конечно,- объяснил Мукумов, расставляя на столе тарелки, и не без гордости указал на мальчика: - Мой старший, Аскад. Сейчас он соберет молодежь, конечно.

Пока шли все эти приготовления, Сергей сидел, неудобно скрестив ноги на подушке, положив под локоть другую, и, разглядывая необычную обстановку, думал о том, что даст эта встреча с комсомольцами кишлака.

Было странно, что Мукумов так уверенно заявил: ни к кому здесь не приезжали родственники из Ташкента. А ведь каждый приезжий здесь на виду, тем более приехавший на машине.

Красивый парень, кстати, этот Карим. Сергей вспомнил фотографию, которую рассматривал в милиции, маленькую фотографию для паспорта. Она и сейчас лежала у него в кармане. Тонкое, нервное лицо под шапкой черных, спутанных волос, большие глаза, тоже строгие и задумчивые, как у сыновей Мукумова, родинка на щеке, густые, насупленные брови. С характером, видно, парень, горячий, неглупый. В такого легко влюбиться и нелегко разлюбить, и покоя с ним тоже нет. Да, Дину можно, понять…

Так к кому же приезжал сюда этот Карим, к какому родственнику? Ведь Дина твердо сказала - к родственнику. И Кариму не было смысла ее обманывать. Этого родственника надо во что бы то ни стало найти… Как же это сделать? Возможно, он уже знает об аресте Якубова, о бегстве Карима и затаился, спрятался, а то и вовсе уехал…

Мукумов снова неслышно вышел. А Сергей продолжал размышлять, вытянув затекшие ноги и время от времени машинально кидая в рот то миндаль, то изюминку, то отламывая лепешку.

Но вот в комнату вошли, оживленно переговариваясь, трое смуглых, черноволосых парней в тюбетейках, в белых рубашках с закатанными рукавами, стройные, гибкие, мускулистые. Увидев Сергея, они умолкли и, конфузясь, приблизились к нему. Сергей поднялся и по очереди пожал им руки. Парни представились, а появившийся вслед за ними Мукумов усадил их вокруг стола. Гости привычно и удобно расположились на подушках. Тут же появились еще несколько человек, тоже молодые, улыбчивые, говорливые, и также уселись вокруг.

Мукумов, обведя строгим взглядом собравшихся, опустился на одну из подушек и сказал:

- Вот приехал товарищ полковник из Москвы. Большое дело его к нам привело, конечно. Надо узнать, кто в наших кишлаках коноплю сеет, кто анашу продает приезжему из Ташкента, конечно. Родственнику, конечно. На машине приезжал. Вспомнить надо. Обязательно.

Парни молча, внимательно слушали, а когда Мукумов кончил, один что-то спросил по-узбекски, и тут же все заспорили, заговорили между собой, оживившись и словно забыв о госте.

Сергей прислушивался к незнакомой, быстрой речи.

Наконец Мукумов обратился к нему:

- Говорят, разные люди приезжали. Родственники не приезжали, конечно. Анашу еще курят некоторые старики. Им все равно помирать. Тайком курят. Старик Акбаров курит, старик Султанов Наби курит.

- А его брат? - спросил Сергей.

- Тураб? Тихий человек, правильный.

- И Тураб курит,- вмешался один из парней.- Тихо курит…

- Нет, нет,- перебил его другой.- Тураб не курит.

- Нет… нет…- поддержали его вокруг.

- Вы говорите, разные люди приезжали,- сказал Сергей.- А вот этого человека кто-нибудь видел?

Он вытащил фотографию Карима и передал ближайшему из парней. Фотография пошла по рукам. Ее внимательно рассматривали, переговариваясь, пересмеиваясь между собой, видимо отпуская шутки. Веселый, живой, энергичный народ собрался у Мукумова.

Сергей следил за выражением их лиц. Нет, кажется, никто не узнавал Карима. Или он приезжал не сюда? Но район определен точно, в этом не было сомнения. А впрочем…

- Не видели такого,- сказал последний из парней, к которому попала фотография, возвращая ее Сергею. - Никто не видел.

- Разрешите,- попросил неожиданно Мукумов и, повертев фотографию в руках, задумчиво произнес: - Видел такого. Видел, конечно. В чайхане сидел. Кушал, конечно.

- Вы не ошибаетесь? - настораживаясь, переспросил Сергей.

- Да, видел,- уже уверенно повторил Мукумов.- Давно было. Месяц назад, наверное.

Итак, Карим появлялся здесь. Это было очень важным открытием. Но почему никто из ребят не видел его? Скорей всего, они просто не запомнили ту случайную встречу. А у Мукумова профессиональная память. Да, скорей всего, это так.

- К кому же он все-таки приезжал?…- досадливо произнес Сергей.- Вот ведь что главное сейчас.

Он снова переменил позу. С непривычки ему было неудобно сидеть на подушках.

- Давай еще посмотрим,- предложил один из парней.

И снова пошла по рукам маленькая фотография.

«Теперь уж они его запомнят,- подумал Сергей.- Поздно только».

- Кто же еще в ваших кишлаках может торговать гашишем? - спросил он.

Начали перебирать одного за другим жителей окрестных кишлаков. Парни заспорили, загорячились, невольно снова переходя на родной узбекский язык.

- Есть, конечно, один человек, - с сомнением в голосе произнес наконец Мукумов.- Пустой человек. Телля Рахимов зовут. Жену бросает, конечно. Детей бросает. Пьянствует. В Самарканде на базаре день живет, еще день живет. Приезжают к нему… Надо проверить, конечно.

- А сейчас он здесь? - спросил Сергей.

- Надо проверить,- решительно повторил Мукумов и обратился к одному из парней: - Давай, Назир, к нему зайди. Сейчас зайди. Сосед ваш этот Рахимов. Утром его в чайхане видел. Много ел. Очень много. Гляди: дома он, гости есть?

Парень пружинисто вскочил и, кивнув, исчез за дверью.

- А ты, Асаль,- обратился Мукумов к другому парню,- в чайхану сбегай. Смотри туда, смотри сюда, кто сидит? Шофер там с машиной из Самарканда, конечно. Пусть смотрит, если машина с ташкентским номером пройдет. Пусть задерживает, документы проверяет. Сержант в форме имеет право, конечно,- повернулся он к Сергею.- Утром я сам смотрел.

Сергей утвердительно кивнул.

Потом Мукумов вышел и через некоторое время вернулся со старшим сыном. В руках у них были дымящиеся миски с мясом.

- Кушайте, конечно. Свежий барашек, молоденький,- сказал, улыбаясь, Мукумов.- В честь дорогих гостей.

Он снова вышел и вер-нулся с двумя кувшинами.

- Водка нет, коньяк нет,- все так же улыбаясь, объявил он.- Наше узбекское вино. Очень хорошее вино, конечно.

Все охотно придвинулись к столу.

- Ну это уж вы зря…- смущенно сказал Сергей.

- Как так зря? Что значит зря? - удивился Мукумов.- Кушайте. Довольны будете. Еще раз к нам приедете.- Он снова заулыбался.- В Ташкенте такого барашка нет, конечно. И в.Москве нет. Я там был. Наш ресторан там есть. Хороший ресторан, конечно, «Узбекистан» называется. Нет такого барашка там, конечно. И вина такого нет. Вот, пожалуйста.

Сергей засмеялся и уже подставил было свой стакан, чтобы ему налили вина, как дверь с шумом распахнулась.

На пороге появился раскрасневшийся, взволнованный Ибадов. Отыскав глазами Сергея, он торопливо доложил:

- Вот, Сергей Павлович. Задержали мы его.- И повернувшись к Мукумову, добавил: - Ваш комсомолец помог. Замечательный парень, честное слово.

- Погодите, Мурат. Рассказывайте все по порядку,- нахмурился Сергей, опуская на стол пустой стакан.

- Садись, товарищ, - торопливо сказал Мукумов, бросив подушку возле себя.- Не надо стоять. Садись.

Ибадов, еще не отдышавшись, опустился на подушку, поджав под себя ноги. Обувь он по привычке оставил в прихожей.

- Значит, так,- начал он.- Разыскал я сначала старика Акбарова. Увидел он у меня «куклу»…

…Увидев «куклу», старик Акбаров действительно «задрожал», как и предсказывал Мукумов. Долго они с Ибадовым осторожно прощупывали друг друга и плели хитрые словесные кружева, пока Акбаров наконец не объявил, что может помочь приезжему человеку. И повел его к Рахимову. Тот в дом их, однако, не пригласил, и они вели разговор во дворе около овчарни. Рахимов оказался пьян, и старик Акбаров очень ругал его за это. А Ибадов осторожно намекнул, что если его опередили люди из Ташкента, то он не обидится и придет в другой раз. Тут Рахимов, почему-то испугался, это Ибадов точно заметил. И всякие подозрения закрались ему в голову, даже такое, что Рахимов и есть тот родственник. Об этом Ибадов сразу подумал. Пока они беседовали, пришел какой-то парень. Ворота ему открыл уже не сам Рахимов, а его сын. Пришедший вел себя очень строго и, видно что-то узнав от сына Рахимова, спросил: «Где твой гость, Телля? Говорить с ним хочу». Ибадов сразу насторожился, а Рахимов сказал, что никакого гостя у него нет. «Неправда, Телля,- сказал пришедший.- Мне уже Ташпулат сказал про него». Тогда Рахимов испугался и сказал, что никакой это не гость. Он к.кому-то другому приехал, но дома его не застал и ночевать попросился. Что он, Рахимов, знать не знает этого человека и к кому он приехал тоже и, пожалуйста, может его показать. И Ташпулат сразу подтвердил, что и он не знает этого человека. А старик Акбаров рассердился и сказал, что пришедший совсем еще молодой и мешает беседе почтенных людей. А тот заявил, что его послал товарищ Мукумов. И тогда все пошли в дом. А там оказался… Карим!

- Карим? - недоверчиво переспросил Сергей.

- Он самый, Сергей Павлович,- с торжеством подтвердил Ибадов.- Точно Карим, вылитый.

- Где он сейчас?

- Здесь, во дворе. Назир его стережет. Мы его тут же задержали. Для проверки документов как будто. Не хотел идти. Кусался даже. Нож хватал. Пришлось мне удостоверение показать.- Ибадов ослепительно улыбнулся: - Старика Акбарова чуть удар не хватил.

- Та-ак… Повезло нам, ничего не скажешь. Крупно повезло.

Сергей задумчиво потер подбородок. Он еще не знал, какое открытие ждет его впереди.

Комсомольцы сидели строгие, настороженные, молчаливые, понимая, что случилось что-то важное, может быть, то самое, ради чего и приехал к ним этот человек из Москвы.

Мукумов, хмурясь, взял лежавшую рядом фуражку.

Сергей повернулся к нему:

- Мог бы я где-нибудь поговорить с задержанным?

Мукумов поспешно поднялся:

- Можете, конечно, товарищ полковник. Комната есть, конечно.

Они вдвоем вышли в прихожую, и Мукумов отворил какую-то дверь. За ней оказалась точно такая же комната, только поменьше, с раскрашенным в разные цвета потолком, с пестрыми шелковыми сюзане на стенах и паласами, устилавшими пол, у стены стоял полированный платяной шкаф и стол, видимо из того же чешского гарнитура.

- Хорошо бы пару стульев, если возможно,- не уверенно произнес Сергей, боясь обидеть хозяина своей просьбой.

- Можно, конечно,- понимающе откликнулся Мукумов.- Сейчас Аскад принесет. А я,-он надел фуражку,- приведу задержанного, конечно.

- Погодите. Пусть сначала зайдет Ибадов.

- Слушаюсь.

Ибадову Сергей торопливо сказал:

- Немедленно свяжитесь с Ташкентом. Из райотдела, он тут недалеко. На машине подскочите. Пусть побыстрее узнают у матери или сестры Карима, какой их родственник живет здесь, в кишлаке. Мы совсем это упустили. А они должны знать. Дождитесь ответа и сразу сюда, назад.

- Рахимова им называть?

- Нет. Пусть сами его назовут.

- Понятно, Сергей Павлович.

Мурат стремительно повернулся и исчез за дверью.

А через несколько минут Мукумов ввел в комнату высокого, худого парня в синей перепачканной нейлоновой рубашке с короткими рукавами и узких модных серых брюках. Сергей узнал его. Такое же, как на фотографии, тонкое, нервное лицо под шапкой черных, спутанных волос, густые брови, большие хмурые глаза, родинка на левой щеке. И только расплывшийся под глазом синяк делал это лицо почти неузнаваемо разбойничьим.

- Здравствуйте, Сафаров,- сказал Сергей.- Моя фамилия Коршунов. Садитесь, поговорим.

Парень бросил на него быстрый враждебный взгляд из-под насупленных бровей и, продолжая стоять, отрывисто спросил:

- Почему меня задержали, на каком основании?

- Сейчас узнаете. Садитесь же.

- Не желаю садиться!

- Как угодно. К кому вы приехали сюда в кишлак?

- Ни к кому. Слыхал об этом месте, вот и приехал

- Зачем?

- Просто так. Никого это не касается. Что, ездить нельзя, да?

- Здесь живет ваш родственник?

- Никакой родственник здесь не живет.

- А раньше зачем вы сюда приезжали?

- Не приезжал я сюда раньше.

- Неправда,- покачал головой Сергей.- Приезжали. Вас тут видели. Рахимов утверждает, что вы приехали к какому-то человеку, но не застали его дома. Это верно?

- Придумал я этого человека,- хмуро ответил Карим, глядя в сторону.- Чтоб ночевать пустил.

- Придумали? И Дине придумали, что у вас тут родственник живет?

- Дине?…

Карим, вздрогнув, пристально посмотрел на Сергея.

- Да, Дине. Ну вот что. Не будем играть в прятки. Садитесь и слушайте. Я, как и вы, приехал сюда не случайно. Садитесь.

Карим послушно опустился на стул. Он был подавлен и сбит с толку.

Сергей продолжал:

- Впервые я познакомился с вами, Карим, правда заочно, еще зимой, когда вы с Рожковым приезжали в Борск, к Семенову. Вы помните ту поездку?

- Не… помню…

- Придется вспомнить. Рожков арестован. И Семенов тоже. И ваш ташкентский родственник, Якубов. Все вы это знаете, Каримов. У них конфискован гашиш. А его привозили вы. Отсюда. И вы не задержаны, Карим. Вы арестованы. Мы доставим вас в Ташкент. Но прежде я должен знать, кто ваш родственник здесь, у которого вы покупали гашиш. Вас посылал Якубов.

Что-то дрогнуло в лице у Карима, нервно скривились губы, еще больше прищурился чуть заплывший от синяка глаз, в уголке его задергалась жилка.

- Э-э… ничего… не знаю,- процедил он.

- Надо подумать,- спокойно возразил Сергей.- Надо все взвесить, Карим. Между прочим, Дина вам написала письмо…

- Она тоже… арестована?

- Была. Сейчас она дома.

- Э-э, врете,- махнул рукой Карим.

- Ну, увидите сами. Так вот, Дина написала вам письмо. Когда еще была арестована. Поэтому письмо попало ко мне. Она написала вам вот что.

Сергей почти слово в слово передал содержание письма.

Карим слушал, не поднимая головы, безвольно опустив плечи.

- А вам не хочется жить спокойно? - спросил Сергей.- Жить честно? Дина больше не хочет этих денег. И с вами она простилась. Первая. Хотя… Впрочем, вы сами увидите это письмо. Она вам его пришлет, наверное. Там она с вами прощается. Но она еще и благодарит вас за любовь к ней. А ведь эта любовь принесла ей столько горя, столько разочарований.

- Я тоже… благодарю…- стиснув зубы, произнес вдруг Карим, не отрывая глаз от пола.- Не думайте…

- Ну, ну. Тем более, значит, надо все взвесить в своей жизни, Карим. И решить, что будет дальше. Сейчас именно такой момент, Карим. Может быть, самый ответственный момент. И, я думаю, еще не поздно кое-что исправить. Да, я так думаю. Ведь посмотрите, с кем вы связались. Рожков убил вашего друга Толю Гусева. Осталась Галя, остался сын. Толя не хотел тех денег. И он решил вернуться к Гале, вы знаете. И вот его нет. Рожкову велел это сделать Якубов. Он искалечил и вам жизнь, и Дине тоже. Он тоже убивал людей. Вот с кем вы оказались рядом. Подумайте, Карим. Подумайте. Ведь вы не такой, как они. И вам еще долго жить.

Сергей с трудом сдерживался. Злость и сострадание переполняли его. Такой парень… Гибнет такой парень! Разве можно это допустить? Из-за проклятых денег, из-за собственной глупости, упрямства, слабости. Из-за чего еще, черт возьми? Как добраться до того благородного, чистого, что еще осталось у него в душе? Как разбудить в нем эти уснувшие чувства? И есть ли они вообще? Впрочем, они есть, есть - это точно. Но удастся ли добраться до них, вот вопрос. Беда в том, что нет времени разобраться в этом парне. Как он жил, кто окружал его. Пока нет времени. Надо спешить.

Сергей вздохнул.

- Подумайте, Карим. Я вас сейчас оставлю. Скоро мы поедем. Перед этим мы еще раз поговорим. Если захотите, то начистоту.

Карим продолжал угрюмо молчать.

Сергей вышел из комнаты.

А спустя час возвратился Ибадов.

Комсомольцы уже разошлись. В большой комнате находились только Сергей и Мукумов. В мисках стыла баранина. В кувшинах не убавилось вина.

- Все верно, Сергей Павлович,- устало сказал.Ибадов, опускаясь на подушку.- Товарищ Нуриманов сам выяснил. У Сафарова нет здесь родственника.

- Та-ак,- медленно произнес Сергей.- Выходит, и у Якубова тоже?

- Выходит, так, Сергей Павлович.

Сергей посмотрел на Мукумова:

- К кому же он тогда приехал, этот парень? Неужели к Рахимову все-таки?

Мукумов покачал головой:

- Пустой человек. Несерьезный человек, конечно. Пьяница. Семью бросает. По базарам живет. Дела с ним вести никто не будет, конечно.

- Кто же тогда остается? - спросил Сергей.- Ведь к кому-то этот парень приехал.

- А ночевать попросился к Рахимову,- добавил Ибадов.

Мукумов потер лоб:

- Я так полагаю. Верно он говорит, конечно. Не застал он того человека. Я велел ребятам обойти весь кишлак, конечно. Узнать, кого дома нет. Кто уехал. Того человека дома нет. Все узнал, мог убежать, конечно. - А что? - загорелся Ибадов.- Очень верно. Молодец Мукумов. Аи, молодец!

Вскоре стало известно, что из кишлака исчез тихий, правильный, стыдливый человек Тураб Султанов, тот самый, который так стыдил своего брата Наби, когда того судили три года назад. Наби тогда рвал на себе бороду и кричал, что «дает третий развод». Тихий, стыдливый его брат, оказывается, последний «развод» этому черному делу давать не собирался.

Карим при новом разговоре с Сергеем, когда тот назвал ему имя исчезнувшего старика, мрачно и коротко сказал:

- К нему приезжал. Да.

- Вас Якубов к нему посылал?

Карим как-то странно посмотрел на Сергея и, поколебавшись, ответил:

- Не знаю…

И Сергей почувствовал, что парень не врет, что он действительно не знает, кто его посылал, хотя приказы он получал, конечно же, от Якубова.

И в этот момент у Сергея впервые вдруг закралось подозрение, страшное подозрение, которое ставило под вопрос всю проделанную до сих пор работу. И как ни гнал его от себя Сергей, как ни убеждал себя, что все это только кажется ему, что это никак не укладывается в ту четкую схему, которая уже выявлена, которая доказана, но уже и эта схема начинала казаться ему порочной в каком-то неуловимом еще звене. Он почти зрительно видел, как она шатается, как грозит рухнуть, и тогда под ее обломками окажутся и Сергей, и его товарищи, и само дело, на которое они положили столько труда и сил.

Сергей, ступая по мягкой кошме, пересек прихожую и вошел в большую комнату. Там никого не оказалось. В царившей полутьме было видно, что миски с бараниной убраны. На столике стояли лишь кувшины и тарелки с миндалем и лепешками. Сергей опустился на одну из подушек.

Да, все так ясно было в Ташкенте, казалось, что он дошел до последнего звена в преступной цепочке и ядовитый паук из своего угла уже не протянет больше опасной нити. Да, казалось. И надо было приехать в этот далекий кишлак, чтобы все вдруг переменилось. Нет больше уверенности, нет убежденности. Карим сказал: «не знаю», И вот уже Сергей ясно чувствует, что и он чего-то не знает. Звено… выпало какое-то звено… какой-то человек. Кто он?… Неведомый, мелькнувший где-то на заднем плане Борисов?… Узбек по имени Николай Борисов, укравший паспорт у настоящего Борисова… а тот работает в таксомоторном парке… Снова этот парк… Нельзя повторять ошибки Валькова. Он тогда упустил второстепенные, как ему казалось, связи Гусева… И сейчас второстепенная фигура мнимого Борисова. И еще что-то, что-то еще…

Это был момент наивысшего напряжения, и Сергею казалось, что от того, найдет он сейчас то главное, за что следует ухватиться, или промахнется, зависит все.

И что-то было еще сегодня, что-то мелькнуло в стремительной череде событий. Какие-то слова… кто их сказал?… Они мелькнули, на миг остановили его внимание и растворились… Да, да, что-то мелькнуло… А исчез Тураб Султанов… исчез…

Сергей с усилием поднялся, прошелся в полутьме по шелковистым паласам, разминая затекшую ногу, затем почти ощупью вышел в прихожую, разыскал там свою обувь и спустился во дворик.

Уже почти совсем стемнело. Но Сергей все-таки заметил Мукумова и Ибадова. Они стояли возле чинары и, покуривая, оживленно беседовали по-узбекски.

Сергей подошел к ним, вынул и не спеша размял в пальцах тугую сигарету. Ибадов, чиркнув спичкой, поднес ему огонек. И Сергей, прикурив, задумчиво спросил:

- Скажите, Мукумов, вы знаете фамилию родственника Султановых в Ташкенте?

- Знаю, конечно.

Когда Мукумов назвал эту фамилию, Сергей чуть не поперхнулся дымком от сигареты.

- Как?… Как вы сказали?…

Мукумов повторил.

Сергей и Ибадов молча переглянулись. Такого открытия они не ждали.

И Сергей подумал, что в Ташкенте их ждет теперь самое трудное и ответственное из всего того, что есть в этом деле.

Дина, оказывается, ошиблась, и вместе с ней чуть не ошибся он сам, Сергей.

- Завтра утром вылетаем, первым самолетом,- отрывисто сказал он Ибадову.- Надо спешить.

В ту ночь Сергею и Ибадову уснуть так и не удалось.

Совсем поздно, в кромешной тьме, вернулись они в Самарканд.

Вместе с ними в машине находился и арестованный Карим Сафаров. Всю дорогу он угрюмо молчал, опустив голову, и только в Самарканде, когда подъехали к областному управлению, он поднял на Сергея грустные, совсем не разбойничьи глаза и спросил:

- Что вам Дина про меня еще сказала?

- Что ты глупый человек,- устало ответил Сергей. - Но она тебя почему-то любит.

Карим раздраженно махнул рукой:

- Э-э, врете.

Сутулясь, он вышел вслед за Сергеем из машины. Сзади шел Ибадов.

В управлении их поджидал Веретенников. Первый самолет на Ташкент вылетал через четыре часа. Веретенников уже звонил Нуриманову и передал номер рейса

Еще раньше с Нуримановым говорил по спецсвязи из райотдела и Сергей. Они условились, что завершающую сложную операцию проведут по возвращении Сергея и он ее возглавит. Однако подготовку к ней следовало начать немедленно. И немедленно же должна быть проведена одна важная почерковедческая экспертиза. Нуриманов обещал все сделать. И Сергей в который уже раз подумал, что это просто счастье работать с человеком, на которого можно положиться, как на самого себя.

Веретенников повез Сергея и Ибадова к себе домой.

- Перекусим перед отлетом,- сказал он.

- Ты что? - возмутился Сергей. - Ведь два часа ночи.

- Не имеет значения,- усмехнулся в ответ Веретенников.- Валя моя привыкла. Ребята спят. А она все уже на стол собрала. Ждет.

- Да я лучше час посплю в гостинице,- не сдавался Сергей.- С ног же падаем. И тебе советую. И провожать нас не обязательно.

- У нас так не делается,- строго возразил Веретенников.- Мы по-быстрому. Еще часок и поспите.

Спорить с ним было бесполезно.

Часок действительно удалось поспать, в гостинице. Еще один подремали в самолете, как его ни кидало и ни бросало в утренних воздушных потоках, как ни ревели, ни гудели моторы. Сергей открыл глаза, только когда самолет замер возле Ташкентского аэропорта.

В своей, показавшейся ему родной гостинице Сергей с наслаждением принял душ, побрился, сменил рубашку, когда на столе зазвонил телефон.

Женский голос обрадованно воскликнул:

- Сергей Павлович? Это Мальцева говорит. Здравствуйте. Я просто отчаялась уже вас застать.

- Здравствуйте, Алла Георгиевна. Застать меня было действительно трудно. Только час назад прилетел из Самарканда.

- О, поздравляю. Видели, значит, нашу жемчужину?

Сергей досадливо вздохнул:

- Лучше не спрашивайте. По существу, даже не видел. Не успел прилететь, как уехал в район. Не успел вернуться, как улетел в Ташкент. Вот такая жизнь.

- Такая работа,- поправила Мальцева.

- Это точнее. А перед глазами, знаете, стоит Регистан, все три его медресе, в лунном свете, под звездами, как я их увидел. Просто сказка!

- Да,- подтвердила Мальцева.- Чудесная сказка. А знаете.- Она засмеялась.- Эта ваша поездка неплохая деталь к моему очерку.

- Он у вас готов?

- Еще бы! И, представьте, редактору понравилось. Хотели уже отсылать в набор, но я не дала, пока не покажу вам. Мы же условились, помните?

- Конечно.

- Когда же мы увидимся?

- Завтра. И тогда, я надеюсь, еще кое-что вам расскажу.

- А я вас опять не потеряю?

Оба рассмеялись.

- Нет. Теперь уже нет,- ответил Сергей.

Ровно через пятнадцать минут он был в управлении, в кабинете Нуриманова. Там собрались все участники предстоящей операции.

Первое, что бросилось Сергею в глаза, это загадочно-торжественное выражение на широком лице Лерова. Нуриманов был, как всегда, сух и сдержан. Вальков выглядел усталым и сосредоточенным. Но Леров… Черт возьми, не иначе, как что-то произошло за те две ночи и один день, которые Сергей потратил на свою стремительную поездку.

После первых приветствий и обычных расспросов, не занявших, впрочем, много времени, ибо собравшиеся по профессиональной своей привычке умели ценить каждую минуту, Нуриманов отрывисто сказал:

- Что мы имеем на сегодня. Давай, Макарыч.

Вальков устало потер лоб и, по привычке вертя в руках очки, неторопливо доложил:

- Объект взят под наблюдение. Дом его тоже. Составлен план всего квартала. Теперь. Данные почерковедческой экспертизы.- Он взглянул на Сергея: - Наша версия полностью подтверждается. Записку с адресом Семенова писал он. И он же пытался звонить в Борск. Гусева его опознала по фотографии. Юсуф назвать его отказался. Рожков его не знает. Трофимов и Сокольская тоже. Считаю нужным доложить, что объект был установлен и по другой линии, помимо Султанова. Это сделал товарищ Леров.

Вальков очками указал на своего помощника.

- Подписчик! - торжествующе объявил тот, повернувшись к Сергею.- Живет в доме четырнадцать. Был на свадьбе.

- Где он сейчас? - быстро спросил Сергей.

- На работе,- ответил Вальков.- Дома будет в двадцать три тридцать. Не раньше…

- Так…

Сергей побарабанил пальцами по столу, что-то соображая про себя, потом решительно сказал:

- Давайте план. Будем думать. Да! Вот еще что. Отправьте фотографию в Борск. Может быть, его опознает Семенов. Они же встречались в Самарканде. А возможно, и не только там.

Ему вдруг показалось, что Борск где-то немыслимо далеко и все события, в которых он участвовал там, произошли давным-давно. Сергей словно сквозь туман вспомнил на миг и Семенова, и задержание Рожкова на темном, пыльном чердаке, и Сашу Лобанова, и что-то связанное с ним, о чем Сергей уже не успел подумать.

Он тряхнул головой, закурил, прогоняя эти неуместные сейчас воспоминания, и деловито повторил:

- Давайте план.

Все сгрудились вокруг стола, на котором Вальков разложил большой лист бумаги с сеткой улиц, квадратиками различных строений, условными обозначениями оград, деревьев, кустарников.

- Нужен отдельный план вот этого участка,- сказал Сергей, обведя пальцем кружок на плане.- Со всеми деталями. Вы говорите, есть собака. А где ее конура? Где вторая, задняя калитка? Куда выходит? Как расположены окна в доме, где двери? Все это надо знать.- Он посмотрел на Валькова.- Операция, сам знаешь, не простая. И преступник не простой.

- Сделаем,- коротко ответил Вальков. - Я это уже имел в виду.

- Теперь дальше,- продолжал Сергей.- Список родственников. Кто где живет. Операцию надо проводить одновременно.

- Есть такой список.

Вальков надел очки, открыл папку и, порывшись в бумагах, протянул одну из них Сергею.

- Так…- Сергей пробежал глазами.- Брат, сестра и сестра жены - в Ташкенте. Первая жена, вторая сестра - во Фрунзе. Третий брат… в армии?

Он взглянул на Валькова. Тот кивнул.

- Вчера связались с командованием части. Отличный солдат, говорят. В комсомол недавно приняли. Радистом первого класса стал. А вначале трудно с ним было, дисциплину нарушал, самоволки и все такое.

- Армия,- с гордостью произнес Леров.- Послужишь - человеком станешь. К нам тоже такие попадали. Я комсоргом роты был. Знаю.

- С братом переписку ведет?

- Поссорились они. С девушкой переписывается.

- Из-за чего же поссорились? Брат-то вон на каком счету.

- Это я тоже спросил,- кивнул Вальков.- Говорят, когда в комсомол принимали, сказал про брата: «Совсем отсталый. Для одного себя живет».

- Так…- Сергей снова взялся за список.- Еще один родственник в Пржевальске, другой - в Фергане.- Он обернулся к Нуриманову.

- Все будет сделано,- кивнул в ответ тот.- Сегодня же.

- Что ж, займемся тогда самым главным,- сказал Сергей.

Он совсем не чувствовал усталости. Как будто и не было бессонной ночи, утомительной поездки в кишлак, самолетной болтанки. Слишком велико было сейчас нервное напряжение перед последним, завершающим рывком. Подходил к концу долгий, трудный, полный всяких неожиданностей путь, который начался в далеком Борске, прошел через Москву, Самарканд и кончался здесь, в Ташкенте, сегодня ночью.

- Как ведет себя объект? - спросил Сергей.

- Спокойно,- ответил Вальков. - По-моему, даже слишком спокойно. Все кругом него…

В этот момент странно запищал один из аппаратов на маленьком столике возле Нуриманова. Тот снял трубку.

- «Сокол»… Я - «Сокол»,- с ударением произнес он.- Прием.- И щелкнул переключателем.

Выслушав сообщение, Нуриманов снова щелкнул переключателем и сказал:

- Вас понял. Продолжайте наблюдение.

Он положил трубку и сообщил собравшимся:

- Хозяйка дома с большим свертком прошла в гараж. Вышла оттуда без свертка. Потом вместе с сыном отправились на рынок. Купить собираются немало: у обоих по две сумки.

- Кто же остался дома?

- Никого. Собака одна…

- Та-ак… - задумчиво произнес Сергей.- Придется и мне взглянуть на все.

- Объект надо брать на подходе к дому,- волнуясь, произнес Ибадов.- Честное слово, так лучше. Сергей улыбнулся:

- Не спеши, Мурат. Это мы еще успеем решить Ситуация может в любой момент измениться.

Он поднялся:

- Поеду. Вернусь через час. Со мной… Леров Ты знаешь расположение постов наблюдения?

- Так точно.

Ехать пришлось долго знакомыми, шумными улицами. И Сергею на минуту даже показалось, что он никуда не уезжал, что не было Самарканда, и самолетного гула в ушах, и того далекого кишлака, и умницы Мукумова, и что все это ему приснилось, наверное.

- Значит, сегодня задержим, а завтра уедете, Сергей Павлович? - неожиданно спросил Леров.

- Ну не завтра, так послезавтра,- рассеянно ответил Сергей.

- Привыкли, между прочим, к вам.

Сергей улыбнулся:

- Что делать, Гоша. Друзьями ведь мы останемся. И живы будем - встретимся. Писать-то мне будешь?

- То писать… Я вот думал…- Леров смущенно потер руки.- Как полагаете, Сергей Павлович… жениться на дочери непосредственного начальника… ну этично, что ли?

Сергей внимательно посмотрел на Лерова:

- И ты это серьезно спрашиваешь?

- Ну, я понимаю… Глупо, конечно. Нина смеется. Говорит: «Карьеру решил сделать». Но… всякие люди есть.

- Что ж теперь, не жениться? - иронически спросил Сергей.

- Что вы! Просто я подумал, не перейти ли в другой отдел. Неудобно все же получается, как вы думаете?

- Пустяки, Гоша. С Алексеем Макаровичем все потом решите.

- Это конечно. Решим,- задумчиво подтвердил Леров, сгребая со лба светлые волосы, и неуверенно добавил: - Я только подумал… вы бы с Алексеем Макаровичем поговорили. Может, он не очень… ну, доволен будет…- И, словно оправдываясь, тихо прибавил: - Отца у меня нет…

«А ведь я ему действительно в отцы гожусь,- неожиданно подумал Сергей.- Ничего себе, добрый сынок…»

- А я и не знал, что ты такой,- засмеялся Сергей и, посерьезнев, добавил: - Поговорю. Обещаю тебе.

- Где ж теперь,- грустно возразил Леров.- Если сразу уедете.

- Все равно поговорю.

Спустя несколько минут машина, не останавливаясь, проехала по тенистой, поросшей травой пустынной улице мимо небольших домиков и высоких глиняных оград.

- Вот его дом,- сказал Леров.

Сергей внимательно оглядел крепкую стену, пышные кроны фруктовых деревьев за ней, добротные глухие ворота гаража и рядом еще одни, для въезда во двор, наконец, небольшую дощатую калитку с черной кнопкой звонка, металлической прорезью почтового ящика и белой табличкой с мордой собаки на ней.

Машина выехала на площадь и остановилась невдалеке от каких-то палаток.

Дальше Сергей и Леров пошли пешком.

Вернулись они не скоро, и Сергей, усаживаясь, на свое место возле водителя, озабоченно сказал:

- И все-таки в доме кто-то есть. Причем чужой. Собака ведет себя беспокойно.

- Почему же он ни разу не вышел во двор? - усомнился Леров.

- Это другой вопрос. Тоже, кстати, немаловажный.

Водитель уже собрался тронуть машину, но Сергей остановил его.

- Погоди.- И обернулся к Лерову: - Ты должен остаться. Обрати внимание на следующее. Первое - калитка. Я тебе уже говорил про нее. Второе, ворота гаража. Там есть интересная деталь, изучи ее. Третье, ограда в глубине двора, за деревьями. Ее плохо видно. Наконец, четвертое, это соседи слева. Ты знаешь почему. Ждем твоих сообщений.

- Слушаюсь, Сергей Павлович. Все будет сделано.

Сергей дружески хлопнул его по плечу. Этот человек с каждым днем нравился ему все больше. С ним можно было спокойно работать и крепко дружить.

Леров сконфуженно улыбнулся, вылез из машины и, не оглядываясь, двинулся через площадь, беспечно помахивая свернутой в трубку газетой. Вскоре высокая его фигура исчезла за палатками.

Сергей вернулся в управление.

А еще через час Мурат Ибадов присоединился к группе наблюдения за самим объектом, предварительно перехватив ее по радио на одной из улиц. Мурат был в приподнятом настроении: его план был лринят, объект не должен после окончания работы попасть к себе домой, его предстояло задержать на ближних подступах к дому по сигналу руководителя операции.

Вслед за Ибадовым уехал и Вальков.

Медленно надвигался вечер: Спадала жара. Белесое, словно выгоревшее за день небо наливалось темной, прохладной синевой. Длинные, расплывчатые тени расползались по улицам. Огни еще не зажигались. Солнце зашло за крыши высоких новых зданий, но узкая кромка неба в той стороне янтарно горела, словно подожженная невидимыми лучами его.

И так же неощутимо для постороннего глаза росло напряжение в сложной, все время как бы пульсирующей сети, которой сейчас руководили Сергей и Нуриманов.

Люди кончали работу, спешили домой. Их ждал отдых, ждали дети, домашние дела и заботы, покупки в магазинах и кресла у телевизоров, театры и танцплощадки, недочитанные книги и недостиранное белье, свидания и кроссворды в вечерних газетах…

Сергею казалось, что он почти физически ощущает этот мирный, ровный пульс большого города. Вот уже столько лет главным для Сергея было, чтобы этот пульс где-то не дал перебоя, не застучал бы лихорадочно и тревожно, чтобы не пришла беда в чей-то дом, чтобы кто-то не крикнул в испуге, не упал от удара. А сейчас его больше всего волнует, чтобы кто-нибудь по неведению или слабости не сжег себя в коварном, злом белом дымке самодельной сигареты, чтобы никто не посмел подсунуть людям этот страшный яд, чтобы из темного угла на белой, чистой стене не тянулась ядовитая нить…

Хмурясь, Сергей посмотрел из окна на город.

За его спиной на столике вновь запищал один из аппаратов.

- Я - «Сокол»…- спокойно произнес Нуриманов.- Прием…

Очередное сообщение Валькова гласило: к дому подошел какой-то человек, он не нажал кнопку звонка в калитке, но из дому тут же выбежал сын хозяина и открыл ее. Очевидно, имеется скрытая сигнализация. И сразу поступило другое сообщение: в глубине двора за кустами обнаружена ещё одна калитка. Она ведет в соседний сад и через него на параллельную улицу. Калитка взята под наблюдение и та улица тоже.

И опять сообщение: во дворе наблюдается непонятная суета. Хозяйка и гость заносят что-то в гараж.

Сергей взял у Нуриманова трубку.

- Я - «Звезда»,- отчетливо произнес он.- Переходите на ночное видение. Немедленно осуществите мероприятие с гаражом.

После его команды на далекой, окутанной тьмой улице возникла тень. Человек осторожно приблизился к запертым изнутри воротам гаража, рукой нащупал старые, поржавевшие петли, давно уже, видимо, не использовавшиеся, и неслышно продел в них стальную дужку узкого, еле видимого в темноте замка. Раздался чуть слышный щелчок. Теперь гараж оказался запертым и снаружи. Его ворота уже никто из хозяев открыть не мог.

Во дворе к гаражу метнулась с глухим рычанием собака. Но человек уже исчез на улице. Собака успокоилась и, виляя хвостом, подбежала к вышедшей из дома хозяйке. Та погладила ее по густой шерсти и, взяв за ошейник, повела в глубь двора. За кустами возле дальней калитки она остановилась, дважды повернула в ней ключ и рядом привязала собаку. В наступившей темноте женщина действовала спокойно и не торопясь, полагая, что никто не может ее заметить сейчас.

И так же спокойно вдруг впервые вышел из дому еще один мужчина. В руках у него были две сумки. Он что-то сказал встретившей его женщине и направился к калитке, которая вела на улицу.

…Вальков на секунду отвел глаза от странного, напоминавшего бинокль прибора, укрепленного на коротком прикладе рядом с небольшим закрытым темным фильтром прожектором, и отдал короткое распоряжение стоявшему рядом Лерову. Тот, кивнув, мгновенно растворился в темноте. А Вальков, поднеся ко рту маленький микрофон, негромко вызвал «Сокола».

…В то время как Нуриманов вел переговоры с Вальковым, на столике запищал аппарат. Сергей снял трубку. Сквозь шум атмосферных разрядов до него донесся взволнованный, торопливый голос Ибадова: объект кончил работу, вернулся на базу и, сдав машину, идет домой.

- Я - «Звезда». Вас понял,- подчеркнуто спокойно ответил Сергей.- Продолжайте наблюдение. Докладывайте об изменении обстановки и о движении объекта. Как поняли? Прием.

Ибадов попросил разрешения задержать объект на улице, вдалеке от дома.

- Ни в коем случае,- резко ответил Сергей.- Ждите приказа.

Положив трубку, он посмотрел на часы. Двадцать два сорок пять. Не позже чем через полчаса будет взят объект. Одновременно надо начать операцию вокруг дома. Во двор следует проникнуть в тот момент, когда там никого не будет, и сразу же отрезать путь к гаражу и к задней калитке. Но там привязана собака. Это надо учесть. Что ж, пора.

Он предупредил Нуриманова, накинул через голову тонкий шнурок с маленьким белым микрофоном, проверил на поясе пистолет и стремительно спустился к поджидавшей его машине.

Операция вступала в решающую фазу.

По пути Сергей принял новое сообщение Ибадова: объект встретился на улице с каким-то человеком, у того в руке две сумки. Зашли в магазин. Ибадов видит Лерова.

- Я - «Звезда». Продолжайте наблюдение совместно,- передал Сергей.

Вскоре его машина подъехала к погруженной в темноту пустынной улице. Сквозь густые кроны деревьев еле пробивался тусклый желтый свет редких фонарей. Городской шум замирал здесь. Улица словно притаилась.

Машина с погашенными фарами и выключенным мотором неслышно, как привидение, прокатилась по траве и остановилась. Сергей собрался открыть дверцу и выйти, но в этот момент негромко, настойчиво зазуммерил микрофон у него на груди. От Ибадова поступило новое сообщение: объект и его спутник вышли из магазина с полными сумками, сели в такси, видимо, направляются домой. Перед этим объект звонил куда-то по телефону-автомату, набрал номер, где последние цифры - три, семь и два.

«Домой звонил»,- промелькнуло в голове у Сергея.

- Продолжайте наблюдение,- передал он.- По выходе из такси задерживайте. Учтите возможность наличия оружия. Будьте осторожны.- И с ударением повторил: - Будьте осторожны.

Его охватило внезапное беспокойство. Черт возьми, Как бы ребята не оплошали. Брать-то придется двоих, в темноте. И эти двое… кто их знает, на что они способны.

Через минуту Сергей был уже около Валькова. Не отрываясь от аппарата ночного видения тот доложил:

- Опять началась суета. Все время в гараж и обратно. Не иначе, как готовятся к отъезду. Сейчас будут открывать ворота. И тогда обнаружат замок.

Сергей не успел ответить. Его вызвал Ибадов. Сообщение гласило: такси сворачивает на параллельную улицу, едут к задней калитке. Готовьтесь!

- Стягивай окружение,- торопливо приказал Валькову Сергей.- Того, кто выйдет на улицу и попытается открыть гараж, берите сразу. И во двор. Не дайте ему закрыть калитку. Там сигнализация. Если никто не выйдет, жди моего сигнала. А я - на ту улицу, к задней калитке.

И, не дожидаясь ответа Валькова, Сергей кинулся в темноту. Какое счастье, что он уже был тут днем и все запомнил. Сейчас Сергей уверенно бежал по узким проходам, огибая дома и глухие высокие заборы. Наконец он выскочил на соседнюю улицу и увидел вдали двигавшиеся прямо на него желтые фары машины, услышал глухой и неторопливый рокот мотора.

Сергей, прячась за деревьями, устремился ей навстречу. Он знал, что за этой машиной двигается другая, с погашенными фарами. Там ребята. Но кто-то должен быть и здесь. Вот он, сад, куда выходит та калитка, вот он…

Такси остановилось совсем недалеко от Сергея. Под ветровым стеклом вспыхнул зеленый фонарик. В темноте щелкнула дверца. Один за другим из машины вылезли два человека, у каждого в руке тяжёлая продуктовая сумка. Сергей ясно различал их силуэты.

Взревев мотором, машина медленно тронулась с места. Приехавшие молча провожали ее глазами, словно не решаясь при ней углубиться в сад. Сергей, стоя за деревом, наблюдал. Сейчас появится кто-нибудь из ребят. Их надо будет подстраховать.

Мимо него тяжело проехала машина с зажженными фарами и зеленым огоньком. Звук мотора постепенно смолк. При слабом свете далекого уличного фонаря видны были две застывшие человеческие фигуры. Люди словно прислушивались к чему-то. Наконец один из них что-то тихо сказал другому, и они собрались уже было идти, когда из глубины сада, где проходила ограда дома с потайной калиткой, вдруг донеслись шум, яростный лай собаки и чьи-то возгласы.

Приехавшие насторожились, поставили сумки на землю, в руке одного из них появился какой-то темный предмет.

В этот момент перед ними возник человек, сбоку появился другой, сзади хрустнули ветки под ногами третьего, четвертого.

Сергей, сжимая тяжелую, нагретую рукоятку пистолета, неслышно передвинулся ближе, к соседнему дереву. «Что у него в руке?» - подумал он, чувствуя, как тяжело забилось сердце.

- Стоять! - раздался в это время повелительный окрик.

И сразу же в ответ неожиданно грохнул выстрел, за ним другой. Раздался глухой, протяжный стон, шум падающего тела, чей-то отчаянный возглас, звуки борьбы, и человек, ломая кусты, пригнувшись, кинулся в сторону от возникшей свалки.

Сергей устремился ему наперерез, уже ни о чем не думая, полный страшного предчувствия, и, догнав, почти автоматически, давно заученным косым ударом, вкладывая в него всю тяжесть своего разгоряченного тела, опрокинул его правую руку, он выбил из судорожно сжатых пальцев пистолет.

- Гоша! - кричал за его спиной чей-то неузнаваемый, прерывающийся, отчаянный голос.- Ответь мне, пожалуйста!… Гоша!

И Сергея охватило желание бить, бить, бить это чужое, дергающееся под ним тело, бить, пока оно дергается, пока живет. Он до крови закусил губу, дрожа от еле сдерживаемого бешенства и чувствуя, как к горлу подступает комок и текут по щекам слезы.

К нему подбежали, попытались оторвать от лежавшего на земле человека, но Сергей не сразу уступил их усилиям. Наконец он встал и увидел, как, шатаясь, к нему подходит маленький Ибадов. Неожиданно обняв Сергея за шею, он припал к его груди и разрыдался.

Кто-то негромко сказал:

- Убит Лееров. Две пули. Наповал.

Одна за другой, включив фары, подошли машины.

- Сначала Гошу,- негромко приказал Сергей.

Ибадов резко выпрямился:

- Я сам понесу!…

- Вместе понесем, Мурат.

Сергей подозвал одного из сотрудников:

- Вы остаетесь за старшего, Усманов. Я буду там.

Он направился через сад к калитке.

Идти в темноте было очень трудно. Ноги не слушались, больно ломило в висках, странная вялость разливалась по телу.

В доме уже шел обыск.

…Утром Сергею на работу позвонила Мальцева.

- Сергей Павлович, мне сказали, что вы не приходили ночевать,- виновато произнесла она.- Но я все-таки…

- Да, да. Мы же условились,- ответил Сергей.- Приезжайте. Вы нам очень нужны.

Он едва успел положить трубку, как в кабинет вошел Нуриманов.

- Почему не едешь отдыхать? - строго спросил он.

Сергей покачал головой:

- Сперва мы его вместе допросим.

Нуриманов внимательно посмотрел на него и вздохнул, поняв, что спорить бесполезно. Он подсел к столу и вынул пачку сигарет:

- Кури. Твои давно кончились. Значит, так. Прежде всего, что дал обыск…

Спустя некоторое время в кабинет ввели невысокого, плотного человека лет сорока, с круглым лицом, на котором острый нос, щелочки глаз под тонкими бровями и ниточка усов казались нанесенными тушью. Только пухлые, сочные губы, сейчас плотно сжатые, нарушали это впечатление.

Нуриманов жестом указал ему на стул перед собой. В стороне на диване сидел Сергей. Человек скользнул по нему острым как бритва взглядом и, узнав, поспешно отвел глаза. При этом он невольно пошевелил пальцами правой руки. Ему, видно, казалось, что они до сих пор еще не отошли с того момента, когда сидящий сейчас на диване усталый темноволосый человек с голубыми глазами и шрамом на щеке выбил у него из руки пистолет.

- Итак, Кадыров, у вас в доме обнаружен наркотик, в большом количестве,- сухо сказал Нуриманов.- В подвале установлены приспособления для его обработки. Там же и в коридоре дома особая сигнализация от калитки. Дальше.- Он раскрыл лежавшую перед ним папку с бумагами.- Вот показания вашего родственника Султанова. Он задержан вместе с вами. Скрыться на машине вы не успели. Нам знакома ваша синяя «Волга». Дальше,- все тем же ровным, ледяным тоном продолжал Нуриманов.- Вот показания Карима Сафарова. Он во всем признался, Кадыров. Опознает вас и Семенов из Борска. Он, собственно, уже это сделал, пока, правда, по фотографии. Нами арестованы и другие члены вашей шайки. Это вы знаете. Так что ваших показаний нам даже не требуется. Их вы будете давать на суде. Вы там расскажете, как ловко замаскировались в парке, как вы там перевыполняли план. И еще вы расскажете, как стали убийцей…

Нуриманов на минуту умолк.

Сергей чувствовал, как сейчас тяжело этому сдержанному, немногословному человеку. Худое лицо Нуриманова казалось окаменевшим. Только из-под лохматых бровей недобро светились глаза…

- Да, стали убийцей.

Сергей жестко поправил его:

- И были убийцей.

Он встал, прошелся по кабинету и остановился перед Кадыровым.

Тот, опустив бритую голову, не отрываясь, смотрел на свои пальцы, которыми машинально шевелил все это время.

- Вы торговали смертью,- медленно произнес Сергей.- Вы несли ее людям. С этим теперь покончено, Кадыров. Навсегда. Люди останутся в живых. И они будут здоровыми. Запомните это.

- Совсем не хотел… Совсем не думал…- пробормотал Кадыров.

- Конечно, не думали. А хотели вы одного: заработать. На чем угодно, только заработать.

Кадыров яростно скрипнул зубами.

- Все врут, собаки. Язык вырву.

- Поздно, Кадыров. Все уже доказано,- холодно возразил Нуриманов.- И никто не врет. Только спасают свою шкуру. Но и это поздно.- Он перебрал на столе бумаги и тем же тоном продолжал: - А теперь уточним некоторые детали…

Допрос продолжался.

А потом Сергей вышел в коридор, где его ждала Мальцева.

- Здравствуйте, Алла Георгиевна,- сказал он, подходя.- Извините, что не могу долго разговаривать.

- Ну что вы, Сергей Павлович, я же понимаю.- Она с тревогой всматривалась в его осунувшееся лицо.- Вот очерк. Прочтите. Я потом позвоню.

Сергей отрицательно покачал головой:

- Очерка этого не будет. Нужен другой. Очень нужен. Сегодня ночью погиб наш товарищ…

1969-1970 гг.