Криминальный гамбит

Глава 26

После визита к Ковчугину Мамонов вернулся в управление в дурном настроении. Он сразу же взялся за сотовый и, услышав голос Гусева, сказал:

— С записью полный облом. Там полно народу, а этих кассет штук сто. Какая из них наша, хрен его знает.

— Ладно, я сам займусь этим. Пока все?

— Да.

Подполковник отключил мобильник, и в это время раздался звонок, которого он ждал с самого утра. Но с последними событиями как-то расслабился, забыл, и когда голос в телефонной трубке представился:

— Государственный советник таможенной службы третьего ранга Кусукин… — Мамонову показалось, что сердце его оборвалось куда-то вниз и остановилось.

Все могло сложиться иначе, но Жучихин вышел из дома на полчаса раньше, чем позвонил Мамонов. Он и потом мог вернуться к родителям подполковника, так как, выехав из гаража, машина неожиданно резко вильнула в сторону и встала.

Прапорщик был опытным шофером и сразу определил, в чем дело.

«Шаровая полетела, хорошо, что не на трассе. Мог бы загреметь в кювет, а то и хуже, на скорости влетел бы в кого-нибудь в лобовую».

Машину отбуксировали в автосервис, и у Жучихина возникла идея вернуться к Мамоновым, попить чайку. Но с заменой управились быстро, за какой-то час. Пока прапорщик ехал к таможне, скверное предчувствие беды не покидало его.

«Хреновая примета — поломка в начале пути», — думал он.

В этот утренний час жара еще не наступила, но Жучихин не успевал вытирать носовым платком пот, катившийся по лицу, заливающий глаза. Причиной всему был неожиданно возникший и не отпускавший страх. К Зубовскому таможенному переходу он подъехал с окончательно раздрызганными нервами.

Его уже ждали с нетерпением. Инспектор таможенного комитета Юрий Морозов начинал нервничать — зеленая «десятка» с приметным номером «300 АО» давно должна была появиться на переходе. За прошедшую ночь он как-то полностью проникся верой в слова молодого оперативника.

"Может, что-нибудь заподозрил, героинщик хренов, и надумал уехать раньше?

— размышлял он. — Или наоборот, решил отсидеться и поедет не в мою смену. А жалко будет, если придется передать его Будницкому".

Нельзя сказать, что Юрий не любил своего сменщика, но очень уж не хотелось делиться с ним своей добычей. Тот парень из Кривова не потребовал себе никаких лавров или дивидендов, значит, можно будет проявить «чудеса» интуиции и профессионализма. Так что когда в потоке машин Морозов рассмотрел зеленый малахит мамоновской «десятки» с толстой физиономией прапорщика за лобовым стеклом, он возликовал: «Есть, попался, карась!»

Торопливо, едва глянув в документы, Юрий пропустил два грузовика и, дождавшись «десятку», обратился к Жучихину:

— Добрый день, предъявите ваши документы.

Прапорщик, широко улыбаясь, вылез из машины и протянул инспектору корочки.

Пот не переставая струился по его лицу, и опытный таможенник сразу отметил это.

Едва взглянув в документы, Морозов спросил:

— Что везете?

— Да свежие фрукты.

На заднем сиденье действительно громоздились два плоских ящика с поздней черешней и ранними абрикосами.

— Это все?

— Нет, еще два ящика в багажнике, — торопливо ответил прапорщик, вытирая лоб насквозь промокшим платком. — Сейчас открою…

— Не надо, — прервал его Юрий. — Проезжайте, пожалуйста, к пункту досмотра.

Таможенник указал в сторону большого навеса, под которым находился бокс, оборудованный подъемником. Жучихин мгновенно понял: «Это все!»

— Хорошо, — с трудом выдавил он, сел за руль, но посмотрел на него так, словно впервые увидел и его, и рычаг переключения скоростей. Через минуту он все же собрался, завел мотор, осторожно тронулся с места, но страх уже полностью овладел им, и прапорщик со всей силы вдавил в пол педаль газа. Машина прыгнула вперед, отбросив в сторону таможенника, и понеслась, увеличивая скорость. К лежащему на земле Морозову подскочили коллеги, стали поднимать с земли. Юрий был без сознания, и старший по наряду закричал:

— В машину его, срочно в больницу! Семенов, беги, передай, чтобы задержали эту «десятку»!

— А номер?!

— Номер триста АО!

Но на ближайшем посту ГАИ в пятидесяти километрах от границы зеленая «десятка» с таким номером не появилась. Жучихин слишком хорошо знал все уловки таможенной службы и мог предугадать их дальнейшие действия, так что ломиться напрямик не стал. Свернув на проселок, прапорщик начал пробираться к Кривову окружными путями.

Всего этого Мамонов, естественно, не знал, поэтому, едва выговаривая слова, представился:

— Подполковник Мамонов, исполняющий обязанности начальника Кривовского ГОВД.

— Скажите, подполковник, зеленая «десятка» госномер триста АО ваша?

— Так точно.

— Где она сейчас?

— А… на ней уехал мой водитель, прапорщик Жучихин.

— Куда он уехал?

— Он отпросился на Украину, съездить за фруктами. Я его отпустил и попросил завезти по пути моим родителям продукты. Так, небольшая посылка.

— И часто вы ему доверяете свою личную машину?

— Ну, бывает, он опытный шофер. А что случилось?

— Этот ваш опытный шофер сбил нашего инспектора, парень сейчас в реанимации, и умчался в неизвестном направлении. Пришлось поднять вертолеты.

— Он что, с ума сошел?! — Мамонов готовил эту фразу, и она прозвучала естественно и органично.

— Это вам лучше знать, все-таки он ваш водитель.

— Ну, я бы тоже очень хотел с ним сейчас поговорить. Что с ним случилось, я не знаю, но машина-то моя! Сейчас мне вот кажется подозрительным, что он с таким упорством отпрашивался в эту поездку.

— Если он появится у вас в городе, немедленно арестуйте его.

— Так точно.

Мамонов задумался. Он был готов к тому, что Жучихина арестуют и он расколется, что будет все валить на начальника или, наоборот, будет молчать как рыба. Но то, что на самом деле натворил в Зубове прапорщик, не укладывалось ни в какие рамки.

«Хорошо бы пристрелили его где-нибудь там, и с концами, — подумал с тоской подполковник. — Но это, конечно, идеальный вариант».

Тщательно проанализировав разговор с главным таможенником, Мамонов, однако, взбодрился и даже почувствовал некоторое облегчение. Он не сказал ничего лишнего и был убедителен.

«Так и буду держать оборону. Ничего не знаю, во всем виноват шофер, втерся в доверие, использовал служебное положение. Надо только предупредить Гуся и людей в Хохляндии».

Торопливо набрав номер, Мамонов еле дождался ответа. Услышав характерный голос Вадима, подполковник вывалил на него накопившиеся эмоции:

— Поздравляю, можешь спокойно кончать своего Антошу!

— Что, зацапали твоего прапора на таможне? — сразу уловил суть дела Вадим.

— Зацапать не зацапали, но пытались тормознуть, и он сбил какого-то таможенника и скрылся. Пока найти не могут.

— Приплыл, Жучок. Будет теперь нары осваивать.

Мамонов выстрелил в эфир залп отборной ругани и приказал подельнику:

— Ты лучше предупреди кого надо, чтобы сворачивали свою шарашку и ложились на дно.

Закончив разговор с Мамоновым, Гусев закурил, подошел к окну и крикнул во двор:

— Мишаня, зайди ко мне.

Через полминуты в комнате появился один из качков Гусева — невысокий, широкоплечий, с несуразно длинными руками и уродливым шрамом на подбородке.

Одет он был в тельняшку, из-под которой выпирали бугры мускулов, кисти богато украшены разного рода татуировками, начиная от эмблемы ВДВ до девушки, привязанной колючей проволокой к кресту. В богатой биографии Мишани было много бурных событий: и Чечня, и тюрьма, и многое другое… Тюрьму он покинул всего три месяца назад и сразу пришел к Гусеву, который мгновенно оценил его жадные и бездушные глаза. Многие из «старой гвардии» обижались, что Мишане Вадим доверяет больше всех, а Гусь прекрасно понимал, что тот еще «голодный», не зарос жирком благополучия и ради денег и связанных с ними благ готов на все.

— Ну, чего надо?

— Ширни меня сначала, — попросил Вадим, поудобней устраиваясь в кресле.

Мишаня проделал все с ловкостью хирургической медсестры, и, когда радостная волна героинового прихода растеклась по телу, Гусев начал подробный инструктаж:

— Надо съездить в две точки, сначала в Гусинку, к дому Антоши, а потом к элеватору, знаешь, где ретранслятор?

— Ну. И что там делать?

— А вот что…

Подполковник Мамонов думал о том, как действовать дальше.

«Надо съездить в Демидовку и забрать оттуда баксы. Припрятать их надо, но куда?»

Размышления Мамонова как бы зациклились: «дипломат», лопата, лесопосадка.

«Придется так и сделать. Другие варианты ненадежны. Вот жизнь пошла, некому и довериться».

Он собрался, но снова зазвонил телефон.

— Миша, он сошел с ума!

Мамонов сначала даже не узнал плачущий женский голос.

— Кто это? — удивился он.

— Это я, Валя.

Валентина Павловна Стародымова неспроста называла Мамонова просто по имени. Еще лет восемь назад отношения их были более чем близкими, а познакомились они и, как говорят в народе, «сошлись» и того раньше, лет за пятнадцать до этого разговора.

Тогда молодой опер Мамонов в первый раз вырвался на юг в бархатный сезон по профсоюзной путевке, где отдыхала и молодая, эффектная жена работника горисполкома Стародымова. Погода, природа, свобода, пусть и временная, — все способствовало началу курортного романа, который неожиданно взорвался редкой по силе чувств страстью, едва не разрушившей обе семьи.

К счастью, вернувшись в родной город, любовники как-то поостыли, одумались, хотя время от времени и продолжали встречаться на нейтральной территории. Роман окончательно угас после избрания Стародымова «бургомистром».

Валентине Павловне очень понравилась новая роль «первой леди», и ради этого она пожертвовала некоторыми личными благами, в том числе и любовником. И вот теперь этот неожиданный звонок.

Это утро для Валентины Павловны начиналось как обычно: с утра ушла на привычный «обход» — рейд на базар, по магазинам, в парикмахерскую. Муж отсыпался после ночного визита к Мамонову, и она даже не собиралась устраивать своему благоверному обычную выволочку. Ночной звонок Мамонова успокоил ее и настроил на мирный лад. По крайней мере, мужик не по бабам пошел, а уехал по делу, за сына беспокоится.

Надо сказать, что отпрыска своего, Петрушу, Валентина просто обожала, любила больше, чем мужа и дочь. Сын был очень похож на нее, и, может быть, именно это привязало ее к родному чаду всеми узелками материнской души. Чем больше он взрослел, тем больше Валентина Павловна находила в нем родных черточек, тем снисходительней относилась к его шалостям и проделкам, даже когда они начали переходить все допустимые границы.

— Ах, какой он озорник и выдумщик, — смеялась она, узнав от мужа об очередном скандале вокруг сына. — Какой он раскованный и независимый, а какое чувство юмора!

Дней десять назад, когда мужа неожиданно ночью вызвал Мамонов, Стародымова ожидала услышать от мужа что-нибудь обычное, вроде истории с облитой бензином и подожженной кошкой, подпалившей деревенские сараи, либо как с той лошадью, которую Петруша с друзьями гоняли машиной до тех пор, пока она не упала, свернув шею. Но муж вернулся домой подавленным и еле смог говорить.

— Что, что случилось? — спросила Валентина, предчувствуя на этот раз что-то страшное.

— Плохо. — Бургомистр только махнул рукой, сел в кресло и, собравшись с силами, наконец вымолвил жуткие слова, прозвучавшие как приговор:

— Он с этими двумя подонками убил человека, девушку.

Валентина почувствовала, как медленно теряет сознание. Но супругов огорчали разные вещи. Если Стародымова переживала, что сына могут посадить в тюрьму, то мэр горевал совсем по другому поводу, и чувства его были гораздо сложнее.