Кровавая Ведьма

Глава 28. Шрамы не только на теле

В скит меня, ревущую и растерянную, Волк заносил на руках.

Казалось бы, ну чего причитать? А нет, как будто накрыло эмоциями так, что ни вздохнуть, ни успокоиться. Разом вспомнилось всё: и как я из столицы вернулась, и как узнала, что бабушка умерла. Как от боли, что душу выворачивала, подгибались колени, и как я со зла жгла всё, что мне о прошлой жизни напоминало — и дом, и книги, и скит этот! И как всколыхнулся во мне родовой дар, силой своей опаляя, и он же меня вышвырнул из старого леса прямо к ногам Верховной Ведьмы Рунха.

И она вспомнилась тоже. И разговор этот с Делиссой, и кладбище опосля…

Хоровод мыслей и чувств сжимал виски до головокружения, заставляя переживать снова и снова самые болезненные воспоминания. Их вдруг оказалось слишком много.

Только мужские руки, ставшие вдруг еще сильнее, чем прежде, не давали упасть и пропасть в вихре прошлого окончательно.

И как только я оказалась внутри скита, сидящей на грубой лавке, в маленькой старенькой печи тут же вспыхнул огонь, подогревая воду в гнутом чайнике, а в воздухе запахло травяными сборами.

Удивительно иль нет, но скит казался неприбранным, однако совсем обжитым.

— Эк девка, как тебя разобрало-то, — неодобрительно качая головой, уселся за столом напротив дядюшка леший. Он сам лично запаривал сбор, едва махнув рукой в сторону Волка.

А того и уговаривать не пришлось — едва разведя огонь, он отыскал в сундуке в углу простую чистую черную рубаху, накинул ее на себя, и принялся стаскивать с меня куртку. К счастью, ей только и обошлось. Уж не знаю как, но рубашка под ней, как и штаны, внезапно оказались сухими. Видать, тетушка Прусья постаралась, заговорила на совесть.

Мокрыми оказались только ботинки, их же и отправили сушиться к печке, а на ноги натянули шерстяные носки знакомой крупной вязки…

Начавшие подсыхать слезы заструились по щекам снова.

Не могла я сдержаться. Не могла, и всё тут!

Леший на сей раз только головой качал недовольно. А Волк, вздохнув, пересадил меня к себе на колени, крепко прижимая к груди. К своей кружке он почти не притронулся, но охотно споил ее мне.

После двойной порции успокаивающих трав рыдать в три ручья уже не хотелось. А вот спать — еще как!

— Вот так-то лучше, — отметив разницу, довольно усмехнулся дядюшка, внимательно меня рассматривая. — А то на упыря была больно схожа. Чего ты, Никаська, сырость развела-то? Будто приведение увидала какое.

— Так почти так и есть, — еще раз оглядев знакомые до боли стены небольшого скита, тяжело вздохнула я и мужские руки на моей талии сжались сильнее. — Я ж помню как это… ну, горело всё. Как рухнула крыша, тоже помню. И как дым сизый шел, когда все запасы трав пламя пожирало! А тут будто и не было ничего. И скит на месте, и травы, и утварь вся целая. Как такое возможно, дядюшка? Неужто и тут Дрейк постарался?

— Да прям уж, — фыркнул на это леший, едва стукнув по давно не метенному полу своим посохом. Только пыль, да паутина по углам и указывали на то, что давненько сюда никто не захаживал. — Что стены? Старых, сухих деревьев полно, мне не жалко. Маг у тебя рукастый, сам всё выпилил, обстругал, да смастерил. Печку сложил, крышу выстелил, мебель смастерил, опять же. А вот утварь какую, да вещи разные в деревни выменивал. Игрушки разные для детишек вырезал, да относил. Мебель какую, еще что, по мелочи. А местные и рады.

Волк направил на лешего многозначительный взгляд, будто попрекая за болтливость, а я же широко распахнула глаза, напрочь передумав плакать:

— Ты сам восстановил мой скит? Правда?

— Как я уже говорил, — невозмутимо пожал плечами тот, признавая с явной неохотой. — Нужно было чем-то заниматься, пока магия не вернулась.

— Но ты говорил о флейте!

— О, и ее показал? — изумился дядюшка, который, как всегда, знал больше меня. А еще говорят, что «ведьма» от слова «ведать». Брешут, видимо! — Да, чудно, чудно выходило. Хотя, по первости, как вспомню его потуги, смешно сказать — кувшинки на пруду вяли. Уж пока обучился сносно играть, весь лес мне измучил.

Я невольно прыснула, зажимая рот ладошкой. Да уж. Не представляю, каково это было!

А Волк, если бы это был не он, наверное, и покраснел бы от стыда и неловкости. Ан нет, сидит спокойно, едва глаза к потолку возвел, явно проклиная болтливость хозяина леса. А тот только и рад посплетничать за кружкой травяного отвара, сидя у теплой печи:

— Я ведь как, Никаська, после всего его прогнать хотел, как увидел. Магию я твою тогда чувствовал, и как от твоего отчаянья весь лес застыл, тоже. Да только остановить тебя не мог, да и не сумел бы. Что на роду написано, того не миновать, сама знаешь. И всё ж злился я на них, и оторопел от наглости такой, когда чужака в своих владениях почуял. Сразу и не понял, что тот самый маг объявился, он ж как человек воспринимался. Ну я и подумал, что нет вины его не в чем, или что ты его простила, раз заклятье твое пропустило. Это уж потом разобрались, что к чему. Ну, и не выгонять же, болезненного? Оставил. А он деятельность развел тут.

— Это не я его тогда простила, — тяжело вздохнула я, остатки отвара допивая и украдкой прижимаясь к мужчине еще плотнее. А он как будто понял — сжал талию еще крепче, зарываясь носом в мои напрочь спутанные волосы. — Это он магии временно лишился. Потому границу заклятия и прошел.

— Я так и понял, что опять намудрили чего, — махнул морщинистой ладонью дядюшка. — С него ж самого и слова не вытянуть. Работал, как проклятый, скит твой восстанавливал, да молча всё, как тот волк. Волк же и есть! А на закате, значит, как темнеть начинало, у ручья волшебного сидеть стал. И ведь, что интересно, даже не испил из него ни разу, ни лицо не обмыл, ни ладони не вылечил, хотя все в мозолях были, да ссадинах. К дальней уключине бегал, я сам наблюдал.

— Почему? — с любопытством заглянула я в мужское лицо. — Он же мог тебя вылечить.

— То, от чего я страдал, излечить волшебными водами было нельзя, Доминика, — внезапно усмехнулся маг, да так горько, что я сразу поняла. Он не о потере магии говорил! — К тому же, лечить мозоли в ручье, который ты столько лет охраняла ото всех, мне казалось кощунством.

Вот же ж… Сам-то он никогда не краснеет, да. А меня вгонять в краску умеет мастерски!

— То ли гордый, то ли глупый, — хмыкнул в ответ на это леший, глядя на мужчину своими пронзительными, темно-зелеными глазами, на дне которых таилась мудрость и спокойствие прожитых веков. — Не понял ты еще, что ли? Приняла тебя Никаськина матушка — ейный дух в ясене живет. Не зазря ж она тебе веточку для флейты скинула, что б совсем от тоски не зачах. Да и бабке твоей, думаю, Доминичка, он бы по нраву пришелся. Мужик видный, хотя ж и маг.

— Дядюшка леший, — не поверила я своим ушам, пока тот самый «видный мужик» неслышно хохотал мне в макушку, судя по едва заметно трясущимся плечам. — Вы никак, сватать меня удумали?!

— Дык от чего не посватать-то, ежели есть, за кого? — искренне недоумевая, спросил леший. И хитро так: — Или ты как будто против?

— Да, — медленно выгнул брови Волк, глядя мне прямо в глаза, смущая своим вопросом куда больше хозяина леса. — Ты против?

— Ну, знаете, что! — осерчав на обоих, я решительно слезла с колен второго и встала, одергивая задравшуюся рубаху. — Сначала с делами разобраться надобно, а потом уже всё остальное!

— Тут правда твоя, дочка, — поморщившись, досадливо кашлянул леший. Подумал недолго, да тоже поднялся. — Негоже такие дела решать вот так, сходу. Отдохнуть вам нужно, опять же. На тебе вон, лица нет. А уж завтра, да с новыми силами…

— Приданное обговорим? — иронично поинтересовался маг.

— Волк!!

Во что прикажете делать с этим неугомонным? Пришлось искать рушник, да силой гнать его наверх, спать! А уж после, тепло попрощавшись с дядюшкой, я сама влажным полотенцем утерлась, волосы, как могла, прочесала, да тоже по узкой лесенке на мандсардный этаж направилась.

Крохотный совсем, вмещающий лишь одну кровать, окно, да сундук, он тоже остался неизменным. Это завтра, наверное, при свете дня, я почувствую всю разницу: и свежие доски, пусть и пыльные слегка, и запах смолы, и непривычные трещинки в полу. А пока все до сих пор не чудилось таким правильным, знакомым и неуловимо родным, что казалось — будто и не было этого всего. Ни лжи, ни предательства, ни боли…

Ни грандиозной тайны прошлого столетия.

А главное — не было самой настоящей охоты на меня. Правда… и этого невозможного мужчины, стоящего сейчас у окна, тоже бы не было.

И от осознания этого — того, что Волка может в один момент просто не стать в моей жизни, внутри всё переворачивалось будто, останавливая судорожное биение глупого сердца. Как же я тогда без него буду?

— О чем задумалась?

Очнувшись, я тряхнула головой, отгоняя ностальгические, а вместе с тем страшные мысли, и шагнула вперед, судорожно обнимая мага за талию.

В то, что мы оба чудом выжили, до сих пор верилось с трудом.

— Да так, мысли всякие, — тихонько буркнула ему в вырез рубашки, касаясь носом кожи, теперь наконец-то теплой. Живой.

— Надеюсь, второй раз скит жечь не собираешься? — насмешливо поинтересовался он. Но не успела я взбрыкнуть возмущенно, как он успокаивающе шикнул, удерживая на месте. — Тише. Я шучу, родная. Если хочешь жечь — жги. Я восстановлю еще раз. Но, только прошу, не сегодня. Хотелось бы поспать сначала хоть немного.

— Как ты себя чувствуешь? — тут же вскинулась я.

— Нормально, — неопределенно хмыкнул маг. — Я бы даже сказал прилично для того, кто недавно должен был умереть. А вот ты явно устала.

Я только глаза закатила, чувствуя, как невольно опускается руки. Я устала, ага. А ты как будто нет, родной!

Вот что мне с ним делать прикажете? Он же будет падать от усталости, и слова ни скажет!

— Пойдем, — потянула его на кровать, откидывая с нее одеяло. — Сделаю вид, что поверила.

Волк хмыкнул, но ничего не сказал в ответ. И улегся с краю, подгребая меня под свой бок и не слушая возражений. Да и не было их: я как только голову на мужское плечо положила, ладонью мерный стук сердца в груди почувствовала, так и заснула сразу. Грешным делом, успела подумать, что без кошмаров в эту ночь не обойтись, но нет. И эта беда минула!

А вот просыпалась уже в гордом одиночестве. И неудивительно: судя по высоко стоящему солнцу в окне, на дворе давно полдень! А откуда-то снизу, меж тем, доносились умопомрачительные запахи чего-то съестного, хлебного и наверняка очень вкусного. Даже стыдно стало немного.

Но едва стоило попытаться встать, как всю совестливость излишнюю как ключевой водой смыло: отчаянно болело, ныло и гудело всё тело! Даже больной ноге на сей раз досталось как-то особенно, и пришлось несколько раз прохромать туда-сюда по крошечной мансарде, чтобы стало возможным на нее хотя бы наступать. А уж потом медленно спускаться, осторожно цепляясь за строганные перила.

Да, как я и ожидала, при свете дня скит оказался совсем иным. Более новым, более ладным, даже в чем-то гораздо надежнее. Без больших щелей у дверей и без трещин в старых досках, и даже без скрипа половиц, сначала он показался чужим, чуждым. Но… не знаю, от чего, но стоило глубоко вдохнуть один раз запах пряных трав и едва уловимого дымка от печки, коснуться кончиками пальцев массивного и чуточку грубоватого стола и ступить на цветные вязаные дорожки, как настороженность сменилась радостью. Мой скит. Правда, мой!

И, поплескав водой на лицо из рукомойника, на крохотное крылечко я уже выходила с парящей душой.

Волк обнаружился на верхней ступеньке. В простой, деревенской рубахе, он пил травяной отвар из деревянной кружки и делился с Шетаном свежими хлебными лепешками. Где их взял только? В деревню бы сходить не успел. Неужто сам испек?

— А мне? — поднырнув под шеей коняги, уселась я рядышком, стаскивая с тарелки румяную лепешку. — С добрым утром.

— С добрым утром, — для начала пристально на меня взглянув, только тогда добродушно усмехнулся Волк. Выглядел, к слову, он намного лучше, чем вчера, даже черные волосы казались чистыми и прочесанными. Неужто к роднику успел сбегать? — Выспалась?

— Еще не поняла, — честно призналась, отпихивая от себя наглую лошадиную морду, попробовавшую посягнуть на мою часть завтрака. — Зато вы оба, смотрю, свежи бодры, как никогда.

— Шетану понравилось в лесу, — пожав плечами, едва улыбаясь, маг пожертвовал мне свою кружку, едва исходящую приятным, ароматным паром. — Мне просто не спалось. Видимо, сказывается действие ручья.

— Ну, — я невольно задумалась, припоминая прошлый раз, когда в схожих обстоятельствах я так же сидела на этом самом крылечке с одним из Воплощенных магов. — Пара дней жуткой бессонницы тебе обеспечена точно. И магичить советую аккуратно, с непривычки можешь силу не удержать.

— Что, и как Ирбис вырасту? — иронично выгнул он бровь.

Я невольно задумалась, окидывая мужчину взглядом.

Куда уж там больше расти-то? Это десять лет назад они еще молоды были, самого расцвета сил не достигнув, вот и прибавило усатому мышц немного, роста, да широты в плечах. Но подействует ли это на Волка, который буквально накануне обрел свое полное Воплощение?

— Вряд ли, — в конце концов, выдала вердикт, тихонько жуя кусок свежей лепешки. — Будь это так, ты б еще утром в двери не прошел. Хотя, быть может, всё отразиться на твоем звере. Как знать? Эта магия непредсказуема даже для меня. А ваша так вообще, никем не постигнута.

— Никем, — вдруг усмехнулся Волк, глядя на собственные ладони. Точнее, на атрацитово-черные когти, нестерпимо блестящие в ярком солнечном свете. — Вот уж действительно. Я думал, первым из нас станет Дрейк. На крайний случай Ворон.

— Почему?

— Не знаю, — просто пожал плечом, задумчиво глядя уже на густоту летнего леса, приветливо шелестящего листвой. — Наверное, считал себя недостойным.

— Глупости, — мы с Шетаном фыркнули, да слаженно так, что даже сердце мое вмиг разжалобилось. Пришлось делиться с непослушной конягой едой. — Сила выбирает не достойного, а честного. Того, кто не использует ее во вред. Так моя бабушка говорила.

— Бабушка или прабабушка?

— Прабабушка, конечно, — невольно вздохнула я, обхватывая кружку руками и с неудовольствием понимая, куда начинает клониться разговор. Впрочем, он всё равно неизбежен, верно? — Бабушку я не знала совсем. Она умерла, маму рожая. Знаю лишь, что неодаренной была, и всё.

— Она была умной женщиной. И доброй. Кто бы что не говорил.

— Мне кажется, я ее совсем не знала, — обхватив руками колени, тихонько вздохнула я, слегка покачиваясь. — Столько всего нового выяснилось.

— Не бери слова Делиссы за правду, — понимающе хмыкнув, Волк покачал головой. — Даже если зерно истины в ее речах есть, вряд ли всё было так на самом деле.

— Даже если она солгала об их семейных дрязгах, — невесело посмотрела я на нее. — Остальное всё ж не вычеркнуть. Бабушка Лисса была связана с проклятием, возможно, даже наложила его. И ритуал этот еще!

— Уверен, у нее были на то причины.

— И их надо выяснить, — окончательно загрустила я, опуская ноги обратно на ступеньку. — Бес бы их всех побрал с их тайнами. Опять придется разговоры разводить!

— Как бы то ни было, — отрицательно покачал головой маг, задумчиво поглаживая крутую шею льнущего к нему Шетана. А тот стоял себе спокойно, даже еду больше таскать не решился, словно чувствовал, что речь о чем-то серьезном идет. — Разговоры проще дел.

— Даже думать об этом не хочу, — тоскливо вздохнула, подпирая щеку ладонью. Пальцы наткнулись на что-то не очень приятное на коже, и я замерла…

— Ник?

— Ничего, — торопливо одернула руку, стараясь об этом не думать. Залпом допила порядком остывший отвар, да поднялась на ноги. — Сейчас гребень найду, чтобы волосы прочесать, да будем думать, как поступить дальше.

— Ник.

— Да что?! — резко обернулась я к нему.

Но вместо ответа мужчина резко притянул меня к себе, да так властно, что даже спорить сразу расхотелось. А после, протянув руку, нарочито-медленно отвел пряди от лица, заправив их за ухо. И так же бережно коснулся рубцов на моей щеке, всех четырех, по очереди.

Пришлось закусить губу, чтобы не заплакать. И глухой вопрос вырвался как-то сам собой:

— Сильно страшные, да?

Нашла кого пугать, тоже мне!

— Ник, ты же знаешь, мне наплевать, — отрицательно покачал головой маг, и голос его звучал твердо, без жалости. Как будто ничего такого и не произошло вовсе!

— Это ты сейчас так говоришь, — невольно насупилась, пытаясь опустить голову еще ниже. Ага, так мне и дали! — А потом взглянуть без отвращения не сможешь!

— На ноги же твои смотрю, — опустив взгляд вниз, едва не заставив поджать голые пальцы, проклиная снятые носки, усмехнулся мужчина. — Тем более, следы свежие. Такой ведьме, как ты, мазями их убрать ничего не стоит.

— Было б еще время, на мази эти, — буркнула недовольно, нахохлившись, как воробей. Однако ж нет-нет, да на сумку свою, к конскому седлу привязанную, стала поглядывать, силясь припомнить, чего там нужного из запасов сохранилось.

— Родная, — рассмеявшись окончательно, маг нежно погладил пострадавшую щеку, и коснулся подбородка, всё ж заставляя взглянуть в его теплые, смеющиеся глаза. И вот чего-чего, а отвращения в них я точно не увидела! — Напоминаю: еще когда ты была маленькой, сопливой деревенской ведьмой с острыми, вечно разбитыми коленками, гоняющей поросят на метле, я уже видел в тебе тебя. Неужели думаешь, какие-то шрамы могут меня смутить?

— Правда? — робко улыбнулась я.

— Правда, — ответил улыбкой маг, целуя меня в кончик носа.

И я ему поверила. Правда, поверила!

Однако ж в зеркало взглянуть не помешает. На всякий случай, так сказать!

— Ладно, — соглашаясь, я неохотно разжала ладони, отпуская мага. — Что дальше-то делать будем? Надо с Ядвигой встретиться. Только я ума не приложу, как.

— Я правильно понял? — тут же нахмурившись, спросил Волк. — Купава Ратиборовна…

— Да, — тяжело вздохнула я. — Прабабушка Яги, Верховная Ведьма Школы Ворожей Рунха. Если Делисса сказала правду…

— То именно она — подруга Амелиссы Артиас, — как и раньше, маг легко ловил мои мысли, как и я его. — Уверена, что ошибки быть не может?

— Да как сказать, — я растерянно пожала плечами, опускаясь обратно на крыльцо. И, чтобы как-то себя отвлечь и занять руки, принялась пальцами разбирать и прочесывать спутавшиеся за время сна волосы. — Я бы, может, и засомневалась в правдивости ее слов. Да только совпадений слишком много. Понимаешь, когда проснулся родовой дар, кровавая магия буквально вышвырнула меня отсюда прямо в Школу, к Купаве Ратиборовне. Ядвига тогда девчонкой совсем была, как и я, и ничего не понимала. А прабабушка ее, не спрашивая ничего, меня к себе на воспитание взяла, кормила, обувала, одевала, обучала, да прятала. И ничего не рассказывала, как бы мы обе с Ягой не спрашивали. Обмолвилась только как-то, что мне самой правду отыскать надо: мол, прознаю о прошлом бабушки Лиссы, и о проклятье узнаю сразу.

— Похоже на то, что она всё знала.

— Знала? — я горько усмехнулась вслух, повторяя собственные, давно терзающие меня мысли. — Да, Купава Ратиборовна явно что-то знает. Но отчаянно не хочет об этом говорить. На все расспросы и даже слезы она лишь недовольно поджимала губы. Всегда. Даже намека не проронила! «Не ваше дело» — таков был ее извечный ответ. Мы с Ядвигой даже посчитали их извечными врагами. Только понять не могли, ежели это так, то чего она со мной носится? Теперь-то понятно. Клятва ее прогнать меня не позволила, на крови данная. А она сильнее всяких чар будет, даже магии неодаренных.

— Значит, не врагами они были с Амелиссой. А друзьями, — разумно заметил Волк. — Но что-то их развело. И я даже знаю, что. Точнее, кто.

— Ансельм, — запутавшись пальцами в волосах окончательно, я едва выругалась, сильно дергая пряди. — Опять проклятый Ансельм!

— Успокойся, родная, — с неудовольствием покачав головой, Волк поднялся и выудил откуда-то из седельной сумки притихшего Шетана простой деревянный гребень. — Он явно не стоит твоей лысой головы.

— Легко сказать, — уже привычно проворчала я, протягивая руку ладонью вверх. Но гребень мне не дали.

Совсем наоборот — обойдя меня, мужчина уселся позади, широко раскинув босые ноги, и принялся бережно разбирать мою шевелюру.

Мне оставалось в этот миг только дуться, как мышь на скисшую крупу, да дивиться тому, насколько все-таки необыкновенный мне достался мужчина. Кто ж еще, кроме него, способен столь же спокойно все мои выверты, да психи терпеть?

— Трудно сделать, понимаю, — раздался позади спокойный, как всегда, чуть с хрипотцой голос, окончательно успокаивая. — Ансельм многое задолжал твоей семье и тебе лично. Как и мне. И, поверь, родная, настанет день, когда ему придется заплатить по счетам сполна. Но для начала мы должны точно выяснить, что тогда произошло на самом деле. Нам нужно встретиться с Верховной. Думаю, теперь она ответит на все твои вопросы.

Я машинально коснулась старинного кулона на груди, и тут же почувствовала отклик родной, древней магии, исходящей от него.

Волк был прав. Снова!

Теперь Купава Ратиборовна от откровенного разговора не отвертится.

Но только как же нам ее отыскать?