Кровавый Дунай

Глава вторая «По морям, по волнам, нынче здесь, завтра – там…»

– Хлопцы, а теперь скажите мне, как моряки моряку – из вас хоть кто-нибудь корабль вблизи видел? Не говоря уж о том, чтобы им управлять?

Сидящий напротив Савушкина старшина, подкинув в едва тлеющий огонь костра небольшую вязанку хвороста, которую пламя тотчас взялось радостно пожирать – ответил:

– Я бачив. Пьять дней в море болтались… Та не дай бог ще раз такого…

Савушкин кивнул.

– Я помню твою историю. Вы там на вёслах сидели. А капитан, – Савушкин кивнул в сторону словака, донельзя вымотавшегося и уже клевавшего носом, – говорит, что есть шанс погрузится в какую-то моторную лодку. Отсюда и мой интерес… – Помолчав, командир группы вздохнул: – Но судя по дружному молчанию, мотористов среди нас нет… Ладно, отбой. Сегодня и так, слава Богу, до перевала без происшествий добрались, надо сил набраться на завтра. Всем спать! Я дежурю первым, потом подыму Некрасова.

– Есть! – буркнул снайпер.

Котёночкин, глянув на словака – произнёс вполголоса:

– Лёша, надо бы втроём погутарить…

Савушкин усмехнулся.

– Военный совет хочешь устроить? Как Кутузов в Филях? – Помолчав, кивнул: – Хорошо, пусть бойцы укладываются в кузов – палатку ставить уже не будем, шинелей там и всяких кожухов хватает – ну а мы посидим у костра с четверть часика, обкашляем ситуацию… Главное – чтобы Сусанин наш не заснул. – И капитан кивнул в сторону словака, дремлющего напротив. Затем, повернувшись к бойцам, иронично промолвил: – Время отбоя наступило три минуты назад. Витя, тебе осталось пятьдесят семь минут на сон.

– Уже сплю. – Буркнул снайпер и полез в кузов – вслед за ним через задний борт в «блитц» забрались Костенко и радист. Савушкин произнёс вдогонку:

– Две плацкарты подготовьте для комсостава! – И, повернувшись к словаку, добавил: – Иржи, давай сюда, поближе. – Когда капитан Стоян пересел, Савушкин продолжил: – Итак, военный совет считаю открытым. Как и положено, сначала говорит самый младший по званию. Давай, Володя, излагай свои мысли.

Котёночкин пожал плечами.

– Мыслей негусто, а толковых вообще нет. Скажу одно – к этому поиску мы вообще не готовились. Ничего не знаем – ни о театре, ни о противнике. То есть вообще ничего. Я немного знаю по-венгерски, и то – факультативно. Бойцы – по дюжине ходовых фраз. Вы, товарищ капитан – аналогично. Поэтому считаю необходимым, прежде, чем перейти границу – пару дней потратить на подготовку, послушать эфир, порасспрашивать местных… Иржи, вы хорошо знаете венгерский?

Словак сначала не понял, что Котёночкин обращается к нему, затем, спохватившись, ответил:

– Так, добре… Сом з Комарно. То ест Комаром. Моя класа бил… бил венгерский. Словаков било три. – И смущённо улыбнулся, давая понять, что знание венгерского в такой ситуации – просто жизненная необходимость.

Лейтенант кивнул.

– Уже хорошо. Вы с нами до Левице? Или до Комарома?

Стоян, мгновенно посерьезнев, ответил, глядя Котёночкину в глаза:

– До Будапешта. Или до конца…

Савушкин хмыкнул.

– Извини, Володя, что тебя перебиваю, но надо прояснить ситуацию нашему словацкому союзнику. Иржи, – промолвил капитан, обращаясь к Стояну: – Мы – разведывательная группа Красной армии. Сейчас ты нам помогаешь добровольно – но так дальше быть не может. Завтра в семь тридцать утра я буду докладывать в Москву о готовности и составе группы. И если я тебя в неё включу – ты становишься её членом. И обязан будешь выполнять мои приказы и те служебные обязанности, которые я тебе определю. Беспрекословно, точно и в срок. Себе ты уже принадлежать не будешь – решать твою судьбу буду я, как командир группы. Так что ты за ночь подумай, хочешь ты этого или нет, время у тебя есть. Пока ты человек свободный и помогаешь нам по своему желанию. Завтра ты или им остаёшься – или становишься военнослужащим Красной армии. Подумай…

Словак кивнул.

– Розумем. Але я всё решил. Юж давно. В Белоруссия… – Помолчав, капитан продолжил: – Служив охранна дивизия. Сторожили железный дорога. Пят месяцы. Тераз путаю словы, но руштину знав добре. Вспомню. Бил в Борисов. Сторожили мост над Березина, потом немцы стали сами сторожить. Не помогло, – едва заметно улыбнулся словак, – Партизанты взорвали тей мост. Едны дроговы майстар носил выбушнины, тол… Як то на руштина?

– Взрывчатка. – Произнёс Котёночкин.

– Так. Три месяцы носил по едной пачка и взорвал. Не вем, как его презвиско… Моя рота бил под Плещеницы. Немцы нас сняли и отправили Словакия – когда капитан Налепка увёл свой рота в партизанты[3]… Словаки стали… несполахливы. Не вем, як то руштина… Нема довера.

– Понятно. – Капитан Савушкин кивнул и добавил: – Значит, ты с нами?

– Так. И я вем Дунай… И мотор на лодка! – И широко улыбнулся, давая понять, что понял разговор Савушкина со своими бойцами.

Савушкин хмыкнул.

– Ну до лодки ещё надо добраться… Как нам ехать?

Стоян вздохнул.

– Надо в ноци, але…

– Дожди, слякоть, туман и раскисшие дороги. – Продолжил за него Савушкин. И добавил: – Мы и днём-то еле доехали до этих Трех крыжей, а дальше – я даже и думать боюсь. Хотя с другой стороны – нас с такой погодой в двадцати метрах не увидеть…Ладно. Долину Грона как будем пересекать?

– В ноци. – Решительно произнёс Стоян. И продолжил: – Немцев тераз нема. Но надо в ноци. Цеста добра, едну годину ехать. До Банской Штявницы – за полноци. А рано будеме в Левицах!

Савушкин кивнул.

– Хорошо. Значит, утром выезжаем на Невольне, вечером отдыхаем, в ночь пересекаем долину Грона, выбираемся на Штявницки врхи, проезжаем Банску Штявыницу и утром мы в Левице. Где твой венгерский одноклассник служит в мадьярской армии. Так?

– Так. – Подтвердил словак. И добавил: – Тераз тут не су жадни немцы ани мадьяры. Подьме без проблемов.

Савушкин скептически вздохнул.

– Так-то оно так, сейчас все силы немцев между Зволеном и Банска Бистрицей, мы их обошли с левого фланга – но всегда есть вероятность нарваться на какую-нибудь дикую боевую группу. Мы таких повидали… – Помолчав, капитан бросил: – Ладно, утро вечера мудреней! Всем спать! И, Володя, – уже обращаясь к Котёночкину, – нет у нас пары дней на то, чтобы осмотреться. Самое позднее, второго ноября мы должны быть в Будапеште…Из этого и будем исходить!

Утро наступило только по часам – за бортом «блитца» стоял тот же холодный сырой сумрак, что и ночью, лишь на полтона светлее. Савушкин, оглядевшись и не обнаружив среди спящих старшину – окликнул того в проём заднего борта:

– Олег, огонь не погас?

Голос сержанта Костенко на удивление бодро отозвался:

– Як можно, товарищ капитан! Я вже и котелок с водой поставив, будэмо кофе пить, зо свиною тушёнкою та сыром, як паны…И хлеб, а не сухари!

Савушкин привстал на колени, и, оглядев своих бойцов – потянул за плечо радиста:

– Андрей, подъём, семь пятнадцать. Через четверть часа сеанс!

Вскоре все разведчики были на ногах. Пробирающая до костей стылая сырость и резкий порывистый ветер не прибавлял им бодрости, но добротный завтрак – вот интересно, откуда у словацких интендантов датские мясные консервы, португальские сардины и швейцарский сыр? – ситуацию слегка подправил. К тому же сержант Чепрага с первого раза принял шифровку из Центра, отстучал свою, получил квитанцию и довольно быстро расшифровал свежие указания командования. Савушкин взял протянутый радистом листок и прочёл:

Капитан дважды прочёл текст, прежде чем начал понимать, о чём в нём идёт речь – и, обращаясь к словаку, произнёс:

– Ну всё, Иржи, только что Андрей доложил о тебе в Москву, так что с этой минуты ты – член нашей группы. – Помолчав, Савушкин спросил – стараясь не подать виду, что слегка ошеломлён шифровкой, а если говорить точнее – что половину слов в ней вообще не понял: – Ты примерно представляешь Будапешт? Ну там, городские районы, пригороды, остров Чепель?

Словак кивнул.

– Так. Двадцать восьмой год бил с класа экскурсион Будапешт. Нас било три словака на двадесят осем мадьярски школник… – И улыбнулся, вспомнив, судя по всему, какую-то детскую проказу, связанную с той поездкой.

Савушкин почесал затылок.

– Маловато… А твой одноклассник, Ласло – знает Будапешт?

Стоян кивнул.

– Так, так! Бил в милитарна школа Буда. Год!

Уже веселей… Савушкин глянул на часы и скомандовал:

– Всё, по машинам! Костенко за руль, лейтенант и капитан Стоян – в кабину! Ничего, потеснитесь, теоретически сиденье там трёхместное… Володя, если вдруг нештатная ситуация и ты решишь, что пришло время огневого контакта – контрольная фраза пусть будет «Братислава». – Помолчав, Савушкин добавил: – Дай Бог, чтобы она тебе не понадобилась…

Дорога на Невольне оказалась лучше, чем предполагал Савушкин – им удалось спуститься почти до самой долины Грона всего за пять часов. Остановив «блитц» в зарослях лещины на опушке у подножия горного кряжа, капитан скомандовал спешится и занять позицию для наблюдения. Долина Грона в этом месте не превышала в ширину семисот метров, далее на юг начинались Штявницки врхи, пологие горы, густо заросшие хвойным лесом – но эти семьсот метров все же таили в себе немалую опасность. По шоссе вдоль реки нет-нет, да проносились какие-то, судя по всему, военные машины, за полчаса прошло две колонны снабжения из полудюжины грузовых «татр» каждая – явно воинских, правда, непонятно, к какой именно армии они принадлежали. Ну и гужевые повозки словаков – десятка полтора их протарахтело по шоссе за эти же полчаса, не меньше… Движение было весьма оживлённым – надо было или рисковать, или ждать ночи. Савушкин, почесав затылок, обратился к словаку:

– Иржи, каков риск, что нас на этом шоссе остановят?

Капитан Стоян пожал плечами.

– Мыслим, же не вельки. Военски возидла – словенски, немцов никды не видел. Военски жандари не боли… Риск ест, но он малы.

Савушкин кивнул.

– Тогда – вперёд, не будем ждать темноты!

Проскочили долину Грона они и в самом деле без проблем – но уже на подъезде к Банской Штявнице «блитц» вдруг начал тормозить. Савушкин, прильнув к форточке в задней части кабины, увидел стоящий на обочине кюбельваген и трех словацких жандармов – один из которых деловито указывал водителю грузовика, куда тот должен поставить свой «блитц». Капитан, обернувшись к радисту и Некрасову, произнёс вполголоса:

– Трое. Жандармы. Как только я скомандую – Витя, ты с правого борта, Андрей – ты с левого. Сразу на поражение! Проверьте «шмайсеры».

Но прыгать и стрелять не пришлось – жандармы проверили документы капитана Стояна, о чём-то с ним минут пять поговорили, а затем старший из них, пожилой чатар, махнул рукой – дескать, езжайте по своим делам, хлопцы… Как только «блитц» разведчиков отъехал от контрольно-пропускного пункта – Савушкин открыл форточку и спросил:

– Иржи, что это было?

Словак повернулся к капитану – хотя ему здорово мешал сжавшийся в комок Котёночкин – и ответил, улыбнувшись:

– Ето словацкая жандармерия. Пост. Мают приказ контроля за цестой з Кремницы. Хлядаю украинцов з дивизии «Галич». Много крадут…

Савушкин кивнул.

– Видели. То есть мы им не интересны?

– Не. На повстанни са зучастнили и жандары…

– Понятно. О венграх они что говорили? О мадьярах?

– В Жемберовце стоят мадьярски граничары. И далей на юх е Мадьярско, Венгрия. Жандары сказали – надо ехать на Девичаны и Нова Дедина, там нема мадьяр. И чрез Каменец мы в Левице. А там Ласло…

– Сколько это времени?

Словак пожал плечами.

– Може, три часа. Може, два. То недалёко, пятьдесят километров, а цеста добра…

Савушкин в ответ лишь молча покачал головой. Ну ты смотри, как тут всё близко… И немцами даже не пахнет. Понятно – у них сейчас весь фронт от Балтики до Дуная и Дравы трещит по швам, тут не до контроля тыловых словацких районов, дай Бог хоть основные пути сообщения удержать… А дороги и впрямь отличные. Как будто и войны никакой нет…

Уже начало темнеть, когда они спустились со Штвявницкого нагорья и выбрались на придунайскую равнину. Савушкину было как-то даже непривычно возвращаться к «равнинному» образу жизни – два месяца до этого их дороги петляли по отрогам Татр. А тут смотри, что творится – до самого Дуная равнина, ухоженная и обихоженная столетиями крестьянского труда. Нетронутый войной мирный благодатный край…

– Пан капитан, Пуканец. Далей – Девичаны! – открыв форточку, доложил Стоян. Савушкин¸ услышав название села, едва не рассмеялся, и, в последнее мгновение удержав рвущийся наружу смех – Пуканец! – спросил:

– В Левице ты знаешь, куда ехать?

Стоян кивнул.

– Так! Бил у него в сороковой рок. Тогда бил член комиссия по демаркация граница. А Ласло тогда уже служив мадьярске войско. Бил в его штаб в Левице… Когда уже не стало Ческоловенска република… – На всякий случай пояснил Стоян. И добавил, обведя рукой вокруг: – Ето есчо Словенско, але тут юж живут мадьяры. То мадьярски дедины…

– Ясно. – И, обращаясь к старшине¸ Савушкин произнёс: – Олег, притормози вон у тех кустов и загони «блитца» поглубже. На всякий случай подождём ночи, мало ли что… – И, повернувшись к лейтенанту: – Володя, сколько отсюда до Левице?

– Пятнадцать километров. И дорога хорошая…

– Ну вот и отлично. Подождём с полчасика, да и поедем, помолясь. Нам спешка не нужна. Нам нужно добраться до однокашника нашего Сусанина без приключений, тихо и незаметно. Да и чичероне нашему надо переодеться – Словакия через три километра кончится, а в Венгрии его форма – не комильфо…

Когда последняя октябрьская ночь окончательно легла на придунайскую равнину – машина разведчиков тронулась в сторону Левице, который пять лет назад вновь, как и до девятнадцатого года, стал называться Лева. Котёночкин за эти четверть часа в максимально возможных объёмах довёл сложную историю этих мест до Савушкина – но капитан, мало что поняв из разъяснений своего заместителя, про себя решил считать эту территорию австро-венгерской, без раздела на всякие государственные новообразования. Тем более – новые хозяева этих мест и сами плохо понимали, какие здешние земли кому принадлежат…

«Блитц» остановился у дощатой ограды на самом краю города. Капитан Стоян, переодевшийся в ладный рыжий кожушок, смушковую шапку и шаровары – сапоги он оставил свои, офицерские, и Савушкин его отлично понимал, обувь – вещь исключительно интимная, её менять впопыхах – значит, однозначно набить кровавых мозолей – выбрался из кабины, подошёл к тускло светящемуся окошку местной кордегардии и что-то произнёс в адрес двух полусонных гонведов, несущих тут службу. Один из них тотчас же сорвался с места, второй же, с любопытством глядя на «блитц», завёл с капитаном неспешную беседу – понятно, солдатику скучно бить баклуши в своей конуре, тут любому живому человеку будешь рад…

Вскоре второй гонвед вернулся – в сопровождении наспех одетого офицера. Капитан Стоян что-то радостно произнёс, они с прибывшим венгерским офицером смачно обнялись и расцеловались – из чего Савушкин сделал вывод, что прибывший офицер – искомый Ласло, от коего теперь целиком и полностью зависит судьба его группы…

Иржи, минут пять пообщавшись со своим одноклассником, вернулся к разведчикам и доложил вполголоса:

– Тераз едем до Ласло домов. Бывав ведла… рядом с казарни свойго прапору. Лаци всетко нам принесе – униформа, краска – малёвать камьон… Он зо мном в кабине.

Савушкин кивнул.

– Хорошо, поехали!

Ехать далеко не пришлось – Иржи не врал, домик его однокашника действительно располагался в ста метрах от казарм батальона. Венгр, выпрыгнув из кабины, показал водителю, куда поставить «блитц», перекинулся с капитаном Стояном парой фраз и умчался в расположение. Как только Ласло исчез за поворотом – Савушкин скомандовал разведчикам покинуть машину, а сам, подойдя к словаку, спросил настороженно:

– Жандармов не приведёт?

Иржи улыбнулся.

– Он словак. То ест венгр…но словак. Он наш. – Затем, уже серьёзней, капитан Стоян продолжил: – Ми не можем бить мадьярски гонвед. Ми можем бить… помоцны еднотки… как ето руштина… Вспомогательне войско! – Радостно закончил он.

– Это как? – Насторожился Савушкин.

Словак махнул рукой.

– Ставебны прапор. Строителны батальон. Надо малёвать камьон, как строителны батальон в Комаром. Едем в казерну! Домов! – Видя, что капитан Савушкин не до конца понимает ситуацию, Стоян разъяснил: – В мадьярско войско толко мадьяры. Жидья, словаци, цыганы, румуны, русины, сербы – вспомогателне войско. Ми – русины, ми в ставебны прапор в Комаром. До Дуная вольна цеста!

Лейтенант Котёночкин начал было пояснять:

– Товарищ капитан, национальные меньшинства в Венгрии… – Но был прерван Савушкиным, который, махнув рукой, бросил с досадой:

– Да понял я! Документов у нас всё равно нет, хоть мы армией прикинемся, хоть стройбатом…

Иржи деликатно взял Савушкина за локоть.

– Лаци принесе пасс на цестованне до Комаром… Пропуск. На камьон.

У Савушкина как будто камень с души свалился.

– Да что ж ты сразу не сказал!

Стоян пожал плечами.

– Йа говорим…

Савушкин, повернувшись к лейтенанту, с надеждой в голосе произнёс:

– Слыхал, Володя? Пропуск! – Помолчав, добавил: – Глядишь, и впрямь до Комарома доберемся без инцидентов. Если будет пропуск на машину – наши документы могут и не проверить!

Котёночкин кивнул.

– Запросто! Мы в глубоком тылу, в здешних краях сто лет никакой войны не было, бдительностью и не пахнет… глядишь, и просочимся…

Тут из-за поворота показался капитан Ласло и с ним два гонведа, тащивших повозку с какими-то тюками и коробками. Савушкин на это лишь удивлённо покачал головой – ничего себе порядки в венгерской армии!

Когда повозка с впрягшимися в неё и тяжело дышащими гонведами поравнялась с кормой «блитца» – Ласло что-то скомандовал своим бойцам, и те, облегчённо вздохнув, бросили свой экипаж, после чего, козырнув своему командиру – быстро удалились. Савушкин не переставал удивляться нравам и обычаям мадьярского войска… Ну ты смотри, что твориться! Вполголоса он спросил у Иржи:

– А твоему Лаци не надо какие-то документы выписывать на обмундирование?

Словак пожал плечами.

– Тото йе его прапор. Его батальон. Он командир – робит, цо хцэ…

Савушкин промолчал, не зная, что сказать. Вот это им повезло, так повезло!

Подошедший к разведчикам Ласло¸ указав на повозку, произнёс, явно волнуясь и запинаясь:

– Nevedel som veľkosť, tak som priniesol všetko. Plný set. A vymaľujte si, aby ste svoje vozidlo znova natreli.[4]

Савушкин кивнул.

– Добре, подьме на то. Вдяка за помоц! – Его словацкий был, конечно, далёк от совершенства, но вряд ли Ласло знал русский…

Мадьяр улыбнулся.

– Priatelia Jiri sú moji priatelia![5]

Савушкин в очередной раз поразился схожести славянских языков. Все же очевидная глупость – специально учить словацкий или польский, достаточно пожить в Словакии или Польше пару-тройку недель… Жаль, но уже завтра благодатные славянские земли останутся далеко позади. Вокруг будут одни венгры – говорящие на такой жуткой абракадабре, что ни в сказке сказать, ни пером описать…

Следующий час у них ушёл на смену обмундирования. Добротная штатская одежда была тщательно упакована в тюки, привезённые бравыми гонведами, а разведчики облачились в форму венгерских вспомогательных частей – табачного цвета мундиры с черными погонами и галифе весьма своеобразной конструкции, такого же цвета двубортные шинели; впрочем, Ласло, критически осмотревший новоявленных венгерских стройбатовцев, решительно замотал головой.

– Nie, nemôžete! Insígnie musia byť rovnaké! – И беспомощно посмотрел на словака. Иржи, едва заметно улыбнувшись, обратился к Савушкину:

– Звёзда должен быть однаковы. Бронзовы – на мундире и шинель для унтер-официр. На пилотка эмблем – унтер-официр голубой с серебряный застёжка, официр – зелоны с золотыми. Кокарда – унтер-официр серебряный, официр – золотая. Сапоги – толко официр, унтер-официр – ботинки и краги! – Осмотрев разведчиков, вздохнул и решительно бросил: – Сом тераз все сделам!

Минут сорок ушло у Иржи на приведение разведчиков в божеский – вернее, по-настоящему венгерский – вид, и, наконец, внешнее обличье разведчиков стало соответствовать венгерскому уставу – после чего Ласло, устало вздохнув, признал группу годной к дальнейшему путешествию. Тут же на крыле свежеокрашенного (венгр всё сделал сам, очевидно не доверяя этим сомнительным славянам – под его кистью грузовик обрёл серо-голубой колер и большие белые тактические номера по бортам) «блитца» был выписан пропуск – в котором, по словам Иржи, значилось, что группа из состава триста второго строительного батальона в количестве пяти нижних чинов и одного поручика возвращается в пункт постоянной дислокации в Комароме после выполнения задания командования. Командир двенадцатого инженерно-сапёрного батальона Ласло Надь. Подпись, печать. Савушкин кивнул – подлинный документ, даже такой – всяко лучше никакого! Глядишь, и прокатит…

В три часа ночи они распрощались с Ласло и двинулись на юг – венгр утверждал, что никаких препятствий по пути следования им не встретится, максимум – проверят их пропуск в каком-то населенном пункте, который Ласло назвал Одьалла, а Иржи – Старой Дялой. Впрочем, как понял Савушкин, это было поселение немецких колонистов и называлось Альт-Дяла – на чём одноклассники в конце концов и сошлись.

– До Комарома – семьдесят пять километров. Если ехать с фарами – то это два часа ходу. – Промолвил Котёночкин, когда «блитц» проехал последние домики Левице.

Савушкин кивнул.

– Я Олегу велел не прятаться. Поедем, как настоящие венгры, с фарами. Чего нам у себя дома бояться? – С лёгкой иронией в голосе произнёс капитан. И добавил: – В Комароме куда мы едем?

– К дядьке Иржи. Он во время Чехословакии служил в пограничной страже на Дунае, ещё до всего этого вышел в отставку. Девяностого года рождения. Живёт в ста метрах от пристани, на которой базируются венгерские корабли…

Савушкин вздохнул.

– Базироваться то они базируются, да как на них попасть? Близок локоть, да не укусишь…

На востоке уже начало сереть – когда «блитц» разведчиков добрался до Комарома. На въезде в город располагался контрольно-пропускной пункт – со шлагбаумом, двумя люнетами из мешков с песком, из бойниц которых хищно смотрели на дорогу стволы двух станковых пулемётов, с хибарой для гарнизона – но он был пуст. Ни у шлагбаума, ни у пулемётов не было ни души. Гарнизон, судя по молодецкому храпу, доносящемуся из временной казармы, пребывал в объятьях Морфея и покидать оные решительно не торопился. Часовой, долженствующий, по идее, бдить – судя по всему, тоже дрых, но где – понять было невозможно. Однако, и дисциплина в Гонведшеге, подумал про себя Савушкин…

Подождав у шлагбаума минуты три – капитан велел словаку оный шлагбаум поднять, а старшине – на самом малом ходу въехать в город. Ну не будить же уставших гонведов, в самом деле. Им ещё наступление русских варваров из-за Карпат отражать…

Дом дядьки Иржи и в самом деле стоял почти что на берегу Дуная – среди пышного сада, куда Костенко, руководимый словаком, загнал их «блитц». Пока грузовик приглушённо рычал, поудобнее устраиваясь среди абрикосов и яблонь – в домике в глубине сада зажглась лампа, и когда разведчики направились к входным дверям – те распахнулись и перед ними предстал пожилой дядька в исподнем, в накинутой на плечи старой чешской шинели, и уже в сапогах. Узнав среди венгерских гонведов своего племянника – сначала сильно изумился, а потом непритворно обрадовался. Савушкин его понимал – форма на племяше может быть разной, а вот то, что он живой – по нынешним временам уже серьезный повод для радости…

Стоян обнял старика, что-то сбивчиво начал ему говорить, указывая на разведчиков – но дядька решительно пресёк все разговоры и, обратясь к Савушкину, в котором безошибочно признал командира – произнёс:

– Choďte prosím do domu. Porozprávame sa tam. A dáme si raňajky…[6]

Капитан кивнул и бросил своим:

– Идём в хату, погутарим и позавтракаем. Костенко, захвати мешок с консервами…

Когда все разведчики расселись за столом – на котором мановением руки старого Томека, как звали дядю Иржи, появились многочисленные миски с разной снедью, кружки с горячим «кофе» и бутылка сливовицы, которой, как похвастался старик, было уже двадцать лет – дядя капитана Стояна осторожно спросил:

– Kam plánujete ísť ďalej?[7]

Савушкин, отхлебнув дымящегося «кофе» – оказавшегося, понятное дело, напитком из цикория, зато с сахаром и сливками – так же степенно ответил:

– Плануем до Будапешта, але потребуем челн.

Старый Томек кивнул.

– Aký čln potrebujete?[8]

– З мотором. На нас на всех. И полтонны груза. – Савушкин решил не заморачиваться и говорить по-русски. Поймёт, а не поймёт – переспросит… Старик кивнул.

– Понимаем… Ест лодка. З моторем. Два дизел. Два сто конска сила. Обрнены. Два гуфометы. Але… – Тут старик смешался, почесал затылок и добавил, хитро улыбнувшись: – Але в тридесят девяты року му некто одстранил паливове черпадла. Насосы. Мадьяры хцел оправить, але не нашел нахрадне делы… Насосы немам…

Савушкин кивнул.

– Розумем. Але можно поглядать на ту лодку?

Старик кивнул.

– Моцт. Стои ту недалеко, в западакове.

Савушкин переспросил у капитана Стояна:

– В западакове – это где?

Иржи почесал затылок.

– Не вем, як то руштина… Залив? Затока?

Савушкин кивнул, и, повернувшись к старому Томеку, произнёс:

– Тераз можно глянуть?

Томек пожал плечами.

– Пречо не? Подьме!

Через четверть часа они были на берегу Дуная. Затон, в котором стояли полузаброшенные суда, густо порос камышом, пирс, у которого стояли лодки, позеленел от старости – Савушкин с изрядной опаской двинулся по нему вслед за старым Томеком. Они прошли какой-то старый полузатопленный колёсный пароход, пару ветхих парусных лодок – и, наконец, подошли к заброшенной, но уверенно держащейся на плаву лодке – на носу которой Савушкин прочёл название. GIZELLA, значит… Звучит странно для русского уха – но не это главное. Главное другое – куда делись топливные насосы с двух её дизелей?