Кровавый след на песке

Глава 32

В кабинете Бассета света не было. Я постучал так сильно, что ушиб суставы. Он показался в дверях в рубашке с короткими рукавами. Лицо было покрыто пятнами, под глазами синяки. Он выглядел как прокаженный и, казалось, еле узнал меня.

— Арчер? Что случилось, дружище?

— Случилось что-то с вами, Кларенс.

— О, я надеюсь, что это не так. — Он заметил за моей спиной супружескую пару и выразил притворную радость: — Вы ее нашли, мистер Графф? Я так рад.

— Что вы говорите! — угрюмо-иронично произнес Графф. — Изабель во всем призналась этому человеку. Верните мне мои деньги.

Выражение лица Бассета стало на глазах меняться. Рот расплылся в какой-то лошадиной улыбке, открывшей десны.

— Как мне это понимать? Я возвращаю деньги, и мы забудем обо всем? Не будем больше об этом говорить?

— Об этом нам придется сказать еще очень много. Верните мне деньги, Кларенс.

Бассет стоял в дверях, напряженный, закрывая вход. Варианты возможных его действий блеснули в его бледно-голубых глазах и пропали.

— Деньги не здесь.

— Откройте сейф, мы посмотрим сами.

— У вас нет ордера на обыск.

— Мне он не нужен. Вы будете покладистым. Правда?

Он поднял руку, ущипнул свою шею над воротничком наглухо застегнутой рубашки, оттянув обвислую кожу.

— Это для меня большая неожиданность. Если хотите знать, я готов с вами сотрудничать. Мне нечего скрывать.

Он резко повернулся, прошел в другой конец комнаты и снял со стены фотографию трех ныряльщиков. За снимком находилась вмонтированная дверца сейфа. Я навел на Бассета пистолет, когда он крутил яркую хромированную рукоятку. Пистолет, из которого он убил Леонарда, возможно, находился на морском дне, но в сейфе мог оказаться еще один. Впрочем, в сейфе лежали только деньги — пачки купюр в коричневой банковской упаковке.

— Берите их, — сказал Графф. — Они ваши.

— Это лишь превратит меня в подонка. К тому же я не смогу оплатить налоги с такой суммы.

— Вы шутите. Вы не можете не желать денег. Вы ведь работаете ради денег, не так ли?

— Деньги мне очень нужны, — ответил я. — Но не эти. Они предназначены не для меня, и я был бы привязан к ним. Ваши деньги потребовали бы от меня каких-то обязательств, и мне пришлось бы заниматься вашими грязными делами. Сидеть на крышке с этим дерьмом, как делает Марфельд, пока это все не сгниет.

— Но эти деньги нетрудно скрыть, — заметил Графф.

Он обратил свой ядовитый взгляд на Кларенса Бассета. Бассет стоял, прижавшись к стене. Смертельный ужас истерзал его и побуждал к действию. Он выбил пистолет из моей руки, пригнулся и схватил его за дуло. Я перехватил у него оружие, пока он не успел вцепиться в рукоятку. Поднял Бассета за шиворот с пола и усадил на стул, стоявший возле стола.

Изабель Графф тяжело опустилась на стул рядом. — Голову она откинула назад, и ее нечесаные волосы струились по спинке стула, как ручейки черной нефти. Бассет старался не смотреть на нее. Он сидел, согнувшись и отклонившись в сторону от нее, дрожал и тяжело дышал.

— Я не сделал ничего такого, чего бы мог стыдиться. Я лишь прикрывал старого друга от последствий за ее деяния. Ее муж счел возможным вознаградить меня.

— Это — самое мягкое описание шантажа, которое я когда-либо слышал. Но шантаж — это еще не все, что вы сделали, Бассет. Не хотите ли вы также сказать, что прикончили Леонарда и Штерна, чтобы лишь защитить Изабель Графф?

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Когда вы пытались подставить Изабель под убийство Эстер — это что, тоже было частью вашего стремления защитить ее?

— Ничего подобного я не делал.

Женщина повторила за ним, как попугай:

— Клар ничего подобного не делал.

Я обратился к ней:

— Вчера вечером вы побывали в ее доме на Беверли-Хиллз?

Она кивнула.

— Зачем вы туда ездили?

— Клар сказал мне, что она — последняя дешевка Саймона. Он — единственный человек, который мне что-то рассказывает, который беспокоится обо мне. Клар сказал, что если я застигну их вместе, то смогу заставить Саймона дать мне развод. Но она была уже мертва. Я вошла в дом, но она была уже мертвая. — Она говорила с возмущением, как будто Эстер Кэмпбелл намеренно подвела ее.

— Как вы узнали, где она живет?

— Мне сказал об этом Клар. — Она радостно улыбнулась ему в знак признательности. — Вчера утром, когда Саймон пришел на свое утреннее плавание.

— Все это полнейший вздор, — сказал Бассет. — Миссис Графф это приснилось. Я даже не знал, где живет Эстер, вы можете это засвидетельствовать.

— Вам хотелось, чтобы я подумал, будто вы не знаете ее адреса, но, вы его знали, это точно. Вы нашли ее и ей угрожали. Вы не хотели позволить, чтобы она живой вернулась к Джорджу Уоллу. Но вы хотели, чтобы когда-то он все же увидел ее. И вот тут-то понадобился я. Вам понадобился кто-то, кто отвел бы Уолла к ней и помог сфабриковать против него дело в убийстве. И просто на всякий случай, если это не удастся сделать, вы посылаете миссис Графф в этот дом для подстраховки. Сработала вторая инсценировка — во всяком случае, она устроила Граффа и его великолепную когорту. Они добровольно оказали вам большую помощь в сокрытии настоящего виновника этого убийства.

— Я не имею к этому никакого отношения, — раздался за моей спиной голос Граффа. — Я не отвечаю за глупости Фроста и Марфельда. Они действовали, не советуясь со мной. — Он стоял один около двери, как бы стараясь отмежеваться от происходившего.

— Они — ваши люди, — заметил я, — и вы в ответе за все, что они сделали. Вы — соучастник убийства. На вас тоже надо надеть наручники.

Бассета поощрил этот наш спор.

— Вы просто вынюхиваете, что произошло, — вступил он в разговор. — Мне нравилась Эстер Кэмпбелл, как вы знаете. Я ничего не имел против этой девушки. У меня не было причин ее обижать.

— Не сомневаюсь, что она вам нравилась, специфически, по-вашему. Возможно, вы даже любили ее. Хотя она не отвечала вам тем же. Она хотела, если бы смогла, содрать с вас кое-что. В сентябре она ушла отсюда и прихватила наиболее ценную из ваших вещей.

— Я — бедный человек. У меня нет ценного имущества.

— Имею, в виду этот пистолет. — Я указал на пистолет, который держал подальше от него. — Точно не знаю, как вы его заполучили в первый раз. Но догадываюсь, как это случилось во второй. За последние четыре месяца, после того как Эстер выкрала его у вас, пистолет не раз ходил по рукам. Она отдала его своему приятелю Лэнсу Леонарду. Сам он не сумел заняться вымогательством и взял в напарники Штерна, у которого был богатый опыт в таких делах. Штерн тоже оказался со связями, что не позволило добраться до него головорезам Граффа. Но вы смогли до него добраться. Надо отдать вам должное за это, Кларенс. Нужна была настоящая смелость, чтобы потягаться со Штерном, даже с учетом того, что я его несколько обработал для вас. Больше смелости и решимости, чем было у Граффа и его личной армии.

— Я не убивал его, — сказал Бассет. — Вы знаете, что я его не убивал. Вы сами видели, когда он ушел отсюда.

— Но вы последовали за ним, не правда ли? И некоторое время не возвращались сюда. У вас было время застрелить его на стоянке, затащить в его собственную машину и отогнать ее на смотровую площадку, где вы могли перерезать ему горло и скинуть труп в море. Человеку вашего возраста это было сделать не так-то легко. Вам до зарезу надо было вернуть себе этот пистолет. Вы так жаждали получить эти сто тысяч?

Бассет посмотрел мимо меня на открытый сейф.

— Деньги не имеют к этому никакого отношения. — Это стало его первым настоящим признанием. — Я не знал, что этот пистолет находится у него в машине, пока он не попытался направить его на меня. Я саданул ему по башке монтировкой. Он потерял сознание. Положение было такое: либо он меня убьет, либо я его. Я убил его в порядке самозащиты.

— А горло вы ему перерезали тоже в порядке самозащиты?

— Он был порочный человек, преступник, совавший свой нос в дела, которых не понимал. Я уничтожил его, как уничтожают опасное животное. — Он гордился тем, что убил Штерна. Эта гордость отражалась на его лице. — Неужели этот гангстер и торговец наркотиками важнее меня? Я — цивилизованный человек, из хорошей семьи.

— Поэтому вы рассекли ему глотку. Вы прострелили глаз Лэнсу Леонарду. Разбили череп Эстер Кэмпбелл кочергой. Существуют отличные методы доказать свою цивилизованность.

— Они это заслужили.

— Вы признаете, что убили их?

— Ничего не признаку. Вы не имеете права запугивать меня. Вы ничего не сможете доказать.

— Полиция сможет. Они составят график всех ваших передвижений, найдут свидетелей, которые укажут на вас, найдут пистолет, из которого вы застрелили Леонарда.

— Вы так думаете? — У него сохранялось достаточно самообладания для иронических замечаний.

— Несомненно, они сделают это. Вы сами покажете, куда его выбросили. Вы уже начали выбалтывать факты о себе. Вы не профессионал-рецидивист, Кларенс, и нечего пытаться выдавать себя за такого. Прошлой ночью, когда вся эта история закончилась и все трое были убиты, вы сбили себя с катушек с помощью бутылки. Вы страшитесь самой мысли о том, что натворили. Как долго, вы думаете, вам удастся продержаться в тюремной камере без бутылки?

— Вы меня ненавидите, — обратился ко мне Бассет. — Вы ненавидите меня и презираете, правда?

— Не думаю, что мне надо отвечать на этот вопрос. Ответьте лучше на один из моих. Вы — единственный человек, который может это сделать. Каким же должен быть человек, который использует больную женщину для выполнения своих грязных замыслов? Каким же должен быть человек, который лишает жизни молодую девушку вроде Габриэль, с тем чтобы нажиться на ее смерти?

Бассет сделал было резкое отрицающее движение. Это движение коснулось всей верхней части его тела, напоминая конвульсию. Он процедил сквозь сжатые зубы:

— Вы ошибаетесь во всем этом.

— Тогда исправьте меня.

— Какой смысл? Вы этого никогда не поймете.

— Я понимаю больше, чем вы думаете. Я знаю, что вы шпионили за Граффом, когда его жена находилась в санатории. Вы видели, что он использует кабинку для встреч с Габриэль. Несомненно, вы знали о пистолете в его закрытом ящике. Все, что вынюхивали, вы передавали Изабель Графф. Возможно, помогли ей скрыться из санатория и достали ей нужные ключи. Все это сводится к тому, что вы совершили убийство на расстоянии чужими руками. Вот это для меня понятно. Мне непонятно, почему вы были настроены против Габриэль. Может быть, попытались попользоваться ею сами, да уступили ее Граффу? Или вам просто не нравилось, что она молодая, а вы стареете? И не могли перенести, что она живет в этом мире?

— Я не имею никакого отношения к ее смерти, — произнес он, заикаясь. Но резко дернулся на своем стуле, как будто мощная рука схватила его за шиворот. Впервые за все время он бросил быстрый и виноватый взгляд на Изабель Графф.

Она сидела теперь выпрямившись, безмолвно, как статуя, статуя слепой и шизофреничной справедливости, глядя на Бассета остановившимся взглядом.

— Это сделал ты, Кларенс.

— Нет! Я хочу сказать, что я не собирался так поступать. У меня и в мыслях не было шантажировать. Я не хотел ее убивать.

— А кого бы вам хотелось убить?

— Саймона, — ответила за него Изабель Графф. — Жертвой должен был стать Саймон. Но я все испортила, правда, Клар? Я виновата в том, что все вышло не так.

— Помолчи, Бель. — Он в первый раз обратился непосредственно к ней. — Не говори больше ничего.

— Вы собирались застрелить своего мужа, миссис Графф?

— Да. Мы с Кларом собирались пожениться.

Графф полусердито-полупрезрительно хмыкнул. Она обратилась к нему:

— Не смей смеяться надо мной. Ты посадил меня под замок и обобрал меня. Ты относился ко мне, как к зверю, имеющему ценность. — Она возвысила свой голос: — Жалею, что не убила тебя.

— Чтобы ты и твой занюханный охотник за богатствами могли начать счастливую жизнь?

— Мы могли бы быть счастливы, — сказала она. — Правда, Клар? Ты ведь любишь меня, да, Клар? Ты любил, меня все эти годы...

— Все эти годы, — повторил он, но его голос звучал безжизненно, глаза смотрели в пустоту. — А теперь, если ты любишь меня, помолчи, Бель. — Его резкий и неприветливый тон говорил об обратном.

Он осадил ее, и она почувствовала это своей глубокой, но неустойчивой интуицией. Ее настроение резко изменилось.

— Я знаю тебя, — произнесла она хриплым монотонным голосом. — Ты хочешь все свалить на меня. Ты хочешь, чтобы меня навсегда запрятали в камеру, а ключи от нее выбросили вон. Но и ты тоже виноват. Ты сказал, что меня никогда не осудят ни за какое преступление. Ты сказал мне, что если я убью Саймона ненароком... ненароком... то самое большее, что мне грозит, — это быть на время изолированной. Не говорил ли ты мне это, Клар? Ведь говорил? — Он не отвечал ей и даже не смотрел на нее. Ненависть исказила его лицо, как натянутая резиновая маска. Изабель сказала мне: — Вот видите. Убить-то я хотела Саймона. Дешевка, которую он использовал, оказалась скотиной, двуногой скотиной. Я бы не стала убивать симпатичное маленькое животное. — Она помолчала и добавила с фальшивым удивлением: — Но я все же убила ее. Я застрелила ее и разрубила этот узел. Эта мысль пришла мне, когда я стояла за дверью в полной темноте. Как будто меня осенило видение греха, я думала, что этот грех и является источником зла. И именно за ней ухаживал этот мерзкий старик. Поэтому я разрубила этот узел. Клар рассердился на меня. Он не понимал ее губительного поведения.

— Разве он был не с ней?

— Потом он был с ней. Я пыталась вытереть кровь — она окровавила мой красивый чистый пол. Я пыталась стереть эту кровь, когда вошел Клар. Он, видно, ждал снаружи и видел, как из дверей выползла дешевка. Она уползла, как белая собачонка, и умерла. А Клар рассердился на меня. Он накричал на меня.

— Сколько раз вы в нее выстрелили, Изабель?

— Всего один раз.

— В какую часть тела?

Она склонила голову со страдальческой скромностью.

— Я не люблю говорить об этом при людях. Я объяснила вам это раньше.

— В Габриэль Торрес стреляли дважды. Одна пуля попала в верхнюю часть бедра, а вторая в спину. Первая рана была несмертельной, она была даже легкой. Вторая пуля прошла через сердце. Она была убита вторым выстрелом.

— Я выстрелила в нее только один раз.

— Разве вы не пошли за ней на пляж и не стреляли еще раз, в спину?

— Нет, — она посмотрела на Бассета. — Скажи им, Клар. Ты знаешь, что я не могла этого сделать.

Бассет молча уставился на нее. Его выпуклые глаза были похожи на маленькие бледные надувные шарики, которые раздулись от черепного давления.

— Откуда он может это знать, миссис Графф?

— Потому что он забрал мой пистолет. Я бросила его на пол кабинки. Он поднял его и тоже вышел из комнаты.

Внутреннее давление выдавило слова из уст Бассета:

— Не слушайте ее. Она — ненормальная, у нее галлюцинации. Меня и в помине не было там...

— Нет, ты был там, Клар, — спокойно перебила она.

Одновременно она наклонилась над столом и влепила ему крепкую затрещину прямо по лицу. Он стерпел это. А женщина начала плакать. Сквозь слезы она сказала:

— Пистолет был у тебя, когда ты вышел вслед за ней, потом вернулся и сказал, что она мертва, что я убила ее. Но что ты об этом никому не скажешь, потому что любишь меня.

Бассет перевел свой взгляд с нее на меня. Струйка крови, появившаяся в углу его рта, удлинилась и стала напоминать красную трещину на мертвенно-бледной маске. Кончиком языка он слизнул кровь.

— Я бы выпил, старина. Я все выложу, если вы разрешите мне сначала выпить.

— Подождите минутку. Это вы ее застрелили, Кларенс?

— Я должен был это сделать. — Он снизил голос почти до шепота, как будто боялся, что его ангел-хранитель поставил в комнате подслушивающее устройство.

Вмешалась Изабель Графф:

— Лжец, выдающий себя за моего друга! Из-за тебя я жила как в аду.

— Бель, я спасал тебя от еще большего ада. Она направлялась в дом своего отца. Она бы обо всем разболтала.

— И поэтому ты все это сделал для меня, презренный лгун! Молодой витязь спасает прекрасную Гелиопулос, девушку со сказочного Запада. — Она дала волю своим чувствам, перестала плакать, голос ее стал грубым.

— Он это сделал для себя, — уточнил я. — Он не получил своего главного приза — ведь вы не убили своего мужа. Перед ним открылась возможность добиться приза утешения, если бы ему удалось убедить вашего мужа в том, что вы убили Габриэль. Обстановка очень подходила для такой инсценировки, и вы ему поверили.

Опять Бассет сделал движение, чтобы опровергнуть это утверждение, его рот скривился.

— Все было совсем не так. Я совершенно не думал о деньгах.

— А что мы обнаружили в вашем сейфе?

— Это — единственные деньги, которые я получил или о которых просил. Они мне понадобились, чтобы уехать отсюда. Я собирался уехать в Мексику и поселиться там. Я и не помышлял о шантаже, пока Эстер не выкрала у меня пистолет и не предала меня этим преступникам. Они вынудили меня прикончить их, разве вам это непонятно, из-за их жадности и нахрапистости. Рано или поздно, но это дело будет расследовано до конца, и тогда явится на свет истина.

Я посмотрел в сторону Граффа, чтобы получить какой-то подтверждающий знак, но тот вышел из кабинета. За открытой дверью было темно. Я сказал Бассету:

— Никто не заставлял вас убивать Габриэль. Почему вы не дали ей уйти?

— Я этого просто не мог сделать, — ответил он. — Она ползла по пляжу к своему дому. Я начал всю эту историю, я должен был закончить ее. Я никогда не мог переносить вида раненого животного, даже насекомого или паука.

— Значит, вы — убийца из жалости?

— Нет, кажется, я никак не могу объяснить вам этого. Там, в темноте, нас было всего двое. Шумел прибой, она стонала и ползла по песку. Голая кровоточащая девушка, которую я знал много лет, с раннего, невинного детства. Обстановка была настолько чудовищно жуткой, неужели это непонятно, что я должен был как-то положить всему этому конец? Я должен был заставить ее прекратить ползти!

— А вчера вы были вынуждены убить Эстер Кэмпбелл?

— Это — другой случай. Она прикинулась невинной и втерлась ко мне в доверие. Она называла меня дядя Кларенс, делала вид, что я ей нравлюсь, а на самом деле ей нужен был лишь пистолет из моего сейфа. Я давал ей деньги, относился к ней как к дочери, а она предала меня. Трагично, когда молодые девушки вырастают и становятся вульгарными, лживыми и похотливыми.

— Поэтому вы стараетесь помешать их росту, так?

— Лучше, когда они мертвые.

Я посмотрел на его лицо. В нем не было ничего патологического. Это было стареющее лицо с мягкими чертами, с несколько карикатурным оттенком, который придавали ему длинные зубы и выпуклые глаза. Вовсе не маньяк, которого видят люди, когда представляют себе зло. И все же это было демоническое лицо, скроенное туманным и страстным тяготением к отвратительным поступкам тьмы.

Бассет посмотрел на меня таким взглядом, как будто я был очень далеко от него и связывался с ним с помощью телепатии. Потом он посмотрел на свои крепко сжатые руки. Разжал и развел руки в разные стороны, выпрямил ладони и провел ими от бедер до колен. Руки ему тоже представлялись далекими, лишенными возможности выполнять его пожелания и намерения в результате неизвестного ему несчастья.

Я снял трубку телефона на его письменном столе и позвонил в окружную полицию. Прошел через обычную процедуру, связанную с такого рода звонками. Мне хотелось поскорее сбыть с рук это чудовищное дело.

Бассет подался несколько вперед, когда я положил трубку.

— Послушайте, старина, — вежливо произнес он, — вы обещали позволить мне выпить. Мне ужасно хочется выпить.

Я подошел к портативному бару у другого края письменного стола и вынул из него бутылку. Но Бассет получил более мощное успокаивающее средство. В открытую дверь вошел Тони Торрес. Он неуклюже шмыгал ногами, держа в руках тяжелый кольт. Черные глаза имели пепельный оттенок. Бледно вспыхнуло на мгновение пламя из его револьвера, сопровождаемое сильным грохотом. Голова Бассета дернулась в сторону и осталась в таком положении, припав к плечу.

Изабель Графф смотрела на него с тупым удивлением. Она поднялась, рванула пальцами отвороты своей хлопчатобумажной блузки и подставила открытую грудь оружию.

— Убей меня! Убивай меня тоже!

Тони мрачно покачал головой.

— Мистер, Графф сказал, что это сделал мистер Бассет.

Он сунул кольт в кобуру. За ним в комнату робко вошел Графф. Мягко ступая, как хозяин заведения, Графф подошел к столу, где сидел Бассет. Он протянул руку и дотронулся до плеча убитого. Тело повалилось и, ударившись об пол, издало какой-то мяукающий звук, похожий на слабый и отдаленный крик ребенка, зовущего мать.

Графф в испуге отскочил назад, как будто его наэлектризованное прикосновение вышибло жизнь из Бассета. В каком-то смысле так оно и было.

— Зачем было втягивать в это дело Тони? — спросил я его.

— Кажется, так лучше. В конечном счете, результат был бы таким же. Я оказал Бассету любезность.

— Но для Тони это далеко не любезность.

— Не беспокойтесь обо мне, — произнес Тони. — В марте будет два года, как я живу одной мыслью прикончить того человека, который так с ней поступил. И мне наплевать, попаду я теперь во Фресно или нет. — Он вытер свой влажный лоб тыльной стороной ладони и стряхнул пот с руки. Затем сказал любезно: — Ничего, если я выйду наружу, джентльмены? Здесь жарко. Я буду поблизости.

— Не возражаю, — ответил я.

Графф наблюдал за Тони, когда он выходил из комнаты, затем обратился ко мне с возросшей уверенностью:

— Я обратил внимание, что вы не попытались его остановить. У вас есть оружие, вы могли бы предотвратить это убийство.

— Вы так думаете?

— По крайней мере, мы могли бы не допустить, чтобы это попало в газеты.

— Вы имеете в виду тот факт, что вы соблазнили несовершеннолетнюю девушку и бросили ее во время стычки?

Он зашикал на меня и нервно оглянулся, но Тони находился вне пределов слышимости.

— Я думаю не только о себе.

Он многозначительно посмотрел на свою жену. Она сидела на полу в самом темном углу комнаты, положив подбородок на колени. Глаза ее были закрыты, и она была так же безмолвна и неподвижна, как и Бассет.

— Сейчас несколько поздно думать об Изабель.

— Нет, вы неправы. У нее огромные способности восстанавливать силы. Мне приходилось ее видеть в худших ситуациях. Но вы не так бесчеловечны, чтобы заставить ее отвечать на открытом суде.

— Ей этого не придется делать. Психиатрическое судебное разбирательство можно будет провести в отдельной больничной палате. Весь общественный скандал коснется именно вас.

— Почему? Почему я должен и дальше страдать? Я и так был жертвой проделок Яго. Вы не представляете, что я вынес в этой семейной жизни. Я — творческая личность. Я нуждался в какой-то мягкости и нежности в жизни. Я сожительствовал с молодой женщиной, и в этом — мое единственное преступление.

— Вы поднесли спичку к заряду, который все разнес на части. Зажженная спичка может считаться преступлением, если от нее загорелось здание.

— Но я не сделал ничего неправильного, ничего необычного. Несколько кувырков в сене, что они могут значить? Нельзя же губить меня за такие пустяки? Разве справедливо делать из меня общественного козла отпущения, губить мою карьеру? Разве это справедливо?

Его искреннему красноречию не хватало убедительности. Графф слишком долго жил среди актеров. Он превратился в жителя нереального города, в котором фальшивые фасады держатся на подпорках.

— Не говорите мне о справедливости, Графф. Вы столько времени прикрывали убийство.

— Я ужасно мучился. Я достаточно выстрадал, достаточно заплатил за это. Мне это стоило огромных денег.

— Могу себе представить. Вы позволили использовать свое имя, чтобы расплатиться со Штерном. Вы использовали свою корпорацию, чтобы рассчитаться с Леонардом и этой девушкой Кэмпбелл. Вы бы могли провернуть забавный трюк и устроить так, чтобы налоговая инспекция учла ваши расходы от шантажа.

Видимо, моя догадка оказалась правильной. Графф не стал оспаривать это утверждение. Он посмотрел на дорого ему обошедшийся пистолет в моих руках, на единственную физическую улику, которая втягивала его имя в это дело. Он торопливо сказал:

— Отдайте мне мой пистолет.

— Чтобы вы пристрелили меня?

Где-то на автостраде, выше крыши здания, завыла сирена.

— Торопитесь! — шептал он. — Приближается полиция. Выньте патроны и отдайте мне пистолет. Деньги лежат в сейфе.

— Извините, Графф. Этот пистолет еще послужит нужному делу, поможет Тони оправдаться, когда ему будет предъявлено обвинение в уголовном преступлении.

Он посмотрел на меня как на глупца. Не знаю, что было в моем ответном взгляде, но Графф опустил глаза и отвернулся. Я закрыл сейф и покрутил диски с цифрами, затем снова повесил на стену фотографию трех молодых ныряльщиков. Схваченные в неизменном полете две девушки и юноша парили между морем и яркой бездонностью неба.

Вой сирены приближался, становился громче, как будто на крыше завывал зверь. Но пока люди шерифа еще не вошли в комнату, я положил пистолет на пол, возле откинутой руки Бассета. Их специалисты по баллистике сделают остальное.