Кровь и молоко

Глава 8

В редакцию Амелия вошла, вновь придавленная к земле тяжестью обстоятельств, в которые угодила с пьяной руки отца. Сегодня здесь было куда спокойнее, нежели в прошлый раз, сказалось окончание рабочего дня. Джозеф сидел в главном помещении спиной к двери и, бурно жестикулируя, эмоционально спорил с коллегой.

– Если мы это напечатаем, то посеем панику! – повысив голос, заявил журналист.

– Люди должны знать, что на самом деле творится на Брод-Стрит, это сплотит их! – столь же резко отозвался мужчина, стоящий у окна.

– Сплотит? Нет, друг мой, напротив! Это лишь усугубит ситуацию! Ты слышал, что болтают в высших кругах? Что Брод-Стрит стоит выжечь дотла вместе с заболевшими!

– Прошу прощения, – нарушая беседу, подала голос Амелия, но лишь оттого, что собеседник Фостера её заметил.

Джозеф обернулся. Несколько секунд на его лице ещё царило возмущение, но вскоре взгляд смягчился, а уголки губ дрогнули, даря любовнице тёплую улыбку.

– Мисс Говард, какой приятный сюрприз. Вы, должно быть, по поводу рукописи? – поднимаясь на ноги, весьма правдоподобно играя роль всего лишь знакомого, журналист бросил многозначительный взгляд в сторону коллеги. Тот понимающе кивнул и, прихватив со стола шляпу, направился к выходу.

– Подумай над моим предложением, Фостер! Мисс… – учтиво поклонившись даме, мужчина покинул помещение.

В комнате остались только Амелия и Джозеф. Джентльмен сразу же подошел к возлюбленной, накрывая своими ладонями её плечи.

– Как прошло с судьёй? – с участием поинтересовался он, вглядываясь в глаза Амелии.

Она молчала.

– Ну же, неужели старый хрыч отказался дать отстрочу?

– Можно сказать и так, – почти шёпотом ответила Говард.

– Чёрт возьми! – Фостер тяжело вздохнул и, отступив назад, прикрыл глаза рукой, давя большим и указательным пальцами на глазницы. – И сколько у нас времени?

– В письме было указано: "по истечении недели". Но два дня мы уже потеряли, – обречённо заключила леди.

Фостер, почувствовав, что девушка что-то недоговаривает, перестал мерить шагами кабинет и остановился прямо напротив неё, глядя с подозрением.

– Я должен знать что-то ещё?

Он испытывал сильнейшее желание прикоснуться к хрупкому стану своей музы, прижать её к груди, втянуть в лёгкие сладковатый аромат шёлковых волос. Но застывшее лицо Амелии, не выражающее ничего, кроме горечи, останавливало журналиста.

– Ты сама не своя. Прошу, не молчи. Я скор на выдумку закрученных сюжетов, – попытался разрядить обстановку джентльмен.

Говард зажмурилась, шумно выдохнула, силясь привести мысли в порядок.

– Амелия, да ради всего святого, что произошло?

Теперь Джозеф действительно нервничал. Он хорошо знал женщину, которую любил: судья не только отказался продлить ссуду, случилось нечто ещё.

– Байрон предложил мне стать его любовницей в обмен на полное закрытие долга, – холодно произнесла леди. – Я отказалась и была весьма неучтива. Теперь судья наверняка потопит меня, как жалкую лодчонку. А вместе со мной ко дну пойдёт сестра и, так уж вышло, ты…

– Я? – непонимающе нахмурился журналист, но страха и даже волнения на сей счёт он не испытал.

– Питер Байрон в курсе, что мы любовники. Он открыто обмолвился об этом. Я не стала лгать.

Повисла пауза. Фостер отошел к окну, задумчиво глядя на проезжающие мимо экипажи. Амелия присела на стул, где прежде сидел журналист. Время потекло неспешно, угнетая тихим шагом секундной стрелки часов, висящих на стене.

Ситуация была непростой, никто в Лондоне не хотел затевать спор с судьёй. Но бросить любимую женщину в столь щекотливом положении Джозеф не мог.

– Послушай, – мужчина обернулся глядя на Амелию, заговорив при этом чётко и твёрдо, – раз у нас всего пять дней, и нет времени на то, чтобы плести интриги вокруг нового имени, я опубликую роман под своим.

– Но, Джозеф, если роман провалится, твоя репутация окажется под ударом, – тут же запротестовала Говард.

Джентльмен заметил взволнованный блеск в глазах любовницы, напряжённую морщинку меж бровей и то, как дрогнули хрупкие плечи. В груди тёплой волной разлилась нежность.

Фостер чуть заметно улыбнулся собственным мыслям: как бы Амелия ни старалась держать его на расстоянии, нередко проявляя полное равнодушие, он всё-таки был ей небезразличен.

Сорвавшись с места, Джозеф в два шага оказался подле леди, присел на колени у её ног и взял в свои ладони маленькие ручки с длинными, "фортепианными" пальцами.

– Твой роман хорош, очень хорош, Амелия! Я читал его и знаю, о чём говорю! Но даже если что-то пойдёт не так, об этом забудут уже через пару месяцев. Не волнуйся обо мне, милая…

– Да, забудут, если не вмешается Байрон, – вымученно усмехнулась леди. – А он не стерпит! Он обязательно влезет в это дело!

Фостер тяжело вздохнул. Затем поднёс к губам руки возлюбленной и прикрыл веки.

– Но другого выхода у нас нет, – спокойно произнёс мужчина некоторое время спустя. – Так что подготовь рукопись, я заеду за ней завтра утром. Возьму пару отгулов, перепишу своей рукой и отдам издателю. Верь в меня! Верь в себя, в нас, и всё получится.

Амелия, колеблясь, согласно кивнула. Джозеф был прав в одном – при сложившихся обстоятельствах выбора особо не было.

Спустя пару часов Говард вернулась в поместье. Ещё не успев снять шляпку, она услышала исполненный трагизма плач младшей сестры. Мэри была в гостиной, вокруг неё, точно наседка, суетилась Лиззи, подавая то чистые платки, то воду в стакане.

– Что случилось? – холодно спросила старшая Говард, проходя в комнату.

Она и так была на грани, а тут ещё сестрица решила устроить спектакль! Порой Амелия сомневалась, что их с Мэри связывало кровное родство, больно взбалмошной и, что греха таить, глуповатой была эта белокурая девица.

– Амелия! – зашлась воем Мэри и кинулась сестре на шею. – Амелия, я умру старой девой! Никто больше меня не полюбит! Я никого не смогу полюбить… О, Чарльз!

Говард вопросительно посмотрела на служанку, которая лишь растерянно пожала плечами. Тогда, взяв Мэри за запястья, леди сняла с себя её руки и попыталась поймать взгляд раскрасневшихся глаз.

– Быть может, ты, дорогая сестрица, перестанешь реветь раненой медведицей и объяснишь, в чём, собственно, дело?

Но юная мисс лишь драматично закатила глаза, прижав ко лбу тыльную сторону ладони и, отойдя от Амелии, рухнула на кушетку, продолжая плакать.

– Лиззи? – требовательно обратилась к прислуге хозяйка.

Та, поначалу замешкав, таки смогла преодолеть врождённую трусость и рассказала, что знала сама.

– Около часа назад к нам приезжал мистер Уитмор, Чарльз Уитмор. Он был страшно расстроен и зол на своих родителей. Вывел мисс Мэри на прогулку, но дальше крыльца они не ушли. Миледи вернулась домой вот… – Элизабет указала на всхлипывающую девицу рукой, – в таком состоянии.

Амелия напряжённо сощурила глаза, бросила колкий взгляд на сестру, затем вернула внимание служанке, безмолвно приказывая продолжать. Она наверняка знала о таланте Лиззи оказываться в нужное время в нужном месте. Вдобавок ко всему её служанка обладала почти сверхъестественным слухом.

– Кажется, мистер и миссис Уитмор не дали своё благословение на помолвку с мисс Мэри, – стены гостиной вновь задрожали от протяжного стона младшей Говард.

– Но всё же шло хорошо! Почему они изменили решение? – задумчиво нахмурилась Амелия, отводя взгляд в сторону, цепляясь им за первое, что придётся.

– Я могу ошибаться, но возможно, в этом деликатном деле замешан судья Байрон. Мистер Уитмор обмолвился о его сегодняшнем визите, – почти шепотом пролепетала Лиззи.

Глаза Амелии вспыхнули ядовитым пламенем, плечи вздрогнули, спина стала неестественно прямой. Пальцы сжались в кулаки, зубы заскрипели, лицо сначала побледнело, но вскоре налилось сочным румянцем. Буря уничижительных чувств, гневных, отравляющих, захлестнула изнутри, разрывая благородную сущность молодой женщины на сотни лоскутных лент, которые в её писательском воображении тут же устремись к судье, настигли его и безжалостно обвили дряхлое тело, ломая кости. Говард чувствовала почти физическое возбуждение, представляя, как жалкий старик корчится в муках. Ненавидела! Как же Амелия его ненавидела!

– Что же мне теперь делать, сестра? Что же нам делать?.. – продолжала причитать Мэри, в то время как старшая Говард из последних сил сдерживала приступ ярости, дабы не разнести всю гостиную в щепки.

Прикрыв трепещущие от злости веки, Амелия шумно выдохнула. Затем горделиво вздёрнула подбородок и пугающе холодно произнесла:

– Готовиться к свадьбе… или к похоронам.

Ох, знала бы мисс Говард, что её слова в скором времени станут пророческими.