Глава 10 Пламен

После разгрома отряда под предводительством хана Яныю, отряд продолжил свой путь на север. Уже в темноте, когда мы остановились на ночевку, пришло время поговорить с ханом борасов. Я сидел на скатанной кошме возле костра, отрезал от большого шмата соленого мяса небольшие кусочки и ножом закидывал их в рот. Настроение доброе, одержана славная победа, в бою взяты неплохие трофеи, много оружия, хороших лошадей, и ценный пленник, который, со связанными за спиной руками, сидел напротив и с ненавистью смотрел на меня.

— Что, этельбер, — бросил я на него ответный взгляд, который, так же, доброты не излучал, — проиграл ты сражение?

— Чтоб тебя демоны схарчили, — Яныю, сухопарный мужчина с ястребиным лицом и смешными тоненькими усиками под носом, в рваном парчовом халате, попробовал плюнуть в меня, но у него это не получилось, видно, в глотке у хана пересохло, ведь с самого полудня его не поили.

— Угу, — кинжал отпластал еще один тоненький кусочек говядины, и он отправился в рот.

— Дай напиться, — потребовал Яныю.

— Вот еще, воду на тебя переводить. Нечего. Сейчас поговорим с тобой, и ты, хан, отправишься в страну вечной охоты, к предкам своим. То-то они тебе там устроят, за предательство и клятвопреступление.

На некоторое время хан замолчал и, наконец, решившись, произнес слова, которых я собственно и ждал:

— Может быть, договоримся?

— О чем? Смысла не вижу. Про отряды, что по нашему следу идут, ты уже брату моему все рассказал. Бесполезность твоя, очевидна, Яныю, а то, что я с тобой разговор веду, это всего лишь мое любопытство. Вот интересно мне, кто вы, те, кто за мелеха Хаима и рахдонских жрецов свой народ на смерть посылает.

— За меня могут дать хороший выкуп.

— Чушь, как только станет известно о том, что ты в плен попал, мелех отвернется от тебя, а твой племянник Йоллыг, станет следующим ханом борасов и этельбером Северо-Западной провинции Благословенного Рахдона. Никому ты не нужен, Яныю, кроме самого себя.

— У меня есть тайная казна.

— И что, — я усмехнулся, — ты предлагаешь мне прямо сейчас отправиться в земли борасов и выкопать твой клад из земли? Нет, такой вариант мне неинтересен. Может быть, что-то иное предложишь?

— Что ты хочешь? Все отдам.

— Например, архивы кагана Бравлина, которые после падения Ариса у тебя оказались. Говорят, что он где-то на севере спрятан, а мы как раз в ту сторону двигаемся.

— Откуда ты про бумаги знаешь? — этельбер был искренне удивлен.

— А ты думаешь, что всех воинов убил, которые архив в Штангорд тянули? Нет, борас, один из гвардейцев выжил, в Эльмайноре смог эти годы перебедовать, в охране Гойны служил. Сейчас он рядом, ждет, когда мы с тобой разговор окончим, и у него будет возможность отомстить за своих друзей, которых ты встретил как друг, и которых лично саблей рубил.

— Если я отдам архив, ты меня отпустишь?

— Да.

— Клянись!

Отложив свою трапезу в сторону, обтер руки чистой тряпицей и произнес:

— Я, Пламен сын Огнеяра, находясь под родным степным небом, клянусь, что после передачи ханом борасов Яныю, того, что я прошу, отпущу его на все четыре стороны света, не чиня зла его телу.

Борас вымученно улыбнулся и кивнул:

— Удовлетворен.

— Раз так, то где находится архив?

— Под развалинами Волчьей Пасти, последнего оплота мятежников в лесах севера.

— Отчего так? — теперь уже удивился я. — Неужели поближе схрона надежного не было?

— Так сложилось, а на тот момент я считал, что в развалинах никто копаться не будет. Опять же, прочитать я его не мог, все записи были сделаны на незнакомом мне языке, сплошь иероглифы и знаки неведомые.

Я понимал, о чем говорил хан, каждый Волк, в котором просыпалась кровь предков, рано или поздно, но получал знание о нашем праязыке, который, и в самом деле, был смесью знаков, рун и хитрой вязи.

— Хан, а что же не перепрятал архив позже, почему мелеху не отдал, да и вообще, зачем он тебе был нужен?

— Думал, что в бумагах будут указания на сокровища, спрятанные гвардейцами перед своей гибелью, потому и позарился на эти документы. Потом искал переводчика, который смог бы разобраться в письме бури, не нашел, а когда подумал о передаче мелеху, то было уже поздно, возник бы вопрос, отчего я сразу архив не сдал. Вот и решил спрятать подальше от своих владений, но в пределах досягаемости. А перепрятать, — Яныю на некоторое время задумался и посмотрел на ночное небо, усыпанное мириадами ярких звезд, — не получилось, там ведь теперь опять мятежники закрепились.

— Как так? — от таких слов хана, я аж привстал. — Какие мятежники, неужели уцелел кто?

Борас кивнул себе за спину:

— Может быть, развяжете?

Повинуясь моему кивку, стоящий за спиной хана Ратибор из рода Казак, который в свое время сам участвовал в северном мятеже и был удивлен не меньше меня, такой новостью, распустил веревочные узлы на руках пленника, а я поторопил Яныю:

— Давай, выкладывай, что знаешь.

— Знаю я немного, — массируя затекшие кисти рук, сказал хан, — известно, что все патрульные отряды, находящиеся в северных лесах, были перебиты перед самой войной с западными герцогствами. Мелех Хаим, повелел этих непонятно откуда взявшихся мятежников пока не трогать, а вести о случившимся, засекретить и не распространять.

Слова Яныю заставили меня крепко призадуматься, но менять план нашего движения я не стал, и на следующий же день, мы продолжили свой путь на север.

Пять дней мы гнали наших коней по степи, погоня отставала все больше, но и не пропадала насовсем, а вот дозорные вражеские десятки, попадаться перестали. Нас с братом это заинтересовало, и в одну из ночей, Курбат и два десятка наших лучших воинов, выследили один из вражеских патрулей, догнали его, и захватили парочку пленников. Те, оказались самыми обычными воинами племени узгук из запасных линейных сотен, знали немного, но кое-что рассказать все же смогли.

Большая часть из того, что они говорили, было бредом чистой воды, страшными байками для молодежи, собравшейся посидеть ночью у костра. В первую очередь, они упоминали «черных ведьм», приходящих в полной темноте в расположение одиноких отрядов, и оставляющих после себя только трупы с перерезанными глотками. Не чушь ли? Конечно, нам с братом было ясно, что это отряд профессиональных диверсантов работает, которые приправляют свою деятельность мистикой для пущего страха. Женщины? Хм, такое вполне возможно, случалось такое неоднократно, когда наши девушки в трудное для племени время брались за оружие, да и в спокойные годы, находились такие представительницы прекрасного пола, которые в армии служили. Во времена нашего деда Бравлина, даже пара отдельных сотен подобных воительниц в столице службу несли. Правда, там они все и сгинули, во время переворота.

Второе зерно истины, выуженное нами из показаний рахдонских наймитов, заключалось в том, что мятежников было не сто и не двести человек, а как минимум пара тысяч. По крайней мере, один из плененных степняков утверждал, что во время патрулирования, не далее как неделю назад, видел огромный табун лошадей в пять тысяч голов. Приблизиться он побоялся, увидел, что табуны охраняются несколькими десятками воинов в броне, но об увиденном, по прибытии в свою сотню, сразу же доложил вышестоящему начальству.

Более, ничего интересного узгуки не знали. Единственно, узнали о том, что вокруг нас по степи кружат воины всего только одной сотни. Они передвигаются отдельными десятками и дымами ведут доклад в ближайший форт, который называется Мощный Грук, а уже из форта, доклад о нашем передвижении идет к преследователям. В общем, все как мы и предполагали, впереди северные чащобы, позади Иегуда-бен-Назир с перешедшими под его командование борасами и псами особых отрядов. Двигаемся дальше.

Следующий день прошел в ожидании встречи с мятежниками, людьми нашего племени, которые, наверняка, должны присоединиться к нам, но ожидания наши не оправдались, хотя мы уже и въехали в зону, которую они контролировали. Это было видно ясно, от нас окончательно отстали вражеские патрули, которые плелись в хвосте, а впереди и по флангам, наши дозоры постоянно замечали перемещение одиночных всадников, которые чувствовали себя в рощах, уже попадающихся в степи, как дома. Мятежники не могли понять, кто же мы такие есть, и собирались с силами. Правильно, довольно крупный отряд, никого не боясь, идет по степи, и движется к их владениям. Непонятное — опасно, и встреча единоплеменников откладывалась еще на один день.

Ночью пропал один из боковых дозоров, исчезли балт и три дрома, присоединившиеся к нам во владениях калейрасов. Курбат проверил место, парней сняли чисто, крови не обнаружено, и всех четверых уволокли живьем, видимо, для допроса. Что же, если это свои, то воины уцелеют, так решили мы на сходе командиров подразделений, на всякий случай облачились в броню, зарядили арбалеты, накинули тетивы на луки, и вновь направили своих коней в сторону уже недалекого леса.

Прошло два часа, передовой дозор доложил о появлении впереди конного войска, которое ожидает нас на небольшой равнине по ходу нашего движения. Мы не выказывали неуверенности, не сбавляли скорости и, вот, выметнулись на равнину, про которую докладывали дозорные. Мы на южной стороне, нас тысяча триста воинов, войско наших соплеменников на северной стороне, не менее трех тысяч бойцов, и передние шеренги, все как один, окованная рать.

— У-ра! — разнеслось над равниной от войска не покорившихся рахдонам людей, их армия стронулась с места и как морской штормовой вал покатилась по равнине нам на встречу.

— Курбат? — окликнул я брата.

— Пламен, все в порядке, нас на испуг проверяют, зла от них я не чувствую. Эти люди знают, кто мы такие.

— Понятно, решили обнюхаться, показать себя и нас на слабо словить. Не выйдет, — подняв вверх сжатую в кулак правую руку в кольчужной рукавице, я прокричал: — Спокойно, не стрелять, не дергаться. Сам разберусь.

Ударив Кызыл-Куша в бок ногами, в одиночку, помчался навстречу конной лаве, которую, казалось бы, уже не остановить, но вот, когда я уже почти влетел в ряды, готового смести меня, конного строя, протрубил звонкий сигнальный рожок, и конница остановилась как вкопанная. Интересная и грамотная выучка, подметил я, не всякая гвардейская часть на всем континенте, на десяти метрах строй из нескольких тысяч разгоряченных коней остановит.

Подняв раскрытую в извечном знаке мира раскрытую ладонь, я пронесся к знамени с золотой волчьей головой, подле которого должен быть командир этого воинства. Подъехав вплотную, я был удивлен, увидев, что командует этой армией женщина, лет сорока, с резкими чертами лица, в кольчуге редкого черного железа и на белом как снег коне. В том, что лидер здесь именно она, сомнений у меня не было, слишком властное и решительное лицо, слишком уверенное и жесткое.

— Пламен сын Огнеяра, из клана Бури, внук кагана Бравлина, приветствует сородичей! — выкрикнул я, и оглядел воинов армии мятежников.

Вижу девушку в доспехе, еще одну, и еще, что же это такое, сплошняком противоположный пол, который совсем не выглядит слабым. Ох, дела, в чем же здесь дело, как же так, неужели ни одного мужчины я в этом строю не увижу? Ан нет, вот одиночка, и еще двое, нормально, как-то уверенней себя сразу почувствовал.

— Воислава дочь Идара, из клана Кара-Чоллиг приветствует Пламена сына Огнеяра, — после недолгой паузы, громко произнесла предводительница. — Будь нашим гостем, внук кагана Бравлина, мы рады сородичам.

— Мир ли меж нами? — на всякий случай спросил я Воиславу.

— Меж нами мир, Пламен, — подтвердила она.

— Да, будет так.

Вечером на равнине был устроен пир, подобного которому мы с братом никогда не видели. Это было что-то, что надо было видеть, и что очень сложно передать словами. Били барабаны, слышался перебор струнных инструментов, мотив был неизвестным, но очень родным, пробирающим душу и заставляющим расслабиться. Ярко горели костры, на вертелах крутились молодые барашки, в котлах варился шулюм, и ароматные запахи распространялись в воздухе. И все это, дополнялось теплым весенним вечером и одуряющими запахами цветущих степных трав.

Как дорогие гости, мы с Курбатом сидели под полотняным навесом и вели неспешную беседу с Воиславой и ее правой рукой, тысячником Радобоем из того же самого клана Кара-Чоллиг, что, кстати, в переводе значит Черные Камни. Предводительница восставшего войска внимательно выслушала наш рассказ, участливо покивала, посочувствовала нашим мытарствам, похвалила подвиги, одобрила начинания, и пришел наш черед расспросить командиршу немалого войска о ее делах.

— Уважаемая, — чуть склонив голову и прижав ладонь правой руки к сердцу, задал я вопрос, — как же вам удалось уцелеть, после подавления восстания?

Предводительница улыбнулась по доброму и ответила:

— Наш клан не зря называется Кара-Чоллиг, молодой бури, мы всегда были больше горцами, чем степняками, и большая часть нашей жизни проходит в Архейских горах, в долинах, куда возможно проникнуть только по воздуху или под землей. Еще самый первый каган, выбранный нашим народом, Малюта Черный Волк, после закрытия Врат и ухода наших богов, постановил, оборудовать в горах тайные укрытия для нашего народа и склады с продовольствием. Самые большие, конечно же, в Анхорских горах, где живет клан Ак-Чоллиг, Белые Камни, но и про нас не забывали. Никто из каганов не верил, что нас могут одолеть в открытой схватке, но всегда существовал вариант, при котором откроются Врата перехода между мирами, а кто придет к нам в гости, можно было только гадать. Вот и получается, что готовились дромы к одному, а беда пришла, откуда ее не ждали.

— И сколько восставших спаслось?

— Сейчас нас двести пятнадцать тысяч, в большинстве своем, женщины и дети. Сам видишь, — Воислава кивнула на веселящихся в ночи людей, — в моем войске на одного мужчину четыре женщины. А что делать, коль некого в строй поставить, а горные равнины не могут прокормить всех спрятавшихся там людей. Пришлось вернуться в северную лесостепь, прогнать вражеские охранные сотни, да заняться скотоводством и охотой.

— Понимаю вас, уважаемая Воислава, — кивнул я головой и, смекая, что никто ко мне присоединяться не собирается, несколько потух.

— И я тебя понимаю, волчонок. Ты надеешься получить от нас помощь, но мы сами такие, что кто бы нам помог. Конечно, отбиться от погони мы тебе поможем, ведь отряды Иегуды-бен-Назира должны пройти по нашим землям, а мы этого не допустим, но пойти за тобой вслед, в далекий Штангорд, который предал нас, мы не сможем.

— Кхм, — вступая в разговор, кашлянул в кулак Радобой.

— Что? — предводительница, как мне показалось, была встревожена, и как оказалось, не зря.

— Хочу внести ясность, — сказал Радобой, черноволосый, без единого седого волоска, пожилой бородатый воин, с лицом иссеченным мелкими шрамиками, — если бури позовет, мои воины последуют за ним. Вместе с ними пойдут и их подруги. Это тысяча клинков.

— Ты бросишь нас? — вскрикнула Воислава. — Как ты можешь так поступить, Радобой?

— Это наш долг, Воислава, — пробасил старый сотник, — а если мы еще и войско Иегуды уничтожим, то опасности для вас уже не будет.

— А как же мы прокормим людей, которые в горных долинах прячутся?

— Скот есть, в пещерах неприкосновенный запас продовольствия имеется, борти в лесу поставлены, на реках ловли рыбные, охота, так что продержитесь до нашей победы?

— Какая победа, Радобой? Опомнись, брат. Если на пике своего могущества наши избранные воины не смогли противиться Блеклой Луне и рахдонам, то сейчас и подавно ничего не выйдет.

После слов Радобоя я почувствовал себя гораздо уверенней и прервал начинающийся спор:

— Давайте обсудим это завтра. Не будем своим криком, нашим людям праздник портить. Если кто-то из ваших воинов пожелает пристать к моему отряду, не откажу, каждому мечу рад, но и приказывать не стану. А насчет победы, — я взглянул в глаза Воиславы, — уверен, она будет за нами. Верьте мне.

После таких предварительных переговоров, вечер покатился по накатанной колее. Ужин прошел за разговорами о жизни, забавными рассказами из жизни и легендами. Наконец, Воислава и Радобой ушли, а мы с Курбатом отправились гулять по лагерю. Присели к одному костру, другому и, как-то незаметно, я остался один. Ну, как один, вокруг меня были люди, но я их не замечал, а всему виной была она, светловолосая миниатюрная девушка моих лет, которая под грохот барабанов крутилась меж костров в неистовом диком танце, символизирующим саму жизнь, во всех ее крайних проявлениях, от горя и смерти, до любви и рождения нового человека.

Движения девушки казались бессознательными, неосознанными, но каждое ложилось одно за другим, сплеталось и становилось единым целым. Наверное, так бусина за бусиной нанизывается на нить, и получается ожерелье, и наверняка, если бы можно было перевести танец в песню, то это был бы гимн, причем не тот, велеречивый и порой бессмысленный, а иной, хвалебный и радостный, где превозмогая все препятствия, жизнь все равно остается победительницей.

Танец был окончен, барабаны на время смолкли, а я подозвал девушку к себе и узнал ее имя. Ее звали Дара дочь Будимира, из клана Юн-Ураг, что значит Поднимающие Бурю. Раньше, я подшучивал над Курбатом, который утверждал, что увидев Эльзу, он сразу же понял, что это его вторая половина. Глуп был, не понимал брата своего, но увидев Дару, осознал, что это значит, быть рядом с той, которая понимает тебя не то, что с полуслова, а вообще без всяких слов.

Потом была ночь, волшебная, не больше и не меньше. Барабаны давно смолкли, мы находились в роще, за пару километров от лагеря, а девушка Дара, которую я уже считал своей возлюбленной, танцевала для меня. Ее тело в лунном свете изгибалось резкими рывками вперед и назад, руки, словно крылья, раскидывались в стороны и, следуя непонятному мне ритму, волосы ее, густой копной разлетались из стороны в сторону.

В эту ночь для нас не было запретов, и утро мы встретили вместе, лежа на толстой попоне и прижавшись друг к другу телами. Учения, запреты, чушь это все, лишь бы только она, моя вторая половина, всегда была рядом.

Загрузка...