До чего же условно наше деление на месяцы: каждому свои границы нипочём, то и дело и цветами и птичьими повадками друг к другу через забор заглядывает. Таков и август. Так и хочется его разделить пополам: первую половину соединить с июлем, а что останется — передать сентябрю. Отсюда и разнообразие названий. Кроме ничего ни нашему уму, ни сердцу не говорящего чужеродного «августа», по-старинному он и серпень, и жнивень, и даже густарь, и хлебосол. Потрудись, погни спину с серпом в руке над поспевающей нивой, а кончишь жатву, и всего будет густо, сытно, есть с чего и попраздновать.
В начале месяца и солнце светит по-летнему, день укоротился, ночь прибавилась, хотя пока ещё мало заметно, погода сухая и ровная. Но время течёт, и вот уже по утрам крадётся из низин, стелется, прячась между кустами, всё более плотный туман. И роса знобкая и дольше держится на гнущихся под её тяжестью травах. И вода, холодеет, прозрачная, больше не «цветёт», ряска убралась на дно дремать до весны. Ещё роскошно августовское цветенье высоких трав, много среди них жёлтых, словно золото летних солнечных лучей, прощаясь, задержалось на земле. Продолжают цвести пижма — дикая рябинка, золотые пахучие донники, зверобой, золотая розга — прекрасный медонос, пыльца с него даже в ненастье привлекает пчёл. У кипрея всё ещё распускаются вершинные цветы, хотя в нижних давно уже пушистые хохолки разносят лёгкие семена. Яркие красные, красно-лиловые: колючий чертополох, иван-да-марья, васильки; и белые — поповник, а где потенистее — чудесный запах миндаля: пышно цветут белые шапки таволги. Любят ею полакомиться лоси и поваляться на ней: и корм и мягкая постель.
Удивительно разнообразны не тропические орхидеи, а их скромные северные орхидные родственники: ятрышники (их мы вспоминали в июне — июле) и ночная фиалка — любка. Венерины башмачки ещё удивительнее, даже точно и не цветы. Но нашему северному вкусу ближе, понятнее милый белый поповник, как ромашка с золотой серединкой, только крупнее. И так же мила и ястребинка. Вся она похожа на разросшуюся пышную серединку ромашки. Но сходство обманчивое: это всё цветки язычковые свернулись, превратились в узкие золотые трубочки. Во всей корзинке их около сотни. Корзинка (соцветие, а не цветок) на стебельке, который поднимается из розетки лежащих на земле листьев. Ястребинка к осени часто и второй раз зацветает. Вот и решайте, к какому месяцу ястребинку отнести. Интересно, что семянки в каждом цветочке (трубочке) завязываются всегда без оплодотворения. Семянки похожи на узкие палочки с хохолком, ветер легко их разносит. Скоту цветочки-солнышки не нравятся, на лугах это подчас нежелательный сорняк. Притом упорный: зелёные розетки-листья и под снег уходят зелёными, ждут тепла.
Высоки августовские травы. Вровень с чертополохом ярко цветёт голубой цикорий. Красивы его нежные цветочки-звёздочки, они точно приклеены на очень короткой ножке к стеблю, прямому, как палка, без изящного изгиба. Букета из этих палок не сложишь, так нелепо выглядят на них цветочки. Срезать их со стебля тоже не получается. Применение нашли только корни цикория. Засушенные, размолотые, они служат суррогатом кофе. Среди высоких трав выделяются белым цветом и к вечеру точно светятся «дудки» — зонтичные, которые так нравятся детям. Если сорвать, в дудку можно и воды набрать, и подудеть, да и с удовольствием пожевать, а то и сварить в походном котелке сочное мясистое сладковатое корневище. Строго запрещайте детям пробовать их на вкус, если нет с ними опытного вожатого. Среди безвредных, даже съедобных «дудок» прячется смертельно ядовитый вех. Да и борщевики есть очень опасные. А отличить их не легко. У веха корневище даже вкусное, и пахнет он приятно, а результат — мучительная смерть.
Зонтичные легко определяются: высокие, стебель полый — дудкой, листья мелко многократно рассечённые, каждый стебель наверху заканчивается плотной плоской корзинкой невзрачных мелких белых цветов.
Пышен, богат зеленью и цветами щедрый месяц август. Но вот к аромату живых цветов постепенно примешивается новый аромат подсыхающего свежего сена. Двинулись, где можно, по росам сенокосилки, а где машине ходу нет, и коса-матушка им помогает. Хорошо дышится полной грудью. Но порой в крепком бодрящем запахе свежего сена заметён особый новый аромат. В свежем травостое его не было. А это скромный невысокий злак — душистый колосок. Ничем свежий с виду не замечателен. Срезанный — вянет, и тут-то и просыпается нежное его благоухание. Принесите скромный букетик домой. Не ставьте в воду, положите на полку шкафа, увядая — он заговорит.
На травяных и осоковых болотах ещё в первой половине лета нельзя не заметить белокрыльник. Большой ярко-белый от покрывающих его пушинок лист с одной стороны окутывает початок с мелкими не особенно броскими цветочками. Лист-покрывало действительно похож на птичье крыло, отсюда и название — белокрыльник. Теперь крыло увяло, красный тяжёлый початок ягод сник, лежит на траве. Не трогайте, он ядовит. Летом белое крыло служило хорошим барометром: перед ненастьем отгибалось — ненадёжная защита для початка. Опытному следопыту в лесу и белокрыльника искать не нужно. Перед дождём и спелый одуванчик закроется, спрячет свои парашютики, чтобы дождь их к земле не прибил. Немудрёная травка кислинка тоже сложит свои тройчатые, похожие на клевер, листики и прижмёт их к стебелькам. В поле, в лесу на любой ваш вопрос можно получить ответ, нужно только суметь понять этот ответ.
Не так нежны, но хороши под вечер горьковатые немудрёные запахи полыни, мяты, самосева укропа. Теплы ещё ночи, и в их влажной темноте (поближе к ёлкам) усиливается ещё островатый запах — грибной. Идёт пора третьего слоя грибов — листопадников. Сигнал тому — первые жёлтые веточки в зелёных косах берёз. Очередь грибы держат строго. Если средняя месячная температура +16, +17° и есть влага, появляются красные мухоморы. Значит, ждите, идёт гриб боровик, над грибами полковник. А появились волнушки — ждите рыжиков. Третий слой держится дольше всех, иногда и в ноябре дотошный грибник не с пустой корзинкой домой придёт.
Есть у августа и ещё название — меткое, как всё народное: межняк. Пробрался хитрый месяц между летом и осенью. Цветы себе позабирал от июля, какие ему понравились, с пышным букетом, нарядный, и красой и сытостью изобильный, повернулся к осени. Над августовским пёстрым букетом какие только насекомые не вьются! Но угощает он их не просто, а по выбору: к зонтичным (купырь, дягиль, дудник) все пожалуйте, нектара у цветов полная чаша, самый короткий хоботок — жучий, мушиный — из нектарника напьётся. А бобовые: клевер красный, ароматные донники, люцерна — капризные хозяева. Медовая чаша — нектарник у них глубоко запрятан в трубочке венчика, поди достань. Недаром американцам пришлось шмелей-опылителей на клевер из Европы завозить: у местных пчёл хоботки коротки.
У нас тоже хорошо работают на клевере мохнатые шмели, но, к сожалению, всё меньше остаётся нераспаханных мест, где шмели устраивают гнезда. А меньше шмелей — меньше и урожай клеверных семян. Теперь выведены и породы пчёл с более длинными хоботками. Но вот беда: лентяйкам клевер не очень нравится, легче добывать нектар с других цветов, у которых он спрятан не в таких глубоких трубочках. Ну и беда: шмелей не хватает, пчёлы на клевер лететь не хотят.
Выход нашёлся, и до чего же простой! Надо погрузить в сахарный сироп цветы клевера, пусть пропитается их ароматом. Плошку с сиропом поставьте в улей и закройте леток. Пчёлы невольно попробуют сироп на запах и на вкус. Теперь откройте улей. Летят! Прямо туда, куда надо — на клевер. Наука впрок пошла. Работают и, конечно, не подозревают, что это работа по заданию.
Изумительный по простоте, этот способ уже широко применяется и не только на клевере. Хорошие медоносы цветут в разное время и в разных местах. Опытные пасечники не заставляют своих пчёл тратить время и силы на дальние опасные перелёты: пасека сама переезжает, когда куда надо. Часто едет на медоносы, на которых пчёлы и сами рады похозяйничать и без обманной подкормки. И получить можно мёд любого сорта, это как пасечнику вздумается. Чем усерднее пчёлы собирают нектар с растения, тем больше семян будет в цветках, опылённых пыльцой с разных цветков этого же растения. Из таких семян и растения вырастут более сильные, и значит на них распустится больше цветков, и будет больше нектара. Это «похоже на сказочную скатерть-самобранку, на которой пищи становится тем больше, чем больше её съедают», — говорит великий знаток насекомых И. Халифман.
Удивительный результат хорошо задуманного и хорошо поставленного опыта. Но не все смело задуманные и недостаточно аккуратно выполненные опыты кончаются удачно. Даже и с пчёлами. Поистине ужасна и ещё не имеет конца история с африканской дикой пчелой.
В Бразилию перевезли европейских медоносных пчёл, они хорошо прижились. Но местным пчеловодам захотелось лучшего. («Лучшее враг хорошего», — говорил знаменитый французский философ Вольтер.) В Африке есть местные медоносные пчёлы. Они начинают работу раньше, заканчивают позже, летают быстрее и мёда дают вдвое больше. Учёный генетик У. Карр, по заданию местных пчеловодов, привёз в Бразилию этих замечательных работниц, которые к тому же роятся и плодятся очень активно. Правда, было известно, что африканки очень злобные и яд их особенно токсичен. Но У. Карр на то и генетик: он решил скрещиванием вывести новую породу пчёл, трудолюбивых, как африканки, и мирных по-европейски.
Правда, Карр был осторожен: он поместил свою опытную пасеку в лесу, вдали от людей. Опыт удался, но наполовину. Гибриды дали мёда вдвое больше и как опылители растений работали лучше европейских. Но злобность и токсичность яда сохранили африканские. Карр не унывал: ведь это только начало. К леткам ульев он приделал прочные решётки, через которые свободно проходили пчёлы-сборщицы. Трутни и матки более крупные, они через решётки из улья пройти не могли. А без оплодотворения молодой матки рабочие пчёлы не могут улететь и образовать в лесу новый дикий рой где-нибудь в дупле дерева.
Но случилось непредвиденное. В отсутствие учёного на пасеку заглянул любопытный пасечник и отодвинул заслонки. А двадцать шесть ульев были готовы к роенью, и двадцать шесть роев исчезли в лесных дебрях.
Происшествие дало о себе знать не сразу. Но спустя некоторое время из разных мест Бразилии стали приходить вести о том, что появились пчёлы невиданной злобности, целыми роями нападают на людей и скот. Уже есть и известия из Перу — смертные случаи. Ареал нападений пчёл расширяется. Местное население называет их «пчёлами-убийцами», учёные — «африканизированной пчелой». В Бразилии с 1969 года от их укусов погибло более двухсот человек, тяжело больных сотни тысяч, не считая коров и лошадей. За двадцать лет убийцы захватили Южную Америку и продвигаются на север. В США введён на них строгий карантин. Бразильские пчеловоды ввозят на пасеки маток спокойной итальянской породы, пока результаты не заметны. А что делать с «дикарями» в лесных дебрях? Созданы специальные команды для борьбы с ними. В США надеются, что мексиканская пустыня остановит продвижение «убийц» к ним на север.
…Тихо ползут туманы, холодеют росы, больше стало не белых, а красных, лиловых цветов. Их лепестки не отражают горячих июльских солнечных лучей, а впитывают, берегут ласкающее тепло второй половины августа. Перелом лета. Чутко откликается на него природа.
В июле-августе все птичьи выводки давно встали на крыло. Кончены и споры и драки за свою территорию далее у таких забияк, как зяблики. Гнёзда опустели. Но кое-кто успел завести и второй выводок, велик инстинкт родительской заботы.
Один наблюдатель рассказал: «Под моей крышей вывели птенцов деревенские ласточки. Весело смотреть было: четыре чёрные головки, четыре раскрытых ротика то и дело высовывались над краем аккуратного гнёздышка и, получив свою порцию мошек и комариков, Успокаивались. А родители уже вновь вьются высоко в синеве. Игра-Ют? Не до игры. Да и не до еды самим. Скорей, скорей сквозь тучу Клубящихся мошек. Вернулись с полным клювом еды для деток. А я полюбовался и уехал. Надолго. Вернулся, август, опустело гнездышко? Смотрю, те же четыре головёнки, раскрытые жадные клювики… Мать прилетела, порция каждому, «на, успокойся». Отец летит, тоже еду несёт — но мимо, прямо к ветке яблони у самого окна. А на ветке четыре ласточки сидят, взрослые, только хвостики почему-то короче. Четыре клювика разинуты и — дай! дай! дай! Что же это такое? Хозяйка вышла на крыльцо и смеётся: «Не поняли? В гнезде сидят не те, что вас провожали, это новые. А те — вон на ветке, родители и разрываются, всем угодить нужно. Лентяям давно бы пора самим кормиться».
Вышел я на улицу. Тепло, но уже не совсем по-летнему. В небе ласточек что-то не видать. Нет, летят, и опять полный рот. Откуда же добычу несут?
Проследил я за их полётом. На лужке овцы пасутся, хвостиками помахивают. Из-под ног у них, из травы то и дело насекомые выпархивают. И ласточки не в небе вьются, а тут уже полные ротики нахватали. Скорей назад. И в гнезде и на ветке голодные детки ждут». А время не ждёт. Собираются в отлёт поодиночке и редкие у нас цапли.
В Европе в средние века феодалы, случалось, воевали с соседями из-за цапель. Цапля считалась любимой дичью на соколиной охоте — «моих цапель не тронь, своих заводи». В 18 веке в Германии поймали цаплю с серебряным кольцом на ноге. Кольцо оказалось надетым… в Турции. Кем? Почему? Жаль, больше нам ничего не известно. Но, видно, и там цаплями для охоты интересовались. Известно и другое, и очень грустное: у нас серая цапля быстро становится редкостью. Любит она гнездиться в глухих местах, а их год от года всё меньше и меньше. Много цапель гнездилось колониями, по 10–30 птиц, на одном большом старом дереве в начале века в пойме Камы, теперь ещё у нас встречаются, в меньших количествах, в устьях Камы и Вятки. Но за последние двадцать лет известный биолог В. А. Попов больших колоний уже не замечал, лишь кое-где встречаются одиночные пары (в Сараловском участке Волжско-Камского заповедника).
К большой колонии цапель подобраться трудно: цапли налетают дружно, и смельчак обычно отступает, облитый прицельным обильным дождём отвратительно пахнущих испражнений.
Не хватило места на высоких деревьях, цапли устроят грубое гнездо из сучьев и на кусте, а иногда даже на заломе из кучи крупного тростника. Детей кормят обильно всякой живностью, что попадётся: рыбы, лягушки, змеи, грызуны, даже крупные насекомые. Птенцы беспомощные, но растут быстро, уже через две недели встают на ноги, а в конце июля семья летает, малые кормятся самостоятельно.
Хотите и тут найти неожиданное, удивительное?
Один любитель природы вот что рассказывает: «По глубокой топи, еле ноги вытягивая, добирался я сквозь непроходимые ивовые заросли, искал гнездо цапли. Осторожная птица, пристроилась с гнездом к грачиной стае, сама не догляжу — соседи подскажут. Наконец в развилке сучьев гнездо, неряха хозяйка, как яйца сквозь кое-как набросанные ветки не вывалятся! Руку протянул и ещё быстрее отдёрнул: на суку перед гнездом змея висит, огромная. Присмотрелся — мёртвая, но не сразу это разберёшь. Где тут хитрость, где ум, где инстинкт? Мать за добычей отправилась, а змею-пугало повесила — птенцам на охрану».
Оказывается, орёл змееяд на Кавказе тоже деток охранять убитую змею вешает, пока сам за добычей улетает.
Кого мы в этом птичьем отряде лучше всего знаем? Каждый ответит: конечно нашу домашнюю курицу. Но вот что странно. В Татарии живут куриные шести видов, а которые же из них по нашим дворам гуляют, несутся, цыплят выводят? Никоторые. Дикий банкивский петух из юго-восточной Азии — вот родоначальник наших кур. До сих пор рыже-золотые петухи, как две капли воды, похожи на дикаря из тропиков. Наши дикие куры: глухарь, тетерев, рябчик, серая куропатка, перепел не одомашнились. (Белую куропатку правильнее и не считать нашей, случайно в редкие годы её видим.) Из них перелётная только перепёлка. У неё и крылышки немного острее (признак лучшего полёта), а всё-таки не такая уж она мастерица — много её сестриц до желанной Африки не долетает. Глухаря на специальных фермах, пока в виде опыта, выращивают, но только для выпуска в охотничьих угодьях. Разводят и перепёлку — это уже яичное направление — считают перепелиные яйца ценной диетической пищей. Но и тут перепёлки, живущие в вольерах, домашними не делаются, это ещё в порядке эксперимента. Серую куропатку в Европе разводят, хотя тоже в охотничьих хозяйствах, но в больших размерах. Серые куропатки премилые курочки рябы: но бокам красноватые полоски, но на грудке у самочки два слабых коричневых пятнышка, у самца нарядная коричневая подковочка. Очень друг на друга похожи. Кавалер не просто щеголяет распущенными крыльями и хвостом, как тетерев или глухарь, он заботливый глава семьи, и ему, как и самочке, выгодно оставаться незаметным. Так оно и есть. Парочка удивительно дружная, гнездо у них как у всех куриных: ямка, кое-какие травинки кое-как в неё брошены, но зато яиц бывает и до двадцати с лишком. Несётся курочка целый месяц. А уж осторожна… Утром крадучись проберётся к гнезду, положит очередное яйцо, прикроет травинками и уйдёт до следующего утра. Солнце, Дождь — яйца терпят. Кладка кончена — мать становится ещё осторожнее. Сидит неподвижно, рябенькая, незаметная, разве блеск чёрных глаз, её выдаёт. В полдень уходит кормиться, ещё тщательнее прикрыв драгоценную кладку. Назад её ведёт самец-разведчик, он сторожил поблизости. Долго он высматривает со всех сторон, вытягивает шейку поверх травы. Всё! Безопасно! Тихое, чуть слышное квохтанье — сигнал для матери. Она не выглядывает, наоборот, приседает, нагибает голову, сторонкой крадётся к гнезду, наползает на него, замирает и постепенно начинает убирать из-под себя травинки, ближе прижимается к яичкам. Петушок к гнезду не подходит, но он тут, на страже. Если надо отвлечь врага, шумно взлетает, распустив неожиданно яркий рыжий хвост, падает, опять взлетает, отводит беду от детей с опасностью для жизни.
Яйца отложены в разное время, а птенцы из них выходят до неожиданности одновременно. В это время отец ложится в гнездо рядом с матерью, и птенцы, освободившись от скорлупок, тут же пробираются под него, обсыхают. Скорлупки остаются под матерью, она их не выбрасывает. Птенцы обсохли, родители поднимаются, и вся семья уходит от гнезда навсегда. Ветер сам развеет скорлупки.
Большую семью непослушных детей даже обоим родителям собрать было бы нелегко. Но птенцы с первого дня удивительно энергичны и послушны: кормятся, по сигналу замирают, на второй неделе уже немножко и пролететь могут. Живут ведь не в глухом лесу, а в поле, на опушках, придорожной лесной полоске, а то и на пустоши, в кустарнике. Около города не побоятся, умеют на глаза не попадаться. Полезные птицы: сколько вредной насекомой живности уничтожат. А к зиме на семена сорняков перейдут и хлебные зёрна, где в поле остались, подберут. К сожалению, хищники не дремлют. К весне из семейного табунка хорошо, если несколько штук уцелеет.
В Польше весной на полях собирают кладки яиц во время сельскохозяйственных работ. На инкубационной станции мама-инкубатор выводит цыплят. Через несколько дней на 40–50 цыплят в клетку подсаживают настоящую маму или папу. Папу — это удивительно, но он с большим выводком справляется лучше. Ещё несколько дней дают детям привыкнуть к новому родителю и выпускают их в поле, где уже кончились работы. Польза от такого табунка с хорошим аппетитом огромная. А осенью — отлов или отстрел в положенное время.
В жизни птиц можно подсмотреть удивительное. Вот о чём рассказывает один любитель природы: «Птица птице помогает. А вот видали вы, чтобы птица рыбе помогала? И в тот же щедрый на последнее солнечное тепло прощальный летний месяц август? Сидел я на своём любимом бережке у тихой заводи, а на золотистом песке играла, серебром переливалась стайка пескарей. Мелко, тепло, самое место для рыбьего сада подходящее. Сюда, на мель, и сердитая тётя щука не заглянет. Я тихонько нащупал в кармане щепотку завалявшихся крошек, но рука так в кармане и застыла: на соседнем плоском камешке оказались две малиновки. Из клювиков торчат мелкие белые личинки — извиваются. Птички опустили головки к самой воде, и она точно закипела: стайка рыбёшек кинулась с открытыми ротиками навстречу угощению. Малиновки никого не обидели, червячков всем досталось. Я и пошевелиться не успел, как птички с звонкой радостной трелью вспорхнули и исчезли в кусах… Чтобы вновь появиться уже безмолвно… клювики-то опять полные еды.
Вода кипела: серебряные хвостики взбивали её, жадные ротики хватали добычу, малиновки улетали и возвращались, улетали и возвращались, источник пищи находился где-то очень близко. 10–15 минут я не шевелился. Наконец решили ли птахи, что детки накормлены досыта, или устали, но взлетели напоследок молча и исчезли.
— Спасибо за представление, — сказал я и высыпал в воду крошки из кармана. Ротиков и хвостов и на них хватило».
Малиновки (они же зарянки) нередко хлопочут о чужих беспризорных птенцах, это хорошо известно. Но здесь-то рыбы. Что случилось с птенчиками осиротелой пары? Бродячая ли кошка, ворона, мальчишка с рогаткой? Мало ли бед стережёт доверчивую птаху с малиновой грудью. Пусть это не разумное, а инстинктивное стремление положить в чей-то жадный ротик принесённую добычу. Но какое же это милое проявление инстинкта! Многие научно-популярные книги обошёл рассказ о тропической яркой птичке кардинале в Америке. Она в пруду кормила золотых рыбок. Я от души радуюсь тому, что и у нас нашлись такие удивительные красногрудочки.
Выше говорилось, что всё меньше становится тихих мест, где бы можно было птицам и зверям спокойно кормиться и детей растить. Теснит природу человек.
А если приспособиться?..
И вот на наших глазах начинается во многом даже непонятное. Во многих городах, даже севернее Казани (т. е. более суровых по климату), всё чаще и в большем количестве начинают оставаться на зимовку грачи, скворцы, чёрные дрозды, зяблики и даже серые цапли! Некоторые превратились в постоянных кочевников: днём роются на окраинах в мусорных кучах, а ночью спать — в большой город, где на несколько градусов теплее и много всяких ниш, убежищ. Чёрные дрозды, зяблики, скворцы, случается, ночуют между тёплыми буквами светящихся вывесок. А враги? И они к городам приспосабливаются, почуяв поживу. Ястреба, канюки и даже сокола: пустельга, чеглок, сапсан — это претенденты на дневную городскую добычу. И мало того, в городах появились никогда раньше не виданные воробьиный сычик, ушастая сова и угрюмый великан филин. Летом кормятся мышами и крысами, а зимой на окраинах промышляют воробьёв. В Москве городские вороны в охоте на мелких зимующих птичек превратились в настоящих хищников, решено сократить их количество. В Лондоне большие синицы ловко открывают бутылки с молоком, которые молочники привозят и оставляют у двери в дом.
Всякую здравую мысль можно довести до абсурда. Плохая репутация ястребов — тетеревятника и перепелятника и болотного луня переросла у людей, не сведущих в биологии, в убеждение: «все хищники вредны, и их надо истреблять». И мало того, уже в наше время в охотничьих хозяйствах РСФСР в.1959 году выплачивали премии за каждую пару лап хищников. Было предъявлено 40000 пар. Из них 400 пар лап относительно вредных дневных хищников. Займёмся вычитанием: 39600 пар лап принадлежали кобчикам, пустельгам, канюкам, осоедам — птицам, безусловно полезным, которые едят вредных грызунов и насекомых. Мнением научных работников при выплате премий не интересовались. В 1964 году отстрел хищных птиц и — выплата премий были отменены. Ведь для ряда горе-охотников эти премии делались несомненно источником дохода. Мы ещё раньше говорили, что даже ястреб-тетеревятник в небольшом количестве является полезным санитаром (конечно, не вблизи птицеферм). Природа не терпит безграмотного нарушения веками установленных норм в цепи отношений между живыми существами, будь то птицы, животные или растения.
Кончились весенние и летние заботы и хлопоты не только у птиц, но и у зверей. Дети выросли и становятся самостоятельными. Зайчата, даже третьего помёта, травку едят и у своих и чужих мам молочка не просят. Правда, умишка ещё по-настоящему не набрались и потому для молодых хищников, тоже не очень опытных, — лёгкая добыча. И барсук от комочка живого тёплого мяса не откажется. Не будь зайчихи так плодовиты, род заячий прекратился бы. Но в удачный год одна мама за сезон больше десятка деток принесёт, так что живы зайцы, и беляки и русаки, и будут жить.
Зайчата вооружены, можно сказать, отрицательными способами защиты: не бегут — сидят спокойно, не пахнут, первое время не мочатся и не испражняются, не пищат и не кричат (если их не трогают), не бросаются в глаза цветом шкурки. Оказывается, это тоже бывает полезно.
Вреден заяц или. полезен? Вопрос, который так часто ставится по отношению к очень многим зверям, птицам, рыбам. И ответ часто бывает неожиданным. В книге В. В. Строкова «Леса и их обитатели» рассказывается о том, как в одном охотохозяйстве под городом Лугой полный запрет охоты на зайцев вызвал порчу садов. Тогда стали усиленно зайцев истреблять. Результат неожиданный: исчезла серая куропатка, стало меньше фазанов и лисиц. А ещё через год, зимой, мыши и полёвки повредили ягодники и фруктовые деревья сильнее, чем это делали зайцы. Почему? Автор объясняет: раньше около русаков серые куропатки кормились, зайцы раскапывали снег, добирались до травы, и за ними куропатки выщипывали корешки трав и собирали семена. Лисы ловили и зайцев, но, в основном, мышей и полёвок, не давая им размножаться. Зайцев не стало, куропатки ушли южнее, где снега меньше. Лисы, лишённые зайчатины, переловили фазанов и тоже ушли в другие районы. А мыши и полёвки, которых стало некому ловить, размножились и дали людям наглядный урок: осторожно вмешивайтесь в жизнь природы.
Тепло, иногда и жаркие дни выпадают, но белку не обмануть: пора готовить на зиму запасы. Инстинкт подсказывает это и молодым белочкам. Они зимы ещё не видели, а так же усердно собирают запасы, как мать и другие взрослые белки, хотя кругом еда в рот просится.
Весело смотреть, как работают хлопотуньи. Ягоды сушат, развешивают на ветках и зорко следят, не наведаются ли к ним дрозды или снегири. Так же сушат и грибы, из них предпочитают маслята, развешивают очень умело, так что и ветер их с веток не сбросит. Охотнее вешают на сухостойных ёлках, там лучше сушит их солнце и продувает ветер. Кладовые свои зимой под корнями деревьев и под глубоким снегом находят, вероятно, чутьём. А не найдёт белочка своей, и в чужую кладовую заберётся, не поцеремонится.
Заботливо и гнездо к зиме она утепляет всем, что под лапку попадается: зима-то долгая.
Летяги успели вырастить летяжат. В августе молодые уже пробуют силы в «полётах» сверху к подножию дерева. Оттуда, тоже как полагается, винтом вверх по стволу и назад, опять к подножию дерева. Запасы в дупле кое-какие на голодное время собраны: тонкие веточки берёзы и ольхи с серёжками. Небогатый запас, но летяга, как и белка, по-настоящему не засыпает, в гнезде пережидает самые сильные морозы.
Но как ни хлопочет белка о зимних запасах, ей в этом далеко до родственника — бурундука. Ростом он вдвое меньше белки, а запасов соберёт не меньше двух килограммов. В лесу это семена деревьев — клёна, липы, дуба, вяза. Но если бурундук поселился около хлебного поля, тут он настоящий вредитель: зерно выбирает только первосортное.
Запасливый малыш начинает заниматься заготовками ещё в августе. Попробуйте наносить в защёчных мешочках полную кладовую, если порция зерна в них за один раз не больше десяти граммов. Бурундук разборчив: норку выкопал под пнём или повалившимся деревом, а ему почему-то понравилась пшеница в поле за два-три километра. Вот он упрямо и путешествует: вперёд — налегке, а на обратном пути оттопыренные щёки так и тянут голову вниз. Иногда тысячу раз он пробежит, пока пять-шесть килограммов натаскает, а бывает и до десятка. Понятно, почему медведь (ложится спать позже бурундука) старательно ищет его норку. Вынюхает, раскопает, а если уже поздняя осень и бурундук спит, то запасы съест и хозяином закусит. Но пока, в августе, бурундук, не жалея лапок, ещё бегает, делает запасы.
А вот сусликам запасы делать на зиму ни к чему. Они накопят слой жира, и в августе уже не увидишь в поле ни одного суслика. Ещё тепло, кругом полно еды, а они в норах спят глубоким сном. Постройка норы на зиму на диво продумана, сказали бы мы, если бы суслик был к этому способен. Но это, конечно, на диво полезный в условиях его жизни и потому закрепившийся в огромном числе поколений инстинкт.
Лето в разгаре, а суслик уже готовит зимнюю нору. Спит каждый в одиночку. Наклонный вход с земли готов, но суслик копает ещё от спальни вверх вертикальный ход, но до конца не доводит, оставляет над ним слой земли в двадцать — тридцать сантиметров. Землёй, взятой из этого хода, он наглухо забивает длинный наклонный ход от поверхности до гнезда. Зверьку, ослабленному долгим сном, весной было бы трудно прокопаться сквозь наклонный промёрзший слой на поверхность. Но этого и не нужно: он прокопает небольшой конец вертикального выхода вверх на свободу. Этот пятнадцатисантиметровый слой уже прогрет весенним солнышком. Кроме того, тёплое дыхание спящего зверька всю зиму подогревало этот слой снизу, а сверху, по вертикальному ходу, будет просачиваться холодный воздух, его немного, но достаточно для слабого дыхания спящего зверька. Как инстинкт «учитывает» законы физики!
Сурки в августе ещё не спят, но к спячке старательно готовятся. Они, как и суслики, запасов еды не делают. Запас сала под шкуркой, которого должно хватить до весны, — вся его забота. Но сурок не вредитель. Сало он копит, не отнимая у человека его запасов. Степное разнотравье его еда. А спать он ляжет позже суслика, в сентябре.
Август — время спокойного наслаждения мирной семейной жизнью у бобров. Бобрята этого года уже не требуют больших забот, и щука под воду не утянет, и кормить не нужно, сами поедят, большие хлопоты с заготовкой корма к зиме ещё не начались, прошлогодние дети, теперь молодые бобры, уже где-то самостоятельно устроились, у них свои семьи. Родителей их судьба не тревожит.
Воспитание детей в норе и около неё закончилось. Молодые волчата выходят на охоту вместе с родителями. Лес полон еды: молодые неопытные зайчата, глупые птенцы-подлётыши из запоздалых выводков. А уж ягод, сочной зелени на каждом шагу. В стае волчата этого года и молодые волки прошлогодние. Когда мать кормила волчат, старшие держались отдельно, теперь соединились со стаей. Они будут держаться с родителями осень и будущую зиму. Всё лето «серые помещики» работали молча, искали добычу вдали от гнезда, чтобы не видать детей, да и сами дети знали порядок: жили так тихо, то в ближнем колхозе люди и не подозревали, какими страшными соседями обзавелись. И домашний скот волкам трогать было ни чему: были сыты. Но пришёл конец лета, гнездо брошено, стая бродит, где ей придётся, и молчаливые волки «запели». Много рассказов существует о волчьем вое, звук особый, тонкий, жалобный, любому на нервы подействует. Не верится, что «поёт» большой, сильный, злобный зверь. А если это в лесу, в сумерки, и холодает, туман ползёт, сквозь кусты подбирается — тоска берёт за душу. И особенно, когда знаешь, что это волки (летом и осенью) собираются в стаю перед выходом на охоту. Волчица и волк воют несколько ниже, переярки — тенором. Неумело, визгливо пробуют голоса младшие — прибылые, знаешь, что волки летом людей не трогают, а по спине дрожь… Стая — это семья из трёх поколений, семь — двадцать волков, рассказы о стаях в десятки волков относятся к разделу охотничьих. Дисциплина в стае железная: идут строго гуськом, след в след, впереди обычно волчица, замыкающим — отец. Зрение, обоняние прекрасное, но слух — просто изумительный. Незаметно подойти к волку невозможно. Мне приходилось с ручным волком бывать в лесу — полное затишье для меня, а для него воздух полон звуков. Случалось — он бросался и из-под листика, лежавшего в нескольких шагах, уверенно лапой доставал небольшого жучка. Наедаться досыта волку удаётся не часто. Если повезёт загнать крупную дичь или набрести на падаль, вволю волк может съесть до двадцати килограммов мяса. Такие сытые они далеко не уходят, залегают поблизости. Понятно, от пойманного стаей зайца каждому достаётся на один укус. И тогда бродит голодная стая и полсотни километров пройдёт свободно. Волк очень умный и хитрый, а когда надо, и отважный зверь. Считают его трусом — волчица не пробует защитить детей, если люди открыли логово и забирают волчат. Но это скорее трезвый расчёт.
Она видит, что детям ничем помочь не может. Случаи нападения на людей, о каких много писали в прежнее время, в наше время не повторялись.
Но вот грянула Великая Отечественная война. Из колхозов ушли на фронт охотники, жёнам не до охоты. В лесах выросло поколение волков, не знавшее выстрела, и появились случаи нападения волков на людей. Женщины в дальнем колхозе Омской области, если приходилось идти в одиночку лесом, брали с собой «пару железяк. Идёшь да железяку об железяку и постукиваешь. А волк боится — может, ружьё это стучит». Записала я это точно, как слышала. Зоолог В. В. Строков говорит, что волки прекрасно отличают мирных пешеходов от охотников, а лесорубов — от окладчиков по тем предметам, которые они носят с собой. В данном случае, возможно, что волки-родители ещё помнили облавы, когда окладчики носят не ружья, а железяки и их стуком направляют волков в окладе на охотников.
Волкам нравится мясо собак и лисиц, поэтому, где волков много, лисиц мало. Причём, охотятся загоном: загонщики гонят лисицу на засаду. На собак охотятся с увлечением. Бывали случаи, когда волк прыгал в сани безоружного ездока и выхватывал из них собаку, которую безоружный хозяин спрятал, зная, что в этих местах водятся волки.
Непонятна ненасытная жадность волка, это делает его особенно вредным и опасным в животноводческих совхозах и колхозах, а также в спортивных охотничьих хозяйствах. Дорвавшись до «дичи», волки рвут и уничтожают не столько, сколько им нужно для еды, а сколько могут убить. Раз одна семья из пяти волков убила и покалечила 152 овцы. Ненасытная жадность им же и вредит: каждый успел бы утащить на загривке одну овцу и безопасно съесть её в лесу. Но увлёкшись бойней, они дождались охотников и были убиты. Остаётся добавить, что волки — носители глистных заболеваний, которые передаются домашнему скоту, и вируса бешенства. Поэтому волк-санитар нужен в лесном хозяйстве, уничтожая в первую очередь больных и слабых животных, но число таких санитаров должно быть строго ограничено.
Красивый ловкий зверь, иной горожанин её даже и за небольшую собачку принять может. Выдаст её, пожалуй, пышный хвост с белым кончиком. Полезный хвост: рулём служит. Догоняет лисица зайца, вот он резко скакнул в сторону. Собака с разбега промчалась бы мимо, а лиса махнёт хвостом-рулём в сторону, срезав угол, и ловким прыжком настигает добычу. Эту же хитрую уловку с хвостом она применяет, когда сама убегает от преследующих её собак: круто взмахивает хвостом в одну сторону, а сама, так же круто, поворачивает и мчится в другую. Одураченные, «висевшие на хвосте» собаки не сразу успевают повернуть — промчатся мимо.
Лисята уже прошли летнюю школу на полузадушенных зверьках, каких приносили им родители, и теперь вся семья вместе выходят на настоящую охоту. Отец и тут полон самоотвержения. В случае опасности бросается навстречу собакам и уводит их за собой. На ночь семья первое время возвращается к норе. Молодым ещё многому приходится научиться у стариков, прежде чем они станут совершенно самостоятельными.
В конце августа или сентябре плохо приходится лисам: линяют подошвы лапок, выпадают густые волосы, которые так хорошо грели их зимой. Новые отрастают сначала короткие и колются. Лиса ступает осторожно, лапки бережёт. Осенью молодые уже мало отличаются от родителей ростом, но до настоящей ловкости и хитрости им, пожалуй, далеко и многому приходится учиться у стариков. К сожалению, лисицы всё ещё предмет охоты на шкуру. Мясом лисицы у нас брезгуют. А в Европе оно справедливо считается деликатесом.
Лисицы запасов не делают. Но есть сведения (не проверенные), что в Сибири в августе — сентябре они закапывают грызунов в землю и используют зимой.
Ловкие хищные звери куньи, все небольшого роста до крошечной ласки включительно. Исключение — барсук, величина его с небольшую собаку. И видом своим исключение: скорее какой-то неудавшийся медвежонок. Он, единственный из куньих, зимой спать залегает. В августе, как ночи похолодают, начинает чистить и подправлять нору, меняет подстилку. Нагребёт лапами ворох сухих листьев и, пятясь, задом вталкивает их в нору. Е. В. Кучеров говорит, что на зиму барсуки запасают коренья и грибы. Сушат маслята и боровики, раскладывая их на пнях.
Молодые к осени ростом почти догоняют мать. Иногда и зимуют с матерью. Тогда листья на зимнюю подстилку заготовляют сообща.
Июль и до середины августа — время гона этого маленького изящного и мирного оленя. Самцы только в это время возбуждённо фырчат, дерутся, но обычно не до серьёзных ранений. При победителе остаётся одна, но иногда и до трёх самок. Больших гаремов не бывает. Косули соединяются в более крупные группы только во время кочёвок (уходят уже зимой в менее снежные места, где легче добывать пищу).
В августе слышится, чаще на рассвете и по вечерам, глухое мычанье лосей. Начался гон. В это время, обычно мирный, лось становится опасен и для людей. Даже медведь уступает дорогу бешено мчащемуся самцу. Рога к этому времени окрепли и представляют грозное оружие в битве с другими самцами. На полянах завязываются бои рогами (удары копыт пускаются в ход в битвах за жизнь зимой с волчьей стаей). Но и битва самцов иногда кончается смертью, даже обоих, если ветвистые рога сплетутся и их не распутать. Смерть от голода обычно не наступает: судьбу беспомощных борцов решают волки. Если битва кончилась благополучно — бегством одного из драчунов, к победителю присоединяется самка, наблюдавшая из кустов, даже две-три. Иногда период гона длится до октября — ноября.
Большинство наших рыб рыбы как рыбы: тело, сжатое с боков, покрытое серебристой чешуёй. А вот эти рыбы никак под это описание не подходят: скользкое по-змеиному тело, чешуйки мелкие, нежные и так глубоко втиснутые в кожу, покрытую слизью, как будто их и вовсе нет. Это сом и налим. Не родня они нашим рыбам. Но оказывается, что и друг другу ещё меньшая родня. Сом — единственный представитель южных рыб, «заблудившийся» на севере. А налим — родственник северян: трески, наваги. И жарко ему у нас просто нестерпимо. Как вода в реках нагреется весной до пятнадцати градусов, налим теряет аппетит, становится вялым, скучным и норовит затиснуться под корягу или в рачью нору дремать. Ждёт желанного похолодания. В сибирских реках ему живётся приятнее, чем у нас, и растёт он лучше (в Иртыше до двух метров). С сомом на удивление схожи только плоские лягушиные головы и скользкое тело, а не образ жизни. Вот лето проходит, сом уже приглядывается, где бы на зиму спать устроиться, а налим все летние сны под корягой пересмотрел и подумывает, чем бы ему после летнего поста разговеться. Тут пора и рыбаку за дело приниматься. Изголодавшийся за лето мелкий налим жадно на червяка берёт, а крупный и на кусочек мясца, чуть-чуть уже лежалого, с запашком, и на пескаря, и на лягушонка. В октябре — ноябре в настоящий аппетит войдёт. Лишь бы на крючок попался, а вытянуть налима, даже и крупного, легко: идёт, как бревно.
В хорошее для себя время просыпается налим: холодает, а остальные рыбы уже отдохнули от нерестовых тревог, нагулялись, подкормились за лето и начинают подумывать, где бы им, сонным, зимней шубой из слизи окутаться и залечь, зимние сны про весёлое лето смотреть. А налиму того и надо: присматривай и выбирай по вкусу. Хитёр налим. Он и в садок за рыбкой заберётся, и в мотню невода не побоится заглянуть, рыбу в половину своего роста ухитряется заглотать. Подкрадывается к добыче, как кошка, не делая резких движений, зубки мелкие, как щётка, но если хоть и за хвост ухватит — не выпустит. Осенний жор начался и длится месяца три до начала зимы.
Самое ценное семейство в нашем рыбном хозяйстве — конечно, семейство осетровых. Оно же сильнее всего пострадало от плотин, которые им помешали подниматься от Каспийского моря в Волгу метать икру. Чисто же речных среди них только два вида: стерлядь и волжская форма осетра. Нерестилища проходных (белуга и осётр) располагались на Волге и Каме по всей их протяжённости в границах Татарии. Путь к нерестилищам им преградила плотина Куйбышевской ГЭС, в связи с чем сразу сократилось их количество.
Белуга — гигант среди осетровых. Но теперь только в книгах можно прочитать, что ловились в старину белуги до тонны весом, доживавшие до восьмидесятилетнего возраста.
Когда образовалось водохранилище, в нём «в плену» оказалось некоторое количество белуг. Они поднялись из Каспия метать икру и не успели уйти в море. В 1956 и 1957 годах они дали потомство в необычных для себя условиях, и молодь стала расти. Прежде молодь до половины лета оставалась в реке, а затем уходила в море. Теперь и из водохранилища молоди ещё удаётся скатиться в море, а взрослые «пленники» в 1963 году опять нерестились, значит условия жизни в пресной воде оказались достаточно хорошими. Остаётся успешно решить, как организовать пропуск новых проходных для нереста.
До белуги осётр и в лучшие для него времена не дорастал. Изредка встречали экземпляры весом до 30 кг и возрастом до 35 лет.
Задержанные в водохранилище, осетры успешно размножаются, но из-за браконьерства число и молоди и производителей уменьшается. Теперь судьба осетровых зависит от выращивания молоди на рыбоводных заводах и выпуска её выше плотин.
Стерлядь, единственная из наших осетровых, всю жизнь проводит в реках: Волге, Каме, Белой и Вятке. Она меньше белуги и даже осетра, теперь и метровая встретится не часто. Лов её запрещён. Стерлядь не хищник, кормится личинками ручейников, пиявками, даже такой мелочью, как личинки комара-толкунца. Правда, во время нереста менее ценных пород (плотва, густера, даже лещ) она не прочь и их икрой подкормиться, но ценность самой стерляди так высока, что этого учитывать не стоит.
В реках Поволжья сохранился даже единственный крупный лососёвый — каспийский лосось. Лет триста тому назад промышляли его очень много. Попадались и великаны до 50 кг весом. Но речные берега заселялись, мельничные плотины мешали доступу к удобным нерестилищам, и сейчас каспийский лосось у нас редкость — память о прежних временах.
Рыбка обманщица. Это название (не научное) подходит к форели, потому что иногда трудно установить, о какой именно форели идёт речь, настолько пластичны и изменчивы лососи, так легко они приспосабливаются к изменившимся условиям. Например, озёрная форель, ручьевая форель и проходная кумжа легко переходят друг в друга. В Татарии форель ручьевая, или пеструшка, живёт в небольших речках бассейна Волги с чистой и холодной водой (притоки Зая, Берсута и некоторые другие). Рыба хищная. Разводится в прудах ради ценного и вкусного мяса. Икру откладывает осенью. В Куйбышевском пригородном рыбоводческом хозяйстве разводится радужная форель. В «Жизни животных» говорится, что «радужной форелью считается одна из форм стальноголового лосося из Тихого океана, которая теперь разводится в прудах».
Наша задача рассказать вам не только о том, что уже известно, но показать, как много ещё есть неизвестного, что вам ещё предстоит узнать.
Разве не интересно узнать, почему одни виды так неустойчивы, а другие в чрезвычайных обстоятельствах твёрдо остаются сами собой? Например, в Горячинском источнике около Байкала температура +47°, и в нём живут караси. А ведь условия среды очень не похожи на привычные. В чём причина? Стоит подумать.
И ещё более необычайная история, похожая на сказку. Мы знаем, что десятки и сотни миллионов лет тому назад в морях жили древние целакантообразные рыбы. Последние окаменелые остатки их мы находим в самый близкий к нам период, меловую эпоху (70–80 миллионов лет тому назад). От них произошли наземные позвоночные.
В декабре 1938 года произошло редкостное событие: в океане перед устьем африканской речки Халумны рыбаки поймали целаканта! Его сородичи вымерли 70 миллионов лет тому назад, а его поймали. И просто зажарили бы и съели… Но его увидела женщина-учёный, мисс Латимер. Купила у рыбаков и срочно вызвала учёного ихтиолога профессора Смита. Я думаю, у обоих учёных тряслись руки при обследовании: перед ними лежал, хоть и сильно попорченный тропическим солнцем, несомненный целакант. Д. Смит назвал его Латимерия халумне — в честь женщины, спасшей это ископаемое от сковородки, и в память об африканской речке — месте его находки.
Профессор Смит двадцать лет жизни посвятил поискам необыкновенной рыбы. Настоящее место обитания латимерий оказалось в водах Коморских островов между Африкой и Мадагаскаром. Рыбаки хорошо знали её, ценили вкусное мясо, но им и в голову не приходило, что профессору Смиту продавать странных рыб выгоднее, чем жарить. Латимерия — полуглубоководная рыба, светящиеся глаза — приспособление к жизни в темноте. Это крупный сильный хищник — последний из когда-то богатого видами отряда. Сейчас их уцелело немного, ловят их на удочку на глубине до полукилометра, и в руки ученых до сих пор попало всего около двух десятков. Сохранить некоторых живыми больше нескольких часов пока не удавалось. Если форель — рыба-обманщица, то латимерия — рыба-загадка.
С образованием крупных водохранилищ и прудов возникла проблема борьбы с зарастанием их водными растениями, особенно в водохранилищах (Заинской ГЭС) и других. Их тёплая вода нравится водным сорнякам, и местные рыбы с ними не справляются. В Средней Азии, где зарастание водных каналов настоящее бедствие, удачно акклиматизированы три замечательные рыбы: белый амур, обыкновенный толстолоб и пёстрый толстолоб. Это южане, крупные мясистые рыбы с удивительным аппетитом, причём ими поедаются и некоторые корма, непригодные для карпа. Родина белого амура — верховья реки Амур, толстолобиков — Южный Китай.
В 1967 году в водохранилище Заинской ГЭС были завезены двухлетние белые амуры и развивались хорошо. В новых водохранилищах, где температура воды выше, чем в природных прудах и озёрах, возможна акклиматизация этих ценных теплолюбивых пород. Опыты проводятся в ряде водохранилищ, их хозяйственное значение может быть огромно. Кроме того что толстолобики и белый амур дают большое количество вкусного мяса, эти рыбы как растительноядные очищают зарастающие водохранилища и каналы.