Весь день пришлось проваляться в каюте, с большой суповой миской в обнимку. Видя, какие несусветные муки я принимаю, Марк перестал надо мной издеваться и, наконец, принялся проявлять заботу: сбегал к врачу, принес таблеток-порошков, минеральной воды, отпаивал меня, периодически смачивая полотенце на лбу – ко всему вдобавок, у меня разболелась голова.
– Ива, все будет хорошо, – как мог, утешал супруг, – это обычная морская болезнь. Шторм стихнет, и ты снова будешь в полном порядке, надо потерпеть, лучше поспать.
Какое там! Стоило хоть на мгновение прикрыть глаза, как меня начинало так мутить, так выворачивать!
Шло время, состояние ухудшалась. Когда я принялась что-то бредить о бездарно прожитой жизни, он перепугался, решив, что я чем-то отравилась за ужином или завтраком и привел симпатичного пожилого дядечку в белом халате. Дядечка тоже был в полном порядке, я и тут же прониклась к нему справедливой ненавистью.
– Ну, что тут у нас? – он присел на край кровати-полки. – Тошнит?
Я кивнула.
– Рвет?
Кивок.
– Голова болит?
Кивок.
– Все в порядке, – утешил бессердечный коновал, – в такую качку полсудна в лежку, а у остальных разыгрывается зверский аппетит. Немного прикачаетесь и полегчает. Лучше всего поспать.
Я застонала и отвернулась к стенке.
Ближе к вечеру проклятая качка стала стихать, мне полегчало, даже смогла встать. За этот день, полный трудностей и лишений, я похудела килограмм на десять и мое лицо приобрело аристократическую худобу и бледность. Облачившись в брючный костюм, и потребовала, чтобы Марк проводил меня в «Музыкальный Салон», мне не терпелось отпраздновать свое воскрешение из мертвых и начало активного бурного отдыха. Обрадованный моим выздоровлением Марк ничуть не возражал. Мы постучались в каюту Гарри с Боженой, но нам никто не открыл, должно быть, они уже поднялись в «Салон».
Народа в «Музыкальном Салоне», как ни странно было очень много, причем публика активно разминалась перед ужином горячительными напитками. Бледная, как привидение Божена, восседала за столом в облегающем черном платье и напоминала прекрасное творение мадам Тюссо. Единственное, что выдавало наличие жизни в этом теле, были лихорадочно горящие глаза. А Гарри снова пребывал в порядке и изучал меню. Заметив нас, он заулыбался, и помахал рукой, а Божена лишь моргнула густо накрашенными ресницами.
– Как ты, Ива? – Гарри отодвинул стул, помогая мне усаживаться.
– Днем было чудовищно, сейчас гораздо лучше.
Вскоре пожаловали мадам Сирук с Петрушевичем. Фабрикант что-то бурно ей вещал, мадам внимательно слушала и больше сонной не казалась.
– Кажется, мы присутствуем при зарождении большой и чистой любви, – тихо произнес Марк, украдкой глядя на них. – Гарри, подай меню, будь добр.
Гарри протянул ему картонку, а мой взгляд невольно остановился на пустом стуле Мавра.
– Послушайте, а вдруг с ним что-нибудь случилось? Почему он не приходит есть?
– Действительно, – кивнул Гарри, – надо выяснить в какой он каюте и сходить проведать. Сделаю это прямо сейчас.
Он поднялся из-за стола и подошел к стойке. В моей голове уже вовсю роились сотни различных версий, связанных с отсутствием Элифа, самочувствие стремительно улучшалось, даже разгулялся аппетит.
– Он вполне может питаться в каком-нибудь другом месте, – все испортила Божена, – здесь штук пять ресторанов и с десяток баров. Или заказывает еду прямо в каюту. Это мы отдыхаем, а он, быть может, едет работать, наверняка ему некогда торчать в музыкальных салонах.
Нет, ну подруга называется! Тем временем, Гарри переговорил с барменом и вышел из ресторана. Я не теряла надежды, что вернется он с плохими новостями, и наши с Боженкой блестящие способности снова спасут мир.
Гарри долго не возвращался, я успела слопать ужин и выпить три бокала шампанского. Божена снова питалась маслинами и огурцами, но от шампанского не отказалась, уверяя соседей по столу, что соленые огурцы к шипучке – классический вариант.
Наконец показался Гарри. Лицо его было серьезным, едва ли не озабоченным, душа моя встала на цыпочки и радостно запищала, в предвкушении чего-нибудь из ряда вон выходящего.
– Ну, что? – Марк оторвался от жареной курицы с золотистой корочкой.
– В каюте его нет, – Гарри присел на свое место, – чемоданы не распакованы, кровать не разобрана.
– Как же так? – удивилась я. – Он ночью не ночевал и днем не дневал? То есть, я хотела сказать…
– Я понял, – кивнул Гарри. – Скорее всего, он ехал не один и все это время провел в другой каюте. Сейчас это выясняют. Я сказал, кто я такой и меня будут держать в курсе.
И он преспокойно занялся ужином!
– Гарри! Да как ты можешь сидеть здесь и лопать? Мы обязаны принять непосредственное участие в поисках!
– Ива, на судне существуют такие места, куда нас не пустят, к тому же, такая толпа народа, рыскающая по кораблю во главе с начальством, вызовет у пассажиров нездоровый интерес, а потом, чего доброго, и панику. Сейчас корабль спокойно обыщут и сообщат результаты. Может, ничего страшного и не произошло.
– А корабль, Ива, большой, – встрял Марк, – времени на его осмотр понадобится много, так что займись чем-нибудь, отвлекись.
Легко сказать! В страшных душевных судорогах я промучалась часа три, пока высокий мужчина в белой форме не сделал Гарри знак. Стоял мужчина в дверях салона и вид у него был самый спокойный и мирный. Гарри направился к нему, а я едва не взвыла от переполнявших сердце страданий.
– Сейчас все узнаем, – утешал Марк, – потерпи еще чуть-чуть.
Божена сосредоточенно пила шампанское мелкими глотками, не шевелясь и не разговаривая. Гари закончил беседу, отчалил от моряка и пришвартовался к нам.
– Ну? Что? – подпрыгивала я от нетерпения.
– Ничего, – Гарри присел за стол и посмотрел на пустые бутылки из-под шампанского. – Путешествовал он в одиночестве. Обыскали весь корабль снизу доверху, Мавра нигде нет, он просто-напросто исчез, растворился без следа. И вот еще что, в его вещах нашли список всех пассажиров и экипажа, с краткими комментариями: кто, откуда, чем занимается.
– И мы есть? – опешила я.
– Ага. Знаете, кто такой этот Мавр Элиф?
Откуда же нам было знать?
– Дипломат посольства Бразилии в Великобритании. По всей видимости, мы были последними, кто имел счастье с ним общаться. Ну, что, Ива? Ты счастлива?