Крушение германского блицкрига в 1914 году

Сражение под Гумбинненом — 7(20) августа

Как говорилось выше, сражение под Гумбинненом произошло вопреки первоначальным намерениям немецкого командования VІІІ-й армии. Встретить русских на заблаговременно подготовленном рубеже не удалось, и потому общие условия местности не давали для какой-либо из сторон преимущества. В общем плане, данное сражение замышлялось немцами как контрнаступление с последующим разгромом и, вероятнее всего, уничтожением русской 1-й армии еще до русско-германской государственной границы. Как раз 7 (20) августа, когда командующий 1-й армией ген. П.К. фон Ренненкампф предполагал дать своим наступавшим и уже выдержавшим первый бой войскам первый отдых, немцы решили нанести мощный контрудар всеми своими силами, дабы парировать охват своего левого фланга, неизбежно отбрасывавший VІІІ-ю армию от Кенигсберга. Напомним, что первый бой отдельными корпусными группировками уже состоялся, а русские наступали все еще без тыловой организации. Да и выдвижение 2-й армии отставало от графиков, отчего генерал Ренненкампф и решился на отдых.

Сражение под Гумбиннен-Гольдапом (сражение шло сразу в районе двух городков), где немцы нанесли удар, отчасти стало неожиданным и для русского командования. Проще говоря, двигавшиеся друг навстречу другу противники натолкнулись друг на друга, на ходу развернулись и начали встречное сражение, в ходе которого к обеим сторонам постепенно подходили главные силы их армий. Поэтому армейского руководства в Гумбинненском сражении не было, так как и сам ген. П.К. фон Ренненкампф прибыл на место только к концу боя: немцы ударили столь неожиданно уже на границе, что командующий 1-й армией, организовывавший тыл своей армии, не успел принять на себя руководство армией в сражении.

В столкновении русских и германцев при Гумбиннене инициатива действий принадлежала последним: именно германцы спешили контрударом нанести 1-й русской армии поражение, дабы не допустить потери железнодорожной магистрали Алленштейн — Остероде, на которую должна была надвигаться 2-я русская армия. Немцы атаковали русских по всему фронту: левый фланг — І-й армейский корпус ген. Г. фон Франсуа, центр — ХVІІ-й армейский корпус ген. А. фон Макензена, правый фланг — І-й резервный корпус ген. О. фон Белова (в районе Гольдапа). При этом, левый фланг немцев поддерживался подтянутым к месту сражения кенигсбергским ландвером и несколькими батареями крепостной тяжелой артиллерии.

Русская кавалерия на маневрах перед войной

Пехотная цепь

Соответственно, напротив германских частей встали русские корпуса — 20-й (ген. В.В. Смирнов), 3-й (ген. Н.А. Епанчин), 4-й (ген. Хан Э. Султан Гирей Алиев) армейские корпуса — с севера на юг. Характерным явлением для этого первого крупного сражения между русскими и немцами в Первой мировой войне явилось то обстоятельство, что армейское руководство отсутствовало с обоих сторон. Обе стороны, причем особенно немцы, применили уже устаревшую тактику: так, ХVІІ-й армейский корпус ген. А. фон Макензена атаковал сомкнутым колонным строем, с развернутыми знаменами и музыкой. Следовательно, русские на первом этапе сражения были вынуждены прибегнуть к оборонительным действиям, что, в конечном счете, и дало русским победу. При этом сразу же сказался тот фактор, что русские легкие батареи, своевременно подтянутые к месту сражения, в отличие от германских орудий, находились на закрытых позициях, готовые встретить врага огнем с самой завязки сражения.

Соотношение сил сторон, в принципе, было равным: шесть с половиной пехотных и пять с половиной кавалерийских дивизий у русских против восьми с половиной пехотных и одной кавалерийской дивизии у германцев (правда, кавалерия бездействовала). Но вот в отношении средств ведения боя противник находился в гораздо более выгодном положении: сорок девять легких и шесть гаубичных батарей у русских против шестидесяти одной легкой, двенадцати гаубичных и двадцати двух тяжелых батарей. Всего: 336 германских орудий против 278 русских у Гумбиннена, и 88 пушек против 56 в районе Гольдапа. В итоговом зачете — пятьдесят пять батарей против девяноста пяти, и при этом русские вовсе не имели тяжелой артиллерии. Против четырех русских тяжелых орудий (1-я тяжелая артиллерийская бригада), имевшихся в 1-й армии, немцы только в полевой тяжелой артиллерии имели два (германские резервные корпуса в начале войны не имели тяжелого дивизиона) корпусных дивизиона — тридцать две 150-мм гаубицы. При всем том, германские тяжелые гаубицы, пользуясь превосходством в дальности огня над русской легкой артиллерией, заняли боевые позиции за водной преградой. В результате, немцы имели возможность безнаказанно вести контрбатарейную борьбу против русских легких 3-дм полевых орудий.

Здесь надо сказать, что, помимо имевшихся в германских корпусах тяжелых гаубиц, ген. М. фон Притвиц успел притянуть в свою Восточную группу тридцать два тяжелых орудия из Кенигсберга и Торна. Кроме того, крепость Кенигсберг дала в поле часть своего гарнизона (16,5 батальонов и 3,5 эскадрона), а также семьдесят два полевых орудия. То есть, соотношение сил в огневом отношении еще больше поменялось в пользу немецкой стороны. Незадолго до войны русский Генеральный штаб предупреждал, что превосходство германской стороны над русской в артиллерии будет не только в перволинейных, но и в резервных частях. Однако, «довооружение» русской армии полевой артиллерией до немецкой нормы должно было завершиться лишь к 1917 году, поэтому к 1914 году ничего еще не было сделано.

Однако во встречном сражении, по крайней мере, на первом его этапе, превосходство оказывается в руках той стороны, которой принадлежит приоритет во временных сроках заблаговременной подготовки к бою. Соответственно, преимущество в бою получил, прежде всего, тот, кто имел более подготовленные войска, а вдобавок, и занял более выгодную позицию. Так, русская артиллерия, расположившаяся на закрытых позициях, сумела успешно противостоять превосходной в огневой силе германской артиллерии, но стрелявшей с открытых позиций (другое дело — дальность стрельбы тяжелых немецких гаубиц).

Тем не менее, в завязке боя немцы имели успех. Так, русские фланги — 20-й армейский корпус ген. В.В. Смирнова и 4-й армейский корпус ген. хана Э. Султана Гирей Алиева — были потеснены противником, и только своевременный подход резервов сумел удержать общий фронт. Более того — 28-я пехотная дивизия (ген. Н.А. Лашкевич) из состава 20-го корпуса, была вообще разгромлена неприятелем. Дело в том, что правый (северный) фланг 28-й дивизии прикрывала 1-я кавалерийская бригада генерала Орановского силой в двенадцать эскадронов при восьми пулеметах. Утром 7 (20) — го числа эта кавбригада отошла назад, причем командир 28-й дивизии даже не был об этом предупрежден (Орановский вскоре был отстранен ген. П.К. фон Ренненкампфом от командования бригадой). Ясно, что удар германцев с северного направления, оттуда, где должна была стоять русская конница, стал для генерала Лашкевича неожиданным.

Легкое полевое орудие

Наибольшего успеха в Гумбинненском сражении у немцев добился 1-й армейский корпус ген. Г. фон Франсуа, стремившегося реабилитироваться за поражение под Сталлупененом. Германские 1-я пехотная (генерал Конта), 2-я пехотная (генерал Фальк) и 1-я кавалерийская (генерал Брехт) дивизии смяли 109-й пехотный Волжский полк, командир полка выбыл из строя, и русские стали отходить. Лишь стойкость 110-го пехотного Камского полка позволила удержать фронт. Ген. Н.А. Лашкевич растерялся и выпустил из рук управление дивизией в тот момент, когда противник уже старался выйти в тыл всей русской армии. Дело дошло до того, что 112-й пехотный Уральский полк оборонял Сталлупенен (германская 1-я кавалерийская дивизия прорвалась на десять верст в тыл русских), а остатки 109-го и 110-го полков пытались не пропустить врага в тыл всей армии. В этот момент большую роль мог сыграть каждый лишний взвод. Помимо стойкости пехоты, в критический момент боя, когда враг уже мог прорваться в русские тылы, один из офицеров Генерального штаба, прикомандированный к коннице, не участвовавшей в сражении, вывел на оголенный фланг русского оборонительного фронта Павлоградский гусарский полк с двумя батареями. Артиллерийский огонь приостановил германский натиск и позволил пехотным командирам привести свои войска в порядок.

Совершенно иначе дело обстояло в центре. Там 27-я пехотная дивизия 3-го армейского корпуса, которой командовал ген. А.-К.М. Адариди, выждав подхода густых германских цепей, атаковавших в полный рост с развернутыми знаменами, в упор расстреляла корпус ген. А. фон Макензена, поплатившегося за применение отсталых тактических приемов атаки большими потерями в личном составе. Действительно, немцы развернулись для атаки чуть ли не сплошными колоннами, а офицеры находились впереди верхом на лошадях, как будто бы не прошло ста лет, и пруссаки все еще имели перед собой в качестве противника — Наполеона.

Август фон Макензен — командир 17-го германского армейского корпуса

Занявшие место за наспех возведенными искусственными укрытиями русские полки 27-й пехотной дивизии даже не дали германцам возможности довести дело до штыкового боя. Русские солдаты действовали как на учениях, отбив атаки неприятеля еще до «схождения на штык». Пехотные полки — 105-й Оренбургский, 106-й Уфимский, 107-й Троицкий и 108-й Саратовский — действовавшие без поддержки своей артиллерии, не дрогнули перед видом наступавших немецких колонн. По мнению самого командира дивизии, наиболее отличился в этом бою 106-й пехотный Уфимский полк. Впоследствии генерал Адариди вспоминал: «Между 8 и 9 часами было обнаружено наступление густых немецких колонн, по которым артиллерия и сосредоточила свой огонь. Неся большие потери, немцы продолжали продвигаться вперед, пользуясь местными укрытиями, в особенности деревьями и обнесенными низкой каменной оградой кладбищем, находившемся близ дороги из Швигелена. В расчете найти укрытие от огня за этим кладбищем, на нем скопилось большое количество атакующих, которые затем бросились вперед густой массой. Встреченные губительным ружейным и пулеметным огнем, они смогли продвинуться не далее как шагов на сто от ограды… Ближе восьмисот — тысячи шагов немцам нигде не удалось продвинуться».

Но в любом случае, главный удар по наступавшему неприятелю нанес артиллерийский огонь. Именно легкая русская артиллерия отразила все атаки врага на флангах и довершила его разгром по всему фронту, не позволив германским батареям использовать свое преимущество в мощи огня. Командир 3-го корпуса ген. Н.А. Епанчин также считал, что успех боя в центре сражения, решенного действиями его частей, в решительной степени зависел от артиллерии: «Один только дивизион 27-й артиллерийской бригады выпустил перед контратакой десять тысяч снарядов. Теперь из германских источников я знаю, что этот огонь произвел потрясающее впечатление на пруссаков и заставил их начать отступление».

Схема сражения под Гумбинненом 7(20) августа 1914 года

Таким образом, пока пехота отбивала натиск по фронту, артиллеристы расстреляли противника, пытавшегося надвинуться с фланга. Части генерала Адариди имели девять орудий на километр фронта, а потому русские артиллеристы, расположившись на закрытых позициях, постепенно сосредоточивая огонь в глубину по наступавшим германским цепям, практически полностью уничтожили немецкую 85-ю бригаду кенигсбергского ландвера генерала Бродрига. Бой продолжался всего двадцать минут, и русские пехотинцы даже не успели толком увидеть солдат врага, оставившего на поле столкновения до двух тысяч убитых и раненых, а также шесть орудий. Как позднее сказал об этом исследователь, сравнивая встречные бои начала Первой мировой войны в Восточной Пруссии и Галиции, «В ряде случаев наблюдалось неумелое использование великолепно подготовленной в огневом отношении артиллерии — она ставилась на позиции далеко от передовых частей пехоты. При отсутствии налаженной связи артиллерии с пехотой, последняя часто оставалась без огневой поддержки. Корпусная гаубичная артиллерия (10-й армейский корпус 3-й армии Юго-Западного фронта) рассматривалась командирами дивизий как обуза. Там, где артиллерия использовалась правильно (27-я пехотная дивизия 3-го армейского корпуса), она решающим образом влияла на общий успех боя».

Затем, артиллеристы поспешили на помощь своей пехоте. Шесть батарей (сорок четыре орудия) артиллерийских бригад русских 27-й (ген. А.М. Адариди) и 25-й (ген. П.И. Булгаков) пехотных дивизий сосредоточили огонь на германской 35-й пехотной дивизии генерала Хенника, и через три часа с начала боя (с 12.00 до 15.00), расположенные в центре схватки войска противника побежали. Всего же на данном участке общего боя, где, собственно говоря, и решилась судьба Гумбинненского сражения, русская сторона имела двадцать две батареи, в том числе — четыре батареи легких гаубиц, а германская сторона насчитывала для своей поддержки двадцать восемь батарей, в том числе шесть батарей легких гаубиц и четыре батареи тяжелых гаубиц.

Превосходство немцев в артиллерийском огне было огромным, однако более высокое качество стрельбы русских артиллеристов позволило нивелировать германское превосходство в орудийных стволах и, следовательно, массе огня. Свою отсталость в предвоенной тактике стрельбы германские командиры попытались компенсировать отвагой личного состава. Так, две немецкие батареи выехали перед строем своей уже дрогнувшей пехоты и стали бить прямой наводкой по залегшим русским цепям. Но все-таки на дворе были уже не времена франко-прусской войны сорокалетней давности. Скорострельное оружие за это время претерпело радикальные изменения. В течение нескольких минут солдаты 108-го пехотного Саратовского полка полковника Струсевича винтовочным и пулеметным огнем расстреляли германскую артиллерийскую прислугу, выведя неприятельские батареи из боя. Трофеями полка стали двенадцать орудий, двадцать пять зарядных ящиков и тринадцать пулеметов, в том числе три — неповрежденными.

В людском составе немцы на участке 27-й пехотной дивизии потеряли две с половиной тысячи человек убитыми, и свыше тысячи пленными (почти все — ранеными). Потери 27-й русской дивизии: 105-й пехотный Оренбургский полк — 4 офицера и 301 солдат, 106-й пехотный Уфимский полк — 8 офицеров и 208 солдат, 107-й пехотный Троицкий полк — 65 солдат, 108-й пехотный Саратовский полк — 5 офицеров и 263 солдата. Итого — двадцать один офицер и восемьсот девяносто солдат — двенадцать процентов от исходного состава дивизии.

Итак, решающую роль в отражении германского удара сыграла артиллерия. Но все-таки более половины потерь, понесенных корпусом ген. А. фон Макензена, пришлось на ружейный огонь. Это обстоятельство подтвердило высокое качество огневой подготовки русских войск перед мировой войной. С другой стороны, как то отметил впоследствии А.А. Керсновский, в данном случае стрелковое превосходство русской стороны даже в чем-то сыграло дурную роль. Отразив немецкие атаки, русские командиры не осмелились немедленно бросить свою пехоту вперед, для преследования и довершения поражения противника. Керсновский пишет: «Одностороннее «штыкопоклонство», конечно, столь же абсурдно, как и одностороннее «огнепоклонство». В одном случае — Тюренчен (сражение русско-японской войны 1904 года, где японский огонь раздавил русское упование на исключительную силу штыка, — Авт.), в другом — Гумбиннен, где нерешительный командир ІІІ-го корпуса не осмелился поднять из-за закрытий свою пехоту и взять голыми руками Макензена и его корпус, разгромленный нашими 25-й и 27-й артиллерийскими бригадами…».

Вдобавок и отсутствие общего управления армией со стороны генерала Ренненкампфа, не обеспечило преследования отступавшего врага, так как бегство остатков ХVІІ-го германского армейского корпуса вынудило немцев отступать по всему фронту сражения. Русские командиры боялись преследовать по собственной инициативе, поэтому командир 3-го корпуса ген. Н.А. Епанчин, в составе которого и была 27-я дивизия, не решился развить достигнутый успех. Конница же, как отмечалось выше, вообще осталась вне участия в сражении. Впрочем, нельзя не отметить, что вероятность организации преследования бегущего ХVІІ-го германского корпуса (а немцы успели пробежать до пятнадцати километров!) в значительной степени была разрушена германской артиллерией. При организации преследования, русская сторона из обороняющейся становилась атакующей, и теперь уже русские солдаты подставлялись под сосредоточенный артиллерийский огонь неприятеля. Многочисленные немецкие орудия, расположенные за рекой Роминта (Гумбиннен расположен на восточном берегу этой реки), не позволили русским добить вражескую расстроенную пехоту. А русская артиллерия, столь успешно расстрелявшая в упор пехотные атаки врага, не сумела контрбатарейным огнем разбить неприятельские батареи, ввиду объективного неравенства в возможностях.

Телефонный пост немецкого подразделения

Таким образом, успех боя при Гумбиннене был обеспечен распадом его на отдельные очаги, что передавало инициативу ведения сражения в руки корпусных командиров, имевших в своем распоряжении превосходные кадровые части. Так что, если на правом фланге немцы отбросили русских, то в центре, где дрался как раз 3-й армейский корпус, которым незадолго до войны командовал сам ген. П.К. фон Ренненкампф, немцы бежали с поля боя, будучи расстреляны ружейным и артиллерийским огнем в упор. На левом фланге бой носил вялый характер. Таким образом, судьбу первого сражения решили частные действия отдельных корпусов и дивизий, где сказалось, прежде всего, качество довоенной подготовки войск.

Александр Васильевич Самсонов — командующий 2-й армией

Это же качество сказалось и на действиях многочисленной русской кавалерии, которой все же вскоре было приказано начать преследование отступавшего противника. Преследовать врага сразу после боя пехотой командующий 1-й армией не отважился, так как ожидал новых атак противника. Генерал Ренненкампф отлично сознавал, что уступает неприятелю в силах, и еще более в средствах, поэтому такое решение следует признать правильным. Преследование VІІІ-й германской армии армейскими корпусами могло с легкостью переменить победу на поражение. Другое дело — конница. Но, как сказано выше, главная масса армейской конницы 1-й армии не приняла участие в сражении (1-я кавалерийская дивизия ген. В.И. Гурко, по крайней мере, пассивно прикрыла левый фланг 1-й армии, на который выдвигалась германская 3-я резервная дивизия). По более чем странной логике кавалерийского командования, отдых, данный генералом Ренненкампфом всей армии на следующий день после победы при Гумбиннене, распространился и на уже отдохнувшую конницу. Сам же ген. хан Гуссейн Нахичеванский, нисколько не чувствуя стыда за свое отсутствие на поле боя, начал преследование лишь 10 (23) августа, двигаясь по двадцать пять-тридцать километров в день.

Потери в Гумбиннен-Гольдапском сражении составили около семнадцати тысяч человек у русских, и около пятнадцати тысяч у немцев. Напомним, что соотношение потерь следует считать при том значительном превосходстве противника в артиллерийском отношении, что показано выше. То есть, одно лишь это показывает подготовку кадровых русских солдат перед войной, а также степень качества артиллерийской стрельбы в русской артиллерии. Действительно, наряду с великолепной стрелковой подготовкой русской пехоты и распадом боя на отдельные корпусные очаги, одной из основных причин поражения немцев под Гумбинненом стало использование устаревшей тактики немецкой артиллерии: германские батареи не умели стрелять с закрытых позиций, что позволяло русским артиллеристам успешно бороться с врагом, уступая в огневом отношении.

Василий Иосифович Ромейко-Гурко — командир 1-й кавалерийской дивизии

Ошеломленный большими потерями в ХVІІ-м армейском корпусе, ген. М. фон Притвиц не решился на немедленное возобновление сражения, хотя этого требовали раздосадованные результатом сражения командиры корпусов. В свою очередь, русское командование Северо-Западного фронта не уяснило масштабов столкновения и, сознавая слабость 1-й армии в пехоте, решило усилить 1-ю армию 2-м армейским корпусом генерала-от-кавалерии С.М. Шейдемана из состава 2-й армии (резервом 2-й армии). Таким образом, еще до того, как войска 2-й армии вступили в бой, они уже были ослаблены на один корпус. Понятно, что 2-й корпус, перебрасываемый с одного участка на другой по разбитым дорогам, опаздывал к моменту первых столкновений в любой армии, а вдобавок еще и отрывался от своих тыловых учреждений. Такая рокировка, предпринятая уже по окончании сосредоточения, свидетельствует о недостатке твердости работников штаба Северо-Западного фронта в последовательном проведении в жизнь оперативного плана.

Известие о выдвижении 2-й русской армии ген. А.В. Самсонова к государственной границе со стороны реки Нарев, пришедшее в штаб VІІІ-й армии как раз в эти дни, вынудило генерала Притвица начать отход с поля боя. Ведь германская мысль обороны Восточной Пруссии заключалась в том, чтобы разгромить одну из русских армий прежде, чем вторая русская армия сумеет создать своим движением угрозу обороняющейся стороне. Гумбинненское сражение в отношении потерь закончилось ничейным результатом, а в отношении моральной силы войск — несомненным поражением немцев: отход германцев с поля боя означал, что дух русских оказался сильнее. Конечно, бой еще можно было бы возобновить, но если падение духа видно сразу, то точные потери (а точность в данном случае, при сравнительном равенстве сторон в силах, была фактором немаловажным) подсчитываются не один день.

Уральские казаки по дороге на фронт

Командующий VІІІ-й армией счел себя побежденным и отказался от мысли немедленно возобновить сражение. Этот отказ явился следствием неуверенности в том, что победа будет на германской стороне. Следовательно, втянувшись в новое сражение с 1-й русской армией, можно было не успеть отвести войска вглубь немецкой территории до того, как 2-я русская армия выйдет немцам в тыл и перекроет пути для отступления (германские заслоны не могли сдержать 2-й русской армии). Участник Восточно-Прусской операции В. Рогвольд справедливо пишет об этом: «При таких обстоятельствах командующий немецкой армией, не рассчитывая в ближайшие дни покончить с 1-й русской армией, чтобы получить полную свободу для маневра и опасаясь катастрофы, если 2-я русская армия появится в тылу сражающихся с 1-й армией немцев — решил отвести все свои войска за Вислу».

Отказ от продолжения сражения при Гумбиннене стал причиной следующего шага, предполагаемого упадком моральной силы и духа немецкого командования: приказом генерала Притвица об отступлении VІІІ-й армии за Вислу. То есть, несмотря на фактически «ничейный» результат сражения, германское командование потеряло силу воли. Большие потери, бегство ряда частей ХVІІ-го армейского корпуса с поля боя, и данные о многочисленной русской коннице, в своей совокупности побудили немцев к отступлению, не попытавшись возобновить сражение с частями 1-й русской армии.

Кроме того, было еще одно обстоятельство отступления противника от Гумбиннена без нового сражения — уже чисто арифметическое. Согласно принятому в Российской империи накануне войны мобилизационному расписанию за № 20, в состав 1-й армии вместо 1-го армейского корпуса, отправляемого на другое направление (2-я армия) включался 20-й армейский корпус. Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, перетасовав уже в ходе сосредоточения известное германцам мобилизационное расписание 1912 года за № 18, случайным образом еще больше изменил известные противнику сведения. В сражении у Гумбиннена германцы полагали, что в 1-ю русскую армию должны входить Гвардейский, 1-й, 3-й, 4-й армейские корпуса и 5-я стрелковая бригада — восемь с половиной пехотных дивизий. Однако показания пленных обнаружили в войсках ген. П.К. фон Ренненкампфа еще и 20-й армейский корпус, который должен был входить в состав 4-й армии Юго-Западного фронта. Первый армейский и Гвардейский корпуса обнаружены не были, но они должны были быть в русской 1-й армии, и никто из немцев не усомнился в предвоенных данных разведки.

Лев Константинович Артамонов — командир 1-го армейского корпуса

Если бы немцы твердо рассчитывали на победу, то даже после тактического поражения при Гумбиннене, командующий VІІІ-й армией ген. М. фон Притвиц должен был притянуть к себе ХХ-й армейский корпус ген. Ф. фон Шольца, прикрывавший Восточную Пруссию со стороны Нарева, и возобновить сражение через пару дней. В таком случае 1-я русская армия, возможно, была бы разбита, что позволяло германскому командованию с успехом бороться против 2-й русской армии. Но — предвоенные сведения, помноженные на собственную ошибку в оценке неприятельских сил, дали иной расклад оперативного замысла. Вечером 7 (20) августа после сражения командующий VІІІ-й германской армией ген. М. фон Притвиц унд Гаффрон определил силу 1-й армии ген. П.К. фон Ренненкампфа в десять с половиной пехотных дивизий (данные мобилизационного расписания № 18 плюс 20-й армейский корпус). Да еще и многочисленная конница. Такой подсчет означал, что русские имеют существенное численное превосходство над Восточной группой VІІІ-й германской армии. Между тем фактически 1-я армия имела лишь шесть с половиной пехотных дивизий (Гвардейский корпус убыл под Варшаву, а 1-й армейский корпус был переброшен на левый фланг 2-й армии). Такая оценка, наряду с большими потерями как наглядной демонстрацией степени боеспособности русских, явилась одной из основных причин, побудивших неприятеля отступить от Гумбиннена 7 (20) августа 1914 года.

В ночь на 7 (20) августа немцы стали отступать без малейшего противодействия посредством преследования со стороны русских. Одним из итогов сражения явилась его незавершенность с русской стороны: отсутствие преследования противника сразу же после победы. Причем здесь имеется в виду не тактическое преследование (вслед за отступающим неприятелем на самом гумбинненском поле), но оперативное — на следующее утро по пятам откатывающегося врага. Войска 1-й армии оставались на месте прошедшего сражения в течение двух дней. Это обстоятельство позволило впоследствии утверждать, что 1 — я армия должна была, не теряя времени, броситься вперед и уничтожить противника, отходившего, кстати говоря, за заблаговременно укрепленную линию реки Ангерап (семь-восемь километров к западу от реки Роминта). В отечественной историографии можно встретить утверждение, что русские вполне могли довершить разгром противника, что «обстановка позволяла русскому командованию нанести крупное поражение VІІІ-й немецкой армии. Благоприятный момент был упущен. Вместо того, чтобы организовать преследование разбитых в Гумбиннен-Гольдапском сражении германских войск, генерал Ренненкампф бездействовал».

Но вряд ли командующий 1-й армией мог нанести неприятелю «крупное поражение». Даже само соотношение сил было не в пользу 1-й армии (если учесть не простое соотношение штыков и сабель, которое также по числу штыков приближалось к равенству, а огневую мощь дивизий и корпусов, и нерешительность русской конницы). Превосходство русских заключалось, прежде всего, в силе духа и степени обученности солдатского состава. Однако можно вспомнить личный состав германского І-го армейского и І-го резервного корпусов, из местных уроженцев, чтобы сказать, что немцы были готовы упорно драться даже и после поражения. Напомним также, что все без исключения командиры германских корпусов, в том числе и командир 17-го корпуса ген. А. фон Макензен, чьи войска понесли наибольшие потери и побудили командующего VIII-й армией посчитать себя побежденным, настаивали на немедленном возобновлении сражения. Конечно, неизвестно, каков был бы результат нового сражения, но тот факт, что германские командиры отнюдь не потеряли присутствия духа, очевиден.

Немецкая пехота маскирует железнодорожную платформу

В оценке численности русских войск, как показано выше, ген. М. фон Притвиц унд Гаффрон ошибся на целых четыре пехотных дивизии, то есть, более чем на шестьдесят тысяч активных штыков с соответствующей артиллерией. Возобновление сражения означало бы, что противник получал возможность определить действительную численность 1-й русской армии, что при отсутствии тяжелой артиллерии могло привести уже к поражению войск генерала Ренненкампфа, пока части 2-й русской армии медленными темпами еще только выдвигались к границе. Нехватка пехоты в 1-й русской армии (в связи с образованием Варшавской группировки по велению Верховного главнокомандующего) не позволила командующему 1-й армией добить врага: еще неизвестно, что последовало бы на следующий день после боя, будь у П.К. фон Ренненкампфа еще один армейский корпус.

Однако ген. Ренненкампф, «почивая на лаврах» своей победы, не придал должного значения тому, что его войска утратили соприкосновение с противником. Проигнорировав неоправданную бездеятельность своей кавалерии, командующий не предпринял организационных и дисциплинарных шагов в отношении кавалерийского командования, которые диктовала ему его должность. Не обеспокоившись фактом «потери» противника, ген. Ренненкампф занялся подготовкой похода на Кенигсберг, словно речь шла о колониальной экспедиции или подавлении какого-либо восстания. Иначе говоря, учитывая моральное потрясение германцев, разочарованных неблагоприятным для них исходом первого же сражения, русским можно было попытаться превратить тактическое поражение противника в оперативный успех, вынуждающий врага поспешить с отступлением за Вислу. Приходится констатировать, что подобные активные действия, связанные с борьбой за темпы операции, оказались чужды русским военачальникам. Только горький опыт войны побудит русских генералов ценить фактор времени в проведении операций. Действительно, командующий 1-й армией не сумел организовать преследования отступающего неприятеля, зато своевременно отправил телеграмму вдовствующей императрице Марии Федоровне (шефу Кавалергардского гвардейского полка, входившего в состав 1-й гвардейской кавалерийской дивизии) о потерях в Кавалергардском полку с перечислением имен погибших и раненых офицеров.

Полевая кухня

Русское командование начала войны воевало еще по старым принципам воевания: сразился, отдохнул, понемногу пошел в преследование, которому перед войной никто и не учил. Достаточно, наверное, вспомнить, что в век железных дорог, в Восточной Пруссии, столь богатой железнодорожной сетью, русские преследовали противника конницей не сразу после боя, а через сутки-другие после него. За это время неприятель становился уже недосягаем. Это относится не только к ген. П.К. фон Ренненкампфу, ведь и главнокомандующий армиями фронта ген. Я.Г. Жилинский также разделял взгляды на необходимость отдыха войск после боя, в том числе, и резервов, не участвовавших в сражении.

Отметим также, что до поля сражения при Гумбиннене части 1-й русской армии прошли шесть дней без дневок — то есть, без дневного отдыха. Именно на 7 (20) — е августа была назначена первая дневка, но действия немцев, принявших бой перед укрепленной линией реки Ангерап, спутали все планы штаба 1-й армии. Следовательно, к 8 (21) — му числу русские солдаты и офицеры, непрерывно маршировавшие от государственной границы несколько дней, а затем еще и нанесшие поражение неприятелю, просто-напросто выдохлись, и минимальный отдых им был необходим. Те два дня, что 1-я армия стояла на поле Гумбинненского сражения, были использованы командованием армии для того, чтобы подтянуть тылы. Таким образом, преследовать откатывающегося вглубь Восточной Пруссии противника могла только армейская кавалерия ген. Гуссейна хана Нахичеванского, который этого не сделал. В связи с тем, что хан был назначен на свой пост командованием фронта и имел обширные связи в придворных кругах, сместить его ген. П.К. фон Ренненкампф не решился.

Помимо того, напомним, что русская оперативная мысль Восточно-Прусской наступательной операции заключалась в том, чтобы дать время 2-й армии выйти на железнодорожную магистраль в районе Алленштейн — Остероде. Это должно было отрезать противнику отход за Вислу. Поэтому, как предполагалось до войны, 1-я армия и не должна была форсировать свое продвижение вслед за неприятелем вглубь Восточной Пруссии, чтобы 2-я армия успела перерезать железную дорогу. То есть, 1-я армия должна была приостановить свое движение. Вероятно, что командующий 1-й армией, давая своим войскам отдых 8 августа, учитывал и этот момент.

На фронт!

Не было нужды и в дневке 8 августа, особенно — для конницы. По крайней мере, авангарды вполне могли двинуться вперед. В этой дневке сказались традиции прошлых войн. Но возможно, главная ее причина заключалась в том, что ген. П.К. фон Ренненкампф не успел наладить связь между отдельными подразделениями, чтобы твердо взять управление армией в свои руки. Этим отчасти объясняется и личное бездействие командующего армией, и отсутствие в сражении армейской конницы ген. Гуссейна хана Нахичеванского. К тому же, нельзя забывать, что русский тыл еще не был устроен. Это значит, что русская артиллерия имела при себе лишь часть положенного возимого боезапаса, а пополнение его не могло быть своевременным, так как полное отмобилизование русских тылов даже по плану должно было произойти только на двадцать первый день со дня объявления мобилизации (Гумбиннен русская армия вписала в свою боевую летопись на восемнадцатый день). А ведь еще требовалось и доставить снаряды в войска. Так, например, конница 1-й армии в бою у Краупишки — Каушен расстреляла большую часть своего боезапаса, который был пополнен только 9 (22) числа. Это стало одной из основных причин бездействия русской кавалерии в день Гумбиннена: стрелять конной артиллерии фактически было уже нечем.

Как бы то ни было, поражение немцев под Гумбинненом не было ни решительным, ни тяжелым в тактическом отношении (иное дело — стратегическое значение данной небольшой победы, побудившей немецкое верховное командование приступить к переброске войск из Франции на Восточный фронт). Значительную роль в том, что русским не удалось добиться решающего успеха при Гумбиннене стало даже не столько соотношение сил, сколько «сюрприз», преподнесенный германскими тяжелыми батареями. Как свидетельствует участник тех боев Г. Гоштовт, спустя несколько дней при дальнейшем движении вглубь Восточной Пруссии, «пехотинцы шли бодро, несмотря на два предшествовавших больших перехода. Они еще были полны впечатлений от победоносно кончившегося Гумбинненского боя. Жаловались только на обилие у немцев артиллерии». Ясно, что германское превосходство в артиллерийском отношении, подмеченное русскими солдатами, являлось, прежде всего, результатом действия на поле боя тяжелых гаубиц.

В свою очередь, генерал П.К. фон Ренненкампф, оценивая роль тяжелой артиллерии неприятеля, так доносил командующему Северо-Западным фронтом ген. Я.Г. Жилинскому о Гумбинненском сражении: «В боях 4 и 7 августа наибольшее число потерь относится на счет артиллерийского огня противника… подталкивание залегших цепей способом Драгомирова, примененное немцами, видно, не удалось; бросаемые вперед батальоны, дойдя до своих цепей, залегают и не подвигаются вперед, боясь своего же огня сзади». Указывая, что противник превосходит русских в техническом отношении, командующий 1-й армией посчитал, что русские превосходят неприятеля в ружейном огне, моральном отношении и военном искусстве. Что касается последнего, то генерал Ренненкампф явно поторопился в своей оценке.

Французский территориальный полк отправляется на фронт

Исходя из вышесказанного, видно, что по всем объективным показателям исход сражения под Гумбинненом должен был стать успешным совсем для противоположной стороны — для немцев. Мало того, что русские войска уступали врагу в огневом отношении, так еще и были лишены армейского руководства и поддержки со стороны собственной кавалерии. Характерно, что значение сражения при Гумбиннене отлично сознавалось во Франции. Так, всем офицерам, участникам боя — «Спасителям Парижа», как называли во Франции войска 1-й русской армии — были заготовлены ордена Почетного Легиона. Французы полагали, что это только начало. Так, отец сражавшегося в 1-й армии барона П.Н. Врангеля, Н.Е. Врангель, в это время находившийся в Париже, вспоминал о настроениях парижской публики: «Пришла весть о вторжении Ренненкампфа в Восточную Пруссию, и восторгу не было предела. Русские стали героями дня, русских носили на руках. На улице нас останавливали незнакомые, спрашивая, когда мы будем в Берлине. Что скоро, в том никто не сомневался, но когда? Через день, через два. О неделях никто и слышать не хотел».