Крутой сюжет 1993, № 1

Элери Квин ОДНИ ШПИОНЯТ, ДРУГИЕ УБИВАЮТ

Некто по имени Уолтер Ингрэм с трудом пробирался сквозь густую толпу послеобеденного Манхэттэна. Проникнув в здание отеля «Америкэн-националь» на 52-й улице через вращающуюся дверь бокового входа, он вздохнул с облегчением. В прохладном от кондиционера вестибюле Ингрэм на мгновение задержался, чтобы промокнуть потный лоб и шею носовым платком.

Быстрый взгляд Ингрэма, скользнув по вестибюлю, остановился на входе в коктейль-бар. При мысли о пиве во рту у него собралась слюна. Но он решил не поддаваться искушению. В баре было много народу.

Не привлекая к себе внимания, он направился к стойке администратора. Когда человек, стоявший впереди, удалился вместе с посыльным, Ингрэм обратился к клерку:

— Я — мистер Ингрэм из номера 19-0-4. У вас есть для меня корреспонденция?

Клерк поднял глаза и посмотрел на Ингрэма: необычное произношение невольно привлекло его внимание. Ингрэм походил на англичанина, одного из тех неприметных парней, которые обычно ходят с трубкой. Но акцент выдавал его. Это была гортанная речь уроженца северо-западной Европы.

Клерк заглянул в ячейку № 1904:

— Сожалею, сэр.

— Вы уверены?

— Можете посмотреть сами, сэр. Здесь пусто.

— Может быть, вы ошиблись ячейкой?..

Клерк посмотрел на людей, нетерпеливо переминавшихся с ноги на ногу позади Ингрэма.

— Вы будете у себя в номере, сэр?

— Да.

— Мы немедленно вам сообщим, когда придет почта.

Ингрэм направился к лифту, поднялся на девятнадцатый этаж, открыл дверь своего номера и сразу почувствовал, что рядом кто-то есть. Он услышал легкий шорох и, мгновенно похолодев, заметил неясные очертания фигуры и блеск металла в опускающейся сверху руке. Ингрэм попытался защититься от удара, но было уже слишком поздно. Удар оглушил его, рукоятка револьвера рассекла голову. Кровь брызнула из раны и потекла по лицу. Из легких вырвался дикий хрип.

Жажда жизни заставила Ингрэма невероятным усилием сохранить равновесие и попытаться уйти от убийцы. Но мощный удар в затылок сбил с ног, затем последовал еще один — и черная бездна поглотила его…

Пит Маскари, улучив момент, втиснул свое такси в поток автомашин на 52-й улице. Взглянул в зеркало, и на его лице появилась улыбка: эту молодую пару он подобрал в аэропорту Кеннеди. Прелестная блондинка и молодой человек с четко обозначенными чертами лица, немного похожий на старшего сына Пита, служившего во флоте. Букет, приколотый к платью девушки, немного завял после долгого перелета. Ее глаза светились счастьем. Молодые люди держались за руки.

Впереди замаячил зеленый навес отеля, на нем белыми буквами было выведено: «Америкэн-националь». Пит вплотную подкатил к бордюру. Чувство причастности к счастью молодоженов наполнило теплом его сердце. «Чаевых брать не буду», — решил он.

Он направил машину к тому месту, где стоял швейцар и вдруг что-то ударилось о капот. Это «что-то» издало такой звук, которого Пит не слыхал со времен войны в Корее. От удара машину даже подбросило. Переднее стекло проломилось и в образовавшуюся дыру влетела бесформенная смесь костей и мяса, истекающая кровью. Это все произошло за какие-то доли секунды. А тут еще Пит увидел лицо. Даже не лицо, а то, что им когда-то было. Одна сторона его была совершенно раздавлена. Изувеченное тело наполовину застряло в проломленном капоте машины, наполовину — в кабине.

Пит выскочит из машины, но споткнулся и упал. Поднялся на колени, и снова был сбит стремительным напором убегающих куда-то людей. Женский каблук впился ему в руку, он закричал от боли, отполз в сторону. Натолкнувшись на бетонный столб, обхватил его руками и с трудом встал на наги.

Он оказался на другой стороне улицы. Стоял невообразимый шум. Посреди улицы одна женщина упала в обморок. Чтобы не наехать на нее, чей-то автомобиль резко взял в сторону и врезался в другой. Наконец в общем хаосе прорезался тонкий вой полицейской сирены.

Инспектор Мэйслин из главного полицейского управления как раз поглощал поданный ему завтрак, когда в комнату вошел капитан Тим Корригэн.

Мэйслину было шестьдесят лет, но выглядел он на сорок пять. Его внешность всегда изумляла Корригэна.

Инспектор поднял вилку в знак короткого приветствия.

— Как дела, инспектор? — спросил Корригэн.

— Как обычно, — проворчал Мэйслин. — Садись Тим. Будешь пить кофе?

— Нет, благодарю.

Корригэн сел, комфортабельно разместив свои 180 см роста в тяжелом кресле рядом со столом Мэйслина. Одевался он в стиле Мэдисон Авеню, и больше походил на молодого демонстратора, рекламирующего модные рубашки и костюмы, чем на сотрудника Нью-Йоркской полиции. Он был единственным человеком в департаменте, носившим повязку на глазу по особому разрешению некоего влиятельного лица, предпочитавшего одноглазого сотрудника множеству других, обладающих полным комплектом всяческих достоинств. Свой левый глаз он потерял в Корее, где не только воевал, но и работал на секретную службу.

Инспектор Мэйслин считал его незаменимым для всякого рода особых поручений, особенно для тех, которые называли расследованием странных случаев. Но Корригэн был не только мозговым центром. Пиратская повязка на глазу словно ожесточила его. Корригэна знали все, однако те, кто знал его лучше других именно как детектива, частенько оказывались в больнице.

Мэйслин швырнул свою салфетку на поднос, зажег первую с утра сигарету. Сквозь колечки дыма он внимательно изучал Корригэна своими холодными, как сердце бухгалтера, глазами. Мэйслин когда-то начинал карьеру вместе с отцом Тима Корригэна.

— Как дела, Тим?

— Ничего особенного. Вчера ночью мы надели ошейник на братьев Уилкерсон. Они допустили оплошность, выбравшись из своей норы и отправившись в притон на Восьмой Авеню. У бармена имелся номер моего телефона.

— Какие-нибудь проблемы?

Корригэн пожал плечами.

— Рокки сейчас в больнице с пулевым ранением, ничего страшного. Реймонд уже позавтракал за решеткой. Что касается убийства девочки-подростка, которую он изнасиловал, то, думаю, он ее задушил.

Мэйслин качнулся вперед и вынул из стола пачку бумаг.

— Ты уже читал утреннюю сводку?

— Еще нет. Я пришел прямо сюда.

— У нас тут есть один кандидат, с которым не все ясно, — сказал инспектор. — В регистрационном журнале он записан под именем Уолтера Ингрэма. Ребята из полицейского участка квалифицировали это как самоубийство. Ингрэм, по всей вероятности, вышел из своего номера на девятнадцатом этаже отеля «Америкэн-националь», использовав окно вместо двери, и к тому же забыл парашют. Он приземлился на капот и переднее стекло такси. Парочка молодоженов наняла эту тачку в аэропорту Кеннеди. Они рассчитывали эффектно провести медовый месяц в большом городе. Однако невеста пережила такой стресс, что ее отправили в больницу.

— Ребята из участка, наверное, не зря приписали этому Ингрэму самоубийство, — сказал Корригэн. — В чем тут дело?

— В его номере нашли записку. Обычная история, «прощай — жестокий — мир — я — не — в — силах — больше — этого — выносить».

Записка от руки печатными буквами на кусочке гостиничного бланка. На маленьком столике в комнате лежала куча таких бланков.

— Печатные буквы от руки? Странно…

— Это еще ничего не значит. Они на все способны в припадке душевного расстройства, решая покончить с собой. Может быть, этот писака Ингрэм захотел как можно разборчивее изложить свое послание.

Но его слова прозвучали неубедительно. Казалось, инспектор сам не верил в то, о чем говорил.

— Что еще, инспектор?

— Записка написана шариковой ручкой. Ни в его карманах, ни в номере такой ручки не оказалось.

— Ручка могла вывалиться при падении.

— Возможно. Но другая ручка осталась у него во внутреннем кармане пиджака; из лаборатории сообщили, что предсмертное послание написано не ей.

Корригэн бросил взгляд на Мэйслина:

— Ребята из технической лаборатории работали там всю ночь, — сказал инспектор. — В дополнение к подозрительной записке они нашли едва различимое пятно крови на подоконнике, идентичное крови Ингрэма.

— Пулевые или ножевые раны есть на теле?

— Нет.

Корригэн снова взглянул на Мэйслина. По их лицам можно было судить о том, что мысль обоих работала в одном направлении. Ингрэм убит ударом тяжелого предмета. Убийца пишет записку на столе. Затем возвращается к своей жертве. Кровь стекает из раны Ингрэма на волосы, на лицо, но до ковра не достает. Убийца хватает его и тащит к окну. Несколько капель крови стекает на подоконник. Ингрэма выталкивают наружу, а на подоконнике остается смазанное пятно.

— Кто был этот Ингрэм, инспектор?

— Это тебе придется установить. Он вселился в номер позавчера с одним чемоданом. Чемодан пропал.

— Видно, его взял тот, кто проник в комнату с помощью отмычки и напал на Ингрэма, — сказал Корригэн.

— Вероятно, — Мэйслин кивнул, — в чемодане было что-то, за чем охотился этот человек. Нам известно, что Ингрэм был у себя в номере после обеда до без пятнадцати пять. На это время он заказал телефонный разговор. Он, вероятно, вышел вскорости после него. Однако не задержался, отсутствовал ровно столько, сколько нужно, чтобы проглотить сэндвич где-нибудь неподалеку. В пять сорок он вернулся и спросил администратора, есть ли для него сообщение. Клерк хорошо запомнил его.

— Почему? — Насторожился Корригэн.

— По двум причинам. Во-первых, Ингрэм настаивал на том, что в его ячейке непременно должна быть «корреспонденция», как он выразился. Во-вторых, клерк утверждает, что он похож на англичанина, но у него был сильный немецкий акцент.

— Кому он звонил? На коммутаторе отеля сохранилась запись разговора? — Корригэн замолчал, с нетерпением ожидая ответа.

В глазах Мэйслина появился блеск:

— В таких отелях, как «Америкэн-националь», сохраняют хорошие записи. Ингрэм звонил Лорену Донахью. Корригэн присвистнул.

— Издатель «Событий в мире»! Оборот почти 60 миллионов ежемесячно. На четырнадцати языках.

— Все верно, Тим, — произнес Мэйслин. — Это начало серьезной работы для главного полицейского управления. Вот почему я пригласил тебя сюда. В сущности…

Мэйслин запыхтел сигаретой.

— Тип англичанина с немецким акцентом… выбалтывание международных секретов на четырнадцати языках при каждом удобном случае… падение с девятнадцатого этажа и кровавый след на подоконнике… записка самоубийцы, написанная ручкой, которую никто не нашел…

Корригэн молча кивнул. Здесь попахивало международным криминалом. Участники подобных игр не признавали никаких правил, кроме права сильного.

— Черт побери, Тим, этот тот случай, когда ты должен смотреть в оба одним своим глазом. Запомни и то, что управление имеет право пользоваться любым оборудованием и средствами любого полицейского участка в городе. Если мои подозрения имеют под собой хоть какую-то почву… смотри, ненужного героизма я не потерплю. Ты меня слышишь?

— Слышу, инспектор.

— Понадобится помощь — дай знать.

Корригэн улыбнулся, вставая. Он понимал, что скрывается за монологом инспектора Мэйслина. Своих парней тот опекал, словно курочка-наседка цыплят, а к Корригэну питал более глубокие чувства, чем к остальным.

Кабинет Корригэна представлял собой комнату, отделенную перегородкой от основного помещения главного полицейского управления. На стеклянной матовой двери было написано только имя и звание и, больше ничего, что давало хоть какой-то намек на его место в иерархии полицейской системы.

Чак Баер впитывал в себя происходящее за окном, ожидая Корригэна в этой комнате. Наконец он дождался.

— Чак, привет! — Глаз Корригэн повеселел.

Баер был похож на часть говяжьей туши с расплющенным носом на безобразном лице и голосом ротного запевалы. Но, несмотря на это, здоровяк ухитрялся выглядеть словно богатый дядюшка из Австралии, всегда готовый помочь и утешить. Он не раз поддерживал Корригэна в трудную минуту.

— Когда, черт возьми, — прогрохотал Баер, усаживаясь, широко расставив ноги, — ты поставишь здесь стул, способный выдержать в меру упитанного мужчину?

Они смотрели друг на друга почти с нежностью. Вряд ли двое людей могли отличаться больше, чем они. Корригэн выглядел так, словно пару часов ежедневно проводил в гимнастическом зале.

Грубость черт Баера лишь оттеняла четкость линий его красивого лица. От голубизны глаз Баера веяло холодом, как от воды на дне колодца, тогда как единственный глаз Корригэна излучал живительное тепло. Несмотря на все это, каждый из них ощущал в глубине своей души частичку другого.

Их дружба началась давно — со времен Корейской войны и совместной службы в ОСС. Они работали в одной команде в тылу противника. Много раз были обязаны жизнью друг другу. После войны Чак Баер открыл собственное сыскное агентство в Нью-Йорке. Корригэн возвратился в полицейское управление, отклонив предложение сделать карьеру военного разведчика. По собственным словам он был «хроническим полицейским».

— Ты ожидал меня не для того, чтобы жаловаться на мои стулья, — усмехнулся Корригэн. — Что там у тебя, выкладывай.

— Вчера, после обеда, мне звонил некий Уолтер Ингрэм.

— Что у него были за проблемы, Чак?

— Он не сказал. Он собирался рассказать об этом позже. Позже оказалось слишком поздно.

— Насколько хорошо ты был с ним знаком?

— Я его никогда не видел. Зато он не поленился кое-что разузнать обо мне. Навел справки и узнал, что я — единственный частный полицейский в Нью-Йорке, работавший ранее в ОСС.

— А он не сказал, зачем ему был нужен именно такой человек?

— Нет. За исключение одного намека. Это касалось его уверенности в том, что я работаю не только ради денег, но и чтобы служить отчизне.

— Он прав, сукин сын, — проворчал Корригэн.

— Конечно, тут я завертелся волчком, — мрачно заметил Баер. — Но когда я попытался выудить что-нибудь, Ингрэм сразу скис. Сказал, что не будет говорить об этом по телефону, а если я заинтересован, то нам лучше встретиться. Подальше от моей конторы. Я ответил ему, что встречусь с ним в любое время и в любом месте.

— Ингрэм назвал место, Чак?

— Нет, — Баер покачал головой. — Он сказал, что ему надо встретиться кое с кем ближе к вечеру. Он взял номер моего телефона и пообещал позвонить вечером. Я отложил свидание с аппетитной блондинкой, пошел домой и стал ждать. И ждал до тех пор, пока диктор по радио не сообщил: Ингрэм покончил самоубийством, в его комнате нашли предсмертную записку. Но мне показалось это чертовски странным. Озабоченный чем-то человек, требовавший вмешательства частного детектива, вдруг останавливается на полпути и прыгает в окно? Его падение, так удачно рассчитанное во времени, производит на меня впечатление адского совпадения.

— Я понимаю, — пробормотал Корригэн.

Баер угрюмо смотрел перед собой.

— Такой ход событий навязывает некоторые вопросы, Тим. Знал ли убийца о том, что Ингрэм звонил мне? Может быть, Ингрэм, хватаясь как за соломинку за любой шанс продержаться еще минуту, предупредил убийцу о том, что вошел со мной в контакт? Интересовался ли убийца тем, что мог разболтать мне Ингрэм?

Мысль Баера была ясна: если Ингрэм замешан в чем-то таком, что потребовало столь суровых мер, то второе убийство явилось бы логичным дополнением к первому…

— Потому я ушел из дома сегодня еще до того, как птицы покинули гнезда, — проворчал Баер. — Прежде всего поболтал с твоими ребятами из лаборатории. Я думал, что мне придется выслушивать их колкие насмешки по поводу старичков, у которых с годами усиливается подозрительность. Но это просто компания крушителей надежд, твоя команда. Они не сомневаются, что произошло убийство.

— Похоже, — согласился Корригэн. — Возможно, его звонок к тебе подстегнул убийцу, Чак. Навел его на мысль, что пришло время пришить мистера Ингрэма и выбросить из окна.

— О'кей, я и правда думаю именно так! Что будем делать? Корригэн отодвинул стул.

— Пойдем по следу. Может, нам удастся откопать кое-что на коммутаторе издательства.

Лорен Донахью повернул регулятор душа. Тело согрелось и усталость снова разлилась по нему. Он устал давно, очень давно. Задолго до того, как смог это почувствовать. Донахью встал, сделал глубокий вдох. Он напряг спину, расправил плечи, втянул живот. Как он ненавидел отвислость, наползавшую мягко, словно морской прилив.

«Мне пятьдесят лет, — думал он. — Долго ли до шестидесяти?» Нынешним утром он чувствовал себя разбитым, как никогда. Мелкие, женоподобные черты его лица обмякли. Мешки под глазами, обвисшие щеки, двойной подбородок… Он вдруг вспомнил лицо отца, как будто высеченное из гранита.

Старому сатиру не приходилось ничего доказывать ни себе, ни другим. Лорен Донахью Первый к тому же никогда не заботился о том, что станут говорить о нем. Его имидж вполне сочетался с внутренним «я». Укладывал в постель женщин, уничтожал противников, использовал журнал, основанный им, чтобы рубить головы королям, — все он делал с естественным сознанием того, что вся планета с ее миллиардами населения создана в пространстве и времени только ради существования Лорена Донахью Первого.

Донахью быстро оделся. Свой гардероб он пополнял на Бонд Стрит два раза в год, когда выезжал в лондонское отделение «Событий в мире». Искусно сшитый костюм серого цвета скрывал чересчур плотное тело. Вот и готово. Высокий, широкоплечий мужчина, с продолговатым лицом, высоким лбом, бескомпромиссными губами и пронизывающими серыми глазами. Воплощенное могущество.

Он взял щетку с туалетного столика и провел ею по тщательно подстриженым волосам с едва заметной сединой на висках. Бритье и массаж лица были оставлены для парикмахера, приходящего каждое утро в его частную контору.

Донахью вышел из туалетной комнаты, мягко прикрыв дверь, и оказался в большой темной спальне. Она хранила запах Кармелиты. Он стоял, не нарушая тишины, невеселые мысли витали над ним. Ее тело всегда возбуждало его. Но он уже терял былую силу. В те недолгие часы, когда сон наконец брал верх над ее потным телом, нагим и прекрасным, он лежал, открыв глаза, и думал об угрозе импотенции, уже нависшей над ним. Он не однажды в жизни переживал панику. И вот снова надо использовать всю волю, чтобы подавить желание тихонько выползти из ее постели и, крадучись, покинуть эту комнату навсегда.

Знала ли она об этом? Понимала ли, что происходит? Пышный ковер приглушил его шаги, когда он подошел к огромной круглой кровати, кровати роскошной путаны сулящей море наслаждения. Атласная драпировка передней спинки мерцала в утреннем свете, напоминая ее кожу оливкового цвета с блеском. Он молча стоял над ней. Она была похожа на спящее под шелковым покрывалом животное, дремлющее вполглаза и готовое вскочить в любой момент.

Длинные густые ресницы взметнулись вверх, уголки темных глаз сузились.

— Который час? — зевнула Кармелита.

— Почти девять. Я не хотел тебя будить.

— Ты и не разбудил, глупый. Я приготовлю тебе завтрак.

— Нет, — сказал Донахью. — Правда, Карм. Лежи.

— Ну хотя бы кофе. Ты всегда говоришь, что тебе нравится мой кофе.

Кармелита встала. Покрывало скользнуло вниз.

Донахью почувствовал вдруг острую, как от нож, боль. Перед ним обозначились очертания ее грудей, больших и крепких, как дыни. На плечах — оливкового цвета — ямочки. Невероятно узкая талия плавно расплывалась в округло-пышные бедра. Лицо у нее было необычной формы, слишком неправильное, чтобы называться красивым, со сладострастным, неповторимым обаянием, центр которого был сосредоточен на крупных, мягких губах, таких же сочных и красных, как и ее соски. «Я могу потерять все это, — подумал Донахью. — Я могу потерять эту богиню женственности».

Он протянул руки и взъерошил ей волосы, улыбаясь.

— Поспи, а потом поразвлекайся в магазинах на Пятой Авеню.

— Когда я тебя снова увижу?

— Вечером я позвоню тебе, — сказал он.

— Не растягивай надолго свои дела, дорогой. — Она зевнула.

Чак Баер и Корригэн ожидали в приемной «Событий в мире», листая свежий номер журнала. Приемная была отделана в голливудском стиле начала сороковых годов, воспроизводившем обстановку мюзиклов тех лет. Она состояла из прямоугольных элементов мебели белого дерева, обтянутых кожезаменителем лимонного цвета; на стенах висели увеличенные репродукции обложек известных журналов. Одну из стен закрывал огромный аквариум с морской растительностью, в нем стремительно носились экзотические рыбы.

Величественный стол произвел бы впечатление даже на бюрократов Кремля. Корригэн поверх журнала внимательно изучал секретаршу, пытаясь узнать, чем заправлена эта система — кровью или машинным маслом. Завораживала ее манера обращения с посетителями: автоматический голос, автоматическая улыбка, эффектный жест, для большинства — мягкий отказ.

— Она не настоящая, — Чак толкнул Корригэна локтем. — И все это чертово место не настоящее.

— Зато деньги здесь настоящие, — сказал Корригэн. — Вставай, Чак, наша очередь.

Корригэн встал вслед за Чаком, роняя журнал на белый деревянный стол. Он изучил публичное разоблачение некоторых европейских промышленников. Если верить статье, они подготовили переворот в только что вылупившейся африканской республике. «События в мире» нынешнего дня превосходили своих предшественников по роскоши оформления, но им не хватало остроты периодических изданий времен отца и деда Лорена Донахью.

Мисс Робот открыла рот и с механической улыбкой произнесла:

— Мистер Донахью будет рад видеть вас, капитан, и вас, мистер Баер. Следуйте за мной, пожалуйста.

Личная секретарша Лорена Донахью, как отметил Корригэн, в отличие от мисс Робот была красива, одета по моде, но ей было уже за тридцать. Ничего механического не было в ее проницательных глазах, в них не сквозило и тени улыбки. Корригэн решил, что она — хитрая бестия, знающая, что необходимо Лорену Донахью, чтобы поднять его в собственных глазах.

Лорен Донахью встал из-за стола и, обогнув его, подошел к гостям пожать руки. Стол его, еще больших размеров, чем в приемной шестью этажами ниже, был вырублен из прочного красного дерева, и на обширной зеркальной поверхности его абсолютно ничего не было, кроме внутреннего коммутатора и телефона. Сам офис подавлял своим великолепием: высокие проемы окон кафедрального собора, тяжелые портьеры, камин в три метра высотой, мебель ручной работы обитая кожей, поп, покрытый черным кафелем с разбросанными на нем коврами причудливых форм и оттенков. Оригиналы Пикассо и Модильяни на стенах.

Корригэну вдруг пришла в голову мысль, что фальшивым здесь был только человек, которому все это принадлежало.

Ухоженные пальцы Лорена Донахью выбивали мелкую дробь, а потом вдруг остановились. На лице его застыла улыбка, казалось, он боялся ее потерять.

«С чего бы это издатель „Событий в мире“ вдруг занервничал?»

— Корригэн насторожился.

— Я знаю, что вы из главного полицейского управления, капитан, — сказал Донахью, — садитесь, джентльмены. Боюсь, я не совсем понимаю кто вы, мистер Баер?

— Я — частный детектив, — ответил Баер. И не стал продолжать.

— Мистер Баер имеет профессиональный интерес к делу, которое привело меня к вам, — сказал Корригэн.

Вероятно, издатель уже навел справки о нем в полицейском управлении.

— Понимаю, — сказал Донахью. — Или, скорее, ничего не понимаю. Должно быть, дело серьезное, раз оно привело сюда полицейского такого ранга, капитан.

«Итак, он избегает начала разговора, тянет время, — подумал Корригэн. — Готовится к отражению атаки».

— Я надеюсь, это не касается Джейсона и Викторины? — вдруг спросил Донахью. — Мои дети… С ними ничего не случилось?..

— Нет, сэр.

— Хорошо, — Донахью со счастливым лицом откинулся на спинку кресла. — Вы сами знаете, джентльмены, в наши дни родители никогда не уверены в том, что может произойти с их детьми…

— Ваши дети не имеют к делу никакого отношения. Насколько мне известно, сэр.

— Я должен признать, капитан, — сказал Лорен Донахью, вставляя сигарету с тройным фильтром в золотой мундштук, зажигая ее золотой зажигалкой и широко улыбаясь при этом, — что вы меня немного взволновали. И эта повязка на глазу никак не проясняет сущности вещей. Если вы не возражаете против моих расспросов…

Корригэн не возражал.

— Я потерял свой глаз в Корее, мистер Донахью.

— Я никогда не видел полицейского, носившего что-либо подобное. Почему я так говорю? Да только потому, что помню, как моя первая жена — мать Джейсона и Виктории — носила повязку на глазу в то время, как на одной вечеринке врезалась в дверную ручку…

Внезапно он спросил:

— Это не имеет к ней отношения, не правда ли?

«Идиот, — подумал Корригэн. — Или же так напуган, что прикрывает болтовней страх».

— Нет, сэр. Это не имеет ничего общего с первой миссис Донахью.

— Потом моя нынешняя жена… Ну, конечно, ничего не поделаешь. Хотя я не уверен, что Фелиция вызвала полицейских только потому… — издатель сделал затяжку и закашлялся.

— Так почему, мистер Донахью? — спросил Корригэн.

— О… вчера, после обеда, мне нужно было вернуться в город по делам. Это заняло больше времени, чем я ожидал, и я провел ночь в отеле. Я думаю, жена могла позвонить. Но ей следовало бы уже привыкнуть к моим поздним возвращениям.

— Если миссис Донахью и звонила в полицию, то мне об этом ничего не известно, — сказал Корригэн.

— Да, я наверное, отнимаю у вас время, капитан, — сказал Донахью. — Что привело вас сюда?

— Человек по имени Уолтер Ингрэм, мистер Донахью.

Он остановил свой глаз на лице издателя. Чак Баер тоже не отводил от него пристального взгляда. Но у Донахью было время подготовиться. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Если, конечно, было из-за чего. Вполне возможно, что за этим ничего не скрывалось.

— Уолтер Ингрэм? — он отрицательно покачал головой. — Боюсь, капитан, это имя ничего мне не говорит.

— Он заказал телефонный разговор с вашим офисом вчера после обеда из отеля «Америкэн-националь».

— Множество людей звонят в «События в мире», — не удивился Донахью. — Наши коммутаторы обслуживают сотни звонков ежедневно.

— Он звонил в главный офис через основной коммутатор, — сказал Корригэн. — Инспектор Мэйслин, мой начальник, проверял номер. Ингрэм говорил с кем-то из вашего высшего эшелона, мистер Донахью. Звонок вывел нас на ваш личный телефон. Именно в этот офис. Пользуются ли сотрудники редакции вашим телефоном?

— Хм, конечно нет. Ингрэм… Если бы у меня был разговор с кем-либо, носившим это имя, я бы наверняка вспомнил, но увы…

— Итак, вы уверены, что не разговаривали с этим человеком?

«Теперь он попытается занять оборону. Ничего не выйдет».

— Странный способ вести дело. Мне вообще не нравится все это! Кто такой Ингрэм?

— Я не знаю, кто он, мистер Донахью, — сказал Корригэн, — но могу сказать вам, что с ним случилось. Уолтер Ингрэм был убит вскоре после того, как позвонил в ваш офис.

Лорен Донахью замер в кресле, и только дрожащие веки выдавали его, — он напоминал бойца ринга, получившего сильный удар противника.

«Он знаком с Ингрэмом, — решил Корригэн. — Он что-то знает».

— Вы сказали… убит? Этот Ингрэм убит? — издатель провел языком по губам.

— Да, он был убит в своем номере, а затем выброшен из окна девятнадцатого этажа. Вот почему мы хотим знать о нем все, мистер Донахью. Вы абсолютно уверены в том, что не знали Ингрэма?

— Вы в самом деле настаиваете на этом? — вдруг вступил в разговор Баер. Чак решил покончить с комедией.

— Настаиваю? Это неверное слово, мистер Баер. Вы оба обставляете дело так, что мне приходится что-то отрицать.

— Вы отрицаете? — поинтересовался Корригэн.

— Конечно, нет! — Зеленоватая бледность на лице Донахью уступила место агрессивному румянцу. — Думаю, что я был с вами более, чем терпелив, капитан Корригэн. Если у вас еще есть вопросы, задайте их, в противном случае я должен прервать разговор.

— Я не утверждаю, мистер Донахью, что так бывает всегда, — примирительно сказал Корригэн, — но по опыту знаю, что если человек вместо ответа на вопросы выходит из себя, значит, ему есть что скрывать. Я просто делаю свое дело. Человек погиб, и есть все основания предполагать убийство. Незадолго до того, как он был выброшен из окна, он разговаривал с кем-то по телефону в вашем кабинете. Эту ниточку мы и тянем. Вы, надеюсь, понимаете это?

— Да, понимаю, — пробурчал Донахью, откидываясь назад. — Если бы вы могли, мне сказать, кто такой Ингрэм…

— Это может освежить вашу память?

— Да, может. Если только он не из тех чудаков, которые надоедают звонками всем офисам средств массовой информации… Корригэн покачал головой.

— Я не думаю, что Уолтер Ингрэм один из них, мистер Донахью. Чудаковатые люди никогда не поднимают так много шума, когда хотят покинуть нас. Ингрэм — особый случай, он был вытолкнут из окна.

Издатель вздрогнул.

— Я бы хотел вам помочь, но не могу. Если только…

— Что «если только»?

— Если только он не звонил вчера после того, как я покинул свой кабинет.

— О?! Во сколько вы вышли?

— Около половины третьего. Я сопровождал Фелицию — миссис Донахью — на показ мод у Сабрини. — Теперь он говорил спокойно, словно упрекая себя за свою временную несдержанность. — Буду рад описать вам мои дальнейшие передвижения, если вам это интересно. С демонстрации мод мы с миссис Донахью отправились на вечеринку, которую некий издатель устроил для одного из своих авторов. Мы оставались там примерно до половины седьмого, потом Смитти — мой шофер — отвез нас домой на Брэндивайн. Это наше поместье на Лонг Айленде.

Корригэн уже слышал о нем. Огромной особняк, принадлежавший еще деду Донахью, купленный им тогда, когда приобретали европейские замки и по частям в каркасной таре переправляли на кораблях в Америку. Там их выставляли на обозрение американскому обществу. Он вспомнил, что «Брэндивайн» — название сорта вина, известного в Англии с шестнадцатого века.

— Было уже, как я помню, около девяти, когда Смитти отвез меня назад в город. Под руку нам подвернулся бродячий фотограф, только что со Среднего Востока, с еще не остывшими от зноя аппаратами…

— Вы же знаете, мы сможем проверить эту историю. Не освободите ли нас от излишних хлопот?

— Я не понимаю, каких…

— Кто была та женщина, мистер Донахью?

— Как бы не так!..

— По секрету, конечно. Мы ничего не скажем миссис Донахью. Но я хотел бы знать имя вашей приятельницы.

— Убирайтесь отсюда вон! — Донахью вскочил на ноги. Его хорошо поставленный голос задрожал от гнева.

— Это ваш кабинет, сэр, — Корригэн поднялся. Чак не сдвинулся с места. — Но вы должны усвоить, что этим дело не закончится. Я с точностью до минуты прослежу ваш путь на территории Манхэттэна за последние двадцать четыре часа. Я хочу узнать, почему неизвестный человек, выбранный мишенью для убийства, пытался дозвониться или попасть к вам в последние 10 минут своей жизни. — Корригэн взглянул на Баера.

— Пошли, Чак.

— Я думаю, — заметил частный детектив, — мистер Донахью еще не все сказал.

Корригэн повернулся в сторону издателя. Зеленоватая бледность вновь покрыла его лицо.

— Садитесь, капитан. Извините за вспыльчивость. Попытайтесь войти в мое положение… Фелиция — моя жена, не должна ничего знать. — Донахью старался не смотреть на гостей.

— Об этом мы уже договорились, мистер Донахью.

— Ну, довольно, — вдруг подал голос Чак Баер. — Итак, вы провели ночь с женщиной. Ну и что? Кто она?

Донахью остановился у камина и носком ботинка поправил подставку для дров.

— Ее зовут… Соролья. Кармелита Соролья. Она… она беженка. С Кубы.

— Давно?

— Примерно около года. Ей удалось бежать вместе с другими, такими же, как она, в маленькой лодке. Они направлялись в Ки-Уэст, во Флориде. И получили убежище в Майами, согласно Закону об эмиграции. Кармелита в том числе.

Корригэн обладал развитой интуицией, и в моменты озарения у него мозг начинал работать очень четко. Сейчас он почувствовал первые симптомы озарения — мелкие покалывания кожи головы. Ему нужно было узнать о Кармелите Соролья все.

— Это интересно, — промолвил Корригэн, откидываясь на спинку кресла и закидывая ногу одна на другую. — Как же она оказалась в Нью-Йорке, мистер Донахью?

Донахью встретился с Кармелитой, когда был на отдыхе в Майами Бич. Кармелита по-английски говорила так же хорошо, как и на родном испанском, без акцента. Издатель заинтересовался некоторыми антикастровскими статьями, которые эмиграционный комитет издал на английском языке. Карма перевела их для него. Она сделала это настолько профессионально, что, заручившись его рекомендациями, начала стремительную карьеру в Нью-Йорке.

— В качестве переводчика?

— Она прекрасно с этим справляется. — Донахью кивнул. — Вращается, в основном, в мире газетчиков, журналистов и агентов, представляющих издательства в испаноязычных странах.

— Как вы встретились?

— Это было на литературной вечеринке. Она подошла ко мне и представилась. — Издатель самодовольно кашлянул. — Она призналась мне, уже в другой обстановке, что пришла на вечеринку исключительно ради меня.

— Значит, ваша встреча была не случайной, мистер Донахью. Она была заранее спланирована мисс Соролья.

— Не удивительно. Многие связывают со мной свои планы. «События в мире» — могущественное издательство. — Донахью ответил на замечание смешком. — Не понимаю, с чего это вы вдруг заинтересовались личной жизнью Кармелиты, или моей, если на то пошло, капитан. Но что касается Кармы, то здесь вам ничего не светит. Конечно, вначале я был осторожен, насколько может быть осторожен человек в моем положении. Но вскоре я отбросил все свои сомнения. Кармелита Соролья не пыталась затянуть меня в постель, предварительно спрятав в ней фотографа, дабы впоследствии шантажировать. Она была полностью поглощена делом, личный интерес появился уже позже, как естественное продолжение деловых отношений.

— Да, этот метод — самый изящный, — сказал Баер. — Тим…

— Минуту, Чак, — поднял руку Корригэн. — Вы сказали, поглощена делом, мистер Донахью. Каким?

— То, чем занимается Карма, не имеет никакого отношения к вашим делам. Для «Событий в мире» была задумана целая серия статей. Она должна была переводить нам пропагандистские материалы режима Кастро и одновременно вести колонку, в которой она и ее товарищи по эмиграции делились своими впечатлениями о кастровском варианте коммунизма.

— С этого момента, — продолжал Корригэн, — вы часто виделись с Соролья?

— Ну, да. Я заинтересовался ею, а она — должен признать — мною.

— Плата за ее идею, не правда ли? — заговорил Чак. Донахью скользнул холодным взглядом в сторону частного детектива.

— Мозги вашего друга ничуть не привлекательнее его физиономии, не правда ли, капитан?

— Да, галантность не пристала Чаку, — улыбнулся Корригэн.

— Точно так же, как звонок Уолтера Ингрэма отскочил от вас, будто резиновый мячик.

— Ради Бога! Мы что, опять возвратился к этой теме?

— А мы и не уходили от нее, мистер Донахью, — ответил Корригэн. — Кто же отреагировал на этот звонок? Недовольство скользнуло по лицу Донахью. Однако это не помешало ему съязвить:

— Мне надо любым способом избавиться от вас, капитан, или этот день придется внести в графу убыточных. Он ткнул пальцем в клавишу внутреннего коммутатора.

— Мисс Лерой!

— Привет, папа! — зазвенел голосок.

— Викторина? Где мисс Лерой? Что ты делаешь у нее за столом?

— Я ее отпустила. Я зарабатываю себе отпущение грехов, папочка. За этот бездумный уикэнд в Коннектикуте.

— Викки…

— Итак, я сегодня до конца дня заменяю мисс Лерой. Только для того, чтобы доказать тебе, что в жилах твоей малышки течет кровь трудовой династии Донахью. Ну, а теперь открой дверь своей конуры и подтверди свою готовность назначить мне жалованье.

— Викки… — Донахью пытался овладеть голосом, частично ему это удалось. — У меня совещание. Джентльменов, сидящих у меня, совсем не интересуют твои выходки и наши проблемы. Ты должна вызвать мисс Лерой на рабочее место.

— Не могу. Она пошла смотреть фильм о Лиз и Дикки, она от него в восторге. Почему бы тебе не испытать меня?

— Викторина, — Донахью пришел в отчаяние. — Если ты серьезно намереваешься занять на сегодня место мисс Лерой, сделай кое-что для меня. Нужно отыскать один телефонный разговор. Звонили вчера из отеля «Америкэн-националь», примерно… — он бросил взгляд на Корригэна: — Во сколько, капитан?

— В четыре сорок пять.

— Да, я слышу, — прощебетал веселый коммутатор, — это капитан какой отрасли? Только не промышленной, бьюсь об заклад, — у него слишком приятный голос для этого. Я все поняла.

Лорен Донахью, натянуто улыбаясь, уселся в кресло.

— У вас есть дети, капитан?

— Нет, насколько мне известно.

— А мои двое игривы, веселы и здоровы, как жеребята, и их так же трудно объезжать, как полудикую лошадь, пользуясь ковбойской терминологией. Но я, увы, далеко не ковбой и не знаю, как мне с ними справляться.

И снова в комнате зазвенел девичий голос.

— Кермит Шальдер отвечал на звонок. Он уже поднимается к вам.

— Хорошо, спасибо, Викки. — Донахью снова сел. — Вероятно, звонок был переключен на линию Шальдера, когда я отсутствовал.

— Шальдер, — повторил Корригэн. — Кто он такой?

— Один из моих лучших специалистов. По всей видимости, вы не являетесь постоянным читателем «Событий в мире». Шальдер знает все, что нужно знать о диалектике, Марксе и Энгельсе. Он — маг по части анализа событий, происходящих за железным занавесом, при этом стиль его доступен простому читателю.

— А-а, — протянул Чак Баер. — Это тот парень, который через прессу постоянно промывает нам мозги, утверждая, что мы должны быть дальновидны в отношении политики коммунистов, что бы за этим не стояло.

— Ах да, теперь я припоминаю, — сказал Корригэн. — Один из тех, кто хочет выдворить нас из Азии и предоставить азиатам идти своим, как это называется, «самобытным» путем развития.

— Другими словами, — добавил Баер, — отдайте полмира Красным Китайцам и при этом не смейте даже пикнуть.

— Я думаю, что вы не совсем точно передаете его точку зрения, мистер Баер, — возразил издатель. — За то недолгое время, которое Кермит Шальдер работает у нас, он не перестает удивлять меня своим видением исторических тенденций. Впрочем, чему он придает большое значение…

Дверь открылась и вошли двое — молодой мужчина и молодая женщина.

Корригэн ожидал увидеть в лице Кермита Шальдера густоволосого профессорского типа мужчину, зорко всматривающегося из-под толстых очков. Но Шальдер оказался совсем другим. Ему, по всей видимости, было немногим более сорока. Ростом выше Корригэна, однако, в плечах чуть уже, живот плоский. Очень подвижный, черты лица правильные.

Дочь Лорена Донахью была незамысловата, как бульварная газета. Ее тело прямо просилось на обложку «Плэйбоя». Едва заметные мешки под фиолетово-голубыми глазами указывали на тот образ жизни, который она вела. Загорелое тело дополняло ангельское личико с чуть капризным, как у ребенка, выражением. Все увенчивала копна золотистых волос.

«У нее только два увлечения, — решил Корригэн, — вино и постель. И она не может решить, какое же из них сильнее властвует над ней».

Взгромоздившись на отцовский стол, она разглядывала Корригэна огромными глазами. Его повязка, казалось, слегка возбуждала ее. Впрочем, Корригэн тоже не остался равнодушен к Викки. Чак Баер глаз не мог отвести от красотки. Она же почти умышленно игнорировала его. Но Корригэн заметил, что когда девушка, меняя позу, закидывала ногу за ногу, именно Чак Баер получал полный обзор ее бедер.

Эта сценка не ускользнула от внимания Кермита Шальдера. «Редактор потешается… Вероятно, для него это давно пройденный этап», — подумал Корригэн.

Шальдер заговорил:

— Викки сказала мне, что вас интересует звонок человека по имени Уолтер Ингрэм, капитан.

— Да, это правда.

— Все, что я знаю, я вам сейчас скажу. — На манжете Шальдера блеснула золотая запонка, когда он посмотрел на часы. — Я был единственным старшим редактором, оставшимся вчера после обеда в офисе. В четыре сорок пять я ответил на звонок Ингрэма. Уверен, что это был мой первый разговор с ним.

Вдруг капитан поймал взгляд, брошенный Викки Донахью на отца. «Она знает, о ком речь». — И снова Корригэн ощутил легкое покалывание кожи головы.

— Мистер Шальдер, — спросил Корригэн, — изложил ли Уолтер Ингрэм суть своего дела?

— Нет.

— Кого он спрашивал?

— Мистера Донахью.

— Да, лучше бы я не уходил, — с искренней ноткой в голосе сказал Донахью. — Все это начинает возбуждать мое любопытство.

— Он был расстроен, нервничал? — спросил Корригэн.

— Да, капитан. Я представился и назвал свою должность, затем спросил, чем могу ему помочь. Ингрэм сказал: «Нет, ничем…» Он говорил быстро, то и дело вставляя немецкие слова. Я думаю, он чего-то опасался. Сейчас, когда я вспоминаю о разговоре, все больше убеждаюсь в этом. Он сказал, что для него «чрезвычайно необходимо» связаться с мистером Донахью, он говорил на довольно высокопарном английском.

— Вы серьезно восприняли его в тот момент?

— Да, капитан. Поэтому я решил дать Ингрэму номер телефона мистера Донахью в поместье Брэндивайн. — Шальдер рассеяно почесал затылок.

— О?! — Корригэн вонзил свой карий глаз в издателя. — Вы ничего не говорили мне о звонке Ингрэма в Брэндивайн, мистер Донахью.

— Потому что я ничего не знаю об этом, — решительно возразил Донахью.

Корригэн кивнул и повернулся к редактору:

— А вам не кажется странным, мистер Шальдер, что вы дали домашний телефон мистера Донахью совершенно незнакомому человеку?

— Вовсе нет. Мистер Донахью подтвердит, что он ежедневно интересуется ходом работы, часто принимает свежую информацию лично.

— Да, это верно, — сказал издатель.

— Ингрэм был так настойчив, что я решил использовать шанс, предоставляя ему требуемый ему номер телефона, чтобы не упустить интересный материал. Знаете, капитан, — вымолвил Шальдер со слабой улыбкой на холодных губах, — редактор в чем-то похож на детектива. Вот и все. Ах, да, он еще поблагодарил меня.

— То же сделаю и я, мистер Шальдер.

— Если я Вам еще понадоблюсь, я нахожусь здесь не менее десяти часов в день. — Шальдер поднялся, поклонился и направился к двери. Неожиданно он обернулся: — Одно одолжение, капитан.

— Да.

— Если вы узнаете, чего хотел Ингрэм, дайте мне знать, хорошо? Учитывая последующие события, история должна быть неординарной.

— Если смогу, мистер Шальдер.

Викторина Донахью все еще болтала ногами, когда Корригэн и Баер закрыли за собой дверь кабинета издателя. Дверь личного лифта открылась, и собравшийся было выходить мужчина с удивлением уставился на Корригэна.

— Тим? Дружище! — Улыбка озарила его широкое лицо. — А это не кто иной, как Чак, старый проказник! Черт возьми, что вам здесь нужно? Что вы разнюхивали в кабинете у босса?

Это был крупного сложения человек, напоминающий конструкцию из тяжеловесных балок. На нем была униформа из шерстяной ткани, белая сорочка с черным галстуком и шоферская кепка. Мятое лицо боксера дополняло картину.

— Убей меня гром, если это не Рео Смит! — воскликнул Корригэн. — Донахью упомянул вскользь о человеке по имени Смитти, который на него работает. — Ну, как дела, Рео?

— Чудесно! Тепленькое местечко. Работа — не бей лежачего. А повар в Брэндивайне каждый день кормит вырезкой «филе миньон».

— Старик Рео собственной персоной, — раздвинул в улыбке губы Чак. — Выглядишь великолепно.

— Лучше не бывает, — Смит легонько ткнул Баера в живот. — Думаешь, если те мерзавцы расплющили меня, то я уже никогда не поднимусь? — Он отвел их в сторону, не переставая болтать.

Корригэн мысленно вернулся к той памятной ночи год назад.

Офицер полиции Рео Смит обходил свой участок на Ист Сайд, как вдруг услышал женский вопль, доносившийся из одного заброшенного дома. Но оказалось, что женщина служила лишь приманкой для полицейского. Они набросились на него сразу, как только Рео позвонил в дверь. Кто это был, сколько их было, управлению узнать не удалось. Его зверски избили, сняли сапоги, забрали бумажник и револьвер…

Во время операции хирурги поддерживали жизнь Рео Смита с помощью массажа сердца; он дважды умирал. Но ему не дали уйти. Рео приподнял фуражку, выставляя на обозрение свой короткий ежик.

— Даже кустарник вырос, только белый. Никто и не подумает, что у меня там серебряная пробка. Что скажешь, Тим?

— Выглядишь прекрасно. Как это тебя угораздило связаться с Лореном Донахью?

— Черт, я был на грани срыва, — усмехнулся Рео. — Когда я вышел из больницы, со мной творилось что-то ужасное. Сидеть на заднице и проедать свою пенсию — это хуже, чем в больнице. Я размазал сопли перед капитаном в своем бывшем участке. Тот рассказал обо мне одному влиятельному лицу, члену того же теннисного клуба, что и мистер Донахью. Мистеру Донахью нужен был шофер. И вот исполняю при нем роль Пятницы… Что привело вас сюда, Тим?

— Человек по имени Уолтер Ингрэм, — ответил Корригэн.

— Да? Я слыхал о нем в новостях.

— Ингрэм как раз перед тем, как выпасть из окна, пытался связаться с Донахью.

— Ну и что? Телефон у мистера Донахью звонит сотни раз в день.

— Донахью говорит, что был на вечеринке в тот момент, когда Ингрэм выбросился из окна.

— Если он так говорит, значит он там был.

— Рео…

— Слушай, Тим, — выражение его лица стало непроницаемым, — я больше не служу в полиции. С меня хватит по горло. Мистер Донахью вытащил меня из дерьма, куда меня спихнули остальные, предварительно выбив мозги. Извини. Не хочу переходить на личности.

Корригэн пожал плечами.

— Ну, пока. Рад был встретиться с тобой, Чак, — бросил на ходу Смит, направляясь в кабинет Лорена Донахью.

Чак и Корригэн, проводив глазами его коренастую фигуру, скрылись в лифте.

Когда Корригэн вошел в свой кабинет, отчет уже поджидал его на столе:

«Полученные данные служат дополнением к прилагаемому докладу 146788-А. Дополнительные сведения касаются одежды, которая была на умершем в день смерти. Анализ показывает, что одежда изготовлена в разных странах. Набор ручки с карандашом из внутреннего кармана пиджака изготовлен в Чехословакии, наручные часы в Восточной Германии; нижнее белье имеет товарный знак английской фирмы; сорочка, костюм, галстук и носки изготовлены в США; туфли сшиты на обувной фабрике в Советском Союзе.

Одежда умершего различной степени изношенности. Вещи, купленные в Соединенных Штатах, имеют минимальную степень износа, анализ волокна из ткани костюма показал, что он никогда не подвергался сухой чистке. Состояние туфель свидетельствуют об их долгой службе.

Вывод: туфли были куплены раньше, чем одежда, изготовленная в Англии. Одежда производства США — самая свежая покупка».

«Итак, Ингрэм был ходячей географической энциклопедией мужской одежды. Интересно, не носил ли он эти туфли вначале с русским или чешским костюмом», — подумал Корригэн.

Целью их визита была глухая дверь в коридоре главного почтового управления Манхэттэна. Ничем не примечательная, она таилась в самой глубине коридора.

Дверь открыл высокий мужчина неопределенного возраста. Широкоскулое лицо, смуглая кожа и блестящие черные волосы выдавали в нем потомка американских индейцев. Он был в рубашке с короткими рукавами и галстуке. При виде Корригэна и Баера он произнес «привет» без малейших признаков удивления и протянул руку для пожатия. Все трое когда-то служили в ОСС. Много воды утекло с тех пор. Сейчас они вращались на разных орбитах. Пару недель назад Корригэн случайно встретился с Нейлом Рейми в ресторане. Рейми был одним из небольшой группы ЦРУ, прикрепленной к району Манхэттэна.

— Я не думаю, что это визит личного характера, — пригласил он сесть бывших сослуживцев, — что привело вас в «старую берлогу»?

«Старая берлога» представляла собой обширное помещение, меблированное тремя столами, полдюжиной деревянных стульев и полированным бюро. Холодный флюоресцентный свет лился сверху прямо на стол, за которым работал Рейми.

Корригэн открыл конверт, захваченный им в управлении, вынул фотографии Уолтера Ингрэма и положил их на стол.

— Следы туфель этого парня постоянно возвращают нас в Россию или, может быть, в советскую зону Германии, — начал Корригэн.

— Он умер в этих туфлях на ногах, Нейл.

— Туфли вывели вас на верный след. — Рейми просмотрел снимки. — Его имя — Генрих Фляйшель. Восточная Германия. Выходец из Грайфсвальда.

— А что такое этот Грайфсвальд?

Рейми потер мочку уха.

— Дома, магазины, люди… Фляйшель там долго не задержался. Когда он впервые появился на нашем горизонте, он жил в Восточном Берлине. Журналист, один из тех, кто зарабатывает себе на жизнь внедрением политики партии в сознание масс. Но этот парень был чужаком для партии. Если бы он родился на Западе, то, вероятно, мог бы стать превосходным проповедником демократических идеалов.

— Вы подаете его как разочаровавшегося коммуниста, — заметил Баер. Рейми взял со стола снимок Ингрэма, выполненный в анфас.

— Мы думаем, что вначале Генрих Фляйшель честно старался внушить себе мысль о преимуществах коммунизма. Он был чувствительным человеком, которому вскоре пришлось столкнуться с истинными жизненными перипетиями. Он и такие, как он, жили при коммунизме, глядя в дуло пистолета. Сначала он надеялся, что режим истощит себя. Но после неудачного мятежа в 1953 году в Восточном Берлине, когда Запад лениво наблюдал за происходящим, даже не приподняв жирной задницы, Фляйшель решил, что коммунистический режим надолго. Если и была надежда, то только на эволюцию сознания людей, запертых за железным занавесом. И тогда он ринулся в эту собачью грызню государственной бюрократии. Постепенно его положение улучшилось, он стал маленькой рыбкой в огромном косяке партийных функционеров. Это дало ему доступ к информации и свободу передвижения, о чем люди без партийных билетов могут только мечтать.

— Но, в конечном счете, он стал отступником? — вставил Корригэн. — Старая история: ему в конце концов это надоело, и он сбежал.

На индейском лице Рейми не дрогнул ни один мускул.

— Ты прав только отчасти, Тим. Ему это надоело, правда. Но никакой неожиданной драмы он не пережил. Просто постарел, поумнел и больше не мог плавать в дерьме. Но он не перешел и к нам. По крайней мере, сразу.

— Вы завербовали его? — спросил Баер.

— Мы пытались, — ответил Рейми. — У нас есть люди, которые следили за Генрихом Фляйшелем. Мы довольно легко вошли в контакт. Но он не был тем, за кого себя выдавал или хотел выдать, бедняга. Двойная жизнь, шпионаж, пуля в лоб в случае неудачи — эта мысль вытравила из него храбреца. Предложил свои услуги, но не тайного агента, а вполне легального сотрудника, работающего на нашей стороне. Но здесь он для нас ровно ничего бы не значил. Поэтому мы прекратили это дело и закрыли на него досье.

Корригэн и Баер обменялись взглядами. Баер вдруг спросил:

— Когда вы снова его открыли?

— Недавно. Если вам нужна точная дата…

— Он что-то вывез, — догадался Корригэн. — Что именно?

— Микропленку. Он дьявольски рисковал и очень долго с ней возился. Но работу сделал. Как оказалось, там не было ничего такого, чего бы мы не знали.

— Что же это было? — Чак Баер подался вперед.

— Документы о полетах русских космических кораблей, потерпевших аварии за последнее время. Копии документов, снимков, чертежей.

Корригэн уже сидел на самом краешке стула.

— Не удивительно, что Фляйшель рассчитывал на награду за свой труд! — Баер хлопнул себя по колену.

— Ты бы видел его лицо, когда ему сказали, что нам это все известно. Бедняга как будто получил сильный удар под дых.

Рейми еще раз взглянул на снимки. В черных глазах его скользнула жалость.

— Фляйшель был далеко не профессионал, и поэтому так бестолково поступил. Микропленка произвела на него такое впечатление, что он допустил ошибку, предположив, что мы написаем в штанишки от восторга. Ты или я, или Чак, конечно, повели бы себя здесь иначе. Прежде, чем приложить к этому руки, следовало бы узнать, какой еще информацией обладает другая сторона.

— Как же он оттуда выбрался?

— Пробился по линии культурного обмена. Они ожидали, что, возвратившись, он испишет горы бумаг о бедственном положении американского народа, гнущего спину на богатеев с Уолл Стрит.

— Человек, пользующийся псевдонимом Уолтер Ингрэм, был убит вчера после обеда. Это был Генрих Фляйшель. Микропленки при нем не было. Может быть, она была в его чемодане; он, кстати, украден.

— Может быть. — Рейми качнулся вперед. — Я знаю, о чем ты думаешь, Тим. Возможно, кто-то охотился за Фляйшелем, этот кто-то мог не знать, что мы уже умыли руки и не имеем с ним никаких дел.

— А чего-нибудь поинтереснее ты придумать не мог?

— Не дави на меня, Тим. Мы разделались с Фляйшелем, когда собрали на него досье и передали его в иммиграционную службу. Убийца из Нью-Йорка — это твой подопечный.

— Мы одним глазом будем следить за ходом дела, — и Рейми посмотрел на Баера. — Как ты все себе представляешь, Чак?

— Ингрэм-Фляйшель позвонил мне в контору по делу. Сказал, что речь идет о моей стране. Он должен был позвонить. Но…

Все трое подошли к двери.

— А у тебя, Тим, есть кто на примете?

— Человек по имени Кермит Шальдер.

Кермит Шальдер скучал в баре на 44-й стрит, потягивая виски «Манхэттэн». Этот бар не блистал таким великолепием, как те, в которых он позволял себе иногда пропустить рюмочку. Что касается выпивки, то здесь он строго придерживался установленного им самим режима. Но сегодня он не соблюдал ни времени (он ушел из офиса вскоре после ленча), ни меры — перед ним стоял уже третий бокал.

Шальдер одиноко сидел за столом в самом углу бара, наблюдая за происходящим вокруг. Все его мысли сосредоточились на женщине по имени Дорис Фарлоу. Он презирал себя, зная, что снова возвратится к ней…

Дорис впустила его в квартиру с таким же безразличием, как если бы он был телемастер или уборщик.

Шальдер последовал за ней в спальню. Эта комната удивила его, когда он попал сюда впервые. Она была похожа на Дорис — взъерошенная, с уймой мягких подушек, разбросанных вокруг, с тяжелыми портьерами ярко-красного цвета. Это был ее любимый цвет. Пуховка, оброненная возле кровати, алела сатанинским пятном.

Вид неубранной постели навел его на мысль о ее теле — мягком, с влажными от пота укромными уголками, с запахом муската, призывно манящего.

Кермит Шальдер наблюдал, как она села за туалетный столик и стала расчесывать волосы. Они были густые, блестящие и ниспадали на лицо темно-рыжими прядями. Он уже изучил ее лицо, ему был знаком каждый дюйм ее тела.

Она сидела перед ним как воплощение сексуальности в своем расцвете, довольно глупое существо без всяких компенсирующих отсутствие ума качеств, за исключением разве что ее изобретательности в постели.

Она любовалась своим отражением в зеркале, каждый раз отклоняя лицо в сторону при попытке расчесать волосы на затылке. Щетка остановилась на полпути.

— Что ты на меня так уставился?

— Мне нравится смотреть на тебя, — ответил Шальдер.

— Но ты смотришь так, будто тебе причинили боль или что-то в этом роде.

— Да, я ощущаю эту боль, и ты знаешь, где именно…

— О Боже.

Она улыбнулась и продолжала расчесывать волосы. Дорис Фарлоу могла просиживать целыми днями за расчесыванием волос. Жизнь для нее существовала вне времени и пространства.

— Ты сказал, что хочешь видеть меня. Зачем, Керм?

— Я оставил здесь кое-какие вещи. Я пришел забрать их.

— Так забирай. Кто тебе не дает? — Дорис перестала расчесываться и потянулась за губной помадой. — Ты знаешь, где они.

— Черт тебя возьми, дура!

На ее щеках выступили два маленьких розовых островка. Глаза смотрели с негодованием.

— Я должна была понять твой характер. Бешеный, как у сатаны. Всех, кто не похож на тебя, ты смешиваешь с грязью. Чем вообще я тебе обязана?

— Ты обязана мне больше, чем того стоишь!

Она смерила его взглядом с головы до ног, презрительный взгляд ее глаз остановился как раз где-то ниже пояса.

— Вас не так уж много, мистер Шальдер. В вас нет и половины того мужчины, которым вы себя считаете. Вы требуете компенсации. За что? Ты получал больше, чем давал.

Шальдера будто молнией пронзило и он застыл, ослепленный. Как сквозь туман до него доносились обрывки ее фраз:

— Керм!..

Пронзительный крик, в котором звучал страх, помог, ему избавиться от этой слепоты. Он оказался вдруг на полпути к ней, с поднятой рукой, сжатой в кулак. Внезапно туман в голове рассеялся. Дорис оказалась тесно прижатой к туалетному столику, одна рука ее вскинута кверху — она защищала свое лицо.

— Не подходи ко мне! — истерично закричала она. — Боже мой, зачем ты только пришел? Ты любишь нагонять страх на людей, да? Ты — желтопузик. Тебе доставляет удовольствие издеваться над девушками, я должна была это понять еще в первый раз, когда позволила тебе залезть в мою постель. Тебе, может быть, хочется быть мужчиной, но у тебя мозги набекрень!

— Не говори так! — сказал он. — Не говори так никогда, Дорис.

— Ты же знаешь, я завязала с тобой. Свои запросы я удовлетворю всегда и везде, и гораздо лучше, чем с тобой. Тебе пришлось сделать вид, что ты меня бросил, не правда ли? Ну что, неправда?

Ее злобный тон возмутил его.

— Кто он? — вскричал Шальдер.

Зазвенел звонок в дверь — два коротких, один длинный. Будто пароль.

Дорис вскочила. Он и не предполагал, что она может быть такой подвижной. Кермит преградил ей путь.

— Что, новый дружок?

— Не знаю, кто это. Дай мне пройти!

— Лгунья! — Он схватил ее за руку.

Она стала вырываться.

— Я буду кричать, — зашипела Дорис. — Ты хочешь, чтобы я закричала? Ты нарываешься на неприятности…

— Открой дверь, — согласился он и последовал за ней, ощупывая карманы в поисках сигареты.

Она открыла дверь — на них смотрел Джейсон Донахью. Это он привез Дорис на ту вечеринку, где она познакомилась с Шальдером. Джейсон хватил лишку, его устроили спать с лилией в руках, а Кермит отвез Дорис домой…

Сынок владельца «Событий в мире» прислонился к дверному косяку.

— Ну и ну, старик Шальди собственной персоной. Привет. Шальдер не уважал никого из семьи Донахью, и особенно — Викки и Джейсона. Но Лорен Донахью обеспечивал ему безбедное существование.

— Шпионишь за мной? — произнес в ответ Шальдер.

— Это ты шпионишь за мной и Дорис. — Донахью оторвался от двери. С его лица не сходила наглая и презрительная усмешка. Он был еще довольно молод, высокого роста, аристократической внешности. Но чего ему не хватало, так это осознания своей бессмысленной жизни.

Дорис стояла посреди комнаты, переводя взгляд с одного на другого. В ее глазах блестел интерес.

— Куда спешишь, Шальди? Давай поговорим о Дорис. — Джейсон подошел к ней и положил руку ей на ягодицы. — Лучшая постелька в Нью-Йорке.

— Джейс, — укоризненно взглянула на него Дорис. — Ну, что за разговоры.

Шальдер устало закрыл глаза, потом открыл их и сказал;

— Ну, хорошо, Джейсон… — и направился к двери. Джейсон преградил ему путь.

Шальдер понял, что Джейсон уже на взводе.

— Ты хочешь спровоцировать меня на скандал, Джейсон? Как же — сын Лорена Донахью!

— А ты — цыпленок, — глумливо заметил Джейсон. — Ты чертовски прав в том, что я — сын Лорена Донахью. Я могу заставить тебя прыгать сквозь кольцо. Прыгай! — вдруг заорал он.

Вспышка ярости, словно молния, снова ослепила Шальдера.

Почему его жизнь была полна разочарований? Сейчас он особенно ненавидел этого щенка, изливавшего на него потоки пьяного высокомерия, воплощая в себе всю мерзость, которой пропитан этот жалкий мир.

Будто сквозь туман он почувствовал как его ладонь со всего маху опустилась на щетку Джейсона.

— О, Боже мой! — Дорис с криком бросилась в спальню и захлопнула за собой дверь.

Шальдер потерял к ней интерес. Его внимание сконцентрировалось на противнике, зеленые глаза его излучали ледяной холод.

Джейсон метнулся к столику для коктейлей, где стояла массивная стеклянная пепельница. Но Шальдер одним прыжком оказался рядом, перехватив его руку, он заломил ее за спиной.

— Что такое ты и твоя шлюха? Она — ничтожество. Но ты и того меньше. Я презираю тебя!

— Ты, ублюдок, — зашипел Джейсон. — Я тебя прибью за это. Я вырву с корнем твой язык. От-пус-ти ме-ня!

Шальдер не двинулся с места. Он еще сильнее заломил руку Джейсона, тот завизжал и тяжело осел на пол.

— Не надо… я… не буду…

— Ты ничего не сделаешь Джейсон. Если ты скажешь отцу хоть слово… я изобью тебя до полусмерти. Ты слышишь меня, буржуазный дегенерат?

Шальдер пинком оттолкнул его.

— Что-нибудь не так, мистер Донахью? — вдруг послышалось за спиной.

Редактор стремительно обернулся. У двери стоял плечистый мужчина в черной униформе, с шоферской кепкой в руке. Но, присмотревшись, он понял, что это Рео Смит, верный Пятница Лорена Донахью.

— Ничего, все хорошо, Смит, — ответил Шальдер. Шофер не отрывал глаз от сына своего хозяина. Откашлявшись, он произнес:

— Мистер Донахью. Отец запретил вам появляться в этом месте.

— Ты шпионил за мной, — пробурчал Джейсон.

— Я делаю то, что приказывает мне ваш отец, сэр.

— Я как раз… как раз собирался уходить.

— Вы тоже, мистер Шальдер?

— Да, — ответил Шальдер.

На звук третьего голоса из спальни выглянула Дорис Фарлоу. Смит оскалил зубы.

— Не беспокойтесь, мисс, они вам больше не будут мешать. Донахью оказался у двери раньше Шальдера, извернувшись, он нанес ему удар кулаком в лицо. Редактор отшатнулся, но в следующую минуту уже колотил Джейсона, стараясь попасть по голове.

Смит подскочил к дерущимся, перехватил руку Шальдера, сжав ее у запястья так, что у того подогнулись колени.

— На вашем месте я бы не делал этого, мистер Шальдер: мистеру Донахью это не понравится.

Зеленые глаза Шальдера затуманились от бешенства.

— Уйди от меня, ты, обезьяна.

— Я не уйду до тех пор, пока не пообещаете хорошо себя вести.

— Он не смел меня тронуть, пока ты не нарисовался. Он знал…

— Он ничего не знал об этом, — Смит по-прежнему не отпускал его руку. — Вы обещаете хорошо себя вести, сэр?

— Да.

Смит отпустил его. Шальдер отошел, потирая запястье.

— Пойдемте, джентльмены.

С легкостью тренированного человека он выпроводил противников из квартиры, учтиво, но твердо пригласив их следовать за собой. Дорис Фарлоу следовала за ними на расстоянии. Она посмотрела, как они вошли в лифт. Слово, недостойное леди, сорвалось с ее уст.

Она спустилась по лестнице вестибюля как раз в тот момент, когда трое рассыпались на тротуаре в разные стороны. Джейсон запрыгнул в спортивный автомобиль. Шофер и Кермит Шальдер сели в большой, черного цвета «мерседес». Смит придержал Шальдеру дверь.

Когда обе машины отъехали, Дорис отошла от окна, взгляд ее случайно упал на почтовый ящик. Через несколько минут она была внизу с ключом от него. Открыв ящик, она обнаружила сложенный лист бумаги. Записка была написана от руки печатными буквами шариковой ручкой на листке из блокнота.

«Я не думаю, что они выйдут на тебя, — говорилось в записке. — Но тебе все же лучше исчезнуть на пару дней. Поезжай в „Америкэн-националь“ и остановись там под именем Долли Фаулер. Чемодан с собой не бери. Сложи в свою сумку только самое необходимое. Убедись, что за тобой нет хвоста. Если что-то случится, держись твердо. Не паникуй. Запомни, ты в безопасности, пока твой рот на замке. Я тебя скоро навещу. Вбей себе в голову, что это очень серьезно. Скоро у тебя будет столько бриллиантов, что ты сможешь играть ими в рулетку». Подписи не было. Дорис несколько раз перечитала последнюю фразу. Она действовала возбуждающе, как допинг.

Детектив второго ранга Майзенхаймер вышел в тот момент, когда Корригэн остановил полицейский кэб № 40. Майзенхаймер был высокого роста с густой копной густых волос и седыми усами, от его неизменной трубки тянулся дымный хвост. Он открыл дверь черного, ничем с виду не примечательного «форда», напичканного внутри полицейским оснащением.

Майзенхаймер кивком головы указал на жилое здание, стоявшее по другую сторону улицы.

— Там на третьем этаже живет женщина по имени Дорис Фарлоу. К ней приходили трое по одному, но вышли вместе. По всему видно, что между Шальдером и Донахью произошла потасовка. Старик Рео маневрировал между ними и в конце приказал разойтись в разные стороны.

— Продолжим наблюдение за Шальдером.

— Хорошо, капитан. Я оповестил все посты, за «мерседесом» установлена слежка. Наш парень тоже под колпаком. Я не выпущу его из поля зрения, где бы он не летал на своей ракете.

Корригэн направился к дому один. Приблизившись к подъезду, он огляделся. Неподалеку от него стояла женщина и внимательно вчитывалась в какую-то бумажку. Иногда она поднимала глаза и отсутствующим взглядом смотрела в пространство. Это была Дорис Фарлоу. Он никогда не встречал ее раньше, но интуиция подсказывала ему, что это она. Дорис вся состояла из изгибов и выпуклостей, аппетитно вырисовывавшихся под тканью одежды. Даже ее натурально рыжие волосы волновали воображение. И эта ямочка на подбородке, и кончик тонкого язычка — выглянет на секунду — и назад… Не удивительно, что Шальдер и Донахью-младший сцепились из-за нее.

Поднявшись на третий этаж, он снова увидел ее, открывающую ключом дверь в конце коридора.

— Мисс Фарлоу?

Она замерла, бросила через плечо взгляд на Корригэна.

— Вы кто? Что вам нужно?

На вид ей было лет двадцать пять.

— Меня зовут Корригэн. Я из полиции. Я хотел бы поговорить с вами, мисс Фарлоу. Я не займу у вас много времени.

— У меня в гостях еще никогда не было полицейского, — она принужденно улыбнулась.

— Ну вот, а теперь принимаете, мисс Фарлоу, — сказал Корригэн. — Вы давно знаете Кермита Шальдера?

— Кого? — встрепенулась она. — Около… двух месяцев. Мы познакомились на вечеринке. Джейсон Донахью привел меня. У мистера Шальдера неприятности?

Корригэн внимательно поглядел на нее своим глазом. Черная повязка придавала ему сходство с добродушным пиратом.

— Когда Шальдер представил вас Уолтеру Ингрэму?

— А?

— Уолтеру Ингрэму, — Корригэн повторил вопрос. — Ну, хорошо. У Ингрэма было другое имя. Генрих Фляйшель. Может быть оно напомнит вам кое-что?

Ресницы моментально захлопнулись. Корригэн внимательно смотрел на нее. Ресницы взметнулись вверх, обнаружив миру взгляд невинных глаз.

— Это имя мне незнакомо.

— Вынужден предупредить вас, мисс Фарлоу: вы делаете большую ошибку. Любой, кто знаком с этим именем, может сейчас оказаться в опасности. Мне бы не хотелось, чтобы продырявили вашу прекрасную головку.

— Я не знаю, что вы имеете в виду. — Она вскочила с дивана. — Вы действуете мне на нервы: врываетесь в мой дом, грозите, смотрите так, словно я что-то совершила.

Корригэн зажег сигарету и откинулся на спинку дивана. Взмахом головы Дорис убрала волосы, нависавшие на лицо, и подошла к бару. Когда она наливала себе бокал виски, руки у нее дрожали. Не поворачиваясь к нему, она одним глотком осушила бокал. От ее самоуверенности не осталось и следа.

— Извините, сэр. Я не хотела… Корригэн попытался вложить немного тепла в свою улыбку. Это сработало. Она смотрела на него так, будто видит его впервые, как женщина, увидевшая вдруг перед собой мужчину. Оценивающий взгляд скользнул по нему сверху вниз.

— Почему же вы ничего не говорите мне о Джейсоне Донахью?

— А что о нем говорить? — хрипло произнесла она. — Да, на девочек он тратился, будь здоров!

— Тогда зачем вы переключились на Шальдера?

— Из-за папаши Джейсона. — Она налила себе второй бокал и сделала большой глоток. — Эта тварь сказала, что даже не попробует откупиться от меня. Он просто пошлет ко мне двух мускулистых парней. Если они пару раз пройдутся по моему лицу, Джейсон больше не сможет смотреть на меня без содрогания. Вот что он мне сказал!

Корригэн внимательно наблюдал, как третий бокал благополучно последовал за первыми двумя. Внезапно она потеряла равновесие.

— Итак, вы дали Джейсону от ворот поворот? — спросил он.

— Послушайте, мистер, я была страшно напугана. И дело даже не в Джейсоне. При всех его деньгах мне уже становилось невмоготу терпеть его слюнтяйство. Он не может меня забыть, пороги обивает. Итак, мистер полисмен, вы вытрясли из меня все.

— Вы уверены, что не знаете человека под именем Уолтер Ингрэм или Генрих Фляйшель?

— Вы уже спрашивали меня об этом, хитроумный вы мой.

— Я спрашиваю еще раз.

— Вот что я вам скажу. Если моих ушей коснется упоминание об одном из этих имен, почему бы мне не порадовать вас, мистер полисмен, и не позвонить, но куда?

— Корригэн. Главное полицейское управление.

— Корригэн. Главное полицейское управление. Полицейский штаб?

— Да.

— Я запомню. Девушке всегда пригодится дружба с такими парнями, как вы, этого мне объяснять не надо. — Она подошла очень близко, узкие щелки глаз притягивали, как магнит.

— Да, конечно, пригодится, — поспешил ответить Корригэн и быстрым шагом вышел из комнаты.

Чак Баер вошел в вестибюль здания на Бродвее, где находился его офис. Дежурная девушка-администратор занималась тем, что раскладывала послеобеденную почту по полкам.

— Привет, мистер Баер. Как обычно?

— Блок, дорогая.

Девушка вынула блок любимых сигар Баера.

— Ну, кто теперь ваш клиент? Наверное, богатая вдовушка с Уолт Стрит?

— Нет, — в тон ей ответил Баер, — всего лишь дядюшка Сэм.

Он вышел из лифта, держа блок сигар под мышкой, обменялся приветствиями с мужчиной, пересекающим коридор с бумагами в руках. Где-то рядом, за дверью, строчила автоматная очередь печатной машинки. В коридоре, ведущем в пристройку, было тихо. Баер взял блок в руку, вынул ключ, открыл дверь своего кабинета — и застыл, оцепенев.

Весь его офис был перевернут вверх дном. Пол усеян бумагами, вытряхнутыми из ящиков стола и из взломанного бюро. Картины сорваны со стен, вероятно, искали сейф-тайник. Стулья перевернуты, «гости», по всей вероятности, изучали их снизу, ковры на стенах изрезаны ножом. При виде этого погрома Баер зарычал. По натуре он был человеком добродушным, но сейчас в нем проснулся зверь.

— Ах, ты, мерзавец! — громко заорал он. — Ну, погоди, если я доберусь…

Ему не удалось закончить фразу. Краешком глаза он уловил какое-то движение, но было уже поздно. Мощный удар болванки сбил его с ног. Опускаясь на колени, он с трудом повернул голову. Сквозь кровавый туман он едва различил фигуру человека, нечетко вырисовывались контуры белого пятна на том месте, где должно быть его лицо.

Ощутив приближение второго удара, он едва успел уклониться в сторону. Удар пришелся по плечу, чуть задев голову. Охваченный яростью, он попытался встать на ноги. «Или подняться самому, или сбить с ног этого негодяя, — стучало у него в висках. — Неважно, кто он, добраться бы до горла».

Баеру не удалось ни то, ни другое. Бандит поддел ногой ворох бумаги, и дверь за ним захлопнулась. Он ушел.

Какое-то время Баер не мог прийти в себя. Он лежал на полу, страдая от боли. «Это будет мне уроком, — подумал Баер. — Научит меня, входя в комнату, оглядываться. Об этом знает каждый желторотый новичок».

Он подполз к столу, собрав силы, подтянулся и шлепнулся грудью на крышку стола. Шаря руками в поисках телефона, нечаянно сбил с него трубку.

И несмотря на невеселую ситуацию, в которую попал, Баер вдруг неожиданно расхохотался. Хоть убей, он не мог вспомнить номер телефона Тима Корригэна.

Ярко-красного цвета «сандерберд» с откидным верхом припарковался перед домом, в котором Корригэн коротал свою холостяцкую жизнь.

«Викторина Донахью», — усмехнулся Корригэн, уткнувшись носом служебной «сороковки» в задний бампер «сандерберда». Викки вышла из машины и встретила Корригэна на тротуаре.

— Эй, привет! — Она послала ему навстречу свою обворожительную улыбку. Легкий ветерок трогал ее платье, по фасону которого можно было судить о стоимости.

— Или у вас говорят: «Весь добрый день к Вашим услугам». А, капитан Корригэн?

— Это зависит от времени дня, мисс Донахью. Что привело вас сюда, в эту часть города? Это ведь довольно далеко от поместий Лонг Айленда.

— Вы считаете меня бесполезной куклой? — она надула свои влажные красные губки.

Глаз Корригэна скользнул по фигуре Викторины.

— Я бы не сказал, что вы ни на что не годитесь.

Она вложила свою руку в его ладонь.

— Ну, тогда ты сказал более, чем достаточно. Я люблю лесть, если она исходит от настоящего мужчины, а не от плоских сопляков, как Джейсон, с которым я выросла. Ей-богу!

Она потрогала его крепкие, как камень, бицепсы.

— Если это не просто видимость, создаваемая некоторыми неудачниками, накачивающими себя штангой.

— Ты искушаешь меня в желании предложить это проверить, — сказал Корригэн. — Ты — редкая красотка.

— А ты никогда не поддаешься искушению?

— Нет, — ответил Корригэн, — если я на службе.

— А, все равно, — махнула рукой Викки Донахью, — я могу это сделать прямо сейчас.

— Что сделать?

— Проверить.

Корригэн открыл входную дверь и посторонился, пропуская ее.

— Я думаю, тебе интересно, чем занимается полицейский в свободное от работы время, — улыбнулся Корригэн.

— А у тебя и мозги есть.

— Они у меня с рождения, — ответил он скромно.

Они вошли в лифт. Корригэн нажал на кнопку.

— Ну вот, — сказала Викки, — мне все же интересно, что с моим папашей. Папа — это «События в мире» и наоборот; я не хочу, чтобы что-то случилось с кем-нибудь из них.

— Конечно.

Наметанным взглядом девушка окинула жилище холостяка. Мебель отличалась надежностью, как и ее хозяин. Над воображаемым камином висел стеллаж с коллекцией оружия — его хобби. Камин всегда вызывал у Корригэна ностальгию, он любил камин, но закон об аренде многоквартирных зданий запрещал его иметь. Портативный телевизор, стереопроигрыватель, коротковолновое радио — все расставлено в настенных нишах, а среди этого — маленький встроенный бар. Кабинет был заставлен сувенирами, напоминающими о корейской войне. Тут же лежал кусочек шрапнели, выбившей ему глаз.

— Мне здесь нравится, — сказала Викки.

— Садись. Что будешь пить?

— Все равно. Но если у тебя есть шотландское виски, налей.

Он вышел в кухню за льдом. Когда вытряхивал кубики из формы, наблюдал за Викки через дверной проем. Она стояла у стереопроигрывателя, просматривая его коллекцию пластинок, в которой было все — от блюзов до Моцарта.

Его интересовало, насколько истинной была ее забота об отце. Викки жила в мире, принадлежавшем Донахью. Корригэн сомневался в ее способности предполагать, что этот мир может быть разрушен.

Он принес в комнату ведерко со льдом, приготовил виски на двоих.

— Ты любишь Моцарта, — сказала Викки. Это звучало почти как упрек.

— Да, он — одна из моих тайных порочных страстей.

— Полицейский, любящий Моцарта! Что за чудеса? — Она подняла бокал: — За самого забавного парня, которого я только знаю.

— За меня?

— За кого же еще? — ответила она. Забавный…

— Забавный, как на последней страничке журнала или как на первой?

— Как на первой, сэр.

Потом она уселась на диван и поджала под себя ноги. Ноги у нее были великолепные.

— Ты уже пронюхал что-нибудь о связи моего папочки с Уолтером Ингрэмом?

— Кто кого допрашивает? — спросил, улыбаясь, Корригэн.

— Ты же не думаешь, в самом деле, что мой отец мог иметь что-то общее с человеком, выпрыгнувшем из окна отеля. Не правда ли?

— Почему?

— Мой отец? — она откинула голову назад и весело рассмеялась. — Он прямо настоящий Уолтер Митти.

— Уолтер Митти, — сухо сказал Корригэн, — страдал манией величия.

— Ну вот, как раз она одна и осталась — мания.

— Твой отец достаточно вынослив, чтобы управлять одним из самых влиятельных издательств в мире.

— Ну вот еще, это происходит само по себе. Почти автоматически, — она взмахнула бокалом, будто отгоняя от себя эти мысли, — мой папочка был отлит в форму своего отца, моего деда, а дед, в свою очередь, в форму моего прадеда в те золотые времена.

— А как насчет твоего брата Джейсона?

— А что?

— Ему как будто удалось избежать этой формы?

Она покрутила бокал, прислушиваясь к мелодии льда, бьющегося об стекло.

— Может быть, форма уже стерлась. А может, отец не хочет втягивать Джейсона в это дело. В любом случае, какое это имеет значение? И Джейсону, и мне не стоит беспокоиться. «События в мире» — это огромный, жирный, самовоспроизводящийся гигант.

— К которому липнут все пиявки, — заметил Корригэн.

Она нахмурилась.

— Ты намекаешь на брата и меня?

— Я говорю о работающих пиявках, — сказал Корригэн.

— Спасибо тебе, капитан.

— Конечно, нашествие работающих пиявок не обязательно должно стать губительным. Их всегда можно отодрать и раздавить. Если сделать это вовремя.

— Я не понимаю, о ком ты говоришь?

— Не понимаешь?

— Ты же не имеешь в виду Кермита Шальдера?

— Ты слишком проницательна, — сказал Корригэн. — Что заставляет тебя думать, что я имел в виду именно Шальдера?

— Мы, женщины, обладаем особым чутьем, дорогой Ватсон.

Но Корригэн был настроен серьезно.

— Пресса — не мое призвание, мисс Донахью. — Но меня, как и остальные 60 миллионов обычных людей, «События в мире» сопровождали всю жизнь. Каюсь перед вашими людьми из отдела распространения, я не читаю каждый выпуск, но и то, что мне удается просмотреть, меня просто удивляет. Нет уже и в помине той остроты, которая когда-то отличала это издание от всех остальных. Мне кажется, издание стало каким-то мягкотелым. Или лучше сказать — сентиментальным. Раньше — пять-десять лет назад — журнал жег каленым железом… — Он пожал плечами, — ради тебя я бы хотел ошибаться.

— О, не переживай за меня, — сказала Викки. — Я не пропаду в этом мире. Мой дед позаботился об этом. Он любил щекотать мой животик и приговаривал при этом: «Ты — моя любимая внучка».

— Еще бы, — усмехнулся Корригэн. — Между прочим, откуда взялся сам Кермит Шальдер?

— О, боже, я не знаю. Из какого-то колледжа, что ли. Потерял работу преподавателя. Зачем мне говорить о нем?

— Я не знаю, — сознался он. — Я еще ничего не знаю. Но Шальдер, возможно, коммунист. Если это так, он опасен. Он занимает могущественное, стратегической важности, редакторское кресло.

— Коммунист? В «Событиях в мире»? — она снова засмеялась. Но видя, что Корригэн не поддерживает ее, перестала смеяться и бросила на него серьезный взгляд:

— Что натолкнуло тебя на эту мысль, Тим? Ты не против, если я буду звать тебя Тим?

— Нет.

— А ты зови меня Викки. И ответь на мой вопрос.

Его так и подмывало сказать: «Уолтер Ингрэм в действительности был красным по имени Генрих Фляйшель, он изменил партии, и ему не повезло. Не повезло после того, как Шальдер ответил на звонок из отеля „Америкэн-националь“…»

Но вместо этого он сказал:

— Я прочел кое-что из его работ.

— А, это. Ну да, он, конечно, ультралиберал. Папа частенько вызывает его на ковер по поводу некоторых статей. Ну и что? Подойди ко мне, Тим.

Он подошел к дивану и сел рядом с ней, там, где она пошлепала ручкой.

— Он может принести очень много вреда, Викки. А может, уже и принес. Я не отношусь к тем, кто ратует за горячую войну с коммунизмом — с водородными бомбами на вооружении, — но и не советую закрывать на это глаза. Красная пропаганда уже распространилась и на науку. Если мы ослабим бдительность, они смогут промывать нам мозги, как только захотят. Именно русские изобрели и опробовали на себе теорию условного рефлекса. А еще есть такие, как Мао, с его идеей современной партизанской войны — то, с чем мы до сих пор не научились справляться… Мао, которого ваш редактор Кермит Шальдер так хорошо понимает…

— Тим, — прошептала она.

Пустой бокал выскользнул из рук Викки и покатился по полу. Она забрала бокал у Корригэна и поставила его на столик для коктейля. Потом откинулась назад и обвила своими руками его шею.

— Я пришла сюда не за тем, чтобы прослушать лекцию на политическую тему. — Ее стройное тело вплотную прижалось к нему. Кончиками пальцев Викки взъерошила волосы у него на затылке.

— Давай займемся любовью.

— Зачем? У тебя раньше никогда не было мужчины с одним глазом? — спросил Корригэн.

Она уставилась на него. Корригэн взял со стола бокал с остатками виски и осушил его.

— Кроме всего прочего, я еще и на работе… — Он подошел к бару, снова наполнил бокалы и протянул ей.

— Слушай, Викки, — он поставил свой бокал и, пронзая ее сверху вниз своим карим глазом, заговорил: — Я расследую дело об убийстве. Я не люблю, когда убивают, я родился с неприятием жестокости. Уолтер Ингрэм погиб, и я хочу узнать, кто его вытолкнул из окна. Насколько я знаю, этим человеком может быть один из Донахью. Ты — тоже Донахью. Когда все это закончится и окажется, что никто из вашей семьи не причастен к делу, и если у меня будет настроение, я буду рад показать тебе, на что способен одноглазый мужчина в постели. Другими словами, я принимаю вызов.

— Ах ты, ублюдок! Ты никогда больше меня не получишь!

— По крайней мере, — философски заметил Корригэн, — обоюдной будет хотя бы эта потеря.

Это замечание изменило ситуацию. Викки захихикала, Корригэн рассмеялся. Она спрыгнула с дивана и обняв руками за шею, поцеловала.

— До этого момента я всего лишь хотела тебя, — сказала Викки, — а теперь ты мне нравишься. Мне обычно не нравятся мужчины, с которыми я это делаю. О, звонок!

— Спасен телефонным звонком, — ухмыльнулся Корригэн. Он убрал ее руки со своей шеи, вошел в спальню и поднял трубку телефона, стоящего на прикроватной тумбочке.

— Я попал в переплет. — Корригэн с трудом узнал голос Баера.

— Потерпи, Чак. Сейчас я пошлю к тебе доктора и парней с патрульной машиной на случай, если эта скотина вздумает возвратиться, дабы продолжить свои упражнения.

— Спасибо, Тим.

Корригэн набрал номер управления, отдал распоряжения и положил трубку. Выходя из спальни, он увидел Викки, стоящую у двери.

— Я не могла удержаться, чтобы не подслушать, Тим. По-видимому, с кем-то случилась беда.

— Ты права. С Чаком Баером.

— А, это тот огромный безобразный детина, который был с тобой в конторе моего отца.

— Да, это он. Какой-то силач отделал его в его собственном офисе. Извини, Викки, но мне надо к нему.

Когда они вдвоем вышли на улицу, девушка демонстративно проигнорировала свой «сандерберд» и вскочила в «сороковку».

— Э, ты что делаешь?

— Еду с тобой.

— Это работа, Викки.

— И Донахью завязли в ней по самую шею. Ты сам мне это сказал.

— Викки, у меня нет времени спорить…

— Тогда жми на газ…

Чак сидел на своей служебной кушетке, а обладатель медицинской ученой степени обрабатывал его кровоточащие раны.

— С вашей конституцией, мистер Баер, следовало бы послать за ветеринаром.

Баер оскалился:

— Я — потомок древней ветви муллов, доктор.

— Все же вам следовало бы обратиться в больницу для более тщательной обработки.

— И вытеснить из постели парня, который действительно болен?

— Баер встал на ноги, поиграл мускулами: — Со мной все в порядке.

— Одевайтесь, — доктор захлопнул свой чемоданчик. — Но запомните: головокружение или тошнота свидетельствуют о сотрясении мозга.

Он осмотрелся: в этом кабинете, занимающем угол здания, все пришло в движение. Специалисты из технической лаборатории суетились в поисках отпечатков пальцев; то и дело холодным светом взрывались вспышки фотоаппаратов. Доктор скользнул взглядом по фигуре Викки.

— Ну что, с ним все в порядке? — спросил Корригэн.

— Если вашего друга ударить топором, — сказал доктор, — то лезвие тут же затупится. Конечно, мой осмотр был поверхностным. Кто-то должен присматривать за ним двадцать четыре часа.

Викки бросила на Корригэна смешливый взгляд и в следующий момент уже повернулась к Чаку Баеру:

— Одно из моих бесчисленных достоинств, мистер Баер — это умение обходиться с маленькими детьми и большими животными.

— О, это я! — воодушевился Баер. — Гав-гав, — сорвалось с его губ, и тут же взгляд перебросил на Корригэна. Тот усмехнулся: Баер, наверное, думает, будто между ним и Викки существует некто третий.

Между тем потерпевший неуверенно направился к Викки, беспомощно спотыкаясь и натыкаясь на стулья; он схватил своей огромной рукой ее тонкие плечи.

— Ну, давай пойдем, сестричка, позаботься о своем больном тигренке.

Викки Донахью помогла ему опуститься на кушетку. Он плюхнулся на нее, издав громкий стон. Викки уселась рядом и принялась поглаживать Баеру лоб. Он закрыл глаза, довольно оскалив зубы. Корригэн глянул на работающих в комнате лаборантов.

— Что-нибудь нашли, Сэкстон? Сэкстон, дактилоскопист, в этот момент выпрямился — он только что осматривал дверь.

— Не много, Том.

— Этот парень был профи, я тебе говорю, — отозвался Баер, поднимая свою уродливую голову с плеча Викки. — Свидетельство тому — замок. Любитель смог бы попасть вовнутрь, только взломав его. Или выбив стеклянную панель в двери.

Корригэн кивнул.

— Чак, ты уверен в том, что не встречал его раньше?

Корригэн искоса посмотрел на Викки, обнимавшую плечо Баера.

Она, высунув свой язычок, спросила:

— А ты не можешь описать его, Чак?

— Это исключено. Все, что мне удалось запомнить — это полное отсутствие всяких ощущений после удара по черепу.

— Да, очень плохо.

— Говорю вам, это был профи. Когда он услышал звук вставляемого в дверь ключа, он притаился и стал ждать, чтобы незаметно выйти и бахнуть меня по голове.

Корригэн еще раз окинул взором погром в кабинете. Незнакомец не имеет отношения к старым делам Чака… Значит, случай новый? И этот случай легко выстраивается в логическую цепь: телефонный звонок Генриха Фляйшеля, то бишь Уолтера Ингрэма, пытающегося выйти на Чака для какого-то разговора; следствием этого звонка явилось убийство Фляйшеля, которое, в свою очередь, повлекло за собой обыск у Чака.

— Твой пришелец был озабочен, Чак, — произнес Корригэн. — Ему нужно было знать, как далеко Фляйшель зашел в контактах с тобой, ограничилось ли ваше общение одним телефонным звонком.

Викки подняла голову и поцеловала кончик расплющенного носа Баера.

— Этот компьютер, очевидно, желает остаться с тобой с глазу на глаз, тигренок. Я буду ждать тебя у выхода.

— Мне нужна зацепка, Тим. А у тебя в голове всегда сидит какая-нибудь идея. Я тебя знаю.

— Может, и сидит, — ответил Корригэн.

— Так кто же он?

— Не он, а она. Девушка по имени Дорис Фарлоу.

Легкий бриз с Атлантики гулял по Лонг-Айленду. Дорога на Брендивайн напоминала туннель проложенный сквозь гущу теней, отбрасываемых бесконечными рядами старых гигантский кленов. Лунный свет, пробивающийся сквозь пышную листву деревьев, создавал картину пенистого морского прибоя.

Корригэн вырулил из туннеля на открытое пространство; дорога потянулась вдоль английских парков и лужаек. Хотя Корригэн был готов ко всему, однако увиденное превзошло все его ожидания. Он был восхищен архитектурой имения Донахью: шпили, башни, каменные балконы. Подкатив «сороковку» на бетонную стоянку перед входом, непроизвольно съежился, ожидая окрика часового из-за зубчатой стены, и не удивился бы, если бы это действительно произошло.

Корригэн из ресторанчика, в котором обедал, заранее предупредил семейство Донахью о своем визите. Массивный дверной молоток несколько раз ударился об огромную входную дверь, она открылась с плавностью банковского сейфа. Корригэн назвал себя высокому седовласому дворецкому.

— Сюда, сэр. Миссис Донахью ждет Вас.

Фелиция Донахью ждала Корригэна в длинной гостиной, подавляющей пышностью роскошных ковров, массивной итальянской мебели, парчи, высоких, в рост человека, канделябров, драпировки портьер, напоминающей пластины кованого золота. Потом все его внимание переключилось на жену издателя. Она стояла у высокого окна, служившего одновременно дверью, ведущей в парк. Дверь была открыта, Корригэн уловил запах роз.

Миссис Донахью двинулась навстречу.

— Добрый вечер, капитан Корригэн.

— Надеюсь, я не помешал вам, миссис Донахью.

— Вовсе нет.

Корригэн смотрел на нее: гладкий лоб с волосами цвета меди, уложенными в высокую прическу; кобальтовые глаза на алюминиевом лице; стройная фигура. Это холодное изваяние было окутано полупрозрачным голубым платьем. Корригэн вежливо отказался от предложения выпить. Миссис Донахью села в одно из кресел, обтянутых парчой.

— Итак, вы предпочитаете сразу перейти к делу, капитан. Это и мой метод. Что привело вас сюда?

— Мистер Донахью уже приехал?

— Нет. Я в общем-то и не уверена, придет ли он сегодня. Иногда он ночует в городе, если задерживается допоздна. «С обольстительной беженкой, — подумал Корригэн. — Интересно, знает ли эта женщина, на чьей кровати он спит?» Ее лицо было бесстрастно, но похоже, она прочла его мысли.

— Вы не знаете, где может проводить ночь мой муж, капитан? Думаю, что знаете. И чтобы вы не думали обо мне, как о законченной идиотке, — ее зовут Кармелита.

— Откуда такие сведения, миссис Донахью?

— Вы не пришли бы сюда к Лорену, предварительно не собрав о нем сведений. А что касается того, откуда я это знаю… Нас нельзя назвать гармоничной парой. Если бы я не узнала о Кармелите Соролья сама, то мои пасынки указали бы мне нужное направление. Эти молодые люди не из приятных. Хотя я уверена, что и меня они не считают приятной мачехой.

Вдруг в их разговор вмешался мужской голос.

— Это все потому, что ты не на своем месте, Фелиция, — слишком молода для старика и слишком стара для молодого.

Перед Корригэном вырос высокий худой парень.

— Капитан, это — Джейсон Донахью.

Казалось, она представила совершенно чужого для нее человека. Джейсон не подал руки Корригэну, а капитан почувствовал запах перегара.

— Это тот парень, который все вынюхивает у отца, как этот чудак Ингрэм выпал из окна гостиницы? Я слышал о вас, капитан. Кларенс! — закричал он.

Появился дворецкий.

— Двойной виски.

— Да, мистер Донахью.

— Только не хитри, Кларенс. Я уже устал от того, что ты пытаешься сохранить меня в трезвости, разбавляя виски водой.

— Да, мистер Донахью, — дворецкий исчез.

Дейсон плюхнулся в огромное резное кресло.

— Ну, продолжайте! Оба! И не позволяйте наследнику Донахью прерывать хозяйку дома, — съязвил пасынок.

«А он боится Фелиции», — подумал Корригэн.

Дворецкий появился с виски на золотом подносе, поставил его и снова исчез. Хозяйка Брендивайна пристально наблюдала за жадными глазами Джейсона.

— Кстати, Джейсон, ты видел сегодня своего отца?

— Да, мы общались пару минут.

— Как ты попал домой?

— Смитт привез меня. Добрый старый Рео-спаситель. Он…

— Рео Смитт спасал тебя в квартире Дорис Фарлоу? — вдруг спросил Корригэн.

Рука Джейсона, державшая стакан, дрогнула.

— Что заставляет тебя так думать, парень?

— Мы встретились с мисс Фарлоу, фактически, я имел с ней беседу еще до того, как стерся след твоей машины.

Фелиция бросила на Джейсона каменный взгляд:

— А вот это я обязательно расскажу твоему отцу! Он предупреждал тебя, чтобы ты держался подальше от этой женщины.

Джейсон направил на нее палец, словно ствол пистолета.

— Ты лучше не вмешивайся в это! Ты, как змея, ни на минуту не перестаешь вливать свой яд в уши моего отца! Черт! Мне нечего скрывать, разве что только от своего отца, а он об этом тоже довольно скоро услышит. — Он кинул недобрый взгляд на Фелицию.

— Кермит Шальдер был у Дорис в тот момент, когда я вошел. У них была размолвка…

— Почему?

— Шальдер иногда становится просто бешеным от ревности. Когда я туда зарулил, он уже был на взводе, а увидев меня, взорвался и стал куражиться. Я, конечно, справился бы с ним, для этого мне не нужен был Смитти.

«Как бы не так», — подумал Корригэн. А вслух произнес:

— Вы с Дорис возобновляли отношения после того, как они прерывались?

— Я пытаюсь их поддерживать, — вызывающе заявил Джейсон. — Только она пугается, когда я к ней прихожу. Даже Шальдер должен знать о том, что ко мне он может не ревновать.

— Ты думаешь, ему следует направить свою ревность в другую сторону?

Джейсон швырнул свой пустой стакан на пол рядом с креслом.

Стакан разбился вдребезги.

— Шальдер выслеживал меня, вместо того чтобы искать соперника на стороне.

— Не проходил ли в ее хит-параде человек по имени Уолтер Ингрэм? Или человек по имени Генрих Фляйшель?

Молодой Донахью рассмеялся.

— Нет, вы меня не впутаете в эту вашу кутерьму с Ингрэмом. Никогда в жизни не видел такого парня. А этот Генрих, как его?..

— Фляйшель.

Джейсон оторвался от кресла.

— Никогда не слыхал, капитан. Мне нужно подзаправиться еще одним глотком. Я приготовлю виски сам — Кларенс слишком ловко орудует с водой.

Фелиция посмотрела вслед удаляющемуся пасынку:

— Что вас заставляет думать, что я знала Уолтера Ингрэма? — Она загасила сигарету.

— Я думаю, вы знаете обо всем, что происходит в «Событиях в мире».

— У меня есть там свой кабинет. Я пользуюсь им более или менее регулярно. К сожалению, меня не было на месте, когда вы звонили.

Она встала и проплыла к окнам. У нее были такие великолепные ягодицы, каких Корригэн не встречал уже давно. Повернувшись к нему, Фелиция спросила:

— Что говорил вам Лорен об Уолтере Ингрэме?

— Абсолютно ничего.

— Но вы на этом не остановитесь?

— Нет, мадам.

У нее вырвался короткий нервный смешок:

— Можно мне купить билет на матч, когда над Лореном будет бить гонг? Я буду наслаждаться этой сценой.

— Вы можете и сами попасть на ринг, миссис Донахью, и не в качестве судьи, — заметил Корригэн.

— Никогда, никогда не пытайтесь запугать меня, капитан, — голос ее был мягок и вкрадчив. — Это меня злит. А если я зла, то выпускаю когти. Итак, мой муж делал вид, что не знает Ингрэма?

— Он уходил от ответа, — кивнул Корригэн. — Но это было утром. А с тех пор я успел подкрутить пару гаек.

Она перешла к длинному столу во флорентийском стиле. Ее безупречной формы руки сновали от стебелька к бутону, переставляя цветы в вазе.

— В этом весь Лорен. Он избегает неприятностей до тех пор, пока ему удается оттягивать нежелательные для него объяснения.

— В таком деле, как ваше, это самый надежный способ, — сказал Корригэн. — Кстати, настоящее имя Ингрэма — Генрих Фляйшель.

— Правда? — она отступила назад, чтобы получше рассмотреть композицию. — Вы не теряли время зря, капитан.

— Он проник сюда через железный занавес с мирной делегацией при первом же удобном случае. Ему удалось вырваться…

— Смелый малый…

— Но коммунисты узнали об этом. — Корригэн не сводил с нее глаз.

— Боже! Тяжелый случай для смелого малого.

— Я пытался прочесть его мысли еще до того, как глаза его закрылись, — сказал Корригэн. — Он думал: «Я влип, миссис Донахью, в чужой стране, где сожжение на костре будет самым легким наказанием».

— Вам пора бежать, мистер Фляйшель, — пробормотала она.

— Ну, а куда вы предложили мне, то бишь Фляйшелю бежать?

— В Аргентину, Занзибар, Южный Уэльс. Туда, где можно скрыться. В мире полно таких мест.

— А как я доберусь туда? На попутных?

— Может быть, вы сможете что-то продать, мистер Фляйшель.

— Ну, скажем, микрофильм? Запись аварий на советских космических кораблях?

Она даже бровью не повела. Значит, он был прав.

— Русские, конечно, держали такие документы в полном секрете. Эта пленка — сенсация!

Фелиция Донахью препроводила один цветок в высокую урну.

— Человеку в его положении некогда торговаться, — проговорила она.

— Вы правы, миссис Донахью. Поэтому он идет к самому крупному и щедрому заказчику, который разросся до гигантских размеров на блюдах международных сплетен.

— Вы имеете в виду «События в мире»?

— Что же еще? Не думайте, что я играю вслепую, миссис Донахью. За час до своей смерти Фляйшель звонил в главную контору вашего мужа.

— У нас нет этой пленки, капитан.

— Давайте сделаем вид, что я вам верю, миссис Донахью. Если у вас ее нет, то кто опередил вас?

— Я не знаю.

Вдруг где-то там, в темноте, раздался выстрел… Корригэн бросился к Фелиции Донахью. Она невольно отпрянула, но сильная рука уже тащила ее прочь от окна. Женщина споткнулась, а рука Корригэна обвилась вокруг ее талии. Он упал, прикрывая ее своим телом.

— Что вы себе позволяете? Уйдите от меня!

— Миссис Донахью, прекратите! Вы что, думаете, я пытался напасть на вас?

— Вы набросились на меня, — задыхалась она, отбиваясь от него всем телом. — С вас не только снимут ваши погоны и полицейский значок, но и отправят в тюрьму!

— За что? За то, что я спас вас от пули в живот.

— Пули? — спросила она.

— Да, от пули. Или вы думаете, что там, за окном, просто птичка крылом взмахнула? А теперь, будьте добры, не вставайте. Как только ваша голова выглянет из-за спинки кресла — у вас тут же вылетят мозги.

Она снова присела на корточки, не сводя с него глаз. Корригэн вытащил револьвер, взвел курок и пригнулся.

— Оставайтесь здесь и не двигайтесь, пожалуйста. Одним прыжком он отделился от кресла и нырнул под защиту флорентийского стола. Затем — к огромной бронзовой урне, потом — к тяжелому книжному шкафу. Выдержав паузу, чтобы отдышаться, лег на живот и пополз к одному из окон. Там спрятался в складках тяжелой бархатной портьеры. Выбрал момент, осмотрел гостиную, — Фелиции Донахью не было видно за креслом. Интересно, слышали ли Джейсон и дворецкий ее крики? Во всяком случае, никто из них не подал и звука. На противоположной от него стене висело большое зеркало. Корригэн на глаз измерил положение треугольника: три прямых линии. Расположение углов было в его пользу. Если незнакомец с улицы смотрел в зеркало, то та часть комнаты, где он стоял, не попадала в поле его зрения. Он сделал глубокий вдох, и, не колеблясь, бросился прямо в окно. Припав к полу на террасе, быстро осмотрелся вокруг. Затем перескочил через баллюстраду и, пригнувшись, перебежал через боковой газон. Остановившись в тени олеандра, прислушался, но ничего подозрительного не заметил. Не снимая палец с курка, Корригэн направился вглубь парка мимо самшитовой изгороди, розовых кустов. Он уже удалился на пятьсот футов от главного особняка, как вдруг услышал лай собаки. Это была немецкая овчарка. Огромный зверь в лунном свете напоминал медведя; глаза горели желтым светом, клыки обнажены. Пес зарычал, весь подобрался и бросился на него, Корригэн отшатнулся в сторону, и когти собаки едва коснулись его плеча. Не удержав равновесия, он упал на колено, но тут же, перевернувшись через голову, вскочил на ноги. Пес метался вокруг Корригэна. Он едва успевал поворачиваться за ним, рука на револьвере стала влажной.

— Назад, дружище, — тихо проговорил Корригэн. — Спокойно.

Он приготовился стрелять.

И в этот момент из темноты раздался чей-то голос:

— Лансло, нельзя! — Пес замер. — Эй, вы там, не двигайтесь! Один миг — и собака перегрызет вам горло!

Корригэн не шевелился, направив дуло револьвера в массивную грудь собаки. Краешком глаза он наблюдал за грузной тенью мужчины, неторопливо приближающегося к нему. Тот шел вдоль ряда уходящих в небо тополей. Когда лунный свет осветил его, полицейский увидел, что в руках незнакомца болтается револьвер тридцатого калибра.

— Рео… — тихо вымолвил Корригэн.

— Кто это, черт побери? — Шаг незнакомца ускорился.

— Это Корригэн. Убери этого дьявола отсюда, пока я не всадил в него пулю.

— Ну и ну, черт меня побери! Смирно, дружок, смирно!

Собака задрожала, роняя слюну.

— Он хочет меня сожрать, — сказал Корригэн, не глядя на Рео Смитта. — Ты уберешь его отсюда?

— Не стреляй, Тим, — подошел шофер Лорена Донахью. — Назад, Лансло, назад!

Лансло выглядел разочарованным. Жалобно скуля, он растворился в темноте. Корригэн облегченно вздохнул. При лунном свете бывший полицейский выглядел мертвенно-бледным.

— Боже мой, капитан, мы могли убить друг друга.

— Если бы твой пес не загрыз меня раньше. Кто тут пускал фейерверки из дробовика?

— Ты меня спрашиваешь? — Смит вытер лоб рукавом. Я как раз дремал наверху, в своей комнате над гаражом. Окна были открыты, веял легкий ветерок, вдруг слышу, что кто-то крадется за окнами. Я встал и выглянул наружу. Какой-то тип быстрыми шагами удалялся от главного особняка, как будто куда-то очень спешил. Я окликнул его, но он скрылся из виду. Тогда я схватил штаны, ботинки, револьвер и выскочил за ним. По-моему он нырнул вон в те деревья. Там начинаются охотничьи угодья. Вообще-то ими не пользуются, Донахью не любят стрельбы. Но дробовики висят в охотничьем домике.

— Пойдем, посмотрим!

Они бегом пустились в том направлении, которое указал Смит.

— Ублюдок выстрелил в меня почти наугад, — прошипел шофер сквозь зубы. — Мне повезло: пуля отскочила от ствола и врезалась в землю. Я отпрыгнул назад и спрятался за деревом. Меня больше никакими пряниками не заманишь в темноту, Тим. Лорен Донахью платит гораздо больше, чем когда-либо платило управление, но и у него нет таких денег, чтобы заставить меня исполнять акробатические трюки, гоняясь в темноте за парнем с дробовиком.

Они шли между деревьями. Перед взором простирались широкое поле неровно сжатой ржи. Корригэн различил контуры охотничьего домика, низкого деревянного заборчика, отделявшего дозорный пункт от угодий.

— Тихо, как в церкви. Мы его упустили, Тим.

— Боюсь, что ты прав, — Корригэн пристально разглядывал ландшафт. — Что там, за этим лесом?

— Шоссе. Примерно с полмили.

— Ты бы лучше пошел сейчас и доложил все мисс Донахью. Она сидит там, спрятавшись за креслом.

— А ты не пойдешь со мной? — поинтересовался Смит.

— Нет, я возвращаюсь в город. Зайду в управление, сообщу о нападении. Возможно, обнаружатся кое-какие отпечатки пальцев.

— Тим… — Смит откашлялся. — Мне чертовски жаль… насчет собаки.

— Забудь это, Смит, — сказал Корригэн. — Она выполняла свой долг. Только и всего.

Пять часов утра. Дорис Фарлоу очнулась на гостиничной кровати: сидела и ловила ртом воздух, после кошмарного сна. И вдруг звонок, потом еще один. Это был не сон. Прикосновение к холодному аппарату успокоило ее. Она схватила трубку:

— Да?

— Дорис?

Знакомый голос принес ей облегчение.

— Привет! Да, это я. Я прекрасно устроилась в отеле. Зарегистрировалась под именем Долли Фаулер, как ты мне посоветовал в записке. Пальцы ее вдруг судорожно сжали трубку.

— Почему ты мне звонишь в это время? Они напали на мой след?

— Ну и что, что рано? Мы ведь с тобой часто развлекались именно в это время, не правда ли, детка?

Тыльной стороной свободной ладони она вытерла влажное ухо.

— Я хочу, чтобы ты знала: все находится под контролем. Что от тебя требуется, так это не терять присутствие духа. Впрочем, я позвонил именно потому, что сейчас все спят.

— Откуда ты звонишь?

— Из телефонной будки в круглосуточной аптеке. Рядом с тобой. Слушай, у меня есть немного времени, я поднимусь к тебе. Ты не возражаешь, детка?

— О, да, конечно! В комнате так одиноко. Меня мучат кошмары.

— Кошмары уже позади, детка.

— Почему ты выбрал именно этот отель? Мне пришлось выпить две таблетки, чтобы отключиться… от мыслей о том парне с девятнадцатого этажа.

— Детка, это был единственный отель, который можно было выбрать, — раздалось хихиканье. — Им не пришло бы в голову, что я снова могу вернуться в «Америкэн-националь». Слушай, Дорис, сними цепочку и оставь дверь открытой. Покури, расслабься. Подумай о тех вещах, которые ты собираешься купить, о местах, куда мы поедем вместе с тобой…

— Хорошо, — сказала она, и снова ее охватил озноб. — Но поторопись.

— Будь готова. — В трубке послышались гудки. Дорис медленно подошла к двери, сняла цепочку и повернула ключ…

Почти через четыре часа в шикарной спальне Кармелита Соролья проснулась со странным ощущением присутствия в комнате кошки. Она встала и уже потянулась за голубым сатиновым халатиком, когда в дверь позвонили.

Еще один звонок застал ее возле двери. Она открыла замок, оставив накинутой цепочку. Перед ней стоял солидный, хорошо одетый мужчина. Его единственный глаз напомнил ей знакомого тореадора, на другом глазу была повязка.

— Да? — она вопрошающе посмотрела на него.

— Мисс Кармелита Соролья?

— Да. Что случилось?

Мужчина вынул из кармана удостоверение.

— Я — капитан Корригэн. Главное полицейское управление. Можно войти?

— А если я не стану с вами разговаривать?

— Тогда, — улыбнулся Корригэн, — вам придется поговорить со мной в управление.

— Что ж, в таком случае будьте моим гостем, капитан.

Дверь распахнулась. Корригэн вошел в богато обставленную комнату. Абстрактная живопись располагалась в шахматном порядке на белоснежных стенах. И лишь кусочек зелени Центрального парка, обозреваемый через окно, служил единственным доказательством существования реального мира. Корригэн заметил, как быстрый взгляд ее темных глаз оценивающе скользнул по нему. «Словно прошлась пылесосом», — подумал он.

— Поговорим на кухне, капитан? Я еще не пила кофе.

Корригэн согласно кивнул:

— Почему бы не пригласить мистера Донахью присоединиться к нам? — Он сказал это нарочно, чтобы увидеть ее реакцию. Но она и глазом не моргнула. Он последовал за ней в маленькую кухоньку.

— Кофе по-кубински не слишком крепок для вас, капитан?

— Я не знаю, что это такое. Хотелось бы попробовать.

Легкими движениями она отмерила воды, мелко размолола кофе.

— Лорен рассказал мне о вашем визите в офис. Каковы ваши успехи в деле Уолтера Ингрэма?

— Успех приходит к нам в конце концов, даже если мы делаем временное отступление, чтобы взять нужное направление. Она наблюдала за нагревающейся водой, а последние слова капитана, казалось, настроили ее на смешливый лад.

— Как вы думаете, капитан, моя персона — верное направление?

— Как вас понять?

— Так, как услыхали. Кубинка, бежавшая с острова под покровом ночи, зарабатывающая гроши за переводы далеко не бессмертной прозы с английского на испанский.

— Вам очень повезло.

— Не думаю, что это преступление, капитан.

— Прекрасно, — загремел у двери голос Лорена Донахью. — Как вижу, вы встаете вместе с птицами, Корригэн! — Издатель вошел широкими шагами, кивнул в сторону продолговатого обеденного стола. — Как я понимаю, вы пьете с нами кофе. Прошу к столу.

— Спасибо.

— Возможно, вы желаете позавтракать, капитан, — предложила Кармелита, расставляя кофейный прибор из серебра.

— Я уже позавтракал, спасибо.

— Лорен?

— Только кофе. Итак, что привело вас, капитан, в столь ранее утро сюда?

Корригэн любовался ловкими руками Соролья, накрывающей на стол.

— Так сколько же хотел содрать с вас Фляйшель за микропленку?

— Прекрасно, — пробормотал Донахью. — Будь оно все проклято! Лучше бы я никогда не знал этого человека! Кармелита предупреждала меня… Правда, Карм?

Она не ответила.

— Прошу вас, обращайтесь ко мне, мистер Донахью. Вы оформили сделку? Получили пленку?

— Карм…

— Я уже сказал, — повторил Корригэн еле слышно. — Ко мне. — Вдруг он повернулся к женщине: — Хорошо, мисс Соролья, мистер Донахью хочет, чтобы вы взяли инициативу на себя.

— Я говорила тебе прошлой ночью, Лорен: первое, что ты должен сделать — это пойти и все выложить. Но нет же, ты просто предпочел спрятать голову в песок, не правда ли? Для тебя это так же естественно, как дышать. Ты прячешься и прячешься, но затем приходит время, когда ты уже не можешь этого делать. Я не буду брать инициативу в свои руки. Это твоя игра, дорогой.

— Мне следовало послушать тебя! — почти выкрикнул Донахью.

— Но я не забыл, Карм, что ты советовала мне хранить все в тайне!

— Но не от полиции, дорогой. От полиции — никогда, Я предупреждала Лорена, что эта пленка опасна. Смерть Ингрэма подтвердила это.

— Не много ли вы брали на себя, предупреждая такую газету, как «События в мире» воздержаться от публикаций ряда статей?

— Я предупреждала человека, которого люблю.

— Впечатление такое, что о микропленке знают все, кроме полиции. Кто еще из вашей компании посвящен в дело о микропленке?

— Никто! Я вам сказал — никто, кроме Кармелиты. Сознаюсь, эта ноша была для меня слишком тяжела. Да, я испугался, капитан. Поэтому мне надо было с кем-нибудь поговорить об этом, поделиться с тем, кто меня понимает.

— А как насчет вас, мисс Соролья? — спросил Корригэн.

— Капитан, Лорен рассказал мне все это при условии абсолютного соблюдения тайны, и я сдержала слово. Можете мне поверить.

— И мне. Об этом знали только трое — я, Кармелита, Фелиция…

— Минуту назад вы говорили, что об этом знает только мисс Соролья. По-моему, объявился третий персонаж — ваша жена. Так вы рассказали обо всем миссис Донахью или нет?

Корригэн знал, что Фелиция Донахью была в курсе с самого начала, но хотел услышать об этом от ее законного мужа.

— Фелиция информирована обо всем, что происходит в «Событиях в мире», — сказал издатель. — Хотя ни я, ни мисс Соролья не болтали об этом…

— А миссис Донахью могла сказать кому-нибудь?

— Это исключено.

— Сколько раз вы встречались с Фляйшелем? — спросил Корригэн.

— Дважды. В последний раз — пять дней назад в отеле в Нью-Йорке. Он остановился там под именем Уолтера Ингрэма.

— Вторая встреча была назначена для окончательно обсуждения деталей?

— Фляйшель говорил мне, что он проберется в Нью-Йорк и остановится в отеле «Америкэн-националь» под именем Ингрэма. В его планы входило передать микропленку частному детективу, и получить от меня подписанный чек. Чек должен был храниться у того же детектива. Потом мне следовало связаться с управлением контрразведки. Если их люди подтвердят подлинность микропленки, детектив передает чек Фляйшелю, тот в свою очередь переведет чек в наличные, оплатит услуги детектива — и был таков.

— Ловко придумано, — сказал Корригэн. — Фляйшель был не из простаков. Сколько вы собирались заплатить за пленку?

— Сто тысяч долларов, — ответил издатель. — Тогда это казалось выгодной сделкой. Пленка содержала материал на десять или двенадцать статей. Мы платим вдвое больше за действительно сенсационный материал.

Донахью сделал последний глоток и поднялся.

— Еще минутку, — попросил Корригэн. — Я не люблю пустых мест, остается ощущение какой-то незавершенности. Сопровождала ли вас жена на обе эти встречи с Фляйшелем?

— Почему бы вам не спросить у нее?

— Я спрашиваю вас.

— Да, но какое это имеет значение? — вспыхнул Донахью. — Я не получил пленку и не платил денег. Я не замешан ни в каком преступлении.

— Почему миссис Донахью пошла с вами?

— Она сама настояла на этом. Вы не знаете ее, капитан. Это она все придумала насчет мер предосторожности — приказала Смитти следить за тем, чтобы не было «хвоста», выдумала нам фальшивые имена в отеле. Ей это хорошо удалось. Она делает много тайн из пустяков. Поговорите с ней сами. Я расскажу, как туда доехать.

— Я знаю дорогу на Брендивайн.

— Вы уже… Вы уже были там, капитан?

— Вчера вечером.

— Вы ей рассказали?..

— Я не сказал миссис Донахью ни слова о вас и мисс Соролья, она все знает и так…

Соролья вскочила из-за стола. Она не могла унять свой гнев.

— Ты говорил мне, ты клялся, что она ничего не знает!

— Я не говорил ей, Карм…

— Я тебе сказала еще в самом начале, что не позволю швыряться собой, как дешевой проституткой. Я не знаю, говорил ли ты кому-нибудь или нет, но собираюсь защитить себя. Пожалуйста, не звони мне. Я позвоню тебе сама. Извините, капитан. Она вышла из кухни и чуть позже Корригэн услыхал, как закрылась дверь спальни, в замке повернулся ключ. Он взглянул на Лорена Донахью. Тот был смертельно бледен, усиленно раскачивал ногой, пока носком туфли не ударил по ножке обеденного стола. Ножка подломилась, и стол грациозно осел на пол, как танцор балета приседает на одно колено.

Донахью вскочил и комично запрыгал на одной ноге:

— Вы с вашим Фляйшелем!.. — закричал он.

Выйдя на тротуар, Корригэн обнаружил Чака Баера, прижавшегося к крылу «сороковки».

— Привет, Тим. Я вижу, ты осчастливил своим присутствием на завтраке мистера Донахью. Он только что скрылся вон в том направлении, — кивнул головой Чак. — Пошел в атаку на такси.

— Ну, как ты провел время с Викки Донахью? — Никак. В то время, как она крутилась вокруг моего стерео и подшивки «Плейбоя», я искал Дорис Фарлоу.

— Ты нашел ее, не так ли? — Корригэн вынул ключ из машины.

— Где же она?

— В морге.

— Что?!

Корригэн сел за руль. Баер примостился рядом.

— А теперь послушай, — сказал Баер. — Итак, мой капитан, я не стал отсиживаться, хотя мои мышцы превратились в студень после трепки. Я пошел к Дорис вчера вечером: дома ни души. Позаглядывал туда-сюда, во все ее любимые уголки. Ее нигде не было…

Корригэн барабанил пальцами по сирене, не нажимая.

— Где она была убита?

— Я как раз подхожу к этому. Утром, первое, что я делаю — иду к ней снова. Ее нет. Я рассказываю привратнице душещипательную историю о том, что я ее брат, мол, у сестры частые сердечные приступы, и я опасаюсь, как бы с ней чего не случилось. Она впускает меня в ее комнату. Оглядываюсь и говорю себе: Чак, если она взяла пудру, то уже точно упорхнула. Предполагаю, что она прихватила с собой только самые необходимые вещи, которые могли уместиться в ее сумке. И я почти затоптал ногой одну вещицу, которую она, вероятно, потеряла при переодевании.

— Записку? Когда я впервые увидел Дорис Фарлоу, она стояла в вестибюле и, увидев меня, стала заталкивать за корсаж какую-то записку. Что там было написано?

— Прочти сам.

— Написана от руки печатными буквами… шариковой ручкой… той же, что и в комнате Фляйшеля…

— И тот же отель.

— У меня такое чувство, — мрачно произнес Корригэн, — что она следовала указанию в записке.

— Ты чувствуешь верно. Я побывал в «Америкэн-националь». Да, так и есть, у них проживает Долли Фаулер. Комната на шестом этаже. Я растворился в толпе вестибюля и незаметно вспорхнул на шестой. Дверь — приоткрыта. Я украдкой заглянул вовнутрь… Лучше бы этого не делал. Она умерла на своей кровати. Рубашка — до пупка. Лицо, как у копченой рыбы, язык высунут. Ее задушили.

В лаборатории подтвердили, что Дорис Фарлоу была задушена около пяти часов утра сильными руками мужчины. Соскобы с ногтей пальцев рук не подтвердили наличия остатков кожи, это означало, что лицо убийцы осталось неповрежденным. Обе записки — при убийстве Уолтера Ингрэма и Дорис Фарлоу — были написаны одной и той же ручкой — те же чернила, тот же, едва заметный дефект на кончике шарикового пера. «Фляйшель был убит из-за микропленки, а Дорис потому, что знала убийцу. Ему, наверное, нелегко было убить Дорис, — подумал Корригэн, поднимаясь с Баером в лифте полицейского управления. — Она слепо доверяла ему и, конечно, не подозревала, что свою безопасность он ценил выше, чем ее сексуальную изобретательность».

Баер и Корригэн вышли из лифта. Запах трубки у дверей кабинета выдавал присутствие детектива второго ранга Майзенхаймера.

— Кермит Шальдер перепрыгнул через забор?

— Что-то в этом роде. Наш объект сегодня утром направился к центру города, — стал рассказывать Майзенхаймер. — К офису компании Новотного «Экспорт-импорт». Недалеко от Уолл-Стрит. Шальдер вошел туда и оставался там сорок три минуты, потом взял такси и дунул в город.

— Райгард работал вместе с вами?

Детектив утвердительно кивнул.

— Он прилип к Шальдеру, а я отирался рядом. Весь этот импорт-экспорт принадлежит парню по имени Грегор Новотный. У него небольшой штат — одна секретарша. Майзенхаймер изогнул лохматую бровь: — И его имя есть в картотеке. Дело находилось на рассмотрении два года назад, обвинение в умышленном нападении. Один из этих коммунистических оплотов — комитет по взаимопониманию с Китаем, или что-то в этом роде — проводил свой съезд в провинциальном отеле. Присутствовало около сотни делегатов. Все было, как обычно — отчеты, планирование и прощальный банкет, где ораторы могли хорошенько подзаправиться. Неприятности начались именно там. Организация ветеранов войны тоже проводила в отеле свой съезд, и кое-кто из смельчаков, разгорячившись, решил поучить уму-разуму красных… Грегор Новотный рассек одному из парней голову бутылкой шампанского.

— Нет надобности напоминать о том, — философски произнес Баер, — что Грегор Новотный был не в рядах ветеранов.

Секретарша Новотного представляла собой набор старых жердей в заштопанном и тщательно отглаженном платье.

— Мистер Новотный пошел на почту отправить пакет, — сказала она. — Если хотите, можете подождать, он скоро придет. Они уселись на шаткую софу. Корригэн по привычке стал изучать эту женщину. Тусклые глаза, серая кожа, маленькие усики над верхней губой, ногти коротко подстрижены, без лака. Все говорило о том, что ее жизнь была посвящена неблагодарной службе ничтожным хозяевам.

— Вы давно работаете с мистером Новотным?

— Нет, сэр, — было видно, что она томилась за столом.

— Вы хорошо знаете мистера Шальдера?

— Шальдера?

— Человека, который был сегодня здесь.

— О, это был мистер Ваннерман.

— А до Ваннермана никто сюда не заглядывал?

— До вашего прихода здесь были только мистер Новотный, мистер Ваннерман и я. — Она старалась придать голосу дружелюбный тон, но в нем сквозили неласковые нотки.

— Извините, ошибся, — сказал Корригэн.

Однако это была ошибка Кермита Шальдера. Ваннерман. Псевдоним? Пароль?

— А чем занимается мистер Ваннерман? — Корригэн сделал вид, что заводит разговор исключительно для того, чтобы убить время.

— Не могу сказать, — она приняла чопорный вид, выпрямилась и сложила руки на коленях, как старая дева. — Клиенты мистера Новотного не обсуждают со мной свои дела. А я не намерена обсуждать их с вами.

— О, я всего лишь хочу поддержать нашу беседу. Простите, если это против правил вашей фирмы.

Корригэн улыбнулся, затем, выдержав паузу, произнес:

— «Импорт-экспорт». Так чем же торгует мистер Новотный?

— Вы разве не знаете, сэр? Я думала…

— Да, мы занимаемся сбытом микропленок.

— Пленок? О, да, — ответила она, широко улыбаясь. — Мистер Новотный покупает пленки. Сегодня утром они как раз обсуждали эту проблему.

«Ага, еще один штрих к портрету — она подслушивает под дверью. Итак, сегодня шла речь о микропленке».

— Я удивлен, что мистер Новотный сам пошел на почту, — сказал Корригэн, — разве вы не занимаетесь этим?

— Обычно этим занимаюсь я, вы правы, — ответила она, засияв как цветок под теплыми лучами солнца. — Я думаю, ему приятно пройтись сегодня утром на почту с крохотным пакетиком, размером не более сигаретной пачки. — Вдруг, словно опомнившись, она набросилась на Корригэна. — Вы что, выжимаете из меня информацию? Вы полисмен? Секретарша оказалась прозорливее, чем он ожидал. Корригэн показал ей свое удостоверение.

— Вы не возражаете, если я задам вам еще несколько вопросов?

— У мистера Новотного какие-то неприятности? — спросила она тоном конспиратора. Ее уставшие глаза оживились.

— Возможно. Вы не знаете, кому предназначен пакет?

— Компания «Антрон Новелти» или что-то в этом роде. Я не разглядела как следует адрес на пакете. Мистер Новотный писал его сам. Какой-то почтовый ящик, точно не знаю какой.

— Это один из постоянных клиентов Новотного?

— Нет, сэр, его нет в картотеке, — секретарша занервничала. — Он случайно не преступник? Я думаю, мне лучше уйти…

Она сделала попытку подняться.

— Вы уйдете после того, как придет Новотный, — сказал Корригэн. — Не ранее. Я не хочу, чтобы он столкнулся с вами на улице.

Она снова усадила свою тощую задницу на стул.

— Я здесь только выполняю поручения. Я ничего общего не имею с… Мне никогда не везет с работой, — пожаловалась она. — На хорошие места берут только девушек с красивыми личиками…

У Корригэна не было времени размышлять над ее судьбой. Тем более, что дверь офиса отворилась и вошел мужчина. Плотный с жесткой щетиной и монголоидным лицом. Это был Новотный. Он не сразу заметил посетителей. Но зато при виде его Баер напрягся. Корригэн почувствовал реакцию товарища и метнул в него быстрый взгляд. Огромные руки Баера вцепились в стул, на котором он сидел, глаза метали искры.

Новотный подошел к секретарше, нахмурился.

— Что это с вами случилось?

Говорил он мощным басом.

— Я не привыкла работать на людей, которые не в ладах с полицией, мистер Новотный…

Он проворно, с легкостью танцора, обернулся. Корригэн и Баер были уже на ногах. Широкое лицо Новотного побледнело. Взгляд раскосых глаз метнулся к двери, но Баер опередил его — он был уже к ней на полпути. Секретарша оказалась проворней всех. Она мышкой выскользнула за дверь. «Ну, и проныра», — подумал Корригэн и тут же забыл о ней.

Передвигаясь, словно кошка, Баер сманеврировал так, что оказался между Новотным и дверью. При этом не спускал глаз с монголоидного лица.

— Чак, — Корригэн попытался успокоить Баера. Он вытянул свое удостоверение и произнес:

— Я — офицер полиции. Вы — Грегор Новотный? Новотный прислонился к стене. Он все еще ждал нападения и нервно сглатывал слюну.

— Что это за тип, Чак? — спросил Корригэн, словно ничего не подозревая.

— Да это тот мерзавец, который вломился в мой офис и хорошенько приложился к моему черепу, — сказал Баер.

— Ты уверен?

— Да, уверен.

— Если этот человек думает, что я причинил ему какой-то вред, я буду рад ответить за это в суде, — произнес Новотный с заметным акцентом.

— Тебе бы это понравилось, не правда ли? — спросил Корригэн. — Свести все к рядовому конфликту и на этом остановиться?

— Свести? — густые брови Новотного поползли вверх. — Он все еще не отрывал глаз от Баера. — Ну, что там еще у вас кроме обвинений этого человека?

Корригэн бесшумно скользнул к Новотному, одним поворотом развернул его и обыскал сверху донизу.

— Я не ношу оружия, если это то, что вы ищите.

— Значит, ты отослал микропленку? — спросил Корригэн.

Новотный сощурился:

— Микропленку? Я не знаю, о чем вы говорите, сэр.

Корригэн стоял вплотную к нему, лицом к лицу.

— Нет ничего надежней американской почты, не правда ли? Самые конфиденциальные средства коммуникации в мире.

Новотный облизал пересохшие губы.

— Предъявляйте мне обвинение, если таковое имеется, а я буду искать адвоката.

— Бьюсь об заклад, вам это придется сделать. — Корригэн не пытался разыгрывать сцену. Мужчина явно нервничал. Однако с микропленкой в почтовом ящике — чего ему опасаться?

— В любом случае, — объявил Новотный, — вы злоупотребляете своим положением, капитан. Предъявляйте обвинения или убирайтесь из моего офиса. — При этом он боязливо наблюдал за Баером. Корригэну не надо было оборачиваться — он знал, как выглядело лицо товарища.

— Мне уйти, мистер Новотный? И оставить вас один на один… Чак!.. — обратился он к Баеру через плечо. — Как ты думаешь, сколько тебе нужно времени?..

— Чтобы оценить его — сорок секунд. Но мне нужно не менее десяти минут, Тим…

Новотный сощурил глаза, облизал пересохшие губы:

— Существуют законы, которые защищают…

— Если я выйду отсюда, — ответил Корригэн, — закон выйдет вместе со мной. А потом я вернусь и возьму под защиту американского закона то, что останется…

— Вы этого не сделаете!

Корригэн повернулся и пошел к двери, когда Новотный поспешно выкрикнул:

— Подождите!

— Да? — обернулся Корригэн.

Новотный глядел не на него, а на Баера.

— Вы должны уяснить и мою ситуацию, капитан, — сказал он. — И на моей стороне есть такие же крутые парни, как ваш друг. Я не боюсь боли. Я всего лишь маленькая деталь большого механизма.

— В чем ты пытаешься убедить меня, Новотный?

— Это зависит от того, насколько много вы знаете. После этого я приму решение. — В голосе его чувствовалась отчаянная решимость обреченного. Все шпионы в конце концов становятся перед дилеммой — какому из зол отдать предпочтение.

Корригэн рассмеялся:

— Мы знаем об этом все! Фляйшель. Микропленка. Кермит Шальдер.

— Никто под этим именем здесь никогда не был.

— Конечно нет. Ни один сотрудник «Событий в мире», занимающий в этом издательстве высокий пост, не позволит обнаружить себя в мусорной яме. Но человек по имени Ваннерман такое может себе позволить…

Это окончательно сломило Новотного. Корригэн позволил ему опуститься на софу, и тот на секунду прикрыл лицо ладонями. Но вот снова поднял голову:

— Называйте ваши условия.

— Никаких сделок, — ответил Корригэн.

— Тогда почему я должен рассказывать?

Корригэн ткнул пальцем в Баера.

— Потому, что он стоит здесь.

— Он убьет меня?

— Хуже. Он оставит тебя в живых, если это можно будет назвать жизнью.

Агент хрустнул суставами пальцев.

— Пленка. Чертова пленка. Такая мелочь…

— Два человека умерли из-за нее.

— Но я никого не убивал. Моя роль была — заполучить пленку, и убийство сюда не входило.

Корригэн посмотрел на него сверху вниз. Он готов был этому поверить. Ни Советы, ни Штаты не заинтересованы в шумихе вокруг этой пленки. Логика поведения диктовала Новотному, советскому агенту, выкупить ее и переправить назад в Москву или изучить и уничтожить. Люди в Кремле, не колеблясь, назначили бы двойную, тройную цену от предложенной «Событиями в мире». Все-таки времена Берии и Сталина, когда убийство было первым, а не последним аргументом в политике, давно ушли.

— Сколько вы заплатили за пленку? — спросил Корригэн.

— Двести тысяч долларов, — ответил шпион.

— Кому вы их заплатили?

— Я не знаю, — был ответ.

— Вы должны вспомнить. И вы вспомните, если я выйду отсюда и оставлю вас один на один с этим человеком.

У Новотного желваки заходили ходуном.

— Чего вы ждете от меня?! — закричал он. — Я не могу вам сказать то, чего не знаю! Я получил указания по телефону.

— От кого? — настаивал Корригэн.

— Говорю вам, не знаю! Я пытался выяснить!.. — Новотный вдруг замолчал.

Глаз Корригэна пристально разглядывал шпиона. — Прекрасно. Вы получили указания и деньги, и передали пленку.

— Да.

— Когда же?

— В три тридцать сегодня утром.

— Где?

— В Куинз, на одной из глухих улочек. Согласно полученным указаниям я должен был припарковать машину. На заднее сидение должен был сесть мужчина и вручить пленку, а я — передать ему деньги. Все произошло так, как должно было произойти.

— Кто был этот мужчина?

— Не знаю.

— Опишите его.

— Я не знаю… По инструкции я должен был выключить свет и остановить машину там, где нет уличных огней. Кроме того, мне было приказано смотреть прямо перед собой и не оглядываться.

Мужчина подсел, обмен состоялся, и он ушел.

— А голос?

— Он не сказал и слова.

— Вы не вызываете у меня симпатии, Новотный. Что бы я не спросил, с вашей стороны — полное неведение.

— Что же мне делать?! — закричал шпион. — Я рассказываю то, что в действительности имело место.

— Хорошо. Вы получили микропленку, завернули ее сегодня утром в небольшую коробку, написали на ней адрес компании «Антрон Новелти» и отправили по почте. Каков номер ящика, в каком почтовом отделении?

Желваки у Новотного перестали ходить, впервые он посмотрел прямо в лицо Корригэну. И больше не бросал исподволь в сторону Баера настороженных взглядов. Что-то случилось? Но что?

— Да, «Антрон», — повторил Новотный. — Но компании «Антрон» я посылал не пленку, капитан. Это был изготовленный в Чехословакии транзисторный приемник нового образца, очень малых форматов. Я вышел попить кофе и опустил пакет на почте. Пленка ушла в другом направлении.

— В каком же?

— Я думаю, что не должен больше отвечать вам, — сказал Новотный.

Теперь он разглядывал противоположную стену офиса. Монотонным голосом произнес: — Любой акт насилия станет достоянием столичных средств массовой информации. Я — гражданин Соединенных Штатов и требую немедленно пригласить моего адвоката.

— Прекрасно, Тим, — произнес Баер. — Дай мне десять минут.

— Вы можете убить меня или искалечить, но больше я вам ничего не скажу, — заявил Новотный.

— Он говорит серьезно, Чак, — сказал Корригэн.

Они стояли теперь рядом у противоположной стены офиса, Новотный же сидел, молча уставившись на пол.

— Тим, если ты мне предоставишь этого парня…

— Нет, я промахнулся и он это знает. И теперь даже под угрозой гильотины его не заставишь открыть рот. Сейчас он предпочтет тебя своим собственным людям.

— Но ведь он мой должник, Тим. Я должен рассчитаться с ним за свою головную боль, — сказал Баер, бросая взгляд на Новотного. — И еще за то, что он сделал с моей квартирой.

— Но ты временно служишь в ЦРУ, Чак. Я не позволю тебе отделать его. Это был блеф и он не удался. — Корригэн закусил нижнюю губу. — Слушай, возьми Новотного на буксир, потом заедешь за Шальдером. Передашь их Нейлу Рейми. И без грубостей, пожалуйста.

— Что ты собираешься делать?

— Я должен кое-что обдумать.

После того, как Баер ушел, уводя с собой советского агента, Корригэн еще некоторое время находился в офисе. Его мучила мысль — что же имел в виду Новотный? То, что воспоминание о почте он воспринял как должное, значило — пленка была отправлена. Но куда? Ее могли передать другому агенту для пересылки из другого города. Как только он упомянул слово «Антрон», Новотный тут же прикусил язык. Значит, Новотный хотел поддержать эту версию. Поэтому «Антрон» исключается. «Да, ЦРУ придется здесь поработать». — Он поднял трубку и набрал номер телефона Нейла Рейми.

— Почтовый ящик? — рассмеялась Кармелита Соролья, повторяя вопрос Корригэна. — С какой стати вы будете обыскивать мою квартиру и искать ключи от какого-то почтового ящика, капитан? И почему я должна вам это позволить? Корригэн закрыл дверь и оперся на нее.

— Пусть это будет патриотическим жестом одного свободолюбца по отношению к другому, мисс Соролья.

— Но вы же не можете один ползать по моей квартире. И вообще у меня свидание. Я как раз ухожу. — Она попыталась, обогнув капитана, открыть дверь: — Прошу вас… Но он не двинулся с места.

— Капитан, у меня очень влиятельные друзья…

— Иначе, — продолжал Корригэн, — я останусь здесь наблюдать за квартирой, пока мне не пришлют ордер на обыск. Что лучше, мисс Соролья?

Она встряхнула своей черной гривой.

— За кого вы меня принимаете?

— За красного агента, — ответил Корригэн.

Она рассмеялась. Но ее оливковая коже побледнела.

— Я — шпионка, капитан? С бомбой за пазухой? Вы не шутите?

— Шпионы для меня — не предмет для шуток.

— Я — беженка…

— Я знаю. Бедная девушка-беженка, пытающаяся зарабатывать на хлеб насущий переводами с испанского на английский и наоборот. Это хорошее прикрытие. Но больше оно вам не поможет.

— Я не собираюсь выслушивать весь этот бред. — Кармелита направилась в спальню. Но Корригэн опередил ее. Она бросила на него ледяной взгляд.

— Вы или пьяны или нездоровы. Будьте добры, уйдите с моей дороги.

— Я даю вам шанс исправить все ошибки.

— Ошибки?

— Да, вы наделали их много.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Ну, эта прогулка на лодке, например, — сказал Корригэн.

— Я убежала оттуда!

— На гребне политического недовольства? Вам не удастся продать мне эту легенду, Кармелита. В то время ни одно суденышко не могло улизнуть незамеченным, если, конечно, сторожевые псы там, в Гаване, не хотели сами закрыть на это глаза.

— Этого совсем недостаточно, чтобы выстроить обвинение, капитан.

— Ваша квартира обходится недешево. Такие деньги переводами не заработаешь. А до Лорена Донахью у вас не было никого, кто бы мог оплачивать счета.

Она не ответила, но ее пальцы дрожали.

— Такие бабки, — сказал Корригэн, — идут из Москвы или Гаваны. За вашу внешность и талант определенные люди устраивают вам самые лучшие условия жизни.

— Вы навеваете на меня скуку, капитан. — Она снова скрестила руки — это помогало ей держать под контролем пальцы.

— Так же, как и Лорен Донахью? Вы поддерживали связь с владельцем «Событий в мире» не из любви к его деньгам. Вы вышли на издателя именно в тот момент, когда нужно было предотвратить рассекречивание документов об авариях на русских космических кораблях.

— Не забывайте, что я знала Донахью еще до того, как Фляйшель возник на этой стороне Атлантики.

— Ну и что! Он сбежал от них, а вы должны были накрыть его здесь. Итак, вас внедрили как нельзя вовремя. Ваши люди знали, что ЦРУ не станет непосредственно заниматься разоблачением космических аварий. Они, естественно, ожидали, что Фляйшель обратится к информационным средствам и логично выбрали «События в мире» в качестве отправной точки поисков: они платят много, а Фляйшелю позарез нужны были деньги. Если бы он обратился куда-нибудь в другое место, то моментально сработала бы система тайного оповещения, тогда Донахью остался бы для вас только источником информации.

Длинные ресницы опустились.

— Еще кое-что о Донахью. Не поспешили ли вы дать ему от ворот поворот? Я имею в виду эту сцену сегодня утром. Вы как будто не возражали против того, что я застал Донахью здесь, в вашей ванной. Вы недальновидны, Кармелита. У вас не было никаких причин так резко отбривать его, ведь могли еще попользоваться. Вы искали случая захлопнуть перед ним дверь и сделали это.

Она взяла со стола сигарету, но зажигать не стала, а Корригэн все напирал фактами:

— Вашей величайшей ошибкой было перекрыть все пути к отступлению. Думали: провал грозит кому угодно, но только не вам. В этой игре дважды шанс не дается. Вы неплохо сыграли свою роль, Кармелита, но теперь небеса готовы обрушиться на вас.

— Я впала в другую крайность, — голос ее звучал устало.

— Ну, да, черт возьми, — глаз Корригэна скользнул по ее фигуре, — сколько всего потеряно. Он подошел к телефону. Набирая номер, краем глаза следил за Кармелитой.

— Алло, Чак? У меня тут есть еще работа для ЦРУ. Нет, я как раз заканчиваю подметать твою сторону улицы. А на мне еще висят два убийства, помнишь?

Заходящее солнце обагрило верхушки зубчатых башен в Брендивайне. Впереди, в поле зрения Корригэна появился большой черный автомобиль. Из него вышел мужчина, оказавшийся Лореном Донахью. Рео Смит как раз огибал машину сзади, как вдруг увидел приближающийся «форд» и остановился в ожидании. Корригэн Подъехал поближе. Шофер удивленно отпрянул.

— Привет, Тим! Как дела?

— Привет, Смитти. Сколько их здесь?

— Кого? Донахью? Вся семья в сборе. Они пьют коктейль на террасе. Пойдешь вон по той дорожке, которая ведет через цветочные клумбы.

— А этот пес-убийца где-то рядом?

— Я держу его на привязи, за исключением тех случаев, когда он нужен для дела. Но если ты нервничаешь, я могу проложить тебе путь, — усмехнувшись, сказал Смит.

— Иди к черту, — любезно ответил ему Корригэн. Все Донахью лениво расположились за столом на террасе и потягивали коктейли. Лорен Донахью, с опаской глядя на Корригэна, медленно поднялся. Джейсон принялся за новый коктейль. Фелиция Донахью встретила появление Корригэна без эмоций, и только Викки расплылась в улыбке.

— Привет, приятель! Выпей с нами. И в этот раз не смей сбывать меня своему безобразному дружку. Он отсутствовал почти всю ночь.

— Викторина! — возмутился отец. Она сморщила свой носик:

— Мой папочка очень строгих правил, Корригэн!

— Вот я как раз и занимаюсь поиском владельца журнала, очень строгих правил, пытавшегося сделать что-либо выдающееся для своей страны, — сказал Корригэн, — поведав миру о космических неудачах другой страны.

Фелиция воскликнула:

— Вы нашли микропленку?

— Службы ЦРУ занимаются этим. Они не заинтересованы в том, чтобы найти ей применение, но я знаю, что непременно пожелают просмотреть документы, вывезенные по удачному сценарию, без участия при этом правительства.

— Я… не знаю, — произнес Донахью.

Но его жена была настроена более решительно.

— Когда они найдут пленку, капитан, мы будем рады, если нам предоставят ее для просмотра.

— Хорошо. Между прочим, контрразведка сейчас допрашивает троих, которые сильно смахивают на красных. Их имена: Грегор Новотный, Кермит Шальдер и Кармелита Соролья.

— Ну и дела, черт побери! — воскликнул Джейсон. — Курочка нашего старика. Нет людей наивнее стариков на этом свете.

Издатель сжался в своем плетеном кресле.

— Шальдер? — прошептал он. Фелиция одним взглядом пригвоздила его к месту.

— Вы уверены, капитан? Кермит Шальдер? Да, нам потребуется некоторое время, чтобы все это переварить. Генриха Фляйшеля убил кто-то из них?

— Нет, — сказал Корригэн, — по всей видимости, нет. Убийство Фляйшеля вызвало бы для них нежелательные осложнения. Микропленка — это все, что им было нужно. Как только пленка будет у них в руках, они перешлют ее назад в Советский Союз.

— Какую опасность может представлять Фляйшель? Без пленки он — ничто, и со временем иммиграционная служба позаботилась бы о его депортации.

— Значит, вы не знаете, кто убил Фляйшеля?

— Знаю, ответил Корригэн, — теперь знаю. Дорис Фарлоу тоже знала. Убийца поделился с ней секретом. Но когда смерть Фляйшеля перестали считать самоубийством, а квалифицировали как убийство, этот человек понял, что Дорис может продать его. И тогда он задушил ее. Теперь даже Джейсон слушал рассказ с величайшим вниманием.

— Мотивация его поступков была проста. Ему нужна была микропленка. Он едет в «Америкэн-националь» и убивает Фляйшеля. После этого назначает свидание с Дорис в том же отеле, чтобы вцепиться ей в горло.

— Только Лорен и я знали, что Генрих Фляйшель остановился в «Америкэн-национале», капитан. Мы встретились с Фляйшелем и обо всем договорились предварительно. — В голосе Фелиции было не меньше металла, чем на ее лице.

— А вы позже обсуждали еще раз все это?

— Конечно.

— По дороге домой? В автомобиле?

Фелиции первой пришла в голову догадка, она бросила взгляд в сторону Рео Смита.

— Все правильно, — сказал Корригэн. — Семейный шофер на переднем сидении — безмолвная деталь автомобиля.

Смит сдвинул фуражку на затылок.

— Я не думаю, что это смешно, Тим.

— Я тоже этого не думаю, — ответил Корригэн.

Вся семья Донахью с изумлением уставилась на своего шофера.

— Я понял, Смитти, что ты возил их и впитывал каждое произнесенное ими слово. Ты усмотрел в этом подарок судьбы. Если пленка в «Событиях в мире» стоит сотню тысячу долларов, значит, красные дадут за нее в два раза больше. Где еще ты смог бы так заработать?

Смит сделал шаг назад.

— Да, чертовски много у тебя доказательств, Тим. Только и того, что я сидел за рулем. Но что это за улика, скажи пожалуйста?

— Да, улика невелика. Но теперь, когда мы напали на след, у нас будут и улики. Отпечатки твоих пальцев в номерах гостиницы, несколько пылинок пудры с лица Дорис Фарлоу на твоей одежде.

— У тебя ничего не выйдет, ничего! — закричал Смит.

— Скорее больше, чем тебе хотелось бы. Только ты, да мистер и миссис Донахью знали о том, что Фляйшель остановился в «Америкэн-националь». Донахью не нуждаются в деньгах, Смитти. Им не нужно убивать человека из-за двух сотен тысяч долларов. У них миллионное состояние. Остаешься один ты.

— Возможно, был еще некто — тот, кто рыскал вокруг дома в тот вечер и стрелял в меня из дробовика.

— Нет, некто другой исключается. Убив Фляйшеля, тебе нужно было выиграть время, чтобы собрать свои двести тысяч и исчезнуть. Ты знал прием так называемой «копченой рыбы», Смитти, но это только помогло мне. Это ты стрелял в тот вечер.

— Что тебе еще взбрело в голову? — голос шофера стал свирепым.

— Лансло подсказал мне, — ответил Корригэн. — Когда я выбежал на улицу, собака прямо из себя выходила. Но она не издала ни звука, когда, по твоим словам, под окнами прятался бандит с дробовиком. Это говорит о том, что это был ты, Смитти, и никто другой.

— Тим… — лицо Смита покрылось капельками пота. — Мне не нравится то, что ты здесь рассказываешь…

— А ты, напротив, рассказал мне много интересного — на куске бумаги, — безжалостно продолжал Корригэн. — В той записке, где ты инструктировал Дорис, как ей укрыться в «Америкэн-Националь». В ней ты использовал слова «хвост» и «ошейник». Некоторые непрофессионалы могут, конечно, говорить, «хвост», но вряд ли кто-либо из них, за исключением человека, работавшего в полиции, автоматически произнесет «ошейник». Поэтому, возможно, мы еще отыщем шариковую ручку в твоем кармане, которую специалисты в нашей лаборатории сопоставят с оригиналами записок…

Смит сорвался с места.

— Стой! — закричал Корригэн. Смит мчался по газону прямиком к зарослям деревьев. Корригэн бежал за ним, чувствуя, как увязают ноги в мягком торфе. Он выхватил свой револьвер.

— Смитти! — закричал он. — Я не буду повторять дважды!

Смит повернул голову, не замедляя темпа. Вдруг в руке у него мелькнуло оружие. Полуденная тишина взорвалась грохотом выстрела, Корригэн едва успел броситься в траву. Не давая себе передышки, он перекатился по земле, снова вскочил на ноги. Смит побежал зигзагами. Корригэн прицелился, нажал на курок. Смит упал на землю. Хватая руками траву, он пытался ползти к спасительным деревьям. Корригэн подошел и остановился рядом с барахтающимся шоферам.

— Смитти, — тихо вымолвил он. Смит с трудом повернулся на спину. Сейчас, как никогда, он был похож на большого покалеченного жука.

— Тим, она была мне нужна, Тим…

— Спокойно, Смитти.

Корригэн опустился на одно колено, осматривая рану.

— Я умираю, Тим… Но пока я здесь… знаешь, я познакомился с ней… через Джейсона… Это ничтожество… Отец Джейсона поспал меня тогда за ним, в первый раз. И когда я увидел ее… У меня никогда не было такой девки. Красные пообещали мне двести тысяч долларов за микропленку. Все эти бабки, да еще Дорис Фарлоу… Вот почему она пошла за мной, Тим. Я не обманывался на этот счет… Эти двести кусков… Я сказал ей, что получу их, а она мне ответила, что у меня кишка тонка. Вот я и решил ей доказать. Мне нужно было убить ее, Тим, после всего… Я слишком глубоко увяз. Она могла расколоться при первом нажиме, как устрица…

Корригэн вытер руки о траву. На ней остались кровавые полосы. «Все правильно, — подумал он, — тебе надо было ее убить. Женщины всегда становились на твоей дороге, Смитти. Вначале эта девушка в дверном проеме заброшенного дома, подставившая тебя грабителям. Потом Дорис. Интересно, сколько всего должен был пережить этот череп, чтобы в нем начались необратимые процессы, превратившие хорошего полицейского в убийцу. Да, а где же Донахью? Возможно, у них хватило мозгов позвонить в полицию».

— Ты должен был передать пленку Шальдеру? — спросил он человека с остекленевшими глазами, валявшегося на траве.

— Это верно… Но вот Шальдер не знал, с кем имеет дело… О нем ходили разные слухи… Позвонив ему в первый раз, спросил, не знает ли он кого-нибудь, кто мог бы заинтересоваться этой пленкой. Он оказался сообразительным… Дал мне номер, по которому надо было позвонить… А дальше пошло, как по маслу… Они все устроили, передали бабки — они сейчас в пакете, отосланном на мой адрес… до востребования, Эллоувей, Нью-Джерси…

Губы его вдруг обмякли, а глаза подернулись мутной пленкой.

— Рео, — промолвил Корригэн.

Рука умирающего потянулась вверх, ощупывая когда-то поврежденный череп.

— Тим… Тим, девушка, которая там кричит… ее насилуют… О, боже, что они сделали с моей головой… Тим…

— Сейчас, Смитти, погоди…

— Насилуют девушку… убивают полицейского…

— Не думай об этом, — тихо произнес Корригэн.

Глаза Смита закрылись. Корригэн выпрямился и пошел по направлению к особняку. Ему нужно было позвонить.