Крылатая рать

«В сказке ложь, да в ней намек»

(устное народное творчество)

«Зорко одно лишь сердце»

(Антуан де Сент-Экзюпери)

Глава первая. Странники

Закат зажег траву на горизонте. Острые языки пламени лизали оранжево-желтые полосы, расходящиеся от Солнца, а там, где алый диск касался воды, вверх поднималась легкая дымка пара. Огромное гладкое озеро бежало от горизонта и ласково подползало волнами к ногам рыжеволосой девушки. Она стояла на берегу одна, совсем нагая, наслаждаясь нежными прикосновениями теплой воды. Наконец, девушка медленно вошла в воду и, мягко оттолкнувшись от дна, поплыла. Ее руки, как крылья огромной птицы, то выныривали из воды, то вновь погружались в волны. На берегу ярко горел костер, вознося к небу дерзкие язычки, как будто пытался состязаться с раскаленным солнцем.

Но вот солнце уже почти совсем скрылось, тонкая полоска у горизонта побледнела и стала нежно-розовой. Девушка вышла из воды и хотела было направиться к огню, но вовремя остановила себя. Вечерняя прохлада обняла ее влажное тело, но желание тепла еще не вполне сформировалось – надо было еще подождать.

Приятная свежесть превращалась в назойливый холод, тело покрылось мурашками. Казалось, что еще чуть-чуть – и ноги сами, вопреки велению воли, понесут ее к вожделенному теплу. «Пора!» – наконец-то разрешила себе девушка, устремляясь к костру. Она подошла совсем близко, протягивая к огню руки, поворачиваясь к нему то одним боком, то другим, упиваясь ласковыми прикосновениями тепла, которое медленно разливалось по телу, наполняя его силой, а душу – покоем.

Вполне насладившись этим ощущением, девушка подняла с земли одежду и стала одеваться. Ее чулки и короткое платье казались слишком легкими и тонкими для ночной прогулки. Но на самом деле это была особая ткань, которую умели делать только в Огненных Храмах, – необычайно прочная и терморегулирующая. В одежде из этой ткани было прохладно в жаркий полдень и уютно даже в самую пасмурную погоду. За день ее платье накопило достаточно тепла, чтобы не дать замерзнуть до утра, и даже еще дольше. К тому же у нее еще был мерцающий плащ; как и вся ее одежда, черный с одной стороны и алый с другой, но более плотный и более энергоемкий, защищающий и успокаивающий, дарящий уверенность и восстанавливающий силы. Легким движением девушка накинула его на плечи и застегнула золотую пряжку. На широком поясе платья она закрепила узкий цилиндрический предмет – ее единственное оружие, способное защитить ее от диких зверей и злых людей.

Спустя пару часов она войдет в лес, темнеющий вдали багрово-серой массой. Многие дни она проведет там, пробираясь сквозь чащу к дороге, рассекающей лес пополам, чтобы по ней добраться до какого-нибудь поселения. Чтобы выполнить миссию, ей необходимо быть среди людей, а это – ближайший путь к большим и малым городам. Теперь она не скоро увидит милую сердцу, привычную картину: широкие луга, переливчатую рябь озера, диск заходящего солнца и радужную дорожку, бегущую от него по воде…

Девушка выпрямилась и посмотрела вдаль, туда, где последними мазками догорал закат. Ветер играл складками ее тяжелого плаща и легкого платья, так что казалось – это два костра горят рядом: один пониже и поразмашистей, другой – уже, стройнее, устремленный ввысь.

Вот она нагнулась и подняла с земли небольшой заплечный мешок. Порывшись в нем, она достала тончайший, почти прозрачный, белый платок и, расправив его, набросила на огонь. Костер тут же погас. Тогда она подняла платок, под которым оказались три небольшие веточки, по цвету напоминающие раскаленные угли. Она взяла их, не боясь обжечься, и, аккуратно завернув в платок, положила в мешочек. Затем, немного подумав, она достала из мешочка еще один предмет: матовый, слегка светящийся кристалл кроваво-красного цвета на угольно-черном шнуре, – и повесила его на шею. Несгорающий хворост, безусловно, неплохая штука, с его помощью можно развести костер где угодно и в любую погоду. Но если она вдруг останется без него – не пропадет, она знает и другие способы разжигания огня. Обидно было бы потерять и сухие концентраты – такие вкусные и такие полезные. Но когда-нибудь они и так закончатся, и ей придется охотиться с огненным бичом. А вот без магического кристалла она и в самом деле пропадет, так что пусть лучше он висит у нее на груди, поближе к сердцу. Так от него будет больше толку, да и надежней, что ни говори.

Теперь было сделано все, что нужно. Начинался новый этап ее жизни. Жизни вне Храма, среди людей, от которых теперь ее отделял лишь небольшой отрезок пути, проходящий через темный лес, который, правда, таит в себе множество всевозможных опасностей.

В это время с другой стороны леса в него въезжал всадник на белом коне. Одежда его была из той же ткани, что и у девушки, но другого цвета: прозрачно-голубой с одной стороны, абрикосово-желтой – с другой. Длинный плащ, висевший на плече, переливчато блестел в лунном свете.

Вот уже скоро месяц, как он отправился в путь. По дороге он встретил с десяток селений – больших и маленьких: в одних из них едва насчитывалось две сотни жителей, в других – несколько десятков тысяч. Но ни в одном из этих селений он не был нужен. Все эти деревеньки и городишки обжили другие жрецы Огня, которые вовсе не собирались с кем-то делить власть. Хотя там явно и не хватало свежей струи! Надо при возможности доложить об этом Верховным Жрецам. Ведь никто не имеет права гнать его оттуда, куда привело его сердце! Он полон сил, он жаждет приносить людям пользу, он хочет поделиться своей энергией с Солнцем.

Впрочем, его никто и не гнал. Просто давали понять, что он здесь лишний. И откупались дорогими подарками, настойчиво намекая, что ему пора продолжить путешествие. В одном селении ему подарили коня, в другом – золотого павлина, приносящего удачу, в третьем снабдили набором картинок с изображением голых женщин (и зачем они ему-то?), в четвертом пополнили запас питательных концентратов… Вот только остаться нигде не предложили.

Если бы юноша отбросил чувство досады, уязвленного самолюбия и горечь обиды, то он бы понял, что и сердце его не звало остаться ни в одном из этих мест, сердце влекло его дальше…

Он слышал, что где-то за лесом стояли большие города, втрое больше тех, что встретились ему на пути. Может, там он наконец-то сможет остановиться и приступить к выполнению своей миссии. Сейчас это было главным его желанием, все сильнее пламенеющим в его груди. И он заранее ликовал, представляя, сколько энергии получит Солнце, когда это его желание осуществится.

Ночью спать в лесу нельзя – слишком опасно. Девушка устала, но продолжала идти, терпеливо перешагивая через могучие, выступающие из земли корни, продираясь сквозь тесно сплетенные сучья. Отдохнуть она успеет днем, когда страшные обитатели этих мест, о ярости которых ходили легенды, спрячутся в свои мрачные норы. Да и отдых ее будет тем слаще, чем сильнее она будет измождена…

Алый плащ ее слегка светился, не давая ей споткнуться или напороться на сук. Через каждые пять-десять метров она останавливалась и внимательно прислушивалась, всматриваясь в темноту. Конечно, ей было известно, что ночные хищники подбираются неслышно. Но только не для жрицы Огня! Магический кристалл в несколько раз обострял ее восприятие. Она слышала, как ветер перебирает листья на деревьях, с закрытыми глазами, по одному только запаху смогла бы определить сейчас, какое именно дерево находится рядом, какой зверек притаился в его дупле. Не так-то просто застать ее врасплох!

Юноша тоже шел медленно и осторожно. Сам он спешился, но коня не отпустил, а вел его под уздцы следом. Это было очень неудобно, приходилось выискивать редкие просветы, где деревья не слишком тесно смыкались сучьями. Без коня он мог бы продвигаться намного быстрее, но отпускать его не хотел – потом, когда он выйдет на дорогу, лошадь еще как ему пригодится! Неизвестно, сколько ему предстоит путешествовать, когда кончится лес…

Вдруг до юноши донесся незнакомый запах. Что ж, ничего нет удивительного в том, что здесь водятся медноглазые кошки или черные лесные тигры – самые злобные и опасные из известных хищников. Он знал, что эти звери быстры, как смерч, живучи, как изумрудные змеи, бесстрашны и кровожадны. А ему надо было не только спасти свою жизнь, но и защитить лошадь, которая остановилась и дрожала так, будто сквозь нее пропускали мелкие разряды тока.

Странник отпустил поводья, привязал лошадь к толстому суку, а сам сделал несколько больших шагов вперед и медленно извлек из ножен меч. Это был не простой меч, им можно было не только колоть и рубить. В рукоятке был установлен мощный аккумулятор: стоило только повернуть кольцо у основания на 90 градусов, и по лезвию начинал пробегать ток – достаточно мощный, чтобы убить любое живое существо.

В темноте сверкнули красные глаза, как две большие медные монеты. Юноша вздохнул с облегчением: у черных гигантов тигров глаза зелены, а это всего лишь кошка. Ростом она несколько меньше человека, да и царапины ее не смертельны – в ее когтях нет яда. Однако расслабляться все равно нельзя – по быстроте реакции и меткости прыжка ни один зверь не сравнится с медноглазой кошкой!

Свободной рукой юноша отстегнул плащ и опустил его на землю. Потом повернул кольцо на рукояти меча, сделал несколько шагов вперед и замер, сконцентрировавшись на противнике. За это время зверь успел подойти совсем близко. Его багровая шерсть стояла дыбом, глаза злобно сверкали. Казалось, его не пугало то, что человек явно заметил его приближение. Не пугал его и меч, по которому пробегали голубые искры. Но вот зверь остановился и выгнулся, готовясь к прыжку.

Юноша напрягся. Сейчас он чувствовал каждую частичку своего тела, а меч у него в руке стал как бы ее продолжением. Человек четко слышал дыхание зверя, кожей ощущал малейшие колебания воздуха. И вот решающий момент настал: зверь и человек встретились взглядом и одновременно прыгнули: зверь – вперед, а человек – в сторону. Стальные когти гигантской кошки пропахали землю. Она зашипела и резко развернулась, готовясь к новому прыжку. В это время острие меча коснулось бока зверя. Огромная кошка дико взвизгнула и отпрыгнула в сторону, но тут же отпружинила и оказалась на том месте, где только что стоял юноша. Он едва успел уклониться, острый коготь даже распорол рукав его рубашки, прочной, как кольчуга. Но он и не заметил этого, полностью сконцентрировавшись на ударе. Меч опустился на спину зверя и, казалось, прилип к ней, словно притянутый мощным магнитом. Юноша вспомнил, что у медноглазых кошек необычная шерсть, напоминающая медную проволоку, которую непросто перерубить. Эта шерсть надежно защищает зверя от острых стрел и обычных мечей. Но охотнику, вооруженному электромечом, это только не пользу – медная шерсть отлично проводит ток. Зверь несколько раз дернулся в чудовищных судорогах и затих. И на этот раз человек победил!

Юноша вернулся к лошади. Она все еще дрожала и отказывалась идти вперед. Тогда юноша набросил ей на спину свой плащ, стал гладить ее и шептать какие-то слова. На самом деле это были даже не слова, а набор звуков, сочетание которых, как знал юноша, оказывает успокаивающее действие на многих животных. Вскоре лошадь и вправду пришла в себя, и они двинулись дальше.

Глава вторая. Зверочеловек

Чуткий слух рыжеволосой странницы уловил глухой стук копыт. Ночь прошла без происшествий, и вот нежданно-негаданно… Она только-только нашла подходящую полянку и собиралась разложить костер. Неужели она вместо того, чтобы углубиться в лес, бродила по его окраине?

К чувству досады и легкой тревоги примешивалось трепетное ожидание чуда. Ведь топот копыт – это лошади, а на них всадники. Ее ожидала скорая встреча с людьми! Ей этого так хотелось! До этого ей приходилось иметь дело лишь со жрицами да прислужницами Храма, начисто лишенными индивидуальности, чтобы на их фоне рыжеволосые жрицы Огня воспринимали себя особенно яркими и необычными. Это было необходимо для того, чтобы они развили свою неординарность к тому времени, когда придет пора покинуть Храм и отправиться «в люди» выполнять свою миссию.

Миссия эта заключалась в том, чтобы научить как можно больше обычных людей познавать свои желания и управлять ими, поднимая их до максимальных вершин. Ведь именно исполняющиеся желания питают энергией Солнце, поддерживая жизнь на планете. И чем больше желание – тем больше выброс энергии в момент его исполнения. Это только кажется, что легко породить желание! А насколько сложно не дать ему умереть, едва родившись, не допустить его исполнения, пока оно не достигло достаточных размеров! Известно же, что сумма энергии от многих маленьких желаний отнюдь не равна размеру разряда от исполнения одного большого, терпеливо взращенного желания. Если с желанием обращаться правильно, то оно растет в геометрической прогрессии, и в момент его исполнения происходит колоссальный выброс энергии!

Стук копыт приближался. Сердце девушки сжималось от предчувствия то ли большой беды, то ли большой радости. Как долго она ждала этого момента и как его боялась! А вдруг среди скачущих всадников окажется тот, кто даст ей имя? А почему бы и нет? Хотя она, конечно, постарается отсрочить этот момент, чтобы желание получить имя стало еще сильнее…

Вскоре их уже можно было разглядеть: четыре всадника, рядом – четыре собаки. Особенно хорош был охотник, скачущий впереди: высокий, крепко сложенный, уверенно и величаво восседающий в седле. На нем был зеленый охотничий костюм из дорогой ткани с вышитыми золотом символами, что выдавало его знатное происхождение. А скакун под ним – это просто чудо!

Одна лошадь слегка отстала. Девушка заметила, что перед всадником поперек седла что-то лежало. Он придерживал свою добычу левой рукой. Вдруг юная жрица разглядела, что это вовсе не добыча, а человек – хрупкий мальчик с красными волосами, слишком яркими, чтобы быть настоящими.

«Отпускай!» – донесся до девушки грубый приказ, отданный мужчиной в зеленом камзоле. Похоже, он и был здесь главным. Впереди скачущие всадники натянули поводья, пропуская вперед человека с живой ношей. Обогнав товарищей метров на сто, тот за шиворот сдернул мальчика на землю и приказал: «Беги!». Мальчик дико закричал и рванул с места, ничего не замечая перед собой. За ним с лаем кинулись собаки, понеслись всадники. «Ату его, ату!» – истошно вопил главарь.

Через минуту мальчик поравнялся с молодой жрицей. Безымянная выпрыгнула из кустов, преграждая охотникам дорогу. Разъяренные псы бросились на нее. Девушка молнией выхватила из-за пояса металлическую трубочку, которая тут же приобрела медный цвет. Из кончика трубочки вырвалась тонкая струйка огня, которая через мгновенье взметнулась, как раскаленный кнут. Девушка ловко щелкнула огненным бичом по земле. Собаки на мгновенье замерли, а потом, бешено залаяв, все разом бросились на дерзкую женщину. Девушка яростно начала щелкать кнутом по их спинам и мордам. Раздались безумный визг и лай. Сначала казалось, что собаки только сильнее рассвирепели от этой порки, и девушке несдобровать. Но уже через пару минут псы жалобно заскулили и отползли в сторону.

– Уберите собак! – распорядился предводитель, подъезжая к девушке почти вплотную. – Это же никак сама жрица Огня!

– Как тебя зовут? – обратился он к девушке почти ласково, но ее чуткий слух трудно было обмануть – в голосе сквозила с трудом сдерживаемая ярость.

– Никак!

– И как это понимать? – захохотал всадник. – Не желаешь отвечать или у тебя нет имени?

Девушка промолчала.

– Если ты и вправду безымянна, я могу тебе помочь. Я знаю много ласковых имен: Киска, Цыпочка, Рыбка… – Мужчина снова захохотал.

Наконец, насмеявшись вдоволь, он успокоился и, кажется, даже повеселел.

– И вправду, – продолжил он почти серьезно, – почему бы мне и не дать тебе имя? Обещаю, что ты получишь удовольствие в придачу, – наклонился он к ней, понижая голос.

– Проезжайте мимо – у нас разные пути, – ответила девушка, постаравшись, чтобы ее голос звучал как можно холоднее и спокойнее.

– А если я предложу сделку? – в голосе всадника уже не было иронии. – Я отпускаю мальчишку, а ты соглашаешься быть гостьей в моем замке и разделить со мной ложе? Ведь ты же хочешь, чтобы он жил? А я, признаюсь, питаю слабость к молоденьким жрицам и сделаю все, чтобы тебе не пришлось жалеть о нашем знакомстве.

Девушка обернулась. Мальчик стоял у нее за спиной и кулачком размазывал по лицу слезы. В другой руке он сжимал красный парик, сам же оказался совершенно белобрысым.

Что ж, она и вправду хотела, чтобы паренька оставили в покое. Но она не верила, что человек, только что охотившийся на беззащитного пацана, может быть гостеприимным и обходительным. К тому же он рассчитывает, что она заплатит не только милой беседой за ужином. Но она такую цену платить была не согласна. Что же делать?

Вдруг девушка резко отскочила назад, и ее огненный хлыст со свистом обернулся вокруг торса всадника, сдернув его на землю. Собаки заворчали, но не тронулись с места. Всадники схватились за оружие, но применять его без приказа господина не рискнули. Господин же смачно выругался и попытался подняться. Хлыст раскрутился и снова взметнулся вверх, со свистом опустившись на шею поверженного мужчины.

– Чего ждете, остолопы! – проревел он, сопроводив оклик грязным ругательством. – Схватить девчонку!

Удары продолжали сыпаться на него, не давая подняться. Свита неуверенно двинулась к девушке, но ее звонкий окрик: «Стоять!» – снова пригвоздил охотников к месту.

– Молодцы! – похвалила она. – Своей трусостью вы спасли господину жизнь. А то ведь я могла включить бич на полную мощность. Он прожигает до костей. – Все эти слова девушка проговаривала четко и отрывисто, в такт ударам.

– Вставай! – крикнула она избитому, закончив речь. – Считаю до трех, и чтоб духу вашего здесь не было!

Несостоявшийся любовник не заставил себя долго ждать. Ему явно нелегко было подниматься с земли и забираться в седло, но сделал он это весьма проворно. На счет «три» всадники уже неслись во весь опор туда, откуда появились. Или это она считала слишком медленно?

– Медноглазая кошка – вот твое имя! – выкрикнул на скаку зеленый всадник, исчезая за деревьями.

Девушка звонко рассмеялась. Это имя ей понравилось. Жаль, что оно было чужим.

– Лорд Маркруз не простит тебе этого, – подошел к ней мальчик. – И мне не простит, – добавил он. – У него же звериное сердце, а звери не знают жалости и не прощают обид. Любой зверь не успокоится, пока не отомстит.

– Звери-то как раз жалость имеют, – улыбнулась печально девушка. – А «звериное сердце», – пояснила она, потрепав мальчика по голове, – это просто такое выражение, так говорят о злом человеке. Он на самом деле злой, но сердце у него обыкновенное, человеческое. А значит, ему ведом страх, и он не решится преследовать меня.

– Это ты ошибаешься, – не согласился мальчик. – Лорд Маркруз не знает страха и не чтит обычаев. И сердце у него никакое не человеческое, а самое настоящее звериное, и сам он наполовину только человек, а наполовину зверь.

– Такое невозможно, такого просто не бывает, – улыбнулась девушка.

– Бывает! – возразил мальчик. – Все знают, что его отец – медноглазый кот. Рассказывают, что покойный лорд Маркруз-старший, добрейшей души человек, влюбился в жрицу Огня. Не пара она была ему. Он был мягкосердным, а она – злой, просто бешеной. Она здесь быстро все взяла в свои руки. Всех держала в страхе, даже самого лорда. Все говорят, что она не любила старика, а тут вдруг родила ему сына. Люди сразу смекнули, что у нее есть любовник. А слуги примечать стали, что она что-то частенько уходит прогуляться в лес, а возвращается оттуда довольная и счастливая. Однажды конюх за ней проследил. И увидел, что вышел ей навстречу большой медноглазый кот, а она не боится: обняла его и давай шею чесать. Кот сначала замурлыкал было, а потом как прыгнет вдруг в кусты, где конюх прятался. Если б хозяйка кота не отозвала, остались бы от мужика одни клочья. И хорошо еще, что она его не бросила, а всего исцарапанного домой привела. Сжалилась чего-то. С тех пор она в лес ходить перестала, но стала еще злее, совсем как зверюга какая. Кошкой ее все у нас и прозывали, хотя настоящее имя у нее красивое было – Милава, это старый лорд ей такое имя дал.

Когда все это случилось, она на сносях как раз была. Люди думали, что как родит она ребеночка, помягче станет, поспокойнее. Не тут-то было! Как родился мальчик, так она совсем с ума спятила. Говорят, что и отпрыска своего родного, чуть он подрос, иногда так плетью охаживала, что он по несколько дней с постели встать не мог. А слуг – тех не счесть, сколько насмерть забила.

И сын ведь весь в мать пошел – рос таким же злобным и диким. Чуть что не по нему – он сразу кусаться, царапаться, раз нянечку свою ножом ударил, все лицо изуродовал. Так ее никто замуж и не взял.

А когда старый лорд умер, здесь вообще невесть что началось. Мать и сын будто состязание устроили, кто кого в жестокости превзойдет. И вот раз они меж собой повздорили. Вроде как мать хотела наказать пацана за какой-то проступок по старой памяти, да он у нее плеть отобрал и забил до смерти. Потом представил все так, будто она грибами отравилась. Здесь же глушь, дознание проводить некому. Никто его ни в чем не заподозрил, кроме тех, кто в его поместье жил. Они-то, конечно, знают, что на нем большой грех. Вот так-то, – как-то по-взрослому закончил свой рассказ мальчик.

– А за что он тебя собаками травил? – задумчиво поинтересовалась девушка.

– Да забава у него такая.

Немного помолчав, мальчик вздохнул: «Зря ты с ним связалась, убьет он тебя».

– А если бы не связалась, он бы тебя убил, – девушка положила ему руки на плечи и заглянула в лицо. – Как хоть тебя зовут, малыш?

– Пит. А меня он все равно достанет. Не сегодня, так завтра. Не жилец я, – мальчик опустил глаза.

– Вот что, Пит, ты это брось! – встряхнула его девушка. – Я тебя в обиду не дам, обещаю. А ты вот лучше скажи, где мы находимся и далеко ли отсюда до какого-нибудь города.

– Да неблизко. От поместья, если вдоль леса, пешком неделя пути, а до соседнего поместья – два дня.

– А если через лес?

– А лесом не ходит никто. Больно опасно.

– Ничего. Нас в Храме учили с вашими зверушками управляться. Тигры хоть и большие, да нежные – боли боятся. Куда им против моей плеточки! А против кошек другое средство есть. Ваша хозяйка его, наверное, тоже знала: дело в том, что они человеческого взгляда долго выносить не могут. Если им попристальней посмотреть в глаза и не выказать страха, то они послушными становятся, как домашние. Тебе, конечно, пробовать не советую – правильный взгляд долго тренироваться надо. Так что пойдем через лес.

– Заблудиться можно, – попробовал отговорить ее мальчик.

– Нет! – девушка твердо стояла на своем. – Лесом, как мне говорили, мы через день или два выйдем на Большую дорогу. А там уже идти недолго и безопасно.

Девушка нашла в кустах свою сумку, перекинула ее через плечо и углубилась в лес. Мальчик, вздохнув, побрел следом.

Девушка страшно устала, но понимала, что останавливаться нельзя – лорд Звериное сердце может вернуться и привести с собой сотню вооруженных слуг, и тогда ее миссия закончится, не успев начаться. А глубоко в лес погоня идти не решится – для обычных людей это и впрямь опасно.

Путники шли и шли. О том, что после очередного бессонного дня ей предстоит еще одна бессонная ночь, девушка старалась не вспоминать.

Глава третья. Разбойники

К середине дня старающиеся долго не сбавлять скорости путники едва стояли на ногах. Они спешили уйти как можно дальше, опасаясь погони.

С дикими зверями они, по счастью, не повстречались. Как бы ни храбрилась девушка, она не могла не осознавать, что оружие ее несовершенно, особенно если иметь в виду взгляд, силу которого на практике ей проверять еще не приходилось.

Всю дорогу они молчали. Сначала – чтобы не выдать своего местонахождения воображаемой погоне, потом – по инерции. Разговорились только к полудню.

– Если вам так плохо живется в поместье, почему вы не уйдете? – поинтересовалась девушка. – Лорд держит вас силой? Угрожает расправой?

– Нет! – мальчик гордо вскинул голову. – Нас держит слово чести! Когда-то давно наши предки поклялись служить роду Маркрузов до скончания века. Мы не можем нарушить эту клятву. Это было бы бесчестно.

Девушка внимательно посмотрела на Пита, но ничего не сказала.

– Некоторые, правда, уходили, – поправил себя мальчик немного погодя. – И больше никто о них ничего не слышал. Думаю, что с ними случилось что-то совсем нехорошее. Светило всегда жестоко карает клятвопреступников!

Девушка пожала плечами. Она была более высокого мнения о Светиле.

Некоторое время они снова шли молча. Наконец девушка заметила, что солнце взошло достаточно высоко, и предложила остановиться на отдых.

– Смотри, какая полянка! – улыбнулась она Питу. – Давай лезь вон на то дерево, набери побольше плодов, хоть перекусим немного. А я поищу, нет ли поблизости ручья, чтобы развести концентраты. Увидишь, это очень вкусно.

Однако спокойно позавтракать им было не суждено. Не успела девушка отойти и ста метров, как услышала чьи-то шаги и голоса. Она поспешила обратно. Посоветовав Питу оставаться на дереве, сама решила спрятаться в кустах.

Спустя несколько минут на поляну вышли люди. Их было слишком много, чтобы надеяться на силу огненного бича. Человек двадцать крепких, мускулистых мужчин и четыре женщины, одетые в мужские наряды, – такие же грязные и грубые.

– Эй, Сэм, возьми котелки и сгоняй к ручью, – распорядился один из мужчин.

Девушка перевела взгляд с группы женщин на говорившего и замерла в оцепенении. Это был лорд Маркруз Звериное сердце. Только зачем-то переоделся в землисто-серый потертый костюм, какие носят простолюдины. Его спутники были одеты примерно так же. На плечах у них висели дорожные солдатские сумки, а на поясах – кожаные чехлы с непонятными металлическими предметами. Интересно, к чему этот маскарад?

Юная жрица так увлеклась разгадыванием этой головоломки, что даже не заметила, как сзади к ней кто-то подошел.

– Вылезай из кустов и вперед! – услышала она за спиной, одновременно почувствовав между лопаток прикосновение узкого лезвия. Сопротивляться было глупо, так что она решила, хоть и неприятно это было очень, повиноваться грубому приказу. На нее уставились десятки пар глаз.

Взглядом она нашла глаза лорда и пристально посмотрела в них, стараясь подчинить противника своей воле. Но то ли она слишком устала, то ли воля у лорда оказалась слишком сильной, – у нее ничего не вышло. Впрочем, кое-что этот эксперимент все-таки дал – она вдруг осознала, что смотрит в глаза вовсе не лорда Звериное сердце, а в чьи-то другие. У того они были холодные и пустые, а у этого – теплые и глубокие. Да и сам мужчина при близком рассмотрении оказался намного старше лорда. И намного притягательней. «Но до чего же похож!» – удивилась про себя девушка.

– Кто вы? – наконец спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал громко и уверено. Она собралась отвести глаза, но взгляд мужчины ее не отпустил. Он удерживал ее взгляд!

– Я слышал, что жрицы Огня сейчас уже не те, что были раньше, – насмешливый голос, казалось, дразнил ее, – но я не думал, что рыжеволосые девы настолько измельчали. Ты попалась, как неуклюжая девчонка. И у тебя не хватает ума догадаться, кто мог тебя встретить в лесу, кроме зверей? Между тем, любая простолюдинка нашла бы ответ без долгих размышлений.

– Вы – разбойники! – догадалась девушка.

– Все-таки угадала, надо же, какая умница! – голос звучал по-прежнему насмешливо. – Но могу поспорить, это все, что ты поняла. А вот я о тебе могу рассказать намного больше. Ты – юная жрица из Храма Танцующего пламени. Тебе восемнадцать лет. Родом ты с Земли Аверона. Девять лет ты изучала искусство разжигать пламя, а вот дней пять назад ты покинула Храм, отправившись бродить по свету и выполнять свою миссию. Даже имени у тебя, наверное, нет, – как-то особенно насмешливо завершил свою речь разбойник, приблизившись к девушке.

При этих словах девушка напряглась. Не хватает еще, чтобы имя ей дал разбойник с большой дороги!

– Не трогай ее! – вдруг раздался пронзительный крик, и с дерева на атамана, чуть не сбив его с ног, свалился Пит. Тут же рядом с ними оказался огромного роста разбойник. Он подхватил мальчика за шиворот легко, как щенка за холку, и поставил перед атаманом.

– Вот так заступник! – рассмеялся атаман. – Не слишком ли молодого кавалера ты себе выбрала? Тебе долго придется ждать, пока он возмужает и будет в состоянии дать тебе имя. Ведь пока ты безымянна, ведь так?

– Да, нет у меня пока никакого имени. Но если ты захочешь мне его дать, то знай – я скорее умру, чем соглашусь принять его от тебя!

– Размечталась! А я, между прочим, и не претендую. И если говорить напрямоту, то ты должна признать – дело тут не во мне. Ты просто боишься этого. Ты боишься мужчин.

Кто-то из разбойниц засмеялся.

– Но нас ты не бойся, – атаман говорил спокойно, даже ласково, но глаза его смотрели пристально, и в них прыгали искорки смеха, – все мы здесь люди простые и предпочитаем женщин менее пугливых и более умелых. Так что тебе здесь ничего не грозит.

Как бы в подтверждении своих слов атаман отступил в сторону и привлек к себе одну из женщин в сером костюме. Почему же юной жрице сделалось от этого так больно и тоскливо? Наверное, она просто неправильно истолковала свои эмоции, приняв за досаду беспокойство и неприязнь.

Вскоре на поляне собралось уже человек тридцать – это вернулись с добычей охотники и рыболовы. Женщины принялись за стряпню. Девушка предложила им несколько концентратов, которые были приняты с благодарностью: молоко и шоколад были здесь редкостью. С одной из разбойниц девушка даже разговорилась.

– Ты не обижайся на нашего атамана, – внушала ей женщина, – на самом деле он очень добрый и справедливый. Вот его братец – тот и есть настоящий разбойник, хоть и живет не в лесу.

– Вы это не про лорда Маркруза, случайно? – осторожно поинтересовалась девушка, начиная догадываться.

– Про него самого, про лже-лорда. Титул-то у него краденый. Настоящий лорд – наш атаман, он и есть истинный наследник.

Лет 15 ему было, когда старый лорд женился на этой рыжей стерве. Так, говорят, она пасынку проходу не давала, все пыталась его в постель к себе затащить. А как поняла, что бесполезно это, то решила ему отомстить. Убить, значит. То ли испугалась, что правда до мужа дойдет, то ли обиделась люто. Так или иначе, ночью к нему спящему подкралась и хотела заколоть. Но мальчик как-то умудрился руку ее перехватить и кинжал отнять. Так что у нее ничего не вышло, хвала Светилу!

Утром Лаверд все рассказал отцу, да тот ему не поверил. И мало того что не поверил, а прогнал за клевету из дома. Сам он на такое не решился бы – это его рыжая ведьма сына прогнать заставила. Такая вот история.

– А вы откуда все это знаете? Люди любят сочинять всякие пикантные истории, делая из кого-то героев, а из кого-то – наоборот…

– Может, что и сочиняют, а где и правду говорят. Я в то время на кухне в барском доме прислужницей была, так что кое-что из той истории доподлинно знаю. Сама сколько раз такое видела, что и вспоминать мерзопакостно. Так-то уж, девушка!

Рассказчица куда-то отошла. И почти мгновенно безымянную жрицу сморил сон – так прямо под деревом и заснула.

Закат зажег траву на горизонте. В лучах заходящего солнца вода искрилась и переливалась всеми цветами радуги.

Стайка больших волшебных птиц с золотым сверкающим опереньем спустилась на берег озера. Пожар горел на небе, пожар полыхал на земле.

Птицы сбросили свои перья и обернулись красивыми девушками. Она сбросила крылья последней – почему-то именно сегодня ей не хотелось с ними расставаться.

Но, плескаясь с подругами в перламутровой воде, я забыла о своем беспокойстве. Весь мир казался чистым и прозрачным, как роса на рассвете, как хрустальные капли воды, сверкающие в лучах заходящего солнца. Мы погружали в воду руки, а потом поднимали их к небу и смотрели, как вода крупными бриллиантами падает с гибких пальцев. Мы били ладонями по воде и брызгались, устраивая радужные фейерверки.

Наигравшись и наплескавшись вдоволь, мы заметили, что солнце уже почти скрылось, а значит, нам тоже пора. С веселыми криками мы выбежали на берег и стали набрасывать на себя золотые платья – сияющие оперенья. Подруги быстро нашли свои крылья и улетели следом за солнцем. А я осталась. Предчувствие меня не обмануло – моих крыльев не было там, где я их оставила. Я осмотрела всю поляну, заглянула подо все камни, за все пни. Я шарила по земле, раздвигая высокую траву руками. Крыльев нигде не было.

И тут я вспомнила, что совсем голая. Мне сразу стало холодно. И стыдно. Мне казалось, что кто-то наблюдает за мной из-за кустов, рассматривает мое тело, оценивает мою грудь. Я чувствовала этот взгляд – пронзительный и насмешливый. По телу моему бежали мурашки, а щеки – горели.

– Кто ты? – вскричала я в отчаянии. – Зачем тебе мои крылья? Что ты хочешь за них? Ведь у меня же нет ничего! Верни мне крылья – и я буду любить тебя! Если старый ты человек – будь мне батюшкой, если молод ты – будь мне суженным!

Но никто не отозвался на отчаянный призыв, никто не выходил из-за кустов, не преподносил золотого оперения…

Тогда опустилась она на сырую землю и горько заплакала. Долго плакала, прикрыв глаза ладонями. И только когда солнце окончательно спряталось за горизонт, а на небе замерцала луна, девушка отняла от лица ладони и поднялась на ноги. Подле нее, переливаясь и сверкая в темноте, словно пламя, лежали золотые крылья. Но почему-то еще горше и обиднее стало ей оттого, что нашлось ее одеяние, и никто не пришел за наградою…

Проснулась она, оттого что кто-то осторожно тронул ее за плечо. Она тут же открыла глаза и села, скинув с плечей тигровую шкуру. Вечерело. В небе уже загорались звезды – пока еще бледные и нечеткие. Поляна преобразилась. Вокруг стояли палатки. В центре громоздился бревенчатый стол, вокруг лежали большие бревна-скамейки. Поодаль горел костер. По периметру поляны на самых высоких деревьях были оборудованы смотровые площадки…

Рядом с девушкой стоял атаман. «Ну и горазда же ты спать! – улыбнулся он. – Пора… А то самое интересное проспишь».

Девушка вскочила на ноги и тут же пошатнулась – резко закружилась голова. Она непроизвольно оперлась на руку атамана. И тут же покраснела – как бы он ни понял ее неправильно.

– Просто я очень давно не спала и больше суток ничего не ела, – сказала она извиняющимся тоном, и еще сильней покраснела из-за того, что говорит с кем-то в таком унизительном тоне, оправдываясь и объясняясь.

– Тогда посиди еще немного, – атаман поднял ее на руки и усадил на тигровую шкуру. И распорядился уже громко: «Дайте же гостье что-нибудь поесть!».

Приказы вожака здесь выполнялись мгновенно. Уже через минуту перед девушкой стоял пень, застланный клочком клеенки, а на нем возлежали копченый окорок, печеные коренья, свежие фрукты. Женщина, с которой они беседовали днем, подала девушке кружку с каким-то горячим ароматным напитком – «кофе», как назвала его разбойница. Кофе был горьковатым на вкус, но не противным и, главное, явно неядовитым. Верно, снадобье какое.

Насытившись, поблагодарила разбойников, которые «накрывали на стол», и поинтересовалась, что теперь они собираются делать. Атаман говорил, что что-то интересное.

– Охотиться, разумеется, – улыбнулась женщина. – Тебе стоит посмотреть. Давай забирайся вон на то дерево – сверху лучше видно. Только веди себя тихо.

– Ночью в лесу небезопасно. Наверное, многие из вас погибают. Особенно охотники? – сочувственно поинтересовалась девушка.

– Случается, конечно, и такое, – вздохнула женщина. – Но, хвала Светилу, не часто. У нас налажена «система безопасности», как выражается Атаман.

– И в чем она заключается?

– Сама увидишь. Заберешься самостоятельно?

– Да. Только где Пит?

– Не беспокойся, с ним все в порядке. Бегает хвостиком за Большим Сэмом.

На дереве, которое выбрали женщины, уже был один разбойник. Знаком он велел всем замолчать и стал напряженно всматриваться вперед. Вскоре уже почти все разбойники оказались на деревьях. Оставшиеся внизу встали вокруг стола в центре поляны спиной друг к другу. Один из них достал из кармана какой-то предмет, напоминающий небольшой охотничий рог, и поднес его к губам. Раздался протяжный рев, отдаленно напоминающий басовитое кошачье мяуканье. Это звук всем пришлось слушать минут десять, пока вдруг вдали сразу с нескольких сторон не раздался ответный рев – такой же громкий и противный. Разбойники дружно вскинули на плечи какие-то предметы (их девушка уже видела утром, но не поняла их назначения). Девушка машинально коснулась рукой пояса, где у нее был закреплен огненный бич. «Не надо», – едва слышно остановила ее женщина.

Грозное мяуканье приближалось, и вскоре девушка заметила, как загорелись в чаще медные глаза. И тут же в кронах деревьев почти одновременно вспыхнуло несколько огней, раздались хлопки – почти так же щелкает об металл раскаленный шнур огненного бича. Почти тут же воздух пронзили жуткие вопли, и сразу же стало тихо. Медные глаза постепенно угасали.

Еще с получаса разбойники оставались на своих местах. Наконец, атаман скомандовал отбой. Люди начали спускаться. Восемь разбойников отправились за добычей. Четверо остались на смотровых площадках. Остальные собрались на поляне и разложили костер.

– Не бойся, – подбодрила девушку разбойница, – больше их поблизости нет. А если и приблудится какая тварь, наши часовые ее не пропустят. К тому же сейчас включат систему безопасности.

На поляну вернулись охотники, волоча за лапы убитых доселе неведомым способом кошек. Тут же на стволах и кронах деревьев, окружавших поляну на расстоянии около ста метров от нее, замерцала едва заметно тонкая паутинка. Через минуту мерцание прекратилось. Вероятно, это и была пресловутая «система безопасности», но как она действует, девушка не поняла.

– У этих животных очень вкусное и питательное мясо, надо только уметь снять шкуру. На брюхе у них почти совсем нет шерсти, как и на морде – там она тоже видишь какая: тонкая и мягкая, словно пух. А мясо хорошее, мягкое, сочное… – рассказывала женщина. – Сегодня была хорошая охота, можно будет заготовить мясо впрок. Целых две кошки! Не всегда бывают такие удачные ночи…

– Но как их удалось убить? Это какое-то волшебство, да?

– Неужели даже жрицы Огня верят в сказки? – услышала она за спиной знакомый ироничный голос. – Я думал, вас учат выдумывать сказки, а не слушать их.

– Но как вам это удалось? Это какое-то новое оружие? – поправилась девушка.

– Надо заметить, что вторая мысль у тебя всегда удачнее первой. Именно новое оружие.

– Он сам изобрел его, привезя образцы из дальнего плавания! – гордо заявил Пит, спрыгивая с дерева.

– Правда? – недоверчиво переспросила девушка, потрепав вихрастого приятеля за волосы.

– От мальчишек ничего нельзя утаить! – засмеялся атаман.

– Это точно! – весело подтвердил мальчуган. – Я знаю даже все ваши условные знаки, поэтому придется вам оставить меня у себя.

– Ты хочешь остаться с ними? – удивилась девушка.

– Конечно! Здесь же почти все наши! И здесь так весело! Лаверд такой умный! Он рассказал мне, почему идет дождь и откуда берется радуга. А Большой Сэм такой сильный и смелый! Он научил меня стрелять. А…

– Как хочешь, – перебила его девушка. – Но я – уйду!

– Это первая мысль, – заметил Атаман. – Какой будет вторая? Подумай хорошенько. Здесь так много мужчин. Молодых и сильных, изголодавшихся по женской ласке, полных неистраченной нежности и неразбуженных страстей. Какой простор для творчества! Здесь есть над чем поработать, к чему приложить твои знания, – голос атамана звучал тепло, но за этой теплотой девушке слышалась насмешка.

– Конечно, я уйду, – подтвердила она свое желание. – Утром!

Она сказала это так твердо и спокойно, что никому и в голову не пришло с ней спорить. Даже атаману. Лаверд, пристально посмотрев ей в глаза, сказал серьезно и как-то грустно: «Хорошо. Завтра я сам провожу тебя до большой дороги…» Или это ей только показалось, что в голосе атамана сквозила печаль?

Глава четвертая. На Большой дороге

По краям дороги на расстоянии где-то десяти метров от нее на ветвях росших рядом деревьев была натянута плотная проволочная сеть. Жестом остановив девушку, Атаман нагнулся, чтобы поднять с земли засохший сук железного дерева. Он с размаха кинул сук в сеть, но ничего не произошло.

– Вообще-то, днем они ее отключают, но подстраховаться не мешало. Теперь можешь идти. Перелезешь?

– А ты как думаешь? Ее же не от людей натянули! Впрочем, дикой кошке по ней забраться, наверное, еще проще?

– Дикие кошки боятся солнца, а ночью через сеть пропускают ток. И вообще, этой дорогой редко пользуются. Горожане предпочитают окружные пути. Эта дорожка малость жутковата. Не удивляйся, если за сеткой тебе то и дело будут встречаться поджаренные тушки животных.

– В какой стороне город?

– В любой, примерно на равном расстоянии. Так что придется выбирать.

– Тогда я пойду вправо, – она вопросительно взглянула на Лаверда.

– Делай как знаешь. Это твой путь и твой выбор.

Девушка направилась к дороге. На душе у нее было тоскливо и тревожно, будто бы она делает что-то не так. Но показать это лорду Атаману было никак нельзя. Поэтому она старалась идти ровно, уверенно, не оборачиваясь и не замедляя шага. Она слышала, что за спиной было тихо. Значит, сам Лаверд еще не уходит. Он что, так и будет смотреть на нее, ожидая, не сделает ли она какой ошибки, чтобы потом вдоволь посмеяться?

– Постой!

Она тут же с замиранием сердца подчинилась звуку его голоса, остановилась и неуверенно обернулась. Он нагнал ее и взял за плечи.

– Негоже уходить, не попрощавшись, – улыбнулся он ей. – Счастливой тебе дороги, юная жрица! Не поминай лихом!

Его рука бережно коснулась ее волос, и она вдруг неожиданно для себя прижалась щекой к его руке. «И тебе счастливо», – прошептала невнятно.

Ее беспокойный взгляд встретился с его, печальным и усталым. Она потянулась к нему взглядом. Его глаза приблизились, и она ощутила на губах осторожный, но необычайно крепкий и властный поцелуй. Это длилось мгновенье. Лаверд еще раз коснулся ее волос и, развернувшись, скрылся в чаще.

Казалось, ничего не произошло. По крайней мере, ничего хорошего. Но сердце ее почему-то ликовало, и даже кристалл на груди засиял как-то ярче. Неужели она хотела этого? Хотела, чтобы ее поцеловал этот разбойник? Именно что хотела! Но только поцелуя – и больше ничего. Просто, наверное, ей необходимо было убедиться, что и этот насмешливый холодный человек не остался к ней равнодушным. Впрочем, такой ли он холодный, как ей хотелось думать? Уж наедине-то с самой собой она должна была сознаться, что его голос был слишком мягок, а взгляд слишком глубок для черствого и бездушного представителя людского племени. И без этого поцелуя она знала, что у него есть сердце.

Девушка тряхнула головой, чтобы отогнать тревожные мысли, а потом ловко, словно кошка, вскарабкалась на сеть, чтобы спуститься по другую сторону на запыленную дорожной пылью траву.

Идти одной было скучно. Солнце палило так сильно, что было жарко даже в чудесном плаще. Медленно накатывалась дремота. Она шла вперед, механически переставляя ноги, поднимая подошвами легкие облачка пыли, не глядя по сторонам, погружаясь в сладкие воспоминания о детстве и проведенном в Храме отрочестве.

Будущих жриц огня все любили и почитали. Служанки спешили выполнять все их желания, а опытные Жрицы, вернувшиеся в Храм после выполнения своей миссии, учили девочек распознавать эти желания. Когда они становились старше, их уже учили управлять своими желаниями, взращивая их, как цветы.

От старых Жриц они узнавали, что такое любовь – сильнейшая из страстей. Ее вкус девочкам только предстояло изведать… Первый, кто даст им вкусить любовь и будет вкушать вместе с ними, даст им имя. И только тогда они смогут считаться настоящими Жрицами.

В Храме девочки знакомились с действием разных чудесных предметов. Эти занятия делали их жизнь интереснее и разнообразней. А в будущем должны были помочь им выполнять Миссию, не отвлекаясь на пустяки.

Девочек учили защищать свои желания при помощи оружия.

Им показывали, как разжигать костер, как готовить горячительные напитки.

Они долгие часы проводили за просмотром фильмов, постигая науку любви, пока теоретически. Так что, выходя из Храма, все они в теории отлично знали, как разжечь в мужчине страсть, как заставить его пылать в муках любви, как истомить его постоянно нарастающим желанием… и истомиться самим в ожидании сладкого падения в звенящую бездну.

Три правила управляли их жизнью. Первое правило гласило: «Познай себя». Второе повелевало никому, в том числе и себе, не отказывать в исполнении желаний. Третье приказывало: «Не спеши! Желание должно созреть». Жить по этим правилам было непросто. Но не случайно они были отмечены знаком Солнца – и они хотели жить именно так!

Погрузившись в воспоминания, девушка не сразу услышала приближающийся стук копыт. Если бы всадник был недобрым человеком, ей, возможно, пришлось бы дорого заплатить за свою рассеянность. Но специфический костюм и кристалл на груди выдавали в нем Служителя Солнца. Он остановил коня прямо перед девушкой и протянул руку для приветствия.

– Привет, – вздрогнув от неожиданности, девушка пожала протянутую руку. – Ты из Храма Синего Огня?

– Разумеется, пока я в храмовой одежде, это трудно не угадать. Тебя тоже легко опознать. Ты – из Храма Танцующего пламени.

– Точно, – улыбнулась девушка.

– И как же тебя зовут, коллега?

– Узнай сам – ты же догадливый.

– Судя по тому, что ты не хочешь называть своего имени, его пока и нет?

– Ты тоже не представился.

– Не обижайся… Зачем нам спорить, если мы примерно в одинаковом положении. Кстати, я и не скрываю, что пока безымянный.

– Я тоже не скрываю, просто мне не понравилось, что ты сразу об этом спросил. Может быть, потому, что все, кого я встречала, узнав, что у меня нет имени, сразу рвались мне его подарить. Не спрашивая моего мнения.

– Я тебя понимаю. Мне еще труднее признаваться, что я безымянный. Мужчины сразу смотрят свысока, женщины хихикают и отворачиваются.

– Просто они, наверное, мечтают дать тебе имя и стесняются своего желания… – неловко попыталась утешить его девушка.

– Может, и так, а все равно неприятно.

– Но вот я, например, не хихикаю.

– Хоть на этом спасибо. А ты куда сейчас направляешься?

– В город.

– А далеко он, не знаешь?

– А вот об этом я как-то забыла спросить. Знаешь, обстоятельства были такими, что мне было слегка не до этого.

– Понимаю. Ты, кажется, вообще по характеру, как бы сказать, – задумчивая.

– Не суди так скоро! – тут же вспыхнула девушка. – Вот еще вздумал – сходу о характере! Если я тебя не сразу заметила – это еще ничего не значит! К тому же я тебя заметила и специально не оборачивалась, чтобы посильнее захотеть узнать, кто там сзади скачет.

И они оба по-детски звонко рассмеялись. Все-таки им было всего по 18 лет.

В город они решили отправиться вместе – и безопаснее, и веселее. К тому же у юноши была лошадь.

Дорогой они много болтали. Она рассказывала об озерах Аверона – ее родине, и о жизни в Храме Танцующего пламени. Он – о горах Альвива, у подножия которых прошло его детство, и о Храме Синего Огня, где он провел последние девять лет своей жизни. Сколько они вспомнили смешных историй! Сколько у их учителей было похожих странностей и чудачеств!

А как весело было вместе разжигать настоящий костер – из обычных сухих веток – и готовить обед из собранных у дороги мясистых грибов. Вкуснотища!

Скоро они чувствовали себя так, как будто знают друг друга по меньшей мере сто лет.

Дорогу надежно защищала электрическая проволока, и вечером можно было спокойно отдыхать. Они расположиться на ночлег на обочине. Спать решили на всякий случай по очереди: сначала он, потом она – все-таки девушка отдохнула прошлой ночью, а юноша совсем валился с ног.

Девушка разложила свой несгораемый хворост и подожгла его с помощью кристалла, не без труда поймав луч заходящего солнца. Путники доели оставшиеся с обеда грибы, и юноша, завернувшись в плащ, лег возле костра.

Было тихо. Даже слышно было, как легкий ветерок перебирает листья на деревьях. На небе зажглись звезды и замерцала луна. «Сегодня полнолуние», – почему-то с радостью отметила про себя девушка. Голубоватый свет луны мягко осветил лицо спящего юноши. Он был очень хорош. Такой юный, нежный. Какие у него длинные ресницы, даже у нее, наверное, и то не такие! Он напоминал ей молодого ангела из старых сказок. Как ему подошло бы это имя!

И тут девушка поняла, что у нее родилось новое желание – желание дать имя этому юному жрецу из Храма Синего Огня. И получить от него свое имя. Взаимно. Имя, которое он ей подарит, наверняка будет звучным и красивым – у жрецов Огня неплохая фантазия.

Девушка пересела поближе к юноше и нежно коснулась его щеки. Он проснулся почти мгновенно: «Пора меняться?» – спросил, потягиваясь.

– Нет, я разбудила тебя не для этого, – робко прошептала девушка, наклонившись, чтобы достать его губами. Она поцеловала юношу в макушку и зарылась лицом в его мягкие рыжие волосы. Это было так волнительно и так приятно. «Подари мне имя», – выдохнула еле слышно…

Он отстранился не сразу, но сделал это так определенно и твердо, что она тотчас поняла – сегодня ее желание точно не сбудется! И он, в сущности, прав – это желание только-только родилось, оно еще пока такое маленькое и слабое… надо подождать, пока оно не захлестнет ее с такой силой, что невозможно будет с ним сладить. Вот тогда…

Но что-то подсказывало ей, что никакого «вот тогда» не будет. И ей стало так грустно, что из глаз покатились крупные слезы. Почему она чувствует себя так, будто ее обокрали? Хорошо еще, что он спит и не замечает ее слез.

Как оказалось, он не спал и все заметил. И долго утешал ее, пытаясь объяснить, что это не из-за нее, не из-за того, что она ему не нравится. Напротив, она ему очень даже нравится, и не только внешне. Он хочет, чтобы они стали как брат и сестра. А увлекаться друг другом как мужчина и женщина им нельзя. Они же жрецы Огня, и будет гораздо лучше, если они свой пыл направят на других. А если друг на друга, то просто сгорят в одночасье, и никому от этого не будет никакой пользы.

Она не согласилась с его точкой зрения (никакие правила не запрещали жрецам любить друг друга), но и спорить не стала – каждый имеет право на свое мнение и может поступать так, как считает нужным. Четвертое, негласное, правило запрещало поступать вопреки своим желаниям.

Объяснения юноши были недоказательны – но тем не менее ей от них стало на какое-то время легче. Развенчивать убеждения, конечно, тяжело, намного тяжелее, чем завоевывать симпатию, но это куда приятнее. По крайней мере, самолюбие от этого не страдает. Жаль только, что в город ей придется вступить безымянной. Мужчины слетятся, как мухи на мед, и будут домогаться ее всеми правдами и неправдами, и подшучивать грязно. А женщины будут снисходительно улыбаться или злорадствовать – хоть в этом им удалось превзойти жрицу. Если б у нее было имя, мужчины бы смотрели на нее с уважением, а женщины бы – ревновали, но это куда приятнее, чем насмешка. Уж лучше бы она получила имя раньше, хоть и от разбойника! К тому же от разбойника благородных кровей получить имя было б почти достойно. Лорд Атаман и жрица Огня! Впрочем, о чем это она – он-то как раз ее и не домогался… или все-таки домогался? Поди его, разбери! Мужчина…

Глава пятая. Снегурочка

Они были подругами. Одну звали Муравою, другую – Белорозою. Они дружили с раннего детства, хоть и были совсем разные. Мурава была смуглой и темноволосой, а главное – задорной и жизнерадостной. А Белороза была хрупкой и нежной: кожа светлая, почти прозрачная, волосы – как снег, а глаза – как лед: такие же спокойные, чистые и холодные. А потому за глаза ее часто называли не Белорозою, а Снегуркою. Или ласково – Снегурочкой. Была она серьезная, задумчивая и всегда какая-то печальная. Только Мурава одна и знала, что не равнодушная Белороза и не холодная, а просто мечтает вечно о чем-то несбытном. Все здесь, на земле живут и радуются – а она где-то в небесах витает, не замечая того, что рядом творится. «Не холодная она вовсе, – заступалась Мурава за подругу, – а нездешняя!». Но мало кто понимал, что она хотела этим сказать, и улыбались только недоверчиво. Или кивали головой, а оставались при своем мнении.

В это утро Мурава встала рано и поспешила к Белорозе, потому как они договорились сегодня подняться вместе на городскую башню, чтобы оттуда посмотреть на восход Светила. Обычно Белороза скептически относилась к подобным затеям: мелкие шалости казались ей глупостью, новые развлечения – пустой тратой сил и времени. А на этот раз согласилась сразу же, даже глаза у нее заблестели, когда Мурава предложила эту проделку. И сейчас, когда Мурава пришла рано утром, Белороза была собрана и ждала подругу, казалось даже, с нетерпением.

Ходить так рано по улицам без провожатых было неприлично да и небезопасно – но в этом-то и заключалась вся соль! По мнению Муравы, разумеется. А Белорозу в большей степени волновал не процесс хождения по сумеречным, безлюдным, еще не проснувшимся улицам. Ее волновала конечная цель их путешествия. Ей казалось, что восходящее Светило может как бы поделиться с ней своей энергией, подарить ей радость бытия, научить наслаждаться повседневной жизнью. Она так завидовала тем, кто умеет это с рождения, легко, естественно, просто так! Может быть, именно поэтому и к Мураве тянулась, дня без нее провести не могла. И без того грустная была, а то совсем сникала…

Она стояла, не замечая ничего вокруг, возле самых перил. Ветер безжалостно трепал ее тонкие волосы, грубо играл складками легкого платья. На щеках ее горел лихорадочный румянец. Сияющие глаза были прикованы к поднимающемуся из-за леса огненному диску. Порозовевшие губы шептали что-то невнятное.

«Лик твой… цвет… озари… верно служить… своим светом… любви… сила огня… Светило… путь мой… желаний суетных… сердце согрей… вручаю… направь… внемли мне… познать… лучезарный…возьми мою душу…», – время от времени долетали до Муравы знакомые слова.

Мурава была в замешательстве.

Сначала все шло по плану, не предвещало беды. Они вышли за городские ворота, прошли к башне, Мурава открыла шпилькой проржавевший замок, они поднялись по длинной винтовой лестнице на самый верх (при этом ни одна ступенька не провалилась), вышли на площадку, обнесенную деревянными, кое-где обрушившимися перилами. Отсюда открывался красивый вид – и только-то и всего! Через 10 минут Мураве стало скучно рассматривать городские крыши, верхушки редких деревьев, багровеющий вдали лес, широкие луга и начинающее розоветь небо. Она начала дурачиться, взмахивать руками, подбегая к краю площадки, каркать и чирикать. «Я лечу, лечу! Лети за мной следом! Что же ты не летишь? – задыхаясь от бега звала она подругу. – Это так весело! Я птица, я большая гордая птица!» И вдруг заметила, что Белороза стоит, облокотившись на низкие полусгнившие перила, и явно рискует свалиться вниз. «Эй, Белороза! – окликнула ее Мурава. – Отойди от перил, а то, не приведи Светило, голова закружится – и полетишь». Но Белороза, казалось, не слышала ее слов. Напротив, она «отказалась» от опоры, оторвав руки от перил и воздев их к небу. Тут только Мурава и поняла, что с подругой то-то не так. Белороза была, в буквальном смысле, сама на себя не похожа. Она разрумянилась. Глаза ее блестели, вся она устремилась ввысь. Казалось, она говорит с Солнцем. И даже поза у нее была какая-то чужая: Белороза стояла прямо, с гордо поднятой головой, грудь ее вздымалась. «Она сошла с ума!» – мелькнула страшная догадка. Нельзя было подвергать риску столь робкое и нежное существо! Это она, Мурава, во всем виновата! Как она теперь приведет подругу домой, что оно скажет ее родителям? Бедная, бедная Белорозочка!

Надо бы было оттащить ее от края, но Мурава боялась подойти к подруге слишком близко, прервать этот безумный монолог. Вдруг Белороза вздумает сопротивляться? Так, чего доброго, и свалятся вместе с этой чертовой башни!

Мураве оставалось только ждать и надеяться, что все образуется, что немного погодя Белороза придет в себя, станет обычной: спокойной и рассудительной. И тогда можно будет спокойно возвращаться. И никто ни о чем не узнает. Только бы никто не заметил их здесь, особенно в таком виде! Ну и дает Белороза – будто ведьма, право слово! Свет, свет, свет!

И тут вдруг Мурава заметила, что из леса по Большой дороге кто-то выезжает. Этой дорогой, из-за того, что она небезопасна, пользовались редко, только в чрезвычайных случаях. Или отправлялись в путь в сопровождении полдюжины хорошо тренированных и вооруженных до зубов воинов. Да и это не всегда помогало. В лесу водились не только дикие звери, но и разбойники. А тут какой-то смельчак решился проделать этот путь в одиночку! А вдруг это и есть разбойник? Ожидание нового приключения приятно щекотало нервы. Вот бы здорово было познакомиться с настоящим разбойником – мужественным, смелым, дерзким, презирающим опасность (а другие разве смогли бы жить в таком жутком лесу?)! А если не познакомиться, то хотя бы проследить за ним и раскрыть Страшный Заговор!

Однако когда «разбойник» подъехал ближе, она разглядела, что он не один – впереди него на лошади сидела девушка. Да и не разбойник он был вовсе, а жрец Огня – об этом ясно говорили цвет его волос и редкостный плащ. И спутница его – тоже жрица, только из другого Храма. Фи, да и только!

Рыжеволосая девушка ловко спрыгнула с коня, юноша последовал ее примеру. В это время он случайно поднял голову… и посмотрел на башню!

На них, на растрепанную Белорозу! Кошмар! Этого уж Мурава не могла допустить. Она рванулась к подруге, обхватила за талию и что есть силы потянула к выходу. Есть! Белороза не сопротивлялась. Оказавшись внутри башни, лишь заморгала растеряно ресницами и пробормотала жалобно: «Кажется, я слишком засмотрелась на Солнце. Оно такое величественное!» «Тсс, – зашептала Мурава. – Кажется, нас заметили. Как бы нам не влетело. Хорошо бы, чтобы он не обратил на нас внимание и не запомнил».

Случайно подняв голову, юный выпускник Храма Синего Огня увидел на сторожевой башне девушку. Она стояла на самом краю и разговаривала с Солнцем. Свет восходящего Светила окутал ее хрупкую фигуру. Розовым было ее платье, розовыми были ее волосы и щеки. И вся она была, как утренняя заря. Ветер вздымал ее длинное тонкое платье, играл ее волосами. Она была птицей, летящей навстречу Солнцу. Она была душой неба, она была песней рассвета, она была мечтой. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять все: она была его судьбой, именно к ней влекло его сердце. Только от нее он жаждал получить свое имя. Это желание было мучительным и палящим, оно в мгновение захлестнуло его душу, охватило огнем его чресла. Это желание родилось уже сразу созревшим, полным, ясным, всеобъемлющим, всевластным.

Ему не дали вдоволь налюбоваться на свою розовую мечту. Другая барышня (наверное, сестра или подруга) увлекла куда-то девушку в розовом, и на площадке никого не осталось.

Юная жрица Танцующего Пламени заметила, что ее спутник замер, уставившись куда-то вверх, и посмотрела туда же. Однако она не увидела там ничего интересного: старая сторожевая башня и больше ничего. И никого.

Глава шестая. Дом исполнения желаний

Они вошли в город, держась за руки. Правой рукой юноша вел под уздцы коня. Странники с любопытством осматривались по сторонам. Это был старый город: мощеные дороги, резные башенки, выкрашенные в кирпично-оранжевый цвет. Здесь было тепло и уютно, здесь хотелось остаться надолго.

Город просыпался. Из ворот выходили женщины, направляясь в булочные. Деловито спешили куда-то мужчины. Слышались звонкие детские голоса, заливистый собачий лай. Где-то пропел заспавшийся петух.

Вопреки ожиданиям миссионеров, на них никто не обращал внимания. Однако когда они подошли к какой-то женщине, чтобы спросить про постоялый двор, та почему-то смутилась, опустила глаза и поспешила на другую сторону, так и не удостоив их ответом. Другая горожанка, когда они собирались приблизиться, прибавила шагу. Скоро они убедились, что от них шарахаются, как от зачумленных. Наконец какой-то мужчина, озираясь по сторонам, решился ответить на бесхитростный вопрос юных жрецов.

Им не надо идти на постоялый двор, посоветовал он, там все равно скажут, что нет свободных мест. Им надо сразу идти на улицу Развлечений: два квартала прямо, два квартала налево, а там свернуть вправо и пройти еще квартал. Там им следует разыскать Дом исполнения желаний. Сделать это будет нетрудно – он заметно отличается по архитектуре, так как сделан, в основном, не из дерева и камня, а из непрозрачного цветного стекла. Там путникам дадут приют.

Они поблагодарили словоохотливого собеседника за совет и пошли искать Дом исполнения желаний на улице Развлечений. Узнали они его сразу – мозаичное строение бросалось в глаза. Они позвонили в колокольчик, но им так никто не открыл. Юноша на всякий случай потянул за ручку – дверь оказалась не заперта. Молодые миссионеры робко вошли в дом. Здесь было красиво, но как-то неуютно и слишком пестро. В убранстве просторной комнаты преобладал красный цвет. На стенах были развешаны безвкусные картины, изображающие сцены плотской любви. На маленьких столиках стояли чаши с фруктами – палаями, способствующими повышению физической активности и половому возбуждению. В комнате стоял знакомый аромат пряных трав, усиливающий чувственное восприятие.

Навстречу путникам вышла женщина. Она выглядела невыспавшейся и какой-то обессилевшей. Бледная кожа, круги под глазами, растрепанные рыжие волосы, мятый халат с драконами, слишком яркий, как и все вокруг. Женщина молча приветствовала их, коснувшись рукой груди. Они ответили таким же жестом. «Сто двадцать шестая?» – с трудом признала девушка в усталой женщине свою старую знакомую. Она выпустилась из Храма лет шесть или семь назад. С одной стороны, встреча была приятной, так как знакомая жрица могла помочь им войти в общество, разобраться, что к чему и тому подобное. С другой стороны, как-то неприятно было видеть жрицу в таком неприглядном состоянии – измученной и опустившейся. Она выглядела отнюдь не на 25, а по меньшей мере лет на 10 старше.

– Раньше была сто двадцать шестой, а сейчас – Лилия, – с какой-то горечью поправила женщина. – Прости, я не помню, под каким номером значилась ты. Как мне вас называть?

– Мы пока оба безымянные. Я была сто сорок первой.

Так как у будущих жриц и жрецов не было имен – использовались номера, соответствующие их последовательности прибытия в храм. Когда нумерации доходила до 999 – отсчет начинался с единицы. В детстве же их всех звали одинаково: Рыжими или Посвященными (использовались оба варианта).

– Догадываюсь, что безымянные, – горько улыбнулась Лилия. – Молодые жрицы редко успевают по дороге сюда заполучить какое-либо имя. Если только их путь не пролегает через имение некого лорда Маркруза. Юноши, правда, гораздо чаще являются сюда, уже обзаведясь именем. Это потому, что их Храм дальше.

– Ты хочешь сказать, что сюда стекаются десятки жриц и жрецов из ближайших храмов? Но почему? – удивилась Безымянная.

– Ну что же, присаживайтесь, – я все расскажу. По порядку. Чтобы собраться с мыслями, начну с начала, с того, что вы и сами знаете. Но не перебивайте – возможно, что что-то из известного на этот раз покажется вам несколько иным. Я хочу вам помочь, чтобы вы не угодили в такой же капкан, что и я, как и многие из других жителей этого дома.

И Лилия начала свой рассказ.

Рассказ Лилии о том, что известно всем

– Известно, что если ребенок рождается рыжеволосым, то он уже не принадлежит ни себе, ни своим родителям, ни своему роду-племени. Он считается посвященным Солнцу, и опеку над ним берет жрец, проживающий поблизости. Самые первые девять лет своей жизни ребенок проводит в семье. Он может играть со сверстниками, ласкаться к матери, помогать отцу – то есть живет, как все остальные дети. Его день отличается только тем, что по два часа, на заре, он проводит с Учителем, который напоминает ему, что он – особенный, учит его любить Солнце, делится с ребенком своим опытом.

Когда ребенку исполняется 9 лет, Учитель доставляет его в ближайший Храм, посвященный Светилу. Старейшины, обладающие тайными знаниями, освобождают детей от всяческих уз. Ребенок ничего не забывает, он помнит родителей, друзей, первого учителя – и одновременно забывает все. Воспоминания не пробуждают в его сердце никаких чувств, или почти никаких. Ребенок уже не тоскует по дому, не скучает по близким – его волю ничто не сковывает. Его желания чисты и независимы от обстоятельств, – истинные желания, исходящие из глубины сердца, освобожденные от житейской шелухи.

И вот тогда ребенка начинают учить распознавать эти желания, взращивать их, доводя себя до эмоционального экстаза, и получать желанное, не считаясь ни с чем. То есть воспитывают из ребенка некого эмоционального монстра, зомби, нацеленного только на одно – на исполнение своих желаний.

Потом психику ребенка начинают ломать, пытаясь внушить ему, что с желаниями других людей тоже надо считаться. Главное желание – это то, которое больше, и неважно, чье оно. Ребенок впитывает и эту истину.

И только после этого ребенок – точнее уже отрок или отроковица – получает личный кристалл. Каждый кристалл и впрямь обладает большим могуществом благодаря восприимчивости к любому виду энергии и способности преобразовывать одну энергию в другую, направлять ее в любом направлении, отдавать и принимать. Подростков учат пользоваться этими и другими свойствами кристалла для получения энергии от исполняющихся желаний – энергии радости, питающей Солнце. Благодаря кристаллу получается как бы концентрат этой энергии, которая не просто рассеивается по свету, лишь частично достигая Солнца, а выбрасывается пучком, полностью достигающим цели.

Курс обучения в Храме занимает 9 лет. К этому времени будущие жрецы уже в полной мере постигают свою значительность. Они уже полны непоколебимой уверенности в том, что их все обожают и почитают, что все преисполнены благодарности им за то, что они посвятили свою жизнь служению Солнцу и тем самым поддерживают жизнь на планете.

Но вот ребенку исполняется 18, приходит время выполнять священную миссию. Четырежды по 9 лет они должны служить Светилу: 27 лет в миру и 9 лет – в Храме, передавая свой опыт молодым поколениям жрецов. И только после этого они освобождаются. Впрочем, большинство жриц и жрецов после этого все равно остаются доживать свой, как правило, недолгий век в Храмах. Потому что больше нигде в них не нуждаются.

Оказавшись за стенами храма, выпускники вольны идти на все четыре стороны, что они, в общем-то, и делают. Одного сердце влечет на север, другого – на юг и так далее. Но на деле направлений, в которых можно следовать, оказывается меньше, чем выпускников. И вот периодически выходит, что многие идут друг за другом по одним и тем же маршрутам. На одном из таких популярных путей и стоит этот город. Не случайно он и называется Большой Маяк. Через него идет очень много дорог. Поэтому исторически так сложилось, что здесь пролегали пути многих жрецов, особенно выпускников близлежащих храмов. Кто-то оставался здесь, кто-то решал продолжить поиски… Но и тем очень часто приходилось вернуться. Это и не удивительно. Пойдешь на север – окажешься в таком же точно городе, а дальше хода нет – сплошные горы. Есть там, конечно, несколько поселений, но приспособиться к жизни в горах сумеет не каждый. На северо-западе и северо-востоке – ваши храмы. На юге – Южное море, подступы к которому охраняют свободные племена, не чтящие традиций и не признающие чужестранцев. На востоке – Центральное море, путь через него долог и опасен. На западе, южнее озер Аверона, окруженных гиблой топью, – Дремучий лес и Ледяные горы. Ни один человек в здравом уме не осмелится пойти в эту сторону. Ни один смертный за всю многовековую историю оттуда не возвращался.

– Так что тот, кто оказался в этом городе – здесь и остается, – подытожила Лилия. – Поэтому с годами получилось так, что здесь поселилось слишком много рыжих – так нас здесь и называют. Когда чего-то слишком много – это теряет свою ценность. И наш дар со временем обесценился. Блюдя традиции, для нас здесь создали приличные условия жизни: построили этот дом, снабжают всем необходимым, одеждой, едой. А мы вместо разжигания священного пламени вынуждены удовлетворять плотские желания горожан. Только плотские желания. Если кто-то захотел перекусить – он идет в ресторан, если кто-то захотел удовлетворить другую известную потребность – идет к нам. Многие даже считают это постыдным и неприличным. Проявление желания плотских утех здесь почти столь же позорно, как и мочеиспускание на публике. Поэтому с нами даже стыдятся заговаривать на улице – вдруг другие подумают что-то плохое. К жрецам здесь относятся почти как к вещам, как к какому-то специальному средству. Нами пользуются по нужде и нас презирают. Другие люди имеют право выбора, а мы – нет. Мы обязаны удовлетворять эти «низменные» желания, потому что с другими желаниями к нам не приходят. Рыжие волосы стали клеймом. Вот почему, выходя в город, мы прячем волосы или надеваем парик, и никогда не носим храмовую одежду.

Мой совет – бегите отсюда! Нас учили, что возвращаться – слабость. А вы не верьте! Возвращайтесь в храм и ищите другой путь. Или сразу купите себе парики и серые платья, чтобы никто не мог догадаться, кто вы на самом деле, и забудьте о своей миссии. Будьте, как все. Займитесь будничным делом, а Светилу служите тайно. Сохраните достоинство и принесете гораздо больше пользы, чем в этом доме.

– Но почему в Храмах об этом ничего не знают? – удивилась Безымянная.

– Обычная промывка мозгов. Пройдя ритуал очищения при входе в храм, человек снова начинает мыслить «правильно». Тому, кто побывал в кристальной комнате, все мирское кажется уже неважным. На самом деле у него в голове остается только то, чему его учили в детстве. Так мне кажется. И сердце мое подсказывает, что я права.

То, что они услышали, было ужасно. Они поверили Лилии, но ее совету последовать не могли – они выросли гордыми и самолюбивыми, не умеющими отступать и отказываться от своих желаний.

Приняв душ и позавтракав, вдоволь наговорившись с друзьями (здесь и вправду оказалось много их храмовых знакомых), они отправились в город – искать свою судьбу. Они шли с непокрытыми головами, в своих вызывающих храмовых костюмах, выставляя напоказ магические кристаллы. Шедшие навстречу им горожане опускали глаза и сторонились их – теперь они заметили это намного явственней, чем утром. Но теперь они уже были готовы к этому, и смущение обывателей их даже веселило. Они начали дразнить прохожих, нарочно стараясь вести себя вызывающе и соблазнительно.

– Позвольте, я помогу, – подлетал Безымянный к женщинам, перехватывая у них авоськи и нежно поддерживая под локоть. – Какое удовольствие касаться вашей кожи. Я весь горю от страсти и вижу: наши желания совпадают. Это так здорово! Будет столько света! – шептал он, настойчиво удерживая пытающуюся вырваться даму.

– Привет, как я соскучилась! – бросалась Безымянная на шею самым строгим и чопорным из проходящих мимо мужчин. – Как давно мы не дарили Солнцу света. – А когда ее жертва напрягалась, чтобы оттолкнуть девушку, она слегка отстранялась сама, а затем рывком прилипала к мужчине всем своим гибким и упругим телом.

Вдоволь насладившись местью за униженных обывателями жителей Дома исполнения желаний, довольные и разгоряченные, они бесцельно слонялись по городу. Безымянный оглядывался по сторонам, мечтая встретить ту, к которой привело его сердце. Ему мерещилось, как он подхватит ее под руку, а она не отстранится, нет – она прильнет к нему, и они пойдут рядом, касаясь руками, волосами, бедрами.

Безымянная вспоминала, как ее спутник был гибок и нежен, ухаживая за прохожими дамами, представляла, как он бы мог ухаживать за ней. Сердце ее колотилось все сильнее, желание все росло, но она не решилась просить у него ласки, боясь нового отказа. Страх быть отвергнутой оказался намного сильнее желания быть любимой. Она только нежно смотрела на профиль Безымянного, мысленно ласкала его и шептала про себя: «Мой Ангел».

Вдруг, когда они сворачивали на улицу Развлечений, Безымянный что-то заметил. Он замер и, проследив взглядом за черноволосой девушкой в цветастом платье, увлек свою спутницу за ней следом – в дверь, над которой красовалась вывеска «Погребок». Безымянная закусила губу и покраснела – ее захлестнула волна ревности и обиды. «Ну чем я хуже этой вырядившейся девчонки, которая таскается вечерами туда, куда нормальным женщинам ход закрыт. Тоже мне, искательница приключений!» – подумала она с досадой и негодованием.

Глава седьмая. «Я буду вашим пажом»

Мурава давно уже мечтала об этом приключении. Посещение вечернего сеанса во взрослом кинотеатре на улице Развлечений – это должно стать ее лучшей проказой. Чтобы никто не мог ее остановить, она держала этот замысел при себе, даже Белорозу в эту затею посвящать не стала.

Беспокойство от утреннего происшествия успело улетучиться – Белороза была в порядке. И снова вела себя, как подобает воспитаннице знатного рода: чинно и спокойно. К концу дня сердце запросило новых острых ощущений. И вот она решилась…

Когда «Карусельный двор» закрылся, Мурава, вместо того, чтобы поспешить домой, пошла в противоположную сторону. Чтобы не быть узнанной, она опустила на лицо вуалетку. По этой улице она еще никогда не ходила дальше «Карусельного двора». Если днем прогуливаться здесь было просто нежелательно, то к вечеру это место для невинных девушек становилось запретным. Сюда со всего города стекались любители вина, дурман-травы и горячительных напитков, игроки, а также невоздержанные мужчины и, стыдно подумать, женщины, жаждущие плотской любви и других телесных утех.

Не желая зайти слишком далеко, Мурава внимательно рассматривала вывески, чтобы не пропустить нужное здание. «Четыре туза», «Колесо удачи», «Горячие танцы», «Чудесный сад», «Погребок», «Игорный дом», «Розовые облака», «Чистилище», «Виноградная лоза», «Дом свиданий» и, слава Светилу, наконец-то «Живые картинки».

Сеанс уже начался. Мурава заплатила за вход и проскользнула на последний ряд. Фильм оказался очень милым и трогательным, почти без запретных тем. Когда герои целовались, она сначала закрывала глаза, но потом сказала себе: «Вспомни, зачем ты сюда пришла!» – и досмотрела фильм с открытыми глазами. Кроме поцелуев она лицезрела сцены «страстные объятья» и «брачная ночь», в которой жених нежно раздевал невесту: пару раз в кадре мелькнуло обнаженное женское тело и голая спина жениха. Фи, да и только! Надо было идти не на вечерний, а на ночной сеанс. Впрочем, тогда бы ее точно ждал страшный скандал. Ей и сегодня может достаться, хотя сейчас нет еще и одиннадцати.

Понимая, что родители сейчас ждут, волнуются и страшно сердятся, домой она неслась, как угорелая. Но все же заметила, как на улицу Развлечений сворачивает та самая утренняя парочка – жрецы Огня. Рыжий так уставился на нее, что она сразу поняла: узнал! В панике она метнулась в первую попавшуюся дверь. Это была банальная пивнушка, из недорогих и непрезентабельных. Фи, да и только! Но на улице были рыжие, так что пришлось сесть за свободный столик и, – о, ужас! – заказать бокал дешевого вина.

Не успела она сделать заказ, как в дверь вошли рыжие. Кажется, хозяин сказал им, что за столиками мест нет, но они (вот упрямцы!) устроились возле бара. Она видела, что Рыжий украдкой наблюдает за ней.

«Да. Влипла так влипла, – с ужасом подумала Мурава, – пересидеть их будет трудно. Хоть сейчас визит рыжих и не считается великой честью, угощают их по-прежнему бесплатно, а у меня денег кот наплакал. К тому же мне срочно надо домой! Хоть плачь!»

Вино было отвратительным, но ничего в жизни. Мурава не смаковала так, как его. При этом она чувствовала, что за ней наблюдают не только рыжие, но и другие пропойцы. Чей-то взгляд сверлил затылок, но она боялась оглянуться, чтобы узнать, кто ее так рассматривает.

В конце концов все вышло так, как она боялась. Расплатившись последними монетами за выпитое вино, она вышла в ночь. Рыжие, даже не пытаясь скрыть своих намерений, выскочили следом.

– Не убегай! – схватил ее за руку Рыжий. – Я не собираюсь тебя обижать. Мне нужен адрес твоей подруги, только и всего.

– Да она не станет с тобой разговаривать!

– Адрес!

– Тебя не пустят на порог!

– Адрес!

– Тебе же хуже будет! Пусти!

– Адрес!

– Березовая, 5, – выпалила Мурава, презирая себя за малодушие.

– Оставьте девушку в покое, – раздался приятный мужской голос, и чья-то тяжелая рука легла на плечо Рыжего.

– Уже отстал! – тот пренебрежительно стряхнул руку со своего плеча, обнял за плечи свою рыжую подругу, и жрецы убрались восвояси.

Перед Муравой остался стоять ее избавитель – стройный белокурый мужчина лет тридцати. Он был пьян, но не вызывал у девушки страха. Может быть, потому что только что спас ее, или, может, из-за того, что его голубые глаза смотрели так весело и дружелюбно.

– Дейв! – представился он. Приложив руку к груди.

– Мурава! – девушка задорно протянула ему руку для поцелуя. Это был устаревший ритуал, о котором она читала в книгах. Похоже, он не знал об этом обычае, так что вместо поцелуя ответил рукопожатием. Этот обычай тоже стал выходить из моды, но иногда еще использовался. Девушка пожала плечами и улыбнулась.

– Что они от тебя хотели?

Девушке было стыдно признаться, что она струсила и выдала адрес подруги.

– Просто обознались, – махнула равнодушно рукой.

– Понимаю, я не вашего круга, и вы, может быть, меня стесняетесь и даже боитесь, но все же позвольте мне Вас проводить – в этом районе города сейчас небезопасно, – предложил мужчина.

– Ничуть я тебя не боюсь, – Мурава осмелилась сразу же перейти на «ты», – и от защиты не откажусь.

– Вот и отлично, – и уже не спрашивая разрешения, Дейв набросил ей на плечи свой плащ.

Безымянная чуть не открыла рот, когда ее Ангел, пока все еще безымянный, спустился в столовую – он был обрит наголо.

– Ты сбрендил! – вскрикнула она.

– Не слушай ее, ты поступил благоразумно, – возразила Лилия. – Впрочем, можно было не бриться, а перекраситься. У меня есть рецепт.

– Что сделано – то сделано, – улыбнулся Безымянный.

– Я не могу в это поверить, – не унималась Безымянная. – Ты сдался? Струсил?

– Нет, просто я не собираюсь отказываться от своего желания.

– Поясни.

– Все очень просто. Мне понравилась девушка из этого города. Как это ни печально, но она и разговаривать со мной не станет, если узнает, что я – жрец Огня.

– Ты хочешь завоевать ее сердце обманом? – с недоумением уточнила Безымянная.

– Да нет же! Просто я собираюсь играть по здешним правилам. Сначала пусть она узнает меня, что я за человек, а потом уже – кто я. Я уверен, что такая девушка, как она, не испугается связаться с тем, кого полюбит, даже если ее за это осудят.

– Боюсь, ты слишком наивен, – вздохнула Лилия.

– Да ты ее совсем не знаешь! – подтвердила Безымянная. – Почти наверняка она не такая, как ты думаешь!

– Тише! – подняла руку Лилия. – Каждый имеет право следовать зову сердца и выбирать свой путь.

– Я знаю, что она достойна любви! – твердо подытожил Безымянный.

Безымянная сидела, потупив взгляд. Ей было стыдно, что она выдала свои чувства. Ей было горько, что ее возлюбленный предпочел другую. Ей было обидно за друга, что он вынужден отказаться от части себя, чтобы заслужить чье-то расположение.

Она снова бросила не него робкий взгляд. Как он был хрупок и трогателен с этой печальной стрижкой! И ресницы его казались еще длиннее. Как ей хотелось обнять его, прижать его голову к груди и поцеловать в бритую макушку! «Милый, хороший… Ангел», – бормотала она про себя, едва сдерживая слезы.

К утру Мураве уже все казалось неважным: и столкновение с рыжими, и выдача им адреса подруги, и потраченные в один день все карманные деньги, и выволочка, устроенная ей родителями. Важным было только одно – Дейв.

Дорога домой с ним показалась короткой. Он шутил и рассказывал смешные истории. Особенно позабавил ее стишок про их встречу и знакомство, который он тут же сам и придумал. С ним было так легко и спокойно! К тому же это был не какой-нибудь юнец, а настоящий взрослый мужчина. И, прощаясь с ней, совсем по-взрослому предложил продолжить знакомство, и она, совсем как взрослая, назначила ему настоящее Свидание.

Вызвав подругу погулять, она взахлеб пересказывала ей ночную историю (упустив, разумеется, все, что касалось встречи с рыжими и разговора с ними).

Белороза была рада за подругу и от души поздравила ее с приятным знакомством. Но почему-то триумф подруги навеял на нее грусть. Втайне она тоже мечтала о знакомстве с настоящим взрослым мужчиной, живым и горячим, сильным и уверенным, который сумел бы вырвать ее из заколдованного круга покоя и тишины.

– Представляешь, он читал мне свои стихи, где я была как бы королева, а он мой паж, – смеясь, хвалилась Мурава. – А потом он мне говорит: «О, королева, свет моих очей! Вот мое сердце – можете играться…», а я ему в ответ: «О. паж мой верный! Встаньте-ка с колен, здесь только что теленок прогулялся!».

– Я бы, наверное, не смогла так насмешничать над мужчиной, который предложил мне сердце, пусть даже в шутку, – задумчиво произнесла Белороза. – Кто бы только захотел стать моим пажом?

И тут вдруг из тени деревьев (дело происходило в центральном парке) вышел тонкий, изящный юноша и, встав на одно колено перед Белорозой, протянул ей букетик полевых цветов:

– О, Королева Зари, я буду вашим пажом, если позволите…

Мурава, разумеется, узнала в юноше рыжего, хоть он и «сменил прическу». Но почему-то выдать его не решилась.

Глава восьмая. Обычная история

Побрив голову и высветлив корни волос настоем белорозы, Безымянный по совету Лилии покинул Дом исполнения желаний и устроился в артель электриков смотрителем Большой дороги – ввиду повышенной опасности это место почти всегда было вакантным. На радостях на новичка навесили еще одну грязную работенку – обслуживание электрических сетей по улице Развлечений. Чему Безымянный, представившийся работодателям Пажом Горским, был несказанно рад – это давало ему возможность без ущерба для репутации посещать Дом исполнения желаний.

Приходя сюда, он без стеснения делился с Лилией и Безымянной своими переживаниями, рассказывал об успехах и неудачах.

Одолженный у жрецов устаревшего фасона костюм он сменил на более модный. Выданного артелью аванса и денег, вырученных от продажи коня, хватило даже на то, чтобы снять комнату в довольно престижном квартале – неподалеку от Березовой улицы.

Каждый день он встречался с Белорозой: дарил ей цветы, катал на лодке в парке, водил в кино (разумеется, только на дневные сеансы). Он старался быть самым внимательным и заботливым, тут же бросаясь выполнять любое желание своей Королевы, любой ее каприз.

Сначала она принимала его ухаживания не без приятности, но потом ей это все, как казалось Безымянному, начало надоедать.

Со дня их знакомства прошло чуть больше двух недель, а она уже пренебрегала им. То забывала о договоренной встрече и уходила к подруге. То на его глазах передавала подаренные им цветы одиноко прогуливающейся старушке. То отказывалась от встречи, сославшись на мигрень, а уже через полчаса принимала в своем доме гостей.

И за все время их знакомства пажу ни разу не удалось остаться со своей королевой наедине – она всюду таскала за собой эту смешливую подругу, рядом с которой, по вполне объяснимым причинам, Безымянному было не по себе.

Но юноша все равно не собирался сдаваться, продолжая верить в свою избранницу.

А вот Безымянная нашла в себе силы от своих притязаний отказаться. Нет, она не охладела к своему Ангелу, она любила его по-прежнему нежно и самоотреченно. Даже глубже и мучительней, чем раньше. Но всю силу своей страсти она обратила теперь на то, чтобы дать ему душевную поддержку и помочь осуществлению его желания. Она искренне хотела ему счастья и, кажется, была благодарна другу даже за ту сладостную боль, которую причиняли ей его исповеди. Лилия поняла это, и уже смотрела на подругу не свысока, как было раньше, а с сочувствием и уважением.

Переполняло страданием чуткое сердце Безымянной и то, что каждый день происходило в Доме исполнения желаний. Вечерами жрецы и жрицы собирались в красной гостиной и встречали гостей. Были среди них и мужчины самого разного возраста и положения, и стервозного вида дамы, прячущие лицо под вуалью. Они по-хозяйски выбирали себе любовников и любовниц, деловито, как товар в магазине, и те уводили гостей к себе, чтобы выполнить все их прихоти и воплотить в жизнь их извращенные фантазии.

Дом был просто пропитан благовониями, их тяжелый запах давил на психику, подавляя волю, душил, вызывая дурноту.

Безымянная с молчаливого позволения жрецов не участвовала в вечерних вакханалиях, но на душе у нее все равно было как-то муторно и отвратно. Скоро она начала замечать, что живет как тряпичная кукла, голова которой набита ватой, не ощущая вкуса жизни. Она чувствовала себя птицей, посаженной в клетку. И другие жрецы казались ей такими же птицами. Она была в панике.

Чтобы не думать обо всем этом, она искусственно погружала себя в сон. Эти сны были все равно, что глоток свежего воздуха, это были сказки о любви. Вот только в роли своего партнера она все чаще видела почему-то не Безымянного, а того, другого.

Они танцуют Огонь и Пламя. Сердца их бьются в едином ритме. Дыханья стали одним дыханьем. Сплетают руки. Сливают губы. Навстречу – бедра. Касанье. Жженье. Волна пожара. Томленье. Сладость. Лаская нежно. Сливаясь страстно. Ища губами. Ловя дыханье. Горя. Пылая. Врастая. Тая. Сливая чресла. В одном дыханье. В едином ритме. Одно. Едины. Вот снял она маску. Глаза – пронзают, уста – в насмешке: «Лорд Атаман я!»

Она сидит, уютно закутавшись в тигровую шкуру, и тает от тепла и нежности. Он называет ее по имени и бережно гладит по голове. Мягкий, глубокий голос звучит проникновенно, окутывает душу радостью и покоем. «Феникса…» Переполненная счастьем, выдыхаю в ответ: «Мой милый, милый Лаверд».

Бушует непогода. Грохочет гром, сверкает молния. Деревья скрепят и стонут под напором ветра. Раболепно пригнулась к земле трава. Колючий, тяжелый ледяной дождь колотит по голове, по шее, по рукам… Мокрое, тяжелое платье облепило ее тело, мешая идти. Под ногами хлюпает. Намокшие сандалии истерли в кровь ее уставшие ноги. Сучья хлещут ее по лицу. Свежие раны саднят и горят. Но она продолжает идти.

Она знает, что там, где ждет ее он, не будет непогоды. Там будет теплый ветер, ласковое солнце и его мягкие губы. Вместо боли – утешение. Вместо отчаяния – надежда. Вместо дороги – дом.

Они идут, взявшись за руки, по шелковому ковру цветущего луга. Сердце ее – как наполненная до краев чаша. Счастье, умиротворение, гармония и покой переполняют ее – как бы не расплескать. Она знает, чувствует, что и ее спутник сейчас спокоен и счастлив.

Ноги утопают в траве. Теплый ветер ласкает плечи. Все вокруг купается в лучах солнца.

Где-то там, впереди, зеркальное озеро, на котором танцуют, встречая влюбленных, ослепительно сверкающие золотым опереньем жар-птицы.

Вообще-то, Безымянный уже давно был не слишком веселый, но тут, как только вошел, все сразу поняли – что-то случилось.

– Лилия, ты, помнится, как-то говорила что-то про лорда Маркруза, – начал он без предисловий. – Он что – неотразимый мужчина, раз ни одна из знавших его жриц не избежала его чар?

– Если честно, насчет чар судить не могу – сама я с ним не знакома, – заметила Лилия, – спроси лучше и Гавви, Мо или Блю. Если, конечно, они захотят рассказать. Но, думаю, им это будет неприятно.

Блю, присутствующая при разговоре, помрачнела.

– Очень неприятно, – скорее простонала, чем произнесла она. – Но если это очень важно…

– Боюсь, что да!

– Тогда что именно тебе рассказать?

– Все. И как можно полнее. Прости, что причиняю тебе боль, но мне и вправду очень важно знать о нем все.

– Хорошо, – кивнула Блю, – может, и мне это, в конце концов, принесет облегчение. По поводу чар – на меня он сперва произвел неплохое впечатление: такой сильный уверенный, властный, полный скрытой страсти… в общем, определенный магнетизм в нем есть. На самом деле он страшный человек – извращенец с ярко выраженными садистскими наклонностями. Он бил меня даже по лицу, – вздохнула Блю. – Но это даже мелочь по сравнению с тем, что он сделал со мной потом. Посмотри, – позвала она Безымянного, оголяя плечо – грязное слово, правда? Так звучит полное имя, которое я от него получила. Имя-ругательство, клеймо, которое я должна носить всю жизнь. Он насильно выжег это имя у меня на плече, наверное, чтоб я его не забывала, – и Блю разрыдалась.

– Боюсь, что он к тому же сумасшедший, – заключила Лилия.

– Я стала свидетельницей одной его забавы, – тихим голосом добавила Безымянная. – Он травил собаками мальчугана. Слуги считают его полузверем.

– Ты легко отделалась, раз ему не удалось овладеть тобой, – заметила Лилия. – Значит, не такой уж он, слава Светилу, неотразимый, – повернулась она к Безымянному. – Но ты-то почему им интересуешься?

– Кажется, он набивается в женихи к моей невесте, – мрачно пошутил Безымянный. – Вчера он прибыл в Большой Маяк и сразу же нанес визит Дозарянам. Мурава проговорилась, что покойный лорд Маркруз дружил с дедом Белорозы, и отец Белорозы видит в молодом Маркрузе хорошую партию для своей дочери. Сегодня он снова должен быть у них. И, судя по поведению Белорозы, она ждет его визита с большим нетерпением, хоть и старается не подавать вида, что лорд ее так сильно заинтересовал. Не знаю, что и делать. Я должен ее предостеречь, но как?

У Безымянной сердце бешено заколотилось, когда она услышала эту тревожную весть. Она не только огорчилась за друга – она боялась за себя. Что-то ей подсказывало, что лорд Звериное сердце попытается отомстить.

И гром грянул.

Той же ночью лорд Маркруз явился в Дом исполнения желаний. Назвав всех своих жриц-жертв по именам, он поинтересовался их самочувствием и пообещал, что как-нибудь он еще доставит им удовольствие. Но сегодня он хочет приласкать свою Дикую Кошечку, где она?

Безымянная пряталась наверху, но лорд Звериное сердце бесцеремонно обрыскал весь дом и ворвался к ней в спальню.

– Вижу, ты уже приготовилась к встрече своего любовника, – взревел он, сжимая девушку в объятьях.

– Пусти! – вырывалась она с криком, но он держал ее так крепко, что и пошевелиться было нельзя. И тогда девушка изловчилась и плюнула ему в лицо. От неожиданности он выпустил ее и поднес руку к лицу, чтобы вытереться рукавом. Безымянная проскользнула у него под локтем и ринулась вниз. Следом раздался частые тяжелые шаги. Девушка вылетела на улицу и побежала со всех ног. Топот некоторое время раздавался следом, но скоро стих. Вероятно, лорд Маркруз счел неприличным преследовать жрицу Огня за пределами улицы Развлечений. На повороте она умудрилась оглянуться – за ней и вправду уже никто не гнался. Тогда она сбавила скорость и постепенно перешла на шаг.

Она шла по ночному городу. Полночная свежесть выветривала из головы дурманящий дух Дома исполнения желаний. «В городе оставаться нельзя», – решила она для себя. Но куда же ей деваться? У нее никого нет, ей некуда пойти. И тут вдруг на нее нахлынули картины из ее пламенных снов. Решение пришло само собой. У нее был выход, ей было куда пойти. Теперь она знала, что делать!

В лес!

Глава девятая. Пощечина

Безымянная дожидалась друга у леса, там, где начиналась Большая дорога. Увидев ее, юноша удивился: он, разумеется, пока еще ничего не знал о ночном происшествии. Пришлось вспомнить этот короткий кошмар и поведать о нем товарищу.

– Как же ты теперь? – задумался он. – Может, тебе лучше сменить внешность, волосы там перекрасить, одежду другую, шляпку, вуалетку – и пожить у меня? А когда я зарплату получу, то сниму тебе комнату где-нибудь по соседству.

– Спасибо, ничего не нужно, – остановила его с улыбкой девушка. – Я, вообще-то, жду тебя, чтобы попрощаться.

– Не надо! В другом городе ты будешь совсем одна, и когда он тебя найдет…

– Там, куда я собираюсь, он меня не найдет. Прости, я тебе не говорила, но у меня есть друзья в лесу.

– Какие еще друзья могут быть в лесу?

– Разбойники, – просто ответила девушка.

Наступило молчание. «Возможно, разбойники нам даже ближе, чем достойные горожане, – подумал юноша. – Вот только не преувеличивает ли она их расположение к себе. Она из тех, кто поступает сгоряча, поддавшись мимолетной страсти, вопреки всякой логике». Но Безымянная выглядела как никогда спокойной и уверенной…

Она смотрела на своего Ангела и старалась запомнить каждую его черточку. В сердце начинала заползать тоска. Чтобы не дать воли этому разрушающему чувству, она первая нарушила молчание: «Ну, в общем, прощай! Успокой наших, что со мной все в порядке. Может, еще когда и увидимся».

– Постой! – он взял ее за руку и накрыл ее своей ладонью. – Будь мне сестрой.

Она рассеяно заморгала. Если сейчас она примет его предложение, то на ее мечте можно поставить крест: брат и сестра, даже названые, не могут быть любовниками. Зато тогда они навеки будут связаны воедино. Где бы ни были, что бы ни случилось. Разве это не лучший исход?

– Будь мне братом, – прошептала она, положив свободную руку ему на плечо.

Они коснулись лбами. Потом разомкнули руки, и Безымянный поднял с земли крупную хвоинку с железного дерева. Девушка протянула ему левую руку. Он уколол свой безымянный палец, потом ее. Достал из кармана свой кристалл и капнул на него из пальца, девушка последовала его примеру. Раздалось шипение, и капли исчезли – то ли испарились, то ли впитались в кристалл. Девушка сняла с шеи свой кристалл. Над ним была проделана та же операция. Затем они снова соприкоснулись лбами и стояли так несколько минут.

– Теперь мне пора, – робко отстранилась девушка.

– Ты уже знаешь, как будешь искать своих друзей?

– Примерно.

– У тебя есть оружие? А то я могу быстренько сбегать за своим мечом. С голыми руками с диким зверем не справиться. А они здесь иногда встречаются.

– Всегда при мне, – коснулась девушка рукояти огненного бича. – Жаль только, что плащ и сумка со всякими другими чудесными вещами остались в Доме исполнения желаний.

– Принести?

– Не надо. Там я обойдусь и без них. Главное, кристалл и бич со мной. А теперь у меня еще и брат появился. Теперь мне вообще ничего не страшно, – улыбнулась Безымянная. – Ну, я пошла.

– Да поможет тебе Светило, сестра!

– И тебе пусть светит, брат! – помахала девушка Безымянному рукой и быстро, не оглядываясь, пошла по лесной дороге. А нареченный брат еще долго смотрел ей вслед.

Она брела по Большой дороге уже много часов. После бессонной ночи, без еды. Близился вечер. Если сейчас не перелезть через сеть, то до утра она – пленница дороги. Проверив при помощи сучка железного дерева, не подключено ли еще электричество, девушка ловко перелезла через заграждение.

Сейчас для нее главным стали звуки. Если ей сегодня ничего не удастся услышать, то поиски разбойников придется отложить до следующей ночи. Но на этот раз удача сопутствовала ей – уже часа через три блужданий по лесу она услышала отдаленный шум ночной охоты. Она вся обратилась в слух, чтобы не потерять направление. Полчаса, час – звуки уже стихли. Теперь она пыталась уловить потрескивание костра, шум ломающихся веток, голоса. Она вся была – только слух. И вдруг ее тело облепила взявшаяся неизвестно откуда паутинка света. Одновременно раздался пронзительный вой.

– Не стреляй, это не кошка, – раздался знакомый мальчишеский голос.

– Сам вижу, – пробасил Большой Сэм.

Вой прекратился так же внезапно, как и возник. Светящаяся паутинка тоже пропала. Зажегся факел. Навстречу выступил Большой Сэм. Опередив его, к ней пулей подлетел, повиснув на шее, Пит.

– Как хорошо, что ты вернулась! – он схватил девушку за руку и потащил на поляну.

Гостью окружили разбойники.

– Неужто заблудилась?

– Да нет, это она за именем вернулась!

– Если за этим, то это мы запросто!

– Да теперь у нее этих имен не меньше дюжины.

– Теперь-то тебя как звать?

Казалось, грубоватым мужицким шуткам не будет конца.

– Я хочу говорить с атаманом! Наедине! – произнесла девушка звонким, дрожащим от напряжения голосом.

– Можно и поговорить, раз не терпится, – раздавшийся сзади насмешливый голос показался ей таким родным, что она чуть не кинулась атаману на шею.

В атаманской палатке было тепло и уютно. Она сидела, закутавшись в тигровую шкуру, и пила кофе.

– Рассказывай наконец-то уж, – напомнил Атаман.

– Да что рассказывать, – неровным голосом призналась Безымянная. – Твои товарищи сразу все угадали. Я вернулась сюда, чтобы получить имя. От тебя получить.

Ее руки, державшие кружку, задрожали. Она заметила это и поставила кружку на пол. Но и он уже заметил, и не преминул поделиться этим наблюдением:

– У тебя руки дрожат. Все-таки ты меня боишься. Чего боишься?

– Не знаю, – прошептала севшим голосом, замирая в ожидании.

Сердце билось все громче уже стучало в висках, нервная дрожь усиливалась, но ничего, чего она боялась и одновременно жаждала, не происходило. Затянувшееся молчание становилось тягостным.

– Значит, зря ты вернулась, – наконец произнес Атаман. – Стар я уже играть в эти игры. Считай, что обленился. Раз сразу не сложилось, значит, так тому и быть. Я тебе остаться предлагал – ты отказалась. Я твой отказ принял. Теперь ты мой отказ прими.

Жрице показалось, будто ей отвесили звонкую пощечину – так неожиданно и обидно прозвучали эти слова. Он не хочет ее! А она поверила! Подвергла такому испытанию свою гордость! Рисковала жизнью! Готова была душу свою ему вручить! А он!..

Она чувствовала, как на смену обиде приходит гнев. Он разрастался, заполняя все ее существо. Как ей хотелось отомстить, сказать что-то такое, от чего ему стало бы еще больнее, чем ей.

– Ты просто трус! – выпалила она. – Ты боишься, что у тебя ничего не получится! Ты боишься быть первым, боишься ответственности!

– Если тебе так легче, то спорить не стану. Думай как хочешь, – согласился Лаверд. – А сейчас ложись спать. Я уйду, чтоб не смущать, ночую у Сэма. Завтра он проводит тебя до Большой дороги.

– А почему не ты?

– Потому что мне некогда.

– Тогда я хочу остаться!

– Нет! – отрезал Атаман.

Гнев снова уступил место обиде. Сердце сжалось от боли и унижения. На душе было горько, в горле застрял ком, из глаз – сколько она ни моргала – покатились по щеке предательские слезы.

– Не плачь, это не помогает, – мягко произнес Лаверд.

– А что помогает? – сглотнула слезы юная жрица.

– Ничего не помогает, – был ответ.

Глава десятая. Белка с золотым орешком

Можно было бы, конечно, признаться, что ей больше некуда идти, и просить приюта. Но Безымянная была воспитана иначе – она умела брать и дарить, она умела терпеть и бороться, но просить не умела. Она знала, что завтра ей придется уйти.

Можно было бы, конечно, вернуться в город и вручить себя в руки заботливых друзей. Но она не умела возвращаться.

Можно было признать свое поражение, выкрасить волосы в черный цвет и отказаться от своей миссии. Но она не умела покоряться.

Она знала, что завтра ей придется уйти туда, где нет ущемляющих ее свободу правил, где нет людей.

Она знала, что завтра ей придется уйти. И путь ее будет лежать в Дремучий лес, Ледяные горы, откуда, как гласят легенды, еще никто не возвращался.

То, что она задумала, было сродни самоубийству. На нее нахлынуло какое-то безразличие, казалось, что все ее чувства притупились, и все вокруг стало пустым и неинтересным. Попрощаться с Лавердом не получилось – он ушел в лес по каким-то своим разбойничьим делам. Но она не испытывала по этому поводу ни боли, ни сожаления. Большой Сэм всю дорогу молчал, а Пит, не умолкая, рассказывал не совсем правдоподобные разбойничьи истории. Она не пыталась растормошить Сэма, ее не забавляли рассказы мальчика. Казалось, что все это происходит не с ней, а она вроде бы как смотрит фильм – ожившие картинки.

Когда они были уже близко к дороге, девушка услышала отдаленный стук копыт. «Пятеро», – сообщила она своим спутникам бесцветным голосом. «Что пятеро?» – уставился на нее Пит. В голосе его прозвучала легкая обида – похоже было, что она его не слушала.

– Пятеро всадников скачут по дороге в сторону Большого Маяка, – пояснила девушка.

– Я ничего не слышу, – заметил Сэм.

– Приложи ухо к земле, – без улыбки посоветовала девушка.

Пит засмеялся, а Сэм обиделся и отвернулся.

Оказавшись возле дороги, путники полезли на дерево, чтобы перебраться через сеть. И тут Сэм тоже услышал. И Пит. Путники затаились.

Когда топот приблизился, Сэм и Пит смогли воочию убедиться, что их спутница не ошиблась даже в определении количества путешественников.

– Пропустим их, – шепотом предложил Сэм.

– На этот раз нет, – так же шепотом возразила девушка, как будто был и другой раз. – Мне нужна добрая лошадь.

– Приказа такого не было, – попытался спорить разбойник.

Но тут за нее вступился Пит, заявив, что если его подруге нужен конь, то он как мужчина обязан его добыть.

Спорить было уже поздно. Всадники приблизились настолько, что могли их услышать. Девушка взялась за рукоять огненного кнута и приготовилась к прыжку.

Когда всадники поравнялись с деревом, на котором сидели разбойники, те дружно устремились вниз. Трое всадников, следовавших в конце группы, были сбиты с ног. Услышав шум, их товарищи оставили лошадей и развернулись. Девушка выхватила бич и встала над откатившимися в траву путниками.

– Лежать и не шевелиться! – приказала она им. – А вы, если хотите, чтоб ваши товарищи были целы, слезайте с коней и бросайте оружие.

Всадники повиновались и спешились. На землю полетели шпаги и кинжалы.

Собери оружие и разоружи остальных, – попросила девушка Пита. Безоружных путников привязали к деревьям у дороги, по другую сторону привязали лошадей. Разбойники пошли докладывать о происшедшем атаману. А Безымянная выбрала себе коня и, вскочив в седло, поскакала к своей цели: из небольшого Багряного леса – по Большой дороге – по низинам Озерного края – к огромному, навевающему жуть, черному и беспросветному Дремучему лесу.

Она не знала, как такое могло получиться. Солнце только один раз скрылось и единожды взошло, а девушка уже стояла напротив громады Дремучего леса, до которого от Большого Маяка верховому по меньшей мере неделя пути.

Необычным казалось ей и то, что она не чувствовала усталости, не испытывала голода и жажды. Во всем теле она ощущала певучую легкость, а в голове – ясность. И только тогда, когда она в полной мере осознала, что ей предстоит войти в этот черный, мрачный, неизведанный Лес – к ней подступил страх. Такой жути, такого панического страха она не испытывала ни разу в жизни. Он буквально сковал ее по рукам и ногам, сдавил грудь, мешая дышать. Совсем еще недавно бывшие такими четкими и здравыми мысли раскатились, как бисерные бусы. Чтобы собрать их воедино, девушке потребовались все ее мужество и решительность.

Идти туда было безумием! Но она заставила себя идти. Лошадь пришлось оставить – не было такой силы, которая заставила бы животное повиноваться человеку и последовать за ним в эту чащу.

Чувство неимоверного одиночества охватило Безымянную. Она знала, что во всем Дремучем лесу нет ни единой живой души. Она была одной в этом огромном лесу, одна на всем свете. Здесь некого любить, не с кем делиться, не с кем враждовать. Ее ждет абсолютное одиночество!

Зачем она делает это? Безумие! Бред! Чудовищная глупость!

Девушка в ужасе повернула назад – но назад дороги уже не было. Деревья сомкнулись. Куда бы она ни кинулась – всюду был Лес. Она бессильно прислонилась к старому дереву. На ветку рядом с ней прыгнула белка. В лапах она держала золотой орех. И вдруг белка заговорила человеческим голосом:

– Не печалься, красна девица. Иди куда глаза глядят. Здесь все так делают – такое уж древнее правило.

Закончив эту речь, белка вдруг задорно сверкнула глазками и поинтересовалась: «Хороший у меня орех?»

Услышав этот вопрос, девушка неожиданно для себя расхохоталась. «Хороший, очень хороший», – заверила она белку. И все сразу стало понятным и естественным, как будто говорящие звери – обычное явление, и ничего удивительного в этом нет.

И Лес сразу перестал казаться злобным и страшным. Просто волшебный лес – и чего его бояться?

Глава одиннадцатая. Куда глаза глядят

И пошла она, куда глаза глядят.

Лес не был ни добрым, ни злым, ни темным, ни светлым, ни жарким, ни холодным. Лес был, как «нулевое эмоциональное пространство» (откуда только в ее голове выскочила такая фраза? – но это и не важно). Он высвечивал чувства и показывал их, поворачивая разными гранями, и снова прятал в тень. Но эти чувства не приходили извне, они рождались в глубине ее сердца, были ее истинными чувствами.

Долго ли, коротко ли она шла – неведомо. Лес жил по своим законам: здесь не было прямого пространства, не было размеренного времени. И направления тропинок, и бег минут зависели только от ее восприятия. Здесь все было таким, каким это видела или ожидала увидеть она. Непонятно, каким образом девушка постигла эту истину, но она знала это. Более того, ей казалось, что она знала это всегда.

Тем неожиданнее оказалось то, что произошло с ней дальше, ведь она не представляла перед своим мысленным взором ничего подобного.

Тропинка оборвалась. Безымянная вышла на поляну. Перед ней стояла избушка – низенькая, черненькая, неказистая. Избушка переминалась с ноги на ногу (да, у нее были лапы вроде птичьих) и что-то напевала скрипучим голосом. Зрелище презабавное. Но Безымянной было не до смеха. Что дальше-то делать? И какая ей предстоит встреча? И как войти в избушку, если у нее нет ни окон, ни дверей? А может, в нее вообще входить нельзя, может, она сама по себе Избушка.

Наконец, избушке надоело ждать, и она проскрипела старческим голосом:

– Чего стоишь, как вкопанная? Язык к небу прирос? Молви: «Избушка, избушка, встань к лесу задом – ко мне передом…»

Тут избушка закашлялась и пробормотала: «Надо бы цвету липового заварить, а то совсем расхворалась чегой-то. Либо у Кощея надысь просквозило».

– Избушка, избушка, встань к лесу задом – ко мне передом, – прилежно повторила за избушкой Безымянная.

Избушка заскрипела сильнее прежнего, заворчала что-то себе под нос, закряхтела и как-то нехотя повернулась на своих птичьих лапах. Дверь растворилась, и на пороге оказалась сгорбленная, морщинистая, худая старуха с крючковатым носом. «Ну, входи, коли пришла, – проскрипела она, откашлявшись. – Давно у меня не было гостей человечьего племени. Как тебя звать-величать? Куда путь держишь? Счастья пытаешь али от дела мытаешь?»

Задав вопросы один за другим, старушка снова закашлялась, потом крякнула и пробормотала неразборчиво: «Али в баньке попариться? Веничком-то березовым всю хворь да и выгоню».

С первого взгляда вопросы были простыми и естественными, но ответить на них вразумительно Безымянная не могла.

Как ее величать? – Рыжая? Безымянная? Сто сорок первая?

Куда она идет? – Куда глаза глядят и ноги несут? Но ведь это нельзя назвать целью путешествия. Получается, что бродит она по лесу бесцельно.

Что делает она здесь? – Ищет счастья? Или бежит от испытаний? Если по-честному, то она и вправду сбежала от трудностей. Как в этом признаться?

– Трудные ты вопросы задаешь, бабушка, – с горькой улыбкой ответила девушка. – Имени у меня нет. Куда и зачем иду – не знаю.

– Тяжело тебе, видать, деточка, – сочувственно кивнула старушка. – И как помочь твоему горю – не ведаю. Да и не помочь нельзя. Не кручинься, красна девица. В дом проходи и спать ложись. Утро вечера мудренее. Там и подумаем, как твоему горю пособить.

Хотела было девушка возразить, мол, нет у нее никакого горя, и со своими проблемами она справится без посторонней помощи, но вовремя передумала.

В огромном зале холодно и неуютно. Ледяной пол отражает уродливые наросты на потолке и стенах. По периметру зала расставлены серебряные клетки с большими птицами. Яркие разноцветные оперенья их покрыты инеем.

Подхожу ближе. Осторожно, чтобы не поскользнуться. Птицы смотрят на меня человеческими глазами. Из глаз падают слезы – мелкие градинки звонкой капелью разбиваются о ледяной пол. Птицы протягивают ко мне свои заиндевевшие крылья и просят певучими голосами: «Освободи!»

Утром старушка протянула Безымянной клубок.

– Куда он катится – туда и ты иди. Выведет он тебя к колодцу. Ты ничего не бойся – в этот колодец спускайся. Окажешься ты тогда во владениях моего зятя – Водяного. Передавай ему и доченьке моей старшенькой низкий поклон и вот эту скатерку чудесную. Я тебе ее в сумочку положу, есть у меня одна – солдатик в прошлом веке оставил. Будут тебя спрашивать, чем благодарить, как уважить. Так скажи, что хочешь совета просить у их дочери – Василисы Премудрой. Ей тоже низко кланяйся и рассказывай все как есть начистоту. Она мудрая, может и найдет способ твоей беде пособить. Только помни вот еще какой мой наказ: долго не гости, а то дорогу домой забудешь.

С этими словами исчезла старушка. Смотрит Безымянная вокруг: нет ни бабушки, ни избушки. Да и полянки, считай, тоже нет. Стоит перед девушкой только солдатский рюкзак, а на пне клубочек лежит. Накинула Безымянная на плечи рюкзак, взяла клубочек и на землю кинула. Покатился он. Подивилась девушка и следом за ним поспешила.

Долго ли, коротко ли шла, слышит – пищит кто-то, да так жалобно, что сердце сжимается. Поспешила она на звук. Видит: это вороненок из гнезда вывалился. Взяла она его бережно в руки, а тут откуда ни возьмись – ворона летит и кричит по-человечески: «Пожалей, красна девица, моего ребеночка, не души ты его, не бросай о сыру землю».

– Да не собираюсь я его обижать, – удивилась Безымянная, – думаю, как его в гнездо положить – выпал он.

– А ты на дерево заберись и положи – все так делают.

– Да как же я заберусь – рука-то занята, – засомневалась девушка.

– Не отказывайся, не попытавшись, – прокаркала ворона.

И девушка попробовала: нашла один сучок – ногу поставила, нашла другой – свободной рукой зацепилась, подтянулась на руке – до третьего сучка нога достает. Так и забралась. Птенца в гнездо положила, сама на землю спрыгнула. Ворона к птенцу подлетела, крылышками накрыла, клювом перышки его поглаживает. И птенец пищит радостно, головку матери под крылышко прячет.

Полюбовалась на них девушка и хотела дальше идти. Но ворона ее остановила, попросила в благодарность подарок принять – шапку-невидимку. Шапка драная, некрасивая, но не обижать же ворону отказом – взяла Безымянная шапку, в рюкзак положила, поблагодарила птицу и побежала клубок догонять.

Долго ли коротко ли шла, видит – зайчишка бежит. Прямо под ноги к ней кинулся и залопотал: «Спрячь меня, за мной лиса гонится». Взяла Безымянная зайчишку в одну руку, а другой огненный бич из-за пояса выхватила. Тут и лиса показалась, просит: «Отдай мне зайца, а я тебе большой секрет скажу. Где клад зарыт, скажу. Где счастье свое найдешь, скажу. Кого тебе остерегаться, скажу. Как суженого твоего звать, скажу».

Щелкнула девушка по земле бичом. Обиделась лиса. Говорит: к тебе со всей душой, а ты меня плеткой пугаешь, пожалеешь, говорит, потом, а поздно будет. И в лес с обиды убежала.

Выпрыгнула тут из-за кустов Зайчиха, стала девушку благодарить, что та Зайчонка спасла, Лисе не отдала. А зайка сразу к матери прыгнул, к ее боку прижался, верещит, ластится, мордочкой о шею трется.

– Не знаю я, девушка, где ты счастье свое найдешь и где клад зарыт, – говорит зайчиха, – но отблагодарить тебя могу. Дам я тебе блюдечко с голубой каемочкой и золотое яблочко.

Взяла девушка у зайчихи сморщенное яблочко и обколотое блюдечко, в рюкзак положила. Поблагодарила Зайчиху и побежала клубок догонять.

Долго ли, коротко ли шла, слышит – скулит кто-то, да так жалобно, что сердце кровью обливается. Свернула она на звук. Видит: медвежонку лапу защемило. Скулит он, плачет, а лапу вызволить не может. Медведица вокруг ходит, а помочь не в состоянии. Заметила девушку, стала просить:

– Помоги мне сыночка вызволить, я тебя отблагодарю.

Не испугалась девушка медведей, подошла поближе, рукоять бича в расщелину просунула и помогла медвежонку лапу вынуть. Высвободил он лапку и, прихрамывая, к матери побежал: больную лапку ей показывает, жалуется. Та ему лапку лижет, а он скулит от восторга, порыкивает ласково, бочком об материну лапку трется.

Подарила медведица девушке какой-то коврик – старенький, выцветший, до половины молью съеденный. Поблагодарила девушка медведицу, положила подарок в рюкзак и побежала клубок догонять.

Встречи с лесными зверями, так любящими друг друга, навевали грустные мысли. Вряд ли ей когда придется испытать радость материнства. В этом смысле жрицы Огня – не женщины. Они бродят по свету, порхают от мужчины к мужчине, разжигая в них пламя. Не останавливаясь надолго – у них есть Миссия, отличная от миссии обычных женщин. Поэтому жрицы редко выходят замуж, еще реже рожают детей. Да и какой смысл: если ребенок родится рыжеволосым, как мать, его у нее скоро заберут, и вероятность этого очень велика. Может, поэтому с каждым годом число жрецов уменьшается, и все труднее становится поддерживать энергию Солнца.

Долго ли, коротко ли шла – вышла на поляну. Видит: на поляне колодец стоит. Подкатился клубочек к колодцу и пропал. Значит, в этот колодец ей и лезть? И как лезть, если у нее даже веревки нет? И не пустой колодец-то – вон она, вода, на дне плещется.

«Не отказывайся, не попытавшись», – вспомнила девушка слова вороны. Немного подумав, она решила посмотреть, нет ли чего в солдатском рюкзаке. Достала звериные подарки, вынула скатерть – и нашла на самом дне веревку и складной ножик. Ножик она прицепила на пояс, конец веревки обвязала вокруг дерева, что росло рядом с колодцем. Спустила веревку в колодец и стала по ней спускаться. Вот уже и вода рядом. Девушка сняла с шеи кристалл и, призвав на помощь силу Солнца, осветила воду. Луч света проникал все глубже и глубже. Девушка думала, что под водой окажется какой-нибудь люк или дверь. Но там была пустота. Неглубокая прослойка воды держалась неизвестно на чем. Под водой было пространство, а еще глубже – зеленела трава и бледнели цветы. Солдатская веревка спускалась почти до самой земли по ту сторону колодца, и девушка, набрав в легкие побольше воздуха и зажмурив глаза, продолжила спуск. Когда ее ноги коснулись твердой почвы, она открыла глаза и сделала робкий вдох – пробный. Воздух был затхлый, но вполне пригодный для дыхания. Вокруг был лес, но не такой, как наверху, а какой-то бледный, размытый, как в тумане. Под ногами девушка разглядела тропинку. Она осторожно двинулась по ней.

Скоро лес закончился, и она выбрела к большому терему. Навстречу ей вышли мужчина и женщина. Мужчина был крупного телосложения, обрюзгший, заросший темными зеленоватыми волосами. Женщина была тощей, костлявой, очень похожей на ту лесную старушку с крючковатым носом. Но эта была вроде помоложе, и ее длинные волосы не были забраны под платок, а струились по плечам, чем-то напоминая водоросли.

Вспомнив инструкции старушки, девушка заставила себя немного наклониться, изобразив нечто весьма отдаленно напоминающее «низкий поклон», и скинула со спины рюкзак. Скатерть оказалась сверху. Девушка протянула ее зеленовласой женщине: «Это Вам от матушки».

Кикимора очень обрадовалась и пригласила девушку в дом.

– Чем тебя благодарить? – стала спрашивать.

– Мне бы с дочкой вашей поговорить, – попросила Безымянная, – с Василисою.

Кикимора приветливо проводила гостью в комнату дочери и рекомендовала: «Вот, Василисочка, гостья с земли от бабушки твоей весточку принесла и дорогой подарок – Скатерть Самобранную. Ты уж уважь ее, доченька, поговори с ней по душам».

– Поклон тебе от бабушки, – добавила неуверенно Безымянная.

Василиса встала навстречу гостье:

– Благодарствую.

«До чего ж страшненькая, – сочувственно подумала Безымянная, – вся в мать, только волосы рыжие». Да, Василиса Премудрая тоже оказалась рыжей.

– Ну, не буду вам мешать, – засуетилась Кикимора, – вы тут пока познакомьтесь, побеседуйте, а я тем временем на стол соберу, скатерку обновлю.

Глава двенадцатая. Взрослая жизнь

Жизнь Муравы превратилась в сплошное приключение. Днем она сопровождала подругу во время прогулок с Рыжим, который начинал ей казаться не таким уж и опасным. Вечерами она бегала на свидания с Дейвом. Несколько раз она была с ним в «Погребке», пару раз они заходили в казино, один раз – в ночной театр. Если бы ее кто увидел там, то ей, наверное, пришлось бы плохо – родители непременно посадили бы ее под домашний арест. Лет так на девять. А уже после двухнедельного знакомства она приняла приглашение Дейва пойти к нему в гости. Он был совсем небогат, жил в одном из отдаленных кварталов на съемной квартире. Обстановка здесь была бедная, но зато необычная. На полках было множество книг: поэмы, романы, шпионские рассказы, сказки, энциклопедия холодного оружия, двухтомник «Все корабли мира», – то есть все без разбора. А закладкой для книги «Сто лет без Солнца», которая лежала на протертом до дыр кресле, служил кинжал. Роль второго кресла играла покрытая лаком лесная коряга. Всюду стояли модели судов.

– В детстве я мечтал стать капитаном, – объяснил Дейв.

Кровати в комнате не было – только настоящие тигровые шкуры были свалены возле искусственного камина. Мурава верно догадалась, что они и заменяли хозяину постель. Но ей это показалось даже интересней – трудно удержаться, чтобы не поваляться на шкурах хищников. Она легко поддалась этому соблазну. А он придумывал и рассказывал ей разные смешные охотничьи истории-небылицы.

После этого свидания у них стали проходить совсем уж по-взрослому. Ее все меньше интересовали походы по разным ночным заведениям. Любовники сокращали и сокращали вечерние прогулки, чтобы скорее оказаться наедине. Потом как-то сложилось, что от прогулок они и вовсе отказались.

Каждый вечер повторялось одно и то же: терпкое вино, камин, горячие объятья… Но ей почему-то это не казалось скучным.

Она знала, что ходит по краю. В любое время могло случиться, что она забеременеет (не могла же она пойти к доктору за «бездетными» каплями, не будучи замужней женщиной, и уж тем более к рыжим!). Тогда от родителей ее роман скрывать больше не получится. И не признаться будет нельзя, и признаваться нельзя! Ее семья будет опозорена, но выйти за Дейва ей все равно не позволят. Да он и не заговаривал о замужестве…

А вот у Белорозы все шло к свадьбе – друг семейства лорд Маркруз уже после четвертого визита сделал ей предложение, и она, разумеется, была счастлива. Еще бы! Статный, сильный, властный, умный, богатый лорд Маркруз понравился ей с первой встречи. Каждая согласилась бы выйти за него. В глазах – сталь, сам как крепость, как рыцарь из легенд. Он так много знал, так галантно ухаживал, так уверенно держал себя!

И Белороза для него была неплохой партией: моложе его лет на пятнадцать, хорошенькая, покладистая, да еще и с приданным. В общем, со свадьбой решили не затягивать.

Белороза была счастлива, Мурава тоже радовалась за подругу. Только Рыжий, ясное дело, был не рад. Он даже попытался наклеветать на более удачливого соперника. Но это уже было низко! Так что сам виноват, что Белороза попросила его больше к ней и близко не подходить. Королева прогнала своего пажа!

Правда, паж оказался удивительным упрямцем – до сих пор Белороза постоянно встречала его на улице, видела под окнами своего дома, находила букетики с записочками от него. Как можно быть таким бестолковым? – Этого Мурава не понимала. Хоть бы гордость поимел! А еще рыжий…

Мурава не знала, чем занимается ее возлюбленный. Он не рассказывал, а она старалась не расспрашивать, чтобы не ставить друга в неловкое положение. Как-то раз она, правда, полюбопытствовала, но Дэйв отшутился: «Милостыню прошу на Большой дороге». Она догадалась, что работа у него более чем не престижная – дворник, сторож или что-то в этом роде – вот он и не признается. И решила больше на эту тему разговора не заводить.

Но однажды все выяснилось само собой.

Дейв сказал ей как-то вечером, что завтра свидания не будет – у него другие планы. Что ему надо встретиться со старым другом, у них будет деловой разговор… Причин было названо так много, что Мурава заподозрила, что Дейв ее попросту дурит. Девушка решила, что у него встреча с другой женщиной: может быть, со старой подругой, может – с новой.

Ревность не давала ей заснуть целую ночь. Днем она тоже была рассеянной и все думала о предстоящем вечере. Она уже знала, что не захочет в этот вечер сидеть дома. Может, назло Дейву познакомиться с кем-нибудь и провести вечер с ним? Может, вообще нагрянуть в Дом исполнения желаний? – Вот будет сюрприз для Пажа! Или… И тут она решилась: Дейв не хочет ее видеть, а она придет и выведет его на чистую воду.

Вечером она пошла к Дейву. Отперла его квартиру своим ключом, осторожно, чтобы не спугнуть «преступников» приоткрыла дверь и прошмыгнула в комнату – там никого не оказалось. На кухне тоже ни души. «Изменник» еще не вернулся. Тогда Мурава закрыла дверь, ключ положила обратно в карман, а сама прошла в комнату и уютно расположилась в единственном кресле, подтащив его к камину и укутавшись в самую изящную из имеющихся здесь тигровую шкуру – пусть соперница видит, что Мурава чувствует себя здесь, как дома.

Минут через 20 она услышала, как царапается ключ в замке. Скрипнула дверь. В квартиру вошли. «Похоже, Дейв рассказал своей подружке веселую историю (он это умел)», – подумала Мурава, расслышав звонкий смех. Первым в комнату вошел Дейв… и обалдело уставился на Мураву. Она саркастически улыбнулась.

Следом за Дэйвом в комнату вошел огромного роста мужчина, а за ним – мальчик лет 12, который все еще продолжал смеяться. Теперь пришла очередь Муравы вытаращиться в изумлении. Улыбка все еще играла на ее губах, но брови полезли наверх, а глаза округлились. Представив, как она, верно, сейчас выглядит, Мурава прыснула от смеха.

– Ты уже и хозяйкой обзавелся, – пробасил мужчина, – чего же не знакомишь?

– Знакомьтесь, Сэм и Пит, Мурава, – представил Дейв друг другу гостей, быстро придя в себя.

– Ты так смешно смеешься, – заметил Пит, обращаясь к Мураве.

Напряжение спало. Мураве было стыдно, так как Дейв сказал ей правду, а она не поверила и повела себя, как ревнивая дура. А еще она боялась, что теперь Дейв обидится и не захочет с ней больше встречаться.

Но Дэйв не сердился или не подавал вида, что недоволен. Он принес вина и предложил выпить за знакомство. А получив от девушки клятвенное заверение, что она будет молчать обо всем, что происходило или произойдет здесь в этот вечер, снова стал самим собой.

Когда Мурава поняла, что это был за «деловой разговор», ей стало не по себе – девушка добровольно сделала себя участницей разбойничьей встречи. «Чем больше она узнает – тем большей опасности подвергнет себя и близких», – пришла ей в голову мысль. На душе стало еще мучительней и тревожней, чем накануне. «Надо уходить, пока я не знаю слишком много», – испуганно сообразила она. И потому, внезапно «вспомнив», что обещала подруге посмотреть, достаточно ли хорошо на той сидит подвенечное платье, Мурава оставила Дейва и его друзей без женского общества.

Оказавшись на улице, она быстро успокоилась. Ей стало стыдно за свою трусость. Разве она плохо знает Дейва? Разве он способен причинить ей зло? Вот он не испугался, что она его выдаст, доверился ей! А теперь поймет, что она струсила, и на этом их роман закончится.

– Ничего, как-нибудь само утрясется, – решила наконец Мурава, – а если что – попрошу прощения.

Приняв такое решение, Мурава совсем успокоилась.

Роман на этом не закончился, не оборвался. Дейв решил, что она ушла, чтобы не смущать разбойников, чтобы не мешать им. То, что она пришла к нему без приглашения, он тоже легко забыл. Кажется, ему даже понравилось, что она у него такая решительная и темпераментная.

Однако «приключение» из игры превратилось в очень серьезную историю. Мурава все острее понимала, что счастье ее недолговечно. Она боялась за Дейва (вдруг его поймают?), она боялась за себя (если все раскроется – у нее будет ужасная репутация, и не будет возлюбленного), боялась за родителей (они этого не переживут!). Чем дольше тянулся ее роман, тем в большей опасности находилась ее семья, и тем сильнее она привязывалась к Дейву. Рассудок ей говорил, что надо покончить со всем этим, пока не поздно. Сердце заставляло погружаться в эти отношения все глубже. Мурава была в ловушке.

Но и на этом, как оказалось позднее, ее беды не закончились.

Глава тринадцатая. Невеста

Когда Лазарк Маркруз переступил порог дома Далерда Дозаряна, того обуяло тревожное предчувствие. Он не вполне доверял этому человеку, несмотря на то, что их родители некогда были очень дружны, несмотря на то, что он, тогда еще шестнадцатилетний подросток, помнил Лазарка грудным младенцем, которого все ласково называли Зариком.

Мрачные, тягостные воспоминания теснили сердце Далерда. Он, сын лорда Лаверда Дозаряна, и Лаверд, сын лорда Давассара Маркруза, были, как братья. Их семьи дружили испокон веков.

Когда семейство Дозарянов переехало в город, связующая их нить дружбы, казалось, несколько ослабла, но все же не порвалась совсем. Дозаряны подолгу гостили в поместье Маркруза, Маркрузы нередко приезжали в гости к Дозарянам.

Далерд и Лаверд крепко дружили. Их близость усиливалась тем, что Лаверд рос без матери (она умерла при родах), и мать Далерда заботилась о нем, как о собственном ребенке.

Все изменилось, когда Давассар встретился с девушкой, которой он дал имя Милава. Имя совершенно не подходило ей, как и она сама не подходила в жены Давассару. Но он влюбился в нее и никого не хотел слушать. И вот, в возрасте 52 лет лорд Маркруз женился на 18-летней жрице Огня.

Что заставило ее, молодую и красивую, горячую и полную сил, выйти замуж за стареющего, пусть и благородного, джентльмена и заточить себя в глуши, для всех осталось загадкой. Но спокойствия и счастья ни ей, ни ему этот брак не принес. Похоже, молодая жена чувствовала себя обманутой, пойманной в клетку, хотя, конечно же, лорд Маркруз ни в чем не был виноват перед ней. Он был добрым и благородным человеком, и ничто бы не заставило его пойти на подлость или обман. Возможно, Милава и впрямь была разочарована, но ее никто не обманывал – она обманулась сама.

С каждым днем она становилась все раздражительнее. Гостить у Маркрузов стало мукой, и Дозаряны перестали приезжать к ним в поместье. Далерду тогда едва исполнилось 15 лет, и он тяжело переживал разлуку с другом. А спустя два месяца Дозаряны получили и совсем уже печальную весть: юный Лаверд ушел из дома и не вернулся. Все были уверены, что он погиб, встретившись с диким зверем, и оплакали потерю.

Месяца через полтора у Маркрузов родился мальчик. Его назвали Лазарком, что означало «утренний луч». Дозаряны тогда нанесли Маркрузам визит, чтобы поздравить с рождением ребенка.

В следующий раз семейство Дозарянов посетило поместье Маркрузов лишь спустя десять лет – они приехали на похороны лорда Давассара. Спустя год умер и отец Далерда.

И вот ни с того, ни с сего молодой лорд Маркруз решил восстановить утраченную связь между их домами.

Далерд, конечно же, слышал, что о молодом Маркрузе болтают много чего нехорошего, но он не привык верить слухам – он привык судить о людях исходя из того, что знал о них сам. Да, у Лазарка нечистая кровь – с примесью огненной крови его матери. Это, вероятно, и породило грязные слухи о его привычках и забавах. Возможно, что лишь тот факт, что его мать была жрицей Огня, и давал основание сочинять истории про его сомнительные любовные похождения.

Болтали еще, что Лазарк стал причиной гибели Милавы, своей матери, но это тоже было недоказательно.

При знакомстве же Лазарк произвел на Далерда Дозаряна неплохое впечатление. Он был образованным молодым человеком, умеющим вести беседу с джентльменами, обходительно ухаживать за дамами. К тому же он был весьма состоятельным молодым человеком!

И когда Лазарк посватался к дочери Далерда, тот не нашел повода ему отказать. Тем более, видно было, что Белорозе он полюбился с первой встречи, тогда как обычно визиты молодых людей ее не особенно трогали. В общем, складывалось все наилучшим образом.

Только почему-то сердце лорда Дозаряна не покидала тревога. Да еще супруга донимала его своими слезами: мол, рано еще Белорозе замуж выходить, да и нельзя отдать ее за Маркруза – он нечистой крови, и зря люди про всякие ужасы говорить не будут. Но супругу он старался не слушать – все это бабьи страхи, больше ничего.

Белороза чувствовала себя бесконечно счастливой. Ее сердце ликовало, ей хотелось петь. А когда она стояла на балконе и мечтала, как будет танцевать с лордом Маркрузом венчальный вальс, ей казалось, что руки у нее превращаются в крылья, и если ей вздумается, то она сможет взлететь.

В нем было все: уверенность и сила взрослого мужчины, галантность и изящество отпрыска древнего дворянского рода и, вероятно, пыл любовника, в жилах которого течет огненная кровь. Как он брал ее под локоть! Как пронзительно смотрели его глаза! Как властно звучал его голос! Она таяла, таяла и таяла, а сердце в ее груди начинало биться чаще и сильнее. Вот она – любовь! Спасибо Светилу, что он услышал ее мольбу и дал испытать ей это драгоценное чувство!

Она тоже знала, что о лорде Маркрузе рассказывают много чего нехорошего: что он ходит к жрицам Огня, что он бывает резок и жесток, кто на нем висят даже какие-то нераскрытые преступления. Она верила и не верила одновременно, трепеща перед своим женихом и обожая его еще горячее. С каким нетерпением ожидала она дня свадьбы!

Однажды, правда, произошел неприятный эпизод. От кого-то Лазарк узнал, что она дружила с этим мальчиком, Пажом Горским, и приревновал ее. Она честно рассказала своему жениху, как они познакомились с тем юношей, как гуляли повсюду втроем с ее подругой. Она постаралась успокоить Лазарка, объяснить, что это была просто дружба, что она и наедине-то с этим Пажом ни разу не оставалась. Но жених давил на нее, настаивал, заставляя признаться в том, чего на самом деле никогда не бывало. Он умолял ее «сказать правду», обещал простить и забыть, даже обещал разорвать помолвку, если она будет и дальше отпираться. Она плакала, умоляла поверить ей, предлагала расспросить об их отношениях Мураву. Ничего не помогало: он начинал нервничать, и чем дольше она убеждала его в своей невиновности, тем сильнее он раздражался. В конце концов, обозвав ее лгуньей, он ударил ее по щеке и, сказав, что она для него больше никто, пошел к двери. Ее накрыла волна боли, стыда, гнева и обиды, но одновременно и панического ужаса перед тем, что он уйдет, исчезнет из ее жизни. Она бросилась за ним вдогонку, она схватила и поцеловала только что ударившую ее руку, она умоляла остаться и клялась, что больше никогда не будет спорить с ним, только бы он простил ее. Он заставил ее встать перед ним на колени и произнести жгучие слова: «Я – грязная женщина. Я – лгунья. Я изменяла тебе, моему жениху. Теперь я знаю, что тебя обмануть нельзя. Впредь я не буду тебе лгать. Я виновата перед тобой, и всю жизнь буду помнить это». И только после этого он «великодушно» простил ее, но предупредил, чтобы она никогда не смела забывать о своем проступке.

Когда он ушел, Белороза долго рыдала, измученная и опустошенная, но потом внушила себе, что Лазарк, видимо, ее очень сильно и страстно любит, раз так ревнует и в то же время готов простить ей даже измену. И стала любить его еще бережнее и горячее.

А об этом случае она никому говорить не стала, даже Мураве.

Глава четырнадцатая. Приманка

– Рассказывай, – предложила Василиса каким-то странным голосом, и Безумная повиновалась.

– Вообще-то, мне от тебя ничего не нужно, – начала она свою речь. Это бабушка твоя решила, что у меня какие-то проблемы, и ты можешь подсказать, как их решить.

– Что же ты хочешь? – голос Василисы звучал по-прежнему таинственно и приглушенно.

– Выбраться из леса, – предположила Безымянная.

– Это – неправда, – прозвучал все тот же ровный голос. – Лес никого не держит, и если бы ты захотела выйти из него, то уже давно была бы в чистом поле.

– Обрести имя, – высказала предположение Безымянная.

– Оно у тебя есть. Имя рождается вместе с человеком. Ты можешь забыть свое имя или даже не знать его, но оно обязательно есть. Я могу, конечно, помочь тебе вспомнить его. Это важно. Только не понимаю, почему бабушка сама не сказала тебе твое имя. Она живет сто тысяч лет и знает все имена.

– Я жрица, – пояснила Безымянная, – а жрицам имена дают возлюбленные. А у меня возлюбленного нет.

– Вдвойне неправда, – монотонно продолжила Василиса. – Имя у тебя есть, и не важно, кто его нашел: родители, или возлюбленный, или ты сама. Да, ты можешь взять себе имя сама. Важно лишь, чтобы это было именно твое имя. А вторая сторона неправды в том, что у тебя нет возлюбленного. Я всегда чувствую такое.

– Если ты и впрямь такая умная, то сама и скажи, зачем я здесь! – заметила Безымянная, стараясь, чтобы ее слова прозвучали иронично.

– Не могу, это только твое право, – безо всякой интонации ответила Василиса.

– Как жаль! Тогда я пойду, – развернулась Безымянная.

– Не уходи! – воскликнула Василиса уже нормальным девичьим голосом. – Я покажу тебе твою жизнь, и ты будешь знать. Ты сама найдешь ответы, правда.

Безымянная остановилась. Соблазн был слишком велик. Но, поразмыслив, она все же решила, что не хочет знать своей судьбы, иначе жизнь станет пресной. Свои выводы она озвучить не успела, как Василиса поправилась:

– Я покажу только прошлое, в будущее я и сама-то боюсь заглядывать.

Получив подтверждение, что эта странная процедура не представляет никакой опасности для здоровья, Безымянная согласилась.

Василиса провела гостью в соседнюю комнату и остановилась возле небольшого круглого колодца, вделанного в пол в самом центре помещения.

– Ой, – вдруг осенило Безымянную, – это ведь, наверное, займет 18 лет. Я не хочу терять столько лет своей жизни на просмотр того, что уже знаю.

– Да нет же! – успокоила ее Василиса. – Ты увидишь не все, а только то, что именно тебе нужно вспомнить. Это займет совсем немного времени, не более суток, а, может, и значительно меньше.

Василиса не лгала. Она знала: то, что увидит в колодце гостья – важно для нее, оно поможет ей найти себя. Василиса сразу поняла, что девушке нужно именно это. Слукавила юная колдунья лишь в одном: сутки в Дремучем лесу длились сколько угодно. На этот раз они будут длиться столько, сколько нужно Василисе, то есть до тех пор, пока здесь не появится ее, Василисин, суженый. А Безымянная пусть пока окунется в колодец своей души. Удовольствие это, конечно, сомнительное, и даже не удовольствие, а, скорее, испытание, но вреда, в конечном счете, от этого будет меньше, чем пользы!

Через два месяца после ухода Безымянной одна грань кристалла ее названного брата потемнела и помутнела, будто налетом каким-то черным покрылась. Юноша понял, что с девушкой случилась беда.

Трудно было оставлять ему поле боя тогда, когда решалась судьба Белорозы. Он же уже наметил план, как помешать свадьбе. Если только Мо и другие жрицы, пострадавшие от Лорда Звериное сердце, согласятся рассказать об этом родителям Белорозы! Безымянный надеялся, что ему удастся их уговорить.

Но бросить в беде сестру – это было совершенно невозможно. И юноша скрепя сердце отправился в лес разыскивать разбойников, к которым ушла Безымянная два месяца тому назад. Мысли о том, что он не знает, кто они и как их обнаружить, о том, что они могут принять его за врага или шпиона со всеми вытекающими из этого последствиями, он гнал из головы.

Но смелым всегда везет. На Большой дороге его обогнал всадник. Увидев путника, который пешком и в одиночку решился пересечь лес, он остановился. Безымянный смекнул, что одинокий всадник в лесу – это тоже явление не совсем обычное. Не может ли он быть как-нибудь связан с разбойниками? Жаль, что нельзя спросить об этом прямо.

– Что ты здесь делаешь, куда идешь? – спросил верховой.

– Осматриваю сеть, – пояснил Безымянный. – Я смотритель Дороги. – А ты почему здесь один?

– А я хорошо эту дорогу знаю, не в первый раз по ней езжу. Благодаря вашим стараниям дорога безопасна, – улыбнулся юноша, задорно сверкая глазами. Казалось, он не до конца поверил Безымянному.

– А разбойники? – не поверил и Безымянный. – Говорят, пошаливают.

– Пошаливают, – согласился наездник. – Так с меня взять нечего.

– Это с меня нечего, а у тебя конь добрый. Не тот ли конь был у барона Кохнера, когда его спешили вот на этой же дороге пару месяцев тому назад?

– Это – обвинение, – вмиг похолодевшим голосом заметил всадник. Нельзя голословно обвинять человека в разбое. Я оскорблен, и Вы мне за это должны ответить.

– Могу и ответить, – осторожно заметил Безымянный, нащупывая под плащом рукоять электрического меча.

Всадник спрыгнул с коня и вынул из ножен шпагу. Тут же в руке Безымянного заискрился электромеч.

– Ты – жрец? – догадался путник. – Но тогда поединок будет неравным, – заметил он.

– Да, мое оружие опаснее, – согласился Безымянный. – Но, честно говоря, я и не собирался его применять. Увидев твоего коня, я сразу понял, что ты из разбойников. Но это ж не оскорбление, а констатация факта. Ты не оскорблен и не должен вызывать меня. Более того, я тебе признаюсь, что я вышел в лес не для осмотра сети, а чтобы найти разбойников. Я к вам с миром, а не с войной.

– Тогда убери оружие.

– А ты убери свое.

Шпага и меч молодых людей почти одновременно вернулись в ножны.

– Как тебя зовут? – спросил всадник. – И зачем тебе нужно к разбойникам?

– Меня зовут Паж, – слегка слукавил Безымянный. – У меня есть сведения, что два месяца назад к вам пришла моя подружка. Мне нужно разыскать ее.

– А не от тебя ли она сбежала? – поинтересовался всадник.

– Конечно же, нет!

– Вообще-то, я не слышал, чтобы кто-то новенький у нас в шайке появился в последние два-три месяца. Но знаю, что примерно в то время туда на самом деле заглядывала девушка, которая вполне может оказаться твоей подругой, – задумчиво заметил юноша. Протянув руку для знакомства, он представился: «Дейв».

– Я не виноват, что она такая дура! – виновато оправдывался Атаман, мысленно ругая себя на чем свет стоит. – Она не сказала, что попала в переплет.

– Она не намекала, куда собирается пойти? – понуро спрашивал Паж.

– Боюсь, что нет, но, наверное, далеко, раз украла коня, – голос Атамана потерял свою насмешливость и уверенность.

У костра собрались все, кто хоть немного общался с Безымянной, но ни у кого из них не было никаких догадок.

Лаверд был готов пожертвовать всем, что имел, рискнуть жизнью, чтобы искупить вину, которую чувствовал за собой.

«Маленькая гордая девочка, что же ты натворила, что сделала с собой! Если б хотя бы знать, где искать тебя! В глубине души ты же наверняка хотела, чтобы тебя нашли. Чтобы я тебя нашел. Ты должна была оставить какие-то приметы. Где они? Неужели ты ушла, чтобы не возвращаться? Не могу поверить в это», – размышлял Атаман.

Гордая девочка! Да, именно, чересчур гордая и самоуверенная. Она бы выбрала самый безумный, самый рискованный маршрут.

– Дремучий лес! – воскликнул Атаман, и сразу все звуки схлынули, все замерло и потемнело.

– Дремучий лес! – эхом прошептал Безымянный.

Безымянная стояла, вцепившись руками в края колодца, и смотрела вниз, в черную бездонную глубину, в которой было Все:

Легкая «Ауди», украшенная лентами и шарами, летела по проселочной дороге. Медовый месяц в лесном домике на берегу реки – это, должно быть, очень романтично. Сегодня Ника разрешала себе все. В белом пышном платье, как сказочная принцесса, она сидела не переднем сиденье и безмятежно смотрела вперед, где разгорался закат. Павел сам вел машину. Пиджак с белым цветком в петлице и шелковый галстук валялись на заднем сиденье. Жених был разгорячен от выпитого коньяка и от предвкушения долгих романтических вечеров, от близости Ники, от ее взаправдашней веселости. Навстречу из-за угла возник джип, тяжелый и стремительный. Павел резко крутанул баранку. Его легкая «Ауди» соскользнула с дороги и полетела под откос, туда, где журчала старая речка.

Ника закрыла и открыла глаза. Машина горела. Павел лежал грудью на баранке, по его виску стекала струйка крови, пачкая белый ворот рубахи. Дверь заклинило. Было душно и жарко. Вишневый корпус машины лизали сине-оранжевые языки пламени.

Широкая площадь окружена каменными домами с круглыми башенками. На вершинах башенок сияют синие камни. Посреди площади – каменное возвышение, на нем разложен костер. И в самом центре – она – хрупкая девушка с рыжими волосами, осмелившаяся сказать мужчине: «Люблю».

Вокруг люди, много людей. Девушка не видит выражения их глаз за темными стеклами очков, но знает, что взгляды эти полны ненависти и злобы. Чтобы не заплакать, она крепко сжимает в руке зеркальный медальон.

Старый священник подносит факел к поленьям, они загораются. Скоро уже языки пламени коснутся ее нежной кожи, обожгут ее невероятной болью. Девушка пронзительно кричит, дергается, пытаясь разорвать путы. Толпа внизу смеется. От боли и страха девушка теряет сознание.

Вот она – маленькая девочка. Вместе с подругами они бегут к озеру, чтобы искупаться в парной воде на закате. На ней – оранжевое платьице. Прежде чем раздеться и окунуться в воду вслед за подругами, она бегает по берегу, взмахивая руками, как крыльями. Широкие легкие рукава и вправду выглядят, как крылья – она видит это по мерцающему отражению в воде. «Я птица, я огненная птица» – кричит она звонко. Одна из подруг отзывается: «Птица Феникс – повелительница огня, иди к нам – здесь так весело!».

Вот она стоит возле дороги с узелком в руках. Рядом с нею – высокая женщина с рыжими волосами. Провожать их в Храм вышло почти все село. Худенькая невысокая женщина безутешно рыдает, протягивая к девочке руки. Ее удерживают несколько других женщин. «Ты должна была приготовиться к этому, – холодно говорит рыжеволосая рыдающей женщине. – Нам пора». Она властно берет девочку за руку и тащит за собой по запыленной дороге. «Мама, мамочка! Я обязательно вернусь!» – оборачивается девочка. Из глаз ее текут крупные слезы.

Его ладонь бережно касается ее волос, и она вдруг неожиданно для себя прижимается щекой к его руке. Ее беспокойный взгляд встречается с его, печальным и усталым. Она тянется к нему взглядом. Его глаза приближаются, и она ощущает на губах осторожный, но необычайно крепкий и властный поцелуй. Это длится мгновенье. Атаман еще раз касается ее волос и, развернувшись, скрылся в чаще. Ее сердце ликует и даже кристалл на груди сияет ярче обычного. В ушах ласково шелестит голос удаляющегося разбойника: «Феникса».

Вот она идет по густому дремучему лесу вслед за неугомонным клубочком оранжевой шерсти. Деревья расступаются перед ней и снова смыкаются за ее спиной. Она выходит на поляну к заплесневелому колодцу. Заглядывает вниз. Теперь она снимает со спины и развязывает солдатский ранец. Выкладывает из него на траву разные предметы. Но вдруг рука натыкается на что-то острое – это солдатский ножик. Руку сводит судорога, боль пронзает ее. Она вскрикивает и инстинктивно разжимает руку, откидывается назад…

Безымянная резко оттолкнулась, отпрянула от колодца, разжимая затекшие пальцы, и стукнулась о стену. Туман перед глазами исчез, дыхание стало приходить в норму, биение сердца постепенно становилось все более размеренным. Она стояла у колодца в узкой неуютной комнате. Василисы рядом не было. Слегка пошатываясь, Безымянная побрела к выходу из помещения. Ей казалось, что у колодца она провела целую вечность. Но зато теперь она знала, как ее зовут – Феникса. Это имя родилось вместе с ней, это ее настоящее имя. Надо сказать спасибо Василисе.

Василиса сидела за столом и вышивала. На скрип двери она испуганно обернулась.

– Ты чего испугалась? Это всего лишь я, – улыбнулась Феникса.

– Не ожидала, что так скоро, – призналась Василиса.

– Разве не прошло даже суток? – удивилась Феникса.

– Да нет, только что начало смеркаться, – вздохнула Василиса.

– Ты, кажется, не рада, что я так рано освободилась, – почувствовала гостья.

– Точно, не рада, – призналась Василиса. – Хотя, может, и вовремя. Он уже беспокоится за тебя.

– Кто он? И почему тебе это важно? – заволновалась Феникса.

– Брат твой названный. Люб он мне, – просто сказала Василиса.

Феникса почувствовала, что голова у нее начинает кружиться. Ей пришлось опереться о стену. Она ничего не понимала, но чувствовала, что ее обманули, и что обманули не только ее.

– Объясни, пожалуйста, – потребовала она от Василисы.

Василиса снова грустно вздохнула.

– Когда ты вошла сюда впервые, я в кристалл твой случайно глянула. И увидела там отражение души одного мужчины – брата твоего нареченного. И сразу поняла, что наши с ним души могут в единую душу слиться. Так редко бывает, и это большое счастье. Но как мне было его сюда привлечь? И вот я отправила тебя к колодцу. Это колодец твоей души, поэтому смотреть в него можно долго, почти бесконечно. Я бы тебе не дала погибнуть, ты не думай. Я каждый час проверяла, как ты. Но тонкие нити жизни очень чувствительны. Они все равно получили сигнал, что ты в опасности. И твой брат должен был увидеть, что ты в беде. Я видела, что он тебя в ней не бросит. А сейчас вижу, что он уже в пути.

– Так я стала приманкой? – задыхаясь от ярости, подытожила Феникса.

– Да! – согласилась Василиса, посылая гостье пучок сонной энергии. – Спи!

Глава пятнадцатая. Путь сердца

Лес притягивал их к себе, как магнит железо. Путники не чувствовали усталости, не испытывали голода и жажды. Весь путь они проделали буквально за сутки, чего, в сущности, не могло быть, но, тем не менее, произошло.

Всадники спешились. Лес пугал и манил, звал и отталкивал. Лошади уперлись, не хотели идти дальше. Грань кристалла на груди Пажа слегка посветлела, но все еще оставалась мутной, будто покрытой черным инеем. Судя по всему, участники спасательной экспедиции были на верном пути. Паж подтвердил, что чувствует направление, что девушка стала намного ближе, и угроза ее жизни ослабела.

Когда солнце скрылось за верхушками деревьев, путников неожиданно охватило радостное возбуждение, в груди засвербело обещание чуда. И, не устрашившись сумрака, они бодро вошли в лес.

Лес замкнулся за их спинами непроходимой стеной, но они даже не заметили этого. Весело и непринужденно они углублялись в чащу, и чем дальше они шли, тем живее бились их сердца, тем свежее становился воздух.

И вот они оказались на чудесной поляне. Она контрастировала с сумрачным обликом Дремучего леса. Деревья как бы раздвинулись, пропуская к поляне лунный свет. В этом голубоватом свете купалась трава, из которой игриво выглядывали головки неприхотливых цветов.

Здесь путники и решили устроиться на ночлег. С трудом разведя магический костер, Паж достал из заплечного мешка концентраты. Сэм отцепил котелок, а Пит сказал, что слышит журчание ручья и взялся наполнить чугунок водой. Судя по звуку, ручей был недалеко, но Сэм не отпустил мальчика одного. Он и сам в это странное путешествие отправился только из-за Пита. Тому во что бы то ни стало надо было спасти подругу, которая когда-то спасла его. А Сэм очень привязался к мальчику, который стал ему, не доверяющему женщинам и не желающему вступать с ними в связь, кем-то вроде сына. Своих детей у этого большого разбойника, понятно, не было, и никогда не будет. По крайней мере, сам он в этом был глубоко убежден.

Спасательная экспедиция состояла всего из четырех человек: кроме Сэма и Пита в путь отправились жрец Огня, назвавшийся Пажом, и, разумеется, Атаман, который во время путешествия просил называть его просто по имени. Вел всех Паж, который обладал магическим кристаллом и лучше всех чувствовал правильное направление.

Там, в их родном Багряном лесу, Пажу даже удалось увидеть подтверждающий и направляющий сон. Он увидел странную комнату: тесную, темную и мрачную, со стенами, покрытыми изумрудными водорослями и болотным мхом. В центре комнаты стоял круглый колодец, а возле него, вцепившись за бортики руками так, что даже побелели пальцы, стояла Безымянная и смотрела вглубь. Она смотрела туда, не моргая, затаив дыхание. Лицо ее было бледным, осунувшимся, да и сама она сильно похудела, хоть и раньше была стройной и хрупкой. Казалось, колодец высасывает из нее силы. Паж тоже осмелился заглянуть в него, чтобы понять, что же ее там так заинтересовало. В воде он увидел дремучий лес и Безымянную, бегущую куда-то за клубком оранжевой шерсти. Увидел, как она выходит на поляну к старому колодцу, заглядывает в него, как затем возится в добротном рюкзаке, достает из него невиданной красоты шапочку, украшенную драгоценными камнями и искусной вышивкой, сверкающее на солнце блюдце и золотое яблочко, яркий коврик с невиданными узорами. «Как дать ей понять, что она слишком засмотрелась в колодец? Как помочь ей очнуться?» – лихорадочно соображал во сне Паж. Он сцепил пальцы в предостерегающем жесте и послал ей снимающий многие заклятья магический огненный знак. В жизни эти знаки были почти бесполезны, но на уровне сна могли сработать. Больше ничего Паж для своей названной сестрицы прямо сейчас сделать не мог.

А потом он проснулся, так и не узнав, получила ли она предупреждение.

Устроились путники на ночлег все вместе, а проснулись – порознь. Каждый из них долго бродил возле того места, где оказался утром, выкрикивая имена спутников, но результат поисков был нулевым. Лес разъединил их. Только Сэму и Питу он позволил остаться вместе.

Мужчина и мальчик проснулись почти одновременно. Они оказались на берегу лесного озера, на глади которого озорно играли первые лучи Солнца.

Паж пробудился у входа в пещеру. С одной стороны простирался черный лес, с другой стороны возносились к небу ледяные горы.

Лаверд пробудился на той же поляне, что и заснул. Рядом догорал костер – обычный, не магический. Его спутники исчезли. Даже трава не была примята там, где они устраивались на ночлег.

Цель, которая привела небольшую команду людей в лес, была одна: найти девушку, которая многое значила для каждого из них, и для каждого – что-то свое. Цель у них была одна, но пути к ней – разные. А может, и цели у них были не совсем одинаковые, просто никто из них об этом не догадывался.

Лаверд провел в лесу почти тридцать лет – все время после того, как вернулся из долгого плавания к Чужой земле (после того, как его выгнали из отчего дома, он подался на побережье и нанялся на судно юнгой, а вернулся через два года помощником капитана и подался в разбойники). Лорд Атаман хорошо знал лес и умел читать по следам. Пушистая, непримятая трава, окружавшая его, вызывала недоумение. Он осмотрел место ночевки как можно внимательнее, но не нашел здесь никаких признаков пребывания на поляне кого-то, кроме него самого. Его спутники не просто исчезли бесследно, будто испарились. Все выглядело так, словно они здесь вообще не появлялись. В это невозможно было поверить, но и отрицать этот факт было трудно.

Лаверд долго ломал голову над происшедшим. Вопросы формулировались четко и ясно, вот только ответов на них не находилось даже приблизительных. Несмотря на отсутствие какой-либо информации, ему предстояло принять конкретное решение относительно своих дальнейших действий.

Факты были таковы: поляна девственно чиста, следов борьбы нет, спутники не откликаются. В окрестностях нескольких километров он один. Он не знает, в каком направлении ушли (улетели, перенеслись, переместились) его товарищи. Он не знает, в каком направлении нужно искать.

Переворошив в голове вопросы, невозможные, но совершенно очевидные факты, безумные версии и нелепые предположения, Лаверд решил пойти в ту сторону, где лес казался менее густым. В этом направлении идти легче, и, возможно, другие по той же причине могли выбрать именно этот путь.

Спустя двадцать-тридцать минут проникновения через заросли Лаверд оказался на той же самой поляне, с которой начинал путь. Предположив, что это другая, очень похожая поляна, Лаверд двинулся дальше, старательно запоминая лесные приметы. Вот коряга, напоминающая верблюда. Вот дерево в три обхвата с дуплом чуть выше человеческого роста. Вот сломанное дерево, причудливо облепленное мхом.

Через полчаса он стоял на такой же точно поляне. Впереди виднелась коряга, напоминающая верблюда. Дальше за ней высился широкий ствол старого дерева с дуплом. Далеко за ним в землю воткнулся сук поваленной ветром березы, успевшей обрасти мхом. Он топтался на одном месте!

Повторные попытки уйти с поляны не давали никаких результатов. Точнее, результат был один и тот же – он оказывался на исходной позиции. Он все больше уставал, раздражался и чувствовал себя, как собака, у которой из-под носа утащили любимую кость. Ему уже хотелось сесть и завыть на мигающее сквозь сучья полуденное солнце, как волк на луну.

В конце концов, совершенно уже измотанный бесполезным хождением, он остановился, прислонившись к дереву. Чувство безысходности тут же сковало ему руки и ноги.

– Здравствуй, мил человек! – тонкий голосок раздавался откуда-то снизу.

Лаверд посмотрел вниз, но не заметил ничего особенного: большой гриб растет под березой – что же здесь необычного? Но ведь не гриб же с ним заговорил!

– Дурман-трава! – осенила мужчину долгожданная разгадка. Все сходилось! Они заснули, даже не удосужившись проверить, что за цветы и травы растут на поляне. А там цвела, издавая пряный аромат, дурман-трава! И теперь одно из двух: или он видит яркий реалистичный сон, или у него галлюцинации.

– Дурман-трава здесь ни при чем, – пропищал гриб. – И я – никакая не галлюцинация, а Старик-Лесовик. Меня здесь все знают.

Лаверд сильно тряхнул головой, пытаясь прогнать наваждение. Но гриб не исчезал и не собирался молчать.

– Ты бы лучше поклонился, мил человек, да совета спросил, – обиделся подберезовик.

Лаверд ущипнул себя что было силы. Это не помогло. Похоже, здесь нужно было более сильное болевое ощущение. И мужчина, выхватив кинжал, полоснул им по тыльной стороне своей ладони. Хлынула кровь.

– Матушки-светы! – запричитал человечек (а теперь Лаверд уже ясно видел, что это маленький старичок в огромной шляпе и с посохом-былинкой). – Сам себя казнит, сам себя пытает! До чего же глазам своим верить не желает. Ох уж, нервные нынче люди пошли.

Старичок прыгнул на пенек, потом на ветку, остановился неподалеку от Лаверда и подул ему на руку. Кровь остановилась, рана тут же затянулась.

Лаверд был готов к встрече с кем угодно: с дикими зверями, с чужими разбойниками, с кровожадными дикарями. Но к знакомству с говорящими лилипутами, как две капли воды похожими на грибы и обладающими целительным дыханием, он готов не был.

– Прости, дедушка, – попытался он сгладить свою неловкость, – раньше мне не приходилось встречать людей такого маленького роста, вот я и подумал, что ты мне мерещишься.

– Ничего, я не обидчивый, – ласково проговорил старичок. – Да и не человек я вовсе. Сказал же – лесовик я. Ну, да и это не важно вовсе. Ты мне лучше, мил человек, расскажи, почто кручинишься?

– Да заблудился я, дедушка. Иду, иду вперед – и все назад возвращаюсь.

– Не тот путь, знать, выбрал, – заулыбался старичок, – вот Лес тебя и вертает.

– А как же мне угадать, какой путь верный?

– То сердце твое знает, – успокоил Лаверда лесовик, – его слушай, оно тебя куда надо и выведет.

Произнес эти слова старичок и исчез, будто и вовсе его не было.

Инструкция была проста, но следовать ей оказалось совершенно невозможно. Сколько ни стоял Лаверд на поляне, то закрывая, то открывая глаза, пытаясь расслышать зов сердца, – ничего не получалось. Тогда он решил попытаться походить в разные стороны. То влево пойдет, то вправо… Но сколько он ни ходил, все на той же поляне рано или поздно оказывался. К вечеру, уставший, разложил костер и прилег возле него. Сон сморил его в одно мгновение.

Что за черт! Он, как полоумный, несется за этой чокнутой девчонкой. Рыжие волосы дразняще полыхают среди зеленого бархата деревьев. Безымянная звонко, заливисто смеется, подпуская его поближе, и снова легко, как птица, скользит между плещущей листвы. «А вот и не поймаешь!» – вызывающе звенит девичий голос. Он бежит за ней, грузно сминая траву, ломая сучки тяжелыми сапогами, как неуклюжий медведь. Горячее дыхание сушит горло, и он хрипло кричит ей вслед: «Все равно – моя!». «Если поймаешь – буду твоей», – кокетливо щурится девчонка, останавливаясь на просторной залитой солнцем поляне. Он довольно смеется, почти настигая ее. Вот их разделяют всего несколько метров, и он раскидывает руки, чтобы заключить ее в объятья. Но она задорно мотает головой, так что волосы ее вспыхивают в лучах солнца, и снова срывается с места. Он чертыхается, споткнувшись о корягу, и, оказавшись на ровном месте, прибавляет скорость. Сердце его бешено колотится, чресла наливаются раскаленным свинцом, из груди рвется хриплое дыхание, солнце слепит глаза… Моя!

Когда Лаверд открыл глаза, солнце уже взошло и беззастенчиво глазело на него сверху, облизывая лицо горячим языком и пуская в глаза солнечных зайчиков. Лаверд сел, обеспокоенный столь поздним пробуждением. В ветвях, почти рядом с ним, мелькнул рыжий беличий хвост. Он вскочил, и ноги непроизвольно понесли его вслед за белкой. Глаза выискивали в ветвях рыжие всплески, и мужчина шел туда, куда влекло его сердце: за рыжим беличьим хвостом. «Все равно – моя», – мелькнул обрывок какой-то первобытной фразы. Белка прыгала с ветки на ветку, то поджидала его, играя большим золотым орехом, то хватала орех в зубы и перелетала с дерева на дерево, быстро исчезая в густой листве. И тогда, чтобы не потерять белку из виду, мужчине приходилось бежать, топча траву и ломая сапогами сухие сучья.

Усталости он не ощущал. И даже глупой эта странная погоня ему уже не казалась. Гонясь за рыжим зверьком, он чувствовал себя почти счастливым, как будто с каждым шагом приближается к осуществлению давней мечты.

Глава шестнадцатая. Наваждение

Озеро навевало звенящую грусть, зыбкую, как дымка на рассвете. Большой Сэм быстро поддался этой грусти. Вот уже несколько часов он сидел на берегу, изредка бросая в воду камешки и кусочки коры. Расходящиеся на воде круги напоминали волны, а кора качалась на них, как кораблики, пытающиеся избежать крушения.

Пит пытался растормошить старшего друга, звал оставить это жуткое место. Но Сэм только отмахивался от него, растерянно моргая и промокая глаза рукавом. Тогда Пит понял, что друг его попал в беду. И другие его спутники, кстати, похоже, тоже, раз они куда-то сгинули. От него одного, двенадцатилетнего мальчишки, зависело спасение друзей. Он не знал наверняка, что следует ему делать. Но он знал, что что-то делать надо обязательно. Сначала он решил побродить немного по окрестностям, найти что-нибудь поесть, а там видно будет.

Мальчик бродил по лесу неподалеку от гиблого озера и внимательно осматривался по сторонам. Он не знал, что рассчитывает найти, но почему-то верил, что обязательно отыщет нечто, способное ему помочь.

Вдруг под ноги ему шмыгнул зайчонок.

– Привет! Мама сказала, чтобы я тебя отсюда вывел, иди за мной! – протараторил зверек детским голосочком.

Пит уже давно не верил в сказки, но говорящего зайца почему-то не испугался и послушался, поспешил за ним.

Минут через двадцать он уже сидел на пеньке в центре небольшой поляны, окруженный лесными зверями: медведицей с медвежонком, зайчихи с зайчонком и вороны с вороненком.

– Мы знаем, – с умным видом прокаркала ворона, – что ты ищешь девушку с рыжими волосами. Если я не права, можешь выклевать мне глаза.

– Да нет, вы, вообще-то, угадали.

– Ее держат в Болотном царстве, нам туда не проникнуть, – мягко произнесла зайчиха.

– А то бы я им всем показал, – самоуверенно прорычал медвежонок.

– Молчи уж! – одернула его медведица. – Помочь ей может только человек.

– Я – человек, а она – моя подруга, – гордо вскинул голову Пит. – Я ей помогу. Только скажите, что делать-то надо, и где это чертово Болотное царство.

– Тут нужен взрослый мужчина, – заметила медведица, – способный ее полюбить.

– Я знаю такого, – хитро прищурился Пит, – да только он подевался невесть куда.

– У каждого свой путь, – вздохнула зайчиха. – Наверно, он найдет девушку, если он и есть ее суженый. А если не ее, то беда.

– У мальчишки взрослый друг, – прокаркал вороненок, – но он озером заморочен.

– Он бы нам, наверное, помог, – обрадовалась ворона.

– Боюсь только, ему самому сейчас помощь нужна, – заметила медведица.

– А я боюсь, что ему уже никто не поможет, – горько вздохнула зайчиха.

– Не может быть! – Пит не хотел сдаваться. – Сэма я пропадать не оставлю.

– Есть только одно средство, – пояснила медведица. – Его должна поцеловать живая женщина. Тогда морока рассеется. Только в нашем лесу живые женщины – редкие гостьи.

– Вот-вот, где ты живую женщину возьмешь? – поинтересовалась ворона.

– Мальчик найдет, – робко предположила зайчиха. – Ведь найдешь, да?

– Да где ж мне ее искать, – растерялся Пит. – Живой женщине нужен живой мужчина, а живому мужчине – живая женщина. Замкнутый круг получается.

– Тогда его силой от озера нужно увести! – каркнула ворона.

– Да разве такого осилишь? – засомневалась зайчиха.

– Я бы, наверное, осилила, да, боюсь, не поможет это, – отвергла идею медведица. – Живая женщина нужна – и все тут!

– А почему на меня морока не действует? – поинтересовался Пит.

– Значит, сердце у тебя еще детское, невинное, – улыбнулась зайчиха. – Но все равно возвращаться туда и тебе опасно.

– Тебе надо женщину искать! – распорядилась ворона. – Всем искать женщину! Действуем так: делим лес на секторы и начинаем. Шерше ля фам, как говорят французы!

– Какие еще французы? – не поняла медведица. – Я таких зверей не знаю.

– Не обращайте внимания, – пропищал вороненок, – с ней такое часто бывает. «Дежавю» называется.

Ворона щелкнула птенца по лбу крылом: «Молчи, чего не понимаешь».

– А я думаю, надо бы к Сове сходить за советом, – неуверенно предложила зайчиха.

– Можно и к Сове, – деловито согласилась ворона. – Мы, птицы, умные, а она постарше нас всех будет, побольше нас всех знает.

На том и порешили.

Днем совы, как известно, спят. Даже если это сказочные совы. Чтобы скоротать время в ожидании вечера, дети-зверята затеяли разные игры: боролись, бегали наперегонки, соревновались, кто громче крикнет, кто быстрее найдет спрятанную старшими корягу, кто придумает самую интересную историю. Пит сначала робко включился в игру, а потом уж разыгрался вовсю и озорничал, как семилетний ребенок. Он звонко хохотал, положив медвежонка на лопатки, и кричал: «Давай еще раз!», когда медвежонок передними лапами прижимал его самого спиной к земле. «Так нечестно!» – весело кричал Пит, падая на землю после пятиминутной гонки за зайцем. А как у него горели глаза, когда он придумывал забавные небылицы или рассказывал невыдуманные истории из жизни разбойников, изображая их в лицах! Пит веселился так, будто хотел взять реванш за все свое несостоявшееся детство.

Но вот настал вечер, и друзья направились искать Сову. «Если знаешь цель, поиски быстро подходят к концу», – открыли мальчику тайну умные звери. Они оказались правы, потому что на поиски Совы у них ушло не более получаса.

– Эх вы! – то ли проухала, то ли прохохотала Сова, выслушав их рассказ, – простых вещей не знаете! Наваждение не в душу течет, а из души изливается. Сам человек, только сам побороть мороку может. К утру все ясно будет: либо оживет, живее живого станет, либо пропадет, мертвее мертвого на дно уйдет. Сам, ух, только сам!

Сердце Сэма сжимала тоска. Ему было жалко мир и всех в этом мире: и божью коровку, неловко взбирающуюся по травинке, и муравья, волочащего тяжелую былинку, и рыбку, одиноко плещущуюся в воде, и воду, жалобно подползающую к его ногам.

Так, жалея весь мир и все в этом мире, просидел Сэм до вечера. Начало смеркаться. Тоска еще сильнее сдавила мягкое сердце Большого Сэма.

Вдруг он услышал рядом с собой легкие всхлипы. Медленно скосил глаза и по-детски улыбнулся: на ветвях ивы сидела обнаженная девушка невиданной красоты и расчесывала длинные светлые волосы золотым гребешком. Подарив Сэму грустную улыбку, девушка еще раз всхлипнула и запела.

Она пела о том,

как прощально взмахнув парусами, отчаливают корабли, отправляясь к неведомым землям,

как тоскливо рыдает ветер, одиноко блуждая над бескрайним холодным морем,

как свободные гордые птицы улетают в звенящее небо – ультрамариновый океан…

Она пела о том,

как на ловлю манящего счастья лучшие из любимых и любимейшие из лучших устремляются дерзко,

как возлюбленные расстаются, повинуясь глухим законам и пустынному чувству долга,

как рождаются новые дети, чтобы тоже уйти за птицей вслед за своими отцами, покидая своих матерей…

Она пела о том,

как стрелою летящие судна тонкие рвут паруса, разбиваясь об острые скалы,

как отчаянно бьется ветер, пойманный в грубые снасти,

как избитые ветром птицы, скорбно роняя перья, опускаются вниз, и волны их укачивают навеки…

Она пела о том,

как люди тихо гибнут, сорвавшись с кручи, или зноем палимы жарким, вычерпанные до соли, выжженные до пепла, оставляя потомкам песни…

Она пела о том,

как в бездну близорукое падает солнце,

как вековые горы рассыпаются в одночасье, взбудораженные пробужденьем вековечной Твердыни-мамы,

как терзаемая ураганом страшно стонет царица Море…

Она пела о том, как умирают мечты, превращаясь в розовые облака…

Сэм слушал это пение и горько плакал, уже не стесняясь своих слез. Сердце его обливалось кровью, душа извергала многовековую скорбь. Перед мысленным взором Сэма проплывали скорбные воспоминания. Вот отец, который завербовался матросом, чтобы в его доме всегда был хлеб, и не вернулся, став добычей стихии. Вот мать, которая после смерти отца не знала ни радости, ни отдыха, неся бремя двойных забот. Вот старший брат Егор, погибший на барской охоте накануне свадьбы. Вот младшая сестра Ромашка, цвет которой был смят грубым господским сапогом, после чего она бросилась с обрыва в кипящее море. Вот соседка Сэма – румяная Радуница: стоит одиноко и пристально смотрит в сторону леса. Ждет и ждет она неустанно, не вернется ли ее робкий жених, сбежавший в разбойники от ее молчаливой заботы. Милая Радуница, она до сих пор, наверное, ждет его, а он сбежал, преумножая вселенскую боль, добавляя в чашу страданий свою неприкаянность и ее печаль.

– Ну не свинья ли я? – очнулся Сэм и поднял голову. Русалка исчезла. Над поляной простиралось чистое ночное небо, и звезды весело подмигивали ему: «Молодец!».

Глава семнадцатая. Ключ

Сразу после свадьбы Лазарк Маркруз увез молодую жену в свое имение. Он даже не захотел остаться на свадебный пир, что, впрочем, не было грубым нарушением традиций. Многие молодожены торопились остаться наедине и бросали гостей одних, здесь это считалось нормой.

Белороза разделяла желание мужчины, которому только что была вручена, и с нетерпением ждала, когда они уже прибудут на место и останутся наедине. Она представляла нежные объятья своего супруга и страстные поцелуи. Об инциденте же, который случился в городе еще до свадьбы, она старалась забыть. И ей почти удалось внушить себе, что, конечно же, тогда Лазарк был сам не свой. На самом же деле он благородный, добрый и любит ее по-настоящему, как герои романов, о которых ей рассказывала Мурава, кравшая взрослые книжки из домашней библиотеки своих родителей.

Приступ яростной ненависти, заставившей Лазарка на миг озвереть, не повторится. Тем более и повода уже не было: Паж, своими ухаживаниями поставивший ее в неловкое положение, сам перестал ходить за ней по пятам, ей даже не пришлось снова просить его об этом, как она планировала. Он просто исчез, без предупреждения и объяснения.

Впрочем, в глубине души Белороза не радовалась внезапному исчезновению своего поклонника, а тревожилась и даже немного злилась на него. Она привыкла к его немому обожанию, и ей не хватало его тепла, как будто внезапно погас огонь в очаге, возле которого она грелась. Неужели он разлюбил ее? Чем она его так разочаровала?

По счастью, долго мучиться над поиском ответов на эти вопросы Белорозе не приходилось – мысли ее были заняты другим. Образ Пажа возникал мимолетно, и тут же его затеняли другие образы. Она мечтала о страстных ночах на супружеском ложе, о том, как будет обустраивать свой новый дом, как сладостно и уютно они будут проводить дни и вечера со своим Зариком (мысленно она приучала себя называть его именно так, ласково и интимно).

Однако радужным ожиданиям Белорозы не суждено было оправдаться. Горькое разочарование наступило сразу же, как новая хозяйка переступила порог своего «гнездышка». Она думала, что дорогой Лазарк сдержан, так как не привык показывать своих чувств на людях, но дома он уже не станет скрывать эмоций и окутает свою молодую жену заботой и восхищением. Права же девушка оказалась лишь наполовину. Дома лорд Маркруз, действительно, перестал притворяться сдержанным и спокойным, но чувства и эмоции его были далеко не такие, о которых мечтала Белороза. Девушка его бесила: своей робостью, овечьей покорностью, тупым восхищением, которое читалось в ее взгляде… Удивительно, что она так и не смогла догадаться, что в действительности никогда не вызывала в нем ни душевного расположения, ни плотского желания. Она была для него лишь трофеем. Нет, даже не трофеем, а всего лишь ключом к вожделенному трофею.

Когда они вошли в замок, он, даже не представив ее собравшимся в холле слугам, бросил дворецкому: «Покажи ей ее комнату!» – и удалился, повернувшись к девушке спиной и скрывшись в длинном темном коридоре.

Белороза почувствовала себя брошенной и оскорбленной, так как не ожидала от своего Зарика такой холодности и даже не догадывалась, что это он, с его точки зрения, обошелся с ней достаточно хорошо.

Приведя себя в порядок, разложив вещи из дорожной сумки, которую дворецкий принес в ее небольшую, но светлую комнатку, девушка переоделась и стала думать, не спуститься ли ей вниз, не осмотреть ли замок, не познакомиться ли со слугами. С одной стороны, лорд Маркруз ничего подобного ей не предлагал, хотя должен был бы это сделать. С другой стороны, она теперь была полноправной хозяйкой в этом доме, и могла ходить по нему, не дожидаясь особого приглашения.

Однако решения принять она не успела: за дверью раздались уверенные шаги и в комнату вошел ее супруг. Она вскочила ему навстречу, но его холодный взгляд остановил ее, будто она наткнулась на невидимую ледяную стену.

– Сядь! Нам надо поговорить, – каким-то чужим, стальным голосом произнес Лазарк.

Девушка присела на кончик кровати и посмотрела в лицо своего мужа. Она и сама считала, что он должен объясниться, но не решилась бы требовать объяснений. Хорошо, что он сам все-таки начал этот разговор.

– Я не женился бы на тебе, если б ты не была единственной дочерью лорда Дозаряна, – безжалостно заявил Лазарк, и Болорозу словно окатило ведром ледяной воды.

Пока она пыталась прийти в себя и осознать услышанное, ее супруг продолжил экзекуцию:

– В твоем приданном должен быть старинный ключ. Отдай мне его, и можешь жить спокойно. Тебе будут приносить еду, воду и даже выпускать на прогулку. Только не попадайся мне лишний раз на глаза, и я тебя пальцем не трону.

– Как пленница? – пробормотала Белороза. Информация осознавалась ею как-то странно, в обратном порядке. Сначала она поняла, что за неповиновение каким-то возмутительным требованиям муж пригрозил ей физической расправой. Потом до нее дошло, что даже при выполнении этих требований она будет здесь не хозяйкой, а заключенной. И, наконец, она сообразила, что ее тюремщик хочет получить от нее какой-то ключ, о котором она не имеет никакого понятия, что и женился-то он на ней из-за этой призрачной части ее приданного, а не по любви.

– Но у меня нет ключа, – испуганно призналась она, и тут же получила пощечину. Самую настоящую, тяжелую и оскорбительную, от которой у нее загудело в голове, а сердце сжалось и будто бы покрылось ледяной коркой.

– Мы договаривались, что ты больше не будешь мне врать, – разъяренно прошипел Лазарк. – Даю тебе время на размышление до вечера. Ровно в полночь я приду за ключом. И, не дай Светило, если ты вздумаешь и дальше ломать эту глупую комедию.

Лорд Маркруз вышел, плотно закрыв за собой дверь, а Белороза так и осталась сидеть в оцепенении на краю кровати.

Белороза больше не пыталась покинуть комнату. Когда начало смеркаться, в комнату тихо зашла женщина, молча поставила на стол поднос с едой и вином. Есть не хотелось, но вино девушка выпила, большими глотками, застревающими в горле. Она надеялась, что алкоголь поможет хоть немного расслабиться, растопить корку льда, покрывшую ее сердце. Но никого не изменилось. Голова не соображала, мысли как будто завязли в болоте, мышцы были сжаты, словно сведенные судорогой, и было безразлично, что с ней будет дальше.

Ее не пугало, что скоро придет ее безумный супруг и будет требовать от нее чего-то, что она не может дать. Почему-то казалось, что ей не будет больно, если он снова ударит ее или даже захочет убить, как не может быть больно или страшно тому, кто уже умер. «То, что произошло, уже не страшно, так как снова оно уже не может произойти», – всплыло где-то в подсознании и снова угасло.

В полночь пришел Лазарк. Вопросы, оскорбления, угрозы… Девушка молчала. Еще совсем недавно такой любимый, а теперь ненавистный Белорозе мужчина перетряхнул все вещи, которая она привезла с собой, грубо ощупал ее тело, чтобы убедиться, что она не прячет реликвию на себе, в платье или под платьем.

Потом лорд Маркруз заставил молодую супругу спуститься вместе с ним в подземелье. Он сказал, что раз она не захотела жить наверху, в светлой и комфортной комнате, и есть то же, что готовят ему самому, то будет жить в настоящей темнице, на воде и сухарях, пока не раскается и не начнет вести себя благоразумно. Он не сомневался, что таинственный ключ, который ему был так нужен, находится у нее.

Что это за сокровищница и почему нельзя просто сломать замок, на который она была заперта, было неясно. Но думать на эту тему не хотелось.

Когда дверь ее нового жилища захлопнулась, выпустив тирана-мужа, Белороза, не разуваясь, легла на жесткий топчан и, неожиданно сама для себя, сразу заснула.

Проснулась Белороза из-за того, что кто-то тронул ее за плечо. Запрокинув голову, она увидела у изголовья грубого топчана рыжеволосую женщину в платье, на котором был вышит герб Маркрузов.

– Милава, – представилась незнакомка, заметив, что девушка открыла глаза.

Белороза тоже машинально назвала свое имя, а потом удивленно заметила: «А все думают, что Вас больше нет».

– И да, и нет, – загадочно пояснила дама. – Здесь меня больше нет, но вообще я есть, просто пребываю в другом месте.

Яснее не стало, но Белороза почему-то приняла это объяснение или лишь поинтересовалась, чем может служить своей новой знакомой.

– Я должна раскрыть тебе одну тайну, – пояснила свекровь. – Пойдем за мной!

Белороза не успела ей возразить, что они вряд ли могут покинуть эту камеру, как противоположная стена стала зыбкой и растаяла, открыв вид на поляну с огромным деревом, которому, должно быть, уже много лет. В его стволе зияло глубокое дупло. Женщина ступила сначала на поляну, потом, приподняв платье, и в это дупло. Девушка послушно последовала за своей новой знакомой.

Они оказались не в темноте полого ствола, а на широкой и светлой поляне. Отойдя от дерева шагов на десять, женщина жестом позвала Белорозу последовать за ней, а потом указала на верхушку дуба. В густой кроне девушка разглядела то ли большую шкатулку, то ли маленький сундучок, висящий на медных цепях. На ветке рядом с ларцом сидел большой кот и умывался лапами.

– Это мудрый кот Баюн, – представила животное женщина, – а это – новая хранительница ключа – Белороза, жена моего несчастного сына.

– Очень приятно, – промурлыкал кот, мягко спрыгивая с дерева и протягивая девушке лапу.

– Он расскажет тебе сказку, – промолвила Милава, – но в этой сказке – ни слова лжи. Ты все поймешь.

Компания расположилась на стволе поваленной ураганом старой березы, и кот Баюн начал свой рассказ.

В некотором царстве, в некотором государстве, много веков тому назад родился мальчик, у которого не было сердца. Он обладал множеством достоинств, и чем взрослее он становился, тем очевиднее было, что он во многом превосходит своих сверстников, да и вообще других людей. Острый холодный ум и железная воля делали его неуязвимым и способным получить все блага этого мира в кратчайшие сроки. Его не отвлекали от цели пустые мечтания, его не сдерживали сердечные привязанности, он не испытывал душевных мук и терзаний совести, ему не были знакомы чувство долга и понятие чести, он не знал милосердия и любви. Только одна страсть была ведома ему – жажда быть во всем первым. Он хотел стать правителем мира и повелевать всеми и всегда, сравнявшись со Светилом и даже превзойдя его в своей власти.

Юноша обладал незаурядной внешностью и нравился девушкам. А его холодность только подогревала их желание разжечь в его груди пламенный пожар. Ведь они не знали, что у него нет сердца, и он не смог бы никого полюбить, даже если б и захотел.

Хладнокровный красавчик разбил десятки девичьих сердец, погубил немало молодых жизней. Кто-то из-за него бросался в омут, кто-то прыгал с высокой башни, кто-то уходил в лес на съедение диким зверям… А он беззастенчиво пользовался человеческими слабостями, делая влюбленных в него девушек марионетками в его руках. Они исполняли его волю и умирали, а он становится все сильнее и сильнее.

Так юноша открыл секрет бессмертия. Каждая сгубленная им жизнь продлевала его существование.

Вдоволь напитавшись чужими душами, хладнокровный сердцеед понял, что может уже жить вечно или почти вечно. Он начал копить энергию чужих жизней впрок, превращая девушек, способных горячо любить, в ледяных статуй. На краю света в бескрайней пустыне он создал целый музей ледяных скульптур и постоянно пополняет его ледяными экспонатами.

Но оказалось, что сердце у юноши все-таки было. Оно хранится здесь, в драгоценном ларце, в хрустальном яйце. Ходят легенды, что в этом яйце игла, а на конце иглы – смерть Кощеева (так стали называть бессмертного юношу впоследствии люди). Но это заблуждение. Никакой иглы нет, а сердце нельзя разбивать ни в коем случае. Если сделать это, злодей не погибнет, а станет неуязвимым. Сердце нужно не разбить, а растопить, но с этим не справиться ни одному смертному.

– Я попыталась сделать это, но только усугубила проблему, – перебила Баюна Милава. – Когда я выпустилась их Храма Огня, сердце привело меня на ту поляну, где стоит старый дуб с огромным дуплом. Повинуясь неосознанному влечению, я ступила в это дупло, оказавшееся порталом, и очутилось вот на этой поляне. Кот Баюн рассказал мне ту же сказку, что и тебе. Молодая, горячая и честолюбивая, я решила, что раз сердце привело меня сюда, я смогу растопить сердце Кощея. Я узнала, что время от времени он приходит сюда, чтобы проверить, цело ли его сердце. Он не знает, что будет, если его разбить, и потому беспокоится о нем. Если б мог, он забрал бы ларец к себе, в свое темное и холодное подземелье, где никогда ничего не происходит. Но все его попытки коснуться сундука и взять его в руки тщетны – шкатулка исчезает, словно мираж. Только смертный может коснуться этого ларца, но даже он не сможет открыть его без специального ключика.

Милава рассказала, как дождалась появления Кощея на волшебной поляне, как разожгла в своем сердце огонь любви к этому опасному существу, и, пользуясь своим умением одалживать свет и тепло у самого Солнца, даже заставила кощеево сердце слегка подтаять, соблазнила его.

Но скоро она поняла, что искусственно вызванная любовь недолговечна. Сердце Кощея снова заледенело, а вслед начало замерзать ее собственное.

Спасаясь от своего бессмертного любовника бегством, она прихватила медальон, который он вечно носил на груди. Внутри его – зеркальце, способное сфокусировать и направить в замочную скважину чудесного ларца солнечные лучи невероятной силы. Только этот пучок света может открыть этот волшебный замок, но нельзя позволить никому это сделать, иначе быть беде. Милава решила, что будет хранить этот ключ у себя, чтобы кто-нибудь, наслушавшись сказок про кощееву смерть, не вздумал бы вскрыть сундучок и разбить яйцо с сердцем чудовища, сделав его уже по-настоящему бессмертным.

Вернувшись через дупло обратно на поляну в обычном лесу, потерпевшая фиаско в борьбе с Кощеем молодая жрица вышла на тропинку, которая спустя несколько часов привела ее к замку Маркруза, который полюбил ее и уже через неделю сделал своей супругой. Девушка приняла его предложение, так как чувствовала себя обязанной остаться здесь, недалеко от портала, чтобы хоть немного контролировать ситуацию.

Но стать счастливой и осчастливить возлюбленного у Милавы не получилось. Вскоре молодая женщина заметила, что беременна. По холоду внутри живота, постепенно растекающемуся по всему телу, она поняла, что отцом будущего ребенка является не ее добрый муж, а ее прежний любовник – Кощей. Что за существо может родиться от бессердечного монстра, девушка могла только гадать, с ужасом ожидая появления на свет необычного ребенка. К тому же она стала замечать, что чем больше становился срок беременности, тем злее, бессердечнее и несчастнее становилась она сама. Утешение она находила лишь на поляне возле дуба-портала, через дупло которого к ней приходил кот Баюн и рассказывал ей сказки, мурлыкал песни – в общем, успокаивал и веселил, как мог.

Потом родился мальчик. Молодая мать сразу же приложила ухо к его груди и обрадовалась, услышав биение сердца. Но сердце в груди у ее сына оказалось жестоким, а его помыслы – безумными и честолюбивыми.

Когда он был маленьким, Милава еще не знала, насколько его душа холодна и коварна. Как-то раз его больно обидели деревенские дети, назвав зверочеловеком и отказавшись с ним играть. Повинуясь неподвластному ей желанию, даже осознавая, что совершает непоправимую ошибку, леди Маркруз рассказала Зарику, кто на самом деле его отец и как она с ним познакомилась. Умолчала она лишь об одном: как выглядит и где хранится ключ от ларца с ледяным сердцем Кощея.

Она не знала, что с тех пор Лазарк стал взращивать идею убить своего настоящего отца и занять его место, став бессмертным повелителем мира и смотрителем ледяного музея. Он даже нашел портал и смог пройти через него, хотя это было непросто: портал закрывался, когда чувствовал приближение чего-то холодного, и для его открытия нужно было гореть желанием пройти сквозь него.

Для осуществления своего коварного замысла Лазарку необходим был ключ от чудесного ларца. Он пытался выспросить мать, где он хранится, уговорить ее отдать ключ на хранение ему. Но Милава нашла в себе силы отказать ему в этом. В итоге он запер ее в том же подвале, куда теперь отвел свою молодую жену, и пытал, заставляя открыть ему тайну ключа. Как-то раз, не выдержав мучений, она солгала ему, что на похоронах мужа передала ключ на хранение его старинному друг, взяв с него слово, что эта яко бы семейная реликвия вернется в их дом, когда он выдаст свою дочь замуж за ее сына. Она надеялась, что Дозарян никогда не отдаст свою дочку замуж за Лазарка, репутация которого уже тогда не была, мягко говоря, безупречной.

Жестокий юноша продолжал допрос, пытаясь выпытать у матери, как выглядит ключ, но она не выдержала боли и умерла под ударами своего же огненного бича, так и не успев признаться ему, что на самом деле отмыкается замок у сундучка световым пучком, пущенным с помощью особого зеркальца. Не отличающийся развитым воображением Лазарк, по счастью, не догадывается, что на самом деле нужная ему вещица совсем не похожа на традиционный ключ, и сорванный с ее шеи медальон так и оставил лежать на полу камеры под топчаном.

– Теперь я нереальна. Я призрак, способный являться лишь во сне. Для того чтобы быть хранительницей ключа, у меня не хватает энергии. Теперь мы вернемся в замок, и я уйду, а ты заберешь медальон и будешь беречь его пуще жизни, – заключила Милава, даже не поинтересовавшись у Белорозы, готова ли она взять на себя эту ношу.

– Но ведь он и меня запытает до смерти, – лишь выразила свои опасения новая хранительница ключа.

– Постарайся обмануть его, придумай, как бежать, – посоветовала Милава. – У тебя же есть родители, другие близкие люди, тебе есть куда идти. Это у меня никого не было, и никто не оплакивал мою смерть.

– И еще у тебя есть рыцарь, – промурлыкал Баюн. – Слушай сердце, и оно приведет тебя к нему.

Девушка шагнула в портал и провалилась в небытие.

Утром Белороза проснулась на жестком топчане. Вспомнив странный сон, она нагнулась и заглянула под свое ложе. На полу, действительно, лежал медальон. Девушка подняла его и открыла. Там было зеркальце. Новая хранительница ключа поспешила закрыть медальон и повесить его на шею.

Оцепенение прошло. Ей снова хотелось жить, любить, делать что-то доброе и хорошее. Ее мысли были ясны и стремительны. Девушка сосредоточилась на планах побега.

Глава восемнадцатая. Побег

Пещера, возле которой проснулся Паж после той злополучной ночи, была, конечно, примечательной. Казалось, что за решетчатой дверью, закрывающей проход в нее, кто-то спрятал мощный магнит, заставляющий юношу страстно желать проникнуть внутрь, разжигающий его любопытство. Не без труда он поборол это желание, заставив себя предать принципы, которые ему, как посвященному Солнцу, внушали с детства, и поставив во главу угла чувство долга, а не свои страсти. Первым делом ему было нужно найти исчезнувших куда-то друзей и попавшую в переплет нареченную сестру. А к пещере он еще успеет вернуться, когда желание узнать, что находится в ней, еще лучше оформится и станет непреодолимым.

Прислушавшись к себе, юный жрец почувствовал, в каком направлении ему нужно идти. Кристалл на груди потеплел и засверкал ярче, подтверждая, что он на верном пути.

Шел Паж медленно, так как ему часто приходилось останавливаться и «сверяться со своим внутренним компасом», но он знал, что постепенно приближается к цели.

Все пути ведут не в Рим и даже не в Амбер. Все пути ведут туда, где тебя ждут. Паж, Лаверд и Пит с Большим Сэмом одновременно вышли из чащи на поляну, в центре которой стоял старый колодец. Они пришли с разных сторон, разными путями, но оказались в одном месте.

Безумно обрадовавшиеся встрече, они обнимали и ощупывали друг друга, как будто хотели убедиться в реальности происходящего. Немного успокоившись, они вкратце поведали друзьям о своих необычных приключениях и стали совещаться, как им поступать дальше.

Не было сомнения в том, что они пришли именно туда, куда нужно. Покидать поляну с колодцем и дальше прочесывать лес не было смысла. Оставаться здесь на ночевку было боязно: несмотря на то, что все понимали, что очутились в конце пути, где-то в глубине души каждый опасался, что утром вновь может оказаться один, вдали от своих путников, и ему снова придется искать дорогу к цели.

Пит предположил, что им нужно залезть в колодец, но более взрослые товарищи считали эту идею не слишком удачной, полагая, что нырять в это сооружение – все равно что топиться.

Наконец, вспомнили о животных, которые скромно расположились на краю поляны и не встревали в разговор людей.

– Вы что, правда по-нашему говорите? – обратился к ним Паж, сам не веря тому, что спрашивает об этом диких животных, пусть и весьма миролюбиво себя ведущих.

– Говорим, – гордо подтвердила ворона.

– Вы этот лес лучше знаете, – чуть смелее продолжил юноша. – Странно здесь все, не так, как у нас. Скажите, в этот колодец нырять, вообще-то, опасно? Или, может, мы не потонем вовсе, и это никакой не колодец, а подземный ход?

– Это смотря что считать опасным, – рассудительно произнесла ворона.

– Утонуть не утоните, – расшифровала зайчиха, – но сгинуть навеки можете. Это не подземный ход, а портал, ворота в Болотное царство. Жуткое место.

– Теоретически проход двусторонний, – заметила ворона, – но фактически обратно не возвращаются. Рискованная затея.

– Только девушку иначе не спасти, – вздохнула медведица.

– Придется нырять, – предрекла разговорчивая птица.

На том и порешили. Первым вызвался прыгнуть в колодец Лаверд – все-таки это из-за него Безымянная оказалась в беде. За ним должен был спуститься Паж, последними шли Пит и Сэм.

Не передать словами, до чего было страшно погружаться в столб черной воды, но ни один из смельчаков не отказался от своей затеи. Погружение было коротким, так что некогда было даже как следует попрощаться с жизнью. Скоро вся компания уже твердо стояла ногами на земле. Выяснилось, что здесь можно было дышать и даже говорить.

Гадать, куда идти, «ныряльщикам» не пришлось: под ногами была отчетливо видна тропинка. Она привела их к терему. На пороге стояли две рыжеволосые девушки: их любимая подруга и другая, вроде бы некрасивая, но в то же время казавшаяся чертовски привлекательной. Незнакомка побледнела и судорожно схватилась за перила. «Не он!» – в ужасе прошептала она, впившись взглядом в Пажа.

В тереме хватило места всем. Обстановка была мрачновата. В интерьере преобладали болотные оттенки. Свет был тусклым, как будто с трудом пробивающимся через сильно запыленное окно. Бессмертная пожаловалась, что постоянно мерзнет. Ее друзья подтвердили, что им тоже зябко. Комфортно было только Василисе, но она выросла здесь, так что не удивительно, что привыкла.

Родители Василисы оказались гостеприимными, приняли гостей радушно, всем отвели по отдельной комнате. Но друзья не хотели разлучаться, поэтому в комнаты лишь мельком заглянули, планируя там только спать. Вся компания собралась в комнате молодой хозяйки, которая была просторнее всех остальных.

Василиса и Безымянная, которую ее новая подруга почему-то называла Фениксой, успели сдружиться, несмотря на то, что были очень разными. Общим у них был только цвет волос и отношение к жизни: обе они считали, что для счастья им нужно лишь одно – воссоединиться со своей половинкой. Безымянная уже знала главный секрет своей новой подруги: та ожидала, что Паж окажется ее суженым, так как видела его отражение в кристалле Безымянной и почувствовала к нему особе притяжение. Однако встреча с ним ее сильно разочаровала: энергетические импульсы, исходящие от него, были добрыми и сильными, но совсем не теми, что она уловила тогда от кристалла. Юная кудесница не понимала, как могла так промахнуться.

Украдкой она рассматривала Пажа, старалась встретиться с ним взглядом, коснуться его руки. Наконец-то она поняла, что произошло. Когда она видела Пажа, он был с девушкой, которую любил, а та была влюблена в другого. Он тенью маячил за спиной молодого жреца и был, собственно говоря, на конце этой любовной цепочки. Вероятно, именно от него и исходили те импульсы, которые заставили Василису почувствовать в нем родственную душу, свою вторую половинку. Но теперь как его найдешь? Как призовешь? Вскоре ответ нашелся сам собой.

– Теперь, когда мы все нашлись, пора возвращаться в город, – заметил Паж. – Я бы не хотел задерживаться. Меня, честно говоря, сильно тревожит судьба одной девушки, за которую я чувствую себя в ответе и которую, не буду скрывать, люблю. Когда я вынужден был покинуть город, решалась, можно сказать, ее судьба: ее собирались выдать замуж за лорда Маркруза, а мы все хорошо знаем, что он за человек. Думаю, что за несколько дней, которые я провел в лесу, ничего страшного не произошло, и я еще успею расстроить свадьбу.

– Ты думаешь, что отсутствовал всего несколько дней? – сочувственно посмотрела на него Василиса. – Ты только не волнуйся слишком сильно, надеюсь, что ничего непоправимого все-таки не произошло, но время здесь течет не так, как везде. Может быть, там прошло всего пару часов, а может – и год. Да и жених ее, как мне кажется, не настолько чудовищен, как вы о нем думаете.

– Поверь, настолько, – вздохнула Феникса, а Паж вскочил и заявил, что тогда намерен отправиться домой сейчас же.

– Чему быть – того не миновать, – сказала Василиса. – Если ей судьба за него выйти, ты ничего не сделаешь, поверь.

– А если не судьба?

– То и без тебя расстанутся.

– Дорого бы я отдал все же, чтобы узнать, как она там, – вздохнул Паж, все же снова усаживаясь за стол.

– Можно было бы подсмотреть, будь у нас волшебное блюдечко с золотым яблочком. Но их давно уже никто не видел, – заметила Василиса.

– Стоп, – тут уже вскочила Феникса. – Кажется, у меня есть.

Она умчалась к себе в комнату и вернулась с подарком зайчихи: «Не это ли?».

– Оно самое! – образовалась Василиса.

Она показала Пажу, как нужно катать яблочко по тарелочке и велела ему во время проведения этой манипуляции думать о своей возлюбленной. Он повиновался. Спустя некоторое время сперва он, а потом и остальные различили в центре блюдечка движущиеся картинки.

Белороза была в темной каменной комнате, напротив стоял Лазарк. Он грубо схватил девушку за руку, швырнул к стене. Она ударилась плечом, похоже, что больно, так как поморщилась и тронула другой рукой ушибленное место. Она начала что-то оживленно говорить ему. Он посмотрел на нее с ухмылкой, что-то сказал и вышел, с силой захлопнув за собой тяжелую дверь. Оставшись одна, девушка бросилась на грубый топчан, сжалась клубочком и, похоже, разрыдалась, хотя точно разглядеть это было нельзя.

Яблочко перекатилось в центр блюдца, остановилось, изображение померкло. Все молчали, пораженные увиденным. Молчала и Василиса, испытывающая неоднозначные эмоции. С одной стороны, она была рада тому, что увидела Лазарка и получила внутреннее подтверждение, что именно он и есть ее суженый. С другой стороны, она была ошеломлена его грубым поведением и жестокостью, которую он продемонстрировал в обращении со своей невестой (или уже женой?). Разве о таком возлюбленном она мечтала?

– Это подвал в замке Маркуза, я здесь когда-то играл в пиратов, знаю каждую трещину в камне, – прервал молчание Лаверд.

– Ну что ж, мы знаем, где ее искать, и это уже хорошо, – попытался подбодрить Пажа Сэм, хотя сам понимал, что вызволить девушку из подземелья замка Маркрузов почти невозможно.

– Прежде чем вызволить Белорозу (ведь так зовут эту девушку?), нам нужно вызволить себя самих, – вдруг заявила Василиса.

– Что значит «нужно вызволить себя самих»? – не поняла Феникса.

– Извините, что не огорчила вас сразу, – призналась Василиса, – но отец никогда не отпускает гостей из своего царства добровольно. Ведь здесь так скучно! А вас он тем более не отпустит, потому что видит, что вы понравились мне. Он страсть как боится, что я сбегу отсюда со скуки.

– Вот тебе бабушка и Юрьев день, – произнес Сэм непонятную даже самому себе фразу, внутренний смысл которой почему-то дошел до всех.

– Главное, не паниковать, – постаралась успокоить новых друзей Василиса. – Выход всегда есть, и мы обязательно придумаем, как отсюда удрать. А пока всем нам нужно отдохнуть. Утро вечера мудренее, как говорит моя бабушка. Завтра встретимся здесь и со свежей головой обязательно придумаем, как удрать на волю. И да, кстати, я собираюсь удрать с вами.

Лаверд проводил Безымянную до двери ее комнаты. Он остался бы у нее, но она не приглашала. Он даже начал сомневаться, не придумал ли он себе то, что между ними когда-то пробежала та самая чудесная искорка, которую в народе кличут любовью.

– Почему Василиса называет тебя Фениксой? – вдруг поинтересовался он. – Кто успел дать тебе имя?

– Ты и дал, – зарделась девушка, – но, правда, во сне.

Вдруг она неожиданно чмокнула Лаверда в щеку и быстро скользнула в свою комнату, прикрыв за собой дверь. Вероятно, она не хотела торопить события, или ей было нужно побыть одной, поразмыслить. Им всем нужно было сегодня о многом поразмыслить.

На следующий день после завтрака все снова собрались в комнате Василисы. Она разложила на столе план Болотного царства и начала рассказывать про то, как осуществляется связь с верхним миром.

Войти в Подводное (называемое также Болотным) царство можно через любой более или менее крупный водоем со стоящей водой, но единственный портал, после прохождения через который живой гарантированно остается живым, а мертвый – мертвым, это тот самый колодец, которым воспользовались Феникса и ее друзья.

С выходом из царства Водяного все обстоит несколько сложнее. Живым покинуть его можно только двумя путями: через колодец, если только гость будет вышвырнут отсюда морским правителем, или же через остров Буян во время отлива.

Получается, что через колодец без ведома Василисиного батюшки наверх не вернуться. Разозлить его, конечно, не составит труда, так как уравновешенным характером он не отличается, но последствия его гнева непредсказуемы. Не факт, что он отправит обидчика наверх. Может просто превратить в русалку или гада морского, засунуть на вечное поселение в какое-нибудь болото. Такая перспектива никого не прельщала.

Относительно Буяна дело тоже обстоит неважно. Охраняются выходы на него, конечно, так себе. Дружина Черномора, обязанная блюсти границу, от многовекового безделья потеряла форму. Богатыри только и знают, что любоваться на свои доспехи, сверкающие в лучах зари, да состязаться в соблазнении русалочек. Сам же Черномор в последнее время не просыхает – он буквально поселился в трюме потопленного бурей корабля, перевозившего заморские вина, и усердно дегустирует портвейн.

Однако от острова до материка без доброго судна не добраться. И даже если предположить, что корабль найдется, ему далеко не уплыть: схватившись беглецов, Водяной обязательно устроит шторм и, потопив судно, вернет их обратно. Уйти можно только по воздуху, но для этого нужны крылья. Ах, почему люди не летают, как птицы!

– Вот, рассказывают, раньше был где-то наверху ковер-самолет, – мечтательно вздохнула Василиса. – Как бы он нам пригодился!

– Стоп! – воскликнула, вскочив, Феникса. – У меня ж он есть!

Девушка принесла подарок медведицы, развернула коврик. Выглядел он, конечно, неважно: местами потертый, местами съеденный молью. Однако Василиса была убеждена, что своих самолетных свойств он от этого не потерял. Она даже клялась Светилом, что это летательное средство способно поднять в воздух всю их компанию! Правда, как управлять им, она точно не знала – не встречалась ей в умных книгах такая информация.

Экспериментировать с полетами возможности у заговорщиков не было – решили, что как-нибудь разберутся на месте.

Василиса обещала подговорить знакомых русалочек соблазнить богатырей и проконтролировать, чтобы Черномор не покидал винного трюма, да сварить к вечеру два зелья: одно бодрящее – для беглецов, другое сонное – для своих родителей. Когда хозяева дома заснут, друзья должны будут пробраться к Буяну и, как только начнется утренний отлив, выйти на берег, сесть на ковер-самолет и улететь подальше от опасного колодца.

Несмотря на то что побег не был хорошо продуман и тщательно подготовлен, он заговорщикам удался. Все пошло почти так, как было намечено. Сложность была только с поднятием в воздух ковра-самолета. Василиса далеко не сразу подобрала волшебные слова, приводящие воздушное судно в движение, а курс ему задать вообще не смогла. Так что понес их ковер-самолет туда, куда ему самому вздумалось, и только к вечеру опустился на землю на просторной поляне рядом с могучим дубом, на ветвях которого висел сундук и сидел холеный кот, который всем почему-то показался давним знакомым.

Глава девятнадцатая. Снова вместе

Мурава зашла в гости к Дейву на следующий день после отъезда подруги.

– Почему вчера тебя не было? – поинтересовался Дейв. – Я ждал и волновался: вдруг тебя рассекретили и заперли дома.

– Я разве тебя не предупреждала? – удивилась Мурава. – Я была на свадебно пире.

– Замуж вышла, а я не заметил? – пошутил Дейв. – Поздравляю!

– Не я, а подруга. Белороза. я тебе о ней много рассказывала. Представляешь, она вышла замуж за взрослого знатного мужчину, лорда Маркруза! Так что поздравлять надо ее.

– За Лазарка Маркруза? – уточнил Дейв.

– Да. А ты что, его знаешь? – удивилась Мурава.

– Лично не знаком, но весьма наслышан, – признался Дейв. – Так что поздравлять ее точно не с чем.

– То есть как не с чем?

– Так он же зверь! У нас полшайки – его жертвы. Если бы не он, не пошли б в разбойника. А так решили, что лучше уж на Большую дорогу, чем оставаться у него в услужении. Твою подругу не поздравлять надо, а спасать. И это, кстати, я серьезно.

– Ты тоже веришь этим нелепым слухам? – пожала плечами Мурава. – Все это ерунда, выбрось из головы. Я сама его видела, говорила с ним. Он обычный человек, даже весьма приятный в общении, и Белороза от него без ума.

– Вся беда в том, что это не слухи, и я сам тому свидетель. Услышь меня: я лично знаю тех, кто пострадал от рук Лазарка Маркруза. Это реальные люди, и у них не так развито воображение, чтобы придумать такие ужасы.

Дейв, щадя нервы и невинность своей подружки, рассказал ей только самую малость того, что знал о Лазарке Маркрузе, но этого уже было достаточно для того, чтобы она согласилась с возлюбленным: подругу, действительно, надо спасать. Но как?

Родителям, ни своим, ни Белорозиным, Мурава об услышанном от Дейва рассказать не могла. Во-первых, ей бы все равно не поверили. Во-вторых, она не могла раскрыть источник информации. Тут девушка вспомнила о Паже.

– Слушай, у нее же был ухажер, и он из рыжих. Он побрился, но я знаю, что он из них. Только я уже несколько дней не видела его возле нее. Нужно найти его и просить о помощи. Рыжие же, они обладают какими-то там особыми способностями. С ним нам будет проще. А если он и остальных своих позовет, мы ж этого Маркруза в порошок сотрем! – разгорячилась Мурава.

– А его не Пажом, случайно, зовут? – поинтересовался Дейв.

– Ну да, Пажом, а ты что, и его знаешь?

– Знаком маленько, – кивнул Дейв. – Только он Белорозу спасать не сможет, он сейчас другую барышню спасает вместе с нашим атаманом.

– Ну, может они и Белорозу заодно спасут…

– Не выйдет, они ушли в Дремучий лес, и одному Светилу известно, вернутся ли…

– Ну что ж, значит, нам придется выручать ее самостоятельно, – констатировала Мурава.

Прощаясь, они договорились, что постараются до следующей встречи придумать, как можно помочь Белорозе.

– Только завтра меня здесь не будет, – предупредил Дейв. – Неотложные дела в лесу. Так что до послезавтра.

– Договорились, – Мурава поцеловала Дейва в губы и поспешила домой, пока ее не хватились родители.

Мурава всю ночь не спала, придумывая варианты спасения подруги. И к утру у нее появился план, который она сочла бесподобным. Сразу после завтрака она помчалась к Дейву, чтобы поделиться с ним своей задумкой. Девушка, конечно, помнила, что он собирался в лес, но надеялась успеть до его ухода – ждать лишний день, пока он вернется в город, ей не хотелось. Она уже представляла, как он будет восхищен ее смелостью и сообразительностью, будет гордиться тем, что у него такая классная подружка. Но дома своего возлюбленного Мурава уже не застала.

Конечно, было бы благоразумнее вернуться домой и подождать денек, пока Дейв не вернется, но терпение не было коньком Муравы. Сил ждать у нее не было, особенно после того, как она себе нафантазировала, какое восхищение вызовет у друга ее хитроумный план. И тогда она решилась на совершенно уж безбашенный поступок… Она решила сама пойти в лес к разбойникам.

А что здесь такого? Разбойники – не злодеи, и она давно уже поняла, где примерно их в лесу искать, а хищные звери днем прячутся по норам. Если она пойдет прямо сейчас, то к вечеру, возможно, будет уже дома.

И Мурава отправилась в путь. Но то ли она плохо умела читать карты, то ли неважно ориентировалась в лесу по приметам, то ли разбойники сменили дислокацию… в общем, девушка заблудилась, сойдя с Большой дороги или слишком рано, или слишком поздно, или вообще не в ту сторону. Уже начинало смеркаться, но разбойников нигде не было видно и слышно. Девушка понимала, что если она их не найдет до темна, то до утра, вероятно, не доживет. Сердце сжимал ледяной страх, хотелось остановиться, сесть на пенек и заплакать… Но ведь лагерь разбойников не найдет себя сам! И Мурава, скрепя сердце, продолжала идти – уже не по приметам, которых не находила, а куда глаза глядят.

Когда совсем стемнело, и девушка уж было совсем отчаялась найти верный путь, вдали мелькнул свет, похожий на отблески полыхающего костра. Мурава поспешила навстречу ему и вскоре очутилась на поляне. Свет лился из огромного (почти с человеческий рост) дупла старого дерева, и еще оттуда слышались человеческие голоса. Девушка шагнула в дупло, и оказалась на большой поляне, на которой горел костер. Вокруг костра сидели люди, и одного из них Мурава знала. Это был Паж, тот самый Паж, который ушел, по словам Дейва, в Дремучий лес спасать свою рыжую подругу. Нежели ей повезло, и экспедиция уже вернулась? Значит, они все вместе будут спасать Белорозу! Сердце возликовало.

Удрав из подводного царства, друзья попали на странную поляну, где встретили ученого кота. Он и поведал им о том, что это место особое, магическое, и если ковер-самолет принес их прямо сюда, знать, на то была воля Светила. Кот Баюн посоветовал путникам задержаться у дуба хотя бы до утра, и если за это время ничего не произойдет, то уйти через портал. Он пообещал, что это самый короткий путь в Багряный лес и к замку Маркруза, куда им, собственно говоря, и нужно было попасть.

– А я пока вам порассказываю сказки, я в этом большой мастак, – пообещал Баюн. – Вот послушайте хотя бы сказку про Кощея Бессмертного.

И он поведал им историю, которую совсем недавно услышала из его уст Белороза. Рассказал и о Милаве, и о ключе – он же не давал слова об этом молчать.

Баюн не обманул. Поздним вечером, едва кот закончил свою сказку, портал открылся, и через него к ним устремилась девушка, в которой Паж тут же узнал подругу своей возлюбленной – Мураву.

– Белороза в беде! – произнесли хором Паж и Мурава. – Ее нужно срочно спасать!

Юноша познакомил подругу Белорозы со своими спутниками, и они стали вместе решать, как действовать дальше.

Мурава поделилась с ними своим планом, который несла Дейву. Она думала отпроситься у родителей и нагрянуть в гости к Маркрузам, чтобы проведать подругу, а потом поменяться с ней одеждой и позволить ей уехать вместо себя. А сама она должна была убежать в лес, где ее встретил бы Дейв со своими разбойниками.

– План можно взять за основу, но его придется упростить, предложил Лаверд. – Никому ни с кем не нужно меняться, никому не нужно никуда сбегать. Пусть Мурава просто проведает подругу. Лазарк не решится ее тронуть, так как будет бояться, что она, вернувшись, начнет бить тревогу. Он даже должен будет выпустить из подземелья Белорозу, припугнув ее, чтобы она молчала о том, как он на самом деле с ней обращается. Мураве нужно будет лишь быть внимательной и, независимо от того, будет ли жаловаться ей Белороза на свою жизнь или нет, поднять кипиш по возвращении домой. Я знаю отца Белорозы и уверен, что он не оставит свою дочь в беде. Он и не отдал бы ее замуж за Лазарка, если б только мог предположить, что тот будет ее истязать.

– А если родители не отпустят Мураву в гости к Маркрузу? – поинтересовалась Феникса.

– И вся эта операция займет много времени, – высказал свои опасения Паж. – Похоже, Белороза сейчас в таком положении, что каждый день может оказаться для нее роковым.

– А мне нравится идея с подменой, – неожиданно поддержала Мураву Василиса, которая вроде бы считалась неглупой девушкой. – Только поменяться с Белорозой должна я. Не могу всего рассказать, но у меня есть все основания думать, что я смогу найти подход к Лазарку. Хотите верьте, хотите нет, но я такое могу.

– Может, – встрял в разговор кот Баюн. – И хочет. И должна. Вы, думаете, почему в мире стало так холодно, и все холодает, холодает? Почему все меньше и меньше становится людей, способных мечтать и любить? Ведь Кощей здесь давно, а так холодно не было. Все дело в том, что нарушено равновесие. Вместо одного существа с ледяным сердцем их стало два. Но у Лазарка, Кощеева сына, сердце бьется в живой груди, оно еще живое, и его можно растопить. Но по силам это лишь той, кто полюбит это чудовище, то есть Василисе.

– Что, правда? Ты любишь его? – обступили юную кудесницу друзья.

– Истинная правда, – призналась девушка. – Поэтому и хочу к нему, и знаю, что должна попробовать спасти его душу.

– Только вот Белороза тебя не знает и не станет тебе доверять, – заметила Мурава, обращаясь в Василисе. – Да и лорд Маркруз не пустит тебя в свой дом, с какой стати?

– Пустить-то пустит, только примет не как почетную гостью, а как жрицу Огня, в плохом смысле этого слова, – предупредила Феникса.

– Эх, если б я только могла проникнуть в дом незамеченной! – мечтательно вздохнула Василиса. – Была бы у меня шапка-невидимка!

– Эта что ли? – спросила Феникса, доставая из ранца подарок вороны.

– Она самая! – с восхищением в голосе ответила Василиса, бережно беря из рук подруги потрепанную шапку.

В конце концов, решили, что Мурава приедет в гости к Маркрузам якобы для того, чтобы проведать подругу, но домой заезжать не будет. Лошадей ей дадут разбойники, роль кучера сыграет Дейв, которого лорд Маркруз в лицо не знает, а служанку, если потребуется, – одна из разбойниц, родом тоже не из этих мест. Василиса поедет с Муравой в шапке-невидимке. Девушки найдут возможность остаться наедине и убедят Белорозу поменяться местами с Василисой, надев шапку-невидимку и покинув замок Макруза вместе со своей старой подругой. Тут Василиса пустит в ход колдовские чары и очарует Лазарка.

К реализации задуманного решили приступить с самого утра.

Глава двадцатая. Колдовские чары

Часы пробили полдень, и тут же на воротах замка Маркруза бодро зазвенел колокольчик. Лазарк не ждал гостей: у него не было ни друзей, ни родственников, торговцы в такую глушь не забирались, клерки предпочитали решать его дела в городе, когда он сам к ним за этим обращался. Неужели родители Белорозы уже успели соскучиться по дочке и нагрянули в гости без предупреждения?

Распорядившись пустить гостей и проводить их в холл, сам Лазар поспешил в подвал, чтобы вывести Белорозу на свет солнечный. «Как заставить ее молчать?» – соображал он. Ему даже пришло в голову отрезать ей язык, свалив все на несчастный случай, но с этим он опоздал: рана не успеет зажить, да и выглядеть это будет слишком уж подозрительно. Тут он вспомнил о коллекции лекарственных растений, которые когда-то собирала его мать, а именно – о молчун-траве, настой которой в слабой концентрации подавлял кашель, а в сильной – вызывал временную парализацию языка. Лаборатория находилась рядом с камерой, в которой он держал молодую жену. Он вошел в комнату, в которой не был уже много лет, и где все напоминало ему о матери. Бегло осмотрев запыленные полки, нашел знакомый пузырек. Он был почти полон.

Лазарк поспешил к Белорозе. Она сидела на топчане и прислушивалась, как будто кого-то ждала. Губы у нее были слегка припухшие – накануне он шлепнул ее по рту, обвиняя во лжи. Но припухлость уст молодоженов всегда можно списать на слишком страстные поцелуи. Других следов насилия вроде бы не было. Осталось лишь разжать рот девушки, капнуть в него концентрат молчун-травы и пригрозить страшными пытками, если она вздумает кому-то на что-нибудь жаловаться. После этого он схватил жену под локоть и потащил по лестнице вверх.

– Неужели мама с папой приехали? – мелькнула надежда.

Но оказалось, что приехала Мурава. Это было даже лучше. Белороза не хотела пугать родителей и не знала, как рассказать им о своем несчастье, тем более что почувствовала, что язык у нее онемел. С Муравой они понимали друг друга с полуслова, и перед ней Белорозе было не так страшно открыться. Она обязательно что-нибудь придумает, чтобы Мурава поняла, что медовый месяц у нее оказался не сладким.

Белороза бросилась к подруге и обнялась с ней, не промолвив не слова.

– Привет, дорогая, – ответила Мурава на объятья подруги. – Тебе, наверное, в медовый месяц скучать не приходится, а вот мне без тебя скучно стало, решила проведать.

Белороза посмотрела на подругу благодарным взглядом и еще раз обняла ее, снова не издав ни звука.

– Ты что молчишь, язык проглотила, – засмеялась Мурава, хотя из-за понимания того, что подруга не может говорить, ей стало не до смеха.

– Простыла в дороге, слишком много молчун-травы в чай накапала, – ответил за нее Лазарк. – Пройдет.

– Ну, показывай, как живешь, какая у тебя комната, – деловито потребовала Мурава.

Белороза робко взглянула на мужа.

– В спальне, думаю, посторонним делать нечего, – заметил Лазарк, – веди подругу к себе. А рядом как раз хорошая комната для гостей, пусть располагается.

Белороза поняла, что Мураве разрешено показать ту комнатку, в которую ее поселили в первый день приезда, наверху. Она повлекла подругу с собой.

Как только девушки зашли в комнату Белорозы, Мурава плотно закрыла дверь и быстро произнесла:

– Я буду спрашивать, а ты кивай, да или нет. Он тебя обижает?

Белороза утвердительно кивнула.

– Тогда не теряем времени. Мы пришли тебя спасать. Мы – это я и Василиса. Ничему не удивляйся. Сейчас Василиса снимет шапку-невидимку.

Тут же рядом с Муравой возникла рыжая девушка.

– Завтра шапку-невидимку наденешь ты и уедешь со мной, поняла?

Белороза кивнула. Она хотела спросить, как Мурава догадалась про ее беду, что это у нее за такая чудесная шапка, откуда взялась Василиса и что с ней будет, когда Лазарк обнаружит подмену, но язык не шевелился.

– За меня не бойся, – промолвила Василиса, как будто догадавшись о сомнениях Белорозы. – Я смогу за себя постоять, а после Мурава тебе все объяснит.

Белороза снова утвердительно махнула головой.

Есть с онемевшим языком было трудно и невкусно, но обед Белорозе показался потрясающим. Ее никто не бил, ничего от нее не требовал, а завтра она вообще ускользнет из клетки. Хвала Светилу, Солнце услышало ее молитвы!

Вечером, когда девушки расходились по своим комнатам, Мурава шепнула: «Завтра после завтрака».

В назначенное время Мурава начала собираться домой, ведь нужно было успеть вернуться в город до того, как начнет темнеть. Она попросила подругу, язык которой ее не отошел, помочь ей со сборами, а заодно посмотреть на кое-каеие шмотки, которыми она хотела похвалиться.

Комната гостьи запиралась, и это было очень хорошо.

– Когда мы уйдем, закройся на крючок, чтобы он не сразу обнаружил, что Белороза сбежала, – попросила Василису Мурава.

Василиса сняла шапку и кивнула головой, затем надела волшебный головной убор на Белорозу, и та исчезла.

– Иди всегда первой, чтобы я знала, что не потеряла тебя, – сказала Мурава в ту сторону, где только что была подруга. – Как только я возьму дорожную сумку, направляйся к выходу. И постарайся никого и ничего не касаться.

Спустя четверть часа показалась Мурава со своим небольшим багажом.

– У Белорозы заболела голова, я сказала, чтоб она меня не провожала, – сказала она Лазарку. – И вообще говорят: долгие проводы – лишние слезы.

Лазарк проводил гостью до ее коляски и пожелал счастливого пути. Потом вернулся в дом и направился в комнату Белорозы. Девушки там не было. Он дернул ручку соседней двери, где останавливалась Мурава, – дверь была заперта.

– Отвари сейчас же, – приказал Лазарк, но не услышал ничего в ответ.

Ну конечно, как же она могла ответить, если он сам опоил ее утром новой порцией молчун-травы!

Довольный тем, что все прошло благополучно, и Мурава уехала, ничего не заподозрив, Лазарк испытал приступ великодушия.

– Даю тебе полчаса, – сообщил он жене. – Если не откроешь сама, прикажу выломать дверь. Не доводи дело до скандала, хуже будет.

Белороза знала что-то про ключ – Маркруз был в этом уверен. То, что каждый раз она приводила разные доводы и оговорки, говорило о явной лжи. То она утверждала, что никакого ключа у нее нет, и предлагала мужу еще раз обыскать ее комнату, перетряхнуть все ее вещи, чтобы самому в этом убедиться (как будто сам он не догадался это сделать). То говорила, что ключ есть, но он хранится в ее родительском доме, как будто он мог теперь, после всего того, что с ней сделал, повезти ее в город.

Лазарк начинал подозревать, что ключ, раз магический, может быть не виден всякому, или он может быть вделан в какой-нибудь предмет. Сомнения в том, что его супруга знает что-то о ключе, тоже закрадывались. Возможно, он спрятан в какой-то вещице, имеющей совершенно другое назначение, которой Белороза и пользуется по этому назначению. Может, ее пудреница или шкатулка с драгоценностями имеет двойное дно, или ключик вшит в чехол для маникюрных принадлежностей, куда-то еще. И она на самом деле могла не забрать нужную вещицу с собой, не зная ее истинной ценности и истинного предназначения! Если она и сегодня скажет, что артефакт в родительском доме, он пригрозит ей отрезать язык, чтобы она молчала обо всем, и только после этого отвезти в город, чтобы она могла забрать и отдать ему то, что ему нужно. Интересно, что она тогда запоет?

Конечно, ему нужно было быть с ней более жестким. Если бы он начал пытать ее по-настоящему, она бы рассказала все, что знает, даже его мать не выдержала когда-то этих пыток. Но, во-первых, она от пыток может умереть, не успев рассказать всего (тем более что не отличается крепким здоровьем), во-вторых, в глубине души ему все же было немного жалко эту девушку, которая его боготворила.

В сотый раз размышляя об этом, Лазарк уже начинал подумывать о том, чтобы сменить стратегию. Возможно, Белороза станет с ним более откровенной, если он перестанет ей угрожать, а предложит ей стать его союзницей. Возможно, ему сразу не нужно было открывать карты, начинать обращаться с ней грубо и требовать ключ, а нужно было продолжать претворяться любящим и нежным, а потом ласково попросить о ключе…

И вот сейчас, пребывая в хорошем настроении, Лазарк решился: он попросит у жены прощение, скажет, что это было наваждение, сошлется на какой-нибудь дурман или наследственную болезнь, окружит ее нежностью и заботой (насколько его хватит) и попытается хитростью вытащить из нее информацию об артефакте, которым она владеет, зная или не зная об этом.

Вместо обещанных 30 минут Лазарк дал Белорозе вдвое больше времени, а потом поднялся наверх. Дверь в ее комнату была открыта, и помещение по-прежнему оставалось пустым. Он подергал ручку двери, в которой час назад закрылась его жена, опасаясь, что ее упрямство все же заставит его выломать дверь и отказаться от запланированного примирения. По счастью, замок уже не был заперт.

Белороза сидела за туалетным столиком к нему спиной. На волосы ее был накинут оранжевый ажурный шарфик, из-за чего волосы ее в лучах полуденного солнца казались рыжеватыми. Он подошел к ней и обнял сзади, нагнулся, разворачивая к себе, чтобы поцеловать, и остолбенел – перед ним была не Белороза, а какая-то незнакомка. Она соблазнительно улыбнулась и, как будто догадавшись о том, что он хотел сделать, сама поцеловала его, да так нежно и одновременно горячо, что его тело тут же отозвалось на эту ласку.

Это было какое-то наваждение! Ему не хотелось думать о том, куда делась Белороза и что здесь делает эта дама. Он не переживал из-за того, что вместе с Белорозой исчезла его надежда заполучить ключ от драгоценного ларца. Ему хотелось только обнимать, целовать и ласкать неведомо откуда взявшуюся в его доме девушку, и обладание ею казалось большим счастьем, чем обладание хрустальным яйцом с сердцем его отца.

Он не заметил, как пролетел день и пронеслась ночь. Заснули любовники лишь к утру, изможденные и счастливые, проспали до полудня.

Когда Лазарк открыл глаза, то снова увидел ее. Она сидела за туалетным столиком, расчесывала свои рыжие локоны и загадочно улыбалась. Значит, все произошедшее не было сном. Но туман в голове рассеялся, и соображать Лазарк начал чуть лучше, чем вчера, когда его угораздило заключать в объятия эту жрицу.

– Ты, конечно, хороша, много лучше, чем другие подруги из твоего храма, которые сюда приходили раньше. И я обязательно дам тебе имя, так как заметил, что был у тебя первым. Но сперва я хотел бы узнать, как ты вошла в мой дом незамеченной и куда подевалась моя жена. Она вообще еще в замке? – сказал Маркруз, садясь на кровати и взглядом ища свою одежду. Она оказалась аккуратно сложенной на стульчике возле кровати. То, что его странная гостья позаботилась об этом, было приятно.

– Имя у меня есть, мне его дали родители, – ответила Василиса и, увидев его недоумение, пояснила: «Я не из этих краев».

Чужестранка? Это было интересно и пикантно. Вот почему ночью с ней он ощущал себя так, как будто не знал других женщин – он просто почувствовал в ней какую-то экзотичность, несвойственную местным жителям.

– И как же тебя зовут?

– Василиса.

– Да, необычное имя, – согласился Лазарк. – Но ты не ответила на главный вопрос: где моя жена?

– Не беспокойся, она в безопасности, – ответила Василиса. – Да и не жена она тебе. Светило все видит. И раз не было любви, брак – профанация. Перед ликом Солнца не она, а я твоя суженная. Так что твоя жена – перед тобой.

Девушка кокетливо улыбнулась, обнажив плечико, и Лазарк почувствовал, что снова начинает терять контроль над собой. Эта рыжая бестия, не слишком красивая, но очаровательная, обладала невероятным магнетизмом. Стоило только ему начать гневаться, она улыбалась, и на него накатывала волна не ярости, а страсти и желания. Как будто она на ходу перекодировала его эмоции, меняя знак минут на плюс.

– Я виноват перед ней, но не успел извиниться, – неожиданно для себя объяснил он свое беспокойство об исчезновении Белорозы.

– Ничего, извинишься позже, – успокоила его Василиса. – Она простит, увидев, что ты искренне раскаиваешься в том, что причинил ей боль.

– А ты уверена, что я искренне раскаиваюсь? – криво улыбнулся Лазарк. – А вот сам я в этом не уверен.

– Конечно, уверена. Ты хороший. Ты намного лучше, чем сам о себе думаешь. Это ты придумал про себя, что злой и жестокий, а потом забыл, что это неправда. Вспомни!

Мягкий, но властный голос Василисы прозвучал, как приказ, и Лазарк вспомнил.

– Не играй с ним, – услышал Зарик строгий мужской голос, доносящийся из-за двери кузни, к которой он подошел, чтобы позвать своего нового друга – сына кузнеца Сэма. – Яблоко от яблоньки далеко не падает: мать – рыжая ведьма, отец – хищник, а сам он – хитрый звереныш, и еще покажет свои клыки.

– Нет, Зарик не злой, и с ним интересно, – робко возразил мальчишеский голос.

– Прикидывается он. Не человек он даже, а чудовище – сердце-то у него звериное. Даже близко к нему не подходи, а то выпорю.

Зарик понял, что говорят о нем. Острая обида пронзила сердце. За что его так все ненавидят? Он же никому не делал ничего плохого.

Он повернул от кузни и пошел обратно к господскому замку. Деревенские ребятишки стояли возле дороги и провожали его злобными взглядами. Вдруг один мальчишка поднял с земли камень и швырнул его в спину барчонка.

– Гоните его! – крикнул пацан. – Нечему ему сюда ходить, а то повадился!

В Зарика полетели камни, палки, комья грязи, гнилые овощи.

– Монстр! Чудовище! Зверочеловек! – звенели в ушах злобные детские голоса.

Зарик зажал уши руками и побежал к дому.

Увидев возле замка маму, он подбежал к ней, и, уткнувшись лицом в подол ее платья, заплакал.

– Они говорят, что, я зверочеловек, что у меня звериное сердце, – пожаловался он матери, всхлипывая.

– Ты не зверь, ты хуже, – ответила она, отстраняя сына.

Из глаза Лазарка вытекла слеза. Ему стало неловко и стыдно перед Василисой, что он, взрослый мужчина, который должен быть сильным и хладнокровным, прослезился из-за детских воспоминаний. Но она пересела к нему на кровать и прижала его голову к своей груди. Она гладила, гладила, гладила его по голове, и его окутывало умиротворение. Душевная боль утихла, и он почувствовал, как в груди у него потеплело, как будто оттаяла льдинка. Сладостное тепло разливалось по телу, постепенно переходя в жар плотской любви, низменной и возвышенной одновременно.

Глава двадцать первая. Дракон

Разбойники собрались у костра. Белороза чувствовала себя здесь чужой, но испытывала к этим грубым людям искреннюю благодарность. Ведь это они помогли ее подруге вызволить ее из страшного плена. Но особенно благодарна она была, конечно же, Мураве, искренне восхищаясь ее смелостью и находчивостью.

Язык отошел, и Белороза могла говорить, но обсудить все, что с ней произошло, оказалось невозможным. Мурава предупредила ее дорогой, что всего всем разбойникам знать не нужно. Большинству членам шайки известно только то, что ее вырвали из рук злодея Лазарка Маркруза, но ни про ключ, ни про ларец, ни про портал они ничего не знают. Обсуждение подробностей придется отложить до следующего дня, и для этого посвященные в тайну ненадолго вернутся в Дремучий лес через дупло.

Белорозе понравилась эта идея. Ведь она, невольно став хранительницей ключа, даже не знала, как и где искать это дупло-портал, а поляну, дуб и сундук видела лишь во сне или галлюцинации.

Среди разбойников она увидела Пажа. Он ждал ее и кинулся ей навстречу. И его присутствие, хотя бы косвенное участие в операции по ее спасению было приятно. В темнице замка Маркрузов у Белорозы было много времени на воспоминания и размышления. Многое из того, что было с ней раньше, она переосмыслила. И уже давно она поняла, что Лазарк был всего лишь страстным увлечением юной девушки, которая жаждала познать любовь и которой льстило внимание взрослого мужчины. На самом деле в душе ее жила легкая, нежная, и мягкая привязанность к Пажу. Ей все больше и больше его не хватало. Чувство к нему крепло и разрасталось, постепенно превратившись в настоящую любовь.

И теперь, увидев Пажа в лесу, она бросилась в его распахнутые объятья и долго не хотела их покидать, прижимаясь к его неширокой, но сильной мужской груди, к его ногам и чреслам, с упоением ощущая, как постепенно твердеет его плоть. Казалось, что она может стоять так, обнявшись с ним, вечно.

Когда ей все же пришлось покинуть объятья любимого, чтобы ответить на приветствия других разбойников и познакомиться с ними, она вдруг поняла, что он – рыжий (раньше она этого почему-то не замечала). Ей повезло покорить сердце самого жреца Огня! Какая же она была дура, что не сразу поняла, что именно он и есть ее судьба!

Через портал на чудесную поляну Дремучего леса друзья пришли ближе к полудню. Всех волновала участь Василисы и успешность ее миссии. Поэтому первым делом достали блюдце с яблоком и Паж, как наиболее опытный в использовании этого сказочного устройства, стал катать золотой фрукт по тарелке, думая о Василисе. Вскоре все, собравшиеся за спиной юного жреца, увидели ее. Лазарк стоял перед ней на коленях, целовал ее руку и плакал, другой рукой девушка гладила его по голове. Василиса ласково улыбалась. Очевидно было, что у нее все получилось. Пажу стало немного неловко, что он застал их в столь интимный момент, и он скатил яблочко с блюдца к себе в ладонь. Изображение исчезло.

– Ну что ж! – заметил Лаверд. – Похоже, Василиса растопила сердце своего возлюбленного. Осталось убедиться, что теперь в мире стало чуточку больше тепла. Сейчас чуть за полдень – кажется, самое время сделать замеры.

Феникса и Паж сами уже достали свои кристаллы и настраивали их на Солнце. Однако тепла и сияния внутри их магических камней было по-прежнему мало.

– По-моему, ничего не изменилось, – огорченно проинформировала друзей о результатах эксперимента Феникса.

– И у меня аналогичный результат, – подтвердил ее выводы Паж.

Все дружно повернулись к ученому коту.

Он понял, что от него ждут разъяснений, и промурлыкал:

– Я получил информацию, что пока лорд Маркруз был с холодным сердцем, его отец обрел двойную силу, а Дракон ослаб. Кощей пленил Горыныча, надо его освободить, иначе жара не вернется. Теперь, когда Лазарк перешел на сторону Добра, Кощей стал слабее, с ним справиться стало проще. Снова схватить Дракона он не сможет, но сам себя Горыныч не спасет.

Задав Баяну несколько уточняющих вопросов, друзья поняли, что им нужно найти и освободить магическое существо – Змея Горыныча, урожденного Дракона. Тюремщик Кощей держит своего заклятого врага в ледяной горе, попасть к которой можно только через тайный ход. Находится он в пещере, вход в которую закрыт кованой решеткой и девятью навесными замками. Где эта пещера, никто не знает, тем более что она появляется то тут, то там. Но если кто хоть раз ее нашел, дороги к ней не забудет.

– Вам нужно найти проводника, – посоветовало ученое животное.

– Проводник не нужен, – заверил Паж. – Если твоя формула работает, то я должен сам смочь найти эту пещеру, так как я ее, кажется, уже видел. Но только не знаю, как к ней с этого места пройти. А вот от колодца, наверное, дорогу нашел бы.

– Если раз нашел, снова найдешь, – успокоил Пажа Баюн. – А откуда идти – неважно. Значение имеет цель, а не место старта. Ты, главное, четче ее представляй, и иди куда глаза глядят. Ноги сами приведут вас, куда надо.

Посовещавшись, друзья решили, что Баюну можно верить, несмотря на репутацию лгуна и сказочника. Вероятно, врать в вопросах, от которых зависит судьба мира и всего живого, в том числе и самого ученого кота, ему было не с руки (или не с лапы?). Решили дождаться Василисы и тогда уж двинуться в путь.

Василиса пришла на следующий день, и не одна – с ней был Лазарк. Первым делом он попросил прощения у Белорозы, и было видно, что ему на самом деле безумно стыдно за то, что он творил.

И Пит, и Феникса тоже приняли извинения его извинения.

Впрочем, сам он знал, что помнить о нанесенной им обиде будет всю жизнь, и вечно будет корить себя за то, что причинил многим людям боль и страдания.

Пришел черед представить друг другу Лазарка и тех, с кем он еще не был знаком, в том числе и законного наследника дома Маркрузов – Лаверда. Но когда мужчины приблизились друг к другу для приветствия, все замерли, пораженные невероятным открытием. Они были похожи, как братья. Нет, даже как близнецы, но разного возраста. Не было сомнений, что они были сыновьями одного отца.

– Ущипните меня! Я один это замечаю? – поинтересовался Паж. – Ведь они же похожи, разве нет?

– Точно, – подтвердила Феникса. – Я же при первом знакомстве их даже перепутала. И как я могла такое забыть!

– Кот! – позвал Паж Баюна. – Как ты объяснишь такое.

– А я что, генетик, что ли? – попытался оправдаться усатый сказочник. – За что купил – за то продал. И, кстати, я честно предупредил, что сказку говорю, а не быль какую-то. В каждой сказке – доля правды, но не каждому ж слову верить-то надо!

– Не ругайте кота, – вступилась за Баюна Василиса. – Ведь Кощей-то – колдун. Кто знает, как он мог такое сотворить, чтоб частицу себя в Милаве оставить и ее потомству передать. Может, и не наврал котик.

– А если он и про Дракона сказку наплел, а не быль рассказал? – засомневался Паж.

– Про какого Дракона? – не поняла Василиса.

– Про Дракона точно не врал, – засуетился кот. – Хвостом клянусь, и усами, ежели хвоста мало.

– Придется ему поверить, – заметил Лаверд. – Других-то версий у нас нет.

Друзья ввели вновь прибывших в курс дела. Василиса и Лазарк одобрили их план. После недолгих сборов компания отправилась на поиски тайного хода и спасение плененного Дракона. Их было гораздо больше, чем в самом начале: Феникса, Паж, братья Маркрузы, Василиса, Сэм, Пит, Мурава и Дейв. Белорозу с собой не взяли – нельзя было рисковать ключом. Она осталась на поляне, и Баюн пообещал, что не даст ей скучать. А с голоду на волшебной поляне еще никто не умирал – Лес щедр, он даст желанной гостье и есть, и пить. А о том, что она желанна, понятно уже потому, что ее пропустил портал.

Долго ли коротко ли шли друзья через Дремучий лес, но вышли они на опушку, к горе, в которой была пещера. Вход в нее был закрыт кованой решеткой, запертой на девять огромных замков. Дейв попробовал открыть их отмычками, но ничего не получилось. Механизм запоров был какой-то странный. Казалось, что замочные скважины вообще фальшивые, для вида, а отпираются замки как-то совсем иначе.

Дейв поделился своими соображениями со спутниками, и Лаверд предложил внимательнее осмотреть замки. Странность заметил Пит. На обратной стороне замков были еле заметные вмятины, как будто покоробилось железо, но очертаниями эти углубления напоминали ладони. Пит приложил свою ладонь к нижнему замку, и он открылся. Вдохновленный результатом, он приставил руку и ко второму запору, но ничего не произошло.

Тогда к замку попробовал приложить ладонь Сэм – сработало. Но следующий замок не поддался и ему.

Похоже, энергии одного человека хватало лишь на один запор. По счастью, их было девятеро – по количеству замков. Вскоре решетка была открыта. Путники вошли в пещеру и углубились в нее.

Проход был широким, но длинным, сырым и темным. Феникса и Паж подняли над головой магические кристаллы, и те засияли, как факелы. Шли долго. Свет, идущий от кристаллов, становился все слабее и слабее. В конце концов они совсем погасли. Двигаться пришлось наугад. Путники пожалели, что понадеялись на магию и не сделали обычных факелов. Иногда они останавливались и зажигали спички, чтобы сориентироваться. По счастью, спички были и у Лаверда, и у Дейва, и у Сэма, так что их хватило до конца пути. Они не знали, сколько прошло времени (но, верно, не меньше дня), когда впереди забрезжил холодный голубой свет. Они ускорили шаг и вскоре вышли из пещеры.

Перед ними расстилалась широкая ледяная равнина, без конца и без края. Лес остался далеко позади и темнел ершистой каймой где-то на горизонте. Впереди высилась ледяная гора, но расстояние до нее определить визуально было сложно. Но, главное, что путники уже хорошо видели свою цель и направились прямиком к ней. По мере приближения к горе где-то за ней начали вырисовываться ледяные фигуры. Наверное, это и были те скульптуры из баюновой сказки – еще одно подтверждение тому, что герои на верном пути.

Ветра не было, но мороз пробирал до костей. Поле было скользким, и время от времени кто-нибудь из путников падал, другие помогали ему подняться. Выходя из пещеры, они даже не подозревали, что последний отрезок их пути окажется таким тяжелым и долгим.

Вдруг навстречу им полетели маленькие льдинки, похожие на замерзшие капли воды. Подул ветер, сваливая путников с ног. Впереди появилась фигура очень высокого и худого человека. Казалось, что она была ледяной. Через прозрачное тело просвечивали ослепительно белые кости. В руках у человека был лук. Ледяной воин натянул тетиву и выстрелил. Стрела на лету расслоилась на десяток тонких стрел, которые вонзились в обледеневшую землю прямо перед ногами путников.

– Уходите и останетесь живы, – зазвенел в голове у каждого из героев ледяной голос.

– Отпусти Дракона, и мы уйдем, – крикнул в ответ Лазарк.

Противник был далеко, но, похоже, расслышал ответ.

– Сын мой! – воззвал он к нему. – Я давно тебя жду. Переходи на мою сторону, и мы будем царствовать вместе.

– Я знал лишь одного отца – благородного лорда Маркруза, – отозвался Лазарк. – И мне не нужен твой ледяной трон.

Сейчас Лазарк готов был принять смерть, защищая спутников. Он даже жаждал гибели на поле боя. Как еще он мог искупить свою вину перед десятками людей, которые знали от него только горе? И, возможно, он совершил бы какое-то лишнее и ненужное безумство, если б Василиса не прочла его мысли и не остановила бы безмолвным стоном: «Милый, а как же я?».

Кощей вновь натянул тетиву, и новый пучок ледяных стрел полетел в сторону путников. Они постарались загородиться кто чем: вещевыми мешками, своими же локтями. Одна из стрел достигла цели: Сэм оказался ранен в плечо. Мурава, оказавшаяся рядом, сняла с себя платок и занялась перевязкой.

Василиса тоже стянула с шеи газовый шарфик, но не стала превращать его в перевязочное средство – она бросила его вперед. Он разлился, превратившись в огромную волну, и понесся на Кощея. Тот отбросил в сторону лук и вытянул вперед обе руки, как бы пытаясь остановить поток воды. Вал остановился, застыв ледяным гребнем и став, таким образом, своеобразным щитом, способным защитить героев от кощеевых стрел, но, с другой стороны, отгородившим и его от незваных гостей.

Феникса сбросила с плеч рюкзак, чтобы чувствовать себя более свободной, и, активировав огненный бич, бросилась вперед. Паж последовал ее примеру, включив меч на полную мощность.

Феникса понимала, что меч и кнут вряд ли помогут им в схватке, когда между ними и врагом – ледяная баррикада. Девушка вспомнила уроки боевой магии, которая им зачем-то преподавалась в храме. Практических занятий, конечно, не было, да и сами учителя никогда не применяли эту магию на практике – слишком много уж энергии отнимала она и у мага, и у Светила. Но сейчас на кону стояло сохранение всего живого, так что игра стоила свеч.

Жрица Огня на бегу вернула бесполезный бич в ножны и сосредоточилась на сборе энергии в районе ладони. Скоро в ее руке вспыхнуло пламя, спустя пару секунд превратившееся в огненный шар. Девушка кинула горящий снежок через ледяной хребет в сторону Кощея. Пламя пролетело сквозь него, оставив в его ледяном теле сквозное отверстие. Феникса видела, что дыра постепенно замерзает, затягивается льдом. Но рана, похоже, причинила противнику боль. Девушка снова собрала энергию в комок и метнула в Кощея огненный мячик. То же самое проделал и Паж.

Вскоре на Кощея посыпался целый град снежков, и тот, похоже, понял, что остановить непрошеных гостей не получится. Он завернулся в ледяной плащ и ракетой взмыл в небо. Друзья ждали, что он вот-вот обрушится на них сверху, но этого не происходило. Похоже, Бессмертный боялся огня и предпочел ретироваться.

Путь до горы неожиданно сократился. Не прошло и четверти часа, как путники стояли возле него. В горе был узкий проход. Жрецы, вошедшие во вкус, подтопили края ущелья, снова неэкономно расходуя энергию стихии, которой служили. Через расширившийся проход они проникли вглубь горы.

В большой пещере, прикованный тяжелыми цепями к ледяному полу, лежал треглавый Дракон. Его мерцающие чешуйки были покрыты инеем. Глаза Горыныча были закрыты, веки примерзли, сам он слабо дышал. Из ноздрей его валил пар и клубился вокруг довольно плотным туманом.

По периметру пещеры на стенах висели потухшие факелы. Феникса бросилась их зажигать, а Паж занялся освобождением от цепей Дракона.

Вскоре в пещере посветлело и потеплело, пленник оттаял. Его чешуя сверкала, словно Солнце, и он был великолепен. Наконец-то он Дракон поднял головы, разомкнул веки и посмотрел на своих освободителей.

Друзья завороженно смотрели на Дракона, и всем им он казался смутно знакомым. Феникса посмотрела в глаза первой головы, и ей показалось, что у нее вырастают крылья. Ей хотелось танцевать, петь, писать широкими мазками картину, декламировать стихи – и все это делать одновременно. Она перевела взгляд на вторую голову. В ее глазах читались мудрость и милосердие. Заглянув в них, Феникса на мгновение коснулась Истины и осознала, что все устройство мира, каким бы нелепым оно ни казалось смертным, разумно и гармонично. Феникса повернулась к третьей голове. Эти глаза она точно видела раньше. Они смотрели с такой нежностью и добротой, что она почувствовала себя маленькой девочкой, окутанной заботой и лаской, всех любящей и всеми любимой. А еще из этих глаз струилась боль, как будто их обладатель принял на себя страдание всех, кого любит, и каждого в отдельности.

Дракон поднялся и направился к выходу. Его освободители расступились перед ним. Когда он покинул пещеру, они устремились следом и увидели, как он, взмахнув огромными крыльями, поднялся в воздух. Он парил над ледяным полем, дыша огнем, и земля вокруг оттаивала. Ледяные фигуры, которые были расставлены вокруг, тоже начали размораживаться. Оттаивая, они превращались в сияющих птиц с большими огненными крыльями, и взлетали. Скоро все небо полыхало, как большой костер.

Но постепенно пламя в небесах рассеялось, остался один треглавый Дракон. Он сделал над своими путниками прощальный круг, сильно взмахнул крыльями и скоро исчез в вышине.

Но все вокруг было залито солнечным светом, и даже без тестирования кристаллами было ясно, что Светило обрело прежнюю силу, и теперь энергии любить и мечтать хватит на всех. Миссия выполнена, можно возвращаться домой.

Эпилог

В замок Маркрузов вернулась жизнь. Здесь поселились целых четыре семьи: Лазарян с Василисой, Ловерд с Фениксой, Мурава с Дейвом и Белороза с Финистом (так Хранительница Ключа назвала Пажа после того, как узнала его лучше).

Лаверд Маркруз и Далерд Дозарян возобновили прерванную дружбу, и бывший лорд Атаман без труда убедил своего друга в том, что Финист – отличная партия для его дочери, и что не стоит обижаться на Лазарка за то, что тот полюбил другую.

Вместе они уговорили родителей Муравы отдать свою дочь за Дейва, который оставил разбойничью жизнь и занялся литературным творчеством.

Сэм нашел свою Радуницу и женился на ней. Пита они взяли на воспитание, хотя вскоре у них самих родилась дочка.

Василиса помирилась со своими родителями и регулярно выходила с ними на связь посредством блюдечка и яблочка.

Частенько друзья наведывались к ученому коту, чтобы проверить, все ли в порядке в Дремучем лесу, и устраивали пикники на скатерти-самобранке, которую Баюн одалживал по случаю приема дорогих гостей у Кикиморы.