Крылья

Я тихо, скользящим движением открываю дверь, потом подбираю мешок из прачечной, кладу его на свое плечо так, чтобы он скрыл часть моего лица. Я выхожу из вагона, мой пульс учащается. Остальные выходят следом за мной. Мы идем в сторону главных ворот, мимо черноволосой женщины-гвардейца.

— Эй, ты, — говорит она.

Лед сковывает мои вены.

— Да? — проворчал я за мешком из прачечной.

— Отнеси эти мешки на склад, понял? — говорит она. — А не просто свали их в грязь на улице как в прошлый раз.

— Конечно, — хрипло отвечаю я и продолжаю идти дальше. Я рискую заглянуть через свое плечо, и Натали ловит мой взгляд. Она выглядит окаменевшей. Рядом с ней находятся Жук, Дей, Элайджа, а затем Ацелот. Звуки выстрелов звучат справа от меня, заставляя вздрагивать. Другой заключенный падает на землю.

Мы держимся в тени по мере приближения к входу в "Десятый". Бетонная стена около тридцати футов высотой, с колючей проволокой сверху. В интервалах по пятьдесят футов на стене расположены сторожевые башни, в каждой из которых сидит два гвардейца, вооруженные автоматами, нацеленными на заключенных, которые только что сошли с поезда. Каждую минуту или типа того ночное небо озаряется вспышками пулей, подобно метеоритному дождю, падающему на заключенных, убивая любого, кто попытается сбежать, в то время когда они окружены и сгоняются в лагерь. Я не оглядываюсь назад, не желая видеть разруху, но воздух насыщен запахом крови.

Страж гвардеец с немецкой овчаркой патрулирует стену рядом с главным входом — огромными, коваными воротами с тернистыми, металлическими розами, скрученными вокруг решеток. Это не то, что я вообще ожидал, они похожи на тот тип ворот, которые вы бы увидели на кладбище. Собака рычит и огрызается на Элайджу и Ацелота, когда мы подходим к входу. Рука Элайджи ненавязчиво тянется за пистолетом на поясе. Я тянусь за своим. Охранник дергает собачий поводок.

— Что с тобой, Макс? — спрашивает гвардеец у собаки и тащит ее прочь.

Ворота распахиваются, и мы проходим через них. Длинный, мощеный проспект, достаточно широк для проезда грузовиков, приводит в город через несколько сотен метров. По обеим сторонам проспекта тянутся ряды деревянных крестов, каждый десяти футов в высоту, такие же, как тот, к которому я был пригвожден во время моей неудачной казни. На каждом кресте висят гниющие трупы Дарклингов и людей, их изодранные одежды развеваются ночным ветерком. Запах стоит ужасающий. Я могу только предположить, что они здесь как предупреждение, чтобы заключенные не доставляли никаких хлопот.

— О Боже, — задыхаясь, выдохнула Натали.

Я отрываю глаза от распятий, и мы вшестером шагаем по проспекту в сторону города. Живописная вывеска гласит: «ПРИМАС-ОДИН». Месяц назад, Гаррик показал нам спутниковую карту «Десятого», и если мне не изменяет память, лагерь состоит из трех городов: Примас-Один, Примас-Два и Примас-Три. Примас-Один — базовый лагерь, где все новоприбывшие будут зарегистрированы и оценены. Те, кто имеют право работать, направляются Примас-Два, в южной части лагеря. Остальные отправляются Примас-Три для экспериментов или уничтожения.

Я то и дело рискую взглянуть на сторожевые башни на стене, но гвардейцы сосредоточены на заключенных из поезда, а не на нас. Хотя сейчас ночь, я могу разглядеть вдали очертания Горы Альба, по прозвищу «Коготь», которая вырисовываются на фоне звезд. Вулкан примерно два километра в высоту и несколько километров в ширину, а его когтеобразный пик сейчас выглядит, как глубокий подковообразный кратер, благодаря извержению несколько десятилетий назад.

Мы приходим на большую площадь. В центре городской площади — пик церковного шпиля, утыканный острыми иглами, торчащими из земли наподобие современной скульптуры. Лавина вулкана, должно быть, похоронила большую часть старого города. Вокруг площади стоят несколько уродливых, офисных зданий. Несколько гвардейцев патрулируют улицы, однако здесь тихо, потому что некоторые надзиратели спят, а заключенные находятся в Примас-Два или Три.

— Которое из этих зданий офис регистрации? — спрашивает Жук приглушенным голосом.

Мы оглядываемся. Позади нас Стражи-гвардейцы почти довели заключенных до проспекта. Когда заключенные видят распятия, они начинают рыдать. Справа находится большое трехэтажное здание. Свет в нем горит в одной из комнат на первом этаже.

— Должно быть это, — говорит Натали.

Мы спешим вниз по переулку к соседнему зданию, сбрасывая мешки из прачечной по пути. В задней части здания находится большая парковка, заставленная военными грузовиками. На некоторых из них на боку напечатан номер 2, на других — 3, и я предполагаю, что из себя будет представлять городок, когда заключенные будут приняты и зарегистрированы. В грузовиках не наблюдается никаких водителей — они, должно быть, сидят внутри, в тепле, пока не пришло время везти заключенных в их новые дома. Почти весь свет в здании выключен. Мы всматриваемся в окна, в поисках архива. Дей останавливается возле одного из окон.

— В этой комнате множество шкафов, — шепчет она.

Я осторожно открываю окно, и мы залезаем внутрь. В центре комнаты стоит длинный интерактивный стол. Я его включаю, но он сразу же требует ввести пароль. Я выключаю его. Нам придется сделать это по старинке. Я с силой открываю один из запертых ящиков, чтобы найти стопку файлов внутри в алфавитном порядке. Их тысячи, что удивляет меня, учитывая, что «Десятый» официально функционирует только после голосования, которое прошло всего несколько недель назад. Пуриан Роуз, должно быть, тайно открыл лагерь раньше.

Я открываю один из документов. Внутри фотография заключенной — женщина Дарклинг по имени Тельма Гривс, тридцати двух лет, разновидность Нордин, идентификационный номер 0000458712, лаборатория 6, Примас-Три. Штемпель «МЕРТВА», красные буквы которого перечеркивают собою весь документ. Я убираю файл обратно и перехожу к другим.

— Мы ищем Люсинду Кумбус и Иоланду Теру…

— Филлион, — исправляет Элайджа. — Мама была папиной любовницей, не женой. Только я взял его фамилию, потому что это традиция в нашей культуре.

Никто из нас не знает, какая фамилия у Кирана, поэтому мы не сможем найти его.

— Мы должны искать и Эми, — произносит Дей. Она говорит о нашей подруге Эми Джонс. — Я думаю, что Страж забрал ее сюда, после того как они убили Стюарта.

Жук помогает мне с поиском файла Люсинды в ящике «К», Натали и Элайджа взяли ящик «Ф», а Ацелот и Дей ищут файл Эми в «Д»-ящике. У меня нет проблем со зрением в лунном свете, но остальные явно пытаются прочитать файлы.

Дей издает разочарованный вздох.

— Я не могу найти в каталоге Эми.

— Это же хорошо, верно? — говорит Натали. — Может она сбежала?

Жук смотрит на меня. Или, может быть, Эми умерла до того, как она попала сюда.

Звук шагов приближается к двери и все замирают. Жук достает пистолет и мягко взводит курок, направив его в сторону двери. Я жду, мое сердце отсчитывает несколько секунд: одна, две, три, четыре. Охранник проходит мимо двери. Я выдыхаю. Мы продолжаем поиск.

— Вот, — говорит Натали возбужденным шепотом, передавая файл Элайдже.

— Это мама! — говорит он. — Ее держат в лаборатории семь, в Примасе-Три.

Натали начинает закрывать ящик, а потом останавливается. Между ее бровями формирует складка. Она открывает ящик снова и достает документ.

— Ага! — говорит Жук рядом со мной, обращая на себя мое внимание. Он держит файл. — Люсинда Кумбус, лаборатории семь, Примас-Три.

Есть большая вероятность, что Киран был сослан туда же. Это такое облегчение знать, что они все еще живы, хотя если они в научной лаборатории в Примас-Три, они недолго будут там.

— Пойдем, — шепчу я, протягивая руку в сторону Натали.

Она по-прежнему держит документ, ее лицо бледное. Слезы появляются в ее голубых глазах.

— Что это? — спрашиваю я.

— Мне так жаль, — шепчет она, передавая мне файл.

Я открываю его. Фото седовласого, немолодого мужчины внимательно смотрит на меня. Слово «МЕРТВ» проштамповано поперек документа. Я отшатываюсь назад, бросив файл на пол.

Этот мужчина на фотографии — мой отец.

14

НАТАЛИ

ЭШ ПАДАЕТ НА КОЛЕНИ и содержимое файла его отца, разлетается по полу перед ним. Он зажимает рот руками, пытаясь сдержать вой, угрожающий сорваться с его уст, зная, что он не может шуметь, не здесь, не сейчас. Я знаю, что он чувствует; он берет всю свою волю в кулак, чтобы сдержать крик, который ползет вверх по горлу, как паук.

Я становлюсь на колени, сминая бумаги под ними, и обнимаю. Он зарывается лицом в мои волосы и издает страдальческий вопль, не в силах сдерживать себя больше, звук заглушается моими кудрями. Он отчаянно цепляется за меня пальцами, всем телом содрогаясь от горя.

— Мне так жаль, — шепчу я, снова и снова, и слезы катятся по моим щекам.

Жук поднимает упавшую фотографию, и лицо его бледнеет.

— Это его папа, — бормочет он.

Дей задыхается.

— Боже, — бормочет Ацелот.

Из того, что я прочитала на титульном листе, Гарольд попал в плен две недели назад и был доставлен в одну из лабораторий в Примас-Три. Он умер три дня назад от полной функциональной недостаточности органов. Какие, должно быть, ужасные эксперименты они делали с ним, если они привели к тому, что все органы отказали. Что они здесь делают?

Слышно через открытое окно, что снаружи, завелся двигатель грузовика. Стражи-гвардейцы возвращаются к своим автомобилям на парковке, готовые доставить первую партию пленных в бараки.

— Нам нужно уходить, — тихо говорит Элайджа.

Я не знаю, как мы собираемся увести отсюда Эша. Я не уверена, что он может стоять.

— Эш? — шепчу я, поглаживая его шелковистые волосы. — Ты в состоянии двигаться дальше? Дестени может забрать нас.

Он делает глубокий вдох, его щеки блестят от слез.

— Я должен забрать свою тетю.

Эш встает и забирает фотографию у Дей. Он засовывает ее в карман штанов и выбирается из окна. Я поспешно собираю разбросанные на полу бумаги и засовываю их в ближайший шкаф, и после мы следуем за ним. Эш ждет нас в переулке. На расстоянии приблизительно в пятьдесят футов, черный вход офиса регистрации открывается, и первые заключенные, сопровождаемые несколькими вооруженными гвардейцами, идут через парковку на противоположный конец стоянки к ожидающему грузовику, отмеченному цифрой 2.

— Мы должны сесть на один из этих грузовиков, — указывает Жук на ближайшие к нам транспортные средства, отмеченные цифрой 3.

— Как мы сядем туда? — шепчет Дей.

Мгновение спустя полный, среднего возраста Страж-гвардеец выходит из офиса регистрации и идет к одному из грузовиков, крутя ключами вокруг левого, указательного пальца, в другой руке он держит сигарету. Он насвистывает веселую мелодию себе под нос. Мы крадемся по тени, чтобы он не заметил нас. Круглолицый гвардеец подходит со стороны водителя к одной из черных машин, которая находится ближе всего к нам.

Прежде чем я осознаю, что происходит, Эш уверенно шагает к мужчине. Мое сердце подпрыгивает. Что он делает! Эш хлопает гвардейца по плечу.

— Есть прикурить? — спрашивает он.

Круглолицый охранник поворачивается, улыбаясь.

— Конечно.

Улыбка сползает с губ мужчины. Эш зажимает ему рот и толкает в сторону грузовика, прежде чем мужчина успевает позвать на помощь. Он вонзает свои клыки в шею гвардейца. Мужчина борется с Эшем, роняя при этом ключи, но его сопротивление не идет ни в какое сравнение с силой Полукровки. Я подбегаю к ним и хватаю Эша за руку, оттягивая его прочь от несчастного, пока он не убил его. Кровь сочится из проткнутых ран на шее мужчины, она будто нефть разливается по его черной рубашке. Его карие глаза тускнеют от Дурмана.

Эш яростно вытирает кровь с губ.

— Почему ты остановила меня?

— Потому что это убийство, — говорю я. — Я знаю, что ты злишься и я тоже. Но ты не убийца.

Он прикрывает глаза.

Остальные спешат к нам и переносят одурманенного мужчину в заднюю часть грузовика, пока Ацелот подбирает ключи с земли. Он взбирается на водительское сиденье и заводит двигатель. Мы с Эшем залезаем в кузов грузовика с другими, и занимаем свои места. Грузовик трогается с места.

— Есть какие-либо идеи, в каком направлении я должен ехать? — кричит Ацелот через плечо.

— На восток, — говорю я, вспоминая расположение Примас-Три на карте «Десятого», которую мы видели еще в Блэк Сити несколько недель назад.

Я смотрю в окно, проверяя, не гонится ли кто-нибудь за нами, но никого не видно. Я откидываюсь на сиденье и беру Эша за руку. Он закрывает глаза, пока Ацелот везет нас в Примас-Три.

* * *

Путешествие занимает несколько часов, горные дороги ухабисты и неровны. «Десятый» — это огромная территория, растянувшаяся на сотни миль. С высоты нашего положения, мне отлично видна тонкая линия Пограничной Стены, которая змеится через леса под нами, отрезая лагерь от остального штата Серый Волк. Иногда я замечаю дом, проглядывающийся сквозь деревья. Я уверена, что большая часть бывших жителей этой зоны была эвакуирована, или схвачена и казнена до того, как построили Пограничную Стену, но так как территория настолько огромна — размером с небольшое государство — вполне возможно, что несколько человек, попавшие в эту паутину, до сих пор живут здесь, не способные скрыться.

Слева от нас находится Гора Альба, ее серо-пепельные склоны разрезают туманное, желтое, рассветное небо. Все еще можно различить первоначальные пути лавы, которая стерла область с лица земли после извержения, хотя большая часть у основания вулкана, где мы сейчас находимся, покрыта пышной растительностью. В большинстве своем земля покрыта деревьями Кэрроу, с их знаменитыми звездообразными листьями цвета огня. Таким образом, создается впечатления, что вся местность объята пламенем.

Элайджа сидит впереди с Ацелотом, болтая с братом, чтобы не дать ему заснуть, в то время как Жук, развалившись на одной из скамеек, громко храпит. Рядом с ним Дей только проснулась. Она разминает плечи и шею, пытаясь расслабить затекшие мышцы.

На одном из сидений лежит круглолицый Страж-гвардеец, на которого напал Эш прошлой ночью. У его кожи неприятный серый оттенок, и мне не нужно проверять его пульс, чтобы понять, что он мертв. Эш, должно быть, впрыснул ему слишком много Дурмана. Я не чувствую жалость к этому человеку, просто грустно, что Эшу придется нести этот груз всю оставшуюся жизнь. Может, я слишком мнительная. Может быть, Эшу все равно. Мужчина отвозил пленных, таких как отца Эша, в Примас-Три на казнь. Может быть, бесчувственно так думать, но он получил по заслугам.

Эш крепко спит, положив голову мне на колени. Я глажу его волосы, стараясь не плакать, убитая горем от знания, что Гарольд умер, и что Эш один в этом мире. Ну, может быть, не совсем. У него есть я. Теперь я о нем забочусь.

Дей подсаживается к нам, садясь на сиденье передо мной. Ее обычно безупречные, черные волосы завились и спутались от сна. Она вытирает уставшие глаза, а потом надевает очки. Они тут же сползают на кончик носа.

— Как он? — шепчет она, поправляя очки.

— Не слишком хорошо, — признаю я, почувствовав эхо его страдающего сердца в своей груди.

— Странно, что о захвате Гарольда не было объявлено в новостях, — говорит Дей.

— Гвардейцы, должно быть, не опознали кто он. Фотографии Гарольда могло и не быть в газетах, потому что он человек, не Дарклинг — так что его связь с Эшем не сразу бросается в глаза. Наверное, так все и было.

Дей жует нижнюю губу.

— Ты думаешь, Логан и Марта тоже здесь?

Я даже не подумала об этом, что следующий по старшинству после Сигура, Логан, и моя старая служанка Марта ехала с Гарольдом. Меня гложет чувство вины, что я даже не подумала искать их файлы в Примас-Один. Если они здесь, то есть небольшой шанс, что они живы, но если над ними проводят эксперименты, смерть может оказаться более предпочтительным вариантом.

— Как ты думаешь, Эми жива? — спрашиваю я.

Дей трясет головой и ее глаза блестят. Она смотрит из окна машины, изучая Гору Альба слева от нас.

— Это странное место для «Четырех Королевств», чтобы скрыть «Ора», ты так не думаешь? — говорит она, имея в виду террористическую организацию, возглавляемую Люсиндой.

Я пожимаю плечами.

— Не совсем. Это место удаленное, они знают территорию, и оно относительно необитаемо.

— Да, но это также активный вулкан, — говорит она. — Это не лучшее место для хранения, используемой в военных целях, желтой чумы. Или разбивать здесь лагерь, если на то пошло.

— Ну, я предполагаю это единственное место, где он мог бы построить лагерь, не возбуждая лишних подозрений, поскольку этот район был в значительной степени необитаем. Плюс, я сомневаюсь, что его волнует заключенные, которые могут погибнуть, если будет другое извержение, — говорю я. — А может быть, Элайджа ошибся. Возможно, «Ора» — не желтая чума.

— Тогда, что это?

— Даже не представляю, — говорю я устало.

Мы предполагали, что «Ора» это желтая чума. Мы опирались на исследования, которые Элайджа нашел в лаборатории своей мамы. Она генетик, специализирующийся в ксенотрансплантации — пересадке клеток или органов от одного вида другому — но во время первой войны она работала с «Четырьмя Королевствами» над созданием оружия с вирусами, которые будут поражать только людей с определенными генами. Она разрабатывала штамм желтой чумы, ориентированный на людей с V-геном — геном, который помогает человеку чувствовать Дарклингов. У всех Ищеек он есть. Однако, после того как «Четыре Королевства» отравили воду в Блэк Сити, Люсинда была арестована и Иоланда ушла в подполье, так и не доделав своей работы. Мы решили, что они спрятали желтую чуму на секретной базе на Горе Альба, поэтому и пришли найти ее, чтобы они могли закончить то, что начали. Волна усталости накрывает меня, и я вытираю лоб. Он покрыт слабым блеском пота. Моя кожа на ощупь горячая, меня лихорадит.

День сужает глаза, смотря на меня.

— Как ты себя чувствуешь, родная?

— Так, как будто у меня вирус Разъяренных. Что напоминает мне... — Я достаю черный мешочек из кармана куртки, стараясь не разбудить Эша. Дей помогает мне с уколами, которые нелегко сделать, когда грузовик сильно качается на столь ухабистой дороге, но я не знаю, когда мне еще выпадет шанс сделать это сегодня. Грузовик попадает в выбоину в тот момент, когда я убираю шприцы подальше, и мальчики просыпаются от рывка. Жук поднимается в вертикальное положение, его лицо помято от лежания на куртке, а Эш проводит усталой рукой по лицу.

— Ребята, мы на месте, — говорит Ацелот с переднего сидения.

Мы приближаемся к другой Пограничной стене, которая окружает Примас-Три. Она выкрашена в зеленый цвет, чтобы слиться с растительностью. Жук смотрит в заднее окно. С нашего наблюдательного пункта нам видно на много миль вниз по изгибу дороги.

— Есть и другие грузовики дальше у подножья горы, — говорит он. — У нас в запасе тридцать минут форы, прежде чем они доберутся сюда.

Ацелот притормаживает по мере приближения к ряду железных ворот. Они тут же распахиваются, и мы едем по извилистой, горной дороге несколько миль не доезжая до сердца Примас-Три. Здесь восемь Шлакоблочных зданий, окружающих огромный двор, который примерно в двадцать раз больше, чем площадь в Блэк Сити. В медицинских учреждениях все выглядит одинаково: четыре этажа, с плоской крышей, с широкой дверью и с номером, нарисованным на ней. Дорога окружает здания по кругу.

— Лаборатория семь — это вон там, — указывает Элайджа на здание справа от нас.

— Подгони грузовик к черному входу, приятель, — говорит Жук Ацелоту.

Он поворачивает вправо и едет по обсаженной деревьями дороге вокруг задней части здания. На дороге мало движения, но еще рано. Впрочем, я представляю, как лагерь проснется в ближайшее время, и как ученые будут готовиться к встрече новоприбывшим.

Ацелот паркует грузовик близко к черному входу лаборатории семь, таким образом, чтобы мы смогли быстро сбежать. Это не должно возбудить слишком много подозрений, так как я вижу, что и другие транспортные средства, припаркованы возле другой лаборатории дальше вниз по дороге. Мы вылезаем из грузовика и направляемся к черному входу, на котором стоит большая цифра «7», написанная белой краской. Элайджа дергает ручку. Она заперта. Дей указывает на сканер-ключ, установленный на стене рядом с дверью. Я должна была догадаться, что лаборатория будет иметь такую же систему безопасности, как и в офисе регистрации. Зная, что здесь Стражи разрабатывают всякие биологические оружия, похожие на вирус Разъяренных С18, то последнее, чего они хотят, будет распространение вирусов среди основного населения и убийством всех подряд.

— Погоди, — говорит Жук, бегом возвращаясь к грузовику. Он возвращается через минуту, неся ключ. Он забрал его у мертвого охранника. — Я думаю, у него был допуск, поскольку он вез заключенных сюда. — Мы скрещиваем пальцы, когда он проводит карточкой по сканеру, и загорается зеленый. Дверь распахивается. Да! Жук вынимает свой пистолет и входит в здание, проверяя, чтобы путь был свободен, прежде чем остальные попадут внутрь. Эш рядом со мной, рука его ободряюще лежит на моей спине.

Внутри здания все режуще белое, как в больнице Стражей-повстанцев на базе в Галлии. Воспоминание об этом заставляет мои внутренности сжиматься. Интересно, что мои родители делают сейчас. Прошло двадцать четыре часа, они, должно быть, сходят с ума от беспокойства. Они отправили поисковую группу, за нами? Я надеюсь, что нет. Довольно паршиво, что я уговорила Дестени помочь нам, я не хочу втягивать больше Стражей-повстанцев во все это.

— Дерьмо, — бормочет Эш себе под нос. Он указывает на камеры слежения в дальнем конце холла. Они медленно поворачиваются навстречу нам.

— Положись на меня, — говорит Ацелот, подойдя к съемной панели, встроенной в глянцевой, белой стене. Выключатель завинчен. — Элайджа, помоги мне.

Братья, стиснув зубы, отрывают панель от стены, обнажая сеть предохранителей и проводов. Камера постоянно поворачивается. Она почти направлена на нас. Ну, давай, давай! Ацелот тщательно изучает провода, бормочет молитву и дергает синий. Камера в дальнем конце зала замирает. Он издает вздох облегчения и криво улыбается.

— Так и знал, что это те самые, — говорит он неубедительно. — Это должно было вырубить все камеры в этом здании.

— Пошли, — говорю я. — У нас всего, наверное, минуть пять форы, ну может десять, прежде чем они обнаружат, почему камеры вышли из строя и отправятся искать нас.

Мы спокойно идем по пустым коридорам. Я заглядываю через окна в дверях, когда мы проходим мимо. Все комнаты на этом этаже - это высокотехнологичные лаборатории, со сверкающими белыми полами и с мебелью из нержавеющей стали. В одной лаборатории вдоль стены стоит огромный, застекленный холодильник. В нем сотни ампул, наполненных мерцающим, молочным флюидом. Мне эта жидкость напоминает «Золотой Дурман», за исключением того, что она имеет серебристый оттенок, а не золотой. Знаки биологической опасности висят на каждой двери, наряду с уведомлениями, предупреждая людей, чтобы они носили маски «ВСЕ ВРЕМЯ»!

— Давайте поднимемся на один этаж, — говорит Элайджа. — Их здесь нет.

Мы находим лестницу и поднимаемся на второй этаж. Двери во все комнаты здесь очень массивные с небольшим смотровым окошком. Я заглядываю через одно из них. Всю заднюю стену заполняют клетки, забитые белыми мышами. Меня передергивает. Мы продолжаем идти по коридору, я впереди, проверяя каждую комнату, которую мы проходим. Все одно и то же: мыши, крысы, кролики. Как ни странно, одна комната заполнена клетками с деревьями. Я поворачиваю за угол и сразу же замираю.

На меня смотрит испуганная женщина в белом лабораторном халате. Она морщит свой ухоженный лоб, поскольку в коридоре появляются остальные. Ее карие глаза переводят взгляд с меня на Эша. Она узнает его. Нет времени думать. Я поднимаю пистолет и нажимаю на курок. Пуля попадает женщине в грудь. Она смотрит вниз, на красное пятно, расцветающее на ее белом халате, а затем обратно на меня. Ее рот формирует удивленное «О», когда она падает на пол.

— О Боже… — удивляюсь я, и пистолет выскальзывает у меня сквозь пальцы. Он со стуком падает на землю. — О Боже... о Боже... ох, — слово застревает в горле, когда меня охватывает паника. Я не могу дышать. Я убила ее. Я стреляла в безоружную женщину. Я замечаю золотое кольцо на левой руке. Я убила безоружную, замужнюю женщину. У нее был муж, может быть, даже дети, и я — о Боже, о Боже, о Боже. Эш обнимает меня.

— Тебе пришлось это сделать, — говорит Эш мне в волосы. — Она бы позвала остальных.

Я слабо киваю, не в силах оторвать глаз от женщины. Ее каштановые волосы рассыпались веером вокруг ее красивого, тонкого лица. У нее возле бледных губ пролегли глубокие морщины, хотя ей, вероятно, не больше тридцати. Должно быть, она много улыбалась. Мне пришлось ее убить.

Жук и Элайджа спешат к женщине и берут ее тело, а Эш поднимает мой пистолет, кладя его обратно в мою руку. Моя кожу словно жжет, как будто я держу огонь, а не холодную сталь, и это отбирает все мои силы. Я не бросаю его. Вместо этого, я запихиваю пистолет за пояс.

Ребята перетаскивают женское тело в ближайшую комнату — к клеткам с деревьями в ней — и используют ее пропуск, чтобы открыть дверь. Мы следуем за ними внутрь и быстро закрываем дверь. В комнате тусклое освещение и она заполнена рядами клеток, каждая из которых размеров в десять квадратных футов, стены которых сделаны из тонкой, проволочной сетки. Внутри каждой клетки находится выращенные деревья Кэрроу, хотя есть что-то странное в них. Их кора серебристо-голубого цвета.

— Положите ее туда, — говорит Ацелот, показывая на темный угол за одной из клеток.

Жук и Элайджа тащат ее тело через лес зарешеченных деревьев и сваливают его к дальней стене. Ее голова плюхается вперед, волосы каскадом ложатся ей на лицо. Ее лабораторный халат пропитался кровью. Должно быть, я попала прямо в сердце, что вызвало такое сильное кровотечение. Эш берет меня за руку, и я смотрю на него снизу вверх. Он смотрит на кровавое пятно на женской куртке, его черные глаза, наполнены тоской.

— Это жуткое место, — говорит Ацелот, оглядывая комнату.

Я высвобождаю руку Эша и подхожу к одной из клеток, и заглядываю через проволочную сеть. Кажется, там нет ничего внутри кроме дерева Кэрроу. Это странно. Почему Стражи выращивает деревья в этих клетках.

Кора на стволе дерева вдруг начинает рябить. Я моргаю. Что? Я касаюсь проволочной сети, а потом отступаю назад в испуге, когда сотня бабочек поднимается в воздух, окружая дерево облаком серебристо-голубого цвета. Я знаю, что некоторые виды бабочек питаются древесным соком, значит, вот почему тут так много деревьев Кэрроу. Насекомые напоминают мне бабочку на шпильке тех мужчин-Жестянщиков, которых я видела в Галлии. Одно слово вдруг всплывает в голове. Крылья.

15

ЭДМУНД

БРЕЗЖИЛ РАССВЕТ, прямо за горами на горизонте, заливая золотистым оттенком лес, так что листья мерцают подобно огню, врывающемуся из земли. Начало прекрасного дня, но не для людей Янтарных Холмов.

Поселок был тих и печален с прошедшей жестокой ночи. Все двери закрыты, шторы задвинуты, хотя никто не спал. Я сомневаюсь, что кто-нибудь будет спать в течение следующих дней после того, что случилось. На ногах всего несколько человек — Гильдия, плюс Патрик, Харриет, Дрю и я. Мы собрались на городской площади у деревянного креста.

Дед спокойно утешает папу Эрика Крэнфилда — худого, красивого мужчину, с длинными, рыжими бакенбардами и аккуратными усами. Его прозрачно-голубые глаза опухли и окружены красным ободком от слез, выплаканных за ночь. Его сын мертв, а тело лежит рядом с Кэтрин в нефе церкви, оба завернутые в белый саван.

Рядом с ним мистер О'Мэлли со своими детьми Харриет и Дрю. Как и у их отца, их светлые глаза глядят с тревогой, светлые волосы вымыты, лица вычищены. У Харриет несколько царапин на лице после вчерашнего боя, но Дрю вышел сухим из воды. Патрик стоит рядом с ними. Его лицо пепельного цвета и вытянуто, на правой скуле красуется темно-фиолетовый синяк, где я ударил его прошлой ночью. На нем его охотничий наряд: коричневые кожаные штаны, белая рубашка и зеленый сюртук. Его левая рука спрятана в кармане куртки, где он, кажется, крепко сжимает что-то, но я не знаю что именно. Он скользит холодным взглядом по мне, его глаза блестят. Я отвожу взгляд.

Поодаль от остальных стоит его отец, мистер Лэнгдон. Его плечи ссутулились, как будто они несут его печаль, и я понимаю, как он себя чувствует. Сами мысли о Кэтрин отяжеляют воздух, и он давит на меня. И, наверное, я скоро рухну под его тяжестью. Каждый раз, стоит мне закрыть глаза, как я вижу выражение ее лица, когда дедушка сворачивает ей шею. Я впиваюсь пальцами в мои бедра, концентрируясь на боли, чтобы постараться держать себя в руках. Но неважно, как сильно я стараюсь, правда продолжает вырываться наружу. Я убил лучшего друга. Может, это не я сломал ей шею, но это могло случиться. Мое желание, мой голод, моя скверна — все это привело к ее смерти. Но это еще не все, я сделал убийцей деда, чтобы он мог защитить меня. Я уничтожил две души за одну ночь.

Мистер Лэнгдон идет ко мне.

— Спасибо, Эдмунд, что присоединился к нам в охоте, Кэтрин... — его голос срывается на ее имени. — Моя дочь очень любила тебя.

Чувство вины сдавливает мне грудь. Я кошусь на деда.

— Мы должны идти, отец, — говорит Патрик, бросая еще один холодный взгляд в мою сторону.

Мистер Лэнгдон обращается к мистеру Крэнфилду.

— Я обещаю, мы привезем обратно голову Аларика Бэйна. Он поплатится за то, что его свора сделала с Эриком и моей маленькой девочкой.

— Спасибо, — говорит хрипло мистер Крэнфилд.

Члены Гильдии прощаются и возвращаются в свои дома. Только мистер Лэнгдон, Патрик, брат и сестра О'Мэлли и я идут в лес охотиться на Люпинов, оставив остальных для защиты города.

— Удачной охоты, — говорит дедушка, сжимая мое плечо. Это кажется обнадеживающим жестом, но я знаю, что это такое: предупреждение. Он хочет, чтобы я нашел девушку-Ревуна, Ульрику, и убил ее прежде, чем кто-либо узнает правду о том, что случилось с Кэтрин. Ее убийство не будет ничего значить, если нас поймают.

Патрик ходит по группе, и мы проверяем наши запасы. У каждого из нас достаточно еды и воды, которых нам хватит на три дня, ружье, арбалет и серебряный кинжал. Мои пальцы возятся с пулями, пересчитывая их. Харриет нетерпеливо вздыхает.

— Зачем Эдмунду нужно идти с нами? — жалуется она Патрику громким шепотом. — Мы что, не можем просто бросить его у ворот?

— Если этот урод хочет быть съеденным Ревуном, то я не собираюсь его останавливать, — отвечает Патрик.

Я ничего не говорю, но мистер Лэнгдон одаривает меня извиняющийся взгляд. Мы подбираем наши припасы и направляемся к пограничным воротам. Я трепещу от предвкушения. Я никогда не покидал город, а сейчас пойду в лес, на охоту на кровожадных Ревунов, с группой людей, которые с радостью бы увидели меня мертвым. Я начинаю задаваться вопросом, а не приманка ли я.

Патрик отпирает тяжелые железные ворота, и мы выдвигаемся в лес. Рассвет сменяет вечер, когда тьма спускается на нас. Лишь немногим лучам, пятнами солнечного света, удалось проникнуть на верхушки деревьев, разбрасывая длинные, черные тени по замшелой земле, которые танцуют каждый раз, когда прохладный ветер шевелит листья Кэрроу. Место, безусловно, жуткое. Я издаю короткий, нервный вздох, когда что-то темное мелькает между деревьями. Харриет смеется.

— Расслабься, это просто олень. Ревуны живут на Когте, — говорит она, указывая на вулкан Альба. — Самый опасный здесь — это Дрю.

Он усмехается, бросив свой кинжал в ближайшее дерево, нанизав на него белку. Я морщусь, когда он выдергивает лезвие из мертвого грызуна и бросает его мне.

— Они вкусные. Похожи на курицу, — говорит он.

Я запихиваю окровавленную тушку животного в сумку, стараясь не обращать внимания на ноющую жажду, почувствовав запах крови. Я не люблю пить кровь животных, так как она очень кислая, но отчаянные времена требуют отчаянных мер, и я буду голоден после трех дней похода в лесу.

Мистер Лэнгдон остается со мной, пока остальные прокладывают путь вперед, мастерски передвигаясь через папоротники и заросшую растительность. Он пытается быть добрым, оставаясь со мной, но это последнее, что мне нужно. Я должен найти Ульрику и заставить ее замолчать. Моя рука обхватывает рукоять кинжала.

— А где точно находится поселение Люпинов? — спрашиваю я слишком громко, спугивая животных в подлеске. Патрик бросает на меня нетерпеливый взгляд через плечо.

— Мы не знаем, — отвечает мистер Лэнгдон. — Где-то на Когте. Берегись!

Мистер Лэнгдон пихает меня, и я падаю на землю с тяжелым грохотом. Харриет и Дрю смеются. Мистер Лэнгдон указывает в сторону проволочной ловушки на земле, частично скрытой под опавшими листьями. Я замечаю, что другой конец проволоки привязан к ветке, висящей на высоте около двенадцати футов над головой.

— Пружинная ловушка, — говорит он. — Если бы ты наступил на нее, то висел бы уже на дереве вверх ногами.

Патрик подходит к нам и помогает мне подняться на ноги. Нетипично дружеский жест.

— Люпины ставят силки, ловушки для оленей по всему лесу, так что смотри, куда ставишь ноги, идиот.

— Спасибо, — бормочу я, поглядывая на ветку над нами. — Кажется это немного экстремально, висящий олень на нескольких метрах над землей.

Патрик пожимает плечами.

— Это сохранит добычу от других хищников.

Я снова смотрю на силок, слегка содрогнувшись. Если бы я был здесь один, то был бы покойником. Основной источник питания Люпинов может быть оленина, но они будут рады и случайному человеку — как оказалось за последние шесть недель — особенно, если этот человек настолько глуп, чтобы идти прямо в их ловушки.

Харриет и Дрю ухмыляются мне прежде, чем поворачиваются спинами, и продолжают поход через лес. Я вздыхаю, отряхиваю себя, и следую за ними. Холодный ветер шелестит листьями, которые издают странный, шепчущий звук, когда ветер проходит по ним. Я беру один из оранжевых листьев с дерева, заметив поврежденный белый кокон на нем. Внутри - наполовину сформировавшийся Ночной Шепот, его тело деформировано, как и мое

Мистер Лэнгдон берет у меня лист и переворачивает его. На нижней стороне несколько очень тонких, подобных трубкам, вен. Мне кажется, что я никогда должным образом не осматривал листья дерева Кэрроу прежде, хотя они есть в нашем саду.

— Вот, что заставляет деревья говорить, — объясняет он, указывая на трубки. — Ветер дует сквозь них, создавая этот шепчущий шум. — Он отпускает лист и тот плавно опускается на влажную землю. — Твоя мать очень любила шум деревьев, когда мы приходили сюда.

Мои глаза расширяются.

— Вы приходили в лес с моей мамой?

Он кивает, и мы продолжаем идти по следу, отмеченному для нас Патриком и другими. Они в ста футах впереди нас, так что они не могут слышать наш разговор.

— Мы с Кэсси часто убегали сюда, когда твой дедушка ложился спать, — говорит он. Я помню, как Кэтрин рассказывала мне, что ее папа и моя мама встречались, когда были подростками, так что я могу представить, как это все случилось. Непристойность. — Она любила бывать здесь. Она считала, что жизнь в Янтарных Холмах удушающая, что она как в ловушке внутри этих каменных стен, но здесь была свобода и приключения. — Он вздыхает и смотрит на меня. — Хотя я никогда не разделял ее энтузиазма, когда мы приходили в лес. Еще в те времена, это место кишело Дарклингами.

Дрожь тонкой струей проходит по моей спине, когда он смотрит в мои глаза. Я смотрю в сторону, в ужасе, что он видит меня насквозь и откроет секрет, который таится в тишине пространства, где следует биться моему сердцу.

— То были опасные времена, Эдмунд. Хотя, твоя мать не боялась. — Он качает головой. — Она не считала Дарклингов демонами. Кэсси не последователь веры.

— Что? — Я касаюсь круглого кулона на шее — символа нашей веры. Моя мама не была верующим человеком? Но она была дочерью священника, как она могла не следовать вере? Я хмурюсь. Я слышал много страшных слухов о маме на этой неделе: что она сумасшедшая, что она повесилась и теперь это? Я не знаю, почему это беспокоит меня так сильно, но тот факт, что она не была верующей... ну, я разочарован. Моя религия дала мне столько сил, это держало меня на истинном пути все эти годы. Я думаю о Кэтрин и о сладком вкусе ее крови на языке, и сильнее сжимаю кулон. Такого больше не повторится.

— Я не мог жениться на девушке, которая не следовала вере, так что мы расстались, — говорит мистер Лэнгдон.

Ах. Так вот как он оказался с миссис Лэнгдон? Она была его вторым выбором.

— Мне жаль, — бормочу я.

Мистер Лэнгдон пожимает плечами.

— Сара прекрасная жена, и у нас есть... было… двое прекрасных детей. — Рыдание срывается с его губ и это застает меня врасплох.

Я отворачиваюсь, не в силах видеть его горе, когда я тому виной. Патрик смотрит через плечо и замечает, что его отец плачет. Патрик и отпрыски О'Мэлли мчаться к нам, их ноги крушат подлесок.

— Что, черт возьми, ты ему сказал? — кричит на меня Патрик.

— Ничего, — отвечаю я.

Патрик бросает на меня полный ненависти взгляд, а потом обнимает отца за пояс, чтобы поддержать его, поскольку мы продолжаем наш поход через лес в сторону Когтя. Это гораздо дальше, чем я предполагал, и к обеду мы все еще в нескольких милях от горы. Я не против. Деревья, которые я когда-то нашел зловещими, теперь кажутся своеобразно красивыми. Мои ноги легко передвигаются по неровной земле, едва ломая ветки. Скоро я иду впереди всех. Я оглядываюсь назад и ловлю взгляд Харриет, которая смотрит на меня с невольным восхищением.

Где-то справа от меня я слышу рокот водопада. Я проверяю свою флягу. Она пуста. Я иду на звук падающей воды, пока не нахожу естественный водоем, расположенный среди листвы. Я собираюсь окунуть флягу в воду, когда улавливаю запах тухлых яиц. Я морщу нос. Мне, кажется, запах исходит от воды.

Дрю легким шагом подходит ко мне и зажимает свой нос.

— Господи, Эдмунд, это ты?

Я краснею.

— Это вода.

Дрю ухмыляется.

— Ну конечно.

— Наверное, в воду стекает серный газ, — бормочу я.

— Не напрягай, вулкан спал много веков, — говорит Дрю.

— Почему бы нам не отдохнуть? — говорит мистер Лэнгдон, присаживаясь на землю.

Я не протестую. У меня болят ноги, и я устал от похода. Остальные садятся рядом с водоемом, в то время как Патрик собирает дрова и начинается разводить огонь. Харриет греет несколько банок бобов над огнем, и все от души едят свой обед. Я черпаю бобы из банки, делая вид, что ем. Когда никто не смотрит, я выбрасываю еду в ближайшие кусты.

Я глажу мой живот, демонстрируя, что сыт. Патрик прищуривается, и сомнение начинает раздражать мои внутренности, как зуд, который я не могу почесать. Он подозревает, кто я? Он знает, что я ношу зубные протезы, он выяснил, почему?

— Я собираюсь вздремнуть часок, если все в порядке, — говорит Дрю.

— Я посторожу, — вызываюсь я.

Харриет фыркает, но мистер Лэнгдон сонно мне улыбается.

— Спасибо тебе, Эдмунд.

— На этот раз уж постарайся, чтобы никого не убили, — отвечает Харриет, напоминая о миссис Хоуп.

Я гневно смотрю на нее. Патрик садится и прислоняется к дереву, пока остальные ложатся на землю у костра, используя свои мешки в качестве подушек. Я присаживаюсь на скале возле водопада и проверяю свою винтовку, чтобы убедиться, что она заряжена. Патрик, молча, наблюдает за мной, когда другие спят.

— Твой дед сказал, что Люпин убил Кэтрин, — говорит Патрик.

Я крепче сжимаю винтовку. Я смотрю вверх, пытаясь не позволить моей панике проявиться.

— Это же он сказал и мне, — отвечаю я.

— Ты был там, когда это случилось?

Да.

— Нет.

Он прищуривается.

— А где ж ты был?

Я сглатываю.

— Дома. Я побежал домой в тот момент, когда началась заварушка. Я испугался.

Патрик склоняет голову, думая верить мне или нет.

— Самое забавное, что я говорил сегодня утром с директором похоронного бюро и он сказал мне одну странную вещь. Оказывается, а шее Кэтрин были следы укусов.

Я сжимаю руки, чтобы они не тряслись.

— Ревун, должно быть, это сделал.

— Я так и сказал, — отвечает Патрик. — Но вот что самое странное: он сказал, что следы укуса похожи на человеческие. Разве это не странно?

— Да, довольно странно.

Патрик долго смотрит на меня. И этот мучительный момент кажется мне вечностью.

— Хотя, я думаю, он ошибался. Я имею в виду, зачем кому-то кусать Кэтрин?

Он мне холодно улыбается, а затем закрывает глаза. Как только он засыпает, я делаю несколько глубоких, рваных вдохов, пытаясь заставить мою панику утихомириться. Он никак не может привязать меня к смерти Кэтрин, свидетелей не было. Других, не Ульрики. Успокоенный этим фактом, я начал успокаиваться. Я смотрю на огонь, наблюдая, как янтарные языки пламени танцуют, и нахожу это успокаивающим. У него ничего нет на меня, все будет в порядке. Их гипнотическое движение заставляет мои веки закрыться...

* * *

Я просыпаюсь. Черт! Сколько я проспал? Мне казалось секунды, но пламя потухло, и остались только тлеющие угольки. Мистер Лэнгдон и остальные, тяжело дыша, крепко спят. В лесу холоднее, чем раньше, предполагаю, что сейчас поздний вечер. Мы проспали нескольких часов. Благодарю Его Могущество, что все живы-здоровы. Я никогда себе не прощу, если кого-то еще убьют на моих глазах. Я встаю и проверяю периметр, недоумевая, что меня разбудило. Потом я слышу это. Чей-то голос.

— Киран! — кричит девушка из леса, где-то слева от меня.

Боль в груди скручивает меня, и я морщусь. Аааа! Какого черта? Она просто похожа на судорогу, которую я ощутил в тот вечер, когда миссис Хоуп была похищена. Не сейчас! Я грубо тру свою грудь, пытаясь заставить боль пройти, и хватаю свою винтовку. Правильнее было бы остаться здесь и разбудить мистера Лэнгдона, но что-то заставляет меня идти на голос, как на зов сирены. Я снимаю оружие с предохранителя и направляю его на лес, игнорируя ноющую грудь. Свет мгновенно тускнеет, когда я продираюсь через деревья, стараясь ступать тихо.

— Киран? — девушка настоятельно зовет снова. Есть что-то знакомое в ее голосе, и все же я уверен, что я никогда не слышал его раньше. — Киран, ты где?

Я крепче сжимаю оружие и иду дальше вверх по склону горы, в сторону голоса. Девушка должна быть Люпином, так как больше никто не живет здесь. Должно быть, мы ближе к их деревне, чем думали. Я продираюсь через лес, мои нервы на пределе. Впереди я замечаю полянку между деревьями Кэрроу. Странное тянущее ощущение не отпускает мою грудь, говоря идти в этом направлении. Я направляюсь в сторону поляны, несмотря на голос, который кричит в голове, чтобы повернуть назад и позвать мистера Лэнгдона.

— Киран! Вот ты где, — говорит девушка и выступает вперед. — Какого черта ты здесь делаешь с ними?

— Расслабься, Ти, — отвечает парень. — Люси и Аннора мои друзья.

— Если твоя кузина узнает об этом, она с тебя шкуру сдерет, — отвечает девушка.

— Хотелось бы на это посмотреть. Пусть Ульрика только попытается, — насмехается Киран. — Ты же не скажешь ей, правда, же?

Я крадусь по направлению к поляне, страх пульсирует во мне. Боль в груди ухудшается с каждым шагом, и я стиснув зубы, пытаюсь ее угомонить.

— О...! — вздыхает девушка

— Ты в порядке? — спрашивает Киран.

— Да... да, я хорошо. Пустяк.

— Эй, как ты узнала, что я здесь? — говорит Киран. — Ты меня преследуешь? Боже мой, ты запала на меня или что, Ти? Я так и знал.

— Ха! В твоих мечтах, псина, — протягивает другая девушка.

— Я беспокоилась о тебе, — объясняет первая девушка Кирану. — Здесь не безопасно. Теперь я понимаю, почему ты убежал, не сказав никому ни слова. Откуда ты знаешь этих девчонок?

Я подбираюсь к поляне. Сквозь листву я вижу силуэт девушки — она высокая, примерно футов шесть, стройная, с длинной гривой волос. Наверняка Люпин. Она стоит ко мне спиной.

— Я встретил их несколько недель назад, — отвечает Киран. — Им можно доверять, клянусь. Только не говори Ульрике, ладно? Она не поймет.

Я поднимаю оружие, делаю шаг и...

— Ааа! — кричу я от неожиданности, когда что-то щелкает вокруг моей лодыжки и мир вращается с ног на голову. Винтовка выскальзывает из пальцев и падает на землю в шести футах ниже меня. Где-то в глубине моего сознания, я понимаю, что я ступил в пружинную ловушку, но трудно хорошо соображать, когда тебя разрывает боль в лодыжке и груди, заставляя задыхаться.

Слышится треск веток и шаги лап, идущие ко мне.

— Не убивайте меня! — кричу я, зажмурившись, и произношу безмолвную молитву. Я вздрагиваю, когда сладкое дыхание девушки достигает пределов моего лица. Острые ощущения удовольствия слегка проносятся через мое тело, несмотря на мой ужас.

— Назови хоть одну вескую причину не делать этого, — говорит девушка, приставив нож к моей шее.

Я открываю глаза.

— Я... — Слова теряются на губах.

Пара гневных, серебряных глаз смотрит на меня. Они в обрамлении белых ресниц, которые соответствуют снежной коже девушки. Несмотря на то, что я смотрю на нее вверх ногами, я могу сказать, что она красива — лицо в форме сердечка с полными губами и розовым румянцем на щеках. Мы проходим долгим взглядом друг по другу, никто из нас не говорит. Я едва дышу. Складка формируется на лбу девушки, потому что выражение ее глаз постепенно изменяется от гнева к растерянности, к чему... к чему-то еще. Осознание? Она моргает, порвав связь

— Я тебя знаю? — спрашивает она.

— Я так не думаю. — Такое чувство, как будто мы с ней уже встречались, но, конечно, я бы запомнил ее. Мой кадык нервно дергается, заставляю щетину на шее двигаться по лезвию девушки. — Я Эдмунд. Как тебя зовут?

— Что ты делаешь здесь, Эдмунд? — Она давит ножом сильнее.

— Охочусь на оленей, — пищу я. — Я заблудился.

Она сужает глаза, пытаясь решить, верит ли она мне или нет. Наконец, она вздыхает и убирает нож от моего горла, затем разрезает веревки, держащие меня на дереве. Я падаю на землю с тяжелым грохотом. Люпин прячет нож в поясе и смотрит на меня сверху вниз.

— Тиора, — говорит она. — Меня зовут Тиора.

16

ЭДМУНД

— ТИОРА, — ТИХО повторяю я, смакуя каждую букву. — Красивое имя.

Она слегка краснеет.

— Спасибо.

Теперь, когда я не вишу вниз головой, я могу получше рассмотреть ее. Она одета в легкое платье желтого цвета, стянутое на талии грубым поясом, и в охотничью куртку. Она опускает серые глаза и смотрит на землю. Я следую ее примеру. Мое оружие! Прежде чем успеваю что-либо сделать, она быстро хватает винтовку и осторожно делает шаг назад, не спуская с меня глаз, когда я поднимаюсь. Мне следовало бы бояться, но ничего подобного. На самом деле, я чувствую жуткое волнение.

Она зло смотрит на меня в упор, но при этом в ее взгляде читается и любопытство. Понятно, что она также заинтригована мной, как и я ей. Я никогда раньше не видел никого похожего на Тиору. Она явно Люпин, но чем больше я рассматриваю ее, тем больше странностей замечаю. Ее нос тоньше, чем обычного Люпина, лицо круглее и глаза у нее миндалевидные. Она выглядит... ну, она выглядит немного похожей на меня.

— Спасибо, что спустила меня вниз, — говорю я, наконец.

Ее брови поднимаются, как будто в удивлении, почему она сделала это.

— Я не хочу, чтобы меня обвиняли, если тебя сожрут Дарклинги, — отвечает она, в конце концов.

— Нам бы не пришлось есть его, — говорит девушка справа от меня.

Я вздрагиваю, при звуке девичьего голоса. Я и забыл, что мы здесь ни одни. Все мое внимание было сосредоточено на Тиоре. Я обернулся, чтобы взглянуть на девушку.

Если бы у меня было сердцебиение, то оно бы остановилось.

В нескольких метрах от меня стоят парень и две девушки. Парень-Люпин, который, как я полагаю, Киран. На вид ему около четырнадцати или пятнадцати лет, хотя он очень высокий. У него серебряная полоса на белой гриве. Но не от его вида у меня застыла в жилах кровь — от вида двух девушек рядом с ним. Старшая из двух, выглядит на год или около того старше Кирана, одета в зеленое платье, а младшая — держащая Кирана за руку — одета мальчишеские брюки и серый топ. У них у обеих бледная кожа, волнистые, черные волосы и мерцающие глаза цвета оникса. Я судорожно сглатываю.

Дарклинги.

Головокружительная смесь эмоций пробегает через меня, трудно схватиться за одну и держаться за нее. Это так захватывающе, наконец-то встретиться с такими же, как я. Но я был воспитан так, чтобы не доверять этим демонам, и это правильно, потому что один из их вида изнасиловал мою маму.

— Как давно они вернулись? — рычу я.

Киран встает в оборону напротив двух девушек Дарклингов. Младшая из них — одетая брюки и серый топ — вызывающе смотрит на меня из-за него.

— Немногим более шести недель, — отвечает Тиора.

Шесть недель? Именно столько времени Люпины крадут людей из нашей деревни. Это не может быть совпадением.

— Что происходит? — спрашиваю я. — Почему вы пытаетесь развязать войну между нашими видами?

— Мы этого не делаем. Мы пытаемся сохранить мир, — объясняет Тиора. — Я знаю, что это звучит противоречиво, но ты не понимаешь. Икар вернулся.

Страх поднимается во мне. Икар? Почему мне знакомо это имя? Потом до меня доходит. Он был Дарклингом, убившим десятки наших людей во времена Мучения.

— Когда Икар вернулся, он начал забирать наших людей для подпитки, — объясняет Тиора. — Нас так мало осталось, Эдмунд, нам пришлось что-то делать...

— Так вы взамен предложили ему наших людей? — Представляю, как Икар был в восторге от этой сделки — из всего того что дедушка рассказывал мне о Дарклингах, и что я знаю из моих собственных... желаний, они предпочитают человеческую кровь всем остальным, хотя и не побрезгуют кровью Люпина.

— Мы брали только слабых и больных особей, как та старая женщина, которую я похитила...

— Так это ты похитила миссис Хоуп той ночь?

Тиора кивает.

— Мы отдавали их Икару в качестве жеста доброй воли, — отвечает Тиора. — Он до сих пор счастлив. Он не нападал ни на ваш город, ни на наш.

Это объясняет, почему миссис Хоуп осталась на камне, подобно жертвенному агнцу, потому что она именно им и являлась.

— Почему сестру Ульрики обнаружили рядом с телом миссис Хоуп? — я думаю о Люпине-девушке, которую утопили.

Тиора опускает бледные ресницы.

— Она охраняла его, ждала, когда Икар придет.

Я кошусь на двух Дарклингов, чувствуя прилив гнева. Старшая из двух девочек, которая в зеленом платье, отшатывается, явно испугавшись меня. У ее угловатого лица почти проказливый вид, с маленьким ртом и узким подбородком.

Я оглядываюсь на Тиору.

— Почему вы просто не пришли к нам и сказали нам все это?

— Мы сделали это, — говорит она. — Священник дал нам разрешение забирать жертв, пока мы держим возвращение Икара втайне от односельчан, он думал, что это вызовет ненужную панику. Вот почему он заставлял нас забирать жертв ночью, он хотел убедиться, что горожане будут винить нас за похищение, и они не будут подозревать о возвращении Икара. — Тиора вздыхает. — Мы думали, что остальная часть Гильдии была в курсе этой договоренности. Но они убили Наоми, так что я думаю, что они не ничего не знали.

Я провожу рукой по волосам. Мой дед стоял за похищениями? Он лгал мне во всем, в том числе и Гильдии! Зачем держать возвращение Икара в секрете от них? Я сжимаю руки в кулаки. Это все дед виноват! Если бы он не проворачивал дела за спиной Гильдии, они бы не пошли на поиски тела миссис Хоуп, и девушка-Ревун, Наоми, не была бы схвачена и казнена. Аларик не пришел бы в город, чтобы забрать ее тело, а Эрик и Кэтрин были бы живы. И теперь мистер Лэнгдон, Патрик, Харриет и Дрю внизу у водопада, собрались убить Аларика Бэйна, чтобы отомстить за смерти Кэтрин и Эрика, а иду убивать Ульрику. Так много крови. Как он мог позволить этому случиться? Почему он просто не сказал правду Гильдии?

Я настолько погружен в мысли, что не сразу замечаю, что птицы прекратили щебетание. На самом деле весь лес стал мертвенно тих. Тиора смотрит наверх, на деревья, явно тоже заметив тишину.

— Что происходит? — говорит она. — Почему стало так ти...

У нее не хватает времени, чтобы закончить предложение, в то время как начинается землетрясение, сбивая нас с ног. Гром грохочет под землей, как пробуждение Титана. Девочки-Дарклинги кучкуются вместе с Кираном, когда галька и небольшие камни несутся вниз по лесным склонам, ударяясь по нашим рукам и спинам. Вокруг нас деревья Кэрроу начинают трястись, вибрация заставляет их листья кричать, как баньши, и я боюсь, что они рухнут нам на головы.

— Что происходит? — кричит Киран.

— Землетрясение! — кричу я сквозь рев сотрясения грунта под нами.

Я пригибаюсь, когда больше камней и лесных завалов разрываются над моей головой, почти вычищая все. Я никогда не видел ничего подобного. Весь мир дрожит, грозя разорваться, поглотить нас целиком. Киран вскрикивает от боли, а воздух наполняется запахом крови.

— Киран!

Я поднимаю глаза вовремя, чтобы увидеть, как Тиора борется за то, чтобы встать. Она пытается добежать до раненого мальчика, но ее ноги скользят. Она настолько сосредоточена, чтобы добраться до него, что не замечает, как валун, крушащий деревья, направляется прямо на нее.

— Тиора! Берегись! — я бросаюсь к ней, толкая ее в сторону, в то время как валун грохочет мимо нас в нескольких дюймах. Мы оба падаем тяжело на землю, и я кричу в агонии, не в силах дышать, не в состоянии делать ничего, кроме как копаться пальцами в грязи, когда мое тело разрывается от боли. Все, о чем я думаю, что я умираю, я умираю, я умираю, ощущения настолько интенсивные. Я скатываются с Тиоры, хватая ртом воздух, в то время как дрожь энергии пульсирует по венам, устремляясь к одной точке в груди. Я думаю, что боль никогда не закончится, и я молюсь Его Могуществу забрать меня, пусть землетрясение проглотит меня, что-нибудь, что положит этому конец. А затем...

Все кончилось. Лес затихает.

И в этой тишине, один звук барабанов в ушах.

Ба-бум, ба-бум, ба-бум

17

ЭШ

— ЗАЧЕМ ИМ ТАКОЕ большое количество «Ночного Шепота»? — спрашивает Ацелот, коснувшись клетки наполненной большим количеством бабочек. Их серебристо-голубые крылья взволнованно трепещут.

— «Ночной Шепот»? — спрашивает Натали, смотря на меня. — Почем мне это кажется знакомым?

— Жизель молола их на своей кухне, во Фракии, — отвечает Элайджа. — Она подмешивала это в чай. Когда ты пьешь его, это помогает по-настоящему расслабиться.

— Может быть, они используют его здесь в качестве анестетика для пациентов? — предполагает Дей.

— Я не думаю, что они очень заботятся о своих пациентах, — говорю я решительно, думая о моем отце. Мое сердце сжимается и Натали вздыхает, чувствуя мою боль. Вот только одна проблема с Кровавыми половинками — когда твоя душа болит, ее тоже. Она переводит голубые глаза на меня. Они преисполнены заботой. Я смотрю в сторону, пытаясь держать себя в руках, но я чувствую себя, как треснутое стекло, которое готово разбиться в любой момент.

— Пурин Роуз заставляет своих людей принимать новое лекарство, под названием «Крылья», — говорит Натали, глядя на насекомых. — Сомневаюсь, что это совпадение: что серебряные медали в виде бабочек, которые взялись носить те мужчины, очень похожи на «Ночной шепот».

— Ты думаешь, что он разрабатывается здесь? — спрашивает Дей, поглядывая на меня.

— Я не хрена не знаю! — выпаливаю я, и она вздрагивает. — Мы напрасно тратим время.

Я резко поворачиваюсь и мчусь в сторону двери. Остальные спешат за мной. Натали смотрит на меня обеспокоенно, и я делаю глубокий вздох, пытаясь успокоиться. Я выглядываю, хочу убедиться, что путь свободен, прежде чем мы опять выйдем в коридор. На полу кровавое пятно там, где Натали застрелила ученого. Она смотрит на след и ее лицо бледнеет. Жук вытирает пятно рукавом прежде, чем мы продолжим наш путь до следующего лестничного пролета. Мы подходим к одиночным стеклянным дверям, и сразу же понятно, что это нужный нам этаж, так как перед нами большой зал, заполненный больничными койками. Натали проводит карточкой вниз по сканеру, и мы входим в комнату.

Первое, что поражает нас — это вонь. Мы все вздрагиваем. Длинная палата окрашена в белый цвет, как в лаборатории внизу, и освещается только рассеянным, утренним светом, который пробирается сквозь высокие окна. Свисающие с потолка лампы — УФ-лампы. Они предназначены для сжигания кожи. Это как форма пыток для Дарклингов — у нас серьезная аллергия на УФ-лучи. Я содрогаюсь, хотя свет и не горит в данный момент, вспоминая о камере в Блэк Сити, где меня держали, когда мама Натали устраивала мне допрос из-за смерти Криса Томпсона от Дурмана несколько месяцев назад.

В палате должно быть более чем двести коек, к которым прикованы голые люди, Дарклинги или Бастеты. Есть даже несколько несчастных Люпинов, которые, должно быть, перешли не на ту сторону из Стражей-гвардейцев. Они все истощенны, воняет мочой или чем похуже, их кожа покрыта сочащимися пролежнями. Люди выглядят больными, их кожа землистого цвета и сверкает потом, как будто их лихорадит. Я вздрагиваю при виде Дарклингов, чьи рты зажаты, а к их клыкам прикреплены трубки.

— Что они делают с Дарклингами? — шепчет Ацелот.

— Доят их, — отвечает Элайджа. — Они делали то же самое со мной в Блэк Сити, чтобы извлечь мой яд и использовать его в «Золотой Дурмане».

Натали прикрывает глава, ей стыдно.

— Зачем им столько яда Дарклингов? — спрашивает Дей.

Все молчат.

— Пойдемте, нам нужно спешить. Жук, Дэй — вы берете эту сторону со мной, — говорю я, указывая на кровати справа. — Остальным проверить другую.

Мы расходимся и быстро просматриваем лица людей на кроватях.

— Сюда! — восклицает Элайджа мгновение спустя.

Мы спешим к нему. Красивая Бастет-женщина прикована к постели за тощие руки и лодыжки. Только колюче выглядящее одеяло отделяет ее изможденное, голое тело от матрасных пружин и жесткой подушки. На кровати около нее спит Люпин средних лет с пестрой гривой. У него на груди вырезано слово «ПРЕДАТЕЛЬ». Я предполагаю, что это Киран. Он шевелится, открывая глаза. Он смотрит на меня, удивленно моргает, а потом однобоко улыбается.

— Знаешь, ты так похож на свою маму, малыш, — говорит он.

— Спасибо, — говорю я, сняв с него оковы и помогая ему подняться. Ацелот накидывает одеяло на плечи Кирана, что нелегко, учитывая, что Люпин на два фута выше ростом.

Элайджа становится на колени рядом с кроватью матери.

— Мама, это я!

Иоланда переводит медового цвета глаза в сторону Элайджи. Она в замешательстве, а затем у нее на лице появляется паника.

— Эли? — говорит она, охрипшим голосом. — Что ты здесь делаешь?

— Мы пришли спасти тебя. — Он развязывает ее, и Натали накидывает свою куртку на женщину.

— Люсинда здесь? — спрашиваю я Кирана.

— Там, — хрипит он, кивнув в сторону кровати в конце комнаты.

Я с Натали следую за ним. Моя тетя Люсинда растянулась на матрасе, ее рот держится открытым с помощью металлической струбцины. Как и у других, ее запястья и лодыжки прикованы к каркасу кровати. Она не похожа на пухлую, улыбающуюся девушку на фото моей мамы. Эта женщина в синяках, она сломлена, ее черные волосы, острижены коротко, что видно несколько залысин. Киран нежно удаляет зажим с ее сухих губ, а Натали снимает оковы. Люсинда тут же обнимает Кирана стоит ей освободиться.

— Привет, лягушонка, — бормочет Киран у ее щеки.

— Привет, псина, — отвечает Люсинда. — Что-то ты долго добирался до меня. Ты же знаешь, я тут лежу уже три недели, — дразнится она.

Он негромко посмеивается.

— Да, что я могу сказать? Я был привязан. — Он отпускает ее, и она изо всех сил старается держаться в вертикальном положении. — Ты можешь поблагодарить малыша. Он приехал и добрался до нас.

Люсинда впервые замечает меня.

— Эш?

— Привет, — я снимаю куртку и отдаю ей. — Мы собираемся вытащить вас отсюда.

— Тебе не стоило приходить, — говорит она, надевая ее. — Это было глупо.

Я хмурюсь. Я думал, что она будет рада меня видеть.

Натали пытается помочь Люсинде, но моя тетя отмахивается от нее.

— Я в состоянии ходить. — Она нетвердо встает на ноги, но делает только два шага, прежде чем спотыкается. Киран ловит ее. Она не возражает, когда он приобнимает ее для поддержки.

Другие пациенты шевелятся в кроватях, разбуженные нашими голосами. Они начинают стонать и хныкать. Я осознаю, что на нас все еще надета форма Стражей — они, должно быть, думают, что мы здесь, чтобы навредить им. Я перехватываю взгляд Натали.

— Мы не можем оставить их, Эш, — говорит она.

Я не собирался освобождать всех заключенных, но теперь, когда мы здесь, я не могу позволить им остаться в таком состоянии. Это люди чьи-то родители и родственники.

— Здесь их слишком много, братишка. Мы не можем взять их с собой, — говорит Жук.

— Я знаю, — говорю я. — Все равно развяжите их.

Элайджа помогает маме подняться на ноги, пока остальные спешат к каждой кровати, отцепляют трубки и снимают оковы. Освобожденные пациенты помогают нам освободить следующих. Внизу я слышу движение — топот ног, щелчки разблокировки дверей, усталые голоса, желающие друг другу доброго утра.

Пациенты не ждут приказов, они, просто пошатываясь, идут к открытой двери. Я замечаю два знакомых лица среди толпы — Палло и Ангела, двух министров из Ассамблеи Дарклингов Блэк Сити. Как и у Люсинды, волосы Палло подстрижены, у него есть несколько рубцов на его теле, но в остальном он по-прежнему выглядит сильным, как бык. Ангел же выглядит не так хорошо. Она избита и в синяках, ее сиреневые глаза опухли, но в них осталась твердая решительность. Они оба завернуты в одеяла. Они видели меня, но не поздоровались. Они никогда меня не любили, и я никогда их не любил. Единственное признание, которое я получаю это — краткий кивок от Палло, прежде чем он быстро выходит с Ангелом из комнаты.

— Натали, сюда! — зовет Дей, подбегая к одной из кроватей рядом.

На кровати лежит пожилая Дарклинг-Шу'Цин, женщина с седеющими волосами и фиолетовыми глазами. Как и все Дарклинги-Шу'Цин, у нее когтистые лапы. Они единственная порода Дарклингов, у которых такие уникальные, физические возможности.

— Марта! — Натали несется к постели, чтобы помочь Дей развязать ее. Они заворачивают голую старушку в простыню.

— Здравствуйте, дорогие мои, — воркует Марта, поднимаясь. — Настолько же прекрасно, видеть вас.

Натали обнимает Марту, крепко ее держа. Женщина явно морщится от боли, но не отпускает. Ее ноги трясутся, она еле стоит. Я подбегаю к ним, и Марта улыбается мне. Она дружила с моими родителями и даже нянчила меня, когда я был ребенком, поэтому я испытываю нежность к старой женщине. Я поддерживаю ее, и она измученно прижимает голову к моей груди.

— Мы заберем тебя домой, — говорит Натали, ободряюще сжимая ее руки.

Внизу я слышу звуки выстрелов, сопровождаемые криками.

Люсинда направляется по проходу в сторону двери.

— Нужно уходить.

Элайджа помогает маме, когда мы идем к двери. В коридоре хаос, потому что люди, Дарклинги и Бастеты разбегаются в разные стороны. Мы прорываемся сквозь толпу и сбегаем вниз по лестнице.

Запах крови ударяет, стоит нам только оказаться на втором этаже. Крики повсюду, Бастеты, Дарклинги и двое Люпинов запрыгивают на ученых, вырывая им глотки или душат их. Я замечаю Палло и Ангела в конце коридора, их лица, покрыты красным. Мои ноги поскальзываются на луже крови, и я почти падаю с Мартой. Кто-то включает сигнализацию и вокруг ревет сирена. Черт! Недолго осталось ждать, когда это место будет кишеть Стражами-гвардейцами.

— Идите к грузовику! — кричу я всем.

Они кивают, и мы пробираемся мимо драки Дарклинга с человеком. Я задерживаю дыхание, стараясь не вдыхать запах, моя жажда нарастает. Марта стонет, ее губы раскрываются, обнажая ее зубы. Это, должно быть, мука и для нее тоже. Я смотрю на Люсинду. Она зажимает нос и рот, когда спотыкается в коридоре, жадно разглядывая кровоточащего человека на полу.

Мы добираемся до первого этажа, когда первая волна Стражей-гвардейцев прорывается через передние двери и направляется наверх, на звук криков. Двое гвардейцев увидев нас, вскидывают оружие. Я только глянул за угол, как пуля попадает в штукатурку на стене позади меня. Мы несемся по коридорам, два гвардейца сидят у нас на хвосте. Пули свистят, и одна задевает руку Дей. Она морщится, но продолжает бежать, зажимая рану другой рукой, ее черная коса бьется об ее спину с каждым шагом.

Мы отказываемся в знакомом коридоре и бежим мимо лаборатории, которую проходили по пути сюда. Черный вход маячит впереди, всего в тридцати футах. Ацелот вырывается вперед и проносится через дверь. Я с облегчением вижу, что грузовик все еще припаркован снаружи. Он забирается в машину и заводит двигатель. Дей следующая, а за ней Люсинда и Киран, и, наконец, Элайджа с мамой. Натали, находясь почти у двери, вдруг останавливается и разворачивается, а потом бежит по направлению к одной из лабораторий.

— Что ты делаешь? — кричу я.

Натали проводит карточкой вниз по сканеру и входит в лабораторию. Я оглядываюсь. Гвардейцы приближаются. Она несется через всю лабораторию к холодильнику в задней части комнаты и выхватывает одну из ампул с серебристо-белой жидкостью. На выходе, она замечает что-то на рабочем столе и хватает это.

— Стой! — кричит один из гвардейцев, стреляя. Пуля проносится мимо моего уха.

Жук разворачивается и, одновременно достает свой пистолет, и стреляет в двух гвардейцев. Они замертво падают на пол.

Натали присоединяется к нам в коридоре. В ее руке флакон и синий, цифровой диск с подписью: «ОПЫТЫ НАД ПАЦИЕНТАМИ». Она засовывает их в карман, как мы выбегаем. Грузовик ждет нас на дороге. Жук прыгает в кузов грузовика и забирает Марту у меня. Я помогаю Натали забраться, затем забираюсь сам, когда Ацелот разгоняет двигатель, и мы набираем скорость. Когда я закрываю двери, я замечаю, как группы Дарклингов и Бастетов вываливаются из лаборатории. Некоторые бегут по дорогам, другие несутся в сторону леса. Вдалеке я замечаю несколько Транспортеров, направляющихся в нашу сторону. Подкрепление. Несколько Стражей-гвардейцев выбегают из здания, и один из них замечает нас.

— Давай в лес! — говорю я.

Я скатываюсь с сиденья, когда Ацелот берет резко вправо, съезжая с дороги. Грузовик дико трясет, когда он едет по ухабистой местности, ускоряясь вверх по крутому склону. Все напрягаются, когда мы врываемся в лес. Свет сразу же гаснет, как будто солнце закрывается тентом. Ацелот мастерски рулит грузовик сквозь деревья и Элайджа издает возглас, ударяя потолок, как будто мы на американских горках, а не убегаем, спасая наши жизни. Ацелот усмехается. Братья действительно наслаждаюсь этим. Иоланда хихикает над сыном.

Натали достает шприц из черного мешочка и аккуратно помещает стеклянный пузырек с серебристо-белой жидкостью внутрь, в то время как Жук забинтовывает руку Дей. Грузовик перепрыгивает через какой-то папоротник, и затем мы выезжаем на старую, грунтовую дорогу, которую Стражи, должно быть, использовали во время строительства лагеря, чтобы привозить древесину из леса.

Натали нажимает красную кнопку на своих часах.

— Дестени скоро прилетит и заберет нас.

— Мы вначале должны доехать до Ульрики, — говорит Киран и Люсинда кивает.

— Кто эта Ульрика? — спрашиваю я.

— Моя кузина, — объясняет Киран. — Именно к ней мы сюда приехали.

Я обмениваюсь взглядами с Натали. Она пожимает плечами. Очевидно, что она тоже ничего не понимает.

— Ваша кузина живет здесь? Это сумасшествие! — говорит Жук. — Она не боится быть схваченной?

— Нет, — говорит Киран. — Гвардейцы знают, что она здесь. Им сказали оставить ее в покое.

Теперь я действительно в недоумении.

— Это почему?

Киран поворачивается в кресле, игнорируя мой вопрос.

— Езжай по тропе около пяти километров, пока не увидишь развилку, затем сверни направо, — наставляет он Ацелота.

— Мы едем за желтой чумой? — спрашивает Элайджа маму.

Иоланда недоуменно хмуриться.

— О чем ты говоришь, милый?

— Про оружие, за которым вы пришли сюда, — отвечает Элайджа. — Это же желтая чума, не так ли? Я видел твои исследования в лаборатории...

Люсинда усмехается, а Иоланда бросает на нее холодный взгляд, прежде чем повернуться к сыну.

— Я отказалась от этого проекта много лет назад, когда мне стало ясно, что он не будет работать, хотя некоторые из нас не были согласны, — говорит Иоланда, бросая беглый взгляд на Люсинду, чьи губы сжались. — Он бы убил всех людей, а не только тех, у кого есть V-Ген. Это была черта, через которую я не собиралась переходить.

— Если «Ора» — это не желтая чума, тогда что это? — спрашивает Натали.

— Ора? — усмехается Иоланда.

— Оружие, — говорит Элайджа, явно растерявшись. — Люсинда упомянула его в письме, которое она отправила тебе. Мы долго искали его.

Люсинда смеется.

— Господи, — бормочет она.

Элайджа хмурится, его щеки краснеют.

— Что смешного?

— Это была не «Ора», — объясняет мягко Иоланда. — Это была Тиора. Это девушка.

— Я не догоняю, — говорю я. — Как женщина может быть оружием?

Иоланда смотрит на мою тетю. Люсинда вздыхает и начинает рассказывать.

— Это началось тридцать лет назад, с парня по имени Эдмунд Роуз.

Прим. переводчика: имя Тиора на английском пишется как Theora, в то время название желтой чумы: - the ora.

18

ЭДМУНД

У МЕНЯ ВЫРЫВАЕТСЯ испуганный смех, звук, застрявший где-то между истерией и радостью. Сердцебиение. У меня есть сердцебиение! Я наклоняю голову, чтобы посмотреть на Тиору, которая лежит на земле рядом со мной. Землетрясение милостиво прекратилось, и на гору оседает тишина. Длинные, белые волосы Тиоры, усыпаны ветками и лесным мусором. Рука прижата к груди. Чувствует ли она что-то похожее? Мы долго смотрим друг на друга. Пульс стучит у меня в ушах, звук оглушительный, после восемнадцати лет молчания. Я понятия не имею, что происходит, но я почему-то уверен, что это связано с ней.

— Как ты сделала это? — шепчу я.

— Ты о чём? — спрашивает она в ответ.

Я нахмуриваюсь, в замешательстве.

— Мое сердце...?

Она хмурит брови.

— А что с ним?

Я с мгновение изучаю её, задаваясь вопросом, неужели она и правда не знает, что происходит, или врет мне. Но не нахожу в ее глазах не нахожу никакой подсказки.

— Ничего, — говорю я, в конце концов.

Я разочарован.

Я быстро отряхиваюсь и помогаю подняться Тиоре. Мое сердце сжимается, когда наши руки соприкасаются — оно сжимается! — и любой крошечный повод для сомнений, который у меня мог бы возникнуть, что Тиора не в ответе за мое новообретенное сердцебиение, тут же исчезает.

— Спасибо, что спас меня, Эдмунд, — говорит она, стряхивая мусор с волос.

На ее лице неожиданно появляется паника.

— Киран!

Мы бежим к тому месту, откуда доносятся стоны мальчика, который лежит рядом с двумя девушками Дарклингами. Старшая девочка в зеленом платье, трет опухшие лодыжки, а младшая склоняется над Кираном. С нашего угла зрения, похоже, что она пьет его кровь.

— Слезь с него! — кричит Тиора, грубо отталкивая Дарклинга-девушку в сторону.

— Люсинда пыталась остановить кровотечение, — говорит Киран, морщась.

Люсинда демонстрирует окровавленные руки Тиоре, и та слегка краснеет. Старшая Девушка-Дарклинг стонет от боли, и Люсинда поворачивает к ней голову.

— Аннора! — кричит Люсинда, спеша к ней. Она аккуратно осматривает ее лодыжку, которая начинает приобретать фиолетовый оттенок.

Я изучаю двух девушек-Дарклингов, Аннору и Люсинду, пытаясь увидеть в них себя. У них, у обеих, узкие черные глаза, нежные рты и подбородки. Трудно поверить, что эти, невинные на вид девушки, демоны для Гильдии, но, наверное, благодаря их облику мы просто не чувствуем никакой опасности. Я никогда не должен забывать, кто они на самом деле: Нечестивые. Греховные. Скверные. Однако, если Дарклинги так плохи, то почему, девушка помогала Кирану? — шептал внутренний голос. Но один из их вида изнасиловали мою мать! — на что я тут же внутренне себе возражаю. Я не тешу себя иллюзиями, я знаю, на что они способны, потому что их греховность и во мне тоже.

Я опускаюсь на колени рядом с Тиорой. Она приподнимает рубашку Кирана. У него скверная рана вдоль всего бока и темные синяки вокруг его грудной клетки. Я задерживаю дыхание, стараясь не вдыхать запах его крови.

— Плохо, Ти? — спрашивает он.

— Нормально, жить будешь, но останется довольно неприятный шрам, — говорит Тиора.

— Крутяк! — Киран выдавливает из себя улыбку. — Девчонки любят шрамы.

Тиора смеется, но от меня не укрылось беспокойство в ее серебристых глазах.

Киран пытается подняться. Он смотрит на волосы Тиоры, покрытые веточками и листьями, упавшими от землетрясения. Хоть он и морщится от боли, но продолжает смеяться.

— Ты похожа на пугало.

Она краснеет и крутит головой, пытаясь вытащить этот мусор из снежной гривы. Большая его часть выпадает, но упрямый лист Кэрроу держится чуть выше ее левого уха. Недолго думая, я вытаскиваю его.

— Листик, — говорю я, показывая его ей.

— Спасибо, — отвечает она, заливаясь краской. — Должно быть, я выгляжу как полная...

Пистолет щелкает позади нас.

Я поворачиваюсь, сердце грохочет в груди. Патрик выходит из тени, его пистолет, направлен прямо на нас. Я инстинктивно, перемещаюсь, закрывая Тиору.

— Как долго ты был здесь? — спрашиваю я.

— Достаточно долго, — отвечает Патрик, идя медленно к нам, не сводя с нас голубых глаз. Аннора хватает Люсинду, тянет ее к себе за спину. — Я всегда знал, что с тобой что-то не так, урод. Нутром это чувствовал. Но Кэтрин продолжала уверять, что я просто чересчур заботливый брат. Но вот ты здесь, помогаешь кучке Ревунов и этим кровососам, и я начинаю думать, что мои подозрения насчет тебя были верными.

У меня внезапно пересыхает горло.

— И в чем же они заключались?

— В том, что за восемнадцать лет я ни разу не видел, как ты ешь. Что ты убегаешь при виде крови. Что у тебя вставные зубы там, где должны быть клыки. — Он скользит взглядом по мне и девушками-Дарклингами. — Все это теперь обретает смысл. Ты один из них.

Тиора смотрит на меня недоуменным взглядом.

Я нервно облизываю сухие губы. Все эти годы я думал, что был таким осторожным, я и понятия не имел, что все это время, пока я наблюдал за Кэтрин, ее брат наблюдал за мной.

— Это просто смешно, — говорю я. — Ты ошибаешься.

— Мда? Тогда объясни это. — Он вытаскивает что-то из кармана и бросает к моим ногам. Это фиолетовый букетик; тот самый, который я хотел подарить Кэтрин на танцах. Он выпал из кармана куртки, когда я напал на нее! Лепестки покрыты засохшей кровью. Мне становится по-настоящему страшно. Красивое лицо Патрика искажает ярость.

— Ты убил ее, — рычит Патрик. — Ты убил мою сестру, а потом заставил своего деда лгать, ты чертов кровосос!

Он направляет пистолет на мою голову. Я закрываю глаза, ожидая пули, а затем...

— Патрик! Эдмунд! Где вы?

Мои глаза резко открываются, услышав голос мистера Лэнгдона. Патрик поворачивает голову, на мгновение отвлекаясь. Именно это нам было и нужно. Тиора отталкивает Кирана в сторону от греха подальше, а я, в ту же секунду, бросаюсь на Патрика. Мы падаем на землю, его пистолет стреляет, пуля попадает в дерево, перед которым еще несколько секунд назад находилась Тиора.

— Отец! Сюда! — кричит Патрик, борясь со мной. Он ударяет меня в щеку прикладом винтовки, отбиваясь. Он встает на ноги и направляет пистолет на меня.

— Не так быстро! — Тиора поднимает свою винтовку и направляет прямо на Патрика. — Бросай!

Он отпускает оружие, и оно падает в грязь. Я хватаю его и поспешно встаю, и тут же беру его на мушку. Мой палец зависает на спусковом крючке.

— Сделай это, урод! — кричит Патрик. — Убей меня, как убил мою сестру.

Я опускаю оружие.

— Я не хотел причинить ей боль, — шепчу я.

— Патрик, ты где? — зовет Харриет.

Они всего в нескольких метрах от нас, у нас мало времени. Я беру Тиору за руку, и мы впятером — я, Тиора, Киран, Аннора и Люсинда — спешим в густой лес, когда Харриет, Дрю и мистер Лэнгдон выходят на поляну.

— Все за ними! — слышу я, как кричит им Патрик.

Мы мчимся через лес, следуя за Тиорой, которая мастерски передвигается в густом подлеске. Киран и Аннора позади группы, оба стараются не отставать, несмотря на свои травмы. Я отпускаю руку Тиоры и помогаю Кирана, держа винтовку в другой руке, в то время как Люсинда помогает Анноре. Старшая Дарклинг морщится от боли, прихрамывая из-за вывихнутой лодыжки.

Чем дальше мы идем в лес, тем круче становится местность. Мы начинаем подниматься вверх по склону горы Альба. Внизу горы, Патрик и другие продираются сквозь деревья, следуя за нами. Дрю видит меня и стреляет. Пуля пролетает рядом с моей головой, промахнувшись всего на миллиметр. Я отстреливаюсь, больше для того, что напугать, чем ранить кого-то.

— Я убью тебя, Эдмунд! — кричит Патрик и его голос проносится эхом по лесу. — И когда я закончу с тобой, я распну на кресте твоего деда!

— Ребята, мне нужно остановиться, — говорит Киран. Его рубашка мокрая от крови.

— Нет времени, — ворчу я, забрасывая парня себе на плечо. Он весит почти столько же, сколько и я, несмотря на то, что он младше — Люпины совсем не маленькие — и я изо всех сил карабкаюсь вверх по крутому склону за девушками, а мои ноги скользят по неровной земле. Мои ботинки проскальзывают на неровных камнях, и я чуть не роняю Кирана. Он крепче цепляется за мою спину.

Я рискую оглянуться. Патрик и остальные сокращают расстояние между нами. Он поднимает пистолет и еще одна пуля проносится над нами. Она попадает в плечо Анноры. Она кричит от боли, ее ноги подгибаются, и она летит вниз по склону прямо к Патрику, волоча за собой Люсинду.

— Люси! — кричит Киран прямо около моего уха.

Тиора разворачивается и бросается за ними. Она успевает схватить Люсинду за руку, но Аннора падает вниз по склону. Нам до нее не дотянуться.

— Аннора! — кричит Люсинда, когда Тиора забрасывает девушку на плечо и продолжает бежать вверх по склону горы. Она бьет кулаками спину Тиоры.

— Отпусти меня! Это же моя сестра!

— Мы не можем вернуться, нас застрелят! — говорит Тиора.

Я бросаю еще один взгляд назад. Аннора лежит на земле и Дрю целится ей в голову. Ее ониксовые глаза полны страха.

— Не убивай ее пока, — приказывает мистер Лэнгдон, его голос уносит ветер. — Притащим ее в Янтарные холмы, я хочу, чтобы весь город посмотрел на сжигание демона.

Дрю с Харриет ставят Аннору на ноги, а мистер Лэнгдон с Патриком продолжают подниматься на гору по направлению к нам. Я отворачиваюсь. Сейчас мы ничем не можем ей помочь.

Трудно поспеть за Тиорой, когда мы бежим через лес, и я спотыкаюсь больше, чем один раз, то об упавшую ветку, то об коряги. Это ее территория, и она знает ее, как свои пять пальцев. Она внезапно роняет Люсинду на землю, прыгает на одно из вечнозеленых деревьев, и легко его наклоняет. Она протягивает толстую ветвь, и помогает нам залезть, и мы успеваем вовремя, потому что тут же появляются Патрик и мистер Лэнгдон. Дальше вниз по склону, Харриет и Дрю удерживают Аннору.

— Куда они делить? — спрашивает мистер Лэнгдон.

— Я уверен, что они побежали этой дорогой, отец, — говорит Патрик.

Патрик изучает землю в поисках наших следов. Он ничего там не найдет, потому что слишком много растительности, чтобы обнаружить их. Он издает разочарованный вопль.

— Они должны быть рядом! — говорит Патрик. Его лицо, покраснело от ярости.

— Давай вернемся обратно в Янтарные холмы, — говорит мистер Лэнгдон

— Нет! Эдмунд убил Кэтрин, он не может просто так уйти, — говорит Патрик.

— Не уйдет, — Мистер Лэнгдон наклоняет голову и говорит громким, раскидистым голосом: — У нас твоя подружка Дарклинг и твой дедушка, Эдмунд! Если ты вернешься к Гильдии, то они будут помилованы. Если нет, то мы казним их обоих. У тебя есть время до полудня завтрашнего дня!

Я не могу позволить дедушке и Анноре умереть за меня! Я сдамся сейчас. Я начинаю двигаться, но Тиора качает головой.

— Они застрелят их, — шепчет она, кивая в сторону Кирана и Люсинды.

Я замираю.

Патрик и мистер Лэнгдон уходят. Они присоединяются к остальным внизу на склоне горы и возвращаются в Янтарные холмы. Когда они исчезают из вида, я обращаюсь к Тиоре.

— Мне придется вернуться, — говорю я.

— Они убьют тебя, Эдмунд, — говорит Тиора.

— Но мы должны спасти мою сестру! — говорит Люсинда. — Вы слышали, что они говорили. Если Эдмунд не сдастся им завтра в полдень, они казнят ее! — Люсинда делает шаг, чтобы уйти. — Мне нужно рассказать семье, что произошло. Дерьмо... когда дядя Икар узнает, он разозлится. Он держался подальше от Янтарных Холмов только потому, что они удовлетворяли его потребности, но это все меняет.

Я хватаю ее за руку.

— Он не должен узнать. Если он пойдет за Аннорой, то много людей может погибнуть, и в том числе мой дед, — говорю я. — Большинство населения Янтарных Холмов хорошие люди. Они не заслуживают смерти.

— Эдмунд прав, мы не можем допустить еще большего кровопролития, — говорит Тиора.

Люсинда возмущенно поднимает брови:

— Но Аннора...

— Мы спасем ее, я обещаю, — отвечает Тиора. — Мы пойдем сегодня вечером, когда стемнеет, в Янтарные Холмы и вызволим деда Эдмунда и Аннору. Может быть, если мы вернем ее в целости и сохранности, то сможем убедить Икара не мстить. Но до тех пор, вы оба должны вернуться в мою деревню. Здесь не безопасно, и Кирану действительно нужно к доктору.

Киран стонет и хватается за бок. Кровь просачивается между его пальцами.

Люсинда смотрит на меня, и я киваю. Это лучший план, что у нас есть. Мы слезаем с дерева. Тиора и Люсинда грациозно спрыгивают с нижней ветви и мягко приземляются на землю. Киран тяжело спускается вниз, морщась весь путь, но ясно, что он опытный скалолаз. Я же очень неуклюж и почти сразу же сваливаюсь в заросли папоротника.

Тиора усмехается и протягивает руку. На мгновение наши пальцы соприкасаются, и в мою грудь через руку пробегает электрическая дрожь. Тиора резко вдыхает, ее щеки краснеют. Чувствует ли она тоже самое? Мы не отрываем взгляд друг от друга. И даже не дышим какое-то время. Я, пытаюсь увидеть в ее серебристых глазах какой-нибудь знак, что, черт возьми, я не единственный, кто чувствует и переживает. Это трудно описать, словно я знаю Тиору всю жизнь, что сумасшествие, потому что мы только что встретились! Хотел бы я понять, что происходит. Я никогда не слышал, чтобы чье-то сердце самопроизвольно начинало работать после восемнадцати лет молчания. Как это вообще возможно?

Мы добираемся до горы, покрытой лесом, что, возможно, увеличивает расстояние между нами и Патриком. Здесь все кажется одинаковым, легко заблудиться, если не знаешь куда идти. Наше продвижение замедляется из-за Кирана.

— Ты как, держишься, псина? — спрашивает его Люси.

Он пытается ухмыльнуться.

— Да, я в порядке. Просто двигаюсь медленно, так что бы вы, девочки, могли идти со мной в ногу.

Люсинда закатывает глаза.

— Итак, как вы двое встретились? — спрашиваю их я.

— Я попала в одну из оленьих ловушек Кирана, — бормочет Люсинда.

Тиора бросает удивленный взгляд на меня. Жар поднимается вверх по моей шее.

Я обращаюсь к Люсинде.

— Ну и где ваш клан разбил лагерь? — Мне бы хотелось знать, куда вести Аннору. Надеюсь, это не слишком далеко.

Она бросает подозрительный взгляд на Тиору, который не остался незамеченным Кираном.

— Все хорошо, лягушонка, ты можешь ей доверять, — говорит он. — Она никому не скажет. Не так ли? — Он адресует этот вопрос Тиоре. Она качает головой.

Люсинда оборачивается и бросает взгляд на меня.

— В пещерах, примерно в миле за пределами Янтарных Холмов.

— Вы живете в пещерах? — удивляюсь я.

Она пожимает плечами.

— Там сухо, безопасно и далеко от солнца. — Она внимательно смотрит на тусклый солнечный свет и слегка морщится. — Оно прекрасно. Именно там дядя Икар жил раньше, ну, вы знаете... — говорит она, ссылаясь на годы Мучения.

— А где же вы жили последние восемнадцать лет? — спрашиваю я.

— В разных местах, — отвечает Люсинда. - Мы редко оставались в городе дольше нескольких месяцев. Дядя Икар — причина слишком многих неприятностей.

Деревья вдруг редеют, и мы достигаем отвесную скалу, около ста футов высотой. На верхней части плато — деревня Люпинов. Крутые, каменные ступени, выдолбленные в скале, ведут к ней.

— Итак, ты действительно убил сестру того парня? — спрашивает меня Тиора, когда мы взбираемся по ступеням.

— Нет, — тихо говорю я. — Но я пил ее кровь.

— О, — молвит она, а затем громче: — О! Так ты...

— Полукровка-Дарклинг, — бормочу я.

Я ожидал, что она будет ахать, кричать, но вместо этого она просто говорит:

— Я тоже гибрид. Наполовину Люпин, наполовину человек. — В уголках ее розовых губ появляется улыбка, и мое сердце дергается.

— И Люпины не парятся, что ты гибрид? — спрашиваю я. Это не то, что бы было терпимо в моем городе.

Она кивает.

— Конечно. Они очень хорошо обо мне заботятся после смерти моих родителей.

— Что с ними случилось?

— Икар убил их во время Мучения, — говорит она, взглянув на Люсинду. Девушка-Дарклинг делает вид, что не услышала, но щеки ее краснеют. Не знаю, как она терпит близость Люсинды, когда Дарклинги убили ее родителей. Она более всепрощающий человек, чем я. — Двоюродная сестра Кирана — Ульрика и ее отец практически удочерили меня. Она моя лучшая подруга, — объясняет Тиора. Моя левая рука сжимается вокруг винтовки. — Я провожу больше времени в ее доме, чем в своем.

— Я так сожалею о твоей потере, — говорю я с уважением.

Она пожимает плечами, немного нахмурившись.

— Так что случилось с сестрой этого парня?

— Мой дед застал меня, когда я пил ее и... — Я ненадолго закрываю глаза, вспоминая звук хруста шеи Кэтрин. — Он не мог рисковать, она могла рассказать кому-нибудь. Ульрика все видела. — Мне кажется лучше всего сказать ей правду, прежде чем Ульрика сделает это.

— Вы не охотились на оленей в лесу, не так ли, Эдмунд?

Я опускаю взгляд.

— Гильдия послала нас убить Аларика, в качестве расплаты за прошлую ночь.

Она останавливается.

— Если ты причинишь вред кому-нибудь из моего народа, я вырву тебе глотку. Уловил?

Я киваю, передаю ей свою винтовку в знак доверия.

— Я не собираюсь никому причинять вреда.

Она изучает меня долгим взглядом, затем кивает, и продолжается идти вверх по ступенькам, но держит пистолет сбоку наготове. Мы все запыхались к тому времени, когда достигли деревни. В скалистом склоне горы высечены многорядные уровни, которые соединены лабиринтом ступенек и крутых тропинок. Каждый уровень — это высокие, блочные, каменные здания, ютящиеся вплотную друг к другу.

Люпины бегают туда-сюда по деревне, помогая выносить раненых из их домов, или чинят разбитые окна и упавшие двери, которые были повреждены в результате землетрясения. Мы находимся на центральной площади, окруженной торговыми рядами, которая примерно такого же размера, что и в Янтарных Холмах.

Крыша одной из палаток осела. Рядом с ней стоит средних лет Люпин с бело-черной гривой, как у Кирана, и вожак стаи Люпинов — Аларик Бэйн со своей дочерью Ульрикой. Она одета в тот же наряд, что и прошлой ночью — кожаные брюки и облегающий топ, на руке бинт в том месте, где она была подстрелена одним из горожан Янтарных Холмов. Ее обрезанные волосы спутались вокруг мальчишеского лица, а под глазами у нее темные тени. Я сомневаюсь, что она успела поспать.

— Мы должны были покинуть деревню, — говорит человек с пятнистой гривой.

— Это было просто землетрясение, Пенн, — возражает Аларик. — Они бывали и раньше. Нет никакого основания полагать, что у нас угроза извержения.

Ульрика поворачивает голову, почувствовав нас.

— Дядя Пенн, они вернулись! — кричит она.

Пенн тоже переводит на нас взгляд. Облегчение, проступающее на его лице, быстро сменяет бледность, когда он видит Кирана. Он мчится к нам вместе с Алариком и Ульрикой.

— Что за хрень, что они здесь делают, Тио! — говорит Ульрика, указывая на меня и Люсинду. — Ты забыла, что они наши враги?

— Люси — моя подруга, — скулит Киран.

— Неужели ты не понимаешь, в какую опасность ты нас ставишь, приводя ее сюда? — продолжает Ульрика. — А что если другие Дарклинги придут за ней?

— Не придут, — говорит Люсинда. — Не до наступления темноты, во всяком случае. Мы с Аннорой часто не выходим весь день.

— Люсинда вернется обратно к Икару сегодня вечером, после того, как мы спасем ее сестру, — объясняет Тиора.

— Эта та девушка, к которой ты бегал видеться тайком, сынок? — спрашивает Пенн.

Киран хватается за бок.

— Аргх, пап, мы можем поговорить об этом позже? Я вроде как кровью истекаю. — Его колени задрожали, и отец подхватывает сына.

— Отведи его в мой дом, Пенн. Он ближе, — говорит Аларик. — Положи его в комнату Наоми.

Ульрика вздрагивает при упоминании имени ее сестры, но не протестует, когда ее дядя несет Кирана в соседний дом с желтой дверью. Как только они уходят, Аларик поворачивается ко мне.

— Тебе хватило наглости придти сюда, мальчишка! — рычит он.

— Я пригласила его, — объясняет Тиора. — За нами гнались охотники. Я не могла оставить Эдмунда и Люсинду в лесу. Это было не безопасно.

Аларик вопросительно смотрит на меня.

— Что происходит?

— Гильдия отправила охотничий отряд, чтобы убить тебя, в знак расплаты за прошлую ночь. — Я рассказываю им все, начиная с того, что случилось с Наоми во время похорон миссис Хоуп, вплоть до текущего момента, не скрывая ничего. Глаза Аларика расширяются, когда он узнает, что я наполовину Дарклинг, в то время как Ульрика хмурится. — Они забрали сестру Люсинды, и собираются убить моего деда.

Аларик сжимает переносицу.

— Вся эта затея превратилась в черт знает что. Нельзя было доверять Гектору разбираться с этим. Он соврал Гильдии о нашей сделке, и сейчас моя маленькая девочка... — Он морщится. — Но я думал, что он заботился о своем народе.

— Он заботится, — говорю я. — Мой дед посвятил всю свою жизнь жителям Янтарных Холмов...

Аларик хмурится на меня из-под своих густых бровей.

— Я говорил не о них.

— Тогда о ком? — запутавшись, говорю я.

Он раскидывает руки, словно указывая на всю деревню. Я моргаю в недоумении, и тогда до меня медленно доходит, что он имеет в виду, когда смотрю на человека с серебряными глазами — серебряными, как у моей мамы, как у моего деда, как и у меня. Меня только что, будто ошпарили. Правда не щадит меня. Я наполовину Люпин.

19

ЭДМУНД

— КАК МОЙ ДЕД МОЖЕТ быть Люпином? Он совсем не похож на вас, — говорю я. — За исключением того, что я осознаю, что это — правда. У него такие же серо-стальные глаза, как и у Аларика, и он слишком высокий.

— Гектор полукровка, — объясняет Аларик. — Его отец был человеком.

Я морщу лоб. Итак, если мой дед полукровка, как Тиора, значит, я... кто? У них даже нет названия для таких, как я: наполовину Дарклинг, со щедрой щепоткой человека тире Люпина. Смешайте ингредиенты вместе, чтобы получился Эдмунд Роуз.

— Я думал, ты знал, — говорит Аларик.

— Нет, — бормочу я. — Дед никогда не рассказывал о прабабушке и прадедушке, так что я понятия не имел, что один из них был Люпином. — Все, что я знаю только, что он осиротел еще в детстве и воспитывал его дядя в Кэрроу Фоллс, который умер от желтой чумы, когда деду было всего пятнадцать. Он переехал в Янтарные Холмы и работал подмастерьем у одного из первых членов Гильдии, женился, когда ему исполнилось девятнадцать, и стал священником после того, как его молодая жена скончалась во время родов моей матери. Вот и все, что мне известно. Почему он не сказал мне, кем он был? Моя кровь кипит от острой боли его предательства, но с другой стороны понятно, почему он все эти годы принимал меня. Мы одно и то же. Уроды.

— Так кем была моя прабабушка? — спрашиваю я.

Аларик ведет нас в сторону каменного здания, в которое вошли его брат Пенн с Кираном. Ульрика проталкивается мимо меня, натыкаясь на мое плечо — не могу сказать, нарочно она сделала это или нет, я мог бы быть частью стаи, но это не значит, что она мне доверяет — и входит в дом раньше меня. Тиора в тоже время одаривает меня ободряющей улыбкой.

В прихожей тесно и темно, и заставлено мебелью. Аларик скидывает свою куртку, вешая ее на вешалку у двери, а потом отправляется с нами в гостиную в конце коридора. По пути мы проходим приемную. Дверь открыта, и я останавливаюсь на полушаге. На столе лежит тело Наоми, окутанное в кисейную ткань и окруженное сосновыми венками. Ульрика закрывает дверь. В ее серебряных глазах неимоверная боль.

— Мы не можем кремировать ее до завтрашнего полнолуния, — говорит Тиора. — Это традиция Люпинов.

— Мне очень жаль, — бормочу я никому не нужные слова.

Тиора хмурится.

— Это не твоя вина.

Нет, это мой дед виноват, согласившись отдавать Люпинам наших людей для прокорма Икара. Я до сих пор не могу понять, почему он был таким коварным и считал, что необходимо скрывать всю эту ситуацию и возвращение Дарклингов от всех, включая меня. Если бы он просто был честен, может быть, Кэтрин и Наоми были ли бы живы.

Мы направляемся в гостиную. Полы сделаны из камня, поэтому в ней холодный, сырой воздух. Стены полностью завешаны старыми фотографиями и картинами Люпинов. Ни единого свободного клочка стены.

— Кто все эти люди? — спрашиваю я.

— Наша стая, — говорит Аларик, поднимая стопку книг со стула, указывая мне, где присесть. Люсинда плюхается на стул прежде, чем я успеваю сделать это. Тогда, я сажусь на полосатый, фиолетовый диван рядом с Тиорой. Ульрика садится на кожаное кресло у камина и кладет ноги на журнальный столик. Она вытаскивает кинжал из-за пояса и вкалывает его в подлокотник, ее сердитый взгляд останавливается на Люсинде.

Аларик снимает круглую рамку со стены, и передает фотографию мне. Картина явно старая, с выцветшими тонами и с грибком, начинающим цвести на разлагающейся бумаге. Мне улыбается красивая, молодая Люпин, одетая в очень неудобное платье с большими приподнятыми рукавами и высоким воротником. Ее грива аккуратно заплетена.

— Это Пруденс Блэк. Твоя прабабушка, — говорит он. — Она была вожаком нашей стаи, пока не умерла. Ее наследие должно было перейти дальше к ее сыну, Гектору, но он был тогда еще совсем ребенком и род заканчивался на нем. Поэтому его отправили в Кэрроу Фоллс к дяде, который был человеком, а должность вожака стаи передалась другой семье. Моей семье. Мы приглашали Гектора к себе после того, как узнали, что его дядя умер, но он отказался. На том этапе жизни он переехал в Янтарные холмы и был там счастлив.

—Расскажите о моем прадедушке? Каким он был? — спрашиваю я.

Аларик пожимает плечами.

— Какой-то простой фермер из Кэрроу Фоллс. Он умер от туберкулеза за несколько месяцев до рождения Гектора.

Я поднимаю взгляд.

— Мой дед был полноправным вожаком стаи?

Аларик сжимает губы.

— Да. Но он отказался от должности, когда достиг совершеннолетия.

Я опускаю взгляд на фотографию прабабушки. Почему дедушка решил остаться в Янтарных Холмах, с репрессивным режимом Гильдии, вместо возвращения к своей семье, сюда? И тут до меня доходит. Он познакомился с моей бабушкой. Он остался из-за любви. Интересно, если бы его жена знала, кем он был. Скорее всего, она знала. Не могу представить, чтобы у него получилось сохранить это втайне от нее. Я передаю фотографию обратно в Аларику, и он вешает ее на стену.

Я замечаю еще одну фотографию на каминной полке, над камином. Это Наоми. Она обнимает Ульрику и Тиору. Они все улыбаются в объектив фотоаппарата. Аларик смотрит туда же, куда и я и его лицо омрачает печаль.

— Зачем Икар вернулся, — говорит он, и его голос ломается. — Моя замечательная девочка была бы с нами, если бы он оставался где-нибудь в другом месте.

— Почему бы нам не спросить «друга» Кирана? — говорит Ульрика, скользнув взглядом по Люсинде.

Она облокачивается на спинку стула.

— Он вернулся за своим сыном. Мальчиком из Янтарных... ох! — Люсинда смотрит на меня. — Это ты.

Мое сердце замирает. Икар — мой отец. Так вот из-за чего дедушка дал то безрассудное обещание и держал возвращение Икара втайне от Гильдии? Он был в ужасе, что все узнают, что я Полукровка-Дарклинг и убьют меня. Я хватаюсь за голову. Это трудно принять. Я причина того, что Икар вернулся и причина смерти Наоми и всех остальных.

— Почему он вернулся за тобой сейчас? — спрашивает Аларик. — Прошло уже восемнадцать лет.

Я смотрю на Люсинду, надеясь на какие-то ответы.

— Существует обычай: как только первенцу главы клана исполняется восемнадцать лет, он принимает клятву крови, которая заключается в том, что он в основном обещает, что будет править кланом, когда его отец умрет. Это старая традиция, но Икар действительно в нее верит. И ты его единственный сын.

— Мне исполнилось восемнадцать в прошлом месяце, — бормочу я.

— Он несколько недель пытался тебя увидеть, — добавляет Люсинда. — Он отправил послание твоему дедушке, сразу же, когда мы только здесь появились, с просьбой встретиться с тобой, но твой дед отказал.

— Он сказал, что «время прошло», вот и все, — говорит Люсинда.

Ульрика наклоняется вперед.

— Если Икар настолько отчаялся увидеть Эдмунда, то почему он просто не пошел в Янтарные Холмы и не поговорил с ним напрямую, а?

— Гмм, может потому, что Гильдия попыталась бы убить нас? — отвечает Люсинда. — Дядя Икар вернулся сюда, чтобы не воевать с ними, если этого можно избежать. Наш народ сильно пострадал от их рук во времена Мучения. Плюс, он хотел, чтобы его сын вернулся к нему добровольно, это часть ритуала: его сын должен «вернуться в лоно по своей воле и принять его бремя лидера», или что-то типа того, — продолжает она. — Он просто хотел поговорить с Эдмундом и тогда мы бы продолжили наш путь. Но его терпение на исходе, он очень злится на деда Эдмунда.

— И пока Икар ждал, чтобы поговорить с Эдмундом, он заставлял наших людей добывать ему пропитание, так чтобы Гильдия не заподозрила, что он вернулся? — Ульрика вскидывает руки вверх. — Прелестно, реально, черт возьми, прелестно.

Я покосился на Аларика. Мой дед пытался исправить ситуацию, позволяя Люпинам забирать больных и пожилых людей из Янтарных Холмов для Икара. Пока Гильдия верила, что Люпины стояли за похищением людей, не было никакой причины для них знать, что Дарклинги вернулись и спрашивать, почему Икар здесь. Мой дед сделал все это, чтобы защитить меня. Он наверное надеялся, что Икар поймет намек и уйдет, но ситуация вышла из-под контроля.

— Вы должны поверить мне, я понятия не имел обо всем этом, — говорю я собравшимся.

— Это не твоя вина, Эдмунд, — говорит Тиора, опустив свою руку на мою.

Ульрика замечает этот жест и сужает глаза.

Тиора поворачивается к Аларику.

— Что мы будем делать с сестрой Люсинды и с Гектором? У нас есть время только до полудня завтрашнего дня, чтобы спасти их.

Аларик вздыхает.

— Я не так уверен, что нам стоит вмешиваться...

Люсинда вспыхивает и в панике смотрит на Тиору.

— Но ты обещала! Если Аннора умрет, дядя Икар будет вынужден предпринять ответные меры, что он и сделает.

— Это будет Мучение снова и снова, — говорит Тиора.

— Я возьму Аннору и Икара на себя, и закончим на этом, — говорю я Аларику. — Никто больше не должен умереть. Все о чем я прошу вас, пусть мой дедушка останется с вами, ему будет больше некуда идти.

Аларик раздумывает мгновение, а затем кивает.

— Мне нужно бежать, но для начала зайти в Лигу. — Я предполагаю, что Лига — это Люпинский эквивалент нашей Гильдии. — Я пойду и поговорю с ними немедленно. Мы уйдем с наступлением темноты. — С этими словами Аларик уносится из комнаты.

Как только он ушел, Ульрика вытаскивает свой кинжал из подлокотника и прячет его обратно за пояс. Она встает.

— Я собираюсь проверить как там Киран.

Люсинда следует за ней, не спрашивая разрешения, оставив меня и Тиору в одиночестве в темной захламленной комнате. В углу комнаты громко тикают дедовские часы. Я вдруг осознаю, насколько близко друг к другу мы сидим на диване, между нами всего лишь несколько фиолетовых полосок обивки дивана. Тиора двигается, и ее колено соприкасается с моим. Я сглатываю, не в силах сосредоточиться на чем-то, кроме одного дюйма кожи, где наши ноги прижаты друг к другу. Я поднимаю глаза и смотрю на нее. Кровь приливает к ее щекам, и она отводит взгляд в сторону, но на ее губах появляется непроизвольная полуулыбка. Повисает неловкая пауза, поскольку никто из нас не знает, что сказать.

— Пойдем, прогуляемся, — в конце концов, говорит она вставая.

Снаружи, Люпины по-прежнему заняты уборкой бардака, оставленного землетрясением, поэтому они не обращают на нас никакого внимания, когда мы идем по деревне. Мы минуем дом весь увитый глицинией, и Тиора задевает рукой фиолетовые цветы, которые источают резкий, медовый запах. На крыльце стоит старая женщина с длинной седой гривой и подбирает осколки разбитых горшков. Вокруг ее ног разбросаны сотни лепестков орхидей.

— О нет, — говорит Тиора, с разочарованием. — Они были гордостью и радостью Хетти. Она должна быть раздавлена.

Она спешит вверх по ступенькам крыльца, а я пока жду внизу, не зная, следует ли мне присоединиться к ней или нет. Я стою и смотрю, как Тиора говорит старухе слова утешения. Поразительно, как же сильно она напоминает мне Кэтрин. У них обеих добрые сердца. Тиора не должна была приводить меня сюда, она могла бы легко оставить меня в лесу, не брать с собой. Но вместо этого она помогает мне и Люсинде, несмотря на то, кто мы такие. Старушка трет глаза и улыбается Тиоре. Они быстро обнимаются, и после Тиора снова присоединяется ко мне. Мы продолжаем нашу прогулку по деревне.

— Куда мы направляемся? — спрашиваю я, когда мы подходим к окраине.

Тиора усмехается.

— Ты боишься высоты?

— Нет, — отвечаю я, хотя у меня плохое предчувствие.

Она указывает жестами следовать за ней вверх по каменным ступенькам, которые высечены в склоне горы. Мы поднимаемся по ним в течение нескольких минут, идя бок обок, несмотря на то, что там на самом деле не достаточно места для нас двоих. Иногда наши руки соприкасаются, и мой желудок скручивает, будто от боли, но не в плохом смысле. Я отчаянно хочу, переплести свои пальцы с ее, но это безумие! Я даже не знаю эту девушку, но каждая моя клеточка ужасно хочет дотронуться до нее.

К тому времени, когда мы дошли до самого верха, я сильно запыхался, а вот Тиору даже пот не прошиб. Мы на скалистом утесе в нескольких сотнях футов над деревней Люпинов. Здесь, наверху, воздуха намного меньше и у меня кружится голова, хотя это может быть просто потому, что я стою рядом с Тиорой. Небо над головой мутное и серое, и в воздухе витает какой-то странный сероводородный запах, такой же, как у того водопада, где мы хотели разбить лагерь. Это немного сбивает с толку, особенно после землетрясения, но никого, кажется, это не беспокоит, кроме меня. Может быть, это нормально, я не знаю. До сегодняшнего дня, я бы никогда не рискнул оказаться вне стен Янтарных Холмов, так что, возможно, воздух здесь всегда так пахнет? Сложно представить, сколько всего произошло с тех пор: я встретил Тиору, обрел сердцебиение и теперь я в розыске.

— Вот что я хотела показать тебе, — говорит Тиора, указывая на круглое здание на краю пропасти. У здания нет стен, это просто куполообразная крыша, опирающаяся на несколько мраморных колонн. — Это наш храм.

— Ох, — говорю я, все еще пытаясь отдышаться от подъема. — Симпатичное.

Тиора негромко смеется, когда мы входим в храм. Отсюда виден Лес Теней. Вдалеке, я вижу Пограничную Стену, окружающую Янтарные Холмы.

— Можно увидеть, где я там живу. — Я указываю в сторону шпиля церкви моего деда, который возвышается над стеной. Неожиданно на меня накатывает волна печали, когда я осознаю, что могу никогда не вернуться туда. Я бездомный. Я инстинктивно хватаюсь за круглый кулон на шее. Он всегда утешает меня, когда я чувствую себя потерянным или испуганным.

— Что это? — спрашивает Тиора, указывая на мой кулон.

— Это символ моей веры, — говорю я. — Все в Янтарных Холмах следуют за Праведностью.

— Праведностью?

— Мы считаем, что Дарклинги — демоны, посланные из ада развращать наши души. — Я пытаюсь улыбнуться, но улыбка тут же исчезает.

Тиора смотрит на меня, и между ее бровями появляется небольшая складочка.

— Ты веришь в это, несмотря на то, кто ты есть?

— Особенно поэтому, — говорю я. — Моя вера удерживает меня в непорочности. Это помогает мне контролировать свои порывы, чтобы я не вредил людям. Это работает. — Я вспоминаю звук хруста шеи Кэтрин. — Ну, большую часть времени.

Тиора хмурится.

— Я не могу себе представить такой жизни. Того, что я должна скрывать кто я из-за страха быть убитой. — Она берет меня за руку, и мое сердце сбивается с ритма. — Тебе, наверное, было очень одиноко.

Она отпускает мою руку и ложится на мраморный пол, похлопав по полу рядом с собой. Я тоже ложусь. Камень пронзает мою спину ледяным холодом, но я не хочу упустить возможность такой близости с Тиорой. Мы лежим так близко друг к другу, что моя левая рука лежит поверх ее, но она не делает никаких попыток отодвинуть ее подальше. Я улыбаюсь и смотрю в потолок. Куполообразная крыша была расписана как ночное небо, с вкраплением жемчуга, повторявшего звезды. В центре крыши отверстие, через которое видно настоящее небо.

— Мой народ... наши люди, — исправляется она, — поклоняются богине Луны. И каждый месяц, в полнолуние, можно увидеть ее прекрасный лик через это отверстие. — Тиора поворачивает голову в мою сторону. Наши взгляды встречаются, и я чувствую, что мой желудок опять нервно крутит. Ее глаза близко ко мне и я понимаю, что они не серебряные, а серо-стальные с крошечными, металлическими крапинками, как мишура, которую мы используем во время новогоднего фестиваля Винтерфеста. — Это мое самое любимое место в целом мире, — шепчет она.

— Спасибо, что поделились им со мной.

Она слегка улыбается.

— Я подумала, что ты бы хотел немного знать о своем наследии. — Ее улыбка исчезает, и она какое-то время лежит молча.

— О чем ты думаешь? — спрашиваю я ее.

— Об Икаре, — говорит она. — Ты должен знать, что когда ты вернешь Аннору ему сегодня вечером, он же будет ожидать от тебя, что ты останешься с ним?

— Я знаю. Но у меня нет выбора, — говорю я. — Чем дольше он здесь, тем больше опасности для Люпинов и для людей из Янтарных Холмов. Я не хочу больше крови на руках. — Я думаю о миссис Хоуп и Наоми.

Мы впадаем в долгое молчание и просто глядим друг на друга. Ее глаза блуждают по моим старым следам от ожогов на щеках, вдоль широкой линии губ, по узкому носу, возвращаясь к глазам.

— Что случилось? — спрашивает она. Я знаю, что она имеет в виду ожоги.

— Моя мама оставила меня в ванной с кипятком, — говорю я. — Тебя волнуют мои шрамы?

Она кивает.

Я опираюсь на локоть.

— Почему ты так добра ко мне? — спрашиваю я. — Я имею в виду, я — Дарклинг и мой отец убил твоих родителей. Ты должна ненавидеть меня. Я ненавижу себя.

— Ты не можешь осуждать всю расу из-за действий одного человека. — Мой пульс учащается, когда она кладет руку на мою грудь. — Легко ненавидеть, Эдмунд. Настоящая проверка наших сердец — это прощение. — Она слегка хмурится. — Почему ты так сильно себя не любишь?

Я переворачиваюсь на спину.

— Потому что я — урод. Пока мы не встретились, мое сердце даже не билось.

Ее глаза расширяются.

— Что?

— Что-то случилось со мной в лесу, — говорю я, не подумав. — Когда я родился, то был проклят, мое сердце не билось, — это случается с порождением Дарклинга и человека — но когда мы коснулись друг друга, мое сердце ожило. Я не знаю, что это значит, но это удивительно и потрясающе, и страшно, потому что у меня есть чувства к тебе, Тиора, — продолжаю я. — Похоже, я чувствую связь с тобой, как будто мы созданы друг для друга, хотя я понимаю - это безумие, мы только что познакомились, и я даже не понимаю, и, черт возьми, пожалуйста, скажи что-нибудь! Скажи мне, что ты тоже что-то почувствовала, — говорю я, ловя ртом воздух. Я никогда не говорил столько предложений за раз.

Она смотрит в сторону.

Я сажусь.

— Ты почувствовала что-то, не так ли?

— Я не знаю, — говорит она, наконец. Она садится и смотрит на меня. — Прежде чем я увидела тебя в лесу, я чувствовал это... это дерганье... в груди. Это было действительно странно. Потом, когда ты упал на меня, после землетрясения, я...

— Что? — говорю я взволнованно.

Крошечная морщинка появляется между ее бровями.

— Я почувствовала острую боль в сердце. Я думала, что это просто от шока, что ты упал на меня, но теперь... — Она вздыхает. — Я не знаю, что происходит, Эдмунд. Что-то явно произошло еще в лесу, но я не чувствую, что «создана» для тебя так, как ты это описал. Я считаю, что ты привлекательный, но это не из-за… — она показывает на мою грудь — того, что испытываешь ты.

— Ты думаешь, я привлекательный? — говорю я, чуть улыбаясь.

Она краснеет.

— У тебя, правда, не было сердцебиения, пока мы не коснулись друг друга?

— Правда, — отвечаю я.

— Ты когда-нибудь прежде слышал о таком?

Я качаю головой.

— Но я никогда не встречал Дарклингов до сегодняшнего дня, так что я не знаю, что считается нормальным поведением для нашего вида, а что нет, — признаю я.

Она встает.

— Хорошо, пойдем, спросим кого-нибудь, кто может знать.

20

ЭДМУНД

МЫ ОБНАРУЖИВАЕМ ЛЮСИНДУ дома у Аларика, сидящую рядом с Кираном на деревянной кровати. Он обложен несколькими подушками и накрыт по пояс одеялом ручной работы. Он без рубашки и я вижу рану на боку, которая зашита несколькими стежками и намазана вонючей мазью. Он бледен, но, кажется, в порядке. У него на губах играет улыбка, он явно наслаждается тем, как Люсинда вытирает его лоб влажной тряпкой.

Ульрика сидит на синем стуле в углу комнаты. Она смотрит в окно, ее тело напряжено, как будто она предпочла бы быть где угодно, но не здесь, со своим раненным двоюродным братом и его подругой Дарклингом. Она проводит пальцами сквозь свои короткие спутанные волосы. Когда мы входим в комнату, она поворачивает голову и испепеляет взглядом наши сомкнутые руки.

— Что происходит, Тио? — спрашивает Ульрика.

— Эм, нам нужно поговорить с Люсиндой, — отвечает Тиора. Девушка-Дарклинг поглядывает на нас. — Нечто странное произошло. У Эдмунда появилось сердцебиение, которого раньше у него не было.