ГЛАВА X Почему боевики Пресни были вооружены лучше полиции, но победить не смогли

В данный исторический момент правительство ведет борьбу не только с кучкой извергов, которые могут быть переловлены, но с врагом великой крепости и силы…неким миром идей и чуждых нам ценностей.

Из записки В. К. Плеве императору Николаю II

Россия такая страна, которая сама по себе совсем не желает каких бы то ни было революций, а желает только спокойной тихой жизни.

С. Ю. Витте

Философы, политологи и просто образованные люди уже много веков бьются над решением одного интересного вопроса. Политика и экономика — как они связаны между собой? Что из них первично, а что вторично? Что из них является следствием, а что причиной? Истина так до сих пор и не выяснена. Но если вы хотите уничтожить государство–конкурента, то вам в такие философские дебри залезать не надо. Нужно упорно разрушать противника по всем направлениям. Бить по политике, бить по экономике. Разрушать государственные устои во всех возможных направлениях. Рубить «политическим» топором «сук» своего соперника хорошо, но если для той же цели использовать «экономическую» пилу, то он упадет значительно быстрее…

Эпоха нашей первой революции была эпохой стачек и забастовок. Самая мощная из них — в октябре 1905 г. — практически полностью парализовала экономическую жизнь в стране. Итогом столь мощного давления на правительство стал выход знаменитого царского Манифеста, вводившего в России парламентаризм и невиданные свободы. Однако вопреки ожиданиям правительства революция не только не утихла, но наоборот, начала разгораться. Период с 17 октября по конец декабря 1905 г. — это ее пик, ее вершина. Но прежде чем совершить восхождение на эту высоту, нам надо немного вернуться назад. Чтобы лишний раз убедиться в том, как изобретательны были наши революционеры в своем желании разрушить Российскую империю. Иногда настолько, что начинаешь сомневаться в их авторстве. Слишком тонка, красива и изящна задумка. Почерк не тот…

В своей книге «Кто убил Российскую империю?» я подробно рассказывал о загадочном событии, случившемся в самом начале русско–японской войны. Тем, кто всерьез верит в самопроизвольное начало первой русской революции, следует обратить на него свое внимание. 27 января 1904 г. (по старому стилю) в Санкт–Петербургскую государственную сберегательную кассу обратился вкладчик Филипп Воронов и потребовал немедленно выдать ему сумму вклада. Причиной спешки господин Воронов объявил листовку, которую ему положили в почтовый ящик. Подобные письма (как рукописные, так и отпечатанные на гектографе) внезапно появились в самых разных частях Российской империи и в короткий срок наводнили страну. Авторы листовки пугали: «Министрам нужны деньги на войну с Японией. Они берут наши деньги в сберегательных кассах и дают нам ренту». Смысл всей затеи прост — поддавшиеся на уловку вкладчики в панике бегут в сберкассу и забирают деньги. Если они придут разом — у государства возникнут серьезные проблемы. Выдать средства всем станет невозможно — начнутся отказы, что еще больше подхлестнет слухи и панику. Результатом могут стать волнения, для их подавления вызовут полицию и войска, и все пойдет по хорошо нам знакомому сценарию. В итоге население будет ненавидеть свое правительство, появится лишний повод для агитации, и у Российской империи (ведущей войну) возникнут дополнительные трудности.

Почти так и получилось: во многих губерниях ситуация быстро стала критической. Однако правильная политика быстро разрядила ситуацию. Вклады выдавались всем желающим, в газетах и на самих сберкассах повесили объявления о неуклонном исполнении кредитными учреждениями своих обязательств. Конфликтов не было, и потому ситуацию до баррикад довести не удалось.

Красивая операция японской разведки — скажут историки, но что в ней необычного?

Безусловно, японские спецслужбы руку к ней приложили. Однако самостоятельно они просто не в состоянии были организовать панику такого масштаба, хотя бы потому, что не имели в России столь разветвленную сеть своей агентуры. Основное внимание японской разведки было направлено на внедрение и вербовку агентов в среде военных, особенно в частях, расквартированных на нашем Дальнем Востоке и в Манчжурии. Большинство японских шпионов было раскрыто именно там либо в российской столице, где располагались центральные военные учреждения. Понятно, что в Варшавской, Прибалтийской, Минской, Виленской и Гродненской губерниях у разведки Страны восходящего солнца резона активно работать было значительно меньше. А наибольшая паника среди вкладчиков, а следовательно, и наиболее массовое распространение подрывных листовок было именно там. Вот националистов и социалистов в вышеуказанных губерниях было достаточно. Но контакты японских спецслужб и русских революционеров начались уже после начала войны. Ведь мы помним, что с руководством партии эсеров японский атташе Мотодзиро Акаси знакомился лишь 18 августа 1904 г., с Кони Циллиакусом — в феврале того же года, а листовочки аккуратно легли в почтовые ящики русских обывателей уже в конце января…

Сами по себе наши «борцы за свободу» также этого сделать не могли. Социал–демократов и эсеров было довольно много, они имели своих людей по всей стране. Но тот, кто готовился подорвать финансовую стабильность России и раскачать ситуацию, должен был точно знать дату «внезапного» нападения! Потому что подрывные листовки появились в русских городах не просто после начала конфликта, а точно в первый день Русско–японской войны!

А ведь письма надо было еще отпечатать, разослать по стране, спланировать их распространение и раздать разносчикам! Одним словом, работа большая и серьезная. Откуда большевикам или эсерам знать дату японского удара? Сами они догадаться не могут, даже русская разведка и та точно не знала об этом. Доверять же русским революционерам нельзя: среди них полно провокаторов. И не все они «странные» перевертыши, как Азеф. Многие действительно честные служаки, вроде большевика Малиновского. Доверь им информацию — она завтра ляжет на стол русской контрразведки. Даже тираж листовки им доверить нельзя — попади одна такая листовка «куда следует», и весь ход русско–японской войны может пойти по–другому!

Выходит забавная ситуация. Японцы самостоятельно сделать такую акцию не могут, революционеры, тоже. Значит, японцам кто–то помогал. Кто–то филигранно и четко соединил возможности революционеров с потребностями японцев. Так кто же так четко и слаженно организовал попытку дестабилизации внутренней жизни нашей страны? Это мог сделать лишь тот, кто имеет, с одной стороны, тесные связи с революционерами, а с другой — является большим другом и авторитетом для японцев. Вычислить этого инкогнито несложно — надо всего лишь вспомнить всю предыдущую историю «русского освободительного движения» и посмотреть в справочниках, какая держава являлась союзником Японии в 1904 г…

Практически через гол была предпринята вторая попытка уничтожить финансовую систему Российской империи. На этот раз к вопросу подошли более основательно. Если ранее к тому призывали анонимные листовки, то теперь у разрушительного послания был вполне понятный автор. Только для начала пришлось его создать, потому что автор был коллективным. Это — Петербургский Совет. Мы, граждане бывшего Советского Союза, прожившие значительную часть «в стране Советов», воспринимаем эти самые «советы» как нечто само собой разумеющееся. Между тем, эта форма власти, зародившись во время уже упомянутой нами иваново–вознесенской стачки, реально проявила себя впервые в октябре 1905 г. И ее появление преследовало вполне конкретные цели. Весьма далекие от борьбы за благо трудящихся…

«Мысль об учреждении этого Совета зародилась в начале октября и путем прессы стала пропагандироваться среди рабочего населения. 13 октября состоялось первое заседание Совета в Технологическом институте, на котором было принято обращение к рабочим, призывавшее к забастовке и к выставлению крайних политических требований», — указывает в мемуарах граф Витте.

Но это были только цветочки. Просмотрев персональный состав руководства Петербургского Совета, мы найдем много знакомых имен. Это — Парвус, Троцкий, Красин. В первые дни своего существования, словно примеряясь, Совет призывал рабочих к забастовкам и заставлял добром или насильно предприятия останавливать свою работу. Руководителем собрания рабочих депутатов был Георгий Степанович Носарь, взявший себе псевдоним Хрусталев. Однако этот «истинный орган народовластия» проработал совсем недолго. Да и сама его деятельность была возможна только из–за попустительства властей. Через четыре дня после своего создания Совет начал выпускать чисто революционную газету с хорошо знакомым названием «Известия Совета рабочих депутатов». Откуда были взяты деньги на ее издание? Ответ известен — взносы, пожертвования…

26 ноября терпение власти лопнуло — председатель Петербургского Совета рабочих депутатов Хрусталев–Носарь был арестован. Как это ни странно, но создается впечатление, что его коллеги по Совету воспользовались его отсутствием, чтобы швырнуть в российскую экономику страшную бомбу. 1 декабря 1905 г. свет увидел «Финансовый манифест». Временное председательское бюро Петербургского Совета без обсуждения, очень поспешно на своем пленарном заседании приняло этот документ. На следующий день его напечатало множество газет. Что же сообщал этот документ?

Обратимся к Большой Советской Энциклопедии. Читаем:

«Финансовый манифест — обращение революционных политических партий и массовых организаций (РСДРП, Петербургский Совет рабочих депутатов, Крестьянский союз, партия эсеров, Польская социалистическая партия) к населению России с призывом ускорить финансовый крах царизма».

А потом идут подробности: «Он (Манифест. — Я. С.) призывал отказаться от уплаты податей и налогов, забирать свои вклады из Государственного банка и сберегательных касс…».

Да ведь это же один в один листовки, что были разложены по почтовым ящикам начиная с первого дня Русско–японской войны! Вот те раз! Но мы уже видели, что самим додуматься до этого нашим «борцам» было невозможно. Истинные авторы той первой провокации так и остались невыясненными. И вот — вторая попытка. Только на этот раз революционеры копнули глубже. Всем гражданам России предлагалось не просто забрать свои деньги из банков, но потребовать выдачи своих вкладов золотом! Аналогично надо было поступать при получении заработной платы и добиваться выдачи всей ее суммы звонким металлом!

Нив одной стране того времени не ходили в обращении только золотые монеты. Собственно говоря, бумажные деньги и были придуманы для того, чтобы сократить оборот золота в экономике и уменьшить его потери. Золото оставалось главным эквивалентом, оно использовалось в межгосударственных расчетах. Мог его приобрести и любой желающий. Но зачем вам золотая монета, если вы оплатите все свои нужды ассигнациями? В Российской империи количество бумажных денег соответствовало золотому запасу страны. Если одновременно все держатели российских банкнот потребуют обменять их на золото — страна останется без него. А манифест именно этому и учит: «…Золотой запас Государственного банка ничтожен… Он разлетится в прах, если при всех сделках будут требовать размена на золотую монету».

Финансы — кровь экономики. Как же сможет жить империя, если выпустить из нее кровь? Кому же выгодно финансовое банкротство России? Ее соперникам, разумеется. И уж точно не рабочим и крестьянам: при падении национальной валюты «ниже плинтуса» всем им мало не покажется. На мировой арене появится огромная страна–банкрот. Тот, кто сможет и захочет дать ей взаймы, сможет без труда направлять ее политику в нужное русло. И будет совершенно неважно, какая форма правления в настоящий момент в России. И монарх, и президент будут одинаково вынуждены плясать под чужую дудку. Именно поэтому современный нам российский президент поспешил истратить часть тщательно сохраняемого Стабилизационного фонда на досрочную (!) выплату внешнего долга Российской Федерации…

Финансы России из–за разразившегося хаоса и так были весьма в плачевном состоянии. А после опубликования этой гадости экономика очутилась на краю пропасти. Вновь начался отток денег из сберкасс, причем самое страшное было в том, что большинство вкладчиков, действительно, стали требовать выдачи своих сумм золотом. Как и при всякой панике, рациональные объяснения уже никого не интересовааи. Усилился отток денег за границу. Это бегство капиталов приняло такой размах, что царское правительство было вынуждено прибегнуть к совсем не «рыночным» мерам. С декабря 1905 г. Государственным банком были введены ограничения на свободную продажу валюты: чтобы купить иностранную валюту, предпринимателям необходимо было предъявить специальные товарные документы (фактуры), удостоверяющие, что покупка валюты обусловлена реальными потребностями импорта. Вам это ничего не напоминает?

Фактически в России революционная пропаганда уже давно велась совершенно открыто. Об этом говорит Владимир Ильич Ленин в своем докладе о революции 1905 г., прочитанном на немецком языке 9 (22) января 1917 г. в Цюрихе:

«Была завоевана свобода печати. Цензура была просто устранена. Никакой издатель не осмеливался представлять властям обязательным экземпляр, а власти не осмеливались принимать против этого какие–либо меры. Впервые в русской истории свободно появились в Петербурге и других городах революционные газеты. В одном Петербурге выходило три ежедневные социал–демократические газеты с тиражом от 50 до 100 тысяч экземпляров».

При таком разгуле «демократии» не надо удивляться тому, что происходило в стране. Россия очутилась на краю пропасти. Только тогда, заглянув уже в глаза катастрофе, власти сделали то, что давно должны были сделать. 3 декабря был арестован Исполнительный комитет и значительная часть членов Петербургского Совета. В тюрьму вслед за Носарем отправились Троцкий, а позднее и Парвус. За публикацию «Финансового манифеста» были закрыты все газеты, его напечатавшие. Поразительна резолюция Николая II на полях доклада, сообщавшего об этом: «Наконец»…

В устах самодержца, неограниченного монарха эти слова звучат очень странно. А разве не в его силах, не в его власти навести в собственной державе образцовый порядок? Раз ставит Николай Александрович такие резолюции — значит, нет. Не все так просто и однозначно.

Чины полиции на месте гибели министра внутренних дел Плеве


Полицейский у остатков кареты Плеве


Порядок в стране во многом зависит от воли и личности правителя, а наш последний царь потому–то и стал последним, что не был ни сильным, ни цельным.

Почему же власть демонстрировала на протяжении всей революции такое благодушие, такую поразительную слабость? Ответ на этот вопрос весьма сложен. Во–первых, как это было принято в цивилизованных странах, правительство боролось с крамолой обычным судебным порядком. Даже когда события приобретали чрезвычайный характер. Это приводило к странным ситуациям. Те же Троцкий и Парвус, чуть не пустившие экономику империи под откос, за свою деятельность в Петербургском Совете были приговорены в итоге к бессрочной ссылке. А не захотев «вечность» отсиживаться за Полярным кругом, сбежали за границу, так и не доехав до места! Всего из членов Совета к ответственности были привлечены 52 человека примерно из 300 его депутатов. Ответ власти не соответствовал вызову революционеров!

А чтобы и далее не находилось волевых и решительных людей рядом с троном, на протяжении всей революции рвались бомбы и звучали револьверные выстрелы. Быть преданным присяге, совести и долгу — было просто смертельно опасно. 15 июля 1904 г. бомба размазала по мостовой министра внутренних дел Плеве. Это был крутой и решительный человек, сторонник жестких мер в ликвидации крамолы. Будучи прокурором в момент гибели Александра И, он занимался еще расследованием деятельности народовольцев. Не случайно, что именно молодому 35–летнему Плеве новый царь Александр III доверил возглавить Департамент полиции. А ведь тогда вопрос стоял так: либо террористы убьют Александра III, либо полиция их поймает. Этот поединок, как мы знаем, выиграли подчиненные Плеве. Можно предположить, что разгромивший «Народную волю» царский министр сумел бы справиться и с их идейными наследниками — эсерами. Именно поэтому они его и убили. Ведь на своем посту он сумел создать серьезную агентурную сеть не только в стране, но и за рубежом. Как напишут его убийцы: «…Осмеливался всюду… ставить ловушки русским революционерам, ускользнувшим от когтей московского орла».

На смену Плеве назначили князя П. Д. Святополк–Мирского. Это не просто перемена персоналий, происходит изменение вектора движения. Вместо розог и пуль теперь революционеров ожидало совсем другое: частичная амнистия, ослабление цензуры. Даже газета «Искра» охарактеризовала время нахождения у власти Святополк–Мирского, как «министерство приятных улыбок». Новый министр обещал относиться к населению с доверием. Осень 1904 г., когда он стоял во главе министерства внутренних дел, получила в политической истории России парадоксальное название «политическая весна», «весна Святополк–Мирского».

И все бы хорошо, но только за 5 месяцев его руководства в империи убивали, взрывали и вели активную пропаганду. Пока он говорил свои красивые речи, была заложена база будущей революции. А большого друга свободы и прогресса Святонолк–Мирского отправили в отставку сразу после Кровавого воскресенья, которое он откровенно проспал…

Но вернемся к последовательности событий нашей первой революции. Для того, чтобы найти факты, указывающие на тесные контакты революционеров и заграницы, не надо вырывать отдельные моменты. Надо просто двигаться последовательно и в каждом последующем историческом событии, приглядевшись, мы увидим нечто странное и весьма любопытное…


«Товарищи! Началась уличная борьба восставших рабочих с войсками и полицией. В этой борьбе может много погибнуть наших братьев, борцов за свободу, если все вы не будете держаться некоторых правил. Боевая организация при Московском Комитете Российской Социал–демократи–ческой Рабочей Партии спешит указать вам эти правила и просит вас строго следовать им.

1. Главное правило — не действуйте толпой. Действуйте небольшими отрядами, человека в три–четыре, не больше. Пусть только этих отрядоо будет возможно больше. И пусть каждый из них выучится быстро нападать и быстро исчезать…

2. Кроме того, товарищи, не занимайте укреплённых мест. Войско их всегда сумеет взять или просто разрушить артиллерией. Пусть нашими крепостями будут проходные дворы и все места, из которых легко стрелять и легко уйти. Если такое место и возьмут, то никого там не найдут, а потеряют много…

3. Поэтому, товарищи, если вас кто будет звать куда большой толпой и занять укреплённое место, считайте того глупцом или провокатором. Если это глупец — не слушайте, если провокатор — убивайте. Всегда и всем говорите, что нам выгоднее действовать одиночками, двойками, тройками, что это полиции выгодно расстреливать нас оптом, тысячами.

4. Избегайте также ходить теперь на большие митинги. Мы увидим их скоро в свободном государстве, а сейчас нужно воевать и только воевать…

5. Собирайтесь лучше небольшими кучками для боевых совещаний каждый в своем участке, и при первом появлении войск рассыпайтесь по дворам. Из дворов стреляйте, бросайте камнями в казаков, потом перелезайте на соседний двор и уходите.

6. Строго отличайте ваших сознательных врагов от врагов бессознательных, случайных. Первых уничтожайте, вторых щадите. Пехоты по возможности не трогайте. Солдаты —дети народа и по своей воле против народа не пойдут. Их натравливают офицеры и высшее начальство.

Против этих офицеров и начальства вы и направьте свои силы. Каждый офицер, ведущий своих солдат на избиение рабочих, объявляется врагом народа и ставится вне закона. Его безусловно убивайте.

7. Казаков не жалейте. На них много народной крови: они всегдашние враги рабочих. Пусть уезжают в свои края, где у них земли и семьи, или пусть сидят безвыходно в своих казармах, — там вы их не трогайте. Но как только они выйдут на улицу — конные или пешие, вооружённые или безоружные, — смотрите на них как на злейших врагов и уничтожайте без пощады.

8. На драгун и патрули делайте нападение и уничтожайте.

9. В борьбе с полицией поступайте так. Всех высших чинов, до пристава включительно, при всяком удобном случае убивайте.

Околоточных обезоруживайте и арестовывайте, тех же, которые известны своей жестокостью и подлостью, тоже убивайте. У городовых только отнимайте оружие и заставляйте служить не полиции, а нам.

10. Дворникам запрещайте запирать ворота. Это очень важно. Следите за ними, и если кто не послушает, то в первый раз побейте, а второй — убейте…».


Эта чудесная памятка была выпущена во время московского вооруженного восстания. Читая ее, не перестаешь удивляться умению авторов четко и доступным языком изложить малограмотному слушателю главные постулаты партизанской борьбы в городе. Доходчиво, красочно и ясно. Не будем давать моральной и этической оценки этому документу — тут и так все ясно. Интересно другое — столь хорошо проработанные листовки вышли во время абсолютно не подготовленного восстания, что уже само по себе как–то не вяжется. Мало того — до сих пор не совсем понятно, кто же и зачем это восстание организовал.

«Случилась необыкновенная вещь. Московский Совет рабочих депутатов решил объявить стачку и перевести ее в восстание — в значительной мере потому, что такое решение принято в Петербурге: а в Петербурге оно было принято потому, что «шли к восстанию» события в Москве», — указывает в мемуарах глава эсеров Виктор Чернов.

Странно! Координировать забастовки и восстания с действиями японских войск и дипломатов у наших революционеров получается. А вот скоординировать действия питерского и московского советов никак невозможно! Прямо как в песне — «он оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли он»!

В ответ на арест Петербургского Совета в Московском Совете было принято решение «объявить в Москве со среды 7 декабря, с 12 часов дня всеобщую политическую стачку и стремиться перевести ее в вооруженное восстание». Эта забастовка и впрямь через несколько дней привела к баррикадным боям и настоящим сражениям, которые обросли в нашей историографии множеством штампов.

Миф первый. Восстание в Москве было хорошо спланированной и организованной акцией.

Миф второй. Рабочие–боевики потерпели поражение, потому что были очень плохо вооружены и не смогли выстоять против большого количества войск.

На самом деле все было как раз наоборот…

Начнем с первого мифа. Забастовка началась 7 декабря 1905 г. и охватила телеграф, почту, большинство промышленных предприятий, железные дороги. Что же хотели забастовщики и Московский Совет? «Пролетариат не прекращает стачки до тех пор, пока власти не сдадут полномочий выбранному органу временного революционного управления», — гласит резолюция Совета. Это как? Как они это себе представляют? Год назад в современной нам России, в Нальчике, группа боевиков пыталась захватить город. Добавьте к этому акту неприкрытого терроризма еще всеобщую забастовку, во многом вызванную не ненавистью к власти, а ее бездействием (когда бастовать заставляют угрозой расправы), и вы получите почти точный слепок с московских событий столетней давности. На бумаге фраза «пока власти не сдадут полномочий» звучит очень красиво, но ведь понятно, что ни одно правительство в мире, даже самое демократическое, не может на это требование пойти. Потому что это означает гибель страны. Это означает безвластие на короткий период и потом долгую гражданскую войну. Как и моряки «Потемкина», стрелявшего боевыми снарядами по беззащитному городу, так и деятели Московского Совета не оставляли властям никакого другого выбора, кроме быстрого и жесткого своего собственного уничтожения! Иначе просто было нельзя поступить!

Газета «Русское Слово» (Москва) 23 ноября 1905 г. писала:

«Вчера состоялось первое заседание только что образовавшегося в Москве городского совета рабочих депутатов. На собрании было до 180 депутатов, избранных от свыше 80 тыс. московских рабочих».

Следовательно, органу, требующему всю полноту власти, на момент 7 декабря всего 2 недели от роду! И представляет он маленькую толику населения империи! Как же можно отдать ему власть? Такое требование — заведомая провокация. Отсюда и невероятная ситуация, по словам Чернова, когда восстание начинают, чтобы помочь Питеру, а он сам восставать и не собирается. Нужно не всеобщее восстание, которое ввергнет страну в хаос и гражданскую войну, а маленький «выстрел», маленький «выход пара» для буйной части революционеров, которые даже не обращают внимания на то, что Русско–японская война уже давно закончилась. А следовательно, их время уже прошло…

Так кто же организовал это странное восстание в Москве, даже не удосужившись посоветоваться с питерскими товарищами? Эсеры? Нет, Виктор Чернов полон недоумения и пишет в мемуарах:

«Основным аргументом за возможность успешного движения были известия из Москвы, где тогда шли волнения в Ростовском полку, отразившиеся и в других полках. Но характерно, что делегаты Петербургского Совета, приехав в Москву, встретились там с сильными колебаниями — начинать или не начинать забастовку?»

Кто же развеял сомнения депутатов Моссовета? Кто же их фактически обманул: ведь вооруженное восстание, начатое с надеждой на лояльность войск, было подавлено, а вышеуказанный Ростовский полк подавлял его не хуже остальных частей?

За всю историю декабрьского восстания в Москве не было ни одного случая перехода войск на сторону повстанцев! Ни одного! А мятежники так на это надеялись? Может быть, их дезинформировали профсоюзы? Наверное, именно они рассказали в Совете о том, что сами рабочие, которые до этого участвовали только в предшествовавших восстанию мирной стачке и демонстрациях, теперь жаждут настоящего дела?

Нет, доку менты профессиональных союзов, принятых вслед за решением Моссовета, вообще не содержат формулы о переводе забастовки в вооруженное восстание. Ни одного слова о нем нет и в прокламации мебельной фабрики Н. П. Шмидта, в которой была самая хорошо вооруженная дружина, в телеграмме Центрального бюро железнодорожного союза и других «рабочих» документах.

Может быть, большевики, эти экстремисты от революции, повели пролетариат на баррикады? Разве только очень незаметно. Потому что видимых причин так считать мы не находим. Нет никаких решений ЦК партии насчет проведения его в Москве. С 12 по 17 декабря 1905 г., т. е. в разгар баррикадных боев, весь большевистский ЦК с Ильичем во главе находился на партийной конференции в финском городе Таммерфорсе. В статьях В. И. Ленина, написанных с конца октября по ноябрь 1905 г., тема вооруженного восстания плавно исчезает. Наоборот, Владимир Ильич неоднократно подчеркивал, что надо «не дать правительству и буржуазии задушить революцию кровавым подавлением преждевременного восстания». 26 октября 1905 г. в письме к товарищу «Зверю» (М. М. Эссену) Ленин написал:

«Время восстания? Кто возьмется его определить? Я бы лично охотно оттянул его до весны и до возвращения маньчжурской армии, я склонен думать, что нам вообще выгодно оттянуть его. Но ведь нас все равно не спрашивают».

Против восстания выступила видная большевичка Р. С. Землячка. Пацифисткой ее сложно назвать — через 15 лет именно она вместе с Бела Куном будет руководить очисткой Крыма от вредных элементов. Врангелевских солдат и офицеров, жителей полуострова, поверивших в объявленную Фрунзе амнистию, будут расстреливать и живыми топить в море. Точное количество убитых неизвестно до сих пор, но в любом случае оно во много раз превышает число жертв неудачного восстания, против которого выступила товарищ Землячка. Конференция северных организаций РСДРП, собравшаяся в 20–х числах ноября 1905 г. в Москве, вообще посчитала своим долгом предостеречь «товарищей от слишком поспешных и необдуманных шагов к восстанию». Но когда оно началось — для руководства РСДРП это стало неприятным сюрпризом. Товарищам надо было срочно помогать, но все проекты так и не успели осуществиться. Даже знаменитая Боевая техническая группа большевиков, находившаяся в Петербурге, ничем не смогла помочь московским боевикам.

Может быть, восстание организовали и провели меньшевики? Нет, достоверно известно, что на заседании Федеративного (межпартийного) совета (комитета) они выступили против восстания, совместно с эсэрами В. В. Рудневым и В. М. Зензиновым. Предостерегал от преждевременного восстания и патриарх социал–демократии, после раскола оказавшийся в стане меньшевиков, — Георгий Плеханов. В своем интервью газете «Юманите» он сказал, что оно «спасет старый режим, дав реакции предлог потопить его в крови». Сразу после московских событий его оценка не поменялась: «Не надо было браться за оружие»…

Даже один из лидеров Петербургского совета Лев Давыдович Троцкий в своих статьях в конце ноября 1905 г. предлагал сначала лишь «изолировать правительство». Но скоро лейтмотивом его статей в газете «Начало» (№ 2, 4, 5,10) стал призыв к «сверхправовому», «революционному соизмерению сил».

Даже охранка, имевшая в составе революционеров своих осведомителей, не считала восстание возможным!

Мы видим удивительную картину: московское восстание никто из революционных партий не готовил, никто из их лидеров не хотел. Даже наоборот, почти все «авторитеты», так или иначе, высказывались в печати за выдержку, спокойствие и умеренность. Как же оно произошло?

Да простят меня историки нашего революционного движения. Я вовсе не собираюсь отбирать у них хлеб. Но налицо большая историческая странность, которую никакими рациональными аргументами объяснить невозможно. Если исходить из господствующей концепции истории нашей революции, то все произошло само собой при минимальном участии радикальных организаций и полном отсутствии воздействия извне.

Погром с трудом, но еще может произойти стихийно. Однако верить в стихийные баррикадные бои и стихийные революции может только очень далекий от политики обыватель!

Московское восстание в декабре 1905 г. полно вопросов, ответ на которые легко находится, если представить себе, что «команда» о постепенном сворачивании операции «Русская революция» была зарубежными спонсорами доведена до руководителей всех подрывных организаций. Отсюда и исчезает с октября 1905 г. тема вооруженного восстания из работ Ленина, несмотря на то что только в апреле партийный съезд взял на него курс. Отсюда и странное миролюбие эсеров, одолевшее их именно в это время. Но ведь каждому конкретному боевику не объяснишь всех нюансов международной политики. Им же около двух лет говорили о неизбежности восстания, о гнилости самодержавия. Они прочитали столько «передовой» литературы, что мозги их уже съехали набекрень, и они жаждут ввергнуть собственную Родину в пучину войны и анархии. Боевые дружины были сформированы, в довершение всего им еще и выдали оружие, в значительном количестве завезенное в Российскую империю. И после всего этого — не надо восстания?

Сложилась парадоксальная ситуация, когда верхи революционных партий были значительно миролюбивее настроены, чем их беспокойные подчиненные. Удержать их от действий долгое время было невозможно. То самое чеховское «ружье» грозило выстрелить в любой момент самопроизвольно. И этот момент мог быть самым неподходящим. Тогда было принято мудрое решение — просто его «разрядить»… путем выстрела. Выпустить пар, а заодно дать российской власти отличный повод навести в стране порядок. Организовать попадание в Московский Совет информации о брожении в Ростовском полку труда не составит. Для тех, кто смог распространить по всей стране массу листовок, — это пустяк. Если к ней добавить чистую «дезу» о таком же состоянии всего гарнизона, горячие головы сами пойдут вперед. Надо их только немного подтолкнуть. Для этого в Московском Совете найдется два «ткача» или «фрезеровщика», честно выбранных туда рабочими. То, что эти парни пришли на завод всего 3–4 месяца назад, уже никто и не вспомнит…

Победа восстания была никому не нужна. Ее просто не могло быть при такой безобразной организации дела. Ведь что сделали восставшие — по сути лишь создали несколько укрепленных «гнезд» и развязали самый кровавый отстрел полицейских и офицеров. А этого для победы не то что недостаточно, это ведет в противоположную сторону. Ведь в русском городе Москве гибнут не только русские полицейские и русские офицеры, вместе с ними гибнут горожане и, что самое важное, — простые солдаты! То, что творят боевики, — это бандитизм.

«Дружинники, т. е. организованные на военную ногу стрелки революционных организаций, становятся активнее. Они систематически разоружают встречных полицейских. Здесь впервые начинает практиковаться требование «руки вверх», которое имеет целью обезопасить нападающих. Кто не подчиняется, того убивают», — рассказывает нам Л. Д. Троцкий в книге «Наша первая революция».

Кто не спрятался — я не виноват. Не поднял руки вверх полицейский — его застрелили. Но это только в целях безопасности нападающих трудящихся…

Лучше всего об уровне организации восстания нам смогут рассказать «Протоколы Первой конференции боевых и военных организаций РСДРП». На пятом его заседании некая т. Семенова сделача «Доклад о вооруженном восстании в декабре 1905 г. в Москве». В докладе масса интересных подробностей:

1. «Движение войск конца ноября в других местах и начала декабря в Москве сыграло в известной степени провоцирующую роль». (Ну, это мы уже поняли.)

2. «Движение носило резко выраженный экономический характер». (Вот это новость! Солдаты просто требовали увеличить жалование и уволить тех, кого положено, в запас. Когда власти это сделали — все успокоилось. На основе чего же революционеры сделали вывод, что служивые их поддержат?)

3. Ростовский полк волновался 1–2 декабря, но уже 3–4 был полностью замирен. (Забастовка началась 7 декабря, а вооруженная борьба — 10. Зачем же было начинать пальбу, если солдаты–зачинщики уже не помогут? Можно было успеть даже стачку отложить!)

Потом докладчик переходит к роли боевой организации РСДРП в московском восстании. Ее оценки просто убийственны: «Вооруженное восстание застало боевую организацию врасплох. Ничего не было готово… Вся война велась партизански, случайно… Все пресненские баррикады оказались ничем, как только Пресню оцепили. Все, чем держалась Пресня — это слухом о 10 тыс. дружинников, находившихся там, тогда как их число в действительности редко когда превышало 100».

Бывший эсеровский боевик С. А. Басов–Венхоянцев позднее отмечал такое же странное поведение своих товарищей по партии: «…На Подьяческой, в штабе эсеров, не придавали особо важное значение ни московскому восстанию, ни его поражению».

Однако с денежным довольствием боевиков все было исправно. В книге «Из истории московского вооруженного восстания» мы можем узнать, что «революционный комитет… платит рядовому дружиннику за ночь 3 руб., а десятнику 100 руб. в месяц». Напомню, что зарплата квалифицированного рабочего в то время была примерно 35 руб. в месяц, а тут надо немного пострелять и побегать, и в твоем кармане уже 90–100 полновесных царских рублей. Точно так же в Чечне в наши дни платили поштучно за каждый взорванный фугас и сбитый вертолет…

Пищу для размышлений дает нам и оценка числа боевиков. Пресловутый «Краткий курс» немногословен:

«В целом повстанцы имели около двух тысяч дружинников». Такие же цифры называет и Лев Троцкий: «Как велики были собственно боевые кадры московского восстания? В сущности ничтожны. 700–800 душ входили в партийные дружины: 500 социал–демократов, 250–300 социалистов–революционеров, около 500 вооруженных огнестрельным оружием железнодорожников действовали на вокзалах и по линиям, около 400 вольных стрелков из типографских рабочих и приказчиков составляли вспомогательные отряды».

Но для нас важно другое! Не играет особой роли — полторы или две тысячи боевиков бегали с оружием по Москве. Из рассказов об их численности ясно видно совсем другое: не было никакого общего руководства боевиками! Партийные подчинялись своим руководителям, железнодорожники — вероятнее всего, профсоюзным начальникам, вольные стрелки — вообще неведомо кому. Все они словно на охоту ходили — убивать полицейских. Затем стали отстреливать офицеров и драгун. О принципах борьбы вновь читаем у Троцкого:

«Идет грузинская дружина—одна из самых отчаянных, в составе 24 стрелка, идет открыто, парами. Толпа предупреждает, что навстречу едут 16 драгун с офицером. Дружина строится и бэрет маузеры на изготовку. Едва показывается разъезд, дружина дает залп. Офицер ранен; передние лошади, раненые, взвиваются на дыбы; в рядах замешательство, которое лишает солдат возможности стрелять… Теперь уходите, — говорит толпа, — сейчас привезут орудий» И действительно, скоро появляется на сцену артиллерия. После первого же залпа падают десятки убитых и раненых из безоружной топпы, которая никак не ожидала, что войска будут стрелять по ней. А в это время грузины уже в другом месте вступили в перестрелку с войсками…»

А сколько войск противостоит мятежникам? Сто тысяч? Пятьдесят? Об этом вновь узнаем у Троцкого: «…Из 15 тыс. душ московского гарнизона в «дело» можно употребить только 5 тыс.». Троцкому верить можно, в данном случае он как раз заинтересован преувеличить число правительственных войск. Не так и велик перевес, по крайней мере, на первых порах: 5 тыс. против полутора. Если же вновь обратиться к докладу Ленина, прочитанному 9(22) января 1917 г. в Цюрихе, то численное соотношение войск и боевиков и вовсе будет выглядеть практически равным. «Небольшое число восставших, именно организованных и вооруженных рабочих — их было не больше восьми тысяч — оказывали в течение 9 дней сопротивление царскому правительству», — говорит Владимир Ильич. Опять мы видим «скачущие» в разы цифры. Доверять в исследовании наших революций им категорически нельзя. Вот даже Ленин, желая блеснуть количеством повстанцев перед швейцарскими товарищами, легко помножил их число на четыре. И тем самым вновь наглядно показал нам невероятно низкий уровень руководства московским восстанием!

Не будем удивляться столь сильным преувеличением Ильичем сил боевиков. Не надо делать из Ленина сверхчеловека. Иногда он был прав, но часто ошибался, ошибался очень сильно. В частности, именно в конце процитированного нами цюрихского доклада Владимир Ильич скажет наибольшую глупость за всю свою революционную карьеру:

«Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, что она будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции».

Посмотрим на дату ленинского выступления — 9 (22) января 1917 г. До Февральской революции осталось чуть более месяца, до Октября — немногим более девяти. Ленин же не надеется до революции дожить. Вот вам и гениальное предвидение! Вот вам и «германский шпион», за пару месяцев до «пломбированного» вагона о светлом будущем даже и не подозревающий…

Однако с какими разведками сотрудничал Ленин (и сотрудничал ли вообще), мы поговорим в другой главе. Вернемся снова в заснеженную Москву. Конечно, их около 2 тыс., а не 8, как ляпнул сгоряча будущий вождь мирового пролетариата. Но ведь фактор внезапности и желание борьбы явно на стороне боевиков. И что мы видим? Никаких попыток захвата правительственных учреждений. Только стрельба, стрельба, отход, стрельба. Точно, как в процитированной нами выше «партизанской» инструкции. Так можно понести минимальнее потери, но город–то так не захватить! А зачем тогда было восставать?

Как одна власть может свергнуть другую? Только путем создания альтернативного властного органа, который заменяет собой свергаемую власть. Так будет в феврале 1917 г., когда возникнут сразу два новых центра силы: Петроградский Совет и Временный комитет Государственной думы. Так же будет и в октябре, когда Временное правительство будет заменено Советом народных комиссаров. А в 1905 г. Московский Совет не заявляет о взятии полноты власти даже в городе, не говоря уже обо всей России!

Начинаются девять дней чисто партизанской войны. Но что толку от снайперских выстрелов из–за угла? От смерти еще одного полицейского или офицера? Для победы революции — ровно никакой. Для ее подавления польза большая — войска, озверевшие от выстрелов из–за угла, начинают стрелять куда попало. Но это «героев» борьбы за свободу ничуть не волнует. Пройдет всего несколько дней, и уже не офицеры, а простые солдаты, потеряв товарищей, начнут лупить из пушек по домам, откуда прозвучит провокаторский выстрел. Как отличить боевиков от зевак? Никак. Более того, было несколько случаев, когда они, надев повязки с красными крестами, приближались к солдатам и открывали огонь. Выход один — не разбирать, где зеваки, где террористы. Московский губернатор генерал Дубасов объявляет, что всякая толпа «более чем в три человека» будет расстреляна. Кстати, адмирал Федор Васильевич Дубасов был назначен на свой пост только 25 ноября 1905 г., т. е. за две недели до восстания. Уже тогда в городе воцарился полный беспредел. Вот только некоторые материалы газет, посвященные Москве и напечатанные в период с конца ноября до начала забастовки.


26 НОЯБРЯ (9 ДЕКАБРЯ) 1905 Г., «НОВОСТИ ДНЯ» (МОСКВА)

«В 10 часов вечера, 24 ноября на Малой Царицынской улице, двое хулиганов напали на городового Егора Федотова, и один из них нанес Федотову кистенем три тяжких раны в голову, после чего хулиганы разбежались».

1 (14) ДЕКАБРЯ 1905 Г., «РУСЬ» (С. — ПЕТЕРБУРГ)

«Сегодня на станции Перово, Московско–Казанской железной дороги воры ограбили 50 товарных вагонов. Жандармы и сторожа оказались бессильны >.

3 (16) ДЕКАБРЯ 1905 Г. «НОВОЕ ВРЕМЯ» (С. — ПЕТЕРБУРГ)

«Сегодня ночью арестован весь новый состав бюро почтово–телеграф–ного союза и почтово–телеграфного делегатского съезда».

3 (16) ДЕКАБРЯ 1905 Г., «РУССКОЕ СЛОВО» (МОСКВА)

«Вчера на Остоженке открыта фабрика бомб и взрывчатых веществ. Пироксилин, глицерин и порох, найденные в квартире, опечатаны. Делавший бомбы арестован».

4 (17) ДЕКАБРЯ 1905 Г., «НОВОЕ ВРЕМЯ» (С. — ПЕТЕРБУРГ)

«Сегодня в три часа утра боевой отряд революционеров имел у Сретенского бульвара столкновение с полицией. Двое околоточных ранено, один городовой убит, шесть революционеров с револьверами задержано».


А потом началась забастовка, затем наступил вообще кромешный ад. В городе погас свет, на улицах раздавалась стрельба.

«Газеты не выходят. Сегодня на Большой Лубянке разгромлен оружейный магазин Биткова. Орудие и снаряды увезены… Сегодня много магазинов закрыто; в владельцев, не желающих закрывать их, революционеры стреляют. Толпа снимала служащих в казенных учреждениях, угрожая револьверами. Городская бойня работает и намерена дать вооруженный отпор. Газовый завод также работает, поддерживая минимальное давление, чтобы трубы от мороза не испортились», — сообщала 9 декабря 1905 г. газета «Новое Время».

Именно в этот день стачка переросла в вооруженное восстание. 9 декабря началось и строительство баррикад. Причем, что любопытно, сами боевики к этому не призывали, и до сих пор непонятно, почему толпа начала это делать.

«Многие думают, что баррикады начали строить революционеры, — писал М. Горький, — это не вполне справедливо — баррикады начал строить именно обыватель, человек внепартийный, и в этом соль события. Первые баррикады на Тверской строились весело, шутя, со смехом, в этой веселой работе принимали участие самые разнообразные люди».

Это очередной миф–штамп, прикрывающий весьма любопытный момент. Сама собой толпа может собраться и разойтись, но чтобы подвигнуть ее на строительство баррикады, кому–то все равно необходимо бросить клич! Показать пример, снять дверь с петель, перевернуть телегу, спилить фонарный столб. Праздно шатающиеся зеваки на это неспособны — нет у них под рукой ни пилы, ни топора, ни мотков колючей проволоки, которыми связывали некоторые баррикады. Да и опыта у российского обывателя, строить такие заграждения, нет никакого. В Москве баррикад до той поры никогда не было. Да и зачем их строить, если даже дружинники ими не пользуются. Почитайте мемуары и вы увидите, что никто баррикады не охранял и за них героически не сражался. Боевики прячутся на чердаках, в чужих квартирах, в подворотнях. А кучи хлама посередине улиц просто мешают движению войск. Попытка их разобрать приводит к выстрелам с чердаков и крыш, где сидят «борцы за свободу».

А еще вокруг баррикад толпятся зеваки — это диковинка, это интересно. А далее все, как описывал Троцкий, — боевики стреляют, солдаты подтаскивают орудия. Куда из них стрелять? Конечно в баррикаду! А там гибнут случайные люди — rot откуда большое количество жертв этих дней. Иными словами, баррикады имели только одну функцию — увеличить потери среди мирного населения, которое их строило. Надо было только этому таинственному инкогнито показать пример их строительства. В дальнейшем осознавшие их пользу боевики начали частенько принуждать обывателей это делать силой оружия…

Пришло время обратить внимание на то, как и чем были вооружены боевики, стрелявшие из подворотен и дворов. И здесь нас ждет множество интересных открытий. Образ пролетария, бросающего камни, так же далек от истины, как и миф о тщательной подготовке восстания. Боевики были великолепно вооружены, и если бы руководство их действиями было такого же качества, как и вооружение, то шансы на успех были бы очень велики. Попавшие в плен к повстанцам солдаты позднее говорили, что у них есть все, кроме пушек. Есть сведения, что были у боевиков снайперы с настоящими снайперскими винтовками. Перечень обычного вооружения поражает своей пестротой. Здесь разнообразные винтовки, револьверы, браунинги. Множество боевиков вооружено швейцарскими винтовками «Веттерлей», теми самыми, что плыли в Россию на пароходе «Джон Графтон». Этого следовало ожидать. Однако нас ждут и сюрпризы…

27 июня 1838 г. в германском городе Оберндорфе в семье оружейннка родился знаменитый конструктор Петер Пауль Маузер. Именно его пистолет К–96 калибра 7,63 мм, созданный конструктором в 1896 г., наряду со швейцарской винтовкой, а вовсе не булыжник, стал «главным оружием пролетариата». Потом маузер огненным следом пройдет сквозь бури русской Гражданской войны и даже войдет в нашу литературу («Ваше слово, товарищ Маузер!»). Это было новейшее оружие — всего лишь 1 августа 1896 г. состоялось первое представление пистолета специалистам. В Германии он был принят на вооружение конных егерей только в 1908 г. Российская армия начала его получать еще позднее — лишь в период Первой мировой войны. Но «дебют» этого пистолета в российской истории состоялся как раз в декабре 1905 г. Как же боевики смогли получить оружие значительно раньше армии? А разве мы не наблюдали такой же феномен всего лишь 8–10 лет назад? Чеченские боевики получали новейшие системы вооружения, в частности суперсовременные российские снайперские винтовки, раньше нашего собственного спецназа. Что же говорить о зарубежных образцах оружия! В начале XX в. была точно такая же ситуация. А маузер имел одно принципиальное отличие от других пистолетов — пристегивающийся приклад, превращавший его практически в винтовку и повышавший точность стрельбы. В руках боевиков находились и винтовки системы П. Маузера, поэтому подозрительно раннее появление его пистолетов часто ускользает от глаз исследователей. Но и на этом сюрпризы не заканчиваются! Газета «Новое Время» писала 13(26) декабря 1905 г.:

«Сегодня на рассвете сгорела типография Сытина на Валовой улице… В типографии забаррикадировались до 600 дружинников, преимущественно рабочих печатного дела, вооруженных револьверами, бомбами и особого рода скорострелами, называемыми ими пулеметами».

Странным словом <скорострел» названы новейшие английские пулеметы, имевшиеся на вооружении боевиков. В русской армии таких еще не было, отсюда и такая странная терминология. Откуда у простых пресненских рабочих пулеметы? Неужели купили в оружейных магазинах вместе с охотничьими ружьями? К примеру, на вооружении московских городовых были лишь старинные револьверы и сабли. Не мудрено, что за считанные дни большинство их погибло.

Анализируя степень вооруженности противоборствующих сторон, мы увидим, что до зубов вооруженным боевикам могли противостоять только воинские части, имевшие на вооружении винтовки и артиллерию. Однако боевой дух войск московского гарнизона был не очень силен. Умирать от выстрела в спину из темной подворотни никому не хотелось. Именно поэтому окончательное подавление беспорядков произошло с момента появления в Москве (15 декабря 1905 г.) гвардейского Семеновского полка. Семеновцев было не так уж много — всего две тысячи, но боевой дух русской гвардии превосходил дух мятежников. В Москве именно этот полк окончательно решил дело в пользу законной власти…

Но не покидает меня ощущение того, что восставших боевиков кто–то сильно и настойчиво подставлял под удар государственной машины. Вооружил хорошо, дал денег и отправил на убой. Почему возникают такие подозрения? Потому что как это ни странно, но Николаевская железная дорога между Москвой и Петербургом была единственной, на которой не было в тот момент забастовки! Только поэтому удалось так быстро и без проблем перебросить семеновцев. Но как только они попытались продвинуться по другой дороге — Московско–Казанской, как были вынуждены применить силу. Полковник Н. А. Риман, немец, говоривший по–русски с сильным акцентом, для организации перевозок расстрелял без суда и следствия 63 человека. Проявленная им жестокость была обусловлена полученным приказом: «Захватить постепенно станции Перово, Люберцы и Коломну, уничтожить боевые дружины и восстановить железнодорожное сообщение». Четко и конкретно, как на настоящей войне: захватить та–кую–то высоту, выбить противника, обеспечить безопасность движения. Раз приказ военный — значит, и действовать надо по–боевому. Расстрел и правда оказался волшебной мерой — поезда вновь беспрепятственно пошли в Москву. Но почему жена Николаевской дороге не было ни боевиков, ни стачкомов?

Ведь даже задолго до восстания было очевидно, что правительство пошлет в первопрестольную подкрепления. Так неужели невозможно парализовать ту дорогу, по которой повезут войска? Странно это — когда забастовка везде, кроме той части русских железных дорог, где это жизненно необходимо! Нашим смутьянам удавались значительно более масштабные вещи, чем забастовка. Повод–то какой — спасаем жизни московских товарищей! Кто же откажется? В действительности никаких попыток организовать паралич николаевской дороги путем стачки мы не видим.

Но ведь можно было просто устроить диверсию, взорвать рельсы! Справедливости ради скажем, что ЦК эсеров пытается это сделать. И поручает жизненно важное дело… некоей рабочей дружине А. Н. Пе–терсона. Дружинники закладывают динамитные шашки, но когда на следующий день приходят для осуществления взрыва, то попадают в засаду. Более никаких попыток остановить сообщение между Питером и Москвой не делается.

Вот из таких мелочей и складывается полное ощущение, что никто пресненских боевиков к победе вести не собирался. Вспомним, что и решительный адмирал Дубасов появился в Москве по чистой ?слу–чайности» прямо накануне событий, а так же «случайно» эсеры не предотвратили переброску семеновского полка. А единственным вокзалом, который восставшие не захватили, был как раз Николаевский! Командир дружины эсер В. В. Мазурин даже предложил взять его силами своих боевиков. Но, как пишет один исследователь, «не встретил должной поддержки»…

Поначалу в незнакомом городе семеновцы немного стушевались. Не совсем было понятно, до какой степени можно применять силу. Ответом на все вопросы стал телефонный разговор командира семеновцев генерал–майора Г. А. Мина и министра внутренних дел П. Н. Дурново:

«Никаких подкреплений Вам не нужно. Нужна только решительность. Не допускайте, чтобы на улице собирались группы даже в 3–5 человек. Если отказываются разойтись — немедленно стреляйте. Артиллерийским огнём уничтожайте баррикады, дома, фабрики, занятые революционерами…»

Генерал-майор Г. А. Мин, командир Семеновского полка, заплатил за верность долгу своей жизнью

И это говорит та самая власть, которая не могла закрыть несколько газет? Которая демонстрировала беспомощность и благодушие на протяжении всей смуты? С чего же такие изменения? Понятно, что страна на краю пропасти, и дальше миндальничать уже нельзя. Но ведь этого тоже можно не понимать! А власть четко ликвидирует угрозу, на таком уровне ей этого никогда еще делать не удавалось. Обыски и аресты проходят в Петербурге. Всего за два дня — 7 и 8 декабря, к примеру, было произведено 350 обысков! Взяты три динамитные лаборатории, почти 500 бомб, масса оружия. На следующий день — еще 400 обысков и задержаний. Среди многих других отправляется на нары и начальник эсеровской боевой дружины Александро–Невского района Петербурга молодой Александр Федорович Керенский…. Генерал–майор Г. А. Мин, командир

Обратите внимание, власть даже не за–Семеновского полка, заплатил дает себе вопрос: а что скажет мировое за верность долгу своей жизнью сообщество, если в Москве станут артиллерийским огнем разрушать дома и фабрики. Ведь неизвестно еще, к какому количеству жертв приведет такое развитие событий. Это сейчас мы знаем, что число жертв московского восстания было значительным для уличных беспорядков и ничтожным для недели боев с применением пулеметов и артиллерии.

«По данным 47 лечебниц и больниц зарегистрировано 885 раненых, 174 убитых и умерших от ран. Но убитых принимали в больницы только в редких случаях; по общему правилу они лежали в полицейских участках и оттуда увозились тайком. На кладбище похоронено за эти дни 454 человека убитых и умерших от ран. Но много трупов вагонами вывозили за город. Вряд ли ошибка будет велика, если мы предположим, что восстание вырвало из среды московского населения около тысячи душ убитыми и столько же ранеными», — указывает Лев Троцкий.

В декабре 1905 г. стрелять с совершенно спокойной совестью из всех доступных видов оружия в центральных городах собственной империи можно было, только получив недвусмысленный сигнал от представителей иностранных держав, что они этого не заметят! Ведь такой расстрел создавал невиданно хорошую почву для антирусской агитации во всем мире. Мало того, что режим отсталый, мало того, что кровавый, так он еще и безумный! Любое событие можно интерпретировать по–разному. Представьте себе, как можно подать артиллерийский обстрел Красной Пресни!

Но вместо сочувствия боевикам, которого можно было бы ожидать, зарубежные газеты писали в это время совсем другое! Мы же помним, как страстно апеллировали к мировому общественному мнению и народовольцы, н эсеры. Всем им очень хотелось навсегда обрядиться в одежды борцов за прогресс и свободу. И до сих пор получалось. Менее года назад, после Кровавого воскресенья, акцент в сообщениях делался на совершенно других вещах. К примеру, известный оперный певец Леонид Собинов в эти дни находился в Милане и писал в Москву Е. Садовской (письмо №214): «…Если бы ты только прочитала, что за ужасы пишут в итальянских газетах про то, что сейчас делается в Петербурге. Что–то невообразимо ужасное, бесчеловечное, если даже допустить, что все сведения преувеличены в десять раз…».

Но в декабре 1905 г. тон сообщений из–за рубежа поменялся. Русские газеты публикуют сообщения своих корреспондентов. Все они на удивление схожи.


«БЕРЛИН, 5 (18) декабря. Заявление русского правительства о том, что оно, в целях проведения возвещенных реформ, прибегнет при случае к репрессивным мерам, встречено здесь с большим сочувствием».

«ЛОНДОН, 6 (19) декабря. Англичане всех партий глубоко сожалеют об эпидемии «саморазорения», охватившей широкие русские круги. Никто не верит в возможность русской социальнсй республики, никто не сочувствует ей».

«ПАРИЖ, 11 (24) декабря. …Только «Фигаро» в статье, подписанной редактором, заявляет, что русские революционеры ошибаются, если думают, что общественное мнение Европы на их стороне. Русское правительство стоит на страже порядка и национальной безопасности, революционеры же своими действиями отняли у себя право говорить от имени прогресса и свободы».

«ЛОНДОН, 12 (25) декабря. Московские события вызывают здесь сильное беспокойство. Пресса осуждает жестокость революционеров и выражает уверенность, что правительству удастся подавить движение. «Times» с чувством удовлетворения замечает, что войска беспрекословно повинуются приказаниям».


Наконец 17(30) декабря французский Journal поместил интервью с Гапоном. Тот осуждает вооруженное восстание и говорит о том, что надо всячески препятствовать расчленению России. Золотые слова! Но почему именно за день до подавления восстания, именно в эти дни французские журналисты печатают такое интервью? Разве восстаний и бунтов за прошедший год смуты было мало?

После подавления Парижской коммуны захваченных коммунаров сотнями расстреливали правительственные войска. Ничего подобного в охваченной смутой Москве не было. 18 декабря 1905 г. были подавлены последние очаги сопротивления в районе Пресни, где прямо на месте боев заседал военно–полевой суд. По его приговору было расстреляно всего 16 6ocbhkod! И Москва успокоилась…

Успокоения Сибири и Дальнего Востока удалось добиться еще меньшими жертвами. Везде, где власть решительно бралась наводить порядок, он «наводился» невероятно быстро. Пламенные революционеры почему–то быстро и легко сдавали все завоевания революции и вовсе не стремились за них умирать. Примером таких событий являются события января–февраля 1906 г., последовавшие непосредственно за московскими событиями.

Однако начало им было положено все той же всеобщей политической стачкой в октябре 1905 г. Русские войска находились на территории Китая, демобилизация армии была в самом разгаре, когда началась забастовка телеграфистов в Чите, а затем ее поддержали другие железнодорожные служащие. В городе происходили манифестации, в ходе которых была попытка разграбить оружейные склады. Она была отбита, но связь армии с этим городом и, следовательно, с остальной Россией была утрачена. 16 октября забастовали и служащие КВЖД. Единственная новость, ради которой телеграфисты прервали забастовку, — появление царского Манифеста. Он дал свободу печати и отменил цензуру. Поэтому революционная пропаганда еще более усилилась. 24 октября к стачке присоединились железнодорожники. В результате с ноября 1905 г. по январь 1906 г. Сибирь и Дальний Восток, куда должны были прибывать эшелоны выводимой из Манчжурии армии, были практически отрезаны от остальной России. Невероятно, но факт: у русской армии неожиданно возникла проблема с возвращением в Россию!

В войсках началось брожение, особенно усилившееся после того, как в армию целенаправленно прибыла большая группа агитаторов. Демобилизуемые солдаты, столкнувшись с невозможностью движения к своим родным местам, быстро охватывались всеобщим бунтарским настроением. Позли слухи, один невероятнее другого. Еще немного, и в армии мог начаться открытый мятеж.

Картина, которую можно было наблюдать в это время на Сибирской железной дороге, весьма напоминает будущие страшные картины 1917 г. и Гражданской войны Эшелоны расхлястанных солдат, не признающих над собой никакой власти. Дисциплина равна нулю. Главная забота — не позволить ни одному поезду обогнать себя. А на станциях эти поезда ждали не только солдаты и офицеры, отставшие от своих собственных эшелонов, но и масса людей, находившихся во время войны с армией. Это всевозможные мастеровые, подрядчики, купцы и всевозможные авантюристы. Многие с семьями и детьми. Вся эта масса людей разом двинулась в европейскую Россию и полностью забила собой все сибирские станции. Когда забастовка окончательно парализовала движение, людям неделями приходилось ожидать возможности попасть в поезд. Они мерзли, даже голодали. В результате, когда поезд подходил к станции, за место в нем начиналась настоящая битва. Счастливчиками были те, кто захватывал место на площадке и стоя ехал дни и ночи через необъятные сибирские просторы.

В этой ситуации правительство, которое обрело в конце 1905 г. невиданную решимость, поняло очевидную насущность наведения на железной дороге порядка. Однако начало этой операции в собственной стране было обставлено с соблюдением максимальной конспирации. 23 декабря 1905 г. в штаб генерала Линевича из Омска прибыл переодетый в штатское офицер. И привез с собой не письменный приказ, нет. Он привез телеграмму (!) о назначении генерала П. К. Ренненкампфа командиром экспедиции по наведению порядка на Сибирской железной дороге. Поскольку связь не работала, то другого способа доставки информации у властей не было!

План был очень прост: генерал Ренненкампф двигается по железной дороге от Харбина, а навстречу ему идет отряд другого генерала — А. Н. Меллера–Закомельского, прославившегося решительным подавлением севастопольского мятежа. Именно Александру Николаевичу Меллер–Закомельскому удалось показать, насколько искусственной и раздутой была наша первая революция…

До Омска его отряд ехал спокойно, все было в порядке, железнодорожное движение шло нормально. Далее на станциях уже пустили корни забастовочные комитеты. Разумеется, никакой реальной власти они не имели, и результатом их хозяйствования стали забитые поездами пути и полная остановка движения. На станции Узловой Меллер–Закомельский быстро привел в чувство эшелон с распоясавшейся солдатней. Часть своего отряда генерал выстроил на перроне, а остальные прикладами выгоняли солдат строиться. И — о чудо! Никто из «революционных» солдат даже не пикнул!

Дальше дело пошло веселее. Агитаторов, неизвестно как проникших в его поезд, Меллер–Закомельский приказал выбросить на полном ходу. «Бастующие» телеграфисты разносили новости о жестком генерале вперед. На следующих станциях солдаты выходили строиться сами! Начинала налаживаться нормальная жизнь, с нормальным человеческим порядком. Вскоре пришлось применить и оружие: без суда и следствия был расстрелян машинист, отказавшийся вести поезд Мел–лер–Закомельского и призывавший солдат к неповиновению. Та же участь постигла телеграфиста, который не пропускал телеграмм, имевших государственное значение. Все остальные «принципиальные» противники существующего государственного строя моментально, прямо на глазах, стали превращаться в нормальных русских людей. Расстрелы, проведенные без колебаний, сохранили многие сотни, а возможно, и тысячи жизней! И это не ода насилию и убийствам — это железная логика и простая арифметика. Когда «принципиальные противники насилия» из Временного правительства дадут пожару революции в 1917 г. разгореться, счет жертв пойдет на тысячи и даже миллионы!

И вот вопрос — сколько человек надо было расстрелять «карательной» экспедиции царского генерала, чтобы привести к покорности всю Сибирь? Вот Колчак пытался достигнуть этого более года — и не получилось, несмотря на сожженные деревни и расстрелянных партизан. Потом с партизанами боролись уже большевики. У них на это ушло несколько лет и потребовалось расстрелять тысячи. Можно предположить что–либо подобное и в 1906 г.

Из доклада генерала Меллер–Закомельского императору:

«Мое появление на Забайкальской дороге сразу подняло престиж власти и подорвало значение стачечного комитета. Продвигаясь по Забайкальской дорога к Чите, я попутно производил аресты виновных в сопротивлении властям. Главные виновники, телеграфисты и члены стачечного комитета, взятые с оружием в руках, после точного выяснения их виновности и собственного признания, были мной расстреляны на ст. Мысовой — 5 человек и на ст. Могзон — 7 человек. Другуе телеграфисты, менее виновные и несовершеннолетние, были наказаны плетьми».

Вот вам и революция! Достаточно расстрелять 12человек, и ее уже нет! Где же принципиальность, где же борьба? Ничего этого, как мы видим, нет. Может, не были смутьяны вооружены? Еще как — оружия у них было побольше, чем у пресненских боевиков. «Невинными» жертвами солдат Меллер–Закомельского стал знаменитый большевик Иван Бабушкин и его товарищи. Гневными сообщениями об их бессудной казни полны книги, изданные в советский период. В чем состояла их вина? Да ни в чем! Они всего лишь поставляли оружие революционерам. Вагонами! Хоть в Чите военные склады удалось отстоять, но все равно именно здесь сосредоточивалось все военное снабжение для нашей армии в Манчжурии, а следовательно, именно здесь его похищали. Отсюда смертоносный груз расползался по всей Сибири. Размах был большой. Бабушкин специальным поездом повез несколько вагонов с оружием по направлению к Иркутску, где планировалось устроить восстание. Сюда же подошел поезд Меллер–Закомельского. Бабушкин и пятеро его подельников были схвачены на станции Слюдянка.

18 января 1906 г. всех их по приказу генерала расстреляли на станции Мысовая. Жестоко? Несомненно, но давайте не будем забывать, что Бабушкин и до этого занимался революционной деятельностью. Начинал, кстати, вместе с Ильичем в «Союзе освобождения рабочего класса» в 1895 г. Втянулся, стал «профессиональным революционером», в 1903 г. был приговорен к ссылке и отправлен отбывать ее в Восточную Сибирь, в город Верхоянск. Освобожден Иван Бабушкин был по амнистии в октябре 1905 г., которой сопровождался царский Манифест. И никакого раскаяния — уже в январе он сопровождал целый поезд с оружием…

Уничтожая зачинщиков бунта и приводя в чувство остальных бунтарей плетями и арестами, генерал Меллер–Закомельский приблизился к главному «осиному гнезду» революционеров в Сибири — городу Чите. Именно здесь они пустили самые глубокие корни. С середины октября 1905 г. местные бунтари начали создание рабочей дружины. К концу ноября 1905 г. ее численность составляла около 4 тыс. человек. 22 ноября 1905 г. в городе был создан Совет солдатских и казачьих депутатов, 24 ноября были освобождены политзаключенные из Читинской, а затем Акатунекой тюрем. Фактически власть в городе была полностью захвачена революционерами. И мятежный город так и вошел в историю тех лет под названием Читинская республика…

Вот и давайте себе представим. Сибирь, Чита. Доведенные до отчаянья беспросветной жизнью, помноженной на позорный проигрыш войны, читинские пролетарии начинают бороться за свои права. Создают дружину, воруют винтовки из эшелонов и складов, отнимают револьверы у полицейских. Но разве так толком вооружишься? Нет столько городовых и жандармов в Чите! А ведь братцы–рабочие не только создали четырехтысячную дружину, но еще и отправили около 3 тыс. винтовок с товарищем Бабушкиным в помощь иркутским повстанцам. Ясно, что последнее не пошлют. В докладе царю генерал Меллер–Закомельский напишет, что у читинцев имелась целая гора оружия: около 30 тыс. винтовок, ручные гранаты, динамит, пироксилин и патроны! Откуда же столько оружия у читинских пролетариев? Столько ж во всей России не наворуешь со складов!

…И вот сидят пролетарии с мозолистыми руками и слушают товарища. А он говорит им о том, что движется к Чите страшная опасность: кровавый царский генерал Меллер–Закомельский. Строг генерал до крайности — нескольких товарищей уже расстрелял, бессчетное множество плетьми выпорол. Что же в такой ситуации делать? Сопротивляться палачу? Дать ему бой, устроить кровавую баню? Отомстить царскому псу за убитых друзей? Ведь именно так должны поступить настоящие революционеры. Но в том–то и дело, что «настоящих» революционеров в России было ужасно мало. Не хватало их на все стачкомы и советы. А простые, обычные рабочие, товарищи из Читинской республики сражаться с войсками не захотели. Они приняли весьма оригинальное решение — чтобы не сдаваться «кровавому» Меллер–Закомсльскому, они… поспешили сдаться менее кровавому генералу Ренненкампфу! Так в справочниках и пишут: «Ввиду превосходства правительственных войск, Читинский комитет РСДРП принял решение отказаться от сопротивления»!

22 января 1906 г. войска Ренненкампфа заняли Читу У этого генерала более либеральная репутация. Авось этот не всех расстреляет. И надо сказать, что Ренненкампф ожидания читинцев оправдал. Арестованных было много, а к стенке поставили всего четверых. Подведем печальный и одновременно невероятный итог.

— Для «покорения» Сибири царским «палачам» пришлось расстрелять всего 16 человек.

— Времени на это было затрачено менее месяца: 31 декабря отправился в путь Меллер–Закомельский, 2 января 1906 г. тронулся в путь поезд Ренненкампфа.

А вот фашисты, уничтожив несколько миллионов белорусов, так и не смогли навести на ее территории свой «новый порядок»…

Но, может быть, силы царских генералов были огромные, их отряды намного превосходили силы и Колчака, и большевиков, и германских фашистов? И правда, интересно, сколько же было у генерала Меллер–Закомельского в отряде человек?

Вам вопрос в отвег — сколько солдат у него должно быть, чтобы он имел над революционерами колоссальное превосходство? Сколько должно быть «карателей», чтобы их будущие «жертвы» решили за благо сдаться?

Генерал Меллер–Закомельский имел в распоряжении только усиленную роту лейб–гвардии Литовского полка и два полевых орудия, примерно двести штыков. Его отряд проехал около 5 тыс. верст. И на всем этом огромном пути вооруженное сопротивление отряду оказали только 5 человек из «команды» Бабушкина! Генерал Ренненкампф вообще обошелся без расстрелов, если не считать главарей Читинской республики.

Так ли сильны были революционные убеждения русских людей, если для приведения к покорности огромной территории пришлось расстрелять всего пару десятков смутьянов?

Разумеется, нет. За убеждения люди умирают, а не сдаются в плен! Так ли сильно хотели рядовые революционеры нести людям «свет правды», если оказалось достаточно выбросить из поезда пару агитаторов, чтобы никто уже не пытался влезть туда вновь?

Христианские миссионеры шли к людоедам, рискуя оказаться в их желудках, потому что верили в идеи, которые проповедовали. Отказ от проповеди из–за риска говорит нам об отсутствии убеждения как такового. Агитаторы просто выполняли свою работу, получали деньги. А рисковать жизнью в их служебные обязанности не входило!

Так была ли в России революция вообще, если так легко оказалось подавить ее самые опасные проявления?

То, что случилось в Российской империи, было не революцией, а «праздником непослушания» для взрослых. Они не слушались властей, бунтовали, мародерствовали только до первой команды, что «праздник» этот закончился и пора вновь становиться обычными законопослушными людьми. Приятно не слушаться и бузотерить, когда тебе дают за это деньги и одновременно никак не наказывают! И никакие деньги не могут заставить вступить в реальный бой с властью массы людей, если она не вызывает у них ненависти и отторжения! Единицы в бой пойдут, тысячи — нет. Меллер–Закомельский и Рен–ненкампф никакого бунта не усмиряли и Сибирь не «покоряли». Они просто донесли двумя десятками расстрелов до населения, что «праздник непослушания» закончился…

Распался бы Советский Союз, если бы его власти жестко пресекли смуту в самом ее зародыше, и самые первые погромщики и сепаратисты сразу шагнули бы к стенке?

Когда власть действует жестко, она всегда бережет тысячи жизней,' обменивая их на десятки других. И главный вопрос — имеет ли власть на то право9 В Китае размазали танками по центральной площади Пекина пару сотен студентов. Их, безусловно, жалко. Но прошло 20 лет, и Китай стал супердержавой и грозит при таком же сумасшедшем темпе развития стать главным мировым лидером. У нас в 1991 г. у власти стояли мягкотелые слюнтяи. Результатом стал распад СССР и гибель десятков тысяч людей в многочисленных конфликтах…

Понимая, что отнюдь не убеждения и плохая жизнь толкала большинство людей в смуту и бунт, мы уже не удивимся, когда будем перечитывать мемуары О. Ю. Витте, бывшего в тот момент премьером:

«Для характеристики, какое было тогда время, привожу следующий факт. Мой зять Нарышкин с женою и моим внуком Львом Кирилловичем Нарышкиным, которому тогда было не более года, служил в миссии в Брюсселе. Когда Ренненкампф доехал до Читы и несколько вожаков революционеров были осуждены к смертной казни, то моя жена в тот же день получила от русских эмигрантов в Брюсселе депешу, что если сказанные революционеры будут в Чите казнены, то сейчас же моя дочь и внук будут ими убиты. Жена пришла ко мне в слезах с этой телеграммой, и я ей сказал, что если бы они не стращали, то, может быть, я бы о них ходатайствовал, но теперь этого сделать не могу. Революционеры были казнены. Этот факт, тем не менее, показывает, что деятели революции даже в Чите находились тогда в довольно определенных связях с русскими деятелями той же партии за границею, а равно характеризует то трудное время, которое мы переживали».

Добавить к этому нечего. Шантажировать убийством семью премьер–министра могут лишь очень смелые люди. Или очень уверенные, что в гостеприимной загранице они могут делать все, что угодно, даже с дипломатическими представительствами Российской империи. Тот, кто до сих пор думает, что Советы рабочих депутатов создавались именно рабочими и именно для улучшения жизни, сильно ошибается…

Судьбы героев подавления бунта в Сибири весьма различны. Более жесткий А. Н. Меллер–Закомельский был послан в весьма неспокойное место и по 1909 г. был губернатором Прибалтийского края, затем стал членом Государственного совета. Благополучно пережив революцию, умер в 1928 г. в Ницце. Более мягкий П. К. Ренненкампф пережил покушение. 30 октября 1906 г. эсер с характерной фамилией Коршун бросил ему под ноги «разрывной снаряд». Однако взрыв удался лишь наполовину — генерал и его спутники были оглушены, а схваченный террорист на следующий же день казнен. После Февральской революции Ренненкампф был арестован и отправлен в Петропавловскую крепость. Затем уехал в Таганрог и уже там, в апреле 1918 г., был расстрелян большевиками за отказ пойти на службу в Красную армию…

По–разному сложились и судьбы героев наведения порядка в Москве. Смертный приговор от революционеров за свою верность присяге получили и адмирал Дубасов, и генерал Мин. Первые две попытки отомстить адмиралу были предупреждены действиями полиции. Она получила информацию от Азефа. Третью попытку предотвратить не удалось: 23 апреля 1906 г. по окончании праздничного богослужения в Большом Успенском соборе адмирал Дубасов со своим адъютантом возвращался домой в открытой коляске! Никакого конвоя при нем не было — не может же боевой адмирал и георгиевский кавалер прятаться! Молодой человек в форме лейтенанта морского флота бросил бомбу. Адъютант адмирала был тяжело ранен, серьезно ранен кучер, самому покушавшемуся снесло полголовы. Кроме того, у дежурившего рядом солдата был поврежден глаз и лопнули барабанные перепонки. Пострадали прохожие, в их числе две девочки и 14–летний подросток. У адмирала раздроблена стопа…

В декабре того же года попытка покушения повторилась в Петербурге—в Таврическом саду. Два члена «летучего боевого отряда» эсеров открыли стрельбу по прогуливавшемуся Дубасову, а два других бросили бомбу, начиненную металлическими изделиями. В саду полно детей и прохожих, но «борцов за народное счастье» это ничуть не смущает. Адмиралу вновь повезло — он был лишь легко ранен. Более того, он начал отстрел»шаться, d результате чего двое нападавших были задер жаны. Бог хранил Дубасова — он умер своей смертью, не дожив до того момента, когда революционеры возьмут в России верх…

А вот судьба генерала Мина была более трагична. Через семь месяцев после московских событий, в воскресенье, 13 августа 1906 г., он был застрелен в спину на перроне Ново–Петергофского вокзала на глазах жены и дочери. От охраны гвардейский генерал отказапся. Убийцей Мина была эсерка Зинаида Коноплянникова. В 1904 г. за рубежом она изучала технологию изготовления взрывчатых веществ и разрывных метательных снарядов. Практику проходить приехала на родину, однако вместо бомбы партия вручила 26–летней Коноплянниковой револьвер. Она была приговорена к повешению и удостоилась сомнительной чести стать последней женщиной, казненной таким способом в Шлис–сельбургской крепости.

После Февральской революции свели счеты и с полковником Рима–ном — 11 марта 1917 г. он был арестован Временным правительством. Потом — расстрелян большевиками…

А для нас настал момент вновь заняться скучной рутинной работой. Пришла пора ознакомиться с программами русских партий, проводивших на фоне убийств, взрывов и стрельбы первую избирательную кампанию в первый русский парламент…

Загрузка...