Кто приручит тигра

Глава 8

Чемоданы стояли на середине прекрасной сине-золотой комнаты на полу. Доминик устало вошла, закрыв за собой дверь. Так много произошло в течение этого дня — бесполезно пытаться понять и усвоить это, тем более в ее нынешнем состоянии. Подобно тому, как вчерашний день превратился в нечто прекрасное и дарящее радость, так день сегодняшний стал настоящей катастрофой. Она не только узнала о своем муже массу невероятных вещей, но и разрушила то, что привлекло его к ней. И она верила ему, когда он сказал, что может отомстить. Она всегда ощущала в нем эту необузданную жестокость и сейчас не осмеливалась даже думать о том, как он теперь поступит.

Доминик устроилась на широком сиденье подоконника у окна с видом на простиравшуюся внизу долину. Несмотря на жаркий день, ее трясло. Что же теперь будет с ними? Как может она и дальше жить с человеком, обманувшим ее, а теперь, кажется, презирающим ее? Она вздохнула. Трудно было поверить в то, что всего три недели назад она радостно строила планы, предвкушая поездку в Южную Америку. Теперь она — замужняя женщина, она замужем за бразильцем, которого не знает и не понимает и который готов, не задумываясь, сломать ее. И все же она его любит!

Даже злобные слова Марион не смогли разрушить это чувство, и если она и испытывала унижение из-за того, почему он на ней женился, то только потому, что была разочарована: это не имело никакого отношения к Джону и Изабелле. Даже с его предыдущим браком, если бы у нее было время свыкнуться с этой мыслью, она могла бы смириться.

Может быть, если бы она не встретила Винсенте сразу же по возвращении, если бы у нее было время сесть и подумать о том, что она узнала, она смогла бы вести себя нормально, не обращаться-с ним, как с каким-то чудовищем. Если бы она успела серьезно обдумать все это, может быть, она сумела бы спрятать боль и горечь, которые испытала от откровений Марион. В конце концов для нее ее любовь должна была быть важнее всего, и даже если бы она могла иметь лишь немногое, это было бы все же лучше, чем ничего. Если он испытал какое-то садистское наслаждение, отняв ее у Джона, то, может быть, у него были на то причины — как знать? Как и сказала Марион, он мог воспринять интерес Джона к своей сестре весьма серьезно, если принять во внимание, как латиняне оберегают своих женщин… Но когда она слышала тот разговор Марион с Мэри, после того, как только что узнала о его предыдущем браке, невозможно было рассуждать логически, как сейчас.

Подавленная, она встала, подошла к столу и взяла сигарету. Пальцы ее дрожали. Что бы она ни думала, какие извинения его поступкам ни искала, факты изменить было нельзя, и они оставались все такими же удручающими. Он сознательно ввел ее в заблуждение, сознательно поставил своей целью увлечь ее с самой первой их встречи. Конечно, она знала, что привлекательна, но в ней нет ничего от фам фатель — роковой женщины, — чтобы она могла заставить такого искушенного человека, как он, потерять голову. Нет, в основе слов тех сплетниц лежала правда. Как говорят, нет дыма без огня, удрученно думала она.

Сердитыми, нервными движениями она распахнула чемодан и начала вынимать вещи. Сейчас по крайней мере она ничего не может поделать. Как и сказал Винсенте, она останется здесь, и надо постараться примириться с ситуацией. Кто знает, что произойдет в последующие дни? Однако одно совершенно точно: рано или поздно ей надо будет поговорить с Джоном, самой узнать, каковы были его отношения с Изабеллой Сантос, чтобы она больше не оставалась в неведении относительно этого.

Позже, когда все ее платья были развешаны в шкафах, Доминик приняла ванну и переоделась в облегающее прямое платье из бирюзового льна. Это было одно из ее самых простых платьев, но тем не менее выглядело оно хорошо. Расчесав волосы, она сделала пучок на затылке — у нее даже не было сил пытаться устроить прическу посложнее. Несмотря на косметику, лицо ее казалось бледным, и она с тревогой думала, что ждет ее этим вечером.

Однако, спустившись вниз, Доминик не увидела Винсенте, и, когда Сальвадор появился в гостиной сказать, что обед подан, она спросила:

— Где… где мой муж, Сальвадор?

С обычным своим вежливым поклоном Сальвадор ответил:

— Сеньор Сантос сегодня не обедает дома, сеньора.

Доминик просто ушам своим не поверила. И это после того, как он пришел в такой гнев! И, судя по тому, что он не приходил в их комнаты, чтобы переодеться, она решила, что он остался внизу в мрачных раздумьях. Известие о том, что он ушел, было оскорбительно для тех усилий, которые она потратила на свой внешний вид.

— Куда… куда он пошел? — осторожно спросила она.

Сальвадор пожал плечами.

— Не могу сказать, сеньора. Доминик почувствовала, как ее захлестывает бессильное раздражение.

— Бога ради, Сальвадор, — резко сказала она дрожащим голосом, — разве ото не тот случай, когда вы можете выдать секрет? Я его жена! Сальвадор переплел пальцы.

— Но это правда, сеньора. Я не знаю, куда ушел сеньор Сантос.

Доминик направилась к столу с бутылками и налила себе щедрую порцию виски. Она чувствовала, что могла бы пить, не переставая, чего никогда раньше не делала. Но она была готова на что угодно, лишь бы хоть на время унять боль, раздирающую ее сердце.

Сальвадор подошел к ней.

— Я не стал бы пить это, сеньора, — тихо проговорил он. — Оно очень крепкое. Вам, наверное, станет плохо.

Доминик кинула на него презрительный взгляд.

— Вы думаете, я никогда раньше не пила, Сальвадор? — жестко спросила она. — Я не ребенок, знаете ли.

— Конечно, нет, сеньора, — серьезно ответил Сальвадор. — Тем не менее я посоветовал бы…

— Мне не нужны ваши советы, — горько сказала Доминик.

Поднеся рюмку к губам, она одним глотком проглотила почти половину ее содержимого.

Она тут же чуть не задохнулась. Приступ отчаянного кашля сотряс все ее тело, горло и желудок обожгло как огнем. Из глаз полились слезы, и она ощупью стала поспешно искать носовой платок. Сальвадор невозмутимо вручил его ей, а когда кашель прошел, вынул рюмку из ее покорных пальцев и поставил обратно на поднос. Потом он сказал:

— Стол накрыт в маленькой столовой, сеньора. Не изволите ли пройти?

Доминик взглянула на него почти нетерпеливо, а потом, с выражением покорности судьбе, пошла впереди него из гостиной.

Обед прошел в молчании. Доминик ела очень мало и с отсутствующим видом пила понемногу вино, которое наливал ей Сальвадор. Окружающая ее обстановка, тепло бархатистого ночного воздуха, аромат душистого табака и роз, цветущих так обильно, ничего для нее не значили. Она была поглощена собственными мыслями и жестоко болезненными догадками о том, где сейчас может быть Винсенте. Она знала, что найдется множество женщин, готовых утешить его, жаждущих его ласк, множество женщин, всегда готовых удовлетворить любое его желание. Ему не нужна она, Доминик. Она — всего лишь мимолетная забава, девушка, не походившая на других, чужестранка, которой можно воспользоваться.

Выйдя из-за стола, она прошла к низкой стене, окружавшей внутренний дворик, и уселась на нее, вздыхая. Прошлой ночью в этот час она была в его объятиях, узнала, что значит иметь Винсенте в качестве любовника. А сегодня она была одинока, познав утрату, и была ли в этом виновата она сама или нет, но это всего лишь ускорило события, приведя к тому положению дел, которое так или иначе ждало ее. Рано или поздно она должна была надоесть ему, и тогда…

Ей хотелось плакать. Ах, как ей хотелось сдаться и заплакать, оплакивая себя и Винсенте, но больше всего — мечту, которой не суждено было осуществиться! Она оказалась одна, практически без друзей в чужой стране, не видя никакого выхода из ужасного положения, в которое попала. Она больше не управляла своей судьбой. Она потеряла эту возможность, когда согласилась стать женой Винсенте Сантоса.

Было уже поздно, когда Доминик в конце концов решила забыться сном. Поднявшись на площадку второго этажа, она столкнулась с Сальвадором, выходившим из комнаты, в которой она спала в первую свою ночь в Минха-Терре, и подумала, что, возможно, эта комната запирается. Она прежде не обратила на это внимания, но теперь это стало вопросом первостепенной важности. После этого проведенного в одиночестве вечера ей невыносима стала мысль о том, что он вернется домой, возможно, даже от другой женщины, и увидит, что она терпеливо ждет его в главной спальне, как покорная рабыня, боящаяся своего господина.

Она вошла в туалетную комнату, примыкавшую к главной спальне, по дороге пожелав Сальвадору доброй ночи.

Закрыв дверь и прислонившись к ней, она подождала, пока не услышала, что он снова спустился вниз. Тогда она быстро кинулась в спальню, схватила свою ночную рубашку, поспешно пересекла площадку и вошла в уже знакомую ей спальню. Кровать была заново застелена, и она откинула покрывало.

Потом она пошла в ванную, чтобы помыться и почистить зубы.

Однако не пробыла она в ванной и пяти минут, как в ее дверь постучали. Она прямо-таки подпрыгнула от неожиданности и, завернувшись в полотенце, пошла открыть дверь — и увидела Сальвадора.

— Да? — довольно резко спросила она.

— Почему вы пользуетесь этой ванной комнатой, сеньора? — спросил он. Доминик расправила плечи.

— Это не такой вопрос, которого можно ожидать от слуги, — сердито сказала она и мгновенно пожалела, увидев, как лицо Сальвадора стало замкнутым. Она вздохнула. — Извините, но вас сегодня вечером нельзя было назвать моим другом, не так ли, Сальвадор? Сальвадор смягчился.

— Сеньора, ради вас самой, спите в главной спальне. Не обольщайтесь мыслью, что можете ему противиться.

Доминик прикусила губу.

— Если я лягу в этой комнате, я запру дверь, — сказала она, стараясь, чтобы слова ее звучали спокойно, но это у нее совершенно не получилось.

— Вы, возможно, думаете, что ключ не даст моему хозяину войти? — печально спросил Сальвадор, качая головой. — О, нет, сеньора. Ключи для слабых. А для сильных — стратегия!

— Стратегия? — нахмурилась Доминик.

— Ложитесь в главной спальне, — еще раз повторил Сальвадор, — пожалуйста. Доминик колебалась.

— Ах, Сальвадор! Как бы я хотела знать, что мне делать! — Голос ее сорвался.

Сальвадор пожал плечами.

— Теперь вы — жена Сантоса, сеньора. Вы можете сделать очень многое. Доминик покачала головой.

— Но не то, что мне хотелось бы. Я даже не знаю, что Винсенте намерен делать. Он так же непредсказуем, как всегда.

Сальвадор чуть заметно улыбнулся.

— Но вы, сеньора, вы подождете и узнаете, да? Вы не настолько непредсказуемы.

— Может быть, лучше было бы, если бы была, — вздохнула она.

— Нет, это не так. Есть одна старинная китайская поговорка: «Оседлав тигра, нельзя спешить». Вы в этом положении, сеньора. Вам нельзя уйти от судьбы.

Доминик кусала нижнюю губу.

— А кому-то можно?

— Наверное, нет. Но существуют люди, считающие, что она в их руках.

— И вы думаете — мой муж из таких?

— Я думаю, сеньор не понимает, чем владеет. Он еще не оценил это по достоинству! Доминик печально улыбнулась.

— Спасибо, Сальвадор. — Она потуже завернулась в полотенце. — Я… я боялась, что вы оставили меня…

— Сегодня вечером? Если бы я знал, где сеньор, я бы сказал вам. Вы — его жена и имеете право знать, где он находится. Я не совсем бессердечен, сеньора.

Доминик закусила губу.

— Вижу, что нет. Извините, если я была груба — тогда.

Сальвадор покачал головой.

— Поспите, сеньора. Завтра будет новый день.

Доминик спала плохо. Кровать казалась широкой и пустой, нервы ее были напряжены до предела, она слышала каждый посторонний звук, каждый шаг в этом незнакомом доме. Но постепенно само это внимание измучило ее, и она забылась беспокойным сном — и была вскоре разбужена шумом автомобильного мотора у дома.

Она моментально проснулась и напряженно прислушивалась, ожидая услышать шаги на лестнице, у двери, в комнате…

Но мотор был выключен, и хлопнула дверь, а потом наступила полная тишина, тишина почти оглушительная — такая она была напряженная. Доминик сжала кулаки. Если он собирается прийти к ней, то почему не идет? Или он не знает, что ощущение рока давит на нее? Неужели он не знает, что она страшно испугана, что она боится не только его, но и собственных предательских чувств?

Молчание растянулось до бесконечности. Ее напряженное тело невольно расслабилось, от переживаний ее слегка мутило. Включив ночник, она взглянула на часы на столике. Был уже третий час. Она глубоко вздохнула. Что он делает? Это что — новая изысканная пытка? Если да, то она действует.

Доминик снова выключила свет, и в конце концов, видимо, все же задремала. Она ворочалась и металась, заметила, что слабые розовые лучи солнца упали на двери, ведущие на балкон… Наконец наступило утро, но он к ней не пришел.

В семь она встала, приняла душ и надела вельветовые брюки сочного фиолетового цвета и белый безрукавный свитер. Потом она уложила волосы узлом, заколола шпильками и спустилась вниз.

В столовой слышны были голоса, и она в нерешительности задержалась в дверях. Разговаривали Винсенте и Сальвадор. Винсенте сидел за столом, Сальвадор подавал еду.

При ее появлении Винсенте вежливо встал, а потом, когда она уселась, тоже сел.

— Принеси еще рогаликов и свежего кофе, Сальвадор, — распорядился он. Сальвадор вышел, пожелав Доминик доброго утра. Доминик чуть слышно сказала:

— Спасибо, Сальвадор, только кофе, — но не была уверена в своей способности отдавать ему приказания.

Винсенте явно уже заканчивал завтрак, закуривая сигару с последней чашкой черного кофе. В легком тропическом костюме из кремового льна он казался прохладным, темным и красивым, и Доминик не удержалась, чтобы тайком не смотреть на него.

— Ну? — сказал он наконец, — Ты хорошо спала?

— Да, спасибо, — вежливо ответила Доминик. — А ты?

— Вполне сносно, — хладнокровно ответил он. — Надеюсь, машина тебя не разбудила?

Доминик сжала губы. Он дразнит ее, но она не будет давать пищу его садистскому юмору.

— Машина? — удивилась она. — Какая машина?

Но Винсенте только сардонически улыбнулся, как будто прекрасно разгадал ее жалкую попытку обмануть его. Вернулся Сальвадор с тарелкой горячих рогаликов, кофейником и кувшинчиком с горячим молоком. Он поставил их так, чтобы Доминик удобно было их брать, спросил, не желает ли она чего-нибудь еще, и удалился, послав Доминик отдельную, очень мягкую улыбку.

Винсенте пристально всмотрелся в жену.

— Похоже, тебе удалось присвоить себе преданность Сальвадора, — заметил он.

— Очень сомневаюсь, — ответила Доминик, наливая себе кофе на удивление уверенной рукой — если принять во внимание, как она нервничала.

— Вот как? Почему? Я же такое чудовище, невозможно себе представить, чтобы такой человек, как Сальвадор, не нашел себе кого-нибудь получше в качестве — как бы это сказать? — ментора.

— Ах, перестань! — воскликнула Доминик. — Послушай, это смешно. Мы Сидим здесь, обсуждая всякие банальности, и молчим о том, что занимает нас обоих больше всего! Ты должен поговорить со мной, Винсенте. Я хочу знать, чего мне ждать!

— А чего ждать мне? — парировал он жестоко.

— Я не понимаю.

— Правда? А по-моему, понимаешь. По-моему, ты прекрасно понимаешь. Ты начала вес это, Доминик. Не я.

— Как ты можешь так говорить? Я только повторила то, что мне сказали.

— Истерично, — жестоко поправил он ее. — Когда ты вчера сюда вернулась, ты вела себя, как одержимая. Ты не готова была вести спокойный разговор. Ты слушала эту женщину — эту змею — и во всем ей поверила, хотя и знала, что она славится своими сплетнями!

— Но ты не помог мне! Ты позволил мне все это сказать! Ты даже не пытался объяснить.

— А почему я должен был перед тобой оправдываться? — Он резко встал. — Я никому не даю отчета в своих поступках!

— Я твоя жена, Винсенте! Он выразительно посмотрел на нее и, подойдя к окну, мрачно уставился вдаль. Аппетит Доминик, и без того не слишком хороший, окончательно покинул ее, и, оттолкнув тарелку с рогаликами, она потянулась за сигаретой. Закурив, она стала пить кофе, пытаясь представить себе, каково это будет: жить недели, месяцы… даже годы в такой атмосфере.

Она хотела бы спросить его где он был прошлой ночью, но сомневалась, что он вообще ответит ей.

Повернувшись к ней, он сказал:

— Мне сегодня надо ехать на завод. Что ты будешь делать?

Доминик покраснела.

— Я не знаю.

— Я хочу совершенно определенно сказать, что не желаю, чтобы ты ездила снова в Бела-Виста без моего позволения. — Его голос был холодным, как лед.

Доминик огорченно слушала, а потом неожиданно к ней вернулась ее природная стойкость. Как он смеет считать после всего происшедшего, что может диктовать ей, когда и куда идти! Она подняла к нему взгляд и сказала:

— Если я захочу поехать в Бела-Виста, я поеду!

Голос ее звучал хладнокровно и спокойно, ничем не выдавая бурю чувств, бушевавшую в ее душе.

Винсенте прислонился к оконной раме.

— Ты так думаешь?

— Я знаю! — В голосе ее слышалось презрение. — Что ты сделаешь? Как помешаешь мне? Свяжешь меня? Запрешь в комнате? Ты боишься, что я еще что-нибудь услышу о твоих недостатках?

Винсенте выпрямился. Лицо его потемнело, глаза яростно горели.

Но Доминик чувствовала себя уверенно, давая выход своей боли, гневу и унижению. Это было какой-то разрядкой, и она не собиралась от этого отказаться, каким бы пугающим ни казался Винсенте.

— Я буду говорить с тобой, как хочу! — воскликнула она, вскакивая. — До сих пор я сдерживалась, я позволила тебе захватить инициативу, не давать мне» никаких объяснений твоим действиям и видела один только гнев. Я даже вообразила себя героиней этой… черной комедии! Но с этим покончено. Похоже, ты кое-что забываешь. Я не из ваших беспомощных испанских и португальских сеньорит! Я англичанка, а в Англии мужчины считают женщин людьми, а не игрушками, не бесполезными побрякушками!

Винсенте стремительно подошел к ней. Во взгляде его читалась мука. Он жестко сжал ее плечи и сильно встряхнул.

— Прекрати эти истерики! — крикнул он. — Ты сама не знаешь, что говоришь! Ты решила, что, если я не умоляю тебя о прощении, не высказываю бесполезных извинений по поводу того, что не должно было иметь ни малейшего отношения к нам, значит, я пытаюсь скрыть еще более серьезные проступки. Пора повзрослеть, Доминик! Ты уже женщина, а не глупый ребенок! А я мужчина — и не желаю, чтобы со мной обращались, как с животным!

Доминик дрожала, но не отводила глаз.

— Тогда расскажи мне о Джоне и Изабелле! — сказала она.

Он резко отпустил ее.

— Очевидно, ты не слышала ни слова из того, что я говорил. Неужели в тебе совсем нет доверия?

Доминик колебалась. Он всегда умел сыграть на ее неуверенности. Ему же удалось победить ее мятежное желание ранить его так же больно, как он ранил ее.

— Тебе нужно полное подчинение! — с горечью воскликнула она.

— Мне нужна жена! А не инквизитор! — ответил он сурово. — Почему ты постоянно занята прошлым? Разве не будущее должно нас занимать?

— Будущее? Какое будущее? — безрадостно спросила Доминик.

— Вот именно, — жестко ответил он. Доминик беспокойно шевельнулась.

— Тогда отпусти меня.

— Отпустить? Что это значит? Ты хочешь освободиться от меня, так, что ли? Может быть, чтобы вернуться к Хардингу?

Доминик знала, что никогда не сможет возвратиться к Джону, но ему необязательно было это знать. Она крепко держалась за свою глупую гордость.

— Это так невероятно? — спросила она. — В конце концов он был моим женихом, он любил меня.

Лицо Винсенте гневно исказилось.

— Этой английской свинье не известно даже значение этого слова! — яростно заявил он.

— А тебе известно? — удивленно посмотрела на него Доминик.

Винсенте ответил ей странным взглядом, потом пошел к двери.

— О, да, — холодно ответил он, — я знаю. И он закрыл за собой дверь, а она осталась одна, все такая же несчастная и растерянная.

Время тянулось невыносимо медленно. Доминик бесцельно бродила по дому. Она то дотрагивалась до каких-то вещей, то меняла местами какие-то безделушки… Она собрала в саду цветы и поставила свежие букеты в холле и гостиной… Она надела купальник и лежала в шезлонге у бассейна… Но невозможно было уйти от душевных терзаний, и она не находила себе места.

Ближе к вечеру, когда пчелы сонно жужжали в цветах, а жара, казалось, давила, как вполне ощутимая сила, Доминик лежала в шезлонге во внутреннем дворике. Ей удалось ненадолго впасть в какое-то бездумное состояние. На коленях у нее лежала пара открытых журналов. И тут телефонный звонок нарушил тишину и прогнал ее спокойствие.

Доминик резко села и увидела, что Сальвадор своим обычным неспешным шагом направляется в гостиную. Он поднял трубку, и она снова откинулась в шезлонге. Это, конечно, звонят не ей. Может быть, кто-то решил, что Винсенте может оказаться дома вместе со своей молодой женой.

Когда рядом с ней возник непривычно взволнованный Сальвадор, она озадаченно спросила:

— В чем дело, Сальвадор? Сальвадор сплел пальцы.

— Это звонок с завода, сеньора. Просят вас. Доминик нахмурилась.

— Меня? — Она почувствовала слабую тревогу. — Кто это? Винсенте?

— Нет, сеньора, это не сеньор. Пожалуйста, подойдите сейчас к телефону. Доминик покачала головой.

— Кто бы это ни был, Сальвадор, поговорите вы. Спросите, что надо передать. Я не хочу ни с кем разговаривать.

— Но вы должны, сеньора, — настаивал Сальвадор. — Это важно! Доминик вздохнула.

— Ax, Сальвадор, вы же знаете, что я не хочу сегодня ни с кем разговаривать.

— Сеньора! Доминик пожала плечами.

— Ах, ну ладно. Кто это?

— Это сеньор Ривас, сеньора, — ответил Сальвадор, помогая ей подняться.

Доминик успокоилась. Ей нравился Фредерик Ривас. По крайней мере ей не было страшно говорить с ним. Она вышла с Сальвадором в гостиную, и он подал ей трубку. Сальвадор не ушел из комнаты, а остановился у двери, но Доминик не хотела просить его выйти.

— Алло! — сказала она в трубку. — Доминик Мэл… Доминик Сантос слушает.

— А, Доминик, — с облегчением отозвался Ривас. — Благодарение небу, вы дома! Дитя мое, у меня ужасная новость. В лаборатории произошел несчастный случай!

Доминик почувствовала, как кровь отхлынула у нее от головы, и ее охватила страшная слабость. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, она впилась пальцами в край стола.

— Несчастный случай? Сеньор Ривас, что произошло? Мой муж ранен?.. Он не…

— Нет… Нет, он не погиб. Но — да, он ранен.

Доминик прижала руку к горлу, пошатнувшись, и Сальвадор поспешно подошел к ней, чтобы поддержать в случае необходимости.

— Продолжайте! — слабым голосом сказала она. — Что случилось? Где Винсенте? Я хочу его видеть.

Мгновенно их утренняя ссора превратилась в пустяк. Единственно важным для нее была ее потребность видеть его, желание знать серьезность положения.

— Вы не можете увидеть его, Доминик, — мягко ответил Фредерик Ривас. — Сейчас он на вертолете — на пути в Рио-де-Жанейро, в больницу. Там смогут вылечить его гораздо лучше, чем в больнице Бела-Виста.

— Но что у него за раны? — отчаянно вскрикнула Доминик. — Сеньор Ривас — пожалуйста!

— Ну, он получил ожоги! — прямо сказал Фредерик Ривас. — Произошел взрыв…

— Взрыв! — недоверчиво повторила Доминик. — Но как это случилось? Как это МОГЛО случиться?

— Это я намерен выяснить, — сурово ответил Ривас. — Однако сейчас я буду говорить о Винсенте. Когда его увозили, он был в сознании, и это по его настоянию я не звонил вам раньше. Он не хотел, чтобы вы в панике ринулись на завод, что вы, несомненно, сделали бы.

Доминик показалось, что ее сердце сжимает чья-то ледяная рука. Даже когда он был ранен, испытывал физические страдания, он не захотел видеть ее. Она не нужна ему! Это было больно. По-настоящему больно!

— Да, — отозвалась она приглушенно. — Тогда… тогда что же я должна делать?

— Ну… — Ривас явно испытывал теперь неловкость, — ну, Доминик, на вашем месте я подождал бы до вечера и позвонил в больницу в Рио. Они смогут сообщить вам подробности. Доминик подташнивало.

— Но… но я хочу видеть его! — воскликнула она. — Я… я должна его видеть!

— По-моему, он не хочет, чтобы вы сейчас его видели, Доминик, — осторожно сказал Ривас. — Эти ожоги, о которых я сказал вам — они на лице. Я должен сказать вам… я должен предупредить вас, Доминик: Винсенте очень сильно обожжен!

Доминик нетерпеливо встряхнула головой.

— Вы… вы думаете, мне это важно? Вы думаете, мне важно, как он выглядит? Вы думаете, меня это оттолкнет? Ах, сеньор Ривас, я люблю его! Я… я буду его любить, даже если… если он будет похож на чудовище!

— Вы уверены, Доминик? Винсенте был очень красив…

Доминик заметила, что он сказал «был». Ее охватило страшное нетерпение.

— Конечно, уверена, — ответила она. — Сеньор, как называется больница? Предоставьте мне самой решать, что мне делать.

— Это больница Святого Августина, — медленно ответил Ривас. — Но подождите, Доминик. Одну минутку. Дайте себе время подумать.

— Подумать? О чем?

— Винсенте не хочет, чтобы вы бросились навещать его. Это было ясно по его беспокойству, когда его увозили. По крайней мере, дайте ему время смириться с его повреждениями. Доминик сжала губы.

— Вы просите о невозможном, сеньор.

— Разве? — Ривас явно испытывал неловкость. — Дитя мое, между вами и Винсенте не все благополучно, это я по крайней мере знаю.

— Откуда?

— Прошлой ночью Винсенте приехал к нам домой. Он обедал у нас. Он был очень беспокоен и очень озабочен. Он пробыл у нас долго — гораздо дольше обычного. Это непохоже на поведение человека, только что женившегося — женившегося только накануне. Мы не глупцы, Доминик.

Доминик прерывисто вздохнула. По крайней мере теперь она знает, где он был! Все ее глупые опасения были ни к чему. Почему она всегда плохо думает о нем? Почему она так, подозрительна? Почему у нее нет к нему доверия? Может быть, ее любовь и вправду такая жалкая, как он сказал?

Она отогнала эти мысли. Сейчас невозможно разобраться во всем этом. Есть вопросы поважнее.

— Я лучше попрощаюсь, — сказала она. — Я… я обещаю подумать о том, что вы сказали. Большего я пообещать не могу.

— Ну, это уже что-то, — одобрительно отозвался Ривас. — До свидания, Доминик. И удачи вам!

Повесив трубку, Доминик настойчиво спросила:

— Сальвадор, как узнать телефон больницы Святого Августина в Рио?

Сальвадор изучающе посмотрел на нее.

— Вы выслушали то, что должен был сказать сеньор Ривас?

— Конечно. Разве он не сказал вам, что случилось?

— Да, вкратце. Он сказал, что сеньор Сантос очень настаивал, чтобы вы не пытались увидеться с ним без его ведома.

Доминик отступила на шаг.

— Что вы хотите сказать?

— Сеньор Ривас должен был вам сказать.

— Он сказал. Но… вы ведь не согласны с ним! То есть… Очевидно, что мне надо видеть его!

— Почему? Сейчас вы ничего не можете сделать, — бесстрастно заметил Сальвадор. — Сеньора, не торопитесь!

— О, вы просто невыносимы! — воскликнула она. — Да и как я могу попасть в Рио без вашей помощи? Я просто хочу узнать, как он. Надо полагать, это позволено?

— Он, скорее всего, только-только успел туда попасть. Дайте им время. Пусть его осмотрят. Позвоните попозже — после обеда.

Доминик подумала, потом начала беспокойно расхаживать по комнате.

— Мне должны были сказать, когда это случилось! — кипела она. — Я его жена! Я имела право знать. Быть там. Сальвадор, уж вы-то должны знать мои чувства!

— Да, сеньора, я знаю. И я тоже хотел бы знать больше о том, что случилось. Но нам остается только ждать. Второго вертолета нет, а телефон по крайней мере дает вам прямую связь.

— У нас есть автомобиль, — напомнила она ему.

— Нет, сеньора. — Сальвадор был тверд. Потом он вздохнул. — Сеньора, видно, вы никогда не бывали в такой ситуации. Я когда-то был на гражданской войне и находился рядом с одним человеком, когда взорвалась взрывчатка, с которой он работал. Взрыв сбил меня с ног, и я упал лицом вниз. Моему другу не повезло, его лицо было сильно повреждено. Понадобилось много месяцев, чтобы оно вновь стало напоминать человеческое лицо. Этот человек не мог видеть никого, кто знал его до несчастного случая. Вы можете это понять? Доминик задрожала.

— Вы… вы не думаете, что Винсенте ранен так же серьезно? О, Боже! — Она бессильно опустилась на пол у телефонного столика. Сальвадор прищелкнул языком.

— Нет, сеньора, я не это имел в виду. Я просто пытался объяснить вам, что человек, обезображенный несчастным случаем, может очень остро ощущать свое уродство.

Доминик трясла головой.

— Как вы хладнокровны, Сальвадор! Если бы я хуже вас знала, я могла бы подумать, что вы абсолютно равнодушны к происшедшему!

Она уткнулась лицом в ладони.

Сальвадор весь напрягся.

— Никогда не говорите этого, сеньора! — сказал он почти с гневом, и его переполненный чувством голос заставил ее поднять глаза. — Я больше, чем кто-либо другой, молю Бога, чтобы это оказалось не настолько серьезным, как сейчас кажется! Но если это так, то это я должен успокаивать вас, быть вам поддержкой в том, что может случиться. Я не могу так откровенно показывать свои чувства. Я многие годы учился скрывать свои самые важные мысли. Только с сеньором Сантосом я был самим собой — а теперь с вами.

Доминик стало стыдно.

— Простите меня. Сальвадор, это было бестактно с моей стороны. Мне искренне жаль. Я, наверное, совсем потеряла власть над собой. О, сколько сейчас времени? Сколько еще нам надо ждать, прежде чем звонить в больницу, как по-вашему?

— Сейчас чуть больше половины шестого, сеньора. Я попрошу Мориса, чтобы он приготовил сегодня обед к семи. Мы позвоним в восемь.

Доминик кивнула.

— Ладно. Ладно, Сальвадор. — Она потерла вспотевший лоб. — Наверное, я пока пойду приму душ.

— Да, сеньора.

Доминик пошла через гостиную, но у арки обернулась.

— Скажите мне одну вещь. Сальвадор: какая она была? Та, другая женщина, на которой Винсенте был женат?

Сальвадор наклонил голову.

— Она была — женщина, — ответил он. Потом снова поднял к ней взгляд. — Это не мое дело, сеньора.

— Сальвадор!

— Она была красивая женщина, знатная и богатая и старше сеньора Сантоса. Доминик слушала, завороженная.

— Ну же?

Казалось, Сальвадор откажется продолжать, потом он вздохнул.

— Ее звали Валентина Кордова. Но это было много лет тому назад. С тех пор многое произошло.

— Они развелись? Сальвадор нахмурился.

— Развелись? Нет! Сеньора Сантос умерла. Доминик чуть не задохнулась.

— Умерла? — недоверчиво повторила она.

— Да, сеньора.

— Но почему? Она ведь не была настолько стара.

— Нет, сеньора. Ей было примерно столько, сколько сейчас сеньору Сантосу.

— Тогда как же… — изумленно начала Доминик, но Сальвадор покачал головой.

— Сеньора, я рассказал вам о его первой жене. Я сказал вам, как ее звали, и сказал, что она умерла. Я не хочу больше об этом говорить. Я уже сказал слишком много.

Доминик вздохнула, но не сочла возможным настаивать, как ни сильно было ее любопытство. По крайней мере она могла удовлетвориться тем, что от ее предшественницы не избавились путем развода. Что сказала Марион? Она не сказала прямо, что он развелся со своей первой женой. Она просто позволила Доминик прийти к такому выводу.

Кинув Сальвадору слабую благодарную улыбку, она начала подниматься по лестнице к своей комнате. И в это время она осознала наконец целиком всю чудовищность того, что ей сообщил Фредерик Ривас. До сих пор она была так озабочена мыслями о том, когда сможет увидеть Винсенте, что не успела как следует задуматься над тем, в каком он состоянии и каковы могут быть последствия ожога. Сознание того, что он испытывает мучительную боль, что он лежит сейчас один в этой больнице в Рио и рядом с ним нет никого, кто любит его и заботится о нем, разрывало ее сердце на части. Что бы он ни сделал, она всей душой желала снова увидеть его. Завтра, какие бы аргументы ни выдвинул Сальвадор, она поедет в больницу Святого Августина.