Кто с мечом к нам войдет, от меча и погибнет

Глава пятая. Отечественная война 1812 года

К началу XIX столетия Россия была одним из крупнейших государств Европы. Однако крепостничество тормозило социально-экономическое и политическое развитие страны.

Сложной и тревожной была международная обстановка в Европе.

Французская буржуазная революция 1789 года провозгласила великие лозунги свободы, братства и равенства, нашедшие горячий отклик в передовых кругах многих народов Европы. Но спустя десятилетие завоевания революции были попраны Наполеоном не только внутри страны, но и за ее пределами. Одно за другим европейские государства превращались в его вассалов.

Захватническую политику Наполеона широко поддерживала крупная французская буржуазия, стремившаяся к мировому господству. В. И. Ленин, раскрывая захватнический смысл политики Наполеона в Европе, писал: «…когда Наполеон создал французскую империю с порабощением целого ряда давно сложившихся, крупных, жизнеспособных, национальных государств Европы, тогда из национальных французских войн получились империалистские, породившие в свою очередь национально-освободительные войны против империализма Наполеона».[17] Именно такой национально-освободительной войной была война русского, украинского, белорусского и других народов России против вторгшихся в страну полчищ Наполеона.

Господство Наполеона распространялось от берегов Немана до Южной Италии. Находясь в зените своей славы, он мечтал о мировом владычестве.

Однако на пути к осуществлению этих планов стояли две крупнейшие европейские страны: буржуазная Англия и феодальная Россия. Первую Наполеон стремился сокрушить военным путем. Вмешательство России в 1805 году сорвало этот замысел. Тогда Наполеон решает поставить Англию на колени путем экономического удушения, объявив в ноябре 1806 года декрет о континентальной блокаде, запрещавшей торговлю и какие-либо сношения с Британскими островами. Россию, нанеся ей поражение у Фридлянда (1807 г.), он заставил подписать тяжелый Тильзитский мир, который обязывал ее присоединиться к континентальной блокаде. Этот акт наносил серьезный удар по русской экономике, издавна имевшей широкие торговые связи с Англией.

Однако поражение под Фридляндом не означало сокрушения военной мощи России, а заключенный в Тильзите договор не устранил глубоких франко-русских противоречий. Тильзитский мир являлся лишь перемирием перед неизбежной новой войной.

Дипломатическая борьба, развернувшаяся между Францией и Россией в последующие три года, только подтверждала непрочность этого соглашения. Наполеон различными путями стремился поставить Россию в состояние международной изоляции и таким образом подготовить благоприятную обстановку для успеха в грядущей войне с Россией.

Когда в 1810 году Наполеон понял, что сокрушить своего главного врага — Англию экономической блокадой ему не удастся, он пришел к заключению, что только завоевание России откроет ему путь к источнику могущества Англии — Индии, только поставив на колени Россию и завоевав Индию, он может обрести мировое господство. «Через пять лет, — говорил он в 1811 г., — я буду господином мира; остается одна Россия, но я раздавлю ее».[18]

Сокрушить военное могущество России, превратить ее в своего послушного вассала, то есть лишить фактически экономической и политической независимости и того места, которое она занимала в Европе, — таковы были планы Наполеона.

Стремясь привлечь на свою сторону в грядущей войне с Россией другие страны, Наполеон щедро обещает им территории, входящие в ее состав: Пруссии — Прибалтику, Австрии — Юго-Западную Украину, Швеции — Финляндию. Однако если Австрия и Пруссия пошли на сделку с Наполеоном, то Швеция и Турция, которых он также хотел использовать в своих целях, предпочли остаться в стороне от наполеоновских замыслов.

Вместе с дипломатической подготовкой войны Наполеон приступил к осуществлению широкой программы военно-технического и материального ее обеспечения. К середине 1812 г. он поставил под ружье 1 200 тысяч человек, из которых более половины (640 тысяч) вошло в состав «Большой армии», предназначенной для войны с Россией. Правда, только половина этой армии состояла из французов, остальную ее часть составляли немцы, австрийцы, итальянцы, испанцы, поляки и представители других народов Европы, насильно мобилизованные и вынужденные сражаться во имя чуждых им интересов французской буржуазии.

В состав «Большой армии» кроме пехоты входило около 100 тысяч конницы, 1242 полевых и полковых орудия и 130 осадных. На территории герцогства Варшавского и Пруссии Наполеон сосредоточил склады продовольствия, фуража, боеприпасов. Обеспеченная всем необходимым, возглавляемая выдающимся полководцем своего времени и его испытанными в боях маршалами и генералами, наполеоновская армия представляла собой грозную силу.

В России чувствовали приближение войны и уже с конца 1810 г. начали вести подготовку к ней. Правда, войны с Турцией и Персией осложняли положение.

К моменту вторжения «Большой армии» войска России насчитывали около 400 тысяч человек, из них противопоставить армии Наполеона можно было только около 220 тысяч.

Военные неудачи 1805 и 1807 годов заставили правительство осуществить в армии ряд мер, свидетельствовавших об отходе от прусской системы организационных, тактических и воспитательных принципов.

Действие колоннами, рассыпной строй, прицельная стрельба — все это говорило о том, что в тактическом отношении русская армия возвращалась к суворовской школе. Об этом свидетельствует и «Наставление господам пехотным офицерам в день сражения», изданное весною 1812 года.

Несмотря на феодально-сословный принцип комплектования русской армии, ее национальное единство и освободительный характер развернувшейся войны явились источником высокого патриотизма и создавали условия для ее крепкого морального духа, что в значительной степени предопределило исход войны, ибо, как указывал В. И. Ленин, «во всякой войне победа в конечном счете обусловливается состоянием духа тех масс, которые на поле брани проливают свою кровь».[19] Важным фактором победы русского оружия в Отечественной войне 1812 года явилось и искусство русских полководцев.

Среди командного состава русских войск мы видим славных учеников и сподвижников А. В. Суворова — П. И. Багратиона, А. П. Ермолова, Н. Н. Раевского и других. С августа 1812 года во главе армии встал Михаил Илларионович Кутузов, с именем которого неразрывно связана великая победа.

12 июня[20] 1812 года, не объявляя войны, Наполеон вторгся в пределы России. Стратегический план Наполеона состоял в том, чтобы в одном-двух генеральных сражениях разбить русскую армию, овладеть Москвой и заставить царя заключить мир. «Я иду на Москву, — говорил он, — и в одно или два сражения все кончу. Император Александр будет на коленях просить мира…»[21] Фридрих Энгельс, характеризуя положение империи Наполеона, насильственно созданной в результате грабительских захватов, подчеркивал, что, «находясь уже на такой головокружительной высоте и при том непрочном фундаменте, на который он опирался, Наполеон уже не мог решиться на затяжные кампании. Ему необходимы были быстрые успехи, блистательные победы, завоеванные штурмом мирные договора…».[22]

Готовясь к походу, Наполеон тщательно изучал предшествующие иноземные нашествия на Россию, особенно историю крушения в 1709 году похода Карла XII. Широкая сеть шпионажа позволила ему получить необходимые данные о численном составе и дислокации русских войск.

Согласно своему стратегическому замыслу Наполеон сосредоточил и двинул «Большую армию» с трех направлений. Левое крыло, включавшее в себя почти половину войск первого эшелона, под командованием самого Наполеона должно было вести наступление из Восточной Пруссии на Вильно, то есть против первой русской армии М. Б. Барклая де Толли. Центр под командованием пасынка Наполеона Евгения Богарнэ имел задачей наступать между Гродно и Ковно на Прены, что должно было обеспечить успех действий левого крыла и предотвратить возможность соединения армий П. И. Багратиона и М. Б. Барклая. На правом фланге наступали войска Жерома Бонапарта, которые нацелили удар на Гродно, с тем чтобы предотвратить соединение армии Багратиона с первой армией и разбить его.

Александр I поручил разработку стратегического плана войны своему военному советнику прусскому генералу Фулю. Его план, построенный на принципах прусской военной доктрины, был оторван от действительности, не учитывал соотношения сил противников, освободительного, национального характера грядущей войны. В соответствии с этим планом русская армия оказалась расчлененной на три части. 1-я армия (около 110 тысяч человек под командованием Барклая де Толли, штаб-квартира которого была в Вильно) должна была, сдерживая наступление французов, отходить к укрепленному лагерю на реке Дриссе. 2-я армия (45 тысяч человек под командованием Багратиона) имела своим центром Волковыск. По мысли Фуля на эту армию ложилась задача действий на фланге и коммуникациях противника.

В Полесье располагалась 3-я армия (40 тысяч человек; по плану Фуля она должна была усилить 2-ю армию). Однако участие в войне против России Австрии требовало прикрытия юго-западного направления. Кроме того, для прикрытия возможных действий через Прибалтику на Петербург был выделен корпус генерала П. X. Витгенштейна (20 тысяч человек).

В соответствии с этим кабинетным планом русская армия оказалась растянутой почти на 600 км. Существовавшие между армиями разрывы создавали угрозу окружения их и уничтожения поодиночке. Дрисский же укрепленный лагерь был приспособлен только для того, чтобы стать ловушкой для русской армии.

Будучи незаурядным полководцем, Барклай де Толли прекрасно понимал, что вступать в открытое сражение с Наполеоном, армия которого имела значительное превосходство, было бы безумием. 14 июня он вывел армию из Вильно и направил ее на восток к Дрисскому лагерю. Направляя армию к Дриссе, Барклай не думал следовать плану Фуля, так как, кроме царя и небольшой группы его приближенных, никто не верил в этот план, понимая его вздорность. Да и сам царь, оказавшись в Дрисском лагере, понял, что лагерь — бессмысленная затея и что Фуль не оправдал его надежд и ожиданий. Отдельные представители русского генералитета прямо говорили царю, что «Дрисский лагерь мог придумать или сумасшедший, или изменник».

Отступление к Дриссе и далее на восток являлось результатом глубокого понимания Барклаем де Толли необходимости отхода русского войска в глубь страны с целью растягивания коммуникаций противника, подрыва его сил в арьергардных боях и соединения 1-й и 2-й русских армий. Уже в самом начале войны, 15 июня, Барклай дал указание генералу М. И. Платову, прикрывавшему отход русских войск: «Старайтесь и при отступлении Вашем денно и нощно тревожить неприятеля, не оставляя никаких способов как к скорому следованию, так и к продвижению его».[23]

Вступив в Дриссу 28 июня, русская армия вышла из лагеря через шесть дней и направилась к Полоцку. Здесь царь покинул армию и поехал в Москву, что сделало наконец Барклая де Толли действительным командующим 1-й армией, не испытывающим гнетущего давления Александра I.

Из Полоцка 1-я армия начала отступать на Витебск, куда подошла 13 июля. Барклай надеялся соединиться здесь со 2-й армией. В целях выигрыша времени он выслал навстречу авангарду французских войск корпус под командованием графа А. И. Остермана-Толстого, который должен был сдерживать наступавших французов.

Два дня шли кровопролитные бои недалеко от Витебска, в которых войска А. И. Остермана-Толстого и подошедшего к нему на помощь генерала П. П. Коновницына сдерживали наполеоновскую армию, надеясь на приход войск Багратиона. Когда Барклай узнал, что 2-й русской армии прорваться к Витебску не удалось, а маршал Даву двинул свои войска в сторону Смоленска, он 15 июля отдал приказ отходить на Смоленск. Вновь не оправдались мечты Наполеона о генеральном сражении. «Послезавтра мы даем сражение, если неприятель удержится в Витебске», — писал Наполеон 14 июля одному из своих генералов в Вильно. Когда же утром 16 июля Мюрат сообщил, что русские оставили Витебск, Наполеон не хотел в это верить. Армия Барклая тем временем отходила к Смоленску, куда вступила 19 июля, а через три дня к Смоленску подошла и армия Багратиона.

После перехода французской армии в наступление положение войск Багратиона было особенно тяжелым. Наполеон бросил против него большие силы, превосходящие более чем втрое. Из Вильны наперерез 2-й армии были направлены войска под командованием одного из лучших наполеоновских маршалов — Даву, а со стороны Гродно русскую армию преследовали войска Жерома Бонапарта.

Багратион первоначально хотел двигаться на Минск, но, узнав, что французы уже захватили его, отдал приказ отходить на Могилев через Слуцк и Бобруйск. Блестящий мастер арьергардных боев, Багратион в процессе отступления выходил из критических положений. Под Несвижем ему удалось избежать окружения и вывести армию к Слуцку, а оттуда быстрым маршем двинуться на Бобруйск, перейти здесь через Березину и направиться к Днепру, надеясь форсировать его у Могилева.

Получив сведения, что в Могилеве французы, он отрядил на это направление корпус Н. Н. Раевского, приказав ему любой ценой сдерживать наступающие части Даву и Мортье, а сам повел основные силы к Новому Быхову, где 13 июля перешел Днепр.

Весь день 11 июля войска генерала Раевского вели тяжелый бой с корпусами Даву и Мортье. Генерал личным примером увлекал солдат на подвиги. Существует легенда, согласно которой в один из напряженных моментов этого сражения он взял за руки своих двух сыновей и устремился с ними вперед. Сам факт появления подобной легенды свидетельствует о личном мужестве и смелости Раевского.

Пример командиров вдохновлял на подвиги и бойцов. «Я сам свидетель, — доносил Багратиону Раевский, — что многие офицеры и нижние чины, получив по две раны и перевязав их, возвращались в сражение, как на пир. Не могу довольно выхвалить храбрости и искусства артиллеристов: все были герои»[24] Упорное сопротивление корпуса Раевского позволило Багратиону перейти Днепр и ввести в заблуждение маршала Даву, считавшего, что 2-я армия идет к Могилеву, где развернется генеральное сражение. Багратион вновь ускользнул из французских клещей. Наполеон, узнав об этом, пришел в ярость.

2-я армия направилась к Смоленску, на подступах к которому столкнулась с частями маршалов Нея и Мюрата. Исключительный героизм здесь проявила пехотная дивизия генерала Д. П. Неверовского. «Львиное отступление» — так охарактеризовал действия дивизии очевидец граф Сегюр. «Русские всадники, — отмечает другой очевидец-француз, — казались со своими лошадьми вкопанными в землю».[25]

Сдерживая натиск значительно превосходящих сил французов и постепенно отходя к Смоленску, дивизия Неверовского дала возможность основным силам 2-й армии соединиться с армией Барклая де Толли.

Отступление русской армии на восток порождало много споров как среди командного, так и рядового ее состава. Пылкий и горячий Багратион, например, считал, что соединение армий должно положить конец отступлению, необходимо дать сражение Наполеону. Осторожный Барклай, понимая, что соотношение сил по-прежнему в пользу Наполеона, настаивал на продолжении отхода. Однако, чувствуя нарастающее недовольство в среде командного состава, настроение солдатской массы, среди которой все чаще стало раздаваться слово «измена», Барклай вынес вопрос о дальнейших методах ведения войны на военный совет. Мнения его участников были противоречивы. Одни (их было большинство) стояли за прекращение отступления, другие придерживались противоположной точки зрения. Барклай де Толли принимает компромиссное решение: с одной стороны, он предпринимает наступательные операции в сторону Рудни, с другой — предусматривает дальнейший отвод армии на восток.

Военные события, развернувшиеся под Смоленском, явились еще одной демонстрацией мужества, геройства и самопожертвования русской армии, но они не стали тем генеральным сражением, к которому так настойчиво стремился Наполеон. После жаркого боя под Красным сильно потрепанная дивизия Неверовского отошла к Смоленску, где встретила 13-тысячный отряд Раевского и влилась в него. Когда 3 августа опустились сумерки, солдаты этого отряда увидели невдалеке море костров: это расположились лагерем у Смоленска основные силы наполеоновской армии.

Однако многочисленность врага не испугала генерала Раевского. Он решил не допустить беспрепятственного подхода французов к Смоленску. Утром 4 августа двинувшихся в атаку французов стойко встретили чудо-богатыри корпуса Раевского.

В ночь на 5 августа корпус Раевского, понесший большие потери, сменил корпус Д. С. Дохтурова. Возобновившаяся рано утром битва продолжалась весь день. 13 часов беспрерывно длилась артиллерийская дуэль. Шквалы артиллерийского огня сменялись атаками, разбивавшимися о мужество, стойкость, героизм защитников древней русской крепости. К вечеру город был объят пламенем пожаров.

В этот же день Багратион направляет свои войска к Дорогобужу, чтобы предотвратить захват его французами и не дать им тем самым перерезать большую Смоленскую дорогу на Москву. «…Побуждаю я покорнейше просить Ваше высокопревосходительство, — пишет он одновременно Барклаю, — не отступать от Смоленска и всеми силами стараться удерживать нашу позицию. Отступление ваше от Смоленска будет со вредом для нас и не может быть приятно государю и отечеству».[26] Однако в ночь на 6 августа 1-я армия оставила Смоленск.

Французы услыхали сначала несколько мощных взрывов — это отступающие русские части взорвали пороховые погреба, а затем наступила глубокая тишина. Утром 6 августа войска маршала Даву вошли в объятый пламенем и покинутый большинством его жителей Смоленск. Началось мародерство.

Оставив Смоленск, Барклай не дал Наполеону возможности навязать русской армии генеральное сражение. И если накануне вступления в Смоленск Наполеон говорил «Наконец я их держу в руках!», то теперь, видя, что русская армия вновь ушла от генерального сражения, он глубоко задумался. У него появилось немало причин для раздумий. Генерального сражения не получалось, многих наполеоновских генералов охватили сомнения в исходе войны. Еще в Витебске главный интендант Наполеона граф Дарю осмелился сказать императору: «Не только ваши войска, государь, но мы сами тоже не понимаем ни целей, ни необходимости этой войны».[27] Сомнения высказывали Бертье, Дюрок, Коленкур и другие наполеоновские генералы и маршалы. В Смоленске эти сомнения усилились. Когда Наполеон, увидев, что и после Смоленска мир не будет заключен, принял решение идти на Москву, маршал Мюрат, которому нельзя отказать в храбрости, бросился перед ним на колени и просил не идти дальше, так как Москва погубит французскую армию. Однако Наполеон не мог остановиться. Ни сомнения маршалов, ни развернувшаяся в тылу партизанская война не изменили его планов. Он стремился к решительной победе и блистательному миру.

А уже на первом этапе борьбы французам пришлось столкнуться и испытать на себе силу народного гнева. К тяготам феодальной эксплуатации, произвола и надругательствам над крестьянами со стороны помещиков прибавились насилия и грабеж иноземных захватчиков. Наполеоновская армия не только несла с собою ярмо национального угнетения, но и всячески охраняла и оберегала классовые интересы помещиков тех районов России, которые оказались занятыми ею. Антикрепостническая борьба народных масс не прекращалась и в годину войны, а в некоторых районах она еще более усилилась, так как среди части крестьян было распространено мнение, будто приход Наполеона принесет им свободу. Однако эти заблуждения скоро рассеялись. Французская оккупационная администрация создала специальные воинские команды, которые должны были охранять помещиков от народного гнева и подавлять крестьянские движения. В этих условиях, не прекращая борьбы против помещиков, крестьяне развернули активные партизанские действия против оккупантов. Партизанская борьба развернулась на территории Литвы и Белоруссии. По мере продвижения французской армии в глубь страны ширилась и нарастала волна народного сопротивления. Оно, вылившись в форму «малой», партизанской, войны сыграло большую роль в разгроме иноземных захватчиков.

Два месяца длилась война. Два месяца русская армия отходила с боями в глубь страны, оставляя врагу города и села. Дальнейший отход на восток тяжело отражался на настроении армии и народа. Положение осложнялось острыми разногласиями между командующими 1-й и 2-й русскими армиями, Барклаем и Багратионом. Народ и армия единодушно требовали назначения главнокомандующим Михаила Илларионовича Кутузова. И царь, отличавшийся подозрительностью, болезненным самолюбием и нерешительностью, был вынужден сделать это, вопреки своей острой неприязни к старому полководцу.

Вся сознательная жизнь Кутузова была связана с армией, с войнами, которые Россия вела во второй половине XVIII — начале XIX века. Он был учеником и ближайшим сподвижником А. В. Суворова, под началом которого штурмовал турецкую крепость Измаил. «Кутузов шел у меня на левом крыле, но был правою моей рукой», — говорил Суворов. Отдавая должное храбрости и воинской доблести М. И. Кутузова, великий полководец отмечал вместе с тем его ум и дальновидность: «Хитер, хитер! Умен, умен! Его никто не обманет!»

17 августа Кутузов прибыл в Гжатск, а оттуда в Царево-Займище, где находился штаб русской армии. Прибытие фельдмаршала было встречено в армии восторгом, так как среди солдат и офицеров распространилось убеждение, что теперь отступление окончится. Это убеждение укрепилось, после того как Кутузов, проходя мимо строя почетного караула, бросил как бы про себя, но довольно громко фразу: «Ну как можно отступать с такими молодцами!» Однако, ознакомившись с положением дел, состоянием войска, он дал приказ продолжать отступление. Чем это было вызвано?

Еще в Петербурге, до отправления в действующую армию, Кутузов поставил один из важнейших вопросов, предопределяющих дальнейший ход войны, а именно вопрос о резервах. Военное министерство заверило его, что в ближайшее время армия пополнится подкреплением в 100–120 тысяч человек. По дороге из Петербурга в армию Кутузов принимает меры к тому, чтобы все имеющиеся силы были стянуты к театру военных действий.

В Царево-Займище он не нашел обещанных резервов, а соотношение сил было еще явно в пользу французов, имевших, как полагало русское командование, около 180 тысяч против 96 тысяч русских. При таком соотношении сил давать бой Наполеону на позиции, избранной Барклаем у Царево-Займища, было нецелесообразно, это противоречило сложившемуся у фельдмаршала плану войны.

Отдавая приказ об отступлении, Кутузов был глубоко убежден в успешном исходе войны. «Я твердо верю, — писал он в эти дни своей дочери, — что поправлю дела к чести России». Вместе с тем он рекомендует ей уехать из-под Тарусы подальше от театра войны, предполагая тем самым возможность его расширения на восток и юго-восток, но просит хранить сказанное им в глубокой тайне, «ибо если это получит огласку, вы мне сильно навредите».[28] Из этого письма Кутузова явствует, что и накануне Бородинского сражения он был убежден, что оно отнюдь не станет заключительным этапом войны.

Видя отсутствие резервов для армии, Кутузов предпринимает меры для расширения фронта борьбы в тылу у французов. Прекрасно сознавая освободительный характер войны и глубоко веря в неиссякаемый источник народных сил, он в первый же день пребывания в армии обращается к крестьянам Смоленской губернии с призывом шире развернуть партизанскую войну. «Враг мог разрушить стены ваши, — писал он в обращении, — обратить в развалины и пепел имущество, наложить на вас тяжкие оковы, но не мог и не возможет победить и покорить сердец ваших. Таковы россияне!»[29]

Широкое развертывание партизанского движения явилось важной составной частью кутузовского плана войны. Не случайно в это время, еще до Бородинской битвы, был создан и первый партизанский отряд из регулярных частей — отряд Дениса Давыдова.

Еще три дня отходила русская армия и наконец остановилась в 120 километрах от Москвы на Бородинском поле, где произошло решающее сражение, в значительной степени предопределившее исход войны.

Принимая решение дать сражение Наполеону, Кутузов указывал в письме к Александру I, что оно «предпринято будет со всеми осторожностями, каких важность обстоятельств требовать может». Основной смысл той осторожности, о которой писал старый фельдмаршал, состоял в том, чтобы, нанеся максимальный урон противнику, сохранить свои силы. Кутузов понимал, что главное — сохранить армию.

Избранная для сражения позиция на широкой холмистой местности была охарактеризована Кутузовым в письме к Александру I как одна из «наилучших, которую на плоских местах найти можно». Справа она примыкала к Москва-реке, слева — к густому и труднопроходимому Утицкому лесу. Позиция была усилена инженерными сооружениями: Шевардинским редутом, Курганной батареей (или батареей Раевского) и Семеновскими (Багратионовскими) флешами. Осуществление инженерных работ на поле предстоящего сражения позволило Кутузову построить боевые порядки своих войск в глубину и скрыть от неприятеля действительное расположение своих сил и резервов.

На Бородинском поле соотношение сил сохранялось по-прежнему в пользу Наполеона. Он имел 135 тысяч солдат, преимущественно французов, прошедших длительную и суровую школу наполеоновских войн. Русская армия насчитывала 120 тысяч человек, в том числе 10 тысяч ополченцев, не имевших оружия, 7 тысяч казаков, не принимавших участия в сражении, и 15 тысяч приведенных М. А. Милорадовичем за неделю до битвы необученных и необстрелянных новобранцев.

План Бородинского сражения, разработанный Кутузовым, исходил из реального соотношения сил и преследовал выполнение главных задач: ослабить противника путем вывода из строя значительной части его живой силы, подорвать его моральный дух. Достигнуть этого необходимо было ценою наименьших потерь, дабы сохранить основные силы, необходимые для продолжения войны.

Важнейшей стороной плана явилось соответствующее замыслу построение войск, их правильная группировка. Сконцентрировав две трети сил на правом фланге, Кутузов обеспечил прикрытие новой Смоленской дороги как главного стратегического направления на Москву. Весь характер диспозиции русских войск обусловливался требованием подчинить французов своему замыслу сражения. Он лишал их возможности производить необходимые фланговые маневры и заставлял идти на фронтальные лобовые атаки по центру, в ходе которых они неизбежно должны были понести большие потери. Важной стороной плана Бородинского сражения был глубокий учет высокого морального духа русской армии. Наконец, исключительное место в плане отводилось резервам. «…Резервы должны быть сберегаемы сколь можно долее, ибо тот генерал, который сохранит еще резерв, не побежден»,[30] — гласила диспозиция Кутузова.

Диспозиция русских предусматривала проявление широкой инициативы со стороны командиров отдельных соединений и частей при выполнении поставленной задачи. Кутузов сосредоточил в своих руках нити управления сражением. Проявляя исключительное самообладание и веру в победу, он своевременно направлял необходимые подкрепления из резерва на те участки боя, где складывалось наиболее острое положение, обеспечивая тем самым осуществление общего замысла сражения.

Шевардинский редут, являвшийся передовым укреплением русской армии и прикрывавший подступы к главной линии русской обороны, первым принял на себя удары французов. Они атаковали редут в 2 часа дня 24 августа. Против 12-тысячного отряда защитников этого укрепления Наполеон бросил 40 тысяч человек. Напряженный бой длился три часа. Геройски держали оборону русские воины, но, теснимые со всех сторон превосходящими силами, вынуждены были оставить редут. Однако, получив подкрепление, они перешли в контратаку и выбили французов из укрепления.

Подступы к редуту были усыпаны трупами врагов. Поздно вечером Кутузов отдал приказ оставить редут. Его защитники своим героическим сопротивлением дали возможность выиграть время, необходимое для завершения строительства укреплений. Оценивая бой у Шевардино, Кутузов писал: «Горячее дело, происходившее вчерашнего числа на левом фланге, кончилось к славе российского войска».[31]

Когда на следующее утро, приехав на место сражения, Наполеон спросил «Сколько взято русских пленных?», он получил почтительный, но неутешительный ответ: «Русские в плен не сдаются, ваше величество».[32]

Утром 26 августа началась мощная артиллерийская подготовка и вслед за нею французы повели наступление на деревню Бородино, которую им удалось взять после часового боя. Однако главный удар был направлен не на Бородино, а, как и предполагал Кутузов, на левый фланг русской армии, Семеновские флеши и батарею Раевского.

Атаками на Семеновские флеши, куда Наполеон двинул свои лучшие дивизии, руководили маршалы Даву, Мюрат, Ней. Первую атаку, длившуюся свыше получаса, русские отбили, нанеся значительный урон неприятелю. Наполеон приказал направить сюда около 150 орудий. После длительной артиллерийской подготовки превосходящие силы французов вновь пошли в атаку. Несколько раз укрепления переходили из рук в руки. Подступы к флешам и сами укрепления были усеяны трупами людей и лошадей. Недовольный затяжкой сражения и просьбами маршалов о присылке подкреплений, Наполеон направляет сюда около 250 полевых орудий. Возрастает артиллерийская мощь и со стороны русских. Если в начале сражения защитники флешей имели 50 орудий, то к концу его уже 300 русских орудий обстреливали наступающих.

Багратион решил предупредить очередной штурм французов и повел левое крыло своей армии в штыковую атаку. Отбросив атакующих к флешам, французы успели обстрелять их из орудий. Грохот разрывов, свист картечи, крики и стоны раненых звучали над полем боя. О героизме и самоотверженности защитников флешей можно судить по донесению одного из командиров, который сообщал: «Сопротивление моей дивизии не могло быть продолжительно, дивизия исчезла не с поля сражения, а на поле сражения».[33]

Не обращая внимания на рвавшиеся ядра и шрапнель, Багратион руководил боем. Но вот французское ядро ударило ему в ногу, смертельно ранив генерала. Узнав о ранении Багратиона, Кутузов назначил на его место достойного преемника — Дохтурова, подчеркнув необходимость «держаться до тех пор, пока от меня не воспоследует повеление к отступлению».[34] Бросив в бой новые резервы, французы около полудня в результате восьмой атаки овладели флешами. Но, несмотря на значительное превосходство в силах и средствах, развить успех на этом направлении они не смогли. Отойдя на высоты, находившиеся за Семеновским ручьем, русские с исключительной быстротой установили на них сильные батареи, огонь которых остановил врага.

К середине дня 26 августа Бородинское сражение вступило в новый этап. Все внимание французов было сосредоточено на защищаемой частями 7-го пехотного корпуса генерала Н. Н. Раевского батарее, расположенной на высоком кургане, который господствовал над окружающей местностью, на стыке между 1-й и 2-й русскими армиями. Захват французами в начале сражения деревни Бородино позволил им вести артиллерийский огонь с удобной позиции по Курганной батарее.

Около 9 часов утра французы начали обстрел батареи, после чего их пехота и конница перешли в наступление, но, встреченные шквальным огнем русской артиллерии, отступили. Через час французы повторили штурм. У защитников редута кончились снаряды, и врагу удалось овладеть им. Однако к редуту подошли подкрепления под командой генерала А. П. Ермолова, и французы были выбиты.

Когда напряжение боя на левом фланге русской армии достигло апогея, Кутузов послал в обход левого фланга противника кавалерийский корпус Ф. П. Уварова и казаков М. И. Платова. Поначалу атака русской конницы вызвала панику в неприятельском лагере. Генерал Ермолов писал, что внезапное появление казаков «произвело общее в лагере французов движение: стремительно собиралась пехота, выдвигалась артиллерия, со многих позиций направлены в помощь отряды. По всей линии действия неприятеля были менее настойчивы, и многим из нас казалось это время отдохновением».[35] Получив известие о рейде, Наполеон вынужден был приостановить атаки в центре и передвинуть молодую гвардию на левый фланг, что помогло ликвидировать поднявшуюся панику и стабилизировать положение.

Рейд кавалерии был отбит врагом, но он позволил Кутузову выиграть время и заставил Наполеона отказать в просьбе своим маршалам о присылке подкреплений.

Захват французами Семеновских флешей поставил защитников батареи Раевского в еще более тяжелые условия. Днем французы начали новую атаку редута. На этот раз они вели ее не только с фронта, но и с флангов. Защитники батареи, гвардейцы Семеновского и Преображенского полков, оказывали упорное сопротивление численно превосходящим силам врага. Раненые не уходили из строя и бились до последнего дыхания. «Мужество наших войск было неописанно, — вспоминал участник сражения Ф. Глинка. — Они, казалось, дорожили каждым вершком земли и бились до смерти за каждый шаг».[36] Невозможно дать более красочное описание борьбы за редут, чем это сделал М. Ю. Лермонтов в своем «Бородино»:

Наконец французы усилили натиск и овладели батареей. Русские отошли на новые рубежи.

Наблюдая за развитием сражения, за действиями русской армии, Наполеон понял, что ни одна из его прежних битв не может сравниться с той, что происходила на Бородинском поле. Даже в те моменты, когда французской армии удалось овладеть Семеновскими флешами и Курганной батареей, он видел, что сокрушить русскую армию ему не удалось, что, отойдя на новые позиции, она готова продолжать борьбу. Поэтому он не позволил бросить в бой старую гвардию. «Мне не должно было, — говорил он, — прежде противников ввести в бой последние резервы. Не за 800 лье от своего основания можно действовать подобным образом».[37]

Наполеон не решился продолжать атаки русских позиций и вернул свои войска на рубежи, которые они занимали перед началом сражения. Он понимал, что главной цели сражения — разбить, уничтожить русскую армию — он не достиг. «Из всех моих сражений, — говорил он впоследствии, — самое ужасное то, которое я дал под Москвой. Французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми. Из пятидесяти сражений, мною данных, в битве под Москвой выказано наиболее доблести и одержан наименьший успех».[38]

Если Наполеону было трудно признать свое поражение на Бородинском поле и он употреблял по отношению к этому сражению такие выражения, как «полупобеда», «наименьший успех», то Кутузов справедливо рассматривал его как свою победу. «Баталия, 26-го числа бывшая, была самая кровопролитнейшая из всех тех, которые в новейших временах известны. Место баталии нами одержано совершенно, и неприятель ретировался тогда в ту позицию, в которую пришел нас атаковать».[39]

На Бородинском поле, по образному выражению генерала А. П. Ермолова, «французская армия расшиблась о русскую». В сражении у Бородино Наполеон лишился лучшей части своей армии. 40 проц. пехоты, 57 проц. кавалерии, всего 58 тысяч человек составили его потери в этом сражении. Русская армия оставила на поле боя 38,5 тысячи человек. В результате Бородинского сражения Кутузов нанес непоправимый удар Наполеону, надломил его армию морально и физически. Победа на Бородинском поле показала могущество и несокрушимость России. Она предопределила разгром Наполеона, освобождение народов России и Европы от ига французской крупной буржуазии.

Победа при Бородино, обескровившая французскую армию, завершала оборонительный период войны и, казалось, открывала перед Кутузовым возможности для осуществления контрнаступления. Однако большие потери в ходе сражения и отсутствие необходимых резервов заставили его утром следующего дня дать приказ об отступлении. Он сам говорил: «Я баталию выиграл прежде Москвы, но надобно сберегать армию, и она целехонька».[40]

Для перехода в контрнаступление необходим был решающий перевес в силах за счет новых резервов. Кутузов надеялся на подход новых пополнений, которые позволили бы ему дать перед Москвой Наполеону новое сражение. Однако по вине царя и дворянской верхушки, боявшихся вооружения народа, резервы комплектовались медленно и требовалось время, чтобы они наконец прибыли в действующую армию.

Отходя к Москве, русская армия 1 сентября подошла к деревне Фили. Здесь состоялся Военный совет, на котором обсуждался один вопрос: «Принять ли новое сражение под Москвой или отступить за Москву?» Единодушия среди собравшихся не было. Не говоря об интриганах типа Беннигсена, ратовавшего за новое сражение, его считали необходимым и такие боевые генералы, как Дохтуров, Уваров, Коновницын, уважавшие и любившие Кутузова. Противоположную точку зрения поддерживали Барклай де Толли и Н. Н. Раевский.

Кутузов хорошо знал, что армия готова принять новый бой, грудью защищать древнюю столицу. Но имеет ли он право бросать ее на гибель? Нет! Вот почему старый фельдмаршал сказал: «…с потерянием Москвы не потеряна еще Россия… первою обязанностью поставляю сберечь армию, сблизиться с теми войсками, которые идут к ней на подкрепление, и самым уступлением Москвы приготовить неизбежную гибель неприятелю».[41]

Решение об оставлении Москвы стало важной составной частью стратегического плана Кутузова. Обращаясь на Военном совете к противникам оставления Москвы, он говорил: «Вы боитесь отступления через Москву, а я смотрю на это как на провидение, ибо это спасает армию. Наполеон — как бурный поток, который мы еще не можем остановить. Москва будет губкой, которая его всосет».[42]

Сознавая правильность и необходимость отданного приказа об отступлении, Кутузов тяжело переживал сам факт оставления Москвы. Придворная камарилья во главе с Александром I не понимала, что это решение Кутузова диктовалось суровой необходимостью. В письме к шведскому королю Бернадотту Александр I обвинял Кутузова в недостатке смелости, факт оставления Москвы называл непростительной ошибкой. «…Вспомните, — писал царь Кутузову, — что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы».[43]

Как и Кутузов, каждый подлинный патриот переживал утрату столицы, но большинство понимало или вскоре поняло дальновидность этого шага старого фельдмаршала.

пели солдаты в Тарутинском лагере.

Вечером 1 сентября русская армия начала проходить через Москву. Утром 2 сентября движение возобновилось. Один за другим шли по Арбату и прилегающим к нему улицам русские полки, переходили Яузский мост и через Коломенскую заставу выходили на Рязанскую дорогу. Вместе с армией уходило из Москвы и ее население. Отходя от Бородино, русская армия вела непрерывные арьергардные бои. Но и в этих условиях отход совершался исключительно организованно, что не прошло мимо наиболее дальновидных военачальников Наполеона. Так, маршал Даву в разговоре с Наполеоном указывал: «Должно согласиться, что отступление русских исполняется в удивительном порядке. Одна местность, а не Мюрат определит их отступление. Их позиции избираются так хорошо, так кстати, и каждая из них защищается соответственно их силе и времени, которое генерал их желает выиграть, что по справедливости, движение их, кажется, идет сообразно с планом, давно принятым и искусно начертанным».[44]

Арьергардом русских войск командовал генерал Милорадович. Четкость и порядок, отличавшие отступление русской армии, позволили Кутузову ввести в заблуждение французов, преследовавших его по выходе из Москвы. Выведя армию на Рязанскую дорогу, он после двух переходов осуществляет блестящий маневр: неожиданно для всех поворачивает на запад и через Красную Пахру приводит ее в село Тарутино. А в это время два казачьих полка продолжали двигаться по Рязанской дороге, создавая у преследовавших их французов впечатление, будто основная армия отходит на Рязань. И, только поняв свою ошибку, конница Мюрата прекратила преследование казаков.

Когда утром 2 сентября Наполеон и его гвардия прибыли на Поклонную гору и увидели Москву с ее многочисленными золочеными куполами, их охватил восторг — вот она долгожданная победа! Но ликование это было преждевременным. Французы не могли знать, что в Москве они не встретят того приема, который их обычно ожидал в побежденных городах.

Напрасно Наполеон и его сподвижники ждали депутацию с ключами от города. Вместо ключей Наполеон получил сообщение, что Москва оставлена жителями. Не поверив этому, он потребовал привести к нему бояр. Русские, заметил он, «не знают, как сдаваться; все здесь ново и для них, и для нас».

В этом Наполеон был прав: русские не привыкли сдаваться. Они предпочли уйти из города, а те, кто остался в нем, встретили врага с оружием в руках. Авангард французской армии, подошедший к Кремлю, обстреляли из ружей жители, укрывшиеся за его стенами. Не было ни привычной Наполеону торжественности, ни пышности, когда он вошел в Москву. Древний город встретил его зловещим молчанием и отдельными ружейными выстрелами. Из 200 тысяч жителей Москвы и примерно 100 тысяч укрывшихся в городе беженцев из западных районов страны в ней осталось не более 10 тысяч человек.

3 сентября почти пустой город охватил страшный пожар, продолжавшийся почти неделю и уничтоживший до 80 проц. жилых домов. Поджог Москвы был составной частью той политики разрушения и разграбления, которую решил применить Наполеон, чтобы заставить русское правительство заключить мир. Уже сам факт объявления Москвы военным трофеем открывал солдатам «великой армии» богатые возможности для мародерства, грабежа, насилий и разрушений. Грабили оккупанты по строгой системе, в отведенные для различных частей армии дни. 4–5 сентября они разгромили и подожгли Московский университет. Ущерб, нанесенный пожаром, разрушениями и грабежом, исчислялся несколькими миллиардами рублей. Грабеж, мародерство вели к резкому падению дисциплины и являлись зловещим предзнаменованием крушения планов Наполеона. Попытки восстановить порядок, предотвратить дальнейшее разложение армии оказались тщетными.

Находясь в Москве, французский император стремился во что бы то ни стало добиться мира.

Однако все эти попытки не увенчались успехом. Тарутинский марш-маневр М. И. Кутузова изменил стратегическую обстановку в пользу русской армии. Фельдмаршал вывел свою армию из-под удара противника, прикрыл такие важные центры снабжения оружием и продовольствием, как Тула и Калуга, обеспечил себе связь с южными губерниями страны, откуда подходили пополнения. Здесь он готовил войска к изгнанию захватчиков из России. Кутузовым владеет одна мысль: «Теперь ни шагу назад. Приготовиться к делу, пересмотреть оружие, помнить, что вся Европа и любезное Отечество на нас взирают».[45]

Здесь, в Тарутинском лагере, русская армия получила возможность передохнуть после непрерывного движения от Вильно и Волковыска до Москвы. Готовя контрнаступление, фельдмаршал перегруппировывает свои силы, укрепляет их за счет прибывающих резервов, для которых была организована школа военного обучения. Кутузов пришел в Тарутино, имея 85 тысяч солдат, а к началу контрнаступления его армия насчитывала 120 тысяч человек. Теперь численный перевес был на ее стороне.

Важную роль в подготовке армии к контрнаступлению сыграли организационные мероприятия, осуществленные Кутузовым. Он объединил 1-ю и 2-ю армии в одну, укрепил некомплектные дивизии, придал большую подвижность подразделениям за счет сокращения обозов и увеличения их кавалерийского состава, создал пионерные (саперные) роты и конно-саперную команду. Кутузов удалил из армии генерала Беннингсена, удовлетворил просьбу Барклая де Толли, часто выступавшего совместно с противниками главнокомандующего, об увольнении его из армии, вынудил покинуть действующую армию московского генерал-губернатора Ф. Б. Ростопчина — все это способствовало оздоровлению обстановки в главной квартире русской армии.

Кутузов, зная силу русской армии, глубоко уверенный в ее способности разбить неприятеля, не допустить его в южные районы, в первые же дни пребывания в Тарутино отменил распоряжение Александра I об эвакуации Тульского оружейного завода и в письме калужскому городскому голове писал, что «город Калуга есть и будет в совершенной безопасности».

Повседневная многогранная деятельность М. И. Кутузова способствовала укреплению армии, подготовке ее к контрнаступлению.

Оценивая впоследствии значение Тарутинского лагеря для русской армии, Кутузов говорил: «Каждый день, проведенный нами в этой позиции, был золотым днем для меня и для войск, и мы хорошо им воспользовались».[46] Эти дни приближали освобождение России и Европы от наполеоновского ига. «На сем месте российское воинство, предводительствуемое фельдмаршалом Кутузовым, укрепясь, спасло Россию и Европу» — начертано на монументе, воздвигнутом в 1848 году в Тарутино.

Готовя армию к контрнаступлению, Кутузов широко развертывает против французов «малую войну» — активизирует действия партизанских отрядов в тылу и на коммуникациях врага.

В развитии партизанского движения наступает новый этап. До Бородино и оставления Москвы партизанское движение развертывалось как стихийное вооруженное сопротивление населения, поднявшегося на борьбу с захватчиками. В Тарутино Кутузов формирует девять партизанских отрядов из состава своей армии. На них возлагалась задача развернуть активные действия на коммуникациях врага, совершать нападения на его отдельные отряды, обозы, фуражиров. Если в отряд Д. В. Давыдова, сформированный накануне Бородинской битвы, Кутузов согласился выделить всего 130 человек, то в отряды, организованные в Тарутино, входило по 500–600 человек, а иногда и по нескольку тысяч. Это позволяло армейским партизанам наносить чувствительные удары по противнику.

Перед армейскими партизанскими отрядами была поставлена также задача оказать помощь народным партизанским отрядам путем передачи им захваченного у французов оружия и боеприпасов, координации боевых операций, обучения методам партизанской борьбы. Эта помощь не только укрепляла боеспособность крестьянских отрядов, но и способствовала расширению народной борьбы.

Партизанские отряды плотным кольцом окружали Москву, создавая находившимся в ней французам невыносимые условия. Участник похода 1812 года французский генерал Коленкур писал: «Мы все время должны были держаться настороже. Неприятель все время тревожил наши коммуникации за Гжатском и часто прерывал их между Можайском и Москвой. В этих прелюдиях все видели предвестие новой системы, цель которой — изолировать нас. Нельзя было придумать систему, которая была бы более неприятной для императора и поистине более опасной для его интересов».[47]

Партизанские отряды Д. Давыдова, А. Фигнера, А. Сеславина и др. выполняли и очень важную для Кутузова задачу разведки. Они сообщали в его штаб данные о передвижениях неприятеля, о положении его в Москве. И если Кутузов благодаря этому, как он сам говорил, знал в каждый день, в каждый час, что делается в Москве, то все попытки Наполеона найти агентов из местного населения потерпели крах, что также являлось выражением высокого патриотизма русских людей.

В период контрнаступления на армейских партизан была возложена задача обеспечения связи между армиями М. И. Кутузова, П. В. Чичагова и П. Х. Витгенштейна.

Партизанское движение сыграло выдающуюся роль в разгроме наполеоновских полчищ на полях России. В ходе «малой войны» развернулись блестящие организаторские способности многих руководителей крестьянских и армейских партизанских отрядов. Их имена золотыми буквами вписаны в историю Отечественной войны 1812 года.

Выше уже говорилось, что один из первых армейских партизанских отрядов возглавил решительный и храбрый, хорошо знавший и любивший военное дело, веселый и находчивый Денис Васильевич Давыдов, подполковник Ахтырского гусарского полка. Он сам попросил об этом назначении. Не все генералы и офицеры понимали значение той формы войны, которую начинал Давыдов. Некоторые были убеждены в бесперспективности ее. Однако действия отряда Давыдова опровергли эти пророчества. В «Дневнике партизанских действий 1812 года» Давыдов рассказывает о многих героических делах его отряда, действовавшего в районе Смоленской дороги, между Гжатском и Смоленском.

С первых дней появления здесь отряд Давыдова установил прочные связи с крестьянами, которые радовались успеху партизанских налетов на врага и сами поднимались на борьбу с захватчиками. Отряд рос и креп за счет солдат, освобождаемых из французского плена. Так, он освободил около 200 солдат Московского полка, из которых 60 были зачислены в отряд; из 400 человек, освобожденных в селе Юреньеве, 100 были оставлены в отряде, а 150 переданы Калужскому ополчению. В свою очередь командующий Калужским ополчением передал отряду Давыдова остатки 1-го Бугского и Тептярского казачьих полков. Правда, последние вскоре пришлось, по указанию штаба Кутузова, отправить к Рославлю и Брянску. Несколько позже фельдмаршал прислал в отряд 300 донских казаков. Рост сил отряда позволил расширить операции. Сотни пленных, огромное количество повозок с провиантом, оружием, боеприпасами — таковы результаты смелых налетов отряда Дениса Давыдова.

Французское командование приходило в бешенство при получении известий об успешных действиях партизан Давыдова. Оно предприняло большую карательную экспедицию в целях разгрома партизан, бросив против них двухтысячный отряд. Однако каратели сами оказались разбитыми. С особой силой удары партизан стали обрушиваться на оккупантов после выхода французов из Москвы и отступления на Смоленск.

К этому периоду относится одна из замечательнейших операций партизанской войны 1812 года, осуществленная объединенными силами отрядов Д. В. Давыдова, А. Н. Сеславина, А. С. Фигнера и генерала М. Ф. Орлова-Денисова. 28 октября у села Ляхово эти отряды дали бой корпусу генерала Ожеро. В итоге боя весь корпус (2 тысячи рядовых, 60 офицеров во главе с Ожеро) сдался в плен. Умело расположив свои отряды, блестяще использовав артиллерию, партизанские командиры лишили французов возможности к отступлению, отбили и обратили в бегство большой отряд французской конницы, спешившей на помощь Ожеро. «Победа сия тем более знаменита, что при оной еще в первый раз в продолжении нынешней кампании неприятельской корпус сдался нам», [48] — писал Кутузов.

Участвовавший в бою под Ляхово отряд гвардии капитана Александра Никитича Сеславина, другого прославленного партизанского командира, поначалу действовал между Боровском и Москвой. В одном из своих предписаний Кутузов указывал Сеславину на целесообразность активного привлечения к борьбе крестьян, снабжая их для этого трофейным оружием. Сеславин сообщал о передвижениях французской армии накануне выхода из Москвы. Он первым известил русский штаб о ее выходе.

Однажды, совершая очередную разведку между рекой Лужей и Боровской дорогой, Сеславин отделился от отряда, подъехал лесной тропой к опушке и внимательно стал рассматривать французские части, одна за другой двигавшиеся от Москвы к Боровску. Заинтересовавшись происходящим на дороге, он еще ближе подъехал к ней и увидел французских гвардейцев и самого Наполеона в окружении свиты. Воспользовавшись наступившими сумерками, Сеславин еще ближе подъехал к французской колонне, высмотрел отделившегося от нее гвардейца, мощным рывком перекинул его через седло и ускакал в лес. Пленный унтер-офицер сообщил, что уже четыре дня назад французская армия оставила Москву и движется на Боровск и далее на Малоярославец. Сеславин немедленно передал эти сведения генералу Дохтурову, находившемуся на левом фланге русской армии. Известие было немедленно доставлено Кутузову, что сыграло большую роль в срыве замысла Наполеона, который хотел прорваться в обход левого фланга русской армии к Калуге.

Взятие Вильно — одна из блестящих операций отряда полковника Сеславина. В своем донесении в штаб Сеславин дает высокую оценку воинам отряда. «Генерал Ланской был свидетелем этого дела, — пишет он. — Спросите у него, сам боюсь расхвастаться, но вам и его светлости рекомендую вести отряд мой, который во всех делах от Москвы до Вильны окрылялся рвением к общей пользе и не жалел крови за отечество».[49] Залечив рану, полученную в бою под Вильно, Сеславин принял участие в заграничном походе русской армии и был свидетелем крушения Наполеона.

Презрение к опасности, дерзкая отвага, высокие волевые качества отличали капитана Александра Самойловича Фигнера, командира артиллерийской роты — еще одного легендарного партизанского командира Отечественной войны 1812 года. Его партизанская деятельность началась с первого дня появления французов в Москве. Владея свободно французским, итальянским и немецким языками, он проникал в расположение войск противника, выдавая себя за французского офицера. Он имел возможность наблюдать грабеж, мародерство, разрушения, творимые оккупантами в Москве. Находясь в Москве почти всю первую неделю пребывания в ней французов, он не только наблюдал, собирая важный разведывательный материал, но и стремился организовать партизанский отряд из оставшихся в городе жителей. Фигнер даже предпринял попытку проникнуть в Кремль, чтобы убить Наполеона.

По возвращении из Москвы Фигнер возглавил один из партизанских отрядов, который действовал на Можайской дороге. Как и другие партизанские командиры, Фигнер активно вовлекал в борьбу с противником крестьян. Хорошо зная местность, они служили проводниками, помогали продовольствием, а получив в руки оружие, нещадно били оккупантов. Отмечая эту сторону партизанской борьбы и роль в ней Фигнера, генерал А. П. Ермолов писал: «Жители, ободренные беспрерывно являвшимися партиями, служили им вернейшими провожатыми, доставляли обстоятельные известия, наконец, сами взяли оружие и большими толпами присоединились к партизанам. Фигнер был основателем войны поселян, которая имела пагубные для неприятеля последствия».[50]

Отряд Фигнера неоднократно взаимодействовал с регулярными войсками, особенно во время контрнаступления русской армии. В частности, он помог освободить Вязьму и другие города. Погиб Фигнер во время кампании 1813 года в Европе. М. И. Кутузов высоко ценил Фигнера — солдата и патриота. «…Это — человек необыкновенный, — говорил он. — Я этакой высокой души еще не видал, он фанатик в храбрости и патриотизме, и бог знает чего он не предпримет».[51]

История партизанского движения 1812 года знает и многих других храбрых командиров, успешно действовавших в борьбе против захватчиков. Среди них можно назвать И. С. Дорохова, Н. Б. Кудашева, И. М. Вадбольского, Ф. Ф. Винценгероде, А. И. Чернышева.

Бессмертную славу снискали руководители партизанского движения из народа, которые поднимали крестьян на борьбу с захватчиками, обладали замечательными организаторскими способностями, проявляя беспредельную преданность своему Отечеству. Если можно учесть количество армейских партизанских отрядов, то этого нельзя сделать в отношении крестьянских отрядов. Хорошо знавший положение в тылу у французов, Д. Давыдов говорил, что в каждом селении ворота были заперты, при них стояли стар и млад с вилами, кольями, топорами и некоторые с огнестрельным оружием.

Солдат Киевского драгунского полка Ермолай Васильевич Четвертаков в арьергардных боях у Царево-Займища попал в плен. Энергичный, смекалистый и находчивый, он бежал из плена и в деревне Басманы Смоленской губернии организовал партизанский отряд, который насчитывал свыше 300 человек.

Это позволило Четвертакову развернуть широкую борьбу против французов в Гжатском уезде. Авторитет партизанского командира рос. Когда он решил напасть на батальон французских солдат, то без труда поднял 4 тысячи крестьян и одержал победу. С изгнанием французов из Гжатского уезда отряд был распущен. Но сам Четвертаков не считал для себя войну оконченной, воинский долг перед Родиной привел его в родной полк, находившийся в Могилеве, в составе которого он участвовал дальше в войне.

Федор Потапов (по кличке Самусь) был солдатом Елизаветградского гусарского полка. В одном из арьергардных боев он был ранен и отстал от полка. С помощью жителей одной из деревень он укрылся в лесу и поправился от ранения.

Самусь оказался хорошим организатором. Его призывы подняться на борьбу против врага встретили горячий отклик у крестьян. Созданный им отряд рос как снежный ком и вскоре насчитывал свыше 3 тысяч человек. Партизаны Самуся дали клятву биться не щадя своей жизни. Вооружался отряд за счет оружия, отбираемого у врага. В зоне действия отряда была организована система сигнализации посредством колоколов разной тональности. С их помощью жители окружающих деревень и партизаны узнавали о появлении противника или о его уходе. Крестьяне уважали Самуся, в котором видели храброго, бескорыстного, преданного народу героя, защитника крестьян от врага.

Село Павлово, Богородского уезда, Московской губернии, стало местом рождения партизанского отряда во главе с крепостным крестьянином Герасимом Куриным. Отряд насчитывал около 6 тысяч человек, в том числе 300 конных, из числа крестьян Вохновской волости. Большая численность отряда требовала совершенствования его организации, в связи с чем Курин привлек на командную должность Вохновского голову Е. Стулова и сотенного И. Чушкина, а также установил контакт с командующим Владимирским ополчением князем Б. Голицыным.

Отряд Герасима Курина за время своего непродолжительного существования имел несколько крупных столкновений с противником и нанес ему значительный урон. Заслуги Герасима Курина были отмечены награждением его знаком Военного ордена.

В ряду героев, рожденных борьбой с иноземными захватчиками, стоит имя женщины-партизанки, крестьянки одной из деревень Сычевского уезда Смоленской губернии Василисы Кожиной. Умная и решительная, она не боялась вместе с подростками сопровождать французских пленных, вступать с французами в рукопашную схватку, действуя преимущественно косой. Современники в своих записках рассказывают, что, когда один из пленных офицеров, уязвленный необходимостью выполнять приказания женщины, попытался оказать сопротивление, Василиса прикончила его ударом косы.

Партизанское движение сыграло огромную роль в Отечественной войне 1812 года. Около 30 тысяч человек потеряли французы в результате действий партизанских отрядов только в период пребывания Кутузова в Тарутинском лагере.

Участие широких народных масс в войне нашло свое выражение также в организации ополчения, которое стало серьезным источником резервов для армии. Уже в процессе формирования ополчения ярко проявился патриотизм крепостных крестьян и других слоев населения, стремившихся принять активное участие в борьбе за свободу Отчизны. В Смоленской губернии в ополчение вступило свыше 13 тысяч ратников, в Московской — более 34 тысяч, в Тверское — почти 16 тысяч. Всего по трем губерниям в ополчение вступило свыше 230 тысяч ратников.

Высокий патриотический подъем народа, его стремление с оружием в руках защищать Родину и изгнать захватчиков пугали отдельных представителей власти. Именно этим можно объяснить действия начальника Московского ополчения графа Ростопчина, сорвавшего вооружение ополченцев и оставившего в московском арсенале противнику свыше 70 тысяч ружей.

Большое значение формированию ополченцев придавал М. И. Кутузов. В начальный период войны дворянство Петербургской губернии избрало его начальником ополчения. Кутузов активно включился в его комплектование и обучение. «Он командовал тогда Петербургским ополчением, занимался им от всей души, присутствовал при приеме ратников, вооружении и обмундировании их, делал им лично наставления и увещевания»,[52] — писал позже его адъютант. Кутузов разработал правила по обучению ополченцев, которые он, став главнокомандующим, распространил на ополчения всех губерний. Возглавив армию, фельдмаршал начал активно привлекать силы ополченцев для непосредственного участия в военных действиях. Уже в боях под Смоленском ополченцы приняли боевое крещение, ратники активно действовали также в Бородинском сражении. Рассказывая об одном из эпизодов Бородинского боя, французский офицер Винтурин писал: «И вдруг высокий лес ожил и завыл бурею. Семь тысяч русских бород высыпало из засады. Со страшным криком, с самодельными пиками, с домашними топорами они кидаются на неприятеля, как в чащу леса, и рубят людей, как дрова».[53]

Особенно широко силы ополченцев использовались в борьбе с врагом в период Тарутинского «сидения» и контрнаступления русской армии. Во время пребывания французов в Москве ополченцы вместе с партизанскими отрядами прочно закрыли расходившиеся из древней столицы дороги на Тверь, Ярославль, Владимир, Рязань, Тулу, Калугу, наносили чувствительные удары противнику, истощая и деморализуя его живую силу.

В период контрнаступления, начиная с разгрома корпуса Мюрата на реке Чернишне, ополченцы принимали участие во всех крупных сражениях. Высокую оценку воинской храбрости ополченцев давали многие русские военачальники. Генерал П. Х. Витгенштейн, освободивший 8 октября Полоцк, отмечал в своем донесении Кутузову, что ополченцы, дравшиеся с исключительной неустрашимостью, ни в чем не отставали от старых солдат регулярных частей. «Сбросив с себя армяки, — писал он, — ратники выбегали из цепи, устремлялись в рукопашный бой, дрались прикладами и топорами, бесстрашно бросались под град пуль и картечей, сражаясь, как разъяренные львы, а при сильном натиске неприятеля стояли, как неподвижные скалы. Случалось им целыми колоннами, крикнув „ура“, встречать конницу прикладами и мгновенно ее опрокидывать». Во многих донесениях М. И. Кутузову, в воспоминаниях участников Отечественной войны 1812 года отмечается беспримерная храбрость ополченцев, высокий патриотический долг, ненависть к захватчикам.

Широкое развертывание народной, «малой» войны приближало гибель наполеоновской армии. События Отечественной войны 1812 года, ее народный характер, тесная связь армии и народа являются блестящей иллюстрацией слов В. И. Ленина о том, что «вся история освободительных войн показывает нам, что если эти войны захватывали широкие массы, то освобождение наступало быстро».[54]

35 дней находились оккупанты в сожженной Москве. Русская армия за эти дни отдохнула, окрепла, увеличила свои силы. Что касается армии Наполеона, то она слабела в результате нехватки продовольствия, падения дисциплины, особенно в частях, состоявших не из французов, а из представителей других народов Европы. Приближалась зима, а ответа на свои предложения о мире Наполеон не получал. В отчаянии он поставил перед маршалами вопрос о походе на Петербург, но, не получив с их стороны поддержки, оставил эту идею.

6 октября на берегу реки Чернишня русские войска нанесли поражение Мюрату, находившемуся в авангарде французской армии. Это было важным событием в осуществлении контрнаступления русской армии, так как оно было первым наступательным сражением, завершившимся поражением противника. Успех способствовал подъему духа русской армии, а Наполеона заставил поторопиться с оставлением Москвы.

В ночь на 7 октября Наполеон вышел из Москвы, заявив: «Идем в Калугу. И горе тем, кто станет на моем пути».[55] Однако чашу горечи французскому полководцу и его армии пришлось испить до конца.

Перед уходом из Москвы Наполеон отдал приказ взорвать Кремль, поручив это варварское дело маршалу Мортье. Трое суток французы насильно заставляли русских, оставшихся в Москве, рыть подкопы для минирования кремлевских стен и архитектурных памятников. 9 октября начали раздаваться взрывы, продолжавшиеся до 11 октября и разрушившие часть стен и башен Кремля и Арсенал. В городе вновь вспыхнули пожары. Чистая случайность не дала возможности Мортье выполнить до конца варварский приказ Наполеона: дождь подмочил фитили в заложенных минах, и не все они взорвались.

Длинной вереницей растянулись за французской армией обозы с награбленным добром.

Выходя из Москвы по Старой Калужской дороге, Наполеон уверял свои войска, что они нанесут поражение Кутузову в том самом месте, где он только что одержал победу над Мюратом. Однако в пути он перевел свою армию на Новую Калужскую дорогу. Этим маневром он хотел обмануть Кутузова и, обойдя левый фланг русских, быстрым маршем через Малоярославец занять Калугу, где были сосредоточены большие продовольственные запасы русских. Из Калуги Наполеон мог двигаться дальше к Смоленску по не тронутым войною районам. Однако обмануть Кутузова ему не удалось. Фельдмаршал своевременно узнал о маневре главных сил неприятеля и принял необходимые меры. Он выдвинул к Малоярославцу казаков Платова и корпус генерала Дохтурова, приказав им преградить дорогу французской армии на Калугу.

Русские войска подошли к городу в тот момент, когда туда уже начали входить авангардные части французской армии. 12 октября у Малоярославца развернулось ожесточенное сражение, сыгравшее решающую роль в направлении дальнейшего движения французской армии.

Когда раздались первые залпы русской артиллерии по переправам через речку Лужа и передовым частям французов, Наполеон не поверил, что на его пути стоит русская армия, настолько это оказалось для него неожиданным. Корпус Дохтурова выбил врага из города. Однако подходили новые французские части, и битва час от часу становилась ожесточеннее. Город переходил из рук в руки.

К измотанным войскам Дохтурова подошли части Раевского, а затем главные силы русской армии, что сразу изменило обстановку. Участники сражения отмечают хладнокровие и выдержку М. И. Кутузова, принявшего на себя руководство сражением. «Он был под неприятельскими ядрами, вокруг него свистели даже пули. Тщетно упрашивали его удалиться из-под выстрелов».[56] Восемь раз город переходил из рук в руки. Однако и Кутузов, и Наполеон прекрасно понимали, что дело не в самом городе, а в том, куда дальше двигаться французской армии: на Калугу или на Можайск.

Принятые Кутузовым меры не давали возможности Наполеону двигаться на Калугу без нового сражения, а вступить в него, видя перед собою основные силы русских, он не рискнул. Собравшийся на следующий после сражения день военный совет показал, что большинство генералов и маршалов Наполеона были против нового боя. Только темпераментный Мюрат заявил, что, если ему дадут остатки кавалерии и гвардию, он расчистит путь на Калугу. Маршал Бессьер, мотивируя невозможность ввязываться в новый бой на занятой русскими войсками позиции, сказал: «И какая позиция? Только что мы узнали ее силу. И против каких врагов? Разве мы не видели вчерашнего поля битвы, разве не заметили, с какой яростью русские рекруты, еле вооруженные, едва одетые, шли там на смерть!».[57] Да, по своему упорству, настойчивости и кровопролитию прошедшее сражение походило на Бородинский бой.

Наполеон видел решимость Кутузова не допустить прорыва французской армии к Калуге и принял решение идти на Верею, Можайск. 14 (26) октября французские войска двинулись в этом направлении к Смоленску по Старой дороге, опустошенной и разоренной ими ранее. Все это свидетельствовало об их отступлении, о переходе инициативы в руки Кутузова. В этом и состоял смысл сражения у Малоярославца как переломного момента в ходе военных действий. «Сей день, — писал Кутузов, — есть один из знаменитейших в сию кровопролитную войну, ибо потерянное сражение при Малоярославце повлекло бы за собою пагубнейшее следствие и открыло бы путь неприятелю через хлебороднейшие наши провинции».[58]

И сами французы рассматривали сражение у Малоярославца как крутой поворот, переломный момент в ходе войны. Один из ближайших сподвижников Наполеона генерал Сегюр писал, что именно здесь остановилось завоевание мира и двадцать лет непрерывных побед рассыпались в прах, здесь началось великое крушение счастья французской армии.

Под Малоярославцем Наполеон вместе со своей свитой был атакован отрядом казаков и едва не оказался в плену. В первый момент французы приняли казаков за свой кавалерийский отряд, и только мощное русское «ура», донесшееся до них, указало на ту опасность, которой они подвергаются. Налет казаков был отбит, а Наполеон приказал своему врачу дать ему флакон с ядом, дабы впредь избежать возможности попасть живым в руки противника.

Узнав о движении армии Наполеона к Смоленской дороге, Кутузов принял меры, обеспечивающие нанесение непрерывных ударов по отступающему противнику. Основные силы русской армии двигались на запад южнее Смоленской дороги, осуществляя своеобразное параллельное преследование французских войск. Это обеспечивало прикрытие южных районов и лишало противника возможности прорваться туда, а сами русские войска ставило ближе к резервам и необходимым для армии запасам. Одновременно Кутузов выделил два сильных подвижных отряда в составе казаков Платова и группы войск Милорадовича, которые должны были выйти непосредственно к Смоленской дороге и наносить непрерывные удары по французам. Кутузов ставит также перед командованием партизанских отрядов задачу развертывания активных действий в целях истребления отступающей неприятельской армии.

Наступательные операции русских войск от Малоярославца до Смоленска характеризует необычная быстрота продвижения за отходившей французской армией и нанесение ей ударов с тыла, с флангов, а порой и с фронта. Эти удары были настолько чувствительны, а потери французов убитыми и пленными так велики, что французское командование было вынуждено неоднократно предпринимать попытки нанесения контрудара по нависшим над ними частям Платова и Милорадовича. В наиболее крупном на этом этапе контрнаступления сражении у Вязьмы французы потеряли более 6 тысяч убитыми и ранеными и 2,5 тысячи пленными. И после Вязьмы темпы наступления русских не ослабли, несмотря на стремление французов оторваться от них и вывести свою армию из-под губительных ударов, обескровливавших ее.

На участке от Вязьмы до Смоленска следует отметить три сражения: уже упоминавшийся удар объединенными силами партизанских отрядов по корпусу Ожеро у села Ляхово, на реке Вопь и на Днепровской переправе.

В этих многочисленных сражениях местного значения Кутузов решал главную задачу: истребление армии Наполеона. На пути от Москвы до Смоленска Наполеон потерял половину своих войск.

28 октября Наполеон прибыл в Смоленск, а вслед за ним сюда стали подходить измотанные боями, обессиленные голодом, жаждавшие тепла и пищи его войска. Однако Смоленск, куда так стремился французский император и его армия, не оправдал их надежд. Запасы продовольствия оказались здесь значительно меньше, чем предполагал Бонапарт. Не оправдались его надежды и на резервы. Измученные походом, голодные солдаты «великой» армии разграбили продовольственные склады. В таких условиях длительное пребывание в Смоленске могло создать новые трудности. К тому же над французской армией нависла угроза окружения: с севера в направлении к Борисову согласно приказу Кутузова двигалась армия Витгенштейна, а с юга туда же шел с Дунайской армией Чичагов.

Пробыв пять дней в Смоленске, французская армия пошла дальше на запад. В связи с похолоданием Наполеон отдал приказ выходить из Смоленска колоннами с интервалами во времени, что, по его мнению, должно было позволить делать отдельным колоннам остановки в населенных пунктах. Однако вследствие этого французская армия растянулась, что едва не привело ее к полной катастрофе. Русское командование учло благоприятную возможность нанесения ударов по отдельным колоннам. 3 ноября у местечка Красное отряд Милорадовича напал на арьергард гвардии Наполеона и захватил в плен 2 тысячи человек с 11 орудиями. Это заставило Наполеона приостановить дальнейшее продвижение, чтобы подтянуть остальные эшелоны. Однако когда 4 ноября корпус Евгения Богарне стал подходить к Красному, он был встречен сильным ударом Милорадовича и разбит. Только небольшим группам солдат удалось под покровом ночи обходными путями дойти до Красного. Но на пути к Красному еще находились корпуса Даву и Нея. 5 ноября Наполеон вышел навстречу подходившему корпусу Даву. Милорадович, пропустив войска французского маршала, обрушился на его тыл, вызвав сильную панику среди французов, разбежавшихся по окрестным лесам. Наполеон вынужден был, не ожидая подхода Нея, бежать в направлении Орши.

Ней, оказавшись в окружении, тщетно стремился вырваться из мешка. Русское командование, желая избежать лишнего кровопролития, предложило ему капитулировать. Но Ней отверг капитуляцию, заявив: «Императорский маршал в плен не сдается». Этот гордый ответ стоил французской армии еще 2200 человек, потерянных во время прорыва и переправ через Днепр. Только 800 человек привел Ней к Орше, где соединился с Наполеоном.

Трехдневное сражение под Красным — еще один триумф кутузовского плана контрнаступления. «Российская армия покрылась неувядаемой славою, ибо в сии дни понес неприятель сильнейшие удары в течение всей кампании», — писал о событиях 3–5 ноября сам Кутузов.

8 ноября Наполеон вышел из Орши, а через три дня передовые французские разъезды увидели Березину, ставшую роковой для его армии. Выходя из Орши, Наполеон надеялся у Борисова переправиться через Березину и выйти из возможного окружения. Но сюда, к Борисову, выполняя приказ Кутузова, двигались Чичагов с юга и Витгенштейн с севера. Здесь должно было замкнуться кольцо окружения. Но оно не замкнулось, и в этом был повинен прежде всего Чичагов — хороший царедворец, но никудышний полководец. Заняв Минск, а затем Борисов, Чичагов не сумел удержать его в своих руках и был выбит оттуда маршалом Удино. Рядом ложных маневров Наполеону удалось приковать внимание Чичагова к Борисову. А в это время французы быстро возводили два моста у Студянки, то есть выше Борисова. 14 ноября части французской армии начали переправу по одному из мостов, а затем и по второму. Чичагов не ожидал переправы французов у Борисова, полагая, что происходящее у Студянки — это лишь маневр с целью отвлечения его внимания.

Переправа продолжалась в ночь на 15-е и весь день 15 ноября. Вечером 15-го и в ночь на 16-е к берегу реки стали подходить толпы безоружных, больных, обмороженных людей, искавших спасения. Сюда же стекались и бежавшие из Москвы иностранцы, женщины и дети. Однако до тех пор, пока солдаты не переправились на правый берег, никто из гражданских лиц не мог воспользоваться переправами. Когда 16 ноября на отступавших французов начали давить подходившие русские войска, поднялась паника, все бросились к мостам. Повозки, лошади, люди — все перемешалось, сгрудилось, и один из мостов рухнул. Обезумевшая толпа бросилась к другому мосту.

А утром 17-го французы подожгли оба моста, чтобы ими не могли воспользоваться подходившие русские войска. Когда утром 17 ноября русские подошли к месту переправы, их взору открылось ужасное зрелище. Все вокруг было покрыто трупами убитых и замерзших людей. Трупами была забита река. Около 24 тысяч трупов собрали и сожгли специальные команды, очищавшие место переправы. Тысячи пленных оказались в руках русских. Березинская трагедия означала конец французской армии Наполеона.

Многие из тех, кому удалось перейти Березину, не смогли уйти из России. Отступление остатков французской армии от Березины на Вильно и Ковно проходило в условиях резкого похолодания. Голод и жестокие морозы, доходившие до 25–30 градусов, добивали остатки некогда великой армии. Денис Давыдов в своих воспоминаниях дает страшную картину пути от Понырей на Вильно, куда он ехал по вызову Кутузова. «Сани мои ударялись об головы, руки и ноги замерзших или почти замерзших; это продолжалось во все время движения от Понырей до Вильно. Сердце мое разрывалось от стонов и воплей разнородных страдальцев. То был страшный гимн избавления моей родины».[59]

24 ноября Наполеон, передав командование Мюрату, покинул в местечке Сморгонь остатки своей армии и через Вильно, Ковно, Варшаву поспешил во Францию набирать новые силы.

28 ноября казаки Платова освободили Вильно и продолжали преследование французов. 2 декабря остатки французской армии под командованием маршала Нея перешли Неман. Отдельные группы французов и после этого продолжали переходить на территорию Пруссии и присоединяться к Мюрату. Около 30 тысяч измученных, обмороженных, голодных людей пересекли русскую границу и ушли на запад. Это все, что осталось от «великой армии» или «большой армии», насчитывавшей 600 тысяч и вторгшейся в Россию в июне 1812 года.

Приведя свою армию в Вильно, Кутузов имел все основания сказать: «Война окончилась за полным истреблением неприятеля». «Великая армия» была уничтожена усилиями армии и народа, поднявшегося во весь свой богатырский рост на защиту своего Отечества. Понимая освободительный характер войны и глубоко веря в силы народа, его безграничную любовь и преданность Родине, Кутузов противопоставил стратегии Наполеона свой стратегический план, успешно осуществил его и привел русскую армию к победе, а французскую — к крушению. И глубоко прав Н. Г. Чернышевский, писавший: «…холод и недостаток в съестных припасах были только второстепенными причинами погибели великой армии Наполеоновой; главнейшими же причинами нашего торжества в 1812 году должны быть признаваемы… патриотизм народа, мужество наших армий и искусство полководцев»[60].

«Уничтожение огромной наполеоновской армии при отступлении из Москвы, — писал Ф. Энгельс, — послужило сигналом к всеобщему восстанию против французского владычества на Западе».[61] Известия о победах русского оружия и гибели армии Наполеона активизировали деятельность патриотических сил порабощенных народов Европы. «Всеобщая война народов против Наполеона была ответной реакцией национального чувства, которое Наполеон попирал ногами у всех народов»,[62] — писал Ф. Энгельс.

Однако сбросить иго Наполеона самостоятельно, без поддержки русской армии, ни одно из европейских государств того времени не могло. Это хорошо понимал Кутузов, понимали и многие другие передовые представители русского общества. Что касается Александра I, то он думал прежде всего о судьбах европейских монархий и удовлетворении своих тщеславных замыслов. 1 января 1813 года русские войска перешли государственную границу и тремя группами продвигались на запад. «Пруссия, более всех уничтоженная и угнетенная французским владычеством, первая с восторгом увидела русских, как своих избавителей» — писал участник похода и будущий декабрист генерал М. А. Фонвизин.[63]

В обращении к немецкому населению Кутузов указывал, что русские войска пришли сюда для того, чтобы совершить уже совершенное у себя дома, то есть освободить его от постыдного ига. Он призывал всех, кто считает себя подлинным сыном своего народа, присоединиться к русской армии во имя освобождения родины. Вместе с русскими войсками на территорию Германии вступил 4-тысячный немецкий легион, сформированный в 1812 году в России при активном участии немецких патриотов-эмигрантов.

С переходом русской армией своей западной границы началось непосредственное освобождение народов Европы. В марте 1813 года русские войска стояли в Берлине, Дрездене и других городах, заняв территорию Германии к востоку от Эльбы. Быстрое продвижение русских привело к распаду наполеоновской коалиции. Первой из нее вышла Пруссия, заключив союзный договор с Россией.

Михаилу Илларионовичу Кутузову не суждено было довести русскую армию до Парижа. 16 апреля 1813 года он скончался в городе Бунцлау, где ему был поставлен памятник с надписью: «Да сих мест довел князь Кутузов победоносные российские войска. Но здесь положила смерть предел славным дням его. Он спас Отечество свое, он открыл путь к избавлению народов. Да будет благословенна память героя!»

Потеря Кутузова явилась серьезным ударом для армии и, несомненно, стала одной из причин ее неудач весною 1813 года и общей затяжки войны. Но вот последовали битва при Кульме, а затем сражение под Лейпцигом («битва народов»), закончившиеся поражением Наполеона. Решающую роль в нем сыграли русские войска. После Лейпцигской битвы военные действия были перенесены на территорию Франции, а 31 марта союзные войска вошли в Париж. Прославленный в боях Отечественной войны 1812 года генерал Н. Н. Раевский был назначен комендантом Парижа.

Так, благодаря героическому подвигу русского народа и русской армии Европа была освобождена от тирании Наполеона.

Славный подвиг 1812 года увековечен в многочисленных памятниках материальной культуры, среди которых выделяются величественное здание и арка Главного штаба, Нарвские триумфальные ворота, Триумфальная колонна на Дворцовой площади, памятники М. И. Кутузову и Барклаю де Толли перед Казанским собором в Ленинграде. Казанский собор, где погребены останки М. И. Кутузова и помещены реликвии войны, стал своеобразным пантеоном воинской славы 1812 года.

В Москве, на Кутузовском проспекте, возвышаются Триумфальные ворота. В 1942 году Президиум Верховного Совета СССР учредил орден М. И. Кутузова трех степеней. К 150-летию Бородинского сражения в Москве была открыта панорама «Бородинская битва».

В грозную годину Великой Отечественной войны, когда гитлеровские полчища рвались к Москве, на Бородинском поле, через которое проходил Можайский оборонительный рубеж, советские воины приумножили подвиги своих далеких предков. Воины 32-й дальневосточной Краснознаменной дивизии полковника В. И. Полосухина, танкисты 18,19 и 20-й танковых бригад, курсанты Московского военно-политического училища им. В. И. Ленина подобно героям Багратиона обескровили рвавшиеся к Москве гитлеровские полчища. Ведя огонь с кургана Раевского, батарея капитана Г. К. Вдовина продолжала и развивала воинский подвиг героев 1812 года.

В период разгрома гитлеровских войск под Москвой 20–21 января 1942 года воины 82-й мотострелковой дивизии освободили Можайск и Бородинское поле.

Мужественные образы героев 1812 года вдохновляли советских воинов на подвиги в грозный период Великой Отечественной войны.