ГЛАВА VII Гипотеза «Доктора Ватсона»

Дома я опять подвел неутешительные итоги моего расследования. Гордиться было нечем. Только Димка подкинул новую загадку: его неслучайная связь с тремя парнями в вязаных шапочках была очевидна.

Едва я занес в тетрадки свои свежие наблюдения, в комнату ко мне заглянул папа.

— Ну, как дела? — спросил он.

Папа начинает этой фразой любой разговор. Я уже догадывался, что его интересовало на самом деле.

— Дела хорошо, — ответил я, пересаживаясь на диван. — Только ты ведь не за этим пришел. И даже не играть со мной в шахматы.

— Ты стал таким проницательным, — улыбнулся папа, — что мне скоро придется взять тебя к себе в агентство.

— Я еще подумаю, — охладил я его шуточки.

Папа перешел к делу.

— Вчера у тебя в гостях был Дима Кокошин… Вы ведь с ним приятели?

— Ну да.

— Что ты о нем знаешь?

— Что он парень неплохой и в футбол хорошо играет, — ответил я.

— Мне мама уже говорила, что вы ходите в одну секцию, но я не о том…

Папа тщательно подбирал слова, склонив голову.

— Вчера у меня был его отец…

— Отчим, — сказал я.

— Ну да, отчим, — поправился папа.

— А что ты знаешь о Димкином отчиме? — перебил я своего родителя.

— Кажется, это я тебя расспрашиваю, — удивился папа.

— Ну и что, я тоже имею право спросить.

Папа пристально посмотрел мне в глаза, будто проверял, стоил ли доверять своему сыну, потом хлопнул себя по колену и откинулся на пуфы дивана, служившие в данный момент спинкой.

— Хорошо, — сказал он. — Хорошо. Отчима Димы, Сергея Владимировича Кузьмина, я знаю еще по работе в милиции. Мы с ним вместе в РУОПе работали. Я был следователем, а он опером. Хороший был сотрудник, на его счету больше трехсот задержаний. А потом мы оба ушли из этой организации. По разным причинам, но это не имеет значения. Несколько лет мы с ним не виделись, а вчера он мне вдруг позвонил. У него был мой телефон, я ему его сам давал. Так вот он попросил меня встретиться — поговорить. И поэтому вчера пришел ко мне в гости. А поговорить со мной он хотел о своем сыне.

— Пасынке, — поправил я.

Папа нахмурился, помолчал, потом продолжил:

— Это не имеет большого значения, главное, что он о нем заботится. Дело в том, что Дима, как видно, попал в плохую компанию. Сергей хочет ему помочь, его просила о том Димина мама. Но как помочь, он не знает, вот и обратился по старой памяти ко мне. А я к тебе, раз вы уж такие приятели. Но если ты не хочешь ничего говорить, твое дело.

Я понял, что папа на меня обиделся.

— Нет, — поспешил я загладить его обиду, — я расскажу, только не много я знаю.

И я рассказал о том, как приходил к Димке домой, как проследил его путь до Горбушки, как мы там дрались, и что произошло сегодня возле школы. Умолчал я только о наших встречах у зоопарка, так как не хотел, чтобы папа знал о моем кенгурячьем расследовании. Это мое дело. И еще соврал, что пошел к Димке домой по просьбе тренера. Ну тут я соврал не очень, Андрей Васильевич и вправду просил меня привести Димку в секцию.

Папа меня внимательно выслушал и сказал только одно слово:

— Понятно.

— А чего тебе понятно? — спросил его я. — Я лично ничего не понимаю. Какие дела у этих троих с Димкой, и почему он от них бегает?

— Это мы выясним, — сказал папа. — Только прошу тебя, если ты хочешь помочь своему товарищу, представь это дело мне и не проявляй больше никакой самодеятельности. Дело может быть очень серьезным. И даже опасным. Ты случайно можешь очень навредить Диме и… — отец посмотрел мне в глаза, — и себе тоже.

Он говорил очень серьезно, я редко его таким видел. Обычно он шутит, даже когда ему плохо. Только один раз я видел его таким же — когда мама попала в больницу с аппендицитом. Она долго не хотела вызывать врача, все думала, что отравилась селедкой, и скоро ее мучения закончатся. А когда врача все-таки вызвал папа, ей было уже очень плохо, она даже лежала потом в реанимации. Вот тогда у моего отца исчезла на время улыбка.

— Понимаешь, я почему так с тобой разговариваю, — продолжил он, — потому что ты почти взрослый. И взрослеешь сейчас очень быстро, я это вижу. Ты серьезнее многих твоих товарищей. Поэтому, я думаю, что ты понимаешь: одно дело, когда ты видишь, как случаются несчастья в художественном фильме, и совсем другое, когда что-то похожее происходит с тем, кто живет с тобой рядом.

— Зачем ты мне это говоришь? — возмутился я. — Что я, маленький? Это же ежу понятно.

— Это хорошо, — кивнул головой папа, — что ты, как и еж, это понимаешь. Поэтому я и прошу тебя, не играй еще раз в Шерлока Холмса. Кругом тебя живые люди, и сам ты живой. И не дай Бог, но может случиться так, что ни я, ни кто-либо другой не сможет что-либо поправить. А пока ты молодец, спасибо.

Я промолчал, потому что все-таки хотел дознаться, чем занимался Димка в зоопарке в день гибели кенгуру. И вообще, с чего он взял, что я играю? Сам он ничего не понимает.

Потом мы говорили с отцом уже о других делах, о том, как будем проводить следующее лето, куда поедем отдыхать, и что я собираюсь подарить маме и Светке на день рождения. Мама родилась в середине марта, пятнадцатого. А Светка, видимо, в шутку, первого апреля. Проговорили до тех пор, пока мама не позвала нас ужинать. У самой двери моей комнаты я еще задержал папу и сказал:

— Кстати, тебя скорее всего вызовут в школу за ту драку, которую видела Майя Михайловна.

— Уладим, — сделал успокоительный жест ладонью мой папа.


На следующий день, после школы, я должен был ехать в зоопарк на первое в моей жизни заседание КЮБЗа. Там я и рассчитывал «завербовать» Лешку. О Димке я в тот день не думал, пусть с его делами вне зоопарка папа разбирается. А мне надо было выслушать моего будущего «доктора Ватсона».

Светка встретила меня на нашем месте, и мы пошли с ней в уже знакомое здание над оградой. К нашему приходу все члены кружка уже собрались в комнате со схемами, где я разговаривал в прошлый раз с Мариной Николаевной. Многих я уже знал. Здесь были и Валерка, и Юля с Ирой, и Славка, и, конечно же, Лешка. Мы со Светкой сели рядом с ним.

Марина Николаевна открыла заседание. Сначала она говорила о каких-то внутренних делах кружка в пределах зоопарка, а потом начались доклады кюбзовцев. Незнакомая мне девочка поведала нам о жизни рогатых жаб и долго рассказывала о собственных наблюдениях, сделанных над ее склизкими подопечными в зоопарковском террариуме. Потом мальчик-заика, глотая воздух, тоже очень долго объяснял, как каких-то аксолотлей — я так и не понял, кто это такие, — можно дорастить до взрослой саламандры. Он даже вырастил одну из этих зверюг и, кажется, назвал ее Амбистомом или Амбистомой. «Войну с саламандрами» Карела Чапека я уже читал, так что представлял себе, что за твари могут получиться из обыкновенных аксолотлей. Но, между прочим, даже писатель-фантаст не додумался до такого кошмарного имени, какое дал юный кюбзовец своему питомцу. У Чапека первую заговорившую на человеческом языке саламандру звали весьма обычно — Андреас. Затем со своего места встала Маша, объявила, что скоро весна, и призвала всех идти по весне в лес, смотреть каких-то удивительных лягушек с голубыми мешками на горле. Никогда не предполагал, что в подмосковных лесах водятся такие экзотические животные.

На этом заседание кружка закончилось, и все потянулись к выходу, кроме нескольких кружковцев, обступивших Марину Николаевну. Лешки, слава Богу, среди них не было. Мы втроем вышли на улицу.

— Ну, как тебе у нас? — спросила Светка, поглядывая на меня с нескрываемой иронией.

— Здорово, — как можно искреннее ответил я, — очень интересно. Только я не понял, почему все сегодня про каких-то болотных тварей рассказывали.

— Так ведь они земноводные, — в один голос заявили Светка и Лешка.

— Ну и что?

— Заседание кружка сегодня было посвящено типу земноводных. Следующее — пресмыкающимся. Расписание занятий же есть, — пояснила мне Светка.

— А-а, а я не знал, — наконец уяснил я себе происходившее на заседании.

В этот день Светка очень скоро оставила нас с Лешкой вдвоем, сославшись на то, что ее где-то ждет мама. Думаю, она соврала, но я не был на нее в обиде — она просто хотела, чтобы я поговорил с Лешкой.

Проводив ее до метро, мы повернули назад в сторону зоопарка.

— Пошли купим мороженого, — предложил тогда я.

— Холодно, — засомневался Лешка.

— Ерунда, — я люблю есть мороженое даже на морозе. — Ничего нам не будет.

Мы подошли к ларьку, и я купил два «Ленинградских», себе и Лешке.

— Ты ведь где-то тут рядом живешь? — спросил я, надо было как-то переходить к делу.

— Угу, — жуя мороженое, кивнул Лешка, — на Малой Грузинской.

— Ну, пошли, по дороге и поговорим.

— О чем? — заинтересованно заглянул мне в лицо Светкин братец.

— О кенгуру, — ответил я.

Лешка кивнул, и мы пошли в сторону его дома.

— Тебе Светка говорила, — начал я, — что я хочу разобраться в том, как все это случилось?

— Говорила. Я тоже.

— Чего «тоже»? — не понял я.

— Хочу разобраться, — пояснил Лешка.

— А почему ты думаешь, — спросил я его, — что вообще тут надо разобраться? Может, собака забралась в вольер случайно.

— Это была не собака, — уверенно сказал Лешка.

— А кто же? — опешил я. Одному деревенскому мальчишке мне уже приходилось доказывать, что оборотней не существует. Но Лешка-то москвич, неужели и он верит в подобную чепуху?

— Это была не собака, — опять повторил Лешка. — Это был волк.

«Еще того чище! — подумал я. — Новая гипотеза юного следопыта». Но вслух я сказал только:

— С чего это ты взял? — стараясь скрыть свое недоверие.

— Ты Лобо читал? — вместо ответа спросил меня Лешка.

— Смотря что, — важно ответил я, недоумевая по поводу незнакомой фамилии автора, которую слышал впервые. Не ронять же мне авторитет перед лицом этого парнишки.

После моего ответа настала очередь удивляться Лешке. Он застыл с открытым ртом, так и не откусив очередной раз мороженого.

— Как это «смотря что»? — наконец произнес он.

— Ну, он ведь не одну книжку-то написал, — смутился я.

— Да Лобо — это волк был! — закричал Лешка на всю улицу. — Про него у Сетона-Томпсона рассказ есть.

И Лешка засмеялся. Я второй раз за сегодняшний день показал себя невеждой, на сей раз литературным.

— Вот прочти, — успокоился Лешка, — тогда сам и поймешь, почему я про волка думаю.

— У меня нет этой книжки, — недовольно пробурчал я. — Да и вообще, откуда здесь волки? Лес, что ли?

— Не лес, а зоопарк. А в нем и волки есть.

— Так ведь они в клетках.

— Не в клетках они, а в вольере. И если собака легко может влезть в такой вольер и выбраться обратно, то почему волк-то не может? — привел вполне разумный, на мой взгляд, довод Лешка.

Но я не сдавался:

— Даже если вылезти может, то зачем ему обратно лезть в неволю.

Но и Лешка был не прост, его не так легко было сбить с толку.

— Во-первых, у него там логово. А волки всегда в логово после охоты возвращаются. Ты почитай про волков-то, почитай! А во-вторых… Я сам знаю, что во-вторых, — неожиданно закончил Лешка.

Меня уже начинала раздражать его самоуверенность и, если бы не просьба Светки, я бы вообще бросил все это дело и домой поехал. Но раз обещал…

— Во-первых, — повторил я Лешкино вступление, — я не очень-то верю, что сотрудники зоопарка такие лопухи, как ты тут представляешь. Они наверняка не станут сажать волка в такой вольер, из которого он по ночам гулять ходит. А во-вторых, если уж ты сказал «во-вторых», то говори, что во-вторых. Иначе у нас с тобой ничего не получится. Я хоть про Лобо не читал, но в детективных делах небось побольше твоего смыслю, понял?

— Понял, — притих немного Лешка. — Если хочешь, пойдем прямо сейчас и посмотрим, какой у волка вольер, и может ли он оттуда выбраться. А и… «во-вторых».

— Опять билет брать, — засомневался я, — у меня сегодня больше денег нет.

— Не надо ничего брать, я тебя так проведу, через дырку, — успокоил меня Лешка.

Через дырку я согласился.

Приходилось признаться, что этот паренек неплохо знал зоопарк и как туда проникнуть. Он повел меня в сторону Малой Грузинской, куда мы и шли, но свернул немного раньше, и мы долго двигались вдоль зоопарковского забора. Наконец он завел меня за какие-то строительные бытовки и действительно отыскал в заборе прикрытую доской дырку. Мы без труда проникли внутрь.

— А многие об этом ходе знают? — спросил я Лешку.

— Не думаю, — ответил он.

Вошли мы в зоопарк в том месте, где уже почти построен новый птичник. Отсюда недалеко до старого снесенного слоновника, на месте которого будет новый, и до вольера волка тоже. Я сто раз этот вольер видел, но мысль, что волк может оттуда выбраться, меня не посещала. Однако, когда я осмотрел его в этот раз, в душу мне закралось сомнение. Может, и не такую уж ерунду городил Лешка. Вольер от посетителей отделял бетонный овражек, но совсем не такой глубокий, как тот, что отделяет «остров зверей» на новой территории. И, пожалуй, ненамного шире и круче был этот овраг, чем в вольере с кенгуру.

— А еще, — добавил Лешка, чтобы усугубить мои сомнения, — звери могут прыгать рикошетирующим прыжком. Вот тут в конце оврага. Прыгнет с той стороны, толкнется ногами в боковую стенку, и наружу. Такие случаи в зоопарках уже бывали.

Я и сам что-то слышал про это, но спросил:

— Это и есть твое «во-вторых»?

— Нет, это «в-третьих», — ответил мне Лешка. — А про «во-вторых» я говорить не хочу, потому что у меня нет доказательств, а здесь человек замешан.

Тут я вспомнил, что Лешка в тот день, когда погибли кенгуру, кричал, что знает, кто это подстроил. Собственно, об этом я и собирался его расспрашивать, когда он меня огорошил своей «волчьей» гипотезой.

— Ну уж говори все, раз мы вместе с тобой будем распутывать это дело.

— Я думаю, — немного покраснев, сказал Лешка, — что волка специально один человек из вольера выпустил и на кенгуру натравил, чтобы мне насолить.

— Да с чего ты взял? — возмутился я. — Кто это делать будет?

— А вот будет, он мне сам говорил, — не сдавался Лешка. — Только я не скажу кто. У меня доказательств нет, — повторил он свою присказку.

— Ну не говори, — пожал я тогда плечами.

Честно говоря, я совсем не поверил в слова Лешки. Волка из вольера выпустить мог только сотрудник зоопарка, а человек, с животными работающий, не станет их на других животных натравливать. Скорее уж я бы поверил в рикошетирующий прыжок, с помощью которого волк уходил на охоту и возвращался обратно в вольер. Странно только, что он ни одного кенгуру не съел и не утащил к себе в логово. Об этом я сказал Лешке, ничего не добавив по поводу его домыслов о злоумышленнике.

— Потому не съел, что сыт был, а человек его потом обратно выманил и домой отвел.

На все у Лешки было свое объяснение, даже на это. Больше я не стал его ни о чем спрашивать, маленький пока.

Мы еще немного посмотрели на волка, спящего, мирно свернувшись серым кольцом, посреди вольера на искусственной горке, и на его волчицу, которая ходила кругом своего повелителя и жадно нюхала воздух в ожидании скорой весны, а потом пошли по домам. Лешка опять пошел через дырку, а я через главный выход. Мне там к метро ближе.

Лешке я пообещал подумать над его гипотезами.

— Ты про волков-то почитай! — крикнул он мне на прощание.


Загрузка...