Кто ты?

Глава 7

На другой день, завершив кое-какие дела в Болхэме и неподалеку от вокзала "Виктория" и возвратившись домой незадолго до ланча, лорд Питер был встречен в дверях мистером Бантером (который приехал домой прямо с вокзала "Ватерлоо"). Бантер держал в руках послание, переданное ему по телефону, и в глазах у него было строгое выражение, напомнившее лорду Питеру его няню.

– Звонила леди Сваффхэм, милорд, и просила передать вам: она надеется, что вы не забыли о ее приглашении на ланч.

– Забыл, Бантер, и не собираюсь вспоминать. Не сомневаюсь, вы сказали ей, что я стал жертвой энцефалита с летальным исходом, но цветы присылать не надо.

– Леди Сваффхэм сказала, милорд, что она рассчитывает на вас. Вчера она встретила герцогиню Денверскую...

– Если у нее моя невестка, я точно не поеду.

– Прошу прощения, милорд, она имела в виду вдовствующую герцогиню.

– А что она делает в городе?

– Думаю, приехала на предварительное судебное расследование, милорд.

– Ах, да... Мы совсем забыли о нем, Бантер.

– Да, милорд. Ее светлость будет у леди Сваффхэм на ланче.

– Бантер, я не могу. Правда, не могу. Скажите им, что я в постели, что меня мучает кашель, и попросите матушку заехать к нам после ланча.

– Слушаю, милорд. К леди Сваффхэм приедут миссис Томми Фрейл, милорд, и мистер Миллиган...

– Кто?

– Мистер Миллиган, милорд, а также...

– Боже мой, Бантер, почему вы не сказали мне об этом раньше? У меня есть шанс попасть к леди Сваффхэм до него? Ладно. Я еду. На такси я успею...

– Только не в этих брюках, милорд, – решительно заявил Бантер и заслонил собой дверь.

– Нет, Бантер, пожалуйста... Всего один разочек... Вы же понимаете, как важно...

– Ни в коем случае, милорд. Вы забываете о моей профессиональной гордости.

– Брюки как брюки, Бантер.

– В таких к леди Сваффхэм не ездят, милорд. Кроме того, ваша светлость, вы забыли о человеке, который пролил на ваши брюки молоко в Солсбери.

И мистер Бантер ткнул указующим перстом в едва заметное пятнышко.

– Я еще никогда так не сожалел, Бантер, что позволил вам превратиться в привилегированного семейного слугу, – с горечью проговорил лорд Питер, ставя на место трость. – Вы даже не представляете, какая каша может там завариться, если моя матушка даст волю своему языку.

Мистер Бантер мрачно усмехнулся.

Когда лорд Питер, немного припозднившись, ворвался в гостиную леди Сваффхэм, вдовствующая герцогиня Денверская сидела на диване и мирно беседовала с мистером Джоном Миллиганом из Чикаго.

– Для меня большое счастье – познакомиться с вами, герцогиня, – первым делом заявил финансист, – и поблагодарить вас за ваше любезное приглашение. Уверяю вас, я искренне горжусь вашим мнением о моей скромной особе.

Герцогиня изобразила радостную улыбку, напрягая память и стараясь вспомнить, где и при каких обстоятельствах она могла встречаться с этим человеком.

– Давайте присядем, мистер Миллиган, и поговорим, – предложила она. – Я очень люблю беседовать с великими финансистами... Позвольте, вы железнодорожный король или, по крайней мере, "мой сосед"... О, не поймите меня неправильно. Это такая карточная игра. В ней пшеница и орехи, еще бык и медведь... или лошадь? Не помню... Нет, все-таки медведь, потому что от него хотят избавиться, и он всегда какой-то грязный, бедняжка... Из-за этого приходится покупать новые карты... Ужасно глупо, наверное, звучит, особенно для вас, ведь вы привыкли иметь дело с реальными вещами, кстати, эта игра шумная, но совершенно замечательная, потому что очень быстро ломает лед между незнакомыми людьми... Жаль, о ней успели подзабыть.

Мистер Миллиган сел рядом с герцогиней.

– Знаете, – сказал он, – думаю, для нас, бизнесменов, встречи с британскими аристократами так же интересны, как для британцев – встречи с железнодорожными королями Америки, герцогиня. Полагаю, я могу наделать столько же ошибок, разговаривая с вами, герцогиня, сколько и вы, если попытаетесь, скажем, купить пшеницу в Чикаго. Представляете, я вчера видел вашего сына, лорда Вимси, и он решил, что я перепутал его с его братом! Ужасно неприятная ситуация.

Наконец-то герцогиня могла хоть как-то связать концы с концами.

– Милый мальчик! – воскликнула она. – Я рада, что вы познакомились, мистер Миллиган. Оба моих сына – великое утешение для меня, хотя, конечно же, с Джеральдом легче... он как раз такой, каким должен быть член палаты лордов, вы ведь меня понимаете, и, кроме того, он замечательный фермер. Питер куда меньше годится для жизни в Денвере, зато в Лондоне он на своем месте, и иногда бывает очень забавным, милый мальчик.

– Я былочень тронут предложением лорда Питера, – продолжал мистер Миллиган, – но, насколько я понял, оно исходило от вас. Конечно же, я с большим удовольствием приеду, когда вы скажете, хотя, мне кажется, вы преувеличиваете мои заслуги.

– Ну, думаю, вы вряд ли можете быть объективным судьей, мистер Миллиган. Но, должна признаться, я в бизнесе ничего не смыслю. Знаете ли, мне кажется, я немного старомодна и никогда не претендую на большее, чем всего-навсего распознать милого человека, когда встречаю такого, а остальное я оставляю моему сыну.

Ее речи были столь приятны неискушенному слуху мистера Миллигана, что он едва не мурлыкал.

– Конечно, герцогиня, полагаю, как раз в этом преимущество прелестной старомодной дамы перед современными болтушками... немногие мужчины могут устоять перед нею... им хочется стать милыми... а тем временем она видит их насквозь, если только они не каменные.

"Ничего не понимаю", – подумала герцогиня, но вслух сказала:

– Наверное, я должна поблагодарить вас от имени нашего викария за чудесный чек, который он получил вчера для своего Фонда. Он был очень доволен, но и, надо заметить, немало удивлен, бедняжка.

– О, пустяки. У нас ведь нет старых красивых памятников, которые требуют реставрации, так что для нас своего рода привилегия – капнуть нефтью в прогрызенную червяком дырку. Ваш сын рассказал мне о проблемах Денвера, и я взял на себя смелость и послал чек, не дожидаясь Базара.

– Очень любезно с вашей стороны. А вы приедете на Базар? – спросила она, умоляюще заглядывая ему в лицо.

– Ну, конечно, – с живостью ответил мистер Миллиган. – Лорд Питер сказал, что обязательно сообщит мне, когда дата будет уточнена. Правда, у таких людей, как я, всегда много работы, но я постараюсь вырваться. Естественно, я былбы счастлив воспользоваться вашим приглашением, но если дела не смогут ждать, то я приеду... выскажусь и уеду.

– Очень на вас надеюсь. Я посмотрю, что у нас получится со временем... конечно, не могу обещать...

– Нет, нет, не беспокойтесь. Я представляю, каково улаживать такие дела. К тому же, я ведь буду не один... Вы пригласили по-настоящему великих европейских бизнесменов, насколько мне известно от вашего сына.

Герцогиня побледнела, но, по крайней мере, у нее было время усесться поудобнее и взять себя в руки.

– Не могу выразить, как мы благодарны вам, ведь это так непросто. Расскажите, пожалуйста, что вы собираетесь нам поведать.

– Значит...

Неожиданно все поднялись со своих мест, и они услышали громкий голос, говоривший:

– О, я так виноват, ужасно виноват... Прошу прощения... Вы ведь меня простите, леди Сваффхэм, правда? Ну, что вы, как я мог забыть о вашем приглашении?! Понимаете, мне пришлось уехать из Лондона, чтобы повидаться с одним человеком в Солсбери... Истинная правда! Клянусь честью! И, представляете, он никак не желал меня отпускать. Ну, хотите, я встану на колени? Нет, нет, я недостоин сидеть за общим столом. Накормите меня где-нибудь в уголочке!

Леди Сваффхэм милостиво простила провинившегося.

– Ваша милая матушка тоже здесь.

– Привет, мамочка, – несколько смущенно поздоровался с герцогиней лорд Питер.

– Здравствуй, милый. Ты не очень вовремя. Мистер Миллиган как раз собирался рассказать мне о своей речи, которую он готовит к нашему Базару, а ты прервал его.

Тут все заговорили, что быловполне естественно, о судебном расследовании по делу об убийстве в Баттерси, и герцогиня довольно похоже изобразила, как коронер допрашивал глухую миссис Фиппс.

– "Вы слышали ночью что-нибудь необычное?" – чуть ли не на ухо кричал ей человечек, при этом у него было багровое лицо и уши встали торчком... ну, как у теннисоновского херувима... Или херувим синий? Наверное, это серафим... Как бы то ни было,вы поняли, что я хотела сказать. Большие глаза и маленькие крылышки на голове. Милейшая миссис Фиппс ему отвечает: "Конечно, все восемьдесят лет". В зале поднялся такойшум. Никто ведь не понял, что она сказала. А она подумала, будто он спросил: «Вы спите без света?» Тут все стали смеяться, и коронер довольно громко произнес: «Чертова баба!» А она его услыхала, не знаю уж как, но услыхала, и заявила: «Как вы смеете ругаться, молодой человек, сидя, можно сказать, в государственном учреждении пред ликом Судьбы. Ну и молодежь пошла в наше время!» А ведь ему не меньше шестидесяти, правда-правда...

Естественно, миссис Томми Фрейл вспомнила о молодом человеке, который былповешен за то, что утопил в ванне трех жен.

– Я всегда думала, что он очень изобретательный, – сказала она, не сводя с лорда Питера проникновенного взгляда. – Знаете, что было потом? Томми как раз заставил меня застраховаться, и я насмерть перепугалась, перестала утром принимать ванну. Начала принимать ванну днем, когда он в Палате, то есть, когда его не было дома.

Лорд Питер ответил ей укоризненным взглядом.

– Я отлично помню, что все его жены были не очень привлекательными особами. Но вы правы, он действовал в высшей степени изобретательно, правда, ему не стоило повторяться.

– В наше время все требуют от человека оригинальности, даже от убийцы, – вмешалась леди Сваффхэм. – Как на сцене... в шекспировские времена былопроще, правда? Одна и та же девица, вечно переодетая юношей. Но даже ее он украл у Боккаччо или у Данте, или у кого-то еще. Уверена, будь я шекспировским героем, то попался бы мне юный тонконогий паж, и я бы немедленно воскликнула: "Опять эта девица, черт ее побери!".

– Вы совершенно правы, леди Сваффхэм, – сказал лорд Питер. – Если вам когда-нибудь захочется совершить убийство, вы должны заставить ваших знакомых забыть о сопоставлениях. Большинство людей не сопоставляет... их мысли бегут себе все по отдельности, как сухие горошины на подносе, поднимая ужасный шум и никуда не прибегая. Но стоит нанизать их на нитку, и нитка становится достаточно крепкой, чтобы на ней можно былоповесить человека.

– Боже мой! – вскричала миссис Томми Фрейл. – Какое счастье, что у большинства моих друзей вовсе нет никаких мыслей!

– Понимаете, – продолжал лорд Питер, хмурясь и помахивая вилкой с куском утки на ней, – только в историях о Шерлоке Холмсе персонажи рассуждают логично. Обычно, если вам расскажут что-нибудь из ряда вон выходящее, вы воскликнете: "Надо же!" И тотчас забудете об этом. В лучшем случае, припомните этот случай, когда произойдет что-нибудь похожее. Например, я сказал леди Сваффхэм, что был в Солсбери, и это правда, только ни на кого мое сообщение не произвело ни малейшего впечатления. Да я и не рассчитывал, даже если вы прочитаете завтра в газетах об обнаруженном в Солсбери трупе адвоката. Но вот если бы я поехал в Солсбери через неделю и наследующий день там обнаружили труп местного врача, то вы бы подумали, что я приношу несчастье жителям Солсбери. А если бы я поехал туда еще раз и опять через неделю, а потом вы бы узнали, что неожиданно опустел престол епископа, то вы бы начали любопытствовать, что мне понадобилось в Солсбери и почему я ничего не рассказывал о своих тамошних друзьях. Вы даже могли бы сами по ехать в Солсбери и порасспрашивать там разных людей, вдруг им случайно попадался на глаза молодой человек в оранжевых носках, который наверняка крутился возле епископского дворца.

– Я бы обязательно поехала! – воскликнула леди Сваффхэм.

– Ну вот. А если бы вы узнали, что адвокат и врач одно время жили в Погглтон-он-Марш, когда епископ был там викарием, то вы бы непременно вспомнили, что давным-давно я ездил в те края. Вы бы добрались до приходских книг и обнаружили, что я под вымышленным именем женился там на вдове богатого фермера, который неожиданно скончался от перитонита, судя по документу, выданному врачом, после того, как составил завещание на мое имя. А потом вам пришло бы в голову, что, верно, у меня были веские основания избавиться от возможных шантажистов, то есть от адвоката, врача и епископа. Правда, если бы я не положил начало вашим ассоциациям, избавившись от них в одном месте, вам бы в голову не пришло ехать в Погглтон-он-Марш и вы бы не вспомнили, что я там бывал.

– А вы там были, лорд Питер? – взволнованно спросила его миссис Томми.

– Не думаю, – ответил лорд Питер. – Название не пробуждает у меня никаких ассоциаций. Но может пробудить, почему бы нет? Кто знает!

– Но если бы вы расследовали преступление, – вмешалась миссис Сваффхэм, – вы бы начали с самых простых вещей, насколько я понимаю... стали бы искать знакомых жертвы, попытались бы определить мотив преступления, правильно?

– Правильно, – подтвердил лорд Питер. – Но у большинства из нас десятки мотивов убить множество безобидных людей. Вы даже не представляете, скольких людей я сам хотел бы убить!

– О, множество, – воскликнула леди Сваффхэм. – Есть такие ужасные люди... Нет-нет, лучше я не буду называть их, а то вы еще запомните!

– И не называйте, – добродушно проговорил лорд Питер. – Заранее ничего не знаешь. Вдруг, вы назовете человека, а он завтра умрет?

– Полагаю, в деле "Баттерси" трудность заключается в том, – неожиданно заговорил мистер Миллиган, – что никто ничего не знает о джентльмене в ванне.

– Бедняжка инспектор Сагг, – пожалела его герцогиня, – вот уж кому досталось сегодня. На него так и сыпались вопросы, а он ни на один не мог ответить.

Лорд Питер наконец-то занялся уткой и тут услыхал, как кто-то спросил герцогиню, не виделась ли она с леди Леви.

– Она в отчаянии, – сказала женщина, которую звали миссис Фримантл, – хотя не теряет надежду на возвращение мужа. Наверняка вы с ним были знакомы, мистер Миллиган... то есть, я хочу сказать, вы с ним знакомы... Будем надеяться, он еще жив.

Миссис Фримантл была женой одного из воротил железнодорожного бизнеса, но отличалась удивительным невежеством в отношении бизнеса. Ее fаих pas немало веселили жен деловых людей, когда они устраивали свои чаепития.

– Ну, мы обедали вместе, – не стал скрывать мистер Миллиган. – Думаю, и он, и я, не задумываясь, уничтожили бы друг друга, миссис Фримантл. Если бы дело происходило в Штатах, – добавил он, – я бы сам заподозрил себя в похищении сэра Рувима. Но в вашей старой стране дела так не делаются, мадам.

– Наверное, в Америке работать интереснее, – сказал лорд Питер.

– Да, – согласился с ним мистер Миллиган. – Думаю, моим братьям там не скучно. Думаю вскоре присоединиться к ним, вот только закончу тут кое-какие дела.

– Вы не забыли, что не можете уехать до моего Базара? – напомнила ему герцогиня.

Вторую половину дня лорд Питер безуспешно искал мистера Паркера и нашел его только после обеда на Грейт-Ормонд-стрит.

Паркер сидел в старом, но удобном кресле с высокой спинкой, вытянув ноги к камину и наполняя свои мозги новыми сведениями о Послании к Галатам. Он встретил лорда Питера радушно, но без особого энтузиазма, и тотчас налил ему виски с содовой. Питер взял в руки отложенную Паркером книгу и полистал ее.

– Все эти люди так или иначе пристрастны и видят только то, что хотят видеть, – заметил он.

– Вы правы, – согласился с ним мистер Паркер. – Но со временем начинаешь отделять зерна от плевел почти автоматически. Когда я учился в колледже, то былна стороне Конибиера, Робертсона и Дрюза, пока не обнаружил, что все они ищут преступника, которого никто не видел, но не могут разобраться в следах, оставленных домочадцами. Два года я учился быть внимательным и осторожным.

– Хм. Теология – отличный тренинг для мозгов, ведь вы самый внимательный детектив из всех, кого я знаю. Вы читайте... Нехорошо с моей стороны врываться к вам в дом и отрывать вас от приятного занятия.

– Ничего.

Они немного помолчали, Потом лорд Питер спросил:

– Вам нравится ваша работа?

Детектив подумал и ответил:

– Да... Да. Нравится. Я знаю, что она полезна людям и что я неплохо ее делаю. Совсем неплохо... Правда, без особых взлетов, но мне все-таки есть, чем гордиться. К тому же, на такой работе не засидишься. Надо держать себя в форме и много думать. У меня есть будущее. В общем, мне она нравится. А что?

– Нет, ничего. Вы же знаете, что для меня она – хобби. Я занялся ею, потому что мне всегда хотелось дойти до сути вещей. Она меня возбуждает и, что хуже всего, я получаю от нее удовольствие... до определенного предела. Если бы она была только бумажной, я бы ничего лучшего не желал. Мне нравится начинать расследование... когда я совсем ничего не знаю о вовлеченных в него людях, и они вызывают у меня искреннее любопытство. Но когда приближается момент поимки, тем более повешения преступника, то я расстраиваюсь и не нахожу причин, почему я должен был лезть во все это, ведь мое благополучие не зависит от моей работы. К тому же, мне кажется, она не должна доставлять мне удовольствие. А доставляет.

Паркер слушал его самым внимательным образом.

– Я понимаю.

– Вот, например, Миллиган. На бумаге не было бы ничего смешнее, чем вытащить его на свет божий. А ведь в реальности он милый и даже добрый человек. С ним приятно поговорить. И матушке он понравился. А я понравился ему. Меня ужасно забавляло, когда я явился к нему и стал его разыгрывать насчет базара и нужд церкви, а он был по-настоящему растроган. И вот теперь я чувствую себя дурак-дураком. Представляете, если Миллиган перерезал Леви глотку и бросил труп в Темзу? Нет, это немое дело.

– Ваше, как всякого другого человека, – возразил Паркер. – И делать его за деньги ничем не лучше, чем делать без денег.

– Ну, нет, – стоял на своем лорд Питер. Жалование – вот единственное оправдание нашего шпионства.

– Вы не правы! Если Миллиган перерезал бедняге Леви горло, только чтобы стать еще богаче, я не понимаю, почему бы ему не дать тысячу фунтов на починку крыши денверской церкви и почему его надо простить на том основании, что он по-детски тщеславен или по-детски самовлюблен?

– Ужасно!

– Ладно. Пусть даже потому, что вы ему понравились.

– Но...

– Послушайте, Вимси... Вы думаете, он убил Леви?

– Может быть.

– Вы так думаете?

– Я не хочу так думать.

– Потому что вы ему понравились?

– Ну, конечно же, я отношусь к нему предвзято...

– Ваша предвзятость вполне понятна. Вы не хотите думать, что могли бы понравиться жестокому убийце.

– Знаете... Он мне тоже понравился.

– Что ж, и в этом нет ничего странного. Вы понаблюдали за ним и подсознательно пришли к выводу, что он не мог это сделать. Ну и что? Примите это во внимание и действуйте дальше.

– А если я не прав и он – преступник?

– Тогда возьмите себя в руки и постарайтесь разглядеть хладнокровного убийцу в милом и невинном с виду человеке.

– Понятно... Но я как-то сник.

– Послушайте, Питер, – с искреннем сочувствием произнес мистер Паркер, – избавьтесь от своего итонского комплекса раз и навсегда. Мы с вами не в игрушки играем. С сэром Рувимом Леви случилось нечто малоприятное. Назовите это убийством, если вам так легче. Разве убийство сэра Рувима – игра? Разве честно относиться к нашей работе как к игре?

– Поэтому-то мне и стыдно, правда. Ведь для меня это игра. Веселое начало, продолжение тоже неплохое, а потом я вдруг вижу, что кому-то придется лихо, и меня тянет выйти из игры.

– Да-да, понимаю. Но это все потому, что вы думаете о себе и заняты только собой. Вы хотите быть решительным, хотите красиво выглядеть, хотите щегольски пройтись в комедии, которую играют куклы, или с важностью прошествовать в человеческой трагедии. Но ведь это ребячество. Если вы видите свой долг перед обществом в том, чтобы раскрывать преступления, вы должны это делать. Желаете быть бесстрастным денди? Прекрасно, если можете совмещать. А иначе что в этом интересного? Желаете быть достойным мужественным человеком? Так будьте им. Желаете преследовать убийцу из спортивного интереса, а потом пожимать ему руку и говорить: "Неплохо сыграно... Победа была нелегкой... Ничего, завтра отыграетесь"? Не выйдет. Жизнь – не футбол. Желаете быть спортсменом. Но вы не можете быть спортсменом. Мера ответственности не та.

– Не думаю, что вам полезно читать много теологических сочинений, – заметил лорд Питер. – Вы становитесь жестоким.

Он встал и прошелся по комнате, останавливаясь то около одной книжной полки, то околодругой. Потом он снова сел, раскурил трубку и сказал:

– Лучше я расскажу вам о жестоком Кримплшэме.

И он рассказал о своей поездке в Солсбери. Как только мистер Кримплшэм убедился в его bona fides, он дал ему полный отчет о своей поездке в Лондон.

– Я все проверил, – простонал лорд Питер, – и если он не подкупил половину жителей Болхэма, то он и вправду провел ночь там. Днем у него былособрание в банке, и половина Солсбери видела, как он уехал в понедельник до ланча. Никто, кроме его собственного семейства и юного Уикса, как будто не получает никакой выгоды от его смерти. И даже, если юный Уикс хотел бы с ним разделаться, то этот путь слишком окружной. Стоит ли убивать незнакомого человека и сажать его в ванну Фиппса лишь для того, чтобы надеть на него очки Кримплшэма?

– А где былУикс?

– На танцах у регента хора, – неожиданно закричал лорд Питер. – Дэвид... Его зовут Дэвид... Танцевал у всех на виду!

Он надолго замолчал, потом попросил:

– Теперь расскажите, что у вас тут.

Паркер не заставил просить себя дважды.

– Вы верите, что труп могли прятать в квартире? – спросил он. – Я знаю, мы все осмотрели, но все же?

– Могли что-нибудь пропустить. Сагг ведь тоже смотрел.

– Сагг!

– Вы несправедливы к Саггу, – сказал лорд Питер. – Если бы там былохоть одно доказательство вины Фиппса, он бы его нашел.

– Почему?

– Почему? Потому что он его искал. Он похож на ваши комментарии к "Посланию к Галатам". Он уверен, что Фиппс или Глэдис Хоррокс, или дружок Глэдис совершили преступление. Поэтому он отыскал след на подоконнике. Наверное, этим путем Уильямс проник в квартиру. Или он что-то передавал Глэдис. Но Сагг не нашел ничего на крыше, потому что ничего там не искал.

– Он был на крыше до меня.

– Да. Но лишь для того, чтобы подтвердить отсутствие следов. Его резоны таковы. Дружок Глэдис Хоррокс – стекольщик. Стекольщики лазают по приставным лестницам. Стекольщики имеют отношение к лестницам. Поэтому и дружок Глэдис Хоррокс имеет отношение к лестнице. Поэтому он проник в квартиру с помощью лестницы. Поэтому есть следы на подоконнике, но их нет на крыше. Во дворе он тоже ничего не нашел, но думает, что нашел бы, если бы не асфальт. Точно так же он рассуждает и в отношении Фиппса. Он мог спрятать тело в квартире. Поэтому он все там обыскал в поисках следов. Если бы они там были, он бы их нашел. Но он их не нашел, потому что их там не было.

– Правильно, – согласился Паркер. – Хватит болтать. Я верю вам.

И он заговорил о показаниях врачей.

– Кстати, – сказал лорд Питер. – Если принять во внимание другое дело, то вам не приходило в голову, что Леви мог идти к Фрику?

– Он и шел к нему, – ответил Паркер и стал пересказывать свой разговор со знаменитым невропатологом.

– Вот это да! – воскликнул лорд Питер. – Забавно, правда? Ну, никак наши дела не хотят существовать раздельно. Все время одно цепляется за другое. Очень интересно. А результатов пока никаких. Как ручеек, который теряется в песке.

– Увы, – вздохнул Паркер. – И еще один ручеек сегодня растворился в песке прямо на моих глазах.

– Что произошло?

– О, я все-таки добрался до секретаря Леви, но не вытащил из него ничего интересного о делах его босса. Тогда я решил поспрашивать в Сити о перуанской нефти. Так вот, Леви, по-видимому, даже не слышал об акциях. Это брокеры напустили тумана! Вот что бывает, когда человек внезапно исчезает с биржи. Но я все-таки раскопал одно имя. Не Леви.

– А чье же?

– Не поверите. Фрика. Еще одна загадка. На прошлой неделе он купил много акций, естественно, сохраняя тайну, правда, несколько – на свое имя. А потом по-тихому... Это было во вторник... он продал акции с некоторой выгодой для себя... всего в несколько сотен фунтов, ради которых не стоило затевать преступление.

– Вот уж никогда не подумал бы, что он играет в такие игры.

– А он обычно и не играет. Это-то и странно.

– Иногда люди просто-напросто желают доказать себе или окружающим, что могли бы сделать себе состояние и таким способом, если бы захотели. У меня тоже был подобный заскок.

Лорд Питер выбил трубку и встал.

– Знаете, старина, – неожиданно заговорил он, когда Паркер провожал его к входной двери, – рассказ Фрика как-то не очень стыкуется с тем, что Андерсон говорил о хорошем настроении сэра Рувима за обедом. А вы бы веселились, если бы у вас возникли серьезные опасения по поводу вашего здоровья?

– Наверняка нет, – ответил Паркер. – Но, – добавил он с привычной осторожностью, – некоторые умудряются веселиться и в приемной дантиста. Вы, например.

– Что ж, может быть, вы и правы, – рассеянно заметил лорд Питер и стал спускаться по лестнице.