Кто владеет Луной? В защиту общих интересов человечества в космосе

По состоянию на ноябрь 2021 года Международный орган по морскому дну подписал тридцать один контракт с двадцатью одним государством-участником, одиннадцать из которых - государства с развивающейся экономикой. Это небольшое число, и оно отражает медленный прогресс, достигнутый в соответствующих технологиях, и предварительную степень финансовых обязательств в секторе глубоководной добычи. Как и в случае с космосом, можно ожидать, что будет достигнута переломная точка, когда сочетание технологической осуществимости, потребностей и наличия финансирования повлечет за собой спешку. С UNCLOS и Международным органом по морскому дну существует значительная степень подготовки в виде рамок и механизмов; но, поскольку основные возможные игроки отказываются их признавать, риск срыва договоренностей реален - не в последнюю очередь из-за извечной проблемы обеспечения соблюдения. Тот факт, что ЮНКЛОС рассматривает морское дно как арену для коммерческой эксплуатации и что ее контроль над происходящим там зависит от готовности подписавших ее сторон признать полномочия Международного органа по морскому дну, указывает на важнейшее слабое место, особенно потому, что те, кто отказывается подписать ЮНКЛОС, рассматривают амбиции Органа как необоснованное вмешательство в то, что является или должно быть подлинно глобальным общим.

Именно такой позиции придерживаются США. Для них, как красная тряпка для быка, является Приложение III к UNCLOS.

В приложении III изложен процесс, необходимый любому государственному или частному предприятию для получения разрешения Международного органа по морскому дну на проведение поисковых работ в Районе. Для разработки ресурсов в Районе Международный орган по морскому дну требует подробные планы работ, включая методы и оборудование, заверения в соблюдении правил ЮНКЛОС и оценку воздействия на морскую среду. Организация, подающая заявку, должна обладать соответствующей квалификацией, быть спонсирована государством - участником ЮНКЛОС и подчиняться его законам. Сборы за подачу заявки и последующие ежегодные фиксированные сборы весьма значительны: в имеющейся на данный момент версии Приложения III они составляют 500 000 долларов США за заявку и 1 000 000 фунтов стерлингов в год соответственно. Если доходы добытчика приносят "плату за добычу", превышающую фиксированный сбор, то уплачивается большая из двух сумм, а роялти, взимаемое Международным органом по морскому дну, составляет различные проценты (от пяти до семидесяти процентов) от чистой выручки. Контроль Международного органа по морскому дну за всеми аспектами разведки и разработки в Районе обширен и всеобъемлющ; в статье 17 Приложения приводится их длинный список.

Критики ЮНКЛОС видят в нем дорогостоящую бюрократию, вторгающуюся в глобальную общность и вмешивающуюся в нее. Защитники указывают на стремление сделать глобальную общность действительно полезной для всех, а не только для тех, кто имеет все шансы устроить в ней трагедию общего пользования.

Кроме того, они отмечают, что Международный орган по морскому дну, хотя и вскользь, упоминает о требовании предоставлять информацию о воздействии разведки и разработки на морскую среду. Экологи обеспокоены тем, какой ущерб нанесет добыча океанским экосистемам. Залежи различных металлов находятся на разной глубине, поэтому нигде в океане нет ничего безопасного. Кобальтовые корки находятся на подводных горах, доступных на глубине 1 000 метров; полиметаллические сульфиды ("массивные сульфиды морского дна") - на срединно-океанических хребтах на глубине 2 000 метров; железомарганцевые корки и полиметаллические конкреции - на абиссальных равнинах на глубине 5 000 метров. Бурение как минимум нарушит, а в худшем случае уничтожит сами районы, создаст шлейфы отходов и отложений в толще воды, что нарушит дыхание и питание морских обитателей, вызовет шум, который будет вызывать у них стресс и дезориентацию, и нарушит экологический баланс живых организмов в радиусе разрабатываемого района.

Эти опасения почти наверняка не коснутся Луны и Марса, но если жизнь будет обнаружена на некоторых лунах Сатурна и Юпитера (интерес представляют сатурновские Титан и Энцелад, а также галилеевы луны Юпитера), что сейчас считается возможным, то, учитывая, что активность на Луне и Марсе откроет доступ к другим регионам Солнечной системы, необходимо будет подумать о защите этой жизни гораздо более эффективными способами, чем сейчас существует для океанов Земли.

И последнее, что представляет интерес в UNCLOS, - это Международный трибунал по морскому праву, чей устав и функции изложены в Приложении VI. Для всех, кто интересуется, есть ли у UNCLOS зубы, ключевой является статья 39; она гласит, что решения, касающиеся морского дна, "подлежат исполнению на территориях государств-участников в том же порядке, что и решения или постановления высшего суда государства-участника, на территории которого испрашивается исполнение". Критики считают, что это посягательство на национальный суверенитет, как и вся тенденция UNCLOS к этому. Ресурс, доступный защитникам, заключается в том, что если государства-участники UNCLOS серьезно относятся к своим обязательствам, то в их интересах добиться исполнения решений трибунала и, соответственно, действовать таким образом, чтобы добиться исполнения.

Наряду с Антарктикой, хотя и в более сложной форме, океаны являются ближайшим аналогом космоса, который мы имеем в качестве источника для сравнений. Усилия, направленные на то, чтобы подчинить океаны международному соглашению, возможно, являются еще более близким аналогом того, что необходимо сделать в отношении космоса. Если Договор об Антарктике - это не документ ООН, а соглашение между группой стран, имевших в то время либо ведущее значение в мире, либо географическую случайность, то ЮНКЛОС - это масштабные международные усилия по созданию тщательно проработанных рамок для наиболее общего мирового домена. По сравнению с масштабами, широтой и глубиной UNCLOS, нынешний Договор ООН по космосу и связанные с ним инструменты выглядят весьма скудными. Это объясняется тем, что на момент написания статьи Луна, астероиды и Марс находятся в зачаточном состоянии - и, конечно, в стадии освоения. Но учитывая соображения о переломном моменте, когда технологии, инвестиции и потребности объединяются в условиях истощающихся ресурсов, - переломном моменте, столь же неизбежном в случае космического пространства, как и в случае морского дна, - возникает вопрос: не пора ли рассмотреть вариант Договора по космосу, гораздо более близкий к UNCLOS? Ведь если переломный момент будет достигнут и начнется борьба за Луну, постфактум управлять ею в интересах избежания конфликтов будет гораздо сложнее, и этот факт слишком хорошо иллюстрирует рассмотрение борьбы за золотую руду, такой как борьба за Африку - тема следующей главы.

4. Схватка за Африку

В истории глобализации есть много примеров - слишком много - "схваток" за прибыль и преимущества. В Индии и Ост-Индии, в Центральной и Южной Америке, в золотой лихорадке Северной Америки и Австралии, в насильственном захвате земель и контроля во всех этих местах, в навязывании европейцами торговых баз и условий экстерриториальности неохотному Китаю XIX века - вот доказательства того, что открытие новых границ всегда несет в себе если не неизбежность, то по крайней мере потенциал конфликта. Новый космический рубеж отличается от этих примеров тем, что на Луне и Марсе, насколько нам известно, нет популяций разумных существ, интересам которых могла бы навредить эксплуатация найденных там природных ресурсов, и особенно конкурентная эксплуатация. Но в истории глобализации конфликты возникали не только между глобализаторами и людьми, которым они навязывали свои интересы, но и между самими глобализаторами, конкурирующими между собой в борьбе за право быть первыми или получить больше всех. Именно этот урок истории напрямую относится к грядущему расширению человеческой деятельности в космосе.

Можно привести несколько примеров скремблирования, чтобы услышать предупреждающую ноту, которая в них звучит. Вспомните, что произошло, когда в 1858 году в районе Пайкс-Пик в Скалистых горах в Колорадо было обнаружено золото. Семью годами ранее правительство США подписало в Форт-Ларами договор с шайенами, арапахо и пятью другими "индейскими народами", признав их право на земли между рекой Норт-Платт и рекой Арканзас - огромную территорию, охватывающую часть нынешних штатов Вайоминг, Небраска, Канзас и само Колорадо. Вместе с наплывом геологоразведчиков и поселенцев в этот регион пришли требования к правительству пересмотреть договор в Форт-Ларами с целью ограничить площадь земель коренных американцев. В результате одиннадцать двенадцатых земель, признанных в Форт-Ларами, были отобраны у коренных американцев, что вызвало бурную реакцию. Воинственные отряды шайенских "собачьих солдат" нападали на поселенцев, а беспорядочные расправы с племенами, в том числе и мирными, достигли своего апогея в таких инцидентах, как жестокая резня коренных американцев, в основном женщин и детей, в Сэнд-Крик в 1864 году. В условиях "Дикого Запада" сами прибывшие не были мирным населением; борьба за преимущества на "общей территории" - terra nullius, как они ее воспринимали, - на новых землях приводила к неизбежным конфликтам.

Если не принимать во внимание разницу между Колорадо и Луной, урок этого примера заключается в том, что жажда золота - ради прибыли - превосходит заботу обо всем остальном, включая человеческую жизнь. Если на Луне будет найдено золото или его современные эквиваленты в виде редких металлов или других столь желанных ресурсов - вспомните пример "меланжа" в "Дюне", - то, скорее всего, возникнет высокотехнологичная версия как золотой лихорадки, так и потенциального конфликта. Того, что уже найдено на Луне, достаточно, чтобы разжечь коммерческий аппетит.

Самым вопиющим примером частных и государственных захватов, несомненно, является "Схватка за Африку" в последние десятилетия девятнадцатого века. Примеры, приведенные в начале этой главы, меркнут по сравнению с присвоением менее чем за три десятилетия большей части целого континента, десяти миллионов квадратных миль территории, с которой обращались так, как будто это пустая земля, и 110 миллионов жителей, с которыми обращались так, как будто их там нет ни в политическом, ни в моральном смысле.

В то время, когда в 1873 году в Чипунду на территории нынешней Замбии умер знаменитый исследователь Африки Давид Ливингстон, Африка все еще оставалась в глазах европейцев "темным континентом", ее внутренние районы были "неизвестны" лишь горстке исследователей, которые в одиночку осознавали, что Африка достаточно хорошо известна десяткам миллионов людей, которые жили там в сложных обществах с долгой историей. Но коренные жители Африки были, по мнению большинства людей за пределами континента, своего рода неучами, "туземцами", живущими в примитивных условиях, которые впоследствии - когда "Схватка" началась всерьез - рассматривались лишь как инструмент (хотя иногда и помеха) для достижения европейских целей.

Ливингстон совершенно не похож на забывчивого неафриканского приезжего, ему нравились люди, которых он встречал в своих долгих путешествиях по южным и южно-центральным районам континента. Его самое знаменитое путешествие началось (если использовать современные названия) на восточном побережье Мозамбика и привело его вверх по реке Замбези, через Анголу и обратно, через Замбию и Малави, за болота Бангвеулу и озеро Мверу к реке Луалаба и через озеро Танганьика; Огромная территория, разнообразные народы, тропические болезни, губительные для европейцев, а в то время еще и работорговля, обслуживающая арабские и османские части света.

Ливингстон был врачом и миссионером, чьи первые путешествия спонсировались Лондонским миссионерским обществом, а последующие, после того как он был назначен британским консулом в этом регионе, финансировались правительством. Этот регион был пустым на европейских картах; путешествия Ливингстона стали первым значительным вкладом в их заполнение, за что он был удостоен Золотой медали Королевского географического общества. Его миссионерская деятельность была второстепенной по сравнению с двумя его главными целями - найти исток Нила и способствовать усилиям по прекращению чудовищно жестокой работорговли, которую вели арабы Занзибара и Килвы, охотившиеся на племена Центральной и Восточной Африки. О том, что представляла собой эта торговля, можно судить по рассказам о путешествии Ливингстона вверх по реке Шир в сторону озера Ньяса в декабре 1862 года на его винтовом пароходе "Пионер"; пароход проходил через районы, разоренные охотой на рабов, и его команде постоянно приходилось убирать плавающие трупы с весел парохода. Эти две цели были связаны между собой, поскольку Ливингстон считал, что если он откроет исток Нила, то сможет использовать славу, которую это принесет ему, в качестве платформы для кампании против "огромного зла", как он описал это в письме к другу, - торговли людьми.

По мнению Ливингстона, чтобы покончить с работорговлей, нужно было принести в Африку "три С": "христианство, торговлю и цивилизацию". Как миссионер он был крайне неудачлив, обратив в свою веру лишь одного племенного вождя. Когда в десятилетие после его смерти начались "схватки", "коммерция" стала главным "С" в самой Африке, но в Европе она была связана с соперничеством великих держав. Христианство" было неоднозначным благословением, учитывая его разрушительное воздействие на племенные обычаи и отношения. Но усилия по прекращению работорговли были успешными, что было достигнуто в течение десятилетий после смерти Ливингстона благодаря значительному увеличению европейского присутствия в Африке; это, по крайней мере, было положительным результатом.

В Британии - и в Европе, и в Америке, - питавшейся тогда, как и сейчас, сенсационной бульварной журналистикой, приключения, опасности и открытия исследователей в Африке вызывали восторг, привнося в общественное сознание тайны и возможности континента. До этого Африка была для посторонних глаз лишь ее побережьем - Барбарийским, Наветренным, Суахилийским и т. д., а внутренняя часть была "загадочной пустотой" - только доступные западноафриканские и южноафриканские внутренние районы были осознанно в поле зрения мира (Северная Африка, конечно, была таковой на протяжении тысячелетий, ее история действительно считалась частью истории Средиземноморья и Ближнего Востока). Однако с момента смерти Ливингстона до первых лет двадцатого века, то есть всего за три десятилетия, почти весь Африканский континент перешел во владение Европы, нарезанный, как рождественский пирог, на колонии и протектораты шестью европейскими государствами. Схватка привела к неприятным и (для Британии) дорогостоящим и унизительным, но в конечном итоге успешным войнам против последователей Махди в Судане, зулусов и буров в Южной Африке, геноцидным зверствам Германии в Юго-Западной Африке, закладке основ жестокого колониального режима в Конго и росту напряженности внутри самой Европы, которая сыграла важную роль в развязывании войны в 1914 году.

Вера в то, что в африканской глубинке есть большие возможности, рынки и ресурсы, манящие любого, кто достаточно предприимчив, чтобы получить к ним доступ, сама по себе была достаточным стимулом для исследований и подписания договоров с вождями племен. Поначалу этим занимались отдельные исследователи, которых спонсировали частные и государственные структуры в Европе. Но с наступлением 1880-х годов европейские правительства словно охватил вирус беспокойства: они вдруг испугались, что могут потерять свой шанс на долю в добыче, и поспешили захватить как можно больше Африки. С этого момента "Схватка" пошла полным ходом.

Некоторые комментаторы называют Берлинскую конференцию 1884 года (также называемую "Конференцией по Конго" и "Конференцией по Западной Африке") в качестве отправного момента; другие более правдоподобно рассматривают проведение этой конференции как признание того факта, что "Схватка" уже началась, и как попытку внести некоторый порядок в раздел континента между сторонами, уже занятыми этим делом. Основными сторонами были Великобритания, Франция, Португалия, Италия, сама Германия и король Бельгии Леопольд II через свое "Международное общество Конго". Географическая связь Испании с северной Африкой также сделала ее участником конференции; она получила в свое владение Экваториальную Гвинею и привезла туда кубинцев в качестве колонистов, а также предъявила претензии на ряд небольших островов у марокканского побережья. Другие страны-участницы конференции - США, Россия, Дания, Нидерланды, Австро-Венгрия и Османская империя - не получили африканских владений. Одним из положительных результатов конференции стало единодушное обязательство сторон покончить с рабством, которое, наряду с торговлей слоновой костью, было главным промыслом арабов и ряда африканских племен, таких как яо, в регионе между Сахарой и Замбези. Для самого Скремблирования наиболее значимым пунктом заключительного Общего акта конференции было определение того, какие регионы континента находятся в сфере влияния той или иной из шести главных скремблирующих партий.

Комментаторы называют несколько причин "Схватки". Одна из них заключается в том, что в 1870-х годах в Европе началась затяжная рецессия, "Великая депрессия", вызванная "крахом" в 1873 году. Она продолжалась во всех европейских экономиках до 1890-х годов, доходы и прибыли неуклонно падали на протяжении всего периода по сравнению с годами бума середины века, когда соседи Британии спешили подражать ее промышленному прогрессу. Сдерживающим фактором для французской, немецкой и других европейских экономик было огромное преимущество британской экономики, которая опережала и опережала их по всему миру. Историк Джордж Сандерсон отметил, что это было так:

Не только в обширных заморских владениях Британии, но и на рынках Латинской Америки, Восточной Азии и прибрежных районов Африки - фактически везде, где господствовала свободная торговля или где ее можно было заставить господствовать под прицелом британских военных кораблей. Лишь в сравнительно ограниченных колониальных владениях других держав острый край британской конкуренции мог быть притуплен дискриминационными тарифами и другими ограничениями. Очевидным решением для этих держав было пополнить свои колониальные владения; но после 1815 года британская военно-морская гегемония очень эффективно использовалась (и нигде так эффективно, как на африканском побережье), чтобы воспрепятствовать аннексиям, которые создали бы квазимонопольные торговые анклавы для других держав.

Британское военно-морское превосходство создало и контролировало "неформальную империю" в дополнение к формальной империи, которая "обеспечивала и даже создавала условия свободной торговли, гарантирующие экономическое превосходство Британии". 9 Управление неформальной империей рассматривалось последовательными британскими правительствами как более предпочтительное по сравнению с дорогостоящим и более трудоемким вариантом формальной колонизации. Соответственно, британская политика в Африке до начала Схватки заключалась не в том, чтобы претендовать на территорию, а в том, чтобы не дать другим сделать это. Для других европейских держав предпочтительнее была противоположная политика, поскольку официальная аннексия территории означала, что они могли исключить из нее британскую торговлю и навсегда контролировать приобретенный рынок.

Именно британская инновация дала толчок захватническим амбициям других европейских держав: железная дорога. Железная дорога открывала головокружительные перспективы проникновения во внутренние районы прибрежных баз, чтобы получить доступ к богатым ресурсам и рынкам, которые, как считалось, существовали там. Главными примерами были французские планы по созданию линии Сенегал-Нигер и прокладке путей через Сахару, а также мечта Сесила Родса о железной дороге Кейп - Каир как позвоночнике Британской Африки. Внутренние районы манили, потому что торговля на побережье, основными пунктами которой были Занзибар на берегу Индийского океана и устья рек Нигер и Конго на берегу Атлантического океана, была заложницей условий во внутренних районах - африканских производителей и, следовательно, племенной и межплеменной политики - и того факта, что поставки контролировались арабскими и африканскими посредниками. Конфликты между племенами и набеги работорговцев во внутренние районы страны приводили к колебаниям объемов поставок, что делало прогнозы доходов ненадежными. Только если речная навигация с помощью канонерских лодок стала возможной, европейцы смогли контролировать происходящее внутри страны.

Другой и, в конечном счете, более убедительной технологией было усовершенствованное вооружение: винтовка с продольно скользящим затвором и пулемет Максима. Обе винтовки сыграли важную роль в подавлении сопротивления европейцев, в то время как винтовка имела не меньшее значение как предмет торговли и (в качестве подарков) для завоевания верности племенных правителей, которые жаждали оружия. Сандерсон предполагает, что новое оружие могло ускорить "Схватку", отмечая, что, хотя современное вооружение "не было необходимым условием для европейского раздела Африки", учитывая, что "французы уже подчинили Алжир, турки-египтяне - Судан, а африканеры и англичане - Южную Африку, не пользуясь совершенным оружием... ...революция стрелкового оружия, вполне возможно, не только поощрила, но и ускорила этот процесс - особенно тем, что иногда позволяла совсем небольшим европейским экспедициям устанавливать флаги и вымогать "договоры" в глубине африканских земель".

Основной причиной, по которой исследователи преувеличивали богатство ресурсов и размеры потенциальных рынков в глубине континента, была их заинтересованность в получении финансирования для дальнейших экспедиций. Это было вызвано фантазиями о "совершенно мифических Эль-Дорадос... . огромных, плодородных, пустых землях, африканских "спящих красавицах", ожидающих волшебного поцелуя европейской энергии, мастерства и капитала; или, в недоуменном противоречии, Эль Дорадос миллионов жаждущих потенциальных покупателей", что заставило многих членов европейских правительств рассматривать Африку как решение проблемы постоянного экономического спада у себя дома. Так надежда на прибыль стала штрих-бумагой для "Схватки". Как только одна европейская держава, вдохновленная надеждой, захватывала кусок Африки, остальные были вынуждены сделать то же самое - или, как в случае с Британией, действовать, чтобы упредить попытки других сделать это.

На протяжении большей части XIX века Британия успешно сдерживала попытки Франции увеличить свои владения в Северной Африке и закрепиться в Западной и Восточной Африке, большая часть которых находилась в пределах "неофициальной империи" Британии. До 1880-х годов Франция была практически одинока в попытках ослабить британскую хватку. Попытки португальцев создать посты по обе стороны от устья реки Конго были императивно пресечены Лондоном, что свидетельствовало о слабости любых предполагаемых партнеров французских усилий. Франция, отчасти из-за решимости восстановить свое положение крупной европейской державы после поражения от Пруссии в 1870 году, а отчасти из-за обострения традиционного соперничества с Великобританией, вызванного установлением последней одностороннего контроля над Египтом, усилила свое стремление создать великую империю в западной и северной Африке, намереваясь в конечном итоге охватить всю территорию континента, лежащую между ее владениями в Сенегале и Алжире. Таким образом, это был вопрос престижа, а также экономики; и именно престиж стал причиной внезапного желания Бисмарка сделать вновь созданную Германскую империю игроком в Африке, объявив об аннексии Юго-Западной Африки (ныне Намибия) и "Германской Восточной Африки" (ныне Танзания).

Пока Италия присваивала Эритрею, Сомали и Эфиопию и объединяла их в свою итальянскую восточноафриканскую колонию, самый большой кусок Африки к югу от Сахары - более того, огромный кусок сердца континента - был захвачен не государством, а человеком: Король бельгийцев Леопольд II, который с ловкостью и хитростью - чтобы не сказать уловкой - вопреки желанию собственного правительства и под носом у других скребущихся держав захватил необъятную территорию Конго с ее джунглями и могучей рекой в качестве своей личной вотчины. Замысловатую историю о том, как ему это удалось, рассказывает Томас Пакенхэм в книге "Схватка за Африку". Во всех этих случаях в оправдание захвата приводились какие-то предшествующие претензии или предлоги; агентом Леопольда в Конго был американо-британский журналист-авантюрист Генри Стэнли, известный как "Доктор Ливингстон, я полагаю"; в Восточной Африке немецкий исследователь Иоганнес Ребманн первым увидел гору Килиманджаро, дав тем самым Германии оправдание; а для Франции это был (итальянского происхождения) Пьер де Бразза, который обслуживал ее интересы во Французской Экваториальной Африке ("Конго-Браззавиль").

У британцев было много подобных претензий. Среди них - продвижение на север из Южной Африки, спонсируемое Сесилом Родсом, обширные путешествия Ливингстона от побережья до побережья в регионе между рекой Замбези и Великими озерами, а также аннексия Великобританией владений султана Занзибара (над которыми она уже давно осуществляла фактический контроль). В результате появились территории, известные как Британская Центральная Африка (Бечуаналенд, Родезия и Ньясаленд) и Британская Восточная Африка (Кения, Уганда и, в конечном итоге, Танганьика). Добавьте сюда Египет, Судан и Британский Сомалиленд (с Аденом, расположенным на другом берегу Африканского Рога), а на западе - Нигерию, Сьерра-Леоне, Гамбию и Золотой Берег, и вы увидите, насколько обширными были владения Британии. Франция могла претендовать на самую большую страну в Африке - Алжир, Италия - на самую древнюю христианскую цивилизацию в Африке - Эфиопию, а португальцы, владевшие западным и восточным побережьями (Ангола и Мозамбик соответственно), могли заявить, что первыми начали навигацию вдоль берегов Африки. Но все это не шло ни в какое сравнение с масштабами владений Британии во всех точках африканского компаса.

Учитывая, что до "Схватки" контроль Британии над этими территориями был, предположительно, косвенным, с использованием техники "неформальной империи", когда управление осуществлялось через местных правителей, как в Египте и Занзибаре, - модель, усовершенствованная в княжеских штатах Индии, - тот факт, что он был переведен в формальное присоединение, либо в качестве колоний, либо протектората, с признанием расходов, связанных с этим, является признаком давления "Схватки". Это давление оказывалось через политику Европы. Яркий пример: Недовольство Франции тем, что британцы вытеснили ее из партнерства в Египте, привело к временному франко-германскому соглашению, которое позволило Германии захватить часть неформальной империи Британии в Юго-Западной и Восточной Африке. (Германия удерживала их недолго: после поражения в 1918 году первая была передана под контроль Южной Африки по мандату Лиги Наций - и таким образом фактически вернулась в состав неофициальной империи Британии, - а вторая была аннексирована Британией полностью).

Как видно из этого, важным аспектом "Схватки" было стремление к дипломатическим преимуществам в самой Европе. Перемещение людей и оружия в Африке было тенью политических шагов в канцеляриях Европы. Например: Продвижение Британии в Судан в 1896 году не было местью за поражение и смерть генерала Гордона в Хартуме в 1885 году от рук махди, а было жестом доброй воли по отношению к Италии, которая просила помощи, потому что махдисты готовились напасть на Эритрею. Италия потерпела поражение от Менелика Эфиопского в битве при Адове (Адва) в марте 1896 года, и махдисты стремились воспользоваться слабостью Италии. Италия была союзницей Германии и Австро-Венгрии - Тройственного союза, - и поскольку лидер альянса Германия стремилась сохранить слабые связи между Великобританией и Францией и в то же время хотела проверить готовность Британии быть в хороших отношениях с самой собой, она поддержала просьбу Италии о британской помощи. Берлин "увидел в ответе Лондона Италии решающую проверку всей ориентации британской внешней политики, которая фактически была вынуждена "выбирать" между Францией и Германией". В качестве дипломатического жеста британцы направили в Судан символические силы; в течение двух лет экспедиция переросла в крупную войну, центральным событием которой стала битва при Омдурмане, в результате которой Судан полностью перешел под контроль Великобритании. В качестве иллюстрации того, как европейские дипломатические маневры повлияли на Африку, ничего не может быть более ярким.

Некоторые истории Схватки предполагают, что "флаг следовал за Евангелием", отводя миссионерской деятельности значительную роль в процессе колонизации, аннексии после обращения. Признается, что так было в Ньясаленде, где катехизацию проводили пресвитериане; но главным образом потому, что занимавший в то время пост премьер-министра Великобритании лорд Солсбери, зная, что единственный путь в Ньясаленд лежит через португальский Мозамбик, не хотел, чтобы голоса шотландских пресвитериан были потеряны из-за того, что португальские католики претендовали на эту территорию, если Великобритания не сделает этого. В других местах миссионеры одной страны проповедовали и молились под чужими флагами - французские белые отцы под "Юнион Джеком" в Уганде, британские баптисты под триколором Франции или черно-бело-красным флагом Германии.

При анализе причин "Схватки" - среди которых надежды на экономическую выгоду, дипломатические императивы в Европе и общее созревание имперских возможностей благодаря исследованиям и миссионерской деятельности - две, до сих пор не упомянутые, имеют равное, если не большее значение. Одна из них - то, что Сандерсон называет "распадом неформальной империи". Другая - соучастие и вовлечение самих африканцев в процесс колонизации, продукт собственной внутренней политики Африки, процесс, который Ричард Рид называет "коопцией Европы" в собственные модели и динамику изменений Африки. Как показывает Рид, африканцы не были полностью пассивными жертвами европейской экспроприации на всем континенте, но иногда использовали европейскую деятельность или вступали с ней в союз для собственных целей и потребностей.

Однако именно первый из этих факторов, "распад неформальной империи", в дополнение к факторам прибыли, национального престижа и текущей дипломатической практики, имеет значение для размышлений о том, что может произойти в космосе.

Накануне "Схватки" Британия была главной державой в Африке. Действительно, "парамаунтство" было концепцией, разработанной британскими политиками, чтобы придать идее неформальной империи более - как это ни парадоксально - формальный оттенок, чтобы другие правительства знали, куда не стоит вторгаться. Во многих регионах, где Британия осуществляла исключительное влияние, не получив формального владения, она все чаще была готова заявить, как "первостепенная держава", квази-юридическое право возражать против любых посягательств других держав". До конца 1870-х годов это утверждение никем не оспаривалось, хотя часть французского правительства, Колониальный кабинет, стремилась это сделать, но ее сдерживал французский МИД - всегда известный по названию своего местонахождения, Quai d'Orsay - из-за неустойчивого дипломатического положения Франции после франко-прусской войны и ее продолжения - напряженности в отношении Эльзаса-Лотарингии. Но к концу 1870-х годов дипломатическое положение Франции улучшилось, а в Германии Бисмарк стремился обеспечить интересы нового рейха, поощряя соперничество между Великобританией и Францией - отсюда и уже упомянутое временное франко-германское сближение, позволившее последней совершить свой собственный захват Африки.

Именно это изменение дипломатической погоды вынудило Британию приложить руку к вопросу о неформальной империи и ее доктрине "первостепенности". Этих де-факто, но не де-юре, подкреплений ее претензий больше не было достаточно, если только она не была готова вступить в настоящую войну, чтобы обеспечить их выполнение. Вместо этого она была вынуждена формализовать свои претензии в ответ на официальные претензии других скремблеров, основанные на обоснованиях, ни в коем случае не более слабых, чем британские. Таким образом, с точки зрения Франции, "теперь уже не было необходимости сознательно жертвовать всеми колониальными возможностями в Африке ради европейской безопасности или так строго сдерживать колониальных активистов; и в ноябре 1880 года набережная д'Орсэ издала соответствующую директиву".

Принимая во внимание все эти факторы, нетрудно обнаружить параллели Scramble с экспансией человеческой деятельности в космос в XXI веке. На момент написания статьи главной державой являются США, а их агрессивным соперником - Китай. В земной дипломатии нет ничего нового в методах отвлечения и разделения; Китай делает это, реализуя свои ирредентистские амбиции в отношении Южно-Китайского моря и Тайваня, поддерживает свою сухопутную империю в Тибете и Синьцзяне, дружит с международными государствами-изгоями, такими как Россия и Мьянма, и использует свои финансовые и технологические преимущества для создания неформальной империи в Африке - все это проверенные временем способы. Со своей стороны, США управляют своей неформальной империей почти так же, как это делала Британия в XIX веке, - с помощью почти точного эквивалента канонерской лодки: если взглянуть на карту американских военных баз и альянсов в Европе и Тихом океане, то можно увидеть плотное стальное кольцо вокруг предполагаемых врагов или, по крайней мере, соперников - России в одном случае и Китая в другом.

Не вдаваясь в научную фантастику, можно описать любое количество аналогичных лунных сценариев, которые могут привести к обострению напряженности на Земле. Предположим, что в результате научной деятельности X были обнаружены ресурсы, а Y приступил к их добыче, исключив X из участия в ней. Предположим, что X и Y попытались одновременно начать работу в одном и том же месте на Луне, прибыв туда и обустроившись в одно и то же время. Предположим, что коммерческий оператор из Х вмешивался в деятельность государства или коммерческого оператора из Y, доходя до того, что повреждал или уничтожал оборудование Y, когда его база была временно безлюдной (вспомните чилийский и аргентинский маяки острова Снайп). Предположим, что государство X или коммерческие операторы, базирующиеся в X, начали ценовую войну, чтобы снизить цены Y или операторов Y; и предположим, что ресурсы X больше, чем у Y, так что его более мощная экономическая мощь наносит ущерб целям и интересам Y. Предположим, что X контролирует большую часть рынка потребления какого-либо ресурса, добываемого на Луне, - скажем, водорода для ракетного топлива, - причем присутствие X в космической деятельности значительно превосходит присутствие любого конкурента, что ставит X под фактический контроль всю деятельность Y в космосе. Предположим, что существует версия космического пиратства, к которому коммерческих операторов подталкивают условия terra nullius в космосе и огромные трудности с контролем и обеспечением соблюдения земных соглашений; для такой возможности поучительным предшественником является деятельность английских каперов XVI века, совершавших набеги на галеоны испанского Майна, неофициально поощряемые их правительством дома в Лондоне - плодотворный casus belli.

Несомненно, писатели соответствующего жанра придумают еще больше сценариев. Но и этих достаточно, чтобы понять, почему любая страна Х, которая сама или через своих коммерческих операторов занимается высокозатратной и высокодоходной эксплуатацией лунных и марсианских ресурсов, будет принимать все необходимые меры для обеспечения безопасности этих операций и персонала, занятого в них. И еще: национальная выгода, национальный престиж, а также жокейская паутина дипломатических связей на Земле, которые укрепляют или защищают и то, и другое, будут повторять то, что произошло в "Схватке за Африку", так же уверенно, как ночь сменяет день. Ибо международный порядок - повторимся, потому что это очень важно, - это анархия собственных интересов, лишь ненадолго сдерживаемых целесообразностью, причем последняя изменчива, как блестки солнечного света на море; и на протяжении всей истории крах договоренностей - договоров, соглашений, перемирий, союзов, - которые служат посредниками между этими ненадежными ограничениями, составляет главную тему истории: тему конкуренции и конфликта.

В связи с этим возникает вопрос: достаточно ли хорош Договор о космосе 1967 года и связанные с ним соглашения, чтобы предотвратить выход главной темы истории за пределы земной атмосферы и возобновление конфликтов на самой Земле?

5. Достаточно ли хорош Договор о космосе?

Весьма похвальной чертой попыток Организации Объединенных Наций достичь глобального согласия по глобально важным вопросам является настойчивое стремление к миру и общей выгоде, которое прослеживается во всех ее соответствующих резолюциях, декларациях, договорах и конвенциях. Договор по космосу 1967 года - его официальное название "Договор о принципах деятельности государств по исследованию и использованию космического пространства, включая Луну и другие небесные тела" (далее "Договор" или, если необходимо провести различие с другими договорами, "Договор 1967 года") - начинается с признания "необратимого факта" и заявления двух устремлений. Необратимый факт заключается в том, что человечество "вышло в космическое пространство", а стремления заключаются в том, что "общие интересы всего человечества" будут признаны и использованы путем мирного исследования и использования этой новой области "на благо всех народов, независимо от степени их экономического или научного развития", и что результатом этого будет укрепление дружественных отношений между государствами и народами.

Фраза "исследование и использование космического пространства в мирных целях" или ее близкие варианты неоднократно повторяется в Договоре, весь смысл которого направлен на достижение этой цели. Ядерное оружие и оружие массового уничтожения запрещены, как и утверждение суверенитета любого государства над любым районом космоса или небесного тела.

Но устремления - это всего лишь устремления. Заявления ООН об устремлениях делаются при полном понимании того, что попытка придать им силу в виде международных договоров и обязательного международного права не дает никаких гарантий их реализации. Сопротивление ЮНКЛОС со стороны США и других стран - яркий пример непрочности усилий по достижению международного единства целей; еще один пример - отказ США от Парижских климатических соглашений 2012 года в период президентства Дональда Трампа. Высокие барьеры национальных интересов и экономических императивов (включая, не в последнюю очередь, мотив прибыли) действительно высоки. Этот факт не является причиной для отказа от соответствующих устремлений и попыток их реализации; более того, сами по себе устремления не лишены эффекта сдерживания поведения и - что еще более важно - формирования позитивного отношения. Но, как и все договоры, они зависят от достижения достаточно весомого согласия и последующего соблюдения соглашения подписавшими его сторонами. Достижение соглашения может быть трудным и часто происходит за счет компромиссов, которые подрывают некоторые аспекты желаемой эффективности, а риск того, что стороны не будут соблюдать соглашение или полностью выйдут из него, является большой слабостью любого международного договора, поскольку это постоянная угроза, с которой они сталкиваются.

Основная и известная причина, по которой государства могут не хотеть соглашаться на соглашения, полностью их соблюдать или оставаться связанными ими на постоянной основе, - это национальные интересы. Это, в свою очередь, комплекс, состоящий из стремления не отстать от конкурентов в экономическом плане, а также соображений национального престижа, истории, существующих союзов и вражды по отношению к другим государствам. Эти мотивы перевешивают логику, которая диктует, что если такие общие земли, как дно открытого моря и космическое пространство, должны использоваться для получения коммерческой выгоды, то эта выгода должна быть такой же общей - в смысле "такой же общей" - как и сама общая земля. Именно к этому стремятся договоры ООН. Мелкие игроки гораздо более сговорчивы с концепцией совместного использования, чем крупные, и это явление так же хорошо знакомо на школьной площадке, как и афинянам Фукидида, когда они напомнили жителям маленького, но непокорного островного государства Мелос, что "право, как гласит мир, существует только между равными силами; в противном случае сильные делают то, что могут, а слабые страдают от того, что должны". Отказ США от участия в ЮНКЛОС является хрестоматийным примером того, почему международное соглашение так трудно достичь и поддерживать.

Однако для ООН не составило труда добиться согласия и ратификации Договора по космосу 1967 года. Обстоятельства, в которых он был принят, облегчили задачу: это договор времен холодной войны, и его главными движущими силами были США и СССР, вовлеченные в самовоспламеняющийся комплекс космической гонки, гонки вооружений и напряженного военного противостояния. Припарковать космическое пространство - как и Антарктику - в геополитически безобидном месте было выгодно обеим сторонам; отсюда и относительная легкость, с которой было достигнуто соглашение. Сложность заключается в его устойчивости.

Причина, по которой Договор будет трудно сохранить, заключается в том, что при всем совершенстве его намерений он неадекватен складывающейся в космосе ситуации как в отношении коммерческой эксплуатации ресурсов частными предприятиями, так и в отношении его быстрой милитаризации. Договор не создает никакого механизма, кроме самого себя - в виде выраженных в нем стремлений - для предотвращения конфликтов в космосе, вмешательства в случае их возникновения, вынесения решений между конфликтующими сторонами и обеспечения соблюдения результатов судебных решений. В Договоре говорится, что международное право применимо в космическом пространстве так же, как и на суше (статьи I и III), но он не вводит его в действие в космосе с помощью органа или власти (как это пытается сделать ЮНКЛОС в отношении глубоководных участков морского дна), а требует от отдельных государств применять право в отношении себя и организаций, действующих на их территории (статья VI). В то же время она ничего не гарантирует, что выгоды от эксплуатации ресурсов в космосе - в первую очередь, коммерческая прибыль - будут распределяться "на благо всех народов". И он не остановил милитаризацию космоса; запрет на ядерное оружие и оружие массового уничтожения в преамбуле и статье IV Договора не распространяется на обычные вооружения и оружие (например, лазеры и технологии кибератак), которые не существовали или не существовали в их нынешнем виде в 1967 году, и именно они сейчас заполняют или нацелены на орбитальные зоны вокруг Земли, и с такой же легкостью будут действовать на Луне, среди астероидов и - довольно скоро - на Марсе.

Чтобы лучше понять эти моменты, необходимо рассмотреть контекст, включающий три вопроса: как появился Договор, какова природа коммерческих перспектив и деятельности в космосе и что происходит в милитаризации космоса наряду с этими последними событиями.

Хотя освоение воздушных пространств над головой человека произошло очень давно - в виде высоких зданий, таких как пирамиды, зиккураты и башни (археологически найденная башня в стенах Иерихона датируется 8000 г. до н.э.), Примерно через девять тысячелетий появились изобретенные китайцами ракеты для войны и развлечений (считается, что они возникли во времена династии Сун 960-1279 гг. н.э.), а в XVIII веке - воздушные шары. И только в первом десятилетии XX века возникла мысль о необходимости "Закона космоса". Поводом послужило осознание того, что полеты тяжелее воздуха и радиопередача поднимают вопросы о том, являются ли воздушные пространства над государствами общим достоянием, как открытое море, или национальной территорией; и если последнее, то как далеко в воздух простирается национальный суверенитет.

Бельгийский юрист Эмиль Лауд задал этот вопрос в связи с радиоволнами, поскольку они распространяются по небу над всей и любой территорией страны. Он заметил, что "проблема владения и использования" радиоволн (он назвал их "волнами Герца") в один прекрасный день приведет к необходимости создания "Закона пространства". В годы после Первой мировой войны более практический вопрос о суверенитете над высотами, доступными для самолетов, стал предметом международных дебатов; на конференции по этому вопросу в Москве в 1926 году было принято, что государства обладают "полным суверенитетом" над своим воздушным пространством, хотя вопрос об "определении высоты, на которой начинается международная зона" над этим воздушным пространством, как отметил высокопоставленный советский чиновник В. А. Зарзар, остался нерешенным. Как видно, уже тогда признавалось, что необходимо проводить различие между воздушным и космическим пространством, а первое тщательное исследование последствий этого различия было проведено замечательным юристом и изобретателем доктором Владимиром Мандлем в небольшой монографии, опубликованной в 1932 году.

Мандль интересовался и предвидел развитие ракетной техники (он сам запатентовал проект высотной ракеты). Он считал, что правовой режим космоса должен отличаться как от воздушного, так и от морского права, утверждая, что за пределами территориального воздушного пространства "начинается область, которая не имеет отношения к нашему земному шару и, следовательно, к любой отдельной части земной поверхности, которая больше не принадлежит Земле и поэтому свободна от любой земной государственной власти, coelum liberum. В этой области движение космических кораблей совершенно свободно". Ссылка на концепцию Гроция о свободном пространстве (mare liberum) является прямой, и ее интерпретация Мандлем лежит в основе резолюции ООН 1721 от 1961 года, гласящей, что "Космическое пространство и небесные тела свободны для исследования и использования всеми государствами в соответствии с международным правом и не подлежат национальному присвоению".

Легко делать воздушные и даже идеалистические обобщения о предметах, которым не грозит стать реальностью, но Мандль видел, что космос действительно становится досягаемым для человека, и с большой проницательностью обсуждал "национальность космических кораблей, строительство портов в космосе, экономическое освоение космических ресурсов [и] влияние космической деятельности на культуру". Единственная тема, в которой его предвидение не оправдалось, - это милитаризация космоса. Он выразил уверенность, что "космические корабли на время войны" будут лишь "вспомогательными средствами для сухопутных, морских или воздушных сил, не образуя самостоятельной системы оружия".

Одна из наиболее ярких мыслей в книге Мандла касается возможности того, что по мере колонизации космоса связь человечества с земной национальностью станет сомнительной, и люди, живущие в космосе, войдут в новые сообщества, в конечном итоге оторвавшись от национальной принадлежности на Земле. Мандл видит следствие в том, что при таких обстоятельствах "ни одно земное государство не будет в состоянии осуществлять организованный контроль над другим небесным телом, чтобы ввести там свои законы", и, как следствие, "правовой контроль будет иллюзорным, причем не только в этом далеком регионе, но и на самой Земле". Другими словами, необходимо признать, что перспектива того, что в будущем сообщества, созданные на Луне или в других местах Солнечной системы, могут стать независимыми от Земли, повторив историю колонизации и деколонизации на самой Земле, и даже что между ними могут возникнуть конкуренция и конфликт, уже не является просто фантастикой. Такая возможность возрастает, когда колонизаторами и эксплуататорами новых территорий выступают частные лица.

Вскоре после выхода книги Мандля советский правовед Евгений Коровин обратился к вопросу о "завоевании стратосферы" воздушными шарами, которые могут быть использованы для воздушных бомбардировок, контрабанды, наблюдения или разведки с помощью оптических и инфракрасных средств, а также причинения иного вреда находящимся рядом людям и имуществу. В этом отношении Коровин был более прозорлив, чем Мандль, в отношении негативных, и в частности военных, последствий проникновения в космос. Он утверждал, что принцип суверенитета над воздушным пространством, доступным для самолетов, должен быть распространен на любое прилегающее пространство над национальной территорией, причем скорость и высота полета не имеют значения для правового статуса любой формы пролета. Соответственно, он утверждал, что государство имеет право защищать пространство над своей национальной территорией любыми средствами, которые оно считает необходимыми. Непрактичность его взглядов была подытожена в статье физика и писателя-фантаста Артура К. Кларка, известного по фильму "2001 год: космическая одиссея", который отметил, что при вращении Земли каждая страна будет претендовать на суверенитет над каждым регионом космоса.

Несогласие Коровина с мнением, которое подчеркивали Зарзар и Мандль, а именно, что между воздушным и космическим пространством существует абсолютное различие как с юридической, так и с технической точки зрения, оказалось неэффективным; возобладала именно последняя точка зрения. Любопытно, что неявная аналогия между открытым морем и космосом не учитывала того, что первое так часто становилось ареной военных действий и пиратства, а последнее, действительно, усиливалось отсутствием какой-либо юрисдикции над ними; в этом отношении Коровин предвидел возможности, которые не предвидели Мандл и другие. К тому же в то время еще не были оценены масштабы чрезмерного вылова рыбы в океанах Земли, так что вероятность трагедии общего пользования в космосе даже не рассматривалась.

Неизбежность, а затем и реальность мировой войны в 1930-1940-х годах как стимулировали, так и скрывали разработки в области ракетостроения, которые, если бы их масштабы были полностью оценены, могли бы изменить или хотя бы дополнить взгляды, подобные мнению Мандля, что космос не представляет военной угрозы, хотя к концу войны стало ясно, что выход человечества в космос уже вполне вероятен. И действительно, не прошло и десяти лет после окончания военных действий, как первые спутники были выведены на орбиту во время Международного геофизического года в 1957 году. В годы, предшествовавшие этому событию, - а оно послужило толчком к космической гонке между США и СССР - стало ясно, что необходимо установить верхний предел национального суверенитета над воздушным пространством, чтобы юридический статус космических операций был ясен сам по себе. В то же время высказывалась озабоченность тем, что технически развитые страны могут претендовать на районы космоса или небесные тела, как это произошло на Земле в эпоху колонизации, и в различных дискуссиях фраза "общее наследие человечества" стала появляться в связи с Луной и Солнечной системой. Поэтому в 1950-х годах "ворота наводнения были открыты, и статьи и работы по космическому праву стали появляться все чаще". Среди участников дебатов были замечены Алекс Мейер из Кельнского университета, Джон Кобб Купер из Университета Макгилла в Канаде, Вельф Генрих Принц из Ганновера и Джозеф Кроэлл.

Мейер выразил обеспокоенность по поводу милитаризации космоса, утверждая, что военные операции там должны быть категорически запрещены. Как бы то ни было, при разработке Договора 1967 года основную тревогу вызывало размещение в космосе ядерного оружия и оружия массового поражения, а обычные вооружения - тогдашние оружейные технологии были таковы, что они не играли особой роли в дискуссиях разработчиков договора - остались за бортом. Вместо этого теоретики космического права сосредоточились на таких вопросах, как требования и регулирование радиочастот, учитывая их существенную роль в космических полетах. Это отражало тот факт, что официальные лица американского, советского и других правительств теперь были полностью вовлечены в дебаты, как и Международный конгресс по астронавтике, который в 1957 году создал специализированный постоянный комитет по правовым вопросам, связанным с космосом, и через него передал в ООН свою надежду на достижение международного соглашения по этому вопросу. Тот факт, что космос представляет собой правовой вакуум и что прежние соглашения о суверенитете и регулировании воздушного пространства (например, важная Чикагская конвенция 1944 года, регулирующая движение самолетов по всему миру) не распространяются на космос, стал весомым аргументом в пользу согласованных международных усилий по урегулированию этого вопроса.

В ответ на эти растущие дебаты и в свете двух тревожных событий - быстрого технологического развития в космической гонке, вызванного запуском Спутника I в 1957 году, и разгорающейся холодной войны (в конечном итоге приведшей к почти катастрофическому Кубинскому ракетному кризису в октябре 1962 года) - Генеральная Ассамблея ООН в 1959 году учредила Комитет по использованию космического пространства в мирных целях и начала работу над предложениями по заключению договора. В 1961 году Генеральная Ассамблея приняла резолюции 1721 и 1802, озаглавленные "Международное сотрудничество в использовании космического пространства в мирных целях", а в 1963 году - резолюцию 1962, озаглавленную "Декларация правовых принципов, регулирующих деятельность государств по исследованию и использованию космического пространства", содержащую все элементы возможного Договора 1967 года. Эти резолюции были приняты единогласно.

Дополнив Договор соглашениями о спасении терпящих бедствие космонавтов (1968), об ответственности за ущерб, причиненный космической деятельностью (1972), и о регистрации объектов, запускаемых в космос (1975), договорная система продвинулась настолько далеко, насколько могла, пока не уперлась в барьер: не удалось собрать поддержку для "Соглашения о деятельности государств на Луне и других небесных телах", которое было открыто для подписания в 1979 году и, хотя технически вступило в силу в 1984 году после получения пятой подписи, так и не набрало достаточного количества подписей для вступления в силу.

Неудача попытки заключения соглашения 1979 года весьма знаменательна. Его преамбула гласит: "Будучи преисполнена решимости содействовать на основе равенства дальнейшему развитию сотрудничества между государствами в исследовании и использовании Луны и небесных тел, желая предотвратить превращение Луны в зону международного конфликта... принимая во внимание необходимость определения и развития положений [Договора 1967 года и связанных с ним соглашений] в отношении Луны и других небесных тел, [и] учитывая дальнейший прогресс в исследовании и использовании космического пространства". Это означает признание того, что Договор 1967 года нуждается в уточнении и обновлении, в частности в отношении Луны, что за прошедшие с тех пор четыре десятилетия стало еще более актуальным.

Неудача 1979 года заставила ООН засомневаться в необходимости заключения новых официальных договоров, поэтому вместо этого она прибегла к менее амбициозному методу необязательных резолюций, пытаясь направить космическую деятельность по исключительно мирному и продуктивному пути. Таким образом был решен ряд проблем, главными из которых стали перекрытие сигналов спутникового вещания, чреватое преднамеренным вмешательством в "свободный поток информации" (характерное стремление ООН к миру), дистанционное зондирование, включая наблюдение за инфраструктурой и вооруженными силами других государств, и вопрос о ядерных источниках энергии на космических аппаратах. Но даже эти усилия оказались менее убедительными, чем прежний консенсус по космосу; с фактическим окончанием холодной войны в 1989 году США, как единственная оставшаяся сверхдержава, "чувствовали себя все более и более склонными потерять интерес к согласованному космическому законотворчеству ООН".

В десятилетие после окончания холодной войны темпы технологического прогресса еще больше опережали режим соглашений ООН по космосу. Главным из них стал Интернет. То, что началось в 1969 году как инициатива Министерства обороны США, позволившая различным правительственным и университетским компьютерам обмениваться данными, к началу 1990-х годов превратилось в Интернет, поскольку к сети подключалось все больше коммерческих операторов. Потребности интернета в данных росли так быстро, что к концу 1990-х годов операторы стали обращаться не просто к геостационарным спутникам, а к их сетевым группировкам, чтобы обеспечить большую и быструю пропускную способность интернет-трафика, чем позволяла земная архитектура "коммутации пакетов". Это развитие должным образом состоялось; к 2020-м годам переполненные орбитальные зоны вокруг Земли изобиловали группировками сетевых спутников, крупнейшей из которых на момент написания статьи была Starlink, управляемая SpaceX. Среди других - Globalstar, OneWeb, Iridium, Inmarsat и Thuraya.

Эти события привнесли иную перспективу с точки зрения права: взгляд на космос как на кибер- и физическую область, которая больше не поддается прямолинейному управлению средствами государственной монополии, но в которой действует большое количество негосударственных субъектов и агентств, создающих проблемы безопасности, конкуренции и конфликтов за распределение спектра, а также физических и электромагнитных угроз для надежности операций.

Физическая проблема "космического мусора" заключается в том, что низкая околоземная орбита, по которой летают спутниковые группировки - и без того "переполненная и перегруженная" зона - стала захламляться обломками от столкновений, фрагментами ракет, мертвыми спутниками, не выполнившими указание перейти на "кладбищенские" орбиты или вернуться для сжигания в атмосфере, и тысячами все еще циркулирующих фрагментов, оставшихся после испытания китайского противоспутникового оружия (ASAT), которое взорвало отставший китайский спутник в 2007 году.

Электромагнитные угрозы принимают форму злонамеренного взлома, описанного Джейсоном Фрицем в 2013 году как подразделяющийся на четыре основных типа: глушение, подслушивание, захват и контроль. По мнению Ларри Мартинеса из Калифорнийского государственного университета, изменившиеся реалии космоса требуют перехода от "жесткой", нисходящей модели, примером которой является государственно-монопольное управление, как в Договоре 1967 года, к модели "мягкого права" - "модели совместного пользования", в которой "структура открытого доступа для многостороннего интернет-сообщества" делает космос более устойчивым доменом благодаря добровольным соглашениям по таким вопросам, как мусор и хакерство.

Этим мыслям есть что посоветовать в отношении космоса как киберпространства, но более старомодные физические факты добычи полезных ископаемых на Луне и создания там постоянных или многоразовых баз - а в конечном итоге и тех и других на Марсе - кажется, подпадают под общепринятую рубрику того, что рассматривается в Договоре 1967 года. Новые кибернетические реалии не были тогда полностью продуманы, и это пробел в Договоре, который, несомненно, нуждается в заполнении. Физическая оккупация и добыча ресурсов действительно предполагались, и один из важных вопросов заключается в том, адекватен ли Договор для них. Соответственно, проблема, стоящая перед международным сообществом при решении вопроса о том, как управлять тем, что происходит на Луне и в других локальных регионах Солнечной системы, возросла.

Скептик может ответить на вышесказанное, что коммерческая деятельность на Луне и Марсе будет настолько ограниченной из-за практических трудностей и затрат, что беспокойство по поводу юридических и военных осложнений является чрезмерным - с ними можно справиться, скажет скептик, по частям, если и когда они возникнут, что будет нечасто; широкого изложения принципов в Договоре и последующих соглашениях достаточно. Учитывая соображения, связанные с расходами и инженерными проблемами, из-за которых в первые десятилетия XXI века различные космические программы были отменены или отложены (включая программу НАСА "Созвездие" 2005-9 гг. и миссию по перенаправлению астероидов "АРМ", предложенную в 2013 году), аргумент скептика, похоже, имеет силу - дополненный, как и сейчас, неудачей (на момент написания статьи) большинства попыток частных компаний добиться успешных посадок на Луну. Первая частная компания, японская ispace, запустила свой лунный модуль Hakuto-R M1 с мыса Канаверал, штат Флорида, на ракете SpaceX Falcon 9 в декабре 2022 года с целью посадки в кратере Атлас на краю Маре Фригорис в северном полушарии Луны. На борту модуля находились два ровера: один, созданный японским космическим агентством JAXA, предназначенный для проверки требований к будущему пилотируемому луноходу, а второй - под названием Rashid - ровер для исследования поверхности, финансируемый Космическим центром имени Мохаммеда бин Рашида из Объединенных Арабских Эмиратов. 18 Все шло хорошо, пока M1 не опустился на лунную поверхность во вторник 25 апреля 2023 года, и тогда он замолчал, а представитель Ispace заявил, что, скорее всего, он разбился при посадке.

Потеря M1 присоединилась к четырем другим космическим неудачам в первые месяцы 2023 года - SpaceX, JAXA, ABL Space Systems и Relativity Space потеряли ракеты из-за технических проблем. Но были и положительные моменты: ракеты Falcon 9 компании SpaceX уже доказали свою неизменную надежность и успешно доставили M1 на рандеву с Луной, не неся никакой ответственности за то, что произошло на этапе посадки модуля. Европейское космическое агентство успешно запустило свой юпитерианский зонд Juice ("Jupiter Icy Moons Explorer") в том же месяце, когда потерпел неудачу M1. Это часть продолжающегося и развивающегося исследования Солнечной системы, которое в конечном итоге приведет человека и его деятельность за пределы Луны. Добавьте к этому лунные успехи Индии.

Несмотря на все неудачи, постигшие первые в истории лунные проекты частных предприятий, аргументы скептиков уже опровергнуты событиями. Представитель компании ispace заявил, что из работы над М1 было извлечено много уроков и что М2 уже строится. В то время как произошла неудача с M1, на 2023 год было запланировано еще пять проектов лунной посадки, два из которых были реализованы частными компаниями: Intuitive Machines из Хьюстона и Astrobotic Technology из Питтсбурга. Первая сотрудничает со SpaceX, чтобы разместить посадочный модуль на южном полюсе Луны; вторая предпочла запустить свой посадочный модуль, нацеленный на Океан бурь, на ракете Vulcan Centaur. Три правительственные космические программы также планируют лунные посадки в течение года: индийский "Чандраян-3", японский SLIM ("Умный лунный корабль") и российское космическое агентство "Роскосмос" - "Луна-25". Тот факт, что несколько из этих миссий были отложены по сравнению с предыдущими годами из-за технических проблем, свидетельствует не о ничтожности усилий по высадке на Луну, а о решимости добиться успеха: именно этот факт - уже достигнутый на момент написания статьи масштаб деятельности, ее упорство и постоянное накопление знаний и опыта - делает неизбежным освоение лунных ресурсов и последующее заселение Луны, поскольку каждый прирост такой деятельности имеет мультипликативный эффект, порождая еще большую активность.

Обратите внимание на обозначение миссии Роскосмоса: "Луна-25". Луна-24" - это миссия по сбору образцов лунной поверхности, осуществленная в 1976 году. Спустя почти полвека, в разгар войны, которая привела к большим потерям, решимость России вернуться на Луну свидетельствует о ее беспокойстве по поводу отставания от растущей космической активности многих игроков. Не последнюю роль в этом играет Китай, чья серия лунных посадок "Чанъэ" последней (на момент написания статьи) собрала и вернула на Землю образцы лунной поверхности; это был "Чанъэ-5", запущенный в ноябре 2020 года и успешно приземлившийся в районе Монс-Рюмкер, вернувшись на Землю с двумя килограммами лунного грунта месяц спустя. Миссии "Чанъэ" 6, 7 и 8, запланированные на 2025, 2026 и 2028 годы соответственно, призваны подготовить почву для пилотируемого полета на Луну в 2030-х годах и создания базы "Международная лунная исследовательская станция" на южном полюсе Луны. Слово "международная" в названии означает, что проект является партнерством с Россией, о котором было объявлено в 2021 году, и две страны направили приглашение другим странам присоединиться к ним, образовав Международную организацию сотрудничества по созданию лунной исследовательской станции (ILRSCO).

"Там, где на Луне можно увидеть лишь серые камни, почву и кратеры, предприниматели видят прибыль": спонсируемые государством космические проекты, соответственно, используют мотив прибыли для сотрудничества с частными предприятиями. После успешного использования частных компаний для доставки грузов на Международную космическую станцию и обратно НАСА создало для этого программу Commercial Lunar Payload Services. CLPS является компонентом программы "Артемида" (названной в честь греческой богини Луны), основанной в 2017 году НАСА совместно с Европейским космическим агентством, Канадским космическим агентством и японским агентством JAXA.

Компания Artemis получила толчок к развитию благодаря принятию Конгрессом США в 2015 году Закона о конкурентоспособности коммерческих космических запусков, согласно которому граждане США могут легально добывать ресурсы в космосе. Россия и Китай выступили против этой концепции на публичных форумах. В результате Артемийские соглашения подписали более двадцати стран. Они повторяют принципы мирного сотрудничества по использованию Луны, Марса и астероидов, заложенные в Договоре 1967 года, и в полной мере используют его положения о поощрении геологоразведки и добычи ресурсов. В соответствии с последним, в частности, НАСА назначило более десятка частных компаний для изготовления научных приборов и доставки их и других грузов на Луну в рамках CLPS. На момент написания статьи в США насчитывается около дюжины луноходов, находящихся в производстве коммерческих компаний. Стимулом для частных партнеров Artemis является перспектива добычи платины и редких земель, переработки ледяной воды в ракетное топливо, а также использование Луны или лунных орбитальных станций в качестве стартовых площадок для полетов на Марс, астероиды, кометы и в Солнечную систему в целом.

Артемида-1" стартует в 2022 году с роботами и манекенами на борту, испытывая систему космических запусков и космический корабль "Орион", который в последующих миссиях со 2 по 5 будет нести человеческий экипаж. Миссия прошла успешно. Остальная часть программы амбициозна: в 2025 году на орбиту вокруг Луны будет выведена космическая станция "Лунные ворота", а на поверхность Луны вернутся люди, и впоследствии там будет построена постоянная база, которая станет отправной точкой для полетов на Марс с экипажем.

Компания Artemis возникла на обломках нескольких ранее заброшенных проектов, главным из которых был проект Constellation, начатый в 2005 году во время президентства Джорджа Буша-младшего. Космический корабль "Орион", предназначенный для проекта "Созвездие", был сохранен в соответствии с принятым президентом Обамой в 2010 году законом о полномочиях НАСА, а вместе с ним - разработка системы космических запусков и планы трех программ, имеющих ключевое значение для коммерческой космической деятельности: программы создания коммерческого экипажа, коммерческих служб снабжения и коммерческих служб орбитальных перевозок. Официальный сайт программы Artemis начинается с привлекающего внимание объявления: "С помощью миссий Artemis НАСА высадит на Луну первую женщину и первого цветного человека, используя инновационные технологии для изучения большей части лунной поверхности, чем когда-либо прежде. Мы будем сотрудничать с коммерческими и международными партнерами и обеспечим первое долгосрочное присутствие на Луне. Затем мы используем то, что узнаем на Луне и вокруг нее, чтобы совершить следующий гигантский скачок: отправить первых астронавтов на Марс".

Китайско-российская ILRSCO заведомо является конкурентом Artemis. В то время как последняя подчеркивает сотрудничество с "коммерческими партнерами", неясно, в какой степени первая будет делать то же самое; несомненно, характер международных партнеров будет влиять на этот вопрос. Не вызывает сомнений и то, что участие коммерческих интересов в проекте Artemis мотивировано финансовыми, а не идеологическими соображениями: амбициозность проекта в долгосрочной перспективе легла бы тяжелым бременем на налогоплательщиков стран-участниц, если бы это был единственный источник финансирования, как это было на первом этапе лунных миссий. Но независимо от того, будет ли частное предпринимательство играть значительную роль в ILRSCO или нет, присутствие коммерческих игроков в проекте Artemis и наличие коммерческих игроков независимо от Artemis, которые будут ожидать космической версии консульской поддержки со стороны своих стран, еще больше усложняет потенциал соперничества в том, что, по сути, является повторением двоичного Запада-Востока двадцатого века. Это связано с тем, что частное предпринимательство в космосе создает потенциал для "свободных пушек", нестандартной деятельности и несоответствия таким нормам и стандартам, которые, как считается, подразумеваются, по крайней мере, духом (если отсутствует прямой текст) Договора 1967 года и связанных с ним документов и резолюций ООН.

Это само по себе было бы поводом для беспокойства, даже если бы милитаризация космоса не происходила быстрее, чем коммерческие и гражданские разработки. Средне- и долгосрочные последствия их совпадения серьезны.

Милитаризация космоса началась, по сути, с самой космической эры: в течение первых пятнадцати лет после запуска первого в мире искусственного спутника Земли, Спутника I, и США, и СССР имели на орбите спутники наблюдения и разрабатывали противоспутниковые технологии - от "оружия направленной энергии" (лазеры, пучки частиц, микроволны, звуковые пучки) до ракет ПСС и спутников-камикадзе. Часть траектории полета межконтинентальных баллистических ракет (МБР) проходит в космосе, и, соответственно, системы защиты предполагают размещение в космосе или наведение на него. США опробовали ряд систем - противодействие МБР с ядерными боеголовками через Северный полюс (это было предложение 1950-х годов "Найк-Зевс"), в 1960-х годах - проект "Дефендер", целью которого были советские стартовые площадки с вооруженных спутников на орбите, а затем системы "Сентинел" и "Сейфгард" со специальными противоракетами (ПРО). Затем в 1980-х годах при президенте Рональде Рейгане в рамках Стратегической оборонной инициативы (СОИ, в просторечии известной как "Звездные войны") было предложено разместить противоракеты на орбите. По общему мнению, эта инициатива стала важным фактором окончания холодной войны и распада СССР, поскольку расходы на противодействие СОИ оказались не по силам Москве.

В то время как SDI находилась на рассмотрении в середине 1980-х годов, США сформировали свое Космическое командование (USSPACECOM) в составе ВВС США. Война в Персидском заливе 1991 года - изгнание возглавляемым США альянсом вторгшихся иракских войск из Кувейта - описывается как "первая космическая война" в мире, поскольку спутники сыграли жизненно важную роль в обеспечении командно-контрольной связи, целеуказания и наблюдения. С тех пор спутниковые системы стали неотъемлемой частью военной деятельности во всех зонах конфликта. Быстро растущее значение космических технологий для военной деятельности привело к преобразованию USSPACECOM в Космические силы США, созданные в 2019 году как независимое подразделение вооруженных сил США, начальник которого входит в состав Объединенного комитета начальников штабов. Это первая в мире независимая космическая армия.

Критики создания Космических сил США обратили внимание на их риторику и косметику униформы и значков; члены Сил известны как "Хранители", а их внешний вид достаточно напоминает героев комиксов Marvel, чтобы вызвать комментарии. Опубликованная военно-космическая доктрина Сил открывается заявлением:

Доктрина Космических сил Соединенных Штатов (КСША) служит руководством для надлежащего использования военной космической мощи в поддержку краеугольных задач Службы. Она устанавливает общую систему координат для наилучшего планирования и применения сил Космических сил в составе более широких объединенных сил. Эта доктрина предоставляет официальные рекомендации и описывает параметры реализации и использования космической мощи с применением ее ключевых компетенций. Она не является директивной - скорее, она предоставляет Хранителям информированную отправную точку для принятия решений и выполнения миссий.

Космические войска России и Китая включены в существующие военные структуры. Космические войска России являются одним из трех основных родов войск Воздушно-космических сил, в то время как Силы стратегической поддержки Народно-освободительной армии Китая (ССПАК), созданные в результате реорганизации вооруженных сил в 2015 году, в основном занимаются информационной войной, повторяя часть космической доктрины США, которая гласит, что "доступ к космосу позволяет проводить военные операции в других областях, а отказ противнику в космосе подрывает его способность вести согласованные военные операции". Другие государства со значительными военными секторами являются либо партнерами, либо игроками в развитии космоса как "боевой области", как это провозглашается в публикации USSF Capstone Publication по доктрине: "Публикация Space Capstone Publication открывается заявлением о том, что космос является боевой областью. Это утверждение имеет огромные последствия для структуры сил, бюджетных решений, общественного и международного восприятия и, что, возможно, наиболее важно, для культуры новейшей военной службы".

Различие между системами оружия, развернутыми в космосе, и "вспомогательными космическими функциями", такими как связь и наблюдение с помощью спутников, хотя и является реальным и поэтому полезным в юридических дискуссиях о том, нарушило ли государство нормы и устремления космического права, является обманом, поскольку на практике "вспомогательные функции" являются таким же оружием, как и "кинетические" объекты, такие как ракеты ПСС, спутники-камикадзе или военные космические аппараты, такие как Boeing X-20 Dyna-Soar. Использование "некинетических" технологий глушения, взлома, лазерного ослепления и запуска самоуничтожения чужих спутников имеет тот же эффект, что и их сбивание. Атаки в космосе и с Земли на космос дополняются атаками на расположенные на Земле "восходящие и нисходящие" космические объекты, превращая космос в область боевых действий. На самом деле, учитывая важность космических средств, таких как наблюдение и связь, для наземных боевых операций, правда заключается в том, что космос - это не отдельная боевая область, а проекция и продолжение Земли как места почти непрерывных боевых действий, где бы то ни было, в большинстве лет любого десятилетия.

Этих замечаний более чем достаточно, чтобы проиллюстрировать тот факт, что по мере развития добычи ресурсов в космосе - государственными и частными структурами, совместно или по отдельности, хотя и с увеличением риска со стороны последних - уже установленный факт космоса как арены военной деятельности повышает вероятность возникновения конфликта в результате коммерческой конкуренции и создания постоянных объектов в космосе и на небесных телах. Земные прецеденты слишком очевидны, чтобы это не было серьезным опасением. Это подчеркивается тем, что Договор 1967 года неадекватен ситуации, которая сложилась с момента его подписания. Он не препятствует частным агентствам претендовать на владение районами космоса, Луной или другими небесными телами. Он не определяет, где начинается космос, что усложняет юридические вопросы милитаризации. Он запрещает ядерное оружие и "оружие массового уничтожения", но не запрещает ни обычное оружие, ни оружие новых технологий, разработанное с конца 1970-х годов, то есть с момента, когда ООН попыталась принять обязательные для исполнения обязательства по Договору.

Во многом из-за того, что важные термины в Договоре устарели, они требуют более четкого определения или замены на более адекватную терминологию. Договор не предусматривает создания органа по обеспечению соблюдения, как это было сделано в ЮНКЛОС с помощью Органа по морскому дну. Дискуссии по таким вопросам, как страхование и компенсация за аварии или ущерб, причиненный космическим мусором или другими факторами, травмы космических экипажей или туристов, защита частной жизни от использования космического наблюдения и мониторинга земного населения, уязвимость интернета и компьютерных систем перед космическими устройствами, созданными для взлома и глушения - все это и многое другое лежит вне сферы действия самого Договора.

Над решением этой проблемы работает Комитет ООН по использованию космического пространства в мирных целях (КОПУОС) - специальный орган, впервые созданный Генеральной Ассамблеей в декабре 1958 года. Помощь и консультации ему оказывает Управление ООН по вопросам космического пространства (УВКП). В состав КОПУОС входят два подкомитета, один из которых занимается космическими технологиями, а другой - космическим правом. К заслугам последнего относятся значительные достижения в области соглашений, дополняющих Договор (о спасении космонавтов, ответственности за ущерб, причиненный космическими объектами, и регистрации космических объектов). Он также является источником злополучного Соглашения о деятельности государств на Луне 1979 года.

На заседании юридического подкомитета КОПУОС в 2022 году вопрос об освоении ресурсов в космосе, который является извечным, вызвал ряд вопросов, связанных с важнейшим обязательством Договора "использование в мирных целях на благо всего человечества": Среди прочего, необходимо создать международный режим, регулирующий эксплуатацию природных ресурсов на Луне и других телах, обеспечить обмен информацией о технологических разработках и проводимых мероприятиях, должным образом учитывать экологические проблемы, включая риски загрязнения Земли материалами, возвращаемыми на нее из космоса, и - в свете Соглашений Артемиды и их последствий - что "одностороннее регулирование деятельности по использованию космических ресурсов в национальном законодательстве или путем разработки соглашений вне многосторонней структуры Комитета может привести к фрагментации международного космического права, что неизбежно приведет к значительным трудностям или невозможности гармонизации таких норм на международном уровне на последующих этапах развития деятельности по исследованию, разработке и использованию космических ресурсов".

Последнее замечание еще раз подчеркивает проблему существующих рамок, несмотря на все усилия КОПУОС по поддержанию эффективности принципов Договора и связанных с ним инструментов. Космические технологии, мотив прибыли, геополитика Земли и императивы национального престижа вывели ситуацию за пределы возможностей не только отдельных государств мира, но и международных структур, созданных для ее сдерживания. Возникает космический Дикий Запад. Последствия для мира и стабильности на Земле, и без того непрочные по обычным причинам (вспомните Украину, отношения Китая и США, повторяющиеся локальные взрывы на Ближнем Востоке, в Судане и других странах), могут быть, и, скорее всего, будут, как бензин в огонь.

Договор 1967 года был, по сути, договором о контроле над вооружениями времен холодной войны. Его ограничения и двусмысленности напрямую привели к таким результатам, как Закон США о конкурентоспособности коммерческих космических запусков 2015 года и аналогичные национальные законы, которые рассматриваются или принимаются в Индии, Японии, Китае и России, что, как предупреждает COPUOS, является серьезным шагом к фрагментации космического права и увеличению потенциала для трений в космосе.

Заключение. Что произойдет? Что можно сделать?

Система Договора об Антарктике обеспечила значительную степень защиты Антарктики благодаря преднамеренной нечеткости его Статьи IV. Как уже говорилось в главе 3, ни одна из сторон договора не воспользовалась своим правом потребовать пересмотра в 1991 году, и это воздержание привело к тому, что договор остался в бессрочном действии, хотя запрет на добычу полезных ископаемых на континенте Антарктида истекает в 2048 году. Договор об Антарктике открыто заявляет о том, на чем неявно покоятся все международные соглашения, а именно о понимании того, что они действуют лишь до тех пор, пока их соблюдение устраивает их участников. В этом и заключается заложенная во всех договорах бомба замедленного действия - опасность того, что договоры будут нарушаться всякий раз, когда это будет выгодно одной из сторон. Как показывают примеры, приведенные в главах 3 и 4, императивы экономики и требования государственного суверенитета представляют собой постоянную угрозу детонации этой бомбы.

Рассматривая Договор о космосе 1967 года, мы должны спросить: что будет найдено после создания баз, начала коммерческих операций, добычи полезных ископаемых и более детального исследования на месте? Насколько важными станут Луна и Марс? Что, если будут найдены ресурсы, которые могут вызвать новые версии золотой лихорадки, новые настоятельные требования оккупации и владения? Какие экономические императивы, какие степени национальной гордости, какие возможности для конфликтов и военных действий, возникающих в результате конкуренции и гонки вооружений, могут возникнуть?

Дело не столько в этих спекулятивных вопросах, сколько в совершенно неспекулятивном наблюдении - неспекулятивном из-за веса эмпирических доказательств, предоставленных историей, - что скорее больше, чем меньше вероятность того, что если в космосе будет найдено что-либо экономически значимое, это вызовет конкуренцию, за которой последует риск того, что конкуренция приведет к конфликту. В этом кроется суть всего, что мы знаем о человеческой истории, почти что закон истории. Добавьте к этому мысль о том, что вероятность того, что в космосе будут найдены вещи, на которые захотят претендовать искатели прибыли и правительства на Земле, скорее больше, чем меньше - минералы и водяной лед, уже обнаруженные на Луне, подтверждают это предположение, - и мы получим ингредиенты ожидаемого ядовитого варева.

Вернитесь взглядом к Антарктике. Есть три основные причины, по которым она до сих пор не подверглась действию только что упомянутого "закона истории": (а) Ресурсы, о которых известно, что они там есть, труднодоступны из-за суровой окружающей среды и сложности их добычи или сбора иным способом. (b) До сих пор сохранялось устойчивое мнение об Антарктике - нетронутом континенте, который является общим наследием человечества, мнение, поддерживаемое красноречием и решимостью защитного экологического лобби. (c) Неприятные последствия возобновления претензий на суверенитет и международные разногласия, которые будут сопровождаться попытками любого из претендентов реализовать свое суверенное право на коммерческую эксплуатацию ресурсов, являются мощными сдерживающими факторами.

Аналогичные соображения будут некоторое время удерживать принципы Договора 1967 года. Но в отличие от Договора об Антарктике, для Договора 1967 года соображение (а) не играет никакой роли в свете технологического прогресса, у него нет соображения (б) в поддержку, а (в) в любом случае рассматривается как неприменимое к космосу. Учитывая, что бомба целесообразности заложена даже в Договоре об Антарктике и что нетрудно представить себе время, когда соображения (а)-(с) не выдержат крайней необходимости эксплуатации ресурсов Антарктики, то же самое с еще большей силой относится и к Договору по космосу.

Договор об Антарктике и договоры ООН по космосу и морю стали продуктом важного исторического момента: десятилетий, последовавших за двумя мировыми войнами 1914-18 и 1939-45 годов, неспособностью Лиги Наций предотвратить вторую и ужасающими зверствами, совершенными в ходе последней. Все это послужило толчком к созданию Организации Объединенных Наций, которая в течение многих лет и десятилетий после своего официального рождения 24 октября 1945 года пыталась создать основу для мира и справедливости (ни одно из которых невозможно без другого), которая избавила бы мир от трагической склонности к конфликтам. Она приняла не только Декларацию прав человека и последующий набор связанных с ней конвенций, составляющих Международный билль о правах человека, имеющий силу международного права, но и в последующие десятилетия комплекс мер, направленных на защиту и продвижение интересов человечества и его планетарного дома в целом - отсюда и договоры, о которых идет речь в этой книге.

Хотя высокий этический принцип был одним из важных мотивов этих мер, следует признать, что главной движущей силой для них была напряженность холодной войны и применение рациональных собственных интересов крупными державами, в основном США и СССР, чтобы контролировать потенциал конфликта путем взаимного наложения и принятия ограничений на некоторые виды деятельности, которые могут его вызвать. Если бы не было ядерной угрозы и крайне хрупкого международного равновесия (спровоцированного трагическими войнами по доверенности, как во Вьетнаме), были бы подписаны эти договоры? Трудно достичь международного соглашения, требующего любых жертв - и не только финансовых: жертвы властью, влиянием, территорией, безопасностью, "лицом", трудно принять любым государствам, и они обычно делают это только после полного поражения в войне - так что без давления столь серьезного риска, как разрушительный ядерный конфликт, подписание договоров могло бы занять больше времени, если бы оно вообще произошло.

Поэтому то, что эти договоры были подписаны, является положительным моментом холодной войны. Одной из примечательных особенностей этих договоров является их постоянная ориентация на мир. Под этим, конечно, подразумевался военный мир, отсутствие горячей войны, фактического насильственного конфликта. Сторонники и составители договоров, несомненно, полагали, что их соблюдение будет способствовать укреплению доверия; например, если советские космонавты будут спасать находящихся под угрозой американских астронавтов за линией Кармана или наоборот, это будет способствовать снижению напряженности и установлению более братских отношений. Договор 1967 года поощряет сотрудничество и открытый доступ к научным исследованиям космоса и небесных тел, как это делает Договор об Антарктике в отношении Антарктиды. Это, безусловно, хорошо. И он запрещает размещать военные базы на Луне и Марсе или испытывать там системы вооружений. Это тоже, безусловно, хорошо - но на этот раз, как и в случае с Договором об Антарктике, это, по сути, заявление о стремлении, а не гарантия того, что международная напряженность не приведет к выходу одной или нескольких сторон из договора или нарушению его условий. Он не является такой гарантией, потому что не может ею быть. Международное пространство - это анархия, где сдержанность обеспечивается только национальными интересами, а когда эти интересы не обеспечиваются наилучшим образом путем соблюдения соглашений, соглашения не будут стоить ничего или почти ничего.

Именно здесь возникает опасение по поводу неизбежной перспективы коммерческой конкуренции в космосе. Прямо рассматривая космос и небесные тела как неконкурентный и неисключаемый товар, Договор о космосе в то же время допускает неограниченную коммерческую деятельность, а значит, и возможность острой конкуренции между агентствами, государственными или частными, нацеленными на одни и те же ресурсы. Договор пытается возложить ответственность за деятельность частных агентств на правительства их стран, что является скорее тщетной надеждой в эпоху могущественных международных корпораций, которые на Земле практически сами себе закон. Отсутствие какого-либо положения о коммерческом мире в виде регулирования коммерческой деятельности в космосе, таким образом, оставляет открытым повторение тех аспектов капитализма, которые в их необузданной форме побудили принять режимы регулирования на Земле из-за болезненных уроков, полученных, когда капитализм является ничем иным, как лицензированием жадности и безжалостным стремлением к денежной выгоде, превышающей все другие соображения.

В свете этих фактов отношение к космосу как к terra nullius без какого-либо регулирования коммерческой эксплуатации - верный рецепт проблем как в космосе, так и на Земле, поскольку - повторять можно бесконечно - у нас есть множество свидетельств того, к чему обычно приводит неконтролируемая борьба за преимущества и прибыль. По соображениям благоразумия, если не по каким-либо другим, для того чтобы космос не стал причиной нарушения мира в военном смысле, необходимо, чтобы там сохранялся и мир коммерческий. Это кажется простым здравым смыслом.

Но есть и другие соображения, которые наводят на некоторые новые мысли о том, что человечество должно добавить к своим концептуальным ресурсам по мере выхода в космос. Можно сказать, что правильным ответом на вопрос, вынесенный в заголовок этой книги, будет "Кому принадлежит Луна?". Как следует из предыдущих рассуждений, ответ однозначен: "Никому". Чтобы этот ответ не стал источником только что обозначенных проблем - то есть не послужил толчком к анархической конкурентной борьбе за преимущества и прибыль, - необходимо признать, что хотя Луна никому не принадлежит, тем не менее, поскольку она является частью "общего наследства человечества", мы все несем за нее ответственность. Идея о том, что человек может нести ответственность за то, на что у него нет прав или претензий, фактически уже подразумевается в идее отношений человечества с (например) дикими слонами и гориллами: мы не владеем ими, не имеем на них прав, но мы несем ответственность за их благополучие и выживание.

Это подчеркивает этическое и правовое измерение агентов, которое выглядит асимметричным: вы не владеете Х и не можете предъявлять к нему претензии, но вы несете ответственность за благополучие Х или за последствия любых действий, предпринятых в отношении Х. Идея "общих интересов человечества", таким образом, подразумевает общую ответственность человечества. Нечто не может быть интересом - то есть чем-то, о чем заботятся, что считают имеющим какую-то ценность или значимость, признают его существование выгодным или ценным в каком-то идентифицируемом отношении, - в то время как его благополучие, даже само его существование, в то же время является безразличным вопросом, не требующим от человека ничего в плане реализации этого интереса. (Примерами "реализации интереса" могут быть кампании по защите среды обитания горилл, сбор средств на борьбу с браконьерством на слоновой кости, лоббирование регулирования коммерческой деятельности в космосе).

И в этом смысле, несмотря на характер отмеченной асимметрии между правом собственности и ответственностью, человечество, тем не менее, можно назвать коллективным правом на то, чтобы данное общее благо всегда должным образом учитывалось и, когда это необходимо, активно защищалось - этот тезис можно альтернативно выразить, сказав, что человечество коллективно имеет право на защиту своего интереса в этом общем благе.

В связи с этим возникает другой важный и еще более новый момент, связанный с декларациями и договорами ООН, делающими "человечество" юридическим субъектом, человеком с правами и обязанностями, полностью обладающим locus standi (правом быть стороной, например, в соответствующем судебном процессе) и, таким образом, субъектом, имеющим право на представительство как в суде, так и в целом. Это означает, что у человечества как такового должны быть адвокаты или, по крайней мере, представители, назначенные действовать от имени его общих интересов, общего наследия и глобального блага. В идеале можно было бы сказать, что ООН играет или должна играть эту роль, но, несмотря на огромное благо, которое приносит ООН в виде стремлений, которые она неустанно отстаивает, она практически бессильна против непокорности отдельных государств.

Декларации и договоры ООН уже прямо и косвенно определяют, что может быть предпринято в защиту коллективных интересов человечества, поскольку их применение уже - хотя и лишь частично - явно затеняет такое разбирательство с помощью различных средств, которыми она располагает для борьбы с нарушениями договоров: введение санкций, вынесение официальных порицаний Совета Безопасности, проведение миротворческих операций силами вооруженных сил государств-членов, а сами государства-члены могут обращаться в соответствующие суды и трибуналы, если они пострадали от невыполнения договорных обязательств другим государством-членом. Положение ООН, касающееся нарушений договоров, - это Венская конвенция о праве международных договоров (1969). Ее статья 26, озаглавленная pacta sunt servanda, "соглашения должны выполняться", гласит: "Каждый действующий договор обязателен для его участников и должен выполняться ими добросовестно". 4 Но у этой Конвенции, Договора об Антарктике, UNCLOS и Договора о космосе 1967 года есть могущественный противник: собственные интересы государств и частных субъектов, таких как корпорации. Уязвимость соглашений и устремлений перед корыстными интересами в космическом пространстве еще выше, чем в Антарктике или в открытом море: если человечество не найдет чего-то более мощного, чем корыстные интересы - в их смежных обличьях мотива прибыли, стремления к власти, личного или национального престижа и сил истории, порождающих обиды и союзы, - "трагедия" в "трагедии общин" в космосе может быть, и, вероятно, будет, велика.

Задача, которая стоит перед миром, - найти то "нечто", что позволит избежать такого исхода, сделает договоры и соглашения эффективными, а космос и саму Землю - безопасными. Что бы это ни было, оно предполагает понимание того, что собственные интересы всего человечества требуют прекращения партийных интересов - собственных интересов одних слоев человечества, противопоставляемых другим слоям человечества. Для этого потребуются зрелость и мудрость, ни то, ни другое пока не развито в достаточной степени, хотя стремления договоров ООН в их восхитительно настойчивой манере поощряют и то, и другое. Теодор Адорно незабываемо сказал, что человечество с течением времени "становится умнее, но не мудрее", о чем свидетельствует его превращение копья в управляемую ракету, использование возросшей технологической сообразительности для продолжения безумной войны; его замечание определяет ключевой момент, в котором человечество должно улучшить свое самоуправление - говоря прямо, повзрослеть. Это экзистенциальный вопрос. Пример того, как это можно сделать, есть в сообществе наций, которым является Европейский союз. Вся история говорит против того, чтобы достижения ЕС в этом отношении стали всемирными. И если история победит, то результатом станет трагедия общин не только в космосе, но и дома, на Земле.