Кто вы здесь, в Америке?

Юрий Скрипников

КТО ВЫ ЗДЕСЬ, В АМЕРИКЕ?

С чего же начать? Как-то все запутано – Америка, Россия, Англия. Начнем с самого простого и неоспоримого. Зовут меня Юрий, по профессии переводчик, и живу я в Америке, в славном штате Миннесота. Ну вот, теперь можно переходить и к по-вествованию.

ХУТОРОК В ИЛЛИНОЙСКОЙ СТЕПИ

Как попадают в Америку

После возвращения из Англии все в нашем маленьком поселке предстало в каком-то нарочито гнусном цвете – грязные улицы, пьяные скандалы соседей наверху, стекающая из крана тоненькой струйкой подозрительно бурого цвета вода, серые, злобные люди. Ко всему этому еще и "новые русские", то есть, по- просту говоря, бандиты. Раскормленные наглые хари настырно лезли в глаза везде – на дорогах, на заправках, в аэропорту. В теленовостях аккуратно сообщали, кого взорвали в машине, а кого удавили в подъезде. По вечерам за окном в темноте хрипло матерились и орали пьяные. Мрак… А что ждет здесь детей?

У нас возникло то особое состояние, которое, наверное, бывает перед прорывом из окружения. Нужно вырываться. Любой ценой, как угодно.

А куда вырываться-то? Итак, давайте при- кинем. Европа: в Германию можно, потому что же-на по отцу немка, но она отказывается наотрез. Да и что делать мне, переводчику английского языка, в Германии? Для старта хоть кто-то в семье должен владеть языком страны. Великобритания для эми- грации закрыта намертво; так сказать, граница на замке (хотя это был бы наш самый первый выбор). Латинская Америка не годится, языка нет. Остают- ся, собственно говоря, страны Нового Света – Ка- нада, Австралия да США. Новая Зеландия тоже англоязычная, но там есть возрастной предел для эмиграции – 35 лет. Я уже не проскакиваю. Походил, разузнал о возможности легальной эмиграции. Деньги, деньги, деньги. Чтобы уехать в Канаду нужно около двадцати тысяч долларов на семью. Где же мы их вам возьмем?

Впрочем, находят. Вспоминается некто Ви- тя – выпускник первого набора семинарии, где я работал переводчиком.

Поднаторев в изучении христианской мора-ли и обогатившись богословскими знаниями, Витя подался в бизнес. Чего-то он там крутил, чего-то раскручивал. Одним словом, в России человек затосковал и решил ехать в Канаду. Узнав, что компьютерщики пользуются в Канаде режимом наибольшего благоприятствования, Витя купил себе липовый диплом программиста, подзубрил кое-какие основы компьютерной науки и бодро отправился на собеседование в посольство. Оче-видно, мозги он там им запудрил неплохо, если получил добро на выезд в Канаду. При условии, естественно, что предоставит в посольство опреде-ленную сумму (если мне не изменяет память, четы-ре тысячи долларов на каждого члена семьи и что-то еще на оформление и дорогу).

Но и здесь богослов-бизнесмен лицом в грязь не ударил. Витя умудрился заключить дого-вор с какой-то московской бабушкой на строитель-ство дома в нашем приокском районе. Причем по-казал ей чужой земельный участок, стройматери-алы и прочее. Получив с бабушки круглую сумму в долларах, Витя прихватил еще несколько тысяч на дорожку в родной кампании, с которой он делал бизнес, и исчез вместе с молодой женой и дочкой. Нужно сказать, что искали его всерьез. Но не наш-ли. Всплыл Витя лишь в Канаде, в городе Ванкувере. И по сей день там обитает. Работает вы-шибалой в казино. Вот, человек нашел себя.

Да…. Вернемся, однако, к нашим делам. Витин вариант, при всей его смелости и нестан-дартности, не подходит. Наши богатства – кварти-ра, которую мы вовремя приватизировали, и кро-хотный домик в заброшенной деревушке под звучным названием Темьянь.

На Канаду просто не хватает денег. Причем там речь идет о сроках от полугода и больше. А нам нужно сразу. Все и сразу, и сейчас, немед-ленно.

Решаем пробиваться в Америку. Этап пер-вый – получить визы, что само по себе не такая простая задача. Дело в том, что утверждение де-мократии в России сыграло злую шутку с демокра-тиями западными. Внезапно оказалось реальнос-тью то, за что они так страстно выступали все пре-дыдущие десятилетия – Россия признала право любого человека на свободный выезд из своей страны. "Езжайте, ребята, куда вам заблагорас-судится, наше дело сторона". Но, что же это, тогда, получается? Значит на невинный, чистенький и благоустроенный Запад обрушится лавина озве-ревших от перемен, продубленных, закаленных, способных выживать в любых условиях и готовых на все русских, которым хочется проверить, дейс-твительно ли там так здорово! Вот тут-то нам кис-лород и перекрыли – с той стороны.

Поэтому американское посольство пре-пятствие весьма и весьма грозное. Дело ослож-няется тем, что нам нужно выехать всем, вместе с детьми. Классический трюк представителей по-сольства великой заокеанской страны заключается в том, что вам предлагают оставить одного ребенка дома. Скажем, вы желаете провести отпуск в Май-ами всей семьей. А в посольстве говорят: "Ну, нет, всем не надо. У вас двое детей? Пусть один оста-нется в России, а остальные добро пожаловать". -

Расчет безошибочный. Ясно, что нор-мальный человек не будет расставаться со своим ребенком на годы, а значит вернется, как милень-кий (хотя за прожитые в Америке годы мне неоднократно приходилось встречать людей, для которых такой выбор далеко не бесспорен).

На всякий случай мы продумываем и другие варианты. Например, если с нами проделают такой трюк, то я беру визу на себя и на Яшку, а Света с Алиской подаются в канадское посольство. Потом мы вылетаем в США, а они в Канаду. А потом я забираю их оттуда. М-да…. аж мурашки по коже. Слава Богу, до этого не дошло! Это был бы апофеоз. Хотя в тогдашнем настроении мы могли и не такое еще вытворить.

Поход в американское посольство – дело серьезное. Уже выяснено, что на частные приг-лашения там смотрят менее благожелательно, чем на желание просто съездить туристами. Значит бу-дем проникать под личиной туристов. Здесь нужно все подготовить. Находим в Москве турфирму, которая на этом специализируется. Зашел, пого-ворил. Да, они дают консультации, сообщают, какие документы нужно иметь для визы; да, они делают все бумаги и сами занимаются вашими делами в посольстве. Стоимость услуг – 700 дол-ларов с взрослого и половина с ребенка. Если вас, все же, вызывают на собеседование, половина сум-мы возвращается.

Все хорошо, но где эти деньги брать? Это две тысячи долларов, а у нас простые, ординарные, то есть, попросту говоря, нищие заработки. Сказав "А", нужно говорить "Б". Раз денег нет, нужно что-то продать. А что можно продать, если, в общем-то говоря, ничего и нету, кроме квартиры? Значит, нужно продать квартиру.

Вот так, не имея еще и виз, мы продали свою квартиру. За двенадцать тысяч долларов. Ну да, квартира в Москве может стоить и сто тысяч. Но мы-то не в Москве, мы живем в маленьком поселке на стыке Московской и Тульской областей.

Есть множество людей, для которых две-надцать тысяч долларов – не деньги. Но мы к ним не относимся. Для нас это очень даже деньги. От-гоняем мысли о том, что мы будем делать, если визы нам не дадут. Квартира-то продана! "Дадут – не дадут… Любит - не любит, плюнет – поцелует!" Все размышления к едрене бабушке. Только впе-ред, сжигая мосты, чтобы некуда было оглядывать-ся!

Начинаем готовиться к визиту в посольство в соответствии с рекомендациями шустрой тур-фирмы. Первое, вопрос внешности. Наша задача – произвести впечатление преуспевающей семьи, ко-торой от нечего делать захотелось слетать в Сан-Франциско.

Мое-то дело маленькое. То есть, во всем мире признается, что мужик он и есть мужик и исправить здесь что-то очень трудно. Если муж-чина трезв, относительно выбрит и одет не в рваную телогрейку, значит с ним все в порядке. Совсем другое дело женщина. Именно женщина своим внешним видом свидетельствует о мате-риальном уровне семьи. Поэтому во время посе-щения посольства Света будет играть роль группы захвата.

Чтобы не ударить лицом в грязь, покупаем в одном из магазинчиков на ВДНХ шубу из весьма пушистой китайской собаки (если не всматривать-ся, а, еще лучше, прищуриться, она производит впечатление благородного меха. Какого зверя? Ну, скажем, росомахи. Вы видели мех росомахи? И я нет. Значит это он и есть). По всем знакомым соби-раются золотые украшения. К сожалению, знако-мые все больше вроде нас – убежденные и хрони-ческие нищие, одно слово, интеллигенты. Возника-ет техническое осложнение – кольца и перстни почему-то все оказываются размера на три больше, чем нужно. Значит нужно их подогнать. Прилежно сопя, я весь вечер обвязываю кольца нитками, что-бы они не сваливались с пальцев. У нашей племян-ницы Лены изымаются эффектные сапоги и шляпа. Так, посмотрим весь ансамбль в сборе. Эффект сногсшибательный. Моя супруга спокойно может сниматься в любом детективе в роли роковой жен-щины и международной шпионки. Особенно удар-ное впечатление производит шляпа, из под которой она зловеще-таинственно стреляет глазом, взмахи-вая ресницами.

И вот мы у американского посольства. Длиннющая очередь. Холодно. Конец января. Вокруг очереди оживленно шныряют проворные молодые люди и деловые женщины. Предлагают невероятно дешевые авиабилеты, почти дармовые номера в американских гостиницах и любые другие блага, которые могут заинтересовать путешествен-ника.

Очередь, очередь, очередь. Наконец прони-каем внутрь. К этому моменту моя жена уже может сравниться с тем самым мамонтенком, которого от-копали в леднике вечной мерзлоты Якутии. Ее при-ходится долго оттаивать, чтобы вернуть в жизне-способное состояние.

Еще пара очередей, и мы в самом центре того таин-ства, которое называется интервью в американском посольстве.

Большое помещение. С одной стороны пять или шесть окошек. По громкоговорителю объяв-ляют фамилии и говорят, к какому окошку подой-ти. Там разыгрываются примерно такие же сцены, что и в английском посольстве. Над всем довлеет принцип презумпции виновности. В основном игра проходит по тем же самым правилам. Задача чи-новников, которые проводят так называемое интер-вью (по сути дела, самый унизительный допрос), заключается в том, чтобы найти повод отказать в визе. Наши же по условиям игры должны доказать, что они вернутся и не собираются в Америке рабо-тать. Насколько я понимаю, именно это и есть тот риф, о который вдребезги разбился прекрасный миф о Декларации прав человека и неотъемлемом праве каждого выезжать из своей страны и въез-жать в нее. Игра называется "Выезжайте, только мы вас не пустим!" У одного из окошек импозан-тный мужчина истерически кричит:

- Я ничего не должен доказывать! У вас есть все документы, это уже ваше дело их оформить! - Ну, это предсмертный вопль. Исход понятен, дальше можно не смотреть...

Смущает ли меня, что мы прорываемся в Америку, чтобы остаться? То есть, сделать именно то, чего больше всего боятся уважаемые джент-льмены? Нет не смущает. Таких чувств я себе позволить не могу. С грузом таких убеждений нужно оставаться в России и сидеть у пыльного окошка с видом на помойку и обосранные просторы за ней.

Меня всю жизнь держали за дурака. Всю жизнь родная страна убеждала меня, что я идиот. Что я лишен способности думать и принимать самостоятельные решения относительно своей жизни. Что за меня есть, кому беспокоиться. Что все в порядке и будет еще лучше. Теперь же я принимаю собственные решения – хорошие или плохие, удачные или неудачные, но я их принимаю сам. И расплачиваться буду за свои, а не за чьи-то ошибки. Не я придумывал иезуитские законы об иммиграции, по которым ты должен сидеть там, где сидишь (если только у тебя нет больших денег, то есть, если ты не прохиндей и не жулик). Да, это наше решение. Мы – Света и я – берем в свои руки свою судьбу и судьбу наших детей –Алиски и Яш-ки. И если мы пропадем, это будет наша вина и только наша. А если мы выживем, то не благодаря каким-то добрым дядям и тетям, а благодаря себе.

Думаю ли я, что западное государство – та же Америка – хоть чем-то честнее или, скажем, нравственнее, чем почивший в бозе Советский Со-юз? Боже упаси! Конечно же, нет. Такие же суки, только более изощренные. Тебя принимают точно за такое же безмозглое быдло. Но при этом самым дружеским образом похлопывают по плечу и с серьезным видом толкуют о свободах, правах и демократии. А поскольку своим гражданам они навешивают лапшу на уши уже несколько веков подряд, то и мозги у этих граждан промыты куда основательнее, чем у нас. Но за красивой вывеской те же джунгли, где тебя заглотят и схрумкают, не задумываясь. Есть, однако, существенные пре-имущества. В этих джунглях тебя хотя бы не унижают в повседневной жизни. Над тобой не из-деваются в конторах. Да, из тебя выжимают пос-леднее, но делают это с улыбкой и убедив тебя, что не они, а ты сам это делаешь добровольно. Главное же достоинство, что здесь есть, куда скрыться от государства. "Нате, гады, подавитесь моими на-логами, и чтобы я вас больше не видел". Это одно уже ставит Америку в неизмеримо лучшее поло-жение в сравнении с Россией. Здесь есть, куда спрятаться – если, конечно, ты выжил.

Рассматриваю толпу. Претенденты на получение американских виз производят, по большей части, довольно жалкое впечатление. Грубо размалеванные женщины в диких шапках и платках. Пальто и шубы расстегнуты. От жары кос-метика плывет, придавая дамам совсем уж кош-марный вид. Мужчины раздувают грудь и внуши-тельно хмурятся.

Посматриваю на свою оттаявшую ма-ленькую жену. Класс, вне конкуренции. Света просит ручку и начинает вертеть ее в руках. Зачем ей эта ручка? Нам же ничего не нужно писать. На-конец до меня доходит. Таким образом ненавяз-чиво демонстрируются многочисленные кольца и перстни. А иначе змей в окошке может и не уви-деть всех этих золотых побрякушек. До чего же ушлый народ эти женщины! Мне бы и в голову не пришло.

Еще одно условие предстоящего состязания. Я ни в коем случае не должен показывать, что знаю английский язык. Поэтому, согласно предлагаемой легенде, я – редактор издательства и ни о каком английском языке слыхом не слыхивал. Естествен-но, среди бумаг лежат справки, что я зарабатываю две тысячи долларов в месяц, что у нас есть не-движимость, машина и все, что хотите.

Вызывают нашу фамилию. Света опережает меня и идет первой, я же с независимым видом выступаю сзади. Опять-таки задним числом со-ображаю, что именно так и нужно. За окошком мо-лодой мужик. Окинув молниеносным взглядом мою жену, он начинает скучно перебирать бумаж-ки. Слышу вопрос:

- На какие деньги вы собираетесь ехать в Соединенные Штаты? –

С ловкостью фокусника извлекаю из пачки бумаг справку о зарплате в две тысячи долларов и сообщаю, что зарабатываю достаточно, чтобы про-вести отпуск с семьей в Калифорнии.

Ничего больше не говоря, он пододвигает к себе наши паспорта. Что-то пишет в них. Мы, окаменев, молчим. Неужели!?

- Придете за паспортами в четыре часа. -

Как во сне идем на выход. Господи, этого не может быть! Какой-то подвох? А дети?… Неужели дали всем?… Этого же не может быть… Наверное дали, иначе бы он что-нибудь сказал...

Все в том же сомнамбулистическом сос-тоянии выходим из посольства…. переходим Садовое кольцо. Там нас уже ждет с машиной Сашка. Растерянно улыбаясь, говорим:

- Ты знаешь, кажется нам дали визы. –

В четыре часа забираю паспорта, заплатив двести восемьдесят долларов за четыре визы. За четыре? Не веря своим глазам, снова и снова рас-крываю паспорта и смотрю. Ну да, вот моя виза, а вот Яшкина в моем паспорте. А в паспорте жены Алиска.

Теперь мы знаем, что едем. Из дикой идеи наша затея приобретает практические очертания. Найдись поблизости умный человек, проявивший интерес к этой авантюре, он бы непременно спро-сил: "А как, собственно говоря, вы собираетесь устраиваться в Америке?"

План настолько же прост, насколько глуп и наивен. На несколько месяцев денег нам хватит. (Ага, вот тут-то я и угадал! Как же – на несколько месяцев!) За это время я нахожу адвоката, и он делает нам грин-карты. Вся операция занимает полгода. И Америка покорена.

Нет-нет, все-таки, хорошо, что нам не дано знать будущее. Знай я хотя бы малую толику того, что ждет нас впереди! Жить бы нам тогда в России по сей день.

Куплены билеты до Сан-Франциско. Уже перетащили почти всю нашу мебель к Светиным родителям. Слетал в Краснодар, попрощался со своими. Рассказываю маме тот же оптимистичный план – полгода и все. А потом мы будем летать в Россию каждые несколько месяцев.

В один из последних дней сжигаем рядом с нашей хрущовкой все лишние бумаги. Впрочем, хрущевка эта не наша. И квартира на первом этаже, где мы прожили шесть лет, больше не наша. Что же наше? Домик в деревушке, который мы не успели продать (чему сейчас я очень рад). Да еще шесть тысяч долларов – все, что осталось после платы за услуги ушлой турфирме, покупки билетов и прочего-прочего. Да два чемодана, с которыми мы полетим. Невелик багаж для вступления в но-вую жизнь. Ну еще Алиска с Яшкой. Девятилетняя Алиска и четырехлетний Яшка, которые с нетерпе-нием ждут, когда мы полетим в Америку, не пони-мая, что же это, в сущности, такое.

Темнота. Огромный костер на снегу. Туда летят журналы, какие-то книги без корешков, письма…. Сжигаем мосты.

Иллинойс

Январь 2000 г.

Завоевание Америки

Итак, сонный чиновник паспортного конт-роля, по виду то ли мексиканец, то ли пе-руанец (а может быть и вообще, боливиец) мельком глянул в мой паспорт и коротко спросил: «Tourists?». На что я с готовностью отвечаю: «Ту-ристы, туристы мы».

Толпа встречающих состоит из одного чело-века. Московская турфирма попросила меня взять с собой невероятной величины диковинный объек-тив от древнего фотоаппарата. Какой-то раритет. А за это в Сан-Франциско нас встретят и, даже, отве-зут в заказанный нами через турфирму отель. Упа-кованный и перевязанный шнуром объектив уди-вительно напоминал взрывное устройство начала века. Точно повяжут меня с этой хреновенью! А может быть там и правда что-нибудь запретное? Я ведь не смотрел, что внутри. У меня сильное иску-шение сунуть фиговину в урну еще в Шереметьево, но, подавляя опасения и сожалея о неправильном своем воспитании, я все же доволок подозритель-ный пакет до Сан-Франциско. Встречающим оказывается деловитый молодой человек, который действительно доставляет нас в отель. Отель на поверку оборачивается занюханым мотелем 'Super 8'.

За окном неведомая ночная улица неведомо-го мира. Время около девяти вечера и хочется есть. Говорю Свете: «Зай, я пойду, поищу, может быть найду что-нибудь поесть». Внизу на выходе на ме-ня несколько удивленно смотрит неприветливый портье.

Какое-то время бездумно иду по темной улице, глядя по сторонам в поисках чего-нибудь вроде Макдональдса. Как-то не по себе, только не могу понять, почему. Потом дошло – улица совер-шенно пустая. Ни единой души в обе стороны. И расхотелось мне искать, а то, пожалуй, найдешь американских приключений на свою свежепри-бывшую восточноевропейскую задницу. Для очистки совести заглядываю в какой-то бар, где, как мне кажется, на меня, опять-таки, удивленно из полутьмы смотрят посетители. А хрен его знает, что тут, только пьют или поесть тоже можно взять? Спрашивать почему-то не хочется.

В гостинице нахожу автомат, который щед-ро выдает мне большой пакет чипсов и три банки пепси. И то дело.

Долго не могу уснуть, хотя измучился и ус-тал, как собака – начался этот день ранним утром в Заокске, а заканчивается на другом краю земли, в городе Сан-Франциско. За окном воет сирена не то полицейской, не то санитарной машины. Незнако-мые звуки и запахи окружают нас в этом новом мире.

Наутро выходим на нашу первую прогулку по Америке. Вчерашняя мрачная улица не про-изводит особенно радостного впечатления и при дневном освещении. Серые дома, мусор, какие-то пакеты на тротуаре валяются. На углу болтают две припозднившиеся черные проститутки. Но бук-вально в десяти минутах ходьбы начинаются кра-сивые ухоженные кварталы.

Первый день ознаменовался первым ЧП. В магазине одежды потерялся Яшка. Как и всякий нормальный мужик, магазины я не люблю – это если выразиться очень мягко. Сдерживая раздра-жение, рассеянно смотрю на горы шмоток и меч-таю поскорее убраться из этого тряпичного рая, когда Света подбегает ко мне с квадратными гла-зами:

- Яшки нет! -

- Как, нет? –

- Так. Был рядом со мной и нету. -

Спрашиваю продавщиц. Они не видели.

- Я пошел на улицу, а ты смотри здесь. -

Выскакиваю на улицу, смотрю в обе сторо-ны. Не мог он уйти далеко. Через секунду появ-ляется перепуганная Света:

- Нет его в магазине! -

Теперь я тоже перепуган. Думай, думай быстро. Четырех летний ребенок даже не сообра-жает, что он в другой стране... Если он сейчас поте-ряется, мы его никогда не найдем…. Звонить в по-лицию? Откуда? Нельзя уходить и нельзя стоять на одном месте… Что-то нужно делать прямо сейчас, пока он не успел никуда уйти... Из магазина выс-какивает продавщица, улыбается, машет руками:

-Your boy is here. - («Ваш мальчик здесь»)

Оказывается, он спрятался под стойкой с платьями и оттуда стрелял в покупателей из только что купленного игрушечного револьвера. Слабость в конечностях и хочется на пол сесть. Господи! Еще одна такая встряска и меня точно вперед нога-ми понесут. И не дождусь я счастливой жизни в об-ретенном земном раю.

Назавтра уезжаем в Сан-Бернардино, на юг. Почему именно в Сан-Бернардино? Продолжается полоса чудес, которая началась с беседы в амери-канском посольстве, когда нам дали визы с двумя детьми. (Все, кто имел дело с американским по-сольством, знают, что такого не бывает). Буквально за два дня до отлета, когда мы уже взяли билеты до Сан-Франциско, оказалось, что в Заокском гостит Володя, один из первой группы, которую обучал Миттлайдер, а я, естественно, переводил. Сейчас живет в Калифорнии и приехал в Россию в гости. Рассказываю ему о наших американских планах. Володя с энтузиазмом кричит: «Слушай, Юра! Приезжайте к нам. Поживете, осмотритесь!»

А что, это мысль. Нам ведь все равно, куда ехать. Теперь мы катим к нему всю ночь через Ка-лифорнию на автобусе кампании «Грейхаунд» – десять часов езды.

В Сан-Бернардино пальмы и яркое солнце. Нас встречает Володя. Знакомимся с его женой, Любой, и их мальчишками, Сашкой и Мареком. Они снимают двухбедрумный апартмент или в переводе с русско-американского сленга на нор-мальный язык – трехкомнатную квартиру.

Экзотики хоть отбавляй, например, колибри – крошечные птички с длинным клювом, больше всего похожие на шмеля-переростка.

Осмотревшись, начинаю прикидывать, с че-го начинать. Прежде всего, нужно снять жилье. Во всех книгах об Америке нет ничего проще, но в действительности людям без американских доку-ментов, без работы и рекомендаций приличное жилье никто не сдаст. С помощью Володи удается снять квартиру прямо напротив в том же комплексе.

Я говорю «комплекс», потому что не знаю, как еще назвать это типичное для американских городов поселение – два десятка двухэтажных до-мов, окруженных забором из металлических пруть-ев. Проникнуть можно только через ворота, кото-рые каждый из жильцов открывает своим ключом прямо из машины. Кроме домов внутри комплекса бассейн и прачечная я рядами стиральных машин и сушилок. Приходишь, загружаешь, бросаешь три «квотера» ( двадцатипятицентовых монеты) и сти-рай на здоровье. Потом бросил еще чего-то и суши до упаду.

Февраль, но температура около двадцати тепла. Частые проливные дожди. На склонах окру-жающих город гор лежит снег.

Итак, освоение Америки началось - есть жилье, пусть, пока, пустое. Денег у нас шесть ты-сяч – все, что осталось от проданной квартиры. Это и много, и мало. Много, если смотреть абстрактно. В прикладном же варианте на эти деньги нам нуж-но закрутить американскую жизнь: купить машину, компьютер и просуществовать неопределенное время, пока не начнут поступать доходы. Откуда они будут поступать? Это отдельный и пока еще не вполне ясный (а, точнее, совсем неясный) вопрос. Пятьсот долларов заплачено за жилье и пятьсот долларов как задаток. Это правило Америки – если за время проживания мы ничего не испортим и ничего не натворим, задаток вернут, когда мы бу-дем съезжать. Но вернут потом, а тысячи уже нет.

Я упоминаю точные суммы, поскольку все это похоже на арифметическую задачу с бассей-ном, в который сверху вода течет, но при этом сни-зу еще и выливается. Вопрос, что произойдет рань-ше, начнутся заработки или закончатся деньги. Да и вообще вся ситуация прямо-таки хрестоматий-ная. Русская семья с двумя детьми. Ни прав, ни статуса, ничего. Нужно устроиться и выжить, начав с чистого листа.

С машиной я прокололся сразу – резко и глупо. Нашел я ее по объявлению в газете. Чистый, красивый серебристо-серый «Форд». Дал пару кругов вокруг квартала – нор-мально. Расплачива-юсь с продавцом наличными. Буквально через пят-надцать минут у нее клинит трансмиссию. Череп-ашьим ходом возвращаюсь, но продавца, естест-венно, и след простыл. Кое-как за час доползаю по темным улицам домой. Удар тя-желый. С по-мощью Володи и всезнающих наших начинаю разбираться в местной авторемонтной ситуации. После нескольких неудачных заходов нахожу мек-сиканскую мастерскую, где за пятьсот долларов мне ставят отремонтированную трансмиссию. Пятьсот – это много, но в других местах я бы за-платил намного больше. Как ни крути, все равно дорого, зараза!

А как вообще устраиваться? Что делать? Пока все в розовом оптимистическом тумане.

Комментарий ветерана

Мы не представляли себе в то время всю тяжесть, если не сказать, безнадежность нашего положения. Прошли времена, когда в Америку можно было просто приехать и остаться. Прошли времена, когда можно было просить политического убежища и получить его.

Многочисленные наши изгнанники, борцы за демократию и другие достойные люди уже мно-го написали о том, насколько трудно влиться в чу-жое общество и найти там свое место. Я с ними согласен: да, тяжко, даже, если ты имеешь все пра-ва. Мы же приехали по турвизе, как в омут голо-вой. Виза выдается на полгода. Теоретически, ее можно два раза продлять. Итого, полтора года на все дела. Если не пробьешь статус за полтора года, улетаешь в нелегалы, а это безвыходный тупик. Но и эти полтора года нужно чего-то кушать и детей кормить. А если тебе нельзя работать? Ведь «кто не работает, тот не ест», и спорить с этим очевид-ным фактом трудно. Американцам глубоко до лам-почки, что там у тебя есть и чего у тебя нету. Счета за квартиру, телефон, свет и прочее приходят акку-ратно и так же аккуратно их нужно оплачивать, иначе тебя быстренько за шкирку и за дверь, как нагадившего кота. Счета здесь подобны действию неодолимых сил стихии – что бы ни произошло, счета будут аккуратно приходить и ты должен их аккуратно оплачивать. Это как катящийся за тобой по склону горы камень – остановись, и только брызги полетят. Но прежде, чем остановиться, нужно ведь как-то разбежаться. А попробуй, раз-бегись, если ты стреножен. Одному еще куда ни шло – что-то нароешь, какие-нибудь мутные ра-ботенки наскребешь, чтобы не сдохнуть. На четы-рех человек не наскребешь и не нароешь.

Я уже не говорю про сложность адаптации к чужой стране с другой культурой и совсем другими правилами игры. Казалось бы, раз я знаю англий-ский, значит проблем нет. Есть, есть проблемы. Я тоже иллюзорно считал, что в общем-то знаю кое-что об Америке. Этого «кое-чего» могло быть дос-таточно для переводов или короткого посещения страны, но не для жизни в ней. По сути дела только сейчас, шесть лет спустя, можно сказать, что мы не-множко разобрались, какие же именно колесики крутят машину жизни в этой стране.

Констатация факта - приехать семьей из четырех человек и выжить, не имея ни статуса, ни разрешения на работу, невозможно. А кому вы, собственно, нужны, чтобы вам такое разрешение дали? То, что мы выжили - исключение, которое, как известно, лишь подтверждает правило. Если кто-то вознамерится повторить наш трюк, я со всей откровенностью и совершенно искренне говорю: «Ребята, не нужно, вы не знаете, куда лезете – вы просто пропадете».

Но в Калифорнии наш оптимизм на высшей точке, меня переполняет смелость неведения, а ре-шимости хватило бы на полк спецназа.

_______

Теперь нужно получить основные амери-канские документы. Пока у нас есть только советс-кого образца загранпаспорта с американской визой. Но это для Америки не документ; нужны карточки социального страхования и водительские права. Номер социального страхования спрашивают везде. Без «сошиел секьюрити» человека в Аме-рике просто нет – он призрак, он фантом. Ну, а пра-ва – основной гражданский документ, удостоверя-ющий личность.

Итак, отправляемся за «сошиел секьюрити», карточками социального страхования. В депар-таменте социальных служб черный чиновник рав-нодушно сообщает: «У вас туристические визы и «сошиел секьюрити» вам не положены».

Задушевно улыбаясь, проникновенным голосом начинаю навешивать ему лапшу на уши. Рассказываю, что цель моего приезда в Америку – сбор материалов по истории возникновения рус-ских протестантских общин на Западном по-бережье США. В процессе исследований мне нужно много ездить, а водительские права не выдают без «сошиел секьюрити». Поскольку я час-то буду в разъездах, то права нужны и моей жене, как, естественно, и «сошиел секьюрити». Выслушав такую речь, мужик несколько обалдело рассматривает наши паспорта. Потом поднимает глаза и неуверенно говорит:

- Окей. Идите сдавайте письменный экзамен на правила движения, принесите мне бумагу, и я выдам вам social security cards, а потом вы можете сдавать экзамен на вождение. -

Через два дня получаем важнейший в нашем марафонском забеге документ – серые невзрачные карточки со своими фамилиями и номерами. На обратной стороне написано: «Без права на работу в США». Ладно, ладно, это отдельный вопрос, всему свое время. Еще через день получаю американские водительские права – пластиковую карточку со своей фотографией.

Коллектив соотечественников шалеет от такой скорости. Здесь живут пять русских семей – все родственники (естественно, не нам, а друг дру-гу). Они приехали сюда, как беженцы и получили все блага на тарелочке. Поэтому, в большинстве своем они сидят на вэлфэре и радуются жизни. А нам все нужно делать быстро. Света тоже получает права, но через две недели после меня, потому что на первом экзамене на вождение она, несколько растерявшись на запутанной развязке, разворачи-вается на полосу встречного движения. Ну, это пустяки.

Итоги первых недель в США: машина, куп-ленный на компьютерной ярмарке компьютер, сня-тая двухбедрумная квартира, права и social security. Да, чуть не забыл, я еще Алиску в школу опреде-лил. Для начала неплохо. Но это ничуть не продви-гает нас к основной цели. Без разрешения на ра-боту заработать кусок хлеба будет трудно. Наши здесь не помощники – они просто с интересом наб-людают, что будет дальше.

Нахожу адвоката. Объясняю, что хотел бы получил статус постоянного жителя Америки. По-казываю все свои регалии и рекомендации. Взяв в руки мой кембриджский сертификат, адвокат с во-одушевлением говорит:

- С таким образованием для вас я большой проблемы не вижу. Достаточно найти американ-скую компанию, которая готова взять вас на работу и оформить вам грин-карту. -

Ушам своим не верю. Он что, идиот? Все это я и без него уже десять лет знаю. Ты мне найди такую компанию, которая этим займется! Ни хрена себе - «всего лишь» найти американскую компа-нию, которая готова взять тебя на работу!

Квалифицированный юридический совет обходится мне в восемьдесят долларов.

Очередной удар наносит телефонная связь. Точнее, конечно, наша невероятная неопытность в американских делах. Американская связь под-купает своей эффективностью – набрал номер и говори. Это рай земной по сравнению с муками советской междугородки, когда ты часа полтора будешь набирать восьмерку, а потом тебя упорно соединяют не с тем номером. Ошалев, мы назва-ниваем родным и близким в Россию, а также друзь-ям и знакомым. Когда я увидел первый счет, меня прошиб холодный пот. Семьсот долларов! Мы не знали, что у каждой телефонной кампании есть раз-личные льготные программы, что никто не звонит вот так, как мы, по самому дорогому тарифу. Ох, крутая ты, американская волна! Список того, о чем мы в то время не знали, можно продолжать до бесконечности.

Обалдев от американского изобилия, Света в стремлении благоустроить наше гнездышко тоже никак не может остановиться, и деньги быстро та-ют.

Из России я привез с собой справочник христианских организаций, которые сотрудничают со странами бывшего Советского Союза. Вооружа-юсь терпением и обзваниваю их утра до вечера. Стараюсь найти контору, которая занимается пере-водами и заинтересована в переводчике. Организа-ций сотни и, казалось бы, задача это вполне реаль-на. После недельных поисков понимаю – у кого есть нужда, нет денег, а у кого есть деньги, те пе-реводят свои материалы в России. Грустно.

На другом краю Америки, в Чикаго, учатся наши хорошие знакомые, Андрей и Лена. Оба пре-подавали английский язык в семинарии, а с Андре-ем я вместе переводил учебные лекции. Узнаю их телефон, звоню. После обмена американскими впечатлениями Андрей говорит:

- Я тут в одной организации подрабатываю, «Мост надежды». Они вот-вот заключат контракт на перевод и издание большой книги, и сейчас ищут профессионального переводчика со знанием протестантского богословия. Я сразу о тебе подумал. –

- Так в чем дело, Андрюша? Я готов, ты только свяжи меня с ними. -

Через день мне звонит президент «Моста», гос-подин М. Разговор выдерживается в светских и официальных тонах. Меня именуют «господином Скрипниковым». Да, я готов перевести книгу и у меня большой опыт богословских переводов. Да, я профессиональный переводчик и несколько лет переводил для семинарии.

Договариваемся, что мне пришлют материал на пробу и от результатов будем плясать. Собственно, плясать хочется мне, потому что деньги подходят к концу, а на горизонте до сегодняшнего дня все бы-ло окутано туманно. Через неделю приходят две странички из книги. Перевожу и отправляю. Еще через неделю договариваемся, что книгу буду пере-водить я. Они не задают глупых вопросов о моем статусе, я не задаю вопросов о своих возможных перспективах получения такового.

Проходят дни. Каждый день жду от «Моста» материалов, сдерживаясь, чтобы не звонить им по три раза в день. А денежки уходят, уходят, уходят.

Однажды вечером сидим со Светой на кухне, пьем кофе и обсуждаем свои дела. Вдруг со сторо-ны коридора по полу начинает растекаться лужа. Господи! Мы же набираем Яшке ванну! Совсем забыли. Вся квартира залита водой. А соседи внизу?! Под нами живет семья румын. Бегаем с тряпками, собираем воду, но ясно и понятно, что внизу воды более, чем достаточно. Черт-те его знает, сколько времени продолжался этот потоп!

Соседей нет дома, они у себя в церкви на богослужении. Они пятидесятники, беженцы и в Америке всего несколько месяцев. По-английски не говорят. Мучительно жду. Слышу, как внизу хлопнула дверь. Через какое-то время стук в дверь. Ну, началось! Сосед молча показывает мне рукой вниз. Спускаюсь. Там абсолютный кошмар. Водой пропитано все. Что-то объясняю соседу на неве-роятной смеси всех известных мне языков. Он мол-ча слушает. Появляется Боб, заместитель менед-жера, или, по-нашему, замначальника ЖЭКа. Рассматривает пейзаж после битвы. Потом стоим курим с ним на улице. Теплый звездный вечер и вдали, как обычно, завывает сирена.

- Боб, сколько это может стоить? –

- Трудно сказать, тысячи две, где-то так. Нужно будет перестилать ковры по всей квартире. –

Так, ясно. А затопленное личное имущество соседей? Это, ребята, все – кранты-колеса. Денег у меня просто нет, и оплатить я не смогу даже деся-тую часть ущерба.

На другой день Яшкин день рождения, четыре годика. Чтобы немножко развеяться от гнетущего кошмара, решаем поехать на океан - семьдесят миль от нас на запад.

Всякий раз, чтобы выехать из комплекса, мне нужно открыть ключом ворота. Все ключи в одной связке, и чтобы не глушить при этом машину, я, по совету Володи, покупаю хитрый держатель для ключей. Если нажать на него, часть ключей можно отцепить. Таким образом я могу не глушить мотор и не вынимать ключ зажигания, если нужно от-крыть ворота в комплекс.

До океана добираемся за полтора часа. Все побережье забито толпами людей. В поисках уютного места едем все дальше и дальше на юг. Ощущение, что мы уже в Мексике – водители ма-шин, народ на улицах, названия городков, все из мексиканских сериалов.

На фривее вижу знак: «Последний съезд на территории США». Если ехать дальше, мы про-скочим прямо в Мексику. Сворачиваю. Поколесив по улочкам живописного, мексиканского по всем своим признакам городка на самой границе, нап-равляемся на север. Останавливаемся у огромного пляжа в районе Сан-Диего. Раздеваемся и входим по колено в воду. Ну, вот, теперь можно сказать, что купался в Тихом океане. Ветра нет, но с океана идет огромная волна, поэтому купанье носит нес-колько символический характер. Решаем проехать дальше на север. Кто-то нам рассказал про одно местечко – Санта-Клементе. Говорят, там можно найти пустынный пляж. Доезжаем, находим. У самого океана стоит атомная электростанция, а за ней виден абсолютно пустой чудесный пляж. Обойти станцию со стороны берега невозможно, поскольку метрах в ста от обреза воды вертикально поднимаются скалы. Со стороны океана станцию окружают валуны, о которые бьет волна. Смотрю на эти камни и думаю, что, в общем-то, можно по ним обойти ядерную контору и выйти на ту сто-рону. Делюсь чудесной идеей со Светой. Она неохотно соглашается. Идем гуськом. Чем дальше, тем чаще нас обдает волна (мне как-то не пришло в голову, что на океане есть приливы). Приходится посадить Яшку на плечи. Света держится за меня, а Алиска за нее. Волна уже поддает до пояса, и мы напоминаем группу потерпевших кораблекру-шение. Хорошо, что сигареты у меня не в джинсах, а в кармане рубашки, а то хана бы им! Яшка с Алиской испуганы, но молчат. Меня захлестывает выше пояса. Останавливаюсь и смотрю вперед. Все та же картина – стена станции, валуны и накатыва-ющиеся на них волны. Говорю Свете: «Пошли назад!» Выбираемся назад, где нас ждет сюрприз. Вспомните традиционную в кинокомедиях ситу-ацию: герой тянет дверь на себя, она не поддается, он изо всех сил рвет ручку двумя руками, а потом выясняется, что ее нужно не тянуть, а толкать в другую сторону. Оказалось, что через электростан-цию есть проход. Бетонные стены с обоих сторон, наверху колючая проволока. И узкая дорожка для желающих пройти на ту сторону.

За станцией полная благодать. Жаркое солнце, океан, скалы, а между скалами и океаном пустын-ный, насколько видит глаз, песчаный берег. Между кустами бегают «чипманки», зверьки, похожие на нашего бурундука. И ни одной души.

Света раскладывает снедь на камне и шустрые бурундуки тут же начинают ее у нас таскать чуть ли не из-под рук. Алиска с Яшкой по песку на чет-вереньках устремляются за одним таким разбойни-ком. Из кустов торчат только их круглые попки.

Над головой, гулко хлопая лопастями, пролета-ют военные вертолеты. Разворачиваясь, низко над океаном уходят к виднеющемуся на горизонте ост-рову. Я знаю, что здесь рядом огромная учебная база морской пехоты. Оттуда они и летают.

Раздеваюсь, чтобы всласть покупаться. Слу-чайно ощупываю зацепленный за джинсы держа-тель для ключей и в животе у меня холодеет – клю-ча зажигания нет! Когда волна поддавала до пояса, от давления воды (как я думаю) это хитрое приспо-собление сработало, и ключ отцепился. Остальные ключи на месте – от квартиры, от ворот. И машину можно открыть. Только завести нечем.

Ситуация, ети-о мать. Какое-то время не гово-рю об этом Свете, чтобы хоть на полчасика сохра-нить ей хорошее настроение. Потом начинаются муки бесполезных поисков. Для проформы прохо-дим обратно через станцию, внимательно вгляды-ваясь в бетонную дорожку. Естественно, ничего не находим. Из телефона-автомата и звоню Володе с Любой в Сан-Бернардино. У нас дома есть запас-ной ключ от машины. Какое-то время слушаю гуд-ки, потом опускаю трубку на рычаг. Вообще-то это дурость – просить людей ехать за 70 миль, чтобы привезти ключи. Да и как они попадут в квартиру?

Хватит метаться, давай, думай. По эту сторону станции на пляже народу хоть отбавляй. Может, кто-нибудь из мужиков знает, как завести машину без ключа? В России обязательно нашелся бы уме-лец. Американцы смотрят на меня с удивлением, улыбаются, пожимают плечами. Спрашиваю, не согласится ли кто-нибудь отвезти нас до Сан-Бернардино. Я бы взял запасной ключ и вернулся. Один мужик соглашается, потом подходит и гово-рит, что нет, он не может. Зато предлагает подбро-сить к мастерской, где делают ключи. Интересно, сколько это стоит?

До мастерской пять минут езды. Мое любо-пытство там удовлетворяют без промедления – они сейчас же пошлют на пляж пикап со всем оборудо-ванием и сделают ключ прямо на месте. Это будет стоить всего лишь сто долларов. Сто долларов! А у меня всего на счету осталось долларов двести. И все, больше ничего нет, дальше пустота, безбреж-ность и бесконечность.

Пытаюсь объяснить, что я только что приехал в Америку и с деньгами туго. Вежливо улыбаются, разъясняют, что цены устанавливают не они и меньше взять не могут. Нужно идти к банкомату и брать наличные. А где здесь автомат? Спрашиваю благодетеля, который меня сюда подвез. Он гово-рит:

- Я тебя подброшу. А сколько они с тебя запросили? -

- Сто долларов. –

- Ну и мне двадцать за то, что я тебя возил и показал мастерскую. -

Киваю головой. Хрен с тобой, мне уже все рав-но. На пляж еду вместе со специалистом по изго-товлению ключей. По дороге слушаю рассказ о том, какой он верующий человек и как ему от этого хорошо живется. Со злостью думаю: «Если ты, су-ка, такой верующий, возьми да и скости мне поло-вину цены. Я же тебе сказал, кто мы и что, и сколь-ко у меня денег осталось, и что детям завтра есть нечего будет. Верующий, мать твою так и эдак, и сикось-накось!»

На изготовление ключа ушло примерно секунд сорок, ну, может быть, минута – одна из самых до-рогих минут моей жизни.

Домой возвращаемся вечером. Вижу, что сосе-ди повытаскивали свой скарб и сушат его на улице.

На другой день иду разговаривать с соседом. В качестве переводчицы выступает его дочка, кото-рая хорошо знает английский. Рассказываю нашу эпопею. Пожилой румын смотрит на меня, молча слушает, кивает. Потом похлопывает меня по пле-чу и говорит, что никаких претензий у них нет. Я могу только обнять его и пожать руку. Слова для таких эмоций еще не придуманы, а плакать мужи-кам вроде неприлично.

Будь соседи американцами, они выставили бы нам счет на несколько тысяч, не знаю, на сколько именно. И тогда даже теоретически не представ-ляю себе, как можно было бы выкрутиться из этой ситуации. Еще одно чудо. С тех пор к румынам у меня совершенно особое отношение.

Чтобы завершить эту историю – менеджер нам счет за ремонт квартиры соседей не выставил. Тоже непонятно – ведь ремонт был! Несколько месяцев, которые мы прожили в Калифорнии, я гадал, вернут нам задаток или зачтут в счет ремон-та. Спросить напрямую почему-то не решался. Ког-да в октябре мы уезжали в Иллинойс, свой задаток получили полностью без всяких вопросов. Мне трудно объяснить, почему. В нашей американской истории вообще множество ситуаций, не поддаю-щихся рациональному и логическому объяснению. Поэтому я воспринимаю их просто как данность, не пытаясь истолковать….

По дикой послеобеденной жаре идем с Яшкой смотреть почту. Неожиданно сын говорит:

- Папа, когда мы поедем домой? Я хоцю к бабуске! -

Прижимаю его к себе, бормочу:

- Потерпи, потерпи, сыночек. Скоро к бабушке поедем. –

Бедный, бедный ты мой детеныш, плохо тебе здесь! Мы вас не спросили, мы распорядились ва-шей судьбой и определили всю вашу жизнь. Посмотрев в пустой почтовый ящик, воз-вращаемся той же дорожкой между пальмами. Я бормочу: «Ничего, сына, прорвемся, ничего….». Вспоминается, как мы уезжали в Шереметьево. Когда, подхватив чемоданы, мы спускались по лестнице, Яшка, повернувшись к стоящей в дверях бабушке, радостно машет ей рукой:

- Пока, бабуска! Мы в Америку улетаем! -

Плохо нашим детям здесь. Они не знают языка и дворовые американские дети издеваются над ни-ми. Алиску сгоняют с качелей, а Яшке не дают иг-рать в песочнице.

Нас сразу просветили по поводу некоторых важнейших правил. Если тебя остановила полиция, из машины не выходить и руки держать на руле, на виду. Детей одних дома не оставлять, а то соседи моментально настучат и придется разбираться с по-лицией. К чужим детям не прикасаться ни в коем случае. Все вопросы решать с родителями или просто вызвать полицию. Однажды, когда у меня лопнуло терпение, я пошел с претензиями к матери особенно наглой черной девчонки, которая активно преследовала Алиску. Дородная черная дама молча выслушала мою речь. Вслед за мной прибежала вся дворовая стая. Пока я говорил, они все время пере-бивали меня: «Это неправда, это неправда!» Эх, милые крошки, моя воля, как бы вы получили по заднице – от души и с оттягом!

Яшка случайно забросил за забор драный мячик от гольфа, принадлежавший соседскому мальчиш-ке. Тут же явилась молодая мама, в умных очках и с толстенной задницей. Очень аккуратно, с улыб-кой выражает недовольство. Господи, да этому мя-чику красная цена двадцать центов!

- Хорошо, я куплю вам новый мячик, - говорю я. Боюсь, что на лице, все же, отражается мое ис-тинное отношение и к вашим деткам, и к вам, и к вашим долбаным порядкам.

Алиске повезло с первой учительницей. Ее зо-вут миссис Родас – молодая румынка, которая хо-рошо помнит европейскую школьную систему и представляет, что за ребенок к ней попал.

Проходят дни, а от «Моста» все еще ничего нет. И денег уже тоже нет. На машине полетела полуось и на последние пятьдесят долларов покупаю подер-жаную у мексиканцев. Поставить ее согласился Ко-ля – единственный из местного русского коллекти-ва, кто не на велфэре, а работает. Коля возится на жаре под машиной, я сижу рядом на корточках, оказывая посильную помощь. Неожиданно для се-бя говорю:

- Коля, ты не мог бы нас выручить деньгами? У меня вот-вот работа начнется, но пока завал пол-ный. -

- Сколько тебе? –

- Девятьсот долларов – заплатить за квартиру и прожить месяц, пока не начну получать. А рассчи-таюсь я с тобой за три месяца. -

- Тебе как, наличными или можно чеком? -

Скажу без преувеличения, что Коля нас спас. А ведь он нас, по сути дела, не знал. Ну, приехала семья два месяца назад. Ну, знакомые его свояка. Но ведь они могут и исчезнуть точно так же, как приехали.

Девятьсот долларов для средней семьи большие деньги, достаточно большие, чтобы призадуматься, ссудить ли их даже близкому родственнику. Коля за-дал только один вопрос: «Тебе как, наличными или можно чеком?»

Наконец-то начинают приходить материалы на перевод, вначале сценарии радиопередач, а через месяц и толстенная книга, «Библия для самостоятельного изучения по индуктивному методу».

С головой погружаюсь в работу. Маленький кондиционер с такой жарой не справляется, и я сижу за компьютером в одних трусах. С азартом стучу по клавишам киборда, ныряю в справочники и в большой словарь, позаимствованный, опять-та-ки, у Коли. Я пока не могу позволить себе купить собственный.

Света пробивается в школу английского языка для взрослых. Учат там здорово – по шесть часов в день каждый день. Контингент – от восемнадцати до восьмидесяти. Кого там только нет: вьетнамцы и мексиканцы, перуанцы и румыны. И одна рус-ская, моя жена. На английский она набрасывается с таким энтузиазмом, что это уже напоминает штурм Измаила суворовскими гренадерами.

Иногда мы ездим в сад за апельсинами. При-мерно в получасе езды от нас есть несколько ог-ромных апельсиновых садов. Нам сказали, что раз-решается набирать два пластиковых пакета бе-сплатно. Что мы и делаем – идем между рядами де-ревьев и рвем апельсины. Вначале как-то мне все не верилось, что это реальные апельсины вот так растут – скромненько и незатейливо, как у нас ан-тоновка.

Вечерами, уложив детей спать, ездим за про-дуктами. Жара немного спадает, и на улице даже приятно. Мы еще не привыкли к буйству световой рекламы и кажется, что вокруг непрекращающийся праздничный карнавал.

Движется вперед работа. Сделав очередные сто страниц, записываю их на дискету и отправляю по почте в Иллинойс. Примерно через неделю прихо-дит чек. А иногда не приходит и мне приходится по два-три раза в день звонить в Чикаго и выяс-нять, отправлен ли он.

В последующие годы я через интернет отправ-лял свои переводы и в Англию, и в Россию, и куда угодно. Но тогда мы интернетом не пользовались, даже не знаю, почему.

Жизнь как-то налаживается, хотя мы все еще и висим на волоске, и малейший сбой грозит крахом.

Миннесота

Ноябрь 2001 г.

Хуторок в иллинойской степи

У нас в доме поет сверчок. Он притаился на первом этаже в углу и стрекочет вовсю. Я человек сентиментальный, и верю в добрые и недобрые дома. Этот дом большой и добрый. В нем наверное даже привидения беззлобные, тихие такие. А привидения быть должны - все-таки дому где-то сто сорок лет. Наличие потусторонних осо-бей остается под вопросом, зато у нас есть ходики. Самые настоящие, купленные Светой на гараж-сей-ле - с гирями и даже с кукушкой. Только она по ветхости лет больше не выскакивает. В лучших традициях по стенам висят фотографии. Есть и мой парадный снимок - весь благостный, в благород-ных сединах, с полуулыбкой я добрыми глазами взираю на этот мир.

Жена все время ворчит, и теоретически я с ней согласен. Ну да, крыша течет и сантехника оставляет желать много лучшего, и крыша веранды скоро нам на голову завалится, и хозяину на все на-плевать. Все так, но я радуюсь каждому часу, кото-рый мы здесь прожили, а что до Марка, нашего хо-зяина, так я его месяцами не вижу, хотя живет он милях в шести от нас. Впрочем, я по нему и не ску-чаю.

Мы живем на хуторе - другого слова подо-брать не могу. К дому от дороги ведет аллея с ог-ромными деревьями. Сам дом двухэтажный, бе-лый, с зеленой крышей. Перед ним лужайка, кото-рую в полном соответствии со святой американ-ской традицией моя жена любовно стрижет гро-хочущей и коптящей бензиновой гарью газоно-косилкой.

Вокруг дома деревья и кусты. Чуть подаль-ше начинаются джунгли. Там даже есть две полян-ки с ландышами. Вообще, в нашем оазисе есть все: несколько шелковиц, дикая малина, масса каких-то колючек и густая трава выше пояса... Там же, в за-рослях, несколько сараев, точнее три. Было четыре, но в прошлом году во время сильной бури один завалился и мы спалили его останки в кострах.

Между домом и сараями разбросан наш автопарк. Действующую его часть составляют наша основная машина - купленный у знакомых роскошного вида белый «Кадиллак» с предатель-скими наклонностями - и ржавенький страстотер-пец Васенька. Кроме того там стоит наш кали-форнийский «Форд-Темпо» (сейчас он доживает свой век среди лопухов за сараем), а также «Пон-тиак», на которой приехали из Мичигана наши друзья. Обратно машине ехать расхотелось, и она просто не завелась. Теперь ожидает решения своей участи в нашем дворе...

Среди деревьев оборудованы всякие раз-ности. В глухом углу между тремя деревьями на высоте примерно трех метров над землей мы сде-лали площадку для детей. Точнее, всю основную работу выполнила Света, поскольку я в то время передвигался боком, а действовала у меня только одна рука. (Почему так? Смотрите опус «Такие дела»). С других деревьев свисают веревки, на них дети катаются. Естественно, болтается и старая ав-томобильная шина, на которой они тоже катаются.

На нашем хуторе есть то, что напрочь от-сутствует в Америке. Как выразился один мой друг, в Америке есть свобода, но нет воли. А здесь воля... наше Дикое поле. Между сараями и рощей на краю усадьбы мы выбрали место для костра. Вокруг расставили чурбаки, на которых можно сидеть.

Сегодня Алиска отбыла к подруге гостить с ночевкой, а мы разожгли костер. Темные деревья, огромная луна, звезды, свежесть начала осени. Беленький Яшка подбрасывает в костер охапки сухой травы и очень серьезно рассказывает нам массу интересного - как ловят осьминогов, как Дэниел в школе наступил ему на ногу, почему он не любит читать и многое другое. А мы со Светой сидим и смотрим на огонь.

Прошлой зимой в сарай забрался покалечен-ный машиной енот. Большой, похожий на лису. Сжавшись в пружину, енот рычал и показывал клыки. Дети рвались его кормить, приходилось их оттаскивать и объяснять, что енот - дикий зверь. На другой день, оклемавшись и отъевшись на наших хлебах, он куда-то ушел на трех лапах. А неделю тому назад во двор забрел олень. Я вышел утром покурить на крыльцо, он меня увидел и шарах-нулся от сарая в кусты и дальше, в кукурузу.

На одном из огромных деревьев, что стоят вдоль аллеи, стучит дятел. Одно время во двор часто наведывался заяц - мы его даже прозвали Антоном. Только вот почему-то белок не видно, хотя вообще их здесь тьма-тьмущая. Вокруг хутора стеной стоит кукуруза. Уже сейчас по соседним полям стали ползать комбайны. Где-то через месяц на пару дней появятся люди, которые арендуют у нашего хозяина поле за усадьбой.

Уберут кукурузу и до весны опять на нашем хуторе не будет никого, кроме тех, кого мы хотим видеть.

Иллинойс

Октябрь 1999 года

К вопросу о счастливой жизни

C недоумением и, даже, некоторым недовери-ем к своей памяти возвращаюсь я к без-заботной жизни в стране, которой больше нет на карте мира. Надо же, нет настроения пла-тить за квартиру, ну и не плати... будет ведь и другой раз. Не хочешь платить за свет, и не надо. Предположим, ты зажиточный, хорошо обеспечен-ный человек, и у тебя есть «Запорожец». Сломался «Запорожец» - обидно,... но можно обойтись и без него. Откати в сарай и пусть стоит, пока деньги на ремонт не появятся.

Американское счастье настырное и агрес-сивное. Блага навешивают тебе на шею, не спра-шивая, нуждаешься ты в них или нет. В вопросе об оплате за эти блага никакие шутки не проходят - вышибут. Если же в процессе ты отдал Богу душу, сдерут с мертвого тела - как в былые времена маро-деры на поле сражения сдирали с убитых сапоги.

Без машины жить просто невозможно. То есть, конечно, можно, ну, как предположим, можно обойтись без штанов. Технических препятствий нет, но очень много неудобств. Можно, допустим, купить велосипед с коляской и ездить на нем за продуктами в город (пятнадцать миль в одну сто-рону). Или на нем же куда-то семьей выехать...

Но это еще не все. Одной машиной не отделаешься. Во-первых, раз мы оба с женой работаем, то распиливать ее (машину, конечно) пополам очень трудно. Во-вторых, у машин есть обыкновение ломаться.

Теперь, о том, во что это выливается на практике.

Когда «Форд-Темпо», на котором мы прикатили из Калифорнии, стал окончательно загибаться, встал вопрос о пополнении автопарка. Горький опыт подсказывал, что покупка автомоби-лей за 100 - 200 долларов у сердобольных знако-мых обходится слишком дорого - стоимость ре-монта месяца за три составит как минимум долла-ров 400 - 500), а потом их все равно приходится выкидывать, как драные носки. И решили мы взять в банке лоун (заем по нашему) и купить что-то бо-лее приличное. Те же фермеры, у которых я ухва-тил Васеньку (см. опус «Васенька»), продавали еще один «Кадиллак» - оставшийся от их родителей. Это, конечно, машина для наших кавказцев. Боль-ше всего к ней подходит слово «вальяжный». Большая, беленькая такая, вся в наворотах и за-витушках. Я как-то сравнил ее с могилкой богатой бабушки.

Ну, так вот, хватаем мы в банке кредит на 3000 долларов и становимся счастливыми облада-телями этой машины. Естественно, что фактически владельцем является банк. Естественно, что за нее ежемесячно приходится выплачивать банку. Ес-тественно, что банк требует, чтобы машина была полностью застрахована (а такая страховка очень дорогая).

- Ладно, - думаю, - Бог с ним, зато у нас, наконец-то, настоящая машина, а не все эти му-довые рыдания. -

К этому времени вялотекущий автомобиль-ный кошмар уже довел меня до нервного тика и тихого сумасшествия.

Ездит наш шикарный «Кадиллак» месяц, ездит второй... На шестом месяце без всякого пре-дупреждения машина глохнет на светофоре (ес-тественно, что за рулем моя жена. Все трагедии происходят, когда в машине Светка). А потом она очень тихо скатывается на подвернувшуюся очень кстати парковку какого-то ресторана. Дальше, ес-тественно, вызов машины для транспортировки (буксировка на тросу в Иллинойсе запрещена зако-ном. Получается очень удобно - нашел телефон, вызвал соответствующую службу, подождал часок, заплатил 50 - 70 долларов, и машину притащили прямо к тебе во двор. Если потом ее нужно доста-вить в мастерскую, процедура повторяется).

Следующую главу этой драмы я опускаю, иначе пришлось бы описывать многочисленные пе-ретаскивания «Кадиллака» с места на место, вво-дить в повествование черного владельца мастерс-кой, который попытался, не заглядывая под капот машины, ободрать меня как липку, описывать ошибочный диагноз моего механика, Билла, и т.д. В конце концов получаю я маленький сюр-приз: модель двигателя, который стоит на этой ма-шине, имеет врожденный дефект. В результате у него через определенное время летит 1 (одна) шес-теренка. Но шестеренку эту заменить невозмож-но... Иными словами, покупай, милок, другой дви-гатель.

В Америке такие прожекты можно сравнить с капитальным ремонтом квартиры в Советском Союзе. Машина, конечно, становится на прикол (пока выяснилось, что с ней, я ухлопал на это дело около 400 долларов). Нам с женой приходится три месяца делить пополам нашего Васеньку, который тоже протестует - ему не хочется больше ездить, ему отдыхать хочется. Правдами и неправдами вы-рываем мы еще один банковский заем (это уже третий по счету) - специально для ремонта маши-ны.

И вот она второй день ездит - не знаю, на-долго ли. Это как больной, которому сделали опе-рацию слишком поздно. Известно, что помрет, не-известно только когда конкретно. Мотор-то, ведь, той же модели, а поэтому рано или поздно и ре-зультат будет тем же самым. Во что обошлась вся эта эпопея? В общей сложности где-то в тысячу во-семьсот долларов. Можно ли было этого избежать? Можно - купив велосипед.

Причины всех этих ужасов предельно прос-ты. Раз у тебя нет своего дома, то кредит или не да-дут, или дадут на самых невыгодных условиях, и платить будешь много. И если ты не имеешь доста-точно денег, кредитную карточку тебе тоже не да-дут. Естественно, что любые удары судьбы обхо-дятся нам несравненно дороже, чем нормальному среднебогатому человеку. Дело в том, что эти си-туации сразу же приобретают пожарный характер, когда думать некогда, а нужно прыгать. И само-собой, что в панике и суете решения оказываются не самыми лучшими.

Иллинойс

1998 г.

Васенька

Романтическая новелла

Модель: "Кадиллак Симаррон"

Год выпуска: 1984

Километраж: неизвестен,

уходит во мглу веков

До ноября прошлого, девяносто седьмого, года наш автопарк состоял из ветерана-"Форда", который в далекие времена пере-тащил нас через всю Америку из Южной Калифор-нии, и "Кадиллака" по кличке Васенька.

Васеньку я воскресил из небытия подобно тому, как Иисус воскресил Лазаря. И было это так.

В один прекрасный день я мирно трудился на подрезке кустов (традиционное занятие для всех, у кого нет разрешения на работу) и уборке всякой прочей зеленой нечисти у знакомых амери-канцев-фермеров. Зачем-то зашел в ангар (гаражом это сооружение не назовешь, амбаром тоже). В уг-лу темнело что-то, напоминающее автомобиль. Точнее сразу определить было трудно, поскольку оно было все загажено птичками до потери физи-ческого облика. Походил, походил я кругами, и стало меня любопытство одолевать. Заглянул внутрь - кресла есть и даже кожаные. Открыл ка-пот, мотор на месте. Подошел к хозяйке:

- Дженни, - говорю, - что это у вас за машина в углу ангара отдыхает? -

- Да это старшая дочка когда-то на ней ездила. -

- А что там сломано? -

- Я не знаю, нужно спросить мужа. -

Спросила, оказывается все в порядке.

- А за сколько, - говорю, - вы ее можете уступить? А то наш "Форд" уже еле ездит. -

- Да ни за сколько. Джерри зарядит аккумулятор, накачает шины и бери ее, жалкенький ты мой. -

Пригнали, отмыли, приласкали. С тех пор она и ездит. Есть, конечно у Васеньки некоторые недостатки. Во-первых машина настолько ржавая, что если захлопываешь дверь, то вся нижняя часть трясется, как лист жести, поскольку держаться ей не на чем. Во-вторых, слышно этот агрегат пример-но за километр. В-третьих, в соответствии со своим почтенным возрастом Васенька никуда не торопит-ся и разгон у него, как у тяжелого самолета на взле-те - требуется примерно полтора километра, чтобы достигнуть скорости 50 миль в час. В четвертых, заводить машину умею один я - очень уж сложная это процедура, напоминающая сакральные ритуалы таинственных и забытых цивилизацией племен. Но есть и одно большое достоинство. Данный аппарат позволяет перемещаться в пространстве без приме-нения мускульной силы (почти что).

Да, вот так, просто и скромно, вошел Васенька в нашу жизнь.

Вначале, когда я только извлек его из амбарного небытия и, отмыв, вернул к активной жизни, Ва-сенька капризничал, и это естественно. Всякий бу-дет капризничать - отдыхал себе тихо-мирно, и, на тебе, опять ездить! На кой бы хрен ему это нужно? Иногда он просто не заводился. То есть, поворачи-ваешь ключ, и ничего не происходит. Мой механик Билл определил, что чего-то там с проводами. Он же дал рецепт. В аварийной ситуации я извлекал огромную (величиной с кавказский кинжал) от-вертку и вонзал ее в Васенькины нутра. И машина заводилась. Правда, один раз таким образом я чуть было не задавил сам себя. Как-то поставил я маши-ну во дворе напротив сарая (мы его иногда гордо именуем гаражом, потому что зимой туда можно загнать полмашины, чтобы ее снегом не завалило) и выключил мотор, но при этом забыл поставить ручку передачи в парковочное положение. Через какое-то время, выхожу, поворачиваю ключ – ти-шина. Снисходительно улыбаясь, открываю капот и, склонившись над мотором, хорошо натрениро-ванным движением соединяю отверткой то, что там нужно соединить. Васенька с ревом заводится и резво прыгает вперед. Ну да, естественно, что ес-ли машина стоит на скорости, она и должна ехать вперед. Спас меня сарай. Васенька получил вмяти-ну, а я чудом избежал возможности попасть в кни-гу рекордов Гиннеса, как задавленный собственной машиной.

(Маленький нюанс: машины с автомати-ческой коробкой передач сконструированы так, чтобы их нельзя было завести, если ручка не стоит в парковочном положении. Это называется "защита от дурака". Наверное, все-таки, не совсем надеж-ная.)

Эта вмятина была первым Васенькиным увечьем. Потом к ним добавились многие другие. Как-то раз моя супруга работала у Женьки. Женька - это Дженни, та самая фермерша-миллионерша, благодаря которой Васенька появился у нас. Дело было зимой и Васенька каким-то образом оказался в сугробе. Решительных женщин это не смутило. Женька села на капот, чтобы добавить веса перед-ней части машины (солидная, нужно сказать, при-бавка), а моя любимая, воткнув заднюю передачу, от всей души нажала на газ. Васенька взревел и вместе с сидящей сверху Женькой пулей выскочил из сугроба. Как-то получилось, что на его пути ока-зался неуместный, глупый и совершенно никому не нужный столбик. Так Васенька лишился левого бо-кового зеркала. Ну а потом, естественно, правого.

Очень оригинально открывается у Васеньки капот. Вы видели, как стреляют из больших ору-дий? Вспомните кадры хроники времен Великой Отечественной войны. Наводчик остервенело дер-гает за шнур и пушка с грохотом стреляет. Вот так же открывается капот у Васеньки. Я уже рассказы-вал, как заводил машину отверткой. Через какое-то время и эта мера себя исчерпала. Однажды дивным вечером (снег с дождем и нулевая температура) Васенька просто отказался реагировать на все эти ухищрения. Так же равнодушно отнесся он к лас-ковым уговорам и отборному русскому мату. Оста-вил я его на парковке супермаркета, кое-как доб-рался до Билла и поведал ему эту грустную исто-рию. Билл тут же помчался на место происшествия. Он провозился с машиной два часа - под ледяным дождем. Он не взял с меня ни копейки! Правда спустя год тот же Билл продал мне совершенно жуткий рыдван за 600 долларов. О, таинственная американская душа! Но не менее таинственна и ду-ша славянская. Кто бы мне объяснил, зачем я взял это чудище, на котором моя жена чуть не взор-валась, когда у него потек бензобак, и которое че-рез пол-года развалилось?

Ну, так вот, в процессе приведения Васень-ки в чувство трос, который открывает капот, по какому-то глупому стечению обстоятельств оказался на аккумуляторе, перемкнув клеммы. Естественно, вспышка, дым и другие пиротех-нические эффекты. Но умельца Билла такими пустяками не смутишь. Оставшуюся часть тросика он вытащил наружу через решетку радиатора и со-общил, что на время сойдет и так, а потом сделаем. Вот я и открываю капот, потянув снаружи за тро-сик. А что? Мне так больше нравится. Очень удоб-но открывать капот. А если меня спрашивают, что это за загадочный провод торчит из машины, я объ-ясняю, что она заминирована и что когда супоста-ты обложат меня со всех сторон и надежды на спа-сение не останется, я дерну за эту проволоку и взорву себя вместе с вражьей стаей.

Может возникнуть вопрос: а, почему, собс-твенно, - Васенька? Да не знаю я: Васенька, и все тут. Так уж мы ее назвали. Был у нас Банан, была Редиска, а теперь Васенька.

Привлекает в Васеньке многое. Во-первых, голубая кровь. Все знают, что "Кадиллак" машина миллионеров. Поэтому даже ржавый "Кадиллак" - это не какой-нибудь вам, прости Господи, "Форд". Во-вторых, он имеет ряд неповторимых особеннос-тей. Например, мотор не перегревается, но охлаж-дающая жидкость почему-то вытекает. То есть, вы-ключил мотор, а через минуту из-под машины вы-текает зеленый ручей. Конечно, у людей неподго-товленных это вызывает некоторые опасения и вопросы. Приходится объяснять, что в те далекие годы, когда Васеньку сделали, это был высший шик. Так сказать, машина для влюбленных. Что нужно влюбленным для счастья? Журчанье ручей-ка и пенье птиц. Ну, птиц с собой возить несколько неудобно, а вот журчанье, пожалуйста, так сказать, предусмотрено конструкцией. А вместе с ним еще и бульканье, и шипение. Прямо-таки передвижной Бахчисарайский фонтан!

Но главное Васенькино достоинство такое же, как у старого мерина - что бы ни случилось, он тянет - уныло, медленно, но упорно и безотказно.

Так что дай Бог ему здоровья и счастливой старости!

Иллинойс

Октябрь 1998 г.

Такие дела

Так получилось, что большую часть своей жизни я прошел без особых физических повреждений. Все проносило - и в армии, и на стройке, и в алкашной жизни. То хотели заре-зать, да потом как-то расхотели и не зарезали, то что-то тяжелое с подъемного крана обрывалось, но не на меня, а рядом, то поскользнулся на стене де-вятого этажа, но не до конца. Благодатная Америка и здесь восстановила справедливость...

Прошлый год вообще начался как-то не очень удачно. Один служитель Божий не заплатил мне за большую работу. Я перевел книгу, а ему стало грустно расставаться с тремя тысячами дол-ларов. И смиренный пастырь тихо смылся на Ук-раину, забыв о мелких и суетных мирских расчетах (не заплатил и когда через несколько месяцев вер-нулся. А зачем платить, если письменного контрак-та у нас нет, а, значит, в суд на него я подать не смогу?).

Потом вместо ожидаемого в январе разре-шения на работу мы получили из Департамента иммиграции скромное уведомление, что нужно ждать еще восемь месяцев. При отсутствии денег и работы мы со Светой сидели дома и играли в дура-ка, глядя через окно на заснеженные поля. Дела приняли такой оборот, что я вполне созрел для гра-бежей на большой дороге, но не на что было ку-пить пистолет. Вместо большой дороги я пошел ра-ботать в русскую строительную компанию (только не спрашивайте меня, как устраивается на работу человек, у которого нет разрешения на работу). Компания русская, но девяносто процентов рабо-тающих - украинцы с Западной Украины, баптисты и пятидесятники.

Шестнадцатого марта девяносто восьмого года началось очень даже славно: пятница, впереди выходные, солнечный день. Только сильный ветер с утра. Мы работали на трехэтажной гостинице. Как всегда в Америке, леса закрыты тарпами. Тарп - это очень плотная непроницаемая синяя пленка, которой укутываются леса. Ветер все сильнее и сильнее. Часов в десять я поднялся на третий ярус к Зенеку Мальскому, и мы мельком поговорили, что, мол, леса ходят ходуном и если так пойдет дальше, они могут и завалиться. Вообще, конечно, леса полагается крепить к стене дома. Так полага-ется. Но ведь кампания-то русская. То есть, кре-пить полагается, но компания русская, а поэтому можно и не крепить.

К обеду ветер уже был такой, что бригадир дал команду снимать тарп. Дурацкая затея. Из-за нее-то весь сыр-бор дальше и разгорелся. Как толь-ко открепили одну сторону, весь тарп стал огром-ным парусом, в который задувал ветер, пытаясь оторвать леса от стены.

Как-то так получилось, что остальная бри-гада тихо рассеялась по закоулкам, а наверху, под крышей, оказались только мы с Зенеком. То ли са-мые старые, а поэтому дисциплинированные, то ли самые дурные…. Наверху было как в кадрах старо-го кино: знаете, когда буря хлещет и капитан на фоне парусов, весь волнами избрызганный, штур-вал мужественно держит.

Только я открепил тарп с торца, как прямо из-под руки вылетел брус, которым леса крепятся к крыше. Если бы я на него опирался (а за пару се-кунд до этого я на него и опирался,) то улетел бы вместе с дрыном вниз, на асфальт и трансформа-торную будку, и волноваться было бы уже совер-шенно не о чем. На этом этапе стало понятно, что ничего плодотворного наверху уже не сделать - хорошо, если самим удастся унести ноги. Я стал отползать на четырех конечностях по лесам до бли-жайшей лесенки. Отползать, потому что нормально перемещаться было невозможно - все ходило ходу-ном.

Успеваю опуститься вниз только по плечи. Смотрю через плечо назад и вижу, как леса отходят от стены. Так это, изгибаясь и довольно плавно. И тут же все рухнуло. Страшно ли было лететь? Да нет, в общем-то. Я почему-то был убежден, что не только не убьюсь, но и не побьюсь сильно. Почему так? Наверное, из другой, глубинной и засевшей на уровне копчика, убежденности: ведь вселенная - это я, а значит ничего со мной случиться не может в принципе, так сказать, по дефиниции.

Момент приземления не очень запомнился. Как выяснилось потом, сзади в меня врезалась дос-ка. Одна из тех, по которым на лесах ходят. Толстенная такая.

К разговору о везении (или невезении - с какой стороны посмотреть). Долбануло меня этой доской с правой стороны по лопатке и ребрам. Если бы с левой или по позвоночнику, то все дальнейшие заботы достались бы моей вдове. Ну, по-моему, еще чем-то зацепило и пальцы левой руки. Хотя рентгеном их не просвечивали, но мне кажется, что несколько фаланг я сломал. Чтобы сразу закончить с историческим полетом - Зенек тоже принял в нем активное участие, но зацепился поясом за какую-то штуку, торчавшую из стены. Так и болтался, как игрушечный медвежонок. Правда, ничего не сломал.

В горячке вскакиваю на ноги и чувствую, что дышать у меня не получается. Кажется, будто душит пояс с навешанными на нем инструментами. Кое-как расстегиваю и отбрасываю в сторону. Под-бежал один малый и повел меня в раздевалку. Вы-яснилось, что я не могу нормально говорить, как, впрочем, и дышать. Тембр голоса очень напомина-ет утят из диснеевских мультиков. Кое-как ложусь на живот на пол; нет, лежать не могу. С помощью сердобольного коллеги сажусь, сидеть тоже не мо-гу. Встаю, пробую походить - и не ходится, и не дышится.

На этом этапе до бугра доходит, что, может быть, со мной действительно что-то не так.

-Давай, - говорит, - я тебя домой отвезу. –

В машине умудряюсь найти удачное положение, боль отпустила, дышать стало легче. На радостях закрыл глаза и вроде задремал. На другой день бугор в бригаде сообщил: "Да москаль придуряется. Всю дорогу в машине проспал".

Света убирала у Дженни (Женьки) (см. опус "Васенька"), и дома никого не было. Доплелся до кресла, сел. Чувствую, дела невеселые. Кое-как, хватаясь за окружающие предметы, встаю. Похо-дил. Да, нужно сдаваться.... Довлачился до телефо-на, позвонил Женьке, попросил жену приехать.

Приехала вся бригада: Женька, Света и Яшка. По словам супруги, у меня был очень своеобразный цвет лица - серо-зеленый. Женька сразу поинтересовалась, почему соратники привез-ли меня домой, а не в больницу. Вот уж эти амери-канцы! Ну как ей объяснить, что раз у человека нет разрешения на работу, значит его, человека, нету в природе вообще, и падать он в принципе ниоткуда не может!

В приемной Женька со Светой занялись моим оформлением. Меня же сажают на диковин-ную высокую лежанку, на которой я жду дальней-шего развития событий. Сажают, потому что ле-жать я не могу.

Мой первый помощник теперь Яшка. При-везли меня в полном трудовом обмундировании и все это облачение пришлось как-то сдирать. Шес-тилетний сын развязывает шнурки высоких, на рифленой толстой подошве, ботинок, стаскивает их с меня и очень серьезно выслушивает мои тихие повествования за жизнь и за здоровье.

Как только сделали рентген, все становится на свои места: перелом лопатки и четырех ребер, порваны мышцы правого плеча (им-то я и вот-кнулся в землю после увлекательного полета), про-бито сломанным ребром легкое - что сразу объяс-нило довольно своеобразный тембр моего голоса.

Тут уж за меня взялись всерьез. Я мигом оказался в реанимации, нашпигованный морфием, весь утыканный иголками, обмотанный трубками и облепленный датчиками. И все стало очень даже хорошо. О реанимации остались самые теплые вос-поминания. Во-первых, морфий привел меня в ти-хое расслабленное состояние, во-вторых, исчезла боль (если не пытаться шевелиться). В-третьих, сестры там - высший класс. Стоит нажать кнопку, и тут же возникает сестра с морфием или кофе, или с, извиняюсь за выражение, уткой. Вокруг шипят и пощелкивают какие-то приборы, чего-то там все время автоматически надувается, опускается, из-меряется и записывается.

В таком благодушном состоянии проходит ночь, а потом и день. Я засыпаю и просыпаюсь, бо-ли особой нет (спасибо морфию), рядом сидит моя красавица с огромными испуганными глазами, а значит все в порядке, жена меня любит и все хоро-шо. Куда-то ушли все заботы. Впервые за два года не нужно думать, на что мы будем жить дальше и как выжить. Господи, как хорошо!

Когда выяснилось, что легкое не сложилось и помирать я вроде не собираюсь, меня перевели в обычную палату. И тут начался парад посетителей. Энергичная Женька известила об этом забавном происшествии всех наших общих знакомых. Пере-до мной мрачной чередой проходят знакомые аме-риканцы- рабочие и фермеры, бизнесмены и слу-жители культа, мужчины и женщины, дети и ста-рики. Полное ощущение, что я уже лежу в Колон-ном зале Дома Союзов и идет церемония проща-ния. Говорить совсем не хочется, хочется спать, а еще хочется послать их всех подальше.

На следующий день меня из больницы вы-кинули. Все очень просто - страховки-то у меня нет, а благотворительность - это дело такое.... Посадили на каталку, подвезли к машине и сер-дечно пожелали всего доброго и счастливого выздоровления. Спасибо, спасибо, большое вам спасибо, заботливые вы мои. Кое-как с помощью жены, шипя и стеная от боли, я вполз на сиденье и мы двинулись в путь. Скорбным был этот путь! Дороги Иллинойса вообще отличаются ухабами, а Рокфорд может на равных соперничать с Россией. На каждой ухабине я шипел, а Света чуть не пла-кала.

Дальше обычная повесть о том, как могучий организм берет свое. Через три дня я начал вста-вать (как встает, точнее, сползает с кровати чело-век с четырьмя переломанными ребрами, описать трудно, это больше из жизни насекомых и пресмы-кающихся). Через неделю сажусь за компьютер пе-реводить и кое-как печатаю одной рукой. Остаются только мелкие и скучные подробности. Больничный счет за два дня составил около восьми тысяч долларов, не считая услуг представителей самой гуманной профессии. Врачей, собственно го-воря, я особенно и не видел, но счета прислать они не забыли. Вместе с рентгеном это составило еще пару тысяч. Поскольку медицинской страховки у меня, естественно, нет, буду я этот счет платить всю свою жизнь.

А как же родная компания? Мне заплатили шестьсот долларов, а когда я чуть-чуть оклемался, предложили место завсклада и снабженца. С чем я себя сердечно поздравил.

Значит, если и пропадем, то не завтра....

Иллинойс

Сентябрь 1999 г.

Под сенью серпа, молота и лысого орла

Ну, про серп и молот нашему брату объяс-нять не нужно. Вспомните:

"Справа молот, слева серп

- это наш советский герб.

- Хочешь сей, а хочешь куй, все равно получишь...." - ну, и так далее.

А вот что это за лысый орел такой? Точнее, почему лысый?

И, опять-таки, загадки тут никакой нет. Орел, который пронзительно и грозно взирает на весь мир с американского герба, так и называется - 'bald eagle' . Буквально, "лысый орел". Может поэ-тому он такой сердитый. Все орлы, как орлы, а он плешивый.

Теперь представьте себе, какой коктейль создает сочетание серпа, молота и этого угрюмого пернатого.

Наши в Америке, вообще тема сложная. На-чиная с того, что не совсем понятно, кого же имен-но к ним относить. По каким, собственно, призна-кам их классифицировать - по языку, националь-ности, религиозной принадлежности, политичес-ким пристрастиям? Для меня лично наши - это все бывшие советские.

Москвичи и гости столицы! Вспомните фон-тан "Дружба народов" на ВДНХ - вечно счастли-вый коллектив. Это и есть наши.

Так вот, в Америке эта компания отплясыва-ет на фоне звездно-полосатого флага под мелодию Yankee Doodle Dandy.

Мелькают папахи и тюбетейки, пейсы из-под черной шляпы, расшитые рубашки-косоворот-ки, атласные шаровары с мотней до земли, полоса-тые халаты и черкески с газырями; сапоги с загну-тыми носами и, почему-то, вдруг, расшитые бисе-ром унты и шаманский посох....

Это мы - прибывшие сюда, в землю обето-ванную, в волшебную страну, где молочные реки и кисельные берега. Задолбанные коммуналками и родной властью во всех ее вариациях и проявлени-ях, напуганные падающими самолетами, взрывами и автоматной пальбой в городах, закаленные мно-гочасовым ожиданием на вокзалах и в аэропортах.

Мы взрастали и наливались соками в нескончаемых очередях. Вскормленные колбасой за два двадцать, вспоенные бормотухой, обнажая в улыбке плохо сделанные протезы, мы всем телом выражаем готовность влиться в новую жизнь. Здесь, в светлом мире изобилия, не нужно насту-пать друг другу на ноги и не нужно бить соперника по рукам, отвоевывая место на площадке трамвая.

Здесь мы все ездим на красивых автомоби-лях, живем в роскошных домах и честно платим налоги. Засыпая можем искренне сказать себе: «Я сегодня ничего не украл. В натуре, блин, ничего....» -

Тогда откуда угрюмые, настороженные взгляды? Откуда стремление отвернуться, услышав родную речь? Будто мы постоянно ожидаем друг от друга оплеухи или визгливого мата.

Ветераны этого счастливого путешествия уже получили паспорт с орлом (естественно, речь идет об орле лысом , а не двуглавом). Теперь в разговоре они между делом бросают: "Сейчас наш президент этому Ираку задаст". Ну да, ваш прези-дент. Ясно дело, задаст. Только вот американцы из вас, граждане и гражданочки, хреновенькие какие-то удались. Английский язык через пень колоду, улыбка кривая, без стандартного американского сияния. Их улыбка с детства вырабатывается, а у вас она всё на оскал сползает.

Как ни тужьтесь, а фонтан "Дружба наро-дов" все равно с нами - будь-то в Калифорнии или Нью-Йорке, в Оклахоме или на Аляске. Пригрел убогих щедрый лысый орел под своими широкими крылами, но и серп, и молот все равно с нами - за пазухой. Ныне и присно, и вовеки веков.

Самое странное, что я понимаю участников этой танцевальной группы (еще бы нет, вон он, я, видите? Да нет, не лысый... Вон там за струями - вприсядку пошел, ладонями по голенищам себя бьет, а теперь в грудь - это я).

В американском мире, где реакции предска-зуемы и запрограммированы, наши со своими страстями просто неуместны. Они остались челове-ками - плохими или хорошими, уж какие есть. По-этому чувства и настроения отражаются на лице и в поведении. Если ты незнакомец, на всякий слу-чай посмотрят предостерегающе: "Не замай, бо вдарю". Если приняли за своего, оттают.

Вот, вчера, например, переводил я в боль-нице визгливый конфликт между семьей одного деда и администрацией. Началось с агрессии, за-кончилось совершенно неожиданно - во всяком случае для американцев. Дочка деда растроганно обняла врача-уролога и прослезилась. Для меня эта трансформация эмоций понятна и пояснений не требует - милые дерутся, только тешатся.... С точки зрения американцев такое поведение свидетель-ствует о недоразвитости или, скажем помягче, ин-фантильности странных русских. Потому что никак не вписывается в стандарт. Ну, не заложен в их компьютер такой вариант, как рыдание на плече врача!

Вернемся, однако, к фонтану. Танцоры нашего коллектива явно рвутся в стороны. Но здесь американская действительность наносит им совсем уж несправедливые и жестокие удары.

Предлагаю маленький тест. Вот три фами-лии: Хаим Рабинович, Богдан Пацюк и Мухамет-кул Уянамжинов. К каким национальностям при-надлежат их носители?

Для вас загадки нет - ну, разве что насчет Мухаметкула. Да и то про себя вы его уже опреде-лили одним словечком, которое в русском языке обозначает представителей всех восточных наро-дов.

А для простодушных американцев они – русские.

Вот так - обидно и по темечку! Тот же Хаим всю жизнь в России был евреем, что доставляло ему массу неудобств. Наконец, Америка – желан-ное освобождение от русского проклятья. А он для них русский. И все, и не пудрите мозги, и слышать ничего не желают.

Гарный парубок Богдан готов рыдать и клятвенно землю есть, что нет у него ничего обще-го с клятiми москалями. Не помогает. Ничего пони-мать не хотят. Русский, и точка. Во, дела.

Исключение делается только для прибалтов, которых мы как-то слишком уж энергично затащи-ли в свой танцевальный коллектив.

Кстати, я понимаю обиду участников этого действа. Гордиться нам особенно нечем. И шови-низмом, и антисемитизмом хвораем хронически и в тяжелой форме. И евреям есть, за что обижаться, и Богдану, и сыну степей, Мухаметкулу. Но очень уж неприлично поспешно стали они от нас открещи-ваться - как пассажиры переполненного вагона электрички в панике очищают место вокруг мирно спящего у окна обоссавшегося пьяного.

Хочется как-то утешить обиженных: "Чест-ное слово, американцы не виноваты. Неведомы им все эти тонкости. Да и вообще для них все это Рос-сия, а там холодно, там не было свободы и демок-ратии, а теперь свобода и демократия есть. Все".

Так что терпите. Все к фонтану и пляшем. Раз, два! По-о-шли: два притопа, три прихлопа - с гиканьем и свистом, с возгласами "Ой, вей", "Се-ким башка!", "Ё.... твою мать!" - ну и что там еще полагается восклицать для выражения ликования.

Миннесота

Февраль 2001

Светлый путь

Широкий прямой фривей залит сильным матовым светом. Свет исходит от воз-вышающейся на горизонте гигантской статуи Свободы.

По автостраде со скрипом тащится телега. С равномерным стуком ударяется о трухлявую доску колесо. Телега завалена самыми разнообразными предметами. Из-под стопки дипломов и сертифика-тов выглядывает зеленая газонокосилка. На микро-волновую печь брошена белоснежная форменная рубашка секьюрити оффисера. С нарукавной на-шивки мрачно взирает на мир орлан. Из-под его когтей выбиваются молнии. Торчит ржавый бок ав-томобиля со спущенным колесом. Дальше виден багажник сверкающего никелем роскошного бело-го "Кадиллака", на котором фломастером крупны-ми буквами небрежно написано: "Спекся, голуб-чик". Между машинами фикус, монитор компьюте-ра, клетка с синим попугаем, какие-то ящики, ко-робки, вилки, детские игрушки, подушки. Торчат ножки стола.

Все свободное пространство завалено счета-ми - за электричество, за телефон, за отопление, за ренту дома. Счета от банков, счета за кредитки, счета от врачей... Натужно дыша и налегая на уп-ряжь, тащу телегу. Время от времени останавлива-юсь и копытом дрожащей передней ноги отбрасы-ваю со лба седую прядь. В зубах зажат окурок сигареты "Маверик".

Что-то необычное есть в этом шоссе. Окру-жающая местность совершенно плоская, но при этом дорога неизменно идет в гору. И еще одна странность. Телега все время подпрыгивает на уха-бах, со скрипом проваливаясь в выбоины, хотя до-рога с виду остается идеально гладкой.

Вдоль фривея сплошной стеной стоят рек-ламные плакаты. Поднимаю глаза и вижу изобра-жение роскошного ландо. За экипажем виднеются пальмы, виллы, чей-то ликующий белозубый ос-кал. Надпись: "Суперлотерея. Играй, чтобы выиг-рать. Следующим победителем будешь ТЫ".

С других щитов меня убеждают купить не-виданно эластичную упряжь, мазь для копыт и комбикорм "Благоухание весны".

Покачиваются в воздухе разноцветные ша-ры. Под ними рядами выстроены сверкающие на-рядные автомобили.

Назойливо лезут в глаза изображенные на щитах персонажи. Шакал с честным и мужествен-ным взглядом крепкими пальцами ухватил себя за рукав белоснежной рубашки. Надпись: "Мы берем-ся за дело, засучив рукава. Адвокатская контора Хогофоко".

Тащится телега, визжит расхлябанное коле-со, мерно постукивает о бетон привязанный сзади пылесос.

Опять поднимаю глаза, машинально читаю: "Рокфордская ассоциация врачей - забота от всего сердца". Под надписью два серьезных волка со стетоскопами и сострадательно улыбающаяся кобра в белой шапочке.

Ветерок доносит сладкий радиоголос:

- Господь ждет вас! Только у нас, только в объединенной евангельской церкви на Алпайн-авеню приобщитесь вы к истинной благодати. Спешите к Иисусу, жертвуйте на наше служение! -

Над фривеем, прямо в синем небе, огром-ный экран. Там разворачивается действо сериала "Пляжный патруль". Крупно - прелестная блондин-ка. Патологических размеров бюст. Блондинка вы-таскивает из пенистых волн обалделого кабана с выпученными глазами. Мускулистый загорелый ге-рой сигает из вертолета в моторную лодку, где на него немедленно набрасывается лютого вида козел.

Скрипит телега. Хвостом устало отгоняю от себя назойливо жужжащих телемаркетеров. Оста-навливаюсь, чтобы сплюнуть окурок.

На телевизионном экране коммершиел. Обольстительного вида корова по свойски улы-бается мне и протягивает яркую упаковку. Бодрый голос за кадром: "Слабительное "Парадиз" - твой выбор".

Устало думаю: - А может скинуть к едрене-фене "Кадиллак" с телеги? Один черт, не ездит. Всё легче будет. –

Из благоухающего дезодорантом и шам-пунем болота немигающим взглядом смотрит на меня Змей Горыныч. Три головы - простые, откры-тые лица. К лацкану строгого делового костюма приколота бирка со словами "Холком Стейт Банк". Горыныч приветливо ухмыляется и напоминающе помахивает зажатым в когтях контрактом о бан-ковском заеме на покупку автомобиля.

- Ага, он тебе сейчас скинет... да так, что и копыт не останется, - обреченно проносится в голове.

Скрипит телега. У заднего борта, пристро-ившись между видеомагнитофоном и тумбочкой самозабвенно играют Яшка с Алиской. Там душистое свежее сено и стрекочет сверчок.

Иллинойс

Февраль 2000 г.

Эпитафия победе

Поджав ноги, сидим рядышком на островке среди кромешной тьмы - я и Света. Мы до-бились того, за что боролись четыре года. При этом, правда, потеряли по дороге все, кроме друг друга. Нет ни энергии, ни сил, ни желания всматриваться в воющий стылым ветром мрак, стараясь разглядеть крохотный огонек, который должен мерцать где-то там, впереди.

Из ничего, с пустого места мы сделали себе Америку, получили статус законных жителей этой чужой страны. В сказках добрый герой прорыва-ется к счастливому будущему, пройдя заколдован-ный лес и населенные чудищами пещеры и многое другое.

Мы прорывались через тот самый лес, шли пещерами, отбивались от чудовищ. Барахтались, захлебывались, тонули, злились друг на друга и на весь мир. И, наконец, выжили. И, вот, сидим на кочке, оглядываемся несколько растерянно.

Да, умудрились выжить, ничего не получая, не имея никаких прав. Цена? Большая, может быть, даже, слишком большая, неподъемная цена.

Как тысячи и тысячи других, мы уехали из своей страны, чтобы, наконец, ощутить себя людь-ми. Но по непостижимой иронии именно здесь мне довелось испытать самые большие унижения.

Как чувствует себя человек, когда у него нет права на работу, как нет, впрочем, и каких бы то ни было других прав? Когда, строго говоря, в этой стране тебя нету вообще, как нет в материальной реальности фантомов, привидений и других при-шельцев иного мира.

Как чувствует себя человек, когда за работу стоимостью две тысячи долларов ему с неохотой, как бы делая одолжение, как подачку швыряют пятьсот? Действо сопровождается ленивой пропо-ведью, что и за это, мол, должен быть благодарен. Даже ответить нельзя так, как хочется и как нужно бы. Деваться-то некуда. Вернуться домой без чека нельзя, нужно платить за квартиру, иначе нас выш-вырнут на улицу.

Как чувствует человек, когда ему говорят: "Вы, пожалуйста, не рассказывайте нам о своих проблемах. У нас и своих достаточно"?

Как чувствует себя человек, когда пойти некуда? Американцы в принципе не в понимают такой ситуации, а наши, стоя в сторонке, с инте-ресом наблюдают, что будет дальше.

А славный Новый год, когда праздничной ночью кончается топливо и дом начинает медленно остывать? И ты сидишь и думаешь, куда же можно в такое время увезти детей, чтобы они не замерзли до утра. И думаешь, где взять триста долларов, что-бы завтра заплатить за нефть. И месяц за месяцем ломаешь голову, чем платить ренту.

Эта изощренная пытка продолжалась не один год. Кого, собственно, интересует, есть у тебя деньги или нет, есть у тебя право на работу или нет? Принцип простой: "Плати". Бесплатные в Америке только улыбки, за все остальное оплата по полной программе, без дураков.

И, вот, пройдя это измывательство, вдруг видишь, что твоя профессия здесь просто не нужна. Когда мы приехали, этот новый мир был заполнен ярким светом. По мере того, как в своих мытарс-твах мы проходили один круг за другим, света становилось все меньше и меньше. Пока не остался крохотный тусклый огонек, который можно рас-смотреть, лишь напрягая зрение.

Сейчас по свой сути наше существование сравнимо с примитивной жизнью австралийских аборигенов. У них все силы уходили на поиски пропитания. Вехами нашего бытия стали чеки. Да, сейчас мы можем работать, но слишком большой накопился груз за тех годы, когда такого права не было. Получив чеки, мы используем эти деньги для затыкания многочисленных дыр. То есть, чеки по-лучаются, чтобы оплачивать счета.

В процессе марша к победе постепенно ис-сякала нервная энергия. Сейчас я только надеюсь, что у нас хватит сил, чтобы сохранить друг друга. Круг замкнулся. Уйдя от мрачной безысходности России, мы попали в тягостную беспросветность Америки.

И во мраке, как на стене дворца Валтасара могла бы появиться рука и начертать огненными буквами: "За что боролись, на то и напоролись". И послышится в темноте сдавленное хихиканье.

Тут бы уместно, с треском рванув на груди пропотевшую в заморских странствиях рубашку, с надрывом вскричать: "Прости меня, Родина!" Но куда, собственно, обращать этот вопль? Та реальность, к которой я мог бы воззвать, уже давно погрузилась в пучину, подобно торпедированному подводной лодкой пассажирскому лайнеру. Вместе с нескончаемыми беседами за кухонным столом, вместе с театрами, веселыми друзьями-собутыль-никами и поисками дефицитных книг. Впрочем, нет, -- так, да не совсем. Осталось чувство при-надлежности, когда теленовости смотрят не только для того, чтобы узнать погоду на завтра. Осталось чувство, что там я дома, что мне не нужно спра-шивать, можно ли пойти в лес или он чья-то собс-твенность. Не нужно, потому что он принадлежит мне по праву, данному от рождения.

Я рад, что в заброшенной деревушке в Тульской области есть избушка, которая наша, в которую всегда можно вернуться. Может быть, и вернусь. Может быть, кто знает?

Что же сейчас? А сейчас можно согревать друг друга своим теплом. Сейчас можно верить в вечные и банальные истины.

Во что еще я верю? Точнее будет сказать, в кого. Так вот, я верю в своего самого близкого друга, в жену, которая, закусив от жалости губу, как ребенка мыла меня под душем, стараясь не сделать больно, не коснуться переломанных ребер. (См. опус "Такие дела")

Я верю в Свету - свою сильную маленькую красавицу.

Иллинойс

Февраль 2000 г.

Паноптикум

Я обитаю в волшебном мире Америки. Счастливые, бодро улыбающиеся люди жаждут приобщить меня к непреходящей эйфории. Секрет их оптимизма прост - нужно только купить. Что именно? Да что угодно, "Спрайт", новые удобрения, кошачью еду, контрацептивы, машину... Им без разницы, что именно ты купишь, только раскошеливайся и перестань, в конце-концов, стесняться . Меня похлопывают по плечу:

- Ну, ну, не жмись же... Давай... Да, что ты, в натуре? Купи, и все будет замечательно. -

В красивых машинах летят по фривеям уверенные, не ведающие сомнений люди. Не одо-левают их мучительные раздумья и мир под луной предстает простым, четким и кристально ясным. Они с азартом толкутся в магазинах. Они улы-баются. Они активны и энергичны.

Нет, что-то, все-таки, здесь не так. Неуло-вимо присутствует ощущение некой фундамен-тальной неправильности. Присмотритесь поприс-тальнее, и увидите, что это царство самодвижу-щихся механизмов. Стандартные улыбки, стандар-тные слова. Стандартны развевающиеся на ма-шинах американские флаги. Вся жизнь из готовых кирпичиков. Стандартны мнения и реакции. В сущности, говорить о мнениях даже как-то нелов-ко. Мнение есть там, где присутствует способность думать и обобщать. Здесь вместо беседы обмен ин-формацией, что можно приравнять к общению с компьютером. Нажал на клавишу, получил ответ. Если запрос выходит за рамки запрограммирован-ного, компьютер пошлет вас подальше.

Где-то на периферии непреходящего лико-вания, на обочине разноцветной толчеи и мель-тешения присутствую я. Не могу отделаться от мысли, что во всем действе прослеживается из-начальная бессмыслица и нелепость. А зачем, собственно говоря, происходит все это самозаб-венное коловращение?

В Америке (да и не только в Америке) сама постановка такого вопроса говорит окружающим, что перед ними идиот-хроник. И спорить с этим трудно.

Я делаю жалкие попытки включиться в общую игру. Но как-то не получается. В смысле, что в голове почему-то настойчиво жужжит:

- Господи! Да это же дурдом... Ну, что ты, в самом деле.... -

Я маскируюсь. Иногда удачно, иногда не очень. Лет пятнадцать-двадцать тому назад играть участника было легче. Сейчас постарел. Одышка мучает и полежать охота. Иногда, собравшись с си-лами и помахав руками, чтобы разогреться, делаю очередную вялую попытку.

- Да с вами я, как же иначе? Хотите, сделаю десять приседаний? А то, хотите, анекдот.... Что вы, братаны, да вот он, я, весь перед вами! Во - фас, профиль, улыбка - все, что полагается. Смотрите, даже галстук надел. -

Не верят, паразиты. Не могу больше вхо-дить в образ.

И жена объясняет мне, кто я такой, не ут-руждая себя дипломатией. Соглашаюсь, грустно кивая головой.

И так всю жизнь. Возможно ли, что все про-исходящее вокруг есть проявление массового су-масшествия? Голос внутри меня уверенно говорит: "Ясно дело - слону понятно". Но проще и безопас-нее признать, что сумасшедший я, а не они.

Казалось бы, ну и ладно, сумасшедший, так сумасшедший. Сиди себе в сторонке на завалинке. Смирно положил руки на коленки и притоптыва-ешь себе валенками, радостно улыбаясь пролета-ющим птичкам.

Нет. Не дают. Моя смирная, никому не мешающая поза раздражает. Мешает и бросает вызов. Всю жизнь в ней видят протест. И меня с завидным упорством приобщают к паноптикуму.

А поэтому я старательно и послушно симулирую телодвижения, которые должны со-общить собратьям по разуму, что мы вместе, что я пою в хоре.

Удачнее всего оказалась маска переводчика. От меня сразу все отстали. Мимикрия получилась на удивление успешной. Так, смотрите – видите меня? А теперь отойдите назад, еще чуть-чуть... ну, видите? Кого, кого… – меня видите? Вот, о чем я и толкую, не видно на общем фоне - пятно какое-то серое расплывчатое, вроде как кочка на болоте. Только уши торчат, но это ничего, можно веточки в них воткнуть.

Вспомните первомайские демонстрации. Вокруг каждой колонны обязательно суетился че-ловек с красной повязкой на рукаве. На повязке золотыми буквами написано "Распорядитель". И все ясно. Понятно, почему он бегает и машет ру-ками, и никто не задает ему дурацких вопросов.

Такую же повязку одел и я. Только на ней было начертано "Переводчик". И много лет никому не приходило в голову, что я на завалинке, что я их перехитрил. Иначе бы затерзали, затоптали и заму-чили.

В России вообще народ откровенный. Уви-дев мою сидящую в сторонке фигуру, спрашивали прямо и просто:

- Ну, ты чего, вааще? Дурак, что ли? Может, дебил? А ну, давай, вставай! А ну, прыгай с нами! -

В Америке никто не смотрит и никто ничего не говорит. Здесь и так все ясно, потому что все за-несено в программу.

Нажимаешь клавишу. На дисплее возникает надпись:

- Род занятий? -

Отвечаешь: - Дистрибьютор подгузников. -

Вопрос: - Годовой доход? -

Отвечаешь: - Сто тысяч в год. -

Надпись на дисплее: - Маладэц, дарагой! -

В моем случае все несколько иначе.

- Род занятий? -

Подумав, несколько нерешительно впеча-тываю: "Секьюрити оффисер", - а про себя думаю: - А хрен его знает, какой у меня здесь род занятий. -

О доходе меня даже не спрашивают. Ответ высвечивается сразу и большими буквами:

- Мудак. -

Коротко и исчерпывающе ясно очерчено мое место под солнцем. Ну, вот, определились.

Иллинойс

Март 2000 г.

Мы возвращаемся с Дивана

Итак, мы возвращаемся с Дивана. Нет-нет, не пугайтесь - Диван Авеню, это русский рай-он Чикаго. Ну, русский, несколько неточно сказано, поскольку там есть и бульвар Голды Мей-ер, и поздравление с праздником Ханукка, и объяв-ления об уроках еврейского языка. Но на весь Ил-линойс это единственное место, где вывески на русском языке и есть русские магазины. И даже настоящий букинистический, где можно по уши за-рыться в книги и забыть обо всем, пока вас не выгонят.

Погода мерзопакостная - снег с дождем. Из-под колес соседних машин в наш только что куп-ленный зеленый "Форд-Эскорт" летят потоки гря-зи. Ничего этого я не замечаю. Я слушаю музыку. Звучит классика: "Моя Марусенька", "Купите бублички", "Чубчик кучерявый". Кассету я только что купил на Диване. Называется "Кумиры прош-лых лет". Именно это мне нужно, чтобы забыть обо всех мелких и крупных неприятностях и ощутить на короткое время то чистое и бездумное счастье, от которого с лица не сходит глупая детская улыб-ка. Мы едем по хайвею номер 72 из Чикаго в Рок-форд, но из Америки двухтысячного года я вернул-ся в Краснодар начала шестидесятых.

В те времена на средних волнах в любое время суток можно было поймать подпольных ра-диолюбителей. Они называли свои станции самы-ми неожиданными именами: "Зеленый голубь", "Привет", "Черное море" и тому подобное. Мили-ция вела постоянную войну с любителями, заби-вавшими частоты, которые использовала "Скорая помощь" и та же милиция. Но это было неистре-бимое племя. Они вещали до конца шестидесятых.

Так вот, именно на любительских станциях можно было услышать все эти шедевры. Чего там только не было! "Я явился к вам во фраке, элеган-тный, как рояль" и "По камушкам, по кирпичикам"; "Пиковая дама" и "Мотоцикл цикал-цикал, и ста-рушки больше нет"; "В Кейптаунском порту с про-боиной в борту "Жанетта" поправляла такелаж", - да все разве перечислишь. От одного только переч-ня охватывает ностальгия.

Интересно, как бы я относился к этой музы-ке, будь мы в России? Или как бы я воспринимал кондовые советские песни шестидесятых и семиде-сятых годов? В то время, во всяком случае, ника-кого умиления и восторга они у меня не вызывали. Не знаю, как в России, а здесь я слушаю те же пес-ни с упоением.

Три с половиной года тому назад мы отправились в далекий путь. Из Южной Кали-форнии нужно было попасть в Иллинойс, то есть, пересечь почти всю Америку по диагонали на ма-шине весьма сомнительной надежности. Так вот, в пустыне Мохаве и на воняющих навозом просторах Техаса нас сопровождали "Королева красоты", "Черный кот" и "Оранжевое море". Особенно взбадривала эта музыка после дорожных неприят-ностей.

Начало пути сразу окрасилось в зловещие тона неминуемой катастрофы. Уже на выезде из Сан-Бернардино, через пятнадцать минут после на-чала пробега, у нас лопнула шина, которую я за два дня до этого по дешевке купил в мастерской у от-зывчивых и улыбчивых мексиканцев. Пришлось вытаскивать все барахло из забитого до отказа ба-гажника, чтобы достать запаску. Потом, как я и ожидал, на жаре стал греться мотор. Места шли са-мые что ни на есть развеселые: вначале безжизнен-ные раскаленные горы, потом пустыня - как раз для нашего хворого "Форда-Темпо". Каждый раз, когда на очередном подъеме загоралась лампочка пере-грева двигателя, я сворачивал на обочину, откры-вал капот и ждал ровно полчаса, пока в радиаторе не переставало булькать и шипеть. Потом доливал туда воды и мы тащились дальше.

Пустыню Мохаве я пересекал с минимально допустимой на фривее скоростью - сорок пять в миль в час. Мне было все равно. В тупой и безна-дежной решимости я намеревался ехать вперед, пока машина не разва-лится. Возвращаться все равно некуда. Общая си-туация указывала на то, что где-то в этих гнусных песках "Форд" накроет-ся, и нам придется ставить вигвам прямо среди саксаулов (или как там эта ко-лючая мерзость на-зывается) и питаться пойманными гремучими зме-ями, закусывая их ящерицами. Никаких запасных вариантов не было. Никто и ни-где нас не ждал. Поэтому я мечтал хотя бы дотащиться до следую-щего штата, чтобы получить моральное удовлетво-рение от до конца исполненного долга.

И вот граница Калифорнии с Аризоной. Трудно представить себе место более гнусное. Се-ро-черные голые безжизненные скалы, а между ни-ми течет мутная коричневая речка. В этой речке да-же топиться не хочется – по причине ее беспре-дельной убогости.

Дело шло к вечеру. Дорога постепенно под-нималась все выше и выше. Спала изнуряющая жа-ра, которая преследовала нас полгода в Калифор-нии. Стало даже прохладно. И я почувствовал, что машина начинает оживать. Стемнело. "Фордик" бодро катил по шоссе. Впервые появилась робкая надежда, что, может быть, наш пробег и не завер-шится на обочине дороги.

Заваленные всякой всячиной, смирно си-дели сзади Яшка с Алиской. В машине тихо зву-чали песни 60-х. И мне вдруг стало уютно. Забы-лось, что я грязный, как собака после возни с ма-шиной на жаре и целого дня пути через пустыню. Я мог бы ехать всю ночь, слушая про неугасимый свет московских окон и королеву красоты, которая теперь уже давно, наверное, стала достопочтенной бабушкой.

Иллинойс.

Февраль 2000 г.

Картинки

Из интернетовской переписки с друзьями

Привет, Жека!

Возвращаясь к теме счастливого бытия под американским ласковым солнышком.

Печальная особенность заключается в том, что на-шу ситуацию не понимают ни американцы, ни на-ши. Американцы просто не представляют себе, что это такое - приехать в Америку с одним чемоданом и без денег, и, не имея никаких прав, с нуля рас-крутить огромный маховик того механизма, кото-рый представляет собой жизнь в другой стране. Ну, а в России в принципе не могут этого знать.

Вспоминаю Гарика Брокопа, который нес-колько лет тому назад уехал в Германию. Так вот, приехав на побывку в Заокский, он рассказывал, что получает четыре тысячи марок в месяц, но де-нег у него никогда нет. Я сочувственно кивал голо-вой, да, мол, такие дела. А про себя весьма усом-нился: "Врет, сучий хвост. Не иначе, боится, что я у него чего-то просить буду".

Теперь я знаю, что все заработанные деньги уходят в банк, врачам, за жилье и т.д., оставляя те-бе мелочь на бензин и продукты. В прошлом году Олег планировал к нам заехать и просил встретить его в аэропорту в Чикаго. У меня просто язык не повернулся сказать свежему в Америке человеку, что не могу я из бюджета вырвать 20 долларов на бензин, поскольку в то время мы в очередной раз висели на ниточке.

15 июня 1999

Привет, Жека!

Продолжая твою тему о "правильности". Американцы вообще очень интересная циви-лизация. Как последовательные прагматики они освободили себя от всего лишнего, ну, например, от культурного наследия человечества. И, естест-венно, чем выше уровень невежественности, тем больше самоуверенности. Потрясает совершенно железобетонная уверенность американцев, что все идет как нужно, все в порядке, именно так и следу-ет жить.

Во-вторых, они отказались от радости кра-сивой одежды. Вначале мы просто шалели от вида баб в супермаркетах. Впечатление такое, что она провела ночь на грязном диване, потом встала, вы-тащила из мусорного бака первую нестиранную майку, которая попалась на глаза, и подалась в су-пермаркет (не умываясь). Нашим бомжам такие на-ряды и не снились. Например, перед тобой в очере-ди стоит дама, у которой лямки бюстгальтера вы-зывающе торчат во все стороны из-под замызган-ного нечто. На ногах совершенно невыразимого цвета расползающиеся тапочки.

Третье - свобода выражения чувств. Запрос-то можно увидеть двух жирных (не толстых, но жирных) молодых (не обязательно в смысле воз-раста) супругов, которые постоянно лобзаются, почесывают и поглаживают друг друга, взглядом как бы приглашая окружающих присоединиться к их счастью.

Особенно интересно наблюдать панический страх американцев перед всем естественным и при-родным. Со мной работает один британец, Тони. Только не дай и не приведи назвать его англичани-ном - он из Уэльса и англичан ненавидит. Так вот, едем мы как-то всей бригадой на задание - я, Тони и наш босс, Майк. Майку около тридцати, он руко-водит сейлз-департментом. Высокий, сильный и, естественно, до невозможности самоуверенный. Мы с Тони разговорились о детстве, с изумлением обнаруживая невероятное сходство в своих воспо-минаниях. Выясняется, что в начале славных шес-тидесятых в Уэльсе и на Кубани были удивительно схожи как пацаны, так образ жизни. Мы упиваемся воспоминаниями. Почему-то Тони упоминает козье молоко. До этого Майк особенного интереса к нашему разговору не проявлял. А тут его будто шилом в задницу кольнули.

- Ты что, хочешь сказать, что пил козье молоко? -

Тут я его добил, упомянув парное молоко из-под коровы. Ты бы посмотрел, что с бедным малым творилось? Он плевался, кривился и безумно хохо-тал при мысли о том, что эти дикие люди могут пить такую гадость, не прошедшую анализы и без ярлыка с данными о точном количестве калорий....

Кстати, факт, что жизнь бедного человека в Аме-рике требует куда больше денег, чем жизнь обеспе-ченного человека - мое главное открытие здесь. Этот замкнутый круг прорвать очень трудно. Пред-положим у тебя возникли какие-то особые об-стоятельства, и нужны деньги. Нормальный чело-век идет в банк и берет займ - у него есть недви-жимость, ему всегда дадут. Бедный человек вы-кручивается, как может и обычно находит куда бо-лее дорогой выход из положения. У нормально обеспеченного все покрыто страховками, поэтому, что бы ни случилось - не беда, страховка покроет все. Бедный человек не может позволить себе такие страховки и, случись что, сразу же влипает по са-мые уши (как это уже неоднократно происходило с нами). Но при этом тебя поднимают до определен-ного стандарта, как во времена Малюты Скуратова поднимали на дыбе. Без страховки ездить нельзя, это обойдется тебе куда дороже, чем расходы на страховку. Хочешь-не хочешь, но, шипя от злости, оформляй минимальную страховку на машину. Но это еще не все. Предположим ты взял деньги на ма-шину в банке. Тогда банк требует, чтобы была пол-ная страховка - а это раза в четыре дороже, чем ми-нимальная. Тебе просто не дают опуститься до та-кого уровня, который ты можешь себе позволить.

Вспомни золотые времена. Предположим, ты за-рабатываешь 150 рублей в месяц. Получил зар-плату, отдал долги - и оставшиеся деньги ТВОИ. Здесь же ты раздаешь ВСЕ.

Моя жена упорно борется с Голливудом. В ви-деопрокате она с настойчивостью маньяка ищет комедии. Я неоднократно объяснял супруге, что американские комедии - это бред даже на общем, невероятном по своему убогому идиотизму, фоне. Тем не менее раз за разом Светка хватает какую-то хреновень, поясняя, что ей хочется просто рассла-биться. В результате после десяти минут просмотра даже ее нервы не выдерживают. Используя достой-ные сожаления и не подобающие работнице банка выражения, Светка вытаскивает кассету, швыряет ее на пол и вырубает телевизор. Но от своей цели при этом не отступается и через какое-то время все повторяется вновь.

Привет, Жека!

Моя жизнь протекает в трех ипостасях. Ипостась первая - жизнь забитого и запуганного нищего рус-ского в Америке. (Картина - небритый седой ин-дивидуум, сжимая голову руками, сидит на крыль-це и думает, как же выкрутиться в этом месяце. Лицо серое, взгляд... Господи, да вообще нет ни-какого взгляда - какой может быть взгляд из глубо-кой жопы?).

Ипостась вторая - уверенный в себе секьюрити офисер в белоснежной рубашке с многочисленны-ми нашлепками и блямбами. На поясе среди раций, фонариков и всяких других интересных фиговин блистают наручники. Взгляд орлиный, поступь твердая, зарплата хреновая.