Кто вы здесь, в Америке?

Выходим прогуляться. Люди не изменились - большинство встречных мужчин со следами при-вычного похмелья на лице, большинство женщин в меховых шубах и высоких боярских шапках. Об-шарпанные двухэтажные дома. Ленин у райиспол-кома. Напротив, прямо на площади громоздится гигантская гора снега, с ее вершины мальчишки бросают в монумент снежками, стараясь попасть Ильичу в нос.

Ощущение, будто в Заокском время оста-новилось. Зато у Яшки впечатлений хватает.

"Смотри, сколько собак!" - взволнованно кричит он.

"Не вздумай их трогать, укусят", - вопим мы хором в ответ. Привык сын к цивилизованным аме-риканским собакам. Ему и в голову не приходит, что нормальная русская дворняга в ответ на про-явление дружеских чувств может запросто тяпнуть за руку.

- Смотри, птицы вокруг прыгают! - это опять Яшка.

Как-то никогда не обращал внимания, что в Америке нет привычных нам воробьев. Вообще-то, они есть, но не в таких количествах.

На рынке Света с азартом погружается в любимое женское занятие - изучение и сравнение цен. Вывод парадоксальный: цены почти такие же, как в Америке. Еще вчера, когда мы ехали из аэро-порта, я проделал те же вычисления с ценами на бензин на придорожных заправках и получил тот же результат. Что-то здесь не вяжется. Как можно зарабатывать в месяц, ну, скажем, 3000 рублей (эк-вивалент 100 долларов), при этом ходить в шубе из натурального меха и покупать продукты по амери-канским ценам? Непосильна тайна эта для моего разума.

В целом атмосфера тягучей унылой без-надеги. В Заокском работы нет, поэтому работают кто где. А может и вообще не работают, кто их зна-ет? Самое дешевое, что есть в продаже - это водка. В изобилии и всех видов и сортов. Продавщицы в магазинах смотрят неприветливо. А чего им, собс-твенно, мне улыбаться? Я бы тоже стал хмурым и задумчивым, если бы знал, что заточен сюда на всю жизнь, что и завтра, и послезавтра, и через пять лет буду жить в железобетонной коробке с треснувшим потолком и мокрыми стенами с под-теками на обоях.

Дома, как беспризорные кошки - грязные и неухоженные. В темных подъездах застарелая вонь. Все завалено снегом. Холодно на улице, хо-лодно в квартирах. Завтра лечу на юг - греться.

Краснодар встречает невероятными суг-робами. В аэропорту таксисты заламывают совер-шенно несуразные цены. Не то, чтобы я не мог позволить себе заплатить эквивалент восьми дол-ларов, но в апреле поездка стоила в четыре раза меньше. Вот же гадюки габонские! Чувство спра-ведливости бушует во мне, заглушая голос разума. Поэтому из принципа трясусь на маршрутном такси, хотя в результате потом тащусь со своими сумками чуть ли ни километр по талой воде и снежной каше. По пути с удивлением рассмат-риваю необычное для Краснодара зрелище - метровые сугробы вдоль дороги. На проезжей час-ти сплошное месиво

На этот раз останавливаюсь у брата. Маму мы перевезли к нему еще в апреле. Какое-то время ее квартиру брат сдавал неудачливому бизнесмену, но потом, в конце-концов, изгнал негоцианта за не-уплату.

Мама плоха. Встает редко и ненадолго. Когда ей получше, сижу у нее в комнате и мы раз-говариваем, вспоминаем одно и другое.

У брата мне не то, чтобы тесно, но... не знаю, как сказать. Не могу уберечь от вторжения свое приватное пространство. Я имею в виду то незанятое пространство вокруг себя, которое не-обходимо человеку, чтобы чувствовать себя комфортно.

Допустим, наливаю кружку кофе и устраи-ваюсь на полу - так удобнее смотреть телевизор. Меня тут же спросят:

- Юра, а почему на полу? Садись за стол. - Объясняю, что мне так удобнее. Кажется, все - исчерпан вопрос. Не тут-то было, начинается дискуссия. Понимаю, что это делается без задней мысли. Ну, действительно, почему я не одеваю та-почки? Почему не ем курицу на завтрак? Почему сижу на полу? Почему желаю ехать в центр, когда идет снег?

Наконец не выдерживаю, беру ключ от ма-миной квартиры, сую в сумку биографию "Битлз", в темном вонючем лифте спускаюсь с седьмого этажа и выхожу на волю. На улице снег, талая вода и предновогоднее настроение в воздухе. Не дождавшись маршрутки, ловлю частника. Он испепеляет меня взглядом василиска и запра-шивает дикую цену. Ладно, не пешком же мне идти? Похоже, что транспорт просто парализован вчерашним снегопадом.

В маминой квартире пусто и странно. В свое время мама обменяла наши две комнаты в комму-налке на улице Пушкина на отдельную двухком-натную квартиру. Я тогда служил в армии и воз-вращаться в Краснодар после службы не собирал-ся. Потом приезжал сюда в отпуск из Москвы, жил здесь какое-то время во время своих скитаний и метаний, но, все равно, домом эту квартиру никог-да не считал. И двор за окном всегда был для меня чужим и неприятным.

Сейчас вместо привычной за много лет об-становки жалко и беспорядочно стоят кресло-диван, сервант, журнальный столик. Пыльный те-лефон на пыльном полу. Во второй комнате оста-лись платяной шкаф и сиротливое, никому уже не нужное зеркало-трельяж. На стенах идиотские рек-ламные плакаты, которыми поднимал себе настроение негоциант-неудачник.

За окном опять пошел снег. Основательно обшарив пустую квартиру, нахожу железную крышку. Она будет мне пепельницей. Сворачи-ваюсь клубком на кресле-диване, не раскладывая его. Подушкой служит моя сумка, а сверху для уюта накрываюсь курткой. Читаю биографию "Битлз", курю, наслаждаюсь тишиной и, наконец, погружаюсь в желанное комфортное ощущение по-коя. Время от времени поднимаюсь и смотрю в ок-но, где густыми хлопьями тихо падает снег.

Странно - сейчас, в сиротском и ободранном виде, квартира меня греет. Уходить не хочется. Хо-чется читать, вспоминать, думать, рассматривать дурацкие плакаты, радоваться тишине.

Пытаюсь разобраться в одном вопросе, ко-торый не дает мне покоя. В Америке все эти годы я считал, что там я просто обитаю, так сказать, физи-чески присутствую, а настоящее бытие мое здесь, в России. Теперь ловлю себя на том, что мыслями возвращаюсь к Америке: как там наш дом, не раз-рядится ли от морозов аккумулятор у ожидающей нас в Рокфорде машины, в порядке ли машина же-ны, оставленная в гараже? Прокручиваю в голове, все ли платежи я зарядил в компьютер перед отъ-ездом, как там моя клиентура, как будут дети наго-нять пропущенное за эти дни в школе. Просто вспоминаю Твин-Ситиз, Миннесоту, озера, перебе-гающих от дерева к дереву белок, важно разгули-вающих по городским газонам диких гусей..... И вспоминаю не как чужое.... Так что же получается? Где же, все-таки, для меня "у нас", а где "у них"? Если, как я считал все эти годы, я просто русский, который живет в Америке, значит "у нас" - это в России. Но нет, не совсем, иначе с чего бы скучать по Америке? Ведь заранее знаю, что буквально че-рез две недели после возвращения в Америку нач-ну тосковать по России. Какое-то время размыш-ляю об этой путанице, потом, вздохнув, утыкаюсь в книгу. Опять откладываю книгу, смотрю на пла-катную красавицу, насвистываю, о чем-то думаю и опять читаю, курю, слушаю тишину и поглядываю в окно.

После обеда с неохотой собираюсь и выхо-жу. Пора возвращаться. Нельзя, когда человеку хо-рошо слишком долго.

Не пойму, то ли в апреле я очень уж был ох-вачен эйфорией возвращения, то ли весной все лучше функционирует, но тогда передвигаться по городу и делать все дела было куда легче. Сейчас же спотыкаюсь на каждом шагу. Все время пута-юсь, где нужно улыбаться, а где от меня ожидают хмурого взгляда и сурово выдвинутой вперед че-люсти. Как все это сложно!

Выбираясь с книжной ярмарки, легкомыс-ленно решаю, что трамваем будет удобнее всего. Трамваи идут переполненные. Топчусь у мокрого столба под табличкой с номерами маршрутов. Сум-ка с книгами оттягивает плечо, но ставить на зем-лю не хочется - очень уж там заплевано. Сверху срывается не дождь и не снег, а что-то мелкое и противное, покрывающее стекла очков гнусной, похожей на слизь пленкой.

С полчаса стою на остановке, наивно рас-считывая, что вот сейчас после этих, грязных и шумных, придет мой, праздничный трамвай - пустой, чистенький, гостеприимный и яркий. На-конец, осознав тщетность и неразумность своих ожиданий, решаю тряхнуть стариной. Быстро и умело втискиваюсь на площадку, одновременно нащупывая рукой металлический поручень над головой. Как говорится, не стареют душой ве-тераны. Раз обретенные, навыки проезда в общес-твенном транспорте сохраняются на всю жизнь.

В трамвае делаю любопытное наблюдение. В толпе стиснутых со всех сторон пассажиров на разные голоса заливаются звонки сотовых телефо-нов. Сами телефоны имеют вид шикарный - лучше тех, которыми мы пользуемся в Америке. Нужно спросить племянника, Саньку, сколько стоит такой телефон и сколько стоят звонки. Интересные, инте-ресные получаются пироги!

Никак не могу связать фрагменты в единую картину - битком-набитые, дребезжащие драные трамваи, модно одетые люди, мобильники…. Сквозь заляпанное трамвайное окно смотрю на остановку через дорогу. Мимо нее, не притор-маживая перед огромной лужей, проносятся "Жи-гули". Волна грязной талой воды накрывает стоящих. Люди деловито и без особых эмоций от-ряхиваются, будто так и нужно, будто "Жугули" эти есть проявление стихийной, не подвластной че-ловеку силы.

Оборзел я в Америке. Все мне не так. Трам-ваи не ходят - плохо; частники не останавливаются - плохо; медленно машины едут - плохо; быстро едут - тоже плохо. Выпадаю я из устройства этой жизни, не пойму его. Раньше понимал, а теперь нет. Точнее, так: раньше я со всем этим внутренне соглашался, а сейчас протестую (про себя, ес-тественно). Внутренне, не внутренне, но в чем-то я себя не так веду, и это неуловимое нечто вызывает моментальную настороженность у продавщиц и чиновников. В апреле я все больше выгуливался, задумчиво обозревая памятные места, может по-этому было все так расчудесно.

Возвращение из Краснодара в Заокский еще больше усугубило общее подавленное настроение. Началось с того, что утром не пришло заказанное накануне по телефону такси. Хотя теоретически день уже не праздничный, а рабочий, транспорт так и не ходит - ни троллейбусы, ни маршрутки. Время около половины седьмого утра. Даже частников не видно на пустых темных улицах. Мы с братом уже всерьез вознамерились идти до аэропорта пешком - что-то около шести километров - когда появляется желающий заработать частник на драных "Жигу-лях". Наскоро распрощавшись с братом, ныряю в воняющую бензином машину, посматривая на часы. В аэропорту выясняется, что можно было не торопиться - не отправлены рейсы даже за вче-рашний день, за 1 января. В холодном аэровокзале безмятежно убивают время около ста пьяных му-жиков. Это очередная вахта нефтяников на пути в Нижневартовск. Буровиков задержка не беспокоит - деньги идут, а выпивать в Краснодарском аэро-порту им больше нравится, чем в Сибири. Далеко ходить не нужно, прямо перед зданием аэропорта ряды киосков со всеми видами и горячительного и прохладительного.

Кроме пьяненьких нефтяников по аэровок-залу мечутся обезумевшие артисты. Они летят на гастроли в Америку. Точнее, не летят, сидят со вче-рашнего дня, а сегодня у них уже отлет из Москвы в Америку, - во всяком случае, должен был быть. Вчера все рейсы зависли из-за снегопада. Ну, а се-годня не летают просто так, по инерции. Как-ни-как, Новый год был позавчера, какие тут еще полеты? Дежурный по аэровокзалу лениво и спокойно врет напирающим. Врет, потому что сказать нечего. Те, кому он врет, тоже прекрасно это понимают, но нужно же им совершать какие-то действия? Осо-бенно горячится полный мужчина в толстом вязаном белом свитере. Громким голосом требует начальника аэропорта. Среди ожидающих с неве-роятной быстротой распространяется весть, что начальник в Объединенных Эмиратах. Отдыхает. Мне, собственно, безразлично, просто стоять на-доело, а сидеть холодно, да и пластиковые стулья заняты отдыхающими пьяными нефтяниками. И вообще, все это чем-то неуловимо напоминает от-деление милиции.

Вскоре с удивлением обнаруживаю, что закрытый грязными фанерными щитами второй этаж представляет собой оазис тепла и цивили-зации. Я думал, что там идет ремонт, а оказывается это зона "улучшенного сервиса". Но чтобы попасть в этот оазис нужно заплатить двести рублей. Еще одна тайна. Во всем мире, если я приобретаю билет на самолет, то автоматически покупаю право на пользование сервисом всего аэропорта. Здесь же мне предоставляют возможность наслаждаться ожиданием, переминаясь с ноги на ногу на за-плеванном и нетопленом первом этаже, а за право обогреться нужно заплатить отдельно. Впрочем, все это чисто теоретические рассуждения, потому что мест там нет. На втором этаже со вчерашнего дня сидят в унылом ожидании две прошедшие ре-гистрацию туристические группы, которые тоже должны были вчера улететь в Москву, а сегодня в Америку. Туристы пролетели еще круче, чем ар-тисты, поскольку теряют свои личные деньги, но чувства выражают менее решительно - во всяком случае они почти не принимают участия в бурных дискуссиях с дежурным по аэровокзалу.

Наконец, в два тридцать пополудни первым поднимается в серое небо самолет, в который за-пихнули пассажиров двух рейсов - и несчастных туристов и несчастных артистов (которым, по-моему, уже и в Москву-то лететь незачем). Через полчаса и мы выруливаем на взлетную полосу между рядами заваленных снегом самолетов, вокруг которых неспешно бродят черные фигуры с лопатами.

Во Внуково меня никто не встречает (ока-зывается, Света с Сашкой протоптались там пол-дня и за все это время никакой внятной инфор-мации о рейсах из Краснодара не было - даже когда самолеты уже вылетели. И они уехали буквально за сорок минут до моего прилета).

Битва со временем продолжается на Кур-ском вокзале. Два раза объявляют прибытие электрички на Тулу и два раза через несколько минут сообщают о задержке по техническим при-чинам. Странно - ведь она идет из депо на Калан-чевке, а оттуда до Курского пять минут. И вот, с опозданием на час электропоезд вползает под навес вокзала - белый от инея, как вмерзшее в лед брев-но. Я к этому времени тоже промерз до костей на двадцатиградусном морозе в своей кожаной кур-тке. Очевидно кто-то из пассажиров взывает к ма-шинисту во внутренней связи, потому что вскоре после отправления из динамика доносится несколь-ко сварливое: - Включено, включено отопление, скоро нагреются вагоны. - "Скоро" - понятие относительное. Минут через двадцать начинаю откровенно и неудержимо стучать зубами. Все, ре-бята, шутки в сторону! Что я вам, генерал Карбы-шев, что ли? Вытаскиваю из сумки еще один сви-тер и натягиваю поверх того, что уже на мне. Пас-сажиров для позднего времени довольно много. В передней части вагона кто-то начинает петь наро-чито дурным пьяным голосом:

- А я остаюся с тобою,

Родн-а-а-я навеки земля.

Не нужен мне берег турецки-и-й

И Африка мне не нужна-а-а. -

С вокалом у исполнителя не ладится, но этот пробел восполняется душевностью испол-нения и настойчивостью. Путаясь, он забывает слова, потом вспоминает, возвращается назад, по-бедно допевает про берег турецкий и тут же, еще громче, заводит следующий шлягер - про ребят семидесятой широты. Электричка тем временем, громыхая, подходит к Подольску. Покачиваясь пьяненький мужик выходит в тамбур. Потом откатывает дверь и заглядывает в вагон.

Монгольское лицо - то ли киргиз, то ли калмык. Хмельной, доброжелательный взгляд. Широкая улыбка. На весь вагон провозглашает:

- Люди, будьте счастливы! С Новым годом вас! Люди, все будет хорошо! -

Гривна, Столбовая, Чехов - с каждой оста-новкой народу в вагоне все меньше и меньше. За окном мороз и темнота. Сумрачно и холодно в вагоне. На соседней скамейке, нахохлившись и втя-нув руки в рукава куртки, спит солдатик. Я знаю, что парнишка добирается до Орла - он спрашивал меня, можно ли туда доехать на электричках. Даль-ше группа приблатненных дебилов при тусклом освещении играет в карты. Ближе к выходу две пьяные тетки и орущий ребенок, на которого одна из них время от времени визгливо орет. Холодно. Снизу вроде что-то греет, но все равно холодно.

В первом часу ночи выхожу в Заокском. Мороз лютый, градусов тридцать с ветерком.

Уже дома, угревшись, шепчу Свете на ухо: - Знаешь, по-моему, у меня уже ностальгия по Америке.... -

Сильные морозы мешают показать детям Москву. Морозов зимой хватает и в Миннесоте. Но там твое личное участие в борьбе со стихией зак-лючается в том, чтобы добежать от двери до ма-шины или от машины до требуемого здания. Хо-дить, в общем-то, не нужно - ну, разве что появи-лось желание ощутить себя первопроходцем. Алис-ка совершенно искренне рассматривает десятими-нутную пешую прогулку по морозцу, как подвиг.

Расслабившись в Америке, Света и дети те-перь не приспособлены к безавтомобильному су-ществованию в условиях планеты Земля. Мы еще не успели дойти до Красной площади от метро "Площадь Революции", как из-под шарфов и ка-пюшонов послышались стенания. С помощью жутких угроз удается продержать любимых на Красной площади пять минут - как раз, чтобы сделать пару фотоснимков. Ныряем в метро, чтобы отогреться. Исполнившись решимости перебороть изнеженность семьи, вывожу свою бригаду из мет-ро перед самым Кремлем и покупаю билеты на по-сещение соборов. Быстрым шагом, почти бегом, посещаем Кремль. Для утешения замерзших род-ных показываю им на коллектив из пяти синих ин-дивидуумов явно иностранного облика. Горемыки облачены в свитера и курточки - без головных уборов. Странная группа дробной рысью бежит по направлению к Успенскому собору.

Теперь душа моя спокойна и мы вновь ны-ряем в метро. Нам ехать до конечной станции, "Улица академика Янгеля", где оставлена Сашкина машина. У меня не хватило смелости везти детей из Заокска два с половиной часа в холодной электричке.

В пенистом море перманентного русского бардака метро остается единственным островком, где все работает.

Спускаясь на эскалаторе, с огромным удо-вольствием читаю расклеенную по стенам рекламу. Тексты пелевинские, прямо-таки из Generation "П".

Американскую рекламу воспринимаешь, как элемент пейзажа или с раздражением. Русская хва-тает за душу - то ли возвышенно-идиотским сти-лем, которым рекламируются презервативы, то ли вселенским размахом подачи марки сигарет. А мо-жет быть копирайтеры просто веселые ребята и это образцы их согревающего юмора. Во всяком слу-чае, настроение поднимают.

На Яшку метро производит самое сильное впечатление. Он в восторге млеет от эскалаторов, от грохота вылетающего из черного провала тон-неля поезда и незабвенного: "Осторожно, двери закрываются, следующая станция....". Я тоже млею - только от сладкой ностальгии по своему мос-ковскому прошлому. Если закрыть глаза, то не из-менилось ничего: тот же характерный гул мчаще-гося в тоннеле поезда, то же покачивание, те же запахи. Сейчас открою глаза, а напротив меня кто-то читает "Правду" или "Известия".

- Станция "Щербаковская". Осторожно, двери закрываются, следующая станция - "ВДНХ"! -

Что это я? Мы же на другой линии. Это бы полбеды, но ведь и станции такой давно уже нет.

Нет-нет, я просто замечтался, объявлялась станция "Ногатинская". Это совсем рядом с домом в начале Варшавского шоссе, где я жил с семьдесят девятого по восемьдесят третий. Правда, тогда эта ветка только строилась и до ближайшей станции метро нужно было добираться на троллейбусе. Больше десяти лет станции метро были миром, в котором я жил. Теперь стали воспоминанием.

Заканчивается наше сентиментальное путе-шествие. Честно говоря, хочется обратно, туда где светло и чисто. Опять Домодедово, паспортный контроль, пограничники. Таможенник спрашивает про валюту.

- Да вот, сто пятьдесят долларов. -

- Почему так мало? -

- Потому что мы живем в США, а здесь гостили -

- А где ваша декларация? -

- Я спрашивал, мне сказали, что можно не заполнять -

- Кто вам сказал? -

- Таможенник здесь же, в аэропорту, когда мы прилетели. -

- Он, наверное вас не понял. Вы знаете, что я могу сейчас конфисковать ваши деньги? -

Началось. Подспудно чего-то такого я ожи-дал все эти три недели - что кто-то будет конфис-ковывать наши паспорта, грин-карты, авиабилеты, деньги. В принципе, если уж мужчине в мятом форменном пиджаке так приспичило что-то у нас отнять, пусть удовлетворится этими долларами. Где только я буду снимать наличные с кредитной карточки до Америки? Мало ли, на что могут по-надобиться деньги в пути.

Пожимаю плечами и выжидательно смотрю на мордастого мужика. Я забыл, что нужно гово-рить в подобных ситуациях.

- Ладно, тут у вас немного, поэтому на этот раз пропускаю, - расслабленно-величественно отпускает нас таможенник.

Проходим в самолет, где у границы другого мира нас встречают улыбчивые швейцарские стю-ардессы. "Боинг" выруливает на взлетную полосу. Доберемся до гостиницы в Цюрихе, час не буду из-под душа вылезать!

Миннесота

Январь 2002

Дулус

Правильно не люблю я все-таки Дулус. Кра-сивый город, порт и все такое, но не по ду-ше он мне, хоть удавите. И я ему тоже.

Поганость его заключается во фривеях. Они идут по тоннелям и эстакадам с многочисленными крутыми поворотами и ответвлениями. Стоит за-зеваться на секунду и окажешься неведомо где.

На прошлой неделе, вернувшись домой, на-хожу на автоответчике сообщение от Ларри, судеб-ного администратора. Просит перезвонить ему. Странно как-то это. Вроде все мы обговорили, суд присяжных над Игорем, где я буду переводить, состоится в середине августа. Пока злодей гуляет под надзором и воспитывает своих многочислен-ных детей. С чего бы, собственно, Ларри мне зво-нить?

С такими раздумьями набираю номер его те-лефона. Маленький сюрприз. Оказывается наш об-щий друг уже успел залететь, нарушил условия надзора. Почему-то рассматривать этот вопрос бу-дут в Дулусе, хотя залетел он в округе Хеннепин, сиречь в Миннеаполисе. Ларри интересуется, смо-гу ли я послезавтра приехать его переводить. Ес-тественно, приеду, почему же к хорошему челове-ку не приехать? Особенно, если платят...

Выехал я, не выспавшись. Казалось бы, ну и что? А то, что организм мой имеет одну непра-вильность. Стоит не доспать хотя бы пятнадцать минут до своей нормы, и потом весь день не от--пускает страшная головная боль, которую не сни-мают никакие лекарства. Моя норма, шесть часов. А поспал я пять с половиной.

Поэтому день предстоит тяжкий. Хотя, если слушание в одиннадцать, я вполне могу отстре-ляться к двенадцати. Тогда вполне реально вер-нуться домой где-то в пол-третьего. Мне доста-точно будет поспать полчаса и все пройдет. Может быть, не все так ужасно.

В суде Дулуса я еще не бывал, поэтому, как всегда в таких случаях обратился к помощи интер-нета за мудрыми указаниями. Интернет, не заду-мываясь, выдал подробное описание, куда нужно выезжать, где сворачивать, сколько проехать по какой улице и что будет потом. Из всей шпаргалки я постарался запомнить только одно - "Съезд но-мер156 в сторону Сюпериор-стрит". Остальное все пустяки. Просто съезжать мне придется с эстакады и смотреть на шпаргалку будет некогда.

Особенно не гоню. Голова болит, да и вре-мени навалом. Выехал чуть ли не на час раньше, чем надо. Уж так я себе завел. Если еду в новое место, лучше приехать на час раньше, чем на пять минут позже.

В Дулусе начинается - вверх, вниз, один крутой поворот за другим. Где этот долбаный съезд? Так: 152, 153 (уходит в Висконсин), 154...

Мать твою за ногу! Красная вывеска - в связи с ремонтом съезд 156 закрыт. Ура!

Съезжаю на 155-м. Ни светофоров, ни стопов. Ни свернуть, ни остановиться. Пока успел сообразить, где я есть, уже залез на гору. Развора-чиваюсь, еду обратно.... Одним словом, через де-сять минут оказался я на берегу озера Верхнего - почему-то. Вот причал, к причалу пришвартован пароход-музей, огромный, с типичной для Великих озер архитектурой - надстройка на самом носу и вторая надстройка с трубой на корме. Это рудовоз. Корпус темно-красного цвета, надстройки белые.

Это все хорошо, но как же мне выбираться? Время уже без двадцати, а я влип плотно. Ага, вот будочка платной парковки. В будочке сидит мадам с аккуратно завитыми седыми кудряшками. Вот мой путеводитель! Останавливаюсь.

- Hi, how are you doing today? -

Мадам сообщает, что дела у нее идут просто чудесно и задает тот же вопрос мне. Заверяю, что у меня тоже все отлично. За исключеньем пустяка... Не знает ли она, как проехать к зданию суда?

Проще не бывает.... вон там стоп, за стопом светофор. Нужно от стопа ехать прямо, потом ми-новать светофор, проехать Сюпериор, но не пово-рачивать на ней, а повернуть на первой-стрит. И все, суд прямо на горе. Сердечно благодарю мадам и с воскресшей в сердце надеждой рулю в указан-ном направлении.... лишь для того, чтобы получить удар по заднице. Никакого там стопа нет. Мало того, дорога просто заканчивается и расходится в обе стороны. В какую же мне ехать? Естественно, выбираю не ту.

Одним словом, к помпезному зданию суда (у нас такой стиль называют сталинским барокко) подъезжаю без пяти одиннадцать и взмыленный. Я никогда не опаздываю. Такой у меня поганый ха-рактер и ничего с собой не могу сделать - так и му-чаюсь всю жизнь.

Допустим, договорился встретиться с при-ятелем на углу в двенадцать. Прихожу без десяти и торчу на этом углу, как идиот целую вечность. Приятель появляется с получасовым опозданием и никак не может уяснить, чем я недоволен. Когда же понимает, на лице его отражается тяжкая недо-уменная обида.

То же самое с деловыми встречами - я вечно жду. Доля моя, доля.

У суда парковка только у уличных счет-чиков, в которые нужно заряжать двадцатипяти-центовые монеты, "квотеры". А у меня, как на зло, нет ни одного. Кручу туда, кручу сюда, вижу пар-ковку, над которой висит надпись: "Парковка Ду-лус Ко. Стоянка строго по разрешению". Что это за Ко. такое? Скорее всего, "компания". Частные ком-пании часто вывешивают на своих парковках вся-кие леденящие кровь угрозы, чтобы посторонние не становились. Ничего страшного, да и времени у меня уже нет, чтобы еще что-то искать.

Хватаю сумку, бегу в здание суда. Там ник-то не может найти, куда мне нужно. Дело-то не их, и в компьютере моего гаврика нету. После долгих мытарств находят, где и кто им занимается. Пока то да се, время идет. И оказывается, зря вся эта су-ета и беготня была... произошла какая-то путаница и злодея привезут из тюрьмы округа Хеннепин только около трех. Ничего себе! А сейчас пол-двенадцатого. Раздумывая, куда мне податься, не торопясь бреду к парковке. Издалека вижу грузо-вик-тягач с платформой. На такие затаскивают ма-шины-нарушители и увозят в далекие края. Инте-ресно, кого это они...

Неожиданно осеняет - это же они мою, МОЮ машину цепляют, чтобы уволочить! Ё-моё! На бегу кричу:

- Эй, эй! Это моя машина! -

Маленький недоброжелательный экзекутор в бейсбольной кепке. Остро смотрит из-под огром-ного козырька, потом молвит: - Сорок долларов штраф. -

- Ладно, сейчас чек выпишу, - отвечаю (а что бы вы ответили - машина-то уже застроплена, только лебедку включи?)

- Наличными. -

- Да, нет у меня наличных. Тут такое дело, гайз..., - рассказываю свою эпопею с закрытым съездом и своими блужданиями. Им, собственно, по фигу, но маленький снимает с пояса рацию и начинает в нее говорить. Второй объясняет: - Это стоянка администрации округа. Здесь строго с этим делом. -

Да уж, куда строже... постоял-то всего ми-нут сорок.

Наговорившись в свою черную коробку, ма-ленький нагибается и сбрасывает цепи с колес, ос-вобождая из плена моего "Фафика".

С облегчением прыгаю в машину. На пе-реднем стекле вижу "тикет" - копию квитанции на штраф. Вот так, еще и от полиции привет. Сурово тут у них.

Выезжаю со стоянки. Собственно, мне нуж-но убить целых три часа. Особой нужды ехать да-леко нет, но и оставаться в даунтауне Дулуса нет желания. Обидели они меня, обидели, волки.

Еду обратно, переживая чуть было не слу-чившуюся беду. Вот бы я попрыгал! Хрен его зна-ет, куда они уволакивают машины и как туда до-бираться.

За Дулусом дорога резко идет в гору. А на горе место для отдыха, откуда открывается вели-чественный вид на озеро, окрестные леса и город. Взяв в Макдоналдсе сэндвич, устраиваюсь на этой стоянке. Можно расположиться за столиком, как вот эти азиаты, но мне жарко, лучше я в машине кондишн включу.

Закуриваю, раскрываю книжку. Все бы ни-чего, если бы только голова не болела! По сути де-ла, такой поворот событий мне только на руку - я сижу, а деньги идут. Все это время мне оплачива-ется по полной ставке. По скромным прикидкам у меня получается около десяти рабочих часов. А час судебного перевода, ребята, оплачивается совсем неплохо, особенно, когда ты работаешь не от агентства, а от себя.

Читаю, курю, вслушиваюсь в головную боль, смотрю на озеро, где в дымке просматривается огромный корабль, неспешно ползущий к Дулусу.

Вспоминается, что Верхнее - второе по величине озеро в мире. Дела-а! И на первом по величине я бывал. Я имею в виду Каспий. Летом шестьдесят девятого года на каникулах после вто-рого курса работал в геологоразведке в Дагестане. Партия стояла в горах в районе Дербента, но несколько дней мы работали рядом с морем. Кас-пийское море особенно меня не поразило. Низкий песчаный берег и накат с моря. Поэтому вода мут-ная. Несколько раз пробовал добраться до глубо-кого места, чтобы поплавать, но не хватало терпе-ния.

А вообще края замечательные. Идешь, на-вьюченный штоками от ручного бура и всякой дру-гой фигней. Жара, как в печке. На ногах кирзовые сапоги - от змей. Их там тьма-тьмущая. В высокой траве змей не видно и наступить, раз плюнуть.

На берегу моря однажды видел, как маль-чишки-даргинцы пытались выгнать на берег де-теныша тюленя. Их называют бельками. (Кстати, мало, кто знает, что на Каспии тюленей хватает. По-моему, даже есть остров Тюлений).

Мальчишки окружили белька полукругом со стороны моря и били по мелкой воде руками и палками, чтобы заставить его выползти на берег. Белек боялся мальчишек, мальчишки боялись его. Битва продолжалась долго. Наконец белек бросил-ся на одного из пацанов, тот отскочил в сторону. Тюлененок, к моей радости, прорвался, молние-носно нырнул и ушел в море.

В озере Верхнем не поплаваешь. Вода ле-дяная. Прошлым летом соблазнился ее проз-рачностью и полез. Пробкой выскочил через ми-нуту.

В суд возвращаюсь около трех. Двое поли-цейских в штатском вводят в зал судебных засе-даний моего Игорька.

Однако! Такого я еще не видел - руки ско-ваны наручниками, ноги в кандалах, а между на-ручниками и кандалами цепь. Прямо Стеньку Рази-на ведут.

Вид цветущий: загорел, поправился. Узнает меня и вежливо говорит: "Здравствуйте". -

Подхожу к полицаю, спрашиваю разреше-ния поговорить с Игорем. Узнав, что я его перевод-чик, полицай разрешительно машет рукой. Подса-живаюсь к бедолаге.

- Игорь, ты прям как Ленин - все в кандалах да по тюрьмам. -

- Да, вот, ни за что повязали. -

Естественно, ни за что. Какой нормальный человек будет колотить себя в грудь и кричать:

- Правильно, верно вы меня, гада! -

Беру у него дело, просматриваю. Собс-твенно, просматривать особенно нечего. Русская классика - вождение в нетрезвом виде, пререкание с полицией. Задержан и арестован. А это наруше-ние условий надзора, потому что там черным по белому написано - закона не нарушать, алкоголь не употреблять.

Вообще мне его жалко. Нормальный парень. Бывший десантник и все такое.... Бывают такие ре-бята, которым просто не сидится на свободе. Вечно у них в заднице свербит - не одно, так другое. В августе, когда будет основное судилище, его, ско-рее всего, законопатят надолго; что ни говори, нар-котики замешаны и оружие.

Спрашиваю: - Как жена родила? -

- Нормально, девочку. -

- Поздравляю. -

Хотя, что уж тут поздравлять. Так хоть на свободе еще походил бы чуть-чуть....

Появляется адвокат, Стив. Длинный, боро-датый и довольно высокомерный. Без предисловий говорит, что обратно под надзор Игоря скорее все-го не выпустят. Единственной, что он попытается сделать - это уменьшить сумму залога.

Слушание занимает полчаса. Надзор заме-нен содержанием в тюрьме.

Можно ехать обратно. Теперь я тороплюсь, на спидометре под восемьдесят пять миль в час. Но наваливается еще одна беда - невыносимо хочется спать. Дорога почти пустая, держись за руль да ка-ти себе. От жары над бетоном колышутся сверка-ющие озера марева.

Я засыпаю. Страшное это дело - едешь, смотришь на дорогу, а в следующую секунду сооб-ражаешь, что уже смотришь сон. На такой скорос-ти подобные вольности не рекомендуются. Можно ведь, проснувшись, обнаружить, что ты уже у врат небесных и приветственно лобзаешься со Святым Петром.

Кручу головой, курю одну сигарету за дру-гой. Окошко бы открыть, чтобы обдувало, но очень уж жарко, а в машине от кондиционера приятная прохлада.

До решительных мер типа кусания запястья пока не дошло. Такое было, когда меня сутки во-локли на буксире из Ростовской области в Крас-нодар с пробитой прокладкой блока цилиндров. Это была наша первая машина, драный "Форд-Фиеста", на котором мы повезли двухлетнего Яшку бабушке. Последние сто километров до Краснодара я просто отрубался и не помогало ничего. Тогда по моим указаниям Света открыла банку растворимо-го кофе и засыпала его мне в рот в сухом виде - ложками. На полчасика это взбадривало, потом я опять начинал проваливаться.

Сейчас, конечно, не так, но все равно не-приятно. Можно бы остановиться на площадке для отдыха и подремать, но ни к чему гать городить, перетерпим.

День жаркий, кондиционер молотит вовсю, стекло основательно залеплено погибшими мош-ками. Мотаю головой, курю, с тоской посматриваю на указатели. Медленно сокращается расстояние, очень медленно.

Машин на шоссе постепенно прибавляется. Вот я уже в обычной вечерней пробке. Сонная одурь слетает. Теперь рывками будем ползти до са-мого дома.

Миннесота

Июль 2002

Ужас

"Кажется мы приплыли", - говорю жене ровным мертвым голосом.

После звонка из полиции прошло двадцать минут. Мы уже садились в машину, когда Свете на мобильник позвонили из полиции и со-общили, что у нас дома пожар, но дети и их бабуш-ка в безопасности.

Всю дорогу уговариваю себя не гнать по ночным улицам Миннеаполиса. Может быть все это какой-нибудь пустяк? Что у нас может гореть? Дома даже зажигалки нет - она у меня в кармане! Сворачиваю на нашу улочку. Там новогодний кар-навал - мигающие разноцветными огнями пожар-ные и полицейские машины, стекающая вниз по асфальтовому склону пена, шланги, пожарные в касках.

- Кажется мы приплыли, -....

Пожарные не разрешают мне въехать в комплекс. Света, выпрыгнув, идет искать детей. Ставлю микроавтобус на обочину. Боковой тро-пинкой прохожу к нашему дому.

Огня нет, в воздухе острый запах гари. То, что дом горел хорошо, видно даже ночью. В от-светах фар и мигающих огней фигуры пожарных. Кто-то останавливает меня: - Вы владелец дома? -

- Да, кто у вас тут главный? Как мне узнать, где мои дети? -

Бормочет в рацию. Через полминуты подхо-дит молодая полицейская - с бляхой на груди, без куртки и с непокрытой головой.

- Владелец дома? -

- Да. -

- Пойдемте. Они в машине "Скорой помощи". -

Следом за ней залезаю в "Скорую помощь". Света уже там.

Рядком сидят наши дети и Мария Василь-евна. Яшка в трусиках и босиком, на плечах моя кожаная куртка. Дрожит крупной дрожью. Об-нимаю сына, осторожно прижимаю к себе, по-глаживаю: - Ну, ну... все, сыночек, все прошло.... все хорошо. -

Испуганно плачет Алиска, всхлипывая: - Что же теперь с нами будет? -

Поверх пижамы наброшена какая-то куртка. Яркий педикюр на ногтях, почти такого же цвета кровь на пальцах.

Окаменевшая Мария Васильевна в халате. В глазах застыл ужас.

Парамедики спрашивают наши данные.

- Как вы оцениваете состояние моих детей и тещи? - задаю вопрос я

- Особых жалоб нет, только мелкие порезы. Хотите ли вы, чтобы мы их отвезли в больницу? -

- Мне трудно сказать. Я не могу оценивать их состояние. -

- Судя по всему отравления дымом нет. -

- Я палец порезал, - говорит мне сын. Смот-рю на маленькую босую ногу. Палец заклеен лейкопластырем. Рядом Алискины ноги в крови.

- Как это вы? -

- Это когда окно разбили и нас через окно вытаскивали. -

Мозг информацию воспринимает, но не ана-лизирует. Машинально отвечаю на вопросы поли-цейской и парамедиков, не веря чуду, глажу сына. По крестьянскому, морщинистому лицу тещи бегут слезы. Остановившийся взгляд.

- Что же мы теперь будем делать? - плачет опять Алиска.

Отвечает Света: - Главное, что вы живы, остальное все пустяки. -

Полицейская интересуется, есть ли нам, где переночевать. Если нет, то они сейчас найдут нам пристанище на ночь.

Да, интересный вопрос. Рядом живут рус-ские, Игорь и Ира. Переступая через шланги, иду к их дому мимо пожарных машин. "Здесь пена, осторожно", - говорит пожарный. Вокруг нашего дома еще какая-то суета. Прямо на навесе над крыльцом соседнего дома сидят две любопытные соседские девчонки-подростки. Они смотрят на ме-ня, я молча смотрю на них.

Игорь с Ирой не откликаются ни на звонки в дверь, ни на стук. Окна темные. Днем мы заходили поздравить их с Новым годом. Может быть, потом они уехали в гости?

Иду обратно. Из темноты возникает здоро-венный мужик в пожарной каске. Здоровается.

- Я Дейв, начальник пожарной бригады. Как дела? -

- Дела не очень, Дейв. Сколько вы еще здесь пробудете? -

- Не меньше часа. -

- Мне нужно пристроить семью, потом я вернусь. -

- Окей. -

В "скорой" говорю Свете: - Беличенки не отвечают. Звони Маше. -

С трудом дозвонились. Нужно опять ехать в Миннеаполис, откуда мы выехали час назад после беззаботного празднования Нового года у костра. Хорошо, что я непьющий, а то полицейская не подпустила бы меня к машине. Света выпила пару бокалов вина и та сразу же учуяла запах.

Осторожно подвожу микроавтобус к "ско-рой". Включаю обогрев на полную мощность. По-грузились.

Теперь следи за собой. Ты не в себе, не до-веряй голове, она сейчас не работает. Сосредоточь-ся на машине. Смотри на дорогу.... Вот поворот.... Смотри на разметку.... Не забудь про светофоры - если красный, нужно остановиться.... Все живы.... Все хорошо.... Следи за скоростью.... Смотри на дорогу

- Мама, ну, пожалуйста, не плачь. Все живы, а остальное обойдется, - говорит Света.

Кладу ладонь на руку жены и тихонько глажу ее.

- А как же Кузька, - ахает Алиска.

Кузька - это наш серый кот.

- Ничего с Кузькой не сталось. Он же ночью гуляет. А утром я все равно вернусь. Вот и заберу его. -

- Когда полицейский тащил меня в эмбьюленс ["Скорая помощь"], я всю попу об его пистолет отбил, - жалуется Яшка.

- Никого не тошнит?, - спрашиваю.

Не тошнит. Это хорошо. Из-за пластиковых панелей внешней облицовки домов дым при пожа-рах в Америке необычайно ядовит. Достаточно па-ры глотков, чтобы попасть в больницу с отрав-лением. А еще чуть-чуть, и на погост.

Выясняем картину происшествия. Итак, ровно в полночь Яшка запустил несколько краси-вых фейерверков на улице. Использованные труб-ки затоптали, потрясли, чтобы не осталось искр и бросили рядом с мусорным мешком у входа. После этого мы со Светой уехали праздновать Новый год к Маше, а детям наказали ложиться спать. Алиска классическая сова. Сколько бы мы ее не ругали, при малейшей возможности читает до часу ночи, а то и до двух.

Около двух ночи Алиска услышала внизу то ли стук, то ли хлопок и подумала, что пришли ро-дители. Чтобы избежать разноса за поздние бдения, она гасит свет в своей спальне на втором этаже. Через минуту, однако, в окне появляется странное зарево. Сообразив, что это огонь, Алиска звонит "911", будит спящего в соседней комнате Яшку, громко кричит, чтобы разбудить спящую в комнате на подвальном этаже бабушку.

Опять хватается за телефон, чтобы еще раз позвонить "911" - телефон мертв, провода перего-рели. Снаружи врывается пламя. Последнее, что видит Яшка в своей комнате перед тем, как выско-чить в коридор - огненным шаром вспыхнули занавески. Сбегают вниз. Входная дверь горит. Снизу из подвала ползет дым.

Пригибаясь бросаются в столовую. Нужно разбить окно. Алиска решает швырнуть в него пы-лесос. Он на площадке на лестнице. Возвращается, но оттуда уже клубами черный дым. В окне столо-вой появляется силуэт пожарного. Снаружи раз-бивают стекло. Пока вытаскивают через окно де-тей, Мария Васильевна срывает с вешалки первые попавшиеся куртки и бросает в окно.

Никогда не думал, что у нас такие смелые дети. То, что Яшка не трус, я заметил летом, когда мы чуть не перевернулись на каноэ на порогах. Алиска же склонна паниковать по любому пустяку. В данной, смертельно опасной ситуации она действовала разумно и четко, как хорошо обучен-ный коммандос. Спасла себя, Яшку и бабушку.... И нас.

Сгружаю свою бригаду у Машиного дома, разворачиваюсь и еду обратно.

Там уже тихо, пожарные машины ушли. Вместе с бригадиром пожарных и какими-то еще людьми вхожу в дом. Вначале поражает ощущение незначительности ущерба. В гостиной все на своих местах, в углу поблескивает наша большая наряд-ная елка, которой так гордилась Света. Но этот по-рядок, как целые руки и ноги у человека, которому оторвало голову.

В моем кабинете в подвале все вверх дном. На оплавленном мониторе куски штукатурки... Все мокрое, на полу лужа. Черный, в дырах потолок при свете фонариков. Разорванная водопроводная труба в дыре над головой. Вода перекрыта, но из трубы на мой рабочий стол стекает струйка. Оплав-ленные провода...

Портфель, в котором я храню все наши до-кументы, цел. Заодно прихватываю кожаную сум-ку, в которой все нужное мне по работе хозяйство. Мельком замечаю, что стоящий на полу компьютер мирно светится зелеными огоньками. Неужели ра-ботает?

Поднимаюсь наверх в спальни. В Яшкиной все черно. Сквозь дыру в стене видно небо. Поче-му-то вещи на полках мокрые. Достаю сухие на ощупь штаны. Смотрю при свете фонарика - на них выгорела огромная дыра. Майка с оплавленной эм-блемой на груди. Здесь брать нечего.

В Алискиной спальне обыденный мирный беспорядок и никаких следов пожара. Поднимаю с пола кофту и джинсы.

Внизу попадается на глаза фотоаппарат. За-чем-то сую его в сумку (зато забываю про обувь). Пытаюсь сообразить, что еще нужно взять... В голове что-то не то творится. Вспомнил о чем-то, через секунду забыл. Останавливаюсь, пытаюсь вспомнить, о чем же я вспомнил... не получается. Махнул рукой. Стоящий рядом со мной говорит из темноты: - Мне нужно ваше разрешение и мои ре-бята сейчас начнут временно заделывать окна и дверь. -

Выхожу наружу. В нашем дворике темная куча чего-то обгорелого и мокрого. У почерневшей калитки валяется обугленная книга. Я ее купил еще в Англии, потом привез сюда из России.

Залезаю в свой "Ниссан". На мобильник звонит Света: - Мы с Яшкой устроились в подвале, на диване. Только осторожно, не споткнись на сту-пеньках. -

Поспав тяжелым сном пару часов, просыпа-юсь. Рядом посапывает сын. Осторожно обнимаю его рукой. Нюхаю пропахшие гарью волосы. Во сне Яшка прижимает к себе белого игрушечного медвежонка. Это ему полицейский дал.

В душе черно и холод. Неужели все так просто - какое-то короткое замыкание, дефектив-ный фейерверк, неудачно брошенный окурок? И все, и ты бы лишился того, ради чего живешь? И не смог бы прижать к себе теплого спящего сына? Неужели все так нелепо просто? ....

Странно осознавать, что у нас нет дома. Что мы не в гостях, а просто нам некуда податься. Какое противное слово - "погорельцы". Что-то замурзанное, несчастное, растерянное, вызы-вающее любопытство и тайную радость, что это не с тобой.

Ну, вот, а теперь с тобой. Мне плохо, очень плохо.

Но мой чудом спасшийся десятилетний Яш-ка и спасшая его пятнадцатилетняя Алиска ни на секунду не усомнятся в своих родителях, в том, что мы все устроим наилучшим образом. А значит так и будет. Все будет по нашему. Пока мы живы, мы непотопляемые.

Миннесота

6 Января 2003

Gunflint Trail

В нагретой солнцем выемке скалы лежать удобно и уютно. Я читаю саги викингов о плаваниях Лейфа Эриксона. Место для та-кого чтения самое подходящее - островок на озере в лесной глуши у канадской границы. Оторвавшись от книги, лениво рассматриваю неподвижные вет-ки деревьев над головой. Надо же - пихта, ель, туя и береза сразу.

- Папа, у меня кажется клюет, - азартный шепот сына из-за куста.

Поднимаюсь со своего гранитного ложа. Плечи полыхнули жаром. Да, подгорели, под-горели мы на солнышке. Завтра весело будет.

Яшка стоит на большом камне и взвол-нованно следит за поплавком. Неподалеку по зеркальной глади две большие канадские утки. Время от времени перекликаются своим совершен-но особенным мелодичным гуканьем. Его ни с чем не перепутаешь.

Шар солнца уже коснулся объемной тучи над дальним островом. А пока слепит невыносимо.

На озере множество покрытых густым, поч-ти непроходимым лесом островов. Этот мы выб-рали, потому что к нему удобно причаливать на каноэ. Для путешествий по воде я бы предпочел родимую российскую плоскодонку. На каноэ пере-вернуться - раз плюнуть. Зато ходкая штука и лег-кая.

Мы приехали вчера после обеда и еще с ве-чера договорились с Яшкой, что уж на этот раз по-плаваем в масках, если вода не слишком холодная. Прошлый раз нам не очень повезло с погодой - в Миннеаполисе было градусов двадцать семь, а здесь до двадцати не дотягивало. Куртки только к обеду снимали.

Удивляться нечему - это севера. До Канады три мили. Домик, который мы сняли, совсем неда-леко от дороги. Но заметить съезд почти невоз-можно - просто прогалина между деревьями. Доро-га тянется еще миль на двадцать, а потом исчезает. Называется она Gunflint Trail - "Тропа ружейного кремня". И все названия вокруг такие. Фенимор Купер сплошной и Чингачгук - Ба-альшой Зьмей!

Здесь окраина цивилизации. Озеро примы-кает к заповедному лесному краю, куда запрещен въезд на машинах и где нельзя использовать мотор-ные лодки. Это огромная система лесных озер тя-нется на сотни миль.

На остров мы высадились довольно рано. Света тут же забросила удочку и замерла в не-подвижности. Сам я не рыбак, но испытываю глу-бокое уважение к фанатикам и подвижникам, спо-собным часами зачарованно разглядывать попла-вок в ожидании чуда.

С огромного валуна присматриваюсь, где лучше спуститься в воду. Скала круто уходит в глубину. Пробую ногой. Холодная! Пока я наби-раюсь мужества, Яшка уже бултыхнулся. Интересно, почему пацану куда легче плюхнуться в воду, чем взрослому?

Куда деваться - с внутренним "ой-й-й, мама" бросаюсь вперед и я. Ничего, терпимо. Вода почти такая же прозрачная, как в Верхнем, но там ку-паться вообще невозможно, градусов десять-две-надцать, не больше.

Опускаю голову и рассматриваю медленно проплывающие подо мной валуны. По внутренней поверхности стекла маски стекает струйка воды. Поганые они, все-таки - американские маски, пога-ные. И стекло запотевает, и текут. Не сравнить с нашими, особенно самыми первыми, сделанными в 60-х.

А раки здесь есть, точно есть.... Вон клешня валяется. Белая на зеленоватом камне. Нужно по-пробовать камешек во-он тот, плоский, перевер-нуть, посмотреть. Ныряю, но быстро поднимаюсь наверх - под относительно теплым слоем воды без всякого перехода просто ледяная. Плыву по по-верхности и смотрю вниз. Там уже не гранитные валуны с мрачными тенями, а ветки огромного по-валенного дерева - тянутся ко мне со дна. Видно метра на три, может и больше. Для пресной воды это просто здорово.

Приподнимаю голову и вместо зеленого ми-ра передо мной солнечный. Высокие сосны в зер-кальной воде отражаются, вон жена с удочкой на камне сидит..... идиллия.

Ну, вот, лето прожито не зря! Я люблю пла-вать с маской до такой же страсти, как Света рыба-чить. Сейчас она гневно шипит на нас, что мы рас-пугиваем рыбу.

На острове сажусь на нагретый солнцем ка-мень и закуриваю. Наливаю из термоса кофе. Сей-час согреюсь.

Рассматриваю крохотные островки. За ними берег. Среди плотной зелени леса черная пропле-шина с несколькими обгорелыми стволами.

- Ну что, поплыли? -

Это Яшка. Мокрые светлые волосы ды-баром. Нетерпеливо улыбается. Ему очень хочется поймать рака.

- Да подожди ты, сынок. Согрейся хоть - синий, как курёнок. Возьми полотенце, замотайся. -

Мне хорошо в этой заброшенности. В Рос-сии с этим делом было просто. За поселком сво-рачиваешь на грунтовую лесную дорогу и все, ушел - ни домов, ни машин, ни людей. Лес и я, и покой. Подняв капюшон куртки, привалившись плечом к сосне, стою и рассеянно смотрю на ма-ленький прудик, на мокрое от осеннего дождя по-валенное бревно и огибающую его тропку....

Первые годы в Америке, когда мы жили в Иллинойсе, между мной и окружающим миром возникла невидимая стена. Я был чужаком среди чужой природы. Речка, трава, деревья сами по себе, а я - сам по себе. Можно было часами сидеть на берегу лесной речки, но стена не исчезала. Русский среди американских деревьев, на американской траве. Ну, почему? Ладно, я понимаю... города, лю-ди - они действительно другие. Но природа ведь так похожа на нашу! Чего же не хватает, какого элемента?

В Миннесоте как-то перестал об этом ду-мать. И не заметил, как стена ушла - исчезла, растворилась. Вдруг вспомнил о ней сейчас, в этой лесной и озерной умиротворенности середины ле-та.

Наверное, просто нужно было время. И нужно было приехать в Миннесоту. Я принял, впустил внутрь себя этот край и эту природу. А она приняла меня. Моими стали опять лесная малина и смородина. Маленький пятнистый, с трогательным белым хвостиком олененок у кустов, недовольно рассматривающий нашу машину бобер и лисенок на дороге уже не экзотические пришельцы в мой мир. Мы с ними здесь живем.

Впрочем, без каких-то элементов такого воссоединения можно бы и обойтись. В наш прош-лый приезд, пару недель тому назад, Света раз-ложила парусиновый стульчик и расположилась рыбачить с крохотного причала. Рядом, уютно по-добрав под себя лапы, устроилась серая дикая утка - как домашний кот в ожидании куска.

Мы с Яшкой спустили каноэ и решили об-следовать ближайшие острова. Возвращаемся под вечер. Только подгребли к причалу, как из дома буквально выскакивают Света с Алиской. В руках почему-то крышки от кастрюль. Интересно, инте-ресно....

Может они покажут нам сейчас концерт самодея-тельности - танец с крышками, например?

- Слушай, что я тебе сейчас расскажу - ты не поверишь! –

От рассказа я просто обалдеваю. Света мир-но сидела с удочкой, когда сзади раздался непонят-ный шум. Оглянулась, и глазам своим не поверила. Между причалом и домиком, боком к ней стоял здоровенный черный медведь. Метрах в пяти, не больше. Отвернувшись от страшного видения, же-на окаменела на своем стуле. От таких сюрпризов не то, что окаменеть - ошизеть можно. Одно дело добрые мишки в зоопарке, отделенные от тебя рвом с водой и очень забавные. И совсем другое, реальный здоровенный быстрый и опасный лесной зверь. Вблизи, рядом. И бежать-то некуда. В воду, без толку - медведь хорошо плавает. Залезть на де-рево - вот оно, рядом - тоже не поможет, он ведь и по деревьям лазит (собственно, мы все знаем, что зверь ни с того, ни сего на человека не нападет. Но….. есть добровольцы, желающие на себе прове-рить этот постулат?).

Опасливо медленно поворачивает голову - медведь, не торопясь, удаляется за угол дома. Бро-сив удочку, Света бежит в дом и зовет Алиску. От кухонного окна до нашего микроавтобуса рукой подать. А рядом с ним черный медведь обнюхивает траву.

Для встречи с нами жена и дочка воору-жились крышками, чтобы стучать ими и отпуги-вать медведя.

Рассказ просто не укладывается у меня в голове. Ну да, глухомань, но, все же, не медвежья глухомань, даже дома на берегу озера есть. Однако, вот они, свежие следы. Огибаю дом. Ну, этот мед-ведь просто подлец! Прямо за машиной он нагадил на дорожку.

На ночь выставляю мешок с мусором на закрытую сеткой от комаров застекленную веран-ду. Там же дрова для камина, а также весла и спа-сательные жилеты.

Утром выхожу на веранду, чтобы набрать дров и растопить камин. Однако, батеньки мои - сетка на двери разорвана, мешок растерзан. Более того, на металлической сетке здоровенный клок медвежьей шерсти. Когда же он нас навестил? Поздно вечером я несколько раз выходил на при-чал покурить и просто посмотреть на звезды и за-литое ярким лунным светом озеро.

Яшка заботливо укладывает клок шерсти в пластиковый пакетик. Да, сувенир....

Близкое присутствие медведя придает оп-ределенный колорит нашему отдыху. Теперь, если вечером я выхожу к озеру, то беру с собой здоро-венный полицейский фонарик. По весу, прочности и размерам это дубинка. Но я с медведем драться не собираюсь - шансы неравные. Просто надеюсь отпугнуть его светом. А свет у этого фонаря мощ-ный.

На этот приезд медведь нас своим присутс-твием не почтил, о чем в самой глубине души я немножко жалею. Зато намного теплее и не нужно вечером растапливать камин.

Рыбаков удалось оторвать от удочек только когда основательно стемнело.

Осторожно располагаемся в каноэ, развора-чиваемся в маленькой бухточке. Проходим мимо нескольких островов. Гребем, гребем. Журчит под днищем каноэ вода. Справа поднимается огромная желтая луна.

В сумерках уже можно различить наш при-чал, а за ним и деревянный домик среди деревьев. Сейчас поужинаем, а потом буду дочитывать про Лейфа Эриксона.

/Вернемся к медведям. В прошлом году я случайно познакомился с одним из двух специа-листов по медведям, работающих в штате. Ока-зывается, в Миннесоте около 20 000 медведей. В самой медведенаселенной стране Европы, Румы-нии, их 5000.

Правда, непонятно, а куда, согласно этой статистике, отнесли Россию. К Скифии, что ли? Я так думаю, что в Европейской части России медве-дей должно быть побольше, чем в Румынии. Не-смотря на все усилия населения страна, все же, слишком большая и не везде можно до зверья дотянуться заботливой рукой. Но это я так, кстати/

Миннесота

Июль 2003 г.

О тайне сладострастной

Естественно, это все о том же.... О вечном. О ве-ликой тайне любви - страсти всепоглощающей, бе-зудержной, неподвластной разуму и холодному рассудку.

*****

Перевод с английского

ФОРМА СОГЛАСИЯ НА СЕКСУАЛЬНЫЙ КОНТАКТ И СОГЛАШЕНИЕ О ПРАВЕ НА КОНФИДЕНЦИАЛЬНОСТЬ

Я, _____________________, настоящим заявляю под страхом наказания за лжесвидетельство, что мне исполнилось 18 лет.

Я также заявляю, что вступаю в настоящее соглашение по своей воле и что ни я, ни кто-либо из моих близких не повергается угрозам причинения вреда или неприятностей.

Обе стороны соглашаются, что настоящее соглашение является конфиденциальным и не подлежит разглашению третьей стороне, если не будет выдвинуто обвинение в неправомерных сексуальных домогательствах со стороны ___________________.

Если он покажет или обнародует настоящее соглашение, не выдвигая обвинения в неправомерных сексуальных домогательствах, то, согласно настоящему соглашению, он будет нести ответственность за ущерб вследствие нарушения приватности независимо от того, будет ли стоять его подпись на настоящем документе.

Проставив свои инициалы, __________________ соглашается на все или некоторые из нижепоименованных консенсуальных актов:

Сексуальные ласки, поглаживания и поцелуи _______

Половое сношение _________

Оральную копуляцию (обоюдно) ________

Одностороннюю копуляцию лишь со стороны _________________

Иное, поименованное ниже:

________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Я также заявляю, что в настоящее время не нахожусь под воздействием алкоголя, наркотических или лекарственных препаратов и соглашаюсь участвовать в консенсуальном сексе с ___________________, и не изменю своего решения до совершения сексуального акта.

Подпись: ________________ Подпись: ________________

Дата: ________________ Дата: ________________

Обратитесь к своему адвокату прежде, чем вступать в какое-либо соглашение

*****

Пунцовые от смущения щечки. Пальчики выводят подпись. (Не забыть документ потом в надежное место определить).

Алые губы чуть слышно шепчут: "Да".

О тайна! О единение любящих сердец!

А теперь можно и у койку.

Мои юные друзья! Если вы пожелаете полу-чить веб-сайт, на котором находится оригинал этой формы, я с удовольствием его перешлю. В хозяйстве пригодится.

В добрый путь, влюбленные! Желаю вам пронести чистоту и неугасимый свет вашего чувс-тва через все невзгоды и прозу жизни!

Ой, чуть не забыл... Если вам приспичит покопулировать, непременно освежите в памяти условия контракта. Вдруг вы до истомы жаждете обоюдной оральной копуляции, а там только одно-сторонняя санкционирована? Нехорошо выйдет....

Ну, а потом уж с Богом, в добрый путь!

Миннесота

Ноябрь 2003 г.

Сага о сайте

Что там темнить и что там скрывать - это я о сайте "Заграница". Год тому назад несколько пугливо, растерянно озираясь, вошел я сюда, нервно сжимая в потной ладошке исписанные неровным почерком листочки со сво-ими опусами. Теперь же как свой - широко распа-хивая двери, и всем (всем поголовно) улыбаясь. Все мне здесь приятели, все лепшие друзья. Все любы и все дороги.

Кроме самих творений, каковые есть тема неисчерпаемая, на "Загранице" присутствует и бур-лит еще более захватывающий мир.

Открылся мне дивный мир комментариев. В нем, как на кухне в коммуналке. Можно песню хо-ром или посидеть, язык почесать. А можно и к ми-ровым проблемам подступиться. Или за жизнь... Или поучить уму-разуму того и другого.

И приласкают тебя тут, и пожурят. А могут и паяльником по копчику... могут, еще как могут. Но все от души. Поэтому не обижаюсь, когда из Германии звонкий голос выговаривает за то, что похвалил я страну, в которой живу. И не скорблю, когда задетый святоша, забыв смирение, хрипит: "А ты, ты-то сам, ваще кто такой?" И, посинев ли-ком, за горло хватается - с дыханием нелады, пере-хватило. За него не боюсь - найдутся добрые люди, откачают и водички дадут. Очухается, обретет вновь румянец и полнозвучным любвеобильным голосом из Швеции: "Даже ты мне дорог, брат мой во Христе"...

И для каждого здесь собеседник найдется на любые темы. Какие там, в заднице, чаты! Не нужны мне ваши чаты, и все тут, отцепитесь.

Вдруг явится из мглы веков товарищ дав-них-давних лет. Напомнит: "А как тебя тогда на-чальник курса-то?" Да помню, помню - пять суток губы в Алешкиных казармах, вот как он меня. А случилось это, когда "Солнцедар" был новинкой сезона (сейчас и седые аксакалы не упомнят, что это такое).

Через комментарии возвращаются самым неожиданным образом герои моих опусов. Хоть продолжение пиши...

Здесь из России расскажут, как в действи-тельности нам живется в Америке. И кто-то, моло-децки развернув плечи, снисходительно похлопает по согбенной спине, ладно, мол, папаша, чего там - от жизни ты отстал, главою скорбен и ветхий днями, но ладно уж....

От одних комментариев впору умиротворен-но поурчать, восхищаясь собой, пока никто не ви-дит. Другие же враз лишат благодушного настрое-ния, и хочется уши ему открутить, негоднику. Но, все равно,свои же, наши, заграничные хлопцы тай дивчины.

А вот, кого я не люблю, так это Редакцию. Я с большой буквы, потому что никак не восприни-маю эту таинственную сущность как одного чело-века. Это группа. Точно вам говорю - группа. По-мяните мое слово.

Таинственная и поэтому захватывающе привлекательная - как негодяй в мексиканском се-риале. Никто пока не слышал их голоса, никто не видел лика. И чаяния их неведомы, и помыслы смутны. Мне кажется, что дела свои творят они в пыльном подвале старого дома в одном из мос-ковских переулков, скажем, Армянском или, до-пустим, Подкопаевском.

Почему в подвале и почему в московском? Да так, чтобы интрига была. Жесток окажется удар, если они свили гнездо, предположим, в Нью-Йорке. Ни фану, ни куражу.

Так вот, сидят они в подвале и связь держат со всею заграницей. И оттуда изгиляются над нами, обскуранты. То статистика замерзнет на пару меся-цев, то вдруг тысячи читателей как не бывало (буд-то Тамерлан прошелся), то вообще вся твоя стра-ничка исчезнет, как утренний туман. И стоишь, от-крыв рот: "А-а, а как же... ребята! Вот же она, вче-ра только тут была... Ой, милые, ой беда!". И емей-лы им, редакторам, засылаешь. Извиняющимся то-ном, челом бьешь. Мол, несправедливость, батюш-ка, творится. Так, мол де, и так. Исправить, мол, нужно. А я уж.... я уж не подведу, если что. А, за-слав, каждый день бегаешь на страничку объяв-лений, смотреть, нет ли чего от Редакции.

Там же сплошь мука и скрежет зубовный. Кто-то требует приструнить нехорошего человека, шлющего гнусные комментарии. А вот другой - взволнованно, тоненько: "Редакция, он опять, он мне опять двойки ставит!" Кто-то хохочет сиплым басом. А Редакция смотрит на нас, неразумных, ка-чает головой и суд правит неспешный.

Глядишь, через недельку возвернулась твоя страничка взад. От сердца отлегло и опять солныш-ко ярче светит.

А то намедни какие-то форумы постирали. Представляете?

Волосатой.

Безжалостной.

Рукой.

Были и нету. Мрак средневековый. Ну, тра-ур, естественно. Вой и плач на реках Вавилонских. Я уж не выдержал, втиснулся: "Не молчите, воз-высьте голос, оскорбленные и униженные! Ком-ментаторы всех стран, объединяйтесь! Не отдадим на поругание свои свободы! Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!" А вообще нужно нам о профсоюзе подумать. Или агента заслать, чтобы вычислил эту самую Редакцию и доложил нам: кто они, что, чем дышат и с какой стороны к ним по-добраться можно.

Вот уж тогда разберемся мы с ними, вот тог-да уж отольются кошке мышкины слезы. Сарынь, на кичку!

P.S. Ну, вот, не успел поместить, а уже втык полу-чил от серьезного господина. Мол, нужно благо-дарным быть модераторам и, вообще, мол, заткнул-ся бы ты. Да благодарен я, благодарен... и модера-торам, и фасилитаторам и этим, как их... эксгумато-рам, что ли.. Хорошие они люди. Всем я благода-рен. Как бы попроще пояснить угрюмому това-рищу.... Ну, шутка это все, шутку я выразить попытался. Ничего, а? Можно?

Миннесота

Сентябрь 2003 г.

На сайте тишина

Страшная сказка

Откроешь иногда свою страничку на сайте «Заграница» и умилишься - так славно все, так благолепно. Все тобой довольны, все счастливы.

Из умиления и расслабленности материали-зуется идея - дай, мол, что-нибудь еще туда прист-рою. Безобидное что-нибудь. Ну, там, как в Россию ездили или про наших в Америке мысли всякие изложить.

Поместил.

И сразу предчувствия какие-то, томно на сердце как-то....

Ой, что-то не то я вытворил. Глянь - на го-ризонте уже явления происходят тревожные. И, вроде, задымилось зловеще....

Начинает неизвестный - латинскими бук-вами, но слова всё родные, хотя и очень неприят-ные. Не нравится ему, допустим, что упоминаются у меня трамваи в России, грязные, де, они. И пошел он меня и пошел... Какое, мол, право ты имел? И вообще, вы там, в Америке все сволочи. А ты, лич-но, мол, лох, погань и душить вас, гадов.

Обороняясь, объясняю, что трамваи и вправду грязные, а насчет сволочи, это он зря. И вообще, имею право мысли излагать, коли уж за-велись.

И понеслось... Все припомнили. Беженцев, биографию запятнанную, делишки всякие (хотя и не мои, делишки-то, но, все равно, припомнили, приобщили). Гневно зазвенело: "И чего это тут вы про себя пишете? Еще чего!" Какой-то то ли KLM, то ли BBC уже матом кроет. Кто-то за меня засту-пается - и его тоже приложили по матушке. Дис-куссия, называется...

Пробую обидеться - чего это вы меня так? Почему это я не могу о жизни своей писать, коли пишется? Тут уже любительница комментировать Сонечка ехидно масла в огонь подливает с язви-тельной улыбочкой: "Вы, Юрий, тут не рекламную компанию проводите, а на сайте, все-таки". Кровь в голову ударила, кулаки зачесались. Только хотел Сонечке врезать, как мне самому из-за угла: "Да у него ошибка вон в слове. Вот, вот, смотрите все! Что вы его, заразу, слушаете?" И уже какой-то бородатый из Нью-Йорка: "Он и на нелегалов бочку катит! А у нас, наоборот, жизнь - такая жизнь, что вам, сукам, гнидам офисным, интел-лигентам, погани паршивой, и не снилась! Эх, маманя, вот я сейчас ему!"

Ну кинулись, ну навалились. Пыль стол-бом. Господи, куды бежать-то? Визг на уши давит. Во, во дает - аж в ультразвук уходит! Из окутав-шего Британию тумана могучий рык слышен, и вроде уже и Мексика здесь - правой, левой, потом с носка. А там кто кулаками машет? Не иначе, как из Австралии. Ну да, Австралия. Вы-то куда, анти-поды? Вы же вниз головами ходите... Нет, чтоб смотреть на кенгуру за окошком и жизни радовать-ся, а вы?

Во, во... - меж собой сцепились, а заодно моих заступников отчитывают. Забыли вроде про меня. Отполз под стол, пятерней нос вытер. Сижу, рассматриваю рубашку. Вот, почему-то след женс-кой туфельки на полуоторванном рукаве. Судя по форме носка, это из России привет. А воротник будто зубами.... точно, зубами. И прикус патологи-ческий. Знать, кто, надоумил бы человека к ортопе-ду заглянуть.

Обследовав вдумчиво наливающийся под глазом синяк, выуживаю из-под дерущихся свою кроссовку. А вдруг хватанет - тот самый, с пато-логическим прикусом. Жалко ведь, вещь, все же.

Пока приводил себя в порядок, драка утихла. Все помирились. Накал исчез и металла в голосе нет. Лица добрые такие.... Только дышат тяжело и глаза кровью налитые. Да что уж там! Свои ведь, милые дерутся, только тешатся....

Вот и мы с Сонечкой уже умиротворенно обсуждаем, что именно на наших похоронах впереди на подушечках понесут, если ни орденов, ни медалей не удостоены. (Выдам Сонечку. По секрету - случись с ней такая неприятность, на подушечке будет сверкать пионерский значок).

И опять на сайте тишина. Ветерок теплый веет и птички в отдалении. Величественно застыли вниз головами антиподы. Нежится под жарким солнцем Мексика. Колышется туман над Брита-нией.

И мысли всякие зашевелились. Рука к перу потянулась....

Миннесота

Сентябрь 2003

Кто вы здесь, в Америке?

Каждый раз, когда я начинаю работать с оче-редной делегацией, мне задают одни и те же вопросы (обычно в первый день):

- Кем вы себя здесь ощущаете? -

- Вы - американский гражданин? -

- Говорят ли ваши дети по-русски? -

- Как к вам относятся американцы? -

- Как обстоят дела с неграми? -

- Сколько вы зарабатываете? -

Иными словами: - Как вы здесь, в Америке? – или, точнее: - Кто вы здесь, в Америке? -

Ну, как мы тут... Да так, ничего. Вроде, нормально.

Как так, нормально? В смысле, что именно нормально? И матом, что ли, крыть никого не со-бираетесь? И на Америку зубами не скрипите? Но и флагом американским не размахиваете? Странно.... А о чем же вы, в таком случае?

Да знаю, знаю я, что нужно поливать пого-ловно всех: Россию за то, что страна родная, Ев-ропу за то, что проститутка, Америку за то, что... ну, Америку-то всегда найдется, за что.

А как быть, если не хочется? Обязательно, как наши за рубежом, так на баррикады: за, против, всех к такой-то матери... Эмоций - жуть, прямо зависть берет.

А если без пены изо рта и не раздирая ру-баху до пупа? Непривычно, конечно, дико даже и странно, но, все-таки....

Укоренилось представление, будто живу-щий на Западе русский не такой, как его сооте-чественник дома. Положено ему измениться. Ну, допустим, вместо Волкова стать Вулфом, а из Миши превратиться в Майка.

Майки - это бывает, Майки попадаются, по-падаются даже Владимиры, ставшие Уолтерами. Зачем они такое с собой сотворили? Спросите что полегче.... Наверное, таким образом начинали но-вую жизнь.

Мне как-то и в голову не пришло бы стать из Юрия, допустим, Юджином или Джорджем..

Честно говоря, в самом начале американс-кой эры, когда Яшка пошел в подготовительный класс, мы записали его Джейком. Но быстро спох-ватились и все переиграли. Почему это, вдруг, наш сын должен быть Джейком? Да, Яшка, Яшка он, и все тут.

Алиска это дело взяла в руки сама. Вначале она стала Элис. Шесть лет была таковой, и, вроде всех это устраивало. Но в какой-то момент прои-зошло пробуждение национального самосознания. В развернувшейся битве Алисы против Элис жерт-вой стала Элис. Теперь наша дочка во всех школь-ных и прочих документах опять Алиса, а Элис по-чила в бозе.

Жена в отношении своего имени сразу пове-ла политику суровую и бескомпромиссную. Вам ли рассказывать, что американцам одолеть имя Свет-лана все равно, что лезть ночью через двухметро-вый забор с колючей проволокой наверху? Я уж уговаривал жену:

- Да пусть Ланой зовут, тебе-то что? -

Никаких Лан. Приучила всех на работе называть ее Светланой. И называют: трясут от усилий головой, заикаются, но выговаривают.

С именами разобрались. Вовсе не обяза-тельно становиться Сэмом или Бобом, если попал в Америку. Странно, но факт – здесь даже Вася мо-жет благоденствовать, оставаясь таковым.

Этим летом в Краснодаре, узнав, что я из Америки, меня на полном серьёзе спросили, поче-му у меня нет акцента. Вот так. Значит пора выра-батывать акцент. Время от времени в поисках сло-ва нужно щелкать пальцами и раскатисто картавя на букве "р", приговаривать: "Kak eto skazat"? Kak eto budyet y vas po ruski?"

Конечно, все это муть сиреневая. Акцент может появиться или у тех, кого привезли в Аме-рику в нежном возрасте, или, допустим, если дама замужем за американцем двадцать лет и по-русски общаться было не с кем. В таких ситуациях иногда возникает сразу два плохих языка. Пару недель назад делегацию, с которой я работал, знакомила с одним мрачноватым заведением русская сотрудни-ца. С коллегами она разговаривала на плохом анг-лийском с чудовищным акцентом, а русский, на ко-тором она общалась с нами, был еще хуже. Это мне напомнило рассказ Сергея Колбасьева о короле Греции, который вообще-то был датчанином. За многолетним отсутствием практики родной дат-ский язык он забыл, а греческому не научился, по-тому, как было это ниже его королевского дос-тоинства.

Но это, конечно, крайности. С языком и без них картина грустная. Сплошь и рядом наши впле-тают в свою и так замусоренную американизмами русскую речь что-то вроде "Зэтс ит" (произноше-ние полностью соответствует написанию) или "Кам он" или еще что-то, демонстрирующее собеседни-ку, что русский язык - это вынужденная уступка, а вообще он даже сны только на английском видит.

Предполагается, что русский в Америке должен или раздуваться от ощущения собс-твенного превосходства над остальными обита-телями планеты Земля или, наоборот, быть су-ществом желчным, всем недовольным - в состоя-нии постоянного душевного надрыва и надлома.

А с чего бы, собственно? С чего раздуваться или, наоборот, скорбеть? Америку я не идеализи-рую, а в Россию обратно не хочу. Вот так. Очень просто. Не подвиг и не трагедия, а смена декора-ций.

Ладно, вернемся к стандартным вопросам....

Так, вот, ощущаю я себя русским. Русским, который живет в Америке. Правда, тут же следую-щий вопрос: А что же это означает?

Это, прежде всего, означает, что я принял американские правила игры. Не хамлю в магази-нах, не обгоняю машины по обочине, улыбаюсь встречным и поперечным вместо того, чтобы ода-рить их угрюмым взглядом. Ничего от американ-цев не ожидаю. Улыбка просто означает: "Я вас вижу". Не ожидаю чудес, зная, что бюрократы аме-риканские ничем не отличаются от своих российс-ких коллег или каких-либо еще. Не обольщаюсь, когда хвалят по поводу хорошо сделанной работы. Сегодня похвалят, а завтра, если это будет выгод-но, погонят - это здесь запросто.

Количество идиотов на душу населения в любой стране примерно одинаково. Точно так же обстоит дело с придурками всех мастей, дебилами и далее по списку. Другое дело, что не дают им в этой стране развернуться. Кто-то может с удоволь-ствием и нахамил бы или еще чем выразил позывы души, но ведь добром не кончится, вот беда в чем... Вот и сидит, мучается.

Любые обобщения по поводу американско-го (как и любого другого) национального характера отдают примитивом и, чаше всего, пещерным шо-винизмом. Конечно, Россия, страна мистическая (что самими же русскими и придумано) и умом ее не объять. Не объять, и ладно. Только, вот, почему-то считается, что Америку умом объять - это раз плюнуть, как два пальца....

Всего в них хватает, и хорошего, и плохого. Хорошего больше.

В работе американцы мне нравятся, в пов-седневном общении тоже, и этого вполне достаточ-но.

Вне работы я с ними не общаюсь. Но только потому, что я живу в своем русском самодостаточ-ном мирке и нужды в американских друзьях-прия-телях не ощущаю.

Я ведь никому не давал клятв, что, переехав в эту страну, я обязуюсь активно внедряться в аме-риканское общество, то есть, заняться усиленной ассимиляцией себя в Америку. Это общество, слава Богу, вполне приемлет нас и такими, какие мы есть - не ассимилированными.

Мы (наша семья) похожи на корабль в оди-ночном плавании. Русский корабль в американском море.

Книги русские, телевидение русское. Круг общения русский.

Английский в семье не принят. Собственно, такого запрета никогда не было, но если бы я заме-тил, что дети между собой общаются на английс-ком, наверно появился бы и запрет. Насмотрелись мы на семьи, где родители с детьми говорят по-русски, а дети с ними по-английски. Когда вырас-тут и уйдут из семьи, будут сами выбирать, нужен им русский или нет. А пока они и русские, и амери-канцы одновременно - больше, наверное, все-таки, русские.

Информации мне в здесь хватает и без аме-риканского телевидения. Три русских канала впол-не устраивают. Утро начинается с выхода на интер-нет. Посмотрю один сайт российских новостей, второй. Гляну, где и чего творится.

Вот так, без надрыва и слез на щеках. Бури, которыми сопровождалось вживание в чужую страну, позади. Естественно, прошел все положенные стадии - очарования Америкой, оттор-жения, примирения с ней.

В общем-то, когда человек определился со своим местом под солнцем, он не рыщет в душе в поисках ответа на коренные вопросы бытия. Живет себе и живет. А иначе, зачем было гать городить?

Итак, выяснилось, что к американцам я от-ношусь достаточно хорошо. А они ко мне? Чтобы ответить, нужно признать одно грустное обстоя-тельство, которое многое ставит на свои места.

Так вот - меня здесь не ждали. Даже совсем не ждали.

Не всматривался дядюшка Сэм светло-го-лубыми глазами в облака в ожидании прибытия лайнера со мной на борту. Не встречали в аэропор-ту с хлебом-солью или, хотя бы, с банкой пепси представители общественности, а также госдепартамента и INS (Департамент иммиграции и натурализации).

Горестно сознавать, но Америка без меня как-нибудь обошлась бы. А из этого факта следует естественный вывод. Не должны американцы де-монстрировать, как это здорово, что я, наконец-то, осчастливил их страну своим прибытием. Они мне вообще абсолютно ничего не должны. Наоборот, я должен доказать, что не нахлебник, что зарабаты-ваю себе на жизнь и не прошу подачек у государс-тва.

Казалось бы, самоочевидно. Однако не всем нашим эта истина понятна. Особенно уязвимы в этом отношении так называемые религиозные беженцы. Их Америка встречает с размахом. Все права, все социальные пособия, бесплатная учеба, страховки - пожалуйста. И возникает у человека приятное ощущение своей значимости для Амери-ки. А раз все подают на тарелочке, то зачем учить язык, зачем, набивая шишки, постигать хитроспле-тения уклада чужого общества. Всё оплачивают, значит любят, ценят и уважают. Какие тут еще вопросы?

Проходит несколько лет и вдруг... вдруг штат начинает потихоньку убирать пособия, пола-гая, что за это время их получатель уже освоился, осмотрелся и в костылях не нуждается. Вот тебе и раз? Так все было хорошо! Что же это делается?

Растерянно озираясь, начинает искать себе работу, а языка-то нет. Как-то, все, времени не бы-ло выучить. А без языка поди, найди приличную работу? Все - плохая Америка!

Парадоксально, но факт - наши, пробивав-шие себе Америку зубами и локтями, потом дос-таточно быстро набирают обороты, оставляя по-зади казалось бы так уютно устроившихся счастливчиков.

Итак, как же американцы к нам относятся? По-моему, совсем неплохо. Приходилось слышать, что в Германии нашим могут открытым текстом сказать, что гости они незванные и не очень-то лю-бимые. В Америке я с таким не сталкивался. Мо-жет быть, кто-то и скрипит зубами, вполне может быть, почему бы, собственно, и нет?

Но на этот счет американские законы рас-ставляют точки над i достаточно четко. Скрипи че-люстью на здоровье (все-таки, свободная страна), но с одним условием - про себя. Чтобы это не вы-ражалось ни словесно, ни действием. Намеки на дискриминацию американцы воспринимают очень болезненно.

Когда мы собирались переезжать из Илли-нойса в Миннесоту, я обзванивал агентства по сда-че квартир в Миннеаполисе в поисках подходящего варианта. Миннесота переживала экономический бум, и с жильем было туго. Агентства требовали массу информации, включая данные о доходах за последние три года и письмо от работодателя, под-тверждающее, что в Миннесоте вы уже нашли ра-боту. Идиотизм абсолютный - откуда у меня работа в Миннесоте, если мы только собираемся туда пе-реезжать? Потеряв терпение, в телефонном разго-воре с представителем одного из таких агентств, я спросил, не являются их требования дискримина-ционными и не связаны ли они с тем, что мы рус-ские. Через два дня я получил по почте письмо от менеджера агентства. В нем содержалось горя-чее уверение в том, что они и не помышляли о дискри-минации, два уверения, что такую же информацию они запрашивают у всех желающих снять жилье, а также изложение принципов работы агентства на трех страницах. В конце письма агент-ство со всей сердечностью еще раз заверило в от-сутствии дис-криминационных помыслов.

Впрочем, думаю, что и без закона о дискри-минации к нам относились бы так же. Это страна эмигрантов и уважение к чужим культурам внутри (внутри - это важный нюанс) своей страны подра-зумевается как нечто само собой разумеющееся. Американцам абсолютно безразличны мои убежде-ния, взгляды и пристрастия - лишь бы я закон не нарушал. А так - хоть в буденовке и малиновых га-лифе с красным знаменем по своему двору ходи. Если бы я над домом вывесил рос-сийский флаг, это не вызвало бы абсолютно ника-кой реакции у соседей. Ну, висят флаги американс-кие, а вот еще какой-то. Собственно, достаточно часто над дома-ми попадаются флаги норвежские, шведские... Самые разные флаги видишь на бамперах машин - итальянские, польские, испанские, швейцарские.

Только вот русских нет. Как не слышал и об организациях, объединяющих русскую диаспо-ру в Америке. Если американцы к нам относятся доброжелательно, то русские соотечест-венников терпят с трудом. Мне кажется, нашему человеку тяжело. Очень тяжело ему признать факт, что в Америке есть место еще для кого-то. Не могут на-ши простить друг другу присутствия в Америке. Вам приходилось видеть, как, заслышав рядом род-ную речь, русские до хруста отвора-чивают голову, чтобы, не дай Бог, не пришлось здороваться или вступать в разговор?

Не так давно академик Гинзбург в телеви-зионном интервью упомянул, что наши ученые никогда не выдвигают кандидатуры своих сооте-чественников на соискание Нобелевской премии. Может, поэтому наши с таким подозрением вос-принимают американскую доброжела-тельность, что не страдают ей по отношению друг к другу?

Эмигранту в Америке уютно в том смысле, что он не ощущает себя чужеродным телом. Ак-цент наш никого не смущает, к акцентам в Амери-ке привыкли. А внешне отличить нас от американ-цев невозможно.

(Мы-то отличаем. Своих мы видим, будто на них люминисцентной краской написано круп-ными буквами: НАШ. Взгляд другой - смотрят наши по-другому, не так, как американцы).

Главное, чтобы количество наших на квад-ратную милю не превышало критического числа. Иначе они начинают вести себя, как дома. Я слы-шал, что есть в Америке города, где эта критичес-кая масса превышена и где можно нарваться на грубость со стороны американцев, если они опознают русский акцент. Наверняка утверждать не могу, сам там не был.

Что же касается расовой дискриминации, я поднимаю руки. Все американцы дружно говорят, что она есть. Я работал с черными американцами и с эмигрантами из Африки, и они заверяли меня, что к ним относятся по-другому, что их дискрими-нируют. Я этого не вижу. Вижу черных полицейс-ких и клерков, черных бичей и адвокатов. А вот дискриминации не вижу. И признаю', что не вижу, потому что не умею смотреть. Слишком это острая для Америки тема и слишком глубоко нужно знать культуру общества, в котором живешь. Восьми лет недостаточно. Мне-то кажется, что, наоборот, са-мой уязвимой особью в наше время является белый американец - гетеросексуал. А, допустим, черного гомосексуалиста, попробуй, тронь? Попробуйте, попробуйте - будет очень интересно. Я себя к ра-систам не отношу (во всяком случае, на уровне ти-пичного для России нутряного примитивнейшего расизма), но...

К черным можно отнести точные слова, ска-занные кем-то по поводу евреев: "Не любить их - нехорошо, а любить не хочется". Почему-то по-лучается так, что если на парковке супермаркета какая-то жопа перекрыла своей машиной дорогу всем остальным, можно не гадать, какого цвета хозяин. Пока она (жопа) наслаждается беседой с приятелем, с десяток машин смиренно ждет, пока она соизволит освободить проезд.

Повторю, что не претендую на глубокое по-нимание этой темы. Раз американцы утверждают, что дискриминация есть, значит есть. Им виднее, а меня это непосредственно не касается.

Теперь о гражданстве. Что касается Амери-ки, как страны на мировой сцене, то умиления и восторга это государство и его роль у меня не вы-зывают. Чуть раньше я говорил, что американцы уважают чужие культуры в своей стране. В между-народной политике они ведут себя совсем иначе. Плохо себя ведут, некультурно себя ведут, по-хамски.

Сейчас, впрочем, и у самих американцев поубавилось ковбойской дури. Ну, ладно, в Афга-нистане они, как обычно, воюют чужими руками, поэтому против Афганистана американцы не воз-ражают. Дело доброе, мол. Пусть воюют. А вот Ирак другое дело. Что-то не видно в последнее вре-мя задорных наклеек на бамперах и плакатов "Под-держим наши войска в Ираке". Причина проста - по одному американскому гробу в день, и уже по-говаривают, что, может быть, не стоило туда и лезть.

Изъявлять лояльность к такому государству не хочется, и к американскому гражданству я не рвусь. Насколько я понимаю, большинство наших, принявших американское гражданство, исходит прежде всего из соображений удобства.

Кому-то, конечно, обилие звездно-полоса-тых знамен немножко в голову ударило, может быть и такое.... Русскоговорящий американский патриот - красиво звучит.

Играет свою роль и многократно подтверж-денная жизнью убежденность в том, что родному государству на своих граждан глубочайшим обра-зом наплевать - как внутри страны, так и за ее пре-делами. Что оно и демонстрирует при каждом удобном случае.

Так что вопрос с гражданством для себя оставляю на потом. Несколько раз слышал, что возможно двойное гражданство, но, опять-таки, как-то полуофициально.

Пока никто меня не торопит, никто не под-талкивает. И грин-карты пока вполне достаточно. Никакого ущемления в правах я не испытываю. Право голосовать? А зачем оно мне? К сожалению, в миф о демократическом устройстве общества и власти народа я не верю (ни в каком варианте - ни в американском, ни в российском, ни в японс-ком....) Рад бы, но не получается. Я горжусь тем, что научился выслушивать (не усмехаясь и, даже, не моргнув глазом) провозвещения о свободе и де-мократии. Ни словом, ни жестом не покажу гово-рящему, что я о нем думаю. Веришь - молодец. Ве-руй, и воздастся тебе по вере.

Итак, избирать я не рвусь. Быть избранным - тоже. А кроме этого других особых преимуществ в гражданстве не вижу. Ну, разве, возможность, при-жав руку к груди, заголосить американский гимн.... Так я слов не знаю.

С мелодией проще - это мелодия нашей пес-ни "Хаз-Булат удалой, бедна сакля твоя". А слов не знаю. Не знаю, не выучил еще.

Вот так-то.

Миннесота

Декабрь 2003 г.

Багамы

Плавно скольжу в прозрачной теплой воде над зеленым полем. Глубины нет никакой - еле хватает, чтобы не бороздить животом по дну. Но встать и пойти нельзя: во-первых, эта трава (именно трава, потому что на водоросли она совсем не похожа) составляет пищу кораллов, и хо-дить по ней запрещено. А во-вторых, на дне можно запросто напороться на какую-нибудь гадость вро-де морского ежа. Я, естественно, не знаток фауны тропических морей. Поэтому, может это и не ёж, а что-то еще. Но по виду именно ежик - круглый шар с колючками. Есть и еще одна тварь - просто пучок длинных черных игл, торчащий из расщелин в кам-нях, но это уже там, где поглубже. Хозяина игл я не видел, да особенно и не рвался. Уж больно зло-веще эти черные пучки выглядят.

Так что, мы плывем. Время от времени по-ворачиваю голову и сквозь стекло маски ищу взглядом сына. Вот он - в красивом серо-черном гидрокостюме.

Трава заканчивается. Пошла местность не-привлекательная - серая пористая поверхность ри-фа с торчащими кустами кораллов. Сейчас время отлива и воды еле хватает, чтобы плыть. Здесь нужно быть особенно осторожным - среди черных, фиолетовых и коричневых веток кораллов и плю-мажей водорослей много желто-оранжевых кустов огонь-коралла. Мы с Яшкой уже попробовали его действие, когда в первый раз плавали за риф. Сын зацепил его рукой, а я и руками, и ногами. Печет, как крапива. Собственно, из-за этого я и взял Яшке гидрокостюм напрокат. В принципе, он ему осо-бенно не нужен. Одиннадцатилетнему сыну легче проскальзывать между кораллами, чем мне. Да и костюм дает лишь относительную защиту. Большая часть рук и ног все равно открыта. Но для маль-чишки важно, что он в костюме.

Неожиданно справа меня обгоняет здоровая барракуда. Однако! До сих пор барракуд мы виде-ли только на глубине и совсем небольших, меньше метра. Эта же угрюмая скотина длиной метра пол-тора, может чуть поменьше. Поджарая, с нагло выдвинутой вперед нижней челюстью, тварь исче-зает так же быстро, как появилась..

Барракуда - морская щука. Внешне прак-тически от речной сестры не отличается, только окраска другая, светло-серая с темными полосами. Ну, и размеры, естественно. На нас они внимания не обращают, хотя большие барракуды более аг-рессивны, чем акулы, а по общему итогу нападе-ний на людей - и более опасны.

Хорошо, что Яшка эту не видел. Я не хочу, чтобы сын испугался.

Впереди кромка рифа. Скала обрывается вниз на глубину метров пяти. Вода потрясающей прозрачности. Какое-то время просто висим в над дном в теплом океане, рассматривая рыб. Яркое солнце припекает спину. Поднимаю голову над во-дой и смотрю в сторону берега. Там полоса белого песка и пальмы на ветерке колышутся. А на паль-мах гроздьями кокосы.

Рай земной, только название у этого места немножко грустное - Риф мертвеца, Deadman"s Reef. Так ведь здесь мертвецов было в достатке. В этих краях разворачивались приключения, которы-ми я зачитывался в детстве. Остров был открыт Ко-лумбом. А потом кого только черти вокруг этих пальм не носили! Испанцы и флибустьеры, англи-чане и букканиры, голландцы, французы и просто морские бандюги невыявленной масти.

Здесь брел по песчаному берегу Робинзон Крузо в высокой меховой шапке, с мушкетом на одном плече и попугаем на другом. А если не здесь, то на соседнем острове. Именно такие паль-мы и заросли были на иллюстрациях этой любимой книги моего детства.

Соседний пляж называется веселее - Paradise Cove. Вчера Света рассказывала водителю автобуса о том, где мы провели день, и образовала из этих двух названий самое, по-моему, удачное - Deadman's Paradise. Пристойно и жизнеутверждаю-ще. Чудесная топонимическая находка.

Завтра Рождество. В Миннесоте снег и мо-роз. Но это от меня сейчас очень далеко. Заботы, счета, работа, суета - в другом мире, из которого я удрал. И, главное, никакими телефонами меня не достать; мобильники заботливо выключены и ос-тавлены дома. Впереди еще четыре дня в раю. Из всех забот актуальна одна - решить, на каком пля-же мы проведем этот день.

Отплываем подальше от рифа. Под нами ва-луны и расколотые куски скал, а между ними пло-щадки совершенно белого песка. В такой прозрач-ной воде глубину определить трудно. Ну, это мы сейчас проверим. Глубокий вдох. Резко сгибаюсь в поясе, выбрасываю ноги вверх и пошел. Я без ласт, поэтому иду довольно медленно. Нарастает боль в ушах. Сквозь резину сжимаю пальцами ноздри и резко выдыхаю носом - продуваю уши, выравнивая давление. Вниз, вниз.... Касаюсь дна рукой и посматриваю под козырек скалы. В сторону шара-хаются две разноцветные рыбки. Переворачиваюсь и смотрю вверх. В высоте надо мной на серебрис-то-голубой поверхности Яшка. Хорошая глубина - метров десять, не меньше. Поднимаясь, загребаю одной рукой и начинаю вращаться вокруг своей оси. Просто так, чтобы более полным было ощуще-ние полета.

На поверхности резко выплевываю из труб-ки воду. Она очень соленая, такая соленая, что мо-жет и затошнить, если наглотаешься.

Приподняв маску над водой, определяюсь. За риф мы проплыли в проход между двумя торча-щими над водой скалами. Дальше риф тянется над поверхностью. В середине есть еще один проход, но сейчас отлив - может там и не проползешь. Бо-сиком по кораллам не пройдешь - все ноги изре-жешь. На Яшке специальные тапки для ходьбы по кораллам, а я поленился одеть. Я думаю, мы спо-койно проплывем вдоль скалы, посмотрим, что в пучинах творится и вернемся на мелководье с дру-гой стороны.

Возвращаемся поближе к рифу. Хоровод диковинных коралловых рыб. Ярко синяя рыба-попугай, желто-черные полосатые рыбки... есть полупрозрачные, есть желтые с черным пятном.... На нас особого внимания не обращают. Чуть ниже проходит плотная светло-желтая стая из сотен рыб. А сбоку несколько мелких барракуд. Яшка показывает пальцем вниз. Это наш код - он со-общает, что хочет нырнуть. Внизу песчаная про-галина. Вряд ли он донырнет до дна, но пусть по-пробует. Киваю головой и показываю ему пальцем вниз.

Яшка уходит в яркую прозрачную голу-бизну. Вижу, как он продувает уши, так же, как это делал я. Внимательно наблюдаю и посматриваю вокруг.

Страшновато мне. Он никогда так глубоко не нырял. Там метров шесть. Для одиннадцатилет-него мальчишки очень много. Мне бы в свое время так нырять! Но у меня не было рядом папы, кото-рый бы мог научить всем хитростям и премудрос-тям этого дела. Да и маски для ныряния появились в Союзе чуть позже, когда мне было лет четырнад-цать.

Мы с Яшкой ныряли в чистых холодных озерах Миннесоты. Сын два лета прилежно пости-гал все, что я ему показывал, в ожидании именно вот этого времени.

Протягивает руку, касается белого песка и вверх. Умница, сынок! Теперь только держи дыха-ние. Нужно было резко гребануть руками, чтобы набрать скорость. А там она будет сама нарастать, пока трубка не начнет вибрировать.

А вдруг ему не хватит воздуха? Вдруг он наглотается воды?

Давай, давай, сынок, чуть-чуть осталось...

Выскочил на поверхность рядом со мной. Лежит на воде, отдыхает, раскинув ноги и руки. Показываю большой палец. Маска скрывает вы-ражение его мордаши, но по глазам вижу, что улы-бается, довольный.

Не спеша плывем вдоль скалы. Справа дно уходит вниз в голубую глубину. Я очень внима-тельно посматриваю туда. Акулы здесь есть. Мы их видели с катера позавчера. Здесь есть катера, в днище которых вделаны большие прозрачные окна. Вместе с другими любопытствующими нас отвезли к рифу - не этому, другому. И вот там, где глубина более приличная (но дно, все равно, хорошо видно) среди других рыб явились нам и долгожданные двухметровые акулы. С катера рассматривать их было захватывающе интересно - как в аквариуме. А в воде я не хочу ни с какими встречаться. Правда, по всем данным, это не опасные для человека аку-лы-няньки, но я вам не капитан Кусто. Плавать мне приходилось в пяти морях и одном океане, но, прежде всего, в родном Черном море, а там из акул только катран обитает, да и его мало, кто видел. Так что к соседству акул я непривычен.

Внизу материализуются четыре черных при-видения. Скаты. Они появились из-за выступа в скале. Скользят вдоль дна друг за дружкой, плавно взмахивая краями своей мантии. Черные с мелкими белыми пятнами. Очень тонкий длинный шип хвоста. Большие, наверное, не меньше метра в диа-метре. Заворожено слежу за их полетом. Совер-шенно неземные существа, прямо-таки, пришель-цы.

Яшка что-то хочет мне сказать. Поднимаю голову, вынимаю изо рта трубку.

- Что, сынок? -

- Папа, пошли обратно. -

- Сына, они не опасные, не бойся. -

- Я все равно боюсь. -

До проема в скалах плыть не так далеко. Черт его знает, удастся ли пролезть там...

Говорю сыну: - Ладно, пошли. -

Неспешно плывем, рассматривая водоросли и мельтешащую вокруг живность. Край рифа. При-держиваюсь за коралловый куст и намечаю себе путь. Вроде слева поглубже и огонь-кораллов не видно. Проскальзываю туда. Мелко, но плыть мож-но. Дальше дно чуть понижается и можно уже плыть спокойно. Сбоку Яшка что-то возбужденно гугукает в трубку. Что ему нужно? Поднимаю го-лову. Яшка кричит: «Папа, папа, осьминог!» Пока-зывает рукой на камень.

Дела! Камень ходит ходуном, а сбоку ме-шок лазоревого цвета. Точно, осьминог! Наблюдаю, затаив дыхание. Маленький осьминог уже весь на виду. Мешок с извивающи-ми-ся щупальцами выбирается из-под камня, от-талкивается от песка и удирает от нас с удивитель-ной быстротой. Мы плывем за ним. Вот он уже среди коричневых кораллов и прямо на глазах из лазорево-голубого превращается в коричневого. Притаился.... Я так и не рассмотрел его клюв. Те-перь это опять просто мешок - только коричневый. Вдосталь насмотревшись на морское диво, показы-ваю Яшке, что плывем дальше. Вот и поля морской травы, а там и песок, где можно встать. По пляжу где-то бродят Света с Алиской, собирая раковины и прочие дары моря. Сейчас на песочке покурю, пожарюсь и опять в воду.

И день еще впереди долгий-долгий.

Миннесота

Январь 2004

Гладкие шкуры в виртуальной реальности

Из всех парадоксов американской жизни са-мые причудливые дарят русская пресса и телевидение. Недавно я раздвинул горизон-ты нашего соприкосновения с далекой Родиной и добавил к трем имеющимся русским телеканалам еще и четвертый, а именно, 1-й канал Российского телевидения. Все прекрасно - "Что? Где? Когда?", концерты, фильмы, детективчики... Но с самого первого дня смущает меня одно обстоятельство - реклама почему-то на украинском. Да, на первом канале российского телевидения украинская рек-лама.

Почему? Да откуда мне знать, и мне ли срывать покровы с непостижимого и сокровенно-го? Там, в космических просторах, в точке над Те-хасом, где витает спутник телесвязи, что-то не так сошлось, и меня услаждают чистопородным ук-раинским языком (которого я, естественно, не знаю). А может, и в Москве уже смотрят первый канал с украинской мовой. Все может быть, почему бы и нет? В материальной реальности от таких дел, конечно, глаза на лоб полезут, а виртуальная - она же сказочная, что ж изумляться-то, да руками ма-хать? Восприми, как данность и возрадуйся.

Да и клипы, собственно, очень миленькие, грех жаловаться.

Лощеный бизнесмен восклицает с горькой обидой: "Так це шо, нэ мыргородська? (это он о минералке, которую ему подали). А подавленные подчиненные в растерянности отводят взгляд....

Девушки в розовом мчатся в открытом авто-мобиле. Почему-то там же, прямо в кабриолете, они, сверкая улыбками, энергично бреют ноги. Выбрасывают на ходу свои воздушные одеяния (очевидно, в экстазе от того, что, наконец-то, у них больше не лохматые конечности). Авто замирает на берегу океана; дамы с визгом устремляются к воде. Голос за кадром возвещает, что при пользова-нии именно этой маркой бритвы ваша "шкира будэ гладэнька".

Очень, очень мило.

Меня на полном серьезе разводят на соус "зо шматочкамы овощив", а мне смешно. Я не ви-новат. Понятно, что это другой язык и слова, кото-рые для меня звучат смешно, на украинском совер-шенно нейтральны.

Ну и хорошо, пусть так. Значит, так надо. Просто каприз виртуальной реальности.

На канале RTVI в программе новостей вна-чале идет Америка, потом Израиль и лишь за этим Россия. Очевидно, основной контингент русского-ворящей Америки каким-то образом связан с Из-раилем, и новости оттуда особенно волнуют рус-скоговорящих. Ну и пусть - не с парагвайскими же вестями меня знакомят? Да и вещают они на рус-ском, а не на иврите.

Но наша родная реклама оставит всех по-зади. Во время поездок в России я прошу не пере-ключаться на другой канал, когда начинается блок рекламы. Мне она очень нравится. Я смотрю эти клипы вместо юмористических передач, которые удручают клиническим идиотизмом.

Правда, раньше реклама была еще звонче. Лет десять тому назад был явлен дивный клип, в котором мужики в синих комбинезонах пели что-то о прохладе в жаркий день и завершали куплет при-зывом: "Обращайтесь на Московский вентилятор-ный завод". Здорово!

На русских каналах Америки всегда есть, чему порадоваться. Например, прекрасна реклама мехов магазина "Манзари", где девочки-продавщи-цы играют роль моделей и неуклюже крутятся в меховых шубах перед камерой. Или кефира - там целая семейка выступает.

А юная особа в рекламе телефонной компа-нии Primus ("Примус", значит)! Красивая, но груст-ная блондинка сообщает, что перепробовала все - пока не остановилась на "Примусе". Бедная, бедная ты моя... Сколько же довелось тебе испытать, что-бы перепробовать все. Куда-то она в последнее время запропастилась. Может нашла на свою голо-ву что-то, еще не испробованное, ну и, вот, - исчез-ла.

Настолько все это наивно и трогательно не-профессионально, что хочется смотреть и смот-реть. На таком прекрасном фоне американская рек-лама, которая тоже на наших каналах прорывается, выглядит просто ненужным элементом. Хотя есть определенная интрига в том, что деловая дама под-шивает на себе юбку прямо в офисе мини швейной машинкой (всего лишь за 14.99). Или - цветущий тридцатилетний джентльмен с волевой челюстью горделиво сообщает, что "Виагру" ему доставляют прямо на дом без всяких задержек. Хочется состра-дательно прижать его, бедолагу, к своему плечу. Эх, мужик, мужик, разве такими заботами была у меня голова забита в твоем возрасте? За что ж тебя жизнь-то так? Горемыка ты моя, чисто выбритая...

Бывают, конечно, и в американской рекламе захва-тывающие моменты, но... Но не то, не то. Не хвата-ет им искры юмора - будто они, обитатели вирту-ального мира, воспринимают его как реальный.

Так вот, возвращаясь к нашим гладкошку-рым (в смысле, "шкирым") дамочкам... Почему только Украина? Уж раз погружают в мир чужих языков, я бы с удовольствием смотрел рекламу гру-зинскую. Или туркменскую, или молдавскую. К че-му эти убогие ограничения? Иногда я ухожу с рус-ских каналов и переключаюсь на индийский. И смот=рю индийское кино. Вовсе не нужно мне знать хинди, чтобы насладиться чудесными филь-мами про неземную любовь и дивными песнями, которые герои исполняют, бегая в любовной исто-ме между апельсиновыми деревьями..

Кроме телевидения много радостей несет такая, казалось бы, прозаическая вещь, как русский телефонный справочник.

Примерно половину справочника занимает реклама.

Сколько же вокруг замечательных людей!

Особенно хороши риелтеры. Вот, послушай-те:

"От халупы до поместья

Мы пройдем с тобою вместе" .-

Ну? Как? И бородатый мужчина с реклам-ной страницы протягивает вам чудный дом на зо-лотом подносе. Класс же, ну класс, согласитесь!

Вечное счастье пообещают и фотоаппарат бесплатный могут предложить клиенту - "...седло большое, ковер и телевизор, подарок сразу вручат, а может быть вручат".

Реклама риелтеров читается легко и подни-мает настроение лучше любого шампанского.

На фоне этой разудалой кампании слишком уж серьезным выглядит следующее по численнос-ти войско - адвокаты. Какие-то они все похоронно-серьезные. Пыжатся всё, хмурятся солидно.... Буд-то мы не знаем, чего они хотят. А мы знаем - хотят они ободрать нас, доверчивых (и обдирают, не-смотря на наше знание).

А вот и шедевр виртуального мира. С гор-достью предлагаю рекламу финансовой конторы, которую рекламирует консультант по имени Лари-са . Не могу удержаться и привожу отрывок пол-ностью. Уж очень хорошо:

"Prudential и ее представители не дают юри-дический или налоговый совет. Как и большинство контрактов, наши контракты содержат исключе-ния, ограничения, уменьшение бенефитов и тер-минов, чтобы они работали. Я буду рада обсудить с вами детали.

Страховые продукты выпускаются Prudential Insurance Company of America. Инвес-тиции предлагаются через Pruco Security Corporation (член SIPC). Обе являются компаниями Prudential, каждая компания отвечает за свою буду-щую финансовую ситуацию и обязательства по контрактам... "

Дальше разум подергивается туманом и от-казывается служить.

Во, дает Лариса!

Наткнувшись на это сообщение в первый раз, я почувствовал себя первооткрывателем в пе-щере с древними иероглифами.

Затаив дыхание, с умилением перечитываю еще раз. Так, значит, "..... содержат исключения, ог-раничения, уменьшение бенефитов и терминов, чтобы они работали...."

Потряс головой. Ну-ка, водички глотнуть, пальцем по строчке, чтобы не перепутать и еще ра-зок: "содержат исключения... работали...детали"

Нет, в какой-то момент в ушах звон и пере-клинивает. Так и не расшифровал. И осталась скрыта от меня блистательная истина о бенефитах и терминах.

Вот-вот, так и нужно - чтобы ни одна собака ничего не поняла! Кого-то я, может, в телефонном справочнике и упустил, но уж никак не Ларису с ее Prudential. Она мне сейчас как хороший друг. Ясно, что это рабский подстрочник с английского. Но уж очень хорош... Ничего не понял, а дух захватывает, неизъяснимый восторг и мурашки почему-то по ногам.

Не буду пересказывать содержание всего справочника, суть вы и так знаете: Качественный товар, самые низкие цены. (Там и моя притаилась насчет переводов: "Кратчайшие сроки, Гарантия беупречного качества", - все, как у людей, а вы как думали?).

В конце справочника раздел "Who is Who" в русскоговорящей Миннесоте. Хит-парад наших. Окаывается, никто не занимается бизнесом ради прибыли. Все работают на благо людей, чтобы дру-им лучше жилось.

У всех поголовно высшее образование. Осо-енно умиляет, когда встречаешь там знакомых. До-одлинно знаю, что с образованием у моего друга не очень -то. Но в Who is Who черным по белому – та-ой-то колледж, мол, в таком-то году. И все дела…

А, почему бы, собственно, и нет? Ну, желает человек именно так себя видеть, и все тут. Это же мир виртуальный. Мы же не обижаемся на Кощея Бессмертного и не удивляемся, что лебедь белая о землю грянулась и девицей оборотилася….

И здесь все нормально. Гладкошкурым легко и радостно, нам весело и солнышко, вроде, ярче светит.

Миннесота

Июнь 2004 г.

Ненавистная Россия

Нелюди загнали сотни детей и женщин в школьный спортзал, расставили вокруг ми-ны, а потом взорвали у них над головами крышу и расстреливали из автоматов спасающихся.

Заявление Ахмеда Закаева: "Это сделали доведенные до отчаяния чеченцы". -

Каждый нормальный человек по своей при-роде испытывает любовь к малышам - котятам, щенкам, козлятам. Каждый любит своих маленьких и слабых детенышей.

Взрослые, мужчины, стреляющие в безза-щитных женщин и детей. Целятся в маленькие фи-гурки и нажимают на курок. Как в тире. Может еще и смеются.

- "Это сделали доведенные до отчаяния че-ченцы". -

А раньше доведенные до отчаяния захваты-вали в заложники больницы с роженицами, кон-цертный зал... взрывали дома вместе с жителями, самолеты...

Теперь перед нами зепредельное. Священ-никам, пасторам и иже с ними нет нужды пугать паству ужасами Апокалипсиса. Вот оно, олице-творение кошмара - взрослые мужчины, хладно-кровно стреляющие из автоматов в спины детей. Женщины, матери, взрывающие крышу над го-ловами у детей. Это и есть Апокалипсис, это и есть то, что не могло и придумать воображение.

Запад не молчит, Запад реагирует. Акку-ратно сообщается, сколько погибших, сколько раненых. Просчитываются шансы Путина, анали-зируются возможные последствия для политики России. И государственные деятели высказывают вежливое сочувствие.

Если бы американских детей загнали в спортзал, а потом расстреливали, мир бы взорвался негодованием. И ракеты полетели бы в далекие края. И мир бы это поддержал. А кто не поддержал, тот промолчал бы.

Но ведь это не в Америке. Это Россия.

Совет Европы потребовал объяснить боль-шое количество жертв.

Потребовал. От России. Объяснений.

Им как-то в голову не пришло сказать: "Мы с вами, это наше горе. Это общечеловеческое горе. Мы тоже виноваты. Мы пригрели у себя всю эту свору. Мы даем политическое убежище террорис-там. Мы вскармливаем их, финансируем и укры-ваем". -

Не скажут. Это же окровавленных российс-ких детей несут бегом к машинам "Скорой помо-щи" по улочкам неведомого осетинского городка Беслан. Это российский мальчишка на вопрос, что они ели и пили два дня в этом жутком спортзале, отвечает: "Некоторые мочу пили".

Представьте на минутку, что собрались сильные мира сего задушевно за рюмкой шнапса или, скажем, кружкой эля. И отбросили мужики всю словесную шелуху и завесы дипломатических формулировок. И после второй или третьей, или пятой, задушевно обняв за плечо собеседника ска-зали бы наши друзья президенту России: "Послу-шай, Вова! Мы тебя уважаем, но зачем вам Кавказ? Ведь вы отдали Среднюю Азию. И ничего, нор-мально. И Закавказье отдали. А сейчас упираетесь. Отдайте Северный Кавказ и вам будет спокойно. А нефть вам, что она? У вас, вон ее, навалом. А так, смотри - самолеты у вас взрываются, и в метро взрываются, и школы взрываются. Сплошная го-ловная боль. Ну?" -

Нет, не будет такого мужского разговора по душам. Будут заявления о борьбе с международ-ным террористам и вежливые объяснения, что не могут они у себя прикрыть всякие "Кавказские землячества" и прочее гадье, через которое идет финансирование джигитов в Чечне. Никак нельзя. Демократия, потому что. Да и люди они, мол, ти-хие, по гуманитарным делам все больше...

Ладно, политические соображения мне еще понятны. Кому нужна сильная Россия? Да никому, кроме России. В идеале им нужно семьдесят удель-ных княжеств, которые дрались бы между собой за подачки международной помощи.

Но ведь это еще не все.

Я часто думаю: за что же Запад всю историю ненавидит Россию? Это началось не вчера и, даже, не сто лет назад. Как-то мне попала в руки вторая, нечитанная до этого, часть моей любимой книги детства о приключениях Робинзона Крузо. Там его на склоне лет заносит в Россию. И англи-чанин Даниэль Дефо устами своего героя с презри-тельной ухмылкой описывает дикие нравы зверо-подобных московитов и простодушно радуется то-му, как шведский король Карл разгромил русские орды под Нарвой, загнав их вновь в леса и болота.

Практически все, что я читал на Западе о России и о нас, пронизано, мягко говоря, непри-язнью. Какая-то полная атрофированность чувства сострадания, как только речь заходит о России.

Когда разворачивалась драма в театре "Норд-Ост", я работал с русской делегацией здесь, в Миннеаполисе. Мы посещали разные организа-ции, встречались со многими людьми. За все эти дни из сотен встреченных американцев лишь ОДИН выразил нам сочувствие.

Так почему же Россия ненавистна Западу? Может быть, дело в ее огромности? Да нет, не мо-гут сами по себе географические размеры кого-то пугать. Огромной массой населения? Тоже нет. Нет этой массы. Какая уж там масса!

Не знаю я ответа. Он должен быть, но я его не знаю.

Нацистов, уничтоживших миллионы, осуди-ли. А потом, как-то, вроде, и простили. А вот Рос-сию, которая спасла мир от этих нацистов, поло-жив в землю десятки миллионов своих людей, не простили. О ней только скривив рот или с презри-тельной усмешкой. Об эсэсовцах пишут с умиле-нием. О наших - все больше напирая на зверства красных орд в Германии.

Нас можно. Можно отрезать головы плен-ным, снимать это на видеопленку, а потом пока-зывать по телевидению - со звуком. Можно гневно осуждать наших солдат, которые этих гадов при-стреливают. Можно объяснять, что борцы за сво-боду мстят за зверства.

Правозащитники ночей недосыпают, радея о правах чеченского народа. А почему бы им не за-няться еще одной темой: например, куда девались тысячи русских мирных жителей, бесследно исчез-нувшие в Чечне в 1993-94м? Но это неинтересно и непрестижно. И кому это интересно?

Это же русские, что за них переживать! А вот зачистки, это да! Это жуть!

На днях я был на матче чемпионата мира по хоккею. Играли команды России и США. По ог-ромной спортивной арене небольшими группами и поодиночке наши болельщики. Наши ведут в счете.

Как только кто-то на аренах поднимает российский флаг, тысячи американцев начинают скандировать "U-S-A... U-S-A!!" - аж стены дрожат. Наши поднимают плакат: "Вперед, Россия!" Зал улюлюкает. Рядом со мной толстый прыщавый подросток орет: "Дави красных!!" Это значит, меня. И моего сына, который радостно размахивает российским флажком.

Да нет, я не провожу аналогии между реакцией зала на спортивном матче и событиями, несравненно более серьезными.

Просто, потаенное желание нас придавить проскальзывает везде, где выступающий или пишу-щий не опутан тяжкими веригами международного политеса.

Давите, ребята, давите! Только, наверное, опоздали. Раз недодавили Россию при пьяном Ель-цине, когда все, кому не лень, пинали ее со смехом, теперь уже, думаю, поздновато. Россия уже не на коленях.

Мстите нам за свой многолетний страх пе-ред Союзом? Так вы и сейчас нас боитесь.

Я думаю, умные дяди, защищая Америку, аккуратно прикармливают всю эту арабскую сволоту и подталкивают в сторону России. Лишь бы подальше от себя. Туда их, на Кавказ. А там гордые, "доведенные до отчаяния" борцы за сво-боду выбирают, в какой еще школе, в каком детс-ком саду удобней сотню-другую российских детей расстрелять. Но, ведь, российских же, не своих!