Кто я?

2

Вы помните своё детство? Какие чувства у вас возникают, когда свой внутренний взор вы обращаете в ту пору, когда были ребёнком? Какие моменты всплывают в памяти? За какие события может зацепиться память и унести вас в то далёкое время, когда вы должны были быть безмятежными, радостными, не обременёнными пустыми заботами и хлопотами?

Я честно пыталась ответить на эти вопросы. Пытаюсь на них ответить и по сей день, потому как ничего, ровным счётом ничего не могу вспомнить. Пытаясь заглянуть в те времена, я попадаю в пустоту, в какой-то серый туман. Пребывание в последнем ничем мне не грозит, но и совершенно ничем не радует. Этакая безликая, безразличная ко всему Пустота.

Хотя в последнее время, напрягаясь изо всех сил, мне удаётся выудить какие-то обрывки, но они никогда не сложатся в картинку, их слишком мало и большинство из них – есть лишь оторванная Пустота.

… Я сплю. Не знаю, сколько мне лет, но думаю, что не больше шести. Что-то извне заставляет меня проснуться и приоткрыть глаза. Передо мной папино лицо, в глазах светится Любовь и Радость, моё сердечко вмиг согревается, и до сознания долетает мысль – папа вернулся (он куда-то уезжал, насколько и куда я не помню, да это и не важно – это единственный человек в нашей семье, который умеет разговаривать со мной без слов и который меня любит)…

… Темнота, только откуда-то сверху к нам пробивается яркий солнечный свет. Спрыгивая с последней обледеневшей ступеньки на земляной пол, я оказываюсь прямо около кадки с квашенной капустой. Папа достаёт из сумки кастрюлю, а из кастрюли – ложку, отодвигает в сторону крышку кадки и начинает накладывать капусту в приготовленную ёмкость, я стою рядом и жду той минуты, когда очередная ложка с капустой направится прямо ко мне в рот. Долго ждать не приходится, и я смачно начинаю пережевывать хрустящее лакомство. Наевшись, я вылезаю наверх. Немного погодя, вытаскивая из погреба всё, что было положено взять, на поверхности появляется отец. Мы снова навешиваем успевший замёрзнуть замок, я прыгаю сверху на мешок с картошкой, увязанный на санках, и мы отправляемся домой…

… Какая-то остановка, мы ждём автобус: я, папа и мама. Между нами с отцом завязывается какая-то игра. Я отбегаю на небольшое расстояние и начинаю строить рожи, а папа нарочито сердитым голосом что-то мне говорит, будто строжится, и вроде как норовит меня догнать – азарт налицо, как говорится. Чуть вдалеке слышен мамин голос: «Коля, перестань! Ваша игра до добра не доведёт! Лена, хватит! Успокойтесь сейчас же!». Мы дружно игнорируем этот столь привычный голосовой шум, но не проходит и минуты, как я падаю, ударяюсь и начинаю ныть. Папа расстраивается, а мама приговаривает: «Вот! Я же говорила, что до добра это не доведёт!». Я быстро успокаиваюсь, встаю в сторонку и больше никуда не рыпаюсь…

Мама… я очень хочу рассказать вам что-то тёплое и светлое об этом человеке, но врать я не умею, и память мне тут помочь ничем не может. Детей ведь не обманешь, и пустышку от маминой груди с тёплым молоком любой малыш отличит, вот только не дано этому малышу логично и доступно объяснить взрослому человеку, как плохо ему от этих заменителей родительской Любви. И я не знаю, обвинять ли этого человека, что за всю свою жизнь она так и не задалась вопросом о смысле своей жизни, или принять это как должное и смириться с тем, что человеку проще накормить, обстирать, выгладить и вылизать наружность, чем попробовать заглянуть в себя и отыскать там, в бесконечных недрах своей спящей Души, немного тепла и нежности для своих близких.

Потом, когда я буду всеми возможными и доступными мне способами восполнять эту зияющую Пустоту, под названием Материнская Любовь, я осознаю, как велико её значение, как необходима она ребёнку, сколько времени можно потратить в её поисках и сколько ошибок можно совершить, но сейчас, когда я только знакомлюсь с этой жизнью, я могу лишь инстинктивно тянуться к более тёплому человеку, к моему отцу, а отчаяние и тоску выражать слезами.