Культура отечественного собаководства XX–XXI вв. (комментарии, реплики, размышления)

К происхождению домашней собаки (по Ч. Дарвину, А. Брему, С. Н. Боголюбскому, раннему К. Лоренцу и др.)

Вслед образованию в Африканском Роге (около 195 тыс. лет назад) вида Homo sapiens (человека разумного), там же менее чем через 100 тыс. лет появились и очаги одомашнивания псовых синантропов из рода Canis, близких к современным обитателям этих мест.

В настоящее время они представлены: волчьим шакалом (Canis lupaster) с подвидом Canis simensis, обладающим настоящим собачьим лаем, и африканским подвидом обыкновенного шакала (Canis aureus algirensis G) [140].

На примере комменсализма обыкновенного шакала с крупными хищниками Африки: львом, гепардом, пантерой и гиенами можно понять, как эволюция его ближайших родичей привела их к синантропии, ибо люди, также охотясь на крупных животных, но не используя всей добычи, стали оставлять шакалу во вскрытых ими тушах больше поживы, нежели его прежние сотрапезники львы и гиены, выполнявшие для него ту же работу.

По К. Лоренцу [79, 80] опиравшемуся в теории происхождения домашней собаки на Дарвина [38], переход части популяции обыкновенного шакала и близких к нему видов под покровительство человека, оказалось ему, как и льву, полезным, ибо шакалы, как никто обладая сторожевыми качествами, оповещают своих сотрапезников о непрошенных «гостях», которыми у льва и других крупных хищников являются их сородичи, а у человека его соплеменники.

Свидетельством признания более поздними аборигенами Африки сторожевых услуг за конкретным видом шакала служит изображение ими бога Анубиса с головой зверя, крайне похожего на Canis simensis, охранявшего «Врата Царства Мёртвых», святая святых древних египтян. К тому же лишь этот вид в роду Canis, наряду с домашним псом, адекватно реагируя на тревожную ситуацию, оповещает всех настоящим собачьим лаем.

Неважно, что лай он мог перенять у павианов, обитающих в тех же стациях и также лаем оповещавших своё стадо о грозящей опасности, исходящей, в частности от леопарда или других крупных хищников, если не наоборот, те не научились этому у него. Такая вокальная мимикрия наблюдается и в других таксонах, занимавших общие стации.

Сторожевыми услугами Canis simensis и африканского подвида обыкновенного шакала, самых близких к домашней собаке видов, от кого она и унаследовала сторожевые качества, человек пользовался не менее 50 тыс. лет, вплоть до его перехода с генофондом этих гибридов на евразийский континент.

На примере обыкновенного шакала, который в отличие от обыкновенного волка активно защищает своих щенков от любых посягательств, что характерно и собаке, складывается и своя версия приручения шакалов древними людьми, где приручение щенков путём их отлова у вблизи поселившихся родителей не представляется вероятным, ибо те должны, погибнуть, когда щенкам исполнится не более двух месяцев, тогда их ещё можно поймать, но не обязательно удастся выкормить. Зато их щенки-изгои в возрасте трёх с половиной месяцев, покидая семейную стаю под натиском своих агрессивных и более сильных сибсов, могли сами находить покровительство у женской части ближайших поселений людей, что наиболее вероятно, ибо такое наблюдается и теперь со щенками собаки-парии, волка и детёнышами других высших позвоночных.

Поскольку за 50 тысячелетий из африканских синантропов мог образоваться лишь генофонд гибридов, а не настоящий домашний вид, мы условно назвали его «прасобакой».

Перейдя за человеком с Севера Африки на Юг Евразии, шакало-койото-образная «прасобака» оказалась в ареалах: евразийских подвидов обыкновенного шакала с их более узкой болотной стацией, малопригодной для жизни человека, где и африканской «прасобаке» было жить неудобно. Зато стации в ареале ещё не вымершего евразийского койото-подобного вида (Canis volgensis), теснимого подвидами волка, (Canis lupus) были пригоднее для обитания людей и их «прасобаке».

Там, где мог жить человек, его «прасобака» соприкасалась как с близким ей койотоподобным Canis volgensis, так и с южными подвидами обыкновенного волка, стации которых также были пригодны как человеку, с его «прасобакой», так и другим, кроме евразийских подвидов обыкновенного шакала, обитавших в пойменных зарослях тугаёв и колючих кустарниках предгорий Балкан и Кавказа.

Волк, занимая широкий ареал, но не заходя в стацию евразийских подвидов обыкновенного шакала и поэтому с ними не скрещивающийся, в «прасобаке» мог «находить» партнёров для гибридизации. А те, начав скрещиваться вначале с более близким им койотоподобным Canis volgensis, через посредничество его гибридов перешли к скрещиванию с мелкими южными подвидами обыкновенного волка.

Их потомки, с продвижением за человеком на Север, стали скрещиваться и с крупными подвидами волка, замещая его доминантными признаками рецессивные признаки шакалообразной «прасобаки», но сохраняя, как, в частности, в строении мозжечка, морфологическое сходство не с волком, а с шакалом и койотом [193].

Скрещивание потомков «прасобаки» с волком позволило человеку обрести таких комменсалов, которых он уже мог использовать и для совместной охоты, сделав такую возможность необходимой.

Однако тотальное «замещение» в геноме «прасобаки» генетического материала шакала, признаками волка шло вослед формированию вида домашней собаки Canis familiaris, а не впереди него.

Хотя самый наглядный признак шакала сохранился у малорослых отродий шпицев в их размерах, но этот главнейший его морфологический признак не пользуется у околонаучной кинологической общественности должным вниманием.

«Неокритиков» Дарвина, не «жалующих» симпатией, шакала и спекулирующих на малоубедительных выводах зоогенетиков о происхождении домашней собаки исключительно от волка, больше убеждает относительная достоверность этих исследований, позволяя тешиться версией о становлении домашней собаки без участия несимпатичного им зверя.

Однако фертильность шакало-псовых гибридов, получаемых естественным путём, а искусственно и шакало-волчьих, а также отсутствие настоящего волка (Canis lupus) в Африке, где очаги одомашнивания псовых рода Canis находят до выхода Homo sapiens с его «прасобакой» в Евразию, указывают лишь на состоятельность теории Дарвина о происхождения домашней собаки не столько от волка, сколько от африканских «канисов», которых волк лишь дополнил своим генетическим материалом на более поздних этапах становления Canis familiaris.

Одной из посылок к ревизии теории Дарвина о происхождении домашней собаки и пересмотру классификации Линнея, послужила вышедшая в 1950 г. работа Р. Маттея, где он привёл свои подсчёты хромосом у псовых рода Canis, насчитав у шакала (Canis aureus) 74 пары хромосом против 78, у остальных видов этого рода: койота, волка и домашней собаки, дав повод и известному зоологу В. Г. Гептнеру вернуть обыкновенного шакала из рода Canis, куда его относил Линней, в отдельный род Thos, где обыкновенный шакал «успел уже побывать», также неудачно отнесённым в него предшественниками Гептнера.

Домашнюю собаку Гептнер был вынужден посчитать не видом, а вопреки Линнею, лишь подвидом волка, ибо за 30 тыс. лет, что генетики «отвели» возрасту собаки, вид образоваться не мог. И хотя в 1952 г. Р. Маттей опубликовал опровержение своих ошибочных подсчётов, «отношение к шакалу» Владимир Георгиевич не поменял, придав больше уверенности и «неокритикам» Дарвина в их «модном» наступлении на его теорию происхождения домашней собаки.

Однако в 1971 г., изучая морфологию мозжечка у домашней собаки, койота, обыкновенного шакала и волка, Д. Аткинс [193] подверг версию происхождения собаки исключительно от волка серьёзной критике, настаивая на большей близости собаки к шакалу и койоту. И хотя современный койот, эндемик Северной Америки, не мог быть предком домашней собаки, но близкий к нему, живший в Евразии и вымерший в голоцене койотоподобный вид Canis volgensis, палеонтологи полагают, мог участвовать и в становлении вида домашней собаки.

Если придерживаться версии зоогенетики о 30 тыс. лет от начала участия волка в становлении вида домашней собаки в Евразии, то это может относиться лишь к его скрещиванию с уже сложившимся видом Canis familiaris, чей облик наиболее полно сохранил в Австралии её единственный подвид, динго (Canis familiaris dingo), на что указывают и реверсии к нему «многопородных» метисов, дающих обратным мутагенезом при размножении «в себе» так называемых, «дингоидов».

Домашняя собака, по нашей версии, неоднократно возвращаясь с человеком на их историческую родину, не могла избежать скрещиваний и со своими африканскими родоначальниками, образовав с ними гибридный вид Canis lupaster (волчий шакал), с его подвидом Canis simensis, ставшими «загадочными» видами-эндемиками Африки, у которых генетики опять находят доминирующие признаки волка, а не шакала.

По свидетельству А. Брема, волчий шакал, рыжий, как собака-пария, обладая её манерой закручивать хвост вверх, взяв от собаки-парии ряд генетических признаков волка, остался, шакалом [14, 19].

Известный зоолог А. Д. Поярков считает этот «исчезающий» вид Canis lupaster «африканским койотом». Вместе с тем только ему должно принадлежать видовое латинское название Canis aureus («золотистый пёс»), а не обыкновенному шакалу, имеющему всюду серый окрас.

Неподходящее обыкновенному шакалу название могло перейти на него по ошибке К. Линнея, не различавшего переходные формы черепов от Canis lupaster к черепам обыкновенного шакала. А поскольку Линней мог исследовать лишь шкуры этих видов, одинаково порыжевшие от консервации солью, то этим и объясняется казус в названии обыкновенного шакала «золотистым псом».

Аналогично, и черепа мексиканского волка (Canis rufus), схожие с черепами собак и койотов, указывая на «собачий след» и в образовании этого вида, так же вызывают знакомые споры о его статусе. Но и в этом, аналогичном случае, суть нашей версии остаётся той же: рыжая собака-пария, повсюду двигаясь за человеком, перейдя Берингов пролив, десятки тысяч лет назад ещё доступный для перехода по льду, образовала и на американском континенте, с легко скрещивающимся с ней «настоящим» койотом, мексиканскую (ушастую) собаку-парию и «второго рыжего вида-эндемика», теперь уже Северной Америки рыжего мексиканского волка (Canis rufus), которого, по аналогии с его африканским родичем, было бы логично называть «волчьим койотом».

А на Юге Азии собака-пария прошла с человеком и через обширный ареал красных волков рода Cuon, не скрещиваясь ни с одним из его подвидов из-за слишком далёкого с ними родства. Но до перехода с человеком в Австралию, она оставила аборигенам Новой Гвинеи своего «измельчавшего в пути», также не лающего, а «поющего» ново-гвинейского динго.

Оказавшись в Австралии через 35 тыс. лет от появления в Евразии, собака-пария была единственным домашним животным аборигенов до колонизации этого материка европейцами.

Без крупных азиатских кошек, лишивших динго лая, и без конкурентов рода Cuon, также не лающих, а щебечущих, как ткачики, эта собака-пария частично вернулась к полудикому образу жизни, образовав подвид домашней собаки Canis familiaris dingo и одичав абсолютно лишь с колонизацией материка овцеводами европейцев.

Не вытеснив крупного сумчатого волка, архаичного плотоядного эндемика Австралии, динго стал косвенной причиной его исчезновения, ибо сгубившие этого зверя в начале прошлого века яды, овцеводы применяли для истребления динго [3].

Динго, «варригал» на языке аборигенов, сохранил свой первозданный облик собаки-парии, а одичав, стал охотником на все доступные ему, виды местной фауны, включая древесных кенгуру, приобрётя в своём поведении те охотничьи качества, о которых с восхищением писали Дарвин, Брем и известный учёный-охотовед Пётр Александрович Мантейфель [19, 38, 85, 86].

Изучая гибридов динго с гончей и лайкой, Пётр Александрович отмечал в наследовании ими универсального охотничьего инстинкта и непревзойденных вязкости, выносливости и исключительной способности влезать на деревья (не хуже древесных кенгуру), присущих этой собаке-парии.

О тех динго, поступивших в Московский зоопарк в 1931 г. из Англии, С. Я. Маршак написал для детей замечательные стихи, которые художник-анималист Е. И. Чарушин сопроводил уникальными зарисовками этой собаки с натуры.

Мне, автору этих строк, посчастливилось ещё видеть динго в послевоенные годы. Потрясала его способность, прыгая с места, подниматься по стене своего помещения до потолка и, выполнив задний кульбит, сбегать с противоположной стороны.

Двух щенков динго удалось вырастить в условиях городских квартир. Оба вели себя как домашние собаки. Так же отзывались о динго любители этих собак из бывшей ГДР.

Я, автор этих строк, наблюдал поведение 10-месячной самки динго в подмосковном лесу, где в ловле июньских хрущей и в скорости бега она несопоставимо превосходила свою сверстницу, оленегонную лайку. Но, убежав в лесу от напугавшего её велосипедиста и как бы «потерявшись», она через неделю нашла путь к дому.

Отданная 11-месячной в Московский зоопарк, при встрече через 11 лет, под конец своей жизни, она вспомнила мой подзыв. Её радость от встречи со мной вызвала у меня слёзы.

В 70-х годах XX в. динго вошёл в моду в ГДР, но вскоре из-за вирусных эпизоотий, уносивших жизнь этим псам, его разведение сошло на нет.

Процветание динго, продолжавшееся в Австралии более 10 тыс. лет, 200 лет назад прервали европейские колонисты-овцеводы, став смертельными врагами этой замечательной собаки-парии [3]. Антропофобия, конвергентный признак всех высших позвоночных, развившаяся и у динго в ответ на гонение человеком, препятствует теперь его лёгкому в недавнем прошлом возвращению в домашнее состояние [38, 196]. Сейчас дикого динго от домашнего, ещё сохранившегося у аборигенов Австралии под названием «варригала» можно отличить по степени закрученности хвоста. У дикого динго он закручивается слабее.