Я наконец добираюсь до Аукционного дома и направляюсь в зал. Я никогда не был здесь раньше, но охранники повсюду. Это заставляет меня чувствовать небольшое облегчение от знания, что пока Джорджия находилась у Сэм, она, по крайней мере, была хорошо защищена.
Я иду в дальний конец зала и стою в тени, ожидая начала аукциона, сжимая кулаки, оглядывая мужчин и думая о том, кто увидит мою девочку. Я не знаю, во что она будет одета, но, судя по тому, что я слышал, это может быть буквально ничего.
Я пригрозил Саманте физическими увечьями, если она отправит ее на сцену голой, но я не удивлюсь, если она сделает это просто назло мне.
— Никогда не думал, что доживу до того дня, когда Дон Кортес посетит Аукцион Любовниц.
Я смотрю направо и вижу Лео Рамзи, прислонившегося к стене. Он так далеко от места действия, что почти в темноте.
— И все же здесь появляется затворник Рамзи. Думаю, сегодня молния ударила дважды, — я протягиваю руку, и он пожимает ее. — Я видел тебя вчера вечером за ужином. Странно, что последние два раза, когда я тебя видел, рядом была Саманта.
Мне интересно, не делаю ли я поспешных выводов, но когда вижу, как немного дергается его глаз, понимаю, что попал в точку.
— Мне просто нравится наблюдать за аукционами. Кстати, я слышал, что в первом раунде может найтись симпатичная девчушка с Юга, на которую можно будет сделать ставку.
Он попал в намеченную цель — удар пришелся прямо в мое сердце. Как бы сильно я ни хотел, чтобы она сошла со сцены, я не могу это контролировать. Однако единственное, что я могу контролировать, — то, как она уйдет отсюда.
Подойдя на шаг ближе к Рамзи, чувствую необходимость напомнить ему, с кем он разговаривает.
— Только посмотри в ее сторону…
Лео поднимает руки вверх, делая шаг назад.
— Не переживай, Дон. Я не буду ставить на нее. Я думаю, что мы с тобой смотрим на очень разных женщин.
Я слегка расслабляюсь, поправляя пиджак и пытаясь стряхнуть напряжение. И продолжаю напоминать себе, что сделка с Сэм уже заключена. Все пойдет по плану, так что я уйду отсюда вместе с Джорджией.
Свет становится ярче, а затем немного тускнеет, сигнализируя о том, что аукцион вот-вот начнется.
— Ты будешь занимать столик? — спрашиваю я Лео, желая знать, будет ли он участвовать в аукционе.
Он слегка качает головой, еще дальше отступая в тень.
— Я только наблюдаю, чтобы убедиться, что той, кто мне нужен, там не будет.
Я киваю и поворачиваюсь, уходя от него в переднюю часть зала. В его истории определенно есть что-то еще, но сейчас у меня нет времени останавливаться на этом. Я здесь для одного, и сейчас она вот-вот выйдет на сцену.
Я сажусь за столик с табличкой «Кортес» — таким образом Саманта дает понять о моем присутствии. Я оглядываю зал и вижу только небольшую группу мужчин. На мой взгляд их все равно слишком много, но я знаю, что у меня есть деньги, чтобы утроить их максимальные ставки.
Ведущий выходит и занимает свое место на подиуме сбоку от сцены.
Я чувствую, как в груди колотится сердце, и мне хочется вскочить на ноги, чтобы остановить происходящее. Но единственное, что я могу сделать, — играть по правилам, пока все это не закончится. Когда я поговорил с Сэм, то согласился принять участие в торгах и не устраивать сцен. Она сказала, что у нее был неудачный опыт на аукционе на Хэллоуин, когда кто-то перебивал свои же ставки, и ей не нужно, чтобы это повторилось.
— Давайте начнем, джентльмены. Девочки готовы, и мы начинаем с очень сладкого угощения.
Я хочу ударить ведущего по лицу за то, что он назвал так мою Джорджию. Но у меня нет времени, так как он продолжает, и занавес начинает открываться.
— Сегодня вечером я представляю вам Персик.
Занавес открывается, зажигаются софиты, и вот она стоит. Самая прекрасная штучка, которую я когда-либо видел за всю свою жизнь.
Я был в Европе и видел Сикстинскую капеллу. Я наблюдал, как над вулканом на Гавайях садится солнце. Я видел в этом мире тысячи вещей, которые считаются прекрасными, но с уверенностью могу сказать, что все они меркнут по сравнению с женщиной, стоящей передо мной.
Слава Богу, что я не стою, потому что у меня слабеют колени только оттого, что я вижу ее такой. Она похожа на невесту, облаченную в белое и ожидающую, когда придет жених и унесет ее. К счастью для Джорджии, я как раз этот мужчина.
— Мы начнем торги с двадцати миллионов долларов, — говорит ведущий, а я отрываю взгляд от красоты передо мной и пристально смотрю на него.
Двадцать миллионов? Должно быть двести миллионов. Как он может оскорблять ее такой низкой ставкой? В толпе тишина, но потом кто-то говорит:
— Двадцать миллионов! — слышу я позади себя, и мое сердцебиение учащается. Я ни за что не позволю ей ускользнуть из моих рук.
— Тридцать миллионов! — кричу я, и в комнате на мгновение воцаряется тишина.
Я вижу, как Джорджия улыбается и расправляет плечи, будто она решила, что все это игра, и собирается начать играть.
— Тридцать два миллиона! — Слышу я слева от себя, но не поворачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это.
Джорджия начинает ходить по сцене, будто участвует в конкурсе красоты, двигая своими пышными бедрами, и машет толпе.
Какого хрена? Как она смеет улыбаться этим мужчинам? Это мои улыбки! Мне все равно, фальшивые они или нет. Я не позволю ей разбрасываться ими, будто они ничто.
— Сорок миллионов! — кричу я, не заботясь о том, что почти ору свою ставку.
— Сорок пять миллионов! — кричит кто-то справа от меня, и я чуть не выскакиваю из своей кожи.
Я вижу, как Джорджия подходит к ведущему и хлопает его по плечу. После короткого разговора она забирает у него микрофон и возвращается в центр сцены.
— Приветики всем. Я просто хотела представиться. Я Персик, и я очень счастлива быть здесь. Я знаю, как приготовить лучшие булочки, которые вы когда-либо пробовали, и обещаю, что меня зовут «Сладкие сливки» не просто так.
Она проходит сквозь свет софитов, смотрит сверху вниз прямо на меня и, блядь, подмигивает.
Этого достаточно, чтобы вызвать у меня приступ ярости. Никто не узнает, какие у нее булочки, и они, черт возьми, никогда не узнают, почему я зову ее так.
— Семьдесят пять миллионов! — кричу я, вставая и опрокидывая стул, на котором сидел.
— Раз, два, продано! — быстро говорит ведущий, ударяя молотком.
Я вижу, как улыбка сползает с ее лица, когда она понимает, что аукцион окончен и больше ни у кого не будет шанса сделать на нее ставку. Я вижу момент, когда она понимает, что она моя и что она не уйдет от меня. Возможно, она недовольна тем, как это произошло, но будь я проклят, если она отправится к кому-то другому.
Поднимаясь на сцену, я смотрю туда, где она стоит, и поправляю пиджак.
— Убирайся со сцены, Сладкие сливки. Ты моя.