— Мне нужна запись того, как она покидает отель. Потом я хочу, чтобы ты отследил ее. По всему этому чертовому городу установлены камеры. Мне все равно, как ты получишь отснятый материал, просто сделай это. Проси об одолжениях, мне, блядь, все равно, — рычу я и завершаю разговор, бросая телефон на стол.
— Чертов идиот, — ругаю я себя. Я должен был догадаться. Я подошел слишком близко и спугнул ее. Я должен был выставить людей снаружи, готовых последовать за ней, если она попытается ускользнуть от меня, но я был слишком увлечен ей, чтобы думать об этом. Я также был уверен, что, если бы она попыталась выскользнуть из постели, я бы почувствовал это. Наверное, недостаток сна, наконец, сказался на мне. Я держал ее в своих объятиях, погружаясь в лучший сон в своей жизни, только чтобы проснуться и осознать совершенную мной серьезную ошибку.
Теперь я даже не могу отследить ее телефон. Эта чертова штуковина выключена, и она не заходила в магазин за новым. Насколько я знаю, ее и след простыл. Прыгнула в автобус или, может быть, улетела из города. Но я найду ее. С теми деньгами, что есть у меня, я могу делать все, что угодно. Я истрачу каждый свой цент, чтобы найти ее.
Она была более совершенной, чем я когда-либо мог себе представить. Держать ее в своих руках, когда она таяла для меня… Раньше я думал, что одержим, но теперь, возможно, сойду с ума, если не найду ее. До нее я думал, что у меня было все, чего я когда-либо хотел. Я надрывал задницу, чтобы добраться туда, где был, и теперь думаю, что сделал все это для нее.
У меня есть все, что мне когда-либо понадобится, чтобы жить с ней. Я мог бы посвятить все свое время тому, чтобы быть с ней. Иметь собственную семью — это было то, чего я, как мне казалось, не хотел. Теперь я не могу выбросить этот образ из головы, и с каждой проходящей секундой он ускользает у меня сквозь пальцы.
Я отработал свое. Все эти двадцатичасовые рабочие дни, сомнительные сделки и общение с людьми, которых я терпеть не мог, привели меня к тому, что я мог отойти от дел. Я мог оставить управляющих. Компания должна быть в состоянии функционировать самостоятельно, но в конце концов не имеет значения, работает она или нет. Как эта соблазнительная маленькая штучка проскользнула внутрь меня так глубоко?
Я перевожу взгляд на дверь моего кабинета, когда с напряженным выражением лица входит моя помощница. Скорее всего это потому, что я кричал с тех пор, как вошел в офис.
— Не сейчас, — говорю я ей, не заботясь о том, что, по ее мнению, я должен делать. Я бы уволил эту женщину за то, как часто она переступает черту, но иногда я думаю, что именно поэтому я так хорошо ей плачу. Она хороша в том, чтобы делать всякое дерьмо. На самом деле, ее сводит с ума, если что-то остается незаконченным или что-то немного неидеально.
— Извините, сэр, но звонила Саманта, и она сказала, что это срочно.
— Не сейчас, — повторяю я. Я не хочу знать, что после прошлой ночи задумала эта женщина. Вероятно, у нее есть список любовниц, которыми, по ее мнению, я мог бы заинтересоваться после того, как она увидела мою Джорджию. Думает, что наконец-то поняла мой вкус. Она не знает, что у меня есть вкус только к одной женщине, вкус, который я хотел бы еще раз ощутить во рту.
— Я знаю, но она сказала, что Вы можете так ответить. Затем несколько минут назад начальник ее службы безопасности доставил это. — Джен поднимает мобильный телефон, и я сразу же узнаю чехол. Я вскакиваю со стула и оказываюсь перед ней, выхватив его у нее из рук, прежде чем она успевает моргнуть.
Джорджия всегда выбрасывает свой телефон, заменяя его той же моделью, но постоянно пользуется розовым чехлом, украшенным драгоценными камнями.
Я не трачу время на то, чтобы включить его и посмотреть, чтобы не разочаровываться. С него все стерто.
И тогда он звонит.
— Вон, — говорю я Джен, которая быстро выходит.
— Персик, — я слышу тоску в своем голосе. Не знаю, почему думаю, что это она. Она не стала бы звонить на свой собственный телефон. Ревность охватывает меня при мысли, что это может быть другой мужчина.
— Ты звучишь так, будто кто-то украл твоего щенка.
При звуке голоса Сэм кровь приливает к моим ушам. Это может означать только одно.
— Я не тот, с кем ты хочешь связываться, Саманта. Ты умная женщина. Не говори мне, что я все неправильно понял. Я редко это делаю, — я не могу поверить, что она была настолько глупа, чтобы перейти мне дорогу. Никто, перешедший мне дорогу, не остается в этом городе. Сэм, может, и могущественная, но я знаю много секретов здешних людей. Я могу превратить ее жизнь в ад.
— Разве так нужно разговаривать с кем-то, у кого есть то, что тебе дороже всего? — Она говорит это словно мать, ругающая своего ребенка.
Я делаю глубокий вдох, сдерживая то, что хочу сказать. Я хочу сказать Сэм, что позабочусь о том, чтобы она больше никогда не работала в этом городе. Я не валяю дурака, когда люди связываются с тем, что принадлежит мне, а Джорджия, безусловно, принадлежит мне. Она принадлежала мне с того момента, как я впервые ее увидел. Имея такое отношение, я сделал себе имя, но я также помню, что Сэм заботится о прибыли. Зачем начинать битвы за то, что легко можно решить с помощью денег?
— Продана, Сэм. Какую бы цену ты ни пыталась за нее получить, я удвою ее.
— О, Дон, на мой взгляд, это было слишком просто, — Сэм звучит скучающе, будто я лишил ее всего удовольствия. Я сдерживаю рычание. Она думает, что это игра, и что я не собираюсь взрываться.
— Извини, что испортил твой гребаный парад.
Сэм смеется в трубку.
— Ты забыл сказать мне, что ты должен мне услугу.
— Должен тебе гребаную услугу? Сэм, ты в одном шаге от…
— Я собираюсь прервать тебя прямо сейчас, потому что не хочу, чтобы ты сказал что-то, что не сможешь исправить. Я спасла твою задницу, Дон. Эта девчонка была за гребаной дверью и была бы на железнодорожной станции, если бы не я. Я остановила ее и поймала. Пожалуйста, черт возьми.
— Я бы нашел ее, — я почти рычу эти слова. — Я не собираюсь благодарить за то, что ты хочешь продать ее с аукциона.
— А почему нет? Я только что убедилась, что у тебя есть с ней тридцать дней. Если ты не сможешь уговорить ее остаться после этого… — слова затихают, и я почти вижу, как она пожимает плечами, когда мужчины раздражают ее или она даже не беспокоится о чем-то.
— С ней все в порядке? — наконец спрашиваю я. Мне нужно знать. Это сводит меня с ума, но, если я и знаю что-то о Сэм — она никогда не позволит, чтобы с ее девочками что-то случилось. Я стискиваю зубы при мысли, что теперь она одна из девочек Сэм.
— Она любит убегать. Я сразу распознала это, — она звучит немного грустно.
Я ненавижу то, что она убежала от меня. Я хочу, чтобы она бежала ко мне, но она едва меня знает. У нее, вероятно, есть дерьмовый список мужчин, через дерьмо которых она прошла. Должно ли это быть моей проблемой? Да. Другие могут думать, что не нужно перекладывать свои проблемы на других людей, но я хочу, чтобы она отдала мне свои. Я хочу помочь ей справиться с этим. Показать ей, что я могу сделать это для нее. Что я сделал бы это для нее. Если бы она только позволила мне.
— Я солгала ей, Дон. Сказала то, что мне было нужно, чтобы заставить ее пойти со мной. Я не люблю врать своим девочкам, Дон. Мне нужна моя услуга.
Я никогда в жизни не видел, чтобы кто-то собрал столько одолжений. Я понятия не имел, что она со всеми ними делала. Я даже не уверен, пользовалась ли она ими или просто любила собирать. Находясь в мире мужчин, уверен, приятно иметь что-то на всех них.
— Отлично. Я должен тебе услугу, но ты сделаешь кое-что для меня.
— Вот как? — я слышу в ее голосе улыбку. Она знает, что победила.
У меня есть свой маленький план. После того, как я доберусь до своей девочки, больше не будет никаких побегов. Я позабочусь о том, чтобы больше никогда не было возможности покинуть меня. Или, по крайней мере, я сделаю это чертовски невозможным.
Я сажусь в свое кресло и откидываюсь на спинку.
— Вот как все будет.